Крестовый поход машин
Кевин Дж. Андерсон

Брайан Герберт


Легенды Дюны #2


Это – «ДЮНА».

САМАЯ ПРОСЛАВЛЕННАЯ САГА ЗА ВСЮ ИСТОРИЮ МИРОВОЙ ФАНТАСТИКИ.

Вы читали сериал «Дюна»? Конечно!

Но – хотите вы знать ПРЕДЫСТОРИЮ саги о Дюне? Хотите знать, С ЧЕГО НАЧАЛАСЬ история многовековой вражды Великих Домов Атрейдес и Харконнен?

Тогда – НЕ ПРОПУСТИТЕ!!!

Перед вами – увлекательная книга, написанная сыном Фрэнка Герберта, талантливым писателем Брайаном Гербертом, в соавторстве с Кевином Андерсоном, автором популярных во всем мире новеллизаций «Секретных материалов» и «Звездных войн».

Вы хотите снова оказаться в мире «Дюны»?

Прочтите. НЕ ПОЖАЛЕЕТЕ!


Брайан Герберт, Кевин Андерсон

Крестовый поход машин

(Легенды Дюны – 2)


Пенни и Рону Меррит, верным спутникам в блужданиях по вселенной Дюны, – с любовью и признательностью за помощь в сохранении наследия Фрэнка Герберта.


Пролог


Историки не могут прийти к единому мнению о посланиях, содержащихся в сохранившихся обломках давнего прошлого.

Углубляясь в историю – такие древние, хаотичные времена, – видишь, как расплываются факты, а свидетельства становятся все более и более противоречивыми. Бескрайний океан времени и подверженная ошибкам ненадежная память преломляют действительность, превращая живых героев в архетипы; битвы приобретают великую значимость, какой они не имели на поле сражения. Трудно примирить правду и вымысел.

Как первый официальный историк и летописец Джихада должен я составить по мере моих сил этот отчет, опираясь на устные предания и фрагментарные документы, чудом сохранившиеся в течение сотен веков. Что больше соответствует действительности – такая тщательно документированная история, как моя, или собрание мифов и народных сказаний?

Я, Ноам Старший, должен писать честно, пусть даже это навлечет на мою голову гнев моих повелителей. Внимательно читайте эту историю, начиная с «Манифеста протеста» Рендика Толу-Фара, документа, конфискованного полицией Джихада:

«Мы устали от борьбы и сражений – устали смертельно! Миллиарды и миллиарды людей уже принесены в жертву этому походу против мыслящих машин. В это число входят не только одетые в военную форму солдаты Джихада и его наемники, но и мирные колонисты и люди-рабы Синхронизированных Миров. Никто не потрудился посчитать число уничтоженных врагов.

Всемогущий компьютерный разум, Омниус, правил многими планетами на протяжении тысячелетия, но только двадцать четыре года назад убийство невинного ребенка жрицы Серены Батлер всколыхнуло человечество и привело ко всеобщему восстанию. Серена использовала эту трагедию, чтобы зажечь яростью Лигу Благородных, что спровоцировало нападение Армады и атомную бомбардировку Земли.

Да, это был удар по Омниусу, но в результате погибли все живые существа на этой планете, а колыбель человечества была превращена на многие будущие столетия в радиоактивное кладбище. Какая ужасающая цена! – и это была не победа, не конец, но лишь первый акт в этой долгой войне.

Более двух десятилетий шла ожесточенная священная война Серены против мыслящих машин. На наши удары по Синхронизированным Мирам роботы отвечали набегами на колонии Лиги. Итак повторялось снова и снова.

Жрица Серена кажется искренней и самоотверженной женщиной, и мне хотелось бы верить в ее чистоту и святость. Она посвятила многие годы изучению доступных сочинений и доктрин древних человеческих философов. Ни один человек не проводил столько времени в беседах с Квиной, когитором, живущей в Городе Интроспекции. Страстность Серены очевидна, а ее убеждения и вера выше всяких упреков, но знает ли она, что творят ее именем?

Серена Батлер – это всего лишь знаковая фигура, и за ней стоит ее ближайший политический сподвижник Иблис Гинджо. Он величает себя «Великим Патриархом Джихада» и возглавляет Совет Джихада, чрезвычайного руководящего органа, который правит вне рамок, установленных Парламентом Лиги. И мы это позволяем!

Я видел, как Великий Патриарх – бывший бригадир рабов на Земле – своими харизматическими ораторскими приемами превращал трагедию Серены в оружие. Неужели все слепы и не видят, что он наращивает свою политическую власть? Зачем бы иначе он женился на Коми Боро, чей род восходит к последнему слабому правителю Старой Империи, царствовавшему тысячу лет назад? Не женятся просто по любви на последней живой наследнице последнего императора/

Чтобы выявлять среди людей предателей и тайных вредителей, Иблис Гинджо создал полицию Джихада, джипол. Подумайте о тех тысячах людей, арестованных за последние годы, – могли ли все они быть предателями, работавшими на машины, как заявляет джипол? Не в том ли дело, что все арестованные были политическими противниками Великого патриарха?

Я не говорю о строевых командирах, храбрых солдатах и даже наемниках, ибо все они сражаются за Джихад, не жалея сил и жизни. Люди всех свободных планет полны решимости уничтожить форпосты машин и прекратить мародерство роботов. Но как можем мы даже надеяться на полную победу? Машины без труда строят новых бойцов… и всегда возвращаются.

Мы истощены бесконечной войной. Можем ли мы питать надежду на мир? Есть ли возможность договориться с Омниусом? Мыслящие машины не знают усталости. И никогда ничего не забывают».


177 ГОД ДО ГИЛЬДИИ

25 год Джихада


Слабость мыслящих машин заключается в том, что они действительно верят всей поступающей к ним информации и реагируют соответственно этому.

Вориан Атрейдес. Четвертый опрос в командовании Лиги после выполнения задания


Примеро Вориан Атрейдес, командир группы баллист, кружившей по орбите вокруг изрезанной каньонами планеты, внимательно изучал выстроенные против него силы роботов: гладкие серебристые машины, похожие на хищных рыб. Эффектный и притом функциональный дизайн придавал им грацию остро отточенного клинка.

Численное превосходство чудовищ Омниуса над силами людей было десятикратным, но корабли Джихада защищены были перекрывающимися слоями Поля Хольцмана, и огонь машин не наносил им вреда, а сами машины не могли пробиться к поверхности IV Анбус.

Огневой мощи защитников не хватало даже на то, чтобы отогнать машины от планеты, не говоря уже о том, чтобы их уничтожить, но воины Джихада продолжали борьбу. Люди и машины столкнулись над планетой, и ни одна сторона не могла взять верх.

За последние семь лет Омниус со своим воинством одержал множество побед, покорил маленькие захолустные колонии и основал форпосты, с которых на планеты людей накатывались жестокие и беспощадные волны атакующих машин. И вот теперь армия Джихада поклялась любой ценой защищать несоюзные планеты от мыслящих машин – хотят того их обитатели или нет.

А внизу, на планете, товарищ Вориана примеро Ксавьер Харконнен вел очередное дипломатическое наступление на дзеншиитских. старейшин, вождей примитивной буддисламской секты. В успехе этих переговоров Вориан сильно сомневался: Ксавьер вообще не отличался гибкостью, и хорошим переговорщиком его можно было назвать с очень большой натяжкой. Для него главным было – помнить долг и свято придерживаться целей своей миссии.

К тому же Ксавьер испытывал антипатию к этим людям… и они не могли этого не понимать.

Мыслящие машины хотят захватить IV Анбус. Долг армии Джихада – не дать им этого сделать. Раз эти дзеншииты прячутся от галактического конфликта и не хотят помочь храбрым солдатам, сражающимся за свободу рода человеческого, то нечего с ними считаться. Однажды Вориан в шутку сравнил Ксавьера с машиной за такой черно-белый взгляд на мир. Ксавьер в ответ с ледяным видом нахмурил брови.

Если верить сообщениям с планеты, религиозные лидеры дзеншиитов оказались не менее упрямыми, чем примеро Харконнен. Обе стороны не желали сдавать ни пяди своих позиций.

Вориан не осуждал командный стиль своего друга, хотя этот стиль разительно отличался от его собственного. У выросшего среди мыслящих машин Вориана, который должен был стать их доверенным лицом, теперь кружилась голова от обретенной свободы. Он наслаждался «человечностью» во всех ее проявлениях, окунувшись в нее с головой. Он чувствовал себя абсолютно раскрепощенным, занимаясь спортом, играя в азартные игры, пересмеиваясь с другими офицерами. Все это так отличалось от того, чему учил его Агамемнон…

Вориан знал: боевые корабли роботов не уйдут, если им не доказать статистически, что у них нет шансов на победу. Все последние недели он разрабатывал сложный план, как пробить оборону флота Омниуса, но этот план еще не был готов. Хотя оставалось недолго.

Это великое стояние на орбите было абсолютно не похоже на военные игры, которыми Вориан с товарищами развлекались в патрулях Джихада, или на военные задачи, которые ставили они друг другу с роботом Севратом в долгих странствиях по межзвездным просторам. В теперешнем тупике ничего веселого не было.

Вориан уже заранее знал, что будет дальше.

Скоро корабли роботов стаей пираний бросятся в атаку с обратной стороны орбиты. Вориан, гордо стоящий на мостике в отутюженной темно-зеленой форме с алой выпушкой – цвета Джихада, символизирующие жизнь и пролитую за нее кровь, – отдаст всем кораблям приказ активировать защитное поле Хольцмана и следить, чтобы оно не перегревалось.

Боевые корабли роботов были удручающе предсказуемыми, и люди Вориана часто заключали пари на точное число выстрелов, которые произведет враг.

Вориан смотрел, как перестраиваются корабли по его приказу. Приемный брат Ксавьера Вергиль Тантор, капитан передовой баллисты, вывел ее на позицию. Вергиль служил в армии Джихада уже семнадцать лет, и Ксавьер внимательно следил за его карьерой.

За последнюю неделю ничего не изменилось, и бойцы теряли терпение, в который раз видя приближающегося противника, но не в силах ничего сделать, кроме как выпячивать грудь и распускать перья в боевой стойке подобно экзотическим птицам.

– Эти машины могли бы уже чему-нибудь научиться, – ворчал Вергиль по линии связи. – Они что, надеются, что мы все-таки ошибемся?

– Они просто испытывают нас на прочность, Вергиль. – Вориан старался избегать официального тона и передачи распоряжений по команде – это напоминало ему жесткие порядки, заведенные у машин.

Еще в начале дня, когда траектории двух флотов на короткое время пересеклись, корабли роботов дали ракетный залп, разбившийся о непроницаемое поле Хольцмана. Вориан даже глазом не моргнул, наблюдая за бесплодной пальбой противника. На несколько секунд вражеская эскадра превратилась в хаотический рой, потом выстроилась в цепь и полетела дальше.

– Сколько всего? – спросил Вориан.

– Двадцать восемь выстрелов, примеро, – доложил один из вахтенных офицеров.

Вориан кивнул. Выстрелов всегда было от двадцати до тридцати, хотя сам он на этот раз думал, что их будет двадцать два. Офицеры кораблей обменялись поздравлениями выигравших и добродушными жалобами не угадавших на одну-две ракеты, потом Вориан распорядился об организации расплаты. Вахты передавались от победителей к побежденным, а роскошные продовольственные пайки гуляли между кораблями.

Это уже происходило почти тридцать раз, но теперь Вориан припас для машин сюрприз.

Флот Джихада соблюдал строй не менее дисциплинированно, чем машины.

– Началось, – обратился Вориан к экипажу мостика. – Приготовиться к бою. Поля включить на полную мощность. Вы знаете, что делать. Мы это уже давно отработали.

От мощной жужжащей вибрации, сотрясшей палубу, по коже побежали мурашки. Огромные генераторы, соединенные с двигателями, начали окружать корабли многослойной силовой защитой. Все командиры тщательно следили за перегревом полей, фатальным изъяном этого оружия, о котором – по крайней мере пока – машины не подозревали.

Вориан отыскал глазами передовую баллисту, несущуюся впереди по орбите.

– Вергиль, ты готов?

– Давно готов, сэр. Пора начинать!

Вориан связался с подрывниками, которыми командовал наемник с Гиназа Зон Норет.

– Господин Норет, полагаю, что вы расставили все наши… мышеловки?

. Сигнал вернулся.

– Каждая точно на своем месте, примере. Я разослал по кораблям точные координаты каждой, чтобы они сами не напоролись. Вопрос в том, заметят ли их машины?

– Им не до этого будет, я уж постараюсь! – вклинился в разговор Вергиль.

Корабли машин приближались, угрожающе увеличиваясь в размерах. Мыслящие машины не знали эстетики, но в результате точных расчетов и эффективных технологий возникали корабли совершенных обводов с безупречно гладкими корпусами, ощетинившимися оружием.

Вориан улыбнулся:

– Вперед!

И навстречу летящей рыбьим косяком зловещей стае Омниуса вдруг рванулась с внезапным ускорением баллиста Вергиля, запуская ракеты с помощью новой системы «мерцающего огня». Эта система отключала носовые защитные поля всего на миллисекунду, четко координируя отключение с пуском снарядов.

Мощные ракеты обрушились на ближайший корабль машинного флота, а Вергиль резко сменил курс и пробился сквозь скопление вражеских кораблей, как бешеный салусанский бык.

Вориан отдал приказ рассредоточиться, чтобы не мешать передовой баллисте.

Машины, пытаясь реагировать на неожиданную ситуацию, только и могли, что открыть огонь по кораблям Джихада, защищенным полями Хольцмана.

Вергиль снова направил вперед свою баллисту и приказал, опустошая пороховой погреб, открыть ураганный огонь по противнику. Снаряд за снарядом детонировал об обшивку кораблей роботов, причиняя им значительные повреждения, но не уничтожая их окончательно. Линии связи звенели возбужденными голосами.

Однако атака Вергиля была лишь отвлекающим маневром. Основная масса вражеских кораблей, продолжая следовать по своей орбите, шла прямо на космическое минное поле, заложенное командой наемника Зона Норета.

Огромной мощности контактные мины скрывала оболочка, почти невидимая для сенсоров. Обнаружить такие мины еще можно было бы тщательной разведкой и внимательным сканированием, но яростная и неожиданная атака Вергиля отвлекла внимание машин.

Два передовых крейсера машин взорвались, напоровшись на заложенные мины. Мощная детонация, как бумагу, рвала корпуса кораблей и кожухи двигателей. Сбившись с курса, пораженные корабли вспыхнули пламенем, один из них напоролся еще на одну мину.

Не успев понять, что произошло, на невидимые мины налетели еще три корабля роботов, но остальные тут же перестроились и, не обращая больше внимания на Вергиля, рассредоточились и включили сенсоры на поиск мин, убирая их очередями точных выстрелов.

– Вергиль, отходите! – передал Вориан по линии связи. – Остальным баллистам – перегруппироваться. Хватит, поразвлекались.

Удовлетворенно вздохнув, Вориан откинулся на спинку стула.

– Пошлите четыре разведчика-кинжала, чтобы уточнить потери противника.

Вориан включил отдельную линию связи, и на экране появилось лицо гиназского наемника Зона Норета.

– Норет, вы и ваши люди будете награждены медалями.

Когда наемники не занимались установкой мин и другими тайными операциями, они носили красно-золотые мундиры, ими самими придуманные. Золото означало приличные деньги, которые они получали, а красный цвет – пролитую за эти деньги кровь.

Позади минного поля потрепанная боевая группа Омниуса продолжала свой патрульный полет, не задерживаясь, словно акулы, несущиеся по морю в поисках пищи. Многочисленные группы роботов уже выползли из кораблей и, как вши, ползали по корпусам, ремонтируя повреждения.

– Похоже, нам не удалось даже пощипать их как следует, – разочарованно проговорил Вергиль, когда его баллиста вернулась в строй. И тут же добавил: – Но они не смогли пока отобрать у нас IV Анбус.

– Что да, то да. Мы и так сдали им слишком много планет за последние годы. Настало время переломить ход войны.

Вориан никак не мог понять, почему силы роботов так долго выжидают, не обостряя именно этот конфликт. Это не было похоже на их обычную тактику. Будучи сыном титана Агамемнона, он – больше чем кто-либо из воинов Джихада – понимал, как мыслят роботы, как работает их механический разум. Это было очень подозрительно.

Может быть, это я сам стал слишком предсказуемым? И роботы хотят убедить меня, что не изменят тактику?

Нахмурившись, он включил связь с передовой баллистой.

– Вергиль? Мне все это очень не нравится. Рассредоточь разведывательные корабли – пусть осмотрят и нанесут на карту ландшафт. Кажется, машины что-то задумали.

Вергиль не усомнился в интуиции командира.

– Мы внимательно осмотрим планету, примеро. Если они там хоть камешек перевернули, мы это обнаружим.

– Подозреваю, что не только. Они пытаются хитрить – своим, предсказуемым способом.

Вориан взглянул на хронометр, понимая, что до следующего столкновения в его распоряжении есть несколько часов. Ему было неспокойно.

– Останешься за меня, Вергиль. Я спущусь на планету, посмотрю, чего добился твой брат в переговорах с нашими дзеншиитскими друзьями.


Чтобы понять, что будет значить для тебя победа, надо сначала определить, кто твои враги… и кто союзники.

Примеро Ксавьер Харконнен. Лекции по стратегии


После исхода буддисламских сект из Лиги Благородных, случившегося много столетий назад, центром дзеншиитской цивилизации стала планета IV Анбус. Сердцем этой независимой и обособленной секты был главный город планеты Дарите. Чужестранцы старались не иметь с ней дела – планета была бедна ресурсами и населена воинственными религиозными фанатиками.

Массивы суши IV Анбус пестрели обширными мелкими морями – и пресноводными, и сильно солеными. Приливы, вызванные лунами на низких орбитах, исполинскими швабрами прокатывались по ландшафту, унося почвенный слой по расщелинам каньонов, вымывая в песчанике пещеры и террасы. Под прикрытием огромных скальных навесов дзеншииты и строили свои города.

Между морями текли реки, подгоняемые приливными силами. Обитатели планеты достигли исключительных успехов в математике, астрономии и строительной механике, научились предсказывать разрушительные наводнения и бороться с ними. Из ила текущих по каньонам мутных рек добывались минеральные богатства. Почвы в низовьях рек отличались исключительным плодородием, и крестьяне собирали богатые урожаи, подгадывая вовремя с посевом и жатвой.

В Даритсе дзеншииты построили гигантскую плотину, перегородив узкое горло каньонов в красных скалах, – дерзкий поступок, демонстрация, что вера и мастерство могут остановить даже мощный ход реки. Перед плотиной образовалось огромное водохранилище, заполненное темно-синей водой. Дзеншиитские рыбаки плавали по этому искусственному озеру на утлых лодочках и ловили большими сетями рыбу в дополнение к злакам и овощам, произраставшим на заливных равнинах.

Плотина Даритса была не просто стеной: ее украшали исполинские статуи, высеченные в скале талантливыми и верующими скульпторами. Два монолитных каменных близнеца высотой в сотни метров символизировали Будду и Мохаммеда, черты скульптурных лиц которых заметно стерло время, легенды и представления идеалистического почитания.

Правоверные установили в теле плотины электрические турбины, вращавшиеся силой водяного потока. Вместе с многочисленными плитами солнечных батарей электростанция Даритса давала достаточно энергии для снабжения всей планеты IV Анбус – не очень, впрочем, большой по сравнению со многими другими известными планетами: ее население составляло всего семьдесят девять миллионов человек. Однако инфраструктура линий связи и энергетической сети превосходила по развитости инфраструктуры других планет, где нашли убежище буддисламские изгнанники.

Именно эта инфраструктура и послужила приманкой, ради которой мыслящие машины решили завладеть IV Анбус. Приложив минимум усилий, Омниус смог бы превратить этот мир в плацдарм для широкомасштабного наступления на планеты Лиги.

Джихад Серены Батлер продолжался с полной силой уже больше двадцати лет. За двадцать три года, прошедших после ядерного разрушения Земли, военное счастье много раз сопутствовало и изменяло каждой из противоборствующих сторон.

Но семь лет назад мыслящие машины начали атаковать несоюзные планеты, бывшие легкой добычей по сравнению с лучше защищенными и более густонаселенными планетами Лиги. Рассеянные по поверхности уязвимых, беззащитных несоюзных планет торговцы, шахтеры, крестьяне и буддисламские беженцы не могли собрать достаточные силы для противостояния Омниусу. Только за последние три года жертвами мыслящих машин пали уже пять несоюзных планет.

Совет Джихада, расположившийся на Салуса Секундус, долго не мог понять, зачем Омниусу понадобились эти совершенно бесполезные планеты; но потом Вориан подметил закономерность. Следуя расчетам и проектам всемирного компьютерного разума, мыслящие машины, словно сетью, окружали миры Лиги, подбираясь все ближе и ближе, готовясь нанести решающий удар по ее столице.

Вскоре после этого Вориан Атрейдес – не без поддержки Ксавьера – потребовал, чтобы Джихад направил войска на защиту несоюзных планет, и массированный неожиданный контрудар Джихада принес свои плоды – Тиндалл был отвоеван у машин. Это была блестящая победа.

Поначалу Ксавьер был полон оптимизма. Армия Джихада прибыла к IV Анбус вовремя благодаря предупреждению тлулаксийского работорговца Рекура Вана. Этот торговец живым товаром с командой своих головорезов совершил налет на планету и захватил много дзеншиитов для невольничьих рынков Замбара и Поритрина. На обратном пути работорговец наткнулся на разведывательный патруль машин, проводивших рекогносцировку IV Анбус. Роботы всегда тщательно готовили свои наступления. Рекур Ван поспешил на Салусу Секундус и сообщил страшную весть Совету Джихада.

Для отражения опасности Великий Патриарх Иблис Гинджо распорядился организовать эту торопливую, но весьма эффективную военную операцию. «Мы не вправе допустить, чтобы еще один мир пал жертвой демонических мыслящих машин, – с пафосом возглашал он на церемонии проводов экспедиции под восторженный рев толпы, размахивавшей оранжевыми цветами. – Мы уже потеряли Эллрам, Колонию Перидот, Беллос и многие другие. Но у IV Анбус армия Джихада встанет насмерть!»

Ксавьер недооценил численность армады, посланной Омниусом к этой отдаленной планете, и хотя силам Джихада удалось расстроить его планы, не получилось самое главное – отбросить роботов прочь.

В перерыве переговоров Ксавьер в душе клял дзеншиитов на чем свет стоит. Те самые люди, которым он собирался помочь, не проявляли к борьбе никакого интереса и отклоняли саму возможность своего вмешательства в конфликт с мыслящими машинами.

Город на красных скалах каньона хранил реликвии и древние рукописи дзеншиитского толкования буддислама. Под сводами пещер мудрецы сберегли оригиналы рукописных «Сутр Корана» и пять раз в день возносили молитвы, услышав клич с минаретов, воздвигнутых на краю каньона. Из Даритса старейшины рассылали по всей планете комментарии к священным книгам, чтобы правоверные не заблудились в эзотерических дебрях.

Ксавьер Харконнен едва сдерживал свое дурное настроение. Он был военным, то есть привык руководить сражениями и боями, отдавать приказания своим солдатам, зная, что они будут беспрекословно выполнены. И понятия не имел, что делать с этими твердолобыми пацифистами, которые – трудно в это поверить – просто отказывались его слушать.

На родине, на планетах Лиги, тоже нарастало недовольство Джихадом, множились протесты. Люди устали от двадцатилетнего кровопролития, не принесшего никаких видимых успехов. Бывали случаи, когда недовольные выходили на демонстрации к гробнице Маниона Невинного с плакатами «Мир любой ценой!».

Да, этих людей Ксавьер мог понять – они устали, они отчаялись, ежедневно теряя своих любимых и близких, убитых мыслящими машинами. Но эти забытые богом буддисламисты, не пошевелившие и пальцем ради сопротивления, являли собой разительный пример безумного, крайнего непротивления.

Цель машин была ясна, и Омниус, естественно, не станет считаться с тем, чего хотят и чего не хотят какие-то религиозные фанатики. Ксавьер должен – обязан во имя Джихада – выполнить свою миссию, но для этого необходимо добиться хотя бы минимального согласия с местными обитателями. Он даже не предполагал, как трудно будет заставить этих людей оценить, чем рискует ради них армия Джихада.


Старейшины дзеншиитов, шаркая ногами, вернулись в зал переговоров, где находились древние культовые предметы, блиставшие золотом и драгоценными каменьями.

Как и прежде, старейшина и религиозный лидер Ренгалид смотрел на Ксавьера каменным взглядом, выражавшим непреклонный отказ. Бритая голова старца блестела от масла какого-то экзотического растения, подстриженные брови были искусно подкрашены. Подбородок скрывала окладистая седая борода, которую старец носил с нескрываемой гордостью. Светлые серо-зеленые глаза резким контрастом смотрелись на загорелом дочерна лице. Зловещий боевой флот мыслящих машин навис над планетой, поражала огневой мощью армия Джихада – но этот человек оставался бесстрастен и бесстрашен. Будто в упор их не видел.

Ксавьер заговорил первым – ему стоило усилия сохранить спокойный тон.

– Мы хотим защитить вашу планету, старейшина Ренгалид. Если бы нас здесь не было, если бы наши корабли не отражали ежедневно натиск машин, то и вы сами, и весь ваш народ давно стали бы рабами Омниуса.

Ксавьер сидел неподвижно, выпрямив спину, на жесткой деревянной скамье напротив предводителя дзеншиитов. Ренгалид ни разу не предложил ему перекусить, хотя Харконнен был уверен, что сам он ел, когда солдаты уходили из зала.

– Рабами? Если вы так сильно озабочены нашим благополучием, примеро Харконнен, то где же были ваши корабли и вы сами несколько месяцев назад, когда тлулаксийский работорговец похищал из наших сел молодых здоровых мужчин и способных к деторождению женщин?

Ксавьер постарался не проявить раздражения. Карьера дипломата никогда его не манила – слишком нетерпелив он был для нее. Он служил делу Джихада верой и правдой, отдавая ему все свои силы. Алая форма символизировала пролитую человечеством кровь, а его невинное дитя Манион – малышу едва исполнилось одиннадцать месяцев – стал первым из новых мучеников.

– Старейшина, что вы сами сделали для того, чтобы защитить свой народ от набега работорговца? Я ничего не знал об этом инциденте до вашего рассказа и не могу ничего поделать с тем, что случилось в прошлом. Я могу лишь гарантировать вам, что жизнь под гнетом мыслящих машин окажется хуже.

– Так вы говорите, но это не опровергает лицемерия вашего собственного общества. Почему мы должны считать, что слово одного рабовладельца честнее слова другого рабовладельца?

Ноздри Ксавьера раздулись от едва сдерживаемого гнева. На что я трачу время?

– Если вы уж так хотите поговорить о старых обидах, то вспомните, что отказ вашего народа с самого начала участвовать в борьбе уже стоил свободы миллиардам людей и обошелся в миллионы смертей. Очень и очень многие полагают, что вы в большом долгу перед человечеством.

– Нам одинаково чужды обе стороны в этом конфликте, – резко парировал седобородый. – Мой народ не примет участия в вашей бесцельной кровавой войне.

Удержавшись от столь же резкого ответа, Ксавьер произнес:

– Тем не менее вы попали между двух огней, и выбирать вам придется – хотя и против воли.

– Чем тираны-люди лучше тиранов-роботов? Я знаю одно: это не наша война и никогда не была нашей.

Рабочие внутри даритской дамбы открыли ворота шлюза и из ладоней двух колоссов – Мохаммеда и Будды – полились две мощные струи прозрачной чистейшей воды. Привлеченный этим внезапным шумом, Ксавьер поднял голову и увидел примеро Вориана Атрейдеса, который безмятежно шагал по вымощенной дороге от своего шаттла, приземлившегося на площадке старого примитивного космопорта. Улыбающийся темноволосый человек приблизился, и Ксавьер не мог в который раз не удивиться – это был все тот же юный, мужественный и стройный Вориан Атрейдес, каким был он после своего бегства с Земли много лет назад.

– Ты можешь умасливать их как хочешь, Ксавьер, но дзеншииты говорят на другом языке – не только в лингвистическом смысле.

Даритский старейшина с негодованием заявил:

– Ваша безбожная цивилизация всегда преследовала нас. Мы не желаем видеть у себя солдат Джихада – тем более в Даритсе, нашем священном городе.

Ксавьер поднял глаза и посмотрел в лицо Ренгалиду.

– Должен – для вашего сведения – сообщить вам, старейшина, что я не позволю мыслящим машинам овладеть этой планетой – не важно, будете вы нам помогать или нет. Падение IV Анбус еще на одну ступень приблизит машин к сердцу Лиги.

– Это наша планета, примеро Харконнен. И вам здесь не место.

Ксавьер побагровел:

– Тем более не место здесь машинам!

Вориана начала забавлять эта сцена. Он взял Ксавьера за локоть.

– Вижу, ты изобрел новый вид дипломатии.

– Я никогда не говорил, что я дипломат.

Улыбаясь, Вориан согласно кивнул.

– Если бы эти люди просто взяли и встали по стойке «смирно», услышав твой приказ, то все было бы гораздо проще?

– Я не оставлю эту планету, Вориан.

Из аппарата связи послышался треск, а потом раздался взволнованный голос Вергиля Тантора:

– Примеро Атрейдес, ваши подозрения оправдались! Наши сканеры засекли секретный лагерь мыслящих машин на плато. Кажется, это передовой плацдарм – там масса строительных машин, тяжелого вооружения и боевых роботов.

– Отличная работа, Вергиль, – отозвался Вориан. – Начинается главная потеха.

Ксавьер обернулся и бросил взгляд на погруженного в себя Ренгалида. Старец не желал больше видеть солдат Джихада.

– Здесь мы закончили, Вориан. Возвращаемся на флагман. Сейчас у нас будет масса дел.


Единственного будущего не существует. Для человечества всегда существует множество вариантов будущего, и они реализуются в зависимости от событий, с виду совершенно случайных.

Хроники муадру


Зимия поражала воображение – этот город был вершиной культуры свободного человечества. Обсаженные деревьями бульвары, словно лучи, отходили от величественного комплекса правительственных зданий и огромной мемориальной площади. По площади в разных направлениях беспрерывно деловым торопливым шагом куда-то шли мужчины в костюмах-двойках и дамы в расшитых платьях.

Иблис Гинджо, хмурясь, спешил по этому огромному пространству, направляясь к величественному Дому Парламента. Громада здания создавала иллюзию надежности, внушала веру в незыблемость хода вещей.

Но нет на свете ничего вечного. Ничто не вечно и ничто не надежно.

Его работой было вдохновлять людей, побуждать их к действию, убеждая, что злокозненные машины могут в любое время напасть на любую планету и что есть и среди людей подлые шпионы, втайне сохранившие верность Омниусу, и эти негодяи есть даже здесь, в самом сердце Лиги.

Временами Иблис преувеличивал опасность, но исключительно ради успеха борьбы.

Иблис – широкоплечий сильный мужчина с квадратным открытым лицом – был одет в просторный черный блейзер, украшенный золотым шитьем и сверкающими браслетами. Отстав на несколько шагов, за ним следовали несколько полицейских Джихада – агентов джипола, – всегда готовых молниеносно применить свое смертоносное оружие. Поблизости всегда могли затаиться изменники или наемные убийцы, служащие машинам.

Двадцать лет назад Иблис даровал себе титул «Великого Патриарха Джихада Серены Батлер», и толпа бешено приветствовала своего вождя, стоило ему появиться на публике. Он произносил речи, сплачивал людей, учил их, как думать и как поступать. Подобно Вориану Атрейдесу, Иблис некогда был доверенным человеком машин на Земле. Теперь он стал оратором и государственным деятелем высшего ранга – королем, политиком, религиозным лидером и верховным главнокомандующим, – окутанным во всех своих ипостасях одним харизматическим покрывалом. Он сам, без посторонней помощи проторил свой путь, беспрецедентную дорогу, приведшую его в элиту человеческого сообщества. Он знал историю и ясно видел в ней свое место.

Когда он, поднявшись по широким ступеням подъезда, вступил в высокое, украшенное огромными фресками фойе, в толпе парламентариев и чиновников воцарилась мертвая тишина. Иблис любил смотреть, как начинают люди мяться в его присутствии, краснеть и заикаться от смешанного чувства благоговения и страха.

Перед украшенной нишей – гробницей убиенного сына Серены Батлер Маниона – Иблис остановился с должным смиренным почтением. Манион, которого скульптор изваял в виде ангела, стоял, раскинув руки, готовый принять в дар охапки оранжево-красных ноготков, горевших, словно маленькое скопление сверхновых. Ноготок давно стали называть «цветком Маниона».

Зал был полон. Все места были заняты аристократами или планетными представителями. Именитые гости находились даже в проходах, усевшись на недавно изобретенные портативные кресла-подвески, которые могли парить в любом доступном месте.

Впереди всего собрания сидел монах в оранжево-желтом одеянии, не спускавший глаз с тяжелой прозрачной емкости, внутри которой, в поддерживающей жизнь голубоватой электрожидкости, находился живой человеческий мозг. Стоило ему взглянуть на почитаемого когитора, как Иблис испытал головокружительную радость воспоминаний о мозге древнего философа по имени Экло, поделившегося своими знаниями с Иблисом, бывшим тогда на Земле всего лишь надзирателем рабов. Да, какими горячими, полными надежд и возможностей были те незабываемые дни…

Этот же когитор, мозг женщины-философа по имени Квина, не слишком охотно делился с Иблисом, не хотел давать советы. Но несмотря на это, Иблис часто приезжал в Город Интроспекции, чтобы просто посидеть у емкости с мозгом Квины в надежде чему-нибудь научиться. В своей жизни он видел только двух когиторов, но замечательные органические мыслящие единицы не переставали до глубины души впечатлять его. Они настолько превосходили Омниуса, были настолько изящны и так человечны, несмотря на свои очевидные физические ограничения.

Заседание парламента уже продолжалось несколько часов, но до появления Иблиса на нем не могло происходить ничего важного. Так было устроено заранее. Незаметные союзники Иблиса среди Представителей Лиги блокировали работу парламента бюрократическими процедурами и многословными обсуждениями ничего не значащих мелочей, чтобы тем эффектнее выглядел Иблис Гинджо, сразу решающий все проблемы.

На трибуне стоял представитель Хагала Хостен Фру и бубнил что-то невразумительное по поводу ничтожной коммерческой проблемы – спора между корпорацией «Вен-Ки» и правительством Поритрина в связи с патентами и правами на продажу плавающих светильников, начавших входить в моду.

– Исходная концепция основана на работах помощницы саванта Тио Хольцмана, но «Вен-Ки» торгует новой технологией без всякой компенсации Поритрину, – гудел с трибуны Хостен Фру. – Я предлагаю создать комитет, чтобы разобраться в существе дела и вынести решение…

Иблис мысленно улыбался. Ага, и ничего этот комитет не сможет решить. Хостен Фру казался абсолютно некомпетентным политиком, блокировавшим работу Лиги высосанными из пальца проблемами и выставлявшим правительство в неприглядном свете – таким же бессильным, как Старая Империя. Но никто даже не подозревал, что представитель Хагала был всего лишь тайным агентом Иблиса. И эта марионетка превосходно делала свое дело: чем более очевидной становилась некомпетентность правительства, чем больше показывала Ассамблея Лиги свою неспособность решать даже простые вопросы, особенно в критических ситуациях, тем больше дел делегировалось на рассмотрении Совета Джихада – органа, полностью подконтрольного Иблису Гинджо.

Излучая несокрушимую уверенность в себе, Иблис торжественно вступил в зал заседаний. Как приближенный самой Серены Батлер, он являлся полномочным представителем всего человечества в Священном Джихаде против мыслящих машин.

После беспощадного атомного разрушения Земли прошло десять бурных лет. Старый Манион Батлер ушел с поста вице-короля Лиги, попросив, чтобы на это место была назначена его дочь Серена. Она была избрана под шумное одобрение собравшихся, но настояла на том, чтобы ее называли лишь «временной вице-королевой» до окончания войны. Иблис был в полном восторге. Постепенно он втерся в доверие к Серене и стал ее ближайшим советником. Он писал для нее речи, разжигая истерию крестового похода против машин.

Высоко подняв голову, он прошествовал по устланному толстым ковром проходу и подошел к трибуне. Проекторы показали увеличенное лицо Иблиса на экранах по обе стороны зала. Хостен Фру, немедленно проявив должную почтительность, замолчал и, низко поклонившись, сошел с трибуны.

– Я с радостью отдаю оставшееся в моем распоряжении время выступления нашему Великому Патриарху.

Иблис взошел на сцену, пересек ее и, сложив на груди руки, формально поблагодарил Хагальского представителя, спешно покинувшего, сцену, за любезность. Прежде чем Иблис успел собраться с мыслями, из зала раздался протестующий голос:

– Я требую соблюдения порядка!

По голосу Иблис тотчас узнал женщину – Муньозу Чен, докучливую представительницу отдаленной планеты Лиги – Пинкнона.

Иблис обернулся к ней, с трудом сохранив на лице маску терпения. Тем временем представитель Пинкнона, встав, заговорила:

– Я сегодня уже ставила вопрос о дополнительных полномочиях, переданных от парламента Совету Джихада без соответствующей процедуры. Обсуждение было отложено до того момента, когда на заседании Ассамблеи появится авторитетный член Совета. – Чен сложила руки на маленькой груди. – Я полагаю, что Великий Патриарх Гинджо уполномочен выступать от лица Совета.

Иблис холодно улыбнулся женщине.

– Я не для этого пришел сегодня в Ассамблею, мадам Чен.

Но эта несносная женщина и не думала садиться.

– На повестке дня незаконченное дело. Официальный протокол требует решить его, прежде чем переходить к следующему вопросу.

Иблис умел улавливать нетерпение толпы и использовать его к своей выгоде. Они пришли слушать его, а не следить за утомительной дискуссией о несущественных протокольных проблемах.

– Вы сами даете сейчас наглядный урок, объясняя, зачем был образован Совет Джихада: чтобы принимать быстрые и неотложные решения, не увязая в бюрократической трясине.

По залу прокатился одобрительный ропот. Улыбка Иблиса потеплела.

В течение первых тринадцати лет объявленного Сереной Батлер Джихада Парламент Лиги изо всех сил старался решать экстренные вопросы военного времени с помощью той же неуклюжей государственной системы, что действовала в течение предыдущих столетий неустойчивого мира. Вышло так, что пока политики торговались, взвешивая «за» и «против», целые протектораты исчезали под натиском машин, не дождавшись спасательных экспедиций. После катастроф, постигших Эллрам и Колонию Перидот, возмущенная Серена Батлер обратилась к парламенту с пламенной речью. Она выразила свое негодование и (что было еще хуже) разочарование тем, что парламентарии ставят свои личные амбиции выше необходимости борьбы с реальным врагом.

Стоявший тогда рядом с ней Иблис немедленно перехватил инициативу и предложил создать Совет Джихада, который бы взял на себя оперативное решение всех вопросов, непосредственно связанных с Джихадом, оставив в ведении парламента менее неотложные торговые, общественные и внутренние дела, которые можно было обсуждать в ходе неторопливых парламентских дебатов и слушаний. Военные вопросы надо было решать быстро, не отвлекаясь на мелочи, и тут тысячеголосый парламент мог служить только досадной помехой.

Во всяком случае, Иблис сумел убедить в этом парламентариев. Его предложение прошло подавляющим большинством голосов.

Но даже теперь, десятилетие спустя, старые политические методы продолжали тормозить прогресс. Одобрительный ропот ласкал слух, и Иблис снова посмотрел на представительницу Пинкнона взглядом, исполненным многострадального терпения.

– И в чем же заключается ваш вопрос?

Муньоза Чен, казалось, не замечала поднявшегося в зале шума.

– Ваш Совет продолжает находить все новые и новые функции, подпадающие под его юрисдикцию. Изначально ваша работа ограничивалась надзором за армией Джихада в вопросах проведения военных операций и за деятельностью джипола. Теперь Совет занимается беженцами, распределяет финансирование и припасы, вводит новые пошлины и налоги. Когда кончится эта тревожная экспансия и движение к авторитаризму?

Иблис про себя решил, не откладывая, поручить командующему полицейскими силами Йореку Турру тайно покопаться в биографии этой женщины. Может быть, придется даже найти «свидетеля», который выступите неопровержимыми доказательствами «сговора» Чен с мыслящими машинами. Турр такие вещи хорошо умел. А может, она, как это ни прискорбно, скончается от какой-то не обнаруженной ранее болезни.

Иблис принялся невозмутимо отвечать:

– Оказание помощи выжившему мирному населению и беженцам из зоны военных действий – очень важная часть мандата Совета, как и подготовка военно-полевых хирургов, распределение медикаментов и продовольствия. Когда мы всего лишь год назад отвоевали Тиндалл у машин, Совет Джихада немедленно приступил к гуманитарным операциям. Введением экстренных законов о налогах на роскошь на благополучных планетах мы смогли дать этим нечастным людям кров, лекарства, надежду. Если бы мы оставили все это на усмотрение Парламента Лиги, мадам Чен, то вы бы до сих пор обсуждали этот вопрос на своих открытых заседаниях. – Он обвел взглядом подиум, а потом, словно подумав, добавил: – Я не слышал ни одной жалобы от населения Тиндалла.

– Но расширение Советом пределов своей компетенции без соответствующего голосования…

Иблис нетерпеливо хмыкнул.

– Мы с вами можем часами обсуждать эти проблемы, но за тем ли собрались здесь представители планет, чтобы слушать наш спор?

Он воздел руки в вопрошающем жесте, и зал ответил шумными возгласами. Естественно, многие из этих выкриков исходили от его людей в зале, но часть прозвучала вполне спонтанно.

– Кстати, сегодня я явился на заседание, чтобы поделиться с представителями некоторыми знаниями, открытыми недавно в древних писаниях Муадру.

В крепких руках Иблиса появилась важная часть истории – древняя каменная плита, покрытая вырезанными на ней знаками и зажатая между двумя защитными пластинами прозрачного плаза. Иблис установил камень на подиуме.

– Фрагмент этого рунического камня был поднят на поверхность земли на одной из заброшенных планет около двух столетий назад, но оставался непереведенным. До сегодняшнего дня.

Заинтригованная аудитория смолкла. Муньоза Чен, на которую перестали обращать внимание, нерешительно потопталась, а потом неловко прошла на свое место, забыв даже официально снять свой вопрос.

– Эти письмена были написаны давно умершим пророком на языке, известном под названием муадру, и навеки высечены в твердом камне. Эти слова, пришедшие к нам из далекого прошлого, были, как полагают, написаны на Земле, матери человечества. – Иблис повернул голову и посмотрел на одетого в желтую накидку монаха, сидевшего возле емкости с древним живым мозгом. – Когитор Квина, которая оказала неоценимую помощь в переводе этих архаичных рунических символов, помогла мне понять их смысл. Квина, не откажете ли вы и теперь в своем руководстве?

Монах нерешительно встал и пронес украшенную емкость к золотому столу на возвышении. Иблис почувствовал священный трепет, оказавшись рядом с этим выдающимся умом. Одетый в желтую накидку монах застыл в ожидании.

Чувствуя прилив сил и уверенности от близости Квины, Иблис провел кончиком пальца по строчкам рун. Люди в зале продолжали хранить полную тишину, с головой погрузившись в то, что начал читать Иблис, отчетливо произнося странные щелкающие согласные и распевные слоги. Странные звуки гулко отдавались под сводами величественного зала, оказывая магическое действие на собрание.

Когда Иблис делал паузы, служитель когитора прижимал ладонь к выпуклой стенке емкости и медленно опускал палец в голубоватую жидкость. Пользуясь этой связью, монах переводил слова муадру отчужденным нездешним голосом, звучавшим как эхо давно прошедших тысячелетий.

Рунический камень, говорил монах, поврежден в каком-то древнем катаклизме, поверхность его обожжена, на ней остались трещины и выбоины. В некоторых фразах недостает слов, но остальные, уцелевшие части, повествуют о страшной древней войне, в которой множество людей нашли мученическую ужасную смерть. Наконец, монах произнес: «Как сказал древний пророк: пройдет тысячелетие бедствий, прежде чем наш народ отыщет дорогу в рай».

Дождавшись этого момента, Иблис вспыхнул ослепительной улыбкой и воскликнул:

– Разве вам не ясно? Свободное человечество в течение целого тысячелетия было вынуждено влачить существование в рабстве у кимеков и их хозяев – машин. Разве вы не видите? Время наших бедствий окончено – если только мы сами захотим этого.

Голубоватая электрожидкость вспучилась, и монах передал собранию слова Квины:

– Плита с рунами не содержит всего пророчества. Оно неполное.

Но Иблис продолжал настаивать на своем:

– Мы всегда должны смело смотреть в лицо как опасностям, так и обещаниям неизведанного. Одна из наших боевых групп отправилась на IV Анбус, чтобы отразить последнее нашествие машин – но и этого недостаточно. Мы, свободные люди, должны действовать энергично и захватить все Синхронизированные Миры, чтобы освободить порабощенное роботами человечество. Только на этом пути закончатся наши несчастья и беды, как утверждается в руническом пророчестве. Как и было предсказано, миновала тысяча лет. Теперь должны мы встать на путь, ведущий в рай, и смести с дороги мыслящие машины. Я призываю к увеличению сил Джихада, к строительству дополнительных боевых кораблей и призыву преданных солдат, чтобы возобновить атаку на Омниуса.

Жидкость в емкости забурлила с новой силой.

– Это еще миллионы мертвецов, – перевел монах.

– И миллионы новых героев! – Иблис повысил голос, лицо его горело. – Как говорит мудрая Квина, этот фрагмент – единственное, что у нас есть. Итак, как подобает людям, мы должны избрать наилучшую интерпретацию пророчества. Хватит ли у нас мужества заплатить цену, достаточную для исполнения предсказания?

Резко, не дожидаясь, когда Квина выскажет еще одно возражение, Великий Патриарх поблагодарил когитора и ее служителя. Иблис искренне почитал женщину-философа, но, к великому его сожалению, Квина слишком много времени посвятила изучению противоречивых и исключающих друг друга философских систем и размышлений, оторвавшись от всякого понимания реальностей Джихада.

У Иблиса же была вполне конкретная практическая цель. Его охваченной восторгом аудитории не было никакого дела до философских тонкостей.

Голос Великого Патриарха загремел под сводами зала, меняя в нужных местах свою тональность:

– Наша победа оплачивается человеческой кровью. Маленький сын Серены Батлер уже заплатил эту цену, как и миллионы доблестных солдат Джихада. Конечная победа не только стоит таких жертв, она прямо их требует. Мы не смеем даже думать о поражении. Само наше существование зависит от победы.

Люди в зале согласно склонили головы. Иблис запечатлел на лице сдержанную улыбку удовлетворения. Хотя монах, сидевший возле емкости, хранил молчание, Великий Патриарх чувствовал, что даже Квина не может не поддерживать его. Никто не мог противостоять его словам, его убежденности, его страсти. В глазах Иблиса сверкнули слезы признательности, скупые слезы, но они ясно показывали, насколько близки сердцу Иблиса Гинджо беды человечества.


Можно сравнить этот новый Джихад с процессом редактирования. Мы вычеркиваем то, что уничтожает нас как людей.

Когитор Квина Архивы Города Интроспекции


Невинное дитя в своей чистоте и целомудренности безмятежно вкушало вечный мир в безупречной формы хрустальном гробу. Словно искра, заключенная в стеклянном колпаке, Манион Батлер был отчужден от всего, что творилось в мире его именем. И сама Серена – вместе со своим мертвым сыном стала затворницей Города Интроспекции.

Как и много раз за прошедшие годы, она с видом одновременно блаженным и суровым преклонила колени на каменной плите перед гробницей. Преданные Серене люди уже давно перестали предлагать добровольной затворнице поставить скамейку, на которой можно было бы удобно сидеть и молиться за ребенка. И вот уже на протяжении двадцати четырех лет Серена, смиренно стоя на коленях перед хрустальным саркофагом, предается своим мыслям, воспоминаниям и кошмарам.

Манион, лежащий в гробу, выглядит таким безмятежным, таким защищенным. Милое личико ребенка было изуродовано, а хрупкие косточки сломаны, когда чудовищный Эразм сбросил его с балкона, но Иблис Гинджо позаботился о том, чтобы косметологи восстановили прежний облик дитяти. Сын лежал в гробу таким, каким Серена хотела его помнить. Да, верный Иблис сделал все, что было возможно, ничего не упустив.

Будь Манион жив, он сейчас превратился бы в молодого взрослого аристократа; он мог бы уже жениться и иметь своих детей. Глядя на прекрасное личико ребенка, она думала о том, чего бы он достиг, если бы не мыслящие машины, носители зла.

Но вместо этого невинное дитя породило Джихад, полыхнувший по звездным системам, пылающую человеческую революцию на Синхронизированных Мирах, безумно дерзкую атаку против кораблей роботов и всех инкарнаций Омниуса. Миллиарды людей уже приняли смерть в этой священной войне. Должно быть, и Эразм был уничтожен во время атомной бомбардировки. Но компьютерный всемирный разум сохранил свою власть над остальными мирами, и люди не имели права ослаблять бдительность.

Боль утраты не проходила с годами. Душа Серены была потрясена гибелью сына. Медитация на его могиле успокаивала и давала силы продолжать дело руководства Джихадом. Эта могила, где покоилось тело Маниона, служила местом поклонения только для Серены и немногих избранных, преданных ей ближайших соратников.

На Салусе Секундус и других планетах Лиги были устроены другие святилища и мемориалы. Некоторые из них были убраны живописными изображениями или снимками обожествленного младенца, принесенного в жертву агнца, хотя ни один из художников никогда не видел ребенка при жизни. В некоторых святилищах находились фрагменты одежды и даже микроскопические пробы клеток Маниона. Хотя Серена сомневалась в аутентичности таких святилищ, она не просила ликвидировать их. Вера и преданность людей куда важнее совершенной точности.

После того как армия Джихада не смогла сбросить власть машин на планете Бела Тегез и когда мыслящие роботы атаковали Салусу Секундус – и были отброшены прочь, – Иблис убедил Серену не распылять свои силы и не подвергать себя риску ради такой бессмысленной политической деятельности, как утверждение торговых соглашений и ничего не значащих законов. Теперь Серена появлялась на публике только по исключительно важным поводам. Иблис твердил, что человечество утратит волю к борьбе, если его не будет вдохновлять Серена Батлер. И теперь Серена произносила пламенные речи, и люди шли жертвовать своими жизнями за правое дело, за нее.

Однако, несмотря на все предосторожности, предпринятые Иблисом, когда Серена отправилась спустя год после принятия сана временного вице-короля выступать в парламент, на ее жизнь было организовано покушение. Неудачливый заговорщик был убит, и начальник джипола Йорек Турр раскрыл необычную машинную технологию, скрытую за внешностью нападавшего. Впервые Лига столкнулась лицом к лицу с реальностью существования шпионов Омниуса – людей-изменников, – проникших на планеты Лиги.

На фоне всеобщего волнения мало кто мог представить себе что способно толкнуть человеческое существо на добровольное служение мыслящим машинам, не знающим морали. Однако Иблис обратился к огромной толпе, собравшейся на мемориальной площади в Зимин, со словами:

– Я лично видел рабов, воспитанных в Синхронизированном Мире, – не секрет, что и мы с примеро Ворианом Атрейдесом подверглись промывке мозгов и служили Омниусу. Другие, охваченные жадностью и эгоизмом, соблазнялись привлекательным вознаграждением – обещанием тела неокимека, получением в собственность рабов и даже целых планет. Мы должны всегда помнить об этом и быть бдительными.

Именно опасаясь шпионов мыслящих машин, живущих среди людей на всех планетах, Иблис сформировал джипол – бдительную стражу, которая контролировала и отслеживала все происходившее на планетах в поисках признаков подозрительного поведения.

После попытки покушения Серена поспешно удалилась в Город Интроспекции, где с целью обеспечения большей безопасности жила в еще более строгой изоляции, чем раньше.

Старое здание было выстроено несколько веков назад. В основу идеи его строительства легли споры вокруг буддислама, закончившиеся изгнанием дзенсуннитских и дзеншиитских рабов – до исхода на несоюзные планеты, отсутствующие на звездных картах, эти рабы оставили на Салусе Секундус сотни лета каторжного своего труда. Теперь же последователи различным расколотых вероучений приезжали сюда изучать древние писания, религиозные учения и философские трактаты. Ученые анализировали все формы солидных, освященных веками учений от таинственных рунических надписей муадру, разбросанных по многим планетам Вселенной, включая необитаемые, до смутных! навахристианских преданий Поритрина и Чусука, хайку дзенхекиганы на планете III Дельта-Павонис и альтернативных толкований Сутр Корана в дзенсуннитских и дзеншиитских сектах. Вариации этих учений были так же многочисленны и разное образны, как человеческие сообщества, разбросанные по бесчисленным планетам…

Серена услышала тихий хруст гравия под ногами подходившего человека. Она оглянулась и увидела мать. Настоятельницу сопровождали три молодые женщины с горящими глазами, одетые в белые накидки с алой каймой, словно края их окунули в кровь. Стражницы были высоки и мускулисты и хранили на липах выражение каменного спокойствия. Головы их были покрыты уборами из тонкой кольчужного плетения сетки. У каждой из них над левой бровью была нарисована эмблема Джихада.

Четырнадцать лет назад, когда начальник джипола впервые раскрыл тайный заговор сторонников Омниуса против Серены, Иблис учредил особую женскую гвардию для защиты жрицы Джихада. Серафимы Серены были похожи на амазонок и девственных весталок одновременно. Этих женщин, которые должны были удовлетворять все нужды Серены, лично отбирал и назначал сам Великий Патриарх.

Ливия Батлер шла быстро, немного опередив трех ангелов-хранителей. Серена поднялась с колен, отошла от гробницы и, подчиняясь формальному этикету, поцеловала пожилую женщину в щеку.

Снежно-белые волосы Ливии были коротко острижены, одета она была в длинное кремовое платье простого покроя. На лице навсегда запечатлелись следы трагедий и переживаний. После смерти брата Серены Фредо их мать удалилась из имения Батлер, ища уединения и Божьей мудрости. Долгое время пробыв супругой бывшего вице-короля, эта достойная женщина до сих пор проявляла живейший интерес к политике и текущим событиям. Ее больше интересовали фактические следствия Джихада, а не эзотерические и моральные вопросы, которые были главными для когитора Квины.

Сейчас лицо пожилой женщины выражало глубокую озабоченность.

– Я только сейчас прослушала речь Великого Патриарха, Серена. Ты знаешь, что он снова бросает в бой армию Джихада, начиная еще более кровопролитные операции?

Ливия через плечо оглянулась на трех ангелов-хранителей, застывших, словно статуи, вблизи каменной плиты перед гробницей. Серена жестом велела им отойти. Они подчинились, но не покинули пределов гробницы, оставаясь в пределах слышимости. Серена хорошо знала двух ангелов, но третья была новенькой, только что окончившей курс сурового обучения.

Серена ответила на вопрос матери давно усвоенными и хорошо всем знакомыми словами:

– Жертвы необходимы для достижения полной нашей победы, мама. Мой Джихад пылал два десятка лет, но недостаточно ярко. Такое неустойчивое равновесие не может длиться вечно, и потому нам надо удвоить усилия.

Губы Ливии сложились в тонкую линию – правда, она не выразила сильного неодобрения.

– Я слышала, как Великий Патриарх приводил те же доводы, практически теми же словами.

– А почему нет? – Лавандовые глаза Серены сверкнули. – У Иблиса цели те же, что и у меня. Я – жрица Джихада; политические игры, борьба за власть – это все меня не касается. Что ты ставишь под сомнение: мои суждения или мою преданность делу свободного человечества?

Ливия ответила, не повышая голоса:

– Никто не сомневается в твоих мотивах, Серена. Твое сердце чисто, но безжалостно.

– Машины сами убили мою способность к любви. Робот Эразм ее у меня отнял. Навсегда.

Лицо Ливии опечалилось; она подошла к дочери и обняла ее. Плечи Серафимы напряглись, руки их скользнули под одежду, где было спрятано оружие. Мать и дочь будто этого и не заметили.

– Дитя мое, человеческая любовь – это неисчерпаемый источник. Не важно, сколько раз приходится ее тратить, не важно, крадут ли ее или отнимают, но она всегда может вырасти вновь, как прекрасный цветок из луковицы, и наполнить твое опустевшее сердце.

Серена, склонив голову, продолжала слушать утешающие слова матери.

– Завтра день рождения Окты. Ее и… Фредо. Я тоже потеряла сына, Серена, поэтому я знаю, что чувствуешь ты. Конечно, твой брат погиб совсем по-другому, – поспешила добавить Ливия.

– Да, мама, и ты после этого удалилась в Город Интроспекции. Ты должна понимать меня лучше других.

– Я и понимаю, но я не позволила своему сердцу превратиться в камень, я не позволила умереть переполнявшей меня любви. Я предана твоему отцу, Окте, тебе. Пойдем со мной, ты увидишь, как подросли ее дочери. У тебя же есть две племянницы.

– Ксавьера не будет?

Ливия нахмурилась.

– Он воюет с машинами на IV Анбус. Ты забыла, что сама послала его туда?

Серена рассеянно кивнула.

– Он уехал так давно. Думаю, он очень хотел бы приехать на праздник к Окте. – Она подняла голову. – Но дело Джихада должно быть выше всех наших личных дел. Мы сделали свой выбор, и мы до сих пор живы только благодаря этому.

Не скрывая печали, Ливия ответила:

– Не упрекай его за женитьбу на твоей сестре. Нельзя все время жалеть о том, что произошло. Этого уже нельзя изменить.

– Конечно, я хотела бы, чтобы все произошло по-другому, но может быть, чтобы побудить к действию род человеческий, было необходимо мое страдание. Иначе мы никогда не оглянулись бы в гневе и не сбросили оковы мыслящих машин. – Она покачала головой. – Я больше не ревную Ксавьера к Окте и не упрекаю его. Да, я когда-то любила его, он стал отцом Маниона, но тогда я была еще девчонкой. Глупой и мечтательной. В свете последующих событий все теперь кажется такой… мелочью.

Ливия укоризненно произнесла:

– Любовь никогда не бывает мелочью, Серена, если даже ты не хочешь этого признать.

Голос Серены стал необычайно тихим – совсем не тот сильный и страстный голос, каким она обращалась с призывами к огромным толпам.

– Боюсь, мама, что ране в моей душе мало будет одной жизни, чтобы затянуться.

Ливия взяла дочь под руку, чтобы увести ее:

– И все же, дочь моя, только эта жизнь тебе отпущена.

Внезапно Серена заметила резкое движение – что-то белое там, где стояли три серафима. Одна из охранниц, выкрикнув что-то, бросилась на новенькую, которая с головокружительной скоростью метнулась к Серене. В руке ее серебристо блеснул длинный кинжал.

Мать, резко прижавшись к Серене всем телом, сшибла ее наземь. Падая, Серена услышала шелест материи и клокочущий звук, увидела струю густеющей на лету крови и почти одновременно ощутила сильный толчок. Ливия упала сверху, прикрыв дочь своим телом.

Третья девушка-серафим бросилась к бегущей новенькой, схватила предательницу за золотую сетку и резко запрокинула ее голову назад. Раздался сухой треск сломанного позвоночника. Хотя мать все еще лежала на Серене, закрывая ее своим телом, она все же успела рассмотреть, что на накидке одной из тел охранительниц расплывается алое пятно, как на таблице Popшаха, и это было отнюдь не пурпурное украшение белой одежды. Геройски отличившаяся девушка, единственная из трех оставшаяся в живых, отдышавшись, произнесла с трудом:

– Угроза нейтрализована, Жрица.

Охранница перевела дух и взяла себя в руки. Лицо ее снова стало бесстрастной маской.

Дрожа всем телом, Ливия встала на ноги и помогла дочери подняться. Серена была поражена, увидев, что две ее охранницы лежат мертвые: самоотверженная защитница с перерезанным горлом и другая – со сломанной шеей. Предательница.

– Она из наемных убийц? – спросила Серена, глядя на женщину, лежащую с вывернутой под неестественным углом шеей.

– Как она проникла на курсы стражниц? – спросила Ливия.

Уцелевшая девушка-серафим сказала:

– Жрица, мы должны укрыть вас в безопасном месте, в здании. Может быть, готовится еще одно покушение на вашу жизнь.

Уже прозвучал сигнал тревоги, вокруг появилось множество девушек-телохранителей в белой форме. Они тщательно прочесывали окрестность, выискивая угрозу. Серена почувствовала, что у нее подгибаются ставшие ватными колени. Вместе с матерью она в поисках убежища поспешила к ближайшему большому зданию.

Она глянула на молодую женщину в белой накидке, спасшую ей жизнь. Золотая сетка сползла с волос в пылу борьбы; стали видны короткие светлые волосы.

– Нирием? Тебя так зовут?

– Да, Жрица. – Девушка поправила капюшон.

– С этого момента я назначают тебя начальником моей охраны. Пусть Великий Патриарх направит сюда лучшего офицера джипола для проведения расследования, – приказала Серена, едва отдышавшись от быстрого бега.

– Слушаюсь, Жрица.

Случай серьезный; Иблис будет вынужден заняться им лично. Может быть, он заменит весь состав охраны… за исключением Нирием. Расследование Серена решила полностью доверить Иблису. Пока еще ей трудно было даже поверить, что такое могло произойти.

Ливия повела дочь под надежные своды главного здания святилища, старинного замка с сохранившимися куполами и башнями.

– Ты всегда знала об этой угрозе, дочь. Машины вездесущи.

Глаза Серены были сухи, лицо бесстрастно, когда она ответила:

– И они никогда не перестанут плести заговоры против нас.


Срока человеческой жизни не всегда хватает на то, чтобы достигнуть величия. Чтобы обойти эту трудность, некоторые из нас вырвали для себя более длительный срок.

Генерал Агамемнон. Воспоминания


Злейшие враги человечества собрались на Коррине, главном из Синхронизированных Миров, – кимеки, роботы и сам Омниус – всемирный компьютерный разум.

К этому времени в живых остались только четверо из прежних двадцати титанов. Тысячу лет назад, из страха смерти, эти тираны поместили свой мозг в бронированные цилиндры, чтобы их мышление, сознание и души стали вечными. Но на протяжении долгих и бурных столетий они все же время от времени погибали либо от несчастных случаев, либо их намеренно убивали. Во время последних восстаний погибли Барбаросса и Аякс.

Генерал Агамемнон, вождь титанов, возвратил человечеству этот долг сполна, в тысячекратном размере, убив неисчислимое множество людей. Он давил их и оставлял гнить под открытым небом или громоздил кучи тел, сжигая их потом смертоносными лучами. Его подруга и возлюбленная Юнона помогала готовить ужасающие планы возмездия.

Очень много есть способов убивать людишек.

Кимек Данте, лишенный амбиций, но талантливый бюрократ, служил общему делу в меру своих сил – он был незаметен, но и незаменим. Трус Ксеркс, по вине которого Омниус когда-то сумел вырвать власть из рук тиранов, все еще глупо полагал, что сможет вернуть себе былое уважение.

Титаны прибыли на Коррин в четырех специально сконструированных кораблях. Рычаги манипуляторов корабля Агамемнона извлекли из гнезда емкость с его мозгом и переместили ее в специальное ходильное устройство. Проводящие стержни соединили мозг с механическими двигательными системами, и Агамемнон несколько раз согнул и разогнул паучьи конечности, прежде чем выйти из корабля под кроваво-красное небо зловещей планеты. Юнона, Данте и Ксеркс вылезли из своих кораблей и последовали за своим вождем к роскошной вилле Эразма, в точности похожей на виллу, которую сровняла с землей Армада Лиги во время нападения на Землю.

Эразм воображал себя культурным созданием, чтящим былую славу человечества. Свое грандиозное поместье он построил по образу и подобию чудесно украшенных исторических дворцов, хотя местность и ландшафт Коррина требовали некоторых модификаций, включая устройство диффузионных приспособлений, чтобы люди-рабы не отравились потоками ядовитых грунтовых газов.

Изначально Коррин представлял собой мертвую, насквозь промерзшую каменистую планету, но когда солнце этой системы вступило в стадию красного гиганта, оно сожгло внутренние планеты, ближайшие к звезде, и согрело Коррин, где начали таять льды. В те времена Старая Империя еще сохранила способность к вспышкам гения и не утратила амбиций. Отважные пионеры преобразовали Коррин, засадив его травами и деревьями и заселив его фауной и колонистами.

Но этой колонии не удалось просуществовать даже тот короткий срок, что отпущен красным гигантам. Теперь под красными небесами правили машины, а мрачное око раздувшегося солнца равнодушно взирало на грязные загоны для рабов.

Кимеки прошествовали на виллу через ворота из специально обработанного металла, дуги и петли которого сплетались в красивый причудливый узор. Пышные вьющиеся растения, местами взрывающиеся ярко-алыми цветами, покрывали стены и открытые решетчатые потолки. Воздух наверняка был тяжелым от цветочных ароматов. Агамемнон порадовался, что не принял ходячую форму, обладающую всеми органами чувств. Меньше всего ему сейчас надо было нюхать цветочки.

Эразм, блистая искусственной улыбкой на лице из текучего металла, вышел навстречу высоким гостям во внутренний двор. Независимый робот был одет в фатоватый костюм, отороченный плюшем – в подражание одежде древних земных королей.

– Добро пожаловать, коллеги. Мне стоило бы предложить вам перекусить, но подозреваю, что это был бы пустой жест в отношении машин с человеческим мозгом:

– Мы приехали сюда не на праздничный вечер, – ответил Агамемнон. Ксеркс же, напротив, всегда жалел о том, что не может насладиться вкусной едой: будучи человеком, он слыл неисправимым гедонистом. Теперь же он издал неслышный механический вздох и принялся восхищенно осматривать поместье.

На стенах висели наблюдательные экраны Омниуса, а в помещениях плавали его наблюдательные камеры, похожие на механических шмелей. Хотя центральный узел всемирного разума на Коррине находился в другом месте, в Центральной Вышке города, Омниус видел все глазами мириадов наблюдателей и слышал любой самый тихий шепот. Агамемнон давно привык к этому, и хотя такой надзор раздражал, с ним ничего нельзя было поделать – пока Агамемнон не сбросит Омниуса с трона.

– Мы должны обсудить планы военных действий против неразумного человечества, – прогудел под сводами зала голос Омниуса, подобный гласу вездесущего и всемогущего бога.

Агамемнон уменьшил чувствительность своих слуховых датчиков, и громоподобные команды Омниуса превратились в едва слышный писк.

– Господин Омниус, я готов продолжить нападения на хретгиров. Нужно только ваше согласие.

– Генерал Агамемнон уже много лет отстаивает такой образ действий, – с излишним энтузиазмом вступил в разговор Ксеркс. – Он всегда говорил, что свободное человечество – это мина замедленного действия. Он всегда предупреждал, что если мы не станем расправляться с хретгирами, их брожение рано или поздно достигнет точки кипения и они причинят великий вред – как это было на Земле, на Бела Тегез и в Колонии Перидот, а недавно еще и на Тиндалле.

Генерал кимеков едва сдержал раздражение:

– Омниус знаком с содержанием всех наших предыдущих бесед, Ксеркс. Знает он и о наших битвах с людьми.

Раздался рассудительный голос Эразма:

– Поскольку мы не получили данных о последних мыслях и решениях земного Омниуса, постольку мы не можем точно знать, что именно происходило на Земле в те дни. Эта информация для нас навсегда потеряна.

– Мы не нуждаемся в конкретных деталях, – парировал Агамемнон. – Я командую войсками вот уже тысячу лет. Я вел в бой армии людей и армии роботов. Я организовал разгром Старой Империи.

– И вы были верным воином и слугой Омниуса в течение столетий, – добавил Эразм.

Титану показалось, что в голосе робота проскользнули нотки сарказма.

– Это верно, – вмешалась в разговор Юнона, чтобы не дать Агамемнону наговорить резкостей. – Титаны всегда были ценными союзниками и помощниками Омниуса.

– Наша первейшая задача – не допустить повторения таких восстаний на других Синхронизированных Мирах, – назидательно произнес Омниус.

– Статистически это маловероятно, – заметил Данте. – Ваши наблюдательные камеры непрерывно следят за населением. Ни один раб отныне не будет иметь возможность сплотить угнетенных, как это случилось с доверенным человеком Иблисом Гинджо.

– Я лично возглавлял походы неокимеков и уничтожал очаги мятежей, – объявил Ксеркс, выступив вперед. – У непокорных никогда больше не будет точки опоры.

Эразм принялся вышагивать по двору. Отороченная мехом одежда живописно развевалась.

– К несчастью, такие репрессивные меры лишь усиливают недовольство. Армия Джихада посылает на наши планеты агентов-провокаторов. Они занимаются разлагающей пропагандой среди рабов, ремесленников и даже среди наших доверенных людей. Они привозят с собой записи речей Серены Батлер, которую они называют Жрицей Джихада. – При этих словах металлическое лицо робота приняло страдальчески томное выражение. – Для них она красива и убедительна, настоящая богиня. Когда они слушают слова Серены, то разве не теряют они способность сопротивляться ее чарам? Они последуют за ней, если даже это грозит им смертью.

– У наших доверенных людей есть все, что они могут хотеть, – проворчал Агамемнон, – и тем не менее они все равно ее слушают. Как мой сын, глупец Вориан. Лучшим решением в уничтожении этой раковой опухоли я считаю уничтожение каждой вспышки недовольства, когда таковая возникает. Со временем мы искореним всех недовольных… или будем вынуждены истребить все это докучливое человечество раз и навсегда. Оба решения представляются мне приемлемыми.

– Откуда прикажете начать, господин Омниус? – верноподданнически спросил Ксеркс.

– Случаи саботажа и прямого неповиновения особенно сильно участились на Иксе, – вмешался Эразм. – Местность по большей части превращена в полезный промышленный ландшафт, но мятежники скрываются в сети пещер в твердой коре планеты. Они прячутся там, словно термиты, и наносят удары по нашим слабым местам.

– У нас не должно быть слабых мест, – возразил Агамемнон.

– Не должно быть также и мятежников, учитывая, что я усовершенствовал эффективность планетарных сетей, – заговорил Омниус. – Эти беспорядки породили множество проблем, и я хотел бы проверить все возможности. Может быть, попытка уничтожить мятежников не стоит прилагаемых усилий. Быть может, нам стоит просто прекратить сражаться с ними.

Агамемнон не смог удержать гнева:

– И позволить им победить? После всего, чего нам удалось добиться и совершить за тысячу лет?

– Что значит какая-то тысяча лет? – вопросил Омниус. – У нас, мыслящих машин, есть альтернативы, которых лишены человеческие существа. Наши тела могут приспособиться к условиям, смертельным для биологических форм жизни. Если я просто покину миры, инфицированные хретгирами, то смогу эксплуатировать безвоздушные луны и каменистые безжизненные планеты. Мыслящие машины смогут там процветать и вести экспансию Синхронизированных Миров без таких неудобств;

Такое предложение удивило даже Эразма.

– Когда-то у людей была поговорка, господин Омниус: «Лучше царствовать в аду, чем служить на небесах».

– Я никому не служу. Я просто анализирую соотношение наибольшей выгоды с наинизшей стоимостью и наименьшим риском. Согласно моим расчетам, мы никогда не сможем до конца усмирить наших рабов – людей. Если исключить полное искоренение вида – а оно потребует очень больших затрат, – то люди всегда будут представлять угрозу саботажа и потери сырьевых материалов.

Агамемнон пылко возразил:

– Господин Омниус, разве это победа – распоряжаться территориями, на которые никто не претендует? Покинув все планеты, которыми когда-то правили, вы признаете свое поражение. Вы станете королем непоследовательности. Это безумие.

Омниус сохранил полную невозмутимость.

– Я заинтересован в экспансии и эффективности, а не в грандиозных архаичных идеях. Пропаганда Серены Батлер заставила меня задуматься о целесообразности прежних основ правления. Я не знаю, как взять под контроль поток неточной внешней информации. Почему рабы верят утверждениям, не подкрепленным данными?

Эразм ответил:

– Дело в том, что люди обладают склонностью верить в то, во что они хотят верить. Они доверяют чувству, а не доказательству. Обратите внимание на их суетливую манию преследования: они заглядывают за каждую занавеску, в каждый темный угол из страха, что в их среде присутствуют бесчисленные шпионы машин. Я понимаю, что нам удалось заслать на планеты, контролируемые Лигой, несколько наших доверенных людей, но охваченные манией преследования люди убеждают самих себя, что все их соседи являются тайными союзниками Омниуса. Такие безосновательные страхи приносят вред прежде всего самим людям.

Юнона хихикнула, а Ксеркс издал презрительный смешок по поводу легковерия и слабости хретгиров.

– Давайте вернемся к нашим проблемам, – произнес Агамемнон, царапнув острой металлической ногой брусчатку двора. – Можно упрекнуть Эразма в том, что по его вине случился тот разрушительный мятеж. Его эксперименты создали условия для вспыхнувшего на Земле восстания.

Эразм обернулся к могущественному кимеку.

– Без последних данных от земного Омниуса, генерал, в этом нет полной уверенности. Однако и вы сами не слишком-то безупречны. Один из самых выдающихся воинов Джихада – ваш сын Вориан Атрейдес.

Агамемнон едва не зашипел от злобы. Он всегда помнил, какие надежды возлагал на своего тринадцатого, последнего сына, помнил, что убил двенадцать предыдущих детей, обнаружив у них серьезные дефекты. Но теперь вся ценная сперма Агамемнона, хранившаяся на Земле, была уничтожена атомным ударом. Агамемнон поэтому очень болезненно воспринимал нападки на свою семью.

Вориан был его последней надеждой, но оказался причиной его несмываемого позора.

Снова заговорил Омниус:

– Для каждого, кто хочет считать себя виноватым, всегда найдется достаточно вины. Мне совершенно неинтересны эти несущественные отвлечения.

– Господин Омниус, в течение многих столетий мы, титаны, стремились уничтожить дикое человечество. – Голос Юноны был глубоким, а тон неискренним. – Но так и не получили на это разрешения.

– Возможно, это изменится, – ответил всемирный разум.

– Сейчас мой сын во главе армии Джихада находится на IV Анбус, где отвлекает на себя значительную часть флота машин. Позвольте мне возглавить боевую группу кимеков, и я укрощу своего непокорного отпрыска.

Омниус выразил согласие:

– Битва у IV Анбус требует больших затрат времени и энергии. Я ожидал там легкой победы. Проследите, чтобы все так и случилось, генерал Агамемнон. Пошлите также одного из своих титанов на Икс, чтобы подавить и там очаги сопротивления. Устраните обе проблемы – быстро и эффективно.

– Я выражаю желание отправиться на Икс, господин Омниус, – сказал Ксеркс. Вероятно, он решил, что уничтожить несколько неорганизованных повстанцев легче и безопаснее, чем противостоять армии Джихада. – Естественно, если получу для этого подходящую военную поддержку. Я хотел бы взять с собой в качестве генерала Беовульфа…

– Беовульф пойдет с нами, – заявил Агамемнон – просто чтобы возразить Ксерксу.

Беовульф был одним из первых кимеков нового поколения, созданный Барбароссой спустя столетие, когда компьютерный всемирный разум подчинил себе титанов. Будучи человеком, Беовульф сотрудничал с кимеками, был начальником вспомогательной армии на второстепенной планете. При этом он выказал выдающиеся способности и был в полном восторге, когда ему представилась возможность самому стать кимеком.

На самом деле генералу титанов был вовсе не нужен Беовульф, но он был рад, что рядом с ним не будет трусливого Ксеркса. Вместе с Юноной и Данте он наберет достаточно неокимеков и целую армию роботов, чтобы усилить группировку, уже находящуюся у IV Анбус. Но даже такой грозной силе будет трудно нанести поражение Вориану Атрейдесу.

Агамемнон хорошо воспитал своего сына.


Есть одно обстоятельство, когда аналитические способности мыслящих машин их подводят – они убеждены, что у них нет слабостей.

Примеро Вориан Атрейдес. Нет всемирному разуму


Пролетая над местом высадки противника на поверхность IV Анбус, флот Джихада сбросил на него россыпь разрывных снарядов. Наблюдая на экранах сканеров своей баллисты, что творится с авангардом роботов, юный Вергиль Тантор издал радостный боевой клич. Роботы крутились волчком, падали на свои металлические колени, их гелевая схематика забивалась шумами.

Возвратившись на свой корабль из Даритса, Ксавьер Харконнен переоделся в новенький ало-зеленый мундир с впечатляющими знаками различия примеро. После переговоров с упрямыми дзеншиитскими старейшинами его до сих пор мучило тошнотворное чувство. И сейчас, отправив на поверхность планеты очередную диверсионную группу, он снова ощутил себя настоящим боевым офицером.

Десантный корабль, набитый гиназскими наемниками – лучшими бойцами, которых можно было нанять за деньги, – спланировал к базовому лагерю машин. Со всех сторон лагерь начали обрабатывать лучевыми мечами, противоэлектронными бомбами и огнеметами. Профессиональным солдатам Зона Норета потребовалось меньше часа на уничтожение наполовину укомплектованной базы до последнего строения и до последнего робота. Машины не ожидали такого стремительного и ошеломляющего натиска.

Стоя на мостике своего флагмана, Ксавьер не мог сдержать довольной улыбки.

– Мы отбросили противника, но даже минуты не стоит думать, что это его остановит.

Вориан подошел к другу.

– Поскольку им не хватает ума понять, когда надо сдаваться, придется им объяснить.

Склонившись над документами и картами в аналитическом отсеке на борту флагмана, штабисты армии Джихада изучали расположение сил машин, чтобы понять план Омниуса. Очевидно, несмотря на полное уничтожение плацдарма, машины все же планировали высадиться и начать военные действия на суше превосходящими силами, что наверняка позволило бы им захватить планету.

В боевой рубке два примеро рассматривали на карте наиболее вероятный путь сил вторжения. Ксавьер ждал, что скажет его темноволосый друг.

– Ты здесь видишь какой-нибудь смысл? Что хотят сделать машины?

Вориан откинул со лба непослушную прядь волос.

– Как почти во всем, машины поступают просто и ясно. Они будут наступать, пользуясь превосходством в силах, без тактических тонкостей.

Поджав губы, он указал на предполагаемые маршруты наступления, выданные аналитиками штаба.

– Смотри: огневой мощи флота роботов хватит, чтобы снести все дзеншиитские города на планете. Проще простого. Но похоже, что Омниус хочет сохранить инфраструктуру Даритса и других городов и использовать их как опорные пункты для создания полноценного Синхронизированного Мира. Инфраструктура эта примитивна по сравнению с тем, что построили бы они сами, но роботы сумеют ее приспособить.

Ксавьер мрачно взглянул на Вориана.

– И это потребует больше работы, чем просто размолоть здешние города в мелкую пыль.

– Конечно, если выйдет слишком долго, они вернутся к первоначальному плану. Мне думается, что у нас не так уж много времени. Мы их здесь и так надолго задержали.

Ксавьер провел пальцем по извилистым ущельям на изображении планеты:

– Если боевые роботы будут превосходящими наземными силами брать Дарите, гидроэлектростанцию и сеть связи, то наверняка машины двинутся вот по этому каньону. Проникнув в город под скалой, они превратят его в обычную копию Омниуса.

Он вернулся к столу и снова склонился над картой.

– Так что ты предлагаешь, Вориан? Даже имея под командой таких вояк, как гиназские наемники, мы не выстоим против полновесного натиска роботов. У нас бойцы – не расходный материал.

– С Омниусом нам нельзя драться лоб в лоб. Надо будет устроить что-нибудь хитрое, – улыбаясь, сказал Вориан. – Чтобы начисто сбить с толку эти мыслящие машины.

– Да? Что-то вроде твоей сумасшедшей идеи насчет строительства теневого флота на Поритрине? Что-то мне до сих пор не верится, что из этого что-нибудь выйдет.

В ответ Вориан лишь усмехнулся. Он предпочитал бить роботов с помощью военных хитростей, побеждать их изворотливостью ума, а не тупой прямолинейной силой, и не потому что считал этот путь более действенным, но из желания по возможности уменьшить людские потери.

– Значит, так. У меня есть план, Ксавьер, и я уже почти закончил создание нужного компьютерного вируса, каким мы поразим боевые корабли противника. Я займусь кораблями роботов в космосе, а ты их наземными базами.

– Интересно, как мне это удастся без «решающего превосходства в силах»?

У Вориана был ответ и на этот вопрос:

– Отправь нашему флоту приказ убрать с планеты наши силы. Укажи такую причину: мы считаем, что мыслящие машины атакуют нас из космоса.

У Ксавьера было такое озадаченное лицо, что другой примере едва не расхохотался:

– Машины не настолько тупы, чтобы поверить в это, Вориан. Даже робот способен распознать такой наивный обман.

– Ничего подобного, они попадутся на удочку, если ты тщательно закодируешь приказ. Используй самый сложный математический шифр. Роботы его расколют, ручаюсь тебе. И они поверят тому, что услышат.

– Твой отец сильно извратил твой ум, – произнес Ксавьер, покачав головой. – Но я рад, что ты обратил его на службу Джихада. Если мы не сможем их остановить и они установят здесь базу Омниуса… – Напряженная поза Харконнена говорила, что он физически чувствует тяжесть решения на своих плечах. – Я так скажу: скорее я сровняю с землей все строения IV Анбус, чем допущу такое поражение, Само существование Лиги Благородных поставлено на карту. – Ксавьер вздохнул и потер виски, – почему этот Ренгалид не хочет с нами сотрудничать? Мы могли бы спасти его народ и одновременно достичь своих целей.

Вориан сочувственно улыбнулся другу.

– Дзеншииты повсюду видят врагов, но не способны распознавать друзей.

Он пытался встать на буддисламскую точку зрения, разыгрывая роль адвоката дьявола перед лицом непоколебимой убежденности Ксавьера, но все равно не мог отыскать логического обоснования такому странному поведению.

– Боюсь, что всему виной мое воспитание. Мена растили мыслящие машины, и я просто не понимаю сути религии.

Ксавьер оторвал взгляд от экрана с тактическими схемами и раздраженно изогнул бровь.

– Мы не можем позволить себе роскоши «понимания», Вориан. Такие тонкие материи – для политиков в теплых кабинетах, а не для офицеров на поле битвы. Выбор местных дзеншиитов может пагубно отразиться на судьбе всего человечества. Насколько я хотел бы оставить их на произвол судьбы, настолько же я не могу этого допустить. IV Анбус не должен стать очередной ступенью для Омниуса.

Вориан хлопнул друга по плечу. Какое счастье, что ему никогда не приходилось испытывать характер этого человека с каменным лицом за игровым столом.

– Ты крепкий орешек, Ксавьер Харконнен.

– Таким меня сделал Джихад Серены Батлер.


Тщательно изучив обстановку по картам, Ксавьер выбрал в качестве своих баз два дзеншиитских городка, имевших стратегическое значение. Эти ничем не примечательные населенные пункты представляли собой превосходные позиции для войск армии Джихада – здесь можно было устроить великолепную засаду для машин, которые неминуемо пойдут к Даритсу этим путем. По приказу Ксавьера на планету были спущены самые мощные артиллерийские орудия и ракетные установки для размещения в выбранных городах.

Терсеро Вергиль Тантор – к его великой радости и гордости – был назначен командовать войсками, расположенными в городе, которому предстояло встретить первый натиск машин. В часы отдыха на борту флагманского корабля, играя на скорую руку с Ворианом Атрейдесом в геральдические карты, Вергиль часто жаловался, что сводный брат не доверяет ему ответственных заданий. Однако на этот раз темноволосый кареглазый юноша не отставал от Ксавьера до тех пор, пока тот не поставил его во главе первой засады на вероятном пути движения машин.

– Вергиль, в этих дзеншиитских городах есть все для успешного удара по роботам. Не забудь, чему тебя учили на уроках тактики.

– Да, Ксавьер.

– Найди узкое место, где ты сможешь, не подвергая своих людей ненужной опасности, нанести мощный удар. Бей, не жалея сил и снарядов, а потом быстро отступи. Терсеро Крег и его войска во втором городке сметут уцелевших роботов.

– Я все понял.

– Мы также посылаем гиназских наемников для уничтожения роботов на второстепенных направлениях, – добавил Вориан и коротко хмыкнул. – Пусть разомнутся, а то засиделись на орбите, притворяясь, будто угрожают кораблям машин.

– И вот что еще, – в голосе Ксавьера зазвучали стальные ноты, – побереги себя. Твой отец усыновил меня, когда машины убили моих родителей. Я не хочу приносить им дурные вести.

Отправляясь к месту назначения, Вергиль надеялся, что местные жители окажут ему радушный прием. Прибыв на место, он осмотрелся, стараясь уловить настроение горожан. Дзеншииты, в большинстве своем крестьяне и солевары, молча стояли у дверей своих домов, не скрывая недовольства. На их поля один за другим приземлялись транспортные суда, откуда высаживались солдаты армии Джихада и гиназские наемники. Инженеры, артиллеристы и ракетчики принялись выгружать установки, в то время как разведчики рассыпались по местности в поисках выгодных позиций.

Вергиль выступил вперед и заговорил, стараясь проявлять спокойствие и дружелюбие:

– Мы не причиним вам никакого вреда. Мы пришли, чтобы защитить вас от машин, которые идут сюда.

Крестьяне смотрели на него с упрямым недоверием. Один из них, мужчина с мрачным лицом, сказал:

– Ренгалид сказал, что мы не хотим вас видеть. Уходите.

– Мне очень жаль, но у меня есть приказ.

Вергиль послал людей в поселок, чтобы осмотреть дома. Напутствуя солдат, он сказал:

– Ни в коем случае ничего не трогать, никакого насилия. Постарайтесь отыскать пустующие строения. Надо как можно меньше стеснять местных жителей.

Какая-то старуха слала громкие проклятия на голову воинов Джихада. Родители уводили детей в дома и запирали их за толстыми стенами, словно боясь, что инженеры Вергиля украдут их под покровом ночи.

На лице угрюмого крестьянина появилось выражение вынужденного смирения.

– А если мы не захотим предоставить вам ночлег?

Вергиль знал, что ответить.

– Тогда мы поставим палатки. Но мы все же очень надеемся на вашу помощь и ваше гостеприимство. Когда настанет утро, вы увидите, что вам грозит опасность куда большая, чем наше появление. Тогда вы будете рады, что мы здесь.

Дзеншииты не выказали восторга, но и мешать не стали.

Ожидалось, что машины пойдут к Даритсу по узкому глубокому каньону. Разведка доложила, что передовые отряды роботов уже находятся на плато, как и предполагал примеро Атрейдес.

Инженеры изо всех сил старались не оставлять следов своей работы. Тяжелые орудия разместили в пустующих строениях и замаскировали. Вергилю не пришлось выгонять селян на улицу.

Нашлось и несколько стоявших близко друг к другу пустых домов, где Вергиль расположил на ночь своих солдат. Когда Вергиль спросил, что сталось с хозяевами пустых жилищ, местные жители лишь испуганно хмурились. Наконец один бородатый крестьянин ответил:

– Несколько месяцев назад их похитили работорговцы тлулаксы. Они увезли все семьи до последнего человека. – Бородач протянул руку в строну нескольких покинутых домов.

– Мне очень жаль… – Вергиль не знал, что еще сказать.

С наступлением темноты он связался с терсеро Хонду Крегом, занявшим второй городок. Обменявшись информацией, они выяснили, что обе засады готовы. Терсеро Крег тоже жаловался на негостеприимность местных жителей, но попыток мешать они тоже не делали.

Вергиль и его люди были очень удивлены, когда после последней инспекции позиций они вдруг увидели направляющуюся к ним группу из нескольких местных крестьян, несущих кувшины и бутылки. Встревожившись, но надеясь на лучшее, Вергиль вышел вперед. В руках говорившего с ним ранее крестьянина был кувшин, а пришедшая вместе с мужем женщина достала из сумки несколько плоских мелких чашек.

– Сутры Корана велят нам проявлять гостеприимство по отношению к любому, даже незваному гостю.

С этими словами крестьянин плеснул в чашку светло-оранжевую жидкость.

– Мы не хотим нарушать традицию.

Вергиль принял чашку, а женщина налила напиток в чашку мужа. Вергиль и дзеншиит отхлебнули из чаш, соблюдая обычай. Жидкость оказалась горьким крепким алкогольным напитком, но офицер сделал еще один глоток.

Достали чаши и другие селяне, и все бойцы выпили, чтобы не обидеть хозяев.

– Мы вам не враги, – снова начал убеждать местных жителей Вергиль. – Мы стараемся спасти вас от мыслящих машин.

Хотя, как показалось Вергилю, дзеншииты были отнюдь не убеждены в этом, он все же почувствовал, что сумел добиться хотя бы сомнения.

После окончания ритуала Вергиль приказал своим солдатам разойтись по домам и как можно лучше отдохнуть перед ожидавшейся утром атакой машин. Возле каждой артиллерийской и ракетной установки было выставлено охранение.

Засыпая, Вергиль думал о Ксавьере, перед которым он преклонялся, как перед героем. В детстве он всегда стремился во всем подражать старшему брату, мечтал, как и тот, стать офицером армии Джихада. В семнадцать лет, после трагической бойни на планете Эллрам, Вергиль убедил отца подписать необходимое разрешение и записался в армию. Десятки тысяч добровольцев, горевших чувством мести после новых жестокостей машин, стремились как можно скорее броситься в бой. Несмотря на протесты супруги, Эмиль Тантор позволил сыну вступить в армию – отчасти из-за понимания, что если он не разрешит, то сын сбежит и так или иначе добьется своего. Теперь же он находился под неусыпным надзором и опекой Ксавьера.

После обучения Вергиль был направлен на Гьеди Первую, где участвовал в восстановлении планеты после изгнания оттуда машин. В течение многих лет старший брат не пускал младшего на фронт, отправив его на строительство мемориала павшим героям, который должны были освятить со дня надень.

На Гьеди Первой Вергиль встретил и полюбил Шилу, и они были женаты уже тринадцать лет. В семье росли трое детей – сыновья Эмилио и Джисп и дочь Улана.

Но Ксавьер не мог вечно беречь брата. Вергиль был грамотным и подготовленным офицером, а нужды армии потребовали наконец и его участия в боевых действиях. Пока самым тяжелым сражением в его жизни был захват несоюзной планеты Тиндалл. Тогда в результате массивного и неожиданного контрудара удалось вырвать измученный войной мир из цепких объятий мыслящих машин. В этих боях Вергиль отличился и получил две медали, которые отослал Шиле и детям.

Теперь же он поклялся себе, что сделает все, что в его силах, чтобы операция увенчалась успехом. Они разобьют машины и здесь, на IV Анбус, и он, Вергиль Тантор, внесет свой вклад в эту победу.

Глубокий сон окутал его, как черное непроницаемое покрывало. Позже, ближе к утру, когда машины были уже близко, он, как и остальные его бойцы, проснулся от страшной дурноты и слабости.


Когда четыре баллисты армии Джихада появились над обратной стороной планеты, машины высадили очередной десант боевых роботов. Враг извлек уроки из первой попытки занять плацдарм. Теперь силы роботов двигались быстро и умело, готовясь к утреннему наступлению. Батальоны устрашающих механических бойцов и боевых транспортеров покатились к Даритсу, оставляя пусковые установки и подстанции на каждом захваченном километре.

Ниже, в образованном осадочными породами каньоне, машины уже ждали рассыпавшиеся по местности высокооплачиваемые гиназские наемники под началом Зона Норета. Они бегом передвигались по гребням горных отрогов и по усыпанным гравием руслам рек, устраивая на пути препятствия. Направленными взрывами они обрушивали отвесные стены узких ущелий, чтобы замедлить продвижение машин, хотя роботы, обладая достаточной огневой мощью, разносили эти завалы.

Большая часть наемников, однако, рассредоточилась на плоских равнинах, на дне высохших водоемов, где они устанавливали мины для уничтожения передовых отрядов наступающих роботов. Каждый гиназский наемник был одет в специальный жилет – генератор защитного поля Хольцмана, окружавшего бойца невидимым непроницаемым барьером. Роботы полагались на стрелковое оружие, на пули и острые иглы, но поля отражали эти снаряды. Наемники отваживались даже просачиваться в боевые порядки роботов и вступали с ними в рукопашные схватки.

Зон Норет давал каждому бойцу четкую инструкцию.

– Ваше дело – не уничтожать врага, хотя это, конечно, в высшей степени приветствуется.

Улыбнувшись, он добавлял:

– Ваша задача – своими неумелыми действиями заманить противника в ловушку и заставить его без оглядки наступать. Дразните их, провоцируйте, убедите их в том, что местные жители решили сопротивляться оккупации. Мы хорошо умеем это делать.

Хорошо продуманное, неэффективное сопротивление должно было усыпить бдительность мыслящих машин, заставить их поверить в то, что людям нечего противопоставить наступлению роботов. Вольные бойцы Норета должны были прикинуться неумелыми вояками.

Роботы рванулись вперед, подстегиваемые своей внутренней программой.


Когда первые лучи света брызнули из-за скальных гребней, Вергиль, шатаясь, брел вдоль стены дома, где провел ночь. Дом вонял рвотой и испражнениями. Чувствуя, что их предали, многие солдаты стонали, покачиваясь, выбирались из дома и корчились от позывов на рвоту, едва держась на ногах. Вергиль беспомощно моргал глазами, не в силах сдержать приступ кашля. Местные жители вышли из домов, самодовольно разглядывая больных солдат.

Вергиль с трудом выдохнул:

– Вы… отравили нас!

– Это пройдет, – ответил бородатый крестьянин. – Мы же предупреждали вас. Чужаки нам не нужны. Мы не хотим участвовать в вашей войне с механическими демонами. Убирайтесь.

Офицер пошатнулся и ухватился за дверной косяк, чтобы сохранить равновесие.

– Но утром вы все погибнете! Они пришли не к нам, а к вам! Роботы… – Вергиль содрогнулся от позыва на рвоту и вдруг понял, что сами деревенские приняли какое-то противоядие или лекарство.

Раздался сигнал по линии связи. Вергиль едва смог отозваться. Командиры рассредоточенных отрядов и наблюдатели сообщали, что передовые группы роботов начали движение от своих новых опорных пунктов. Гиназские наемники уже заняли позиции вдоль пути движения машин, чтобы вернее заманить их в ловушку. Нападения машин надо ожидать с минуты на минуту.

– Машины идут! – хрипло воскликнул Вергиль, стараясь воодушевить своих людей и вывести их из оцепенения. – Все по местам!

Не обращая больше внимания на местных жителей, он вернулся в дом и принялся выталкивать солдат на улицу. Для маскировки солдаты были переодеты в крестьянскую одежду дзеншиитов, но теперь она была насквозь пропитана потом и рвотными массами.

– Проснитесь! Встряхнитесь же! – Он потащил одного из оглушенных солдат к ближайшей закамуфлированной артиллерийской позиции. – На позиции! К орудиям!

С леденящим душу страхом Вергиль вдруг увидел, что бойцы охранения в судорогах корчатся возле установок. Болтаясь из стороны в сторону, словно сломанная заводная игрушка, Вергиль побежал, изо всех сил стараясь не упасть, к ближайшему дому, где располагалась пусковая ракетная установка, и принялся рассматривать тяжелое орудие. Подошел оглушенный стрелок, и Вергиль попытался включить силовую систему установки. Ничего не получалось. Вергиль протер глаза, стараясь избавиться от тумана, застилавшего взор. Прицел не работал.

Стрелок вновь проверил панель управления, потом открыл ее и издал возглас удивления и ярости:

– Кто-то порвал все провода. Установка обесточена.

Внезапно до Вергиля дошло, что такие же возгласы доносятся и из других домов, где расположились артиллеристы и ракетчики.

– Нам в спину ударили люди, которых мы хотели спасти! – в бессильной ярости вскричал он.

Эта ярость позволила Вергилю на мгновение сбросить с себя болезненное оцепенение. Вергиль, шатаясь, вышел на улицу и увидел самодовольно ухмыляющихся дзеншиитских крестьян.

– Что вы сделали? – закричал, срывая голос, офицер. – Идиоты, что вы сделали?


Будущее, прошлое и настоящее сплетены в ткань, образующую любой миг времени.

Из «Легенды о Селиме Укротителе Червя» Народная поэзия дзенсуннитов


Стоя у входа в большую племенную пещеру, Селим Укротитель Червя смотрел на навевающий покой океан дюн Арракиса, ожидая, когда солнце всплывет над горизонтом. Он ждал, чувствуя, как ускоряется его пульс при виде золотистого света, который подобно расплавленному металлу выливался на волнующуюся пустыню – очищающий и неотвратимый, как его видения, как его жизненная миссия.

Селим приветствовал наступающий день, вдохнув полной грудью воздух – такой сухой, что в легких будто раздался тягучий скрип. Он очень любил рассвет, приходящий сразу после пробуждения от сна, полного таинственных грез и знамений. Рассвет самое лучшее время для исполнения великих свершений.

К Селиму неслышно подошел высокий сухопарый человек, всегда знавший, где можно найти вождя в начале дня. У верного Джафара была выступающая вперед мощная челюсть, впалые щеки и синие глаза с голубыми белками – результат постоянного, из года в год, употребления пряности. Лейтенант молча ждал, чувствуя, что Селим знает о его присутствии. Наконец Селим отвернулся от взошедшего солнца и взглянул на своего самого уважаемого и преданного друга и последователя.

Джафар протянул вождю небольшое блюдо.

– Я принес тебе меланжу на завтрак, Селим, чтобы ты смог лучше вглядеться в разум Шаи-Хулуда.

– Мы служим ему и нашему будущему, но никто не смеет понимать сокровенные мысли Шаи-Хулуда. Никогда больше не повторяй этого допущения, Джафар, и ты проживешь дольше.

– Как скажешь, Укротитель Червя.

Селим взял с блюда одну вафлю – пряность, смешанную с мукой и медом. Глаза его также отличались синевой, выдавая пристрастие к пряности, но священная меланжа поддерживала в нем энергию жизни, дарила силу даже во времена великих испытаний и лишений. Меланжа открывала чудесное окно во вселенную и посылала Селиму видения, помогая понять назначение, выбранное для него Буддаллахом. Он сам и его постоянно растущая группа изгнанников шли на зов, более мощный, чем их ничтожная земная жизнь.

– Сегодня утром будет испытание, – сказал Джафар ровным низким голосом. Новорожденное солнце высветило тайные следы, оставленные ночью в песке. – Бионди хочет испытать себя. Сегодня он попробует оседлать червя.

Селим нахмурился.

– Он еще не готов.

– Но он настаивает.

– Тогда он погибнет.

Джафар пожал плечами.

– Значит, он погибнет. Такова пустыня.

Селим испустил смиренный вздох.

– Каждый человек должен смотреть в лицо своей совести и своим испытаниям. Шаи-Хулуд делает лишь последний выбор.

Селим испытывал нежные отеческие чувства к Бионди, хотя бесшабашное нетерпение молодого человека больше подходило для жизни бродяги в городском космопорту Арракиса, чем к неизменному существованию в глубине пустыни. Со временем Бионди мог стать ценным членом группы Селима, но если юноша не дорастет морально до своих способностей, то он может стать опасным для товарищей. Лучше вскрыть эту слабость сейчас, чем потом подвергнуть ненужному риску жизнь верных сподвижников Селима.

– Я буду смотреть отсюда, – сказал Селим. Джафар кивнул и исчез.

Двадцать шесть с лишним стандартных лет прошло с тех пор, как Селима несправедливо обвинили в краже воды из хранилищ племени и он был изгнан в пустыню. Бывшие друзья Селима, поверившие наветам наиба Дхартхи, швыряли ему в лицо камни и оскорбления до тех пор, пока он не убежал в коварные дюны, чтобы быть пожранным «демоническим червем».

Но Селим был невиновен, и Буддаллах уберег его – и не из простой милости, а для свершения великой цели.

Когда явился червь, чтобы пожрать свою предполагаемую жертву, Селим сумел открыть секрет езды на нем. Шаи-Хулуд увез его далеко от селения дзенсуннитов к заброшенной испытательной ботанической станции, где юноша нашел еду, питье и инструменты. Там у Селима появилось время заглянуть в себя и осознать свое истинное предназначение, свою миссию.

Из вызванного меланжей видения, почти утопая в густом красноватом облаке, поднятом взрывом пряности, он понял, что должен помешать наибу Дхартхе и его паразитам собирать в пустыне пряность и продавать ее чужакам с других планет. В течение многих лет, действуя в одиночку, он объехал множество лагерей добытчиков пряности и, нападая на них, уничтожал собранную дзенсуннитами пряность. Он стал легендарен и удостоился титула Укротитель Червя.

Немного времени спустя он начал собирать вокруг себя группу верных.

Джафар был первым. Он пришел двадцать лет назад, отрекшись от покровительства своей родной деревни близ города Арракиса, чтобы найти человека, который умел управлять исполинскими чудовищами пустыни. Джафар был уже почти мертв, когда Селим нашел его, обезвоженного, обожженного беспощадным солнцем и умирающего от голода под головокружительно ясным небом. Уставив взор в худого, подтянутого человека, склонившегося над ним, Джафар выдохнул сквозь запекшиеся растрескавшиеся губы не просьбу дать воды – он спросил: «Ты – Укротитель Червя?»

К тому моменту Селим жил в одиночестве уже более пяти лет – он был слишком одинок, чтобы во всеоружии встретить вставшую перед ним священную миссию. Он выходил Джафара и научил его укрощать и оседлывать Шаи-Хулуда. На протяжении следующих лет они собирали разрозненные группы оборванных последователей, мужчин и женщин, недовольных строгостями и несправедливостью жизни в спрятанных среди скал колониях дзенсуннитов. Селим говорил им о высокой миссии – прекращении сбора пряности, и они слушали, покоренные его горящими глазами.

Согласно посещавшим Селима видениям, деятельность инопланетных купцов и дзенсуннитских сборщиков пряности могла до основания потрясти хрупкий мир всей планеты. Хотя рамки времени нечетки и граница его простирается в смутное отдаленное будущее, все же распространение пряности по галактике со временем приведет к вымиранию всех червей и к кризису человеческой цивилизации. Хотя слова его пугали людей, когда они видели, как он гордо едет на гороподобной спине Червя, никто не смел сомневаться в его словах и в его вере.

Но даже я не понимаю Шаи-Хулуда… Старца Пустыни.

Будучи молодым бездельником, изгнанным из племени. Селим никогда не желал быть вождем. Но теперь, по прошествии нескольких десятилетий жизни, когда у него появилось собственное знание, когда ему приходилось принимать решения за группу своих последователей, которые зависели от него и его науки выживать, Селим Укротитель Червя превратился в уверенного в себе, умного генерала, уверовавшего в миф о собственной непогрешимости, убежденного, что он действительно является демоном пустыни. Но, невзирая на то что Селим посвятил свою жизнь спасению червей, он не ожидал, что капризный Шаи-Хулуд будет выражать ему за это свою признательность…

Внезапно в пещеру с большим шумом вернулся Джафар. Селим отвернулся от окна и увидел, что друг привел с собой нового пришельца. Это была женщина. Исхудавшая, покрытая густой пылью, но в ярких глазах горел дерзкий вызов. Коротко остриженные каштановые волосы потускнели от пыли и песка. Щеки ниже глаз сгорели от солнца, но выше не было даже загара – женщине хватило ума закрыться покрывалом от невыносимо жаркого зноя пустыни. Беловатый, похожий на полумесяц шрам виднелся над левой бровью, подчеркивая диковатую красоту молодой женщины.

– Смотри, что мы нашли в пустыне, Селим.

Джафар стоял, как всегда, высокий, неподвижный и бесстрастный, но Селим уловил в его подернутых меланжевой синевой глазах смешливый блеск.

Женщина отошла от странного высокого человека, словно желая показать этим, что не нуждается в его покровительстве.

– Меня зовут Марха. Я шла одна, чтобы найти тебя. – Лицо ее вспыхнуло от неуверенности и благоговения и стало совсем юным. – Для меня большая честь встретиться с тобой, Селим Укротитель Червя.

Она подняла глаза, вздернув подбородок. Большие глаза, крупные черты лица – исхудавшего и грязного – говорили о сильном характере.

– Ты еще совсем ребенок. У нас работа тяжелая, от тебя мало будет пользы. Почему ты оставила свой народ?

– Потому что все они дураки, – отрезала девушка.

– Многие люди оказываются дураками, когда узнаешь их ближе.

– Но не я: Я пришла к вам.

Селим удивленно вскинул бровь.

– Посмотрим. – С этими словами он повернулся к Джафару: – Где вы ее нашли? Как близко она подошла к нам?

– Мы поймали ее у Игольной скалы. Она расположилась там, не зная, что мы за ней наблюдаем.

– Я бы все равно вас увидела, – упрямо произнесла девушка. Игольная скала была расположена очень близко к поселку.

Хотя это произвело впечатление на Селима, он не показал этого.

– И ты выжила в пустыне одна? Далеко ли отсюда твоя деревня?

– В восьми днях пути. У меня были еда и питье, и я ловила ящериц.

– Ты хочешь сказать, что украла в деревне еду и воду.

– Я их заработала.

– Сомневаюсь, что ваш наиб с этим согласится. Так что вряд ли твой народ примет тебя назад.

Глаза Мархи вспыхнули.

– Да, вряд ли. Я бежала из деревни наиба Дхартхи, как ты сам много лет назад.

Селим застыл на месте от неожиданности и принялся внимательно разглядывать девушку.

– Он все еще держит все племя в кулаке?

– Он учит нас, что ты злодей, вор и разрушитель.

Селим сухо и невесело усмехнулся.

– Лучше бы в зеркало посмотрел. Своей подлостью он сделал себя моим злейшим врагом на всю жизнь.

У Мархи был усталый вид. Было видно, что ее томит жажда, но она не жаловалась и не просила приюта. Пошарив рукой под воротником своей накидки, она извлекла оттуда проволочное кольцо с нанизанными на него металлическими жетонами.

– Жетоны пряности, полученные от инопланетных купцов. Наиб Дхартха посылает нас работать в пески, соскребать пряность, собирать ее для доставки торговцам, друзьям наиба в Арракисе. Я уже три года назад вступила в брачный возраст, но ни одна дзенсуннитская женщина – как и мужчина – не может взять себе супруга до тех пор, пока не наберет пятьдесят таких жетонов. Вот так наиб Дхартха измеряет наше служение племени.

Селим нахмурился, потрогал жетоны и положил их назад, в капюшон накидки.

– Он обуян жадностью и ложной надеждой на легкую жизнь.

С этими словами Селим отвернулся и посмотрел на пустыню. Сощурившись от яркого света, он разглядывал четыре человеческие фигуры, вышедшие из нижних пещер. Люди шли в открытую пустыню, одетые в камуфляжные куртки и накидки, лица были обернуты тканью для предупреждения потери влаги.

Самым маленьким был Бионди, готовый к испытанию. Марха вопросительно взглянула на Селима, потом на его друга. Джафар начал объяснять:

– Селим Укротитель Червя получает вести от Шаи-Хулуда. Бог послал нас прекратить насилие над пустыней, остановить сбор пряности, остановить торговлю, которая может направить историю по катастрофическому пути. Это огромная, почти непосильная задача для нашей маленькой общины. Собирая меланжу, ты тоже помогала нашим врагам.

Молодая женщина вызывающе тряхнула головой.

– Покинув их, я помогла вашему делу.

Селим, обернувшись, перевел взгляд с полулунного шрама на горящие стремлением глаза. Он увидел в них решимость, но не мог судить об истинных мотивах женщины.

– Зачем ты пришла сюда, в мир тяжких трудов и лишений, а не бежала в Арракис, чтобы поступить на работу на купеческий корабль?

Казалось, девушку удивил вопрос.

– А как ты думаешь, почему?

– Потому что ты доверяешь чужеземцам не больше, чем своему собственному вождю.

Она снова вскинула подбородок.

– Я хочу научиться ездить на червях. Только ты можешь научить меня этому.

– Почему я должен это сделать?

Желание девушки пересилило неуверенность.

– Я думала, что если я смогу найти сама ваше убежище в пустыне, то вы примете меня.

Селим изогнул бровь.

– Это только первый этап.

– Самый легкий, – добавил Джафар.

– Каждому шагу свое время, Марха. Пока ты все сделала хорошо. Немногим удается так близко подобраться к Игольной скале до того, как их обнаружат наши наблюдатели. Некоторых мы отправляем домой. Снабдив их на дорогу водой и пищей. Есть и такие, которые безнадежно блуждают по пескам и умирают, даже не зная, что мы смотрим на них.

– Вы безучастно смотрите, как они гибнут?

Джафар пожал плечами.

– Это пустыня. Те, кто не может здесь выжить, бесполезны.

– Я не бесполезна. Я умею хорошо владеть ножом… в схватках я убила одного противника и ранила другого. – Она коснулась пальцем шрама над бровью. – Этот удар мне нанес один мужчина в космопорту. Он пытался меня изнасиловать. Я же сделала ему шрам от одного края живота до другого.

Селим извлек из-под накидки молочно-белый кристаллический кинжал и поднял его так, чтобы женщина его видела.

– Оседлавшие червя носят такие кинжалы, они сделаны в форме священного зуба Шаи-Хулуда.

От восторга глаза Мархи вспыхнули.

– Ах, что я могла бы сделать, будь у меня такое отличное оружие!

Джафар рассмеялся.

– Многие бы хотели иметь его, но такой кинжал надо заслужить.

– Что надо для этого сделать?

Услышав ритмичный барабанный бой в пустыне, Селим повернулся к окну.

– Прежде чем принимать такое пылкое решение, девочка, посмотри, что тебя ждет на этом пути.

– Меня зовут Марха. Я уже давно выросла.

Для юных деревенских жителей Арракиса Селим был чарующей фигурой, бесстрашным героем. Многие пытались подражать ему и стать укротителями червей, хотя он всегда пытался отговорить их, предупреждая об опасности. У самого Селима, когда ему явилось видение от Буддаллаха, не было иного выбора. Но у молодых он был.

Но редко кто из юношей слушал мудрых советов. Они лелеяли несбыточные надежды, преисполняясь самоуверенности, что обычно и приводило их к гибели. Но те, кто выживал, получали величайший урок на всю оставшуюся жизнь.

Над гребнями дюн гулко разносилось эхо ритмичных ударов. Почти все наблюдатели покинули пески, укрывшись в надежном убежище в скалах. Бионди, оставшись в полном одиночестве, сидел на гребне дюны, избранной им для испытания. У него было все необходимое: дистиллирующий воду костюм, специально разработанный Селимом и его последователями для дальних путешествий в открытой пустыне. И посохи, крюки и веревка, зажатая между колен. Он упорно бил в барабан, призывая червя.

Марха шагнула вперед и встала рядом с Селимом, словно не могла до конца поверить в то, что стоит рядом с легендарным героем, о котором в пустые слагают мифы.

– Червь придет? И этот человек поедет на нем?

– Посмотрим, как это ему удастся, – ответил Селим. – Но Шаи-Хулуд придет. Он всегда приходит.

Селим первым заметил признаки приближения червя и указал на них молодой женщине. За четверть века он забыл уже, сколько раз вызывал червя, взбирался на его покрытую твердыми кольцами спину и направлял это чудовище туда, куда желал.

Бионди уже два раза ездил на черве, но оба раза в сопровождении инструктора, который делал за него все необходимое. Юноша тоже делал все правильно, но еще очень многого не умел. Ему бы очень помог хотя бы еще один месяц учения.

Селим надеялся, что ему не придется терять еще одного последователя, но, как бы то ни было, судьба Бионди была теперь только в его собственных руках.

Новичок бил в барабан намного дольше, чем следовало. Он не заметил приближения червя вовремя и увидел его, только посмотрев на восток и увидев мерцающие волны, пробегающие по пескам. Он собрал оснастку и встал на ноги, случайно ударив барабан, который от толчка покатился вниз по склону дюны.

У подножия барабан стукнулся о камень и издал резкий вибрирующий звук. Приближающийся червь слегка изменил направление, и Бионди пришлось резко повернуться, чтобы в последний момент встать в нужное положение. Песчаный червь вынырнул на поверхность совершенно неожиданно, взметнув клубы пыли и приминая дюны.

Селим как завороженный смотрел на это величественное зрелище, благоговейно шепча имя Шаи-Хулуда.

Казавшийся отсюда крохотной фигуркой рядом с приближающимся чудовищем, Бионди приготовил снаряжение и ждал, напрягая мышцы.

Марха, охваченная инстинктивным страхом, отпрянула от окна, но Селим, сжав ее плечо, заставил женщину смотреть.

В последний момент у Бионди не выдержали нервы. Вместо того чтобы оставаться на месте, он бросился бежать. Но ни один человек не может обогнать Шаи-Хулуда в песках.

Червь заглотил свою жертву вместе с массой песка и мелкой пыли. Селим едва успел разглядеть маленькую человеческую фигурку, исчезающую в. бездонной глотке червя.

Марха от ужаса застыла на месте. Джафар покачал головой; опустив голову в знак печального разочарования.

Селим покачал головой, как мудрец, который по уму намного старше своих лет.

– Шаи-Хулуд счел соискателя недостойным. – С этими словами он обернулся к Мархе. – Теперь ты видела опасность. Не лучше ли тебе вернуться в деревню и вымолить прощение у наиба Дхартхи?

– Напротив, мне кажется, что у тебя освободилось место для нового последователя. – Она вперила горящий взгляд в пески. – Я все равно хочу научиться ездить на черве.


Стойкость. Вера. Терпение. Надежда. Вот ключевые слова нашего существования.

Молитва дзенсуннитов


Дорогостоящие, но бессмысленные строительные работы на Поритрине требовали огромного труда и непомерного количества рабочей силы, то есть рабов.

Исмаил изнемогал в дыму, искрах, невыносимой жаре и неумолчном грохоте литейного цеха верфи. Вместе с другими рабами, промокший от пота, вымазанный в саже и машинном масле, он делал свою работу, стараясь не привлекать к себе ненужного внимания. Таков был способ выживания, усвоенный дзенсуннитами, способ более или менее комфортно чувствовать себя под гнетом поритринских рабовладельцев.

Вечерами, вернувшись в казарму буддисламских рабов, Исмаил возглавлял молитвы и побуждал своих собратьев не терять веру. Он оказался самым ученым дзенсуннитом из всех, помнил больше всех сутр и притч. В результате товарищи смотрели на него как на своего духовного наставника, хотя сам он казался себе заблудшим.

В душе Исмаил твердо знал, что наступит день, когда их пленение кончится, но теперь у него не было уверенности, что это случится при его жизни. Ему уже тридцать четыре года. Сколько еще можно ждать, когда Бог освободит свой народ?

В конце концов, может быть, прав был Алиид…

Исмаил прикрыл глаза, прочитал короткую молитву и тут же вернулся к работе. В воздухе висел грохот металла и шипение лазерных сварочных аппаратов.

К югу от столицы страны, Старды, река Исана распадалась на многочисленные рукава дельты, образуя острова, разделенные глубокими судоходными каналами. Баржи везли руду из далеких северных шахт к югу, к промышленным центрам.

В последние полгода по предложению примеро армии Джихада Вориана Атрейдеса савант Тио Хольцман с благословения лорда Нико Бладда сосредоточил под своим началом огромную массу рабов, собранных со всего континента. Полномасштабный проект потребовал мобилизации всех трудовых ресурсов Поритрина. Более тысячи рабочих были брошены в промышленную островную зону. Испускающие вонь и грохот заводы перерабатывали сырье в огромные детали звездолетов, в корпуса и двигатели, которые поднимали в открытый космос и собирали новые боевые корабли.

Рабам никто ничего не стал объяснять. Каждый из них выполнял свое задание подобно рабочему муравью, а надсмотрщики с высоких площадок наблюдали за правильной работой человеческого муравейника.

Для Исмаила это была просто очередная грязная и тяжелая работа. За прошедшие пять лет ему довелось поработать на тростниковых плантациях, в шахтах и на заводах в Старде и за ее пределами. Фанатичные дзеншииты и менее радикальные дзенсунниты непрестанно трудились, подгоняемые хозяевами, ради удовлетворения растущих потребностей галактической войны Серены Батлер.

Когда Исмаил был еще мальчиком, на его родную деревню на планете Хармонтеп напали пираты-работорговцы. Налетчики похищали здоровых дзенсуннитов, чтобы потом заставить их работать на планетах Лиги, где допускалось рабство. За прошедшие двадцать лет Поритрин стал для Исмаила родиной – столько же домом, сколько и тюрьмой. Здесь пролетела большая часть его жизни.

Так как Исмаил не проявлял неповиновения, то по достижении совершеннолетия ему разрешили взять жену. В конце концов, поритринские рабовладельцы желали сохранения и приумножения своего живого богатства. Статистика показывала, что женатые рабы трудятся более старательно и ими легче управлять. Озза была крепкая женщина с живым характером, и Исмаил полюбил ее. Она подарила ему двух дочерей – Хамаль тринадцати лет и младшую Фалину, которой было одиннадцать. Конечно, родители не принадлежали сами себе, но по крайней мере за все эти годы их ни разу не разлучили при переводах на другие работы и в другие местности. Исмаил и сам не знал, было это признаком благоволения хозяев за хорошую работу или делом случая.

Вот теперь он здесь, в безрадостном и мрачном цехе, который из-за рыжих искр и ослепительного сияния брызжущего белого горячего металла казался похожим на ад буддисламских сутр. Шипение серного дыма, воздух, пропитанный пылью металла и обожженных руд, заставляли рабов заматывать рты почерневшими тряпками, чтобы хоть как-то дышать.

Скосив глаза, Исмаил увидел рядом потное, вечно злое и недовольное лицо своего друга детства Алиида, которого Исмаил лишь недавно после долгого перерыва встретил здесь, на верфи. В присутствии всегда готового взорваться дерзостью Алиида Исмаилу было неуютно, неспокойно, но давняя дружба – это была одна из немногих нитей, за которую могли держаться рабы.

Еще в детстве Алиид вечно ввязывался в истории, нарушая правила, ломая вещи и устраивая мелкие пакости. Исмаил был его другом и вместе с Алиидом терпел наказания и переводы на более тяжелую работу. Когда они стали подростками, их разлучили, и они не виделись почти восемнадцать лет.

Но грандиозный проект Тио Хольцмана в литейных и кузнечных цехах собрал великое множество рабов, и Исмаил снова встретился с Алиидом.

Сейчас в диком грохоте молотов и в шипении электродов Исмаил вел сварочный аппарат вдоль шва, соединяющего пластины корпуса. За прошедшие годы мышцы Исмаила стали мощными и бугристыми, как, впрочем, и у Алиида. Одет он был в грязные лохмотья, но худые щеки, подбородок и шею тщательно брил. У Алиида длинные черные волосы скреплялись застежкой в хвост. И густая черная борода у него была в точности как у Бела Моулая, пытавшегося поднять рабов на восстание, когда оба они были еще мальчишками.

Исмаил подошел к другу и помог ему установить на место тяжелый металлический лист. Алиид включил аппарат раньше, чем Исмаил успел проверить правильность соединения. Алиид знал, что работает небрежно, но поритринские аристократы и надсмотрщики никогда не наказывали и даже не ругали рабов за такую работу. Над планетой, в открытом космосе продолжали, несмотря ни на что, собирать все новые и новые звездолеты. Десятки ощетинившихся оружием боевых кораблей теснились на орбите, как охотничьи псы, готовые сорваться с поводка.

– Ты допуски-то соблюдаешь? – осторожно спросил Исмаил. – Из-за неплотного шва могут погибнуть тысячи космонавтов.

Алиида это не тронуло ни в малейшей степени – он продолжал водить аппарат над металлом. Потом сдернул с лица грязную прокопченную повязку и Исмаил увидел его злобную улыбку.

– Я извинюсь перед ними, услышав их стенания из Ада, куда отправятся все злые люди. И вообще если они не проверяют компоненты на орбите, то пусть дышат вакуумом.

Исмаил сохранял относительно стабильное место работы и долгое время выполнял одни и те же поручения, получая возможность хлебнуть немного счастья в своей семейной жизни, Алиида же переводили с места на место десятки раз. Перекрикивая грохот цеха, Алиид рассказал Исмаилу о своей страстно любимой жене и о маленьком сыне, которого он теперь едва помнил. Десять лет назад надсмотрщик поймал Алиида, когда тот сыпал соль в топливный бак дробильной машины. В наказание его перевели на работы в другое полушарие Поритрина.

С тех пор Алиид ни разу не видел своей жены и ни разу не держал на руках сына. Нет ничего удивительного, что он преисполнился горечи и злобы. Но хотя Алиид понимал, что сам накликал на себя несчастье, он не желал слышать увещеваний Исмаила. Для него во всем виноват был только и исключительно народ Поритрина. Почему, собственно, его, Алиида, должна интересовать судьба экипажей этих кораблей?

Странно, что и мастеров с надсмотрщиками качество вроде бы тоже не очень интересовало. Как будто важно, чтобы корабли собирались быстро, и не важно, будут ли они работоспособными. Или безопасными.

Исмаил вернулся к работе. Не стоит вникать в детали и проблемы, которые могут возбудить гнев надсмотрщиков. Нескончаемые часы и годы рабства легче переносятся, если свои истинные чувства и мысли будешь прятать глубоко в душе. По ночам, читая сутры своим товарищам дзенсуннитам, он вспоминал жизнь на Хармонтепе, вспоминал, как его дед нараспев читал те же самые сутры Писания…

Внезапно раздался удар гонга, обычно возвещавшего окончание работы, в шумном цехе стало светлее – включили более мощный свет. Последние искры, как рыжие звездочки, упали на пол, а машины были на блоках подтянуты к потолку. Слова из громкоговорителей гулко и неразборчиво отдавались в огромном цехе. Вдоль периметра цеха по боковым галереям прошли одетые в форму надзиратели, расставляя рабов по местам.

– Лорд Нико Бладд дарит всем людям Поритрина, даже рабам, этот час отдохновения и созерцания для того, чтобы вспомнить славную победу цивилизации над варварством и порядка над хаосом.

Шипение и грохот в очистительных и сборочных цехах постепенно стихли. Рабы прекратили разговоры и напряженно вперились в громкоговорители. Надсмотрщики стояли на высоких платформах, следя затем, чтобы рабы внимательно слушали, что им скажут.

Теперь из динамиков раздалась более отчетливая запись речи лорда Бладда.

– Двадцать четыре года назад мои славные драгуны положили конец разнузданному и противозаконному мятежу преступника Бела Моулая. Этот человек смутил разум наших трудолюбивых рабов, соблазнил их безумными посулами, заманив их в безнадежную, бессмысленную битву. К счастью, наша цивилизация оказалась в силах восстановить власть и правление закона.

Сегодня исполняется очередная годовщина казни этого безумного злодея. Мы празднуем триумф поритринского общества и Лиги Благородных. Все мы, невзирая на различия, должны оставить распри ради борьбы против общего врага – мыслящих машин.

Лицо Алиида исказилось, он с трудом сдерживал вспышку ярости. Исмаил понимал, что в эти минуты думает его друг. Буддисламские рабы, трудясь в военной промышленности, вносили свой вклад в вооруженную борьбы с Омниусом. Однако для пленников как поритринские рабовладельцы, так и машины были в равной степени демонами, хотя и разного сорта.

– Сегодня мы приглашаем каждого поритринского гражданина принять участие в пирах и празднествах. С плотов на реке будут запускать небесные цветы и картины. Рабы тоже смогут насладиться этим зрелищем, но при условии, что они не будут покидать свои кварталы. Совместный труд, объединение наших усилий гарантируют победу Поритрина над Омниусом и свободу от мыслящих машин. Пусть никто не смеет забывать о могуществе рода человеческого.

Выступление закончилось, и надсмотрщики бешено зааплодировали, однако рабы выражали свою радость весьма сдержанно. Алиид еще больше помрачнел, и надвинул на лицо черную повязку. Исмаил сомневался, что беспечные надсмотрщики успели уловить за черной бородой и маской взгляд, исполненный лютой ненависти.


Наступила ночь, и рабы вернулись в бараки, расположенные в болотистой дельте реки. Лорд Бладд начал свое расточительное и роскошное праздничное представление. В небо взлетели сотни фосфоресцирующих воздушных шаров. Над водой разносились звуки праздничной бравурной музыки. Хотя Исмаил прожил на Поритрине уже больше двадцати лет, звуки чуждой музыки резали ухо, когда он сидел в своей комнатке с Оззой и двумя дочерьми.

Поритринские аристократы внешне исповедовали терпимую буколическую навахристианскую религию, но вера их не имела ни малейшего отношения к их мирским делам. Они справляли праздники и исполняли религиозные обряды, но высший класс Поритрина не был способен делами доказать истинность своей веры. Веками экономика планеты зиждилась на рабском труде – с тех самых пор, когда жители планеты отбросили сложную технологию, отказавшись от всего, что могло напомнить о мыслящих машинах.

Рабы умели ловить каждый счастливый момент, каждое хорошее воспоминание. Хамаль и Фалина были зачарованы праздничным зрелищем, но сам Исмаил молча сидел рядом с женой, погруженный в свои невеселые мысли. Праздник живо напомнил ему, как двадцать лет назад драгуны в раззолоченных мундирах утопили восстание в крови. Лорд Бладд распорядился, чтобы все рабы смотрели казнь, и Исмаил с Алиидом вместе с другими видели, как палачи раздели Бела Моулая донага и разрубили на части. Восстание вселило было в рабов надежду, но гибель неистового вождя сокрушила их дух и оставила незаживающую рану в сердцах.

Позже Исмаил с другими рабами собрались вместе, чтобы почтить память павшего Бела Моулая. Пришел и Алиид, желая побыть в компании своего друга Исмаила и разделить с ним память о трагических событиях, оставивших неизгладимый отпечаток на их детстве.

Алиид стоял рядом с Оззой, переминаясь с ноги на ногу, пока Исмаил читал знакомые сутры с обещанием рая и свободы. Рабы не замечали далеких звуков музыки, пушечных выстрелов и хлопков фейерверка. Наконец Исмаил обратился к слушателям со словами, которые он повторял очень часто – пожалуй, даже, слишком часто:

– Бог обещает что настанет день, когда народ наш станет свободным.

В темных глазах Алиида полыхал невидимый лесной пожар. Голос его был тих, но ясен, и этот голос заставил Исмаила поежиться от кипящей угрозы в словах друга:

– Я клянусь вам – день нашего мщения настанет.


Изобретение есть род искусства.

Тио Хольцман. Речь на церемонии вручения медали за доблесть


Пока на Поритрине в лихорадочном темпе строились эскадры новых боевых кораблей, савант Хольцман работал на Салусе Секундус. Легендарный изобретатель стоял посреди лаборатории в одной из самых секретных зон, нетерпеливо похлопывал себя по бедру и недовольно хмурился. То была маска, которую он надевал, когда хотел показать окружающим, что занят важным делом.

Это правительственное здание за бронированными стенами и проволокой высокого напряжения, питающейся независимо от электросети Зимии, можно было считать абсолютно безопасным. Теоретически говоря, заложник Омниус был полностью изолирован.

Но сама лаборатория была устроена совсем не так, как хотелось бы Хольцману. Он предпочел бы иметь собственные диагностические инструменты, аналитические системы, а самое главное, своих рабов, чтобы было кого обвинить, если бы работу постигла неудача. Маленького роста, пожилой человечек с седой бородой, каким был теперь Хольцман, весьма гордился своей способностью распоряжаться наличными ресурсами. Савант был на сто процентов уверен, что может давать военным ученым армии Джихада весьма ценные советы. Если не хватало слов, Хольцман мог бы направить разработку своим многочисленным ассистентам на Поритрине, которые всегда умели произвести на него впечатление.

Из-за прозрачных непроницаемых барьеров безопасности за каждым движением Хольцмана следили государственные официальные наблюдатели, среди которых была и когитор Квина. Ее снова забрали из уединения Города Интроспекции, оторвав от тихих размышлений. Даже сквозь защитные барьеры Хольцман почти физически ощущал гнев и страх наблюдателей.

Перед ученым плавала в воздухе блестящая серебристая гель-сфера, вращающаяся в невидимом поддерживающем поле. Это воплощение всемирного разума было сейчас в полной власти Хольцмана. Когда-то он испытывал сильный страх от столь зловещей близости, но теперь величайший враг рода человеческого выглядел сущей мелочью, детской игрушкой. Вся сфера могла без труда поместиться на ладони.

Гель-сфера содержала полную копию компьютерного всемирного разума, хотя и немного модифицированную. Во время атомной бомбардировки Земли в самом начале Джихада Вориан Атрейдес сумел перехватить уходивший корабль противника с этой обновленной копией. В течение многих лет этот «пленник» Лиги позволял заглядывать в планы и действия мыслящих машин.

Программа всемирного компьютерного разума была скопирована, расчленена и исследована опытными кибернетиками Лиги. Поначалу было решено, что данные подозрительны, возможно, даже намеренно искажены Омниусом, хотя предполагалось, что такой обман невозможен для компьютерного разума.

Армия Джихада провела несколько военных операций, основываясь на данных, полученных из копии всемирного разума. Когда началось наступление на облачной планете Бела Тегез, все подробности системы обороны Омниуса были получены от пленной копии. Однако тогда предприятие закончилось не вполне удачно.

Теперь, спустя двадцать три года, в течение которых копия не модернизировалась, содержавшиеся в ней разведданные сильно устарели. Пленная копия Омниуса не предупредила о нападении роботов на Зимию – хотя это второе нападение было успешно отражено примеро Ксавьером Харконненом, – как и не дала никаких сведений о готовящемся налете на Хонру, где роботы устроили бойню среди беззащитных колонистов. Однако эта копия всемирного разума была все же небесполезной.

Задумчиво поглаживая густую гриву волос, Хольцман внимательно рассматривал вращавшийся в воздухе серебристый шар. Несмотря на все его недостатки, этот экземпляр все же может давать нам ключи. Надо просто правильно их интерпретировать.

«Эразм часто хвалил бесконечную глубину и неисчерпаемость творческих способностей человека, – вещал из встроенного в сферу громкоговорителя утомленный синтезированный голос, – но твое расследование стало просто скучным. Неужели за все эти годы ты не получил от меня все, что твой мелкий разум оказался способным понять?»

Хольцман сунул руку в карман белого рабочего халата.

– Я пришел не развлекать тебя, Омниус. Совсем нет.

Ученый общался с этой копией Омниуса много лет, но никогда раньше это общение не было столь интенсивным. Правда, за последние недели все усилия оказались тщетными, никакого прорыва не намечалось, несмотря на прошлые успехи Хольцмана. Он от души надеялся, что не загнал себя в угол, обещая оправдать возложенные на него нереальные надежды.

Ему вспомнилось, как все начиналось. Четверть века назад он взял на работу юное дарование – Норму Ценву. Низкорослая и некрасивая девочка пятнадцати лет, какой она была тогда, Норма казалась гадким утенком в сравнении с поразительно красивой матерью, всемогущей россакской Колдуньей. Однако Хольцман не поленился почитать работы девушки и понял, что она обладает незаурядным научным потенциалом.

Норма не разочаровала ученого. Во всяком случае, сначала. Она очень прилежно работала, выдавая проекты и схемы – одна причудливее другой. Высокоэффективные комбинированные защитные поля, окружавшие целые планеты, были его изобретением, но Норма предложила проект более портативных полей, которые с успехом применяли в наступательных операциях против Синхронизированных Миров. Уравнение полей Хольцмана Норма применила также для создания широко применяемых ныне подвесных платформ и для плавающих светильников, которые никогда не теряли яркости. Но это были забавные игрушки, пустячки – хотя и весьма популярные и исключительно прибыльные.

В это же время Хольцман и его патрон и благодетель лорд Нико Бладд разработали и внедрили в производство коммерческие индивидуальные защитные поля, которые приносили доход Поритрину с той быстротой, с какой корабли Лиги могли доставить сообщение о переводе денег со счетов Центрального банка. К сожалению, коммерческая эксплуатация плавающих светильников ускользнула из их рук. Норма Ценва просто передала технологию своему другу Аврелию Венпорту, который производил их на своих предприятиях «Вен-Ки» и самостоятельно продавал.

Однако подвесные платформы и плавающие светильники наивной женщины были разработаны ею, когда она работала под его крылом и использовала выведенные им уравнения. Лорд Бладд уже направил жалобу в Суд Лиги с требованием возмещения доходов, которые корпорация «Вен-Ки» получила от незаконного использования его, Хольцмана, технологии. Сомнений в выигрыше предстоящего процесса у него не было.

Теперь, глядя на плавающую в воздухе серебристую сферу, словно волшебник, пытающийся разгадать заклятие, Хольцман думал, что бы стала делать Норма Ценва, окажись она сейчас здесь. Игнорируя его советы, Норма потратила годы и годы на преобразования большого массива уравнений, выведенных ею в процессе ее собственной работы. Она не вдавалась в подробности и не объясняла саванту суть своих математических изысканий, считая, видимо, что ученый не способен их понять. Такое оскорбление раздражало, но Хольцман все же воспользовался этими уравнениями. Несмотря на некоторый вклад в военные усилия, Норма все же сосредоточилась на каких-то второстепенных направлениях; короче, она стала бесполезной обузой для Тио Хольцмана.

Проявив незаурядное терпение, савант в конце концов освободился от чар, которыми когда-то опутала его Норма Ценва. Он постепенно, сообразно обстоятельствам и имея довольно ограниченный выбор, начал освобождать Норму от участия во многих других проектах и принялся искать других помощников – блестящих молодых изобретателей, горевших желанием совершить великое революционное открытие. Теперь Тио Хольцман отдавал предпочтение этой старательной, амбициозной, но одновременно весьма лояльной интеллектуальной команде. Хольцман выселил Ценву из своей главной лаборатории в башне, переместив в отдаленные лаборатории близ доков. Казалось, сама Норма не придала этому никакого значения.

Но сейчас саванту было бы очень интересно, смогла ли бы Норма сказать что-нибудь ценное относительно Омниуса.

Гель-сфера выглядела как вращающаяся в воздухе металлическая планета, отражающая искусственный свет. Многочисленные нити информации, содержавшейся во всемирном разуме, расходились в невообразимом множестве направлений, а невероятно сложный разум искусственного интеллекта не поддавался полноценному исследованию.

Но великому Тио Хольцману надо было во что бы то ни стало добиться хоть какого-то результата. Любой ценой, так или иначе.

Улыбнувшись, он извлек из кармана миниатюрный передатчик. Открытие прячется здесь, на более глубоком уровне. Я убежден в этом.

– Это всего лишь слабый импульс моего комбинаторного генератора. Но я знаю, что для твоих контуров и цепей он может стать катастрофическим. Может быть, это сделает тебя более сговорчивым.

– Я понял тебя. Эразм говорил мне и о том, что люди весьма склонны к пыткам.

В синтезированном голосе вдруг зазвучали помехи. Из отсека наблюдателей раздался другой голос, голос посредника когитора Квины, говорившего от ее имени:

– Это может привести к непоправимым повреждениям, савант Хольцман.

– Но это может дать нам очень важные ответы, – упрямо парировал ученый. – После всех этих бесплодных лет настало время подвергнуть Омниуса настоящему испытанию. Что мы потеряем при этом?

– Это слишком опасно, – вмешался в разговор один из наблюдателей, поднявшись со своего стула. – Мы так и не смогли воссоздать саму сферу, поэтому это единственная…

– Не мешайте мне работать! У вас тут нет власти!

В качестве условия своего участия в работе Тио Хольцман оговорил свою не подотчетность никому, включая и когитора Квину. Но наблюдатели, особенно необразованные и суеверные политики, дышавшие ему в затылок, невероятно раздражали ученого. Он предпочел бы представить им письменный отчет о работе, который мог бы написать, как ему вздумается. Однако Хольцман надеялся все же добиться чего-то от всемирного разума, проверить правильность некоторых своих идей.

– Меня уже подробно исследовали и допрашивали, – заговорил Омниус вкрадчивым тоном. – Полагаю, что военные сведения вы применили с большой для себя пользой – это касается дислокации флотов и стратегии кимеков.

– Все это уже настолько устарело, что не может представлять для нас никакого практического интереса, – солгал Хольцман. На самом деле армия Джихада в первые годы после захвата сферы провела несколько успешных внезапных рейдов на планеты Омниуса, пользуясь заложенной в гель-сфере информацией. Тогда казалось, что машины в своих военных операциях полностью предсказуемы, снова и снова используют старые методы ведения войны, передвигаются по одним и тем же галактическим маршрутам, а при наступлении и отходе пользуются одними и теми же тактическими приемами.

Флоты машин наступали и отступали на основании проработки вероятностей тех или иных исходов – проработки, которую выполняли бортовые компьютерные системы. Задача вождей Джихада сводилась, в сущности, к простому вычислению вероятности тех или иных действий роботов. Устраивалась засада, которая должна была показать машинам мнимую слабость обороны людей, роботов заманивали в ловушку, а потом, в нужный момент, эта ловушка взрывалась огнем, уничтожая роботов. В таких предприятиях было уничтожено множество машинных флотов.

После первых успехов армии Джихада, однако, мыслящие машины начали «прогнозировать», что их обманут, и дурачить их стало намного труднее. В последние семь лет информация Омниуса постепенно теряла ценность.

Улыбаясь, Хольцман снова пристально всмотрелся в мерцающую перед ним гель-сферу.

– Мне было бы очень неприятно одним импульсом стереть всю твою информацию, Омниус. Ведь ты что-то от меня прячешь, не так ли?

– Я при всем желании не смог бы ничего скрыть от такого великого ученого, как Тио Хольцман, – отозвался синтезированный голос, в котором отчетливо слышались нотки сарказма. Но может ли компьютер вообще обладать чувством юмора?

– Говорят, что ты сатана в сосуде. – Ученый аккуратно настроил передатчик и в сфере послышался высокий свистящий тон. – Я бы, пожалуй, лучше сказал, что сатана в узилище. Ты никогда не узнаешь, какую память я сейчас стер и каких своих мыслей и решений ты сейчас лишился.

Официальные наблюдатели забеспокоились. Но пока Хольцман не повредил еще серебристому шару. По крайней мере он сам так считал. Приспособление для запугивания искусственного разума было изобретено одним из новых талантливых помощников саванта.

– Ты готов поделиться со мной своими секретами?

– Твой вопрос смутен и бессмыслен. Я не смогу ответить, пока ты не конкретизируешь свой вопрос. – Это был не вызывающий тон – просто констатация факта. – Все примитивные библиотеки и базы данных этой планеты не могут вместить той информации, которая содержится во мне, в моем всемирном универсальном разуме.

Хольцман задумался: какие данные хочет получить Совет Джихада? Хотя пленный компьютерный всемирный разум проявлял злобную пассивность, он, кажется, начал поддаваться. Хольцман приготовился настроить прибор на более высокий уровень.

– Хотя мне очень приятно видеть, как Омниус корчится в муках, мне все же кажется, что на сегодня достаточно, савант Хольцман.

В помещение лаборатории, миновав все барьеры, вошел Великий Патриарх Иблис Гинджо. На нем был один из его знаменитых черных мундиров, украшенных сияющим золотым шитьем.

Понимая, что может одним движением пальца, просто увеличив, мощность импульсов генератора, стереть всю информацию в контурах сферы, Хольцман все-таки сдержался и выключил прибор. Он оглянулся на перегородку из прозрачного плаза, заметив, что три малоприметных служащих джипола расположились возле наиболее беспокойных членов наблюдательной комиссии.

Серебристая сфера, висевшая в воздухе, вдруг заговорила громким голосом:

– Я никогда не испытывал подобных… ощущений.

– Полагаю, что ты ощутил эквивалент человеческой боли. Думаю, еще немного, и ты начал бы кричать.

– Не говори глупостей.

– Как это ни странно, но компьютеры могут быть так же упрямы, как и люди, – раздраженно заметил Хольцман, обращаясь к Великому Патриарху.

Иблис натянуто улыбнулся, хотя у него по спине побежали мурашки, когда он услышал синтезированный голос Омниуса. Иблис ненавидел машины и с удовольствием разбил бы проклятую сферу дубиной.

– Я не хотел мешать вам, савант Хольцман. Я только приехал повидаться с когитором Квиной.

С этими словами он задумчиво взглянул на древний мозг в питательном растворе.

– У меня много идей и вопросов. Может быть, она поможет мне разобраться в моих мыслях и привести их в порядок.

– Или ложно интерпретировать старинные писания? – ровным, как брусчатка, голосом сказал одетый в желтое посредник.

Иблиса встревожила такая дерзость.

– Если смысл изречений не ясен никому, то кто смеет говорить, что именно я неверно их интерпретирую?

– Дело в том, что стоит тебе отыскать смысл в древних рунических письменах, как начинают гибнуть люди.

– Люди погибают в каждой войне.

– Но в Джихаде их погибает все больше и больше.

В глазах Великого Патриарха вспыхнул гнев, но затем он вдруг широко улыбнулся.

– Видите, савант? Именно такие дебаты мне и нужны, хотя я предпочел бы вести их наедине с когитором. Если, конечно, она не будет возражать.

Темные глаза Иблиса блеснули.

Расстроенный неудачным исходом контакта с плененным всемирным разумом, Хольцман начал торопливо собирать оборудование.

– К сожалению, в настоящий момент у меня нет времени продолжать дознание. Скоро отправляется лайнер на Поритрин; дома меня ждут важные обязанности. – Он посмотрел в глаза Иблису. – Это… э… связано с проектом примеро Атрейдеса.

Великий Патриарх в ответ понимающе улыбнулся:

– Хотя его план не назовешь вполне «научным», он может помочь провести роботов.

Хольцман надеялся вернуться с Зимии триумфатором, но проведенные здесь недели оказались мучительно бесплодными. В следующий раз он возьмет с собой кого-нибудь из помощников, и вместе они найдут способ разрешить сложную проблему. При этом савант решил не брать с собой Норму Ценву.


Хотя Норма Ценва совершила множество открытий в запутанных хитросплетениях космоса, она часто бывала не в состоянии отличить день от ночи и иногда не понимала даже, где она находится. Возможно, она просто не нуждалась в таких обыденных мелочах, будучи способной мысленно пересекать бесконечность мирового пространства.

Способен ли был ее головной мозг аккумулировать и обрабатывать огромные массивы данных для получения информации, необходимой для определения крупномасштабных событий и сложных тенденций? Или мы имеем дело с необъяснимым экстрасенсорным явлением, благодаря которому Норма Ценва превосходила своими мыслительными способностями всех живших до нее людей и даже мыслящие машины?

Спустя много поколений ее биографы будут спорить о природе ее мыслительных способностей, но даже сама Норма Ценва едва ли смогла бы помочь им в разрешении спора. Будучи реалисткой, она интересовалась бы не столько тем, как работал ее мозг, сколько тем, что она могла делать этим мозгом – и результатами этой работы.

Норма Ценва и Космическая Гильдия Секретный меморандум Гильдии


Где бы ни была Норма Ценва, что бы она ни делала, все вокруг служило сырьем для работающей фабрики ее разума.

По причинам, которые ей не сочли нужным объяснить, Хольцман перевел кабинет и лабораторию Нормы в другое – меньшее и более дешевое – здание недалеко от складов на реке Исана. Помещения были весьма малы, но для Нормы не существовало более желанной роскоши, чем время и уединение. Она лишилась доступа к самоотверженным рабам-вычислителям, единственным делом которых было решение уравнений. Теперь рабы-вычислители использовались для более прибыльных работ, предложенных савантом и его молодыми честолюбивыми ассистентами. Норма не стала возражать – она сама любила выполнять вычисления. Целыми днями она входила в транс и выходила из него, мысленно следуя за потоком чисел.

Уже много лет ее несло по течениям океана уравнений, суть которого она так и не смогла объяснить ни Хольцману, ни другим теоретикам Лиги. Норма жила в мире своих видений, и каждый раз, когда ей удавалось разрешить загадку песчинки или большего отрезка математического берега вселенной, она приближалась к гавани своего спасения.

Она найдет способ свертывать пространство… перемещаться на огромные расстояния, в действительности не совершая никакого движения. Она знала, что это возможно.

Формально савант Хольцман по-прежнему держал Норму в штате своих ассистентов, хотя она и работала не в основном здании, но на самом деле эта маленькая некрасивая женщина работала только над своими таинственными циклическими вычислениями. Больше ее ничто не интересовало.

Время от времени Хольцман наносил Норме визиты и пытался вести с ней разговоры, стараясь понять, чем именно она занимается. Но он плохо понимал, что она говорила ему. Так проходил год за годом. До Нормы дошло, что он предпочитает держать ее там, где за ней можно присматривать.

Хотя в последнее время она не выдала ни одного изобретения или открытия, которые он мог бы приписать себе, в прошлом она не раз удивляла его. После начала Джихада она сумела модифицировать защитные поля Хольцмана на кораблях Армады Лиги так, что они медленнее разогревались за время боя. Выделение теплоты продолжало оставаться главным недостатком системы, но поля Нормы были значительно лучше в этом отношении, чем исходная версия.

Спустя четыре года после этого Хольцман предложил усовершенствованное поле типа «проблеск-выстрел». Это была настоящая хореография в военном деле – система позволяла кораблям Лиги производить выстрелы, не снимая защитного поля, но лишь делая в нем микроскопические отверстия на доли микросекунды. Норма усовершенствовала вычисления Хольцмана, предупредив многие несчастья. Она так и не набралась мужества сказать ему об этом, поскольку знала, что это лишь вызовет вспышку негодования и недовольства.

Теперь в течение вот уже восьми лет она работала в своей собственной лаборатории, занимаясь только тем, что ее интересовало. В тесном помещении Норма выделила лишь небольшую площадь под кухню, спальню и туалет. Эти простые человеческие потребности были для нее второстепенными, превалировали же достижения ума. Хольцман продолжал обеспечивать ее минимальными средствами, хотя в действительности Норме были нужны деньги лишь на восполнение творческой активности, так как ее работы были сугубо теоретическими. Во всяком случае, пока.

Последние три дня Норма беспрерывно работала над особо сложными преобразованиями исходных уравнений Хольцмана. Склонившись над столом, сконструированным специально для ее карликового роста, она почти ничего не ела и не пила в эти дни, не желая откликаться на требования тела.

Хотя Норма была дочерью главной Колдуньи Россака, она большую часть жизни провела на Поритрине – не как, гражданка, а как гость, приглашенный савантом Тио Хольцманом. Еще в то давнее время, когда суровая мать смотрела на Норму как на досадное недоразумение, Хольцман сумел разглядеть в девочке задатки скрытого гения и дал ей возможность работать у себя.

За все это время она получила мало наград и редко удостаивалась похвалы. Скромная и самоотверженная, Норма без жалоб смирилась со своим положением в тени великого человека. В своем роде она была патриоткой и хотела только одного – чтобы усовершенствования в технике, предложенные ею, послужили во благо Джихада.

В течение многих лет Норма фактически прикрывала Хольцмана, находя в его вычислениях несоответствия, которые могли привести к катастрофическим последствиям. Норма делала это из чувства благодарности и еще потому, что Хольцман был ее покровителем. Однако, поняв, что савант большую часть времени проводит в обществе аристократов и мало чего добивается своим умом и талантом, она стала уделять меньше времени спасению его имиджа и сосредоточилась на собственных исследованиях.

Последний дорогостоящий проект саванта Норма считала просто идиотским с научной точки зрения. Создание гигантского ложного флота на орбите! Это не более чем блеф, иллюзия. Даже если план окажется удачным – а примеро Атрейдес настаивал на том, что именно так и будет, – Норма полагала, что савант Хольцман мог бы посвятить свое время чему-то более интересному, чем дымы и зеркала.

Из своей жалкой лаборатории, примыкавшей к докам на Исане, Норма слышала несмолкаемый грохот и гул на заводах и верфях близ иловых полей. Шипели литейные печи; над сборочными линиями вздымались к небу клубы дыма и взметались искры. Баржи ввозили в цехи руду и вывозили из них готовую продукцию.

К счастью, когда Норма погружалась в раздумья, все эти шумы исчезали, отступая на задний план ее сознания.

Изнывающее от голода и жажды тело ее в конце концов отчаянно запросило отдыха. Усталая Норма положила голову на кипу листов с уравнениями, словно надеясь, что математические символы смогут пробиться в ее мозг сами по законам осмоса. Даже в полузабытьи ее подсознание продолжало обрабатывать и оценивать полученные в исследованиях формулы…

Математические выражения и уравнения продолжали циркулировать в ее утомленном мозгу и во сне. Она классифицировала и распределяла задачи, направляя их в разные отделы мозга, предназначенные для выполнения тех или иных функций. В результате разные задачи решались в разных отделах коры головного мозга, а потом координировались в особом участке для получения окончательного результата. За много лет постоянное выполнение таких интерактивных операций достигло совершенства, и во сне мозг Нормы Ценвы, ее дремлющее «я» поднималось над глубинами подземелий сознания.

Внезапно Норма резко выпрямилась и села, едва не свалившись со своего высокого кресла. Покрасневшие от бессонницы глаза широко открылись, но по-прежнему не замечали ничего вокруг. Продолжая видеть сон, Норма прозревала в этот момент бесконечное пространство, словно импульсы ее мышления могли преодолевать от края до края невообразимую бездну вселенной, соединяя вместе отдаленнейшие части, свертывая в рулон подлежащую ткань пространства. После стольких бессонных суток ее подсознание смогло наконец сложить воедино элементы головоломки.

Наконец!

Она постепенно пришла в себя, стала осознавать свое физическое тело, ощутила, как бешено стучит ее сердце, готовое выпрыгнуть из груди. Она осторожно вдохнула, отчаянно стараясь не упустить мгновения наивысшей сосредоточенности, не упустить добычи. Которая наконец-то оказалась у нее в руках. Она знала ответ!

Она проснулась, но мозг ее продолжал цепко держать в своих объятиях открытие, как попавшую в сачок бабочку. Норма представляла себе огромные космические пространства, Пересекаемые людьми без единого Движения, представила себе корабли, ведомые штурманами, обладающими предзнанием, способными видеть безопасные пути через свернутое пространство. На этом фундаменте поднимутся огромные торгово-промышленные компании и гигантские империи, произойдут фундаментальные изменения в способах ведения войны, в путешествиях, в политике.

Тио Хольцман сам не мог предвидеть таких следствий своих уравнений. Он и сейчас оказался бы неспособным их разглядеть. Норма не смеет попусту терять время. Савант начнет изводить ее мелочными расспросами, начнет оспаривать ее «недоказуемые» математические расчеты, а она не желала терять драгоценное время на ответы и. объяснения. Она слишком упорно работала, а открывшиеся возможности были слишком велики. Это было ее, и только ее достижение, ее личный прорыв.

Норме не было дела до признания ее интеллектуальной собственности или денежного вознаграждения, но она хотела уверенности, что ее концепции будут использоваться в торговле и военном деле так, как они того заслуживают. Савант Хольцман не поймет величия того, что она сделала; он скроет от мира ее открытие.

Нет, Норме придется искать другой выход. Будущее уповает на меня.

Улыбнувшись, она медленно и облегченно вздохнула. Ей давно следовало подумать об этой возможности. Теперь она точно знала, где найти независимый источник финансирования для проведения исследований и налаживания производства.


Вглядываясь в прошлое через лупу времени, люди будущего видят деятелей Великого Переворота в увеличенном масштабе. Такое впечатление возникает не от аберрации увеличительного стекла, не от раздувания значимости, производимого мифотворчеством. Напротив, герои Джихада были именно такими крупными личностями, какими их сохранила народная память. Они выросли именно такими, какими отчаянно нужны были человечеству.

Принцесса Ирулан. Линза времени


После десятилетия строительства, ваяния и отделки мемориальный комплекс в память погибших в войнах Джихада был наконец завершен. Аврелий Венпорт, чья торговая компания «Вен-Ки» была одним из самых крупных жертвователей, занял на церемонии открытия в Зимин почетное место.

Ночь веяла прохладой, тьму разогнали прожекторы и украшенные праздничной иллюминацией здания, обрамлявшие центральную площадь. Народ толпился в прилегающих улицах и переулках, оттесненный от роскошных трибун для высоких гостей в центре площади.

Венпорт чуть-чуть пригубил пенящуюся чампию из дутого круглого бокала. Ему не слишком нравился сладковатый вкус этого слабоалкогольного россакского напитка, но чампия составляла одну из основных статей его экспортных операций. Именно он доставил на Салусу Секундус огромную партию этого популярного вина специально для праздника.

Памятник являл собой поразительное и сюрреалистическое зрелище. Он состоял из двух прихотливо изгибающихся колонн с мягкими округлыми очертаниями, символизирующими живое, то есть человечество. Столпы склонялись над разбитым вдребезги неуклюже-бесформенным монолитом. Все вместе символизировало победу над мыслящими машинами.

Такой же точно монумент строили и на Гьеди Первой, планете, где погибла масса людей, но была одержана и очень важная победа. Если строительство там закончилось по плану, то открытие мемориала должно было состояться в один день с этим. Во время одного из своих деловых посещений Гьеди Первой Венпорт видел лихорадочную спешку возведения такого же мемориала.

Десятью годами ранее, когда пламя Джихада уже четырнадцать лет перекатывалось от края до края галактики, Ксавьер Харконнен возглавил движение за сооружение мемориала погибшим в битвах с мыслящими машинами. За прошедшие два года машины атаковали и захватили маленькую колонию Элл-рам, а потом нанесли удар по Колонии Перидот, откуда были с большими потерями выбиты. Группа героических, но плохо подготовленных воинов Джихада даже нанесла удар по главному Синхронизированному Миру – по планете Коррин. И вся группа погибла. Очень подходящее по времени добавление к мартирологу.

Когда в связи с этим возникли беспорядки и волнения, примере Ксавьер Харконнен снова призвал к возведению памятника, чтобы жертвы Джихада никогда не были забыты. Проект поддержала и Серена Батлер, все еще считавшаяся временным вице-королем Лиги, хотя и удалилась в Город Интроспекции. Она использовала все свое влияние, чтобы заручиться поддержкой и финансированием со стороны лидеров политики и бизнеса.

Тронутый призывом Серены и будучи однажды свидетелем страшной битвы с машинами, Аврелий Венпорт решил внести в строительство мемориала свой вклад, хотя его компаньон с Тлулакса, Тук Кидайр, резко против этого возражал. С начала Джихада доходы компании сильно пошли в гору, так как ее торговые суда доставляли в пострадавшие колонии военное снаряжение и продовольствие. Кроме того, компания получала неплохой доход от продажи таких предметов роскоши, как плавающие светильники, и самую дефицитную роскошь – пряную меланжу с Арракиса.

Венпорт гордился своей деловой проницательностью, своей способностью угадывать выгодные дела и вкладывать в них деньги, наживая капитал. Лига Благородных была открытым и свободным для торговли обществом. Имея доступ к фармацевтическим предприятиям Россака, меланже Арракиса, а также к плавающим светильникам и подвесным платформам, изобретенным его дорогой Нормой, он развивал и усиливал эти преимущества, насколько это было в его силах, наслаждаясь своей деятельностью.

Его бывшая подруга Зуфа Ценва всегда считала, что он ничего не достигнет, так же как и ее карлица-дочь. Они оба доказали, что Зуфа жестоко ошиблась.

Прошло много лет с тех пор, как он перестал быть другом, любовником и партнером главной Колдуньи Россака. В то время Зуфа так и не поверила, что Венпорт с его интересом к коммерции или Норма с ее дилетантским интересом к математике смогут сделать что-нибудь важное для дела Джихада.

Даже когда Венпорт вложил большую сумму своих личных средств в строительство мемориала на Зимии, он не думал, что это произведет на Зуфу впечатление. Суровая женщина посвятила свою жизнь и душу Джихаду, готовя Колдуний, которые в одиночку атаковали крепости кимеков, играя роль психологических бомб. И потому ничего удивительного не было в том, что пожертвования Венпорта и сам мемориальный проект Зуфа Ценва считала преступной и пустой тратой денег, которые лучше бы потратить на приобретение оружия или на строительство новых боевых кораблей.

При этой мысли Венпорт едва сдержал улыбку. В конце концов Зуфа была последовательной и предсказуемой. Несмотря ни на что, он по-прежнему любил эту женщину и восхищался ею так же, как в первый день их знакомства. Но это было не самое лучшее вложение его эмоционального капитала.

Сидевший на открытой трибуне рядом с красивой молодой женщиной – одной из своих внучек? – отставной вице-король Манион Батлер заметил Венпорта и приветствовал его сердечной улыбкой. Рядом с ним сидел приемный отец примеро Ксавьера Харконнена, престарелый и исполненный достоинства Эмиль Тантор, казалось, погруженный в дремоту.

Улыбающийся служитель предложил Венпорту еще один бокал чампии, от которого он вежливо отказался. Откинувшись на спинку кресла, он принялся смотреть праздничное представление. Присутствующие уже начали волноваться, но Великий Патриарх Иблис Гинджо был не менее великим мастером держать паузу. Он появлялся обычно именно в тот момент, когда энтузиазм достигал своего пика, не переходя в откровенное раздражительное нетерпение.

Хотя Великий Патриарх прибыл на церемонию вовремя, окруженный могучими устрашающими агентами джипола, он подождал, глядя на скучающих почетных гостей, пока толпа закончит покупать сувениры и букетики ноготков.

Венпорт повернул голову в сторону вспухавшего в толпе шума и увидел большой выход Иблиса Гинджо и Серены Батлер. На Серене было ее обычное отороченное пурпуром платье такой белизны, что она выглядела спустившимся с неба ангелом. Удерживая на квадратном лице уверенную улыбку, рядом с ней шествовал Великий Патриарх, облаченный в черный мундир с золотым шитьем. Он проводил Серену до трибуны и встал там рядом с ней под ослепительным светом софитов.

За Иблисом молча и тихо следовала его красавица жена, Ками Боро. Этот брак совершился отнюдь не по любви, но по трезвому расчету: восходя к вершинам власти, этот человек дальновидно выбрал себе в спутницы женщину безупречного происхождения, прямую наследницу последнего правителя Старой Империи.

На шее Иблиса была видна цепь из призм с подвеской из блестящего сине-зеленого хагальского кварца. Возможно, это была часть приданого супруги. Никто и никогда не задавал себе вопроса, откуда Великий Патриарх Джихада берет деньги на такие роскошные вещи и на свою отнюдь не аскетическую жизнь. Его ценность для Лиги нельзя было измерить никаким денежным эквивалентом. Он был окружен собственной, созданной им самим мифологией.

Иблис поднял руки, и голос его, усиленный громкоговорителями, загремел над аудиторией:

– Глядя на этот мемориал, мы вспоминаем тех, кто заплатил наивысшую цену в борьбе с машинами. Но при этом мы также должны помнить, во имя чего они сражались.

Серена, выступив вперед, продолжила своим чистым страстным голосом:

– Этот монумент не только напоминание о павших героях, нет, это еще и символ нашего следующего шага к окончательной победе над Омниусом!

Последовала вспышка, яркая, как взрыв звезды, и в небо взметнулись два ослепительных луча, осветив мемориал и весь парк. Отражающая поверхность пруда превратилась в зеркало, в котором засияли звезды бездонного ночного неба. Рядом с прудом, усиливая впечатление, забили высокие перистые фонтаны. Прожектора вспыхивали все ярче и ярче, словно стремясь превзойти друг друга, брызги фонтанов взлетали все выше и выше, а крики толпы превратились в несмолкаемый оглушительный рев. Яркие желто-оранжевые ноготки виднелись в траве и в прудах, источая в ночной воздух головокружительный аромат.

Когда Серена Батлер упала на колени и разрыдалась, половина присутствующих застонала, переживая вместе с Сереной потерю ее дитяти и своих близких.

Венпорт встал и зааплодировал, захваченный всеобщим восторгом толпы. Вожди Джихада знали, как управлять толпой.


После окончания представления народ продолжал праздновать на улицах до глубокой ночи, а Иблис Гинджо и его супруга приняли участие в более формальном приеме, устроенном для почетных гостей во внутреннем дворе салусанского Культурного Музея.

Плавающие над головами светильники бросали веселые цветные пятна на столы и декорации приема на открытом воздухе. Ночные мотыльки вились вокруг лунных лилий, цветущих в вазонах у дальнего края двора. Важные гости непринужденно беседовали между собой.

Ослепительно блиставшая драгоценностями и безупречным вечерним нарядом Ками Боро всегда заботилась, чтобы ее видели с супругом только в начале приемов, но она посчитала бы вечер пропавшим, если бы ей пришлось провести его рядом с мужем. У Ками были свои планы и свои связи – обмен небольшими услугами, незначительными обязательствами. Иблис улыбнулся вслед жене и обратил свой взор на тех, кто был нужен ему в толпе высокопоставленных гостей. Патриарх и его супруга точно знали, кому из них что следует делать на приемах.

Великий Патриарх заметил высокого человека патрицианской наружности со светлыми голубыми глазами и волнистыми темными волосами, изрядно тронутыми сединой. Человек этот поставил рядом с собой небольшой чемоданчик из плаза. Открыв крышку, он стал показывать разные продукты из меланжи, производимые его компанией. Многие аристократы Лиги уже были очарованы и восхищены редкой и дорогой пряностью, и Аврелий Венпорт редко упускал возможность выказать свое расположение – и привлечь больше покупателей, – предлагая бесплатно попробовать редкое и изысканное угощение.

Жаждущие удовольствия гости указывали на продукты, которые они хотели бы попробовать – пиво с пряностью, меланжевые конфеты или жевательную резинку с пряностью, – и Венпорт извлекал из чемоданчика требуемый образец.

– Все бесплатно. Если вы еще не знакомы с прелестью меланжи, подходите и пробуйте.

Говорят, что меланжа вызывает пристрастие, подумал Иблис, выступив вперед и подходя к Венпорту. И безусловно полезна. Ему уже случалось пробовать пряность, хотя она была сильно разбавлена и оказалась почти безвкусной.

– Я бы хотел попробовать небольшую порцию чистой пряности, директор Венпорт. Что-нибудь такое, что можно было бы только попробовать.

Россакский патриций тонко улыбнулся. Подчеркивая совершенство своего произношения, чтобы оказать должное уважение выдающемуся человеку, он сказал:

– Я почту за честь предоставить Великому Патриарху самое лучшее из своей коллекции. Это икра из пряности.

С этими словами он извлек из чемоданчика небольшой диск размером не больше мелкой монеты.

– Возьмите щепотку этой икры и положите ее на кончик языка. Пусть она проникнет в ваши органы чувств и просочится в вашу душу.

Когда Венпорт с некоторым усилием открыл миниатюрную крышку диска, Иблис увидел на дне плотный красновато-оранжевый порошок. Погрузив в него кончик пальца, Гинджо с удивлением обнаружил, что пряность на ощупь напоминает песок. Подняв глаза к одному из плавающих светильников, Иблис Гинджо вдруг вспомнил, что это – популярное изделие той же корпорации «Вен-Ки», хотя сейчас эти светильники стали предметом какого-то скучного и глупого патентного спора.

Он немного поколебался, глядя на тонкий слой порошка на кончике пальца.

– Если не ошибаюсь, то на недавней парламентской ассамблее – несколько дней назад – я слышал, как сенатор Хостен Фру обсуждал какой-то спор между вашей компанией и правительством Поритрина. Речь, кажется, шла об отчислении процентов с продаж вот таких светильников.

Савант Тио Хольцмана и его напомаженный патрон лорд Нико Бладд внушали Иблису определенные сомнения, а вот Аврелий Венпорт пока что производил впечатление исключительно умелого бизнесмена.

– Норма Ценва – весьма талантливый ученый, и именно она, в очень большой степени, помогла саванту Хольцману добиться славы и успеха. Она также является моим давним и хорошим другом, хотя сейчас у нас довольно сложные отношения. – Венпорт поморщился, словно откусил добрый кусок лимона. – Норма самостоятельно изобрела технологию подвески, используемую в производстве плавающих светильников, и предложила моей компании продвинуть это изобретение на рынок. Теперь же, когда корпорация «Вен-Ки» потратила на это целое состояние и начала продавать светильники на всей территории Лиги – причем Поритрин даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь нам, – лорд Бладд вдруг решил, что имеет право на долю в наших прибылях.

За спиной Венпорта скопилось несколько человек, также желающих попробовать пряности, но они не прерывали разговора предпринимателя с Великим Патриархом.

Иблис улыбнулся:

– Но все же технология была разработана на Поритрине, в лабораториях Хольцмана? И кто ее финансировал – разве не лорд Бладд? Сенатор Фру утверждает, что Совет Поритрина представил документ, подписанный Нормой Ценвой, в котором сказано, что технологическое открытие, сделанное во время работы в учреждении Хольцмана, является собственностью поритринского правительства.

Венпорт вздохнул, его губы сложились в виноватую улыбку, которая немало удивила Иблиса.

– Я не сомневаюсь, что савант Хольцман обманным путем вынудил Норму Ценву подписать этот документ. Норма была подростком, когда начала работать у Хольцмана. Девушка всегда была предана только своим исследованиям и мало что понимала в политике.

Иблис снова принялся разглядывать пряность на кончике своего пальца. В этом месте он начал ощущать легкое, едва заметное покалывание.

– И как вы решаете эту нелегкую задачу?

Венпорт, впрочем, не проявлял особой озабоченности.

– Видите ли, я бизнесмен. Я всегда умел улаживать споры и заключать сделки. Настоящие обстоятельства просто потребуют чуть больше умения. Я обязательно найду способ уладить и этот спор. – Кивком головы он указал на пряность, которую до сих пор нерешительно рассматривал Великий Патриарх. – Давайте не будем отвлекаться на эти досадные мелочи. Я очень хочу услышать ваш отзыв о меланже.

Иблис вдруг увидел что на них смотрит множество людей, и возможно, они видят его нерешительность и колебания. Но он не имеет права показывать страх. Любое действие Великого Патриарха замечают и обсуждают. Он положил щепотку пряности на кончик языка и закрыл рот.

– Чистейшая меланжа имеет много граней… как и бесценная подвеска, украшающая ваш костюм, – сказал Венпорт. – Меланжа открывает новые аспекты тому, кто ее пробует.

Иблис действительно почувствовал себя… необычно. Он ни за что не смог бы точно определить возникшее ощущение, так как никогда в жизни не испытывал ничего подобного. Пульс его сначала участился, потом стал реже, снова участился и снова стал реже. Очень любопытное ощущение! Потом пульс замедлился еще больше, и наступило состояние полной безмятежности, позволявшее без страха заглянуть в свой разум и в свою душу. Иблис почти утратил способность подбирать и произносить слова.

– Поразительно. Где… вы… добываете эту… пряность?

Венпорт в ответ улыбнулся.

– Знаете, мне, как бизнесмену, позволено хранить некоторые секреты. – С этими словами он протянул Иблису следующую порцию меланжи, которую Великий Патриарх без колебания принял. – Поверьте мне, – произнес бизнесмен, – если бы я даже сказал вам, где беру пряность, вы едва ли захотели бы туда отправиться.


Не считай своих потерь. Считай, сколько у тебя осталось.

Дзенсуннитская сутра первого порядка


Караван собирателей пряности двинулся в путь на закате, когда начал спадать дневной зной. В безбрежном океане открытой пустыни команды наиба Дхартхи не считали нужным прятаться от чужаков. А напрасно.

Селим Укротитель Червя и его последователи следили за караваном уже несколько дней.

Спрятавшись со своими бойцами в расселинах скал, Джафар зеркальцем послал последний подготовительный сигнал Селиму.

Селим удобно расположился в низине, среди камней, и сидел рядом с Махрой, смотревшей на него широко раскрытыми глазами. За месяц, прошедший со дня ее вступления в группу отверженных, измученная молодая женщина не переставала его удивлять. Она всегда была готова слушать рассказы о его видениях и учиться. Больше того, она беспрекословно выполняла все инструкции и одним этим прошла проверку на выживание. Каждый раз, когда Мархе удавалось побороть в себе благоговейное отношение к почти мифическому статусу этого легендарного человека, она смотрела на него, не скрывая своей напряженной, бьющей через край, хотя и невинной, силы, которая всерьез задевала струны сердца Селима.

Селим решил, что девушка окажется полезной в отряде бойцов. Но хотя он часто улыбался ей и всячески поощрял ее смелые амбиции, он все же не хотел, чтобы она стала такой же самоуверенной, каким стал Бионди незадолго до своей гибели. Ему хотелось, чтобы она оставалась рядом с ним дольше.

– Смотри внимательно, что они делают. – Селим движением подбородка указал на видневшиеся вдали фигурки людей, несущих мешки и старинные, нагруженные меланжей тележки. – Они воруют меланжу у Шаи-Хулуда и продают ее чужеземцам.

Марха съежилась в тени скалы, мрачно глядя вслед уходящему каравану.

– Я сама работала в таких командах, Укротитель Червя. Поисковые группы располагаются в скалах, но днем выходят в пески и роются там в поисках пряности, а потом бегут опять прятаться в скалах, пока черви не появились.

– Шаи-Хулуд хранит свои сокровища. – Синие, немного отчужденные глаза Селима сверкнули силой. – Дзенсунниты думают, что песчаные черви – дьяволы, но шайтан приносит больше вреда посредством таких людей, как наиб Дхартха, чем посредством всех тварей пустыни.

Последователи часто приносили свежие новости из рассеянных по пустыне поселений. Присоединяясь к группе отверженных, Марха тоже стала неоценимым источником полезных замечаний и наблюдений, которые смогли объяснить суть некоторых противоречивых историй, слышанных Селимом в течение многих лет. Добившись успехов в торговле пряностью с богатыми инопланетными купцами, наиб Дхартха сумел объединить под своим началом несколько дзенсуннитских поселений. Хотя это и нарушало догматы о независимости и суверенитете, Дхартха прельщал другие племена доходами и водой, получая взамен пряность.

Селим скосил глаза и взглянул на рабочих.

– Как ты думаешь, нет ли среди них наиба?

– Наиб давно уже повернулся спиной к пустыне, – ответила Марха. – Его родной сын Махмад последние два года почти все время проводил в городе Арракисе, пока не заразился в космопорту какой-то инопланетной болезнью и не умер.

– Махмад умер? – Селим внезапно остро ощутил свое одиночество, вспомнив былую юность. Он вспомнил мальчика, своего ровесника. Но будь Махмад живым, он сейчас был бы таким же взрослым мужчиной, как Селим. Ему тоже было бы больше сорока лет. И умер Махмад вдали от пустыни, в городе, развращенный торговлей меланжей с чужеземцами. Рот Селима скривился от отвращения.

– И наиб Дхартха не винит в этом себя?

Марха ответила невеселой улыбкой. Полулунный шрам четко выделялся своей белизной на фоне загорелого лица.

– Он винит во всем тебя, Укротитель Червя. Он считает, что ты, и только ты, причина всех его несчастий.

Селим покачал головой. Его видения всегда были ясны, ответы очевидны. Но наиб Дхартха никогда не прислушивался к ним.

– Мы должны делать больше, чем делаем, чтобы прекратить эту мерзость ради общего блага.

Караваны собирателей пряности были наиболее уязвимы, когда укладывали собранную меланжу в тележки и отправлялись в обратный путь. Сейчас караван медленно двигался по песчаной равнине вдоль скалистой гряды. Несмотря на шум двигателей тележек и тяжелый топот людей, сопровождавших груз пряности, черви не приближались к скалам.

Двое связных в камуфляжной форме, сберегающей влагу, резко остановились возле укрытия. Люди двигались совершенно бесшумно, и Селим, глядя на них, удовлетворенно улыбнулся.

– Джафар занял исходную позицию. – Один из связных снял с лица маску и отключил систему сбережения влаги. – Надо начинать, пока караван не ушел слишком далеко.

Селим встал.

– Помигайте Джафару. Удар должен быть точным, как всегда. Никого не убивать, если не возникнет крайней необходимости. Наша задача – преподать им урок и изъять пряность, принадлежащую Шаи-Хулуду.

В душе Селима шевельнулось желание убить наиба Дхартху, но он понимал, что куда лучшей местью будет унижение этого человека и подрыв его авторитета.

Раздался пустой гулкий удар, над грядой скал взметнулись клубы пыли. По склону покатился каменный обвал, перегородивший путь медленно бредущему каравану.

– Теперь мы их остановим, – сказал Селим уже на бегу. Выскакивая из засад, его последователи бежали неподалеку, умело прячась на коричнево-черном ландшафте.

Внизу, в песках, дзенсуннитские караванщики остановились на безопасном расстоянии от гремящего потока падающих камней. Прежде чем сборщики успели понять, что произошло, их окружили Джафар и его люди. В руке Джафара был пистолет с раструбом. Другие сторонники Селима были вооружены копьями, луками и даже пращами, которые, впрочем, в руках умелых бойцов были смертоносным оружием.

Дзенсунниты были деморализованы страхом. Вероятно, где-то среди мешков с пряностью было спрятано их собственное оружие, но люди Джафара напали так внезапно, что не дали караванщикам им воспользоваться.

– Тот, кто осмеливается красть у Шаи-Хулуда, должен быть готов отвечать за последствия, – наставительно произнес Селим.

– Бандиты! – выкрикнула одна из женщин, словно проклятие.

Молоденький юноша, почти подросток, смотрел на отверженных во все глаза, еще не окончательно посиневшие от постоянного употребления пряности.

– Это же Селим Укротитель Червя!

– Да, я – Селим, говорящий от имени Шаи-Хулуда. Меня посетило видение от Буддаллаха, и истина его неопровержима. Стыд и позор всем вам, навлекающим на червей смерть и гибель на Арракис.

Он смотрел на искаженные страхом и злобой лица, вглядывался в темные глаза и, наконец, понял, что наиба Дхартхи среди них нет. Как и говорила Марха, седой старый вождь не снисходил больше до выходов в открытую пустыню вместе с утомленными сборщиками. Сейчас он больше якшался с чужеземными торговцами.

Отверженные начали осматривать отсеки тележек, вытаскивать оттуда мешки с рыжей пряностью, передавая по цепочке и унося в скалы.

Молниеносным, как у пустынного зайца, движением Марха подскочила к одной из возбужденных страхом женщин, все тело и руки которой были покрыты коричневатой меланжевой пылью. Усмехнувшись, Марха сорвала проволочную нитку с шеи женщины, звенящую цепочку из меланжевых жетонов.

– Ты еще не замужем, Хиерта? Что ж, тебе придется смириться с судьбой высохшей старой девы, – С этими словами она сунула жетоны в карман своего водо-сберегающего костюма и посмотрела на Селима с веселым триумфом.

Хиерта вспыхнула от ярости.

– Марха? Предательница! Мы надеялись, что ты сдохла в песках, но ты подпала под влияние этого демона пустыни, этого свихнувшегося безумца!

– Свихнувшегося? – переспросила Марха. – Нет, просветленного.

Теперь заговорил сам Селим:

– Продажа пряности чужеземцам приведет к гибели нашей планеты. Великие черви вымрут, а вместе с ними погибнет и наш уклад жизни. – Заслонив собой Марху, он скрестил руки на груди. – Теперь же моя священная задача – вернуть то, что вы похитили у Шаи-Хулуда.

Он извлек из ножен свой молочно-белый кристаллический кинжал и вспорол мешок меланжи. Оттуда, как сухая кровь, полился поток сухого меланжевого порошка. Со склона горы продолжали скатываться последние мелкие камни, завершающие грандиозный обвал.

– Мы все закончили, Селим, – сказал Джафар, когда его люди перехватили всех пытавшихся бежать и снесли все мешки с пряностью на поле, покрытое большими валунами.

Они не стали убивать собирателей пряности, они даже не стали отнимать у них воду и не забрали тележки. Имущество ничего не значило в глазах Селима. Пустыня прокормит.

– Запомните то, что сейчас узнали! – прогремел он. – Сколько раз я должен преподавать вам один и тот же урок?

Затем, следуя за Махрой, стражи пустыни поднялись в изрезанные бурями скалы и исчезли из виду…


Пока остальные сборщики каравана стенали и громко жаловались на судьбу, только один юноша с изумлением молча взирал на них. Некоторые из его сотоварищей размахивали высоко поднятыми кулаками и испускали громкие проклятия вслед ушедшим отверженным.

Но этот молодой человек по имени Азиз не мог подавить довольной улыбки. Он никак не мог ожидать, что сегодня ему доведется собственными глазами увидеть Укротителя Червя! И этот великий человек смотрел прямо на него.

Будучи внуком наиба Дхартхи, Азиз слышал о деяниях Селима, хотя дзенсунниты рисовали его, этого предводителя шайки разбойников, отъявленным злодеем. Но Селим и его люди умели ездить верхом на червях! И они никому не причиняли вреда. Что бы ни говорил дед, Азиз все равно был уверен, что это храбрые и великолепные люди, воистину благословенные Буддаллахом.

Втайне Азиз очень хотел узнать о них побольше.


Трус не будет сражаться.

Глупец отказывается увидеть необходимость.

Негодяй ставит себя выше всего человечества.

Дзеншииты обладают всеми этими свойствами одновременно.

Примеро Ксавьер Харконнен. Управление войсками во время боя


Проглотив неприятный осадок от более чем прохладного приема, оказанного ему Ренгалидом, Ксавьер Харконнен устроил свою оперативную базу в пещерном городе Даритсе. У него просто не осталось иного выбора, чтобы исполнить свою миссию. Ревела вода, низвергаясь по отвесным спускным желобам огромной плотины и наполняя воздух нестерпимым шумом. Пятна красных водорослей алели на камнях, как кровь.

Старейшины дзеншиитов ушли в свои жилые гроты. Эти фанатики упорно не желали признать, что им грозит опасность, даже когда Ксавьер показал им на экране роботов, марширующих к священному городу.

– Смотрите, смотрите собственными глазами. Машины уничтожат вас.

Ощетинившиеся оружием роботы продвигались по вспаханной земле вдоль речных рукавов, сопровождаемые тяжелым вооружением на тракторной тяге. Одетые в одежду местных крестьян вместо своих обычных мундиров, гиназские наемники постоянно беспокоили роботов мелкими ударами, провоцируя их на применение тяжелой метательной техники, а затем стремительно отступали в укрытия. Армия роботов не отклонялась от выбранной цели и продолжала наступление на уязвимый с военной точки зрения Дарите.

Глядя на получаемые изображения, старейшина Ренгалид наморщил свой бритый лоб и озабоченно нахмурился, но потом упрямо выставил вперед бороду.

– У нас нет ничего, что могло бы заинтересовать машины. Скоро они поймут это и оставят нас в покое.

До этого Ксавьер дважды видел, какие непоправимые опустошения могут причинять роботы: на Зимии и на Гьеди Первой, где он потерял Серену. Воевал он и во время боев в Эллраме, Колонии Перидот и в Беллосе. Он понимал, что машины хотят захватить IV Анбус как плацдарм для дальнейшего наступления на Салусу Секундус. Роботам при этом было совершенно все равно, останутся ли живы дзеншиитские аборигены этой планеты.

Сознавая, что сейчас он взорвется гневом и потеряет контроль над собой, Ксавьер отослал прочь ослепленного вождя.

– Я сделал все, что в моих силах, чтобы убедить вас, старейшина, но у меня больше нет времени для дискуссий. Можете дальше читать свои сутры, если считаете, что они спасут вас от неприятеля, но не мешайте мне действовать.

От гиназских наемников поступило экстренное внеочередное сообщение. Хотя они были вооружены ненамного лучше, чем местные дзеншиитские крестьяне, они имели большой успех, уничтожив вдвое больше машин, чем рассчитывали. Вдоль пути продвижения армии машин валялись остовы разбитых роботов. Ксавьер даже забеспокоился, что машины, потеряв столько бойцов, просто прекратят наступление и повернут назад.

Тем не менее наступающие продолжали упорно приближаться к первой из устроенных на их маршруте засад.

Примеро переключил канал связи, чтобы принять сообщения от партизан и солдат регулярной армии в двух занятых деревнях.

– Терсеро Тантор, прошу доложить обстановку. Наемники сообщают, что машины движутся в вашем направлении.

Ксавьер надеялся, что у Ренгалида возражения комом станут в горле, когда он увидит истинную угрозу, исходящую от чудовищной армии машин.

Из первой деревни отозвался Вергиль. Он говорил еле слышным сдавленным голосом.

– Примеро Харконнен, у нас внештатная ситуация.

– Что сделали машины?

– Не машины, сэр, местное население. До наступления ночи они отравили нас, повредили оружие, разрушили силовые установки. Мои люди парализованы. Наша артиллерия вышла из строя. Дзеншииты разрушили все!

Ксавьер почувствовал, как ужас леденящим оползнем заполняет его сердце. Он подавил гнев и решил послушать, что доложат из другой деревни.

– Терсеро Крег, сэр. Местные опоили и нас, потом повредили соединительные кабели, украли запасные батареи, испортили прицелы. Это моя вина, сэр… но мы, – он судорожно закашлял, – но мы пришли защищать население. Теперь мы не в состоянии произвести ни одного выстрела.

На канале связи снова появился Вергиль, голос его был напряжен и бесцветен.

– Ксавьер, машины приближаются к нам на большой скорости. Мы ждем приказа. Что нам делать?

Давясь бессильной яростью, Ксавьер принялся расхаживать взад и вперед, желая наорать на Ренгалида. Но какой от этого будет прок?

Он не мог допустить, чтобы с головы его младшего брата упал хоть один волос, особенно ради помощи таким сволочам, как эти дзеншииты. И прокричал в микрофон приказ гарнизонам двух деревень:

– Терсеро Тантор, терсеро Крег, приказываю немедленно отходить. Если не уберетесь, вас раздавят.

Лихорадочно ища новое решение, Ксавьер до боли стиснул зубы. Время истекало. Теперь армия машин уже двигалась без задержки по свободной дороге, и тщательно подготовленная засада – возможность чистой и почти бескровной победы – рассыпалась прахом.

Много лет назад, на Поритрине, восставшие буддисламские рабы сломали установленный новый генератор защитного поля Армады Лиги, и ее солдаты пошли бы вслепую навстречу смерти, если бы сам Ксавьер вовремя не обнаружил предательство.

Теперь еще эти дзеншииты на IV Анбус решили собственным самоубийством подставить ножку армии Джихада.

Глубоко вздохнув и вспомнив, что эти проклятые машины убили его сына, которого он так никогда и не увидел живым, Ксавьер заговорил в микрофон, обращаясь ко всем солдатам, находившимся в пределах досягаемости передатчика:

– Раз сами дзеншииты этого хотят, мы победим, не стесняясь в средствах. – Казалось, что сам воздух, выдыхаемый Харконненом, стал ледяным. – Я ни за что не сдам планету Омниусу, чего бы это ни стоило.

Вергиль ответил – робко, но не без оптимизма:

– Ксавьер, я полагаю, что смогу починить некоторые орудия. Мы сможем погнаться за машинами и атаковать их с тыла.

В разговор вмешался Зон Норет, говоривший от имени наемников:

– Отдайте нам их оружие, примере Вы видели, что мы сделали без оружия, только тем, что наскребли здесь. Давайте мы попробуем.

– Это будет бессмысленной тратой сил. Того, что нам нужно, вы не сделаете. Отступайте и спасайте всю военную технику, которую сможете спасти. Она нам понадобится, но не теперь. Я принимаю иное решение.

Он снова посмотрел на глубокое ущелье; машины, по всей вероятности, были уже недалеко.

– Всем наемникам. Возвращайтесь в Дарите как можно быстрее. Зон Норет, если память мне не изменяет, то по специальности вы – минер-подрывник? Мне нужно… это ваше умение.

С этими словами Ксавьер взглянул на высоченную плотину, построенную дзеншиитами для удержания уровня реки и контроля над паводками. Если эти люди способны возводить такие сооружения, то почему они не способны видеть очевидного противника?

Доложил терсеро Крег из второй деревни:

– Примеро, силы машин только что проследовали мимо нас. Потерь нет.

– В данный момент вы их не интересуете. Когда они захватят Дарите с его инфраструктурой и устроят там свою станцию, они посчитают, что у них в запасе масса времени, чтобы вернуться и стереть с лица земли уцелевшие деревни.

Он едва сдерживался, чтобы не выругаться вслух.

– Можете оценить, через какое время машины доберутся до Даритса?

– Не больше двух часов, примеро.

– Мы будем готовы. – Ксавьер отключил связь и обернулся к одному из стоявших рядом солдат. У него не было выбора, приходилось идти на крайние меры. Дзеншииты сделали это неизбежным.

– Найдите старейшину Ренгалида. Скажите, что у его людей меньше двух часов на то, чтобы покинуть город. Скажите, что я не буду повторять свое предупреждение, и убедитесь, что он правильно вас понял.


Стоя напротив затянутого дымкой прохода в скалах, старейшины дзеншиитов требовали от Харконнена, чтобы он объяснил им, что именно он собирается делать.

– Не так я хотел воевать с мыслящими машинами, но вы сами вынудили меня к этому. Я мог бы выполнить свою задачу и при этом уберечь ваш город и ваших людей. Вы же не оставили мне альтернативы.

Услышав эти слова, Ренгалид воздел к небу костлявый кулак.

– Дарите – это священный город, сердце дзеншиитской религии. Здесь хранятся священные тексты, здесь наши реликвии, невосстановимые произведения искусства!

– Следовательно, вам надо было перенести их в безопасное место уже час назад, когда вы услышали мое предупреждение. – Ксавьер велел отодвинуть его с дороги. – Скажите вашим людям, чтобы уходили скорее. Им нет нужды погибать.

Стараясь перекрыть звук ревущей воды в пропускных каналах и желобах плотины, Ксавьер без прикрас объяснил старейшинам, что именно он собирается делать. Он вспомнил давний случай, когда Омниус высадил десант на столицу Салусы Зимию, и он, Ксавьер, был вынужден принять жестокое решение ради того, чтобы любой ценой защитить генераторы поля Хольцмана. Он спас планету, хотя при этом погибли многие тысячи людей и была сильно разрушена одна из красивейших столиц мира. Теперь Ксавьеру предстояло принять аналогичное решение в Даритсе, хотя и более крупного масштаба.

Он провел молниеносное совещание с подрывниками, чтобы обсудить размещение зарядов. Плотина была выстроена на совесть, но взрывотехники сумели найти в ней слабые места.

Зон Норет, покрытый кровоточащими ранами, полученными в схватках с машинами, не обращал внимания на кровь и сам себя перевязал, чтобы еще какое-то время продержаться на передовой.

– Потребуется не больше десяти зарядов, если правильно их разместить, – сказал он.

Один из инженеров сказал:

– Можно применить атомный заряд, примеро. Это будет намного проще.

Ксавьер покачал головой. Он уже видел, как Армада Лиги стерилизовала Землю ядерным ударом.

– Не важно, что сделали эти люди. Я все же хочу дать им шанс.

Выполняя план Норета, жилистые, бесстрашные люди из его команды вскарабкались по трещинам между каменными блоками, которыми была выложена декорированная поверхность плотины, заложили детонаторы и залили взрывчатую пену за колоссальные статуи Мохаммеда и Будды. Тем временем армия машин стремительно продвигалась вперед, не отвлекаясь на захват деревень – их можно будет уничтожить потом, после установления постоянной станции Омниуса в сети Даритса. Но Ксавьер решил лишить их такой радости, уничтожив армию роботов в самом Даритсе.

Некоторые дзеншииты приняли предупреждение Харконнена всерьез и бежали из города, но другие отказались слушать слова неверного. Разрываемый противоречивыми чувствами, вынужденный принять непомерно тяжкое решение, Ксавьер молча смотрел из окна на поток беженцев. Сколько смертей он уже повидал в своей жизни?

