Девушка и робот с цветами Брайан Олдисс Писатель, задумывает и начинает писать новый фантастический рассказ о межзвездных войнах и роботах, но прекрасный летний день и присутствие рядом любимой девушки, меняют его отношение к едва начатому рассказу... Брайан Олдисс Девушка и робот с цветами Этот рассказ Брайана Олдисса был впервые опубликован в английском научно-фантастическом журнале «Нью Уорлдс» («Новые миры»). В рассказе упоминается главный редактор журнала М. Муркок, а также Джим Боллард и другие писатели и редакторы научно-фантастической литературы в Англии и США. Брайан Олдисс принадлежит к той пока сравнительно небольшой группе писателей-фантастов, чье творчество привлекает серьезное внимание критики. Когда он опубликовал свой первый научно-фантастический рассказ, ему была присуждена премия в конкурсе проводившемся газетой «Обсервер» в 1954 году. Ему было тогда 29 лет и он работал продавцом в книжном магазине. С тех пор он выпустил множество других произведений и среди них — «Слюнное дерево», завоевавшее первую премию в голосовании, проводившемся Ассоциацией писателей-фантастов Америки. С 1960 по 1964 год он был президентом Британской ассоциации научной фантастики, а на следующий год его избрали почетным гостем на Всемирную конференцию по научной фантастике. В 1968 году он был признан самым популярным английским писателем-фантастом, а в 1969 году, на съезде в Австралии, его назвали лучшим современным писателем-фантастом. * * * Когда мы после ленча убирали посуду, я небрежно бросил ей: — Я начал новый рассказ. Поставив кофейные чашки на сушилку, Мэрион обняла меня и сказала: — Ах ты, старый хитрец! Когда же это? Когда я ходила утром в магазин? Я утвердительно кивнул, улыбаясь ей, чувствуя, как мне хорошо, наслаждаясь ее взволнованным и радостным чириканьем. Мэрион великолепна: на нее всегда можно положиться. Неужели это и впрямь привело ее в такой восторг — ведь она не особенно увлекается фантастикой? Но мне все равно; она преисполнена любви и, может быть, благодаря этой любви так проникается сочувствием ко мне, что рождение нового рассказа вызывает у нее такой же искренний восторг, как и у меня. — Ты, я полагаю, не собирался сообщить мне, о чем он? — спросила она. — О роботах. А больше не скажу ничего. — Окей. Иди и попиши немножко, пока я домою посуду. У нас до выезда есть еще минут десять, правда? Мы собирались заехать к нашим друзьям Каррам, которые жили на другом конце Оксфорда. У Карров не было машины, и мы договорились, что, захватив их вместе с их двумя детьми, поедем за город на пикник, чтобы отпраздновать наступление жары. В тот момент, когда я выходил из кухни, снова загудел холодильник. — Ну, завел! — мрачно сказал я Мэрион. Я стукнул по нему, но он продолжал на меня ворчать. — Я никогда его не слышу, пока ты мне не напомнишь, — сказала она. Ничто на нее не действует, скажу я вам! Это чудесно; это значит, что она превосходное успокоительное средство для нервов, как бы она меня ни возбуждала. — Надо позвать электрика — пусть посмотрит, — сказал я. — Если только этот шум не доставляет тебе удовольствия. Торчит тут, да пожирает электричество, словно… — Робот? — подсказала Мэрион. — Да. — Я побрел в гостиную, служившую одновременно и кабинетом. На ковре у окна лежала Никола в какой-то немыслимой позе, грея на солнышке брюхо. Я подошел к ней с рассеянным видом и пощекотал: пусть помурлычет. Она знала, что мне это нравится не меньше, чем ей; в некоторых отношениях они с Мэрион были очень похожи. И тут меня охватила досада. Я закурил сигару и пошел обратно в кухню. Дверь во двор была открыта. Прислонившись к косяку двери, я сказал: — Пожалуй, на этот раз я тебе скажу. Не знаю, так ли уж он хорош, чтобы стоило его кончать. Она посмотрела на меня. — А что, он станет лучше оттого, что я услышу? — Может, ты что-нибудь предложишь. Наверное, она подумала, как было бы неблагоразумно с ее стороны призывать меня на помощь, если бы у нее не удалась стряпня. Но она только сказала: — Потолковать никогда не вредно. — Один