Последняя битва
Брайан Джейкс


Рэдволл #13






Крепость барсуков в осаде. Ее окружает армия Синих, возглавляемая, диким котом Унгатт-Транн. Он не сомневается в легкой победе над горсткой воинов. А в это время обитатели Леса Цветущих Мхов собирают ополчение. Смогут ли осажденные продержаться до прихода помощи? 






Брайан ДЖЕЙКС

ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА


		Слушай мою историю



		О стародавней поре,



		О барсуках могучих



		И о Великой горе.



		О воинах тех отважных,



		Что жили, следуя снам,



		Творя Великую Волю,



		Неисповедимую нам.



		И о зайчихе бесстрашной,



		Что была отваги полна,



		Что с барсуком дружила



		И была, как и ты, юна.



		Об их боевых товарищах,



		Таких же, как вы, молодых,



		Об их несгибаемой воле



		И о деяниях их.



		Слушай мою историю,



		Пока за окном темно,



		О том, как все это было,



		Далеко и давным-давно.








Лорд Русано, правитель Саламандастрона, отложил перо и поплотнее закупорил чернильницу деревянной затычкой. Оставив свой кабинет, барсук сошел по лестнице, крепко сжав ручку деревянного ведерка, заполненного свитками. Жена Русано, леди Розалона, встретив его внизу, осуждающе покачала головой:

— Так вот куда делось мое ведро. А я-то ищу его, ищу. Ай, стыд-то какой, ведра таскать! Лорд Русано, однако, не выглядел пристыженным. Наоборот, он приподнял ведро и гордо встряхнул его.

— Глянь-ка, Розалона, я закончил ее, историю странствий лорда Броктри и завоевания нашей горы!

Леди Розалона улыбнулась мужу. Такого доброго и мудрого барсука еще не знал Саламандастрон, но когда заходила речь о его любимых занятиях, он воодушевлялся, как желторотый юнец. Она взяла его за испачканную чернилами лапу и повела в обеденный зал.

— Все уже ждут тебя. Ты не забыл, что обещал прочитать свою историю, когда ее закончишь?

Русано улыбнулся:

— Что, Снежнополоска и Черныш с зайчатами не подождут денек-другой, а я еще разок просмотрю рукопись?

— Не подождут. Всем зайцам горы не терпится услышать, что ты написал.

Лорд Русано резко повернул к лестнице, но жена удерживала его лапу. Барсук казался взволнованным.

— Ты говоришь, все зайцы? Все зайцы? Но… но… Я ведь думал только об учебнике для детишек, хотел, чтобы они знали историю своей горы.

Розалона сжала его лапу.

— Это было бы несправедливо, — убеждала она мужа. — А как же родители, отцы и деды? Разве им не хочется знать свою историю? Я сама с удовольствием послушаю. Кроме того, ты — прирожденный рассказчик, у тебя такой чудесный голос! Пожалуйста, Русано, почитай нам, прошу тебя!

Барсук сдался и пошел за женою в обеденный зал.

— Ну ладно. Только учти, это займет несколько дней. Вот уже два сезона я роюсь в пыльных пергаментах, расспрашиваю разных зверей об их предках, изучаю рельефы в кузнице. Сидя на берегу, я прислушивался к болтовне морских выдр, стоя под деревьями, подслушивал белок-балаболок. Четыре дня сидел я, скрючившись, в норе старых жирных кротов, то и дело засыпавших на самых интересных местах. Они слышали свою историю из уст прабабушки, которая узнала от троюродной тетки, так они мне сказали…

Обеденный зал действительно оказался забит битком. К лорду Русано тут же подскочили его дети, Снежнополоска и Черныш, и потащили вверх по трем широким ступеням, к креслу перед столом, на котором ждал ужин.

— Папа, папа, почитай нам свою историю, пожалуйста.

— А про меня и Снежнополоску есть в твоей истории?

Русано хмыкнул, усаживая малышей на мягкие под локотники.

— Только если бы вы были старыми-престарыми, если бы вам было много-много сезонов, смогли бы вы туда попасть. А теперь сидите спокойно и не ерзайте, милые мои.

В зале воцарилась тишина, прерванная было скрипом дверей, когда впопыхах вбежали дежурные повара. Все зашикали на них, и снова стало тихо. Русано разрезал ножом небольшой хлебец, отрезал толстый кусок сыра и сделал себе неуклюжий бутерброд. Все напряженно следили, как он спокойно отхватывал зубами изрядные куски, запивая их октябрьским элем из высокой кружки. Наконец тишину нарушил громкий писк крошки-ежа:

— Мама, когда лолд-балсук сказет сказку?

Лорд Русано тут же прекратил жевать и удивленно уставился на ежонка:

— Какую сказку?

— Историю!!! — потряс стены зала многоголосый возглас.

Русано поднял голову в притворном изумлении:

— Так вы хотите, чтобы я прочитал вам мой труд?

Он тут же зажал уши лапами, потому что в ответ раздалось гремящее, как волна прибоя:

— Дддааааааааа!!!

Небольшая тросточка, которую лорд Русано носил с собой, лежала рядом на столе. Леди Розалона взяла ее в лапу и предостерегающе помахала перед носом мужа:

— Лорд Русано, перестаньте, пожалуйста, нас дразнить и начинайте читать. Или немедленно отправляйтесь спать!

Все, особенно самые маленькие, засмеялись при мысли, что лорд барсук может в наказание отправиться в постель, как нашкодивший несмышленыш.

Русано вытащил из ведра первый свиток, раскатал его на столе и придавил дальний от себя конец кружкой. Его добрые карие глаза смотрели в зал, на губах заиграла улыбка, он обратился к присутствующим:

— Друзья, я буду читать вам понемногу каждый вечер. История Саламандастрона теряется в дымке времен. Но гора, какой мы ее знаем сегодня, с ее заячьей школой, Дозорным Отрядом и законами, позволяющими всем жить в мире, обязана своим существованием главным образом лорду Броктри. Ему мы обязаны жизнью, нашими полями и огородами, садами и террасами, удобными жилыми комнатами. До него жили здесь и другие барсуки, но лишь при нем гора стала уютным домом и крепостью одновременно. Я старался записать историю, ничего не пропустить и не перепутать.

И вот она перед нами. Надеюсь, она принесет вам пользу, а еще больше надеюсь доставить вам удовольствие этим повествованием о великих воинах.




КНИГА ПЕРВАЯ.

ДНИ УНГАТТ-ТРАННА ИЛИ ДОРОТИ ПОКИДАЕТ ДОМ


1


Одиночество, дух безнадежности нависли над западным берегом дурными предзнаменованиями, бросая отблески на сушу, море и гору Саламандастрон. И никто не ведал, откуда взялось это гнетущее, подавляющее душу настроение.

Бледная луна бросала неровный свет на поверхность моря, пятнала верхушки волн холодным серебром. На берег неумолимой чередой обрушивались волны прибоя, утомленные путешествием от дальних краешков земли. Над линией прибоя порывы ветра несли сухой песок, бросая его на утесы, заставляя каждую песчинку петь свою тонкую песенку, вливающуюся в хор волн темного океана.

В помещении, из которого открывался этот безрадостный вид, лорд Каменная Лапа сидел в большом кресле, чувствуя себя ровесником горы, обитателями которой он управлял. Возраст давал себя знать. Ритуал ежевечернего отхода ко сну и неизбежного подъема по утрам мучительно отзывался в старых костях. Плотнее запахнувшись в плащ от ночных сквозняков, некогда могучий лорд барсук с недобрым чувством косился на море.

Не утруждая себя стуком в дверь, в кабинет втащился почтенного возраста заяц, тяжело опираясь на сервировочный столик, который он толкал перед собой. Попытки Каменной Лапы не замечать пришедшего ни к чему не привели. Заяц хлопотал, как заботливая наседка, у которой остался только один цыпленок, постоянно причитая:

— Ай-яй-яй, опять сидите без огня, милорд! Вот замерзнете до смерти однажды ночью, помяните мое слово.

Каменная Лапа взглянул на пищу, которую слуга выставлял на маленький столик, стоявший у кресла, и покачал головой:

— Оставь меня в покое, Резвый. Потом, попозже.

— Нет, ваша милость, не-ет, пять чертей попозже, только сейчас! Вот еще, таскать туда-сюда, пока все остынет! Супчик с травкой, ну-кось, хлебушек свеженький, по-олезный, во!

Старый барсук обреченно вздохнул:

— Дай своему языку отдохнуть. Ладно, суп давай. Хлеба не надо, моими деснами корку не одолеть.

Резвый не стал спорить. Он уселся на подлокотник, принимаясь за суп и хлеб, пытаясь увлечь своим примером хозяина. Каменная Лапа лишь безрадостно хмыкнул:

— Посмотреть со стороны… Я, Каменная Лапа, когда-то поднимавший громадные валуны, теперь с трудом держу ложку, а ты, Резвый, едва ковыляешь с этой тележкой…

Заяц слегка подтолкнул своего старого друга локтем и задребезжал слабым смешком:

— Хе-хе-хе, может, и так! Да я помню еще, что когда-то мог перепрыгнуть через три такие тележки, поставленные одна на другую, во. Мог бежать от зари до зари без отдыху. На всей горе не было зайца, который бы смог дышать в пыли, которую я поднимал, пока она за мною не осядет, ну! Были сезоны, да! И ваша милость, тоже… Я помню, валуны больше самого себя ворочал, копье мог сломать, меч согнуть голыми лапами, во…

Каменная Лапа уставился на восславленные зайцем конечности.

— Не спорю, не спорю, старый друг, но сейчас эти лапы… Поседевшие, побитые, все в шрамах — и постоянно болят… Никуда больше не годятся.

Поморщившись, Каменная Лапа медленно поднялся с кресла и подошел к окну. Глядя на мрачные волны, он произнес:

— Слишком долгий мир. Что-то мне подсказывает, что нашим берегам угрожают невиданные неприятности. Хотел бы я дожить свои дни в покое, не хватаясь за оружие, но в глубине души у меня такое чувство, что это нам не суждено. А ведь я даже не могу предположить, чего ждать от будущего.

Резвый искоса глянул на барсука, пожал плечами:

— Понимаю, ваша милость. Чую то же самое. Нынче вечером старая повариха Блинч сказала: «Не к добру все это. Посмотри только, ни одной птицы ни над морем и ни над сушей».

Лорд Каменная Лапа задумчиво погладил длинную серебристую бороду:

— Права повариха, ничего не скажешь. Куда делись птицы? Обычно в конце весны неба не видно за чайками, бакланами и буревестниками.

Резвый пожал плечами:

— Птице в голову не залезешь, во… Может, знают они что, нам неведомое.

Барсук улыбнулся своему старому верному другу:

— Да, действительно. Они всегда смогут устроиться в другом месте. Теперь ступай. Завтра поговорим. Сейчас мне нужно кое-чем заняться.

Резвый всю жизнь подчинялся своему лорду. Вот и сейчас он неловко поклонился и покинул помещение, толкая перед собой сервировочный столик.

Лорд Каменная Лапа направился в потайную комнату, где мечтали и размышляли все сменявшие друг друга саламандастронские правители. У любого другого существа, попавшего сюда, шерсть на спине встала бы дыбом. Резные панно, окружавшие вошедшего в помещение, рассказывали об истории Саламандастрона. В боевой броне стояли на страже мумии древних воителей: Уртран Хваткий, Леди-копейщица Горса, Бешеный Синеполос, Дотошник Справедливый и другие легендарные герои.

Каменная Лапа зажег от своего фонаря еще три, взял с полки щепотку сухой толченой травки и всыпал ее в вытяжные отверстия фонарей. Когда потянулся сладковатый дымок, он уселся в резное каменное тронное кресло и закрыл глаза. Глубоко и ровно дыша, барсук через некоторое время заговорил:

— Если ворота Темного Леса вскоре откроются для меня, если тени зла сгущаются над нашими западными берегами, кто встанет вместо меня? Зайцы мои рассеялись повсюду. Мирные времена вселяют беспокойство в молодых воинов, они пускаются в странствия в поисках приключений. Здесь со мной осталась лишь старая гвардия, глаза наши неверны и мышцы ослабли, сезоны силы давно позади…

Глаза лорда Каменной Лапы засверкали, он сидел прямо, окутанный ароматным дымом. Высоко поднятая голова сверкала сединой, голос отражался от скальных стен пещерного помещения.

— Где сильнейший из сильных? Кто рискнет поднять, объединить и возглавить боевых зайцев? Ходит ли по земле барсук, достаточно храбрый и могучий, чтобы стать повелителем Саламандастрона?

Ветер на берегу тем временем стал еще сильнее, волны накатывались на берег в попытке покорить сушу, океан рычал, как обезумевшее животное. Песок взмывал ввысь скрученными колоннами, вихревыми смерчами метался по берегу. Не было слышно ни птиц, ни иных живых существ.

Суша и море ожидали пришествия Большого Зла. И никто не ведал его причины.

До поры до времени.



2


По северо-восточным окраинам Леса Цветущих Мхов шел путешественник, приближаясь к поджидавшим его крупным неприятностям. Дриг Ненасытная Пасть и его выводок горностаев, числом тринадцать, один другого гнуснее и коварнее, сделали своей профессией воровство, ложь, грабеж, убийство. Даже в общении друг с другом оставались они верны призванию. Единственная их работа в тот день — неподвижное ожидание ничего не подозревающей долговязой бесшабашной зайчихи, известной друзьям под именем Дотти. Школа отнюдь не была ее любимым местом на земле, но где ей не хватало знаний, она брала нахальством, смелостью, остроумием. Казалось, ее нисколько не смутило сомкнувшееся вокруг кольцо грабителей.

Она дружелюбно кивнула им:

— Привет, пацаны и пацанки! Неплохой денек для этого сезона…

Горностаи заржали:

— Глянь-ка, Дриг! Шикарный кролик!

Дотти обернулась на эти слова и обратилась к жирной грязной молодой горностаихе:

— Ошиблась, старушка. Я — зайчиха, а не крольчиха.

Ну-ка повтори за мной: «Глянь-ка, Дриг! Шикарная зайчиха!»

Дриг влез между ними и указал на походный мешок, напоминающий здоровенную хозяйственную кошелку:

— Вытряхивай все на землю!

Дотти сладчайше улыбнулась ему:

— Может, не стоит? Я полдня убила на упаковку и переупаковку, ну…

Здоровенный туповатый горностай, старший сын Дрига, выдвинулся вперед:

— Тогда скажи, что там, внутри, да не ври, что ничего нету.

Дотти укоризненно покачала головой:

— Ты хотел сказать «ничего нет», так ведь? Спорю, ты в школу не ходил.

Горностай взревел, хватаясь за кинжал, болтавшийся на боку:

— Живо давай мешок, крольчиха!

Зайчиха погрозила ему лапой:

— Опять крольчиха! Я ведь не называю тебя горностаем! Потому что вижу — передо мной жаба-переросток.

Извини, мешок! Получай, чего хотел!

Последние слова опять были обращены к горностаю, которому с размаху опустился на голову мешок. Раздался треск и звон, горностай растянулся на земле. С опасным блеском в глазах Дотти занялась остальными.

— Я могу простить грамматические ошибки и личные оскорбления, но в мешке была добрая бутыль старого сидра, подарок для моей тетушки Блинч, а этот олух разбил ее своей дурной башкой. Такого не прощают! Я вам могу теперь сказать только одно: Еула-ли-а!!!

С древним военным кличем боевых зайцев Дотти обрушила на незадачливых грабителей удары мешком и мощных задних лап.

Из своего укрытия неподалеку, из-за толстого бука, происходящим заинтересовался еще один путешественник. Он удовлетворенно хмыкнул. Юная зайчиха неплохо управлялась, несмотря на численный перевес противостоящих ей бандитов. Дотти уложила троих и собиралась лишить жирную неряху пары-тройки гнилых зубов, когда Дриг петлей поймал ее за ноги. Зайчиха потеряла равновесие и рухнула ничком. Трое горностаев сразу же оседлали ее, придавив к земле. Дриг вытащил длинный обоюдоострый кинжал и подошел к жертве, обращаясь к сидевшим на ней горностаям:

— Ну-кось, переверните ее на спину да держите крепче, чтоб я ей горло, того… Живее, бараны тупые!

Прятавшийся за деревом наблюдатель решил, что пришел момент вмешаться и помочь побежденной зайчихе. Дриг неожиданно для себя самого завопил от ужаса, когда его вздернули в воздух и использовали в качестве метелки для расчистки местности от остальных горностаев. Размахивая лапами, он помогал сметать своих детишек слева и справа; вот он лишился воздуха, когда живот его врезался в спину еще одного горностая, потом звезды посыпались из глаз и череп хрустнул от столкновения с челюстью крепкого младшенького. Дотти вскочила, взмахнула мешком, но бить уже было некого — враг был рассеян вокруг. Те, кто не потерял сознания или снова очнулся, стонали и причитали, увлеченные лишь своими ранами. Ошеломленный Дриг еще свисал из лапы могучего барсука. Видно было, что это создание ни от кого не потерпело бы неуважительного отношения. Перед зайчихой горою возвышался настоящий воин, в домотканой рубахе и походном плаще. Громадный двуручный меч торчал из-за спины. Он бросил Дрига, как использованную половую тряпку, и серьезно кивнул зайчихе:

— Я следил за вами из-за того дерева. Для вашего возраста вы очень неплохо справлялись, пока они не подкрались сзади. Запомните навсегда: если против вас двое или больше, всегда прижимайтесь спиной к скале или хотя бы к дереву.

Зайчиха ответила барсуку без особенной сердечности:

— Хорошенькое дело! Спокойно следить, как слабое, нежное создание защищается от орды бандитов, а потом рассказывать ей, как она себя вела! Извините, что своим поведением заставила вас оторвать зад от камня, на котором вы изволили отдыхать!

Барсук спокойно пожал плечами:

— Я же сказал, что сначала у вас неплохо получалось.

Если бы вы справились с ними самостоятельно, я бы вообще не стал вмешиваться.

У Дотти настроение быстро менялось. Она уже жалела о своей грубости, смущенно почесывая длинные уши.

— Н-у-у-у, пожалуй, вы правы. Я чуть совсем не потеряла голову, когда разбилась бутылка старого сидра. У проклятого горностая котел на плечах, как булыжник крепкий. Никогда не выходи из себя, говорила моя старушка-мать.

Барсук неторопливо кивнул, как бы между прочим наступив на хвост Дрига, попытавшегося уползти.

— Мудрая особа, судя по ее словам. Жаль, что вы ее наставлений не усвоили. Кстати, меня зовут лорд Броктри.

Зайчиха хлопнула себя по щеке:

— Ох, глупая моя головушка! Я сожалею и извиняюсь за то, что так непочтительно с вами говорила. Я ведь и не ведала, что вы лорд.

Чуть заметная улыбка мелькнула на спокойной, даже суровой физиономии лорда Броктри.

— Ничего страшного. Вы были очень возбуждены. Как вас зовут?

Зайчиха изобразила элегантный поклон:

— Дороти Дакфонтейн Дилворти, к вашим услугам, милорд, но обычно меня зовут Дотти. Папа говорит, неважно, как зовут, лишь бы к столу звали вовремя. Извините за неуместную шутку…

Жирная горностаиха поднялась и собиралась удрать, но Дороти снова уложила ее мешком. Она показала на банду Дрига:

— Что нам делать с этой шайкой негодяев, милорд?

Ужасающе свистнул меч лорда Броктри. Он был длиною почти со своего хозяина, лезвие шириной в два листа щавеля. Многоголосый стон ужаса раздался с земли. Держа меч одной лапой за середину рукоятки, Броктри взмахнул им, и воздух зашумел, как при взлете лебедя.

— Ух!

Меч воткнулся в землю, а голос барсука, обратившегося к перепуганным бандитам, понизился до опасного ворчания:

— Я берегу свой меч для боя с настоящими воинами. Подонки вроде вас могут обесчестить клинок. Но я все-таки сделаю исключение, если кто-то из вас останется рядом, когда я досчитаю до трех. Помните, я всегда держу слово… Раз!…

Лорд Броктри не успел продолжить счет, а Дриг и его выводок уже исчезли. Дороти ухмыльнулась:

— Честное слово, вот бы что мне хотелось с ними сделать. Жаль, что у меня нет такого меча. Шикарный боевой инструмент, скажу я вам!

Она уперлась и с трудом вытащила меч из земли, но сразу же свалилась под его тяжестью.

— Небо и земля, сэр! Как вы только с ним управляетесь?

Вместо ответа барсук одной лапой подобрал свой меч, взмахнул им в воинском салюте и точным движением сунул за спину.

— Думаю, что для этого нужна сила. Говорят, я еще сильнее, чем мой отец, лорд Каменная Лапа.

Дотти понимающе шевельнула ушами:

— Еще бы! У каждого свой бич. Вот, например, мое проклятие — красота. Все, как один, утверждают, что я красивее, чем закат солнца в солнцестояние. Вот почему эти болваны на меня и напали. Думают ведь, что красота — признак слабости. Так вы сказали, что старый лорд Каменная Лапа — ваш батюшка?

Броктри вытащил из-за бука мешок и перекинул его через плечо.

— Сказал. Вы его знаете?

Дотти состроила гримаску и начала прихорашиваться.

— Можно сказать, знаю. Дело в том, что я как раз туда направляюсь, на эту старую гору, как ее, Сталламалла…трудное название.

— Саламандастрон.

— Вот-вот, она самая. Моя тетя Блинч там главным поваром. Вот кто у нас настоящий старый воин…

Лорд Броктри почуял за словами Дотти какую-то историю. Он уселся, опершись спиной о ствол бука, и вынул из объемистого мешка провизию.

— Присядьте со мною, Дотти. Как вы относитесь к овсяным лепешкам? Вот сыр и бузиновая сладкая…

Зайчиха не заставила себя упрашивать:

— С удовольствием! Я целую вечность ничего не ела… уже почти час. Сыр у вас… м-м-м… слюнки текут!

Лорд Броктри невольно улыбнулся молодому заячьему аппетиту:

— Прошу вас, угощайтесь, и обменяемся нашими рассказами. Сначала вы. Почему вас послали в Саламандастрон?



3


Уже час как светало. Ветер стих, морской туман опустился на западный берег. Медунка Жесткий, старый заяц-боксер, заканчивал утреннюю зарядку на береговом песке. После пробежки, швыряния камней и поднятия бревен ветеран приступил к завершающей тренировочной серии нырков и уклонений. Выбросив в воздух завершающую серию ударов, Жесткий подобрал с камня свой чемпионский пояс и поднес его к своему мускулистому телу. Но вдруг…

Покрытые шрамами уши Жесткого уловили в грохоте отливного прибоя какой-то незнакомый звук. Постукивая себя по носу расслабленной лапой, он потрусил к воде. К берегу на веслах направлялась узкая лодка со спущенным парусом. Над гребцами, дюжиной крупных крыс, шерсть которых была выкрашена в темно-синий цвет, возвышалась фигура в плаще с накинутым на голову капюшоном. Встревоженный заяц, готовый к неприятностям, стоял на берегу. Киль лодки заскреб по дну, нос воткнулся в песок. Крысы сложили весла, резво выпрыгнули из лодки и плюхнулись на мокрый песок. Фигура в плаще, не обращая на них особого внимания, прошлась по образованному телами мостику, не замочив изящно обутых лап. Жесткий вызывающе окрикнул пришельца:

— Эй, приятель, ты кто и что тебе здесь надо?

Одна из частей живого моста поднялась и подошла к зайцу. Это было животное в кольчуге под гербовой накидкой с вышитым на ней крюком серпа. Презрительным голосом крыса обратилась к зайцу:

— Эй, ты! Низшие существа не смеют обращаться к Гранд-Фрагорль. Стань на колени и жди, пока я соизволю тобой заняться.

Жесткий зловеще улыбнулся бронированной крысе:

— Лучше ты стань передо мной на колени, бычок нахрапистый. Небольшой урок хорошего поведения…

С этими словами он слегка двинул собеседника в челюсть и, когда тот зашатался, прижал его сверху лапой, заставив опуститься на колени. Тут же заяц почувствовал, что в его бока уперлись кончики мечей остальных крыс. Один из нападавших обернулся к фигуре, закутанной в плащ. Та сделала несколько движений лапами, не вынимая их из-под плаща.

— Любой, поднявший лапу на кого-нибудь из избранных, должен умереть. Тебе неслыханно повезло. Гранд-Фрагорль оставляет тебе ничтожную жизнь, потому что желает передать весть правителю горы. Ты нас к нему проводишь.

Жесткий не собирался спорить с дюжиной мечей. Он кивнул закутанной фигуре, поворачиваясь, чтобы вести группу.

— Ну, что ль, пошли, проведу я вас к лорду Каменной Лапе. Вряд ли он вас к завтраку пригласит, коли так будете себя вести.

В дверь покоев Каменной Лапы, как обычно, без стука ввалился Резвый. Отвернувшись от окна, старый барсук поднял седые брови, не увидев тележки.

— Что, сегодня завтрака не будет? Блинч проспала? На нее не похоже.

Старый слуга озабоченно поклонился:

— Ох, напасти, которых мы опасались, кажись, тут как тут, во. Там, внизу, с берегового входа, к вашей милости… Вам бы надо одеться для приема, во…

Каменная Лапа позволил слуге выбрать свободно ниспадающее зеленое одеяние. Потом он освободился от халата, и заяц, взобравшись на кресло, помог своему господину облачиться для официального приема.

— Хм. Конечно, к этому надо надеть красный пояс, во.

Может быть, шлем и дротик…

Каменная Лапа сделал свой выбор:

— Принеси белый веревочный пояс. Шлем не надо, он все время сползает на глаза. И дротик не надо. — Взяв Длинный церемониальный шестопер, барсук подошел к высокому медному зеркалу.

— Вызови Жесткого, Колотушку, Ухопарус и Хлопотуна для свиты.

Уже почти рассвело, и старые зайцы сквозь окна-бойницы могли заметить странных крыс и их закутанного вожака, ожидавших у главного входа горы.

— Клянусь моими усами, они синие!

— У тебя что-то с глазами. Разве бывают синие крысы?

— Нет, он не ошибся. Они и вправду синие. Не ясно, какого цвета тот, закутанный. Мрачный тип, черт побери.

Повариха Блинч, уходя на кухню, чтобы присмотреть за завтраком, бросила:

— Синие, розовые они или даже пестрые, все равно ничего хорошего от них не дождешься, вот увидите.

Скрытая плащом Гранд-Фрагорль сохраняла таинственность и не двигалась, зато собеседник Жесткого нервно бегал взад-вперед. Очевидно, он был чем-то вроде офицера. Наконец появился лорд Каменная Лапа в сопровождении четырех зайцев, вооруженных дротиками.

Крыс перестал вышагивать и, поигрывая рукоятью меча, обратился к барсуку, предварительно смерив его наглым взглядом:

— Ты тут главный? Отвечай!

Лорд Каменная Лапа, не обращая на наглеца внимания, поднял узловатую лапу в направлении закутанной фигуры:

— Кто ты, и почему ты с вооруженными солдатами высадился без разрешения на моем западном берегу?

Капюшон плаща откинулся назад, под ним оказалась синяя голова самки хорька. В носу ее красовалось кольцо с золотым амулетом в виде серпа. Ее высокомерные интонации показывали, что она привыкла к подчинению.

— Я Гранд-Фрагорль, прибывшая от Унгатт-Транна,

Правителя земли. Ты принадлежишь к неполноценным видам, но он разрешил мне доставить тебе это послание.

Чувствуя, что шерсть на загривке встает дыбом, барсук проворчал:

— К неполноценным видам? Если продолжишь в том же духе, станешь пищей для крабов еще до того, как рассеется туман. Вместе со своими крысами. Выкладывай свое поручение и проваливай, пока я еще не вышел из себя.

Вытащив из складок плаща свиток, Гранд-Фрагорль прочитала вслух:

— Да будет известно всем низшим существам, что на стали дни Унгатт-Транна. Все эти земли и моря, их омывающие, отныне его собственность. До заката вам следует освободить эти места. С собой ничего не брать, ни пищи, ни оружия. Следует оставить также всех слуг, от которых может быть хоть какая-то польза. Такова воля и закон Унгатт-Транна, низвергающего звезды с неба и заставляющего землю дрожать. Повинуйся или умри!

Медунка Жесткий поднял копье:

— Прикажите, властитель, и мы их превратим в лапшу. У низших существ это неплохо получается.

Каменная Лапа нажал на метательное копье Медунки, направив его в песок. Он тяжело вздохнул и ответил Гранд-Фрагорли:

— Передай мои слова свихнувшемуся ничтожеству, которому ты служишь. Скажи ему, что лорду Каменной Лапе, правителю Саламандастрона, не впервой учить пустозвонов, и это он узнает на своей шкуре, если отважится высадиться на моем берегу. Теперь проваливай и захвати с собой этих крашеных придурков.

Хорек и крысы без единого слова направились к своей лодке, которая вскоре скрылась в тумане.

Словоохотливая старая боевая крольчиха Ухопарус лихо тряхнула дротиком:

— Здорово вы их, милорд. Они все поняли.

Покачивая седой головой, Каменная Лапа повернулся и направился в свою любимую гору.

— Хотел бы я надеяться, боевая подруга. Хотел бы.



4


Лорд Броктри с удовольствием слушал рассказ Дороти.

— Да, вот так из-за глупых случайностей я всегда попадала в беду. Если в нашем доме с подоконника исчезал пирог, если кто-то устраивал шум в винной лавке, кто был всегда виноват, догадываетесь? Я и только я! Я — причина, я — зачинщица, я — бельмо на глазу! И мне надо задать трепку, и чтоб масло не таяло у меня во рту! Черт бы драл, все это из-за моей мистической, неземной красоты. Все всегда валят на красавиц, скажу я вам. Ну а после того, как с чего-то вспыхнули усы дедушки и кто-то в штанах дядюшки Сентимуса вырезал дырку, аккурат сзади, мои дорогие престарелые родители решились. Вот, соизвольте бросить ваш милостивый взгляд на эти каракули!

Дороти вырыла из мешка обтрепанный кусок бересты. Темные глаза Броктри прищурились, как только он начал читать.




Дорогая сестрица Блинч!

Мы с Крамзи не можем больше управляться с Дороти, так что решилась я направить ее к тебе. Пусть твой господин лорд барсук делает с ней, что пожелает, родительское наше дозволение, только пусть не убьет ее ненароком. И ты тоже. Подержите ее у себя в горе, пока она не научится хорошим манерам, чтобы жить среди честного народа. Научи ее готовить и вести хозяйство. Скажу по секрету, она, дьявол в заячьей шкуре, можешь мне поверить. Дорогая сестрица, умоляю, подержи ее у себя, пока, у нас еще сохранилась крыша над седыми от забот головами. Я бы соврала, если бы сказала, что она. мало ест. Это какой-то пустой мешок с ногами, прожорливее, чем стая чаек. Сделай нам с отцом одолжение, а мы тебе вовек будем благодарны и дарим шаль в бусинках, которую мне оставила, мать, и бутылку лучшего сидра из шкафчика Крамзи. Пожалуйста, сообщи, как она доберется, а, если она, к зиме не вернется, я буду считать, что она начала, у вас новую жизнь. Крамзи кланяется, а я остаюсь твоя любящая сестра,

Дафна Дакфонтейн Дилворти.




Броктри отвернулся и поднес к глазам платок в горошек, чтобы удержаться от смеха. Дотти, уверенная, что он вытирает слезы, сочувственно кивала:

— Печально, правда? Трагическая история неотразимой роковой красавицы. А вас тоже родители выкидывали из дому? Вы меня простите, но кажется невероятным, чтобы парень вашего размера не натворил чего-нибудь этакого… Барсук похлопал ее по лапе:

— Нет, нет, Дотти, все совсем иначе. Конечно, я не мог жить спокойно, как и все лорды барсуки до меня. Мне было жаль покидать молодого сына, которого я назвал Боевой Вепрь. Сын барсука — его гордость и радость, пока он еще малыш. Но дело в том, что два барсука-лорда не могут мирно жить вместе. И я покинул Брокхолл и пустился в путь, вослед моей мечте.

Дотти аккуратно засунула записку обратно в мешок.

— Извините, милорд, а что это за мечта такая у вас?

Броктри вытащил свой меч и начал полировать лезвие, и без того острое, о кусок гладкой скалы.

— Бывают у меня видения, иной раз наяву, а иногда, когда сплю. Гора, когда-то извергавшая пламя и расплавленный камень, старше самого времени. Теперь пламя ее угасло. Она ждет меня на берегу безбрежного океана. Я не знаю дорогу к Саламандастрону — так называется эта гора, но что-то внутри, мое сердце может быть, безошибочно ведет меня туда. И у меня предчувствие, что гора эта ждет лорда барсука, который не отступит от опасности и не испугается обнажить меч.

Дотти хмыкнула, снова встревая в речь барсука:

— Вы как раз созданы для такой работенки, да и это ваше необъятное чудовище, которое вы скромно называете мечом…

Броктри скосил глаз на меч:

— Да, чудится мне, что придется ему поработать, когда придет время. Эта физиономия, беспокоящая меня в видениях… Ничего кошмарнее я не видел.

От звука изменившегося голоса Броктри Дотти содрогнулась:

— Великие Сезоны, что это за морда в видениях?

— Не хотел бы я о ней даже говорить, малышка. Да и хватит пока вопросов. Мы сейчас устроим лагерь. Вон за тем вязом течет ручей. На тебе горшок, притащи воды, а я тем временем разведу костерок. Давай, давай, Дотти, поживей, если хочешь путешествовать со мной.

Зайчиха вскочила, выхватила посудину из громадных лап Броктри и отсалютовала ею.

— Есть ручей за вязом! Есть наполнить котелок! Кругом! Шаго-ом марш! Ать-два-три! Ать-два-три!

Броктри ухмыльнулся ее маневрам. Она на ходу подбросила котелок и неуклюже его поймала. Потом обернулась и лукаво усмехнулась:

— Это вы здорово сообразили, сэр, направить меня за водой. Если дать мне развести костер, я б чего доброго спалила весь лес. Не очень-то мне везет с огнем, знаете…

Броктри вытащил коробку-трутницу, бормоча:

— Надеюсь, она не затопит лес котелком воды, хотя кто знает… Ладно, все веселее, чем странствовать в одиночку.

Тени от костра оживленно прыгали по полянке. Дотти выскребла котелок деревянной ложкой и облизала ее.

— Очень у вас вкусный получился суп, сэр. Может, вы уволите мою тетю Блинч и назначите себя на ее место, когда мы прибудем в эти Саламатинджи, а?

Броктри с деланной суровостью погрозил ей:

— Если я буду поваром, то вы, юная мисс, получите неимоверное количество грязных котлов для мытья.

Дотти занялась содержимым своего мешка. — Если в них все будет такое же вкусное, как в этом котелке, я их вылижу до блеска. А сейчас я хочу спеть вам песенку.

Барсук сложил лапы на животе.

— Неплохая мысль. Прошу, прошу.

Дотти уставилась в мешок.

— О, черт, половина бус вывалилась из этой окаянной шали, подарка матушки для тети Блинч. И она вся в сидре к тому же. Ага! Вот моя знаменитая гармошка. Зайкордеон. Малость кнопочек и дырочек залито сидром, но это к лучшему, может, промоет, а то они заедали. Ну, приготовьтесь наслаждаться. Поехали!

Сказать, что голос зайчихи напоминал вопль лягушки, зажатой под горячим камнем, было бы несправедливостью как по отношению к лягушке, так и по отношению к камню. К тому же инструмент, на котором она играла, звучал, как десяток болтливых белок, раскачивающихся на ржавых воротах.

Дотти жизнерадостно распевала, а Броктри закрыл глаза и отчаянно надеялся, что песенка не окажется слишком длинной.

С заключительным аккордом Дотти гармошку сжала так резко и сильно, что та выплеснула ей в нос бледную струйку сидра. Исполнительница чихнула и неловко присела в реверансе.

— Ух! Аж самой легче стало. Спеть еще?

Барсук встрепенулся, надеясь, что она не будет настаивать:

— Нет, нет. Лучше побереги голос для следующего раза. Сейчас пора отдохнуть. Возьми плащ.

Зайчиха устраивалась в плаще, напоминавшем ей громадную рухнувшую палатку. Она вздохнула:

— Смешно… Знаете, как трудно быть красавицей с голосом настолько прекрасным, что его можно слушать лишь раз в день. На моего отца он так сильно действовал, что однажды он сказал, что одного раза ему на всю жизнь хватит. Вам по крайней мере я смогу петь каждый вечер.

Броктри, стоявший к ней спиной, вздрогнул:

— Ну, может, не каждый вечер. Не надо перенапрягать горло.

Дотти закрыла глаза, устраиваясь в плаще поуютнее.

— Ну, я буду петь вам каждый раз, когда буду в настроении. Спокойной ночи, господин Броктри, милорд. Можно, я буду называть вас Брокой?

Тон барсука не предвещал ничего хорошего.

— Ни в коем случае. Надо же, придумала — Брока! Спокойной ночи!

Утреннее солнце забросило лучи в маленький лагерь, щебетание птиц заставило Дотти высунуть голову из складок плаща. Синеватый дымок поднимался к кронам деревьев, исчезая в свежих весенних листьях. Броктри переворачивал овсяные лепешки на горячем камне, лежащем в пламени ожившего костра. Он неодобрительно покачал полосатой головой:

— Уж два часа как рассвело, мисс. Будете почивать весь день?

Зевая и потягиваясь, зайчиха приблизилась к костру и занялась лепешками и мятным чаем, подслащенным медом. Броктри тем временем свернул и упаковал плащ.

— Пойдем вдоль этого ручья, из которого ты принесла воду. Он приведет нас к реке.

— Вопрос, сэр: а зачем нам река?

Барсук ответил не оборачиваясь:

— Реки всегда текут в море. Так мы выйдем к берегу и пойдем на юг. И придем к горе на западном берегу. Береги дыхание, Дороти, не болтай.

Утро еще не перешло в день, а Дотти уже проголодалась, натерла ноги и почти не могла говорить. Перед собой она видела широченную спину барсука, украшенную здоровенным мечом. На все ее жалобы и замечания он отвечал молчанием или невнятным мычанием. В походе лорд Броктри не был настроен на разговоры. Дотти споткнулась, ободрав лапу об ивовый корень.

— Ой-ой-ой! А-а-а-а, я сломала ногу! Аж в ушах больно!

Никакого ответа, никакого утешения. Броктри шагал и шагал вдоль виляющего ручья. Тогда Дотти обратилась с жалобами к божьей коровке, опустившейся на ее плечо.

— Я бы сейчас взяла этот большой меч и отрубила чертову лапу, так больно. Найти бы подходящую деревяшку да смастерить из нее здоровую лапу… И завтрак был сто лет назад… Сдохнуть можно от голода, топать так весь день за барсуком, который словечка не скажет…

Чтобы не засмеяться, барсук закусил губу.

— Была бы я барсуком, я бы все время говорила, я чувствовала бы себя обязанной разговаривать с прелестной зайчихой. Ах, ты ушибла лапку, Дотти, сказала бы я. Давай я отрежу ее моим большим мечом, а ты сядешь мне на плечи и поедешь верхом, пока я не найду деревяшку, чтобы сделать новую лапку.

Броктри резко остановился, и Дотти, все еще бормоча, врезалась ему в спину.

— Вон речка впереди. Мисс может присесть на берегу и охладить больную лапу. А я тем временем приготовлю поесть. — Он ловко выхватил меч. — Но я могу выполнить твое желание. Давай лапу, я моментально отхвачу ее.

Дотти проскользнула мимо него к берегу с криком:

— Я бы оттяпала вам обе ваши здоровенные лапы, если бы могла поднять этот меч. Вы бы хоть шли тогда чуть помедленнее, лорд Лапоруб!

Настроение зайчихи улучшилось, когда она уселась в тени и опустила обе задние лапы в прохладную воду. Броктри набрал ранних ягод, смешал их с мелко нарубленным яблоком и орехами из своего мешка. С медом и водой из ручья все это превратилось в прекрасный фруктовый салат. Потом барсук протянул Дотти листья щавеля и каких-то водных растений, сорванные вдоль русла.

— Оберни лапы, если они все еще болят.

Схватив голову барсука обеими лапами, Дотти прошептала.

— Не оборачивайтесь, смотрите прямо на меня, делаем вид, что я вас благодарю. В кроне ивы на другой стороне ручья — не оборачивайтесь! — кто-то сидит и на нас смотрит.

Броктри выпрямился и махнул ей лапой.

— Ну хорошо! Я посмотрю еще вдоль берега, может быть, найду листья побольше. Отдыхай, я скоро вернусь. — Он широким шагом направился вдоль русла, скрывшись за его изгибом.

Дотти постоянно чувствовала чей-то взгляд. Стараясь не смотреть в том направлении, она вела себя так, как будто ничего не подозревала. Она вынула гармошку и растянула ее на просушку под солнышком. Затем, болтая лапами в прохладном водном потоке, вполголоса затянула незамысловатую мелодию, украдкой поглядывая через речку. Она подумала, что, будь она здесь совсем одна, это было бы прекрасное местечко для безмятежного времяпрепровождения. Но покой длился недолго.

Тишина вдруг взорвалась ревом и воем, в воду полетели листья и ветки, а вместе с ними туда же плюхнулись два тяжелых тела. Дотти, размахивая мешком, бросилась в воду.

— Держитесь! Я иду на помощь! Еула-ли-а!



5


Вдоль восточного берега висел туман. День обманул утренние ожидания. Слоистые ватные комья неподвижно висели между водой и грязно-белым небом. Маслянистые волны лениво лизали обросший ракушками и водорослями борт большого судна с единственным убранным парусом. К борту подошла маленькая лодка, Гранд-Фрагорль переместилась из нее в спущенную сверху брезентовую петлю и кивнула. Ее тут же подняли на палубу. В толпе крыс с синими шкурами образовался проход, по которому она направилась к корме.

Внутри кормовой салон Унгатт-Транна напоминал кошмарный сон. В подвешенных на цепях больших медных котлах что-то горело синим пламенем, от которого поднимался густой фиолетовый дым. Удушающая жара делала нестерпимой вонь гниющего мяса. Углы были сплошь закрыты паутиной, растянувшейся и под потолком. В паутине копошились жирные волосатые пауки, не испытывающие недостатка в пище. Тучи мух жужжали в помещении. Гранд-Фрагорль, стараясь не задеть паутину, прошла в центр помещения и растянулась на полу мордой вниз, подняв одну лапу вверх. На нее смотрели еще два живых существа. Один из них, маленький серебристый лис, остановившийся в росте из-за какого-то страшного несчастного случая, весь скрюченный, сидел у стола, зажав в лапе гусиное перо. Сквозь очки с толстыми линзами он просматривал груду свитков. Это был Гроддил, верховный маг Унгатт-Транна. Повернувшись к хозяину, он ждал его сигнала.

Дикий кот не двигался, лишь поводил хвостом. Желтовато-серый с черными кольцами и толстым закругленным концом, хвост, казалось, жил собственной жизнью под креслом Унгатт-Транна. Свирепый воин, Унгатт-Транн не тратил время на всякие мелочи для украшения своей персоны. Он был одет, как подобает простому воину: кольчуга, наручи и шлем, окаймленный кольчужной сеткой и увенчанный шипом. Но достаточно было бросить на него лишь один взгляд, чтобы понять: это безжалостный завоеватель. Из-под постоянно нахмуренных полосатых бровей не мигая смотрели черно-золотистые глаза. Усы прикрывали янтарные клыки, высовывающиеся даже из закрытой пасти.

Он посмотрел на распростертого хорька, отвернулся и кратко кивнул лису. Гроддил заговорил тонким дрожащим голосом, начав с восхваления хозяина:

— Знай, что ты находишься перед могучим Унгатт-Транном, сыном короля Нагорья Смертельного Копья и братом Вердоги Зеленоглаза, заставляющим звезды падать, а землю — трястись. Синие Орды его многочисленны, как листья в лесу и песчинки на берегу моря. Он пьет вино из черепов поверженных врагов. Таков Унгатт-Транн, ужасный зверь, и дни его настали.

Гранд-Фрагорль, все еще лежа мордой вниз, громко произнесла требуемый ритуальный ответ:

— Я не отваживаюсь взглянуть ему в глаза, но знаю, что Унгатт-Транн здесь и что настали дни его.

Унгатт открыл наконец пасть.

— Да будет так! Видела ты мою гору? Что там произошло? Скажи мне все без утайки и искажений, иначе в твоем трупе будут плодиться мухи, чтобы кормить моих паутинщиков.

Фрагорль позволила себе взглянуть в сторону и увидела гниющую в углу мертвую крысу. Она хорошо знала, что случается с теми, кто имеет глупость вызвать неудовольствие Унгатт-Транна. Хотя жара в каюте была устрашающей, Фрагорль почувствовала, что покрывается холодным потом под своими длинными одеяниями. Она заговорила, стараясь, чтобы голос не задрожал.

— О устрашающий, я видела вашу гору, насколько позволил туман. Внутрь меня не пригласили. Называется она, как вы и изволили сказать, Саламандастрон. Ее защищают низшие существа, кроликоподобные, все они уже старые. Управляет ими полосатая собака лорд Каменная Лапа, который еще дряхлее. Он высказал много оскорби тельного, я не отваживаюсь повторить, но главное — он угрожал. Я следовала вашим указаниям, о Унгатт-Транн, и не задерживалась, чтобы обмениваться грубостями с полосатой собакой и его служащими. Я немедленно вернулась к вам.

Наступила тишина, нарушаемая только многочисленными мухами. Ни Фрагорль, ни Гроддил не двигались. Какая-то муха подлетела слишком близко к Унгатт-Транну его лапа метнулась вперед, как серая молния, и вот муха уже оказалась в лапе. Поднеся кулак с пленницей к уху, Унгатт послушал испуганное прерывистое жужжание и резко швырнул муху вверх, в паутину. К ней сразу бросились два паука. Унгатт вверх не глядел, он созерцал распростертую у ног фигуру.

— Ты все сделала правильно, моя Фрагорль. Можешь встать и идти.

Оставшись наедине с лисом, Унгатт налил вина в кубок, сделанный из выбеленного временем черепа выдры.

— Прочитай пророчество еще раз, Гроддил.

Лис торопливо нашел свиток и развернул его.
		Не к наследственному дому



		Путь, не в замок на разбой.



		Унгатт-Траипу удалому



		Уготован жребий свой.



		Есть гора, а в ней владыка.



		Ты мечом его убей.



		Всех от мала до велика



		Ввергни в бездну всех скорбей.



		И с могучею рукою,



		Над кровавою рекою,



		Не считая страшных ран,



		Встань, могучий Унгатт-Транн!



		Пусть рабы твои рыдают



		И в мучениях страдают -



		Ибо правит здесь тиран,



		Всемогущий Унгатт-Транн!








Жирный паук свалился с паутины на плечо дикого кота. Унгатт проследил за бегом паука вдоль лапы, поворачивая ее, чтобы паук оставался сверху.

— А теперь растолкуй!

Гроддил, уже в который раз, начал пояснять:

— Оно гласит, что вы слишком сильны и свирепы, чтобы принять Нагорное Королевство, когда умрет ваш отец. Вы также не бродяга-разбойник, мечтающий завоевать какой-нибудь замок, как собирается поступить ваш брат Вердога. Вы создадите собственное царство и будете управлять им с горы, которая больше всех других. Ни у кого нет такой огромной армии, как ваши Синие Орды. Я, ваш маг, говорю вам, что нынешним вечером вы увидите, как звезды падают с неба… А завтра на заре вы почувствуете, что земля трясется под вашими ногами.

Дикий кот спокойно смотрел на мага.

— Ты знаешь много хитрых уловок, Гроддил. Но если ты меня надуешь, то почувствуешь, как земля затрясется над тобой, потому что я спляшу на твоей могиле. Что там с барсучьим лордом? Рассказывай.

Гроддил знал, что гибель ему не грозит, слишком он был полезен. Лис пожал плечами и вернулся к свиткам.

— Эта полосатая собака стара, как описала ее Фрагорль. Барсук не представляет опасности для могучего Унгатт-Транна.

Дикий кот наклонился над столом, приблизив морду к голове лиса.

— В моих снах нет дряхлой старой полосатой собаки. Я видел барсука средних сезонов, настоящего воина, и это можно было узнать с первого взгляда. Объясни мне это различие, мой чахлый друг.

Гроддил снял очки и начал их обстоятельно протирать.

— Я не могу видеть всех ваших снов, Могущественный. Этот барсук мог быть именно тем, чем он и был: сном.

Унгатт вернулся к своему креслу и погладил клыки:

— Твое счастье, если так оно и окажется.

Лорд Каменная Лапа долго вглядывался в туман, окутавший море. Ему уже чудились какие-то фигуры, двигающиеся в белой завесе. Он протер уставшие глаза и вернулся к кровати. Усевшись на нее, барсук принялся размышлять о свалившихся на его голову неприятностях.

Медунка Жесткий постучал в дверь и вошел.

— Властитель, все зайцы вооружены до зубов и готовы к бою.

Лорд барсук поднялся со вздохом:

— Старички мои и слабачки. Хотел бы я, чтобы мы все были такими же крепкими, как ты, Медунка. Да из хотенья ухи не сваришь. Ладно, тащи мне броню и дротик. Я должен выглядеть как правитель горы.

Главный зал был заполнен зайцами примерно наполовину. Старому лорду помогли подняться на возвышение. Каменная Лапа печально покачал головой, оглядев свое воинство. Выдержав паузу, он заговорил, возвышая голос, чтобы услышали и те, чей слух уже ослаб до тугоухости:

— Добрые друзья, верные товарищи, вы знаете, что я всегда был искренен с вами. Не буду лукавить и теперь. Передо мной стоят сейчас храбрые воины. Увы, все они уже не молоды. Как и вы, я помню времена, когда этот зал и подходы к нему были забиты молодыми и крепкими воинами. Нас осталось мало. Но это не значит, что мы не можем сражаться!

Нестройные возгласы смутили ряды:

— Еула-ли-а!

— Нальем им кровавого вина, ребята!

— Мы с вами до последнего, милорд!

— Не зря нас зовут опорой Каменной Лапы!

— Мы им покажем!

Слезы выступили на глазах барсука. Он смахнул их и гордо выпятил грудь:

— Я горжусь вами! Для меня честь — вести вас в бой!

Мы не знаем, сколько у врагов войска и насколько оно искусно владеет оружием, но мы встретим их, как принято в Саламандастроне!

После еще одного воодушевленного взрыва откликов раздались команды:

— Закрыть все входы!

— Лучники — к верхним бойницам!

— Длинные копья — вниз, к окнам!

— Пращники — на второй ярус!

— Ухопарус, забирай свою команду на уступы, к кучам камней.

Зайцы рассеялись по местам. Лорд Каменная Лапа задержал двоих:

— Блинч, дорогая, их надо кормить. Я знаю, что у тебя мало помощников, сможешь ли ты с этим управиться?

Главная повариха отсалютовала железной поварешкой:

— Еще не было случая, чтоб я оплошала, милорд! Никто не будет драться на пустое брюхо!

Каменная Лапа повернулся к последнему оставшемуся возле него зайцу, к своему верному слуге:

— Резвый, как ты думаешь, можно еще тебя назвать бегуном,, чувствуешь в себе возможности?

Старый заяц невесело рассмеялся:

— Да, коль надо, смогу еще стряхнуть пыль с придорожной травы. А что?

Каменная Лапа понизил голос до шепота:

— Добрый товарищ! Возьми с собой полевой паек, и через час чтоб тебя здесь не было. Используй свое чутье. Найди наших странствующих воинов, обратись к полевым зайцам. К молодым, с боевой искрой в глазах. Помощь нужна нам, как никогда еще. Разыщи и направь в Саламандастрон, и чем быстрее, тем лучше.

Резвый поклонился лорду и размял лапы:

— Сделаю все, что смогу.

Каменная Лапа прижал старого друга к себе:

— Я знаю, ты постараешься, старый прыгун. Удачи тебе!

Резвый отбыл, и лорд отправился в свою потайную комнату. Посыпав горящие фитили травой, он сел, закрыл глаза и глубоко вдохнул. Сосредоточившись, он попытался увидеть своего наследника, того, кто сможет занять его место.

— Где ты, сильный, мощный? Ты мне нужен, приходи скорей! Откликнись на зов горы!

Он погрузился в полудрему, но так и не увидел того, кого хотел.



6


Лорд Броктри почувствовал, что необычайно сильный противник тащит его под воду. Казалось, враг становился тем сильнее, чем глубже погружался. Зверь был жилистый и мускулистый, стальной хваткой зажал он голову, шею и плечи барсука. Коснувшись дна, Броктри использовал всю силу своих мощных лап, чтобы оттолкнуться, и устремился к поверхности.

Когда оба зверя, крепко сцепившись, вынырнули, барсук смог набрать в грудь свежего воздуха. Тут он услышал, что на его противника обрушился град ударов. В воздухе раздавался крик Дотти:

— Отцепись! Я вышибу из тебя мозги, если ты не от пустишь его голову и не будешь драться по-честному.

Зверь, обвившийся вокруг головы Броктри, взревел:

— По-честному? Двое на одного — это ты называешь по-честному? Уххх! Убери мешок, дура голенастая, ты чуть не выбила мне глаз!

Лорд барсук воспользовался замешательством. Схватив противника за хвост, он с силой швырнул его в мелкую воду, нырнул и подобрал свой меч, выпавший в пылу борьбы. Дотти в испуге раскрыла рот, когда массивная фигура барсука, подняв тучу брызг, поднялась из воды, воздев меч к небесам и вопя:

— Броктри из Брокхолла! Кровь и кости!!!

Выдра стояла, выпрямившись, на мелководье.

— Ну-ну, из-за чего, собственно, весь шум, приятель?

Что случилось, из-за чего так размахивать этой железной штукой?

Броктри с поднятым мечом пошлепал к своему противнику.

— Ты пытался утопить меня, убийца!

В ответ послышалось ворчанье:

— Стыд-то какой! Это я-то убийца? Сам все начал, подкрался тихой сапой, исподтишка…

Дотти поджала губы и встала между драчунами.

— А ведь он прав, сэр. Это ведь вы напали на него.

Броктри удивленно опустил меч:

— Прошу прощения, ты на чьей стороне, ты за меня или за него?

Хихикающая выдра присела в воду.

— Да ладно вам спорить! А вот супу из корешков с креветками, как? У меня целый котел, на троих хватит запросто.

При упоминании о еде Дотти сразу же почувствовала теплые чувства к незнакомцу.

— Никогда не пробовала, но уверена, что мне понравится.

Выдра с протянутой лапой выбиралась из воды.

— Звать меня Груб Глухой Ручей. Груб звать, Груберт, грубоват немного, да, бабуля моя, старушка, так говаривала, когда я лез с ней драться.

Дотти удивилась:

— Вы дрались со своей старой бабушкой?

Груб усмехнулся:

— Да, только не одолел ни разу. Она всегда меня колошматила. Ну пошли, ребята.

Чуть выше по течению они обнаружили стоянку Груба. На берегу тлел костерок, а в воде покачивалось длинное плоское бревно вяза. Груб занялся котлом с супом, помешав в нем деревянной поварешкой и озабоченно попробовав содержимое на вкус.

— Во, как раз готово! Налегайте сами, ребята. Я вам не матушка.

Дотти не заставила себя упрашивать и набросилась на суп, как три дня не евший баклан.

— У! А! Ой! Ай! — бешено задышала она. — Мамочка!

Рот, рот горит!

Груб очень удивился, зачерпнул своей раковиной воды и протянул ей:

— Залей-ка огонек!

Она залпом осушила раковину, сморгала слезы с глаз и, отдуваясь, пропыхтела:

— К-классный супчик! Островат немножко, но мне нравится.

Груб и Броктри только рты разинули, когда она, молниеносно опустошив свою раковину, снова ее наполнила.

После еды они растянулись на берегу, Дотти и Броктри рассказали о себе, а Груб поведал, как он попал в эти места.

— Я вроде Дотти, знаешь… Если бы сам не ушел из дому, то меня все одно выставили бы. Дикий я, хлопот от меня — как от мешка шершней. Бедной бабуле жаль меня было, ну а остальные только обрадовались. И вот я совсем один. Ну, не так уж плохо! Никто не орет: «Груб, прекрати немедленно! Груб, как ты смеешь!»

Броктри кивнул:

— А сейчас ты чем занят, Груб?

— Да, то… сё…

Лорд Броктри прищурился:

— Нам с Дотти надо на берег Великого моря. Лучше всего — вниз по течению, так ведь? Вместо того чтобы лапы бить, можно с удобством в лодке… Что если ты с нами?

Груб моментально сел, ловко оттолкнувшись мощным толстым хвостом от земли.

— Грести умеете?

Дотти сразу ответила за обоих:

— Ну, если и не умеем, то быстро научимся. Я, конечно, не лорд барсук, но у меня тоже лапы мощные.

Груб прикоснулся к своему припухшему глазу:

— Да, я это уже понял, когда ты мне мешком вмазала.

Плыть вниз по течению по освещенной солнцем речке — занятие приятное и увлекательное. Дотти и Броктри скоро обучились искусству обращения с веслом. Дотти жмурилась от удовольствия, когда по ее мордочке и по зеленой воде скользила дырявая тень от нависающих веток.

— О-ля-ля! Вот жизнь, а? Груб, старый речной волк, ты, наверное, знаешь какие-нибудь морские песенки, что бы распевать в лодке?

Груб брызнул в нее кончиком весла:

— Ну так, Дотти, дорогуша, а то нет! Знаю водные баллады, рабочие матросские песни. Можно и втроем петь. Припев простой, грести помогает, ритм держать.

И затянул старинную гребную песню.
		Чтоб нас но воде понесло, понесло,



		Тащи, дорогуша, весло!



		Текущий, как сон, безымянный, ничей,



		Я в реку бегущий ручей.



		Чтоб нас по воде понесло, понесло,



		Тащи, дорогуша, весло!



		А вот я уже на просторе,



		Река я, бегущая в морс.



		Чтоб нас по воде понесло, понесло,



		Тащи, дорогуша, весло!








«Лодка» из бревна вяза скользила по воде, Груб распевал, его два «матроса» подпевали, как два настоящих обитателя водных просторов.

Вечером они остановились в устьице небольшой речушки, впадающей в речку, по которой они следовали. Груб наловил рыбы, и ужин после долгого дня на воде показался необыкновенно вкусным.

Лорд Броктри сидел, ковыряя в зубах веточкой.

— Я пробовал форель и хариуса, но такой вкусной рыбы еще никогда не ел. Как ты ее готовишь, Груб?

Украдкой посмотрев по сторонам, Груб зашептал:

— Это секрет моей бабушки. Если она узнает, что я его кому-то выдал, она мне хвост вырвет.

Дотти полезла за гармошкой:

— В таком случае для песенки веселенькой времечко пришло!

Лорд Броктри вздохнул с облегчением, когда Груб решительно остановил певунью:

— Лучше не надо, не слишком дружелюбно выглядит это местечко в лесу. Как бы не привлечь нежелательных гостей. Лучше бы спать ложиться. Завтра рано вставать.

— И то верно, — зевнула Дотти. — Сон для моей красы ненаглядной — первое дело.

Когда костер догорел до угольков, Груб убедился, что Дотти крепко спит, и тронул за плечо барсука, прижав лапу к губам в знак молчания:

— Слышь, Брок, можно бы завтра дуть дальше, но надо бы здесь якорь бросить, не нравится мне вниз по течению, чую беду. Сон красы ненаглядной можно не тревожить. Вот план у меня. Я тебя бужу на самом краешке зари, мы тихонечко встаем и…

Выслушав Груба, лорд Броктри согласно кивнул. Потом он снова улегся, глядя на звезды и сжимая рукоять меча, вслушиваясь в ночные звуки леса.



7


Ночь опустилась и на Саламандастрон. Тихо дрейфовали к берегу на приливном течении корабли со спущенными парусами. Они выскользнули из рассеивающегося тумана и направились к берегу. Множество судов, от одно— до четырехмачтовых, плоскодонные и снабженные глубоким килем, стройные и неуклюжие, большие и малые… Можно было бы долго шагать посуху вдоль берега, с палубы на палубу, не замочив ног.

Синие Орды Унгатт-Транна высадились на берег, колоннами по пятьдесят рядов, в каждом ряду по пятьдесят крыс, направились маршевым шагом за своими командирами. Шум шагов глушил влажный береговой песок, не били барабаны, не дудели трубы, никаких тарелок, горнов или другой военной музыки… Звезды тускло отсвечивали в броне, наконечниках копий и стрел, в клинках. Громадные челюсти смыкались вокруг Саламандастрона, безжалостная разрушительная сила готовилась нанести смертельный удар.

В сопровождении двух дюжин солдат Унгатт-Транн направился к скальной крепости. Путь ему освещал единственный факел, который обеими лапами держал Гроддил. Зоркие глаза дикого кота заметили высокое прямоугольное окно комнаты Каменной Лапы, в котором виднелся силуэт лорда Саламандастрона, в броне и с большим дротиком в руках.

— Н-ну, ты еще здесь, полосатая собака? — крикнул Унгатт-Транн.

И сразу же услышал ответ:

— До самой смерти, полосатый кот.

— До твоей смерти, не моей, — оскалил клыки дикий кот.

— Громкие слова, — насмешливо бросил Каменная Лапа. — Слышал я громкие слова от неотесанного сброда, которым ты меня наградил вчера. Твой посол сказал, что ты заставишь звезды упасть с неба. Посмотри вверх, хвастун. Они сейчас там и все время будут там.

Слова барсука уязвили дикого кота. Его голос задрожал от ярости, когда он услышал смех зайцев.

— Для тебя у меня нет больше ни словечка, полосатый пес. Фрагорль!