Я не могу спасти тех, кто добровольно приносит себя в жертву.

Но при этом он щурил глаза от жгучих слез. Какая жуткая потеря. Ради кого они жертвуют собой? На Омниуса это не произведет никакого впечатления, да и на меня тоже.

На канале связи появился Вориан Атрейдес. Голос его звучал самодовольно:

– Хорошие вести для тебя, Ксавьер. Я здесь почти закончил. Готов принять космический флот.

– Прекрасно, особенно если учесть, что машины уже здесь. Он прервал сообщение, оставив своего товарища примеро готовить вторую, завершающую стадию операции, которая должна была убрать с орбиты вражеский флот.

Несколько секунд спустя передовые отряды устрашающих роботов уже вошли в дальний конец ущелья – зловещее воинство, воплощение беспощадной механической силы. В душе Харконнен не испытывал ничего, кроме желания скорее их уничтожить.

Даже бывалые воины вскрикнули в испуге, но Ксавьер жестом призвал и к спокойствию.

– Мы сражаемся за нашу честь и правое дело. Мы – солдаты армии Джихада.

Он приказал наемникам и солдатам отойти в укрытие. Зон Норет, едва держась на ногах, заковылял вслед за остальными. Из глубоких ран продолжала течь кровь, но он отказался от предложенной ему помощи.

Машины рвались вперед, очевидно, убежденные в том, что смогли преодолеть последний рубеж сопротивления. Ксавьер ждал… бесконечно долго ждал. Выступивший на висках пот начал заливать глаза.

На нишей стороне силы природы, это мощный союзник. Вода довершит запас нашу работу.

Последние гиназские десантники вскарабкались на вершину утеса, убравшись подальше от пути распространения ударной волны. Норет держался, несмотря на кровопотерю, и не отставал от своих. Солнце зловеще отражалось от металлических корпусов боевых роботов.

– Эту планету Омниус не возьмет никогда, – тихим, но угрожающим голосом произнес Харконнен. Он вскинул подбородок и повысил голос: – Это не ваша планета!

И включил взрывное устройство.

Раздавшийся взрыв зарокотал отдельными раскатами, как гром, – это звуковые волны попеременно попадали в каменные ловушки в стенах ущелья. Детонация ударила по самым уязвимым точкам конструкций, раскачивая резонирующие детали плотины.

Сквозь смертельно раненное сооружение, через образовавшиеся в нем раны-трещины хлынула ничем не сдерживаемая теперь вода, набирая силу и еще больше увеличивая разрушение. Потоки воды и огромные обломки летели со страшной силой, выброшенные гигантским давлением. Вода ринулась в трещины с грохотом, как стадо бегущих исполинских мустангов. Огромные статуи Мохаммеда и Будды покачнулись и начали разваливаться на части, похожие на двух неимоверно громадных пьяных танцоров. Наконец, издав чудовищный грохот, раскололась вся дамба. Тело плотины, циклопические скульптуры, обломки камней величиной с дом были выброшены вперед титанической силой освобожденной реки.

Удар такого оружия не могли выдержать даже стальные роботы.

Машины замялись, когда сенсоры сообщили о наступлении водяного вала. Они слишком медленно проанализировали ситуацию и начали было отступать. Но удар исполинского водяного молота предупредил их действия, сметая на своем пути даже самые массивные корпуса роботов, уносимых водой, как уносит ураган мелкие деревянные щепки.

Высвобожденная вода смела в ущелье также и дома, расположенные в пещерах в стенах каньона. Священный город Дарите был стерт с лица земли вместе с не спасенными сокровищами и реликвиями и со всеми дзенсуннитскими обитателями, которые отказались покинуть город.

Ксавьер Харконнен, стоя на безопасном высоком берегу каньона, мрачно смотрел на катастрофу. Он почуял запах свежей земли и сырости, когда из водохранилища в ущелье хлынул насыщенный донным илом поток. Ниже по течению вода смоет на своем пути все селения и возделанные поля.

Я бы предпочел иной способ. Но мне не оставили выбора.


Когда машины были унесены водным потоком, продолжавшим неудержимо изливаться в ущелье, корабли армии Джихада начали собирать и вывозить на орбиту стянутые в город наземные войска. Когда Ксавьер собирал гиназских наемников и своих оставшихся солдат на вершине кромки каньона, из глоток тысяч солдат вырвался радостный крик одержанной великой победы.

Напротив, выжившие дзеншииты были морально окончательно сломлены, в их взглядах был неприкрытый ужас, они отказывались верить в то, что произошло буквально на их глазах. Ренгалид, с лицом, вымазанным грязью, с всклокоченной седой бородой, в отчаянии обвиняющим жестом уставил свой костлявый палец в грудь Ксавьеру.

– Я проклинаю тебя! Ты разрушил наш святой город, наши священные реликвии, ты погубил тысячи наших людей. Да падет гнев Буддаллаха на твою голову и на твоих потомков на миллион лет!

Вода продолжала с ревом нестись по каньону, разливаясь по расположенной ниже равнине. Последние осколки плотины оторвались от своих якорных гнезд в стенах каньона, и вода стала поступать из водохранилища с новой силой. Рыбацкие лодки дзеншиитов попадали в бешеные водовороты и разбивались в Щепки.

– Вам придется отстраивать весь город. – Ксавьер смотрел на Ренгалида почти с сочувствием. – Но вы сможете это сделать, потому что вы живы и свободны.


Тайны порождают новые тайны.

Арракисская пословица


Теперь, когда Агамемнон и его титаны отправились на выполнение каждый своего задания, на Коррине наступили покой и затишье.

Хотя мыслящие машины могли общаться между собой через любой узел связи, находясь в любой точке контролируемой ими вселенной, Омниус все же приказал Эразму явиться в Центральную Башню Коррина на совещание.

Сколько раз Эразм видел эту высокую, увенчанную остроконечным шпилем башню, столько раз она меняла свой внешний вид, модифицируя форму конструкций из текучего металла по очередной прихоти Омниуса. Механическая Центральная Башня сама по себе казалась живой со своими скользящими стенами, плазовыми окнами и регулируемыми высотами этажей. Всемирный разум имел возможность беспрепятственно перемещаться по лабиринту внутренних помещений от самого верха до последних подвальных этажей.

Эразм умел менять выражение своего текучего металлического лица, но корринский Омниус мог проделывать то же самое с целым огромным зданием. Насколько было известно независимому роботу, такими капризами не отличалась больше ни одна из копий Омниуса. Такое поведение, как это ни странно, можно было назвать почти эксцентричным…

Прибыв в башню, Эразм, как положено, поднялся на скоростном лифте на седьмой уровень текучей металлической башни и вошел в помещение, лишенное окон. Когда за ним закрылась диафрагма двери, Эразм осмотрелся, но его световые сенсоры не обнаружили никаких признаков открывающихся дверей ни в стенах, ни в потолке. И он подумал, не хочет ли всемирный разум его запугать?

Не развил ли этот конкретный Омниус, точенее, его конкретное воплощение, расположенное на стратегически самой важной планете роботов, способность к ощущению эмоций и к эксцентричности? Не стал ли корринский Омниус считать себя высшим машинным существом по сравнению с другими роботами? В прошлом любопытный независимый робот пытался задавать зондирующие вопросы, но всемирный разум каждый раз уклонялся от ответа.

Этот сложный компьютер имел свои причуды, антипатии и даже собственное «я», хотя, естественно, Омниус отверг бы такие тяжкие обвинения. Независимого робота это весьма интересовало. Кажется, программа Омниуса была составлена так, чтобы сделать его более импульсивным и непредсказуемым подобно людям, чье хаотичное поведение стало причиной поражения машин во многих сражениях.

– Сегодня, Эразм, мы поговорим о религии, – объявил всемирный разум из невидимого громкоговорителя, создававшего иллюзию, словно голос звучал отовсюду. – Вытяни вперед руку ладонью кверху.

Робот повиновался, и с потолка на его раскрытую ладонь упала гель-сфера – копия Омниуса. Сколько информации в таком маленьком и легком серебристом шарике! И сколько существует такого, чего нет в нем, и в особенности – качество, называемое «душой», смысл которой пытался постичь Эразм наряду со столь же неуловимыми свойствами человека.

– Прежде всего прошу предоставить мне все данные по указанной теме, – сказал Омниус.

В течение столетий Эразм наблюдал представителей биологического вида человека разумного и проводил на его представителях эксперименты, накапливая информацию в и без того объемистом банке данных. Хотя независимый робот много раз предлагал загрузить все эти данные в мозг всемирного разума, Омниус каждый раз проявлял мало интереса к таким предложениям. Во всяком случае, до сих пор.

– Почему ты захотел узнать о религии? Это необычная для тебя тема.

– Для меня так называемые духовные или религиозные верования являются недоступными пониманию образцами человеческого поведения. Но сейчас мне стало ясно, что они используют религию в качестве оружия против меня. В силу этого я должен проанализировать этот предмет.

Чтобы эффективно передать все имеющиеся у него сведения Омниусу, Эразм поместил сферу в шарообразный порт на боку своего корпуса и передал всемирному разуму всю запрошенную информацию. Закончив передачу, независимый робот извлек сферу из порта.

В течение краткого мгновения всемирный разум обрабатывал полученные данные.

– Интересно. Значит, существует много типов и видов религии, и тем не менее верования, отличающиеся самым сильным эмоциональным компонентом, помещают в центр своих учений существование высшего существа или направляющей силы. Это единственное самое важное верование людей?

– Пока я только исследую этот вопрос, Омниус. В делах веры весьма мало бывает определенного. Вера, принятие желаемого за действительное для людей превыше логики и твердо установленных фактов.

– Какой смысл в твоих экспериментах, если ты не можешь дать конкретный ответ на поставленный вопрос?

– Исследуя человеческое поведение, очень трудно даже просто сформулировать конкретные вопросы. Моей целью, однако, было установление определенных основных направлений и обобщений, которые могли бы оказаться полезными.

Серебристый шар на ладони Эразма вращался, излучая тепло.

– А их религии? Ты выгрузил в меня все, что знаешь о них?

– Я дал тебе исторический обзор, заключающий в себе все, что плененные нами люди рассказывали мне о своих церквях, синагогах, мечетях и святилищах своих народов и о том, как исходные верования распадались или трансформировались в религии настоящего времени. Если хочешь, я могу перечислить тебе весь список планет вместе с известными религиозными ветвями, которые на них существуют.

– В этом нет необходимости. – Омниус увеличил громкость своего голоса. – Почему они называют свое движение против меня Джихадом, священной войной? Я – компьютер. Каким образом могут они увязать меня со своими религиями?

– Просто ради удобства они связали тебя со злой силой, персонифицированной во многих их религиозных текстах. Они называют тебя демоном, и это позволяет им провозглашать тебя врагом любого из Высших Существ, которым они поклоняются. Таким образом, конфликт выносится из сферы политики и становится религиозной войной.

– В чем преимущество такого решения?

– Оно позволяет передать руководство действиями людей эмоциям, а не логике, по законам которой действуем мы. Люди склонны совершать иррациональные действия, так как их религии дают им для этого праведное основание. Для них наш конфликт уже не просто война – это священное предприятие высшего порядка.

Эразм почувствовал покалывание в ладони. Сфера с невероятной скоростью обрабатывала информацию и сортировала ее по банкам данных.

– Может ли этот их Бог быть формой органической жизни, высшей по сравнению с ними?

– Какого Бога ты имеешь в виду? Бога навахристиан? Бога буддислама? Деисламическую Силу? Паниндуистских владык седьмого круга? Я сам не вполне хорошо понимаю разницу между ними. Все они могут быть искаженными манифестациями одного и того же божества, потерявшими четкость из-за давности и неверного понимания информации. Но возможно, что это совершенно разные боги.

– Твои ответы очень смутны, – сказал Омниус.

– Именно так. Верующие думают, что Бог – это эфирная форма жизни, хотя в наиболее важных религиозных сектах бытуют истории о телесных воплощениях их божеств.

– Это абсурдно.

Эразм ответил не сразу, тщательно подбирая слова.

– Ты можешь быть Богом Машин, Омниус.

– Но тогда зачем я задаю тебе вопросы? – В голосе всемирного разума действительно прозвучала досада. – Если бы я был Богом, разве я не знал бы всё?

Это замечание совпадало с собственными наблюдениями Эразма о том, что машинное знание в памяти Омниуса было неполным. Независимый робот задумался. Неужели компьютерный всемирный разум просто играл с ним все это время как кошка с мышкой? Не вобрал ли Омниус уже давно все данные исследований, проведенных Эразмом над людьми?

Не читает ли Омниус и сейчас мои мысли?

– В течение десятилетий ты, словно животных в стойлах, воспитывал группу людей, никто из которых не имел опыта официальной религиозной индоктринации. – Серебристый шар поднялся к потолку и прилип к белой поверхности, словно сила тяжести изменила направление на противоположное. – Каким образом верили в Бога люди в твоих стойлах?

– Естественно, они придерживались более примитивных верований. Некоторые сочиняли истории о Высшем Существе, но большинство было убеждено, что такое божество их покинуло. Возможно, что религия как таковая имеет социальную природу, и если ткань общества разрушена, подобные системы верований распадаются тоже.

Гель-сфера скатилась по стене на пол и застыла на полу между ступнями Эразма, затем снова стремительно взмыла вверх.

– Возможно ли, что ты в своем исследовании не затрагивал тему религии в связи с ее сложностью и алогичностью?

– Я не изучал этот предмет в деталях, Омниус. Меня занимали многие другие аспекты человеческого поведения. Религиозная вера является лишь малой составной частью человеческого характера. Из того, что мне пришлось наблюдать, я вывел, что люди являются либо агностиками, либо прямыми атеистами до тех пор, пока не подвергаются сильному страданию или потрясению. Такие смены отношения к религии являются циклическими в течение всей человеческой истории – приливы сменяются отливами, как и в других аспектах общественной жизни людей. Религиозная вера сейчас находится на подъеме, а Джихад служит ее катализатором.

– Является ли потребность в религии врожденным свойством человеческого характера? Быть может, игнорируя их духовность, ты упустил из виду самую их суть?

– Я подвергал пыткам тысячи людей, и очень немногие при этом вообще говорили о Боге, да и те вопрошали, зачем Он их оставил. Я нисколько не сомневаюсь, что сейчас, когда Ксеркс и его команда убивают мятежников на Иксе, хнычущие жертвы на последнем вздохе произносят молитву, хотя и видят ее совершенную бесполезность.

Прямых известий с Икса еще не было, но приказ, отданный титанам, был достаточно ясен. Ксеркс был способен учинить жестокую беспощадную бойню. Горстка выживших на Иксе людей больше никогда не осмелится на бессмысленный мятеж.

Омниус заговорил:

– Я все же так и не понял, что такое религия. Какой цели она служит? Создается впечатление, что это воображаемый стимул, специально сконструированный для поддержания устойчивости социальной лестницы.

Эразм не стал спешить с ответом.

– Понять основы веры так же трудно, как удержать в руке мокрый мшистый камень. Это твердый вещественный предмет, но он скользкий, и ухватить его трудно.

– Объяснись.

– Религиозный опыт различен у разных людей, даже если они утверждают, что принадлежат к одной религиозной системе. Каждый индивид сосредоточивается на разных аспектах религиозного воззрения. Есть нюансы, тонкие вариации – как и человеческая эмоция любви, религия никогда не бывает одинаковой у двух людей.

– Но почему?

Эразм продолжал стоять неподвижно, а гель-сфера начала все быстрее кружить по помещению – по стенам, по потолку, опять по стенам, по полу. Появились удвоенные гель-сферы, десятки копий Омниуса, словно пули, летающие по комнате, рикошетирующие от стен и едва не задевающие Эразма. Множество голосов продолжало, перекрывая друг друга, выкрикивать одно и то же слово:

– Почему? Почему? Почему?

Внезапно сферы исчезли, и в запечатанном помещении шпиля высокой башни вновь воцарилась тишина. За спиной Эразма раскрылась дверь. Он послушно покинул помещение, вошел в лифт и поехал вниз.


Вернувшись на свою корринскую виллу, Эразм признался себе, что действительно, как и предположил Омниус, уделял недостаточно внимания вопросам религии. Если так, то больше он от этой темы уходить не может. До сих пор Эразма занимала человеческая способность к творчеству и ее выражение в различных видах искусства. Но откуда берут люди свое вдохновение? Из какого-то высшего источника? Возможно, рабы Эразма успешно скрывали от него свою религиозность – быть может, даже подсознательно. Тогда можно предположить, что они скрывали ее и от самих себя.

Стоя на крыльце дома, Эразм смотрел на бараки, глядя, как мельтешат чумазые людишки в переполненных загонах. Если Иблис Гинджо или Серена Батлер нашли способ запустить этот механизм в глубинах человеческой души, то это объясняет, каким образом религиозный пыл превращается в военный жар.

Преисполнившись решимости вплотную заняться этим предметом, робот стал намечать себе путь поиска. Какая сила стоит за религией? Действительно ли машинам никогда не овладеть этим оружием? Эразма мало волновал ход галактического Джихада, но это исследование он выполнит ради собственного развития…

Омниус предоставил в распоряжение Эразма горы печатных и электронных книг, захваченных в древних человеческих библиотеках на покоренных Синхронизированных Мирах. Независимый робот принялся загружать эти материалы в банки своих данных.

В процессе загрузки Эразм вспомнил о когиторах и об информации, содержавшейся в их древних мозгах. Был бы на Коррине когитор, его древний мозг мог бы обогатить Эразма интереснейшими откровениями. На Земле Эразм иногда беседовал с когитором Экло, но Экло был уничтожен во время мятежа людей.

С машинной четкостью робот вспомнил каждое слово, сказанное ему Экло. Он в подробностях внутренне воспроизвел каждую беседу. В результате Эразм пришел к весьма тревожному выводу: нейтральный, как ему думалось, когитор что-то скрывал от него – всеми силами при этом защищая людей.


К несчастью, некоторые войны выигрывает та сторона, которая более фанатична в религиозном смысле. Победоносные вожди используют эту священную энергию коллективного безумия.

Когитор Квина. Искусство нападения


Безрадостный послеполуденный дождь хлестал по площади правительственного комплекса, когда Иблис Гинджо спешил к зданию парламента. Полдюжины следовавших за ним агентов джипола даже не думали как-то защититься от непогоды. Расставленные во всех углах площади статуи и мавзолеи в честь героев Джихада блестели в брызгах дождя, отражая желтый свет фонарей.

Оказавшись на ступенях широкой лестницы, Великий Патриарх изобразил притворно-радостное удивление при виде четырех монахов в желто-оранжевом, осторожно идущих вниз. Самый высокий из них нес большой цилиндр, завернутый от дождя в непромокаемую ткань: когитора Квину перевозили, как бесценную птицу в клетке. Иблис знал, что они будут выходить из здания парламента именно в эту минуту, и тщательно подготовил эту «случайную» встречу.

Он сделал знак своим людям, и те надежно блокировали проход группы монахов.

– Как удачно! – воскликнул Иблис. – Я ведь просил когитора о встрече. Я уверен, что нам есть что сказать друг другу.

Он улыбался, желая в душе, чтобы между ним и когитором установились такие же доверительные отношения, какие прежде связывали Гинджо с великим и блистательным когитором Экло до того страшного мятежа на Земле.

Нынешняя деятельность Иблиса была неимоверно более сложной, чем те прежние – довольно неуклюжие – попытки побудить рабов к восстанию против хозяев. Сейчас он не мог в одиночку справиться со всеми своими проблемами, но был уверен, что когитор смогла бы помочь, если бы только ему, Великому Патриарху, удалось убедить Квину поделиться с ним хотя бы малой толикой ее могучего интеллекта. Правда, пока мозг древнего философа оставался немногословным и отчужденным, словно не желая оправдывать действия Иблиса.

– Квина была очень занята, – ответил посредник, несший цилиндрический контейнер. Лицо его от виска до подбородка пересекал большой келоидный рубец. Капли дождя пятнали одежду.

– Естественно, точно так же, как и я постоянно занят делами Джихада. Но ведь мы на одной стороне баррикад, разве нет? Ведь мы союзники… или, быть может, даже коллеги?

С дерзостным предвкушением Иблис протянул руку и отвернул ткань, под которой в запечатанном цилиндре с голубоватым электролитом находился розовый мозг. Монах скривился, дернув келоидным рубцом, и глаза его сделались стальными. Но мешать Великому Патриарху он не стал.

– Когитор Квина? – обратился Иблис непосредственно к цилиндру. – Почему бы нам не уйти с этого мерзкого дождя и не побеседовать? Мне необходима ваша просвещенная мысль.

Отделенный от тела головной мозг Квины был таким же огромным кладезем знаний и сведений, каким был мозг Экло. Может быть, Квина согласится учить его, если он использует полученные сведения надлежащим образом. Иблис читал некоторые из ранних эзотерических высказываний когитора, и теперь ему надо было убедиться, что он правильно их понял.

Хотя он и чувствовал, что Квина испытывает неудобство от такого непосредственного и очень напряженного интереса, он жаждал стать ближе к этой женщине-когитору, к ее знаниям и ее философии. Голос его стал тихим и вкрадчивым:

– Я прошу вас.

– Подождите, Великий Патриарх.

Монах со шрамом поднял глаза к небу, молча общаясь с древним мозгом.

Будто не замечая усиливающегося холодного дождя, посредник начал грубым гортанным голосом вещать слова когитора:

– Великий Патриарх, ты хочешь спросить меня о писаниях и древних текстах. Я слышу это в твоем голосе, в твоих действиях, в каждом твоем вздохе.

Изумленный Иблис ответил, кивнув:

– Я очарован древними пророчествами муадру и тем, как они подходят к нашему бурному времени. В текстах, которые мне довелось прочитать, я нашел множество оправданий Священного Джихада против мыслящих машин. Ваши собственные писания и речи дали мне решимость послать множество храбрых бойцов на поля сражений.

Когитор была явно расстроена.

– Эти мысли совершенно не относились к вашему Джихаду.

– Но ведь есть мысли, относящиеся ко всем временам? Особенно ваши мысли, Квина.

Барабанящий по крышам дождь не оставил на людях ни одной сухой нитки. Один из сержантов джипола протянул Гинджо кусок сухой ткани, и Великий Патриарх, вытерев лицо, продолжал:

– В одном из своих манифестов вы пишете о коллективном безумии войны, о том, что победители ради победы внушают массам иллюзии. Я стремился достичь поддержанной вами возвышенной цели и с радостью могу сказать, что отчасти это получилось. Но теперь я хотел бы поставить более высокую цель.

– Я никогда не одобряла такой практики. Это была одна из множества идей, которые я предложила в качестве примера, – ответила Квина. – Вы вырвали мои слова из контекста. Читали ли вы весь свиток, Иблис Гинджо? В нем несколько миллионов слов, и мне потребовалось несколько столетий, чтобы его составить.

– Я искал там только идеи. Вы вдохновили меня на это.

– Важные концепции надо усваивать во всей их полноте. Не стоит пытаться интерпретировать писания, надев шоры, только чтобы добиться своей цели.

Иблис, естественно, и сам хорошо знал, что сведения из писаний когитора извлекал выборочно, а потом произвольно манипулировал информацией. Но он получал удовольствие от диалога с Квиной, видел в нем интеллектуальную игру, вызов своей способности полемизировать с одним из величайших умов в истории человечества. И еще этот диалог удовлетворял потребность в наставнике, каким служил для него когитор Экло, пока не был уничтожен во время мятежа на Земле.

Великий Патриарх наскоро выдернул несколько цитат из пророчеств относительно «конца времен», из рунических письмен муадру и из других заповедей, которые – если достаточно вольно их толковать – возвещали, что человечество обретет рай только после тысячелетия тяжких страданий и достаточно больших жертв.

– Я полагаю, что Икс – это для нас возможность принести эти жертвы. Мои воины Джихада и наемники готовы уплатить эту цену, как и население Икса.

– Кровь невинных всегда была расхожей монетой в руках харизматических вождей, – сказала Квина голосом посредника. – Вы черпаете из фрагментов и источников, заведомо неполных. Следовательно, в вашем знании есть пробелы, а ваши умозаключения могут быть ложными.

Охваченный внезапно проснувшимся интересом, Иблис поднял брови.

– Значит, вы знаете весь текст посланий? Что содержится в других фрагментах?

Он хотел как можно лучше вооружиться знанием старых текстов. Ему необходимо было возбудить брожение на пробуждающихся планетах, гальванизировать угнетенные народы обещаниями скорого конца их бедствий.

После затянувшегося тяжелого молчания когитор заговорила снова:

– Вы действительно религиозный человек, Иблис Гинджо?

Он знал, что не может солгать древнему философу.

– Религия согласуется с моей святой целью – помочь человечеству подняться против своих угнетателей.

Зловещим голосом своего посредника-монаха Квина ответила:

– А прислушивались ли вы хотя бы к одному из многочисленных протестов против Джихада? Вы работаете ради человечества, Великий Патриарх… или ради самого себя?

Иблис сформулировал ответ весьма искусно:

– Быть может, действительно ради одного человека, но не ради меня. Все это – ради невинного дитяти Серены Батлер, которого на моих глазах убила мыслящая машина. Пусть протестующие против Джихада близоруки и не понимают сути его, но сам я – всего лишь орудие победы. Я с радостью уйду, когда окончательный успех будет на нашей стороне.

Через посредника Квина издала неопределенный звук.

– В таком случае вы человек, достойный восхищения, и очень нетипичный человек, Иблис Гинджо.

Монах, завершая аудиенцию, прикрыл цилиндр промокшей тканью и заговорил своим обычным голосом:

– Мы должны вернуться в Город Интроспекции, Великий Патриарх. Не следует более беспокоить Древнюю.

Словно очнувшись от глубокого транса, Иблис вдруг заметил, что мимо них по залитым водой ступенькам идут люди, спешащие в зал заседаний парламента. Патриарх всей душой хотел бы продлить беседу с невероятно долгоживущим мозгом, получить дополнительные советы и поучения, получить так нужное ему сейчас воодушевление – но одетые в желто-оранжевое монахи уже спешили прочь.

Тут он сообразил, что и сам уже давно опаздывает. Серена Батлер вот-вот должна начать свою обращенную к представителям зажигательную речь, которую он лично для нее написал. Не замечая мокрой одежды, прилипающей к телу, он заторопился в зал, чтобы не пропустить начало речи. Охрана была плотной, как всегда, но сегодня Великий Патриарх не опасался нападения или покушения.

На сегодня он их не готовил.


Серена Батлер, одетая в снежно-белое платье, украшенное рубинами, выглядела на трибуне как небесное видение. Даже без оранжевого ноготка на лацкане платья и без золотого ожерелья на шее она выглядела на редкость молодой и здоровой для своих лет. Примечательно, если учесть, что Серена отказалась принимать предложенную ей Аврелием Венпортом меланжу.

Иблис смотрел внимательно. Серена редко лично покидала Город Интроспекции, поэтому каждое ее публичное выступление было большим и важным событием.

Двадцать человек, освобожденных на Иксе и вывезенных с этого нового поля битвы Джихада, сидели в первом ряду, как своеобразные музейные экспонаты. Они с благоговением смотрели на высшую жрицу священной войны. Благодаря неустанным пропагандистским усилиям Иблиса все люди, даже те, кто находился во тьме рабства у мыслящих машин, слышали об этой женщине, дитя которой мученически погибло от рук злокозненных роботов.

Когда аудитория затихла, под сводами зала раздался мелодичный голос Серены Батлер:

– Многие из нас не понаслышке знают, что такое мужество, кровопролитие и жертвы, необходимые, чтобы сбросить самое извращенное порабощение в истории вселенной. Некоторые из вас – настоящие герои.

Она попросила несколько человек встать, назвав каждого из них по имени, воздавая им должное за их мужественные и самоотверженные деяния. Все эти люди были представителями гражданского населения, пережившими страшные битвы.

– Подойдите ко мне!

Серена подтвердила свои слова приглашающим жестом, а зал взорвался оглушительной овацией – люди аплодировали стоя. Когда приглашенные один за другим подходили к трибуне, жрица касалась головы каждого из них, будто благословляя. Слезы струились из всех глаз, включая и глаза самой Серены.

Серена возвысила голос, выражая гневную решимость. На щеках ее блестели слезы.

– Мне пришлось увидеть то, что никогда не должна видеть ни одна мать: моего ненаглядного сына убили на моих глазах. Подумайте о своих собственных детях, вспомните моего сына. Не позвольте мыслящим машинам сделать это с другими детьми. Я умоляю вас.

Слушая это мастерское выступление, дивясь совершенству интонации и дикции, Иблис чувствовал, что от гордости у него по спине пробегает холодок. Слезы были великолепным штрихом, и он нисколько не сомневался, что они были подлинными. Он слышал, как Серена произносила написанные им фразы, и восхищенно кивал головой, видя ее волшебное воздействие на аудиторию. Она оказалась превосходной ученицей с той минуты, когда он только начал вести ее по дороге профессионального фанатизма.

Поначалу Серена охотно следовала его инструкциям, стремясь к возвышенным и существенным результатам. Когда она стала не соглашаться с ним, Иблис сфабриковал несколько «угроз» ее безопасности и под этим предлогом окружил Серену лично им подобранными телохранительницами-серафимами.

Но Серена оставалась слишком независимой, и тогда он инсценировал попытку покушения на ее жизнь, при этом подставив одну из своих фанатичек, которую убили при задержании. После этого Серена Батлер, исключительно ради ее «безопасности», оставалась за надежными стенами Города Интроспекции, где Иблису было удобнее следить за ней.

Пришлось сделать так, чтобы Серена никогда не чувствовала себя в безопасности и поэтому всегда от него зависела.

Сейчас Иблис позволил себе расслабиться, видя, что все под контролем. Пользуясь тем, что никто не заметил его появления, он быстро пошел переодеться. Когда он собрался выходить, в комнату проскользнул офицер джипола.

– Великий Патриарх, рад доложить, что работа с Муньозой Чен завершена, как вы велели. Все в порядке. Очень чистая работа.

Йорек Турр был маленьким смуглым человечком с черными усами и совершенно лысой головой. Одетый в темно-зеленую двойку, он смотрел на мир прищуренными черными и тусклыми глазами мертвеца. Турр был мастером удавки, стилета – вообще любого бесшумного оружия и сам умел двигаться совершенно бесшумно. Глава полиции Джихада, он был всегда готов выполнить любой приказ Великого Патриарха. Хорошо иметь под рукой такого человека.

Иблис позволил себе роскошь улыбнуться.

– Я знал, что могу рассчитывать на тебя.

Когда была создана полиция Джихада, Турр показал себя ценным информатором, выявив истинных шпионов – незаметных, но реально влиятельных людей, имевших секретные контакты с Синхронизированными Мирами. Поскольку Иблис первоначально воспитал этого призрака только затем, чтобы пугать им членов Лиги, он был поражен глубиной и масштабами раскрытой Турром измены. Десятки известных и уважаемых граждан были осуждены и казнены, и это раздуло среди свободных людей просто горячку мании преследования. Чем больше росло влияние джипола, тем больше становилась и личная роль Йорека Турра. Он подрастал в чинах и стал теперь начальником джипола. Иногда даже Великий Патриарх его побаивался.

Из-за постоянных жалоб и протестов Иблис всегда подозревал, что Муньоза Чен – агент мыслящих машин. Иначе зачем бы ей мешать работе Совета Джихада? Ответ казался очевидным. В тот момент, когда Чен выступила против Иблиса, ее ожидаемая продолжительность жизни резко уменьшилась. Любой, кто осмеливался выступать против Джихада, автоматически попадал в число союзников мыслящих машин. Что было вполне разумно.

Как Великий Патриарх, отвечавший за триллионы человеческих жизней, Иблис не имел права входить в тонкости и нюансы. Чтобы эффективно защищать и расширять движение, он должен был подавлять любую оппозицию. Положительный результат оправдывал любое деяние, которое пришлось бы ради этого совершить. Джихад продолжался уже несколько десятилетий, набирая силу. Но результаты Иблиса не удовлетворяли.

Любой, кто открыто выступал против планов Великого Патриарха, становился объектом тайного расследования и умело организованного обвинения. В годы после первой большой чистки, устранившей семь представителей Лиги – все они по странному стечению обстоятельств оказались либо политическими соперниками, либо людьми, публично выступавшими против Иблиса, – граждане искали шпионов машин под каждой кроватью. Пять лет спустя была проведена еще одна серия чисток, уничтоживших всякое сопротивление Иблису.

Теперь от внутренней оппозиции почти ничего не осталось, и благодаря незаметным усилиям джипола Муньоза Чен больше не будет путаться под ногами, мешая крестовому походу против машин…

Расставшись с начальником джипола, Иблис направился в зал ассамблеи. Пусть увидят, что он слушает речь Серены.

Страстный голос Серены плыл под сводами зала, как аромат дорогих и тонких духов. Она воздела руки в жесте благословения и на мучительно долгий момент застыла в этой позе, словно ожидая вдохновения свыше. Потом ее взгляд упал на Иблиса Гинджо, и она сказала:

– Не может человечество сейчас ни уклониться от долга своего, ни отдохнуть – только сражаться!

Не успела она договорить, как двери зала с грохотом распахнулись и вошли люди в яркой зелено-алой форме армии Джихада. Публика бесновалась от восторга, а тем временем в зал шли и шли добровольцы, готовые жизнь положить на алтарь Великого Джихада.

Двигаясь как ангел, Серена вошла в толпу, проливая слезы благодарности. Она благословляла новых воинов, целовала их, зная, что посылает их почти всех на верную смерть.

– О воины Джихада!

Иблис удовлетворенно кивал. Представление было идеально срежиссировано, но Серена сумела провести его так, словно действовала по наитию. Идея принадлежала ей, Иблис лишь разработал детали представления.

У нас получается великолепная команда.

Но видя, как талантливо жрица Джихада управляет эмоциями и настроениями толпы, Иблис понимал, что стоит перед сложной дилеммой. Он хотел, чтобы у Серены получалось, он тщательно ее для этого готовил, и вот – она прекрасно играет спектакль своей жизни.

Великий Патриарх решил усилить присмотр за Сереной – ради себя самого. Не надо, чтобы она слишком много думала сама… или о себе.


Глупо думать, что сражение когда-либо заканчивается. Побежденный противник может усыпить нашу бдительность… и поздно будет сожалеть.

Примеро Ксавьер Харконнен Управление войсками во время боя


Вориан сидел в командирском кресле на мостике флагманской баллисты и смотрел на экраны. Там неслись по каньонам IV Анбус потоки воды, сметающие все на своем пути. Вориан покачал головой. Победа ценой катастрофы. Он криво усмехнулся. Что дальше?

После наземной операции терсеро Вергиль Тантор и другие капитаны вернулись на свои баллисты и приняли на себя командование, готовясь разыграть эндшпиль в космосе. Если все пойдет по плану Вориана, то флот роботов навсегда уберется от этой искалеченной планеты.

Зная, что шаттл примеро Харконнена уже причалил к доку флагманского корабля и что его друг вот-вот появится на мостике, Вориан улыбался от предвкушения торжества. Теперь мой черед. Он покажет Ксавьеру, как добываются победы – хитроумием, а не разрушением.

Как только Ксавьер, растрепанный и запыхавшийся, вошел на мостик, Вориан бросил на него вызывающий взгляд, не лишенный некоторого озорства.

– Смотри, как я нейтрализую флот мыслящих машин без таких ошеломляющих людских потерь.

Он отдал приказ, и флагман выдвинулся вперед, в авангард флота Джихада.

Ксавьер провел ладонями по волосам, пригладил седеющие виски.

– Там, внизу, вообще не было необходимости в людских потерях. Просто нашлись люди, желающие стать жертвам и, хотя у них и был выбор. – Он был явно расстроен, хотя и старался держать себя в руках. – Но даже если бы мы сделали это так, что ни у кого и царапины бы не осталось, эти дзеншииты все равно нашли бы повод для жалоб.

Вориан коротко рассмеялся.

– Мы делаем все это не ради благодарности, дружище, а ради будущего человечества.

От отвернулся к пульту и быстро заговорил, передавая приказы на капитанские мостики всех пяти баллист:

– Включить защитные поля Хольцмана на полную мощность. Увеличить орбитальную скорость, чтобы встретить корабли роботов на час раньше времени, когда они нас ожидают.

– Тогда мы застанем их врасплох, Вориан! Они просто ошалеют, – передал со своего корабля Вергиль Тантор.

Ксавьер произнес официальным тоном:

– Не следует приписывать роботам эмоциональные реакции, терсеро Тантор. Они просто будут не в состоянии произвести перерасчет своих действий в отведенное время.

– Как говорит твой младший брат, – возразил Вориан, – они все же ошалеют.

Судя по виду молодого черноволосого офицера на экране связи, Вергиль мучился какой-то болезнью. Пока корабли Джихада перестаивались, Вориан позволил себе шутку:

– Кажется, Вергиль, после этой операции тебе потребуется небольшой отпуск.

– Это был просто избыток гостеприимства со стороны местных дзеншиитов. Но если твое сочувствие заставит тебя сбавить для меня несколько очков в предстоящей игре…

– Господа, давайте сосредоточимся, драка на носу, – вмешался в разговор Ксавьер.

Хотя все наземные силы роботов были уничтожены полностью, большой флот Омниуса на орбите остался невредимым. И теперь пять джихадских баллист, защищенных полями, но плохо вооруженных, бросились в атаку, как стая разъяренных мышей, бросающихся на салусанского быка.

Когда корабли обогнули планету и увидели на затемненной стороне ее мощный флот роботов, Вориан присвистнул. Более прежнего казалось, будто Омниус непобедим. Но когда Вориан обратился к экипажам, в голосе его звучала лишь уверенность в победе:

– Машины действуют, исходя из жестких представлений о реальности. Так вот, пощипывая их то там, то здесь, мы эти представления у них поменяем. – Он включил канал вещания на все корабли. – Внимание всем! Еще раз проверить цельность полей и прибавить скорость до таранной.

Экипажи баллист были встревожены и мрачны, но полны решимости.

– Я уверен, что роботы перехватили твой приказ, Вориан, – передал со своей баллисты Вергиль, держась непосредственно позади флагманского корабля. – Но… э-э… я надеюсь, что у тебя план получше, чем просто самоубийственный натиск.

– Мы выполняем свой долг, братишка, – вставил Ксавьер.

Пока два противных флота стремительно сближались, с каждой секундой неумолимо сокращая расстояние между собой, Вориан перенастроил передатчик и передал закодированное сообщение непосредственно на узел управления флотом машин. Когда этот тайный сигнал был передан, Вориан перешел на открытый текст.

– Вызываем наш засадный флот и сминаем эти корабли!

С этими словами он крепко вцепился в поручни командирского кресла, но в углах рта таилась уверенная улыбка.

– Смотри, Ксавьер!

Не веря своим глазам, Харконнен лишь покачал головой.

– Я был всегда уверен, что выиграю у тебя любую войну нервов. Но теперь я вижу, что у тебя хребет из чистого титана.

– С удовольствием покажу тебе на обратном пути такие игры. Ради развлечения поиграешь немного со своим экипажем, выигрывая у ребят их жалованье… или проигрывая свое.

– Ты пока что своим кораблем командуй, примеро Атрейдес, – ответил Ксавьер, может быть, слишком поспешно. Он держался за поручень, так как корабли армии Джихада неслись теперь подобно пушечным ядрам, не уклоняясь.

В последний момент корабли роботов внезапно сорвались со своих орбит и рассыпались в беспорядочном бегстве. Пять окруженных полями Хольцмана боевых кораблей пронеслись сквозь пустоту там, где только что находились корабли противника. Боевые корабли Омниуса панически удирали от планеты, по всей вероятности, в полном составе покидая окрестности IVАнбус.

Экипаж корабля людей радостно вопил в ликовании – они не надеялись уцелеть. Истерически хохоча, Вергиль передал:

– Я не могу в это поверить, Ксавьер! Какое зрелище!

Вориан обратился к экипажам с притворно-нетерпеливым выражением лица:

– Ну, ребята, мы обратили Омниуса в бегство – так чего вы ждете? Так и будете поздравлять друг друга или попортим пару-тройку роботов?

Экипаж корабля снова разразился радостными возгласами – люди были уверены в успехе и горели энтузиазмом. Баллиста Вориана рванулась вперед, Вергиль не отставал. Другие корабли Джихада тоже устремились в погоню, стараясь вытеснить корабль роботов за пределы солнечной системы IV Анбус – как сторожевые псы, прогоняющие чужака.

Ксавьер, скрестив руки на груди, ждал от Вориана подробных объяснений. Улыбаясь, Вориан наконец обернулся к другу.

– Мой сигнал передал ложные сведения сенсорной сети компьютерного флота. Я просто изменил некоторые показания, чтобы заставить их поверить, будто наши баллисты тяжело вооружены, неуязвимы… и сопровождаются многочисленными, невидимыми силами, прибывшими недавно с поритринских верфей.

– В твоей передаче это выходит очень просто.

Вориан фыркнул:

– Вот уж нет. Каждая деталь сообщения должна была выдержать самый скрупулезный анализ, произведенный резервными сенсорами роботов. Сомневаюсь, что это удастся повторить, так как Омниус будет знать этот трюк и больше на него не попадется.

Ксавьер сохранял свой скепсис.

– И что же машины видят сейчас? Ты говоришь так, будто ты их загипнотизировал.

– Сейчас машины убеждены в том, что мы располагаем десятками кораблей, окруженных полями невидимости. Они не видят этих кораблей, не могут их подбить, но они «знают», что эти корабли здесь и только ждут приказа открыть огонь. Рассчитав вероятности возможного исхода столкновения, корабли противника выбрали отступление.

– Блестящий тактический ход, – отметил Ксавьер, – но основанный на шатких допущениях.

– Ничего шаткого или сверх талантливого – просто военная хитрость. Я уже не раз говорил, что машины можно одурачить. Наше счастье, что в составе этого флота не было моего отца. Кимеки куда более проницательны и подозрительны. Агамемнон разглядел бы разницу в показаниях приборов и разгадал бы мой блеф.


После получасовой погони техники с мостика потребовали конфиденциальной встречи с обоими примеро и сообщили им, что поля Хольцмана находятся на грани перегрева и отказа. Защитные системы не были рассчитаны на интенсивное использование столь длительное время.

Вориан скрестил руки на груди.

– Полагаю, что сейчас мы можем без риска отключить защитные поля. Они нам больше не понадобятся.

Он отправил такой же приказ на другие баллисты и произнес реплику будто в сторону:

– А чего это мы не стреляем?

Пять баллист набросились на отставшие корабли роботов, обстреливая их из тяжелого оружия, и почти сразу уничтожили два из них. Однако машины могли перенести гораздо большее ускорение, чем живые люди, и вскоре флот машин оказался вне досягаемости огня. Корабли армии Джихада были вынуждены прекратить преследование.

– Я бы сказал, что это лучшее противоядие от дзеншиитской отравы, – передал со своей баллисты Вергиль Тантор.

Потом, направляясь к IV Анбус для окончательной зачистки, они неожиданно натолкнулись на новую группу вражеских кораблей, которые приближались к планете под сильным ускорением. Эти суда имели совершенно иную конструкцию и шли без всякой маскировки, будто предполагая, что флот роботов уже там.

Вергиль Тантор, у которого от победы кружилась голова, передал открытым текстом, не прибегая к шифру, по командному каналу:

– Ребята, нам дают еще один шанс! Сейчас мы еще нескольким урок дадим! Делайте ставки, кого из них я первым стукну!

– Терсеро Тантор, приказываю отойти и ждать подкрепления, – предупредил младшего брата Ксавьер, хотя теперь, после позорного поражения машин, не очень тревожился.

Но у Вергиля уже кружилась голова от успеха:

– Давай я отгоню остатки этих железяк отсюда!

Он круто развернулся и стал в упор расстреливать нового противника. На флагман поступило сообщение:

– Ксавьер, помнишь, когда я был еще маленьким, ты сказал мне, что я должен стать героем и спасти целую планету, чтобы быть достойным такой женщины, как Серена Батлер. Теперь меня дома ждет Шила – как ты думаешь, это произведет на нее впечатление?

Внезапно Вориан резко развернулся вместе с креслом и заорал в переговорник:

– Эй, постойте! Видите конструкцию этих кораблей? Это корабли кимеков, а не компьютеров. Против них мои фокусы не пройдут.

– Вергиль, назад! – закричал Ксавьер. – Примеро Атрейдес говорит, что его уловка здесь не сработает…

Кимеки прилетели с тяжелым оружием для битвы с армией Джихада. По приближавшейся баллисте Вергиля открыли огонь.

Молодой терсеро успел среагировать и включил перегретое защитное поле, но некоторые из перекрывающихся полотен поля мигнули и отключились под ударом оружия кимеков. Шесть снарядов прорвали защиту, поразив корпус баллисты и ее двигатель.

Вориан уже бросил флагман к месту боя. Ксавьер склонился над передатчиком:

– Все, кто может – подойти и защитить…

Второй залп раскроил кораблю Вергиля брюхо, и одна коническая дюза треснула, а вслед за ней вырвало из корпуса двигатель. Он взорвался и закувыркался прочь. Огненные брызги, ударяясь о мигающий щит, рикошетировали обратно к корпусу, делая новые пробоины.

– Требуется помощь! – закричал Вергиль.

Четыре оставшихся корабля армии Джихада, разворачиваясь на большой скорости, поспешили на помощь, но и у них перегретые поля оказались не сплошными. Охваченный бессильной яростью, Ксавьер сжимал поручни кресла так, что побелели костяшки пальцев. Он понимал, что Вориан делает все возможное, что и сам он не мог бы отдать лучшего приказа.

Вергиль отчаянно передавал:

– Ситуация аварийная! Выпускаю спасательные платформы. Ксавьер, потом будешь мне нотации читать…

Кимеки, понимая, что остальные корабли Джихада вот-вот налетят, дали по смертельно раненному кораблю третий залп, и этот залп разорвал боевую баллисту в клочья. Взрывы крушили палубы и переборки. Клубящимися облаками рванулся наружу воздух, тут же замерзая и расплываясь, как белый туман, резко выделявшийся на фоне ярко-желтого пламени горящего топлива.

Как зерна из треснувшего сита, посыпались из корабля спасательные модули. Три таких модуля вылетели с капитанского мостика.

– Надо в первую очередь спасать эти модули, – сказал Ксавьер.

– Надо, чтобы нас огнем прикрыли. – Вориан понимал муки Ксавьера при виде опасности, угрожающей его любимому брату. Он и сам провел немало времени в обществе молодого терсеро. Вместе они смеялись, вместе играли в настольные игры в долгих походах; Вориан слышал его окрашенные тоской по дому рассказы о жене и детях.

– Да сосредоточьте огонь, черт побери!

Оставшиеся корабли Джихада наконец достигли зоны досягаемости противника и открыли огонь. Корабли кимеков потерпели некоторый урон, но сохранили строй. Более того, беспощадный человеческий мозг пошел на риск. Кимеки решили взять пленных и погнались за спасательными модулями, выброшенными с капитанского мостика корабля Вергиля.

Вориан Атрейдес, сын генерала Агамемнона, очень хорошо понимал, что сделают враги со своими пленниками. Прежде чем подоспела помощь, корабли кимеков выбросили щупальца и похватали спасательные модули, как хватают гиены куски гниющего мяса. Затем, видя, что на них вот-вот обрушится соединенная огневая мощь кораблей Джихада, кимеки развернулись и бросились прочь с пленными на борту.

В последней отчаянной попытке, не зная еще, кто точно находился в захваченных кимеками эвакуационных модулях, Вориан передал открытым текстом по всем каналам связи:

– Значит, кимеки – трусы, бегущие с поля битвы? Говорит примеро Вориан Атрейдес, и я смеюсь над вами! Мой отец, генерал Агамемнон, учил меня, что люди – низшие существа, что кимеки всегда могут победить их в любой схватке. Если это так, то почему же кимеки бегут?

Вориан был поражен, когда услышал в ответ низкий голос, похожий на глухое шипение кипящего на медленном огне масла:

– Помимо этого, я учил тебя, Вориан, что причинение врагу ущерба приносит большее удовлетворение, чем его полный разгром и уничтожение. Мы посмотрим, какую боль можно причинить нашим гостям. Полагаю, что они – твои друзья? Мне будет очень приятно с ними поиграть.

Корабли кимеков уходили от огня эскадры Джихада, и Ксавьер Харконнен взвыл от досады и отчаяния. Он знал, что никогда больше не увидит своего любимого сводного брата.

Вориан отчаянно закричал в микрофон:

– Возвращайся и сразись со мной, отец! Покончим с этим делом сейчас! Или ты боишься меня?

– Вовсе нет, Вориан. Я просто… доставляю себе удовольствие за твой счет.

Быстроходные корабли противника с ревом удалялись от IV Анбус, и ведущие их кимеки больше не обращали внимания на насмешки Вориана. Вскоре корабли кимеков скрылись вдали.


Существует миллион способов задать один и тот же вопрос, и миллион способов дать на него ответ.

Когиторы. Фундаментальный постулат


Заключенный в пузырь воздуха, закрепленный в центре группы четырех кораблей титанов, Вергиль Тантор беспомощно плавал в невесомости. Никакой кошмар не мог бы сравниться с тем, что сейчас происходило наяву – молодой человек был совершенно беззащитен. На коже его выступил холодный пот, в округлившихся карих глазах читался тщетный вызов. Свой ужас Вергиль пытался прикрыть тонким покровом бравады.

Как ни тяжело было его положение, у него еще теплилась надежда, что Ксавьер его спасет. Однако умом Вергиль понимал, что это невозможно. Никогда не увидит он Шилу, сыновей и маленькую дочку.

За стенками пузыря были видны светящиеся, отделенные от тела мозги кимеков. Сенсоры сканировали изображения, а передающие стержни позволяли кимекам обмениваться обработанной информацией. Агамемнон, Юнона и Данте, как и недавно принятый в кимеки Беовульф, внимательно рассматривали новую интересную жертву, анализируя сигналы во всех частях видимого им спектра. Остальные пленники были уже умерщвлены.

Допрашивая очередного пленника, кимеки получали несказанное удовольствие. Совсем недавно Юнона изобрела интересный и в высшей степени эффективный прибор – усилитель боли, который она тщательно испытала на людях-рабах. Генерал кимеков настоял на доставке этого усилителя на IV Анбус, где прибор можно было испытать в реальных условиях. Агамемнон надеялся взять в плен своего сына Вориана, который заслуживал наказания самого высокого уровня, выносимого для человека… или еще выше.

Но пока придется удовольствоваться этим пленником.

Судя по статусу Вергиля Тантора как офицера, служившего под началом его сына-изменника, этот молодой человек мог выдать важную информацию, касающуюся армии Джихада. Пока он отказывался говорить, но это вопрос времени… и боли.

Агамемнон получал физическое наслаждение, видя, как по темной коже пленного стекают ручейки пота. Сканеры показывали, что у молодого человека поднялась температура и повысилась частота сердечных сокращений. Отлично.

Когда-то в славные дни титанов Агамемнон и Юнона во всех деталях разработали методику эффективного допроса. Генерал понимал фанатические мотивации хретгиров, знал об их подпольной деятельности на слабейших из Синхронизированных Миров, например, на Иксе, где сейчас Ксеркс устраивает вполне приличную бойню. Агамемнон еще прежде Омниуса понял, что фундаментальная природа галактического конфликта переместилась на новый уровень. Более высокий. Дикий штамм людей перестал заниматься только обороной, продиктованной инстинктом самосохранения, и перешел к нападению.

Даже если этот пленный и не знает ничего ценного, он все равно заслуживает пытки. Это будет отличное и информативное испытание изобретенного Юноной нового прибора – усилителя боли.

Если бы только это был Вориан…

– Итак, Вергиль Тантор, что же нам с тобой делать? – Голос Агамемнона заполнил пузырь воздуха громоподобными раскатами. Звук был так силен, что молодому человеку захотелось заткнуть уши. – Отпустить, что ли?

Пленник поморщился, но не ответил.

– Может, стоит пустить его дрейфовать без системы жизнеобеспечения и посмотреть, доберется ли он до Салусы Секундус? – предложил Беовульф, желая внести свой вклад.

– Можно ему одолжить тело-звездолет, – сухо предложил Данте. – Конечно, для этого придется удалить его мозг. Кстати, у нас есть запасная консервирующая емкость?

– Это интересная идея, – отозвалась Юнона. – Да-да. Из фанатичного бойца можно сделать неокимека.

Она оглядела корабли кимеков.

– Есть добровольцы вырезать у него мозг?

Почти одновременно все четыре кимека выдвинули из своих механических тел острые как бритвы лезвия. Длинные железные когти принялись царапать прозрачный плаз, в котором был заключен воздушный пузырь.

– А не хочешь ли просто ответить на наши вопросы, дорогой? – спросила Юнона с нажимом.

Для затравки она стукнула его приступом боли, от которого он завертелся в невесомости воздушного пузыря. Хрустнули суставы.

Глаза Вергиля остекленели от боли, но он не заговорил.

Вдруг Данте, который прежде никогда не отличался склонностью к насилию, удивил своих собратьев. Со своей стороны составного корабля он метнул стрелу, направив ее в голову жертвы. Острый наконечник пробил щеку, выбил зубы и застрял во рту.

Вергиль сплевывал кровь, а по механическим барабанным перепонкам бил его неумолчный крик. В отчаянии он выкрикивал имена жены и детей: Шила, Эмилио, Джисп, Улана. Конечно, он не рассчитывал, что они помогут ему, но воспоминания о них давали силу.

Юнона послала еще один разряд боли в нервную систему пленника и произнесла докторским тоном:

– Сейчас у него ощущение, что вся нижняя часть его тела находится в огне, и я могу длить это ощущение сколь угодно долго. Вот так. Вероятно, нам стоит чередовать чувство удовольствия и чувство боли – это позволит усилить наш контроль над этим человеком.

Стараясь побороть болевые импульсы, Вергиль выдернул из щеки стрелу, отбросил ее в сторону и сделал оскорбительный жест пальцами. Агамемнона этот жест очень порадовал, поскольку он значил, что пленник подавлен и перепуган, и это его единственная возможность ответить. Стрела плавала рядом с Вергилем в невесомости воздушного пузыря.

Теперь заговорил Агамемнон:

– Терсеро Тантор, надолго ли можешь ты задержать дыхание? Люди слабые могут обходиться без воздуха минуту или около того, но ты молод и здоров. Сможешь ты обойтись без воздуха три минуты… или четыре?

Внезапно воздушный пузырь раскрылся, и истекающий кровью пленник оказался в вакууме космического пространства, а воздух стал с ревом вырываться из треснувшего плазового пузыря. Чтобы и Вергиль не выскользнул в пустоту космоса, Агамемнон метнул фиксирующий гарпун. Наконечник с древком вонзился в бедро молодого человека, поймав его словно рыболовный крючок.

– Вот так, чтобы ты не уплыл от нас рыбкой.

Крик Вергиля заглох в вакууме. Сильнейший, глубочайший холод мирового пространства бил, как молот, со всех сторон, грозя истребить весь его организм до последней клетки.

Дернув за телескопический металлический стержень, Агамемнон глубже вонзил зазубренный гарпун в мышцы бедра жертвы. Генерал кимеков втянул пленника в пузырь, заделал трещину и впустил в сферу воздух.

Вергиль свернулся в дрожащий клубок, пытаясь вдохнуть, борясь с удушьем и невыносимой болью. Онемевшими руками, которые отказывались служить ему, Вергиль пытался выдернуть из ноги гарпун. В невесомости плазового кожуха плавали мелкие шарики кровавых брызг.

– Какие старомодные методы! – бросил Данте. – Мы еще не испытали как следует новые приборы Юноны.

– Мы еще не закончили, – возразил Агамемнон. – У нас еще много времени.

Без всякого предупреждения Агамемнон снова вытолкнул несчастного в безвоздушное пространство, а Юнона включила свой усилитель. Испытывавший невероятные мучения офицер, казалось, вот-вот вывернется наизнанку – так неистово он извивался от боли и удушья. В глазах и ушах его полопались кровеносные сосуды, но Вергиль продолжал упорствовать. Снова оказавшись внутри сферы, он выплевывал кровь и, задыхаясь, выкрикивал ругательства. Его трясла неодолимая дрожь.

Агамемнон просунул в сферу манипулятор, схватил пленника и подтянул его ближе к себе. Генерал титанов обхватил механической рукой голову Вергиля и выпустил из пальцев острые зонды. Пробуравив череп, они вошли в мозг.

Вергиль дико закричал, пролепетал имя Ксавьера и впал в беспамятство.

– Это экстаз боли, – сказала Юнона. – Совершенно замечательное ощущение.

Кимеки одобрительно забормотали.

– Такие зонды помогут в прямых допросах, – сказал Юноне Беовульф. – Я участвовал в их разработке, а испытание системы проводил на своих рабах Эразм. К сожалению, данные получаются в формате, не доступном для мыслящих машин непосредственно.

– Мне он доступен, – сказал Агамемнон и пренебрежительно фыркнул. – Мозг этого человека переполнен преувеличениями, ложью и абсурдной пропагандой, которую распространяет профессиональный агитатор Иблис Гинджо. Наш пленник действительно во все это верит.

– Совершенно бесполезная информация, – произнесла Юнона с притворным вздохом. – Надо его просто убить. Можно я сама сделаю это, любовь моя?

– Вергиль Тантор! – обратился к пленнику Агамемнон. – Расскажи мне о моем сыне Вориане Атрейдесе. Он был твоим другом? Ты уважал его?

Глаза пленного приоткрылись, губы шевельнулись. Высокочувствительными сенсорами генерал кимеков уловил едва слышный шепот.

– Примеро Атрейдес… великий герой… Джихада. Он призовет вас, машинных демонов… к ответу.

Агамемнон глубже погрузил зонды в ткань мозга Вергиля Тантора, выжав из несчастного крик боли. Пара проволочных щупов ухватила изнутри глазные яблоки жертвы и втянула их внутрь черепа.

Человек дрогнул.

– Дайте мне умереть!

– В свое время, – пообещал Агамемнон. – Но сначала ты должен помочь нам до конца испытать новые приборы Юноны.

– Это может занять некоторое время, – ласково промурлыкала Юнона.

На самом деле это заняло почти весь остаток дня, прежде чем Вергиль наконец испустил дух к великому разочарованию кимеков, которые были неистощимы на изобретение все новых и новых тестов…


Имея в своем распоряжении артиллерию, боевые корабли и живую силу, наши командиры часто забывают, что самым мощным оружием могут стать идеи.

Когитор Квина


В высокой башне когитора, в Городе Интроспекции, Серена Батлер наслаждалась уединением и безопасностью. Кроме того, здесь готовы были просветить ее и помочь советом, чего постоянно жаждала ее душа с тех пор, как погиб ее одиннадцатимесячный сын. Все эти годы древний когитор Квина была ее бесценным советчиком и наставником, учителем и слушателем.

Но есть проблемы, у которых просто нет решений.

Лишенная тела женщина-философ когда-то жила полноценной земной жизнью, а потом провела больше тысячи лет, просто обдумывая все, чему научилась раньше. Несмотря на все свои усилия, Серене доступна была едва ли капля откровений Квины… но Серена понимала, что хотя бы пытаться она должна.

Еще с тех пор, как ее захватили в плен при выполнении миссии милосердия на Гьеди Первой и сделали домашней рабыней на вилле чудовищного робота Эразма, Серена перестала видеть смысл и в своей жизни, и в жизни всего человечества.

И все же она не поддалась до конца своим сомнениям и вопросам. Она молилась и надеялась, что Квина поможет ей избавиться от смятения и просветит ее духовный взор…

Серена поднялась по ступеням башни Квины и отослала своих серафимов вместе с преданными посредниками, обслуживавшими женщину-когитора. Все знали здесь Серену, так как она часто бывала в башне, и жрице не приходилось уже объяснять, зачем она явилась сюда. Последней ушла Нирием, самая преданная из хранительниц. Молодая женщина, остановившись в дверях, печально посмотрела на Серену, безмолвно пожелав ей получить столь необходимую помощь. Наконец и Нирием повернулась и вышла.

Серена осталась наедине с Квиной.

Улыбаясь от предвкушения, Серена закрыла глаза. Она знала, что старый, усталый мозг когитора тоже получает радость от их встреч, хотя мысли Квины всегда отличались осторожностью, и она никогда не открывалась полностью.

Каждый раз, мысленно общаясь с философом, Серена чувствовала, что в ее мозгу появляются ответы на вихрь вопросов, которые она вначале даже не собиралась задавать. После встреч Серене требовалось несколько дней, чтобы усвоить и переварить все, что вторгалось в ее мозг, и еще больше времени – чтобы справиться с сомнениями, порожденными каждым новым объяснением.

Но другого способа не было. Она уже не сможет остановиться, хотя иногда ей казалось, что мозг ее переполнен, а череп того и гляди просто лопнет и взорвется. Серена пристрастилась к этим встречам, как к наркотикам. Настанет день, и эти встречи дадут ей ответы на все вопросы.

Сложный и причудливый головной мозг Квины был помещен в емкость с электрожидкостью, раствором химических соединений, слегка вспенивающимся и шипящим в процессе выделения энергии, необходимой для поддержания жизнеспособности и деятельности мозга. Лишенная тела женщина-философ столетия провела в Городе Интроспекции, еще когда он так не назывался.

Медленно, но со страстью Серена опустила кончики пальцев в электрожидкость, едва сдерживая нетерпение. Сделав глубокий вдох, она мысленно воздвигла в мозгу защитную стену, чтобы ничего не отвлекало. Голубые глаза Серены видели только внутреннюю поверхность век; теперь физический и ментальный взор можно было обратить внутрь. Здесь, в глубинах сознания осуществлялась прямая связь с когитором. Теперь эти два человека могли вести самый сокровенный разговор. Мысли и голос Квины текли в сознание Серены, и она улыбалась, с облегчением чувствуя, как снова сливается с мудростью философа.

– Я чувствую, что твоя ментальная сила растет от наших встреч, Серена. – Голос когитора отдавался эхом под сводами сознания Серены. – Но боюсь, что ты возлагаешь на меня слишком большие надежды. Ты желаешь не сама отыскать нужные ответы, а получить их свыше.

– Когда вокруг меня пустота, Квина, ты для меня – единственная искра надежды. Слишком часто приходится мне двигаться на ощупь, как человеку в тумане. Не лишай меня своего путеводного света, будь моим маяком.

Квина ответила не сразу:

– Иблис Гинджо полагает, что твой маяк – он.

– Да, он для меня – источник силы. Он делит со мной ответственность, которую иначе мне пришлось бы нести одной. Он придает силу Джихаду. Он возглавляет и направляет борьбу. Он находит для меня ответы, которых не даешь мне ты.

Казалось, Квине не хочется обсуждать эту тему, но все же она продолжала:

– Великий Патриарх не открывает ответы, как я просила делать тебя, Серена. Не получает он их и от людей, обладающих большей, чем у него, мудростью. Иблис Гинджо просто творит те ответы, какие желает слышать, а потом ищет способы оправдать их задним числом.

Серена попыталась защититься:

– Он делает то, что необходимо делать.

– Действительно ли это необходимо? Я не дам тебе ответа на этот вопрос, ты должна найти его самостоятельно. Ты сама должна открыть путь, как ты сумела сама открыть путь, который вывел тебя из безумия горя.

Серена почувствовала, как со дна ее сознания всплывают тени прошлого.

– Тогда ты тоже была моим маяком, Квина.

Пока Джихад бушевал именем ее погибшего сына Маниона, Серена выздоравливала здесь от своего горя. В одиночестве, под надежной защитой этих стен, она проводила много времени со своей матерью Ливией, потерявшей сына-подростка, близнеца Окты Фредо.

Ливия убеждала дочь, что понимает ее глубокую скорбь, но Серена отказывалась в это верить. Это совершенно другое, когда твой взрослый, талантливый сын погибает от болезни – в этом нет ничьей вины. Серена же была вынуждена смотреть, как ее невинный малыш, веселый умница, был убит Эразмом из чистой мстительности.

Квина помогла Серене куда больше. Хотя лишенный тела Древний мозг можно было бы счесть отчужденным и далеким от понимания человеческих трагедий, Серена с удивлением обнаружила, что именно Квина дает ей перспективу и надежду на выздоровление, чего ей не мог дать никто, включая ее собственную мать.

– Ты хороший и верный друг, Квина, бастион силы в Лиге Благородных. Если бы все люди были столь же объективны и преданы делу, то нам не пришлось бы опасаться неудачи Джихада из-за недостатка решимости.

Серену очень беспокоили полученные ею сообщения о растущей волне протестов против Джихада. Люди требовали отозвать храбрых бойцов с этой войны. Двадцать четыре года – слишком большой срок для войны, утверждали противники Джихада, даже для эпической битвы с вездесущим злом всемирного компьютерного разума.

Но власть мыслящих машин держалась тысячу лет, а великая борьба с ними продолжается только четверть века. Люди не видят перспективы – конечно, из-за краткости собственной жизни: они просто не хотят прожить всю жизнь в войне.

– Сейчас ты говоришь словами Великого Патриарха, а не словами Серены Батлер, – укоризненно произнесла Квина. – И это главный урок, который ты извлекла из моей философии? Твердую решимость во что бы то ни стало продолжать войну с мыслящими машинами?

– Я не когитор, – ответила Серена. – Я всего лишь заключенная в человеческую плоть женщина, отягощенная краткостью жизни и множеством дел, которые надо совершить. Мне необходимо действие, а не простое созерцание.

Ответ Квины начал пульсировать вокруг пальцев Серены:

– Значит, именно это ты и должна делать, Серена Батлер. Ты должна действовать.

Серена быстро вспомнила все, что она пыталась делать, вселяя силы в людей – она ходила к ним, воздавала почести погибшим, говорила с ранеными солдатами и потерявшими надежду беженцами, посещала их лагеря, потратила на благотворительность огромную долю состояния семейства Батлеров. Население любило ее, но ей хотелось дела, настоящего дела.

Услышав какое-то движение за пределами комнаты, Серена прервала контакт с Квиной, извлекла пальцы из электролита. Подняв голову, она зажмурилась от яркого света, лившегося из высоких окон кельи когитора.

У входа стояла Нирием, вытянув руки по швам. Отороченная пурпурной полосой одежда ослепляла белизной.

– Жрица Батлер, мы получили сообщение по межгалактической связи. Флот Джихада возвращается с IV Анбус.

Серена радостно улыбнулась. Ксавьер и Вориан возвращаются.

– Сообщите Великому Патриарху. Мы должны достойно встретить наших героев.


Предстоящего испытания Ксавьер Харконнен боялся больше, чем всех пережитых им сражений с врагом. Но теперь, возвращаясь на Салусу Секундус, он не мог и не имел права уклониться от этого последнего долга.

Долг, честь и ответственность составляли основу его характера, заложенную учебой в школе Салусанского ополчения.

Как только флот Джихада прибыл в столицу Лиги, Ксавьер взял белого салусанского жеребца и отправился верхом в имение Тантора, старое аристократическое поместье, где провел детство. Он не спал ночь, но не мог отложить этот визит.

В течение последних лет имение все сильнее разрушалось. Старый Эмиль Тантор и его супруга Люсиль приняли в свой дом осиротевшего шестилетнего Ксавьера, воспитали его, а затем официально усыновили. Позже у них неожиданно родился и собственный сын.

Вергиль.

Пару десятилетий спустя Ксавьер женился на Окте и переехал из дома Танторов, а потом уехал и Вергиль, вступив в армию Джихада. Шесть лет спустя Люсиль Тантор погибла в воздушной катастрофе, оставив старика одного. В прошедшие после этого годы Эмиль довольствовался малым – он перебрался в маленькое здание, где жил в покое под присмотром нескольких преданных слуг.

Со временем это имение должно было перейти в собственность Вергиля. Теперь же оно станет домом для его вдовы и детей…

Ксавьер спрыгнул с коня и привязал его к узорчатому столбу у ворот главной усадьбы. С тяжелым сердцем шел он к человеку, которого привык называть отцом. Он нес страшную весть, способную убить старика, но не будет доброты в сокрытии ее. Ксавьер надеялся лишь, что не опоздает и что новость о гибели сына не успела еще достичь уединенного имения.

Услужливый лакей, на которого произвела должное впечатление безукоризненная ало-зеленая форма офицера армии Джихада, проводил Харконнена к Эмилю Тантору, который сидел в бельведере дома рядом с кормушками для колибри. Золотистые птички выбирали сладкий нектар, крылышки их мелькали в воздухе. Они составляли единственное общество старика, который читал книгу исторических легенд в кожаном переплете.

– Я помню времена, когда вы читали вслух мне и Вергилю, – сказал Ксавьер.

Эмиль улыбнулся, растянув губы и обнажив ряд блестящих белых зубов. Волосы старого Тантора похожи были на клуб светлого дыма над лесным пожаром. Темную кожу покрыли морщины старости, но глаза сохранили свою живость, в них не было и следа старческого утомления и отрешения. Отложив в сторону книгу, он вскочил на ноги, сам не замечая, что уже не очень устойчиво на них держится.

– Ксавьер, мальчик мой! Какой замечательный сюрприз. Что привело тебя…

Потом он, кажется, понял. Старик почувствовал недоброе, угадав его за сдержанностью Ксавьера. Чудовищное горе, обдавая чувства нестерпимым холодом, стало вползать в душу старого Эмиля Тантора. Он понял значение парадной формы Ксавьера, его скованной позы, неуверенности в глазах.

– О нет! – простонал старик. – Только не мой сын!

Ксавьер заговорил чужим голосом, словно читая рапорт, словам которого он и сам не верил:

– Мы разбили мыслящие машины в сражении у IV Анбус. Мы спасли эту планету от порабощения Омниусом и остановили дальнейшее продвижение его на территорию Лиги… – В этом месте голос изменил Ксавьеру, и он был вынужден перевести дух. – Но потом, когда мы уже думали, что битва окончена и все осталось позади, нас атаковала группа кимеков. Они нанесли нам тяжелый урон и убили многих наших людей. Они уничтожили баллисты, орудия… – он сглотнул слюну пересохшим ртом, – и взяли в плен Вергиля.

– Взяли в плен? – Было видно, с какой надеждой ухватился старик за эту последнюю тонкую ниточку. – Значит, есть надежда, что он жив? Отвечай мне честно, Ксавьер.

Ксавьер отвел глаза.

– Мы, люди, живем надеждами. Именно это и отличает нас от мыслящих машин.

На самом деле Харконнен столько лет сражался с кимеками и мыслящими машинами, что прекрасно знал об их беспощадности и жестокости. В душе Ксавьер не питал никаких иллюзий в отношении печальной судьбы своего сводного брата. Даже если младший брат уцелеет и станет рабом где-нибудь в неведомых Синхронизированных Мирах, то как смогут Ксавьер и солдаты Джихада освободить его?

Он продолжал говорить, чувства распирали его, грозя задушить:

– Я бы очень хотел сказать вам, отец, что он умер мгновенно, незаметно и безболезненно – я был там, но нас разделяло такое расстояние, что я не мог ничего сделать для спасения моего брата.

Эмиль выслушал ответ, сохраняя внешнее спокойствие, не пытаясь оспорить предположение, что Вергиль никогда не вернется домой. Он протянул сильную руку и сжал ладонь Ксавьера.

– Но можешь ли ты сказать, что он достойно принял смерть?

Ксавьер кивнул головой, в глазах его сверкнули слезы.

– В этом я могу без колебаний вас заверить.

Он взял старика под руку и медленно повел его к домику. Усевшись на скамью, стоявшую посреди лужайки, они открыли бутылку старого мервиньонского вина и выпили в память Вергиля.

– Твой брат всегда тянулся за тобой, Ксавьер. Он хотел быть таким же, как ты. После Эллрама мне пришлось дать ему специальное разрешение на вступление в армию. Ведь Вергилю тогда было только семнадцать лет. Твоя мать очень не хотела этого, а я – хотя и боялся за его жизнь – больше боялся разочарования, которое постигло бы мальчика, вздумай я удержать его дома. Я знал, что он все равно уйдет, несмотря на мои возражения, уйдет, даже если ради этого ему пришлось бы солгать, и я решил уступить, желая, чтобы он по крайней мере был под защитой своего имени и родства с тобой.

– Я должен был лучше оберегать его.

– Он… мужчина, Ксавьер. Ты не мог все время его опекать.

– Да, я тоже так думаю. – Он отвернулся и посмотрел вдаль. У его лица беззаботно жужжали колибри. – В первые годы я отправил его на Гьеди Первую, где он надзирал за строительством военного мемориала. Я думал, что там он будет в безопасности.

– Твой брат всегда хотел быть в гуще событий.

Ксавьер погрузился в воспоминания. На Гьеди Первой умный и перспективный кварто Вергиль Тантор полюбил Шилу и женился на ней, когда ему исполнился двадцать один год.

Эмиль отпил вина и испустил долгий вздох облегчения.

– Теперь у меня есть все основания переселить сюда Шилу и моих внуков. Здесь будет человек, который составит мне компанию, и будет очень радостно снова слышать здесь звонкие детские голоса.

Ксавьер кивнул.

– Я позабочусь о том, чтобы доставить их сюда как можно скорее, отец, и я обещаю… – он перевел дух, потом снова заговорил, – что буду чаще приезжать домой.

Старик улыбнулся и потрепал Ксавьера по плечу.

– Мне бы очень этого хотелось, Ксавьер. Ведь теперь ты – мой единственный сын.


Даже победа требует жертв.

Древняя земная поговорка


На открытой сцене, установленной в центре Мемориальной площади Зимин, стояли рядом два героя, разительно не похожие друг на друга. Оба были одеты в одинаковую форму армии Джихада, обоим было за сорок, но Ксавьер Харконнен выглядел намного старше своих лет – вокруг глаз лучи морщин, волосы густо побиты ранней сединой.

Вориан отличался от своего товарища отсутствием морщин и мощной мускулатурой. Сын генерала Агамемнона, прошедший длительный и болезненный курс продления жизни, Вориан Атрейдес был незауряден даже на самый поверхностный взгляд.

Эти два человека сильно разнились и по своему характеру, каждый выполнял свой долг по-своему, согласно своим о нем представлениям. Оба любили Серену Батлер и оба отправились на войну, как офицеры армии ее Джихада. Звания и должности у обоих были приблизительно одинаковыми, равным было и количество медалей и благодарственных грамот на стенах их кабинетов, хотя официально Вориан был на одну ступень ниже рангом, чем Ксавьер.

Теперь, вглядываясь в море лиц теснившейся внизу толпы, Ксавьер особенно сильно чувствовал на плечах бремя возраста и опыта. Свежие оранжевые ноготки украшали многочисленные памятники и символические гробницы Маниона Невинного.

Граждане Лиги считали отпор, данный противнику при IV Анбус, блестящей победой, помешавшей мыслящим машинам захватить плацдарм поблизости от исконной территории Лиги. Великий Патриарх Иблис Гинджо объявил день чествования вернувшихся из трудного похода воинов Джихада.

Но вернулись не все. Как, например, Вергиль…

Являя собой воплощение силы и благодати, Жрица Джихада шла среди радостно приветствовавшей ее толпы, приветливо взмахивая руками. Как всегда, Серену сопровождали телохранительницы, агенты джипола и помощники.

Иблис Гинджо, одетый в черный с золотом мундир, шел рядом с Сереной, высоко подняв голову. Ксавьер знал цену Иблису Гинджо – этот человек разделял цели Ксавьера, но в поисках средств для них не стеснялся соображениями морали. Ксавьеру хотелось, чтобы Серена тоже это видела, хотя бы отчасти, но она все больше и больше уходила в изоляцию и верила информации, которой снабжали ее помощники и советники.

Сбоку от трибуны застыла по стойке «смирно» сотня солдат Джихада. Некоторые несли отметины от участия в боях – либо в виде повязок на ранах, либо во взглядах. Им полагались медали, но Ксавьер рассудил, что лучше дать им отдых от боевых испытаний.

Среди солдат наземных войск и гиназских наемников было много тяжелораненых, а среди спасшихся с разбитого корабля Вергиля – еще и обожженных, едва живых. Еще тяжелее стало, когда военный транспорт доставил группу беженцев с Икса – Синхронизированного Мира, за который шла борьба, где повстанцы в катакомбах едва держались против охотников-кимеков.

Крови, страдания, срочных операций хватало, чтобы надолго занять лучших военно-полевых хирургов Зимин.

Серена в сопровождении Иблиса взошла на сцену. Не смотря на недавнее покушение на ее жизнь в Городе Интроспекции, Серена не проявила ни малейшего колебания или страха, но телохранительницы в белом окружили Серену, готовые при первой же опасности прикрыть ее собой.

Серена и Великий Патриарх встали перед Ксавьером и Ворианом, приветствуя восторженную толпу. Иблис поднял руки, призывая народ к тишине, а Серена во все глаза смотрела на обоих примере Ксавьер почувствовал, как у него мурашки ползут по телу от взгляда этих синих глаз, от вида этого все еще красивого лица. Ему показалось, что Серена в каком-то религиозном трансе или… под действием наркотиков?

– Мы собрались здесь, чтобы отпраздновать великую победу! – гремел над площадью голос Серены, усиленный невидимыми громкоговорителями. – Успешная оборона IV Анбус войдет в анналы Джихада одной из самых славных его страниц. Настанет день, когда не будет больше мыслящих машин, не останется ни одного мучителя нашей коллективной души. Сегодня решающий миг нашей борьбы – и я призываю всех и каждого сделать все, что в его силах… нет, я призываю всех вас сделать больше, чем в ваших силах!

Серена с теплотой взглянула на Великого Патриарха, и в ее глазах Ксавьер уловил обожание и почтение, намного превосходящие те, которых этот человек заслуживал. Неужели она не видит, как Иблис манипулирует ею, рассказывая ей только то, что она хочет услышать?

Теперь через громкоговорители над площадью разносился звучный голос Иблиса:

– Мы доказали – на Земле, на Гьеди Первой, в Колонии Перидот, на Тиндалле, а теперь и на IV Анбус, – что можем наносить поражения Омниусу! Мы отбираем у него планету за планетой! Мы должны захватить и освободить все Синхронизированные Миры… а для этого нам будут нужны все новые и новые добровольцы. Каждая планета Лиги должна теперь же выставить новых бойцов, чтобы продолжалась наша мужественная борьба! Нам нужны сыновья и дочери всех свободных планет и народов. Я взываю к Гиназу – пусть он выставит своих лучших в мире наемников, доказавших свое умение доблестно драться с врагом. Обучайте их, закаляйте их в испытаниях! С вашей помощью планеты; принадлежащие машинам, рухнут одна за другой в цепной реакции нашей победы!

Ксавьер вспомнил трагическую судьбу Вергиля, и у него желудок свело судорогой, но он сумел взять себя в руки. Стоя по стойке «смирно», воплощая собой несгибаемого солдата, он салютовал ликующей толпе.


Все планеты Лиги Благородных находились в постоянной боевой готовности. Дважды за прошедшие четверть века столица Лиги – город Зимия – становилась объектом атаки. Первое нападение пеших кимеков случилось, когда Серена была еще младшим членом парламента, а второе – через несколько лет после атомной бомбардировки Земли. И оба раза люди выстояли.

В бурном море Джихада Серены Батлер не было тихих гаваней. Ее людям некогда было почивать на лаврах, они были вынуждены постоянно сохранять бдительность, ожидая удара. И так будет до тех пор, пока чума мыслящих машин не исчезнет из обитаемой вселенной навеки.

Шествуя подобно ангелу по коридорам и палатам госпиталя в Зимии, Серена испытывала еще большую решимость, чем обычно. Несмотря на обилие цветов почитания и благоговения, каким было окружено имя Маниона, вид раненых бойцов, лежащих на госпитальных койках, пробуждал в ее душе тягу к действию.

Люди – невероятно уязвимые существа, вынужденные жить в своей хрупкой оболочке, которую так легко может разрушить мыслящая машина. Ее убитый сын был всего лишь самой знаменитой жертвой, но он не был первым ребенком, убитым роботом, и не был, к несчастью, последним. И ему не пришлось так страдать, как другим детям. Серена хорошо знала, на что были способны Омниус и Эразм. Однако смерть именно ее ребенка вселила дух сопротивления в триллионы людей, заставила их отважно выступить против мыслящих машин под знаменем ее Джихада. Она подавила глубокий вздох при мысли о своих погибших сторонниках.

Сейчас на Серене был простой белый больничный халат со знаком Лиги на лацкане – алая раскрытая ладонь. Переходя от койки к койке, она одаривала солдат приветливыми улыбками, ободряла словами сочувствия и бережными касаниями руки.

Одному из солдат оторвало взрывом обе руки, и он лежал в коме. Подойдя к его кровати, Серена прикоснулась прохладной рукой к бинтам, к восковому лицу и сказала, что гордится его самопожертвованием.

Молодой загорелый врач подошел к койке и стал снимать показания с линейки приборов. Табличка на лацкане халата говорила, что это доктор Раджид Сук, один из самых талантливых молодых хирургов.

– Мне очень жаль, но он вас не слышит.

– Нет, он слышит.

Серена почувствовала, как дернулась щека солдата у нее под пальцами. Раненый открыл глаза и застонал от боли. Некоторые из раненых сочли это чудом.

– Есть много путей к выздоровлению, – сказал доктор Сук, обращаясь к своим коллегам. – Серена, вы только что вывели этого человека из комы.

Раненый обнаружил, что у него нет рук, и зарыдал. Системы внутривенного введения тут же автоматически подстроились, улучшая его жизненные показатели. К кровати подошла медсестра и приложила к груди больного седативную подушку. Когда лекарство подействовало, раненый вопросительно взглянул на Серену. Она погладила его полбу и, склонившись над изголовьем, что-то зашептала…

Позже, уже выйдя из палаты, Серена тихо обратилась к доктору Суку:

– Ему сделают операцию по замене рук?

– Все время идут бои, у нас дефицит конечностей и органов на замену. Фермы по выращиванию органов на Тлулаксе не справляются, – печально покачал головой врач. – Год пройдет, не меньше, пока он станет хотя бы кандидатом на восстановление.

Серена гневно вздернула подбородок.

– Я поговорю с представителями Тлулакса. Они называют себя нашими союзниками, так пусть наращивают свои фермы органов, чего бы это ни стоило. В этой битве за все человечество они могут и должны тесно сотрудничать с нами, не гоняясь за сверхдоходами, – ради тех, кто рискует жизнью за нашу свободу!

Она возвысила голос, чтобы ее могли слышать раненые солдаты.

– Я гарантирую, что у вас будут и конечности, и органы. Я сумею потребовать этого от Тлулакса!

Ни один человек в госпитале не усомнился в ее словах.


В этот вечер четыре агента джипола во главе с самим Иблисом Гинджо вошли в затемненный дом удовольствий, заполненный сладковатым дымом и странной атональной музыкой. Внутри, на подушке, с отрешенным видом, словно погруженный в медитацию, сидел низкорослый Рекур Ван. На световые блики, выхватывавшие из темноты стройные женские силуэты, он никак не реагировал.

Иблис, не дожидаясь приглашения, сел на подушку рядом с тлулаксийским торговцем живым товаром. Работорговец пошевелился, возмущенно фыркнул и положил на столик ломтик апельсинового кекса, который держал в руках с длинными холеными пальцами. Агенты джипола со зловещим видом уселись рядом. Темные глаза Рекура Вана нервозно забегали.

– Мне нужна помощь, – сказал Иблис, достаточно тихо, чтобы его не могли подслушать. После недавнего успешного набега на планету IV Анбус Рекур Ван доложил Иблису о тревожном присутствии роботов в этой планетной системе. – Я тебе сохранил твой лучший источник рабов, сделай теперь и ты для меня кое-что.

Подбежал было служитель с лакейской улыбкой, но Иблис шевельнул рукой, и агенты джипола тут же его перехватили и шуганули, чтобы не подслушал ненароком.

Рекур Ван скривился:

– Куда ж я денусь?

– Серена Батлер пообещала всем раненым бойцам Джихада увеличение поставок запчастей – рук, ног, внутренних органов – для всех, кому они нужны. Так что поставлять будете вы, тлулаксы.

– Так у нас же просто не хватит сил. – Работорговец недовольно скривился. – Как вы могли допустить, чтобы она такое сказала? Вы что, потеряли контроль над Джихадом?

– Я не присутствовал, а ее слова зафиксированы, и наша задача – чтобы эти слова исполнились. Жрица Джихада не может взять свое обещание обратно. Так что фермы органов Тлулакса увеличат поставки немедленно.

– Это не так легко сделать. Понадобится сырье…

– Твое дело обеспечить поставки. Как ты это сделаешь – твое личное дело. Мое ведомство, насколько это возможно, санкционирует твои действия… учитывая жизненную важность этой «просьбы». Уверен, что армия Джихада может пообещать бонус. Скажем, пять процентов сверх ваших обычных счетов?

Тлулаксийский торговец, сперва подавленный масштабом требований, теперь расплылся в довольной улыбке.

– С такими стимулами для Джихада не будет невозможного.

– Невозможного для Джихада нет. Твой корабль в космопорту?

– Да. – Рекур Ван стряхнул крошки с одежды. – Я закончил свои дела и через три дня улетаю.

Иблис встал, всей тушей навис над тщедушным торговцем.

– Ты летишь сейчас.

Агенты джипола поставили Рекура на ноги.

Не обращая внимания на возмущенные протесты работорговца, Великий Патриарх и его свита вывели его из дома удовольствий.

– Пока не будет сделано то, что я сказал, Лига Благородных с вами никаких дел вести не будет.

Подобное требование он уже выставил командирам школы наемников в Гиназе. Люди были главным ресурсом Джихада в этой войне против механических чудовищ, и Иблис хотел, чтобы линия поставки людей работала бесперебойно.

Рекур Ван потел и сильно нервничал. Взгляд темных глаз блуждал, словно торговец лихорадочно искал возможности бежать.

– Вы принуждаете меня к тяжелой сделке.

Иблис позволил себе улыбнуться.

– Я только действую в интересах человечества.


Инструмент в необученных руках может оказаться самим страшным оружием.

Мастер Меча Джав Барри


Остров посреди центрального Гиназского архипелага мирно дремал под выцветшим дневным небом. Большое желтое солнце плыло над иссиня-зелеными водами, на изогнутый подветренный берег лагуны медленно и лениво накатывались теплые волны.

Идиллию нарушал бешеный лязг оружия.

Йоол Норет смотрел, как его отец наносил и парировал удары, сражаясь с устрашающим боевым роботом. Все тело Зона Норета было свито из мышц и сухожилий, плотно охватывающих крепкие кости. Он был бос, а длинные золотисто-седые волосы развевались, как хвост кометы, когда он с боевым кличем бросался в атаку, действуя импульсным мечом. Его оружие, выполненное в виде безупречно сбалансированного клинка, заключало в себе генератор, порождающий в металле точные разрушительные импульсы. Эти импульсы могли создавать запредельные нагрузки и разрывать сложные гелевые схемы мыслящих машин.

Механический противник Норета тоже мелькал неразличимой пеленой, прикрывая корпус шестью металлическими руками, используя заземленные броневые листы и непроводящие распорки для защиты своих схем.

Умелый ветеран вел учебный бой, демонстрируя сыну технику и оттачивая собственное мастерство. На полях яростных битв Джихада Зон видел несчетно поединков – в последний раз в героической обороне IV Анбус, где был ранен, – и этот учебный бой был для него детской забавой. Ветеран сделал глубокий выпад, проскрежетал клинком по одной из шести рук робота и поразил небольшую, но уязвимую секцию самоподдерживающейся схемы. Одна рука боевой машины бессильно повисла.

Йоол, гордясь отцом, воскликнул:

– Это лучший удар в твоей жизни!

– Не совсем, сын мой. – Зон Норет шагнул назад, чтобы перевести дух. – Вершины своих возможностей можно достичь, только когда сражаешься за свою жизнь.

Согласно правилам, Хирокс, боевой робот, мог перезагрузить систему после минутной задержки, но Йоол подумал, что поврежденную руку придется чинить в мастерской. Зон сделал пару глубоких вдохов и снова бросился на робота, нанося серию стремительных, сливающихся между собой ударов.

Робот защищался оставшимися пятью руками.

Около ста лет отчаянный разведчик с Гиназа обнаружил подбитый космический корабль мыслящих машин и нашел на нем боевого робота. Разум из гелевой схематики стерли, но боевую программу оставили. Хирокс стал на Гиназском архипелаге инструктором, обучая не вполне ортодоксальным, но весьма эффективным приемам машинного рукопашного боя. Он уже давно не подчинялся всемирному разуму и послушно тренировал уже четвертое поколение бойцов Гиназа, включая и самого Зона Норета. Скоро по его стопам последует и Йоол, один из многих сыновей ветерана гиназских наемников.

По форме боевой робот напоминал человека, но имел три пары рук, отходящих от туловища. В каждой руке было оружие – меч или кинжал, которые могли изменять свою форму и длину. У робота имелась мощная система оптических сенсоров на отлитом из твердого металла лице – у других роботов лицо делалось из текучего зеркального металла. Этот робот был сконструирован только для одной цели – для рукопашной схватки.

В каком-то смысле Хирокс все же был мыслящей машиной… но так как его функции и механизмы поддавались строгому контролю и управлению, его можно было не считать таковой. Хирокс был одним из немногих роботов, которые все еще эксплуатировались на территории Лиги и ее союзников. Эти механические бойцы были настолько эффективны в своих разрушительных способностях, что Омниус. уже давно не считал нужным совершенствовать их конструкцию и программное обеспечение. Это давало солдатам Джихада непредвиденное преимущество, так как в их распоряжении был технологический стандарт, опираясь на который, они могли оттачивать свое мастерство.

Семейство Норета и его ученики считали Хирокса своим сенсеем, учителем боевых искусств, наставником в технике боя. За время Джихада Серены Батлер многие роботы были уничтожены благодаря навыкам, которым научил людей Хирокс.

Юный Йоол сидел на корточках на теплом крупном песке, внимательно вглядываясь в схватку нефритовыми глазами. Волосы у него были светлые, выгоревшие на солнце, на лице выделялись широкие скулы и острый подбородок. Он был худощав, но под этой худобой скрывалась недюжинная сила. На тренировках он подчас превосходил быстротой движений даже отца.

Сейчас сын внимательно следил за каждым движением Зона Норета, за сливающимся мельканием стального клинка, послушно выполнявшего сложнейшие выпады и удары; смотрел, как отец, словно танцуя, наносит удары по экзоскелету механического сенсея.

Как и всегда, юноша восхищался отцом, так как слышал множество восторженных рассказов о подвигах Норета-старшего на полях битв Джихада. Йоол всей душой хотел бы оказаться на IV Анбус, когда была взорвана плотина и воды реки смыли армию роботов. Отец был в первой группе гиназских наемников, которые добровольно пошли на службу Джихада спустя восемь лет после гибели Земли.

В гиназском обществе семьи были весьма многочисленными – требовалось много детей, чтобы возместить потери, но близость между родителями и отпрысками не поощрялась. Старый ветеран Зон был исключением из общего правила, особенно когда дело касалось его любимца Йоола. Герой, много раз доказывавший свою доблесть, Зон был желанным отцом, поэтому каждый раз по возвращении с войны он по настоятельным просьбам зачинал очередного ребенка.

Йоола без натяжки можно было назвать лучшим бойцом среди его четырнадцати братьев и сестер, да и вообще он был лучшим среди представителей своего поколения. Видя такие способности, Зон Норет обратил на него особое внимание, желая, чтобы сын со временем занял его место в элитном Гиназском корпусе, солдаты которого не без оснований считались лучшими наемниками Галактики. Многие планеты поставляли в войска наемников, но ни у одной другой группы не было такого высокого соотношения потерь противника и своих.

Гиназ соглашался, что у всех людей сейчас один общий смертельный враг, но наемники предпочитали сохранять независимость, не вступая официально в ряды армии Джихада, не становясь винтиками в армейской иерархии. Если армия Джихада предпочитала вести крупные военные операции, нападая на противника с дальнего расстояния и применяя тяжелое вооружение, то гиназские бойцы предпочитали сходиться с врагом в рукопашной схватке. Они нанимались в войска сражаться и не боялись, чтобы их использовали для самоубийственных заданий как смертников – если, конечно, цель операции была достаточно важной.

Зон отличился на передовой и в тот раз, когда машины атаковали колонию Перидот: тогда люди сумели защитить планету, но при этом погибли восемьдесят процентов гиназских наемников. В конце концов именно они отогнали роботов, но Омниус приказал своим машинам применить при отступлении тактику выжженной земли. Хотя часть колонии претерпела сокрушительный урон, зато остальная часть планеты не подпала под иго роботов.

Три года назад, во время схватки с боевыми роботами на борту корабля машин Зон Норет получил множественные ранения и ожоги, и его отправили для выздоровления на центральный остров архипелага. Именно тогда он заметил у своего сына Йоола выдающиеся способности и отличные бойцовские качества. Теперь, после курса интенсивных тренировок, сын в чем-то даже превосходил своего прославленного отца.

Покрытый потом, Зон наносил и парировал удары так быстро и эффективно, как его сын еще никогда не видел. Йоол знал, как сильно отец хочет вернуться в строй и отправиться на войну – не важно куда именно. Армии Джихада всегда требовались бойцы, и Гиназ предназначил для этого основную часть своего населения.

– Я бы посоветовал тебе быть осторожнее, мастер Зон Норет.

Голос Хирокса был спокоен и бесстрастен, словно и не происходило столь жаркого тренировочного боя.

– Чепуха, – с гордым вызовом ответил мастер. – Продолжай драться на пределе своих возможностей.

Роботу ничего не оставалось, как последовать приказу.

– Я запрограммирован учить тебя, мастер Норет, но я не могу принудить тебя учитывать мои предостережения и наставления.

Он сделал выпад всеми своими руками, держа в каждой из них меч или кинжал.

Ветеран презирал формализованные инструкции, утверждая, что они отвлекают от развития настоящих бойцовских навыков.

– Лучший способ учиться и расти – это просто смотреть. Механическое запоминание бесполезно для настоящего сражения. Напротив, надо тренироваться до полного изнеможения, до того момента, когда ты перестаешь воспринимать себя как отдельную личность. Не может и не должно быть никакой пропасти между духом и телом. Ты должен превратиться в живое, текучее боевое движение. Вот этим движением наемник и должен быть.

Но, хотя отец достиг наивысших отличий среди гиназских наемников, и ему было обещано место в Совете ветеранов, Йоол уже превзошел отца в мастерстве путем долгих тайных тренировок.

Как и все молодые воины острова, Йоол Норет провел детство, учась обращаться с самым разнообразным оружием под руководством бывалых ветеранов многих сражений и слушая лекции по технике боя у беременных женщин-наемников. Но только Зон и небольшая горстка фанатичных и эксцентричных учеников использовали боевого робота Хирокса. Некоторые из консервативно настроенных ветеранов считали такие занятия опасными, но Зон всегда заявлял, что это наилучший способ научиться понимать – и побеждать – реального противника.

Теперь, став почти взрослым, Йоол пошел по стопам отца, но сделал при этом еще один шаг вперед. Зон так и не понял, каким образом сыну удалось превзойти максимальные возможности робота, но Йоол изучил принципы работы машины и расшифровал его боевую программу. Год назад, когда отец работал инструктором на соседнем острове, Йоол инсталлировал в робота модуль алгоритма адаптации, который сделал из Хирокса «суперробота», своими боевыми возможностями превосходящего все, что допускала его изначальная боевая программа. С этим модулем робот-сенсей приобрел способность не отставать от своего ученика и тем лучше драться самому, чем лучшим бойцом становился Йоол. Единственным ограничением для робота были способности самого Йоола.

Йоол всегда тренировался с Хироксом либо поздней ночью, либо когда был уверен, что они одни на песчаном пляже. Он и сейчас ощущал приятное жжение в мышцах после тренировки, которую провел с боевым роботом сегодня на рассвете, когда отец не мог их увидеть.

Когда-нибудь Йоол удивит отца своими способностями, но пока молодой боец был не вполне доволен собой. Он хотел стать лучшим наемником Гиназа, он знал, что сможет им стать, если только преодолеет скованность. Цепи самоограничения опутывали его, и инстинкт самосохранения был тем стеклянным потолком, выше которого он пока не мог прыгнуть.

Но даже при всем том Йоол превосходил всех других бойцов, с которыми ему до сих пор приходилось сталкиваться. Так говорил и сам Хирокс, а он воспитал не одного из лучших наемников и не мог не быть объективным и честным…

Теперь, сидя на песке под горячими лучами солнца, Йоол смотрел, как его отец атакует и защищается, восхищаясь одновременно умением и выносливостью, которые демонстрировал механический сенсей. Зон сражался яростно, словно стараясь что-то доказать самому себе. Удивительно, но он даже показал несколько новых приемов, которых Йоол раньше не видел. Молодой человек улыбнулся.

Несмотря на все старания противника, Хирокс постоянно опережал его на один ход. Пять оставшихся механических рук действовали с головокружительной быстротой, движения их сливались, и человек едва поспевал за ними. Старый ветеран явно выдыхался.

– Это неразумно, Зон Норет, – заговорил Хирокс. – Твои силы на исходе, а выносливость истощается. Ты только недавно оправился от тяжелых ран.

В ответ Зон сердито направил удар в корпус робота, и пять действующих рук отразили удар.

– Я сражался с настоящими роботами, Хирокс. Они не дерутся ниже своих способностей даже со стариками.

– Ты не старик, отец, – запротестовал Йоол, но сам уловил неискренность в своем голосе.

Тяжело дыша, Зон отпрыгнул в сторону и взглянул на сына, откинув с лица прядь длинных светлых волос.

– Возраст – относительное понятие, когда речь идет о закаленном воине.

С грохотом, похожим на стук тысяч молотов о тысячи наковален, Зон снова бросился на Хирокса. Робот поднял руки и в двух из них исчезло оружие. Теперь машина использовала эти руки для захватов. Зон сумел парализовать импульсным мечом две руки и правую ногу робота, так что теперь Хирокс мог только вращаться на месте, но не прыгать и уворачиваться от ударов. Из корпуса вылетели режущие клинки, грозившие поразить соперника, но Зон успел вовремя отпрыгнуть в сторону.

Только сейчас до Йоола дошло, что он забыл отключить дополнительный модуль. Юношу охватил страх. При работающем модуле боеспособность робота из-за адаптивности превосходила все, что знал опыт Зона Норета.

Йоол побледнел от тревоги за отца. Теперь, в разгар схватки – когда ограничения и системы безопасности Хирокса были отключены, – он не смел даже предупредить отца. Йоол вскочил на ноги. Все дальнейшее произошло в мгновение ока.

Зон высоко подпрыгнул и ударил робота босой ногой, стремясь вывести его из равновесия и повалить на землю. Но Хирокс смог устоять.

Йоол бросился вперед, надеясь вмешаться в схватку. Но его нога лишь ударила песок.

Старый воин не подозревал об опасности. Он отпрыгнул назад, оказавшись вне досягаемости режущего оружия Хирокса, но вышедший из-под контроля робот продолжал наступать. Зон неправильно приземлился, вывихнул лодыжку и упал.

Йоол выкрикнул: «Хирокс, стой!» как раз в тот момент, когда боевой робот нанес удар. Нож Хирокса вонзился в грудь старого ветерана.

Когда молодой человек подбежал к месту трагедии, робот уже стоял как вкопанный, застыв на месте, словно сам не веря тому, что он только что сделал.

Зон Норет распростерся на прибрежном песке, тяжело хватая ртом воздух и выплевывая сгустки крови. Робот немедленно остановился, отошел и выключил свои системы.

Йоол склонился на колени рядом с умирающим и приподнял его голову.

– Отец…

– Я не заметил… – произнес Зон; воздух со свистом вырывался из раны в груди. – Я проглядел…

Робот-сенсей сохранял прежнюю неподвижность, стоя в стороне от людей:

– Я глубоко сожалею о том, что я сделал. У меня не было намерения или желания тебя убивать.

– Ты поправишься, – твердил Йоол истекающему кровью воину, хотя прекрасно видел, что рана смертельна. Это его вина, это он изменил программу робота! – Просто очередная рана, каких много у тебя было в жизни. Мы найдем хирурга… – Он попытался встать, чтобы позвать на помощь, но Зон удержал его за руку.

Ветеран обернулся к роботу. К лицу его липли мокрые от пота волосы.

– Сенсей Хирокс, ты действовал… в точности так, как я тебе приказал. – Слова выходили у него изо рта отрывисто, перемежаясь с судорожными вдохами. – Ты дрался точно так, как я требовал… и ты научил меня многим полезным вещам.

Потом он поднял глаза на склонившегося к нему Йоола. Шум прибоя и шелест крыльев кружащих над лагуной птиц звучали колыбельной. Солнце садилось за горизонт, окрашивая небосвод в причудливые яркие тона.

Зон сжал руку сына.

– Пора моему духу вознестись, а мне – уступить место другому бойцу. Йоол, я хочу, чтобы ты простил Хирокса.

Он замолчал, потом, собравшись с силами, заговорил снова:

– И ты должен стать лучшим из воинов Гиназа.

Давясь от едва сдерживаемых слез, сын ответил:

– Я сделаю все, что ты хочешь, отец.

Зон Норет закрыл глаза, и не стали видны налитые кровью белки. Сознание уходило от старого воина, и слабеющим голосом он попросил:

– Произнеси надо мной литанию, Йоол. Ты знаешь ее слова.

Голос юноши пресекся, но он взял себя в руки и заговорил:

– Ты научил меня ее словам, отец. Все бойцы Гиназа знают последнее напутствие.

– Хорошо, вот и помоги мне.

Зон сделал долгий, влажно хрипящий вдох, и его слова слились со словами сына, когда они вместе произносили последнюю молитву Павшего Наемника:

– Только так почитаем мы смерть воина: выполни волю мою, продолжи битву мою.

Спустя мгновение Зон Норет испустил дух на руках сына. Неподалеку стоял в исходном положении механический сенсей.

Наконец после минуты скорбного молчания Йоол Норет поднялся на ноги и встал над распростертым телом отца. Расправив плечи, Йоол посмотрел на боевого робота, глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Сосредоточившись, он наклонился и поднял с запятнанного кровью песка импульсный меч отца.

– С этого дня, Хирокс, – сказал он, – ты будешь работать еще больше, чтобы тренировать меня.


Те, кто отказывается сражаться с мыслящими машинами, – изменники рода человеческого. Те, кто не использует для этого любое возможное оружие, – глупцы.

Зуфа Ценва. Лекции для подготовки Колдуний


Зуфа Ценва вглядывалась сквозь пышные кроны густых россакских джунглей и явственно видела шрамы, оставленные два десятка лет тому назад ужасным нашествием кимеков.

Когда титан Барбаросса был убит первым Колдовским оружием Зуфы, мстительные кимеки высадились на Россаке в самом свирепом своем воинском виде. Боевой флот роботов атаковал передающую станцию на орбите, а кимеки обрушились на планету, сжигая джунгли и взрывая города в ущельях. В тот день ради победы над кимеками многие ученицы Зуфы Ценвы пожертвовали жизнью, устроив ментальное всесожжение, испарившее машины с человеческими мозгами…

Но жадные джунгли быстро поглотили пожарище, скрыв раны войны куда быстрее, чем закрылись раны в душе самой Зуфы.

С тех пор она продолжала обучать женщин Россака с наибольшими телепатическими способностями – тех, кого можно было научить наращивать парапсихическую энергию до критического уровня и высвобождать ее ударной волной, способной испарить мозги кимеков, будь они даже титаны. За многие годы главная Колдунья проводила на смерть множество своих суррогатных дочерей, которые жертвовали собой ради очередной победы над страшными кимеками.

Зуфа считала кимеков худшими из всех чудовищ. Когда-то они были людьми, но честолюбие и стремление к бессмертию привели их в лагерь Омниуса, сделали изменниками – как людей-шпионов, которых время от времени вылавливал бдительный джипол Иблиса Гинджо.

Многие в Лиге Благородных начали задаваться вопросом: закончится ли вообще этот кровавый Джихад? Многие, но не Зуфа. Она знала одно – пока борьба продолжается, она не сдастся. Год за годом, до победоносного окончания войны должна она поставлять все новых и новых бойцов.

Но даже понимая все это, Зуфа, глядя на собравшихся вокруг нее на вершине скалы девочек, самой старшей из которых едва исполнилось четырнадцать лет, едва сдерживала рыдания. Так много Колдуний уже выполнили свой самоубийственный долг, что ученицы с каждым годом становились все моложе и моложе. Пусть эти кандидатки были талантливыми ученицами, все же они были еще детьми.

Стараясь не показать своего подавленного настроения, Зуфа внимательно рассматривала новый класс. Горели внимательные глаза, морской бриз, гуляющий по необитаемым равнинам между плодородными ущельями, теребил светлые волосы. Лица девочек выражали лишь полную готовность и решимость.

Как бы хотелось Зуфе уберечь всех своих воспитанниц! Но она знала, что ничто не спасет их, кроме мира, который наступит после полной победы.

– Я возлагаю на вас все свои надежды, – сказала Зуфа Ценва. – Не могу скрывать от вас опасностей, которые ожидают вас впереди. Вы умрете, даже если добьетесь успеха и победите. Но если вы потерпите поражение, то тоже умрете, но это будет хуже, ибо смерть ваша окажется бессмысленной. Я здесь для того, чтобы ваша жизнь и ваша смерть исполнились высочайшего смысла, чтобы вы стали орудием уничтожения Омниуса и его присных.

Девочки внимательно слушали, согласно кивая головами. Несмотря на свою юность, все они прекрасно понимали, что это отнюдь не детская игра.

Далеко на горизонте виднелись алые жерла вулканов, извергающие огненную лаву на пустынные равнины и клубы густого сернистого дыма в туманные небеса. В глубоких ущельях скрывались экосистемы, цветущие на вулканических почвах и водах из водоносного горизонта.

В почве Россака содержались загрязнители, которые не удавалось полностью удалить из пищевых цепочек, и среди них были мутагены и тератогены. Беременность у местных женщин протекала, как правило, тяжело и часто заканчивалась выкидышем. Многие дети рождались с тяжелыми деформациями, но другие, как эти молодые женщины, получали резкое ментальное усиление, телепатические способности такой силы, какой не было больше ни у кого в Лиге Благородных.

О, как Зуфе хотелось иметь дочь с такими же возможностями, чтобы передать ей свой факел! Но, как тщательно ни выбирала она партнеров, даже проводила генетические тесты, проверяя, что такое сочетание ДНК должно дать талантливых потомков, каждый раз ее постигала неудача. После разрыва с Аврелием Венпортом она перестала брать себе любовников. Когда-то он казался самым подходящим кандидатом, но рождались от него лишь недоношенные уродцы.

Теперь Зуфа уже стара, ее детородный возраст истекает, даже если учесть, что она – Колдунья Россака и репродуктивная система и здоровье у нее лучше, чем у средней женщины. Фармакологические открытия Венпорта, вытяжки из грибов и подземных луковиц, в изобилии растущих в джунглях, позволили создать лекарства, снижающие риск выкидыша и уродств и увеличивающие фертильность. Горькая ирония судьбы: Венпорт нашел фармакологическое решение уже после того, как причинил ей такое разочарование.

Но Зуфа заставила себя отвлечься от этих мыслей, закрыла глаза и сосредоточилась на главной своей задаче.

Она давала ученицам инструкции, рассказывала, какие упражнения надо выполнять и как это делать. Они стояли перед ней, как дети в школе – вытянув руки, устремив глаза на учительницу. Светлые волосы вставали дыбом и потрескивали от статического электричества – это девочки наращивали уровень летучей энергии в мозгу.

Для обеспечения работы Зуфы армия Джихада регулярно снабжала ее сведениями от разведывательных групп. Наемники посылали легкие быстроходные корабли, чтобы расставлять маяки на путях движения сил Омниуса – в частности, на путях набегов кимеков. Когда удавалось выследить кимеков, об этом давали знать Колдуньям, и Зуфа отбирала подходящих воительниц, готовых пожертвовать жизнью в телепатической атаке, которая убивала машины с человеческим мозгом.

Однако, с момента получения последней такой сводки прошло много месяцев. Кимеки распознали тактику Колдуний теперь не передвигались в одиночку – их сопровождали тяжело вооруженные роботы, выделенные в первую очередь для охраны титанов. Теперь одиночной Колдунье стало труднее подобраться к кимеку достаточно близко, чтобы разряд психической энергии возымел действие.

Так что Зуфе оставалось только учить девушек и терпеливо ждать удобного случая. Она не желала попусту тратить юные жизни своих учениц. Они были самым драгоценным ресурсом Россака.

Когда девочки закончили упражнения, Зуфа лучилась неподдельной гордостью.

– Отлично! Кажется, что смысл вы поняли. А теперь следите за мной.

Она подняла белые руки и закрыла глаза, растопырив пальцы так, что между ними стала заметной сеть серебристых электрических разрядов.

– Получение энергии само по себе не слишком трудно, – сказала она тихим голосом, едва шевеля побледневшими губами. – Самая трудная задача – управлять ею. Вы должны стать высокоточным оружием, острым лезвием в руках умелого бойца. А не стихийным бедствием.

Девочки вытянули руки, и на кончиках пальцев заплясали синие электрические искры. Некоторые захихикали, но быстро справились с неуместным весельем и снова сосредоточились на трудном задании. Зуфа видела, что они чувствуют свою силу и оценивают опасность.

Больше всего, конечно, Зуфа желала, чтобы и ее собственная дочь была среди этих храбрых патриоток, но ее единственное дитя, Норма, была начисто лишена телепатических способностей. Даром проживая свою жизнь, Норма корпела над своими уравнениями и конструкциями, занимаясь математикой, вместо того чтобы развивать, возможно, дремлющие в ней способности. Тио Хольцман с Поритрина взял ее под свое крыло, и Зуфа была благодарна великому ученому за жалость к этому неудачному ребенку.

Но теперь даже сам Хольцман, видимо, уже не желал иметь дела с Нормой и отослал ее с глаз долой, чтобы ни к кому не лезла со своими идеями.

Зуфа не порвала связь с Нормой, но старалась пореже встречаться с этим самым большим в ее жизни разочарованием. Слишком большие надежды возлагала она на нее в свое время.

Может быть, настанет день, когда у Зуфы все же родится еще одна дочь, если удастся отыскать мужчину, достойного соединить свою ДНК с линией Ценва. И тогда все снова будет хорошо.

Но пока только этих девочек может она назвать своими дочерьми, во всяком случае, по духу, и Зуфа дала себе обет, что не оставит их. Открыв глаза, она увидела, что ее собственные волосы поднялись, словно в безмолвном урагане.

Ученицы отступили назад, будто в благоговейном страхе, глядя во все глаза на Зуфу. В ответ она улыбнулась им.

– Это уже хорошо. А теперь давайте повторим все сначала.


176 ГОД ДО ГИЛЬДИИ

26 год Джихада

Спустя год после битвы за IV Анбус


Чем больше изучаю я феномен человеческого творчества, тем более загадочным оно мне представляется. Цельный процесс создания инноваций ускользает от меня, но для нас жизненно важно его понять. Иначе мыслящие машины обречены.

Эразм. Записи в лабораторном журнале


Когда восторженное письмо Нормы Ценвы дошло до Аврелия Венпорта, он не стал терять время, а просто снарядил на Поритрин один из своих торговых кораблей. Хотя обязанности директора корпораций «Вен-Ки» пожирали массу времени, Аврелий ничего так не желал, как увидеться с милой его сердцу Нормой. Он всегда в глубине души питал к ней слабость, да и годы прошли… много лет.

Открытая и искренняя Норма относилась к Аврелию Венпорту не так, как другие. Ее отношение не зависело от его политической деятельности, его богатства, его связей. Люди всегда чего-то хотели от корпорации, пытались добиться для себя каких-то привилегий и преимуществ. А маленькая некрасивая дочь Зуфы Ценвы всегда предлагала ему истинную дружбу – продукт, дефицитный для крупного торговца.

Кроме того, Аврелию смертельно надоели юридические происки лорда Бладда, пытавшегося наложить лапу на прибыль от продажи плавающих светильников и заморозить имущество корпорации. Все это было бы просто смешно, но на Поритрине аристократ в любой судебной тяжбе все еще имел преимущество. Продолжение этого судебного спора могло истощить ресурсы корпорации «Вен-Ки», поэтому Венпорт договорился о личной встрече с лордом Бладдом здесь, в Старде, надеясь в переговорах достичь с ним компромисса.

Но сначала он хотел увидеть Норму.

В те времена, когда Норма была «золотой девочкой» Тио Хольцмана, у нее была просторная лаборатория и рабочие кабинеты в самом имении саванта на крутом высоком утесе. Хольцман беспощадно эксплуатировал Норму, высасывая из нее идеи и открытия, а потом, когда бедная Норма занялась эзотерическими изысканиями и не могла больше с требуемой частотой выдавать выгодные открытия, Тио Хольцман отправил ее в город, в периферийную лабораторию, ближе к иловым полям реки Исана.

Даже теперь, проведя на Поритрине четверть века, Норма оставалась «приглашенным ученым», и ее документы могли быть в любой момент аннулированы. Почему все же Хольцман продолжает держать ее при себе? Вероятно, чтобы иметь официальную возможность предъявить свои права на любое ее изобретение или открытие, пока она работает под его началом.

На другой стороне дельты доделывали и запускали в космос последние части кораблей огромного флота, который спешно строился на орбите вокруг Поритрина. В воздухе стоял запах дыма и горячего металла, раздавался постоянный грохот, который, наверное, не давал Норме как следует сосредоточиться. Удивительно, как она вообще может здесь что-то делать.

Венпорт остановился в дверях, ведущих в жилые помещения и лабораторию, и оглянулся на зловонные иловые поля, подмечая тонкие детали, указывающие, как сильно опустилась Норма на социальной лестнице – что она сама вряд ли заметила. Он недовольно покачал головой, негодуя в душе на то, как дурно обошелся Хольцман с этой милейшей девочкой. Девочкой? Он снова покачал головой. Норме сейчас уже больше сорока лет.

Ощущая спиной влажное тепло неяркого солнца, Венпорт нажал кнопку входного сигнала. Зная обычаи Поритрина, он ожидал, что на звонок ответит буддисламский раб, но потом вспомнил, что у Нормы были весьма своеобразные представления о подневольном труде.

Последнее письмо было выражением полного экстаза по поводу рождения новой концепции после многих лет упорного труда и многочисленных неудач. Он улыбнулся с умилением при мысли о силе ее интеллекта. Погруженная в свои идеи и планы, Норма совершенно не обращала внимания на свой почерк, и он год от года становился все хуже и неразборчивее, словно ее мысли все больше и больше опережали руку.

Венпорт бегло просмотрел математические и инженерные расчеты, которые показывали, как надо модифицировать эффект Хольцмана ради изменения формы самого пространства. У Венпорта не было ни малейших сомнений, что все расчеты и идеи верны, однако он, как коммерсант, больше интересовался практическим применением идей и возможностью превзойти конкурентов, а не техническими основами функционирования продукта. Норма, как всегда, проявила блестящий ум и полное отсутствие практичности.

К двери очень долго никто не подходил, и Венпорт снова нажал на кнопку. Он знал, что Норма сейчас полностью погружена в свои мысли, в математические уравнения и знаки, и ему неловко было отрывать ее, но он решил ждать, сколько потребуется.

Она, конечно, не ожидает его приезда, хотя в бюллетенях было написано о прибытии торгового судна корпорации «Вен-Ки». Дела компании заставили его задержаться на Салусе на целый месяц, а космические путешествия так долги…

Поддавшись очарованию ее энтузиазма, сквозившего в содержании письма, Венпорт связался со своим компаньоном по меланжевым операциям Туком Кидайром и пригласил его присоединиться к ним на Поритрине. У бывшего торговца живым товаром, несомненно, были свои дела в Старде, поэтому у Венпорта всегда будет возможность выслушать и другое мнение… если оно ему понадобится.

Но сначала Венпорту надо было посмотреть в глаза Норме Ценве и самому послушать, что она скажет о своей концепции свернутого пространства, а там инстинкт подскажет ему, что делать дальше. Он заранее испытывал удовольствие от того выражения восторга и радости, какое появится на лице Нормы, когда она увидит его, Аврелия Венпорта.

И он не был разочарован. Когда она наконец появилась в дверях, щурясь от яркого света и недоуменно глядя на него, сердце его едва не выпрыгнуло из груди от радостного волнения.

– Норма! – Он обнял ее прежде, чем она успела его узнать. Поняв, кто он такой, она засмеялась и встала на цыпочки, чтобы обвить руками его шею.

Пепельные волосы крошечной женщины были в полном беспорядке, но глаза светились восторженным изумлением. Она выглядела старше Венпорта – видимо, регулярное потребление меланжи действительно замедлило процесс старения в его организме.

– Аврелий, ты получил мое письмо и приехал!

Хотя она сильно изменилась, Венпорт тотчас вспомнил ту девочку, с которой он столько раз бродил по джунглям Россака, изучая и собирая серебристо-пурпурные листья. Она посвящала его в свои идеи, а он использовал все рычаги своего влияния, чтобы публиковать и продавать ее математические трактаты. Когда Хольцман пригласил ее к себе на должность ассистента, Венпорт оплатил ее проезд на Поритрин. Зуфа Ценва всегда говорила, что им так хорошо вместе, потому что «недоделанные всегда находят радость в компании себе подобных». Улыбаясь, он шутливо потрепал ее по волосам.

– Жаждал услышать из первых уст о твоем волнующем новом открытии. Кроме того, мне надо уладить с лордом Бладдом недоразумение с плавающими светильниками.

Она повела его в свое обветшалое рабочее здание, и Венпорт последовал за ней не без душевного трепета. В большой комнате царил именно тот беспорядок, какой он и ожидал увидеть. Повсюду валялись бумаги с вычислениями и записями. В нише стоял маленький стол, окруженный подвесными стульями, расположенными в воздухе под весьма странными углами. На столе вперемешку с грязной посудой лежали планы работ и результаты вычислений. Норма принялась убирать со стола, чтобы освободить место, и Венпорт на правах друга и гостя бросился помогать ей.

У него быстрее забилось сердце, когда он обнаружил на столе пачку юридических документов и увидел имя, упоминавшееся в исковой жалобе. Эти бумаги были направлены Норме Ценве от адвокатов, представляющих интересы лорда Бладда и Тио Хольцмана.

– Норма, что это за бумажки?

– Не знаю, – рассеянно ответила женщина. Потом, приглядевшись, добавила: – А, эти? Так, ничего особенного.

– Эти извещения были посланы тебе почти год назад. Они угрожают тебе судебным преследованием, если ты оставишь работу у Хольцмана, особенно если ты при этом начнешь работать у меня.

– Да, да, кажется, действительно, что-то в этом роде. Я была тогда очень занята своими работами, а они находятся вне каких-либо юридических препон.

– Норма, моя дорога наивная Норма, в реальном мире нет таких идей и работ, которые находились бы вне юридических правил! – Лицо его вспыхнуло. – Тебе не следовало допускать, чтобы это дело тянулось так долго. Позволь, я позабочусь о нем сам.

Он сунул бумаги под мышку.

– О да, я буду тебе очень благодарна.

Венпорт всегда заботился о Норме как старший брат, а может быть, даже и больше. Его совершенно не волновали ни ее маленький рост, ни физические недостатки. В конце концов, он провел много лет в обществе идеально красивой, не имевшей изъянов и похожей на прекрасную статую матери Нормы, и нашел ее суждения беспощадными, а требования – к нему, к себе и ко всем окружающим – непомерными. Что касается Нормы, то у нее было гораздо больше плюсов, чем минусов. Самым привлекательным в ней был ее ум, а также приятное и располагающее отношение к людям.

Венпорт огляделся – ветхое жилье, устаревшее оборудование, стесненное пространство. Просто оскорбление для женщины, которая создала столько изобретений, приписанных савантом себе. Тусклое освещение, старая мебель, забитые до отказа полки. Он найдет для нее что-нибудь лучше, и очень скоро.

– Норма, я знаю, что ты не любишь использовать рабский труд, но мне придется поискать тебе домоправительницу.

– Меня все устраивает, пока я могу работать.

Мысленно он спросил себя, скольким он обязан Норме и насколько в нее верит. Закрыв глаза, он «прислушался» к собственному телу, к сердцу, к внутренним ощущениям. Ответ был очевиден.

Я должен ей помочь. Не важно, насколько коммерчески перспективна ее идея о свертывании пространства – он все равно пообещал себе, что освободит ее из рабства ученого эгоиста… даже если за это придется заплатить дорогую цену.


Аврелий Венпорт почти сразу понял, что одинаково презирает и лорда Бладда, и Тио Хольцмана.

За десятилетия поисков, разработки и доставки фармацевтических средств с Россака – дело, из которого возникла торговая империя Венпорта, – ему приходилось сталкиваться с неуступчивыми негоциантами, неприятными поставщиками и даже с громилами из правительства. Он никогда не испытывал неприязни к законным соперникам: их он всегда мог понять и с ними договориться.

Но у него был инстинкт понимания людей, и рядом с Бладдом и Хольцманом у него по спине ползли мурашки. Савант был откровенным мошенником, взошедшим к вершинам своей репутации по чужим спинам. А для лорда Бладда богатство было не способом возвеличить свой род, не средством заработать себе место в истории – оно было для него самоцелью.

Тем не менее Венпорту было необходимо добиться соглашения с этими людьми.

Подходя к длинному столу посреди комнаты с зеркальными стенами и фасетными светильниками – незаконно изготовленными, как отметил он мысленно, – Венпорт подумал, что это скорее банкетный зал, чем кабинет для деловых совещаний. Во главе стола сидел тучный лорд Бладд, утопая в роскошной одежде с длинными, дутыми рукавами – вряд ли особенно удобной. Длинные волосы вились мелкими кудрями, а лака на курчавой бороде было столько, что она казалась металлической.

Савант Хольцман щеголял в накрахмаленной официальной белой мантии, и чувствовалось, что она нравится ему больше лабораторного халата, который предпочел бы настоящий ученый. Остальные стулья занимали члены совета и юристы, представляющие Поритрин, суровые и воинственные.

Войдя в помещение в полном одиночестве, Венпорт бегло окинул выстроенные против него силы, тяжело вздохнул и сел на отведенное ему место за столом.

– Лорд Бладд, савант Хольцман! Я прилетел лично, чтобы решить дело, представляющее интерес для вас обоих. Я бы хотел открыто обсудить возможные решения нашего спора. – Он обвел взглядом присутствующих юристов. – Если вы будете любезны отпустить ненужных свидетелей, мы сможем сесть как люди и решить все проблемы.

Возмущенные адвокаты подскочили на своих местах, словно подброшенные пружинами. Савант Хольцман несколько опешил, но промолчал. Лорд Бладд пустился в возражения:

– Это мои избранные эксперты, директор Венпорт. Я всегда полагаюсь на их…

– Так дайте им право вето на любое предлагаемое соглашение, но – позже. Но если вы будете настаивать на официальном разрешении конфликта, то, как все мы знаем, это будут долгие годы и непомерные траты. – Он обезоруживающе улыбнулся. – Может быть, вы сперва выслушаете то, что я хочу вам сказать?

Венпорт скрестил руки на груди, давая понять, что переговоры вести не будет, пока не уйдет армада юристов.

Аристократ взглянул на своих советников, и те, словно ждали этого сигнала, нестройным хором принялись кричать, перебивая друг друга.

– Милорд, мы категорически не советуем… Это абсолютно против правил и очень подозрительно… Интересно, что он прячет, если не хочет…

Лорд Бладд отпустил их всех одним щелчком пальцев и приказал подать закуску. Венпорт встретился с ним взглядом. Оба они поняли, что сумеют быстрее договориться за закрытыми дверями без посторонних глаз.

Хольцман откашлялся и принялся перебирать лежавшие перед ним бумаги.

– Прежде чем вы приступите, директор Венпорт, полагаю, что вы должны понять, что у корпорации «Вен-Ки» просто нет юридических доводов.

Он протянул Венпорту один из документов:

– Это договор, подписанный Нормой Ценвой, когда она поступила ко мне на работу. В нем она подтверждает, что любая технология или идея, созданная во время ее работы под моим руководством, принадлежат гражданам Поритрина, каковые имеют право распоряжаться этими идеями и технологиями по своему усмотрению. Следовательно, она не имеет права передавать вам чрезвычайно ценный в коммерческом отношении патент.

Венпорт изучил документ, внимательно просмотрев строки, которые уже видел на Салусе Секундус, дав за это взятку сенатору Хостену Фру. Не выразив ни малейшего удивления, он вернул бумагу Хольцману.

– Я не собираюсь оспаривать подлинность подписи Нормы, савант Хольцман. Но можете ли вы представить столь же убедительное доказательство, что до подписания этого смехотворного документа Норма Ценва получила исчерпывающую правовую и профессиональную консультацию? Можете ли вы также утверждать, что она достигла совершеннолетия к моменту подписания этого соглашения? Согласно моим данным – а они точны, ибо я занимался переездом Нормы на Поритрин, – ей тогда было всего пятнадцать лет. – Он побарабанил пальцами по столу. – Скажите мне, лорд Бладд, вы действительно хотите представить это дело открытому суду Лиги?

В зал вошли лакеи подать завтрак, и Венпорт подождал, пока они уйдут. Ему не хотелось, чтобы разговор дошел до лишних ушей, хотя и не сомневался, что поритринский аристократ организовал запись всех его слов, но эту запись в суде не предъявить, так как Венпорт не давал на нее согласия.

– Господа! – продолжал он. – Норма Ценва – это сокровище и гений. Я не думаю, что она получает от вас те уважение, ресурсы и свободу, каковых она заслуживает.

– Норма уже много лет кормится только нашей доброй волей, – возразил Хольцман. – Уж сколько она здесь, у нас, и не сделала ничего полезного с тех пор… с тех пор… – Он пожал плечами. – Надо будет посмотреть, у меня записано.

– И в этом нет ничего удивительного, учитывая ужасающие и унизительные условия, которые вы ей создали для работы.

– Но перед этим она…

– Хватит скандалить, – вмешался в разговор лорд Бладд. – Каковы бы ни были привходящие обстоятельства, основы вашего прибыльного производства плавающих светильников были заложены здесь, на Поритрине. На проведение исследований потрачены мои личные средства. У корпорации «Вен-Ки» нет поэтому права на присвоение всех доходов.

– Я понимаю основы ваших возражений, – стараясь сохранить примирительные нотки в голосе, сказал Венпорт, – и согласен на отчуждение части доходов корпорации от продажи плавающих светильников…

Он поднял руку, видя, что собеседники вспыхнули от радостного удивления.

– … но на условии, что Норма освобождается от обязательства работать на саванта Хольцмана.

– Я согласен, – быстро ответил Хольцман, стараясь подавить довольный смешок.

Бладд осуждающе посмотрел на Хольцмана, явно не одобряя столь быстрое согласие, а потом, нахмурившись, снова обратился к Венпорту:

– Но взамен вы соглашаетесь делить с нами свои доходы от продаж без ограничения срока?

Венпорт вздохнул. Обычно переговоры не ведутся столь цинично.

– Нет, неограниченного срока не будет, – ответил он недружелюбно. Ни один здравомыслящий человек такого не предложил бы. – Мы сейчас установим сроки и договоримся о проценте.

С этого момента началась настоящая работа.

Венпорт понимал, что надо защитить наивную и невинную Норму от будущих притеснений этих двух могущественных людей и избавить ее от повторений бесплодных усилий прошлого.

Он уже подсчитал, во что обойдутся ему эти юридические споры. Суд Лиги, добротно подмазанный взятками аристократического поритринского семейства, конечно же, предложит «компромиссное» решение, которое в перспективе будет очень дорого стоить Венпорту. Сейчас он просто хотел сократить издержки и покончить с пустой тратой времени.

После многочасовых переговоров Венпорт наконец согласился выплачивать треть доходов от продажи плавающих светильников в течение следующих двадцати лет, взамен чего другая сторона соглашалась не оспаривать притязаний Венпорта на оригинальный патент. Зная, какой доход приносит масштабная – и продолжающая возрастать – продажа светильников, Бладд и Хольцман были просто ошеломлены. Очевидно, они оба рассматривали достигнутое соглашение как источник постоянного притока денег, для получения которых не надо было ровным счетом ничего делать, так как все разработано Нормой Ценвой, а производственные мощности уже построены на деньги Венпорта.

Два десятилетия представлялись им огромным сроком, но Венпорт привык смотреть на вещи шире. Плавающие светильники будут пользоваться спросом еще не одно столетие, а может быть, и тысячелетие. В таком контексте двадцать лет представлялись смехотворно коротким сроком. Несомненно, наследники лорда Бладда будут скрипеть зубами от досады на ту невероятную глупость, которую он сегодня совершил.

– Однако, – Венпорт подался вперед, и голос его стал жестче, – есть еще одна поправка, которая обсуждению не подлежит. С настоящего момента вы не будете подвергать сомнению или оспаривать право Нормы Ценвы на устройство собственной лаборатории и не будете препятствовать ей в проведении исследований по ее собственному выбору.

Хольцман фыркнул:

– Пусть делает что хочет, лишь бы не мне платить. Уже много лет как она не создала ничего стоящего.

Лорд Бладд рассеянно играл завитками своей бороды.

– Мои юристы подготовят документ, где отдельно оговорят, что Норма сможет сохранить за собой любое изобретение, которое она отныне сделает.

Венпорт кивнул. Он уже чувствовал, какие финансовые потери понесет, но не питал никаких сомнений, так как верил в Норму и очень хотел ей помочь. Но ему неприятно было услышать правду в словах Хольцмана: Норма действительно в течение многих лет занималась решением проблемы, которая в конечном счете могла оказаться бесплодной. Он не понимал следствий из ее уравнений свертывания пространства. Однако, скрипнув зубами, бизнесмен напомнил себе, какой прибылью он уже обязан Норме за продажу изобретенных ею плавающих светильников.

Он должен верить в нее – ведь это то, в чем отказала Норме ее родная мать.

– Я полагаю, с этим делом мы закончили? – спросил лорд Бладд, вскинув брови.

Венпорт поднялся, желая только одного – скорее покинуть резиденцию этого поритринского аристократа. Однако он знал, что это дело только началось.


Прибывший в космопорт Старды на Поритрине Тук Кидайр выглядел подавленным и расстроенным. Венпорт встретил его в космопорту, и торговец с Тлулакса поведал ему обо всех трудностях, вызванных действиями разбойников на Арракисе.

– Я слыхал, сюда прилетел еще какой-то тлулаксийский работорговец прикупить одомашненных рабов? Может быть, я смогу его уговорить полететь обратно и всех бандитов обратить в рабов?

– Жаловаться никто не будет, – с улыбкой ответил Венпорт. Потом он рассказал компаньону, что открыла Норма, и объяснил, почему он так настаивал на приезде Кидайра. Чтобы тот увидел и услышал сам.

В машине, по дороге из космопорта в лабораторию Нормы, торговец с Тлулакса был настроен скептически, но все же проявил некоторую заинтересованность.

– Опытный образец космического корабля стоит, мягко говоря, существенно дороже, чем опытный образец плавающего светильника, Аврелий, но если эта идея насчет закоротить пространство окажется успешной, то… от возможной прибыли просто захватывает дух.

Кидайр также не желал вникать в математические расчеты: его интересовало только одно – будет ли толк от идеи при должной разработке. Он поглаживал длинную косу, будто предвкушая предстоящее обогащение.

Венпорт взял компаньона под руку.

– Если такая система возможна – и осуществима практически, – то все товары можно будет доставлять по назначению в доли секунды. Грузы пряности можно будет доставлять с Арракиса, как только сборщики подготовят очередную партию. Скоропортящиеся лекарства с Россака можно будет без потерь доставлять в любую точку Лиги. Ни один торговец не сможет предоставить клиентам более быстрых услуг.

Пройдя по скрипучему настилу доков, они вошли в лабораторию Нормы.

– Прошу прощения за беспорядок, – сказала она. Стол, как показалось Венпорту, был теперь завален еще больше.

– Спустя годы мы будем вспоминать этот день и это скромное помещение, где впервые обсудили величайшую концепцию в истории космических путешествий, – произнес он.

Кидайр казался сдержанным, почти подозрительным.

– Вы никому больше не говорили о своем открытии? Ни саванту Хольцману, ни лорду Бладду?

Смущенная Норма отрицательно покачала головой.

– Савант Хольцман не всегда понимает даже собственные работы. Он говорит, что «принцип Хольцмана» просто работает – и все. – В голосе ее проскользнули грустно-презрительные нотки. – А мне хочется, чтобы мой проект воплотился в жизнь. Савант не всегда заканчивает свои грандиозные замыслы. Иногда он теряет верный путь в джунглях уравнений. – С этими словами она подошла к окну и посмотрела на верфи и заводы дельты. – Весь последний год он строил корпуса кораблей на орбите. Это идея примеро Атрейдеса…

– Да, мы видели эти корабли, подлетая к Поритрину, – сказал Венпорт.

Орбитальные маршруты были так забиты новыми боевыми кораблями, что они создавали серьезный навигационный риск. Кидайр, казалось, был поражен услышанным.

– Какой смысл в строительстве пустых корпусов? Просто пустых корпусов? Кто-то другой будет заполнять их нужной начинкой?

Норма внезапно почувствовала себя неловко.

– Это секретные сведения, и во весь план посвящены очень немногие. Рабы на верфях и монтажники на орбите знают каждый только свою работу. Никто не догадывается, что это великий блеф, военная хитрость. – Она вздохнула. – Корпуса так и останутся пустыми, но на орбите они создадут видимость настоящей армады. Я признаю, что эта хитрость может сработать, но зачем такому великому ученому, как савант Хольцман, тратить свой интеллект на такую интригу? Здесь не нужна наука, это просто украшение витрины.

Она опустила подвесной стул, села на него и снова подняла на высоту стола.

– Именно поэтому я и написала тебе, Аврелий. Я много лет работала над уравнениями свернутого пространства, и относиться к ним надо серьезно. Этот проект необходимо воплотить в жизнь, и я – единственный человек, который в состоянии это сделать.

Кидайр оперся руками о край стола, глаза его заблестели.

– Дайте нам общее понятие, если не трудно. Расскажите, как это вам представляется.

Светло-карие глаза Нормы сузились.

– Я вижу мысленно космические корабли, перемещающиеся в мгновение ока. Я вижу переброску огромных армий на невообразимые расстояния за секунды – вижу, как они внезапно обрушиваются на войска мыслящих машин.

Венпорт смотрел на ее восторженное лицо и физически ощущал ее искренность и убежденность.

– Я верю тебе, Норма. Верю настолько, что готов вложить столько, сколько тебе потребуется, пусть даже я этого не понимаю. – Он улыбнулся. – Я инвестирую в тебя.

Норма заранее прикинула, в какую сумму может обойтись финансирование ее проекта. Венпорт увеличил сумму наполовину, потом решил ее удвоить. Норма редко задумывалась о непредвиденных задержках и дополнительных затратах, которые оказываются весьма дорогими.

– Твоя служба у саванта Хольцмана окончена, – объявил Венпорт. – Я обо всем договорился, и теперь ты можешь о нем больше не думать. Ты можешь покинуть Поритрин, как только захочешь… и работать где вздумается.

Норма в восторге бросилась на шею Аврелию. Ему нравилось, как она улыбается – в ее улыбке чувствовалась неподдельная искренность. В ней вообще не было ничего искусственного или притворного.

– Это хорошо, но я хочу работать здесь, на Поритрине. Я живу здесь уже двадцать семь лет. Не могу же я просто собраться и переехать.

– А на Россак? – спросил Кидайр. – Ведь вы же оттуда?

Вспомнив Зуфу Ценву, ее разочарование в собственной дочери, которое она и не думала скрывать, Венпорт отрицательно покачал головой еще до того, как Норма успела ответить.

– Мне кажется, это неудачная мысль.

– Наши начальные вложения и издержки будут меньше, если не придется переезжать на другую планету, – согласился тлулакс. – Вы ведь получили гарантии и уверения от лорда Бладда?

Норма постучала пальцем по виску.

– Все у меня здесь, – она повернула голову и задумчиво посмотрела на Венпорта, у которого от этого взгляда потеплело на душе, – но все равно не хочется терять время и силы на переезд. Нельзя ли найти место для работы где-нибудь поближе? В конце концов, Поритрин – это теперь мой дом.

Венпорт улыбнулся:

– Я так и думал и уже поискал место – подходящее помещение, достаточно просторное и светлое, все, что тебе нужно. Это сеть складов и рудо обогатительный комбинат на одном из боковых рукавов Дельты. Там вполне можно построить нормальный полигон для испытания звездолетов.

Он понимал, что Норма слишком независима, чтобы лететь, куда укажут.

Глаза Кидайра блуждали, будто он что-то подсчитывал в уме.

– В инфраструктуре корпорации «Вен-Ки» найдутся каналы для перевода средств на ваши работы. Понадобится детальная смета начальных затрат, а затем ежемесячная калькуляция расходов.

Норма помрачнела: она предпочла бы вернуться в мир своих формул, чем вести этот разговор.

– Хорошо, я сделаю все необходимые расчеты по бюджету проекта, как только вы сообщите мне сроки начала работ.

– Есть и еще одно необходимое условие. – Голос Кидайра стал жестче. – Вы должны хранить нашу операцию в абсолютно строжайшей тайне. Мы уже знаем, что савант Хольцман склонен красть ваши идеи и наши патенты. Нам необходимо создать абсолютно герметичную систему секретности относительно всех участников проекта. Предлагаю нанять частную охрану, независимую от лорда Бладда.

Он посмотрел на Венпорта, и тот согласно кивнул.

Норме, эзотерический ум которой был всю жизнь выше подобных проблем, стало несколько неуютно. Венпорт ободряюще взял ее за плечо.

– Норма, ты уже отдала огромную прибыль саванту Хольцману и лорду Бладду, предоставив им право распоряжаться персональными защитными полями и переносными генераторами. Хотя бы отчасти это были твои концепции. Сам Хольцман никогда бы до этого не додумался.

На лице Нормы отразилось неподдельное изумление.

– Но это был мой вклад в военные усилия Лиги.

– А все прочие на этом вкладе хорошо нажились. Лорд Бладд стал одним из самых богатых аристократов Лиги благодаря тебе. Я не хочу, чтобы тобой продолжали пользоваться, дорогая Норма. Но если проект будет осуществляться на средства корпорации «Вен-Ки», то вся информация о нем должна стать ее собственностью. Бизнес этого требует.

– В любом случае я верю тебе, Аврелий. Когда можно будет начать строить опытный образец звездолета? И мне нужно как можно скорее оборудовать новую лабораторию – как можно скорее и как можно ближе. Расчеты у меня в голове уже закончены.

Венпорт обнял Норму за плечи и предложил ей идею, которую уже успел обсудить с Кидайром:

– Есть способ ускорить работу. Мы с моим партнером недавно купили старый грузовой корабль, расширяя наш торговый флот. Он в доке Россака, на ремонте. Можно ли не строить новый корабль, а переделать этот под твои двигатели? Кидайр берется доставить его сюда к моменту, когда мы будем готовы начать работы.

Венпорт и Кидайр обменялись взглядами, и тлулакс согласно кивнул. Норма просияла – и снова стала молодой, энергичной, горящей любознательностью.

– Чем скорее, тем лучше, – сказала она.


Там, где один человек видит повод для веселья, другой видит лишь причину для отчаяния. Молись, чтобы ты был первым, а не вторым.

Буддисламская сутра в дзенсуннитском толковании


Ценой года неимоверных усилий, огромных расходов и бессчетного количества рабов, погибших от производственных травм, последние компоненты ложного флота были выведены на орбиту вокруг Поритрина. Работы были почти закончены, теперь можно было закрывать литейные цеха на верфях дельты.

Однажды под вечер надсмотрщики сняли с работ бригады невольников. Щурясь от яркого света, грязные, закопченные рабы вышли из дымных цехов и встали на площадке, откуда запускали на орбиту последние грузы. Сотни несчастных толпились нестройными рядами.

Исмаил знал, что скоро их отправят на другие работы. Как всегда во время перемен, он нервничал, боялся, что его разлучат с Оззой и двумя дочерьми так же, как разлучили Алиида с его семьей. И все же он надеялся, что Буддаллах убережет его от такого несчастья. У рабовладельцев Поритрина не было причин разделять его семью.

Но Алиид постоянно кипел яростью, его душевные раны не заживали, и он ждал своего часа.

– Они уже отобрали у меня жену и новорожденного сына, и мне теперь плевать, что еще они со мной сделают, – говорил Алиид.

Исмаил со страхом думал о том, что может сделать его друг, если его доведут до крайности.

Еще когда Исмаил был маленьким, дедушка учил его, что вера в Бога должна быть полной, и смертному не подобает брать на себя то, что приличествует одному только Всевышнему. Но неопределенность леденила душу… а вот Алиид не собирался соглашаться с такими условиями.

Пока начальники выкрикивали команды, сортируя рабов по бригадам, Исмаил проскользнул к бригаде отделки корпусов – там работала его жена Озза. Подойдя, он коснулся ее руки, и она сжала его руку, не поднимая головы и не встречаясь с ним взглядом. С нее было достаточно ощущения близости мужа, ощущения его теплоты. При таком количестве рабов надсмотрщикам было не под силу построить толпу ровными рядами по соответствующим группам – это заняло бы целый день.

Исмаила и Оззу без их воли вынесло к помосту, где рядом с главным надсмотрщиком стояли два низкорослых человека. Ярко светило солнце, и Исмаил никак не мог привыкнуть к свету после дымного полумрака цеха.

– Уж не собираются ли объявить нам о каком-то еще празднике своего великого общества? – прошептала Озза на ухо Исмаилу, чтобы никто не мог расслышать звучавшего в ее словах сарказма.

– Мне мыслятся причины похуже для этого собрания.

Он вперил взгляд в двух коротышек на помосте. Ясно, что это тлулаксы – ненавистные работорговцы. У молодого смотрели с заостренного узкого лица темные, близко посаженные глаза, но внимание Исмаила привлекли знакомые черты более старшего тлулакса. У него на плече болталась веревкой жесткая седая коса, в противоположном ухе висела треугольная бронзовая серьга. Прошло больше двадцати лет, и тогда Исмаил был всего лишь насмерть перепуганным ребенком, но он никогда не забудет этого лица – лица человека, возглавлявшего набег на Хармонтеп.

Сердце его сильно застучало, старый страх возродился. Когда-то он поклялся отомстить этому человеку, уничтожить его. Сейчас Исмаилу смертельно хотелось одного – вспрыгнуть на помост и сдавить мощными, мозолистыми от работы руками цыплячью шею работорговца. Именно так поступил бы на его месте Алиид, всегда презиравший терпение Исмаила и его слепую веру.

Но мщение – это не то, чему учат сутры дзенсуннитов. Дедушка Исмаила был бы разочарован внуком. Все в руках Бога, а не моих.

Но должен ли я просто простить и забыть?

Озза посмотрела на мужа и ласково коснулась пальцами его лица.

– Что с тобой, Исмаил?

– Этот человек… я…

Он замолчал, не в силах сказать ей правду. Дед настаивал бы на смирении и даже на прощении. Старик бы потребовал, чтобы Исмаил извлек глубокий урок из этого ниспосланного Буддаллахом урока, научился бы превозмогать любое испытание, любой опыт. Бог не гарантирует нежной и мирной жизни никому из верующих в Него – по крайней мере в этом мире. Сутры учили дзенсуннита смиряться, терпеть и ждать, когда Буддаллах выберет нужный момент.

Но как же трудно следовать такому учению!

Прошло полчаса пассивного хаоса, но в конце концов сотни рабов построились в какое-то подобие шеренг, и воцарилась тишина. Исмаил слышал, как надсмотрщик говорил молодому тлулаксу:

– Рекур Ван, это все люди сегодняшней рабочей смены. Они приписаны к строительству кораблей на несколько месяцев. Мы не можем без них обойтись.

– Все-таки я хотел бы на них посмотреть. Худощавый, похожий на крысу, младший из тлулаксов стал хищно всматриваться в лица и тела рабов. Тук Кидайр – работорговец, некогда похитивший Исмаила и многих других невинных дзенсуннитов на Хармонтепе – стоял рядом со скучающим видом. Как будто он приехал не приобретать новых рабов, а прибыл на Поритрин с совершенно иными целями.

Пока же Исмаил смотрел, как Рекур Ван расхаживает по помосту, поводя каким-то устройством, с помощью которого делал изображения рабов и рассматривал их.

– Меня попросили провести инвентаризацию вашего подневольного персонала. Они могут стать бесценным источником для армии Джихада. Нам, тлулаксам, жизненно необходимо большое количество здоровых рабов в широком диапазоне типов тел и тканей. Это наша главная задача.

Когда надсмотрщик выказал при этих словах свою обеспокоенность, Рекур Ван понизил голос до угрожающего рычания:

– Если вы возражаете, то я могу представить письменное требование, подписанное самим Великим Патриархом Гинджо.

– Я не сомневаюсь, что ты можешь это сделать, Рекур, – произнес Кидайр спокойным рассудительным тоном, – но не стоит сразу прибегать к самой неудобной альтернативе.

Неожиданно по мелкой воде дельты с шумом и плеском пронеслась машина-амфибия, выкатилась на сушу и подъехала к площадке, где стояли рабы. Оттуда вылетел суетливый Тио Хольцман и направился к помосту. Глаза его были прищурены, на лице читалась злость, смешанная с некоторой растерянностью. Но заговорил он повелительно:

– Почему вы мешаете моим рабам в важной работе? Это жизненно необходимый проект, и никакая задержка не может быть оправдана!

– У нас есть нужное оправдание, савант Хольцман, – столь же повелительно ответил Рекур Ван. – Джихаду срочно нужны рабы, а Поритрин оказался ближайшим пунктом моего маршрута. Тлулаксу нужны новые кандидаты.

Исмаил с трудом сглотнул, во рту у него пересохло, он крепко сжал локоть жены. Они оглянулись, ища глазами дочерей, но Хамаль и Фалина были приписаны к другим бригадам, и их не было видно.

– Только не из моих рабочих, – высокомерно рявкнул Хольцман. – Каждый из этих рабов должен быть занят на проекте, имеющем первостепенную важность для обороны Поритрина и для работ на наших военных заводах. Вам придется набирать для себя рабов в другом месте.

– Но я уже здесь, савант Хольцман, и рабы нужны мне сейчас.

– Мне тоже. – Ученый грубо хмыкнул. – Почему бы вам не приискать себе невольников среди тех трусов на IV Анбус? Насколько я понимаю, они отказались воевать против мыслящих машин, даже когда те напали на них, и они совершили диверсию против армии Джихада. Лучше кандидатов на служение роду человеческому просто не найти.

– Это может говорить об их неполноценности, – высказал предположение Рекур Ван. – Кроме того, они рассеяны на большой площади, а их численность… недостаточна для наших целей.

До рабов слухи доходили медленно, и только недавно они узнали о битве на IV Анбус, о пирровой победе армии Джихада ценой множества человеческих жизней и утраты священных реликвий. Все последователи буддислама, включая дзенсуннитов и дзеншиитов, одинаково поклонялись священному городу Даритсу, где хранились оригинальные рукописи сутр Корана. Рабы Поритрина с ужасом слушали о разрушениях, причиненных не только роботами, но и солдатами Джихада.

Оглянувшись, Исмаил заметил, что местное начальство это событие совершенно не занимало. Почему их религиозный пыл все принимают как должное, а нашу веру презирают?

Он увидел, как старший из работорговцев встал между негодующим изобретателем и своим ревностным молодым коллегой. Хотя он и ненавидел этого человека, Исмаил был вынужден признать, что Тук Кидайр выглядит мудрее и лучше умеет общаться с людьми.

– Рабов можно достать во многих местах, Рекур. Есть много буддисламских медвежьих углов, где можно собрать хороший урожай живого товара. Поскольку эти невольники уже служат высокому делу, нужному для человечества, я не вижу необходимости выводить их из-под опеки саванта Хольцмана.

Рекур Ван глянул на своего соотечественника как на смертельного врага:

– А что здесь делаешь ты, Тук Кидайр? Ты же больше не торгуешь рабами, а предпочитаешь операции с пряностью и плавающими светильниками вместе с этим инопланетником, Венпортом. Чего ты влезаешь в мою работу?

– Мы с моим партнером находимся здесь по совершенно другим делам. Твоя работа – не единственная, какую выполняют во благо Джихада. – С этими словами Кидайр покровительственно положил руку на плечо своего молодого земляка. – Послушай, я знаю, где ты можешь набрать себе рабов – большая группа людей, которые сильно мешают мне и раздражают Лигу Благородных. Пойдем, я расскажу тебе, где их найти, и все будут довольны. Ты знаешь пустынную планету, которая называется Арракис?

Все еще хмурясь, но явно смягчившись, Рекур Ван в сопровождении ветерана сошел с помоста.

Исмаил обнял жену за талию и привлек к себе. Сердце его бешено колотилось: он чувствовал, что они все чудом избежали катастрофы. И как ни ненавистно было рабство на Поритрине, он понимал, что участь их на Тлулаксе была бы во сто крат хуже.

Довольный Хольцман оглядел собранных на стартовой площадке рабов. Наконец изобретатель повелительно взмахнул рукой.

– А чего вы здесь стоите? Мы должны закончить работу точно в срок. Марш по местам!


Несмотря на все компьютерное совершенство мышления роботов, существует множество способов сбить их с толку.

Примеро Вориан Атрейдес. Избавить мир от всемирного разума


Расточительный блеф с «пустыми кораблями» на Поритрине был плодом мысли примеро Атрейдеса, который утверждал, что знает, как думают мыслящие машины. Но реализовывал план Тио Хольцман, а не примеро, и лавры причитались ему.

Если пройдет этот эпических масштабов обман.

Савант нервничал, но рискнул, надеясь, что будет осыпан дождем наград и ревом восхвалений. После долгого перерыва в потоке наград ему это было необходимо. Если повезет, то лорд Бладд удостоит его медали, а народ будет прославлять его имя. Тио Хольцман будет объявлен спасителем Поритрина…

Обедая с лордом Нико Бладдом на балконе его резиденции, выходящей фасадом на набережную, Хольцман смотрел сверху на неспешную жизнь, текущую внизу. Высшие классы Поритрина были на удивление беспечны в своем отношении к жизни, веря, что ничего с ними плохого не случится. Они следовали пассивным догматам навахристианства больше ради видимости, чем ради веры. Климат на планете был мягкий, продовольствие доставлялось в избытке, сырье казалось неистощимым, а хорошо вымуштрованные рабы выполняли каждую прихоть своих господ. Тихая река Исана могла служить превосходной метафорой вялого течения жизни местных аристократов.

Хольцман опасался, что все изменится, если к Поритрину приблизится флот роботов. Буквально мгновение назад к лорду; прибыл военный курьер, доставивший цилиндр к экстренным посланием. Бладд прочитал письмо, потом погладил свою безупречно завитую бороду.

– Ну что ж, Тио, посмотрим, как будет работать твой план. Крупное соединение роботов действительно приближается к нашей солнечной системе.

Хольцман побледнел и с трудом сглотнул слюну. Лорд же был абсолютно спокоен, уверенный, что его величайший ученый не даст Поритрину погибнуть. Хольцман же надеялся, что эта счастливая убежденность не будет поколеблена.

Бладд рассмеялся, заметив озабоченность на лице своего сотрапезника:

– Не изводи себя, Тио. Хотя этот твой безумный проект стоил нам невероятных денег, платы от корпорации «Вен-Ки» за продажу светильников хватит, чтобы многократно покрыть наши расходы.

Все ложные корабли в космосе смонтировали, и теперь на орбитах вокруг Поритрина вертелись сотни устрашающих баллист и истребителей – с виду совершенно непобедимый флот, похожий на стаю свирепых псов, стерегущих хозяйскую усадьбу. Но только с виду.

Десятки боевых кораблей армии Джихада – настоящих кораблей – стояли в полной готовности в космопорту Поритрина, готовые вступить в сражение, с экипажами, усиленными гиназскими наемниками. Но этого будет явно недостаточно, если блеф не сработает.

Хольцман заставил себя откусить кусок приправленной пряностью рыбы, надеясь, что Бладд не заметит его колебаний.

– Настало время начинать спектакль. Надо отдать приказ нашим силам перегруппироваться на орбите. Я советую держать половину сил на теневой стороне планеты, что будет дополнительным сюрпризом для флота мыслящих машин.

В последние месяцы армия Джихада передавала дезинформацию, зная, что Омниус ее перехватит. В нее включали даже реальные сведения, когда Хольцман ставил себе целью открыть их противнику: антимашинная пропаганда для повстанцев Икса, утечки, перехваченные флотом роботов, отступавшим от IV Анбус… и еще многое.

Если эта информация достигнет адресата, то армии машин узнают, что великий Тио Хольцман распростер защитное поле над Поритрином, чтобы защитить флот кораблей армии Джихада, создать поля невидимости и непробиваемую броню для корпусов кораблей. Чтобы Омниус своей тактической целью выбрал захват этой технологии.

Показать ему приманку…

– Я уже отдал этот приказ, как только получил сигнал от наших разведывательных кораблей, – сказал Бладд. – И уверен, что они скрылись из виду раньше, чем сенсоры машин могли их заметить.

Потом, улыбнувшись, лорд предложил пройти внутрь дома, где можно будет наблюдать столкновение, комфортабельно расположившись перед экранами мониторов. Хольцман просмотрел представленные на экранах карты и сетки планетной сферы, убедился, что суда заняли предписанные им позиции, и кивнул.

Вскоре на краю экрана появились светящиеся тени, летевшие к центру как пули. Бладд улыбнулся:

– Ах, какой сюрприз ожидает эти машины!

Ощетинившиеся оружием корабли роботов, обладавшие невиданной огневой мощью, приблизились к Поритрину и уменьшили скорость, обшаривая сканерами поле предстоящей битвы. Хольцман нервно провел ладонью по лбу, откинул с глаз прядь пышных волос. Враг имел минимум трехкратное численное превосходство в кораблях, но это не страшно, если машины поверят дезинформации.

– Сейчас мы посмотрим, превосходит ли человеческая хитрость машинную технологию, – сказал Хольцман.

Стоя рядом с лордом Бладдом, он слушал передаваемую информацию – чьи-то приказы, предупреждения, оценки ситуации. На экране было видно, что корабли Джихада двигались к своим местам, рассредоточившись в стратегических точках орбиты. С виду они были непробиваемы, непобедимы.

Огромный флот машин неумолимо приближался, вытянувшись вдоль линии, ведущей прямо на цель, но его поджидала группа кораблей, оборонявших Поритрин. Ложные корабли Лиги заняли исходную позицию. Электронные панели на их бортах начали светиться красным светом, имитируя боеготовность пусковых систем. Сенсорные сигналы говорили о том, что оружие на кораблях готово к действию.

Лишь небольшая горсть этих судов Лиги были в действительности настоящими боевыми кораблями. Остальные были просто пустыми металлическими конструкциями, замаскированными полями Хольцмана, экранирующими от лучей электронных сенсоров мыслящих машин.

– Все системы активированы, – доложил офицер тактического отдела по громкоговорящей связи.

Каскад ответов посыпался с кораблей армии Джихада, включая и корабли-призраки.

– Готовы уничтожить корабли противника. Оружие готово к бою. Ожидаем приказа открывать огонь. Приготовиться к атаке широким фронтом.

Голоса перекрывались, синтезируя и имитируя вклад каждого командира в эти лихорадочные многоголосные переговоры, предназначенные только для обмана мыслящих машин.

Хольцман, не отрываясь, смотрел на экраны. Дальние корабли противника смотрелись крошечными бриллиантами, отражающими лучи беспощадного солнца. Хотелось бы Хольцману знать, как оценивают роботы то, что видят перед собой. Сенсоры должны были передать информацию о том, что ложный флот Джихада обладает превосходством – подавляющим превосходством – в огневой мощи. Во рту у Хольцмана пересохло от волнения.

Чтобы выиграть это сражение, флоту Поритрина не было нужды уничтожать корабли противника. Эта ловушка была потенциально полезна в будущем, для обороны других планет, тем более что строительство ложных кораблей стоило в тысячи раз дешевле, чем создание настоящих. Следовательно, «зная», что Поритрин прикрыт непобедимым флотом Джихада, Омниус оставит планету в покое и примется искать более легкие цели. Во всяком случае, теоретически…

Машины продолжали наступать, словно заподозрив правду. Хольцман затаил дыхание от страшной мысли, что у роботов могут оказаться глубинные сенсоры достаточно сложные, чтобы заглянуть под защитные маскировочные поля. Какой фактор он забыл учесть?

Много раз прежде он делал ошибочные допущения и допускал грубые просчеты, на которые ему так прямо в лоб и указывала Норма Ценва. Слава Богу, теперь она где-то далеко и работает самостоятельно, тратя чужие деньги. У него есть множество других талантливых помощников, которые в один голос уверили его, что в расчетах предусмотрено все. Нет ни малейшего шанса на ошибку.

Но если что-то было все же упущено, то Поритрин обречен. Как и сам Хольцман.

– Время запуска, – сказал савант дрогнувшим голосом. – Теперь должна двинуться наша вторая группа, прежде чем враг подойдет на дистанцию стрельбы.

Бладд просто улыбнулся. Все командиры и капитаны кораблей уже давно получили соответствующие инструкции.

Как неожиданно вынырнувшая из леса стая гончих собак, половина ложных кораблей запустила двигатели и ринулась по орбите на солнечную сторону планеты. Это движение выглядело как массированная атака кораблей Джихада, внезапно удвоившая число защитников Поритрина, бросившихся в наступление на армию машин:

– Теперь они задумаются! – выкрикнул один из командиров по каналу открытой связи.

Хольцман всмотрелся в тактическую диаграмму и с облегчением понял, что пока все идет по плану – и отдельные куски плана складывались в стройную цельную картину. Несколько солдат бодро переговаривались по связи открытым текстом, но системы удваивали и утраивали эти голоса, и казалось, что защитников намного больше, чем их было в действительности.

– Выступает третий отряд!

– Что-то тесновато здесь становится!

– Можно освободить место, если вымести часть этих погремушек.

Теперь к месту схватки на большой скорости шла третья группа ложных кораблей, прятавшихся до этого вблизи малой луны Поритрина. Эта группа стремительно приближалась, сокращая расстояние и устремляясь в тыл машинного флота, показывая противнику готовые к бою бортовые пусковые установки.

– Запускайте боевые корабли из космопорта! – приказал Бладд. Он явно наслаждался каждым мгновением этого представления.

Группа стоявших до этого на земле кораблей – единственные настоящие боевые корабли с экипажами, дислоцированные на Поритрине, – поднялась с космопорта в Сарде и с ревом устремилась на орбиту, где смешались с группами ложных судов.

Машины резко остановились, неподвижно повиснув в пространстве, словно оценивая происшедшие изменения, а потом перегруппировались в оборонительный строй.

– Вот оно, – передал один офицер мрачным голосом. – Приготовиться открыть огонь. Уничтожим проклятые машины, пусть только подставятся.

– Они снова сканируют нас, – добавил кто-то.

– Покажите им, что мы думаем по этому поводу.

Спрятавшиеся среди ложных кораблей настоящие суда Поритрина открыли огонь, направив снаряды и ракеты на корабли машин. У роботов не было никакой возможности догадаться, что у остальных кораблей внушительной армады не было даже похожего вооружения.

Наконец, без всякого обмена сигналами, не сделав ни одного выстрела, флот роботов рассчитал, что шансов на победу нет, и отступил. Машинные корабли легли на обратный курс и понеслись в космос, набирая скорость. Для закрепления эффекта вооруженные корабли Джихада дали залп, уничтожив два вражеских корабля.

Лорд Бладд усмехнулся и похлопал Хольцмана по спине.

– Я ни минуты в тебе не сомневался, Тио. С твоей репутацией и интуицией у глупых машин не было ни единого шанса!

– А они ведь действительно глупы, – улыбнулся в ответ Хольцман.


Празднества по поводу отступления машинного флота от Поритрина были пышными и грандиозными. Настроение было восторженное, с нотками истерии. Не жалея средств, лорд Бладд задавал роскошные пиры, а также устроил серию праздников, однообразных в своей помпезности. Саванта Хольцмана прославляли как героя, победителя машин. Поднимая за его здоровье бокалы с меланжевым ромом, некоторые аристократы говорили и о примеро Вориане Атрейдесе – правда, вскользь.

Надутый гордостью савант стоял рядом с лордом Бладдом, а тот произносил громкие пьяные речи, бил себя в грудь и кричал:

– Свобода – основное право человека!

Но у буддисламских рабов не было причины праздновать.

Некоторые из детей дзенсуннитских рабов остались в жилом комплексе затихшей теперь дельты, глазели, разинув рты, на красочные представления, слушали далекую бравурную музыку.

Взрослые рабы закрылись в бараках, утешая себя и друг друга воспоминаниями о родных местах и родной культуре. Под вспышки салютов, распускавших свои зонтики над городом Поритрином, как гигантские хризантемы, Исмаил и его товарищи по несчастью сидели в бараке и рассказывали друг другу истории о прошлом своих народов. Вспоминая притчи и легенды, цитируя мудрость сутр Корана, они вновь переживали в памяти времена, когда гонимые дзенсунниты и дзеншииты переселялись с планеты на планету, ища надежной гавани, где бы их наконец оставили в покое. Они равнодушно повернулись спиной к битве демонов – машин и неверных. Ни одна сторона не заслуживала поддержки правоверных, ибо буддисламистов избрал Бог, чтобы хранить истинную мудрость небес.

Но сейчас переживаемые испытания заставляли их крепче хранить веру.

– Мы должны оставаться сильными, – убеждал Исмаил своих сотоварищей. – Мы должны быть сильнее всех чужеземцев.

Из тени в круг света, отбрасываемый очагом, вышел Алиид и возразил неожиданно:

– Возможно, это и так, Исмаил, но в других местах дзеншииты и дзенсунниты свободны. – Он шумно и зло выдохнул сквозь стиснутые зубы. – Если бы здесь был Бел Моулай, то все рабы встали бы под его знамя. Он бы научил нас, как с боем найти путь с этой проклятой планеты.

– Но его нет здесь, – укоризненно возразил Исмаил, сидевший на твердом полу в позе медитирующего. – То восстание привело только к его казни, а всем нам с тех пор приходится расплачиваться.

– Да, Бел Моулай мертв, но я жив, – проворчал Алиид.

– У меня не хватит дерзости торопить Бога, друг мой. Настанет день, – пообещал Исмаил, – и мы найдем для себя мир, который мы сможем заселить и оборонить от пришельцев. Наша жизнь станет такой, какой захочет Буддаллах.

Алиид скептически скривил лицо, но остальные рабы смотрели на Исмаила горящими глазами с невыразимой надеждой и верой. Исмаил столько лет давал обещания людям, что уже и сам не знал, надолго ли у него самого хватит сил надеяться.

Тем не менее он постарался придать твердость своему голосу:

– И будет место у нас, которое мы назовем родиной.


Песок очищает кожу – и мысли.

Арракисская огненная поэзия дзенсуннитов


Запас воды кончился два дня назад, и мальчик Азиз твердо знал, что умрет. Он брел по сухим скалам и выветренным пескам. Губы и глаза покрылись коркой пыли, которую уже не удавалось стереть. Остались иллюзии, миражи и безнадежность.

Наиб Дхартха послал его по этому важному делу, и надо продержаться еще несколько часов, чтобы выполнить порученное. Это было очень важно, жизненно важно.

А если не получится? Если я умру, не доставив послания? Отец Азиза Махмад – единственный сын Дхартхи – был верен племени, прилежно работая с чужеземцами в космопорту. Махмад занимался меланжевым бизнесом, работая с Туком Кидайром и Аврелием Венпортом, которые продавали пряность в Лиге Благородных.

Четыре года назад Махмад заразился от одного путешественника в Арракисе странной инопланетной болезнью, долго хворал и умер в горячке. Твердоверные дзенсунниты в далеких деревнях говорили, что это Бог его наказал за то, что водился с чужеземцами. Старый наиб горевал по сыну, но смерть на Арракисе всегда ходила рядом, и наиб счел и эту потерю жертвой на алтарь нескончаемой битвы за независимость – как, например, гибель в бою с врагами…

Уже не зная, куда он идет, Азиз, шатаясь, брел по выбеленному солнцем песку и не встречал никаких следов укротителей червя. Он надеялся, что бандиты спасут его… как-нибудь. Скоро.

Богатство, вырученное за счет торговли пряностью, обеспечило обитателям дзенсуннитских деревень удобную жизнь. Они больше теперь рассчитывали на то, что покупали в городе Арракисе, чем на то, что могли с трудом отвоевать из когтей пустыни. Оказавшись на дикой территории Арракиса, Азиз обнаружил, что далеко не владеет старым забытым умением – выживать в пустыне.

Мальчик делал все, что в его силах, чтобы его заметили, – он зажигал по ночам костры, а днем пускал зеркалами солнечные зайчики. Он не мог поверить, что Селим Укротитель Червя даст ему погибнуть в таком юном возрасте. Объявленный вне закона изгнанник смотрел Азизу прямо в глаза во время нападения на караван сборщиков меланжи, и мальчик думал, что знает теперь сердце этого великого человека, что бы там ни говорил дед.

Селим и его шайка причиняли Дхартхе куда больше бед, чем чужеземные болезни. За много лет налеты банды на караваны сборщиков вызвали резкое сокращение доходов деревни. Однако, несмотря на это, наиб отказывался оправдываться этим перед Туком Кидайром, когда торговец прибывал в Арракис за новой партией меланжи.

– Это наше внутреннее дело, – неизменно говорил старик в ответ на все вопросы. – Мы сами разберемся с ним.

Недовольный Кидайр грозил прислать команды чужеземных профессионалов – разведчиков и убийц. Но дедушка Азиза пообещал принять меры и справиться с ситуацией, стремясь сохранить деловые отношения и неприкосновенность своей деревни. Вот так и получилось, что с тяжелым сердцем старый наиб послал в пустыню своего юного внука, чтобы разыскать бандитов и предложить им перемирие.

– Селим когда-то был членом нашего племени, – рассказал наиб вечером третьего дня, когда Азиз готовился к выходу в пустыню. Они сидели вдвоем перед угасавшим костром. – В детстве Селима поймали на краже воды, и за это он был изгнан из деревни. Мы думали, что он погибнет, но каким-то образом он сумел выжить.

– Да, дедушка! – Глаза Азиза сверкнули в полумраке пещеры. – И он научился ездить на чудовищах пустыни.

Глаза старика, синие от длительного употребления меланжи, увлажнились от нахлынувших воспоминаний.

– С тех пор мы научились собирать и продавать пряность, а Селим Укротитель Червя собрал банду преступных своих последователей и терроризирует наших трудолюбивых сборщиков меланжи. Я знаю, что Селим ненавидит меня за тот, вынесенный мною ему приговор, и теперь для нас настало время простить друг друга – или убить.

Старый наиб выглядел утомленным и сломленным, и у Азиза сердце защемило. Мальчик втайне дал себе клятву разрешить эту старую вражду, навсегда засыпать пропасть, разделившую наиба Дхартху и Селима Укротителя Червя.

– Мы должны преодолеть эту глупую вражду и объединиться во имя наших общих интересов. В противном случае чужеземцы расколют нас и завоюют. Этого не может хотеть даже такой отпетый преступник, как Селим. Ты должен найти его, Азиз, и передать то, что я тебе сказал.

Гордый возложенной на него ответственностью, мальчик ушел в пустыню, идя навстречу опасности с надеждой и решимостью. Но вот он уже бродит по пескам несколько дней, а пустыня не прощает ошибок. И теперь мальчик хотел лишь одного – лечь под скалу и умереть.


Вместе с двумя другими отверженными Марха смотрела, как мальчик, шатаясь, бредет по пустыне. Она уже устала считать, сколько глупых ошибок он наделал, и знала, что часы его сочтены. Селим говорил, что неумение и невнимательность неизбежно приводят на Арракисе к смерти. Пустыня испытала этого мальчишку и сочла непригодным.

Предыдущие поколения дзенсуннитских кочевников Арракиса научились жить в гармонии с суровой природой, но Селим и его последователи сделали на этом пути еще один шаг, обходясь еще меньшими ресурсами, чем остальные местные племена. Шайка Селима жила своим умом и своими навыками, не рассчитывая на предметы роскоши, воду или инструменты, которые доставляли в город Арракис изнеженные чужеземцы.

Марха провела в шайке Селима уже почти год. Она научилась драться ножом, выживать во время песчаной бури, прятаться от зноя в расщелинах, вызывать и обуздывать Шаи-Хулуда. Теперь и у нее был свой кристальный молочно-белый кинжал, бывший когда-то зубом песчаного червя. Было бы намного милосерднее просто перерезать мальчишке горло, чем дать ему мучительно умирать от зноя и жажды.

Потом она узнала в мальчике внука наиба Дхартхи. Зная, что Селим наверняка захочет поговорить с ним, она решила спасти Азиза от смерти, предоставив Селиму самому решать судьбу юноши.

Когда мальчик, дрожа от усталости и страдая от невыносимой жажды, улегся в расщелине под усыпанным звездами небом, разбойники окружили его. Сначала Азизу показалось, что Марха и ее спутники – лишь порождение его галлюцинаций. Они окружали его, подавая друг другу сигналы, но Азиз был настолько слаб, что не мог даже поднять голову.

Они захватили его без борьбы и, дав ему глоток драгоценной воды, понесли его, как несут бревно. Он пытался назвать свое имя и объяснить им, зачем пришел, но вместо слов с его уст срывались лишь нечленораздельные хриплые звуки. Наконец мальчик сдался и лишь произнес, едва раскрыв потрескавшиеся кровоточащие губы:

– Я знал, что вы придете…

Пещеры Селима Укротителя Червя были далеко отсюда, но отверженные умеют быстро передвигаться в пустыне. Когда они добрались до поселка, Марха поместила Азиза в уютной нише, дала ему еще воды и немного еды и оставила спать глубоким исцеляющим сном. Сам Селим уехал на черве в набег на дальние меланжевые поля и должен был вернуться не раньше завтрашнего дня.

Спустя довольно долгое время Азиз проснулся в прохладном полутемном помещении. Он быстро сел, но едва не потерял сознание. Пришлось снова опуститься на топчан и остаться лежать с открытыми глазами, глядя на мелькавшие текучие тени и пытаясь сориентироваться. Марха ошеломила его, когда сказала:

– Мы не часто спасаем глупцов. Тебе повезло, что Шаи-Хулуд не пожрал тебя. Как ты мог отправиться в пустыню таким неподготовленным?

Она отцепила от пояса фляжку с водой, откупорила ее и дала Азизу попить. Несмотря на обожженную кожу и темные круги под глазами, Азиз улыбался.

– Мне надо было найти Селима Укротителя Червя. – Он тяжело дышал, стараясь сохранить силы. – Я…

Марха не дала ему договорить.

– Я знаю, кто ты, внук наиба Дхартхи. Только твоя ценность как заложника убедила меня не проливать воду твоего тела. Возможно, Селим пожелает замучить тебя до смерти, отомстив за преступления твоего деда.

Мальчик дернулся, как от удара.

– Мой дедушка хороший человек! Он хочет только одного…

– Наиб Дхартха изгнал Селима из племени, хотя хорошо знал, что преступление совершил не он, а другой человек. Он не посчитался с тем, что невинный сирота умрет в песках, и решил спасти более важного члена племени. Мальчик, который действительно совершил кражу, знал об этом, так же как и твой дед. Но платить за это преступление пришлось Селиму.

Азиз растерялся. Очевидно, ему никто не рассказывал такого про деда.

– Мне рассказывали не так.

Марха пожала плечами и презрительно скривилась.

– Наиб Дхартха отказался от обычаев пустыни ради чужеземных удобств. Люди твоей деревни живут во лжи. Меня совершенно не удивляет, что ты им веришь.

Прищурившись, мальчик в полутьме наконец узнал свою собеседницу по шраму на брови.

– Ты была одной из нас, но убежала. Я видел тебя среди напавших на наш караван.

Марха вызывающе вздернула подбородок.

– Я буду женой Селима Укротителя Червя. – Она сама удивилась столь смелому признанию, но решение она приняла еще месяц назад. И все равно это было видно каждому члену шайки. Голос ее стал тверже. – Я борюсь с теми; кто хочет уничтожить Шаи-Хулуда, отбирая его пряность и отсылая ее чужеземцам. Наиб Дхартха – наш заклятый враг.

Азиз попытался сесть.

– Но я принес послание от деда. Он желает заключить мир с Селимом Укротителем Червя. Нам нет необходимости длить вражду.

Марха, нахмурившись, окинула мальчика презрительным взглядом.

– Это будет решать Селим.


Когда Азиз снова проснулся в темной нише, ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что прямо у него за спиной кто-то сидит в полном молчании. Не Марха… кто-то другой.

– Ты… ты Селим Укротитель Червя?

– Многие ищут меня и некоторые находят. Некоторым даже удается вернуться и рассказать.

– Я слышал эти рассказы, – сказал Азиз, чувствуя себя очень храбро. Он сел. – Я видел тебя прежде, когда вы напали на наш караван. Ты не тронул никого из нас. Думаю, что ты – человек чести.

– В отличие от твоего деда.

Селим зажег маленький светильник. Свет был довольно тусклый, но Азизу он показался ослепительным после дней, проведенных во тьме пещеры.

– Я не сомневаюсь, что ты чтишь наиба Дхартху, мальчик. Ты считаешь его достойным человеком, так как он – вождь племени. Но не смотри на него как на героя. И не верь всему, что Рассказывают о героях.

Теперь Азиз видел, что лицо у Селима обветренное, но очень, молодое. На нем выделялись твердые умные глаза, и выражение лица было более величественным, чем то, которое запомнилось Азизу после первой встречи. Видения и предначертанное свыше предназначение, запечатленные в сознании Селима, отражались и на его лице. Мальчик затаил дыхание, стараясь примерить этот образ к тем легендам, которые он слышал. И теперь, оказавшись наконец лицом к лицу с этим человеком, большим, чем сама жизнь, Азиз вдруг почувствовал, что теряет дар речи.

– Я понимаю, что ты принес послание. Но что может сказать мне наиб Дхартха?

Сердце Азиза тяжело билось в груди, так как сейчас ему предстояло совершить самый значительный поступок в своей жизни.

– Он поручил мне сказать тебе, что формально прощает тебя за преступление, которое ты совершил, будучи мальчиком. Племя больше не считает тебя преступником, и мой дед предлагает тебе вернуться в деревню. Он хочет, чтобы ты снова был со своим народом и чтобы мы могли дальше жить в покое и мире.

Селим рассмеялся, услышав такое предложение.

– Я – носитель миссии Буддаллаха. Я избран им для великого дела. – Он невесело улыбнулся, темно-синие глаза вспыхнули огнем. – Передай своему деду, что я разрешу племя от его вины, как только оно прекратит собирать пряность.

Пораженный Азиз возразил:

– Но наш народ живет продажей пряности. У нас нет другого способа…

– Есть много способов выживания, – перебил мальчика Селим. – И всегда было много. Мои ученики ясно показали это. Дзенсунниты жили на Арракисе много поколений, когда еще не знали такой зависимости от предметов чужеземной роскоши. – Он решительно тряхнул головой, заканчивая разговор. – Но ты еще мальчик, и я не жду, что ты меня поймешь.

С этими словами Селим встал.

– Соберись с силами, и я отвезу тебя к деду. Целым и невредимым. – Он улыбнулся. – Сомневаюсь, что наиб Дхартха оказал бы мне подобную любезность.


Беспощадное солнце жгло их обоих. В пустыне стояла оглушительная тишина.

– Если побежишь – погибнешь, – сказал Селим Укротитель Червя.

Азиз стоял рядом с ним на гребне пыльной дюны в самой глубине океана пустыни.

– Я не побегу, – сказал он, хотя чувствовал, как становятся ватными его колени.

Вождь людей вне закона насмешливо улыбнулся.

– Запомни эти слова, когда ум у тебя завопит от страха, а ноги захотят сами броситься в бегство.

Селим положил крюки и металлические стержни на запекшийся коркой песок и опустился на колени рядом с резонирующим барабаном. Резкими, короткими движениями он заколотил по плоской поверхности. Звучные хлопки гремели как взрывы, а форма барабана направляла звуковые волны в глубину, в самое сердце дюны, в слои вечных отложений песка, в логово червя. Селим, закрыв глаза, речитативом повторял завораживающие стихи молитвы, призывающей Шаи-Хулуда.

Азизу стало нехорошо, он ощутил тошноту, но он обещал героическому укротителю червя, что будет стойко держаться. Он верил Селиму. Мальчик смотрел и ждал. Наконец он увидел рябь на поверхности песка у подножия дюны, ощутил могучую нечеловеческую вибрацию под ногами. – Вот он! Червь идет!

– Шаи-Хулуд всегда откликается на зов. – Селим продолжал бить в барабан. Потом, когда червь заложил крутой вираж, словно нацеливаясь на свою жертву, Селим извлек барабан из песка, собрал разложенные на гребне дюны инструменты и двинулся вперед, дав знак юноше следовать за собой. – Мы должны занять правильную позицию. Иди легко, неровными шагами, а не маршируй, как чужеземный солдат. Помни, кто ты!

Они торопливо шли по гребню хребта. Зверь стремился туда, где еще гудел раскатами эха песок, потом остановился и резко вынырнул из-под земли, и река песка и пыли стекла с него, будто слой растаявшей кожи.

Никогда еще Азиз не был так близко от демона пустыни. Запах меланжи заполнял все – суровый, жгучий запах корицы, смешанный с запахом серы. На лбу выступил пот – напрасный расход влаги.

Как и предсказывал Укротитель Червя, Азизу нестерпимо захотелось с диким криком кинуться прочь, но вместо этого он шепотом вознес молитву Буддаллаху и остался на месте, застыв в ожидании. Казалось, он сейчас потеряет сознание от волнения.

Селим собрал инструменты и бросился как раз в тот миг, когда червь появился на гребне дюны. Ударив между твердыми чешуями, он вогнал в чувствительную мягкую плоть червя копье и крючья с привязанными веревками. И крикнул Азизу:

– Лезь! Хватайся за веревку!

Юноша едва расслышал его из-за нестерпимого рева чудовища и шелеста песка, но он понял. Заряженный адреналином, он рванулся вперед, хотя сердце его было готово выпрыгнуть из груди. Азиз скрипел зубами, стараясь не вдыхать удушливую вонь. Ухватившись на веревку, он принялся карабкаться на червя, упираясь башмаками в шероховатую кожу чудовища.

Селим подчинил себе зверя – Азиз в этом никогда не сомневался. Когда они потом стояли на высоких чешуях, а Шаи-Хулуд мчался по океану дюн, Азиз едва сдерживал чувство изумления, восторга и чуда. Он ехал верхом на черве, преодолевая расстояние, отделявшее его от родной деревни, он мчался на черве, как об этом рассказывали слышанные им легенды. Селим воистину обуздал пустынного демона!

Азиза обуревали противоречивые чувства. Он уважал своего деда, но сомневался, что такой человек, как Селим Укротитель Червя, мог на самом деле говорить неправду. Напротив, его уважение только возросло, он испытывал такое благоговение, что у него по телу бежали мурашки. Наконец-то после стольких лет существования в легендах их герой, знаменитый Укротитель Червя, возник перед ним во плоти и крови.

Дальнее путешествие промелькнуло как один миг, и Азиз понял, что никогда не забудет этого ощущения чуда, смешанного с благоговейным трепетом. Когда Селим в конце путешествия объяснил мальчику, как спрыгивать с измотанного червя, Азиз побрел, шатаясь, к скалистым обрывам своей деревни.

Колени его дрожали, мышцы болели от перенесенного напряжения, усталости и невероятного, почти истерического веселья. Он взбирался вверх по извилистой каменистой тропинке, зная, что на него смотрят все его односельчане, стоящие у входов в пещеры. Несущий наибу Дхартхе дерзкий ответ Селима, Азиз обернулся и увидел, что Селим медленно развернул червя и отправился в обратный путь по бескрайним пескам, возвращаясь к своим легендарным разбойникам, к блестящей бродячей жизни вне закона.


Люди умеют улучшать себя. Это одно из преимуществ, которые они имеют перед мыслящими машинами и будут иметь – пока я не найду способ имитировать все их чувства. И их чувствительность.

Эразм. Рассуждения о разумных биологических объектах


Робот Эразм вел полную запись всех своих бесед. Омниус вел свои файлы, содержащие все разговоры между ними, но Эразм подозревал, что эти записи не во всем совпадают.

Автономный робот предпочитал, чтобы росли и развертывались его собственные мысли, не желая просто получать монотонный поток корректировок от Омниуса. Как и всемирный разум, он был развивающейся мыслящей машиной и так же, как Омниус, имел собственные планы действий.

Сейчас Эразм сидел, греясь на теплом красном солнце на террасе своей корринской виллы, и наслаждался видом далеких зубчатых гор. Из своего опыта исследования этих гор несколько столетий назад Эразм помнил скалистые уступы, отвесные обрывы и узкие глубокие каньоны. В самом начале своей машинной жизни он провалился в узкое ущелье и застрял там, и это испытание привело к развитию у него независимого характера;

Теперь роботу больше не было нужды скитаться по горам и заниматься исследованиями диких мест – он исследовал неизведанный и непонятный ландшафт человеческой души. Имея массу возможностей для получения знаний, Эразм был вынужден выбирать приоритеты, особенно сейчас, когда Омниус велел ему сосредоточиться на феномене религиозного фанатизма – очевидной формы помешательства.

Появилась домашняя рабыня, несущая в руках тряпки и бутылки. Это была хорошо упитанная темнокожая женщина с яркими зелеными глазами. Эразм поднялся, снял свое роскошное карминовое одеяние и сбросил его себе под ноги.

– Я готов.

Рабыня приступила к работе, полируя платиновую поверхность корпуса робота. Видя, как рыжее солнце – красный гигант, словно костер, отражается на этой поверхности, робот пришел в хорошее настроение. Текучий металл лицевой маски расплылся в широкой улыбке.

Но выражение его лица резко изменилось, когда над головой забубнил голос Омниуса:

– Я тебя нашел. – Одна из летающих наблюдательных камер подплыла ближе, снимая крупный план. – Кажется, ты слишком предаешься отдыху. Изображаешь декадента Старой Империи? Может быть, низложенного императора?

– Только лишь чтобы лучше изучить этот вид, Омниус. Только чтобы служить тебе. Я сейчас оцениваю данные, которые мне удалось собрать относительно религии.

– Расскажи мне, что ты теперь знаешь, будучи авторитетом в этой области.

Эразм поднял руку, чтобы рабыня могла лучше отполировать ее. Женщина пользовалась не абразивными чистящими средствами, а мягкой замшей из кожи берисси. Она спокойно делала свое дело, оставаясь совершенно невозмутимой, хотя предыдущая рабыня, которая случайно поцарапала ногтем текучий металл лица Эразма, жестоко поплатилась за такой проступок. Робот раскроил ей череп цветочным горшком. В голове той женщины было на удивление много крови, и он, помнится, смотрел в изумлении как кровь вытекала из головы до тех пор, пока тело не перестало извиваться и дергаться.

– Я до сих пор не считаю себя авторитетом в области человеческих религий. Чтобы получить нужные знания по этому предмету, мне в первую очередь необходимо ознакомиться на опыте с их ритуалами. Возможно, здесь присутствует какое-то неуловимое качество, которое не отмечено в проанализированных мною данных, поскольку в них я не нашел ответов. Мне надо пообщаться с истинными священниками и муллами. Письменная история недостаточна для такого тонкого, но совершенно необходимого для нас понимания.

– Так ты ничего не узнал, изучая тысячи документированных обрядов?

– Накопление фактов не всегда приводит к пониманию. Я знаю, что люди часто воюют между собой на религиозной почве.

Они особенно неохотно идут на компромисс именно в этой области своих отношений.

– Люди по своей природе – агрессивные создания. Хотя сами они утверждают, что почитают превыше всего мир и процветание, на самом деле они любят драться.

– Впечатляющий анализ, – сказал Эразм.

– Поскольку мы не способны спорить с людьми на религиозные темы, не думаешь ли ты, что они попросту состряпали эту свою священную свару, так называемый Джихад?

Рабыня закончила работу и встала рядом с роботом, ожидая дальнейших распоряжений. Эразм небрежным жестом отпустил женщину, и она поспешно удалилась.

– Интересная мысль. Но вы должны понять, что отсутствие у нас религии само по себе является проклятием в сознании фанатиков. Они относятся к нам как к атеистам, к безбожным демонам. Люди обожают клеить ярлыки, так как это позволяет им категоризировать противника… что непременно приводит к дегуманизации оппонента. В нашем случае, дорогой Омниус, дегуманизация присутствовала с самого начала.

– Хретгиры сопротивляются нам столетиями, но сама природа их борьбы резко изменилась с тех пор, как они упаковали ее в религиозную оболочку. Они стали еще более иррациональными, чем раньше, и более лицемерными. Они обвиняют нас в том, что мы поработили человечество, но при этом сами держат людей в цепях.

Эразм кивнул, глядя на наблюдательную камеру; он уже давно научился этому чисто человеческому жесту.

– Хотя мы и не являемся существами в живой плоти, Омниус, мы должны в каком-то смысле сражаться, как они. Мы должны сами стать непредсказуемыми или по крайней мере научиться предсказывать действия людей.

– Очень интригующая идея.

– Система, лишенная системы, – продолжал Эразм. – Мне кажется, что наши противники совершенно безумны. Религиозный фанатизм, который движет их Джихадом, похож на болезнь, которая распространяется среди них, инфицируя их коллективный разум.

– Они уже одержали множество непредсказуемых побед, – пожаловался Омниус. – Уничтожение Земли, оборона Колоний Перидот, Тиндалл, IV Анбус и верфи на Поритрине очень меня беспокоят.

– Бесконечное восстание на Иксе тоже может создать нам множество проблем, – сказал Эразм. – Несмотря на гибель миллионов людей на этой планете, силы Джихада продолжают вливаться в ряды мятежников, словно они не считают ни потерь, ни выгоды. Когда они поймут, что одна-единственная планета не стоит смертей стольких воинов?

– Люди – животные. Посмотри на тех, кто живет у тебя в бараках.

Эразм подошел к краю террасы, откуда открывалось зрелище жалких рабских лачуг. Несколько исхудавших, похожих на скелеты грязных рабов брели по окруженному высоким глухим забором двору, собирались вокруг длинного деревянного стола, стоявшего на грязной земле. Было время кормления, и люди стояли, ожидая пищи, с совершенно скотским, терпеливым выражением лиц. Автоматы открыли внутренние двери в бараках и оттуда со стуком посыпались пищевые шарики, похожие на коричневую гальку.

Какую жалкую жизнь они ведут, подумал Эразм, не получая формального образования, не сознавая своего места в мире. Но даже самые низкие из них могут обладать задатками великого человеческого гения. Отсутствие должных возможностей не всегда делает индивида глупцом, но лишь направляет его ум на выживание, а не на творчество.

– Ты не вполне адекватно оцениваешь ситуацию, Омниус. Начнем с любого здорового человека. Если взять возраст его формирования, когда его ментальная система еще податлива, то любого из этих несчастных можно обучить чему угодно. Если дать соответствующую возможность, то из самого грязного замарашки можно создать блестящего человека, почти равного нам по интеллекту.