человек написал потрясающую статью о генерации идей во время разговора. Немец в прошлом веке, только не помню кто. Фон Клейст, кажется. Я, наверное, говорил тебе. Надо когда-нибудь перечитать ее снова. Он доказывал, что, как ни странно, мы в разговоре, точно так же, как и на письме, можем сказать такое, что будет неожиданно и удивительно для нас самих. — А разве твои роботы тебя не удивляют? — О них слишком часто пишут. Пожалуй, мне нужно бросить их. Может, Джим Боллард прав: это до смерти затасканное старье. — А ты что придумал? Я стал рассказывать. Подобная Земле планета Икснивартс объявляет Земле войну. Ее жители отличаются исключительным долголетием, поэтому долгое путешествие на Землю для них ничего не значит: восемьдесят лет для них ничто, один миг. А для жителей Земли — это вся жизнь. Так что единственный способ для них перенести войну на Икснивартс — это применить роботы, прекрасные на вид, несущие гибель создания, лишенные как многих человеческих достоинств, так и слабостей. Они работают от солнечных батарей, существуют почти вечно, а в голову им вставлены крошечные вычислительные машины, способные перехитрить любое живое существо. Армада кораблей, нагруженных такими роботами, отправляется в путь, чтобы напасть на Икснивартс. Вместе с флотилией отправляется завод, укомплектованный роботами, которые могут чинить своих собратьев. С этой целиком автоматизированной ударной бригадой отправляется самое ужасное оружие: оно может связать весь кислород, который содержится в воздухе Икснивартса, заключив его в камень, так что всего через несколько часов на этой планете станет нечем дышать. Нечеловеческая эта флотилия отбывает. Лет двадцать спустя вражеская флотилия достигает Солнечной системы и как следует посыпает Землю, Венеру и Марс радиоактивной пылью, уничтожив около семидесяти процентов человечества. Но ничто не может остановить флотилию роботов, которые через восемьдесят лет достигают своей цели. Антикислородное оружие оказывается чудовищно эффективным. Враги, все до единого, чуть не в один миг гибнут от удушья, и планета переходит в руки металлических завоевателей. Роботы приземляются, передают по радио вести о своих успехах на Землю и затем проводят десять лет, аккуратно закапывая трупы. К тому времени, как их сообщение достигает Солнечной системы, Земля после разгрома начинает понемногу приходить в себя. Люди проявляют огромный интерес к завоеванному ими далекому миру и собираются снарядить небольшой корабль, чтобы посмотреть, что делается на Икснивартсе. Но нынешние властители планеты, воинственные роботы, внушают им некоторую тревогу. И люди посылают туда корабль с экипажем из двух человек, которые находятся в замороженном состоянии. К несчастью, и этот и следующий корабль из-за технического просчета сбиваются с курса, но третий благополучно долетает, и оба пилота, Грэм и Джоска, размораживаются как раз вовремя, чтобы совершить длительный разведывательный полет вокруг Икснивартса, где нечем дышать. Когда, проведя в замороженном состоянии еще восемьдесят лет, они доставили фотографии на Землю, на этих снимках предстал мир принадлежавших роботам громадных городов и бурно развивающейся техники. Это внушало опасения. Но земляне успокаиваются. Созданные ими воинственные роботы, кажется, встали на мирный путь. На многих снимках, снятых с помощью телескопических линз, видны роботы, которые бродя по склонам гор и холмов своей планеты, в одиночестве собирают цветы. Особую известность получает одна карточка, снятая крупным планом, которую подхватывают все средства информации. Она облетает всю ликующую Землю. На ней робот четыре метра ростом и в полном своем снаряжении стоит с огромной охапкой цветов. Так я и собирался озаглавить рассказ: «Робот с цветами». К этому времени Мэрион кончила мыть посуду. Мы стояли во дворе, в крошечном укромном садике, безмятежно наблюдая за птицами, сновавшими над крышей старой церкви, что стоит за садом. Вышла Никола и стала смотреть вместе с нами. — Конец? — спросила Мэрион. — Не совсем. Тут