Похожая на призрак, из ночи выступила фигура в капюшоне.

— Настали дни Унгатт-Транна, устрашающего. Знайте, что правда всегда в его словах. Если он сказал, что звезды упадут, то даже они послушны ему. Глядите!

Гроддил швырнул в пламя своего факела щепотку порошка. Факел тут же вспыхнул ослепительным синим сиянием. Это послужило сигналом. Каждый солдат войска дикого кота, каждый матрос на палубе каждого судна одновременно зажгли свои специально приготовленные факелы. Впечатление было такое, будто море и суша, насколько хватало глаз, вспыхнули одновременно. Медунка Жесткий уставился в небо. Из-за яркого света на земле ни одной звезды не было видно, лишь сплошная черная пустота.

Зайцы Саламандастрона ошеломленно молчали. Пылали море и берег, как будто на земле был день, а вверху — ночь. Беззвездная ночь.

Гроддил шептал что-то Унгатт-Транну. Тот кивнул и снова заговорил:

— Что-то я больше не слышу презрительных замечаний. Все видели, какова мощь Унгатт-Транна. Мои Синие Орды останутся на ночь у подножия горы. На заре вы почувствуете, как затрясется земля. Вы не покинули гору, как я приказывал, и будете за это наказаны. — Отвернувшись, дикий кот зашагал к кораблю.

Лорд барсук следил, как факелы превращаются в лагерные костры. Брамвил, старейший из зайцев, собравшихся в горе, нетвердой походкой подошел к лорду и схватил его лапу. Голос его дрожал, как тростник на ветру.

— Лорд, я бы не поверил, если бы не увидел своими старыми глазами. Что мы сможем сделать против колдовства?

Каменная Лапа осторожно похлопал старика по спине:

— Это не колдовство, друг мой. Это просто очень хитрый фокус. Но реальность устрашает не меньше фокусов. Хлопотун, у тебя глаза посильнее, можешь сосчитать, сколько там факелов?

Хлопотун затряс головой:

— Да вы шутите, сэр. Никто не сможет.

Каменная Лапа, глядя на огни, заметил:

— Вы все слышали, что дикий кот сказал об отступлении: нам нет ходу отсюда.

Зайцы молча обдумывали слова своего вождя. Молчание нарушил Жесткий:

— Ну и что же нам делать? Стоять и ждать, пока перережут глотки? Вот уж нет. Вверх голову, грудь вперед, сжать губы и драться! Может, эта шушера заставляет звезды падать и землю трястись. Но посмотрим, как они возьмут гору, если ее будем держать мы.

Глаза лорда загорелись боевым огнем.

— Жесткий, организуй всех зайцев к окнам и выступам. Покажем этой нечисти, что мы о них думаем.

Унгатт-Транн выскочил из своей обширной каюты, когда вызывающий рев зайцев разорвал ночную тишину:

— Еула-ли-а! Еула-ли-а-а-а!

Гроддил проковылял за хозяином и презрительно плюнул в море.

— Дураки! Они что, думают нас испугать своим боевым кличем?

Унгатт-Транн не удостоил его взглядом.

— Нет, они не пугают нас, а показывают, что не боятся. Это называется храбрость, Гроддил. Ты этого слова не знаешь. Если бы этих зайцев было столько же, сколько у меня крыс, я бы сам испугался.

Заря была бледной и робкой, но уже через час расцвела в прекрасный день поздней весны, обещающий хорошее лето. Лорд Каменная Лапа в эту ночь почти не спал. Сейчас он погрузился в дремоту, сидя на краю своей кровати.

Повариха Блинч осторожно прикоснулась к его плечу:

— Проснитесь, сэр, эти невежды ждут на берегу. Я вам завтрак принесла.

Каменная Лапа медленно открыл глаза и заморгал.

— Ох-х! Никогда не спи в доспехах, Блинч. Просыпаясь, чувствуешь себя как в одном из твоих горшков на плите. Этот грубиян, дикий кот, конечно, выставил напоказ всю свою армию, да?

Блинч поставила поднос около лорда.

— Ох, там столько этих синих паразитов шляется по пляжу, обвешаны оружием, глаз не видно. Ну и странные же типы… Как вы думаете, милорд, они хотят начать войну?

Каменная Лапа выбрал теплый пирожок со сливами и налил чаю из цветков шиповника и одуванчиков.

— Скорее всего, Блинч, скорее всего… Что-то я проголодался. Пусть подождут, пока я позавтракаю. И позаботься, чтобы все были накормлены.

Уходя, Блинч хмыкнула:

— Слыханное ли дело, чтобы какой-нибудь заяц Саламандастрона пошел в бой голодным?

Унгатт-Транн стоял на скале, рядом жались Гроддил и Гранд-Фрагорль. Они обозревали побережье.

— Ну что, песок виден?

Фрагорль покачала головой:

— Нет, ваше могущество, только Синие Орды. Их столь ко, что не видно песка на берегу. Они стоят плечом к плечу даже на мелководье.

Унгатт мрачно посмотрел на сморщенного лиса:

— Гроддил, вот еще фокус, который ты проморгал. Маг удивленно вздернул голову:

— Господин?

Унгатт-Транн махнул лапой в сторону берега:

— Я могу заставить не только звезды упасть, но и землю исчезнуть. Головой работай, дурачина.

Чтобы отвлечь неблагосклонное внимание хозяина, Гроддил указал на гору:

— Полосатая собака не озаботился появиться, чтобы увидеть вашу мощь, о возвышенный.

— Обычная уловка командиров, — презрительно ответил Унгатт-Транн. — Он думает истощить мое терпение, заставив дожидаться. Этого тоже не понимаешь? Надо было прикончить тебя вместе со всей твоей семейкой, а, Гроддил.

Опустив голову, лис кротко пробормотал:

— Я каждый день благодарю вас за то, что вы сохранили мне жизнь.

Унгатт бесстрастно ухмыльнулся, глядя в сторону склоненного лиса.

— Наверное, я тебе повредил мозги, когда изуродовал спину. Ха! Вон он, появился в своем окне.

Повернувшись к горе, дикий кот не мог видеть ненавидящего взгляда, который бросил на него лис.

Лорд Каменная Лапа и дюжина лучников смотрели вниз, на войско противника.

— Неплохой денек, чтобы умереть? — крикнул Унгатт-Транн.

Барсук покровительственно улыбнулся:

— Уже здесь, кот? Я думал, ты землю трясешь. Подожди еще немножко, чтобы мы смогли насладиться твоим следующим фокусом.

По кивку Унгатт-Транна Фрагорль подняла красное знамя.

— Пусть под врагами Унгатт-Транна задрожит земля! Тут вся армия принялась прыгать, скандируя:

— Унгатт-Транн! Унгатт-Транн! Унгатт-Транн!

Фрагорль размахивала знаменем, войско прыгало, крик превратился в рев, шум становился все громче. Плескалась вода, вздымались тучи песка.

Хотя в этом шуме вряд ли что можно было разобрать, заяц Колотушка сложил лапы воронкой и крикнул Каменной Лапе:

— Смотрите, милорд! Земля трясется! Волны бегут к морю. Там, где они прыгают, земля дрожит! Великие Сезоны, она дрожит! Дрожит!

Демонстрация силы закончилась так же внезапно, как и началась. Унгатт-Транн стоял, мрачно улыбаясь Каменной Лапе; песок осел, и волны исчезли.

— Ну, полосатая собака, почувствовал, как тряслась земля? Теперь понял, что я говорил правду? Бросай оружие и выходи. — Уверенный в убедительности своих слов, Унгатт слез с камня и вышел вперед.

Лорд Каменная Лапа только хмыкнул:

— Ну, может, ты и заставил землю трястись, кот, но Саламандастрон стоит, как стоял, а мы ничего не почувствовали. Давай теперь я покажу тебе фокус.

Каменная Лапа метнул свой тяжелый дротик во врага. Перед диким котом сразу же сомкнулись ряды его бойцов. Один крысиный труп, пробитый насквозь, осел наземь, оказавшийся за ним еще один синий боец был тяжело ранен. Свирепость барсуков-лордов в бою была общеизвестна и не зависела от того, насколько многочисленным был противник. И не зависела от возраста. Лорд Каменная Лапа не составлял исключения. Он начал войну.

Резвый был близок к полному истощению. Старый заяц ни разу не остановился с тех пор, как покинул гору. Пустившись на восток, затем повернув обратно к западу, он обшаривал холмы, равнины, долины и утесы, выйдя наконец снова к берегу севернее Саламандастрона. Опустившись на песок, он ждал, пока успокоится дыхание, чтобы достать провизию и глотнуть холодного мятного чаю.

Как сердитая оса, оперенная стрела вжикнула сквозь заячье ухо и воткнулась в песок. Небольшая патрульная группа из десяти крыс Унгатт-Транна появилась из дюн позади Резвого.

— Ни с места или смерть! — крикнул их командир.

Из уха сочилась кровь, но заяц рванул так, как только заяц и может. Как будто помолодев, он несся, стараясь оторваться от преследователей. Но крысы не отставали. Он повел их зигзагами обратно в дюны. Лапы увязали в песке, заяц тяжело дышал, карабкаясь вверх и скатываясь вниз по склонам. Мимо свистели и втыкались в песок стрелы, один раз брошенное вдогонку копье чуть не воткнулось в его пятку. Только не останавливаться. В бегущую цель труднее попасть. Дальше от берега дюны сменились кочками и холмиками, покрытыми высокой колючей травой. Он несся, не обращая внимания на царапины, оставляя клочья шерсти на шипах кустарника. Тяжелое дыхание крыс приближалось.

— Рассредоточиться и окружить его! — услышал Резвый команду старшего.

Легкие, казалось, сейчас разорвутся. Заяц старался уйти от окружения, устремившись к сосновому леску, в котором он надеялся найти убежище. Но один из преследователей, более быстрый, чем остальные, уже догонял. Краем глаза Резвый заметил, что преследователь поднял копье. Он оттолкнулся обеими лапами и нырнул в тень деревьев. Копье вонзилось в ствол чуть в стороне. Тут же Резвый услышал сдавленный крик крысы, камнем свалившейся наземь одновременно с глухим звуком удара камня из пращи.

— Задери лапы, старый, живо!

Не раздумывая, Резвый исполнил приказ. На него свалилась толстая сеть, в которую он вцепился, и сразу же взлетел вверх.

Крупная белка махнула ему лапой:

— Теперь помолчи, длинноухий. Отдыхай! — Она быстро окинула взглядом четыре с лишним десятка белок, засевших в кронах сосен. — Пленных не брать! В Темные Леса их всех!

Шмяк! Бряк! Звяк! Стук!

Крысий патруль был перебит в мгновение ока. Оставив зайца висеть в сети, белки спрыгнули вниз и сняли с крыс все оружие и снаряжение. Мгновенно вспыхнули перебранки из-за трофеев, хищно оскалились зубы.

— Я первым увидел этот меч! Отдай!

— Дожидайся! Я угробила этого длиннохвостого!

Резвый барахтался, пытаясь выпутаться из сети.

— Как бы мне, э-э, отсюда выбраться, ребята, во? Помог бы кто, а?

Белка-вожак с двумя товарищами уверенными движениями опустили сеть наземь, другие белки помогли зайцу выбраться. Предводительница уверенными прыжками спустилась с дерева и остановилась рядом.

— Спасибо, вы спасли мне жизнь, во! — поклонился заяц.

Белка посмотрела на трофейный лук.

— Ну, ухлопали-то мы их не ради спасения твоей драгоценной жизни, а ради грабежа. Оружие, снаряжение…

Меня зовут Юкка Праща, это мое племя. Ты с горы, с юга?

Заяц кивнул:

— Да. Мое имя Резвый, во.

Юкка села, опершись пушистым хвостом о ствол сосны.

— У вас там большие неприятности, Резвый. Мы видели столько этой нечисти, и все они маршировали по берегу на юг, к горе.

Резвый потупился:

— И это только треть их всех, Юкка. Столько же пришло с юга и столько же высадилось с кораблей.

Юкка наблюдала за своими белками, волокущими крыс к месту захоронения.

— У старого барсука будет много хлопот. Они всех перебьют. Зайцы горы такие же старики, как и ты, молодежь вся разбежалась.

Заяц удивился осведомленности Юкки:

— Вы тут много знаете о Саламандастроне!

Белка накинула свою пращу на конец хвоста.

— Я должна знать, что творится на свете. Только дурак не обращает внимания на то, что происходит вокруг.

Ты, значит, сумел выбраться из Саламандастрона?

Старый заяц печально покачал головой:

— Нет. Лорд Каменная Лапа послал меня на поиски подкреплений, но я никого не нашел. Вы нам не поможете?

Белка перекинула пращу из одной лапы в другую:

— Нет, ни в коем случае, хотя мне и жаль вас, друг.

Каждый заботится о себе. Но это не значит, что мы не гостеприимны. Отдохни у нас, подкрепись. Все равно ты не перенесешь долгого пути в таком состоянии.

Резвый тяжело вздохнул:

— Спасибо, но сейчас не время для отдыха. Я просто обязан продолжить путь.

Он пожал протянутую Юккой лапу, и она скупо улыбнулась:

— Доброго тебе пути, старый. Пусть удача сопутствует тебе.

— И тебе удачи, Юкка Праща. Может, передумаешь… хорошие у тебя воины, лихое племя!

Юкка посмотрела вслед зайцу, мелькавшему между деревьями.

— Храбрый и дурной, как все зайцы. Что скажешь, Груд? — Молодой воин тихо проворчал что-то, и Юкка хлопнула его по ушам. — Рот с песком отдраю за такие слова! Сколько можно тебя учить?



8


Постепенно рассветало, на цветках болиголова, клюквы и дягиля сверкали капли росы. Где-то в верховьях надрывалась кукушка. Она-то и разбудила Дотти. Зайчиха немножко понежилась, ожидая, что ноздри ее защекочет запах костра и стряпни. Но тут же озадачилась. Лагерь подозрительно тих и неподвижен, лишь голос кукушки доносился издали. Дотти высунула голову и повертела ею, оглядываясь. Ствол вяза был наполовину вытащен на берег, но друзья ее куда-то подевались. Не поднимая лишнего шума, Дотти вполголоса позвала: — Броктри, Груб, где вы?

Из зарослей донесся шорох, и она улыбнулась:

— Ну вылезайте, ребята. Я знаю, вы… Ой!

Большой дрозд вспорхнул из-за куста, задев ее щеку крылом. Тогда Дотти решила переменить тактику.

— Ну хватит, пошутили, и будет, всему есть предел.

Вылезайте немедленно, кому сказано!

Но в ответ доносилось лишь все то же «ку-ку». Дотти махнула в сторону кукушки прутом:

— Заткнись, зануда, сколько можно!

Она решила, что Броктри и Груб отправились собрать в лесу чего-нибудь съедобного на завтрак. Ворча под нос, Дотти уселась на берегу, грызя жесткую ячменную лепешку и яблоко, которые она нашла в своем мешке. Теплые лучи восходящего солнца ничуть не улучшили ее настроения. Она чувствовала себя одинокой, всеми забытой и покинутой.

— У-у… противные хитрюги… смылись только потому, что красавице необходим сон. Небось нашли ягодную поляну и сидят, округляют свои толстые морды.

Утешая себя таким образом, она заметила что-то на плоской поверхности лодки-бревна.

Это был грубый рисунок угольком из вчерашнего костра. Вниз по течению указывала стрела, Дотти была изображена сидящей в лодке. У резкого поворота реки были запечатлены Груб и Броктри, похоже, они поджидали Дотти. И слово, нацарапанное, очевидно, Грубом: «УВИДЕМ-СЯФПОЛДИНЬ».

Зайчиха изучала эти художества, все еще ворча под нос:

— Увидимся в полдень у излучины… Очень мило они мне сообщили, дезертиры несчастные… Ха! Это, стало быть, я! С такими жалкими ушами? Да у меня ушки прелестные!

Фу! Неудивительно, что выдры выкинули его вон… А правописание!

Она подобрала обгоревший сучок и исправила рисунок, пририсовав Грубу громадное брюхо, а Броктри — кривой висячий нос. Подправив свое изображение, она вывела жирную двойку под каракулями Груба.

— Ну, милочка, пришло время вам принять командование собственным судном!

Чуть не свалившись за борт два или три раза, она освоилась и легко управлялась с бревном. Смышленая Дотти очень скоро приноровилась удерживать свое судно в середине фарватера.

Без приключений она неслась вниз по реке, разговаривая сама с собой и слагая ужасающие «капитанские» стихи.

В стихах говорилось о том, что Дотти хоть и красива до невозможности, но не раздумывая врежет тому, кто сомневается в ее капитанских возможностях.

Вдруг она тормознула веслом, потому что на берегу появилось живое существо: необычайно жирная и неряшливая ласка, с половиною завтрака на засаленной рубахе. Она стояла, держась за свисающую сверху, из кроны дерева, толстую лозу дикого винограда. Плюнув в воду, она сумрачно глянула на Дотти и сказала лишь одно слово:

— Ну!

Зайчиха вежливо улыбнулась ей:

— Извините, что вы сказали?

Ласка вызывающе вскинула морду:

— Ну. Я сказал — ну. Ты, стало быть, собираешься мне врезать, кролик?

Зайчиха вздохнула, закатила глаза, как бы ожидая помощи от небес.

— Если вы сегодня умывались, то, конечно, не промыли глаза, сэр. Я не кролик, а заяц, видите ли… А врезать вам я вовсе не собиралась, это просто песенка такая.

Грязнуля опять сплюнул в воду.

— Ты сказала, что если я еще хоть словечко… то ты мне врежешь. Вот я выдал словечко. И не одно уже. Ну давай, врежь!

Дотти с неудовольствием смотрела на него. Мать всегда предостерегала ее от общения с задиристыми типами, которые много плюются. Их можно отшить только презрением, которого она постаралась вложить в свой взгляд как можно больше.

— Мерзкая привычка — плеваться. И позвольте вам заметить, что уровень реки нисколько не поднимется от ваших плевков. Всего наилучшего.

Она пустилась дальше, но тут «тип» завопил изо всей мочи:

— Эй, лодка!

Дотти двинула в его сторону ушами — знак презрения, обычный для благовоспитанных молодых зайчих.

— Разумеется, лодка, помраченный шут гороховый.

А ты думал, сервировочный столик?

Ласка делала какие-то знаки появившемуся на противоположном берегу такому же жирному и неопрятному типу, тоже висевшему на побеге дикого винограда и плевавшему в воду. Проплывающей мимо Дотти он сквозь зубы пробормотал:

— Значит, не боишься, да? Ну ладно!

Обе ласки разом отпустили свои «веревки», и сверху рухнуло в воду бревно, перегородив поток позади лодки.

Зайчиха поняла, что ничего хорошего ее здесь не ждет, и принялась грести изо всех сил. К несчастью, она не успела продвинуться и на дюжину корпусов лодки, как второе бревно рухнуло перед нею ниже по течению. Теперь — ни вперед, ни назад. Дотти выправила свое суденышко, когда волна, поднятая передним бревном, дошла до него. Появились еще две ласки. Дотти чопорно выпрямилась. Понимая, что с такой публикой разговаривать бесполезно, она все же решила попробовать:

— Доброе утро. Надеюсь, вы в добром здравии, а?

События развивались в неприятном направлении. Вторая ласка вытащила ржавую ножовку по дереву и направилась к Дотти.

— Во как, гляди-ка ты. Ну, сейчас она у меня получит зарубку на память.

Дотти схватила весло покрепче.

— Не подходите близко. Я не только прекрасна, но и опасна.

Ласка сделала выпад к ее ноге.

— Ну, так ты больше не будешь прекрасна, как я т-тебя отмаркирую!

Бумс!

Весло резко опустилось промеж ушей противницы. Со страшным воплем пораженная ласка рванулась обратно на берег.

— А-а-а-а-а! Убивают! Меня убили, мой бедный череп пробит в двадцати местах! Ай-йа-а-а-а-а-а-а! Я вся в крови! Убита, уничтожена, й-й-й-и-и-и-и!

Другая ласка фыркнула и прижала лапу к глазам, вытирая отсутствующие слезы.

— Да как ты смела так треснуть Эрми по башке! Вот выйдешь на берег, мы тебе покажем, мы тебя накажем.

Дотти подняла весло.

— Как бы не так, пока у меня это весло. Ну-ка уберите бревно из русла!

Эрми с новыми силами подняла вой:

— Йу-гу-гу-уууууу! Надо было придушить ее сразу, как только эти двое смылись, говорила я вам! А теперь… Оюшки, нет меня больше-е-е-е-е!

Из чащи неспешно появились Броктри и Груб, с трудом удерживаясь от смеха. Барсук строго обратился к Эрми:

— Кончай причитать, не то я влеплю тебе так, что будешь вопить по-настоящему.

Затем Броктри указал на бревна в русле:

— Быстро уберите это безобразие из речки! — Он вы тащил меч.

Дотти не ожидала, что четыре тяжеловесные ласки могут двигаться с такой скоростью. И успевать к тому же еще ныть и недовольно фыркать.

— А теперь быстро к своему винограду и задрать левые задние. Живо! — приказал им Груб.

— Ой-ой-ой! Не рубите нам лапы, сэр, мы никогда больше не будем!

Груб связал лозой лапы одной пары, переплыл на другой берег и проделал то же самое с Эрми и ее другом.

— Это ж счастье, что мы ей ничего не сделали… левую, левую он велел, это правая…

Когда Груб закончил, Броктри гаркнул:

— А теперь отцепились!

Разжав лапы и лишившись опоры, ласки взвились вверх, увлекаемые бревном, но замедлили свой взлет и повисли в воздухе, достигнув равновесия. Вопя, они висели как раз над головой Дотти, и Эрми орала прямо ей в ухо:

— Ой-ой-ой! Не оставляйте меня тут вверх ногами и с шишкой на башке! А-а-а-а!

Прижав прохладное, мокрое весло к шишке, Дотти уменьшила страдания несчастной ласки.

— Тихо, дорогуша, воплем боли не уймешь. Я вот тебе сейчас шишку разглажу. Замри! Спокойно!

И Дотти двинула по веслу лапой, вдавив шишку в голову. Оглушенная Эрми, ко всеобщему облегчению, замолчала.

Броктри и Груб влезли в лодку и продолжили путь. Дотти без устали пилила их:

— Я удивляюсь тебе, Груберт. Так меня бросить на произвол судьбы. Ну, вы, сэр, — совсем другое дело. Чего от вас еще ожидать. Вы однажды уже отсиживались за деревом, когда меня убивали жестокие разбойники. Вот и сейчас то же самое. Нехорошо, сэр, очень нехорошо. Я думала, что лорды Броктри серьезнее. Шаль, что я ошиблась.

Броктри болтал лапами в речном потоке.

— Могу понять твои чувства, Дотти. Но у нас свои резоны. Мы хотели быть уверенными и устроили небольшую проверку. И ты ее чудесно выдержала. Правда, Груб?

Выдра отсалютовал Дотти хвостом.

— Горжусь такой боевой подругой. Ни капли страха. А какая выдержка! Целое ведро выдержки. Только так с ними и надо… Честно говоря, мы все время следили, так что никакой опасности… Но ты ж не знала этого и могла испугаться и задрать лапки кверху. А ты молодец, Дотти, здорово их проучила.

Броктри кратко подтвердил:

— Совершенно верно. Лихой ты заяц, Дотти.

Дотти собиралась ввернуть еще что-нибудь едкое, но тут Груб заметил рисунок и каракули на бревне.

— Э-э, вроде я не так рисовал… Дотти льстиво улыбнулась ему:

— Ну, грубоватый был рисунок. Я чуть-чуть подправила. Теперь Груб вспылил:

— Да ты что, хвост щекастый, издеваешься, да? Это у меня такое жирное брюхо? Я здесь как набитое чучело горностая!

Броктри развеселился:

— Хо-хо-хо! Чучело горностая! Вот здорово! Брось, Груб, где твое чувство юмора?

Выдра раздраженно уставился на него:

— Там же, где и вашей милости, когда вы изволите узреть, как она вас отделала.

Барсук посерьезнел и вытянул голову в сторону художества Дотти, которая, наоборот, втянула голову в плечи и прикрыла уши лапами.

— Ах ты прожорливый кусок шерсти! — взорвался Броктри. — Это у меня такой висячий кривой носище? Да как ты посмела!

В ответ Дотти вскочила, размахивая веслом:

— Назад, назад, кривонос и толстопуз! Вы сейчас узнаете, какой я лихой заяц, не знающий страха!

Груб, искусно подражая Эрми, захныкал:

— Ой-ой-ой! Пжалста, мисс Лопоух, не бейте нас! Пощады!

Тут все трое прыснули и смеялись, пока слезы не выступили на глазах.

Глубокий грубый бас окликнул их с южного берега:

— Ого-го-о! Хорошо-о весно-ой весе-елой! Что смешного, Груб?

Протерев глаза, Дотти увидела коренастого подтянутого крота в зеленой блузе, расшитой ромашками и лютиками. На голове его плотно сидела похожая на гриб высокая шляпа, украшенная ярким оранжевым пером зимородка. В лапе он держал длинный, почти как посох, черпак. Крот широко улыбался, выставляя напоказ множество сияющих белизной зубов.

Груб приветственно замахал хвостом и направил бревно к берегу.

— Чтоб мне руль потерять, да это ж Рогг Длинная Ложка! Как на белом свете дышится, приятель? Уж сезона четыре я тебя не видал. Ну, вот и снова свиделись! — Причалив, Груб сердечно обнял крота.

Крот, не переставая улыбаться, запротестовал:

— Прочь, прочь, черт здоровенный, замараешь!…

Груб пригласил на берег друзей:

— Брок, Дотти, сюда, ребята! Вот мой приятель Рогг. Лучший повар на этой и любой другой реке и лучший крот на земле и под землей.

Рогг галантно приподнял шляпу и склонил бархатистую голову:

— Хурр-хурр. Здорово, сэр и мисс, о-очень приятно, о-очень.

Дотти легко выпрыгнула на берег и присела в изящном реверансе:

— Хурр-хурр. Добрый день, сэр Рогг. О-отличная пого-ода! Прекрасно выглядите, про-осто здо-орово!

Рогг удивленно развел свои роющие когти:

— Наш разгово-ор! О-отлично, мисс, где о-обучались?

— У моей мамочки подруга-кротиха, Блосом Бонн, она со мной с малых лет возилась, хурр-хурр-хурр.

Груб только развел лапами, обратившись к Броктри:

— Во шпарят! Понимать-то я всегда кротов понимал, но чтобы так легко говорить… Куда там!

— Да, здорово у нее получается, — согласился барсук, следуя вместе с Грубом за непринужденно болтающими кротом и зайчихой.

Рогг Длинная Ложка жил в роскошной пещере под корнями большого бука. Задумчиво осматривался в пещере лорд Броктри.

Свисающие с потолка пещеры корни делили помещение на множество уютных закутков. Дотти уселась в удобное кресло в одной из таких ниш, а кротовый народ, взбудораженный вестью о зайчихе, которая говорит на их языке, спешил посмотреть на нее.

— Хуррр… Я — дед Клобб, мисс, во-от моя дорогая бабушка Домбрел. Мы вас приглашаем пообедать с нами, надеюсь, согласитесь, мисс?

— Спасибо, дед Клобб, сэр, хурр-хурр, о-очень, о-очень рада.

Груб и Броктри уселись на поросший мхом выступ у стены, и вокруг тотчас столпились кротята. Голос самого маленького гудел, как судовая сирена.

— Здорово, сэр. Здорово, другой сэр. Я — Неуема.

— Заметно, заметно.

— Хо-о, хо-о, мама то-оже так думает, хурр-хурр. А вы какой крот, сэр? Я никогда не видел такого, с полосатой головой.

— Я — барсуковый крот. А мой друг — выдровый крот.

— Ого-гоо, мно-ого, мно-ого вам надо было лопать, чтобы в ро-ост пойти. Большо-ой, большо-ой.

Груб подмигнул барсуку и объяснил:

— Так дело не в еде. Надо просто мыться чаще, вот и все. Мы пять раз в день моемся чисто-чисто, поэтому такие большие выросли.

Неуема сморщил мордочку:

— Брррр! Хррр! Лучше останусь маленьким…

Появился Рогг и, размахивая листом щавеля, прогнал кротят:

— Во-он, во-он, Неуема, Затычка, Подкрадушка! Дайте гостям поко-ой, поко-ой! О-отдых, о-отдых! Хурр! Бегите на кухню, поможете там, но сначала лапы вымойте чисто-чисто!

Оставленные публикой, путешественники расслабились. Броктри и Груб растянулись на моховой подстилке, Дотти развалилась в кресле, наслаждаясь ароматами, доносящимися из кухни. Она неторопливо рассматривала уютную пещеру. Разных цветов фонари висели между корней, в стенах устроены полки, на полу расстелены тростниковые циновки. Возле тлеющих углей очага дремали два черно-оранжевых жука-могильщика, которых держали в качестве домашних животных. Они подбирали крошки, рассыпаемые повсюду детьми. Закрывая глаза, Дотти вздохнула. Какое уютное местечко! Настоящий дом.



9


Уже вечерело, когда Резвый свалился без сил. Он жутко устал, его мучила жажда, за день напекло солнце, и к тому же старый заяц бежал без передышки уже почти двое суток. С повисшей головой, он плелся, еле волоча лапы по равнине. Ковыляя полубессознательно, он сначала даже не понял, что свалился. Сухой язык высунулся изо рта, задние лапы еще подергивались в ритме бега, поднимая облачка пыли. Полубезумными глазами он уставился на камень, воображая, что видит перед собой своего сурового вождя.

— Честное слово, сэр, — прохрипел заяц, еле шевеля языком, — ни одного зайца… нигде. Я пытался, как мог, во, но, увы, все молодые зайцы покинули страну…

Глаза его закатились, и Резвый потерял сознание.

С камня неподалеку за ним внимательно следила ворона. Она осторожно подлетела и опустилась совсем рядом. Подкравшись к зайцу, птица слегка клюнула его в ухо. Никакой реакции. Птица осмелела и обошла неподвижное тело, оценивая свою добычу. Она уже собиралась клюнуть зайца в глаз, когда камень, запущенный из пращи, сшиб ее с ног. Сердито каркая, ворона взлетела и поспешила прочь: второй камень просвистел мимо, чуть не задев крыло.

К Резвому спешили Беддл и еще пять молодых белок.

— Капельку воды на язык ему, не больше…

— Бедный старый дурак, Юкка сразу поняла, что он далеко не уйдет. Глянь на лапы!

— Да, сбил в кровь. У тебя с собой твои травки, Руро?

— Сейчас посмотрим… Подлесник, щавель, мох… — Добавив воды, она сделала компресс. — Его счастье, что Юкка направила нас вдогонку. Беддл, можешь сделать носилки?

Беддл не спеша стащил с себя рубаху, продел в рукава два копья. Потом он обратился к младшему спутнику:

— Груд, давай и свою.

Груд нехотя стащил с себя требуемую одежду. Беддл сурово напомнил:

— И следи за языком, или получишь по ушам дважды, сейчас — от меня, потом — от Юкки.

Бледный лунный свет пробивался сквозь кроны сосен. Небольшой костер, спрятанный между камнями, излучал приятное тепло. Резвый осознал, что над ним маячат силуэты белок. Он услышал тихий голос:

— Юкка права, жить он будет.

Выплыли из тьмы грубоватые черты самой Юкки Пращи.

— Любой другой старик твоего возраста погиб бы после таких упражнений.

Резвый облизнул губы и прохрипел:

— Я умру с оружием, в бою. А пока я просто болтаюсь тут и мешаю тебе, друг.

Юкка хмыкнула:

— Слышала я о тебе, лихой ты воин. Сейчас отдыхай.

Выпей бульона и спи. Утром поговорим.

Об отдыхе старый заяц не хотел и думать, но не успел он выпить и половины кружки грибного бульона, как его одолел сон.

Он проспал и утро, и день, проснувшись лишь к вечеру,

— Ну, как лапы? Да что тут спрашивать, болят, конечно.

Резвый сел и дал Руро сменить повязки.

— Если затянуть потуже, я снова побегу.

Руро покачала головой:

— Куда ты побежишь? Юкка с тобой хочет поговорить. Поешь и снова отдыхай.

Заяц попытался встать, но резкая боль в лапах свалила его.

— А где Юкка?

Ответил Беддл, принесший пищу:

— Она вернется, когда стемнеет. И принесет новости о твоей горе. Давай, давай, не валяй дурака, ешь. Надо питаться, чтобы жить.

Резвый схватил картофелину и пирожок с орехами.

— Спасибо, ты прав, друг, но это вы валяете дурака, откармливая старого зайца, во… Это там что, тертая морковка?

Юкка Праща вернулась уже после полуночи. Она села, переводя дыхание и потягивая бузиновое вино.

— Как наш заяц, спит?

Руро подкинула в костер сухое сосновое полено.

— Он проснулся, съел громадную кучу всего и снова заснул. Разбудить?

Предводительница отставила вино:

— Не надо, пусть спит. Не из-за чего его будить. Плохие новости.

— Значит, гора Саламандастрон захвачена?

Юкка протянула лапы к огню: с моря тянуло прохладой.

— Да, синие захватили ее. Я не смогла подобраться слишком близко, но издали видела, как эта нечисть карабкалась по склону. Они волокли свои знамена, чтобы их там вывесить. Печальный день для всего западного побережья, Руро.

Беддл сидел на корточках, готовя для Юкки еду.

— Может, надо было все-таки помочь старикам, Юкка?

— Не говори глупостей, Беддл. Сейчас нашими трупами играли бы морские волны. Лорд барсук и его зайцы были храбрые, бешеные звери, и они выполнили свой долг. Все было предрешено.

Капли дождя, просочившиеся сквозь кроны сосен, разбудили зайца на заре. Юкка сидела рядом, завернувшись в одеяло. Отвернувшись от Резвого, она возилась с закрытым в каменной печи костром, разгребая пепел и раздувая угли. Голос зайца ударил ее сзади, как бич:

— Скажи мне, что случилось с горой.

Юкка не повернулась, но ответила зайцу.

Когда весь лагерь белок уже был на ногах, Резвый стоял, придерживаясь за ствол сосны. Юкка сидела перед ним. У ног зайца стояла нетронутая тарелка с едой.

— Никто ничего не смог бы сделать, Резвый. Давай ешь. Я слышала, что у тебя неплохой аппетит.

Тарелка взвилась, посланная в воздух ударом заячьей лапы. Глаза его окаменели, в голосе слышалось презрение:

— Я не ем с трусами.

Юкка вскочила с пращой в руке:

— Никто не смеет назвать Юкку Пращу трусихой!

Заяц разорвал рубаху, обнажив свою сухую жилистую грудь.

— Тогда убей меня, Юкка, давай! Старый заяц не противник для такого воина, как ты. И посмотрим, сколько ты еще протянешь в лесах, пока тебя выследят синезадые Унгатт-Транна. Тогда ты поймешь, что умнее было бы вовремя помочь спасти Саламандастрон.

Трррахх!

Камень из пращи срезал ветку около самой головы зайца и прожужжал между деревьями. Белка стояла перед ним, сверкая бешеными глазами.

— Любой другой на твоем месте был бы уже покойником. Но я докажу тебе, что я и моя команда не трусы. Мы отправимся с тобой, даже если придется тебя нести. Я помогу тебе сколотить армию из зайцев и тех сумасшедших, которые отважатся бросить вызов Синим Ордам. И мы нападем на них, белки — чтобы захватить трофеи, оружие, ты — чтобы отомстить убийцам твоих братьев. Я, Юкка Праща, сделаю это не из добрых чувств к тебе, а ради своих интересов.

Заяц и белка стояли, сжигая друг друга взглядами. Резвый презрительно скривил губы:

— Ради чего хочешь! Но только сделай это!

Юкка тряслась от гнева.

— Сделаю, сделаю, не бойся, длинноухий! — рычала она. — Если Юкка Праща что-то обещает, то на ее слово можно положиться.

Заяц отвернулся и поковылял прочь, ворча:

— Ну, если дело делать, то надо действовать, а не тратить время на разговоры. Дела говорят громче слов, знаешь ли…

Всего племя Юкки состояло из пятидесяти крепких белок и двенадцати детишек и старичков. С этой дюжиной она оставила восемь воинов, остальные сорок два с нею во главе в течение часа были готовы к выступлению, с вооружением и провиантом.

Руро догнала зайца, ковыляющего по окраине леска.

— Подожди, друг, мы уже выступаем. Вот, возьми.

С этой ношей путь покажется легче.

Резвый не сопротивлялся, когда она перекинула через его плечо небольшой мешок, и с любопытством принял от нее короткое копье с толстым древком-рукояткой. У копья было отточенное обоюдоострое лезвие в форме ивового листа, у основания которого находилось перекрестье.

Руро показала ему свое копье, точно такое же.

— Полезные штуки. Юкка разработала их для ближнего боя, не для метания. А еще ты можешь опираться на копье, Резвый, взявшись за перекрестье. Только остерегайся лезвия. Хорошая палка для ходьбы…

Старый заяц не мог не согласиться: идти, опираясь на копье, было намного легче. Мимо прошла Юкка, мрачно пошутив:

— Если древний рухнет, крикнешь, мы его нанижем на копье и понесем, как охотничью добычу.

Резвый ожесточенно огрызнулся:

— Зато вы слишком быстро передвигаетесь! Должно быть, натренировались, улепетывая от противника, во, во!

Юкка не замедлила шагов, но уши и хвост ее напряглись от возмущения. Руро укоризненно покачала головой:

— Не надо дразнить Юкку Пращу. Никто ее еще не одолел в бою. Зря обижаешься, помни, что она делала лишь то, что выгоднее для ее племени. Любой умный зверь поступил бы на ее месте так же.

Резвый не хотел спорить с Руро, которая ему сделала столько добра и к тому же очень нравилась, и он сменил тему:

— А куда она нас ведет?

Руро указала на северо-восток:

— В Скалистый Лес. До темноты дойдем, наверно. Юкка хочет побеседовать с Ударой Костоломом.

— А кто это такой, во имя Всех Сезонов?

Мимо спешили другие белки, и Руро ускорила шаг.

— Хватит разговоров, друг. Мы сейчас отстанем от отряда. Давай побережем дыхание для марша.

Весь день они провели в быстром беспощадном марш-броске. Возможно, из-за того, что Юкку рассердили необдуманные замечания зайца. Воды на равнине не встретили нигде. Солнце нещадно припекало, не ощущалось ни ветерка, буроватая трава не шевелилась. Видно было, что она засохнет, не дождавшись наступления лета. Сухо скрежетали кузнечики, высоко в небе надрывались жаворонки. Подражая белкам, заяц сунул в рот и сосал плоский камушек, помогающий удерживать во рту влагу. Задние лапы болели от ходьбы, передние — от копья-палки. Чтобы крестовина не резала лапу, он подкладывал пучки травы, но они мало помогали.

Ближе к вечеру Резвый споткнулся и упал. Никто еще не успел этого заметить, а Руро уже помогла ему подняться и опереться на палку, с другой стороны поддерживая его сама. Старый заяц, скрипя зубами, ковылял позади белок.

— Далеко еще, Руро?

Она махнула лапой вперед:

— Вон уже виднеется Скалистый Лес. Мы хорошо шли, думаю, до темноты придем. Можешь идти, друг? А то ведь можно и отдохнуть, ведь лес уже виден.

Резвый незанятой лапой смахнул пыль с глаз.

— Если белка может, то заяц тем более. Я в прекрасной форме, дорогая моя, — хорохорился длинноухий.

Скалистый Лес оказался нагромождением громадных камней, по которым были разбросаны корявые деревья и чахлые кустики. На разведку был выслан Беддл, который вернулся, когда отряд уже подходил к цели.

— Я заметил Удару, но он сразу исчез в зарослях. Хорошая новость: лесное озерцо не пересохло. Уйма воды!

Юкка подняла лапу, чтобы пресечь радостный галдеж белок.

— Внимание, тихо, все слушайте меня! Мы во владениях Удары Костолома. Ведите себя скромно, сидите тихо и не буяньте, пока я не вернусь. Это тебя тоже касается, заяц.

Одним прыжком она исчезла между валунами. Заяц послушно сидел вместе со всеми белками, но любопытство не переставало его мучить.

— Руро, теперь ты скажешь мне, кто такой Удара Костолом?

Белка устало растянулась, прикрыв глаза хвостом.

— Скоро узнаешь, друг мой.

Юкка действительно скоро вернулась.

— Удара появится после заката. Воду из озера можно пить, но не плавать и не мыться. Я сама прослежу. На деревьях кое-где есть яблоки и груши. Верхние можно срывать, на нижних ветках — не трогать. Все понятно?

В ответ раздалось нестройное «Да!» и «Понятно!». Груд опять ворчал на ходу что-то, привлекшее внимание Юкки. Она схватила юнца за ухо и не слишком нежно дернула.

— Я все слышу, негодник. Видишь этот кусок коры? Заткну им твой рот, если еще раз услышу.

Беличий отряд послушно отдыхал под тенистыми деревьями. Чуть поодаль сидела Юкка, ожидая, когда совсем стемнеет. Только тогда должен появиться таинственный хозяин. Резвый заснул, размышляя, кем бы мог быть этот страшный зверь.



10


Синие Орды завоевывали Саламандастрон. Унгатт-Транн сидел в своей душной комнате и следил за пауками. Пауки — существа свирепые, независимые, смертельные. Они нравились Унгатту. Многому он научился, лежа в своей каюте и наблюдая за ними. Не давала ему покоя мысль о полосатой собаке. Беспокоила его не та, старая, которая управляла горой, а отравлявшая его сны, большая, мощная, угрожающая, с ликом, всегда окутанным дымкой. Это был враг, и он приближался. И теперь, когда бы Унгатт-Транн ни закрыл глаза, он снова и снова видел призрачного барсука заполнявшего пространство. Это означало, что барсук собирал армию.

Раньше Унгатт-Транн смеялся над глупыми суевериями. А теперь он ловил себя на том, что прислушивался к загадкам искалеченного лиса, для которого в царстве видений не было тайн. И это его злило. Он крепко закрыл глаза и громко заговорил, изо всех сил пытаясь не упустить зыбкий образ врага.

— Покажи, покажи мне свою морду, появись у моей горы, не увиливай от судьбы. Я Унгатт-Транн, устрашающий, и ты умрешь от моей лапы, когда увидишь мои глаза.

Над ним на корме стояли Гроддил и Гранд-Фрагорль, наблюдая, как Саламандастроном овладевают Синие Орды, нескончаемые, как волны морские. Оба они слышали голос дикого кота, но слов разобрать не могли. Поэтому они заспешили вниз, опасаясь, что могли не расслышать зова хозяина. Лис-колдун осторожненько постучал и проскулил:

— Могущественный, вы нас изволили позвать?

Унгатт-Транн упругой походкой появился из двери и направился на палубу. Броня подчеркивала силу и рост мощного воина. Его глаза-щелочки устремили взгляд на берег.

— Как идет завоевание моей горы?

Гранд-Фрагорль сдержанно ответила:

— Еще не стемнеет, как вы уже сможете вступить в нее, о сотрясатель земли. Ворота уже почти взломаны.

Дикий кот подошел к борту. Оба сопровождающих следовали на почтительном расстоянии.

— Лодку мне. Направляемся на берег.

Один из наиболее выдающихся капитанов крысиной армии — крыса по имени Кошмарина поджидала их на линии прибоя. С нею стояли двое вновь прибывших, здоровые молодые крысы, одна — с луком и стрелами, другая — с абордажной саблей за поясом. Унгатт безмолвно смерил их взглядом. Обе — корабельные крысы. Он спокойно стоял в сторонке, говорили Кошмарина и Фрагорль. Кошмарина отсалютовала копьем:

— Здесь две крысы с моря. Привлеченные славой устрашающего, они желают присоединиться к Синим Ордам.

Фрагорль кивнула и повернулась к крысам:

— Знайте, что вы должны служить лишь одному хозяину, Унгатт-Транну, сыну Смертельного Копья. Клянитесь под страхом смерти!

Крысы переглянулись. Затем та, что с саблей, слегка наклонила голову и ответила за обеих:

— Я, Рвущий Клык, и мой брат, Свирепый Глаз, клянемся служить Унгатт-Транну.

Фрагорль пошепталась с диким котом и снова обратилась к братьям:

— Вы понравились могущественному. Умелые воины всегда желанны в Синих Ордах. Оставьте оружие и следуйте за нами.

Рвущий Клык и Свирепый Глаз делали то, что им приказывал Гроддил. Сначала они полностью погрузились в воду. Выкарабкавшись на берег, крысы стали на колени перед лисом, который велел им закрыть глаза и осыпал синим порошком из большого мешка. Тем временем Фрагорль декламировала клятву-посвящение.
		Синие небо и море,



		Сила у них своя.



		Врагам Упгатт-Траииа на горе



		Синие вы и я.



		Так покажите силу,



		Вступая в наши ряды,



		Врага вгоните в могилу,



		Воины Синей Орды!








Повернувшись на пятке, дикий кот направился к горе, фрагорль последовала за ним, а лис задержался, чтобы ознакомить рекрутов с их обязанностями.

— Вотрите порошок в мех и остерегайтесь воды, пока солнце не взойдет три раза. После этого вы навсегда останетесь синими и сможете отправиться под командование капитана Кошмарины.

Шум боя раздавался над горой. Братья-крысы открыли глаза и стерли остатки порошки с век. Они посмотрели вслед трем удаляющимся фигурам. Свирепый Глаз потянулся за луком и стрелами, другой лапой втирая порошок в мех.

— Вроде мы теперь тоже синие, братец?

Рвущий Клык действительно выделялся своим клыком. По какому-то капризу природы из центра верхней челюсти у него рос здоровенный кривой зуб, так что улыбка его напоминала кошмарную гримасу.

— Пока можно будет больше награбить — синие, а там видно будет.

Лорд Каменная Лапа понимал, что поражение неизбежно. Зайцы храбро дрались, но что толку? Медунка Жесткий пробился к верхним помещениям, куда отступили остатки заячьего войска со своим вождем. Вокруг вился тяжелый черный дым, поднимавшийся из нижних проходов и помещений горы. Не обращая внимания на глубокую рану в лапе, боевой заяц отсалютовал лорду:

— Нас отрезали от остальных, сэр. Колотушка и его воины полностью уничтожены у главных ворот, ворота сожжены и разбиты. Колотушка держался до последнего, рубя эту нечисть и вопя «Еула-ли-а!», но силы были слишком неравными. Он упал, как раз когда я пробился к главной лестнице. Да сохранят Все Сезоны память о храбреце!

Разбитое копье Каменной Лапы упало на пол.

— А что Ухопарус и ее команда во втором ярусе?

Жесткий вытер глаза.

— Их окружили, зажали и захватили, сэр. Там было столько этих синих, что у них не было никакого шанса. Я получил по голове и упал, оглушенный. Они думали, что я покойник, но резаная рана на лапе и дырка в боку не смертельны. Крысы рванули дальше, с факелами обыскивая помещения в поисках пленных. Я очнулся и пробрался наверх. Надо что-то придумать, пока они не добрались сюда.

Храбрец Хлопотун взмахнул клинком:

— Мы встретим их на лестнице. Пусть мы погибнем, но захватим с собой в Темный Лес немало врагов. Кто со мной?

Каменная Лапа задержал лапу Хлопотуна:

— Нет. Послушайте меня. Я знаю, что вы лихие воины, но если мы все погибнем, то Саламандастрон будет потерян навсегда. Я знаю секретные проходы, ведущие в нижние пещеры. Там нас не найдут. И мы дождемся помощи, которая обязательно придет. Пошли!

Восемнадцать зайцев, жалкая горсточка, остатки гарнизона горы, последовали за своим лордом. Они гуськом тянулись за вождем, и в ушах их еще звучали его последние слова:

— Пока мы живы, нас не оставит надежда, друзья!

Вечернее небо на западе запылало, когда солнце окунулось в темное, как вино, море. Птиц по-прежнему не было видно и слышно. На еще не остывшем песке толпились синие, которым не довелось побывать в бою. Унгатт-Транн восседал в большом кресле Каменной Лапы, вынесенном из обеденного зала, наблюдая за черным дымом, поднимавшимся из прорезанных в скалах горы окон, и выслушивал доклады офицеров.

Первый из них, капитан Фрол, мрачный горностай, склонил голову:

— Потери первого отряда…

— Молчать! — скрипучим голосом крикнул Гроддил. — Его могущество не желает слышать о потерях, идиот! Докладывай о победе!

— Победа полная, о великий!

Гранд-Фрагорль, стоявшая справа от Унгатт-Транна, льстиво заговорила:

— Какой иной исход битвы мыслим для Унгатт-Транна, сына Смертельного Копья? Капитан Свинч, вы были во второй волне. Сколько убитых врагов у вас на счету?

Унгатт поднял лапу, предлагая Свинчу подождать с докладом. Другой лапой он обхватил шею Фрагорль, как бы в дружеском объятии. Но вместо дружеского объятия Фрагорль ощутила удушающую хватку. Подтянув жертву вплотную, дикий кот хрипло прорычал ей в ухо:

— Я Унгатт-Транн, и я прокладываю свой собственный путь. Еще раз назовешь меня сыном Смертельного Копья, и я тебя поджарю на медленном огне. Убрать это имя из списка моих титулов, я не хочу его больше слышать. — Он выпустил жертву, и та отшатнулась, схватившись за горло. Унгатт кивнул капитану, и тот доложил:

— Шесть десятков и дюжина убитых, о могущественный. Их недостойные трупы будут брошены в море при отливе.

Гроддил что-то прикинул в уме и задал вопрос:

— А сколько пленных? Ответил капитан Фрол:

— Шесть десятков пленных ожидают суда могущественного.

Удивленный лис обошел офицера по кругу.

— Гм… Семьдесят два мертвых и шестьдесят пленных.

Итого сто тридцать два, капитан. Но зайцев в горе было явно больше.

Фрол вытянулся по стойке «смирно», глядя прямо перед собой.

— Я не знаю точного числа защитников. Я могу лишь доложить, сколько их у нас, мертвых или живых. Унгатт-Транн встал с кресла и шагнул прямо на хвост лиса. Гроддил вздрогнул и замер в испуге. Голос дикого кота резал спину, как нож:

— Разведчики, наблюдавшие за горой, насчитали пол торы сотни старых зайцев, не менее. И еще вопрос, изуродованный ты мой: где барсучий лорд Каменная Лапа?

Гроддил подпрыгнул при этих словах, но промолчал. Хозяин ударил его, швырнув на песок, и продолжал вышагивать.

— Старая полосатая собака Каменная Лапа должен быть где-то в горе с кучкой своих приближенных. Он и его зайцы должны лежать передо мной в песке мордами вниз, живые или мертвые. Найди его, Гроддил. Возьми солдат и обшарь гору, каждый скрытый уголок. А теперь — вон с моих глаз!

Лис подозвал капитана Свинча и, взяв у него солдат, скрылся в горе Саламандастрон.

На пути в нижние погреба Каменная Лапа и его зайцы не встретили ни души. Они пробирались без огня, на ощупь, темными проходами. Вниз, вниз, в сеть пещер под горой. Вплотную к старому Брамвилу шагала повариха Блинч, выставив вперед поварешку, чтобы не наткнуться на стену. В темноте раздался ее призрачный голос:

— Милорд, вы уверены, что знаете дорогу?

Увесистая лапа барсука слегка надавила на ее плечо.

— Тихо! Нас могут услышать. Не беспокойся, я знаю ходы как собственную лапу. Теперь держитесь левее, ближе к скале.

Раздались всплеск и недовольный шепот Каменной Лапы:

— Я же сказал — левее, Блинч. Левая — это лапа, на которой у тебя браслет из ракушек. Мы уже почти пришли. Подождите здесь. Я сейчас вернусь.

Зайцы замерли во тьме, поджидая своего лорда и бормоча приглушенными голосами.

— Где он? Поскорее бы вернулся…

— Что там плещется впереди, Хлопотун?

— Что я тебе отвечу? Я так же вижу, как и ты.

— Гы-ы-ы, «так же вижу…» Хорошо сказал!

— Брамвил, помолчи, ты гудишь, как лягушка в бочке.

Впереди посыпались искры от ударов стали о кремень, вспыхнул огонь.

Лорд Каменная Лапа появился с факелом в руке:

— Сюда, друзья, ко мне!

Они зашагали за лордом. Вдруг он остановился, держа факел, как всем показалось, возле сплошной скалы.

— Здесь. Для меня тесновато, но для зайца достаточно свободно.

В скальной стене была едва заметная расщелина. Жесткий недоверчиво уставился на нее.

— Вы здесь пролезете, милорд? Кажется просто трещиной.

Проникнув сквозь узкий лаз, зайцы застыли, изумленно разинув рты. Они оказались в небольшой пещере с озерцом в центре как будто светившимся зеленоватым светом. С белесых известняковых сталактитов капала вода заставляя поверхность водоема переливаться блестками. У стен пещеры располагались гладкие уступы, на которых громоздились причудливые сталагмиты.

Каменная Лапа наполнил четыре больших фонаря растительным маслом из стоявшего у входа бочонка. Затем он зажег их от факела.

— Расставьте их на уступы по пещере.

Зажженные фонари добавили беглецам бодрости. Каменная Лапа усадил их полукругом перед собой.

— Прежде всего, посвятим несколько слов нашим дорогим товарищам, павшим в бою или попавшим в плен. Брамвил, прошу тебя.

Слабое беспокойное эхо сопровождало хриплый шепот пожилого зайца, разносилось над склоненными головами его товарищей.

Минуту молчания нарушали лишь капли, ударяясь о поверхность воды.

Лорд Каменная Лапа откашлялся и протер глаза, озирая последних уцелевших из полутораста верных бойцов.

— Итак, военный совет. Прежде всего у нас нет пищи.

Правда, как видите, полно свежей чистой воды. Простым голосованием решим вопрос, что делать дальше. Сидеть и ждать, пока нас спасут, или искать путь на волю?

Единогласно было решено искать выход из Саламандастрона. Лорд барсук одобрительно кивал головой:

— Ну что ж, здесь полное единодушие. Тогда к делу. Жесткий, как у нас с оружием?

Заяц сразу же доложил:

— Четыре легкие рапиры, луки со стрелами — восемь, полные колчаны. Всего полдюжины дротиков, но у каждого праща, в камнях недостатка нет. Восемь кинжалов и поварешка Блинч. Все, сэр.

Прежде чем высказаться, Каменная Лапа обдумал ситуацию.

— Если мы хотим выбраться отсюда, то с этим лучше не тянуть. Уверен, что солдаты Унгатт-Транна рыскают по всей крепости, заглядывая под каждый камень. Если мы задержимся здесь, то нас найдут и мы окажемся перед выбором: смерть в бою или плен и рабство. Если нас не найдут, то умрем с голоду. Не слишком богатый выбор, не так ли?

Блинч зачерпнула поварешкой воды и напилась.

— Тогда идемте. Милорд! Вы знаете, как отсюда вы браться?

Каменная Лапа покачал массивной полосатой головой:

— Ни малейшего представления. Может быть, кто-нибудь из вас знает старую балладу или поэму, которая подскажет выход? Давайте подумаем. Тихо! — вдруг при казал он.

Звук под Саламандастроном распространялся во всех направлениях. До них донеслись голоса.

— Эххх, это все равно что искать крупинку соли на морском берегу. Ничего не найдем. Только сами потеряемся.

За этим последовали болезненный вскрик и грубый голос капитана Свинча:

— Мыслитель, да? Ты тут, чтобы мыслить или чтобы выполнять приказы, Красный Лоб? В следующий раз я тебе врежу уже не плоскостью, а лезвием.

— Нам надо больше факелов, Свинч. Пошлите кого-нибудь…

— Х-ха! А как же ваши колдовские таланты, милейший Гроддил? Посветите нам своим колдовством. Пока мы с вашей магией ничего, кроме камня, не обнаружили.

— Ладно, ладно, Свинч. Имейте в виду, если мы ничего не найдем, нам обоим придется заплатить за неудачу его могуществу, и возможно, жизнью.

— М-да, ты прав, чертов лис. Красный Лоб, Зеленка, быстро сбегайте за факелами — и принесите жратвы. Придется задержаться. Ну что, неясно? Живо исполнять!

С изменением направления поиска голоса удалились и затихли. Наступила тишина.

— Ф-фу! Чуть не влипли! Куда бы они могли теперь направиться?

Каменная Лапа жестом приказал Хлопотуну говорить тише.

— Эти пещеры творят с голосом странные фокусы, так что непонятно, где его источник. Одно можно сказать наверняка: они вернутся. Дикий кот не успокоится, пока не найдет меня.

Желудок старого Брамвила заурчал. Он потер живот:

— Сейчас бы пирожок с грибами… румяный, с корочкой… Салату тоже неплохо…

Блинч потрепала его по плечу:

— Если бы мы были на кухне, я бы тебе испекла. И яблочный тоже, и с сыром…

— Да, желтого сыру с шалфеем и зеленым луком, — Увлеченно вступил Медунка Жесткий, но заметил взгляд лорда и осекся. — Думаем о еде, а надо напрягаться в Поисках выхода из положения. Прошу прощения, сэр! Виноват!

Лорд Каменная Лапа понимал своих зайцев.

— Я тоже хочу есть, но барсук легче переносит голод, чем заяц. Ничего, друзья. Давайте подумаем, как нам отсюда выбраться.

Прошли часы, все так же капала вода, иногда вздыхал кто-нибудь из зайцев, не в силах ничего сообразить. Каменная Лапа молчал, зная, что задача не имеет решения. Они заперты в собственной горе и могут в ней бесславно погибнуть.



11


Ни крошки больше!» — твердо решила Дотти, но почти сразу же передумала и стала отщипывать засахаренные почки сирени с краев миндального пирожного. Рогг Длинная Ложка, без сомнения, мастер во всем, что касается съестного. Нет ему равных в варении, печении, жарении, приготовлении всяческих вкусностей, которые могут отыскать его кроты. Зайчиха посмотрела на лорда Броктри, уплетающего за обе щеки что-то из большого котла деревянной ложкой.

— Ушами клянусь, сэр, вы выглядите вполне удовлетворенным.

Барсук счастливо улыбнулся, снова засунув в рот ложку.

— Изумительно, мисс. Я бы эту кротовую свекло-картофельно-репную запеканку ел до утра.

Груб вынул нос из кружки с каштаново-лютиковым пивом и сдул пену с усов.

— Д-дааа, блеск! Я бы ни за что не ушел из дому, если бы наши умели так готовить.

Сытный ужин быстро сморил гостей, и даже неугомонное веселье с песнями и танцами не было помехой сну. Дотти устроилась во мху около выступа в стене, на который склонили головы Груб и Броктри. Ночной покой был нарушен незадолго до зари, когда барсук устроил переполох.

На него навалился кошмар, но ясный, как день. Он увидел качающуюся комнату, всю в пауках и в паутине. Ясно услышал жужжание мух. Неистово ворочаясь во сне, барсук старался избавиться от неприятного видения. Но тут появился еще и свирепого вида дикий кот, голос которого скрежетал, как ржавая пила:

— Повернись ко мне лицом, покажись. Ты должен прибыть на мою гору и встретиться со своей судьбой. Я — Унгатт-Транн, ужасный зверь. В тот день, когда ты увидишь мои глаза, ты умрешь от моей лапы!

Еще в тисках кошмара, Броктри вскочил и, схватив меч, зарычал громовым голосом:

— Это моя гора! Я — лорд Броктри из Брокхолла.

Мой меч проникнет в твой разум и коснется твоего сердца в тот день, когда мы встретимся, Унгатт-Транн. Еула-ли-а!

Испуганные Дотти и Груб вскочили на ноги. Груб бросился на Дотти и оттолкнул ее подальше от опасного меча, свистнувшего в воздухе и расколовшего пополам скальный выступ. На полу тоже осталась борозда от клинка.

— Прочь, прочь, все назад! — кричал Груб кротам, размахивая лапами и хвостом. Те появились в своих ночных одеяниях, желая узнать, что происходит. Рогг Длинная Ложка не растерялся. Быстро схватив со стола горшок, он метко плеснул холодным мятным чаем барсуку в глаза. Броктри вздрогнул и сел на покалеченную полку. Он снял лапу с рукояти меча и вытер физиономию. Удивленно уставился он на окружающих.

— Комната… комната раскачивалась… и пауки… паутина, мухи везде…

И вот он снова схватил меч и, приняв боевую стойку, грозно обвел глазами присутствующих.

— Где дикий кот? Кто видел его? Быстро говорите!

Сохраняя невозмутимость, Груб выступил вперед и остановился прямо перед мечом:

— Опусти оружие, друг! Это был только сон.

Ошеломленный Броктри опустил меч и снова сел.

— Ничего не понимаю, Груб. Он был здесь. Его зовут Унгатт-Транн, и он хочет сразиться со мной.

Рогг жестом своей длинной поварешки выпроводил всех кротов и кротят.

— Во-он, во-он, спать. Хурр-хурр. В постель, ско-оренько, ско-оренько.

Дотти пояснила Роггу, чего искал Броктри в Саламандастроне. Когда барсук подробнее поведал о своем кошмаре, крот успокаивающе поднял лапу:

— Хурр-хурр. Подождите чуток.

Он выкатился наружу и почти тут же вернулся в сопровождении еще одного крепкого взрослого крота, похожего на него внешностью и манерой поведения.

— Это мой сын Гурт. Здоровый, да? Хоро-ош, хоро-ош. Большой Гурт, мы его зовем. Путешественник знатный! Бродит, бродит…

Сын Рогга вежливо прикоснулся к морде и поклонился гостям:

— Рад знакомству, господа, хурр. Этак за три луны был я на юге и западе, да, к морю поближе. Раз увидел я мно-ого, мно-ого синих тварей, целую армию, хурр-хурр. Они топали к западу, к берегу. Главный орал: «Унгатт!» и все остальные кряду трижды: «Транн! Транн! Транн!». И опять: «Унгатт! — Транн! Транн! Транн!». И сколько их было слышно — так и топали с воплем. «О-о-о! — подумал я. — Надо сказать народу, кротам». Но отец сказал: «Помолчи». И я — молчок. До сих пор молчал, хурр.

