Бонни и Клайд
Берт Хиршфелд








Молодые и отчаянные любовники Бонни и Клайд легко и изящно грабят банки в в США во времена Великой Депрессии. Но их романтизма и «робингудство» довольно быстро перерастают в лужи и реки крови, в хаос и грязь смерти, а судьба пророчит им неудачу…









Берт Хиршфелд

Бонни и Клайд





1


Времена были тяжелые. Великую державу охватила депрессия, которая сеяла горе и калечила жизни. Фабрики и заводы закрывались. Бизнес влачил жалкое существование. Те, кого увольняли, и не мечтали заново отыскать работу. Мелкие фермы попадали в руки банкиров, и бывших хозяев выгоняли с земли. Ветераны войны продавали яблоки на перекрестках и стояли в очередях за супом в бесплатных столовых. Холеные и красноречивые политические деятели говорили, что до процветания рукой подать, что счастье за углом. Но мало кто имел возможность завернуть за этот угол.

Гнев и отчаяние нарастали. Женщины, выплакав все слезы, не знали, чем накормить детей и как утолить голод мужей. Одни семьи двигались на запад, уложив нехитрые пожитки в багажник старых машин. Другие распадались, причем чаще навсегда. Молодые люди пускались в авантюры, пытаясь взять от жизни, что только возможно. Шел жестокий 1932 год.

Юго-западные штаты жарились под раскаленным солнцем. Время текло еле-еле. Жизненные соки останавливались.

В Западном Далласе, штат Техас, стояла гнетущая липкая жара. Воздух словно застыл, все погрузилось в спячку до самого горизонта, и у Бонни Паркер было похоронное настроение, тем более что мимо ее дома к кладбищу совсем недавно проследовала похоронная процессия.

Западный Даллас был явно обречен, и Бонни Паркер хотелось кричать в знак протеста.

Это было нечестно. Бонни была молода и хороша собой. Ее душа и тело жаждали приключений. Где-то далеко от Западного Далласа, далеко от старого каркасного дома ее матери, наверное, существовала яркая, бурная жизнь, где девушке с ее задатками было чем заняться. Но как, вопрошала она сама себя, — как найти этот мир, как занять подобающее в нем место? Она должна найти туда дорогу!

Она быстро окинула взглядом своих бледно-голубых глаз маленькую спальню на втором этаже. Комната была убогой, хотя Бонни попыталась заглушить невзрачность новыми шторами и набором фарфоровых фигурок на комоде. Она вздохнула, смахнула бусинку пота с верхней губы и уставилась на себя в большое зеркало.

Нагая фигура, отразившаяся в нем, вызвала у Бонни чувство глубокого удовлетворения. Есть формы, но есть и стройность. Кожа гладкая и упругая. Грудь крепкая и высокая. Короче, ни одна девушка не удостаивалась таких взглядов местных молодых людей, как Бонни Паркер. И мужчин постарше тоже, и тех, кто был давно женат. Легкая улыбка тронула сложенные бантиком губы. Бонни ценила молодых отчаянных парней с плоскими животами и железными мускулами. Очень даже ценила.

Тут ее охватило отвращение, и она отвернулась от зеркала. Ох уж эти мужчины из Западного Далласа! Черт бы побрал их вялость, мягкотелость, покорность судьбе. Выйти за кого-то из них замуж, нарожать кучу ребятишек и состариться раньше времени? Превратиться в копию своей матери? Никогда не улыбающейся, уже изможденной, не знающей в жизни радости, не получающей ни от чего удовольствия? Благодарю покорно! Увольте!

Бонни упала на кровать и яростно замолотила кулачками по подушке. Нет! Так жить нельзя. Должна быть другая, яркая, веселая, зажигательная жизнь. Бонни перевернулась на спину, отчего грудки сделались плоскими, живот чуть приподнялся, под бледной кожей очертились ребра. Она, прищурившись, глядела на изголовье кровати, прутья которой так напоминали клетку!

Бонни ударила по прутьям кулаком. Еще раз, сильнее. Ее пронзила острая боль, и Бонни села на кровати, тихо выругавшись. Нет, надо что-то делать, внушала она себе. Надо как-то убираться отсюда. Из этого противного дома, из Западного Далласа, из этой никчемной жизни. Она встала и голой, бесцельно пройдясь по комнате, подошла к окну и выглянула из него.

Все то же самое. Все то же безоблачное раскаленное небо. Все та же пыльная пустая улица. Все те же пыльные белые домишки! Поначалу она не обратила внимания, что к машине ее матери тихо подошел человек в темном костюме. Машина стояла у самого дома. Когда же Бонни наконец увидела его, то поначалу не проявила к нему никакого интереса. Пиджак широковат в плечах, сидит мешком, брюки мятые, в пыли. Широкополая шляпа не позволяла разглядеть лица.

Интересно, размышляла Бонни, а что он подумает, если поднимет голову и увидит ее в окне в чем мать родила? Вот, небось, удивится. Вот уж потом будет рассказывать приятелям!

Вдруг Бонни нахмурилась. А что собственно он делает около материнской машины? Он сунул голову в открытое окно, а Бонни вспомнила, что ключи были оставлены в зажигании. Ее вдруг охватило неприятное предчувствие.

Человек между тем выпрямился и посмотрел по сторонам. Тут Бонни осенило: он же решил украсть машину! Он протянул руку к дверной рукоятке, а Бонни, набрав в легкие побольше воздуха, крикнула:

— Эй, приятель, что ты там забыл?

Человек поднял голову и, прищурившись, посмотрел вверх. Оказалось, что он примерно ее ровесник, может, на год постарше. Года двадцать два, никак не больше! В морщинках вокруг глаз, в губах и подбородке была какая-то отчаянная решимость. Когда он увидел девушку в окне, то первоначальный испуг сменился восторгом.

Пусть полюбуется, подумала Бонни, и на ее лице заиграла нахальная улыбочка. Пусть как следует полюбуется! На его губах тоже заиграла улыбка — улыбка знатока, и в тот же момент она поняла: в нем есть нечто неуловимое, причем то, что имеется и в ней самой.

И еще она почувствовала, что способна на лету схватывать его мысли и чувства. Тут уж Бонни улыбнулась во всю.

— Эй, парень, — крикнула она. — Ты меня подожди, ладно!

Она кинулась к платяному шкафу, спешно надела белое платье, сунула ноги в туфли.

Он ждал ее на улице. Она остановилась в шаге от него, пристально посмотрела. Он посмотрел на нее.

— И не стыдно тебе? — усмехнулась она. — Хотел украсть автомобиль у старой женщины?

— Я хотел его купить, — ухмыльнулся он в ответ.

— Черта с два, — так же весело отозвалась она. — Тебе и пообедать-то, наверное, не на что, какая уж тут машина.

Он пожал плечами и сказал:

— На кока-колу хватит, а поскольку ты явно не собираешься пригласить меня в дом…

— Еще чего! Нашел дурочку! Ты же украдешь обеденный стол.

Он сделал шаг в сторону улицы.

— Тогда пошли прогуляемся по городу. Ну как, согласна?

— Пошли, мне все равно надо на работу, — сказала она после секундного колебания и двинулась за ним следом.

— На работу? Что же у тебя за работа, а?

— Не твое дело!

Он нахмурился, словно размышляя.

— Ты, наверное… кинозвезда? Нет, скорее, слесарь в гараже, а? Нет, горничная…

— Так кто же я, по-твоему? — рассерженно спросила Бонни.

— Официантка, — спокойно сказал он.

— Точно, — отозвалась Бонни, дивясь его догадливости. — А ты чем занимаешься? Когда не воруешь машины?

— Могу сказать, — загадочно отозвался он. — В данный момент я ищу, нет ли хорошей работы.

— А что ты делал раньше?

— Сидел в тюрьме, — ответил он с деланной небрежностью.

— В тю-юрьме? — протянула Бонни.

— Угу.

— Видать, напал на голосистую старушку?

Он холодно посмотрел на нее и сказал:

— Я сидел за вооруженное ограбление.

Они шли по улице. С двух сторон на них смотрели плоские фасады магазинов, магазинчиков и кафе. Кроме них двоих, на улице не было ни души. Драная собака, поджав хвост, перебежала через дорогу.

— Как же вы здесь развлекаетесь? — спросил Бонни ее спутник. — Слушаете, как растет трава?

— Да уж, ты, наверное, веселее проводил время в тюрьме.

Он засмеялся и показал на правую ногу:

— Видишь? Я отрубил на этой ноге топором два пальца.

— Зачем?

— Чтобы открутиться от принудиловки. Хочешь покажу?

— Ой, нет, не надо!

Некоторое время они шли молча, потом Бонни спросила:

— Слушай, а ты правда отрубил пальцы?

— Ну да.

— Ты совсем рехнулся!

На бензоколонке на углу он купил две кока-колы. Опершись на холодильник с прохладительными напитками, они стали пить прямо из бутылок, заливая пожар в горле. Он снял свою шляпу и, приложив бутылку ко лбу, стал катать ее туда-сюда. Ей нравилось его лицо, его быстрая, чуть смущенная улыбка.

— Что это такое? — спросила Бонни. — На что похоже?

— Тюрьма?

— Нет. Вооруженное ограбление…

— Ни на что, — пожал он плечами.

Она подумала над его словами и решила, что он прикидывается, чтобы поразить ее воображение, произвести впечатление.

— Обманщик, — сказала она с раздражением в голосе. — Ты в жизни никогда и никого не грабил.

Он посмотрел на нее в упор, и она поняла, что ошиблась. В нем чувствовалась способность совершить поступок, от него вдруг повеяло ледяной уверенностью. Решимостью сделать все, что угодно. Все, что угодно. По спине у нее пробежал холодок.

Быстрым движением он сунул руку во внутренний карман пиджака и извлек оттуда черный револьвер 38-го калибра, тускло блеснувший на солнце. В его руках этот револьвер вдруг обрел для Бонни какой-то особый смысл, она осторожно дотронулась до него и нежно, любовно погладила кончиками пальцев. Она облизнула губы и посмотрела на своего спутника.

— М-да, — пробормотала она. — Пушка у тебя есть, это я вижу. А вот хватит ли смелости пустить ее в ход, а?

Он окинул улицу холодным взглядом, остановив его на бакалее.

— А ну, смотри хорошенько, — буркнул он, перешел через улицу и вошел в магазин, так и не оглянувшись.

Бонни застыла в ожидании, охваченная неизведанным ранее возбуждением. В горле встал комок, подступила тошнота. Дыхание сделалось затрудненным.

Через пару минут он, медленно пятясь, вышел из бакалеи. В одной руке у него был револьвер, в другой пачка денег. Когда он очутился на середине улицы, то посмотрел на Бонни, широко улыбнулся, и она тоже не смогла сдержать улыбки. Ей нравилось быть с ним рядом, а его безумный поступок вдруг зарядил ее какой-то новой энергией. Ей хотелось броситься ему на шею, упасть с ним на пыльную улицу, кататься в его сильных объятиях, впиться ртом ему в губы.

Внезапно на пороге появился бакалейщик. Он вопил во весь голос. Бонни увидела, как ее новый знакомый в широкополой шляпе вскинул револьвер, и ее обдало ледяным холодом. Грянул выстрел, пуля ударила в вывеску, бакалейщика как ветром сдуло — он скрылся в магазине.

Увидев побег неприятеля, спутник Бонни звонко расхохотался. Затем подошел к ней и протянул руку. Вместе они побежали по улице, на окраине у последнего дома под навесом стояла машина.

Повинуясь его жесту, Бонни плюхнулась на переднее сиденье, а он быстро поднял капот и соединил какие-то проводки.

— Эй! — окликнула она его. — А как тебя зовут?

Сделав дело, он захлопнул капот, и крикнул:

— Клайд Барроу. — Потом сел рядом с ней за руль, и включил мотор.

— А я Бонни Паркер, — крикнула она, перекрывая шум мотора. — Рада познакомиться.

Клайд только ухмыльнулся и бросил машину вперед. Вскоре они уже неслись со скоростью девяносто миль в час. Они были вместе. Наедине друг с другом и судьбой.




2


Бонни сгорала от нетерпения. Она была охвачена невероятным возбуждением, она превратилась в жаждущую плоть. Только он один был способен утолить странные темные желания, вдруг обуявшие ее.

Она набросилась на него, впиваясь губами в шею, уши, щеки, а ее руки, расстегнув его рубашку, ощупывали гладкий живот, тянулись дальше, ниже. Он ерзал и ворочался под этим свалившимся на него бременем, пытаясь удержать руль, не спуская ноги с акселератора.

Она ухватилась за руль и повернула его, отчего машина съехала с дороги и покатила по траве между деревьями. Он нажал на тормоз, и машина со скрежетом остановилась.

Она снова возобновила атаку. Из ее горла вырывались нечленораздельные звуки, она повалилась на него, отчего он тоже упал. Она была полна решимости найти, отыскать и забрать то, что он был ей должен.

— Ну, — еле выговорила она, — давай… Готов?

— Погоди!.. — пробормотал Клайд.

— Еще не готов? Ну так давай скорее… скорее, — приговаривала она, копошась в его одежде. — Быстро, быстро… давай… давай…

— Эй, погоди. Хватит, говорят тебе. Брось же, кому сказано!

Он резким движением отпихнул ее так, что она больно ударилась о дальнюю дверцу. Она тяжело дышала и метала на него огненные взгляды, а он застегнул брюки и вышел из машины.

Что произошло, молча вопрошала она. Что она сделала не так? Неужели она ошиблась? Но она чувствовала то же, что и он. Иначе ничего бы этого не случилось. Она порылась в сумочке, нашла сигарету, потом стала искать спички.

Клайд наклонился к открытому окну и протянул ей зажигалку.

— Послушай, — сказал он с деланной небрежностью, — я этим не занимаюсь. Не потому что не могу, а просто… жаль силы и время тратить. Ты пойми правильно — со мной все в порядке. Мальчики меня не интересуют, — добавил он не без вызова в голосе. — Ты это учти.

— Ой, ой, ой, — только и сказала Бонни, пытаясь собраться с мыслями. В ее голове творилось что-то непонятное, она сама не могла понять, что именно чувствует: обиду, отвращение — и все равно какую-то завороженность. Она никогда не встречала таких, как Клайд Барроу. — Ой, ой, ой, — повторяла она.

— Что ой-то?

— Ты отлично рекламируешь товар. Никому и невдомек, что никакого товара нет и в помине. — Помолчав, она добавила: — А теперь вези меня домой.

Он скользнул на переднее сиденье, сел за — руль.

— Ты погоди, — сказал он, пытаясь дотронуться до нее, но она выскочила из машины.

— Не смей ко мне прикасаться!

— Если тебе нужен жеребец, — крикнул он ей вслед, — то давай возвращайся в Даллас и живи там до самой смерти. — Она остановилась и стала вслушиваться в его монолог, очень похожий на проповедь. — Ты заслуживаешь лучшего, ты стоишь куда больше, и сама это прекрасно знаешь. Потому-то ты со мной и уехала. Ты можешь себе найти любовников на любом углу, и им будет все равно, что ты делаешь, собираешь хлопок или подносишь еду в кафе. А мне вот не все равно.

— Почему? — обернулась она к нему.

— Потому что ты не такая, как все. Ты такая же, как я. Нам нужно что-то другое. — Она сделала шаг по направлению к машине, и он заговорил быстрее, уверенней. — Мы с тобой поедем вместе и уберемся из этого штата, проедем Канзас, может, заглянем в Оклахому или там Миссури, и отлично проведем время. Мы вместе поживем так, как ни за что не пожили бы поодиночке. Я покажу тебе настоящую жизнь. Когда ты войдешь в отель «Адольфус» в Сан-Антонио, вся в шелковом платье, они будут сбиваться с ног, чтобы тебе угодить, и можешь не сомневаться, они быстро выучат твою фамилию.

И снова странное смутное желание охватило Бонни, только теперь оно сделалось еще сильней, еще неодолимей. Сердце заколыхалось в груди, забилось в причудливом бешеном ритме.

— Когда ты все это придумал? — хрипло спросила она.

— Сразу же, как тебя увидел.

— Это как тебя прикажешь понимать?

— А вот так. Потому что ты самая красивая девушка в Техасе.

Она уставилась на него, а потом тихо спросила:

— Кто же ты такой?

Вместо ответа он распахнул перед ней дверь машины.

— Садись.

Бонни села.