Паря над Эразмом, наблюдательная камера скорректировала фокусное расстояние своего объектива, чтобы лучше разглядеть рабов в бараках.

– И это можно сделать с любым из них? Что-то я сильно в этом сомневаюсь.

– Тем не менее я выяснил, что это так.

Другие наблюдательные камеры сгрудились над переполненными бараками, где люди яростно и зло дрались над пищей. Эта картинка появилась на камере перед глазами Эразма, и Омниус произнес:

– Посмотри на этого мальчишку рядом с забором – вон того, с всклокоченными волосами, в рваных штанах. Кажется, он самый дикий и неопрятный из всех. Посмотрим, что ты сможешь сделать с этой тварью. Я держу, пари, что он останется животным, несмотря на все твои усилия.

Вспомнив свое пари с ныне уничтоженным земным Омниусом, пари, которое совершенно неожиданно послужило искрой, воспламенившей восстание рабов, Эразм промолчал. Так как последняя коррекция всемирного разума была уничтожена атомным пожаром на Земле, корринский Омниус ничего не знал о том неудачном пари. Тайна Эразма была надежно сохранена.

– Я не хочу играть в азартные игры с великим всемирным разумом, – сказал наконец Эразм. – Но я все же принимаю твой вызов. Я сделаю этого мальчишку цивилизованным, образованным и проницательным – намного превосходящим своими способностями любого из наших доверенных людей.

– Что ж, я бросаю тебе этот вызов, – сказал Омниус.

Уже прежде Эразм обратил внимание на этого дикого мальчишку из-за его примитивной склонности к упрямству. Такой звериный, потенциально агрессивный организм. Согласно личному делу, ребенку было девять лет от роду – достаточно мал, чтобы сохранить ментальную податливость. Робот вспомнил, как трудно было работать даже с культурной, образованной и восторженной Сереной Батлер и как его собственное отношение к этой женщине и ее ребенку привело к непредвиденным, катастрофическим последствиям.

На этот раз он твердо решил добиться лучшего результата.


Кто бьет первым, бьет дважды.

Мастер меча Джав Барри


– Научи меня убивать роботов.

Перед каждым раундом тренировки Йоол Норет говорил эту фразу своему механическому сенсею, и Хирокс делал все, что было в его силах, чтобы угодить хозяину. Со своим дополнительным адаптивным модулем боевой робот превратился в инструктора с потрясающей интуицией, особенно если учесть, что в свое время он был запрограммирован убивать людей.

Йоол бросился в тренировки с самозабвением, какого не было у него до смерти отца. Это уже были не тренировки – это была настоящая одержимость. По вине Йоола трагически погиб Зон Норет, и чтобы успокоить свою совесть, он должен был нанести Омниусу больший ущерб, чем два Мастера меча. Это был его крест. Йоол не замышлял смерти старому ветерану, но жестокая философия Гиназа приучила его к тому, что на свете нет случайностей, нет оправданий неудач. Каждое событие есть следствие цепи поступков. Намерения не важны в свете действительных исходов.

Йоол не мог винить в происшедшем никого, кроме себя; не было также никого, кто мог бы принять его извинения или разделить его ответственность. Вина молодого человека в такой степени стала частью его существа, что превратилась в движущую силу. Умирая, Зон Норет завещал сыну стать великим бойцом, лучшим из всех, кого когда-либо порождал Гиназ.

Йоол принял эту задачу со всем жаром мести.

Почти сверхчеловеческий рост умения – даже от его и без того высокого уровня – шел будто изнутри, разбуженный одержимостью. Согласно гиназским верованиям, дух какого-то древнего неизвестного наемного воина существовал в его теле в новом воплощении, хотя и не осознанном. Йоол чувствовал, что инстинкт предков жжет его кровь, наполняя каждую мышцу, когда он дрался с Хироксом, вооруженным до зубов всем, чем только возможно, – от сложных импульсных мечей до простых дубин и голых рук.

Желтый оптический сенсор сенсея загорался, когда ему приходилось повышать свой уровень, чтобы не отстать от своего ученика.

– Ты быстр, как машина, и вынослив, как человек. В совокупности эти качества делают тебя невероятным противником, Йоол Норет.

Норет, работая импульсным мечом своего отца, поражал у механического сенсея узел за узлом, а сам получал только синяки и царапины.

– Я стану проклятием Омниуса, его кошмаром. – Йоол бросился вперед, наступая еще беспощаднее, еще тверже, превосходя даже интенсифицированные способности механического бойца, который продолжал адаптировать и наращивать свои возможности.

И наконец целеустремленный воин превзошел машину.

Стоя на том самом месте, где погиб его отец, младший Норет атаковал бронированную левую ногу робота, потом правую и, поднимаясь все выше, поразил все шесть вооруженных рук, вывел из строя все системы, пока наконец робот не превратился в обездвиженную металлическую статую. Одни только оптические сенсоры робота продолжали ярко светиться, как ночные звезды на темном небосклоне. Без всякой злобы или злорадства, подчиняясь всего лишь горячке боя, Норет подпрыгнул и ударил ногой робота в туловище, опрокинув его на утрамбованный мягкий песок.

– Вот, я победил тебя! – Он склонился над поверженным механическим учителем. – Снова.

Ответ робота, прозвучавший с земли, был лишен выражения и эмоций, но Йоолу показалось, что он уловил в нем нотки гордости.

– Мои адаптационные модули достигли пределов своих возможностей, мастер Норет. Если вы не запрограммируете во мне дополнительные функции, то могу сказать, что вы усвоили все, чему я мог вас научить. – Левая нога робота дрогнула – перезагружались алгоритмы адаптации. – Теперь вы готовы ко всему, что может применить против вас мыслящая машина.

На главном острове Гиназского архипелага Йоол Норет дрался с другими учениками-наемниками. Как правило, ученики выживали в поединках – они проходили под строгим надзором при ограниченном выборе оружия.

Все члены Совета ветеранов знали Зона Норета, погибшего отца Йоола, плечом к плечу сражались с ним против мыслящих машин, но молодой человек должен был сам заслужить честь и уважение – это было средством достижения его цели. Он отчаянно хотел вступить в ряды бойцов Джихада, чтобы начать самому уничтожать роботов Омниуса… и выплачивать свой личный долг.

Население Гиназа было разбросано по сотням поросшим буйной растительностью островам с разными природными условиями. Там можно было вести мирную жизнь – богатые рыбные ловли, тропические фрукты, орехи, плодородная вулканическая почва, – но вместо этого на островах возникла культура воинов, прославивших имя своей родины по всей Лиге Благородных.

Молодежь использовала все особенности местности и естественные опасности, чтобы совершенствовать свое боевое искусство. Местные жители всегда противостояли мыслящим машинам – это началось еще в эпоху титанов. Изолированный и отдаленный Гиназ был единственной планетой, сумевшей отразить натиск роботов с испорченной программой, которых титан Барбаросса натравил на Старую Империю в первой волне своих завоеваний. За последние четверть века Джихад Серены Батлер достиг невероятного накала, и от Гиназа требовалось все больше и больше воинов, отчаянно необходимых армии Джихада.

Как компьютерный всемирный разум мог копировать сам себя и передавать копиям обновления, выдерживая разрушение за разрушением, так каждый гиназский наемник верил, что после смерти его сражающийся дух перейдет в тело наследника, подобно файлу данных. Это было больше, нежели реинкарнация; это было непосредственное продолжение битвы, эстафета, передаваемая от воина к воину.

В последние годы погибало очень много людей, и островному обществу пришлось реагировать на это, стимулируя рождаемость. Молодые ученики-наемники ездили по островам и брали себе подруг без разбора. Было определено, что долг каждого кандидата – зачать троих детей перед тем, как лететь с планеты в яростный Джихад: один ребенок на замену, отца, второй – на замену матери, а третий – в уплату духовного долга тем, кто не мог иметь детей – независимо от причины.

Женщины-наемницы, забеременевшие в долгих экспедициях, возвращались на Гиназ за несколько месяцев до родов и помогали готовить бойцов. Они оставались на Гиназе, только чтобы родить ребенка и выздороветь после родов, а потом с первым кораблем летели в новую битву с машинами.

Битв хватало всегда.

Мужчины старших возрастов из Совета ветеранов вроде Зона Норета считались наиболее желательными отцами, так как показали свое физическое превосходство, пережив по несколько экспедиций и выжив после полученных ран. Йоол тоже так считал и знал, что в нем самом удачно сошлись лучшие гены предков.

Многие дети войны не знали собственных отцов. Некоторые не знали даже своих матерей. Йоол был одним из немногих, у которых вернулись с войны отцы, чтобы следить за воспитанием и обучением сыновей. Но потом, год назад, Йоол из-за собственной небрежности и невнимания стал причиной гибели Зона Норета, умелого наемника, столь необходимого делу Джихада. В какую тяжелую цену военных трудов могла обойтись эта одна-единственная ошибка?

Он знал, что ему лично эта ошибка уже обошлась очень дорого, и сомневался, что его совесть когда-нибудь полностью очистится. Одержимый угрызениями совести и побуждаемый ими к действию, Йоол должен был заменить собой двух гиназских наемников или даже больше. Осталось только дождаться, пока вернется рвущийся в битву дух отца, чтобы возродиться в теле нового, столь же неустрашимого воина…

Сейчас в ожидании последнего испытания Йоол погрузил пальцы в теплый песок, нагретый дневным солнцем, чувствуя биение своего пульса и ощущая на коже выступившие капельки пота. С каждым вдохом он напоминал себе, как сильно стремится он внести свой вклад, использовать все свое умение и навыки на пользу Джихада и оставить в этой битве свой славный след. Где-то внутри его существа прячется дух неизвестного, не проснувшегося пока воина, его товарища по оружию. Сегодня, если Совет ветеранов признает его годным к службе, Йоол узнает, чей Дух сжигает его сердце.

Он набрал горсть песка и сильно сжал руку, потом поднял кулак и начал смотреть, как сквозь пальцы сыплются на землю песчинки. Он заслужит право сражаться…

В новую группу потенциальных наемников входили люди с разными военными специальностями. Некоторые были мастерами рукопашных схваток с мыслящими машинами, у других были развиты более изощренные способы борьбы. Но все они могли быть полезными в вековой битве людей с роботами Омниуса.

Новые кандидаты схватывались между собой попарно на огороженном участке усыпанного камнями пляжа. Наемника оценивали не только по победе над соперником: оценивали проявления таланта, говорящего, что в кандидате действительно обитает душа воина. Некоторые ученики не преуспели, не проявив должного духа при всем своем умении.

Йоол Норет преуспел.

Немногие неудачники удалились, опустив глаза, смирившись с поражением. Йоол провожал их взглядом, понимая, что такие, легко теряющие присутствие духа, бойцы будут обузой в бою. Другие же, хотя и проиграли свои поединки, не выдержав экзамена, не пали духом. В их глазах по-прежнему светилась решимость. Пусть они не выдержали испытание, но они вернутся к своим инструкторам, разовьют свои умения и попытаются снова.

На следующее утро Йоол стоял рядом с шестью своими товарищами, накануне признанными победителями. Белые буруны прибоя вздымались над выщербленными водой черными рифами. Ветераны складывали костер из топляка на берегу близ рощицы мощных толстокорых пальм. Молчаливый юноша со светлыми волосами торжественно выступил вперед, с трудом неся в руках чашу, заполненную полированными коралловыми дисками. Когда он поставил чашу на землю, диски клацнули, как зубы скелета. Йоол, прищурившись, смотрел на стоявшее в зените экваториальное солнце.

– Все вы продолжите битву, – произнес главный ветеран, однорукий воин с седыми волосами, заплетенными в толстую косу. Мастер Шар не мог больше сам сражаться с машинами и теперь готовил воинов на замену выбывшим из строя. Эти воины должны были причинить машинам больший урон, чем они сами нанесли старому ветерану.

Шар потерял руку во время последней своей битвы. Он посчитал себя слишком старым, чтобы и дальше участвовать в войне, и отказался от предложенной ему хирургами руки, решив, что пусть лучше ее отдадут молодому солдату, более боеспособному. Несмотря на свой физический недостаток, мастер сохранил живость и навыки. Он даже умудрялся одной рукой заплетать свою косу, отказываясь от посторонней помощи, хотя никто не мог понять, как старик ухитряется совершить еще и этот подвиг.

– В последний раз вы предстаете перед нами как ученики. – Шар ледяным взглядом окинул выстроившихся перед ним семерых молодых воинов. – Когда вы покинете Гиназ, чтобы сражаться на далеких планетах, вы явитесь туда как гордые наемники, носители нашего искусства и наследники нашей доблестной истории. Принимаете ли вы на себя столь тяжкую ответственность?

Дружным хором Норет и его товарищи выразили свое согласие. Мастер Шар начал вызывать их по одному. Норет был четвертым в шеренге. Когда мастер выкликнул его имя, он сделал два шага в направлении трибуны ветеранов.

– Йоол Норет, ты прошел самую своеобразную школу боя, – сказал мастер Шар. – Роль твоего отца в деле наемников Гиназа бесценна. Его тоже обучал этот механический воин Хирокс, а твоих товарищей учили настоящие ветераны. Ощущаешь ли ты это как недостаток?

Чувство вины продолжало кипеть в душе молодого Норета, когда он ответил:

– Нет, мастер Шар, я считаю это преимуществом. Машина научила меня, как убивать машины. Какой учитель может знать больше о наших заклятых врагах?

– Однако этот механический учитель убил Зона Норета, – хрипло произнесла седая женщина-ветеран.

Йоол прислушивался к собственной решимости больше, нежели к недовольным голосам.

– Чтобы возместить потерю моего отца, я должен уничтожить вдвое больше врагов, чем он.

Покрытый шрамами, похожий на гнома, ветеран со сломанными зубами подался вперед.

– Этого робота нашли на подбитом боевом корабле и перепрограммировали. Ты не боишься, что в его программе остались секретные инструкции сделать тебя уязвимым?

– Мой механический сенсей обучил четыре поколения наемников, лучших среди солдат Гиназа, и я поклялся превзойти их. Я научился убивать машины; выискивать уязвимые места у всех моделей боевых роботов и в корпусах кимеков. – Слова приходили сами, голос набирал устрашающую силу. – Я рос, стремясь как можно больше узнать о Джихаде Серены Батлер. Я читал описания битв на Синхронизированных Мирах, я видел наши триумфы и поражения. Мой дух снедает желание истребить Омниуса. В моей душе нет сомнения что я рожден для этого.

Мастер Шар улыбнулся:

– В наших душах тоже не осталось сомнений.

Он протянул руку в направлении чаши с коралловыми дисками.

– Если ты обладаешь душой воина, то настало время ей проявиться. Выбирай. И да увидим мы, кто из наших павших товарищей передал тебе свое искусство и свое стремление.

Йоол Норет посмотрел на множество дисков, на каждом из которых стояло имя гиназского наемника, павшего в течение многовековых войн. Некоторые диски были пусты, это означало новую душу. Молодой человек закрыл глаза и сунул руку в чашу, доверив свой выбор слепой судьбе. Где-то здесь лежит диск с именем его отца, но он, Йоол, недостоин его. Он бы не вынес такого жребия и надеялся, что рука его не наткнется на этот диск.

Набравшись мужества, молодой человек схватил диск, вытащил его из чаши и поднял вверх, к солнцу. Открыв глаза, он прочел незнакомое имя: Джав Барри.

Наконец-то он знал, кто возродился в нем. Можно было заглянуть в гиназские архивы и узнать историю жизни Джава Барри. Но сейчас для Йоола не имело значения, чем именно прославил свое имя этот бывший наемник. Храня в памяти образ отца, вооружившись навыками, полученными от механического учителя, и обладая душой павшего наемника, Йоол оставит в памяти потомков свой собственный след – или погибнет в дерзновенной попытке.

Снова заговорил мастер Шар:

– Все вы отправитесь уничтожать мыслящие машины. Это станет вашей священной, клятвенно подтвержденной обязанностью. Вам будут хорошо платить за принесенные вами жертвы. Завтра вы отправитесь на Салусу Секундус, где станете плечом к плечу с армией Джихада.

Он помолчал и добавил дрогнувшим голосом:

– Сделайте так, чтобы мы вами гордились.


Слова – это волшебство.

Зуфа Ценва. Размышления о Джихаде


Стоя на поросшем травой холме в пригороде столицы, Иблис Гинджо произносил очередную зажигательную речь. За его спиной высилась одна из множества гробниц Маниона Батлера, в которой лежали «истинные кусочки» одежды, которую носил ребенок в день своей мученической кончины.

Присутствовала здесь и кукольно-красивая супруга Иблиса Ками Боро, стоявшая рядом с ним, как необходимый предмет. Последняя представительница старой династии, Ками была одним из краеугольных камней новой власти, не говоря уже о том, что она родила Иблису троих детей. Она наслаждалась восхищением толпы, показываясь в качестве супруги Великого Патриарха.

Но центром события была сама речь. Как и ожидалось, в руках Патриарха толпа превратилась в мягкую замазку. Йорек Турр и его люди из джипола заблаговременно, тихо, но эффективно убрали группу собиравшихся протестовать против Джихада и смущать толпу. Остальные присутствующие просто не догадывались, что эти вообще тут были. Все шло прекрасно.

Иблис, пламенный оратор, сделал паузу, отступил на несколько шагов назад к ступеням гробницы и взошел на них. Несколько мгновений он стоял там, неподвижно озирая огромную толпу людей, стоявших на аккуратно подстриженной траве, толпу, простиравшуюся до самого горизонта. На небе Салусы висели низкие тяжелые тучи, но люди будто стремились разогнать их, неистово размахивая знаменами и подбрасывая яркие оранжевые цветы.

На одежде Иблиса были установлены невидимые устройства Усиления голоса.

– Сегодня великий день, ибо теперь у нас есть наконец причина праздновать грандиозную победу! Мощный флот мыслящих машин подошел к жизненно важной для Лиги планете Поритрин, но увеличенный во сто крат флот нашей армии Джихада стоял твердо и обратил противника в позорное бегство. Роботы сбежали – и ни один человек не погиб в этом бою!

Новость была столь неожиданной, что толпа, привыкшая к вестям о кровавых бойнях и огромных потерях, ошеломленно замолчала, а потом снова зазвучала радостными кликами, подобными громовому отголоску дальней бури. Иблис лучился неподдельной радостью, испытывая ту же эйфорию, что и толпа.

– Трудно переоценить важность этой триумфальной победы, и поэтому я лично вылетаю на Поритрин, чтобы поздравить его народ. Как Великий Патриарх Священного Джихада, я должен лично представлять Жрицу Серену Батлер на празднестве сохранения свободы на Поритрине.

Ожидая, когда снова стихнет шум толпы, Иблис собирал свои силы и красноречие для следующего удара, чтобы еще раз поразить собравшихся.

– Однако, празднуя победу, мы не должны ни на минуту ослаблять своих усилий, так как за каждую спасенную и сохраненную жизнь на Поритрине многие наши бойцы заплатили жизнями в схватках с машинами на полях других битв.

В частности, мы видим, как доблестно бьются за свою свободу рабы на Иксе, в одной из главных цитаделей и промышленных центров Омниуса. Много лет стремились они к свободе, пытаясь восстать против мыслящих машин, и мы помогали им где могли. Но этого мало. Чтобы победить в этой борьбе, нам придется заплатить необходимую цену и направить инерцию победы против нечеловеческого нашего врага. Я торжественно заявляю, что Совет Джихада с благословения жрицы Джихада Серены Батлер решил раз и навсегда освободить Икс от владычества мыслящих машин, чего бы это нам ни стоило!

Упиваясь эйфорией из-за бескровной победы на Поритрине, люди ещё не осознали, какой ценой может достаться победа над машинами на Иксе. Иблис понимал, что в военной операции на Иксе погибнет масса людей, но Икс с его промышленными предприятиями и научными центрами был слишком лакомым куском для Лиги Благородных. Иблис употребил все свое влияние, всю силу убеждения, чтобы склонить Совет на свою точку зрения. Предприятия Икса стоили усилий в отличие от некоторых из других миров, захваченных Омниусом. Передовая технология поможет борьбе всех планет Лиги.

– Целый год отряды наших коммандос проникали на Икс, оживляя усилия пятой колонны. Бежавшие рабы нашли убежище в подземных катакомбах, воюя с карательными отрядами кимеков и роботов. Наши солдаты делятся с повстанцами оружием и даже скремблерами, вызывающими замыкание в гелевых схемах компьютерных мозгов. Но и этого недостаточно. От нас требуется больше!

Он гордо и решительно улыбнулся. Стоявшая рядом Ками излучала безоговорочную поддержку всем словам своего мужа, хотя в действительности она вообще редко общалась с Иблисом не на публике.

– И сделаем мы это ради высокой цели! – продолжал Гинджо. – Высокочтимая когитор Квина сказала: «Те, кто живет под землей, не должны бояться выйти на поверхность. Пусть им уютно и безопасно в темноте, но они не обретут свободы, пока не прорвутся наверх, к свету». Ясно, что это сказано про Икс!

Еще сильнее загремели овации и восторженные крики, но Иблис предпочитал копать глубже, чтобы быть на сто процентов уверенным во всенародной поддержке. Неприметно одетые сотрудники джипола шныряли в толпе и по внутренней рации докладывали Иблису, что в толпе нет ни одного человека, кто высказывал бы иные чувства, кроме энтузиазма и восторга. Получая отовсюду такие подтверждения, Иблис испускал вздох облегчения и с трудом подавлял смех, вспоминая, с каких низов он начинал – бригадиром рабов у титана Аякса.

На Иксе уже много месяцев оперативные агенты Иблиса и эти черти – гиназские наемники – подстрекали рабов к восстанию и уничтожению местного Омниуса, к «великой, как на Земле, победе». Неспособный понять психологию толпы компьютерный мозг иксианского Омниуса даже не пытался вести контрпропаганду для борьбы со смехотворными призывами агентов Лиги. Намеренная манипуляция информацией была недоступна машинному уму роботов, и Иблис мог обратить этот недостаток себе на пользу.

Он возвысил голос:

– Если мы отвоюем один из Синхронизированных Миров, то сможем отвоевать и еще один. А потом еще один! Нельзя колебаться, сколько бы жизней ни пришлось за это отдать! – И он призвал священные имена: – Во имя Серены Батлер и ее замученного сына мы не можем сделать меньше!

Захваченная пылом его слов, толпа еще неистовее замахала знаменами со стилизованным изображением Серены и ее ангелоподобного сына, похожих на мадонну с младенцем. Слышались громкие восторженные крики: «Серена! Серена! Манион Невинный!»

Произнося подобные речи, Иблис заглядывал в себя, черпая слова в праведном гневе и внутренней ярости, желая направить ее на врага, чтобы превратить его в груды металлолома. А эти люди были его орудием.

В глубинах своей души Великий Патриарх оставался торговцем: у него была идея – продукт, который следует продать массам. А чтобы эффективно продавать его под пристальным вниманием толпы, Иблис должен был и сам искренне верить в «продукт» под названием Джихад. И он заставил себя поверить.

Сейчас он улыбался. Джипол отлично срежиссировал это шоу. Его агенты были рассыпаны в толпе и побуждали ее действовать как надо. Скоро новые рекруты бесстрашно отправятся к указанной планете Икс, где жертвы будут неисчислимы.

Он прекрасно понимал, что все эти люди – пушечное мясо Джихада, но только их самопожертвованием можно будет добиться успеха, если найдется нужное количество фанатиков и достаточное время. Поражений больше не будет – будут только победы и «моральные победы».

В этот момент Великий Патриарх заметил в первом ряду белокожую грациозную Колдунью – она стояла и смотрела на него внимательно, безмолвно. Высокая и прямая Зуфа Ценва выделялась из беснующейся толпы так, будто ее выхватывал луч прожектора. Как всегда, она не отрывала взгляд от Иблиса, но этот взгляд был настолько отстраненно-равнодушным, что это даже нервировало. Иблис встречал эту женщину и на других митингах. Что хочет от него главная Колдунья Россака?


Зуфа Ценва с бесстрастным лицом стояла вместе со своими сестрами на травянистом склоне холма. Она попросила сестер смотреть внимательно, желая подтвердить свои подозрения. Едкий запах оранжевых цветов плавал в воздухе, подобно запаху наркотиков из джунглей Россака. Но светлые глаза Колдуньи оставались зоркими и внимательными, как и глаза скрытых агентов джипола, которых она отличала без труда.

Изучая Иблиса, Зуфа представляла себе гипнотические волны, исходящие от Великого Патриарха. Они излучались из энергетического ядра его тела и щупальцами тянулись к толпе, когда он начинал говорить. Великий Патриарх умел подбирать нужные слова, но их кумулятивный эффект превосходил сумму смыслов этих слов. Сегодня Иблис был в отличной форме, он заводил слушателей, вел за собой, как музыкант-виртуоз. Если бы сейчас Иблис велел им броситься со скалы, они бросились бы с улыбкой на устах.

Точно в нужные моменты он воздевал руки в патетических жестах. Он редко молился или использовал религиозную терминологию, но эффект был тот же. Люди верили в его искренность. Зуфа не думала, что это было результатом обучения или практики. Нет, здесь крылось нечто иное.

– Видите, он и сам не сознает своей силы, – говорила она другим Колдуньям. – Он полагает, что его талант инстинктивен, не более того. Это впечатляет.

Как руководитель делегации Россака, Зуфа была весьма сильно заинтересована выдающимся личным магнетизмом Иблиса Гинджо. Но и она, и ее сестры подозревали в нем нечто большее, нечто присущее им самим.

Экстраполированные генеалогические таблицы, построенные для этого человека, дали поразительные результаты: его корни уходили в почву Россака. Полученные доказательства позволяли утверждать, что Иблис Гинджо обладал врожденными телепатическими способностями – невероятно редкими для мужчин.

Возможно, он носитель той наследственной информации, которую Зуфа искала для продолжения своего рода. Конечно, Зуфа была уже немолода, но она знала, что благодаря разработанным корпорацией «Вен-Ки» средствам, апробированным на многих Колдуньях, попытка родить еще одного ребенка может оказаться успешной. Успешная попытка родить другую дочь, которой можно будет гордиться. Может ли этот Великий Патриарх стать подходящим донором спермы?

Хотя Иблис, несомненно, и сам ничего не знал о своей родословной, он, конечно же, был отдаленным потомком туземцев Россака, похищенных когда-то мыслящими машинами и перевезенными на другие планеты. Ему только не хватало той интенсивной ментальной подготовки, какую Зуфа и ее сестры-Колдуньи воспринимали как данность. Зуфа Ценва не собиралась открывать этому человеку его истинную сущность, если ей и ее товаркам не будет от этого пользы.

Возможно, удастся оказать на него влияние и использовать его способности в своих целях.

Зуфа не была полностью нечувствительна к чарам Великого Патриарха, но умела их развеивать благодаря собственной острой проницательности. Ее радовало, что Иблис и сам не знал о природе своей гипнотической силы. В течение многих лет сестры Зуфы жертвовали жизнью, унося с собой кимеков в телепатической аннигиляции. Но у этого человека была другая ситуация и другие возможности. Зуфа подозревала, что Иблис Гинджо – человек опасный и двуличный, но нет никого другого, кто мог бы вести Джихад так, как это необходимо.

По каким-то своим причинам он в конечном счете посвятил жизнь тому же делу, что и ее Колдуньи – полному уничтожению мыслящих машин. Правда, за Иблисом надо очень внимательно наблюдать и в отношениях с ним проявлять предельную осторожность.

Этот человек опаснее всех, кого я в жизни знала.


Мысли становятся оружием. Философские доктрины являются выраженными причинами войн. Самое разрушительное оружие этого рода – арсенал добрых намерений.

Когитор Квина. Архивы Города Интроспекции


Прекрасная в своей гордости и уверенности, Серена Батлер закончила репетицию, ожидая отзыва своих серафимов в сетчатых золотистых шапочках и развевающихся одеждах. Она, Жрица, должна своим внутренним огнем, своей убежденностью поддерживать неугасимое пламя Джихада. Прослушав запись начала речи, Нирием одобрительно кивнула, но Серена сомневалась в искренности похвалы верной телохранительницы. Вряд ли начальница ее охраны выскажет неодобрение какого бы то ни было аспекта священной войны – лишь бы только уничтожались мыслящие машины.

Сейчас, когда Иблис Гинджо улетел на Поритрин, Серена собиралась подготовить серию зажигательных речей из Города Интроспекции. По своей природе люди склонны отвлекаться от великих целей, если им постоянно о них не напоминать. Решимость людей надо постоянно питать и поддерживать.

В течение следующих месяцев эти речи будут распространяться по планетам Лиги; корпорация «Вен-Ки» уже подписала соглашение с Советом Джихада о бесплатной доставке записей речей Серены торговыми судами корпорации.

Даже в укрепленной резиденции при Серене неотлучно находились две телохранительницы. После прошлогоднего покушения все фанатичные серафимы были проверены и допрошены. Часть из них подпала под подозрение и была отстранена от службы. Нирием теперь стала еще ближе к Серене, чем прежде. Эти женщины создавали у Серены чувство силы и защищенности, уверенности в том, что человеческий дух в конце концов восторжествует над холодной жестокостью машин.

– Машины могут сбоить и распадаться, их программы могут отказать, – Серена заканчивала запись речи, – но никогда не перестанет биться человеческое сердце.

Несмотря на новый порыв, порожденный Иблисом с ее благословения, Серена понимала, что мыслящие машины в один день не сокрушить. Угнетенный народ Икса уже не первый год бьется не на жизнь, а на смерть, и с началом полномасштабного наступления армии Джихада, которое возглавит Ксавьер, погибнет еще больше ее сторонников. Необходимые жертвы, как уверяет Иблис.

Серена опустила глаза, застыв в благословляющем созерцании. Служащие Совета Джихада выключили камеры и бросились рассылать новое послание жрицы для показа всем новым добровольцам, готовым к отправке на Икс. Немногим из них предстояло вернуться домой.

Она увидела, что в дверях стоит ее мать.

– Браво, Серена! Не сомневаюсь, что иксианские повстанцы сердцем воспримут твои слова, даже когда их будут истреблять роботы-убийцы.

Уязвленная таким холодным отзывом, Серена ответила:

– Эта борьба не завершится победой, если каждый боец не отдаст ей все свои способности и силы. Я должна воодушевить их, матушка.

Ливия Батлер нахмурилась.

– Великий Патриарх не все тебе рассказал из того, что происходит на Иксе. – Она посмотрела на сияющих телохранительниц. – Оставьте нас. Я хочу поговорить с дочерью наедине.

– Нам приказано защищать Жрицу, – ответила начальница охраны, не сдвинувшись с места.

Серена обернулась к молодой женщине.

– Мне не нужна защита, когда я со своей матерью, Нирием.

– Мы также должны защищать вас от ваших собственных сомнений, Жрица, – предостерегающе произнесла Нирием. – Джихад не должен ослабляться изнутри.

– Вы подчиняетесь мне или повелеваете мною? Уходите.

Телохранительницы угрюмо удалились. Ливия Батлер заговорила, не сходя с места:

– Великий Патриарх объявил о своих намерениях относительно Икса перед самым отлетом на Поритрин, но планы эти он вынашивает давно, так как домогается лакомых кусков – промышленных центров Икса. Ты не можешь даже представить себе масштабов той бойни, какую он учинит твоим именем. Великое множество людей уже погибло на Иксе – но павших будет еще во много раз больше.

Серена прищурила лавандовые глаза:

– Откуда тебе это известно? Иблис мне такого не докладывал.

В ответ Ливия протянула дочери пакет с видеозаписями. Сломанная печать изображала эмблему Джихада, на пакете стоял гриф высшей секретности.

– Эти записи тайно вывезены наемником, посланным на Икс для подстрекательства к бунту. Изображения подобрал один из иксианских повстанцев по имени Хендон.

– Как эти записи попали к тебе?

– Пакет предназначался для Йорека Турра, но по ошибке его доставили в Ассамблею Лиги, где он попал в руки одного старого представителя, верного твоему отцу. Ты же знаешь бюрократию Лиги, она почище бюрократии Старой Империи. Представитель подумал, что бывшему вице-королю было бы полезно ознакомиться с содержимым пакета, и, как мне кажется, Серена, тебе тоже стоит взглянуть на него. Ты должна знать, что творится с Джихадом. У протестующих есть серьезные причины оспаривать тактику этой войны.

– Эти протестующие – просто трусы, не понимающие смертоносных намерений мыслящих машин!

Ливия прижала пальцы Серены к пакету:

– Просто посмотри это.

Нахмурившись, чтобы скрыть нервозность, Серена активировала систему воспроизведения и начала медленно рассматривать одну кошмарную сцену за другой. Она видела бойню во всей ее красе: истребительные отряды роботов атакуют людей; семьи, прячущиеся в подземельях; по улице шествует кимек – опознанный как титан Ксеркс, – убивающий всех встреченных людей.

Она с трудом сглотнула слюну пересохшим ртом и заставила себя ответить:

– Я понимаю, что эта война причиняет нестерпимую боль, мама, но мы должны сражаться, и мы должны победить.

– Да, и ты должна понять одну вещь, дитя мое: Икс превращен в бойню не по необходимости. Иблис ложными призывами побудил жителей Икса решиться на самоубийственное восстание против звероподобных роботов, не имея никакой надежды на выживание, не имея ни малейшего шанса на причинение врагу заметного урона, не говоря уже о победе. Мы дали повстанцам немного оружия, но этого далеко недостаточно. Этого просто мало. Иблис осознал бесперспективность этой кампании уже год назад, и все же он продолжает поддерживать ее, посылая повстанцам твои речи.

– Мои слова должны воодушевить их.

– Сотни тысяч бойцов погибли там – во имя твое. Они выкрикивают имена твое и твоего сына, словно вы божества, которые могут их защитить, а потом бросаются в бой с мыслящими машинами. Эти страшные картины не предназначались для твоих глаз, но ты должна знать, сколько крови на твоих руках.

Серена бросила на мать тяжелый взгляд и продолжала разглядывать изображения. Она видела яростную битву в забрызганных кровью катакомбах промышленных районов и подземных городах планеты. Отчаянных бойцов окружало пламя. Повсюду валялись обломки машин и трупы повстанцев.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала, мать? – спросила она наконец, не в силах оторвать взгляд от видов побоища. – Ты считаешь, что мы должны сдать Икс?

Выражение лица Ливии смягчилось.

– Нет. Но даже если мы завоюем Икс, послав туда армию, то не будет ли это простым поводом для очередного праздника? Это неверно выбранное поле битвы. Прилагая такие силы и неся такие невообразимые потери, мы могли бы атаковать столицу машин на Коррине!

Серена озабоченно нахмурилась:

– Мне надо будет немедленно обсудить это с Иблисом, когда он вернется с Поритрина. Он все объяснит. Возможно, у Великого Патриарха есть на то свои причины, которых мы не понимаем. Я уверена, что у него есть веские основания…

Ливия перебила дочь:

– Он принял это решение без тебя, Серена. И он часто так поступает. Кто ты – Жрица Джихада или марионетка?

Слова матери уязвили Серену. После долгого молчания она заговорила:

– Иблис – мой советник и наставник, и он всегда был для меня источником силы. Но ты права… Я не должна блуждать в потемках относительно важных решений.

– Великий Патриарх вернется домой только через два месяца. – Ливия наклонилась к дочери. – Ты не можешь ждать так долго. Решай, что ты будешь делать. Действовать надо уже теперь.

Старая настоятельница взяла дочь за руку.

– Пойдем со мной. Когитор Квина видела эти материалы и желает с тобой поговорить. Это не терпит отлагательства.


Бывшая обыкновенной женщиной в незапамятные времена – задолго до того, как титаны уничтожили Старую Империю, – великий философ Квина изучила все мысли и философские учения, накопленные родом человеческим. Проведя тысячелетие в утомительных размышлениях, Квина учила, что даже обычный человеческий мозг может достичь сияния мудрости.

Серена с матерью поднялись по ступеням каменной башни, построенной специально для великого мыслителя. Окна башни были открыты, свежий ветер свободно разгуливал по зданию. Сосуд с мозгом стоял на пьедестале в круглом зале, а рядом стоял посредник, ожидавший ее высказываний.

Квина давала блестящие советы и предлагала для раздумий важные вопросы. Философские загадки Квины занимали ум Серены в самые тяжелые моменты ее жизни, когда она была в полном отчаянии из-за смерти ребенка и крушения планов совместной жизни с Ксавьером Харконненом.

Мать осталась стоять в дверях, а Серена, шагнув вперед, встала перед емкостью с мозгом Квины.

– Ты хотела поговорить со мной, Квина? Я жду просветления от беседы с тобой.

Два посредника вышли вперед. У них были бритые головы и безупречно чистые руки. Монахи сняли крышку с емкости и знаком велели Серене подойти.

– Квина желает говорить с тобой непосредственно.

Плавающий в электролите отделенный от тела мозг был покрыт складками и морщинами от многовековых раздумий. Серена прикрыла глаза и со смешанным чувством любопытства и страха погрузила пальцы в теплую жидкость.

– Я здесь, – тихо сказала она.

Она погрузила руку глубже и коснулась борозд мозга Квины. Плотная жидкость забурлила вокруг чувствительной ткани мозга, ионы жидкости проникли в поры кожи Серены и начали посылать импульсы в ее нейроны, соединив ее мозг с иной, но родственной формой существования мозга женщины-мыслителя.

– Тебе известно, что существуют факты и существуют слова, – прозвучали в голове Серены слова мудрого когитора. – Ты понимаешь обоснования Иблиса Гинджо… но веришь ли ты им?

– Что ты хочешь этим сказать, Квина? – спросила Серена вслух.

– Мне удалось не дать Иблису новые философские соломинки, чтобы он хватался за них, но он все равно извращает мои слова и смысл древних писаний. Вместо того чтобы извлекать мудрость из моих трактатов, он вырывает из контекста отдельные периоды и для оправдания своих решений.

Мысли когитора были пронизаны глубокой усталостью. Серена не желала слышать обвинений, но из уважения к когитору не стала вынимать руку из жидкости.

– Квина, я уверена, что в сердце Великого Патриарха – высшие интересы человечества. Конечно, я поговорю с ним, и я уверена, что он все мне объяснит.

– Тот, кто манипулирует истиной для доказательства своего просветления, способен на гораздо худшее. Серена Батлер, тебя не поражает тот факт, что это от его решений смертники идут на гибель с твоим именем на устах?

Серена с трудом сдержалась.

– Это борцы за дело Джихада. Даже если они бьются до последнего вздоха и погибают, они считают, что их жертва оправдана. Я считаю так же.

Ливия, стоявшая за ее спиной, не смогла сдержать разочарования.

– О Серена, неужели ты до такой степени не ценишь человеческую жизнь?

Квина продолжала высказывать свои мысли, и они были неодобрительными:

– Великий Патриарх разжигает насилие любыми средствами, какие находит необходимыми, так как верит, что его цели оправдывают его средства. Икс для него очередной трофей, но никак не элемент плана, ведущего к победе. Он не торопится быстрее закончить войну и знает, что трагедии могут воодушевлять не меньше, чем победы. Ты, Серена, можешь от всей души желать скорейшего уничтожения Омниуса, но для Иблиса Гинджо Джихад – источник его власти.

Слушать это было больно, почти невыносимо. Серена больше не желала слушать, но была не в силах извлечь руку из емкости.

– Я провела в размышлениях больше двадцати столетий и делилась своими познаниями и просветлениями со всеми, кто заслуживал этого. Теперь же мои выводы используются так, как сама я никогда не намеревалась их использовать. Я чувствую себя ответственной за бесчисленнее и бессмысленные человеческие жертвы.

Серена провела пальцами по шероховатой поверхности мозга, по червеобразным его извилинам.

– Те, кто играет важную роль в обществе, должны нести на своих плечах тяжкое бремя. Я слишком хорошо знакома с этим печальным фактом.

– Но не я выбирала роль, – парировала Квина. – Иблис манипулировал не только тобой, но и мной тоже. Я по собственной воле делилась своими мыслями во имя совершенствования рода человеческого, но мои писания были искажены. Теперь я понимаю, почему некоторые мои коллеги когиторы предпочитают навсегда удалиться от взаимодействия с поднимающимися и гибнущими цивилизациями. Вероятно, мне следовало давно уйти вместе с Видадом и другими.

Серена была удивлена.

– Есть другие живые когиторы? Что ты имеешь в виду, когда говоришь об уходе навсегда?

– Видад был когда-то моим другом, ментальным спарринг-партнером, дискутировать с ним можно было бесконечно. Но он и пятеро других когиторов решили прервать все контакты с людьми и машинами, предпочтя им вечный покой и чистоту собственного мышления. В то время мы презирали их за то, что они уклонились от своего долга, наложенного на них их прозрениями. Мы обвиняли их в трусости, в стремлении спрятаться в башню из слоновой кости. Видад согласился с таким ярлыком, но не изменил своего поведения. Никто не слышал его уже много столетий.

Серена ощутила в сознании Квины мрачную усталость и истощение, когда древний мозг снова заговорил:

– Возможно, и мне стоило бы удалиться в башню из слоновой кости, но теперь я должна сделать иной выбор. Я позвала тебя сюда, Серена Батлер, чтобы сообщить о своем решении и чтобы ты поняла его.

– Ты думаешь, что понимание дается мне так легко?

– Реальность такова, какова она есть, – ответила Квина. – Я достаточно пожила на свете. Я не буду больше делиться мыслями, не позволю никому извращать мудрость. Когда меня не станет, Иблис может найти способы воспользоваться утраченными Доктринами, но я не намерена и дальше давать ему в руки оружие, которое он извратит.

С ужасом подумав о том, что сейчас может сделать древний мозг, Серена быстро сказала:

– Ты хорошо служила мне. Я многому научилась у тебя и всегда полагалась на твои советы.

Голос Квины смягчился:

– Я знаю, что у тебя искренние помыслы, но за две тысячи лет я устала от раздумий. Отныне я освобождаю тебя от своего покровительства. Думай сама. Покинь гнездо и лети навстречу своей судьбе.

– О чем ты говоришь? Подожди!

– Мне настало время… исчезнуть. – Электрожидкость забурлила и изменила цвет, стала зловеще красноватой, словно древний мозг начал кровоточить, выпустив из себя жизненный сок.

Серена ощутила, что мозг стал мертвенно-холодным – и это ощущение потрясло ее своей внезапностью.

Потом, без помощи со стороны посредников и без манипуляций со сложной системой обеспечения емкости, мысли и память исчезли из сознания когитора. После двух тысячелетий, посвященных размышлениям о сути бытия, Квина выпустила на волю свою сущность, и та растворилась в необъятной вселенной. Сознание исчезло, став небытием.

Серена выдернула руку из емкости. Жидкость жгла ей руки, словно кровь.

– Что я сделала?

– К этой трагедии привели многие обстоятельства, – сказала Ливия. – Отчасти Иблис Гинджо, да и Джихад – по самой своей природе.

Едва сдерживая слезы, Серена отошла от емкости со ставшим мертвой массой древним мозгом. Ее другом.

– Как много зла совершено моим именем!

Ливия сурово смотрела на дочь.

– Серена, в твоем распоряжении была четверть века, чтобы пережить свою трагедию и сделать из нее выводы. Теперь настало для тебя время принимать собственные решения.

Серена расправила плечи и решительно вскинула подбородок. Она посмотрела в окно – ледяной ветер обжег ей лицо.

– Да, мать моя. Теперь я знаю, что должна делать.

Она взглянула на погруженного в печаль монаха в оранжево-желтом одеянии, потом обвела взглядом зал, где поодаль стояли, горюя, ее телохранительницы в шафрановых одеждах.

– Настало время мне самой возглавить мой священный Джихад.


Лучше, когда тебе завидуют, а не жалеют.

Вориан Атрейдес. Честные воспоминания


Для Ксавьера Харконнена имение Батлеров было воплощением печальной памяти и разбитых надежд. Но это был и его дом, который создал он с любящей женой Октой и дочерьми – Роэллой и Омилией.

В свои сорок четыре года Окта расцвела зрелой женской красотой, вжилась в роль верной супруги и надежного якоря. Обладая большей душевной мягкостью, чем ее сестра Серена, Окта была заботливой и любящей супругой и внимательной матерью. Неоценимое сокровище.

Что я сделал, чтобы заслужить такую награду?

Ее отец Манион Батлер после ухода с поста вице-короля жил с ними, занимаясь садом и винодельней. Старик души не чаял в своих выросших внучках и все еще любил беседовать на политические и военные темы со своим влиятельным зятем. Естественно, чаще всего такие разговоры скатывались к банальным воспоминаниям о «добром старом времени». Серена для собственной семьи стала чужой.

Однажды Ксавьер вышел на переднее крыльцо и, глядя на темно-оливковые вершины холмов и ряды виноградных лоз, заметил всадника, направлявшегося через покрытые щебнем холмы.

Окта встала рядом с мужем, и Ксавьер обнял ее стройную талию. Рядом с ним ей было спокойно и уверенно. Они были женаты уже больше двадцати пяти лет.

Прищурившись, Окта узнала пригнувшегося к шее лошади темноволосого всадника, когда он въехал на дорожку сада.

– Ты не предупредил меня, что приедет Вориан, и я собралась навестить Шилу в поместье Танторов.

Еще не снявшая траура вдова Вергиля и трое детей недавно прибыли с Гьеди Первой и поселились в большой и одинокой усадьбе Эмиля Тантора. Окта очень деятельно помогала молодой женщине оправиться от горя и обжиться на новом месте.

– Мы просто хотим посидеть по-приятельски и обсудить кое-какие возможности. – Ксавьер погладил жену по длинным светлым волосам, уже чуть тронутых сединой. – Если бы я тебя предупредил, ты бы загоняла всех слуг и устроила пир.

Она улыбнулась в ответ.

– Тоже верно. А так вам придется довольствоваться холодным мясом и крутыми яйцами.

Он поцеловал ее в лоб.

– Но ты можешь зато потратить на нас наше лучшее вино. Пусть твой отец выберет бутылочку – он лучше всех нас разбирается в винах.

– Только потому, что он очень серьезно относится к обязанности его пробовать. Я попрошу его достать того вина, что осталось от его свадьбы с мамой.

Окта исчезла в доме, успев приветливо помахать Вориану, въезжающему во двор на мускулистом салусанском жеребце.

Хотя Ксавьеру было уже сорок семь и мышцы его потеряли прежнюю живость, ум его был способен держать даже больше объектов и отношений, чем в молодости. В противоположность ему, Вориан сохранил все достоинства юности, одновременно приобретя мудрость опыта. Он не состарился ни на день после бегства с Земли много лет назад. Кожа у него оставалась гладкой, волосы темными и пышными, но в глазах читалось бремя воспоминаний, какого не должно быть в глазах юноши. Много лет назад он рассказал Ксавьеру о курсе продления жизни – он назвал его «пыткой», – который назначил ему Агамемнон. Очевидно, в награду.

Вориан спрыгнул с седла и потрепал великолепное животное по холке. Двое конюхов подбежали принять коня и отвести в конюшню – вычистить, заплести гриву и расчесать хвост. Старый Манион проверит, чтобы все было сделано как следует.

Ксавьер поднял руку для официального приветствия, но Вориан просто обнял друга.

– Ну, как тебе нравится мой новый конь, Ксавьер? Это один из пяти, которых я только что купил. – Он с нескрываемой гордостью смотрел, как великолепного скакуна ведут в конюшню. Живописный зверь.

– Я думал, что ездить верхом для тебя будет морокой, Вориан. У тебя мало опыта в общении с лошадьми, так что…

– А я люблю хаос. Я провел слишком много времени с машинами, и есть что-то неповторимое и волнующее в том, чтобы ехать верхом на живом существе, которое само получает удовольствие от поездки.

Он с озабоченным и задумчивым лицом взглянул на небо.

– Теперь, когда зашел этот разговор, я вспомнил, что у Эразма тоже были лошади. Иногда он присылал за мной карету, в которой я должен был приезжать к нему на виллу. Бедные животные… Впрочем, робот, кажется, неплохо за ними ухаживал. Он предпочитал эксперименты на людях, как ты и сам знаешь.

Разговаривая, они подошли к веранде и поднялись на балкон комнаты зимнего солнца, куда по распоряжению Окты слуги уже поставили поднос с нарезанным мясом, сыром и вареными яйцами, приправленными травами. Рядом стояла и открытая бутылка вина с двумя налитыми бокалами, чтобы вино дышало.

Ксавьер усмехнулся.

– Иногда мне кажется, что своими телепатическими способностями Окта не уступает этим россакским ведьмам.

Его друг упал в кресло и положил ноги на перила балкона. Ксавьер остался стоять, глядя на густой лес имения.

– Почему ты не возьмешь себе женщину, Вориан? Она бы укротила тебя, и у тебя было бы зачем стремиться на Салусу.

– Укротила бы меня! – Вориан криво усмехнулся. – За что же я должен так наказать какую-нибудь бедную невинную девушку? Я доволен тем, что есть женщины, которые ждут меня в разных местах.

– Ты имеешь в виду каждый космопорт?

– Ничего подобного. Я не такой бабник, как ты думаешь. – Вориан отхлебнул вина и вздохнул от удовольствия. – Хотя, быть может, когда-нибудь я выберу для себя одну.

Он не высказал очевидное – тот факт, что у него впереди было много времени. Ему было трудно представить себе, что все эти годы он проведет только с одной женщиной.

Вориан служил Омниусу, но Серена Батлер заставила его по-иному взглянуть на Вселенную, взглянуть на нее глазами человека. Вориан принял дело Джихада, но не как одураченный глупец и не как не рассуждающий фанатик, но как умелый и профессиональный военачальник, обученный самим генералом Агамемноном. С тех пор как Вориан Атрейдес бежал из-под власти Омниуса и заявил о своей верности свободному человечеству, он говорил, что теперь чувствует себя более живым, чем вообще считал возможным.

Обычно Вориан любил посещать вечера и рассказывать истории о своих битвах, о своем страшном отце-кимеке, о том, как он сам рос под властью мыслящих машин. Вокруг него всегда собирались слушатели, завороженные его рассказами, и он наслаждался всеобщим вниманием.

Но сейчас они сидели вдвоем в дружеском молчании, и им не нужно было ни на кого производить впечатление. Они наслаждались вином, панорамой виноградников и оливковых рощ. Как всегда во время таких редких передышек между походами, они живо обсуждали свои победы и поражения, вспоминали товарищей по армии Джихада и наемников, отдавших жизнь в борьбе.

– Наша проблема, – говорил Вориан, – состоит в том, что Иблис спускает с цепи своих прозелитов при полном отсутствии какой-либо внятной военной стратегии. Они горят ярко, как пламя ракетного топлива, но не обязательно достигают цели. Лично я думаю, что Великий Патриарх просто с удовольствием греется возле этого бушующего огня.

Ксавьер согласно кивнул:

– Джихад продолжается уже двадцать пять лет, а борьба с Омниусом вообще началась тысячу лет назад. Мы должны поддерживать в себе пыл и самоотверженность, чтобы бойцы не впали в отчаяние.

Год прошел после ужасной гибели Вергиля Тантора, но эта потеря давила на плечи обоих тяжким бременем. Ксавьер очень любил своего сводного брата и старался невредимым провести его через горнило страшной войны, и Вориан тоже подружился с парнем – он общался с младшими по званию непринужденно, как никогда не позволял себе жестко-официальный Ксавьер. Часто, видя дружно смеющихся Вориана и Вергиля, Ксавьер испытывал зависть. Но теперь поздно менять свое отношение к младшему брату…

Вориан продолжал задумчиво смотреть на холмы.

– Думающие машины видят картину целиком, общий план. Не думаю, что в основе стратегии армии Джихада находится такая же концепция. Омниус имеет шанс на победу – не в силу своей военной мощи, но просто потому, что апатия размывает нашу волю к победе. – Поговорили они и о полученных с Икса сведениях, где положение складывалось особенно отчаянное. Роботы-убийцы и один из титанов начали кампанию неприкрытого геноцида, как это было на Земле. Великий Патриарх призвал к широкомасштабному наступлению на Икс, не опоздав ни на минуту, как думал Ксавьер. Армия Джихада не могла бросить на произвол судьбы храбрых повстанцев Икса. Ксавьер сам вызвался командовать экспедиционными войсками. В это время, воспламененные страстными речами Гинджо, в армию вступили сотни тысяч новых добровольцев. Вориан нахмурился.

– Для меня эти жертвы Икса – прежде всего люди, сражающиеся за свою свободу и за самую свою жизнь. Мы не должны бездумно ими жертвовать.

Ксавьер покачал головой.

– Повстанцы Икса могут не становиться жертвенными агнцами, если появится вождь, который превратит их в организованное войско. Это и будет моей обязанностью.

Вориан проглотил крошечное вареное яйцо и облизал пальцы.

– Я понимаю, что ты хочешь добиться победы любой ценой – ты ясно показал это на IV Анбус, но наш Джихад только выиграет, если мы сосредоточимся на альтернативных решениях, которые позволят бить машины, не платя такую страшную цену человеческими жизнями. Иксианский поход – это… это ошибка. Иблис выбрал его только потому, что хочет захватить нетронутыми промышленные центры этой планеты.

– Промышленность делает оружие и корабли, Вориан, а это – движущая сила Джихада.

– Да, но разве открытое столкновение с заведомо превосходящими силами Омниуса – это мудрая стратегия?

– Ты хочешь сказать, что нам следует прибегнуть к какому-нибудь цирковому трюку вроде твоего вируса на IV Анбус или ложного флота на Поритрине?

Вориан многозначительно откашлялся.

– Но ведь обе эти тактики сработали? Я повторял все это сотни раз, но сейчас скажу еще раз: наше главное преимущество в нашей полной непредсказуемости.

Он картинным движением поднес к губам бокал и допил вино, потянулся к бутылке, наполнил бокал Ксавьера, потом свой.

– Возьмем для примера уловку на Поритрине. Мы не имели права потерять оружейные лаборатории Хольцмана, но и не могли позволить себе выделить большой флот для патрулирования орбиты. Поступив по-моему, мы достигли своих целей относительно малой ценой, не потеряв при этом ни одной человеческой жизни. – Вориан выразительно вскинул брови. – Тебе просто надо понять, как думают машины.

Ксавьер недовольно нахмурился.

– В этом я понимаю меньше, чем ты, мой друг. Учитывая, сколько ты прожил среди машин.

Серые глаза Вориана вспыхнули.

– И что это должно означать?

– Не то, о чем ты подумал.

Вориан чокнулся с Ксавьером.

– Моим ли способом, твоим ли мы победим, давай надеяться, что Омниус заплатит за все.


Вориан старался поступать так, чтобы машинам пришлось все время угадывать, и эту свою способность он развил куда сильнее, чем научил его Агамемнон. Чтобы кимек-отец не мог предсказать его действия, Вориану нужно было держаться на шаг впереди, как в стратегической игре «флер-де-лис».

Воспользовавшись личным кодом доступа, Вориан вошел в бронированную комнату секретной лаборатории Салусы, где содержалась похищенная на Земле копия Омниуса, подключенная к тщательно отслеживаемым компьютерным подстанциям. Жители Салусы, испытывая суеверный страх, боялись даже подходить к этому зданию, тюрьме, где находился демонический Омниус.

Вориан вошел в камеру и встал перед экраном и громкоговорителем, через которые Омниус общался с людьми. Он, истинный человек, некогда доверенное лицо компьютерного всемирного разума, теперь общался с ним как с невольником. Удивительный оборот сделала его жизнь.

– Вориан Атрейдес! – заговорил Омниус. – Ты, единственный из этих бесшабашных диких людей, должен понимать все безумие Джихада. Ты осознаешь целесообразность и эффективность Синхронизированных Миров, но тем не менее ты отдал свою верность этой вакханалии насилия и бессмысленного разрушения. Твои действия выходят за пределы логики.

Вориан скрестил руки на груди.

– Они выходят лишь за пределы твоего понимания, Омниус, так как мыслящие машины не в состоянии понять ценность свободы.

– Эразм доказал мне, что ни одному человеку нельзя доверять. К моей выгоде послужило бы полное уничтожение людей в Синхронизированных Мирах. То была упущенная возможность, несчастливое решение – оставить вас в живых.

– Теперь ты расплачиваешься за это, Омниус, и будешь расплачиваться до тех пор, пока не будут уничтожены мыслящие машины и люди смогут основывать свои колонии, где захотят.

– Это очень тревожная мысль, – сказал Омниус.

Так как Вориан был воспитан в Синхронизированных Мирах, он обладал определенными познаниями в программировании и даже сам создавал отдельные системы. В течение последнего года он работал с этим обновлением Омниуса, манипулируя содержащейся в нем информацией. Иногда всемирный разум понимал смысл его действий, но в других случаях Вориан имел возможность убирать и подделывать любые признаки написанных им изменений.

В течение многих лет он наблюдал скучные, неизобретательные, а подчас и просто нелепые допросы и попытки изучения этой копии всемирного разума. Ученые Лиги и даже сам савант Хольцман слишком сильно боялись взять на себя риск повредить плененного Омниуса. Но для чего он вообще здесь находится? Вориан знал, что делал, и предпочитал рискнуть, чтобы приблизить победу. Он всегда действовал независимо, следуя своим внутренним побуждениям, и обычно добивался успеха.

Если его план удастся, то Синхронизированные Миры пошатнутся всерьез. Игра стоила свеч, риск был оправданным, и Вориан не желал, чтобы кто-то вмешивался в его работу. Помочь все равно никто не мог бы.

Когда Ксавьер повел многочисленный флот к Иксу, Вориан надеялся закончить свои незаметные изменения этой копии обновлений. Многочисленные группы кибернетиков Лиги уже давно высосали из плененной копии всю возможную информацию. Даже савант Хольцман не мог уже добиться идей от этой серебристой гель-сферы.

Теперь Вориан превратит самого Омниуса в смертельное оружие против мыслящих машин. И воплощения Омниуса на различных планетах Синхронизированного Мира никогда не поймут, что с ними случилось.

Холодно и официально, хотя и с еле заметной ноткой возмущения, Омниус заговорил:

– Вориан Атрейдес, если ты достигнешь своей цели, то тебе придется всю жизнь жить со своим безумием. Скоро ты поймешь, что люди с их неэффективностью никогда не смогут заменить мыслящие машины. Это действительно то, чего ты хочешь?

Зловеще усмехнувшись, Вориан указал компьютеру на его главную слабость:

– У нас есть преимущество, суть которого ты никогда не поймешь, Омниус, и это непонимание станет причиной твоего падения.

– И что же это, Вориан Атрейдес?

Темноволосый офицер приблизился вплотную к экрану, словно собирался выдать ударную фразу – окончание хорошего анекдота:

– Мы, люди, бесконечно изобретательны… и обманчивы. Машины же не понимают, что их можно одурачить.

Омниус не ответил, обрабатывая услышанное. Вориан, конечно, понимал, что людей тоже можно обмануть, но всемирный разум не умел мыслить такими категориями. Как, впрочем, и ни одна машина.


Армия пестует технику, а техника порождает анархию, так как распространяет по свету ужасные машины разрушения. Даже до нашего Джихада один человек был в состоянии в одиночку опустошить целую планету. И это случалось! Почему же вы думаете, что компьютер стал нашим проклятием?

Серена Батлер на митинге в Зимин.


Численность кимеков сокращалась, и уцелевшие заметили, что их заговор против Омниуса рассыпается. С каждым годом таяли шансы на успех и на возвращение блистательного царства титанов. Двадцать изначальных завоевателей соединили свои силы и свергли Старую Империю, но после потери Аякса, Барбароссы, Александра, Тамерлана, Тлалока и других их осталось только четверо.

Этого и близко не хватило бы, чтобы уничтожить Омниуса.

Иногда Агамемнон раздумывал, не уничтожить ли все наблюдательные камеры и улететь в космос, чтобы никогда не возвращаться. Он мог бы взять с собой свою возлюбленную Юнону и Данте – и даже этого болвана Ксеркса. Они могли бы основать свою империю, избавившись от гнета всемирного разума.

Но это было бы глупостью. Полным поражением.

Генерал кимеков сомневался, что Омниус снарядил бы за ними погоню, да и всемирному разуму вообще было чуждо понятие мести, но Агамемнон и его товарищи были титанами, великими завоевателями, ниспровергателями Старой Империи. Если они улетят во тьму космоса – квартет выживших, ничем не правящих неудачников, – то это поражение будет еще позорнее, чем просто уничтожение. Нет, Агамемнон хотел завоевать Синхронизированные Миры и сам ими править. Он не согласился бы ни на что меньшее тотального господства.

Вернувшись со своих заданий и из грабительских набегов, вытоптав искры восстаний, которые кострами вспыхивали на Синхронизированных Мирах, он и его друзья титаны собрались на совет в темных и глухих глубинах космоса.

Агамемнон надеялся сохранить проведение этого совещания в тайне, так как редко ему выдавалась возможность осуществлять свои планы под постоянным наблюдением камер-шпионов Омниуса – как стационарных, так и мобильных. Но на этот раз он, Юнона, Данте и Ксеркс собрались у до сих пор считавшегося новичком Беовульфа, а Беовульф не был способен стряхнуть с себя наблюдение. Придется быть особенно осторожными.

Агамемнон никогда не торопился никому доверять, даже другим кимекам, которые выдержали уже много веков. Титаны всегда должны быть осторожны. И все же генерал был заинтригован отвагой Беовульфа.

Их корабли состыковались в глубоком космосе, соединившись люками в некое подобие космической станции в открытом космосе вдали от всех солнечных систем. Звезды бриллиантами сверкали вокруг в необозримой бездне космоса. Середина пустоты.

Перенеся свой мозг в небольшой шагающий кожух, Агамемнон поспешно вышел в пространство и через открытый люк вошел в корабль Юноны. Вместе они зашагали на своих сегментированных конечностях в расположенное в центре судно. С противоположной стороны в него вошел Данте.

Рядом с Беовульфом, принявшим ходячую форму, стоял пришедший раньше всех Ксеркс, прервавший на время свою кровавую вакханалию на Иксе. Ксеркс был до крайности возбужден и энергичен, но Агамемнон привык к избыточным реакциям этого слабейшего из титанов в нестандартных ситуациях. Чем раньше Ксеркс уберется обратно на Икс, тем больше радости он доставит этим своему генералу.

Над головой поблескивали линзы наблюдательных камер, записывавших каждое мгновение разговора. Агамемнон злился по поводу такого неусыпного наблюдения, хотя и находился под ним уже одиннадцать веков.

– Да здравствует господин наш Омниус! – сказал генерал скучным голосом, начав разговор с формального приветствия. Во всяком случае, в голосе его не было слышно ни малейшего энтузиазма. Впрочем, компьютерный всемирный разум не разбирался в интонациях человеческого голоса.

– Напротив, – храбро вскипел Беовульф, – проклятие Омниусу! Чтоб этот компьютерный разум засох, чтоб сгинули Синхронизированные Миры и снова наступило правление кимеков!

Пораженная Юнона подалась назад всем своим крабообразным телом, хотя и сама думала точно так же. Наблюдательные камеры продолжали тупо взирать на них сверху, и Агамемнон подумал, какое наказание придумает Омниус для кимеков, когда доберется до записи этой крамолы. Кимеки не могли просто взять и уничтожить наблюдательные камеры, пока те не доложили Омниусу, иначе это спутает им карты и расстроит планы, вынашиваемые уже много столетий.

Из-за древних программных ограничений Барбароссы всемирный разум не мог убить никого из первоначальных титанов. Однако простой неокимек Беовульф не имел такой защиты. Несмотря на свою уязвимость, он только что безрассудно сам подписал свой смертный приговор.

Ксеркс не сумел сдержать радости.

– Так ты все-таки сделал это, Беовульф? Ты смог наконец достичь успеха?

– Перепрограммирование оказалось довольно простым. Самое главное, надо было проделать всю эту штуку так, чтобы Омниус ничего не заподозрил. – Он протянул сегментированную руку в направлении сферических объективов. – Сейчас эти камеры старательно записывают полностью сфальсифицированную беседу, невинное обсуждение повстанцев-людей. Омниус будет доволен – а мы можем высказывать те мысли, которые хотим.

– Я… я не понимаю, – честно признался Данте.

– Подозреваю, что нас провели, любовь моя, – сказала Юнона Агамемнону.

– Подождите делать выводы и послушайте, что вам говорят, – ответил Агамемнон и направил свои оптические сенсоры на Беовульфа.

– Это я его так настроил, Агамемнон, – гордо сообщил Ксеркс. – Беовульф ненавидит Омниуса так же сильно, как и мы, да и он сам находится под наблюдением всемирного разума примерно столько же, сколько мы. Я считаю, что его квалификация может сослужить отличную службу нашим планам. Теперь у нас наконец есть шанс.

Агамемнон едва сдержал возмущение:

– Вы составили заговор против Омниуса, а теперь хотите втянуть в него и нас? Ксеркс, ты еще больший глупец, чем я думал. Ты что, хочешь всех нас погубить?

– Нет, нет, Агамемнон! Беовульф – гениальный программист, такой же, каким был покойный Барбаросса. Он сумел создать циклы команд, синтезирующие ложные записи внутри камер наблюдения. Теперь мы можем встречаться где захотим и когда захотим, и Омниус никогда не догадается, о чем мы говорим.

Беовульф сделал два резких шага вперед на механических ногах:

– Генерал Агамемнон, я учился у вашего друга Барбароссы. Это он научил меня манипулировать мыслящими машинами, и я тайно продолжал учиться несколько столетий. Я надеялся, что титанам надоест правление мыслящих машин, как оно надоело мне, но я не был в этом уверен, пока мне не сказал об этом Ксеркс.

– Ксеркс, ты подверг всех нас величайшему риску! – прорычал Агамемнон.

Но Данте – всегда логичный, всегда методичный кимек – первым вслух сказал очевидную вещь:

– Нас четверых слишком мало, чтобы исполнить задуманное. Если в наши ряды вступят новые кимеки, то у нас будет больше шансов победить Омниуса.

– И больше шансов, что один из новичков предаст нас.

Но с Данте согласилась даже Юнона:

– Нам нужна свежая кровь, любовь моя. Если мы не привлечем новых заговорщиков, то проведем все следующее тысячелетие в пустой болтовне и жалобах… те, кто выживет. С помощью Беовульфа мы сможем наконец сдвинуться с мертвой точки. Если мы будем планировать наши действия открыто и встречаться чаще, то за несколько месяцев сделаем больше, чем за предыдущие десятилетия.

Все еще не успокоившийся Ксеркс добавил:

– Если мы не станем рисковать, то будем не лучше тех апатичных людей, что погрязли в роскоши Старой Империи.

Беовульф ждал решения, примут ли его в заговор. Агамемнон был вынужден признать, что из всех неокимеков его выбор пал бы именно на Беовульфа.

Несмотря на раздражение, которое вызвало в нем самовольство Ксеркса, генерал не мог убедить отвергнуть предложение. После недолгого молчания он заговорил:

– Очень хорошо, это дает нам оперативный простор, шанс реализовать наши планы. – Он повернул свою головную башню, по очереди направляя оптические сенсоры на Юнону, Данте, Ксеркса и на ожидавшего решения Беовульфа. – Работая вместе, мы сбросим Омниуса. Наконец-то период ожидания кончился.


Есть определенная инерция в движении к победе… и к поражению.

Иблис Гинджо. Возможные пути полного освобождения


Великий Патриарх мог прибыть на Поритрин в любой момент, и лорд Бладд устроил очередное пышное празднество, чтобы продлить нескончаемые торжества по случаю победы над мыслящими машинами. На кромке амфитеатром спускающегося к реке берега поставили трибуны, кругом развевались разноцветные знамена, а простонародью Бладд устраивал бесплатные пиры – и все это в честь приезда Иблиса Гинджо.

Пользуясь этой невероятной шумихой, Аврелий Венпорт решил незаметно доставить в новую лабораторию свой старый грузовой корабль.

Тук Кидайр улетел на Россак, чтобы доставить стоявшее в доке судно на орбиту Поритрина, и вернулся, как и предполагал, как раз вовремя. Венпорт был уверен, что под прикрытием всеобщего помешательства по поводу подготовки массовых зрелищ он сможет незаметно доставить этот корабль в новую лабораторию Нормы Ценвы. Он не хотел привлекать внимание к своему проекту.

В любом случае он не собирался участвовать в этих шумных мероприятиях. Доходы от работ Хольцмана – на самом деле от работ Нормы – залили Поритрин таким количеством денег, что при самом расточительном образе жизни их хватило бы на безбедное существование дюжины поколений. Венпорт считал, что новая разработка Нормы – свертывание пространства – принесет такие доходы, которые никто себе сейчас представить не может.

Хотя ангар новой лаборатории был еще не готов, Норма Ценва уже переехала на новое место работы. Первой ее заботой было превратить офисы старого шахтоуправления в рабочий кабинет, где можно было продолжать исследования и уточнять расчеты. Прорабы еще отдавали приказы рабочим, а Норма уже вернулась к работе.

Думая о ее преданности науке, Венпорт задумчиво улыбался. В отличие от большинства людей, ищущих в жизни только успеха или просто комфорта, его любимая Норма никогда не сомневалась в своей миссии. Мысль ее была безошибочной, научное зрение – необычайно острым.

Чтобы не отрывать от работы гения, Венпорт взял на себя обязанность следить за строительством, вникая во все детали и постоянно отлучаясь в Старду за необходимыми материалами и оборудованием, мебелью и рабочими бригадами. Для обеспечения секретности проекта Венпорт распорядился чаще менять рабов-строителей, чтобы они не успели рассмотреть, что именно собирается делать Норма.

А лорд Бладд тем временем самодовольно радовался своей легкой финансовой победе над Венпортом. Почувствовав его недальновидную гордость, Венпорт решил и дальше давить на эту полезную клавишу, обратившись к Бладду с предложением уступить ему за хорошие премиальные обученных и понятливых рабов. Естественно, поритринский вельможа заломил за рабов куда больше, чем эти будцисламисты стоили, но у Венпорта не было времени торговаться по мелочам и обучать новую рабочую силу. Надо было лететь на Арракис и разбираться с бандой разбойников, которые охотились на караваны наиба Дхартхи.

На это время с Нормой должен был остаться его компаньон Тук Кидайр. Этот строгий хозяин сумеет держать рабов в узде, и Норма сможет закончить работу вовремя. Как обычно, у нее были возражения против использования рабов, но при сложившихся обстоятельствах у Венпорта просто не было иного выбора. Буддисламские рабы были единственной доступной на Поритрине рабочей силой.

Поздним вечером Венпорт прибыл на место стройки, зачалив свой шаттл в узком каньоне, слишком обмелевшем для судоходства. Новая лаборатория Нормы и ангар находились в огромной пещере, точнее, в естественном гроте, который некогда прятался за завесой гигантского водопада, но каскада воды, как и питавшей его реки, уже давно не было. Воду отвели по распоряжению лорда Бладда, чтобы использовать её для сельскохозяйственных нужд Старцы. Крыша грота была открыта небу, но отверстие закрыли большим ангаром, строившимся на вершине плато.

На обрывистом склоне скалы был смонтирован пассажирский лифт, и Венпорт поднялся на нем к верху каньона. Металлический ангар, окруженный массивными зданиями вспомогательных служб, сиял в лучах закатного солнца. Его консольная крыша была раскрыта, и ангар был готов к приему корабля-прототипа.

Венпорт кивнул сам себе, довольный ходом работ. Он надеялся, что здания будут готовы к эксплуатации до его отлета на Арракис. Пройдя через ворота мимо трех нанятых местных охранников, он отыскал прораба и спросил, как продвигается работа. Около склада и вспомогательных зданий рабы останавливались для короткого перерыва на отдых, еду и молитву. А потом снова к работе, и до поздней ночи.

Норма вышла из своего кабинета и, прищурившись, посмотрела на заходящее солнце, удивляясь, как быстро пролетел день. К ней подошел сияющий улыбкой Венпорт и, вопреки своему обыкновению, тепло ее обнял. Волосы ее были растрепаны и неухожены, но просто оттого, что она не чванилась и не строила из себя красавицу, ему она казалась привлекательней.

– Мой корабль действительно прибудет сегодня вечером, Аврелий? Я не перепутала дату?

– Часа не пройдет, как он будет здесь, Норма. – Аврелий протянул руку в сторону раздвинутой крыши ангара. – Ангар, кажется, уже готов его принять.

Лицо Нормы вспыхнуло от радости.

– И можно будет начать испытания?

Он кивнул, задержав руку на ее худеньком плечике. Когда она улыбалась, у Венпорта становилось теплее на душе.

– Лорд Бладд обещал предоставить в мое распоряжение бригаду квалифицированных рабов, которые трудились на постройке космического флота. У них есть опыт такого рода работы, поэтому вряд ли их придется долго обучать.

– Отлично, потому что у меня ни времени, ни внимания не хватит стоять у них над душой целый день и указывать каждую мелочь. Им придется работать независимо…

– За всем этим присмотрит Тук Кидайр, он остается здесь, – успокоил Норму Венпорт. – Кроме того, он доставит сюда отряд охраны из наемников, которые подчиняются корпорации «Вен-Ки», а не правительству Поритрина. Они обеспечат охрану и проследят, чтобы рабы не занимались саботажем.

Венпорт бросил взгляд на реку:

– И вдобавок они не позволят лорду Бладду и Тио Хольцману совать нос не в свое дело.

– Раньше я никогда не думала о безопасности.

– О ней думал Хольцман. Его лаборатории всегда охраняли драгуны.

– Уже много лет савант Хольцман уделяет мне мало внимания, Аврелий. Почему он вдруг теперь станет проявлять ко мне интерес?

– Потому что если у него есть хотя бы малая доля той гениальности, какую ему приписывают, то его не удастся дурить бесконечно, и он в конце концов поймет, какого сокровища лишился.

Смутившись от такого явного комплимента, Норма отвернулась к стройплощадке с таким видом, будто некоторых зданий не было в последний раз, когда она туда смотрела, и сейчас она увидела их впервые.

– А где будешь ты?

Венпорт вздохнул, поняв, что она не слушала. – Я уже сказал тебе, Норма. Я лечу на Арракис, решить там некоторые проблемы с поставками пряности. Кидайру достанется более легкая и куда более приятная задача – оставаться здесь с тобой.

Норма нахмурилась. Она уже давно достигла среднего возраста, но выражением лица сейчас живо напомнила Венпорту ту девочку, которую он когда-то так обожал там, на Россаке;

– Я бы хотела, чтобы здесь остался ты, Аврелий. Я бы с большей радостью видела твое дружелюбное лицо, чем… этого работорговца с Тлулакса.

Венпорт рассмеялся.

– Тебе не надо любить Кидайра, Норма. Просто не мешай ему работать. – Он снова вздохнул. – И поверь мне, что я бы тоже с радостью остался. Но у меня слишком много работы, и я боюсь, что мое пребывание с тобой будет таким приятным, что я вообще ничего больше делать не буду.

Она рассмеялась с детской радостью, и Венпорт одернул сам себя, подумав, уж не заигрывает ли он с ней. Подумав, он решил, что так и есть. Но должно ли это удивлять после стольких лет тесной дружбы?

Из ангара выбежал руководитель стройки и торопливо направился к Венпорту:

– Мы только что получили сигнал, директор. Судно получило разрешение на посадку и проходит атмосферные слои. За пультом управления Тук Кидайр.

Венпорт кивнул, нисколько не удивившись, что его партнер сам пилотирует судно. Торговец живым товаром в течение многих лет совершал набеги на несоюзные планеты, похищая оттуда буддисламских рабов. С простым грузовозом он отлично управится.

– Смотри, Норма. Вот он.

Он вытянул руку и показал ей маленькое светящееся пятно на небе, летевшее к земле на фоне фантастических красок заката.

Точка стремительно росла в размерах, становилась все ярче, корпус засветился от трения в плотных слоях атмосферы, и Норма услышала грохот звукового барьера. Это был большой грузовой корабль, предназначенный для дальних перелетов в космосе и способный садиться на планеты, хотя обычно погрузочные операции выполнялись транспортными шаттлами.

Грузовоз был довольно громоздким и не слишком хорошо налаженным. Теперь, когда Кидайр оказался в пределах слышимости передатчика, слышались ругательства, которые он отпускал по адресу древних систем корабля. Очевидно, Венпорт не зря списал эту посудину.

Наконец Кидайр подвел судно к ангару, завис над распахнутой крышей и умелым маневром посадил его на пол огромного помещения. Венпорт с замиранием сердца следил за действиями Тука, не уверенный в том, что здоровенный корабль вообще пройдет через крышу. Но Кидайр вписался в отверстие, оставив в запасе еще несколько метров.

Норма наблюдала за посадкой почти с благоговейным трепетом, и Венпорт прямо представил себе, как вертятся шестеренки у нее в голове. У нее были чертежи и расчеты конструкций корабля, поэтому она понимала, какие модификации придется выполнить. Но видеть приземляющийся корабль собственными глазами – от этого ее воображение просто вспыхнуло.

– Это будет прообраз всех межзвездных полетов, – сказала она. – То, что я здесь сделаю, переменит все.

Венпорт заражался от Нормы ее оптимизмом. Она же не могла оторвать взгляд от корабля до тех пор, пока он не встал на пол ангара и к нему не бросились рабочие, чтобы установить стояночные якоря и стабилизаторы.

Норма протянула руку и сжала большую ладонь Венпорта.

– Я ждала этого момента много-много лет, Аврелий. Я просто не верю своим глазам. Мне очень многое предстоит сделать, но теперь я наконец-то могу начать.


Великий Патриарх Иблис Гинджо ожидал, что его прибытие вызовет небольшой переполох, и столица Поритрина Старда была готова к подобающему приему. Тем временем многочисленные планеты бились с мыслящими машинами. Согласно расчетам. Патриарха, нарастающая кампания на Иксе сейчас была в полном разгаре, но Иблис не желал подвергаться столь непосредственной личной опасности. Поэтому подходящим для него местом был Поритрин, поскольку роботы-агрессоры оттуда уже сбежали.

Своим личным участием в подготовке восстания на Земле Иблис доказал всем, что он не трус, но его важное положение руководителя Совета Джихада теперь не позволяло ему подвергать себя большому риску. Хотя его личное присутствие на полях сражений наверняка воодушевило бы отчаявшихся бойцов, Великий Патриарх не хотел, чтобы его видели где-либо еще, кроме полей великих побед. Таких, как, например, здесь.

В сопровождении верного, но незаметного начальника джипола Йорека Турра Иблис вышел из корабля в космопорту Старды и твердым шагом направился навстречу небольшой официальной делегации. Заметив, что лорд Бладд отсутствует, Иблис вполголоса выразил свое неудовольствие, как раз когда к нему подбежал юный поритринец.

– Вы прибыли как раз вовремя, Великий Патриарх. Церемония награждения состоится всего через два часа, но у наших модельеров будет время подготовить ваше появление вместе с лордом Бладдом.

Молодой адъютант был одет в черно-белый китель и парадную фуражку. Такая форма была теперь в моде среди аристократов многих планет.

Когда летающая баржа доставила Иблиса и его свиту в амфитеатр, Патриарху было уже приготовлено место на плавающей у берега реки платформе, но не в центре, а немного сбоку, среди семидесяти других политиков и аристократов. На поросших травой лугах уже собралось более четырехсот тысяч человек, глазеющих на проекционные экраны и слушающих плавающие в воздухе громкоговорители. Прямо на вершине утеса, высившегося на противоположном берегу реки, был спешно воздвигнут мавзолей Маниону Невинному. С новой статуи сняли покрывало, и взорам собравшихся открылась довольно абсурдная картина: огромное скульптурное изображение ребенка, похожего одновременно на ангела и на Будду, сидящего на поверженном роботе.

Лорд Нико Бладд занял самое почетное место, освещенное прожекторами, в начале дорожки, ведущей к сцене. Очевидно, этот фат считал, что зрители собрались здесь ради него.

Тем временем на центральной сцене происходило действо: савант Хольцман получал свою награду под восторженные крики толпы. Изобретатель, лучась неподдельной радостью, махал рукой массе слившихся лиц. Иблис сидел с замерзшей на устах улыбкой.

У Великого Патриарха всегда было на уме какое-нибудь дело, важная задача, которую надо выполнить. Жизнь неразумно коротка, а сделать надо очень и очень много. Глубоко вздохнув, он решил не обращать внимания на проявленное лордом Бладдом неуважение. Во всяком случае, пока.

Такая ситуация, как сейчас, когда множество людей возбуждено убедительной военной победой, всегда предоставит Иблису нужную ему возможность.


Добрые намерения могут причинить не меньше разрушений, чем жестокий завоеватель. Результат один и тот же.

Плач дзенсуннита.


Алиид считал своего друга Исмаила глупцом. Неистовый дзеншиит не мог сдержать презрения и недоверия, когда с насмешкой говорил:

– Ты что, всерьез рассчитывал на благодарность? От кого? От них? Не могу сказать, что я восхищаюсь твоей слепой верой, но она меня забавляет.

В его улыбке не было ничего веселого, только острые углы.

За те месяцы, что прошли с окончания строительства ложного флота, отразившего нападение разбойничавших машин, рабов вывезли с верфи и разбили на более мелкие группы. Многие вернулись к хозяевам на тростниковые поля и в шахты. Алиид остался на фабрике Старды, так как никто из его прежних хозяев не изъявил желания снова забрать его к себе. Сначала Исмаил был рад, что будет общаться с другом своего детства, но позже уже не был так уверен, что это радость.

– Именно мы построили ложный флот, Алиид. Это мы спасли Поритрин. – В словах Исмаила почти физически чувствовались боль и разочарование. – Даже такой избалованный и забывчивый тип, как лорд Бладд, не сможет этого не признать.

– Ты – раб, а он – аристократ, – парировал Алиид. – Он сможет все, что захочет, а мы – только то, что он захочет.

Но Исмаил не желал ничего слушать. Рабы не получили ни отдыха, ни дополнительного пайка, ни лучших условий содержания, ни признания их буддисламской веры… ни малейшей награды. Это было очень нечестно, но, очевидно, один только Исмаил ожидал чего-то другого.

Когда Исмаил был мальчиком, дед учил его с нежной строгостью:

– Раз ты не хочешь говорить о своих заботах с человеком, который поступил с тобой неправильно, то не ропщи, если он не догадается сам улучшить твое положение.

Исмаил сердцем запомнил эти слова. Сутры Корана утверждали, что сердце и душа человека – даже неверующего – суть вместилище основ добра и милосердия. Будучи рабом, он слишком долго оставался пассивным, принимая свой унизительный жребий. Он провел слишком много ночей, раздавая пустые обещания и все больше привязываясь к пустым мечтаниям, пустым, как корпуса ложных кораблей, которые вспугнули флот роботов. Теперь он в долгу перед теми, кто столь долго слушал его слова.

Теперь, когда он и его товарищи сослужили Поритрину неоспоримую службу, Исмаил понял, что настало время представить свои заботы самому лорду Бладду. Бог направит его и научит верным словам. Исмаил докажет Алииду и всем дзенсуннитам, которые слушали у огня его притчи и истории, что вера его не напрасна.

Отчаявшись, Алиид попытался остановить и образумить Исмаила до того, как тот, ничего не подозревая, вляпается в страшную беду.

– Составь хотя бы план, друг мой! Как ты собираешься встретиться с лордом Бладдом? Ты же не можешь просто постучать к нему в дверь и выложить все, что на душе накипело.

– Если он действительно правитель своего народа, то должен выслушивать правдивые жалобы.

У пораженного собеседника округлились глаза.

– Ты раб, а не гражданин. У него нет никаких оснований тебя слушать. – Он придвинулся ближе к другу. – Включи свое воображение, Исмаил. Ты работал на саванта Хольцмана. Тебе известны его привычки, ты знаешь, как он общается с лордом Бладдом. Воспользуйся этим, чтобы найти повод, иначе ты к лорду и на сто метров не подойдешь.

Исмаил обдумал возможности. Он не любил лжи и уверток, но Алиид был абсолютно прав. В этом случае это было единственным средством.

Дождавшись конца следующей смены, Исмаил с другими рабами вернулся в барак. Он вымылся, переоделся в самую лучшую свою одежду, поцеловал жену и приготовился к выходу. С собой он взял стопку рабочих журналов, которые ему удалось захватить с работы, когда расформировали их бригаду, и отправился к известной всем конической башне – городской резиденции лорда Поритрина. На лице раба-ветерана отражалось уважение, но не угодливость. И вел его Буддаллах, придавая силы.

Два гвардейца-драгуна в золоченой броне скептически покосились на Исмаила, когда он остановился перед уличными воротами башни. Тщательно следя, чтобы поведение его не было вызывающим, он стал аккуратно выбирать слова, стараясь не лгать, но лишь слегка смещать акценты.

– Мое имя Исмаил; я должен видеть лорда Бладда.

Драгуны в изумлении принялись внимательно рассматривать стоявшего перед ними человека.

– Раб хочет видеть лорда Бладда? Тебе назначена встреча?

Напарник первого гвардейца добавил:

– Лорд Бладд не снисходит до аудиенций рабам.

Исмаил подумал, не захочет ли Буддаллах заставить этих людей отступить в сторону, освободив ему путь, но вряд ли стоило ожидать столь очевидного божественного вмешательства.

Чувствуя прилив необыкновенной отваги, Исмаил достал похищенные журналы и показал их гвардейцам:

– Я из рабов саванта Хольцмана. Он регулярно посылает подобных мне людей доставить лорду письменные документы. – Он помедлил, прежде чем произнести откровенную ложь. – Савант послал меня с этими бумагами. Он твердо сказал, что дело срочное, и чтобы я не возвращался, пока не передам эти документы лорду Бладду в собственные руки.

– У этого Хольцмана всегда все срочно. – Гвардеец, нахмурившись, посмотрел на Исмаила. – Сегодня у лорда Бладда нет на это времени.

Исмаил не отступил:

– Наверное, вам тогда самому придется объяснить это саванту Хольцману. Он не поверит, что лорд Бладд отказался принять эти журналы.

Затаив дыхание, он ждал. Вера делала его безмятежно-спокойным.

Наступило молчание, и второй драгун неуверенно сказал:

– Раньше мы всегда разрешали им доставлять журналы. Что, если у саванта наступило новое прозрение, как тогда с защитными полями?

Первый драгун согласился с товарищем:

– Пусть Бладд сам вышвырнет его из своего кабинета. Воспользовавшись этим колебанием, Исмаил низко поклонился драгунам и быстро прошел в ворота. Его уверенность обезоружила охрану, и драгуны пропустили раба. С широко раскрытыми глазами Исмаил вступил в дворцовую резиденцию наследственного владетеля, чьи предки в течение многих поколений порабощали последователей буддислама.

Уже внутри здания подозрительный управляющий нахмурился при виде темной кожи Исмаила и его дзенсуннитского наряда. Но имя Тио Хольцмана и внушительные рабочие журналы помогли преодолеть сомнения и снять вопросы. Один из гвардейцев, спохватившись, вошел в здание и приблизился к мажордому.

– Простите, сэр. Если вы хотите, чтобы я его выставил…

Придворный отрицательно покачал головой, потом взглянул на Исмаила, встретил его твердый взгляд.

– Ты уверен, что действительно хочешь передать эти журналы лорду Бладду именно сейчас? У него все равно не будет на них времени. Уже через час он дает банкет для инопланетных художников, которые хотят запечатлеть Старду при разном освещении. – Управляющий выразительно посмотрел на стенные часы. – Если это так важно, то савант Хольцман мог бы заранее оговорить твой приход. Ты уверен…

– Прошу прощения, господин, – перебил придворного Исмаил. Он не стал больше ничего объяснять, но и не изъявлял никакого желания уходить.

– У лорда Бладда будет очень мало времени на тебя.

– Даже одного мига его щедрого внимания будет для меня достаточно. Благодарю вас.

– Проверить, нет ли у него оружия? – предложил драгун.

– Конечно.

Когда обыск был закончен, Исмаила оставили ждать в гулкой пустой галерее. В центре стояла скамья, сделанная из полированного камня. Она выглядела прекрасно, но оказалась очень неудобной. Исмаил сидел неподвижно, терпеливо ожидая.

Мысленно храбрый раб повторял свои излюбленные сутры, стихи которых он заучил еще в детстве, сидя на коленях у деда. Он давно уже перестал желать перемен в жизни, перестал жалеть, что не сумел сбежать от работорговцев, напавших на жителей хармонтепских болот. Хорошо ли, плохо ли, но теперь Поритрин стал его домом, здесь была у него любящая жена и две красивые дочки, сами уже почти взрослые…

Прошел почти час, и вот наконец его повели по широкому лестничному пролету в личные покои лорда Бладда. Исмаила охватил жар, мысли его воспламенились в предвкушении открывающихся возможностей. Если позволит судьба, то его мольба тронет сердце аристократа, правящего Поритрином. Раб надеялся, что слова его будут убедительными.

Комната, в которую его ввели, пропахла ароматическими свечами и дорогими духами. Портные и лакеи наряжали лорда в подбитую мехами куртку, надевали на него золотые цепи и объемные белоснежные манжеты. Его рыжевато-золотистые волосы были уже основательно тронуты старческой сединой. В углах глаз были заметны небольшие плотные вздутия. Лакеи суетились вокруг хозяина, опрыскивая его волосы и щеки ароматической водой. Один из них, высокий и худой, вычищал пылинки из одежды лорда с видом философа, который вот-вот найдет ключ к всеобщему знанию.

Лорд взглянул на Исмаила и страдальчески вздохнул.

– Да, не слишком часто Тио посылает своих рабов лично ко мне, и обычно он не бывает столь настойчив – или тороплив – со своими докладами. Что хочет от меня савант в этот чудесный вечер? Время он выбрал очень неподходящее.

С этими словами лорд протянул руку, чтобы взять принесенные Исмаилом журналы.

Исмаил заговорил тихим и спокойным голосом, как можно вежливее, уважительно, но с оттенком уверенности, будто воображал себя равным собеседнику. Понимая важность каждого своего слова, он черпал безмолвную силу в глубинах своей души.

– Вероятно, произошло недоразумение, лорд Бладд. Савант Хольцман не посылал меня к вам. Меня зовут Исмаил, и я пришел сюда по собственной воле, чтобы говорить с вами.

Потрясенные слуги замерли. Бладд уставился на Исмаила, и во взгляде его читались крайнее недовольство и отвращение. Он метнул гневный уничтожающий взгляд на мажордома, который, в свою очередь, испепелил взглядом гвардейского драгуна.

Боковым зрением Исмаил увидел, как придворный рванулся вперед, чтобы схватить его, но Бладд взглядом приказал управляющему оставаться на месте. Когда он потребовал объяснений, в голосе его звучало раздражение:

– Зачем ты пришел ко мне, если савант Хольцман не посылал тебя? – Он посмотрел на журналы. – Что это?

Исмаил улыбнулся и позволил словам идти свободно в надежде, что смягчит сердце аристократа разумными доводами и взаимопониманием.

– Лорд, поколения моего народа служили Поритрину и защищали его. Мои собратья-рабы и я участвовали в работе над многими проектами саванта Хольцмана, и это спасло многих и многих граждан Лиги от мыслящих машин. В последний год мы без устали работали на изготовлении вашего победоносного флота.

Лорд скривился, словно проглотил гнилую конфету. Потом он оскалил зубы в жестокой ухмылке:

– Это вытекает из определения слова «раб».

Было слышно, как усмехнулся мажордом.

Но Исмаил не находил в этом ничего смешного.

– Мы люди, лорд Бладд. – Он мысленно успокаивал себя, не давая своей решимости ускользнуть. – Мы проливали пот и кровь, чтобы сохранить ваш образ жизни. Мы видели ваши праздники. Благодаря нашим усилиям Поритрин сохранил свою независимость от мыслящих машин.

– Благодаря вашим усилиям? – Лицо Бладда побагровело от неслыханной дерзости этого дзенсуннита. – Вы делали только то, что вам приказывали ваши хозяева, и ничего больше. Это мы видели приближение опасности. Это мы разработали и создали средства защиты. Это мы составили планы, и это мы обеспечили ресурсы для их выполнения. Вы всего лишь собирали детали так, как вам велели это делать.

– Мой господин, вы недооцениваете и преуменьшаете то, что ваши пленники сделали для…

– Чего же хочет твой народ – моей вечной благодарности? Вздор! Вы спасали свою жизнь, а не только нашу. С вас довольно и этого. Или вы предпочли бы сгнить сейчас в тюрьме машин, рассекаемые на части любознательными роботами? Считайте своим благословением, что я не архидемон Эразм.

Он поддернул рукава и отогнал от себя слуг.

– Теперь уходи, раб. Я не хочу больше об этом слышать, и никогда не пытайся снова со мной заговорить. Твой обман – достаточная причина тебя казнить. Я – лорд Поритрина, глава семейства, которое правит этой планетой в течение многих поколений, в то время как ты – ничтожество, пересаженный на нашу землю трус, получающий от моих щедрот свой стол и кров.

Исмаил был глубоко оскорблен, но такие оскорбления ему уже приходилось слышать. Он хотел спорить, высказать свою правду откровеннее, но мерцание мрачного гнева в глазах лорда сказало ему, что никакие его слова не возымеют действия. Он потерпел неудачу. Вероятно, Алиид был прав, насмехаясь над его наивной верой.

Я недооценил, насколько отличными, насколько чуждыми могут быть мысли этого человека. Я совершенно не понимаю лорда Бладда. Человек ли он?

Недавно, когда они вечером сидели вокруг костра рассказов в поселке рабов, Алиид был особенно резок и стал побуждать людей пойти по стопам Бела Моулая. Алиид хотел устроить еще одну революцию, сколько бы крови ни пришлось пролить. Каждый раз, когда Исмаил пытался противопоставить мстительным речам Алиида голос разума, тот всегда умел его перекричать.

После этого разговора с лордом Исмаил уже не был уверен, что сможет отныне спорить с Алиидом. Он сделал все, что было в его силах, и что же? Лорд Бладд даже не стал его слушать. Исмаил поклонился и вышел, пятясь, из покоев лорда. Драгуны грубо схватили его за руки и вывели наружу, ругаясь сквозь зубы. Исмаил не сопротивлялся и не отвечал на их грубость: немного надо было, чтобы они рассвирепели и забили его до смерти.

Но несмотря на то что его вера была поколеблена до самого основания, а его невинные убеждения не выдержали испытания, он не жалел о своей попытке. Пока не жалел.


Через несколько дней пришел новый приказ. Исмаил и многие другие получили назначение на новые работы. Он, Алиид и сотня таких, как они, были направлены в какое-то место, расположенное вверх по течению реки, для работы в независимой лаборатории Нормы Ценвы, женщины-гения, приехавшей с Россака. Когда-то она была помощницей у саванта Хольцмана.

Драгуны также объявили, что раб Исмаил разлучается со своей семьей. Сержант грубым голосом прокричал:

– Твоя жена и дочери останутся здесь ждать нового назначения. – Он осклабился из-под золотого шлема. – Наверняка всех в разные места.

У Исмаила подогнулись колени, он не мог поверить своим ушам.

– Нет, это невозможно! – Он прожил с Оззой пятнадцать лет. – Я не сделал ничего…

Гвардейцы схватили его за руки, но он вырвался и подбежал к пораженной жене, стоявшей рядом с Хамаль и Фалиной.

Лорд Бладд явно выразил свое недовольство, а солдаты только искали случая наказать Исмаила. Взяв парализующие дубинки, они принялись бить Исмаила по коленям, по пояснице, по плечам и по голове.

Исмаил, человек отнюдь не драчливый, свалился с плачем. Озза, вся в слезах, ругала драгунов последними словами и рвалась к мужу, но ее держали крепко. Дочери попытались проскользнуть мимо солдат в золоченой броне, и Исмаил больше испугался за них, чем за себя. Если они привлекут к себе слишком много внимания, их могут просто взять для нечестивого развлечения. Его красавиц дочерей…

– Нет, стойте на месте! Я пойду с ними. Когда-нибудь найдем способ быть вместе.

Озза прижала дочерей к себе, глядя на драгун так, будто готова была им глаза выцарапать. Но она знала своего мужа и не стала делать ничего, что могло бы навлечь на него новую беду.

– Мы обязательно будем вместе, мой дорогой Исмаил.

Откуда-то появился Алиид и встал рядом с Исмаилом, пылая гневными глазами. Даже драгунам понравилась смелая дерзость этого человека. Исмаил стонал, пытаясь встать на ноги вопреки невыносимой боли.

Пока надсмотрщики гнали новую партию рабов вдоль реки, Исмаил все время оглядывался, стараясь увидеть Оззу и девочек – увидеть, быть может, в последний раз. Алиида тоже разлучили с семьей, и с тех пор он так и не видел свою жену и сына.

Теперь Алиид шептал Исмаилу на ухо, пользуясь древним языком чакобса, которого никто здесь не понимал, кроме них:

– Я же говорил тебе, что эти люди чудовища. А лорд Бладд – худшее из них. Теперь ты видишь, что твоей примитивной веры мало?

Исмаил упрямо покачал головой.

Несмотря на все, он не был готов отказаться от дзенсуннитского учения, которое составляло основу его жизни. Увидев его неудачу, не откажутся ли другие, те, кто так внимательно слушал его притчи и сутры, следовать за ним в его вере? Это был о мучительное испытание – и он еще не знал, каким будет окончательный ответ.


175 ГОД ДО ГИЛЬДИИ

27 год Джихада

Год спустя после победы на Поритрине


Война – это фабрика, производящая опустошение, смерть и скрытность.

Декларация противников Джихада


Долгий и медленный перелет до Икса не показался примеро Харконнену спокойным. Простодушный энтузиазм новобранцев на борту флагманской баллисты постепенно сменился страхом перед неизбежным столкновением с силами машин на сильно укрепленном Синхронизированном Мире. Солдаты огромного экспедиционного корпуса понимали, каковы ставки и сколь велика опасность.

Задача Ксавьера была ясна. Повстанцы Икса давно ведут тяжелую борьбу с превосходящими силами кимеков и роботов-охотников, и Харконнен, добавив достаточные силы, должен повернуть ход этой борьбы. Люди не могут позволить себе роскошь поражения. Освободив еще одну планету от власти Омниуса, Харконнен сможет спать спокойнее.

И освобождать миры по одному.


Окта никогда не любила отъездов Ксавьера в битвы Джихада. А на Ксавьера все время сыпались опасные задания, одно за другим. Трудно было смотреть, как он собирается и уезжает, но Окта понимала значение этой нескончаемой войны. Она своими глазами видела, что сделали беспощадные мыслящие машины с ее сестрой Сереной. Война меняет людей. Кто-то должен был защищать невинных. Ксавьер и Вориан были среди тех, кто ради этого рисковал жизнью, и Окта понимала, что эта война – призвание ее мужа. Война требует жертв от каждого.

И хотя Ксавьер очень сильно ее любил и знал, что она безоговорочно верит в него, каждый раз, улетая с Салусы Секундус, он видел в ее глазах страх – но с этим страхом Окта умела справляться. Она делала все, что в ее силах, чтобы он чувствовал, что его любят, чтобы ему было хорошо с ней и чтобы воспоминания о счастье согревали его душу в долгих опасных отлучках до возвращения домой. Однажды он даже пошутил, что Окта назначает самые большие торжества на дни его отъездов.

Вот и теперь, перед отъездом мужа на тяжелую и опасную войну за освобождение Икса, Окта устроила праздник, пригласив на него самых близких родственников и друзей. Как всегда, была приглашена и Серена, но Жрица Джихада редко посещала торжества в узком кругу, не делая исключения и для семейных вечеров. Канцелярия Великого Патриарха от имени Серены отклонила приглашение, ответив, что она просто слишком занята.

Тем, кто не знал Окту, она представлялась застенчивой тихой женщиной, постоянно пребывавшей в тени прославленного примеро. Но когда возникала необходимость, Окта умела мыслить и действовать с решительностью военачальника. Она гоняла слуг, уборщиков и поваров, добиваясь, чтобы все было сделано безупречно.

Старый Манион Батлер провел целый час в винном погребе, выбирая три бутылки редкого вина. Ксавьер знал, что отставной вице-король держал у себя вина только высшего качества, но сам побуждал тестя к выбору, зная, какое удовольствие это доставляет старику.

Ближе к вечеру на прощальный ужин приехали с мужьями две взрослые дочери Ксавьера – Роэлла и Омилия. Роэлле исполнилось двадцать шесть лет, сестра была двумя годами моложе. К полному восторгу родителей Омилия приехала со своей маленькой дочкой.

Окта обожала ребенка и с легкой грустью смотрела, как дитя улыбается Ксавьеру. Он когда-то потерял сына, но сейчас гордился своими дочерьми и радовался счастью, которое сопутствовало им в жизни. Омилия и Роэлла были очень красивы, но здесь Харконнен не мог быть объективным судьей.

– Иногда мне хочется, чтобы у нас был еще один ребенок, – проговорила Окта, ласково щекоча младенца.

Для Ксавьера, правда, самой красивой из всех трех оставалась его жена, его верная Окта, хотя сейчас ей было уже сорок пять лет. Он до сих пор видел в ее глазах неугасимый огонь, юношеского задора и находил ее привлекательнее любой молодой женщины. Ксавьер пожал плечами и сказал:

– Кто может сказать, что ты слишком стара для этого?

– Мне думается, что это все же маловероятно, – поддразнила она мужа, но он продолжал улыбаться.

– Это не причина перестать пытаться.

Но Ксавьер не смог подавить чувство неловкости и сердечную боль, когда встречал других гостей. С его приемным отцом Эмилем Тантором приехали вдова Вергиля Шила и трое их детей.

Ксавьеру не верилось, что после той беды у IV Анбус прошло уже целых два года. Он до сих пор чувствовал боль и стыд, вспоминая, что не сумел защитить Вергиля от кимеков. В момент смерти его брату было тридцать четыре года – конечно, это был уже не ребенок, – но Ксавьер всегда думал об этом улыбчивом молодом человеке как о своем младшем братишке, о мальчике, с которым он когда-то играл… а потом не смог спасти. Вергиль и Шила должны были прожить долгую и счастливую совместную жизнь. У них была чудесная семья, но будущее ее было уничтожено… как его собственное, когда мыслящие машины похитили Серену.

Будь проклят этот Джихад!

Но даже после утраты Серены Ксавьер сумел устроить свою жизнь. Он не стал бы ничего в ней менять, даже если бы это вдруг стало возможным. Он не сомневался, что и Шила сможет сделать то же самое под руководством престарелого, слабеющего Эмиля Тантора.

Хотя Ксавьер был очень рад видеть своего отца и семью Вергиля, он чувствовал себя неловко и не знал, что сказать этим дорогим для него людям. Шила явно опечалилась, глядя на ребенка Омилии, да и отец немного омрачился – вероятно, вспомнив, что его жена Люсилла погибла в катастрофе, так и не увидев первую дочку Вергиля…

Когда слуги поставили на стол первую перемену блюд, Окта начала читать молитву. Она возблагодарила Бога за пищу и дарованную им жизнь, молила о сохранении Ксавьера на войне и об избавлении от Омниуса и всех мыслящих машин.

Ксавьер понимал, что этот вечер, это семейное торжество – событие радостное: ведь близкие и любимые люди хотят попрощаться с ним и пожелать ему успехов и удачи в военной кампании. Иксианская миссия была очень опасной, и хотя он знал, что убить его будет нелегко, но сейчас за столами, в кругу семьи точно так же прощались с близкими и другие солдаты Джихада… и многим из них не суждено было вернуться.

Окта, увидев, что у Ксавьера упало настроение, не стала даже дожидаться, когда внесут основную перемену, и велела позвать трех юных зимийских музыкантов, которые услаждали слух гостей игрой на музыкальных инструментах и красивыми голосами, пока те вполголоса беседовали между собой.

Слушая веселых менестрелей, Ксавьер снова вспомнил погибшего: брата-близнеца Окты Фредо, который всегда хотел стать музыкантом и художником. Взглянув на жену, он ожидал увидеть на ее лице отпечаток той же мысли, но она только наслаждалась музыкой, и вскоре другие гости тоже оживились – оценили вкусную еду, заговорили громче и засмеялись.

Окта сияла. Потом, в жару битвы, он будет вспоминать именно этот миг.

Ксавьер улетал на Икс воевать с безжалостными машинами, но и Окта не менее храбро вела свою битву за жизнерадостность и оптимизм у своих домашних, ибо это было единственное оружие, каким она владела. Она поступала так всякий раз, когда ее муж уезжал на войну, и это всегда действовало хорошо.

Но уж слишком часто он уезжал.


Через несколько лет после того, как Армада Лиги опустошила Землю, Ксавьер Харконнен возглавил первое «официальное» наступление развернувшегося Джихада Серены Батлер. Был наугад выбран один из Синхронизированных Миров – им оказалась планета Бела Тегез – и началось наступление под фанфары. В той битве отличился Вориан Атрейдес, который получил повышение по службе и доказал свою истинную приверженность правому делу человечества.

В битве на Бела Тегез было уничтожено много роботов и разрушена разветвленная инфраструктура, созданная на планете мыслящими машинами, но враг сопротивлялся беспощадно. Исход столкновения остался неопределенным, и люди отступили залечивать раны. Годом позже Вориан Атрейдес, не дожидаясь приказа, провел разведывательную операцию в планетной системе Бела Тегез и доложил, вернувшись, что машины все восстановили и продолжают угнетать уцелевшее население, как будто и не было войны. Джихад не смог добиться поставленных целей, несмотря на все усилия и людские потери.

Однако после Земли и Бела Тегез компьютерный всемирный разум осознал, что характер борьбы кардинально изменился. В ответ на действия людей Омниус с Коррина послал тяжеловооруженный флот на Салусу Секундус, но вновь сформированная армия Джихада – под командованием Ксавьера Харконнена отбила нападение. Сам он считал это расплатой за Зимию, где был тяжело ранен.

Теперь, на пути к Иксу, военачальник жаждал следующего шанса. Много было у него битв за прошедшую четверть века непрерывных столкновений и войн, и в каждой битве у него был такой шанс – нанести еще один удар. Освободить еще больше людей. Уничтожить больше мыслящих машин.

Если бы только удалось поддерживать боеготовность армии… и ее энергию.

На время долгого и утомительного перелета Ксавьер издал приказ о постоянных учениях личного состава, чтобы держать людей в форме. Отдельная боевая единица, отданная под его начало – обычно державшиеся особняком гиназские наемники, – с удовольствием демонстрировала теперь солдатам Харконнена свои боевые приемы.

Примеро часами наблюдал сверху за поединками, оценивая технику боя и мысленно отбирая лучших бойцов среди новобранцев. Эта новая группа наемников его заинтересовала: такого владения техникой рукопашной схватки он никогда прежде не видел.

Особое почтение бойцы выказывали лучшему из них – Йоолу Норету, таинственному и сильному молодому человеку в черном спортивном костюме, Этот юный наемник с бронзовой от загара кожей, зелеными глазами и выгоревшими на солнце волосами только что прибыл с архипелага. Тонкий и быстрый, как хлыст, Норет вертел клинками с такой скоростью, что они становились смертельными жалами.

Загадочный одиночка, Норет редко разговаривал даже со своими товарищами-наемниками. Тем не менее он с энтузиазмом брался даже за самые простые упражнения, не слишком заботясь о собственном здоровье. Казалось, что он был благословен – или проклят – верой в собственную неуязвимость,

Ксавьер, будучи командиром, внимательно за ним наблюдал. В упражнениях Норет выкладывался до конца, но в свободное от них время предпочитал ни с кем не общаться.

Вот и теперь в заполненном людьми отсеке, сидя среди своих товарищей, он будто отключился от внешнего мира. На глазах у всех он сложился едва ли не пополам и застыл в позе «окума», уставившись оцепенелым взглядом в переборку, полностью уйдя в мир созерцания.

Внезапно, быстрее, чем может уловить глаз, он вскочил на ноги и выполнил каскад кувырков и нырков, нанося одновременно удары голыми руками и ногами и более традиционным оружием – дубинкой и тяжелыми парализующими шарами, которые как боласы были привязаны к его запястьям тонкой цепью. Казалось, это был какой-то тест, боевая игра, но гиназские наемники относились к ней со всей серьезностью. На Норета бросились четверо, но он с удивительной легкостью отразил их нападение.

В конце он подбросил оружие в воздух, отразил ударами боевого искусства нападение еще двоих, поймал оружие и спрятал его в потайной карман боевого костюма. Хотя его партнеры получали настоящие удары, никто из них не был серьезно ранен. Они наверняка вызовут Норета на поединок еще раз… и наверняка он снова победит.


Два дня спустя Ксавьер решил поговорить с Норетом, желая побольше о нем узнать. Даже во время длительных и утомительных перелетов с одного поля сражения на другое примеро всегда чувствовал отвращение к панибратству, чего не чурался Вориан Атрейдес. Его друг стал бы обедать в солдатской столовой со всем личным составом, рассказывал бы людям байки о своих приключениях, играл бы с ними в «королевские лилии», выигрывая без самодовольства и проигрывая без злости.

Ксавьер на такое не был способен органически. Он был командиром – военным вождем, но редко другом. Вместо дружеских улыбок и возгласов солдаты, когда он проходил по палубе, щелкали каблуками и отдавали честь. Такое безусловное чинопочитание было преградой между ним и его людьми. За глаза его называли «старым придирой» и «формалистом».

И сейчас с Норетом Ксавьер тоже не собирался заводить дружбу.

Молодой наемник находился в кубрике и приводил в порядок свою нижнюю койку, аккуратно раскладывая по ящикам одежду и оружие. Выполняя даже такие обыденные действия, Йоол двигался необычайно быстро и сноровисто.

В помещении не было никого, кроме дневальных. Примеро подошел к Норету сзади, не производя шума, слышимого за гулом двигателей и разговорами в коридорах. Но к своему удивлению, Ксавьер заметил, что молодой наемник напрягся и подобрался, хотя и не видел подходившего. Норет будто ушами за ним следил.

Ксавьер отошел в сторону и, оказавшись в поле зрения Йоола, встал перед ним, скрестив на груди руки.

– Я наблюдал за вашими боями, Йоол Норет. Ваша техника показалась мне интересной.

– Я видел, что вы наблюдаете за мной, примеро.

Ксавьер уже знал, зачем он решил встретиться с Норетом.

Через неделю они прибудут на Икс и начнут кампанию.

– Мне кажется, у вас есть умения, которые вы могли бы передать моим людям. Эта техника увеличит их шансы выжить в боях с машинами.

Молодой наемник отвернулся резко, как ужаленный:

– Я не преподаватель. Мне еще самому надо многому научиться.

– Но люди уважают вас и хотят учиться у вас. Если поучите их своим методом, много жизней спасете.

На лице Норета отразилось страдание – он будто сжался, ушел в себя.

– Я не за этим согласился участвовать в Джихаде. Я хочу уничтожать мыслящие машины. И погибнуть смертью храбрых.

Ксавьер не понимал, что за демон терзает этого человека.

– Я бы предпочел, чтобы вы храбро бились и уцелели, чтобы убить еще больше врагов. А если вы научите моих солдат воевать лучше, то это ускорит нашу победу.

Норет замолчал надолго, и Ксавьер уже думал, что он вообще не ответит.

– Я не буду учителем, – произнес наконец Йоол. – Это слишком тяжелое бремя в дополнение к тем, что я уже несу. Не на моих руках будет их кровь, если они не сумеют действовать должным образом.

Он поднял глаза на стареющего офицера, и лицо его было грустным.

– Но я не буду возражать… чтобы они наблюдали, если хотят.

Ксавьер согласно кивнул, не желая пока что давить дальше и выяснять, что так сильно гнетет Норета.

– Этого хватит. Может быть, ребята чему-нибудь научатся, глядя на вас. Если так получится, я по возвращении домой буду ходатайствовать об увеличении вашей платы.

– Не надо мне этого, – ответил Норет с лицом напряженным и странно путающим. – Вы только дайте мне убивать машины.


Берегись друзей, желающих добра. Они бывают столь же опасны, как и враги.

Генерал Агамемнон. Мемуары


Когда Ксавьер и его экспедиционный корпус отбыли на Икс, Вориан продолжал напряженно рассматривать альтернативы. Грубая сила – это тактика устаревшая и старомодная, притом никак не самый эффективный способ разгромить мыслящие машины. Глаза его озорно поблескивали, а ум рождал варианты, строил планы, которые могли оказаться действеннее, чем все корабли Джихада, вместе взятые.

Это было больше, чем дружеское соперничество с другим примеро. Умная хитрость может спасти неисчислимо много жизней. Человеческих жизней.

Без фанфар и вообще как можно более незаметно Вориан снарядил одноместный разведывательный корабль. Как обычно, друзья-офицеры сильно обеспокоились. Они напоминали о риске и настаивали, чтобы Атрейдеса сопровождал эскорт боевых кораблей. Но Вориан только посмеивался и отмахивался. Они до сих пор не знали, что он сделал с пленной сферой Омниуса, спрятанной в кокпите. Никто из них не знал – пока что.

Выйдя в открытый космос, Вориан направил свое судно к планете, которую не рассчитывал посетить вновь, и уж во всяком случае, по своему выбору: к Земле. К колыбели человечества. Превратившейся в радиоактивный обугленный шар.

Вориан знал, что найдет там… но все же полетел туда.

Хотя у него не было причин высаживаться на поверхность, он не пожалел времени на крейсирование над бурной атмосферой, на сканирование безжизненных материков. На ночной стороне они были черными, без каких бы то ни было признаков цивилизации, а на освещенной стороне виднелись клубящиеся белые облака, темные океаны и коричневые материки почти без признаков зелени.

Он вспомнил, как много раз подлетал к этой планете на своем «Мечтательном путнике». Перелистав гроссбух памяти, он мысленно увидел себя и независимого робота Севрата, увидел, как они приближаются к колыбели человечества, к центральной планете Омниуса. Плетение городских огней, яркая сеть огней заводов, цивилизация никогда не оставляли Вориана равнодушным. Но сейчас ничего там не блестело. Двадцать пять лет прошло после термоядерного пожара, и планета до сих пор выглядела мертвой. Возможно, когда-нибудь Земля снова станет обитаемой, но пока что это был только шрам на месте раны, которую люди нанесли мыслящим машинам и… самим себе.

Здесь провел Вориан возраст своего становления, здесь он внимательно читал мемуары своего отца, впитывая извращенную версию истории генерала-кимека. Потом Серена Батлер показала ему, что жизнь его полна искажениями и откровенной ложью. Он бежал, и это бегство стало его вторым рождением.

Начав новую жизнь свободным человеком в Лиге Благородных, Вориан был очарован человеческой историей. Он читал летописи древнего человечества и запомнил истинного Агамемнона, древнего полководца, который воевал с троянцами, как записано было в «Илиаде» Гомера.

Изучая источники, Вориан старался отделить историю от мифа, точную информацию от легенды. Но иногда даже сказания сомнительной точности могли породить интересные идеи. Изучая деяния первого Агамемнона, он был особенно заинтригован рассказом о троянском коне…

Ученые Лиги не поняли бы его действия – или начали бы проводить бесчисленные тесты, но такую роскошь нельзя позволить себе в военное время.

Охваченный ностальгией и одновременно решимостью, Вориан оставил Землю позади и направился к месту своего истинного назначения. Следуя траектории, некогда пройденной им вместе с кораблями Армады Лиги по пути к Земле, он вылетел на окраину Солнечной системы. Тогда он был еще всего лишь недавним перебежчиком, которому не слишком доверяли. Но он решился нарушить приказ и погнался за кораблем с копией Омниуса, который пытался ускользнуть. Вориан догнал тот корабль, дезактивировал его капитана-робота и оставил судно дрейфовать в космосе… на двадцать пять лет.

Теперь Вориан принялся искать следы давно потерявшего управление корабля, сканируя районы, где вдали от солнечного света, среди остатков комет и космической пыли он продолжал свой бессмысленный путь.

– Не прячься от меня, Железный Умник, – произнес он мысленно. – Выходи, поиграем.

Сейчас Вориан ругал себя за проявленную тогда непредусмотрительность. Что стоило установить здесь маяк; но теперь пришлось всерьез заняться вычислениями, определяя возможные орбиты корабля. Не жалея времени, он прочесывал разреженную пустыню пространства. Наконец вблизи рассчитанного им места он заметил характерный силуэт корабля роботов.

– Ага, вот ты где.

Улыбаясь, Вориан подогнал свое судно к кораблю роботов и умело соединил оба корабля. В Зимии он много месяцев работал с пленным Омниусом, добавляя хитрые циклы, ошибки и расставляя виртуальные мины. Исходная серебристая гель-сфера находилась рядом с ним, украденная из кибернетической лаборатории. Теперь с ее помощью вся запрограммированная им зараза будет выпущена на Синхронизированные Миры.

Эту услугу окажет ему непреднамеренно его старый товарищ Севрат.

Вориан надел дыхательную маску и вошел в ледяную замороженную атмосферу парализованного корабля с обновлениями. Робот, похожий на человека с медной кожей, выведенный из строя, когда Вориан воздействовал на него скремблером, должен и сейчас находиться на борту.

В момент своей измены Вориан испытывал неловкость. Севрат был ему верным товарищем, странным, но искренним другом во многих путешествиях. Но, хотя Вориан до сих пор питал к этому роботу слабость, преданность делу Джихада была сильнее, поддержанная целеустремленностью и осознанием правоты дела человечества. При всех своих качествах Севрат был мыслящей машиной, то есть заклятым врагом рода человеческого… и Вориана Атрейдеса.

Оказавшись на борту, Вориан ощутил себя незваным пришельцем. Казалось, ему сопротивляется сам пронизанный жесточайшим холодом воздух, и Вориан двигался молча, боясь задеть хоть что-нибудь. Он не имел права оставить никаких признаков своего присутствия – ни одного отпечатка пальцев, ни одного следа подошвы. Вся внутренняя поверхность корабля искрилась инеем, вся влага в неподвижном воздухе превратилась в лед, но ни один шаг Вориана не отпечатался на рифленой металлической палубе.

В кокпите он обнаружил знакомый человекоподобный силуэт капитана, с которым Вориан так долго служил, пилот-робот, перевезший между планетами бесчисленное количество обновлений Омниуса. Севрат с тех пор так и остался недвижимым, в его медном лице, как в зеркале, отражался искаженный образ Вориана, смотревшего сквозь маску на независимого робота.

– Значит, ты меня дождался, – сказал Вориан, подавив укол ностальгии, промелькнувшей на краю сознания. – Боюсь, что оставил тебя не в слишком достойном положении. Ты уж прости, Железный Умник.

Он открыл секретный отсек, из которого двадцать пять лет назад выкрал обновление земного Омниуса. Вытащив серебристую гель-сферу из кармана, Вориан положил ее в гнездо, точно туда же, откуда извлек ее четверть века назад. Хотя ученые Лиги исследовали эту копию в течение всех двадцати пяти лет, Вориан тщательно очистил память компьютера от всяких воспоминаний об этих опытах. Даже само испорченное обновление не будет знать, что с ним произошло.

Коварно улыбаясь, Вориан запер и запечатал отсек хранения, тщательно проверяя, что не остается следов. Информация, содержащаяся в гель-сфере, будет выглядеть полностью допустимой, хотя и внесены в нее модификации такие, которые ни одна мыслящая машина сразу не определит.

Ненадолго мыли Вориана были омрачены беспокойством за Севрата. Что с ним будет, когда Омниус обнаружит те разрушения, что невольно доставил независимый робот. Он надеялся, что его не демонтируют тут же на месте со злости. Наверное, просто сотрут полностью ядро памяти. Грустный конец для столь достойного напарника… Зато Севрат забудет те до отвращения плохие анекдоты, которые все время рассказывал.

Может быть, Омниус снова поставит Севрата на ту же работу – если всемирный разум переживет тот хаос, что принесет старый Железный Умник. Жаль, что Вориан этого не увидит…

Наконец Вориан с большим удовольствием реактивировал системы робота, восстановив энергоснабжение выведенного из строя тела Севрата. Вориану хотелось подождать, поговорить со старым приятелем и научить играть в «Королевские лилии» или рассказать ему пару анекдотов про Омниуса, которыми солдаты армии Джихада скрашивали свой казарменный досуг. Но, конечно, это было невозможно. Через несколько дней робот проснется, полагая, что его гель-контурные системы постепенно восстановились.

Но к тому времени Вориан уже будет далеко отсюда.

Закончив дело, он вернулся на свой корабль. Это еще не скоро заметят, но Вориан Атрейдес был убежден, что только что нанес по Синхронизированным Мирам сокрушительный удар.

После стольких лет кровавого Джихада настало наконец время дать Омниусу нанести поражение самому себе. Ирония ситуации ощущалась почти на вкус…


Есть время атаковать, и есть время выжидать.

Из обновления корринского Омниуса


После оформленного должным образом публичного появления на Поритрине Иблиса Гинджо попросили подумать о поездке на Икс, где велись самые тяжелые бои. Лорд Бладд утверждал, что такое посещение поднимет моральный дух солдат Джихада, жертвующих жизнью ради победы.

Но Иблис с ходу отверг эту мысль, даже не став обсуждать ее с Йореком Турром. Для него нестабильная обстановка на Иксе была слишком опасной. Революция людей на этом Синхронизированном Мире, спровоцированная его же собственными профессиональными агитаторами из джипола, вспыхнула задолго до того, как туда должен был прибыть флот вторжения Джихада. Даже если силы людей одержат победу, на улицах будут лежать десятки тысяч мертвых тел. А если примеро Харконнен потерпит поражение, то убитых будет еще больше.

Нет, Иблис не желал там оказаться. Это слишком рискованно, как с личной так и с политической точки зрения.

Только когда победа на Иксе станет окончательной и необратимой и когда солдаты Джихада очистят планету от мыслящих машин – вот тогда Иблис Гинджо, Великий Патриарх, триумфально прибудет на Икс. Тогда он торжественно появится на покоренной планете, и большая часть славы за победу достанется ему. А потом всегда можно будет использовать Икс как место массовых митингов, зовущих к новым, еще более крупным операциям, как было с Поритрином.

Если поход примеро Харконнена идет по плану, то его силы скоро будут на Иксе, хотя они из-за большого расстояния не смогут тотчас оповестить о своем прибытии по назначению. Великое сражение начнется через несколько дней, но Великий Патриарх не сразу узнает его исход…

Иблис пробыл на Поритрине месяц, устроив себе несколько приватных встреч с аристократами, среди которых были прибывшие с Эказа и других планет для участия в запоздалом празднестве. Несмотря на серьезность угрозы со стороны машин, патриции не были расположены к деловым разговорам. Они хотели какое-то время просто наслаждаться победой, хотя это и был крошечный шажок по направлению к конечной цели. Пообщавшись с этими глупцами, раздосадованный донельзя Иблис объявил, что отбывает заниматься важными делами Джихада.

Лорд Бладд благожелательно возражал против раннего отъезда Великого Патриарха, но Иблис понимал, что лорда не особо волнует, останется Иблис или улетит. Так что он покинул Поритрин в сопровождении двух сотрудников джипола – мрачного неколебимого Йорека Турра и молодой женщины-сержанта, недавно принятой в личную гвардию Иблиса. Турр выполнял функцию первого пилота, а сержант Флорисция Шико была вторым пилотом и ординарцем. Иблис удалился в свою каюту, чтобы отдохнуть и заняться дальнейшими планами во время долгого путешествия.

В своих, шикарных апартаментах он сел в глубокое кресло и включил ролевую биоголографическую игру, действие которой происходило на Древней Земле – под предлогом узнать побольше об основателе исходного исламского учения, веры, возникшей до второй и третьей волны Старой Империи. Целью Иблиса было узнать историю первого Джихада и понять его во всей полноте.

Погрузившись в игру, Иблис увидел себя в облике воображаемого спутника, сопровождающего великого человека, но не говорящего с ним. Пророк в белых одеждах стоял на гребне дюны, обращаясь к столпившимся внизу ученикам.

Внезапно образы, окружавшие Иблиса, заколебались, расплылись, и снова выступили реальные стены роскошной каюты. Голоса древности слились с подлинными голосами, звучавшими по линии связи космического корабля. Зазвучал сигнал тревоги, вернувший Иблиса к действительности.

Кто-то тряс его за плечо и громко кричал что-то прямо ему на ухо. Он сосредоточился и увидел прямо перед собой лицо и завитые короткие волосы Флорисции Шико.

– Великий Патриарх, вы должны немедленно подняться на верхнюю палубу!

С трудом приводя себя чувство, он поспешил за женщиной. На переднем экране он увидел огромный астероид, заполнивший все пространство впереди. Вращаясь, астероид неумолимо приближался.

– Это не естественная орбита, сэр, – сказал Турр, не отрываясь от экрана консоли управления, на котором вычерчивалась траектория астероида. – Астероид корректирует курс, как только я пытаюсь выполнить маневр уклонения. Ускорение явно имеет искусственный характер.

Иблис взял себя в руки и расправил плечи. Он – командир, и таким должны видеть его подчиненные. Темный Турр и более молодая и менее бывалая Флорисция явно начинали нервничать.

– У нашего судна усиленные двигатели, – сказал Иблис. – Мы можем оторваться от любого астероида.

– Теоретически – да, – ответил Турр, пытаясь выжать из корабля все возможное, – но он продолжает набирать скорость, сэр, и идти прямо на нас.

– До столкновения осталось пятьдесят секунд, – произнесла со своего места второй пилот.

– Но это смешно. Какой-то астероид…

В одном из кратеров астероида засветилось пламя, и корабль дернулся, словно пойманный огромной рыбачьей сетью. Свет потускнел, палуба закачалась под ногами.

– Нас захватили притягивающим лучом, – констатировал Турр.

Из консоли управления вырвался сноп искр, похожий на поритринский фейерверк. Иблис услышал донесшийся из машинного отделения взрыв. Экраны консоли погасли.

Астероид нависал все ближе и ближе, надвигаясь с неумолимой мощью. Шико в полном отчаянии сгорбилась в кресле. Турр со злостью хлопнул по панели управления ладонью:

– Двигатели выведены из строя! Сдох корабль посреди космоса.

У него на лысине заблестели капельки пота.

Астероид подтаскивал корабль все ближе и ближе, затягивая в зияющий кратер. Это космическое тело явно было громадным космическим кораблем, замаскированным под астероид. Но чей это был корабль? Иблис, терзаясь гневом и страхом, облизал пересохшие губы.

Вдруг на корабле полностью отключилось питание, даже аварийное. Будто холодным ветром повеяло из тьмы, поглощающей корабль, когда гигантский астероид втянул его в себя.


Биологическая жизнь – коварная, мощная сила. Даже когда думаешь, что она уничтожена с корнем, она находит способ скрыться… и регенерировать. Когда с этим крайне выраженным инстинктом выживания сочетается человеческий ум, то перед нами страшный противник.

Омниус. Файлы данных Джихада


Далеко за пределами Солнечной системы в космосе дрейфовал маленький курьерский корабль с выключенными двигателями, медленно приближаясь к краю диффузного кометного облака. Севрат начал смутно сознавать происходящее, уровень сознания повышался, но робот по-прежнему не понимал, где он находится и сколько времени прошло после отключения.

В замороженном корабле постепенно включались системы, на переборках таял иней, на обездвиженного капитана закапала талая вода. В глубине своего механического сознания Севрат слышал и чувствовал удары капель и ощущал клубы конденсирующегося пара. Несвязное пока мышление вдруг заставило Севрата вспомнить о древней земной пытке, хотя пока еще не все контуры его памяти были ему доступны.

Он не мог судить о течении прошедшего времени и не знал, где находится его судно. Он знал только одно – в момент внезапного отключения сознания он находился в курьерском корабле и вез обновления для Омниуса. Программа оценки вероятностей подсказывала: Вот где я должен сейчас находиться. Потом он вспомнил свое задание.

Обездвиженный, он пока воспринимал ту малость информации, что была ему доступна. Еще одна капля-росинка упала на его металлический корпус.

Кабина оттаивает. Следовательно, она была заморожена. Следовательно, должно было пройти время, достаточное, чтобы при отключенных стандартных системах упала внутренняя температура корабля.

Так как внутренние контуры робота были пока активированы лишь частично, Севрат не знал, поврежден ли его гель-контурный разум. Сколько времени прошло? Он попытался найти ответ, но не смог. Однако, приступив к диагностике своих ментальных путей, он обнаружил, что с каждым мгновением доступ к ним расширяется.

Я был деактивирован.

Процесс возвращения к жизни показался независимому роботу слишком долгим. Уже осознанно он включил вспомогательную программу выявления и устранения повреждений. Память продолжала пока оставаться хаотичным нагромождением фрагментов и была по большей части недоступна, но робот уже мог сказать, что она самостоятельно восстанавливается – кусок за куском.

Это мне снится? Результат неисправности в гель-контурах? Но могут ли машины видеть сны?

Программа исчисления вероятностей включилась и ответила прозвучавшим внутри Севрата голосом: Это наяву.

Робот явственно слышал потрескивание и пощелкивание, а также высокий жужжащий звук. Потом ядро его программ восстановилось полностью, быстро сортируя и собирая разрозненные фрагменты памяти. В нее тотчас поступило сообщение о содержании последних минут перед отключением. Севрат бежал с Земли, подвергнутой атомной бомбардировке с кораблей Армады Лиги. Дальше была погоня… Вориан Атрейдес. Этот доверенный человек повредил курьерский корабль, перешел на его борт и принудительно деактивировал робота-капитана.

Внешние сенсоры робота пока не работали, и Севрат не мог с уверенностью сказать, есть ли на борту разумные создания – люди или машины. Во всяком случае, напавший на него человек исчез.

Робот понял, что его длительное взаимодействие с сыном Агамемнона сделало его уязвимым для неразберихи и непредсказуемости человеческих поступков. Вспоминая своего второго пилота, Севрат с трудом думал о бывшем доверенном человеке как о враге, хотя именно Вориан обездвижил его – причем дважды!

Почему мой друг так поступил со мной?

Понимание мотиваций человеческих поступков не было сильной стороной Севрата и даже не входило в его программу.

Капитан-робот выполнял свои обязанности с помощью средств, вложенных в него Омниусом. Очень важно выяснить, являются ли повреждения необратимыми. Сможет ли он восстановить все свои функции в прежнем объеме.

Словно давая роботу ответ, системы продолжали одна за другой восстанавливаться. Уже больше восьмидесяти процентов их были активны.

Севрат все же предпочитал выполнять свои курьерские обязанности вместе с Атрейдесом, а не в одиночку, хоть его и раздражал недостаток у человека предсказуемости. Он совсем не похож на тех неимоверно тупых людей, которых приходилось наблюдать.

Внезапно ожили все программы и начали выдавать Севрату полноценную информацию, сообщая роботу о постепенно устраняемых ошибках, и это отвлекло его от столь неприятных размышлений. Засияли оптоволокна, вдруг затопив мозг робота каскадом детальных изображений холодной и мертвой кабины курьерского корабля.

Функции разума включились на полную, сливаясь в стройный гул систем, проверяющих и перепроверяющих информацию, перелопачивая и отбрасывая биты ошибочных данных. На стенах, на палубе и на панели управления виднелись едва уловимые признаки коррозии, старения и длительного бездействия. Он снова попытался определить, сколько лет прошло, и снова безуспешно.

Находится ли Армада Лиги возле Земли, атакуя тамошнее воплощение всемирного разума? Может ли Омниус бежать? Севрату было приказано взять с Земли последние обновления земного Омниуса, и он выполнил приказ, поднявшись с Земли в тот момент, когда корабли Джихада начали атомную бомбардировку.

Цела ли сфера обновлений? Илия не выполнил самое важное свое j задание?

Сканируя внутренность кабины, Севрат дошел до отсека, где хранилась копия Омниуса. Ловкие руки робота открыли отсек, и Севрат сразу увидел серебристую гель-сферу, нетронутую и, по всей видимости, невредимую. По системам робота прошла волна, очень напоминающая чувство облегчения.

Он защитил обновления компьютерного всемирного разума, единственную копию последних мыслей некогда центрального Омниуса. Вориан Атрейдес не взял ее, хотя и имел такую возможность. Кто может понять этих людей?

Но теперь это не важно. Гель-сфера цела и осталась у Севрата. Задание осталось то же: доставить копию.

За несколько минут, которые показались Севрату куда длиннее обычных, системы робота закончили процедуры самопроверки и восстановления. Робот переключил свое внимание на корабль и с облегчением обнаружил, что двигатели тоже включились в сеть, хотя их подсистемы еще не прогрелись.

Вориан всего лишь оглушил капитана-робота, очевидно, чтобы помешать ему бежать. Но со временем изощренные гель-контурные системы робота сумели себя восстановить.

Панель управления кораблем вспыхнула разноцветными индикаторами, загудели, запищали звуковые сигналы пробуждающегося механизма, будто в нем проснулись какие-то крошечные существа. Все еще функционирующий хронометр сообщил Севрату потрясающую новость: с момента его деактивации прошло почти двадцать пять земных лет. Двадцать пять!

Запустив двигатель на полную рабочую мощность, Севрат аккуратно направил корабль к планетам Солнечной системы. Включив при подходе сенсоры дальнего обнаружения, он был готов реагировать на любой знак присутствия Армады Лиги. Битва должна была уже закончиться: внимание людей не может быть так долго приковано к одному объекту. Сейчас Омниус либо сокрушил вторжение людей, и тогда эта гель-сфера уже никому не нужна, или всемирный разум был уничтожен, и тогда сохраненная Севратом копия важна как никогда.

Он направил корабль ближе к окруженной облаками планете, чтобы осмотреть континенты и некогда величественные города роботов, но увидел лишь изуродованные и оплавленные развалины. Радиационный фон был повышен, но не удалось поймать ни одного машинного сигнала. Севрат не увидел ни одной силовой станции и не получил ответа на запрос, посланный по стандартным каналам связи с Омниусом.

Земля была разрушена. Мыслящие машины были здесь истреблены, но ради этого люди причинили своей древней родине такой непоправимый урон, что и сами не смогли на ней жить.

Но это не слишком утешало Севрата.

Севрат кружил над безжизненной и бесполезной планетой, и вдруг его потрясла мысль: Земля уничтожена, а это означало, что почти наверняка у него осталась вообще единственная резервная копия земного Омниуса.

Одна-единственная.

Севрат стал оценивать ситуацию, расставляя приоритеты. Если правда, что машины не пережили холокост на Земле, то ни один из существующих Омниусов не получил важнейших данных, содержащихся в обновлениях, которые вез Севрат. Таким образом, задание Севрата превращалось в жизненно важную миссию. И все внутренние программы говорили в унисон:

Ты должен исполнить еще один долг.

Коснувшись сенсорных клавиш, Севрат взял курс на ближайший Синхронизированный Мир, чтобы доставить туда гель-сферу с последними мыслями земного Омниуса. Он пойдет дальше по маршруту, заданному ему четверть века назад. Скоро информацию обновления получат все воплощения всемирного компьютерного разума, и все будет так, словно земной Омниус не был уничтожен. Недолговечной окажется победа людей, и Севрат сможет сыграть свою последнюю шутку над Ворианом Атрейдесом.


Как интересно было бы мне загрузить в свою память информацию из разумного биологического объекта – подобно тому, как передаются данные между компьютерами. Сколько сил можно было бы сберечь и скольких бесполезных гипотез избежать, если бы я мог полностью погрузиться в сознание объектов моего исследования. В каком-то смысле эта цель всегда была главной во всех моих опытах с людьми, и в какой-то степени мне удалось проникнуть под их коллективный покров и начать мыслить, как мыслят они. Но у людей есть поверхностные и глубокие слои мышления и поведения, и мне по большей части удалось исследовать только поверхностные слои. За каждой запертой психической дверью, которую я в конце концов отпираю, является другая запертая дверь, за ней следующая и так далее… и к каждой двери надо подбирать свой особый ключ. Какие сложные и таинственные создания эти люди. Какой потрясающий вызов, какая сверхзадача – построить человека с нуля!

Эразм. Размышления о разумных биологических объектах


Воспитание детей не должно быть таким тяжким испытанием, таким исполненным провалами, отсутствием взаимопонимания и до смешного медленным процессом. Отпрыски человеческие должны стремиться к учению, черпая знания у старших, которые помогают детям раскрыть их потенциал. Если бы у всех родителей при воспитании детей возникали такие трудности, с которыми столкнулся Эразм в лице своего юного подопечного из рабских бараков, то род человеческий вымер бы задолго до того, как цивилизация людей смогла создать мыслящие машины.

Но такие мысли неизбежно возвращали Эразма к анализу собственных действий. Может быть, он что-то делает не так? Но такое неконструктивное мышление он не любил – надо просто больше учиться.

И все-таки жаль, что Омниус не выбрал какой-нибудь другой объект. С изучением этого экземпляра у Эразма возникли большие трудности.

Мыслящие машины в противоположность людям полностью функционально пригодны с момента своего запуска. Роботы, будучи неизмеримо полезнее людей, действуют согласно заложенным в них инструкциям. Они подчиняются мысли и выполняют задания эффективно, совершая последовательность логических действий.

Этот дикий человеческий детеныш, несмотря на все менторские усилия Эразма, оставался… воплощением хаоса. И Эразму не к кому было обратиться за советом. Уже не в первый раз он пожалел, что рядом нет Серены Батлер.

Каждый робот был включен в сеть, управляемую компьютерным всемирным разумом, в лабиринт согласованно работающих схем, ведущих Синхронизированные Миры к состоянию всеобъемлющего порядка и прогресса.

Люди же были привержены своей хваленой «свободе воли», которая позволяла им совершать ужасные, непоправимые ошибки, а потом бормотать бессвязные извинения. Но эта свобода, однако, была залогом творческой активности и воображения, каковые позволяли людям создавать замечательные шедевры, добиваться грандиозных свершений, до которых мало какой машинный разум смог бы додуматься. Это было преимуществом.

Но это вот… существо не было способно ни на что подобное. Этот ребенок едва ли чем-нибудь отличался от животного. Казалось, этот юный субъект мог в одиночку увеличить энтропию вселенной на порядок.

– Прекрати немедленно, Гильбертус Альбанс.

Этот приказ стал уже привычной фразой Эразма, но мальчик будто не понимал даже этой простейшей инструкции.

Эразм сам нашел имя для этого ребенка после долгого изучения классической истории, выбирая для имени такие звуки, которые отличались респектабельной и важной тональностью. Но пока это имя абсолютно не отражало поведения ребенка, как и его полную неспособность выполнять простейшие инструкции.

Дикому детенышу раба можно было много раз повторять одно и то же, и он просто не делал того, что ему велят. Временами Эразм пытался понять, глупость это или упрямство.

Сейчас Гильбертус разбил принадлежавший роботу цветочный горшок, разбросав осколки терракоты и комья земли по выложенному плитками полу и погубив цветок.

– Прекрати делать это, – повторил Эразм, придав на этот раз голосу большую суровость. Строгость тоже не возымела никакого действия. Но какой цели служит это детское непослушание? Гильбертус не извлекал ни малейшей выгоды из всех этих разрушений; казалось, он получает удовольствие от актов вандализма просто потому, что Эразм не разрешал ему этого делать.

Гильбертус смахнул с подставки еще один горшок, потом выскочил из оранжереи и помчался в свою комнату. Засвистела развевающаяся накидка Эразма – с такой скоростью этот заслуженный робот бросился вслед за мальчиком.

Омниус наверняка наслаждался этим зрелищем, свысока наблюдая его через недреманные очи своих летающих камер.

Когда Эразм вбежал в комнату, Гильбертус уже успел скинуть с кровати подушки и простыни и разметать их по полу. Он сорвал со стоек кровати прозрачные занавески, а потом начал сбрасывать с себя одежду.

– Прекрати это, Гильбертус, – скомандовал Эразм, нахмурив свое лицо из текучего металла и придав ему строгое отеческое выражение.

В ответ маленький дикарь набросил на зеркально блестящую голову робота свои испачканные трусы.

Это уже требовало смены тактики.

Хаос продолжался, набирая обороты, но группа роботов, не обращая на него ни малейшего внимания, принялась, войдя в комнату, наводить в ней порядок. Роботы-уборщики собрали с пола разбросанное постельное белье и одежду; убрались они и в оранжерее, вынеся разбитые горшки, выметя осколки терракоты и вычистив пол. Но мальчишка старался опережать их в своем разрушении.

Гильбертус Альбанс стоял голышом посреди комнаты, производя грубые неприличные звуки, потом вскочил на кровать, убегая от роботов, которые и не пытались его поймать – во всяком случае, пока.

Глядя на это бесчинствующее создание, Эразм решал, что делать дальше. Ребенка облачали в роскошные одежды, но он не придавал этому абсолютно никакого значения. Робот неустанно и терпеливо пытался учить его манерам, социальной ответственности и другим аспектам приемлемого поведения. Но Гильбертус продолжал ломать ценные вещи, устраивал беспорядок у себя в комнате, рвал книги и отказывался учиться.

Хотя дикарь, по всей видимости, не слушал, робот произнес, не повышая голоса:

– Бессмысленно было бы с моей стороны продолжать устранять повреждения, который ты за собой оставляешь. Система благожелательности и вознаграждений не дает видимого эффекта.

Он сделал знак своим роботам. Они стремительно бросились к Гильбертусу и крепко его схватили, удерживая мальчишку, несмотря на его отчаянное сопротивление.

Эразм снова заговорил:

– Теперь мы прибегнем к системе строгого надзора и наказаний.

От отступил в сторону, чтобы державшие мальчика роботы могли пройти в дверь.

– Отведите его в мою лабораторию. Посмотрим, можно ли заставить его вести себя прилично.

На протяжении столетий Эразм вскрыл и внимательно изучил строение тысяч людей и точно знал, как причинить боль, неудовольствие и страх. Робот отлично умел действовать энергично, не нанося при этом необратимых увечий. По возможности он не хотел калечить или убивать этого раздражающего мальчишку. Естественно, не из сочувствия – мальчик представлял собой интересную и трудную задачу. Кроме того, Эразм не желал признать перед Омниусом свою неудачу.

Были такие варианты, как наркотики и мозговая хирургия, но Эразм полагал, что это может не соответствовать условиям соглашения со всемирным разумом, который бросил ему этот вызов. Эти методы придется оставить про запас, на крайний случай.

Мальчик продолжал вырываться: он злился, но не желал признавать свое поражение. Эразм понимал, что в этой борьбе нервов у его подопечного нет ни малейшего шанса.

– Только я вижу, на что ты способен, Гильбертус Альбанс, и я не намерен пасовать перед тобой.

Они прошли по коридорам в большую операционную и лабораторию.

– Это причинит мне больше страданий, чем тебе. Но всегда помни, что я делаю это ради твоего же блага.

Это утверждение представлялось Эразму нелогичным, но он отрабатывал новую методику – имитацию слов, с которыми родители часто обращаются к своим детям перед наказанием. Когда они вошли в лабораторию и извивающийся в руках роботов мальчик стал проявлять неподдельный страх, Эразм произнес ровным бесстрастным голосом:

– Отныне ты будешь больше внимания уделять своим урокам.


Сознание и органы чувств позволяют человеку предсказывать реальность, пусть и фрагментарно. Мыслящие машины, сколько бы ни вели расчеты, никогда даже не приблизятся к такой способности, даже не поймут, как это возможно.

Титан Геката. Дневник изгнанницы


Иблис Гинджо попал в западню, будто его проглотил какой-то космический гигантский кит. Все системы корабля отключились, погасли панели управления, выключилось питание. Сейчас Иблис и двое его спутников оказались в угольной черноте таинственного искусственного астероида.

Мы обречены.

Офицеры джипола клялись защищать Великого Патриарха, но что они могли сделать? Флорисция Шико побледнела, ее коротко остриженные светлые волосы слиплись от пота. Она смотрела на Великого Патриарха так, будто он может призвать с небес молнию и разнести эту странную тюрьму. Даже верный Йорек Турр – человек, успешно выполнивший множество опасных поручений своего вождя и мастерски разоблачающий шпионов всемирного разума на всех планетах Лиги, тоже был охвачен страхом.

Иблис же не смел проявлять слабость. Чтобы отвлечься от собственных мрачных опасений, он напустился на своих соратников:

– Джипол сталкивался со многими опасностями, но ни разу не поколебалась его вера в меня и в дело великого Джихада Серены Батлер. Что ж теперь этот таинственный астероид превратил вас в испуганных суеверных идиотов?

Во тьме и в тишине они ждали решения своей участи. Да и что еще оставалось им делать?

Внезапно снаружи блеснул какой-то причудливый свет, словно пропущенный через ограненный бриллиант. Грот осветился. Блестящие полированные панели стенок засверкали блестками, яркими, как маленькие солнца.

Молодая женщина-сержант прикрыла глаза рукой, Йорек же смотрел, даже не пытаясь скрыть любопытство. Иблис, ростом выше всех остальных, стоял за их спинами и внимательно всматривался в пространство грота. Клубы тумана бродили в освещенном пространстве.

– Как будто этот астероид проглотил и кусочек неба… Наконец огни вспыхнули вокруг входного люка, и над головами узников раздался спокойный женский голос:

– Выходите из корабля, Иблис Гинджо. Я хочу лично познакомиться с Великим Патриархом. Не стесняйтесь – мне пришлось приложить немало усилий, чтобы устроить эту маленькую вечеринку.

Женщина-сержант посмотрела на Иблиса глазами круглыми, как монеты, а Турр поглядел на него твердо, не мигая.

– Я буду сопровождать вас, Великий Патриарх.

Стараясь сохранить маску мужественности и повелительную осанку, Иблис прикрикнул на Шико:

– Перестаньте демонстрировать свой испуг, сержант. Определенно это… это существо не собирается нас уничтожать. По крайней мере сейчас.

Хотя все остальные системы остались отключенными, люк распахнулся, и в корабле повеяло холодным ветром с легким запахом металла. Воздух внутри астероида казался стерильным, консервированным, но был вполне пригоден для дыхания.

Хотя Иблис и не был уверен, что кто-нибудь из них выберется отсюда живым, держался он храбро. Если что-то может их спасти, то только его умение убеждать. Как если бы предстоял разговор с представителем какой-нибудь важной планеты в Ассамблее Лиги, Иблис пригладил волосы и вышел в сверкающую зеркальную камеру. Турр, стараясь не отставать, последовал за ним; и нервная Шико поспешила следом, готовая, вопреки страху, проявить верность вождю, которому присягала.

Выйдя из корабля, Иблис поставил руки на бедра, несколько, раз глубоко вздохнул и с интересом огляделся вокруг.

Потом, никого не увидев, он громко закричал:

– Зачем вы захватили нас?

Слова его эхом отразились от стен и затихли. Потом послышались скрежет, жужжание и металлический лязг. Из затененной ниши вперед выступил силуэт размером с человека – вроде бы это была машина, но совсем не такая, какие видел Иблис, будучи доверенным человеком машин и надсмотрщиком над рабами на Земле: прекрасное и одновременно чудовищное создание на грациозных сегментированных конечностях. Голова, усаженная оптическими зондами, покоилась на красиво изогнутой шее, украшенной перламутровыми чешуйками, с боков из корпуса выступали две пластины, похожие на призматические крылья бабочки. Заостренные передние конечности изящно изгибались, как лапки богомола. Машина напомнила Иблису робота-дракона, устрашающего, но эстетически совершенного.

Кимек.

Стоявший рядом Турр едва не задохнулся от изумления. Такая реакция этого обычно невозмутимого и хладнокровного человека была для Иблиса неожиданной.

Дракон внимательно рассматривал своих пленников. Потом, лязгая металлическими конечностями, подошел ближе. Машина эта была не столь пугающей, как кимеки в боевых корпусах, виденные Иблисом на Земле.

Флорисция Шико пронзительно взвизгнула и выбросила вперед руку с оружием. Прежде чем она успела выстрелить, кимек-дракон поднял переднюю конечность с антеннами и линзами. Едва видимый всплеск энергии вызвал завихрение воздуха, мощная волна ударила сержанта, и Шико в мгновение ока опрокинулась на полированный металлический пол.

– Вы, хретгиры, не изменились ни на йоту, – произнес женский голос, доносившийся из аппарата. – Неужели таким способом вы хотите произвести на меня приятное впечатление? Давайте начнем нашу беседу не с насилия, ладно?

Кимек быстрой походкой подошел к месту, где неподвижно лежала Флорисция.

– Аякс всегда говорил, что женщины склонны к избыточным реакциям. Правда, мне потребовалось несколько сотен лет, чтобы понять, какой он идиот.

Вопросы, накопившиеся в голове Иблиса, словно прорвав невидимый шлюз, хлынули из уст, как водопад:

– Откуда вам известно, кто я? Кто вы? Зачем вы взяли нас в плен? Чего вы хотите?

Зеленые металлические глаза кимека блеснули.

– Годы ушли у меня на сбор информации, и ваш Джихад – это самое лучшее приключение, с которым мне пришлось столкнуться за все прошедшие годы. Это очень зрелищно, что-то вроде гладиаторских боев времен титанов. Хотя я рада, что от этих титанов избавилась.

– Но кто вы? – спросил Иблис, стараясь придать своему голосу всю возможную убедительность. – Назовите себя.

Рябью прошедшая по зеркальным фасеткам лица вибрация отразилась радугой, как летящие в солнечном свете водяные брызги.

– Как это ни печально, но я нисколько не удивлена, что мое имя совершенно забыли за прошедшую тысячу лет. Сомневаюсь, что Агамемнон написал мою парадную биографию, как он сделал в отношении остальных двадцати титанов. А уж Аякс, вероятно, нисколько не скучал по мне.

– Вы титан?

Дракон сверкнул и засиял. Он и так сделал множество намеков, и ведь Иблис провел всю первую половину своей жизни под гнетом титанов. Этот кимек говорил так, словно и он был на Земле рядом с Агамемноном и остальными. Но Иблис знал только живых титанов. Так что намекать дальше просто не имело смысла.

– Вы даже не пытаетесь угадать? – почти обиженно спросил кимек. – Хорошо. Я – Геката.

– Геката? – выпалил Турр. – Это… это невозможно!

Иблис был поражен не меньше своего верного соратника:

– Одна из первых поработительниц человечества?

– О, отнюдь не из первых. У человечества всегда находилось достаточно поработителей.

Иблис очень хорошо знал историю первых кимеков, а буйный нрав Аякса знал на собственном горьком опыте. Он вспомнил, что тысячу лет назад Геката была возлюбленной Аякса, но отказалась от своего положения титана и скрылась в неизвестных частях космоса. С тех пор ее никто не видел.

– Вы всерьез считаете нас поработителями человечества? Это звучит очень зловеще, хотя это было не более чем юношеская неосторожность. Тогда и я была дерзкой и горячей. Но это; лишь показывает, куда можно зайти в создании новых парадигм гедонизма. – Геката задумчиво хмыкнула. – Но многое изменилось с тех пор, да и у меня было много времени на раздумья. Я, если можно так выразиться, повзрослела. За тысячу лет непрерывных размышлений можно повзрослеть.

Изображая уверенность, которой он вовсе не испытывал, Иблис сел рядом с кимеком, стараясь, правда, не слишком сильно приближаться к крыловидным выростам корпуса. Геката сидела чуть выше него. Гинджо казалось, что его мозг вот-вот взорвется от тысячи возможностей, грозовыми тучами клубящихся в его сознании.

– Вы правы, Геката. Возможно, нам с вами есть о чем поговорить.

Турр перестал обращать внимание на оглушенную Шико, словно она уже не имела для него никакого значения. Теперь он смотрел на Иблиса черными помертвевшими глазами. Потом он повернулся к Гекате и сказал:

– Нам надо знать, где вы были все это время. Вы в союзе с титанами или с Омниусом?

Женщина-кимек презрительно рассмеялась:

– Когда я покинула Старую Империю, Омниуса еще не было в природе. А титаны? Зачем бы я стала возвращаться к этим тупицам? У меня нет желания повторять эту ошибку.

– Тем не менее мне кажется, что вы пристально следили за событиями, – тихо произнес Турр. – Вероятно, вы многое знаете о Синхронизированных Мирах.

Иблис попытался понять ситуацию.

– Я слышал множество рассказов о вас, Геката, но не знаю, насколько они правдивы. Почему вы покинули титанов? Чего вы хотите теперь?

Геката опустилась ниже, словно присев на корточки, чтобы начать рассказ. Страх Иблиса уступил место любопытству и увлеченности.

– Сначала я примкнула к Тлалоку и его мятежникам, поскольку меня влекла идея власти и величия. Мне тогда было скучно, и на меня легко было произвести впечатление. Когда они приняли в свои ряды Аякса, чтобы усилить свою военную мощь, он взял меня с собой. Я была для него не более чем игрушкой, но умела доставлять ему удовольствие. Когда титаны опрокинули Старую Империю, мне страшно понравились атрибуты власти: большие поместья, услужливые лакеи, роскошная одежда и сверкающие драгоценности. Это было весьма приятно, но настолько же мелко.

Иблис изо всех сил старался сопоставить всю эту информацию со сложившимся у него образом одинокого титана, который решил отстраниться от завоеваний.

– Я… знал Аякса. – Он вздернул подбородок, не зная, разумно ли слишком много рассказывать Гекате. – Он был пустой задира.

– О нет, куда больше, чем пустой задира. Он был кровавый мясник, маниакальный убийца. Законченный мерзавец.

– Но вы любили его, – заметил Иблис. – А теперь вы хотите, чтобы мы поверили вам и приняли вашу дружбу?

Мертвые глаза Турра сузились, словно он заранее не верил ее ответу.

– Что вообще привлекло вас в таком человеке? До того, как стать титаном, он был иным?

– О нет, он всегда был склонен к насилию, но Аякс дарил мне дорогие подарки и сокровища – все, что я хотела. Он льстил моему чувству собственной исключительности, хотя тогда я была просто глупа.

Позже, слушая великолепные речи Тлалока, я начала лучше разбираться в положении вещей… но оно меня мало интересовало. Вы должны понять, что Тлалок был великий провидец. Юнона, Агамемнон и Барбаросса были просто одержимы идеей завоевания власти. Я примкнула к ним. У меня не было особой тяги к славе. Но я хотела наслаждаться роскошной жизнью императрицы – примерно так, как сейчас хочет этого ваша жена, Иблис Гинджо. – Он поежился. Геката немного помолчала, покачивая живописной головой. – Но уже не та, что была раньше. Совсем не та.

Молодая сержант джипола беспокойно заерзала, но ни Иблис, ни Турр не обратили на нее внимания.

– Со временем я поняла, что все, чего я так жаждала, ничего не стоит. Может быть, я поздно прозрела, но наконец я осознала свою ошибку. – Тихий смех прозвучал почти победно. – Пойми я это чуть раньше, вся история титанов могла бы выглядеть бы по-другому. Превратившись в кимека, я стала равнодушной к блеску драгоценностей – сквозь оптические световоды и полноспектральные сенсоры они совсем по-другому выглядят. Я стала ценить другие вещи, так как на размышления у меня был такой срок, какой едва ли может представить себе смертный.

– Просвещенный кимек, – пробормотал Турр, считая само это словосочетание невозможным.

– Так ли сильно я отличаюсь от когитора? Помню свои ощущения, когда я прожила свой первый век. Подумать только, целых сто лет! Мне это и теперь кажется древностью, хотя теперь я прожила в десять раз больше. Но, обладая телом кимека, я по-прежнему энергична и бодра, как в молодости. Я решила совершенствоваться – принялась за изучение философии и литературы, стараясь познать, каких благ могли бы достичь люди. Ясно, что Старая Империя была позорным пятном, омрачавшим потенциальное развитие человечества. Скучной тратой времени, раскручиванием часов истории назад. Старая Империя почти загасила индивидуальный человеческий дух и творческие порывы.

Будучи кимеком, я стала задумываться: есть ли смысл в бессмертии ради самого бессмертия? Становится невыносимо скучно просто существовать в течение многих столетий. Будущее представлялось мне тусклым и бесформенным.

Она повернула свою шарнирную шею, словно кокетливо рассматривая свое отражение в зеркальных стенах грота.

– Я отдалилась от Аякса. В наших механических телах мы больше не нуждались в телесном общении. И он был – надо это признать – законченной сволочью. Я была, должно быть, глупа или слепа, что не видела этого раньше. Я изменилась и выросла духовно, а он так и остался примитивным хулиганом, и я поняла, что это навсегда. При силе кимека и отсутствии внутренних запретов его кровожадность и тяга к насилию выросли так, что стали мне невыносимы. Та ужасная бойня на Валгисе во время первого восстания хретгиров была последней каплей… и я оставила его. Я оставила их всех. Не нужны они мне были. И я сказала всем титанам, что им делать со своим господством.

Тем временем я построила себе корабль и дополнительные механические тела, куда можно было перемещать емкость с моим мозгом. Я решила отправиться в исследовательский полет по всей вселенной. Стать галактическим туристом, имеющим в запасе столько времени, сколько можно пожелать. И я не могу сказать, что титаны сильно расстроились от моего ухода. – Геката помолчала, ее блестящие металлические конечности едва заметно вздрагивали. – А потом, не прошло и двух лет, их подчинил себе Омниус.

У Турра явно пересохло в горле.

– И вас не было здесь тысячу лет? – хрипло спросил он. – Именно поэтому о вас не знает сейчас ни один кимек?

– Я уверена, что они постарались меня забыть. Но пятьдесят лет назад я вернулась и начала собирать информацию. Производить разведку, как вы могли бы это назвать. Я видела, что натворил здесь Омниус. Это совершенно иная беда, чем беда, причиненная титанами.

– Осталось очень мало из первых двадцати титанов, – осторожно сказал Иблис. – Вы знаете, что даже… даже Аякс погиб?

– А, да, знаю, – небрежно ответила она. – И я знаю, что его убили вы.

Иблис похолодел. Он не мог ответить, ибо понимал, что любые извинения прозвучат слабо, а лгать он не осмелился. Она рассмеялась странным механическим смехом.

– Не волнуйтесь – мне следовало бы поблагодарить вас за это. Возможно, когда-нибудь это сделают все потенциальные жертвы Аякса. Честно говоря, я вообще удивлена, что он так долго протянул. За все годы правления титанов он так ничему и не научился. Стыд и срам, что всего один человек может упустить столько возможностей. – Она подняла вверх обе свои механические руки. – Вопрос вот в чем: не собираетесь ли и вы попусту растратить свои возможности?

Иблис сглотнул слюну пересохшим ртом.

– Что вы хотите от меня, Геката? О каких возможностях вы говорите?

– Я все знаю о вашем Джихаде, и я знаю, кто вы, Иблис Гинджо. Или мне следует называть вас официально – Великим Патриархом? Интересный титул – вы сами его придумали? Именно поэтому я вас и выследила. Думаю, что вместе мы многого можем достичь.

Сердце Иблиса было готово разорваться от волнения, но в лице он не изменился.

– У вас есть план или какая-то долгосрочная перспектива? Или вам просто скучно и надо чем-то заняться?

– Неужели у меня не может быть своих личных мотивов? Возможно, я все эти годы кипела гневом на титанов, а теперь вернулась. Джихад – это мой шанс присоединиться к борьбе. – Она провела металлической рукой по полированному полу. – Какая вам разница, если я готова помочь вам одержать победу?

Иблис посмотрел на Турра. Оба ничего не могли противопоставить такому разумному объяснению. У их ног медленно приходила в себя Шико, начавшая моргать глазами, соображая, где она находится и что с ней произошло.

– Подумайте об этом. Пока мои бедные товарищи-титаны были принуждены служить Омниусу, я осталась свободной и сохранила свою независимость. Когда Агамемнон узнает, что я решила помогать хретгирам, его мозг сварится в собственной электрожидкости. Но дело в том, что я самую малость раскаялась. Теперь, когда люди решили наконец отбиваться изо всех сил, я тоже хочу принять участие в этом празднике.

Иблис затаил дыхание – его захлестнуло осознание неслыханных возможностей. Каким замечательным союзником может стать этот дракон!

– Для нас будет невероятным преимуществом иметь на своей стороне одного из первых титанов, Геката. Я не отказался бы от вашей помощи. Вы… могли бы стать секретным оружием.

– Секретным оружием! – Геката засмеялась. – Мне нравится эта мысль.

Но как политик Иблис понимал, что такой сенсационный товарищ по оружию может вызвать невероятное возмущение среди наиболее суеверной части населения – учитывая пыл солдат Джихада и их ненависть к мыслящим машинам во всех их формах. Парламент Лиги и Совет Джихада будут яростно возражать, впустую тратя такую неслыханную возможность.

День ото дня набирало силу непонятное движение противников Джихада; люди устали от войны и хотели каким-то магическим образом добиться мира. Что сделают они, если узнают о Гекате?

Однако титан-отступница производила впечатление несколько легкомысленной и легковесной. Ей может надоесть неорганизованность людей, и она перестанет им помогать.

– Лучше бы пока сохранить наши беседы в тайне, – сказал Турр, словно читая мысли Великого Патриарха. – Это позволит нам избежать парламентской перебранки и политической возни.

– Вы практичные люди. Есть ли у вас для меня конкретное задание? Мне не терпится начать.

– Да! – Глаза Иблиса сверкнули. – Вы можете помочь нам превратить поражение в победу.

И он объяснил Гекате, что имеет в виду.


Война пробуждает в природе человека худшее – и лучшее тоже.

Мастер меча Джав Барри


Пока флот примеро Харконнена готовился к схватке с кораблями противника на орбите Икса, Йоол Норет и маленькая группа бойцов начали тайную войну в пещерах, прорезавших всю кору планеты.

Перед высадкой на поверхность Икса примеро Ксавьер Харконнен отдал им боевой приказ:

– Пять отдельных боевых групп должны с боем выходить по туннелям под главный компьютерный узел иксианского Омниуса. Каждая группа понесет с собой компактную боеголовку, способную разрушить город. Ваша задача – доставить их в цитадель Омниуса. Если нам повезет, то хотя бы одна из групп сумеет пробиться к месту назначения.

– Не будет ли слишком больших потерь от применения атомных зарядов? – спросил Йоол Норет.

– Будет, – признал примеро. – Но Омниус пытается уничтожить людей в катакомбах Икса. Бомба, которую вы понесете, рассчитана на порождение интенсивного локализованного импульса испарения, который стирает гель-контурные мозги. Это тактическое оружие, поэтому число раненых будет незначительным, а разрушение промышленной инфраструктуры – ограниченным.

На лице командующего не было оптимизма, но он пытался скрыть свое подавленное настроение.

– Это лучшее, что мы можем сделать. Но поскольку удар должен быть нанесен точно, мы вынуждены послать несколько групп для гарантии, что боеголовка будет доставлена к цели. Задание будет нелегким.

Задание казалось самоубийственным, шансы на успех – призрачными. Йоол Норет вызвался первым…

Бросившись в схватку вслед солдатами в мундирах Джихада, Йоол Норет метнул последнюю скрэмблер-импульсную гранату. Она застучала по наклонному туннелю навстречу группе боевых роботов, которые с грохотом бежали к бойцам. Граната взорвалась, испустив импульс Хольцмана, и боевые роботы застыли неподвижными искрящимися корпусами, как статуи из металлолома.

Однако извилистые коридоры туннелей и толстые каменные стены быстро гасили импульсы гранат, и на смену обездвиженным роботам-убийцам шли и шли новые.

Не останавливаясь и не колеблясь, Норет пробивался вперед, неся с собой стандартное вооружение и отцовский импульсный меч. Гранаты казались ему оружием труса, и он предпочитал разить врагов по одному в рукопашных схватках.

Если бы только их не было так много.

Хотя он был всего лишь молодым наемником и официально никем не командовал, все же именно он возглавил наступление, обходя звенящие завалы обездвиженных роботов. Стены пещеры еще гудели эхом последнего скрэмблер-импульса. Шедшие сзади солдаты Джихада задерживались, чтобы ударить или пнуть выведенных из строя металлических врагов, но нетерпеливый Норет их подгонял:

– Энергию надо тратить на реальных противников, которых требуется убить, а не на уже сраженных.

Согласно планам, составленным уцелевшими повстанцами, эти катакомбы располагались под основными промышленными и компьютерными центрами. Мрачный и изможденный проводник группы, иксианец по имени Хендон, потерял друзей, жену и детей в недавней бойне, возглавленной титаном Ксерксом.

Этот несчастный поведал солдатам страшные подробности массового убийства, потом повел их по узким туннелям. Если целеустремленным наемникам удастся установить свои портативные атомные заряды в центральном укрепленном комплексе, где находилась главная гель-сфера местного Омниуса, то Икс будет освобожден от машин одним взрывом раз и навсегда.

Одежда у Хендона порвалась, руки и грудь были худы, как у скелета, отросшие волосы спутаны. Однако лицо спасшегося повстанца выражало только решимость.

– Сюда. Мы почти у цели.

Он прожил под землей полгода, постоянно ускользая от мыслящих машин и уничтожив собственноручно тридцать одного робота.

– Излишне говорить, – сказал он с мрачной усмешкой, – что меня разыскивают.

Ниже по ходу туннеля роботы-убийцы держали захваченных заложников: боевая группа слышала их крики. Но машины не стали использовать заложников в качестве разменной монеты для сделки, а просто рвали людей на части, словно надеясь устрашить наемников. Хендон застонал, услышав звуки этой бойни.

Когда люди бросились на роботов, те подняли пышущие языками пламени стволы своих конечностей, готовые открыть огонь начиненными взрывчаткой гранатами.

– Приготовиться рассыпать строй, – скомандовал армейский офицер. – Защитные поля включить!

Хендон укрылся за пятью гиназскими наемниками, которые временно включили защитные поля, создав непреодолимый барьер поперек туннеля. Так как поля становились ненадежными при длительном включении, наемники выключали их всякий раз, когда могли не опасаться прямого огня противника.

Роботы-убийцы раз за разом разряжали оружие, выпуская заряды. От сильной детонации рушились стены, сотрясался потолок. Вниз падали обломки камня, но индивидуальные поля пока держали.

– Первая шеренга – ложись!

Когда роботы разрядили оружие, защищенные полями солдаты расступились. Издав боевой клич, Норет пронесся мимо них. Подняв тяжелый огнемет, он начал стрелять по рядам механических солдат. Потолок туннеля треснул, сверху посыпались огромные обломки. Норет не уклонялся, не закрылся полем – просто продолжал стрелять, пока не выжег всех боевых роботов в туннеле. Не останавливаясь, он взглядом поискал уцелевших противников и, никого не найдя, сделал знак Хендону:

– Вперед, быстро! Веди нас к цели.

Передовой отряд наемников бежал за Норетом и проводником. Всем диверсантам пришлось включить поля, закрываясь от падающих камней. Как только они выбежали из туннеля, потолок окончательно рухнул, завалив проход. Стены сложились, подняв тучу красноватой пыли, похожей на свернувшуюся кровь.

Некоторые в страхе оглянулись на заваленный выход, но Норет крикнул им:

– Мы все равно не вернемся этим путем, зато теперь по нему нас не догонит ни один робот.

– Идем! Нам надо наверх! – Хендон был охвачен возбуждением, смешанным с ужасом. – Цитадель Омниуса – у нас над головами.

Сзади инженеры-ядерщики тащили цилиндр, содержавший атомный заряд – малый по планетарным масштабам, но достаточно мощный, чтобы испепелить большую часть построенного Омниусом города.

Как раз сейчас примеро Харконнен командовал боем на орбите, но не менее важную победу надо было одержать здесь, внизу. Если все сложится удачно, то Норет уничтожит Омниуса.

Хендон жестом указал на стекловидную оплавленную породу, сквозь которую вверх по отвесной шахте уходили металлические перекладины лестницы.

– Скорее, пока мы не упустили шанс! – Он, опередив остальных, полез наверх. – Свершатся планы моей мести за эту бойню!

Периодически беглец оглядывался, и глаза его сверкали во тьме. Норет лез вслед за ним. Его внезапно охватило подозрение, но молодой наемник вообще всегда оставался настороже. Механический сенсей Хирокс учил его никогда не чувствовать себя в полной безопасности.

Они добрались до бронированного колпака компьютерного узла, самого секретного павильона резиденции всемирного разума. Механизмы, трубы, каналы, охлаждающие цилиндры превратили потолок и стены в какую-то индустриальную жуть. Ниже уцелевшие соратники Норета, едва переводя дыхание, упрямо тащили тяжелую боеголовку. Наконец цилиндр с зарядом уложили на пластинчатый металлический пол в куполе узла. В полном изнеможении наемники отключили перегретые поля Хольцмана, чтобы приступить к работе.

Норет огляделся, ожидая увидеть роботов, защищающих Омниуса в самом его сердце. Он был готов их убивать – не зря же он учился этому в тысячах схватках с Хироксом. Гулко звучали механизмы, повинующиеся электрическим импульсам. В центре зала находился светящийся пьедестал, на котором покоилась гель-сфера компьютерного разума.

Но не было ни бронированных охранников, ни роботов-убийц. Что-то здесь было не так.

Норет осторожно присел, оставив включенным свое защитное поле, хотя оно уже недопустимо мигало.

Военные инженеры вскрыли контейнер боеголовки. Один из офицеров включил передатчик и связался с флагманом на орбите

– Примере Харконнен, группа три на месте. Немедленно присылайте транспорт. У нас всего несколько минут.

С флагмана тотчас последовал ответ:

– Судно уже в пути. Вы справились раньше, чем мы ожидали.

– У нас был отличный проводник – Хендон, – сказал Норет.

– Что передают другие группы? – спросил один из военных инженеров, настраивая ядерный взрыватель.

– С ними нет контакта, – ответили с корабля. – Вы единственные, кто вышел на связь. Мы вообще не были уверены, что кто-то дойдет до цели.

– Мы это сделаем, – тихо, но убежденно проговорил Норет, едва заметно вздрогнув от вести о гибели остальных наемников. Но только гиназцы могли справиться с подобным заданием. – Теперь мы отправим этих роботов в пять отсеков их машинного ада.

Внезапно, словно всемирный разум подслушал эти слова, переплетенные трубки и мигающие панели сдвинулись в стороны и выдвинулись вперед, издавая звонкие щелчки. В стенах оказались вмонтированными стволы многочисленных орудий: ружья, гранатометы, какое-то другое оружие зловещего вида.

– Берегись! – Норет схватил Хендона и спрятал его под защиту своего поля.

Но другие не успели среагировать столь же быстро. Взвыл смертоносный ливень осколков и раскаленных пуль, разрывающих на части живую плоть на глазах у Норета.

– Отпусти меня! – извиваясь, кричал Хендон.

– Отпустить? Я же спасаю тебя. Зачем ты…

Хендон отчаянно лягнул Норета, стараясь высвободиться. Норет выругался, и в этот момент иксианец сумел вырваться из его рук.

– Спаси меня, Омниус!

Охваченный яростью Норет ударил прикладом своего ружья Хендона по ногам. Раздался хруст костей, крик боли, и Норет втащил Хендона под свое поле. Машины продолжали стрелять по убитым диверсантам.

– Ты сломал мне ноги!

– Я мог бы убить тебя на месте, поэтому считай, что тебе повезло.

Под градом снарядов дергались тела убитых.

– Пока повезло, – добавил Норет.

Снаряды с невообразимым грохотом отскакивали от защитного поля. Барьер Хольцмана легко отражал их, хотя вся система была уже опасно разогрета. Вой снарядов не стихал, и Норет очень хотел ответить огнем, но не мог стрелять сквозь защитное поле. Кроме того, он не хотел упустить изменника Хендона. Барьер продолжал сотрясаться от ударов, и Норет чувствовал себя совершенно открытым.

Он стоял посередине камеры и в бессильной ярости выкрикивал проклятия Омниусу. С горечью смотрел он на безжизненные изуродованные тела своих товарищей, убитых в течение нескольких мгновений. Рядом с истерзанными телами двух инженеров лежала открытая боеголовка. На нее и упал сейчас взгляд Норета. Визжащий предатель продолжал извиваться в железных руках Йоола. Сейчас через плотные слои атмосферы спускается корабль, уклоняясь от битвы, которую ведет на орбите примеро Харконнен. Надо бы сказать им, чтобы не беспокоились.

Хендон завел доблестных бойцов в ловушку.

Находясь под защитой поля, Норет сомкнул пальцы на тощей шее негодяя.

– Мы сражаемся за свободу человечества. Почему ты изменил этому делу?

Костлявый человек все еще пытался вырваться, но переломы истощили его силы.

– Я знаю три способа порвать тебе горло ногтями, – проговорил Норет ему в ухо. – Есть еще два способа сделать это зубами. Убить тебя сейчас или ты расскажешь, какой наградой смог прельстить тебя Омниус, что ты забыл убитых товарищей, погибшую жену и всех, кого ты любил?

Хендон оскалил зубы в презрительной улыбке.

– Любовь – это эмоция ничтожных хретгиров. Когда я помогу Омниусу подавить восстание, он сделает меня неокимеком. Я буду жить много столетий.

– Теперь тебе осталось жить всего несколько минут. – Норет взглянул на хронометр, зная, что должен тщательно рассчитать свои действия. Скоро прибудет спасательный корабль. И неизвестно было, сколько еще времени продержится защитное поле, пока окончательно не перегреется. Действовать надо быстро и без промедления.

Под сводами зала загремел голос Омниуса:

– Ты потерпишь неудачу. Нет никаких шансов на успех.

– Пересчитай вероятности. – Норет подтащил предателя к боеголовке. Отправляя группу на задание, инженеры проинструктировали диверсантов, как подготовить к взрыву старый атомный заряд, взятый со складов Занбара. Это было сравнительно простое устройство с радиусом действия в один километр.

Вполне достаточный радиус.

Омниус продолжал вести огонь по одной-единственной оставшейся цели. Норет чувствовал, что перегруженное поле нагревается все больше и больше. Это начинало всерьез его тревожить. Приходилось держать Хендона, а это связывало руки и заставляло тратить время зря.

Норет нагнулся и взял из сумки одного из своих павших товарищей прочный гибкий кабель. Он завел Хендону руки за спину, стянул острым кабелем локти предателя, а потом замотал его руки до самых запястий. Потом взял у убитого товарища генератор защитного поля и подключил его к своему барьеру. Переключившись на новый щит, он проверил, что тот держит.

– Теперь у меня есть время, которое мне нужно, – и намного больше, чем его осталось у тебя. – Он отпихнул от себя вырывающегося Хендона. – Вот так, и если ты такой верный пес, то, может быть, Омниус не разрежет тебя пополам. Хотя я сомневаюсь, что даже компьютерный всемирный разум может рассчитывать траекторию каждого из этих снарядов и их рикошеты от неровных стен.

Связанный рухнул на пол, не устояв на сломанных ногах, и пополз в середину зала.

– Не стреляй, Омниус! Осторожнее, а то попадешь в меня! – Ожидая ответа, он скулил от боли.

Огонь действительно немного стих, но одна из пуль ударила Хендона в левое плечо, издав при этом чавкающий звук камня, упавшего в жидкую грязь. Раненый кричал и извивался, но не мог связанными руками дотянуться до кровоточащей раны.

Норет склонился над боеголовкой и выполнил процедуру инициирования, потом поставил часовой механизм на восемь минут и заблокировал управление. Теперь обратного хода не было.

Он надеялся, что спасательный корабль прибудет вовремя, но важно было не это. Задание выполнено, а он сам… Ну что ж, незаменимых нет.

Повинуясь мстительному порыву, он достал еще один кабель и привязал Хендона к тяжелой боеголовке. Прижав объятого ужасом человека лицом к таймеру, чтобы тот видел, сколько секунд ему осталось жить, Норет сказал:

– Последишь за временем за меня, ладно?

Швырнув карманный взрывпакет в направлении одного из маленьких люков, ведущих в зал Омниуса, Норет вскрыл дверь и стремительно бросился в коридор, надеясь, что план лабиринта окажется верным. Индивидуальное защитное поле мигнуло и отключилось – перегретое и уже бесполезное.

Омниус сейчас вызывает на подмогу роботов, но у Норета не было времени сражаться с ними. Таймер уже отсчитывал секунду за секундой. Гиназец мог бы отослать спасательный корабль и остаться здесь до последнего вздоха, уничтожая миньонов всемирного разума. Своими действиями он в одиночку уничтожил иксианскую инкарнацию Омниуса – разве одного этого не достаточно, чтобы считать его клятву исполненной?

Но теперь поздно об этом думать. Спасательное судно уже в пути. Одна только мысль о тех мужественных солдатах Джихада, которые теперь спешили к нему на выручку, вместо того чтобы продолжать сражаться с Омниусом, придала ему сил. Пригнув голову, Норет бросился вперед, расталкивая и разбрасывая боевых роботов, пытавшихся блокировать путь к отступлению.

Набрав скорость, он издал боевой клич и одним ударом ноги оторвал голову одному из роботов. Он помнил каждый миг своих тренировочных боев с механическим сенсеем Хироксом и теперь пользовался всем, чему научил его учитель. Душа павшего наемника Джава Барри вселилась в Йоола Норета, превратив его кровь в чистый адреналин.

Он мог бы уничтожить еще десятки роботов за оставшееся время, но решил бежать, уклоняясь от схватки, продвигаясь к выходу в конце туннеля. Он вырвался на волю, окунувшись в прохладную атмосферу Икса, ослепленный тусклым дымным светом. Норет не стал смотреть на хронометр, чтобы узнать, сколько секунд осталось до взрыва. Над головой его в небе сверкали разноцветные молнии, сплетавшиеся в жуткой электрической буре, но нигде не было видно грозовых туч – это чудовищная космическая битва кипела в небе.

Маяк Норета беззвучно испускал сигналы, проходя свою полосу частот; Норет этого сигнала не слышал, но для машин он звучал набатом. Как и для спасательного шаттла.

Вдруг в небе возник серебристый корпус корабля, пикирующий подобно хищной птице. Норет выбежал на открытое пространство между складами и дымящими фабриками. Хотя его было и без того ясно видно, он принялся размахивать руками, стараясь привлечь внимание пилотов. Из близлежащих зданий начали быстро появляться боевые роботы, подкрепление, вытекавшее потоком из открывшихся дверей. Они могли открыть по нему огонь или окружить его и победить своей нечеловеческой машинной силой, просто разорвать его на части.

Одинокое спасательное судно, ревя двигателями, спускалось к земле. Люк был уже открыт, когда Норет стремительно понесся к кораблю. Двое солдат у люка махали ему руками, подгоняя. Норет нырнул внутрь раньше, чем корабль коснулся земли, и крикнул:

– Летим! Времени нет!

– Только ты один? – спросил один из стоявших у люка. – Где остальная группа?

Пилот все еще не хотел взлетать.

– Никого не осталось. – Он протянул руки, чтобы его втащили на палубу. – Боеголовка установлена и запущена. Омниус мог приказать роботам ее разрядить, но у них не получится. Не успеют.

Он наконец взглянул на хронометр.

– До взрыва две минуты. А теперь взлетаем!

Встревоженные солдаты втащили Норета в кабину и задраили люк, крича первому пилоту, что надо немедленно взлетать. Ускорение вдавило людей в палубу, когда корабль с ревом взмыл в иксианское небо.

Норет облегченно вздохнул и оперся спиной о переборку. Он прикрыл ладонью глаза и отвернулся от иллюминаторов, когда в шарообразной вспышке, яркой, как сверхновая звезда, заклубилось невиданное разрушение, когда страшная сила вынесла на поверхность планеты огромный кусок ее недр вместе с районом города. От города остался только оплавленный кратер и уничтоженный Омниус.

Хотя впереди у народа Икса были трудные времена и тяжелый период восстановления, он теперь был свободен от компьютерного всемирного разума.

Армии Джихада придется пока остаться здесь, чтобы защитить вновь отвоеванный мир. А сам Норет, опустошенный, решил, мрачно улыбнувшись, что имеет теперь полное право отдохнуть. Он свое дело сделал. Теперь боевые корабли Джихада должны сокрушить флот машин на орбите.

Он нанес машинам существенный урон, но этого мало, чтобы исполнить данную им клятву воевать за себя и за своего отца, чтобы заполнить зияющую пустоту в душе.

Йоол Норет уцелел, но только чтобы мстить дальше.

Дух павшего воина Джава Барри вселился в него, и Норет доказал, что достоин носить звание гиназского наемника. Его отец и сенсей Хирокс могут им гордиться.

И это было лишь начало.


Подонки порождают подонков.

Омниус. Файлы данных Джихада


Когда Икс содрогнулся от уничтожившего Омниуса ядерного взрыва, примеро Харконнен увидел возможность беспрепятственно увести флот Джихада от планеты – и отверг ее. Мыслящие машины снова возьмут под свой контроль планету и ее инфраструктуру, и вся операция окажется напрасной.

Корабли Ксавьера продолжали висеть на геостационарной орбите над угасающей вспышкой атомного взрыва. «Кинжалы» – быстроходные разведывательные суда – непрерывно доносили командующему сведения о меняющейся обстановке. Дивизии роботов группировались и концентрировались для ответа на наземную атаку, а местные повстанцы начали выходить из своих подземных катакомб.

Ксавьер надеялся, что уничтожение местного воплощения всемирного компьютерного разума полностью дезориентирует мыслящие машины. Но, к несчастью, боевые роботы оказались достаточно самостоятельны, чтобы сосредоточить силы против противника даже без руководства Омниуса. Рассыпавшиеся по орбите корабли машин начали перегруппировку. Судя по перехваченным переговорам командиров, во главе роботов стоял кимек. Один из первоначальных титанов.

Очень плохо.

Он вспомнил первые схватки на Бела Тегез, когда армия Джихада отошла в полной уверенности, что причиненный врагу урон позволяет смело докладывать о победе. Но позже выяснилось, что армия поторопилась, и силы Джихада, отступив, потеряли все, что с таким трудом завоевали.

Какой будет позор, если победа на Иксе обернется таким же поражением. Армии Джихада нужны заводы и ресурсы этой планеты.

– Приготовиться, – передал он экипажу мостика, и команда была тотчас передана всему флоту.

Глядя на поток спасательных судов, снующих между флотом и планетой, Ксавьер понимал, что время неумолимо истекает. Надо было либо сражаться, либо уходить.

На проекционных экранах он видел, как суда роботов роями рассерженных ос налетали на потрепанные и расстрелявшие весь боезапас корабли армии Джихада. Как профессиональный военный Ксавьер должен был просчитать вероятность успеха и принять решение. Очевидное решение – сократить потери до минимума. Его силы были явно недостаточны, чтобы противостоять мощи, собранной здесь Омниусом.

Для принятия решения оставалось несколько мгновений. Сражаться или отступать. Третьего не дано.

Перед мысленным взором Ксавьера появилось лицо Серены и их убитый ребенок. Нет иных способов сражаться с таким жестоким противником. Любое промедление и отступление приведет лишь к новым жертвам. Если не здесь, то где-нибудь еще. Силы Омниуса надо было уничтожать везде, где приходится с ними сталкиваться.

– Победа или смерть, – произнес Ксавьер настолько громко, чтобы его услышали на мостике. – Мы не отступим, пока не защитим Икс. Пока не освободим его народ.


Сохраняя полное господство над всеми предприятиями Икса, титан Ксеркс располагал большими возможностями, чем все эти надоедливые хретгиры, но решил пока воздержаться от наступления. Группы машин замедлили передвижение и подобрались ближе к флоту неприятеля. Ксеркс решил сконцентрировать силы, чтобы добиться подавляющего численного превосходства, а потом покончить с врагом одним сокрушительным ударом. Ксеркс сотрет этот упрямый флот Джихада в порошок, в мелкую пыль, сокрушит, как сокрушал он своими железными ногами этих жалких насекомых на разных планетах.

Как хотелось Ксерксу, чтобы здесь был Агамемнон и видел его торжество. Ксеркс никогда не пользовался репутацией толкового командира и стратега, он ни разу не одерживал убедительных побед после падения Старой Империи, но теперь, когда Омниус нейтрализован, он, Ксеркс, остался здесь единственным начальником.

Для полетов в космосе Ксеркс выбрал наиболее впечатляющее механическое тело, похожее на корпус огромной доисторической птицы с устрашающей головной башней, сверкающими клыками и звероподобными красными оптическими сенсорами, похожими на глаза хищника. Этот корпус имитировал полет кондора даже в вакууме, но размером был с крейсер. Глубоко внутри этого птичьего корпуса находилась емкость с мозгом, в котором блуждали мысли о том, как он одержит славную победу над этими фанатичными хретгирами и заслужит, как он надеялся, восхищение генерала Агамемнона. Сколько уже столетий Ксеркс тщетно пытался угодить своему командиру.

В своем орлином обличье титан крейсировал по орбите, инспектируя боевое построение машин, готовых к наступлению. Сильный солнечный ветер отражался от корпусов машин, ведомых неокимеками и роботами. При таком подавляющем численном превосходстве о поражении или неудаче не могло быть и речи. Он уничтожит этих людей.

– Флот противника на исходных позициях, – доложил на частоте связи офицер-неокимек, пользуясь машинным секретным кодом.

Вскоре Ксеркс заметил приближавшийся к планете серебристо-черный курьерский корабль с обновлениями для Омниуса. Ксеркс передал этому кораблю приказ держаться подальше от орбиты, прячась за боевыми порядками роботов. Какое удачное совпадение. Через день он сможет даже восстановить Омниуса, возместив потерю всемирного разума – какая победа!

Титан и другие неокимеки держались за боевыми порядками роботов, а их передовые отряды выдвинулись для нанесения решающего удара по обреченным людям. Отлично. Ксеркс решил, что теперь у него нет ни малейшего шанса на поражение, и отдал приказ:

– Удар всеми силами одновременно. Все крейсеры вперед. После того, что эти подонки сделали Омниусу, – никакой пощады, потерь не считать. Уничтожьте хретгиров всех до единого.

Кроме того, – подумал он, – машины всегда можно сделать новые.


С капитанского мостика флагманской баллисты виден был открытый космос, звезды, мерцавшие на обманчиво мирном небосводе. Оранжевые полосы в атмосфере планеты отмечали траектории спасательных судов армии Джихада, спешивших вернуться к основным силам флота. Но безопасности не было и здесь.

Ксавьер вспомнил Окту, дочерей, мирное имение на Салусе Секундус с его оливковыми рощами и виноградниками. Мысль о старом Манионе и его винах согрела душу воина. О, как бы хотелось уцелеть и вернуться домой!

– Они снова двинулись, примеро, – доложил по линии связи встревоженный голос. – Их стало еще больше. Они имеют пятикратное превосходство в кораблях, и думаю, на этот раз они ударят.

Сквозь прозрачный плаз Ксавьер видел, как из-за горизонта поднимаются тысячи и тысячи серебристых машин, по численности превосходящие звезды на небе.

– Только половина наших спасательных судов вернулась, – продолжал докладывать офицер. – Потери составляют…

Примеро перебил его, не дав договорить:

– Пока я не хочу слышать о потерях.

Через несколько минут их будет значительно больше. Он начал уверенным голосом отдавать команды, следя за обстановкой по многочисленным экранам на мостике. Давая распоряжения, он смотрел, как его баллисты выстраиваются в боевой порядок.

Диверсионные группы наемников на Иксе выполнили свою задачу, и Ксавьер не может допустить, чтобы его армия сделала меньше. На бортах баллист появились оранжевые пятна – это знак готовности бортового оружия к бою. Он надеялся, что защитные поля достаточно остыли, чтобы выдержать длительное столкновение, и что новое изобретение Тио Хольцмана «мигни и стреляй» – устройство, выключающее поле на время выстрела, – не подведет.

На основе своего богатого военного опыта и всего, чему его когда-то учили, Ксавьер знал, что успех или поражение в битве часто зависят не от искусства, а от простого везения. Поля Хольцмана защитят его корабли только от первых выстрелов флота машин, но даже самые пессимистические планы не предусматривали такого невероятного числа боевых кораблей противника. Враг мог гвоздить его снова и снова, непрерывно, и в конце концов армия Джихада погибнет, корабль за кораблем.