После этого рассказа все принялись уговаривать Броктри подождать и не срываться с места немедленно. В конце концов он согласился подождать до утра. Они решили отправиться в путь сразу после завтрака.

День едва забрезжил, когда лорд Броктри встал из-за обильного стола Рогга и сунул меч за спину.

— Ну а вы оба, что, еще не утолили свой ненасытный аппетит?

Дотти виновато утерла губы вышитой салфеткой.

— Так вкусно, что сколько ни ешь, еще хочется. И как только у тебя такая вкуснотища получается, Рогг? — спросила она, забыв про кротовый акцент. — Я в жизни такой медовой овсянки не пробовала!

Рогг усмехнулся:

— Хо-о-хо-о, мисс, то-то и оно-о… Добавляю я каштан и фундук, яблоки и груши… и огонь медленный, медленный, хурр…

Крот бухнул на стол четыре увесистых мешка.

— Хурр-хурр, тут вот… что-то пожевать в дороге. Барсук обратил внимание на количество мешков.

— Но мешка-то четыре, а нас только трое…

Рогг пошевелил своими рабочими когтями, как делают кроты, когда они в затруднительном положении.

— Хурр-хурр, даже не знаю, сэр…

— Он хочет попросить вас о чем-то, милорд, — помогла Дотти.

Броктри широко развел лапы:

— Как я могу отказать после такого гостеприимства!

Смелей, друг Рогг.

Крот еще немного пожался и помялся и наконец перешел к делу:

— Хурр-хурр, как бы вам взять с собой моего Гурта? Мы все спасибо скажем. Он с пращой хорош, сильнее любого крота. Беспокоюсь я, когда он в одиночку шастает, сэр, а с таким славным воином, как вы, милорд, дело совсем другое…

Лорд Броктри тепло пожал лапу Рогга:

— Мы с удовольствием примем Гурта в компанию, а если он еще и готовит так, как его отец, то я сам бы умолял его с нами отпустить.

Тут откуда-то вынырнул Гурт и подхватил свой мешок.

— Так я от батяни кой-что усвоил из кухонного ремесла… Спасибо огромное за разрешение идти с вами, хур-р-р.

У речной излучины все четверо погрузились на бревно и пустились по освещенному солнцем потоку, провожаемые шумным семейством Рогга.

— Прощайте, мы будем вам всегда очень рады, приходите снова!

— Мисс Дотти, всего наилучшего! Жаль, что вы не смогли нам спеть. Может быть, в следующий раз…

— Они не знают, как им повезло, что не довелось услышать скрежетания нашей Дотти, — понизив голос, пробормотал Груб барсуку.

Гурт с торжественным видом принимал наставления родни, всем отвечая одной и той же фразой:

— Спасибо, обязательно, ни за что не забуду.

— Всегда чистый носовой платок…

— Веди себя как следует, не обжирайся…

— Слушайся большого лорда…

— Возвращайся с подарком для мамани…

— Охраняй мисс Дотти, сын!

Бас Гурта монотонно разносился над рекой:

— Хурр-хурр. Спасибо, обязательно, ни за что не за буду.

Кроты зашли в воду и махали лапами, пока бревно не скрылось из виду. Мать Гурта поднесла платок к глазам:

— Береги себя, сынок!

Рогг обнял ее за плечи:

— Конечно, он и о себе не забудет. У нас разумный сын.



12


Удара Костолом оказался короткоухим филином. К несчастью, он с детства не умел летать, но, казалось, это его вовсе не беспокоило. Место своего рождения, Скалистый Лес, а также прилегающие территории стали его владениями. Мудр был Удара и свиреп чрезвычайно. Он ревниво следил за своим мирком и устанавливал свои законы для каждого, кто отваживался в него проникнуть. За соблюдением этих законов он строго следил.

Резвый сидел с белками возле небольшого костра. Уже темнело, когда появился филин.

Юкка поднялась ему навстречу:

— Хорошо выглядишь и перья твои блестят, Костолом!

Взъерошив свое пестро-коричневое оперение, филин строго уставился на белок золотистыми глазами, в которых отражалось пламя костра.

— Ррук-ку-ду! Зачем пушистые хвосты пожаловали в мои земли?

Впервые Резвый слышал такую размеренную и весомую речь. Впечатляло также и то, что убийственный кривой клюв Удары почти не шевелился, когда из него вылетали эти слова.

Юкка на мгновение замешкалась с ответом:

— У нас с собой длинноухий, который хочет узнать, есть ли поблизости какое-нибудь зверье, в особенности его соплеменники.

Филин закрыл оба глаза и слегка повел ушами. Казалось, он заснул, но вот золотистые глаза его снова раскрылись.

— Хур-ру-ку-у! Удара видит все, даже в новую луну.

Проходили длинноухие, молодые, шумные и легкомысленные. Ежи… не нравятся мне ежи. Грубые, вести себя не умеют.

Резвый вскочил на ноги:

— Сколько зайцев прошло и когда?

Корпус Удары не шевельнулся, но голова, как бы сама по себе, описала полукруг, пока глаза не уставились на Резвого. Филин глядел на зайца так, как будто был Резвый куском грязи, прилипшим к когтю, взглядом почти враждебным.

— Хур-рук-ку-у! Тебе надо поучиться хорошим манерам, косой. Не надо быть выскочкой. Твои сезоны не сделали тебя сообразительнее молодых зайцев.

Голова спокойно повернулась обратно и уставилась на Юкку:

— Ничто не дается даром в этой жизни, поверь моим словам. Старый длинноухий должен заплатить за то, что узнает.

Юкка метнула вопрошающий взгляд в сторону зайца, который энергично кивнул. Теперь белка спросила от его имени:

— Длинноухий хочет знать, что ты требуешь в качестве платы?

— Ху-у-у-у-у-у! — послышался долгий медленный звук. Филин как будто размышлял. — Тяжелый сладкий хлеб, который вы носите с собой, нравится Ударе, хороший хлеб.

Резвый метнул свой мешок Юкке, которая поставила его перед филином. Удара посмотрел на мешок, закрыл и снова открыл глаза.

— Ууук-ууук-ууук! Еще. Одного мало.

Старый заяц оглядел белок, сидящих возле костра. Никто не спешил расстаться со своим мешком. Резвый поежился и развел лапами.

Юкка невозмутимо смотрела не него.

— Удара говорит, что одного мешка мало. Ты должен найти еще.

Руро швырнула свой мешок к уже стоящему перед филином. Молчание слишком затянулось. Наконец Удара соизволил снова его нарушить:

— Рук-ку-ду-у! Еще один!

— Ты слышал его, длинноухий? Еще один. Есть у тебя еще что-нибудь?

Резвый покачал головой. Удара слегка пихнул мешки.

— Хуу-туу! Тогда ты зря потратил время на дорогу, длинноухий!

Резвый решил, что вытерпел достаточно.

— Ну вот что я тебе скажу, мешок с перьями. Это тебе надо поучиться хорошим манерам. Не чудо, что тебя все избегают, старого жулика. Пыли с ног моих ты не дождешься после такого!

Белки замерли. Удара медленно обошел огонь, клюв его приблизился к глазу зайца.

— Кур-ру-хум! Два — это два, заяц. За два мешка я скажу лишь то, что стоит два мешка.

Бух!

Мешок Юкки упал к двум уже стоящим на земле.

— Вот и третий! Теперь ты должен сказать все, что знаешь, Удара! Все!

Подхватив мешки одним когтем, филин перекинул их через бесполезные крылья, выкрикнув на ходу:

— Будьте здесь на заре! Я все вам скажу! Куу-хум-хум!

Заяц тяжело сел к костру.

— Клоун в перьях!

Юкка присела перед ним, укоризненно покачивая головой.

— Сам ты клоун. Чего ты полез со своим мешком? Я бы выторговала у него то же всего за один. А ты, Руро, тоже зря отдала свой. Мне пришлось добавить мешок, когда ситуация стала совсем безнадежной. Если бы сделка сорвалась и ты взял мешок обратно, Удара убил бы тебя. Эта нелетающая бестия заслужила свое имя. А сей час замкните рты на замки, и спать!

Ощущая себя заслуженно обруганным дураком, заяц улегся. Но прежде чем закрыть глаза, он потрепал по плечу Руро:

— Спасибо, Руро. Я никогда не забуду, как ты пожертвовала своими запасами.

Руро, глядя в огонь костра, ответила:

— Юкка Праща права, оба мы дураки набитые. И напоминать об этом нам будет голодный желудок. Спокойной ночи, приятель!

Удара вернулся на рассвете, когда большинство белок, утомленных вчерашним маршем, еще спали. Юкка и Резвый спешно оживили костер и приготовили мятно-одуванчиковый чай с медом. Солнце начало щедро светить, когда Удара посчитал, что пора начать неспешное повествование.

— Хум-рум-рум! Есть тут один длинноухий, не с той горы, откуда ты пришел. Говорят, это заяц мартовский, лихой и бешеный. Я его не встречал, не знаю. Много ваших шло к нему в секретное местечко. Слышал я, что его зовут король Бахвал Большие Кости.

— Король? — не смог сдержаться Резвый.

Глаза Удары сверкнули.

— Я тебя просил вмешиваться? Если хочешь поораторствовать — пожалуйста, а я помолчу.

Юкка торопливо извинилась за зайца:

— Извини его. Он очень возбужден. Я позабочусь, что бы он не перебивал больше. Пожалуйста, продолжай. — Она предостерегающе посмотрела на старого зайца.

Удара шевельнул клювом:

— Ххууу-ххум! Один из длинноухих выронил свиток коры. Чтение-учение — занятие не для меня. Чихал я на чтение ученое! Вот и все, что я хотел сказать. И до полу дня чтобы вас здесь не было. Вот эти каракули, можешь развлекаться чтением.

Чуть приподняв левое крыло, что стоило ему видимых усилий, Удара выронил маленький мятый свиток — почти в костер. Резвый бросился вперед и подхватил затлевший кусочек коры. С независимым видом Удара Костолом, не умеющий летать филин, отправился наслаждаться одиночеством.

— Читай вслух. Хочется послушать, что пишут длинноухие.

Надменное высказывание Юкки взорвало зайца:

— Моментик, хвост пушистый. Ха! А тебе не понравилось, что я тебя так назвал, во! Почему? Разве обидно? Нет, как и длинноухий. Но мне надоело! Я буду звать тебя Юккой, ты зови меня Резвым.

Юкка сделала вид, что ей все равно.

— Если желаешь…

— Смело можешь биться об заклад, что желаю.

— Тогда успокойся и читай, длинннн… Резвоногий.

Проснулись и белки Юкки. Они подтянулись к костру, чтобы послушать, что собирается прочесть вслух старый заяц.
		От зари два румба на север,



		Камень, тень и вода.



		За водою, которой нету,



		Двое суток иди туда.



		Трижды у Щучьего брода



		Дернуть за шпур изволь,



		Жди, и горного рода



		Выйдет к тебе король.








Резвый хлопнул лапой по пергаменту:

— Тьфу ты! Подумай только: заяц провозглашает себя королем и заманивает к себе нашу молодежь! Кем он себя вообразил, ну?

Юкка улыбнулась его возмущению:

— Без сомнения, он вообразил себя королем. Можешь расшифровать этот стишок-загадку, заяц?

Резвый фыркнул:

— Конечно, могу… белка. Мы, ребята из Саламандастрона, все время едим салат. Очень полезно для мозгов, знаешь ли… — Он вызывающе посмотрел на Юкку и продолжил: — Так, посмотрим. Ну, камень, тень и вода — это место, где камни и тень и можно напиться. Это, конечно, здесь. М-м-м, направление… два румба на север от зари… Это потруднее, а?

Вмешалась Руро:

— Заря на востоке, где восходит солнце, а два румба на север означает северо-восток.

Заяц фыркнул:

— Конечно, я понял, просто проверял вас… Но как насчет завтрака? Я сегодня только чаю выпил, так далеко не уйдешь, во как…

Руро протянула ему два зеленых яблока.

— Ты забыл, что у нас нет больше запасов? Ни у тебя, ни у меня, ни у Юкки. Теперь надо вскарабкаться вверх по Скалистому Лесу, там посмотрим.

Утомительный подъем занял немалую часть утра. Усевшись в тени дерева на вершине, они услышали мрачный голос: невдалеке находилось одно из потайных местечек отдыха Удары.

— Ку-ху-хууу! Утро проходит, а вы все еще на моей земле. Скоро полдень!

Резвый как раз пытался влезть на корявую рябину, но, услышав голос «друга», свалился и ободрал ногу.

— Ясно, ясно! — заорал в ответ обозленный заяц.

Руро помогла ему подняться, легко вспрыгнула на ветки.

— Там, — указала она на северо-восток, — высохшее русло, уходящее вдаль.

Резвый вскочил, чувствуя себя много лучше.

— Во-во, как в стишке, вода, которой нету. Хорошо разгадывается, да, Юкка?

Юкка, которая уже вела белок в том направлении, спокойно ответила:

— Сообразили уже, о резвый ногою.

Руро пристроилась в конце колонны. Заяц шел рядом, бормоча:

— «Резвый ногою», тоже… имя правильно не может выговорить… А если бы я ее назвал Юккой пращевою?

Хорошая идея — запустить ее из пращи, во!

Голод — штука не слишком приятная. Особенно после длительного марш-броска. Они шли гуськом по длинному извилистому высохшему руслу. Заяц плелся в хвосте, отфыркиваясь и кашляя в туче пыли, поднятой идущими впереди. Мучил не только голод — отчаянно хотелось пить. Два маленьких кислых яблока, которые ему дала Руро, он проглотил сразу же. Заяц сорвал на ходу горсть травы, но, засунув ее в рот, сразу же вскрикнул и выплюнул, с отвращением глядя на полосатое длинное черно-желтое тело, с жужжанием взвившееся из комка.

— Проклятые осы, в рот лезут! Сдохну тут с голоду и от жажды!

Уже поздно вечером Юкка остановила группу. Резвый рухнул рядом с Руро, жадным взглядом оглядывая остальных белок, которые открыли свои мешки и откусывали медовый хлеб с фруктами, запивая водой из фляжек. В отчаянии он взмолился:

— Ох, ребята, как бы кто поделился ужином, а?

Как будто не слыша, белки продолжали поглощать пищу. Тогда заяц взялся за дело иначе.

— Вот такая жизнь в походе… вместе шагаем, вместе поем… весело живем… Брось кусочек старому приятелю, парень, и запить глоток…

Тот, к кому обращался Резвый, аккуратно спрятал лепешку и с ненавистью во взгляде повернулся к зайцу:

— Если б не ты, мы бы уютненько сидели в своем сосновом лесочке, вместо того чтобы тут глотать пыль. А все из-за того, что ты наговорил всякой всячины атаманше. Воткни кляп в глотку и будь им сыт.

Резвый мрачно опустил взгляд и увидел ползущего по ноге муравья. Он уже собирался отведать, каково это резвое насекомое на вкус, но на ум пришла другая идея. Ерзая на хвосте, он приблизился к Юкке. Она удивленно уставилась на зайца, который подмигнул, улыбнулся и зашептал:

— А есть-то хочется, дружище! И тебе тоже! Глянь только на этого, противного, толстомордого, как лягушка на сковородке. А что если ты прикажешь двум-трем из них отдать тебе половину провизии? Кто посмеет отказать Юкке Праще? А мы поделим добычу пополам, во, половину мне за умную идею, другую половину тебе, как главному. Хи-хи-хи. Здорово придумал, да?

Взгляд Юкки, казалось, мог расколоть скалу.

Заяц отъехал на своем хвосте обратно. Он был обречен еще на голодную ночь. Закрыв глаза, он крикнул:

— Спокойной ночи, жлобы твердокожие! Чтоб вам не дал спать мой завывающий с голоду желудок, во! Чтоб вам приснилось, как я загибаюсь!

Утро не принесло зайцу облегчения. Он запричитал сразу же, как проснулся:

— О-о-о-о! Лапы свело! Глаза не видят!

Бумс!

Юкка врезала ему по уху и, бросив на землю, зажала пасть обеими лапами.

— Дурень, — зашипела она. — Чего орешь на всю округу? Ты что, не слышал, что Беддл сказал? Сидеть тихо и не высовываться, враг совсем рядом. Еще пикнешь, и я сама тебя придушу!

Она подняла голову над береговой кромкой. Руро и Груд присоединились к ней.

— Что-то там шевелится, видишь, Руро?

— Ну, вижу, да… Трава высокая и колышется против ветра.

— Сколько, интересно, их там…

Юный Груд раскрыл было рот, но Юкка подтолкнула его:

— Тихо! И все вы, потише! Не накликайте неприятностей, может, они пройдут мимо и нас не заметят.

Потирая живот, Резвый осторожно высунул голову, заметил движение травы и заорал во все горло:

— Эй, друзья, где вы там, покажитесь!

Тут же над травой поднялись колючие головы двух ежей, которые, больше не скрываясь, направились к вы-. сохшему руслу.

Юкка прищурилась на зайца:

— Как ты понял, что это ежи?

Резвый вежливо повел ушами:

— Я ведь, видите ли, из Саламандастрона, во как. Мы можем чуять живность на каком-то расстоянии. Эй, ребята, с кем имеем честь?

Два крепких самца неуклюже скатились в русло.

— Здравствуйте. Я — Травун, тут вот мой брат Камышун. Вы малыша тут не заметили?

Заяц осторожно, чтобы не уколоться, пожал ежиные лапы.

— Да нет, пока не встречали. Опишите поподробнее на всякий случай, будем поглядывать, посматривать.

Говорил Травун, брат его только кивал да поддакивал.

— Кеглюн ему имечко. Мы его у лис отбили в прошлом сезоне. Отца-матери не знает, так, Камышун?

— Да, да!

— А уж у-умный! Говорит все по-ученому, по-ученому, а уж на-аглый… Так, Камышун?

— Да, да!

— Нас зовет злыми дядьками, раз мы его рано в кровать, рано вставать, мыться-чесаться, так, Камышун?

— Да, да!

— В общем, смылся от нас тихонечко… Мы его уже два дня ищем. Так, Камышун?

— Да, да!

— Так если вы, добрые звери, найдете его случайно, оставьте с ежами, каких встретите… Это лучше всего будет, так, Камышун?

— Да, да!

Они полезли обратно вверх по склону высохшего русла.

Юкка бросила на зайца недовольный взгляд:

— Хотела бы я, чтобы ты был таким же разговорчивым, как Камышун.

День прошел без событий, жаркий, пыльный, утомительный. Резвый был убежден, что конец его близок, голодная смерть поджидает за ближайшим поворотом. Юкка и Руро более стойко выдерживали муки голода. Они никого ни о чем не просили и ничего не брали у товарищей. К вечеру высохшее русло почти сровнялось с берегами, на ночь отряд расположился на открытом торфянике. Белки уселись у костра, разведенного под прикрытием валуна. Резвый лежал в сторонке от остальных и некоторое время молчал. Наконец его прорвало, и тут началось его обычное нытье:

— Ох, горе мое горькое! Тяжкая моя доля, печальная жизнь, во как, тоскливая смерть. Помру здесь, на травке, и никто не склонится над моими побелевшими костями.

Угаснет Резвый, словно свечечка восковая! Ай!

Камень врезался в землю рядом с его головой. Юкка стояла над ним с заряженной пращой и решительно глядела ему прямо в глаза.

— Всем надоело твое нытье, длинноухий. Если не за молчишь, я тебя успокою навсегда вот этим камнем.

Резвый повернулся на бок и закрыл глаза.

— И вправду, ночь наступила, спать пора, уж нету силы, во…

На заре заяц, от голода не в состоянии больше спать, вскочил с ревом:

— Ага! Я вижу его знак, ребята! Вон он! Во, во!!!



13


Тишину в пещере Саламандастрона нарушало только сопение лорда барсука и его зайцев. Не зная, день сейчас или ночь, они решили немного вздремнуть.

— Куда они подевались, клык и когти!

Медунка Жесткий проснулся от звуков в пещере. Разговаривали две синие крысы, Красный Лоб и Зеленка, которых отослали за провизией. Нагруженные пищей и питьем, они искали капитана Свинча. Из подслушанного стало ясно, что они заблудились.

— А я откуда знаю? Я думал, они оставят нам какой-нибудь знак или будут сидеть и ждать на том же месте.

— Может, тогда нам сидеть и ждать их?

— Шутишь! Капитан Свинч с нас живых шкуру снимет!

Голоса удалились по коридору, и Жесткий последовал за ними, бесшумно, как тень. Впереди мелькал свет факела крыс Заяц надеялся, что они задержатся, чтобы отдохнуть, но крысы все шли и шли по коридорам и камерам, туннелям и залам. Наконец терпение Жесткого было вознаграждено. Зеленка подошел к плоскому скальному выступу и опустился на него.

— Безнадега. Заблудились мы, вот что. И они, судя по всему, тоже. Ничего не видно и не слышно.

Красный Лоб сел рядом с товарищем.

— Ты прав, Зеленый. Эти фляги с элем такие тяжеленные, просто лапы отнимаются. Давай махнемся, ты понесешь эль, а я еду.

Зеленка фыркнул:

— У тебя, должно быть, память отшибло. Ты ведь думал, что фляги легче, потому за них сразу и схватился.

— Сюда, выше, идиоты, сюда! — донесся до них голос. Крысы вскочили, испугавшись, что их застанут сидящими. Красный Лоб напряженно уставился в темноту.

— Вроде бы оттуда, а?

— А кто его разберет, как звук здесь отдается.

— И что ж нам делать?

— Дай мне факел, я схожу посмотрю. А ты посиди здесь.

— Не-е-е, хитрый какой! Хочешь оставить меня одного в темноте!

— Ну, иди ты. Я останусь. Не побоюсь. Двигай!

Зеленка осторожно, высоко держа факел, зашагал, не громко восклицая:

— Капитан Свинч, маг Гроддил, это вы?

В ответ послышалось грубое:

— А кто же еще, пустомеля! Мы здесь!

Зеленка рванул за поворот, освещая путь факелом.

— А мы вас везде ищем, ищем…

Речь крысы прервал мощный удар. Зеленка рухнул как подкошенный. Жесткий подхватил факел, прежде чем тот успел упасть.

Красный Лоб заметил, как свет в коридоре заколыхался.

— Что там, приятель? Нашел?

Довольно похожий на Зеленкин голос поторопил его:

— Давай поторопись! Мы идем.

Красный Лоб захватил эль и пищу и, волоча свою ношу, засеменил на свет, боясь снова потеряться.

— Иду, иду, погодите.

Когда он появился из-за поворота, Жесткий ударил. К сожалению, он не рассчитал, что Красный Лоб пригнулся под тяжестью ноши. Кулак скользнул по лбу крысы.

Красный Лоб уронил поклажу. Он был здоровым, крепким бойцом. Нисколько не испугавшись, он тряхнул головой и схватился за кинжал.

— Ха! Только-то старый кролик! Ну, дедуля, напугал ты меня!

Старый заяц не собирался спорить с вооруженной крысой. Красный Лоб взмахнул кинжалом, и тут же молниеносный удар сокрушил ему челюсть. Со сдавленным воплем крыса рухнула.

Лорд Каменная Лапа и зайцы с энтузиазмом встретили провизию, хотя барсук и покачал головой:

— Тебя могли убить. Почему ты меня не разбудил?

Жесткий оторвался от фруктовой ватрушки:

— Вам надо было поспать, сэр. И те двое мерзавцев тоже пусть отоспятся. Драться они совсем не умеют.

Блинч подмигнула ему:

— Узнаю старину Жесткого. Мигом уложил красавчиков.

Унгатт-Транн обосновался в горе. Вид из комнаты лорда Каменной Лапы ему нравился. Растянувшись на кровати, он угощался лучшим элем барсука и жевал сыр с луковым пирогом. По знаку Унгатт-Транна страж распахнул дверь. В помещение проскользнула Гранд-Фрагорль и остановилась в сторонке. Капитан Фрол ввел капитана Свинча, Гроддила, Красного Лба и Зеленку. Оставив сыр, пирог и эль, дикий кот поднялся с кровати. Он медленно обошел кругом четырех преступников, поводя полосатым хвостом и глядя на их трясущиеся лапы.

— Кажется мне, что новости не слишком хороши. Говори, Гроддил.

Стараясь сдержать дрожь в голосе и говорить спокойно и ровно, маг начал доклад:

— Могущественный, мы обыскали множество темных пещер под горою, без еды и питья, во тьме и в холоде.

Увы, величайший, мы не нашли ни следа полосатой собаки и его подданных, несмотря на все наши усилия.

Унгатт отскочил к окну и замер на фоне неба.

— Кто эти двое синих? Почему они здесь?

Последовали отрывистые приказания капитана Свинча, обращенные к перепуганным Красному Лбу и Зеленке:

— Шаг вперед, вы двое! Стоять смирно, смотреть перед собой и честно рассказать его могуществу, что с вами случилось.

Крысы, тряся головами, перебивая друг друга, преподнесли наспех придуманную историю страшному хозяину. Красный Лоб держался за сломанную челюсть.

— Капитан Свинч послал нас за провизией, господин.

— Да, а когда мы вернулись, все уже ушли, о могущественный.

— Но мы не отдыхали и ничего не ели, господин. Мы искали своих, как вдруг нас окружили. Это была полосатая собака и два десятка его кроликов.

— И вооружены они были как следует. Мы дрались отчаянно, кровь была везде.

— Их было слишком много, о могущественный! Они забрали провизию и, подумав, что мы убиты, ушли.

Унгатт-Транн набросился на злополучную пару, как коршун на цыплят. Крысы заверещали, когда когти дикого кота вонзились в их шкуры. Он встряхнул обоих, сломав им шеи, и мощным броском вышвырнул их трупы из окна на скалы. Дыхание его при этом оставалось ровным, на морде не было и следа недовольства или гнева, когда он отвернулся от окна. Он безучастно уставился на Гроддила и капитана Свинча, как будто ничего не произошло.

— Завтра на рассвете вы вернетесь к выполнению своей задачи. Полосатая собака жива и прячется внизу со своими зайцами. Он от меня не уйдет, потому что вы его найдете. Возьмите столько солдат, сколько считаете нужным, возьмите припасы, факелы, все, что вам надо, но помните: вернетесь с пустыми руками — и вы пожалеете, что не умерли быстро, позавидуете тем двум дуракам, которые только что пытались врать мне в глаза. Ваша смерть будет гвоздем сезона, отличным для всех примером. Вы хорошо поняли мои слова?

Свинч и Гроддил, кланяясь, попятились.

— Как прикажете, о могущественный!

Унгатт-Транн отвернулся от окна и проследовал в обеденный зал. За ним семенила Гранд-Фрагорль. В углу толпились шесть десятков зайцев, охраняемых вооруженными синими. Капитан Роаг, лихая ласка, ловко отсалютовал дикому коту:

— Шестьдесят ничтожных душ ожидают вашего суда, господин.

Как обычно, за хозяина ровно, без интонаций говорила Гранд-Фрагорль:

— Вы, длинноухие, — существа низшего вида, которым не следует существовать даже в тени высших существ. Только от моего повелителя зависит, будете выжить или нет. Наш повелитель — Унгатт-Транн, срывающий звезды с небосвода, сотрясающий недра земли! Выживете отныне лишь для того, чтобы служить ему, вы рабы его. Если будете работать плохо, ежедневно одного из вас будут сбрасывать с самого верха горы. Жизнь ваша и товарищей в ваших собственных лапах.

Ухопарус не сдержалась и выкрикнула:

— Я надеюсь дожить до того дня, когда тебя скинут с верхушки горы, кот!

Ближайший крыс-охранник сбил ее наземь, ударив тупым концом копья в лицо. Он тут же перехватил копье, чтобы убить старую зайчиху.

Унгатт вмешался:

— Стоп! Подожди. Оставь ее.

Расступившись, охрана пропустила Унгатт-Транна к поверженной зайчихе. Он остановился над ней и покачал головой:

— Хотел бы я, чтобы у моих воинов был такой боевой дух. Почему ты так преданна этому старому дураку, полосатому псу?

Как будто не замечая распухшей челюсти, Ухопарус поднялась и выпрямилась:

— Тебе этого никогда не узнать, кот. Да ты бы и не понял, если бы я даже попыталась это растолковать.

Дикий кот стоял, расставив лапы и спокойно улыбаясь:

— Что я хорошо знаю и умею — это война. Я господствую при помощи страха, а не преданности… А ведь вы, должно быть, знаете, где скрывается бывший повелитель Саламандастрона.

Ухопарус с вызывающим видом хранила молчание, языком пробуя качающийся после удара зуб. Дикий кот с восхищением потряс головой.

— Вижу, что знаете. Возможно, вы и ваши зайцы скорее умрете, чем выдадите своего вождя и товарищей. Но это не важно. Он от меня не уйдет. А вам советую запомнить, что до самой смерти вашей вы — мои пленники, рабы.

В ответ зайчиха положила одну лапу на лоб, а другую прижала к груди и улыбнулась:

— Ничего подобного, кот. Мы свободны. И здесь, в наших помыслах, и здесь, в сердцах.

Унгатт равнодушно отвернулся и отошел, уже на ходу бросив:

— Не слишком заноситесь, не то я вам покажу, как легко сломить дух любого существа.

Вдогонку раздался слитный рев из всех заячьих глоток:

— Еула-ли-а!

Шепнув что-то Фрагорли, дикий кот оставил обеденный зал. Гранд-Фрагорль обратилась к зайцам:

— Его могущество приказал не кормить вас в течение двух дней за вашу неподобающую наглость. — Она повернулась к охране. — Увести их и запереть!

Прежде чем охранники успели подойти к зайцам, чтобы копьями погнать их в темницу, Торлип, бравый, прямой как струна старый заяц, отрывисто бросил несколько слов команды:

— В колонну двенадцать по пять, живо, бодро, стройся!… Животы убрать, плечи развернуть!… Равняйсь! Смирррна! Правое плечо вперед, шаго-о-ом… марш! Ать-два-а! Ать-два-а!

Они торжественным маршем протопали до самой пещеры, места своего заключения, окруженные недоумевающими крысами, которые не могли понять, как пленники могут петь, да еще так громко, бодро и храбро.

Унгатт-Транн слышал пение от главного входа со стороны берега. Он осмотрел обугленные ворота, еще висевшие на мощных кованых петлях, затем обозрел побережье, кишевшее множеством крыс. Он пробормотал себе под нос, ни к кому в особенности не обращаясь:

— Вот дурни… Старые дурни…

Он хотел еще постращать своих рабов, но тут на него нахлынуло видение. Другой барсук, большой, темный, угрожающий, как боевой меч на его спине. Выпрямившись, дикий кот уставился в морскую даль. Непонятно почему, его решимость поколебалась. Не ясно, когда и откуда появится этот воин-барсук. Но дикий кот был уверен, что однажды он объявится здесь.



14


Поток петлял по зеленому спокойному лесу. Впервые все четверо путешественников провели вместе целый день. Дотти и Гурт сидели на носу «судна», упражняясь в кротовом языке, Груб и Броктри гребли, сидя на корме. Груб одобрительно кивнул в направлении бархатной спины нового члена команды:

— Похоже, повезло нам с ним. Сегодняшним завтраком он папашу не опозорил. Классный повар!

Броктри согласно кивнул и добавил:

— И не боится воды, в отличие от большинства кротов. Выглядит таким же сильным, как ты да я.

— Ну, скоро увидим. Эй, там, на носу, возьмите-ка весла да добавьте нам скорости!

Гурт сначала греб неуклюже, но скоро наловчился, и дело пошло лучше. Наслаждаясь греблей, он все время радостно восклицал:

— Хурр-хурр, вот здорово! Дотти, это лучше, чем кротовый ход рыть, лапы чистые, и все видно! О-отлично на реке, о-отлично!

Зайчиха почувствовала, что выдыхается, пытаясь выдержать предложенный Гуртом темп. Она поражалась силе и выносливости крота.

— Где ты столько силушки поднабрал, Гурт? — жалобно пискнула Дотти.

— Это все добрая еда, хурр. Все доедаешь — силу собираешь, мама говорила. Есть да спать — силу набирать, отец так учит.

Ближе к полудню с южной стороны показалась заводь. Чуткие уши Дотти уловили какие-то звуки, и она обратилась к Броктри:

— Послушайте, сэр, там что-то странное творится. На до бы сползать да проверить.

Лорд барсук хотел завернуть в проток, но устье было непроходимо забито речным мусором.

— Здесь не пройти. Наверное, придется вылезать на берег и топать посуху.

— Давайте поближе, я тут попробую, разберусь, что к чему, — предложил Гурт.

Он осмотрел завал, схватил толстый буковый побег и рванул его. Преграда развалилась, образовался проход.

— А теперь заруливаем сюда полегонечку… Груб хмыкнул:

— Вот не ожидал! Здорово, ничего не скажешь.

Путь по заводи оказался нелегким. Весла запутывались в водорослях и стеблях кувшинок. Вопли и шум в камышах стали слышнее.

— Обгони негодяя! Отрежь его, Ригго!

— Есть!… Нет… сорвался, заморыш…

— Кангл, Ферриб, вот он! Хватай его! Последовали резкий вскрик и всплеск.

— Ой-ой! Уколол меня, негодник! Он свалился!

— Шерсть и когти! Доигрались, вон щука летит! Бревно прорвало заостренным концом завесу камышей, и путешественникам открылась невеселая картина.

Несколько землероек возбужденно подпрыгивали, дико жестикулируя и указывая на воду. Крохотный ежонок второй раз ушел в глубину заводи, вынырнул, булькая и отплевываясь. Ему угрожала смертельная опасность. К нему скользила, время от времени разевая пасть и поблескивая рядами острых зубов, здоровенная щука. Спинной плавник ее, облепленный водорослями, торчал над водой.

Дотти с отвращением завопила:

— Какая здоровенная! Она сожрет ежонка вместе с колючками, не подавится!

Землеройки в отчаянии махали лапами.

— Пропал, пропал!

— Что же делать, что же делать?

— Мы бессильны!

Гурт попытался протянуть малышу весло, но бревно было еще слишком далеко.

— Ой, ой, бедный малышок!

Тут Груб разбежался по бревну и взвился в воздух. В воздух фонтаном взлетели брызги вперемешку с водорослями. Здоровенная выдра плюхнулась в воду и устремилась не к колючему малышу, а к водному хищнику. Груб с силой ударил по щучьей голове своим мощным плоским хвостом. Он схватил щуку, и они вместе ушли вглубь. Броктри, Дотти и Гурт бешено гребли, отрезая своим бревном подступы к ежонку. Гурт подцепил малыша когтем за пояс и выудил его из воды.

Землеройки возбужденно прыгали на берегу, подбадривая Груба:

— Поддай ему, приятель, держи его, здоровый, покажи Речному Волку, где раки зимуют!

В мутной воде закружились клочья шерсти выдры и щучья чешуя, оба показались наконец на поверхности. Груб своими мощными лапами, как тисками, сжал пасть щуки. Хищница металась во все стороны, а хвост Груба, как дубинка, методично колотил щуку по голове.

Бух! Трах! Шлеп! Хлоп!

Щука ослабла в объятиях Груба, движения ее замедлились. Груб отпустил хищника, оттолкнулся от его тела и устремился к бревну.

— Ф-фуу! — отдувался он. — Прыткая больно… Отдохнет теперь… Завтра проснется с головной болью, точно… Но не так уж это легко, надо сказать… Пробовала ты когда-нибудь оглушить взрослую щуку хвостом?

Дотти оглянулась на свой маленький круглый хвостик:

— Да нет, не пробовала… Заячий хвост, боюсь, для этого плохо приспособлен.

У щуки оказался прочный череп. Придя в себя, рыбища проявила свой характер, бросившись на бревно. Броктри, не слишком церемонясь, треснул ее по голове веслом.

— Сгинь отсюда, не то я займусь тобой серьезно.

Зло хлестнув хвостом, голодный хищник погрузился в глубину.

Опустив весло, Дотти порылась в мешке и вытащила кусок ткани, который использовала как полотенце. Она протянула тряпицу маленькому ежу, который тотчас в нее закутался, бормоча:

— Весь пломок тепель… гадкие землойки… Кеклюн не хотел в воду…

Гурт подтолкнул Дотти, наблюдая за малышом:

— Ну, мисс, как этот пострел, с ним все в порядке?

— Хурр, промок, продрог, но жить будет. — Дотти не могла сдержать улыбки, глядя на недовольно ворчащего ежонка.

Как только бревно уткнулось в берег, Груба окружили восхищенные землеройки.

— Ну и крутой ты парень!

— Как ты Речного Волка наказал!

— Он тут воображал себя хозяином вод, пока ты не появился!

— Позволь пожать твою мужественную лапу, о воин. Я — Лог-а-Лог Гренн.

Груб сердечно пожал лапу вождя:

— Рад встрече, Гренн. Конечно, нельзя было позволить сожрать малыша, пришлось отчехвостить старину Речного Волка.

— Хо-хо, отличная работа, дружище. Приглашаем вас всех к столу. Причальте бревно и зовите своих друзей.

Лагерь землероек был разбит под навесами, устроенными из наброшенных на ветви одеял. Гостей представили всем присутствующим, Гренн приказала подавать угощение. Броктри веселился, глядя, как землеройки спорили за право обслуживать Груба. Они скалили зубы, топорщили не слишком чистую шерсть, хватались за свои крошечные рапиры и поправляли пестрые головные ленты.

— Убери лапы, длиннопалый! Мистеру Грубу подаю я!

— Поговори еще, мокрый нос, и я подам тебе на тарелочке твои собственные зубы.

Дотти взяла себе кусок теплого хлеба и нагнулась над миской дымящихся тушеных овощей:

— Шустрая у вас публика, Гренн. Они всегда такие?

Лог-а-Лог Гренн спокойным жестом отвела в сторону наткнувшуюся на нее в пылу спора землеройку.

— Всегда землеройки были такими шустрыми и беспокойными, прирожденными спорщиками. Я хочу поблагодарить вас за спасение Кеклюна. Мы нашли его не так давно. Но характер у него, надо сказать… очень своевольный ежик, правда, Кеклюн?

Малыш сурово отмахнулся:

— Меня зовут не Кеклюн, а Кеклюн. Дотти попыталась перевести имя ежонка:

— Понимаю. Тебя зовут Кедлюн? Малыш недовольно наморщил нос:

— Х-ху! Клупый клолик. Не Кетлюн, а Кеклюн! Дотти предложила другой вариант:

— Значит, тебя зовут Кеглюн.

Он покровительственно ухмыльнулся, довольный, что до нее дошли наконец его разъяснения:

— Да. Кеклюн.

— Его зовут Кеглюн, — обратилась Дотти к вождю. — Но он еще слишком маленький, толком языком еще не ворочает, потому и Кеклюн.

Гренн поставила миску еды перед Кеглюном, и ежонок сразу зарылся в нее по уши.

— Я бы ему дала еще парочку имен, более подходящих. Это кошмар на четырех лапках, а не еж!

Кеглюн приподнял нос над краем миски и буркнул:

— Я не плосто Кеклюн, я Кеклюн Ша Колючкун, это мое настоящее длинное имя.

Дотти отламывала хлеб и подчищала им миску:

— А что значит «Ша»?

Кеглюн свирепо глянул на нее и сказал:

— Ша — Шепелявка, но если ты это кому-нибудь скажешь, я тебе уши отолву.

Дотти нахмурилась и тоже уставилась на ежонка:

— Если ты меня еще раз назовешь кроликом, твой зад станет красным-красным и все узнают о твоем среднем имени. Нравится?

Ежонок понял, что наткнулся на серьезного противника, и потопал прочь, ничего не ответив.

Груб тем временем был в центре внимания. Молодежь старалась произвести на него впечатление, фехтуя и показывая всяческие фокусы с рапирами. Продемонстрировали ему и борьбу — любимый вид спорта племени Гренн.

Дотти была в восторге:

— Во дают! Скажи, Гурт, они отлично двигаются… и такие хитрые приемчики! Я и не знала, что кроты хорошие борцы.

Гурт скромно повел когтями:

— Я ведь, мисси Дотти, чемпион, награжден поясом с серебряной пряжкой, да-а…

И он показал пояс, обычно скрытый жилеткой. На серебряной пряжке боролись два отчеканенных крота, над которыми древней кротовой вязью красовалось выгравированное имя: ГУРТ.

— Конечно, я не хвастаюсь им перед кем попало…

Дотти ткнула его лапой:

— Слушай, старый подземный хитрюга, покажи свое умение. Вызови этих землероек!

Спрятав пояс, Гурт пожал мощными плечами:

— Не повредить бы кому, хурр…

Подойдя к землеройкам, Гурт тяжелым басом, не слишком громко, продекламировал свой вызов:

— Я — сын Рогга Длинной Ложки, рожденный в темнейшем туннеле. Я молниеносный, прочный, как скалы, и сильный, как эль моей матушки!

Произнеся это, он нагнулся и рабочим когтем пробороздил землю.

— Кто переступит эту черту и примет мой вызов?

Несколько землероек выступило вперед, возбужденно потирая лапы. Гурт выбрал первого противника и приготовился к поединку.

Стремительно бросился на Гурта борец-землеройка, но крот слегка уклонился и умело подтолкнул нападавшего. Тот взметнул все четыре лапы в воздух и шлепнулся на спину.

— Хурр-хурр, неплохая попытка, сэр. Следующие двое сразу, вместе, прошу…

Две горячие головы разом метнулись на крота. Тот лишь схватил землероек за хвосты, повернул и стукнул друг об друга.

— Спасибо, господа. Кто-нибудь еще хочет попытаться?

Еще один отчаянный борец прыгнул ему на спину и сомкнул лапы на шее противника. Гурт протянул лапу за спину, слегка ущипнул землеройку за хвост, потом резко дернул — и противник плюхнулся на землю. Улыбаясь и покачивая головой, крот-чемпион уселся рядом с Дотти.

— Хурр-хурр-хурр. Хитрый он зверь, но это против правил. Пусть полежит, отдохнет… Подумает о поведении…

Дотти восхищенным взглядом смотрела на крота:

— Слушай, Гурт, научи меня, а? Пожалуйста!

— Ну так… как откажешь такой милашке… Да хоть этим же вечером и начнем…

Дотти подмигнула лорду Броктри:

— Вот как действует неотразимая роковая красота!

До вечера они провели время в лагере землероек и приняли приглашение Гренн остаться на ночлег. Вокруг Груба и Гурта постоянно толпились землеройки, упрашивая их остаться подольше. У шумных землероек Дотти чувствовала себя как дома. Лорда Броктри пришлось уламывать довольно долго, но в конце концов он сдался. Барсук не хотел признаваться, но он привязался к малышу-ежонку и не хотел с ним расставаться. Он нарочно напустил на себя суровый вид, когда Кеглюн залез на плечи лорда и оседлал рукоять громадного меча.

— Слезь оттуда, негодник. Все плечи отсидел, как скала неподъемная, сил больше нет тебя таскать.

— Если ты плогонишь Кеклюна, он отлубит тебе голову этим большим мечом, здоловенный глубиян!

— Ну ладно, испугал, сиди уж тогда, Кеглюн-Наглюн… Только держись подальше от лезвия, чума неуемная.

— Блоктли, пошли по ягоды!

— Великие Сезоны, чего еще тебе вздумается? Какие тебе ягоды вдруг понадобились?

— Сла-адкие ягоды любит Кеклюн.

Груб и Лог-а-Лог Гренн сидели под навесом, потягивая землероечное пиво и посмеиваясь над спорящей странной парочкой.

— Надо же, как этот малыш гнет в баранку нашего железного лорда, — заметил Груб.

Гренн подлила одуванчиковой лопуховки себе и Гурту.

— Лорд Броктри рассказал мне о своих снах. Сдается, крупные неприятности происходят в Саламандастроне.

Дотти потягивала охлажденный в реке напиток.

— Может быть, так оно и есть. Ведь лорды барсуки не такие, как мы. Они отмечены судьбой и видят странные вещи.

Вождь землероек сидела, закусив губу, и неподвижно глядела перед собой. Груб потянул ее за лапу:

— Скажи, Гренн, ты ведь хочешь идти с нами, так?

Она встала и выпрямилась:

— Землеройкам Гуосим пора чем-то заняться. Еда, борьба, споры… Мы слишком засиделись на одном месте.

Нам необходимо какое-нибудь дело. Если вы нас возьмете, мы пойдем с вами.

Все четверо хлопнули лапами, а Гурт пошевелил когтями и вежливо спросил:

— Извините мое невежество, Гренн, почему вы называете своих землероек Гуосим?

Гренн с удовольствием пояснила:

— Так называется партизанский союз землероек. Меня называют Лог-а-Лог, потому что это титул всех племенных вождей землероек. Мы — бродяги и отважные воины, всегда помогаем добрым зверям бороться со злом. Все землеройки Гуосим также дают присягу помогать друг другу в бою.

— Вы хорошие товарищи, Гуосим, — кивнул Гурт.

Вернулся лорд Броктри. В обеих лапах он держал кучу маленьких жестких груш, которые ссыпал наземь, прежде чем ссадить с себя Кеглюна. Барсук вздохнул:

— Ягод не нашли, но этот маленький Обнаглюн заметил дикие груши, сладкие, но жесткие как камень. Заставил все-таки набрать!

Кеглюн уселся на лапу Броктри:

— Ничего, землойки холошо готовят.

Гренн подобрала и попробовала грушу.

— Малыш прав. У нас остались сладкие каштаны с прошлой осени. Если их приготовить с этими грушами, получится очень вкусная фруктово-ореховая смесь. То, что надо в дальнем походе.

Броктри обрадовался решению Гренн присоединиться к нему и сразу же изменил планы:

— Ну, тогда нечего тут рассиживаться. Я за то, чтобы свернуть лагерь и с утра отправиться в путь.

Груб возразил:

— Эй, на палубе, суши весла! Ты голосуешь за уход. А здесь я, Гурт, Дотти, Гренн и сотня землероек. Если мы захотим еще денек-другой поотлеживать бока, то у нас, пожалуй, больше голосов.

Глаза лорда Броктри ясно говорили, что его не так легко уломать. Взмахнув своим боевым мечом, он всадил клинок в землю.

— А сейчас я объясню правила голосования. Один лорд барсук имеет сто голосов, его меч несет в себе еще сто. С этим ты согласен, друг?

Груб перевел глаза с меча на лорда. Солнечный свет отражался от меча и играл в глазах барсука, придавая им жутковатое выражение. Груб несколько нервно улыбнулся своему большому другу:

— Против большинства голосов никак не возразишь. Голосование окончено, так? Завтра утром и снимаемся.




КНИГА ВТОРАЯ.

ПРИ ДВОРЕ КОРОЛЯ БАХВАЛА ИЛИ КОРОЛЕВА ДОТТИ


15





Дикие вопли Резвого разбудили белок. Юкка сердито протерла глаза и решительно направилась к пляшущему зайцу. За ней поспешала Руро. Юкка вложила камень в пращу.

— Кажется, пора навсегда успокоить этого длинноухого крикуна.

Руро положила лапу на плечо атаманши:

— Может, лучше его пожалеть, чем сердиться на старого дурака. Он с голоду совсем свихнулся. Резвый, приляг, друг. Я тебе корешков наковыряю, погрызешь, а?

Но заяц продолжал свои прыжки.

— Какие корешки! Думаете, я свихнулся? Гляньте-ка, гляньте! Вон там, во, во!

Руро всмотрелась в светающую даль. Она увидела стволы и кроны.

— Ну да, деревья. Приятно, конечно… Тень…

Резвый в нетерпении снова подпрыгнул.

— Деревья? Лопухи вы косматохвостые! Знак, знак из проклятых стихов! — вот что там говорится! Ваши молодые глаза должны видеть лучше моих. И… с голоду я почти ничего не различаю, рябит в глазах… голодное усыхание глаз, болезнь такая… Но я все равно вижу знак, во!

Юкка призвала зайца к порядку:

— Тогда прекрати куролесить, как пьяная жаба, и по кажи его нам.

Старый заяц покосился на заряженную пращу и несколько поутих.

— Вон там, смотрите вдоль моей вытянутой лапы. Ну, теперь видите две высокие серебристые ели, а? Все нижние ветви срублены, а вверху в развилках укреплен по перечный тонкий ствол, во…

Юкка кивнула:

— Да, теперь вижу.

Заяц хлопнул себя по лбу.

— Спасибо усам моего дедушки! А не кажется ли вам, что эта поперечина не случайно там оказалась? Ну, еще поднапрягите мозги, белки! Это же буква «Н»1. И она означает: «ЗАЯЦ». Гром и молния, доходит до вас наконец?

— Ну, хорошо, хорошо. Я очень рада, что ты знаешь, как ты называешься, — сухо откликнулась Юкка. — Руро, сворачиваем лагерь, снимаемся и следуем к этому знаку сразу же, сейчас.

Заяц посеменил за ними, бормоча:

— Счастье, что он не белка. Как бы он выгибал деревья по форме первой буквы слова «белка»? Ох, желудок у меня сейчас приклеится к позвоночнику и больше не отклеится. Ох-ох, совсем я усох!

К счастью, старый заяц совсем не усох, и утро еще не превратилось в полноценный день, когда они подошли к деревьям. Груд задумчиво уставился на гигантский знак. Зато Резвый увидел на поляне съедобную черемшу и рванул к еде, сметая всех на своем пути. Он ел, ел и ел. Потом приступил к колокольчикам, фиалкам, цикорию и наткнулся на небольшую яблоню. К белкам он вернулся уже к полудню, обнаружив их спящими в тени деревьев. Резвый, выпучив глаза, подошел к отдыхающему отряду, все еще жуя яблоки. Кислый сок стекал по щекам и капал с усов.

Он хлюпал, чавкал, плевался черенками и листочками.

— Спите, да? Я бы тоже, пожалуй, прикорнул, во…

Он присел, как бы нехотя растянулся — и мгновенно заснул.

Когда Юкка проснулась, тени уже удлинялись. Она растолкала Руро и Беддла.

— Надо бы до вечера еще продвинуться. Куда теперь?

Руро вытащила свиток коры, торчавший из одеяния зайца.

— Тут говорится: «Трижды у Щучьего брода дернуть за шнур изволь». Что бы это могло означать?

Юкка глянула на тени:

— Северо-восток до сих пор служил нам верой и правдой. В этом направлении и продолжим путь. Беддл, поднимай всех. Брод — это хорошо. Это свежая вода. — Она повернулась к старому зайцу и без излишних нежностей разбудила его несколькими пинками. — Просыпайся, пустозвон. Или мы оставим тебя здесь.

Резвый проснулся, но сразу же скрючился из-за сильной боли в животе. Об этом сразу узнал весь лагерь, потому что заяц огласил окрестности воплями и причитаниями:

— Ой-ой-ой-ой-ой-ой! Уффф! Аххх! Умираю! Опоздали мы к этому леску. Умирает ваш старый товарищ. Схороните меня здесь, да поскорее. О-о-о-о-о-о-о! «Болезнь путешественника» называется эта хворь.

— Ох, Резвый, ты весь зеленый! Сдается мне, ты уже одной ногой в Темных Лесах.

Заяц стряхнул листву с ушей.

— Ой! Темные Леса! Ой-ой-ой! Бедный мой животик!

Руро улыбнулась и сжала плечо зайца:

— Что-нибудь съел лишнее по неосторожности?

Резвый возмущенно выпрямился, но тут же снова сложился пополам:

— Может, в каком-нибудь яблоке и оказался червячок.

Беддл подмигнул Руро:

— Может, вспомнишь, в каком? Ты объел всю яблоню, и все до одного яблоки кислые, как щавель. От этого помереть пара пустяков.

Юкка раздраженно вздохнула и оперлась на свое обоюдоострое копье.

— Руро, сделай что-нибудь для этого пустоголового дурня, не зимовать же здесь!

Резвый сидел, опершись спиной о ствол дерева, обеими лапами обхватив живот. Он крепко закрыл глаза и рот, но перед этим предупредил:

— Я не буду глотать эту мерзость. Вы хотите меня убить на месте?

Каждая из белок пожертвовала несколькими каплями воды. В старом железном боевом шлеме Руро вскипятила воду и на медленном огне заварила чернокорень, истод, цветы алканы и два желтоватых гриба-пылевика. От булькающей смеси разносился ужасный запах. Руро сняла шлем с огня, и Юкка обратилась к Беддлу и Груду:

— Подержите этого обжору. Руро, заставь его выпить все, до последней капли.

Беддл и Груд крепко схватили зайца за голову, еще несколько белок навалились на туловище, уселись на лапы. Беддл защемил зайцу обе ноздри. Пациент крепился, но рот все же пришлось открыть, чтобы не задохнуться. И сразу раздался дикий вопль:

— Убивааааают! Зайцеубийство! Арг-гульп…

Руро влила отвар в заячью глотку под удовлетворенным взглядом Юкки. Резвый пытался извиваться и вырываться, но без толку. Руро влила в рот, как и было велено, все до последней капли и отпрыгнула, когда сразу после этого заяц затрясся всем телом.

— Все вон! Прочь от него!

Резвый вскочил, уши торчком, хвост трясся мелкой дрожью, глаза вылупленные, челюсти скрипят… Несчастный метнулся в лес, на бегу выкрикивая самые страшные ругательства.

Очень скоро он приковылял обратно, со слабой улыбкой.

— Не-е-е-е, я еще живой, хвостатики…

Суровый голос прогудел из-за деревьев:

— Прекрати-и-ить! Только троньте этого кролика, и я вас всех уложу на месте!

В землю между Резвым и Юккой вонзился односторонний боевой топор, и мгновенно лагерь заполонили ежи. Их вожак, казавшийся еще больше из-за кучи листьев и травы, нанизанных на иглы для маскировки, шагнул мимо Юкки и вытащил свой топор. В другой лапе он держал щит из березовой коры, усиленный раковинами. Еж свирепо оглядел белок и возмущенно запыхтел:

— Мыши хвостатые! Я не потерплю, хулиганы, чтобы вы издевались над ежом… и даже над кроликом… мучили и травили…

Резвый вежливо прикоснулся к его иглам:

— Э-э… извините, друг, но я — заяц, а они…

— А тебя кто спрашивает? — зарычал на него еж. — Чего суешься, когда держит слово барон Драко Колючий? Хочешь фаршем стать?

Резвый осторожно отвел от своего носа боевой топор.

— Извините, барон, не надо меня этой штукой… я еще немного слаб… Я только хочу объяс…

Барон Драко взбешенно затряс топором и завопил:

— Закрой рот, кролик! Я не терплю возражений от своих ежей и тем более не потерплю от тебя. Ты что, замолчишь, только если я тебе оттяпаю рот вместе с головой?

Другие ежи дружно забарабанили топорами по своим щитам и заорали, стараясь перекричать друг друга:

— Хо-хо-хо, наш барон дело говорит!

— Смахнуть кролику голову!

Вперед пробилась маленькая жилистая ежиха. Она выхватила топор из лапы барона, ловко взмахнула им и оттяпала кусок одной из игл на голове вождя. Она вопила слабее остальных ежей резким, высоким голосом:

— Высунь уши из-под игл и послушай, что тебе пытается сказать кролик!

Барон сразу успокоился. Воткнув в рот отрубленный ежихой кусок иглы, он стал жевать его, как зубочистку.

— Мирклворт, ты меня позоришь перед моими воинами…— Он пригнулся, потому что ежиха снова взмахнула топором.

— Я тебя позорю? Ты сам себя позоришь каждый раз, как только начнешь «держать слово»! — Она повернулась к зайцу и зашептала: — Тебе слово. Только ори погромче, как только сможешь. Тогда они услышат, даже кролика.

Заяц завопил изо всей мочи. К его удивлению, толпа ежей затихла и прислушалась.

— Я — заяц, слышите, заяц, во! Эти белки — мои друзья! Они не мучили меня, а лечили, вот и все! Не надо никого рубить в фарш, ребята, во как!

Чтобы переорать зайца, барон зыкнул так, что у косого заложило уши.

— Что ж ты сразу не сказал просто и ясно, чтобы не было всей этой неразберихи?

Мирклворт, жена барона, еще разок взмахнула топором и отрубила конец еще одной иглы.

— Потому что ты ему не дал рта раскрыть, муравьиная голова!

Барон мрачно подобрал и эту иглу, тоже сунув ее в рот, рядом с первой. Ежиха вытащила у него иглы изо рта и бросила наземь:

— Прекрати, Драко. Ты себя так целиком съешь. При гласи лучше всех на мешанку из смородины со сливами.

Белки с зайцем с радостью приняли приглашение. Все устремились за бароном, но старый заяц, поняв, кто здесь задает тон, элегантной, хотя и еще нетвердою походкой направился к ежихе.

— Позвольте сопроводить вас, сударыня. Прелестная ежиха не должна шествовать в одиночку.

Племя барона Драко было известно как Ералаш. Жили они в полной неразберихе, лагерь был временным. Но угощение оказалось первоклассным. Гости сидели рядком на давно упавшем гнилом стволе вяза и зачерпывали из объемистых мисок смесь, щедро политую сладким кленовым сиропом.

— Вы должны нас извинить, — мимоходом заметила Мирклворт, — лагерь наш немного неряшлив. Конечно, у нас не всегда так, правда, Драко?

Барон облизнулся и фыркнул:

— Надеюсь, надеюсь… хотя, между друзьями, небольшой кавардак — это пустяк.

Юкка подвинулась, чтобы уступить дорогу жуку, выбирающемуся из бревна, на котором сидели гости.

— М-да, совсем небольшой. Лагерь их выглядит как поле боя посреди мусорной свалки, — едва слышно заметила она сидевшему с ней рядом зайцу.

Везде валялись отрубленные иглы, разбитые миски, объедки, очистки и всякая всячина, о которой даже упоминать не хочется. Резвый кашлянул и завел беседу, чтобы кто-нибудь не обратил внимания на замечание Юкки.

— Гм… Значит, вы здесь лишь временно?

Мирклворт пожухлым щавелевым листом смахнула крошки и капли с подола и с аппетитом сжевала этот лист.

— Мы тут в поисках нашего малыша, Кеглюна. Удрал, непоседа… Я хочу сказать, что милый крошка потерялся. От уж сколько дней о нем ни слуху ни духу резвый добавил волнения:

— Но мы совсем недавно встретили двух ежей, звали их Травун и Камышун, и эти ежи тоже искали малыша, которого они сами нашли и который от них снова сбежал, во как… Так что мы тоже посматривали по сторонам, нет ли где вашего Кеглюна, во. Не беспокойтесь, он обязательно найдется.

Барону удалось наконец высвободить миску из цепких лап товарища и всунуть на ее место пустую. Тот сразу же плюхнулся в добычу носом.

— Если его кто-нибудь не проглотил, маленького негодяя. Вторая причина нашего путешествия — конкурс.

О, да вы тоже, должно быть, здесь из-за этого!

Старый заяц отодвинул миску. Ее сразу же подхватил один из ежей и начал тщательно вылизывать.

— Что за конкурс, барон? Я впервые слышу…

— А-а-а, — с понимающим видом протянул барон Драко и несколько раз пихнул в бок спящего ежа. — Ты, соня, дай мне лучше ту конкурсную штуковину!

Еж начал рыться в своих иголках, бормоча спросонья:

— Куда ж я засунил ее… то есть засунял… нет, поклал!

Ага, вот она!

Зайцу протянули страшно перепачканный кусок коры. Резвый стряхнул с нее мусор, отковырял прилипшие куски предыдущих трапез и прочитал вслух:
		На состязание и бой



		Мой вызов принимай любой.



		Отца и сына, мать и дочь



		Отделать я совсем не прочь.



		В бою я па смех подниму



		Всех вместе и по одному.



		Любого я отколочу,



		А после и обхохочу.



		И никому меня давно



		Перебахвалить не дано!








Юкка Праща почесала в затылке, обратившись к старому зайцу:

— Похоже, этот король о себе особого мнения. А ведь это с ним тебе придется иметь дело. Неспроста он, должно быть, бросил вызов. Тебе потребуется изрядная доля везения.

Мирклворт ткнула зайца грязной лапой:

— Хе, ты хочешь принять вызов… А не слишком ли тебе много сезонов?

Резвый хлопнул себя сначала по макушке, потом ударил в грудь:

— Мадам, в горах лежит снег, но в сердце моем весна! Я должен принять вызов, чтобы привести армию в Саламандастрон. Нам нужен этот Хвастун-Бахвал-как-его-там, нужны его зайцы. Поэтому я должен бросить перчатку, во!

Барон Драко, не переставая жевать, поднял голову. Сладкая смесь капала не только с морды, но и с игл на его голове.

— И я должен… бросить… это самое… Рукав… рукавицу…

— Но как же так, сэр, — удивился заяц. — Ведь вы — барон ежей. Как же вы можете быть королем зайцев?

Драко пожал плечами и сцапал миску у еще одного подвернувшегося под лапу ежа.

— А-а, зайцы, ежи — какая разница? Я прирожденный вождь, железная рука. Строг, но справедлив. А что если мы объединим силы в поисках этого короля Бахвала? Я понятия не имею, где его искать.

Даже не подумав посоветоваться с Юккой, заяц вытащил кусок коры со стишками.

— Отлично, барон, вместе будет веселее. Один в поле не воин, во. Вот послушайте эти указания. «Трижды у Щучьего брода дернуть за шнур изволь». Это вам что-нибудь говорит, сэр?

Драко поскреб голову меж обрубками игл.

— Ну это стихи! Слова смешно составлены вместе, как будто в песне, только что ж ты ее не спел?