Они ехали в молчании, пока не показалось кафе. Они вошли, сели в кабинку, и тогда Клайд начал рассказывать о том, кто он такой и где его корни.

Родился он в 1909 году в Телко, штат Техас. Лишний рот в голодной семье издольщиков. Простые забитые люди. Воровать он начал еще мальчишкой и наконец попался на ограблении бензоколонки. Он загремел в исправительную колонию на два года и был освобожден досрочно за примерное поведение.

— Ну, а теперь я расскажу о тебе, — усмехнулся Клайд, наставив палец на Бонни.

— Попробуй, — не без вызова отозвалась она.

Улыбка угасла, он стал серьезным.

— Значит так… Ну, родилась ты где-то в Восточном Техасе, большая семья, так? В школу, понятно, ходила, но без охоты, потому как была куда смышленее остальных учеников. Потом ты ушла… — На лбу его появились глубокие морщины, словно он погрузился в тяжкие раздумья. — Когда тебе исполнилось шестнадцать, нет, семнадцать, появился парень. Работал он…

— На цементном заводе, — быстро вставила Бонни.

— Точно. На цементном заводе. Он тебе понравился, потому что положил на тебя глаз. Ты чуть было не выскочила за него замуж, но вовремя опомнилась. А потом пошла работать в кафе официанткой. И вот теперь каждое утро ты просыпаешься и с ненавистью думаешь, что надо идти на работу. Ты вся клокочешь от ненависти. Но делать нечего, ты идешь, надеваешь белое форменное платье.

— Розовое.

— К вам заходят водители грузовиков, жрут жирные котлеты, отпускают сальные шуточки. Ты, конечно, шутишь с ними, но они не нравятся тебе, эти здоровяки с татуировками. Тебе они совсем не нравятся. Они приглашают тебя на свидания. Иногда ты идешь, но чаще нет, потому как им надо только одно, залезть тебе под юбку. Им плевать, хочется тебе этого или нет. Вот ты и сидишь дома и все мечтаешь поскорее отсюда выбраться, только не знаешь, как и когда это сделать.

Она молча слушала и ей становилось ясно: вот ответ на ее вечный вопрос: когда это наконец случится. Клайд Барроу стал ответом. И сейчас! Это случится с ним и сейчас!

К ним подошла официантка, принесла еду. Клайд посмотрел на ее ярко накрашенное лицо, на завитушки волос по обе стороны лба, потом перевел взгляд на Бонни, на ее золотистые завитушки. Он снова подал голос, лишь когда официантка удалилась. Показав пальцем на ее волосы, Клайд буркнул:

— Смени прическу, мне она не нравится.

Она кивнула головой, взяла сумочку, вынула зеркальце и уничтожила завитки. Клайд одобрительно кивнул, она убрала зеркальце, сумочку и принялась уплетать еду.

— Боже, ты просто отпад, — сказал Клайд.

Когда они вышли из кафе, уже темнело. Бонни шла за Клайдом. Он не остановился у украденной машины, а проследовал к другой, более новой, более яркой модели. Это был желто-зеленый двухместный спортивный автомобиль.

— Эй! — крикнула Бонни. — Мы приехали вон в той! — и она указала на их машину.

— Это не значит, что нам нельзя ехать в другой, — откликнулся Клайд.




Бонни проснулась. Она была одна. Это ее испугало. В какой-то продлившийся жутко долго момент, она так и не смогла понять, где находится. Затем все сразу вспомнила. Вечером они с Клайдом остановились у заброшенного фермерского дома и решили в нем заночевать. Она оглядела комнату. Клайда видно не было. Куда он делся?

— Клайд! — она вскочила с кровати, грудь обручем сдавил страх. — Клайд! Ты где?

— Здесь я, здесь!

Она повернулась на голос и увидела в разбитом окне его улыбающуюся физиономию. В правой руке у него был револьвер.

— Где ты пропадал? — спросила она, стыдясь своего страха и чувствуя, что он еще ее не отпустил.

— Спал в машине, — как ни в чем не бывало отозвался Клайд.

— Вот как! А эти апартаменты, значит, для тебя слишком убоги?

Увидев его быструю улыбку, она испытала облегчение.

— Если к нам кто-то сунется, я хочу выстрелить первым, — сказал он. — Вылезай, для тебя найдется работа.

Бонни вышла из дома. На покосившемся заборе, окружавшем дом, стояло шесть пустых бутылок. Не говоря лишних слов, Клайд выстрелил шесть раз. Одна за другой бутылки разбились вдребезги.

— Неплохой стрелок, — похвалила Бонни.

— Лучше не бывает.

— И главное, скромный.

— Пошли, — сказал он. — Я все тебе приготовил.

Бонни послушно двинулась за Клайдом. У дома, сбоку, рос дуб, и с его ветки на веревке свисала старая автомобильная шина. Клайд вручил револьвер Бонни, показал на шину и сказал:

— А ну-ка, покрути ее.

Бонни кивнула головой и вытянула вперед правую руку, поддерживая ее левой.

— Нет, нет. Одной рукой! — крикнул Клайд.

Она подчинилась, решительно насупив брови. Выстрелила, но не попала. Отдача была такой сильной, что Бонни попятилась.

— Ничего, — утешил ее Клайд. — Давай-ка еще разок. Ты главное не торопись.

Он показал ей рукой без револьвера, как надо наводить оружие, целиться, и спустил воображаемый курок.

— Теперь попробуй еще раз.

Действуя по его инструкциям, Бонни выстрелила второй раз. Выстрел оказался успешным. Шина завертелась вокруг своей оси: пуля угодила в нее.

— Молодец! — обрадованно воскликнул Клайд.

Весело улыбаясь, Бонни сдула дымок, вившийся из ствола, с преувеличенной серьезностью.

— Значит так, — сказал Клайд, — я достану, пожалуй, «смит-вессон», с ним тебе будет сподручнее. Ну ладно, давай-ка еще разок.

Бонни прицелилась из револьвера в шину, но в этот момент за их спинами появился человек.

— Здрасьте, — сказал он.

Выхватив револьвер из руки Бонни, Клайд молниеносно повернулся и нацелил его в живот незнакомцу, готовый стрелять.

— Нет, нет, — забормотал тот в испуге. — Вы занимайтесь, чем занимались, я ничего… Не стесняйтесь…

— Клайд пристально-изучающе смотрел на него. Широкополая шляпа, грязная рубашка, потертые штаны. Обветренное лицо. Похоже, фермер.

— Раньше я здесь жил, — пояснил тот, Клайд выпрямился и опустил револьвер. — А теперь вот не живу. Банк забрал мою ферму.

Он двинулся к фасаду дома, Бонни и Клайд за ним следом. На дороге стоял дряхлый «форд» набитый разным домашним скарбом. На переднем сиденье виднелась женщина с ребенком, а у капота стоял маленький мальчик.

— Моя семья, — пояснил фермер. — Так-то вот, банк нас выгнал. — Он показал рукой на табличку на передней двери, которую Бонни и Клайд не заметили.






СОБСТВЕННОСТЬ БАНКА

«МИДЛОТИЕН СИТИЗЕНС»

ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН





— Стыд и срам, — гневно сказала Бонни.

Клайд сочувственно покачал головой. Такое теперь случалось сплошь и рядом в Телко, в Нью-Мексико, в Оклахоме, Айове. Банки отбирали земли, сгоняя фермеров, словно бессловесных овец. Так с людьми не поступают. Он начал заряжать револьвер.

— Вы совершенно точно сказали, стыд и срам, — кивнул фермер Бонни.

Из-за «форда» вышел старый негр и застыл в ожидании.

— Мы с ним тут прожили много лет, — сказал фермер. — Такие дела! А вы не стесняйтесь. Мы заехали посмотреть на дом в последний раз.

Фермер постоял немного у дома, потом повернулся и пошел к семье. Бонни и Клайд смотрели ему вслед. Клайд почувствовал, как его охватывает дикая ярость, желание ударить, причинить боль. Он повернулся и трижды выстрелил в табличку.

Фермер оглянулся.

Клайд жестом предложил и ему выстрелить. Фермер посмотрел на револьвер и улыбнулся. Он взвесил оружие на ладони, потом медленно стал наводить его на цель, выстрелил в табличку и попал. Он посмотрел на Бонни и Клайда, которые одобрительно улыбались.

— Если вы не возражаете, — начал он, и крикнул. — Эй, Дэвис, давай сюда.

Дэвис подошел, а Бонни взяла у Клайда второй револьвер и протянула Дэвису. Тот посмотрел на Бонни, на фермера, а потом и на дом. Фермер повернулся и еще раз выстрелил. Звякнуло стекло, разлетевшееся вдребезги. Он кивнул, и Дэвис как следует прицелился, выстрелил — и второе оконное стекло разлетелось на мелкие кусочки. Морщинистое лицо Дэвиса расплылось в улыбке. Он вернул револьвер Клайду и кивком головы выразил благодарность.

— Очень вам признателен, — сказал фермер. — Он протянул Клайду руку, и они обменялись рукопожатием. — Меня зовут Отис Гаррисон, — сказал он. — А это, стало быть, Дэвис.

Клайд кивнул и сказал в свою очередь:

— Она вот Бонни Паркер, а я Клайд Барроу.

Он поколебался, осознавая мысль, что внезапно пришла ему в голову, молнией ударила в мозг, ошеломив своей удивительной гениальной простотой. Мысль была отличной, великолепной, и он весело обкатывал ее по извилинам полушарий.

— Мы грабим банки, — сообщил он фермеру на прощание.




3


Они обсуждали план весь день и часть ночи. Оба оказались захвачены неуемным желанием, оба сразу поняли: это именно то, что надо. Идея была отменной во всех отношениях.

— Где сейчас все деньги? — спрашивал Клайд.

— В банках, — отвечала Бонни, хихикая от нетерпения.

— Точно. И деньги эти по праву принадлежат простым людям, вроде нас с тобой. Верно?

— Верно.

— А банки отбирают землю у таких, как мистер Гаррисон и Дэвис, так? А это нечестно.

— Ну конечно, нечестно.

— Если ты хочешь заработать, то надо податься туда, где водятся денежки, правда?

— Сущая правда, Клайд.

— А денежки в банке…

Логика была железной, и оставалось лишь выбрать себе банк получше и ограбить его. Грабануть. Войти, помахать револьверами, взять наличные и дать деру. Так, чтобы никто не пострадал. Ни одна живая душа. На этот счет они были тверды.

— И никакой пальбы, — повторила несколько раз Бонни.

— Боже упаси, — отвечал Клайд. — В этом просто не будет нужды. Никто не станет возникать из-за денег, которые принадлежат чужому дяде, так что все будет тихо-мирно.

Возникла еще одна проблема.

— Вот будет смеху, — говорила Бонни, — когда мы войдем, напугаем этих банкиров до смерти и заберем у них деньги. Скорее бы увидеть их рожи, когда мы с тобой заявимся и наставим на них наши пушки.

— Мы с тобой никуда не войдем, — оборвал ее Клайд. — По крайней мере в первый раз. Я сделаю это один.

— Почему?

— Потому! Нечего тебе соваться. И вообще кто-то должен сидеть в машине, чтобы можно было сразу же смыться. Тебе все ясно?

Бонни было все ясно, и она так и сказала. Засыпала она со смешанными чувствами — разочарование сочеталось с нетерпением. Ей было невтерпеж дожидаться задуманного ими приключения. Они заснули обнявшись, как дети, как брат и сестра, спокойным невинным сном.

Клайд вскоре выбрал и город и банк для первого налета. Он там уже бывал однажды и решил, что никаких проблем не возникнет. Банк стоял на перекрестке, машин на этой улице было мало, а стало быть, помех при отходе возникнуть не должно. Требовалось лишь одно: спокойный целеустремленный исполнитель с хорошими нервами. Клайд знал, что он вполне соответствует этим требованиям.

Утром они выехали в путь. Машину вела Бонни. Клайд сидел рядом, низко нахлобучив шляпу. Ссутулившись и слегка подавшись вперед, он глядел на узкую ленту дороги перед ними.

— Ты сиди в машине, смотри за входом и будь наготове, вот и все, — сказал он, считая, что Бонни напугана и ее надо успокоить.

Бонни так крепко вцепилась в руль, что побелели костяшки пальцев. Лицо ее было сосредоточенно-напряженным.

— В общем договорились, — сказал он, пытаясь вспомнить, как поступал Джим Кегни в недавно виденном им фильме. Он вынул револьвер из перчаточного отделения и положил на сиденье рядом с Бонни. Будь готова отъехать в любой момент, — сказал он ровным голосом.

— Не беспокойся, — только и сказала она.

Некоторое время они ехали в молчании.

— Боишься? — спросил Клайд.

— Я? — переспросила Бонни. — Нет, я не боюсь.

Они ехали, углубившись каждый в свое.

— Эй, о чем ты думаешь? — нарушил молчание Клайд.

— Ни о чем.

— А! Понятно…

На окраине города Бонни сбросила скорость. Она медленно вела машину по улицам. Наконец показался банк.

— Приехали, — сказал Клайд. — Вон банк.

— Вижу.

Бонни подъехала к банку и затормозила у обочины. Некоторое время оба молчали. Бонни гладила руками руль. Затем она искоса поглядела на Клайда.

Лицо его было напряжено, губы окаменели, глаза потускнели. Он застыл на месте, охваченный страхом, как и она.

— Ну, — подала голос Бонни, — чего ты ждешь?

Клайд метнул на нее короткий взгляд, выскочил из машины и вошел в банк. Войдя, он вынул револьвер и секунду-другую постоял, чтобы глаза привыкли к полумраку. Затем обнаружил одинокого кассира в своей клетушке, который клевал носом над своими гроссбухами. Клиентов в банке не было.

Что-то было явно не так, но Клайд не собирался разбираться в своих смутных ощущениях. Он решительно зашагал к кассиру, выставив револьвер. Снова он постарался вспомнить, как вел себя Кегни, затем окинул человека в окошечке испепеляющим взглядом и, скривив рот, прорычал:

— Это ограбление. Веди себя тихо, и все будет в порядке. Давай деньги.

Кассир лениво поднял голову. На его лице не было никаких признаков страха, и даже появилось нечто вроде улыбки, когда он спокойно и вполне дружелюбно сказал:

— Добрый день.

— Деньги давай! — снова рявкнул Клайд. — Живо!

Теперь уже кассир и впрямь улыбался вовсю.

— Какие еще деньги? Денег у нас нет.

Клайд чуть не поперхнулся. Это еще что такое? Он заметил, что не только в банке нет клиентов, но и в окошечках нет служащих.

— Что значит, нет денег? — звенящим голосом переспросил он. — Это разве не банк?

— Был банк, — поправил его кассир, — но три недели назад лопнул.

— Что, что? — голова у Клайда и вовсе пошла кругом. Что подумает о нем Бонни? Она сочтет его неудачником. Она назовет его ослом, который берется за дело, но не может его доделать, слабаком, у которого в нужный момент сдают нервы. Она ни за что не поверит этой истории — разве что сама услышит ее. Жаль, что он не взял ее с собой. А может, привести ее сюда, пусть послушает кассира. Нет, поздно. Его захлестнула волна ярости. Он нырнул под перегородку, ухватил кассира за рубашку, повернул его и толкнул вперед, ткнув в спину револьвером.

— Иди! — прорычал он сквозь зубы. — На улицу. Живо!

Увидев их вдвоем, Бонни ужаснулась. Что задумал Клайд? Неужели он взял заложника? Об этом они не договаривались. Она увидела, что голубые глаза Клайда потемнели, а лицо искажено злобной гримасой. Он толкнул незнакомого человека стволом револьвера так, что тот чуть было не споткнулся.

— Скажи ей, — говорил Клайд. — Сам ей все скажи!

Человек моргал, нервно переводя взгляд с Клайда на Бонни. Он был уверен, что попал в руки психов.

— Я уже сообщил этому джентльмену, — выдавил он из себя, — что наш банк лопнул в прошлом месяце, и денег у нас нет. Я очень сожалею…

Страх, которым была еще недавно охвачена Бонни, как ветром сдуло, и ее охватили облегчение и какая-то истерическая веселость. Комедия и только! Двое провинциалов решили стать грабителями банков и нашли банк столь же нищий, что и они сами. Она стала смеяться и смеялась все громче и громче.