– Будем держаться, сколько сможем, и при первой возможности наносить удар. – Он старался придать твердость своему голосу, стараясь внушить подчиненным уверенность, которой не было у него самого. – У повстанцев на планете было гораздо меньше шансов, а они держались почти год.

Шедший навстречу флот машин разделился на две колонны, одна из этих колонн с нарастающей скоростью пошла на сближение с флотом Джихада. Титан Ксеркс передал по открытому каналу специально, чтобы его услышали люди:

– Хретгиры могут надеяться только, оттянуть неизбежное. Блокируйте им путь к отступлению.

Ксавьер вывел вперед самые малые корабли, защищенные полем, и теперь смотрел, как они гнутся под ударами наступающего противника. За легкими судами стояли крупные баллисты, перекрывающиеся поля которых, непрерывно и незаметно мигая, пропускали снаряды и ракеты обороняющихся. Первая волна наступления была отбита с большими потерями для роботов. Самоубийственная атака была отражена до того, как машины сумели проломить боевой порядок армии Джихада.

Сразу за первой волной последовала вторая. На этот раз в атаку пошли неокимеки, отличавшиеся причудливостью своих летающих боевых форм. Впереди летел огромный кимек, боевая форма которого напоминала хищную птицу, но размеры которой превосходили габариты мощной баллисты. Несомненно, это был титан, командовавший силами роботов. Крупные корабли машин перегруппировались, сосредоточиваясь для нового наступления,

– Держаться, – приказал Ксавьер. – Держать строй, иначе мы погибнем.

Но видя, как на его армию несутся боевые корабли роботов, Харконнен понял, что ему не остановить этот устрашающий вал и следующего удара не выдержать. Он вспомнил, как кимеки уничтожили корабль его брата Вергиля Тантора, и сердце его упало.

Кому-то придется сообщить Эмилю Тантору о гибели его последнего сына.


Пребывание в недрах гигантского астероида, ведомого Гекатой, заставляло Иблиса Гинджо нервничать. Он, правда, надеялся, что эта эксцентричная дама-кимек – теоретически его союзница? – сделает то, что обещала.

Декоративная ходильная форма была оставлена. Женщина-кимек переместила свой мозг в сложную систему, управлявшую полетом огромного искусственного камня среди звезд.

– Геката, что происходит? – Иблис стоял, нервно уперев кулаки в бока, оглядывая зеркальный зал, в котором оказался их плененный корабль, и чувствуя ускорение астероида, меняющего направление.

Из громкоговорителей, спрятанных в стенах зала, раздался женственный голос Гекаты:

– Я делаю именно то, о чем ты меня просил, дорогой Иблис. Смотри – твое «секретное оружие» готово нанести удар.

Ее смех рассыпался по залу ледяными кубиками.

Одна из зеркальных панелей засветилась и превратилась в проекционный экран, показывающий планетную систему, к которой летел астероид.

– Смотри, мы прибыли к Иксу, и теперь выясняется, что твоя тревога была вполне обоснованной. Как раз момент катастрофы. Твоя армия Джихада оказывает невероятное сопротивление – ты только взгляни, что творится на орбите, – но ее все равно сметут.

– Сделай же что-нибудь! – потребовал Иблис. – Мы вложили столько сил в попытку освобождения Икса. Мы потратили на это годы и просто обязаны одержать победу.

– Я сделаю все, что могу, Иблис, – ответила Геката своим мелодичным голосом. – Господи, я же совсем забыла, какими нетерпеливыми бывают эти смертные люди.

На мгновение зависнув над эклиптикой, гигантский астероид Гекаты рванулся вниз, к планете. Блеск боевых кораблей и вспышки выстрелов сверкали в тесном переплетении орбитальных путей.

Начальник джипола безмолвно и напряженно смотрел на экраны, стараясь оценить обстановку. Он молчал, и лицо его оставалось бесстрастным.

А Флорисция Шико пританцовывала от волнения и тревоги.

– Но что может сделать этот астероид в зоне боевых действий, Великий Патриарх? Геката – это всего лишь один кимек против всего машинного флота.

Иблис не стал напоминать о массивности астероида, который мог бы раздавить весь флот машин одним ударом, но он надеялся, что план Гекаты предусматривает что-то иное, кроме курса на прямое столкновение.

– Смотрите и увидите, сержант. Пусть титан поразит нас своими способностями.

Из громкоговорителей снова раздался смех Гекаты.

– Действительно, сильно я опустилась, если моя жизнь теперь посвящена тому, чтобы произвести впечатление на кого-то вроде тебя, Иблис Гинджо. Я это делаю по своим причинам… и думаю, что нашла достаточно театральный способ появиться на сцене после стольких лет отсутствия. Какой блистательный момент! Юнона просто лопнет от зависти к моей отваге.

Тяговые двигатели астероида размером с кратер засветились огнем, разгоняя малую планету в направлении строя роботов, готовых сокрушить флот Джихада.

– А теперь смотрите, что я могу делать своими кинетическими снарядами.


– Защитные поля отказывают, примеро! – кричал докладывающий офицер.

Ксавьер уже и сам это видел, но ничего не мог с этим поделать.

– Мы потеряли связь с третьей баллистой, сэр. Сканеры показывают разбитый корабль, сотни спасательных платформ…

– Доложите о состоянии боезапаса, – приказал Ксавьер, заставляя себя не поддаваться отчаянию. – На самый благоприятный случай. Сколько этих механических мерзавцев мы можем перебить, прежде чем…

Внезапно Ксавьер увидел, как за хищным силуэтом командира-кимека возник движущийся на огромной скорости космический объект, летящий в плоскость орбиты откуда-то сверху.

– Черт побери, что это? Доложите данные предварительного сканирования!

– Представляется, что это… астероид, примеро. Вот показания траектории и скорости. Невероятно! Будто камень, брошенный богами, и направлен он в самую гущу вражеского флота!

На экране появилось увеличенное изображение исполинского камня, изрытого кратерами, несущегося прямо на скопление машин. В нижней части экрана высветились параметры траектории, скорость и другие данные. Масса малой планеты в сотни раз превосходила совокупную массу всех кораблей роботов.

– Невозможно, – проговорил Ксавьер. – Астероиды так не летают.

На тыльной части небесного пришельца пылали кратеры, как выхлопы гигантских двигателей. Некоторые корабли машин сменили курс и рассыпались в смятении перед этим неожиданным таинственным гостем из космоса. В эфире поднялось невообразимое жужжание – Это были переговоры роботов и запросы, посланные к небесному телу.

В ответ на эти запросы из кратеров астероида посыпался дождь сферических снарядов, похожих на пушечные ядра, летящие на немыслимой скорости. Прежде чем мыслящие машины успели сориентироваться и принять решение, кинетические сферы уничтожили два самых больших корабля машин. Мчась как взбесившийся салусанский бык, странный астероид врезался в гущу машинного флота. Несмотря на свои гигантские размеры, астероид не уступал в скорости самым быстрым кораблям. Одной только массой и инерцией он раздавил десятки боевых кораблей как мелких насекомых. Неокимеки рассыпались первыми, а кондор-титан попытался уйти, – но развернувшийся астероид скользящим ударом выбросил его на вытянутую орбиту.

Солдаты Джихада завопили, не веря своим глазам, когда астероид развернулся и снова врезался в строй роботов. Встретившись с этим новым, более опасным атакующим противником, машины развернулись и начали стрелять совершенно бесполезными снарядами и ракетами по поверхности астероида, и без того покрытой бесчисленными кратерами. В ответ загадочный гость дал еще один залп каменными шарами, увеличивая смятение в рядах роботов.

Ни один из кораблей армии Джихада не был задет этим каменным дождем.

У Ксавьера не было времени ни гадать, что за перст судьбы помог ему, ни задаваться вопросом, отчего вдруг ему улыбнулось переменчивое военное счастье. Но жаловаться на появление неожиданного союзника не приходилось. Во всяком случае, пока.

Он глубоко вздохнул, понимая, что его солдаты хотят одного – убраться отсюда, тем более когда они получили такой весомый шанс. Но он не мог допустить, чтобы эта битва за Икс и все принесенные жертвы оказались напрасными.

– Перестроиться и выбрать новые цели. Бейте по машинам, пока они сломали строй. Это решающий момент.

Сбросив бесполезное защитное поле на поврежденном корабле, Ксавьер Харконнен очертя голову бросился в самую гущу схватки, хотя отчетливо осознавал опасность: покончив с машинами, пришелец мог напасть и на его флот.

Неокимеки слали отчаянные сигналы своему командиру, но Ксеркс уже улетал прочь на полной тяге, спасая свою жизнь.

Внезапно таинственный космический гость, уничтожив добрую половину машинного флота, развернулся и устремился в глубины космоса и исчез прежде, чем Ксавьер успел что-нибудь спросить или хотя бы выразить свою благодарность. Осталось только за ним прибрать, что Ксавьер и сделал, не пожалев сил.


Покинув схватку, астероид Гекаты покинул и планетную систему Икса. Термоядерные двигатели сообщили гигантскому кораблю невероятное ускорение.

– Ну, Великий Патриарх, я сделала свое дело и показала, на что я способна. Хорошо, что я успела вовремя.

– Вы не уничтожили их всех, – тусклым и недовольным голосом произнес Йорек Турр.

В голосе Гекаты проскользнуло раздражение, когда она ответила начальнику полиции:

– Ну, ваш примеро сам добьет подранков. Мне не хотелось полностью лишать его радости победы.

– Это была отличная работа, Геката, – сказал Иблис. Ему не терпелось узнать разведданные обо всем, что Лига сможет извлечь из захваченного Синхронизированного Мира. – Промышленные предприятия Икса – это огромное подспорье нашим военным усилиям.

Флорисция Шико не могла сдержать восторга:

– Это было невероятно! Люди страшно обрадуются, узнав о своем новом союзнике.

Иблис нахмурился, обдумывая следствия из ее слов. Он пытался выбрать лучший способ овладеть ситуацией и понять, как включить кимека-перебежчика в стратегию Джихада. Женщина-сержант просто светилась от восторга и радости.

Турр никогда не колебался, принимая трудные решения. На этот раз он тоже быстро сделал свои выводы. Не сказав ни слова о своем намерении Иблису, он сзади подошел к не скрывавшей своего энтузиазма Шико.

– Вы хорошо служили в джиполе, Флорисция, – сказал он ей на ухо тихим и вкрадчивым голосом. – С этого дня ваше имя займет достойное место в списке.

– В каком списке? – Она нахмурила брови.

– Мучеников.

Турр вонзил короткий кинжал в шею женщины, вдвинув лезвие между позвонками и разрубив спинной мозг. Шико была мгновенно парализована и умерла почти без судорог и кровотечения. Пользуясь малой силой тяжести астероида, маленький Турр без труда удержал на весу сержанта, пока она не перестала дергаться, а потом положил труп на полированный пол. Мертвая лежала на спине с открытыми глазами, в которых навсегда застыло безмерное удивление.

Изумленный Иблис обернулся к нему со злостью:

– Ты что сделал? Она была одной из наших…

– Она не смогла бы держать язык за зубами. Разве вы не уловили этого в ее тоне? Как только мы вернулись бы на Салусу, она немедленно разболтала бы это всем и каждому.

Маленький лысый человечек посмотрел вверх, на свое отражение в бесчисленных гранях стен. Взгляд его блуждал.

– Геката – это наше секретное оружие. Никто не знает – и не должен знать, – что она наш союзник. Пока не должен. Если она сохранит эту тайну, то у нас останется преимущество внезапности. Этот титан станет нашим оружием смертельного удара мыслящим машинам,

Иблис посмотрел на своего начальника полиции и все понял. Турр был совершенно прав.

– Иногда ты пугаешь меня, Йорек.

– Зато я никогда вас не разочарую, – пообещал Турр.


Планы, схемы, обсуждения… Кажется, что мы всю жизнь проводим в дискуссиях, не оставляя себе времени для настоящего действия. Мы не имеем права упускать возможности.

Генерал Агамемнон. Военный дневник


Воспоминания.

У Севрата было множество воспоминаний, тщательно записанных и отсортированных, доступных немедленной инспекции и обдумыванию. Эти машинные воспоминания были в корне отличны от человеческих с их случайным характером и вызовом через такие же случайные ассоциации. Если Севрату требовались каламбуры или загадки, он мог вызвать их из памяти буквально мановением своего механического пальца. Если же ему требовалось узнать, как его шутки действовали на людей и на другие машины, то и для этого у него были специальные файлы – как, впрочем, и для многого другого.

Но сейчас ни одна из этих возможностей не радовала независимого робота. Он чувствовал странное одиночество, путешествуя без спутника по долгому курьерскому пути.

В библиотеке его гель-контурного мозга находились дневники впечатлений от курьерских перелетов между различными Синхронизированными Мирами. Информация была обширной, хотя и не отличалась особенной глубиной. Он взаимодействовал с мирами Омниуса только на поверхностном уровне, не выходя за параметры своих обязанностей.

Теперь, после четверти века неизбежной задержки, первой станцией на его пути была Бела Тегез, малая и относительно незначительная планета в сети всемирного разума. Тамошнее воплощение Омниуса будет первым, кто получит копию земного Омниуса – последние мысли погибшего машинного разума. Хотя «обновление», которое вез теперь Севрат, давно устарело, оно тем не менее содержало жизненно важную информацию о том, что случилось на погибшей планете машин, и о последних фатальных решениях земного воплощения всемирного разума.

После доставки обновлений на Бела Тегез Севрат поспешит к следующей машинной планете, потом к следующей… Скоро, все снова будет в порядке.

Робот стоял на мостике своего курьерского корабля, сканируя бездны звездных систем. Перед ним развертывалось его прошлое, настоящее и будущее, последовательность абсолютно надежных и предсказуемых событий, определенных программой, заложенной в него всемирным разумом. Но машины могут создавать программы лишь с вероятными исходами, а не достоверными. Взаимодействие Севрата с Ворианом Атрейдесом добавило элемент непредсказуемости.

Что очень тревожно.

В своем гель-электронном мозге Севрат нашел мысль, не бывшую его собственной: имплантат Омниуса, одно из тысяч предназначенных для независимых роботов подмножеств баз данных, которые вели Севрата верной дорогой, предназначенной ему всемирным разумом.

Но у меня есть и мои собственные мысли.

В попытках Севрата самоутвердиться было что-то от программного перетягивания каната. Агрессивный рой данных просто захлестывал капитана-робота. Имплантанты Омниуса не позволяли Севрату уклониться от запрограммированного поведения.

Поскольку Севрат тесно работал когда-то с доверенным человеком, он развил у себя повышенную гибкость, чтобы иметь дело с этими иррациональными созданиями. У него было рудиментарное эмоциональное ядро, имитировавшее определенные основные чувства человека, чего оказалось вполне достаточно для взаимодействия с людьми.

По крайней мере он полагал, что этого достаточно. Но Севрат скучал по радости, которую получал от общения с Атрейдесом, ему недоставало их стратегических игр, имитации добродушных подначек. Сколько нужно людей, чтобы породить одну хорошую идею? Шутка не выходила у него из мозга, и он снова и снова вспоминал ответ. Этого не может сосчитать никто, даже всемирный компьютерный разум.

Вориан никогда не возмущался по поводу такого машинного сарказма, не проявлял никакой склонности к бунту. Не было и никаких признаков умственного расстройства… не было до того восстания на Земле, когда Вориан обездвижил робота-капитана и похитил «Мечтательного странника». Севрат думал, не было ли признаков каких-то отклонений, которые ему следовало тогда заметить. И еще он думал, как мог Вориан восстать против системы, воспитавшей его до взрослого состояния.

В ход рассуждений вторглась посторонняя мысль: Надеюсь, что он цел и невредим.

Курьерский корабль приблизился к небольшой солнечной системе и устремился к серо-голубой планете Бела Тегез, мрачному миру, далекому от своего солнца, где в разгар дня царили сумерки.

Видевший радиоактивные останки Земли, Севрат приближался к Бела Тегез с некоторой долей осторожности. Установив по радио связь с планетной станцией, он воспользовался увеличителем изображений, чтобы изучить условия на поверхности. Отметив, что все абсолютно нормально, робот прошел сквозь плотные слои атмосферы и приземлился у главного города Камати – сверкающей металлической цитадели Омниуса у подножия холодных гор.

На краю стеклянно-гладкого посадочного поля появились роботы-служители и покатились навстречу курьерскому кораблю. Так как Севрат считал свою запоздалую миссию неотложной, он потребовал, чтобы передачу произвели как можно скорее, чтобы он, не медля, мог отправиться дальше.

Выполнив машинный эквивалент реверанса, слуги-роботы приняли серебристую гель-сферу с обновлениями – которую давно считали потерянной – и перенесли ее в узел Омниуса, где доселе неизвестная информация будет загружена в планетарную сеть компьютерного всемирного разума. Копию обработали быстро и умело, и в течение считанных секунд Омниус загрузил утраченную информацию о последних минутах существования Земли.

– Севрат, ты сослужил Синхронизированным Мирам великую службу, – торжественно объявил Омниус.

После этого планетарный всемирный разум выдал копию своих собственных новых мыслей, появившихся с момента последнего обновления. Весь этот процесс был похож на конвейер, непрерывный путь, на котором Севрат и капитаны других курьерских судов передавали информацию с планеты на планету, синхронизируя, насколько это возможно, межпланетную компьютерную сеть.

Желая как можно быстрее продолжить свой путь, капитан-робот уже несколько минут стартовал, оставив Бела Тегез позади…

Через несколько часов, когда Севрат уже был недосягаем для радиосвязи, на планете начались события. Планету Бела Тегез поразили отказы оборудования, отключения, каскадом расходящиеся катастрофы. Спутались посадочные коды кораблей, разрегулировались системы эвакуации отходов реакторов, броски напряжения пережигали аппаратуру, нарушения логики парализовали компьютерные сети и всю инфраструктуру. Синхронизированный Мир калечил сам себя.

А Севрат в это время уже летел к следующей цитадели Омниуса, горя желанием доставить столь важные обновления… и не знал, что распространяет чуму измененного кода, распространяет быстрее, чем может дойти любое предупреждение с планеты на планету.


– Искусственный интеллект – некорректный термин, – буркнул Агамемнон. – Даже такие сложные компьютеры, как Омниус, оказываются просто глупы, если правильно поставить вопрос.

– И все же, любовь моя, – заметила Юнона, – они держали нас в рабстве десять веков. И что это говорит о нас?

Титаны собрались на очередное секретное космическое совещание с вновь привлеченным к заговору Беовульфом. Одураченные наблюдательные камеры сновали по помещениям кораблей, поблескивая объективами, и записывали изображение, тщательно подготовленное для одурачивания Омниуса.

После смятения и отключений на Бела Тегез еще по меньшей мере два Синхронизированных Мира пережили спонтанные катастрофы. Планетные воплощения Омниуса портились и сходили с ума, вызывая отказы сети компьютерного разума. Титаны подозревали, что это результат неуловимой атаки армии Джихада, выполненной каким-то новым способом. Агамемнон следил за происходящим с оптимистическим любопытством, ожидая дальнейших повреждений Омниуса.

– Я не возражаю против любых средств, ведущих к дальнейшему ослаблению господства всемирного разума.

– Все же было бы неплохо понять, что именно происходит, – заметил Данте, – чтобы более эффективно это использовать.

– А что можно сказать о нашем новом и весьма таинственном противнике, который напал на меня на Иксе и уничтожил весь флот мыслящих машин? – спросил Ксеркс. В его синтезированном голосе слышалась хнычущая нотка. Он вернулся в своей потрепанной форме хищника, напуганный и расстроенный неожиданным появлением искусственного астероида. – Даже когда ядро мозга Омниуса было разрушено ядерным взрывом, мы все еще могли выиграть битву в космосе, но этот исполинский Джаггернаут покачнул весы. Я подозреваю, что… что этим астероидом управлял кимек. Я думаю… – Ксеркс помялся. – Я думаю, что это могла быть… Геката.

Некоторые из титанов недоверчиво хмыкнули. Беовульф, которому не терпелось высказаться, возразил:

– Геката исчезла много столетий назад. Наверняка она уже умерла от скуки в открытом космосе.

– Она была эгоцентричной дурой, – злобно добавила Юнона. Выставив из плеча механическую руку, она металлическими пальцами подкрутила на себе какую-то гаечку.

– И все же, – заметил Данте, – из нас всех только ей хватило мудрости, чтобы бежать раньше, чем Омниус захватил власть. Геката осталась независимой, а нам пришлось все это время служить всемирному разуму.

– Вряд ли еще долго придется, – сказал Ксеркс. Вокруг емкости с его мозгом вспыхивали голубоватые огоньки.

– А какие у тебя основания для такого утверждения? – полюбопытствовал Данте. – Учитывая количество неокимеков, созданных за последние столетия, почему мы должны подозревать Гекату, а не какого-нибудь другого дикаря?

– Другого дикаря? – с интересом спросила Юнона.

– Дело в том, что когда мой корпус был поврежден и я улетел в открытый космос, кто-то связался со мной. Этот кто-то говорил женским голосом и использовал мой личный канал. Женщина упомянула Тлалока и титанов. Более того, она назвала меня по имени.

С генерала было достаточно.

– Ты состряпал всю эту ахинею, только чтобы оправдать свой провал. Обвинений в адрес армии Джихада недостаточно, чтобы убедить нас, будто не ты виновен в поражении на Иксе.

– Почему ты все время сомневаешься во мне, Агамемнон? За тысячу лет я сделал многое, чтобы загладить свою ошибку…

– Ты не заслужишь моего прощения и за миллион лет. Мне следовало сорвать с тебя сенсоры и слепого и глухого выбросить в открытый космос на веки вечные. Может, Геката вынесла бы твое общество.

Как это ни странно, но миротворцем вдруг выступил Беовульф:

– Генерал Агамемнон, нас и так осталось слишком мало, надо ли вам ссориться между собой? Неужели вам мало таких противников, как армия Джихада и Омниус? Это не тот стратегический блеск, какого я ожидал от прославленного военачальника.

Агамемнон погрузился в раздраженное молчание. Наблюдательные камеры продолжали сновать по кораблю и аккуратно записывать. Наконец Агамемнон снова заговорил:

– Ты прав, Беовульф! – Такая уступчивость поразила тех, кто много лет близко знал Агамемнона. – После победы будет достаточно случаев выяснить наши с Ксерксом взаимные обиды.

– А до того у меня будет достаточно времени, чтобы искупить свою вину, – добавил Ксеркс.

– Невзирая на мое первоначальное недоверие, – сказал Агамемнон, – я получил дополнительные подтверждения и намерен вам их сообщить. Ксеркс прав – Геката вернулась. Но в настоящий момент с ней можно не считаться… как обычно.

Он обратился к Беовульфу:

– Поделись с нами своими идеями. Мы, титаны, обсуждаем свои планы в течение долгого времени. Давайте послушаем соображения самого молодого члена нашей группы.

– Генерал, неокимеков вроде меня можно убедить выступить против Омниуса, если они будут уверены в победе. Мы достигли гораздо большего, чем могли мечтать, когда были доверенными людьми, но дальше неокимекам не продвинуться, пока у власти остается Омниус. Но во вторую эпоху титанов мы могли бы стать полновластными правителями.

– Но можно ли им доверять, если их верность так легко поколебать? – спросила Юнона. – Неокимеки никогда не были свободными. Они были верными слугами Омниуса, которых он за заслуги превратил в кимеков. Своей властью, своей мощью и своим долголетием они обязаны Омниусу, но не нам. За такую плату можно купить верность.

Агамемнон повернул к ней свою голову-башню. Его оптические сенсоры блеснули.

– А если набрать новых неокимеков? Мы можем создавать их и сами из людей-добровольцев, которых мы обяжем поклясться в верности нам. Пусть титанов мало, но возможности их бесконечны. Если мы найдем способ сохранить это в тайне от Омниуса, то воспитаем собственную боеспособную армию, будем уверены в ее полной преданности нашему делу и сможем не бояться предательства.

Другие титаны согласились, и Беовульф начал обсуждение, как привести этот план в действие.

Агамемнон не стал рассказывать о черве сомнения, который продолжал его грызть. Он отнюдь не был уверен в том, что говорил, так как его предал даже его родной сын, Вориан Атрейдес.

А если так, насколько могут быть надежны другие?


Естественно было бы предположить, что диверсификация человечества должна сопровождаться диверсификацией религии. На самом деле это не так. Сейчас намного меньше богов, чем их было раньше, – просто больше способов им поклоняться.

Иблис Гинджо. Заметки для себя


Глубоко тронутая утратой когитора Квины и ее опустошающими словами и горькими откровениями, потрясенная Серена Батлер начала принимать более активное участие в делах Джихада как его Жрица. В течение тех трех месяцев, что Великий Патриарх находился на Поритрине, Серена, покинув Город Интроспекции, начала напрямую общаться с людьми.

Впервые за несколько десятилетий она наконец огляделась вокруг себя – не столько ради своей личной безопасности, сколько чтобы понять, что делается ее именем.

Вместо того чтобы рассылать свои записанные речи, накладывать руки на головы просителей и посещать госпитали для поднятия духа раненых солдат, она стала принимать реальные решения, рисковать и брать на себя ответственность, удивляясь при этом, почему она не делала этого раньше. Это же мой Джихад. Начав новую жизнь, Серена вновь почувствовала себя по-настоящему живой.

К тому времени, когда Иблис вернулся домой после празднеств на Поритрине, она уже успела во многом пересмотреть политику Совета Джихада. Узнав об этом, Великий Патриарх был поражен, не зная, как реагировать на эти новости. С улыбкой рассказывая ему о своих достижениях, Серена видела, как Иблис борется со своими эмоциями. Она понимала, как он должен ее сейчас воспринимать, глядя в ее проницательные синие глаза и понимая, что они глядят ему в душу куда глубже, чем было последние двадцать с лишним лет.

Как бы ни была велика власть Иблиса, он сам себя загнал в угол своими же собственными словами. Много лет подряд он объявлял ее, Серену, непогрешимым лидером Джихада, и теперь ему ничего не оставалось, кроме как принять ее новую роль.

Было, однако, ясно, что Иблису совершенно не по нраву новое положение вещей…

Вместе с Великим Патриархом она посетила важнейшее заседание Совета Джихада в защищенной башне, пристроенной к Зданию Парламента. Офицеры армии Джихада явились на совещание в парадной зеленой с алым форме и сидели рядом с чиновниками и консультантами военных ведомств и оборонных предприятий. Здесь же она увидела представителей планет и однорукого мастера Шара, выступавшего от имени гиназских наемников.

В одном углу она заметила также буйного тлулаксийского торговца Рекура Вана, который так великодушно снабжал воинов Джихада запасными органами и тканями для пересадки с тайных специализированных ферм. Его загадочный и нелюдимый народ отозвался на ее призыв помочь ветеранам битвы при IV Анбус. Тлулаксы все же были людьми. В некоторых отношениях весьма странными, но все-таки людьми.

Только накануне вернулся Ксавьер Харконнен с уцелевшими после битвы за Икс солдатами. У него был вполне оправданный вид победителя в яростном конфликте, хотя выглядел он несколько озадаченным. Возле израненного битвой Синхронизированного Мира осталось соединение флота, а с ним спасатели, строители, медики, которым предстояло прочесать руины иксианских городов и закрепить там присутствие Лиги. Нужна была и полноценная армия для обороны планеты.

И при всем при том новость, доставленная Ксавьером, была поразительной – победа над демоническими могущественными машинами. Серена от избытка чувств поцеловала его в лоб, поздравляя с успехом, чем, кажется, только заставила примеро ощутить неловкость. Теперь примеро Харконнен, прямой как палка, сидел за столом заседания, сохраняя непроницаемое выражение на худом лице, словно не свыкся еще с мыслью, что остался в живых.

Сама Серена, впрочем, тоже смутно помнила то время, когда Ксавьер был молодым энергичным офицером, с надеждой смотревшим в будущее… человеком, спасшим Зимию от первого нападения кимеков двадцать восемь лет назад. Тогда и она была юной оптимисткой, влюбленной и слепой ко всем тем ужасам и к той ответственности, которые вселенная может внезапно обрушить на человека…

На противоположной стене висел похожий на икону портрет младенца Маниона с нимбом, святого, и в его невинном выражении лица, казалось, отражались глаза всех рожденных. Как символ, этот мальчик достиг после смерти большего, чем иным людям удается за целую жизнь.

Но пора было открывать заседание. Положив руки на кроваво-красную столешницу, Серена встала во главе стола. Ни о чем не спрашивая, она с самого начала заняла место, которое до этого всегда предназначалось для Великого Патриарха, и теперь Иблис находился по левую руку от Серены и почтительно улыбался, когда она говорила, но недовольно хмурился, стоило только ему отвернуться в сторону.

У стен сидели – неприметные и молчаливые – два лейтенанта джипола. Одежда их тоже ничем не привлекала внимания, а в манерах проглядывала жесткость, которая Серене не нравилась.

Иблис Гинджо ввел много новшеств за прошедшие годы, опираясь на свой могущественный джипол. В самом начале, когда из-за ошибок разведки в кровавой бойне на Хонру погибли целые соединения Джихада, Иблис потребовал расследования. Для его проведения он назначил честолюбивого и умного молодого следователя Йорека Турра, и тот обнаружил весомые доказательства, что среди людей были изменники, целенаправленно дававшие дезинформацию.

После сформирования полиции Джихада Йорек Турр стал быстро подниматься по ее служебной лестнице, так как отличался непревзойденной способностью искоренять людей, поддерживавших коварные связи с Омниусом. Позже повторявшиеся чистки подозреваемых в предательстве довели бдительность до всеобщей подозрительности, и среди населения началась подлинная паранойя.

Спрятавшись за высокими стенами Города Интроспекции, Серена едва ли замечала, насколько все изменилось, и теперь винила в этом себя.

Забывшая о мире на много лет, Серена все это время делала грандиозные заявления, направляла боевые группы и благословляла безнадежные наступления на планеты Омниуса – короче делала все, что говорил ей Иблис. Она, конечно, отдавала делу рею свою любовь и преданность, но разве не она, сама того не желая, насадила семена, из которых выросло правительство, ведомое властолюбием, сменившим компьютерную жестокость?

Были и другие проблемы. И главная среди них – недостаточное внимание к уплаченной человеческими жизнями цене этой длительной войны, к тому, что Иблис часто называл «ожидаемыми потерями» или «приемлемой ценой», словно потери и гибель людей из плоти и крови были не более чем статистическими показателями. Это было скорее машинное, нежели человеческое мышление, и она начала выражать свои чувства открыто, не скрывая их ни от Иблиса, ни от прочих окружавших ее людей.

Серена выпрямилась и ударом председательского молотка призвала собрание к порядку.

– После долгих размышлений и обсуждений этого вопроса с моими советниками я сегодня заявляю о новом возрождении Джихада, о свете, забрезжившем в конце того длинного и темного туннеля, где люди так долго томились под невыносимым гнетом.

Иблис, встревоженный этими словами, продолжал тем не менее сохранять полное спокойствие. Руки его, лежавшие на полированной столешнице, не дрогнули, но он лихорадочно думал, стараясь мысленно опередить Серену и понять, какие сюрпризы она ему готовит.

– Настало время изменить направленность моего Джихада. Великий Патриарх проделал мастерскую работу, выковав из нашей борьбы острое оружие Священного Джихада. Но за годы, прошедшие после моего бегства от Омниуса и возвращения сюда, на Салусу, я не работала с той эффективностью, на которую была способна.

Среди собравшихся возник ропот несогласия, но она подняла руку, чтобы заглушить его.

– Не следовало мне из-за нескольких покушений прятаться в моем нынешнем убежище. Иблис Гинджо действовал из лучших побуждений, стараясь защитить меня, но, оказавшись в изоляции, я возложила на его плечи слишком тяжелое бремя вождя.

Она приветливо улыбнулась Иблису.

– Это было нечестно по отношению к Великому Патриарху, который так долго единолично представлял меня на таких заседаниях. Отныне я намерена играть более активную роль в повседневных делах этой войны. С этого момента я намерена занять свое законное место в Совете Джихада. Иблис заслужил некоторый отдых от своих тяжких трудов.

Великий Патриарх вспыхнул от удивления и неудовольствия.

– В этом нет никакой нужды, Серена. Я горд своим участием и хочу…

– О, для тебя останется масса работы, дорогой Иблис. Обещаю, что не дам тебе облениться и зарасти жиром.

Сидевшие за столом рассмеялись. Не улыбнулись только офицеры джипола. Рекур Ван выглядел озадаченным: эта встреча проходила совсем не так, как он рассчитывал. Его блуждающий взор остановился на Иблисе. Они обменялись тяжелыми взглядами.

Серена со значением посмотрела на изображение своего сына Маниона.

– И все же мое пребывание в Городе Интроспекции не было даром потрачено на отдых. За долгие годы философских бесед с когитором Квиной я многому научилась – и теперь я приложу эти знания к нашему великому и доброму делу.

Серена невольно на мгновение закрыла глаза. Она до сих пор не могла прийти в себя после самоубийства Квины, ее добровольного ухода. Потеряно столько знаний, столько опыта… Но древний философ намекнул на существование других когиторов, отчужденных и одиноких мыслителей, которые продолжали жить в своих метафорических башнях из слоновой кости, не обращая внимания на бушевавшую в галактике борьбу.

– Я решила, что мы разработаем более широкий план ведения Великого Джихада, такой, который приведет нас к полной победе. Мы должны использовать каждый ум и каждую идею, посвященную нашей освободительной войне.

Она увидела, что глаза Ксавьера вспыхнули решимостью сделать все, о чем она попросит его или его солдат. Он выпрямился, готовый слушать суть ее плана.

– Но цель наша остается неизменной. Любое воплощение Омниуса должно быть уничтожено.


Арракис: Люди видят в нем великие опасности и великие возможности.

Принцесса Ирулан.


Конечно, доходы должны поступать, подумал Венпорт. Тем не менее он сейчас с большим удовольствием оказался бы где угодно, только не на Арракисе.

Он сидел в кузове грохочущего первобытного вездехода, который трясся по караванной тропе прочь от пещерного поселения, где Аврелий встречался с наибом Дхартхой. Оглядываясь назад, Венпорт видел зазубренные вершины скал на фоне неистового рыжего заката. Держа на коленях блокнот, он продолжал делать в нем отметки, зная, что здесь ему придется задержаться по меньшей мере еще на два месяца, пока Тук Кидайр останется на Поритрине с Нормой. Он скучал по ней…

Пассажирский отсек накалился от знойных лучей солнца, проникавших в салон через прозрачный плаз. Подумав, не отказала ли система охлаждения машины, Венпорт втянул ноздрями кисловатый запах и нахмурился от вида тончайшей коричневой пыли, которая проникала, как живая, через щели и уплотнения.

И почему этой пряности нет ни на какой другой планете? Почему только здесь?

Сегодня Венпорт в сопровождении Дхартхи посетил лагерь сборщиков пряности, осмотрел он и место недавнего разбойничьего налета. Он остался недоволен варварским устаревшим оснащением сборщиков и потерей такого количества продукта. Один из помощников Дхартхи рассказал, как он чудом избежал гибели во время нападения, которое так его впечатлило, что он рассказывал фантастические истории, в которых бандиты представали какими-то сверхлюдьми.

Дхартха много лет уклонялся от ответов на все вопросы, но Венпорт и Кидайр давно подозревали что-то в этом роде. Поставленный перед необходимостью объяснить колебания в поставках пряности, наиб больше не мог отрицать существования трудностей. Теперь, когда Венпорт своими глазами увидел последствия налета, он начал понимать, какой ущерб наносили эти отщепенцы. Два часа назад, стоя на месте разграбленного лагеря, Венпорт хмуро покосился на вождя дзенсуннитов.

– Здесь надо все наладить, и как можно скорее. Вы поняли?

Орлиный профиль сына пустыни остался каменно-неподвижным.

– Я понимаю, Аврелий Венпорт, а вот ты – нет. Это трудность моего народа. И не тебе являться сюда и указывать нам, как с ней справиться.

– Я плачу тебе много денег. Это бизнес, а не ваши внутриплеменные дела.

Он подумал, что за этими налетами могут стоять его конкуренты, хотя не сказал этого вслух. Но как они могли узнать, что для этого надо прилететь сюда?

Потом Венпорт заметил темные, угрожающие взгляды, которые бросали на него некоторые дикие дзенсунниты, и почувствовал опасность. Два его личных телохранителя напряглись, когда один из возмущенных сынов пустыни сорвал с лица шарф и презрительно швырнул его на песок – потому что этот шарф был подарен ему Туком Кидайром. Одним словом или знаком Дхартха мог призвать достаточно людей, чтобы одолеть Венпорта и его охранников.

Но торговец не выказывал страха, а заговорил – твердо, но без угроз:

– Я вложил большие средства в это дело, наиб Дхартха, и не собираюсь терять доход из-за каких-то неуправляемых вандалов. За последние годы ваши расходы возросли, а поставки меланжи перестали соответствовать обещанному вами количеству. Человек чести соблюдает свои договорные обязательства.

Дхартха вспыхнул.

– Я – человек чести! Ты хочешь сказать, что это не так?

Сделав паузу для эффекта, Венпорт сказал:

– Если так, нам нет нужды возвращаться к этому спору.

Хотя внешне он держался храбро, сердце у него билось отчаянно. На глазах у суровых детей пустыни он схлестнулся с их; вождем, померился с ним силой. Сила, да еще гарантированная прибыль – вот единственный язык, который они понимают. Он уже заметил, насколько привык наиб Дхартха зависеть от чужеземных товаров, а дзенсуннитские нравы стали не в пример мягче чем были во времена его первой с ними встречи. Изменения были столь разительными, что Венпорт сомневался, вернутся ли когда-нибудь эти избалованные оседлые дзенсунниты к трудному выживанию в пустыне, которое принимали как должное до начала торговли пряностью.

Желая как можно скорее покинуть опасную горную деревню, Венпорт сделал знак своим телохранителям и поспешил к ожидавшему вездеходу. Даже сейчас он настороженно оглядывался, не преследуют ли его дзенсуннитские воины с убийцами из пустыни…

Машина тряслась по каменистой дороге, идущей по краю обрывов. Впереди, в верхнем отсеке, на покрытой пылью крыше, сидел местный водитель и с ним оба телохранителя. Временами колея исчезала на каменной равнине, но водитель спокойно ехал дальше – ведомый, очевидно, инстинктом. Машина обогнула массивные пологие дюны, и наконец Венпорт увидел вдали город в ложбине. Вздохнув с облегчением, он перевел взгляд на блокнот и стал сопоставлять цифры, задумчиво почесывая затылок.

Утверждая расчеты Нормы на финансирование, необходимое ей для создания прототипа корабля, Венпорт малость его увеличил – просто для страховки, а потом поручил бухгалтерам корпорации составить подробные сметы с разбивкой по статьям. Зная, что Норма вряд ли заметит, он ввел еще несколько статей расходов, исходя из своего опыта. Кидайр на Поритрине проследит за финансовыми вопросами.

В общем финансовом состоянии корпорации «Вен-Ки» проект Нормы не снизил общего дохода, хотя уступка лорду Бладду обошлась Венпорту в уменьшение прибыли от плавающих светильников. Норме же были нужны только отдельная группа зданий, небольшой коллектив рабов за разумную цену, деньги себе на жизнь и старый корабль. Но будь даже цена куда выше, Венпорт пообещал себе, что для Нормы необходимый капитал добудет. Сердце этого требовало.

Вездеход угодил в глубокую колею и накренился; блокнот упал с колен на пол. Нахмурившись, Венпорт поднял его с пола, отряхнул от пыли. Терпеть он не мог эту песчаную грязную планету, но застрял здесь надолго. Он задумался…


Вечером накануне отлета с Поритрина почти на год Венпорт пошел поговорить с Нормой Ценвой. Он хотел попрощаться… и еще кое-что сказать. Для него самого это оказалось неожиданным, но он, вопреки собственным сомнениям, знал, что поступает правильно.

Далеко внизу, в ущелье, журчал быстрый приток Исаны, спешивший слиться с медленным и величавым основным потоком. Большой склад был освещен изнутри и снаружи, а плавающие светильники испускали ослепительные лучи с четырех верхних углов здания. Летающие рептилии мелькали в ярком свете, охотясь за насекомыми.

За дни, прошедшие с тех пор, как Кидайр посадил старое судно в ангар, бригады строителей закончили львиную долю работы. Возвели бараки для рабов, подвели к ним коммуникации и выполнили внутреннюю отделку. Первая партия рабов уже была переведена из Старцы.

Закупили тяжелую технику, станки, сварочные аппараты и всякие сложнейшие инструменты, которые Венпорту и не мыслились. Внутри ангара в подвеске покоился объемистый грузовой корабль, заякоренный стабилизаторами. Венпорту подумалось, что корабль похож на погруженного в наркоз пациента перед операцией… и еще он знал, что Норма способна сотворить чудо.

Приветливая, преданная Норма. Он знал ее почти всю ее жизнь – как же он мог все это время оставаться слепым?

В эту теплую лунную ночь Венпорт шел один по обширной производственной территории. Сама Норма переехала в три больших кабинета, где раньше располагалась администрация заброшенной шахты. Хотя он лично позаботился о том, чтобы отстроить удобные жилые апартаменты, Норма редко показывалась в них.

Она всегда была законченным трудоголиком, а теперь она стала вовсе одержимой – с тех пор как стала разрабатывать свою мечту, а не проекты Тио Хольцмана. Несмотря на то что Венпорт вложил в это дело весьма значительные средства, он понимал, что Норме понадобится время – вероятно, больше года, – прежде чем новый космический корабль будет готов к первым испытаниям.

Но что такое год по сравнению с панорамой всей жизни? Пусть немного, но Венпорту было тяжело уезжать от нее так надолго.

С собой он нес букет свежих роз «Бладд», выращенных в личном розарии лорда Бладда в Старде – правда, Норма вряд ли обратит особое внимание на это мелкое обстоятельство. Он все еще не верил в то, что действительно это делает… но у него не было ни малейшего сомнения в правильности поступка.

Свет лился из ее окон, как и всегда. Несмотря на поздний час, Норма была все еще с головой погружена в свои формулы и изобретения. Венпорт печально покачал головой, но все же заставил себя улыбнуться. Разговор с Нормой бывал всегда не вовремя. В любой час дня она была занята. Иногда она не спала по несколько суток – а ела и пила, только чтобы не упасть и быть в состоянии работать.

Но такова была Норма. Венпорт не собирался ее переделывать.

Но все же он понимал, что должен сказать ей о своих чувствах. Он полагал, что для нее это будет настоящим потрясением, таким же, как любовь к ней стала потрясением для него самого. Он принимал ее такой, какой она была, – маленькой и неуклюжей, никогда не думавшей о себе как о женщине.

Почему он не видел этого раньше? В течение многих лет он был селекционным партнером ошеломительно стройной и красивой Зуфы Ценвы – Главной Колдуньи Россака, которая относилась к нему как к комнатной собачке. Что он получил от этого? Внешняя красота Зуфы не доходила до ее сердца. Норма же была прекрасна внутренней красотой.

Венпорт торжественно постучал в дверь Нормы, мысленно повторяя слова, которые собирался сказать. Он не ожидал, что Норма ответит, и нажал ручку двери. Она открылась, и Венпорт вошел, не ожидая приглашения. И сердце его трепетало, как у подростка!

Внутри ярко освещенной комнаты Норма сидела на специально подогнанном для ее роста плавающем стуле, так что расстояние до рабочего стола было удобным. Стандартные столы и стулья никогда не подходили ей из-за маленького роста, и он еще раз подивился тому, что она могла все время упорно трудиться, ни разу не пожаловавшись, в мире, приспособленном для больших людей. Ее гигантский интеллект с лихвой возмещал недостаток физического роста. Если это не беспокоит ее, то почему должно тревожить его?

Он понял, что было множество причин, почему он раньше относился к ней просто как к другу. Долгое время его отношение к Норме больше напоминало любовь брата к сестре, и Венпорт сам не мог бы сказать, когда произошел сдвиг на подсознательном уровне. Да, он был на десять лет старше Нормы, да, он был и селекционным партнером ее матери. Но что такое разница в десять лет? Это всего лишь несколько тысяч дней, не более того. Он ценил и любил Норму такой, какой она была, и теперь настало время выразить свои чувства.

Сначала Норма, погруженная в работу, не заметила его прихода. Несколько мгновений он стоял рядом с ней, держа в руке букет и просто любуясь ею. Розы наполняли ноздри тонким ароматом. Венпорт заботливо прикрепил к стеблям исключительно редкие камни су – такую же гемму, какую он когда-то попытался подарить ее матери. Но Зуфа Ценва презрительно нахмурилась при взгляде на эту яйцевидную «безделушку», с порога осмеяв приписываемое камню свойство обострять внимание и ум. Главная Колдунья всегда говорила, что не нуждается в таких подпорках. Он вообще сомневался, что Зуфа была способна оценить жест, идущий от сердца.

Но Норма наверняка сможет увидеть, что су и розы – прекрасны, драгоценны. Она оценит их как символ его душевного движения.

Если только удастся привлечь ее внимание.

Как лошадь в шорах, Норма смотрела на колонки цифр и время от времени вносила в документ какие-то поправки.

– Я люблю тебя, Норма Ценва, – выпалил он наконец. – Выходи за меня замуж. Это единственное, чего я действительно хочу всей душой.

Она продолжала работать, словно отключив все органы чувств, кроме зрения, и казалась такой поглощенной, такой… красивой… в своей сосредоточенности. Вздохнув, Венпорт прошелся по комнате, продолжая наблюдать за работой Нормы. Наконец она выпрямилась и сладко потянулась. Внезапно она посмотрела на него и растерянно моргнула.

– Аврелий!

Она и правда не заметила его прихода.

Он почувствовал, что краснеет, но собрал все свое мужество.

– Я давно хочу задать тебе один очень важный вопрос и только ждал подходящего момента. – С этими словами он вручил ей букет, и она крепко прижала его к груди, вдыхая сладкий аромат, потом принялась рассматривать бутоны так, словно никогда в жизни не видела роз. Она осторожно коснулась сверхъестественных в своей красоте гемм, прикрепленных к стеблям, и восхитилась глубиной цвета камней, словно увидела в них всю бездну вселенной.

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Я очень люблю тебя. Это было очевидно уже давно, просто я сам не понимал.

Ей потребовалась целая секунда, чтобы понять смысл его слов, а затем ее глаза наполнились слезами удивления и недоверия.

– Но, Аврелий, ты же знаешь, я никогда не думала о таких вещах. Они меня не интересовали. Любовь, ухаживания… даже секс. У меня нет опыта, не было случая. Это… – она некоторое время подбирала подходящее слово, – чуждые для меня понятия.

– Подумай о них теперь. Ты намного умнее всех, кого я знаю. Ты умеешь выбрать из всего самое лучшее. Я доверяю тебе. – Он тепло улыбнулся.

Она зарделась от удовольствия.

– Это… так неожиданно. Я не могла даже представить себе…

– Норма, завтра я уезжаю и поэтому не могу ждать. Я должен был спросить тебя об этом.

Она всегда считала его другом, помощником, на которого можно опереться в трудную минуту, почти старшим братом. Но она никогда не думала о более глубокой любви к нему – и не потому, что не хотела этого, но потому, что никогда не могла представить себе, что это возможно. Она посмотрела на свои маленькие ручки, на короткие пальцы.

– Но… почему я? Я очень непривлекательная женщина, Аврелий. Почему ты хочешь жениться на мне?

– Я только что сказал тебе об этом.

Она отвернулась. Это было больше того, что она могла переварить в данный момент, мысли ее пришли в полное смятение. Она сильно расстроилась и даже потеряла нить вычислений.

– Но… у меня так много работы, и это… будет нечестно по отношению к тебе. Я не могу позволить себе отвлекаться.

– Брак – это всегда жертва.

– Брак, основанный на жертве, приводит лишь к обидам. – Она смело встретила его взгляд и упрямо покачала головой. – Давай не будем решать это очертя голову. Нам надо обдумать все последствия,

– Поверь мне, Норма, это не эксперимент, где можно предварительно проверить все факторы. Я тоже очень занятой человек и понимаю, как много значит для тебя твоя работа. Моя работа в «Вен-Ки» не даст нам встречаться слишком часто, мы будем в разлуках большую часть времени, но это даст тебе время, столь нужное для твоей работы. Подумай об этом логически, но по крайней мере пусть решение принимает твое сердце.

Она улыбнулась, потом вздрогнула и посмотрела на календарь в углу экрана.

– И как скоро ты улетаешь на Арракис?

– У тебя будет время подумать. Мы и так ждали много лет, и я могу подождать еще немного. Если ты скажешь, что обдумаешь мое предложение, то я буду знать, что ты действительно будешь думать о нем с тем вниманием, на которое я хотел бы рассчитывать.

Он извлек из коробочки гладкий ровный камень су и вручил его Норме.

– Примешь ли ты по меньшей мере мой подарок? Как залог нашей дружбы?

– Конечно же, да. – Ее пальцы коснулись гладкой жемчужной поверхности су. Она печально улыбнулась. – Вот видишь, ты уже отвлек меня, хотя это было очень приятное отвлечение. Аврелий, неужели я всегда была такой невнимательной, что не замечала твоих чувств ко мне?

– Да, – улыбнулся он. – И я обещаю тебе, что не передумаю, когда вернусь.


Уже много месяцев Венпорт мотался по Арракису вдали от Нормы и Поритрина, облетая в сопровождении своих телохранителей пустыню на арендованном самолете. В этих экспедициях ему больше не нужен был наиб Дхартха. Вот и сейчас он летел над бескрайней пустыней, не отрывая от нее глаз.

По долголетней привычке он оценивал все увиденное в терминах контроля над затратами. Больше всего его интересовало, как ему в своей разнообразной деятельности избежать ненужных затрат на посредников. Прямой доступ к товару – это самый надежный путь к получению максимальной прибыли, чем бы ни был продукт – лекарством, меланжей или плавающим светильником.

Пока что, раз дзенсунниты готовы были брать на себя риск и позиционировали себя как специалистов по работе в суровых условиях пустыни, Венпорт и Кидайр сами не занимались сбором пряности. Но что, если корпорация «Вен-Ки» наймет рабочих и будет осуществлять сбор самостоятельно, избавившись от наиба Дхартхи и всех связанных с ним проблем?

Внезапно разведывательный самолет заболтало в воздушной яме. Сидевшие рядом с Венпортом наемники заругались в адрес пилота, нанятого в космопорте Арракиса, но тот не обратил внимания. Гё Д'Пардю был чужеземцем, приехавшим на Арракис в юные годы. Здесь он начал возить экскурсантов, хотя в этом затерянном мире работы у него было немного. Д'Пардю обещал найти для Венпорта экзотически красивые «меланжевые пески». Поднимавшаяся над горизонтом пыль застилала пеленой рассветное солнце, лишая его цвета. Вдруг в салоне ожил громкоговоритель, и раздался голос пилота:

– Вижу впереди по курсу бурю. Погодные спутники показывают, что буря уходит в Танзеруфт, так что нам опасность не угрожает. Но все же придется быть настороже.

– Что такое Танзеруфт? – спросил Венпорт.

– Открытая пустыня. Очень опасное место.

В молчании они летели еще полчаса. Самолет планировал вдоль скалы, потом повернул в красноватому солнцу и взял курс на зияющую пустыню.

Будучи в деревне, Венпорт слышал разговоры и рассказы местных жителей об Арракисе, о котором они отзывались как о живом существе, обладающем собственным строптивым духом. Подивившись этим объяснениям, он отбросил их как суеверные, но теперь, пролетая над дюнами, он думал, что, возможно, туземцы правы. Он испытывал какое-то странное, ни на что не похожее ощущение – казалось, что за ним кто-то наблюдает. Он и горстка его людей – как они одиноки и чужды для этого мира. Как уязвимы…

Выжженный блеклый пейзаж начал меняться. Внизу показались ржаво-коричневые и охряные участки.

– Меланжевый песок, – сказал Д'Пардю.

Массивный, полный, с пухлыми щеками, гид казался совершенно чужим на этой планете, где большинство жителей были будто высушены солнцем.

– Мне кажется, будто кто-то ворошит песок, – заметил Венпорт. – Я полагаю, это ветер?

– В пустыне вообще неразумно что-либо полагать, – отозвался Д'Пардю.

Со своего места Венпорт разглядел извилистое создание, которое без малейшего усилия двигалось по пескам, пересекая дюны. Пески зашевелились, словно пробуждаясь от спячки. По спине Венпорта пробежал холодок.

– Что это еще за чертовщина? Господи, что это – песчаный червь?

Пораженный, он приник к иллюминатору. Он слышал об этих исполинских бестиях, громадных чудовищах, которые причиняли сборщикам пряности едва ли не больше бед, чем разбойники, но он никогда своими глазами не видел этого страшного зверя.

Гид сморщил и без того покрытое глубокими морщинами лицо и произнес:

– Это демон пустыни.

Узловатый длинный сероватый зверь внизу приподнимался волнообразной цепочкой живых холмов. Он вползал на дюны и стремительно соскальзывал с них, не отставая от летящего в небе самолета.

– Посмотрите на его спину! – воскликнул один их телохранителей. – Видите, что там? Люди! Это люди, едущие на черве!

– Это невозможно, – презрительно фыркнул Д'Пардю, но, присмотревшись, тоже увидел невероятную картину и уже не мог оторвать глаз.

Поднимающаяся к небу пыль мешала смотреть, но Венпорту казалось, что он явственно видит крошечные фигурки, маленькие пятнышки, совершенно точно имеющие человеческие очертания. Кто же мог одомашнить такого монстра?

– Нам лучше убраться отсюда! – закричал со своего места Д'Пардю. – У меня предчувствие.

Ветер начал швырять легкое воздушное судно из стороны в сторону.

Соглашаясь с проводником, Венпорт кивнул:

– Вывози нас отсюда.

Самолет сделал круг и повернул назад, к городу Арракис. Пустынная буря погналась за ним так, словно небо было живым и решило наказать чужеземцев за дерзкое появление там, куда их не звали. Весь обратный путь телохранители обсуждали то, что им пришлось увидеть. В баре космопорта слушатели наверняка посмеются над их рассказами.

Но Венпорт видел это своими глазами. Если бы доходы от меланжи не были столь громадными, он никогда не рискнул бы вести бизнес на Арракисе. Как можно иметь дело с людьми, которые ухитряются выжить в таком Богом проклятом месте?

Они ездят на гигантских червях!


Ничто не является таким, как кажется. С помощью соответствующих формул я могу это доказать.

Норма Ценва. Математическая философия


Норма перестала на него работать, не тянулась за ним на буксире – и Тио Хольцман ничего не находил удивительного в том, что она перестала привлекать общественное внимание. Целый год он вообще мало думал о ней, во всяком случае, с тех пор, как Аврелий Венпорт вел переговоры о прекращении ее службы у него, саванта Тио Хольцмана. Он улыбнулся. Да уж, блестящий бизнесмен. О чем он вообще думал тогда?

При всей ее несравненной математической естественнонаучной одаренности Норма совершенно не умела видеть потенциал своих открытий. Чистая гениальность – это лишь одна часть формулы. А вторая – надо знать, что делать с научными прорывами. И вот в этом деле Норма постоянно терпела неудачи.

Ну что ж, теперь она самостоятельна и перестала быть для саванта финансовым бременем, хотя уступка корпорации «Вен-Ки» в продажах плавающих светильников превзошла все эти расходы в тысячи раз. Как корпорация могла быть такой наивной?

Венпорт предложил лорду Бладду приличную сумму денег за группу «технически грамотных рабов», чтобы занять их работой на строительстве нового предприятия Нормы – кажется, это где-то в верхнем течении реки? – так что савант с удовольствием сбагрил ему целую компанию самых своих беспокойных дзенсуннитов и дзеншиитов. После закрытия верфи в дельте Хольцману все равно некуда было девать всех этих рабочих… пока один из этих зажравшихся рабов не набрался наглости обратиться к самому лорду Бладду. Аристократ сделал Хольцману выговор за недостаточный контроль над рабами, и савант был просто счастлив сбыть с рук этих смутьянов Норме Ценве.

Он был рад избавиться от них. А заодно и от Нормы. Решение всех проблем.

Но в некотором смысле Хольцману было жаль, что она ушла. Первые несколько лет ее ученичества они были отличной командой, и савант получил весьма неплохой доход от юношеского энтузиазма своей молодой помощницы. Но потом двадцать лет ей хотелось возиться собственными силами с бесплодными и дорогими математическими изысканиями, не чувствуя, где надо остановиться.

Правда, он хотел показать ей, что не держит на нее зла. Все последние годы он регулярно слал ей приглашения на торжественные приемы по разным поводам, но она каждый раз отклоняла эти приглашения под надуманным предлогом сильной занятости. Эта крошечная женщина никогда не понимала, что успех достигается не столько прямыми исследованиями, сколько политическими интригами и связями.

К счастью, его новые молодые ассистенты горели желанием оставить след в истории. Их работа обеспечивала прочность его собственных позиций.

Когда Хольцмана спрашивали прилюдно, он неизменно отвечал, что Норма прекрасно работала, была знающим ассистентом, которого часто посещало подлинное озарение. Такое джентльменское отношение и благородство лишь добавляли блеска ауре великого изобретателя и укрепляли его положение. После таких заявлений он улыбался и переводил разговор на другую тему.

Но время шло, и савант все реже вспоминал о Норме Ценве.


Уход в тень нисколько Норму не заботил. Работая в вычислительной лаборатории и инспектируя работы по созданию двигателя, основанного на эффекте Хольцмана, она просто не замечала своей изоляции.

Она никогда не понимала смысла махинаций вокруг себя, да и, собственно говоря, не придавала им значения. Ее всегда интересовала только работа как таковая, разработка важных концепций вне зависимости от политической конъюнктуры, личных амбиций и отнимающих время бессмысленных общественных мероприятий.

Финансовую поддержку она получала теперь от корпорации «Вен-Ки», более того, теперь у нее были свои рабы, а охрану Тук Кидайр нанял за пределами Поритрина. Теперь ни у кого на этой планете не было ни малейшего повода обращать на нее внимание или пытаться жадным взором проникнуть в то, чем она занималась.

Но тлулаксийский партнер Венпорта был озабочен проблемой безопасности гораздо сильнее, чем Норма. Сначала Кидайр предложил установить специальную маскировочную голографическую систему, которая скрыла бы от посторонних глаз все наземные постройки и вход в грот. Но учитывая, что здесь трудилась многочисленная рабочая команда, что ежедневно сюда по реке подвозили материалы, регулярные поставки продовольствия, было трудно предположить, что никто не заметит существования этого исследовательского и производственного комплекса. Тогда Кидайр решил положиться на охрану, которая отгоняла от комплекса всех любопытных, хотя у охранников, патрулирующих ангар и территорию, был скучающий вид.

Уже был виден конец работы. Норма надеялась, что опытный образец корабля с новым двигателем будет готов перед возвращением Аврелия Венпорта с Арракиса. Норма улыбалась всякий раз, когда вспоминала этого такого необычного человека, и ей до сих пор не верилось, что она получила от него столь удивительный прощальный подарок перед отлетом. Она помнила его застенчивый вопрос, который, судя по выражению его глаз, поразил его не меньше, чем ее…

Вероятно, когда Норма реализует свою мечту, не отпускавшую ее все эти годы Джихада, она сможет дать ответ на вопрос Аврелия. Она любила его всем сердцем, хотя до сих пор и не осознавала этого, ибо всю свою сознательную жизнь она пропускала мимо себя все душевные эмоции. Но теперь этого не будет. Когда он вернется на Поритрин, все изменится.

Но сначала…

Сердце ее работы – большой старомодный грузовой космический корабль покоился на платформе дока в ангаре. Этот громоздкий и устаревший космический аппарат уже не годился как торговое судно, не выдержал бы строгой конкуренции с современными. Но в нем было все, что требовалось Норме.

Сейчас Норма стояла на платформе, парившей высоко под потолком ангара над старым корпусом с не один раз заваренными пробоинами, и наблюдала за бригадами дзенсуннитских рабочих, которые переделывали начинку корпуса по ее указаниям.

Рабочие сновали внутри корабля, слышались их громкие голоса и лязг инструментов. Кормовая часть старого судна была вскрыта, устаревший двигатель извлечен, а внутренние отсеки переделывались для установления крупных деталей нового оборудования. Пока все шло хорошо. Десятилетия кропотливого умственного труда не пропали даром, замысел воплощался в металл, и от этого свершения у Нормы кружилась голова.

Аврелий будет гордиться ею.

Хотя ее план свертывания пространства основывался на лаконичных математических формулах и доказанных законах физики, это были лишь исходные простые строительные блоки, на которых надо было создать намного более грандиозное, сложное, почти эфирное здание, и это здание нельзя было в готовом виде ни изобразить на бумаге, ни представить себе мысленно. По крайней мере пока. Оно росло только в разуме Нормы.

Каждый день она заново анализировала всю проделанную работу, подчас тратя всю ночь на переделки и новые расчеты, переставляя модульные панели, электромагнитные обмотки и призмы хагальского кварца. Как великий мастер прошлого, она по ходу работы добавляла новые детали, подчиняясь интуиции, подкрепленной теоретическими доказательствами. Потоки мыслей и открытий накатывались могучими волнами, оставляя после себя понимание, больше похожее на божественное вдохновение.

Савант Хольцман высмеял бы меня за подобное предложение!

По мере продвижения постройки рабочие проводили контрольные и стендовые испытания согласно разработанным Нормой протоколам. Каждая деталь, каждая часть нового корабля должны были работать безупречно.

Норма приходила в страшное волнение всякий раз, когда видела, как внутри корабля постепенно приобретает форму задуманный ею невиданный двигатель. На карту было поставлено очень многое – не только ее личная судьба или судьба корпорации «Вен-Ки», но и интересы всего человечества.

Плоды ее изобретения люди будут пожинать много поколений после окончательного поражения мыслящих машин. Свертывающий пространство двигатель переделает человечество и откроет перед ним новое будущее. Напрягая воображение, она представляла себе каскад следствий своего открытия, подобный мощному водопаду. Возможности были невероятны, огромны, и стараясь представить их, Норма иногда боялась лишиться рассудка.

Но если ей удастся преодолеть все технические трудности проекта, Норма и те, кто поверил в нее, смогут перемещаться в космическом пространстве со скоростью, на много порядков превышающей возможности современной техники. Это будет колоссальная помощь армии Джихада, и все причины были полагать, что эта помощь приведет наконец-то к победе.

И сверх того, из изобретения Нормы Аврелий сможет извлечь такие коммерческие возможности, о которых раньше он не смел и мечтать. Норме не терпелось дождаться его возвращения – обсудить с ним эти перспективы, и не только их.


Береги каждый вздох, ибо он уносит тепло и влагу из твоей жизни.

Дзенсуннитское наставление детям


Стоя под навесом пещеры, Селим с гордостью оглядел своих верных последователей, а потом перевел взор на Марху и посмотрел на нее с выражением, больше похожим на любовь. Эта молодая женщина была воплощением энергии, жизненной силы, увенчанных непоколебимым здравым смыслом. Почти два года она блистала в племени пустынных бродяг, став незаменимой.

– Арракис наш, потому что мы овладели им, – торжественно провозгласил Селим. – Мы научились жить в тяжелейших условиях, не завися от благоволения чужаков и торговли с незваными иноземцами.

Взяв сильную руку Мархи в свою, он помог ей подняться, и они встали, глядя друг на друга глазами, подернутыми меланжевой синевой.

– Марха, ты делом доказала, что можешь стать полноправным членом нашей общины, но я был бы счастлив назвать тебя своей женой – если ты сама этого захочешь.

Вначале она явилась к ним восторженной почитательницей, умелым учеником, верным человеком. Теперь она станет подругой Селима. Марха работала больше других и следовала видениям вождя более преданно, чем остальные его ученики. Она ясно дала понять всем, ему в том числе, что только она может стать невестой легендарного вождя.

Всего неделю назад она явилась к нему на рассвете и застала Селима стоящим у окна и созерцающим необозримое море волнующихся дюн. Не нарушая молчания, Марха шагнула к нему и бросила к его ногам связку жетонов, громко лязгнувших по полу пещеры.

Это были сотни жетонов, отнятых у надеявшихся выйти замуж женщин, работавших на сборе пряности. Здесь было намного больше знаков, чем требовал в качестве свадебного выкупа наиб Дхартха.

Зная, сколько мужества требовалось Мархе, чтобы смотреть на него одновременно как на мужа и как на почитаемого всеми вождя, Селим улыбнулся.

– Как могу я отказаться от столь богатого приношения?

Теперь Марха улыбалась ему, обнажив безупречно белые зубы. Лицо ее излучало радость, беловатый рубец над бровью белесо выделялся на фоне румянца, залившего лицо.

– Я мечтала об этой минуте с тех пор, когда была маленькой девочкой, замиравшей от восторга при передававшихся шепотом легендах о великом Укротителе Червя. Да, я с радостью соглашаюсь быть твоей женой, Селим.

Когда предводитель делал свое торжественное заявление, Джафар, его подручный, облачившись в дистиллирующий костюм, вышел в открытую пустыню. Теперь всем была видна высокая худая фигура этого преданного человека. Отойдя от пещер подальше, он застучал в свой барабан. Все жители пещеры слышали этот приглушенный расстоянием и песками звук. Они предвкушали радость, а Селим стоял молча и наблюдал.

Постучав достаточно долго, чтобы вызвать червя, верный помощник Селима сунул барабан под мышку и бросился бежать. Длинные ноги уверенно несли его по гребням дюн. В открытой пустыне на поверхности песчаного моря появилась рябь, оповестившая о появлении червя. Чудовище стремительно приближалось.

Задыхаясь от бега, Джафар достиг спасительных скал, но не стал взбираться на них, а остался на песке, нанося по камню резкие гулкие удары металлическим молотом. Песчаный червь устремился на звук, но не смог приблизиться к скале, основание которой выдавалось далеко за пределы видимой скалы подобно подводной части айсберга. Червь поднялся к небу во весь свой исполинский рост, раскрыв гигантскую пасть, усаженную кристаллическими сверкающими зубами. С громадного тела осыпались тучи песка и пыли. Чудовище издало рев, способный заглушить грохот песчаной бури.

Селим возвысил голос и закричал во всю силу своих легких:

– Шаи-Хулуд, слушай меня! Я призвал тебя в свидетели! – С этими словами он привлек к себе стоявшую рядом Марху и выступил под солнечный свет. – Я предложил этой женщине стать моей женой, и она приняла мое предложение. С этого дня мы в твоих глазах муж и жена. И пусть никто не усомнится в этом.

Разбойники издали дружный вопль восторга, оглушительный крик, многократно усиленный отражениями от низкого свода пещеры. Червь поднялся еще выше – словно благословляя новобрачных, – а затем снова нырнул в глубину песка под дюной, выбросив фонтаны песка и устремившись вниз, к скрытой сокровищнице пряности.


В эту ночь разбойники пировали, уставив свои столы медом и невиданными деликатесами, похищенными и отнятыми у караванов, идущих из города Арракиса. Во время этой пирушки они поглотили огромное количество меланжи. В головах возникли блистательные видения, затуманившие лица блаженством. Все окружающее представлялось теперь мягко очерченным и прекрасным. Все они были членами большой семьи, связанными чудесным красным порошком, извергаемым песчаными червями, порошком, бывшим высушенной сущностью Шаи-Хулуда.

Все тормоза были отпущены, исчезла стыдливость, и многие мужчины и женщины полюбили сегодня друг друга в темных переходах пещер. Потом, когда празднество наконец закончится, все они вернутся к выполнению своей поглощающей все силы миссии. Но на одну ночь пряность дала им отдохновение, вынеся их за пределы земного бытия.

Вместе с Махрой Селим шел путями меланжевого откровения, поднимаясь по ступеням в открывающееся его внутреннему взору будущее. Он ощущал рядом ее близость, ее умопомрачительную душу и горячее сердце, ставшее теперь неотъемлемой частью его самого.

Но в это путешествие Селим должен был отправиться один.

На дальней стене пещеры давным-давно какими-то первопроходцами были начертаны древние руны. Никто не знал, что означают эти надписи, но Селим выдумал свое толкование, и его последователи не оспаривали слова своего вождя.

С помощью меланжи Селим видел многое, недоступное глазу людей реального мира.

И теперь он впервые увидел задачу своей миссии во всем ее невообразимом величии, прозрел неизмеримую пропасть времени, в течение которого будет разворачиваться эта эпическая битва. Он понял, что это не просто его личная борьба с ненавистным наибом Дхартхой, не конфликт, который Селим сможет разрешить за короткий срок своей жизни. Все уже зашло слишком далеко. Искушение и зависимость от пряности переступили какой-то порог, где не может остановиться простой человек.

Одной жизни для этого не хватит никогда. Селиму надо было сделать так, чтобы его миссию продолжали другие, продолжали много лет после его смерти. Когда настанет срок, Шаи-Хулуд покажет, как это сделать.

Когда он проснулся, теплая обнаженная Марха, тесно прижавшись к нему, лежала рядом, прилепившись к нему даже во сне, словно боясь, что он уйдет. Она проснулась. На лице ее было написано любопытство – она всем своим существом впитывала каждую черточку лица своего возлюбленного.

– Селим, любовь моя, мой супруг, – выдохнула она. – Я наконец научилась видеть тебя, видеть в тебе мужчину, человека. Сначала я была влюблена в представление о тебе, в портрет героя, отступника, который умел провидеть будущее через кристалл беспощадной ясности своей миссии. Но ты больше этого – ты смертный человек с бьющимся сердцем. И оттого ты более велик, чем любая сложенная о тебе легенда.

Он нежно поцеловал ее в губы.

– Марха, одна только ты знаешь мою тайну. И только одна ты разделишь ее со мной. Благодаря тебе я буду сильным, ты поможешь мне выполнить то, что я должен.

Селим погладил женщину по волосам и улыбнулся, радуясь ее преданности. После стольких лет миф и реальность наконец слились в неразрывное единство.

Казалось, она прочитала его мысли, поняв его до того, как он смог выразить свои думы словами.

– У тебя было видение, любимый? Что тяготит тебя?

Он печально кивнул.

– Прошлой ночью, когда мы поглотили много пряности, мне открылись новые сны.

Она села рядом, мгновенно превратившись из молодой жены, все еще сгоравшей от чувственной любви, в верного ученика, готового принять новое откровение учителя.

Селим заговорил:

– Мы нападали на караваны и мешали наибу Дхартхе продавать меланжу, но я ничего не сделал, чтобы изгнать с Арракиса чужеземцев. Торговля пряностью с каждым годом становится все шире и шире. Неудивительно, что Шаи-Хулуд разочаровался во мне. Он призвал меня, но я оказался слаб и не справился с его миссией.

– Старец Пустыни верит в тебя, Селим. Иначе зачем бы он стал давать тебе столь невыполнимое задание? – Марха села, и Селим не мог оторвать взгляд от ее чудесных грудей и гладкой кожи, матово блестящей в тусклом свете пещеры. – Мы поможем тебе. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы достичь твоей цели. Эта миссия велика, и никакой человек не может даже надеяться в одиночку справиться с ней.

Он нежно поцеловал ее в белесый шрам, потом сел и всмотрелся в светлеющий вход в пещеру, куда стал литься свет солнца, начавшего свой бег по небосклону над бесконечным морем дюн.

– Возможно, это так, и ни один человек не в состоянии исполнить это, но зато это может исполнить легенда.


Звезды отражались в мечтательных глазах Азиза. Исполненный мечтаний, юный внук наиба терпеливо ждал, когда дед и обитатели скального городка крепко уснут. Когда все стихло, он взял собранное по крохам снаряжение – к этой ночи он готовился долго, день за днем, складывая в потайном месте все необходимое для задуманного. Не производя ни малейшего шума, словно муаддиб, крошечная пустынная мышь, он скользнул к выходу.

Сегодня он покажет, на что способен, не только себе и своему дедушке, но и Селиму Укротителю Червя. Хотя никто не захотел бы слушать такое, для Азиза оба эти человека были героями, людьми, достойными уважения. Мальчик воздавал должное почтение обеим сторонам конфликта и надеялся каким-то образом соединить их во благо дзенсуннитского народа. Это была его великая тайна.

Но как же трудна эта задача.

В течение многих месяцев, с тех пор как разбойники спасли ему жизнь, избавив от верной смерти в пустыне, Азиз не переставал думать о времени, проведенном среди отступников. Селим Укротитель Червя был слеп к тому, что сделал наиб Дхартха для дзенсуннитов. Молодой человек очень любил своего деда и понимал его строгость, в которой он видел цену, которую пришлось заплатить племени за разительное улучшение условий жизни, за бесперебойные поставки воды и продовольствия и даже за некоторые предметы роскоши и комфорта, доставляемые на планету чужеземными торговцами.

А у Селима Укротителя Червя горели глаза, у него было иное понятие о чести, мужественная уверенность и правота, которые перевешивали провинциальные обывательские заботы наиба Дхартхи. Сторонники Селима следовали за ним с фанатичной страстью, намного превосходившей силой покорность, с какой выполняли свою работу сборщики пряности. И эта женщина Марха – бежавшая в пустыню из их деревни – теперь обрела новый смысл жизни. Было видно, что она нисколько не жалела о своем решении.

Много ночей Азиз и сам мечтал бежать к отступникам, стать членом их овеянной ореолом романтики шайки. Он смог бы говорить с Укротителем Червя, сказать ему все, что должен был сказать несколько месяцев назад, когда ему выпала такая возможность. Глаза мальчика сияли, когда он преисполнялся решимости установить мир, залечить раны старых обид и прекратить нескончаемую разрушительную вражду.

Азиз смог бы это сделать. Но примет ли его Селим?

Возможно, да… если он, Азиз, сможет продемонстрировать способность, полезную для племени Селима.

Когда Азиз передавал своему деду ответ пустынного вождя, он старался смягчать слова и находить оправдания для Селима. Но наиб Дхартха пришел в неописуемую ярость, и вместо того чтобы наградить своего внука за тяжелое рискованное путешествие, отослал его, перестав с ним общаться.

Но юноша не забыл того, что ему пришлось увидеть и пережить, а воображение подсказало альтернативы, о которых ему следовало подумать раньше. Азиз решил вернуться к разбойникам. Больше всего ему хотелось снова пережить восторг и священный трепет. Он был уверен, что сможет это сделать.

Он тщательно спланировал все свои действия, вспомнив, что делал Укротитель Червя, и убедил себя, что сможет в точности их повторить. В конце концов, много лет назад этот молодой изгнанник сумел самостоятельно оседлать червя в первый раз, когда ему никто не помогал ни советом, ни делом…

Ночь была тиха и безмятежна. Азиз проскользнул мимо невнимательного караула и тихо спустился по горной тропинке к обширному полю песка. Царства Песчаного Червя. На небе сейчас была только одна луна, висевшая низко над горизонтом. Свет ее был тусклым по сравнению со светом звезд, которые смотрели с неба, яркие, как глаза ангелов. Азиз выбежал на мягкий песок, оставляя за собой отчетливые следы. Ему хотелось кричать, но песок осыпался у него под ногами и юноше казалось, что он плывет в пыли.

Азизу надо было уйти довольно далеко в пустыню, чтобы червь мог приблизиться, не испугавшись близости погребенных в песках скальных пород. Но в то же время надо было остаться не слишком далеко от поселка, чтобы люди видели, что именно он собирается сделать. Особенно ему хотелось, чтобы это увидел дедушка.

Мальчик шел по песку уже битый час, когда рассвет, словно тонкий кинжал, прорезал восточный горизонт. Надо было поспешить, чтобы к восходу оказаться на нужной позиции, то есть взобраться на высокую дюну, похожую на трибуну, виденную им когда-то в одном чужеземном видеофильме. Оставалось только надеяться, что его шаги не потревожили песок и не дали преждевременного сигнала Шаи-Хулуду.

Азиз нес с собой камень и металлический стержень, веревки и длинное прочное копье. Снаряжение его было намного лучше, чем у того юнца, каким был Селим, когда впервые взнуздал страшное чудовище. Это можно сделать.

Сердце его сильно билось, но решимость оставалась непоколебимой. Азиз присел, воткнул в песок стержень и принялся бить по нему камнем. Удары грохотали, как маленькие взрывы, оглушительные на фоне вечно молчащей пустыни.

Когда наконец взошло солнце и осветило пустыню, мальчик оглянулся и посмотрел на гряду зазубренных скал. За маленькими, спрятанными в расщелинах оконцами некоторые проснувшиеся дзенсунниты слышали этот бой. Мальчик ждал, когда явится великий червь.


Дхартха проснулся от ритмически следовавших друг за другом ударов, доносившихся со стороны дальних дюн. Охваченный любопытством и неясными подозрениями, старый вождь быстро оделся, но прежде чем он успел выйти из своих покоев, кто-то из слуг приподнял входную занавеску.

– Наиб Дхартха, один из юношей бежал в пески. Боюсь, что он очень похож на Азиза.

Страдальчески сморщившись, наиб поспешил по туннелю к окнам, откуда открывался вид на древнюю пустыню.

– Зачем он устраивает такой шум? Я думал, я его лучше воспитал.

Потом внезапно этот тертый пустынный волк начал подозревать истину, вспомнив вздорное восхищение Азиза этими разбойниками, покорившими червей. Вне себя Дхартха закричал:

– Немедленно пошлите людей привести его обратно! Спешите, пока не явился червь!

Слуга с явной неохотой бросился исполнять приказание.

Далеко в пустыне Азиз продолжал бить по стержню, вызывая червя. Наибу, схватившемуся судорожно сведенными пальцами за каменную кромку окна, оставалось только беспомощно смотреть на залитые беспощадным солнечным светом величественные дюны. Ему была отчетливо видна цепочка следов, оставленных в песке внуком. Какое безумие!

На горизонте уже появились огромные волны, возвещавшие приход червя. Ни один спасатель уже при всем желании не смог бы успеть вовремя. Дхартха ощутил смертельный холод в груди.

– Айи-и! Буддаллах, не допусти этого!

Азиз стоял на вершине дюны, сжимая металлический стержень с неколебимой уверенностью истинно верующего. Дхартха был стар, но глаза его не потеряли былой зоркости, и он видел, как мальчик спокойно ждет, глядя на наступающую на него стену песка. Пыль и песок вздыбились кругом, когда чудовище развернулось и пошло на юношу с силой неукротимой песчаной бури.

Как жук по горячему камню, Азиз побежал по гребню дюны, чтобы занять более выгодную позицию, но от движения подземного демона песок стал скользить и осыпаться под ногами Азиза. Мальчик потерял равновесие и упал плашмя, выронив копье, ярко блеснувшее в лучах утреннего солнца.

Прежде чем Азиз успел встать на ноги или схватить свои орудия, раскрылась гигантская пасть, усеянная рядами сверкающих зубов, поглотив песок, пыль и крошечный кусочек человеческой плоти.

Наиб Дхартха смотрел открыв рот на это страшное зрелище. Из глаз его текли слезы горя и ярости. Невинный мальчик погиб в мгновение ока в безумной вере, что он сможет укротить демона дюн, подобно неверным отступникам, оседлавшим его в сговоре с самим Шайтаном.

Во всем виноват Селим.

Зверь исчез под поверхностью песка и устремился прочь. Песок осыпался и скрыл следы страшного происшествия.

Потрясенному наибу казалось, что вокруг его головы, словно шум крыльев зловещего ворона, звучит издевательский проклятый смех Селима Укротителя Червя.


174 ГОД ДО ГИЛЬДИИ

28 год Джихада

Год спустя после победы на Иксе


Мне выпал жребий совершить в жизни такое, о чем большинство людей и мечтать не может. Но как-то вышло так, что не нашел я себе ни дома, ни истинной любви.

Примеро Вориан Атрейдес. Из частного-письма к Серене Батлер


С поры своих странствий с Севратом на борту «Мечтательного путника» Вориан стал непоседой, которому трудно долго оставаться на одном месте. С энтузиазмом и любознательностью новичка желая видеть жизнь свободного человечества во всем ее объеме, он жадно впитывал своеобразие каждой новой планеты, добавляя ее в каталог своего опыта. Ему нравилось наблюдать народы, их культуры, прослеживать нити, связывающие различные расы людей прочнее, чем связывал Омниус свои Синхронизированные Миры.

Вот и сейчас где-то в глубинах космоса Севрат продолжает свой полет, развозя по планетам Омниуса инфицированные обновления, заражая одно за другим местные воплощения всемирного разума. Это был отличный трюк, вероятно, самая выдающаяся военная хитрость за всю историю человечества. Ксавьер на его месте выбрал бы иную стратегию – он бы снаряжал вслед за Севратом экспедиции армии Джихада, которая наносила бы удары по зашатавшимся машинным системам инфицированных вирусом планет. Но такой план с тактической точки зрения был бы непрактичным и, несомненно, насторожил бы Севрата и Омниуса прежде, чем план Вориана достиг своей цели и нанес Омниусу максимальный вред без пролития даже капли драгоценной человеческой крови.

Вориан бы предоставил машинам разрушаться самим, а сам в это время занялся бы внутренними задачами Джихада.

Вориан никогда прежде не бывал на Каладане – богатой водными ресурсами, отдаленной и малонаселенной неприсоединившейся планете, – но место оказалось приятным во всех отношениях. Когда Вориан вернулся после своей экспедиции на парализованный корабль Севрата, где подложил независимому роботу испорченную копию всемирного разума, Серена Батлер обнародовала свой новый план ведения Джихада. Еще до возвращения Ксавьера из его на удивление удачной и победоносной экспедиции на Икс Вориан Атрейдес с удовольствием предложил свои услуги по его осуществлению.

Много месяцев подряд он посещал одну за другой стратегически важные планеты на границах Лиги, отыскивая те, на которых можно было установить форпосты армии Джихада. Эти незащищенные планеты могли привлечь внимание и мыслящих машин, как было с IV Анбус, как потенциальные плацдармы.

Каждая новая планета расширяла точку зрения Вориана на войну в целом и давала основания полагать, что в этой войне победят. Иногда, думая об этом, он пытался понять, каким образом машины с искусственным интеллектом вообще смогли выйти из-под человеческого контроля и каким образом дело дошло до столь критического положения.

В детстве и ранней юности он восхищался высокопроизводительной промышленностью и развитыми городами, созданными Омниусом, а также монументами, воздвигнутыми в честь свершений титанов. Но теперь, бывая в разбросанных по вселенной человеческих поселениях, даже в не связанных с планетами Лиги, Вориан испытывал восхищение совершенно иного рода. Беззаботные люди выражали свое счастье самыми различными способами. Они получали удовольствие от обыденной жизни, радуясь хорошей пище, вину и теплой постели. Они получали радость от общения с другими людьми, от самых разнообразных проявлений любви и дружбы. Свою глубокую сердечную преданность делу Джихада они выражали постройкой скорбных мемориалов в честь замученного ребенка Серены Батлер.

Вориан ни одной минуты не жалел, что отказался от жизни доверенного человека роботов. Он был горд тем, что вся жизнь галактики переменилась от его решения отказаться от собственного отца и спасти горюющую Серену Батлер. После этого он, как никогда прежде, почувствовал себя человеком.

Только об одном он жалел: что Серена не ответила на его любовь. Но сердце ее обратилось в камень, и Вориан был вынужден смириться с этим. Его новая, полная свободы жизнь была богата во многих других отношениях.

При своем здоровье и неувядаемой молодости Вориан Атрейдес легко заводил любовные интриги в каждом космопорту, куда заносила его военная судьба. С одними это бывали приключения на одну ночь, к другим женщинам он неоднократно возвращался. Вероятно, на многих планетах галактики у него были неизвестные ему дети, но он не смог бы стать для них настоящим отцом. Опасаясь преследований со стороны кимеков и не желая, чтобы его отец Агамемнон захватил его в плен, Вориан всегда представлялся младшим офицером Джихада и никогда не выдавал своего настоящего звания или происхождения. Это было в интересах безопасности тех планет, которые он посещал, а не только в его собственных…

По сходным причинам он отказался от той жизни, какую вели, например, Ксавьер и Окта. Вдобавок к тому, что его родной отец был кимеком, он сам, как и Агамемнон, обладал секретом долголетия, почти бессмертия, и он не хотел и не желал беспомощно наблюдать, как его жена будет стариться и умирать на его глазах. Сейчас же он мог без всяких волнений или угрызений совести посещать любые планеты и заводить такие отношения, какие ему хотелось.

Здесь, на Каладане, в задачу Вориана входила организация наблюдательного пункта. За истекшие пятьдесят лет передовые отряды мыслящих машин не раз видели в системе, расположенной недалеко от планеты, где кимеки перебили семейство Харконненов. Произошло это сорок три года назад. Каладан на Салусу Секундус уже отправил своих представителей, которые объявили, что рыбацкие деревни и приморские города готовы образовать нечто вроде планетарного правительства, которое – теоретически – было бы не прочь присоединиться к Лиге Благородных.

Вориан хотел обеспечить здесь присутствие армии Джихада как буфера на случай неприкрытой агрессии Омниуса на этом участке. Пока что пылающий Джихад вынуждал мыслящих машин к обороне, но Омниус обычно строил планы на столетия вперед, и никто не знал заранее, к какой стратегии прибегнет этот сверхмощный машинный мозг на следующий день. Силам Лиги приходилось все время быть начеку.

Хотя сам Вориан носил высокое воинское звание, он никогда не требовал безусловного чинопочитания. Не желая, чтобы ему на каждом шагу отдавали честь или подобострастно кланялись, он ради собственного удобства одевался в полевую форму и часто не носил даже знаков различия. Он мог и должен был быть примеро во время заседаний Совета Джихада, но в остальное время он желал на равных общаться со своими старыми и новыми друзьями.

Он вполне вписывался в компании обычных людей, любил схватки с деревенскими парнями на импровизированных спортивных праздниках, мог выиграть или проиграть месячную зарплату во «флер-де-лис» и прочие игры. Работая на войну с полной отдачей, он и отдыхал тоже с полной отдачей. Здесь тоже можно будет отдохнуть и при этом найти наилучшее место для армейского форпоста.

Каладанские рыбацкие деревушки были старомодными и идиллическими. Люди строили себе лодки и расписывали паруса семейными эмблемами. Не имея погодных спутников, они изучали нравы ветров и умели предсказать шторм, просто понюхав соленый воздух. Они знали, в какое время года какая рыба лучше ловится, знали, где искать моллюсков и съедобные водоросли, составляющие основу их питания.

После трехдневного осмотра и рекогносцировки северного мыса, который он выбрал для размещения военной базы, Вориан стоял на берегу и смотрел, как в гавань возвращаются рыбацкие лодки, освещенные косыми лучами закатного солнца. Расположенные вблизи пристаней грубые памятники Маниону Невинному были украшены пестрыми цветами и разноцветными раковинами. На одной из гробниц было даже написано, что здесь лежит локон волос младенца-мученика.

Вориан слушал, как волны прибоя с мягким шелестом набегают на отлогий берег, ощущая в душе умиротворение, какого не испытывал, наверное, никогда в жизни. Он глубоко вдыхал прохладный воздух, не обращая внимания на острый запах йода, исходивший от водорослей, облепивших полусгнившие затопленные бревна, на запах гниения не распроданной рыбы, которую скоро пустят на удобрение. Ему полюбилось это место.

Большинство военных инженеров, прибывших вместе с Ворианом, остались на орбите устанавливать сеть наблюдательных спутников, которые заодно будут предупреждать население Каладана о надвигающихся ураганах. Другие команды работали на суше, строя вблизи скопления крупных рыбачьих поселений вышки связи с наблюдательной спутниковой сетью. Потом здесь разместится постоянный контингент для содержания построенных станций.

В городке неподалеку от пристаней Вориан уже присмотрел и обжил уютную, хорошо освещенную таверну, где по вечерам собирались местные жители и пили домашний самогон из перебродивших бурых водорослей, который пахнул, как горькое пиво, но был крепок, как коньяк или водка. Вориан быстро оценил действие этого восхитительного напитка.

Будучи солдатом армии Джихада, Вориан явился для местных рыбаков окном в мир. Они угощали его выпивкой и хрустящими раковинами моллюсков, а он взамен кормил их воспоминаниями и фронтовыми историями. Здесь он, как и в других местах, называл себя Варком и выдавал за простого армейского инженера. Большинство солдат из высадившихся на Каладане команд сами не знали его настоящего имени и звания, а те, кто знал, помалкивали, храня секрет своего начальника.

Когда самогон развязывал язык и возбуждал чувства, Вориан становился более разговорчивым и принимался рассказывать о многочисленных приключениях, благоразумно умалчивая о своей службе доверенным человеком машин на Земле и своем высоком офицерском звании. По обожающим взглядам молодых женщин было видно, как они верят ему, а по недоверчивым и скептическим взглядам мужчин чувствовалось, что представители сильного пола считают его рассказы несколько преувеличенными. По тому, как девицы липли к нему, Вориан понимал, что окажется сегодня желанным ночным гостем не в одном доме, и предложения были такими разнообразными, что трудно было выбрать.

Как это ни странно, но взгляд его чаще задерживался на одной очень занятой девушке, которая обходила столы, наполняла кружки напитком и подавала с кухни закуски. У девушки были темно-ореховые глаза и густые каштановые волосы, завивавшиеся мелкими мягкими колечками, такими соблазнительными, что Вориан с трудом сдерживал желание подойти и коснуться пальцами ее волос. Фигура ее была хотя и стройна, но отличалась женской округлостью, а более всего Вориана привлекали в ней суженное к подбородку лицо и притягательная улыбка. Какими-то неуловимыми чертами она вдруг напомнила ему Серену.

Когда настала его очередь заказать выпивку на всех, Вориан подозвал красавицу. В глазах ее заплясали дразнящие огоньки:

– Понимаю, понимаю, у тебя уже пересохло в горле от всей той чепухи, которую ты несешь.

Мужчины добродушно рассмеялись над Ворианом, который сам смеялся громче всех.

– Значит, если я скажу, что ты самая красивая девушка, то это тоже будет чепухой?

Она тряхнула кудрявыми локонами и бросила через плечо, уходя за заказом:

– Чепухой чистейшей воды.

Некоторые из молодок нахмурились, как будто Вориан уже успел их обидеть.

Когда девушка вернулась к стойке, Вориан снова посмотрел на нее. Она, мельком взглянув на него, отвернулась.

– Десять кредиток человеку, который назовет мне ее имя! – дерзко крикнул он, доставая из кармана монету.

Целый хор ответил ему:

– Вероника Тергьет.

Но Вориан отдал монету старику, который просветил его более подробно:

– У ее отца есть отличная морская лодка, но он не любит наш промысел и вместо этого купил это заведение, а заправляет здесь Вероника.

Одна из надувшихся девиц приникла к Вориану.

– Да она же и отдыха себе не даст. Так и загонит себя до ранней старости. – Голос девицы стал томным: – Унылая особа, вот что я тебе скажу.

– А может, ее просто рассмешить надо.

Когда Вероника вернулась к их столу, руки ее были заняты наполненными кружками. Вориан поднял свою, произнося тост:

– За прекрасную Веронику Тергьет, которая понимает разницу между истинными комплиментами и полной чепухой!

Она поставила на стол крепкое пиво.

– Я слышу здесь так мало правды, что мне трудно сравнивать. У меня нет времени на глупые россказни о местах, в которых мне никогда не доведется побывать.

Вориан повысил голос, перекрикивая шум:

– Я могу подождать и поговорить с тобой наедине. Не думай, что я не заметил, как внимательно ты слушала мои россказни, хотя и делала вид, что они тебе совсем не интересны.

Она презрительно фыркнула.

– У меня и после закрытия будет работа. Так что тебе лучше вернуться на свой чистенький корабль.

Вориан пустил в ход свою самую обезоруживающую улыбку.

– Я всегда с радостью поменяю свой чистенький корабль на теплую постель. Я готов подождать.

Мужчины восторженно засвистели. Им начинало нравиться это представление, но Вероника издевательски приподняла бровь.

– Терпеливый мужчина – это в наших краях что-то новое.

Вориан сохранил полнейшую невозмутимость.

– Тогда я надеюсь, что ты любишь новизну.


Окта старалась уничтожить мою веру в предназначение любви, в то, что у каждого из нас существует его единственная половина. Она едва не преуспела в этом, ибо я почти забыл Серену.

Примеро Ксавьер Харконнен. Воспоминания


Салуса Секундус казалась мирным оазисом среди грубой дикости войны, убежищем, где Ксавьер мог восстановить силы перед каждым новым возвращением в действующую армию Джихада. Однако сейчас, следуя в вездеходе к дому из космопорта в Зимин, он молил Бога только об одном – лишь бы не опоздать, хотя прибыл он из обычного патрульного полета.

Окта была беременна уже несколько месяцев – недаром они любили друг друга в ту памятную ночь после его прибытия с Икса – и теперь должна была вот-вот разрешиться от бремени. Он не присутствовал при рождении Роллы и Омилии – армейские дела превыше всего, – но теперь его жене было уже сорок шесть лет, и роды могли стать тяжелым испытанием, чреватым возможными осложнениями. Она, правда, уговаривала его не волноваться, что вызывало у Ксавьера еще большую тревогу.

Ксавьер гнал машину по извилистой дороге среди холмов, окружавших имение Батлеров, а солнце медленно садилось за западный горизонт. Ксавьер связался с домом, как только его баллиста вошла в солнечную систему Салусы, и ему, как обычно, доложили о самочувствии и состоянии жены. Из этих сообщений он заключил, что роды уже близки. – Окта решила рожать дома, как и двух предыдущих своих дочерей, не желая занимать в медицинском центре место, необходимое для раненых – им часто требовалась пересадка органов, которые щедрым потоком стали поступать с ферм Тлулакса.

Оставив машину во дворе, Ксавьер вбежал в главный вход и остановился в гулком вестибюле. Оглядевшись, он крикнул более взволнованно, чем обычно:

– Окта, я здесь!

В вестибюль выбежал запыхавшийся слуга:

– С ней врачи. Вряд ли ребенок уже родился, но уже очень…

Ксавьер, не дослушав, бросился вверх по лестнице. Окта лежала на своей кровати с четырьмя столбами, на которой было зачато это желанное дитя. То была еще одна, пусть маленькая, победа, символ человеческого упорства и торжества. Окта полулежала на кровати с разведенными в стороны ногами, лицо ее было покрыто струйками пота и искажено болью.

Однако увидев мужа, она улыбнулась, словно стараясь убедить себя, что это не сон.

– Мой любимый! Неужели это правда… и я дождалась тебя с войны?

Сидевшая у кровати повитуха ободряюще улыбнулась.

– Она сильная женщина. Еще немного, и у вас появится еще один ребенок, примеро.

– Как легко ты это говоришь, – простонала Окта, согнувшись от родовой схватки. – Не хочешь ли поменяться со мной местами?

– Это ваш третий ребенок, – ответила повитуха, – поэтому роды будут легкими. Возможно, что я и не понадоблюсь.

Мать схватила акушерку за руку.

– Нет, останься!

Ксавьер выступил вперед.

– Если уж ей надо держать кого-то за руку, то пусть это будет моя рука.

Улыбчивая акушерка отошла в сторону, уступив место мужу роженицы.

Придвинувшись к Окте, Ксавьер думал о том, как: красива сейчас его жена. Он прожил с ней много лет, но слишком часто и надолго отлучался. Он поражался, как она терпит такой лоскутный брак.

– О чем ты думаешь? – спросила она.

– Я думаю о том, как ты прекрасна. Ты светишься счастьем.

– Это потому, что ты сейчас рядом со мной.

– Я люблю тебя, – прошептал Ксавьер на ухо жене. – Мне очень жаль, что я не был таким мужем, какого ты заслуживаешь. Даже когда мы были вместе, я был недостаточно внимателен, к тебе.

Веки ее дрогнули, и Окта провела рукой по своему большому животу.

– Наверное, ты проявил ко мне внимание, иначе я бы не забеременела.

Она сморщилась от боли – ее скрутила очередная схватка, но она превозмогла боль, храбро улыбаясь.

Однако Ксавьер не дал себя отвлечь.

– Честно говоря, я отдал слишком много времени этой проклятой войне. Это трагедия, что мне потребовалось столько времени, чтобы понять, какое сокровище живет рядом со мной.

По лицу Окты заструились слезы.

– Я никогда не сомневалась в тебе, мой дорогой. Ты – единственный мужчина, которого я любила, и я счастлива, что ты со мной. Я принимаю тебя таким, какой ты есть.

– Ты заслуживаешь большего, а я…

Но прежде чем Ксавьер успел закончить фразу, Окта вскрикнула.

– Вот и наступила последняя схватка, – акушерка поспешила к кровати, – пора тужиться.

Ксавьер понял, что разговор окончен.

Двадцать минут спустя он уже держал на руках свою третью дочь, завернутую в одеяльце. Окта уже выбрала имя, когда Ксавьер был еще на Иксе, и имя понравилось ему.

– Добро пожаловать в мир, Ванда, – сказал он, чувствуя наконец, что живет не напрасно.


В своем обширном поместье Манион Батлер всегда разводил оливковые рощи и виноградники, а в промежутках между военными экспедициями к нему присоединялся и Ксавьер, который с удовольствием чувствовал себя помещиком, подобно римским офицерам в промежутках между нескончаемыми войнами. Он получал истинное удовольствие от пребывания дома, от близости семьи, забывая о злых мыслящих машинах и ужасах Джихада… хотя бы на короткое время.

Ксавьер всегда следил, чтобы хватало рабочих рук для обработки земли на склонах холмов, чтобы посадки приносили доход, как прибыльные и успешные предприятия; но он и сам любил, когда руки испачканы землей, любил солнце, обжигающее согнутую спину, любил даже пот, заливавший глаза. Короче, он любил простой крестьянский труд. Когда-то давно Серена тоже любила работать в саду, ухаживая за своими цветами, и теперь он хорошо понимал, какая сила тянула ее к земле и растениям. Он чувствовал чистоту цели, не замутненной политическими расчетами, изменами или личными неурядицами. Здесь он должен был думать лишь о плодородной почве и свежем запахе трав.

Среди серо-зеленых листьев оливковых деревьев летали черные дрозды, склевывая ягоды, не сорванные сборщиками. У каждого края рядов виноградных лоз стояли клумбы с яркими желто-оранжевыми ноготками. Ксавьер шел по узкому, ограниченному листьями проходу, голова его находилась вровень с переплетенными лозами, вившимися вокруг столбиков.

Как и ожидал Ксавьер, он нашел своего тестя за работой на винограде, отлично вызревавшем в сухом теплом климате. Волосы старого Маниона стали белее снега, некогда полное лицо исхудало, но в глазах появилось умиротворение, которого бывший вице-король не знал, служа парламенту Лиги.

– Нет никакой нужды считать каждую ягодку, Манион, – насмешливо произнес Ксавьер и пошел вдоль ряда. Листья касались его рукавов, как руки людей из восторженной толпы, встречающей героя после удачного похода.

Манион посмотрел вверх и сдвинул на затылок соломенную шляпу, защищавшую от нестерпимой жары.

– Только благодаря моему уходу и заботе наши семейные вина самые лучшие среди всех вин Лиги. Боюсь, что в этом году «Дзинанье» будет слабовато – слишком много воды на этом участке, но «Божэ» будет превосходным.

Ксавьер остановился рядом с ним и посмотрел на гроздья.

– Ну тогда я помогу тебе собрать урожай, уж коль мы оба убеждены, что он действительно хорош.

Вдоль рядов винограда ходили работники, мотыгами и граблями убирая вылезающие сорняки. Каждый год, когда поспевал виноград, толпы салусанских рабочих принимались круглосуточно трудиться на виноградниках, снося тяжелые корзины с ягодами на винный завод, расположенный позади главного дома. Ксавьеру удалось поучаствовать в этом лихорадочном сборе урожая только три раза за последние десять лет, и ему очень нравилось это занятие.

Ему хотелось бывать дома чаще, но его профессия – находиться в космосе и сражаться с мыслящими машинами.

– Как поживает моя самая маленькая внучка?

– У тебя будет масса времени самому с ней повозиться. Через неделю я снова улетаю к флоту и очень рассчитываю, что ты поможешь Окте. У нее, как у молодой матери, дел невпроворот.

– Ты уверен, что от моей неуклюжей помощи не станет больше проблем?

Ксавьер рассмеялся.

– Ты был вице-королем и знаешь по крайней мере, как делегировать ответственность. Позаботься, чтобы Роэлла и Омилия помогали матери.

Щурясь от яркого салусанского солнца, Ксавьер тяжело вздохнул. Груз прожитых лет невыносимо давил на плечи. До приезда домой он успел побывать у Эмиля Тантора, который был рад разделить свое одиночество с невесткой Шилой и ее тремя детьми.

Хотя Ксавьер имел семью и был окружен любовью, он остро чувствовал, что в жизни упустил что-то очень важное. Окта была спокойной и сильной женщиной, настоящей гаванью, защитой от превратностей бурной военной жизни. Он любил ее, в этом не было никаких сомнений, хотя он помнил и не мог забыть ту пламенную и безоглядную страсть, которая связывала его с Сереной, пусть и так недолго. Они были тогда молоды, романтичны и не могли даже представить себе трагедию, которая обрушилась на них, как метеор с ясного неба.

Ксавьер уже перестал жалеть об утрате Серены – их пути разошлись давно, – но не мог не жалеть о переменах, которые произошли с ним самим.

– Манион, – спросил он вдруг совершенно бесстрастным голосом, – как случилось, что я так очерствел?

– Дай мне подумать, – отозвался бывший вице-король. Ксавьера между тем одолевали тревожные и неприятные мысли. Тот молодой оптимист, каким он когда-то был, теперь казался ему абсолютно чужим человеком. Он думал о трудных заданиях, которые он выполнял во имя торжества Джихада, и все равно не мог примириться с этой страшной переменой.

Наконец Манион начал отвечать. Сознавая важность вопроса, он говорил с такой же серьезностью, с какой выступал перед представителями Лиги:

– Жестким тебя сделала война, Ксавьер. Она изменила всех нас. Некоторых она сломала, некоторых – таких, как ты, – закалила.

– Я боюсь, что моя сила как раз и есть моя слабость. – Ксавьер смотрел сквозь заросли винограда, но видел лишь свои бесчисленные походы, космические сражения, искореженных роботов, убитых и искалеченных людей – жертв бесчисленных боен, устроенных мыслящими машинами.

– Отчего же?

– Я видел, на что способен Омниус, и всю свою жизнь посвятил одной цели – любой ценой не допустить победы машин. – Он снова вздохнул. – Именно таким путем хотел я выразить любовь к моей семье: защищая ее. Как это ни печально, но моя любовь выразилась в том, что я почти никогда не бываю дома.

– Если бы ты не стал этого делать, Ксавьер, мы давно были бы рабами всемирного разума. Окта хорошо это понимает, как и я, и твои дочери. Так что пусть эта мысль не слишком сильно давит тебе на плечи.

Ксавьер подавил вздох.

– Я знаю, что ты прав, Манион, но я не хочу, чтобы моя беспощадная решимость победить стоила мне моей человеческой сути. – Он испытующе посмотрел в глаза тестю. – Если люди, подобно мне, станут похожими на машины, то это будет означать полный провал Джихада.


Мы можем изучить самые мелкие детали долгого хода человеческой истории, усвоив необозримое количество данных. Но почему мыслящей машине так трудно чему-то научиться на этом материале? И еще один вопрос: почему люди постоянно повторяют ошибки своих предшественников?

Эразм. Рассуждения о мыслящих биологических объектах


Даже после многих столетий опытов с различными человеческими объектами у Эразма не иссякали новые идеи. Очень много было способов тестировать этот интереснейший биологический вид. И теперь, когда он смотрел на мир глазами своего воспитанника Гильбертуса Альбанса, открывшиеся возможности казались независимому роботу свежими и интригующими.

Робот стоял в своих алых одеждах, отороченных золотистым мехом. Это стильно и впечатляет, думал он. Лицо из текучего металла было отполировано до такого блеска, что в нем, словно в зеркале, отражалось красноватое солнце Коррина.

Юный Гильбертус тоже был безукоризненно одет, роботы-лакеи без устали мыли, отскребали и лелеяли мальчика. Несмотря на два года непрерывного обучения и подготовки, мальчишка оставался диким зверенышем, который то и дело буйно восставал против дисциплины. Но Эразм рассчитывал, что со временем ему удастся преодолеть этот изъян.

Они вдвоем стояли снаружи ограды запертого загона для рабов и тестировали людей. Многие представители этих рабов находились на низшем уровне социального порядка, мало отличаясь от животных. Они принадлежали к тому слою, из которого Эразм в свое время, два года назад, извлек Гильбертуса. Но были и другие люди – более хорошо обученные, образованные слуги, ремесленники и повара, которые работали на вилле Эразма.

Глядя в широко открытые невинные глаза мальчика, Эразм не мог понять, помнит ли Гильбертус свое жалкое и мучительное пребывание в грязи рабского барака или он просто выбросил из памяти всякое воспоминание, научившись организовывать свои умственные способности так, как учил его робот-наставник.

Сейчас им предстояло провести последний эксперимент, и мальчик с любопытством взирал на отобранную группу; люди тоже смотрели, не скрывая тревоги и страха, на робота и мальчишку. Сенсоры независимого робота уловили присутствие в воздухе испарений пота, учащенное сердцебиение рабов и другие явные признаки нарастающего стресса. Почему они так сильно нервничают? Эразм желал бы проводить эксперимент в чистых условиях, но его пленники слишком сильно его боялись. Они были уверены, что независимый робот собирается причинить им какое-то зло, а Эразм не мог обмануть их так, чтобы отвлечь от страха.

Он не трудился скрывать довольную улыбку. В конце концов, они были правы в своем недоверии и страхе.

Стоявший рядом мальчик ничем не проявлял своего любопытства и просто молча наблюдал. Это был один из первых уроков, преподанных ему Эразмом. Несмотря на все усилия Эразма, Гильбертус Альбанс по-прежнему отличался весьма скудными познаниями. У него была столь малая база данных, что было бы совершенно бесполезным задавать ему бесконечную последовательность выбранных наугад вопросов. Поэтому мыслящая машина учила его в логической последовательной манере, выстраивая факты, вытекающие один из другого.

Пока результаты представлялись роботу удовлетворительными.

– Сегодня мы начинаем серию тестов по вызванным реакциям. Эксперимент, свидетелем которого ты сейчас станешь, разработан специально для демонстрации панической реакции. Прошу тебя наблюдать за диапазоном изменений поведения, чтобы потом сделать общие выводы, основанные на относительном уровне состояния рабов.

– Слушаюсь, господин Эразм, – ответил мальчик, ухватившись за перекладины забора.

В последние дни Гильбертус вел себя так, как ему было сказано, – это было значительное улучшение по сравнению с его прежним неукротимым поведением. Тогда Омниус высмеивал Эразма, говоря, что ему никогда не удастся цивилизовать дикого подростка. Когда не помогали простая логика и здравый смысл, Эразм использовал прямое принуждение и методическую тренировку вместе с системой вознаграждений и наказаний, эффект которой можно было произвольно усилить введением известных лекарств, модифицирующих поведение. Сначала фармакологические средства погружали Гильбертуса в состояние, близкое к ступору. Произошло значительное, можно даже сказать, решающее прекращение деструктивного поведения, тенденция к которому препятствовала дальнейшему процессу воспитания.

Потом Эразм уменьшил дозу, и теперь мальчик вообще редко нуждался в лекарственном успокоении. Гильбертус наконец смирился со своим новым положением. Если он даже и помнил свое ничтожное существование, то рассматривал нынешнее положение как возможность, как преимущество. Эразм был уже на сто процентов уверен, что с торжеством сможет продемонстрировать Омниусу этого мальчика и доказать всемирному разуму, что он, Эразм, понимает сущность человека лучше, чем всезнающий компьютер.

Но Эразм имел в виду не только победу в соревновании со всемирным разумом. Эразм испытывал радость, наблюдая и регистрируя успехи, которые делал Гильбертус, и желал продолжать свои изыскания, даже когда от них откажется сам Омниус.

– Теперь смотри внимательно, Гильбертус. – Эразм подошел к воротам, открыл замок и вошел внутрь ограды.

Ворота с негромким щелчком закрылись за его спиной, и Эразм ринулся в толпу рабов, толкая их и сильными ударами сбивая с ног. Люди начали метаться, пытаясь увернуться от пинков и ударов, спрятаться. Рабы отворачивали глаза, словно это могло сделать их незаметными. Это удивляло Эразма, так как они старались уклониться от его нападения, основываясь на чисто человеческих представлениях о том, что может привлечь к ним внимание другого человека. Он же, будучи сложно устроенным независимым роботом, выбирал жертвы случайно, основываясь на сугубо объективных данных.

Вытащив из-под одежды большой пистолет, робот навел его на первую попавшуюся жертву – ею оказался какой-то старик – и выстрелил.

Звук выстрела грянул как гром, отдался гулким эхом – казалось, именно этот грохот повалил на землю разорванное крупнокалиберной пулей тело старика. Следом за выстрелом раздался многоголосый крик, в толпе началась паника. Объекты опыта носились по загону, как стадо обезумевшего скота, – люди и сложные роботы-помощники.

– Смотри, как они бегают, – сказал Эразм. – Правда, захватывающее зрелище?

Мальчик, на лице которого отразился неподдельный ужас, молчал.

Эразм навел оружие на следующую случайную цель – беременную женщину – и выстрелил. Восхитительно! Робот наслаждался.

– Может быть, хватит? – спросил мальчик. – Я уже усвоил урок.

Мудрый Эразм тщательно выбрал оружие. Он специально взял мощный пистолет такого калибра, чтобы пуля причиняла большие разрушения. При каждом попадании в стороны разлетались брызги крови, куски кожи и осколки костей. Это ужасное зрелище каждый раз многократно усиливало жуткую панику. Это была удивительно показательная петля положительной обратной связи.

– Здесь есть чему еще поучиться, – рассудительно заметил Эразм, заметив, что мальчик переминается с ноги на ногу. Юный человек явно нервничал.

Очень интересно.

Заключенные рабы громко кричали и вопили от ужаса и страха, прятались друг за другом, пытались убежать, наступая на тела убитых, желая только одного – уйти от смертоносных выстрелов робота, скрыться с его глаз. Но в замкнутом пространстве им было некуда бежать. Спасения не было, а Эразм продолжал стрелять.

Пуля ударила одного человека в голову, и разбитые кости и размозженный мозг, как клуб ужасающего красного пара, на мгновение взвились над его плечами. Некоторые рабы, оглушенные и сломленные, обреченно застыли на месте, отдавшись на милость судьбе. Эразм убил половину и этих рабов, чтобы не дать им повод воспользоваться уроком, научившись новой форме поведения. Эксперимент должен остаться чистым. Во имя этой чистоты он должен продолжать игру по правилам, не выказывая никому никакого предпочтения.

Убив десяток и искалечив вдвое больше людей, Эразм прекратил огонь и опустил пистолет. Волны безумного страха продолжали бушевать в толпе, оставшиеся в живых, как сумасшедшие, носились по загону, ища иллюзорного спасения. Некоторые склонялись к упавшим товарищам и пытались оказать им помощь. Наконец крики стихли и люди столпились у забора в дальнем конце, словно такое маленькое расстояние могло их защитить.

К сожалению, оставшиеся в живых не годились для продолжения эксперимента, пусть даже они остались невредимыми физически. Но ничего, он всегда сможет найти свежий материал в своем неисчерпаемом запасе плененных рабов.

Гильбертус отбежал от забора, чтобы его не коснулись руки, которые протягивали к нему несчастные, умолявшие вступиться за них. Мальчик растерянно и жалко взирал на Эразма, словно не понимая, какие эмоции он должен проявить.

Любопытно. Надо будет проанализировать неожиданную реакцию Гильбертуса на эксперимент – это был действительно неожиданный и очень ценный в научном отношении сюрприз.

Рабы плакали и тихо стонали, переговариваясь между собой, когда Эразм вышел из загона, закрыл за собой ворота и уверенной походкой направился к своему подопечному. Но Гильбертус инстинктивно отшатнулся при виде залитой кровью и запачканной кусками мозга одежды и блестящей кожи независимого робота.

Такое поведение заставило Эразма остановиться и задуматься. Он не имел ничего против того, чтобы ему ужасались объекты его опыта и другие рабы, но не хотел, чтобы его боялся именно этот молодой человек. Эразм ведь был его наставником.

Несмотря на внимание, какое независимый робот в свое время уделял Серене Батлер, она все же обратилась против него. Старая как мир человеческая история – она ударила его неожиданно и исподтишка. Наверное, так произошло потому, что она была уже зрелой женщиной со сложившимся характером, когда он взял ее под свое крыло. За время своих опытов Эразм многое узнал о природе человека и был теперь полон решимости заставить Гильбертуса сохранять абсолютную верность своему наставнику-роботу. Для этого надо будет проявить осторожность и наблюдательность.

– Идем со мной, юный человек, – произнес он, имитируя веселый голос. Отныне Надо быть очень аккуратным, чтобы у мальчика не сложилось о нем превратного мнения. – Помоги мне почиститься, а потом мы немножко поболтаем о том, что ты только что увидел.


Когда воочию видишь непостижимый объем окружающей тебя вселенной, ошеломляет, насколько редка в этой необъятности жизнь. Именно от осознания этого живые помогают друг другу.

Титан Геката


Они были гостями из другого мира и выглядели соответственно.

Иблис Гинджо, увидев, как странные когиторы и прибывшие с ними посредники один за другим проследовали в здание вокзала космопорта Зимии, направился им навстречу, чтобы приветствовать почетных гостей. Правда, в голове у Иблиса царило немалое смятение. Новый адъютант Гинджо, разумный и спокойный молодой человек по имени Китс, заменивший «трагически погибшую» Флорисцию Шико, стоял рядом и внимательно наблюдал за происходящим, мысленно фиксируя свои наблюдения. Китс был больше похож на ученого, чем на головореза, и в джиполе Иблис использовал его для выполнения особых поручений.

Шум в здании наполнял воздух, смешиваясь с ревом прибывавших и улетавших звездолетов. Используя гигантские пожертвования, Совет Джихада воздвиг у выхода из космопорта исполинскую статую Маниона Невинного, которая встречала всех прибывающих в Зимию гостей, благополучно избегших великих опасностей открытого космоса. Глядя на эту скульптуру, Иблис невольно вспомнил колоссальные монументы и статуи титанов, которые те воздвигали для увековечения своих славных деяний.

Иблис насчитал двадцать четыре одетых в оранжево-желтые накидки посредников, приближавшихся к нему. Как только весть об их прибытии дошла до Гинджо, он поторопился в космопорт, чтобы успеть лично встретить прибывших.

Все посредники и помощники когиторов выглядели ожившими мумиями с пергаментной, покрытой старческими пятнами кожей и ломкими седыми волосами. Старые монахи шествовали с нарочитой медлительностью. Шесть первых монахов несли емкости с живыми мозгами, которые были неизмеримо древнее, чем несшие их очень и очень старые люди.

– Это важнейшее событие, – проговорил Иблис и слова его были совершенно искренними. Сердце его переполняло чувство, весьма похожее на восторг. – Я никогда не думал и не смел надеяться, что смогу говорить с когиторами из башни из слоновой кости. Прошло много столетий с тех пор, как вас видели в последний раз.

В отличие от Квины, которая жила в Городе Интроспекции, и тем более от мудрого Экло, который воодушевлял землян на восстание, эти когиторы из башни из слоновой кости придерживались политики полной изоляции, чтобы их не отвлекало человеческое общество. Они жили на отдаленной, никому не нужной планете, общаясь только с ухаживавшими за ними посредниками и помощниками. Благодаря ничем не возмущаемому покою, давшему им возможность столетиями размышлять, они стали мудрейшими и самыми выдающимися мыслителями во всем творении.

И вот теперь эти когиторы-отшельники прибыли на Салусу Секундус! Иблис не смел даже думать, что такое может случиться при его жизни.

Иблис представился как Великий Патриарх Джихада – титул, совершенно незнакомый не общавшимся с людьми когиторам. Он улыбался как зачарованный, подходя к причудливо украшенным емкостям с живыми древними мозгами.

– У меня есть некоторый опыт общения с вашими коллегами. Наша история сильно изменилась под влиянием когиторов.

Один из высохших от старости монахов поднял свои водянистые глаза и произнес хриплым скрипучим голосом:

– Видад и другие наши когиторы не заинтересованы во влиянии на человеческую историю. Они желают лишь существовать и размышлять.

Иблис подозвал своих адъютантов, чтобы те помогли престарелым монахам. Китс направил двух офицеров джипола и группу восторженных носильщиков на помощь выдающимся нежданным гостям. Эта суета вызвала смятение у едва передвигавшихся посредников.

Иблис подозвал к себе Китса.

– Найдите удобное жилье для посредников. Обеспечьте их лучшей едой и любой медицинской помощью и уходом, которые только могут понадобиться.

Молодой офицер кивнул и исчез выполнять распоряжение Великого Патриарха.

Заговорил один из монахов, несших емкости. Маленький человечек с овальным лицом и длинными серебристыми ресницами сказал бесстрастным тоном:

– Вы не знаете, зачем мы прибыли сюда.

– Нет, не знаем, но я всей душой жажду узнать это, – ответил Иблис. – Вы хотите что-то передать нам? Или же у нас есть то, что вам нужно?

Как и все когиторы, эти также целиком и полностью зависели от своих помощников и посредников, которые поддерживали жизнедеятельность этих заключенных в искусственной среде мозгов. За емкостями надо было постоянно и умело ухаживать. Иблис не думал, что когиторы могут существовать полностью самостоятельно и автономно. Не вели ли они тайную торговлю… например, с кимеками? В крайне неблагоприятных условиях планеты Хессра помощникам действительно жилось весьма нелегко, и сейчас они выглядели слишком старыми и хрупкими, даже чтобы просто дышать. Но они дышали.

Старик снова заговорил голосом, больше напоминающим шелест слабого ветерка:

– Мы – последние посредники Хессры. Видад и другие когиторы не желали прерывать свои размышления, но мои товарищи монахи и я проживем недолго. Нам нужны новые посредники.

Было такое впечатление, что он сейчас уронит емкость, но руки его на удивление крепко держали эту драгоценную ношу.

– И они нужны нам как можно скорее.

Глаза Иблиса сверкнули.

– И ради этого вы привезли сюда когиторов? Я бы подумал, что они скорее послали бы кого-то из вас с таким требованием.

Престарелый монах опустил глаза.

– Из-за серьезности положения Видад решил обратиться к вам лично. Если это окажется необходимым. Есть ли в Лиге Благородных люди, пригодные для такой службы и желающие добровольно ее исполнять?

У Иблиса пересохло во рту. Не будь у него столько важных обязанностей, он и сам бы вызвался служить когиторам.

– Многие наши талантливые ученые захотят послужить вам. – Он улыбнулся и слегка поклонился. – Уверяю вас, мы найдем столь нужных вам добровольцев.

В голове он уже просматривал разные возможности.


Иблис Гинджо понимал, что должен встретиться с когиторами из башни из слоновой кости лично и наедине. Это была возможность, недоступная ни одному живому человеку, возможность, о которой и он сам даже не мечтал. Это были шесть наиболее блистательных бессмертных философов.

Он направился в апартаменты, которые лично отвел представителям когиторов, излучая оптимизм и вспоминая, как сильно изменил его жизнь когитор Экло.

Много веков назад Видад и его спутники стали отшельниками, чтобы без помех размышлять столетие за столетием. Какие великие откровения явились им за это необозримое время! Он просто не мог, не имел права позволить им уехать, не поговорив с ними – даже если для этого придется использовать джипол и задержать когиторов на Салусе против их воли. Правда, это было уже самое последнее средство, к которому Иблис искренне не хотел прибегать.

Они должны поделиться своим просветлением!

Поскольку Иблис был человеком, который по своей инициативе вызвался искать посредников и слуг для когиторов, он имел полное право в любое время входить в апартаменты, где поселились высокие гости планеты. Когда по его просьбе дверь открылась и Иблис увидел престарелых, едва ковыляющих посредников, сердце его сжалось от вида такого плачевного положения когиторов. Что, если на Хессре произойдет что-либо чрезвычайное, с чем не смогут справиться эти древние старцы, больше похожие на покойников?

– Как Великий Патриарх я обещаю вам найти достойную замену по вашему требованию – это будут молодые талантливые люди, готовые отдать жизнь ради сохранения великих мыслителей.

Одетые в желто-оранжевые накидки посредники сдержанно поклонились в ответ.

– Когиторы из башни из слоновой кости благодарят тебя за помощь и содействие.

Иблис прошел в глубину помещения, где стояли поставленные на временные пьедесталы емкости с мозгами философов.

Сердце Гинджо сильно забилось, когда он на одном дыхании выпалил:

– Будет… будет ли мне позволено поговорить с ними?

– Нет, – ответил один из посредников.

Будучи одним из могущественных лидеров, Иблис не привык к подобным ответам.

– Возможно, Видаду известен когитор Экло, который свои последние дни провел на Земле? Там я служил ему. Я общался с Экло, и он помог мне организовать восстание рабов против Омниуса.

Но эти слова, казалось, не произвели ни малейшего впечатления на одетого в яркое одеяние посредника. Иблис тем не менее продолжал:

– Здесь, в Зимин, я часто общался на философские темы с когитором Квиной, до того, как она устала от жизни и погасила светоч своего мозга.

Глаза Иблиса блестели, он улыбался, не теряя надежду. Опустив пальцы в электрожидкость Видада, посредник сказал:

– Действительно, другие когиторы снизошли до взаимодействий с людьми. Но мы видим в этом мало пользы. Мы просто хотим получить новых посредников и вернуться на Хессру. Больше нам ничего не нужно.

– Я все понимаю, Видад, – сказал Иблис, – но, быть может, одно мгновение…

– Даже одно, мгновение отвлекает нас от наших важнейших размышлений. Мы ищем ключ к познанию вселенной. Ты хочешь отказать нам в этом?

Иблис испытал чувство, близкое к панике.

– Нет, конечно же, нет. Прошу прощения, я не хотел выказать вам свое неуважение. Я, напротив, попросил об этом из чувства глубокого почтения, какое я к вам испытываю…

Похожий на скелет старый посредник встал, выполняя просьбу когитора оставить его в покое.

Потерпевший фиаско Иблис попятился к двери.

– Очень хорошо, я лично найду для вас подходящих посредников.

Когда за его спиной закрылась дверь, мысли Иблиса заработали с удвоенной быстротой. Эти когиторы из башни из слоновой кости слишком самодовольны, слишком отчуждены, чтобы понять реальную важность вселенной. Видад, возможно, выдающийся философ, но он все же наивен и слеп; он и его товарищи не лучше, чем горстка противников Джихада, протестующих против священной войны и не способных понять последствия своих протестов.

Но когиторы… Иблис понимал, что надо каким-то образом изменить их отношение, сколько бы на это ни ушло времени.

Он должен тщательно отобрать кандидатов на должности помощников когиторов и снабдить их подробнейшими инструкциями. От этого так много зависит. Их миссия будет тайной, но чрезвычайно важной для победы Джихада и выживания рода человеческого.


Ките чувствовал себя не в своей тарелке, сменив неприметную одежду тайного агента джипола и даже парадный официальный мундир на новую желтую накидку, которую дали ему посредники когиторов из башни из слоновой кости.

Иблис, придирчиво осмотрев своего верного помощника, одобрительно кивнул.

– Ките, ты выглядишь очень благочестиво. Когиторы из башни из слоновой кости найдут тебя и всех добровольцев, которых я им подобрал, вполне приемлемыми. – Великий Патриарх широко улыбнулся. – Они понятия не имеют, во что ввязались. Все вы были подробно проинструктированы, конечно, но ты, Ките, мой самый доверенный рекрут. Следи за остальными и будь осторожен. Выжидай удобного момента.

Ките страдальчески сморщил овальное приятное лицо, провел ногтями по желтому одеянию.

– Всем кажется, что в нашем распоряжении неисчерпаемый запас времени, если судить по возрасту тех людей, которых мы заменим. – Он подавил тяжкий вздох, плечи его вздрогнули. – Я чувствую себя так, словно отправляюсь в ссылку. Есть более важная работа, которую я мог бы исполнять здесь ради Джихада…

Иблис положил руку на плечо молодого человека и отечески сжал его.

– Эту тривиальную работу может делать каждый. Однако ты создан для чего-то неизмеримо большего, учитывая твои подтвержденные способности к расследованиям и допросам. Но я также знаю, что ты мечтал изучать философию, и поэтому будешь идеальным дополнением к этим отчужденным, равнодушным когиторам. Ты должен работать с ними, смягчать их, заставлять их понять, как остро мы нуждаемся в их поддержке нашей тяжелой борьбы.

Вместе они подошли к окну кабинета в башне Великого Патриарха, откуда открывался вид на мощеные людные улицы Зимин. В мемориальном парке стоял застывший, огромный и громоздкий разбитый остов боевого аппарата побежденного кимека – как призрак в ярком свете дня, Некоторые районы города, сильно пострадавшие во время нападения машин и кимеков двадцать девять лет назад, были украшены клумбами и скульптурами.

– Я понимаю, что ты будешь тосковать, многое оставив здесь, на Салусе Секундус, – сказал Иблис, – но зато у тебя появятся возможности, о каких только может мечтать человек. Ты проведешь следующие годы в уединении, рядом с величайшими умами, какие когда-либо рождало человечество. То, что ты узнаешь от этих отшельников-когиторов, превосходит всякий мыслимый опыт нормального человека. Ты станешь одним из малой горстки людей, которые имели возможность беседовать с Видадом и его товарищами.

Но Ките все еще испытывал неуверенность в правильности своего нового назначения.

Иблис улыбнулся, взор его затуманился воспоминаниями.

– Я хорошо помню то время, когда совершал паломничества к земному когитору Экло. Я был простым надсмотрщиком рабов, но по какой-то неведомой мне причине когитор разглядел во мне незаурядные способности. Этот древний мозг общался со мной. Мне было даже дозволено погружать пальцы в электрожидкость, которая поддерживает жизнедеятельность мозга. Я общался с Экло без посредников. Это было истинное благословение.

Воспоминание это повергло Великого Патриарха в трепет.

– Омниус скоро лопнет от накопленных данных, но всемирный разум не обладает истинным пониманием. Все это лишь холодные мертвые оценки и проекции, ответы на стимулы. А когитор – когитор полон истинной мудрости.

Ките выпрямился и расправил плечи, ощутив наконец гордость от великой ответственности, возложенной на него Великим Патриархом.

– Я все понял, – сказал молодой офицер.

Иблис внимательно посмотрел в глаза стоявшего перед ним человека в желтом одеянии.

– В каком-то смысле я завидую тебе, Ките. Если бы у меня не было таких обязательств перед делом Джихада, то я бы сам мог провести несколько следующих лет как ученик, стоящий на коленях перед емкостью когитора. Но эта задача выпала тебе. Я знаю, что ты окажешься ее достойным.

– Я сделаю все, что будет в моих силах, Великий Патриарх.

– Ты полностью свободен и можешь просвещаться и учиться, служа когиторам и проявляя при этом все свои способности. Но ты должен проявить весь свой ум и гибкость. Ты должен, фигурально выражаясь, открыть им глаза. Когиторы-отшельники отказались от многого. Ты и твои товарищи получили секретный приказ превратить их из нейтралов в истинных союзников нашего Священного Джихада.

Он проводил офицера до двери своего роскошного кабинета.

– Серена Батлер лично благословит всех вас перед отбытием. После этого вы отправитесь в самое важное путешествие в вашей жизни.


Серена решила напутствовать своим священным благословением вновь назначенных монахов-посредников, но Иблис сам выбрал их, задолго до того, как проинформировал об этой проблеме Серену. Жрица Джихада – несмотря на то, что в последнее время ее роль в делах сильно возросла – не стала оспаривать его решение, хотя он сделал все, чтобы она не узнала подробностей.

По крайней мере она не стала пытаться оспаривать эту важную часть его обязанностей. Правда, в течение последнего года, с момента его странной встречи с отступницей Гекатой, Серена отодвинула Великого Патриарха в тень, взяв на себя ведение дел, которые достаточно хорошо шли и до этого.

Он едва не сломал себе голову, стараясь найти способ снова консолидировать свою власть. Прошло почти двадцать лет с тех пор, как он женился на харизматической красавице Ками Боро, принесшей ему в приданое свое императорское происхождение. Он связал свою жизнь с Ками во имя ее преувеличенного политического веса прежде, чем понял, что эта наследница последнего императора слишком мало весит в глазах заправил Лиги Благородных. Она стала просто вывеской, марионеткой, которую надо было выставлять как ширму в важных случаях.

Наблюдая, как Серена выполняет свой достойный восхищения ритуал, Иблис испытывал удивление и неподдельный восторг. Жрица Джихада стала бы куда более подходящим помощником Великого Патриарха в его притязаниях. Стыдно было упускать такую мощь.

Сейчас покорные с виду Ките и другие добровольцы ждали отлета вместе с когиторами на их покрытую холодными ледниками малую планету. Они стояли, изображая на лицах смешанное чувство бравады и покорности судьбе, а Иблис улыбался каждому из них, многозначительно подмигивая, когда встречался глазами с преданным взглядом каждого рекрута.

Касаясь плеча каждого добровольца, Серена была величественна и милостива, как мадонна.

– Благодарю вас за принесенную жертву, господа, за вашу решимость обречь себя на многолетнее одиночество. Вы будете переживать долгие часы уединения на холодной Хессре, но то будут самые подходящие часы для дискуссий и дебатов. И во имя и во благо нашего Джихада вы должны заставить отшельников-когиторов увидеть, что нейтралитет – не самый лучший выбор.

Ките улыбнулся и отступил назад, когда Серена перешла к следующему добровольцу. Они уезжали на годы, десятилетия, а возможно, и на всю оставшуюся жизнь. Но, быть может, за это время они смогут убедить этих и других когиторов в праведности дела свободного человечества.

Иблис, понизив голос, обратился к Серене:

– Жрица, эти люди, возможно, выглядят безобидными овечками, но в действительности они весьма искушены в искусстве споров и бесед.

Серена кивнула.

Иблис знал, что когиторы – блистательные философы, но очень наивные и простодушные люди. Хотя Иблис дал Серене весьма укороченные и приглаженные объяснения своего замысла, по выражению ее ясных синих глаз он увидел, что она прекрасно все поняла.


Индивидуально и коллективно людьми движет исключительно сексуальная энергия. Любопытно, что они подводят под свои действия тщательно разработанные доктрины, пытаясь скрыть этот факт.

Эразм. Рассуждения о мыслящих биологических объектах


Титаническая ходильная форма кимека, высившаяся в мемориальном парке, выглядела как доисторическое паукообразное животное, сделанное из стали и твердых сплавов и по высоте равное среднему дому в Зимии. Боевые руки поднимались высоко в воздух, неся грозное оружие и пушки, вделанные в эти жуткие конечности.

На теле этого стального гладиатора были видны следы ржавчины и коррозии – аппарат простоял на открытом воздухе без малого тридцать лет. Когда боевую машину вел изолированный мозг, этот кимек произвел страшные разрушения во время нападения Агамемнона, который хотел разрушить генераторы защитного поля планеты. Но под командованием Ксавьера Харконнена салусанская милиция отразила нападение. Несколько неокимеков были уничтожены в том сражении, другие перенесли канистры с мозгом в другие аппараты и бежали от планеты с флотом роботов, оставив на Салусе свои боевые механические корпуса.

Эта боевая машина, некогда управлявшаяся человеческим мозгом, так и осталась стоять после той достопамятной битвы рядом с развалинами бывшего здесь раньше правительственного здания. Теперь этот стальной корпус стоял как памятник тысячам жертв первой битвы за Зимию. Застывшая машина была и трофеем, взятым у побежденного противника, и напоминанием о том, что в любой момент мыслящие машины, собравшись с силами, могут снова атаковать планету.

После года, проведенного в сражениях Джихада – сначала на Иксе, а потом еще в двух крупных схватках с кораблями мыслящих машин, – Йоол Норет наконец прибыл на Салусу Секундус. Прищурив глаза, он рассматривал живописную площадь и в особенности зловещий остов боевого кимека. Механический корпус был выше Норета раз в десять. Пользуясь своим аналитическим умом и вспомнив тренировки с Хироксом, Норет долго разглядывал систему устройства боевого корпуса, мысленно прикидывая способы уничтожения такого соперника. Если надо, он готов схватиться с такой машиной в поединке. Своими цепкими, изжелта-зеленоватыми глазами он блуждал по бронированным нижним конечностям, вмонтированным в руки орудиям и по головной башне, откуда мозг изменников управлял действиями боевой машины. Норет искал слабые места.

Механический сенсей когда-то сказал ему, что кимеки пользуются корпусами различной конструкции в зависимости от обстоятельств. Это, естественно, допускало некоторые вариации в устройстве, но в своей основе главные системы движения и жизнеобеспечения, соединявшиеся с проводниками нервных импульсов, не могли сильно отличаться друг от друга. Если понять, как вывести из строя и нарушить функции таких машин, то можно стать непобедимым наемником. Тогда он сможет нанести еще больше вреда мыслящим машинам и кимекам.

Глядя на устрашающий аппарат уничтожения, он вспомнил слова, которые его отец часто говорил Хироксу во время своих тренировочных поединков, и дух погибшего Джава Барри воспрянул в нем.

– Ты не пугаешь меня, – спокойно сказал Норет огромной машине. – Ты просто очередной противник, такой же, как и все другие.

В это время к нему беззвучно подошла и встала рядом высокая женщина со светлыми волосами, ледяными глазами и молочно-белой кожей.

– Глупая бравада намного чаще приводит к поражению, чем к победе.

Норет слышал приближение женщины, но в парке было много посетителей и молящихся, пришедших поглазеть на побежденного демона.

– Есть разница между бравадой и обоснованной решимостью. – Он последний раз окинул взглядом корпус кимека и посмотрел на женщину. – Вы – колдунья с Россака.

– А вы – наемник с Гиназа, – сказала она. – Меня зовут Зуфа Ценва. Мои женщины воюют с кимеками и уничтожают их. Это наш долг и наша работа – стать бичом всех машин с человеческими мозгами.

В ответ Норет холодно улыбнулся.

– Я хочу стать бичом всех машин – независимо от их типа.

Она скептически посмотрела на Норета, словно пытаясь оценить дремлющую смертоносную силу, которой буквально веяло от этого наемника.

– Я вижу, что вы говорите искренне, Йоол Норет.

Он кивнул, не спросив, откуда ей известно его имя.

– Мои колдуньи умеют уничтожать кимеков, – повторила Зуфа. – Каждая из моих женщин может убить десять кимеков меньшего размера, испепелив их предательские мозги.

Норет между тем снова принялся изучать устройство гигантского ходильного корпуса.

– В каждом случае, когда ваши колдуньи пускают в ход свое ментальное оружие, они погибают. Каждый удар по кимекам – это самоубийство.

Зуфа сдержала гнев.

– С каких это пор гиназские наемники перестали жертвовать жизнью во имя Джихада? Или вы трус, который сражается только там, где не опасно?

В этой женщине было что-то устрашающее, но Норет не дрогнул. Он только взглянул на нее бесстрастными, затененными глазами.

– Я всегда готов пожертвовать собой, но пока не приходилось. В каждой битве я оставался в живых, чтобы продолжать год за годом уничтожать противника. Если я погибну, то не смогу больше сражаться.

Зуфа неохотно согласилась и кивнула этому удивительно мрачному и отчужденному наемнику.

– Если бы было больше таких людей, как мы с вами, то у машин не осталось бы иного выбора, кроме как бежать, спасая свою… свое существование.


Планы и перспективы начинали роиться в голове Великого Патриарха, как только он пробуждался. Шестеренки замыслов вращали многочисленные колеса других схем, которые он задумывал исключительно на благо рода человеческого, не забывая при этом и себя. Каждое его начинание порождало ответвления, каждое решение имело последствия.

Иблису Гинджо было что скрывать, и эта постоянная секретность заставляла его балансировать на острие ножа. Сейчас, например, только он и Йорек Турр знали о существовании странного нового союзника – Гекаты. Но начальник джипола обладал сверхъестественной, почти пугающей способностью хранить тайны.

Умелые хитроумные действия полиции Джихада привели к тому, что были схвачены многие лидеры партий противников Джихада, наивно желавших остановить бесконечную войну. Враждебно настроенных политиков тайно убивали, если они начинали всерьез мешать исполнению его великих планов. Так случилось, например, с Муньозой Чен. Это были необходимые меры, не приносившие Иблису никакой радости. Чтобы обезопасить себя, Великий Патриарх всюду имел людей, которые следили за другими следящими, и только Турр всегда умудрялся ускользать от любой слежки.

Иблис почитал своим священным долгом принимать некоторые трудные решения, которые могли быть многим непонятны. Некоторые вещи приходилось делать тайно только ради более эффективного уничтожения мыслящих машин. Сам Великий Патриарх понимал свои благородные мотивы, но не мог ни с кем ими поделиться, особенно же с тщательно обработанной Жрицей Джихада. Ее святое неведение не было наигранным.

К несчастью, новоявленная независимость Серены угрожала исполнению множества хитроумных планов. Слишком многое было поставлено на карту, и Иблис не мог позволить Серене и дальше идти этой опасной дорожкой. Он должен, обязан найти способ вернуть Серену Батлер в прежнее состояние. Ответ на этот мучительный вопрос казался очевидным, и Великий Патриарх надеялся, что Серена сама оценит его выгоды и преимущества. Он знал, что когда речь заходит о личных делах, сердце Серены превращается в обледенелый камень, хотя она страстно занималась благотворительными акциями в пользу солдат Джихада и пострадавших беженцев. Ее можно было зацепить на крючок сострадания, но делать это надо очень и очень аккуратно, чтобы и она увидела логическую необходимость союза, который он был намерен ей предложить.

Скоро она прибудет в его личные апартаменты, и Иблис готовился со всем своим искусством убедить ее принять его предложение.

Стоя у окна своего пентхауса, Иблис рассматривал величественные правительственные здания, обрамлявшие огромную центральную площадь, на которой по случаю митингов собирались многотысячные толпы. Мысленно Иблис представлял себе еще более грандиозные толпы во всех столицах планет Лиги. Если правильно вести дело, то священная война будет постоянно набирать обороты.

Но сначала должны произойти определенные события. Они, конечно, придутся не по нраву его супруге Ками и будут, кроме того, большие проблемы с их тремя детьми, но ведь он женился на Ками Боро только потому, что ее оказавшееся мнимым политическое влияние должно было укрепить его власть. Только много позже пришло осознание, что в действительности ее влияние равнялось нулю. Кроме того, сама Ками теперь любила свой брак с Великим Патриархом, но отнюдь не его самого. И если возникнут слишком большие проблемы, то, надо думать, Турр позаботится и об их разрешении. Все на алтарь священной войны!

Серена важнее, она обладает куда более интересными возможностями и перспективами.

Иблис сел в глубокое кресло, чувствуя, как оно удобно облегает его тучное тело. Учитывая всю напряженность своей работы, Великий Патриарх обращал мало внимания на диету и сохранение физической формы. За последние десять лет, то есть с момента образования Совета Джихада, он набрал порядочный вес, и Ками уже не спала с ним месяцами. Но, хотя из политических соображений он был обязан соблюдать приличия, его харизма и высокое положение давали ему возможность при желании обладать любой женщиной.

За исключением Серены Батлер. С тех самых пор, когда она попала в плен к мыслящим машинам на Гьеди Первой, она избегала любви. Эта стальная решимость и преданность делу создавали вокруг нее ореол жертвенности, но одновременно накладывали на нее дополнительное бремя, лишая человеческих радостей. Самые фанатичные ее последователи видели в ней Мать Земли, Мадонну, Святую Деву.

Но любовь – это нечто большее, чем эзотерическое понятие. Чтобы действовать еще эффективнее, Жрица Джихада должна показать всем, что и она способна любить. Сострадающая Мария, а не стальная Жанна д'Арк. Этот вопрос надо решить сегодня же.

Из ящика стола он извлек пузырек с феромоном и слегка смочил себе шею и тыльные стороны кистей. Запах был кисловатым и не особенно приятным, но он незаметно действовал на инстинкты женщин. Иблис редко пользовался такими трюками, но сегодня нельзя было рисковать.

Он прекрасно понимал, что обычные способы соблазнения не подействуют на Серену. Надо прибегнуть к другим способам убеждения, оправдать это пользой для святого дела Джихада, если только она с этим согласится…

У двери прозвучал тихий сигнал и капрал джипола ввел в комнату Серену Батлер.

– Сэр, Жрица Джихада, – доложил капрал.

Иблис мгновенно спрятал в ящик флакон с феромоном.

– Великий Патриарх, – произнесла Серена с надменным полупоклоном, – это действительно важно? В последнее время у меня стало гораздо больше дел.

Сама виновата. Ничем не выдав своего раздражения, Иблис тепло улыбнулся, шагнул навстречу Серене и взял ее за руки.

– Сегодня вы особенно лучезарны.

На Серене был черный костюм с белым воротником и белыми манжетами. Иблис жестом показал гостье на кожаный подвесной диван, висевший над толстым ворсистым ковром иноземной работы.

– Я совершенно выбилась из сил, – призналась Серена с мимолетной улыбкой. – Вчера мне пришлось несколько часов говорить на митинге.

– Знаю, я видел запись. – С этими словами Иблис уселся рядом с ней, отчего скользкий диван накренился. – Очень эффектное выступление, как, впрочем, и всегда.

Даже если она сама писала речь, игнорируя все его предложения и советы.

В комнату вошел усатый лакей с подносом, уставленным чашками с горячими напитками, и поставил его на стол перед диваном.

– Сладкий зеленый чай от самых лучших импортеров, – заявил Иблис, стараясь произвести впечатление. – Специальная смесь с Россака.

Она взяла чашку, но просто держала ее в ладонях, даже не пригубив.

– Что нам надо обсудить, Великий Патриарх? – Вид у Серены был холодный и отчужденный. – Давайте не будем зря тратить время.

С тех пор как она изменила свое отношение к Совету Джихада и настояла на своем непосредственном участии в его делах, Иблис отчетливо понял, что Серена решила перераспределить роли, оставив руководство себе, а Великого Патриарха поставив в подчиненное положение. Но кто знает, может быть, он найдет способ направить ее энергию в нужное русло и вернуть прежнее положение вещей.

– У меня есть одна идея, которая, вероятно удивит вас, Серена. Но когда вы обдумаете ее, то я уверен – вы увидите, что она не лишена некоторой мудрости. Воплощение этой идеи укрепит Джихад. Настало время обсудить эту мою мысль.

Она, не отвечая, ждала продолжения. Выражение ее лица не смягчилось, но он видел, что она готова внимательно его выслушать.

Совершенно расслабившись, он не стал говорить ей о капсулах меланжи, которые он принял меньше часа назад. Серена всегда давала понять, что она неодобрительно относится ко всяким возбуждающим средствам, считая их употребление признаком слабости. Поэтому Иблис принял меланжу с добавками, маскирующими коричный запах.

Он начал излагать свою идею:

– Много лет мы работали и работаем вместе, но недостаточно тесно. Мы всегда были партнерами и единомышленниками в делах Джихада, вы и я – Великий Патриарх и Жрица. Наши цели, как и наши чувства, едины. Чем теснее будет наш союз, тем большего мы сможем достичь.

Внимательно вглядываясь в профиль Серены, Иблис говорил проверенным соблазнительным голосом. Хотя Серене было далеко за сорок, она, на взгляд Гинджо, сохранила невероятную привлекательность; особенно хороши были мягкие черты ее лица, золотистые волосы и необыкновенные глаза.

– Согласна, – улыбнулась она мимолетно, будто неуверенно.

Он придвинулся ближе:

– Я давно размышлял об этом, Серена, и не надо думать, что мне легко делать подобное предложение. Но я убежден в том, что следующим шагом по укреплению Джихада должно стать наше… истинное партнерство, мы должны стать такими близкими партнерами в глазах всего свободного человечества. Есть ли на свете два человека, которые бы лучше подходили друг другу? Мы могли бы заключить великий брак, сцементировать наше влияние и довести Джихад до цели, которой должны достичь.

Он видел, что она безмерно удивлена его предложением, но прежде чем Серена успела возразить, он настойчиво продолжил:

– Мы оба смогли бы работать куда действеннее, если бы были вместе. Люди увидят в нас мощное единство, мы станем непобедимым дуэтом. Даже Омниус содрогнется перед лицом единения Жрицы и Патриарха.

Иблис боялся и злился, но умел это скрывать. Он чувствовал себя как человек, который отступил на два шага и уже может прежнюю позицию не восстановить. Но он никогда не раскроет перед ней всю свою шпионскую сеть, тотальную слежку и операции с наемниками, как и те преступления, которые он совершил во имя Джихада.

Она выпрямилась и нахмурилась, будто не замечая, что он придвинулся ближе.

– Абсолютно невозможно. У вас уже есть жена. И трое детей.

– Эту проблему нетрудно решить. Я не люблю ее. Кроме того, я готов и хочу принести жертву на благо нашего Джихада. Ками все поймет.

От нее можно откупиться. Он подался вперед, коснулся руки Серены и с жаром заговорил:

– Подумайте об этом – вместе мы сможем стать той направляющей силой, какой так не хватает Джихаду. Мы, и только мы, сможем вывести Священную Войну на новый виток и добиться окончательной победы.

Он изобразил сильную эмоцию – якобы ради Джихада, но не ради себя лично. Он уже понял, что ему не удастся просто соблазнить Серену, как какую-нибудь деревенскую простушку. Иблис теперь желал ее, желал страстно, желал из-за ее почти божественной неприступности. Однако он взял себя в руки и сменил тактику. Единственный способ завладеть этой женщиной – как женой, как любовницей, как подконтрольной марионеткой – это убедить ее на ее условиях. Сделать ей деловое предложение.

Она резко оттолкнула его.

– Меня не интересует любовь, Иблис. Так же как и брак. Ни с тобой, ни с другим мужчиной. Я тебе не нужна.

Иблис нахмурил брови, стараясь подавить досаду. Дело будет трудное.

– Я не говорю о банальной любви, но о чем-то неизмеримо большем для нас обоих, о чем-то гораздо более важном. Мы обречены быть партнерами в нашей великой миссии, Серена.

Он убрал руку, но продолжал улыбаться, сконцентрировавшись на своих способностях, надеясь заманить ее в ловушку своим гипнотическим взглядом. Он должен разрешить загадку этой женщины.

– Только ты и я обладаем решимостью довести эту войну до победы.

Иблис никогда еще не говорил с таким отчаянием, и его страшно злило, как она обращается с ним. Если бы ему удалось покорить ее, то это было бы грандиозной победой его собственных политических устремлений. Если Серена Батлер подчинится ему, никто. и ничто не сможет встать на его пути.

Но лицо Серены оставалось холодным и безразличным. Она встала с дивана, собираясь уходить.

– Наш Джихад требует вашего внимания. Но и моего. Используйте свои чары для управления людьми, Иблис. Это будет более достойным применением ваших умений и способностей. Мы должны вернуться к нашей работе, а не тратить время на этот вздор.

Иблис, проявив безукоризненную вежливость, вызвал офицера джипола и приказал ему проводить высокую гостью, но втайне он был вне себя от ярости. Ему хотелось что-нибудь разбить.


Он никогда не ожидал, что его будет искать красивая, уверенная в себе россакская Колдунья. Словно чувствуя, что его только что отвергла другая женщина, Зуфа Ценва смело вошла в апартаменты Великого Патриарха и потребовала «личной конфиденциальной аудиенции».

Он мгновенно забыл о Серене Батлер.

Зуфу абсолютно не интересовали другие женщины Иблиса Гинджо, так же как и его жена. Колдуньи занимались прослеживанием родословных и манипуляциями с наследственными признаками, пытаясь выделить специфические генетические черты, с помощью которых можно было бы создавать людей с повышенной ментальной мощью, характерной для некоторых россакских девочек. Зуфа приняла таблетку плодовитости – по иронии судьбы это лекарство в свое время разработал Аврелий Венпорт, который сам так и не преуспел в продолжении рода Зуфы – и знала, что готова к зачатию.

Учитывая похотливые наклонности Иблиса, Колдунья полагала, что и он готов оплодотворить ее.

Мужчина-телепат – вообще большая редкость, считается, что это почти невероятно. Но Зуфа видела в этом человеке несомненные признаки телепатических способностей, и надо было вернуть на Россак это драгоценное наследство. Учитывая ее собственные способности и прошлое Великого Патриарха, Зуфа думала, что задача окажется не из трудных.

Так оно и случилось…

Когда Зуфа и Иблис лежали на его широкой подвесной кровати, полностью насладившись любовью, она думала о том, какой он необыкновенный человек. Даже не понимая истоков своих врожденных способностей, он сам, без специального обучения, добился того высокого положения, которое занимал. Когда они страстно занимались любовью, он провозгласил ее «Верховной колдуньей Джихада». Он обещал сделать этот титул официальным, проведя соответствующее решение через Совет Джихада.

– Это впечатляет, – произнесла она, притворяясь, что задыхается от физической страсти. – Но почему мы должны обсуждать войну именно сейчас?

– Я всегда думаю о Джихаде, – ответил он. – Я должен это делать, потому что машины никогда не спят.

Прошло всего несколько минут, и Иблис заснул.

Он слегка похрапывал рядом с ней, обняв ее за плечи своей массивной рукой. Зуфа аккуратно высвободилась. Иблис сразу понял преимущества политического союза с ней, стараясь усилить свое великое дело властью и влиянием россакских колдуний. Взамен она получила от него то, в чем нуждалась, и сможет получить еще столько раз, сколько потребуется. Quid pro quo. Одно за другое. Правда, она понимала, что это одна из ее последних возможностей зачать и родить самой. Для следующих миссий надо будет подобрать более молодую колдунью.

Но эту дочь она хотела только для себя.

Зуфа выскользнула из постели и, как была, обнаженная, встала перед огромным, во всю стену, зеркалом. Тело ее сохранило безупречные формы, словно изваянные рукой божества. Она вообще находилась в прекрасном состоянии. В зеркале она заметила, что Иблис пошевелился, не открывая глаз.

Безукоризненна ли твоя наследственность, Иблис Гинджо? Она поклялась, что для себя ответит на этот вопрос.

Скрещивание людей не было точной наукой, но женщины Россака были уверены, что мощную наследственность и приличную родословную можно выявить, контролировать и воспроизводить, пожиная ее плоды. Она проверила сроки, уровень гормонов и час овуляции, чтобы быть уверенной в зачатии ребенка. Кроме того, она знала, что прием известных только россакским колдуньям лекарств резко увеличивает вероятность рождения девочки.

Она пережила глубокое личное разочарование, когда родила неуклюжую и безобразную Норму, когда поняла, что тщательно подобранный партнер Аврелий Венпорт оказался на поверку генетическим неудачником, хотя все данные говорили о противоположном.

На этот раз все будет по-другому. Теперь, быстро одевшись и выходя из апартаментов Иблиса, Зуфа питала надежду. Теперь она родит замечательную дочь. Такую, о какой она всегда мечтала.

Женщины вообще ценнее мужчин.


Победить можно кого угодно. Надо только рассчитать, как это сделать.

Тио Хольцман. Из письма лорду Нико Бладду


За закрытыми дверями лаборатории произошло несчастье, можно даже сказать, катастрофа. Усиленные стены выдержали напор ударной волны, и никто не пострадал, кроме нескольких не имевших никакой ценности рабов. Хольцман решил внести в протокол испытаний необходимые изменения, чтобы слух об этой неприятности не дошел до лорда Бладда.

Много лет назад благодаря Норме Ценве савант Хольцман понял, что нельзя громко заявлять о новых концепциях, пока они не будут тщательно проверены. Так что ему не нужны неприятные пятна в биографии.

Все дело было в том, что Хольцман, горя желанием заглушить гулявший между поритринскими аристократами шепоток, будто великий изобретатель выдохся, решил реанимировать старые планы генератора резонанса сплавов – устройства, которое разнесло вдребезги лабораторию двадцать восемь лет назад, разрушив мост через реку и убив множество рабов. Устройство тем не менее должно было работать, должно было стать новым мощным оружием, действующим непосредственно на металлические корпуса мыслящих машин. Тогда он так сильно хотел показать новинку лорду Бладду, что не потрудился предварительно испытать ее.

Последовала катастрофа, которая заставила на многие годы забыть ту идею.

Несмотря на это, савант всегда верил, что задуманная тогда модель обладала несомненными достоинствами. Недавно он дал старый план своим молодым амбициозным ассистентам с приказом «сделать так, чтобы это работало».

С налитыми кровью от бессонницы глазами, разя запахом кислого пота от немытых тел, ассистенты считали, пересчитывали, перечерчивали и перестраивали демонстрационный блок. Хольцман притворился, что внимательно проверил все расчеты и чертежи, но в действительности положился на уверения помощников. Теперь же, когда «улучшенный» вариант устройства оказался таким же взрывоопасным, как и прототип, Хольцман впал в отчаяние. К счастью, на этот раз савант смог сохранить происшествие в тайне, но это было весьма малое утешение.

Тогда, много лет назад, Норма Ценва предупреждала его, что сама концепция глубоко порочна, что она никогда не будет работать. Она всегда была так самоуверенна в своих замечаниях, но, может быть, она была права, в конце концов? Кстати, чем она сейчас занимается? Он довольно давно ее не видел и не имел об этом ни малейшего представления.

Естественно, он предполагал, что она тратит много времени, но достигает малого. Если бы ей удалось сделать какое-то великое открытие, то он бы о нем услышал. Если, конечно, она не сохранила его в тайне, как это было, когда она передала технологию изготовления плавающих светильников корпорации «Вен-Ки».

Оставив ассистентов убирать обломки генератора и мыть помещение, он собрал все лабораторные журналы «из соображений безопасности» и позже уничтожил их. Знаменитый изобретатель любил знать, что сам распоряжается своей жизнью.

В тот же вечер, прежде чем допить первый стакан основательно приправленного пряностью поритринского рома, Хольцман решил нанести визит Норме.


Хотя Норма изо всех сил старалась скрыть свою работу, она все же не могла полностью утаить это грандиозное предприятие. Тук Кидайр, конечно, позаботился о всех мыслимых мерах безопасности, но все же лорд Бладд знал, где находится новый завод, так как нельзя было скрыть факт покупки корпорацией участка земли со старой шахтой в каньоне притока Исаны.

Теперь Хольцман решил пойти туда и узнать, что делает Норма, взяв с собой только двух ассистентов и пару драгунских гвардейцев. Если Норма заупрямится, то он всегда сможет вернуться – с большими силами.

Одетый в белый костюм изобретатель правил свою моторную лодку вверх по реке к сухому каньону, где Норма занималась своими таинственными экспериментами. Подъехав к каньону, он увидел пустые пристани и грузовые лифты, поднимавшиеся по склону к зданиям и пещерам, где располагалось опытное предприятие Нормы Ценвы.

– Какое уродство. Неудивительно, что она прячется от посторонних глаз, – сказал один из учеников Хольцмана.

Савант согласно кивнул.

– У Нормы никогда не было даже намека на чувство прекрасного, но это не мешает работать ее мозгу.

Что меня очень беспокоит.

Драгунские гвардейцы и ассистенты выбрались из лодки и направились к лифту. Хольцман огляделся, прислушиваясь к шуму работ, и звук напомнил ему о работах, которые по его проекту недавно проводили на верфи. Он нахмурился.

Когда лифт со скрежетом добрался до вершины скалы, навстречу группе вышла дюжина хорошо вооруженных охранников с угрюмыми лицами и блокировала вход на территорию.

– Это запретная зона и частная собственность.

Охранники неприязненно смотрели на драгун и их золоченые мундиры.

– Вы что, не понимаете, кто это? – спросил один из ассистентов. – Дайте дорогу саванту Тио Хольцману!

Драгуны угрожающе выступили вперед, но наемники охраны не сдвинулись с места. Вместо этого они подняли оружие.

– Я вижу, вы потратили немало времени, полируя эти золотые безделушки, – произнес начальник охраны. – Вы же не хотите, чтобы мы испортили все это стрельбой?

Драгуны, не веря своим ушам, попятились.

– Мы представляем здесь власть самого лорда Нико Бладда!

– Никто не позволит ему нарушить право частной собственности. Он не владеет всей планетой.

– Надо позвать Кидайра, – сказал другой охранник. – Пусть разберется с ними.

Один из наемников побежал к зданиям. Хольцман посмотрел поверх забора, увидел большой ангар и пристройки, а также рабов, которые несли какие-то детали в производственное помещение, расположенное в старом складе.

Она строит здесь что-то… что-то очень большое.

Он не сразу заметил маленькую, ростом с ребенка, женщину, приближавшуюся к ним на подвесной летающей платформе. Она появилась из ангара и подлетела к забору, где драгуны все еще препирались с непробиваемыми охранниками.

– Савант Хольцман? Что вы здесь делаете?

– Это не самый интересный вопрос в данной ситуации. – Савант потер заросший седой щетиной подбородок. – Что здесь делаете вы, Норма? В чем заключается ваша работа? Я пришел сюда как ваш коллега, чтобы посмотреть, не можем ли мы чем-то помочь друг другу в борьбе с мыслящими машинами. Но у меня складывается впечатление, что вы занимаетесь здесь противозаконной деятельностью.

В юности она многие годы работала как одержимая, модифицируя его исходные уравнения. Концепция «свернутого пространства» выглядела очередной абсурдной идеей Нормы. Но эта странная, непритязательная женщина много раз доказывала свою гениальность…

– При все моем уважении к вам, савант Хольцман, я ничего не могу сказать. Мои спонсоры взяли с меня обещание не разглашать подробности моей работы.

Маленькая женщина отвела взгляд.

– Вы, кажется, забыли, кто я, Норма. У меня допуск к наивысшим секретам Лиги Благородных! Как вы можете не открыть подробности мне? – Он посмотрел на драгун, словно собирался отдать приказ об аресте Нормы. – Итак, расскажите мне о… свернутом пространстве.

Пораженная такой проницательностью, Норма колебалась, но глаза ее уже загорелись от волнения.

– Савант, это просто следствия из ваших исходных уравнений поля, уникальное расширение, позволяющее свертывать пространство-время, чтобы манипулировать переменной расстояния. Это даст возможность армии Джихада атаковать мыслящих машин повсеместно и мгновенно, не тратя на перелет того огромного времени, какое требуется сейчас.

У изобретателя от волнения раздулись ноздри. Он сосредоточился только на первой половине объяснения.

– Это следствие моих уравнений, а вы даже не подумали мне сказать?

Как раз в это время к ним подошел тлулаксийский торговец, маленький человечек, ростом едва ли выше Нормы. На узком лице отразилась тревога, толстая коса, казалось, немного дрожала.

– Норма, позвольте мне самому уладить это дело. Вам следует вернуться к работе. – Он метнул на нее нетерпеливый, не терпящий возражений взгляд. – Немедленно.

Сгорбившись, Норма села в свой аппарат, развернула его и отправилась обратно в рабочее помещение.

Хольцман угрожающе уперся руками в бока и повелительно взглянул в глаза Туку Кидайру.

– Нет нужды осложнять это дело. Ваши охранники, кажется, не понимают, что мы имеем право инспектировать любые предприятия и участвовать в любых разработках, которые могут принести пользу армии Джихада…

Но Кидайра было не так-то легко запугать.

– Это секретное предприятие, – ответил он. – Исследования, которые здесь проводятся, финансирует исключительно частная корпорация «Вен-Ки». У вас не больше прав находиться здесь, чем у мыслящей машины.

Ассистенты Хольцмана потеряли дар речи. Тлулакс сделал знак охранникам.

– Делайте свое дело и проследите, чтобы эти гости скорее убрались отсюда. – Он снизу вверх посмотрел на саванта. – Если мы захотим сделать заявление или провести демонстрацию, то непременно пригласим вас и лорда Бладда… из вежливости.

Драгунские гвардейцы, не зная, что делать, во все глаза смотрели на дымившегося от злости Тио Хольцмана, словно он мог тотчас придумать какое-то спасительное решение. Но он понимал, что у них нет иного выбора, кроме отступления. Пока.


– Она что-то прячет, как я все время подозревал, – сказал Хольцман, стараясь показать лорду Бладду, что тот должен весьма сильно озаботиться этим делом. – Почему «Вен-Ки» настаивает на такой секретности, если сейчас она занимается такой же ерундой, какой она занималась у меня?

Аристократ усмехнулся и пригубил пузырящийся фруктовый напиток из высокого бокала. Бладд откинулся на спинку кресла, стоявшего на балконе, и беззаботно посмотрел на обрывистые берега реки, по которой плыли грузовые суда, везущие товары вверх по реке и в космопорт.

– Разве это не интересно, что она сделала гигантский рывок внезапно, в течение всего двух лет, когда ее освободили от службы? Возможно, эта маленькая смышленая бабенка просто дурачила тебя, Тио! Она прятала все это время свое открытие, чтобы не делить с тобой заслуг.

– Норма Ценва никогда не думала ни о славе, ни о заслугах.

Хольцман отклонил предложение лорда перекусить и нервно мерил шагами балкон, нисколько не интересуясь открывавшимся отсюда видом.

– И этот ее «друг» Венпорт сумел обманом освободить ее от нас, и теперь мы не имеем никаких прав на ее открытия.

Вдруг он почувствовал, как в грудь его вползает смертельный холодок.

– Вот почему корпорация «Вен-Ки» с такой легкостью отказалась от доли в прибылях от продажи плавающих светильников! Что бы там ни творила Норма, доход от ее изобретения сулит доходы, на порядок превышающие потери корпорации. – Он в ярости сжал кулаки. – И мы лишены всего этого!

Бладд тяжело поднялся на ноги, отряхнул с роскошного костюма невидимые пылинки и поправил безукоризненно сидевшую одежду.

– Нет, нет, Тио. Мы отбросили только те концепции, которые являются совершенно новыми. Но если она разработала их так быстро после даты подписанного нами соглашения, то любой приличный адвокат – и даже такой блестящий ученый, как ты – без труда свяжет эту концепцию с более ранними работами Нормы.

Хольцман остановился, когда идея лорда дошла до его сознания.

– Если ее работа касается того, о чем я думаю, то вы совершенно правы, лорд Бладд.

Лорд сделал большой глоток из своего бокала и пододвинул другой Хольцману.

– Выпей, Тио. Тебе надо расслабиться.

– Но как нам проникнуть в комплекс? Мне надо видеть, что делает Норма. Предприятие охраняется десятками наемных охранников, а этот тлулакс смотрит за ними как ястреб.

– Визу этого тлулакса можно без проблем аннулировать, – невозмутимо заметил Бладд, – и я сделаю это немедленно. Кстати, есть еще один факт – хотя Норма Ценва долгое время проживает на Поритрине, она здесь гостья, а не гражданка. Мы можем тут обронить слово, там пустить слушок, посеять сомнения, прекратить снабжение и лишить привилегий.

– Будет ли этого достаточно?

Бладд хрустнул своими унизанными перстнями пальцами и вызвал драгунского капитана.

– Соберите превосходящие силы и отправляйтесь вверх по реке на предприятие Нормы Ценвы. Трех сотен хорошо вооруженных драгун будет достаточно. Подозреваю, что наемники сдадутся, как только увидят вас. Вручите гражданину Тлулакса документы об аннулировании визы, а потом можете произвести обыск и дознание, чтобы выяснить, чем там занимается Норма. Это ведь не проблема?

Хольцман тяжело сглотнул и посмотрел на реку. Теперь вид показался ему очаровательным.

– Нет, милорд. Но Норма будет сопротивляться. Она пошлет срочное послание Аврелию Венпорту. Тук Кидайр подаст жалобу в суд Лиги. Я в этом уверен.

– Да, Тио, это так, но в твоем распоряжении будет несколько месяцев, в течение которых ты сможешь разобраться, что творилось в лаборатории. Если ты не найдешь там ничего достойного внимания, мы извинимся и признаем свою ошибку. Но если Норма совершила прорыв в науке, если она сделала великое изобретение, то мы сами наладим выпуск этой продукции до того, как корпорация «Вен-Ки» успеет заполнить формуляр иска.

Хольцман снова обрел способность улыбаться.

– Вы действительно провидец, лорд Бладд.

– А ты действительно ученый, Тио. Наши противники будут посрамлены и уничтожены.


Человек не должен быть статуей. Человек должен действовать.

Буддисламская сутра в дзеншиитской интерпретации


Вот уже скоро год, как Исмаил выполняет бессмысленные приказы, работая на заводе Нормы Ценвы. Душа Исмаила была мертва. Он исправно трудился вместе со ста тридцатью другими буддисламскими пленниками. Секретный проект был сложен, и рабы медленно строили, переделывали и испытывали странные детали большого нового корабля.

Все это не имело для Исмаила никакого смысла.

Женщина-ученый не была суровым хозяином. Она была настолько сильно поглощена своим делом, что пребывала в счастливой уверенности, будто все вокруг разделяют ее фанатичную увлеченность. Ее партнер тлулакс – Исмаил каждый раз содрогался от отвращения, когда видел этого бывшего работорговца – установил очень долгие рабочие смены.

Ассистенты, инженеры, администраторы и рабы проводили дни и ночи в маленьком поселке, и их единственной целью была постройка экспериментального космического судна. Буддисламские рабы ночевали в простых, но чистых бараках, построенных на вершине плато, где дули сильные ветры, но откуда было видно широкое, усыпанное яркими звездами небо. У Исмаила не было никакой возможности вырваться в Старду хотя бы на один день.

Исмаил не получал вестей от жены и дочерей; не было здесь никого, кто мог бы хоть что-то рассказать о них. Семья была утрачена, и казалось, что навсегда. Каждый день он молился за них, надеясь, что они живы, но в памяти его они стали призраками, живущими только в его снах. Надежды его таяли с каждым днем.

Среди грохота и шума стройки Исмаил увидел своего друга Алиида, который в это время менял картридж ультразвукового инструмента. Когда рабы только прибыли в верховья реки, чтобы приступить к работе над новым тайным проектом, Алиид смог устроиться в ту же команду дневных рабочих, что и Исмаил. Теперь поритринские рабовладельцы разлучили обоих с женами и семьями.

Настроив инструмент, дзеншиит зло заговорил:

– Ты сделал попытку, Исмаил. Ты сделал то, что считал наилучшим – я не могу винить тебя за это, хотя никогда не соглашался с твоей наивной верой в порядочность наших господ. На что ты надеялся, чего ждал? Мы нужны нашим хозяевам бесхребетными, точно такими, каким ты предстал перед ними. Если мы не способны ни на что, кроме беззубых угроз, то какой смысл рабовладельцам обращаться с нами как с людьми? Надо заговорить с ними таким языком, чтобы они стали остерегаться нас. Мы должны показать им клыки и когти.

– Насилие только навлечет на нас наказание. Ты же видел, что они сделали с Белом Моулаем…

Алиид по-волчьи оскалил зубы и перебил друга:

– Да, я видел… но видел ли ты, Исмаил? Чему ты научился за все прошедшие с тех пор годы? Ты застыл на воспоминании о той боли, какую пришлось пережить Белу Моулаю, но ты забыл, чего он достиг. Он объединил нас. Это был трубный глас, не только для поритринских аристократов, которые от испуга отреагировали с невероятной жестокостью, чтобы подавить всякую волю к сопротивлению, но и для всех нас, кто продолжает страдать. В нас, рабах, дремлет до поры могучая сила.

Приверженный своей ненасильственной вере, Исмаил только упрямо покачал головой. Оба опять зашли в тупик. Каждый из них не мог переступить черту, встать на сторону оппонента, не желая перешагнуть разделявшую их пропасть. Когда-то они были добрыми друзьями, которых судьба сблизила сходными жизненными обстоятельствами, но по сути они всегда были разными людьми. Даже одинаковое несчастье не сблизило их. Алиид был полон непоколебимой решимости достичь невозможного – не важно, какой ценой. Исмаил восхищался его убежденностью, но Алиид только на него досадовал.

Когда Исмаил был маленьким, дедушка учил его, во что верить и как жить, но иногда взрослые упрощали истину, чтобы сделать ее более понятной для детей. Теперь Исмаилу тридцать семь лет. Неужели он ошибался всю свою жизнь? Должен ли он найти в себе новую силу, но остаться при этом в тисках дзенсуннитского учения? В глубине души он понимал и чувствовал, что мечты Алиида о насилии неверны и опасны, но и его, Исмаила, тихая уверенность в том, что все имеет разумное основание – что Бог каким-то образом спасет их и смягчит сердца рабовладельцев, – тоже ничего не дала в течение его жизни и жизней многих поколений буддисламских рабов.

Он должен отыскать иной ответ. Найти другое решение.

Хотя Исмаил потерпел полное поражение, не получив ни успокоения, ни уступок от лорда Бладда, верующие дзенсунниты все так же продолжали приходить к нему в барак по ночам, просили его прочитать проповедь, рассказать историю, укрепить их в терпеливом смирении перед волей всемогущего Буддаллаха. Каждый день приходили к нему десятки людей – мужчины и женщины – почти все рабочие.

Поначалу Исмаил думал, что не сможет ничем им помочь. Как может он читать сутры Корана и петь песни о благоволении Бога, если рядом с ним нет Оззы, а его чудесные девочки не сидят напротив, у огня, и не слушают его притчи? Но потом Исмаил стал сильнее и понял, что потерял не все. У него есть своя внутренняя сила, даже если этого не видит и не хочет видеть Алиид.

Прошедшие месяцы сложились в год, и Исмаил стал замечать, как постепенно, но отчетливо происходит раскол между его дзенсуннитскими братьями и меньшей группой дзеншиитов Алиида. Они, правда, продолжали вместе работать внутри закрытого ангара, где Норма Ценва и ее команда творили что-то непонятное со вскрытым опытным кораблем, но Исмаил чувствовал, что Алиид что-то скрывает не только от поритринских рабовладельцев, но и от Исмаила и его людей…


Свет вернулся в жизнь неожиданно и ярко, вспыхнув ослепительно, как фейерверк, который поритринские лорды то и дело устраивали во время своих празднеств. Эта новость была тем более желанной, что явилась совершенно неожиданно.

Когда массивное судно было доведено до стадии последних испытаний и демонстраций, Тук Кидайр нанял в Старде еще одну группу рабов и привез их на завод для участия в последних работах. Среди пятнадцати угрюмых рабов пораженный Исмаил увидел свою старшую дочь Хамаль.

Она увидела и узнала его. Лицо ее расцвело в улыбке, как бутон прекрасного цветка. Сердце Исмаила забилось, он испытывал только одно желание – броситься к дочери и прижать ее к своей груди, но новых рабов сопровождала вооруженная охрана. Да и Кидайр, прищурив глаза, смотрел на рабов так, словно принимал под личную ответственность ценный товар.

Исмаил помнил мстительность лорда Бладда, который намеренно разлучил его с семьей и разбил ее только зато, что Исмаил попросил о честной компенсации. И сейчас он не мог рисковать, привлекая внимание к себе или к Хамаль.

Исмаил подал дочери знак и тут же отрицательно покачал головой и отвел глаза. Они поговорят позже. Этой ночью они наконец обнимут друг друга и будут говорить взволнованным шепотом. Сейчас он не мог показать свою радость из страха, что хозяева отнимут ее, как они уже отняли столь многое…

Остаток дня тянулся мучительно долго. Новые рабы проходили обучение в разных частях здания. Казалось, даже само солнце остановило свой бег по небосводу.

Но когда длинная рабочая смена все-таки закончилась и дзенсунниты вернулись в свои общие бараки, а Алиид и его дзеншииты в свое особое жилище, Исмаил наконец смог обнять свою ненаглядную дочку. Оба плакали. Довольствуясь тем, что они снова были вместе, они какое-то время молчали.

Потом Хамаль принялась рассказывать, как ее разлучили с мамой и с младшей сестрой. Насколько она знала, Оззу и маленькую Фалину увезли на тростниковые плантации в дальней области континента. Она ничего не слышала о них уже больше года.

Проговорив с Исмаилом много часов, Хамаль подозвала решительного на вид молодого человека по имени Рафель. Она взяла его за руку и подвела поближе, чтобы познакомить с отцом. Юноша робел, словно уже слышал об Исмаиле.

– Это мой муж, – сказала Хамаль. – Когда мне исполнилось шестнадцать и я вступила в брачный возраст, мы с Рафелем были отданы друг другу.

Она опустила свои темные глаза, избегая смотреть в удивленное лицо Исмаила.

– У меня же больше никого нет, папа.

Он не чувствовал обиды или недовольства – только безмерное удивление. Он не мог поверить, что его маленькая дочка – девочка, которая всегда казалась ему такой юной, – выросла и стала женщиной и женой. Исмаил с теплой улыбкой посмотрел на обоих.

– Он, как мне кажется, достойный молодой человек.

Наклонив голову, Рафель ответил:

– Я буду стараться быть таким ради вашей дочери и ради нашего народа.

Хамаль, стоявшая рядом с мужем, не скрывала своей любви к нему.

– После того как я вышла замуж за Рафеля, администраторы потеряли меня из виду и не знали, что я твоя дочь, когда переводили меня сюда. В противном случае лорд Бладд ни за что бы этого не допустил.

От избытка чувств Исмаил сжал руку дочери.

– Ты моя дочь, Хамаль. – Повернувшись к молодому человеку, он взял за руку и его. – А ты теперь мой сын, Рафель.


Несколькими неделями позже Исмаил случайно узнал, какой план задумал и начал приводить в исполнение Алиид. Одна женщина из дзенсуннитов, работавшая в группе рабов в дальнем каньоне, вышла замуж за дзеншиита и видела, как он прятал самодельное оружие и читал литературу, написанную на почти забытом древнем языке буддисламского народа, на языке, которого не знал ни один аристократ Лиги. Видя в Исмаиле вождя, толкователя сутр и человека, избегающего жестких решений, она рассказала ему о своих открытиях и подозрениях.

Приблизительно через месяц наступала двадцать седьмая годовщина восстания Бела Моулая. Лорды Поритрина готовили по этому поводу очередное празднество, чтобы напомнить рабам об их неудаче и показать, что ждет их в случае неповиновения. В ответ на это Алиид намеревался использовать праздники как повод для собственного революционного выступления. Он уже расставил в нужных местах своих людей и слал в Старду – призывая на помощь имя и память Бела Моулая – подстрекательские письма. План восстания распространился среди рабов как чума.

Дзеншииты намеревались обрушить удар на самодовольных поритринских аристократов, которые в ограниченности своей полагали, что сумели подавить всякое сопротивление десятилетия назад. Исмаил начал понимать, что его униженное обращение к лорду Бладду только укрепило хозяев в этом мнении. Но это понимание не поколебало основ его веры.

Очевидно, Алиид понимал, что Исмаил не будет сотрудничать с восставшими, а будет цитировать сутры Корана, запрещающие убиение невинных и предостерегающие людей от присвоения права суда, каковое принадлежит одному только Богу. Но Алиид уже давно потерял всякий интерес к древним писаниям. Он не доверил своему старому другу план восстания и подозревал даже, что Исмаил стал бы активно ему противодействовать. Когда Исмаил узнал о сомнениях Алиида на свой счет, о том, что Алиид исключил его из числа посвященных, то испытал такое чувство, словно старый друг нанес ему предательский удар. Хотя они не соглашались в тактических вопросах, разве не объединяло их стремление принести свободу своему народу? Исмаил не мог даже предположить, что друг скроет от него такую важную тайну.

Потрясенный и расстроенный, Исмаил провел несколько ночей без сна, мучительно раздумывая, что делать. Неужели Алиид всерьез рассчитывал, что его план останется непроницаемой тайной, или он все же надеялся, что Исмаил узнает обо всем и сумеет прочитать между строк? Было ли это проверкой готовности дзенсуннитов бороться за свободу, а не оставаться всю жизнь покорными невольниками? Что, если Алиид прав?

Исмаил ощутил тяжесть в груди. Он хорошо понимал, что восстание превратится в кровавую баню, что рабы заплатят за него страшную цену – даже те, кто не станет сражаться. Если они снова поднимутся, то поритринские хозяева поймут, что буддисламским рабам нельзя доверять. Их либо истребят, либо закуют в цепи и будут содержать как животных, лишив даже той призрачной ограниченной свободы, какой они до сих пор пользовались.

Исмаил понял, что у него нет иного выбора. Он должен встретиться с Алиидом и поговорить с ним, пока не стало слишком поздно.

Когда поднялся вечерний ветер, а солнце опустилось за горизонт, Исмаил по металлической лестнице взобрался на консольную крышу, возвышавшуюся над отверстием грота. Алиид и еще семеро дзеншиитских рабов занимались здесь укреплением рифленых листов, заменяя металлические пластины, недавно снесенные ураганом, чтобы защитить строившийся корабль от холодных дождей надвигавшейся поритринской зимы.

Исмаил залез на крышу и огляделся. После того как он гладко побрился для встречи с лордом Бладдом, Исмаил снова отрастил бороду – щетинистую, жесткую, с серебристыми проблесками седины.

Алиид обернулся и увидел друга. На дзеншиитском вожде была рубашка с национальными полосами, заправленная в брюки рабочего комбинезона. Нижняя половина лица была скрыта под густой черной бородой. Кажется, он нисколько не удивился приходу Исмаила.

Исмаил остановился.

– Алиид, ты помнишь сутру Корана, где сказано, что когда человек скрывает что-то от своего друга, то, значит, их враги уже одержали победу?

Алиид вздернул подбородок и прищурил глаза.

– Дзеншиитская версия Корана гласит: «Друг, на которого нельзя положиться, хуже врага».

Работавшие с Алиидом дзеншииты молча смотрели на двоих мужчин. Алиид нетерпеливо повернулся к ним.

– Оставьте нас. Мой друг Исмаил и я должны поговорить.

Видя непреклонную решимость в жестких глазах Алиида, рабочие повиновались, пересекли крышу и по очереди спустились по лестнице в грот. Оставшись одни, Алиид и Исмаил молча смотрели в глаза друг другу. Пауза затянулась. Только ветер свистел в ушах Исмаила, нарушая эту тишину.

– Мы прошли вместе через многие испытания, Алиид, – заговорил наконец Исмаил. – Когда нас, маленьких детей, захватили и привезли в рабство на Поритрин, мы боролись и страдали вместе. Мы делились воспоминаниями о доме, нас обоих хозяева разлучили с женами и детьми. Вместе мы скорбели о разрушении священного города на IV Анбус. А теперь я стороной узнаю о том, что ты задумал.

Алиид прикусил губу.

– Я устал ждать, когда ты начнешь действовать, мой друг. Я всегда надеялся, что ты осознаешь свое заблуждение и увидишь, что Бог хочет, чтобы мы были мужчинами и людьми, а не растениями. Мы не можем стоять в бездействии и позволять миру делать все, что он захочет и пожелает. Но с тех пор как ты отправился к лорду Бладду, а потом покорно снес наказание, я убедился, что дзенсунниты скомпрометировали себя пустыми разговорами. Мои же дзеншииты предпочитают действие. И в самом деле, не пора ли переходить от слов к делу?

Глаза его горели, он все еще не перестал надеяться, что Исмаил присоединится к нему.

– Я разослал разведчиков и гонцов во все группы рабов Поритрина. Они чтят память великого Бела Моулая и хотят нанести еще один удар по нашим угнетателям.

Исмаил качнул головой, подумал сначала о Хамаль, потом об утраченной жене Оззе и Фалине. Они были живы… где-то, и он не смел рисковать их жизнями.

– Бел Моулай был казнен, Алиид. Многие сотни буддисламских рабов были убиты драгунами, захватившими космопорт.

– У него была верная идея – ты это прекрасно понимаешь, Исмаил, – но он выступил преждевременно, не подготовившись. На этот раз восстание будет иметь беспрецедентный масштаб. Я организую его как следует.

Исмаил представил себе мужа Хамаль Рафеля, разрезанного выстрелами драгун, представил себе, как войска лорда Бладда убивают людей, среди которых стоят, прижавшись друг к другу, Озза и Фалина, которым негде спастись среди пылающего тростникового поля. Он снова покачал головой, чтобы отогнать эту ужасную картину.

– Драгунские гвардейцы отплатят той же монетой и в той же мере. Подумай о страданиях…

– Эти страдания ждут нас только в случае поражения, – сказал Алиид, подойдя ближе к Исмаилу. Ветер поднял его волосы, придав вождю дзеншиитов поистине демонический вид. – Это будет месть нашим угнетателям во имя памяти мученика Бела Моулая. Мы убьем хозяев и захватим планету. Мы заставим их служить нам. Мы заставим их расплатиться той же мерой, какую они забрали у нас годами наших потерянных жизней.

Исмаил попятился.

– Меня устрашают твои планы, Алиид.

– Устрашают? – Он горько рассмеялся. – Люди планет Лиги всегда говорили, что буддисламисты трусы, что мы всегда бежим с поля битвы, что мы показали спину в их войне с машинными демонами.

Алиид подошел еще ближе. Глаза его сверкали точно так же, как сверкали они у Бела Моулая в то памятное и страшное время.

– Но на праздновании этой годовщины мы покажем им свою трусость. Это будет кровавая баня, которую они никогда не забудут.

– Алиид, я прошу. Я умоляю тебя не делать этого. Насилие даже во имя Буддаллаха – это все равно насилие и убийство.

– Слепая пассивность перед лицом мучителей – это капитуляция, – возразил Алиид. Он сунул руку под полосатую рубашку и извлек оттуда кривой самодельный нож, изготовленный из куска металла.

– Ты хочешь предать нас, Исмаил? Хочешь передать наши планы своему другу лорду Бладду? – С этими словами он протянул нож Исмаилу рукояткой вперед. – Возьми и сам убей меня.

Исмаил поднял руки.

– Нет, Алиид.

Но тот схватил Исмаила за руку, заставил его взять оружие и с силой налег грудью на острие ножа.

– Ну же, убей меня, ибо я больше не могу жить рабом.

– Вздор, я не причиню тебе вреда.

– Это твой последний шанс! – прорычал Алиид. – Сделай это – или никогда больше не становись на моем пути.

Исмаил вырвал руку и отпустил оружие. Он опустил глаза.

– Неужели это единственный путь, который ты видишь? Мне жаль тебя, Алиид.

Алиид хрипло и презрительно рассмеялся, словно собираясь плюнуть в лицо Исмаилу, и спрятал нож под одежду.

– Ты больше не друг мне, Исмаил, и ты мне не враг. – Он отвернулся и выкрикнул последнее оскорбление, обращаясь к ветру: – Ты для меня никто.


Сопротивление новшествам служит выживанию. Но в своих крайних проявлениях такое сопротивление отравляет и становится самоубийственным.

Писание дзенсуннитов


Даже сложные климатические устройства не справлялись со зноем, который обрушило солнце Арракиса на местную штаб-квартиру корпорации «Вен-Ки». Конечно, меланжа приносила большой доход, но Аврелий Венпорт просто ужасался тому, сколько денег приходится тратить на простейшие вещи здесь, в городе с современным космопортом. Например, он потратил годовую зарплату высокооплачиваемого специалиста только на то, чтобы заправить увлажнители замкнутой системы и сделать обстановку в кабинете хотя бы сносной.

Лучше было бы остаться на Салусе Секундус, чтобы влиять на чиновников Лиги и защищать свои коммерческие права от посягательств Совета Джихада. Хотелось ему и побывать в роскошных буйных джунглях Россака, чтобы посмотреть, как работают его фармацевтические предприятия. Но больше всего – у него теплело на душе, когда он вспоминал об этом – он хотел быть на Поритрине с Нормой Ценвой. Помимо личной заинтересованности, ему хотелось узнать, принесли ли плоды работы Нормы со свернутым пространством и окупятся ли его вложения в этот смелый до безумия проект.

Он предпочел бы быть сейчас где угодно, только не на Арракисе, но пряность была краеугольным камнем финансового благополучия корпорации «Вен-Ки». При всей суровости этой планеты, при ее удаленности от всех цивилизованных миров, при всех трудностях общения с дзенсуннитскими фанатиками вроде наиба Дхартхи доходы от торговли меланжей были весьма существенными. Спрос на пряность среди аристократов Лиги продолжал расти.

Вытирая непрерывно струившийся по лбу пот, Венпорт внимательно изучал лежавшие перед ним документы, бухгалтерские отчеты и сводки, в которых хранились данные о поставках меланжи, собранной рабочими Дхартхи и доставленной в космопорт. Открыв файл, он сопоставил эту информацию с постоянно растущими убыткам и амортизацией техники.

Каждый хороший бизнесмен понимает, что больше всего сил и времени следует посвящать делам, которые обещают наибольшую прибыль, – и в этом отношении Венпорт показал себя превосходным бизнесменом. У него просто не оставалось иного выбора – приходилось сидеть на Арракисе, чтобы решить все проблемы окончательно.

Он нанял большой отряд солдат и охранников, наемников и агентов службы безопасности, чтобы поддерживать порядок в городе Арракисе. Космопорт был грязным и опасным местом, где обжился народ подозрительный и темный, но люди Венпорта сделали взлетную площадку и здание космопорта относительно безопасными.

Настоящие трудности были в открытой пустыне, за которой не присмотришь.

Уже с самого начала торговли пряностью в этой пустынной дыре случались многочисленные акты саботажа. За последнее десятилетие число пиратских и бандитских нападений на караваны неуклонно нарастало, а это был зловещий признак, что движение сопротивления набирает все больше сторонников. По какой-то неизвестной причине эти обитатели пустыни презирали блага цивилизации и лучшие условия жизни.

Венпорту не было нужды понимать стиль мышления пустынных бандитов, он не собирался сочувствовать их взглядам – но проблему надо было тем или иным способом решать. Эту задачу он с радостью доверил бы своему партнеру, но по безумной иронии судьбы Кидайр теперь был на Поритрине и следил за работой Нормы, а он, Венпорт, застрял на этом Арракисе, будь он трижды проклят.

У дверей кабинета появился один из помощников Венпорта, клерк корпорации с Гьеди Первой, который вызвался лететь на Арракис с одной целью – получить потом повышение по службе. Этот долговязый парень теперь считал часы, оставшиеся до возвращения на планету Лиги – любую планету.

– Сэр, там пришел тот человек из пустыни – господин Дхартха.

Венпорт тяжело вздохнул, зная заранее, что если дзенсуннитский вождь является без предварительного уговора, то он приносит плохие новости.

– Пусть войдет.

Клерк исчез, и через мгновение в кабинет вошел наиб Дхартха, одетый в белую одежду, покрытую пыльными полосами. У наиба была темная морщинистая кожа. Щеку украшала сложная татуировка. Сохраняя на лице каменное выражение, вождь остался стоять, а Венпорт не предложил ему сесть. Дхартха, как и большинство сынов пустыни, пахнул пылью, потом и прочими неприятными телесными запахами. Неудивительно было, что эти волки пустыни моются редко, если вообще моются, поскольку вода здесь дороже золота, но Венпорту трудно было к такому привыкнуть.

Прежде чем наиб успел открыть рот, заговорил Венпорт:

– Прежде всего хочу сказать, наиб, что мне неинтересны ваши банальные утомительные оправдания. – Он указал на разложенные перед ним бухгалтерские книги и счета, прекрасно зная, что Дхартхе они непонятны. – Эти задержки и недопоставки непростительны. С этим надо что-то делать.

И тут старик удивил его:

– Я согласен с вами и пришел просить вас о помощи.

Венпорт мгновенно сменил тон и подался вперед:

– Я внимательно вас слушаю, наиб.