Очень довольный своей сообразительностью, барон откинулся назад — и тут же свалился на спину, чему маленькая жена его помогла ощутимым толчком.

— Да ну его, этого дурачка! — фыркнула она. — У камня мозгов больше. Похоже, я представляю, где это. Наши разведчики недавно нашли тут местечко, как раз перед впадением речки в большую реку. Там мелко, брод, стало быть.

Юкка подхватила свое короткое копье:

— Ты отведешь нас туда, ежиха?

Не обращая внимания на пыхтение и ворчание мужа, Мирклворт заорала в толпу:

— Ежи-и-и-и-и! С якоря сниматься! Ячка, Шанка! От ведете нас к вашему броду, если дорогу найдете! Шевели иголками! Драко, ты тут остаешься, что ли?

Объединенный отряд ежей и белок продвигался по виляющей в полумраке между толстыми стволами деревьев тропе. Лишь изредка солнечные лучи проникали до самой земли. Вокруг висела тишина, нарушаемая спором идущих сзади Юкки и Резвого. Белку возмущало поведение зайца, и она не собиралась этого скрывать:

— Следовало бы у меня спросить, хотят ли белки идти с этими колючими неряхами. Ты сам не лучше этих ежей раз поступаешь так с нами после того, как мы прошли с тобой весь этот путь.

Резвый все еще недолюбливал Юкку. Кроме того, сейчас он чувствовал себя намного лучше и рвался поспорить.

— Фу ты, ну ты! У нас в Саламандастроне говорят: «Не нравится — перетерпится». Надо же, прошли со мной весь этот путь! А я вас и не просил. Можете со мой распроститься, во. Возвращайтесь в свой уютный сосновый лесок. Только в нем уже, наверное, полным-полно синемордых бандитов. А я вам пожелаю всего наилучшего, во как. Атаманша белок недобро оскалила зубы:

— Нам не надо твоих добрых пожеланий, старый. Ты обвинил меня в трусости, и я докажу тебе, что ни я, ни мои воины не трусы. Мы пройдем с тобой весь путь, где бы он ни закончился.

Заяц презрительно скривил губы:

— О да, весь путь. Ох, месть! Ох, честь! Что вы знаете о чести? Знаменитая Юкка Праща! Да вы из-за добычи, за трофеями пошли со мной, во… Эти ежи, вишь ли, неряхи. Да вы ничем не лучше. Они честнее и порядочнее вас, во как!

Бросая косые взгляды друг на друга, они продолжили путь в молчании.

16


Лорд Каменная Лапа всматривался и вслушивался в проход возле пещеры. Они с Медункой менялись в карауле, но происшествий не было. Когда барсук вернулся в пещеру, зайцы толпились вокруг Брамвила, призывая его что-то вспомнить.

— Ну же, приятель, напрягись! Как его, говоришь, звали, того зайчонка?

— Представь себе, как все это происходило…

Старый Брамвил выглядел смущенным. Он умоляюще смотрел на окружающих.

— Ну-у-у, вы сами можете припомнить!

Все зафыркали:

— Да ты что! Нас тогда еще на свете не было!

Каменная Лапа подошел к ним. Обняв Брамвила за костлявые плечи, он обратился к остальным:

— Спокойно, друзья! Что тут у вас происходит?

— Брамвил может вспомнить, как отсюда выбраться!

— Но вот беда, старик взял да и позабыл все, что знал! Барсук укоризненно посмотрел на говорившего:

— Многое может забыть заяц, дожив до зимних сезонов. Не донимайте Брамвила. Что ж он может сделать с природой? Так ведь, старина?

Брамвил стукнул слабой старою лапой себя по лбу:

— Вот они, где-то здесь, старые стишки, считалка-скакалка, которой нас учила нянька. Но как ни стараюсь, не могу вспомнить. Хотя помню, что называлась она как-то вроде «Раз в темную берлогу»… или что-то вроде того…

Каменная Лапа в раздумье поскреб свои полосы:

— Да, да, помню я твою няню. Серьезная была особа.

Я эту считалку сам бубнил, когда крутил веревку маленьким зайчихам. А они прыгали. Вот что, друг, мы сейчас присядем спокойненько за стаканчиком эля и кусочком сыра. Вместе вспомним, а Блинч будет записывать. Медунка, твоя очередь караулить. Блинч, возьми кусок угля и плоский камень, а остальные — идите отдыхать и нам с Брамвилом не мешайте.

Торлип прижал ухо к толстой дубовой двери камеры, в которой заперли пленных зайцев. Он внимательно вслушивался в звуки, доносящиеся снаружи, но сильно мешала жирная, голодная старая зайчиха Унылла, оплакивающая отсутствие пищи:

— Ох, увы и ах, да за что ж напасть такая… Если б ты, старушка Ухопарус, да и Торлип тоже, не рыпались, не перечили бы этому Трынну, был бы нам хоть какой-никакой кусочек пожевать, мех с ушами удержать. В жизни так не голодала. Ой, живот болит-режет. Что за время сейчас? Как раз за полдень, во… я бы как раз уписывала предобеденную закусочку. Вафельки кленово-розовые, ватрушечки с клубничкой, чаю мятного… А теперь у нас ни корки хлеба, ни глотка воды на всю компанию. И сколько это еще продлится? Голод — не шуточки!

Торлип сбросил монокль из глаза. Его терпение истощалось от бесконечного причитания Уныллы. Обычно сдержанный и вежливый, тут он буркнул под нос:

— Завыла Унылла! — и резко повернулся к зайчихе. — Вы не хотите дать передышку своему языку? Все могло обернуться гораздо хуже.

Унылла возмущенно фыркнула:

— Хуже? Куда уж хуже, сэр!

Торлип ткнул лапой вниз:

— Ну, для начала, нас могли запереть в погребе, в полной темноте. Конечно, у нас нет пищи, но мы все же видим дневной свет. — Он указал на круглую дыру окошка.

Ухопарус согласно кивнула:

— Прекрасный вид на море. Должно быть, Транн боялся, что в погребе нас найдут и освободят лорд Каменная Лапа и наши зайцы.

Унылла высунула голову из окна. Камера находилась довольно высоко. Пляж внизу казался узкой желтой полоской, от которой начиналась, теряясь на горизонте в дымке, бескрайняя ширь моря.

— Может, внизу было бы как раз лучше. Отсюда точно не удерешь.

Подойдя к окну, Торлип убедился в ее правоте.

— Да, мэм, вы абсолютно правы. А теперь помолчите, пожалуйста, я попытаюсь что-нибудь подслушать.

Два капитана-крысы беседовали в комнате как раз под камерой зайцев. Устрашающий отлучился, а Роаг и Кош-марина, уверенные в том, что Унгатт-Транн далеко, обсуждали положение войска.

— Нашим солдатушкам нужна дикая уйма жратвы, Роаг, забота немалая…

— Наш великий не дурак, он это понимает. Завтра флот снимается и уходит в море рыбачить. Патрули лазят по скалам, ищут птичьи яйца.

— Пустая трата времени. Ни птиц не найдут, ни яиц. Часть мы перебили еще на подходе, остальные улетели прочь. Я все же не вижу, откуда возьмется такая куча продуктов.

— Да мало ли возможностей! Пошлют нас в глубь страны на фуражировку. А покуда нам и здесь неплохо, у погребов старого барсука. Неплохие у него припасы, а?

— Да, мне тоже нравятся. Пойдем-ка вниз. Могущественный все еще занят поисками полосатого пса и его команды. Ох, что он с ними сделает, когда поймает… Не хотела бы я быть на их месте… Смертью долгой и мучительной, ты ведь Транна знаешь…

— Могущественный посадил пленных косых там, вверху, на диету. Не даст жрать, пока кто-нибудь из них не расколется и не выдаст хозяина.

— Может, никто не расколется, он и сам его найдет. И тогда им тоже не поздоровится.

— Да, тогда они будут не нужны. Медленно и мучительно, да, медленно и мучительно, ха!

Затихшие зайцы в камере наверху слышали каждое слово капитанов. Когда те удалились, зайцы все еще сидели загипнотизированные. Послышался горький вздох Уныллы:

— Увы и ах! Горькая наша судьбинушка! Торлип потрепал ее уши:

— Не волнуйтесь, нашего лорда им не поймать. Он гораздо умнее, чем они могут вообразить.

Ухопарус с тоской глядела в окно:

— Хотела бы я придумать, как отсюда удрать. Сидеть и ждать — что может быть хуже.

Капитаны Кошмарина и Роаг как раз с опаской проходили мимо пещеры, которую занял дикий кот, когда дверь распахнулась и появился Унгатт-Транн. За его спиной стояла Гранд-Фрагорль. Капитаны лихо отсалютовали и замерли.

Вождь кивнул.

— Я как раз собирался за вами послать. Возьмите всех своих солдат и отправляйтесь в нижние пещеры. Пусть все проходы будут забиты нашим войском. Покажите тем идиотам внизу, как надо ловить старого полосатого пса и жалкую кучку зайцев. Они нужны мне! Надеюсь, вы не подведете.

Кошмарина и Роаг послушно отдали честь и отправились исполнять приказ. Раздались командные окрики. Крысы потянулись к горе.

— И для тебя я приготовил маленькое развлечение. Возьми кого хочешь и насобирай мне пауков. Думаю, их нетрудно разыскать во всех этих скалах и пещерах. Пусть они мне украсят паутиной новое помещение. Обращайся с ними осторожно, бережно.

— Я живу лишь для того, чтобы служить вашему могуществу! — Гранд-Фрагорль бесшумно удалилась.

Старый Брамвил уже клевал носом, когда они восстановили по кусочкам песенку-считалку. Барсук тоже устал Он с трудом подавил зевок.

— Надеюсь, ничего не упустили. Читай, Блинч, что там получилось…

Повариха начала отрывисто читать, представляя, как крутится веревка, как маленькие зайчата весело подпрыгивают в такт ее мельканию в воздухе.
		Раз в темную берлогу



		Зайчонок заскакал



		И потерял дорогу



		Среди подземных скал.



		Надеясь лишь на чудо,



		Заплакал у пруда:



		«Я больше так не буду!



		Не буду никогда!»



		Повел повисшим ухом



		И перестал икать,



		Потом собрался с духом



		И выход стал искать.



		На склизкую змеюку



		С трудом забраться смог.



		В дыру увидел небо



		И сливовый пирог.



		С приливом он тягался



		И шипачей побил,



		И до дому добрался



		Уже совсем без сил.








Молчание нарушил лорд Каменная Лапа, обратившийся к своим зайцам:

— Ну как, сможем мы по этой песенке, как по лесенке, выкарабкаться отсюда?

Троби поскреб в затылке:

— Э-э… сэр, прошу прощения, вы уверены, что ничего не забыли?

— Насколько я могу припомнить — все верно. Как,

Брамвил?

Старик не ответил своему лорду. Он уже крепко спал. Вместо него высказалась Блинч:

— Все складно и так, как нужно, насколько я могу судить. Обычная детская песенка, в которой говорится о малыше, потерявшемся здесь, внизу. Нам нужны строчки про змеюку. Так?

Троби не мог расстаться с сомнениями:

— Где, во имя салата, мы найдем здесь эту змеюку?

Его поправила зайчиха Виллип:

— Склизкую змеюку! В стишке говорится, что зайчонок залез на нее. Туда! — Она указала на потолок пещеры.

Как звездочеты, барсук и его зайцы побрели по пещере, задрав головы к сталактитам.

— Упс, капля в глаз!

— Смотри, куда идешь, приятель. Ты уже второй раз меня чуть с ног не сбил.

— Троби, стой! Свалишься в лужу!

— Вон та штука, там висит!

Громадные лапы лорда вовремя подцепили Троби и вытащили его из бассейна.

— Где? Покажи!

Промокший Троби, подпрыгивая и стуча зубами, пытался снова найти увиденное им чудовище.

— Э-э… М-м-м… Где ж она? Потерял!!! Ну не приснилась же она мне!… Ладно, кажется, есть только один способ найти ее снова. Выудите меня еще раз, пожалуйста. Ну, поехали!

Троби взметнулся в воздух и уже в полете завопил выбросив лапу вверх:

— Во-о-о-он!

Плюх!!!

Все произошло в какой-то миг, но и этого мига хватило Каменной Лапе, чтобы заметить, куда показывал Троби. Не в силах сдержать смех, он снова подцепил Троби.

— Го-го-го! Добрый старый Троби! Ты не только отлично показал, как птица летает, а рыба ныряет, но еще и нашел змеюку. Вон там, в дальнем углу! Но больше проверок не надо. Пруд кажется бездонным, и в следующий раз я могу не успеть тебя вовремя вытащить. Разбуженный Брамвил проковылял вперед, протирая глаза.

— На тебя не похоже, Троби. Ты вроде до наступления лета не купаешься…

В путанице скальных выступов дальнего угла пещеры с потолка свисал сталактит. Многие сезоны вода капля за каплей стекала вниз, оставляя самые мелкие частицы. Каменная колонна становилась выше. Однажды вода нашла новый путь, и капли, словно змея, поползли вниз вокруг колонны.

Медунку Жесткого как наиболее ловкого, гибкого, тренированного сняли с поста и выставили вместо него Перлоу. Заяц, с сомнением покачивая головой, оценил маршрут:

— Эти уступы для зайца слишком скользкие. Есть у нас веревка?

— Нет, веревки у нас нет, — разочарованно протянул барсук.

— У нас есть пояса, ремни, тетивы на луках, старый пудинг…

Произнеся это, Брамвил застыл с раскрытым ртом и разведенными лапами:

— Ой, сэр, извините, сэр! Я нечаянно, спросонья ляпнул, правда! Простите, пожалуйста!

Лорд только хмыкнул:

— Называй меня как угодно, старина, главное, что в твою голову пришла ценная мысль. Пояса и тетивы от луков. Отлично.

Поясные шнуры, веревки, прочные шнурки луков вскоре сплели в неуклюжую, но прочную веревку. Жесткий смотал ее, повесил на плечо и, поплевав на лапы, вскарабкался по скользким камням на первый уступ.

Виллип наскребла мокрого песку с края бассейна, слепила из него комок и швырнула Жесткому.

— Лови! Намажь лапы, поможет…

С песком, действительно, лапы скользили меньше. Жесткий влезал все выше, а снизу зайцы осыпали его советами.

— Прижмись к стене и достань во-он до того выступа!

— Чуть левее, Жесткий… Еще чуть! Вот так!

— А здесь вперед на брюхе, ползком!

— Видишь ту выемку? В нее вожмись и проползи вверх!

Нелегким и небыстрым был его путь, но постепенно Жесткий приблизился к сталактиту, который напоминал змею. Обхватив его лапами, он осмотрелся. Брамвил крикнул ему вверх:

— Видишь сливовый пирог? Ты его должен искать.

Есть что-нибудь похожее?

Медунка вертел головой, всматриваясь.

— Можете передвинуть один из больших фонарей сюда, поближе?

Фонарь поставили как раз под Жестким.

— Ax ты, радость моя! Вот ты где! Нашел! — воскликнул Жесткий. — Расступитесь, ребята!

Он размотал самодельную веревку, и конец ее коснулся рола. Спустился Жесткий, ловко перехватывая веревку лапами, не хуже любой белки.

— Там, вверху, как раз над этой «змеей», жирное основание отломанного сталактита, очень похоже на сливовый пирог, только несъедобный. И дыра в потолке, сэр. Я привязал там веревку к выступу скалы, так что мы сможем вскарабкаться туда по одному. Дыра как по заказу, сэр, пролезете спокойно.

Лорд хлопнул Жесткого по плечу:

— Отличная работа! Молодец!

Первым полез Брамвил, за ним — Медунка, чтобы помочь старику в случае необходимости. Брамвил справился на диво хорошо, лишь дважды пришлось его немного подтолкнуть. Пропихнув его сквозь дыру, Жесткий спустился обратно.

Каменная Лапа заметил, что заяц тяжело дышит.

— Ты так долго не вытянешь, все время ползая вверх и вниз. Надо придумать что-нибудь другое.

Жесткий сидел, переводя дыхание.

— Да уж, молодым меня не назовешь. Можно сделать так: двое посильнее засядут там, наверху, со мной. Скажем, Троби и Перлоу. При помощи петли мы поднимем всех по очереди. Что вы на это скажете, сэр?

Каменная Лапа с готовностью согласился:

— Отличная идея! Троби, давай вверх, дружище! Перлоу… Где Перлоу?

Барсук поднял факел и, нахмурившись, устремился к потайному выходу из пещеры. Перлоу здесь не было, зато в конце коридора слышался подозрительный шум. Протиснувшись сквозь щель, барсук не долго думая бросился на выручку, размахивая факелом.

— Еула-ли-аааа!

Одним ударом барсук смахнул с Перлоу двух крыс, отправив их головами в скалу. Остальные уже улепетывали. Лорд помог зайцу подняться.

— Ты не ранен, друг?

Хотя спина и челюсть Перлоу были в крови, он помотал головой:

— Я-то в порядке, но они нашли нашу пещеру! Это мой промах, я высунулся с факелом из щели. Решил разведать, что за шум, и наткнулся прямо на них, как последний дурак!

Барсук потянул Перлоу за собой:

— Ладно, ладно, скоро мы выберемся отсюда!

Но, подойдя к щели входа, они уже услышали топот и бренчание оружия множества приближающихся крыс. Пещера перестала быть тайным убежищем.

17


Простенькую лодку-бревно Груба окружила целая флотилия внушительных лодок землероек. Они тоже были выполнены из цельных бревен, но выдолблены внутри и снабжены поперечными сиденьями. Дотти и Груб сидели на носу и добросовестно погружали весла в воду, выдерживая ритм гребли с землеройками племени Гренн. Командный дух, коллективизм землероек Гуосим особенно привлекал Дотти. Слаженно скользили лодки вниз по речке, все гребли в такт, по командам, отдаваемым крупной землеройкой по имени Кубба.

Красивый бас Куббы Дотти впервые услышала перед началом путешествия. По указанию Гренн он провозгласил:

— Внимание, Гуосим! Идем без остановки до большой реки, чтобы не задерживать наших гостей. Течение хорошее, стабильное, лагерь разобьем у развилки. Так что по тренируем спины и покажем нашим друзьям, как умеют грести землеройки.

Броктри и Груб не уставали восхищаться искусством землероек. Опытные гребцы высоко взмахивали веслами и перестукивались ими в воздухе, не нарушая ритма гребли.

Мало-помалу гребцы почувствовали азарт, и плавание превратилось в гонку. Лодки летели по течению, вздымая тучи брызг. Четверо друзей поддались общему настроению. Они возбужденно вопили, обменивались репликами с землеройками, подшучивали над ними и друг над другом:

— Эй, вы, древоточец в моем бревне гребет лучше вас!

— Не перенапрягайтесь попусту, господа! Схватитесь покрепче за наш кильватер! Хо-хо-хо!

— Да вы просто спите, и ваш кильватер совсем заснул, не шевелится!

— Задай им перцу, Кубба, покажи наш двойной гребок!

— Сэр, представьте, что весло — это ваш двуручный меч, во!

Кубба загудел над освещенной солнцем водою:
		Весла суши! Отдохни, браток!



		Пускай работает ноток








Гребцы замерли, течение плавно несло лодки.

Броктри откинулся, тяжело дыша:

— Ф-ф-фу! Мы за это утро прошли больше, чем обычно за целый день. Как ты думаешь, Груб?

— Да, рыбам казалось, что они стоят на месте.

Дотти обмякла на носу, отирая забрызганные уши.

— Ушами моего дедушки клянусь, такого не ожидала… А вы?

— Птицами летели, Дотти, хурр, ч-ч-чудесно, ч-ч-чу-десно! — Рот Гурта растянулся в улыбке до ушей.

Так прошел весь этот день на воде — то гонка, то спокойное плавание. К вечеру Гренн приказала остановиться в освещенной закатным солнцем бухточке. Они пошлепали по мелкой воде к берегу, снова ощущая под лапами твердую землю. Несколько землероек помоложе пустились плавать по бухте. Гурт придирчиво наблюдал, как повара разводят костры и выгружают котлы и припасы. Он основательно осмотрел их имущество и продукты и перемолвился словечком с Дотти.

— Гурт говорит, что вы сегодня можете отдохнуть, — обратилась Дотти к поварам-землеройкам. — Он обеспечит большое подземное меню с яблочно-сливовым пудингом под сладким каштановым соусом на десерт.

Обрадованные повара хлопали Гурта по спине и благодарно обнимали крота. Но не долго они оставались в стороне. Не утерпев, землеройки засыпали Гурта советами и критическими замечаниями, одновременно споря между собой.

— Надо тоньше снимать кожу с репы. Слишком много отходов!

— Не слушай его, Гурт, не в репе счастье. А вот из котла сейчас все убежит, если не будешь за ним следить!

— Знаток, тоже! Если за котлом следить, он никогда не закипит, не знаешь старой приметы?

— Гурт, Гурт, не так! Дай, я сам разделаю эти сухофрукты!

Дотти пошепталась с лордом Броктри, и он быстро все уладил. Вытащив свой боевой меч, барсук одним могучим ударом отхватил сухой сук от старой ивы.

— Вот тебе дерево для костра, Гурт. Кстати, пока я меч не убрал, может, оттяпать этим советчикам хвосты, чтобы не вмешивались?

Гурт еще не успел повернуть голову, как землеройки уже испарились.

— Вот спасибочки, очень уж суматошные зверьки эти землеройки.

Подошла Лог-а-Лог Гренн и указала вниз по течению:

— Хочу прогуляться по берегу. Перед рекой у нас на пути встретится брод. Надо проверить уровень воды, хватит ли глубины, чтобы проплыть. Иначе придется вытаскивать лодки и переносить их ниже. Не хотите пройтись со мной, друзья?

Броктри спрятал меч за широкую спину:

— Только проверю Кеглюна, и я готов. С утра его не видел.

Груб указал на землероек, плещущихся в воде. Кеглюн был с ними и визжал громче всех.

— Вон он где, Кеглюн-Поскакун. Он весь день с этой молодью, сидел в передней лодке с Гренн.

Лог-а-Лог возвела глаза к небесам:

— Много я малышей видела, но такую чуму еще не встречала. От него хлопот больше, чем от бочки пчел.

Барсук улыбнулся и покачал головой:

— Это точно. Утром он удрал, как только я обмолвился об умывании. А теперь плещется в воде, как рыба. Я его к воде не мог заманить никакими силами. Давайте сдерем, пока он нас не заметил.

Они тихонечко зашагали вдоль берега, но не успели пойти до поворота, как ежонок с хитрой усмешкой вылез из воды перед ними. Он мгновенно вскарабкался на спину барсука и уселся на рукоять меча.

— Хе-хе-хе, думал, уделешь от Кеклюна, да? Броктри обернулся и хмуро посмотрел на него:

— Сгинь немедленно, чума болотная! Кеглюн нахально щипнул барсука за нос:

— Смотли, Блоктли, я чи-и-стый. Можно с тобой?

Лорд Броктри отвернулся от него, чтобы скрыть широкую улыбку, и таким же строгим голосом ответил:

— Ладно, чистый, раз уж там сидишь, но веди себя как следует и не бузи.

— Есть, сэл! — радостно подпрыгнул Кеглюн. — И ты тоже не бузи, милолд, а то отлублю хвост!

Прогулка оказалась приятной. Над водой носились стрекозы, охотясь за мошками, склонялись побеги камнеломки и желтоголовой лапчатки, золотистый вечер овладевал окрестностями.

Лог-а-Лог Гренн остановилась у брода:

— Отсюда уже видна большая река, друзья. Я проверю глубину брода палкой, если здесь достаточно глубоко, то наши лодки пройдут без помех. Вы оставайтесь на берегу. Водные волки прячутся в потоке, хорошо маскируются и всегда готовы напасть, так что надо соблюдать осторожность.

Подойдя к броду, Гренн швырнула в воду несколько принесенных с собою хлебных корок. Тотчас из камышей рванулись четыре здоровенные щуки и устроили свалку из-за добычи.

— Ой-ой-ой! Откуда они взялись, Блоктли?

Барсук покосился через плечо на испуганно съежившегося ежонка.

— Щуки ждут в засаде, затаившись в камышах, и молнией бросаются на добычу. Вот так и тебя сожрала бы щука, не подоспей Груб.

Пока щуки занимались корками, Гренн исследовала брод.

— Глубоко-о, лодки пройдут. Но лапы я бы не стала совать в воду, Кеглюн, имей в виду. А вон там, подальше, эта речушка впадает в большую реку.

Дотти резво запрыгала по берегу:

— Ребята! Клюква, да сколько!…

Нежные розовые цветочки с увядающими лепестками увенчивали хрупкие тонколистые побеги, а под ними виднелись сочные розовые ягодки, кисло-сладкие на вкус. Кеглюн первый набросился на ягоды, словно голодал уже который день.

Разумная Дотти попыталась втолковать ежонку, что во всем нужна мера, но такие разговоры лишь подзадоривали маленького хулигана. Он бросился наутек.

— Ловите, ловите Кеклюна!

Все бросились за ежонком, опасаясь, как бы его не занесло в речку, к щукам. Маленький, но верткий, Кеглюн рванулся сквозь кусты и вокруг стволов. Гренн и Груб метнулись за ним с одной стороны, Дотти и Броктри — с другой, надеясь обойти его и сцапать. Тут пронзительный вопль ежонка разорвал вечерний воздух.

— Ййиииииии! Отстань, пусти Кеклюна!

Дотти отшатнулась от Броктри, со свистом выхватившего меч из-за спины.

Барсук с треском проламывался сквозь ветви, идя на голос малыша.

Банг!

От лезвия меча отскочил камень, запущенный из пращи. Юкка преградила Броктри путь. Она стояла перед барсуком и бешено вращала заряженную пращу.

— Ни с места, полосатая собака, или следующий камень полетит тебе в глаз!

— Ты что, ослепла или совсем ума лишилась? Это же лорд барсук! — Резвый как раз вовремя всунул свою лапу, и праща обмоталась вокруг нее. Камень хлопнулся об заячью лапу с сухим звуком, и Резвый запрыгал, вопя от боли и волоча за собой Юкку.

Казалось, все появились на месте происшествия одновременно: барон Драко и Мирклворт с толпой ежей, белки Юкки. Принеслись и Гренн с Дотти и Грубом. Броктри опустил меч наземь и оперся на рукоять.

— Что происходит, во имя Всех Сезонов?

Откуда-то из-под куста вынырнул Кеглюн и уселся на здоровенной ступне лорда Броктри.

— А знаешь, как зовут сезоны, а?

Тут снова началось!

— Крошка моя, сокровище мамочкино! Где ж тебя носило, чертова кукла? — на мгновение умилившись, тут же разгневалась ежиха.

— Но-но, мэм, поосторожней в выражениях, не обижайте нашего ежонка! — попытался утихомирить ее Груб, но тут же пожалел об этом, потому что поднялся страшный шум и гам. Все кричали, что-то доказывали, размахивали лапами.

Дззыннь!

— Ти-и-и-и-хо! Всем молчать!

Лязг меча Броктри и его оглушительный рев мгновенно утихомирили спорщиков. Барсук сунул меч за спину.

— Всех, кто хочет спорить, прошу сразу ко мне. Сей час всем на берег и собирать клюкву! Ну, чего уставились, что ж тут непонятного? У нас — лучшие повара в лесах, и если вы хотите горячий клюквенный пирог на ужин, то принимайтесь за работу сразу же. За ужином уладим все наши разногласия!

Знакомились, уже срывая ягоды. Броктри и Дотти рассказали Мирклворт и Драко о приключениях Кеглюна, начиная с его встречи со щукой в заводи. Мешки, передники, шлемы, кошелки наполнялись ягодами. Уже почти стемнело, когда они направились к лагерю землероек. Барон Драко сокрушался, покачивая головой и рассказывая улыбающемуся барсуку о предосудительных наклонностях своего отпрыска.

— Уже четыре раза — четыре, сэр! — этот сорванец сбегал неведомо куда, а ему лишь два сезона! Не удивительно, что иглы на голове моей седеют… те, которые не успевает срубать благоверная… моим же топором.

Дотти и Резвый примирились и быстро нашли общий язык.

— Ну и ну, так ты племянница старушки Блинч! И готовишь так же потрясающе, как твоя тетка?

— Я? Готовить? Да я умудрюсь салат спалить. Мы, роковые красавицы, готовить совсем не умеем.

Яблочно-сливовый пудинг Гурта был уже готов, и повара-землеройки взялись за клюквенный пирог.

А у вечернего костра текли беседы. Резвый сидел рядом с Броктри. Барсук не скрывал своей тревоги о судьбе Саламандастрона.

— Мой отец, лорд Каменная Лапа, умно поступил, направив тебя собирать войско, Резвый. Для такого пожилого зайца ты отлично справился. Тебе нужен отдых. Теперь ты можешь быть спокоен, я принимаю на себя всю ответственность.

Старый заяц так же почтительно поклонился сыну, как кланялся отцу.

— У вас есть план, лорд?

Глаза Броктри сверкали, отражая пламя костра.

— О да, Резвый. Можешь мне верить.

— Я вам полностью доверяю, лорд Броктри. Я бы сказал, вы напоминаете мне вашего батюшку в те времена, когда я был еще зайчонком, только еще больше и еще свирепей, если это только возможно.

Большая полосатая голова утвердительно качнулась в ответ.

— Это возможно, друг. Говорят, чтобы размахивать таким мечом, как мой, нужно быть одержимым Гневом Крови.

Заяц молча размышлял. Он слышал легенды о барсуках, наиболее отважных и свирепых воинах, одержимых этим страшным бичом. Ни оружие, ни клыки, ни сила не могли остановить их. Его новый лорд был воистину небывалым зверем.

Этой же ночью лорд Броктри заключил договор с вождями племен: Юккой Пращой, бароном Драко, Лог-а-Логом Гренн, а также с Гуртом, сыном Длинной Ложки, и Грубертом из Глухого Ручья. Участники договора торжественно пообещали объединиться в одну большую армию и освободить Саламандастрон из когтей Унгатт-Транна.

Суровый голос лорда Броктри проникал в души присутствующих:

— Земли, на которых мы живем, должны быть свободны от всякой нечисти. Дети не должны опасаться за свою жизнь. И ни одно племя в одиночку с этой задачей не справится. Мы должны быть вместе, все, кто любит свободу. Ежи, землеройки, белки, кроты, выдры, мыши, полевки и в особенности зайцы. Мы направимся во владения этого самозваного заячьего короля. Ему следует бросить вызов и победить. И убедить присоединиться к нам. Там мы наверняка встретим хороших бойцов.

Гурт поднял голову и осмотрел могучую фигуру барсука:

— Хурр-хурр, если говорить о звере, здоровом и могу чем, то ясно, кто может победить этого короля.

Броктри, глядя на Дотти, ответил:

— Нет, Гурт, вызов зайцу должен бросить заяц, по справедливости. Резвый, что мы должны теперь предпринять, как там написано в твоей грамоте?

Старый заяц повторил строки по памяти, не заглядывая в свиток коры.
		Трижды у Щучьего брода



		Дернуть за шнур изволь,



		Жди, и горного рода



		Выйдет к тебе король.








Дотти лежала с открытыми глазами, раздумывая, с чего бы это барсук так на нее смотрел, говоря о вызове королю Бахвалу. Вскоре ее сморил сон. Юкка, уже засыпая, услышала, как молодая зайчиха бормочет себе под нос:

— Гм, всем моим подданным, каковые еще не почивают, королевское воззвание. Королевша Дотти… нет, Дороти… нет, Доротея Дакфонтейнская отходит ко сну роковой красавицы. И чтобы звука не было слышно…

Землеройка Кубба вернулся в лагерь на следующее утро, как раз когда повара раздували костры. Он отсалютовал Лог-а-Логу Гренн рапирой:

— Встал на часок пораньше и прогулялся по берегу. Кажется, нашел, что нужно.

— Отлично, старина, — отозвался со своего места у костра Резвый. — Нашел это, как его там?…

— Да ничего особенного, приятель, просто кусок толстого красного шнура. Висит на здоровенном грабе. Сразу после завтрака и покажу. Ух, и проголодался же я!

Через час, утолив голод овсяными лепешками с сыром и остатками клюквенного пирога, все направились к броду. Кубба показал дерево, из ветвей которого свешивался толстый красный шнур с кистью на конце.

— Вот он. Я за него не дергал. Броктри церемонно поклонился Дотти:

— Не удостоите ли чести, миледи?

Зайчиха присела в реверансе и затрепетала ресницами.

— Польщена, милорд. Дерну, как смогу, чтоб только дерево на меня не свалилось, во!

Дотти схватила шнур и три раза сильно дернула. Ветви дерева закачались, стряхнув стаю галок. Сердитые галки подняли страшный гвалт, взбудораживший всю округу.

Барон Драко следил, как птицы возвращались на дерево.

— Хо-хо-хо! Если уж он король, как заявляет, то мог бы и настоящие колокола повесить. Что теперь делать?

Может, еще подергать? Давайте я попробую.

Он опять не успел увернуться, и жена оттяпала ему топором кусок иглы. Толкнув барона, Мирклворт усадила его под грабом.

— Чего тебе неймется, дурень? Сидим и ждем. Верно, ваша милость? — обратилась она к Броктри.

Барсук отцепил ежонка от рукояти меча и уселся рядом с бароном.

— Да, так оно и есть. Ждем.

Бойцы Юкки и Гренн затаились в кустарнике. Все спокойно ждали. Утро уже вступило в свои права, но ничего еще не произошло. Наконец Гурт наклонился к барсуку и зашептал:

— Хурр, идут там какие-то, сэр…

Лорд барсук сидел с полузакрытыми глазами.

— Вижу, друг. Пусть подойдут, а мы сидим, ждем, никого не трогаем и не волнуемся.

В воздухе раздался свист, легкий дротик воткнулся недалеко от лапы Груба. Около четырех десятков вооруженных до зубов крепких горных зайцев, некоторые еще с белыми пятнами зимней шерсти, подходили к путешественникам.

По знаку командира отряд остановился в нескольких шагах от барсука.

— Н-ну-у, детишки, что у нас здесь такое? — обратился заяц к своим бойцам.

— Может, лучше спросить у меня, чем у детишек, — подал голос Броктри, не поднимая век. — Они же только что пришли, откуда им знать?

Командир вытащил из земли дротик.

— Слушай, э-э, полосатый, ты не в том положении, чтобы нахально себя вести. У моих зайцев оружие наизготовку, а ты и твои красотки тут отдыхаете. Все ясно, н-ну?

Барсук рявкнул. Тотчас из-за кустов высыпали белки и Гуосим — пращи и рапиры наготове. Отряд горных зайцев оказался в окружении.

Броктри с мечом в лапах уже стоял в полный рост перед незадачливым командиром.

— Все ясно, заяц? Ясно, что надо уважать лорда Броктри из Брокхолла, иначе твои уши будут болтаться там, на этом красном шнурке. Вежливо надо себя вести.

Заяц не ожидал такого поворота событий, и тон его изменился:

— Гм, приношу свои извинения, э-э, милорд. В этих местах надо соблюдать осторожность с чужаками. Чего вы желаете?

Юкка Праща спрыгнула с ветки граба.

— Отведи нас к тому, кто называет себя королем, да побыстрей!

— Выглядят зайчишки неплохо, — заметил Резвый Трубу, петляя по извилистой лесной тропе. — Чуть поднатаскать да дисциплинки побольше — будут ребятишки хоть куда.

Что-то прикинув в уме, Броктри подозвал к себе Дотти и вполголоса наставлял ее:

— Когда прибудем, не раскрывай рта, пока я не прикажу. Не поддавайся на лесть, не возмущайся, будь собранной, показывай своим видом, что ты умеешь владеть собой.

Зайчиха слегка нервничала, чуть не начала заикаться:

— Д-да, с-спокойненько, с-собранно, клянусь полосами на вашей голове, владею уметь, то есть умею владеть, да, и собой тоже. Конечно, не возмущаться… вот, помню, когда дедушка застрял в дымоходе…

Броктри легонько сжал ее уши:

— Умолкни же, болтушка. Слушай!

Издалека донесся шум множества голосов, пение, барабанный бой, какие-то неясные звуки. Командир зайцев, старавшийся держаться не слишком близко к барсуку, заметил с изрядной порцией иронии в голосе:

— Крепитесь, детки, вас ожидает двор короля Бахвала…

Дотти взволнованно вздохнула и закатила глаза.

18


Троби уже вскарабкался наверх по самодельной веревке и сидел у самой дыры, когда в пещере появился лорд Каменная Лапа в сопровождении Перлоу. Медунка Жесткий подбежал на помощь. На шум спешивших к пещере крыс он не обращал внимания, как будто их и не было.

— Ого, старина Перлоу, никак ты немного пострадал? А к нам, кажется, еще и гости спешат. Давай, Перлоу, вверх поедем…

Каменная Лапа поднял раненого к петле и повернулся к остальным, ждущим своей очереди:

— Вы все должны подняться по этой веревке как можно быстрее. Жесткий, ты поднимаешься последним из зайцев. Понятно?

Медунка отсалютовал:

— Есть. А вы, сэр?

Голос лорда был подобен грому:

— Никаких вопросов. Я отдал приказ, ты должен его исполнять. Блинч, ты следующая. Скорость, скорость, скорость! Давайте!

Шум снаружи приближался. Каменная Лапа схватил тяжелый дротик, обломок скалы и направился к входной щели. Жесткий не отступал ни на шаг.

— Я иду с вами, сэр.

Лорд слегка толкнул его в грудь и остановил без всякого видимого усилия. Голос опустился до какого-то подземного рокота:

— Я отдал приказ, Медунка Жесткий. Ты отказываешься исполнить мой приказ?

В глазах зайца выступили слезы.

— Я всегда без колебаний выполнял ваши приказы, но там слишком много этой нечисти на вас одного… Вам нужна помощь, сэр.

Каменная Лапа слегка потрепал заячьи уши, как часто делал, еще когда Медунка был зайчонком.

— Нет, друг, не сейчас. Ты обязан выбраться отсюда и вывести наших бойцов, а я должен задержать врага и дать вам время выбраться. Пообещай мне одно: постарайся выручить Ухопарус и других пленников, если они еще живы. Обещаешь?

Жесткий вытер глаза и в последний раз отсалютовал своему лорду:

— Не просто обещаю, жизнью клянусь, сэр! Задайте им перцу, угрохайте пару от моего имени!

Голова первой синей крысы высунулась из входной щели. Каменная Лапа отвернулся от Жесткого и бросился вперед, издав боевой клич Саламандастрона:

— Еула-ли-а!

Казалось, старый барсук помолодел на много сезонов. Сила пульсировала в его жилах. Крысы отлетали от него, как пушинки с головки одуванчика на свежем ветру. Вклинившись в расщелину, Каменная Лапа отбивал атаки синего воинства. Кошмарина и Роаг орали, сзади подбадривая своих бойцов:

— Брать живьем! Бросайте веревки, петли!

— Ранить, не убивать! Могущественный желает его живьем!

— Рацион за десять сезонов тому, кто схватит полосатого!

Каменная Лапа взмахнул камнем — и капитан Роаг упал мертвым. Барсук бил, колол, сметал сплошную массу крыс дротиком. Веревки разлетались под его когтями и челюстями, как сухая трава. Голос лорда гремел, сотрясая скальные своды. Ран своих барсук не замечал, им владел Гнев Крови.

— Еула-ли-а-а-а! Сюда, сюда, к владыке Саламандастрона! Еула-ли-а-а-а!

Жесткий последним пролез сквозь дыру. Зайцы стояли вплотную друг к другу, крепко сжав лапами оружие и вглядываясь вниз, откуда доносились звуки боя. Подняв факел, Жесткий указал в темный туннель:

— Не терять времени. Уходим! Я дал слово моему лорду и сдержу его. Мы уйдем, но вернемся, чтобы освободить пленников, если они живы. Сейчас все вон! Я не хочу, чтобы мой старый друг лорд Каменная Лапа жертвовал собой напрасно! Я отвечаю за это. Всем понятно? Вытащив веревку, Жесткий обмотал ее вокруг пояса, кратко бросая приказания:

— Троби и Перлоу, вперед. Идем по двое, я — сзади, Линч, возьми факел.

Согнувшись, зайцы двинулись в туннель. Его ширины хватало, чтобы передвигаться по двое, но потолок был низким, а воздух — очень влажным.

Гроддил осторожно приблизился к месту схватки. Он увидел, как длинная вереница крыс исчезала в расщелине скалы. Кособокий лис кивнул капитану Кошмарине:

— Так вот где они прятались! Полосатого еще не захватили? Не забудьте, что его могущество желает получить его живьем.

Кошмарина наблюдала, как синие бойцы пробираются к расщелине, ступая по трупам своих убитых товарищей, подгоняемые хлыстами капитанов Фрола и Свинча.

— Живее, живее в пещеру, не спать! На помощь товарищам, шевелитесь, полосатая собака уже почти наша!

Кошмарина презрительно скривилась в сторону мага:

— Хочешь быть в курсе событий, Гроддил? Присоединяйся к нашим бравым солдатам и дуй в расщелину, там все увидишь наилучшим образом.

Гроддил с ненавистью глянул на крысу, но ничего не ответил. И не двинулся с места.

Барсук под напором многочисленного противника все-таки отступил в пещеру. Стало труднее отбиваться, враг нападал со всех сторон. Мельком взглянув вверх, он убедился, что зайцы благополучно покинули пещеру. Яростно дрался лорд, несмотря на раны. Вот он вырвал из плеча вонзившуюся в него стрелу, зарычал и в очередной раз бросился в атаку, круша врагов своим поврежденным дротиком. Но крысам не было конца. Каменная Лапа снова почувствовал себя старым и усталым. Капитан Фрол подкрался с кучкой крыс, державших наготове большую, прочную, утяжеленную камнями сеть. По его приказу они вскарабкались на выступ скалы. Он подозвал к себе еще одну группу подчиненных и зашептал:

— Ну, видите, теперь полосатый долго не протянет.

Отвлеките его и оттесните к этому уступу, под сеть, как можно ближе…

Замысел удался. Каменная Лапа приблизился к уступу, не заметив западни. Он тяжело дышал, спотыкаясь о тела убитых им крыс. Фрол скомандовал, как только плечи барсука коснулись уступа:

— Давай!

И вот уже барсук лежит на полу пещеры под сетью, придавленной камнями по краям. Торжествующий рев крыс сотряс воздух. Гроддил прокрался сквозь расщелину. Толкнув капитана Свинча, он хихикнул:

— Готов, полосатый! Конец ему!

Свинч широким шагом приблизился к поверженному врагу и пнул его:

— Как делишки, собака полосатая? А-а-а-а!

Хрусь!

Извернувшись под сетью, барсук швырнул капитана на скальный выступ, мгновенно его прикончив. Гроддил завопил:

— Держи его, он снова вырвался, держи!

Барсук рванулся вместе с сетью, но она была слишком прочна и слишком тяжела, чтобы от нее так просто отделаться. Выглядел он как какой-то древний легендарный гигант. Рыча, он смахнул один из больших фонарей с уступа прямо в бочку лампового масла, стоявшую около входа. Мощным ударом ноги он запустил бочку в расщелину. Раздался треск, и взметнулся столб огня.

Гроддила охватил неуемный страх. Выход из пещеры отрезан! Он погиб! Его охватила паника.

— Убейте его, идиоты, скорее, убейте его, или нам конец! — завопил он истерически.

Каменная Лапа громко засмеялся. Жуткое эхо отдалось от стен и потолка, заполнив пещеру. Волоча сеть с камнями, он бросился к ближайшим крысам, захватив в свои смертельные объятия четырех. Еще три крысы запутались в сети. Лорд спокойно проследовал к краю бездонного пруда. Крысы визжали, бились и царапались, но тщетно. Лорд Саламандастроя собрал последние силы и прыгнул.

— Еула-ли-а!

Гроддил и синие крысы нагнулись над краем пруда. Вода отливала ледяным бледно-зеленоватым блеском. Медленно погружалась в нее большая темная масса, постоянно меняя свои очертания и оставляя за собой стайку игривых пузырьков. Глубже, глубже, глубже… Молчание нарушалось лишь капающей в пруд водой, стоном раненых и треском пламени.

Так умер лорд Каменная Лапа, бывший владыкой Саламандастрона дольше, чем любой другой барсук до него.

Зайцы во главе отряда внезапно остановились. Жесткий тоже остановился и приглушенно крикнул:

— Троби, Перлоу, что там стряслось?

— Синий свет! Впереди синий свет, Жесткий.

Медунка пробрался вперед. Туннель пошел чуть вверх, синева впереди стала светлее. Заяц взял факел у Блинч.

— Троби, Виллип, пошли со мной. Перлоу, останешься здесь, с остальными. Отдохните пока.

Виллип с интересом втягивала воздух:

— Великие Соленые Сезоны, так пахнет только одна штука: открытое море.

Жесткий насторожил уши, улавливая далекий звук.

— Точно. Море, больше нечему там быть…
		С приливом он тягался



		И щипачей побил,



		И до дому добрался



		Уже совсем без сил.








Троби гордо улыбался. Жесткий уставился на него с недоумением.

— На тебя что, синий свет подействовал? Ты в порядке, приятель?

— Я в порядке, Жесткий. Это строчки из песенки-считалки Брамвила. Всплыли в памяти, надо же!

Когда они дошли до верха подъема, свет стал еще ярче, по стенам плясали отблески от волн. Начался спуск. Троби пошел за остальными, а Виллип оценивала положение:

— Похоже, мы почти на берегу. Когда начинается прилив, вода входит в туннель, но подъем защищает его от затопления. В стишке говорится, что кроме прилива зайчонку пришлось тягаться еще и с щипачами. Кто-нибудь знает, кто это такие?

Жесткий пожал плечами:

— Шевели лапами — и скоро узнаем. Лучше не тянуть, ведь мы не знаем и того, когда начнется прилив.

Несмотря на пережитые ими трагические события, зайцы воспрянули духом, почувствовав, что выходят из подземелья. Впереди — дневной свет и свежий воздух, ветерок, прибрежная зелень, а главное — свобода! Они затянули маршевую песню, чтобы держать шаг, шлепая по лужам и спотыкаясь о камни, но снова такие же неунывающие, как и раньше.
		Мой дедушка-заяц и в старости мог



		Разгрызть па кусочки булыжный пирог.



		И к гальке была у бабули любовь -



		Ее она грызла, как будто морковь.



		Любовь, морковь



		И булыжный пирог!



		Эх, зайцы, мы зайцы, зайцы!



		Мой дядюшка, коего нету старей,



		Без черствых не мог обойтись сухарей.



		Он с болью зубовною был не знаком



		И ржавым орехи колол молотком.



		Любовь, морковь,



		Колол молотком.



		Эх, зайцы, мы зайцы, зайцы!



		А тетушка, что уж давно так стара,



		Как наша любимая нежно гора,



		Съедала, как утка



		(И это не шутка!),



		На ужин съедала камней полведра.



		Любовь, морковь,



		Не шутка стара,



		Гора, словно утка,



		Камней полведра!



		Эх, зайцы, мы зайцы, зайцы!







19


Унгатт-Транн был вне себя, но сдерживался. Гроддил, Фрол и Кошмарина распластались перед ним мордами вниз, ожидая допроса и решения своей судьбы. Бывшая спальня Каменной Лапы теперь вся заросла паутиной. Жужжали мухи, специально наловленные и принесенные синими крысами. Глаза Транна остановились на пауках, терпеливо выжидающих в своих сетях. Мухи не меняют своего поведения, раньше или позже они окажутся в липких паучьих ловушках. Гранд-Фрагорль тихо передвигалась на заднем плане, спрыскивая жаровни эликсиром, дающим синеватый душистый дымок.

Дикий кот дернул хвостом в направлении капитана Фрола:

— Представим на минуту, что я приказал тебя казнить. Мухи сожрут твои жалкие останки, а пауки будут ловить и пожирать мух. Таким образом, можно сказать, что пауки будут тобой питаться. Ты согласен, Фрол?

Капитан горностай, не осмеливаясь раскрыть пасть, едва кивнул головой, выражая согласие с кошмарной идеей властелина. Унгатт-Транн хвостом поддел голову Фрола и приподнял ее, уставившись в его омертвевшие от ужаса глаза.

— Гм, и тогда мои пауки станут такими же дурными и пустоголовыми как ты, так, Фрол?

Голова капитана тряслась, когда он кивнул во второй раз.

Унгатт-Транн налил себе кубок темной терносливянки, вздохнул и сел, наблюдая за пауками. Не обращая больше внимания на трясущуюся голову Фрола, он обратился к Кошмарине:

— Ты меня разочаровала. Мне казалось, что в тебе есть качества хорошего капитана. Может быть, еще не поздно для тебя поразмышлять о собственной глупости. Как ты думаешь, Кошмарина, стоит ли дать тебе пожить, чтобы ты могла поработать над собой? Или предпочитаешь кормить собою моих пауков?

Крыса не пикнула. Она не двигалась и не кивала, понимая, что дикий кот лишь размышляет вслух, не нуждаясь в ее ответе. Так оно и было.

Унгатт-Транн улыбнулся, как бы подбадривая Гроддила:

— А ты, мой верный маг, опять ослушался меня. Мне полосатый пес нужен был живым. Но мне сказали, что ты орал там, внизу, призывая убить его. И очень многие это слышали. Я понимаю, что вы мне не врете о смерти полосатого. Тут уж никак не соврешь, слишком много свидетелей. Но пораскинь мозгами, Гроддил. Может, ты что-то подзабыл? Может, припомнишь, любезный?

Гроддил совершенно окаменел от ужаса, хотя и догадывался, о чем сейчас заговорит хозяин. Все еще улыбаясь, Унгатт-Транн продолжал:

— Куда девались два десятка зайцев? Ты магически перенес их куда-нибудь? Может, растворил в воздухе или замуровал в скалы? Может, расскажешь мне? Заснул?

— Ваше могущество, мне говорили лишь об одном зайце, которому помог сбежать этот полосатый. Куда он делся, куда делись остальные зайцы, никто не знает. Мы обыскали все, что можно, но не обнаружили ни следа.

Унгатт-Транн как будто забыл о лисе. Он смотрел теперь на двух крыс, конвоировавших арестованных капитанов и мага.

— Вы — новые рекруты Синих Орд? Напомните мне свои имена.

Крыса с уродливым зубом ответила за обоих:

— Мы, ваше могущество, братья… Я — Рвущий Клык, а это — Свирепый Глаз. Пираты мы…

Унгатт-Транн, кивая, изучал морскую парочку:

— Пираты… Неплохо, неплохо. Что ж, может, этот день для вас удачный. Я произвожу вас обоих в капитаны. Поменяйтесь формой с Кошмариной и Фролом. С этого момента они — последние по положению в Синих Ордах. Они будут вашими слугами. Будут носить пищу, обслуживать, чистить форму, выполнять все ваши требования. Можете обращаться с ними, как вам заблагорассудится, даю свое личное разрешение.

Содрав форму с бывших капитанов, Рвущий Клык и Свирепый Глаз ухмылялись в предвкушении торжества. Дикий кот наблюдал, как на лицах разжалованных чувство облегчения менялось чувством стыда и унижения.

— Рано радуетесь. Слишком легко хотите отделаться, друзья мои. Прежде чем приступить к своим обязанностям на службе у новых капитанов, вы вернетесь в пещеру, в которой погиб полосатый. С собой возьмете нашего общего друга Гроддила. Ему это доставит удовольствие, я уверен. Вы там останетесь до тех пор, пока не поймаете зайцев или не выясните, как они сбежали. Эти два капитана приставят к вам охрану. Каждый безуспешный день ваших усилий будет завершаться поркой ивовыми прутьями. И пищи вы тоже не получите. Но не отчаивайтесь, воды там предостаточно. Капитаны, уберите этих идиотов с глаз моих долой!

Злосчастную троицу уволокли прочь. Унгатт-Транн обвил хвостом шею Гранд-Фрагорли и подтянул ее поближе, благожелательно мурлыча:

— Видела их морды? Я их пощадил, я их унизил, и они были вполне довольны. Затем я приговорил их к погребению заживо — и вот они в полном оцепенении. Да, Фрагорль, от власти получаешь удовольствие. Сила — это все.

Зайцы присели передохнуть в длинном уклоне туннеля. Брамвил тер спину и громко ныл:

— Ох, сомнительная это радость — топать и топать, согнувшись в три погибели! Неплохо бы приподнять потолок?

Жесткий улыбнулся старику:

— Топать целый день, говоришь? Откуда нам знать, день сейчас или ночь? Здесь, внизу, всегда одно и то же. Вы подумайте лучше, как нам повезло. Темнеет, значит, у нас есть шанс остаться незамеченными. Всегда есть чему порадоваться, ребята.

Перлоу подскочил, хлопнув по своему куцему хвосту:

— Ай, черт, кто-то меня укусил! Жесткий подскочил с факелом:

— Где?

— Где-где, за конец хвоста, вот где!

— Да не где укус, а кто укусил? — Жесткий отодвинул укушенного в сторону и осмотрел место, на котором тот располагался.

Блинч распялила обеими лапами свой вещевой мешок.

— Вот он, маленький негодяй. Крабеныш. Шипастый!

И клешни для такого малыша здоровенные.

Перлоу погрозил малышу лапой:

— Ах ты нахаленок! Вот я твоей маме скажу, что ты кусаешься!

Троби взял у Жесткого факел и всмотрелся во тьму туннеля.

— Можешь уже смело говорить. Вон его мама пожаловала со всей семейкой и соседями.

Приближалось множество крабов, покрытых крепкими шипами, длинноногих, бронированных. Они угрожающе поводили здоровенными клешнями.

Блинч спешно опустила крабеныша на пол.

— Ох, там их сотни и сотни! Что ж нам делать-то?

Жесткий лихорадочно обдумывал опасную ситуацию.

— Вот что означали щипачи из песенки. По шуму слышно, что начинается прилив. Мы мешаем крабам удирать от волн. А еще мне не нравится, как они клацают своими клешнями. Может, они воображают, что мы для них хорошее угощение?

Крабы спешно продвигались боком, угрожающе клацая поднятыми вверх клешнями, пуская пузыри. Они шумели громче приливного прибоя и стучали клешнями, как град, падающий на скалы. Зайцы в замешательстве оглянулись на Жесткого.

— Что будем делать?

Жесткий понял, что путь только один.

— Бегом сквозь толпу этих грубиянов, и ни в коем случае не останавливаться. Они убегают от моря, мы бежим к морю. Троби, мы с тобой впереди пробиваем путь. Остальные за нами. Виллип и Блинч в середине, держите Брамвила. Готовы? Еула-ли-а!

Они ринулись вниз по туннелю, в гущу крабов. Троби и Жесткий отбрасывали шипачей в стороны, изо всех сил работая дротиками. Это оказалось непросто, крабы и зайцы столкнулись в узком туннеле, не оставлявшем места для маневра. Мощные клешни и челюсти хватали древки дротиков, пытались вырвать их из лап, острые шипы кололи зайцев. Некоторые крабы от чрезмерных усилий опрокидывались на спину, и тогда зайцы топали по ним, как по мостовой. Но туннель шире не становился, а вскоре стал вообще непроходимым. Гигантский краб двигался прямо на Жесткого, раскрыв клешни.

— Троби, факел, быстро!

Опалив шерсть на лапах, заяц схватил факел и ткнул им в пасть краба. Краб недовольно зашипел и сцапал факел обеими клешнями. Зайцы и крабы смешались в невообразимой неразберихе.

— Ай, снимите с меня это!

— Ой, мое ухо!

— Уйди, гад, отстань!

— Держите Брамвила, не дайте ему упасть!

— У-уй, нос отдай!

И тут всех накрыла волна.

Прилив послал им весточку со всей силой штормового моря. Кипя белой пеной и сине-зеленой водой, волна швырнула всю живность вверх и сразу же втянула всех обратно, вниз по скату туннеля. Жесткого завертело, как юлу; глаза, нос и уши наполнились соленой морской водой. Его швыряло на стены туннеля и на крабов. Весь мир наполнился грохотом, сам он грохнулся животом на дно и наелся песку. Мгновенно вскочив, он осознал, что довольно твердо стоит на лапах по пояс в воде, морские волны лупят в него со всех сторон. Отплевываясь и откашливаясь, Жесткий протер глаза. К нему шлепала по воде Блинч.

— Осторожно, Жесткий, к тебе Виллип!

Волна швырнула Виллип в спину Жесткого. Он покачнулся и схватился за обеих зайчих.

— Держитесь крепче! Где остальные? Как Брамвил?

— Ха, малыш, вот он я, во!…

Тут Жесткий почувствовал, что вода льется и сверху. Брамвил сидел на берегу под проливным дождем. В лапах он сжимал кусок бревна, которое, очевидно, помогло ему выплыть. Рядом жались в кучку другие зайцы.

К Жесткому подплывал Троби. Он задрал лапу в приветствии и тут же ушел под воду, но сразу вынырнул, отплевываясь.

— Тьфу! Все в порядке. Вон и Перлоу выкарабкивается. Эй, Перлоу, как дела?

— О-отлично, во! А ты? Погодка, я тебе скажу!

— Перестаньте орать, ребята! — громко прошептал Жесткий. — По берегу могут бродить патрули. Выходим вон там, под скалами.

Над берегом нависла холодная, промозглая безлунная ночь. Брамвил едва различал массивный силуэт Саламандастрона к югу от них.

— Эта скала — часть нашей горы, ее выступ. Она прячется в песке и выходит к самому морю.

Виллип подползла к краю и высунулась, тщательно осматривая скалу.

— Брамвил прав. Видно место, где мы вышли на берег, но туннель так зарос кустами и водорослями, что ни одна душа его не обнаружит.

Брамвил безуспешно пытался унять дрожь.

— Мы вырвались, ребятки, живые и свободные, в-в-во. Но без оружия и пищи. Что будем делать, малыш Жесткий?

Жесткий сморгнул капли дождя.

— Здесь оставаться нельзя. К востоку — скалы и дюны, я там летом собирал ягоды. Давайте попробуем двинуться туда.

За час до рассвета они достигли дюн. Слева белели меловые скалы. Дождь усилился, ветер рвал его пелену. Плотно прижав уши к голове, Жесткий обернулся к горе:

— Милорд, пока что я держу свое слово, не беспокойтесь. Мы еще вернемся к Саламандастрону, и если хоть один заяц жив, я спасу его, обещаю вам.

20


Ни Дотти, ни ее спутники в жизни не видели ничего подобного двору короля Бахвала. Они вышли на обширную поляну, прикрытую с одной стороны крутой скалистой горкой. Рядом протекала речушка, по берегам росли старые ивы, кусты калины и ивняк. Однако тихий, мирный лесной пейзаж кипел жизнью. Здесь суетились ежи, выдры, кроты, мыши, полевки, белки и землеройки, но больше всего было зайцев, молодых, сильных, смелых — и шумных.

Здесь царило какое-то карнавальное настроение. Ежи с дубинками старались перегрохотать друг друга, барабаня по пустотелым бревнам. Белки упражнялись в акробатике, летая над головами проходящих мимо. Молодые выдры, размахивая кружками, горланили песню, не заботясь о ритме или мелодии. Землеройки и полевки боролись стенка на стенку. Мыши и кроты готовили пищу на громадных кострах, потешаясь над кулинарными обычаями друг друга. Пестрый оркестр устроился у основания холма. Разные существа пиликали на скрипках, били в бубны, дудели в дуделки и лупили по всевозможным барабанам.

Лорд Броктри был единственным барсуком среди этого пестрого сборища. Его боевой меч притягивал уважительные взгляды, и мало кто отваживался толкнуть его — по правде говоря, никто не отваживался.

Барсук зажал лапами уши:

— Клянусь моими полосами, не постигаю, как живое существо может выносить такой шум! Давайте найдем местечко потише.

Они устроились в тени громадных ив на берегу. Лог-а-Лог Гренн подозвала к себе двоих бойцов:

— Кубба, Руку, вернитесь к броду, посмотрите, нет ли речного рукава, чтобы привести лодки сюда.

Но недолго лорд Броктри наслаждался тишиной и покоем. Чеканя шаг, к нему подошли семеро зайцев. Главный из них обратился к лорду:

— Видать, сэр, вы и есть лорд барсук, прибывший с визитом. Его величество король Бахвал приглашает вас для беседы. Других не знаю, но им лучше подождать вас здесь.

Резвый подошел к напыщенному от сознания собственной важности молодому зайцу.

— Во, а один из этих «других» тебя неплохо знает.

Сынишка Брамвила, если меня не подводит память. Гм-м, ты меня, конечно, забыл. Маленький был зайчишка, сопливый такой, плакса. Как же тебя звали тогда? Водил-ка, во!

Статный стройный заяц фыркнул и строго заметил:

— Это, сэр, моя детская кличка. Правильное мое имя — Виндкот Брамвил Лепус Второй. Вы можете захватить свою свиту с собой, лорд барсук.

Сдерживая улыбку, Броктри обратился к своим друзьям:

— Следуйте за мной, свита. Давайте бросим взгляд на этого Бахвала.

Сделанные из бревен ступени вели к развилке старой лавровишни, задрапированной бархатом, как и подобает королевскому трону. Король Бахвал Большие Кости был крупнее большинства зайцев и мог похвастаться крепким телосложением. Он непринужденно возлежал на развилке, болтая в воздухе одной лапой, другою опершись о дерево. Мощный корпус его охватывал широкий пояс, украшенный разноцветными камнями, отполированными наконечниками стрел и всевозможными медальонами. На заячьей голове косо сидел золотой обруч, украшенный лавровыми листьями. В лапе Бахвал держал дубовый скипетр, увенчанный кристаллом. На посетителей он глянул мельком, как бы не слишком ими интересуясь:

— Как, э-э, насчет поклона королю? Или, там, ну-у, колено преклонить?…

Броктри ответил таким же небрежным тоном:

— Мы никому не кланяемся, даже самопровозглашенным королям.