Клайд злобно уставился на нее. Гнев так и распирал его всего. Одним ударом он сбил клерка на землю и прыгнул в машину. Все еще хохоча, Бонни завела мотор. Клайд понимал, что надо скорее дать выход гневу — в словах или в поступке. Он просунул револьвер в окно, нацелил его на витрину банка с золоченой надписью «ВКЛАДЫ — 70000 долларов» и выстрелил четыре раза так, что в каждом из нолей оказалось по дырке. Еще мгновение, и вся витрина со звоном рухнула.

Машина с ревом неслась по дороге. Бонни Паркер хохотала, как безумная.




4


Бонни долго не могла угомониться. Только-только она переставала смеяться, как в ее памяти снова возникала сцена у банка — разъяренный Клайд, толкающий револьвером в спину до смерти перепуганного банковского клерка. Клерк без банка, банк без денег. Вот умора! На ее губах снова показалась улыбка.

— Давай, смейся, — сказал Клайд, с трудом сдерживая ярость. — Похохочи еще.

— Не могу! Это же помереть можно со смеху…

— У нас один доллар девяносто восемь центов. Тебе смешно, а мне нет. На мой унылый взгляд все выглядит совсем даже не весело, ты уж мне поверь.

Бонни попыталась взять себя в руки, и ей это удалось. Машина мчалась по плоской равнине, а вокруг были пустые поля, выжженные кукурузные посадки, брошенные фермы.

Поселки казалось, обезлюдели. Они въехали в городок, очутившись на главной улице. На глаза им попалась бакалея.

— Останови машину, — коротко приказал Клайд.

— Зачем? — не поняла Бонни.

— Останови, — холодно повторил он, и глаза его превратились в ледышки. — Но мотор не выключай.

Она послушалась. Он вылез из машины, она с тревогой глядела ему вслед. Бонни никогда не видела Клайда в таком настроении, и это пугало. Она пожалела, что смеялась над ним. Впрочем, разве над ним? Нет, конечно. Она смеялась над тем, как их грабительский дебют обернулся полным провалом. Она тихо вздохнула. Может, Клайд не годился для таких дел? Да и она, пожалуй, тоже из племени неудачников. Она нервно глянула на дверь бакалеи. Что он там мешкает?

Когда Клайд вошел в магазин, он заметил только продавца. Он не обратил внимание, что в задней части зала стоит мясник.

— Добрый день, мистер, — сказал продавец. — Что вам угодно.

— Буханку хлеба и десяток яиц.

— Да, сэр. — Продавец подал все необходимое и спросил: — Что-нибудь еще?

— Масла, ветчины и сосисок. И еще каких-нибудь овощных консервов. И фруктовых тоже.

Продавец собрал все необходимое в большой пакет, подсчитал сумму, открыл кассу и поднял улыбающееся лицо, чтобы сообщить сколько Клайд ему должен. Улыбка застыла на его лице, когда он увидел дуло тускло поблескивающего черного револьвера, наставленного на него покупателем.

— Это налет, мистер, — сообщил продавцу Клайд. — Я возьму все деньги в кассе.

Продавец замешкался, а Клайд протянул руку через прилавок за банкнотами. Ухватив большой комок, он победоносно посмотрел на оцепеневшего продавца. Так-то лучше. Наконец дело пошло на лад. Это удача!

Клайд не заметил, как сзади тихо, по-кошачьи, подкрался дюжий мясник, размахивая топориком. Топор, просвистев в воздухе на волосок от головы Клайда, врезался в деревянный прилавок. Клайд отскочил в сторону с криком:

— Я хотел по-хорошему!

Мясник, передвигаясь с удивительной для человека его габаритов быстротой, обхватил Клайда за пояс и приподнял его.

В животе у Клайда зашевелился ужас. Он попытался освободиться или по крайней мере высвободить руку с револьвером. Мясник свирепо сражался, издавая хриплые звуки, никак не реагируя на крики Клайда, что он хотел по-хорошему. Мясник пытался его повалить на пол.

Наконец ему это удалось, и у Клайда перехватило дыхание. Он собрался с силами и предпринял последнюю отчаянную попытку освободиться. Без толку. Мясник стиснул его еще сильнее. Они катались по полу, а Клайд все пытался освободить руку с револьвером так, чтобы можно было пустить его в ход. Силы и решимость неудержимо таяли, и Клайд с ужасом подумал о том, как еще немного — и его схватят и потащат в тюрьму.

Он наконец вырвал одну руку из тисков мясника и заработал ею, колотя врага. Опять без толку. Мясник только наддал жару. Они катались по полу, дрыгали ногами, отчего на пол летели консервные банки, упаковки с продуктами, бутылки.

— Пусти, — истерически выкрикивал Клайд, с трудом отбиваясь от противника. В какой-то момент он выбрался из его объятий, встал, рванул с места, но, споткнувшись о ногу мясника, опять полетел на пол, а тот снова на него навалился. Его ручищи так сжали Клайду грудную клетку, что тот испугался, вдруг она треснет.

Призвав на помощь все силы, Клайд, шатаясь, встал вместе с обхватившим его противником. Он неистово махал рукой с револьвером и наконец угодил рукояткой в лицо мяснику. Он почувствовал хруст кости, хряща, и увидел, как лоб врага залила кровь. Клайд бросился к двери, но мясник вцепился в него мертвой хваткой. Они оба оказались на улице. Не помня себя от ярости, Клайд снова и снова бил рукояткой по лицу мясника, превращая его в кровавое месиво. Потом ручищи мясника разжались, и он осел на землю. Клайд с диким криком ринулся к машине.

— Быстро убираемся! Быстро!

Бонни нажала на акселератор, и машина бешено рванулась вперед. Вскоре они снова неслись по пустынной равнине…

— Что случилось? — спросила Бонни.

— Я не хотел его калечить, — еле выдохнул Клайд. — Я хотел взять только деньги. Ну зачем он полез? Я бы взял деньги и все.

Бонни сосредоточенно смотрела на дорогу.

— Черт бы побрал этого мерзавца. Он чуть меня не убил. У меня же нет глаз на затылке. Что это он так взбесился?

Бонни резко крутанула руль, и машина на двух колесах прошла поворот.

— Человек хочет немного поесть, а какой-то кретин из-за этого чуть не лишает его жизни. Я хотел взять немного еды и немного денег. Я не собирался делать ему ничего плохого. Неужели не понятно? Я такой же, как и он, простой человек. Я и в мыслях не держал его убивать. Я вообще не хочу никого обижать.

Он покосился на Бонни, словно ожидая услышать от нее какие-то слова, но она молчала.

Вскоре и он замолчал. В угрюмом молчании они ехали по все той же пустынной равнине. Клайд задремал и стал клевать носом, но вскоре поднял голову и покосился на Бонни, опасаясь, что она начнет его упрекать. Подступающий сон вызывал в нем такие же чувства, что и подкрадывающийся враг. Но что-то в гуле мотора заставило его стряхнуть дремоту.

— Это еще что такое? — пробормотал он.

— Что? — спросила Бонни.

— Да мотор. Послушай. Вот опять. С ним какие-то неполадки.

Бонни прислушалась и, нахмурившись, сказала:

— Я ничего не слышу.

Но странные звуки раздавались снова и снова, машина дернулась раз, другой, потом снова помчалась вперед, но мотор через небольшие промежутки словно жаловался на недомогание. Время от времени машина подрагивала.

— Видишь! Видишь! — лихорадочно повторял Клайд, с готовностью ухватываясь за эту механическую неполадку, чтобы забыть о казусе с магазином. — Мотор барахлит.

— Ты можешь его наладить? — спросила Бонни.

Он поглядел на нее, словно желая что-то сказать, затем снова откинулся на спинку сиденья и помрачнел.

— Лучше найти хорошего механика. Гляди по сторонам, вдруг проедем гараж.

Время от времени Бонни поглядывала на Клайда. Наконец он улыбнулся, и ей стало ясно, что к нему вернулось его обычное хорошее настроение. Недавняя неудача была позади, оказалась забыта, и вообще это был самый обыкновенный пустяк, которому не стоило придавать значения. Она тоже улыбнулась ему и снова стала смотреть на дорогу.

На перекрестке они увидели бензоколонку. Невзрачная обшарпанная, давно не крашеная лачуга не вселила в них надежды. Вокруг не было никаких признаков жизни, но когда они подъехали, из лачуги вышел какой-то тип и, вытирая руки ветошью, двинулся к ним. Бонни остановила машину.

— Откуда в этой дыре быть механику? — тоскливо произнес Клайд.

— А вдруг этот парень нам поможет? Или по крайней мере хоть скажет, где найти хороший гараж, — возразила Бонни, но при виде этого субъекта ее оптимизм быстро увял. Его облик никак не внушал доверия.

Это был коротыш, целиком и полностью состоявший из различных округлостей. В одну сторону выступал зад, в другую, словно для противовеса, грудь. Лицо его было розовым, пухлым, а глаза большими и круглыми, носом служила красная пуговка. Рот быт тоже круглый. Волосы соломенного цвета, курчавые и давно нестриженые.

— Здрасьте, — сказал он высоким голосом.

— Мотор что-то барахлит, — сообщил Клайд. Он вышел из машины и стал потягиваться.

— Что? — переспросил человечек.

Бонни одарила его одной из своих самых лучезарных улыбок. Она решила, что тип, конечно, туповат, но кроме него, у них все равно никого нет.

— Мы думали, вы нам скажете, что случилось с нашей машиной, — мягко протянула она. — И приведете ее в порядок.

— Уж даже не знаю, — почесал затылок субъект.

— А в чем дело-то?

Бонни рассказала про покашливание и подергивание в моторе.

Парень кивнул и открыл капот, потом попросил:

— Пожалуйста, включите мотор, мэм!

Бонни так и поступила. Человечек слушал с интересом. Когда мотор зачихал, на его лице появилось подобие улыбки и тут же угасло.

— А теперь, пожалуйста, заглушите мотор, мэм.

Бонни выполнила и эту просьбу.

Маленький круглый человечек наклонился и отсоединил шланг питания. Потом он набрал в легкие побольше воздуха и подул в шланг. Клайд и Бонни растерянно переглянулись. Похоже, от этой деревенщины толку не будет.

Между тем человечек снова набрал полные легкие воздуха и еще раз подул, отчего его пухлые розовые щечки побагровели. Клайду показалось: еще чуть-чуть — и этот тип раздуется как шар и взлетит на воздух. Нет, это черт знает что! Его размышления перебил ровный шум в шланге. Тип выпрямился, поставил шланг на место, и стал привинчивать, отчего его круглая голова подпрыгивала как буек на волнах. Затем он опустил капот и запер его.

— Можете заводить мотор, мэм, — сказал он.

Бонни завела мотор и удовлетворенно хмыкнула. Мотор работал ровно.

Клайд обошел машину так, что механик оказался между ним и Бонни.

— Так что там случилось? — спросил Клайд, весело хлопая в ладоши.

Механик, застенчиво переминаясь с ноги на ногу, сказал:

— Воздушная пробка в шланге питания.

— Воздушная пробка, — повторил Клайд, глядя сверху вниз на мастера.

— Ну да, — смущенно поглядывая то на Бонни, то на Клайда, повторил механик. — Воздушная пробка. Я ее продул.

— Прямо так взял и продул? — на лице Клайда возникла широкая, хоть и недоверчивая улыбка.

Механик кивнул, заливаясь румянцем.

— Прошу прощения, — сказал он, — чем еще могу быть полезен?

Клайд взглянул поверх его соломенной макушки на Бонни, сидевшей за рулем. Он резко дернул головой, а Бонни, сообразив, что он имеет в виду, перенесла все свое внимание на механика.

— Дело в том… — тихо начала она, — я прямо даже не знаю, как сказать… — Она медленно окинула взглядом заправочную станцию. — Послушайте, — снова заговорила она, — вон эти красные штуки, что торчат повсюду, — это бензиновые колонки?

— Ну да, — отозвался механик, посмотрев, куда показывала рукой Бонни.

— Как интересно! — она одарила его своей лучшей улыбкой. — И как же бензин попадает в мою маленькую машинку?

Механик подошел поближе, горя желанием растолковать суть. Он махнул рукой по направлению к колонкам и сказал:

— Видите ли, мэм, под землей находится цистерна, из нее бензин идет вон по той трубе и переходит в насосы, а из них уже поступает в вашу машину, мэм.

— Ну и ну! — хрипло сказала Бонни. — Да вы все знаете! Наверное, вы досконально разбираетесь в машинах.

Механик энергично закивал головой:

— А то как же, — гордо сказал он. — Очень даже разбираюсь.

— Ценное качество, — сказала Бонни.

— Вот именно, — в тон ей произнес Клайд. — В высшей степени ценное. Человек с такими способностями далеко пойдет.

— Вот что, — сказала Бонни. — Вы можете определить, какая это машина?

Механик немного подумал, и на его лице появилась довольная улыбка. Он похлопал по капоту и сказал:

— Да, мэм. Это двухместный «шевроле», с восьмицилиндровым двигателем.

Бонни отрицательно покачала головой:

— Нет, неверно.

Механик удивленно нахмурился:

— Как же нет, когда да!

Бонни наклонилась вперед и, глядя на механика в упор, сказала ровным голосом:

— Это краденый двухместный «шевроле» с восьмицилиндровым двигателем, понятно?

Механик отдернул руку от капота так внезапно, словно его обожгло адским пламенем.

Клайд сделал шаг в его сторону, а человечек шагнул назад, глядя на клиентов со смесью испуга и любопытства. Он вытер руки о грязные джинсы, втянул голову и, моргая круглыми глазами, попеременно глядел то на Бонни, то на Клайда, пытаясь понять, не разыгрывают ли они его. Он стал ковырять носком ботинка пыльную землю и уставился на камешек у ног так, словно видел его впервые.

— Испугался? — спросил его Клайд.

Человечек пожал плечами. Он словно не знал, куда девать руки.

— Нет, ничего я не испугался! — наконец сказал он.

— А по-моему, он испугался, — сказал Клайд.

— Жаль, — отозвалась Бонни.

— Да ладно вам! — буркнул механик, по-прежнему глядя в землю. — Кончайте!

— Нам очень бы пригодился смышленый парень, который знает толк в автомобилях, — сказал Клайд, не обращаясь ни к кому в отдельности.

— Ты хорошо водишь машину? — осведомилась Бонни у механика.

— Вроде бы очень даже ничего, — буркнул тот.

Клайд окинул его изучающим взглядом.

— Нет, нам он не подойдет, пусть уж лучше остается здесь, тут тихо, спокойно…

— Как тебя зовут, друг? — спросила Бонни.

— К. У. Мосс.

— Что означает К. У.?

— Кларенс Уоллес.

Бонни церемонно кивнула и сказала: — А это мистер Клайд Барроу. — Она сделала паузу и с еле заметной улыбкой добавила: — А я мисс Бонни Паркер. Мы… грабим банки.

Круглые глазки К. У. Мосса расширились, а на губах его появилась нервная улыбочка.

— Разве это плохо? — спросил его Клайд, и в голосе его послышались железные нотки. — Как ты полагаешь, приятель, это плохо?

— Нет, нет… — пробормотал тот.

Бонни подчеркнуто тяжело вздохнула и сказала:

— Нет, он все-таки нам не подходит.

— Кто знает, — задумчиво сказал Клайд, — может, у него хватит нервишек для такой вот работы, а?

К. У. стало совсем не по себе. Ну что эти двое к нему пристают, почему они держат его за слабака! Он, конечно, работает на захолустной бензоколонке, но что с того?! Дудки! Он тоже кое-что повидал и знает толк в жизни!

— Между прочим, — сказал он, давая понять, что обижен, — я пробыл год в колонии.

— Человек с криминальным прошлым! — фыркнула Бонни. — Не фунт изюма!

Клайд рассмеялся, и в его смехе почувствовались насмешка и презрение. К. У. Мосс был уязвлен до глубины души.

— Я не сомневаюсь, — сказал Клайд, — что у тебя хватает мужества надувать старушек, которые приезжают сюда заправляться, но известно ли тебе, что требуется от человека, который пойдет с нами грабить банки?

— Вы нас, надеюсь, правильно понимаете, мистер К. У. Мосс? — добавила Бонни.

К. У. Мосс посмотрел сначала на нее, потом на него.

— Конечно, понимаю, — откликнулся он, желая поскорее задобрить эту девицу, красивее которой ему в жизни не приходилось встречать. — А то нет! Я ни чуточки не боюсь, честное слово!

— Докажи, — равнодушно сказал Клайд.