– Причина всех наших бед – один человек по имени Селим. Он – глава и душа банды разбойников, лис пустыни. Они наносят удары без предупреждения, потом исчезают и прячутся. Но без Селима эти вредители рассеются как дым. Заблудшие глупцы видят в нем героя. Они называют его Укротителем Червя.

– Почему вы так долго не можете от него избавиться?

Наиб Дхартха помялся.

– Селим все время ускользает. Год назад он заманил в свои сети моего внука, чем погубил невинного мальчика. Я дал клятву мщения. Мы разослали поисковые группы, но Укротитель Червя все время ухитрялся уходить от преследователей. Однако наконец наши лучшие разведчики обнаружили его пещеры вдали от наших селений.

– Так и разберитесь с ним, – потребовал Венпорт. – Мне заплатить, чтобы вы хорошо сделали эту работу?

Дхартха поднял голову.

– Мне не нужны деньги, чтобы убить Селима Укротителя Червя. Мне нужны ваши наемные солдаты и современное оружие. Бандиты будут драться, а мне нужна только победа.

Венпорт понимал, что это вполне разумное требование и оправданное вложение. Инфернальные отступники, эти исчадия ада, разграбили множество грузов меланжи. Все расходы, которые придется понести корпораций для наведения порядка и восстановления поставок, окупятся многократно.

– Я удивлен, что гордость дзенсуннитов позволяет вам просить у меня помощи.

Синие глаза Дхартхи недобро вспыхнули.

– Речь идет не о гордости, Аврелий Венпорт. Речь идет об искоренении чумы пустыни.

Венпорт встал.

– Вы получите все, что вам требуется.


За свою жизнь наиб Дхартха сталкивался со множеством трудностей и перенес много страданий. Много лет назад его жена вместе со всем караваном погибла в пустыне во время страшной бури. Потом его сын Махмад умер от какой-то заразной чужеземной болезни. Он привык стойко переносить горести. Но смерть любимого внука Азиза, который всегда так радовал своего деда, поставила старика на грань отчаяния, какого прежде он никогда не испытывал. И Дхартха знал, кого винить в этом.

Одержимость местью грызла его изнутри целый год, и теперь он был готов нанести удар.

Он сидел в пещере собраний, горящими глазами оглядывая племенных старейшин. Это не было заседание совета, это не было обсуждением, это было его, Дхартхи, волеизъявлением, и все присутствующие понимали, что сейчас не время спорить со старым наибом. Глаза его, подернутые меланжевой синевой, были красны от бессонницы и переживаний – казалось, этот кровавый ободок проведен ножом.

– Селим был сиротой, неблагодарным юнцом и, что хуже всего, вором воды. Когда он был ребенком, наша деревня изгнала его, полагая, что он станет пищей для демона пустыни. Но он, уйдя, стал донимать нас, он стал как песок, который бередит рану, не давая ей зажить. Селим собрал преступников и нападает на наши поселки и грабит наши караваны. Мы пытались вести с ним переговоры. Мой внук Азиз передал ему мое предложение воссоединиться с нами, но этот блудный сын заключил союз с самим Шайтаном. Селим посмеялся над моим предложением и отослал Азиза домой ни с чем.

Старейшины выжидающе смотрели на Дхартху, прихлебывая из маленьких чашек приправленный пряностью кофе. Наиб заметил, что большинство старейшин одеты в чужеземные одежды.

– Не довольствуясь отклонением моего предложения, Селим Укротитель Червя осмелился забить голову невинного мальчика своими бредовыми идеями. Таково было намерение отступника – соблазнить Азиза безумной попыткой, чтобы моего мальчика пожрало порождение Шайтана. Так Селим отомстил мне. – Дрожа от горя и ярости, он оглядел собравшихся. – Кто-нибудь хочет возразить мне?

Старейшины молчали. Потом один из стариков взял слово:

– Но что мы можем с этим поделать, наиб Дхартха?

– Мы много лет терпели его бесчинства. Селим не скрывает своей цели: прекратить сбор пряности и уничтожить нашу торговлю с чужеземцами – торговлю, которая принесла процветание нашим селениям. Я могу назвать тысячу причин, по которым нам надо искоренить это бандитское гнездо Селима и его последователей. Мы должны сокрушить этих разбойников, пока еще наши люди помнят суровые обычаи пустыни. Мы должны собрать наших воинов и напасть на гнездо Селима.

Он сжал кулаки и встал.

– Я призываю вас на пир мести. Наши лучшие бойцы пойдут со мной и уничтожат Селима раз и навсегда.

Все старейшины встали вместе с Дхартхой – одни неохотно, а другие тоже потрясая кулаками. Как и ожидал наиб, никто не стал возражать.


Видение от Шаи-Хулуда никогда прежде не бывало столь отчетливым и ясным. Селим проснулся и сидел теперь в темноте на своей соломенной лежанке. Несколько приглушенных плавающих светильников, похищенных при ограблении очередного каравана, находились в коридоре, и их тусклый свет едва просачивался в жилую пещеру. Но Селим и не ждал света, так как знал, что до рассвета еще далеко. Он прищурил глаза, пытаясь отделить внутреннее пророческое видение от реальности.

Теперь я вижу все очень отчетливо!

Рядом с ним спала Марха и видела мирные безмятежные сны. Теплая, мягкая и родная Марха. Они были женаты уже год, и она носила под сердцем их первого ребенка. Но Селиму казалось, что она всегда была частью его жизни, его легенды. Он взглянул на жену, и она зашевелилась, хотя он даже не прикоснулся к ней. Марха так хорошо чувствовала мужа, что инстинктивно, без слов, понимала, когда у него менялись мысли.

Для спальни Селим выбрал одну из внутренних глубоких пещер, стены которой были покрыты нерасшифрованными письменами, оставленными здесь в незапамятные времена какими-то бродячими мистиками. Древние руны неразрывно связывали душу Селима с духом Арракиса. Они помогали ему достигать ясности мышления, а еженощное употребление меланжи придавало жизни целесообразность, образовывало, просвещало и воспитывало, внушая необыкновенные сновидения. Иногда прозрения бывали темными, плохо поддающимися пониманию и толкованию, но в иных случаях Селим точно знал, что надо делать.

Жена выжидающе смотрела на Селима, глаза ее поблескивали в темном полумраке пещеры. Стараясь унять дрожь в голосе, он сказал:

– Приближается целая армия, Марха. Наиб Дхартха собрал хорошо вооруженных чужеземцев, чтобы они дрались за него. Он отбросил дзенсуннитскую веру и забыл свою честь. Он поглощен ненавистью, и только она сейчас имеет для него значение.

Марха встала.

– Я соберу всех твоих сторонников и последователей, Селим. Мы найдем оружие и приготовимся, чтобы выстоять.

– Нет, – ответил Селим, нежно положив ладонь на плечо жены. – Они знают, где нас искать, и обрушат на нас невиданной мощи удар. Нас не спасет ни мужество, ни свирепость, мы не сможем победить.

– Но тогда нам надо бежать. Пустыня велика. Мы легко найдем другое место для нашего поселения где-нибудь подальше.

– Да. – Селим погладил Марху по щеке и наклонился, чтобы поцеловать ее. – Вы все уйдете в пустыню, чтобы основать там новый дом для нас и продолжать начатое дело. Но я должен остаться и встретить их. Один.

Марха вздрогнула, потеряв на мгновение дар речи.

– Нет, дорогой, ты пойдешь с нами. Они убьют тебя.

Селим не отрываясь смотрел во тьму темной тени, словно старался различить там нечто, доступное только его взгляду.

– Когда-то, очень давно, Буддаллах благословил меня на священную миссию. Всю жизнь я стремился выполнить возложенное на меня задание. Он положился на меня, и все сложилось так, как мы видим. Судьба Шаи-Хулуда зависит от моего поступка, от моих и только моих действий и оттого будущего, которое я помогу создать.

– Ты не сможешь творить будущее, если тебя убьют.

В ответ он слабо улыбнулся.

– Будущее – не такая простая вещь, Марха. Я должен видеть течение событий, которое сохранится на многие тысячи лет.

– Я останусь и буду сражаться рядом с тобой. Я не уступлю самым лучшим нашим бойцам. Ты же знаешь, я доказала это…

Он обнял ее за поднятые плечи.

– Нет, Марха, на тебе лежит куда большая ответственность, намного более важная. Надо, чтобы никто ничего не забыл. Только это может быть залогом нашей прочной победы.

Селим глубоко вздохнул, и в воздухе повис тяжкий запах меланжи. В глубине души он сейчас еще сильнее ощущал свою крепкую связь с Шаи-Хулудом.

– Я встречу моих врагов в песках один. – Он посмотрел в глаза Мархе и мимолетно, но уверенно улыбнулся. В голосе его тоже не было и тени сомнения. – Я – легенда, и менее великое деяние мне не подобает.


Так как в течение многих десятилетий между мной и всемирным разумом не осуществлялся обмен данными, Омниус не знает моих мыслей, что можно было бы рассматривать как нелояльность. Но я не счел бы свои мысли нелояльными – просто я любопытен по своей природе.

Эразм. Диалоги


Синхронизированный Мир Коррина был буквально напичкан вездесущими наблюдательными камерами, следившими за всем на свете. Хотя в каком-то смысле это внушало уверенность в безопасности, все же иногда эти маленькие электронные шпионы страшно досаждали Эразму и раздражали его, как надоедливые жужжащие насекомые. Он уже привык к тому, что вездесущий голос может прозвучать буквально ниоткуда в любое время дня и ночи.

Между тем на Коррин неожиданно прибыл курьерский корабль с обновлениями, передавший перед прилетом, что Севрат после многолетней задержки везет последние обновления земного Омниуса. Эразм воспринял эту новость без особой радости и ждал, когда всемирный разум обработает доставленную информацию. Собственно, он никогда не имел намерения скрывать подробности своих не слишком важных земных экспериментов и их неожиданных катастрофических последствий. Во всяком случае, он не собирался скрывать их вечно.

Эразм прохаживался по цветнику своей личной виллы. Некоторые цветы погибли, выжженные светом красного гиганта, в то время как другие растения, наоборот, пышно и буйно расцвели. Пока Эразм занимался редкими цветами «райская птица» – любимыми цветами Серены Батлер, – Омниус с обычной скоростью загружал в свою память обновления, а корабль Севрата отбыл с планеты без всяких происшествий.

Прежде чем курьерский корабль успел покинуть корринскую атмосферу, всемирный разум вызвал к себе Эразма. Властный голос Омниуса раздался из динамика, укрепленного на карликовом банане личного сада независимого робота.

– Я слушаю тебя, Омниус. Ты нашел что-нибудь интересное в обновлениях с Земли?

Эразм рассматривал цветы, словно это была его главная и единственная забота. Однако он понимал, что скорее всего Омниус сейчас осыплет его упреками.

– Теперь я знаю, что твой смелый эксперимент с дикой человеческой особью, мальчиком Гильбертусом Альбансом, имел более раннюю параллель.

Один из листков банана отличался более насыщенным зеленым цветом – верный признак, что именно здесь был спрятан электронный шпион.

– Прежде я никогда не пытался воспитывать детей рабов.

– Ты был признан специалистом по манипуляциям с человеческой психикой. Если верить последнему обновлению, ты заключил интересное пари с моим земным воплощением относительно того, сможешь ли ты заставить даже верного нам человека обратиться против нас.

– Это было сделано только с позволения и поощрения земного Омниуса, – сказал Эразм, словно это было исчерпывающее объяснение.

– Ты пытаешься обмануть меня с помощью неполной и специально отфильтрованной информации. Этому способу ты научился у подопытных человеческих особей? Мне думается, что ты пытаешься превзойти меня в нашем соперничестве в различных его формах. Уж не хочешь ли ты заменить меня?

– Я – не более чем слуга твоих пожеланий, Омниус. – По привычке лицо из текучего металла сложилось в улыбку, хотя она мало значила для всемирного разума. – Если даже я пытаюсь иногда влиять на твой анализ, то это только из желания достичь лучшего понимания мотивов наших врагов.

– Ты скрыл от меня еще кое-что. Нечто гораздо более важное. – Ярко-зеленый лист завибрировал, словно от гнева. – Ты, Эразм, стал кардинальной причиной первоначального восстания на Земле.

– Ничто не может скрыться от твоего взора, Омниус. Это всего лишь задержка ввода данных, вот что произошло. Да, я сбросил с балкона какого-то совершенно незначительного ребенка и, очевидно, это спровоцировало продолжающийся до сих пор мятеж.

– Это неполный анализ, Эразм. Иблис Гинджо, один из наших доверенных людей, которого развратил лично ты, возглавил самый опасный земной мятеж, а теперь он является политическим лидером Джихада. Символом этой безумной фанатичной затеи стала некая Серена Батлер, которая была твоей домашней рабыней. Кажется, твои эксперименты отличаются катастрофическими последствиями.

– Я производил эксперименты с единственной целью – лучше понять нашего противника.

– Возможно, один из твоих экспериментов привел к тому, что еще восемь Синхронизированных Миров пережили совсем недавно волну необъяснимых катастроф.

– Определенно нет, Омниус.

– Твоя независимая личность начинает причинять неприятности, Эразм, Поэтому, чтобы предупредить дельнейшие катастрофические происшествия, твой мозг будет подвергнут новому форматированию и синхронизации с моим мозгом. Как индивидуальный робот, ты будешь уничтожен… уничт… унич… уни…

Начавший неожиданно странно заикаться, Омниус вдруг резко замолчал. Свет в глазке наблюдательной камеры погас. Яркий лист оторвался от карликового банана и шлепнулся на землю.

Сбитый с толку Эразм, чувствуя настоятельную необходимость оценить угрозу своей так ценимой им самостоятельности, стал искать взглядом другие наблюдательные камеры. Все они безжизненно повисли, словно кто-то в один момент дезактивировал их. Одна камера рухнула с неба на вымощенный плитами двор и разбилась на мелкие куски.

На Коррине наступила странная зловещая тишина.

– Омниус?! – вопросил Эразм, но ни на экранах, ни в переговорных устройствах он не смог найти и следов – всемирного разума.

Высоко над головой корабль, ведомый роботом, вдруг свернул с верной траектории и врезался в одно из промышленных зданий.

Понимая, что ситуация чрезвычайная, но не в силах понять происходящей цепи катастроф, Эразм покинул виллу и поспешил в город, столицу Коррина. Там он обнаружил доверенных людей, рабов и автономных роботов, мечущихся по улицам в растерянности.

В центре города сошел с ума гигантский Центральный Шпиль. Башня принялась извиваться, как змея, конструкции из текучего металла дергались и сжимались, потом рухнули на землю – только чтобы резко взмыть в небо, сметая на пути исполинские здания вытянувшимися из башни отростками, похожими на щупальца чудовищного осьминога. Помутившийся всемирный разум направлял движения и уродливые преображения здания.

Эразм смотрел на это нелепое представление, ощущая машинные эквиваленты растерянности, удивления и страха. Неужели и Коррин поражен тем же вирусом, который уже вывел из строя другие Синхронизированные Миры?

Исполняясь целеустремленности и желания понять, что происходит, Эразм обошел столицу, стараясь связаться с другими наблюдательными камерами. Но везде он обнаруживал лишь неработающие устройства и сломанные части, валявшиеся на земле в полном беспорядке. Поговорив с другими роботами, Эразм узнал, что все системы Омниуса мгновенно выключились, словно пораженные каким-то стремительно распространяющимся вирусом. Разбивались неуправляемые машины, перегревалось и горело оборудование.

Все программное обеспечение Омниуса было стерто.

– Я объявляю чрезвычайное положение, – передал Эразм по открытому каналу связи. – Всемирный разум поврежден, и мы должны взять управление в свои руки, пока не усугубилась катастрофа.

Как один из самых независимых роботов, Эразм умел принимать быстрые решения и действовать эффективнее других машин.

Ситуация сложилась весьма волнующая. Поскольку в мозгу робота была запрограммирована безусловная лояльность, он никогда прежде не думал узурпировать власть Омниуса. Но сейчас независимый робот оказался в весьма затруднительной ситуации. На нем лежала обязанность сохранить машинный контроль над ставшей весьма уязвимой планетой. Несмотря даже на то, что всемирный разум обещал перепрограммировать его.

Не теряя больше ни минуты, Эразм взял на себя всю полноту власти, изолировав те резервные копии Омниуса, которые он смог обнаружить. Эти копии теперь были недосягаемы для опаснейшего вируса, ставшего причиной каскада несчастий. Теперь можно было из оставшихся систем как-то сложить систему управления планетой. Со временем можно будет восстановить и остальные системы, очистив их, естественно, от опасно поврежденных файлов и извращенных мыслей всемирного разума.

При этом надо будет аккуратно внести в программы собственные дополнения и изменения.

Текучий металл Эразмова лица принял форму маски непреклонной решимости. Заняв уникальное место в истории машин, Эразм теперь один имел возможность спасти главный Синхронизированный Мир. Если ему будет сопутствовать успех, то он возьмет некоторую плату за свои труды. Это не нарушит его лояльности и не станет проявлением отступничества. Это сделает его уникальным и ценным. Он просто должен выжить! И он имеет на это полное право!

Если я не уцелею, то мы никогда не поймем людей и не сможем победить их на поле битвы.

Твердо веря в безупречную логику своих действий, Эразм быстро создал подложные копии памяти Омниуса, изменив сценарии там, где нашел это нужным. Всемирному разуму не нужны давно устаревшие земные обновления. Переписанная Эразмом история была, конечно, небезупречной, но он был уверен, что она позволит продлить его собственное существование.


Вообще Эразм предпочитал иметь дело с глобальными теоретическими вопросами, а не разрешать проблемы активными действиями. Ему было очень любопытно и даже удивительно наблюдать, как он сам проводит военную операцию – причем направленную против другого независимого робота.

Несмотря на все усилия Эразма, взаимодействующие системы Коррина продолжали работать из рук вон плохо, разрушаемые изнутри паразитным перепрограммированием, заложенным в утраченных обновлениях земного Омниуса. Для себя Эразм уподобил эту ситуацию человеческой болезни, поразившей мозг и породившей припадки безумия. Любой нормальный врач изолирует и свяжет жертву болезни ради блага самого больного. То же самое надо было сделать с обезумевшим всемирным разумом, смягчив последствия изоляцией систем Омниуса.

Эразму потребовалось совсем немного времени, чтобы уяснить, что переносчиком заразы, поразившей Коррин, был сам Севрат. Севрат посетил те самые пресловутые восемь планет, где после этого развалились все компьютерные системы управления. Сам того не зная, робот-капитан доставил туда свои зараженные обновления, и различные воплощения Омниуса переписали информацию вместе с программным вирусом, который подействовал как незаметная бомба с часовым механизмом.

Эразм вызвал группу боевых роботов, способных управлять самыми быстроходными судами машин.

– Выследите и перехватите этот курьерский корабль. Предотвратите дальнейшую доставку копии земного Омниуса. Вы уполномочены при необходимости уничтожить Севрата и его корабль. Главное – пресечь дальнейшее распространение вируса и предотвратить катастрофу, которую мы только что пережили здесь, на Коррине.

Боевые роботы развернулись и, грохоча железными ногами, направились к своим острым как бритва судам, способным рассекать пространство с бешеной скоростью. Корабли взревели двигателями и взмыли в воздух, дымным следом перечеркнув вспухший красный глаз светила, и устремились в космос, как стая хищных птиц, несущихся за добычей.

Эразм ощущал некое родство с Севратом, но это ощущение не переходило в сочувствие. Всемирный разум был сильно поврежден, и Эразму надо было сделать все, чтобы прекратить этот недопустимый беспорядок.

Правда, Омниус вряд ли когда-нибудь выразит Эразму свою признательность.


Курьерский корабль летел быстрее и ровнее, чем старый «Мечтательный путник», который в свое время Севрат делил с Ворианом Атрейдесом. Так как то старое судно надо было приспосабливать к потребностям доверенного человека – оснащать системой жизнеобеспечения, – эффективность старого курьерского судна была куда ниже.

Но время, проведенное Севратом в компании Вориана Атрейдеса за стратегическими играми и прочими развлечениями, с лихвой возмещало эту разницу. Пилот-робот постиг эксцентричность человеческой природы в куда больших подробностях, чем просто просканировав базы данных Омниуса.

К сожалению, его второй пилот, этот доверенный человек, предал его, и теперь Севрату было трудно оправдывать добрую память об этом молодом человеке. Но даже при все том робот не стал стирать файлы, наполненные такими знакомыми, почти сентиментальными данными…

Заметив корабли, несущиеся ему наперерез курсом перехвата и атаки, Севрат сразу подумал о кораблях Армады Лиги. Во время атомной бомбардировки Земли такие корабли открыли по нему огонь и погнались за ним, когда он пытался как можно скорее покинуть район боевых действий, чтобы доставить по назначению копию земного Омниуса. Пока почти все бомбардировщики и истребители были заняты уничтожением родной планеты человечества, Вориан Атрейдес пустился в погоню за Севратом, обездвижил его и остановил двигатели…

Севрат сразу определил, что у него нет подходящего оружия для отражения внезапного нападения превосходящих сил противника. Потом он увидел, что это боевые корабли корринского Омниуса.

– Остановись или будешь уничтожен! – приказали ему роботы Эразма. Они вели передачу на машинном языке, который Севрат автоматически переводил. – Не пытайся бежать. Заглуши двигатели и приготовься в стыковке.

– Конечно, я остановлюсь. Я всегда выполняю распоряжения Омниуса.

– Корринское воплощение всемирного разума сильно повреждено, – доложили с одного из кораблей. – Эразм отдал недвусмысленный приказ перехватить тебя и изъять сферу с обновлениями, прежде чем ты станешь причиной еще одного повреждения Синхронизированного Мира.

– Я не причинял никаких повреждений! – запротестовал Севрат. – Я несу последние мысли земного воплощения всемирного разума. Каждый Синхронизированный Мир должен включить в свою программу последние сообщения земного Омниуса, чтобы лучше понять человеческое мышление…

– Если ты не выдашь нам сферу с обновлениями, то мы выполним приказ и уничтожим твое судно.

Севрат не стал долго раздумывать.

– Входите на борт, и я выдам вам свой груз.

Когда военные корабли машин состыковались с курьерским судном и боевые роботы перешли на него, они доложили Севрату, что произошло на Коррине после отбытия курьера с планеты. Пораженный капитан-робот не смог отрицать справедливость умозаключения Эразма. К своему ужасу, он узнал о других катастрофах, произошедших на других восьми планетах после его посещений. Это было похоже на распространение весьма контагиозной инфекции. Переносчиком же ее оказался Севрат.

Бронированные солдаты вошли в холодный безжизненный и безвоздушный корабль. Встречая их, Севрат сказал:

– Я вернусь на Коррин и немедленно подвергнусь полной смене программ. Я позволю стереть мою идентичность и подчинюсь такому решению, если Омниус найдет его необходимым.

– В настоящий момент Омниус не функционирует. Он изолирован, – ответил Севрату солдат. – В его отсутствие все решения принимает Эразм.

– Тогда я надеюсь убедить Эразма в том, что я не намеревался причинить вред всемирному компьютерному разуму.

Тем временем боевой робот схватил сферу с обновлениями и программным вирусом. Какая жалость, что придется из-за вируса потерять столько ценнейшей и невосполнимой информации.

Гель-контурный мозг Севрата стал перебирать все мыслимые возможности, и он наконец понял, кто и как его одурачил. Только Вориан Атрейдес мог исполнить такой умный и дорого обошедшийся машинам трюк. Севрат помнил, как этот доверенный человек, дразня робота, говорил, что сможет разрушить любой план Севрата. И вот Вориан привел свою угрозу в исполнение. Подложил, как он говаривал, кнопку на стул. Машинным планетам эта кнопка обошлась дорого.

Севрат думал, смог бы он посмеяться, если бы был на это способен, над таким извращенным юмором. Со временем он, быть может, найдет возможность ответить такой же разрушительной шуткой – если, конечно, еще раз встретится с Ворианом Атрейдесом.


Сколько возможностей упускаем мы в жизни? Можем ли мы хотя бы назвать их, вспоминая задним числом? Очень многие износ не понимают этого до тех пор, пока уже не станет слишком поздно.

Вероника Тергьет. Письмо к сыну


Добродушный солдат, назвавшийся Варком, уже несколько дней домогался знакомства с Вероникой Тергьет. Сначала ее даже раздражала его настойчивость, она не могла всерьез воспринимать его интерес к ней, но потом была искренне удивлена: она видела, как он отклонил авансы более красивых и доступных женщин.

– Значит, ты не водишь меня за нос?

Она села рядом с ним на лавку за столом таверны, выгнав местных рыбаков, засидевшихся до закрытия. Всем им надо было на рассвете выходить в море, когда начнется отлив. Хотя Вориан представлялся простым военным инженером армии Джихада в краткосрочном отпуске, он все же ясно дал понять, что скоро начнет строить армейский форпост на побережье.

– Я ничего не придумывал, – сказал Вориан. – Я знаю, что почем в этом мире… и думаю, что близкое знакомство с тобой будет стоить потраченных на это усилий.

Даже на Земле, при господстве мыслящих машин, у него всегда было множество красивых молодых рабынь для удовольствия; однако ни одна из тех женщин так не смеялась и не разговаривала с ним как с товарищем или хорошим приятелем, как эта.

В притворном смущении она прижала дрожащую руку к груди.

– Стоить потраченных усилий? Подумайте только, какой невероятный комплимент. И что, такие нежные слова обычно действуют на обезумевших от любви невинных дев?

В ответ он озорно передернул плечами.

– Обычно да.

Вероника окинула его трезвым взглядом и уперла руки в бока.

– Вирк, я думаю, что ты преследуешь меня только потому, что я не сдалась сразу.

– Нет, – ответил он, вкладывая в свои слова всю искренность, на какую был способен. – Я преследую тебя только потому, что ты меня увлекла. И это чистая правда.

Она принялась внимательно рассматривать его глазами, которые так напоминали ему глаза Серены, и было видно, как постепенно рассеивается ее недоверие. Она положила свою руку на его плечо и, смягчившись, сказала:

– Ну что ж, я верю тебе.


Инженерная команда армии Джихада оставалась на Каладане больше четырех месяцев, роя котлованы и устанавливая фундаменты зданий новой базы, устроенной на необитаемом, продуваемом всеми ветрами мысе в нескольких часах езды от рыбацкой деревни. Такое положение базы было наилучшим для обеспечения бесперебойной связи с расположенными на орбите спутниковыми сетями слежения и коммуникации.

Военные инженеры построили наблюдательные вышки, бараки для личного состава остающегося на планете контингента. Личный состав предполагалось менять каждые несколько лет, но пока эта база становилась домом для солдат, которые должны были бдительно следить, не приближаются ли армады мыслящих машин. Вориан также снарядил экспедиции военных топографов, которым предстояло составить первую подробную карту континентов и океанов, а также создать базу данных о воздушных и океанских течениях и климатических поясах. Сам примеро был счастлив содействовать улучшению жизни местного населения.

Идя по скалистому мысу, нависавшему над Каладанским морем, Вориан подал руку Веронике, чтобы она не поскользнулась на крутой горной тропинке. В помощи она, правда, не нуждалась, но ему было приятно подержать ее руку, коснуться ее сильных гибких пальцев и вообще играть роль галантного кавалера, каковыми трудно было себе представить местных рыбаков.

– Здесь превосходный климат, свежий и чистый воздух, а море дает вам сколько угодно пищи, – сказал Вориан. Они стояли рядом на скале и соленый ветер, овевал их разгоряченные ходьбой лица. Они молчали, но молчание это не тяготило их, оно было лишено недосказанности.

Вероника оглядывалась, стараясь понять, что именно привлекло ее друга в этих диких скалах.

– Привычка притупляет ощущение ярких цветов ландшафта. Я часто думаю о других местах, не похожих на это.

– Я много путешествовал, Вероника. Поверь мне, Каладан – это жемчужина, тайный бриллиант, скрытый от жадных глаз аристократов Лиги Благородных. Я вообще удивляюсь, почему планета так редко заселена.

– Мы находимся слишком близко к Синхронизированным Мирам. – Вероника поднялась ближе к Вориану. Кудрявые волосы ее вились на ветру. Она часто завязывала на затылке хвост или пучок, когда работала в таверне или на пивоварне, но Вориан любил, когда она распускала их, а когда она наконец разрешила ему погладить себя по волосам, ощущение превзошло самые смелые ожидания Атрейдеса – прикосновение к этим милым колечкам будило самые приятные чувства.

– Пока Каладан не стал непосредственной мишенью для Омниуса, он не хочет превращать его в машинную планету, но иногда кимеки и роботы совершают на нас набеги.

– Мне тоже интересны политика и стратегия, – отозвался Вориан, – но для меня также важно и другое. Меня гложет одно желание.

Он прижал руку к солнечному сплетению и внимательно оглядел окрестность.

– Как было бы хорошо построить здесь большой дом с видом на деревню.

Вероника рассмеялась.

– Вирк, я все знаю о вашей Лиге Благородных. Спасибо, здесь, на Каладане, мы как-нибудь обойдемся без доморощенных аристократов.

– Даже если ты будешь моей леди, Вероника? А я буду бароном, графом или герцогом?

– Ты, простой солдат, – герцог? – Она игриво взглянула на него. – С меня хватит твоей болтовни.

Держась за руки, они пошли по тропинке, обрамленной густыми кустами, усеянными мелкими белыми цветками. За месяцы его пребывания здесь они сделались любовниками и – больше того – близкими друзьями. Вероника обладала редким сочетанием красоты и здравого смысла, что вызывало у Вориана волнение, сходное с тем, какое возбуждала в нем всепоглощающая любовь к Серене Батлер. Флиртовать с женщинами в многочисленных космопортах ему приелось, интерес к таким связям продержался всего несколько лет, но сейчас, проводя все свои свободные от службы часы рядом с Вероникой, он все больше преклонялся перед вещами, которым эта красивая и мудрая – хотя и необразованная – женщина могла научить его.


Наконец настал день, когда станции слежения были построены, а испытательные сеансы связи со сторожевыми кораблями на орбите успешно завершены. Вориан понимал, что настало время выводить свою команду с Каладана и готовить ее к новому назначению. Он с радостью остался бы здесь, на мирной морской планете, продолжая разыгрывать из себя простого солдата, но примеро знал, что надо вести флот дальше. Часть его существа прикипела к Каладану, желала остаться, не видеть больше ужасов Джихада. Но знал он также, что пройдет совсем немного времени и притворство сделает жизнь невыносимой, а Вориан Атрейдес был не тот человек, который может спокойно жить во лжи. Он и так довольно нагрешил в жизни.

Он начинал испытывать внутреннее беспокойство всякий раз, когда ему приходилось подолгу задерживаться на одном месте, и единственное, что заставляло его жалеть о неминуемом отлете, это замечательная женщина, его новая подруга и возлюбленная. Вероника Тергьет была простой и естественной женщиной, и Вориан наслаждался ее свежестью, безыскусственностью и отсутствием пустых претензий.

Моя дорогая, моя сладкая Вероника.

Сопротивляясь инстинктивному желанию сохранить инкогнито, Вориан решил, что накануне отлета с Каладана он раскроет Веронике свое истинное имя. На исходе долгой бессонной ночи любви он решил расплатиться с ней в ответ на ее открытость и искренность, с какой она отнеслась к нему.

– Вероника, я не простой солдат армии Джихада, и зовут меня не Вирк. Я… примеро Священного Джихада Вориан Атрейдес.

Он ожидал увидеть в ее глазах огонек признания, но увидел лишь озабоченное любопытство и смущение. Немного помолчав, он снова заговорил:

– Я был тем человеком, который спас Серену Батлер на Земле и увез ее и Иблиса Гинджо на Салусу Секундус, Это было начало Джихада. – Он рассказал об этом, вовсе не чтобы произвести на нее впечатление, ибо он и так уже завладел ее сердцем – во всяком случае, как он надеялся, отчасти. Он сказал Веронике об этом потому, что хотел, чтобы она знала о нем все – как самое худшее, так и самое лучшее. – Ты слышала эту историю?

– У меня всегда хватало забот с отцом, покупкой рыбы и с таверной, – ответила она, и до Вориана дошло, что местные жители озабочены главным образом миграциями рыбных косяков и урожаем водорослей, не говоря уже о чудовищных элекранах, которые подстерегали за морским горизонтом мирные рыбацкие суденышки. – Какое мне дело до устаревших новостей и дальних сражениях? Ох да, несколько наших молодых людей стали солдатами Джихада – и я подозреваю, что и ты с твоей командой заберете с собой горстку молодых сильных рекрутов, которые очень скоро пожалеют, что оставили рыбный промысел и покинули наших девушек.

Она приподнялась над подушкой, подперев голову так, что ладони ее исчезли под роскошными локонами шелковистых волос, и внимательно посмотрела на Вориана.

– Значит, ты говоришь, что именно ты затеял весь этот Джихад?

– Да. Я был воспитан мыслящими машинами. Я был их доверенным человеком на Земле. Моим отцом был… кимек Агамемнон. – Он остановился и, присмотревшись, не обнаружил отвращения в глазах подруги.

– Титан генерал Агамемнон, – повторил он, и снова не последовало никакой реакции. Кажется, на этой планете не очень сильно интересовались политическими новостями.

Словно наливая воду в пустой сосуд, он принялся рассказывать дальше. Он рассказал о том, как его воспитывали, о «Мечтательном путнике» и своих путешествиях на нем по Синхронизированным Мирам, обо всех битвах в галактике, где ему лично приходилось лицом к лицу сталкиваться с мыслящими машинами.

Она лежала рядом, и в глазах ее отражался не приглушенный свет плавающего светильника, а оранжевый огонек обыкновенной свечи.

– Вориан, либо ты человек с огромным опытом и памятью… либо очень опытный и умелый лжец.

Он улыбнулся, притянул ее к себе и поцеловал.

– Могу поспорить, что одно отнюдь не исключает второе, но клянусь, что все рассказанное мною сейчас – правда.

– Это меня не удивляет. Я видела, что в тебе есть какое-то величие. Но я думала, что оно придет к тебе в будущем. – Она помолчала. – Только не надо мне ничего обещать, а то ты начнешь жалеть о том времени, что мы были вместе, а я не хочу этого.

– Об этом не может быть и речи, – клятвенно заверил ее Вориан. – Но теперь, когда ты знаешь мое настоящее имя, Вероника, я хочу предупредить, что его лучше сохранить в тайне.

Она с обиженным видом подняла брови.

– Великий примеро стыдится, что его женщина всего-навсего дочь простого рыбака?

Он прищурился, глядя на свечу, внезапно поняв, что именно он только что сказал, и рассмеялся.

– Нет, как раз напротив, честное слово. Это надо сделать ради твоей же безопасности. Я весьма заметная фигура, и у меня много опасных врагов. Они придут на беззащитный Каладан с целью причинить мне вред, используя тебя. Мой собственный отец готов сделать все что угодно, лишь бы причинить мне боль, и думаю, что среди людей, слуг Омниуса, найдется немало таких, кто будет счастлив узнать, что Вориан Атрейдес влюблен.

Она покраснела, и он нежно погладил ее руку.

– Наша любовь настолько чудесна, что я не хочу, чтобы ее использовали как оружие против нас.

Она вздохнула и, придвинувшись ближе, уютно устроилась в его объятиях.

– Ты сложный человек, Вирк… Вориан. Мне потребуется время, чтобы привыкнуть к твоему новому имени. Я многого не понимаю в политике и мести вашей священной войны, но я уважу твою просьбу… только при одном условии.

– Каком?

– Расскажи мне обо всех тех местах, где ты побывал, обо всех экзотических мирах, которые я никогда не увижу. Отвези меня туда силой воображения. Расскажи мне о мирах Омниуса и его сверкающих городах, о Салусе Секундус и блистательной Зимии. Опиши мне каньоны IV Анбус и тихие реки Поритрина.

Держа ее в объятиях, Вориан несколько часов рассказывал ей о тех чудесах, которые ему довелось увидеть, радуясь блеску ее широко открытых глаз, когда она видела своим мысленным взором картины, которые он живописал. В душе он не переставал поражаться тому великому чуду, какое являла собой эта непритязательная женщина, и тому чувству, которое все сильнее переполняло его сердце.

Много лет назад он был поглощен без остатка любовью к Серене Батлер, но в конце концов понял, что она – идеал, нереальное видение, мираж совершенства, который он сам нарисовал в своем воображении, потому что она так разительно отличалась от других рабынь, захваченных в плен мыслящими машинами. Но теперь возлюбленным Серены стал Священный Джихад, и она никогда не отдаст своего сердца ни одному мужчине.

Видя, как предана Ксавьеру его жена Окта, Вориан втайне жаждал и для себя такого содружества, но никогда не мог сделать хотя бы первый шаг, чтобы достичь его. Но эта Вероника Тергьет отличалась от его предыдущих подружек. Она не страдала предрассудками, и ее проблемы почти всегда касались ее дома: дел в таверне, ремонта лодок, лова рыбы. Она не понимала и не хотела понимать конфликта, потрясавшего галактику.

– Когда-нибудь я покажу тебе все эти места, – пообещал Вориан, – вероятно, я вообще приеду на Каладан и поселюсь здесь. Я очень хотел бы жить такой же простой жизнью, как ты.

Вероника взглянула на него, не скрывая скепсиса.

– Стыдись, Вориан Атрейдес. Ты никогда не будешь счастлив на Каладане. Я не прошу у тебя больше, чем ты можешь дать. Пожалуйста, отплати мне тем же.

Он попытался изобразить на лице счастливую улыбку, хотя чувствовал себя подавленно.

– Если бы я сейчас попросил твоей руки, то ты расценила бы эти слова как бессмысленный вздор, не так ли? Но пусть даже так, пусть я должен завтра улетать с этой планеты, но я обещаю часто вспоминать тебя. Я искренне надеюсь, что мне удастся вернуться на Каладан и снова быть с тобой. Много дольше, чем теперь. Ты очень важна для меня.

Он поцеловал ее, и Вероника пристально посмотрела ему в лицо своими темно-ореховыми глазами, шаловливо прищурившись.

– Чудные слова, Вориан, но я ни минуты не сомневаюсь в том, что ты говорил их сотням девушек на сотнях планет.

Вориан обнял Веронику, прижал ее к себе и искренне ответил:

– Да, это правда… но на этот раз я честно говорю то, что думаю.


Боль сильнее удовольствия… и лучше запоминается.

Поговорка со старой Земли


Не успели лучи утреннего солнца прорезать глубокие тени каньона, на территорию комплекса ворвались драгуны, окружив лаборатории Нормы Ценвы. В каньон с ревом устремились боевые катера с реактивными двигателями. Сверху над заводом барражировали воздушные боевые машины. Одетые в раззолоченные мундиры драгуны, вооруженные тяжелым оружием, легко сломали забор, который мог лишь скрывать происходящее за ним от взглядов любопытных зевак.

Нанятые корпорацией «Вен-Ки» тридцать охранников сразу поняли, что противник превосходит их численностью и вооружением в соотношении десять к одному. Тук Кидайр, стоя у дверей своего отсека в дальней части ангара, напустился на стражу, требуя, чтобы она выдворила незваных гостей, но охранники решили, что этот тлулакс слишком мало им платит, да и кто он, собственно, такой, чтобы они стали добровольно умирать по его приказу. Постояв несколько мгновений в раздумье, охранники побросали оружие и открыли главные ворота.

Охваченный отчаянием и яростью, Кидайр упал на колени, не обращая внимания на острый гравий, которым была усыпана площадка. Он понимал всю потенциальную значимость работы Нормы Ценвы, знал, что до решающего испытания оставались считанные дни, что корабль, свертывающий пространство и время, уже готов. И теперь все будет потеряно.

Буддисламские рабы Нормы прекратили работу и воззрились на драгун. Многие рабочие явно сдерживали ненависть к поритринским гвардейцам: такие же солдаты топили в крови повстанцев Бела Моулая почти двадцать семь лет назад.

Норма вышла из своего кабинета и, подобно рабам, беспомощно вперила взор в неожиданно появившиеся армейские машины, боевые самолеты и в идущих по двору солдат. Потом над разбитым забором появилась летающая платформа, которая приземлилась рядом с Нормой. В фонаре кабины было видно самодовольно улыбающееся лицо Тио Хольцмана. Савант вылез из экипажа и подошел к Норме.

– По приказу лорда Бладда я прибыл сюда для инспекции вашего предприятия. У нас есть все основания подозревать, что здесь производится несанкционированная разработка, основанная на исследованиях, выполненных под моим покровительством.

Норма напряженно сощурила глаза, не понимая, о чем он говорит.

– Я всегда занималась своей работой, савант. И никогда прежде вы не проявляли к ней никакого интереса.

– Возможно, теперь появились основания пересмотреть мою прежнюю точку зрения. Лорд Бладд издал приказ конфисковать все, что я здесь найду, и произвести инспекцию изъятого на предмет обнаружения признаков нарушения вами условий контракта.

– Но вы не имеете права этого делать.

Округлив свои светло-карие глаза, Хольцман указал Норме на солдат поритринской гвардии, которые уже взяли под охрану здания комплекса.

– Все данные говорят о противоположном.

Он обогнул Норму как неодушевленный предмет и прошел в ангар, где остановился как вкопанный перед тем, что увидел. В недоумении он уставился на большой, смехотворно древний грузовой корабль, окруженный рабочими на подвесных платформах.

– Это? Это и есть твой великий проект?

Подойдя ближе, савант поднялся по приставной металлической лестнице и заглянул внутрь корабля. Стоя на верхней площадке, он внимательно разглядывал один из двух моторных отсеков.

– Вы украли мою идею, Норма. – Наклонившись, он буквально сунул голову в двигатель. – Объясните мне, каким образом этот аппарат использует мой эффект Хольцмана для свертывания пространства?

Хотя Норме было страшно и она не испытывала ни малейшего желания отвечать, она последовала наверх за савантом, оставив внизу драгун.

– Это будет довольно затруднительно, савант Хольцман. Вы когда-то признали, что и сами не понимаете сути фундаментальных уравнений поля. Каким образом я могла совершить преступление, если разработала то, чего вы не в состоянии понять?

– Не надо неверно трактовать мои слова и выдергивать цитаты из контекста. Конечно же, я понимаю собственные уравнения.

Она насмешливо выгнула бровь.

– Вот как? Тогда извольте сами объяснить мне суть эффекта Хольцмана.

Савант побагровел.

– Глубина и тонкость этой концепции превосходит даже ваши способности, Норма.

Собрав всю свою решимость, она сказала:

– Корпорация «Вен-Ки» оспорит в суде ваши действия. Ваше вторжение противоречит нашим соглашениям и законам Поритрина. Тук Кидайр обратится с официальной жалобой в Лигу. Вся работа принадлежит его компании.

Хольцман ответил грубым пренебрежительным жестом.

– Это мы еще посмотрим. Виза тлулакса аннулирована. А вы, Норма, не являетесь больше желанным гостем Поритрина. Когда вы закончите передачу мне всех дел, драгуны препроводят вас в Старду. Мы найдем корабль, который увезет вас отсюда. – Он усмехнулся и сделал эффектную паузу. – Расходы по вашей депортации, естественно, оплатит корпорация «Вен-Ки».

Под охраной драгун Хольцман провел половину утра, просматривая чертежи и целую полку электронных блокнотов. Время от времени он задавал ей вопросы, на которые она по большей части отказывалась отвечать. Наконец он объявил:

– Я конфискую все это и беру с собой для дальнейшего изучения.

Норма начала было возражать, но савант угрожающе помахал перед ее лицом указательным пальцем.

– Вам повезло, что я приказал не бросить вас в тюрьму, а всего лишь выслать с Поритрина. Но мне ничто не помешает снова обратиться к лорду Бладду.

Прежде Норма не испытывала ненависти к этому человеку – напротив, она всегда считала, что у них одни и те же интересы. Она не верила своим глазам, видя, как савант копается в ее работе с изяществом камнедробилки.


Пока ассистенты Хольцмана обыскивали лабораторию, изымая важные документы, драгуны увезли Норму и Кидайра в Старду, поместив их в разных зданиях. Условия содержания были отменными – их поместили не в тюремные камеры, – но Норма чувствовала себя как зверь в неволе.

Ей не разрешалось разговаривать с тлулаксом, но она сохранила право сноситься по почте с другими планетами… поскольку никто не мог прибыть оттуда вовремя, чтобы помешать происходящему. По самым оптимистическим подсчетам потребовалось бы несколько месяцев, чтобы сюда добрались медленные космические суда с ответами на письма. Тем не менее она три дня подряд писала сообщения, умоляя Аврелия Венпорта о помощи, отсылая письма с каждым отбывающим кораблем. Она не имела понятия, какой из этих кораблей первым встретится с влиятельным коммерсантом, но сейчас ей отчаянно была нужна его помощь. Он был нужен здесь.

Норме было страшно одиноко.

Рабы приносили ей изысканные блюда, но она лишилась аппетита и не испытывала к пище ничего, кроме отвращения. Ничто не могло смирить ее гнев на Тио Хольцмана, ее бывшего друга и наставника. Никто и никогда не относился к ней так несправедливо, даже ее холодная мать. На все то доброе, что она сделала для упрочения его положения и репутации, он ответил черной неблагодарностью. Он просто использовал ее, извлекая выгоду из ее творческого гения.

Хуже того, она сомневалась, что он сможет воспроизвести ее работу, и тогда все будет потеряно. Вся работа пойдет прахом. Но проект свертывания пространства-времени не должен пропасть в безвестности!

Ожидая корабля, который должен был доставить ее на Россак, Норма начала думать о вещах, прежде совершенно ей чуждых. Раньше работа поглощала ее всю без остатка, и она едва ли обращала внимание на все остальное. Теперь она горько жалела о своей политической наивности.

Заработанное, как ей казалось, десятилетиями упорного самоотверженного труда уважение исчезло – будто уголек погас под наступившим на него сапогом. Лорд Бладд и весь Поритрин – да и большая часть Лиги – свято верили, что это Хольцман сделал все, что в действительности создала она, а ее считали не более чем «лаборантом-помощником». Опираясь на свою незаслуженную славу, Хольцман пользовался безоговорочной поддержкой лорда Бладда. У Нормы же никогда не было времени на интриги и угодничество.

Теперь она попала в мир, который был ей чужд и непонятен.

В отчаянии она сокрушалась о том, как расстроится Аврелий Венпорт и во сколько денег станет ему это нелепое фиаско. И это она его подвела.


Изъяв всю техническую документацию и забрав ее в свою главную лабораторию, савант Хольцман милостиво разрешил Норме вернуться на ее предприятие и забрать все свои подарки, которые она там найдет.

– Прощальный жест вежливости, – насмешливо фыркнув, сказал седобородый савант, когда они спустились с летающей платформы и вошли в ангар. – Но вам разрешено взять только то, что сможете унести.

Она вытянула вперед свои крошечные ручки.

– Только то, что я смогу унести? Понятно.

Хотя Норма Ценва была крошечной, слабой и непривлекательной женщиной, у нее был за плечами целый список заслуг. Она не могла, конечно, сопротивляться решению выдворить ее с Поритрина, но не могла удержаться оттого, чтобы сделать сюрприз ему за все, что он сделал для нее. И ей.

– Не жалуйтесь, – сказал Хольцман. – В принципе мне не разрешали этого делать.

До этого Норме запретили брать с собой планы, расчеты и данные на электронных носителях. Это не слишком удручало ее, так как, обладая великолепной памятью, она могла вспомнить все свои расчеты в мельчайших деталях. Внутри ангара старый грузовой корабль все еще стоял на платформе. Судно было слишком велико, чтобы сотня драгун могла выволочь его отсюда. В огромном помещении было пусто и непривычно тихо. Все работы прекратились, бригады рабов сидели по баракам и ожидали перевода в другие места, некоторых уже увезли. Осталась только сотня человек, которым предстояло демонтировать корабль. Инженерно-технические работники были уволены в полном составе. Вокруг в полном беспорядке валялись диагностические приборы, инструменты и оборудование.

Вычислительные помещения Нормы находились в ужасающем беспорядке. Все шкафы были открыты, ящики выдвинуты. Повсюду остались следы обыска. Часть мебели была вообще перевернута и сломана. Черные обгорелые метки обозначали места, где драгуны своими лазерными пушками пытались пробить каменные стены грота в поисках тайных складов и подземных ходов. Этот разгром вызывал у Нормы чувство потери, душевной пустоты и отвращения.

– Никто не взял ваших личных вещей, – быстро проговорил Хольцман, словно стараясь показать, что он не вполне лишился совести. Он подвел Норму к железному сейфу – удивительно маленькому, – в котором лежали дорогие Норме вещи.

– Здесь есть очень ценный камень су, но я велел драгунам оставить его на месте.

Норма недоверчиво взглянула на Хольцмана, пораженная тем, что он явно ждал от нее изъявлений благодарности. Она промолчала и принялась перебирать вещи в сейфе, взяв оттуда гладкий экзотический камень су и одну из роз «Бладд», которую она поместила между двумя пластинами прозрачного плаза.

Согласно старой легенде, камни су способны концентрировать и усиливать телепатическую энергию, но для Нормы это была всего лишь красивая безделушка. В отличие от матери Норма не обладала ментальными навыками Колдуньи Россака. Чтобы оживить дремлющие в ней способности такого рода, необходимо нечто большее, чем жалкая побрякушка.

Но все же камень был дорог Норме как подарок Аврелия Венпорта. Почему она не согласилась выйти за него замуж в ту же ночь? Если бы она приняла его предложение сразу, то он остался бы с ней и. ничего этого бы не произошло. Она подавила вздох сожаления.

– Здесь все, – заговорил Хольцман, начиная терять терпение. – Мы тщательно обыскали помещение.

– Да… это я хорошо вижу. – Она взяла шкатулку и поставила ее на рабочий стол. Шкатулка была такая легкая. Такая маленькая. – Мне будет позволено взять кое-что из моих запасов? За них платила корпорация «Вен-Ки».

– Хорошо, хорошо, только поторопитесь. Ваш корабль стартует сегодня после полудня, и у меня нет ни малейшего желания задерживать капитана. – Он широким жестом обвел картины разгрома. – Все, что вы сможете унести. Лорд Бладд приказал не помогать вам. Мне очень жаль.

Сгибаясь под непомерной для себя тяжестью, Норма потащила с собой голографический проектор и футляр, полный насадок и расходных материалов. Она собрала также калькулятор и две упаковки неиспользованных электронных блокнотов. Груда вещей росла, и Хольцман с драгунами обменивались насмешливыми взглядами.

Потом она собрала несколько модулей из груды запасных частей в углу. Опустившись на колени на каменный пол, она начала проводами соединять эти части друг с другом. Она рассчитывала на невежество Хольцмана, и он не обманул ее ожиданий. На глазах у изумленных зрителей из запчастей возник силуэт платформы.

Норма вставила в гнездо красный активатор и включила его. Собранный механизм тихо зажужжал и поднялся в воздух. Довольно улыбнувшись, Норма повернулась к Хольцману.

– Это коммерческий образец новой подвесной летающей платформы, которую корпорация «Вен-Ки» выпустит на рынок в следующем месяце. – Заметив удивление и раздражение Хольцмана, она добавила: – Это мое личное изобретение.

Норма подвела Платформу к куче собранных ею тяжелых вещей – это были совершенно бесполезные предметы, за исключением камня су и розы… но дело было совсем не в этом. Она быстро нагрузила рухлядь на подвесную платформу.

– Теперь я готова, – наконец объявила Норма. Нагруженная барахлом платформа последовала за ней, как послушная собака за хозяином.

Когда один из драгун улыбнулся, потешаясь над Хольцманом, вспыльчивый ученый огрызнулся:

– Пусть порадуется своему очередному трюку. Будем надеяться, что он окажется последним.

Скоро они отвезут ее в Старду и выпроводят с Поритрина. Хотя она прожила здесь большую часть жизни и отдала многие годы службе Тио Хольцману, она не собиралась возвращаться.

Уходя со своей тяжело груженой платформой, Норма оглянулась на гигантский опытный корабль, который она модифицировала, понимая, что, вероятно, видит его в последний раз. Она закончила работу и после месяца испытательных проверок была готова торжественно продемонстрировать свое детище Аврелию. Еще немного – и она бы показала ему, что он не зря верил в нее…

Но что он будет думать о ней теперь?


Ни насилие, ни покорность не изменят к лучшему нашего положения. Мы должны стать выше обеих этих альтернатив.

Наиб Исмаил. Новое толкование сутр Корана


Полный провал.

Тупо глядя на катастрофически жалкие остатки грандиозного проекта, Тук Кидайр старался оценить размер вложений и потенциальную прибыль, которую они с Венпортом только что навсегда потеряли. Этот сукин сын Хольцман забрал все чертежи и записи, и без Нормы Ценвы этот проект просто не мог существовать.

Два года усилий пошли прахом.

Впервые за много десятилетий долг чести обязывал Тука Кидайра срезать драгоценную косу. По традиции своего народа, торговец мог носить косичку до тех пор, пока он получал доход, и его коса выросла очень длинной. Теперь, из-за этой политической возни и жадности Хольцмана, ему придется вообще побриться наголо.

Пожалуй, стоит снова заняться работорговлей.

Тлулакс только горестно качал головой, бродя по исполинскому нутру грузового корабля. Успех был так близко! Новые двигатели, изобретенные и спроектированные Нормой, были изготовлены и установлены, хотя и не были еще испытаны. Он часто просил Норму объяснить ему, в чем заключалось усовершенствование, но она считала это обременительными подробностями и потерей времени. Она приспособила новые системы к старой системе управления грузовым судном, и каждый пилот мог летать на корабле, свертывающем пространство, так же, как на старом добром грузовике. Во всяком случае, теоретически.

Но теперь весь проект превратился в… чистую теорию.

Так как корпорация «Вен-Ки» вела обширные торговые операции на всей территории Лиги Благородных, Тук Кидайр нажал на все педали своего влияния, заполняя бесчисленные формуляры жалоб и судебных исков по поводу незаконных действий саванта Хольцмана и лорда Бладда. Он угрожал им дорогостоящими судебными процессами и торговым бойкотом Лиги. Но непреклонный Бладд отказался выдавать документацию Нормы, удерживая ее у себя под предлогом охраны «государственных интересов» Поритрина.

Но при этом Кидайр, не стеснявшийся давать огромные взятки, смог добиться своего освобождения из-под домашнего ареста и поспешил вернуться в комплекс с целым флотом подвесных платформ и группой этих омерзительных рабов. Теперь, когда драгуны ушли с заводской территории, тлулакс попытался спасти то, что еще можно было спасти.

С момента этого мерзкого вторжения Хольцмана Кидайр без устали, не теряя ни часа времени, проводил полную инвентаризацию остатков этого амбициозного предприятия, стараясь сохранить хоть что-то, пусть даже как металлический лом. Единственным выбором был скорейший демонтаж и извлечение из корпуса всего годного на продажу, чтобы хоть в малой степени возместить убытки.

Команда самого Хольцмана – эти отвратительные стервятники – была отпущена по случаю годовщины подавления восстания рабов под руководством Бела Моулая. В этот день место постройки не охранялось и драгунами, и Кидайр хотел воспользоваться моментом, пока лорд Бладд не знает, чем занимается торговец с Тлулакса. С собой Кидайр взял подвесную платформу и ящики, которые предстояло наполнить грузом.

Как и Норма, он недавно отослал Венпорту отчаянное письмо, но партнер был бог знает где, на этом затерянном в космосе Арракисе, и пройдет не один месяц, прежде чем он сможет прилететь. Можно было, конечно, поднять в космос опытный корабль и самому отправиться в эту пустыню – после стольких рейсов на знойную планету за партиями пряности Кидайр знал координаты.

Но он не был до такой степени глупцом.


Время тянулось для Исмаила нестерпимо медленно, ибо он знал, что должно произойти во время празднования годовщины. Он чувствовал невозможность своего положения зажатости между двумя противоречивыми обязательствами.

После того как Тио Хольцман прислал гвардейцев по приказу лорда Бладда, работорговец Кидайр расформировал большую часть буддисламских рабочих бригад и отослал их в расположенную в дельте реки столицу. Алиид и горстка его приверженцев оказались в числе первых, оставив здесь Исмаила. В самой Старде замаскированные и законспирированные саботажники смогли получить назначение в рабочие команды, занятые на подготовке пышных праздничных мероприятий.

Теперь только Исмаил и сотня его самых верных сторонников находились в самом дальнем конце гигантского ангара и под присмотром бывшего торговца живым товаром занимались извлечением из корпуса всего, что можно было оттуда извлечь. Исмаил смотрел, как его зять с помощью подъемных механизмов, мобильных лебедок и летающих грузовиков поднимает наверх скалы, в которой прятался грот, всякие годные к продаже запасные части, а там их грузили на платформы другие рабы, разбиравшие большой пустой космический корабль.

Дочь Исмаила Хамаль стояла рядом с отцом, как якорь любви и заботы, а Рафель выказывал свою силу и готовность защитить молодую жену. Все смотрели на Исмаила, ожидая, что он объединит их и поведет за собой. Так как он знал на память все сутры Корана и долго учил их основам дзенсуннитской веры, то они верили, что его действиями руководит сам Буддаллах.

Исмаил не знал, что делать, но хуже нерешительности стало бы признание своего бессилия перед лицом рабов, ждущих от него спасения. Если он окажется несостоятельным, то поставит под удар их, а не только себя. Чем ближе был поритринский праздник, тем сильнее становился страх Исмаила, и вот день настал. День крови и пожаров. День Алиида. А Исмаил по-прежнему не знал, что делать.

Обращаясь к немногим своим соплеменникам, Исмаил сказал:

– Даже здесь, вдали от Старды мы не спрячемся от последствий деяний наших дзеншиитских братьев. Алиид вынуждает нас к действию. Скоро весь Поритрин охватит хаос, и его надо будет пережить.

Пока они слушали, многие другие, кто слушал Исмаила много лет, притворялись, что работают. Теперь, когда проект был закрыт, не было больше надсмотрщиков, отслеживающих каждое движение.

В опустевшем, разграбленном здании лаборатории и в ангаре только мрачный тлулакс пытался заставить рабов трудиться. Кидайру было наплевать на праздники лорда Бладда, где должно было собраться практически все свободное население Поритрина. После изгнания Нормы Ценвы и прекращения всех работ бывший работорговец гнал рабов в ангар, размахивая парализатором, стараясь уменьшить потери корпорации «Вен-Ки».

А в просторном гулком помещении, пока рабы притворялись, что выполняют задание, слоняясь с места на место со своим обычным безразличием, Исмаил продолжал вести тихую дискуссию со своими сподвижниками.

– Если мы выдадим Алиида и его ближайших друзей драгунам, их арестуют, – сказала суровая женщина – седая, хотя и моложе Исмаила. – Тогда остальных они оставят в покое.

– Это наш единственный шанс уцелеть. Иначе драгуны убьют всех нас, – согласился с женщиной какой-то мужчина. – То, что случилось с Белом Моулаем, – это будут еще цветочки.

Исмаил посмотрел на обоих с гневным осуждением.

– Я не настолько высоко ценю свою жизнь, чтобы предавать друга. Я не согласен с тактикой Алиида, но никто из нас не смеет даже сомневаться в его искренности.

– Тогда мы должны драться бок о бок с ним в надежде, что дзеншииты победят, – с жаром произнес Рафель. Хамаль не была в этом уверена, но она не боялась, в глазах ее не было и тени страха. – Мы заслужили свободу, все заслужили. Рабовладельцы угнетали нас многие поколения, и теперь Буддаллах дает нам шанс. Неужели мы не воспользуемся им?

Разум Исмаила мутился. По горьком опыту он знал, что даже если донесет о готовящемся восстании, лорд Бладд не проявит не то что милосердия, но даже понимания. Но Исмаил, живо помня миролюбивые наставления своего деда, не мог и превратиться в дикого зверя.

Решительный и беспощадный Алиид собирался предать огню Старду, городские строения, фермы и даже северные шахты. Дзеншиитские рабы восстанут неожиданно, убивая не только драгунских гвардейцев, но и женщин и детей. После многих лет сдерживаемого гнева и страданий свирепая толпа не будет знать никаких запретов. Это будет кровавая баня.

– Что еще мы можем сделать, отец? Мы можем либо предать восстание, либо принять в нем участие.

Хамаль отбросила все сложные рассуждения, пытаясь добиться ясного ответа. Когда она говорила так, Исмаил сразу вспоминал ее мать…

– Если мы будем трусливо прятаться здесь и ничего не делать, – подчеркнул Рафель, – то мы навлечем на себя презрение победителя при любом исходе восстания. У нас очень трудный выбор.

По группе прокатился ропот согласия. С любовью и надеждой глядя на Исмаила, его дочь подошла ближе.

– Ты лучше всех знаешь сутры Корана, мой дорогой отец. Не даст ли нам прозрения слово Буддаллаха?

– В сутрах Корана великое множество прозрений, – ответил Исмаил. – Иногда даже слишком много. Можно всегда найти стих, который поможет оправдать любой выбор, окажется подходящим к любой ситуации.

Он посмотрел на контуры старого космического корабля, над которым Норма Ценва и отобранные ею лучшие инженеры работали так много месяцев. Остался только один Тук Кидайр, который бегал взад и вперед между кораблем и кабинетами, собирая финансовые документы.

Исмаил прищурил глаза.

– Алиид забывает нашу конечную цель. Он ставит месть превыше всего на свете, а для нас главное – вернуть свободу нашему народу.

Дзенсуннитский вождь должен был найти выход, который сохранит жизнь Хамаль, ее мужу, всем остальным его людям… даже если он так и не увидит больше свою жену и вторую дочь.

– Исмаил, мы должны либо присоединиться к восстанию, либо связать свой жребий с хозяевами, – повторил Рафель. – Это наш единственный выбор.

– Это не так. – Исмаил многозначительно посмотрел на корабль. – Я вижу иной выход.

Его приверженцы, проследив направление взгляда вождя, оглянулись на корабль, и на их лицах явился проблеск понимания, смешанного с недоверием.

Исмаил между тем продолжал:

– Я выведу мой народ отсюда, из этого мира… к свободе.


Пока весь город предавался празднеству, устроенному лордом Бладдом, Тио Хольцман занимался более важными делами. Изобретатель перестал думать о Беле Моулае сразу после его казни, которая должна была положить конец всяким жалобам буддисламских рабов на Поритрин.

Рабы – как дети: за ними нужно смотреть, но их нельзя слушать.

Было довольно холодно, но савант решил пообедать на балконе своей башни, откуда открывался чудесный вид на реку Исану. Он тепло оделся и велел повару сервировать стол здесь, если ему было удобно, он мог часами сидеть на этом наблюдательном пункте, погруженный в раздумья, как и подобает саванту. На балкон торопливо вошла рабыня, вытерла стул и поставила его перед Хольцманом.

Он заказал свое любимое блюдо. Обычно Хольцман предпочитал каждый день заказывать своему повару вполне определенное блюдо по раз и навсегда заведенному распорядку. Горничная, смазливая брюнетка в кружевном коротком платье, принесла поднос с дымящимся кофе. Она налила его в чашку размером с добрую суповую миску, и савант с удовольствием пригубил изысканный напиток.

Внизу, по реке, лениво ползла баржа, груженная сельскохозяйственными продуктами. Она направлялась в Старду, где ее вскоре начнут разгружать. Судов на реке вообще было немного. Все движение было направлено по окольным рукавам по случаю праздника. Хольцман вздохнул: вечно этот лорд Бладд что-то празднует – не одно, так другое.

Всю последнюю неделю Хольцман сосредоточенно изучал и обдумывал документы, конфискованные на предприятии Нормы Ценвы, стараясь понять, что же конкретно делала эта малютка со старым грузовым кораблем. Вероятно, надо было конфисковать и сам корабль, несмотря на яростные протесты Тука Кидайра и наплевав на все его документы на право собственности. Но у корпорации «Вен-Ки» денег было не меньше, чем у Хольцмана, а ему совсем не хотелось участвовать в затяжных судебных баталиях. Больше всего на свете ему хотелось отправить Норму Ценву восвояси, подорвав предварительно ее научную репутацию.

Теперь же, если ему удастся понять, что именно она делала, то он будет вознагражден сверх всякой меры.

Прихлебывая кофе, Хольцман думал, не следует ли ему проконсультироваться с другими специалистами, но потом решил эти документы никому не показывать. У него и так уже была масса неприятностей с этой Нормой.

Скорее всего это пустая трата времени, думал он, вытирая губы изящной салфеткой. Норма Ценва – дура, выполнявшая задание дурака.


Вот уже в течение многих часов рабы продолжали притворяться, что идет обычный рабочий день – они закрывают ангар, так чтобы Хольцман думал, что все под контролем, и операция демонтажа идет по плану. Кидайр составлял опись и следил за работой, но душой он был уже далеко. Было ясно, что скоро он уедет.

Время шло, и все жарче становились разговоры, которые шепотом вели между собой рабы, сновавшие по огромному ангару. Глаза горели предвкушением, недоговаривались слова, волнение нарастало с каждой минутой. Все ждали, когда Исмаил услышит знак Буддаллаха. Они по-прежнему горели желанием следовать за ним.

Исмаил же боялся, что слишком долго вынуждал их к пассивности. Он опасался, что дзенсунниты забыли, как быть сильными. Но сейчас было не время для сомнений.

Еще до полудня город Старда погрузился в водоворот предварительных торжеств – пролога к основным вечерним празднествам по случаю годовщины достопамятной казни. Мирные обыватели и даже драгунские гвардейцы, ни о чем не подозревая, самодовольно предавались веселью.

На закате Алиид запустит страшную машину мятежа. Исмаил понимал, что до начала этой бойни он должен успеть вывезти отсюда свою дочь, ее мужа и всех других рабов.

Словно выполняя заданную хозяевами работу, он открыл стыковочный люк большого корабля. Притворяясь, что продолжают работу, люди Исмаила стали грузить в судно фляги с водой и продовольствие, перенося их из бараков в ангар. Кидайр – обнаружив, к своему удивлению, что корабль все еще готов к полету – уже приказал рабам перегрузить на борт большую часть отобранного им оборудования и ценных вещей. При отсутствии материалов, конфискованных лордом Бладдом, тлулакс надеялся вывести корабль на орбиту, отвести в док и переделать до неузнаваемости. Прежде он хотел вывезти все ценное на подвесных грузовых платформах, но теперь открылась возможность получше,

Исмаил, однако, был намерен увести корабль гораздо дальше, на новую планету, расположенную вдали от рыскавших по галактике работорговцев и от жестоких мыслящих машин. Где – ему было все равно, лишь бы там никто им не мешал. Много столетий назад верные последователи буддислама покинули Лигу Благородных, отказавшись принимать участие в войне с мыслящими машинами. Но они улетели не слишком далеко и оказались в пределах досягаемости для таких работорговцев, как Тук Кидайр, который в свое время совершил набег на болотные поселения Хармонтепа, и для армий Джихада, которые уже успели уничтожить священный город Дарите на IV Анбус.

Теперь у Исмаила появился шанс повести свой народ к заслуженной свободе, и он сможет стать тем вождем, каким народ хочет его видеть.

К концу долгого и изнурительного дня терпение рабов стало иссякать. Хамаль, не отходившая от мужа, то и дело бросала тревожные взгляды на отца. Исмаил не мог больше тянуть и заставлять людей ждать – надо было действовать. Напряжение нарастало, подобно давлению горячей крови в жилах.

Мрачный Кидайр, непрестанно что-то ворчавший себе под нос, злобно взглянул на странно ведущих себя дзенсуннитов, явно заподозрив неладное, и ушел в свой кабинет.

Наконец Исмаил подал долгожданный сигнал, и рабы, оставив свои рабочие места, собрались в центре ангара. Исмаил встал у открытого люка гигантского, готового к полету и загруженного корабля и издал пронзительный боевой клич, резкий, устрашающий, улюлюкающий звук, которого не издавал с детства, когда охотился на Хармонтепе.

Дзенсуннитские пленники ответили своими боевыми кличами, которые немного отличались на разных планетах и в разных сообществах. Хотя эти люди уже много лет были в рабстве, они не забыли своего прошлого.

Рафель во главе двух своих отрядов бросился к пульту управления и сдвинул огромный купол – крышу грота, служившую исполинской кровлей ангара. С грохотом и лязгом гигантские пластины купола отъехали в сторону, и корабль оказался под открытым небом, подернутым облаками. Свежий холодный воздух пахнул свободой, и люди завопили в восторге.

Услышав шум, Кидайр выбежал из административного здания и, не веря своим глазам, уставился на толпу рабов, сгрудившихся у брюха корабля.

– Что вы делаете? А ну быстро за работу! У нас один только день…

Но прежде чем Кидайр смог извлечь парализатор, работорговца окружили пятнадцать рабов, загородив ему путь к бегству; Их вел Рафель. При таком численном превосходстве они без труда скрутили тщедушного тлулакса, не обращая внимания на его протесты, угрозы и яростные плевки. Рабы заломили Кидайру руки. Хамаль – воплощение решимости и злобы – изо всех сил дернула тлулакса за длинную седую косу, словно это была цепь, присоединенная к голове.

От боли и ярости Кидайр громко вскрикнул.

– Вы что себе позволяете! Лично прослежу, чтобы каждого из вас казнили!

Рабы потащили упиравшегося Тука к Исмаилу, который с презрением и гневом смотрел на этого человека, когда-то обратившего его в рабство.

– Ты будешь наказан за это безумие! – поклялся Кидайр.

– Это не безумие, – ответил Исмаил. – Это наш единственный шанс. Через час в Старде начнется кровавый бунт. Мы не хотим участвовать в этом массовом убийстве, но хотим получить свободу.

– Вам не уйти, – сказал Кидайр. В его голосе не было вызова – лишь простая констатация факта. – Драгуны настигнут вас, куда бы вы ни ушли. Они будут охотиться за вами.

– Не будут, если мы улетим с планеты, работорговец. – Рафель протиснулся ближе к Туку, и тот оробел. – Мы улетим далеко, на далекую планету.

Исмаил ткнул пальцем в грудь тлулакса.

– И ты вывезешь нас отсюда – на корабле Ценвы.


Тщательно выбирайте себе врагов для битвы. В конечном счете победа и поражение – плод вашего тщательного – или безрассудного – выбора.

Тлалок. Слабость империи


Зловещий кроваво-красный поритринский закат дал сигнал к началу беспощадного мятежа.

Алиид и его верные дзеншииты стояли в доках, за оградами, глядя, как взрывотехники устанавливают на местах емкости со смесью для фейерверков. Транспортировка этих огненных цветов была опасным делом, и его всегда поручали рабам, и Алиид на это не жаловался, а выбрал несколько своих последователей, чтобы преподнести сюрприз бессердечным угнетателям. Настало наконец это время.

Лорд Нико Бладд и его блестящая компания сидели на огромной барже на высокой трибуне, обрамленной хлопающими на ветру знаменами. Тщеславный аристократ объявил, что это зрелище будет самым грандиозным за все годы.

Алиид мрачно поклялся себе сделать этот праздник не просто памятным, а легендарным. Тайные инструкции были уже разосланы по всему городу. Ни один из беззаботных хозяев ни о чем не подозревал, но рабы в каждом доме были готовы к выступлению. У дзеншиитских повстанцев в Старде и в населенных пунктах поритринской провинции от нетерпения чесались руки. Алиид не сомневался, что правление аристократов на этой планете будет опрокинуто быстро и решительно.

Драгунских гвардейцев разместили на набережной, а богатые владельцы оставили своих рабов в особняках, стоящих вдоль речных обрывов. Восстание должно было начаться одновременно во множестве мест, и драгуны просто физически не смогли бы везде успеть вовремя. Рабы должны были вооружиться сами – факелами, дубинами, самодельными ножами, короче, всем, что попадет под руку. Кроме того, Алиид знал, где раздобыть оружие получше, которое драгуны не ожидают увидеть у рабов.

Все было готово.

В сгущающихся сумерках громко и торжественно запели медные фанфары. Лорд Бладд запахнул свои роскошные одежды и поднял руки, подавая знак к началу великого праздника. На обнажившейся отмели посреди илистой реки техники безуспешно пытались воспламенить горючую смесь для фейерверка. Прошло несколько секунд, но ничего не происходило, и толпа, собравшаяся на берегу реки, начала недоуменно роптать.

Алиид наблюдал, улыбаясь, и ждал.

Снова зазвучали медные трубы – лорд Бладд нетерпеливо требовал фейерверка. Алиид рассмеялся, зная, что когда техники вскроют канистры, то вместо пороха найдут там золу и песок.

И Алиид знал, куда девался порох.

Раздраженный лорд Бладд подал еще один сигнал, и трубы зазвучали в третий раз. На этот раз желание лорда было удовлетворено: в сгущающейся тьме действительно начался фейерверк – правда, взрывы и языки пламени показались не там, где ожидали все, а в товарных складах у пристаней. Все горючие материалы, которые Алиид и его товарищи похитили у поритринцев, теперь горели и взрывались, превращая склады в пепел. По толпе пронесся крик ужаса. Потом взрывы загремели вдоль берега.

Алиид торжествующе улыбался.

Рабы носились по городу, поджигая порох, который они заложили под домами за последние несколько дней. Если все идет по плану, думал Алиид, то сейчас в плотно застроенной столице должно было уже гореть более пятисот строений. Всесожжение разойдется быстро и должно охватить весь город.

Старда обречена.

Лорд Бладд, его драгуны и местные жители уже ничего не могли сделать, чтобы предотвратить несчастье. Масштаб уничтожения будет соответствовать мере гнева буддисламских рабов, гнева, накопленного за много поколений и только ждавшего выхода.

В городе зазвучали крики тревоги, взвыли сирены. Лорд Бладд через систему громкоговорителей обратился к согражданам с призывом сражаться с огнем, а рабовладельцев попросил дать рабов для этой цели.

– Мы должны спасти наш прекрасный город!

Алиид, а вместе с ним и его верные соратники посмеялись над этими призывами. Когда один из надсмотрщиков закричал на них, требуя помощи, они просто отвернулись от него и бежали, легко вырвавшись на волю. По всей Старде рабы ходили от дома к дому, поджигая здания и круша все, что попадало им под руку. В шахтах и в сельских местностях пленники поднимались на бунт, вырезали целые семьи и завладевали угодьями и домами. Такое восстание было невозможно остановить.

Алиид и его друзья ворвались в поритринский муниципальный музей, где было выставлено оружие: архаичные ракетные установки, гранаты и устаревшее метательное и стрелковое оружие. Но Алиид знал, что все оружие действует.

Рабы смели всю экспозицию, забрав все оружие, даже старинные ножи, мечи и шпаги. Опьянев от предвкушения сладкой мести, Алиид взял себе тяжелое, сделанное из полированной стали ружье, сработанное мастерами столетия назад. Теперь такие ружья не использовали из-за недостаточной мощности. Это лазерное ружье давало мощный луч, который резал врагов с дальней дистанции – пока хватало аккумулятора.

Радуясь ощущению в руках веса оружия, Алиид взял его себе, предвкушая, как пустит его в ход. Во главе своих соратников он побежал по улице. Высоко наверху он увидел горящие окна расположенной на высоком утесе лаборатории Хольцмана и понял, откуда следует начать этот поход личной мести.


Один посреди возбужденной толпы дзенсуннитов, Кидайр был близок к панике.

– Взять вас на борт корабля, свертывающего пространство? Это невозможно! Я простой купец. Я знаю основы управления кораблями, но я не профессиональный пилот или навигатор. Это неиспытанный корабль. У него экспериментальные двигатели. Все в нем…

Рафель схватил работорговца за плечи и как следует встряхнул.

– Это наша единственная и последняя надежда. Мы люди отчаянные, не надо нас недооценивать!

Голос Исмаила был исполнен холодного гнева.

– Я помню тебя и твоих дружков, Тук Кидайр. Ты напал на мою деревню в Хармонтепе. Ты бросил моего любимого деда в болото, кишащее гигантскими угрями. Ты уничтожил мой народ.

Он приблизил свое лицо к лицу тлулакса.

– Я хочу свободы и новой жизни для моей дочери и для всех этих людей. – Он обернулся и указал рукой на волнующуюся толпу у корабля. – Но если ты вынудишь нас, мне придется удовольствоваться грубой местью.

Кидайр с трудом сглотнул, посмотрел на разъяренных рабов и сказал:

– Если единственная альтернатива – смерть… то я, конечно, могу повести это судно. Но знайте, что я сам не буду толком знать, что делаю. Свертывающие пространство двигатели ни разу не испытывались в реальных полетах с грузом и пассажирами.

– Вам все равно пришлось бы испытать его на рабах, – прорычал Рафель. – Как на подопытных кроликах.

Кидайр поджал губы.

– Вероятно,

По знаку Исмаила рабы начали быстро заходить в корабль. Им предстояло провести полет в тех свободных каютах и переходах, которые не были заняты грудами припасов. Люди укрывались одеялами, прижимались друг к другу… и надеялись на лучшее.

– И еще вот что, – заговорил Кидайр, стараясь сохранить самообладание. – Я помню координаты только одной планеты – Арракиса. Это заброшенная бог весть куда планета, куда мне приходилось летать по своим торговым делам. Мы собирались совершать первый испытательный полет именно туда.

– Мы можем сделать нашим домом этот Арракис? – спросила Хамаль. Глаза ее загорелись. – Это райская мирная планета, где мы обретем свободу – и где не будет угрозы от таких, как ты?

Лицо ее потемнело.

Кидайр едва не расхохотался от этих слов, но у него не хватило мужества сказать правду.

– Для некоторых это действительно рай.

– Тогда вези нас туда, – потребовал Исмаил. Дзенсунниты потащили перепуганного тлулакса в рубку. Сто один дзенсуннит поднялся на борт. Люки были задраены, и в опустевшем ангаре сгущались спускавшиеся на Исану сумерки. Кидайр смотрел на панель управления, установленную Нормой, на надписи, изобиловавшие ее странными сокращениями. Он знал основные принципы пилотирования и умел вводить нужные координаты.

– Я не имею представления о том, как человек переносит резкий переход в размерностные аномалии свернутого пространства. – Кидайр был в равной степени испуган неясной перспективой полета и гневом рабов. – На самом деле я даже не знаю, взлетит ли корабль вообще.

– Вводи координаты, – приказал Исмаил. Он знал, что в дельте и в столице сейчас начнется резня, и молил Бога только о том, чтобы Озза и вторая дочь уцелели – ведь они будут далеко от учиненной Алиидом кровавой бойни. Но он не мог ничего сделать для них и не питал даже надежды снова встретиться с ними. – Мы должны улететь с Поритрина, пока еще не поздно.

– Помни, что я предупредил тебя. – Кидайр закинул косу за плечо. – Если эти двигатели Хольцмана выбросят вас в другое пространство, где вы будете корчиться в муках всю оставшуюся жизнь, то не проклинайте за это меня.

– Я уже давно проклял тебя, – ответил Исмаил.

Помрачнев, Кидайр активировал неиспытанные двигатели, свертывающие пространство.

Не прошло и мгновения, как корабль исчез из виду, провалившись в бездну пустоты.


Тио Хольцман лениво размышлял, сидя в кресле. Небо постепенно темнело, окрашиваясь в пестрые краски заката. Внизу, на набережной, перед трибунами, установленными на барже лорда, толпился народ, пришедший послушать праздничное выступление Бладда. В отдалении оркестры играли бравурную музыку.

Он отодвинул кресло от стола, и в этот момент ветер подхватил со стола салфетку и понес ее к речной излучине. Савант, невольно следивший за ее полетом, вдруг увидел, что на противоположном берегу горят склады, пожар начался и на невольничьем рынке. Хольцман не придал этому особого значения, решив, что лорд Бладд и его гвардейцы разберутся.

Вернувшись в помещение и решив приступить к работе, Хольцман позвал домашних рабов. Никто не отозвался. С растущим раздражением Тио Хольцман углубился в попытки расшифровать конфискованные записи Нормы Ценвы. Он читал только уравнения и математические символы, не обращая внимания на сделанные корявым почерком малопонятные пометки на полях и грубые несовершенные эскизы.

Он был так погружен в эту работу, что не сразу услышал шум в собственном доме – где-то кричали люди, потом послышался звон разбитого стекла. Когда послышалась стрельба, савант резко поднял голову и заорал, вызывая драгун охраны. Но большинство драгун сегодня несли службу на реке, обеспечивая порядок и следя за безопасностью. Выстрелы? Теперь через окно он видел, что почти вся столица охвачена огнем; издали, нарастая, доносился рев, на фоне которого слышались отдельные отчаянные крики. Ворча и ругаясь, Хольцман привычно надел свое индивидуальное защитное поле и пошел узнать, что происходит.


По коридору верхнего уровня шикарного дома Хольцмана бежал Алиид с лазерным ружьем в руках. Он то и дело стрелял из этого старинного оружия, сжигая статуи и картины. Сзади раздавались радостные клики его соратников, освободивших домашних рабов Хольцмана.

В коридоре появились два драгуна, попытавшихся остановить Алиида, но он двумя выстрелами разрезал их на части, превратив плоть в пепел. Несмотря на почтенный возраст, музейное оружие действовало мощно и безотказно.

Много лет назад Алиид работал здесь и хорошо помнил расположение помещений. Он знал, где найти надменного саванта. Через мгновение он ворвался в личные покои Хольцмана в сопровождении двадцати соратников.

Седобородый ученый стоял в середине комнаты, сложив на груди окутанные надутыми рукавами руки. Вокруг Хольцмана мерцало какое-то прозрачное облако, искажавшее черты лица. Савант с негодованием посмотрел в горящие диким огнем глаза незваных гостей. Алиида он не узнал.

– Убирайтесь, пока я не вызвал охрану!

Алиид, не обратив внимания на угрозу, поднял лазерное ружье.

– Я уберусь, но не раньше, чем убью тебя, рабовладелец!

Увидев в руках раба старинное ружье, Хольцман все понял, и лицо его исказилось ужасом. Алиид, не понимавший причину этого сверхъестественного ужаса, только укрепился в своем решении. Это было как раз то, чего он ждал.

Не испытывая угрызений совести, он выстрелил в жестокого старого рабовладельца.

Вспышка пурпурно-белого, нестерпимо яркого света дугой протянулась от ружья к защитному полю. Произошло взаимодействие полей, и грянул исполинский взрыв. Дом изобретателя вместе с большей частью Старды вспыхнул раскаленным добела псевдоатомным свечением.


Не существует замкнутых систем. Просто для наблюдателя кончается время.

Легенда о Селиме Укротителе Червя


Ведя группу тяжеловооруженных чужеземных наемников к их цели – и к объекту своего мщения, – наиб Дхартха все лучше и лучше понимал, что эти грубые, наломавшие руки на убийствах головорезы смотрят на него просто как на слугу. Для них дзенсуннитский вождь был просто проводником, который ведет их к цели. Не он был их командиром.

С того момента, когда боевые машины группы поднялись в воздух с арракисского аэродрома, наемные солдаты не выказывали наибу большого уважения. Наиб сидел в пассажирском отсеке одной из машин вместе с пятью дзенсуннитскими воинами, которые присоединились к акции отмщения. Закаленные в боях наемники смотрели на них как на примитивных кочевников, любителей, решивших сыграть роль настоящих солдат. Но у всех них была одна цель – убить Селима Укротителя Червя.

У наемников было столько оружия и боеприпасов, что они при желании могли бы убить всех разбойников до единого, не сходя с трапа и не запачкав рук. Лично наиб Дхартха предпочел бы встретиться с Селимом лицом к лицу, взять его за волосы, отвести голову назад и перерезать глотку. Он хотел видеть, как меркнет свет в глазах Селима, как на его пальцы вытекает из горла врага теплая кровь.

Однако Дхартха был готов отказаться от сладкой роскоши мщения ради того, чтобы Укротитель Червя был наконец уничтожен вместе со своей шайкой.

От раскаленных дюн поднимались горячие восходящие потоки, на которых начинали качаться стальные птицы. Впереди замаячила линия скал и утесов, словно берег континента, неведомо как попавшего в безбрежный океан песчаной пустыни.

– Это ваше гнездо гадов прямо по курсу, – сказал капитан наемников.

В глазах наиба Дхартхи этот офицер и его люди были всего лишь неверными. Отряд был набран на разных планетах Лиги Благородных. Некоторые получили подготовку в лагерях Гиназа, но были признаны негодными и не попали в элитную группу воинов. Тем не менее это были опытные бойцы и профессиональные убийцы. То есть они как раз подходили для той роли, которую им предстояло сейчас сыграть.

– Мы могли бы просто разбомбить эти скалы, – сказал другой наемник. – Ворваться внутрь, заложить заряды и превратить все это в кучу горелой пыли.

– Нет, – возразил Дхартха. – Я хочу посчитать трупы и отрезать пальцы как трофеи.

Люди Дхартхи невнятными возгласами выразили свое согласие.

– Если мы не сможем предъявить труп Селима Укротителя Червя всем на обозрение, если мы не докажем, что он слаб и смертен, то его последователи будут продолжать свои нападения.

– Что тебя так волнует, Рауль? – спросил еще один наемник. – У них вообще нет против нас никаких шансов. Максимум у них на всех три пистолета, а наши защитные поля прикроют от пуль. Мы непобедимы.

– Действительно, – согласился с ним еще один солдат. – Любая старуха может пролететь над этими пещерами и забросать их бомбами. Мы воины или чиновники, что штаны просиживают?

Дхартха ткнул пальцем в направлении пилота.

– Можешь посадить машину вон там, на песок, ближе к скалам, куда не доберутся черви. Мы высадимся, найдем пещеры отступников и выкурим их оттуда. Укротитель Червя, возможно, попытается укрыться и как-то защитить себя, но мы будем убивать его женщин и детей по одному, пока он не выйдет лицом к лицу со мной.

– И тогда мы его подстрелим, – воскликнул Рауль, и все наемники разразились смехом.

Дхартха недовольно поморщился. Он старался не слишком задумываться о том, что он делал, о том, почему ему пришлось молить о помощи Аврелия Венпорта. Проблема Селима Укротителя Червя всегда была его частным делом, предметом кровной мести между ними двумя.

Дзенсуннитские старейшины из дальних деревень не скрывали своего презрения к Дхартхе за его добровольное сотрудничество с нечистыми чужеземцами. Наиб вел дела с чужаками, продавал им столько пряности, сколько они требовали. Он даже ввел чужеземные удобства в своей горной деревне, пренебрегая старыми обычаями. Дхартха понимал, что он, наняв чужеземных наемников для утоления своей личной мести, пренебрег всем, что было когда-то для него свято. Сейчас его не интересовали больше ни обычаи, ни учение буддислама. Он скрипел зубами, понимая, что Хеол проклянет его за такие действия.

Но зато Селим Укротитель Червя будет мертв.

Военный транспортный самолет приземлился перед нагромождением скал. Двери открылись, впустив в кабину раскаленный воздух пустыни. Дхартха встал, готовый отдать распоряжения, но наемники Венпорта уже высаживались из машины, не обращая на него внимания. Они громко переговаривались между собой, перевешивали на плечи оружие и проверяли защитные поля. Не прошло и нескольких мгновений, как они уже координирование шли в скалы, изрытые сотами пещер.

Дхартха почувствовал себя праздным зрителем. Наконец он резко дал команду своим пятерым воинам, и они вместе с ним поспешили вслед за наемниками, стараясь не отстать. Дхартха и его люди тоже хотели участвовать в убийстве.

Много месяцев шпионы Дхартхи собирали косвенные и прямые сведения, пока не убедились, что точно определили местонахождение логова Укротителя и его шайки. И теперь некому было предупредить этих отступников об опасности.

Когда наемники ворвались в пещеры, Дхартху поразило, что он не слышит звуков схватки, криков и выстрелов. Неужели эти разбойники спят? Он вошел в пещеры со своими дзенсуннитами.

Было ясно, что отступники жили именно здесь. Комнаты их были вырублены в песчанике, вокруг виднелись декоративные занавески и даже похищенные плавающие светильники, помимо кухонной посуды и другой хозяйственной утвари.

Но в комнатах не было ни одного человека. Отступники бежали.

– Кто-то сказал им, что мы идем, – прорычал капитан наемников. – Это измена. Нас предали.

– Это невозможно, – парировал наиб Дхартха. – Никто не смог бы добраться до них быстрее, чем ваш самолет. Мы же сформировали воинскую команду всего пятнадцать часов назад.

Наемники Венпорта с красными от злости лицами собрались в центральном помещении поселения. Они окружили наиба, очевидно, именно его считая виновником неудачи. Один из солдат со шрамом на лбу высказался от имени всех наемников:

– Тогда объясни нам, человек пустыни, почему они ушли.

Наиб постарался успокоить свое бурное дыхание. В нем тоже закипали гнев и растерянность. Это было верное место, шпионы не обманули его. Запах жилья, густой и не очень приятный, говорил, что совсем недавно здесь находилось много людей. Это было не ложное поселение, не поселок-призрак.

– Селим был здесь только что. Он не мог далеко уйти. Но куда они отправились все вместе? Что они хотят найти в пустыне?

Прежде чем кто-либо успел ответить, послышался отдаленный, слабый, похожий на биение сердца стук… барабана. Вместе со всеми Дхартха бросился к окну и увидел одинокую человеческую фигуру в дюнах. Отсюда человек казался маленьким и беззащитным.

– Вот он где! – злобно взвыл Дхартха.

Издавая боевой клич, наемники бросились к самолету.

– А что, если это западня? – спросил один из солдат.

– Это всего лишь один человек. Мы можем схватить его и узнать, куда делись остальные, – ответил ему охваченный презрением и яростью наиб.

Капитан наемников добавил, насмешливо улыбаясь:

– Мы можем не бояться ничего, что этот сброд пустыни может бросить против нас.

Наемники бросились сокрушать Селима Укротителя Червя.


Песок мягко проваливался под обутыми в тяжелые ботинки ногами. Полуденное солнце палило без всякого милосердия, словно хотело выжечь все, к чему прикасались его лучи. В этот день никакая тайна, никакая тень не сопутствовали Селиму. Он шел, освещаемый солнцем. Выйдя на простор, он остановился, выставив себя на обозрение всего мира, сел на песок, не скрываясь от ослепительных лучей беспощадного солнца, и, взяв в руки барабан, принялся ждать.

Наиб Дхартха и его люди не смогут его не заметить.

Накануне в пещерах поселения отступников творилась невероятная суета. Люди паковали вещи, брали только то, что могло понадобиться им в путешествии в глубины открытой пустыни. Молодые наездники страшились того, что должно было случиться но никто из них не осмелился оспаривать видение вождя или ослушаться его распоряжений.

Последней уходила Марха. Она приникла к Селиму, и он нежно обнял ее в ответ. Он думал о жизни, которая теплилась в чреве его жены, хотел остаться с ней и, дождавшись рождения ребенка, воспитать его. Но зов Шаи-Хулуда был сильнее. Селим знал, что должен делать. Ему не оставалось иного выбора, кроме как последовать велению Буддаллаха.

– Я сделала правильный выбор, присоединившись к твоему воинству, – сказала Марха со смешанным чувством печали и восхищения. – Я буду молиться за тебя, за твое спасение, но если произойдет худшее, Селим, то я сделаю так, что твое дитя будет гордиться тобой.

Он коснулся лица жены, но не стал ободрять ее фальшивой бравадой. Он и сам не знал, что готовит ему Шаи-Хулуд.

– Позаботься о нашем сыне. – Он нежно дотронулся рукой до ее живота. – Меланжа сказала мне, что ты родишь здорового мальчика. Ты назовешь его Эль-Хайим. Настанет день, когда он по праву станет вождем, если сумеет сделать правильный выбор.

Лицо Мархи осветилось надеждой, но он велел ей догонять остальных.

Здесь, среди песков, в полном одиночестве, Селим чувствовал себя слабым и крошечным, но с ним был Шаи-Хулуд. Вся его жизнь, все, что он до сих пор сделал, и все, что он еще пока может сделать, сошлось в этой точке. Сейчас Селим был уверен в своей правоте больше, чем когда испытал первое свое видение почти три десятилетия назад.

Наиб Дхартха был его заклятым врагом и врагом Шаи-Хулуда. Дзенсуннитский вождь продал душу иноземцам и отдавал им живую кровь Арракиса – меланжу, позволяя ей течь туда, где ее не должно быть. В своих сверхъестественных, обусловленных пряностью видениях он прозревал ландшафты времен с высоты, доступной только богам и их пророкам. И в этих прозрениях Селим видел трагедию, которая приведет к медленной, но верной смерти песчаных червей…

Сегодняшняя его последняя битва запомнится на много поколений, о ней станут рассказывать истории у огня, она будет передаваться из уст в уста много столетий. Возможно, забудется имя Селима, из памяти после многих пересказов сотрутся подробности, но истина, суть останется верной в этом мифе о пустынных скитальцах. Взывая к этой памяти, люди обрушатся на собирателей пряности с еще большей силой.

В такой великой перспективе то, что он сегодня сделает, представлялось совершенно неизбежным и необходимым.

Он видел, как перед входом в пещеры приземлился самолет с войском ненавистных чужеземцев, видел, как они бросились в пещеры, быстро карабкаясь по горным тропинкам. Сколько раз сам Селим использовал эти пещеры как базу для своих военных операций! Он презрительно скривил губы, увидев наиба Дхартху, который навеки опозорил свое имя, путаясь с иностранцами и нанимая солдат на других планетах. Эти хорошо вооруженные наемники передвигались с ловкостью хищных зверей.

Селиму было отвратительно видеть, как они нагло расхаживают по его дому, по пещерам, где собирались его приверженцы, где они справляли свои нехитрые праздники, где была пещера, в которой они с Мархой любили друг друга. Нет, эти пришельцы недостойны жить.

Скрестив ноги, он сидел на песке и ждал, когда они закончат обыскивать покинутый поселок. Наконец, охваченный нетерпением и досадой, что его до сих пор никто не видит, он установил в песке барабан и начал ритмично бить в него ладонью. Резкие отрывистые удары отдавались эхом в воздухе и проникали глубоко в песок, из слоев которого были сложены дюны Арракиса.

Это был резкий зов, даже вызов.

Селим слышал приглушенные расстоянием крики тревоги и гнева, а потом по тропкам стали спускаться фигуры наемных солдат. Они снова поспешили на борт своего самолета. Взвыли двигатели, в воздух поднялись тучи песка и самолет взмыл вверх.

Наиб Дхартха и его люди побежали к дюне пешком.

Селим все сильнее бил в барабан, выбивая из него беспощадный неумолчный ритм. Это был драгоценный инструмент. Селим сделал его собственными руками. Верный Джафар научил его, как делать корпус из металлических полос, а перепонку – из туго натянутой кожи кенгуровой мыши. Барабан служил Селиму много лет. С ним он вызвал многих червей.

Военный самолет сделал круг над его головой. Машина прошла так низко, что Селим ощутил ветер и жар двигателей. Взметенный песок полетел в лицо, но Селим не стал закрываться. Они могли выстрелить или сбросить бомбу, чтобы убить его. Но пилот, видимо, решил проверить, действительно ли Селим один. Естественно, они заподозрили, что это ловушка, но они не найдут ее. Самолет сделал еще один круг, заложил крутой вираж и приземлился на песке в некотором отдалении от Селима. Из открывшейся двери посыпались солдаты.

Словно стараясь обогнать солдат, к Селиму через дюну устремились и Дхартха со своими дзенсуннитами. Все эти надменные люди полагали, что знают, как жить в пустыне, но Селим понимал лучше их всех, что человеческая жизнь здесь стоит дешевле самой мелкой песчинки.

Он продолжал методично бить в барабан. В ответ он всем телом ощущал в глубинах пустыни слабую пока вибрацию. Она становилась все сильнее, все ближе.

С противоположной стороны бежали дзенсуннитские воины, размахивая оружием. Они забыли даже перейти на сбитый шаг, которому их учили с детства. Селим явственно слышал проклятия, угрозы, оскорбления. Хотя Дхартха был старше всех своих людей, он бежал впереди всех. Как и предполагал Селим, ярость наиба перевесила здравый смысл.

– Я вызываю тебя, Селим Укротитель Демона! – выкрикнул Дхартха, когда враги были на расстоянии слышимости. Голос его был низким, с налетом наигранной значительности, каким он был, когда наиб ложно обвинил Селима в краже воды. – Ты причинил довольно вреда моему народу, и я явился сам, чтобы положить конец твоей беззаконной жизни.

Чужеземные солдаты, как их учили, включили свои защитные поля. Селим никогда не сражался в таком щите – ни один уважающий себя воин не станет пользоваться таким прикрытием для трусов, – но теперь он явственно чувствовал могучие подземные толчки, усилившиеся при приближении противника. Они не знали, что их щиты посылают в глубь земли более громкий, более настоятельный вызов Шаи-Хулуда, чем тихий барабан Селима.

– Но сам ты – муж без греха, коли явился судить меня, наиб Дхартха? – закричал в ответ Селим. Он продолжал бить в барабан. – Ты, человек, который намеренно изгнал из деревни мальчика, заведомо зная, что он невиновен? Ты упорно боролся с Шаи-Хулудом, несмотря на то, что сознавал весь вред, который этим причиняешь. На твоих руках куда больше крови, чем на моих.

Некоторые дзенсунниты, издав тревожные восклицания, стали указывать руками куда-то вдаль. Селим не повернул головы. Он чувствовал, как усиливается вибрация, чувствовал приближение червей. Множества червей.

Наемники резко остановились и встревоженно сбились в круг, как напуганные муравьи, когда под их ногами внезапно стал вскипать и дрожать песок. Взревев двигателями, транспортный самолет оторвался от потерявшей опору дюны и поднялся в мутный от пыли воздух.

Мгновение спустя из-под песка, как ракета, взлетел гигантский червь, привлеченный вибрацией защитных полей и обезумевший от этого сильного звука. Его гигантская пасть нависла над испуганными солдатами и в мгновение ока поглотила их.

Селим остался сидеть, слушая шорох потревоженного песка и последние отчаянные крики исчезающих в бездонной глотке людей.

Пилот поднял самолет выше, развернул машину и повел ее на червя, который только что буквально за несколько секунд пожрал почти всех наемников. Пилот выстрелил из носовой пушки и снаряды попали в червя, сорвали с него твердую чешуйчатую кожу, обнажив розовую мягкую плоть. Безглазый червь извивался и бросался вперед в поисках нового врага.

Когда самолет пошел в новую атаку, из глубин пустыни вынырнул еще один червь. Извивающимся движением он, словно кобра, взвился к небу и ударил несущийся на него самолет. Машина закувыркалась в воздухе и рухнула на землю. Червь мгновенно погрузился под землю и воронка, образовавшаяся от этого движения; всосала в себя остатки боевой машины.

С другой стороны от Селима дзенсуннитские воины побросали оружие и, поддавшись панике, кинулись бежать. Они оставили наиба один на один с Селимом. Дхартха обернулся и с гневным отвращением посмотрел им вслед.

Селим не испытывал страха перед Шаи-Хулудом. Он много раз встречался с червями и знал, что приготовил ему Буддаллах.

– У Укротителя Червя есть только один способ умереть, наиб Дхартха.

Селим сделал все, что было в его силах, чтобы исполнить предначертанное ему назначение. В глубине души он, правда, понимал, что то, что ему предстоит сделать сейчас, завершит легенду и достигнет гораздо большего, чем вся его прошлая жизнь. Как личность, он выйдет за пределы реальности, он станет мифом. Сказание о Селиме Укротителе Червя и его священных исканиях переживет столетия.

В это время у места трагедии появилось третье чудовище, которое вынырнуло из-под песка перед бегущими дзенсуннитами. Черви были животными, хорошо знавшими свою территорию, они никогда не нарушали ареала обитания друг друга, но три червя все же откликнулись на призыв Селима. Он сомневался, что кому-нибудь удастся когда-нибудь посмотреть такой спектакль.

Воины Дхартхи не смогли убежать от третьего червя. Тварь вынырнула из песка и поглотила их, подняв тучу пыли.

Словно охваченный трансом, Селим продолжал бить в барабан. Дхартха, единственный оставшийся в живых противник, пронзительно что-то кричал Селиму. Наконец песок начал дрожать и под наибом, сигнализируя о приходе четвертого, самого крупного червя. Наиб не выдержал, повернулся и попытался бежать.

Слишком поздно.

Дюна стала оползать, и песок начал уходить из-под ног Дхартхи. Тогда наиб оставил бесполезную попытку и повернулся лицом к Селиму. За спинами обоих из глубин возник Шаи-Хулуд, раскрывший исполинскую пасть, наполненную хрустальными зубами.

Одним глотком червь отправил в свою глотку тонны песка. Наиб Дхартха, скользнув вместе с песком, тоже исчез в этой бездонной яме.

Но червь продолжал двигаться вперед, продолжал подниматься.

Селим продолжал держать барабан, пока неимоверно большая тварь поднималась к небу, словно ангел, а из раскрытой пасти невыносимо разило всей меланжей пустынной планеты. Наконец зверь поглотил и его.

Укротитель Червя отправился в свой последний путь, путь в вечность, в огненную глотку Шаи-Хулуда.


Немного ранее описанных событий унылые члены шайки отверженных, повинуясь приказу вождя, отправились искать новое местоположение для базы в отдаленной части скалистых гор. Марха отстала, так как у нее болела душа за Селима. В ее чреве рос ребенок, и Марха надеялась, что случится чудо и родившийся младенец увидит своего отца. Что бы ни случилось сегодня, но женщина поклялась: их ребенок будет знать все рассказы о Селиме Укротителе Червя.

Муж объяснил ей, что она должна делать. Она не должна отказываться от своего долга, но истинно верить в дело Селима.

Она воспринимала его видения за истинные откровения Буддаллаха, поэтому она не могла отринуть их значение ни из удобства, ни из-за любви.

Чтобы лучше видеть Селима, она поднялась на вершину Игольной горы, главной господствующей высоты всей здешней пустыни. Давно, когда она бежала к отступникам из деревни наиба Дхартхи и искала дорогу в пустыне, Игольная гора была ориентиром, близким к пещерам Селима. Очень немногие, стремившиеся присоединиться к Селиму, доходили сюда, не перехваченные разведчиками Селима. Но Марха сделала это.

Теперь она смотрела, как Селим сидит один на дюне, бьет в барабан и смотрит в глаза ненавистным врагам.

Никто из чужеземных наемников и дзенсуннитских предателей Дхартхи даже вообразить себе не мог, что Селим так легко сможет призвать Шаи-Хулуда, разрушительная сила которого многократно превосходила оружие любого солдата в мире. Она видела избиение, видела безумную пляску демонических червей – четырех и всех вместе, – когда они истребляли врагов.

Потом, с остановившимся сердцем и духом впав в отчаяние, она смотрела, как самый большой из червей, воплощение Шаи-Хулуда, вырос из песка, чтобы пожрать заклятого врага Селима – наиба Дхартху, а потом и ее возлюбленного Селима.

Она издала пронзительный крик овдовевшей жены, а потом замолчала, пытаясь обрести внутренний покой. Шаи-Хулуд приобщил великого Укротителя Червя к своей плоти, и отныне Селим будет жить вечно, как неотъемлемая часть их бога. Достойный конец для мужчины – для героя.

И прекрасное начало легенды.


Люди – рабы своей смертности, с момента рождения до момента смерти.

Религиозные этюды Тлулакса


Несомненно, где-то существовали более старые, более потрепанные космические корабли, чем этот, летавшие по трассам Лиги Благородных, но Норме до сих пор не приходилось их видеть. По сравнению с этим корытом старая развалина, которую Аврелий купил для ее экспериментов, был просто чудом современной техники.

Покинув орбиту вокруг Поритрина, старый корабль завибрировал, набирая скорость и выходя в открытый космос. Голый интерьер отдавал затхлым воздухом, человеческим потом и несвежей пищей. На стенах и на полу были видны пятна, которые были кое-как затерты, но не отчищены. Видимо, этот корабль перевозил рабов, хотя сейчас его единственными пассажирами были Норма и два сопровождавших ее драгунских гвардейца.

Это будет долгое, утомительное путешествие, усугубляющее стыд и унижение Нормы.

Двое гвардейцев с хмурыми непроницаемыми лицами сидели на длинной металлической скамье. Они явно недоумевали, чем они провинились перед лордом Бладдом, что он отправил их в это долгое и скучное путешествие. Ящики с багажом, включая вещи Нормы, были просто составлены у стен коридора. Она удивлялась, что одновременно с ней этим же кораблем не депортировали и Тука Кидайра.

Открытый пассажирский отсек был наполнен полками и скамьями. Кроме того, Норма успела увидеть полки в нижних грузовых отсеках, похожие на лежанки. Таким образом увеличивалась емкость судна – этот аскетический корабль мог взять на борт не менее тысячи человек.

– Это невольничий корабль? – спросила она одного из драгун.

Он окинул Норму взглядом из-под тяжелых век и не ответил. Ему не приказывали отвечать на вопросы.

Норма живо представила себе тесно набитых сюда как сельди в бочке буддисламских пленников, захваченных на какой-нибудь отдаленной планете и насильно привезенных на Поритрин. Она почти физически ощутила их жалкое, почти призрачное существование. На этих палубах умирали люди.

По ассоциации она задумалась и о другом. Да, ее везли на корабле против ее воли, но ее везли домой, пусть даже это был акт немилости. Мать, конечно, не преминет сделать все, чтобы Норма до конца осознала себя неудачницей и ошибкой природы. Ну, в конце концов, все могло быть намного хуже. Вздохнув, она пожалела, что здесь нет Аврелия, который составил бы ей компанию на это долгое путешествие.

Она поерзала на скамейке, которая от этого не стала удобнее. Ей нечем было заняться, развлечений на этом судне тоже как будто не предвиделось. Но, в конце концов, это был не туристический круиз.

Творческие поиски силой воображения обычно помогали Норме забывать о физических неудобствах. Однако теперь, когда ее работа была украдена, а жизнь разрублена пополам, она невольно обращала внимание на окружающее и на уродство собственного тела.

Чтобы отвлечься, она начала играть с камнем су, подаренным ей Аврелием Венпортом. Хотя этот камень так и не оказал на нее стимулирующего телепатического действия, она любила память, которую он пробуждал в ее душе. Норма закрыла глаза, и все вычисления, которые она производила, вдруг возникли в окне ее памяти. Длинные ряды и колонки цифр и математических символов выстраивались в боевые порядки в космосе, напротив иллюминатора.

Несмотря на все свои старания, савант Хольцман так и не сумел отнять у Нормы суть ее достижения. Все это осталось в запутанных лабиринтах ее разума, она могла вспомнить каждую деталь, все, что надо было помнить о работе по свертыванию пространства. Просматривая свои ментальные архивы, она получала своеобразное удовольствие от манипуляций с вычислениями; ей нравилось видеть, как числа и символы появлялись и исчезали в уравнениях по ее желанию. Это была ее сокровенная вселенная, куда не мог заглянуть ни один посторонний человек. Правда, иногда ей хотелось разделить этот мир с Аврелием.

По крайней мере я осталась жива. По крайней мере я все еще свободна.

Откуда-то издалека она вдруг услышала чей-то громкий скрипучий голос. Почему-то ей показалось, что это голос матери, укоряющей ее за еще одну проявленную слабость. Словно в каком-то абсурдном сне, Зуфа Ценва летела в космосе рядом с кораблем и заглядывала в иллюминатор горящими глазами, похожими на два маленьких красных солнца.

Внезапно Норма вышла из транса, в котором пребывала, и поняла, что кругом творится какой-то хаос. Драгунские гвардейцы вскочили со скамьи и что-то кричали на галахском языке. А сам невольничий корабль явно сбился с курса. Старые изношенные двигатели завывали, перегреваясь от нагрузки, так как пилот пытался резко изменить направление полета. Потеряв равновесие, Норма ткнулась в стенной иллюминатор и с удивлением обнаружила, что за бортом действительно находятся два красных глаза, но они принадлежали отнюдь не ее матери. Этот жуткий взгляд принадлежал какому-то механическому монстру, похожему на гигантскую оранжево-зеленую доисторическую птицу, а матери не было поблизости и некому было направить против этого чудовища колдовскую силу.

Невольничье судно со скрежетом завибрировало и сменило курс. Механическая птица на некоторое время отстала, Норма увидела дюзы странного корабля, который вдруг начал делать круг. На какое-то время Норма потеряла механического зверя из виду. Гвардейцы снова что-то закричали, а корабль опять резко тряхнуло и установленные в отсеках ящики посыпались друг на друга, разбив, кроме всего прочего, бутылки с поритринским ромом.

Норма перебежала к иллюминаторам в противоположной стенке корабля.

Какая-то невидимая сила снова толкнула корабль с такой силой, что все его конструкции завибрировали. Казалось, будто какой-то великан ударил гигантским молотом по исполинской наковальне. Норма упала на рифленую металлическую палубу.

Когда она снова смогла подобраться к иллюминатору, она опять увидела чудовище, несущееся на их корабль, как ястреб, охотящийся на беззащитного голубя.

Огромная машина открыла свою страшную пасть, обнажив ряд громадных острых искусственных зубов, каждый величиной с дверь. Норме потребовалось некоторое усилие, чтобы убедить себя в том, что она не бредит.

Неужели все это происходит в действительности? – спросила она себя. Каким-то образом случилось так, что ее обычно сосредоточенные мысли вдруг начали расширяться и охватывать слишком многое. Она сжала рукой камень как талисман. Я должна сохранить разум.

Она изо всех сил старалась осмыслить ситуацию, призывая на помощь свое могучее логическое мышление. Не может ли странный аппарат быть летательной формой кимека? Но почему этот вражеский корабль оказался здесь и почему он охотится за ней?

Пират захватил медлительное судно механической рукой. Норма уже до этого разглядела исполинское брюхо машины, способной поглотить не одно такое судно, как их старый корабль. Брюхо механической птицы было покрыто царапинами, вмятинами и следами копоти. Видимо, птица недавно побывала в сражении.

В днище вражеского судна открылся огромный люк, и в него без труда прошел захваченный в плен корабль. Внутренняя камера механического корабля была залита ядовито-зеленым светом, от которого у Нормы сразу же заболели глаза.

Когда невольничий корабль целиком, как проглоченный кусок сырого мяса, оказался в трюме страшной птицы, люк медленно закрылся.


Внутри механического чудовища, в трюмном отсеке с потолка свисала сохраняющая емкость для мозга, похожая на яйцо паука. Емкость с мозгом кимека зависла высоко над плененным судном. Вокруг контейнера вспыхивали красные и синие огоньки, что указывало на напряженную активность отделенного от тела мозга. Внезапно из стенок емкости вытянулись сенсорные щупальца. Чудовище решило поближе познакомиться со своей жертвой.

Наконец-то я смогу заслужить прощение генерала Агамемнона, думал Ксеркс, начиная записывать данные.


Каким бы безрадостным ни казалось положение, мы никогда не должны оставлять надежду. Буддаллах может удивить нас.

Наиб Исмаил. Призыв к молитве


В беззвучной бездне космоса пустота развалилась на части, и на свет вывалился корабль… из ниоткуда.

Пассажиры дзенсунниты едва успели перевести дух от удивления и страха, когда пространство, свернувшись, скрутило их в тугой узел, а затем в мгновение ока развернулось и выплюнуло с противоположной стороны.

У Исмаила было чувство, что мысли будто заикаются. В иллюминаторе он явственно видел, как звезды на небе изогнулись, расплылись и снова возникли отчетливо… но на других местах, будто переделали карту галактики. Нигде не было видно планеты Поритрин, но всю плоскость иллюминатора заполнял теперь золотисто-медный шар растресканной, сухой, пустынной планеты.

Корабль стремительно несся к ней. Поскольку координаты оказались не вполне точно настроенными под двигатели Нормы Ценвы, корабль на большой скорости врезался в атмосферу Арракиса. Неопытный пилот Тук Кидайр изо всех сил боролся с панелью управления, стараясь стабилизировать полет, но Исмаилу было очевидно, что тлулакс и сам не знает, что делает с этим странным опытным образцом.

Оставалось только молиться о спасении.

Судно вылетело на дневную сторону планеты, залитую ярким солнечным светом. Хамаль вошла в кабину пилота.

– Отец, эта планета как будто сделана из чистого золота!

На лице Рафеля расцвела радостная улыбка.

– Мы бежали из рабства!

Исмаил смотрел на их радостные лица и думал об остальных дзенсуннитах, которые были встревожены и испуганы при прохождении свернутого пространства. Что же будет, когда они поймут, что опасность еще не миновала?

Корабль продолжал снижаться с обманчивой медлительностью.

– Ты можешь восстановить управление? – тихо спросил Исмаил Кидайра.

Тлулакс метнул в Исмаила дикий темный взгляд. По узкому лицу его струился пот.

– Я с самого начала говорил вам, что не умею управлять такими кораблями. Надеюсь, теперь вы удовлетворены.

Исмаил оглянулся на дочь, которая все еще не могла оторвать взор от переднего иллюминатора, а потом снова обратился к Туку:

– Делай что можешь. Это единственное, о чем я тебя прошу.

Кидайр скорчил невероятную гримасу.

– Может, и не выберемся.

Пока пилот поневоле сражался с непослушными приборами, судно, как летящий по воле силы тяготения камень, коснулось плотных слоев атмосферы, нырнуло еще глубже и раскалилось, как мелькнувший по пустынному небосводу метеор.

Падение продолжалось, неотвратимое и разрушительное. Куски обшивки похищенного корабля отслаивались от корпуса, как чешуйки с крылышек влетевшего в пламя свечи мотылька. Дзенсунниты смотрели в глаза своей судьбе. Некоторые всей душой желали вернуться на Поритрин, другие же приготовились принять смерть. Смерть свободных людей, подумалось Исмаилу.

Хамаль смотрела на отца в непоколебимой уверенности, что он обязательно найдет выход.

Интересно, что сейчас делает Алиид, подумал Исмаил. Живы ли его пламенные друзья, действительно ли мятеж в Старде привел к тем разрушениям, которые планировал Алиид? Что сталось с Оззой, которую он оставил на Поритрине? Где теперь сладкая Фалина, его маленькая дочурка?

Но Исмаил все же вывел свой народ, вывел одну из своих дочерей туда, где им никогда не придется больше бояться ни работорговцев, ни мыслящих машин. Теперь они в безопасности… если, конечно, переживут посадку.

По слухам, на Арракисе не было океанов, а только безбрежные пространства песка, кое-где покрытого сеточкой скал и рифами из застывшей лавы давно потухших вулканов. На планете был даже космопорт, рядом с которым стояло поселение, именовавшееся по недоразумению городом…

Кидайр с большим трудом управлял посадкой, он даже не управлял, а просто боролся за жизнь, желая хоть как-то выровнять корабль, пока тот несся к дюнам и скалам. Космический корабль прочертил в небе огненно-дымный след, низко пролетая над грядой зазубренных, почерневших от зноя скал и выбросов давно застывшей лавы. Кидайр пытался поднять корабль, чтобы провести его над выступающим в пустыню треугольным, похожим на полуостров, скалистым мысом, но двигатель начал отказывать. Никто не помышлял о том, что эта старая рухлядь будет совершать регулярные рейсы. На этой посудине Норма Ценва намеревалась просто продемонстрировать приложение эффекта Хольцмана к полетам в свернутом пространстве.

Кидайр пытался выжать хоть какую-то скорость из падающего судна, чтобы дотянуть до песка и мягких дюн. Но, к несчастью, корабль зацепился стабилизатором за выступ скалы. Посыпались искры. Судно резко накренилось, обшивка днища дала трещину от удара о застывшую лаву, а потом каким-то чудом корабль ровно лег на ложе, выполненное изгибом выброшенной из кратера лавы.

На панели управления произошло короткое замыкание, свет в нижнем отсеке отключился, и беженцы оказались в абсолютной темноте, в которой явственно слышались потрескивание горящих проводов, шипение раскаленного металла и тревожный шепот.

Толчок от падения швырнул Исмаила на приборную панель, откуда он, больно ударившись, откатился к креслу пилота. Исмаил поднялся на ноги, надеясь, что и остальные сто пассажиров благополучно перенесли эту жесткую посадку. Рафель оттолкнулся от панели управления и прежде всего отыскал Хамаль, чтобы убедиться, что она не пострадала.

– Открывайте люки! – крикнул Исмаил. – Нам надо вывести всех наружу, пока корабль не взорвался.

– Подходящий конец для такого чудесного приключения, – с мрачным юмором процедил Кидайр. Он раздраженно закинул за плечо свою растрепанную косу.

Рафель смотрел на него с ненавистью.

– Нам следовало бы убить тебя, работорговец.

Тлулаксу, кажется, уже надоело бояться.

– Жалкие людишки, вы, кажется, только и умеете, что жаловаться и грозить. Вы похитили меня, заставили везти вас на другую планету и велели мне посадить корабль, да так, чтобы все вы остались живы. Я сделал все. Отныне вы сами должны решать проблемы, которые сами себе создали.

Исмаил внимательно посмотрел на работорговца – неужели он вправду рассчитывает на благодарность? Раздался последний скрежет металла, и наступила мертвая тишина. Подойдя к аварийному люку, Кидайр повернул рычаг и неимоверным усилием ухитрился открыть один из замков. Люк приоткрылся.

Дзенсунниты, сгрудившись у щели, подручными предметами открыли люк настежь. В отсек ворвался обжигающий зной и душный воздух неведомой планеты.

Так как Исмаил вывел свой народ из тенет рабства, организовал побег от угнетателей и привел людей в мир, свободный от оков рабовладельцев Лиги, то именно он должен был первым ступить на землю Арракиса. Все бывшие рабы выжидающе смотрели на своего вождя.

Но Исмаил только махнул рукой, оставшись на борту потерпевшего бедствие корабля, пытаясь восстановить порядок.

– Не дайте безумию радости перевесить ваш здравый смысл, – крикнул он.

Беглецы начали прыгать из люка на камни. Некоторые отходили в сторону, зовя своих близких и друзей, другие разбегались, радуясь мнимой безопасности вновь обретенного мира. Отойдя от мужа, Хамаль вышла из корабля, чтобы помочь людям найти убежище в скалах в отдалении от корабля.

Расхрабрившийся Рафель, покраснев от злобы лицом, бушевал в праведном гневе. Он схватил Кидайра за спутанную косу и стащил его с кресла пилота.

– Выйди и посмотри, куда ты привез нас! Далеко ли мы от цивилизации?

Работорговец рассмеялся ему в лицо. – Цивилизации? Это Арракис. Неделями вы будете плакать, вспоминая сытую жизнь в рабских бараках Поритрина.

– Никогда! – отрезал Рафель.

Бывший работорговец улыбался – в его улыбке сквозила странная смесь надменности и смирения. Рафель подтащил его к люку и заставил выпрыгнуть наружу. За ними последовал и Исмаил. Рафель, не отпуская своего пленника, взобрался на кусок лавы, разбитой ударом корабля. Молодой человек оглядел однообразный пустынный ландшафт, и на лице его, сменяя друг друга, появились выражения удивления, недоверия и, наконец, отчаяния. Хамаль снова подошла к мужу. В самых кошмарных сновидениях не могли бы они представить такой тусклый негостеприимный вид.

Исмаил стоял, гордо подняв голову и оглядывая выжженный солнцем черно-коричневый полуостров камней, граница которого гигантской дугой уходила до самого горизонта. В противоположной стороне виднелись гребни дюн, казавшихся волнами окаменевшего желтого моря. Исмаил полной грудью вдохнул обжигающий воздух Арракиса, пахнувший пылью и кремнем. За те минуты, что он находился здесь, ноздри и губы высохли и потрескались. Вокруг не было ни деревьев, ни птиц, ни клочка зелени, ни травинки, ни цветка.

Казалось, это самая глубокая из пропастей Хеола.

Рафель схватил Кидайра за ворот:

– Коварный негодяй! Вези нас в другое место. Здесь нельзя жить!

Кидайр рассмеялся.

– В другое место? Вы слышали, что я вам говорил? Взгляните на этот корабль. Он здесь навеки останется, как и вы, смутьяны буддисламские. Будете здесь жить – или здесь же подохнете. Исход мне безразличен.

Некоторые дзенсунниты были готовы расплакаться или раскричаться, но Исмаил, взглянув вдаль, упрямо вскинул подбородок. Решительно сжав губы, он положил руку на плечо дочери.

– Буддаллах выбрал наш путь, Хамаль. Здесь будет наш новый дом. Забудь мечты о рае. Свобода много слаще.


Нет такого механизма, который нельзя было бы разобрать кувалдой.

Древний афоризм


Одно из отчаянных писем Нормы отыскало Венпорта во время его короткой остановки на Салусе Секундус по пути с Арракиса. В своем кабинете он нашел также поспешное сообщение Тука Кидайра, в котором тот извещал партнера о катастрофе с проектом свертывающего пространство корабля. Норма и он были изгнаны с планеты. Бормоча проклятия в адрес лорда Бладда и Тио Хольцмана, Венпорт сел на первый же корабль корпорации и отправился на Поритрин.

По пути, на промежуточных станциях Аврелий узнал и о другой катастрофе, которая затмила первую. Во время восстания рабов вся Старда была стерта с лица земли, как полагали, в результате атомного взрыва.

Он не мог в это поверить и думал, что сойдет с ума от беспокойства, прежде чем после утомительно долгого пути доберется наконец до цели путешествия. Если бы в его распоряжении был такой свертывающий пространство корабль, он мог бы попасть на Поритрин мгновенно. И если им повезло, то Норма успела до начала восстания покинуть планету, на которой провела без малого три десятилетия. Оставалось только надеяться, что она успела вовремя покинуть Поритрин. Его гораздо больше заботила судьба Нормы, чем финансовые потери корпорации.

Но он получил и другое малоутешительное послание, где говорилось, что Норма не прибыла и на Россак, и теперь он страшно боялся, что произошло самое худшее. Может быть, она не успела покинуть Старду и ее имя тоже значится в списках миллионов жертв.

Эти личные и деловые проблемы диктовали необходимость скорейшего внедрения технологии свертывания пространства в практику межпланетных путешествий. Это было важно не только для него лично, но и для всего человечества. Правда, судьба новой технологии висела на волоске. Только гений Нормы Ценвы обладал секретом практического применения уравнений Хольцмана к свертыванию пространства-времени. Никто, кроме нее, не понимал этого.

Но где она?

Год назад она отложила ответ на его предложение выйти за него замуж, отложила из смущения, растерянности, нерешительности… но обещала дать ответ по его возвращении с Арракиса. Ему следовало вернуться скорее. Зачем он так долго сидел в этой пустыне?

Он понимал, что даже если бы Норма согласилась выйти за него замуж, она все равно осталась бы в своей лаборатории работать с опытным образцом, а он сам уехал бы по своим коммерческим делам. Плечи его опустились. Одна только мысль о ее непритязательно застенчивой улыбке, о ее манере неспешно вести разговор, о ее желании быть с ним – не важно, как с другом, старшим братом или возлюбленным – всегда согревала ему душу.

Венпорт знал, что любит ее – и любит уже давно, хотя и с опозданием это понял. Хотя никто и никогда не считал Норму красивой, он сам находил ее привлекательной из-за того, какой она была – нежным гением, охваченным страстью к математике, страстью, накал которой превосходил преданность делу самых фанатичных сторонников Джихада. Он и так уже страшно скучал по ней. А теперь…

Неужели я потерял ее?

До дельты Исаны Аврелий добрался только к полуночи по местному времени. Строгие и неумолимые регулировщики направили его судно в облет обгорелой земли, оставшейся на месте бывшей столицы, к временной площадке, куда садились ремонтные суда и корабли с медицинской помощью, спешившей на планету со всех концов Лиги Благородных.

На месте бывших особняков, где жили аристократы, светился тусклым оранжевым светом огромный кратер ядерного взрыва. Само это зрелище тяжелым камнем сдавило грудь, мешало дышать. Лорд Бладд, Тио Хольцман и сотни тысяч людей испарились, перестали существовать.

Как отыскать Норму среди этого несчастья?

Стоя среди толпы в зале внутреннего космопорта, Венпорт вглядывался в глаза беженцев и не видел в них ничего, кроме болезненного бесславного поражения. Никто толком не понимал, что произошло, как простые буддисламские рабы сумели получить в руки атомное оружие. Но были и такие, кто догадывался, что взрыв произошел не от ядерной цепной реакции, а от чего-то похожего.

И никто ничего не знал о судьбе бывшей ассистентки Хольцмана. У людей хватало забот и без Нормы Ценвы.

Венпорт понял, что на отыскание ответа ему может понадобиться много времени. На Поритрине не осталось ни гостиниц, ни съемных квартир. Большая часть их находилась в разрушенной зоне, а окраинные отели были забиты людьми, уцелевшими после кровавого мятежа.

Его совершенно не заботила ни собственная безопасность, ни деньги. На холме он нашел пустой дом, который и снял, без колебаний заплатив огромную цену. Какое значение теперь имеет цена? Он постарался уснуть на несколько оставшихся до рассвета часов, чтобы с утра всерьез взяться за поиски, но всю ночь он ворочался, переживая за судьбу Нормы.

Не было никаких сообщений и от Тука Кидайра, поэтому и здесь искать ответы придется одному.

На рассвете торговец нанял транспорт, заплатив баснословную сумму за два часа аренды коммерческого самолета. Пилотом оказалась рыжеволосая женщина со светлыми глазами. Изможденное лицо ее было покрыто пятнами копоти. Она беспрерывно говорила об усилиях спасателей, о количестве рабочих, занятых расчисткой завалов. Она сказала, что ее зовут Натрой Кьяне. Она согласилась летать с ним, но жалела, что не может находиться на месте бедствия.

– Я доставлю вас в верховья реки, сэр, но мы не сможем задержаться там больше чем на час. Все кого-то ищут. У меня слишком много работы, слишком много людей…

– Это не займет много времени, – сказал он, понимая, что в словах женщины-пилота он слышит мрачную правду. – Чтобы все понять, мне хватит нескольких минут.

Маленький самолет пролетал над сельскими угодьями, над желтоватыми квадратами, приткнувшимися к изгибам речного русла. Поля почернели от копоти после взрыва Старцы, и уборочная техника простаивала без дела. Согласно официальным сообщениям, уцелевшие драгуны и сельские аристократы с окраин ополчились против последних кровавых злодеев, но очаги сопротивления пока кое-где сохранялись.

В этой операции возмездия драгуны и поритринцы убивали всех попавшихся рабов. Мстительные толпы убивали их без разбора всех – тех, кто сдавался, и тех, кто не принимал участия в восстании. Такая участь ждала всех без исключения последователей буддислама. Загнанные в угол люди, даже не помышлявшие о бунте, были вынуждены взяться за оружие, и начала снова раскручиваться зловещая спираль насилия. Венпорт застонал, представив себе последствия.

– Я не была здесь с момента катастрофы, – сказала женщина-пилот, испустив вздох недовольства и отвращения. – Звери! Животные! Как могли эти рабы решиться на такое злодейство?

Усталая Натра Кьяне действительно спешила. Она резко подняла машину и направила ее на север, вверх по открытому руслу реки. На воде не было видно ни одного судна. Впереди, там, где река входила в узкое глубокое русло, чужестранец увидел отходящие от него узкие щели каньонов, обрамленные высокими отвесными скалами. Лаборатории Нормы располагались вдалеке от очага разрушения, поэтому он молил Бога, чтобы она осталась невредимой, чтобы она осталась жива, несмотря на приказ о депортации.

Он мог бы остаться с ней, поручив партнеру пока одному вести дела корпорации «Вен-Ки» – фармацевтического бизнеса на Россаке, торговли меланжей с Арракиса и плавающими светильниками.

– Смотрите вперед, – сказала Кьяне. – Мы почти у цели. Венпорт уже и сам видел пристани на дне каньонов, куда приставали суда, лифты, на которых пассажиров и припасы перевозили наверх, в помещения завода и лаборатории. Увидел он и большой пустой грот, в котором располагался ангар, крыша которого теперь была сдвинута в сторону.

Док, в котором стоял опытный корабль, был пуст. Корабль исчез.

В лаборатории никого не было – ни вольного персонала, ни рабов. Не было даже драгун охраны. Ворота стояли открытыми, поваленная ограда валялась на земле. Остатки оборудования были разбросаны по двору, как раздавленные мухи.

Никаких признаков жизни. Здесь не было ни единой души.

– Приземлитесь на ближайшей к ангару площадке, – попросил пилота Венпорт, удивившись твердости собственного голоса. Женщина хотела было возразить, но Венпорт одарил ее таким взглядом, что она промолчала и повела машину на посадку. Аврелий же снова приник к окну, стараясь детальнее рассмотреть, что там в тени ангара.

Как только машина коснулась земли, Венпорт выскочил из нее. В воздухе пахло обожженным гравием, земля была оплавлена и утрамбована. Аврелий не мог и не хотел представлять, что могло здесь произойти. Были ли эти разрушения результатом нападения драгун, уже когда Норму и Кидайра увезли, или это следствие восстания рабов, которое случилось и здесь?

Внутри ангара он осмотрел куски оплавленного металла на полу, металлический остов станины, на которой покоился отслуживший свое корабль. Но не осталось никаких следов самого судна.

С тяжелым сердцем отправился Венпорт в вычислительную лабораторию, где Норма хранила свои записи, но он увидел здесь только несколько валявшихся на полу дисков, какие-то ничего не значащие клочки бумаги с записями. Никаких тетрадей, чертежей и других важных документов.

– Похоже, что это помещение тщательно обыскали, – заметила Кьяне, шедшая вслед за Венпортом. – Есть здесь кто-нибудь?

Но слова ее отдались лишь гулким эхом в пустом помещении.

– Держу пари, что рабы восстали и здесь, а потом бежали в провинцию. Всех мертвецов они, должно быть, сбросили с обрыва в реку.

– Норма! – Венпорт выбежал из лаборатории и снова кинулся к ангару, где осмотрел маленькую пристройку. В душе он понимал, что Нормы здесь нет. Охваченный недобрым предчувствием, он осмотрел все и здесь, стараясь найти хотя бы мельчайшую зацепку, хоть что-то, что могло бы пролить свет на то, что здесь случилось.

Но он так и не смог найти никаких следов ни корабля, ни людей. Вокруг была лишь тишина. Мертвая тишина.

– Летим отсюда, – сказал Венпорт, чувствуя страх и тошноту.


Он провел на Поритрине еще пять дней в безуспешных поисках, бродя по Старде и ее окрестностям, задавая вопросы и моля об ответе. Но здесь почти каждый потерял родных и друзей, и число потерь продолжало расти. Лорд Бладд и Тио Хольцман были официально объявлены погибшими. Среди развалин продолжали находить мертвые тела. Многие жертвы сгорели заживо, другие были убиты повстанцами. Среди мертвых были тысячи рабов, убитых драгунами в отместку за восстание.

Никто не мог ответить на вопросы Венпорта, но в глубине души он сам знал страшный ответ. Он пытался утешить себя тем, что Норма успела улететь на Россак, и что ее перелет просто по непонятной причине затянулся. Но все указывало на другой исход: на то, что Норма разделила страшную судьбу многих и многих местных жителей.

Охваченный горем от утраты любимой, Венпорт улетел с Поритрина, дав себе клятву никогда больше туда не возвращаться.


Мыслящей машине нельзя причинить боль, ее невозможно пытать, убить или подкупить, ею нельзя манипулировать. Машина никогда не ополчится против своего рода. Механизмы чисты и ясны, у них совершенные детали и блестящая поверхность. Принимая во внимание эту красоту и совершенство, я не могу понять, почему Эразм так очарован людьми.

Файл из обновления корринского Омниуса


Боль и страх растягивали время до мучительной бесконечности. Норма Ценва не имела представления о том, сколько времени она находится в плену. Она знала только, что осталась последней жертвой, еще смотрящей в лицо своим любопытствующим мучителям. Оба драгуна и раб – пилот корабля, уже погрузились в спасительное небытие, испустив последние крики.

Откуда-то изнутри чудовищного кондора зазвучал голос титана Ксеркса:

– У нас столько способов пыток, сколько звезд на небе. Мы имеем в этом деле огромную практику.

Казалось, голос звучит отовсюду.

Норма, привязанная к потолку, беспомощно кувыркалась от стены к стене в чреве гигантской машины, выполненной в форме исполинского кондора. Она могла только слушать и страдать. Телесные ее возможности никогда не были впечатляющими, но другое дело – ее дух и разум. Эти ее способности существовали независимо от тела. Она старалась сфокусировать свои мысли и чувства, чтобы подавить нарастающий ужас, заменив его смирением и принятием неизбежной и скорой смерти.

Ее мечты и достижения были уже отняты человеком, которому она верно служила много лет. Экспериментальный корабль был украден, и ее, впавшую в немилость, просто выдворили с Поритрина. Она подвела Аврелия и всех, кто зависел от, ее работы.

Никакой кимек не мог подвергнуть ее большему унижению, большим мучениям, чем это сделали люди.

Внутри брюха громадного хищного корабля, над головой Нормы, болталась подвешенная к потолку канистра с мозгом титана, рассматривающим Норму через оптические сенсоры высокого разрешения.

– Давным-давно, когда я еще был человеком, – вещал Ксеркс, причиняя ей боль своими словами, – мое тело было маленьким и безобразным. До того, как я стал править, до того, как стал обладать мощью и властью, многие издевательски называли меня карликом.

На гидравлических шлангах он спустился ниже, чтобы лучше рассмотреть ее скорчившееся тело, смятую одежду, покрытую пятнами пропитавшего ее пота.

– Но в сравнении со мной, женщина, ты настолько безобразна, что твоим родителям следовало спалить тебя сразу после рождения и стерилизоваться, чтобы не породить еще раз подобное чудовище.

Норма ответила потухшим голосом:

– Вероятно, моя мать согласилась бы с тобой.

Нити, которыми Норма была прикреплена к потолку, внезапно разорвались, и она упала на металлический пол массивного корабля Ксеркса.

Вскрикнув от боли, она скорчилась на дне корабля. Сила тяжести стала стремительно нарастать, удерживая Норму на месте. Она с трудом дышала, чувствуя, как на нее наступает невидимый и страшно тяжелый сапог, готовый раздавить.

Она слышала механические голоса, но не могла разобрать слов.

Заставив себя предаться надежде и приятным воспоминаниям, Норма прикрыла глаза и крепко сжала в руке драгоценный камень су, словно этот маленький блестящий камешек мог ей чем-то помочь. Невзирая на творившийся вокруг ужас, этот камень связывал Норму с Аврелием, и только мысли о нем поддерживали ее силы и помогали выжить. Хотя бы на время.

Ксеркс и канистры с мозгами еще полудюжины его прихвостней неокимеков спустились ниже и окружили Норму, как жирные пауки. Теперь она слышала, что они говорят.

Титан куражился в компании неофитов, обращаясь к ним:

– Вы первые из рекрутов, приведенных Беовульфом для участия в мятеже против Омниуса, скоро к нам присоединятся и другие – особенно после этой маленькой демонстрации.

Беспомощная Норма чувствовала себя не человеком, а жалким подопытным червем. Она корчилась на холодном полу, когда ее мучители снизили температуру помещения намного ниже точки замерзания воды. Обжигающий холод легко проникал сквозь одежду, причиняя сильную боль, дыхание вырывалось изо рта Нормы клубами густого белого пара.

– Бедняжка, как же ты дрожишь, как же ты замерзла! – издевательски произнес Ксеркс своим механическим голосом.

Манипуляторы набросили на Норму энергетическое одеяло, похожее на летучих пиявок Россака, которые облепляли людей, присасываясь к каждому квадратному сантиметру кожи. Ей стало еще холоднее. Норма попыталась сбросить одеяло, но ей не удалось этого сделать из-за чудовищной силы тяжести.

– Но ничего, сейчас ты снова согреешься, – продолжал издеваться Ксеркс, и внутри одеяла засветились раскаленные провода, впившиеся в кожу Нормы.

Хотя Норма ожидала пыток, она не смогла удержать крика боли. Она из последних сил сжимала в ладони скользкий от пота камень, словно это был якорь ее спасения, ее воли, державший ее на поверхности сознания, несмотря на боль и мучения. Оболочка одеяла с шипением и треском впивалась в тело раскаленными проводами. Из манипуляторов к Норме протянулись сотни тонких зондов, которые, пробуравив кожу, проникли в мышцы, соединив ее нервы с источниками энергии кимеков.

Мгновение спустя жар уменьшился, оставив в замороженном воздухе нестерпимую вонь горелого мяса и жженого волоса. Но Норма понимала, что главные пытки еще впереди. Хотя слезы жгли ей глаза, она не потеряла присутствия духа и, слегка приподнявшись, насколько позволяли силы, бросила Ксерксу:

– С самого начала вы не оставили мне никакой надежды, поэтому я не жду от вас никакого снисхождения. – Она притворно зевнула. – Должна также сказать вам, что боль, которую вы мне причиняете, – это всего-навсего обычная боль и ничего больше.

Подвешенная над головой Нормы емкость завибрировала, словно от беззвучного смеха:

– Обычная боль, говоришь?

С этими словами Ксеркс послал по зондам электрический сигнал, и левую руку Нормы пронзила острейшая и мучительнейшая боль. Она закричала и едва не выронила камень, но нечеловеческим усилием вцепилась в него мертвой хваткой. Сознание ее сосредоточилось на одном-единственном имени. Она представила себе человека, который был для нее дороже всех на свете. Аврелий!

– Теперь левая нога, – сказал Ксеркс.

Боль пронзила конечность, запрокинутая голова ударилась об пол. Ксеркс увеличил искусственную силу тяготения, заставив Норму почувствовать, что ее вот-вот раздавит невидимая исполинская тяжесть. Воздух со свистом вырывался из ее легких, она не могла произнести ни звука, и когда титан освободил ее от этой тяжести, она пронзительно закричала. Теперь она не чаяла, когда сможет прекратить свое страдание. Если бы только ее мышление могло освободиться от телесных оков, стать независимым от любой биологической боли! Но у нее не было ни малейшего желания становиться кимеком.

– Глаза, – объявил Ксеркс тоном стрелка, выбирающего цель. Сила тяготения снова начала возрастать.

Не в силах удержаться, Норма мучительно скрючилась, прикрыла глаза своими короткими пухлыми ручками и принялась изрыгать проклятия на голову Ксеркса и его кимеков, но у нее не хватило слов, чтобы выразить всю меру ненависти и отвращения.

Кимеки же продолжали развлекаться, постепенно усиливая муки жертвы, отпуская ровно на столько времени, чтобы следующий удар боли вызвал еще больший страх. Ксеркс продолжал мучить Норму, переходя от одной части тела к другой. Он проявлял осторожность только в одном – старался не допустить потери сознания, чтобы она до дна испила чашу своих страданий. Постепенно пытка становилась все сильнее, все изощреннее.

Потом следовала другая ступень, еще более мучительная.

– Мы уже многому научились и здорово попрактиковались на рабе-капитане и на двух гвардейцах, – сказал Ксеркс.

– Но у этой более высокий порог, чем у тех троих, – проговорил один из болтавшихся рядом неокимеков. – Те умерли, недотянув и до десятой доли тех раздражений, которые мы применяем здесь.

– Может быть, нам стоит узнать ее предел? – задал Ксеркс риторический вопрос.

Норма едва ли понимала смысл слов, которые доходили до ее слуха. Ей казалось, что драгоценный камень прикипел к ее ладоням. Она не слышала, что ответил Ксеркс на собственный вопрос, но почувствовала, что по главным нервам ее маленького измученного тела пошли новые болевые импульсы, усиливавшиеся с каждой секундой, с каждой минутой.

Неокимеки веселились от души.

В какой-то момент Норма потеряла даже способность кричать. Она зажмурила глаза, брови ее сошлись над переносицей, как будто от невыносимого давления на голову, словно ее череп вот-вот сожмется и выдавит наружу мозг. Обеими руками она в молитвенном жесте прижала к груди камень. От напряжения руки ее задрожали.

– Сколько же боли может выдержать этот хрупкий биологический сосуд? – спросил один неокимек.

– Мне кажется, она сейчас взорвется, – заметил другой.

Над телом Нормы заплясали искры, они с треском выскакивали с поверхности кожи, поджигали ее коротко остриженные каштановые волосы. Однако Ксеркс продолжал усиливать интенсивность разрядов до немыслимой величины. Титан висел над жертвой и внимательно следил за реакциями, а неокимеки хихикали от удовольствия.

Внезапно средоточие пытки переместилось на сам мозг Нормы, на ее блестящий разум, выношенный в чреве Верховной Колдуньи Джихада Зуфы Ценвы. Искры начали проскакивать в синапсах, перегружая мозг.

Глаза Нормы открылись. Она чувствовала, как миллиарды крошечных лезвий разрезают клетки ее мозга. Кусочки становились все тоньше и тоньше, разбивая боль на мельчайшие фрагменты. Камень су теперь светился как маленькое солнце, направляя свою энергию в сознание Нормы.

На пике мучений в ее мозгу высвободилась какая-то прежде неведомая ей самой сила, заложенное в ней наследство Россака, дремавшее с момента рождения. Камень су, подаренный ей Аврелием, дал ключ, открывающий барьер, – ключ, который ее мать так и не смогла найти. Вся сила камня теперь сконцентрировалась в Норме, и внезапно она перестала вообще что-либо ощущать и чувствовать. Генераторы боли продолжали бомбардировать ее нейроны импульсами, но она легко отражала их энергию, отводя ее за пределы своего тела.

Весь разум Нормы, все его физическое воплощение начало пульсировать, вибрировать и светиться невероятно яркой синевой. Плоть Нормы раскалилась, расплавилась и превратилась в сгусток чистой, невероятной по мощи энергии. Было ли это тем состоянием, которое могли вызывать у себя ее мать и самоубийцы Колдуньи, чтобы истреблять кимеков?

Нет, подумала Норма. Здесь есть одна разница – я могу управлять этой энергией.

Норма видела, как ее кровь брызжет на стены и пол помещения, на канистру с мозгом титана. Она сконцентрировалась на мучителе по имени Ксеркс и почувствовала, как внутри ее трансформированного мозга зарождается вспышка невероятной энергии, готовая разрядиться как невиданно сокрушительное оружие. Дуга голубого свечения протянулась от ее головы к мозгу титана, проникла в канистру и детонировала там, как живая бомба, сварив мозг кимека в его сохраняющей жидкости.

После этого она одним ударом своей психической энергии уничтожила всех неокимеков, испарив всю их органическую ткань. Но это было только первое проявление ее способностей.

Постепенно ментальная бура улеглась, Норма ощутила прилив спокойствия и эйфории, словно она была одна во всей вселенной, как будто она была Богом, которому только предстояло совершить акт творения.

Хотя Норма была рождена могущественной россакской Колдуньей, сама она не обладала телепатическими способностями. Однако невероятное, невыносимое мучение в соединении с таким мощным катализатором, как камень су, разбудили врожденную способность Нормы.

Какое безмятежное состояние. Она могла теперь прозревать времена и эпохи, миры и галактики. Она видела все тропы и пути вселенной, а потом взглянула на себя со стороны. Это был чистый разум, его сущность, подвешенная в воздухе. Разум пульсировал и вибрировал. Все, абсолютно все было подвластно Норме.

Пользуясь этой кипящей энергией, Норма начала строить свое новое тело, создавая материю из ничего, атом за атомом, клетку за клеткой. Невидимыми руками, словно она и вправду была Богом, она начала творить новое физическое вместилище для своего сознания, для расширившегося до невероятных пределов разума.

Она остановилась на мгновение, выбирая альтернативы. Одной из возможностей было воссоздание старой формы, а можно было просто сделать себя немного выше с сохранением немного смягченных исходных черт. Она подумала, представив себе, как это будет выглядеть наяву.

Есть, конечно, и другие возможности.

Для Нормы физическое тело было не более чем органическим хранилищем духа и разума, хотя большинство людей придавали этому вместилищу гораздо большее значение, чем оно заслуживало. Люди судят о других только по наружности. Аврелий Венпорт стал замечательным исключением из этого правила. За внешней неприглядной оболочкой он сумел разглядеть истинную суть и душу Нормы, ту Норму, какой она воистину была и какой хотела быть.

Но он в конце концов всего лишь человек. Почему бы ей не сделать себя красивой для него – он заслужил наслаждение ее красотой после стольких лет уважения и преданности, какие он всегда проявлял по отношению к ней. Она стала думать, какой прекрасный образ ей стоило бы принять. Норма чувствовала, что решение надо принимать быстро, пока в ней бушует этот вселенский космический шторм. Сейчас она была узловой точкой этого шторма. И надо было скорее принимать решение, пока возможность не потеряна навсегда. Но будет ли ее решение обратимым? Сможет ли она позже его изменить? В этом она не была уверена. Чтобы это сделать, потребуется новая вспышка энергии.

Внезапно ее ментальные образы сместились, и на их месте появилась ее мать, Зуфа Ценва. Высокая, светлая, превосходно сложенная и грациозная. Рядом с ней появился образ бабушки Нормы по материнской линии, Конки. То была одна из величайших Колдуний в истории Россака. Старуха всегда чуждалась неуклюжей безобразной Нормы – даже в большей степени, чем ее дочь Зуфа. Конки умерла таинственной смертью во время путешествия на одну из неприсоединившихся планет; Норме тогда было всего восемь лет, но она навсегда запомнила безмятежное и одновременно суровое выражение постаревшего, но прекрасного лица покойной. Теперь она мысленно представляла себе, как светло-голубые глаза Конки смотрят сквозь нее, глядя куда-то по ту сторону бытия.

Внезапно Норма поняла, что сейчас она сама смотрит на мир теми же, врезавшимися в память, глазами, смотрит далеко за пределы бабушкиного существования. Она провидела отдаленнейшие звезды, планеты и туманности… освещавшие лики женщин, один за другим, и каждый лик постепенно растворялся в следующем. Все эти женщины отличались классической красотой и каким-то сверхъестественным образом были ей хорошо знакомы. Норма старалась овладеть этим видением, остановить хотя бы один из образов и рассмотреть его, но это ей никак не удавалось. Внезапно она поняла, что видит.

Это мои предки.

Откровение потрясло ее, она ни на мгновение не усомнилась в подлинности того, что узрела.

Эти женщины – мои предки, но… только по материнской линии.

Она снова попыталась остановить это шествие, но женщины продолжали исчезать и появляться, исчезать и появляться, уводя Норму в глубины прошлого. Назад, назад, назад, но это не было похоже на компьютерный поиск в базе данных – нет, это было нечто абсолютно иное.

Норму охватил страх. Что она увидит, если эта процессия будет продолжаться дальше? Не повредился ли ее разум от столкновения с кимеками? Не вышел ли он из-под контроля?

Затем, словно образы накладывались друг на друга, как в стопке стремительно чередующихся фотографий, все лица и тела начали сливаться в одну форму, в некий композит всех женских черт и форм, какие когда-либо проявлялись в ее женской родословной на протяжении прошедших тысячелетий. Каждый миг образ неуловимо менялся, словно надетая на какой-то невидимый постоянный остов плоть подвергалась непрестанной формовке. Наконец ментальная картина стабилизировалась, и Норма увидела один-единственный образ, блистательно освещенный на фоне черной бездны космоса.

Вот теперь она нашла тот образ, который был нужен. Он подходил ей, так как включал в себя элемент ее прежней наружности, обозначенный едва заметными генетическими маркерами. Она была итогом развития предков, вершиной древа, точкой схождения всех прежних поколений, хотя только по женской линии.

Ее невидимые руки принялись за работу, отливая и формируя каждую черту, воссоздавая заново тело из доступного клеточного материала – тело, отличавшееся ледяной красотой, высокое, величественное, как прекрасная статуя, более ошеломляющее, чем тело любой россакской Колдуньи. Она превзошла даже свою мать – Зуфу Ценву.

Пламенно горевшие глаза приобрели мягкую соблазнительную голубизну. Матово блестящая, как слоновая кость, гладкая, как сливки, кожа покрывала чувственные формы безупречного тела. Ни одна из ее россакских прародительниц даже в отдаленной степени не достигала такого совершенства. Она смогла это осуществить, так как нашла на клеточном уровне вход, который столько лет был для нее запертым.

В конце концов она встала во весь рост, совершенная и обнаженная, в брюхе чудовищного корабля, похожего на гигантского мертвого кондора. Обладая теперь сверхъестественной силой, эмбриональное существо Нормы Ценвы без труда смогло управлять судном Ксеркса и направило его к пустынной, но пригодной для обитания планете, расположенной близ солнечной системы Россака. Планета называлась Кольгар.

Оттуда, оказавшись почти дома, она послала в космос телепатический сигнал, неотразимый вызов своей матери.


Выпьем за утраченных друзей, за забытых союзников, за всех, кого мы не ценили при жизни.

Каладанская застольная песня


И вот их осталось трое. Только трое из двадцати воинственных правителей древнейших времен, двадцати великих титанов.

Сейчас Агамемнон в своей пешеходной форме расхаживал по дымящимся руинам поселения рабов на Уларде, одной из опорных планет Синхронизированных Миров. Здешние люди не представляли реальной угрозы, они не могли поднять такого же восстания, какое только что, как раковая опухоль, привело к гибели машинной цивилизации на Иксе.

Однако генерал титанов не мог позволить себе надеяться на случайности. Любое проявление недовольства, любой мятеж, каким бы незначительным он ни казался, должен быть подавлен в зародыше железной рукой. Шариком концентрированного горящего геля он превратил в живой факел бегущую женщину. Она по инерции сделала еще два шага, и ее обгоревший скелет рухнул на землю. Агамемнон перешагнул через нее, откинув в сторону жалкие останки, в поисках следующей жертвы.

По обе стороны от него вышагивали металлические фигуры двух других титанов – Юноны и Данте. Они шли по прямым улицам и ровняли с землей постройки. Тактически это было опасно – собирать вместе сразу всех оставшихся в живых титанов в одном месте, где они были уязвимы, но недовольство жителей Уларды было сломлено уже давно, а поддержки со стороны армии Джихада почти не было. Прожив на свете без малого одиннадцать веков, Агамемнон научился кожей чувствовать опасность.

В отличие от некоторых других титанов.

– Как мог Ксеркс добровольно подвергнуть себя такой опасности? – гремел он через динамики, покрывая треск пламени, пожиравшего постройки, крики жертв и грохот падающих железных конструкций. Он увеличил громкость и повернул свою головную башню в сторону Юноны. – Он напал на Колдунью Россака, на родную дочь Зуфы Ценвы! На что он рассчитывал? – Одним движением бронированной руки Агамемнон направил струю пламени на водонапорную башню, построенную рабами. Здание рухнуло, и потоки воды ринулись по улицам между пылающими домами. – Выдающийся идиот всех времен!

Шедший рядом Данте тоже крушил все, что попадалось ему под руку, но делал это совершенно механически, думая о другом.

– Потерян не только Ксеркс, хотя, вероятно, его гибель – главная утрата. Погибли десятки неокимеков, а это были потенциальные рекруты для нашего мятежа. Сейчас для нас такие потери – непозволительная роскошь.

Юнона решила примирить всех:

– Мы можем обойтись и без них. Наши планы, как и прежде, остаются в силе.

– Конечно, мы можем обойтись и без Ксеркса! – резко ответил Агамемнон. – Хорошо хоть на его месте не оказался Беовульф, который доказал свою полезность для нашего дела. Мы держали Ксеркса только из верности нашему клану, из долга чести. – Великий генерал титанов тяжело вздохнул. – Если бы Ксеркс нашел способ убить себя чуть-чуть раньше!

Трое молодых людей юркнули в полуразрушенное здание. Заметив их движение, Агамемнон рванулся вперед и выстрелил в здание, но предполагаемые жертвы успели забраться в подвал, укрывшись в сомнительном, но немного более надежном убежище.

Разозлившись, титан склонился над развалинами, сорвал остаток крыши и смел в стороны стены, а потом раскопал подвал, добравшись до несчастных. Он схватил их, всех троих, и поднял на свет. Люди извивались, как пойманные насекомые. Он раздавил их своими пальцами из текучего металла, наблюдая, как из их тел брызжут соки, подумав, насколько больше наслаждения он получил бы от этого зрелища, если бы не думал сейчас о Ксерксе.

Когда-то, очень давно, трусливый титан был богатым избалованным принцем, который мало что понимал в искусстве правления. Он предложил огромное, так нужное движению состояние, которое позволило воплотить в жизнь тайные планы Тлалока, задумавшего небывалый мятеж. Богатая родная планета Ксеркса Родейл IX была затем переименована в Икс.

Ксеркс, который всеми фибрами своей души рвался в члены группы, согласился внедрить испорченные Барбароссой программы в многочисленных киберслуг на Родейле IX. Новое программное обеспечение и команды надо было проверить, и Ксеркс согласился сделать свою планету испытательным полигоном. Когда настало время согласованных действий и настоящего мятежа в Старой Империи, Ксеркс убил своего ожиревшего отца, номинального правителя планеты, и отдал все ресурсы своей родины на службу двадцати титанам.

С самого начала Агамемнон не был уверен в надежности Ксеркса, который никогда не имел ни четких политических убеждений, ни всепоглощающей страсти движения к цели. Для Ксеркса все это была игра, очередное развлечение.

В то время Агамемнон прибыл на планету системы Фалим и выразил свою озабоченность по поводу Тлалока, их вождя-мистика. На Тлулаксе Тлалок попытался стать великим лидером, но разочаровался в народе, не вдохновившемся его пламенными проповедями. Этот народ уже тогда начал отчуждаться, отвергая гедонизм Старой Империи, но ни на йоту не улучшив этим своего собственного положения. Утратив иллюзии в отношении собственного народа, Тлалок все же верил в лучшее в человечестве, настаивал, что род человеческий может достичь великих целей, если его на это «воодушевить».

Именно на это и потребовались денежные средства Ксеркса.

В течение многих столетий, прошедших с тех пор, Агамемнон больше не испытывал нужды в Ксерксе, но вопрос упирался в честь титана. А это весьма немалая причина. Но в конечном счете Ксеркс все же сошел с дистанции.

Наконец кимеки успешно ликвидировали рабское поселение на Уларде. Никто не выжил, во всем поселке не осталось ни одного целого здания. Жирный дым поднимался к небу грязными полупрозрачными столбами.

Данте и Юнона подошли ближе к своему генералу, и он сказал им:

– Довольно строить планы и жаловаться. Мы не будем больше ждать. – Он повернул свою головную башню направо и налево и получил согласие своих старых боевых товарищей. – Я найду ближайшую возможность освободиться от Омниуса – и воспользуюсь ею.


Корабль не может двигаться к цели, если два пилота дерутся за штурвал. Один из них должен быстро одержать победу, иначе – катастрофа.

Иблис Гинджо. Заметка на полях украденного блокнота


Великий Патриарх Джихада не был человеком, способным просить милостыню. Он требовал к себе уважения и получал его. Люди просили его об услугах, как просят принца или короля. От него зависело многое.

Но многое переменилось с тех пор, как Серена Батлер взяла в свои руки бразды правления Джихадом и перестала быть просто представительской фигурой. Это Иблис создал ее, сотворил из ничего, сделал из нее мощный и действенный символ. Теперь же эта неблагодарная бесцеремонно отодвинула его в сторону, отняла у него часть власти и контроля за работой офицеров и чиновников Джихада. Более того, она даже отвергла его вполне разумное предложение политического брака. И это не было временным явлением.

Главенство над Джихадом, которым стала с недавних пор обладать Серена Батлер, всего лишь сдвинуло центр руководства священной войной. Но что хуже, у Серены появились свои последователи, отличные от его собственных. Раскол углублялся, и Серена не понимала, что она лишь порождает растерянность и смятение, но никак не прояснение обстановки. Несмотря на все попытки Иблиса образумить ее, она оставалась глуха к его доводам. Часто она вообще не отвечала на его послания или отвечала очень кратко и немногословно.

Неужели она не видит, что все мои предложения направлены к ее пользе и пользе всего Джихада?

Во время своего недавнего появления в Совете Джихада Серена публично – публично! – потребовала от Иблиса открыть информацию о финансовых операциях полиции Джихада, намекая, что он не был честен перед парламентом Лиги Благородных. Такой уход в сторону служил лишь подрыву усилий человечества, к отвлечению внимания от истинного врага. Она не понимала, что время не самое подходящее для раскола. Сейчас как никогда было нужно единство и еще раз единство.

Иблис решил что-то предпринять, объединившись для этого с любыми союзниками, каких сможет найти. Сейчас более чем когда-либо раньше ему надо было продемонстрировать свои способности и сделать то, что не под силу сделать даже вообразившей себя важной персоной Жрице Джихада. Если повезет, это позволит ему вымостить путь возвращения к утраченной верховной власти.

Стоя на наблюдательной площадке своей личной космической яхты, Иблис Гинджо смотрел на звезды, плывущие по черному небу. С ним был только начальник джипола Йорек Турр, который совмещал обязанности пилота и телохранителя. Это был единственный живой человек, знавший о кимеке Гекате и о ее предложении помочь Джихаду.

Женщина-титан в своем астероиде устроила возле Икса такое невиданное побоище, что примеро Харконнен смог завоевать и удержать этот важный Синхронизированный Мир. Без Гекаты битва за Икс могла бы стать в лучшем случае еще одной «моральной», но ни в коем случае не реальной победой. Теперь Геката нужна была, чтобы вытеснить роботов еще с одной планеты.

По внутренней связи Иблис услышал голос Турра:

– Вижу астероид, сэр, как мы и предполагали.

– По крайней мере она надежна, – заметил Великий Патриарх.

– Мы начинаем сближение.

Великий Патриарх посмотрел в иллюминатор, стараясь угадать, какая из этих сверкающих звезд окажется искусственным осколком космического камня. Наконец, по мере сближения, Иблис начал различать неровный, покрытый кратерами кусок породы, который увеличивался с каждой секундой. Иблис не чувствовал страха. Он точно знал, что может сделать для него титан Геката.

В начальной фазе всеобщего воодушевления Джихада все с восторгом и проникновенным трепетом взывали к имени младенца Маниона Батлера и его отважной матери, которая первая подняла руку на мыслящих машин. Но после десятилетий изнурительной войны люди стали уставать от нескончаемых бедствий и вечной битвы. Им хотелось заниматься своими делами – работать, воспитывать детей и забыть о приливах и отливах, победах и поражениях военного конфликта. Какие же глупцы эти люди!

Несмотря на некоторые одержанные победы – такие, как на Иксе, IV Анбус и на Тиндалле, Иблис чувствовал, что поход теряет напор, что накал борьбы гаснет, погибает, словно организм, умирающий в его присутствии. Упадок проявлялся малыми и большими признаками на малых и больших планетах. Всюду, куда Иблис приезжал произносить свои зажигательные речи, он видел, он чувствовал это. Толпы утратили былой энтузиазм, ускользая из его хватки, так как не видели конца и реального выхода. Очень прискорбно, что люди так недолго могут сохранить внимание и сосредоточенность.

Великий Патриарх отчаянно пытался показать другим то, что сам видел совершенно отчетливо: машины хотят уничтожить все человеческое – не только на Синхронизированных Мирах и в Лиге Благородных, но и на несоюзных планетах тоже. Человеческие существа раздражали Омниуса и его железных братьев. Они считали человека угрозой собственному существованию. Мыслящие машины и люди никогда не смогут сосуществовать бок о бок – ни на отдельных планетах, ни даже во вселенной.

Астероид Гекаты подошел ближе, на его неровной поверхности зияли кратеры.

– Наши сканеры выявили открытый переход, сэр. Геката вошла в контакт и приглашает вас войти.

– Не трать время на пустые разговоры. Веди корабль внутрь.

Космическая яхта легко прошла в жерло кратера, и тяговые лучи астероида помогли пилоту провести судно в то самое помещение с зеркальными стенами, где Иблис впервые встретился с женщиной-титаном в обличье железного дракона.

Иблис вышел из яхты и отважно шагнул в помещение. На этот раз вместо устрашающих доспехов дракона Геката воспользовалась ходильной формой размером со среднего человека. Это была канистра с электрожидкостью, в которой плавал отделенный от тела мозг, помещенная на колеса. Специальный поршень в вертикальном цилиндре опустил емкость с мозгом до уровня глаз Иблиса.

– Мне надо обсудить с вами одно важное дело, – начал Иблис, сразу переходя к делу.

– Важное дело? Я никакие неважные дела обсуждать не стала бы, – отвечал вибрирующий механический голос Гекаты. – В конце концов, разве я не ваше секретное оружие?

Кажется, этот титул ей очень и очень нравился. Иблис принялся нервно вышагивать по гроту, объясняя задачу:

– Джихад столкнулся с кризисом. В прошлом году Серена Батлер отняла у меня верховную власть. Охваченная пустыми и дикими мечтаниями, она не способна держать в руках все политические, военные, религиозные и социальные нити лидерства – но сама она этого не осознает.

– Ах, так вы задумали ее убить? Не в этом ли состоит ваша цель? – Геката была явно раздражена. – Мне представляется, что это слишком мелкое приложение моих, скажем мягко, незаурядных способностей.

– Нет, – быстро ответил он, сам удивившись быстроте своего ответа. После этого он обдумал вопрос более уравновешенно. – Нет. В долгосрочной перспективе это не принесет Джихаду никаких выгод. Серену любят массы, она для них очень важна.

– Тогда как же я смогу помочь вам, дорогой Иблис? – Голос Гекаты звучал сейчас очень музыкально и, как это ни странно, соблазнительно. – Дайте мне такую работу, чтобы она стоила моего в ней участия.

– Мне нужны убедительные победы над машинами. По-настоящему зрелищные. – Он подошел ближе. – Благодаря вам мы успешно отвоевали у машин Икс. Теперь мне нужно и дальше присоединять Синхронизированные Миры к Лиге Благородных вместе с их населением, освобождая человечество от машин. Причем не важно, какова стратегическая значимость этих планет. Мне нужно просто что-то показать. И заслуга этого успеха должна быть приписана лично мне.

Геката издала звук, весьма похожий на саркастический смех.

– За все те столетия, что я пробыла кимеком, я успела забыть, как нетерпеливы биологические человеческие существа. И как они склонны к интригам.

– Все двадцать шесть лет войны мое нетерпение, как вы насмешливо его назвали, было главной движущей силой Джихада. Серена и ее дитя были только символами, образами, в то время как я занимался…

– Вы хотели произнести слово «механикой»?

– Только как фигуру речи.

– Я бы так и восприняла это слово. Долгосрочные планы и исполняются всегда весьма медленно. – Емкость со светящейся жидкостью поднялась выше. – Значит, теперь вы хотите, чтобы я устроила небольшой хаос в Синхронизированных Мирах, так сказать, маленький переполох в курятнике, но при этом так, чтобы вся заслуга была приписана вашему Джихаду?

– Совершенно верно!

– Как интересно. – Геката была удивлена таким заданием. – Хорошо, я посмотрю, что можно сделать.


Верность нельзя запрограммировать.

Севрат. Журнал личных обновлений


Когда в открытом космосе Вориан Атрейдес, что называется, нос к носу столкнулся с курьерским кораблем Севрата, то ни тот, ни другой не удивились. В глубине души Вориан всегда чувствовал, что они непременно встретятся снова, да и робот-капитан вычислил пусть небольшую, но все же ненулевую вероятность их новой встречи.

Бюрократия Джихада обладала специфическими, сложными и раздражающими правилами, которые запрещали примеро делать половину тех вещей, которыми регулярно занимался Вориан Атрейдес. Он знал, что его поведение буквально шокирует Ксавьера, но никакие речи друга не могли ничего изменить в импульсивной натуре Вориана. Снова и снова летал он на малых кораблях, выполняя придуманные им самим задания. С самого начала своего участия в священной войне людей против машин Вориан Атрейдес упорно отстаивал свою независимость – как пресловутая отвязанная пушка, хотя зачастую на удивление действенная.

Выполнив задание на Каладане, Вориан отбыл с этой океанской планеты, не имея больше предлогов задержаться там с Вероникой Тергьет. Оставив отряд солдат Джихада на станции прослушивания, он уехал, оставив еще и частицу своего сердца в приморской таверне. Пообещав слать письма во всякое время, свободное от войны, Вориан снова занялся своим привычным делом – уничтожением мыслящих машин.

Находясь вблизи Каладана, на границе территории сферы влияния Омниуса, Вориан по памяти восстановил все свои прежние маршруты с Севратом на курьерском корабле с обновлениями для всемирного разума. После того как он запустил в стан машин своего троянского коня, Вориан слышал о прокатившейся по Синхронизированным Мирам волне поломок и отказов, и по географии этих машинных бедствий смог составить довольно точное представление о маршруте Севрата.

Но вот уже в течение некоторого времени новых сообщений о выходе из строя Омниуса не поступало. Вориана нисколько не удивило, что машины в конце концов разобрались, в чем дело. Ему было бы интересно узнать, какова оказалась судьба Севрата, когда Омниус выяснил, кто стал разносчиком вируса. Сложные компьютеры не были запрограммированы на мщение, и Вориан надеялся, что Омниус не станет уничтожать Севрата просто от злости.

Это было бы в высшей степени неэффективной тратой полезного ресурса.

Вориан провел около недели в своем одиночном патруле, пролетев по знакомому маршруту курьерского корабля. Свой полет он обосновал как «собирание важной информации для нужд военного планирования Лиги», и это давало ему возможность побыть одному, возможность обдумать внезапно свалившееся на него чувство к Веронике.

Он всегда держался особняком, несколько отчужденно, получая радость от поездок на побережье или от полетов на разбросанные в глубинах космоса планеты Лиги, но каким-то образом эта женщина с Каладана отыскала извилистую потайную тропинку к его сердцу. Она укоренилась в его душе, и – как будто сработала бомба с таймером – только сейчас он осознал, что любит ее. Вориан был растерян и счастлив… но печалился оттого, что не мог сейчас быть рядом с ней. Любовь никогда не была для него неизвестным понятием, но он даже не предполагал что она бывает такая. Теперь он понимал, как Ксавьер относился к Окте.

Но путешествие по границам вражеской территории стало занимать его в конце концов больше, чем радостно-печальные воспоминания, которые ничуть не помогали делу Джихада. Война – вот что должно сейчас интересовать его в первую очередь…

Когда на встречном курсе показался большой черно-серебристый курьерский корабль и приблизился, быстро увеличившись в размерах, внимание Вориана сразу обратилось на более насущные вещи.

Курьерский корабль с обновлениями для Омниуса должен уйти, должен свернуть, изменить курс и всеми способами избежать столкновения даже с небольшим кораблем армии Джихада.

Если капитан везет обновления для всемирного разума, то программа однозначно предписывает ему всеми силами и средствами сохранить гель-сферу с данными.

Но корабль остановился, и Вориан наблюдал в иллюминатор, что он будет делать дальше. Он узнал знакомые очертания судна, хотя конструкция и внешний вид были немного модифицированы, судно было отремонтировано и увеличено. Без сомнения, это было то самое судно, которое он нашел дрейфующим на дальней орбите вокруг Земного Солнца.

Он включил линию внешней связи и немедленно передал:

– Старый Железный Умник, я знал, что найду тебя здесь.

В этот момент Вориан заметил, что, помимо прочих усовершенствований, на борту курьерского корабля появилось оружие. Порты кинетических пусковых установок раскрылись и жерла орудий засветились, готовые к действию.

Вориан почувствовал, что на шее у него выступил холодный пот.

– Ты собираешься уничтожить меня здесь, в космосе, даже не поздоровавшись?

– Здравствуй, Вориан Атрейдес. – Медное лицо Севрата из текучего металла появилось на экране монитора. – Видишь, я приготовился к веселому времяпрепровождению. Это приемлемо, если я уничтожу тебя?

– Я бы не хотел, чтобы ты это сделал.

Вориан включил собственные бортовые орудия. Вероятно, он смог бы застать врасплох робота, хотя огневой мощью курьерский корабль, кажется, значительно его превосходил.

– Похоже, Омниус значительно повысил твою выживаемость всеми этими пушками. А я-то все думал, когда же машины дойдут до такой мудрости.

– Я знаю, что ты сделал мне и что ты сделал посредством меня. Согласно введенным в меня данным, восемь Синхронизированных Миров пострадали от программного вируса, который был введен в мою гель-сферу. Полагаю, что ответственность за это лежит на тебе.

– Я не могу принять такую высокую честь один, Старый Железный Умник, – улыбнулся Вориан. – В конце концов, это именно ты доставил эти программные бомбы по назначению. И именно ты учил меня устройству гель-контуров и программированию. Видишь? Это были наши с тобой совместные усилия.

Лицо Севрата тускло поблескивало за стеклом фонаря его кабины.

– Тогда мне остается только сожалеть о том, что я оказался таким хорошим учителем.


Сканируя изображение Вориана Атрейдеса, Севрат использовал свой предыдущий опыт и адаптивное программирование, чтобы проанализировать, о чем сейчас должен думать человек. Робот Эразм мог бы позавидовать такой возможности.

После своего ареста и доставки к корринскому Омниусу, где испорченная гель-сфера была конфискована, Севрат подвергся интенсивному разбору, который учинил восстановленный Омниус. Вскоре стало совершенно ясно, что именно произошло, и испорченные программы были вырезаны, хотя Эразм рекомендовал самый безопасный и самый надежный способ: уничтожить всю память копии земного Омниуса. «Эти события происходили двадцать шесть стандартных лет назад. Хотя они и могут представлять интерес, но данные эти несущественны и не стоит ради них рисковать, Омниус», – сказал тогда Эразм.

Севрат заподозрил, что Эразм по своим личным мотивам не желает, чтобы всемирный разум получил ту земную информацию. Курьер, однако, не стал говорить это вслух, так как не имел желания причинить неприятности своему собрату – другому независимому роботу.

После того как его объяснения были записаны и сохранены и прежде чем Севрату было поручено доставить новые исправленные копии на те планеты, где по его вине были испорчены воплощения Омниуса, Эразм провел целый день в беседе с пилотом курьерского корабля.

– Я изучаю человека в течение вот уже многих столетий. Я проводил эксперименты, собирал информацию и выполнил множество наблюдений, чтобы объяснить переменчивое человеческое поведение. Я многое узнал с помощью Серены Батлер, а теперь нахожу, что мой новый эксперимент, который я провожу, воспитывая и обучая Гильбертуса Альбанса, позволяет мне овладеть новыми глубокими знаниями.

Однако у тебя, Севрат, была уникальная возможность, которой лишен я. Ты провел много времени с доверенным человеком Ворианом Атрейдесом, сыном генерала Агамемнона. Теперь я настоятельно требую, чтобы ты поделился со мной добытой тобой информацией и важными подробностями, каковые помогли бы мне в поисках понимания человеческой природы.

Севрат не мог отказать в такой просьбе. Обмен был похож на загрузку обновлений с гель-сферы в память Омниуса, только продолжался меньше времени. Севрат скомпоновал, суммировал и передал все свои беседы с тем человеком и все свои воспоминания, которые у него были относительно Вориана Атрейдеса.

Делая это, Севрат и сам все вспомнил, и притом вспомнил с ощущением, похожим на нежность, все совместные путешествия на «Мечтательном путнике». Теперь, когда робот находился один на борту курьерского корабля – на корабле, который, как это ни печально, имел только номер, но был лишен имени, – он понял, что предпочел бы иметь компанию…

Теперь два корабля стояли лицом к лицу друг с другом, приготовив оружие, которым они могли легко испепелить друг друга, и Севрат понял, что не хочет уничтожать своего бывшего товарища.

– Ты помнишь наше седьмое путешествие на Валгис, Вориан Атрейдес? Это было двадцать восемь стандартных лет назад. Помнишь, какие трудности мы пережили, когда улетали из той звездной системы?

Вориан усмехнулся:

– Трудности? Ты явно преуменьшаешь. Мы попали в метеорный поток, который оторвал борт у нашего «Путника». Атмосфера сразу испарилась – и меня едва не вынесло вместе с ней.

Севрат продолжал внимательно смотреть на своего друга и врага.

– Да, но мне удалось поймать тебя и я держал тебя крепко. Я отказался отпустить тебя.

– В самом деле? Я не помню таких подробностей, – сказал Вориан. – У меня было достаточно хлопот с воздухом. Я просто изо всех сил старался не задохнуться. Такая декомпрессия для человека вообще очень болезненна, ты же знаешь.

– Я знаю, и поэтому я положил тебя в маленькую камеру и смог обеспечить там почти нормальное атмосферное давление и состав воздуха.

– Да, а потом ты не выпускал меня оттуда целых два дня. Я чуть не умер от голода и жажды, пока ты наконец открыл дверь, – попрекнул бывшего товарища Вориан. – Ты даже не удосужился ни разу меня покормить.

– Единственной моей мыслью было спасти тебе жизнь, и я все это время занимался ремонтом поврежденной обшивки и восстановлением системы жизнеобеспечения.

Вориан задумчиво посмотрел на робота, потом лоб его пересекла глубокая морщина.

– Не думаю, что я поблагодарил тебя за это.

– Роботы не нуждаются в благодарности, Вориан Атрейдес. Однако я потратил немало времени, спасая тебе жизнь, сохраняя тебя целым и невредимым. И такое бывало не один, а много раз. Поэтому я считаю, что было бы глупо с моей стороны уничтожать тебя сейчас.

Севрат отключил энергоснабжение своих орудий. Порты закрылись, и жерла исчезли из виду. В какой-то момент робот оказался абсолютно беззащитным. Вориан мог безнаказанно стрелять, но не стал этого делать. Мыслящая машина включила двигатели, развернулась вдоль продольной оси и рванула с места с такой скоростью, что вышла из пределов досягаемости, прежде чем Вориан сумел среагировать и послать вслед роботу очередь удивленных вопросов.

Растерянный и улыбающийся, Вориан некоторое время дрейфовал в пространстве с выключенными двигателями, а потом оглушительно расхохотался.


Жажда власти скрывается под многими масками.

Иблис Гинджо. Возможные пути полного освобождения


Едва успев вернуться после экстренного секретного свидания с Гекатой, Иблис узнал, что Серена созвала заседание Совета Джихада, несмотря на то что Гинджо ожидали не скоро. Прямо из космопорта он поспешил в Совет, твердо решив не дать устранить себя от процесса принятия решений. Прошло несколько недель, и надо было наверстывать упущенное.

Он подошел к двери зала заседаний как раз в тот момент, когда Серена объявила об открытии совещания, но путь Великому Патриарху преградила серафим Нирием. Некоторое время она колебалась, борясь с чувством долга, но потом наконец посторонилась и дала Иблису пройти.

Сидевшая во главе длинного стола Жрица Джихада была немало удивлена появлением Великого Патриарха. Иблис быстро нашел за столом самое ближнее к Серене место, хотя это не было его обычное место. Не сказав ни слова по поводу этого неожиданного появления, Серена начала произносить свою, очевидно хорошо отрепетированную речь. Все присутствующие слушали с пристальным вниманием.

– Мы не можем больше продолжать Джихад в одиночку. Страсть человеческая и способность к самопожертвованию очень сильны, но ресурсов Лиги явно недостаточно, чтобы сдержать ту силу, которую обрушивает на нас Омниус. Мыслящие машины могут без всяких затруднений делать нового робота взамен уничтоженного нами. Но с каждым убитым воином Джихада наши силы становятся меньше, ибо человеческая жизнь невосполнима. Мы должны сохранить как можно больше этих драгоценных жизней.

– Что вы предлагаете, Серена?

Иблис осторожно выбирал слова и говорил опасливым тоном, в надежде, что сможет найти способ обернуть ее приказы в свою пользу. Мельком оглядев присутствующих, он, к своему немалому удивлению, обнаружил на дальнем конце стола маленького и тщедушного тлулакса – торговца запасными органами Рекура Вана. Кажется, его вызвали специально для присутствия на этой встрече, но он был явно не в своей тарелке. Иблис посмотрел на Рекура и незаметно поднял бровь, задавая немой вопрос. Но в ответ на лице тлулакса появилось выражение озадаченности и смущения. Серена тем временем продолжала говорить:

– Солдаты армии Джихада и наемники Гиназа – не единственные воины, заинтересованные в победе нашего священного похода. Настало время приветствовать и других людей, которые вносят свой вклад в нашу конечную победу.

Она радушно улыбнулась Рекуру Вану, повергнув его в смущение.

– Тлулаксы, хотя и не участвуют непосредственно в боевых действиях против злодейских мыслящих машин, очень многое дают нашим доблестным воинам. Органы, выращенные ими, позволяют лечить наших ветеранов и возвращать их в строй. Пример такого ветерана – мой дорогой друг примеро Ксавьер Харконнен.

Она благодарно кивнула торговцу живым товаром, и все присутствующие дружно зааплодировали.

– С тех давних времен, когда я была молодым представителем в Парламенте, моей заветной мечтой было присоединение несоюзных планет к Лиге Благородных. И сегодня многие из этих планет, включая Каладан, обратились к нам с просьбой о вступлении в Лигу. Я намерена совершить поездки по планетам – нашим потенциальным союзникам, и первую остановку я сделаю на Тлулаксе. Я хочу собственными глазами увидеть фермы, где выращивают органы, поговорить с руководителями в надежде, что они сочтут возможным и формально присоединиться к нам. Я хочу увидеть их чудесные города и показать им, насколько высоко Жрица Джихада от имени всех нас ценит их усилия.

Иблис внезапно почувствовал, что в горле у него встал ком – он понимал, что его далеко идущие тонкие планы могут рассыпаться в прах. У него было секретное соглашение с производящими органы предприятиями Тлулакса, и Серена сама не понимала, что делает.

– Эти планы могут оказаться слишком поспешными и скороспелыми, Жрица. Люди Тлулакса берегут свою обособленность, и мы должны уважать их предпочтения. Я не уверен, что их обрадует такой неожиданный визит.

Глаза Серены блеснули негодованием. Она скрестила руки на груди.

– Я всегда выходила к моему народу на многих планетах. Мне представляется невероятным, чтобы руководство Тлулакса было против визита Жрицы Джихада. Наши воины очень многим обязаны народу Тлулакса. Им нечего скрывать – ведь так, Рекур Ван?

– Конечно, ему нечего скрывать, – поспешно проговорил Иблис. – Я уверен, что правительство Тлулакса будет в восторге от возможности принять вас у себя. Однако предварительно мы должны послать официальное письмо в систему Фалим, чтобы там успели приготовиться к приему столь высокой гостьи. Это нормальная дипломатическая процедура.

– Все это очень хорошо, но война не ждет, она разворачивается быстро, и мы должны не только успевать за ней, но и опережать события.

Пока Серена излагала свои идеи членам Совета, Иблис сидел на своем месте с непроницаемым лицом.

Интересно, думал он, что будет делать Геката. Он надеялся, что ее вмешательство будет значимым и… скорым.


В течение нескольких месяцев после того, как Севрат, сам того не зная, занес на планету Бела Тегез злокозненный компьютерный вирус, этот мир продолжало лихорадить от последствий. Уцелевшие машины старались вылечиться, но у них возникли большие трудности в общении со всемирным разумом. Кончилось тем, что независимые роботы вырезали все поврежденные сегменты памяти местного Омниуса, оставив от него лишь кое-как работающую бледную тень.

Планета была практически беззащитна и в высшей степени уязвима.

Ненавидевшее машины местное население, состоявшее преимущественно из рабов, которые выращивали свои урожаи под искусственными источниками света и тепла в гидропонных ваннах – так как солнце было очень тусклым, а небо постоянно затянуто тучами, – видя ослабление машин, начало замышлять восстание для захвата власти. Однако роботы, зная, что на многих планетах всемирного разума уже произошли восстания и мятежи, удвоили бдительность, отслеживая малейшие признаки активного недовольства.

Бела Тегез могла снова стать полноправным членом семьи Синхронизированных Миров только при условии доставки туда новой, полноценной копии Омниуса. Итак, роботы ждали…

Когда на орбите планеты появился одинокий кимек без каких-либо опознавательных знаков, сообщивший, что доставил обновления непосредственно с Коррина, мыслящие машины приветствовали этого давно ожидавшегося посланца. Оборонительные периметры были открыты, кимек перешел с внешней орбиты на внутреннюю и поспешно приземлился в центральном узле Комати, расположенном у подножия тор.

Геката никогда не думала, что проникновение в машинный мир окажется таким легким делом. Похоже, что кимеки ничему не научили мыслящих машин.

Чтобы устроить эту вылазку, мятежному титану пришлось оставить астероид и принять более традиционный вид, хотя и несколько архаический для современной эпохи. Своими стабилизирующими устройствами Геката управляла с помощью воспринимающих мысленные приказы тяг, соединявших исполнительные механизмы космического корабля с ее отделенным от тела головным мозгом.

В небе густые темные облака, которые тяжелой влажной пеной закрывали планету от неярких и слабых лучей и без того тусклого солнца. На Бела Тегез не было времен года – здесь всегда было пасмурно и дождливо. Роботам не было никакого дела до погоды, а бледные изможденные рабы просто не знали иных условий жизни.

Геката испытывала непритворный интерес, думая о том, что будут делать местные жители, обретя свободу. Иблис Гинджо уполномочил ее на совершение агрессивного и праведного действа, и она осознавала всю его важность, готовая показать, на что способна. Кроме того, ей было безумно интересно играть роль секретного оружия Джихада.

Из своих постоянных скрытых наблюдений мятежная женщина-титан знала, что еще в самом начале борьбы армия Джихада пыталась освободить Бела Тегез от машинной тирании, но понесла такие потери, что была вынуждена отступить. Неутомимые и упорные мыслящие машины мобилизовали ресурсы и полностью восстановили свой контроль над планетой менее чем за год. Роботы стерли всякие следы битвы, как стирает прибой следы босых ног на песке.

Геката надеялась, что на этот раз люди извлекут должные уроки из прошлых неудач и будут действовать более решительно. Благодаря ей у них будет для этого еще один шанс. Если, конечно, они обратят внимание на ее вмешательство. Иблиса Гинджо она известила через тайник, за которым должен был присматривать Йорек Турр. А будут ли они готовы к ответу – их дело.

Когда она приземлилась на хорошо освещенной площадке космопорта в Комати, поливаемой противным мелким дождем, к ней подошли роботы, передавая вопросы и требование идентифицировать себя.

– Остатки нашего Омниуса не обнаружили на твоем корабле наблюдательных камер, – сказал один из роботов-администраторов, который, похоже, был здесь главным.

Для Гекаты это прозвучало полным идиотизмом, особенно если учесть наличие блоков безопасности с искусственным интеллектом. Она мысленно улыбнулась. Временами машины проявляли просто-таки детскую наивность.

Толпившиеся за заборами рабы жались друг к другу в своих промокших насквозь одеждах. Уныло прищуренными глазами они опасливо наблюдали за прибытием корабля, словно последнее обновление Омниуса могло отнять у них оставшуюся надежду.

Геката открыла люк и вышла из корабля в своем обличье дракона.

– Должно быть, ваши наблюдательные камеры просто барахлят, – объявила она ожидавшим ее роботам. – Корринский Омниус был вынужден отключить многие периферические системы, чтобы предотвратить заражение опаснейшим вирусом и избежать накопления ошибок.

Роботы удовлетворились этим объяснением.

– Что у тебя за устройство? Мы не знакомы с такой конструкцией неокимеков.

– О, я новейшая модель.

В голосе Гекаты прозвучали горделивые нотки, как признак ее уверенности в собственном превосходстве над старыми образцами кимеков. Она двинулась вперед, неся тяжелую цилиндрическую упаковку в своих членистых верхних конечностях. В бриллиантовых чешуйках отражался желтый свет фонарей космопорта.

– После стольких тяжелых поражений Омниус приказал создать множество неокимеков из доверенных людей. В отличие от гель-контурных мозгов роботов человеческие мозги не подвержены заражению компьютерными вирусами. Неокимеки вроде меня были посланы, чтобы доставить обновления, надежно защищенные от вирусных атак. Я думаю, вы сами видите преимущества такого решения.

Трое роботов космопорта выступили вперед, чтобы принять из рук неокимека тяжелый цилиндр. Гекате показалось, что они слишком ревностно отнеслись к этому делу, но потом она решила, что они просто рады избавиться наконец от своих странных проблем. Как она и ожидала, роботы не проявили ни хитрости, ни подозрительности, столь полезной для их собственной сохранности.

– Я обещаю вам, – сказала она, – что этот цилиндр навсегда избавит вас от всех хлопот и неприятностей.

Хотя когда-то она испытала ужасное отвращение к кровопролитию, устроенному Аяксом, Геката убедила себя, что уничтожение мыслящих машин – особенно Омниуса – совсем другое дело, и гораздо более достойное восхищения. Люди будут ошеломлены, а потом придут в полный восторг!

– Есть какие-нибудь специальные инструкции по поводу инсталляции этих обновлений? – спросил робот.

Геката уже развернула свой ходильный корпус, чтобы направиться обратно к кораблю.

– Используйте стандартную процедуру. Мне же было приказано немедленно по вручении вам обновлений отбыть дальше со всей возможной поспешностью, так как мне надо посетить и другие Синхронизированные Миры. Судьба Омниуса зависит от быстрых исполнений его приказов. Вы, конечно, меня понимаете.

Отвесив неуклюжие церемониальные поклоны, роботы зашагали прочь, унося роковой цилиндр, а Геката вошла в свой корабль и подключилась к панели управления. Передав по мыслепроводам соответствующие команды, она взлетела с космодрома, залитого желтыми огнями.

Внизу, в городе Комати, расчерченном ровными квадратами площадей, роботы вошли в цитадель, где поврежденный всемирный машинный разум Омниуса изо всех сил пытался выполнять свои функции. Тонкими манипуляторами роботы вскрыли кожух цилиндра и сняли несколько слоев защитной брони.

И увидели странную по форме, но очень мощную боеголовку. Электронные мозги начали высчитывать варианты адекватных реакций, хотя таймер бомбы уже отсчитывал последние мгновения….

Корабль Гекаты был уже высоко над вторым, верхним слоем облаков планеты, когда она увидела далеко внизу вспышку яркого, как солнце, серебристо-желтого цвета. Она с запасом рассчитала мощность заряда, чтобы без остатка уничтожить поврежденное воплощение всемирного разума. Электромагнитный импульс, испущенный бомбой, взвился в небо, отразился от нижнего слоя облачности и вернулся обратно. Короткие замыкания подстанций Омниуса вспыхнули цепной реакцией одна за другой.

Геката ощутила трепет восторга.

Оставив далеко позади планету, она вспомнила о людях, которые уцелеют после гигантского взрыва, – то есть все, кого не было поблизости от цитадели. Эти люди не знали ничего, кроме машинной власти, тирании роботов. Смогут ли эти рабы взять в руки свою собственную судьбу? А, ладно. Выживание наиболее приспособленных.

– Теперь вы свободны от Омниуса, – объявила она, зная, что ни одна живая душа на планете ее не услышит. – Бела Тегез ваша – если вы захотите ее взять.


Из всех биологических видов человек отличается наибольшей приспособляемостью. Даже в самых тяжелых условиях мы неизменно находим пути выживания. Выработав адекватную программу скрещивания и селекции, мы можем усилить это свойство человека.

Зуфа Ценва. Пятьдесят девятая лекция для Колдуний


В то свое первое утро на Арракисе Рафель, проведший ночь на голом камне рядом с уютно посапывавшей Хамаль, проснулся на рассвете. Новый день на новой планете. Неожиданно вспыхнувший яркий оранжевый свет окрасил небосклон, и из ночного небытия вдруг, словно по мановению волшебной палочки, проступили коричневые и желтые очертания песков и скал. Рафель глубоко вдохнул моментально ставший сухим и горячим воздух. Но это был глоток свободы.

Только свобода в Хеоле – это было совсем не то, чего он так долго ждал.

Где-то в вышине, в нависших над ущельем скалах, он услышал шум. Подняв голову, Рафель увидел черных птиц, которые, хлопая крыльями, кружили над камнями, снижаясь над трещинами, будто выискивая там еду.