Королевская стража схватилась было за оружие, но король небрежно махнул лапой:

— Бросьте, ребята, ну-у, он вас в лапшу разнесет. Здоровый, черт! И вспыльчивый, как я слышал. А меч! Ах, какой меч!… Я бы купил… э-э, поторгуемся?

Броктри коснулся лапой своего оружия:

— От моего меча никому проку не будет, кроме меня. Он не для торговли и не для продажи. Да тебе его и не поднять.

Король Бахвал засмеялся и соскочил со своей тронной развилки. Он шагнул к барсуку, протянув вперед лапу для пожатия.

— Нравишься ты мне, друг. — Он схватил лапу Броктри и сжал что было сил. — Ты, э-э, бросишь мне вызов?

Броктри улыбнулся. Он подождал, пока заяц сожмет лапу, и ответил на усилие. Заяц задрожал и рухнул на колени.

— Ну-у-у, пожалуй, я бы не хотел дождаться от тебя вызова. Может, э-э, лапу отпустишь, пока совсем не размолол?

Барсук разжал лапу. Бахвал поднялся, потирая конечность.

— Нет, я не собираюсь тебя вызывать. Но один из моих спутников бросит тебе вызов. Я сообщу тебе, когда придет время.

Величественно кивнув в знак согласия, король позволил облачить себя в великолепный вышитый халат и возглавил шествие, к которому присоединились Броктри и его спутники.

На берегу речушки бревнами был обозначен ринг. В толпе зрителей Дотти стояла между Грубом и Гуртом. Зрители толпились вокруг, грушами свисали с веток ближайших деревьев и сидели на валунах и скалах. С одной стороны ринга стоял громадный еж, около которого суетились тренеры, секунданты, болельщики. Они массировали мощные лапы и разглаживали иглы своего подопечного. Еж все время играл мышцами и фыркал. С другой стороны выступил на ринг король Бахвал. Его встретили оглушительные крики и овации. Он смахнул с плеч халат и соединил над головой лапы, приветствуя болельщиков. В центре ринга была проведена черта. Бахвал подошел к ней, вертя головой и потряхивая лапами, продолжая разминку. К нему приблизился еж, пробуя воздух ударами лап. Третьим на ринге был судья — жирная береговая мышь. Судья остановился между соперниками и неожиданно мощным голосом начал выкрикивать правила состязания:

— Звери добрые, внемлите моим словам! — Толпа затихла, судья набрал воздуха и выкатил грудь колесом. — Сего-о-о-одня! Вызов брошен вашему королю, Бахвалу Большие Кости, дикому бешеному мартовскому зайцу Северных Гор! Вызывает Его не кто ино-о-ой, как Соленая Лапа, еж по прозвищу Железная Игла! Чемпийо-о-он Северного побережья! Правила! Следующие! Никакого! Оружия! В остально-о-ом — никаких правил! Остаешься на ногах — забираешь корону! Побеждаешь!

В мертвой тишине Бахвал снял корону и отдал ее судье. Тот отмерил десять шагов назад, поднял ее — и уронил. Бой закипел, как только корона коснулась земли. Дотти не слышала даже своих мыслей из-за поднявшегося шума.

— Дддай ему, ваше величество!

— Покажи ему прямой соленый, Железная Игла!

— Десять засахаренных каштанов за его величество!

— Серебряный кинжал против медной ложки, что Железная Игла уделает короля!

Соперники стояли на черте лицом друг к другу. Еж колотил обеими лапами, но лишь воздух. Заяц не нанес ни одного удара. Он не отступал, а уклонялся от мощных кулачищ ежа. Заяц улыбался, тогда как Железная Игла покраснел от гнева и напряжения. Дотти не удержалась и обратилась к Гурту:

— Что ж он делает, король? Почему не бьет?

Гурт не отрывал оценивающего взгляда от бойцов:

— Король — опытный драчун, и он сейчас этого грозного противника уложит, как пить дать, ну!…

Дотти не поняла, каким образом Бахвал это сделал. Еж опустил одну лапу и на какой-то неуловимый момент выпрямился, но этого хватило. Бахвал изогнулся, резко выпрямился со взмахом левой лапы. Буммм! Лапа врезалась в челюсть Железной Иглы, еж шмякнулся на землю как камень.

Дотти так заорала, что даже сама себя услышала, несмотря на оглушительный рев толпы:

— О-о-о-о, какой боец, какой удар! С ним никто не справится, а, Гурт?

Крот улыбнулся:

— Хурр, никто, пожалуй, если боксировать. А вот побороть его кто-нибудь из туннельных кротов смог бы.

Король подобрал свою корону и вернул ее на место. Зайцы заботливо накинули на него халат. Победитель легко перепрыгнул через ограждение и оказался нос к носу с Дотти.

— Ну, это было несложно, крошка. Этот еж — большой жирный задавака, увалень, да и только. А вы очень хорошенькая, просто милашка, знаете?

Дотти не собиралась показывать, что Бахвал ее заинтересовал, поэтому она выпрямила уши и чопорно ответила:

— Не могу сказать, что согласна с вами, сэр. «Хорошенькая» и «милашка» — неверные определения. Я роковая красавица, это у нас семейное, передается из поколения в поколение.

Бахвал улыбнулся и пощекотал ее за ухом:

— Ой, бросьте. Видывал я роковых красавиц, вы не из их числа. Но того, что вы хорошенькая, от вас не отнимешь.

И он уехал прочь на плечах толпы восторженных поклонников. Груб заметил трясущиеся губы и перекошенную от злости физиономию Дотти, успокаивающе обнял ее за плечи:

— Эй, дружище, что случилось?

Зайчиха сердито смахнула его лапу:

— Ничего не случилось. Абсолютно ничего не случилось. Но вот что я тебе скажу, Груб. Мне этот хвастливый Бахвал совсем не нравится. Я бы с удовольствием сбила с него спесь!

Груб с интересом на нее посмотрел:

— И ты думаешь, что справишься с ним?

Она заскрипела зубами:

— Нет, не думаю… Я знаю, что побью этого зарвавшегося задаваку!

Над поляной повисла теплая ночь, а двор короля все еще праздновал очередную победу своего повелителя, шум и веселье не затихали. Мрачная Дотти сидела под ивой с Резвым. Остальные веселились без устали.

Старый заяц озабоченно увещевал зайчиху:

— Плюнь на это, Дотти. Мне подобало бы вызвать его, а не тебе, юной особе.

— Не обижайся, старина, но ты уже не тот, что в молодости. Он сожрет тебя в момент. Кроме того, ведь он обидел меня, а не тебя. Честь моей семьи под угрозой.

Я должна бросить вызов негодяю. Надо же, это я-то — и не роковая красавица! Я ему покажу, какая я «милашка»! Темный массивный силуэт склонился в ночи над зайцами. Это подошел лорд Броктри. Покачивая головой, он обратился к Дотти:

— Я ему все передал. Король Бахвал не принял вызов. Зайчиха вскочила, гневно сверкая глазами:

— Не принял? То есть как? Почему? Барсук пожал плечами:

— Он отказался принять вызов от юной особы. Я передал твой вызов по полной форме, со всей серьезностью.

Дотти мелко дрожала всем телом, уши торчали, как две рапиры.

— И что ответил этот бездельник, пожалуйста, повторите слово в слово, сэр!

Барсук смущенно вертел в здоровенных лапищах мелкую веточку.

— Он сказал, что вам надо сидеть дома, — почти извиняющимся тоном произнес Броктри, — помогать маме; сказал, что все происшедшее — всего лишь маленькая шутка и что он ни в коем случае не будет драться с молодой зайчихой. Сказал, что ему жалко такой хорошенькой мордашки, которая уже не будет столь мила, если сломать челюсть… а то и обе. «Пусть сидит дома в сторонке от настоящих воинов, не то у нее уж точно не останется шанса превратиться в роковую красавицу». Так, кажется, на сколько я запомнил.

Дотти набросилась на Резвого:

— Дай мне тот свиток, который ты нашел в ежином Ералаше. Дай немедленно!

Заяц порылся за пазухой и вытащил помятый свиток. Дотти выхватила его и развернула.

— Вот, послушайте, это собственные слова этого негодяя! — Срывающимся от наплыва эмоций голосом она прочла вслух:
		На состязание и бой



		Мой вызов принимай любой.



		Отца и сына, мать и дочь



		Отделать я совсем не прочь.



		В бою я на смех подниму



		Всех вместе и по одному.



		Любого я отколочу,



		А после и обхохочу.



		И никому меня давно



		Перебахвалить не дано!








Она взмахнула куском коры, едва не хлопнув им по носу барсука.

— Ну, сэр, вы слышали. Вызов это или не вызов, спрашиваю я вас!

Лорд неторопливо кивнул:

— Ясный, однозначный вызов.

Дотти скатала свиток коры и сунула его за пояс.

— Вот так! Тогда — пошли!

Король пребывал в отличном настроении. Он восседал на своем троне-развилке, потягивая одуванчиковое пиво и гогоча со своими придворными. Они вспоминали подробности боя с Железной Иглой.

Смех вдруг оборвался. Все уставились на Дотти. Она стояла, расставив ноги, на нижней ступеньки тронной лестницы.

— А-а, это ты, крошка… иди, иди к мамуле и помогай ей нянчить детишек. Переднички, там, э-э…— Бахвал лениво отмахнулся от Дотти скипетром, а его свита громко заржала.

Дотти как ошпаренная вспрыгнула на верхнее бревно. Она взмахнула свитком коры и сунула его под нос зайцу:

— Здесь написано, что ты будешь драться с матерью, отцом, дочерью или сыном. Так? Я здесь для того, чтобы принять твой вызов, хвастун!

Один из охранников хотел было оттащить Дотти, когда увидел, что она пихнула его величество. Он тут же замер, почувствовав хвостом кончик меча. Лорд Броктри щекотал его сзади своим страшным клинком.

— Не вмешивайся, друг, если тебе дорог хвост, пусть они разберутся сами.

Дотти сильнее пихнула короля:

— Ну!?

Королевский юмор потихоньку покидал Бахвала.

— Что ты пристала? — смущенно бубнил он. — Н-ну-у, не буду я драться с зайчихой. Что я, э-э, грубиян какой-нибудь?

Задрав нос, Дотти спустилась на землю.

— Раз вы спрашиваете, сэр, я отвечу, что думаю. Ни какой вы не король, а врун и трус, во!

Все в ужасе замерли. Рассвирепевший король Бахвал, сжав лапы в кулаки, спрыгнул со ступеней.

— Н-н-н-у-ух-х-х, хватит, мелюзга. Сейчас и здесь все решим.

Своим скипетром он процарапал в земле линию. Потом отшвырнул скипетр прочь, наступил на борозду и прорычал:

— Наступи на линию и плюнь, как я. — И он плюнул через борозду.

Дотти высокомерно глянула в его сторону:

— Мама не учила вас, что плеваться неприлично? Гадкая привычка, сэр, но вполне в вашем духе.

Лорд Броктри подступил к спорщикам, сунув меч между ними:

— Не надо спешки, Большие Кости. Решим все, как подобает, с полным соблюдением формы. Король Бахвал Большие Кости, вы принимаете вызов зайчихи Дороти Дакфонтейн Дилворти, да или нет?

С убийственным выражением физиономии горный заяц проскрежетал:

— Да, я принимаю вызов. Э-э, после полуночи пришлю своих секундантов.

Броктри вежливо приложил лапу к своим полосам:

— Благодарю вас. Буду ждать. Желаю вам спокойной ночи.

На обратном пути барсук взял за лапу Резвого:

— Теперь поспешим. Поскорей зови Гурта, Юкку, Груба и Гренн. Скажи им, что встречаемся у ивы на берегу. Давай!

Дотти тряслась от переживаний. Броктри ободряюще похлопал ее по спине.

— Успокойтесь, мисс. Гнев — плохой советчик. Надо приступить в вашему образованию как можно скорей. Времени осталось мало. Если, конечно, вы желаете победить.

Дотти выжала улыбку:

— О, я очень хочу победить, сэр.

21


Медунка Жесткий вел своих зайцев через дюны в направлении утесов. Уже первые серенькие осколки зари запестрели над известковыми откосами. Дождь лил не переставая, ветер все так же метал потоки воды и трепал береговую траву. Усталые и мокрые зайцы, держась друг за друга, брели по мокрому песку. Жесткий чуть из шкуры не выпрыгнул от неожиданности, когда перед ним выросла фигура выдры.

— Не лучшая погода для прогулки, приятель, верно?

Жесткий успокоился, увидев, что перед ним друг. Он фыркнул, сдув воду с носа, и улыбнулся:

— Как знать… Сказать по правде, мы и корзинки-то для пикника потеряли, с посудою, скатерочками и продуктами.

Выдра положила лапу на плечи зайца:

— Ну что ж, на море случается и похуже… Ничего, приятель, мы вам отыщем сухие койки и пожевать чего-нибудь найдем у нашего костра. Меня зовут Брогало, я командор морских выдр. Но сначала давай спрячемся от этого дождичка, потом потолкуем.

Брогало повел их к утесам. Он поднес лапы ко рту и крикнул:

— Эй, в норе! Брог и пара зайцев на подходе, от синезадых с горы удрали!

Троби удивленно и вежливо кашлянул, привлекая внимание их проводника, и спросил:

— Извини, командор, откуда ты знаешь? Брогало отмахнулся:

— Потом скажу, позже, приятель.

Куст морской крушины у самого утеса шевельнулся, из него высунулась голова выдрихи, беспокойно нюхающей воздух.

— Ох, батюшки, Брог, уводи этих бедолаг с дождя.

Давайте сюда, в пещеру.

Оглядываясь, они гуськом вошли внутрь и оказались в большой, грубой, неотделанной пещере. Здесь скопилось множество выдр, а невдалеке от костра, к которому Брог подвел гостей, стояла на одной ноге большая серая цапля, наблюдая, как зайцы усаживаются поближе к огню. Их угостили хлебом с сыром, из большого котла наполнили миски вкусным свежим варевом. Встретившая их выдриха с одобрением смотрела, как они уплетали все за обе щеки.

— Вкусно? Моя фирменная репейно-луковая похлебка. Я Брогова мамаша, Фрукч меня зовут.

Под шум дождя зайцы сидели вокруг костра и слушали историю Брога.

— Вот как, ребята. Мы — морские выдры. Жили себе поживали, как вдруг старина Унгатт со своей синей нечистью пожаловал. Нам повезло, что мы хоть успели унести ноги и спрятаться. Эти мерзавцы реквизировали оба наших судна. Знаете, что такое «реквизировали»? Сперли, значит, во как. Мы сунулись было, хотели спереть обратно… куда там! Их такая уймища! Вот сидим, носа не кажем, ждем случая и надеемся на лучшие времена.

Старый Брамвил в свою очередь поведал выдрам горькую историю заячьих злоключений. Чувствительная Фрукч тихо лила слезы, утираясь передником.

— Ох, бедняги-бедолаги, хоть целы остались, не сцапали вас эти разбойники… Брог, чем бы им помочь?

Крепкий коренастый Брог взмел мощным хвостом фонтан песка:

— Конечно, поможем, чем сможем и как можем.

Жесткий поблагодарил шкипера от имени всех зайцев.

Брамвил опасливо отодвинулся от большой цапли.

— Э-э, извини за любопытство, Брог, как это такая вот здоровенная цапля с вами живет?

Брогало погладил длинную шею.

— А-а, это наш воспитанник! Милый парняга, да? Его зовут Руланго. Он с нами почти из гнезда, не говорит, сам за себя и сам для себя, пищу себе достает самостоятельно и дважды в день купается в море при любой погоде. Правда, приятель? Ну, давайте сначала разберемся с вами. Значит, вы думаете, что в горе есть ваши, но не знаете, где именно…

Блинч подхватила поварешку матушки Брога и вертела ее в лапах.

— Миленькая была у меня поварешка. Эти гады могут их очень обидеть… если не хуже. — Она захлюпала. Фрукч присела к ней, дала ей чистый носовой платок, и они всхлипывали уже вместе.

Брогало неуклюже задвигал хвостом.

— Ну-у, начинается!… Не реветь надо, а дело делать.

Дерви, идем-ка на разведочку вокруг горы. Руланго, рыбоед ненасытный, облетел бы ты вокруг горки да посмотрел, может, что увидишь, так, вообще… Короче, хватит время терять попусту. Пошли!

Рвущий Клык и Свирепый Глаз, как и большинство морских крыс, были по своей натуре тщеславными и жестокими. Они наслаждались своим новым положением капитанов Синих Орд. Сидя у небольшого костерка, разведенного из остатков развалившейся бочки, новоиспеченные начальники наблюдали за тремя пленниками. Рвущий Клык ковырял в костре ивовым прутом и время от времени покрикивал на бывших командиров:

— Эй, Фрол, куда подевался? Оставайся там, где я тебя могу видеть. Не ползай в темные углы. Покемарить хочешь?

— Как же мы найдем что-нибудь, если нам нельзя искать? — пожаловался бывший капитан.

Рвущий Клык подошел к нему величественной походкой, помахивая ивовой тросточкой:

— Вытяни лапу! Я тебя научу, как разговаривать с офицером.

Фрол колебался. Свирепый Глаз вложил стрелу в лук и прицелился во Фрола.

— Шевелись, дубина. Предупреждаю, я еще никогда не промахивался.

Униженный горностай вытянул лапу. Хлесь! Рвущий Клык нанес резкий удар. Фрол вздрогнул от боли и отдернул лапу.

Рвущий Клык с улыбочкой протянул к Фролу тросточку и вернул лапу обратно.

— Еще хочешь или все понял, тупица?

Фрол буравил взглядом землю.

— Да, капитан Рвущий Клык. Я все понял, капитан Рвущий Клык.

Новый крысиный капитан ухмыльнулся брату:

— Вишь ты, усвоил. Каждый раз обращается ко мне по форме. А твой как?

Свирепый Глаз, не опуская лука, повернулся к Кошмарине, которая напрасно пыталась спрятаться за толстым сталагмитом.

— Ну-ка выйди оттуда, чтобы я мог видеть твою бесполезную шкуру.

Кошмарина поспешно повиновалась, вскрикнув так, что в пещере раздалось эхо:

— Есть, сэр, капитан Свирепый Глаз, слушаюсь, сэр!

Свирепый Глаз выглядел несколько разочарованным.

— Эта делает все, что ни скажешь. Даже неинтересно. Она, должно быть, знает, что не может обогнать стрелу.

Рвущий Клык сел обратно к костру:

— Откуда ты знаешь? Ты что, пробовал? Попробуй!

На физиономии Свирепого Глаза засветилась злобная усмешка. Он скользнул взглядом по стреле и крикнул Кошмарине:

— Эй, ты! Беги!

Очень быстро бежала Кошмарина, но стрела оказалась быстрей.

Свирепый Глаз выглядел обескураженным. Он опустил лук.

— Ты меня заставил это сделать. Я не хотел ее ухлопать. Что скажет повелитель? Он может отправить меня самого за ней вдогонку.

Рвущий Клык игриво пихнул брата.

— Да не бойся! Смотри и слушай. Фрол, Гроддил, сюда, живо!

Перепуганная парочка принеслась и отсалютовала:

— Есть, сэр, капитан Рвущий Клык, сэр!

Рвущий Клык посерьезнел и сурово спросил:

— Слышали вы эту Кошмарину? Как она орала ужасные слова про его могущество? Слова, которые мы не можем повторить? Слышали?

Ивовая тросточка указывала поочередно на обоих штрафников, побуждая их к ответу.

— Так точно, капитан Рвущий Клык!

— Мы оба слышали, капитан Рвущий Клык! Рвущий Клык усмехнулся и повернулся к брату:

— Ну как?

Тот тоже заулыбался, когда до него наконец дошло. Тут ему в голову тоже пришла идея.

— А видели, как она напала на меня и на второго капитана, пытаясь удрать?

— Так точно, сэр, капитан Свирепый Глаз, сэр!

— Мы оба видели, капитан Свирепый Глаз, сэр!

Капитаны захихикали, как проказники, которым уже не грозит наказание. Рвущий Клык кивнул на труп Кошмарины:

— Привяжите к ней камни и спустите в пруд. После этого продолжайте поиски.

Гроддил почтительно поклонился:

— Для этого нужна веревка, капитан Рвущий Клык.

Свирепый Глаз с неудовольствием посмотрел на Гроддила:

— Так пойди и принеси веревку. И побольше. Чтобы можно было вас связать покрепче. Мы вас оставим здесь.

Нам, капитанам, нужен пристойный ночлег и жратвы по больше.

Гроддил притащил кучу веревок с одного из кораблей. К ночи Рвущий Клык, связав их, проверил узлы и пихнул связанных наземь.

— Хорошенько отдохните, чтобы завтра хорошо поработать. Ха-ха-ха!

Когда оба капитана удалились, Фрол сердито заворчал на Гроддила:

— За каким чертом ты приволок столько веревки, старый дурень? Я едва могу пошевелить усом. На что мы будем похожи утром?

Гроддил ответил еще более зло:

— Заткнись. Я не для того принес сюда веревку, чтобы нас ею вязали. Эти два придурка не знают, что я знаю. Есть выход из пещеры.

— Где?

— Скажу, когда перегрызешь Веревки. Давай, работай зубами, горностай. Нам нужна будет эта веревка, поэтому я и принес так много.

Гроддил затих. Они лежали спина к спине, но он слышал, как работали челюсти Фрола.

— И не возись всю ночь. Нам не протянуть больше двух дней без пищи! Мы освободимся этой ночью, иначе мы оба — трупы.

Унгатт-Транн тоже не спал в эту ночь. Его сны прерывала тень лорда барсука с громадным боевым мечом. Тень приближалась…

Несколько ранее, тем же вечером, Брогало и Дерви возвратились в пещеру. Жесткий с другими зайцами в нетерпении ожидали вестей. Но выдры вернулись без утешительных известий.

Командор стоял у костра, от шерсти валили клубы пара.

— Дождь ни на каплю не ослабел. Ветер крутит вокруг каждого камня на побережье и на горе.

Дерви подошел к своему командору, оба стояли у огня, потягивая горячий бульон. Не желая показаться дурно воспитанным или нетерпеливым, Жесткий выждал некоторое время, прежде чем задал вопрос:

— Зайцев не заметили, Брог?

— Извини, друг, ни следа. Как ни старались. Так, Дерви?

— Ой, старались, уж старались! Но видели только этот дождь, мокрые скалы и время от времени синюю нечисть.

Ни следа зайцев. Руланго еще не вернулся?

Фрукч подкинула в огонь дров:

— Ну, этот вернется, когда наестся. Он любит рыбачить в дождь.

Совершенно упавшие духом зайцы слонялись по пещере, поглядывая на вход, поджидая цаплю. Наступила ночь, и появился долгожданный Руланго. Брог погладил цаплю по шее.

— Ну наконец-то ты появился. Хорошо порыбачил?

Руланго несколько раз кивнул головой. Брог пощекотал его гребешок.

— Расскажешь что-нибудь?

Птица начала рисовать клювом на гладком песке. Жесткий подошел поближе, разбираясь в рисунке.

— Это берег, это море… А вот наша гора, посмотри,

Брамвил!

Старик Брамвил присоединился к Жесткому и восхитился:

— Здорово рисует, настоящий художник! Это Саламандастрон со стороны моря, сразу можно узнать. А это… это он сам, кружит в воздухе… Ага, кружок на горе… Это оконный проем вблизи от вершины. А что это за листочки, которые он нарисовал в окне?

Жесткий всмотрелся и тоже не понял:

— Странные штуки. Не могу ничего понять.

Однако Брогало сразу и без колебаний заявил:

— Ребята, что же вы, своих ушей не видели? Это длинноухие в окошке. Хорошая птица, молодец, нашел, где Транн запер зайцев. Так?

Цапля усиленно закивала головой и проследовала в угол, где и замерла, поджав одну ногу.

Блинч рисунок не понравился. Ведь окно было так высоко! Как туда забраться?

Жесткий поскреб усы и закусил губу. Что же делать? Этот вопрос мучил зайца, и он повторил его вслух.

Троби мрачно щурился, уставившись в огонь:

— Невезуха, братцы… Проклятущий запер их чуть не в небе… Как бы, во имя страданий всех салатов, туда добраться… как туда добраться… Как добраться… добраться… браться… братцы… братцы…

Матушка Фрукч умоляюще посмотрела на сына:

— Ну скажи, что ты можешь помочь, Брог…

Командор закрыл глаза:

— Я, мамуля, попытаюсь, но не доставай, пожалуйста, свой платок и не начинай разбавлять бульон слезами, а то я не смогу ничегошеньки выдумать. Давайте хором помолчим, а я подумаю в одиночку.

Фрукч проглотила слезы. Она даже не потянулась за платком и улыбнулась Блинч:

— Не бойтесь, милая. Мой Брогушка уж что-нибудь придумает. Он вам поможет…

Все в пещере затихло. Снаружи бушевала непогода, дождь хлестал скалы, завывал ветер. Слышно было, как волны разбиваются о берег. Брогало время от времени кивал головой, как бы подтверждая свои мысли. Потом он открыл глаза:

— Да, ребята, слишком уж это высоко, верно. Нам к ним не взобраться. Но они-то смогут слезть, если им помочь. Вот так. Нам нужны веревки, хорошие веревки, длинные, много веревок. Как только у нас будут веревки, Руланго поможет доставить их наверх. И они смогут спуститься.

План был очень хорош, но Виллип, оглядевшись, заметила:

— Но у вас нет веревок. И у нас нет их. Извините, Брог, но где взять веревки?

Брогало хотел было согласиться, но вместо этого повернулся не к Виллип, а совсем в другую сторону:

— Смотрите, Руланго снова рисует.

И командор весь погрузился в рисунок цапли.

— Ох и молодец же ты, старый крылохлоп! Дерви, Колам, Собачья Брызга, пошли со мной и с Руланго! Есть работеночка!

Закутавшись в старую парусину, две синие крысы стояли вахту на носу одного из судов флотилии Унгатт-Транна в Саламандастронской бухте. Обе отфыркивались от воды, которую дождь швырял им в глаза.

— А эти, там, устроились сухо и уютненько…

— И сосут себе грог да набивают брюхо.

— Ну, может, не сосут и не набивают. Жратвы мало, а грог только для Унгатт-Транна и его прихвостней. Мы денечка через два вообще зубы на полку откинем.

— Может, и так, но все ж тепло им и сухо, спят они спокойненько и о нас, бедных, не вспоминают, промокших и голодных…

— Гу! Это что еще такое?

— Где? Я ничего не заметил.

— Там, над кормой! Здоровенная птица!

— Да ну-у! Тебе на голодные глаза всякое привидится.

— Да не привиделось мне, а видел я, точно видел!

— Ладно, давай проверим. Если что — разочек саблей, да на камбуз, с коком поделимся, брюхо набьем.

Крысы поползли к корме по скользкой палубе. Взобравшись на кормовую надстройку, они остановились и осмотрелись.

— Ну, где твоя большая-пребольшая… жирная и вкусная…

— Да была, точно была, должно быть, улетела.

— Лунатик ты. Хвост пососи, чем чушь пороть. Давно уж здесь вообще никаких птиц не осталось.

— Фу ты, ну ты! Не осталось, да? Тогда скажи мне, где бухта тонкого линя, которая лежала как раз там, где ты остановился?

— Не знаю, умник. Может, ты расскажешь?

— Расскажу. Птица ее стырила.

— А-а-а, да-а-а, она подумала сослепу, что это большущий червяк. Или макарон катушка. Надо тебе выспаться. Или пожрать. Голод тебе в голову вступил. Этот линь взял Гроддил, лис корявый транновский. Он здесь сегодня рылся.

— Не-е-е, я присягну, что была эта бухта здесь, еще когда мы заступали на вахту.

— Ладно, ладно. Ты любуйся исчезающими птицами да концами, а я с тобой на вахту больше не заступаю.

Как бы самому с тобой не исчезнуть. Смахнешь еще ненароком за борт…

Руланго сбросил последнюю веревку в воду, и ее подхватили выдры, плескавшиеся в волнах. Бесшумно они обернули вокруг туловищ девять длинных веревок и быстро направились к берегу.

Вернувшись в пещеру, Дерви повеселил товарищей, представив разговор двух вахтенных крыс, умело подражая их голосам. Брог срастил девять кусков в одну длинную веревку. Перлоу наблюдал, как на полу пещеры выросла высокая цилиндрическая бухта свернутой веревки.

— Великие Сезоны, да никому такую веревищу не поднять. Как мы ее доставим на место?

Брогало все тщательно продумал:

— Вдевятером мы ее поднимем, каждый на один кусок. Когда доберемся до горы, Руланго поднимет конец до окна и передаст зайцам. Никаких затей, план простой, но требует быстроты. Вы не беспокойтесь, мы все сделаем сами.

Медунка Жесткий возразил:

— Извини, Брог, но я иду с вами. Я поклялся своему лорду и не смогу спокойно отдыхать у костра, пока вы там рискуете жизнью.

Брог пожал Жесткому лапу:

— Буду рад твоему участию, друг. А теперь пора в путь. До рассвета мы можем освободить наших зайцев. Пошли!

Несмотря на возраст, Жесткий, заяц тренированный и выносливый, нес свой кусок веревки не хуже выдр. Брогало рысил впереди, придерживаясь утесов, где было легче идти, чем по песку дюн. На всех девяти носильщиках были надеты мягкие зеленые накидки с капюшонами, сплетенные из лыка. Дождь не переставал, ветер срывал с верхушек волн и швырял на берег пену и брызги. По мокрому берегу перекатывались спутанные комья высохших, но намокших водорослей. По безлунному небу неслись рваные тучи. Впереди парил Руланго, стараясь держать направление прямо на гору. Брогало был прав, план требовал быстроты исполнения.

Они остановились недалеко от Саламандастрона. Брогало и Жесткий, сопровождаемые цаплей, отправились на разведку. Остальные ждали, не выпуская веревки из лап, не расслабляясь.

Подобравшись к скале, Брог и заяц затаились под кустами.

— Ну, Жесткий, эта местность тебе знакома. Есть здесь какие-нибудь входы-выходы?

— Нет, поблизости никаких. Ш-ш-ш! Кто-то идет!

Тяжко переступая онемевшими лапами, согнувшись против ветра и не глядя по сторонам, мимо протопала патрульная ласка. Брог облегченно вздохнул:

— Ну, пронесло! Едва не влипли.

Но он рано обрадовался. Еще одна ласка вынырнула из ночи, держа копье наизготовку. Она услышала шепот и подозвала товарища:

— Эй, Скел, быстро назад!

Жесткий уловил неуверенность в голосе патрульного, когда тот обратился к неизвестным:

— Ну-ка, вылезайте! Я вас видел! Скел, сюда, у меня тут задержанные!

Жесткий рванулся к ласке, используя ее неуверенность, и уложил мощным ударом в челюсть. Отшвырнув свой плащ, заяц напялил шлем ласки, схватил щит и копье. Держа щит повыше, он жестом предложил Брогу и Руланго изобразить испуганных пленников.

Медленно и неуверенно появился второй патрульный. Приближаясь к Жесткому, он спросил:

— Где ты их взял, Регго? Жесткий качнул копьем в кусты.

— Там! — рявкнул он грубо.

Патрульный подошел ближе и увидел лежащего на земле товарища.

— Ты не Рег… Ых!

Дубовое древко копья уложило и этого. Брог и Руланго оттащили патрульных в кусты.

Брог начал привязывать конец веревки к длинной жилистой ноге цапли:

— Мы останемся здесь, внизу, и будем стравливать веревку. Ты, приятель, взлети к окошку и отдай им конец. Они поймут, что делать дальше.

Жесткий пристально смотрел в небо:

— Опоздали, Брог. Через час-другой начнется рассвет.

Мы шли сюда дольше, чем рассчитывали. Те зайцы, мои друзья-пленники, они все уже старики. Они не успеют спуститься до света.

Брогало пришлось с этим согласиться:

— М-да, Жесткий, твоя правда. Что ж нам теперь делать?

Жесткий решился быстро:

— Вот что, друг. Пусть Руланго поднимет веревку. Они закрепят ее, и я поднимусь вверх, к ним. Вы с птицей переждете день, я им все расскажу и подготовлю. А ночью вы вернетесь. Больше ничего не остается.

Почти все узники спали. Торлип и Ухопарус стояли вахту, глядя в окно на бурное море, пытаясь услышать какие-нибудь звуки из нижнего помещения. Торлип даже свесился через подоконник, потирая покрасневшие глаза.

— Эти двое, Клык да Глаз, не слишком разговорчивы.

Храпят всю ночь, вот и вся информация, во. А это что такое?

Ухопарус повернулась к окну. Стараясь сохранять спокойствие и не повышать голос, она быстро заговорила:

— Не шевелись, Тор, у окна села громадная птица, может клювищем смахнуть тебе башку одним махом. Не шевелись! Я с ней поговорю.

Она попыталась обворожительно улыбнуться и нежно заговорила с цаплей:

— Какой приятный сюрприз! Очень рада вас видеть.

Что привело вас сюда в такую ужасную ночь, друг?

Вместо ответа Руланго задрал свою ножищу. Ухопарус было отпрянула, но тут же сообразила:

— Вот это да! Он принес нам веревку!

Торлип осторожно повернул голову и уперся взглядом в блестящие глаза цапли. Заяц поежился и сказал:

— Ну, он мне все-таки не снес башку, во, значит, это друг и помощник. Так?

Руланго дважды кивнул и тряхнул ногой. Под внимательным взглядом птицы Ухопарус отвязала веревку от ее ноги и тут же начала привязывать ее к железному кольцу, вделанному в стену.

— Мой пернатый друг, — обратилась она к цапле, — если бы я была на два десятка сезонов моложе, и тогда мне не хватило бы всей моей жизни, чтобы благодарить тебя за то, что ты для нас сделал сегодня.

Торлип будил зайцев:

— Подъем, ребята, живо на лапки, нас тут, вишь ли, спасают, во. Только тише, тише, без шума, молчок, молчок…

Руланго снялся и улетел в занимающуюся зарю. Ухо-парус высунулась из окна, оценивая путь вниз, и снова изумилась:

— Чтоб мне лопнуть! Чудеса! Кто-то лезет к нам, вроде заяц. Глянь, Торлип!

Торлип глянул вниз через монокль:

— Точно, заяц! Ребятушки, ну-ка, дружно, взялись!

Втянем чудика сюда, поможем парню, во!

Когда Жесткий ввалился в камеру, его сразу узнали, бросились обнимать, целовать, трясти. Заяц-боксер прижал лапу к губам, призывая к тишине:

— Втащите веревку, спрячьте ее хорошенько, ребятки…

Свирепый Глаз лежал на соломенном тюфяке, сонно хлопая глазами в направлении высокого прямоугольного окна. Вот он протер глаза.

— Клык, братишка, ты спишь? Что-то мне веревка при виделась в окошке, как будто вверх скользнула…

Рвущий Клык уселся и зевнул:

— Должно быть, Гроддил и Фрол удрали. Пытаются поймать подходящее облако, ха-ха-ха!

Свирепый Глаз снова потер глаза:

— А у меня от этой синей краски глаза чешутся, вот и мерещится всякое.

Рвущий Клык встал и потянулся:

— Может, может. Все может… Пошли сходим к зайцам, проверить лишний раз не помешает…

Им помешали. Выходя из своего помещения, они столкнулись с Гранд-Фрагорлью.

— Его могущество вызывает вас. Следуйте за мной.

Сразу было видно, что дикий кот провел бессонную ночь. Завернувшись в шелковое одеяло, он сидел перед жаровней, испускающей сизый дымок. Клык и Глаз навытяжку замерли перед ним, опасаясь, что стало известно о судьбе бывшего капитана Кошмарины. Транн скосил на обоих покрасневший глаз.

— Вы оба — морские крысы. Вы много где бывали и многое повидали, так?

— Так точно, ваше могущество. А что? — ответил более красноречивый Рвущий Клык. И тут же обругал себя за болтливость, встретив убийственный взгляд хозяина.

— Лучший способ дожить до следующего рассвета — не отвечать вопросом на вопрос Унгатт-Транна. А не повстречался ли вам в ваших странствиях здоровенный барсук с двуручным мечом за спиной?

— Никак нет, ваше могущество, такого зверя мы не встречали.

Слегка шевельнув хвостом, дикий кот отпустил их:

— Свободны. Займитесь службой.

Шагая в столовую, Свирепый Глаз с облегчением выдохнул:

— Фу ты, я уж боялся, он узнал о Кошмарине.

— Заткнись, дубина! Скоро узнает, если будешь так орать на каждом углу. С чего это он о барсуке, а?

— Да, интересно. Я вообще барсука в жизни не видел. А ты?

— Живого не видел, а вот во сне… видал страшного, здорового, но не такого, без меча.

— То есть как? Я о твоих снах не знал. А откуда ты знаешь, что это барсук, если ты никогда его живьем не видел?

— Ну и что, что не видел. Зато слышал! Я их терпеть не могу, а они мне снятся… И ты еще о них болтаешь! Давай лучше займемся завтраком, а то я сдохну с голодухи!

Но завтрак их разочаровал. Свирепый Глаз зло ткнул кинжалом в крошечный кусочек скумбрии на листе лопуха и с подозрением его обнюхал.

— Этот огрызок рыбы — все, что мы получим на завтрак? Я ожидал лучшей кормежки. Эй ты, иди сюда!

Подбежал синий повар.

— Все, что осталось, капитан. Хоть бы его могущество заставил своего лиса-колдуна наколдовать нам продуктов, что ли… А то двое уже удрали, и еще удерут, если такая кормежка будет.

Клыку ответ не понравился, и он без церемоний отвесил повару подзатыльник.

— Мы их изловим и посадим на крючок, чтобы побольше рыбы поймать. А сейчас хватит сплетничать, при неси нам порции этих сбежавших — это приказ! — Он ткнул брата в бок. — Маленькие радости капитанства.

Погода начала улучшаться. Ветер утих, облака рассеивались. Начиналось лето, самый замечательный сезон. Наиболее замечательный из всех сезонов.

23


Дотти сидела на берегу, завтракая с друзьями. На завтрак был фруктовый салат. Зайчиху вовсю готовили к встрече за право обладать короной короля Бахвала Большие Кости.

Гренн читала правила, доставленные секундантами короля:

— …Через два дня после того, как закончится этот день, начнутся состязания, числом три: Хвастовство, Обжорство, Единоборство. Хвастовство начнется на заре первого дня. Победитель определяется всеобщим решением публики. Заря второго дня знаменует начало Обжорства.

Победителем признается тот, кто на закате все еще будет в состоянии сидеть и есть, или тот, кому сдастся его противник. В полдень третьего дня начинается Единоборство. Никакого оружия и оснащения вносить на ринг не разрешается. Все болельщики и секунданты должны покинуть ринг к моменту, когда будет брошена корона. Король имеет право решить, будет бой вестись у черты или в свободном движении. В тот момент, когда один из противников не сможет подняться и продолжать бой, второй будет объявлен победителем. Примечание: независимо от победы, поражения или ничьей в Хвастовстве и Обжорстве, победитель Единоборства будет объявлен королем. Таковы утвержденные правила. Резвый едко усмехнулся:

— Правила Бахвала, сочиненные им самим. Ему достаточно победить в единоборстве — и он на месте, в целости и сохранности.

— Как водится, приятель. Король устанавливает правила для своего двора. Чтобы их изменить, надо его заменить.

— Это как раз ваша задача.

Все обернулись и увидели двух очень недурных собою молодых зайцев, внимательно следящих за завтракающими.

— Ну-ка, исчезните, попрошайки, не то у вас будет над чем поразмыслить, — проворчал Броктри.

Зайцы зашевелили ушами, но не удалились, как от них ожидали, а приблизились. Они явно были двойняшками, похожими друг на друга, как две горошины в стручке. Говорили они по очереди, один начинал, второй заканчивал фразу, как будто они знали, о чем каждый думает. Резвый внимательно наблюдал за ними, когда они обратились в барсуку:

— Не сердитесь, сэр, мы на стороне вашей и этой милой особы.

— На стороне этой милой особы — в особенности…

— Меня зовут Леволап, во, а этот — Лапоплет.

Резвый вмешался, протянув лапу к молодым зайцам:

— А я скажу так. Вы — двойняшки-сиротки, внуки Медунки Жесткого. Видна порода боевых зайцев!

— Точно! Рады встрече!

— Очень приятно, старина!

Броктри больше не ворчал. Он даже улыбался близнецам.

— Вы, друзья, выглядите весьма лихими зайцами. Мы будем рады вашей помощи.

Резвый вдруг накинулся на обоих с градом ударов. Улыбаясь, они легко и умело отбили его атаку. Старый заяц, запыхавшись, кивал головой:

— Ваш дедуля о вас день и ночь готов рассказывать.

Говорит, таких воинов, как вы, свет еще не видывал.

Они скромно пожимали плечами:

— Стараемся…

— Держим марку, знаете ли…

Сгорающая от любопытства Дотти выпалила вопрос:

— Ребята, извините, если вы такие шустрые, почему бы вам самим не вызвать короля Бахвала на единоборство?

— Ну, это очень просто, Дотти…

— Да. Если я вызову короля и свергну его, я стану королем Леволапом. Но не смогу же я приказывать старине Лапоплету.

— Да уж. А если я вызову Бахвала и свергну его, то стану королем Лапоплетом. Ха! Представьте, я попытался бы что-нибудь приказать Леволапу!

— К тому же Бахвал Большие Кости, конечно, хвастун, но в бою хитер и опасен. Он устанавливает правила — и сам их нарушает.

Юкка Праща в нетерпении подергивала хвостом:

— Тогда скажите поскорее, как его можно победить.

— Ну, если мы и не можем сказать, как его победить, то слабости-то его, какие знаем, укажем.

Дотти услышала много полезного от Леволапа и Лапоплета. Бахвал любил подшутить над другими, но не любил шуток над собой. Тщеславен был он, вспыльчив и в любой момент готов сжульничать. Но был он любимцем горных зайцев и опытным драчуном, стремившимся любой ценой добиться победы.

Груб серьезно поглядел на зайчиху:

— Значит, Бахвал — нелегкий соперник. Надо подумать, как использовать его слабости, «опрокинуть его тележку».

— Кеклюн влежет ему длыном по молде!

Мирклворт цыкнула на своего детеныша:

— Я вот сейчас тебе врежу под хвост, если будешь мешать. Иди играй и не вмешивайся в серьезную экскурсию… дискурсию… дискуссию.

Кеглюн помрачнел и молча вскарабкался на рукоять меча Броктри. Барсук нежно потрепал его крохотную лапку:

— Может быть, Кеглюн как раз дал нам дельный совет.

— Хурр, вы тоже хотите «врезать» Бахвалу «дрыном»?

— Вот именно. Попробуем задеть его тщеславие.

Лог-а-Лог Грены сразу ухватила идею:

— Это поможет Дотти выиграть. Его шутки надо направить на него самого. А самой оставаться спокойной и собранной.

Юкка принялась разрабатывать план:

— Ты будешь вести себя, как будто ты — благовоспитанная зайчиха. Используя свое остроумие, направишь Бахвала в его собственные ловушки.

Посыпались советы друзей:

— Использовать его собственный вес против него. Нырять и уклоняться!

— Чтоб его болельщики увидели, что он жульничает!

— Держи нос выше и выставь Бахвала грубияном.

— Нам надо спланировать каждый шаг!

Весь этот день, первый день лета, они сидели на берегу, планируя события. Дотти пробовала новую для себя роль спокойной и уравновешенной особы, хотя это и было трудно под восхищенными взглядами Леволапа и Лапоплета. Время от времени неугомонные близнецы вскакивали и устраивали в сторонке тренировочные потасовки.

Кубба и Руку прибыли с лодками ближе к полудню. Кубба удивленно обратился к Гренн:

— Что тут у вас происходит? Смотрите, кто кого отделает?

Вождь Гуосим помогла вытащить лодки на берег:

— Ты почти угадал. Я вам попозже все расскажу.

На протяжении двух последующих дней Дотти боролась с Гуртом, тренировалась с двумя братьями-боксерами и слушала поучения старших. Она понимала, что узнает много нужного, полезного, но с одним она не могла примириться. Весь процесс сопровождался строгой диетой. Вообще не есть, очень мало пить! Для молодой зайчихи с ее аппетитом — пытка невыносимая! Во время трапез она сидела в одной из лодок под охраной Груба, подальше от еды. Сжимая кружку с водой, в которую подмешали немного овсяной муки, она пожирала взглядом своего сторожа:

— Обжоры проклятые, вы все. Жалкие жадины! Когда я стану королевшей… королевой, вы все отправитесь в ссылку. Никто не смеет морить голодом роковую красавицу!

Груб шутливо хлопнул зайчиху по ушам:

— Это для твоей же пользы, роковая красавица. Придет день, когда ты нам за это спасибо скажешь. Ш-ш-ш, тихо, сюда пожаловал сам господин король, — зашипел Груб, глядя через плечо Дотти.

Легкая лодочка скользила по реке. Два горных зайца сидели на веслах, а под легким навесом развалился Бахвал с кружкой сидра и подносом пирожков и пирожных. Он лукаво ухмылялся своей противнице:

— Прекрасная погода, красотка! Не желаете ли пирожков? Сидру жбан? Прекра-асный сидр, светлый… Составьте мне компанию, милашка!

Дотти кротко потупилась:

— Премного благодарна за предложение, ваше величество, но я только что из-за стола.

Бахвал вонзил зубы в пирожок, и сладкий сок черной смородины потек по его морде.

— М-м-м-м, ничто не сравнится со сладкими пирожками с черной смородиной!

Дотти чопорно прикоснулась губами к своей замутненной мукою водичке.

— Ваше величество, — пробормотала она вполголоса. — Не будете ли вы добры удалиться ниже по течению? Ваши манеры оскорбляют зрение и слух. По берегам вы найдете бешеных жаб. Они, возможно, будут рады составить вам компанию. Жабы, знаете ли, не слишком разборчивы.

Бахвал заглотил остаток пирожка и облизал лапы:

— О, вы знаете толк в жабах, сударыня?

Дотти сладчайше улыбнулась:

— Да, сэр, моя матушка всегда приводила мне их как дурной пример. Жаль, что ваша матушка не делала того же для вас.

Бахвал вспылил. Он попытался вскочить, но лодчонка его резко качнулась.

— Вы бы лучше оставили мою матушку в покое, не то я проучу вас!

Зайчиха смерила взбешенного короля ледяным взглядом.

— Прошу оставить ваши угрозы до определенного срока, сэр.

Бахвал дал знак своим гребцам.

— Имей в виду, милашка, что многие звери обрезались до смерти об собственные острые языки!

Дотти слегка помахала ему вслед чистым носовым платком:

— Совершенно верно, сэр. А иные поскользнулись о свои собственные скользкие длинные языки и сломали шеи! Ту-ру-ру и тра-ля-ля!

Груб сжал лапу Дотти, глядя удалявшейся вверх по течению лодке.

— Отлично! Вы были великолепны!

Дотти сохраняла чопорный вид. Она жеманно повернула голову к Грубу:

— Благодарю вас, друг мой. Не находите ли вы уместным вознаградить мои скромные усилия малю-юсеньким кусочком чего-нибудь съедобного, а?

Груб вздохнул и с сожалением ответил:

— Боюсь, что нет, мисс.

— Сожрррри свою башку, водогреб лодконосый, доскохвостый! — взорвалась Дотти, начисто забыв о своих хороших манерах.

Сидящая под ивой Юкка Праща отставила в сторону свою чашку холодного мятного чая. Она широко раскрыла глаза, вслушиваясь в поток ругани, которой Дотти поливала Груба и Броктри.

— Чтоб тебя!… Да она сто очков вперед даст Груду по части словоплетства! Груд, заткни уши сейчас же!

Наступил первый вечер соревнований. Вокруг арены, отгороженной бревнами, шумела празднично настроенная толпа. Звучала музыка, болельщики обоих соревнующихся топали в нетерпении. Заключались пари, предлагались ставки: засахаренные фрукты, ножи, пояса, хвостовые и лапные браслеты и кольца из драгоценных материалов, украшенные самоцветами.

Под барабанную дробь и фанфары — точнее, под дудение помятого рожка — король Бахвал перешагнул через бревно, оставив за спиной толпы поклонников. На нем был широкий пояс, роскошный плащ, на лапах два браслета; корона украшена лавром и, как обычно, сидит набекрень. Картинно взмахнув плащом, он сорвал его и, не оборачиваясь, швырнул сопровождающим. Гордо зашагал он по рингу, обходя его по периметру и отвечая на приветствия болельщиков, подняв одну лапу вверх.

На Дотти был скромный светло-синий плащ, лишь у шеи отделанный кружевами. В лапах она держала сумку и терпеливо стояла, пока Мирклворт и Юкка прилаживали соломенный чепец с цветами, специально найденный для этого случая в багаже Мирклворт. Леволап и Лапоплет галантно помогли зайчихе перешагнуть через бревно ограждения, и вот она уже на ринге. Судья — все тот же, береговая мышь, — выпятил грудь колесом и заревел во всю мочь:

— Милостивые государыни и государи! Попро-о-о-о-шу тишины! Поединок в Хвастовстве начинается! Король для этого события корону не снимает! Победитель определяется мнением народа — вашим решением. Вызов королю бросает мисс Доротея Дакворти Дилфонтейн из Леса Цветущих Мхов!

Раздались аплодисменты. Дотти откашлялась:

— Добрый сэр, прошу прощения, но мое имя Дакфонтейн Дилворти, не будете ли вы добры объявить правильно еще раз?

Судье пришлось согласиться. Это вызвало смех и возгласы одобрения в адрес зайчихи:

— Так его, мисс! Пусть будет повнимательнее, старый черт!

— Девчонка-то за себя может постоять, а? Судья потребовал тишины и провозгласил:

— Хва-астовство начина-а-а-а-ется!

Все замерли. Дотти молча и неподвижно стояла в середине ринга. Бахвал пошел вокруг нее, как бы выбирая, откуда напасть. Вдруг он сделал сальто, затем — великолепный прыжок, и вот он уже стоит вплотную к Дотти, не сдвинувшейся с места. И король начал:

— Я могучий монарх с гигантских гор! Я король Бахвал Большие Кости! Что ты на это скажешь, крошка?

Дотти как будто его не замечала. Она бодро помахала друзьям:

— Во какой умный! Свое имя знает. И длинное. Интересно, долго он его учил?

По толпе зрителей прокатился смешок.

Бахвал затопал ногами так, что пыль поднялась столбом. Потом подпрыгнул выше головы Дотти. Она стояла все так же неподвижно. Бахвал выгнул грудь и забарабанил по ней:

— Я безрассуден и бесстрашен! Рожден в безлунную ночь, под грохот грома и сверкание молний!

Дотти аккуратно смахнула с лап кружевным платочком пыль, поднятую Бахвалом, и ответила:

— Ой, какая ужасная погода! Надеюсь, вы не промокли?

Снова по толпе прокатился смех, на этот раз — более громкий. Королю пришлось выждать, пока толпа успокоится. Он стоял, крепко стиснув челюсти.

Он приблизился к Дотти вплотную и, глядя прямо ей в глаза, завопил:

— Ты смотрела когда-нибудь смерти в глаза, кррррошка? Смотри, э-э, вот прекрасный случай!

Толпа затаила дыхание, ожидая ответа. Дотти тоже буравила противника взглядом:

— Э-э-э, да вы как-то осунулись, сэр. От крика да от прыжков… Смерть вам пока не угрожает, но… может быть, у вас болит животик?

Толпа взорвалась криками и хохотом. Звери хватались за животы и утирали слезы.

— Га-га-га! У короля болит животик! Ай-ай-ай!

Бахвала трясло с головы до ног. Пожирая Дотти глазами, он вытянул вверх лапы, как будто собираясь сокрушить соперницу. Дотти одобрительно кивнула:

— Физкультура всегда помогает, сэр! Моя матушка всегда советовала упражняться, чтобы не болел живот.

Ну-ка, лапки вверх — лапки вниз, дышите носом, не сутультесь, сэр!

Она шевельнулась, как раз когда лапы Бахвала резко опустились, и одна из них ударила Дотти по плечу. Толпа взорвалась:

— Нечестно! Нарушение правил!

— Он ударил соперницу!

Несколько зайцев, Груб, барон Драко, судья рванулись на ринг. Зайцы и Драко сдерживали Бахвала, Груб обнял зайчиху за плечи. Судья, втиснувшись между соперниками, заорал:

— Дисквалификация! Ваше величество нарушили правила! Никто, говорю я, не имеет права ударить соперника в соревновании по Хвастовству! Вон с арены сей же момент, ваше величество, вы удаляетесь!

Бахвал подхватил плащ и удалился, расталкивая толпу.

Дотти окружила ликующая толпа. Ее подняли на плечи и обнесли несколько раз вокруг ринга. Звери вопили, топали, свистели. В лесу отдавалось эхо. Гурт и Резвый махали ей лапами, когда ее проносили мимо. Старый заяц был вне себя от радости:

— Ах, какая она молодчина, здорово себя держала, Гурт, во!

— Ху-урр, наша мисс Дотти победила по праву, но главное впереди, Бахвал опа-асен, опа-асен… Ху-урр.

Когда ликование поутихло, лорд Броктри проводил победительницу обратно в лагерь под ивами. Не обращая внимания на ее протесты и требования еды, Броктри и Гренн уложили ее в лодку землероек. И еще приставили к ней сторожей, чтобы своенравная Дотти не вздумала ослушаться их приказа. Лог-а-Лог Гренн следила за соблюдением правил бдительнее любого барсука.

— Тебе нужен сон, а не еда. Плюнь на еду. Забудь о ней вообще. Завтра тебе перепадет столько еды, что смотреть на нее не сможешь. От восхода до заката, шутка ли! Длинный день предстоит, так что закрой глазки. Ребята, стерегите ее крепче!

Леволап и Лапоплет пропали сразу после окончания соревнований. Гренн же присоединилась к остальным только за ужином.

— А что, эта заячья парочка еще не вернулась?

Барон Драко уставился во тьму:

— Исчезли. Участвуют, должно быть, в каком-нибудь предзнаменовании… праздноменовании… праздновеновании!

Гренн не могла сдержать улыбки. И Мирклворт пояснила:

— Не обращайте внимания на наши ученые слова, дорогая. Драко имеет в виду, что зайцы где-нибудь на вечеринке. Да вот и они!

Зайцы-двойняшки влетели в лагерь и сразу набросились на ужин, словно не ели вечность.

Гурт нетерпеливо постучал рабочими когтями:

— Ребята, ребята! Работа, работа! Как дела с работой?

Зайцы дружно засмеялись, как будто крот удачно пошутил.

— О, работа, само собой, во…

— Я бы сказал, что все отлично.

— Точно! За три бутыли светлого сидра старина повар душу продаст.

Внезапно рассердившись, Драко повернулся к ним:

— Так вот куда делись мои три бутыли! Такой сидр!

Я берег его для Дня Иглы…

Мирклворт привычно смахнула своим топором очередной кусок иглы от облачения своего супруга.

— Не ной, Драко. Разбудишь Кеглюна. Если мы хотим, чтобы зайчиха победила, надо жратвовать… жертвовать чем-то.

— Да, жертвы неизбежны, во… — усмехнулся Резвый.

Броктри вытащил меч и положил его у костра.

— Надеюсь, ваш с Грубом план удастся, Гренн, — сказал он.

Вытащив рапиру, Гренн воткнула ее в землю и улеглась рядом.

— И я надеюсь. Ведь он стоил Гуосим последнего бочонка старой сливово-свекольной. А уж такого зелья во всей земле не сыщешь. Одна капля — и любая болезнь прочь, хоть голова, хоть живот…

Зайцы доедали последние ватрушки.

— Ну, тогда все получится, во!

— Да, если Дотти не забудет свою роль.

24


Утро удалось на славу, яркое и солнечное. Руро, прищурившись и прикрыв глаза лапой, подняла голову и с интересом уставилась в небо:

— Как будто уже середина лета, а не второй день сезона. Как, Резвый?

— Ох, боюсь, еще припечет этим летом! Как бы все не выжгло! — Он завидел Дотти, сопровождаемую друзьями на соревнование по Обжорству, и ободряюще крикнул: — Как настроение, красавица? Выше нос, во!

Зайчиха только буркнула:

— Это уже не красавица, это ее скелет.

Резвый сочувственно улыбнулся:

— Понимаю, но помни: не наваливайся на еду, сохраняй спокойствие и присутствие духа. Это твой верный шанс, во Толпа зрителей расступилась, чтобы пропустить Дотти на арену. Бахвал со своими приближенными уже явился. Всю ночь они изобретали оправдания своему повелителю и теперь Бахвал сам уже верил, что оказался безвинно пострадавшей стороной.

В центре ринга поставили стол и два стула. На столе находились лишь две тарелки, два кубка. Король уже восседал на стуле. Дотти тоже заняла свое место за столом. Бахвал откинулся назад, наклонил стул на задние ножки и ехидно улыбнулся:

— Н-ну-у, наконец. Лучше поздно, чем никогда. Не бойся, я тебя не трону, милашка. И на твои фокусы не клюну.

Дороти вытащила чистый платок, в котором принесла набор столовых приборов. Она вежливо поприветствовала соперника:

— Желаю вам доброго утра, сэр. Надеюсь, у вас хороший аппетит.

— Не беспокойся, э-э, все съем, крошка, до крошки, ха-ха. И еще с удовольствием поужинаю у себя дома.

Дотти тщательно протерла свой кубок. Увлеченная этим занятием, она все же пробормотала:

— О, я рада за вас, сэр.

Беседу прервало появление на ринге судьи, за которым следовала вереница помощников с тележками, нагруженными едой и напитками. Голос судьи не потерял свой зычности.

— Внимаааааание!!! Все присутствующие! Сегодня — день соревнования в Обжорстве! Выбор блюд предоставляется участникам, так же как и выбор напитков! Никакие выплевывания, выбрасывания или выплескивания не допускаются! Соревнование продлится до заката! Если! Один! Из! Участников! Не! Сойдет! Раньше! Стааааарт!

Помощники начали приносить блюда с едой. Леволап, украдкой подмигнув Дотти, поставил поближе к ней множество салатов, овощных и фруктовых.

Лапоплет откупорил бочонок сливово-свекольной, наполнил кубок Бахвала и подошел к Дотти. Но зайчиха прикрыла свой кубок лапой:

— Мне, пожалуйста, воды или холодного мятного чая.

Ваш напиток мне кажется слишком крепким.

Бахвал пригубил свой кубок и облизнулся:

— Горными скалами клянусь, добрая капля! Н-ну-у, что ж, если она крепка для береговой крошки, то для короля Бахвала в самый раз!

Он наполнил тарелку салатом, добавил кусок сыра и луковый пирожок и приступил к делу. Дотти поняла, что он тоже голодал, готовясь к этому дню. Она положила себе салат и сделала усилие, чтобы не слишком торопиться и жевать раз тридцать — как учила ее в детстве мать.

Бахвал проглотил вино и потребовал добавки. Изо рта его свисали листья салата и перья лука, а он размахивал вилкой и поучал Дотти:

— Ковыряйся там, крошка, а я покажу тебе, э-э, как ест король. М-м-м, что за вино! — Он осушил еще один кубок.

Дотти промокнула губы платком:

— Нет, благодарю вас, сэр, я предпочитаю мятный чай.

Передразнивая ее, Бахвал чуть прикоснулся к своему кубку:

— «Нет, благодарю вас, сэр, я предпочитаю мятный чай». Ха! Тьфу на тебя.

Он чуть не целиком проглотил кусок сыра, заел его оторванным куском еще теплой ржаной лепешки, запил все еще одним кубком вина и обратился к пирожку с зеленым и репчатым луком. Дотти после трех дней поста так хотелось есть, что она с трудом сдержалась, чтобы не последовать его примеру. Но она вовремя опомнилась и приняла у Леволапа мелко нарезанные яблоки.

Солнце уже стояло высоко, и Дотти, несмотря на умеренный темп, успела съесть открытый грушевый пирог, крыжовниковый пудинг, две тарелки овощного и одну тарелку фруктового салата. Но Бахвал за это время проглотил в четыре раза больше. Его сторонники подбадривающее кричали:

— Покажите ей, как надо есть!

— Заешьте ее под стол, ваше величество! В толпе Юкка подпихнула Драко:

— Молчок! Не подбадривайте ее. Пусть эти дураки губят своего любимца.

Драко не мог сдержаться и восхищенно покачал головой:

— Ну и едок же он! Этот король — настоящий поджора!

Груб согласно кивнул головой:

— Можно еще сказать — обжора. Смотрите, Бахвал подозвал судью!

Судья с официальным видом выслушал просьбу короля:

— Э-э… жара, понимаешь, невыносимая. Как в печке сидишь… Я бы попросил, э-э, зонтик.

Судья отошел к борту ринга, где сидело еще несколько таких же важных береговых мышей — судейская коллегия. Они порассуждали, разводя лапами и тряся головами, после чего судья на ринге обратился к королю:

— Извините, ваше величество, но в правилах нигде не говорится, что вам можно сидеть под зонтиком.

Бахвал осушил еще один кубок и взялся за тяжелый фруктовый кекс.

— Н-ну л-л-ладн-но. А где в правилах написано, что мне запрещается сидеть под зонтиком? А?

Бахвал потихоньку стащил один из использованных платочков Дотти и теперь утирался им, искоса со скрытым торжеством Поглядывая на судью.

— Гм-м-м, да, ваше величество. Тогда мы так решим.

Если молодая особа тоже затребует зонтик, то вы оба их получите. Но если нет, то, к сожалению, вам тоже придется обойтись без зонта, чтобы оба оставались в равных условиях. Мисс Доротея, не желаете ли вы получить зонтик, чтобы прикрыть голову от солнечных лучей?