вступает ирония. Снимок робота с цветами неверно истолковали: роботы вынуждены уничтожать цветы, ибо цветы выдыхают кислород, а кислород может вызвать у роботов ржавчину и поломки. Они не унаследовали от людей привычки поклоняться красоте: у них извечный порок всех роботов — они утилитарны. И через несколько лет они вернутся на Землю, чтобы стереть землян с лица Земли. Я услышал, как в кухне снова загудел холодильник, и подавил желание сказать об этом Мэрион — мне не хотелось спугнуть солнечные блики на ее лице. — Вроде закручено недурно, — сказала она. — Похоже, может выйти сносный рассказ средней руки. Не совсем ты, пожалуй. — Мне почему-то кажется, что я не смогу его закончить. — Он немножко напоминает рассказ про робота Пола Андерсона, который тебе так понравился, — «Эпилог», что ли? — Может быть. Все научно-фантастические рассказы похожи друг на друга. Еще он чуть-чуть напоминает один рассказ Гарри из сборника «Война с роботами». Но мне вовсе не поэтому не хочется кончать «Робота с цветами». Может быть, он бы так понравился Фреду Полу или Майку Муркоку, что они бы его напечатали, но меня он не устраивает. И не просто потому, что это плагиат, — Ты как-то сказал, что можешь всегда отличить плагиат, потому что ему всегда не хватает эмоциональности. В маленьком декоративном пруду среди листьев кувшинок поблескивали золотые рыбки. Никола и Мэрион с интересом наблюдали за ними. Я уже говорил, что они похожи. Я глядел на них сверху вниз с любовью и легким раздражением. Ее последние слова подсказали мне, что она поддерживала разговор только ради меня — ему тоже не хватало эмоциональности. — Я предполагал, что ты спросишь, почему меня не устраивает этот замысел. — Дорогой мой, если мы собираемся заезжать за Каррами, нам пора двигаться. Уже без двадцати три. — Я мечтаю об этом. — Я через минутку вернусь. — Проходя мимо, она меня поцеловала. Конечно, она права, думал я. Я сам должен решить все это, иначе я никогда не буду доволен. Я пошел и присел рядом с кошкой и стал смотреть на золотых рыбок. Птицы деловито суетились у церкви, добывая пищу птенцам. В их недолгой жизни им дано так мало времени наслаждаться летом. То, что мне хотелось высказать, было в каком-то смысле совсем не то, что мне хотелось высказать Мэрион. И на то была своя особая причина — во многом это как бы составляло часть меня самого. Я видал не одно исполненное любви лето и рядом со мной бывала не одна влюбленная девушка. А сейчас рядом была Мэрион, самая нежная из них, та, с которой я больше всего мог чувствовать себя самим собой и свободнее всего выражать свои мысли. Вот почему мне и не хотелось злоупотреблять этой своей привилегией. Мне нужно было сохранить что-то в неприкосновенности. Поэтому я боялся сказать ей больше, чем уже сказал. Я боялся сказать ей, что в своем теперешнем ощущении счастья я испытывал лишь презрение к своему рассказу про роботов и ничего другого никогда испытывать не буду, как бы искусно я его ни написал. В сердце моем не велось никаких войн, как же мог я поверить вдруг в межпланетную войну со всеми этими немыслимыми и невероятными вещами? Откуда это желание возиться с бесчувственными металлическими созданиями, этой пародией на человека, когда я обласкан таким нежным и мягким существом, как Мэрион? Больше того, не является ли сама научная фантастика продуктом разъятой и непримиримой человеческой природы? Я полагал, что да, потому что и мои собственные фантастические романы описывали главным образом мрачные вещи — отражение тех несчастий, которые преследовали меня всю жизнь до появления Мэрион. Но и в этом было не легко признаться. Мысль о роботах, собирающих цветы, внезапно подумал я, это сигнал, который посылает мне моя душа. Она говорит, что мне необходимо изменить направление мыслей, отказавшись встречать все в штыки; нужно перевернуть шекспировские строки: Нарядная беспечность — в сундуках. В почете ныне оружейник…[1 - Шекспир. «Генрих V», 2 акт.] Пора показать несостоятельность моих оружейников и вновь извлечь на свет беспечность. Душа