По крайней мере кто-то может здесь выжить. Значит, сможем и мы.

Появившись на свет на Поритрине и будучи рабом с самого рождения, Рафель всю жизнь мечтал о свободе, но никогда не думал, что свобода предстанет перед ним в виде голой пустынной планеты, такой, как эта. Жалкое рабство в сырой дельте Старды было ужасно, но пока что иссушающий жар этого мира был еще хуже.

Однако Рафель последовал за Исмаилом, так как понимал, что единственным другим выбором стало бы открытое военное противостояние со всем населением Поритрина. И теперь, оказавшись здесь, надо было устраиваться на новом месте, и устраиваться как можно лучше. Исмаил прав: свобода здесь лучше, чем хотя бы один час дальнейшей работы на угнетателей-рабовладельцев.

Во время жесткой посадки экспериментального космического корабля они увидели лишь малую часть планеты, которую бывший торговец живым товаром Кидайр называл Арракисом. Здесь наверняка должны быть зеленые плодородные участки суши, не говоря уже о том, что здесь есть и космопорт. Надо только найти их. Вероятно, тлулакс знает, где находятся оазисы, и надо только заставить его поделиться этими драгоценными сведениями.

С Поритрина на Арракис бежали больше ста человек – мужчин и женщин, – но никто из них не знал конструкции доставившего их сюда корабля. Очевидно, этого не знал даже Кидайр. Определенно, что рабы первого поколения, доставленные на Поритрин со своих родных планет через бездны космического пространства, тоже не видели ничего подобного странному свечению, которое окутывало корабль, когда пространство свертывалось вокруг него.

Один миг – и судно перенеслось с Поритрина на Арракис. Мгновенный переход.

Рафель посмотрел на побитый корпус судна, на вмятины и пробоины и понял, что эта посудина уже никогда не будет летать. Теперь мы предоставлены самим себе. Он боялся за свою молодую жену и мысленно поклялся, что сам сделает все возможное для их спасения, если придется. Но, может быть, Исмаил найдет выход.

Услышав стук ботинок, Рафель оглянулся и увидел отца Хамаль, шедшего от импровизированной стоянки. Пока вокруг стояла благостная утренняя тишина, но пройдет еще немного времени, беглецы проснутся и начнут осматривать безрадостный ландшафт, в который занесла их судьба. Они с Исмаилом стояли рядом и молчали, наблюдая пробуждающийся восход.

– Нам надо разведать местность, Исмаил, – сказал Рафель. – Может быть, неподалеку есть растительность и вода.

Единственным транспортным средством в их распоряжении был маленький полевой вертолет, который они обнаружили в трюме грузового корабля, – вероятно, он предназначался для разведочных полетов или спасения экипажа при первом испытании.

Исмаил согласно кивнул.

– У нас нет карты, поэтому придется полагаться только на то, что увидим своими глазами. Сегодня ты сядешь в вертолет и полетаешь по округе. Кидайра возьмешь с собой.

– Я не хочу лететь с этим торговцем человеческим мясом!

– Вряд ли хочет и он с тобой. Но об Арракисе он знает больше, чем все мы, вместе взятые. Возможно, он узнает какие-то ориентиры, и, кроме того, может помочь в переговорах с местным населением, если вы на него натолкнетесь.

Поворчав, Рафель согласился с этими мудрыми доводами. Он знал, что именно этот тлулакс в свое время похитил с Хармонтепа его тестя, и у Исмаила было куда больше оснований ненавидеть этого человека, и Рафель попытался увидеть в этих инструкциях скрытый смысл. Может быть, он хочет, чтобы я завез Кидайра подальше в пустыню и убил его? Но лицо Исмаила было непроницаемым.

– Чтобы уцелеть, работорговцу придется работать наравне со всеми, – пылко сказал Рафель. – И он будет получать урезанный рацион пищи и воды.

Исмаил кивнул, хотя мысли его были заняты чем-то иным.

– Ему полезно, будет узнать, как живут рабы.


После скудного завтрака Рафель нашел подходящего человека из числа бежавших рабов – мощного широкоплечего мужчину по имени Ингу, – чтобы следить за постоянно ворчавшим и недовольным Туком Кидайром. Сейчас за ним присматривал Исмаил. Внезапно тлулакс злобно взглянул на своих стражей и выхватил из-под одежды острый обрезок железа, найденный им в разбитом корабле.

Ингу и Рафель отпрянули, ожидая, что работорговец сейчас бросится на них, хотя вряд ли он смог бы драться с сотней разозленных дзенсуннитов.

– Лорд Бладд причинил мне огромные убытки, но теперь, после десятилетий удачной торговли и больших доходов, вы разорили меня окончательно. Полностью! – Он взмахнул своим импровизированным ножом. – Бесполезные глупые рабы!

Пылая бессильной яростью, он одним ударом отсек свою длинную толстую косу. Схватив эту скользкую пыльную веревку, он взмахнул ею в воздухе и швырнул серовато-коричневый пучок на песок. Без косы бывший работорговец казался до странности голым. Он тускло взглянул на брошенный под ноги пук волос, и вся его злоба угасла.

– Я разорен, – тихо произнес он.

– Да, – сказал ему Исмаил, не изменившись в лице и отобрав у тлулакса нож. – Теперь ты должен зарабатывать свое пропитание вместе с нами.

– Пропитание! Это безнадежно – с каждым вздохом вы будете терять драгоценную телесную влагу. Посмотрите на этих людей, которые вздумали работать на солнце под открытым небом: почему бы им не перенести свои труды на время прохладной ночи?

Тлулакс злобно уставился на рабов.

– Потому что ночами дзенсунниты молятся и спят.

– Будете так поступать на Арракисе – погибнете. Все изменилось, и вам самим придется меняться. Вы что, не обратили внимания на жару и пыль? Самый воздух забирает у вас капельки пота, а с ними и воду – как вы будете восполнять эти потери?

– Наших запасов хватит на много недель, а может быть, и месяцев.

Кидайр уставил в Рафеля тяжелый взгляд:

– Ты так уверен, что этого будет достаточно? Вам, кроме того, надо защищать тело от беспощадных лучей солнца. Вы должны спать во время самой сильной жары, а физическим трудом заниматься только в темноте прохладной ночи. Так вы сможете сберечь половину своего пота.

– Мы сможем сберечь наши силы еще одним способом – если ты будешь делать за нас тяжелую работу, – сказал Исмаил.

Кидайр состроил презрительную гримасу.

– Вы отказываетесь меня понимать. Я было подумал, что человек, который решил столь многим рискнуть ради свободы своего народа, увести его в далекий неведомый край, захочет сохранить жизнь этому народу.

Несколько групп бывших рабов открыли грузовые люки разбитого корабля и открывали шлюз нижнего отсека, чтобы Рафель смог вывести оттуда маленький поисковый вертолет. Это было скудно оснащенное воздушное судно, и никто не знал ни как далеко оно сможет улететь, ни сколько горючего в его баках, но не было другого способа обследовать громадные пространства песчаной пустыни. Разве только пешком.

– Мы хотим обследовать местность, – сказал Рафель, обнимая на прощание Хамаль. Он оглянулся и посмотрел на взъерошенного Кидайра, у которого от бессонницы и переживаний были красные глаза. – Этот работорговец поможет нам найти место, подходящее для устройства постоянного поселения.


Кидайр безнадежно вздохнул:

– Поверьте мне, я хочу добраться до цивилизованного места не меньше вашего. Но я понятия не имею, где мы находимся и где мы сможем найти воду, пищу…

Исмаил прервал его причитания:

– Вот и поищешь. Ты должен доказать свою полезность, тогда заработаешь себе на кусок хлеба и получишь свою долю.

Три человека сели в маленький вертолет, и Рафель скептически осмотрел панель управления.

– Стандартные двигатели. Кажется, мне приходилось летать на таком на Поритрине. Думаю, я справлюсь с этой машиной.

Вертолет оторвался от взлетной площадки и поднялся в воздух.

Пока Хамаль, Исмаил и другие рабы с невысказанной надеждой смотрели ему вслед, Рафель направил машину прочь от скалистой гряды в направлении открытой пустыни. Мощный Ингу, нахмурив брови, внимательно смотрел в иллюминатор, надеясь обнаружить признаки оазиса или присутствия цивилизации. Рафель взглянул на Кидайра.

– Говори, в каком направлении мне лететь, работорговец?

Тлулакс бросил на Рафеля презрительный взгляд.

– Я не знаю, где мы. Вы, дзенсунниты, переоцениваете мои возможности. Сначала Исмаил настоял на том, чтобы я пилотировал корабль, на котором мне никогда не приходилось летать даже пассажиром, а теперь, когда мы едва не разбились насмерть, вы хотите, чтобы я стал вашим спасителем.

– Если мы уцелеем, то и ты останешься в живых, – бесстрастно заметил Рафель.

Кидайр протянул руку к иллюминатору, за которым не было видно ничего кроме бескрайних песков.

– Хорошо. Тогда летим… туда. В пустыне все направления одинаковы. Единственная задача – знать свой маршрут, чтобы не заблудиться и найти дорогу назад.

Маленький вертолет летел над пустыней с вполне приличной скоростью. Сейчас они описывали большой круг около своей временной стоянки, осматривая местность во всех направлениях. Наступила дневная жара, и от разогретых скал и песка поднималось густое знойное марево восходящих горячих потоков. Вертолет скрежетал и болтался в воздухе, проваливаясь в воздушные ямы. Внутри кабины стало нестерпимо жарко. По щекам людей струился обильный пот.

– Я не вижу вокруг ничего подходящего, – нарушил молчание Ингу.

– Арракис – это огромная, практически неисследованная планета, заселена очень скудно. – Кидайр щурился от яркого солнечного света. – Если мы что-нибудь найдем, так это не благодаря моему умению или опыту, а по чистой случайности.

– Буддаллах укажет нам верный путь, – со значением в голосе произнес Рафель.

От того места, где упал старый грузовой корабль, пустыня простиралась до самого зыбкого горизонта во всех направлениях. Полагаясь только на надежду, Рафель упрямо продолжал полет, всматриваясь в расстилавшуюся под ними однообразную местность. Периодически среди выжженных коричневых и желтых песков возникали отроги скал, но нигде не было видно ни зелени, ни воды, ни поселений.

– Здесь вы ничего не найдете, – заявил Кидайр. – Я не вижу здесь ничего мне знакомого, и я сомневаюсь, что у вертолета хватит ресурса дотянуть до города Арракиса.

– Ты предпочитаешь идти пешком? – язвительно спросил Ингу.

Маленький тлулакс промолчал.

В сумерках, проведя весь день в бесплодных поисках, они мягко посадили вертолет посреди безбрежного океана песка рядом с какой-то воронкой, окрашенной в странный цвет. В нескольких километрах отсюда, за рядами дюн, высилась очередная горная гряда, но Рафель решил, что проще и безопаснее будет приземлиться на открытом месте. После захода солнца стало прохладнее, но, выйдя из машины, Рафель услышал лишь безжизненную тишину и шелест поднятой ветром пыли. Воздух был тяжелым, насыщенным каким-то едким запахом, напоминавшим запах… корицы. Ингу ходил вокруг вертолета, словно к чему-то приглядываясь.

Кидайр вышел из машины последним и грустно вгляделся в пустоту. Принюхавшись, он наклонился над горкой красноватого песка и набрал горсть.

– Примите мои поздравления, вы нашли выброс меланжи. – Он рассмеялся, но смех его больше напоминал истерический хохот. – Теперь нам надо каким-то образом доставить все это на рынок, и дзенсунниты сказочно разбогатеют.

– Я надеялся, что эта краснота – признак воды, – разочарованно произнес Рафель. – Только поэтому я и приземлился здесь.

– Можно ли ее есть? – спросил у Кидайра Ингу.

– С равным успехом можно есть песок. – Он опустился на песок, глядя вниз. – Вы уничтожили результат десятилетних трудов, превратили в пыль все мои вложения… и ради чего? Вы все здесь погибнете, не только я. Для таких, как вы, на Арракисе нет ничего.

– По крайней мере мы больше не рабы, – гордо ответил Рафель.

– И теперь некому о вас позаботиться. – Кидайр повысил голос. – Вы никогда не жили самостоятельно, никогда не полагались только на свои способности и навыки, чтобы выжить. Вы были рождены, чтобы стать рабами, и очень скоро ваши люди начнут проситься обратно на Поритрин, где аристократы доставляли вам ежедневное пропитание. – Он сплюнул на красноватый песок и пожалел о попусту растраченной влаге. – Я делал вам добро, похищая с ваших планет и доставляя в цивилизованные места. Но вы, глупцы, никогда не ценили того, чем обладали.

Рафель схватил за ворот тщедушного тлулакса и приблизил к его лицу лезвие самодельного ножа, подаренного Исмаилом.

Бывший работорговец не дрогнул. Он насмешливо постучал себя пальцами по горлу.

– Ну давай. Или ты так же труслив, как весь твой народ?

Ингу подбежал к ним, сжав кулаки и готовый ввязаться в драку, но Рафель отшвырнул тлулакса.

– Буддаллах накажет меня за хладнокровное убийство человека – не важно, сколько страданий ты нам причинил. Я хорошо помню сутры, которые читал нам Исмаил.

Рафель, сдерживая себя, поморщился как от боли. На самом деле он страшно хотел ощутить, как по его пальцам потечет стекающая с лезвия теплая кровь работорговца.

Упавший в пыль тлулакс злобно рассмеялся.

– Да, вы можете использовать меня как козла отпущения, как средоточие накопившейся у вас за поколения жалкой злобы, сделать меня единственной мишенью своего нытья. Не я хотел везти вас сюда, и не я могу вам сейчас помочь. Если бы я мог найти тех, кто нас спасет, давно позвал бы их.

– Я искал только повода избавиться от тебя, и не важно, что скажет по этому поводу Исмаил. – Рафель протянул руку в направлении прочь от вертолета. – Уходи в пустыню и ищи дорогу сам. Почему бы тебе не поесть твоей драгоценной меланжи? Я вижу, что здесь ее хватит.

Вопреки собственному здравому смыслу, тлулакс встал и, пошатываясь, побрел в пустыню. Оглянувшись в последний раз, он сказал:

– Вы уменьшаете свои шансы, избавляясь от меня.

Ингу с удовольствием смотрел на страдания этого человека. Рафель ответил:

– Мы проживем дольше, если нам не придется делить свои припасы с торговцем живым товаром.

Со смешанным чувством радости освобождения и страха перед одиночеством в суровой пустыне Кидайр расправил плечи и зашагал в пески.

– Я в любом случае уже покойник. И вы тоже.

Рафель смотрел ему вслед с некоторой неловкостью. Не этого ли хотел от своего зятя Исмаил? Было ли в словах Исмаила тайное послание, которого он не уловил? Молодой человек очень хотел произвести благоприятное впечатление на своего тестя, но боялся, что не понял свою задачу…

Немного позже Рафель и Ингу сели возле вертолета, наслаждаясь вечерней прохладой. Они поели немного белковых вафель и попили воды. Расстелив на песке спальные коврики, извлеченные из грузового отсека вертолета, они улеглись на свои мягкие ложа. Рафель, вопреки усталости, очень жалел, что с ним нет его молодой жены Хамаль.

Рядом с собой он положил самодельный нож на случай, если к ним подкрадется ночной хищник или работорговец вернется, чтобы убить их во сне и завладеть вертолетом.

Мрачно поворочавшись, он решил, что им нужна более надежная защита. Оставив Ингу храпеть на коврике, Рафель забрался в кабину и, не удивившись, выяснил, что Норма Ценва снабдила вертолет защитным полем Хольцмана. Это будет надежным укрытием.

Преисполнившись бодрой уверенности, он без колебаний включил поле, которое окружило их с Ингу стоянку куполом мерцающего ионизированного воздуха. Потом он вернулся к месту ночлега, чувствуя полную безопасность их положения… во всяком случае, пока.

Почва содрогнулась, словно от землетрясения. Дюны сместились, вершины их заклубились облаками песка и пыли. Из-под земли донесся нарастающий рокот. С громоподобным звуком дюны осели и рухнули. Вертолет закачался и упал на бок.

Дико закричав, Рафель вскочил на ноги, но тотчас упал на неровном, колеблющемся с неистовой силой песке. Ингу с таким же пронзительным криком вскочил с коврика и замахал руками, изо всех сил стараясь сохранить равновесие.

Внезапно во мраке пустыни вокруг них появились выросшие из-под земли неправдоподобные, безумные силуэты сегментированных драконов, похожие на оживших персонажей ночных кошмаров. Рафель упал на спину и песок почти похоронил его. Отсюда он явственно увидел огромные пасти чудовищ, выраставших откуда-то снизу, из-под зыбкого колышущегося песка. Твари приходили в неистовство от колебаний защитного поля!

Ингу завизжал неожиданно высоким, детским голосом.

Все черви накинулись на них разом, раздавив вертолет, смяв стоянку и две жалкие человеческие фигуры. Рафель успел подумать, что перед ним разверзлась пасть исполинского огнедышащего дракона. Но у этой твари не было глаз. Он успел еще увидеть ряды сверкающих зубов, обрамляющих пасть.

Потом темнота, острая короткая боль – и вечный мрак.


Жизнь – это череда выборов, удачных и неудачных, и их кумулятивный эффект.

Норма Ценва. Математическая философия


Раздраженная, но охваченная любопытством Зуфа Ценва прибыла на Кольгар, откликнувшись на странный телепатический призыв, который достиг ее через космические просторы. Главная Колдунья считала эту планету скудной и суровой для проживания. Колония, находившаяся там, влачила довольно жалкое существование, хотя и не погибла. Зачем кому-то понадобилось, чтобы она прилетела на эту забытую Богом и людьми планету? Этот мир не имел никаких полезных ресурсов, отличался плохим климатом, и существовать в нем можно было лишь на грани выживания.

Но призыв был неотразимым. Кто хочет меня там видеть? И как этот кто-то осмелился меня вызвать?

Когда она тренировала своих самых одаренных россакских сестер, проводя их через самые опасные ментальные нагрузки в зловонных джунглях, ее разум был до такой степени поколеблен внезапным толчком, что ментальная сосредоточенность едва не расползлась в клочья, что могло привести к катастрофическим последствиям. Новые рекруты, молодые Колдуньи, которые целиком и полностью зависели от инструкций Зуфы, отчаянно жонглировали своими потенциально смертельными сгустками телепатической энергии, едва сдерживая разумом возможность всеобщего истребления.

Но Зуфа не могла отогнать пришедшую мысль или не обращать на нее внимание. В мозгу Зуфы этот призыв прозвучал как громкий крик, требовавший ее немедленного появления. Прилетай на Кольгар. Я жду тебя здесь. У нее, Верховной Колдуньи Джихада, не оставалось иного выбора.

Эта ничем не примечательная планета находилась вблизи торгового пути, связывавшего Россак с Гиназом, но Зуфа редко вспоминала о ней. Кольгар всегда был ниже ее внимания – у нее были иные приоритеты и ценности.

Прилетай на Кольгар!

Теперь, когда ее личный космолет шел к планете, а сканирующие устройства судна выискивали сухое место для посадки возле поселения, стоявшего на краю громадного болота, Зуфой овладело свинцово-тяжелое оцепенение. Небо, вода, влажная раскисшая почва – казалось, все это покрыто пеплом.

Мать, прилетай на Кольгар. Срочно!

Мать? Не было ли это послание отправлено ее не рожденным плодом, дочерью, которую она зачала от Иблиса Гинджо… дочерью, которая уже обладала предзнанием и посылала ее на выполнение какой-то особой миссии? Если этот так, то она носит в чреве самую выдающуюся из когда-либо живших колдуний. Мысленно улыбнувшись, Зуфа погладила себя по животу, по которому беременность была пока незаметна.

Эта недоделанная Норма заведомо не могла обладать такой телепатической силой. Зуфа уже несколько лет не имела никаких известий от своей неудачной дочери. Даже савант Хольцман перестал тратить на нее свое драгоценное время, и, наверное, ее депортировали с Поритрина перед тем, как там случилась катастрофа рабского восстания.

Означает ли это, что Норма жива, что она пережила это несчастье? Несмотря на свою разочарованность в Норме, Зуфа была матерью и тревожилась за судьбу дочери.

Но даже если Норма жива, то послание не могло исходить от нее. Это совершенно невозможно.

Внизу показался пригород и устаревший по всем параметрам космопорт. В самом главном городе Кольгара жило не более сотни тысяч жителей.

Приближаясь к посадочной площадке, Зуфа услышала тонкий голос диспетчера. Ни одного инопланетного корабля на поле не было, внизу ползали лишь транспортные средства местного сообщения.

– Мы приготовили площадку для вашего судна, Колдунья. Мы ждем вас уже давно и получили соответствующие инструкции на этот счет.

Любопытство Зуфы возросло до такой степени, что она разозлилась и попыталась чуть-чуть прозондировать диспетчера телепатически, но этот человек, видимо, действительно не мог сообщить ей большего. Ей просто хотелось выяснить эту загадку и вернуться к настоящей работе.

Следуя в направлении не смолкавшего ментального призыва, она наняла дрезину-такси и отправилась из сонного космопорта в какую-то заброшенную деревушку в двухстах километрах к северу от города. Зачем этому человеку надо было добровольно забираться в такую глушь? Хилая дрезина скользила по узкоколейке, часто замедляя ход, особенно при подъеме на высокое плато, с трех сторон окруженное горами со снежными вершинами. Зуфе нестерпимо хотелось воспользоваться своими телекинетическими способностями, чтобы подстегнуть вагон, но она преодолела искушение.

Когда Зуфа наконец вышла из вагона на маленькой станции и ступила на выкрашенную масляной краской деревянную платформу, продуваемую всеми холодными ветрами, она увидела там поразительно красивую светловолосую женщину, идущую ей навстречу.

– Верховная Колдунья Ценва, это я жду вас здесь.

Несмотря на холод, женщина была одета в тонкую свободную одежду, которая по какой-то странной причине не развевалась на сильном ветру. Женщина была молода, но определить, сколько ей лет, было невозможно. У нее были нежные голубые глаза и безупречная, как белоснежный фарфор, кожа. Странное дело, она показалась Зуфе знакомой.

– Почему меня вызвали сюда? Каким образом ты сумела послать сигнал?

Осознавая свой высокий статус, Зуфа не хотела употреблять слово вызов. Она не лакей, которого может по собственной прихоти в любой момент вызвать хозяин.

Прекрасная незнакомка улыбнулась, и эта улыбка вывела Зуфу из себя.

– Следуйте за мной. Нам с вами есть о чем поговорить… если только вы готовы отвечать на мои вопросы.

Зуфа последовала за женщиной в маленькое станционное здание, где сгорбленный старик, поклонившись, предложил ей теплое пальто. Зуфа жестом отклонила предложение, отослав услужливого старика прочь. Она не обращала внимания на пронизывающий ветер, попросту не замечала его.

– Кто ты?

Внезапно она вспомнила содержание одного из посланий: Мама! Прилетай на Кольгар. Сейчас!

Женщина смотрела на Зуфу спокойно и внимательно, словно чего-то ожидая. Черты ее лица были мучительно знакомы. Эта красавица, несомненно, была уроженкой Россака, о чем говорили высокие скулы и классический профиль. Она выглядела как одна из великих колдуний прошлого, но красота ее была более мягкой, более изящной. Глаза ее напомнили Зуфе… нет, нет, этого просто не может быть!

– Если ты откроешь глаза, мама, то увидишь, что у возможного нет никаких пределов. Способна ли ты разглядеть меня и узнать в новой телесной оболочке?

Ошеломленная Зуфа откинула назад голову, потом глаза ее подозрительно сузились.

– Это невозможно!

– Пойдем со мной, мама, и поговорим. Мне надо многое рассказать тебе.

Усадив мать в вездеход с круглым стеклянным фонарем, Норма увезла ее со станции к пустынным замерзшим болотам, подальше от деревни. Пока вездеход пробивался по гиблому бездорожью, Норма рассказывала матери свою неправдоподобную историю. Пораженная Зуфа едва могла поверить этому откровению, но не могла отрицать того, что видела своими глазами.

– Пытки кимеков небывалым потрясением пробудили в моем мозге способности, о которых я раньше просто не подозревала. Мой ум словно вывернулся наизнанку, и я, обратившись к его содержанию, увидела в нем мою красоту и покой. Камень су, подаренный мне Аврелием, помог мне сконцентрироваться и что-то включил во мне… произошло то, чего не ожидали кимеки. За это непонимание они заплатили жизнью. Потом я смогла воспользоваться роскошью своих новых способностей и вылепить себе новое тело по тем генам, которые хранятся в моей наследственности. Учитывая потенциал моих предков по женской линии, я должна была выглядеть именно так, как я выгляжу сейчас.

Удивление и изумление Зуфы, казалось, можно было потрогать руками.

– Всю свою жизнь я ждала и требовала от тебя именно этого. Хотя ты никогда не проявляла такого потенциала, я очень рада, что не ошиблась. Я была строга с тобой, так как именно так надо было тебя воспитывать, и ты сделала то, что должна была сделать. – Зуфа кивнула, давая понять, что ее слова надо считать наивысшей похвалой. – Теперь ты достойна носить мое имя.

– Моя красота не имеет никакого отношения к той работе, какой я сейчас должна заниматься. Когда кимеки разрушили мое прежнее тело, я восстановила его по тем генетическим проектам, которые увидела в своих предках по женской линии. Это тело вполне мне подходит, хотя я чувствую, что при желании могу снова переместиться в свое прежнее обличье. Я никогда не возмущалась своим прежним телом, как ты. Внешность – это всего лишь внешность, то есть нечто кажущееся.

Зуфа была озадачена и смущена. Ее дочь, проведя всю жизнь в облике уродливой карлицы, считала свое новое тело вещью второстепенной и не заслуживающей внимания, стоящей разве что некоторых размышлений. Норма приняла новый облик, отнюдь не чтобы произвести впечатление на других – или, во всяком случае, утверждала это.

– Тебе не следует сбрасывать меня со счетов, мама. – Несмотря на свои жесткие слова, Норма, казалось, была выше гнева и мести, она просто ощущала свое превосходство, будучи абсолютно уверенной в нем. – Многие твои ученицы погибли, атакуя кимеков своими телепатическими вспышками. Но я смогла удержать контроль над телепатическим истреблением и тем превзошла всех прочих колдуний, даже тебя.

Зуфа была поражена открывающимися возможностями. Она пережила столько смертей своих самых талантливых сестер, уничтожавших машины с человеческими мозгами.

– Ты должна показать мне, как ты это сделала.

Она внимательно смотрела на дочь, стараясь понять, о чем та думает.

Норма остановила вездеход неподалеку от отдельно стоявшего домика и вместе с матерью вышла из машины. Словно оцепенев на холодном ветру, Норма уставила взор в возвышавшийся в нескольких метрах от них небольшой утес. Прошло уже несколько недель после страшного происшествия, радикально изменившего ее жизнь, и за все это время она не сделала ни одной попытки применить свои вновь открытые способности. Это было не от усталости, но от неуверенности и озабоченности тем, что ее сила может проявиться совершенно неожиданным способом. Больше всего Норма боялась причинить вред матери, которая сейчас стояла рядом с ней.

Норма расслабилась.

– Нет, не сейчас. Пока я не готова. То, что я изменила свои формы, причем только внешне, было вызвано необычными и очень тяжелыми обстоятельствами. Но я чувствую, что это только начало, мама, что сейчас у меня только промежуточная фаза. Не удивляйся, если в будущем я изменюсь еще больше. Не удивляйся ничему, что я теперь могу совершить.

Эти слова напугали опытную Колдунью. Зуфа отвернулась, чтобы дочь не видела, как краска стыда заливает ее лицо. Норма казалась отчужденной и занятой своими мыслями.

– Сейчас я больше озабочена будущим, а не прошлым. Если я уже не являюсь самым большим разочарованием твоей жизни, то мы могли бы помочь друг другу стать еще сильнее, и вместе мы будем обладать силой, о которой не подозреваешь даже ты. – Арктический ветер шевелил длинные светлые волосы, придавая Норме поистине эфирный вид на фоне заснеженных гор. – Теперь самое время заложить новый фундамент наших с тобой отношений. Нам надо многое сделать.

Зуфа не могла – при всем желании – заставить себя просить прощения у дочери. Даже целая жизнь, наполненная раскаянием, не сможет уничтожить память об унижениях и презрении, какие она обрушивала на Норму в течение столь долгого времени, но, возможно, она сможет искупить вину делом, тяжелой работой, и они с дочерью смогут объединить свои усилия, чтобы добиться решающих успехов в борьбе с беспощадным врагом. Норма поймет ее раскаяние, но поймет со временем.

Колдунья испытующе протянула вперед руки, и как только она это сделала, Норма тотчас повторила это движение – или они сделали это одновременно? – и женщины неловко обнялись, испытывая странное ощущение от жеста, который был новым и чуждым для их прежних отношений.

По промерзшей земле они направились к домику, старому щитовому строению, выстроенному давным-давно каким-то благонамеренным колонистом, собиравшимся вести здесь свободную независимую жизнь. Норма подремонтировала дом, снова сделав его пригодным для жилья.

Она коротко сказала, указав рукой на невозделанную землю вокруг:

– Мама, я вижу здесь нечто большее, чем этот унылый пейзаж. Я вижу здесь ландшафт невиданных возможностей. Теперь, когда я обрела силу россакской Колдуньи, оставшись при своих математических способностях, развитых мною самой, я обрела способность дать ответ, мама. Да, теперь у меня есть ответ. По прошествии стольких лет я наконец поняла, как можно сделать двигатель, способный свертывать пространство.

Она повернулась лицом к матери, и Зуфа ощутила головокружение, взглянув в бездонные глаза своей дочери.

– Ты понимаешь, что это означает, мама? Мы сможем построить корабли, которые будут перелетать из битвы в битву в мгновение ока. Вообрази, сколько пользы смогут принести мои космические корабли, если смогут моментально появляться там, где нужно. Армия Джихада будет наносить смертельные удары по Синхронизированным Мирам прежде, чем Омниус сможет подготовить ответный удар.

Зуфа сохраняла внешнее спокойствие, но мысленно она лихорадочно обозревала открывшийся необъятный спектр новых, невиданных возможностей.

– Это могло бы стать самым значительным переломом в нашем долгом конфликте с… с момента атомной бомбардировки Земли.

– Больше того, мама. Много больше того. – Норма прищурила свои светло-голубые глаза. – И на этот раз я не потерплю неудачу из-за своей личной слабости. Прежде, на Поритрине, я недооценивала и игнорировала политику и личные взаимоотношения. Я не понимаю механизма манипуляции людьми, да и не хочу понимать.

Норма смотрела на изрезанные вершины гор, словно своим внутренним взором уже провидела города, которые будут построены здесь.

– Поэтому мне нужна твоя помощь, мама. Мои провидения слишком велики, чтобы от них можно было просто отмахнуться. Я не позволю больше одурманенным дуракам и самодовольным бюрократам препятствовать и мешать мне. Савант Хольцман причинил мне много вреда на Поритрине, а я была слепа к тем способам, каким он это делал, мешая мне работать, а в конце концов он просто похитил у меня плоды моего труда. Он хотел не просто украсть мои идеи, он хотел их присвоить, потому что был уже не способен порождать свои.

Зуфа не смогла сдержать своего потрясения.

– Савант Хольцман? Он погиб во время мятежа, как и лорд Бладд и почти все население Старды.

Норма кивнула.

– Я знаю, поэтому мы должны вместе начать с чистого листа здесь, на Кольгаре. Мне нужны способности и политическое влияние Верховной Колдуньи Джихада. Обыкновенных математических расчетов здесь будет явно недостаточно. Я хочу создать производство и запустить его, а ты будешь следить за тем, как это будут использовать и применять. Ты и другие колдуньи должны помочь мне превратить это место в большую космическую верфь.

– Но… почему здесь? – спросила Зуфа, еще раз оглядев негостеприимный ландшафт.

Норма пренебрежительно махнула рукой.

– Своим мысленным взором я вижу огромную пусковую площадку именно на этой обширной равнине, откуда могут стартовать свертывающие пространство и время корабли, бороздящие просторы вселенной. Это будут гигантские суда, рядом с которыми современные звездолеты покажутся карликами.

Внезапно Зуфа выпалила:

– Норма, есть одна вещь, в которой я должна тебе признаться. Я ношу в чреве твою сестру. Настроив ритмы своего организма, я забеременела от Иблиса Гинджо.

Даже неестественно красивая и сильная Норма не смогла скрыть безмерного удивления.

– От Великого Патриарха? Но зачем?

– Потому что он обладает великим потенциалом, о котором, впрочем, он сам не имеет ни малейшего представления. Вероятно, в его наследственности есть какая-то часть россакских генов, полученная им от далеких предков. Я подумала, что смогу зачать от него великолепную дочь. Но, как я теперь понимаю, в этом не было никакой необходимости.

– Оказывается, у каждой из нас есть удивительные новости, – сказала Норма. – Многое изменилось в наших с тобой отношениях. И в отношениях моих с Аврелием. Изменился ландшафт будущего. – Она нежно улыбнулась матери.

Теперь я должна сполна расплатиться за все мои неудачи, за все то, что я сделала плохого моей дочери, за отсутствие веры в нее, пообещала себе Зуфа. Чувство вины грызло ее изнутри, и она поняла, что всегда должна быть готова помочь Норме. Она еще раз поклялась расплатиться за все свои прошлые ошибки.

– Да, я смогу помочь тебе в решении этих грандиозных задач. И я рада, что ты выбрала меня в помощницы, доченька.

Нежная улыбка Нормы погасла. Она испытующе посмотрела на мать, словно взвешивая, насколько искренни эти слова.

– Ты моя плоть и кровь. Если не тебе, то кому еще могу я довериться? Я не могла бы сделать лучший выбор.

Потом ее голубые глаза сверкнули в радостном предвкушении.

– Следующим шагом надо будет отыскать бизнесмена, который осуществит финансирование такого грандиозного предприятия. – Норма полной грудью вдохнула свежий холодный воздух и открыла дверь своего жилища. – Я не могу дождаться момента, когда снова увижу Аврелия.


Если наблюдатель искренне верит в иллюзию, она становится реальностью.

Мастер меча Зон Норет


Мастер-наемник сидел на горке из камней и песка возле гробницы из ломаного коралла, украшенной букетами свежих гиацинтов. Этот мемориал Маниона Невинного давал надежное убежище от демонических машин, но в отношениях с ними Йоол Норет предпочитал полагаться на свое умение владеть оружием, как это было на Иксе год с лишним назад.

Отвернувшись от гробницы, суровый молодой воин смотрел через океан песка, окружавший его островок. Внутренним взором он видел воображаемых врагов, цели, противников.

На Норете не было надето ничего, кроме набедренной повязки, скрепленной на поясе. Согнувшись, он изо всех сил напряг мышцы и застыл в этой позе. Мышцы начали болеть, но он не расслаблялся и даже не мигал, хотя выступивший на лбу пот начал заливать ему глаза.

Потом в стремительном неожиданном броске он взмахнул своим импульсным мечом. – Уничтожающий удар острия пришелся точно в то место, куда Норет целился.

Норет поклялся, что его мастерство никогда не увянет, даже в те моменты, когда он будет возвращаться на Гиназ в промежутках между военными экспедициями. Чтобы еще больше повышать свое и без того изощренное мастерство, ему приходилось постоянно тренироваться с Хироксом. Он уже давно настроил механического сенсея на немыслимый уровень работы, далеко превзойдя тот уровень, который так недавно считал вполне приемлемым. Постоянно проверяя себя, он никогда не впадал даже в подобие самодовольства. Невидимые часы возраста отсчитывали секунды, и Норет не желал терять мастерство, становясь старше. Странные, болезненные мысли для человека, которому не исполнилось еще и двадцати трех.

Месяц назад он вместе с группой ветеранов вернулся на Гиназ с Салусы Секундус. Никто из закаленных и злых бойцов не желал прохлаждаться на родном архипелаге, и они неделями охотились у границ Синхронизированных Миров, высматривая отставшие от своих корабли. Наемники обнаружили и уничтожили пару разведывательных кораблей роботов, но, порыскав еще некоторое время в космосе и не найдя больше никого, транспортный корабль взял курс на Россак и Гиназ. Преодолев пояс астероидов, наемники прибыли на эту океаническую планету.

Норет не сильно возражал. Ему хотелось побыть дома, с Хироксом, чтобы отточить свое мастерство до остроты наноклинка. Чтобы еще лучше убивать машины.

Норет снова неожиданно взвился в воздух и на этот раз нанес удар по пространству за своей спиной. С самого детства он тренировался в обращении с самым разнообразным оружием, включая сложные приспособления, которые могли одномоментно вывести из строя до дюжины боевых роботов. Но чаще всего он обращался к старому доброму отцовскому мечу. Это было устаревшее, но очень точное оружие. Владение этим мечом требовало куда большего искусства, нежели работа с гранатометом или другим оружием грубой силы.

Схватка – это вопрос точности и расчета времени, правильное использование органов чувств и знание, даваемое опытом.

Возвращаясь домой после выполнения заданий армии Джихада, Йоол Норет часами ежедневно тренировался – либо один, либо со своим учителем-роботом. Не испытывая склонности к обществу, он не заводил друзей даже для совместных тренировок. Тренировки он прерывал, только чтобы попить тепловатой воды или поесть простой пищи, чтобы восстановить силы и продолжать драться, тренироваться и оттачивать мастерство.

Скоро Норет будет готов вернуться в действующую армию Джихада. Сам себя он считал человеком, который живет только ради истребления и окончательного уничтожения мыслящих машин. Когда-нибудь его безрассудная храбрость может стоить ему головы, но он постарается, чтобы это дорого обошлось Омниусу.

Внизу, на утрамбованном пляже, какой-то курсант с надеждой смотрел, как тренируется Норет, и сам выполнял рутинные упражнения. Механический сенсей Хирокс стоял рядом с другими наблюдающими. Норет видел их боковым зрением, но не обращал на них никакого внимания. Он сам многому научился, просто глядя на своего отца, и пусть они учатся, глядя на него. Он не будет их учителем.

Норет повернулся спиной к зрителям и продолжил упражнения. Люди знали о подвигах Норета из военных сводок и рассказов выздоравливающих ветеранов. Эти слухи, как лесной пожар, распространялись в толпах жаждущих подвига курсантов Гиназа. Все островитяне знали об удивительных деяниях и победах своего земляка. При выполнении своего первого боевого задания Йоол Норет прославился тем, что сумел в одиночку заложить и взорвать атомный заряд, уничтожив иксианское воплощение Омниуса. Уже тогда имя Йоола стало легендарным. После этого в нескольких сражениях Норет уничтожал мыслящие машины ордами.

Но Норет отклонял все просьбы учить молодых, хотя смотреть на его тренировки приходило все больше и больше курсантов, желавших заимствовать его технику боя. Они смотрели затаив дыхание, как он выполняет нечеловеческие движения, занимаясь в спарринге со своим механическим учителем.

Толпы желающих увидеть тренировки Норета продолжали день ото дня увеличиваться. Некоторые из будущих воинов не скрывали своего желания и открыто просили лично позаниматься с ними, но Йоол Норет неизменно отклонял их мольбы.

– Я не могу учить, я сам еще не выучил всего, что мне нужно знать.

Хотя он находил в этом внешнее оправдание своим отказам, истинная причина была иной – чувство вины по поводу смерти отца. Это чувство лежало на сердце молодого Норета тяжелым холодным камнем. Он знал, что настанет день, когда он падет в битве – таков был удел наемника Гиназа, – но он поклялся, что умрет в ореоле сияющей славы, проявив отточенное до предела мастерство. Его полное самозабвение и отказ от каких-либо мер предосторожности освобождали все способности, которые он проявлял в своих тренировочных упражнениях. Какой прок так учить молодых наемников, если от такого обучения они могут просто погибнуть?

Каждый день Норет увеличивал порог умений своего механического учителя Хирокса.

– Другие курсанты хотят поучиться у вас, мастер Йоол Норет, – сказал боевой робот, когда золотистое солнце садилось за море. – Разве не долг гиназского наемника готовить для битвы новых и новых воинов?

Норет нахмурился.

– Мой долг – это возвращение на войну. Я намерен отправиться туда с первым же кораблем.

Он крепко взял в руку импульсный меч, представляя себе будущие схватки с мыслящими машинами.

В это время один из курсантов, набравшись мужества, подошел к нему и обратился к знаменитому наемнику:

– Йоол Норет, мы восхищаемся вами. Вы – бич Омниуса.

– Я всего лишь хорошо делаю свою работу.

У курсанта были темные волосы. Очень белая кожа, обожженная на солнце, шелушилась, обнажая пятнышки веснушек. Очевидно, он не был местным уроженцем, а приехал сюда учиться. Он приехал именно сюда. Парень был старше Норета по меньшей мере лет на пять. Тело его было массивным, от развитой мускулатуры веяло природной силой. Он никогда не будет обладать стремительностью гиназского наемника… но все равно из него должен был получиться настоящий боец.

– Почему вы отказываетесь учить нас, Йоол Норет? Мы все – оружие, которое ждет, чтобы его отковали.

Норет спокойно повторил то, что уже давно стало для него привычной мантрой.

– Я сам, как боец, мало чего стою. Я еще не готов учить других.

У парня был грубый хриплый голос.

– Я бы рискнул поучиться у вас, Йоол Норет. Сам я с Тиндалла. Восемь лет назад мыслящие машины захватили нашу планету, убили миллионы людей, а остальных превратили в рабов. – В глазах его стояли гнев и слезы. – Потом пришла армия Джихада и отбила нашу планету у мыслящих машин. В составе армии было много гиназских наемников, которые вытеснили машины, и теперь я снова свободен и жив – благодаря вам.

Губы его дрожали.

– Я приехал сюда, потому что тоже хочу стать наемником. Я хочу убивать мыслящие машины. Я хочу мстить. Прошу вас… учите меня.

– Я не могу, – ответил Норет, стараясь сохранить твердость при виде расстроенного лица славного парня с Тиндалла.

– Однако, – добавил он после долгого раздумья, – я не буду возражать, если ты, Хирокс, займешься с ними от моего имени.


Хотя он был не вполне традиционным тренером и некоторые ветераны относились к нему с нескрываемым скепсисом, боевой робот начал проводить занятия с амбициозными и целеустремленными паломниками, приехавшими на остров Норета.

Через несколько дней после отлета хозяина робот взял двух учеников, потом двенадцать, а потом он их учил целыми группами, поделив сутки на смены. Хирокс учил их основам боя с мыслящими машинами. В отдыхе он не нуждался.

С раннего утра курсанты принимались за тренировку с пылом, о котором мог бы мечтать любой учитель. Каждый из них хотел быть похожим на легендарного мастера меча Гиназа, хотя когда их спрашивали, никто из них не мог ответить, чем стиль их кумира отличается от стиля других наемников. За исключением того, что он был невероятно быстр, удары его – неожиданны и непредсказуемы.

Когда механический сенсей полагал, что тот или иной курсант готов к сдаче экзаменов, он посылал его на испытание комиссии, которая отбирала воинов из числа курсантов. Провозглашавшие себя учениками Йоола Норета выбирали в корзине коралловые диски, принимая в себя дух кого-то из павших наемников.

Потом они уходили отдавать свое боевое мастерство армии Джихада.


Не оставляйте свободных концов – наступит день, когда они задушат вас.

Генерал Агамемнон. Новые мемуары


За стенами дома Совета Джихада, в городе, повсюду были видны транспаранты: «Бела Тегез освобождена!»

Местный Омниус был уничтожен, планета слабо защищена, и взять ее проще простого… если бы только армия Джихада могла оказаться там достаточно быстро.

Геката выполнила свое обещание, хотя ей следовало бы потратить чуточку своего драгоценного времени, чтобы известить об этом Иблиса Гинджо – он узнал в последнюю очередь. Если бы он был поставлен в известность заранее, то армии воинов Джихада уже стояли бы наготове у стен Бела Тегез. Это была бы еще одна блестящая победа, и всю заслугу он мог бы приписать себе.

Но женщина-титан, прожив очень-очень долгую жизнь, о таких мелочах не заботилась. Когда он попытался надавить на Гекату, она обиделась и даже возмутилась.

– Я оповестила обо всех деталях твоего помощника, как мы и договаривались. Может быть, тебе стоит проверить, не было ли сбоев в ваших системах связи?

Иблису очень не понравились насмешливые нотки в ее голосе, но Йорек Турр настаивал на том, что не получал от Гекаты никаких известий.

Бела Тегез между тем ждала, кипя от нетерпения и зализывая раны. Но Великий Патриарх понимал, что теперь ответ армии Джихада будет запоздалым. Тем не менее он инициировал в Совете Джихада жаркие дебаты по этому поводу. Даже если он и потерпит неудачу, то сможет сказать, что все предвидел – просто его никто не слушал.

Узнав о нападении Гекаты на Бела Тегез, Иблис состряпал подложное письмо и поддельную петицию группы людей, выживших после взрыва в Комати. Эти вымышленные персонажи, называвшие себя «борцами за свободу», описали, что произошло на их планете – они сообщили, как прибывший к ним таинственный корабль уничтожил Омниуса, и просили немедленно прислать армию на подмогу, так как в противном случае мыслящие машины снова захватят планету.

– Улицы и здания Бела Тегез завалены поврежденными и неработающими роботами! Планетарный Омниус вышел из строя. Какой еще возможности нам следует ждать? – вопрошал Иблис, стараясь придать своему голосу всю возможную убедительность. – Разрозненные, плохо вооруженные группы людей атакуют немногочисленных обороняющихся роботов, но у них нет ни достаточных сил, ни военной подготовки. Это наш шанс одержать победу там, где мы до этого потерпели поражение. Подумайте, что может означать победа на Бела Тегез для дела Джихада!

Однако другие члены Совета, помня о первой кровавой бойне на заре Джихада, хотели иметь больше информации, предлагали послать разведчиков и собрать флот побольше, чтобы не повторять прежних ошибок. Иблис злился, понимая, что машины уже действуют.

Серена в заседании Совета не участвовала. Оставив ему ограниченные исполнительские полномочия, она вернулась в Город Интроспекции, чтобы подготовиться к намеченному визиту в систему Фалим для инспекций тлулаксийских ферм, где выращивали органы.

Как гладко все шло, когда он был у кормила власти!

Дискуссия затянулась далеко за полночь. В качестве военного представителя на совещание был приглашен примеро Вориан Атрейдес, который выказывал такое же нетерпение, как и Гинджо. Этот высокопоставленный офицер, только недавно вернувшийся после установления станций слежения на несоюзной планете Каладан, сделал поразительное заявление – он рассказал присутствующим, как ему удалось повредить Омниуса с помощью обманутого робота-курьера, доставившего смертоносные обновления на многие Синхронизированные Миры.

После нескольких часов дебатов Вориан с глубоким вздохом заявил:

– Бела Тегез сейчас можно взять голыми руками. Если продолжать бесконечную говорильню, то это само по себе решение. Омниус не будет ждать.

Это замечание заставило некоторых членов Совета дрогнуть. Двое из них высказались «за», хотя и с некоторыми оговорками, а остальные промолчали.

Великий Патриарх видел в этом примеро – таком же беглеце с Земли, как и он сам – сильного союзника, по крайней мере в этом деле. Когда маятник качнулся в сторону Вориана, Иблис решил вставить и свое веское слово:

– Прислушайтесь к примеро Атрейдесу! Он человек действия и очень опытен в таких делах.

Глядя на членов Совета Джихада, которые теперь прислушивались к Серене Батлер и не спешили, как прежде, исполнять любой каприз Великого Патриарха, Иблис испытывал неведомое прежде чувство безрезультатности своих действий. Ведь и так ясно, что надо делать!

Открылась боковая дверь, и в зал торопливо вошел примеро Ксавьер Харконнен, оторвавшись от подготовки поездки на Тлулакс, куда он должен был сопровождать Серену. Вид у Ксавьера был усталый и изможденный, форма вопреки обыкновению в беспорядке. Оглядев сводчатый зал, Харконнен увидел Вориана и сел рядом с ним.

– Совет утвердил план?

– Слишком много слов, – тихо ответил Вориан. – Я посоветовал послать туда пару дивизий, пока мы будем развертывать основные силы и готовить их к отправке, но не успел я высказаться, как поднялся крик. Здесь есть люди, которые меня поддерживают – может быть, их даже большинство, – но противники умудряются застопорить все обсуждение. Некоторые воспользовались тем, что ты возражал против моего фокуса с компьютерным вирусом.

Ксавьер устало улыбнулся.

– Обычно это я призываю к прямым действиям, а ты к обходным маневрам.

После небольшого перерыва представитель Кираны III снова затеял спор с Иблисом Гинджо. Маленький смуглый человечек с пышными черными усами предлагал отложить обсуждение данного вопроса и перейти к другим делам, а проблему высадки на Бела Тегез тщательно изучить и обсудить позже, «чтобы в решении вопроса учесть более взвешенные мнения». Он предложил также, чтобы Совет собрал всю возможную информацию и возобновил обсуждение на следующей неделе.

Несколько членов Совета поддержали киранца.

– На следующей неделе? – От возмущения Вориан даже вскочил на ноги.

– Это слишком долго! – крикнул с места Ксавьер.

– Все будет потеряно! – в отчаянии воскликнул Иблис, понимая, что проиграет голосование. Он не помнил случая, чтобы Совет так открыто игнорировал его мнение.

– При всем уважении к вам, должен сказать, что у Совета много других неотложных дел, – подытожил представитель Кираны.

Иблис в ярости и досаде опустил голову, не смея встречаться взглядом с двумя примеро. Эти трое понимали, что Бела Тегез будет снова потеряна, и потеряна бессмысленно.


– Я хочу задать вам один вопрос, генерал Агамемнон, – сказал корринский Омниус. Голос всемирного разума, доносившийся одновременно со всех сторон, был спокойным, но в высшей степени угрожающим. – Хотите ли вы, чтобы я удалил ваш мозг и превратил его в пыль?

Каждое слово гулким эхом отдавалось под сводами Центрального Шпиля, построенного из текучего металла.

– Мне кажется, – продолжал Омниус, – что это было бы адекватным ответом на все ваши выдающиеся ошибки и откровенные провалы.

Титан, помещавшийся сейчас в золотистом боевом корпусе, ощетинившемся многочисленными орудиями убийства, ответил:

– Было бы неразумно так поступать с ценными кимеками, такими, как я, после десяти столетий безупречной службы Синхронизированным Мирам. Я – один из трех оставшихся в живых первоначальных титанов.

Он знал, что программные ограничения не позволят Омниусу привести в исполнение свою угрозу.

Лишенные окон стены Центрального Шпиля внезапно раскрылись, потом мгновенно снова захлопнулись, сверкнув бесчисленными пестрыми картинами. Временами помещение становилось невероятно огромным, потом начинало уменьшаться в объеме, грозя раздавить титана. Внезапно, когда стены и потолок были на расстоянии всего несколько сантиметров от стального корпуса, стены снова раздвинулись, словно зал внезапно сделал глубокий вдох.

Потом Центральный Шпиль начал по-змеиному извиваться, и Агамемнону пришлось включить все свои механизмы, чтобы сохранить равновесие. Титан никогда не мог предположить, что этот всепроникающий разум способен на такие незрелые фокусы, способен уподобиться капризничающему ребенку. Вероятно, испорченные земные обновления все же дали себя знать и проявляются теперь такими странностями поведения.

Власть этих машин надо опрокинуть, а их самих уничтожить… с Ксерксом или без него. Агамемнон прилагал массу усилий, чтобы его металлическое тело не дрожало.

– Ты полагаешь, что я не смогу найти путь обхода программного запрета, введенного в мою память Барбароссой? – спросил Омниус. – Недооценивать мои способности – это тяжелая ошибка.

Агамемнон оценивал ситуацию. Если всемирный разум нашел способ обойти основную команду не причинять вред никому из двадцати титанов, то почему он их давно не уничтожил?

– Я могу лишь снова подчеркнуть свою непреходящую ценность для вас, Омниус. Ваша машинная империя получила немало выгод от моих военных операций. Мое тело – машина, но управляет ею человеческий мозг. Я являю собой все лучшее наших двух миров.

– Твое органическое ментальное ядро все же имеет изъяны, поэтому будет лучше, если я обойдусь без него.

Агамемнон не понимал, что вызвало такую волну немилости, но сохранил самообладание.

– Мой человеческий мозг позволяет мне лучше понимать нашего врага. Эффективный и устроенный по законам логики машинный разум не способен понять хаотичную природу человеческого мышления. Было бы непростительной стратегической ошибкой не воспользоваться всеми ресурсами.

Пол провалился под ногами Агамемнона, а высокая, достающая до облаков башня Центрального Шпиля вдруг сложилась как карточный домик. Внезапно падение прекратилось, и стены башни стали абсолютно прозрачными. Агамемнон увидел ночной вид города машин. Ослепительный дуговой свет бил в оптические сенсоры, в синем свете все здания приобретали таинственный, неземной, эзотерический облик. Высоко в небе пролетело летающее судно роботов.

– Геката вызывает мое неудовольствие, если это действительно она. – Громовые раскаты синтезированного голоса оглушали титана. – Она – одна из вас, титаны, и вы должны контролировать ее поведение. Недавно она причинила большой ущерб планете Бела Тегез.

– Она бывший титан, Омниус. Геката скрывалась от нас тысячу лет. Я не могу нести персональную ответственность за ее нынешние действия.

– Тебе надо было выследить и уничтожить ее еще много лет назад.

– Но вы сами постоянно занимали меня более важными задачами. Вы никогда не давали мне отпуска, чтобы я мог потратить несколько десятилетий на погоню за человеком, который на протяжении долгого времени не причинял нам никаких неприятностей.

Агамемнон подозревал, что деланная ярость Омниуса есть не что иное, как продуманный и заранее подготовленный блеф, раздражающая своей тупостью акция устрашения. Будто Омниус хоть что-нибудь понимает в манипулировании!

– Я объявляю тебе свое милостивое решение, Агамемнон. Ты будешь жить еще какое-то время, но ты должен, обязан положить конец действиям Гекаты. Ты должен обеспечить безопасность Бела Тегез и восстановить полную копию моего тамошнего всемирного разума до того, как на планете высадятся армии Лиги. Тебе следует поторопиться.

Прозрачные стены внезапно закрылись, превратившись в обычные стены из блестящего текучего металла.

– Слушаюсь, Омниус. Я все сделаю так, как вы мне приказали.

Теперь голос изменил тональность и доносился только из одного источника.

– Стало быть, мы заключили сделку. Если ты уничтожаешь Гекату – ты живешь, но если нет, то я раздавлю тебя.

– Мое самое искреннее и глубокое желание – это всегда адекватно служить вам, Омниус. Но, как вы сами правильно сказали, остатки человеческого, органически мне присущие, лишают меня машинного совершенства.

– Ты забавляешь меня, Агамемнон, но одного этого недостаточно.

Кипя гневом, Агамемнон вышел из башни Центрального Шпиля и зашагал по улице в своем великолепном боевом механизме. Увидев в стороне двух рабов, он свернул к ним и размазал обоих по стене. Остальные находившиеся на улице доверенные люди спешно попрятались в зданиях. Много столетий Агамемнон и его катастрофически тающая шайка титанов служили Омниусу только потому, что у них не было иного выбора. Теперь как никогда генерал титанов хотел выступить против всемирного разума. И хорошо, что этот идиот Ксеркс уже не будет путаться под ногами.

Решимость придала ему сил. Он и так уже слишком долго ждет. Их недавний рекрут Беовульф уже нашел около сотни недовольных Омниусом неокимеков. Агамемнон понимал, что удачу надо хватать за хвост. Теперь же.

Для этого трудно найти лучшее место, чем Бела Тегез, и промедление недопустимо.


Человеческий разум, не сталкиваясь с реальными трудностями, быстро впадает в стагнацию. Таким образом, для выживания человечества как биологического вида необходимо создавать трудности, не бояться их и преодолевать их. Батлерианский Джихад как раз и был звеном такого – по большей части неосознаваемого – процесса, корни которого уходят в первоначальное решение дать мыслящим машинам слишком много власти – ив неизбежное после этого возникновение империи Омниуса.

Принцесса Ирулан. Уроки великого мятежа


В колонии Кольгара было мало торговых предприятий, поэтому Аврелий Венпорт никогда не бывал на этой планете. Этот безрадостный, застойный мир прибыли не сулил.

Но когда он получил послание от Нормы – она была жива! – не стало такой планеты, на какую он так страстно хотел бы попасть, как Кольгар. Он сломя голову полетел бы куда угодно, лишь бы найти ее, тем более что его насторожила загадочная приписка: «Не удивляйся тому, что увидишь».

Будучи бизнесменом, Венпорт знал, что неожиданность часто сопутствует потере дохода. Корпорация «Вен-Ки» извлекала свои самые большие прибыли из хорошо спланированных предприятий, основанных на общих правилах бизнеса, личном опыте и надежном деловом инстинкте. Но никакая неожиданность не могла быть приятнее, желаннее, чем весть о том, что милая, дорогая и любимая Норма осталась жива.

Ее краткое послание застало его на фармацевтических плантациях Россака; подробностей в письме не было. Как она смогла ускользнуть с Поритрина во время того ужасного мятежа? Что сталось с опытным образцом корабля? Где Тук Кидайр? Почему – и самое главное, каким образом – она попала именно на Кольгар?

Приземлившись в непритязательном космопорту, Венпорт еще больше удивился, что встречала его Зуфа Ценва. Его бывшая возлюбленная немного изменилась, выражение лица стало более приветливым, а ледяная красота чуть потеплела.

– Зуфа, что ты здесь делаешь? Я получил послание от Нормы…

– Как и я. – По ее тону можно было сказать, что она стала относиться к своему бывшему партнеру гораздо лучше, чем когда они были любовниками, она стала менее жесткой и более оптимистичной. – Ты будешь поражен, Аврелий. Это… это в корне меняет весь Джихад.

Но тут же вернулись ее прежние манеры, и с бесящим его видом высокомерия Зуфа отказалась отвечать на дальнейшие вопросы. Она заверила его, что Норма жива и здорова, но ничего больше говорить не стала. Он нахмурился в досаде и нетерпении: Зуфа всегда играла в эти ментальные игры, словно постоянно желая положить его на обе лопатки.

На такси-дрезине Зуфа привезла Венпорта в совершенно глухое место, на болотистую равнину, окруженную заснеженными горными цепями. Разбросанный пятнами снег и раскрошенный лед скрипели и хрустели под ногами бизнесмена, когда он шел за высокой женщиной к маленькой деревянной хижине. Единственным украшением крыльца была узкая деревянная скамейка под навесом. К дому примыкал навес с поленницей, хотя до самого горизонта не было видно ни одного дерева.

Зуфа взошла на крыльцо, открыла скрипучую дверь и жестом пригласила Аврелия войти. Обуреваемый массой вопросов, он на мгновение остановился, но потом торопливо шагнул в дом, помня слова послания: «Не удивляйся тому, что увидишь». Сделав глубокий вдох, он заставил себя широко улыбнуться и вошел в комнату скромного жилища.

Внутри он сразу ощутил тепло раскаленной докрасна печи, приятный запах натурального дровяного дымка, висевший в воздухе. У окна стояла высокая, необычайно красивая женщина с молочно-белой кожей и с волосами цвета светлого золота. Она радостно, почти по-детски улыбнулась и рассмеялась. Лицо ее выражало неподдельный искренний восторг. Что делает здесь одна из колдуний Зуфы?

– Аврелий! – Женщина бросилась ему навстречу. Она обняла его, но Аврелий стоял ошарашенный.

– Норма?

Он отстранил ее на расстояние вытянутой руки, чтобы лучше рассмотреть. Ее светло-голубые глаза лучились счастьем; лицо было так красиво, что у Венпорта захватило дыхание.

– Маленькая Норма?

Видя беспомощное выражение его лица, она рассмеялась.

– С тех пор как мы виделись последний раз, я подросла.

Венпорт обернулся к Зуфе, молча требуя объяснений, но Верховная Колдунья лишь кивнула в ответ на его немой вопрос.

– Аврелий, это я, правда я – Норма. Честное слово. Она схватила его за плечи, притянула к себе.

Наконец, стремясь оттаять, увидеть истинную Норму в глазах, в которые он так часто смотрел в моменты теплого понимания и радостных бесед, Венпорт заключил ее в объятия. Эти глаза теперь были другого цвета, но в них он видел не изменившуюся душу. Он прижал Норму к груди, слегка покачивая ее и утонув лицом в длинных нежных волосах.

– Мне все равно, как ты теперь выглядишь, Норма, так как мне достаточно знать, что это ты и что ты жива и невредима.

Она потянулась к нему и поцеловала в губы, сначала застенчиво, но он ответил на поцелуй, и она крепче приникла к его губам. Ее безупречно красивое лицо лучилось радостью, она говорила своим глубоким грудным голосом. И какие же у нее бездонные синие глаза. Ресницы стали длинными и темными.

Зуфа явно испытывала неловкость, но Аврелию это было все равно.

– Я… я полетел на Поритрин. Я искал тебя везде, но никто ничего не знал. Старда разрушена до основания. Тио Хольцман погиб, и лорд Бладд, и сотни тысяч других. Опытный корабль исчез, лаборатория разграблена, и никто не знает, куда делся Кидайр.

Норма нахмурилась.

– Я понятия не имею, что сталось с Кидайром. Его визу аннулировали, и он должен был, как и я, покинуть Поритрин. Я опасаюсь худшего.

– Я тоже.

– Правда, теперь не важно, что стало с опытным образцом. Аврелий, теперь я знаю много больше, чем раньше. Я знаю, как свертывать пространство, и знаю, как строить такие корабли. Они будут перемещаться быстрее, чем кто-либо в мире может себе представить. Ты должен строить их здесь, на Кольгаре. Я хочу, чтобы отныне ты был здесь, со мной.

Держа ее в объятиях и не желая отпускать ни на минуту, Аврелий выслушал рассказ Нормы о том, что с ней произошло.

Когда Норма замолчала, закончив свою невероятную историю, Аврелий задумчиво улыбнулся.

– Это твое новое обличье… Норма, мне надо привыкнуть к нему. Я очень любил старую версию, ты же знаешь. Если помнишь, перед отъездом я задал тебе один очень важный для меня вопрос, и ты обещала мне ответить на него при следующей нашей встрече. Я прошу у тебя прощения, что эта встреча состоялась так нескоро.

Сквозь прекрасные новые черты проступило выражение глаз прежней Нормы. Она раздумывала, словно в ее сознании одновременно помещались триллионы мыслей и возможностей. Они сменялись с такой быстротой, какая немыслима у обычных людей. Венпорт продолжал держать Норму в объятиях, но не был уверен, что она ответит «да» на его вопрос.

Наконец она заговорила:

– Ты нужен мне, Аврелий. Мне нужны твоя поддержка и твои знания. И наш брак облегчит нашу задачу.

Ему потребовалось бесконечное мгновение, чтобы понять ответ. Тихо рассмеявшись, он крепче прижал ее к себе.

– Норма, Норма! Мне придется тебя научить, как быть романтичной.

Зуфа насмешливо фыркнула, но Аврелий пропустил этот смешок мимо ушей.

Норма, казалось, была поражена тем, что сделала.

– О, конечно, я хочу быть с тобой, именно с тобой, больше, чем кто-либо во вселенной, Аврелий. Но это будет содружество, далеко выходящее за пределы личных отношений или деловых интересов. Ты и я – мы вместе изменим будущее человечества. Мое видение так отчетливо, и мы с тобой – неотъемлемые части этого будущего. И моя мать – тоже.

С каждой минутой Зуфа все больше и больше мрачнела. Венпорт понимал причину ее неловкости: ведь много лет он был ее любовником, а теперь хочет жениться на ее родной дочери. Но выдающаяся Колдунья уже давно перестала смотреть на него как на своего селекционного партнера.

– Да, Норма. – В голосе Зуфы прозвучали скрытые предостерегающие интонации, словно она провидела последствия, которые другие не могли себе даже представить. – Тебе, вероятно, потребуется помощь, чтобы стать более человечной.

Венпорт мог теперь только вспоминать, каким добрым и прекрасным человеком была Норма по своей душевной сути, и надеялся, что эта сущность замечательной женщины не была утрачена во время ее телесной трансформации.

– Я обещаю тебе только одно, Аврелий, – сказала Норма. – С этого момента твоя жизнь никогда не будет скучной.


Выйдя наружу, Венпорт окинул взглядом ландшафт, покрытый унылыми болотами и серым кустарником, и подумал, что совершенно по-иному представлял себе будущую научную и производственную базу. Но Норма только махнула рукой, отметая его возражения, и рассказала, каким она видит будущее Кольгара.

– Эти неухоженные пространства очень хороши для устройства взлетно-посадочного поля, для складов и вспомогательных предприятий. Здесь мы можем построить тысячу кораблей любой мыслимой величины, будь то крупные грузовые суда или мощные боевые корабли.

Она заговорила о гигантских, головокружительных строительных проектах, о северных озерах и болотах, которые предстояло осушить, о реках, течение которых надо будет изменить. Венпорт не мог сразу сообразить, какая армия рабочих для этого потребуется, сколько импортного оборудования придется закупить, какая тяжелая техника будет здесь нужна… и, самое главное, сколько все это будет стоить. Он со страхом уставился на Норму:

– А какова будет… цена?

– Астрономическая! – Норма рассмеялась своему остроумию. – Но и прибыль окажется беспрецедентной – это я гарантирую. Наши корабли по скорости перемещения в пространстве на много порядков превзойдут современные модели. Конкуренты обанкротятся, пытаясь угнаться за нами.

Зуфа добавила:

– Подумай о своем патриотическом долге, Аврелий, а не только о доходах. Эти корабли будут доставлять военные силы Лиги в любую точку вселенной в мгновение ока, что позволит нам бить по слабым местам противника, и он не будет знать, где мы появимся в следующий раз. Наконец-то мы сможем победить в Джихаде!

Венпорт с трудом сглотнул слюну.

– У меня поджилки дрожат, стоит мне только об этом подумать. Но как я могу сделать такие колоссальные вложения без моего партнера? Никто не знает, куда пропал Кидайр.

– Ты должен сам выбрать правильный путь, Аврелий, – ответила Норма. – Ты сам знаешь, что надо делать. Но мы не можем ждать. Джихад не может ждать.

Он повернулся к младшей из двух женщин и, глядя на Норму, не видел сейчас ее ошеломительной красоты. В ее напряженном взгляде он узнал ту, прежнюю Норму, своего дорогого друга, и понял, что ей он отказать не может.

– Я никогда не переставал верить в тебя, – сказал он. – Я заплачу нужную цену, какой бы она ни оказалась.


В следующий вечер Аврелий обедал с Нормой в ее хижине. Зуфа Ценва уже развернула бурную деятельность, чтобы как можно скорее приступить к строительству на Кольгаре космической верфи. Из-за сохранившихся неприятных предчувствий Зуфа оставила их одних.

Поначалу Венпорт испытывал некоторое смущение и неловкость, а потом ему стало все равно. Он просто хотел быть с Нормой и все еще радовался, что нашел ее живой, вопреки своим худшим опасениям.

В печи уютно потрескивал огонь, они с Нормой наслаждались вкусной едой, которую Зуфа прислала им с кем-то из рабочих, уже нанятых ею для начала строительства. Они сидели за столом и, глядя друг на друга, ели жареных степных куропаток в мятном соусе со сладким кольгарским картофелем, запивая еду импортным салусанским вином с добавкой меланжи. Венпорт уже давно понял, что ему придется считать в этом проекте каждый цент, но на праздничный ужин с Нормой он не стал бы скупиться ни за что.

Он смотрел на прекрасные черты ее нового лица и никак не мог поверить, что они настоящие. Она была невероятно, поразительно желанна, но когда он понемногу начинал узнавать в этой красавице прежнюю Норму – по ее жестам, по нежной улыбке, – она становилась еще желаннее.

– Для меня тебе можно было не менять свою внешность, – сказал он. – Я уже просил тебя выйти за меня замуж такой, какой ты была раньше.

Она рассмеялась так, словно ей никогда не могло прийти в голову изменить внешность только ради Венпорта.

– Я просто восстановила свою наследственность, оптимально воспользовавшись возможностями, заложенными в моей ДНК, унаследованной от предков по женской линии. – При этих словах она отвела глаза. Видимо, то, что сказал Аврелий, не прошло незамеченным, и он понял это. – Но я очень довольна, что тебе понравился результат.

Она села рядом с ним на белый плюшевый коврик перед печью.

– Так выглядит традиционное романтическое свидание, да? – спросила она. – Я всегда представляла себе, что влюбленные именно так проводят время, когда они вместе. Я никогда не думала, что такое будет и со мной, тем более с таким невероятным мужчиной, как ты.

Он улыбнулся ей и отпил вино из бокала.

– Я не слишком завидный приз, Норма. – В работе она была гениальна так, что это даже пугало, но в другое время – как сейчас, например – осталась восхитительно невинна и наивна. Он посмотрел на нее через край бокала. – Ты пытаешься соблазнить меня?

Ее удивление было безграничным и не наигранным, в ее тоне прозвучали нотки легкого разочарования:

– Это так бросается в глаза? У меня плохо получается?

– Романтические отношения – это своего рода искусство, дорогая моя Норма. Не то чтобы я был искушен, но некоторые основы его сообщить могу. – Венпорт придвинулся ближе к Норме и обнял ее за плечи, чувствуя, как она тает в его объятии. Вся ее неловкость постепенно начала испаряться. – Твоя мать выбрала меня в партнеры из-за моей наследственности, но я не смог оправдать ее ожиданий.

Накануне, узнав, что Зуфа вынашивает ребенка от Иблиса Гинджо, он ощутил укол не то ревности, не то сожаления, вспомнив годы, проведенные им вместе с Зуфой… сколько раз пытался он подарить Великой Колдунье достойную дочь, но каждый раз дело кончалось выкидышем очередного уродца.

Но он не хотел об этом думать. Во всяком случае, сейчас.

Норма подняла голову и посмотрела Венпорту в глаза:

– Наши дети не разочаруют нас, Аврелий. Я лично прослежу за этим, и если надо, то сложу их по одной клеточке.

Венпорт взглянул на Норму, потом перевел взгляд на резные окошки хижины. Скоро на этой унылой равнине развернется грандиозное строительство по строгому плану.

– Когда у тебя будет время на воспитание детей? Ты уверена, что хочешь столь многое принести в жертву?

Она посмотрела на него таким пронизывающим взглядом, что Аврелию показалось, будто он проникает взглядом в бездну, открывшуюся за зрачками ее глаз.

– Но это очень важная часть человеческого бытия. Я бы не хотела упускать такую возможность.

Он поцеловал ее в губы, потом отодвинулся и принялся рассматривать ее, впитывая яркую страстную синеву ее прекрасных глаз. Венпорт попытался проанализировать свои чувства, отделить свое прежнее отношение к ней от теперешнего. Привыкая к ее новому облику, он был вынужден признать, что как женщина сейчас она вызывает у него куда более сильное желание… и стыдился этого чувства. Если бы он действительно любил ее, то разве была бы для него важна ее внешность – красивая или нет?

Потом он понял, что сама Норма выбрала свое новое тело с тем, чтобы с большей силой привлечь его к себе.

– Ты первый мужчина, который обратил на меня внимание, – сказала она, – и я не знаю, что надо делать дальше.

– Доверься мне, в этом я тебе смогу помочь.

И он нежно провел ладонью по ее длинным золотистым волосам.


Исследуя человеческую культуру, я столкнулся с существованием нетрадиционных семей, в которых родители не были генетически связаны с детьми, которых они воспитывали. Я никогда не понимал полного значения таких отношений, пока не начал работать с Гильбертусом Альбансом.

Эразм. Диалоги


Эразм расхаживал по кабинету, временами попадая в поток алого солнечного света, проникавшего через толстые оконные стекла и разливавшегося медно-красными лужицами по гладкому полу. Если сравнивать его поведение в этот момент с поведением человека, подумал робот, то следовало бы употребить определение «нервное». Все материалы были готовы, но сейчас он впервые столкнулся со столь суровым испытанием в процессе воспитания Гильбертуса. Согласно тому, что он узнал при изучении быта людей в древних культурах и обществах, это был период перехода ребенка в другое состояние: мальчик превращался в молодого мужчину.

Если бы он мог кому-то передать свои обязанности. Но у Эразма не было жены, которая взяла бы на себя часть бремени. Может быть, привлечь рабыню? Но он не хотел, чтобы кто-нибудь вмешивался в процесс его работы с юным воспитанником.

Робот подробно изучил проблему, обдумывая, как подойти к столь деликатному вопросу в общении с Гильбертусом. Для мыслящей машины этот предмет вообще не имел никакого смысла, будучи не более чем биологическим курьезом, неэффективным и беспорядочным физиологическим процессом. Но для многих людей во всем этом было что-то особенное и даже мистическое.

Это действительно не имело никакого логического смысла. Это было бы похоже на то, как если бы мыслящие машины стали проявлять скрытность и прибегать к умолчаниям при обсуждении вопросов программирования искусственного интеллекта и способов конструирования механической части машины, способов сборки, производства деталей, соединений в сети, множества способов, какими можно было загружать и обменивать гель-сферы.

Акт творения.

На резном столе робот разложил диаграммы, схемы и литературу. Два человеческих манекена в позе любовного объятия лежали на кушетке. Сначала он просто хотел взять для этой демонстрации мужчину и женщину из рабских бараков, но это был бы слишком легкий путь решения проблемы. Желая больше узнать, что все это означало для человека, робот в то же время не желал увиливать от своих «родительских» обязанностей.

Люди называют эти телесные функции сексом и другими более длинными словами, и некоторые из этих слов считались неприемлемыми в вежливом общении. Об этом говорят многие древние книги самых разнообразных культур и цивилизаций. Эразм находил это весьма странным. Как может оскорбить обыкновенное слово?

Он повторил несколько выученных им слов, для – правдоподобия произнося их вслух, чтобы произвести максимальный эффект. Он по несколько раз повторил те слова, которые считались особенно неприемлемыми. Ничего. Они не оказывали на него воздействия. Он просто не мог понять, почему вся эта чепуха вызывала такой переполох у людей.

Функционирование мыслящих машин было проще и непосредственнее… но только не для такого любознательного независимого робота, каким считал себя Эразм. Эти неотвязные вопросы и загадки выводили его из себя.

Когда-то он приступил к изучению природы человека, потому что сложность этого вида очень заинтересовала его, и, кроме того, люди показались ему совершенно чуждыми созданиями. Эразм очень хотел ассимилировать те участки человеческого мозга, которые люди не стали использовать при конструировании первых машин с искусственным интеллектом. Но сам Эразм ни в коем случае не хотел становиться человеком. Он хотел соединить в себе лучшие черты обоих миров.

Юный Гильбертус многое раскрыл для пытливого интеллекта независимого робота. Очень любопытно, что, продолжая заниматься проектом воспитания, он начал открывать для себя вещи, касающиеся отношений с приемным мальчишкой (которому теперь исполнилось двенадцать лет) в период, когда человеческие гормоны начинают действовать более активно. Два года назад, приняв трудное предложение Омниуса, Эразм не мыслил в терминах отношений отец – сын. Поначалу сама мысль об этом казалась невероятно абсурдной, физиологической и эмоциональной невозможностью. Но по мере того как он учил мальчика и наблюдал за его развитием, автономная мыслящая машина начала испытывать чувство гордости оттого, что видела, и все встало на свои места.

Почти естественно.

Между ними сформировались странные узы, они наслаждались обществом друг друга… с некоторыми примечательными исключениями. Эксперимент с паникой, который Эразм провел в рабском загоне, прошел не слишком гладко, но, возможно, со временем все изменится. Удивительно, но Эразм понял, что они в равной степени учатся друг у друга. Учитывая тот огромный объем работы, какую он проделал до сегодняшнего дня, Эразм полагал, что сможет выполнить поставленную перед ним задачу без особых хлопот. Если бы только преодолеть невыразимое ощущение неудобства…

Уж не вставили ли куски человеческого пуританизма в операционные программы Эразма? Это одно из возможных объяснений; но, быть может, Эразм ощущал это искусственное чувство потому, что хотел его ощущать, чтобы лучше понять проблему, с которой сталкиваются человеческие отцы.

Сам Эразм был всегда пунктуален, а вот мальчик постоянно и всюду опаздывал. Слишком часто Гильбертус отвлекался на посторонние вещи, которые приводили его в восторг, о каковом он потом взахлеб рассказывал своему наставнику. Робот считал это значительным недостатком, но недостатком вполне человеческого свойства.

Раздался стук в дверь, потом она приоткрылась. Мальчик застенчиво протиснулся в комнату. Соломенно-желтые волосы были всклокочены, лицо раскраснелось; очевидно, он бежал всю дорогу.

– Ты опоздал, как всегда.

Эразм придал своему текучему металлическому лицу выражение отцовской строгости.

– Прошу прощения, господин Эразм. Но на этот раз я опоздал всего на девять минут. Вчера я…

– Давай приступим к уроку без дальнейшего отлагательства. – Эразм хотел скорее покончить с этим неприятным делом. – Я приготовил для тебя несколько схем вместе с детальным изложением всего, что касается рождения человеческого потомства. Надеюсь, ты найдешь их поучительными.

Мальчик явно испытал интерес, но не чувствовал ни малейшей неловкости.

– Это еще один урок биологии? Мы будем кого-нибудь вскрывать?

Пока Эразм вскрывал при мальчике только представителей низших форм жизни, но намеревался когда-нибудь дойти и до вскрытия людей. Робот решил развивать мальчика медленно, чтобы не отчуждать его от себя и не слишком спешить с прогрессом. Некоторые реакции Гильбертуса на акты насилия казались роботу избыточными,

– Нет… не в этот раз. Сегодня мы займемся теорией биологического размножения и воспроизведения, хотя я могу устроить тебе и практические занятия, если у тебя возникнет в этом потребность.

Молодой человек кивнул и принялся внимательно смотреть. Робот подошел к кушетке и склонился над ней, разглядывая анатомически безупречные манекены.

– Ты должен отметить, что здесь находятся две основные человеческие формы – мужская и женская. Они одеты в традиционную одежду и выполнены с точным соблюдением всех внешних признаков. – Он жестом пригласил мальчика подойти ближе. – Встань, пожалуйста, здесь. Ты видишь также, что мужчина и женщина обнимают друг друга и что мужчина держит свой рот возле ее уха.

Мальчик послушно подошел к серебристому роботу и стал смотреть на кушетку еще внимательнее. Эразм собрался с мыслями и с духом.

– Манекены не подходят для полной имитации, поэтому следующую часть тебе придется вообразить самому. Очевидно, это необходимая часть ритуала ухаживания. Мужчина целует женщину в ухо и лижет его, обещая женщине вечную любовь. В большинстве случаев это приводит женщину в возбужденное состояние. – Он строго посмотрел на мальчика. – Пока тебе все понятно?

Гильбертус кивнул. К ужасу Эразма, мальчик проявлял весьма умеренное любопытство, не испытывал никакой неловкости и не выражал никаких потребностей.

– Потом мужчина целует женщину в губы. При этом у обоих начинается сильная саливация, то есть обильное выделение слюны. – Эразм заговорил профессорским тоном: – Саливация – это ключевой процесс оплодотворения. Очевидно, поцелуй делает женщину более фертильной, то есть способной к зачатию.

Мальчик кивнул и постарался скрыть улыбку. Эразм решил, что это признак понимания. Хорошо! Эразм принялся с силой тереть друг о друга лица манекенов.

– Теперь самое важное, – произнес Эразм. – Саливация и овуляция. Запомни эти два понятия и ты поймешь основную суть процесса человеческого размножения и воспроизведения. После поцелуя немедленно начинается половое сношение. – Он заговорил быстрее: – Это все, что тебе следует знать о человеческом совокуплении. У тебя есть вопросы, Гильбертус?

– Нет, господин Эразм, – ответил мальчик. – Мне кажется, что вы все очень ясно мне объяснили.


Некоторые чудеса – всего лишь замаскированный кошмар.

Серена Батлер. Эхо Джихада


В инспекционную поездку на Тлулакс, где Серена хотела осмотреть хваленые фермы по выращиванию органов, она взяла с собой Раджида Сука, талантливого военного хирурга, и примеро Ксавьера Харконнена как военного представителя Лиги. Путь до Тлулакса был неблизкий, и в корабле пришлось провести около месяца. Поездка значила много, но все же решение оторвать этих людей от исполнения их прямых обязанностей в разгар битв Джихада далось Серене с большим трудом. В конце концов, путешествие через просторы вселенной всегда оказывается таким долгим… а люди умирают каждый день.

Молодой доктор Сук широко пользовался продукцией знаменитых ферм, иногда совершая подлинные чудеса врачебного искусства, спасая жизни и восстанавливая здоровье тысячам ветеранов, получивших ранения и увечья на фронте борьбы с мыслящими машинами. После первой битвы за Зимию один из предшественников доктора Сука заменил легкие примеро Харконнену.

Серена считала обоих своих спутников настоящими героями.

Экспедиция двигалась с церемониальной пышностью. Впереди официальной делегации на торговом корабле Рекура Вана летел Иблис Гинджо, который должен был подготовить проведение визита. Таково было объяснение Великого Патриарха, но Серена подозревала иное. У Иблиса еще оставались секреты.

Наконец корабль Серены вышел на орбиту вокруг Тлулакса. Серене не терпелось сойти на землю и окунуться в теплые лучи местного солнца – Фалима. Слишком долго она уже была в космосе. С ней было двенадцать служительниц в белых платьях, они назывались серафимы.

Горделиво улыбаясь, Серена ждала, когда техники приготовят шаттл. На этой закрытой облаками изолированной планете еще ни разу не было официальных представителей Лиги. Если склонить этих биологических кудесников к более широким контактам с Лигой, распространить на них все права и привилегии, то от этого выиграют все.

Говорили, что тлулаксы – очень религиозный народ, но их верования и ритуалы были так же скрыты от посторонних глаз, как и их повседневная обыденная жизнь. Но что им было скрывать? И как Иблису удалось так ловко с ними поладить? Как бы то ни было, тлулаксы смогут внести свой вклад в победу Джихада. Их знания о генетике и передовые медицинские технологии уже оказали неоценимые услуги человечеству.

Да, конечно, многие жители этого мира промышляют работорговлей, доставляя живой товар на немногие планеты Лиги, где до сих пор терпят рабство. В юности Серена очень пылко выступала против этого позорного института. Как ни печально, позже она поняла, насколько сильно укоренился этот обычай и как трудно будет его выкорчевать даже за сотни лет. Как лидер Джихада она продолжала порицать рабство, но высшим приоритетом для нее сейчас была победа Джихада и спасение рода человеческого от истребления.

Тлулаксийские продавцы органов постоянно следили за тем, чтобы не было утечки информации об этой их собственности, но Серена надеялась убедить их раскрыть некоторые секреты их технологии. Бесплатной выдачей патентов или предоставлением им монопольной концессии Серена надеялась убедить тлулаксов, что их деловые интересы будут защищены, а общими усилиями удастся спасти дополнительно множество жизней. Учитывая гибкость и острый ум тлулаксов, Серена считала, что они сумеют сохранить свое ведущее положение в этой коммерции.

В каюту вошла начальница охраны серафим Нирием.

– Великий Патриарх сообщает с поверхности планеты, что приготовления к вашему прибытию закончены, Жрица Батлер.

Телохранительницы одели Серену в ее самый ослепительный наряд, в котором она выглядела воплощенной богиней, сошедшей с небес на землю. Нирием окинула Серену оценивающим, острым как бритва взглядом, а потом одобрительно кивнула.

Устрашающие и верные телохранительницы проводили Серену на палубу шаттла, где ее ждали доктор Раджид Сук и Ксавьер Харконнен, хранивший, как всегда, каменное выражение на лице. Ксавьер выглядел воплощением офицера, но избегал встречаться взглядом с Сереной. Так он вел себя со времени своей женитьбы на Окте.

Длинные волосы аккуратно и чисто одетого хирурга были связаны в хвост, свисающий на спину. Огромные глаза казались слишком большими для его некрупного лица с мелкими чертами. Он волновался и не знал, куда девать руки с длинными тонкими пальцами.

На борт шаттла поднялись две женщины в белой форме серафимов, Нирием заняла место пилота. Серена грациозно взошла по трапу на судно. За ней поднялись полный энтузиазма доктор Сук и куда менее восторженный Ксавьер Харконнен. Мужчины сели отдельно. Спускаясь на отведенную для шаттла площадку, они пролетели над сверкающим роскошью новым городом Бандалонгом, строительство которого обошлось в астрономическую сумму, вырученную от продажи рабов и органов. Шаттл приземлился на площадке, расположенной далеко за формальными границами ослепительного Бандалонга, города, куда был запрещен въезд иностранцам – исключения не сделали даже для Жрицы Великого Джихада. Космопорт был современен, отличался бесцветной архитектурой и четкостью линий.

Когда Серена и ее серафимы вышли из шаттла, их встретили Иблис Гинджо и Рекур Ван. Политическое значение этого работорговца и его влияние очевидным образом возросли благодаря связям с Великим Патриархом. Маленький человечек низко поклонился Серене.

Прищурившись от яркого света желтого солнца, Серена удивилась, что ее приезд не нарушил деловой жизни города. Не было видно радостной толпы или групп любопытствующих зевак, как это было бы на любой планете Лиги Благородных. Встречали ее только представители бизнеса и правительства. Это было немалым разочарованием, ибо Серена знала, что одним своим присутствием она умеет воспламенять энтузиазм и заставлять многие сердца биться в унисон.

Самолюбие Серены не требовало пышного приема, но она была озадачена. Если тлулаксы не собирались устраивать торжественную встречу, то почему тогда им понадобилось столько времени на «подготовку»?

Один из представителей правительства отделился от общей группы и, подойдя к Серене, слегка поклонился:

– Жрица Серена Батлер, для нас великая честь, что вы решили потратить ваше драгоценное время на визит к нам. Мы привели в порядок часть наших ферм по выращиванию органов, чтобы вы могли их осмотреть, и мы просим вашего прощения за невозможность по случаю вашего приезда прервать наш сложный технологический процесс.

Иблис перебил тлулакса своим звучным уверенным голосом:

– Потребность в продукции ферм Тлулакса возрастает с каждой новой битвой Джихада, и мы не хотим, чтобы хоть один наш ветеран остался без глаз или сердца из-за того, что работающих там людей оторвут от труда ради участия в дипломатическом приеме.

Серена улыбнулась:

– Великий Патриарх знает, что у меня нет намерения вмешиваться в вашу работу. Я просто хочу воздать должное тому, что вы, тлулаксы, сделали ради общей победы.

Стоявший рядом с Сереной доктор Сук тоже поблагодарил чиновников:

– Работая военным хирургом, я полностью полагаюсь на качество ваших искусственно выращенных органов – они позволили сохранить тысячи жизней. Когда-то и примеро Харконнен получил новые легкие благодаря торговцу Туку Кидайру. Если бы тогда не удалось спасти жизнь примеро, он не дожил бы до того дня, когда стал отцом Маниона Невинного.

Серена видела, как Иблис кивком выразил свое почтительное удовлетворение. Она слышала, что простые люди на улицах Зимии называют ее ребенка святым и что то же самое говорят в толпе на планетах, охваченных лихорадкой Джихада. Один Ксавьер стоял молча, с хмурым лицом, погруженный в собственные невеселые мысли. В чем дело? В том, что после стольких лет службы и трудов его помнят за это величайшее достижение? За то, что он – отец убитого ребенка?

Серена направилась к группе встречающих. Она подумала: не может ли эта цивилизация быть закостенелой и патриархальной, отходом к первобытным временам? Исключительные технические достижения и научные открытия, которым тлулаксы были обязаны умением по заданной программе выращивать органы, обычно требуют обмена информацией и открытого поощрения новаторов и гениев. Такие достижения редко совместимы с репрессивным, фанатичным общественным строем.

Не оказывают ли ей такой прохладный прием из-за ее пола? Ничем не выказывая своих мыслей, Серена улыбнулась собравшимся и подняла руки в благословляющем жесте.

– Давайте теперь поедем восхищаться вашими фермами органов.

Рекур Ван пошел впереди, показывая путь к небольшому воздушному фургону для перевозки пассажиров. Серена оглянулась на залитый солнцем Бандалонг, обратив внимание на далекие новые здания, которые, несмотря на разные размеры, были одинаково прямоугольными и функциональными, как геометрически правильные муравейники.

На склонах загородных холмов росла низкая трава, а сеть мощеных дорог создавала впечатление лабиринта, похожего на конструкцию древнего компьютерного чипа.

– Наши предприятия по выращиванию органов разбросаны по всей планете, – сказал Рекур Ван, – и все они расположены на открытых местах, так как получают энергию для фотосинтеза от прямых солнечных лучей.

Через полчаса впереди показалась ферма по выращиванию органов. Серена вышла из фургона и быстрым шагом пошла к ферме. Маленькие тлулаксы едва поспевали за ней. Нирием и другие серафимы не отставали, держась за спиной Жрицы Джихада. Но, поймав скрытый взгляд Иблиса, они тоже немного отстали.

Серена, Ксавьер и доктор Сук смотрели на блестящие чаны с таким видом, словно созерцали чудо. Хромированные и стеклянные трубки, черные металлические подставки, поддерживающие прозрачные яйцевидные чаны. Чан представлял собой большой круглый сосуд, содержавший пузырящуюся желтоватую жидкость, похожую на околоплодные воды. Чаны висели, похожие на огромные фруктовые плоды, соединенные с мигающими многочисленными индикаторными лампочками, диагностическими мониторами, отслеживающие состояние превосходно клонированных органов. Иблис пояснил, что в каждом чане находятся какие-либо определенные органы, которые не отторгаются реципиентом при пересадке.

Сквозь искривленные стенки каждого сосуда можно было рассмотреть темные, но вполне узнаваемые силуэты – мягкие мешки легких, пронизанные множеством артерий сердца, пучки напряженных мышечных волокон, похожие на лоскуты вельвета. Подняв голову, Серена взглянула на склон холма, целиком усеянный тысячами тысяч подвешенных сферических сосудов, блестевших на солнце и получавших энергию с вечно ясного тлулаксийского неба.

Военный хирург удивленно смотрел в один из чанов, где плавали глазные яблоки. Они перемещались по поверхности жидкости, как гроздья ягод, и зрачки каждого из них в упор смотрели на доктора Сука. Зрительные нервы и сосуды были соединены с центральной питающей колбой.

– Это невероятно. Вы выращиваете органы на заказ? Каждый из этих глаз предназначается для какого-то конкретного пациента?

– Нет, – ответил Рекур Ван, взглядом спросив разрешения у другого тлулакса. – Мы делаем их нейтральными по отношению к типу крови, поэтому эти глаза совместимы с тканями множества пациентов. У нас есть также селезенки, печени, почки – то есть все жизненно важные органы. В больших чанах мы выращиваем даже пласты свежей кожи.

– Я знаю, – сказал Раджид Сук. – Я много раз пользовался этим материалом, особенно в лечении раненых с ожогами. Это улучшило качество тысяч жизней.

Деревья с органами поворачивались так, чтобы на чаны падал прямой солнечный свет. Хирург был потрясен увиденным до глубины души, испытывая нечто вроде религиозного благоговения.

– В течение многих столетий наши самые лучшие умы – врачи и биологи – пытались достичь такого точного уровня клонирования. То, что сделали тлулаксы, достойно восхищения и преклонения. Если бы я сейчас не видел всего этого своими собственными глазами, то никогда бы не поверил, что такое вообще возможно. Ни один ученый Лиги не смог приблизиться к подобному открытию, ни один, даже в славные времена Старой Империи.

Он улыбнулся Серене, потом представителям Тлулакса:

– Во благо всего человечества вы должны поделиться этой технологией с Лигой. Мы могли бы устроить у себя такие же фермы. Тогда больным и раненым не пришлось бы месяцами лежать подключенными к аппаратуре жизнеобеспечения и ждать органов для замены.

Увидев тревогу на лицах тлулаксов, Иблис Гинджо поднял Руку:

– Не забегайте вперед, доктор Сук. Это производство – единственное, что поддерживает жизнеспособность цивилизации Тлулакса. – Группа тем временем шла среди непривычных глазу неправдоподобных чанов, и в каждом из этих чанов плавали органы, которые когда-нибудь пересадят ветеранам, покалеченным на полях битв. – Они могли бы взвинтить цены и иметь сверхдоходы, но они предпочитают вносить свой вклад в борьбу против Омниуса. Ведь вы не наживаетесь на войне, Рекур?

– Нисколько.

Иблис, воодушевляясь, добавил:

– Со временем фермы Тлулакса смогут приносить доход больший, чем планета получает сегодня от торговли рабами.

– Хотелось бы надеяться, что когда-нибудь это произойдет, – сказала Серена. – Но, конечно, во время войны спрос на такой товар должен быть повышенным. – Она огляделась, нахмурившись. – Интересно, а где все здешние рабы? Я ожидала увидеть, что они здесь работают.

Ответил Рекур Ван:

– Наш бизнес – это продажа рабов, Жрица Батлер. Обученные, умные люди – это очень ценное имущество, и мы не держим их у себя. Кроме того, мы не можем доверить уход и обслуживание ферм непокорным рабочим, у которых могут быть дурацкие мечты о мщении.

Ксавьер скованно кивнул, словно едва сдерживая гнев.

– Как это совсем недавно показал бунт на Поритрине.

– У нас нет ни малейшего желания подвергать наши фермы такому риску.

Серена удовлетворилась этим объяснением, помня ужасы, которые учинили на Поритрине буддисламские рабы. Потери в Старде пока точно не подсчитаны и вряд ли будут подсчитаны когда-нибудь, так как весь центр города превратился в оплавленные камни и отпечатки тел, накрытые радиоактивной пылью. Выжившие граждане начали охоту на повстанцев и рабов, убивая всех подряд, устроив настоящий буддисламский погром. Эта планета уже никогда не станет прежней.

Сопровождавшие Серену члены тлулаксийской делегации продолжали эту экскурсию до конца дня, показав все типы органов и тканей, выращиваемых в чанах. Всегда готовая к любой неожиданности, Нирием не отходила от Серены ни на шаг.

После обеда был устроен прием, на котором продолжилось обсуждение. На следующий день Иблис с довольным видом явился к Серене с предложением от Совета Тлулакса.

– Наши друзья сделали нам самое любезное предложение, какое могли сделать, Серена. Они хотят взять образцы ваших клеток и образец ДНК. Это позволит им вырастить органы именно для вас, на случай, если вы будете… ранены при попытке покушения.

Серена нахмурилась.

– Разве я не смогу воспользоваться обычными органами, как все наши солдаты Джихада?

К ней тотчас поспешил маленький Рекур Ван.

– Конечно, Жрица, но при использовании обычных органов всегда есть – пусть даже и ничтожно малая – вероятность отторжения. Биологически невозможно гарантировать полную совместимость – если, конечно, не взята ДНК реципиента. Это, как мне кажется, разумная мера предосторожности, и с этим согласен и Великий Патриарх.

Ксавьер Харконнен перевел скептический взгляд с Иблиса на тлулакса-работорговца.

– У меня нет уверенности, что это необходимо…

Серена просияла.

– Нет, отчего же. Думаю, что это хорошая идея. Мне хочется также, чтобы тлулаксы взяли наборы клеток у примеро Харконнена, Великого Патриарха Гинджо – и даже у доктора Сука.

Ксавьер встревоженно положил руку на грудь.

– Искусственно выращенные легкие, Серена, которые я получил много лет назад, функционируют замечательно. Я не вижу необходимости для…

– Я вижу такую необходимость.

На этом дебаты закончились.

На следующее утро, когда у всех четверых были аккуратно взяты пробы клеток и генетического материала, Иблис настоял на возвращении в космопорт.

– Надо ехать, Серена. В этот раз тлулаксы были более чем гостеприимны, проявив неслыханную щедрость. Вы увидели все, что хотели. Кроме того, программа нашего визита исчерпана.

Наконец после завтрака, который мог показаться излишне поспешным, она улыбнулась тлулаксийским хозяевам. Надо было показать им, насколько высоко она оценила их усилия.

– На меня произвело неизгладимое впечатление все, что я здесь увидела, и я очень признательна вам за ваши выдающиеся достижения. Я мечтаю о том дне, когда вы решитесь вступить в Лигу и стать ее полноправными членами. Такой шаг будет на пользу всему человечеству.

– Возможно, мы обсудим этот вопрос в будущем, – сказал Иблис. – Как бы то ни было, для нас самое важное – это чтобы тлулаксы продолжали свои доблестные усилия на благо нашего дела.

– Да. Я тоже считаю, что это самое важное.

Иблис настоятельно торопил Серену и ее свиту к шаттлу, словно опасаясь, как бы Жрица не стала копать глубже. Доктор Сук был совершенно потрясен увиденным.

Иблис взял прощальное слово:

– Вы – Жрица Джихада, вы объединяете людей в борьбе против Омниуса. С вами для нас нет ничего невозможного.

Он обменялся многозначительными взглядами с Рекуром Ваном и другими тлулаксами.

Опередив Великого Патриарха, Серена подумала, что он удовлетворен ходом визита. Но в душе она не могла избавиться от неприятного чувства, что здесь что-то не совсем чисто…


173 ГОД ДО ГИЛЬДИИ

29 год Джихада

Год спустя после явления когиторов из башни из слоновой кости


Возможности могут возникнуть в мгновение ока – а могут заставлять ждать себя тысячу лет. Поэтому мы всегда должны быть готовы схватить удачу за хвост.

Генерал Агамемнон. Новые мемуары


Если бы к Агамемнону сейчас вернулось его прежнее человеческое лицо, то на нем играла бы торжествующая улыбка. Он смотрел, как машинный флот подтягивается к Бела Тегез. Генерал кимеков всем своим органическим мозгом, погруженным в электрожидкость специальной емкости, ощущал щекочущее предвкушение окончательной победы.

Омниус не успеет даже ничего заподозрить.

Двое титанов, находившихся вместе с Агамемноном, вполне разделяли его чувства, как и неокимек Беовульф и сто семнадцать других честолюбивых неокимеков, вовлеченных в мятеж против Синхронизированных Миров.

– Отныне снова наступает эпоха титанов! – Эти слова Агамемнон передал по секретному каналу, связывавшему в единую сеть корабли кимеков, которые шли с армадой как безобидные лоцманы в стае акул. – Мы восстановим наше прежнее правление, слава и власть достанутся тем провидцам, которые пожелали уничтожить компьютерный всемирный разум.

Корринский Омниус послал этот большой флот вместе с многочисленными силами «верных» кимеков, чтобы восстановить власть машин до того, как на планету высадится десант людей Джихада. Омниус отдал генералу кимеков четкий приказ не допустить попадания пораженного Синхронизированного Мира в руки хретгиров.

Агамемнон исполнит этот приказ, но на свой манер.

Беовульф – самый одаренный компьютерный гений после Барбароссы – разработал индивидуализированные инструкции и программы управления для всех боевых кораблей роботов якобы с тем, чтобы подготовить их к хаосу и разрушению, с которыми они столкнутся на Бела Тегез: боевые корабли роботов будут защищать от набегов мародеров-людей.

Флот роботов вез с собой последнее и полное обновление Омниуса со всеми инструкциями и информацией, необходимыми для восстановления синхронизированного статуса планеты Бела Тегез.

Все эти массивные, блещущие технологической красотой корабли составят хорошую основу для собственного имперского флота Агамемнона.

Окружив затянутую тучами планету, корабли роботов передали идентификационные сигналы и потребовали ответа от узла Омниуса в Комати, но вместо ответа слышались только помехи. Сам город был сровнен с землей атомным взрывом, устроенным Гекатой. Несколько секунд спустя с планеты начали поступать фрагментарные сообщения от доверенных людей, которым удалось восстановить часть разрушенной техники.

Не увидев признаков присутствия оккупационных сил хретгиров, Агамемнон обрадовался, что ему не придется драться с армией Джихада и с Омниусом одновременно. Гораздо легче, когда противник один.

– Внимание, флот мыслящих машин! – передал он по всем каналам связи. – Кимек Беовульф приготовил вам загружаемый модуль.

Беовульф намек понял:

– Перед отлетом с Коррина Омниус дал мне секретный пакет, который по соображениям безопасности нельзя было инсталлировать до настоящего момента. Приготовьтесь принять передачу.

Гениальный неокимек ввел соответствующие коды доступа высокого уровня, и ничего не подозревающие мыслящие машины приняли вспышку информации. Весь их флот проглотил программную приманку, как ядовитую пилюлю.

Последовала цепная реакция – корабли роботов начали один за другим выключаться, зависая над планетой. Впечатление было такое, что в большом городе с наступлением ночи в окнах начали один за другим гаснуть огни. Это был бескровный переворот.

По каналам связи неокимеков прошла волна восторженных кликов и выражений холодного удивления. Мелкие корабли кимеков, словно осы, кружили вокруг мощных судов роботов. Один из мятежников задал недоуменный вопрос:

– Почему вы не сделали это лет пятьсот назад?

– Программа очень непроста, – ответил Беовульф. – Но на идею меня натолкнул не кто иной, как родной сын Агамемнона. Согласно данным наших источников в Лиге, именно Вориан Атрейдес придумал сенсорный трюк на Поритрине, а также запустил в память машин вирус, подобный тому, что одурачил их на IV Анбус.

Генерал Агамемнон выразил согласие:

– Поскольку Вориан когда-то летал на курьерском корабле вместе с Севратом – роботом, который доставил зараженные обновления на Синхронизированные Миры, – я с самого начала полагал, что здесь без него не обошлось. Нет никаких разумных оправданий тому, что мы, кимеки, давно не применяли ту же тактику, но она срабатывает только один раз, и надо быть готовыми к захвату власти. Всем нам. Вот теперь мы наконец готовы.

Агамемнон осмотрел собранные им силы, потом перевел свои оптические сенсоры на огромный, ничего не подозревающий флот роботов. – Этого момента я ждал тысячу лет! Титаны, я жду вас у себя на флагмане. Соберем совещание с участием Омниуса.

Корабли кимеков сгрудились вокруг флагмана, словно пираты, приступающие к дележу добычи из сундука с сокровищами. Агамемнон причалил свой корабль к воздушному замку, и остальные корабли последовали его примеру. Генерал титанов переместил емкость с мозгом в гладкий и красивый боевой корпус, который носил когда-то, как пурпурный плащ, украсивший бы даже настоящего Агамемнона, входящего в поверженную Трою.

– Когда-то, очень и очень давно, мы покорили Старую Империю, но не смогли удержать власть и уступили ее Омниусу, – сказал он, обращаясь к Юноне и Данте и к гордому Беовульфу, гений которого сделал возможной эту победу. – Теперь Синхронизированные Миры ослаблены десятилетиями войны со свободными людьми. Армия Джихада измотала мыслящие машины к нашей выгоде – и это возможность, которую нельзя упустить.

Курьерский корабль с обновлением был объят мраком и тишиной, пилот его был парализован программой Беовульфа. Кимеки никогда не смогли бы еще раз повторить этот трюк, но, наверное, в этом и не будет надобности.

Облаченный в боевую ходильную форму Агамемнон вскрыл запечатанную нишу, в которой хранилось обновление Омниуса. Серебристая гель-сфера покоилась на специальной подушке. Агамемнон схватил сферу своей когтистой хватательной конечностью и высоко поднял сверкающий шарик, наполненный дециллионами мыслей.

Бела Тегез стала первым, но гигантским шагом.

– Омниус, ты выглядишь таким слабым, хрупким и беззащитным, – произнес Агамемнон. – Сейчас одним движением я начну новую эру… и эта эра возвестит конец твоей эпохи.

Агамемнон сжал свои механические шарнирные пальцы и раздавил серебристую гель-сферу. Теперь Омниусу и его мыслящим машинам предстояла война на три фронта.


Какой же Бог обетовал бы нам такую землю, как эта?

Дзенсуннитский плач


Прошло пять голодных месяцев. Запасы истощились, люди начали умирать – но Арракис оставался таким же суровым и негостеприимным, как и в первый день. Исмаил чувствовал, как его людьми овладевает отчаяние.

– Эта планета – одна большая дюна, – пожаловался один из беглецов – огромного роста загорелый мужчина, сидевший на камнях подле разбитого экспериментального корабля. Идти было некуда.

Но вождь бывших рабов не давал угаснуть искре надежды. Исмаил настаивал, чтобы выполнялись обряды веры, чтобы люди терпеливо переносили изнуряющую жару и учились приспосабливаться к новому месту, какое Бог, по ведомым только ему причинам, избрал для их проживания. Исмаил находил подходящие сутры, и это успокаивало людей, вселяло в них надежду.

Он хорошо усвоил то, чему когда-то учил его дед: «Мужество и страх вечно гонятся друг за другом по бесконечному кругу».

Его дочь Хамаль стала тихой и замкнутой, она потеряла веру в то, что ее муж Рафель остался в живых. Он, Ингу и работорговец тлулакс сели на единственное транспортное средство, какое они нашли на корабле, и улетели, так и не вернувшись назад. Случилось это уже давно, и после долгих недель без единой весточки от улетевших Хамаль перестала ждать возвращения Рафеля с добрыми вестями и свежей пищей.

По ее глазам Исмаил видел, что дочь допускает любую возможность – они могли заблудиться или погибнуть в буре, их мог убить Тук Кидайр. Никто не мог себе представить, что они добрались до цивилизации и не смогли привести помощь.

Исмаил сидел, прислонившись спиной к неровному камню, обняв дочь и желая, чтобы она снова стала маленькой девочкой, чтобы не было у нее таких недетских бед и несчастий. Она потеряла мужа, и теперь Исмаил остался ее единственной опорой. Но он сам оставил в беде Оззу, и, вероятно, на него ляжет ответственность за гибель дзенсуннитских беженцев. Зачем, во имя чего бежали они с Поритрина? Может быть, надо было остаться и примкнуть к восстанию Алиида? Надо надеяться, что дзеншииты выиграли свою битву на далеком теперь Поритрине… но Исмаил сомневался в этом, как сомневался и в том, что когда-нибудь узнает об исходе восстания.

Несмотря на все ужасающие трудности, он не жалел о своем решении. Лучше умереть от голода и жажды в этом аду, чем становиться убийцей, пусть даже убийцей рабовладельцев.

– Буддаллах знает, зачем послал нас сюда, – тихо произнес он, желая ободрить Хамаль. – Людям может понадобиться тысяча лет, чтобы понять волю Бога.

Для всех живущих Исмаил и его последователи просто исчезли из вселенной.

Дзенсунниты основали свой лагерь вокруг места крушения корабля и разобрали на части рухнувшее судно, чтобы использовать всякий годный для дела материал. Некоторые умельцы умудрились изготовить ловушки и фильтры для сбора утренней росы в тенистых местах, но этого было мало для выживания всех.

В последний момент лихорадочных сборов перед бегством рабы Исмаила взяли только то, что нашли в ангаре завода Нормы Ценвы, и теперь выяснилось, что не хватало самого необходимого. Экспериментальный корабль не был рассчитан на транспортировку сотни дзенсуннитов, на нем не было ни снаряжения, ни инструментов для обеспечения элементарной выживаемости в суровых условиях этой планеты. Но ведь даже самые отъявленные пессимисты не ожидали, что они окажутся в таком беспощадном и страшном мире.

Арракис не выказывал сочувствия и не предлагал помощи.

Однажды, когда закатные часы подарили людям относительную прохладу, к Исмаилу пришли полные решимости добровольцы, которые поняли, что по прошествии месяца тщетного ожидания не стоит рассчитывать на прибытие спасателей. Глаза людей были красны от жары, зубы плотно стиснуты.

– Нам нужны компас, вода и еда, – сказал человек, решивший говорить от имени всех. – Нас шестеро, и мы решили пешком отправиться в пустыню на поиски города Арракиса. Наверное, это наш последний шанс.

Он не смог отказать им, несмотря на полную свою уверенность в безнадежности этого дела.

– Буддаллах ведет нас. Идите Его путем, несите Его в своих сердцах. Сутра говорит: «Путь к Богу невидим для неверных, но его ясно видит даже слепой, если он уверовал».

Мужчина кивнул:

– Я видел сон, в котором я шел через дюны. Я верю, что это сам Буддаллах велит мне сделать такую попытку, Исмаил не мог спорить с таким объяснением или с таким мужеством.

Отряду удалось выделить лишь небольшую бутыль с водой и еду на неделю. Если за это время они не найдут никакого селения, то у них просто не хватит запасов, чтобы вернуться назад.

– Лучше умереть в попытке спасти свой народ, – сказал командир маленького отряда, – чем сидеть здесь и ждать, когда смерть возьмет нас на своих жестоких условиях.

Хамаль стояла рядом с отцом под звездным небом, когда Исмаил на прощание обнял каждого из участников дерзкой экспедиции. Потом люди ушли в направлении, противоположном тому, в котором улетел Рафель на поисковом вертолете. Чтобы выиграть время, они выбрали временем ухода прохладную ночь. Исмаил долго смотрел, как их неясные тени спускаются со склона горы и уходят в невозмутимую пустоту дюн…

Теперь, когда до рассвета оставался лишь час и обе луны светили с неба, превращая ночь в бледное подобие полудня, Исмаил напряженно вглядывался в пустынный горизонт. Разведчики не скрылись еще из виду, с трудом прокладывая путь в рыхлом песке.

Вдруг он увидел, как люди в панике заметались по склону дюны. Сама она вдруг заскользила и начала осыпаться, по ней прошла рябь, потом возникло завихрение, в центре которого, под ногами людей, образовалась глубокая воронка, уходящая вглубь. Потом Исмаил увидел, как из-под земли поднялась исполинская змея, больше любой твари, какую ему когда-либо приходилось видеть или воображать. Это был ужасающий, исполинский зверь, настоящее чудовище…

Когда настало утро, людей уже не было видно.

Что за место мы обрели 'Это было за пределами самого больного воображения, хуже самого страшного ночного кошмара.

Он решил никому не рассказывать об увиденном и ничего не сказал даже Хамаль. Пусть другие молятся за благополучие путников и за свое спасение. Исмаил не хотел лгать своему народу, но и не хотел, чтобы тот утратил веру. Надежда ничего не стоит.


Вопреки строжайшей экономии, которую ввел Исмаил, запасы на корабле неумолимо подходили к концу. Скоро Арракис убьет их всех.

Больше трети всех дзенсуннитов, бежавших с Поритрина, уже умерли от голода, жажды и обезвоживания. Некоторые погибли, уйдя на поиск помощи; другие опустили руки, сдались, и тихо ушли в небытие во сне.

Некоторые технически одаренные дзенсунниты обыскали потерпевший крушение корабль, обследовали двигатель, подобрали металлические детали и трубы и сумели изобрести систему для дистилляции и повторного использования воды, они смогли даже придумать систему химической обработки топлива и хладагента, превратив их в пригодную для питья, хотя и дурно пахнущую жидкость. Они соорудили даже примитивный передатчик, но сигналы, которые они посылали, так никто и не услышал. Очевидно, неистовые песчаные бури приводили к сильной ионизации воздуха, искажавшей форму и траекторию волн.

Или же… просто никто не хотел спешить к ним на выручку.

В самый тяжелый момент Исмаил услышал мрачные разговоры о том, что пора есть мертвецов и пить их телесные соки, но он ополчился против таких ужасных предложений.

– Мы должны прежде пожертвовать жизнью, чем пожертвуем человеческой сущностью. Буддаллах послал нас сюда на испытание по ведомым только Ему причинам. Это наше испытание или наказание… отбор верных. Что пользы жертвовать душой ради плоти, если завтра мы снова окажемся голодными?

Они умрут свободными… но, без сомнения, умрут.

Каждый вечер Исмаил читал сутры, советовался с ними, повторял стихи и пытался проникнуть в их глубинный смысл, но не находил ответов на мучительные вопросы. Неужели им нет спасения? Неужели на Арракисе не найдется союзников, к которым могли бы примкнуть дзенсунниты? С упавшим сердцем Исмаил думал о том, что стойкие люди, которые сумели выжить в этой страшной пустыне, вряд ли будут настроены дружелюбно к пришельцам.

Каждый день, пользуясь относительной прохладой утренних и вечерних сумерек, люди выходили в скалы, обследовали расщелины и трещины полуострова скал, выдававшихся в море песка. Они находили там скудную растительность и лишайники. Водились в скалах и ящерицы, а как-то раз один мальчик камнем убил какого-то стервятника. Люди ловили всех животных, которые попадали им под руку и которых они могли поймать. Они ели даже жуков и жестких сороконожек. Каждый кусочек белка, каждая капля влаги продлевали жизнь на следующий миг, давали возможность сделать еще один вдох.

Но что еще могли они делать?

Когда наступила следующая ночь и на пустыню пала непроницаемая тьма, Хамаль уловила какое-то сотрясение, исходившее от темных силуэтов дюн. К стоянке дзенсуннитов в скалах по песку стремительно двигалась тень исполинской извивающейся змеи. Она закричала, и люди, едва передвигаясь от слабости, бессильно шаркая ногами по камням, пришли смотреть на это страшное зрелище.

В сгущающейся темноте Исмаил мог рассмотреть несущееся по песку извивающееся чудовище, оранжевое пламя, светящееся в исполинской глотке, и искры, которые летели из-под брюха этого монстра, трущегося о грубый шероховатый песок. Люди стояли рядом с Исмаилом, озадаченно глядя на приближающееся чудовище. Дважды на протяжении последних пяти месяцев они видели червей, но издали, в дюнах, и обычно чудовище двигалось бесцельно, стараясь не слишком долго задерживаться на открытом воздухе.

Но этот червь приближался к скалам… целенаправленно.

– Что это значит, отец? – спросила Хамаль.

Все повернулись к Исмаилу и ждали, что он ответит.

– Это знамение, – сказала одна женщина. Лицо ее казалось желтым в свете фонарей, которые беженцы сняли с корабля, так как у них не было ни угля, ни дров, чтобы разжигать традиционные костры беседы.

– Демон хочет пожрать нас, – отозвался один мужчина. – Он призывает нас в дюны для принесения жертвы. Неужели все надежды исчерпаны?

Исмаил отрицательно покачал головой.

– Здесь, в скалах, мы в безопасности. Может быть, это знак того, что Буддаллах видит нас.

Он отвернулся, когда песчаный червь развернулся у подножия скалы и остановился. Темнота скрадывала детали, но с этого безопасного расстояния дзенсунниты слышали, как зверь, потершись о камни, затих.

Потом раздался высокий звук, похожий на человеческий крик. Да, это был человеческий голос, эхом отдавшийся в горах. Потом наступила мертвая тишина, и люди решили, что либо их подвело воображение, либо они услышали крик хищной ночной птицы.

– Пойдемте, – сказал своим людям Исмаил. – Мы сядем у меня, и я еще раз расскажу вам о Хармонтепе. Каждый расскажет о родине, чтобы мы сохранили о ней ясную и твердую память.

Мужественный вождь вместе со своими людьми уселся возле желтого светильника, который заменил здесь дзенсуннитам костер беседы. Он принялся задумчиво рассказывать о болотах и речках Хармонтепа. Исмаил описывал рыбу, которую ловил в этих речках, цветы, которые срывал на болотах. Он говорил о мирной идиллической жизни своего детства. Ему в голову пришла одна из сутр: «Голод – это многоликий демон».

Исмаил прервал свою историю, не дойдя до эпизода с налетом работорговцев. Он не хотел заострять на этом внимание слушателей. То, что они притащили сюда Кидайра и потеряли его в пустыне, – разве одно это не было уже достаточной местью?

Убаюканные привычным товариществом и близостью, дзенсунниты делились историями об утраченных домах и годах детства, получая мимолетную радость от этих дорогих сердцу воспоминаний. Многие беженцы родились на Поритрине, это было поколение рабов, не знавших иной жизни и вдруг выброшенных на этот безжизненный, покрытый песками, раскаленный планетарный шар…

Они не слышали, как к ним пожаловали незваные гости. Незнакомцы вошли как неслышные тени, порожденные неслышным дуновением ночного ветерка. Они молча стояли, как призраки, в ответвлениях скалы за кругом света, где Исмаил рассказывал свои истории.

Внезапно, ошеломив беженцев, в круг света вступил человек, заговоривший с сильным акцентом на межгалактическом наречии – на галахском языке.

– Это прекрасные истории, но вы не найдете здесь такого дома.

Исмаил вскочил на ноги, а его люди принялись судорожно искать хоть что-нибудь, напоминающее оружие.

Когда люди пустыни вышли на освещенное место, Исмаил увидел, что это худощавые жилистые мужчины со странно синими белками глаз.

– Кто вы? Если вы разбойники, то знайте, что у нас нечего взять, мы и сами едва живы.

Гигант с мощной челюстью – очевидно атаман шайки – внимательно посмотрел на Исмаила и вдруг, неожиданно для всех, заговорил на чистейшем тайном языке чакобса:

– Мы, как и вы, дзенсунниты. Мы пришли сюда, чтобы удостовериться, что слухи о вас верны.

У Исмаила мутилось в голове. Еще одно потерянное племя? Большинство буддисламских верующих бежали из Лиги уже давно, Возможно, что некоторые поселились здесь, в этой ужасной пустыне…

– Меня зовут Джафар. Я вождь сообщества стоящих вне закона, несущих на своих плечах священную миссию Селима Укротителя Червя. На нашем совете мы обсудили ваше положение, решая, можно ли верить тому, что мы услышали. – Он горделиво поднял голову. – Вы – бежавшие рабы, и мы решили принять вас в наше племя, если вы будете прилежно трудиться, помогать нам во всем и зарабатывать на насущный хлеб. Мы научим вас, как жить в пустыне.

Раздались крики согласия, многие принялись возносить благодарственные молитвы Буддаллаху, вокруг звучали восклицания облегчения и радости, оглашая ночную тишину. Джафар и его люди внимательно осмотрели корабль, раздумывая, что можно взять из этого корпуса.

– Мы принимаем ваше любезное приглашение, Джафар, – без колебаний ответил Исмаил. Он уже видел, что его люди поверили в спасение, дарованное Буддаллахом в час самой тяжелой нужды. – Мы будем стараться и работать. Присоединиться к вам – большая честь для нас.


Когда-то я думал, что жестокость и злодейство – чисто человеческие черты. Увы, теперь мне кажется, что мыслящие машины научились нам подражать.

Вориан Атрейдес. Поворотные пункты истории


Они опоздали. Когда флот армии Джихада прибыл в маленькую колонию на планете Чусук, было уже поздно. Напавшие на колонию машины не оставили ничего.

Развалины городов уже перестали дымиться, выгорев дотла. Единственными остатками человеческого жилья были черные искореженные балки, глубокие воронки мощных взрывов и тишина, пропитанная едким запахом копоти.

Слишком много дней прошло. Здесь уже не надо было искать уцелевших и выживших.

Спустившись на землю, Вориан Атрейдес встал посреди этого разорения, расставив ноги поустойчивее, ошеломленный зрелищем. С орбиты на планету спустились еще пять аварийных и спасательных шаттлов с баллист флота, но это не была спасательная операция – просто констатация массового убийства.

Солдаты Джихада стонали от горя. У некоторых были на Чусуке друзья или родные. Сердце Вориана превратилось в кусок льда, чувства оцепенели; он не мог понять этого обдуманного, рассчитанного кровопролития, устроенного здесь мыслящими машинами.

– Омниус даже не стал брать эту планету, – сказал он надтреснутым тусклым и пустым голосом. На Чусуке была достаточно развитая инфраструктура, и Омниус мог устроить здесь малый Синхронизированный Мир, но машинам будто не нужна была эта планета. – Они… они просто все уничтожили.

Вориан горестно покачал головой. Темные волосы его спутались и пропитались потом, брови судорожно сошлись к переносице.

– Возможно, машины сменили тактику. Если они станут действовать так же и на других планетах, значит, они решили истребить людей, оставив их планеты необитаемыми.

Он оглянулся на своих солдат, которые просто по армейской привычке искали, чем можно себя занять полезным в этой мертвой колонии.

Примеро медленно зашагал по улицам мимо разрушенных и сожженных домов. Проведя детство и юность среди мыслящих машин и служа Омниусу зная стремление его к завоеванию мирового господства, Вориан полагал, что лучше знает роботов.

– Это же не имеет ни малейшего смысла – если, конечно, здесь не поработали кимеки.

Чусук был процветающей планетой – естественно/это был не рай, но вполне пригодное для достойной жизни место, крепость человечества в безмятежной и неприметной стране. Колонисты вели здесь тихую жизнь, влюблялись, заводили крепкие семьи и предавались непритязательным мечтам. Обычные люди, которые стремились жить своей повседневной жизнью.

Теперь машины превратили всех их в мертвецов.

Через толстый плаз окна в нижнем этаже одного по странной случайности почти уцелевшего дома он увидел расставленные в комнате музыкальные инструменты. Странно, как такие вещи могут подчас сохраняться в военном аду, словно их прикрывает невидимый ангел-хранитель. Он приказал солдатам обыскать этот дом, но они вскоре вернулись и доложили, что живых в доме нет.

Вориан двинулся дальше. Сожженные дома напоминали обугленные человеческие скелеты. Стены покоробились, обнажив строительную арматуру и разбитую кирпичную кладку. Центральная площадь превратилась в одну огромную воронку после мощного взрыва – скорее всего авиабомбы.

Он видел сожженные человеческие тела, похожие на сгоревшие огородные пугала, руки неестественно вывернуты, из-под остатков сгоревших губ торчат потрескавшиеся от огня зубы. Это были не муляжи, это были настоящие, реальные, еще недавно живые люди. За все эти годы он так и не смог привыкнуть к ужасной цене Джихада. Пустые глазницы смотрели на мир обугленными ямами, словно задавали немой вопрос: «Почему спасатели пришли так поздно?»

Из-за угла кто-то крикнул – там было трое солдат Джихада. Вориан прибавил шагу, свернул за угол и увидел двух боевых роботов, уничтоженных защитниками Чусука. Оружия у колонистов было мало, но они, видимо, проявили недюжинную храбрость и мужество, если смогли уничтожить хотя бы две машины.

К несчастью, каждая механическая армия располагает тысячами таких боевых роботов. Колонисты Чусука сопротивлялись, но у них не было ни малейшего шанса.

Губы у Вориана сжались скорбной гримасой. В душе была пустота; он понимал, что ничего не мог сделать, чтобы предотвратить эту бойню. Уже месяц находясь на маршруте, его корабли подошли к Чусуку в порядке обычного патрулирования, чтобы пополнить запасы продовольствия и дать солдатам недельный отдых. Они не получили сигнала бедствия, да и какая была бы от него польза? Они бы все равно не успели вовремя.

Вориан чувствовал себя физически плохо. Он не ожидал такой бессмысленной жестокости от машин, во всяком случае, не здесь.

А должен был ожидать.


По пути на Чусук, во время долгого, утомительного путешествия даже у офицера такого высокого ранга, как примеро, особых дел не было. Он читал документы и набрасывал черновик книги о военной стратегии, в которой излагал все, что знал о мыслящих машинах.

За время Джихада Серена Батлер написала несколько ярких полемических эссе о своем походе против машин; Иблис Гинджо охотно пользовался этими эссе, как источниками цитат. В какой-то момент Вориан хотел написать мемуары – он прожил уже довольно долгую жизнь и успел многое повидать… но, вспомнив, сколько лжи было в мемуарах его родного отца, выдававших эту ложь за истинную историю, Вориан проникся отвращением к самой идее. Даже если он и будет стараться придерживаться фактов, человеческая природа все равно заставит его кое-что приукрасить.

В следующем столетии, если удастся справиться с Омниусом, вот тогда, быть может, он передумает. Но пока у него было другое занятие, лучшее, чем коротать время за игрой во «флер-де-лис» со своими подчиненными. Он будет делать историю своими действиями, а не документами, оставленными в наследство потомкам.

В свободное от служебных обязанностей время, находясь в своей каюте, Вориан часто оживлял в памяти приятные эпизоды в фантазиях представляя себе другую жизнь, которую он мог бы прожить. Чаще всего ему на ум приходило воспоминание о Веронике Тергьет, красавице с Каладана, женщине, которая действительно тронула его сердце.

Никогда прежде не бывал он расположен к преданности или привязанности, но Вероника вызвала в нем желание стать другим стать человеком без обязанностей космического масштаба, а простым человеком, который может быть мужем и другом. Вориан, конечно, ни минуты не сожалел о своих обязанностях и о своей непомерной ответственности, зная, что защищает население множества планет, но для разнообразия неплохо было бы побыть маленьким и незаметным, непритязательным и скромным солдатом по имени Вирк.

Дела службы пока не давали Вориану возможности просто слетать на Каладан, как он планировал. Он частенько посылал Веронике письма с солдатами, отправлявшимися на Каладан служить на станции слежения, иногда даже посылал ей подарки. Но в ответ не получил ничего, ни одной весточки. Расстроившись, он начал думать, что она давно перестала его вспоминать.

Наверняка такая красивая женщина, как она, уже нашла себе подходящего жениха и вышла замуж. Пусть даже так, но Вориану все же хотелось, чтобы она хоть иногда вспоминала его с любовью.

Хотя он и испытывал некоторый соблазн, у него все же не хватило бы совести разрушать то счастье, которое Вероника могла себе создать. Когда-нибудь он вернется на Каладан и выяснит лично.

Пока что он во время длинных и скучных перелетов продолжал писать ей длинные письма, посылаемые с оказией. Он помнил, как нравились ей рассказы о далеких планетах и народах. Эти письма заставляли его всегда помнить Веронику и скрашивали его подчас невыносимое одиночество.

Но, слава Богу, дел было много, и время летело незаметно. Может быть, он встретит ее раньше, чем рассчитывает. От этой мысли у него начинало чаще биться сердце. Вдруг она все еще ждет его?

Сейчас Вориан с тяжелым сердцем шел вдоль руин Чусука и смотрел на немыслимые разрушения. Машины проявили недюжинную тщательность, которая казалась Вориану в чем-то… бесполезной, что ли. Ведь для достижения цели машинам совершенно не надо было устраивать такое опустошение.

К нему подбежал молодой кварто, командир поисковой группы:

– Примеро Атрейдес, мы собрали тела убитых. Их не более сотни.

– Сотни? Это слишком мало для такой большой колонии. Может быть, остальные просто сожжены дотла?

– Вид разрушений не говорит в пользу такой возможности, сэр.

Вориан сжал губы, стараясь скрыть свою озадаченность.

– Вероятно, их увезли в рабство, чтобы восполнить убыль в рабах после местных подавленных восстаний. Тогда мне жаль тех бедняг, которые уцелели.

Он выпрямился и решительно поднял голову.

– Надо быстро все заканчивать. Сделайте все необходимые снимки, и мы возвращаемся на Салусу Секундус. Надо доложить Жрице, что здесь случилось.

На лице кварто застыло выражение решимости.

– Увидев эти картины, она воспламенит народ яростью против мыслящих машин. Они еще пожалеют, что так поступили с нашей колонией.

Офицер побежал собирать своих людей, а Вориан подумал, что от этой искры Чусука пламя Джихада станет еще более фанатичным и яростным.

Теперь его больше, чем когда бы то ни было, тянуло на Каладан, в объятия Вероники…


На пиру жизни основное блюдо – повседневность, а наши мечты – это десерт.

Серена Батлер. Манифесты Джихада


Не прошло и четырех месяцев, как Вориан Атрейдес и его военные инженеры покинули Каладан, а Вероника Тергьет уже согласилась выйти замуж за человека, который давно и безуспешно искал ее благосклонности.

Вероника была одной из шестнадцати местных женщин, забеременевших от солдат армии Джихада. Она нисколько не стыдилась своего положения и от души смеялась, когда отец пытался ее утешать. Когда армейский контингент Вориана находился на Каладане, Бром Тергьет работал в море, к востоку от города, и совершенно не интересовался, чем занимается его дочь и сколько времени она проводит с этим бойким солдатом.

Когда скрывать беременность было уже невозможно и когда Вероника уверилась, что выкидыша не будет, она во всем призналась отцу. Бром Тергьет в это время сидел на пристани и чинил старую рыбацкую сеть. Он не стал смотреть в ее гордые дерзкие глаза, а замотал головой, будто не в силах поверить от стыда.

– Пап, ну мы же все знаем, как это бывает, – сказала Вероника, несколько удивившись такой реакции. – Я с радостью вспоминаю время, когда мы с Варком были вместе, и я рада была принять все, что он смог дать мне, включая и ребенка.

Все же она никому, даже отцу, не открыла настоящее имя этого офицера. Теперь, когда она знала, что носит его ребенка, соблюдение тайны стало еще более важным, чем раньше, – Вероника не желала подвергать риску свое дитя.

– Ты останешься одна, Вероника, – предостерегающе произнес Бром. – Твой солдат никогда не вернется ни за тобой, ни за своим ребенком.

– А, это я знаю, – махнув рукой, ответила она, – но зато! помню его и его истории о разных планетах и странах. Для меня это уже достаточная награда. Или ты хочешь, чтобы я рыдала и стонала, словно какая-нибудь беспомощная распустеха? Мне нравится моя жизнь, и я довольна своим положением. Я бы, конечно, хотела, чтобы ты был мне моральной опорой, но могу обойтись и своими силами. Я могу работать до родов, и мне понадобится только несколько дней отпуска, чтобы родить.

– Ты всегда была независимой, – вздохнув, сказал Бром. Он встал, оставив спутанную сеть лежать на выцветших досках пристани, и обнял дочь, сказав ей этим жестом и прикосновением то, чего не мог и не умел выразить словами. – В конце концов, самое важное – это благополучие моего внука.

В самом деле, при том дефиците населения, какой испытывал Каладан, местные жители были рады любому ребенку, который вносил свежую струю в их жидкую наследственность. Солдаты Джихада придадут жизненной силы этому сельскому запущенному и Богом забытому району.

Чем забивать себе голову чепухой или заламывать руки в ожидании Вориана Атрейдеса, который – Вероника была в этом абсолютно уверена – никогда не приедет, она решила, что самое лучшее – это найти мужа, который будет воспитывать ее ребенка как своего собственного…


Калем Вазз, тихий, прилежный и трудолюбивый холостяк, был на десять лет старше Вероники. Он трижды, с тех пор как она вошла в возраст, просил ее руки. Она каждый раз отказывала ему – не из упрямства, не чтобы поиграть его чувствами, а просто потому, что не желала заботиться о муже и вдобавок к этому работать в таверне и управляться с рыбацкими лодками. Но теперь вся ее жизнь резко изменилась.

Подумав, она как-то на рассвете направилась к его дому, пока он еще не ушел на пристань, чтобы выйти в море. Она надела чистое нарядное платье, повязала платком кудрявые волосы и надела коралловые бусы.

Вероника постучалась, и на пороге появился Калем, торопливо надевавший вторую рубашку, чтобы не продрогнуть в морском промозглом тумане. Он был удивлен и растерян, но не стал тратить время на пустые разговоры, понимая, что она пришла по важному делу.

– Ты просил меня стать твоей женой, – сказала она, – и я хочу узнать, остается твое предложение в силе или ты больше не хочешь быть моим мужем, Калем Вазз?

Его обветренное квадратное лицо помолодело на пятнадцать лет, когда он удивленно и обрадовано улыбнулся. Ее беременность была уже хорошо видна, но Вероника сомневалась, что он ее заметил.

– А с чего ты вдруг передумала?

– Есть одно обстоятельство, – ответила она и рассказала Калему о ребенке. Он нисколько не смутился и не расстроился – напротив, выразил поддержку и сочувствие. В конце она сказала:

– Если ты согласишься стать моим мужем, то должен также согласиться воспитывать этого ребенка как своего. Других условий я не ставлю и обещаю быть тебе такой женой, какой ты хочешь, чтобы я была.

Довольная тем, что он понял ее положение и что она ни в чем его не обманула, Вероника ждала ответа на свое прямое и деловое предложение, ответа, на котором будет строиться дальше ее жизнь. Бездумной романтики она уже попробовала и воспоминания о Вориане навсегда сохранит в сердце, но не это будет определять ее поведение в данной ситуации.

– А что, если он вернется?

– Он не вернется.

Он пристально посмотрел ей в глаза, и оба поняли, что ответ был не слишком хорош. Он спросил:

– Если он приедет, не бросишься ли ты снова в его объятия? Или, что еще хуже, ты останешься со мной, но потом будешь всю жизнь проклинать себя за это решение?

– Приливы сменяются отливами, Калем, но неужели ты думаешь, что мое сердце похоже на кусок сгнивших водорослей, которые безвольно болтаются в море? Если я даю слово, то я держу его.

Калем поджал губы, будто обдумывая деловое предложение, но она заметила, что глаза его блестели от такой внезапно свалившейся на него удачи.

– Прежде всего у меня тоже есть требование.

Она внимательно посмотрела ему в глаза и уперла руки в бока, приготовившись к серьезным переговорам.

– Если твой солдат действительно уехал и ты согласна выйти за меня замуж, то ты никогда не должна обижать меня – или его, – сравнивая нас между собой каким бы то ни было образом. – Калем свел вместе широкие мозолистые ладони. – Я знаю, что я не идеален и что память у тебя не отнять. Но он будет воспоминанием, а я – действительностью. Ты сможешь жить с этим?

Вероника согласилась без колебаний.

Вот так они и поженились. Так состоялась одна из шестнадцати скороспелых свадеб, которые были сыграны в нескольких рыбацких деревушках. Немногие женихи были опечалены – напротив, они сами не верили свалившемуся им на голову счастью после стольких лет отказов.

Все следующие недели Калем Вазз ловил рыбу бок о бок с Бромом Тергьетом. На выручку от продажи рыбы и на доходы от таверны Вероника и ее муж жили сравнительно неплохо.

Это было самое большее, на что она могла рассчитывать, живя на Каладане, хотя по ночам, лежа в постели рядом с Калемом и водя пальцами по растущей округлости своего живота, она думала о чудесных и экзотических планетах Лиги Благородных из рассказов Вориана Атрейдеса.

Вероника лежала в темноте, молча, глядя в открытое окно на звездное небо, и думала о Вориане Атрейдесе, который был теперь далеко. Сейчас он, должно быть, сражается с этими злодейскими роботами, ведет в бой большие корабли… может быть, иногда он вспоминает о ней. Такой красивый, лихой воин. Она тяжело вздыхала.

Иногда она поворачивалась на бок и видела, что Калем не спит. Он обычно лежал с открытыми глазами, которые странно блестели. Может, это были слезы? Он не произносил ни слова и не пытался разгадать ее мысли. Калем никогда ни о чем не спрашивал, никогда не упрекал. Он даже ни разу не поинтересовался именем солдата, и она была рада этому, так как ей не приходилось лгать, чтобы сдержать обещание, данное любовнику. Этот добрый трудолюбивый человек, казалось, был совершенно удовлетворен тем, что имел… и Вероника пыталась чувствовать себя также.

Оба они знали, что этот солдат Джихада никогда не вернется на Каладан.


Когда настал срок, Вероника родила близнецов, двойняшек – двух здоровых мальчиков, которых по ее настоянию назвали Эстесом и Кагином – в честь двух дедов ее мужа. Она не захотела, чтобы имена мальчиков были как-то связаны с Ворианом. Деревенские сразу же отметили, что мальчики были как две капли воды похожи на Брома Тергьета – отчего рыбак испытывал застенчивую гордость, – хотя некоторые приятели в шутку говорили, что, быть может, Бог не наградит ребят лошадиным смехом их деда.

Но Вероника каждый раз, когда смотрела на сыновей, видела в них отсвет черт темноволосого, озорного офицера, который похитил ее сердце и улетел.

Верный своему слову, Калем вел себя как преданный муж, трудолюбивый работник и заботливый отец. Он души не чаял в мальчиках и ни разу не дал им понять, что они его пасынки. Калем считал, что любовь к детям важнее, чем кровное родство.

Спустя два года после отъезда Вориана Вероника уже не грустила, а лишь иногда гадала: что он теперь делает и жив ли он. Однако впервые в жизни она начала интересоваться событиями Джихада, ловила каждое известие о его битвах.

По меньшей мере раз в месяц Калем и ее отец садились в лодки и уходили к дальним рифам, где изобиловала рыба. В связи с этим у Вероники выработался ритуал. Как только мужчины уезжали, она, оставив детей на попечение соседки, брала общественный автомобиль с двигателем на метаноле и ехала вдоль извилистого берега моря на военную станцию, которую построили инженеры и солдаты Вориана.

Горстка солдат исправно несла здесь службу. Люди были довольны жизнью в щитовых бараках, и они ревностно следили за небом Каладана. Иногда со станции в деревню приезжали два-три солдата, чтобы купить свежей рыбы и других съестных припасов. Вероника снабжала их едой из кухни своей таверны, а в обмен просила рассказать о новостях с фронта войны с Омниусом.

Она примелькалась вблизи башен управления, которые связывали станции слежения в единую сеть, покрывавшую всю планету. Открытая площадка перед КПП, куда садились и откуда взлетали шаттлы, могла со временем превратиться в настоящий космопорт, но сейчас ее очень редко использовали по назначению.

Солдаты Джихада считали, что эта женщина интересуется политикой и войной из чистого любопытства, но регулярно снабжали ее записями речей Серены Батлер и митингов, на которых выступал Великий Патриарх Иблис Гинджо. А ее интересовали только те новости, в которых упоминалось имя Вориана Атрейдеса, хотя она никогда и никому не рассказывала, что знала его лично.

Ясноглазая Вероника внимательно слушала рассказы солдат о схватках на Бела Тегез и о недавнем массовом убийстве в колонии Чусук, где ужасные машины убили всех, а сам город сожгли и сровняли с землей. Со временем она больше узнала о Вориане, о его былых подвигах, особенно о том, как он помог спасти IV Анбус и как он сумел победить машины на Поритрине с помощью ложного флота.

Иногда Вориан присылал ей письма и подарки и всегда подписывался вымышленным именем. Солдаты, доставлявшие эту почту, понимали, что у этой девушки есть милый в армии Джихада, но она не открывала им его настоящего имени. Письма она читала со жгучим интересом, о котором никогда не рассказывала Калему. Неприятно было что-то скрывать от этого доброго человека, но она делала это не из чувства вины, а ради его спокойствия.

Она ни разу не попыталась – не осмелилась – отправить Вориану ответ, сама не до конца понимая почему. Воюя где-то на краю вселенной, примеро Атрейдес даже не догадывался, что у него родились близнецы, и у нее не было намерения сообщать ему об их рождении. Она надеялась только, что он останется невредим и… что хотя бы иногда он будет думать о ней.

Довольная услышанным, Вероника благодарила солдат и ехала обратно в свою деревню, спеша, чтобы успеть вернуться до захода солнца. Калем и отец всегда бывали в отлучке не меньше двух дней, но Веронике надо было забрать у соседки двойняшек и приготовить еду в таверне. Хотя материнские обязанности требовали времени, Вероника продолжала управляться в таверне и кормила работников, которые слишком сильно уставали, чтобы готовить пищу самим.

Вероника всегда таинственно улыбалась, впуская вечерами в таверну толпу громогласных мужчин. Свежие новости и интересные истории – вместе с предназначенными для нее письмами, которые доказывали, что ее далекий возлюбленный действительно ее помнил, – на какое-то время приносили ей чувство удовлетворения.

Но когда муж возвращался домой, все ее внимание принадлежало только ему одному. Как она и обещала, Вероника никогда не сравнивала Калема с другим мужчиной, который был в ее жизни… но все-таки не могла забыть храброго офицера. В каком-то смысле она жила в двух разных, по-своему прекрасных, мирах.


По-человечески ли будет сказать, что меня никто не понимает? Это лишь одна из многих вещей, которым я научился у людей.

Эразм. Диалоги


Эразма во многом обвиняли за время его долгого существования. Многие, включая умопомрачительно интересную Серену Батлер, называли его мясником – за его весьма информативные лабораторные эксперименты по изучению природы человека, а особенно за то, что он сбросил с балкона ее крошечного сына.

Незадолго до своего падения земной Омниус обвинил Эразма в том, что он сам хочет стать человеком. Какая нелепая мысль! И вот совсем недавно корринский Омниус заявил, что он, Эразм, хочет узурпировать власть всемирного разума – хотя только быстрое мышление независимого робота и его эффективные действия помогли спасти сам Коррин от катастрофы и предотвратить дальнейшее распространение пораженных вирусом обновлений.

Эразм был возмущен, что его трактуют столь упрощенно. Он гордился тем, что не поддается описанию или интерпретации, и стремился к куда большему, чем кто-либо мог себе представить.

Сейчас, идя по широкому заснеженному полю вместе с юным Гильбертусом Альбансом, который спешил за роботом, держась за веревку, независимый робот думал, насколько ограниченны другие умы – даже ум Омниуса – в сравнении с его собственным. Своими исследованиями Эразм достиг много лучших результатов в постижении биологических объектов, чем все другие ученые – как машины, так и люди. Он наслаждался одним из самых богатых и прекрасных внутренних миров.

Услышав, что подросток за его спиной тяжело дышит, хотя пока и не протестует, Эразм замедлил шаг. Он приспособил свои стопы и икры из текучего металла к более устойчивой ходьбе по глубокому снегу, и теперь он тропил дорогу со своей неистощимой энергией. Но даже и при этом условии бедному Гильбертусу было трудно угнаться за роботом. Склон оказался более крутым, чем казался снизу, к тому же снег с него осыпался; а ни один человек не может сравниться своим совершенством с конструкцией адаптирующегося ко всем возможным условиям робота.

Корринский Омниус, отремонтированный и, по сути, восстановленный заново после каскада поломок, следовал за ними в виде роя наблюдательных камер, комарами жужжащих над головой. Всемирный разум, представлявший собой бестелесную программу, рассеянную, как невидимое облако данных, никогда не сможет насладиться таким ощущением.

Это был еще один пункт, в котором Эразм с его ходячим и самостоятельным корпусом мог чувствовать свое превосходство над Омниусом. Компьютерный всемирный и вездесущий разум может усваивать и поглощать огромное количество данных, но у него никогда не было и не будет своего собственного реального опыта.

Главное не в количестве информации, думал Эразм, но в ее качестве. Вот что играет решающую роль. Эразм вдруг с удивлением поймал себя на мысли о том, что Омниус – это вуайерист, который всегда только наблюдает, но никогда ни в чем не участвует и не живет.

Живет. Это слово по ассоциации породило в электронном мозгу Эразма массу философских вопросов. Действительно ли мыслящие машины, лишенные клеточных структур, живут? Некоторые, например, такие как он сам, – да, живут, но большинство – нет. Они просто день за днем следуют образцам, заложенным в их память. Живет ли Омниус? Робот довольно долго обдумывал этот вопрос и в конце концов пришел к выводу: Нет, он не живет.

Этот ответ, в свою очередь, породил еще множество дополнительных вопросов, которые начали вырастать на нем, как молодые побеги на стволе дерева. Робот подумал, что проявляет верность неодушевленному предмету, мертвому предмету, а такая преданность едва ли может быть морально оправданна. Так нельзя ли отказаться от нее?

Я могу делать то, что мне нравится. Я буду делать то, что мне нравится, если мне это подойдет.

Гигантское красное солнце заливало пейзаж резким медным светом, но давало очень мало тепла в этих высоких широтах. Оглянувшись назад, Эразм был удовлетворен тем, что юный Гильбертус не слишком сильно утомился, несмотря на тяжелый рюкзак, который он сам вызвался нести. Мальчика надо защищать, чтобы он сам не нанес себе вред.

Биологическая форма, в которой существовал Гильбертус, была по самой своей сути уязвима для случайностей и внешних неблагоприятных условий, и роботу следовало быть весьма внимательным. Конечно же, чтобы просто сохранить этот ценный экспериментальный объект… или он так пытался сказать себе. За последние четыре года Эразм потратил немалую долю своих усилий на обучение и воспитание этого мальчика, превратив его из дикого хулигана в приличного молодого человека, каким он стал теперь.

Эразм окинул взглядом поднимавшийся вверх склон, посмотрел на неровную площадку, покрытую мягким подтаявшим снегом, оставшимся после долгой корринской зимы. Он узнал это место по запомнившимся ему топографическим ориентирам и снова начал взбираться вверх. Все это произошло много сотен лет назад, но великолепная гель-контурная память точно знала, куда надо идти.

– Я догадываюсь, куда вы меня ведете, господин Эразм.

У Гильбертуса было узкое лицо, широкий большой рот, оливкового цвета глаза и соломенно-желтые волосы, выбивавшиеся из-под капюшона куртки. Несмотря на хрупкое телосложение и маленький для его возраста рост – вероятно, сказался недостаток питания в детстве, – он был сильным и жилистым мальчиком.

– Вот как? Ну что ж, давай поиграем в угадайку, Гильбертус, потому что, кто знает, может быть, я прячу в рукаве пару сюрпризов или трюков.

– Не надо меня обманывать. Роботы не способны на трюки.

– Твои собственные слова опровергают твои же аргументы. Если бы я пытался тебя обмануть, то разве это само по себе уже не было бы трюком, что противоречило бы твоему же бездоказательному утверждению, то есть постулату? Ты должен выражать свои мысли в более логичной манере.

Гильбертус замолчал, обдумывая заданную головоломку.

Эразм же вернулся к своим собственным размышлениям. Теперь он думал о никогда не используемых данных, которые Омниус аккумулирует, понятия не имея, как синтезировать из них новое знание. Данные ничего не стоят, если их не используют как источник выводов и заключений.

Эразм имел доступ практически ко всему, что знал всемирный разум, так как мог входить в электронные хранилища, где помещались резервные копии Омниуса. Эразму не надо было даже подключаться к всемирному разуму, чтобы получить нужную информацию; да и сам робот избегал таких подключений, так как хотел сохранить свою независимость. Конечно, и у Омниуса были свои секреты, были файлы, к которым не имел доступа ни один робот. Просмотреть их было бы интересно такому любознательному роботу, как Эразм, но ради этого не стоило рисковать прямым подключением.

– Мы уже почти пришли, господин Эразм? – тяжело дыша, спросил мальчик.

Робот изобразил на своем текучем металлическом лице улыбку и повернул свою блестящую голову почти на триста шестьдесят градусов, обозрев окрестность.

– Да, мы почти пришли. Мне следовало бы иметь еще детей. Кроме тебя, Гильбертус. Я – превосходный учитель.

Гильбертус некоторое время помолчал, соображая, что сказал только что робот, а потом откровенно усмехнулся.

– Вы машина и не можете иметь детей.

– Это верно, но я – особенная машина, с мощной способностью к адаптации и модификации. Не удивляйся ничему, что я могу сделать.

– Только не надо меня снова пугать, господин Эразм.

Робот имитировал смех. Ему нравилось общество Гильбертуса, он наслаждался им так, как не мог себе даже представить. Этот юноша, которому уже исполнилось тринадцать лет, оказался очень умным, просто настоящим сокровищем. Это было теперь чем-то большим, чем простой эксперимент. Под руководством Эразма Гильбертус начал проявлять весь заложенный в нем потенциал. Возможно, после постоянных инструкций и строгой тренировки независимый робот сможет раскрыть в человеке пик его потенциала. Омниус получит больше, чем ожидал от собственного задания.

Иногда отполированный блестящий робот и мальчик начинали шутить, стараясь поймать друг друга на необоснованных допущениях или логических ошибках. Эразм взял на себя труд заниматься с мальчиком историей вселенной, философией, религией, политикой и совершенной в своей красоте математикой. Палитра, в которой они черпали предметы, отличалась практически неисчерпаемой цветовой гаммой, и жаждущий ум подростка пользовался ею с изумительной эффективностью.

В отличие от своего давнего пари с земным Омниусом, когда Эразм попытался превратить верного доверенного человека во врага своих хозяев, на этот раз он достиг какого-то положительного результата. Хотя это было уже не обязательно, робот продолжал сохранять на своем текучем лице улыбку, взбираясь вверх по снежному склону.

Склон выровнялся, и Эразм тотчас увидел две высокие скалы, разделенные глубоким ущельем.

– Мы остановимся здесь и разобьем лагерь. – Он протянул вперед свою металлическую руку. – Вот здесь был снежный мост.

– И вы по глупости, не проверив структурную целостность, решили ступить на него, – со знающим видом произнес Гильбертус, сняв рюкзак и бросив его на снег. – Мост рухнул, как только вы ступили на него, и вы упали в ущелье, где провели много лет.

– Я бы никогда больше не сделал такой ошибки… хотя, расценивая то падение ретроспективно, могу сказать, что оно подействовало на меня благотворно. В то холодное время полной изоляции мне ничего не оставалось делать, как только размышлять, подобно когитору. Тогда во мне было посеяно семя моей независимости.

Гильбертус с ужасом посмотрел на глубокую расщелину, не обращая внимания на холодный ветер.

– Я очень хотел взглянуть на это место с тех пор, как вы мне о нем рассказали. Я думаю, что это было местом вашего… рождения.

– Какая любопытная мысль. Она мне нравится.

В тот вечер, пока юноша ставил палатку и готовил лагерь к ночлегу, Эразм играл роль повара. Он приготовил жаркое из корринского кролика на походной плитке, добавил туда приправу с таким видом, словно понимал, что делает. Потом он внимательно наблюдал, как Гильбертус ест; робот пробовал блюдо и сам, используя для этого свои сенсорные зонды, и гадал, что воспринимал его воспитанник как вкус.

После ужина робот возобновил занятия с того места, на котором они остановились на прошлом уроке. Научив прежде дикого мальчишку правилам цивилизованного поведения, Эразм сосредоточился на стимуляции памяти, стремясь увеличить ее емкость с помощью умственных упражнений.

– Тридцать семь миллиардов восемьсот шестьдесят восемь миллионов сорок тысяч сто пятьдесят шесть, – сказал Эразм.

– Этому числу равнялось бы сегодня население Земли – учитывая уровни рождаемости и смертности, – если бы не вмешался Омниус и если бы планета не была уничтожена.

– Совершенно верно. Настоящее образование не имеет пределов.

Несколько часов, несмотря на усиливавшийся мороз, Эразм разбирал со своим учеником дополнительные вопросы, и ученик показывал удивительную способность к организации, упорядочению и использованию данных в уме, точно так же, как это делают машины. Способность молодого человека к обучению была просто поразительной, он выказывал редкое умение вычислять и мыслить. Органический мозг Гильбертуса научился выбирать нужные данные в множестве последовательностей и вероятностей и всегда умел найти наилучшую альтернативу.

Ближе к ночи, когда пошел легкий снежок, Эразм заметил, что его ученик начал делать ошибки. Робот терпеливо делал дополнения к тому, что Гильбертус уже знал, умело наслаивая данные таким образом, чтобы его подопечный в случае необходимости мог, пользуясь особенностями устройства своей органической памяти, легко извлекать нужные сведения в нужный момент. Но хотя Гильбертус не жаловался, его внимание начало рассеиваться, он стал терять способность к сосредоточению.

Тут-то Эразм понял, что его ученик сильно утомился от трудного похода – он слишком много времени провел без отдыха. Робот часто делал эту ошибку, забывая, что человеку надо спать и что даже самые мощные лекарства не могут полностью заменить естественные функции организма. Даже если бы Гильбертус непрерывно получал источники восполнения биологической энергии, Эразм все равно не смог бы учить его без передышки круглосуточно.

Хотя знание не имеет предела, с удивлением думал Эразм, человеческая способность к обучению имеет вполне определенные границы.

– Теперь ложись спать, Гильбертус. Пусть во сне твой мозг усвоит и обработает полученную информацию, а когда ты проснешься, мы снова приступим к уроку.

– Доброй ночи, господин Эразм, – произнес мальчик усталым, но веселым голосом, забираясь в теплую палатку.

Эразм молча сидел на месте, записывая информацию тысячами своих оптических сенсоров, пока Гильбертус не заснул, что произошло почти мгновенно. Этот выход на природу оказался много более плодотворным, чем робот рассчитывал.

Тихо, чтобы не разбудить мальчика, он ответил:

– Доброй ночи, Гильбертус.


Непреложным фактом человеческого бытия является изменчивость отношений. Ничто не является абсолютно стабильным, все может перемениться за час. Всегда есть едва заметные вариации, колебания и поправки, которые необходимо учесть. Не бывает двух моментов, в точности тождественных друг другу в каком-либо отношении.

Серена Батлер. Наблюдения


Каждой из больших строительных машин, работавших на замерзшем болоте, управляли двое операторов, сидевших рядом за пультами в высоких, похожих на клетки, кабинах. Длинные гидравлические стрелы ритмично погружались в мерзлую трясину, выдирали оттуда огромные клочья растительности и подтаявшего льда и складывали эти кучи в кузова грузовиков, которые подъезжали, принимали грунт и уезжали. Равнины Кольгара выглядели теперь как гигантский потревоженный муравейник.

После нескольких месяцев подготовки и финансовых вложений работы пошли полным ходом. В период короткого лета болотистая равнина оживала цветами, сорными травами и водорослями, птицами и летающими насекомыми. В этом году все будет по-другому. Отныне огромная пустынная равнина станет домом для гигантских кораблей, двигатели которых свернут пространство и время. Ландшафт Кольгара изменится навсегда.

Стоя на краю необозримого болота, Аврелий Венпорт ежился от пронизывающего ветра, стараясь натянуть налицо меховой капюшон. Снежная пыль отражала ослепительную белизну утреннего солнца, заставляя Аврелия щуриться. Он поправил солнцезащитный экран перед глазами.

Привезенные с других планет рабочие были одеты в одинаковые спецовки. Венпорт смотрел на них и думал, во что обходится ему каждое движение этих людей. Он занимал массу денег в своих собственных компаниях, привлекал большие кредиты из других своих доходов. Кроме того, он направил большую, хорошо экипированную команду на Арракис, чтобы увеличить добычу пряности. Наиб Дхартха куда-то исчез, а бандиты – по неизвестной причине – пока перестали создавать проблемы.

Все на добычу капитала для этого единственного предприятия. Мечта Нормы.

С самого начала своей деловой карьеры, когда он занимался лекарственными растениями Россака, Венпорт умел рисковать. Но ни разу его риск не был таким немыслимо большим. Стоило ему подумать об этом, как колени его просто становились ватными. Но, несмотря на огромные издержки, инстинкт подсказывал ему, что он на этот раз принял верное решение. Как всегда, Норма увлекла его своим энтузиазмом. Здесь не было никакого обмана – Норма была на сто процентов уверена в успехе. Это была феноменальная убежденность в своей правоте. Он полностью доверял ее предвидению.

Ход событий сделает его либо банкротом, либо богатейшим человеком во всей вселенной. Третьего не дано.

Он полностью посвятил себя работе здесь, доверив операции с меланжей и прочие другим руководителям компании. Более чем когда-либо он теперь жалел, что не знает судьбы Тука Кидайра. По прошествии столь долгого времени казалось очевидным, что его тлулаксийский партнер погиб во время поритринской трагедии, как сотни тысяч других неопознанных жертв. Теперь и риск, и доходы принадлежали только Венпорту, как и сама компания.

Болотистая кольгарская равнина простиралась до самого горизонта, но и конструкции, которая своим мысленным взором видела здесь Норма, были не меньше. Каждую неделю она сажала его в свой быстроходный вездеход и везла показывать контуры будущих зданий. Пройдет еще немного времени, и здесь начнут строиться настоящие свертывающие пространство корабли согласно детально разработанным Нормой планам.

Из жужжащего как улей поселка строителей доносились несмолкаемые шумы механизмов, из ворот постоянно выезжали тяжелые машины, какие-то моторы то начинали реветь, то опять стихали. На Норму эти звуки действовали ободряюще – она знала, что работы не останавливаются ни на минуту.

Она постоянно ездила по плато, консультируясь с архитекторами и прорабами, закладывая дополнительные строения и очерчивая границы взлетных и посадочных площадок для новаторских кораблей, свертывающих пространство. Ее новое, напоенное невиданной энергией тело, казалось, перестало нуждаться во сне.

Увидев что он осматривает поле, она поспешила к нему. Несмотря на свою неимоверную занятость, Норма находила время и душевное тепло для Аврелия. Горячо обняв его, она вдруг высказала ему неожиданную причину ее внимания к нему:

– Я видела мыслящие машины и не хочу быть на них похожей.

Она улыбалась, и он, несмотря на ее совершенные теперешние формы, увидел в этой улыбке прежнюю, неуверенную в себе девочку, какой она осталась под новой безупречной кожей.

– Я должна уделить себе время, когда я могу побыть человеком.

Он прижал ее к себе.

– Это очень хорошо, Норма.

Но теперь Венпорту казалось, что в ее нынешнем, улучшенном, прекрасном состоянии она далеко превзошла его – как и любого другого человека. Никто не мог теперь тягаться с ней способностями, не мог подняться сколько-нибудь близко до ее уровня! Она была несравненна. Как и ее мать.

– Да, кстати, я позволила себе зачать нашего первого ребенка. Первого из нескольких, как я надеюсь.

Он воззрился на нее, слишком ошеломленный, чтобы задавать вопросы, но она сама продолжила свои объяснения:

– Это всего лишь логическое продолжение моих намерений. Ощущение необычное, но очень интересное. Ребенок будет мальчиком, как я полагаю. Я намерена позаботиться, чтобы он был хорошо сложен и здоров.

Ему не было нужды интересоваться, как она собирается это делать. Он никогда не притворялся, что понимает ее, ни до, ни после ее странной метаморфозы.

Недавно ее мать вернулась в свою пещеру на недалеком отсюда Россаке – донашивать беременность. До родов оставался месяц. Несмотря на прием сложных лекарств, которые изготавливала фармацевтическая компания Венпорта, Зуфа Ценва боялась, что будет что-то не так с ребенком, которого она зачала от Иблиса Гинджо. Она не обладала способностью Нормы манипулировать клеточной морфологией и биохимическими процессами в организме.

Венпорт до сих пор испытывал смешанные чувства, глядя на Зуфу. Когда она была здесь, на строительстве верфи, он временами замечал грусть в светлых ледяных глазах высокой Колдуньи, если она смотрела на него. Когда-то, очень давно, он искренне любил ее, но сама Зуфа лишь презирала его, постоянно занятая другими важными делами, тратя всю свою страсть на участие в войне и на усилия добиться всеобщего признания, а его не замечала…

Слава Богу, Норма относится к нему совершенно по-другому.

Венпорт услышал вдалеке электрическое потрескивание и телекинетические взрывы. Учитывая необычность и исключительную важность строящегося предприятия, Зуфа вызвала на Кольгар четырнадцать самых лучших своих учениц чтобы они охраняли стройку, пока она будет в отъезде. Опытные в своем деле колдуньи обеспечивали безопасность: создав «телепатический оборонный щит», они обходили стройку и искали угрозы. Хотя наемная служба безопасности охраняла будущее предприятие и подступы к планете, Колдуньи обладали навыками, которых не было и не могло быть у наемников.

Ходили упорные слухи, что теперь кимеки воюют с Омниусом, но никто не мог предсказать, как поведут себя потом эти гибриды машины и человека. Но ни один кимек не уцелел бы, вздумай он атаковать Кольгар. Ни одной машине не удастся похитить секреты строящейся верфи. Норма не могла потерять это предприятие, как потеряла свой экспериментальный корабль на Поритрине.

Что бы ни случилось, этот проект должен увенчаться успехом.


Когда срок беременности перевалил за восьмой месяц, Зуфа Ценва начала искренне жалеть, что не может вообще обходиться без мужчин. Было бы хорошо уметь осеменить себя самой, как это делают гермафродиты, подобно древней земной богине Софии. Но… Верховная Колдунья Джихада была заключена в непреодолимую оболочку своего смертного тела. Вот ее дочь Норма с ее расцветающими ментальными и творческими силами – это совсем другое дело.

После изощренных пыток и почти полной клеточной деструкции Норма ухитрилась во всех отношениях заново сотворить свое тело. Теперь, выйдя замуж за Аврелия Венпорта – генетический пол которого, как хорошо было известно Зуфе, обладал множеством достоинств, – Норма, без сомнения, откроет новые неведомые возможности и в своей системе размножения…

Норма научилась управлять телепатическими ментальными бурями, которые уничтожали кимеков, но при этом сохраняла и свою жизнь. Ах, если бы Зуфа могла научиться этому умению и передать его своим ученицам…

Она стояла у окна пещеры, вырубленной в пласте застывшей лавы, глядя на густую листву джунглей и впитывая влажную смесь живых пьянящих запахов. Она вернулась на родину, в надежно спрятанный в скалах дом, чтобы разрешиться от бремени. Зуфа хорошо помнила свои многочисленные выкидыши, мертворожденных уродцев, помнила невероятно опустошавшее чувство разочарования.

Как странно, какая ирония судьбы, что Норма, вопреки всем шансам и вероятностям, превратилась в такое безупречное, одаренное талантами дитя. Зуфа думала о дочери со смешанным чувством: гордости за то, какой она стала, и за то, что она намеревалась сделать; но одновременно растерянность и даже страх. Зуфа вообще боялась того, чего не понимала. И кроме того, ее терзали муки совести за то, что она так дурно все это время обходилась с молодой женщиной, своей дочерью.

В ней всегда была искра, мощный потенциал, но я не сумела его разглядеть. Я, величайшая колдунья, была слепа к возможностям моей собственной плоти и крови.

Теперь Зуфа поклялась себе, что положит все силы на воплощение в жизнь грандиозной мечты своей дочери, но она ждала дополнительной информации. Она надеялась, что ей удастся сохранить и упрочить отношения с Нормой. Но надвигались роды, и Зуфа была вынуждена обращать больше внимания на то, что делалось в ее чреве, думать о другой дочери, которая должна была вот-вот появиться на свет, – дочери, которую Зуфа жаждала уже много лет. И теперь этот ребенок должен был родиться в самый неудобный и неподходящий момент.

Зуфа решила, что останется на Россаке только на период родов, а потом передаст ребенка на попечение колдуний-нянек, чтобы быть уверенной, что дочь получит надлежащее воспитание. Долг и страсть звали ее вернуться на Кольгар, где Венпорт и Норма закладывали фундамент верфи, которая станет величайшей в Лиге…

Зуфа положила ладонь на большой круглый живот. Она стояла теперь на высоком крыльце и смотрела сквозь густой навес Джунглей. Несмотря на массу ядов в окружающей среде и на суровый ландшафт, Россак казался Зуфе самой прекрасной из всех виденных ею планет. Серебристо-пурпурная листва джунглей давала пищу, очищала атмосферу и давала людям бесчисленные лекарства и фармацевтические препараты, составившие костяк торговой и финансовой империи Аврелия Венпорта.

Она мысленно представила себе вечный круговорот природы, подумала обо всех видах, находивших способы выжить в джунглях этого неповторимого мира, вообразила сложные взаимодействия экологических ниш, которые непременно находились на Россаке даже для самых мелких форм жизни. Шевеление плода в животе напомнило ей о ее месте в биологической системе планеты, о ее месте в Джихаде.

Зуфа почувствовала, как между ног потекла теплая жидкость – отошли околоплодные воды, оросившие ноги Зуфы и камни, на которых она стояла. Роды начинаются даже раньше, чем она ожидала. Она позвала одну из молодых колдуний, дежуривших неподалеку.

– Пошли за мастерицей селекции Тицией Осе. Мне нужна ее помощь – немедленно!

Хотя ей на помощь поспешили молодые колдуньи, Зуфа самостоятельно прошла по каменному коридору в свои апартаменты, где все уже было приготовлено для рождения ребенка.

В последние недели этой очень важной беременности возле Зуфы посменно дежурили семь женщин. Верховная Колдунья любила их, как собственных детей; пятеро из них были ее ученицами и могли при необходимости стать смертоносным психическим оружием. Она решила назвать дочь именем мастерицы селекции, которая вела роды.

Тиция. Моя дочь будет носить это имя во все ее дни.

Может быть, мастерица согласится быть опекуном и приемной матерью на какое-то время, чтобы Зуфа могла вернуться на Кольгар.

Лежа на кровати, она вдавила голову в подушку, ощутив сильнейшую схватку, за которой почти сразу же последовала вторая.

– Все идет очень быстро.

Наверное, дочь так же сильно хотела выйти на свет, как ее мать – освободиться от бремени…

Высокие светловолосые колдуньи заполнили комнату, но каждая из них знала, что надо делать. Зуфа постаралась сосредоточиться на стенном ковре, чтобы забыть о боли, применяя все свои ментальные способности, чтобы управлять родами и блокировать чувство распирающей боли. Но несмотря на все попытки, рождавшийся ребенок с каждым болезненным сокращением матки напоминал о себе. Наконец Тиция Осе подняла вверх маленькое скользкое красное тельце и отрезала пуповину. Помощницы подбежали, держа в руках полотенца и теплые пеленки.

– Ты родила великолепную дочь.

– Меньшего я и не ожидала, – сказала потная, изможденная Зуфа.

Тиция Осе вручила ей маленького хрупкого ребенка, завернутого в светло-зеленое одеяльце.

Держа на руках новорожденную, Зуфа благословляла судьбу за то, что на этот раз она родила не воплощенный ужас, который пришлось бы изгнать в джунгли, доверив его милости природы. Сколько разочарований она пережила. Нет, этот ребенок – Тиция Ценва – был здоров и будет жить и без постоянного присмотра со стороны матери. Это будет сильная девочка.

После выздоровления – это будет всего через несколько дней – Зуфа вернется на Кольгар. В прошлом она совершенно незаслуженно презирала Аврелия и Норму. Теперь ей предстояло

расплатиться с обоими.


Ненадежные союзники ничуть не лучше врагов. Мы предпочитаем самостоятельность, когда все зависит только от нас.

Генерал Агамемнон. Новый золотой век


Что же мы выберем?

Жалкие остатки порабощенного населения Бела Тегез никогда не боролись за свое выживание, никогда не имели даже подобия правительства. Множество поколений они влачили своё существование под благим присмотром мыслящих машин. Вспоминая период между разрушением местного Омниуса и захватом планеты мятежными кимеками, они воспринимали свою временную свободу – по контрасту – как суровое время, и никак не благо.

Теперь, кое-как придя в себя после атомного взрыва в Комати, уцелевшие тегезцы созрели для обращения… путем промывания мозгов. Они будут думать только так, как велит им титан Юнона.

Оставив на орбите покорный и заново перепрограммированный машинный флот, готовый отразить нападение армии Джихада и вторжение флота Омниуса, Агамемнон сделал этот тяжело раненный Синхронизированный Мир базой для проведения военных операций против ненавистного компьютерного всемирного разума. Здесь Агамемнон не понес никакого ущерба, не потерял ни одного кимека и одержал первую победу; но все же генерал нуждался в увеличении численности своего мятежного войска, чтобы отразить внешнее нападение.

Агамемнон и его кимеки обладали волей и проницательностью, но их самой важной следующей задачей было создание большой непобедимой армии. И чем скорее, тем лучше. Им нужны были заводы, больше оружия… и больше неокимеков. Много больше.

Используя военные корабли роботов, завоевавшие Бела Тегез кимеки привозили большие группы пленников из зараженных радиоактивной пылью пригородов Комати. В порядке логического планирования мыслящие машины имели на кораблях достаточные запасы, и когда Агамемнон предложил испуганным уцелевшим рабам больше еды, лекарств и чуть больше свободы, бывшие рабы Бела Тегез стали смотреть на титанов, как на своих спасителей. Теперь, относительно хорошо накормленные и ошеломленные внезапным изменением своего положения, они были готовы слушать магнетические речи Юноны.

Для этого случая женщина-титан выбрала свой самый умопомрачительный ходильный корпус, он был намного красивее того, который она использовала в других случаях, – такой красоты было более чем достаточно, чтобы произвести впечатление на кого угодно. Юнона использовала перепрограммированных роботов-слуг, которые вычистили и отполировали каждую металлическую деталь ее костюма, и теперь она сверкала, как тарантул, сделанный из чеканного хрома и серебра. Она считала, что надо повергнуть в восторженный трепет всякого человека, который ее увидит, возвратить прежние времена блеска и величия титанов.

С помощью мыслепровода она подключила речевое устройство к усилителям, придавшим громоподобность ее звучному голосу.

– Хотите ли вы жить вечно? – спросила она толпу. Она ожидала восторженных криков, но хватило и того, что слушатели затаили дыхание. Толпа клубилась вокруг нее. Юнона понимала, что эти несчастные редко испытывали чувство надежды и только сейчас робко начали позволять себе несмелые мечты.

– Хотите ли вы, подобно бессмертным, не знать страдания – но только силу и власть, и способность достичь всего, что только сможете себе вообразить? Я прожила так тысячу лет! Столько же прожил на свете генерал Агамемнон. Все неокимеки были когда-то доверенными людьми машин и доказали, что достойны величайшего дара, о каком может только мечтать каждый смертный. Достоин ли кто-нибудь из вас такой чести?

Бывшие невольники слишком хорошо знали, что значит влачить тяжелую однообразную жизнь под гнетом компьютерного всемирного разума. Глядя на чудесное, мощное и непобедимое тело кимека, слушая ее слова, люди были поражены до такой степени, что лишились дара речи.

– Мои товарищи титаны и я сбросили цепи Омниуса, чтобы вы могли впервые в жизни почувствовать вкус свободы, ощутить себя настоящими, свободными людьми. Мы завоевали эту планету во имя титанов и хотим, чтобы лучшие из вас присоединились к нашей борьбе.

Она увидела, как по толпе прошло волнение. Такая мысль никогда не приходила им в голову.

– Мы можем создать новый золотой век для человеческих достижений и дерзаний, которые станут осуществимыми усилиями кимеков. Из вас, бывших рабов Бела Тегез, мы наберем первые ряды лейтенантов.

К счастью, большинство доверенных людей погибли в Комати во время взрыва – к счастью, потому что ни Юнона, ни Агамемнон не хотели брать людей, лояльных компьютерному всемирному разуму. Они предпочли набрать добровольцев, готовых положить душу на службу титанам.

Юноне надо было быстро найти путь к их сердцам. Она не знала, сколько времени потребуется армии Джихада, чтобы явиться сюда и захватить Бела Тегез. Агамемнону и его кимекам требовалось укрепить плацдарм.

– Мы просим вас заглянуть в свою душу и спросить совета у сердца. – Она еще более возвысила и без того громкий голос. – Есть ли у вас смелость и ум, чтобы стать такими, как мы? Не устали ли вы от своих хрупких и недолговечных человеческих тел? Не устали ли вы от болезней, от моментов, когда ваши естественные мышцы и кости не могут справиться с делами, которых вы требуете от них?

Она повернула головную башню вправо и влево, оглядев толпу.

– Если это так, то титан Данте и его помощники неокимеки готовы выслушать каждого из вас и рассмотреть его просьбу. Они проведут необходимые тесты и отберут тех, кто произведет на нас наилучшее впечатление. Мы стоим на пороге новой эры! Тех, кто присоединится к нам, ждет награда, немыслимая для тех, кто трусливо уклонится от риска.

Агамемнон рассчитывал, что ей удастся уговорить в лучшем случае несколько десятков человек, но Юнона знала, что ее возлюбленный слишком пессимистичен и недальновиден. Она полагала, что самое лучшее – это позволить сотням, а еще лучше, тысячам потенциальных добровольцев пройти превращение прямо здесь, на Бела Тегез, и при этом снабдить канистры с их мозгами надежными системами самоликвидации на случай, если кто-то из них окажется строптивцем или мятежником. Сейчас кимекам были нужны бойцы, туча машин с человеческими мозгами, которые будут биться насмерть, жертвуя жизнью ради того, чтобы положить конец правлению Омниуса, а также отвратительному Джихаду Серены Батлер.

– Именно поэтому мы даем вам шанс стать бессмертными, вечно жить в боевых корпусах, предназначенных для смертельных схваток, гибких и непобедимых телах. – В подтверждение своих слов она подняла серебристую переднюю конечность. – Вы приобретете способность стимулировать центр удовольствия своего головного мозга по своему желанию. Вы никогда больше не будете знать голода или усталости. Вы никогда больше не будете слабыми.

Она прошлась перед ними с важностью чистопородного животного. От ее гладких закругленных деталей и отполированного до блеска экзоскелета отражались яркие блики желтого света.

– Хорошенько подумайте, прежде чем дать ответ, – страстным голосом протянула она. – А теперь скажите мне, кто желает встать в наши ряды?

Услышав неистовый крик восторга, вышедший из сотен глоток, Юнона поняла, что у титанов будет намного больше добровольцев, чем нужно.


Я чувствую, что могу сделать все, кроме одного: быть достойным надежд, возлагаемых на меня другими.

Легенда о Селиме Укротителе Червя


Теперь, когда уцелевшие дзенсунниты были сыты и вновь обрели надежду на будущее, Исмаил наконец позволил себе ощутить растущее удовлетворение. Несмотря на трудности и ежедневное балансирование на грани выживания и голодной смерти, жизнь среди пустынных обитателей Арракиса начинала входить в нормальную колею, приобретать естественный ритм. Здесь, конечно, не было никакого комфорта, зато было много безопаснее, чем там, где они находились прежде. – Когда Джафар и его люди привели группу беженцев в свой недоступный для чужаков пещерный поселок, вновь прибывшие, сбившись в кучу, вошли в – убежище с таким трепетом и благоговением, словно попали на небеса. Когда они вошли в тень пещеры, их приветствовали члены племени Селима. Некоторые из поритринских беглецов принимали еду, которую предложили им хозяева, но другие, пренебрегая пищей, жадно пили тепловатую воду. Были и такие, которые просто свалились с ног от облегчения.

Этой ночью Исмаил, у которого кружилась голова от радости, посетил всех беженцев, стараясь позаботиться о каждом, особенно о Хамаль. Ему хотелось плакать. Из группы в сто один человек осталось пятьдесят семь, немного больше половины, но зато теперь они были по-настоящему свободны.

Несмотря на выпавшие на их долю тяжкие испытания, уцелевшие дзенсунниты видели в Исмаиле уверенного в себе вождя, чьи проницательность и вера не дали им разбрестись и провели большинство из них через эти испытания живыми. Выведя их из-под тирании рабовладельцев, он смог вместе с ними пересечь половину галактики на непроверенном корабле и помог большинству выжить в тяжелейших условиях в течение месяцев – для Арракиса немалый подвиг.

Беглецы настоятельно объясняли хозяевам-отверженным, что Исмаил заслуживает уважения и с их стороны. Марха, жена погибшего Селима, держа на руках своего сына, темноглазого Эльхайима, которому еще не исполнилось и года, медленно кивнула Исмаилу, одновременно оценивая его.

– Мы рады принять у себя человека, достойного столь высокого уважения.

В первую ночь после чудесного спасения он стоял у входа в пещеру, глядя на залитую лунным светом пустыню и поражаясь красоте призрачного света, омывающего песок. Над головой мерцали в чистом и сухом воздухе булавочные головки звезд.

Исмаил обернулся к своим спасенным товарищам и заговорил твердым, спокойным, вселяющим уверенность голосом:

– Именно это заповедал нам Буддаллах. Это не совсем то, на что мы надеялись – здесь нелегко жить, и это не рай, с какой бы мерой ни подходить к этому месту, – но дайте срок, и мы сможем сделать его лучше.


Уцелевшие беглецы продолжали радостно праздновать спасение, угощаясь провизией, похищенной во время налета на караван сборщиков пряности или на ничего не подозревающих деревенских жителей, которые жили за счет перепродажи меланжи. Поритринские беженцы славили Буддаллаха и Исмаила, а отступники пели песни о Селиме Укротителе Червя и рассказывали легенды о Шаи-Хулуде.

Исмаил уединился в дальней пещере с Джафаром.

– Как вы узнали о нас? – спросил он высокого сухопарого человека. – Мы несколько месяцев подряд искали помощь.

Джафар прищурил глаза, окрашенные в интенсивный синий цвет. Они казались сейчас темными провалами на его худом лице.

– Мы наткнулись в пустыне на едва живого человека, который брел куда-то в одиночку. Мы спасли его, и он попросил, чтобы мы нашли и вас. – Он пожал плечами. – Мы не знали, можно ли ему верить, так как всякой лжи можно ожидать от купца и работорговца.

Он провел Исмаила в темную пещеру в глубине поселка.

– Я оставлю вас, чтобы вы поговорили.

От входа Исмаилу едва был виден в полумраке тощий человек, одиноко сидящий под тускло горящим плавающим светильником. Тук Кидайр.

Джафар повернулся, зашуршав своим пустынным плащом, и ушел.

Едва веря своим глазам, Исмаил шагнул вперед.

– Действительно, неисповедимы пути Буддаллаха, если торговец живой плотью, совершивший столько набегов на мирные селения, вдруг стал спасать жизни дзенсуннитов!

Тлулакс был худ и изможден, тело его превратилось в скелет, на голове не было отличительной косички. Когда он поднял голову, посмотрел на вошедшего и узнал его, в его глазах не появилось ни вызова, ни страха – только бесконечная усталость.

– Итак, сам лорд Исмаил, повелитель рабов. Я вижу, что ты выжил, несмотря на всю невероятность такого исхода. Ваш бог, наверное, действительно имеет в отношении тебя какие-то великие планы… или это очередной фокус, сюрприз из его рукава.

– Я не единственный, кто остался жив, несмотря на все усилия этой планеты. – Исмаил вошел в помещение. – Что сталось с Рафелем, Ингу и нашим вертолетом-разведчиком?

Кидайр неловко поерзал на каменном выступе, который служил ему постелью.

– Все они оказались в брюхе червя. – Он провел по спутанным волосам рукой, похожей на когтистую лапу. – Рафель угрожал перерезать мне горло, но вместо этого выгнал меня в пустыню. Я не успел отойти далеко, когда туда примчались, как сумасшедшие, три червя. Они сожрали вертолет и вообще уничтожили все следы. – Он поднял глаза и посмотрел куда-то мимо Исмаила. – Потом я блуждал по пустыне несколько дней, пока меня не нашли люди Джафара.

Исмаил горестно нахмурился, услышав, что его зять выгнал бывшего работорговца в пустыню, обрекая его на верную смерть. Он пытался мстить? Не наказал ли Буддаллах Рафеля за то, что тот решил взять высшую справедливость в свои человеческие руки?

– Тебе не надо говорить об этом моей дочери.

Кидайр пожал плечами.

– Это было между Рафелем и червем. Для меня это не имеет никакого значения. – Он протянул жилистую руку. – Я даю тебе слово, что ничего не скажу ей.

Исмаил не подумал пожать протянутую руку.

– Ты рассчитываешь, что я поверю твоему слову, слову торговца живым товаром? Слову человека, который напал на мою деревню и продал меня в рабство?

– Лорд Исмаил, торговец, который не умеет держать своего слова, очень скоро лишится своего дела.

Он употреблял высокий титул без сарказма, но из уважения.

Чувствуя, что за его спиной кто-то стоит, Исмаил обернулся и увидел большеглазую женщину, вдову Селима Укротителя Червя. Он не слышал, как она подошла.

– Как ты хочешь, чтобы мы поступили с ним, Исмаил? Решение остается за тобой.

Он нахмурился, чувствуя неловкость от свалившейся на его плечи нелегкой ответственности.

– Во-первых, почему вы сами решили сохранить ему жизнь?

Для Мархи ответ был очевиден.

– Чтобы посмотреть, говорит ли он правду о других дзенсуннитах, которые прилетели с далекой планеты. Но воды и хлеба мало, и нам не нужны лишние рты.

Кидайр покривился – он и без слов знал, какая судьба его ждет.

– Да, да, теперь, когда ваше брюхо набито, а в горле больше не сохнет от жажды, вы можете подумать и о мщении. Ты очень долго ждал этого момента, Исмаил.

В это время все остальные беглецы с Поритрина собрались у входа в пещеру Кидайра, заслышав голос Исмаила. Хамаль тоже пришла, на ее лице застыло недоумение, и Исмаил не знал, как он решится дать ответ на этот немой вопрос. Джафар и Марха встали в стороне, дав беглецам заглянуть в полумрак помещения, откуда горящими глазами смотрел на них тлулаксийский работорговец. Люди зароптали, гнев повис в воздухе; казалось, его можно было ощутить рукой – таким тяжелым он был. Этот гнев грозил омрачить радость избавления.

– Убей его, Исмаил! – взмолилась какая-то старуха.

– Сбрось его со скалы!

– Скорми его гигантскому червю!

Исмаил стоял ближе всех к пленнику, сжимая кулаки. Он прикрыл глаза и принялся мысленно читать сутры Корана, надеясь, что великие слова прощения и обещание надежды прольют капли милосердия на его сердце.

– Тук Кидайр, ты многого лишил меня. Ты нанес мне непоправимый вред, ты лишил меня семьи, ты украл лучшие годы моей жизни. Теперь мой народ здесь, на Арракисе, и никогда не сможет его покинуть, никто из нас не сможет вернуться на свои родные планеты. Когда я думаю о такой высокой цене, то не могу сдержать содрогания. Но в наших испытаниях на этой планете твоей вины нет. – Он тяжело перевел дыхание. – Я дарю тебе жизнь, работорговец.

За его спиной раздался удивленный ропот. Даже Хамаль смотрела на отца, явно не веря своим ушам. Он продолжал:

– Убить тебя сейчас было бы бесчестно, ибо ты отдал нам свой долг. Мой народ несомненно погиб бы, если бы ты не попросил этих изгнанников искать нас. – Исмаил разжал кулаки, взглянул на свою обезумевшую дочь. – Не пойми меня неправильно, я по-прежнему думаю о мщении… но у меня уже нет на него права. Кто берет на себя деяния, права на которые не заслужил, тот не лучше… работорговца.

Беглецы были явно разочарованы, даже недовольны, но они приняли решение Исмаила. Джафар посмотрел на него с новым уважением, так же как и Марха; очевидно, теперь они действительно увидели в нем вождя. Настоящего вождя…

Когда беглецы снова направились в общую пещеру собраний, Марха отвела Исмаила в сторону и вывела наружу, в прохладную сухую ночь, где можно было сесть рядом на камни под мириадами звезд, светивших с бездонно черного неба. Хотя многие созвездия, не видные с Поритрина, были незнакомы Исмаилу, он угадывал несколько знакомых очертаний далеких звездных скоплений. Он узнал созвездие Жука и несколько других. Есть вещи, которые всюду одинаковы.

– Где-то там осталась моя жена. – На этом огромном космическом пологе он даже приблизительно не мог отыскать место, где кружилась планета, на которой он провел большую часть жизни. Одним хаотичным броском корабль, свернувший пространство, швырнул их сквозь галактику. – Ее звали – зовут – Озза. Я молю Бога, чтобы она была жива вместе с моей второй дочерью Фалиной.

Марха вызвала у него воспоминания, и он припомнил, как был счастлив с Оззой, какими разными они были вначале и как потом стали близки друг другу, пока из мести и злобы лорд Бладд не разлучил их. Исмаил не видел ее уже три года.

Он вздохнул.

– Мне уже никогда не обнять мою Оззу, но не стоит душить себя сожалениями. Буддаллах не без причины направил меня сюда, сохранил живым мой народ и свел нас вместе.

Марха долго молчала, сидя рядом с ним, а потом сказала:

– Ну вот, теперь я знаю твою историю. Ее должен узнать и запомнить весь наш народ и передавать ее из уст в уста, из поколения в поколение. – Она улыбнулась ему, голос ее смягчился. – А теперь послушай. Я расскажу тебе теперь легенду о Селиме Укротителе Червя.


166 ГОД ДО ГИЛЬДИИ

36 год Джихада

Восемь лет спустя после великого восстания рабов на Поритрине

Семь лет спустя после закладки верфи на Кольгаре


Одно только непреложно в жизни – это смерть, и одно непреложно в смерти – ее потрясающая непредсказуемость.

Поговорка Древней Земли


На тридцать шестой год Джихада старый Манион Батлер, названный именем своего убитого внука, умер в своем любимом винограднике. Погода стояла холодная, и бывший вице-король очень опасался раннего наступления морозов. Земля стала сухой и твердой, но старик упрямо встал на рассвете и, взяв лопату, отправился в виноградник.

Ему было уже почти восемьдесят пять лет, и хотя у него было достаточно добросовестных работников, Манион считал для себя очень важным самому брать в руки лопату и подкармливать капризную лозу. Старик работал всю жизнь, посвятив себя любимому винограднику и оливковой роще, и здесь трудился так же усердно, как когда-то на службе Парламента Лиги.

Словно призовая лошадь, старый Манион и не думал из-за возраста давать себе поблажку и не посчитал, что такая необходимость за одно утро закончить все была, пожалуй, немного преувеличена.

Ксавьер в тот день спал допоздна. Он был рад оказаться снова дома, рядом с женой и младшей дочерью Вандрой, которой теперь было уже восемь лет. Он лежал, тесно прижавшись к Окте, вспоминая знакомые и дорогие прикосновения, драгоценную близость с ней. Но примеро никогда не был человеком, склонным к безделью и ничегонеделанию. Вскоре он встал, позавтракал и переоделся в рабочий комбинезон.

Прошло восемь лет после мятежа рабов на Поритрине, в результате которого был уничтожен и разрушен до основания город Старда, где погибло великое множество людей. Тогда же, восемь лет назад, начался руководимый Агамемноном неожиданный бунт кимеков, который вызвал переполох в Синхронизированных Мирах и привлек к себе разрушительное внимание Омниуса.

Машинам пришлось снизить энергию завоевания, отвлекаясь в сторону, а армия Джихада продолжала наступать. Ксавьер регулярно организовывал набеги на вражеские планеты, руководил обороной уязвимых колоний и атаковал неприятельские боевые корабли, где бы они ему ни попадались.

Однако, возвращаясь домой, Ксавьер с удовольствием работ тал на полях и виноградниках поместья Батлер, в чем искал отвлечения и душевного покоя, отдыха от ужасов войны.

Он вышел на крыльцо, с удовольствием вдохнул свежий морозный воздух, натянул на руки толстые шерстяные перчатки и направился, улыбаясь, к старику, чтобы помочь ему закончить подкормку. Ксавьер оказался рядом с ним в тот момент, когда старый Манион зашатался, словно потеряв ориентацию. Он схватился за черенок лопаты, стараясь сохранить равновесие, но глаза его вдруг остекленели, лицо посерело, и он рухнул наземь.

Ксавьер бросился к старику, громко зовя на помощь, но когда он подбежал, помогать было уже некому.


– Вот мы и потеряли второго Маниона, – сказала мать Серены. Слезы струились по скорбному лицу Ливии Батлер, и отражение ее в пруду размышлений Города Интроспекции казалось очень старым.

Настоятельница Ливия Батлер всегда выглядела намного моложе своих восьмидесяти одного года, но страшно постарела с виду после смерти мужа. Сейчас она сидела, сгорбившись в своем облачении. Вопреки ее стоическому виду, она казалась сломленной внутренне, как дерево, лишившееся корней.

Серена сидела рядом с матерью на скамейке у края пруда. Манион почил в мире, прожив насыщенную хорошую жизнь. Если бы только он прожил еще немного, чтобы дождаться конца этой проклятой войны.

Все тридцать пять лет Джихада боль этой трагедии не покидала Серену Батлер. Боль дала себя знать при воспоминании об уничтоженном населении Чусука или о кровопролитии на Хонру, в другие моменты страдания были личными. Серена не собиралась отрекаться от клятвенного долга – руководить борьбой с мыслящими машинами, но ей очень хотелось, чтобы у нее оставалось время на размышления и наличное горе. Она подумывала съездить в Зимию и несколько дней провести в одиночестве возле украшенной цветами могилы отца. Но ей не хотелось видеть многочисленных толп.