Дотти задумчиво ковыряла лесной пирог:

— Благодарю вас, не стоит. День так чудесен! Я наслаждаюсь этим по-настоящему летним солнцем, сэр!

Судья подошел к Бахвалу и пожал плечами: — Ничего не поделаешь, сир, юная особа не желает сидеть под зонтом. Придется вам продолжать соревнование, сидя на солнцепеке.

Бахвал, роняя крошки, повернулся к сопернице:

— Н-ну, все равно я тебя побью, кривляка-ломака. — И он опустошил подряд два кубка охлажденного вина, надеясь таким образом спастись от жары.

Наступил полдень. Солнце нещадно пекло макушки противников. Дотти насытилась «под завязку». Ни смотреть на пищу, ни нюхать ее, ни думать о ней не хотелось. Но приходилось есть, да еще и лучезарно улыбаться. Она поражалась, как Бахвал, потея и пыхтя, продолжал заглатывать пищу. Теперь он уже пожирал все подряд, без разбору. Пироги, пудинги, хлебцы, салаты, суфле, пирожные… Вино расплескивалось из кубка, но и внутрь попадало немало. Как и все мартовские зайцы, Бахвал был непредсказуем. Жуя клубничный слоеный торт, он вдруг подмигнул Дотти:

— Хочешь, э-э, перехитрить меня, малышка? Жуешь медленно? А я тоже могу жевать медленно. И сидеть здесь до заката.

Дотти отставила чашку мятного чая и взяла маленькое миндальное пирожное. Впервые Бахвал заметил на ее физиономии признаки беспокойства. Она тщательно вытерла ложку.

— Да пожалуйста. Мне совершенно безразлично, с какой скоростью вы уплетаете свою еду.

Бахвал торжествующе улыбнулся и стал жевать медленно-медленно. Он спокойно выцедил вино из кубка и не спеша взял медовик. Медленно-медленно сжевал его, запивая крохотными глоточками вина.

Солнце уже склонялось к закату. Большинство зрителей спряталось в тени береговых ив. Дотти боролась с тонким ломтиком сухого хлеба, ненавидя даже мысли о еде. Леволап и Лапоплет о ней забыли, сосредоточив все внимание на короле, подкладывая ему в тарелку пищу, подливая в кубок вино. И все время зевали. Рядом жужжали пчелы, воздух затих, остатки зрителей сонно молчали у края ринга.

И тут веки короля Бахвала начали слипаться. Он закивал головой, точнее — начал клевать носом. Изо рта выскользнул кусок пирожка с дикой вишней. Лапоплет подмигнул Дотти — та затаила дыхание. Недопитый кубок Бахвала опрокинулся, вино разлилось по столу, но он этого не заметил. Уши горного зайца опустились, и он захрапел.

Дотти вяло жевала, откусывая от того же кусочка хлеба. Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем лорд Броктри тяжело затопал к судье. Задремавший судья выпрямился и захлопал ресницами:

— Гм, сюда не следует входить зрителям, сэр.

Броктри согласно кивал головой:

— Понимаю и прошу прощения, но отсюда вам плохо видно, что один из соревнующихся перестал принимать пищу.

— Перестал, говорите? — Судья поспешил к столу. Дотти лапой с зажатым в ней куском хлеба указала на Бахвала.

— Извините, но, может быть, вы сумеете его разбудить?

Бахвал лежал головой в яблочном пироге и вовсю храпел. Судья озабоченно покачал головой, осторожно, чтобы не наступать на пищу, влез на стол и закричал:

— Мисс Доротея, гм, да, мисс Доротея объявляется победителем!!!

Далее он огласил все пункты и параграфы правил, установленных самим королем, и призвал судейскую коллегию утвердить результат.

Король Бахвал всего этого не слышал и не видел, он спал на своем яблочном пироге. Толпа горных зайцев погрузила его на тележку и увезла. Храпящего, измазанного яблочным пирогом. Побежденного!

Дотти с неудовольствием повела ушами и шепотом сказала:

— Знаете, у меня такое чувство, что мы сжульничали.

Лог-а-Лог Гренн заткнула бочонок. Она встряхнула его, прислушиваясь к плеску содержимого.

— Почти полбочонка вылакал, негодяй. Сжульничали? Ничего подобного. Я что, насильно вливала в него это вино? Он сам себя победил, своей беспечностью и бахвальством, так, Юкка?

Юкка в это время помогала зайчихе подняться. Ее обычно серьезные черты смягчились в улыбке.

— Вставай, вставай! Гренн, подхвати ее с другой стороны. Для исцеления необходима длительная прогулка. Если она не поможет, то у белок есть еще одно сильнодействующее средство для спасения обжор. Правда, Резвый?

Старый заяц хмуро покосился на Юкку. Еще бы он забыл!

— Топай, Дотти, топай, милая, пока лапы не оттопаешь. Иначе эти хвостатые отравители зайцев сварят тебе всю гадость, которая есть с лесу, а потом усядутся на тебя и заставят выпить.

Броктри и Груб следили, как зайчиха, пошатываясь, бредет между белкой и землеройкой. Барсук довольно сказал:

— Из нее получится хорошая королева, она смелая, решительная, сообразительная.

— А завтра еще один утл соревнований. Крохотная она, Бахвал вон какой здоловенный…

Броктри повернул голову к восседающему на рукояти меча Кеглюну:

— Ты, как всегда, прав, негодник. По правилам Бахвала, эти две победы ничего не стоят, если он победит завтра.

Барсук тяжело вздохнул. В его голове роились мысли. Он думал о старом отце, Каменной Лапе, о Саламандастроне. Об армии, которую он должен собрать, чтобы вернуть Саламандастрон. И все его планы, мечты и надежды связаны с Дотти. Да, она смелая, решительная. Но Бахвал — опытный боец, на его счету множество побед. И он не слишком честен. Может быть, Кеглюн прав? Может быть, Дотти слишком мала, слаба, неопытна для победы над королем Бахвалом Большие Кости в этом решающем туре состязаний?

25


Еще один враг появился у Унгатт-Транна в ту ночь, когда Гроддил сбежал из подземной пещеры. Разбитый, измученный, полностью истощенный, лис оказался в море. Полумертвого — но и полуживого — его вышвырнуло из туннеля, по которому он ковылял, все больше отставая от Фрола, несущегося вперед, вперед… прямо на крабов.

Течение сносило вцепившегося в какую-то деревяшку Гроддила к югу. Он наблюдал за исчезающим Саламандастроном и поклялся вернуться. Гроддил дрожал от холода, глаза разъедала соленая морская вода, но дух его пылал огнем мщения.

На следующий вечер Унгатт-Транн председательствовал на суде над четырьмя синими крысами. Их доставил Карангул, единственный, кроме Гроддила, лис на службе дикого кота. Карангул носил звание шеф-капитана, главы всей громадной транновской флотилии.

Дотошный и въедливый, он следил за каждой мелочью на своих судах, тщательно соблюдал все законы и правила, установленные хозяином. Мало что ускользало от его внимания.

Странным скрипучим голосом он дал показания:

— В чем обвиняются эти ничтожества, ваше величество? Сообщаю. Они ловят рыбу, утаивают ее и съедают.

Четыре преступника стояли перед Унгатт-Транном на коленях. Их шеи обматывала одна толстая веревка. Дикий кот какое-то время наблюдал за своими пауками, потом повернулся к крысам, как будто только что их увидев.

— Знаете ли вы, что следует делать с каждой пойманной рыбой? — вопросил он.

Карангул пнул ближайшую к нему крысу:

— Ты отвечай!

— Отдавать ее капитану рыболовного отряда, — гнусаво прозвучало в ответ.

В голосе дикого кота не было гнева. В нем вообще не было никаких эмоций.

— Стало быть, ты знаешь закон. Почему же ты его нарушил и съел рыбу?

Не дожидаясь пинков, другой связанный поднялся и с мрачным вызовом ответил:

— Потому что нам два дня не давали ничего есть. Мы голодаем!

Унгатт-Транн улыбнулся, и крысы содрогнулись. Они знали, что обещала эта улыбка.

— А что, я очень уж жирный, упитанный, да? Или фрагорль? Или ваш капитан? У всех трудности с питанием, пока мы не наладим снабжение. Но мы не воруем пищу изо рта своих товарищей. Именно поэтому мы — избранные. — Он скипетром дал знак Фрагорли. — Прикажешь капитанам завтра перед приливом собрать народ на берегу. Эти четверо послужат примером. Их казнь будет публичной. Увести их и охранять как следует. Карангул, останься.

Когда охрана увели пленников, а Фрагорль удалилась, чтобы исполнить приказание, Унгатт-Транн обратился к шеф-капитану:

— Что на кораблях? Пахнет бунтом?

— Пока что нет, ваше могущество. Я на них давлю, но без пищи… Они шепчутся, мечутся, конечно, воруют, если могут. Пища нужна, как воздух!

Пружинисто спрыгнув с трона, дикий кот понесся к дверям.

— Следуй за мной! Я, кажется, нашел решение.

Карангул, в отличие от Гроддила, калекой не был, но поспевать за хозяином вверх по лестнице оказалось не так уж просто.

Капитану охраны, стоявшему внизу, Транн тоже кивком приказал следовать за ним.

Ухопарус подбежала к Жесткому и потащила его прочь от окна.

— Прячься! Кто-то идет!

Жесткий забежал за спины стариков и спрятался в углу. Он слышал, как в старом ржавом замке заскрипел ключ. Зайцы стояли плечом к плечу, впереди — Ухопарус и Торлип. Дверь распахнулась, в камеру ворвался капитан стражи с копьем наизготовку и заорал:

— Всем назад! Стоять смирно!

Спокойно вошли Унгатт-Транн и лис с жесткими чертами физиономии.

Торлип шагнул вперед и возмущенно заговорил:

— Я требую нас накормить. Нам за все время выдали лишь ведро воды. Это позор, сэр!

Капитан сбил его на пол древком копья.

— Молчать! Кто еще пикнет — убью на месте!

Ухопарус и еще несколько зайцев склонились над упавшим. Унгатт-Транн повернулся к лису и улыбнулся, указывая на зайцев:

— Как?

— Отлично, ваше могущество! — кивнул лис.

Они тотчас покинули помещение, снова заскрипел ключ. Торлип сел, потирая распухшую щеку. Жесткий заспешил из своего укрытия, озабоченно бормоча:

— Ну, и как вы думаете, что они замыслили, а?

— Я, кажется, понял, для чего они нас тут примеряли, но проверять мы это не будем, — бросил Жесткий Унылле, помогая Торлипу подняться на ноги. — Уже темнеет, скоро подойдет Брог с выдрами. Ухопарус, надо испортить замок. Чем бы его заклинить, чтобы они не смогли к нам вломиться не вовремя?

— Сейчас подумаю. — Ухопарус подошла к двери и согнулась над замком.

— Я привязываю веревку. Торлип, если тебе лучше, построй всех в живую очередь, — продолжал распоряжаться Жесткий. — Самых слабых и больных спустим первыми, а остальные спустятся сами.

Ухопарус хмурилась над замком.

— Унылла, дай мне, пожалуйста, свое ожерелье!

Толстуха Унылла испуганно схватилась за шею:

— Что ты, что ты! Мне его оставила мамочка, его еще прабабушка носила! Это фамильная драгоценность, я ни за что с ней не расстанусь!

Ухопарус шлепнула Уныллу по лапе и содрала ожерелье с ее шеи. Покатились по полу оторвавшиеся бусины.

— Не валяй дурака, когда речь идет о жизни и смерти. И не только о твоей! У кого есть что-нибудь пушистое?

— Вот, у меня шаль. Противная, колючая… Она мне все равно никогда не нравилась… Сколько сезонов ни ношу…

— Спасибо, одного уголка хватит… И заодно булавку, которой ее скрепляешь… Хорошая, острая.

Булавкой Ухопарус запихнула в замочную скважину кусок шали, густо напичкав его шариками от ожерелья. Она трудилась, пока дырка не оказалась плотно закупоренной.

— Пусть теперь попробуют засунуть ключ!

Последние золотые и алые лучи солнца растаяли на западе, на темно-синее небо выплыл узкий серп бледного месяца. Неожиданно окно закрыл своим мощным корпусом Руланго.

Жесткий облегченно вздохнул.

— Рад тебя видеть, дружище! Брог с командой тоже тут?

Цапля энергично кивнула и улетела.

Заяц поплевал на лапы и потер их одну об другую:

— Мадам Унылла, прошу вас, мэм! Вы — первая.

Как только веревка обвила то место, где у Унылы когда-то давным-давно была талия, она запричитала и заныла:

— Ой, ой! Нет, нет! Не могу! Упаду! Не пойду! Остаюсь! Ай!

Торлип возмущенно уставился на Жесткого:

— Ударить даму! Фу! Как тебе не стыдно!

Жесткий не слишком ласково щелкнул Торлипа по носу:

— Ну-ну, я ее вовсе не ударил, просто хлопнул по нужному месту, чтобы узел сел правильно, Как видишь, очень помогло. Тебе тоже надо будет так помогать?

Торлип только покачал головой и сам принялся помогать Жесткому и Ухопарус спускать тяжеленную Уныллу.

Наконец Унылла благополучно приземлилась, и дальше все пошло гладко. Через час спустились все старички и половина зайцев покрепче и помоложе. Вдруг Торлип предостерегающе поднял лапу:

— Ш-ш-ш, эти двое снизу… Рваный Крюк, или как его, и его проклятый братец.

Жесткий замер. Он тоже услышал голоса.

— Они могут увидеть в окно… Торлип прислушался:

— Да они не внизу, они здесь, за дверью! Продолжаем! Из-за двери слышался голос Рвущего Клыка:

— Ну, золотой у меня братец. Надо же, стырить ключ у капитана! Давай, давай скорее попробуем!

Последовали скрип, царапанье, пыхтенье, послышалось несколько весьма крепких выражений. Потом захихикал Свирепый Глаз:

— Ги-ги-ги! Ловкий у меня братец. Добытчик! Три бусины раздобыл и кусок одеяла… пуши-и-истый!

— А ты следи лучше, как бы капитан охраны не приперся! Твоя идея, дубина крепкоголовая! «Выберем себе пожирнее», кто сказал? Кто говорил, что зайцы завтра все равно пойдут в котел?

— Ладно, не ори, дай я попробую провернуть этот ключ.

Жесткий подтолкнул к окну следующего зайца:

— Давай, давай. Шевели лапами. Дело к развязке близится.

Послышались удары торца копья о толстую деревянную дверь. Жесткий следил, как заяц, прильнув к веревке, быстро спускался. Прикинув, что заяц уже достаточно далеко, Жесткий кивнул следующему. Снаружи раздался треск и возмущенные возгласы:

— Что сделал, дубина! Сила есть — ума не надо, да?

Сломал ключ… Как мы его достанем?

— Откуда ж я знал, что эта ржавая закорючина сломается! Ладно, выломаем дверь, а?

В камере осталось только три зайца. Жесткий подтолкнул следующего к веревке. Спор между крысами разгорался.

— Выломаем дверь? И что получится, дурья твоя башка? Я тебе скажу. Как мы раньше-то не подумали! Нас двое с двумя копьями, а там шесть десятков зайцев, дурень!

После этого послышались лязг железа и удары копий древко о древко.

Жесткий кивнул Торлипу:

— Ну, завершаем. Давай, приятель!

— Нет, я после тебя.

— Хватайся за веревку, Торлип! Не время раскланиваться и расшаркиваться. Пошел!

Боксер внимательно следил за натянутой веревкой, потом решил, что Торлип уже достаточно далеко спустился, и решился оставить ненавистную тюремную камеру. Снаружи продолжалась возня морских крыс.

Под шум боя под дверью Жесткий вскочил на подоконник, крепко схватился за веревку и полез вниз.

— Раскроил череп? Да это просто царапина! Шишка какая-то, и крови нету никакой. Ты куда, Глаз? Вернись!

Свирепый Глаз понесся прочь, но у лестницы обернулся, высунул язык и крикнул:

— Кривоклык!

Этого Рвущий Клык стерпеть не мог. Сжав копье, он рванулся в сторону брата.

— Ну, вот теперь твой череп точно пропал!

Жесткий последним добрался до земли, прямо в объятия Брогало.

— Рад тебя снова видеть, друг!

— Спасибо тебе за помощь, Брог. Теперь я могу сказать, что сдержал свое обещание. Лорд Каменная Лапа был бы доволен. В Саламандастроне больше нет зайцев.

— Ох, что ж хорошего! В нашем доме хозяйничает нечисть, — плакала, утираясь передником, Унылла.

Жесткий ободряюще похлопал ее по плечу:

— Успокойся, мы еще вернемся в Саламандастрон. Это я тебе обещаю.

26


Наступило прекрасное летнее утро. Легкий кий ветерок овевал побережье. После утомительного спуска с горы и длительного марша в пещеру выдр старики совершенно выдохлись, Дерви пришлось устроить несколько непродолжительных привалов. Еще не отзвучали приветствия и представления, когда вернулся Брог. Он подошел к Жесткому и поднял лапы, словно в отчаянии:

— Сезоны Соленого Моря! Жесткий, приятель, ты бы лучше потерял старуху Уныллу по дороге. Теперь у нас будет уже три плаксы у костра.

Жесткий похлопал шкипера по мускулистой спине:

— Надеюсь, они не затопят пещеру своими слезами. А сейчас, я думаю, надо расспросить Торлипа и Ухопарус, что они смогли узнать во время своего плена в горе. Может быть, и узнаем что-нибудь полезное, а, командор?

Брог угрожающе взмахнул хвостом, но Жесткий увернулся, и они направились к двоим только что упомянутым зайцам.

Костры вечером едва горели, Блинч, Фрукч и Унылла, все еще растроганно всхлипывая, затеяли выпечку хлеба для завтрака. Жесткий и Брог долго и внимательно слушали зайцев. Потом Ухопарус и Торлип отправились спать, а Жесткий и Брог все сидели и строили военные планы.

— Вот такое положеньице, командор. Что будем делать?

Брог подбросил в огонь несколько сухих сосновых шишек.

— Нам ясно, что у синих нет еды. Такую уйму войска прокормить не шутка! Транн вышлет отряд собирать съестное, никуда не денется. Понимаешь, о чем я думаю?

Жесткий мрачно улыбнулся:

— Да, Брог, я понял. Мы не можем напасть на гору, но можем заморить их голодом.

— Точно так, приятель. И вот как мы это сделаем. Руланго будет следить за ними с воздуха. А летать он может о-очень далеко. Как только он увидит отряд, сразу сообщает нам, куда он двигается.

Жесткий с жаром продолжил:

— Мы на них нападаем, отбираем провизию, отходим…

Нападаем там, где нас меньше всего ожидают… Выбираем самый выгодный момент…

Брог подпихнул выпрыгнувшую из костра шишку обратно в огонь.

— Армия воюет желудком. Посмотрим, как они повоюют пустым желудком. Мы можем им помешать и на море. Мы в море у себя дома, знаем о нем больше, чем эти синие о земле.

Жесткий и Брог ударили по рукам:

— Поучим их воевать, друг.

— И уроки наши будут для них не из легких.

Солнце катилось к полудню, когда дверь в заячью камеру взломали. Унгатт-Транн с безразличным видом уставился в пустоту. Он вошел в камеру, не спеша приблизился к окну и перегнулся через подоконник. Фрагорль, капитан охраны и караульные крысы стояли в проходе, понимая, что гнева властителя не избежать. Они надеялись только на то, что наказание будет не очень ужасным.

Транн снял шлем, закрыл глаза и медленными движениями лап помассировал виски. Наконец заговорил, сдавленно, с присвистом:

— Мне неинтересно, кто украл ключ. Мне плевать, кто сломал его в замке. Мне не нужны ваши объяснения и оправдания. Я не хочу знать, как удрали зайцы и куда они делись. Я хочу, чтобы шесть десятков зайцев были снова здесь.

Берите войска, прочесывайте побережье, ищите в глубине морской. Но сначала сходите вниз на берег и посмотрите, что произойдет с теми четырьмя, которые без спросу съели пару-другую рыбешек. И задайте себе вопрос, что ожидает тех, кто прохлопал шестьдесят ценных пленников. Все поняли?

Когда дикий кот вышел из горы, к нему подскочил капитан Карангул:

— Ваше могущество!

— Ну, что еще случилось? — недовольно повернулся к нему Транн.

— Обнаружены патрульные-дезертиры. Дикий кот чуть было не вздохнул облегченно.

— И где их обнаружили? Кто их нашел?

— Они подошли к главным воротам. Двое патрульных солдат задержали их.

Дикий кот раздраженно перебил его:

— Значит, двое патрульных, вместо того чтобы обходить гору, грелись у костра возле главных ворот. Да еще и спали, наверное. Те двое придурков их разбудили, и они с перепугу арестовали дезертиров. Так?

— Да, ваше могущество.

— Где дезертиры?

— Согласно правилам, установленным вашим могуществом, дежурные патрульные убили их на месте.

Дикий кот царапнул песок, оставив на нем глубокую борозду, и прошипел:

— Ну почему вокруг меня одни идиоты?

— Что, ваше могущество?

— Ничего, капитан. Этих дежурных привязать к четырем рыбокрадам и казнить всех вместе. Пусть Фрагорль зачитает там, за что их… сон на посту, нарушение воинского долга… и так далее, и так далее. Мне есть чем заняться и без этого. Капитан, до того как ты поступил ко мне на службу, чем ты занимался?

Карангул показал поблекшую татуировку на лапе и дырку в ухе, в которой когда-то болталась латунная серьга.

— Я был пиратом, сир.

Построенные на берегу Синие Орды внимательно следили, как их вождь серьезно беседовал с капитаном.

— Никогда не доводилось встретить барсука?

— Только один раз.

— Воин, в расцвете сил, с двуручным мечом за спиной?

— Нет, ваше могущество, это была старая мертвая барсучиха.

Транн тут же утратил всякий интерес к беседе и зашагал к месту казни. Крысы слышали, как он бормотал, проходя мимо:

— Не вижу твоей физиономии… но каждую ночь ты передо мной. Никто о тебе не слышал. Но мы встретимся, да, встретимся, барсук. И перед смертью ты увидишь, как выглядит дикий кот.

Полуденное солнце перевалило за зенит, когда вернулся Руланго. Брог ждал его у входа в пещеру. Он тут же разгладил песок поровнее, чтобы птица могла нарисовать свои сообщения. Внимательно следил шкипер за рисунком, возникавшим перед ним на песке.

Из пещеры вышли Жесткий и Фрукч. Заяц что-то жевал с довольным видом. Мамаша Фрукч несла в лапах тарелку. Жесткий отправил в рот остаток и облизал лапу.

— Буково-ореховое, так, мэм? Ваш собственный рецепт, конечно. Понятно, почему Брог отлично выглядит, вы его так кормите…

— Так что у вас тут? — ткнул лапой в песок Жесткий.

Брог понизил голос:

— Знаешь, что этот дикарь сделал с шестерыми из своего войска? Связал их вместе, привязал к скалам и утопил в приливе. А все остальные синие, построенные на берегу, смотрели и слушали, как те вопят. Что может заставить зверей служить такому хозяину?

Жесткий водил лапой по песку.

— Кто знает? Страх, желание оказаться на стороне завоевателя, который всегда побеждает. Может быть, к нему присоединяются такие же злые и жестокие, как он сам…

Капитан Брог расправил плечи:

— Пора нам начинать действовать, Жесткий. Давай осмотрим свое войско. Что у нас там есть, кроме вилок и ножей?

27


В полдень третьего дня соревнования при дворе короля Бахвала Большие Кости готовились к началу Единоборства. Зрители подтягивались к арене, занимали места на склоне холма и на ветвях деревьев. Но веселого праздничного настроения не чувствовалось. Ведь предстояло серьезное событие. От исхода боя зависело, кто овладеет короной. Полуденное солнце сияло над торжественно притихшей толпой. Беглый шепот сопровождал Бахвала, когда он с секундантами проходил через расступавшуюся толпу.

Для этого случая горный заяц снял свой широкий пояс, обнаружив объемистое брюшко, которого еще никто не видел.

Бахвал перепрыгнул бревно, швырнул плащ секундантам. Воткнув скипетр между бревен, он аккуратно повесил на него украшенную лавром корону. Кивнув судье, он с мрачной физиономией уселся на бревно. Покосившись на солнце, он подумал, как лучше встать, чтобы лучи не били в глаза. Публика шепталась. Дотти еще не было. Бахвал сидел неподвижно.

Со стороны реки лорд Броктри и другие секунданты вели зайчиху. Публика расступалась и пропускала их к рингу. Груб ступил на арену, за ним — Дотти и Гурт. Зайчиха была одета в скромную зеленую тунику. Она села на бревно напротив короля Бахвала, почти не удостоив его взглядом.

Прошлепав к середине арены, судья начал свою речь:

— Добрые звери, внимание! Сегодня день Единоборства, правила которого таковы: никакого оружия и снаряжения…

Бахвал встал и прервал его:

— Да ладно, кончай надрываться. Правила все уже наизусть знают. Давай начинать.

Судья убрался с ринга под одобрительный шум публики. Груб махнул зайчихе и вместе с остальными покинул ринг.

— Ну, не оплошай. Помни свою роль.

Дотти вскочила, прыгнула к прокарябанной в земле черте, наступила на нее и крикнула своему противнику:

— Давай, Бахвал, иди сюда, к черте, я уже жду!

Горный заяц медленно зашагал к Дотти, но лапу на черту не поставил. Видно было, что он стал осторожнее.

— Ты маленькая хитрюга, но меня тебе не одурачить.

Что-то вы с друзьями придумали, сдается мне. А что говорят правила? Э-э, сейчас напомню. Они говорят, что король имеет право выбрать, драться у черты или свободно двигаться по рингу.

Он улыбнулся, заметив на физиономии соперницы разочарование:

— Вот что, крошка, мы будем двигаться свободно. Ну-у-у, не надо так расстраиваться из-за пустяка.

Дотти вызывающе дернула обоими ушами:

— Как бы вам не пришлось расстраиваться, сэр!

Бахвал действительно какое-то мгновение выглядел расстроенным, рассматривая свою здоровенную левую лапу.

— Сама напросилась. Что мне за радость — уложить тебя здесь… Я никогда еще в жизни не ударил зайчиху!

Ну ладно, обещаю не бить тебя слишком сильно.

Дотти придвинулась к нему:

— Вот спасибочки. А я обещаю вообще не дать вам меня ударить. Ну, так долго мы еще будем шевелить языками, вместо того чтобы дать волю лапам?

Дотти была готова. Она видела, как пришла в движение мощная узловатая лапа. Упав под своего противника, она сбила его наземь, вскочила и рванулась прочь. Толпа заревела:

— Го-го, вида-а-ал? Как она его!

— Ух ты, и даже почти не стукнула! Га-га-га!

Бахвал вскочил, отряхивая пыль с хвоста, и бросился за зайчихой, как взбешенный бык. На этот раз она стояла как вкопанная до того момента, когда он оказался почти над нею. Она снова упала на спину, выбросив перед собой обе задние лапы. Собственный вес и инерция тела несли Бахвала вперед. Лапы Дотти вошли в его живот, Бахвал кувыркнулся через зайчиху и грохнулся на спину, подняв облако пыли. Дотти снова вскочила и понеслась прочь.

На этот раз противник вскочил не так живо, одной лапой он держался за живот. Он больше не торопился, а зажал Дотти в угол и сам хлопнулся на спину, нанеся длинными задними лапами удар по нахальной противнице.

Бум! Король взвыл от боли. Дотти подскочила, и лапы противника врезались в бревна ограждения. Зайчиха перескочила через лежащего Бахвала и направилась к центру ринга. Бахвал задержался, чтобы вытащить из лапы занозу, и, прихрамывая, направился за Дотти.

Бахвал с горящими от гнева глазами остановился напротив Дотти.

— Получай, нахалка! — Он выбросил левую лапу. Дотти пригнулась, услышав свист воздуха над головой. Не разгибаясь, она вспомнила уроки близнецов: раз, два, три! — забарабанила она по животу, выпирающему у нее перед глазами. Правая лапа Бахвала врезалась ей в скулу. Из глаз посыпались звезды, шум толпы вдруг отдалился. Левая Бахвала скользнула по голове и сжалась на шее у Дотти.

— У-у-у, так ее, ваше величество!

Ревущая тьма заполнила мозг Дотти, когда Бахвал усилил захват. Смутно различила она, как близнецы кричат в один голос:

— Хлебная корзинка! В хлебную корзинку!

Она поняла, что от нее требуют. Изо всех оставшихся сил она врезала правой лапой в королевский живот. Противник ослабил хватку, и Дотти оказалась сзади. Сильным ударом она сбила его с ног, и он рухнул, уткнувшись носом в землю.

Через мгновение Бахвал вскочил, выплевывая землю и протирая глаза. Еще не выпрямившись, он рванулся на зайчиху тараном, вперед головой. Надо было действовать быстро. Дотти втянула живот, отпрянула. Голова горного зайца скользнула по ее бедру, и зайчиха нанесла двойной удар сверху, по его затылку.

Раз! Два!

Так и не выпрямившись, Бахвал пронесся по инерции еще три шага — и рухнул.

Толпа замерла. Дотти подошла к поверженному королю. Тишину прорезал голос из толпы:

— Прикончи его!

Дотти обернулась на крик:

— Попробуй сам! Давай, вперед. Этот заяц — могучий боец. Он тебя сам прикончит, даже сейчас, не вставая.

Нагнувшись, она попыталась поднять Бахвала, но свалилась рядом. Горный заяц приоткрыл один глаз и криво улыбнулся:

— Спасибо на добром слове, крошка!

Лорд Броктри и Груб подвели Бахвала к ограждению. За ними хромала Дотти, поддерживаемая Гренн и Юккой. Победительница и побежденный сели рядом, освежаясь водой из одного ведра. За ними стояли Броктри и Груб, сдерживая толпу, распираемую восторгом. Каждый хотел прикоснуться к бойцам.

— Ну, здорово! Век не видал такой потасовки!

— Да-а, об этой схватке будут рассказывать еще долгие сезоны!

— Храбро дрались! Ничего подобного в жизни не видел.

Бахвал положил лапу на плечи Дотти:

— Ты меня победила по всем статьям. Никто больше тебя не достоин моей короны. О, какая ты роковая красавица!

— А вы храбрый и могучий воин. — Она передала корону и скипетр лорду Броктри. — Вот, милорд, эти штуковины. Хотела бы я знать, на что они пригодны.

Бахвал удивился:

— Ты что, не хочешь их получить?

Дотти покачала головой:

— Пожалуй, нет. Ведь задумка была не сделать меня королевой. Нам нужен как раз такой лихой воин, как король Бахвал, у которого в распоряжении настоящая армия.

Бывший король задумчиво пожал плечами:

— Вообще-то у меня тоже был кое-какой замысел.

Я отправился бы на поиски своего врага.

Броктри похлопал Бахвала по плечу:

— Ваше время пришло. Вы сможете помочь нам со своим войском освободить Саламандастрон от полчищ Унгатт-Транна.

— Унгатт-Транн, дикий кот! Это как раз тот враг, которого я должен найти и уничтожить!

Дотти удивленно уставилась на горного зайца:

— Не может быть! Вы шутите, сэр!

— Какие шутки, крошка! Пощупай мою спину.

Сквозь мех на спине Бахвала прощупывались зарубцевавшиеся шрамы.

— Это его работа?

— Меня лупили моим собственным мечом, пока он не сломался. Они прогнали зайцев из Северных Гор. Бил по приказу самого Унгатт-Транна лис Карангул. Вряд ли он спал бы спокойно, если бы знал, что я еще жив. Он думал, что забил меня до смерти.

Дотти ощутила прилив жалости. Она сжала большую лапу Бахвала, покрытую шрамами:

— Нам надо о многом поговорить. Поужинаем под старыми ивами, хорошо? По-моему, там затевается пирушка в честь победительницы.

Бахвал уже пришел в себя и небрежно махнул лапой:

— Да, с этими драками проголодаешься! Веди меня, мой друг Броктри, вашему столу грозит опустошение!

Первые птицы уже защебетали, приветствуя восходящее солнце, и прервали сон роковой красавицы. Но Дотти сама собиралась встать пораньше, чтобы не проспать события, приближение которых она чувствовала. Зайчиха присоединилась к Броктри, который во главе группы вождей стоял на скале, выступающей из склона холма. Броктри опирался на свой боевой меч, Кеглюн оседлал его ступню. Барсук терпеливо ждал, пока к ним подтянутся оставшиеся сони, и кивнул Бахвалу.

— Слушайте, ребята. Здесь у нас старый заяц с горы. Он хочет обратиться ко всем воинам. Я уверен, что вы его вы слушаете. Ну-у, а там судите сами, я вам больше не король.

Бахвал уступил место на краю выступа Резвому. Старый заяц стоял с короной в лапе.

— Гора Саламандастрон, вот я откуда, во. Да вы уже знаете небось. Здесь есть и такие, кто там родился. Их отцы и деды — мои друзья. И все оставшиеся там зайцы, если они еще живы, сейчас — рабы и пленники дикого кота Унгатт-Транна и его Синих Орд. — Он переждал, пока уляжется возмущение, и продолжил: — Вижу, что вы знаете этого негодяя. Когда Бахвал был королем, он хотел повести свою армию против Синих Орд. Решение не изменилось, только поведет вас не король, а законный наследник Саламандастрона лорд Броктри.

Его последние слова утонули в криках приветствия. Резвый поднял корону.

— Послушаем, что говорит закон. Вы еще помните стихи, которым вас учили старшие?
		Лихие мы ребята,



		И каждый в бой готов.



		И преданы мы свято



		Короне Барсуков.








Слышали вы их? И вот перед вами лорд Броктри из Брокхолла, лорд Саламандастрона по рождению и по праву. И вот его корона, которую для него добыла его храбрая воительница Доротея Дакфонтейн Дилворти, символ его как вождя.

Резвый передал корону барсуку, на которого обратились все взоры. Сняв с короны лавровые листья, Броктри сбросил их наземь. Мощными лапами он размял корону в узкую двойную полоску, которой обернул рукоять своего меча, без всяких усилий, как будто это был ивовый прутик. После этого зазвучал громовой голос барсука:

— Друзья! Воины! Добрые звери! Я собираюсь сокрушить злобного Унгатт-Транна. Я собираюсь вернуть себе гору, занятую его Синими Ордами. Не откладывая, сегодня, сейчас! Те, кто пойдет со мной, для вас этот боевой клич: еула-ли-а!

И воздух взорвался оглушительным ревом:

— Еула-ли-а!

Вокруг бряцали мечи, рапиры, пращи, копья, луки, щиты, дротики и просто клацали оскаленные зубы. Громадные лапы Броктри вздымали столбы пыли, взметнувшийся меч метал отраженные молнии солнечных лучей, он как будто стал маяком для всех собравшихся.

— Еула-ли-а! Еула-ли-а! Еула-ли-а!

Не отставал от всех и старый Резвый. Дотти увидела, что в его глазах блеснули слезы. Он потрясал коротким беличьим копьем и между боевыми кличами бормотал:

— Я не подведу вас, милорд Каменная Лапа. Я возвращаюсь домой… Еула-ли-а!




КНИГА ТРЕТЬЯ.

ЛОРД БАРСУК ПОЯВЛЯЕТСЯ, или ШАЛЬ ДЛЯ ТЕТИ БЛИНЧ


28


На полянке в редкой рощице к югу от Саламандастрона отдыхали около трех десятков синих крыс во главе с горностаем капитаном Злюгой. Они собирали съестное, и очень успешно, если судить по увесистым рюкзакам. Злюгу недавно произвели в офицеры, и он очень старался. Он был доволен результатами работы, но голод давал себя знать. Крысы его тоже голодали. Злюга шагал между мешками, проверяя, крепко ли они завязаны, и чувствуя на себе мрачные взгляды подчиненных. Еще бы, у них такая возможность наесться до отвала, а приходится тащить добычу к горе, чтобы там сдать снабженцам Унгатт-Транна. Назревал бунт, и капитан сделал попытку задобрить своих бойцов:

— Ну, ребята, сегодня вы на славу потрудились. Не удивлюсь, если вас всех повысят в звании.

Один из вояк плюнул, чуть не попав на лапу Злюге.

— Повысят! Что проку? Звание жрать не станешь.

Командир нервно засмеялся и обратился к другой крысе:

— Ты сегодня прыгал по дереву, как белка. Где ты научился так лазить, приятель?

Вместо ответа спрошенный нагнулся к мешку и начал его развязывать. Злюга понял, что пора напомнить, кто командир. Он рявкнул прямо в ухо наглецу:

— Ну-ка прекрати, не то я доложу о тебе!

Крыс вытащил яблоко и криво усмехнулся:

— Слыхали, ребята, новый капитан хочет меня зало жить. Если доберется живым, конечно.

Яблоко полетело бы прямо в пасть Злюги, но тут в лапу с яблоком врезался камень, запущенный из пращи. Синий вскрикнул и уронил яблоко.

— Ни с места или смерть!

Из-за кустов появилась фигура в лыковом плаще с капюшоном. Лицо неизвестного было закрыто камышовой маской, лапа его поигрывала хлыстом.

— Кородеры! — выдохнул Злюга, ужаснувшись.

Из-за маски послышался смешок. Бич щелкнул перед носом капитана.

— С первого раза угадал, негодяй. Вы окружены шестью десятками кородеров, точно. Пригнуться, живо, если головы дороги!

Как по команде крысы втянули головы, на которые посыпались листья и веточки, сломанные залпом камней. Перед носом Злюги в землю вонзились четыре стрелы. Бич снова щелкнул, обвившись вокруг лапы кородера.

— Ну, горностаюшка, я тебя сейчас спрошу. Простенький вопрос: жить хотите? Не слышу!

С начала лета кородеры преследовали продовольственные отряды Унгатт-Транна, наводя ужас на крыс. Они как-то успевали везде. Злюга знал о печальной участи несчастных, вздумавших оказать сопротивление разбойникам в коричневых лыковых балахонах. Дрожащим голосом капитан залепетал:

— Н-н-не убивайте нас. М-м-ы жить хотим. Чт-т-то нам прикажете сделать?

Появились и другие члены шайки кородеров, ощетинившиеся луками, дротиками и мечами. Вожак подтянул капитана поближе:

— Все оружие бросить! Форму снять! Пошевеливайтесь!

Повторять не пришлось. Крысы побросали оружие и торопливо стаскивали форму. Сбившись в кучки, они ожидали следующей команды.

— Нанизывайте эти мешки на копья! По три на древко!

Когда и это было исполнено, крыс уложили ничком на землю. Расхаживая между ними, вожак громко советовался со своей шайкой:

— Ну, что с этой шушерой сделаем, ребята? Ответ последовал немедленно:

— Связать, камень на шею и утопить!

— Не-а, так и Транн с ними поступает. Мы ж не такие гады.

— Ну-у, тогда привязать к деревьям и поупражняться в стрельбе из луков. Я люблю стрелять в синее!

Атаману пришлось несколько раз щелкнуть бичом, чтобы прекратить поднявшиеся вопли и мольбы.

— Заткните глотки, нечисть окаянная! Стрел на вас жалко, поэтому оставим в живых, ладно уж.

Он пинком поднял капитана и заставил его построить крыс лицом к морю, колонною по три. Без всякого почтения схватив капитана за загривок, атаман заставил его повторить приказания.

— Мы т-топаем прямо в море. Вправо-влево не смотрим, иначе мы — т-трупы. Мы заходим в воду по го-горло и по морю направляемся к горе. Я до-должен доложить Унгатт-Транну, что встретился с кородерами, и с-сказать, что он паршивый к-кусок к-крабьей наживки и что он сдохнет с голоду со своей гнусной армией.

Над головами крыс на прощание еще раз щелкнул бич.

— В следующий раз поймаем — живьем зажарим. Шаго-ом… арш! Ать-два! Ать-два!

Крыс не надо было подгонять. Они резво преодолели прибрежные валуны, пересекли берег и, не оборачиваясь, зашлепали по воде.

Брогало снял камышовую маску и повернулся к Жесткому:

— Еще одна победа кородеров. Ты заметил, какие они стали тощие?

Жесткий задумчиво наблюдал за удаляющимися в полосе прибоя крысами:

— Они должны отощать еще больше, прежде чем мы разделаемся с ними окончательно. Сколько, ты сказал, нас было? Шестьдесят?

Брог огляделся. Их «шайка» насчитывала двадцать два разбойника, включая и Брога с Жестким.

— Ну, я подумал, что шестидесяти хватит. Хотел было я ляпнуть «сто!», но подумал, что врать нехорошо.

— А неплохо было бы иметь сто лап, чтобы утащить все эти припасы, — проворчала Виллип, показывая на кучу оружия и мешков со съестным. — Ну ладно, своя ноша не тянет. Слушай, Жесткий, давай следующей партии завяжем глаза и заставим их тащить все это в лагерь.

Брог поднял один конец копья с нанизанными на древко мешками.

— Ну давай, Виллип, впрягайся, а то на ужин опоздаем.

— Ух ты, Брог, я с чего-то почувствовала себя моложе.

— Конечно, раз речь шла об ужине. Я всегда думал, что выдры — страшные обжоры, пока не встретил зайцев.

Мягкий летний вечер клонился к ночи. Унгатт-Транн стоял на пляже вместе с Гранд-Фрагорлью и Карангулом, ожидая, пока пришлепают к нему по воде капитан Злюга и его команда. Странно и жалко они выглядели. Морская вода смыла всю краску с их тел, лишь головы остались синими. Злюга выбрался из воды и отсалютовал Унгатт-Транну. Он еле стоял на ногах от усталости.

— Ваше могущество, мы попали в засаду…

Унгатт-Транн шевельнул лапой:

— Догадываюсь, капитан Злюга. Снова кородеры. И сколько их было? Сто, двести?

— Никак не меньше сотни, ваше могущество. Их главарь приказал мне вам передать…

Дикий кот гневно дернул хвостом:

— Можешь не трудиться, если это одни оскорбления.

Живо убирай своих обормотов вон отсюда, чтобы остальные не видели этого позора. Клоуны какие-то!

Злюга поклонился, отсалютовал и рысью погнал своих горе-вояк в гору.

И снова Унгатт-Транн в бывшей спальне лорда Каменной Лапы внимательно следил за пауками. Его помощники молчали и, моргая от дыма, плавающего в помещении, ловили каждое движение повелителя.

Дикий кот показал вверх:

— Молодым паукам никогда не удается поймать муху.

У старых это получается сразу. Наверное, они более опытны, вот причина. Они злее, беспощаднее. Как вы думаете?

Карангул кивнул:

— Да, вы правы, ваше могущество.

Транн повернулся к капитану:

— Ты беспощаден. Но ты мне нужен здесь. Зря я послал за припасами послушных и исполнительных новоиспеченных капитанов. Это моя ошибка. Здесь нужны злые, жестокие, которые гнут и ломают правила в своих интересах. Морские крысы и пираты, вот кто нам нужен. Так, Карангул?

На суровой морде лиса появилась дьявольская усмешка:

— Да, могущественный. Ходил я с такими в старые добрые дни…

Дикий кот провел лапой по усищам.

— Да, друг, да, охотно верю… — Он снова задумался. — Фрагорль, прикажи-ка охране привести сюда тех двух «морских братьев», которых я разжаловал и арестовал. И жратвы из кухни — хорошей, доброй, а не рыбьих голов и травы тушеной.

Клык и Глаз были уверены, что дикий кот вызвал их для предания медленной и мучительной смерти. Они отбивались от охраны, кусались и вырывались, когда их волокли к повелителю. И безмерно удивились, когда Унгатт-Транн приказал снять с них цепи и отпустил охрану. Тяжело дыша и отдуваясь, они бросали быстрые злые взгляды на пищу и на хозяина. Транн кивнул на поднос с бутылью сливового вина и последними ватрушками поварихи Блинч:

— Проголодались? Подкрепитесь.

Они подозрительно косились на него. Карангул взял бутыль и отхлебнул из горлышка. Потом откусил от ватрушки.

— Не бойтесь, не отравлено.

Братцы набросились на еду, толкаясь и вырывая из лап друг у друга бутыль. Унгатт-Транн следил за ними так же, как за своими пауками, изучающим взглядом.

— По справедливости вы бы должны уже быть покойниками. Неужели вы думали, что я поверю вашей сказке о Гроддиле и двух других? Убить-то вы их, пожалуй, и убили, утопить — утопили, но не за то, что они, видишь ли, оскорбили мое высокое имя, а по каким-то своим, неизвестным мне причинам. Следовало вас казнить, но я все же решил пока дать вам попоститься в камере… Что-то подсказывало мне, что вас еще можно использовать.

Рвущий Клык поднял на него глаза. На губах его налипли крошки.

— Спасибо, капит… извините, ваше могущество, за то, что вы нас пощадили…

— О, не меня благодарите. Вот кого.

Унгатт поднял лапу к паутине. Свирепый Глаз вырвал бутыль у брата и присосался к ней. Отдуваясь, он спросил:

— П-пауков?

Рвущий Клык саданул своего брата-тугодума в бок:

— Заткнись, дубина! Братец мой, того, не слишком быстр мозгами. Но мы оба все силы приложим, чтобы исполнить что прикажете…

Дикий кот оценивающе рассматривал Клыка. Еще молод, но опытен. Закален, жесток. Злобные черты физиономии. Готовность к предательству. Рваный нос, зуб, уродливо выпирающий из безгубой пасти.

— Приходилось вам убивать, когда были пиратами?

Клык вырвал бутыль у брата и плотно прижал ее к себе.

— Я и братец мой, этот вот, мы убивали все, что двигалось. Га-а, мы убивали всяко по-разному, так, что и в голову не взбредет… Ась, Глаз?

Свирепый Глаз скреб почерневшие зубы когтем.

— Ну дак. Порешить кого — первое дело, как дыхнуть…

Дикий кот откинулся на спинку стула и промурлыкал:

— Пре-вос-хо-одно! Так вот, если вы хотите есть от пуза и получить обратно свое капитанское звание…

Брог гладил шею цапли.

— Спасибо за новую пещеру, Руланго. Молодец, хорошая птица.

Новая пещера находилась выше по берегу, к северу от прежней. Жесткий вынул из вделанной в стену петли факел, чтобы осветить путь. Помещение никак нельзя было назвать пустым. Вдоль стен размещалось оружие и обмундирование, в середине громоздились кучи овощей, фруктов. Выйдя, они погасили факел и замаскировали вход водорослями и сухими ветками.

Троби стоял с веткой наготове:

— Давайте побыстрей, наверное, Дерви уже вернулся.

Может, они креветок добыли. А я следы замету.

Мамаша Фрукч как раз устроила Дерви и его команде «горячую встречу»:

— Великие Соленые Сезоны, что нам делать со всей этой кучей? Ты хоть одну креветку в море оставил?

Дерви увернулся от поварешки:

— Опустите оружие. Я только выполнял приказ вашего сына. Если вы замахиваетесь на члена команды кородеров, то вы, стало быть, перешли на сторону врага.

Подоспевший Брог перехватил поварешку и обнял Фрукч:

— Что у нас на ужин, храбрая поварешкометательница?

Фрукч дернула его за усы:

— Отпусти, ребра сломаешь! Я тогда вообще больше никакого ужина не смогу приготовить. Вот ведь сыночком меня сезоны наградили, тоже… А сейчас снимайте котлы с огня, хватит стоять и глазеть.

После ужина Дерви рассказал о подвигах своей группы:

— Ну, задали мы флотским синемордым работку. Подплыли поближе и разодрали сети, сперли весь улов креветок. Расскажи, Конула.

— Дело было так, — начала поджарая выдра с озорной физиономией. — Я дождалась, когда крысьи посудины стали на якорь, и как только они сбросили сети, опутала их якоря сетями соседей. Надо было видеть, что получилось, когда они начали вытягивать сети! Чем сильнее тянули, тем хуже все становилось. Три судна дали течь от столкновений. Последнее, что я видела, — они пытались выгрести к берегу, одновременно откачивая воду и таща за собой соседей. Ой, Брог, и потеха же была!

— А потом они передрались между собой! — загудел ее сосед. — Такая началась неразбериха! Тут я перерезал якорные канаты, и их погнало ветром. И выкинуло на прибрежные мели!

Ухопарус восхищенно вздохнула:

— Жаль, что я не умею плавать и не могу вам помочь!

Дерви галантно наполнил ее миску из котла:

— Зато у вас отлично получается с кородерами, как ты думаешь, Жесткий?

— Конечно. Это будет им хорошим уроком.

Как раз в это время Унгатт-Транн в сопровождении Гранд-Фрагорли, несущей тарелку хозяина, входил в обеденный зал. Выхватив у нее тарелку, дикий кот сунул ее под нос повару:

— Это что такое?

Вытирая лапы о грязный передник, повар нервно забормотал:

— Ваше могущество, это все, что мы смогли добыть. Последнюю добрую пищу вы затребовали к себе чуть раньше. И вина я едва нацедил, на донышке бочонка было…

Транн огляделся. В зале никого не было.

— Сюда никто уже не ходит, продуктов не осталось, — продолжал повар. — Эти короеды… корожоры, как их там звать, все съестное отобрали. Я мешаю заплесневелую муку с рублеными водорослями и корнями одуванчика. А ведь и это на исходе…

— Прекрати нытье. Замолкни и слушай. Послезавтра пищи будет достаточно для всех. Это я тебе обещаю. Можешь всем так и сказать.

Торопливым шагом дикий кот направился к выходу на берег. Когда он огибал освещенный факелом поворот коридора, на него упала тень. Сомнений не было, такую тень отбрасывала рукоять двуручного меча. Транн окаменел. Тень увеличивалась и приближалась. Он отпрянул и прижался спиной к скале. Из горла вырвался сдавленный крик.

Из-за угла вышли две тощие крысы. Они волокли выловленные из моря куски рангоута, связанные между собой таким образом, что тень их напоминала рукоять меча. Волоча свою добычу, крысы болтали:

— Ты вроде говорил, что она вся в водорослях.

— Ну, ее зажало в скалах на линии прибоя. Как же без водорослей.

— Ну и где ж они, водоросли?…

Заметив Унгатт-Транна, крысы уронили находку, вытянулись и отдали честь.

— Ваше могущество!

Дикий кот провел дрожащей лапой по морде.

— Сожгите это! — закричал он истерически. — Сжечь немедленно! Слышите? Сжечь!

И он смел крыс в сторону, рванувшись к выходу. Те переглянулись:

— Что стряслось, а?

— А я почем знаю? Давай-ка возьмем факел и сожжем эту штуку, пока его могущество не пошел обратно.

— Слушай, мне показалось или он испугался?

— Как будто он увидел привидение… Ч-черт, да она не загорится, мокрая насквозь.

— Ну, давай ее мечами в труху, пока не найдем сухие куски…

Унгатт-Транн сидел на еще теплом после дневного солнца песке. Хотя он и презирал Гроддила, сейчас ему не хватало лиса-кудесника, его утешающих слов. Призрак барсука с каждым днем становился явственнее, приближался неотвратимо. Окруженный своими Синими Ордами, он оказался наедине с мучившими его видениями, и никто не мог рассеять страхи, разъяснить их или провозвестить какое-нибудь утешительное пророчество.

С неудовольствием посмотрел он на Гранд-Фрагорль, взиравшую на него с готовностью исполнить любое приказание.

— Ну а ты что скажешь?

— Н-ничего, — неуверенно ответила она.

Он резко взмахнул лапой, сбив ее на четвереньки.

— Ни-че-го. Это ты всегда говоришь. Сгинь!

Фрагорль рванула прочь на четырех лапах, не тратя время на вставание. Безопаснее было как можно скорее исполнить приказание Унгатт-Транна, когда он был в таком мрачном настроении. А в последнее время он все чаще бывал не в духе. Некоторые из собиравших на берегу водоросли синих крыс слышали, как их вождь горько смеется и говорит сам себе:

— Гора моих мечтаний… Ха! Она стала горой моих кошмаров. Таковы-то дни Унгатт-Транна?

29


На следующее утро после завтрака Дерви с командой отправился в море продолжать военные действия против рыболовного флота синих. Фрукч погрозила ему поварешкой, и он заклинающе поднял вверх обе лапы.

— Можете не говорить, я все понял. Ни единой креветки!

Брог вошел в пещеру. За ним следовал Руланго.

— К тебе любитель креветок, мамуля! На корми хорошенько эту умную птичку, она только что нарисовала мне очень важную картинку.

Жесткий, друг, собирай кородеров. Штук двадцать пять синих с мешками направляются из горы в нашу сторону. Жесткий напялил лыковый плащ, маску, вооружился мечом, луком и стрелами. Остальные тоже готовились к выступлению.

— Надерем им хвосты и отправим обратно с пустыми лапами, ребята!

Унылла спряталась за свой передник:

— Убирайтесь поскорее, морды страшные! Плащи, маски — жуть какая!

Еще до рассвета Рвущий Клык и Свирепый Глаз вывели из горы полторы сотни синих. Они спрятались в скалах и кустах. Братья тщательно отбирали зверей в свою команду. Среди них было много бывших пиратов. Свирепая подобралась компания, и все вооружены до зубов.

Рвущий Клык слез со своего наблюдательного поста.

— Наша приманка вышла и направляется на северо-восток, к дюнам и утесам, искать ягоды и ковыряться в корнях. Глаз, бери своих и дуй на юго-восток. Маскируйся в скалах, сближайся осторожно, незаметно!

Свирепый Глаз, поигрывая копьем, колебался:

— А сам небось пойдешь напрямик…

Рвущий Клык подбросил и ловко поймал кинжал.

— Мы пойдем за отрядом приманкой. Я в тебя это вдалбливал всю ночь. Так мы захватим кородеров в клещи. Операция охвата называется: «Спереди и сзади их зажмем». Доходит?

Свирепый Глаз недовольно оттопырил нижнюю губу:

— Все равно мне это не нравится. Эти короеды, как говорят, появляются как будто ниоткуда. Как призраки. Рвущий Клык раздраженно отмахнулся кинжалом:

— Чушь, и ты это сам знаешь. Я тебе еще раз повторяю, кто это. Те самые сбежавшие зайцы, которые от старости еле на ногах держатся. Вы что, сыты, что ли? Я, например, жрать хочу до чертиков!

Послышался рокот согласия, как из глоток, так и из желудков. Рвущий Клык еще раз взмахнул кинжалом:

— Ну, хватит мешкать. Нам навстречу двигается мясо, и осталось его взять да сожрать. Вперед!

Свирепый Глаз все еще не двигался с места:

— Ты еще не объяснил, почему я должен петлять, как дурак.

Рвущий Клык метнул кинжал в землю у ног брата.

— Слушай, дурья башка, выполняй, что тебе сказано.

Иначе я сейчас же вернусь в гору и доложу Унгатт-Транну. И посмотрю, как ты справишься с задачей.

Свирепый Глаз с недовольным видом дал знак следовать за ним.

— Ладно, уходим. Не думал я, что у меня такой братец. Бегать жаловаться начальству на родную кровь, родную шкуру… А какой сигнал к атаке? Забыл я опять…

Рвущий Клык заскрежетал зубами и воздел глаза к небу, как бы ожидая оттуда помощи.

— Трудно запомнить, рачьи мозги? Сто раз ведь повторял! Шряк два раза каркнет вороной — вот твой сигнал к нападению. Знаешь хоть, как ворона «поет»?

Свирепый Глаз уже вел своих зверей по указанному маршруту. Он обернулся и крикнул своему раздраженному братцу:

— Ну дак. Так же, как и ты, когда храпишь без задних лап.

Клык в ярости швырнул в брата осколком скалы, но не докинул.

— Ну, погоди, я тебе это припомню…

Спрятавшись в кустах, кородеры наблюдали за крысами-фуражирами, карабкавшимися на скалу как раз там, где с нее стекал небольшой ручеек. Брогало следил за каждым движением и тихо бормотал Медунке Жесткому:

— Остановились. Пьют. Срывают вороньи ягоды, едят.

Тьфу, они же горькие! Ты пробовал их, Жесткий?

Заяц пожал плечами:

— Видишь, до чего доводит голод. Хватаешь всякую дрянь. Мне их в каком-то смысле даже жалко, мерзавцев.

Виллип фыркнула:

— Нашел кого жалеть! Это те самые миленькие зверьки, которые собирались нас сожрать, когда мы сидели под замком. Побереги свою жалость для более достойных созданий.

Брог увидел, что двое самых резвых уже добрались до верха. Один из них крикнул товарищам:

— Эй, здесь — крапива и черника!

Остальные тоже полезли вверх. Их было не видно, доносились лишь голоса.

— Больше крапивы, чем черники. Ой, жжется!

— А чего ты ожидал от крапивы, приятель? Наберем крапивы, из нее хорошее пиво получается.

— Ну, ты и скажешь! Да пока она будет бродить, мы с голоду подохнем.

— Не ной, режь крапиву. Кроме пива из нее можно и суп хороший сварить.

Брог перехватил свой дротик.

— Скрытно не подобраться… жаль. Но если действовать быстро, все пройдет нормально. Когда я вылезу, может, вам удастся зайти немного сзади. Жесткий, Ухопарус, оставайтесь ниже уровня утеса, но оружие высуньте, чтобы они видели, что окружены. Ну, поехали. Доброй охоты!

Командир отряда, ласка, не знал, что их использовали в качестве приманки. В то время как его подчиненные занимались сбором припасов, он отошел в сторонку и отправил горсть черники в рот.

— Ай, ай, ай! Нехорошо! Воруем припасы? — неожиданно услышал он. Краем глаза он увидел лыковый балахон и внутренне застонал. — Какой дурной пример для подчиненных!

Мрачная фигура в камышовой маске и лыковом балахоне стояла перед командиром, а сзади из-за кустов высунулись дротики и мечи. Повысив голос, Брог провозгласил:

— Кто шевельнется — смерть! Наши дротики жгут острее, чем крапива.

Кто-то опрокинул свой мешок, высыпались ягоды.

— Ой, кородеры!

Жесткий вышел сзади, размахивая заряженной пращой.

— Догадливые! Вы окружены! Ну-ка быстренько кидайте мне все свое оружие и собирайте ягоды, но без крапивы. Я не хочу, чтобы вы лапки поранили. Живо, к сбору ягод приступить!

Крысиная команда заторопилась выполнить приказ.

— Зачем нас убивать? — заныл один из синих. — Мы никому не сделали зла.

Заяц врезал ему древком по синему заду.

— Да что ты говоришь? Лживый гад, меня о милости не проси!

Когда ягоды были собраны, Брог приказал крысам снять обмундирование. Командир ласка вдруг потерял всякое присутствие духа и вцепился в край плаща Жесткого:

— А-а-а-а-а! Пощадите нас, сэр! Сохраните нам жизнь, пожалуйста, умоляю, не убивайте! Умоляю! А-а-а-а-а!

Жесткий ударил его по лапе, чтобы освободить свой плащ от цепкой хватки. С презрением в голосе он бросил ласке:

— Сохранить вам жизнь? А вы сохранили жизнь правителю Саламандастрона? Он погиб геройски, дрался до конца. А на тебя даже смотреть противно, трус, визжишь, как жаба на палочке.

Торлип нанизывал мешки на древко копья, когда воздух прорезал неприятный звук. Жесткий повернулся к Брогу:

— Что это?

Брогало едва успел оттолкнуть друга в сторону. Камень из пращи прогудел, как рассерженный шершень. Синие Свирепого Глаза атаковали со стороны пустоши, с востока, вопя и осыпая кородеров камнями и стрелами.

Торлип подбежал к краю скалы и глянул вниз.

— Там еще отряд! — Он ничего больше не успел сказать. Стрела пронзила его горло, и безжизненное тело зайца свалилось вниз.

Брог принял командование на себя.

— К отражению атаки с обеих сторон, друзья! Луки к бою!

Жесткий стоял спина к спине с Брогом, отбиваясь от наступающих снизу, в то время как Брог стоял лицом к крысам, несшимся с пустоши.

— Ловушка, Жесткий! Нас окружают!

Заяц выпустил из пращи камень, и еще одна крыса свалилась с утеса.

— Их много, но мы еще не окружены, Брог! Пока мы только зажаты с севера и с юга. Надо не дать им замкнуть кольцо!

Выдра рядом с Брогом упала, пронзенная копьем.

Отряд Свирепого Глаза замедлил наступление и продвигался осторожнее. Они наступали плотным строем, никто не делал и шагу в сторону, боясь попасть под усиленный обстрел. Половина группы Рвущего Клыка уже одолела подъем, когда он увидел, как яростно сопротивляется отряд кородеров. Он спрятался за выступ скалы и оттуда выкрикивал приказания:

— Пригибайтесь! Мы их покрошим в лапшу! Тщательнее цельтесь — их всего три десятка!

Жесткий перехватил летевшее в него копье и запустил его в наступавших. В голове его уже был готов план.

— Их впятеро больше, Брог. Надо уходить.

В плечо Брога вонзилась стрела. Он прикусил губу и отломил ее древко:

— Понял. Лучше на север, дальше от нашей пещеры.

И поскорее, пока есть кому уходить.

Жесткий спиной почувствовал острие стрелы, проткнувшей плечо Брога. Виллип упала, из ее головы потоком хлестала кровь. Группа синих пленников валялась ничком, обхватив головы лапами, безоружные и бездвижные.

Брог пинками поднял главного.

— Встать, живо построиться в два ряда на расстоянии копья от нас. Живее, или смерть!

Подвывая от страха, синие были вынуждены подчиниться. Кородеры заслонились двумя рядами пленников.

— Прямо на север, до первых деревьев, потом на восток! Бегом! Синие — наш щит. Если кто-нибудь из них попытается замедлить ход или сбежать, убивайте на месте.