Они оба уставились на К. У. Мосса. Тот поскреб носком ботинка землю, опустил глаза, потом вдруг быстро развернулся, вбежал в контору, и они увидели через окно, как он открыл ящик кассы и вытащил лежавшие там банкноты. Он тут же выскочил на улицу, и по его лицу никак нельзя было догадаться о том, что было у него на уме. Он подошел к машине, и просунув руку в окно, бросил деньги на колени Бонни.

Клайд испустил вопль радости, открыл дверцу и помог К. У. Моссу залезть на откидное сиденье. Весело хохоча, они уехали втроем.




5


Дни сменяли друг друга быстро и неразличимо. Бонни, Клайд и К. У. Мосс носились по проселкам и ютились в грязных номерах мотелей. Все трое спали в одной комнате, и поначалу это было даже забавно — по-семейному, но потом Бонни стало разбирать раздражение. Не то чтобы ей не нравился К. У. Мосс. Напротив, он ей очень даже нравился. Но его храп мешал ей спать, а главное, ей хотелось быть наедине с Клайдом, ей хотелось делать то, что делает женщина, чтобы мужчина захотел ее так, как она хотела его.

Бонни не могла понять Клайда. Не могла взять в толк, почему он не жаждет ее так, как вожделели ее плоти парни там, в Западном Далласе. Она вспоминала времена, когда работала в закусочной и здоровенные верзилы-шофера все время крутились вокруг нее, смеялись, шутили, и взгляды их были красноречивее слов. Впрочем, кое-кто выражал свои чувства не только взглядами и словами, а руками тоже. А иногда…

Но теперь все было позади. Теперь для нее существовал один только Клайд. Она хотела его неистово, как никого никогда не хотела. Она смотрела на него, и в ней просыпались такие желания, о которых она раньше и не подозревала. Она умирала от невозможности слиться с ним, отдать ему все, что только могла. Главное, внушала она себе, остаться с ним наедине, и тогда все пойдет как по маслу, как и должно быть у мужчины с женщиной. Она поговорит с Клайдом, все ему объяснит, и он поймет. К. У. Моссу придется спать отдельно. Надо лишь улучить момент.

Этот момент выдался гораздо раньше, чем она предполагала. На следующий день они остановились перекусить в забегаловке у шоссе. Они заняли будочку в задней части зала, так, чтобы Клайд мог наблюдать за дверью. Но вместо этого он и Бонни смотрели во все глаза на К. У. Мосса.

Их маленький круглый спутник озабоченно готовил себе пиршество. С методической неторопливостью он посыпал все сахарным песком — картошка, мясо, даже пиво были покрыты толстым слоем сахарною песка. Бонни не выдержала и сказала:

— Что ты делаешь, К. У.? Зачем это?

К. У. отставил сахарницу и начал есть:

— А что? — удивленно спросил он.

— Это же ужасно, — воскликнула Бонни.

— А мне нравится, — сказал К. У. с набитым ртом. Он и впрямь блаженствовал.

— Но все же делается сладким! — Бонни скорчила гримаску.

— Ну да, — согласился К. У. — Разве это плохо?

Бонни откинулась назад, на ее лице читалось отчаяние.

— О черт! — буркнул К. У.

— Что случилось? — осведомился Клайд.

— Не поставили майонеза.

К. У. выбрался из будочки и двинулся через зал к стойке. Подождав, пока он отойдет подальше, Бонни спросила:

— Клайд, почему он должен быть все время с нами?

Клайд словно не расслышал вопроса. Лицо его было сосредоточенным, глаза прищурены — он о чем-то думал. Он потянулся за сахарницей, потряс над столом и, когда темная поверхность покрылась тонким белым слоем, начал пальцем рисовать узор на песке.

— Давай-ка, я тебе покажу, что будет завтра.

— Почему, Клайд? — повторила вопрос Бонни.

— Теперь в машине останется К. У., — сказал Клайд, нахмурив лоб. — А в банк мы войдем вдвоем. Вот закуток кассира, там их четверо, а там столы и…

— Почему, Клайд?

— Что почему?

— Почему он живет с нами в одной комнате?

Он поднял на нее взгляд, лицо его помрачнело.

— А где же еще ему, по-твоему, жить? Мы же не можем расползтись по всему штату? — Клайд, похоже, сам испугался резкости, с которой прозвучали эти слова. Позволив улыбке осветить его подвижное лицо, он продолжал уже мягче: — Пока придется побыть вместе, Бонни. А вот это, — решил он вернуться к плану на песке, — дверь в банк. Ты будешь прикрывать меня отсюда.

Она взяла его руку, прижала к щеке, потерлась о ладонь и сказала:

— Просто я так сильно тебя люблю, Клайд…

— Ты лучшая девушка в Техасе, — пробормотал он, причем явно от души.

В этот момент у стола возник К. У. с банкой майонеза в руке. Он растерянно посмотрел на просыпанный песок и сказал:

— Вы высыпали весь сахар…

— Это план завтрашней операции в Минеоле, пояснил Клайд и начал есть.

— В Минеоле! — присвистнул К. У., забираясь в будку. — Черт, до нее же отсюда четыреста, а то и все пятьсот миль.

— Ну и что! Мы доедем по федеральному восемьдесят пятому шоссе до Уиллис-Пойнта, потом у Кауфмана свернем на шоссе штата номер двадцать пять и поедем по нему, пока не увидим проселок, который выведет нас на сто пятое шоссе, а оттуда до Минеолы рукой подать. В субботу днем…

Он стал объяснять им план, и они обратились в слух.

В 1932 году Минеола была самым обыкновенным городком в штате Канзас, каких по Америке сотни. Субботним днем улицы Минеолы были заполнены автомобилями и фургонами, запряженными лошадьми. Семьи фермеров приезжали в город запасаться продуктами на всю неделю. Люди говорили о плакатах, что начали появляться повсюду в городе — то были портреты президента Гувера. Время от времени попадались изображения демократа Рузвельта. Местные жители сходились на том, что этот человек, с необычайной манерой говорить, не мог набрать в Канзасе много голосов — ведь он как-никак был не с востока…

Никто не обратил внимания на большой автомобиль, подъехавший к банку. Никто не обратил внимания и на молодых людей, мужчину и женщину, вылезших из машины. Таких в Минеоле было много.

Клайд наклонился к окошку и тихо сказал К. У., оставшемуся за рулем:

— Не выключай мотор. Будь готов в любой момент отчалить.

— Не волнуйся, Клайд, — улыбнулся К. У. — Все будет отлично.

Бонни и Клайд двинулись ко входу в невыразительное коричневое деревянное строение. Банк размещался на втором этаже.

К. У. не смотрел на них. Он был занят другим: нужно было отыскать удобное место для стоянки. Наконец он нашел то, что хотел. Машина, стоявшая чуть сзади, стала отъезжать. К. У. дал задний ход и подъехал к освободившемуся месту. Пространства для большой машины было маловато, но, умело маневрируя, он вогнал ее в промежуток. Сделав дело, он удовлетворенно откинулся на спинку сиденья и взял под наблюдение вход в банк. Он ждал появления Бонни и Клайда.

В банке тем временем все шло без сучка без задоринки. Когда Бонни и Клайд вошли, то увидели, что на посту был лишь один охранник — маленький тощий человечек, лучшие годы которого были явно позади. Клайд спокойно сунул ему в нос револьвер и отобрал у него оружие.

— Спокойно, граждане, — сказала Бонни. — Это ограбление. Поднимите руки вверх и делайте, что вам скажут.

Руки тотчас же взметнулись вверх, глаза расширились. Одна женщина в страхе уронила сумочку, другая тихо вскрикнула. Кассирши быстро собирали деньги и просовывали через решетку Бонни, а та складывала их в мешок.

— Все, Клайд, — наконец сообщила она.

— Отлично, — улыбнулся он. — А теперь, граждане, оставайтесь здесь, ведите себя тихо, а коща мы покинем ваш город, можете немножко пошуметь.

Он жестом показал Бонни, чтобы она шла вперед, затем бросился вдогонку за ней. Оказавшись на улице и щурясь от яркого солнца, они побежали туда, где оставили машину и К. У. Ни автомобиля, ни водителя на месте не оказалось.

— Что за черт! — выругался Клайд. — Где машина?

Бонни беспокойно озиралась по сторонам и наконец крикнула:

— Вон она!

— Уезжаем, — крикнул Клайд К. У. — Смываемся!

К. У. завел машину, включил скорость и, бешено крутя руль, попытался выбраться со стоянки. Но у него было слишком мало места для маневров. Он подавал вперед, потом назад, вертел руль, но безуспешно. Машина безнадежно застряла. К. У. охватила паника. Он толкал переднюю и заднюю машину бамперами, пытаясь выбраться из ловушки, куда сам и залез.

— Ну давай же! — махал ему рукой Клайд, то и дело оглядываясь на банк: в любой момент могло начаться вооруженное преследование. — Давай, выбирайся!

Он махнул рукой Бонни и они, добежав до машины, упали на заднее сиденье. А К. У. все пытался освободить машину из плена.

— Ну давай же! — кричал ему Клайд. — Пошевеливайся! Сейчас прибегут легавые.

К. У. резко крутанул руль и нажал на акселератор. Большой автомобиль двинулся вперед, послышался скрежет бампера о переднюю машину.

К банку подбежал полицейский, и охранник указал на автомобиль налетчиков. Полицейский вытащил револьвер. Началась пальба.

— Поехали! — кричал Клайд.

Наконец машина выехала на улицу и резко повернула. К. У. лихорадочно сжимал руль, стараясь не потерять контроль над автомобилем. Когда они поравнялись с банком, пожилой, респектабельного вида господин без пиджака и в целлулоидовом воротничке проворно вскочил на подножку и забарабанил по стеклу. Клайд угадал в нем одного из работников банка.

— Стойте! — крикнул служащий. — Остановите эту машину!

— А ну, слезай, — крикнул в ответ Клайд. — Слезай, пока живой!

— Господи! — простонала Бонни. — Клайд, ну сделай что-нибудь!

— Исчезни! — велел Клайд служащему, махнув револьвером. — Проваливай!

Но человек продолжал молотить по стеклу кулаком. Над машиной просвистела пуля. Сзади завыла полицейская сирена. Началась погоня.

Клайд был вне себя. В голове гудело, в окно на него смотрело искаженное лицо. Его охватило волнение и ужас — чувство такое близкое и в то же время такое далекое, вызывающее в памяти давнюю угрозу из прошлого. Клайд вдруг коротко и отчаянно крикнул, наставил револьвер на человека за окном и выстрелил.

Брызнуло, разлетевшись вдребезги стекло, а лицо человека превратилось в кровавую маску. Бесконечно долгое мгновение оно маячило в окне, словно привидение без туловища, грозный, бесплотный символ смерти, затем исчезло, и Клайд со стоном откинулся на сиденье.

Между тем К. У. сражался с машиной и со своими нервами. Подобного позора он не ожидал никак. А все из-за того, что он сдуру загнал машину в узкую щель! О чем он тогда думал? К. У. глянул в зеркальце, и увидел, что за ними несется полицейская машина — красные вспышки отмечали выстрелы.

Потеха кончилась, равно как исчез и героический ореол. Но об этом думать было некогда. Все потом. Сейчас надо было оторваться от преследователей и где-нибудь поскорее укрыться. Где угодно.

Опережая полицейских на считанные минуты, они неслись по городу. Вдруг Бонни увидела выход.

— Сворачивай, К. У, — крикнула она. — На следующем же перекрестке.

Когда он свернул, она первой выскочила из машины с криками:

— За мной!

Без разговоров они двинулись к кинотеатру, расположенному в середине квартала. На афише было написано: «ЗОЛОТОИСКАТЕЛИ 1933 ГОДА».

— Входим, — распорядилась Бонни. — Они и не подумают искать нас в кино.

Ее спутники беспрекословно послушались и вошли в кинотеатр.

— Я видел этот фильм, — сообщил К. У.

Они уселись в партере в последних рядах. Бонни у самого прохода, К. У. рядом с ней, Клайд сзади. К. У. наклонился и впился зубами в плитку шоколада, что успел купить в вестибюле.

— Вам повезло, — пробормотал он, — картина только началась. Вы ничего не пропустили.

Бонни уставилась на экран, где вереница танцующих девиц в белых шортах прыгала взад-вперед по лестнице. Джинджер Роджерс пела: «Мы с тобой разбогатели». Бонни тихо стала ей подпевать.

— Обожаю мюзиклы, — бросила она через плечо Клайду.

Он нервно потряс головой, не в силах отвести взгляда от входной двери. Он потрогал револьвер, заткнутый за ремень брюк. Мало ли что может случиться. Он повернулся на стуле и уставился на макушку К. У., сидевшего впереди.

— Приятель, — прошептал он срывающимся от ярости голосом. — У тебя не в порядке котелок. Ты представляешь, что натворил?

— Я ошибся, Клайд. Извини. Не сердись.

— Из-за тебя нас чуть не поубивали, ты это понимаешь?

К. У. обернулся к нему, и на лице его появилась победная улыбка.

— Но погибли-то не мы, а этот тип из банка. Ловко ты его…

— Ты… — Клайд вовремя спохватился, чтобы не закричать во все горло. — Из-за тебя я убил человека! Убил, понимаешь?

— Извини, Клайд.

— Тупой осел.

К. У. обернулся и согласно покивал головой.

— Тупой осел и есть.

Клайд поднял руку, словно собираясь ударить его, но она лишь упала на соломенную макушку.

— Еще один такой фокус, и я отправлю тебя самого на тот свет, понял.

К. У. тихо улыбаясь, сосредоточился на экране. Шоколад был вкусным, а актрисы хорошенькими.

— Я не шучу, — грозно добавил Клайд.

— Тише! — шикнула Бонни. — Если вам так хочется поговорить, выйдите из зала.




6


Они мчались напропалую, чтобы устроиться на ночь именно в этом мотеле. К. У. никак не мог взять в толк, в чем дело. Обычно они останавливались где попало, когда начинало темнеть. Но сейчас все было иначе. Сейчас Клайд твердо знал пункт назначения и не желал слушать никаких возражений.

Когда они наконец добрались до места, К. У. еще раз удивился, почему так стремился сюда Клайд. Ничего особенного — скопище грубо сколоченных лачуг вокруг стоянки. Да и номера так себе: все те же некрашеные стены, все та же дешевая мебель, все те же жесткие кровати. Правда, здесь имелось радио — и на том спасибо. К. У. очень захотелось, чтобы Бонни переключила программу. Ему вовсе не хотелось слушать Руди Валли, его не интересовали эти романтические баллады, исполняемые пронзительным голосом. Он предпочитал народные песни.

— Почему мы приехали сюда? — спросил он Клайда, на что тот осклабился и ответил:

— Потому что я так захотел.

— Понятно. Но все-таки почему?

— Потому что здесь у меня назначена встреча со старшим братом Баком. Он едет сюда. Я написал ему письмо, объяснил, где меня искать, и попросил приехать. Я хочу сказать ему привет. Бак отличный парень.

— А если он не приедет?

Клайд потемнел лицом и сказал:

— Бак приедет. Потому как он настоящий мужчина.

Позже вечером К. У. принимал ванну, а Клайд сидел на кровати и чистил оружие. Сначала он разобрал револьверы на части, тщательно протер, смазал, затем стал собирать опять. Он не обращал никакого внимания на попытки Бонни завести разговор. Ей наконец это надоело, и она ушла в ванную.

К. У. сидел в ванной, наполненной серой мыльной водой и сосредоточенно мылил себе спину. Бонни подошла к зеркалу над раковиной и стала вглядываться в отражение. Придя к решению, она стерла помаду. Затем она начала заново накрашивать рот. Закончив, наклонила голову вправо, потом влево, оценивая проделанную работу. Она повернулась к К. У., затянулась сигаретой и спросила:

— Ну, как я выгляжу?

Он прервал процесс омовения и спросил:

— В каком смысле?

— Тебе нравится?

— Да что?

— Мой рот.

Он уставился на нее немигающим взглядом:

— Ну да. Конечно, нравится.

— Я имею в виду помаду. Я наложила ее иначе. Меньше и другого цвета.

— А, понятно. Ну да, получилось очень здорово.

— Ну, так что ты обо мне скажешь? — лениво осведомилась Бонни.

— Ну это… ты в большом порядке… И вообще… Так сказать… Ты выглядишь иногда прямо как картинка.

Бонни снова повернулась к зеркалу и опять стала разглядывать свое лицо. Да, наконец решила она. Все верно. Она и впрямь хороша собой. И новая помада ей к лицу. Она причесала свои светлые волосы так, что они закрыли уши. Вот так. Так лучше. Вид мягче, женственней. Она осталась довольна.