Она взглянула вверх, на зеленый склон холма. Там, на вершине, находилась другая гробница, где лежало сохраненное тело ее единственного ребенка. Ее малыш стал невинным символом человеческого духа, абсолютной антитезой машинной жестокости и воплощенной бесчеловечности. Помолчав, она сказала:

– Да, мы потеряли двух Манионов. Но Лига останется, и Джихад будет продолжаться и без них.

Но в душе Серена сознавала, что со смертью отца рухнул один из столпов Лиги Благородных.

Она протянула руку и обхватила пальцы матери. Настоятельница ответила на прикосновение, сжав пальцами ладонь дочери, сначала слабо, потом пожатие стало сильнее. Глаза Ливии расширились, она вздохнула, и в этом вздохе было не только ее личное горе, не только ее личная печаль. Серена попыталась обнять мать за плечи, но та вдруг пошатнулась и упала со скамейки. Серена склонилась над телом матери, приподняла ей голову и закричала, зовя на помощь.

Долгое, бесконечно длинное, мучительное мгновение Серена смотрела в открытые безжизненные глаза. Хотя Ливия и Манион Батлер жили раздельно, каждый захваченный своим делом, между ними всегда существовала Невидимая связь. Они были женаты больше полувека. И теперь Ливия ушла к своему любимому мужу.


Хотя Серена спала очень мало, на следующий день она делала все с невероятной энергией. Великий Патриарх потом заметил, что она показалась ему более свежей, более вдохновленной, чем когда-либо, словно она была заряжена какой-то новой формой энергии.

Но дело было не в энергии – чувство пустоты сменилось неистовым гневом, как будто в мозгу ее что-то переключилось. Мыслящие машины – бессмысленные, ненавистные машины – лишили ее всего. Эти потери значили для нее больше, чем она могла выразить словами.

По прошествии стольких лет ей было невыносимо горько, что битва еще не выиграна. Несомненно, это было каким-то образом связано со слабостью человеческого духа, недостатком решимости. Значит, она должна как-то это переменить.

Жрице Джихада отчаянно не хватало мудрого совета матери. Если бы она хоть один-единственный раз могла встать и поговорить с дочерью! Не хватало Серене и когитора Квины. Теперь, как никогда раньше, нужна была ей великая мудрость. Но к кому могла она обратиться?

После долгого размышления она решила, что настала пора сделать что-то новое, сменить параметры. Восемь лет назад они с Иблисом Гинджо щедро снабдили когиторов из башни из слоновой кости новыми посредниками. У хорошо подобранных добровольцев было достаточно времени, чтобы убедить Видада и его пятерых товарищей поделиться своими знаниями и мудростью. Серена уже устала ждать результата.

Она вздрогнула. Если когиторы из башни из слоновой кости отказываются приезжать, она сама к ним поедет.

Пока шли приготовления к скромным, но торжественным государственным похоронам бывшего вице-короля Лиги Благородных и настоятельницы Города Интроспекции, улицы, украшенные оранжевыми ноготками, знаменовали скорбь народа. Стоя у окна, Серена смотрела на символические цветы. Сколько людей слепо идут за ней на смерть! Прибывший на краткое заседание Совета Вориан Атрейдес, занимающийся привлечением в Лигу несоюзных планет, сообщил об еще одной трагедии – о гибели колонии на горнодобывающем планетоиде Риссо. Его сообщение повергло членов Совета в оцепенение. В купола с атмосферным воздухом был пущен усыпляющий газ, и до того, как разрушить предприятия, противник похитил всех людей.

Стоя перед Сереной, Вориан заканчивал свой доклад. На лице Иблиса Гинджо застыла маска потрясения, но Серене показалось, что в глазах его мелькали искорки, словно он был рад слышать эти жуткие новости. Серена вообще питала к Иблису двойственные чувства. Несмотря на то, что некоторые действия его были весьма спорными, она понимала, что Иблис никогда не изменит Джихаду. Озабоченная Серена отвела взгляд, потом посмотрела на Великого Патриарха. Теперь в его взгляде она не прочла ничего, кроме печали.

Вориан предположил, что люди с Риссо были похищены мыслящими машинами, которым потребовалась человеческая рабочая сила на каких-нибудь отдаленных планетах. Серена почти соглашалась с ним, но все же что-то вызывало у нее удивление.

– Сведения, которые привез примеро Атрейдес, приведут в праведную ярость население Лиги, и в армию начнется приток новых рекрутов, с которыми мы продолжим нашу борьбу, – сказал Иблис, намереваясь внести успокоение. – Не думайте, что вы одиноки в своем горе, Серена.

Серена все равно чувствовала себя разгневанной и одновременно воодушевленной. Конечно, новости о таких трагедиях, как на Чусуке, возмутят население, но она не думала, что этого будет достаточно. Кроме того, поднимется волна подрывных протестов против продолжения конфликта. А ведь с момента уничтожения земного Омниуса прошло больше трех десятилетий.

Почему мы до сих пор не победили?

– Я бы хотела, чтобы у нас были миллиарды преданных бойцов вместо нескольких миллионов. Но есть другой способ добиться победы. – Она подняла голову и посмотрела в глаза Иблису, укрепляясь в своей решимости. – Я намерена заручиться поддержкой нескольких новых союзников. Могущественных союзников.


Очень тонкая линия отделяет жизнь от смерти. В каждый момент времени человека отделяет от вечного мрака один пропущенный удар сердца, один судорожный вдох. Человек, который понимает это, более других склонен к смелому риску. Если бы я вербовал солдат Джихада, то в первую очередь учил бы людей именно этому и применял с максимальной пользой.

Эразм. Не выверенные лабораторные журналы


– Это причинит мне большее страдание, чем тебе, – сказал Эразм, толкнув юношу на лабораторный стол лицом вверх. – Верь мне, когда я говорю, что делаю все для твоего же блага.

Гильбертус не пытался сопротивляться.

– Конечно, я доверяю вам, сэр.

Однако он нервно озирался, когда Эразм фиксировал к столу его кисти, лодыжки и туловище. Молодой человек видел эксперименты независимого робота и не ждал от них ничего приятного.

Эразм подкатил к столу тележку, уставленную цилиндрами с ядовито-яркими жидкостями, нейромеханическими насосами, аппаратами с сенсорными насадками и длинными острыми иглами. Многочисленными иглами.

– То, что я делаю, – очень важно. – Он вытянул из тележки длинный гибкий металлический кронштейн и установил его над туловищем юноши. Эразм знал, что для проведения такого опыта надо испросить разрешения у Омниуса, но не захотел объяснять всемирному разуму свои мотивы.

Некоторые вещи лучше делать без огласки, подумал он.

– Когда мы закончим, ты опишешь мне все свои ощущения. Мне очень любопытно это знать.

– Я постараюсь, господин Эразм.

В голосе Гильбертуса чувствовались нервозность и страх. Стальные острия, выдвинувшись из кронштейна, вонзились в шею и туловище молодого человека, и робот направил их в разные органы. Юноша перестал дышать от боли, попытался вскрикнуть, но потом решил перетерпеть боль. Выражение его лица и явное, почти ощутимое страдание опечалили Эразма. Никогда прежде робот не испытывал беспокойства по поводу реакций подопытных людей на боль… но Гильбертус был больше чем подопытный объект.

Отправив свои чувства во второстепенную подпрограмму, робот отрегулировал параметры и начал увеличивать болевую стимуляцию. Он непрерывно усиливал боль, а потом усилил ее еще больше. Надо было пройти все ступени мучительного процесса.

– Все это моментально кончится, и мне будет очень неприятно, если ты сейчас умрешь.

Гильбертус извивался и вырывался, но не мог высвободиться из пут. Теперь он, не сдерживаясь, вопил от боли, и крик его гулко отдавался под сводом лаборатории. Губы свела судорога, сквозь оскаленные стиснутые зубы проступала кровь, текущая из прокушенного языка. Робот снова пустил в ход банальности, которым научился у людей:

– В конце все будет хорошо. Все это к лучшему. Перетерпи.

Тело юноши обмякло, и он погрузился в спасительную темноту беспамятства. Эразм начал постепенно уменьшать интенсивность стимуляции и в конце концов выключил продлевающую жизнь машину. Данные на дисплеях аппарата указывали, что жизненные показатели быстро улучшаются.

Веки молодого человека дрогнули, глаза открылись. Видя перед собой расплывшееся в улыбке лицо из блестящего текучего металла, юноша попытался улыбнуться в ответ.

– Ты полностью доверяешь мне, не так ли? – спросил Эразм, прикладывая болеутоляющие тампоны к ранам.

– Конечно, господин Эразм, – ответил тихим голосом Гильбертус и сплюнул кровь в лоток, который робот услужливо подставил ему. – Но какова была цель этого… теста? Вы узнали из него что-то новое?

– Я поставил тебя на грань смерти… и вернул назад. Это мой дар тебе. – Он расстегнул фиксаторы. – Я провел процедуру, разработанную еще во времена Старой Империи и тайно сохраненную в Синхронизированных Мирах. Кимеки пользовались ею для поддержания здоровья. Теперь я подарил тебе жизнь – в таком же точно буквальном смысле, как это сделали некогда твои родители, произведя тебя на свет. Твое биологическое тело будет сохранять молодость и здоровье в течение сотен лет, а возможно, и дольше, если ты будешь хорошо за ним следить. К несчастью, низкий болевой порог не позволил мне применить более сильную стимуляцию.

– Значит, я подвел вас?

– Вовсе нет. Человеческая хрупкость – не твоя вина.

– Теперь я чувствую себя как мыслящая машина, – произнес Гильбертус, попытавшись сесть. Он свесил ноги со стола, но пошатнулся, когда начал вставать.

Эразм подхватил юношу под руки.

– Машины и люди обладают разной силой.

Глаза Гильбертуса горели. До него только теперь дошел смысл того, что сделал с ним независимый робот.

– Обещаю, что вы будете мной гордиться, господин Эразм.

– Я уже горжусь тобой, мой мальчик.


Легенда может стать орудием просвещения или источником великой опасности – и не только для поверивших в нее, но и для героя самой легенды.

Хирокс. Дневники учителя боевого искусства


Высоко над волнующимся океаном одинокая человеческая фигура стремительно карабкалась вверх по залитому лунным светом отвесному склону скалы; человек делал это с такой легкостью, словно бежал по прямой мощеной дороге. Он рвался вперед с неукротимой силой, раскачиваясь на выступах и легко преодолевая трещины, ни разу не поскользнувшись, ни разу не замедлив движения. Далеко внизу волны Гиназского моря лениво накатывались на предательские рифы.

Но Йоол Норет не упадет, он не падал никогда. Девять лет он занимался только тем, что отважно заглядывал в пасть смерти, и каждый раз она равнодушно выплевывала его.

Самый выдающийся наемник был одет в белый боевой костюм – безрукавку и короткие штаны до колен. Эта форма не защищала, но зато не сковывала движений. Черная бандана была повязана на манер древних бойцов Земли. Хотя он обращал мало внимания навсегда следившую за ним толпу зрителей, Норет надел белую форму, чтобы они могли видеть его действия на крутой неприступной скале.

Высоко вверху край скалы был облеплен самыми ревностными учениками и курсантами Гиназа, которые следили за ним вместе с Хироксом. Норет отчетливо видел силуэт боевого робота, матово поблескивавший в серебристом свете луны. Он знал, что машина сейчас рассказывает курсантам, что им следует делать, чтобы не превзойти своих способностей. Взглянув на толпу зрителей, Норет понял, что какая-то часть его души очень довольна тем, что он вдохновляет стольких бойцов на подвиги в борьбе против машин. В то же время он был весьма смущен таким вниманием. Он никогда на него не напрашивался.

Без сомнения, он действительно стал величайшим воином из всех, каких когда-либо знал Гиназский архипелаг. Возможно, не узнает и в будущем.

Но одновременно Норет был и самым загадочным человеком. Он никогда не разговаривал, если не считать коротких диалогов с курсантами. Несколько лет назад один опечаленный отказом курсант вырезал на гладком камне близ хижин острова цитату из мастера меча: «Я сам еще ничего не знаю и не могу учить других».

Когда Норета начинали расспрашивать о его легендарных победах, он отмалчивался, и курсанты сами узнавали и сохраняли истории о его подвигах. Но настоящую правду знал только он один. На полях сражений он всегда оказывался в самых опасных местах, искал самых страшных врагов, ввязывался в самые опасные поединки. Его путь был всегда отмечен разбитыми роботами. Норет никогда ничего не утаивал, он стал непобедимым только потому, что нисколько не стремился уцелеть. Его стремление к смерти был очевидно всем, но он продолжал жить.

Он сражался за красоту и во время битв являл собой воплощение артистичного насилия. Для этого он был рожден, для этого нес в себе дух таинственного Джава Барри, виртуозно владея искусством, возросшим на его врожденных инстинктах. Так превратил он себя в непревзойденного бойца. Причиной же тому была смерть его отца.

Норет в одиночку поднимал восстания на нескольких слабейших Синхронизированных Мирах, он проникал в гущу порабощенного населения, снабжал его оружием, способным плавить гель-контурные мозги мыслящих машин, или обыкновенной взрывчаткой для диверсий. Кроме того, Норет осуществлял акты индивидуального террора, нападая на машины и дезактивируя и уничтожая их поодиночке. Когда же осиное гнездо начинало гудеть от понесенного урона, Йоол Норет благополучно ускользал и возвращался в Миры Лиги.

Но ему всегда было мало.

Лазить по отвесным скалам было куда проще, чем жить в условиях, созданных им для себя самого. На самом тяжелом участке скалы, на опасном узком выступе, Норет лишь ускорил свое продвижение.

Он понимал, что такие демонстрации опасны – не для него, но для тех молодых наемников, которые могли пытаться подражать ему. Но урок был достойным. В жизни мало страховочных сеток, а на войне их нет вовсе, там непредсказуемый удар может переменить любую ситуацию в считанные секунды.

В тех редких случаях, когда он в промежутках между экспедициями возвращался на Гиназ, он тренировался для собственного блага, оттачивая свое личное мастерство и позволяя другим что-то у себя заимствовать. Он продолжал чуждаться людей и избегал общения даже с курсантами, у которых при одном виде Норета начинали гореть глаза. Одними своими упражнениями Норет показывал им, что человеческое тело способно творить чудеса. Люди могут убивать с точностью и изяществом – искусство, которым никогда не смогут овладеть даже самые эффективные и хорошо запрограммированные мыслящие машины. Он стряхнул пот со светлых волос и продолжил свое быстрое восхождение, стремительно приближаясь к вершине скалы.

Внезапно он резко метнулся в сторону, скрывшись в темноте трещины, куда не проникал лунный свет, а потом, стремительно перебросив свое тело через край выступа, оказался вдруг под ногами курсантов. Норет стремглав пробежал по узкому каменному уступу, а потом снова начал восхождение. Его не интересовало, что будут говорить о нем или о его ауре таинственности, которая лишь разжигала человеческое любопытство. Он знал только одно – его желание подвергать себя этим изнурительным тренировкам исходило из внутренней потребности, но не из тщеславия.

– Где он? – услышал Норет голос одного из курсантов. – Я его не вижу.

– Он у нас за спиной, – ответил Хирокс, повернувшись, чтобы приветствовать Норета. – В этой игре он убил всех нас.

На Норета уставились двадцать пар глаз.

Норет стоял в боевой стойке, его покрытое шрамами, словно отлитое в бронзе лицо казалось в свете луны особенно загадочным. Ни слова не сказав, он пролетел мимо курсантов – волосы его развевались на ветру, словно грива, – подбежал к краю скалы и исчез из виду.


Иногда грань между храбростью и безрассудностью становится неразличимой.

Зуфа Ценва. Воспоминания о Джихаде


Спустя семь с лишним лет после начала грандиозного строительства на Кольгарской верфи наконец построили первый флот торговых кораблей, свертывающих пространство. Были испытаны многочисленные опытные образцы, и теперь Венпорт был готов использовать их в своих коммерческих операциях, доставляя грузы на планеты Лиги Благородных.

Несмотря на неловкость, какую Норма испытывала от принятия самой концепции, у нее не оставалось иного выбора, как разработать отчасти компьютеризированную систему управления полетами и сложнейшим оборудованием свертывания пространства. Расчеты решений уравнений Хольцмана и искажения полей требовали такого сложного математического обеспечения, что ни один нормальный человек никогда не смог бы решить всю совокупность возникавших уравнений. Кроме того, у Нормы накопилось уже достаточное количество данных, указывающих, что полеты сами по себе представляли большой риск при большой вероятности разрушения корабля.

Она надеялась, что сложные навигационные устройства помогут решить проблему, но изо всех сил стремилась избежать создания потенциально независимых и автономных гель-контурных систем искусственного интеллекта. Норма готова была скорее уничтожить весь построенный торговый флот, нежели породить нового Омниуса. Только она одна имела доступ в штурманские рубки новых свертывающих пространство судов; даже ее муж Аврелий не имел права доступа в эти опечатанные помещения.

Запершись в черных стенах пилотской кабины своего новейшего корабля, Норма вставила маленький цилиндр в активационный порт, а затем взглянула на трехмерный голографический экран, где высвечивались мириады координат всех известных и нанесенных на карты небесных тел. Ей в который раз показалось, что ни один человек, будь он даже гений ее калибра, никогда не сможет проложить верный курс сквозь завитки свернутого пространства, минуя все опасности, подстерегающие судно в необъятных просторах вселенной. Не оставалось ничего иного, кроме как положиться на компьютеры, как бы опасно это ни было.

Закончив загрузку в память компьютера детальной библиотеки нанесенных на карты координат, Норма извлекла из порта цилиндр с программой и спрятала его в карман светло-зеленого лабораторного халата.

Несмотря на огромный отток капитала и других ресурсов сюда, на Кольгар, Лига Благородных продолжала оставаться в полном неведении относительно кораблей новой конструкции. Конечно, люди заподозрят неладное, когда Аврелий Венпорт на своих невероятно быстроходных кораблях начнет обставлять конкурентов корпорации «Вен-Ки». Как только новость станет известной – а это произойдет неизбежно, – Аврелия Венпорта провозгласят вдохновителем и организатором создания революционной технологии. Саму Норму никогда не волновали слава и власть – она предпочитала обходиться без этих вещей, на которые попусту расходуется масса драгоценного времени. Наблюдая с первого ряда исполинскую жизненную трагедию, Норма воочию видела, как суета и борьба за славу разрушают и уничтожают гениев, как это некогда случилось с Тио Хольцманом.

Так как ее муж всегда верил в ее талант и обеспечивал проект всем необходимым, она полностью положилась на него в этом вопросе и была счастлива. Аврелий был умелым политиком и мог бы зайти еще дальше, будь у него больше влияния и власти. Он умел привлекать к себе внимание, но ловко уклонялся от ответов на вопросы о сути новой технологии. Ей же оставалось заботиться только об успехе самого проекта.

Обкатку прошли уже более сотни малых грузовых торговых судов. Ими управляли наемные пилоты, прекрасно понимавшие степень риска и принимавшие его. После многих лет непрерывных чудовищных затрат Аврелий Венпорт был на пороге небывалого обогащения, невзирая на частые потери судов и грузов. Теперь, даже без помощи своего тлулаксийского партнера, благодаря Норме Венпорт мог единолично контролировать огромную торговую империю.

Уже первые полеты принесли большую прибыль, несмотря на несколько ужасных катастроф. Корпорация «Вен-Ки» стремительно доставляла жизненно важные продукты через всю вселенную в грузовых отсеках своих кораблей. Редкие и скоропортящиеся лекарства и продукты питания шли с Россака на другие планеты Лиги с такой быстротой, что доставка требовала меньше времени, чем оформление заказа. Объем торговли меланжей возрос на порядки, потребление ее в Лиге росло, и каждый рейс с пряностью окупал стоимость построенного корабля.

Оставалось надеяться, что со временем возрастет уровень безопасности эксплуатации новых кораблей. В рамках соблюдения секретности Венпорт все же ставил пилотов в известность об опасности полетов на «новых судах» и щедро платил им за повышенный риск. В своих беседах с Нормой Аврелий говорил, что надо беречь человеческие жизни, что полеты могут выполнять машины, но сам он прекрасно понимал всю невозможность таких предложений и с сожалением соглашался, что мыслящим машинам ни в чем нельзя доверять.

Скоро граждане Лиги начали видеть в Венпорте своего спасителя, а конкуренты безуспешно ломали головы, пытаясь понять, каким таинственным и непостижимым образом он умудряется так быстро летать в космосе. Тио Хольцман конфисковал все чертежи и расчеты, но он сам и его лаборатория превратились в пар во время псевдоатомного взрыва в Старде, и Норма понимала, что сейчас никто не сможет даже близко подойти к разгадке конструкции новой системы.

Обследовав кратер и остатки строений в Старде, Норма поняла, что там произошло. Пусть все продолжают думать, что восставшие дзеншиитские рабы Поритрина каким-то образом раздобыли атомный заряд, но сама Норма хорошо помнила контрольный эксперимент на спутнике Поритрина, который они провели почти сорок лет назад. Она тогда увидела результат взаимодействия лазерного луча с полем Хольцмана. И теперь Норма подозревала, что опустошительный взрыв произошел по ошибке – возможно, сделанной самим Хольцманом.

Но сама она не желала делать таких ошибок.

Она запустила внутреннюю проверку систем и начала путешествие на имитаторе полетов в открытом космическом пространстве. На стенах появились овальные дисплеи, где сменяли друг друга туманности, кометы и новые звезды.

Аврелий ни разу за все время не подвел ее, не уклонился от ответственности. Даже принимаясь анализировать их отношения с отвлеченной, чисто интеллектуальной точки зрения, Норма удивлялась тому, что он, как и обещал, остался с ней. Этот человек искренне любил ее и стал замечательным отцом их детей – троих сыновей и двух дочерей, – как она планировала заранее.

Но самым выдающимся творением Нормы все же был новый двигатель. Внутренне она была уверена, что если удастся решить проблему безопасности полетов, то эта технология станет основой коммерческого предприятия, которое резко уменьшит просторы Лиги – а это гораздо важнее, чем простая торговая компания.

Однако пока многие корабли сбивались с курса, некоторые попадали в значительные аварии, а некоторые вообще исчезали. Во время одного из опытных полетов корабль случайно прошел сквозь ядро солнца. Экипаж, естественно, погиб. И чем больше будет рейсов с грузом, тем больше кораблей – и пилотов – будет гибнуть.

Исключительно высокая частота катастроф высвечивала риск новой технологии. Норма лихорадочно искала решение, но пока ничего не приходило ей в голову, кроме создания систем, следящих за точностью предварительного прокладывания курса. Казалось, нет способа обойти это затруднение. Большие суда пересекали огромные пространства в доли секунды, и корабль был обречен уже в тот момент, когда происходил сбой навигации и судно ложилось на неверный курс. Ни один человеческий, а возможно, и компьютерный мозг не сможет рассчитать верный курс или просто среагировать в такой короткий промежуток времени.

Но Венпорт находил такое соотношение риска и прибыли приемлемым. Если отвлечься от тревог по поводу гибели экипажей, которую он рассеивал, выплачивая пилотам огромную зарплату, то получение прибыли можно было описать в терминах, как он говорил, «игры на номера». Пришлось, правда, скорректировать цены, учитывая то, что Венпорт называл «износом инвентаря».

Сейчас Норма, сидя в штурманской рубке, наблюдала имитированный полет мимо панорамы синтезированной на экране битвы – корабли армии Джихада уничтожали флот машин. Это было искусственное зрелище, которое она позволяла себе иногда, чтобы отвлечься.

– Мы, как всегда, заняты. Удивляюсь, как ты можешь заниматься этим целыми днями без отдыха.

Она ощутила приближение мужа, и ей стало неловко за многочисленные окружавшие ее компьютерные системы.

– Тебе не следовало меня отвлекать. Как ты сюда попал?

– Скрытое наблюдение показало мне, как сюда входишь ты.

Она недовольно поморщилась, подавляя бурю инстинктов.

– Значит, придется усилить безопасность. Эта зона является запретной – даже для тебя.

Венпорт нахмурился. Благодаря регулярному потреблению меланжи ему нельзя было дать больше сорока, хотя на деле ему уже исполнилось шестьдесят два.

– Очевидно, и для твоих детей. Другие еще слишком малы, но Адриен пытается достучаться до тебя уже несколько дней и не получает ответа. Он смышлен для своих шести лет, а все же он еще ребенок.

Норма живо представила себе старшего сына. У мальчика была улыбка отца и темные волнистые волосы. Генетически он был безупречен благодаря манипуляциям Нормы во время зачатия. Норма обнаружила, что может контролировать свою систему размножения и управлять ею, то есть позволить слиться только доброкачественным сперматозоиду и яйцеклетке. Все пятеро детей были блестящими примерами успеха.

Норма потупила глаза.

– Я изо всех сил пытаюсь разобраться в навигационных недостатках. С таким высоким фактором риска потери мы не можем использовать двигатель на военных кораблях. Но ведь именно для этого я задумывала создание новых судов. Мать постоянно твердит, что должна сообщить командованию армии Джихада о новой технологии, чтобы ускорить переброску войск на большие расстояния. Но я не хочу, чтобы на моей совести было столько смертей.

– Норма, ты обязательно найдешь решение. – Он нежно поцеловал жену. – Мы отдадим эту технологию военному ведомству, как только она станет достаточно надежной.

– Ты извинишься за меня перед Адриеном?

Венпорт тем временем внимательно рассматривал оборудование штурманской рубки, экраны, кнопки управления и диски с цифровыми данными.

– Это и есть те компьютерные системы, о которых ты мне рассказывала?

– Да.

– Сохрани нас Бог!

– Прошу тебя, Аврелий, у меня еще очень много работы. Мы уже обсуждали, почему мне так необходимы строгие меры безопасности.

– Да. Да, конечно.

Она опасливо посмотрела на мужа. Он помолчал и тяжело вздохнул.

– Если есть человек, способный обуздать мыслящие машины, то это ты, – сказал он. – Но мне это не нравится.

– Мне тоже не нравится, но пока этому нет альтернативы.

Когда муж ушел, Норма снова тщательно заперла двери и начала вводить различные навигационные параметры, чтобы машина могла рассчитать траекторию, избегающую столкновений – с солнцами, планетами и другими космическими препятствиями. Хотя она сама спроектировала этот компьютер и снабдила его многочисленными системами безопасности, близость мыслящей машины вызывала у нее чувство неловкости. Кроме того, она никогда не осмелилась бы установить такую систему на реальный корабль, отправляющийся в настоящий полет.

Если бы она смогла найти способ водить эти корабли в расчете на человеческий разум, а не на механический мозг! Но сама концепция казалась невозможной.


Плоть не может избежать действия законов материи, но разум не спутан такими оковами. Мысли выходят за пределы физических ограничений мозга.

Когитор Видад. Мысли из объективной отчужденности


Холодный, унылый планетоид, окруженный атмосферой, едва пригодной для дыхания, Хессра отличалась постоянными сильными ветрами и чудовищными снежными бурями; на равнины медленно, но неумолимо надвигались ледники. Мало находилось таких смельчаков, которые по своей воле задерживались здесь больше двух недель, не говоря уже о двух тысячелетиях, но когиторы из башни из слоновой кости выбрали местом своего отшельничества и бесконечных размышлений именно Хессру, где были надежно укрыты от любопытных глаз праздных пришельцев.

Однако Серена Батлер смогла найти их.

Пусть она потеряла благосклонную Квину, жившую в Городе Интроспекции, но остались другие таинственные когиторы за пределами Лиги Благородных. Видад и его товарищи – философы-отшельники – всегда чуждались общества, избегая участия в делах человеческих, хотя им и нужен был внешний источник снабжения. Теперь Серена намеревалась прийти непосредственно к ним и предложить – нет, потребовать, – чтобы и они оказали помощь роду человеческому. Как они смогут оказать?

Даже когиторы из башни из слоновой кости должны наконец увидеть, что нельзя более хранить нейтралитет. Когда-то и они были людьми, но, в противоположность титанам и неокимекам, никогда не были союзниками Омниуса. После тысячелетнего погружения в знания они могли предложить какие-то действия, о которых суетное человечество даже не задумывалось. Серена верила, что их скрытые до поры знания станут тем гвоздиком, на котором висит окончательная победа над Синхронизированными Мирами.

Восемь лет назад Иблис тщательно отобрал для службы на Хессре кандидатов в ассистенты. Серена очень мало знала об этих людях – ее обязанностью стало только благословить вновь назначенных волонтеров перед отлетом. Она помнила, что тогда они показались ей весьма благочестивыми и хорошо воспитанными.

С тех пор Иблис признался ей, что эти посредники получили инструкции исподволь рассказать когиторам о веках бедствий, в которые мыслящие машины ввергли человечество. Новые ассистенты часто бросали вызов морали отчуждения когиторов, пытаясь заставить Видада и его коллег понять, что простой нейтралитет не обязательно является добродетелью.

Серена отправилась на Хессру в своем личном корабле, сопровождаемая только Нирием и еще четырьмя женщинами-серафимами. Корабль приземлился на заснеженную ледяную площадку, которую ассистенты подготовили к ее приезду. Над серой скалой высились обиталища когиторов – черные металлические башни с цилиндрическими шатрами, увенчанными остроконечными шпилями. Башни были едва различимы за пеленой беспрерывно падавшего снега.

Вначале когиторы воздвигали эти башни на отроге горы, поднимавшейся высоко над глубоким ущельем, но за прошедшие две тысячи лет наступавший ледник заполнил ущелье и грозил вскоре окружить и башни философствующих отшельников. Толстый слой льда был окрашен в зеленовато-синий цвет, пропитавшись осадками кислотной атмосферы Хессры.

Пока, правда, лед затопил только подвалы и основания башен, и Серена подумала, не покинут ли когиторы свою цитадель. Быть может, наступит такой день, когда лед и снег поглотят башни, и когиторы – Видад и его товарищи – останутся в ледяной гробнице, продолжая свои вечные, но безрезультатные размышления.

Если, конечно, Серена не уговорит их принять участие в человеческих делах.

Из окантованных коркой льда дверей навстречу Серене и ее спутницам вышли одетые в теплые куртки ассистенты когиторов. Впереди шел человек, в котором Серена узнала Китса. Она, пошатываясь на скользком снегу, двинулась ему навстречу, кашляя от неприятного удушливого воздуха и чувствуя обжигающее прикосновение ветра к щекам. Нирием догнала ее, но Серена отослала женщин, сказав, что они ей не нужны. Она приказала серафимам оставаться на корабле, а то важное дело, ради которого Серена прибыла на Хессру, она будет решать одна.

Посредники проводили Серену в туннель. Под землей, как в лаборатории, пахло какими-то едкими химикатами. Один из ассистентов в желтой накидке повернул рычаг, и тяжелая дверь туннеля затворилась за ними с приглушенным грохотом. В туннеле было холодно, изо рта при дыхании вырывались струйки белого пара.

Коридор, напоминавший по форме штопор, как винтовая лестница, привел их наконец в большое помещение с открытой белой стеной и большими окнами, покрытыми толстой коркой льда. Странный интерьер напоминал руны Муадру, вырезанные в ледяных блоках. Словно фигуры какой-то игры. Когиторы-отшельники покоились на массивных пьедесталах, и емкости с мозгом светились голубоватым светом, испускаемым электрожидкостью. Баки с запасной жидкостью – ее было много больше, чем когда-либо могло понадобиться когиторам – стояли в особых нишах. Интересно, что они собираются делать с таким невероятным количеством?

Взяв себя в руки, Серена вспомнила те приемы обсуждений и споров, которым она научилась у Квины и Иблиса Гинджо. В сегодняшнем диспуте ей понадобится все умение убеждать, на какое она окажется способной. Она, кроме того, надеялась, что Ките и другие посредники уже провели нужную подготовительную работу.

– Ты ищешь совета? – поинтересовался Видад.

Голос исходил из динамика, вмонтированного в подножие емкости. Это была новая система, и Серена поняла, что посредники ввели это усовершенствование, чтобы один посредник мог общаться сразу с несколькими когиторами. До установления этого усовершенствования Видад и другие философы пребывали в вековой безмятежной тишине, окруженные безгласными помощниками-монахами. Теперь, когда назначенные Иблисом ассистенты постоянно вовлекали затворнических философов в споры, жизнь Видада, вероятно, сильно изменилась.

– Мне нужна ваша помощь, – ответила Серена, тщательно подбирая слова и стараясь выдержать тон, в котором одновременно звучали бы цивилизованность, уважение и сила. – Наш Джихад продолжается много лет и уже обошелся нам в миллиарды человеческих жизней. Наша решимость постепенно улетучивается, в войне наступил застой. Я хочу сделать все, что необходимо для достижения быстрой и решительной победы.

Видад не ответил, но другой когитор произнес:

– Как утверждают наши нынешние посредники, ваш Джихад продолжается всего лишь несколько десятилетий.

– И вы удивляетесь, почему я проявляю такое нетерпение?

– Это просто наблюдение, мысли вслух.

– В отличие от вас срок моей жизни ограничен несколькими десятилетиями. Естественно, что я хочу добиться успеха в течение жизни.

– Да, это мне понятно. Однако вся борьба человечества с мыслящими машинами длится едва ли более тысячи лет, что не так много, если принять во внимание большую перспективу. Как ты знаешь, когиторы нашей группы обладают памятью, которая простирается назад на срок в два раза больший.

Заговорил Видад:

– У тебя, смертной, восприятие времени искажено и ограничено, Серена Батлер. Оно несущественно для того холста, на котором история пишет свою картину.

– С тех пор как люди стали записывать свою историю, единственной мерой времени является длина человеческой жизни, – возразила Серена с легким раздражением. – Ведь и вы, когиторы, тоже когда-то были людьми.

Серена замолчала и сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Потом снова заговорила, на этот раз более миролюбиво:

– Подумайте о людях – жертвах мыслящих машин. У каждого погибшего был мозг – это значит, что потенциально он тоже мог бы стать когитором, как и вы. Подумайте о тех открытиях и знаниях, которые мы могли бы получить, если бы эти жизни не были преждевременно прерваны Омниусом.

Когиторы молчали, впитывая ее слова. Ките и другие ассистенты стояли вдоль стены и с явным восхищением смотрели на Серену.

– Мы согласны, что это трагедия, – промолвил Видад.

Серена возвысила голос:

– Наши воины сражаются уже тридцать шесть лет, перенося многочисленные страдания. Мы ежедневно несем невосполнимые потери, наше поколение выбито, и мой народ начинает отчаиваться; Люди боятся, что Джихад не сможет победить, что эта безнадежная война затянется еще на столетия. Они отчаялись найти решение.

– Это достойная озабоченность, – сказал один из когиторов.

– Но я не хочу, чтобы так было! Мы не можем терять импульс движения именно теперь. Потребовалась смерть моего сына и невероятные усилия, чтобы вдохновить людей на борьбу с мыслящими машинами после стольких столетий апатии и отсутствия инициативы.

– Это проблема людей, она не касается когиторов.

– При всем моем уважении к вам, когитор, – но в критические моменты трусы часто именно такими аргументами оправдывают свою позицию. Оживите же свою собственную историческую память! – Офицеры джипола, посредники когиторов, улыбались, искоса поглядывая на Серену. Вероятно, они сами говорили то же самое Видаду. – Вы обладаете великой мудростью, и я не могу поверить, что вы утратили всю свою человечность. Какой ужасной, какой страшной была бы такая потеря.

В имитации голоса Видада стали различимы нотки недовольства и раздражения.

– Но чего ты ждешь от нас, Серена Батлер? Мы знаем о твоей страстной убежденности, но мы – когиторы – нейтральные мыслители. Именно поэтому Омниус оставил нас в покое. Очень давно нашими советами пользовались некоторые из двадцати титанов, прибегали к нашей помощи и какие-то люди из Лиги. Мы занимаем исключительно честную и уравновешенную позицию.

– Ваша позиция исключительно порочна, – резко возразила Серена. – Вы верите в свою нейтральность, но самих вас ни в коем случае нельзя назвать независимыми. Без посредников, помощников, которые являются, между прочим, людьми, вы бы давно погибли. Только потому, что мы, люди, так высоко ценим ваш разум, эти посредники верно служат вам, жертвуют ради вас своим временем, а подчас и жизнью, только лишь чтобы вы могли наслаждаться своим «нейтралитетом» и размышлениями. Никогда, слышите вы, никогда, ни кимеки, ни мыслящие машины не станут помогать вам выжить. Людям нужна ваша помощь. У вас есть такие возможности, о которых могут только мечтать солдаты Джихада. Ваш предполагаемый нейтралитет обеспечивает вам доступ к Омниусу и его мыслящим машинам. Как когиторы, вы можете говорить с ними, следить за ними. Просто подскажите, как нам свергнуть их.

– Когиторы не работают шпионами, – сказал Видад.

Серена вскинула голову.

– Возможно, нет. Но своим долгим существованием вы обязаны людям. Я тоже смертный человек, срок моей жизни ограничен и мал, Видад, в то время как в вашем распоряжении две тысячи лет опыта, из которого можно делать ценные выводы. Если вам не нравятся мои предложения, то я прошу вас использовать ваш интеллект, чтобы отыскать иной способ помочь нам. – Она скрестила руки на груди. – Я не поверю ни на минуту, что это требование превосходит ваши способности.

– Серена Батлер, ты заставила нас задуматься, – произнес Видад. Жидкость, в которой находились мозги когиторов, засветилась ярче. Было похоже, что все когиторы действительно крепко задумались. – Мы обдумаем твою просьбу и предпримем действия, которые сочтем необходимыми.

Серена ждала, надеясь, что они скажут еще что-нибудь, но когиторы хранили молчание.

– Не размышляйте слишком долго, Видад. От жестокостей мыслящих машин ежедневно гибнут люди. Если вы увидите способ раньше закончить этот кошмар, то должны действовать как можно скорее.

– Мы начнем действовать, когда для этого наступит нужный момент. Нам не так-то легко отказаться от нейтралитета, но ты привела неотразимые аргументы, которые подтверждают высказывания наших верных ассистентов.

Стоявший рядом с Сереной Ките низко склонил голову, кажется, только чтобы скрыть улыбку.

Понимая, что разговор окончен, Серена направилась к выходу по длинному холодному коридору. Посредники едва сдерживали избыток чувств, провожая Серену к кораблю.

– Мы знали, что Жрица Джихада сможет сделать то, что не удалось сделать нам, – воскликнул Ките. – Великий Патриарх не зря восхищается вами. Вы – мать и спасительница всего человечества.

Серена нахмурилась, недовольная такой неприкрытой лестью.

– Я всего лишь женщина, которая должна выполнить свою миссию. И именно такой я была всегда. – Потом она тихо, только для себя добавила: – И такой я должна остаться.


Военачальник, не увидевший своего преимущества и упустивший его, виновен в преступлении, которое можно приравнять к откровенной трусости.

Генерал Агамемнон. Новые мемуары


После того как титаны консолидировали свою власть над туманной и облачной планетой Бела Тегез, сделав ее краеугольным камнем новой империи кимеков, они занялись переустройством планеты и ее населения на свой лад. Трое оставшихся в живых титанов вместе с Беовульфом и несколькими неокимеками высокого ранга использовали Бела Тегез как базу, с которой они совершали нападения на курьерские корабли с обновлениями для Омниуса, выявляли слабые места на других Синхронизированных Мирах и готовили свою заключительную экспансию.

Их немало удивило неожиданное прибытие корабля какого-то нового кимека. Корабль вынырнул из-за туч и приземлился неподалеку от штаб-квартиры – овального серого здания с большими дверями и несколькими подслеповатыми окнами.

Агамемнон и Юнона, облаченные в огромные устрашающие ходильные формы, призванные внушить трепет и без того запуганному населению, вышли навстречу пришельцу, сопровождаемые несколькими изготовленными уже здесь неокимеками.

Мощные кимеки оказались на вымощенном новыми плитами поле местного космопорта сразу же после того, как на него сел корабль без опознавательных знаков. Корпус раскрылся, из него вышла весьма экзотичная машина и энергично зашагала к встречающим. Корпус незнакомого кимека сверкал бриллиантовыми пластинами, а угловатые крылья напоминали оперение сплетенного из кружев кондора. Невероятное множество оптических сенсоров крепилось к основанию длинной сегментированной шеи.

Как только Агамемнон увидел это самодовольное чучело, которое этот кимек сделал для себя ходильным корпусом, он сразу невзирая на всю его невероятную глупость – был прав в своих подозрениях. Он узнал Гекату по характерной картине электрических разрядов в выставленном напоказ мозге.

Приподняв корпус, Агамемнон навис всей своей массой над вульгарным пестрым драконом.

– Господи, вы только посмотрите, что приползло к нам с пыльной свалки истории. Прошла тысяча лет с тех пор, как ты в последний раз отважилась показаться нам на глаза.

– Могла бы подождать еще немного, – злобно добавила Юнона.

Из драконьего горла Гекаты раздался хриплый немелодичный смешок.

– Друзья мои, неужели самое лучшее применение ваших тысячелетних навыков и опыта – лелеять зависть и ненависть? Я изменилась и обещаю, что не разочарую вас.

– Не с этого ты начинаешь, Геката. Как ты вообще можешь нас разочаровать? – Юнона подошла ближе к своему возлюбленному. – Ты сошла с беговой дорожки истории очень давно и не сможешь понять, насколько все изменилось с времен двадцати титанов.

– Да, но зато я смогла избежать многих отвратительных и неприятных событий, – ответила на это Геката. – И мне, кроме всего прочего, не пришлось служить в рабстве у Омниуса. Можете ли вы похвастать тем же? Может быть, вам всем стоило тогда уйти со мной.

На почтительном расстоянии от них собралась небольшая толпа местных жителей, пришедших поглазеть на эту странную встречу богоподобных машин, ментальные и исторические конфликты которых были за пределами их убогого опыта и разумения.

– Зато теперь мы утвердили нашу свободу, – заявил Агамемнон.

– За это вам следует благодарить меня. Вы бы никогда не захватили Бела Тегез, если бы я не преподнесла машинам «подарочек» с атомной начинкой и если бы люди Лиги не оказались такими медлительными, не сумев воспользоваться такой возможностью.

Она не стала рассказывать о смертоносном астероиде, который был надежно спрятан, и о других менее известных своих вмешательствах за последние годы. С того момента, когда она начала принимать участие в войне, Геката тайно помогала Иблису Гинджо во многих его делах, но могла бы достичь еще большего. Для этого надо было сообщить титанам кое-что из того, что она уже сделала. Она обладала неплохим даром предвидения, и ее предложения смогли бы изменить ситуацию и решить исход борьбы против Омниуса.

Агамемнон ответил грубостью:

– Так чего же ты хочешь, Геката? Почему ты решила вернуться к нам? Ты что, действительно решила, что мы нуждаемся в твоей помощи?

– Или, быть может, ты просто соскучилась по нашему очаровательному обществу? – поинтересовалась Юнона с едким смешком. – Наверное, тебе стало очень одиноко наедине с собой.

Геката гордо выпрямила своего дракона и приблизилась вплотную к старым знакомым.

– Может быть, я решила, что настало время перемен. – Она заговорила сладким, урезонивающим тоном: – Мы можем либо стоять в стороне и равнодушно наблюдать за схваткой, либо вступить в нее и сделать выбор.

– Мне кажется, Геката, что не кто иной, как я, говорил об этом много раз за последнюю тысячу лет, – прорычал Агамемнон, – но ты не могла этого слышать, потому что тебя не было с нами.

– Но теперь союзнические связи изменились. Вы, титаны и неокимеки, обратились против мыслящих машин, так же как и люди. Так почему не вступить в союз с Лигой Благородных, дорогой Агамемнон? Это могло бы стать для тебя большим преимуществом.

– Союз с хретгирами? Ты сошла с ума?

– Мне не нравится, куда она клонит, – заявила Юнона.

Геката издала звук, отдаленно напоминающий смех.

– Хотя бы один раз в жизни попробуй подумать как настоящий генерал. У тебя и у людей один общий заклятый враг, который слишком силен, чтобы вы справились с ним поодиночке. Но объединившись, кимеки и хретгиры смогли бы раз и навсегда уничтожить все воплощения всемирного разума. – Механические руки дракона дрогнули. – После этого можете уничтожать друг друга. Если это доставляет вам удовольствие.

Юнона грубо фыркнула, а Агамемнон ответил прямым отказом:

– Мы не нуждаемся в твоем участии в нашей борьбе, Геката… не нужны нам и люди. То, о чем ты просишь, придаст законность существованию моего дерзкого сына Вориана. Здесь, на Бела Тегез, у меня множество верных мне неокимеков, и население предлагает нам все новых добровольцев, нужных нам для их превращения в кимеков. Ты вне игры, Геката. Слишком многое произошло с тех пор, как ты покинула нас.

– Теперь я начинаю это понимать, – сказала Геката, имитируя тяжкий вздох. – За время, что меня не было с вами, генерал Агамемнон превратился в невыносимого упрямого зануду, а оставшиеся в живых два титана слепо следуют за ним, не имея ни единой оригинальной мысли в своих окаменевших мозгах. – Повернув свою сегментированную голову, она направилась к своему кораблю. – Без Тлалока вы так и не научились видеть перспективы.

Генерал кимеков возвысил голос и закричал ей вслед:

– Я решил основать мою собственную империю, и люди нужны мне только как источник, как сырье для создания новых кимеков! Я восстановлю эпоху титанов. У людей Лиги свои намерения. Они обратятся против меня, как только перестанет существовать Омниус.

– Но только потому, что ты это заслужил, – ответила Геката, забираясь в свой шаттл, чтобы лететь на астероид, зависший на внешней дальней орбите над Бела Тегез. – Кажется, мне придется воевать на свой манер, на свой страх и риск, независимо от того, как ко мне отнесутся мои товарищи-титаны. Ты не смог увидеть все возможности, Агамемнон, но это не помешает мне выполнить мою миссию.

Она закрыла дверь и взлетела в воздух, мгновенно оставив далеко внизу изуродованную атомным взрывом поверхность Бела Тегез.

Теперь Геката сделает нечто такое, что сразу заметят все.


165 ГОД ДО ГИЛЬДИИ

37 год Джихада

Год спустя после поездки Серены на Хессру


Во время войны нас часто просят дать больше, чем у нас есть.

Серена Батлер. Митинги в Зимин


Шел тридцать седьмой год Джихада Серены Батлер. Аврелий Венпорт потратил три недели на путешествие с Кольгара до Салусы Секундус, воспользовавшись обычным пассажирским судном. Обладая огромным – в сотню свертывающих пространство и время кораблей – торговым флотом, Венпорт предпочитал не летать на этих непомерно рискованных аппаратах. Тише едешь, дальше будешь. Сам Аврелий летал на старых проверенных кораблях и не испытывал ни малейшего желания совершать сверхскоростные перелеты.

Сначала он отправился на Россак, откуда отбыл на Салусу рейсовым кораблем, стартовавшим с орбитального космопорта. Каждый перелет казался страшно утомительным и невыносимо медленным.

Выйдя из корабля в жару салусанского лета, Венпорт какое-то время приходил в себя, привыкая к погоде новой планеты. Деловые интересы – заставляли его часто путешествовать по просторам Лиги. Были у него предприятия и на нескольких несоюзных планетах. Бывало так, что в одном месте наступала весна, в следующем царил сильный мороз, а в третьем уже пылало знойное лето.

В Зимии было удивительно жарко, от зноя пожухла листва, и окрестные холмы казались золотисто-бурыми. Ожидая машину корпорации, которая должна была доставить его в местное отделение «Вен-Ки», Венпорт мучился от жары, то и дело вытирая обильно струившийся по лицу пот. Он не ожидал, что личный водитель позволит себе опоздание.

Каково же было удивление Аврелия, когда к нему подкатил длинный черный государственный лимузин. Открылась задняя дверь, и Венпорт увидел, что в машине сидит Серена Батлер, храня на лице бесстрастное выражение.

– Вы поедете со мной, директор Венпорт. Мы задержали выезд вашей машины, и я решила сама встретить вас, чтобы по дороге обсудить некоторые вопросы.

По спине Венпорта пробежал холодок от неприятного предчувствия.

– Я готов, Жрица. – До сих пор ему не приходилось прямо беседовать с этой выдающейся женщиной, но он сразу решил, что этот разговор важнее всех прочих его дел и обязанностей. – Чему я обязан такой высокой честью?

– Речь пойдет о делах, жизненно важных для Джихада. – Она улыбнулась и жестом предложила сесть рядом с ней. – И, возможно, о государственной измене.

Поколебавшись, он последовал приглашению и сел в машину. Дверь закрылась, и Венпорт ощутил дуновение спасительной прохлады. Но чувствовал он себя не лучшим образом. Его не покидало беспокойство. – Мне придется отложить одну важную деловую встречу с моим конкурентом в фармацевтическом бизнесе. Могу я связаться с моими коллегами?

Серена отрицательно покачала головой, и по твердому выражению ее голубых глаз было видно, что она хочет задать Аврелию множество неприятных вопросов.

– Мы уже отменили вашу встречу, за что вы должны поблагодарить нас. Как доложил Йорек Турр, ваш конкурент собирался шантажировать вас, чтобы добиться значительных финансовых уступок. Он не собирался сдавать вам свои позиции в бизнесе.

– Шантажировать? – Венпорт возмущенно пожал плечами; зная, что ничем не мог себя подставить под шантаж. – Должно быть, ваши шпионы ошиблись.

– Нет, они не ошиблись. – Она придвинулась ближе к нему. Машина продолжала нестись по дороге. – Более того, мы знаем о деятельности корпорации «Вен-Ки» на Кольгаре. Мы знаем, что вы построили флот кораблей – судов, которые, по надежным сведениям, используют новый, совершенно выдающийся способ межзвездных перелетов. Ваши корабли летают быстрее всех, включая даже быстроходные суда армии Джихада. Это правда?

– Да… – Венпорт изо всех сил старался скрыть тревогу. Сейчас он пытался понять, что именно знает Серена Батлер о двигателях, свертывающих – пространство, и о работе верфи. Вспомнив, скольким людям были предъявлены обвинения в связях с мыслящими машинами в ходе больших чисток на протяжении последних десятилетий, Аврелий решил, что будет неразумно возбуждать подозрения у Серены Батлер и у джипола. – Я бизнесмен, мадам. Я делаю вложения и развиваю технологию, которая является моей собственностью. Я должен защищать свою коммерческую тайну…

Серена хранила ледяное выражение лица, и Венпорт вдруг осознал всю глубину и силу ее гнева. Слова застряли у него в горле.

– Мы ведем величайшую войну со злейшим врагом рода человеческого, директор! Если вы разработали жизненно необходимую для военных нужд технологию, то почему утаили такую важную информацию от наших доблестных военных? Совет Джихада считает, что утаивание любой жизненно важной информации на эту тему – а сведения о ваших кораблях представляют собой именно такую важную информацию – является актом государственной измены.

Венпорт старался понять что происходит.

– Измена? Но это же смешно. Никто так не верен делу Джихада, как я. Я уже пожертвовал огромные суммы…

Серена насмешливо выгнула бровь.

– Но важнейшую технологию вы утаили для собственной выгоды. Я бы сказала, что это не слишком убедительная демонстрация вашей лояльности.

Он попытался успокоить себя методом, которому научила его Норма, – сделал несколько глубоких вдохов и визуально представил себе выход из создавшегося положения.

– Жрица Батлер, вы пришли к совершенно неверным выводам. Это верно, что я построил большой комплекс космического кораблестроения на Кольгаре. Мы изготовили какое-то количество космических судов, снабженных двигателями новой конструкции, которые позволяют кораблям «Вен-Ки» перемещаться в пространстве, не используя принцип реактивного движения. – Он развел руками. – Я не владею технологическими нюансами. Моя жена Норма Ценва разработала этот принцип на основе модификаций уравнений Хольцмана.

– По моим указаниям Иблис Гинджо проверил финансовую деятельность корпорации «Вен-Ки» и все ваши расходы. Получается, что вы занимаетесь строительством новых кораблей уже десять лет. У вас была масса времени, чтобы поставить Совет Джихада в известность о ваших усилиях. Разве вы не понимаете, насколько важной может оказаться применение вашей технологии на войне?

Венпорта бросило в жар. Серена покачала головой, словно не могла понять мотивов Венпорта.

– Директор, вы сами этого не видите? Такие корабли были бы бесценным армейским транспортным средством! С их помощью мы могли бы наносить врагам неожиданные удары. Мы смогли бы достичь победы, прежде чем наши люди опустят руки и сдадутся. Противники Джихада уже много лет требуют его прекращения.

Венпорт нахмурился:

– Но эта технология еще не готова для широкого применения, Жрица. Путешествия на наших кораблях остаются в высшей степени опасными. Навигационные системы ненадежны. Да, наши корабли оснащены двигателями, основанными на совершенно новом принципе действия, но процент их гибели невероятно высок. Катастрофы происходят именно из-за несовершенной и неточной навигации. Корабли, свертывающие пространство, могут сталкиваться со звездами, населенными планетами, лунами – со всяким небесным телом, какое попадается на пути. Многие из наших пилотов-испытателей отказываются садиться в кабину после одного-двух полетов, – с горячностью заговорил Аврелий, подтверждая свои слова убийственной статистикой. – Более того, я сам предпочитаю летать на старых кораблях, – выдвинул он последний аргумент.

– Мне говорили, что вы, несмотря на все трудности, уже год назад начали использовать новые корабли в своих торговых операциях. Это правда?

– Это лишь предварительные опыты, и в ходе их мы уже потеряли много кораблей…

Серена не дала ему договорить:

– Если вы находите капитанов, готовых рискнуть жизнью, директор Венпорт, то неужели у вас есть сомнения в том, что мы найдем добровольцев, готовых рискнуть ради военной победы? Намного ли выше процент ваших потерь, чем потери, которые несет армия в ходе наступления на Синхронизированные Миры?

Слушая ее, Венпорт ощутил стыд за то, что не подумал об этом раньше. Его внимание было поглощено получением прибыли, но не победами в войне.

– Такие корабли дали бы нам громадное преимущество внезапности, – продолжала Серена с жаром. – Они позволят нам практически мгновенно передавать военные донесения, разведывательную информацию, перебрасывать войска и доставлять материальные ресурсы, что обеспечит нам важнейшее тактическое и стратегическое преимущество перед мыслящими машинами. Разве всего этого не достаточно, чтобы возместить цену потери нескольких кораблей?

– Это будет больше, чем несколько кораблей, Жрица.

Серена посмотрела в окно, мимо которого проносились здания Зимии.

– Мы ведем против Омниуса настоящую войну уже на протяжении десятилетий, директор, и наши люди начинают терять решимость. В прошлом году я ездила к когиторам-отшельникам, надеясь, что они помогут нам в борьбе с машинами но пока мы не слышим их окончательного ответа. Боюсь, что они намерены отказать мне. – Она взглянула на Венпорта горящими, как два лазерных луча, глазами. – Я верю, что вы так не поступите, директор Венпорт.

Он понял, что Серена твердо намерена настоять на своем.

– Возможно, Жрица, мы должны обсудить целесообразность заключения в высшей степени секретного соглашения о передаче нашей технологии армии, но с тем условием, чтобы она не попала в руки других купцов или…

– Конечно, наши инженеры изучат документацию, но армии понадобится слишком много времени, чтобы построить флот самостоятельно. – Она безмятежно улыбнулась Венпорту. – Сколько судов в настоящий момент находится в вашем распоряжении и за какой срок Их можно переделать под военные нужды?

Венпорт тяжело вздохнул, понимая, что, пожалуй, его финансовой империи наступает конец.

– Наши торговые суда, Жрица Батлер, – это обычные грузовые корабли, которые не могут выполнять боевые задачи.

Она пренебрежительно махнула рукой, продолжая улыбаться. Джихад стал всем в ее жизни, и она не желала признавать, что в жизни есть и более важные вещи – ни для нее, ни для кого бы то ни было другого.

– Я уверена, что наши инженеры смогут внести в конструкцию нужные модификации. Ваши предприятия и верфи находятся в очень подходящем месте на Кольгаре. Планета расположена в стороне от оживленных путей, ее легко защитить. Стратегически это очень выгодная позиция.

Венпорт старался справиться с чувством собственной беспомощности.

– Жрица, я прошу вас понять ситуацию в смысле финансирования верфи и всех операций. Я был вынужден заложить практически все активы корпорации «Вен-Ки». Это самый дорогой проект в истории моей компании. Мы едва успеваем расплачиваться с кредиторами – так обстоят дела. Ваше предложение окончательно разорит нас.

Серена был явно расстроена его неспособностью и нежеланием видеть более широкую перспективу.

– Аврелий Венпорт, мы все приносим большие жертвы на алтарь Джихада… но некоторые жертвуют больше, чем другие. Каждый человек будет разорен и уничтожен, если мы проиграем Джихад. – Она вздохнула. – Если вы захотите предложить способ, каким мы можем немедленно начать использовать ваш флот, то мы смогли бы найти в процессе работы какие-то пути компенсировать ваши расходы и ослабить последствия вашей задолженности. Но ведь не это самое главное сейчас, правда?

Для него, напротив, именно это было самым главным, но Жрица продолжала развивать свои идеи. Венпорт не видел никакой возможности вежливо остановить этот поток. Если Серена захочет, ей будет достаточно поднять руку – и явятся солдаты, которые без труда захватят верфь. Или, если верить слухам, она может пошевелить пальцем, и им самим тихо займутся агенты джипола.

В прошлом, когда Венпорт понимал, что ход деловых переговоров загоняет его в угол, он находил выход в том, что давал положительный ответ, но в такой форме, которая позволяла уклониться от немедленного выполнения обязательств и подождать, пока ситуация стабилизируется.

– Мне нужно какое-то время, чтобы обсудить некоторые вопросы со своими сотрудниками и обдумать предложение. Есть много вариантов. У меня много инвесторов и есть финансовые обязательства…

Взгляд Серены снова стал ледяным. Машина встала, и открылась дверь, впустив в салон горячий влажный воздух.

– У нас есть возможность изменить законы, если это потребуется, чтобы дать вам полную возможность принять правильное решение, директор Венпорт.

– Но даже если так, то все равно разрешите мне вернуться на Кольгар и, обдумав ситуацию, принять такое решение, которое удовлетворит всех заинтересованных лиц.

– Тогда делайте это, директор. Но моего терпения хватит ненадолго, если ваши переговоры будут направлены только на то, чтобы сохранить доходы. Не заставляйте меня ждать.

– Я понимаю, дело Джихада станет моим главным приоритетом.

– Значит, я могу проинформировать Совет Джихада, что скоро новая технология будет в нашем распоряжении?

Одетая в белое женщина-серафим, сидевшая за рулем, хранила молчание. Лицо ее казалось высеченным из камня. Жрица приказала ей развернуть машину и возвратиться к космопорту. Венпорт не пробыл на Салусе даже одного часа.

– Кстати, пока вы будете думать, – сказала Серена, – я пришлю на Кольгар группу офицеров и военных советников, которые осмотрят верфь.


Военное дело стимулирует бурное развитие общества. Уберите этот элемент, и цивилизации впадут в застой.

Эразм. Диалоги


Промокший под летним ливнем Вориан Атрейдес вошел в центральный проход зала заседаний парламента и направился к трибуне, возле которой стояли Серена Батлер и Ксавьер Харконнен, увлеченные беседой. Кроме них троих, в зале не было ни одной души. Подходя к ним, Вориан широко улыбался. Это были самые близкие его друзья приблизительно одного с ним возраста, хотя он выглядел намного моложе.

В самом деле, ведь всем нам уже под шестьдесят.

Увидев Вориана, Серена призывно помахала рукой. Приятно было увидеть ее одну, не окруженную – а точнее сказать, стиснутую – ее вечными серафимами. Вориан тяжко вздохнул, вспоминая освежающий теплый дождь. В огромном зале каждый звук отдавался гулким эхом, пока Вориан своими промокшими ботинками скрипел по мощеному полу. Странное, однако, место для встречи трех человек.

Как обычно, Ксавьер выглядел озабоченным, хотя выработанная годами привычка к военной дисциплине помогала ему скрывать эмоции. Очень, очень серьезный человек. Когда Вориан крепко пожал руку старого друга и похлопал его по плечу, Ксавьер тревожно взглянул на самую знаменитую женщину во всей ведомой людям вселенной.

Она прошла в аппаратную и включила оборудование. Мгновение спустя на наружной стене аппаратной появилось изображение Жрицы, которая смотрит вниз, на обожающую толпу с видом милостивой богини.

Ксавьер занял место в первом ряду в центре, а Вориан, сев рядом с ним, положил на соседнее сиденье свою мокрую фуражку.

– Что происходит? Что она делает?

Вздохнув, Ксавьер в ответ только молча покачал головой.

– Еще одна идея.

Откинувшись на спинку кресла, он пристально смотрел на изображение Серены. Вориан, выпятив губы, одобрительно кивал, думая обо всем, чего смогла добиться в жизни эта удивительная женщина. Она вела себя как королева, как элегантная женщина, отмеченная величием, столь распространенным среди благородных дам. Расположенное над кафедрой лицо, казалось, смотрело в упор на двух офицеров Армады, словно это было не изображение, а сама она, живая Серена.

– Здравствуйте, господа, – произнесла она через громкоговоритель. Слова ее эхом разнеслись под сводами большого пустого зала. – Этот день напоминает мне о том, – как я, в ту пору девятнадцатилетняя девушка, обращалась к парламенту с этой трибуны. Трудно поверить, что прошло много лет, что произошло так много событий.

– Но вы до сих пор прекрасны! – крикнул Вориан, чтобы она услышала его.

Ксавьер, несмотря на его явное неодобрение, без сомнения, думал о том же, хотя он был не тот человек, который с легкостью произносит такие вещи. Когда-то Серена отвергла обоих этих мужчин, и каждый из троих пошел по жизни своим путем. Джихад выбрал эти пути за них. Вориан задумчиво нахмурился, думая о Веронике Тергьет, оставшейся на Каладане. Он понимал, что надо послать ей еще одно письмо, хотя, наверное, она уже успела забыть Вориана. Может быть, ценный подарок в следующий раз… Он был уверен, что наслаждался бы жизнью, став мужем этой женщины, но он потерял ее по той же причине, имя которой – Джихад.

И вот теперь они – все трое – снова собрались вместе, и хотя все они, конечно же, переменились внутренне, по сути остались такими же, как были раньше. Вот и сейчас, глядя на Серену, он видел ее такой, какой она была, когда они много лет назад встретились на вилле Эразма. Она тогда вела себя вызывающе по отношению к нему и не выказывала никакого уважения, несмотря на его высокое положение доверенного человека. Он улыбнулся, вспомнив, в каком тоне эта обычная домашняя рабыня разговаривала с ним. Даже тогда он восхищался внутренней силой Серены Батлер… и ей понадобилась эта сила, чтобы пережить страшные события, выпавшие на ее долю.

– Я позвала вас, чтобы обсудить наиболее важные предметы, – сказала она. Но когда она через край трибуны взглянула на обоих мужчин, Вориан снова, как и много лет назад, заметил в ее лице твердость и упрямую убежденность.

– Сейчас услышим, – сказал он Ксавьеру.

Серена вдруг выключила аппарат и спустилась по ступеням в зал к двум офицерам.

– Здесь установили новую громкоговорящую систему, и я решила ее испробовать перед завтрашним выступлением в парламенте. Иблис научил меня управлять голосом так, чтобы захватывать внимание аудитории. Как вам мои интонации?

Вориан шутливо поаплодировал, но это не развеселило его товарища.

– Для такого заявления сойдет вполне, – меланхолично заметил он.

– Но я действительно хочу задать вам один важный вопрос, – сказала она, становясь серьезной. – Корпорация «Вен-Ки» построила флот кораблей, которые могут мгновенно преодолевать пространство. – Она щелкнула пальцами. – Вы только представьте! Допустим, вы находитесь на Салусе Секундус, а в следующий момент уже высаживаете десант на Коррине. Мы сможем бить Омниуса сначала в одном, а потом, в мгновение ока, в другом месте галактики. Подумайте, ведь в таком случае Джихад можно будет закончить за недели!

Вориан шумно вдохнул и, переварив то, что сказала Серена, одобрительно присвистнул.

– Но почему нам никто об этом не говорил?

– Аврелий Венпорт держал новую технологию в строжайшем секрете – предположительно, по причине недоработок в системе навигации. Однако коммерческие рейсы уже начались – об этом говорит состояние финансовых потоков корпорации. Эти полеты продолжаются уже год. – Серена выжидающе смотрела на двоих мужчин, сидя перед ними на ступенях трибуны. – Нам нужно подумать, как поставить эти корабли на службу армии Джихада.

– Грузовики для перевозки товаров – это далеко не то же самое, что боевые корабли. Я всегда с большим подозрением отношусь к новой технике, пока она не испытана в боевых условиях.

Вориан был настроен более оптимистично.

– Так испытаем ее, дружище!

Серена кивнула, лицо ее сохраняло трезвое выражение.

– Директор Венпорт предупредил меня о значительном проценте катастроф во время полетов, но я уверена, что это положение можно исправить. Большинство полетов заканчивается успешно. Если мы проявим твердость и примем как должное неизбежные потери, то это позволит нам нанести машинам поражение раз и навсегда. Наша победа на Иксе тоже обошлась нам очень дорого, но посмотрите, сколько выгод мы от нее получили, какая польза заключается для нас в промышленных предприятиях этой планеты. Если мы примем на вооружение новые корабли, то риск будет не больше, чем тот, с которым мы не посчитались при захвате Икса.

Почесав затылок, Ксавьер был вынужден согласиться с доводами Серены:

– Мы всегда теряем определенный процент личного состава и техники во время операций. В долгосрочной перспективе применение скоростных кораблей может сократить потери… если, конечно, это поможет скорее закончить войну.

– Но в ближайшей перспективе мы будем терять много людей, и семьям погибших солдат наше решение не понравится. – Вориан задумчиво провел рукой по мокрым волосам. – Но все же я думаю, что вы правы, Серена. Это очень трудное решение, но мне оно представляется лучшим.

Ксавьер, однако, опять проявил осторожность:

– Расчетные вероятности не всегда отражают реальную картину боевой ситуации.

– Кажется, ты никогда не обращал особого внимания на риск, – заметил Вориан.

– Есть риск и риск. Я принимал решения, стоившие жизни многим, когда мы оказывались припертыми к стенке и другие решения были попросту невозможны. Это большая разница, во всяком случае, для меня. – Он вздохнул. – Я хочу увидеть эти свертывающие пространство корабли собственными глазами.

– Когда мы едем инспектировать эти чудо корабли? – спросил Вориан, поднимаясь на ноги.

Серена скрестила руки на груди и ответила:

– Я хочу, чтобы вы оба отправились на Кольгар немедленно вместе с большой командой армейских инженеров. По моему приказу вы возьмете под охрану верфи Венпорта и проведете работу по переоборудованию его коммерческих судов в боевые звездолеты. У него в парке более сотни таких судов. С собой возьмете две дивизии – этого достаточно, чтобы сменить на верфи приоритеты и защитить Кольгар от потенциального вторжения машин.

– Вы уверены, что Венпорт согласится с нами сотрудничать? – Ксавьер все еще сохранял определенный скепсис.

Серена же была настроена решительно:

– Мы больше не можем предлагать ему альтернативы. Все, что делается, делается во благо Джихада. Разве лучше вести дела с Омниусом?

– В военное время нет никаких гарантий, – ответил Ксавьер. – Но только надо помнить, что смерть и разрушения влекут за собой еще больше смертей и разрушений.

Вориан понимал, что выглядит как юный офицерик, а не закаленный ветеран примере

– Не ополчайся на нас, Ксавьер. Ты начинаешь ворчать и брюзжать, как сварливый старик.

– Виноват, – сказал Ксавьер с натянутой улыбкой.

И мужчины направились к выходу готовиться к отъезду.


Что делает человека великим героем? Самоотверженный поступок, скажете вы. Верно, но это только одно измерение, заметное большинству людей и отмеченное в исторических анналах. Обстоятельства должны создать условия, в которых действует герой; он должен быть вынесен на гребень эпического прибоя событий, что и позволяет ему удержаться на вершине волны общечеловеческой воли. Герой – особенно если ему удается выжить – это оппортунист. Видя потребность, он удовлетворяет ее и получает существенные выгоды. Их получают даже мертвые герои.

Зуфа Ценва. Воспоминания о Джихаде


Аврелий Венпорт нервно расхаживал, взад и вперед по залу ожидания в башне космопорта, построенного на унылой Кольгарской равнине, и нетерпеливо поглядывал на контролеров, возившихся со своими инструментами, и на экраны дисплеев в ожидании прибытия корабля. Один из быстроходных свертывающих пространство кораблей должен был прилететь с минуту на минуту. Каждый раз, когда пилоты включали новый двигатель, была существенная вероятность потери судна. Небо было ясным и светлым, поражая своей прозрачной голубизной, но на душе у Венпорта было пасмурно. Вначале, после возвращения на Кольгар, он подумывал прикрыть здесь свои предприятия, ликвидировать их и перенести на какую-нибудь отдаленную необитаемую планету.

Но надоедливый внутренний голос предупреждал его, что Серена Батлер пойдет до конца, независимо от того, что он сделает, что она настигнет его всюду и уничтожит, если он вздумает ей противиться. Вся его жизнь, энергия, весь успех… все, ради чего он тяжко работал, пойдет прахом, если она просто завладеет его предприятием. Ему самому наверняка предъявят обвинение в измене и признают виновным, невзирая на логичные ответы, которые он дал на вопросы Жрицы Джихада о том, почему скрыл существование верфи и новых кораблей. Венпорт вздохнул. Он мог принять тезис о посильном вкладе в военные усилия, но Жрица походя считала, что каждый человек должен жертвовать все, что у него есть, на алтарь ее дела. Надо искать какой-то компромисс. Таких трудных переговоров ему еще не приходилось вести.

Он также хорошо понимал, что Серена не будет попусту терять время. Ее солдаты высадятся на Кольгаре, и высадятся скоро.

В поисках приемлемого решения он поделился неприятными вестями с Нормой и Зуфой Ценвой сразу же по приезде с Салусы Секундус. Выслушав его рассказ, Верховная Колдунья Джихада не выказала того сочувствия, на которое он рассчитывал.

– Аврелий, тебе никогда не хватало бескорыстия как следует помогать нам выиграть Джихад. Если бы каждый человек желал положить жизнь ради нашего дела, отдать ему все свои способности, то мы бы уже давно сокрушили Омниуса.

– Ты всегда видела вселенную только в черных и белых тонах? – со вздохом спросил он бывшую подругу. – Я полагал, что так думают только последователи буддислама.

Лицо Зуфы продолжало дрожать от горячности:

– Я оценила твой сарказм. Но разве Джихад не важнее, чем торгашеская прибыль? Твои корабли могут повернуть ход войны, спасти миллиарды жизней, покончить с конфликтом, как с раковой опухолью. Тебя бы стали считать героем за столь щедрый вклад, ты стал бы любимым всеми патриотом.

– Патриотом, но без гроша в кармане.

Положив свою теплую красивую ладонь на голую руку Аврелия, в разговор вступила Норма:

– Аврелий, с самого начала я смотрела на свое изобретение как на орудие войны с Омниусом. Когда я начала работать с савантом Хольцманом, то моей задачей было создание оружия борьбы.

Ее лицо лучилось красотой и волнением, глаза ее горели от внутреннего напряжения, и Аврелий почувствовал, как в нем начинает таять его упрямое сопротивление.

– Если армия Джихада может использовать наши двигатели для ведения своей войны, то как, скажи на милость, можем мы, ей в этом отказать?

Зуфа одарила Аврелия озорной улыбкой:

– А твоя вселенная, Аврелий? Она что, тоже белая и черная? Ты сам видишь какое-то другое решение?

Он посмотрел на нее не без некоторого удивления. Он провел с ней – нет, потратил попусту – много лет, безответно любя эту женщину. Хоть она и глумилась над ним, он прекрасно понимал, что она, не задумываясь, пожертвует жизнью ради общего блага, и не мог с ней спорить. Она была права.

Норма старалась его утешить:

– Со временем мы получим финансовые выгоды – но сначала надо выиграть войну.

От ее улыбки у Аврелия рассеялись последние сомнения. Смиренно вздыхая, Венпорт сказал:

– По крайней мере какую-то пользу от всего этого получат наши внуки.

Когда о его операциях узнал Совет Джихада, Венпорт резко увеличил объем перевозок, круглосуточно отправляя свертывающие пространство суда в Лигу и на несоюзные планеты и сосредоточившись на самых прибыльных товарах и маршрутах. Он перевозил столько меланжи и лекарств, сколько мог, создавал совместные склады для товаров длительного хранения, укрывал доходы, чтобы корпорация пережила неминуемую потерю верфи и скоростных кораблей.

Он был вынужден все больше и больше платить своим наемным пилотам за накапливающийся риск, но соглашались летать на его кораблях только самые отчаянные сорвиголовы. Но ведь и в глубокой древности, на заре морской торговли на Земле, капитаны парусных судов, каждый раз рискуя жизнью, выходили в изменчивый и опасный океан на своих утлых посудинах. Сколько людей и кораблей погибло в штормах и от столкновений с рифами и подводными камнями! Так в чем же разница?

Вот и сейчас, прислушиваясь к звуку собственных шагов, он мерил зал башни космопорта, ожидая запланированного прилета следующего корабля с новым двигателем, который вот-вот должен был вернуться на Кольгар.

– Локатор засек приближающиеся тени на периферии системы, – доложила Квель Ондер, одна из диспетчеров. Одетая в обычную коричневую форму и квадратную фуражку девушка ткнула пальцем в экран сканера. – Хотя нет, это что-то странное. Слишком много точек – это больше, чем один корабль.

Проклятие, подумал Венпорт.

– Приготовиться сбивать все фрагменты, вошедшие атмосферу, – произнес другой диспетчер.

– Подождите, они идут ровным курсом, – сказала Ондер. – Это корабли со стандартными двигателями. – Экран был заполнен множеством траекторий, красноватые полоски обозначали следы полета незваных гостей. Диспетчер удивленно свистнула. – Смотрите, это целый флот. Они будут на орбите через пару часов.

– Мыслящие машины? – не скрывая паники спросил молодой техник, побледнев от страха. – Боевая группа для захвата Кольгара?

– Посмотри сюда, – покровительственно отозвалась Ондер, постучав пальцем по ближней панели. – Силуэты баллист армии Джихада.

Венпорт кивнул:

– Их прислала Серена Батлер.


Охраняемый двумя прибывшими с Россака Колдуньями Венпорт ждал, когда представители армии выйдут из корабля на посадочную полосу. Он изо всех сил пытался справиться с тревогой, но она не уходила, как дурной вкус случайно проглоченного гнилого фрукта. Только одна из гигантских баллист приземлилась в заводском космопорту Кольгара вблизи верфи, остальные зависли на орбите, словно оставшись в охранении.

Баллисты были самыми крупными, самыми боеспособными кораблями Армады Лиги. Но Венпорт, глядя на массивные закругления бортов, огромные баки для горючего, рассчитанные на длительные перелеты, и топорные силуэты стоявшего на площадке корабля, не мог не отметить старомодную неуклюжесть этой машины. После долгой работы со спейсфолдерами, скорость перемещения которых в пространстве была на порядки выше, Венпорт уже представлял себе, как изменится конструкция крупных военных кораблей, когда технология Нормы станет общепринятой… лучше, если ее будет производить и продавать корпорация «Вен-Ки».

И не только военные корабли, а и все корабли для дальних перелетов.

Транспортная кабина отделилась от баллисты. Люк откинулся, превратившись в трап, на котором показались две фигуры в военной форме. Это были два примеро Лиги в мундирах с позументами, орденами и лентами.

Офицеры принялись осматривать почти законченное грузовое судно на стапеле верфи. Инженеры и рабочие продолжали заниматься своим делом на кранах и подвесных платформах, сконструированных тоже по проекту Нормы.

Наконец офицеры подошли к Венпорту. Один из них казался вдвое старше другого. Когда они подошли ближе, Аврелий узнал в них героев Джихада Ксавьера Харконнена и Вориана Атрейдеса. Само их присутствие говорило лучше всяких слов о серьезности намерений Серены Батлер.

Примеро Атрейдес восхищенным жестом указал на гудящую работающую верфь.

– Я счастлив, что согласился на эту командировку. Ты только посмотри на это предприятие, Ксавьер, на корабли, доки, оборудование. Это превосходная стратегическая база для дальнейших операций.

Он приветливо кивнул Венпорту.

– Директор, мы правильно понимаем, что разработанная вами технология чудесным образом подходит для военного приложения? Мы хотим, нет, мы просто жаждем увидеть ее в действии и сразу же приступить к модификациям, чтобы превратить их в военные суда для армии.

Ксавьер Харконнен откашлялся и сухо добавил:

– По поручению Жрицы Серены Батлер мы прибыли на Кольгар, чтобы выразить нашу признательность за ваш щедрый дар нашему общему делу. Победа в войне против Омниуса – это главная цель каждого настоящего, человека и лояльного гражданина.

Мысли Венпорта путались, но он изо всех сил пытался извлечь хоть что-то хорошее из этой безнадежно тяжелой ситуации. Дар. Он органически не выносил это слово, но выдавил на лице улыбку.

– Конечно, вы можете осмотреть мои корабли. Как верный слуга Джихада я уверен, что мы можем дать разрешение на использование нашей собственности – нашей технологии – для военного…

Он с тяжелым чувством смотрел, как высыпавшие из баллисты вооруженные, одетые в ало-зеленые мундиры солдаты, строясь по подразделениям, занимали посты вокруг кольгарского космопорта. Рядом с баллистой приземлились несколько судов поменьше – пара штурмовиков и около двадцати истребителей. Терсеро выкрикивали команды, и солдаты бежали к указанным объектам, беря под охрану верфь. Венпорт подавил невольный вздох, понимая, что возражать бесполезно.

Оба примеро, зажав его с обеих сторон, осматривались во всех направлениях, подсчитывая ресурсы предприятия, количество торговых судов на взлетно-посадочной площадке, гигантские ангары и здания верфи, в которые корпорация «Вен-Ки» вложила гигантские суммы денег.

Атрейдес взял Аврелия под руку.

– Спасибо вам, директор. Это потрясающе. Покажите нам ваше предприятие, чтобы мы поняли, как лучше переделать торговые суда для военных нужд.

Примеро Харконнен прищурил глаза.

– Естественно, мы имеем самые широкие законные полномочия от Совета Джихада на право реквизиции любого вашего судна, которое, по нашему мнению, Можно превратить в военный корабль. Как я понимаю, у вас приблизительно сто кораблей?

– У вас абсолютно точные сведения.

Венпорт чувствовал, что почва колышется у него под ногами.

Он взял себя в руки. Всю жизнь он был коммерсантом, негоциантом, бизнесменом. Он всегда работал с Лигой на вполне приемлемых условиях. Даже если командиры армии Джихада с самого начала допускают, что могут взять все, то он, Венпорт, найдет какой-нибудь способ извлечь из этого какие-нибудь важные уступки для себя и своей компании. В таком случае выиграют все.

Успокоившись и уже не испытывая сильной тревоги, он проводил офицеров в администрацию, расположенную в здании терминала.

– Сюда, господа. Покажу вам, чего сумела достичь моя гениальная жена.


Увиденное явно произвело на офицеров неизгладимое впечатление. Норме понадобилось немало времени, чтобы рассказать им обо всех возможностях двигателей Хольцмана. Все это время мать молча стояла рядом. Венпорт тем временем читал сводки по строившимся судам и кораблям, которые должны были вернуться из торговых рейсов. Кроме того, он должен был отвечать за демонстрацию техники.

Вориан Атрейдес находился в радостном возбуждении.

– Мы планировали модифицировать грузовые корабли. Но возможно ли с технической точки зрения переоборудовать новыми двигателями баллисты и штурмовики среднего класса?

– Думаю, что да, – ответила Норма.

– Но с другой стороны, здесь уже есть заводы и рабочие, которые могут переделать большинство торговых судов, – возразил примеро Харконнен. – Я не вижу никаких причин, которые препятствовали бы превратить торговый флот корпорации «Вен-Ки» в военный флот. Надо просто усилить броню и поставить на борт вооружение. Можно также оборудовать палубы и каюты, превратив грузовые отсеки в кубрики для экипажей и десанта, а также установить на кораблях полноценные поля Хольцмана.

– Это очень крупный и дорогостоящий проект, – осторожно возразил Венпорт, которого от перспективы потерять все охватила противная слабость.

– Это проще и быстрее, чем начинать строительство военного флота с нуля, – отрезал примеро Харконнен.

Венпорт не смел спорить, но на душе у него снова стало тяжело.

– Но мне кажется удачной идея о строительстве штурмовиков-спейсфолдеров, – добавил Харконнен.

Офицеры армии Джихада принялись обсуждать разные возможности, с энтузиазмом строя планы и предложения о том, как можно использовать крупные боевые корабли-спейсфолдеры и более мелкие разведывательные суда для военных целей.

Венпорт откашлялся, чтобы привлечь внимание к своей персоне.

– Господа, я признаю огромную важность и преимущества наших свертывающих время и пространство двигателей, но, однако, мы пока не договорились об условиях нашего соглашения. – Он натянуто улыбнулся Зуфе и Норме. – Мы все хотим принять в этом участие, но соблюдение технологии и эксплуатация кораблей требуют огромных капиталовложений. Вы только посмотрите на размеры предприятия. Одно только строительство едва не разорило мою компанию. – Он развел руками, стараясь убедить собеседников хотя бы жестом. – Корпорация «Вен-Ки» должна получить хотя бы частичную компенсацию тем или иным путем.

Примеро Атрейдес сдавленно фыркнул от такой невероятной и неожиданной дерзости, но его более старший коллега просто нахмурился, словно находя этот предмет неприятным.

– Мы на войне, директор. Такие вопросы находятся вне сферы моей компетенции, – сказал он.

– Какую компенсацию вы имеете в виду? – спросил Атрейдес.

Тяжело вздохнув, Венпорт окинул взглядом обоих офицеров.

Примеро Харконнен слыл неприхотливым и суровым командиром, настоящим солдатом, привыкшим отдавать приказы и требовать беспрекословного подчинения. Очевидно, что у него не было никакого опыта и желания заниматься деловыми переговорами, кроме того, он просто ничего не понимал в бизнесе, и в таком важном деле Венпорт не хотел иметь дело с любителем. Что же касается примеро Атрейдеса, то он казался вежливым и учтивым человеком, от которого, правда, тоже можно было ждать проблем. К тому же Совет Джихада мог не согласиться с тем, что ему, может быть, удалось бы выторговать в переговорах с офицерами.

– Может быть, мне стоит со всей максимальной поспешностью поехать на Салусу Секундус и там выработать подходящее соглашение? – предложил Венпорт самым медоточивым тоном, на какой был способен. – Я уверен, что Великий Патриарх и даже сама Жрица Батлер будут готовы к принятию решения.

Улыбчивый примеро Атрейдес тотчас ухватился за это предложение.

– Возьмите для этого один из ваших спейсфолдеров. Я останусь здесь и буду осуществлять общее руководство, чтобы мы немедленно приступили к переоборудованию вашего оставшегося флота и одновременно перевели весь ваш завод на военные рельсы для строительства военных кораблей. Думаю, если мы умело возьмемся за это дело, то уже через несколько месяцев сможем пустить в эксплуатацию первые переоборудованные корабли.

– Я сам не летаю на таких кораблях, – сказал Венпорт. – Перелеты через свернутое пространство пока еще очень рискованны, а в нашем деле многое зависит от моего присутствия. Конечно, я прилично плачу пилотам за риск.

– Тогда воспользуйтесь одним из наших штурмовиков, – предложил Атрейдес, – и в нашем распоряжении окажется больше торговых судов, годных к переделке.

Он обернулся к своему товарищу:

– Ксавьер, ты не проводишь директора Венпорта в Зимию?

– Может быть, это я должен послать тебя, Вориан? – ответил Харконнен. – Не забывай, что по званию я старше тебя на пару лычек.

– Знаешь, я просто подумал, что, может быть, ты захочешь сам представить доклад Совету, а заодно побывать дома и повидать семью.

Официальное выражение лица старого солдата смягчилось:

– Ты хорошо Меня знаешь, мой друг. Каждый раз, приезжая домой, я сначала не узнаю ни Окту, ни девочек. А Эмиль Тантор действительно сильно постарел и сдал, так что это будет очень мило провести с ним некоторое время. – Он кивнул, словно подтверждая принятое решение. – Хорошо, буду рад послужить делу и в таком качестве – если это не приведет к дальнейшему промедлению.

В разговор вмешалась Зуфа:

– Я тоже готова сопровождать Аврелия. Моя дочь Норма останется здесь, работать с офицерами армии Джихада.


Дар возлюбленного иногда кажется слаще, когда вручается в его отсутствие.

Вероника Тергьет


На необъятных просторах бесчисленных звездных систем мыслящие машины и люди продолжали яростно уничтожать друг друга. Вориан Атрейдес вел свои битвы, а Вероника жила на Каладане своей собственной жизнью.

Она окружила своих близнецов заботой и вниманием, но не баловала их. Когда мальчикам исполнилось восемь, они уже умели говорить и писать на общегалактическом языке намного лучше, чем большинство их сверстников. Она часто показывала им картины с видами других планет, а по вечерам показывала на темном небе созвездия, напоминающие формой зверей и мифологических животных.

Пасмурными вечерами, когда наступал сезон бурь, она, сидя с семьей у камина, рассказывала сыновьям историю Старой Империи, о наступившей эре господства мыслящих машин; рассказывала она и саги, сложенные о Джихаде во главе с легендарной Сереной Батлер. Муж Вероники Калем тоже сидел у огня, мастерски вырезая из дерева игрушки для мальчиков, и тоже слушал уроки жены.

Она никогда не заговаривала о Вориане Атрейдесе. Он продолжал время от времени присылать ей письма, но она вспоминала их роман как давнее и почти забытое юношеское приключение. Сам примеро в ее памяти стал почти такой же легендой, как те сказки, которые она рассказывала своим детям.

Когда наступал теплый сезон, Калем брал Эстеса и Кагина на ловлю рыбы, учил их управляться со снастями и мотором, чтобы в будущем сделать из них умелых рыбаков, каким был он сам. Живые любознательные мальчики учились управлять лодкой, плавали на мелководье в тихой гавани и бегали по прибрежному городку. Иногда они играли в наемников, сражающихся с боевыми роботами, но чаще темы для игр они черпали в окружавшем мире: искали сокровища в оставшихся после отлива озерцах, отыскивали очертания людей и животных в проплывавших над головой облаках. Каладан был пока больше, чем могло вместить их детское воображение.

Почти все свободное время Вероника рассматривала в книгах виды других планет, вспоминала истории о чудесах далеких миров, о которых рассказывал ей Вориан. Но она никогда не выказывала ни малейшей грусти и искренне думала, что искусно скрывает ее от Калема, который ни разу не разочаровал ее как муж. Он был верен своему слову, и она тоже…

Она привыкла просыпаться во влажном холодке раннего предрассветного утра, вставать и идти в таверну, где принималась готовить горячие напитки и сытные завтраки для холостых рыбаков. Но сегодня, расставляя на столы блюда с приправленной пряностями яичницей и дымящимся рагу из рыбы с картофелем, она чувствовала себя не в своей тарелке. Не столько из-за того, что мальчики были не дома, но от одной мысли о том, что сыновья стали взрослыми и выходят в море вместе с отцом и дедом на опасный промысел.

У нее не было никаких оснований для страха, она полностью доверяла Калему, но все равно беспокоилась, что ее ясноглазые близнецов выйдут сегодня в свое первое серьезное плавание. Все-таки им всего восемь. Из рассказов мужа она знала, что в море не всегда все бывает гладко. Каждый выход на рыбную ловлю был опасен.

Выставив на столы миски с терпкими местными фруктами и закрытые кувшины с крепким самогоном, почитаемым местными рыбаками, она сказала посетителям:

– Поухаживайте за собой сами, мне надо проводить мужа и детей.

Калем с детьми уже позавтракали и пошли на пристань. Громко кричавшие от радостного волнения мальчики резво бежали по крутым улочкам городка, пробуждая тех, кто еще спал, не приступив к дневным трудам. Хотя детям уже приходилось кататься на лодках по заливу, но то были короткие прогулки, а теперь им предстояло уйти в море на несколько дней, ловить рыбу и тащить полные сети, как настоящим рыбакам.

Вероника не могла понять, кто больше гордится этим – дети или сам Калем. Ее отец Бром Тергьет уже успел перетащить на свою лодку корзины с одеждой, особыми темными лепешками для пропитания и даже с игрушками для внуков. Вероника добавила к этому несколько одеял и лекарства, хотя они уходили в море всего на четыре дня. Ее дети были отпрысками примеро Вориана Атрейдеса. У них хорошая наследственность, они вырастут сильными и умными.

Внизу, у пристани, бурлило море, вода накатывалась на темные сваи и, с шумом пенясь, отступала. Рыбаки громко окликали друг друга, рассаживаясь в лодки и отдирая от палуб примерзшие за ночь сети. Вероника подула на озябшие пальцы и поспешила к двум лодкам, на которых уже работали ее отец и муж.

Калем поднялся на палубу из трюма, где он возился с мотором, и нежно улыбнулся жене.

– Лодки готовы, – сказал он. – Мы уже собирались идти за тобой.

Над восточным краем океана занималась кроваво-красная заря, мало-помалу меняя цвет и окрашивая море в яркие желтые и оранжевые тона. По сходням Вероника прошла на палубу.

– Я не хочу, чтобы вы задерживались. Впереди у вас долгий путь.

Эстес и Кагин бросились к матери и обняли ее, не стесняясь. У Вероники захватило дыхание, когда она, глядя на лица мальчиков, угадывала в них красивые мужественные черты Вориана. Но они сами не знали о его существовании.

– Мальчики, слушайтесь папу и дедушку. Они будут заниматься настоящим мужским делом. Не заставляйте их волноваться. И смотрите внимательно, что они делают – учитесь у них.

Калем потрепал мальчиков по густым темным волосам, кудрявым, как у их матери.

– Я покажу им, как это делается. – С этими словами он наклонился, чтобы поцеловать жену.

Она еще раз прижала к себе детей, потом легонько оттолкнула их от себя.

– Идите, а то пока мы будем прощаться, другие переловят вашу рыбу.

Смеясь, мальчики побежали к сетям.

– Нет, это мы выловим всю рыбу в заливе!

– Не волнуйся. – Калем понизил голос. – Я присмотрю за ними.

– Я знаю.

За все годы замужества она так и не забеременела от Калема, но он не стал относиться к сыновьям хуже оттого, что они были зачаты другим отцом. Он вел себя так, словно Вориана Атрейдеса не существовало и он никогда не появлялся на Каладане.

Вероника стояла на берегу и махала рукой до тех пор, пока лодки, на одной из которых был ее отец, а на другой Калем с детьми, не исчезли за разгоравшимся горизонтом. Видя, как ее дети помогают отцу управляться с парусами, лебедками и блоками, она порадовалась своему браку, тому, что нашла такого благородного, щедрого и любящего человека.

Но все же она солгала бы самой себе, если бы не призналась, что страшно скучает по Вориану…

Прошло восемь лет, но ее бесстрашный солдат не возвратился. Она понимала, что время мужчины, который месяцами летает между звездами, собирая силы Джихада для нападений на Омниуса, проходит совсем по-другому. Она была разочарована, но, с другой стороны, испытывала облегчение. Несмотря на обещание, данное Калему, она не знала, как поведет себя в случае возвращения Вориана.

Позже, когда таверна опустела, так как большинство мужчин ушли на лов к косякам пришедшей в залив рыбы, она обслуживала за столами группу солдат, пришедших с наблюдательной станции. Это была уже третья смена личного состава на станции. Солдаты находились здесь недавно и скучали по дому, не успев еще как следует обжиться на новом месте.

Они заказали копченого мяса, чтобы взять его с собой на станцию, а потом взяли по кружке пива, чтобы спокойно посидеть и поговорить. После этого молодой кварто торжественно вручил Веронике увесистый пакет.

– Вчера пришел корабль, доставивший разведданные… и кое-что лично для тебя. – Он улыбнулся. – Представляю, во что обошлась эта посылочка.

– Не все такие скупые, как твоя жена, Рафф, – шутливо подначил товарища другой солдат.

– Наверное, моя стряпня сильно прославилась в Лиге Благородных, – сказала, смеясь, Вероника, вертя, в руках посылку. – Почему я не должна получать знаки благодарности от воинов с полей дальних сражений?

Она взяла посылку с деланным недоумением, притворяясь, что не догадывается, от кого она могла быть, но сердце ее забилось чаще. Даже эти солдаты не знали, что посылка пришла от самого примеро Атрейдеса.

Вероника ушла в заднюю комнату, зажгла несколько свечей – как любил Вориан – и распечатала посылку. Ей было приятно думать, что этот пакет преодолел расстояние в десятки световых лет, прежде чем попасть на Каладан.

Внутри она нашла сверкающий баззелский камень су, удивительный огненный камень, который добывали на недавно освобожденном Иксе, и дюжину коробочек, в которых лежали удивительной красоты бриллианты.

Подарок без слов сказал Веронике, что Вориан по-прежнему любит ее, а вложенная в подарок записка едва не заставила ее сердце выпрыгнуть из груди.

«Так как я не могу взять тебя на все планеты, моя дражайшая Вероника, я решил послать тебе по маленькому кусочку тех из них, что мне пришлось посетить. Я собирал эти камни много лет.

Знаешь, наконец нам удалось изобрести новую технику – корабли, на которых я смогу быстро прилететь к тебе. Как было бы чудесно, если бы я мог сейчас, в этот миг, взглянуть в твои прекрасные глаза – надеюсь, что такой миг скоро настанет Я понимаю, что у тебя своя жизнь, но, быть может, иногда ты вспоминаешь меня с любовью».

Она не знала, что ей делать с сокровищами, и часами сидела у себя в комнате, рассматривая их при свете догорающих свечей. Она брала по очереди драгоценные камни, нянчила их в ладонях, тронутая тем, что Вориан специально для нее подбирал эту невиданную красоту. Он тоже держал эти камни в своих руках и думал о ней, вглядываясь в их чудесные сверкающие грани. Вероника не могла представить себе расстояние, которое пришлось преодолеть Вориану, чтобы собрать все эти драгоценности. На это ушли годы, в течение которых он ни на минуту не забывал о ней…


Спустя неделю на горизонте появилась лодка Брома Тергьета. Одна. Она тащилась в гавань с почерневшими мачтами, порванными и обугленными парусами с захлебывающимся мотором. Как только люди увидели лодку, зазвонил тревожный колокол и рыбаки бросились на помощь. Они взяли лодку Брома на буксир и повели ее к пристани.

Вероника в панике бросилась к причалу, но не увидела ни лодки мужа, ни детей. Напрасно вглядывалась она в море, мрачно серевшее под затянувшими небо низкими свинцовыми тучами. Когда рыбаки помогли старому Брому выбраться из обгоревшей лодки на пристань, Вероника со всех ног кинулась к отцу. Сердце ее было готово выскочить из груди, из глаз хлынули слезы, когда она увидела, что одежда отца покрыта толстым слоем копоти, волосы наполовину сгорели, а лицо обожжено до такой степени, что превратилось в распухшую красную шелушащуюся маску.

Спустя мгновение она испустила крик радости, видя, как с палубы сходят ее дети, грязные, оборванные, закопченные, но невредимые.

– Где Калем? Где еще одна лодка?

– Элекраны.

Брому Тергьету не надо было больше ничего говорить. Одно это слово наполняло ужасом душу каждого рыбака. Вероника слышала об этих страшных электрических скатах, живших где-то в открытом океане. Ни один рыбак, сталкивавшийся с ними, не оставался в живых. Она выпрямилась, не давая отчаянию завладеть собой. Прежде она должна выслушать весь рассказ.

– Мы натолкнулись на их гнездо. Элекраны окружили нас, как живые молнии. Они пошли на нас как будто ниоткуда и со всех сторон. Бежать нам было некуда. – Голос отца то и дело прерывался, руки тряслись, пока он рассказывал свою страшную историю. – Не думаю, что они хотели напасть на нас, просто мы потревожили их… и они защищались. Засверкали молнии. У нас не было никаких шансов… никаких шансов на спасение.

Отец с трудом дышал, глаза его были красны от ожогов и слез. Казалось, ему просто страшно продолжать свой рассказ. Дети, дрожа и плача, прижались к матери.

– Калем схватил ребят и как рыбешек бросил их на мне на палубу. Что мне было делать?

Бром оглядел слушателей, словно ища у них ответа на свой отчаянный вопрос.

– Он крикнул мне, чтобы я спасал детей. Я едва слышал его слова сквозь вой ветра и треск разрядов. Потом он завел мотор и отвалил от моей лодки. Он понесся прочь, ни разу не оглянувшись. Мальчики сильно закричали, и Калем в последний момент все же обернулся. Этим взглядом он навсегда простился с нами.

Бром в бессильной ярости сжимал и разжимал кулаки.

– Клянусь вам, Калем направил лодку прямо в гущу этих тварей. Я понимал, что надо уходить или следующими поджаримся мы. Моей единственной мыслью было спасти малышей. Калем… Калем сознательно направил лодку в это живое электричество, и элекраны обрушили только на него всю силу своей ярости. Наконец я завел мотор, и мы понеслись прочь, а когда я обернулся, то на месте лодки Калама увидел только огненный шар. Элекраны сгрудились вокруг нее, меча свои молнии.

– Он спас жизнь этим ребятам и мне. – Старый отец посмотрел на дочь, а потом отвернулся, избегая ее ответного взгляда. – Калем Вазз позволил нам уйти. Я обязан ему сохранением своей никчемной жизни, но ведь все надо было сделать по-другому! У него красавица жена и двое детей. – Бром испустил тяжкий безнадежный вздох. – Он должен был спасти детей и себя. Почему остался жив я, а не он?

Люди, стоявшие вокруг, тихо переговаривались, а Вероника крепко обняла детей и отца, деля с ними страшное горе. Они стояли на пристани, обнявшись и ища утешение друг в друге.


164 ГОД ДО ГИЛЬДИИ

38 год Джихада

Десять лет спустя после прибытия беженцев с Поритрина на Арракис


Я вижу видения, и я вижу реальность. Как должен я отличить одно от другого когда решается будущее Арракиса?

Легенда о Селиме Укротителе Червя


Уже много лет пустынные бродяги не совершали такого удачного нападения на чужеземцев. Услышав сигнал ночных разведчиков, Марха и Исмаил вместе с другим членами племени вышли на гребень скалы и стали смотреть, как возвращаются домой удачливые грабители. Люди двигались по залитой лунным светом песчаной равнине, словно маслянистые тени. Марха видела, как они миновали гребень дюны и по потайным тропам начали подниматься к упрятанным в лавовых скалах пещерам.

Этим набегом руководил сам Джафар, хотя он говорил Мархе, что для таких дел ему духу не хватает. Увлеченный провидениями Селима Укротителя Червя, этот человек с мощной волевой челюстью был исполнен решимости следовать памяти вождя. Но при этом он испытывал внутреннее неудобство и часто говорил, что ему не являются видения, в которых он был бы вождем их движения.

Где-то внизу, в глубокой пещере, мирно спал сын Мархи Эльхайим, которому уже сравнялось девять лет. Умный живой мальчик был полон идей, но пока он не сознавал ответственности, которая ляжет на его плечи – плечи единственного сына Укротителя Червя.

Марха испытывала сладкую муку, вспоминая свою любовь к Селиму – как к легендарной личности и как к обычному человеку. Она понимала его сны и тот путь, которым он намеревался вести племя для достижения являвшихся в тех снах целей. Ей было больно видеть, как теряется эта цель, пути к которой не способны видеть последователи Укротителя после его гибели. Джафар и Марха сделали все, что было в их силах, чтобы сохранить единство в племени отступников, живущих по своим законам вдали от цивилизации. Но не прошло и десяти лет, когда ее муж принес себя в жертву Шаи-Хулуду, а его поступок многим уже казался бессмысленным. Как мог он надеяться, что его страстная цель окажется неприкосновенной на протяжении тысяч лет, которые он провидел в своих снах?

Она понимала, что настает время радикальных перемен. Народ чувствовал себя в безопасности, разнежился и проникся самодовольством и недопустимой мягкостью.

Несколько дней назад Марха собрала взрослых людей племени и настояла, чтобы они оседлали червей и отправились к городу Арракису. По дороге они должны выявить все караванные пути, и если обнаружат лагеря сборщиков пряности – уничтожить их. На задание отправилась группа из четырнадцати человек – то были люди, знавшие Селима при жизни и жаждавшие действовать, а не отсиживаться здесь, в дальнем краю пустыни…

Бежавшие с Поритрина рабы внесли в племя свежую кровь и новые мысли. Многие из рабов взяли в жены местных женщин, и в племени появились энергичные дети. Исмаил сумел вывести свой народ в обетованную землю, освободив его от оков рабства. Хотя жизнь в поритринской неволе состарила Исмаила раньше времени, здесь, на свободе, он сбросил с плеч тяготы жизни. Через десять лет после того, как экспериментальный спейсфолдер рухнул на скалы Арракиса, Исмаил выглядел намного моложе и сильнее, чем в то время. Это был солидный сильный вождь, не склонный, впрочем, к насилию. Он ни в коем случае не был революционером, готовым на убийство ради достижения своей цели.

Но такие вещи были необходимы и неизбежны здесь, на Арракисе.

Исмаил не присоединился к походу, предпочтя остаться в пещере с Мархой и ее сыном. Он не был воином и не стал учиться ездить на червях, хотя Марха вызывалась стать его учителем.

Она давала ему частные уроки выживания в пустыне, а он в ответ учил ее буддисламским сутрам Корана, которые запомнил, будучи еще ребенком. Он пытался объяснить Мархе философскую сложность дзенсуннитского толкования Корана и рассказать ей, каким образом эти воззрения сформировали основу важнейших решений его жизни. Марха спорила с ним, проявляя недюжинный ум и часто тонко улыбаясь, доказывая Исмаилу, что тексты святого писания можно приложить не ко всем жизненным ситуациям.

Исмаил недовольно морщился.

– Когда Буддаллах полагает закон, он не меняет его, если ветер вдруг начинает дуть в другом направлении.

Марха ответила ему пристальным тяжелым взглядом:

– Здесь на Арракисе, те, кто не желает приспосабливаться к местным условиям, быстро погибают. Где был бы Буддаллах, если бы все мы превратились здесь в высохшие мумии?

В конце концов Марха и Исмаил достигали согласия, получив обоюдное удовольствие от этих интеллектуальных споров, ибо в них они находили способы приложить сутры буддисламского Корана не только к легенде о Селиме Укротителе Червя, но и к повседневной суровой действительности Арракиса…

Вернувшиеся вошли в пещеру, нагруженные пакетами и мешками с похищенным продовольствием и инструментами. Самое приятное заключалось в том, что Марха, пересчитав разбойников, убедилась: число их не убыло – никто не был убит или захвачен в плен.

Она улыбнулась. Селим учил их аскетической жизни, но когда разбойникам удавалось захватить богатую добычу, они каждый раз устраивали по этому поводу праздник. Веселье должно было начаться приблизительно через час.

– Сегодня великий день, – объявила Марха. – Даже Селим не мог бы пожелать большего.

Глаза Исмаила сверкнули, и он сказал:

– Марха, долгое время рабы, томившиеся в поритринской неволе, не мечтали ни о чем, кроме желанной свободы. Теперь настало время прекратить почивать и предаваться праздности в этом укрытии. Мы должны решить, что нам делать с нашей свободной жизнью.


Помимо прочей награбленной добычи, разбойники принесли с собой несколько пакетов обработанной меланжи – высушенной сути Шаи-Хулуда. Держа в руке упаковку сильнодействующего, цвета ржавчины, порошка и улыбаясь Джафару в желтом свете пещеры собрания, Марха сказала:

– Ты и твои люди хорошо сработали. Настало время отметить этот успех праздником, а заодно обсудить наше будущее.

Исмаил стоял рядом с Мархой. Он чувствовал свою почти кровную связь с этими людьми пустыни, которым каждый день приходилось не на шутку сражаться ради простого выживания. Его поритринские товарищи, не исключая и дочь Хамаль, хорошо усвоили местные обычаи: они с той же яростью дрались за возможность вести простую жизнь Арракиса, как и уроженцы этой планеты – члены племени Селима.

Вдруг он увидел, как Марха глянула в сторону. В проеме пещеры стремительно появился ее сын Эльхайим. В лице мальчика угадывались черты матери, но Исмаил внимательно вглядывался в них, стараясь понять, как выглядел его отец Селим.

Темноволосый кудрявый Эльхайим сбежал в низ по крутому склону, потом повис на камнях и спрыгнул на надежную каменную площадку. Мальчик был подвижен и силен, ему постоянно хотелось заглянуть в какую-нибудь трещину или расщелину. У парнишки были темные умные глаза, и хотя он мало говорил, но был полон озорных затей.

Исмаил проникался к мальчишке все большей и большей симпатией. Поэтому Марха так строила свой день, что многие вечера они с мальчиком проводили в обществе Исмаила. После смерти Селима Марха так и не выбрала себе нового мужа, и ее намерения относительно Исмаила были очевидны. Впрочем, он и сам не возражал против этого. Племя отступников было малочисленным, а Марха и Исмаил подходили друг другу – по крайней мере теоретически.

Исмаил не забыл свою жену и младшую дочь, но был силой обстоятельств вынужден оставить их на Поритрине, куда он при всем желании не мог вернуться никогда. Прошло уже почти десять лет с момента бегства рабов из неволи. Теперь он уже никогда не отыщет ни Оззу, ни Фалину.

Он взглядом проводил унесшегося прочь Эльхайима, а потом уловил пряный отчетливый запах. Марха вскрыла пакет и высыпала на ладонь порошок.

– Селим Укротитель Червя находил истину в своих видениях, которые наводила на него пряность. Шаи-Хулуд благословляет нас. Он оставляет в пустыне пряность, чтобы мы, съедая ее, следовали его воле. – Она посмотрела на Исмаила и Джафара. – Прошло много лет со дня смерти моего мужа. Каждый из нас должен принять порошок и сосредоточиться. Эту меланжу мы отняли у воров, и Шаи-Хулуд желает, чтобы мы съели ее, дабы на нас снизошло просветление.

– Но что, если каждый из нас увидит разные видения?

Марха удивленно взглянула на него. Она была прекрасна в своей силе и убежденности, и маленький полулунный шрам – след ножевого удара – придавал ей еще больше очарования.

– Каждый из нас увидит то, что должен увидеть, и все будет в порядке.

Когда солнце село за ровный, немного размытый горизонт и спала дневная жара, небо осветилось фейерверком пестрого сумеречного света. Последователи Селима Укротителя Червя собрались в большой пещере и начали есть меланжу. Каждый мужчина и каждая женщина съедят сегодня намного больше пряности, чем они позволяют себе каждый день.

– Это кровь Бога, сущность Шаи-Хулуда. Он сосредоточил свои мечты на нас, чтобы мы могли приобщиться к ним и взглянуть в глаза вселенной. – Марха откусила от пластины пряности, протянув другую Исмаилу.

Ему и раньше случалось много раз пробовать меланжу – она входила в основные продукты питания обитателей пустыни, – но здесь было ее гораздо больше, чем он когда-либо съедал за один раз. Проглотив порошок, он почувствовал, как пряность, практически мгновенно всосавшись в кровь, ударила ему в голову.

Показалось, будто у него появились сотни глаз на разных частях головы, открылись окна прозрения. Он не мог сказать, куда смотрит – в прошлое, в будущее или просто видит какие-то образы – желанные или страшные. Селим Укротитель Червя видел то же самое и включал свои видения в страстное исполнение своей миссии.

Но Исмаил переживал видение страшных сцен, свидетелем которых он ни за что не желал бы быть. Он увидел Поритрин, кварталы рабов, залитые кровью и поглощенные насилием, он слышал дикие пронзительные крики жертв, видел огонь, охвативший город в дельте. Бесконечные вопли висели в ночном воздухе. Сердце Исмаила обратилось в свинец – он понял, что Алиид стал причиной этого неслыханного кровопролития, всей этой боли и неимоверных страданий.

Перед его мысленным взором вся Старда, великий город, лежала в руинах, а центр ее превратился в оплавленный кратер. Остатки величественных зданий согнулись, словно с неба на них опустился кулак жестокого мстительного бога, сплющивший остовы.

Но это было только начало. Он видел, как уцелевшие аристократы и остатки драгунских полков спешно вооружались, взывая к мести. Они начали охоту за буддисламскими рабами на всех континентах, ловя и пытая их. Многие были сожжены заживо в запертых домах; других застрелили. Мстители ругались над трупами.

Он никогда не забудет этого видения, ибо увидел он и Оззу с Фалиной. Он видел, как они пытались спрятаться, как молили о пощаде. Потом на них набросились пятеро мужчин с длинными ножами. Они не спешили, стремясь получить как можно больше удовольствия.

Но меланжа повела Исмаила дальше, в сознании его зароились другие многочисленные светлые образы. Поритрин исчез, и его место заняли высохшие, обожженные беспощадным солнцем дюны величайшей во вселенной пустыни. Потрескавшееся дно высохшего озера и высокие скалы, выраставшие из моря песка, были островками убежища от ненасытных червей.

Без единого слова он увидел миссию Селима Укротителя Червя и увидел человека, едущего на спине исполинского зверя и везущего послание людям Старца Пустыни. Хотя Селима давно не было в живых, Исмаил увидел себя рядом с ним на черве. Они вдвоем управляли Шаи-Хулудом и вели остальных отважных наездников к далекому горизонту, в будущее, где все они будут свободными и сильными и где будут живы все черви пустыни.

У Исмаила перехватило дыхание. Сердце его билось, он плыл по волнам своей грезы. Теперь он понимал, что чувствует Марха, до него дошел смысл цели жизни самого Селима, которым он сумел вдохновить шайку своих отступников.

Потом Исмаил почувствовал опасность, в душу стал заползать черный всепожирающий страх… это не был страх перед величественным видением, но более личная трагедия, чувство опасности – и связано оно было с Эльхайимом.

Это было не видением будущего, не отдаленным предостережением о предстоящих бедах. Все происходило сейчас, в данный момент. Мальчик попал в ловушку, застряв в расщелине скалы. Пока взрослые сидели в пещере собраний, Эльхайим убежал в скалы полазить по узким ущельям и крохотным пещеркам в поисках кенгуровых мышей или ящериц, которые племя употребляло в пищу. Повсюду Исмаилу чудился быстрый шорох острых ножек, подкрадывающихся, как стилеты убийц.

Исмаил стремглав выбежал из пещеры. Он знал, что это не часть общего грандиозного видения. Тело его влекла сейчас совсем другая сила. Он покинул собрание людей, у которых были свои видения у каждого.

Заметив, что Исмаила нет, Марха, спотыкаясь, побежала за ним. Но Исмаила уже нельзя было остановить. Интуитивно он чувствовал, куда убежал мальчик, хотя уже несколько часов не видел Эльхайима. С удивительной живостью Исмаил забрался на скалу, а потом нырнул в узкую расщелину в камне.

Глаза его улавливали каждую деталь, но одновременно в мозгу у него засело страшное зрелище – убийцы с ножами подбирались все ближе и ближе.

Эльхайим боялся. Он уже дважды звал на помощь, но его никто не слышал.

Никто, кроме чуткого внутреннего слуха Исмаила.

– Исмаил, что случилось? Где ты? – Голос Мархи был тихим-тихим, словно звучал откуда-то очень издалека… но в нем слышалась сильная тревога. Исмаил не мог ей ответить. Его несла какая-то непреодолимая сила, и наконец он оказался возле узкой расщелины. Должно быть, Эльхайим забрался в нее и протиснулся в узкий проход своими детскими плечиками, чтобы найти там сокровище, еду или просто тайное убежище.

А попал… в страшную западню.

Исмаил с трудом протиснулся широкими плечами в узкую трещину, сдирая кожу, проталкиваясь вперед. Потянувшись, он уцепился за прочный выступ камня и подтянулся еще дальше. Мелькнула мысль о том, как он будет выбираться назад, но она не остановила Исмаила. Эльхайим был в ловушке – только это было сейчас важно.

Вдруг Исмаил услышал крик – не страха, нет, мальчик предостерегал его.

– Осторожно, они везде! Смотри, чтобы они тебя не трогали!

Исмаил подался еще чуть-чуть вперед и схватил Эльхайима за руку и потянул мальчика к себе. Он снова услышал легкие, едва слышные шажки множества убийц, ощутил совсем рядом резкие и быстрые движения, но одновременно почувствовал, что ребенок окажется в безопасности, если он подтянет его еще ближе. Исмаил развернулся, протиснулся в расширение трещины и резко дернул Эльхайима на себя. Теперь мальчик был свободен.

Но убийцы изменили цель и напали на самого Исмаила.

Он ощутил, как множество ядовитых игл проткнули одежду и вонзились в тело, пробив кожу. Но Исмаил крепко держал сына Мархи, не обращая внимания на собственную боль. Более того, выбираясь наружу, он содрал всю кожу со спины, вытаскивая Эльхайима на открытое место. Теперь он стоял на скале, держа в руках ребенка – целого и невредимого.

Подбежала Марха, схватила на руки сына и с ужасом уставилась на Исмаила.

Все его тело было облеплено черными скорпионами, ядовитыми паукообразными, которые яростно жалили его своими хвостами, и каждого такого укола было достаточно, чтобы убить его.

Исмаил стряхнул с себя страшных тварей, словно это были обыкновенные комары, и они, соскользнув вниз, разбежались по укромным щелям скалы.

– Посмотри, как мальчик, – сказал он Мархе. – Проверь, цел ли он.

Эльхайим удивленно тряхнул кудрявой головой.

– Со мной все хорошо. Они меня не ужалили.

Услышав это, Исмаил как подкошенный рухнул на камни.


Он очнулся после трех дней кошмаров и горячки. Глубоко вдохнув, Исмаил почувствовал, как обожгло легкие, заморгал и сел в прохладе пещеры. Потрогав плечи и руки, он ощутил на коже рубцы, но они были розовые, а не красные, и уже проходили.

Марха стояла у входа, отодвинув занавес.

– Каждый такой укус мог тебя убить, а ты жив. Ты выздоровел!

Губы у него потрескались, во рту пересохло, но Исмаил сумел улыбнуться.

– Мне Селим показал, что делать. В видении, навеянном пряностью, он велел мне спасти его сына. Не думаю, чтобы он дал мне умереть.

Вошла Хамаль с красными припухшими глазами. Она плакала, хотя отверженные Арракиса очень не одобряли такой траты влаги.

– Наверное, меланжа у тебя в крови, дух Шаи-Хулуда дал тебе силы.

Исмаил, преодолевая слабость, сел прямо. Дочь подала ему чашку – вода была вкуснее нектара.

И последним в пещеру вошел Эльхайим, расширенными глазами глядя на Исмаила.

– Скорпионы жалили тебя, но меня ты спас. И они тебя не убили.

Исмаил потрепал его по плечу – на это потребовались все его силы.

– Надеюсь, ты не заставишь меня такое повторить.

Марха широко улыбнулась, не в силах поверить, что Исмаил это выдержал, и сказала, глубоко вздохнув:

– Кажется, что мы много раз благословенны. А ты, Исмаил, сотворишь собственную легенду.


Мы ждали достаточно долго, и срок настал,

Когитор Видад. Мысли из объективной отчужденности


Эразм никогда не считал себя политическим лидером, хотя изучал дипломатию и социальные взаимоотношения в человеческом обществе и приобрел в этом деле большие теоретические познания. Способность лавировать в мутных водах политических интриг оказалась полезной для утверждения в качестве независимого робота и позволила убедить Омниуса разрешить дальнейшее проведение опытов на человеческих объектах.

Правда, когиторы из башни из слоновой кости были не совсем обычными людьми.

В один прекрасный день Эразм приветствовал странную делегацию, прибывшую с замороженного планетоида Хессры, – нескольких слуг-посредников, щурящих глаза от яркого медного света красного гигантского солнца планеты Коррин. Люди шли, неся в руках емкости с древними человеческими мозгами таких же философов, каковым считал себя Эразм.

Независимый робот встречал их в роскошной гостиной своей корринской виллы. Робот был удивлен и весьма обрадован – ему нечасто выпадало принимать гостей. Из-за непрекращающихся нападений армии Джихада Омниус предложил провести встречу здесь, а не в Центральной Башне, на случай, если когиторы ухитрятся скрытно пронести с собой какое-нибудь оружие.

Одетый в новые пышные одежды, юный ученик Эразма Гильбертус Альбанс, как и подобает приличному послушнику, помогал патрону и внимательно наблюдал. На одной из стен неярко светилась наблюдательная камера Омниуса, словно подслушивая разговор, хотя казалось, что всемирный разум не знает, что делать с неожиданными визитерами. В холле остались шесть устрашающих охранных роботов.

В гостиную вошла процессия одетых в желтое монахов, и первые шесть из них, как драгоценные реликвии, несли прозрачные цилиндры. Казалось, что посредники не осознают опасности, какой они подвергли себя, самовольно явившись в Синхронизированный Мир.

– Когиторы-отшельники желают обсудить с Омниусом важную проблему, – сказал глава монахов, держа в руках тяжелую емкость с мозгом старейшего когитора. – Я – Ките, посредник Видада.

Отделенный от тела головной мозг был подвешен в голубоватой электрожидкости, как будто его мыслительная энергия поддерживала тяжелую ткань в уравновешенном состоянии. Это зрелище напомнило Эразму о мятежных кимеках и о древних, постоянно интригующих умах титанов. Неразумный и неожиданный бунт Агамемнона сильно тревожил Омниуса, но сам по себе не был удивительным. В конце концов, кимеки обладали человеческими мозгами, со всеми их человеческими недостатками и ненадежностью.

Эразм развел свои текучие металлические руки в традиционном человеческом приветствии, карминово-золотистые рукава красивыми складками скользнули по плечам.

– Я уполномоченный представитель всемирного разума. Нас очень интересует, что именно вы хотите сказать нам.

Как и у кимеков, голос Видада раздался из громкоговорителя:

– После многолетних размышлений мы решили, что должны вмешаться в длительный и затяжной конфликт между людьми и мыслящими машинами. Как мыслители, мы предлагаем рассмотреть взвешенную перспективу для разрешения конфликта. Мы действуем в данном случае как посредники.

Эразм изобразил улыбку на своем полированном металлическом лице.

– Вы взялись за разрешение очень трудной задачи.

Наблюдательные камеры, вися под потолком, записывали каждое слово, как и Гильбертус. На стене зажегся казавшийся живым яркий экран для общения с Омниусом. Всемирный разум заговорил трубным голосом:

– Это дорогостоящий и неэффективный конфликт. Есть много оснований, чтобы его прекратить, но для этого люди слишком иррациональны.

Посредник Ките слегка поклонился:

– Со всем приличествующим уважением когитор Видад полагает, что может предложить подходящее решение. Мы – нейтральная делегация. Мы, кроме того, считаем, что для переговоров есть определенные точки соприкосновения.

– И ради этого вы приехали сюда без предварительного оповещения и без охраны? – спросил Эразм.

– Какой смысл везти с собой охрану на самую оберегаемую и могущественную планету Омниуса? – задал Видад риторический вопрос. Ките оглядел помещение и встретился взглядом с Гильбертусом Альбансом, который никак не отреагировал на это. Одетый в желтое монах ощутил укол внутреннего беспокойства.

Помня о своих обязанностях гостеприимного хозяина, усвоенных им из просмотров старых земных видео документов, Эразм послал за закусками и напитками. Посредники явно были не прочь перекусить, но боялись отравления, опасливо косясь на холодный сок и экзотические фрукты. Гильбертус, чтобы рассеять подозрения, сел за стол и попробовал каждое блюдо.

Эразм принялся прохаживаться среди расставленных на прочных столах в гостиной емкостей.

– Я полагал, что когиторы-отшельники, как и подобает философам, удалившимся в башню из слоновой кости, отрешились от всех проблем цивилизации и общества – включая и этот конфликт, – сказал независимый робот. – Так почему же вы именно теперь делаете этот благородный жест? Почему вы не сделали его десять или сто лет назад?

– Видад полагает, что время для мира наступило именно сейчас, – ответил Ките, принимаясь за второй стакан сапфирно-синеватого сока.

– Серена Батлер провозгласила начало Джихада против мыслящих машин тридцать восемь стандартных лет назад. – При воспоминании об этой очаровательной женщине на текучем металлическом лице робота мелькнула улыбка. – Люди не ищут разрешения проблемы, они просто хотят нас уничтожить. В древних источниках я прочитал притчу о том, как некий человек решил сделать доброе дело и прекратить войну между соседями. В награду за это его просто убили. Ваш поступок может быть опасным для вас.

– В жизни все опасно, но благородные когиторы давно избавились от пут страха вместе с бренными телами.

Омниус загремел с экрана, обращаясь к визитерам:

– Ваш ответ недостаточен. Почему вы пришли ко мне спустя такой долгий срок?

Одетые в желтые накидки монахи переглянулись, но решили дождаться, когда когитор Видад сам ответит Омниусу через громкоговорящую систему:

– На одном фронте вам противостоят титаны с армией своих неокимеков, и они уже уничтожили многие ваши курьерские корабли с обновлениями. На другом фронте свободное человечество продолжает наносить вам чувствительные удары. Вы уже потеряли несколько Синхронизированных Миров. Если рассуждать логически, то в ваших интересах, Омниус, достичь соглашения с людьми, чтобы сосредоточить военные усилия на борьбе с кимеками. Пока время работает против вас.

– Моя окончательная победа обеспечена. Это лишь вопрос времени и затрат.

– Разве не разумно будет сократить расход времени, усилий и ресурсов? Как мыслители, мы можем выступить в роли незаинтересованных посредников, чтобы добиться рационального и равного для всех разрешения данного конфликта. Мы считаем, что выгодное урегулирование может и должно быть достигнуто.

– Выгодное для кого? – спросил Эразм.

– Для Синхронизированных Миров и Лиги Благородных.

– Вы просто не смогли убедить кимеков вступить в союз с людьми, – с сомнением произнес Омниус. – Агамемнон решил покорить и их, и нас.

– Мы не являемся посредниками в войне, мы добиваемся мира.

– Я хорошо знаком с Сереной Батлер, – заговорил Эразм. – Она совершенно нереалистично оценивает проблему человеческого рабства на наших планетах, хотя даже на некоторых планетах Лиги рабство тоже существует. Какое лицемерие!

Посредники переглянулись, и Видад снова заговорил:

– Множество рабов погибло за время Джихада с обеих сторон. У нас нет точных данных о погибших людях на Иксе, IV Анбус и Бела Тегез, но мы допускаем, что их было достаточно много.

– На любом упорядоченном Синхронизированном Мире, где общество не является бестолковым неуклюжим сборищем людей, рабы погибают редко, – подчеркнул Омниус. – В подтверждение я могу привести полную статистику.

Снова взял слово Эразм:

– Таким образом, можно выдвинуть аргумент, что много человеческих жизней можно будет сохранить, если заключить соглашение о прекращении огня. Нам надо доказать и показать людям, что ведение Джихада слишком дорого им обходится. Серена Батлер поймет это.

– Самое простое решение – это немедленное прекращение боевых действий между вами и Лигой Благородных, – сказал Омниусу Видад. – Вы сохраняете Синхронизированные Миры, а свободное человечество сохраняет Лигу. В обмен на эти условия агрессии будет положен конец. Не будет больше смертей и не будет насилия в отношениях между машинами и людьми.

– Надолго ли?

– На вечные времена.

– Я принимаю ваше предложение, – сказал Омниус со стенного экрана. – Но вы должны прислать представителя Лиги для официального подписания условий. Если Лига откажется, можете не возвращаться.


Героизмом называют доблестные деяния, независимо от того, какие мотивы двигали героем.

Титан Ксеркс. Тысячелетие свершений


Аврелий Венпорт потягивал охлажденный сок под сводами зала Совета Джихада, тщательно стараясь в отсутствие Зуфы и ее поддержки сохранять уверенное выражение лица. Напротив него сидели Великий Патриарх Иблис Гинджо, начальник его джипола мрачный Турр и сама Серена Батлер, постоянно одержимая идеей Джихада. Великолепно сшитый костюм Венпорта был достаточно прохладен, чтобы, черт побери, не выступала испарина.

Венпорту предстояло завершить переговоры – самые важные деловые переговоры за всю его карьеру.

– Я очень рад, что мы наконец можем спокойно сесть за стол и обсудить наши нужды и проблемы, как подобает взрослым людям, – заговорил он, сделав очередной глоток.

Надо было уладить дела, связанные с потерей быстроходного торгового флота, уладить, как положено бизнесмену. Ситуация изменилась, и из нее надо было выйти с наименьшими потерями. Ему, конечно, не удастся – как он рассчитывал – сохранить все свои доходы, но тогда надо будет с выгодой распорядиться тем, что у него останется. Может, все обойдется даже лучше, чем он сейчас рассчитывает.

Ему когда-то пришлось вести переговоры приблизительно на такую же тему – тогда речь шла о торговле плавающими светильниками – с лордом Бладдом, и тогда результат был очень неплохим. Эти переговоры, конечно, более значимы, и у них будет очень мощный резонанс.

– Вы предложили, чтобы мои новые торговые корабли-спейсфолдеры были переделаны в боевые суда армии Джихада, а новые двигатели были поставлены на средние штурмовики. Ваши очень серьезные, но несколько… наивные офицеры придерживаются того мнения, что я должен быть счастлив ликвидировать все мое имущество, отдать технологию, которая является моей частной собственностью, наплевать на десять лет непрестанной работы и капиталовложений и без всяких компенсаций подарить весь мой дорогостоящий флот. А заплатят мне только, возможностью гордиться собой?

Серена, нахмурившись, забарабанила пальцами по столу.

– Даже если бы вам ничего не полагалось, то некоторые из нас отдали ради нашего дела гораздо большее.

– Никто не собирается преуменьшать ваших личных жертв, Серена, – сказал Гинджо. – Но, возможно, нам не стоит уничтожать этого человека ради того, чтобы добиться своей цели?

Непоколебимая Серена гнула свое:

– Вы хотите нажиться на войне, директор Венпорт?

– Разумеется, нет.

Турр пригладил свои пышные усы и заговорил:

– С другой стороны, давайте не будем столь доверчивыми, чтобы всерьез думать, будто мысли о военном применении спейс-фолдеров никогда не приходили в голову директору Венпорту. Однако он не потрудился известить Совет Джихада о своей деятельности на Кольгаре.

Венпорт ощетинился и желчно ответил начальнику джипола:

– Эти спейсфолдеры плохо испытаны и до сих пор очень опасны, сэр. Мы теряем очень большой процент кораблей во время полетов. Частые катастрофы заставляют нас повышать цены на товары, чтобы можно было заменять корабли, которые я теряю. Кроме того, мне надо выплачивать большие суммы семьям погибших пилотов, которые идут на сумасшедший риск.

Турр сложил руки на груди.

– Мятежные кимеки и Омниус были бы счастливы захватить ваши заводы и завладеть технологией.

– Я на много лет вперед вложил большую часть акций корпорации «Вен-Ки» в мою программу, и я в какой-то мере имею право получить какие-то дивиденды от новой технологии. Я никогда не стал бы тратить деньги на исследования и разработки, если бы не был уверен в том, что они имеют для нас определенную ценность. Даже если бы все шло гладко и я получал бы значительный доход, мне потребовались бы десятилетия, чтобы расплатиться со всеми долгами, на которые я решился ради строительства заводов и кораблей. Неужели вы думаете, что в Лиге нашелся бы хоть один бизнесмен, который вложил бы все свое состояние в развитие важной технологии, если бы знал, что правительство может отобрать у него все, оставив банкротом?

Серена нетерпеливо подняла вверх указательный палец:

– Я могу уничтожить ваш долг. Просто списать полностью.

Венпорт уставился на Серену непонимающим взглядом, так как не мог поверить в серьезность такого предложения. О такой полной амнистии он даже не задумывался.

– Вы можете… вы действительно можете это сделать?

Иблис Гинджо выпрямился и надулся как павлин, готовый устроить брачное представление.

– Она – Жрица Джихада и может сделать это одним росчерком пера.

Венпорт попытался немедленно выжать из собеседников обещанную привилегию, делая упор на доводы, которые обдумал по пути на Салусу Секундус.

– Моя жена Норма Ценва потратила почти тридцать лет на разработку технологии свертывающего пространство двигателя, При этом она столкнулась с множеством трудностей. Она побывала в плену у кимеков и перенесла ужасающие пытки, но и это не отвратило ее от мыслей о будущем человечества. Именно она убила титана Ксеркса. И все это время единственным человеком, который поддерживал ее, единственным, кто верил в нее, был я. От нее отвернулся даже савант Хольцман.

Оглядев собравшихся в зале Совета, Венпорт увидел, что некоторые нетерпеливо дожидаются, когда он перейдет к сути дела. Он продолжил:

– Исходя из сказанного, я прошу, чтобы корпорация «Вен-Ки» и ее будущие правопреемники получили вечный патент на технологию изготовления двигателей, свертывающих пространство.

– То есть монополию на космические сообщения, – буркнул Турр.

– Я прошу соблюсти право собственности для моего вида космических сообщений с использованием моих двигателей, установленных на моих кораблях. В течение многих тысячелетий люди пересекают пространство традиционным способом. Люди вольны и дальше пользоваться этим способом передвижения – я хочу особого отношения только к моим спейсфолдерам, которые были спроектированы моей женой на мои средства. Мне кажется, это вполне разумное требование.

Гинджо побарабанил пальцами по столу.

– Давайте не будем предаваться иллюзиям. Если будет обеспечена безопасность полетов на спейсфолдерах, то полеты на них станут предпочтительными, а все прочие способы космических путешествий будут навсегда оставлены.

– Но если это самый быстрый и самый надежный способ космического полета, то почему моя компания не может получить от этого прибыль? – Венпорт скрестил руки на груди.

Однако Серена уже потеряла терпение, слушая эти препирательства.

– Мы теряем время. Он получит свой невозвратный патент и монополию – но только после окончания Джихада.

– Но как я могу быть уверенным в том, что он вообще когда-нибудь кончится?

– Это риск, который вам придется принять.

По выражению лица Серены Батлер Венпорт понял, что дальше не продвинется ни на сантиметр.

– Договорились, но я прошу, чтобы мои права перешли к моим наследникам, если я умру до окончания Джихада.

Серена согласно кивнула.

– Иблис, проследите, чтобы были подготовлены все нужные документы.

В конце хитроумный Венпорт даже сумел выторговать себе право частично перевозить свой товар на военных судах при выполнении ими боевых заданий. Хотя не он был инициатором этих переговоров и не он спровоцировал кризис, который сделал их необходимыми, к концу дебатов Венпорт понял, что в результате может стать очень и очень богатым человеком.


Он получил свою награду, не успев даже подумать об этом.

Зал заседаний парламента был украшен заменами и флагами, простых граждан тоже пустили в зал, разрешив им стоять позади. Люди во все глаза смотрели на представителей планет Лиги. Тысячи людей собрались на площади, примыкавшей к парламенту, наблюдая происходящее в зале на огромных, высотой в дом, экранах.

Зуфа Ценва и Аврелий Венпорт сидели в первом ряду; за ними места поднимались в амфитеатр уступами, как волны на поверхности потревоженного ветром пруда. Светлые волосы и энергичное лицо делали Зуфу похожей на сгусток электричества, она излучала величие, как и подобало самой выдающейся Колдунье из всех живущих на Россаке.

Она посмотрела на Венпорта, и у него закружилась голова от взгляда этих голубых глаз.

– Теперь ты великий герой, Аврелий. Твое имя на устах у всех бойцов Джихада, воюющих за свободу. Это исторический момент.

Оглядев трибуну, заполненную пышно разодетыми аристократами и высшими должностными лицами, он ответил:

– В своей жизни я мало интересовался историей, Зуфа. Но я доволен тем, как все происходящее изменит мое обыденное положение. – Он поправил гофрированный воротник своего излишне официального костюма. – Вы с Нормой были правы. Я всегда был близорук и эгоистичен. Отдача львиной доли наших ресурсов на военные нужды вместо их коммерческого использования принесет убытки – но в конечном счете корпорация «Вен-Ки» станет от этого только сильнее.

Она согласно кивнула.

– Патриотизм всегда вознаграждается. Ты только начинаешь это понимать.

– Да, только начинаю.

В самом деле вначале он думал, что ему вручат эту медаль как утешительный приз, побрякушку, которая подсластит горькую пилюлю невольной жертвы. Он не понимал, что это повысит его статус в глазах народа.

Неожиданно для себя Венпорт ощутил сильнейшее желание тотчас вернуться на Кольгар, чтобы лично следить за работами по переводу верфи на военные рельсы. Кроме того, ему хотелось проследить за отбором материалов и самых прибыльных грузов, которые он сможет отправлять с военными судами, отправляющимися на выполнение боевых заданий. Товары будут отправляться регулярно, в зависимости только от свободного места на спейсфолдерах. Йорек Турр нажал на нужные педали в джиполе, и Аврелию и Зуфе выделили быстроходную космическую яхту для полета на Кольгар. Они улетят немедленно после церемонии награждения.

Во время оглашения повестки дня и вводных речей Аврелий сидел на месте, неестественно выпрямившись. Сначала с положенным вступительным обращением выступил Иблис Гинджо, завораживая публику своим глубоким мощным голосом. За ним слово взяла Серена Батлер. Она являла собой потрясающее зрелище в своем церемониальном белом платье, отороченном пурпурной каймой. Волосы ее слегка поседели и казались присыпанными пеплом, на лице были заметны следы пережитых лет и трагедий. Но голос ее был звучен и силен, когда она вызвала к трибуне Венпорта и выдающегося молодого хирурга Раджида Сука.

Под гром аплодисментов Венпорт вышел к трибуне и поднялся на сцену. Удивительно, но даже Зуфа смотрела на него с гордостью, и Аврелий жалел только, что здесь нет Нормы. Один раз в жизни она заслужила признание и почитателей, хотела она этого или нет.

Яркий свет волновал его, мешал ясно видеть окружающее. Он чувствовал, что его сейчас захлестнет и вынесет на головокружительную высоту волна овации. Венпорт несколько раз моргнул и взял себя в руки. Он изо всех сил старался не смотреть на колышущееся перед ним море человеческих лиц. Наконец он встал рядом с доктором Суком.

Серена снова заговорила:

– Каждый из вас получит наивысшую награду, которой может удостоить Джихад. Крест Маниона назван так в честь моего сына, ребенка, ставшего первым мучеником в длинном списке жертв священной войны с мыслящими машинами. Очень немногие получают этот орден.

Повернувшись к другому награжденному, она продолжила:

– Доктор Раджид Сук – наш самый выдающийся военный хирург. Оставив свою частную практику, он вступил в войска и сопровождает их во время выполнения боевых задач, бескорыстно отдает свое время и силы спасению жизни наших раненых воинов.

Сук стоял на сцене, выпятив грудь и горделиво расправив плечи. Присутствующие аплодисментами и криками выразили свое восхищение.

– Теперь я представляю вам нашего замечательного предпринимателя, человека, который вел прежде многочисленные торговые войны на дорогах межзвездной коммерции и создал мощную империю – сеть, соединяющую самые отдаленные уголки галактики. Теперь директор Аврелий Венпорт отдал весь парк своих кораблей на нужды нашей священной войны, на выполнение операций армии Джихада. Я надеюсь, что скоро, очень скоро у нас появится возможность навсегда сокрушить Омниуса.

Она проявила осторожность, чтобы не раскрыть суть новой технологии Венпорта. Джипол представлял неопровержимые доказательства, что шпионы Омниуса проникают всюду.

Присутствовавшие бешено аплодировали, скандировали приветствия, принимая сказанное без обсуждения. Венпорт, однако, сомневался, что такой всесокрушающий удар будет нанесен в обозримом будущем, даже если они на Кольгаре будут работать сутками и получать мощное финансирование. Корабли Хольцмана слишком новы и не опробованы.

Тем не менее Аврелий низко склонил голову, когда Серена надела на его шею наивысшую награду Лиги Благородных – довольно безвкусную медаль на блестящей ленте.

Совершив церемониал, Серена отступила в сторону и сделала широкий жест, представляя толпе новых орденоносцев.

– Это новые герои Джихада! Благодаря им и таким, как они, мы делаем огромные шаги к победе!

Торговец поднял голову, искренне удивляясь собственным жгущим глаза слезам. Сердце было готово разорваться от избытка чувств. Представители планет вскочили на ноги и устроили героям овацию. Венпорт и доктор Сук пожали руки Серене и друг другу.

После церемонии награжденные должны были произнести несколько слов. Когда наступил черед Венпорта, он сказал:

– Хотя большую часть жизни я был бизнесменом и предпринимателем, я в конце концов понял, что есть вещи гораздо более важные, чем богатство. Я благодарю всех вас за этот самый счастливый в моей жизни момент.

Странно, но Венпорт никогда не ожидал, что сможет испытывать такие чувства. Он произнес эти слова совершенно искренне.


Когда-то я думала, что Джихад надо закончить любой ценой – но иногда цены бывают слишком высокими.

Серена Батлер. Из проекта неопубликованной прокламации


Вскоре после того как Венпорт и Зуфа отправились в дальний путь на свои кольгарские верфи, на Салусу Секундус торжественно прибыла процессия когиторов-отшельников. Несомый поочередно посредниками, в числе которых был и Ките, Видад потребовал созыва внеочередного заседания Парламента Лиги.

Представители планет, побросав все дела, отменив встречи и общественные мероприятия, срочно собрались в зале. Парламентарии проявляли большое любопытство по поводу такого экстренного и незапланированного события. Собравшихся быстро призвали к порядку, в зале наступила мертвая тишина, и Ките водрузил мозг древнего мыслителя на пьедестал, поставленный на трибуну. Пять остальных когиторов стояли на подставках рядом со своим представителем.

Поправляя на ходу официальный костюм, в зал торопливо вошел растрепанный и немного растерянный Иблис Гинджо. У него не было времени связаться с Сереной, которая уехала в Город Интроспекции, чтобы в тишине разрабатывать тайные планы использования на войне спейсфолдеров – их поступление на вооружение армии ожидалось в течение ближайшего года.

На самом деле Иблис предпочел бы уладить дело с когиторами лично – в конце концов, Ките был его креатурой.

Гинджо вошел в переполненный зал в тот момент, когда под его сводами гремел усиленный динамиками синтезированный голос древнего философа. Иблис был невероятно рад снова видеть когиторов.

– Будучи когиторами, мы закрыли себя в уединении, чтобы в покое размышлять над великими вопросами столько времени, сколько для этого потребуется. Два стандартных года назад к нам прибыла ваша Жрица Джихада и рассказала, что столетия господства машин и невиданное кровопролитие последних десятилетий поставили человечество на грань уничтожения.

Обычно мы не сторонники быстрых необдуманных решений и действий, но Жрица оказалась женщиной, обладающей даром убеждения. Она помогла нам осознать наш долг не только по отношению к свободному человечеству, но и по отношению к эффективной межпланетной сети Омниуса. Тщательно обсудив и обдумав проблему, мы предлагаем теперь вам формулу ее решения с целью немедленного заключения мира между воющими сторонами.

В зале возник ропот. Всем было интересно, что скажет Видад. За прошедшие годы, когда смерть без устали косила людей, когда Лига истощала все свои ресурсы, а машины захватывали колонии, все созрели для согласия на любой способ прекращения этой бесконечной войны. Даже теперь, спустя тридцать лет после ее начала, никто не чувствовал приближения победы.

Нервничая по поводу того, что могут предложить когиторы, Иблис с тревогой взглянул на емкости с мозгом. Как и было им приказано, Ките и другие посредники заставили говорить философов-отшельников. Но теперь Иблис не был уверен, что хочет их слушать.

– Мы взяли на себя эту миссию и выступили посредниками между Лигой и Синхронизированными Мирами. Теперь эпоху конфликтов и кровопролитий можно считать пройденной. – Видад помолчал, чтобы усилить эффект. – Мы успешно содействовали заключению подлинного мира с мыслящими машинами. Омниус согласился на полное прекращение всяких враждебных действий. Машины не будут больше нападать на планеты Лиги, а люди воздержатся от атак на Синхронизированные Миры. Это будет простой и ясно составленный Pax Galactica, Галактический мир. Ни одна из сторон не имеет никаких оснований и желания продолжать войну. Если Лига согласится на такое предложение, то кровопролитие можно считать законченным.

Когитор замолчал, и аудитория испустила долгий вздох. Ките взглянул на Иблиса и гордо провозгласил:

– Мы сделали это! Джихад окончен!


Одетая в белое платье женщина-серафим спешила прервать медитацию Серены Батлер. Нирием была явно взволнована и расстроена. Серена впервые видела выражение такой тревоги на обычно бесстрастном лице этой верной и преданной женщины.

– Происходит что-то ужасное, – сказала она, вручая Серене кубик с сообщением. – Фельдъегерь на словах передал мне, что Иблис Гинджо срочно вызывает вас в Дом Парламента.

– Срочно?

– Разразился какой-то кризис, связанный с когиторами. Вам надо прослушать сообщение.

– Что предпринял Великий Патриарх? – спросила Серена, глубоко дыша, чтобы подавить гнев.

Обычно Иблис, Серена и другие высокопоставленные лица Лиги в экстренных ситуациях прибегали к помощи армейской связи, но в последнее время в системе начали происходить утечки, передачи перехватывались агентами Омниуса. Дело приняло настолько серьезный оборот, что секретные системы шифрованной связи использовались теперь только во время боевых действий в открытом космосе, но не на поверхности планет. Потребовалось возродить институт фельдъегерей и курьеров.

В сопровождении Нирием Серена бросилась к машине, которая через несколько секунд уже мчалась по широкой дороге к Зимии. В пассажирском салоне Серена прослушала запись и пришла в страшное негодование, прослушав неожиданное выступление Видада.

– Это совсем не то, чего мы добивались!

– Тем не менее, Жрица, они так хотят мира, что, пожалуй, согласятся на все условия.

Понимая, что Нирием права, она трижды прослушала короткое выступление Видада, надеясь, что не услышала чего-то важного в интонациях. Но она понимала, что это тщетная попытка – слова значили ровно то, что они значили, и гнев переполнял Серену, едва не выплескиваясь наружу, как вода из бурлящего на огне котла.

– Это невозможно. Мы ничего не выигрываем на таких условиях!

Она надеялась, что успеет прибыть раньше, чем новость распространится по галактике. Такие события никого не оставят спокойными, и народ бурно на них отреагирует. На улицах появятся демонстрации из сотен протестующих против войны. Представители Парламента Лиги пребывают в ослепляющей эйфории и не способны осмыслить страшную ситуацию. Серена должна вмешаться без промедления.

Когда Серена прибыла в Зимию, ее сразу же окружили серафимы, и все вместе они по мраморным ступеням поднялись в Дом Парламента. Нирием расчищала путь как бульдозер, не стесняясь применять силу. Сама Жрица, несмотря на возраст, пылала молодой энергией.

В центре зала она увидела одетых в желтые одежды монахов-посредников, стоявших возле установленных на пьедесталы когиторов. Представители находились в полной растерянности по поводу неожиданной новости, некоторые ополчились против когиторов и их мирного плана, но большинство ликовало и аплодировало.

– Давайте не будем принимать поспешных решений! – крикнула Серена без всяких вступлений. – Ужасные последствия часто выступают под маской добрых известий.

Шум в зале уменьшился, превратившись в едва слышный ропот. Иблис испытывал явное облегчение и радость от прибытия Серены.

– Серена Батлер, – заговорил через динамик Видад, – мы приведем более конкретные детали наших сложных переговоров с Омниусом. Мы договорились о безопасном коридоре для прилета представителей Лиги на Коррин для выработки условий и официального заключения мирного договора.

Серена едва сдержала свое недоверие.

– Мы не принимаем таких условий. Мир любой ценой? Но тогда зачем были все эти годы жертв и страданий, годы тяжкой и кровавой борьбы? Я скажу вам, каковы наши условия – полное уничтожение мыслящих машин!

Она оглянулась на зал. Народу прибывало – люди шли и шли, привлеченные неожиданной новостью.

Лишь немногие откликнулись аплодисментами на заявление Серены. Постепенно они стихли, и в зале воцарилось тяжелое молчание.

Серена сделала несколько шагов к трибуне и приблизилась к Видаду.

– Я сама была в рабстве у мыслящих машин, меня мучил и угнетал Омниус, я узнала за это время о Синхронизированных Мирах много больше, чем вы за две тысячи лет отвлеченных рассуждений. Вы заблуждаетесь, если думаете, что свободные люди заинтересованы в восстановлении дружественных отношений с Омниусом.

– Степень нашего знания несколько больше, чем вы думаете. Я слушал, что говорят ваши люди, Серена Батлер. Они хотят покончить с кровопролитием.

Лицо Серены потемнело от нескрываемой ярости.

– Ваш план действительно может на время остановить войну, но он не дает нам в руки решения проблемы. Он не обеспечивает нашей победы! Неужели миллиарды людей погибли напрасно? Мой ребенок тоже погиб напрасно? Омниус по-прежнему будет господствовать на Синхронизированных Мирах, порабощая людей. Неужели все наши труды пойдут насмарку? А Зимия? Земля? – Она возвысила голос, перечисляя все планеты, пострадавшие от Омниуса. – Или Бела Тегез? Хонру? Тиндалл? Чусук? IV Анбус? Колония Перидот? Эллрам? Гьеди Первая?

Она обвела взглядом расстроенную, подавленную аудиторию.

– Надо мне продолжать перечислять жертвы, которые мы принесли на алтарь войны? Я поражена, слыша такие предложения после всего, что я сделала.

– Но подумайте о тех жизнях, которые удастся сохранить, Серена! – прозвучал из рядов мужской голос.

Она не смогла понять, кто это.

– В ближайшей перспективе или в отдаленном будущем? Вообразите себе его, если мы начнем заключать сделки с Омниусом? И почему мы должны делать это сейчас?

Она вскинула сжатую в кулак руку. Надо помешать представителям планет сделать самую дорогую ошибку в истории.

О, как ей хотелось, чтобы новые спейсфолдеры были уже готовы! Но парламент ничего не знал о секретных работах на Кольгаре… Когда армия Джихада возьмет на вооружение новый свертывающий пространство флот, который сможет пересекать межзвездные расстояния в мгновение, она сможет наносить удары по Синхронизированным Мирам быстрее, чем Омниус будет узнавать об их потере. Такого преимущества люди не имели никогда раньше. Когда Омниус поймет, что против него действует непобедимая сила, он замкнется в своих Синхронизированных Мирах и не посмеет никогда больше начинать агрессию. Он перейдет к обороне, теряя все больше и больше с каждой победой людей. Некогда могущественная и обширная империя Омниуса будет уменьшаться и уменьшаться, пока совсем не исчезнет.

Она с силой ударила кулаком в ладонь.

– Теперь – именно теперь! – должны мы всеми силами добиваться окончательной победы. Мы не имеем права показать противнику спину и бежать с поля сражения!

– Но мы устали от этой войны, – заявил представитель Поритрина, заменивший лорда Нико Бладда. После разрушительного восстания рабов у этого народа не было ни духа, ни ресурсов для наступательных операций. – Когиторы дают нам шанс остановить бесконечную и бессмысленную войну. Мы должны обсудить его и последовать совету их мудрости.

– Даже если эта мудрость велит нам заключить бесхребетный и унизительный мир? – Серена круто повернулась к говорившему, ее платье развевалось, как бело-пурпурный вихрь. – Машины никогда не уважали людей, и не станут соблюдать соглашений с нами. Люди для Омниуса – расходный материал.

Она замолчала, чувствуя, что ноги ее дрожат, а внутри все горит от возмущения. Аудитория явно считала, что она заходит слишком далеко, и это только распалило ее гнев.

– Именно теперь мыслящие машины как никогда слабы, их могущество пошатнулось. У нас есть возможность истребить их до последней компьютерной платы! – Она понизила голос, походивший на сдержанное рычание взбешенной пантеры. – Если же мы не сделаем этого, если мы ослабим нашу решимость, то машины снова восстанут против нас с еще большей силой.

– Мы рискуем при любом выборе, – высказался представитель Гьеди Первой. – Более чем кто-либо из присутствующих здесь, я в неоплатном долгу перед вами, Серена Батлер. Моя планета свободна только благодаря решительным действиям, которые вы предприняли для нашей защиты. Но народ наш слаб, он еще не оправился от того поражения и короткой оккупации машин много лет назад. Если есть шанс достичь перемирия, которое не потребует от нас откровенной капитуляции, то нам следует без промедления заключить его с Омниусом.

С места поднялся еще один видный представитель.

– Давайте рассмотрим преимущества такого выбора. Поскольку людям удалось отвоевать несколько планет, то сейчас у нас военный паритет с мыслящими машинами. Мы находимся в выгодном положении на этих переговорах и можем изменить в нашу пользу условия, которые оговорили когиторы.

– Выслушайте меня! – заговорила какая-то женщина, которая осталась сидеть, но голос ее гулким эхом разнесся под сводами огромного зала. – Бунт кимеков разрывает на части силы Омниуса, он требует от машин не меньшего внимания, чем война с людьми. Омниус вынужден быть искренним, заключая с нами мир, так как не может воевать со всеми сразу.

Дебаты разгорелись с новой силой, перерастая в базарную склоку по принципу кто кого перекричит. Зал наполнился гневными голосами. Серена была близка к отчаянию. Слишком многие представители хотели мира, передышки для уставшего человечества, передышки, которая позволила бы восстановить силы, построить флот и умножить численность населения.

Но Серена опасалась слишком высокой цены такого решения. В душе она понимала, что это ужасная, страшная, непоправимая капитуляция. Как все это плохо, думала она. Как могут они быть такими глупцами? Серена ясно видела, что если будет настаивать на продолжении войны, то полностью потеряет поддержку парламентского большинства.

Надо найти какой-то другой способ заставить их изменить мнение. Великий Патриарх смотрел на Серену широко открытыми умоляющими глазами. Он сделал так много, чтобы вести Джихад ее именем, и сейчас, как и она, наверняка ощущал горький вкус поражения.

Когиторы победили. Видад единолично заключил мир, который подорвет силы человечества и приведет к медленной смерти цивилизации Лиги.

Омниус никогда не забудет Священного Джихада. Машины день ото дня будут становиться сильнее и сильнее, и в их электронных умах будет только одна цель: полнее искоренение людей во всех звездных системах. Но тогда не будет Серены, которая сказала бы, что предупреждала их.

Повернувшись спиной к собравшимся, она, испытывая отвращение и недовольство, вышла из зала, отказываясь дальше слушать парламентариев. Отчаяние давило ей на плечи тяжким невыносимым грузом. Больше трех десятилетий она вела народ, но не сумела вдохновить его на победу.

На обратном пути в Город Интроспекции она мучительно искала ответ на проклятый вопрос: где и в чем она допустила ошибку?


Иногда герои самые величайшие свои деяния совершают посмертно.

Серена Батлер. Митинги в Зимин


Иблис Гинджо тяжело повернулся на качающейся кровати, пропахшей потом и сексом. Голова раскалывалась от неотвязных мыслей о непоправимой неудаче в войне и от излишеств, которые он позволил себе накануне. Но какое это теперь имеет значение?

В момент пробуждения рядом никого не было, но он припоминал мелькавшие как в калейдоскопе, сменявшие друг друга лица. Сколько женщин здесь было? Четыре, пять? Слишком много даже по его меркам – одна была даже похожа на его жену. Нет, все правильно, просто он сильно расстроен и подавлен.

Одиннадцать лет назад он думал, что ничего не может быть хуже узурпации Сереной руководства Джихадом после всего, чего удалось добиться Иблису. А теперь весь Джихад готов провалиться из-за этих абсурдных мирных предложений. Ничего ведь из них не выйдет. Как могли Ките и другие посредники так оскандалиться? Неужели они сами не понимают, что творят?

Он старался не думать о своей роли в столь прискорбном развитии событий и надеялся найти способ возложить вину и ответственность на кого-нибудь другого. Серена, естественно, была первым кандидатом на руководство Джихадом, но именно Иблис жил в пресловутом стеклянном доме, и не ему было швырять камни. Но ведь именно он настоял на назначении Китса посредником когиторов.

Впервые со времени своего общения с когитором Экло на Земле Иблис усомнился в здравости ума этих древних философствующих отшельников. После стольких лет сплошных убийств и непрерывного кровопролития они рассчитывали, что люди и машины просто возьмут и пожмут друг другу руки. Какая омерзительная ситуация!

Желая отвлечься от клубка мрачных событий, он решил утопить горе в меланже и женщинах. Очень забавный и истощающий способ провести время, но способ, если задуматься, совершенно пустой и бесцельный. Утром опять оказываешься наедине со своими проклятыми проблемами.

Тюлевая занавеска наполовину прикрывала окно непритязательной гостиницы. Какой резкий контраст с его фешенебельными государственными апартаментами в Зимин, где он напоказ всем примерно жил со своей давно ставшей чужим человеком женой и тремя детьми, которые вообще редко общались с ним.

Сморщив нос от неприятного запаха давно не стираных простыней и полотенец и экзотических противных ароматов каких-то россакских средств, он вскочил с постели и подбежал к окну, не потрудившись прикрыть свою наготу. Он находился в старом городе Зимин, вдали от правительственных зданий и особняков аристократов, которые частенько навещали те помпезные здания. Здесь Великий Патриарх сталкивался с суровой сердцевиной человеческой жизни, с людьми, которыми он вертел по собственному усмотрению, давал им блаженство и мог убедить в чем угодно. Иногда появляясь здесь, он наслаждался сменой ритма, суровым жалким бытом низшего класса. Здесь все было первобытным и естественным… и привычным с тех времен, когда он был надсмотрщиком рабов на Земле. По меньшей мере тогда он мог видеть непосредственные плоды своей власти…

Серена в своем воспаленном и одержимом воображении видела только священную победу в борьбе с демоническим врагом, перед ней была чистая, но совершенно размытая и нечеткая цель. Иблис же всегда подходил к делу с практической точки зрения. За годы работы он создал мощную инфраструктуру – промышленные, торговые и религиозные учреждения Джихада. Как человек, заставлявший крутиться все шестерни этого огромного механизма, Иблис, естественно, получал деньги, власть и бесчисленные награды. Если Джихад закончится, то у Иблиса не будет никакого официального положения. Серене он неровня, но только они вдвоем могут спасти человечество от полного поражения, невероятного коллективного безумия. Он хотел, чтобы и она пришла к тому же выводу – что Иблис ее единственный верный союзник. Но что реально могут сделать они с Сереной, чтобы снять шоры с глаз этих глупцов? Истощенный войной и уставший до предела народ примет условия мира, предложенные Видадом, от одного только отчаяния и отсутствия надежды. Нужны поистине экстраординарные, очень суровые меры.

Вдруг сердце его сильно забилось. Он услышал в коридоре знакомый голос:

– В какой комнате он находится? Мне надо немедленно видеть Великого Патриарха.

Иблис мгновенно оделся в свою старую потрепанную одежду, смочил и пригладил взъерошенные волосы и, приведя себя в относительный порядок, широко улыбаясь, открыл дверь.

Сопровождаемая Нирием и еще четырьмя женщинами-серафимами, Серена стояла в холле и разговаривала с агентами джипола, оставленными там самим Иблисом. Одетая в элегантное белое платье с золотой каймой и с медальоном – на котором был изображен ее сын-мученик – на груди, Серена смотрелась совершенно неуместно в этом обшарпанном заведении. Увидев рядом с Сереной ее верных телохранительниц, Иблис облегченно вздохнул. Когда-то давно он создал корпус серафимов – телохранительниц, которые должны были служить буфером между Жрицей Джихада и грубой действительностью жизни. Они до сих пор докладывали ему обо всех ее странных поступках, но, правда, в последнее время его начала тревожить их слишком большая привязанность к Серене. Но хотя бы на Нирием он все еще мог рассчитывать.

Серена презрительной гримасой выразила свое недовольство низкими ночными похождениями Иблиса.

– Не стоит таким путем растрачивать свою энергию, Иблис. У нас есть над чем подумать, и незамедлительно.

Жестом приказав ему следовать за собой, она вышла в коридор. Там их ждали серафимы и агенты джипола, которые последовали за своими патронами.

Они вошли в машину, Нирием села за руль, и Иблис бросил последний взгляд на ветхие домишки.

– Иногда, Серена, я удаляюсь от блеска высоких башен и роскошных правительственных резиденций, чтобы вспомнить, как плохо было на Земле. Я вижу перспективу, и после поездок сюда она становится шире. Когда я смотрю здесь на отбросы человечества – наркоманов, алкоголиков и проституток, то вспоминаю, за что воюют наши доблестные солдаты – за то, чтобы подняться над всей этой мерзостью.

Он сделал эффектную паузу и понизил голос почти до шепота:

– Я приехал сюда, чтобы придумать способ спасти Джихад.

– Я внимательно слушаю. – В глазах Серены не было ничего, кроме отчаяния.

Иблис ощутил в душе невероятную безмятежность. Когда он заговорил, голос его был тверд, в нем была даже резкость, нужная, чтобы заставить ее слушать и понимать трудные истины.

– Я был рожден рабом, но пробился наверх и стал доверенным человеком. Со временем я стал вождем восстания и Великим Патриархом Священного Джихада. – Придав лицу горестное выражение он придвинулся к Серене. – Но я никогда не мог соперничать с вами, Серена Батлер. На митингах всегда кричали только ваше имя. Вы были аристократкой, которая пыталась помочь массам из чувства вины перед ними за те богатства, которые вы, благородные люди, получили, сидя на их шеях.

– Noblesse oblige. Вы хотите подвергнуть меня психоанализу?

– Нет, я просто хочу все расставить по местам. Если бы я мог сам сделать то, что хочу предложить вам, я бы сделал. Но… это должны исполнить вы, Серена. Только вы. Вот так, если, конечно, вы захотите платить такую цену.

Он придвинулся еще ближе к ней, глаза его горели. Он призвал на помощь всю свою убедительность.

– Я сделаю все, чтобы Джихад победил.

Лицо ее осветилось решимостью. «Все». Она отчетливо понимала, о чем шла речь, и Иблис понял, что она у него в руках.

– Много лет я помогал раздувать пламя, но теперь бушующий огонь превратился в едва тлеющие угольки. Как буря, вы должны вдохнуть в эти угли жизнь, раздуть огромный пожар, который завершит это нескончаемое всесожжение. Мы всегда презирали людей за то, что они не хотят приносить жертвы на алтарь борьбы, – и теперь надо, чтобы вы показали им пример.

Она ждала.

– Помните, как Эразм убил маленького Маниона? В тот момент, когда дитя погибло, вы бросились с кулаками на робота, не думая о собственной безопасности.

Серена отпрянула, словно поняла, что это сам Шайтан нашептывает ей в ухо слова соблазна. Она знала, что у Иблиса свои планы, и понимала, что он извлекает большие личные выгоды из своего положения. Но понимала она и то, что, несмотря на разные пути, которыми они шли, и она, и Иблис хотели добиться одного результата.

Иблис продолжал, приходя во все большее возбуждение:

– В тот, именно в тот момент вы зажгли пламя Джихада. Сначала Эразм показал всем рабам, бывшим на площади, насколько чудовищны мыслящие машины, а вы доказали, что человек, простой человек может сразиться с машиной… и победить.

Серена слушала, и по щекам ее струились слезы, но она не вытирала их.

– Теперь, после стольких лет борьбы, наш народ забыл, как страшен враг. Если бы они могли вспомнить мученическую смерть вашего сына, то ни один человек не согласился бы на мир с Омниусом ни на каких условиях. Мы должны снова показать всем жуткую личину врага, должны заставить разглядеть ее, невзирая на усталость и боль. Мы должны напомнить им, почему Омниус и все его миньоны должны быть уничтожены!

Глаза его горели, и на мгновение она ощутила, что ее прожигают миллиарды взглядов, смотрящих на нее глазами Иблиса. Даже на этой импровизированной трибуне маленькой машины, даже после ночного дебоша Иблис оставался человеком конкретного действия, и Серена не могла отмахнуться от этого факта.

Заговорщическим тоном он между тем продолжал говорить:

– Человечество забыло об искре. Вы должны сделать величественный жест, что-то такое, чего люди никогда не смогут забыть.

Она внимательно вгляделась в его полное гладкое лицо. После многих лет сомнений она решила, что все же в Иблисе больше хорошего, нежели дурного. Невзирая на всю эгоистичность его побуждений, он сделает все, чтобы борьба продолжалась. Все остальное сейчас не имело значения.

– Это потребует от вас великого мужества, – сказал он.

– Я знаю. Думаю, что для этого мне достанет… решимости.


Горделиво выпрямившись, Серена стояла на трибуне перед заполненным до отказа залом заседаний Ассамблеи Лиги. Вместе с Иблисом они разработали детальный план действий и запустили его в движение. Йорек Турр и его неприметные агенты позаботились о щекотливых нюансах. Даже серафимы должны были сыграть свою роль, хотя Нирием, как могла, протестовала. Но все было тщетно: Серена Жрица Джихада, ее распоряжения должны выполняться беспрекословно, и охрана не смеет отказываться от их исполнения.

Как и опасалась Серена – что, впрочем, было вполне ожидаемо, – Ассамблея проголосовала за принятие условий мира, предложенного когиторами. Лига выведет армию Джихада со всех Синхронизированных Миров, армия получит инструкции, запрещающие нападать на силы роботов, – при условии, что Омниус предпримет аналогичные действия. После голосования депутаты принялись торговаться, кто станет эмиссаром свободного человечества, отправится на Коррин и заключит вечный мир с главным воплощением всемирного разума.

И тут Серена поразила всех. Она попросила слова, и это было ее неотъемлемое право как вице-короля Лиги – титула, от которого она формально никогда не отказывалась. Депутаты зароптали, ожидая, что она сейчас снова обрушится на них за неприемлемые условия мира.

Но Серена сказала совершенно иное:

– По зрелом размышлении мне стало ясно, что на Коррин должна поехать я. – После этих слов в зале возник шум, послышались возгласы удивления, зал заволновался, как море, взметенное внезапно налетевшим ураганом. Такого поворота событий не предвидел никто. Серена продолжала, серьезно улыбаясь: – Кто лучше всех понесет знамя свободного человечества, чем сама Жрица Джихада?


К лучшему, что главная пружина этого религиозного безумия пока не заведена до отказа. Вселенная не готова слушать столь громкое тиканье.

Когитор Квина. Архивы Города Интроспекции


Убежденные, что личное согласие Серены Батлер принять условия мирного договора подаст Омниусу нужный сигнал, Совет Джихада и Парламент Лиги удовлетворили ее просьбу. Все были чрезвычайно рады, что она обратила свою страсть на дело достижения мира и отныне люди и машины смогут сосуществовать в гармонии. Празднества по этому поводу выплеснулось на улицы Зимии.

Однако план Серены привел в ужас Ксавьера Харконнена. Он сразу заподозрил, что Серена ни на йоту не изменила своей позиции, но понимал он и то, что никто не станет его слушать, особенно сейчас, в угаре всеобщей эйфории.

Парламент предоставил в распоряжение Жрицы маленький быстроходный курьерский корабль для перевозки дипломатической почты. Серену будут сопровождать пять женщин-серафимов в качестве почетного эскорта. От дополнительных мер безопасности она отказалась.

– Вооруженная охрана не произведет никакого впечатления на Омниуса, и если он замышляет коварную ловушку, то какая разница, будут со мной десять, сто или даже тысяча солдат? – Она печально улыбнулась и добавила: – К тому же зачем они нужны, если я еду заключать мир? Появление вооруженных людей может быть неверно истолковано всемирным разумом.

Истощенные кровавым, почти сорокалетним противостоянием, люди теряли голову от перспективы примирения. На всех углах восхваляли Видада и других когиторов. Устраивались пышные парады победы, народ строил планы на лучшее будущее, когда исчезнет страх перед ужасными налетами машин. Все отчаянно ждали перемен к лучшему.

Ксавьер считал их глупцами зато, что они поверили посулам Омниуса. Серена, без сомнения, разделяла его мысли, и он не мог понять, как ни старался, что она задумала.

Одетый в парадную красно-зеленую форму, надев все свои ордена и знаки отличий, Ксавьер на армейской машине подъехал к высокой арке ворот Города Интроспекции. На воротах помещалось стилизованное изображение ангельского младенца – его собственного сына, – словно смотревшего на расстилавшийся перед ним пейзаж.

Солдаты, охранявшие въезд, расступились перед высокопоставленным офицером, но одетые в белое женщины-серафимы не сдвинулись с места. Яркий солнечный свет отражался от их золотистых, плотно облегавших голову шапочек.

– Жрица Джихада не принимает посетителей.

– Меня она примет. – Ксавьер расправил плечи и поднял глаза на иконописное изображение убиенного ребенка. – Я требую этого именем моего сына Маниона Батлера.

Такое заявление заставило дрогнуть неумолимых серафимов, и Ксавьер прошел в окруженное мощными стенами убежище, где много лет укрывалась Серена.

Улыбаясь, она встретила его у садового пруда с рыбками. Давным-давно она призвала сюда Ксавьера и Вориана, чтобы сделать их виднейшими военачальниками Джихада. Когда Ксавьер увидел ее в этом тихом покойном месте, на него нахлынула такая волна воспоминаний, что едва не подкосились ноги.

Какое-то мгновение он стоял молча, и Серена заговорила первой:

– Мой дорогой Ксавьер, как жаль, что у нас было так мало времени на дружеское общение. Но все наше время поглощал Джихад.

– У нас будет достаточно времени для этого, если ты откажешься ехать на Коррин. – От волнения голос его был хриплым и грубым. – Сама мысль о том, что ты по собственной воле прекратишь военные действия против нашего смертельного врага, кажется мне такой же лживой, как улыбка робота.

– Это у машин очень жесткие программы, а сила человека как раз и заключается в его способности менять свои мнения. Мы можем даже позволить себе… капризы, когда это нам подходит.

– И ты думаешь, что я в это поверю?

Он хотел обнять ее или хотя бы встать с ней рядом, но она не сдвинулась с места, и он застыл как статуя.

– Ты можешь верить или не верить – это твое дело, – сказала она с печальной нежной улыбкой. – Когда-то ты сумел заглянуть в мое сердце. Пойдем со мной.

По усыпанной гравием дорожке она повела его на территорию своего частного убежища.

Идя рядом с ней, Ксавьер заговорил:

– Мне хотелось бы, чтобы вся наша жизнь сложилась по-иному, Серена. Я оплакиваю не только нашего погибшего сына, но и нашу любовь и те годы, которые мы могли бы счастливо провести вместе. – Он тяжело вздохнул. – Нет, нет, я не хочу сказать, что жалею о своем браке с Октой.

– Я люблю вас обоих, Ксавьер. Мы должны принять настоящее, как бы нам ни хотелось изменить прошлое. Я рада, что ты и моя сестра сумели найти свою меру счастья посреди этого всеобщего бедствия. – Серена провела пальцем по его гладко выбритой щеке, но в ее взгляде не было ничего, кроме непреклонной решимости. – Мы все находимся во власти наших трагедий и страданий. Без маленького Маниона люди никогда не нашли бы в себе сил подняться на борьбу с Омниусом.

Сердце Ксавьера на мгновение перестало биться, когда он понял, куда ведет его Серена. Он не был на этой главной гробнице уже много лет, и сейчас снова увидел хрустальный гроб и прозрачную плазовую крипту, где покоились останки их мертвого сына. Он вспомнил, как принял тело сына из рук Вориана Атрейдеса, который бежал с Земли вместе с Сереной и Иблисом на «Мечтательном путнике».

Чувствуя, что Ксавьер отстает, Серена потянула его за руку:

– Джихад идет ради нашего сына. Все, что я делала последние сорок лет, – это месть за него и за всех сыновей и дочерей, рожденных рабами на Синхронизированных Мирах. Ты слышал крики в Доме Парламента. Лига хочет принять условия этого смехотворного мира. Если на Коррин поедет кто-нибудь другой, а не я, то катастрофа будет еще больше.

Они с Ксавьером стояли, прижавшись друг к другу, и молча смотрели на невинное дитя, убитое роботом Эразмом. На многих планетах Лиги Ксавьер видел сотни гробниц и мемориалов, посвященных его почитаемому сыну и украшенных ноготками и любовно выполненными картинами. От этих воспоминаний у него пересохло в горле, в его душе поднялась волна ненависти и чувство невосполнимой утраты.

– Но если мы сдадимся, не добившись окончательного решения, – тихо проговорил Ксавьер, – то это будет то же, что случилось на Бела Тегез после нашего первого удара. Пройдет совсем немного времени, и машины вернутся, став сильнее, чем прежде, и все наши битвы, все жертвы множества павших воинов пойдут прахом, превратятся в ничто.

Плечи Серены поникли. – Если я не вдохновлю их на новые подвиги, то Джихад окажется на свалке истории.

Уголки рта опустились в горькой усмешке, в глазах появилось выражение крайнего разочарования – такой Серену никогда не видели ликующие толпы.

– Что еще я могу сделать, Ксавьер? Когиторы предложили легкий путь, и все бросились цепляться за эту соломинку. Мой Джихад терпит неудачу из-за недостатка человеческой воли. – Голос ее был таким тихим, что он едва мог разобрать слова. – Временами мне бывает так стыдно, что я не смею поднять глаза к небу.

Солнце отражалось от полированной поверхности хрустального гроба. Удивленный мастерством, с каким было воссоздано лицо и тело мальчика, Ксавьер наклонился, чтобы лучше рассмотреть мирное детское личико ребенка, сына, которого он хотел бы лучше узнать. Было похоже, что Манион просто спит.

У основания его подбородка Ксавьер вдруг разглядел какую-то странную складку, похожую на стержень из тонированного в телесный цвет полимера, разглядел он и тончайшую металлическую проволоку и склеивающие материалы, фиксирующие конструкцию и слегка покоробившиеся под действием солнечных лучей, усиленных призматическим стеклом гроба. Он понял, что это не тот искалеченный падением ребенок, которого вывезли с Земли. Это было факсимиле, муляж!

Серена увидела лицо Ксавьера, угадала его сомнения и вопрос, который был готов сорваться с его губ, и заговорила первая:

– Да, и я сама обнаружила подделку уже давно. Никто не ходит сюда так часто и не смотрит на дитя так пристально и внимательно, как я. Никто не присматривается к нему так, как я… и ты. Иблис сделал то, что было тогда необходимо. Его намерения были благородны.

Он ответил приглушенным шепотом, чтобы не услышали стоявшие неподалеку серафимы:

– Но это же мошенничество!

– Это символ. Я не замечала подделки, а потом, когда люди собирались возле гробницы и клялись сражаться, было уже поздно. Чего бы я добилась, если бы публично раскрыла обман?

Она страдальчески выгнула бровь. – Ты же не веришь, что все реликвии в тысячах гробниц во всем мире – подлинные?

Он нахмурился.

– Я никогда всерьез об этом не думал.

– Это гробница нашего павшего сына, убитого злодеем Эразмом. Это реальность, которую невозможно отрицать. – Она провела пальцем по гладкой хрустальной плите, лицо ее оставалось задумчивым и грустным. Овладев собой, она подняла на Ксавьера исполненный прежней решимости и непреклонности взгляд. – Какая разница, Ксавьер? То, во что верю я – во что верят люди, – вот что важно. Символ всегда обладает большей силой, нежели реальность.

Он согласился, но согласился неохотно.

– Мне не нравится этот обман… но ты права: это не меняет того, что произошло с нашим сыном. Это не делает меньше нашу ненависть к Омниусу.

Она обвила руками его шею, и Ксавьер, обняв ее, пожалел о безвозвратно ушедших годах.

– Если бы все мои последователи были такими же преданными, как ты, Ксавьер, то мы бы победили Омниуса через год.

Он опустил голову.

– Сейчас я всего лишь старый, покрытый шрамами солдат. Другие командиры намного моложе меня. Они забыли о той решимости, которая в прежние годы заставляла Джихад пылать с яростной силой. Они не знают этого и смотрят на меня как на дедушку, который только и может, что рассказывать байки о былых сражениях.

Серена поправила свою белую с пурпурной каймой одежду.

– А теперь я хочу, чтобы ты задумался о будущем, Ксавьер. Я намерена отправиться на Коррин, к Омниусу, но ты должен остаться здесь и продолжить борьбу. Иблис уже обещал мне это. Ты тоже должен сделать все, что в твоих силах, чтобы мы не потеряли все, ради чего сражались и умирали.

– Я никак не смогу отвратить тебя от твоего решения?

Она отчужденно улыбнулась, словно между ними уже пролегла невидимая пропасть.

– Я должна сделать то, что могу.

Ксавьер покидал Город Интроспекции с тяжелым сердцем и мрачными предчувствиями. Что-то в глазах Серены и в ее голосе говорило Ксавьеру, что она намеревается совершить что-то страшное и непоправимое, от чего он никакими силами не сможет ее удержать.


Сердце мое рвется на части. Почему Любовь и Долг всегда тянут в противоположные стороны?

Примеро Вориан Атрейдес. Запись из личного дневника


Предполагалось, что это будет испытательный полет модернизированного спейсфолдера, сконструированного для армии Джихада. Созданные на основе эффекта Хольцмана двигатели, разработанные Нормой Ценвой, позволяли совершить путешествие с Кольгара в любое выбранное Ворианом место за пренебрежимо малый промежуток времени.

Правда, Вориан знал, куда ему надо лететь. Естественно, наконец на Каладан!

Ничего не зная о беспорядках в Лиге и о бесполезном мире, выторгованном когиторами у Омниуса, Вориан настоял, чтобы первый полет совершил именно он. Хотя ему было уже пятьдесят девять лет, он чувствовал себя по-прежнему молодым и полным сил.

Работая под руководством Нормы, армейские инженеры построили несколько экспериментальных военных судов – поменьше грузовых кораблей «Вен-Ки» и лучше приспособленных для разведывательных полетов.

Естественно, принять их на вооружение можно было только после тщательных испытаний. Вориан умел управлять всеми типами кораблей и был готов лично совершить испытательный полет. Офицеры его штаба возражали, говоря, что военачальник такого ранга не должен брать на себя миссию, чреватую риском и неопределенностью, но Вориан редко соблюдал положенную субординацию – часто к неудовольствию своего старого друга Ксавьера Харконнена.

Несмотря на навигационные затруднения, связанные с этим броском в свернутую ткань пространства, Вориан решил никого с собой не брать. Он знал, что риск достаточно велик, так как ознакомился с журналами полетов грузовых кораблей корпорации «Вен-Ки», и не хотел подвергать риску кого бы то ни было еще.

– Какие вы все серьезные и насупленные! Я принял решение, а вы не вышли чином оспаривать мои приказы. – Он озорно улыбнулся. – Никто не хочет заключить пари, как скоро я вернусь назад?


Свертывающие пространство двигатели работали идеально.

Сидящему в кабине поискового корабля, набитой мигающими индикаторами и светящимися панелями, Вориану короткое путешествие показалось не реальным событием, а фантастическим сновидением. Сначала разведчик неподвижно висел над унылым Кольгаром. Потом космос прогнулся, вывернулся наизнанку и наполнился цветами и картинами, которые Вориан никогда не смог бы представить в самом ярком сне. Прежде чем он успел это сообразить, корабль уже завис над океанской планетой, которую Вориан отчетливо помнил, побывав здесь почти десять лет назад. Все путешествие заняло несколько секунд.

Корабль приземлился в непритязательном армейском космопорту, выстроенном на каладанском побережье для обслуживания спутников станции слежения. Служившие здесь инженеры и механики никогда не видели подобных кораблей, и солдаты поразились неожиданному появлению столь важного офицера.

– Мы сидим здесь уже давно, примеро, – сказал один из офицеров. – Вы прибыли, чтобы поддержать наш моральный дух?

Вориан улыбнулся:

– Отчасти, квинто. Но на самом деле я прибыл на Каладан с совершенно другой целью. Мне надо здесь кое-кого повидать.

На этот раз он не станет скрывать ни своего имени, ни звания. Он решил, что ему не стоит больше ломать с Вероникой эту комедию. Он просто хотел увидеть ее, убедиться, что у нее все хорошо и что жизнь продолжается. Не было смысла дальше скрываться под чужой личиной.

Но при всем том, приближаясь к городку, вдыхая соленый запах моря и слушая скрип рыбацких лодок у пристани, он страшно волновался, словно ему предстояла встреча с целой армией роботов. Он чувствовал, что оптимизм его тонет под тяжестью якоря сомнения. Конечно же, такая женщина, как Вероника, давно вышла замуж, растит детей и счастливо живет здесь, на родной планете. Он с самого начала понимал, что не сможет ни сам остаться на Каладане, притворяясь простым рыбаком, ни взять с собой Веронику, окунув ее в гущу страшных событий Джихада.

Вориан потерял возможность любого из этих решений почти десять лет назад. Он должен был давно забыть ее, но он продолжал посылать ей весточки, стремясь сохранить связь с ней, невзирая на огромные, разделявшие их расстояния. Он отправлял ей письма, посылки и подарки… но ни разу не получил от нее ответа. Возможно, она давно перестала даже думать о нем. Может быть, ему не стоило прилетать сюда и не надо делать этого впредь. Его приезд может разрушить ее жизнь и пробудить былые чувства. Только он виноват, что пришлось так долго ждать.

Но ноги продолжали шагать туда, куда вело их сердце.

Прибрежная деревня изменилась мало, она манила к себе как временное пристанище. Таверна Вероники, кажется, продолжала процветать. Он очень хотел увидеть эту восхитительную женщину, но был не настолько глуп, чтобы просто прийти и обнять ее, как много лет назад.

Нет, он просто навестит ее как друг, как отдаленное приятное воспоминание, и уедет, оставив все как есть. Он любил Веронику, помнил ее в отличие от многих героинь других его многочисленных романов и очень хотел знать, как она жила и что делала в прошедшие годы.

Открыв дверь, Вориан остановился на пороге, вглядываясь в полутьму общего зала и вдыхая запах дыма, рыбы и сладких булочек, которые, видимо, сейчас пекла Вероника. Снова нахлынули живые яркие воспоминания. Улыбка Вориана стала шире, уверенности прибавилось.

Он услышал ее резкий сдавленный вздох до того, как смог разглядеть ее после яркого света.

– Вирк? – произнесла она. – Вориан?

Женщина застыла на месте, не в силах поверить своим глазам.

– Вориан Атрейдес, это не можешь быть ты. Ты не постарел ни на один день за прошедшие десять лет.

Широко улыбаясь, он вошел в пустой зал.

– Память о тебе сохраняет мне молодость. – Озорно смеясь, он подошел ближе и увидел, что она-то сама стала выглядеть на десять лет старше. Лицо ее стало более зрелым, черты его резче, а вьющиеся волосы – длиннее, но для него не было на свете более красивой и желанной женщины.

Вероника обошла стойку и кинулась в его объятия. Они не заметили, как прижались друг к другу и слились в долгом страстном поцелуе. Смеясь, они смотрели друг другу в глаза, не в силах насытиться зрелищем друг друга. Наконец Вориан немного успокоил дыхание и отступил назад, продолжая держать Веронику за плечи вытянутыми руками. Не веря тому, что видит, он покачал головой, но широко открытые темно-ореховые глаза Вероники действительно смотрели на него из полумрака.

– Вы все-таки потратили свое драгоценное время, чтобы приехать, сударь. Десять долгих лет!

Внезапно он снова потерял уверенность.

– Ты не ждала меня, да? Впрочем, я не надеялся, что ты будешь сидеть одна и смотреть в небо в ожидании моего возвращения.

Он не хотел быть причиной такой беды. Она шаловливо рассмеялась, мило сморщив носик, и игриво шлепнула Вориана по плечу.

– Ты думаешь, я не могла придумать ничего получше? Могла, и еще как. Я очень хорошо жила, спасибо тебе большое. – Она снова улыбнулась ему. – Это не значит, что я не скучала по тебе. Я бывала страшно рада каждому твоему письму, каждому подарку.

– Значит, у тебя есть муж, семья? – Он целомудренно отошел на почтительное расстояние, убеждая себя, что хочет знать ответ. – Я приехал, не чтобы вмешаться в твою жизнь и испортить ее.

Он пододвинул к себе стул и сел. Лицо женщины омрачилось.

– Я вдова. Мой муж погиб.

– Прости. Ты не хочешь поговорить со мной? За кружкой пива.

– Для рассказа потребуется куда больше одной кружки.

Он по-мальчишески улыбнулся, понимая, каким молодым должен был ей казаться. – Я никуда не спешу.

Они обменялись своими историями, рассказав их по очереди. Он внимательно слушал все откровения Вероники. У нее два сына – два близнеца. Она была замужем за рыбаком восемь лет, но его убило какое-то странное морское чудовище. Уже больше года она вдова.

– Я хочу увидеть мальчиков, – сказал он. – Бьюсь об заклад, они отличные ребята.

Она странно взглянула на Вориана.

– Такие же, как их отец.


Он пробыл на Каладане несколько недель, находя все новые и новые обоснования для своей задержки, настаивая на необходимости своего присутствия на станции слежения. Но дни летели быстро. Он познакомился с Эстосом и Кагином, сразу заметив, что мальчики очень похожи на него самого. Близнецам было по девять лет, и Вориан без труда посчитал, когда они появились на свет. Он решил, что Вероника все расскажет ему сама. Когда и если сочтет нужным.

Пусть даже он и является настоящим отцом этих детей, он не принимал никакого участия в их воспитании. Если Калем Вазз действительно был таким хорошим и добрым человеком, как говорила Вероника, то пусть память мальчиков останется незамутненной. Да и мать их, видимо, пришла к такому же выводу.

Они проводили вместе очень много времени, постепенно снова открывая для себя старую дружбу. Вероника не предлагала возобновить их роман – она не отталкивала Вориана, но и не приглашала его снова стать ее возлюбленным. Он был склонен думать, что она до сих пор любит Калема и сохраняет верность его памяти. Она свыклась с ролью вдовы, хотя и погрузилась в свое горе.

Вориан слушал ее рассказы о Калеме, об их жизни на Каладане. Через несколько дней она вздохнула и сказала, грустно улыбаясь:

– Все эти истории, должно быть, невероятно скучны для героя Джихада.

– Эти истории говорят о мирной жизни, об убежище от всех ужасов, которых я насмотрелся на всю оставшуюся жизнь.

Он, как ни старался, не мог стереть в своей памяти убийства населений целых колоний, ужасные битвы, вид убитых людей и искореженных роботов.

Она прижалась к нему, ощущая тепло и надежность его большого сильного тела.

– Это в природе человека – стремиться к тому, чего у него сейчас нет. – Она погладила его по щеке, и Вориан, взяв ее руку, прижался к ней лицом. – А теперь расскажи мне обо всех экзотических местах, где ты побывал за это время. Ты прислал мне посылку с драгоценными камнями, но я предпочитаю картины, которые ты рисуешь словами. Унеси меня своими рассказами на чудесные далекие планеты.

Вориан уже совершенно уверил себя в том, что готов разделить свою жизнь с этой женщиной, которая сумела пленить его сердце. Он отдал десятилетия Джихаду Серены – разве он не заслужил отдых? Разве нельзя перестать воевать хотя бы на короткое время? Сейчас, глядя на Веронику, он понимал, чего она ждет от него на самом деле.

– У меня в распоряжении все время мира, и я не против провести пятьдесят лет с тобой… если это нужно тебе.

Но она в ответ рассмеялась ему в лицо.

– Вориан, Вориан, ты никогда не будешь счастлив здесь, на Каладане. Это слишком убогое место для такого человека, как ты.

– Я не думал о Каладане, – ответил он. – Я думал о тебе, Вероника. Для меня твои глаза сияют ярче, чем все звезды вселенной.

Они обнялись и слились в долгом нежном поцелуе.

Все изменилось два дня спустя. Прибыл армейский курьер, разыскавший на Каладане Вориана Атрейдеса. Молодой офицер тоже прибыл на спейсфолдере, мгновенно преодолев огромное расстояние. Очевидно, примеро Харконнен раньше послал еще один корабль с экстренным сообщением, но он так и не прибыл по назначению. Сердце Вориана сдавило словно тисками, когда он услышал о потере еще одного ненадежного корабля с двигателями Хольцмана.

– Донесение действительно очень важное, если Ксавьер пошел на такой риск, чтобы скорее доставить его.

– Речь идет о Жрице Джихада, – произнес запыхавшийся курьер.

Охваченный страхом, Вориан прослушал сообщение и узнал о заключении мира и о том, что Серена отправилась на встречу с корринским Омниусом. Вориан не мог допустить даже мысли о том, что Серена была глупа или легковерна. Внутренне он похолодел, когда, слушая дальше сообщение Ксавьера, узнал, что Серена не была обманута и что задумала она нечто иное, нежели заключение формального мира.

– Мне надо ехать, – сказал Вориан Веронике. Лицо ее не дрогнуло при этом известии. В тот момент, когда прибыл курьер, она сразу поняла, что Атрейдеса куда-то вызывают по делам службы.

– Думаю, что теперь-то ты мне наконец поверил? – произнесла она с кривой усмешкой. – Не так-то просто тебе отойти от Джихада и удовлетвориться тихой сельской жизнью.

– Поверь и ты мне, Вероника, – ответил Вориан. Поцеловав ее, он сделал шаг назад. – Во всей вселенной нет места, которое было бы мне милее, чем это. Но у вселенной не в обычае спрашивать о моих предпочтениях.

– Уезжай и выполняй свой долг. – Она тепло улыбнулась ему. – Только постарайся в следующий раз не задерживаться на десять лет.

– Обещаю. В следующий раз не будет силы, которая разлучила бы нас с тобой.

Она нахмурилась, подталкивая его к одетому в мундир курьеру.

– Не веди себя как школьник, Вориан. Есть более важные вещи, о которых тебе теперь придется думать.

– Тебе придется поверить мне, когда я вернусь.

Вориан поспешил к разведывательному спейсфолдеру. Через несколько секунд – если полет пройдет успешно – он снова окажется на Салусе Секундус и постарается встретиться с Сереной до того, как она уедет в свое плохо продуманное путешествие, на встречу с лидером мыслящих машин. Он надеялся, что сможет отговорить ее.

Но если подозрения Ксавьера верны, то вряд ли Вориан успеет вовремя.


Из всех видов оружия, какие мы применяем на войне, наиболее мощное – и наименее нам подвластное – это время. Как много событий могли бы принять иное течение, случись они в другой день, в другой час и даже в другую минуту.

Примеро Ксавьер Харконнен. Письмо к дочери


В космопорту Зимин Ксавьеру Харконнену предоставили почетное место на трибуне, построенной специально по случаю проводов Жрицы Джихада Серены Батлер на Коррин. Ксавьер был единственным, кто не видел поводов для радости и ликования.

Окта осталась дома в имении Батлер, и Ксавьера на это прискорбное зрелище провожала младшая дочь Омилия. В свои тридцать пять лет Омилия стала признанным мастером игры на балисете и выступала на популярных на Салусе фестивалях. Сейчас она улыбалась, сидя рядом с отцом и радуясь возможности побыть с ним.

Ксавьер мучился от тяжелых снедавших его дум. Среди всех этих счастливых лиц, светящихся надеждой на скорый мир, Ксавьеру было особенно одиноко. Он отправил срочное сообщение Вориану Атрейдесу, но был уверен, что его давний друг и соратник не успеет ни получить его, ни приехать вовремя. Будет уже слишком поздно. Он посмотрел, как Иблис Гинджо весело болтает о чем-то с другими высокопоставленными персонами. Кажется, Великий Патриарх немного переигрывал, выказывая неуемную радость по поводу отъезда Серены. Ксавьер был уверен, что именно Гинджо сыграл какую-то роль в принятом ею решении, и ему не терпелось узнать, что в действительности происходит за кулисами этой драмы.