Нападающие, увидев живую стену из своих товарищей, прекратили обстрел. Кородеры быстро уходили. Рвущий Клык высунулся из-за скалы:

— Не давайте им уйти, идиоты, бейте их! Свирепый Глаз подбежал во главе своей группы:

— Ох, Клык, одурачили они нас!

Рвущий Клык размахнулся и ударил брата в глаз.

— Это тебе, тупица, за то, что не дождался сигнала.

Хорек из отряда Свирепого Глаза выступил вперед:

— Он не виноват. Ваш брат наступил на шип и громко крикнул. Мы подумали, что это сигнал, и рванулись вперед. Он здесь ни при чем!

Клык двинул в морду и хорьку.

— А тебя кто спрашивает, жабья морда, слизняк?

Я здесь распоряжаюсь. Живо вдогонку за ними и перебить всех кородеров!

Хорек стер кровь с носа и уставился на окровавленную лапу. Потом ударил Рвущего Клыка древком копья по голове.

— Ты больше не капитан. Транн разжаловал вас обоих. А я не буду убивать товарищей, чтобы добраться до кородеров.

Рвущий Клык мрачно потер голову.

— Ты прав, приятель, ты не будешь убивать. Ты останешься здесь. — Молниеносно он выхватил саблю и пронзил хорька насквозь. Потом взмахнул окровавленным клинком. — Кто еще хочет остаться здесь? Кто хочет к нему присоединиться? Выходи, не бойся!

Синие отпрянули, тупо глядя на убитого хорька. Внезапно Рвущий Клык прыгнул к ним, бешено колотя направо и налево плоскостью клинка.

— Живо вперед! Мне все равно, кого вы убьете, лишь бы вы убили кородеров!

Подгоняемые Рвущим Клыком, они пустились вдогонку.

Жесткий бросил взгляд через плечо:

— Уже опомнились, Брог. Увязались за нами. Преследуют.

Командор озабоченно оглядывал окрестности:

— Ни следа деревьев. Ухопарус, как Виллип?

— Слаба. И еще молодой Ферган, выдра, ранен в ногу дротиком. Конечно, теперь мы пойдем медленнее, но что поделаешь…

Жесткий подозвал Троби и двух выдр, Урво и Радда:

— Возьмите луки и по два колчана. Мы их задержим, ребята.

— Не дайте им нас догнать, — заныл один из пленников. — Они нас так же перебьют, как и вас.

Брог стукнул его по голове:

— Замолкни, или я тебя с утеса скину.

Четверо лучников отстали и первым же выстрелом уложили двоих синих, бежавших впереди. Выстрелив еще раз, они присоединились к друзьям. Троби со стрелою в луке пятился задом и размышлял вслух:

— Семерых мы уложили в самом начале. Сейчас еще двое. Итого — девять. Неплохо, если учесть, что мы потеряли только троих, двух выдр и старика Торлипа.

— Девять для такой толпы — невелика потеря, Троби, — отрезвил его Жесткий. — Если мы не получим подмогу, нам конец. — Он повысил голос и крикнул, обращаясь к впередиидущим: — Что-нибудь видно впереди, деревья, скалы?

— Ничего, друг, — ответил кто-то. — Только старое одинокое сухое дерево на краю утеса.

— Старое сухое дерево? — оживился Брог. — Я вроде рыбачил возле него. Если не ошибаюсь, там, внизу, кольцо из скал, почти у линии прибоя. Сбегай глянь, Ухопарус.

Ухопарус отделилась от группы и подскакала к краю. Вернувшись, она подтвердила:

— Точно, Брог, ты прав. Там кольцо скал, прямо-таки маленький форт. Здорово!

Жесткий и его лучники снова отстали и дали залп. На этот раз синие увернулись, наученные горьким опытом. Брог подозвал лучников:

— Теперь это не важно, ребята! Спускаемся к берегу!

Свирепый Глаз прижимал к глазу горсть мокрого песка. Рвущий Клык посмотрел на него и презрительно покачал головой:

— Подумаешь, в глаз попал мокрый песок, только-то и всего!

Свирепый Глаз с отвращением плюнул в его сторону:

— В глаз бы тебе одну из этих стрел, чтоб ты понял, что это такое.

— Смотрите, они полезли вниз! — крикнул кто-то.

Рвущий Клык подбежал к краю скалы и глянул с обрыва.

— Ага, они хотят спрятаться в этих камушках. Ну-ну. Теперь они от нас не уйдут. Мы их для начала обложим со всех сторон. Не спешите, ребята! Теперь они никуда не денутся!

В скалах было жарко. Песок был сухим и горячим. Все бросились наземь, сбросив плащи и маски. Ухопарус занялась ранеными, Брог и Жесткий осматривали скалы.

— Долго отдыхать не придется, Жесткий. Вон, уже ползут. Сколько, говоришь, их всего?

— Да штук сто сорок. Для нас многовато.

Брогало задумчиво провел лапой по усам.

— Да, ты прав. Но для хорошего боя нас достаточно. Что делать с этими? — Брог показал на пленных. — От них одни хлопоты.

Жесткий осмотрел пленных.

— Да, точно. Проку от них никакого, кормить нечем. Выгнать их надо, Брог, вот что.

— Так и сделаем. Эй, начальник! — закричал Брог командиру синих пленников. — Давай сюда!

Командир чуть ли не подполз к ним, подвывая:

— Вы собираетесь нас убить, я чувствую. Я знаю это.

— Помолчи, прекрати это бульканье. Мы вас отпускаем. Всех.

— Ка… как — отпускаете?

— А вот так. Катитесь отсюда. Хотя за твое нытье я тебя на месте прикончил бы, чтобы уши отдохнули.

Рвущий Клык еще расставлял войско вокруг каменного кольца, а Свирепый Глаз, несмотря на свое вспухшее око, вскинул оружие и почти тут же удовлетворенно вскрикнул:

— Ха-га-а-а! Один есть! Удрать хотел — не вышло! От меня не удерешь! — Сабля Рвущего Клыка рубанула по тетиве его лука.

— Ты что, сдурел? Да ты что творишь?

Рвущий Клык гневно показывал на убитую ласку:

— Смотри, кретин, что ты наделал! Ты своего подстрелил!

Свирепый Глаз сник.

— Н-ну и что? — тут же воспрянул он духом. — Ты же сам сказал, что это не важно, если мы порешим всех Коро… этих…

Рвущий Клык оставил его в покое. Он заорал отпущенным пленникам, которые метались, не зная, куда им податься.

— Эй, сюда! Сюда, мы больше не стреляем, скорей сюда!

Они заторопились, кося глазами на Свирепого Глаза, который старался починить тетиву своего лука.

— Ну, и кто же к нам пожаловал? Трусливые дезертиры без оружия и без снаряжения! Позор! Сделайте себе пращи да собирайте камни, чтоб хоть как-то загладить свою вину. А ночь придет, и я выкрашу скалы кровью тех, кто против нас.

Никаких новостей не поступало, но Унгатт-Транн чувствовал себя, тем не менее, гораздо лучше. Один из его капитанов нашел потайной погребок с тремя бочонками выдержанного розово-сливового вина. Два бочонка он приказал разделить среди капитанов, а третий откупорил сам. После полудня он уже изрядно «напробовался». Его охватила приятная истома, и он заснул на широкой кровати лорда.

Навязчивые сны не надоедали ему. Видел он Северные Горы, где правил его старый отец, а младший брат Вердога Зеленоглаз ждал своего времени. А может, и не ждал. Может быть, он тоже выбрал судьбу завоевателя, подобно старшему брату Унгатту. Он улыбался во сне. Никто из живущих на свете существ не мог похвастаться таким уникальным приобретением, как гора Саламандастрон, овеянный легендами дом барсуков. Унгатт-Транн вздохнул и повернулся на другой бок. И тут видение сменилось. Громадная темная лапа накрыла его морду, ослепив и придушив. Пришел барсук! Он пришел! Пришел!

— Ы-ы-ы-ых-х-х! Р-р-р-г-г-х-х-х! Помогитттт…

— Ваше могущество, спокойно, сейчас я распутаю одеяло!

Извернувшись, Унгатт-Транн ударил наотмашь, и Гранд-Фрагорль полетела через комнату. Мощными когтями дикий кот разорвал одеяло в клочья и освободил голову, которая раскалывалась от чудовищной боли. Ни следа безмятежного настроения.

— Кто тебе разрешил войти в мою спальню? — зарычал он на Фрагорль.

Та с трудом поднялась на ноги.

— Ну как же, вы звали на помощь. Я пришла, чтобы помочь.

Транн отшвырнул ошметки одеяла и сделал попытку подняться.

— Помочь мне? Ах ты плесень мучная, ты воображаешь, что можешь мне помочь? Вон отсюда, пока я не выкинул твою дрянную шкуру из окошка.

Гранд-Фрагорль понеслась из комнаты, а за ней полетел кубок с вином, врезавшийся в поспешно захлопнутую дверь.

— Й-я сам мог взять эту гору! Без всякой помощи! Унгатт-Транн, сотрясатель земли, не нуждается ни в чьей помощи! Нойте, голодайте, хнычьте все вы! Это моя гора. Я сам с ней управлюсь. Здесь все зависят от меня, и никто мне не нужен.

Двое часовых отступили подальше от двери.

— Лучше уйти в тень, когда хозяин в таком настроении.

— Да-а. И капитаны не лучше. Из-за чего это все, как ты думаешь?

— Ну, винишко под палящим солнцем, да на голодное брюхо… Я сам раз попробовал, на всю жизнь запомню. Не улучшает настроения, скажу я тебе. Скорее бы стемнело, да смениться, что ли… Опасно тут сейчас…

Не обращая внимания на красоту морского заката, команда кородеров сидела в скалах, не спуская глаз с песчаных бугров, окружавших кольцо скал. За каждым таким холмиком лежали несколько крыс, ожидая ночи. Не оборачиваясь, Брогало разговаривал с Жестким. Глаза его тоже скользили по кучам песка.

— Печалит меня, что сколько бы мы ни захватили с собой этой нечисти в Темные Леса, большой разницы не будет, у Транна останется достаточно прислужников.

Заяц потрогал стрелу на своем луке:

— Жаль, конечно, да что поделаешь… Виллип, как ты себя чувствуешь?

Старая зайчиха потрогала повязку на лбу:

— Нормальное боевое настроение. Только вот есть хочется. Даже странно, как в такой момент можно думать о еде. И ничего не могу с собой поделать. Желудок грохочет громче моря.

Командор покачал головой:

— Не зря зайцев называют лихими. Смерть под носом, а она об ужине думает.

Жесткий покосился на выдру:

— А ты о чем думаешь, Брог?

Брогало поднял глаза к темнеющему небу:

— О старухе матери, о моих выдрах, Дерви, Конуле, о тех, с кем я вырос. Хотелось бы на них взглянуть. А ты бы хотел кого-нибудь увидеть, Жесткий?

— Гм, пожалуй, моих двойняшек-внуков, Леволапа и Лапоплета. Ты бы на них посмотрел, Брог. Таких классных бойцов не найдешь, хоть сезон ищи. Я их тренировал, воспитывал, пока они не подросли… и ушли. Может, оно и к лучшему… Так все повернулось…

Быстро темнело, и из-за песчаных куч донеслись голоса:

— Унгатт! Транн-Транн-Транн!

Брогало крепче сжал древко дротика:

— Ха-а, теперь недолго ждать, ребята! Психическая подготовка к атаке.

Скорость и громкость криков нарастала.

— Унгатт! Транн-Транн-Транн! Унгатт! Транн-Транн-Транн!

Из-за скального кольца раздался ответный крик:

— Кровь и уксус! Еула-ли-а!

Жесткий поднял лук, прицеливаясь в темный силуэт, появившийся из-за песка.

— Держитесь, ребята, они идут!

Нечисть пошла на приступ.

30


В широкой ложбине между четырьмя заросшими травой песчаными дюнами лорд Броктри отставил в сторону пустую тарелку и кружку. Он лег рядом с Резвым и вздохнул, глядя в усеянное звездами ночное небо:

— Говоришь, завтра, после полудня?

Старый заяц перестал жевать дикую малину и кивнул:

— Да, сэр, мы должны прибыть к Саламандастрону около этого времени, если снимемся на заре, во.

Улыбаясь, подошли Груб и Бахвал:

— Ну, Брок, марш на полсезона за спиной!

— А кто мне пел, что это будет, э-э, милая прогулочка? — набросился на Резвого Бахвал.

— Ну, немножко приврал старик, чего уж тут, во, — лукаво улыбнулся Резвый. — Иначе вас, молодых, с места не сдвинешь, во…

Лорд Броктри прикрыл глаза и задумчиво начал:

— Долгая прогулка… М-да… Я бы сказа… У-ххх!

Откуда ни возьмись выпрыгнул Кеглюн — и грохнулся прямо на живот барсука. Он сразу схватил лорда за усы и потянул за собой:

— Блоктли, пошли лыбу ловить в большой воде! В моле, в моле!

Барсук закатил глаза:

— Дотти, сними с меня это стихийное бедствие! Вы кинь его в море!

Верная семейному долгу, Дотти как раз собралась привести в порядок испачканную и помятую шаль, предназначенную в подарок тете Блинч. Она небрежно сунула шаль обратно в мешок и схватила Кеглюна за лапу.

— Пойдем, негодяй, поплещемся в водичке. В большой водичке. В море.

Кеглюн протянул другую лапу Бахвалу, с которым тоже подружился:

— Бах тоже пойдет в моле?

Горный заяц встал, отряхивая пыль с хвоста:

— Ну-у, неплохо бы смочить лапы. Пошли, компания хорошая.

— Мочить лапы, Дотти? Мы тоже с удовольствием поплещемся, во!

— Еще бы! Поплескаться в море под звездами! Что может быть лучше?

Леволап и Лапоплет тоже присоединились. Группа купальщиков неудержимо росла.

Гурт заявил, что он тоже не боится большой воды. Прибежала Мирклворт, размахивая полотенцем:

— Я с вами. Надо будет как следует вытереть малыша.

Морская вода может вызвать синфлюэнцу. Бабушка моя так говорила, а уж она-то знала, что к чему!

Леволап подмигнул Лапоплету:

— Синфлюэнца! Звучит серьезно, во.

Лапоплет в готовностью согласился:

— Да, от нее можно запросто умереть… если переешь ее на голодный желудок.

Ночное море выглядело чарующе. Половинка лунного диска отражалась в воде рябистой дорожкой, мелкие волны набегали на берег, шипели на влажном песке. На ком было что-то надето, заткнули свои наряды за пояс. Держась за руки, они прыгали через набегавшие волны и весело смеялись.

Бахвал Большие Кости плеснул водой в Гурта:

— Йи-ху-у-у! Такого еще не было в моей жизни!

Крот, улыбаясь, плеснул в ответ:

— Ху-уррр! Я тоже никогда в море не плескался, сэр. Такое веселье как раз для этакого бывшего ребенка, как я.

Кеглюн вырвался из лап Дотти и Бахвала, плюхнулся на спину и отплевывался, как маленький кит.

— Уй-уй-уй! Соленая! — кричал он на воду.

Мирклворт, оставшаяся было на берегу, рванулась к своему чаду:

— Выплюнь сейчас же, маленький негодник! Вот заболеешь мореитом, все зубы выпадут. И иголки. У-у-у! Почему у меня не маленькая миленькая девочка-ежиха, а это непоседливое чудовище!

Увидев приближающуюся мать, Кеглюн задал деру. Он понесся вдоль полосы прибоя, Дотти и все остальные побежали за ним. Для такого маленького существа он бежал на удивление быстро, как они и раньше имели возможность убедиться.

— Назад, назад, негодник!

Наконец Кеглюн выдохся и уселся на дно, поводя иголками на голове:

— Хватит с Кеклюна. Можно меня вытилать.

Все расположились на песочке, Мирклворт растирала свое сокровище полотенцем.

— Тебе сколько раз говорили, чтобы ты не убегал? Что за безобразие? Вот погоди, все отцу скажу, разбойник ты этакий.

Вдруг Гурт поднял лапу, растопырив рабочие когти:

— Ш-шшш! Всем тихо! Послушайте-ка!

Уши Дотти зашевелились:

— Да, Гурт. На юге что-то происходит, как будто колокольчики звякают…

Леволап и Лапоплет уже неслись на юг, крикнув остальным:

— Мы в момент обернемся, только глянем, во!

Бахвал посадил высушенного Кеглюна на колени:

— Посмотри-ка на эту парочку. Хочешь так научиться бегать?

Дотти подобрала влажное полотенце и протерла лапы.

— Да уж, хорошо это у них получается, — не без зависти проронила она. — Ветер не догонит.

Гурт подбирал мелкие плоские камушки и запускал их по поверхности воды.

Голова к голове, вздымая песок, зайцы уже неслись обратно, взбудораженные тем, что они обнаружили.

— Синие, во, та самая синяя нечисть, о которой говорил Резвый.

— Штук полтораста, во!

— Окружили кучку зайцев и выдр, гады, во, во!

— Плохо дело, во! Пропадут выдры с зайцами!

Бахвал подхватил подходящий кусок выброшенной на берег мачты.

— Доротея, быстро к лорду и кланам, веди их сюда!

Мирклворт и Гурт с Кеглюном, ждите здесь, покажете направление. Близнецы, хватайте оружие, какое найдете, и со мной. Поможем!

Мертвая Виллип лежала на скале. Жесткий стоял над ее телом, одной лапой вращая пращу, в другой сжав меч, которым крушил нападавших. Копье какой-то крысы отхватило кусок уха Троби. Его и Ухопарус нападавшие оттеснили с занимаемой позиции. Прижавшись спинами к скалам, они отчаянно отмахивались копьями от нападавших. Брогало одним плечом подпирал выдру, раненную двумя стрелами. Дротик шкипера сломался, он работал его древком, как дубинкой. Он прорычал Медунке:

— Жесткий, двое вышли из круга! Верни, сможешь?

Жесткий спрыгнул на песок. Проломив череп одной крысе и отмахнув еще двоих, он дал Троби и Ухопарус возможность отступить на скалу. Напоследок Жесткий уложил еще ласку и горностая.

Рвущий Клык руководил боем так же, как и все нормальные синие офицеры. Он держался сзади и воодушевлял тех бойцов, которые старались последовать его примеру. Брата Клык держал при себе, хотя у того в глазах светилась жажда крови, он облизывал лезвие своей сабли и рвался в бой:

— Клык, пусти меня, я хочу уложить пару-другую.

Рвущий Клык пихнул его обратно:

— Ничего ты не хочешь. Смотри, они сгруппировались на своей последней позиции. Их немного, но им нечего терять. Поэтому они очень опасны. Сиди здесь!

Но Свирепый Глаз взмахнул клинком и рванулся вперед.

— Ур-рраааа! Давай, Клык, посмотрим, какого цвета у них кишки! Ур-ап!

Его порыв бесславно прервала дубина Бахвала. Клык едва увернулся от второго удара.

— Откуда ты… откуда вы взя…

Леволап и Лапоплет так и не нашли для себя оружия. Да они его и не искали. С двух сторон их длинные ноги врезались в череп Рвущего Клыка, сразу зарывшегося мордой в песок.

Остались лишь десять зайцев и выдр, плотным кружком державших оборону посреди каменного кольца. Враги накатывались на них из-за скал, но тут же отлетали. Осажденные неистово сопротивлялись, но синие понимали, что исход боя предрешен. Они нападали снова и снова. Жесткий потерял уже все оружие, отбивался лишь своими узловатыми лапами. Брог еще сохранял обломок своего дротика и подхватил кусок скалы.

Брог возвысил голос над шумом боя, обращаясь к уцелевшим выдрам:

— Последние усилия, друзья. Встретимся на берегах Солнечных Потоков, где ждут нас ушедшие раньше.

И вдруг снаружи, из-за скального кольца раздался клич:

— Еула-ли-а!

С ревом в битву включились Бахвал и близнецы. Они проломили кольцо врага и соединились в осажденными. Синие опешили и замерли.

— Я Бахвал Большие Кости, бешеный мартовский заяц с Северных Гор. Прекрасный вечерок для хорошей потасовки, ну!

Жесткий стер кровь со лба и замигал, не веря глазам:

— Шерсть и когти, что это вы двое тут делаете?

Леволап и Лапоплет стояли с обеих сторон от деда, зловеще ухмыляясь окружающим синим.

— А что, дедуля? Хороший вечерок, чтоб в гости пожаловать, во!

— Подумали: дай поможем деду… Справа, слева… да все равно.

Первым опомнился хорек, лелеявший мечту стать капитаном:

— Только трое добавились, всего-то! Вперед!

Он тут же рухнул от удара Лапоплета, который напутствовал падающего хорька словами:

— Извини, парень, соврамши, во. Не совсем трое. Слушай! Еула-ли-а!

И его клич вызвал ответный раскат грома:

— Еула-ли-а!

На скалах возникла громадная фигура лорда Броктри с сияющим даже среди ночи мечом. Синие, визжа, посыпались в стороны, но уходить было некуда. Белки, землеройки, зайцы, выдры, кроты и ежи смели транновских воинов. Пленных они не брали. Жесткий опустился на песок, уставившись на лорда Броктри. Он не сразу обрел дар речи.

— Как будто передо мной молодой лорд Каменная Лапа. Но — больше. Намного больше! Кто этот барсук?

Подошел Резвый и уселся рядом с другом:

— Это великий лорд Броктри. Хорош, а? Ведь он один — целая армия, во.

— Резвый! Дорогой дружище! Откуда ты взялся? Это ты нашел Леволапа и Лапоплета, ты привел на помощь лорда Броктри? Расскажи!

— Позже, друг, все расскажу позже.

Народ знакомился друг с другом, потом лорд Броктри скомандовал:

— Лог-а-Лог Гренн, посмотрите, выжил ли кто из не чисти? Довольно крови. Если есть уцелевшие — приведите их ко мне. Юкка, пусть белки отнесут мертвых синих за линию прибоя. Море займется ими.

Белки Юкки немедленно занялись сдиранием с мертвых синих брони, обмундирования и оружия. Резвый опять не смог удержаться от замечания — разумеется, когда мимо проходила Юкка:

— Мародеры! Как стая птиц-падальщиков…

Юкка рванулась к нему, но между ними мгновенно выросла мощная фигура Груба.

— Ты, длинноухий обжора, кто тебе дал право так высказываться о моем племени?

— Что вижу, о том и говорю, а вижу кучку хвостатых обирателей трупов.

Брог подоспел на помощь Грубу, и две здоровенные выдры едва сдерживали мелких, но свирепых забияк.

— Ребята, ребята, довольно. Так мы сами превратимся в тех, против кого боремся.

— Послушайте моего морского брата. Он пытается вам дело втолковать. Мы должны быть друзьями, а не врагами.

Заяц и белка, сдерживаясь, расцепились и разошлись.

Рвущий Клык, Свирепый Глаз и еще около дюжины побитых синих, не убитых потому, что валялись без сознания, едва держались на ногах, стоя перед суровым лордом.

— Нытье прекратить, — приказал лорд. — Ничего гаже нет, чем скулящий трус. Ваши командиры все погибли или кто-нибудь выжил? Отвечайте!

— Вот, эти двое, Рвущий Клык и Свирепый Глаз.

Оба капитана с ненавистью уставились на предателя.

Лорд осмотрел обоих.

— Если жить желаете, слушайте. Сейчас вы со своими подчиненными похороните наших павших товарищей.

Здесь, в песке, в центре этого скального форта. Аккуратно и почтительно, мои звери проследят за вами.

Став на четвереньки, синие вырыли могилу. Брог, Жесткий и остатки их команды печально уложили своих убитых друзей. Когда яма заполнилась песком, синими снова занялся лорд.

— Герои, лежащие здесь, погибли, сражаясь с многочисленным врагом, не надеясь на победу. Но они не подвели товарищей, в памяти которых они живут теперь. Если бы не подоспела помощь и они были бы сейчас на вашем месте, они бы не стали трястись, как вы. И я тоже поступлю не так, как вы ожидаете. Я не убью вас. Ваши жалкие жизни остаются при вас. Но вы отнесете весточку вашему хозяину от меня, лорда Броктри из Брокхолла.

31


Поздним утром следующего дня Унгатт-Транн вышел через самое верхнее окошко горы и направился по извилистой дорожке к наблюдательному посту. Там находился Карангул с двумя часовыми. Он приветствовал повелителя:

— Ваше могущество!

Часовые проскользнули мимо Транна и попятились вниз по тропе, не переставая кланяться. Дикий кот озадаченно уставился им вослед:

— Куда это они?

Мрачный лис указал на север, чуть к западу:

— Ударная группа возвращается, ваше могущество.

На физиономии кота зародилась было улыбка, но тотчас погасла. Жалкие остатки отряда — четырнадцать воинов с трудом приближались по морской отмели. Унгатт безмолвно оставил Карангула и направился вниз. Лис последовал за вождем. Выйдя на берег, Карангул обернулся на гору. Фрагорль подглядывала из окна, явно стараясь, чтобы ее не было видно. Не хотела принимать участия в том, что сейчас произойдет. Мудро, решил Карангул, сдержал шаг и поотстал от Унгатт-Транна.

Вождь с недоумением рассматривал осмелившихся вернуться. Синяя краска сохранилась лишь на их головах. Лапы всех были связаны впереди. И идти они могли лишь строго гуськом, один за другим. Их шеи сдавливало весьма изобретательное устройство — попарно связанные четыре длинных копья. Идущие между копьями были запакованы, как горошины в стручке. Задыхаясь, они опустились на песок. Древки распухли от воды, из-за чего шеи пленников оказались словно в тисках.

Карангул отдал распоряжение, к скованным тотчас метнулись бойцы — разбили древки и разрезали веревки. Изможденные, промокшие вояки лежали на песке, хватая воздух широко раскрытыми ртами, растирая шеи и лапы.

Транн выхватил саблю у ближайшего бойца. Карангул, не поднимая глаз, услышал, как дикий кот точит саблю о камень. Затем вождь приподнял отточенным клинком голову Рвущего Клыка.

— Где трупы кородеров? Где полторы сотни солдат, которые были с тобой? Если ты расскажешь мне всю правду, я, возможно, избавлю тебя от медленной и мучительной казни. — Кот отступил на полшага, взмахнул саблей и… устремившийся к шее морской крысы клинок замер, чуть коснувшись шерсти на загривке. — Отвечай, ничтожный ошметок!

Рвущий Клык прошепелявил всего три слова, но они подействовали, как заклинание:

— Я видел барсука.

Брякнул о камень выпавший из лапы Транна клинок. Сам он осел рядом с Клыком, как будто вжатый в песок огромной лапой.

— Все — вон! Оставьте нас!

Карангул, солдаты, Свирепый Глаз с остатками разбитого отряда обратились в поспешное бегство, и на берегу остались двое. Хвост кота мягко обвился вокруг шеи Рвущего Клыка, и вот прищуренные глаза повелителя уже вплотную приблизились к крысьему носу.

— Я тебя оставлю в живых. У меня наверху полбочонка вина — получишь, если расскажешь мне все. Как он выглядел, что говорил, кто был с ним, какие звери… Все расскажешь.

Рвущий Клык скосил глаза к небу:

— Э-э… А я еще капитан? И мой братец Свирепый Глаз?

— Да, разумеется. Теперь рассказывай… пожалуйста.

Клык освободил шею от Траннова хвоста и прохрипел:

— А где эти полбочонка? Жажда мучит…

Этим вечером костры развели без всякой маскировки, не таясь, перед пещерой в дюнах. Фрукч сидела у входа в пещеру на кочке, рядом с сыном. Вокруг стоял и сидел звериный народ, наслаждаясь горячими, только с огня, орехово-сливовыми полосками мамаши Фрукч, которая с умилением наблюдала эту мирную сцену.

— Ну и ну, никогда бы не подумала, что на свете так много разных зверюшек!

Брогало обнял мать и поцеловал ее в лоб:

— Ты это уже говорила, мамуля. Ты что, всю ночь будешь удивляться? И еще ты забыла добавить «клянусь хвостом».

Фрукч вытерла глаза уголком передника, передала Дотти еще одну полоску и благодарно похлопала сына по лапе:

— Клянусь моим хвостом, Великие Соленые Сезоны ведают, где ты нашел столько разных зверюшек.

Брог улыбнулся своему новому другу Грубу:

— Сейчас она сменит тему. Вон, еще два ведра слез пожаловали.

Подошли Блинч и Унылла. Начался обмен носовыми платками, раздалось всхлипывание. Дотти облизала лапы и вопросительно покосилась на Брога:

— И что, они всегда так?…

— Только когда радуются.

В бок его зарылся локоть лорда Броктри.

— Ой! Что такое?

Барсук печально покачал головой:

— Скоро поймешь, друг мой, очень скоро.

Жесткий строго посмотрел на внуков:

— Прекратите драку, вы, оба. Что вы делаете с этим мешком?

— Просто достаем гармошку мисс Дотти, во.

— Убери лапы, я передам гармошку. Ты только послушай, дедуля, она так прелестно поет!

Дотти уже чарующе улыбалась, приглашая всех послушать песню роковой красавицы.

Блинч увлеченно грызла край носового платка и все пристальнее вглядывалась в Дотти. Уши старой поварихи напряглись, когда она распознала фамильные черты. Она резко вскинула лапу:

— Дилворти! Я сразу уловила семейное сходство. Эти добры молодцы называли тебя Дотти. Ты — дочь Дафны, Доротея!

Гармонь Дотти сдавленно пискнула и умолкла, сжатая в могучих объятиях вместе со своей хозяйкой.

— Тетушка Блинч!

— Конечно, малышка моя! Как я не узнала сразу твой голос! Последний раз я тебя видела, такую малюсенькую, пушистую, орущую во всю глотку, чтобы поскорее дали тебе поесть.

Потрясенная Дотти тоже ударилась в слезы. Брог подвел их обеих обратно к своей мамочке и Унылле, которые присоединились с громкими растроганными причитаниями и восклицаниями. Чтобы не мешать бурной встрече и заодно поберечь свои уши, еж Драко потащил Груба и Гренн обратно в пещеру.

А там царило приподнятое настроение. В центре внимания был лорд Броктри. От него исходила сила и уверенность. Каждый старался пройти поближе, чтобы как бы ненароком прикоснуться к нему, полюбоваться его громадным мечом и сонным Кеглюном, свернувшимся вокруг рукояти. Здесь, в пещере, прятались от врага зайцы и выдры — но теперь никто не прятался, все чувствовали себя уверенно под защитой громадного барсука. Ухопарус выразила общее настроение одной фразой:

— Наконец-то у нас снова есть вождь, настоящий лорд барсук.

Подошла и кокетливо повернулась Блинч.

— Моя племянница Дотти принесла мне подарок от сестры, эту шаль. Семейная реликвия! Хороша, правда?

Шаль была потрепана, кое-где продрана и неумело заштопана. Но Блинч была в восторге, и никто не хотел портить ей настроение.

— О, очень мила… И оригинальна.

— Да, да! Интересна эта светло-коричневая отделка по краю…

Светло-коричневая отделка от прикосновения лапы Уныллы тотчас отвалилась. Это оказалась налипшая на край грязь. Блинч, ничего не заметив, продолжала вертеться перед публикой.

— Прелестно, правда? И запах духов очень интересный… Что-то напоминает, но не пойму, что именно.

— Х-м, не светлый ли сидр?

Дотти наступила Грубу на ногу и уставилась ему в глаза:

— Ничего подобного. Это особые бабушкины духи.

У меня было еще письмо, но, вот беда, затерялось.

Леволап и Лапоплет подхватили Дотти и потащили прочь:

— Мисс Дотти, быстрей, нужна помощь с провизией!

— Там у них еще целая пещера продовольствия!

Танцы были в самом разгаре. Зайцы прыгали, стараясь во время прыжка шесть раз качнуть ушами. Все завидовали Бахвалу, которому удавалось сделать аж восемь взмахов! Танцорам приходилось остерегаться иголок крутящихся ежей. Выдры отталкивались хвостами и кувыркались, перепрыгивая через пламя костра. Дико прыгали белки, отплевываясь от взметающегося песка. Вокруг всех образовали пестрый хоровод землеройки Гуосим, а в самом центре Гурт степенно и размеренно топал и подпрыгивал с мамашей Фрукч, изящно приседавшей и оттопыривавшей передник.

Старый Брамвил сидел рядом с Броктри.

— Я во все мои сезоны такого пляса не видал, во.

А близнецы-то, близнецы — не отстают от вашей красотки Дотти. Все время с ней танцуют.

Броктри усмехнулся:

— Вряд ли она захочет от них отдохнуть, наша «роковая красавица». Скажи мне, Брамвил, каков был мой отец, лорд Каменная Лапа? Ведь ты у него служил.

Брамвил вытер глаза большим платком в горошек и высморкался:

— Лорд Каменная Лапа был самый мудрый и пони мающий зверь, какого я когда-либо видел. Он был моим повелителем и другом.

Броктри видел, что он расстроил старика своим вопросом. Но он должен был его задать.

— Видишь ли, я не мог узнать его хорошо. Барсуки оставляют свой дом, еще когда их дети совсем малы. Два взрослых барсука не могут жить вместе. Не надо рассказывать мне каждую мелочь, скажи только, как он умер.

Брамвил ответил без колебаний, не отводя глаз от огня:

— Он погиб храбро, храбрее, чем можно даже вообразить. Он пожертвовал жизнью, чтобы дать нам уйти от синих убийц.

Броктри обнял старого зайца за трясущиеся плечи:

— Не расстраивайся, старик. Теперь я знаю, мой отец умер как настоящий лорд барсук, полный Гнева Крови, захватив с собой врагов.

Слезы Брамвила зашипели на крайних угольках костра, когда он закивал головой.

— Именно так, именно так!

Броктри поднялся и стоял в беспокойно мечущихся отблесках пламени. Брамвил поднял на него глаза. Лорд барсук выглядел как каменное изваяние. Казалось, он стоял так вечно.

Наконец он взвалил на плечо свой меч.

— Не плачь, добрый друг. Каменная Лапа не хотел бы наших слез. Он бы потребовал возмездия и торжества справедливости. Теперь я здесь. Пришел черед Унгатт-Транна и его нечисти страдать. И я позабочусь об этом. — Сказав это, он зашагал к утесам.

Унгатт-Транну не спалось. Он брел по верхним проходам Саламандастрона и вышел в малую камеру на северной стороне, в которой он держал свое оружие. Глаза его остановились на длинном трезубце, стоявшем у стены. Он взял трезубец в лапы. Медные зубцы тускло мерцали в свете факела. Он провел лапой по древку, пока не ухватился за обмотанную шнуром середину. Сжав оружие, он подошел к окну и остановился, глядя в сторону удаленных утесов.

— Броктри из Брокхолла, так? Вот как тебя зовут…

Я знаю, ты где-то там, лорд барсук. Я — Унгатт-Транн, сотрясающий землю, заставляющий падать с неба звезды.

Эта гора принадлежит мне по праву завоевателя. Что ж, иди сюда, я жду тебя.

Он погрозил утесам своим трезубцем.

Броктри стоял на краю береговой скалы, ночной бриз ерошил шерсть, но глаза его от ветра не мигали. Он смотрел на темный силуэт на юге, на гору, вздымавшуюся на западном выступе побережья. Вытянув меч к Саламандастрону, он произнес:

— Я знаю твою морду, дикий кот. Скоро ты меня увидишь. Еула-ли-а!

32


Утреннее солнце осветило пляж. Увидев, что происходит на берегу, Дерви дал команду спешно возвращаться в лагерь. Вожди племен и кланов, командиры отрядов завтракали в пещере с барсуком. После завтрака предстоял военный совет. Тут ворвались возбужденные и запыхавшиеся Дерви и Коыула:

— Скорее! Синемордые маршируют по берегу!

Броктри отодвинул свою миску.

— Где?

— Примерно в трети расстояния между нами и горой. Есть на что взглянуть, да, Конула?

Обычно озорная выдра выглядела мрачной и подавленной:

— Песка под ними не видно, просто жуть!

В пещеру вошел Руланго. Лог-а-Лог Гренн подалась назад при виде страшной птицы.

— Откуда это чудовище?

Брог подошел к цапле и погладил ее по шее.

— Извините, что не предупредил. Это Руланго, наши глаза и уши. Где ты был, приятель?

Брог разгладил песчаную площадку, и Руланго нарисовал несколько рыбин. Брог кивнул:

— Ага, рыбачил. Конечно, должен же ты есть, как и все мы. Ну, что делается на берегу, мы уже знаем, можешь нам не сообщать.

Но цапля продолжала тыкать клювом в песок, покрывая его множеством точек.

— Видите все эти точки? Каждая точка — один синий, — пояснил Брог.

Руланго прочертил в песке ряд параллельных полосок.

— Он говорит, что каждая черта — еще столько же синих. Места для точек в пещере не хватило бы.

Броктри взял свой меч:

— Пошли посмотрим. Оружие не забудьте.

Барсук взял с собой лишь нескольких, среди них и Дотти с близнецами. Под прикрытием дюн, сохраняя молчание, они проследовали к югу от лагеря. Когда Дерви решил, что пора свернуть, они пошли к западу, по направлению к берегу. Дотти протолкалась вперед, к Броктри и Грубу, наблюдавшим за войском Транна из высокой травы на макушке песчаного холма.

— Фу-ты ну-ты, ну и уймища же их!

Синие Орды маршировали по пляжу колоннами по десять рядов, в каждом ряду по двадцать крыс. Каждый отряд был вооружен своим видом оружия: одни топорщились пиками, другие дротиками, третьи несли луки. Были там пращники, меченосцы, были даже вооруженные просто дубинками. Груб принялся было подсчитывать их на песке, но оставил это занятие:

— Считай, не считай — они проглотят нас живьем, не разжевывая.

Бахвал и Резвый лежали рядом в траве и тоже обменивались впечатлениями:

— Надо же, не думал, что столько этой нечисти вообще живет на земле.

— Да, бросаться на них — верное самоубийство.

Барсук не реагировал на эти замечания. Его глаза тщательно осматривали ряды синих:

— Не вижу главного. Унгатт-Транна здесь нет.

Дотти указала на фигуру в группе офицеров у линии прибоя.

— А как насчет этого парня? Вроде смахивает на начальника.

Лорд барсук посмотрел на указанного зайчихой офицера.

— Во всяком случае, это не дикий кот. Похож на лиса.

Кто-нибудь его знает?

Дерви прищурился и прикрыл глаза от солнца лапой:

— Это Карангул, шеф-капитан. Командующий флотом Унгатт-Транна.

Бахвал рванулся, бешено сверкая глазами:

— Вот как! Подождите здесь! Я должен убить гада, который истребил всю мою семью.

Броктри и Груб вжали трепыхающегося горного зайца в песок.

— Уберите лапы! У меня свои дела с этим лисом!

Броктри навалился на Бахвала, не давая ему пошевелиться:

— Твои дела — это и наши дела, друг. Я не хочу, чтобы ты погубил всех нас. Ну что, успокоишься или мне на тебя присесть? Я тяжелый, предупреждаю…

Бахвал выплюнул песок, но двигаться больше не пытался.

— Ну-у, можно меня отпускать. Разберусь с этим гадом позже. Прошу прощения, я вел себя глупо.

Зайца отпустили и продолжили наблюдение. Барсук не отводил глаз от синих.

— Брог и его кородеры сделали большое дело. Вон, посмотри! Я этого и ждал. Первый ряд третьей колонны, вон!

— Да, вижу, упал. Наверное, споткнулся о свое копье.

— Нет, Дотти, это голодный обморок. Капитаны еще так себе выглядят, но рядовые бойцы… Груб, как твое мнение?

— Да что ж, верно все… Похоже, что они просто голодают, все вместе.

Броктри глянул на скалы:

— Верно, но это мы обсудим позже. Сейчас пора уходить. Ваша птица парит над ними, Брог, позже она нам расскажет, сколько еще нечисти вышло из горы на прогулку. Дикий кот не дурак. Он не упустит случая разделаться с нами, если мы тут задержимся. Возвращаемся быстро и скрытно.

Унгатт-Транн держал совет с Карангулом и Фрагорлью. Присутствовал и Рвущий Клык. Все почтительно ждали, пока дикий кот откроет рот. Наконец он заговорил:

— Как вы думаете, видели они наш парад?

Карангул пожал плечами:

— Не могу ответить, ваше могущество. Кто знает? Я их не заметил.

Транн повернулся к Фрагорли.

— Нет, величайший, их там не было. Я вела группу захвата вдоль скал. Мы обыскали дюны, но не обнаружили ни следа, ни единого отпечатка лапы.

Клык тоже доложил:

— Я сделал все, как вы велели, ваше могущество. Наблюдал с корабля вдоль побережья. И никаких следов.

Дикий кот зашагал по комнате.

— Но я знаю, что они были там, шпионили за моими Синими Ордами. Барсук не дурак. Он не упустил бы возможности оценить силу моих войск. Я в этом уверен!

Рвущий Клык высказал то, о чем думали и другие:

— Эта колонна на берегу сегодня, она могла рассредоточиться, прочесать побережье и уничтожить любого врага.

Унгатт-Транн уселся в задумчивости:

— Конечно. Это можно было бы сделать, но пришлось бы оставить гору беззащитной. Любой хороший командир знает, что эта гора — лучший приз. Захвативший ее дерется с позиции силы. Я хочу, чтобы они пришли ко мне.

— Могущественный, а если они не придут?

Транн забарабанил когтями по столу, выбивая на его поверхности царапины.

— Тогда придется сделать, как сказал Клык. Послать Орды на поиск. Как, Клык?

Карангул и Фрагорль удивились, что Транн обращается с вопросом к бывшему пирату. Сам Рвущий Клык удивился не меньше, но с готовностью ответил:

— Да, ваше могущество, вы правы, но я бы не стал выжидать слишком долго. Солдаты голодают, долго тянуть нельзя.

Транн поднял глаза к источнику своего вдохновения:

— Пауки тоже так поступают. Они ждут, но не слишком долго. Выждав момент, они бросаются на добычу.

Вернувшись в запасную пещеру, Юкка раздала последнюю партию оружия.

— Теперь здесь свободно. Какое-то время тебе придется пожить здесь.

Фрукч подняла фонарь, чтобы получше оглядеться.

— Та пещера была лучше. Эта какая-то тесная, неуклюжая.

Блинч решительно завязала тесемки своего передника:

— Не беспокойся, дорогая. Мы сделаем ее поудобнее. Я попрошу кротов расширить ее вон там, где скалы расступаются. У той стены поставим печи. Унылла, что ты скажешь об этом выступе?

— Покрыть его мхом и парусиной — получится отличный диван, сидеть и лежать… Хорошо, что креветки закончились, может быть, Приготовим что-нибудь порядочное. Попросить поваров землероек помочь нам с ужином, Фрукч?

— Да, неплохо бы. Отличные повара!

Лорд Броктри держал речь перед собравшимися между дюнами возле старой пещеры. Собрались все, кто был в состоянии сражаться. Они сидели на склонах, внимательно слушая вождя.

— Сегодня мы видели на берегу громадную армию врага. Унгатт-Транн хотел показать, какой он сильный. Звери его такие голодные и хилые, что это скорее парад слабости, а не силы. И все же армия его слишком велика, мы не можем сражаться с ней в открытом бою. У меня уже есть кое-какие задумки, но я внимательно выслушаю и ваши предложения.

Брог сразу же поднял лапу:

— Надо и дальше грабить их припасы. Как вы сказали, кородеры сделали хорошую работу. Ее надо продолжать.

Вместо барсука ответил Груб:

— Да, друг, но тогда Унгатт-Транн с голоду и с отчаяния выйдет против нас, а с такими силами мы против него не вытянем.

Вокруг одобрительно забормотали. Броктри поднял лапы:

— Хорошо. Я сам так думаю и хотел, чтобы вы это сказали. Но у меня есть план.

— Хурр, расскажите нам о нем побыстрее, сэр. А то уже есть хочется.

Уже к вечеру закончил Броктри изложение своего плана, единодушно принятого всеми собравшимися. Бахвал в восторге схватился за уши:

— Ну-у, вот теперь я понял, почему о барсуках идет такая слава.

Темные глаза барсука оглядывали присутствующих:

— Каждый выполняет свою роль в этом общем плане. Все всё поняли и согласны пойти на риск? Если да — поднимите лапы.

Лапы взметнулись вверх. Кеглюн плюхнулся на спину и задрал вверх все четыре.

— Мы с тобой, длуг Блоктли!

Трудно было убедить стариков остаться с Фрукч в запасной пещере. Брогало утешал свою плачущую мать:

— Ну, спокойно, мамуля. Мы возьмем эту горушку быстрее, чем ты скажешь «клянусь моим хвостом». Ты можешь здесь сделать себе собственную комнатушку и садик камешков. Ты ведь хотела устроить сад камней, так?

Но Фрукч ничем нельзя было утешить.

— Иди, делай свое дело, Брогало, хвостошлеп, но возвращайся живой. Не надо мне садов и комнатушек, только вернись. А потом отправимся в свою старую пещеру на берегу. Как хорошо там было!

Выходя из пещеры, Брог задержался, чтобы погладить по шее цаплю:

— Остаешься здесь, приятель. Позаботься о стариках, не рыбачь слишком подолгу. Надеюсь, увидимся, когда все закончится.

Руланго положил клюв на плечо Брога и часто заморгал. Командор похлопал его по плечу.

— Ну, старый разбойник, еще и ты меня намочишь! — Он и сам подозрительно часто моргал. Брог решительно выпрямился, шмыгнул носом и вышел из пещеры.

Недалеко от старой пещеры возвышалась гора дерева, сухих водорослей и травы. Когда подошел Брог, все уже были в сборе.

— Все готово, Броктри. Я попрощался с мамулей и стариками.

Дотти схватилась за голову:

— Ох! Я забыла попрощаться с тетей Блинч!

Брог взял свой дротик:

— Я уже сделал это. Она сказала, чтобы ты обо мне заботилась. Кеглюн сладко спал, Мирклворт проследит за ним и за всем там вообще. Все сделано, ничто нас не держит, пора за работу.

Лорд Броктри обратился к Юкке. Никто не смог бы ее распознать в теперешнем наряде. Мех атаманши белок был выкрашен в синий цвет, хвост обрит, и форма на ней была синего солдата. Броктри одобрительно кивнул:

— Ты как настоящий синий. Все хорошенько запомнила?

— Да. Как только синезадые оставят гору, пускаю горящую стрелу из какого-нибудь верхнего окна.

Броктри пожал лапу Юкки:

— Желаю удачи!

— И не мародерствуй, пока мы не прибудем!

Юкка бросила на Резвого холодный взгляд.

— А с тобой я еще посчитаюсь, когда все будет позади. — Она повернулась и устремилась в направлении Саламандастрона.

Груб сурово посмотрел на зайца и неодобрительно покачал головой:

— Нехорошо портить настроение перед боем. Ну, кто следующий, ребята?

Вперед выступили Дерви и Конула со своей командой. К спине каждого был привязан факел, тщательно закутанный для защиты от морской воды. Их напутствовал Брог:

— Не начинайте раньше, чем огонь у входа в пещеру разгорится как следует. Удачи вам, ребята.

Морские выдры тихо ускользнули к морю. Броктри осмотрел оставшихся и взял за лапу Груба:

— Ваша очередь, друзья. Вы с Брогом — аккуратнее, осторожнее. Берегите себя.

— И вы берегите себя, лорд Броктри из Брокхолла.

Дотти и Лог-а-Лог Гренн следили, как Брог и Груб уводили в сгущающуюся темноту белок и ежей. Они вскарабкались на утес и начали долгий марш на юг.

— Мы почти в одиночестве остались, ребята, — заметила Дотти.

Бахвал Большие Кости обнажил зубы в широкой ухмылке:

— Да, крошка, надо бы и нам, э-э, во имя Всех Сезонов, рвануть в атаку!

На плечо Бахвала отрезвляюще опустилась лапа Броктри.

— Вы остаетесь со мною, а также все ваши бешеные горные мартовские герои, вы не забыли?

Бахвал с деловым видом пересчитал шесть кинжалов, заткнутых за широкий пояс.

— Ну-у, сэр, я тих и спокоен, как новорожденный кротеныш. Похож я, Гурт?

— Хурр, надеюсь. Я был о-очень тихим, о-очень спокойным ребенком.

Жесткий вел свою маленькую армию сквозь дюны.

— До темноты нам надо подобраться поближе к туннелю.

Темнеющие облака сливались с сумрачным небом, последние пурпурные лучи солнца пробивались над горизонтом, вспыхивая в волнах. Теплый бриз трепал траву на дюнах. Наступила ночь. Лунные тени покрыли местность сетью серебристых пятен на черном бархатном фоне. Битва за Саламандастрон началась!

33


Унгатт-Транн метался по коридорам внутри горы, как зверь по клетке, возбужденный и нетерпеливый. Часовые вытягивались в струнку при его приближении, задерживали дыхание, желая слиться со стенами. Слышался лишь шорох его длинного плаща, да у стен потрескивали факелы. Он обошел всю гору сверху донизу. Шум волн приветствовал его появление на берегу. Две морские крысы гребли, направляя к берегу маленькую лодочку. Они выпрыгнули и вытащили суденышко на берег. Из лодочки вышел капитан Карангул: — Очень тихая ночь, ваше могущество.

Унгатт-Транн медленно провел лапой по усам:

— Слишком тихая. Не нравится мне эта тишина, капитан. Как будто что-то готовится.

— Точно, ваше могущество.

Они направились к главному входу. Удвоенные патрули шагали вокруг горы. С севера приближались шестеро солдат во главе с Рвущим Клыком. Они остановились и отсалютовали Транну копьями. Он кивнул Клыку:

— Есть что-нибудь, капитан?

— Ничегошеньки. Как по кладбищу ходим. Но все равно смотрим, слушаем, следим.

Беседу прервала Фрагорль. Она выбежала из главного входа, полы плаща ее хлопали, как крылья зловещей птицы. Она размахивала лапой.

— Могущественный, там, у скал, к северу, огонь! Я заметила из окна.

Прыгая через ступеньки, Транн понесся вверх по лестницам. За ним торопились Фрагорль, Рвущий Клык, Карангул.

Тяжело дыша, он добрался до верхнего уровня. Он вылез из окна и пробрался на обзорный пост. Наблюдатель-хорек указал копьем в сторону огня:

— Там, повелитель!

Даже с такого расстояния огонь, бросающий оранжевый отсвет на утесы, был хорошо виден. Подбежали остальные. Транн услышал смешок Рвущего Клыка и резко обернулся:

— Что-то веселенькое? Поделись!

Рвущий Клык махнул в сторону огня:

— Надо признать, у них есть выдержка. Нахальные ребята. И юморные тоже. Мы думаем, что они от нас прячутся, а они награбили наших продуктов и набивают там себе брюхо, готовят жратву среди ночи.

Карангул заметил, что лапа вождя трясется от гнева.

— Могущественный, это может быть ловушкой.

Унгатт-Транн схватил его с такой силой, что когти вонзились в лапу лиса. Капитан вздрогнул от боли и от презрения, сквозившего во взгляде Транна.

— А ты думаешь, я не понимаю? Но наглость какова!

Они, видишь ли, дразнят Унгатт-Транна!

Рвущий Клык потер свой торчащий наружу зуб грязной лапой:

— Точно, это насмешка. Мой первый капитан говорил: открытый вызов. И что же теперь делать-то, а?

— Карангул, возьми половину всего войска, раздели на три колонны. По одной с флангов, со скал и через дюны, третья — по берегу. Окружить, захватить. Главных — ко мне, остальных — уничтожить. Трупы взять с собой.

Раздался крик береговых постовых:

— Огонь! Корабли горят!

Западный фланг громадной армады осветился пламенем от горящих парусов и мачт. Унгатт-Транн переводил глаза с одного огня на другой.

— Значит, это не ловушка, а обманка, чтобы отвлечь наше внимание. Но я превращу ее в ловушку. Карангул, взять помощь с берега, отрезать горящие суда от остальных. Спасти флот! Фрагорль, Рвущий Клык, вы слышали, что я приказывал Карангулу. Командуете теми, кто атакует на суше. Вперед!

Унгатт-Транн вошел в гору и приказал первому часовому:

— Всех капитанов ко мне.

Тишина летней ночи в одно мгновение уступила место шумной суете. По коридорам горы забегали, затопали сотни солдат.

Несколько капитанов ожидали Унгатт-Транна у дверей его спальни. Он спешно дал указания тут же, на месте.

— Я буду отвечать за оборону горы в случае возможного нападения. Все входы и окна закрыть, блокировать подходы. Вы, шестеро, возьмите патрули, снимите наружную охрану, будете отражать нападение на нижнем уровне. Вы, четверо, распределите своих бойцов по внутренним коридорам, следить, чтобы враг не попытался вломиться внутрь. Я беру себе верхние уровни. Пошлите мне сотню солдат наверх.

Руланго вернулся к новой пещере уже без горящего факела, который был у него в клюве. Фрукч убедилась, что вход хорошо замаскирован, прежде чем войти внутрь за цаплей.

— Хорошо загорелось? — спросила она птицу.

Руланго взъерошил перья, раскинул крылья и вприпрыжку исполнил странный танец, кивая головой. Матушка Брога улыбнулась:

— Добрая птица. Вот тебе, возьми свеженьких полосочек, только что испекла.

— А Кеклюну полосочек, Флукч?

— Конечно, сердечко мое, конечно, иди сюда!

Жесткий повернулся к Броктри:

— Славно успели. Даже лап не замочим, полный от лив. Готовим фонари и входим за мной. Потише, в туннеле сильное эхо.

Дотти и близнецы обогнули выступ скалы и увидели, что Жесткий своим дротиком отодвинул ком из водорослей и травы.

— Ну, молодежь, побыстрей двигаемся, времени не так уж много.

Они вошли в туннель, через который Жесткий с пленниками вышел на свободу. Леволап засветил свой фонарь от факела Гурта.

— Я буду ваш личный фонарщик, Дотти.

Поход оказался нелегким. Иногда приходилось сгибаться чуть ли не вдвое. Броктри приходилось хуже всех: в узких коридорах он с трудом протискивался, кое-где приходилось продвигаться и ползком. Шли они несколько часов, но казалось, что прошли уже дни.

Резвый похлопал по своему животу:

— Ох, ребята, сейчас бы крошку-другую… Совсем оголодал.

— Ничего, ты поголодаешь, а Дотти сохранит фигуру, — отозвался Жесткий. — Скоро придем в пещеру, там закусим.

Казалось, туннель никогда не закончится, но вдруг Жесткий остановился:

— Ухопарус, Троби, давайте веревки.

Лорд Броктри осмотрел призрачную пещеру под ними. Сталактиты, сталагмиты, бездонный бассейн, эхо падающих капель… Подошла Дотти. Она измерила лапами дыру, потом присмотрелась к мощной фигуре барсука.

— Гм-м, боюсь, кто-то из нас здесь не пройдет. Броктри взялся за меч.

— Похоже, вы правы. Отойдите, пожалуйста, в сторонку. Несколькими сильными прицельными ударами меча барсук отколол от пористого известняка большие куски, упавшие в пещеру и в бассейн.

— Надеюсь, никто не услышал. Зато теперь-то уж я пролезу, так, Гурт?

— Хурр, для вас нет преград, сэр.

Им не пришлось спускаться по веревкам. Лорд Броктри остался наверху и спускал их одновременно по четверо, двух на каждой веревке.

— Теперь можно отдохнуть и закусить.

Повара Гренн несли провизию, которой все подкрепились, сидя около пруда. Броктри почти не прикоснулся к еде, сидел неподвижно и глядел в мерцающую сине-зеленую воду. Гренн отхлебнула из бутылки темного сливового вина и обратилась к барсуку:

— О чем вы думаете, сэр?

Броктри продолжал смотреть в воду.

— Мой отец, лорд Каменная Лапа, погиб в этой пещере. Погиб геройской смертью, дав своим солдатам возможность уйти.

Не говоря ни слова, Гренн откупорила еще одну бутылку вина и бросила ее в центр бассейна. Полная по горлышко, бутылка пошла в глубину, оставляя за собой спиральный след темного вина. Так дым поднимается от костра в безветренный день. Все молча проводили ее глазами.

— Это знак вашему отцу, что мы пришли сюда отомстить за него.

— Спасибо, Лог-а-Лог Гренн, — заговорил Броктри, с сухими глазами стоявший у края пруда. — Жесткий, куда теперь идти? Я здесь не ориентируюсь.

Заяц поскреб затылок:

— Я тоже не слишком знаком с саламандастронскими погребами.

Неунывающая Дотти отважилась высказаться:

— Да найдем мы, как отсюда выбраться, во. И Юкка, когда выпалит свой сигнал, начнет нас искать. Она-то уже освоится к тому времени в здешних коридорах.

Бахвал подхватил факел и подошел к Жесткому:

— Правильно мыслишь, крошка. Не на месте же сидеть, в конце концов. Э-э, пошли, что ли?

Сердце Юкки колотилось у горла, когда она приблизилась к главному входу. На пути у нее стояла группа офицеров. Среди них был и дикий кот, очевидно Унгатт-Транн. Уверенно глядя перед собой и надеясь, что никто не заметит ее маскировки, белка следовала вперед. Она уже почти проскочила мимо, как будто спеша с поручением, и готова была облегченно вздохнуть, уже вбегая в гору, но тут ее чуть не смела с ног фигура в балахоне и в капюшоне, устремившаяся к Транну.

— Могущественный, там, у скал, к северу, огонь! Я заметила из окна, — кричала она.

Юкка отпрянула, пропуская дикого кота и его группу, и понеслась вплотную к ним. Она рассудила, что уж пока она в этой группе, ее никто не посмеет задержать.

Так Юкка добежала до верхнего поста. Она видела огонь, слышала распоряжения Транна, отдаваемые Фрагорли, Рвущему Клыку и мрачному высокому лису по имени Карангул, но старалась держаться в тени, на заднем плане. Когда начальство удалилось, Юкка отважилась выступить из укрытия. На посту были хорек и две крысы. Хорек, очевидно, старший. Он с сомнением посмотрел на Юкку и спросил, направив на нее копье:

— Эй, ты что тут ошиваешься?

Белка понимала, что он не узнал ее в маскировочном наряде. Напустив на себя побольше наглости, Юкка плюнула на пол, как было принято у синих, и ответила:

— Я-то делаю, что надо. А вот ты что делаешь?

Хорек растерялся от ее наглости:

— Что я делаю? Я несу ночную вахту по приказанию капитана Дралла.

Юкка подумала, что теперь-то самое время исчезнуть, но одна из крыс загородила дорогу древком копья:

— Что-то я тебя не видел раньше, приятель.

Юкка ухмыльнулась:

— Вот и я тоже. Такую безобразную рожу я бы точно запомнила. Убери свою палку.

Крыса опешила и, опасаясь блеска Юккиных глаз, убрала копье. Но подступили со своими копьями хорек и другая крыса. Эти нацелили на нее острия. Слегка неуверенный в себе, хорек важно спросил:

— А что ты тут делаешь? Кто тебя сюда послал?

— Унгатт-Транн послал, и стойте смирно, говоря со мной. Повелитель прав, что на постах дисциплинка хромает. Его могущество никогда не ошибается.

Строго глянув на своих крыс, хорек застыл по стойке «смирно», крысы мгновенно последовали его примеру. Входя во вкус, Юкка обошла их, критически осматривая и размышляя, как бы от них отделаться. Ей стоило бы остаться здесь. Самое удобное место, чтобы пустить свою горящую стрелу.

Хорек нервничал больше своих подчиненных. Она кивнула ему и улыбнулась:

— Я тоже делаю свою работу, как и ты, приятель.

Дай-ка свое копье на минуточку. Транн приказал и оружие проверить. Вольно!

Все трое расслабились, хорек передал Юкке копье. Юкка внимательно осмотрела его.

— Ну, древко-то надо бы отшлифовать, все в занозах. А точил когда в последний раз?

Хорек начал оправдываться:

— Да три дня назад, ну, четыре — самое большее.

Юкка наморщила лоб:

— Ой, брось! Это копье не затачивалось уже сезон. Ты хоть знаешь, что наконечник разболтался? Гвоздь надо сменить. Смотри!

Она помотала копьем взад-вперед, и проржавевший гвоздь не выдержал. В одной лапе Юкка держала древко, в другой остался наконечник.

— Понял? Да не бойся, я не доложу. Кстати, иногда древко без наконечника может быть очень неплохим оружием. Сейчас покажу. Вы, двое, положите копья и станьте здесь, рядом со своим офицером.

Часовые решили, что странный проверяющий — не такой уж вредный тип. Они подчинились и безропотно выстроились у края наблюдательной площадки. За ними зияла пропасть.

Юкка отложила наконечник и взяла древко поудобнее.

— Мой старый учитель показал мне такой прием с древком. Следите внимательнее, ребята.

Древко рванулось к крысам. Хлоп! Хлоп! Хлоп! Три мощных удара по крысиным головам, и всё трое часовых падают вниз с громадной высоты.

На посту у часовых горел небольшой фонарь. Юкка выбрала из своих стрел одну, обмотала наконечник промасленными тряпками. Снизу доносились звуки. Она посмотрела через бортик. Из горы и из береговых лагерей высыпали синие солдаты, которые быстро построились и тремя колоннами затопали прочь, под командованием Гранд-Фрагорли, Рвущего Клыка и Свирепого Глаза. Карангул, собрав своих моряков, находившихся на берегу, отправился спасать флот. Внешние патрули зашли внутрь, двери захлопнулись, начали закрываться окна. Наконец берег опустел и все затихло.

Юкка подожгла стрелу, дождалась, когда пламя разгорелось, и выпустила ее в южном направлении.

С юга, на линии прибоя, недалеко от Саламандастрона, Брог и Груб ждали во главе своей маленькой армии. Командор первым увидел стрелу, бороздившую ночное небо, как маленькая комета. Он стукнул Груба по спине:

— Вот она, как раз вовремя.