— Эй, Бонни! — крикнул К. У. — Кинь-ка мне мочалку. Вон она там.

Машинально Бонни повернулась к полке, сняла мочалку и, сделав два шага к ванной, уже собиралась передать ее из рук в руки К. У., как вдруг ей в голову пришла мысль. Она протянула руку с мочалкой, оставаясь на приличном расстоянии до ванны, и сказала с поддразнивающими интонациями в голосе:

— А ты возьми ее сам.

— Чего?

Бонни помахала мочалкой, как тореадор плащом. К. У. тупо уставился на нее.

— Почему бы тебе не взять ее самому, а?

Он начал подниматься, потом понял, что ему тем самым придется предстать перед Бонни голым, и снова плюхнулся в ванну.

— Ну ладно, Бонни, — забормотал он. — Кончай. Дай, пожалуйста, мочалку.

— Вот она, — продолжала дразнить его Бонни. — А тебе надо только сделать маленькое усилие. У тебя что, нет сил подняться? А ну-ка отвечай.

— Да не в этом дело…

— А в чем же, скажи.

— Ладно тебе, — пробормотал он, втянув голову в плечи. — Ты сама знаешь, в чем дело.

Она улыбнулась. Затем медленно, еле-еле передвигая ноги, двинулась к ванне, не спуская с него глаз.

— Тогда я сама подам ее тебе, — тихо проговорила Бонни.

Бонни приближалась, а К. У. понял, что она и впрямь подойдет вплотную и что вода — плохая ширма. Он поднял колени чуть не до подбородка и стиснул их так, что по ванне побежали волны.

— Ну хватит, Бонни, дай мне мочалку…

— Обязательно, а то как же… Сейчас…

Она подошла к ванне совсем близко — на расстояние вытянутой руки. К. У. стал неистово озираться по сторонам в поисках чего-нибудь, чем можно заслониться. Потом быстрым движением он выхватил мочалку из руки Бонни. Этот маневр вызвал каскад брызг, и Бонни поспешно отступила назад, чтобы на нее не попала вода.

Она посмотрела на К. У., который сидел, скорчившись в ванне, словно большое морское животное, страшащееся воздуха, и сама удивилась своим действиям. Зачем, спрашивается, ей этот толстячок? Что толку от такой победы, какие радости она ей может сулить? Его постоянное присутствие означало удар по достоинству — ее и Клайда тоже.

— Остолоп ты этакий! — резко произнесла она. — Ну что бы ты делал, если бы однажды ночью мы с Клайдом уехали и оставили тебя одного? Ты об этом думал?

К. У. поднял на нее глаза, в которых были боль и испуг.

— Конечно, я бы просто пропал без вас. Но ведь вы никогда меня не бросите, верно?

Внезапно Бонни почувствовала себя обессиленной. Эта усталость была вызвана и словами К. У., и ощущением неодолимой абсурдности всего происходящего ее отношений с Клайдом, того, как они живут втроем и так далее… Где надежда на счастье, мелькнувшая в тот первый день, когда Клайд ограбил бакалею, а потом они помчались на машине очертя голову? Что-то вдруг сломалось, и ей страшно хотелось все починить, устранить поломку, но только как? Она посмотрела на ванну.

— Ты прав, К. У., — сказала она со смирением в голосе. — Мы тебя не бросим. Не беспокойся.

Она последний раз затянулась сигаретой и швырнула ее в ванну. Даже не рассмеявшись, когда К. У. смешно задергался, чтобы не встретиться с окурком, Бонни вышла в комнату и хлопнула дверью.

Клайд все еще сидел на кровати и колдовал над револьверами. Они были уже почти собраны и сверкали под лампой. Вид у Клайда был сосредоточенный, словно он размышлял о проблемах для него новых, словно проникал в темные уголки своего я, где ранее не бывал. Когда Бонни вошла в комнату, он поднял голову и пристально поглядел на нее.

— Я хочу с тобой поговорить. Сядь, — ровным голосом сказал он.

Она заколебалась, сбитая с толку этой необычной интонацией, указывающей на ту грань его личности, о которой раньше не подозревала. Она успела привыкнуть к другому Клайду Барроу — к тому, который был весел, беззаботен, находился в постоянном движении, был готов смеяться или сердиться. Но перед ней теперь сидел другой человек — тихий и сосредоточенный. Она присела на краешек кровати.

— Сегодня утром, — начал он так тихо, словно с головой окунулся в воспоминания, причинявшие ему боль, — я убил человека. И нас видели. Никто, конечно, толком не знает, кто ты такая, но за мной теперь начнется погоня. За мной и теми, кто находится со мной. Произошло убийство, и милости от них ждать не придется, это ясно, как дважды два.

Бонни кивнула и промолчала, кусая нижнюю губу. Он помолчал какое-то мгновение и заговорил опять.

— Послушай, — произнес он, запинаясь, тщательно подбирая слова. — Я уже повязан крепко, а ты еще можешь выбраться. Скажи только слово, и я посажу тебя в автобус. Ты поедешь обратно к маме. Ты слишком много для меня значишь, и я не могу подвергать тебя такой опасности. Тебе нельзя оставаться со мной. Тебе надо сказать только одно слово, понимаешь?

На глазах Бонни показались слезы. Она заморгала, чтобы они ей не мешали — сквозь эти слезы она видела искаженный отдаленный облик Клайда — и каким же красивым он был! Она упрямо покачала головой.

— Но почему? — спросил ее Клайд. — Бонни, пойми, у нас теперь не будет ни минуты покоя.

Бонни вытерла глаза и попыталась улыбнуться. Ей не нравились его сумрачная серьезность, его убеждение, что будущее не сулит им ничего, кроме сплошных неприятностей и страданий. Она-то знала, что это не так. Знала и все!

— Перестань! — сказал она, сложив свеженакрашенные губы в улыбку. — Ну что ты такой мрачный!

Он взял ее за руку и крепко стиснул запястье.

— Бонни, пойми меня правильно: нас ведь могут убить!

Она только рассмеялась. Чего чего, а смерти Бонни Паркер не боялась. О смерти порой заходили разговоры у тех, кто окружал Бонни, смерть могла приключиться со стариками, с больными. С другими людьми, а не с ней. И не с Клайдом Барроу. Она еще раз рассмеялась и поднесла его руку к своей щеке.

— Ну кому взбредет в голову убивать такую прелесть, как я? — пропела Бонни, и в ее голосе появились поддразнивающие интонации.

Он улыбнулся ее невинности, красоте, непониманию. Лучше нее не было девушки в Техасе. В этом он был совершенно уверен.

— Но я-то не прелесть, — заметил он с сухим юмором.

— Да уж, Клайд, у тебя я что-то не вижу нимба, и если ты угодишь в ад, то обокрадешь самого Сатану и он вышвырнет тебя пинком под зад. Обратно ко мне.

Эти слова убедили Клайда в том, как она его любит. Он был глубоко тронут. Он наклонился к ней, и их губы встретились — нежно, неуверенно… Бонни обняла Клайда рукой за шею, и он позволил увлечь себя на кровать. Она приоткрыла губы, и ее язык коснулся его зубов. В Клайде стало тлеть желание, он слабо простонал, устраиваясь над Бонни.

Когда они упали на кровать, в нее вонзилось что-то тяжелое. Она пошевелилась, повела рукой, и на пол свалились два револьвера. Она снова обняла его, потом взяла за руку и направила ее к своей груди.

Клайд учащенно дышал, мозг бешено колотился о стенки черепа. Он вдруг окунулся в черную пелену. Казалось, он летит в космическом пространстве, пытаясь ухватиться за что угодно, лишь бы остановить падение, но напрасно. Он падал, падал, падал, неотвратимо приближаясь к страшной катастрофе.

Клайд высвободился из объятий Бонни и сел на кровати. В его горле стоял ком, голова все еще кружилась, сердце гулко билось в груди, руки были горячие и влажные. Он подошел к окну и уставился невидящим взглядом через грязное стекло.

Бонни смотрела на него — на его красивый силуэт на фоне окна. Клайд был печальный, одинокий и… почти святой. Она любила его еще больше, чем прежде, и хотела его так, как никогда ранее. Затем она снова легла на кровать, и ее голова коснулась револьверов. Медленно она повернула голову, и ее щека прижалась к револьверу так, что ее приоткрытые губы коснулись дула. Вдруг ее тело свела сильная судорога, потом еще одна, и она тихо лежала, ожидая, когда это пройдет, когда перестанет так щемить сердце.




7


Черный седан ехал по проселку, подскакивая на кочках. Он то появлялся, то исчезал за зелеными холмами и коричневыми полями. Шины были старыми, заляпанными грязью, а кузов покрыт толстым слоем пыли. Это свидетельствовало о том, что машина проехала много миль по немощеным проселочным дорогам. Впереди показалось большое шоссе, водитель подозрительно прищурился, присмотрелся. Наконец его лицо с тяжелым подбородком расплылось в улыбке.

— Скоро приедем, Бланш. Совсем скоро.

На лице женщины, сидевшей рядом, еще сохранились следы девической прелести. Она коротко произнесла «угу» и снова углубилась в потрепанный киножурнал. Она читала, время от времени поправляя выбившуюся каштановую кудряшку из-под новой коричневой соломенной шляпки, напоминавшей шлем.

Человек за рулем усмехнулся и покачал головой. Он был в отличном настроении. А чего печалиться? Скоро он увидит своего брата Клайда, и они снова отлично проведут время. Вдвоем! Он быстро и виновато покосился на сидевшую рядом женщину. Вернее, втроем! Бланш — его жена, и лучше об этом не забывать.

Он протянул руку и толкнул пальцем маленькую пушистую куколку, свисавшую на шнурке с зеркальца заднего обозрения, и она заплясала и закружилась, а человек рассмеялся.

К Баку Барроу быстро приходило хорошее настроение. Это был крупный, сильный, склонный к полноте мужчина, с уже намечавшимся вторым подбородком. Мысль о предстоящей встрече с Клайдом наполняла его ликованием. У братьев Барроу было сильно развито чувство локтя, ощущение, что они одной крови, что они принадлежат друг другу, и как бы далеко не забрасывала их жизнь, они неразрывно связаны кровными узами.

Бак издал короткий смешок и запел:
		Когда я гляжу на большую и пеструю птицу.



		Чье имя записано в книге святой.



		Я больше не в силах на ближних сердиться,



		И в душу приходит покой…








В этом гимне было нечто, трогавшее Бака до глубины души, вызывавшее воспоминания детства, наполнявшее его благоговейным трепетом перед тайной жизни и смерти, заставлявшее чувствовать себя бессмертным. Он продолжил пение.

— Бак! — сказала Бланш, не отрываясь от журнала. Она читала статью с фотографиями о Руби Килер, о том, как она работала над своими танцами, о том, что ее эпизоды в фильмах отличались безупречностью. Бланш очень уважала это качество, особенно в женщине — ведь так трудно добиться совершенства, даже если постоянно к этому стремишься. Она подняла голову, посмотрела на своего нового мужа, и улыбнулась. Она была ревностной прихожанкой и обладала истинно христианским умением прощать недостатки ближних. — Бак! — повторила она с легким упреком.

Он наклонился и потрепал ее по колену.

— Что, моя дорогая женушка? — спросил он.

— Я хочу с тобой поговорить.

Он энергично закивал головой, но без энтузиазма. За их недолгую совместную жизнь, он уже успел убедиться, что Бланш была женщиной настойчивой и, четко разграничивая добро и зло, собиралась шагать со своим супругом по прямым и честным дорогам, избегая кривых тропок и окольных путей. Ну и ладно, сосредоточенно думал Бак. И пожалуйста. Но Клайд его брат. Его родная кровь. И они ехали просто в гости. С дружеским визитом! Всего-навсего!

— Ну ничего, — сказала Бланш с кокетливыми интонациями в голосе. — Конечно, в молодости ты наделал глупостей, мой дружок, но затем ты честно вернул долг обществу. Ты поступил абсолютно верно. Но теперь ты снова намерен связаться с преступными элементами.

— Преступные элементы! — фыркнул Бак и нахмурился. — Это же мой родной брат! Что ты, Бланш, он не преступнее тебя!

— Я слышала другое!

Бак наклонился, чтобы похлопать ее по колену, но она отодвинулась, и Бак вместо колена жены погладил гитару, лежавшую между ними.

— Слухи — чепуха, солнышко, — сказал он. — Нужны факты! Господи, мы с Клайдом росли бок о бок, спали рядышком. — Он засмеялся вспоминая детство. — Ну и мальчишка был Клайд. Такой шустрый, такой выдумщик! Господи…

— Не надо всуе упоминать Господа, Бак, милый, — запротестовала Бланш.

— Прости, солнышко.

Минуту спустя Бланш снова заговорила, пристально глядя перед собой на набегавшую дорогу.

— Все дело в том, Бак, что твой брат — самый настоящий мошенник.

Бак набрал полные легкие воздуха. Намечался конфликт. Он любил Бланш, очень даже любил, но он также любил и Клайда, причем они знали друг друга куда дольше. Неужели Бланш этого не понимает?

— Перестань плохо говорить о Клайде, Бланш, — сказал он с упреком, словно говоря с ребенком. — Мы просто проведем у них несколько недель — тихо, мирно, по-семейному, а потом вернемся в Даллас и я подыщу себе работу. — Помявшись, он добавил с нарастающей решимостью. — Ты только пойми одно: я не буду работать в церкви твоего папочки. Это решено, раз и навсегда. Нет, нет и нет.

Бланш поглядела на него и сказала:

— Как скажешь, милый.

Когда он снова протянул к ней руку, она уже не убрала колено. Она взяла журнал и принялась читать статью о молодой актрисе Джоан Кроуфорд, которая, если верить автору, должна была в самом скором времени стать звездой.

Бак снова положил руку на руль и громко запел:
		Когда я гляжу на большую и пеструю птицу,



		Чье имя записано в книге святой…








Черный седан остановился перед одним из домиков мотеля. Бак выключил мотор.

— Ты уверен, что это здесь? — не без раздражения в голосе осведомилась Бланш, надеясь, что произошло какое-то недоразумение.

— Ну да. Клайд не ошибается.

— Но здесь так тихо.

Бак ухмыльнулся и весело подмигнул.

— Ненадолго, радость моя.

Он нажал на клаксон, изобразив военный сигнал. Потом еще раз. Резкие звуки прорезали застывший воздух.

Дверь домика распахнулась, и в проеме показался Клайд. Издав радостный вопль, он кинулся к машине. Бак вылез из машины навстречу брату. Они стиснули друг друга в объятиях и от избытка чувств так заколотили друг друга по спинам, что Бланш болезненно поморщилась.

— Бак! — весело восклицал Клайд.

— Клайд, сукин ты сын! — вторил ему Бак.

Бланш пыталась пропустить эти слова мимо ушей. Она твердо вознамерилась отучить Бака от дурного лексикона. В самое ближайшее время. Она с кислой миной наблюдала, как братья устроили воображаемый боксерский поединок, имитируя апперкоты, отражая невидимые удары, в замедленном темпе нанося друг другу прямые в челюсть, быстро и легко постукивая соперника по плечам. Мужчины — те же мальчишки, думала Бланш, им обязательно надо устраивать кутерьму.

Боксерский матч закончился. Соперники, тяжело дыша и посмеиваясь, приняли обычные позы.

— Как мама? — спросил Клайд.

— Отлично, отлично… — ответил Бак.

— А сестра?

— Тоже отлично. Обе тебе кланяются.

Они стояли на расстоянии шага друг от друга. Клайд похлопал Бака по животу со словами:

— Эх, отращиваешь! Вот они тюремные харчи.

— Нет, все не так, брат, — весело заржал Бак. — Это семейная жизнь. Знаешь, как говорят, помадой завлекают, а пирогами сажают на цепь. — Бак первый же шумно расхохотался шутке, а Клайд тут же к нему присоединился.

— Таких, как ты, Бак, шутников, я в жизни не встречал, — сказал Клайд, отсмеявшись.

На это Бак ткнул его кулаком в живот и сказал:

— А теперь мне пора познакомить тебя с моей женой. Эй, милая, вылезай, поздоровайся с моим младшим братишкой.

Бланш медленно выбралась из машины, заслоняя глаза от солнца журналом. Она искоса оглядела Клайда, и рот ее искривило подобие улыбки.

— Здравствуйте, — прошелестела она.