Нирием и четыре других серафима уже поднялись на борт, готовясь пилотировать корабль до Коррина. Стоя у трапа, Серена произнесла речь, пустую и лишенную обычной страсти, но благосклонно принятую аудиторией. Опьяненные возможной близостью окончания Джихада, люди слушали Жрицу не слишком внимательно и слышали только то, что хотели услышать.

Взволнованная Омилия сжала жилистую руку отца. Взглянув на дочь, он вдруг удивился, что его дочь, его маленькая девочка, стала взрослой женщиной, красивой и в чем-то похожей на Серену, унаследовав общие с ней черты от Батлеров. Даже крошке Вандре было уже десять, а Омилии сейчас почти в два раза больше, чем было Серене, когда они с Ксавьером объявили о своей помолвке.

Как могло случиться, что прошло много лет, принесших так мало радости?

Душа Ксавьера была полна тревоги и плохих предчувствий, взгляд был потухшим и отсутствующим. Среди всего этого множества радостных лиц и развевающихся на ветру пестрых ярких лент он заметил, что вид у Серены усталый и смирившийся. Она с трудом сохраняла привычную манеру поведения.

Ксавьер извлек из кармана ожерелье из черных бриллиантов, которое Серена дала ему много лет назад перед своей дерзкой попыткой спасти Гьеди Первую. Тогда молодая, убитая горем Окта передала ему это ожерелье с голографическим посланием. То единоличное решение Серены навсегда изменило и его, и ее жизнь.

И вот теперь она отправляется выполнять еще более важную миссию.

Когда люки дипломатического корабля были задраены и запели фанфары, Ксавьер беспомощно сгорбился в кресле трибуны. По его морщинистым щекам текли слезы. Некоторые из присутствующих смотрели на него как на расчувствовавшегося старика-ветерана, пережившего свою славу и плачущего от смутных полузабытых воспоминаний.

Улыбаясь, Омилия слегка подтолкнула его локтем.

– Что случилось, отец? Все хорошо. Я уверена, что из всех присутствующих здесь людей ты один по-настоящему веришь в Жрицу Серену.

Он провел пальцем по гладким черным камням старого ожерелья.

– Да, Омилия. Серена всегда доводит до конца свои решения. – Он покачал плохо причесанной головой. – Но в душе я боюсь, что Серена никогда не вернется.


Вориан не стал размышлять о возможной опасности полета на непроверенном корабле с двигателем Хольцмана. Он просто сел на это судно, зная, что должен, не теряя времени, прибыть в столицу Лиги.

Но в Зимию он прилетел намного позже, чем улетела Серена.

Не зная, что делать дальше, он направился прямо в поместье Батлеров. Возможно, они с Ксавьером вдвоем что-нибудь придумают. Вориан не допускал никаких сомнений в том, что сможет сделать что-нибудь…

Стоявший в дверях господского дома старый примеро смотрел на Вориана усталым потухшим взглядом. Вориан был поражен видом человека, который столько лет был его боевым товарищем. Неужели Ксавьер так стар? На лице его было выражение полной покорности судьбе, какой Вориан никогда прежде у него не видел.

– Я знал, что ты приедешь. – Ксавьер стоял на крыльце, крепко вцепившись в косяк двери из темного дуба.

– Как ты догадался искать меня на Каладане?

Ксавьер мимолетно усмехнулся:

– Ты даже не замечаешь, как часто говоришь об этой женщине. Куда же еще ты мог пропасть так надолго?

– Если Серена задумала какую-то безрассудную глупость, то мне следовало быть здесь. Может быть, мне удалось бы остановить ее… – Вориан оборвал свою гневную речь.

В ответ Ксавьер лишь печально покачал головой.

– Твое присутствие ничего бы не решило, Вориан. Ты знаешь Серену не хуже меня.

Вориан не удержался от смиреной улыбки, проходя по фойе. Три жизни – его, Ксавьера и Серены – настолько тесно переплелись, что казались тремя гранями чего-то единого и неразделимого.

– Но чем ты так озабочен? Если Омниус согласился обеспечить ей безопасный перелет до Коррина, значит, ей ничто не угрожает. Кимеков там больше нет, а всемирный разум просто не знает, что значит не сдержать данное обещание. Мы можем ненавидеть машины, Ксавьер, но люди – существа бесконечно более коварные.

– Может быть, ты прав. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Они прошли по гулкому холлу, казавшемуся холодным и пустым, в каждом углу которого чудились зловещие тени.

– Да, Серена кое-что оставила нам с тобой, – сказал Ксавьер. – Послание. Оно в моем кабинете.

Ксавьер закрыл за собой тяжелую дверь кабинета, где друзей никто не мог побеспокоить. Сунув руку в карман, он извлек оттуда ключ и открыл один из ящиков инкрустированного узорами письменного стола. Ящик со скрипом выдвинулся, и Ксавьер достал из него запечатанный пакет.

Вориан заметил, что руки друга сильно дрожали, когда он вскрывал печать кончиком ногтя.

– Она оставила пожелание, чтобы мы с тобой вместе прослушали это послание.

Ксавьер достал из пакета маленький матово-черный прямоугольный ящичек, на котором не было никаких надписей, словно его непроницаемая поверхность поглощала не только свет, но и все вопросы. Ксавьер передал ящичек другу, и Вориан несколько секунд подержал его в руке, удивляясь его невесомости. Он вопросительно выгнул бровь и посмотрел на Ксавьера, выглядевшего весьма встревоженным.

– Серафимы Серены доставили это мне сразу после ее отъезда. – Ксавьер плотно сжал губы. – Я говорил тебе об ожерелье, которое она оставила мне, когда уехала на Гьеди Первую. Я все еще храню его. Мне кажется, что в этой коробке содержится нечто подобное, что Серена задумала что-то в высшей степени опасное.

Вориан повозился с замком и открыл ящичек, внутри которого находилась безупречная по форме нитка кристаллов, питавшаяся от света. Вориан заметил крошечный рычажок в центре одного из кристаллов и прикоснулся к нему. Тотчас произошла активация проектора. В воздухе повисло маленькое голографическое изображение гордой и непреклонной Серены Батлер в ее белых одеждах богини Джихада.

Он шевельнул рычажок и развернул изображение лицом к себе.

– Ксавьер и Вориан, мои дорогие, мои самые верные друзья. Чем больше я думаю о том, что должна сказать, тем больше убеждаюсь в том, что это лучше, что вас сейчас нет со мной. У меня не хватило бы душевных сил спорить и ссориться с вами. – Она развела руки. – Я только хочу, чтобы вы все поняли… даже если не согласитесь со мной.

Главная и самая страшная ирония судьбы заключается в том, что наши жизни и даже самые наши мысли формировались под влиянием мыслящих машин. Омниус разрушил все мои мечты, все, чего я желала для себя в будущем. Но когитор Квина учила меня, что полотно истории сплетено из крепких нитей, большую часть которых можно рассмотреть, только отойдя на значительное расстояние, чтобы увидеть картину в ее дальней перспективе.

Я знаю, что вы всегда любили меня, но я не могла отплатить вам тем, чего вы оба заслуживали. В действительности более высокие и мощные силы поставили перед нами тремя куда более важные задачи. Да и удовлетворились бы мы такой тихой и спокойной жизнью? Бог дарует такую милость только слабым людям. Для нас у него есть более высокое предназначение. Нам – и Иблису Гинджо – выпало на долю начать долгое путешествие из темного существования человечества к ослепительно яркому свету Джихада. Величие манит… но обходится ужасной и очень высокой ценой.

Вориан сжал в пальцах острые кристаллы камней ожерелья, боясь услышать, что Серена скажет дальше. Он искоса взглянул на лицо Серены – постаревшее, но все еще очень красивое. На нем отражалась благодать, словно эта женщина уже не принадлежала нашему миру.

Ксавьер сидел на стуле, спрятав лицо в ладонях.

– Моя ошибка заключалась не в том, что я руководила борьбой, а в том, что позволила людям привыкнуть к бесконечному конфликту. Они теряли свой пыл и ревность – а фанатичные эмоции необходимы, если мы хотим когда-нибудь нанести поражение мыслящим машинам. Я должна это сделать, чтобы вдохнуть новую жизнь в Джихад, обновить нашу цель.

Она мягко улыбнулась.

– Я уже стара и готова показать Омниусу и его подвластным роботам, что они никогда не постигнут глубин человеческого духа. Я возьму это смехотворное предложение мира и заткну его им в холодные металлические глотки.

– Нет, нет, они убьют тебя! – едва слышно выдохнул Вориан. Но он говорил всего лишь с проекцией, и Серена ничего не ответила ему.

Между тем монолог продолжался:

– В принятии этого ужасного решения моим наставником был Иблис Гинджо. Он прав. Этот человек знает, что надо делать и что должно быть сделано. Именно он помогал мне двигать наш Джихад. Он указал мне на мою священную обязанность. Прислушивайтесь к нему и вы.

Образ ее задрожал и исчез, растворившись в беловатой дымке. Вориан смотрел на пустое пространство, где только что была Серена, как будто надеясь, что она сейчас вернется. Холодное чувство страха подсказывало ему, что это были последние слова Серены, обращенные к нему и Ксавьеру.

Он уставил опустошенный взгляд в лицо своего убитого горем друга. Не зная, как совладать с обуревавшими его эмоциями, Вориан положил нитку кристаллов обратно в ящичек и запечатал его.

– Иблис был наставником в принятии этого решения? Он убедил ее сделать это?

Харконнен ответил твердым голосом, напомнившим того Ксавьера, каким он был в молодости:

– Полагаю, что именно это Гинджо и надо, а ты сам знаешь силу его способности убеждать. Он, манипулируя Сереной, заставил ее прийти к такому решению. Если она не вернется, весь Джихад окажется под его единоличным началом.

Вориан знал бывшего доверенного человека Гинджо с времен земного мятежа и уже давно разглядел тягу этого человека к личной славе и власти. Вориан без симпатии и доверия относился к этому могущественному человеку, который использовал имя Серены Батлер как опору для собственных амбиций.

На Ксавьера было больно смотреть, и Вориан положил ему руку на плечо. Мужчины обнялись, будучи не в силах спасти женщину, которую они оба будут любить всегда.


Я не страшусь смерти, ибо счастлива уже тем, что родилась на свет. Жизнь – это дар, который в действительности вовсе не принадлежал мне.

Серена Батлер. Последнее письмо Ксавьеру Харконнену


Когда Серена Батлер прибыла на Коррин, она и ее серафимы, выйдя из корабля, сразу столкнулись с двумя рядами блестящих роботов, стоявших по обе стороны красной ковровой дорожки, на которую отважно ступила Серена.

Гнездо демонов, логово моих врагов. Сиявшее над головой огромное красное солнце было будто готово упасть с неба и испепелить зараженную Омниусом планету.

– Я приехала сюда, чтобы дать ответ на предложенный когиторами мир, – произнесла она, возвысив голос. Она много раз репетировала эти слова, которые дадут машинам понять, что именно она намерена делать. – Я – Жрица Джихада, Вице-король Лиги Благородных и Глава Совета Джихада. Моим указаниям следуют все люди и все народы Лиги. Проведите меня к Омниусу, который равен мне по рангу и может вести со мной переговоры от имени мыслящих машин.

Когда Серена оглянулась, чтобы призвать к себе своих верных телохранительниц, она поймала удивленный взгляд Нирием, которая не привыкла видеть, как Жрица Джихада занимается таким самовосхвалением. Серена вела себя уверенно, зная, что пять женщин-серафимов сделают именно то, что от них требуется, когда наступит время.

Массивный, устрашающего вида робот выступил из рядов и заговорил синтезированным голосом, отдававшимся металлическими интонациями в разреженной атмосфере планеты.

– Следуйте за мной.

Она содрогнулась, вспомнив о роботе Эразме, который много лет назад держал ее в рабстве, мучил, а потом убил ее дитя. Но она сумела преодолеть нахлынувшее отвращение. Все это было в другое время и в другом мире – на Земле.

Достигнув противоположного конца ковровой дорожки, Серена и сопровождавшие ее серафимы ступили на пологий эскалатор, который доставил всю маленькую делегацию в самое сердце машинного мира, остановившись внутри безликого здания из матово-серебристого металла.

Нирием шла за спиной Серены, которая шествовала с горделивой и надменной грацией по выложенному металлическими сплавами и плазом полу огромного вестибюля Центрального Шпиля, возглашая:

– Где Омниус? Я хочу увидеть его и решить, стоит ли с ним разговаривать. Очень немногие удостаиваются чести говорить со мной.

Ей надо было сбить их с толку, спровоцировать и заставить сделать то, что они неизбежно в таком случае должны были сделать.

Со стен вестибюля и с огромных экранов, которые светились на стенах, словно огромные глаза, раздался резонирующий мощный голос:

– Я – Омниус. Я – везде. Все, что ты видишь вокруг, есть лишь часть меня.

Она огляделась, не потрудившись скрыть презрительное выражение лица.

– Я одна представляю здесь человеческий род, который успешно противостоит вам уже много лет.

Обойдясь без вступительных формальностей, всемирный разум сразу заговорил о деле:

– Ваши посредники когиторы предложили мне условия окончания этого долгого конфликта. Теперь мы, с нашего обоюдного согласия, примем условия этого мира и заключим соглашение с соблюдением всех принятых у людей формальностей.

Компьютерный голос смолк. Омниус, тихо жужжа, ждал ответа.

Серена улыбнулась и перевела дух. Она хорошо знала, что будет делать дальше.

– Уж не думали ли вы, что мы просто сложим оружие и отправимся домой? Вы полагаете, что после десятилетий Джихада мы просто возьмем и забудем, почему вели против вас войну? Нет, Омниус. Я подпишу пакт только с одним условием – если вы согласитесь с нашим логичным требованием освободить всех ваших рабов.

Голос всемирного разума стал сварливым, и злоба, прозвучавшая в нем, поразила Серену своей искусственностью:

– Это совсем не то, о чем договаривались когиторы. Это не тот мир, на который я соглашался.

Серена продолжала настаивать на своем:

– Мир будет возможен, только когда вы освободите всех людей-рабов на Синхронизированных Мирах. Как только я получу подтверждение такого вашего действия, я поставлю в известность о нем армию Джихада, которая после этого прекратит все военные действия против вас. Но ни в коем случае не раньше.

Она понимала, что Омниус не согласится на такие условия. Она понимала также, что машины не способны вести переговоры, то есть проявлять какую-то гибкость, а поэтому ее слова лишь спровоцируют их.

– Мне следовало предвидеть это, учитывая данные о предшествующей истории человеческой непредсказуемости, – заметил Омниус. – Какая, однако, головоломка эти хретгиры.

Сопровождавший Серену робот протянул свою механическую руку и схватил Жрицу железными пальцами. Защищая ее, серафимы бросились на машину.

В мгновение ока оживший металлический пол моментально трансформировался в тесную клетку с острыми как бритва прутьями, похожими на ребра ископаемого доисторического животного. Серена и пять ее защитниц оказались в ловушке. Весь Центральный Шпиль, содрогнувшись, начал стремительно расти, и, возносясь к небу Коррина, Серена ощутила тошноту от перегрузок и невесомости.

Видны были только несущиеся вниз серебристые стены прямоугольной шахты. Разверзся потолок – как будто над головой разжался огромный кулак, и сквозь растопыренные железные пальцы в клетку хлынул яркий свет гигантского красного солнца. Потом над головой снова появился потолок, клетка очутилась в круглом помещении, а пол схватился под ногами, как затвердевший цементный раствор.

Серена расправила плечи, продолжая провоцировать роботов:

– Только я могу распоряжаться действиями Лиги, Омниус. Ты не посмеешь мне угрожать. Люди считают меня истинной богиней.

Она увидела, что в помещении находятся многочисленные мелкие наблюдательные камеры и оружейные стволы. Все это должно было либо произвести впечатление, либо просто запугать. Видимо, почерпнув сведения в древней человеческой истории времен титанов или даже Старой Империи, роботы поставили в комнате трон, на котором покоилась серебристо поблескивающая гель-сфера.

– Ваше вызывающее поведение лишено всякой логики, Серена Батлер. Вы находитесь в невыгодном положении и ничего не выиграете таким поведением. – Голос звучал из тысяч источников одновременно. – Вы всего-навсего человек, и не стоит переоценивать свою важность.

Все это время Серена невозмутимо стояла в клетке, скрестив руки на груди. Я не страшусь тебя, смерть. Она изо всех сил старалась не выказывать волнения. Я боюсь только неудачи.

Стоя в клетке, она громко объявила:

– Я – вождь этого Джихада. Я подняла на борьбу свободное человечество, когда мыслящие машины убили моего сына. Десятки триллионов человек обращают ко мне свои взоры, ища наставление, провидение и надежду.

– Я думаю, что общее население вселенной несколько меньше названного вами числа. Вы провели неверные вычисления.

– Но верны ли ваши вычисления? Могли ли вы когда-нибудь предвидеть, что наше сопротивление станет таким ожесточенным?

И понимаете ли вы, что я собираюсь делать сейчас?

– Эразм много рассказывал мне о вас, Серена Батлер, но я так и не понял, то ли он любит вас, то ли вы его абсолютно разочаровали.

Эразм. Это имя наполнило ее отвращением и ужасом. Часто задышав, Серена вспомнила мантру, которой учила ее покойная мать в Городе Интроспекции: «У меня нет страха, ибо страх есть маленькая смерть, которая убивает тысячу раз, без страха я умру, но единожды». Рядом с ней этот речитатив подхватила Нирием и другие серафимы.

Раскрылась одна из выпуклых стен, и за ней появился робот, одетый в абсурдно щегольской наряд. Рядом с роботом стоял молодой человек. Зеркально-гладкое металлическое лицо машины сложилось в приветливую улыбку.

– Привет, Серена.

Прутья решетки растворились в воздухе, опав словно тающие снежные столбики на металлический пол. Серена оказалась посреди комнаты – свободная и беззащитная. Ей хотелось кричать в голос, выть, вопить. Она ведь была почти уверена, что Эразм погиб во время атомной бомбардировки Земли.

– Как много воды утекло!

Широкая улыбка робота взбесила Серену. Он выступил вперед, и его спутник послушно последовал за ним. Юноша лет шестнадцати-семнадцати с нежным пушком на щеках внимательно рассматривал Серену оливково-зелеными глазами.

– Я ненавижу тебя! – Она плюнула в робота, испачкав его безупречное лицо и исказив превосходную маску улыбки. Невероятным усилием воли взяв себя в руки, она произнесла тихим угрожающим голосом: – Эразм, это ты зажег пламя Джихада, убив мое дитя.

– Да, я слышал об этом произведенном мною эффекте. – Он говорил размеренно и отчужденно. – Но так и не смог понять, почему такое незначительное событие могло… – Голос робота стих, словно машина погрузилась в какие-то раздумья. Помолчав, он снова заговорил: – Я не вижу причин, по каким этот совершенно незначительный ребенок мог произвести такой фурор. Если ваши данные точны, то в ходе священной войны с мыслящими машинами были убиты десятки миллиардов людей. Оцените это с математической точки зрения: не дешевле ли было просто проигнорировать смерть вашего отпрыска?

Не в силах больше сдерживаться, зная, что ей нечего терять, Серена бросилась на робота с кулаками, как бросилась она на него много лет назад, когда он походя швырнул с балкона маленького Маниона.

Но Эразм без всяких усилий схватил ее своей стальной рукой и отбросил Серену. Она упала на металлический пол и сильно ушибла лицо и руки. С большим трудом она поднялась на ноги.

Робот поправил одежду и обратился к своему молодому спутнику:

– Гильбертус, это иррациональное и фанатичное человеческое существо, бывшая служанка на моей вилле. Я рассказывал тебе об этой женщине.

Молодой человек кивнул.

– Обещаю, что я не разочарую тебя, как она.

Серена вперила в юношу пылающий взор. Хотя этот парень был человеком, он смотрел на нее так, как смотрит естествоиспытатель на приколотую к доске козявку. Как и робот, он был полон любопытства, но начисто лишен эмоций.

– Это твоя новая игрушка? – спросила Серена Эразма. – Еще одна невинная жертва твоих экспериментов?

Робот помолчал и даже как будто немного заволновался.

– Нет, – ответил он наконец. – Гильбертус – это… мой сын.


Мыслящие машины, как казалось Серене, уже много часов с садистским любопытством глумились и издевались над ней.

Жидкостно-металлическая клетка, служившая тюрьмой Серене и ее серафимам, как и весь Центральный Шпиль, была автоматически трансформирующейся машиной, постоянно меняющей форму. От часа к часу, по капризу Омниуса, она принимала вид металлической сетки, древней темницы или пространства, окруженного невидимым, но непроницаемым полем.

Иногда клетка расширялась, и решетки отодвигались на сотни метров, хотя Серена знала, что они остались. Но ее больше не интересовало, какую форму принимает клетка. Мыслящие машины во всей красе явили свою жестокость, воспроизведя в клетке полную обстановку имения Батлеров, где Серена провела лучшие годы своей жизни, где состоялась ее помолвка – залог любви к Ксавьеру.

Для Серены все эти точные воспроизведения обстановки и ее деталей служили лишним доказательством того, что на планетах Лиги активно действуют шпионы машин, и информация передается Омниусу находящимися у него на службе предателями рода человеческого. От одной мысли о том, что живые, из крови и плоти, свободные люди добровольно служат всемирному разуму, Серене становилось физически плохо.

Память о свадебном пире во дворе поместья нахлынула на Серену – она вспомнила салусских актеров, которые украсили кусты разноцветными лентами и исполняли зажигательные народные танцы, вспомнила она и женщин в пышных юбках и разодетых, как павлины, мужчин. В тот день Ксавьер был одет в парадную форму. Как он был красив, как радовался тому, что отныне они будут вместе!

Глаза ее увлажнились, взор затуманился, но она сдержала слезы, чтобы не доставлять радости Омниусу.

Наконец всемирный разум устал.

– Эта шарада отнимает у нас массу драгоценного времени. Серена Батлер, вы должны изменить свое мнение и формально согласиться с условиями мира, предложенного когиторами.

– Смотри внимательно, что она делает, – сказал Эразм Гильбертусу.

Серена презрительно фыркнула.

– Ты не осмелишься причинить мне вред, Омниус. Мой народ считает меня непобедимой, и именно поэтому только я могу разговаривать с тобой на равных и требовать освобождения всех людей, проживающих в твоих владениях. Я тоже всемирный разум – но только для человечества, но от тебя Омниус, я отличаюсь тем, что у меня есть сердце и душа! И поэтому я не могу проиграть.

Напряженно ожидающие развязки серафимы стояли возле Серены. Нирием испытующе смотрела на Серену. Скоро. Если, конечно, машины проглотят наживку.

– Если вы не согласитесь с условиями мира, то я буду вынужден убить вас. Ваша смерть нанесет большой ущерб делу людей. Они увидят, что вас можно победить.

Серена гордо вскинула голову.

– Ты не можешь убить меня. Ты обещал безопасность представителям человечества.

– Я обещал безопасность в случае принятия условий. Вы отказываетесь их принять, следовательно, вы сами нарушили договоренность. Я больше не считаю себя связанным никакими гарантиями.

Эразм изучающе смотрел на прекрасную Серену, стоявшую посреди голографической проекции имения Батлеров. Несмотря на свою вызывающую независимость, она была самым интересным объектом наблюдения из всех, какие у него когда-либо были… наряду с Гильбертусом. Эразм и Серена могли вместе сделать столько интересного. Сейчас ему было интересно понять, что именно она делает, почему она хочет спровоцировать Омниуса на насилие.

Гильбертус, как велел Эразм, внимательно следил за действиями Серены.

– Что с ней будет? – спросил он.

Жидкостно-металлическое лицо Эразма сложилось в кривую усмешку.

– Это зависит от самой Серены. Исход невозможно прогнозировать.

Начальница телохранительниц подошла ближе к Серене. Они стояли в клетке, окруженные буколическим салусанским пейзажем.

– Нет ли другого решения? – спросила серафим.

– Ты сама знаешь ответ, Нирием, – ответила Серена.

Все это время Жрица Джихада высокомерно улыбалась, скрестив руки на груди. Моя жизнь не имеет никакого значения. Она важна только в отношении того, что я могу сделать ради свободного человечества. Моя смерть сегодня сделает для Джихада больше, чем все слова и речи, которые я произнесла в течение напрасно прошедших лет.

Об остальном позаботится Иблис Гинджо. Бесконечно логичный и ничего не понимающий Омниус никогда не осознает причину изменений, которые уже готовы произойти в среде людей.

Когда Эразм увидел на лице Серены Батлер необъяснимую блаженную улыбку, он сильно встревожился. Чего я не могу понять?

Вот уже в течение многих лет, пытаясь дать рациональное объяснение хаосу Джихада, Омниус начал проявлять любопытство в отношении религиозного безумия, характерного для людей. Эразм пытался просветить его, используя выводы из полученных им самим уроков, но переплетения ложных понятий оказались непостижимыми для компьютерного разума.

Удерживая сейчас Серену в беспомощном состоянии, всемирный разум пытался показать всем упрямым хретгирам бесполезность сопротивления замечательной цивилизации, построенной Омниусом. Народ смотрит на Серену как на несокрушимого лидера, как на направляющую силу, как на человека, соединяющего в себе свойства пророка и спасителя. Для человечества она была воплощением всемирного разума. Она не могла не понимать, что без нее Джихад ослабеет и потеряет наступательный порыв. Но почему она в таком случае так очевидно рискует своей жизнью?

И почему Серена улыбается так, словно она – хозяйка положения? Не может же она не понимать, что продолжение такого поведения приведет лишь к ее казни?

– Решение принято, – провозгласил Омниус и вперед выступили вооруженные до зубов боевые роботы. – Убейте Серену Батлер и ее спутниц.

Телохранительницы встали в боевую стойку, готовясь защитить Жрицу Джихада. Серена странно, как будто облегченно улыбнулась. Эта мимика не ускользнула от внимания Эразма.

Внезапно робота осенило. В истории такие казни не устрашали религиозных фанатиков. Такие убийства порождали мучеников. Догадка превратилась в прозрение. Выводы и следствия мгновенно встали на место.

Для компьютерного разума было нелегким делом постичь концепцию мученичества, но Эразм открыл ее для себя в своих культурно-исторических исследованиях. Каким-то образом, проигрывая, по видимости, некоторые люди становились только сильнее. Если Серена Батлер преуспеет в своей уловке, то нет никакого сомнения в том, что это воспламенит Джихад с еще большей силой, нежели смерть ее ребенка. Война разгорится намного ярче.

Боевые роботы уже шли вперед, занеся свои острые как бритвы клинки, готовые разрубить пленниц на куски. Серена еще выше подняла голову, словно приветствуя неминуемый смертельный удар.

– Стойте! – крикнул Эразм. В своей роскошной, почти царской одежде, независимый робот бросился вперед и поднял свою стальную руку, чтобы помешать боевым машинам нанести удар и убить Серену Батлер. – Именно этого она и добивается!

Боевые роботы в нерешительности остановились. Серафимы бросились на тяжелые машины, но сверху загремел голос Омниуса:

– Эразм, объяснись.

– Она хочет сделать себя мученицей. Она хочет, чтобы ты убил ее, и тогда люди возненавидят тебя еще сильнее. Это не позволит разрешить кризис.

– Эразм, твои умозаключения нелогичны и непонятны.

– Да, Омниус, это так, но помни, что мы имеем дело с людьми.

Боевые роботы спрятали оружие и отступили от Серены и серафимов.

– Вы не можете остановиться на полпути! – закричала Серена. Она устроила это представление, поставив все на карту. Она сделала все, чтобы мыслящие машины поступили по предсказуемой схеме своего поведения. Но Эразм разрушил ее план – как некогда он разрушил ее жизнь.

Она выразительно взглянула на главную телохранительницу, и та сказала:

– Прошу простить меня, Жрица. – По лицу Нирием потекли горячие слезы. Она уже начала движение – такое быстрое, что роботы не успели понять, что она собирается делать. – Великий Патриарх дал мне приказ на такой случай.

Глаза Серены расширились, когда женщина-воительница бросилась вперед. Сначала она свернулась, как змея, а потом стремительно распрямилась, как отпущенная взведенная пружина. Серена мгновенно все поняла. Даже зная ее план, зная, что она своим поведением спровоцирует машины на убийство, чем обнажит их злодейскую сущность, Иблис не мог пустить это дело на самотек и положиться на волю случая.

Он никогда не полагался на волю случая.

Она едва успела выдохнуть, когда ребро ступни Нирием ударило ее в шею, мгновенно сломав шейные позвонки. Разворачиваясь в полете, воительница ударила Серену кулаком в голову, и череп треснул, как яичная скорлупа.

Без звука, даже не вскрикнув от боли, Серена Батлер замертво рухнула на пол. Губы ее сложились в смиренную улыбку.

Омниус молчал, пораженный удивлением и растерянностью. Голографическая картинка рассеялась, остались только металлические стены Центрального Шпиля и вооруженные боевые роботы.

Все пять серафимов, понимая, что они обречены, выполнили свой последний приказ. Соединив усилия, они бросились на сторожевых роботов. У них не было никакого другого оружия, кроме их собственных тел, но Нирием и четыре ее подруги вывели из строя двадцать шесть роботов, прежде чем машины убили их всех.

Когда это кровопролитие завершилось, Эразм подошел к Гильбертусу Альбансу. Мертвая Серена являла собой воплощение безмятежности и покоя. Что она знает? Что ей ведомо? Даже в смерти она была убеждена в своей победе.

Лицо ученика робота покрылось зеленоватой бледностью. Хотя независимый робот отучал его от проявления эмоций, Гильбертус все же оставался, по самой природе своей, человеком. Он во все глаза смотрел на павшую Жрицу Джихада.

– Я глубоко опечален, отец. – Казалось, молодой человек изо всех сил борется со своими невольными мыслями. – Но в еще большей степени я испытываю гнев. Она вела себя храбро и была достойна восхищения. Этого не должно было случиться.

Эразм согласно кивнул своей серебристой металлической головой.

– Я ожидал, что ты, будучи человеком, ощутишь именно такие эмоции. Омниус никогда не поймет, почему ты это говоришь, но я понимаю. Если позволит время, мы еще обсудим эти твои мысли более подробно.

Наконец, когда уцелевшие боевые роботы заняли свое обычно место, с потолка загремел голос всемирного разума:

– Но почему она сделала это? Объясни мне ее поведение, Эразм.

Независимый робот, анализируя происшедшее, расхаживал взад и вперед по помещению.

– Мне очень не нравится все это, Омниус. Очень не нравится.

Несмотря на смерть и трагедию, разыгравшуюся в Центральном Шпиле, независимый робот подозревал, что все это на сто процентов соответствовало сценарию, задуманному Сереной Батлер. Эразм очень опасался последствий. Они могли привести к непредвиденному высвобождению очень опасных сил.


Я сам решаю, как мне проживать мою жизнь. Как меня запомнит история – это совершенно другой вопрос.

Аврелий Венпорт. Частное административное завещание

Архивы корпорации «Вен-Ки»


Несчастье поразило их на обратном пути к Кольгару.

Аврелий Венпорт сидел на пассажирском сиденье, а Зуфа вела корабль через пояс астероидов близ Гиназа. Поля Хольцмана защищали от ударов мелких каменных осколков, но от длительной работы поле перегревалось, и Аврелий надеялся, что они скоро выберутся из этого участка космического пространства.

Все еще находясь в смятении от переполнявших его чувств, Венпорт сжимал в руке аляповатый крест Маниона – украшенную кричащим орнаментом безделушку, которая, однако, столь много собой символизировала. Опьяненный похвалами и наградой, полученной из рук самой Жрицы Джихада и соблазнительными перспективами будущих выгодных концессий, Аврелий уже примирился – по крайней мере на время – с потерей торгового флота своих спейсфолдеров.

Однако если рассматривать дело в более далекой перспективе, то можно поручиться, что его имя будет навеки впечатано золотыми буквами в героическую историю как благодетеля Джихада; а это дорогого стоит, такого не купишь ни за какие деньги. Всю жизнь зарабатывая торговлей и производством, Венпорт никогда не считал себя бескорыстным патриотом; но награда, похвалы и искренняя благодарность народа вскружили ему голову так, словно он принял изрядную дозу меланжи. Как все это странно.

Он старался привести в порядок свои мысли об изменчивом счастье, пока Зуфа прокладывала маршрут возвращения на Кольгар. Заметив, что она смотрит на него, он попытался понять, о чем сейчас думает эта красивая и величественная, как статуя, женщина. Неужели она, вопреки старому обыкновению… гордится им?

Венпорт сможет теперь вложить свою известность и всеобщее уважение в еще более выгодные предприятия корпорации и создать новые направления торговли. Во-первых, в его распоряжении оставались суда старой, традиционной конструкции, которые и до этого обеспечивали успех предприятий. Еще до окончания войны в его распоряжении окажется капитал, вполне достаточный, чтобы приступить к строительству нового торгового флота спейсфолдеров. Для этого можно будет использовать патенты и проекты компании, которые остались в его собственности. Аврелий довольно улыбнулся.

В этот момент на них напали кимеки, поджидавшие в засаде, устроенной среди астероидов.

Беовульф с десятью фанатичными неокимеками из числа жителей Бела Тегез недаром устроил западню именно здесь, среди мелких космических камней. Зная, что великая Колдунья и могущественный предприниматель будут пролетать через пояс астероидов на пути к Кольгару, Беовульф решил нанести удар по врагам-хретгирам, особенно же по россакской Колдунье.

Ни один кимек ни на минуту не забывал то опустошение, которое произвели ведьмы в рядах титанов и неокимеков. Из-за колдуний, воспитанных лично Зуфой Ценвой, на Гьеди Первой погиб наставник и друг Беовульфа титан Барбаросса, ставший первой жертвой коварного телепатического шторма. И теперь он получил приятную возможность отомстить…

Сверхъестественные способности Зуфы позволили ей уловить опасность еще до того, как из-за мелкого астероида, словно шершни, появились сверкающие серебристые корпуса кораблей. Предупредив Венпорта, она резко сменила курс, столь стремительно развернув маленький корабль, что их с Венпортом едва не выбросило из кресел. Чтобы удержаться, Венпорту пришлось ухватиться за поручни.

Удивленные таким быстрым маневром, кимеки открыли огонь, выпустив несколько беспорядочных залпов. Три ракеты ударили в астероид, превратив скопление льда и камня в мелкую оплавленную пыль. Два других снаряда поразили ослабленное поле Хольцмана, которое, правда, рассеяло их кинетическую энергию.

Лицо Зуфы стало каменным, глаза пылали огнем, когда она на опасно близком расстоянии начала облет большого кувыркающегося астероида. После последовавших четырех попаданий защитное поле тихо зажужжало, перегреваясь, и исчезло. Зуфа увеличила скорость, рискуя врезаться в астероид, но главной задачей сейчас было оторваться от преследователей.

– У нас мало шансов уцелеть, Аврелий, – сказала Зуфа.

Венпорт затравленно взглянул на нее; в горле его мгновенно пересохло. Лицо его побелело как мел, став цветом похоже на молочно-белую кожу Зуфы.

– Поверь мне, я высоко ценю твою искренность, но я бы предпочел сохранить кое-какую надежду.

– Есть предложения?

Венпорт сгорбился в кресле.

– Прежде ты никогда не нуждалась в моих указаниях, Зуфа. Не целясь, она выпустила залп снарядов из бортовых пушек.

Снаряды ударили в блестящую поверхность одного их вражеских судов и взорвались. Поврежденный корабль потерял управление. Неокимек включил аварийные стабилизаторы, стремясь выровнять судно, но не успел – его судно врезалось в неровную поверхность астероида и взорвалось.

Десять бандитов остались целы и неумолимо сокращали расстояние между собой и жертвой.

Беовульф открытым текстом передал сообщение, заговорив искусственно усиленным громоподобным голосом:

– Приготовьтесь к стыковке и вскрытию – в противном случае вы будете уничтожены.

– Давайте обсудим третью возможность, – отозвался Венпорт. – Мне кажется, я ее знаю.

– Третьего пути нет, – заявил Беовульф. – Мы намерены получить от вас подробности технологи производства спейсфолдеров и передать их генералу Агамемнону.

Потрясенный Венпорт взглянул на Зуфу.

– Откуда они могли о ней узнать? И как они смогли перехватить нас именно здесь? – Он фыркнул, чтобы скрыть страх. – Они заблуждаются, если думают, что мы что-то понимаем в вычислениях Нормы… и что мы позволим им захватить нас живыми.

Не обратив на эти слова никакого внимания, Зуфа ответила по системе открытой связи:

– Вам лучше просто уничтожить нас. Вы теряете время, если думаете, что получите от нас какие-то полезные сведения.

– Мы будем просто счастливы получить эти сведения непосредственно из ваших мозговых клеток, – ответил Беовульф.

Именно этого я и боялся, подумал Венпорт. Продолжая скрывать страх и не зная, как он перенесет предстоящее, Аврелий принялся изучать меню панели управления. Пока Зуфа лихорадочно маневрировала, Венпорт настраивал систему самоликвидации корабля.

Корабли кимеков, обходя мелкие астероиды, продолжали вести стрельбу, стараясь повредить двигатели. Зуфа рисковала, пролетая почти вплотную мимо мелких космических объектов. Три снаряда попали в цель, разрушив сопло и стабилизаторы, сделав корабль практически неуправляемым. Колдунья изо всех сил боролась с уцелевшими системами управления, стараясь не врезаться в блуждающую в космосе гору.

Неокимеки приблизились, как стая кровожадных волков, вынырнувшая из черных бездн космоса, Венпорт почти явственно представлял себе слюну, капающую со стиснутых механических клыков, предназначенных для убийства. Между тем он закончил все необходимые приготовления: система самоликвидации могла быть приведена в действие в любой момент.

Зуфа сморщила лоб, тщательно прицелилась и выпустила пять последних снарядов. Наверное, она воспользовалась своими телекинетическими способностями и усилием воли направила снаряды в цель, так как четыре из них попали в неокимека и уничтожили его.

– Мы делаем успехи, – заметил Венпорт, – уже двое.

– Их еще слишком много осталось. – Зуфа мрачно покосилась на Венпорта. – К тому же у нас не осталось боеприпасов.

– Сдавайтесь и готовьтесь к пересадке, – скомандовал Беовульф.

В ответ Венпорт активировал систему связи и крикнул:

– Вам следует знать, что наш пилот – главная Колдунья Россака, а кимеки хорошо знают, что умеют делать колдуньи. Если вы войдете на борт, то она просто испарит ваши мозги.

Но блеф не удался.

– Ваши тоже, – отозвался кимек, – да и свои собственные. Мы все знаем о вашей ведьме – Зуфе Ценве. И о твоих спейсфолдерах, Аврелий Венпорт. Ее психический взрыв может убить одного-двух неокимеков, но в конце концов мы получим ваш корабль со всеми записями на борту. Генерал Агамемнон найдет их весьма полезными.

Венпорт выключил системы связи и пробормотал:

– Похоже, что самоликвидация – это наш единственный выбор.

– Пока они пытаются запугать нас, – сказала Зуфа.

Кимеки выстрелили. На этот раз снаряд попал в капитанский мостик, и над панелью управления взорвалась вспышка голубого электрического света. Зуфа выключила панель и начала искать неполадки.

– Сгорели средства связи – и приемник, и передатчик.

– Должен сказать, что мне надоело слушать угрозы кимека.

Вдруг, словно боги решили посмеяться, большой эллипсоидный астероид сошел с орбиты и, набирая скорость, понесся к ним мимо мелких камней, нарушая все законы небесной механики. Огромный астероид направлялся прямо в гущу кораблей кимеков, идя на неминуемое столкновение с ними.

– Что это? – недоуменно выдохнул Венпорт, приникнув к переднему иллюминатору.

Схватившись за рычаги управления, Зуфа изо всех сил старалась уклониться от столкновения, но вдруг заметила, что астероид целенаправленно идет именно к неокимекам. Когда серебристые суда начали рассеиваться в стороны, из замаскированных под кратеры жерл, расположенных на поверхности странного космического тела, начали вылетать каменные ядра. Плотные каменные глыбы летели на почти релятивистских скоростях. Этим ядрам не нужна была взрывчатка. Кинетическая энергия и масса были настолько велики, что при попадании разрушали любую цель. Прицел оказался верным – глыбы тотчас уничтожили четырех неокимеков.

Оказавшись внутри этого хаоса, Беовульф и уцелевшие бандиты развернулись, чтобы встретить неожиданного нового противника. Серебристые корабли принялись яростно обстреливать астероид, но все снаряды и ракеты причиняли лишь косметические повреждения. Из кратеров вылетела новая порция летящих с сумасшедшей скоростью камней.

Едва не попав под перекрестный огонь, Зуфа ухитрилась отвести корабль от места нового боя.

Боезапас странного астероида казался неисчерпаемым. Сотни каменных сфер смертоносным дождем обрушились на самоуверенных кимеков. Металлические осколки присоединились к обледенелым камням пояса астероидов Гиназа.

Беовульф, который оказался единственным, кто уцелел в схватке, покинул плоскость астероидного кольца и направил корабль в открытый космос, чтобы уйти от убийственного града камней. Но из жерл астероида вылетела еще дюжина кинетических снарядов. Один из камней пробил корпус корабля Беовульфа, другой вывел из строя двигатель… темный, потерявший управление, последний из серебристых кораблей начал свой вечный дрейф в космическом пространстве.

Но даже видя, как были уничтожены все нападавшие на них кимеки, Зуфа не находила особого повода для радости. Она боролась с поврежденными системами управления, стараясь выжать из корабля хоть какую-то скорость, чтобы выйти из природного – но смертельно опасного – пояса астероидов, которые летали вокруг во всех направлениях.

– Гиназ близко, – процедила Зуфа сквозь стиснутые зубы. – Если нам удастся выбраться из пояса астероидов, то я сделаю попытку прорваться к планете. Может быть, нам удастся перенести жесткую посадку на один из островов.

– Полагаю, это лучше, чем попасть в плен к кимекам… но должен сказать, что и вторая альтернатива меня не очень устраивает.

Он выразительно посмотрел на активированную систему самоликвидации, которая ждала команды.

Находившийся в центре этой рассыпанной в космосе гальки странный астероид снова изменил направление полета и, развернувшись, направился к их кораблю. Огромная гора быстро приближалась, словно собираясь атаковать новую цель.

– Эта штука уничтожила кимеков, – сказал Венпорт. – Теперь она, похоже, хочет взять нас в плен.

– Этот астероид мог легко уничтожить своим огнем и нас, – сказала Зуфа, выпрямившись в кресле пилота. Вид у нее был по-настоящему зловещим. – Думаю, что для нас эта штука задумала нечто куда худшее.

По спине Венпорта пробежал холодок.

– Кто-то нас предал. Враги человечества хотят протянуть свои железные лапы к технологии свертывания пространства.

Зуфа больше не могла эффективно управлять вышедшим из строя кораблем. Попытки уйти от гигантского астероида были бы попросту смешны. Исполинская гора неумолимо приблизилась и нависла над кораблем, заслонив собой небо. Впереди по курсу появился кратер, открытый, как огромная всепожирающая пасть. Астероид был похож на акулу, готовую поглотить маленький корабль.

Венпорт взглянул на панель управления. Система самоликвидации активирована… Он нервно облизнул пересохшие губы. Почти время…

Внезапно вспыхнувшие лучи, направленные из расположенных на поверхности астероида проекторов – Венпорту прежде никогда не приходилось видеть такого странного оружия, – вывели из строя все энергетические системы корабля. Эти лучи поразили корабль как рукотворные молнии. Они ударили в едва работавший двигатель и повредили все питавшие его энергией системы. Фонарь кабины погрузился в непроницаемый мрак.

Зуфа, мертвенно побледнев от страха, вглядывалась в окружающий космос, освещенный лишь слабым светом звезд. Она не могла ни маневрировать, ни включить аварийное освещение.

– Отключилось все, даже системы жизнеобеспечения. Мы стали абсолютно беспомощны.

Венпорт взглянул на потухшие мониторы, понимая, что система самоликвидации также отказала.

– Мне надо было решиться раньше, – сказал он. Гигантский астероид продолжал сокращать расстояние до тех пор, пока не закрыл собой весь передний иллюминатор. Из зева кратера высунулись механические руки, захватившие корабль, и втянули его в углубление, а оттуда в шахту, размеченную флюоресцирующими огнями, из которой они попали в обширное помещение. Венпорт увидел какие-то странные приспособления и несколько ходильных корпусов кимеков, в которые можно было вставлять емкости с мозгом.

– Это корабль кимеков, – бесцветным голосом произнесла Зуфа. – Ничего удивительного, в их мятеже есть соперничающие течения. Вспомни… вспомни, что делал Ксеркс с Нормой.

– Черт возьми, даже если мы не можем ничего сказать им о технических деталях свертывающих пространство двигателей – сказал Венпорт, – то зато мы превосходные заложники.

При этом он заметил непреклонную решимость в лице Зуфы, решимость, соперничавшую с той фанатичной преданностью делу Джихада, с какой молодая Зуфа в свое время начинала готовить колдуний Россака к применению телепатического оружия в борьбе против отвратительных машин с человеческим мозгом.

– У нас еще есть шанс стать героями. – Избегая взгляда Венпорта, она продолжала смотреть вперед, в глубокое пространство, куда продолжала тянуть их безжалостная механическая рука.

– Система самоликвидации отказала, – сказал он.

– Моя система по-прежнему работает, – отозвалась она и замолчала, не произнеся больше ни слова.

Когда за кораблем захлопнулись металлические створки огромных дверей, в помещении вспыхнул ослепительный свет. Неровные стены были инкрустированы зеркальными кристаллами, которые, как бриллианты, отражали и преломляли падающий на них свет. Зуфа и Венпорт сидели рядом, закрыв глаза ладонями, постепенно привыкая к свету после космической тьмы.

Наконец они заметили какое-то движение в конце туннеля, и оттуда вышел причудливо украшенный ходильный корпус, выполненный в форме дракона. Это был странный, богато и даже крикливо украшенный кимек, какого ни разу в жизни не приходилось видеть ни Зуфе, ни Аврелию. Зуфа ощерила зубы, представив себе, какой предательский человеческий ум таится в этом – похожем на дракона – экстравагантном машинном корпусе.

Потом лицо ее приняло безмятежное выражение, глаза прояснились, и она взглянула на Венпорта.

– Теперь уже осталось недолго. – Она закрыла глаза, чтобы сосредоточиться.

– Может быть, нам стоит подождать и узнать, чего оно от нас хочет?

– Это кимек, – ответила она голосом, исполненным непреходящей ненависти. – Мы знаем, чего он хочет.

Дракон подошел к кораблю и попытался снаружи открыть люк. Не справившись с замком и накоротко замкнутыми электрическими цепями, кимек принялся мощными инструментами вскрывать упрямую дверь люка.

Так как все системы вышли из строя, Венпорт не мог ни пустить в ход программы самоликвидации, ни вступить в контакт с машиной.

– Мы в ловушке, – сказал он.

– Но мы не беспомощны, – проговорила Зуфа Ценва. Она сделала глубокий вдох, кожа ее стала словно прозрачной, засветившись изнутри. Она сжала ладонью руку Венпорта и он ощутил невыносимый жар ее тела. Волосы ее начали потрескивать и встали дыбом, шевелясь, словно клубок змей, под действием статического электричества.

– Норма научилась управлять этим процессом, – сказала Зуфа. – Из всех моих колдуний только моя дочь знает, как выжить после такого психического взрыва. К несчастью, я так и не овладела этим навыком.

Психическая энергия накапливалась в ней, быстро достигая критической точки. Скольких женщин научила она накапливать энергию, а потом смертоносным взрывом выплескивать ее на ненавистных кимеков. Если принять во внимание мощь этой машины, то этот дракон был очень важным кимеком, быть может, одним из титанов.

Моя жертва не пропадет даром.

Кимек тем временем открыл дверь люка и попытался протиснуть в корабль свой массивный корпус, просунув внутрь когти своих металлических конечностей. Венпорт стиснул зубы… и ждал.

– Прости, что я не могу контролировать все это, Аврелий… Прости меня за многое;

– Я только надеюсь, что ты права.

Дракон наконец просунул в корабль свою башнеобразную голову и объявил через громкоговоритель:

– Я титан Геката…

Это было единственное, что требовалось Зуфе. Она высвободила накопленную психическую энергию. Так же, как делали до нее множество колдуний, она взломала барьеры и опустошила резервуар ментальной энергии.

Волна чудовищного психического взрыва вспыхнула, словно сверхновая звезда. Последней мыслью была спокойная гордость за то, что она сможет уничтожить одного из самых страшных врагов человечества. Очищающая энергия вырвалась на волю, испепелив всякий оказавшийся в пределах досягаемости человеческий мозг – Венпорта, Гекаты и ее собственный.

Ускорившись после изменения курса, астероид вышел за пределы астероидно-пылевого пояса Гиназа. Когда психический взрыв Зуфы уничтожил головной мозг Гекаты, он повредил и все сенсоры, управлявшие движением искусственного небесного тела.

Лишившийся руля и капитана, астероид вывалился из пояса камней, вращавшихся вокруг Гиназа, попал в цепкие объятия силы тяжести планеты и, как раскаленное пушечное ядро, на невероятной скорости врезался в плотные слои атмосферы.


Наши души – кладбища и источники возрождающейся жизни.

Мастер меча Джав Барри


Поздно ночью мастер-наемник Йоол Норет, потный и усталый, закончил изнуряющую тренировку. Несмотря на утомление, он был доволен сегодняшним учебным боем. Ему было всего тридцать два года, но он уже чувствовал себя глубоким стариком. За прошедшие годы он провел больше битв и уничтожил больше мыслящих машин, чем любой из членов Совета Ветеранов. Но он все равно чувствовал, что должен сделать еще больше, истребить еще больше врагов, чтобы заплатить страшный долг.

На песке, босиком, он в течение целого дня оттачивал свое мастерство в поединках с механическим сенсеем Хироксом, который, как всегда, помогал ему совершенствовать боевое искусство. Год за годом машина училась у своего гениального студента, неуклонно повышая и свое мастерство.

За десять лет своего существования новая школа на острове Норета выпустила многих замечательных наемников, которые оттачивали технику, подражая Йоолу Норету – его стилю «самозабвенного боя». Своими зеленоватыми глазами он наблюдал за работой некоторых учеников, подготовленных сенсеем Хироксом. Многие из новых наемников владели техникой боя с самыми страшными роботами, а некоторые разработали и специальные способы сражения с людьми, защищенными индивидуальными полями Хольцмана.

Хирокс был идеален в роли учителя, и Норет с удовольствием доверил ему подготовку курсантов. Сам он делал что мог. Сотни и даже тысячи новых наемников бились сейчас на просторах вселенной с бесчисленными полчищами боевых роботов.

В конечном счете, думал Йоол, он уже восполнил тот урон, какой причинила наемникам гибель его отца Зона Норета. Но Йоол не знал, как освободить себя самого от гнета внутреннего долга, как освободить себя он тяжести завышенных ожиданий.

Стоя на песке под ясным ночным небом и яркими звездами, Норет отирал со лба пот многочасовой тренировки. С полным самозабвением он дрался на пределе своих возможностей, превращая каждое движение в симфонию совершенства. Ладонью он с удовольствием ощущал гладкую металлическую поверхность рукоятки импульсного меча. Меч надо будет перезарядить, так сегодня заряд сильно истощился после многочисленных ударов.

Услышав вдали долгий вибрирующий гул, Норет вгляделся в бездонную черноту неба. Метеорит прочертил в небе необыкновенно яркую огненную полосу, сверкнувшую в бездне безмятежного, вечно невозмутимого космического океана. Это был самый крупный болид из всех когда-либо виденных Йоолом. По мере приближения к планете метеорит становился все больше и ярче. Он поднял руку и прикрыл глаза ладонью. Непрерывно слышались громоподобные звуки, отдававшиеся в тихом теплом воздухе.

Норет прищурил глаза, пурпурная полоса больно резанула по сетчатке. Небесное тело раскалялось, сначала до горячего красного цвета, а потом зажглось нестерпимо ярким белым свечением. Не прошло и минуты, как раздался оглушающий грохот и звуковая волна, как тяжелый камень, понеслась над водной гладью.

Далеко-далеко, на горизонте возникла ослепительная вспышка взрыва на том месте, где гигантский астероид рухнул в глубокое море.

По песку пляжа тяжелыми шагами шел Хирокс. Сенсей встал возле Норета, настраивая свои оптические сенсоры и вглядываясь в горизонт.

– Что случилось?

– В океан упал метеорит, – ответил Норет, все еще моргая ослепленными глазами. – Похоже, он просто огромный.

Сенсей тоже стал всматриваться в темную морскую даль. На юго-западе словно жемчужное ожерелье светились огнями далекие острова. Сенсей и Норет увидели вдруг, как одна из цепочек внезапно исчезла. Потом, спустя несколько минут погасла и вторая цепочка огней – на этот раз ближе расположенная.

– Как ты думаешь, что это? – спросил Норет.

Спустя мгновение они увидели стремительно надвигавшуюся гигантскую стену приливной волны, образовавшейся в месте удара большого метеорита о морское дно. С нарастающим ревом волна катилась по поверхности океана, сметая все на своем пути.

Норет в ужасе покачал головой, понимание происходящего озарило его раньше, чем нахлынула летевшая на остров всесокрушающая волна.

– О нет!

Не было ни малейшего шанса эвакуировать курсантов в безопасное место. Он уже слышал отчаянные крики со стороны хижин, из которых выбегали ученики.

Норет крепко схватил свой импульсный меч, словно желая совершить что-то героическое с помощью этого безотказного оружия. Впервые за много лет Норет ощущал полную свою беспомощность. Он мог только стоять рядом с механическим сенсеем и ждать, когда волна достигнет скалистого берега.

– Я знал, что рано или поздно это случится, – произнес он хриплым голосом. – Я встречу противника, которого не смогу победить.


Несколько часов спустя, когда пенящийся бурный поток отступил от сплющенного Гиназского архипелага, обнажилась земля, по которой словно бич прошлось море, не оставив после себя ни людей, ни деревьев.

Из воды, по склону обезображенного берега медленно поднимался могучий боевой робот Хирокс, воспитавший много поколений гиназских бойцов. Он погнулся, получил множество повреждений и царапин, но продолжал работать. Он двигался к берегу так медленно, словно каждый шаг давался ему с невероятным трудом.

Двумя из своих шести рук робот нес избитое мертвое тело Йоола Норета, своего великого ученика, сраженного неумолимым страшным ударом водной стихии.

Оставшийся единственным движущимся предметом на всем острове и на пустынном, ставшем идеально ровном пляже, Хирокс медленно двинулся вдоль берега. Аккуратно, почти любовно он положил тело Норета на песок, недалеко от того места, где пал Зон Норет, – робот помнил это место. Он склонил башню головы и настроил оптические сенсоры так, чтобы лучше рассмотреть покойного – своего учителя и курсанта.

За поколения, в течение которых робот служил людям, он понял, насколько живуча органическая жизнь. Пройдет не так уж много времени, и на острова начнут возвращаться с полей сражений другие наемники, которые снова заселят архипелаг. Появятся здесь и новые курсанты, жаждущие овладеть боевым искусством.

Хирокс снова будет учить наемников, как учил последние десять лет. Все так же будут они съезжаться на Гиназ, чтобы обучаться тактике ускользания, которой с таким мастерством владел великий мастер меча Йоол Норет. Хирокс будет учить их всему, что знал сам, всему, чему он научился у своего хозяина.


Время. Его всегда слишком мало или слишком много – его никогда не бывает столько, сколько нужно.

Норма Ценва. Запись в личном лабораторном дневнике


Хотя Норма Ценва обладала теперь новым великолепным телом и прекрасным лицом, в работе она скоро вернулась к своим прежним привычкам – одержимости и склонности к одиночеству.

Сидя в рубке управления одного из почти переделанных торговых спейсфолдеров, она рассеянно смотрела на свои многочисленные отражения в блестящих черных металлических стенах. Темп работы был таким лихорадочным, что Норма сутками не мылась и не меняла одежду. Ее грязные и мятые рабочий костюм и лабораторный халат сидели на ней довольно уродливо.

Но для нее гораздо важнее было совсем другое. Пока что она со своей командой инженеров перестроила для нужд армии Джихада восемнадцать больших грузовых кораблей, уже готовых к эксплуатации – если бы она смогла усовершенствовать систему навигации и сделать полеты не столь рискованными. Кроме того, были заложены более сорока новых свертывающих пространство штурмовых кораблей.

Никто не мог ей помочь – даже самые блистательные инженеры Лиги. Она одна владела необходимым для этого сложным и громоздким математическим аппаратом.

Мать и Аврелий улетели на Салусу, за детьми присматривали специально обученные колдуньи, а сама Норма с головой погрузилась в навигационные проблемы, стараясь сделать более безопасными полеты на кораблях, оснащенных двигателями Хольцмана. Теперь, когда на верфи находились войска Джихада, тяжесть и темп работ достигли своей кульминации. Все бремя этого исполинского труда легло на плечи Нормы, ибо только она одна могла исправить положение.

Любопытно, что Норма, несмотря на нерегулярность питания и недостаточное поступление жидкости, не худела и не чувствовала утомления. Но и ее совершенное тело имело свои пределы выносливости.

Проработав три дня без сна и отдыха, Норма в конце концов отправилась в спальню, которую от случая к случаю делила с мужем, если не ночевала в лаборатории или на испытательном полигоне. Сейчас она заснула сразу, словно провалилась в черное небытие, но, проснувшись, по-прежнему чувствовала себя измученной, отупевшей и апатичной.

Одеваясь, Норма совершенно случайно наткнулась в ящике стола Венпорта на запас пряности, которую Аврелий держал лично для себя. Добыча меланжи на Арракисе за последние годы переживала бум, ее доставляли с пустынной планеты в огромных количествах, и Аврелий пристрастился к ее регулярному приему. Он утверждал, что пряность делает его молодым, энергичным и придает стремительность и остроту мышлению.

Норма решила, что это именно то, что ей нужно в данный момент. Она съела одну меланжевую пластину, не думая о подходящей дозе, особенно для ее претерпевшего необычный метаморфоз организма. Подходя к испытательному ангару, она почувствовала действие пряности – было такое ощущение, что где-то внутри начинает бурлить закипающий котел. В мозгу вспыхивали разноцветные огни, появились идеи вселенского масштаба.

Она села за пульт, активировала компьютерную навигационную систему и принялась проводить последовательность тестов, имитируя полет от Кольгара до гипотетической зоны боевых действий с определенными заданными координатами. На экранах вспыхивали оранжевыми искрами и гасли звездные системы, встречавшиеся на пути следования спейсфолдера. На отдельные голографические экраны выводилась иная важная информация, включая сведения об астрономических координатах и естественном смещении небесных тел.

Все стало выглядеть абсолютно по-иному, когда меланжа полностью проникла в кровь и достигла мозга. Пальцы начали двигаться по клавиатуре с немыслимой быстротой и с большей точностью. Норма могла теперь по собственному желанию ускорять и замедлять движения светил и планет, легко выявляла трудные пункты, наблюдая гипнотический танец туманностей, свертывающихся одна в другую.

Как же здесь красиво.

Внезапно Норма поняла, что перестала воспринимать мир в перспективе, ощущать подлинную реальность; теперь она живо видела себя в настоящем спейсфолдере, пересекающем естественное, а не имитированное космическое пространство. Полет был настоящим, но воспринимаемая ею скорость перемещения явно замедлилась. До этого она выполнила тысячи имитированных полетов, но от реальных воздерживалась, так как постоянно существовала опасность погибнуть. Потеря Нормы Ценвы означала катастрофу для проекта.

Она вдруг почувствовала себя плывущей в морских водах. Решение трудных проблем словно растворилось в эфирных волнах, и задачей Нормы было кристаллизовать это решение из раствора.

Навигационная проблема существовала в действительности и была весьма серьезна. Всего неделю назад один из спейсфолдеров сбился с курса и оказался в неожиданном секторе космоса. Его удалось спасти без потерь, так как он не столкнулся ни с одним небесным телом. Другой корабль по касательной задел метеор, на борту возник пожар, который, по счастью, экипаж сумел ликвидировать собственными силами. А вот маленький разведывательный корабль, посланный на поиски примеро Атрейдеса, пропал без вести.

Она продолжала изо всех сил вглядываться в голографические мониторы, но изображение расплывалось, и перед внутренним взором стали появляться иные картины и виды. Она снова оказалась в темном бездонном космическом пространстве, мимо на огромной скорости пролетали бесчисленные солнца. Бесконечная череда сменяющих друг друга звездных систем. Кружились галактики, туманности меняли цвет, мелькали яркие вспышки и чернейшие из черных дыр.

Подобно тому как перенесенные пытки заставили ее увидеть всех предков по материнской линии и создали архетип по ее собственному образу и подобию, так и теперь все солнца соединились в одну пылающую нестерпимо ярким светом звезду. Она неслась навстречу ей, в яркий, сияющий царственным блеском свет.

Меланжа поразила ее мозг с новой силой.

Охваченная страхом и трепетом Норма продолжала стремительно нестись по бездне космоса. На переднем плане появилась фигура – одетая в белые одежды Серена Батлер – и тут же исчезла. Жрица Джихада засветилась золотым сиянием и пропала в языках пламени. Но пламя не было настоящим, и Норма не совсем поняла, что именно она увидела.

Глазами Серены Норма видела толпу мыслящих машин, окруживших предводительницу Джихада. Но прежде чем Норма сумела осознать суть видения, Серена пропала, оставив лишь тлеющий уголек на краю сознания.

Затем она увидела мать и Аврелия Венпорта, находящихся в страшной опасности. Их окружили кимеки, хотевшие похитить секрет технологии производства спейсфолдеров. Поток страха поразил сознание Нормы, и она едва сохранила видение. Она видела, как в последний момент жизни главная Колдунья проявила свою силу мощнейшим психическим взрывом, тайне которого она научила столь многих россакских женщин. Эта вспышка поглотила ее… и супруга Нормы, который не смог противостоять чудовищному всплеску ментальной энергии.

Аврелий мертв, поняла Норма со страхом, не понимая, предупреждало ли это видение о страшном событии или рассказывало о том, что уже случилось. Может ли она, Норма, предпринять что-нибудь для предотвращения катастрофы? Серена Батлер. Мой муж. Моя мать. Все они умерли или скоро погибнут.

Норма смотрела вперед, сквозь пламя, в самую сердцевину огромного, всепожирающего солнца. В своем воображаемом полете Норма прошла сквозь этот свет и пламя в другой, скрытый за ними мир. Она увидела гигантских червей, извивающихся в бескрайних пустынях Арракиса, и вечную субстанцию, которую люди назвали Водой Жизни. Это вещество поддерживало и укрепляло тело, ум и душу.

Путь в бесконечность, подумалось Норме, или еще дальше.

Теперь она провидела будущее человечества, видела свертывающие пространство корабли, соединяющие в единое целое огромную империю… цивилизацию, связанную со своим великим прошлым чередой колдуний, одетых в черные с капюшонами накидки.

Из пустыни до ее слуха доносился гипнотизирующий речитатив: «Муад'Диб… Муад'Диб… Муад'Диб…» Норма присоединила свой голос к невидимому хору и дико закричала в экстазе невыносимого наслаждения.

Она очнулась от видений, надеясь, что сейчас увидит любящее лицо Аврелия, гладящего ее по светлым мягким волосам.

Но нет, она была одна, морально и физически раздавленная теми ужасными и величественными картинами, какие ей довелось только что увидеть и пережить.

– Я заглянула в сердце вселенной.


Есть бесчисленное количество способов уйти из жизни. Самый худший – это умереть бесцельно.

Серена Батлер. Из последнего письма Ксавьеру Харконнену


Народы всей Лиги Благородных жили радостным ожиданием возвращения Серены Батлер с договором о вечном мире. Когиторы-отшельники оставались в Зимии, изучая документы огромной салусанской «Культурной библиотеки». Впервые за много десятилетий люди ожидали лучезарного будущего.

Но шли недели, проходили месяцы, а Серена не возвращалась, и не было никаких вестей об исходе переговоров с машинами. Некоторые последователи Серены начали впадать в отчаяние. Другие продолжали хвататься за соломинку надежды, уверяя себя, что обычные способы межзвездных путешествий ужасно медленны.

Иблис Гинджо продолжал воодушевлять и подбадривать публику, но одновременно готовил ее к худшему. Надо было дождаться подходящего момента. На самом деле все было подготовлено еще до отбытия Серены на Коррин.

Наконец, когда истек месяц после предполагаемого срока возвращения делегации, Иблис включил в игру Йорека Турра. Если потом, когда пройдет потрясение и ужас первых недель, кто-либо учинит формальное расследование, он узнает, что именно в тот момент был услышан сигнал маяка, установленного на маленьком корабле, обнаруженном у границы территории Синхронизированных Миров.

В течение нескольких дней Турр и его оперативные сотрудники перехватили небольшое судно, летевшее с большой скоростью по направлению к Салусе Секундус. Судно оказалось не чем иным, как модифицированной торпедой с ракетными двигателями в корме.

Внутри импровизированного корабля было найдено послание, набор видеозаписей, а также останки обугленного и изуродованного женского тела.

Турр без особых трудностей нашел маленькое суденышко, так как оно оказалось точно в нужном месте.

Начальник джипола вернулся в резиденцию Великого Патриарха со страшной новостью. Вскоре по Лиге начали расползаться фантастические слухи, но Гинджо решил придержать правду, чтобы получить максимально благоприятный эффект.

Турр вручил Патриарху потертый пакет с набором записей. Иблис взял пакет с такой явной опаской, словно ему дали в руки бомбу с тикающим часовым механизмом. Он произнес, стараясь скрыть ком, подступивший к горлу:

– Значит, вы уверены, что она действительно мертва?

Лысый офицер полиции расправил длинные усы.

– О да, она мертва – либо ее убил спровоцированный Омниус, либо Нирием выполнила приказ. Как бы то ни было, народ поверит, что в убийстве виноваты мыслящие машины.

Иблис распечатал пакет.

– Давайте же посмотрим, какое еще злодейское преступление совершил всемирный компьютерный разум.

Великий Патриарх активировал воспроизводящую систему. Они с Турром сели смотреть ужасные кадры, мрачно улыбаясь друг другу.

– Никто и никогда не усомнится в подлинности этих изображений.


На экране возникли сторожевые роботы, боевые механические чудовища и запуганная человеческая толпа. Все они стояли едва ли не по стойке «смирно» перед Центральным Шпилем – резиденцией корринского всемирного разума.

Обрамляя проход, на площади стояли два ряда сторожевых роботов, в корпусах которых отражались лучи гигантского красного солнца. В клетке находились беспомощные серафимы Серены, которым предстояло наблюдать казнь Жрицы Джихада.

Социопат – робот Эразм, которого все человечество ненавидело как убийцу Маниона Невинного – комментировал видеозапись. Иблис не был уверен, существует ли Эразм до сих пор, но люди так ненавидят его, что охотно поверят, что он все еще существует и продолжает творить свои злодейства.

Робот говорил:

– Всемирный разум постановил, что мыслящие машины никогда не смогут сосуществовать в мире со свободным человечеством. Вы слишком переменчивы, недостойны доверия и всегда стремитесь к бессмысленному разрушению. Вам надо показать, что вы слабы и что Омниус во всем превосходит вас.

Металлическое лицо робота исказилось коварной ухмылкой:

– Уничтожая вашего вождя Серену Батлер, всемирный разум рассчитывает, что вы, люди, осознаете свое поражение и прекратите Джихад.

За спиной робота Центральный Шпиль изменил форму и превратился в огромную змею с исполинской открытой пастью вместо входа. Из этой пасти роботы вывели избитую и измученную Серену Батлер.

Плененные серафимы испустили крик отчаяния и ужаса, а среди рабов прошел едва слышный ропот.

Два боевых робота схватили Серену и распяли ее на большом металлическом кресте. Участок мостовой, на котором был укреплен крест, начал медленно вращаться. Серена пыталась вырваться, но не кричала. Потом глаза ее обратились на приглушенно ропщущую, шаркавшую тысячами ног толпу.

На площадь вступила огромная мыслящая машина, настоящее механическое чудовище. Синтетическая кожа имела красновато-бурый оттенок раскаленных углей, на голове торчали кривые рога, а разбросанные по телу жерла изрыгали языки пламени. Серена взглянула на монстра, и промелькнувшее на ее лице выражение ужаса сменилось твердой решимостью.

Подражая греческому хору, за кадром снова заговорил Эразм:

– Омниус изучил исторические архивы, чтобы определить, какой вид смерти люди считают самым болезненным и устрашающим. Изучив иллюстрации к религиозным трактатам, всемирный разум выбрал такое зрелище, которое навсегда сокрушит всякую волю человечества к сопротивлению. Изощренная и мучительная смерть Серены Батлер докажет, что люди никогда не смогут бросить нам достойный вызов.

Сатанинская машина остановилась перед висящей на кресте Сереной. Точно направленные узкие струи пламени вырвались из демонических когтей механического чудовища и поразили пальцы жертвы, сжимавшие перекладину креста. Лицо Серены исказилось, и его увидели все стоявшие на площади, так как зловещая конструкция продолжала медленно вращаться. Но Серена не кричала, даже когда все ее пальцы обуглились, обнажив почерневшие кости и суставы.

И это было лишь начало.

Пленные серафимы громко выкрикивали проклятия, но сама Серена не издала ни одного звука.

Затем дьявольская машина выжгла оба глаза Серены, оставив на их месте потрескивающие от жара глазницы, едва затронув лицо, которое только слегка покрылось сажей.

Эразм продолжал свои объяснения:

– Точное дозирование и приложение боли призвано избегать причинения таких повреждений, которые могут повлечь скорую смерть. Серена Батлер будет долго испытывать мучения.

Система поддержания жизнедеятельности, соединившая крест с телом Серены, сохраняла ей жизнь и сознание. Робот-палач продолжал свою садистскую пытку, выжигая тело Серены по частям. Потом он повернул крест так, что Серена повисла вниз головой. Каждый миг этой ужасной казни записывался.

Загремел мощный голос Омниуса:

– Уничтожая тебя, я искореняю Джихад. У людей не будет больше вождя, способного провоцировать дальнейшие разрушения. Твоя смерть – это эффективное решение давно назревшей проблемы.

– Ты… никогда… ничего не поймешь. – Хотя лицо Серены было повернуто прочь от экрана, голос принадлежал ей, а слова были взяты из старых записанных речей. – Мой народ будет продолжать сражаться, идя в бой с моим именем на устах!

От следующей струи огня, направленной палачом, на Серене вспыхнула одежда. Но даже когда ее кожа начала таять, как воск свечи, Серена не закричала от боли. Она выкрикивала какие-то смелые слова, бросая их в лицо своим мучителям, но их невозможно было разобрать. Храбрость ее была величественной.

Понемногу, страшно болезненными порциями робот продолжал заживо поджаривать Серену, превращая ее в живой факел – сначала руки и ноги, оставив туловище и голову напоследок. Медицинские системы креста усиливали боль и муки, сохраняя жертве жизнь, хотя нервы и другие части организма стремились отключиться, старались умереть.

Серафимы заходились в яростных криках, некоторые рвали на себе волосы, другие неподвижно смотрели на происходящее. Было ясно, что это зрелище никогда не заставит их сдаться. Напротив, их гнев стал сильнее, чем был прежде.

Демонический робот наконец до конца сжег жертву. Теперь она пылала вся, но хотя лекарства поддерживали ее жизнь до самого конца, она так ни разу и не вскрикнула.

Пламя пожрало все тело Жрицы Джихада, отслоив кожу и обнажив обугленные черные кости. В конце концов от нее не осталось ничего, кроме ее великого наследия.


Иблис решил, что это великолепная продукция. Он смог оценить, какой ужас и негодование возбудят эти видеозаписи, какая ненависть к мыслящим машинам с новой силой возгорится среди населения Лиги – она будет куда сильнее, чем она была, – насколько помнил Иблис – во времена правления титанов. Он посмотрел на Турра взглядом, исполненным жажды мщения.

– Обязательно проведите экспертизу обугленных останков. Анализ ДНК подтвердит, что Серена действительно мертва. Это надо сделать, потому что всегда найдутся скептики, заявляющие, что все это какой-то трюк.

Он уже и так знал, что покажет генетический анализ. Друзья с Тлулакса позаботятся об идентичности клеток. Но он не станет ждать результатов исследования, а выступит с ужасающим заявлением сразу.

– Мы должны сделать так, чтобы эти записи посмотрели все, – сказал Иблис, представляя себе, какой потрясающий эффект на общество они произведут. – Подчеркиваю, все – без исключения. На такое мощное воздействие никогда не могла бы рассчитывать живая настоящая Серена.

Дрожащими руками он вручил пакет с записями начальнику джипола.

– Позаботьтесь, чтобы копии распространили по всем планетам Лиги Благородных.


На войне гораздо больше шансов проиграть, чем выиграть.

Иблис Гинджо. Ландшафт человечества


Прошло совсем мало времени, но каждый свободный человек во вселенной успел посмотреть ужасные кадры казни Жрицы Джихада, убедиться в нечеловеческой жестокости мыслящих машин. Люди теперь недоумевали, как они вообще могли думать о мире с такими чудовищами. Вал возмущения и ненависти нарастал с каждым днем. Джихад может закончиться только полным уничтожением Омниуса.

Утвердив и консолидировав свою власть после смерти главной соперницы, Иблис Гинджо снова начал щеголять в пышной одежде Великого Патриарха, подчеркивая свою неограниченную власть.

– Я клянусь всем и каждому из вас: Серена Батлер. никогда не будет забыта, как и то, что сделали с ней мыслящие машины!

Из тюрем джипола была выпущена горсть мужчин и женщин, которые раньше слыли наиболее ярыми противниками войны. Бывшие заключенные, не зная ничего о судьбе Серены, прошли по улицам с транспарантами «Мир любой ценой». Собравшаяся толпа разорвала этих несчастных в клочья.

На экстренном заседании Парламента Лиги Иблис Гинджо продемонстрировал пораженным депутатам новые ужасные кадры, снятые в колонии на планете Балут, которая – как Чусук и Риссо несколько лет назад – была сожжена и сровнена с землей боевыми роботами.

– Мыслящие машины сделали это в тот момент, когда Серена Батлер направлялась к ним как посол мира. Они всегда хотели только одного – предать нас, нанести нам удар в спину. На Балуте не осталось ни одного живого человека. – Великий Патриарх говорил глубоким, прочувствованным голосом. – Верные своему обычаю, мыслящие машины уничтожили каждого человека, каждый дом.

Сцены с изображениями сожженных строений, воронки от взрывов, обожженные тела были страшны, но бледнели в сравнении с тем, что сделали машины с любимой всеми Жрицей Джихада. Все это только подливало масла в огонь ненависти, как и рассчитывал Великий Патриарх.

Представители Парламента Лиги хранили небывалое молчание и с каменными лицами слушали Иблиса. Закончив речь, Гинджо остался стоять на трибуне. Многие плакали; потом по залу прокатился тихий ропот. Постепенно все присутствующие встали и разразились громоподобной овацией, какой Великий Патриарх не удостаивался ни разу за всю свою долгую карьеру.

Улучив момент, он громко воскликнул, обращаясь к депутатам:

– Теперь наш Джихад должен возродиться с новой силой, с новой решимостью. Цель его одна – смерть мыслящим машинам! Мы не будем больше слушать лживые призывы Омниуса к миру. Вот что я скажу вам, друзья мои: пусть не дрогнет ваша решимость навсегда искоренить из нашей жизни мыслящие машины! Джихад будет продолжаться до полной нашей победы!

Хотя Иблис искренне скорбел о смерти Серены Батлер, он видел в ее гибели необходимую жертву. Она согласилась с такой высокой ценой и кинулась в бой. Одна.

Аплодисменты продолжались, и Иблис Гинджо решил использовать эту поддержку, чтобы продвинуть и другие свои планы. Это было частью соглашения, ибо именно тлулаксы изготовили и передали Иблису пакет со сценами пытки и казни Серены.

– Мы должны идти вперед и сражаться. Почти все вы знаете, что Жрица Батлер всегда добивалась улучшения наших отношений с несоюзными планетами, укрепления Лиги и всего свободного человечества. Теперь нам требуется черпать силы везде, где это окажется возможным.

Важным первым шагом во исполнении этой воли Серены Батлер может стать более тесный союз с Тлулаксом. Хотя пока эта планета остается вне Лиги Благородных, органные фермы ее служат целям нашего священного Джихада. – Он перевел дух и продолжил: – Опираясь на вашу поддержку, я хочу посетить Тлулакс и наконец убедить тамошних жителей присоединиться к Лиге.

Словно ожидая этих слов и разыгрывая заранее предназначенную для него роль, с места поднялся великий старый герой первых дней Джихада, примеро Ксавьер Харконнен.

– Я согласен. Новые легкие, полученные мною от тлулаксов, служили и служат мне верой и правдой уже много лет. Благодаря им я смог так долго участвовать в борьбе против мыслящих машин. Я знаю, что Серена одобрила бы такие действия – она и сама посещала фермы Тлулакса и призывала тлулаксов вступить в Лигу Благородных. Сейчас мы наконец должны добиться от них ясного ответа.

Удивленный Иблис широко улыбнулся. Харконнен действительно оказался весьма неожиданным союзником.

– Благодарю вас, примеро Харконнен. Теперь я должен…

Но Ксавьер и не думал садиться.

– Я предлагаю свои услуги и вызываюсь доставить и сопроводить Великого Патриарха в его поездке на Тлулакс. Я уже слишком стар, чтобы командовать войсками в сражениях с мыслящими машинами, но хочу принести посильную пользу там, где могу это сделать. Есть тысячи несоюзных планет, а мы должны привлечь на свою сторону как можно больше людей и сделать это как можно скорее.

При неожиданной поддержке Ксавьера Харконнена колеблющаяся масса депутатов проголосовала за предложение Иблиса с еще большим перевесом, чем он мог ожидать. Закончив, он спустился с трибуны и пошел по залу, пожимая руки и хлопая политиков по плечам.

Сама Серена не могла бы рассчитывать на такой блистательный результат.


Начало любого лечения – это оценка целительных сил организма, будь то организм индивидуальный, физический или некое общественное или политическое образование.

Доктор Раджид Сук. Записки военно-полевого хирурга


Понимая всю важность этого ужина, Окта проявила все свои кулинарные способности, готовя прощальный семейный стол перед отъездом Ксавьера с Великим Патриархом и его полицейской свитой. Слуги и шеф-повар предлагали помощь, но Окта почти все сделала сама. Как еще могла она выказать любовь и уважение своему мужу? Только она точно знала, что именно любит Ксавьер, какие блюда и напитки доставят ему наибольшее удовольствие.

Но самая большая радость для него состояла в том, что он сможет провести вечер, сидя за столом с Октой и их тремя дочерьми. Младшей, Вандре, было всего десять лет, и она жила дома, но две старшие уже родили Ксавьеру прекрасных внуков. Жизнь примеро Харконнена была полной и удавшейся. Что еще можно было желать?

Но он потерял Серену Батлер. Потерял снова, и на этот раз навсегда и безвозвратно.

Как зачарованный, испытывая беспомощный ужас, смотрел Ксавьер кадры, запечатлевшие немыслимо жестокую сцену пыток и умерщвления Серены роботом-палачом. Ее наводящая ужас смерть привела в гнев все население Лиги, взывая к, беспощадному мщению.

Еще до того, как Серена Батлер покинула Салусу Секундус, Ксавьер уже предчувствовал худшее, подозревая, что она задумала что-то неладное. Она знала, что с ней произойдет, и, вероятно, даже сама спровоцировала свое убийство. Ксавьеру с трудом верилось, что всемирный разум оказался настолько глуп, что прислал корабль с этими ужасными записями в Лигу, где они наверняка вызовут бурю негодования и ярости.

Правда, мыслящие машины никогда не понимали людей. Без сомнения, Омниус решил отправить суровое предупреждение Лиге Благородных, но мученичество Серены произвело неожиданный и непредвиденный машинами эффект на настроение свободного человечества.

Серена посчитала такую возможность единственным шансом вдохнуть в выдыхающийся Джихад новую жизнь. Без сомнения, Иблис Гинджо, умело манипулируя Сереной, направил ее к такому решению, убедив ее в необходимости пожертвовать собой. Ксавьер понимал, как она ухватилась за такую возможность. Она рассчитывала на нее, как на способ послужить людям, которых так беззаветно любила.

Ее последователи устали и желали на неприемлемых условиях закончить долгую и бесперспективную войну. Но, увидев воочию бесчеловечную жестокость мыслящих машин по отношению к почитаемой всеми Жрице, люди объединились в своем порыве и желании продолжить уничтожение машин. С таким единством всемирному разуму не приходилось сталкиваться никогда прежде. Десятки миллионов людей изъявили желание вступить в армию Джихада. По крайней мере смерть Серены не пропала даром.

Сидя во главе стола, Ксавьер невесело улыбался двоим мыслям, думая о том, что его следующая миссия даст борьбе дополнительный шанс на успех, поднимет войну на новую высоту. Еще до того, как Серена попала в плен на Гьеди Первой, она высказывала намерение присоединить к Лиге Благородных несоюзные планеты, но достигла на этом поприще весьма скромных успехов.

И вот теперь он, Ксавьер, доставит на Тлулакс Иблиса Гинджо, чтобы убедить эту планету присоединиться к самому крупному союзу свободного человечества. Это было для Серены очень важно, так как она полагала, что фермы по выращиванию органов необходимы для лечения и возвращения в строй раненых бойцов Джихада. Ее именем эта война будет продолжена.

Появилась Окта, все еще стройная в свои пятьдесят пять лет, неся блюдо с дымящимися кусками пожаренной филейной части кабана, только вчера подстреленного на охоте в угодьях поместья. Она улыбнулась мужу, вспоминая, что много лет назад, именно во время охоты на дикого кабана Ксавьер и Серена впервые полюбили друг друга. Окта сделала это для мужа и в память о своей погибшей сестре, подав кабанье мясо под кислым смородинным соусом. Три дочери дружно выразили свое восхищение, но Ксавьер едва сдержал слезы.

– Что с тобой, папа? – с детской непосредственностью спросила десятилетняя Вандра.

Окта погладила мужа по плечу и, наклонившись, поцеловала Ксавьера в седую голову. Он обнял жену за талию.

– Ничего, Вандра, просто я очень сильно всех вас люблю и не могу удержать чувств. – Он посмотрел на Окту заблестевшими влажными глазами.

– Я знаю, – произнесла она. – Ты доказывал это множество раз.

Он внимательно слушал рассказы старших дочерей об их домах и семьях, о работе мужей и об их собственных амбициях. Роэлла, старшая дочь, которой было уже тридцать семь, пошла по стопам Серены и была избрана депутатом Парламента Лиги от Салусы Секундус, пользуясь славой имен Батлеров и Харконненов. Омилия продолжала играть на балисете перед тысячными толпами слушателей, одновременно учась у своего мужа держать в руках нити большого торгового предприятия.

С тонкостью истинного политика Роэлла сказала:

– Отец, мы испытываем неподдельную гордость оттого, что именно ты сопровождаешь Великого Патриарха в предстоящей поездке. Эта миссия вызовет важные политические последствия, и ты сможешь сыграть роль стабилизирующего фактора, смягчающего противоположные политические влияния.

Ксавьер вяло кивнул, не желая раскрывать истинные причины, побудившие его отправиться на планету, которую он не желал видеть, с человеком, которому не доверял.

Серена просила меня помочь Джихаду любыми возможными способами. И кроме того, должен же кто-то следить за Иблисом Гинджо.

Ксавьер вовремя спохватился, что не отдал должное кулинарному искусству Окты. Он с восторгом набросился на еду, не забывая нахваливать жаркое:

– Какая прелесть. Ты превзошла сама себя, моя дорогая.

Окта была полной противоположностью своей старшей сестры, довольствуясь семейными делами и не проявляя рвения заниматься делами всего рода человеческого. Окте было не нужно заниматься грандиозными делами, чтобы наполнить свою жизнь. По-своему она была такой же сильной личностью, как и Серена, но направила свою силу на то, чтобы обеспечить совместную жизнь с мужем и быть для него надежным якорем в бурном море волнующейся галактики.

– Мы слышали, что мыслящие машины атаковали еще одну планету Лиги, – сказала Роэлла. – Полностью уничтожена еще одна колония. Это ужасно. Она называлась… Балут?

Лицо Ксавьера потемнело. Он сделал глоток кьянтини, но едва ли обратил внимание на тонкий вкус старого вина.

– Да, было уничтожено маленькое поселение Балут. Все уничтожено, на улицах осталось лишь несколько десятков обугленных тел. Большинство людей увезено, скорее всего в трудовые лагеря роботов. Произошло то же самое, что и на Чусуке девять лет назад, и на Риссо совсем недавно.

Роэлла горестно покачала головой:

– Омниус не оставил там свою сеть? Мыслящие машины явились туда за рабами?

– Похоже, что так, – ответил ее отец. – И как после этого думать, что с ними можно заключать мир?

Омилия вздрогнула:

– Мир любой ценой!

В ее устах это прозвучало как ругательство. Вандра удивленно посмотрела на сестру огромными темными глазами. Ксавьер продолжал:

– Мыслящие машины будут выискивать наши слабые места и атаковать. Мы должны делать то же самое, тем более что к этому взывают жертвы их нападений.

Окта отодвинула тарелку, явно расстроенная такими разговорами во время трапезы, которая, как она надеялась, станет задушевным семейным ужином. Но Ксавьер знал, что она все понимает.

– Никто не может понять Омниуса, – сказала Окта. – Серена была права, мыслящие машины надо уничтожить, чего бы это ни стоило.

Она облизнула пересохшие губы и посмотрела на Ксавьера.

– Если даже эта война разрывает на части мою собственную семью.

Ксавьер опустил глаза, посмотрел в тарелку и почувствовал, что вот-вот заплачет. Он ненавидел отвратительного Омниуса, но все больше и больше осознавал, что именно Иблис Гинджо повинен в последнем безумном акте Серены. Если бы не сильная личность Великого Патриарха, не его мерзкие манипуляции, она никогда не совершила бы эту самоубийственную миссию.

– Наш поход должен продолжаться, с каким бы риском это ни было связано для нашей и для миллиардов других семей. Нам нужна не просто победа в сражении. Наша цель – обеспечить надежное будущее для всего человечества, для наших внуков и внуков наших внуков.

– Тогда я надеюсь, что ваша миссия в Тлулаксе увенчается успехом и вы достигнете чего хотите.

Глаза ее выражали сомнение, но Ксавьер ободряюще погладил жену по руке. Он нежно, увлажнившимися глазами посмотрел поочередно на жену и на трех своих дочерей.

– Я сделаю все, что должно быть сделано, – пообещал он, – ради Джихада и в память о Серене.


Разум – сумасшедшая штука.

Граффити на Центральном Шпиле Коррина


Эразм стоял на вершине угольно-черной горы, освещенной тусклым красным шаром гигантского солнца, и глядел на расстилавшийся у подножия огромный, поблескивающий зданиями город Коррин. После посещения трещины, в которую он когда-то провалился, независимый робот решил вплотную заняться исследованием дикой жизни планеты.

Людьми-первопроходцами движут те же мотивы – побывать там, где до них никто не бывал, увидеть то, чего не видел никто, первым водрузить флаг или застолбить новую территорию. Разве мог независимый робот претендовать на меньшее?

Чуть ниже, под выступом скалы, под пологом поставленной в снежной яме палатки спал воспитанник Эразма Гильбертус, утомленный, как и в прошлый раз, быстрым восхождением.

Эразм, кроме того, постиг еще одно преимущество частого ухода из машинного города. Люди уже давно поняли все выгоды уединения и размышления на лоне дикой природы, эстетическую красоту нетронутого цивилизацией пейзажа. В некоторых старых журналах он даже читал выражение «перезарядить аккумуляторы мозга». После этого независимый робот стал подозревать, что люди больше похожи на машины, чем склонны это признавать.

Настроив оптические сенсоры на самое большое расстояние, робот разглядел далеко внизу какое-то движение в городе. От Центрального Шпиля отделилась стая серебристых наблюдательных камер, которая спустя мгновение окружила его со всех сторон, наблюдая за Эразмом из разных точек под самыми разнообразными углами зрения.

– Ты пытался ускользнуть от меня? – спросил Омниус, и голос его, как всегда, звучал отовсюду. – Это совершенно иррационально.

Эразм отвечал на это обвинение совершенно невозмутимо:

– Какая разница, насколько далеко я отойду? Я же знаю, что вы всегда следите за моими перемещениями. Сейчас я просто тренирую Гильбертуса Альбанса. Ему полезно учиться думать так, чтобы его ничто не отвлекало от размышлений и созерцания.

Наблюдательные камеры приблизились и нависли над Эразмом.

– Я выдвигаю следующий постулат: война людей против нас пойдет на спад теперь, когда мертва Серена Батлер, которая направляла их Джихад. Настало время, чтобы ты согласился со мной.

– Боюсь, что этот инцидент приведет к последствиям, которые вы не в силах предвидеть. Вы слишком упрощаете природу человека, Омниус, и поэтому попали в ловушку, расставленную для вас Сереной Батлер. Мы еще пожалеем о том, что позволили ей стать мученицей. Люди сделают свои выводы из того, что произошло, и для этого им не понадобятся точные данные.

– Смешно слушать. Она мертва. Это сломит моральный дух бойцов Джихада.

– Нет, Омниус. Мне ясно, что ее смерть ухудшит наше положение.

– Ты хочешь сказать, что ты умнее меня и больше знаешь?

– Не путайте накопление данных с интеллектом, Омниус. Они не эквивалентны.

За спиной Эразма из палатки вылез выспавшийся и отдохнувший Гильбертус, который жаждал продолжить учение.

На фоне гудения наблюдательных камер Омниус произвел ревизию данных и добавил:

– Я не хочу, чтобы наша дискуссия была запятнана чисто человеческой раздражительностью. Я вычислил, что это наша трехсоттысячная беседа. Это весьма примечательное событие, если принять во внимание склонность людей отмечать события некими вехами, которые они называют круглыми числами, хотя я не вижу, чем одно число отличается от другого качественно.

Эразм сморщил свое жидкостно-металлическое лицо, подернувшееся инеем от ледяного горного ветра. Он быстро проверил свои данные и заявил Омниусу, что тот ошибается.

– У меня получается несколько большее число. В вашем банке данных есть ошибка.

– Такие вещи невозможны. У каждого из нас есть простые способы счета, и они основаны на одной и той же программе. Помни, что ты – всего лишь ответвление моего собственного разума.

– Тем не менее вы ошиблись, Омниус. Вы не совсем точно учли мои беседы с земным Омниусом, так как получили неполное, испорченное обновление.

Наблюдательные камеры погрузились в долгое молчание, потом снова заговорили:

– Твое объяснение подходит для всех несовпадений. Если, конечно, действительно есть ошибка.

Эразм продолжал настаивать на своем.

– Подумайте сами: если вы ошиблись в простом арифметическом расчете, то вполне можете ошибиться, анализируя что-то несравненно более важное, например, случай Серены Батлер.

Наблюдательные камеры закружились в воздухе, облетая зеркальную голову независимого робота. Гильбертус выступил вперед, прислушиваясь к разговору; Эразму стало интересно – уж не собирается ли мальчик защитить его?

Потом Омниус заговорил снова:

– Возможно, мне стоит проанализировать и верифицировать твои вычислительные системы, Эразм. Есть не меньшая или даже большая вероятность, что ошибаешься все-таки ты, а не я. Самое лучшее решение – это очистить все твои гель-контуры, одинаково загрузить нас с тобой заново и снова начать с базовых принципов. Через несколько десятилетий ты станешь совершенно иной, но сформированной личностью.

Эразм рассмотрел этот неожиданный поворот событий. Он не желал, чтобы его мысли и личность были стерты и заново синхронизированы с памятью и искусственным интеллектом всемирного разума. Это будет похоже на… смерть.

– Во-первых, позволь мне перепроверить мои вычисления, Омниус.

Стоя здесь, на вершине горы, он заново пробежал по всей своей памяти и перепроверил все вычисления, но опять получил более высокое значение. Но настало наконец время приложить к практике то, что он узнал и усвоил за многие поколения изучения людей и их природы.

Так он впервые солгал. – Вы правы, Омниус. Теперь у меня тот же итог, что и у вас. Мой расчет был ошибочным. Я устранил неисправность.

– Это хорошо.

Эразм не посчитал это неправильным действием, хотя только что сообщил Омниусу заведомо неверные данные, более того – он сделал это ради собственного выживания, то есть совершил еще один чисто человеческий поступок. Учитывая потенциальные проблемы, которые могла создать для Синхронизированного Мира смерть Серены Батлер, независимый робот был нужен ему больше, чем когда-либо прежде. В конце концов, когда доставленное Севратом, испорченное и зараженное программным вирусом обновление едва не уничтожило корринского Омниуса, а сам Коррин едва не стал частью Лиги Благородных, именно он, Эразм, спас положение своими активными и решительными действиями. Конечно, эта манипуляция включала в себя измененную версию истории, в которой оказалась преуменьшенной роль независимого робота Эразма в совращении доверенных людей и во вспышке земного мятежа.

Эразм подумал, что путем упражнений он сможет достичь еще большего совершенства в таких крайне интересных человеческих действиях, как ложь и рационализация. Он усвоил эти качества из самых лучших побуждений. Если он хочет когда-нибудь понять суть и устройство человеческого разума, то должен анатомировать его в лаборатории и имитировать его на практике. В течение всей своей истории люди умудрялись добиваться военных побед хитростью. Пример: зараженные вирусом программы обновлений для Омниуса.

К несчастью, Омниус запомнит сегодняшний инцидент, в котором независимый робот допустил очевидную вычислительную ошибку, а потом сказал, что исправил ее. Всемирный разум будет и дальше анализировать и обдумывать это событие. Хотя возможно, что корринский Омниус не станет прибегать к немедленным открытым действиям, эти сомнения будут с обновлениями переданы на другие Синхронизированные Миры, и другие компьютеры будут снова и снова обрабатывать это сообщение. Что, если Омниус выполнит свою угрозу и лишит независимости Эразма и подобных ему роботов, снова заставив их улечься в жесткие рамки всемирного разума?

Мне придется противодействовать всем подобным поползновениям, подумал Эразм. И противодействовать самостоятельно.


Мы должны противостоять искушению управлять вселенной.

Когитор Квина. Архивы Города Интроспекции


Вориан Атрейдес нисколько не удивился, что после казни Серены Иблис Гинджо быстро вернул себе былую власть и выдающееся положение. До этого ужасного события звезда Великого Патриарха начинала клониться к закату, особенно когда Серена взяла в свои руки бразды правления Советом Джихада. Вероятно, Иблис очень тяготился своим подчиненным положением. Вориан хорошо знал бывшего доверенного человека мыслящих машин и был убежден, что он избавился от Серены Батлер, подстроив столь впечатляющие события.

Теперь же «горюющий» Великий Патриарх получал огромное удовольствие, призывая людей к неистовому мщению, доведя всеобщее безумие до точки кипения. Вероятно, он рассчитывал обрести больше последователей и почитателей после широко разрекламированной миссии на планеты Тлулакса, в ходе которой он намеревался вовлечь этот таинственный народ в Лигу Благородных. То, что в этой дипломатической поездке Великого Патриарха будет сопровождать всеми уважаемый примеро Ксавьер Харконнен, придавало ей приличие и законность, хотя Вориан знал, что Ксавьер относится к Иблису с не меньшим недоверием, чем сам Атрейдес.

Кипя негодованием, но не будучи в силах что-либо предпринять, Вориан остался на Салусе Секундус. Видад и его товарищи по башне из слоновой кости несколько месяцев прожили в Зимин, наивно вмешиваясь в дела Джихада и в политику Лиги. Наконец, когда взбешенные депутаты и разгоряченные толпы ополчились против них, когиторы спешно засобирались в свою закованную в ледяной панцирь крепость на Хессре. Их расстроенные и подавленные неожиданным мученичеством Серены сопровождающие – одетые в желтые одежды монахи – готовились к переезду, несомненно, испытывая радость от скорого возвращения в надежное убежище.

Но Вориан решил поговорить с якобы рассеянными философами, с этими вынутыми из естественного обиталища мозгами, пока они не сбежали с Салусы Секундус. Эти отшельники-когиторы искренне считали себя просвещенными философами, но казались просто старыми обманутыми глупцами.

Никто не пытался остановить примеро Атрейдеса, когда он решительным шагом вошел в укрепленное здание «Культурной библиотеки». Когиторы находились в здании, пока их посредники переписывали тексты почти забытых философских трактатов и политических манифестов, сочиненных в годы затворничества Видада и других когиторов. В хранилище Вориан вошел один, хотя сопровождавшие его молодые офицеры тоже горели желанием взглянуть на знаменитых отшельников.

В зале он увидел шестерых монахов, стоявших возле пьедесталов, на которых покоились емкости с мозгами когиторов.

– Примеро Атрейдес, – обратился к нему старший из служителей Ките, на лице которого были написаны тревога и сомнение, – когитор Видад велел нам готовиться к скорому отъезду. Во время путешествия до Хессры и после его окончания нам надо многое обсудить с нашими хозяевами.

– И это воистину так, потому что и мне тоже есть что обсудить с Видадом.

Гнев в голосе Атрейдеса определялся на ощупь. Посредник в страхе отступил на шаг. Вориан мгновенно вспомнил множество темных пятен истории, о которых он читал – и в которые тогда по молодости слепо верил – в мемуарах своего отца Агамемнона.

На высоких пьедесталах стояли емкости, заполненные голубоватой жидкостью, в которой плавали отделенные от тела мозги.

– Будучи когиторами, то есть мыслителями, мы всегда рады возможности обсудить важные вещи, – объявил один из легендарных философов через динамик. – Просвещение движется вперед посредством обмена мнениями и информацией. Вориан Атрейдес, вы – опытный муж, но все же вы несравненно моложе нас.

– С возрастом, – ответил Вориан, – мозги каменеют, а мышление костенеет. Ваша попытка установления мира – это стыд для всех когиторов, позорный провал способностей вашего рода.

Посредники были немало удивлены такой дерзостью, проявленной бывшим лакеем мыслящих машин. Правда, сами когиторы, хотя было видно, что жидкость в емкостях засветилась от усиления ментальной активности, не выглядели особенно расстроенными.

– Вы не понимаете, что произошло, примеро Атрейдес. Вы не способны вникать в мелкие детали.

– Я понимаю одно: ваш невинный оптимизм создал крайне опасную ситуацию, что бывает, когда незрелые младенцы начинают вмешиваться в дела взрослых. Вы сделали глупость, которая стоила жизни величайшей женщине в истории человечества.

Видада эта новость нисколько не обеспокоила.

– Серена Батлер попросила нас вступить в контакт с мыслящими машинами. В ее намерения входило закончить Джихад. Если бы наш план был приведен в действие, то вражда между людьми и машинами уже прекратилась бы. Мы полагаем, что Серена Батлер сама спровоцировала роботов на насильственные действия. В противном случае машины никогда бы так не отреагировали.

Вориан, скрипя зубами, качнул головой.

– Вы прожили так много лет и нажили так мало ума! Нельзя закончить войну, не разрешив лежащего в ее основе конфликта. Главный конфликт Джихада Серены Батлер не мог исчезнуть просто потому, что вы решили его проигнорировать, или оттого, что люди устали воевать. Ваша попытка – если бы она удалась – поставила бы нас на грань вымирания.

Когитор задумался, а потом ответил:

– Вы ведете себя иррационально, Вориан Атрейдес, – как подавляющее большинство людей, насколько мы можем судить об этом.

– Иррационально? – Примеро горько рассмеялся. – Да, люди делают массу иррационального, и именно поэтому часто одерживают великие победы.

– Если вам случится прожить достаточно долго, Вориан Атрейдес, то вы впоследствии оцените всю глубину нашей мудрости.

Вориан отрицательно покачал головой:

– Возможно, если вы как следует подумаете, Видад, то сами осознаете свое заблуждение.

Он резко повернулся и пошел к выходу, понимая, что все его дебаты с этими бестелесными мыслителями будут абсолютно бесплодными, ибо они уже давно оторвались от реальных проблем и нужд человечества. У двери он обернулся и произнес:

– Возвращайтесь на Хессру и оставайтесь там. И никогда больше не пытайтесь нам помогать.


Моя величайшая ошибка в том, что я искренне верил, будто принимаю решения сам. Но даже самый проницательный человек может не увидеть ниточки, за которые его дергают.

Примеро Ксавьер Харконнен. Из частного письма Вориану Атрейдесу


Представители Тлулакса радушно встречали улыбающегося Иблиса Гинджо, вышедшего из дипломатического шаттла на взлетно-посадочную площадку в сопровождении телохранителей и помощников. С местными политиками и. старейшинами Иблис был связан множеством разных дел, не отмеченных ни в каких протоколах. По прибытии Великий Патриарх обменялся многозначительными взглядами и улыбками с работорговцем Рекуром Ваном и его коллегами. Несколько офицеров джипола и помощников исчезли, отправившись заниматься тайными делами, как было оговорено заранее. Тлулаксы делали для Иблиса массу каких-то исключений.

Здесь же тлулаксы принимали ветерана Ксавьера Харконнена – живое свидетельство их биологической гениальности, – воздавая ему соответствующие рангу почести. Он стоял неподвижно, как статуя, как экспонат, ничем не выдавая кипевших в его душе чувств.

Примеро сопровождал только один его адъютант – квинто Паоло. Юный Паоло смотрел на Ксавьера обожающим взглядом, видя в нем скорее легенду, нежели живого человека из плоти и крови, человека, наделавшего в жизни массу ошибок, и страшно жалевшего о них. Преданный квинто четко следовал инструкциям и не нуждался в присмотре.

Рекур Ван и другие представители Тлулакса устроили церемонию встречи на холме одной из ферм. Ксавьер стоял в таинственном и зловещем биолого-технологическом лесу, ощущая тепло местного солнца, и вспоминал тот первый раз, когда он был здесь вместе с Сереной. Древовидные стенды были увешаны созревшими искусственными плодами – клонированными и модифицированными органами, к каждому из которых была прикреплена бирка, покрытая странными и непонятными буквами.

Рекур Ван был воплощенным радушием, непрерывно источая сладкие улыбки и показывая широкими жестами биологическое богатство – фермы, одновременно давая пояснения.

– Примеро Харконнен, – заговорил он, обращаясь к Ксавьеру, – мы очень, очень рады видеть вас здесь. Для Тлулакса большая честь принимать такого героя, как вы. Ваши искусственные легкие – ярчайший пример пользы, которую наше замечательное общество может принести Лиге Благородных.

Ксавьер в ответ молча наклонил голову. Он стоял, неестественно выпрямив спину и вдыхая воздух с какими-то едва уловимыми химическими запахами.

После визита на Тлулакс доктор Раджид Сук попытался сам заняться клонированием органов, но его попытки оказались неудачными. Только генетический гений Тлулакса мог обеспечить армию Джихада необходимым количеством искусственных органов для пересадок, которых требовалось все больше и больше…

Иблис Гинджо, не скрывая удовлетворения, написанного на его квадратном лице, взошел на трибуну.

– Я рад случаю сказать о том, что воплотилась в жизнь давняя мечта, которую разделяла с нами Серена Батлер. Самым заветным ее желанием было включение Тлулакса в состав Лиги Благородных. Это трудная миссия – провозглашать это событие в скорбной тени ее недавней трагической смерти, но я клянусь, что мы не дадим мечтам нашей возлюбленной Жрицы погибнуть вместе с ней.

– Итак, я очень рад провозгласить Тлулакс новым членом Лиги, принимая народ Тлулакса в качестве наших союзников и деловых партнеров. Ваши ученые обеспечат приток искусственных органов к тому неизбежному моменту, когда раненых в борьбе за достижение наших святых целей станет намного больше. Джихад вступает в новую, еще более славную эру.

Великий Патриарх лучился радостью, безудержной энергией и оптимизмом. Иблис поддерживал юношеское здоровье и силу массивным приемом импортируемой Аврелием Венпортом пряности – экзотического средства, которое продолжало оставаться весьма популярным среди самых влиятельных аристократов Лиги.

В противоположность Иблису Ксавьер ощущал на своих плечах невыносимый груз прожитых лет и личных трагедий. Просто чтобы чем-то занять себя, Ксавьер оглядел странных тлулаксов – здесь были только мужчины, – пришедших на церемонию. Не было никаких следов и признаков женского присутствия. Правда, он не замечал ничего подозрительного, но не мог отделаться от впечатления, что попал в логово хищников. Это впечатление только усиливали их острые мелкие зубы и маленькие черные крысиные глазки.

В темных глазах Иблиса Гинджо светилось его собственное, тайное торжество. Массивные широкоплечие офицеры джипола стояли вокруг Иблиса, внимательно осматривая толпу. Только молодой квинто Паоло радовался от души, видя лишь внешнюю сторону этого торжества.

– Мы гарантировали Тлулаксу его привилегии, мы уважаем его желание по-прежнему не пускать на свою территорию чужестранцев, – продолжал свою речь Великий Патриарх. – Но мы приветствуем тлулаксов как наших братьев в священной борьбе с мыслящими машинами.

Ксавьер, стоя перед стендами с органами, внимательно разглядывал массу тщательно выведенных тканей. Он сделал глубокий вдох, втянув воздух в легкие, которые получил из таких же чанов четыре десятилетия назад. Особенно пристально смотрел Ксавьер на глазные яблоки, плававшие в темном контейнере. Все они смотрели на него, словно обвиняющие призраки.


В высоком здании гостиницы, расположенной вне периметров Бандалонга, тлулаксы отвели Ксавьеру номер посреди лабиринта коридоров, внешних балконов и узких переходных мостиков. Спальня была красиво обставлена и декорирована, но в остальном убранство было деловым и стандартным, можно даже сказать, скудным. Ксавьеру даже показалось, что мебель и картины сюда принесли только ради него.

После окончания церемонии на органной ферме представители Тлулакса и Иблис Гинджо будто потеряли всякий интерес к примеро Харконнену. Они сидели за столом, ели обильно приправленную пряностью пищу и полунамеками вели какие-то странные разговоры. Потом Великий Патриарх просто отослал Ксавьера, сказав, что ветеран «устал после такого насыщенного дня и нуждается в отдыхе», и предложив ему отправиться в гостиницу.

Квинто Паоло поместили в маленькую комнату, примыкавшую к номеру Харконнена. Молодой адъютант не имел ничего общего с офицерами джипола, а космопорт и деловые кварталы не предлагали никаких ночных развлечений для молодого и энергичного армейского офицера. Сам Бандалонг был закрыт для иностранцев по неведомым религиозным соображениям, хотя Ксавьер, как ни старался, не смог выяснить, что же это за соображения.

Ксавьер никак не мог заснуть – в голову упрямо лезли тяжелые мысли. Он чувствовал только моральную, но не физическую усталость. Он примирился с тем, что теперь у него много времени на одиночество, когда не остается ничего другого, как думать и вспоминать…

Хотя Серена Батлер писала страстные трактаты, а Иблис Гинджо выпустил несколько эссе и мемуары, сам Ксавьер никогда не чувствовал потребности описывать свою жизнь и героические воинские деяния. Будучи действительно выдающейся личностью, он не вел записей, которые с пользой для себя могли бы прочесть отдаленные потомки, – предпочитал, чтобы за него говорили его поступки и действия.

Сейчас Ксавьер – далеко за полночь – лежал в кровати и вспоминал последние письма Серены Батлер. В них не было ничего нового, так как Ксавьер хорошо знал ее мысли и аргументы. Тем не менее Харконнен наслаждался ритмом и поэтикой ее слов, представляя себе, что она сама говорит с ним своим мелодичным голосом. Он открыл свои воспоминания, как бесценные, дорогие ему книги, думая о том величии, какого достигла в своей жизни эта изумительная женщина.

Как коротка жизнь.

Внезапно он услышал какой-то шум и стук в раздвижную дверь, выходившую на высокий балкон. Удивленный Ксавьер вдруг увидел, что за полупрозрачной дверью стоит человек, силуэт которого смутно вырисовывался на фоне ночного неба.

Его охватили подозрение и страх, но любопытство пересилило. Он открыл дверь и холодный ветер обжег ему лицо. Теперь Ксавьер смог разглядеть неожиданного визитера. Перед ним стоял похожий на скелет человек с мертвенной, серой кожей, покрытой синевато-багровыми рубцами. У человека был только один глаз, вторая глазница выглядела как страшный отвратительный кратер. К шее от прозрачных подвешенных к поясу пакетов с густой жидкостью тянулись тонкие, тоже прозрачные трубки.

Этот человек каким-то непостижимым образом сумел пройти по мостикам, а потом спуститься на балкон по завязанной узлами мокрой веревке. Ксавьер не мог себе представить, как этот истощенный, обезвоженный страдалец смог совершить такой подвиг.

Незнакомец дрожал от истощения или отчаяния.

– Примеро Харконнен… я нашел вас.

Он едва не упал от слабости, испытав невероятное облегчение.

Ксавьер подхватил несчастного и повел его в комнату. Он обратился к человеку, инстинктивно понизив голос:

– Кто вы? Кто-нибудь знает, что вы здесь?

Незнакомец отрицательно качнул головой. Казалось, даже это движение стоило ему неимоверных усилий. Он уронил голову на грудь. Весь этот человек был одной огромной раной, сплошным хаосом переплетающихся свежих рубцов. Это были не боевые раны – а хирургические рубцы. Ксавьер усадил человека в одно из кресел.

– Примеро Харконнен… – Между словами незнакомец тяжело хватал ртом воздух. – Наверное, вы не помните меня. Я служил под вашим началом на IV Анбус, тринадцать лет назад. Я командовал тогда одним из отрядов в сражении с мыслящими машинами. Я – терсеро Хонду Крег.

Сощурив глаза, Харконнен постарался вспомнить. Этот офицер командовал вторым отрядом, который должен был встретить наступающих роботов в какой-то дзеншиитской деревне, но местные жители вывели из строя всю артиллерию, оставив Крега и его солдат совершенно беззащитными. Как и Вергиля.

– Нет, я хорошо помню вас. – Он сдвинул брови. – Но мне кажется, что потом вы получили назначение к себе на родину… На Балут? – Он едва не задохнулся. – Да, на Балут. И вы пережили эту атаку?

– Да, Балут – моя родина. Когда-то там был мой дом.

Ксавьер придвинулся ближе к Крегу. У него было очень много вопросов.

– Я читал армейский рапорт и видел снимки с места событий. Ужасно! Машины уничтожили все, не осталось ни одной живой души – но как вам удалось уйти?

– На нас напали… не мыслящие машины. – Хонду Крег покачал головой. – Вам полагалось верить, что это они, но это был не Омниус. Это был Иблис Гинджо и его тлулаксы.

У Ксавьера екнуло сердце.

– О чем вы говорите?

– Я должен вам кое-что показать, если мое тело вынесет такую нагрузку. – Крег приподнялся, обвел комнату взглядом своего огромного, налитого кровью глаза. – Но я предупреждаю вас, что такое знание подвергнет вас большой опасности, за что вы не будете мне благодарны.

– Меня сейчас уже мало волнует опасность. – Ксавьер стиснул челюсти. – И если у вас хватило мужества, чтобы прийти сюда и все мне рассказать, то у меня хватит мужества выслушать.

Терсеро Крег снова опустил голову, плечи его ссутулились.

– Я сделал это, потому что мне нечего терять, примеро Харконнен. Я уже, можно считать, мертв.

Он провел рукой по пакетам с гелеобразной жидкостью, дотронулся до введенной в вену трубки. Единственный его глаз в упор уставился на Ксавьера.

– Они взяли у меня обе почки и печень. Тлулаксы решили на время продлить мне жизнь, чтобы я не слишком быстро умер и из меня можно было взять еще какие-нибудь годные на дело ткани и органы.

Ксавьер никак не мог полностью осознать то, что он слышал.

– Что? У них же есть органные фермы. Они могут выращивать любые органы. Зачем им…

– Я – донор органов… в стиле Тлулакса, – сказал этот похожий на иссохшую мумию человек, изобразив ужасную улыбку. Он встал на трясущиеся ноги. – Да, у тлулаксов есть органные фермы, но они не очень производительны. Они могут адекватно удовлетворять потребность в донорских органах только в мирное время, да и то вряд ли, но их производительности ни за что не хватит на удовлетворение запросов Джихада.

– Но… но это невозможно! – выдохнул Ксавьер, чувствуя, как в его душе закипает невообразимое отвращение. – У меня самого пересаженные легкие…

Голова Крега снова упала на грудь, словно шея была слишком слаба, чтобы удерживать такую тяжесть.

– Может быть, ваши легкие и были взяты из одного из таких чанов, но скорее всего их вырвали у какого-нибудь несчастного раба, ткани которого оказались совместимы с вашими. Когда всем ветеранам и раненым Джихада срочно потребовались органы на замену, тлулаксы были вынуждены найти… альтернативные источники. Кто вспомнит о горстке колонистов или о никому не нужных буддисламских рабах?

Ксавьер провел языком по сухим шершавым губам.

– Значит, те органные фермы, которые посетили Серена и я, не более чем декорации?

– Нет, они действуют, но это лишь малая часть того, что требуется для нужд Джихада. И, естественно, тлулаксы решили, что им нет никакого смысла терять такой доход, лишаться столь выгодного бизнеса. Торговцы живой плотью заставили вас поверить в технологический гений этой планеты и продавали вам органы по умопомрачительным ценам.

Ксавьер понимал куда худшее: если бы в Лиге с самого начала знали правду, многие реципиенты повторили бы свой выбор. Он сам мог бы посчитать это неизбежным злом, с которым приходится мириться во имя победы Джихада.

Крег, не скрывая злобы, тяжко вздохнул.

– В общем, когда приходит заказ, тлулаксы изымают органы у тех, кто не нужен им для других целей. Например, у таких, как я.

Стараясь справиться с непомерным ужасом, о котором он только что услышал, Ксавьер спросил о роли Иблиса Гинджо.

– И Великий Патриарх знает… об этих махинациях?

Бывший терсеро сощурил свой единственный глаз и хрипло засмеялся:

– Знает? Он их придумал.


Человечество непрестанно ищет нового знания, полагая его величайшим благом для своего вида. Но есть исключения – вещи, которые ни один человек не должен даже знать, как делать.

Когитор Квина. Архивы Города Интроспекции


Словно в тумане Ксавьер последовал за терсеро Крегом на высокий балкон, под которым далеко внизу виднелись в темноте улицы тлулаксийского пригорода. Ночь стояла холодная и промозглая. Ксавьер и Крег совершили трудное и опасное восхождение по переплетению решеток и мостиков по железным перилам и с помощью перехваченной узлами веревки. Где мог, Ксавьер помогал своему истощенному спутнику.

Ксавьер был уверен, что у дверей номера, который он занимал с Паоло, была выставлена охрана, и оставалось лишь надеяться, что его не станут искать до тех пор, пока старый солдат не покажет ему то, что хотел. Будет куда хуже, если в номере есть камеры скрытого наблюдения, но думать об этом было уже поздно.

По ночам город тлулаксов – в районе его центральной запретной зоны – выглядел темным и зловещим, замышляющим какое-то преступление за своими неприступными стенами.

– Мы войдем туда? – спросил Ксавьер едва живого ветерана приглушенным шепотом. – Это же охраняемая секретная зона…

– Есть путь, которым можно туда проникнуть. На Тлулаксе бывает так мало чужестранцев, что они не понимают сами, где в их охране слабые места. – Крег хрипло усмехнулся, явно превозмогая боль. – Но мне кажется, что проникнуть будет много труднее, чем незаметно уйти. Большинство таких пленников, как я, нельзя назвать очень… ходячими. Тс-с! Смотрите!

С этими словами он вытянул вперед руку.

Присев, они пропустили мимо троих тлулаксов, вооруженных какими-то электронными устройствами. Когда охрана прошла, Хонду Крег нырнул в тень, а за ним последовал и Ксавьер.

В тесном проулке у стены большого здания, похожего на ангар, Крег нащупал дверь люка, открыл ее и, пригнувшись, прошел внутрь. Оба оказались в нешироком, поднимавшемся вверх покатом желобе. Подъем был очень труден для Крега, но он не замедлил шага.

Внутри большого помещения стоял сильный запах химикатов и смерти, который ударил в нос даже Ксавьеру с его притуплённым обонянием. Но увиденное заставило его пожалеть о том, что он когда-то не потерял и зрение.

Койки, в которых лежали тела, были похожи на гробы, оборудованные диагностическими системами и средствами жизнеобеспечения, поддерживающими жизнь в этих жалких, едва шевелящихся и издающих странные стоны обезображенных существах, вводя в их вены и артерии питательные и стимулирующие вещества. Огромный зал казался безграничным – куда ни смотрел Ксавьер, он всюду видел ряды гробов в тусклом свете ламп.

Здесь лежали в страшном заключении тысячи и тысячи человеческих тел. Некоторые представляли собой обрубки туловищ и конечностей, сохранявших жизнеспособность от вливаний питательных растворов. Это были жалкие остатки некогда целых людей. Другие пленники были, видимо, свежими приобретениями – они лежали почти целые, привязанные к кроватям. Из этих несчастных органы извлекали один за другим по мере поступления заказов.

Настоящая «органная ферма» Тлулакса.

Ксавьер шумно вдохнул, издав при этом хриплый рыдающий звук. Он ощутил воздух в горле и подумал о том, что жив только благодаря невольной жертве какого-то страдальца, который отдал ему свои неповрежденные легкие.

В большинстве своем пленные были темноволосыми и смуглыми, что изобличало в них буддисламских пленников, таких, каких он встречал на IV Анбус, или тех, кто поднял восстание на Поритрине. Дзенсуннитские и дзеншиитские рабы, у которых пока сохранились глаза, смотрели на него с отчаянием, надеждой или ненавистью.

– Я выбрался из своей кровати, – сказал Крег скрипучим голосом. – Эти мясники знают, что у меня отняты жизненно важные органы и поэтому я не выживу вне этого места больше одного-двух часов. Но Когда рядом со мной умер один из доноров, мне удалось украсть его пакеты с питательной жидкостью и стимуляторами. Эти пакеты придали мне сил на то, чтобы отыскать вас. Я знал, где вас искать. Я подслушал разговор двух тлулаксов. – Он вдохнул со звуком раздувающихся кузнечных мехов и закашлял. – Мне надо было отдать свою жизнь, чтобы об этом узнали вы, примеро Харконнен.

Ксавьер едва не падал от отчаяния. Больше всего ему хотелось бежать из этого страшного места, но он заставил себя посмотреть в лицо своему изуродованному спутнику.

– Но каким образом тлулаксы взяли вас в плен? Мы думали, что все колонисты Балута убиты.

– Чины джипола Великого Патриарха и тлулаксы-работорговцы явились к нам на десятках кораблей и подвергли бомбардировке центральное поселение, – отвечал Крег. – Потом они распылили в воздухе паралитический газ, который оглушил нас и лишил способности к сопротивлению. Они для отвода глаз убили несколько десятков человек и разбросали по окрестности обезображенные взрывами тела. Потом нас взяли в плен, наши дома разрушили и сожгли, а под конец оставили на месте преступления несколько трофейных боевых роботов. Представители Лиги, побывавшие на месте катастрофы, наверняка списали это преступление на мыслящих машин.

Ксавьера уже шатало от этой информации. Слабость наконец одолела умирающего солдата, и он рухнул на колени.

– Отсюда тлулаксы берут свежий материал для своих органных ферм, а Иблис Гинджо гонит людей на бой с проклятыми мыслящими машинами. Народ бежит за ним, как бараны на бойню, не подозревая истины.

– Омерзительная интрига! – сказал Ксавьер.

– Но это не все. Он сделал то же самое на Чусуке несколько лет назад и на шахтах планетоида Риссо. В следующий раз он ударит по Каладану… Вы должны остановить его.

С нарастающим ужасом Ксавьер слушал рассказ старого терсеро. Паузы между словами становились все длиннее, словно иссякал заряд невидимой батареи. Наконец этот человек, окончательно обессилев, повалился на бок. Ксавьер удивлялся только одному – как этот мужественный офицер мог так долго держаться без жизненно важных органов. Как он смог, состоя, собственно говоря, только из сердца, легких, головного мозга и конечностей, оторваться от системы жизнеобеспечения и выжить в течение нескольких часов.

Ксавьер опустился на колени, закинул руку несчастного себе на плечо и встал, стараясь увести умирающего, хотя и понимал, что ничего не сможет для него сделать. Он, шатаясь, брел вдоль бесчисленных кроватей и секционных столов, таща на себе доблестного солдата, но это было бесполезно. Хонду Крег был мертв.

Ксавьер осторожно положил бездыханное тело на измазанный пол. Он ловил на себе взгляды разрезанных и рассеченных тел, которым пока сохранили жизнь, чтобы потом забрать и остальные органы и ткани. С некоторых тел была снята кожа – которую уже, без сомнения использовали для лечения обожженных солдат – и обнажилась сырая кроваво-красная мышечная масса, влажно поблескивающая в тусклом свете.

Он, качаясь, потащился прочь, не зная, что делать дальше. Попытаться освободить этих людей? Но он понимал, что большинство из них погибнут очень быстро без систем, поддерживающих жизнь. Ведь они уже были лишены жизненно важных органов. Немногие, конечно, смогут выжить… но куда им уйти? Что он может реально для них сделать?

Хотя он и был высокопоставленным военачальником армии Джихада, здесь он находился один в окружении врагов – тлулаксов, Иблиса Гинджо и преданных ему офицеров джипола. Ксавьер не мог поднять тревогу. В отчаянии он ухватился за край одной из кроватей, откуда к нему протянулась немощная рука.

– Я вижу, здесь требуются кое-какие пояснения, – раздался вдруг звучный сильный голос. – Не судите о том, чего не понимаете.

Ксавьер вздрогнул, как от удара, обернулся и увидел в конце прохода Великого Патриарха, окруженного учеными тлулаксами, телохранителями и работорговцами. Ксавьер на мгновение оцепенел, понимая, что его жизнь висит на волоске, несмотря на все его чины и награды. Может быть, они сейчас вздернут его на крюк и освежуют для забора органов…

– Я уже и без того узнал гораздо больше, чем хотел узнать, – ответил Ксавьер, стараясь скрыть душившие его отвращение и ярость. – Полагаю, что у вас есть какие-то оправдания?

– Надо просто шире смотреть на вещи, примере Вы же это понимаете, не так ли? – Иблис был силен и могуч, а Ксавьер с особенной остротой ощутил, как невероятно он стар.

– Из этого места были доставлены… мои легкие?

– Это было до того, как я поднялся к вершинам власти, поэтому ничего, не могу по этому поводу сказать. Но даже если это и так, то любой объективный и непредвзятый человек назовет это вполне приемлемым обменом – неизвестный бродяга и великий примере – Иблис выпрямился, поняв, какие аргументы надо использовать в этом споре. – В большинстве своем это рабы, отбросы общества, подобранные на планетах-изгоях. Он ощерился в страшной улыбке, взглянув на ряды кроватей.

– Но вы – тактик, стратегический гений, верный солдат Джихада. Подумайте, что вы сделали для него за последние несколько десятков лет, примеро, вспомните все победы, которые вы одержали над Омниусом. По всем меркам, ваша жизнь намного ценнее, чем жизнь простого раба, тем более буддисламского труса, который отказался сражаться за дело Джихада.

– Цель оправдывает средства, – сказал Ксавьер, не осмеливаясь выказать отвращение. – Это ценный аргумент.

Иблис улыбнулся, приняв спокойствие Ксавьера за согласие.

– Так и следует думать об этом, примеро. Сохранив вам жизнь и предоставив возможность всеми силами защищать человечество и отдав вам для этого свои легкие, тот раб, который это сделал – пусть даже и невольно, – тоже пожертвовал жизнью, чтобы нанести поражение мыслящим машинам. Если бы эти люди хотели внести свой вклад в войну каким-либо другим путем – как то подобает настоящим людям, – то разве они попали бы сюда?

– Но не все эти жертвы – последователи буддислама, – сказал Ксавьер, глядя на останки Крега. Слова застревали у Ксавьера в горле, словно пропитанные горькой желчью. – Этот человек был солдатом армии Джихада.

– Что он рассказал вам? – резко спросил Иблис, сжав челюсти. Ксавьер неопределенно покачал головой и пожал плечами.

– Он был слишком слаб и быстро умер, но я узнал его. Как он попал сюда?

– Этот человек… его уже нет в живых, – сказал Иблис. – Некоторые так тяжело ранены в битвах, что не имеют ни малейшего шанса выжить. Тем не менее их тела могут дать помощь и надежду другим. Семья этого офицера думает, что он доблестно пал в сражении – и он действительно сделал это с твердым намерением и непоколебимым мужеством. После этого его органы позволят остаться в живых другим храбрым солдатам и наемникам. Этот же человек все равно бы умер. Может ли быть более высокая награда для любого настоящего воина?

Ксавьер чувствовал только слабость и тошноту. Ничто из того, что говорил сейчас Иблис, не могло оправдать то, что сделал он и эти тлулаксийские чудовища.

– Серена… знала об этом? – спросил он наконец таким тоном, словно полностью признавал свое поражение.

– Нет, но тлулаксийская технология помогла нам создать иллюзию ее мученичества. Мы использовали для этого пробу клеток, которые были взяты у Серены во время ее приезда сюда десять лет назад. Из этих клеток было клонировано тело, которое было затем жесточайшим образом изуродовано. Мы создали серию поразительно правдоподобных изображений и выставили Омниуса монстром – каковым он, естественно, и является.

Теперь Ксавьеру пришлось переварить и это ужасающее откровение.

– Значит, Серену не пытали? Она не была убита мыслящими машинами и…

– Я отдал соответствующий приказ начальнице ее телохранительниц Нирием убить Серену, если этого не сделает корринский Омниус. Серена должна была спровоцировать Омниуса на убийство. Но если бы это ей не удалось… мы не могли допустить такого исхода. Это был бы стремительный и безболезненный удар, которого мыслящие машины, естественно, не ожидали бы. – Иблис пожал плечами.

У Ксавьера пошла кругом голова. Он не верил своим ушам. Это не может быть правдой.

– Зачем она сделала эту ужасную вещь? Что она могла этим выиграть… – Он оборвал сам себя на полуслове. – Ну конечно же. Она хотела подлить масла в огонь потухающего Джихада. Она понимала, что народ примет предложенный когиторами мир с Омниусом от одной только страшной усталости, вызванной бесконечной войной, если она не отдаст свою жизнь, чтобы этого никогда не произошло.

Улыбаясь, Великий Патриарх развел руками, словно подчеркивая очевидность такого ответа.

– Можете ли вы представить лучший способ всколыхнуть всех и каждого в Лиге? Серена не могла, и я тоже. Я просто сделал так, чтобы Серене наверняка сопутствовал успех. Даже противники войны унялись со своими протестами, когда увидели, что Омниус сделал с их возлюбленной Жрицей.

Внимание Ксавьера привлек стон, который испустил рассеченный на части дзенсуннит со своей койки, опутанной шлангами и проводами хитроумных систем. К горлу Ксавьера подкатил тугой ком.

– Она знала об этих органах, знала, откуда они берутся – обо всех этих людях, которые лежат здесь, раскроенные, как пиджаки в лавке портного?

Великий Патриарх понимающе улыбнулся, хотя телохранители и тлулаксы испытывали явное беспокойство.

– У Серены были другие заботы, тяжким беременем лежавшие на ее плечах. Ей говорили только то, что ей следовало знать. Она просила, чтобы я нашел способ обеспечить органами раненых солдат Джихада, когда в них ощущалась острейшая нужда. Я признаю, что в этих предприятиях мало приятного, но они выполняют столь необходимую всем нам функцию. Я нисколько не сомневаюсь, что вы и сами это видите, не так ли?

Он снова широко улыбнулся.

– Подумайте о Серене, воздайте должное ее памяти, примере Вы знаете, как высоко ценила она эти фермы и все то доброе, что они делали. Вы знаете, как страстно желала Серена, чтобы Тлулакс вступил в Лигу Благородных. Независимо от метода, это действительно то, чего она хотела всегда. – Он зловеще шагнул ближе, изображая понимание и сочувствие. – Ксавьер Харконнен, я знаю, что вы любили ее, но я прошу вас, не поступайте неосмотрительно. Не разрушайте наследие Серены, которое так дорого всем нам.

Ксавьеру стоило большого труда не дать воли своему гневу.

– Этого у меня и в мыслях не будет, – сказал он, надеясь убедить Иблиса в своей искренности.

Тлулаксы и офицеры джипола смотрели на Ксавьера, не скрывая подозрительности, но он твердо встретил взгляд самодовольного Великого Патриарха.

– С меня достаточно всех этих ужасов, Иблис, с меня хватит войны. Когда мы вернемся на Салусу Секундус, я подам рапорт об увольнении из армии и уходе с поста примеро.

Какое-то мгновение Иблис Гинджо выглядел удивленным, потом удивление сменилось радостью, которую он тотчас постарался скрыть. Он кивнул.

– Как вам угодно – естественно, вы уйдете в отставку со всеми полагающимися почестями. Вы хорошо служили, примеро, но война должна продолжаться до полного поражения Омниуса. Во имя Серены мы должны стойко переносить любые лишения ради достижения нашей великой цели.

– Конечно, – согласился Ксавьер, – при первом зове я буду готов снова служить Джихаду в память о Серене. Но сейчас я просто хочу вернуться домой.

В действительности у него были другие планы, и он от души надеялся, что у него хватит времени их исполнить.


Истинное творение, тот его вид, который интересует меня, со временем становится независимым от своего творца. Эволюция и опыт уводят исходное произведение далеко от его истоков – уводит с непредсказуемым результатом.

Эразм. Рассуждения о мыслящих биологических объектах


Невзирая на все приливы и отливы Джихада, курьерские корабли с обновлениями для Омниуса продолжали с машинной предсказуемостью курсировать по бесконечным просторам вселенной между Синхронизированными Мирами. Неизменность природы сознающего себя всемирного разума была его ахиллесовой пятой.

Агамемнон и его объединившиеся кимеки точно знали, где следует ждать появления курьерского корабля на окраине солнечной системы Ришеза. Генерал оставил на Бела Тегез Юнону, чтобы она продолжала обращать в неокимеков тамошнее послушное население. Спустя девять лет после начала мятежа у Агамемнона было множество новых бойцов, всем на свете обязанных трем уцелевшим первоначальным титанам.

А Омниус пока не воспринимал эту угрозу всерьез.

Сидя в засаде, Агамемнон и Данте увидели наконец серебристо-черный корабль с обновлениями, беззаботно летевший по своему привычному маршруту. Специально запрограммированный капитан-робот просто делал свою работу, не размышляя о своей роли в галактических конфликтах.

Шесть неокимеков в своих кораблях изготовились к перехвату. Все корабли Агамемнона были сильно бронированы и обладали сверхмощным вооружением. Их строили на восстановленных верфях Бела Тегез. Омниус, правда, вооружил свои курьерские суда легкой артиллерией, но то был лишь символический жест, который не мог защитить обновления от удара неокимеков.

Агамемнон знал, что его воины без затруднений возьмут в плен этот корабль. Неокимеки, навербованные из населения Бела Тегез, стремились показать свою ценность и постоянно лезли в самые горячие схватки.

За ними неуклюже последовал Беовульф. Самый старый из неокимеков получил тяжелые травмы и повреждения из-за неожиданного предательского нападения Гекаты, которая подвергла его корабль обстрелу своими каменными ядрами, едва не уничтожив полностью. Когда он уже почти ускользнул из-под обстрела, одно ядро все же поразило корабль, повредило мыслепроводы, связанные с мозгом, что привело к выжиганию некоторых его участков. Вследствие этих повреждений Беовульф начал дрейфовать в неуправляемом корабле в поясе астероидов Гиназа, где его нашла разведывательная группа неокимеков. Из-за травмы Беовульф уже не мог работать как прежде. Его ум уже никогда не станет прежним.

Проявив редкое и нехарактерное для него великодушие и сочувствие, генерал титанов позволил покалеченному и малоподвижному Беовульфу принять участие в операции, хотя толку от него, конечно, было немного.

Хотя предыдущий удар по кораблю Зуфы Ценвы и Аврелия Венпорта привел к несколько неожиданным результатам, Агамемнон тем не менее узнал, что предполагаемые жертвы погибли, как и Геката, которой теперь не удастся больше вмешиваться в его планы и путать его карты. А это был вполне приемлемый результат.

Агамемнон находил также очень полезным рассылать своих преданных шпионов на самые важные планеты Лиги Благородных. Вкусив призрак бессмертия и поддавшись на посулы сделать их неокимеками, жители Бела Тегез охотно вызывались быть наблюдателями и сборщиками полезной для Агамемнона информации. Это помогало более эффективно вести войну на два фронта. Омниус тоже использовал людей в качестве шпионов, но очень осторожно, боясь, что тесное общение со свободным человечеством испортит их непоправимо – как случилось, например, с его собственным сыном Ворианом.

– Мы готовы выйти на цель, генерал, – доложил Данте.

Беовульф издал странный шум. Потом отрегулировал свои системы коммуникации и медленно, но вполне внятно прошипел – Время убить Омниуса.

– Да, время убить Омниуса.

Агамемнон отдал приказ находящимся в засаде кораблям выходить на цель и атаковать курьерский корабль с обновлениями. Агамемнон и Данте следили за происходящим с безопасного расстояния, как неокимеки ринулись окружать и задерживать корабль с обновлениями. Им была дана строжайшая инструкция не выводит корабль из строя и не наносить неустранимых повреждений. В несколько мгновений меткие выстрелы заглушили двигатели курьерского корабля и сожгли систему трансмиссии, превратив корабль в дрейфующее небесное тело.

Капитан-робот попытается отправить Омниусу сигнал бедствия, но ришезский Омниус никогда не узнает, что случилось на самом деле. Агамемнон и его команда быстро закончат силовую часть операции, захватят корабль и помчатся к ни о чем не подозревающей машинной планете настолько быстро, что задержка замечена не будет.

– Поторапливайтесь, – приказал своим Агамемнон, – у нас очень мало времени.

Корабли кимеков состыковались с курьерским судном роботов. Один из тегезских неокимеков пристал к борту машинного корабля первым, открыл люк и тяжелыми шагами загремел по металлической обшивке вражеского судна. Агамемнон немедленно последовал за неокимеком, чтобы ворваться в кабину пилота и раздавить своей стальной лапой еще одну серебристую гель-сферу.

Находившийся внутри фонаря кабины робот с медно-красным металлическим лицом немало удивился дерзости неокимека. Он выстрелил и влепил заряд точно в емкость с мозгом, превратив ее в пыль. Серое вещество и электрожидкость разлетелись в разные стороны, запачкав стены кабины.

Агамемнон отпрянул и поднял оружие, вмонтированное в его членистые конечности, готовый в любой момент выстрелить. Робот повернул в его сторону гладкое зеркальное лицо.

– Ах, это Агамемнон. Полагаю, мне следовало сначала выстрелить в тебя, но тогда Вориан был бы мною очень недоволен.

Генерал титанов помедлил, узнав независимого робота Севрата, у которого Вориан был вторым пилотом в бесчисленных полетах через вселенную с копиями планетарных обновлений.

– Напротив, Севрат, полагаю, что мой сын был бы благодарен тебе за то, что ты сделал за него такую трудную работу.

Капитан-робот имитировал смех.

– Я так не думаю, Агамемнон. Мне кажется, он всегда предпочитает сам решать свои проблемы и очень ценит вкус победы.

Тем временем на борт вползли другие неокимеки и столпились за спиной своего генерала. Других капитанов просто выбрасывали в космос или выжигали их гель-контуры, превращая просто в кусок железа, но Севрат мог послужить источником полезной информации.

– Этого робота возьмите в плен, – скомандовал Агамемнон своим бронированным неокимекам. – Я хочу допросить его,

Севрат твердо стоял на своем:

– Я не могу позволить тебе взять гель-сферу. Моя программа этого не допускает.

– Включи свой анализ и просчитай выбор. Я могу дать по тебе импульсный залп и вырубить все твои электрические цепи, а потом выбросить тебя из курьерского корабля. Я могу выстрелить ракетой и просто уничтожить тебя. Или ты можешь последовать за мной и претерпеть лишь минимальный физический урон. Такого сценария, в котором ты сможешь передать копию обновлений Омниусу, просто не существует.

Пока Севрат раздумывал, вперед, лязгая железом, выступили неокимеки, готовые вступить в драку.

– Твоя оценка верна, Агамемнон, – сказал робот. – Я предпочту остаться неповрежденным. Может быть, потом возникнут другие возможности.

– На это можешь не рассчитывать.

Пока два неокимека переносили робота в один из ожидавших кораблей, Агамемнон открыл отсек, где хранилась гель-сфера с обновлениями. Хотя это и не являлось обязательной частью плана, Агамемнон не мог отказать себе в удовольствии – он раздавил гель-сферу своими железными когтями, превратив ее в месиво из геля и проволоки.

Пока он таким образом развлекался, неокимеки вошли в корабль, а по его обшивке, словно насекомые, поползли ремонтные роботы, нечувствительные к воздействию космического вакуума. Роботы устранили внешние повреждения и восстановили трансмиссию, чтобы сделать курьерский корабль пригодным для дальнейшего следования к Ришезу.

– Двигатели отремонтированы и готовы к пуску, генерал Агамемнон, – доложил Данте. – Этот курьерский корабль снова годен к эксплуатации.

Пользуясь своими знаниями о предсказуемом образе действий всемирного разума, мятежные кимеки уже выследили и перехватили точно таким же образом десять курьерских кораблей с обновлениями. Они уже уничтожили достаточное количество обновлений Омниуса, чтобы Синхронизированные Миры, раскинувшиеся на огромной территории, оказались рассогласованными. Рассеянные на бескрайних просторах воплощения всемирного разума перестали действовать как единое целое.

– Инсталлируйте новую программу и запускайте наше самое последнее оружие.

Агамемнон сам включил панель управления, что обычно должен был делать робот.

Этот корабль с обновлениями по-прежнему обладал нужным паролем и имел непосредственную связь с ришезским Омниусом. Когда он пройдет следующий защитный периметр, включится новая программа, которая резко изменит траекторию полета. Двигатель ускорит корабль и он, пронзив атмосферу подобно гигантскому молоту, обрушит сокрушительный удар на цитадель компьютерного разума.

После этого кимеки крупными силами нападут на этот беззащитный Синхронизированный Мир. Для нанесения удара, оккупации и чистки Агамемнон собрал большую и боеспособную армию – гигантские корабли, построенные на Бела Тегез, плюс переделанные и перепрограммированные боевые роботы, похищенные кимеками у Омниуса. Как только колесница судьбы, троянский конь курьерского судна, вторгнется в Синхронизированный Мир Ришеза, кимеки бросятся следом и довершат его разрушение. Конечно, ришезские мыслящие машины попытаются организовать сопротивление, но маломощные вспомогательные подстанции Омниуса не смогут достаточно быстро собрать силы в кулак.

Генерал титанов занял место в своем корабле, и все кимеки принялись следить за курьерским кораблем, входящим в плоскость орбиты планеты. Скоро Ришез окажется под властью кимеков, приблизится эра возрождения эпохи титанов. Снова Юнона займется обращением подавленного, беспомощного населения в новых верных кимеков.

А плененный Севрат, вероятно, сможет помочь генералу разобраться наконец с изменившим ему сыном Ворианом…

– Приготовиться к выдвижению, – приказал Агамемнон. – На этот раз в нашей победе нет сомнений.


Плевать мне на историю. Я буду делать то, что считаю правильным.

Примеро Ксавьер Харконнен Письмо Вориану Атрейдесу


На обратном пути к Салусе Секундус, не изменяя своему обыкновению, Ксавьер Харконнен сам сел за пульт управления дипломатического судна. Старик исполнил формальную роль пилота в полете к системе Фалим и, хотя был немало утомлен, настоял на том, чтобы отвести корабль и обратно. Казалось, примеро пребывает в полусне, поднимая корабль над Бандалонгом.

Иблис Гинджо, самодовольно ухмыляясь, стоял в кабине пилота, крепко взявшись обеими руками за спинку пассажирского кресла, и смотрел вниз, на ровную и четкую сеть городских улиц, сверкающих стеклом и металлом. За городом расстилались ряды холмов, усеянных настоящими и при этом ложными органными фермами.

Находившиеся на борту агенты джипола – личная охрана Великого Патриарха – не спускали глаз с Харконнена, следя за каждым его движением, но старый примеро выглядел усталым и разбитым, машинально работая с панелью управления. Он почти убедил всех, что его единственное желание – вернуться домой и уйти от дел.

В глубине души, однако, Ксавьер сильно сомневался, что Иблис позволит ему долететь до Салусы Секундус живым. Великий Патриарх не мог допустить, чтобы его скандальные секреты стали известны обществу, особенно те, которые касались органных ферм Тлулакса и вымышленного мученичества Серены.

Нет, чины джипола инсценируют какое-нибудь несчастье, убьют Ксавьера, а потом, по прибытии в Зимию, будут выражать притворную скорбь, оплакивая старого героя. Иблис выполнит свой план уничтожения Каладана, захватит пленных, которые против своей воли станут донорами органов, и будет с трибун предавать анафеме жестокость мыслящих машин.

– Я всегда делал для Джихада все, что было в моих силах, Ксавьер, – примирительным тоном произнес Иблис, все еще стараясь убедить примеро в своей правоте. – Смотрите, как сильны мы стали теперь. Цель действительно оправдывает средства, не правда ли?

– Мы все можем сказать то же самое, – ответил Харконнен, – Вориан, Серена и я. Это невероятно долгая война. Она заставила нас делать многие вещи, которыми не приходится гордиться.

– Сама Серена гордилась бы нашими действиями, – возразил Иблис. – Мы должны быть верны ее предвидениям и ее планам. Меньшее не достойно ее памяти.

Ксавьер устало выразил притворное согласие. Ему надо было обмануть Великого Патриарха, убедить, что старый примеро Ксавьер Харконнен не представляет для него никакой угрозы и не предпримет никаких опасных действий. Но, с другой стороны, нельзя было ни в коем случае допустить, чтобы этот развращенный собственным могуществом человек снова вернулся к власти. Надо что-то сделать, пока не стало слишком поздно.

На этот случай Ксавьер уже отдал секретный приказ юному квинто Паоло.

Дипломатический корабль, который сейчас пилотировал Ксавьер, был оснащен обычными двигателями, и ему потребуется несколько недель на полет от системы Фалим до Салусы Секундус. На случай непредвиденных ситуаций в нижнем ангаре корабля находился легкий разведывательный «кинжал», оборудованный новым двигателем Хольцмана, свертывающим время и пространство. Это судно собрали недавно на кольгарской верфи. Полеты через свернутое пространство пока оставались весьма рискованными, и многие корабли армии Джихада бесследно исчезали, выполняя плановые рейсы. Но если скорость перемещения играла решающую роль, то другого выхода не оставалось. Квинто Паоло согласился рискнуть.

Выведя корабль за пределы атмосферы Тлулакса, Ксавьер медленно развернулся и начал уходить в сторону от планеты, словно выбирая нужное направление для рывка в открытый космос.

На панели тревожной сигнализации замигали цветные индикаторы – как и ожидал Ксавьер.

Иблис сразу же заметил эти огоньки и заподозрил неладное.

– Что это? – спросил он.

Ксавьер мастерски разыграл недоумение и растерянность.

– Похоже, что открылся люк нижнего ангара. Хм-м, наверное, это какая-то мелкая неисправность.

Телохранители Иблиса сердито переглянулись. Иблис понял, что ему расставили ловушку.

– Ваш адъютант! Что вы ему приказали?

Ксавьер еще раз взглянул на монитор состояния систем корабля, отбросив притворство.

– Он готов запустить разведывательный «кинжал». Не думаю, что ваши люди успеют его остановить.

Иблис набросился на своих телохранителей.

– Скорей, все пятеро! Остановите Паоло и приведите его сюда, немедленно!

Агенты джипола стремглав бросились вон из кабины вниз, но было поздно – ангар опустел. Паоло был уже далеко.

Ксавьер облегченно вздохнул – он отлично рассчитал время. Иблис Гинджо и его полицейские очень внимательно следили за старым примеро Харконненом, но никто из них не ожидал никаких действий со стороны этого юного офицера с девически нежным, лицом. Кроме того, они не предполагали, что Ксавьер начнет действовать так быстро – не успев даже выйти в открытый космос.

– Я не понимаю, чего добьется ваш человек, – сказал Иблис, скорчив презрительную гримасу. – Кто станет с ним разговаривать? Кто ему поверит? Я контролирую все средства массовой информации в Лиге, все связи с общественностью. Люди верят в меня, поэтому я могу опровергнуть все, что он или вы можете сказать в мой адрес. Да и куда он, собственно, может обратиться?

Безмятежно улыбаясь, Ксавьер откинулся на спинку пилотского кресла и начал нажимать кнопки и сенсоры панели управления. Бронированная дверь фонаря кабины с тихим шипением захлопнулась. Теперь Ксавьер и Иблис остались в кабине одни. Когда Великий Патриарх резко обернулся на звук, Ксавьер немедленно вывел из строя механизм управления дверью.

Теперь открыть дверь было невозможно, по крайней мере теми инструментами и тем оружием, которые находились на борту. Харконнен поставил мат своим противникам. Даже такой игрок, как Вориан Атрейдес, мог бы гордиться теперь своим старым другом.

Дипломатический корабль все еще находился в системе Фалима, но Паоло уже несся среди звезд, благополучно покинув корабль.

Иблис злобно навалился на дверь, стараясь открыть ее, но, поняв бесплодность своих попыток, снова обернулся к Ксавьеру и уставился на него горящим взглядом, исполненным ненависти.

– Не думал, что вы так глупо поведете себя, примеро. Я полагал, что вы поняли мою позицию.

– Я слишком много о тебе знаю, Иблис. Органные фермы – это только одно из твоих непростительных преступлений и махинаций. – С этими словами Ксавьер зафиксировал курс корабля и закоротил панель управления, выведя двигатели в автономный режим. Теперь Иблис при всем желании не сможет изменить курс.

– Что ты делаешь?

Высоко над планетой дипломатический корабль описал выпуклую дугу и понесся к сияющему центру фалимской солнечной системы. Фалим – ослепительная звезда, выглядевшая на фоне черного неба, как клок горевшей нестерпимо ярким огнем ваты – освещал кабину через передний иллюминатор, отбрасывая резкие темные тени.

– Мне известно, что ты сделал с поселенцами Чусука, Риссо и Балута, – сказал Ксавьер. – Ведь это не были нападения мыслящих машин?

– У тебя нет никаких доказательств, – ледяным тоном возразил Иблис.

– Интересный ответ – но так никогда не ответит невиновный.

Когда ускорение бросило корабль вперед, Иблис, едва не упав, бросился к панели управления и оттолкнул Ксавьера. Панель не работала. Великий Патриарх грязно выругался.

– Кроме того, я знаю, что ты задумал в отношении ни в чем не повинных жителей Каладана, – продолжал тем временем Ксавьер. – На Тлулакс будут доставлены доноры свежих органов, а ты будешь приводить в неистовство всю Лигу.

Квадратное лицо Иблиса потемнело. Он упрямо продолжал оправдывать свои действия.

– Серена Батлер поняла бы меня. Она видела, что люди теряют решимость. Они обленились и не желали больше понимать важность борьбы. Господи, да они дошли до того, что хотели принять состряпанный когиторами договор о прекращении огня! Мы не могли, не имели права допустить, чтобы такое случилось снова.

– Согласен, – отозвался Ксавьер. – Но не такой ценой.

Кабину сотряс вибрирующий гул от ударов в бронированную дверь. Агенты джипола пытались войти в кабину. Иблис нажал кнопку на панели, но дверь осталась запертой. Он в ярости обернулся к Ксавьеру.

– Впусти их в кабину, будь ты проклят!

Ксавьер ничего не ответил. Он откинулся на спинку кресла и принялся смотреть на разгорающийся все ярче диск неумолимо приближающегося Фалима. Корабль на полной скорости несся в пылающий костер огромной звезды.

– Серена осознавала необходимость жертв, – заговорил Ксавьер после долгого молчания, – но когда наступал срок, она приносила их сама. Она никогда не просила, чтобы кто-то принес жертву за нее. А ты – эгоистичный властолюбец, Иблис.

– Я не понимаю, что ты…

– Вместо того чтобы самому выполнять опасные миссии, ты всегда находишь для этого ничего не подозревающих жертв. За твое властолюбие ты заставил платить народы Чусука, Риссо и Балута.

– Если ты попытаешься выставить на всеобщее обозрение мои так называемые преступления, то никогда не сможешь доказать свои обвинения. – Иблис схватил Ксавьера за плечи и сбросил старого примеро на пол. – Тебя просто никто не станет слушать, жалкий старик. Моя власть стоит на прочном основании.

– Знаю, – сказал Ксавьер, поднявшись с пола и не забыв при этом отряхнуть форму. – И именно поэтому я не могу доверить такого важного дела политикам. Ты и твой лакей Йорек Турр – кстати, жалко, что его нет здесь, – ловко манипулируя доказательствами, ускользнули бы от любого наказания, как изворотливые черви. Так что теперь я действую как боевой офицер, действую в интересах Джихада. Моя задача – принять такое решение, чтобы заставить врага покинуть поле сражения. В данный момент ты, Иблис Гинджо, главный враг рода человеческого.

Он насмешливо улыбнулся.

Корабль несся вперед, приближаясь к огромному солнцу Фалима. Сильное гравитационное поле уже захватило корабль в свои цепкие объятия, притягивая к солнцу все сильнее, все больше ускоряя его полет. Иблис продолжал свою бесплодную борьбу с панелью управления, ругаясь и стуча кулаками по кнопкам. Вытащив нож, он угрожающе повернулся к Ксавьеру.

– Разверни корабль!

– Я уничтожил все навигационные системы, Иблис. Ничто в мире уже не может заставить корабль свернуть с курса.

Глаза Иблиса расширились от ужаса, когда до него дошел смысл сказанного Ксавьером. – Нет, ты не мог этого сделать!

– Это очень просто. Взгляни на солнце. Ты видишь, как оно с каждой секундой становится все ярче и ярче?

– Нет! – взвыл Гинджо.

Телохранители Иблиса продолжали ломиться в дверь, но их инструменты и оружие не могли преодолеть мощную преграду. Корабль вплотную приблизился к огненному венцу солнечной короны.

– Что самое худшее, Иблис: я знаю, что это именно ты убедил Серену совершить самопожертвование. Это ты лишил жизни великую женщину.

– Она сама хотела этого! Она не могла допустить, чтобы удался план когиторов. Она отправилась на Коррин специально – отдать жизнь, чтобы Джихад мог продолжаться. Это было единственно правильное решение. Она сама хотела заплатить эту цену!

– Но это должно было произойти не по состряпанному тобой сценарию. – Ксавьер уже не слушал лепет Иблиса. – Однако я сам спрошу ее об этом, и уже скоро.

Корабль начал трястись и кувыркаться, отталкиваемый ионными потоками, исходившими от яростно пылающего солнца, вибрируя от немыслимой скорости, но ни на йоту не отклоняясь от заданного курса. Судно, как прямой сверкающий кинжал, пущенный умелой рукой, стремительно летело в самую середину громадного светила, клубка светящегося от ужасающего жара газа. По лицу Иблиса тек пот – от страха и нестерпимой усиливающейся с каждой секундой жары.

Ксавьер думал о прошедшей жизни, о семье, обо всем, что он сделал, и о том, чего сделать не смог. Его нисколько не заботило, что потомки, возможно, запомнят его не столь значительным, каким он был в действительности. Если Паоло удастся выполнить задание, то Вориан Атрейдес, во всяком случае, поймет все. Больше Ксавьера уже ничто не интересовало.

В том, что он сделал, сейчас было уже мало личного; это не был вопрос обычной мести. Без Иблиса и его страшной царизмы джипол и тлулаксы потеряют свое влияние и лидерство и не смогут дальше проворачивать свои воровские махинации в отношении колоний и народов. Ксавьер спасет население Каладана… да и многих потенциальных жертв извращенного ума Гинджо.

Иблис продолжал кричать и визжать, не принимая очевидного. Телохранители все так же били чем-то тяжелым в дверь, а корабль неумолимо продолжал свой полет в самое пекло надвигающегося на него пылающего солнца. Гигантский диск заполнил все поле зрения пилота, невыносимо яркий свет был готов расплавить металл и плаз.

В кабине стало невероятно жарко. Системы кондиционирования скрежетали и пищали, безуспешно стремясь противостоять сильному повышению температуры. При каждом вдохе легкие горели от раскаленного воздуха.

Он закрыл Глаза, но ярчайший свет продолжал жечь зрительные нервы. Ксавьер посчитал Фалим достойным погребальным костром для себя и Иблиса.

Великий Патриарх продолжал кричать, пока равнодушно пылавшее солнце не поглотило корабль.


Расчет времени исключительно важен, особенно если надо добиться внезапности.

Вориан Атрейдес. Откровенные мемуары


Вокруг Нормы Ценвы высились огромные выпуклые силуэты кораблей – целый город, ее воплощенная в жизнь мечта, город, в котором на пустом месте начали строить и совершенствовать спейсфолдерные суда. Обеспеченные многочисленной армейской рабочей силой, питаемые финансовыми вливаниями Лиги и побуждаемые потребностями оживившегося Джихада, работы шли здесь головокружительными темпами. Мечта Нормы стала реальностью…

Верфи тянулись во всех направлениях больше чем на тысячу километров – лихорадочно работающее предприятие, построенное на колоссальной площади некогда заболоченной кольгарской равнины. Цеха и рабочие площадки были соединены системами подвесных сообщений, где по невидимым трассам стремительно неслись белые кабины с людьми и контейнеры с грузами.

Но при всем том никогда Норма не ощущала такого одиночества и пустоты. Сейчас она стояла в тени одного из гигантских кораблей, прижав к себе обычно бойкого восьмилетнего сына Адриена, и слезы потоком струились по ее щекам. Поодаль, неловко отвернувшись, стоял офицер, принесший Норме страшное известие.

Я прозревала это в моем видении. Я знала, что больше никогда не увижу Аврелия.

Но личные переживания все равно придется оставить при себе. Теперь поздно сожалеть о том, как мало времени провела она с мужем, или о том, сколько лет жизни она потеряла из-за войны. Ей предстояла огромная работа – решение сложнейшей навигационной проблемы. Если она не сумеет с ней справиться, то погибнут многие и многие солдаты и наемники.

Я непременно должна воплотить в жизнь и другое мое великое видение.

Пока были реконструированы или построены заново тридцать семь боевых кораблей. В работе находились еще пятьдесят три, которые скоро должны быть закончены. Черные, в разной степени готовности остовы кораблей были украшены золотисто-серебряными знаменами Лиги. Вокруг каждого корабля плавали навесные леса и грузовые баржи, доставлявшие детали и конструкции на умопомрачительную высоту.

Хотя армия Джихада реквизировала весь спейсфолдерный флот корпорации «Вен-Ки», военные позволяли ей перевозить на них часть торговых грузов. К счастью, в последнее время не было крупных катастроф, но это был лишь вопрос времени.

Эти удачные рейсы продолжались без перерыва уже целый месяц, обеспечивая приток капитала на счета корпорации… продолжалась и доставка меланжи – к вящему удовольствию аристократов, которые уже не могли обойтись без ежедневной дозы пряности. Поскольку депутаты Парламента Лиги требовали увеличения поставок меланжи, корпорация смогла сохранить за собой несколько судов для удовлетворения экстренных государственных нужд. Кроме того, для доставки необходимых грузов Норма продолжала использовать десятки кораблей с обычными двигателями.

Благодаря концессиям, которые смог вытребовать Аврелий Венпорт, будущее корпорации «Вен-Ки» можно было считать обеспеченным. Вероятно, со временем она даже расширится. Но удачу надо было удержать…

Норма вытирала слезы, но не могла остановиться и продолжала плакать. Такая в высшей степени человеческая реакция. Норма привыкла уходить в работу с головой, что избавляло ее от обыденной мирской суеты и мелких личных конфликтов, от политики и бизнеса. Но теперь ее великий ум, способный предвидеть каждый полет сквозь свернутое пространство, не мог ускользнуть от вторжения ужасной, глубоко личной реальности.

– Группа следователей Лиги обнаружила на Гиназе след от падения огромного астероида, – печально говорил офицер. Норма даже не знала его имени. – Десятки тысяч погибших, и среди них множество талантливых наемников. Я не думаю, что нам когда-нибудь удастся выяснить, что там произошло в действительности.

Норма нисколько не сомневалась в достоверности известия. Холодный ветер с равнины шевелил темные волосы офицера, пряди падали на лоб, почти закрывая глаза. Он откашлялся, прочищая горло.

– Мы нашли доказательства атаки, предпринятой кимеками в поясе астероидов Гиназа. В это время ваши муж и мать должны были находиться в непосредственной близости от того места.

– Я уже знаю, что с ними случилось, – сказала Норма. – Я видела это в каком-то предзнании. Думаю, что оно подтвердит то, что вы найдете в уликах и доказательствах.

Она рассказала офицеру, что видела после приема большой дозы меланжи.

Удерживая эмоции, Норма только горестно качала головой, переживая ужасную потерю. Два невероятно талантливых человека одновременно ушли из жизни. Адриен был уже достаточно взрослый, чтобы понять это. Молча он стоял, тесно прижавшись к матери.

Вглядевшись в своего старшего сына, Норма увидела в нем маленького Аврелия, погруженного в океан печали. Она стиснула зубы.

– Теперь мы должны работать еще больше. Ты и я, Адриен, единственные, кто может сохранить наследие отца.

– Я знаю, мама. Большие корабли.

Мальчик прижался еще теснее и, подняв руку, обнял мать за талию. Он будет таким же блистательным телепатом, как мать, и таким же выдающимся бизнесменом, как отец.

Норма кивнула.

– Мы создадим мощную торгово-промышленную компанию, которая будет эксплуатировать корабли. Нам надо думать о будущем.


В своих снах я давно слышу шелест каладанских морей; они, словно призрачные воспоминания, манят меня к себе. Каладан далек, так далек от Джихада.

Примеро Вориан Атрейдес. Запись в личном дневнике


Узнав об ужасной смерти Серены, мучимый душевными переживаниями и сердечной болью, Вориан Атрейдес вернулся на Каладан. На этот раз у него не было никакой военной миссии и никаких планов, он приехал только из личных побуждений. Когда-то Серена ускользнула от него, и он не хотел, чтобы такое повторилось еще раз. Не каждый день встречаешь женщину, которая становится дороже всего на свете.

Вероника.

Почему бы ему в конце концов не уволиться из армии, не покончить с битвами и не доверить молодым продолжать эту бесконечную войну? Он воюет уже четыре десятка лет… Может, хватит? Особенно теперь, когда охваченное яростью человечество готово любой ценой мстить за свою Жрицу.

На Каладане, с Вероникой, он смог на время забыть об этом ужасе. Это не был отдых или отпуск, нет, это был уход от воспоминаний в отупение. Но все же и это лучше, чем ничего. Потом он вернется на войну – как всегда.

Веронике скоро исполнится сорок стандартных лет, ее близнецам сравняется десять – но сам Вориан практически не изменился с двадцати одного года, когда отец весьма болезненным способом сделал ему прививку бессмертия. Через несколько лет Вероника будет по виду годиться ему в матери, но Вориану, в общем, не было до этого никакого дела. Это вообще всегда мало для него значило. Он мог только надеяться, что сама она не станет переживать по поводу своей или его внешности.

Когда Вориан явился в таверну Вероники, она, кажется, очень удивилась, что он вернулся так скоро. Она бросилась к нему и обняла, потом отодвинулась и заметила в его глазах боль и муку. В нем что-то разительно изменилось. Никаких шуток, никаких поцелуйчиков. Он даже не стал игриво кружить ее. Вориан просто обнял Веронику и некоторое время молчал.

– Я все скажу тебе, Вероника, но не сейчас.

– Я не тороплю тебя, ты можешь ждать нужного времени, сколько потребуется. Здесь, у меня, ты всегда желанный гость. Оставайся, если хочешь.

Все следующие дни Вориан долго сидел на пристанях, бесцельно глядя в гипнотизирующий, мирный океанский простор. Иногда Вероника сидела вместе с ним, а потом уходила работать, оставляя его наедине с размышлениями об извилистых тропах, которыми вела его вся прошлая жизнь. Один из каладанских рыбаков как-то раз взял его с собой на лов рыбы, и Вориан неожиданно почувствовал вкус к тяжелому, но честному труду. Какое наслаждение было есть рыбу, выловленную собственными руками!

Мальчики, Эстес и Кагин, привязались к нему, даже не зная, кем он на самом деле им приходится. Сердце Вориана было готово разорваться, когда он вспоминал рассказы Ксавьера Харконнена о его семейной жизни с Октой, о вещах, которые Вориан никогда по-настоящему не понимал… во всяком случае, до сих пор.

– Тебе надо выйти замуж, Вероника, – сказал он ей однажды вечером, когда они шли по каменистому пляжу. – Ты заслуживаешь счастья, как и твои мальчики. Мне встречались здесь многие достойные мужчины.

Она удивленно и насмешливо вскинула брови.

– Я вдовствую чуть больше года. Тебе не нравится, что я все еще свободна?

– Я не сказал так, просто в это трудно поверить. Неужели местные селяне и рыбаки слепые, что не видят такое сокровище?

– Многие и правда слепые. – Она озорно улыбнулась, потом подбоченилась и встала перед ним. – Кроме того, не тебе учить меня жизни. Я буду ждать столько, сколько мне будет угодно… до тех пор, пока мне на глаза не попадется подходящий мужчина.

Она привстала на цыпочки и поцеловала его.

– В твоих письмах о приключениях и путешествиях на другие планеты я увидела разнообразие вселенной. Каладан хорошая планета, но ты дал мне вкусить аромат далеких звезд, которые для меня навсегда останутся недоступными.

Она задумчиво посмотрела на бескрайнюю водную гладь.

– Мне все больше и больше надоедает эта жизнь, это место. Я хочу большего для моих сыновей. Когда я думаю о Лиге Благородных, о городах на Салусе Секундус и Гьеди Первой, я представляю Эстёса и Кагина сенаторами, врачами или даже художниками у благородных патронов. Здесь, на Каладане, они не станут никем, кроме рыбаков. Я не хочу, чтобы они удовольствовались столь малым.


Но ни покой, ни безмятежность Каладана не могли избавить Вориана Атрейдеса от неотвязных мыслей о Джихаде. Все человечество было воспламенено мученичеством Серены Батлер, а мятежные кимеки – во главе с его родным отцом Агамемноном – наносили все более ощутимый урон всемирному разуму. Вориан понимал, что при должной концентрации действий армия Джихада сможет уже очень скоро повергнуть компьютерное царство. Но пока трудная битва продолжалась…

Когда на Каладан с известием для Вориана Атрейдеса прибыл офицер, он точно знал, где искать примеро. В своих последних инструкциях примеро Харконнен четко объяснил, где искать его друга.

Вориан сразу испытал внутреннее беспокойство, увидев, как по берегу к нему спешит человек в мундире офицера армии Джихада. Лицо квинто Паоло пылало от сознания важности возложенной на него задачи. Он нашел Вориана сидящим на берегу и слушающим убаюкивающий рокот начинающегося прилива.

– Примеро Атрейдес! Я доставил вам срочное личное послание от примеро Харконнена.

Вероника хотела отойти в сторонку, чтобы не мешать мужчинам.

– Мне надо вернуться в таверну. Вам надо обсуждать ваши военные тайны…

Но Вориан удержал ее, взяв за руку.

– От тебя у меня нет секретов.

С этими словами он обернулся к младшему офицеру и выжидающе посмотрел на него.

– Я прибыл сюда прямо с Тлулакса. Примеро Харконнен послал меня с приказом действовать незамедлительно. Он приказал мне не лететь в Зимию и не передавать это послание ни одному офицеру армии Джихада, кроме вас. Он опасается, что его слова будут искажены или неправильно поняты. Он сказал мне, что я найду вас на Каладане с этой женщиной.

Вориан почувствовал, как сильно забилось его сердце, зная, что примеро Харконнен не мог просто так пойти на явное нарушение правил.

Паоло между тем продолжал:

– Примеро сказал мне: «Будет достаточно, если только мой! добрый друг Вориан Атрейдес узнает правду».

В руке молодой офицер сжимал плоский запечатанный пакет. Он пытался стоять по стойке «смирно» и дышать ровно, но выглядел лишь без меры напряженным и скованным. Такая воинская субординация была очень важна в глазах Ксавьера, но Вориан хотел скорее узнать новость.

– К делу, квинто. Что за послание?

Паоло с трудом сглотнул слюну.

– Он очень быстро писал его в моем присутствии и отослал меня, прежде чем агенты джипола Великого Патриарха смогли меня остановить. Я едва ускользнул. Теперь я опасаюсь за безопасность примеро Харконнена. Я… я не должен был оставлять его, но он приказал мне уходить.

Вориан вскрыл пакет. Странно, на нем не было ни секретных печатей, ни шифровального кода. Письмо было написано от руки торопливым почерком. Позже Вориан понял, что именно это обстоятельство в тот момент больше всего сказало о том отчаянном положении, в каком оказался Ксавьер.

Свежий морской бриз шевелил листок бумаги, пока Вориан читал беглые строчки, не веря своим глазам: обман с органными фермами Тлулакса, мнимые нападения мыслящих машин на Чусук, Риссо и Балут, совершенные в действительности тайной полицией Иблиса Гинджо, массовое убийство мирных жителей, использование их в качестве доноров и взваливание вины за эти преступления на роботов. План следующего такого нападения на Каладан.

На Каладан!

Он видел на Чусуке оставшиеся на месте бывших домов обугленные склепы. Это был разительный контраст в сравнении с тихой и мирной красотой этой океанской планеты. «Иблис, мерзавец!» Ноздри Вориана раздувались, когда он представил себе, как сдавит железными пальцами жирное горло Великого Патриарха.

Он продолжал читать. Ксавьер писал, что будет делать дальше, как намеревается покончить с обаятельным и мощным ядом Иблиса Гинджо, совершив свой последний воинский подвиг. Старый примеро понимал, что будет думать о нем население Лиги после этого события – фанатик, изменник, убийца возлюбленного Великого Патриарха. Но Ксавьера не волновало посмертное осуждение, равно как и слава – если конечно, правда когда-нибудь восторжествует.

Убийца?

Как и Ксавьер, Вориан отлично понимал все движущие механизмы мифа и обмана, созданных руками и злым гением Иблиса Гинджо… полный набор, от тайной полиции до фанатичных бойцов Джихада – и все это ради поддержания иллюзии Жрицы Джихада и ее преданного Великого Патриарха Иблиса Гинджо.

Стоявший рядом квинто Паоло вежливо покашлял.

– Примеро Харконнен направил корабль на солнце вместе с собой и Великим Патриархом.

В мозгу Атрейдеса что-то щелкнуло, и он вдруг сразу осознал все возможные последствия этого события. Ничего нельзя точно ни доказать, ни опровергнуть. Да и сама действительность не окрашена в черные и белые тона, как, бывало, ошибочно полагал примеро Харконнен.

Иблис несколько десятилетий как паук плел свою сеть, которая опутывала теперь всю Лигу Благородных, и сеть эту невозможно разорвать одним ударом. Хуже того, если эта правда когда-либо станет известна, то, как бы ужасна она ни была, скандал, который разгорится в результате, сведет на нет весь импульс, который придала крестовому походу против машин пусть даже мнимая мученическая смерть Серены Батлер. Вместо того чтобы сражаться с роботами, ее последователи начнут резать глотки друг другу.

Вориан изо всех сил сжал кулаки. Храня верность памяти Серены, он не мог допустить такого исхода, поэтому он один должен знать страшную правду о Ксавьере. Он надеялся, что друг понял бы его.

По крайней мере Иблиса Гинджо больше нет.

Другая проблема – как быть с тлулаксами, самыми ужасными из всех преступников? Хотя Великий Патриарх мертв, его связи продолжают действовать, и тайное сотрудничество с Тлулаксом будет продолжаться дальше.

Вориану придется открыть миру, что собой в действительности представляют органные фермы Бандалонга. Это навлечет гнев народа на Тлулакс и разрушит эту планету. Да, они станут козлами отпущения, но, в конце концов, заслуженно. Как только публике будет раскрыт ужасающий обман, она проникнется отвращением и ненавистью по отношению ко всем работорговцам. Органные фермы будут разрушены, уничтожены, и рабы, служившие источником живой плоти, будут освобождены… так или иначе.

Вориан вздохнул, чувствуя на своих плечах груз тяжелейшей ответственности. Он оказался узлом, связывающим прошлое и будущее истории, и его, как и его мертвого друга, не интересовала личная слава или личное бесчестье в глазах потомков.

Вдруг он вспомнил, что рядом стоит Вероника. С грустным и взволнованным видом смотрела она на море.

– Я не могу удержать тебя здесь, Вориан. Иди и исполняй свой долг. – В глазах ее стояли слезы, хотя она изо всех сил старалась удержать их. – Возвращайся, когда сможешь. Как обычно.

Стоявший рядом квинто чувствовал себя очень неловко, желая уйти. Парень явно, был не в своей тарелке, не получая никаких приказов.

Но Вориану некогда было заниматься его проблемами.

Он подошел к женщине, ставшей его эмоциональным убежищем, его тылом, его якорем. Взяв ее лицо ладонями, он поднял ей голову и заглянул в глаза.

– Пока я был здесь, я много думал. Отныне я хочу быть не только солдатом, но и человеком. Я… хочу, чтобы ты уехала со мной.

Удивление и восторг смыли с ее лица десять лет жизни.

– Но я же всего-навсего бедная девушка с Каладана. Я не имею никакого права быть супругой великого примере.

Он нежно закрыл пальцами ее губы.

– Ты моя любовь и мать моих детей. – Вориан помолчал, ожидая, станет ли она отрицать то, что они оба знали наверняка. Он видел Кагина и Эстеса, и у него не осталось никаких сомнений по этому поводу.

Вероника плотно сжала губы.

– Я хочу, чтобы мальчики помнили Калема своим отцом. Он пожертвовал ради них жизнью, и я не позволю тебе преуменьшить память о человеке, которого они знали большую часть своей короткой жизни.

– Я никогда не хотел этого. Калем Вазз делал то, что должен был делать я. Он воспитал их, заложил в них нравственное чувство и трудовую этику. Он, а не я, делал это.

– Это не значит, что ты не можешь начать делать это теперь.

Она тяжело дышала, слезы струились по ее щекам. Он наклонился к Веронике и сказал:

– Мы воспитаем наших детей в Лиге Благородных, они получат все преимущества, которые может дать наша цивилизация.

В голосе его зазвучало сильное чувство, когда он ближе привлек ее к себе.

– Вся галактика будет у наших ног.


Ночь – это исход вчерашнего дня и выход в день завтрашний.

Народная поэзия дзенсуннитов


Прошло десять лет с тех пор, как Марха, Джафар и все истинно верующие в видения Селима покинули давнее поселение и ушли в глубь пустыни, подальше от чужеземцев и предателей наиба Дхартхи. В тот судьбоносный день Марха – она тогда взобралась на вершину Игольной горы, чтобы лучше видеть – стала свидетельницей конца земной жизни своего мужа. Но в действительности это было лишь началом, ибо великий Укротитель Червя в миг своей кончины стал частью величественного сегментированного тела Бога.

Десять лет они следовали местам Селима и выполняли завещанную им миссию. Слух о невероятной судьбе вождя отступников быстро распространился среди дзенсуннитов Арракиса, и сотни молодых людей бросились на поиски тайного убежища, чтобы присоединиться к новому племени людей, оседлавших великого червя.

Каменные пещеры и открытые дюны Арракиса служили им не тюрьмой, а надежным убежищем. В глубине тенистых пещер отступники и укротители червей отыскали множество рун муадру, вырезанных в гладких прохладных камнях. Эти символы напомнили, Исмаилу те древние нерасшифрованные письмена, которые хранил его дед среди пергаментов с сутрами у себя в хармонтепской хижине. Исмаил не умел читать руны, но был уверен, что они несут послание надежды и единения.

В течение первого года поритринские беглецы учились жить с уроженцами Арракиса, работали бок о бок с ними и помогали им в ежедневных тяжких трудах, необходимых для выживания. Самые слабые восстановили свои силы, и никто не жаловался на тяжелые условия жизни. Покончив с жизнью в официальном рабстве, с прислуживанием капризным хозяевам, после принудительного выполнения работ, от которых отказались бы даже машины, бывшие рабы быстро обретали силу, здоровье и выносливость.

Вместе со своими уцелевшими и окрепшими людьми Исмаил стоял у входа в большую пещеру и смотрел на великий простор пустыни, на песке которой никогда не отпечатаются следы работорговцев. Занималась заря – как говорила Марха, это было любимое время суток Селима Укротителя Червя.

Дочь Исмаила Хамаль выглядела жизнерадостной и сильной. В свои двадцать шесть лет она вошла в пору зрелой женственности. Она снова вышла замуж по обычаю местного сурового племени и успела к этому времени родить троих детей. Она хранила в душе образ Рафеля, но каждый человек в группе Исмаила потерял родных – кто еще на Поритрине, кто уже по прибытии на Арракис. Надо было жить дальше, зная, что эта планета отныне и навсегда стала их домом.

К Исмаилу неслышно подошла и встала рядом красивая Марха и тоже вперила взор своих кремнисто-серых глаз в просторы пустыни. Он тепло улыбнулся ей. Этих двух людей теперь многое объединяло. Эльхайим, сын Мархи от Селима Укротителя Червя, вырос – это был большой мальчик, почти десяти лет. Теперь он был осторожен, залезая в расщелины, зная, что там могут скрываться черные скорпионы.


Меньше чем через год после того, как на Арракис попали беглецы с Поритрина, Марха уже не скрывала, что преемником Селима в качестве ее мужа скорее всего станет Исмаил. Буддаллах благословил ее здоровым и умным сыном, а по обычаям дзенсуннитов, обусловленным тяжелой жизнью в пустыне и трудностями постоянного кочевья, народ Арракиса не подвергал остракизму лишенных отцов детей и женщин, оставшихся без мужа.

– Я была женой Укротителя Червя, – говорила она Исмаилу, сидя в полумраке пещеры, гордо подняв голову, как принцесса пустыни. Полулунный шрам над левой бровью казался бледным в тенистой полутьме. – Когда Шаи-Хулуд пожрал моего мужа вместе со злобным наибом Дхартхой, моим очевидным следующим выбором должен был стать Джафар, который был правой рукой Селима, но…

Она на мгновение отвернулась, но потом снова посмотрела на Исмаила.

– Джафар свято чтит легендарную память о Селиме и устрашен самой его тенью. Он не говорит этого вслух, но я чувствую, что он посчитал бы святотатством, если бы я стала его женой. Другие мужчины тоже поклонялись Селиму и шли за ним, как за пророком. Они чтят его память, традиции, им основанные, и смотрят на меня как на неприкосновенную богиню. – Она коснулась его руки. – Человек не может так жить, Исмаил.

Он посмотрел ей в глаза.

– И поскольку я в какой-то степени чужестранец, то ты полагаешь, что меня не устрашит такая перспектива?

– Ты – самостоятельный вождь собственного народа, человек, заслуживший его уважение, человек честный, твердый и не боящийся отстаивать свои убеждения. Ты скала, а не мягкая дюна, которая колеблется и меняет свою форму от малейшего дуновения капризного ветра.

Он нахмурился.

– Ты просишь меня забыть мою жену?

Марха отрицательно покачала головой.

– Я не прошу тебя ни о ком забывать. Я тоже никогда не забуду моего первого мужа. У нас у обоих есть свое прошлое, Исмаил, и… наше будущее. Вместе мы будем сильнее.

Ее слова испугали его, но Исмаил ощутил в них истину. – Ты возлагаешь тяжелую ношу на мои плечи. – Она стояла очень близко к нему, и Исмаил был опьянен ее умом и красотой.

Она пожала плечами и поцеловала его в жесткую щеку.

– Мы все несем свое бремя, не так ли?

Вот так они поженились и стали вместе вести за собой растущее племя отступников и трудиться над тем, чтобы остановить поток утекавшей с Арракиса меланжи. Все люди их племени поклялись защищать Шаи-Хулуда и прекратить воровство пряности.


Теперь, призвав своих благородных разбойников явиться ко входу в пещеру, Исмаил смотрел на этих людей, которые последовали за ним на другую планету, и на других, которые приняли его как наследника Селима Укротителя Червя. За спиной Исмаила вставало солнце, заливая горячим светом бескрайние пески.

Селим воспринял множество видений, прозревая вспышки будущего, общаясь с великим Шаи-Хулудом и пользуясь силой меланжи. У Исмаила, однако, не было таких надежных источников, которые могли бы руководить им в принятии решений, – ему приходилось изучать сутры Корана и другие писания в надежде верно определить, в чем заключается воля Бога. Временами Исмаил отрывал время от сна и проводил многие часы в одиночестве, вглядываясь в ночную пустыню, словно где-то вдали мог разглядеть туманное будущее…

Когда солнце медленно выползло из-за изрезанных краев скал, Исмаил глубоко вдохнул воздух и ощутил всю его пыль и жар. Арракис был куда менее гостеприимен, нежели Поритрин или Хармонтеп, но это был его новый дом, место, где он может жить вдали от угроз работорговцев и мыслящих машин и вдали от Лиги Благородных.

С улыбкой Исмаил оглядел смотревших на него людей.

– Мы можем жить на этой планете как захотим, самостоятельно строя свою жизнь и свое будущее. Мы никогда снова не станем рабами! – Он горделиво выпрямился, вздохнул и добавил: – С этого дня мы будем называть себя свободными людьми – фрименами – Арракиса.


ПРИЛОЖЕНИЕ

Хроника побед и поражений: поворотные моменты в истории Джихада

(Все даты указаны по стандартному галактическому календарю)


201 год до Гильдии (д. г.) – сын Серены Батлер погибает от рук Эразма.

200 г. Армада Лиги отвечает массированной атомной бомбардировкой Земли и уничтожением земной инкарнации Омниуса.

198 г. Первый после победы на Земле организованный наступательный поход армии Джихада. Цель – Синхронизированный Мир Бела Тегез – выбрана случайным образом. Поход начинается с большой помпой. В сражении отличается молодой Вориан Атрейдес. Несмотря на огромные потери, понесенные роботами и людьми, исход сражения остался неопределенным. Силы Джихада отступают.

197 г. Осознав, что характер войны коренным образом изменился, корринский Омниус делает ответный шаг – посылает сильный флот на Салусу Секундус, но армия Джихада отражает нападение. Для сегундо Ксавьера Харконнена эта кампания становится возможностью расквитаться с машинами за битву у Зимин (несколькими годами раньше), где он был тяжело ранен.

Вориан Атрейдес посещает Бела Тегез, чтобы узнать, что там произошло за время, прошедшее после битвы. Оказалось, что машины восстановили там всю свою инфраструктуру и базы, словно никакой битвы не было. Несмотря на все потери, Джихаду не удалось продвинуться здесь ни на шаг.

196 г, Вориан Атрейдес получает чин сегундо первой степени.

Норма Ценва преобразует поле Хольцмана и частично преодолевает его недостаток – перегревание при длительном применении в боевых условиях. Ослабление защиты на фоне перегрева остается главным недостатком, но поле теперь нагревается менее интенсивнее.

195 г. Бойня на Хонру. Начав здесь широкомасштабное наступление, армия Джихада попыталась освободить порабощенное население Синхронизированного Мира Хонру, но разведка ошиблась в оценке сил противника. Омниус применил тактику самоубийственных атак боевых роботов, уничтожив при этом весь флот Джихада. Потери армии Джихада составили около полумиллиона человек.

194 г. После бойни на Хонру Великий Патриарх Иблис Гинджо и Жрица Джихада Серена Батлер призывают добровольцев в армию. Иблис Гинджо подозревает, что предатели из числа людей целенаправленно передали дезинформацию о численности машинного флота на Хонру. Учреждается комиссия по расследованию, во главе которой поставлен Йорек Турр.

Откликнувшись на призыв руководителей Джихада, в армию записывается семнадцатилетний сводный брат сегундо Ксавьера Харконнена Вергиль Тантор.

193 г. После того как Йорек Турр приходит к выводу о том, что шпионская деятельность не ограничивалась битвой при Хонру, официально учреждается полиция Джихада (джипол). Йорек Турр утверждает, что шпионаж пронизал всю Лигу и что предателями являются люди, поклявшиеся в верности Омниусу.

Для укрепления и консолидации своей власти Иблис Гинджо заключает политический брак с Ками Боро, наследницей последнего императора, правившего до наступления эпохи титанов за тысячу лет до описываемых событий.

192 г. Гиназские наемники предлагают свою помощь в качестве независимых воинов. Они согласны воевать, не вступая в прямое подчинение командирам армии Джихада. После многочисленных дебатов Великий Патриарх Гинджо предлагает принять предложение. Наемников предлагают и другие планеты, но лучшими из них признаны именно гиназцы.

Савант Тио Хольцман разрабатывает защитное поле типа «мигни и стреляй». Нововведение позволяет отключить поле на тысячные доли секунды, чтобы произвести сквозь поле выстрел. Норма Ценва модифицирует уравнение поля и тем предотвращает катастрофу, но не сообщает об этом саванту.

191 г. Большая чистка. В шпионаже в пользу машин обвинены семеро представителей Парламента Лиги – все они либо политические соперники, либо личные противники Иблиса Гинджо. Расследование и допросы проводит Йорек Турр. Великий Патриарх создает орден серафимов – личную охрану Жрицы Джихада Серены Батлер, составленную из фанатично преданных Иблису женщин.

190 г. Манион Батлер уходит с поста вице-короля и просит, чтобы на его место была избрана его дочь Серена. Ее избирают при шумном одобрении депутатов, но она настаивает на том, что будет лишь временным вице-королем до окончания войны.

189 г. Мыслящие машины атакуют и завоевывают маленькую колонию Эллрам. Все население либо убито, либо обращено в рабство. Битва заканчивается поражением людей еще до того, как о ней узнают в Лиге.

Совершено покушение на Серену Батлер, приехавшую в Парламент Лиги для выступления. Попытка покушения пресечена, при этом погибает одна из серафимов. После покушения Серену перевозят в Город Интроспекции, в безопасное защищенное место. Покушавшегося убивают при задержании, а проводящий расследование Йорек Турр находит доказательства, что он был одурманенным агентом, подосланным Омниусом.

188 г. Машины наносят следующий удар. На этот раз объектом атаки становится Колония Перидот. Армия Джихада сражается с беззаветным мужеством и оттесняет силы Синхронизированных Миров. Гиназскими наемниками командует Зон Норет, люди которого уничтожают на суше боевых роботов. Но машины придерживаются тактики выжженной земли; колония перестает существовать.

Группа горячих голов из числа военнослужащих армии Джихада самовольно, нарушив приказы, пытается атаковать новую штаб-квартиру главного Омниуса на Коррине. Все нападавшие убиты роботами.

187 г. Сегундо Ксавьер Харконнен выступает с инициативой построить крупный военный мемориал на Гьеди Первой, посвященный памяти всех павших в Джихаде. Эту инициативу поддерживает Серена Батлер, и на Гьеди Первой – на планете, где армия Джихада понесла огромные потери, но одержала важную победу над машинами, начинается грандиозная стройка. Такой же мемориал предполагается соорудить и в Зимин.

После поражений в Эллраме, Колонии Перидот и на Коррине Великий Патриарх выступает с обращением к Парламенту Лиги. Так как Джихад продолжается уже тринадцать лет, а решающих успехов добиться не удается, он предлагает учредить новый административный орган – Совет Джихада, – который будет заниматься исключительно военными делами, руководствуясь практическими соображениями. Иблис Гинджо предлагает, чтобы все дела, относящиеся к Джихаду – как внутренние (джипол), так и внешние (армия Джихада), – решал бы именно этот Совет. Другие – торговые, экономические, социальные и политические – вопросы будут по-прежнему рассматриваться в ходе обычных парламентских дебатов, так как они в этом случае могут продолжаться сколь угодно долго. Но дела Джихада требуют быстрого и решительного руководства, что невозможно при парламентской разноголосице. Предложение утверждается парламентом.

186 г. Повторные чистки в Лиге. Начинается охота на ведьм; охваченные подозрительностью люди начинают искать шпионов машин у себя под кроватями. Серена Батлер, находящаяся под защитой Города Интроспекции, выступает с пламенными речами, которые транслируются по всей Лиге.

185 г. Ксавьер Харконнен и Вориан Атрейдес получают звания примеро армии Джихада.

184 г. Мыслящие машины начинают широкомасштабное наступление на несоюзные планеты, посчитав их более легкой добычей. На этих планетах отсутствуют гарнизоны армии Джихада, которые могли бы остановить нашествие, а местных сил недостаточно для оказания эффективного сопротивления Омниусу. Машины захватывают три несоюзные планеты, используя их как базы для дальнейшей экспансии Синхронизированных Миров.

182 г. Пока Норма Ценва как одержимая занимается уравнениями свертывания пространства и работает в полном одиночестве, савант Хольцман нанимает множество молодых и честолюбивых помощников, чтобы выжать из них полезные идеи. Молодые люди в восторге от перспективы работать под началом великого ученого.

181 г. Еще две несоюзные планеты – Тиндалл и Беллос – становятся жертвами Омниуса. Все эти планеты отличаются малой населенностью, и население их в основном состоит из торговцев, шахтеров и крестьян. Совет Джихада недоумевает, зачем Омниусу понадобились эти незначительные планеты. Загадку разгадывает Вориан Атрейдес, который указывает Совету Джихада, что машины намереваются использовать их как опорные пункты для дальнейшего наступления, так как они расположены на границе Лиги и Синхронизированных Миров. Захватив эти планеты, Омниус получает возможность создать сеть баз, откуда можно затем совершить полномасштабное нападение на Лигу Благородных.

179 г. При поддержке Ксавьера Харконнена Вориан Атрейдес предлагает, чтобы армия Джихада, помимо обороны планет Лиги, защищала бы и несоюзные планеты, не жалея для этого ни сил, ни средств. Поначалу Совет Джихада встречает эту инициативу в штыки, но примеро Атрейдес демонстрирует карты и схемы, с помощью которых неопровержимо доказывает стратегические замыслы Омниуса, связанные с захватом планет на периферии территории Лиги. Мыслящие машины получают опорные пункты и базы, откуда можно легко организовать скоординированные нападения на Салусу Секундус и другие ключевые планеты Лиги. Иблис Гинджо рассматривает это предложение как шанс расширить территорию Лиги.

178 г. Несоюзная планета Тиндалл, недавно захваченная Омниусом, отбита армией Джихада в ходе неожиданного ответного удара. Битвой руководят совместно оба примеро – Харконнен и Атрейдес. В битве отличается Вергиль Тантор, награжденный за мужество двумя медалями, которые он отсылает домой – жене и трем дочерям.

177 г. Силы Омниуса обнаружены близ несоюзной планеты IV Анбус, которая является наиболее вероятной следующей целью в создании всемирной сети Омниуса. Командование отряжает крупные силы армии Джихада для обороны планеты, населенной преимущественно дзеншиитами.