Груб в ответ откинул голову назад и завопил:

— Еула-ли-а!

Они понеслись к горе, размахивая оружием, неустрашимые и неудержимые, оглашая окрестность боевым кличем:

— Кровь и уксус! Еула-ли-а!

Бежать было недалеко. Внутри горы их клич услышали. Ласка, отодвинувшая от окна бревно, высунула нос наружу и тут же упала, сраженная камнем. Крысиный капитан Дралл еле успел отскочить от влетевшего в то же окно дротика. Он воткнул обратно бревно, припер его трупом ласки и закричал:

— К отражению атаки! Лучники к бойницам! Перед капитаном вырос удивленный горностай:

— Капитан, все бойницы заткнуты, вы ж сами… Дралл отпихнул его и вытащил меч:

— Ничего подобного! Никогда! Быстро к главным воротам, они попытаются прорваться там! Шевелись!

Юкка добралась до окна, влезла в гору и бегом направилась вниз, к погребам. Еще на самом верхнем уровне, проносясь по коридору, она врезалась в Унгатт-Транна. Оба споткнулись о трезубец Транна и кувыркнулись с нескольких ступенек на площадку лестницы. Юкка оказалась сверху, выпуталась из транновского плаща и от неожиданности забыла про маскировку.

— Прошу прощения. Не нанесла ли я вам увечий? Унгатт-Транн встрепенулся:

— Ты кто? Сюда! Назад!

Юкке ничего не оставалось делать, как перепрыгнуть через вождя Синих Орд и пуститься наутек. Транн выпутался из складок плаща, вскочил и бросился в погоню:

— Охрана! Хватайте шпиона! Остановите его!

Юкка резко свернула влево и понеслась по коридору, разветвлявшемуся в конце. Она вжалась в темную нишу и переждала, пока мимо пронеслись капитан Дралл и несколько его солдат.

Сразу за поворотом Дралл попал в лапы Унгатт-Транна.

— Где шпион? Куда он делся?

Не отвечая на вопрос, Дралл торопливо залепетал:

— Атака противника! Нападение с берега!

Унгатт-Транн безжалостно тряхнул капитана:

— Я пойду вниз и займусь этой атакой. А вы все ищите этого шпиона. И возможно, он не один. Пошевеливайтесь, живо!

Юкка увидела, что дикий кот пронесся мимо, и выждала, когда затих топот его лап. Но только она показалась из ниши, как из-за поворота вывернул капитан Дралл со своим сопровождением.

— Стой! Ни с места!

Но Юкка не стала слушать дальше. Она рванулась вниз, а вся орава — за ней.

34


Дотти, жмурясь от ослепительного света факела, натолкнулась на Леволапа. Он галантно поддержал зайчиху:

— Осторожно, мисс Дотти. Держитесь за мою лапу.

Зайчиха не отказалась от поддержки:

— Ф-фу, мы здесь уже сто лет бродим. Может, мы заблудились?

— Ой, лучше не надо.

— Да, радости мало, но мне эта скала вдруг показалась очень знакомой. Похоже, мы возле нее уже были. Она похожа на салатницу, видите, во?

Броктри поднес к скале факел:

— Жесткий, что скажешь? Мы заблудились, как думаешь?

Заяц от стыда опустил уши:

— К сожалению, милорд, кажется, так оно и есть. Сзади послышались стоны:

— Потерялись? И ходим по кругу?

— Хурр, Жесткий сделал добрую работу, мы почти пришли.

— Почему ты так считаешь, Гурт? — спокойно спросил барсук.

Крот лизнул когти и вытянул лапы вверх, насколько ему позволял рост.

— Чую свежий ветерок сверху, сэр. Мы, кроты, его сразу схватываем.

Бахвал, который темноты не выносил, похвалил Гурта:

— Ну-у, э-э, славный парень! Веди нас!

Резвый с чего-то вдруг развеселился:

— Ха, салатная миска, во! Помню, когда я еще в молодости стибрил пудинг, то спустился сюда, чтобы его проглотить втихаря.

Ухопарус негромко хмыкнула:

— Как будто вчера это было! Я помню, как повара жаловались на то, что продукты пропадают, ты, долговязый похититель пудингов!

Резвый уже не слушал. Он рванулся по проходу, покрикивая:

— Ха-ха, салатная миска! Конечно! Считайте, мы уже снаружи, во!

Дотти рванулась было за ним, но Гурт задержал ее:

— Не бегите за Резвым. Следуйте за Гуртом.

Броктри улыбнулся:

— Друг Гурт, я скорее пойду за тобой, чем за целой ватагой Резвых. Веди нас.

Резвый остановился, чтобы перевести дыхание. Уверенность его вдруг исчезла.

— Ребята, я… куда они подевались? Да, неважно. Сюда? Или сюда… Ох, есть-то как хочется… Вот бы синие оставили где-нибудь хоть какую-нибудь крошку съестного. Хоть чаю, во… Время подкрепиться… А, вон где они, с другой стороны… Неужто я уже круг сделал?

Шум приблизился, но был он каким-то странным и непохожим на голоса его друзей.

— Вот он! Лови шпиона!

— Держи! Хватай!

Перед ним уходил вдаль длинный коридор, и по этому коридору неслась Юкка.

— О, это ты, — пробормотал заяц. — Ну как, стырила какое-нибудь хорошее оружие?

Тяжело дыша, Юкка остановилась рядом.

— За мной погоня! Где наши? Ты что, один?

— Они… поотстали… — В туннеле показалась толпа синих. — Великие Сезоны, если они столкнутся с нашими, ну и суматоха поднимется! Ни к чему это…

Юкка толкнула его:

— Не время для рассуждений. Оружие есть? Надо их задержать!

Резвый и сам это понимал. Свой дротик с двумя остриями он разломал на две части, сунул одну из них Юкке и взмахнул факелом:

— Мы их остановим. Еула-ли-а!

Оба бросились на врагов в самом узком месте прохода. Синие преследователи не ожидали нападения и сначала опешили. Заяц и белка сражались как бешеные, мужественно принимая удары, не отступая ни на шаг. В туннеле Ухопарус прислушалась:

— Что там за шум?

Броктри с мечом наизготовку уже пронесся мимо нее:

— Впереди бой! Еула-ли-а!

Они промчались по туннелю и накатились на синих, как волна приливного прибоя. Неустрашимый лорд барсук прошел сквозь нечисть, скашивая ее громадным мечом. Дотти даже не успела взмахнуть своей пращой. Бахвал смел ее в сторону, вырываясь вперед:

— Ну-у, пропусти-ка, крошка! Ур-р-ра-а-а-а! Я бешеный мартовский заяц с горных вершин! Твой последний взгляд — на меня, нечисть!

Врагам пришлось еще хуже, когда Медунка Жесткий и его внуки взялись за дело без всякого оружия, голыми лапами. Дотти едва успела пригнуться, когда над ее головой пролетело безжизненное тело крысы. Гурт вежливо отодвинул ее:

— Хурр, в сторонку, платье запачкаете!

Ухопарус прижала Дотти к себе:

— Не смотри туда. Нам не следовало приводить сюда такую юную зайчиху. Отвернись, деточка, скоро все закончится.

Действительно, все закончилось очень скоро. Никто из синих не ушел и не смог поднять тревогу. Ухопарус осторожно повела Дотти между трупами врагов. На другом конце участка боя стоял Бахвал, склонившись над двумя телами. Заяц воткнул факел в расщелину скалы. Когда он опустился на колени, Дотти увидела, что Юкка уже умерла. Резвый крепко держал ее лапы. Он что-то бормотал, и, когда Дотти пригнулась, она поняла, что старик разговаривал с Юккой:

— Туннель наш… они не прошли… для тебя кучи оружия, друг… странно, совсем не хочу есть… Как холодно…

Резвый улыбнулся Дотти и закрыл глаза. Навеки. Зайчиха сквозь пелену слез посмотрела на Ухопарус:

— Они умерли друзьями. Кто бы мог подумать…

Старая зайчиха помогла Дотти подняться.

— Юкка и Резвый были храбрейшими из храбрых. Идем, маленькая, пусть они спят вместе.

Унгатт-Транн почувствовал холодок страха, ползущий по спине. Примерно с сотней синих стоял он, уставившись в грохочущие ворота главного входа. Снаружи, на берегу, бушевали осаждавшие. Укрепленные дубовые створки гулко ухали под ударами камней. Без своих Синих Орд дикий кот оказался пленником внутри захваченной им горной крепости. Снаружи раздавались насмешливые выкрики:

— Мы пришли за твоим хвостом, Транн!

— Это земля трясется или твои лапы, сотрясатель орехов?

— Тащите таран! Мне надоело стучаться, они все равно не открывают! Давайте снесем ворота.

Синие не оставили отверстий, чтобы наблюдать за происходящим или стрелять по нападающим. Они нерешительно стояли перед воротами, лишь прислушиваясь. Горностай капитан— Злюга выжидающе уставился на Унгатт-Транна:

— Они собираются пустить в ход таран, вы слышали? Где Дралл и его отряд? Нас здесь всех в лапшу покрошат!

Древком своего трезубца Транн сбил нервного капитана на землю и спокойно обратился к лежащему:

— Вставай, червяк, живо найди Дралла с его солдата ми и тащи его сюда.

Злюга вскочил и понесся выполнять приказание.

Запустив в ворота очередной обломок скалы, Брог вопросительно посмотрел на Груба:

— У нас ведь нет никакого тарана, друг.

Груб швырнул кусок известняка. Удар был что надо.

— Га-а-а, но Транн-то этого не знает, да? Нам двери самим понадобятся, нечего их ломать. Наше дело — диверсия. Шум, гам, грохот. Пока Брок не найдет дорогу из погреба. Отходим!

С другой стороны двери Унгатт-Транн нервно вышагивал, ожидая возвращения капитана Злюги с подкреплением.

— Спокойно, — подбодрил дикий кот свое воинство. — Ворота прочные, выдержат. А мой трезубец выколет глаза любому, кто двинется с места без приказания.

Транн заметил капитана Злюгу. Тот в нерешительности топтался на пороге. Транн рванулся к нему:

— Где Дралл и его народ? Я приказал доставить их сюда! Где они?

Забыв про дисциплину, Злюга выпалил:

— Откуда я знаю? А вот барсучище там есть, и меч у него вдвое меня длиннее, и воинов с ним полно, и двигаются они сюда очень быстро.

Трезубец Транна уперся в горло горностая.

— Потише. Пойдешь со мной. — Он повернулся к синим, столпившимся перед воротами. — Остаетесь здесь!

Капитан Злюга нашел капитана Дралла и его солдат, сейчас мы их приведем. Держите вход, мы сейчас вернемся.

Брогало замахал лапами и заорал:

— Ребята, кончай бросаться камнями и орать, слушайте!

Все замерли. Напрягать слух не было нужды, с другой стороны запертых ворот доносились крики, вопли, боевые возгласы Саламандастрона. Лорд Броктри и его силы уже крушили оставленных полководцем синих крыс.

Груб откинул камень и подхватил копье.

— Подтягиваемся к воротам, все к воротам!

Из воды вылезли Дерви и его команда. С них стекала морская вода. Конула отряхнулась:

— Вы еще не внутри, Брог?

Брог увернулся от брызг, летящих веером с ее меха.

— Пока нет, но скоро будем.

Конула повернулась к морю:

— Медлить не стоит. Карангул отрезал горящие корабли и топит их. Они нас заметили и пустились в погоню.

И действительно, к берегу приближались десять галер с десантом, на одной из них сидел и сам Карангул. Брог спешно отдал распоряжения:

— Драко, лупи в дверь что есть силы! Жизнь поставлена на карту! Четыре ряда, быстренько, ребята, спинами к воротам! Пращи, луки, дротики! Шевелитесь, коли жизнь дорога!

Из-за ворот доносились дикие звуки боя. Галеры воткнулись носами в песок, вооруженные синие прыгали в воду и направлялись на сушу, готовя оружие. Драко колотил в ворота камнями, зажатыми в обеих лапах, и орал что было мочи:

— Брок! Брок! Открывай, нас поджимают!

Карангул стоял на носу галеры, показывая в направлении горы:

— Кроши речных собак, они подожгли наши корабли! Всем смерть!

Унгатт-Транн собственными лапами убрал бревна и мешки с песком с узкого окна восточной стороны второго яруса и осторожно выглянул наружу. Внизу проема караулил небольшой отряд белок. Дикий кот улыбнулся капитану Злюге:

— Повезло, все чисто. Давай, друг!

Две стрелы пронзили капитана, как только он показался в окне. Транн произнес достаточно громко, чтобы белки его услышали:

— Бесполезно, ребята, внизу нас поджидают. Бегом на южную сторону, я знаю там укромное местечко.

Он выждал некоторое время. Когда он высунулся снова, белки исчезли, очевидно, убежали на юг. С легкостью дикого кота Транн спустился на землю. Презрительно глянув на труп капитана Злюги, он устремился к северу, в направлении береговых скал.

Как только десант Карангула начал выбираться из воды, Брог отдал приказ первому ряду лучников. Восемь нападавших упали, пронзенные стрелами. Боевой пыл крыс угас, они остановились, но Карангул подгонял их:

— Вперед, раздавите их, вас намного больше!

Нечисть продолжила атаку. Лучников сменили пращники.

Драко с пеной у рта колотил в ворота и орал:

— Открой, Броктри, не то из нас сейчас фарш сделают! Открывай, Броктри!

Груб снял одного из передних атакующих метким броском камня.

— Пожалуй, поздно, друг.

Брог прикинул расстояние до вражеских рядов. Похоже, Груб прав, подумал он. Брог вывел вперед копья и дротики.

— В линию, ребята, готовсь! Лучники, еще разок!

Снова зажужжали стрелы, крысы падали, но уцелевшие не останавливались и готовили луки к стрельбе.

Тут заскрипели створки, ворота распахнулись внутрь. Барон Драко ввалился первым, от неожиданности чуть не свалившись, не успев даже опустить лап с камнями. За спиной оказались Гурт и Бахвал Большие Кости.

— Добро пожаловать в гору, хурр, входите, будьте как дома…

— Быстрей, ну-у, быстрей, э-э, стрелу не поймайте задом!

Все ввалились гурьбой, в спешке, и ворота снова захлопнулись перед самым носом у атакующих.

Лорд Броктри опустил свой боевой меч. Глаза его пылали, как пламя осеннего костра. Громадная грудь бурно вздымалась и опускалась. Он направился к Грубу и Брогу, отшвыривая ногами тела убитых врагов. На мгновение он остановился, пытаясь отогнать еще владевший им Гнев Крови. Брог и Груб отступили на шаг под впечатлением внушающего ужас зрелища. Броктри встряхнулся, как бы отгоняя привидение, развел лапы и произнес:

— Вот моя гора. Добро пожаловать в Саламандастрон!

35


Уже взошедшее солнце висело в спокойном, подернутом легкой дымкой голубом небе. Всю ночь Унгатт-Транн бродил по скалам в поисках своих солдат, посланных в направлении огня на юге. Наконец он их нашел. Черные спирали дыма взвивались от их лагерных костров между дюнами и скалами. Сжимая трезубец, дикий кот бесшумно приблизился к братьям-пиратам, вместе с несколькими другими морскими крысами что-то пекшими на костре. Завидев Транна, они повскакали с мест, но вождь отмахнулся от салютов и жестом приказал им сесть обратно. Усевшись между Рвущим Клыком и Свирепым Глазом, он без гнева и на удивление спокойно обратился к тому, кто поумнее:

— Итак, Рвущий Клык, я не вижу ни пленных, ни убитых врагов. Насколько я могу судить, и войска нашего поубавилось. Что тут произошло?

Неторопливо очистив торчащий зуб кончиком ножа, Рвущий Клык подтолкнул к дикому коту посудину с какой-то пищей.

— Вы всю ночь на ногах. Вот… подкрепились бы…

Еда не выглядела слишком привлекательно, но пахла аппетитно. Транн взял чистую ракушку, зачерпнул и отведал.

— Вполне, вполне, — кивнул он удовлетворенно. — Что это такое?

— Когда мы гнались за Гранд-Фрагорлью, нашли множество дикой горчицы и заячьей капусты. Вдоль ручья растет зверобой. А на берегу насобирали раковин, мидий всяких. Все вместе и запекли. А что, вкусно! Еще бы дикого перца сюда…

Унгатт-Транн прервал его кулинарные разглагольствования:

— Очень остроумное меню. Но меня больше интересует, почему вы гнались за Гранд-Фрагорлью.

— Ну, дело так получилось. Фрагорль вела народ, чтобы выйти врагу в тыл и окружить его. Но этот хитрый хорек оставил нас с носом, так и пошел маршем дальше и дальше, без остановки.

Дикий кот продолжал жевать:

— То есть она дезертировала?

— Еще как! И треть армии прихватила с собой. Упорхнула, как осенняя ласточка на юг. Только она-то ушла на север. Мы поняли, что вам не понравится, как Фрагорль ушла, не прощаясь, и рванули было за ней, но куда там! И след простыл!

Транн отшвырнул ракушку и вытер рот:

— Да-да. Понимаю. Спасибо, друзья мои, вы мои надежные и верные слуги. И когда придет время, я вас награжу. Но сейчас пора вернуться к горе.

— Хм, к горе? — В голосе Клыка чувствовалась насмешка. — И как там делишки?

Рвущий Клык в ужасе захрипел, почувствовав с обеих сторон лапы зубья Траннова трезубца. Дикий кот крепко прижал крысу-пирата к песку. Клык мгновенно раскаялся в своей неуместной наглости.

Золотистые глаза Унгатт-Транна сверкнули:

— А вот мы сейчас сходим и посмотрим, какие там делишки, так? Я полагаю, ты все еще верен моему делу, Рвущий Клык, поклявшись однажды подчиняться мне.

Возможно, впрочем, ты захочешь остаться здесь?

Рвущий Клык хорошо понимал, что означало «остаться здесь». Он отвел глаза от лучистого взгляда дикого кота:

— Верен? Конечно, как только вы меня отпустите, так сразу же, без всяких там колебаний и промедлений…

Трезубец поднялся, лапа освободилась, Транн мурлыкнул:

— Отлично. Готовьте колонны к маршу, капитан.

Они маршировали поверх скал, где можно было продвигаться быстрее, капитаны — впереди, Унгатт-Транн — сзади. Братья переговаривались вполголоса:

— Ты его глаза видал, Клык, видал, а? Он свихнулся, точно, свихнулся.

— Э-э, нет, Глаз. Опасный он, спору нет, и еще как… Себе на уме, но не безумный, не-е… Что ж в горе-то случилось, что Транн поперся ночью нас искать? Уж ничего хорошего, это точно. Ох, как мне это все не нравится, брательник, не нравится…

— Может, удрать нам надо было, как Фрагорль?

— Может-то может, да теперь уж не удерешь.

— Ну и что теперь делать?

— Если б я знал! Но что-нибудь соображу, погоди.

— Ну дак, того, соображай быстрее.

— Заткнись. Как я могу соображать, когда ты бубнишь над ухом?

— Это ты меня за то, что я готовил завтрак, да? Ну и соображай сам себе. Я тоже сообразительный. Тоже соображу.

Лорд Броктри распорядился открыть верхние окна и бойницы. У каждого из них стояли вооруженные звери лорда. Дотти и зайцы-близнецы получили от поваров Гуосим завтрак и расположились на подоконнике. Лорд Броктри, завтракая на ходу, обходил гору, проверяя готовность к обороне.

— Ну как, Унгатт-Транна еще не видно?

— Ни следа, — ответила Дотти. — Вы думаете, он появится? Может быть, он сбежал и мы больше о нем не услышим?

Броктри покачал большой полосатой головой:

— И не надейтесь. Он вернется. Посмотрите на этих синих снизу. Они окружили гору, но сидят и ждут. Ни стрелы, ни камня из пращи. Их главный, лис Карангул, тоже сидит на песке и ждет. Приказаний ждет. Не хочет допустить ошибку.

Близнецы загоготали:

— Хо-хо, самая большая ошибка Транна — это то, что он отобрал у вас гору, верно?

— Ха-ха, точно. Таскал бы всю жизнь пироги на кухне у своей бабули, во!

Броктри с серьезным видом поднял перед носом зайцев лапу с зажатым в ней пирожком:

— Нельзя недооценивать противника. Вам следует это твердо усвоить, ведь вы — бойцы.

Барсук отдернул лапу — полпирожка исчезло. Лапоплет усердно жевал и ухмылялся:

— И никогда не размахивай съестным перед носом у зайца. Вам следует это твердо усвоить.

Броктри улыбнулся, потом легко подцепил обоих зайцев, и они плюхнулись на спины. Лапоплет почувствовал, как кончик громадного меча щекочет его живот. Барсук по-прежнему улыбался, но зайцу стало не до веселья.

— Никогда не трогай завтрака правителя Саламандастрона. Участь вора незавидна. Вам следует это твердо усвоить, милейший, во.

Бахвал Большие Кости приладил стрелу и тщательно прицелился. Стрела понеслась вниз и, согласно замыслу Бахвала, воткнулась в песок между лапами лиса. Это был искусный выстрел. Заяц крикнул вдогонку стреле:

— Эй, Карангул! Может, ты меня вспомнишь? Я Бахвал Большие Кости, и я тебя помню хорошо. Не дают забыть рубцы на спине. Да не трясись, лис, стрела для тебя — слишком много, слишком чисто. Я убью тебя с глазу на глаз, и я тебе это обещаю! Пшел вон!

Карангул подпрыгнул и понесся. Справа и слева вплотную от него прожужжали еще четыре стрелы. Тяжело дыша, лис спрятался за скалу и крикнул своим лучникам:

— Подстрелите мне вон того большого зайца, среднее окно во втором ярусе, живо!

Дождем посыпались стрелы. Бахвал отступил в сторону от окна и стоял, улыбаясь. Брог стал собирать с пола стрелы.

— Могу я чем-нибудь помочь, друг? — спросил он Бахвала.

— Да нет. У лиса дырявая память, надо было напомнить кое о чем.

Память Карангула на этот раз действительно подвела. Да и злых дел за его жизнь накопилось столько, что он не мог вспомнить, за что этот заяц хочет ему отомстить. Скрючившись за скалой, он вспоминал свой жизненный путь бандита и убийцы, пока когти Унгатт-Транна, рванувшие плащ, не вернули капитана к реальности.

— С чего это ты здесь спрятался, капитан?

— Я не прячусь, ваше могущество, я жду вас.

— Ну, так я здесь, как видишь. Докладывай. Обо всем, что произошло в мое отсутствие.

После полудня Жесткий постучал в двери комнаты Броктри. Войдя, он увидел, что барсук выбрасывает из окна жаровни и курильницы. Стирая пыль и паутину с лап, Броктри огляделся:

— Так-то лучше. Вряд ли во времена моего отца эта комната была в грязи и в паутине.

Заяц подошел к окну и посмотрел вниз, на пляж. Нечисти там явно прибавилось.

— Вы правы, сир. Здесь всегда было чисто и аккуратно, все на местах. Но я хотел поговорить о другом.

Броктри сел на край кровати.

— Вижу, что тебя что-то беспокоит, друг. Говори,

Жесткий, я всегда готов тебя выслушать.

Заяц нетерпеливо стукнул лапами по подоконнику:

— Мы здесь провели всю ночь, да и день уже к исходу клонится… Когда же в бой?

Броктри подошел к окну и обнял зайца за плечи:

— Ты храбрый воин, Медунка Жесткий, лихой заяц, настоящий сын Саламандастрона. Когда мы вышли из владений Бахвала, я думал, что войска у нас достаточно. Я не мог вообразить, что могут существовать такие бессчетные Синие Орды. Как будто он собрал нечисть со всей земли. Наш план удался, я мог бы дать сигнал к бою хоть сейчас. Конечно, все вы смело рванулись бы на врага, не прося пощады. Но большинство из вас погибнет. Это совершенно ясно. Я не хочу этой жертвы.

Жесткий сосредоточенно пожевал губу:

— Но если мы будем сидеть и ждать, Транн не уйдет прочь. Он не откажется от Саламандастрона. И что тогда делать?

Барсук постучал себя лапой по лбу:

— Думать, Жесткий. Использовать мозги. Ну-ка, при слушайся. Слышишь? — Со второго уровня доносились звуки музыки и веселья.

Жесткий поскреб в затылке:

— Что там случилось?

Броктри показал ему на дверь:

— Пойди и посмотри. Дотти тебе все объяснит. Поспеши, не то пропустишь самое интересное. Это должно привести синих в замешательство.

План Дотти был несложен: показать голодающей нечисти, что у защитников горы нет недостатка ни в продовольствии, ни в храбрости и бодрости. Нанести удар по боевому духу синих, а самим выиграть время. Лорд Броктри одобрил ее замысел.

Внизу, на берегу, отощавшие воины Транна с завистью поглядывали вверх, на жизнерадостных и упитанных защитников горы. Унгатт-Транн и Карангул, несколько поодаль, под укрытием скал, обдумывали дальнейшие действия и оценивали силы синего воинства. Рвущий Клык и Свирепый Глаз, позабыв о капитанстве, дрались в гуще крыс за объедки, которые вылетали из окна второго яруса.

Дотти и ее друзья делали вид, что продуктов в горе великое изобилие. К сожалению, все обстояло совсем не так, но впечатление у синих создавалось именно такое. Пирующие поглощали деликатесы и смаковали напитки, бодро помахивая лапами изнывавшей от голода и зависти нечисти. Лог-а-Лог Гренн даже затянула песню о всех вкусных вещах, от которой у осаждавших совсем закружились головы. Повара Гуосим зажгли ароматические травки, запах которых еще больше будоражил собравшихся внизу и слушавших песню Гренн.

Синяя крыса со впавшими щеками странно всхлипнула и выхватила стрелу:,

— Г-г-а-а-а! Я не могу больше этого слушать. Я ее заткну.

Свирепый Глаз выдрал стрелу из лука и поддал отощавшему стрелку под зад, отчего тот растянулся на песке.

— Приказа стрелять не было! Не смейте стрелять в них, они нам жратву кидают!

Какой-то хорек зло захохотал:

— Жратву? Объедки они нам кидают, а не жратву!

Рвущий Клык сунул под нос «умнику» кинжал:

— Заткни пасть! Любая жратва хороша, если подыхаешь с голоду.

Гурт сбросил вниз яблоко, откусив от него всего только один раз. Тут Рвущий Клык решил использовать свой капитанский авторитет.

— Эй, эй, ну-ка отдайте! Я первым его увидел! Давайте яблоко, это приказ!

Ближе к вечеру к пирующим зашел лорд Броктри и велел заканчивать представление. Некоторые зайцы, включая Дотти, удивились. Барсук приказал закрыть оконные и иные проемы второго яруса.

— Всем прибыть в обеденный зал. Я там буду с вами говорить.

Все принялись закупоривать окна, размышляя и переговариваясь.

Лорд Саламандастрона выждал, пока все собравшиеся вошли и успокоились.

— Говорят, что змею можно убить, только отрубив ей голову. Синяя нечисть Унгатт-Транна — это змея, сам он — голова. Лишившись его, они останутся без управления. Сегодня я пошлю Унгатт-Транну решающий вызов. Я встречусь с ним глаз к глазу, лапа к когтю, зуб к клыку в борьбе насмерть.

Тут же раздался гул голосов. Дотти выскочила вперед, решительно утихомиривая собравшихся:

— Прошу тишины! Как вы себя ведете, не лучше синей нечисти! Тише! Тише! Прекратите эти дурацкие препирательства!

Сразу же наступила тишина. Броктри продолжил:

— Никаких мнений и предложений. Завтра в полдень я встречусь с Унгатт-Транном на берегу перед горой. Бьемся насмерть, выбор оружия свободный. Я, конечно, понимаю, что дикий кот не станет придерживаться никаких правил. Если бы он их придерживался, он бы не зашел так далеко. Я приму собственные меры против его подлых предательских штучек. Дотти, поможешь Жесткому с ночными патрулями. Груб, Гренн, Брогало, Драко и Гурт, прошу ко мне. Свободные от дежурства — отдыхать. Завтра все должны быть свежими и сильными.

Пылающий дротик вылетел из горы, вспыхнув во тьме ночи. Он зарылся горящим острием в песок, пламя погасло. Ласка капитан Баркиш подхватил дротик и понес его к скалам, за которыми Унгатт-Транн сидел с Карангулом.

— Могущественный, это запустили с горы. Похоже, здесь примотано какое-то послание.

Взяв дротик, Транн отпустил Баркиша и острым как бритва когтем взрезал бечевку, удерживавшую кусок пергамента, обернутый вокруг древка. Плечи Унгатт-Транна затряслись. Сначала лис подумал, что вождь подхватил малярию, но потом понял, что тот смеется. Смеющимся могущественного еще никто не видел. Он смеялся беззвучно, но глаза сузились в щелочки и уголки рта загнулись вверх. Тряслись не только плечи, но и все тело.

— Надо только ждать терпеливо, Карангул, и все придет само.

— Могущественный??

— Я сижу и пытаюсь изобрести способ выполнения моего плана, а полосатая собака все решает за меня одним махом.

— Значит, новости хорошие, ваше могущество?

— Лучше, чем можно было ожидать, гораздо лучше. Пошли!

Груб припал к щели в ставне, глядя на приближающиеся фигуры.

— Идут, Брок, целая куча синих.

— И Транн там, Груб?

— Пока не вижу. Сейчас. Ага, вот он, точнее, чуть-чуть его. Кусочек. Такой не любит рисковать. Три ряда солдат, щиты вверх.

Группа задержалась перед горой. Донесся голос Транна:

— Я получил твой вызов, полосатый пес! Из горы прогремел голос Броктри:

— Ну и как, кот, согласен ты на мои условия?

— Как же не согласиться? Оставшийся в живых получает все. Но могу ли я доверять твоему слову?

— Я лорд барсук. Мое слово — моя жизнь и честь.

— Ладно! Я Унгатт-Транн, завоеватель. Я тоже дам слово. Я буду соблюдать твои условия.

— Тогда завтра в полдень, на том месте, где ты стоишь сейчас.

— Я увижу твое лицо, полосатый пес.

— А я увижу твое, кот.

— Ненадолго. Я закрою твои глаза навечно.

— Не трать время на пустые угрозы. Теперь иди, кот.

Последовал момент молчания, прерванного гневным рыком кота. Груб снова припал к щели в ставне:

— Они ушли, Брок.

Чутье привело Броктри к щели в скальной стене спальни. Отодвинув кровать, он провел лапой по расщелине. Пониже он обнаружил расширение, в которое входили обе лапы. Только такой сильный зверь, как барсук, смог бы сдвинуть этот пласт скалы. Мышцы и сухожилия напряглись в теле Броктри. Пласт, казалось, застонал и двинулся, не в состоянии сопротивляться его мощи. Хотя Броктри никогда раньше не был в святилище правителей Саламандастрона, он чувствовал себя здесь как дома. В свете захваченного из спальни фонаря он читал строки истории горы. Уртран Хваткий, Леди-копейщица Горса, Бешеный Синеполос, Дотошник Справедливый… Он печально посмотрел на место, которое надлежало занять его отцу, лорду Каменной Лапе. Судьба лишила его этой возможности.

Барсук принес из спальни большой стул, почти тронное кресло. Его отец когда-то сидел на нем. Поставив стул, Броктри сел на него. Он увидел на полочке темный порошок и взял щепотку. От порошка исходил запах странных трав, высушенных и истолченных. Отдаленное воспоминание об этом запахе всплыло в памяти. Броктри всыпал порошок в пламя фонаря. Он откинулся на спинку отцовского кресла, закрыл глаза и втянул воздух.

Осенние леса, увядающее лето, зимнее море, весенние вечера… Появлялись и исчезали барсуки: потускневшие, призрачные — из прошлого; легкие, светлые — из будущего, еще не рожденные. Других существ видел перед собой барсук. Промелькнула даже сильная бесстрашная мышь с очень красивым мечом, такая же доблестная воительница, как и являвшиеся ему барсуки. Битвы давно минувших времен, корабли, бороздящие море в блеске разрывающих небо молний. Под грохот барабанов по пыльным дорогам топали солдаты, звучали маршевые песни… В воображении Броктри всплывали сезоны голода и изобилия, пение юных дев и лопотание счастливых младенцев, притихшие озера, журчащие ручьи, увитые цветами дома и фруктовые сады. Потом все изменилось: заброшенные усадьбы, горящие жилища, нечисть гонит пленников мимо тел убитых друзей и родственников. Кровь, война, страдания, и вот…

Морда дикого кота, которую он еще не видел. Унгатт-Транн! Ароматы утратили сладость, во рту появилась горечь, лорд Броктри очнулся с криком:

— Нет, этого не будет, кот! Никогда!

Смазав плоский камень растительным маслом, барсук принялся оттачивать лезвие своего меча. У него не было привычки петь, поэтому во время работы барсук декламировал строки из древней Песни Меча:
		Мне вражьи не страшны мечи,



		Пойду за правду в бой.



		Точи меня, Барсук, точи -



		И буду я с тобой.



		За всех друзей твоих клинком



		И за родню твою



		Во вражье сердце прямиком,



		Как молния, я бью.



		«Еула-ли-а!», как гром, звучи!



		И как заведено,



		Точи меня, Барсук, точи,



		Ведь в битве мы — одно!








Лучшее судно своего флота Унгатт-Транн расположил поближе к берегу, на южной оконечности строя кораблей. Он заперся в капитанской каюте вместе с Карангулом, Рвущим Клыком и Свирепым Глазом и строил дальнейшие планы. Дикий кот стремился учесть все мелочи, ничего не оставляя на произвол случая.

— Мне нужен лучник. Но такой, который не знает промаха. Есть такой воин среди моих синих?

Рвущий Клык как будто ждал такого вопроса:

— Да и искать не надо. Вот он, тут. Мой братец попадет в крыло бабочки, клянусь. Другого такого не найдешь, правда, брат?

Свирепый Глаз похлопал по луку и колчану со стрелами:

— Лучше меня не найти, могущественный. Можете на меня рассчитывать.

Транн подцепил меткого стрелка хвостом и притянул к себе. Лапы Свирепого Глаза затряслись, когда дикий кот уставился на него злым взглядом.

— Если подведешь, я тебя изжарю по кусочкам. Вот что тебе предстоит сделать: ночью заберешься на гору.

Тайно, скрытно, чтобы никто не заметил! Спрячешься так, чтобы видеть место поединка. Если мне придется худо, убьешь барсука. Теперь иди. Брата возьми с собой, найди те хорошее укрытие. Смотрите, чтобы вас никто не видел!

Братья удалились. Транн обратился к Карангулу:

— Ты уверен, что этот корабль — самый быстрый во всем флоте?

— Да, могущественный, он летит быстрее ветра.

— Надеюсь, и команда на нем тоже лучшая?

— Да, ваше могущество.

— Позаботься, чтобы к полудню он был готов к отплытию. Если все пойдет наперекосяк, мне надо будет смыться без промедления. Все ясно?

— Ясно, ваше могущество. Все будет сделано.

Карангул вдруг почувствовал на своей груди острия трезубца.

— Постарайся, чтобы все было сделано на совесть, мой друг, не то пожалеешь о дне своего рождения.

Затем Транн отбыл на собственный корабль и провел остаток ночи в своем роскошном салоне.

Подслушивавшие снаружи Рвущий Клык и Свирепый Глаз подождали ухода дикого кота и вернулись. Карангул все еще потирал грудь.

— Вы все слышали? — спросил он братьев.

На физиономии Клыка отразились злость и обида:

— Каждое словечко, приятель. Никогда не думал, что Транн может такое говорить. Он, видишь ли, боится, что проиграет. Да стали б мы вступать в его войско, если б знали, что он может оказаться проигравшим? Мы со слабаками не связываемся!

Его брат согласно кивал головой:

— Точно, Клык. Поднимай якорь и давай сматываться, сразу, сейчас. Мы с этим судном справимся.

Карангул задумчиво повел хвостом:

— Не стоит торопиться. Послушайте меня. Если Транн уступит барсуку, убейте барсука. А потом пристрелите Транш. И все достанется нам троим.

— А вдруг он уложит нашего Транна на месте, сразу? Это выбьет из наших синих всякие мысли о сопротивлении. Что тогда?

Карангул вытащил из плаща две латунные серьги, продел их сквозь дырочки в ушах и ухмыльнулся:

— Тогда быстро скатывайтесь с горы — и сюда, я вас подожду. Тогда — снова пиратский промысел.

Рвущий Клык радостно потер лапы:

— Хо-хо-хо, лихой капитан Карангул. Тогда мы с тобой!

Дотти и ее друзья в это время строили свои планы. Слово держала Гренн:

— Нам нельзя сидеть сложа руки, когда наш лорд выйдет на поединок. Он нам отдал распоряжения, но своей головой тоже надо думать. Транн не имеет понятия о чести, ему ни в чем нельзя доверять.

Брог согласно кивнул:

— Ты права, Гренн. Так что ты предлагаешь? Гренн повернулась к Дотти:

— Тебе слово, Дотти.

Зайчиха вопросительно посмотрела на Гренн и, когда та кивнула, сказала:

— Слушайте наш план, ребята. Гренн и Драко остаются внутри горы. Значит, Гуосим, ежи и племя Юкки. Лучники и пращники встанут у каждого окна, у каждой бойницы. Я с зайцами и выдрами выйду наружу. Мы двинемся к месту поединка и окружим его двойным кольцом, спина к спине, в полном вооружении. Так мы сможем проследить, чтобы Транн не жульничал. Если лорд Броктри будет ранен, мы окружим его и унесем обратно в гору, Гренн сразу закроет ворота. Если наш лорд уложит кота, то Бахвал сразу издает наш боевой клич, Гренн выводит всех из горы и мы пытаемся окружить синих. Если немного повезет, все отлично получится. Лорду об этом плане говорить не надо, у него есть о чем подумать и без этого, чтобы завтра ухлопать Транна.

Гурт неторопливо помахал рабочими когтями:

— Хурр, и ухлопает, точно, ухлопает.

Груб взвалил на плечо длинный меч:

— Я в первую вахту, сторожить. Всем спокойной ночи, ребята.

— Спасибо, и тебе того же желаем.

— Спокойной ночи, Дотти, приятных снов, во.

— Не думайте о нечисти на ночь, они испортят ваш роковой красивый сон. Спокойной ночи, дедуля.

— Все, кто опоздает к завтраку, будут драться на голодный желудок, не просыпать! Вы слышали, мистер Большие Кости?

— Я возьму порцию Бахвала, если он проспит, во, во!

— После того, что ты сожрал сегодня вечером, с кухни уже нечего брать, Троби!

Подшучивая друг над другом, пересмеиваясь, они разошлись, некоторые спать, другие — на вахту. Каждый из них знал, что в грядущий полдень все веселье утихнет, для одних — на время, для других — навсегда.

36


Лорд Броктри из Брокхолла с мечом наизготовку шагнул на песчаную арену. За спиной его простиралась зеркальная гладь тихого моря. Он глубоко и ровно дышал. Свободная зеленая туника, подхваченная широким тканым поясом, составляла все его одеяние. Дотти и ее отряд решительно проложили себе путь сквозь беспорядочную толпу синих, наступая на лапы и отводя в сторону клинки и копья. Они протолкались к внутренней кромке широкого песчаного круга. Уже было жарко, золотое полуденное солнце висело в безоблачном небе.

Стоя с западной стороны арены, Дотти содрогнулась при виде появившегося на месте схватки Унгатт-Транна. Зловеще выглядел дикий кот. Его острые уши торчали из щелей в круглом стальном шлеме, увенчанном остроконечным выступом. От шлема спадала на плечи кольчужная сетка. На нем была багровая хламида, поверх которой сверкал медный нагрудник, на лапах — металлические браслеты с шипами. В одной лапе кот держал большой трезубец, в другой — сеть с металлическими грузилами по краям.

На берегу воцарилась жуткая тишина. Лорд Броктри вышел на середину арены. Подняв меч, он отсалютовал противнику согласно традициям поединков. Но приветствия, правила и традиции для Транна ничего не значили. С диким воплем он бросился в атаку.

Кррранггг!

Металл встретился с металлом. Барсук ударил мечом по трезубцу между его зубцов. Ударная волна сотрясла лапы обоих бойцов, задние лапы от усилия зарылись в песок. Оба были громадными животными в расцвете сил. Броктри чуть отступил, но тут же с ревом отшвырнул противника, прочертившего в песке лапами две глубокие борозды. Тут дикий кот метнул свою сеть в лапы противника. Сеть поймала добычу и рванула барсука на песок.

Ррриппп!

Меч разрубил сеть и проделал дыру в нагруднике Унгатт-Транна. Кот отпустил свою сеть и отскочил назад. Броктри сорвал сеть с себя и запустил ею в Транна. Дикий кот отскочил, но противовесы сети ударили его по ребрам, заставив скорчиться от боли. Он ударил трезубцем вниз, стараясь пригвоздить барсука к песку, но тот уклонился, лишь один зубец задел край стопы. Не обращая внимания на рану, барсук наступил на трезубец, прижав его к песку. Меч барсука прорезал лапу противника до кости. Транн упал, но только для того, чтобы снова схватить сеть. Он снова взмахнул ею, колотя противника грузами по голове. Противники закружили по рингу, размахивая оружием, и тут сеть снова полетела Броктри в голову. Одновременно с сетью в глаза барсуку полетела горсть песка. Уколоть трезубцем Транну не удалось, не было времени, и он ударил врага древком по голове. Барсук тяжело рухнул, пытаясь освободить голову от сети и глаза от песка. Транн занес трезубец для решающего удара, но барсук перекатился, сжался в комок и дернул за сеть. Транн споткнулся и согнулся от рывка. Он упал на барсука, который разжался и здоровой лапой ударил кота в хрустнувший нос. Транн отлетел и плюхнулся на спину. Барсук выпрямился, стирая песок с глаз. Лежа на спине, Транн видел, как приближается его враг, как вознесся над ним меч. Он прикрылся трезубцем, и меч отхватил один из его зубцов, со звоном отлетевший в толпу синих. Свирепый Глаз приладил стрелу:

— Пора полосатому подохнуть. Транн уже отдыхает на спинке. — Он до предела оттянул тетиву ивового лука и прицелился. Сила удара по трезубцу рванула Броктри вперед, но он быстро выпрямился, и стрела, которая должна была пронзить ему череп, вонзилась в левое плечо.

Рвущий Клык хлопнул себя по лбу:

— Идиот, промазал!

Свирепый Глаз, хватая следующую стрелу, обиженно выпятил губы:

— Полосатый сжульничал, так нечестно! Он пригнулся, не подождал! Но я ведь все равно попал. Сейчас я его прикончу!

Но Груб уже все понял. Не сводя глаз со стрелка, голова которого высовывалась из-за выступа над окнами второго яруса, он мгновенно выхватил у Бахвала дротик, вытянул одну лапу вперед, второй размахнулся — и дротик стремительно полетел в цель.

Свистнув в раскаленном воздухе, он перерезал уже натянутую во второй раз тетиву — на это Груб, правда, не рассчитывал — и воткнулся в горло стрелку. Чтобы исправить досадную помеху, Свирепый Глаз хотел опустить голову, но не смог. Пронзенный дротиком, он удивленно повернулся к брату и рухнул на него. Захрипев от ужаса, Рвущий Клык выбрался из-под трупа брата и в панике сбежал.

Лорд Броктри стоял над поверженным котом. Тот попытался подняться, но снова был сбит на песок. Рев, поднявшийся над толпой зрителей, когда в Броктри попала стрела, затих, все взгляды устремились на раненого барсука. Небрежным движением вырвав стрелу из плеча, Броктри швырнул ее в морду коту. Откинув сеть, он тяжело наступил на древко трезубца. Оно сломалось с громким треском. В лапе у кота осталась горстка щепок. Впервые в жизни Унгатт-Транн ощутил холодный ужас. Он попытался отползти, но могучие лапы барсука сжали его и подняли. Их морды соприкоснулись. Роковым погребальным колоколом раздался в ушах Транна голос барсука:

— Я вижу твои глаза, Унгатт-Транн. Взгляни и ты в мои!

На этот раз перед ним не видение, не дурной сон. Возмездие из снов воплотилось в неумолимую силу. С дрожащих губ дикого кота сорвалось единственное слово, отозвавшееся в толпе:

— Пощади!

И сразу же раздался хруст позвоночника Унгатт-Транна, сдавленного могучей хваткой барсука. Броктри подобрал меч и указал его острием на неподвижное тело:

— Бросьте это в море.

Со второго яруса горы полетел град стрел и камней.

— Еула-ли-а!

Синие, толкаясь, спотыкаясь, перепрыгивая через тела упавших товарищей, понеслись к берегу. Их целью теперь была флотилия, которая доставила их сюда и на которой они теперь надеялись унести ноги. Бахвал Большие Кости, размахивая мечом, орал:

— Ха-га! Счастливого пути, синемордые, вот вам на дорожку!

Гуосим высыпали из горы со своим собственным землероечным боевым кличем:

— Логалогалогалоооооог!

Рвущий Клык шлепал по воде, а потом поплыл за кораблем, которому Карангул уже дал приказ сняться и направиться в открытое море.

— Стоп! Меня забыли! Я — Рвущий Клык, подождите!

Поймав конец какой-то веревки, свисавшей с кормы, он подтянулся и взобрался на палубу. Карангул спокойно следил, как морская крыса выбралась из воды, отплевываясь и задыхаясь.

— Транн погиб, все пропало!

Лис презрительно скривил губы:

— А то я не знаю! Дурак. Поэтому я и приказал сниматься.

Бахвал первым оказался у моря. Не обращая внимания на панику синих, он выделил судно, первым снявшееся и разворачивающееся в направлении открытого моря. На корме стоял Карангул. Сжав клинок зубами, Бахвал пустился за кораблем, не задумываясь, что будет делать дальше.

Еще не отдышавшись, растянувшийся на корме Рвущий Клык наблюдал за командой, занятой парусами, потом перевел взгляд на Карангула, управлявшего рулем.

— Хороший ты товарищ, лис. После всех планов, которые мы составляли вместе, хотел бросить меня здесь, да?

Карангул на него даже не взглянул.

— Кончай нытье. Попал на борт, скажи спасибо и за это.

Рвущий Клык отвел взгляд от Карангула и увидел плывущего к судну зайца. Внезапно его тон стал философски спокойным и размеренным.

— Ты прав, друг. Я на борту, и это главное. Бедный Свирепый Глаз лежит там, мертвый. Ужас, ужас… Ну, на море случаются вещи и похуже, приятель, а?

Карангул смерил крысу хмурым взглядом:

— Я тебе не приятель. Я капитан, понятно?

Рвущий Клык продолжал взывать к совести лиса:

— Ты это серьезно? Ты же говорил, что мы все будем капитанами. Конечно, Свирепый Глаз помер, но мы бы и вдвоем прекрасно управились, а?

В лапе Карангула появился меч. Он взмахнул оружием, готовясь снести Клыку голову.

— На судне нет места для двух капитанов!

Рвущий Клык резво вскочил и вытянулся по стойке «смирно».

— Так точно, капитан! — отсалютовал он. — Разреши те доложить, за вашим судном следует один из длинноухих из горы. Сразу за кормой, пожалуйте!

Карангул подошел к корме и перегнулся через ограждение. Увидев Бахвала, он ощутил мгновенный прилив страха, но тут же подавил его. Заяц в воде, он на борту… Заяц совсем один, а у него послушная команда…

— М-да, этот заяц с чего-то взъелся на меня, кто его знает, что у него на уме.

Рвущий Клык бесшумно подкрался сзади и неожиданно швырнул Карангула за борт.

— Ну так, спроси у него, что ль…

Карангул вынырнул за кормой, вопя Рвущему Клыку:

— Эй, вытащи меня, приятель!

Клык наставительно покачал головой и погрозил лапой:

— Я т-тебе не приятель. Забыл, что ли, чему учил мудрый Карангул? На судне только один капитан, и ты с ним сейчас разговариваешь. Смирно! — Он повел вокруг взглядом, подобрал кусок запасного рангоута и швырнул его за борт в направлении лиса. Вот тебе судно, можешь на нем капитанствовать. Управляй им мудро, капитан.

Прощай, желаю неудачи!

Карангул потерял меч, падая за борт. Заяц был при оружии и уже оседлал сброшенную Рвущим Клыком деревяшку. Теперь он держал лиса под прицелом своих острых глаз и не менее острого меча.

— Ну, как денек для купания? Веди себя спокойненько, и няня расскажет тебе старую сказку о бедном молодом зайчике, которого не убили, считая уже мертвым. Старый злой лис бил его мечом плашмя. — Голос Бахвала приобрел зловещие нотки. — Кажется, до тебя доходит. Скажи, как ты себя чувствуешь без синей нечисти за спиной?

Хлоп!

Карангул взвыл от боли. Меч Бахвала плашмя ударил его по плечу. Горный заяц заорал ему в морду:

— Скажи!

Вечернее солнце приближалось к горизонту. Дотти с друзьями расположились на широкой каменистой террасе, обильно поросшей зеленью, как раз над главным входом в гору. На горизонте маячили, как осенние листья, гонимые ветром, паруса судов синего флота, уходивших на запад, на северо-запад, на юго-запад.

Жесткий неотрывно следил за уходящими в даль кораблями:

— Они здорово перегружены. Пожалуй, некоторые при свежем ветре и потонут, еще до утренней зари.

Барон Драко шевельнул надбровными иглами, желая показать, как мало это его волнует:

— Туда им и дорога. Мы не виноваты, что они сбежали, не приняв боя, как последние фарсикифаторы. — Никто не стал допытываться у барона, кто такие «фарсикифаторы».

— Оно и к лучшему, — решила Дотти. — Мы никого не потеряли в этой маленькой стычке. Как ты думаешь, Груб?

— Согласен, Дотти. Больше синих утонуло, чем убито в заварушке. У нас несколько легкораненых. Можно даже сказать, что победа была бескровной.

У ног сидящих брякнул о скалу железный наконечник стрелы, и в оконном проеме появился лорд Броктри. Он подошел к отдыхающим и уселся рядом.

— Сувенир от битвы, никто не хочет? Руро выкопала из моего плеча. Эта белка — просто чудо, когда надо залатать дырку в организме.

Гурт посмотрел на барсука. К плечу, спине, лапам лорда были примотаны компрессы из трав. Лихой вид придавала ему повязка на лбу.

— Хурр, вы прямо как только что из боя.

Броктри отхлебнул из кубка, который он принес с собой.

— Вид у меня лихой, да, но боли совсем не чувствую.

Зашумели крылья цапли, перед ними возник Руланго Если бы можно было сказать, что птицы улыбаются, то Дотти это обязательно сейчас сказала бы. Клюв птицы как будто ощупывал Брога, проверяя, не ранен ли он, крылья обняли шкипера. Брогало гладил птицу, стараясь ее успокоить:

— Все нормально, старая матрасная начинка, я в порядке. Как там мамуля и все остальные? В уюте и покое?

Руланго прижал оба крыла к глазам и горестно закачал головой. Брогало рассмеялся:

— Плачут и хнычут? Узнаю старушку-мать. Она и ее подружки сами не свои, если не поноют. Слушай, друг, лети в пещеру, скажи мамуле, пусть кормит победите лей. Пусть наготовят как можно больше, я пошлю завтра утром зайцев, выдр и землероек, и пусть все переселяются сюда со всем добром и продуктами. Завтра пируем!

Глаза Жесткого, как и многих других, загорелись:

— Отличная идея, во!

— Большой праздник в Саламандастроне!

— С музыкой и песнями! — добавила Гренн.

— Ох, здорово, и мисс Дотти обязательно сыграет на своем прекрасном аккордеоне и споет, во!

— Точно, во, блестящая идея! Груб скривился:

— Мало мы страдали сегодня, что ли?

Дотти сурово посмотрела на него, но тут же захихикала:

— Я выберу для милого друга Груба самую длинную балладу, ге-ге-ге.

Лорд Броктри засмеялся так, что повязка сползла со лба на глаз:

— Это все завтра, а сегодня уже стемнело, спать пора!

Звуки веселья доносились до прибрежных скал, где две чайки, занятые постройкой гнезда, обеспокоенно закричали, жалуясь на шумных соседей. Птицы возвращались на западное побережье.

37


Пустынно выглядело побережье к северу от Саламандастрона. Ночь сгустилась над беспокойным морем. Унгатт-Транн не мог сказать, сколько он здесь пролежал. Он вообще ничего не мог сказать. Он даже не мог закрыть рот, в который море плескало ленивой волной. Он не мог пошевелиться. Тело казалось вмерзшим в глыбу льда. Но грудь, голова и шея горели огнем. Он помнил только пылающие глаза барсука, рычащего ему: «Я вижу твои глаза, Унгатт-Транн. Взгляни и ты в мои!»

Однако дикий кот не умер. Сознание медленно возвращалось к нему. Он яснее ощущал холод и страх, когда волны били в него, и сползал все дальше и дальше вниз по направлению к морской пучине. К щеке прилипли мокрые водоросли, острый край морской раковины вонзился в нее. По морде быстро пробежало какое-то живое, маленькое и колючее существо. Краем глаза Транн видел полумесяц и часть усыпанного звездами неба. Еще одна волна перевернула его. Теперь он разглядел песок и камни. Возвращавшееся сознание сжимал ужас. Он лежал совершенно беспомощный, и море, принесшее его сюда, могло забрать его обратно, в свои неизведанные глубины.

Зашипев, как громадная змея, еще одна волна перекатила тело Транна подальше от берега. Дикий кот смог сдавленно простонать. И тут он увидел две лапы и пушистый рыжий хвост. Лис, лис сидел на камне и следил за ним. Карангул, это, конечно, Карангул! Его собственный голос показался ему незнакомым:

— Пожа-а-а… Помоги…

Лис подошел и присел рядом. Транн смог выдавить еще одно слово, прежде чем лис столкнул его в воду.

— Гроддил?

И море понесло его прочь, поднимая на гребни волн и опуская почти до песчаного дна.

Гроддил проследил за удаляющимся пятнышком, пока оно не исчезло вдали. Он громко кричал вдогонку, хотя его бывший хозяин и мучитель не мог ничего услышать:

— Настали дни Унгатт-Транна, бесстрашного, непобедимого! О могущественный, заставляющий звезды падать! Завоеватель, Сотрясатель земли, сын короля Смертельное Копье, брат Вердоги! Повелитель Синих Орд, многочисленных, как осенние листья. О всемогущий Унгатт-Транн!

Отвернувшись от моря, искалеченный лис захромал прочь. Больше его в этих местах не видели.



38





По утрам землю окутывала дымка, дни становились короче, солнце садилось раньше, закаты делались пурпурнее. Земля меняла летний сезон на осень.

Из дальних краев прибывали зайцы в Са-ламандастрон, под знамена доблестного лорда Броктри. Путешественники разносили вести о его доблести и о его бравой армии, изгнавшей полчища Унгатт-Транна. Над его землями веял дух радости и свободы. Но были и те, кто покидал Саламандастрон, возвращаясь к родным очагам. Десять судов Унгатт-Транна были восстановлены и оснащены. Несколько десятков синих пленников, уже без боевой раскраски, работали над их восстановлением, готовили к этому дню.

Пять кораблей понадобились Брогало и его команде морских выдр. Они приготовились к путешествию на юг. Брог с Дерви, Конулой и Руланго сошли на берег попрощаться. Дотти обнимала их, обливаясь слезами, которых никак не могла унять:

— Ох, ребята (хлюп-хлюп), так не хочется расставаться с вами (в-у-у-у-у!). Брог, твое плечо уже мокрое (хлюп-хлюп).

Брог сунул ей свой платок:

— Ничего, ничего, продолжай! Я привык, меня мамочка приучила к плачу. Потом слезы из трюма откачаем, чтоб не потонуть.

Лорд Броктри стоял в главных воротах горы, размахивая мечом, салютуя отходу судов Брога и его друзей.

— Счастливого пути и попутного ветра, друзья! Жду в гости, Брог!

— Обязательно будем! Держите припасы наготове! Никогда не скажешь наперед, когда команда Брога заявится, чтобы объесть все погреба. Счастливо оставаться, Груб!

Слезы брызнули из глаз Груба. Он вопросительно взглянул на Броктри. Барсук кивнул и похлопал выдру по лапе:

— Ладно, двигай с ними. Может быть, весной увидимся.

Поцеловав Дотти, Груб рванулся в воду:

— Эгей, Брог! Я с вами! Я всегда хотел научиться быть морской выдрой.

Когда его втянули на борт, из главных ворот вышел Бахвал Большие Кости со своими горными зайцами.

— Ну-у, вот я, вот корабли, вот моя команда. Я не буду реветь, Брок, но если ты нас позовешь, мы всегда готовы прийти на помощь. Да она тебе и не понадобится, такому бравому воину и с такими зайцами, которых со дня на день становится все больше. Всего тебе наилучшего!

Дотти задержала лапу Бахвала в своей:

— Мне тебя будет недоставать, Бахвал. Остался бы ты на несколько сезонов, помог бы мне командовать новым Дозорным Отрядом. У нас было бы столько приключений!

Бахвал потрепал ее уши:

— Э-э, нет, милая, горы зовут! Если хочешь, мы будем горным филиалом твоего Дозорного Отряда, а я назовусь генералом Бахвалом. Счастливо оставаться, Доротея, э-э, роковая красавица!

Закусив платок, чтобы не разрыдаться перед Бахвалом, Дотти побежала к главному входу, где столкнулась с Руро, у которой на шее висела серебряная медаль.

— Посмотри, какой чести удостоил меня милорд. Я теперь вождь белок. А это — медаль Юкки.

Зайчиха внимательно рассмотрела медаль, на которой очень похоже была изображена Юкка, конечно же сжимавшая в лапе пращу.

— Прекрасно, Руро. Ну, с тобой можно не прощаться, ваш сосновый лесок в двух днях спокойного ходу от нас.

Надеюсь, будем часто видеться, во.

— Обещаю, Дотти! — И Руро дала своему племени сигнал к отправлению.

Дотти повернулась к Лог-а-Лог Гренн:

— И вы, мэм, покидаете нас? Вы и ваш Гуосим? Землеройка, сама чуть не плача, кивнула:

— Но если будет в нас нужда — только позовите! Мирклворт гналась за Кеглюном, который вырвался из ворот, как булыжник из катапульты, и сбил Дотти с ног, не теряя улыбки, как будто наклеенной на крохотную физиономию.

— Мы останемся в голе с тобой и Блоктли.

Мирклворт шлепнула безобразника кухонным полотенцем. Кеглюн вскочил на рукоять меча барсука:

— Отлублю тебе хвост, мамуля!

Гурт слегка щелкнул Кеглюна по носу своим рабочим когтем:

— Хурр! Надо слушаться родителей, маленький.

Я здесь останусь, чтобы за тобой следить, хулиган. А вы,

Дотти, следуйте за мной. Блинч сказала, надо научить вас готовить.

Дотти прильнула к барсуку, ища защиты.

— Во имя Всех Сезонов, я кто, командирша или какая-то кухарка?

Броктри посмотрел на Дотти, пряча улыбку.

— Генерал Границы тебя устроит? В жизни много времени для всего, можно многому научиться. Все собрались?

Я вижу, они уже выбрали якоря. Брог следует на юг, Бахвал — на север.

Выйдя на пляж, лорд Броктри обернулся к зайцам:

— Машем лапами, друзья! Попрощаемся с отбывающими товарищами по-саламандастронски. Готовы? Раз… два…

И на уходящих кораблях Брогало и Бахвал присоединились к громовому кличу, донесшемуся с берега. Корабли направились в пламенеющий закат, и прощальный клич еще долго отдавался в сердцах:

— Еула-ли-а!




Эпилог


Лорд Русано отложил последний свиток пергамента. Его ведерко опустело, все свитки лежали на столе. Он оглядел набитый битком обеденный зал.

— Итак, вы узнали, друзья мои, как великий лорд Броктри впервые пришел в эту гору, о его странной дружбе с молодой зайчихой Дотти, которая, как показывают мои исследования, стала офицером Дозорного Отряда.

Благодарю за внимание, с которым вы выслушали мой рассказ.

Публика с шумом встала и с чувством зааплодировала. Только одно существо не хлопало, сын Русано Снежнополоска. Он был на три сезона моложе своей сестры, к концу чтения утомился, задремал и заснул на руках у матери, укрытый ее платком. Овация разбудила его. Снежнополоска зевнул, протер глаза. Русано поднял сына вместе с шалью:

— Ну, друг, идем в постельку.

Сонно взглянув на отца, малыш спросил:

— А история закончилась, папа?

Лорд торжественно покачал головой:

— Нет, сынок, только ее часть, только маленькая часть. Когда-нибудь ты и твоя сестра будете управлять этой горой и поймете, что история продолжается. У вас будут свои приключения, новые друзья. Вы будете нести ответственность за защиту наших берегов, да предохранит вас судьба от войн и вторжений! История Саламандастрона будет продолжаться, пока есть храбрые барсуки, мудро управляющие горой. Мы с матерью часто повторяли вам с сестрой законы лордов барсуков. Ты помнишь их?

Во время подъема по лестнице веки у малыша снова начали слипаться, но он повторял по памяти то, что хорошо запомнил:

— Защищай слабых, малых и старых, не покидай своих друзей. Справедливо относись ко всем, будь бесстрашен в бою и стой за правое дело.

Снежнополоска зевнул, глаза его закрылись.

— Что-нибудь еще? — шепнул ему на ухо лорд Русано.

Уже в полусне малыш кивнул и добавил:

— Ммм, правитель Саламандастрона всегда с открытым сердцем приветствует пришедших сюда с миром. Наши ворота для них открыты…

Голос Снежнополоски угас, он уже крепко спал, и Русано закончил за него:

— Ибо это слово барсука и закон Саламандастрона, переданные нам лордом Броктри.