Клайд протянул руку и крепко стиснул пальчики Бланш.

— Здравствуйте. Рад познакомиться.

Бланш быстро высвободила руку. В проеме двери показалась Бонни. Она бросила взгляд на прибывших, потом вышла на улицу, и забранная сеткой дверь захлопнулась за ней. Все головы повернулись в ее сторону, и на какое-то мгновение получилась немая сцена.

Нарушил эту живую картину Бак. Раскинув руки, он двинулся к Бонни, громко выражая радость от знакомства.

— Так это ты, значит, Бонни? — Он крепко, но нежно стиснул ее в объятьях, потом отступил на шаг.

— Говорят, ты неплохо заботишься о нашем малыше. Рад познакомиться, сестренка. — Он еще раз стиснул ее в объятьях, и Бонни их покорно снесла. — Ну, а теперь, — сказал Бак, отпуская ее, — я хочу, чтобы ты познакомилась с Бланш.

Бонни сухо посмотрела на Бланш и сказала:

— Привет.

Бланш отозвалась с такой же сухостью:

— Привет.

Возникла неловкая пауза, которую никто не знал, как заполнить. Запахло враждой. Лед растопил К. У. Выскочив на улицу в одном нижнем белье, он представлял собой нелепое зрелище: волосы взъерошены, глаза опухли ото сна, а на лице — полное непонимание того, как он нелепо выглядел.

— Здравствуйте, люди, — начал было К. У.

Бланш поглядела на него, опустила глаза и попятилась.

— Люди пусть знают, — сказал Клайд, — что это не кто иной, как К. У. Мосс. А ты, К. У., познакомься с моим братом Баком и его женой Бланш.

Обменявшись рукопожатием с Баком, К. У. подошел к Бланш, не подозревая о том, какое кошмарное впечатление произвел на нее своим обликом. Он взял ее за руку и сказал:

— Здравствуйте, миссис Барроу. А можно, я буду называть вас Бланш? Очень рад познакомиться. Бланш закатила глаза, мечтая поскорей избавиться от этого невообразимого существа. — Вы, небось, порядком попотели, когда разыскивали нас в этой глуши? Но денек выдался хороший. Ой, это у вас свежий номер «Мира кино»? Тут часом ничего нет про Мирну Лой, никаких там фотографий, а? Она моя самая любимая киноактриса.

Бланш коротко качала головой и потихоньку отступала по направлению к Баку, чувствуя, как паника сковывает ей руки и ноги. Что за странный тип в нижнем белье! Что за физиономия! Он вселял в нее неуверенность. Он ее пугал. Она нервно ухватилась за руку мужа и крепко стиснула ее. К. У. не обратил на ее смятение никакого внимания. Его физиономия, его круглые глазки излучали дружелюбие. Но Бонни ничего не упустила в этой сцене и решила, что слишком многое в Бланш Барроу ее не устраивает. Решительно не устраивает.

— Эй! — крикнул Бак. — А ну-ка давайте все сфотографируемся. Сейчас я принесу свой «Кодак».

— Отличная мысль, Бак, — похвалил брата Клайд.

Бак бегом кинулся к машине и вскоре вернулся со складной камерой. Он тотчас же стал устанавливать ее.

— Фотографии будут что надо! — похвастался он.

Клайд закурил сигару, с удовольствием выпуская клубы дыма.

— Эй, К. У.! — крикнул он. — Пойди надень штаны, мы будем сейчас фотографироваться.

К. У. поспешил в дом, а Бак осведомился:

— Вы не слыхали о ковбое, который был уверен, что «Вестерн Юнион» не телеграфная компания, а фирма нижнего белья для ковбоев?

Бак первый же заржал своей шутке, Клайд поспешил присоединиться и весело ткнул его в живот кулаком.

— Ну, Бак, ты даешь, — проговорил он сквозь смех.

Бак схватил Клайда за руку и оттащил туда, где стояла Бланш. Он положил руку Клайда ей на плечо и пододвинул их друг к другу.

— Так, — сказал Бак. — Сначала я сниму свою молодую жену и дорогого брата.

Бланш весело хихикнула, слишком даже весело, как решила Бонни.

— Бак, не смей меня фотографировать прямо сейчас. Мы ехали весь день, и я просто ужасно выгляжу.

— Ты выглядишь прекрасно, солнышко, — уверил супругу Бак.

— Ты правда так считаешь?

— Ну да. Скажи, Клайд, разве она не выглядит прекрасно?

— Совершенно верно, Бланш.

Бак щелкнул затвором.

— Неужели ты действительно меня сфотографировал? — осведомилась Бланш с тем девическим гневом, от которого, впрочем, ее внешность не улучшилась. — Бак, я прямо не знаю…

Бак рассмеялся, подошел к Бонни и подвел ее к Бланш и Клайду. Потом он отступил к камере и заглянул в видоискатель.

— А ну-ка, шире улыбочки!

Только Клайд широко улыбнулся в камеру. Бланш и Бонни сохраняли напряженные выражения. Клайд вынул револьвер и принял позу Джима Кегни.

— Эй, Бак, — крикнул он, — а ну-ка щелкни меня вот так.

— Сделано, — крикнул Бак, щелкая затвором. — А теперь ты, Клайд, щелкни меня с супругой.

Клайд навел камеру на Бака, обнявшего за плечи Бланш. — А теперь я хочу сфотографировать Бонни, — сказал он.

Бонни улыбнулась, вынула сигару изо рта Клайда и приняла ухарскую позу с сигарой у себя во рту.

— Ну как я?

Бак расхохотался. Клайд тоже. Но Бланш холодно молчала.

— Ты просто потрясающе выглядишь, — крикнул Бонни К. У., появившись в джинсах и куртке.

Клайд передал камеру К. У.

— Сфотографируй-ка девочек, — сказал он ему.

— Верно, — отозвался Бак. — А нам с братишкой пора потолковать.

— Только вы недолго, — крикнула ему вслед Бланш. — Ты же знаешь, как я не люблю оставаться одна без своего солнышка.

Мужчины вошли в дом, и Бак прикрыл за собой дверь. Там было темно и очень конспиративно. Свет пробивался лишь сквозь щели задернутых штор. Братья обменялись легкими боксерскими ударами, поплясывая на цыпочках как заправские мастера ринга, потом Бак сказал:

— Клайд, так как же…

— Это ты или он? — спросил Бак, глядя в сторону.

— То есть? — переспросил Клайд.

— Ну тот, которого ты застрелил… Ты был вынужден, да? У тебя просто не было другого выхода? — В его голосе не было ни тревоги, ни волнения. Он просто сообщил Клайду, что хотел бы от него услышать.

Клайд чуть нагнул голову. Он хотел доставить старшему брату удовольствие, защитить его от неприятных чувств. Махнув рукой, словно отгоняя беду, Клайд сказал:

— Ты же знаешь меня, Бак. Он поставил меня в безвыходное положение. Он был обречен. Из-за собственной глупости.

— Значит, ты просто не мог иначе, — упорствовал Бак. — Да?

— Ну да, — согласился Клайд. — Не мог иначе.

Обрадованный ответом Клайда, Бак дал Клайду легкого тумака, затем конфиденциальным тоном сказал:

— Бланш, конечно же, говорить об этом незачем.

— Как скажешь, брат. Кстати, когда в тот раз ты удрал из тюрьмы, это она уговорила тебя вернуться?

Бак не мог скрыть смущения. Он-то надеялся, что Клайд не знает об этом эпизоде из его биографии.

— Ну да, — пробормотал он, — а до тебя, значит, это дошло?

— Да, но я ничего не расскажу Бонни.

— Спасибо.

— Ну а как тебе, кстати, Бонни?

— Просто прелесть.

— Бланш тоже.

— Угу. Она дочь проповедника, но это все ерунда. Она молодец, и я ее очень люблю.

— Ясно. Вы поженились?

— Поженились.

Возникла продолжительная пауза, они некоторое время глядели друг на друга, затем отвели взгляды, каждый углубясь в себя, словно созерцая свои собственные затруднения, свои собственные смутные мысли, которые отказывались материализоваться в слова. У обоих существовали проблемы, которые лучше было оставлять при себе, погребенными. Каждый нес свои беды, как рыцарь латы. Молчание продолжалось, напряжение нарастало, делалось невыносимым. Наконец Бак, враг тишины и покоя, нарушил паузу: хлопнув в ладоши, он испустил индейский военный клич.

— У-у-и-и-и-и! — завопил он.

— У-у-у-у-и-и-и-и! — отозвался Клайд.

— У-у-у-у-и-и-и-и!

Снова наступило молчание, и снова нарушил его Бак.

— Дружище! — сказал он, вкладывая в слова бездну чувств. — Братишка! Мы отлично проведем время.

— Обязательно.

— Повеселимся на славу!

— На славу!

Бак, поколебавшись, спросил:

— А что мы будем делать?

— Значит, вот какая штука. Лучше отправиться в Миссури. Там меня никто искать не будет. Мы где-нибудь пристроимся и отдохнем. Годится?

— Без приключений? — спросил Бак, поднимая глаза.

— Без приключений, — повторил Клайд. — Мне неохота обратно в тюрьму.

— Послушай, — сказал Бак, к которому снова вернулось отличное настроение, — я слышал, в тюрьме ты отрубил себе пальцы…

— Было дело. Я сделал это, чтобы избавиться от работы, представляешь себе: нас заставляли дробить молотом камни день и ночь. Ну а неделю спустя меня освободили. Я вышел из этой чертовой тюрьмы на костылях…

Клайд подошел к двери, распахнул ее и сказал:

— Мир прекрасен, — рассмеялся и выскочил на улицу.




8


День выдался отличный, солнечный. Клайд с Баком пришли к выводу, что жизнь удивительна, и решили больше никогда не расставаться друг с другом. По крайней мере в ближайшее время.

С утра пораньше они отправились в путь, в Джоплин, штат Миссури. В первой машине ехали Бак с Клайдом, в пятидесяти футах за ними следовала вторая машина. В ней был К. У., Бланш и Бонни. Хотя машин на шоссе было мало, Клайд вел машину осторожно.

— Еще не хватало, чтобы какой-нибудь полицейский прицепился к нам из-за превышения скорости. Верно, брат? — обратился он к Баку.

Тот расхохотался и хлопнул себя по колену.

— Нам с тобой неприятности с законом ни к чему, — согласился он. — Зачем нам лишние хлопоты?

Дорога стала живописнее — пошли приятные холмы, долины, а Бак не переставая потчевал брата анекдотами. Клайд всегда был прекрасным, благодарнейшим слушателем — он не пропускал ни одного слова рассказчика, а когда нужно, громко смеялся.

— И значит, доктор отводит его в сторону, — вещал Бак, — и говорит: «Ваша мать не встает с постели и слабеет с каждым днем. Советую вам убедить ее принимать немножко бренди. Это поднимет ее тонус, улучшит настроение». — «Видите ли, док, — отвечает фермер, — моя мать трезвенница и не берет в рот ни капли спиртного». — «Знаете что, — говорит доктор, — а вы не давайте ей парного молока, но разбавляйте наполовину бренди и ничего ей не говорите». Фермер так и поступил. Он брал молоко, разбавлял бренди и давал матери. Она пила сначала понемножку, потом больше и больше. И вот однажды он принес целую кварту. Она выпила ее залпом, посмотрела на сына и сказала: «Сынок, что бы ни случилось, ни за что не продавай эту корову».

На секунду в машине воцарилось молчание. Бак ждал реакции младшего брата, и она последовала. Клайд громко рассмеялся. Он отпустил руль и машина, резко вильнув, выскочила на полосу встречного движения. Не переставая смеяться, Клайд вовремя выровнял ее. По его щекам потекли слезы.

— Не продавай корову!.. — говорил он сквозь смех. — Ну ты даешь, Бак…

Бак похлопал брата по спине и сказал:

— А вот еще одна история. Один коммивояжер…

Во второй машине обстановка была совершенно противоположной. Там царило мертвое молчание на грани враждебности. За рулем сидела Бонни. Крепко сжимая руль, она подала вперед, сигарета агрессивно дымилась меж плотно сжатых губ. Она смотрела на дорогу так, словно это был лютый враг, которого надо было любой ценой победить.

Бланш тоже сидела спереди, но как можно дальше от Бонни, прижавшись к дверце. Глаза ее слезились от дыма, нос подрагивал и она посылала безмолвные сигналы спутнице, чтобы та затушила сигарету. Но все было напрасно. Наконец Бланш признала себя побежденной и, опустив окно, обиженно уставилась в него, очищая легкие свежим ароматным воздухом.

На заднем сиденье устроился К. У., закинув колени выше головы, уставясь в пространство, не обращая внимания на двух женщин и не подозревая, какие между ними возникли трения. К. У. был, как всегда, доволен жизнью. Наконец в глубинах его мозга родилась мысль, пробежала по извилинам и материализовалась в слова. Его ротик радостно дернулся:

— Я никогда не был в Джоплине, — сообщил он.

— Помолчи, К. У., — оборвала его Бонни.

К. У. замолчал, а круглое лицо его как бы даже удлинилось. Какое право она имеет так с ним говорить! И вообще, он ничего такого не сказал. Но вскоре К. У. перестал дуться и снова погрузился в то глубокое уединение, в котором пребывал большую часть времени.

В Джоплин они прибыли днем, и Клайд без труда отыскал нужный адрес. Он поставил машину у обочины, Бонни сделала то же самое.

— Ну, Бак, — сказал он. — Ты знаешь, что делать.

— Конечно, брат, — отвечал Бак.

— Я обо всем договорился по телефону, так что ты просто скажи все, как я тебе объяснил.

Из машины были видны дом в тени деревьев, выходивший фасадом на улицу, и аллея, которая заканчивалась гаражом на две машины. Над гаражом было жилое помещение. У въезда стоял щегольского вида человек в новой соломенной шляпе, в белой рубашке и с галстуком бабочкой. Он играл цепочкой с ключами.

— Похоже, это он и есть, — сказал Клайд. — Агент по сдаче квартир.

Бак кивнул головой, вылез из машины и пошел к человеку.

— Привет, — сказал он, подойдя. — Вы, случайно, не из «Джексон риелти компани»?

— Именно оттуда. А вы, случайно, не мистер Хейс?

— Он самый, — сказал Бак, протягивая руку.

— Рад познакомиться, мистер Хейс, — агент пожал ему руку, отчего связка ключей закачалась. — Все готово, как мы и договаривались. — Он прокашлялся и скромно напомнил: — По телефону, если я не ошибаюсь, речь шла о плате за месяц вперед.

— Так точно. — Бак вынул бумажник и отсчитал деньги. — Прошу, мистер Уикс.

Агент двинулся по аллее к гаражу со словами:

— Я покажу вам жилое помещение.

— Это совершенно ни к чему, — возразил Бак, забирая ключи. Вам вовсе не стоит так себя утруждать.

— Что вы, что вы. Если понадобится мое содействие, звоните. Надеюсь, квартира вам понравится. Не стесняйтесь, дайте знать, если что…

— Кстати, есть тут поблизости какой-нибудь магазин, где продают еду?

— Ну да. А как же? Магазин Смитти, например, на Мариан-стрит. Звоните четыре три-три-семь.

Клайд пристально наблюдал за диалогом и вышел, только когда агент сел в свою машину и уехал.

Он посмотрел по сторонам, потом дал знак Бонни и начал выгружать багаж.

Бак вошел в дом, неся на руках Бланш, как подобает настоящему молодожену. Остальные вошли следом с чемоданами в руках.

— Все очень даже неплохо, — сказал Клайд.

— Еще бы, — поддакнул К. У. — Отлично!

— Ладно, давайте устраиваться, — оборвала их Бонни и двинулась в спальню, а они за ней.

Бланш больше интересовала кухня. Держа мужа за руку, она медленно обошла ее.

— Ой, Бак, — по-детски восклицала она. — Как здесь чисто! И погляди какой холодильник, настоящий «Фриджидер». Она распахнула его дверцу, и радостное выражение мигом сделалось брезгливым, когда она увидела на верхней полке пучок увядшего сельдерея. Она снова захлопнула дверцу — пусть Бонни сама его чистит. Продолжая изучать кухню, она вдруг воскликнула:

— Ой, Бак, какая красивая плита!