моя стремилась отделаться от вооруженных людей, но мое исполненное страхов «я» заставляло меня закончить рассказ тем, что роботам придется готовиться к новым тяжелым временам. Вся литература не что иное как подобное продолжение внутренних битв. Ну, и если для меня кончилась пора невзгод… пусть даже кончилась лишь ни время… Разве не должен я пока можно сложить оружие? Разве не должен я вознести благодарность богам, а также моим терпеливым постоянным читателям, написав пока я могу — какой-нибудь веселый рассказ? Разве не должен я выйти из-за защитного вала и показать им хотя бы однажды будущее, в котором, быть может, стоило бы жить? Нет, объяснить это слишком сложно. А для меня все и так было ясно и не нуждалось ни в каких объяснениях. Поэтому я встал и, оставив растянувшуюся у пруда кошку в надежде, что ей удастся поймать рыбку под листьями кувшинок, прошел через кухню в кабинет и принялся рассовывать по карманам все необходимое и вытаскивать оттуда все ненужное, размышляя о предстоящем пикнике. День был чудесный, теплый и почти безоблачный. Нам с Чарльзом Карром непременно захочется холодного пива. Они должны были захватить провизию, но безошибочный инстинкт подсказал мне, что нужно позаботиться о пиве. Когда я вынимал из холодильника четыре банки пива, мотор опять загудел. Стареет, бедняга. Ему еще нет десяти лет, но нельзя же думать, что машина будет работать вечно. Только в романах. На бумаге можно послать в межпланетное путешествие одушевленную машину на множество бумажных световых лет и она тебя никогда не подведет. Это будет в соответствии с твоей психикой. Может, если начнешь писать счастливые рассказы, душа обретет в них надежду и в ней зародятся счастливые мысли, как десять лет назад или даже раньше. — Вот достаю пиво! — сказал я вошедшей в комнату Мэрион. Она переодела платье и подкрасила губы. Она выглядела так, как выглядят девушки, без которых не обходится ни один стоящий пикник. И я знал — она поладит с детьми Карров. — Мне вроде помнится, что консервный нож — в машине, — сказала она. А что тебе, собственно, показалось не так в твоем рассказе? Я рассмеялся. — Ах, да не обращай внимания! Просто показалось, что это так далеко от реальной жизни. Я взял банки и, обхватив ее одной нагруженной пивом рукой, направился к двери, декламируя: «Как жить мне без тебя, как отказаться от сладостных речей и нежно связавшей нас любви?»[2 - Джон Мильтон. Потерянный рай. Книга IX.] Я для тебя, как Адам для Евы. — Ты уже, видно, приложился к пиву, друг мой Адам. Дай я возьму сумочку. Что ты хочешь этим сказать: «далеко от реальной жизни»? Может, у нас и нет роботов, зато есть холодильник, который обзавелся собственным разумом. — Так точно. Тогда почему я не могу включить в научно-фантастический рассказ этот холодильник, и этот дивный солнечный свет, и тебя — вместо груды неуклюжих роботов? Погляди на эту пушистую кошку, которая пытается поймать во дворе золотую рыбку. Она и не подозревает, что сегодняшний день не вечен и что потом в ее жизни будет не только этот золотистый полдень. Мы знаем, что это не так. но отчего бы мне вместо того, чтобы писать о столетиях горя и полного отсутствия кислорода, кошек и аппетитных женщин, не написать ради разнообразия рассказ просто об этом быстротечном золотом дне? Мы вышли на улицу. Я закрыл входную дверь и пошел за Мэрион к машине. Мы немножко опаздывали. Она засмеялась, угадав по моему тону, что я наполовину шутил. — Давай, включай все это в рассказ, — сказала она. — Уверена, что ты сможешь. Всунь туда все! Хотя она улыбалась, слова ее звучали вызовом. Я осторожно поставил пиво в багажник, и мы по раскаленной дороге покатили на пикник. --- Brian W. Aldiss. Girl and Robot with Flowers (1965) Журнал "Англия", 1971. № 4 (40) Переводчик не указан. Первая публикация в журнале "New Worlds SF", September 1965[3 - Обложка журнала "New Worlds SF", September 1965] notes Примечания 1 Шекспир. «Генрих V», 2 акт. 2 Джон Мильтон. Потерянный рай. Книга IX. 3 Обложка журнала "New Worlds SF", September 1965