Бак успел между тем отделиться от супруги и громко говорил по телефону:

— Девушка… Я хочу позвонить в магазин Смитти на Мариан-стрит… Ах какой номер! Четыре три-три-семь…

— Посмотри на столик, милый — покрыт линолеумом, как это умно…

— Хочу сделать заказ… большой заказ, — говорил Бак в трубку. — Можно доставить сейчас? Отлично. Как там у вас, есть свиные отбивные? Отлично. Фунтов восемь… Четыре фунта красной фасоли, банку кофе… яиц — пару десятков… молока, восемь бутылок «Доктора Пеппера» и еще хрустящие хлопья…

Закончив распаковываться, они собрались в гостиной, Бак удобно устроился в мягком кресле, снял туфли и погрузился в газету. Бланш расхаживала по комнате, разглядывая то одно, то другое, щупала подушки, трогала занавески, морщилась, видя пыль в углах.

На другом конце гостиной Клайд корпел над револьверами, разбирая, протирая, смазывая, снова собирая. К. У. углубился в глянцевый журнал о кино, Бонни сидела и глядела в пространство, желая всей душой, чтобы что-нибудь поскорее произошло и поломало всю эту скукотищу.

— Очень миленько, — промурлыкала Бланш.

Никто ей не ответил.

Бланш подошла сзади к мужу, поглядела на его редеющие кудри и спросила:

— Правда, здесь хорошо, милый?

Он что-то машинально пробормотал.

— Ой, да тебе надо постричься, — воскликнула девически-высоким голосом Бланш. — А то ты выглядишь, как неизвестно кто. — Она провела рукой по его шевелюре.

Бак зашевелился, как бы протестуя, но добродушно рассмеялся:

— Пусти, Бланш, дай спокойно почитать…

— Ты прямо как старик, — недовольно сказала она.

— Уткнул нос в газету и не обращаешь внимания на свою женушку…

— Ну ладно тебе, Бланш… Перестань…

У Бонни лопнуло терпение. Она поднялась, цепенея от злости, и взглянула на Клайда. Короткий кивок головы и гримаса отвращения дали ему знать, что она хочет немедленно переговорить с ним наедине. Он поплелся за ней в спальню и прикрыл за собой дверь.

Бонни быстро подошла к нему, взъерошила волосы и с напускной свирепостью в голосе стала причитать:

— Ой, когда же ты подстрижешься! Ой, ну что у тебя за вид! Ой, ну что же это такое! Кошмар…

— Тише ты, Бонни, — шикнул на нее Клайд, нервно поглядывая на дверь. — Они в соседней комнате!

Бонни отпрянула от него и фыркнула:

— Правильно! Всегда кто-то торчит в этой комнате, в соседней комнате и во всех остальных комнатах. Мы никогда не остаемся наедине друг с другом.

Клайд попытался скрыть охватившее его раздражение:

— Зачем ты так говоришь о моем брате?

— Я вовсе ничего не говорю о твоем брате, — возразила Бонни, имитируя Бланш. — Если бы дело было только в нем, я бы не сказала ни слова. Зато эта Бланш…

— Послушай, она жена Бака и…

Резкий звонок заставил его замолчать. Он напрягся, а рука скользнула к револьверу за поясом. Выругавшись, он распахнул дверь гостиной. Бак, Бланш и К. У. стояли и нервно смотрели в его сторону, словно ожидая подсказки.

— Кого это черти принесли? — осведомился Клайд.

— Спокойно, — сказала Бонни, проходя мимо него в гостиную. — Это, наверное, заказ из магазина. Сидите, отдыхайте, — проговорила она с преувеличенным южным акцентом, — а маленькая Бонни все сделает. — Она спустилась по лестнице к входной двери и спросила: — Кто там?

— Заказ из магазина, мэм, — услышала она голос.

Она открыла дверь и на пороге увидела худощавого юношу. В каждой руке у него было по увесистому пакету. Она улыбнулась ему своей самой лучезарной улыбкой.

— Как я рада. А то мы уже помираем с голоду. Сколько я должна?

— Шесть долларов сорок три цента, мэм.

Она отсчитала деньги, передала юноше и протянула руку за пакетами.

— Пакеты тяжелые, мэм, — предупредил тот. — Давайте я подниму их вам наверх.

— Спасибо, не надо, — коротко ответила Бонни. — Я сама.

Он пожал плечами, передал ей пакеты и проводил ее взглядом, когда она стала карабкаться наверх со своей ношей. На его юном лице появилось озадаченное выражение. Странные люди… Уму непостижимо, чего от них только можно ожидать.

Прошло два часа. Они хорошо поели, и еда помогла им расслабиться, восстановила утраченные силы. Все расположились в гостиной в креслах, только Бланш хлопотала на кухне, готовя ужин.

Бонни что-то деловито писала в клеенчатой черной тетрадке, какими пользуются школьники. Потом она подняла глаза и спросила:

— Никто не хочет послушать стихи?

— Вот значит, чем ты занималась? — удивился Клайд. — Ты что, стихи писала?

— Я понятия не имел, что ты умеешь писать стихи, — сказал К. У., вставая в знак почтения.

Бонни прокашлялась и возвестила:

— Это баллада о самоубийце Салли. — Она помолчала, чтобы привлечь побольше внимания и начала:
		У каждой из нас есть причины



		В этих стенах торчать,



		Но правы мы или не правы,



		Непросто об этом молчать.



		Порой наши лучшие годы



		Мы тратим на подлеца…








— Ты все это сама написала? — удивленно воскликнул Бак.

— Ты будешь слушать или нет? — спросила Бонни и лицо ее напряглось.

— Ну, конечно, — сказал Бак.

Она поглядела на Клайда, который горделиво улыбался, и, углубившись в тетрадь, продолжила чтение.
		Порой наши лучшие годы



		Мы тратим на подлеца…



		Как трудно пройти сквозь невзгоды



		И не потерять лица.



		Я слышала много историй,



		Живя в этом доме печали.



		Одну никогда не забуду —



		О самоубийце Салли.



		Салли была красоткой,



		Хоть и не на всякий вкус…








Бак не удержался и, рассмеявшись, сказал:

— Ну да, я ее знал, она была косая, беззубая и с заячьей губой.

Бонни метнула на него взгляд, и он тотчас же застыл. Она же продолжала.
		Салли была красоткой,



		Хоть и не на всякий вкус.



		Ей приходилось кротко



		Нести обязательств груз…








Медленно, очень медленно и тихо Клайд встал с кресла. Слушая внимательно, радуясь каждому слову в отдельности и таланту Бонни в целом, он бесшумно переставлял ноги, стараясь не развеять атмосферы.

На улице тоже происходило движение столь же тихое, столь же желающее заявить о себе. По крайней мере, до поры до времени. Две полицейские машины остановились недалеко от их дома так, чтобы их не было видно. Лейтенант дал указание высадившимся из машины полицейским, а водителю первой машины велел поставить ее так, чтобы заблокировать выезд на улицу.

Лейтенант распорядился, чтобы перед штурмом его люди заняли позиции в укрытии. Полицейские поспешили выполнить приказ. Лица их были мрачны и полны решимости, в руках поблескивали револьверы. Лейтенант проверил, как подготовился отряд, и остался недоволен. Он велел двоим приблизиться к гаражу, а одному занять такую позицию, чтобы он видел без помех входную дверь.

Тем временем в доме Бонни читала свою балладу, а Клайд, вслушиваясь в строки, подошел к окну и выглянул. Он заметил странное движение — где-то мелькнула синяя полицейская форма, где-то сверкнул револьвер, где-то блеснул значок. Он недоуменно заморгал — как же так, они ведь так старались остаться незамеченными…
		О том, что пришлось ей изведать,



		Она мне говорила всю ночь.



		Об этом хочу вам поведать,



		Коль скоро вы слушать не прочь.








Клайд выругался.

— Послушай, Клайд Барроу, — начала Бонни.

— Полиция! — оборвал ее Клайд.

Слова пронзили тишину, повисли в воздухе, звенели в ушах у собравшихся эхом, которое побуждало к действию.

В руках у них вдруг оказались револьверы, с губ срывались ругательства. Из окон со звоном брызнули стекла.

— Мы им так не дадимся, — бормотал Клайд, нажимая спуск.

Время остановилось. Слышались выстрелы, крики команды, вопли боли и страха.

На кухне Бланш зажала уши руками и испустила долгий, пронзительный вопль. Он вырывался из ее разинутого рта целую вечность — и в нем слились отчаяние, ужас, зов помощи. Но на помощь ей никто не спешил.

Клайд прицелился в синюю рубашку, показавшуюся на аллее, и выстрелил дважды. Человек в синем упал на спину. Он был убит наповал. Еще один полицейский побежал по аллее и был сражен пулей К. У. Бонни открыла огонь по кустам и увидела, как оттуда выпал человек.

— Надо смываться! — кричал Клайд.

— Они загородили проезд, — вопила в ответ Бонни.

— Надо попытаться, — возразил Клайд.

— Я пойду вперед, — сказал Бак.

Он ринулся к выходу, остальные за ним. Оказавшись на улице, Бак кинулся к гаражу, стреляя на ходу. Остальные не отставали.

— Все в машину! — кричал Бак.

Он выскочил из гаража, присел, стреляя по всему, что шевелилось. Показался полицейский, но не успел он прицелиться, как Бак выстрелил от бедра, тот упал и затих. Стреляя на ходу, Бак побежал по аллее к полицейской машине, загораживавшей проход. Непостижимым образом ни одна пуля не задела его. Он запустил руку в окно, снял машину с ручного тормоза и начал толкать ее изо всех сил. Тяжелый автомобиль медленно покатился вниз по аллее и освободил проезд.

Тем временем Бланш, не переставая истошно вопить, выскочила из квартиры и ринулась, куда глаза глядят. Шквал огня не опалил ее. Отчаянно стараясь выбраться из этого водоворота грохота и смерти, она двинулась к окаймленной деревьями улице.

В гараже в машине сидели — Бонни за рулем, рядом с ней Клайд, на заднем сиденье К. У. Оба из последних сил вели неистовый огонь.

— А теперь вперед! — крикнул Бак.

Мотор взревел, и Бонни бросила машину вперед с открытой дверцей со стороны Бака. У выезда на улицу она резко затормозила, Бак нырнул головой вперед на заднее сиденье, и машина снова тронулась в путь. Теперь полицейские выскочили из укрытий и открыли огонь по беглецам, но двое были сражены ответным залпом.

Прищурясь, Бонни смотрела перед собой на улицу. Вдруг сбоку появилась шатающаяся, изгибающаяся фигура. Было такое впечатление, что все ее суставы не гнулись, а мускулы и сухожилия утратили свою упругость и силу. Это была Бланш, по-прежнему истошно вопившая.

— Возьмем ее, — распорядился Клайд.

Бак заглянул в заднее окно и объявил:

— Они снаряжают за нами погоню.

— Стреляй! — мрачно скомандовал Клайд и открыл свою дверцу.

Бонни подъехала к Бланш и затормозила. Клайд схватил бьющуюся в истерике женщину, запихал ее кое-как в машину и сел за руль. Секунду спустя они уже мчались по улице, уходя от погони. Но полицейская машина набирала скорость, и пули преследователей свистели совсем рядом.

Теперь обе машины мчались по сельской местности одна за другой, виляя из стороны в сторону. Их пассажиры отчаянно перестреливались. Конец этой погони положил К. У. Он выстрелил через заднее окно. Пуля угодила в водителя полицейской машины, убив его наповал. Машина без водителя резко свернула с дороги и врезалась в дерево.

— Больше за нами никто не гонится, — холодно заметил удачливый стрелок, оборачиваясь к друзьям.

Клайд толком не расслышал его слов. Он все жал на педаль акселератора и стрелка спидометра показывала девяносто с лишним миль. За спиной Клайда, тесно прижавшись к Баку, стонала и рыдала Бланш, время от времени что-то неразборчиво бормоча.

Бонни сидела молча, пытаясь отключиться от рыданий Бланш. Наконец, не в силах больше сдерживаться, она. обернулась назад с искаженным лицом и глазами, пылающими от ярости.

— Черт бы тебя побрал! — закричала она. — Из-за тебя нас всех чуть не поубивали! Пришлось гоняться за тобой по улице.

Рыдания Бланш усилились.

— Что я такого сделала? Вам было бы гораздо лучше, если бы меня подстрелили? Да?

— Это точно, — сухо признала Бонни. — У нас было бы меньше хлопот.

— Бак! — завопила Бланш. — Почему она смеет так со мной разговаривать?

Бак скорчил гримасу. Его нервы были по-прежнему натянуты до предела, а тут еще возникла деликатная ситуация: конфликт между его молодой женой и подругой брата.

— Ты зря это сделала, Бланш, — заговорил он как можно мягче, стараясь успокоить ее. — Просто раз мы все вместе, так и надо оставаться всем вместе…

Она пристально посмотрела на него.

— Бак, я выходила за тебя не для того, чтобы стать вдовой. Пожалуйста, Бак, давай оставим их. Скажи ему, чтобы он остановил машину и выйдем…

Глаза Бака потемнели, он посмотрел на затылок Клайда и сказал:

— Клайд, остановись.

Не говоря ни слова, Клайд свернул на обочину и остановил машину. Бак вылез и жестом пригласил Клайда выйти к нему. Они сошли с обочины и плечо к плечу зашагали по поросшему травой склону. Каждый чувствовал, какие эмоции бушуют в другом — эмоции, которые способны растерзать в клочки. Они оба понимали, что в их отношениях наступил кризис, и никто не осмеливался сделать шаг, который разорвет семейные узы.

Клайд остановился в двух шагах от березок. Он уставился в землю, не смея взглянуть на Бака. Когда он заговорил, получилось еле слышно. И очень вежливо.

— Бак, ты не можешь меня сейчас бросить…

— Клайд… Ты меня втянул в историю…

— Сейчас я без тебя никак не могу…

Бак поддал ногой ком земли и огорченно покачал головой.

— Ты мне много раз говорил: ничего такого не будет. А теперь вот я оказался по уши в дерьме.

Клайд ходил по кругу, сосредоточенно глядя под ноги.

— Я обещал этой очаровательной девушке, что исправлюсь, — сказал Бак. — Ты это понимаешь?

Клайд остановился и повторил:

— Ты не можешь меня сейчас бросить.

Бак некоторое время раздумывал, потом тихо сказал:

— Послушай, Клайд…

Клайд поднял голову. Но он так и не заметил апперкота правой, в челюсть. Он рухнул на траву и лежал без движения. Бак некоторое время смотрел на поверженного брата, а затем помог ему встать на ноги. Он стряхнул пыль со спины Клайда, обнял за плечи и со вздохом сказал:

— Ладно, Клайд, ты главный.




9


Остаток этого дня и часть следующего они провели в пути. Они избегали оживленных магистралей, старались не попадаться на глаза представителям закона. Они никак не могли понять, как это полиция их вычислила, почему в Джоплине так заинтересовались вновь прибывшими. Все стало ясно, когда они заметили почтовый ящик, а в нем газету. Клайд подъехал вплотную, а Бак, сидевший сзади, завладел газетой и стал читать вслух.

— Значит так, — громко сказал он, — слушайте, что тут написано. Клайд Барроу, фантом с Юго-Запада спасся бегством после перестрелки с отрядом полиции на улице Джоплина, штат Миссури, в результате которой скончалось трое полицейских.

— О Боже! — простонала Бланш.

Клайд не сказал ничего, но вокруг его рта образовались горестные складки.

— Продолжай, Бак, — тихо сказал он.

— Действуя на основе информации, полученной от разносчика из бакалеи, решившего, что на втором этаже гаража действуют бутлегеры…

— Ничего себе! — присвистнул К. У.

— Значит, все это по ошибке, — пробормотала Бонни.

— Полиция Джоплина, — продолжал Бак, — вступила в перестрелку со знаменитой бандой Барроу. Шеф полиции Перси Хэммонд выразил мнение, что среди членов банды есть и брат Барроу, Бак, недавно вышедший на свободу из исправительной колонии Хантсвилла… Тьфу, черт, — буркнул Бак и замолчал.

— Продолжай, — попросила Бонни, и Бак стал читать дальше.

— Личность третьего мужчины установить не удалось. Перси Хэммонд не сомневается, что женщина в банде это Бонни Паркер. В результате перестрелки погибли констебли Э. Л. Кинси, 35 лет, Уолтер Эдмондсон, 28 лет и заместитель шерифа Карл Бендер, 28 лет…

— Клайд, — подал голос К. У. — Больше мы не увидим туалета миль тридцать на этом шоссе. Может, остановимся?

Клайд облегченно кивнул головой. Пузырь у него уже переполнился. Он подрулил к опушке у тихого озерца и остановил машину. Мгновение спустя он вылез из машины и исчез в зеленых зарослях.

Бак снова углубился в газету.

— А вот это неплохо, — сказал он с усмешкой. — Одинокий патрульный задерживает двоих полицейских, считая что это банда Барроу. Сердце полицейского Говарда Андерсона забилось сильнее, чем мотор его мотоцикла, когда он прижал к обочине седан В-8, в котором находилось трое мужчин и блондинка. Это случилось вчера днем. — Слушатели Бака рассмеялись, а он продолжал. — Когда он увидел в машине пистолеты, то еще более укрепился в убеждении, что задержал Клайда Барроу, Бонни Паркер, а возможно, Бака Барроу и третьего, неопознанного бандита. Понадобились длительные переговоры и многочисленные телефонные звонки, чтобы убедить патрульного, что его пленниками были двое полицейских из дорожной службы и блондинка-стенографистка оттуда же. — Бак громко расхохотался и остальные к нему присоединились, радуясь, при мысли о том, какое огорчение доставит полиции эта заметка. Это был первый светлый момент в их жизни после перестрелки в Джоплине. Возможно, смеялись они немножко громче и дольше, чем следовало бы, но им не хотелось расставаться с чувством облегчения.

Никто из них и не подумал оглянуться, проверить, нет ли поблизости опасности. Поэтому никто не обратил внимания, когда у обочины шоссе мягко остановилась полицейская машина. Никто из них не заметил, как оттуда вылез техасский рейнджер, сжимая в своей большой руке кольт сорок пятого калибра. Он бесшумно продвигался к их машине, пока не приблизился настолько, что мог слышать, как читал газету Бак.

— Андерсон был отмечен как пример для сотрудников службы дорожного движения. Глава службы Л. К. Уинстон пояснил, что Андерсон совершил отважный поступок…

Клайд сделал свое дело и стал возвращаться к машине. Он не спешил, радуясь идиллическим картинам вокруг, прислушиваясь к бормотанию брата, он уже погрузился в обдумывание дальнейших планов. Значит так, надо найти какой-то тихий уголок и переждать опасность. Что-нибудь очень захолустное. Он вышел из леса и похолодел. В семи шагах перед ним маячил силуэт высокого техасского рейнджера. Клайд вытащил револьвер и, прищурившись, навел его на неприятеля. Какая-то часть Клайда отделилась от него и отстраненно наблюдала за происходящим, словно это был вестерн. Вот так на главной улице городка сталкивались положительный и отрицательный герой, и весь вопрос состоял в том, кто кого опередит.

— Шериф! — прохрипел Клайд.

Рейнджер обернулся на полусогнутых, кольт заметался в поисках цели. Почти одновременно раздалось два выстрела. Рейнджер простонал, и пистолет выпал из его руки. Он выпрямился, потирая омертвевшую правую руку, пожирая глазами приближающегося к нему Клайда.

Все остальные повыскакивали из машины, размахивая револьверами, но поединок был уже окончен.

— Вот это выстрел! Молодец Клайд! — ахал К. У.

— Боже всемогущий! — дивился Бак. — Такой стрельбы я еще не видел.

К. У. и Бак взяли высокого рейнджера с двух сторон, закинули ему руки за спину, и сковали его же собственными наручниками. Они прижали пленника к багажнику его седана, и стали грубо обыскивать. Бак подобрал упавший кольт и торжествующе его поднял вверх — трофей победы.

— Ну, что будем теперь с ним делать? — спросил он.

Рейнджер и бровью не повел, давая понять, что все их реплики не произвели на него ни малейшего впечатления. На его сильном, морщинистом лице не дрогнул ни один мускул, глаза смотрели куда-то вдаль. Его густые, топорщившиеся усы придавали ему дополнительную мужественность и силу.

— Ну что ж, — сказал Бак с преувеличенной учтивостью. — Какое приятное событие! У нас в гостях самый настоящий техасский рейнджер. Не далеко ли вы забрались от родных мест?

Клайд чуть наклонился вперед, держа револьвер под подбородком у пленника.

— Слушай, блюститель, — сказал он. — Я Клайд Барроу, а эта очаровательная дама — Бонни Паркер. Ты в гостях у банды Барроу. Надеюсь, ты о нас слышал?

Техасец никак не подтвердил это, его лицо осталось неподвижным, а крупные губы крепко сжатыми.

— Мы очень рады, что у нас в гостях самый настоящий техасский рейнджер, — сказал Бак с низким поклоном.

Снова молчание.

— Ну, и какого же ты роста, рейнджер? — не унимался Бак. — Футов девять?

Рейнджер смотрел мимо него.

— Он, наверное, язык проглотил, — подал голос К. У.

— Ты немой, блюститель порядка? — осведомился Клайд.

— Нам очень не хотелось бы, чтобы у тебя возникло ошибочное представление о нас. Мы самые вежливые люди в мире. И мухи не обидим, верно, Клайд? — спросил брата Бак.

— Точно. Слушай-ка, Бак, давай в знак наших дружеских намерений сфотографируемся с шерифом.

— Отлично придумано!

— Мы сделаем снимки и пошлем их в газеты, — весело добавила Бонни. — Вы не возражаете, шериф? — Она подошла к нему, оглядывая его с ног до головы.

Бак притащил камеру, а Бланш, Бонни, Клайд и К. У. расположились справа и слева от шерифа. С револьверами в руках, они тесно прижались к гостю. Они широко улыбались, комически подмигивали, а Бак щелкал затвором камеры. К. У. отшпилил от рубашки пленника значок рейнджера, приколол его себе на грудь и весело воскликнул:

— Глядите! Я теперь техасский рейнджер.

— Я очень рад, что в нашей семье есть техасский рейнджер, — сказал Клайд. — Послушай, друг, — обратился он к гостю, — почему бы тебе не принять у него присягу и сделать рейнджером официально. Ну что, ты так и будешь играть в молчанку?

— Я могу заставить его заговорить, — сказала Бонни, придвигаясь ближе к рейнджеру.

— Давай, Бонни! — сказал К. У. — Заставь его говорить.

Клайду показалось, что на лице верзилы рейнджера что-то промелькнуло — то ли отвращение, то ли испуг. Клайд кисло улыбнулся и сказал:

— Заставь его говорить, Бонни.

Бонни приблизилась к техасцу вплотную, легко провела рукой по его широкой груди, животу, потом чуть коснулась пальцами горла.

— Убери руки, — процедил вдруг рейнджер.

— Смотрите! — рассмеялся Бак. — Оказывается, он умеет говорить. Я это знал.

— Я тоже, — поддакнул К. У.

— Ну что нам с ним делать? — спросил Клайд, вдруг потерявший интерес к игре.

Но Бонни, напротив, только-только начинала. Она получала странное удовольствие, испытывала неизъяснимое возбуждение и не собиралась останавливаться так быстро. Она подошла близко и впилась ртом в полные губы рейнджера. Вовсю работая языком, прижавшись своими грудками к его торсу, а животом к его чреслам, она наконец отпустила жертву, чувствуя, как неодолимое желание пульсирует под кожей.

Бак громко рассмеялся.

К. У. тоже.

Клайд хмыкнул, но очень невесело.

На какое-то, очень долгое, мгновение воцарилась тишина, но затем рейнджер окунулся в глубокий колодец оскверненной интимности и выказал свое отвращение тем, что плюнул в лицо Бонни.

Она задохнулась от возмущения и отскочила назад.

Тут Клайд, не помня себя, схватил рейнджера за рубашку, повернул его одной рукой, а другой стал нашаривать револьвер, намереваясь отходить им, как кастетом, безоружного пленника. Бак проворно выхватил револьвер у него из рук, но это не охладило пыл Клайда. Он, словно обезумев, набросился с кулаками на обидчика, громко выкрикивая ругательства и оскорбления. Только ярость мешала ему причинить серьезный вред скованному наручниками представителю закона. Рейнджер упал на землю, перевернулся с боку на бок, а Клайд ударил его ногой, метя в ребра, промахнулся и тоже упал. Они оба покатились по склону к озеру, не имея возможности за что-нибудь зацепиться: глинистые берега были лишены растительности.

За ними бросились Бак и К. У. Они пытались удержать Клайда, оттащить его в сторону. Но Клайд отпихнул их и снова бросился на врага. Он поднял его, а потом толкнул так, что тот упал, ударясь о вытащенную на берег лодку. Клайд рухнул на него, вовсю работая кулаками, словно норовя втиснуть его среди скамеек, размазать по дну.

Тут на помощь ему пришли Бак и К. У., совместными усилиями они столкнули лодку в озеро, и она тихо поплыла по застывшей воде. Крупное лицо рейнджера глядело на них через борт.

— Ты нас запомнишь, — кричал ему вслед Клайд. — Ты надолго запомнишь банду Барроу! Мы пошлем снимки в газеты, и все узнают, какие мы с тобой закадычные друзья. Ты нас не скоро забудешь, приятель!

Бак и К. У. взяли Клайда под руки и повели назад к машине. Прежде чем сесть в машину, Клайд обернулся к Бонни и с натянутой улыбкой сказал:

— Неудачная вышла шутка с этим типом.

— Не очень, — согласилась Бонни. — Шутка получилась так себе.

Они уехали, так и не оглянувшись, и, естественно, не видели, как рейнджер сидел в лодке с прямой спиной и глядел им вслед. Его голубые глаза светились холодной ненавистью и жаждой отмщения.

Он долго не сводил глаз с удалявшейся машины.




10


Они продолжали скрываться, проводили помногу часов в машине, ночевали в четверосортных мотелях, затерянных в медвежьих углах, где их вряд ли кто-то мог узнать. Вскоре им стало ясно: продолжать так жить больше невозможно по одной причине: у них кончаются деньги. Для Клайда это означало одно. Он поделился планами с остальными.

— Мы возьмем банк, — сказал он.

— Ой, нет! — пискнула Бланш.

— А что, хорошая идея! — одобрил К. У., и его круглый ротик расплылся в улыбке.

— Какой банк у тебя на примете, братишка? — поинтересовался Бак, а Бонни взглянула на Клайда с гордостью.

— Мы его недавно проезжали, когда крутились взад и вперед, — пояснил Клайд. — Мне он понравился, я немного обмозговал план и решил — берем. Завтра.

Они поставили машину у лесополосы, отделявшей одну ферму от другой, стараясь полностью избежать риска быть опознанными. Утром они тщательно подготовились к операции. Бак и Бланш первыми забрались в машину и долго там сидели, ждали остальных. К. У. возился с мотором, проверяя все до последней мелочи, чтобы в случае чего его никто не мог бы упрекнуть.

Бонни, одетая так, словно собиралась в гости на чашку чаю, причесывалась, глядя в зеркальце, поставленное на капоте. Клайд стоял у нее за спиной.

— Что бы я не отдала за вьющиеся волосы? — бормотала Бонни.

Клайд посмотрел в зеркальце и спросил:

— Эй, Бонни, какая рубашка тебе нравится больше — та, что на мне, или эта? — он показал полосатую рубашку на плечиках.

Бонни выпрямилась, сопоставила рубашки и отдала предпочтение той, что была на плечиках.

— Ты права, — согласился Клайд.

Он расстегнул рубашку, отбросил в сторону, надел другую, завязал галстук и, посмотрев еще раз в зеркальце, остался доволен увиденным.

К ним подошел К. У., вытирая грязные руки о джинсы.

— Значит, мотор в полном порядке. Эй, что это вы разоделись в пух и прах, прямо как эти?..

— Ты что, поедешь в таком виде? — в свою очередь удивилась Бонни, неодобрительно его оглядывая.

— Ну да. А что такого?

— Тебе пора научиться одеваться как следует, — грустно качая головой, проговорила она. — Бери пример с Клайда.

— Клайд шикарный мужик! — признал К. У.

Клайд надел пиджак, застегнулся.

Из машины Бланш крикнула с явным нетерпением:

— Эй, вы, пошевеливайтесь! Когда мы приедем, банк закроется крепче, чем кошелек скряги.

— Едем, — отозвался Клайд.

— Первый раз вижу, — заметил Бак, — чтобы люди так расфуфыривались, собираясь грабить банк.

Клайд залез на переднее сиденье, Бонни устроилась рядом с ним. К. У. сел за руль.

— Когда президент банка идет на работу, он одевается в соответствии со своим положением, — сказал Клайд. — А когда я иду отбирать у него деньги, то одеваюсь в соответствии с моим.

— Ну, поехали, — сказала Бонни, и мгновение спустя они были уже в пути.

К. У. остался в машине за рулем, с заведенным мотором, готовый в любой момент двинуться в обратный путь. На заднем сиденье в углу притаилась Бланш, бледная и напряженная. Она смотрела то на вход в банк, то на улицу, подозревая в любом прохожем полицейского.

В банке события развивались гладко. Бак вошел первым и направился к окошку старшего кассира. Бонни шла за ним. Замыкал шествие Клайд, следя за обстановкой. Он вынул два револьвера и приятным голосом объявил собравшимся:

— Вас приветствует банда Барроу, так что ведите себя тихо, друзья, и все будет в полном порядке.

Клиенты у окошечек и за столами замерли в страхе, руки неуверенно поползли вверх.

— Правильно, друзья, — похвалил их Клайд. — Поднимите ручки вверх. Так всем будет проще и спокойнее.

Бонни положила заранее приготовленный мешок на прилавок и дружелюбно улыбнулась кассирше:

— Набивай доверху, — попросила она. — Не стесняйся!

Кассирша, чопорная женщина с поджатыми губами, заколебалась. Бонни махнула револьвером:

— Я сказала: набивай его доверху!

— Да, да, мисс. Сейчас!..

Бонни пролезла под перегородку и, отпихнув кассиршу в сторону, стала быстро опустошать ящики, переходя от одной кассы к другой.

Кассирша с поджатыми губами, решив, что никто на нее не смотрит, шагнула к кнопке сигнализации, нерешительно протянула руку. Тотчас же что-то зловеще холодное дотронулось до ее запястья. Она обернулась и увидела сначала револьвер, а затем оскалившегося Бака:

— Если вы тронете эту кнопку, мэм, то набежит столько гостей, что мы вряд ли будем им всем рады. Надеюсь, я ясно выразился?

Узкая голова энергично закивала, тонкие губы зашевелились, но слов не последовало.

Со своего поста у дверей Клайд прекрасно видел всю сцену: клиентов в очереди, клерков за столами, охранника, который держал поднятые руки на уровне плеч, он был по-прежнему при оружии, фермера с пачкой банкнот в жилистом кулаке.

— Чьи деньги — твои или банка? — спросил его Клайд.

— Мои. Заработал потом и кровью, мистер, — отозвался тот.

— Можешь оставить себе, — разрешил Клайд.

Клайд перевел взгляд с фермера на Бонни, собиравшую деньги в мешок. Все шло неплохо, но что-то они очень уж медлили.

— Поживей! — крикнул ей Клайд, повернувшись в ее сторону.

Этого и ждал охранник. Его правая рука метнулась к ремню, за которым был пистолет. Клайд уголком глаза увидел это, молниеносно развернулся и выстрелил. С головы охранника слетела шляпа и упала на пол. Охранник судорожно сглотнул и сделался белым как мел.

— В следующий раз возьму немного пониже, — сказал ему Клайд.

— Следующего раза не будет, — хрипло пообещал охранник.

— Заканчивайте! — крикнул Клайд своим.

— Я готов, — отозвался Бак.

— А Бонни?

— Я взяла, что только могла, — сообщила та с быстрой улыбкой. — У меня все.

— Отлично. Тогда отчаливаем.

Они двинулись к выходу. Сперва Бонни, за ней Бак и последним Клайд, прикрывая их отход. Хорошо одетая пожилая матрона с видом оскорбленного собственника вдруг прижала к себе сумочку, когда они проходили мимо. Бак одним движением вырвал сумочку и сказал задохнувшейся от ужаса даме:

— Благодарю вас, мэм.

Клайд не отставал от партнеров.

Увидя, что они выходят, К. У. распахнул дверцы машины, и налетчики нырнули в нее. К. У. дал полный газ, и машина помчалась по улице.

Бак бросил сумочку на колени Бланш:

— С днем рождения, солнышко, — сказал он.

Неожиданный подарок вызвал на лице Бланш радостную улыбку.

— Ой, милый, как хорошо, что ты вспомнил!

Вдогонку им стали стрелять, и Бланш заткнула уши пальцами, когда Бонни, Бак и Клайд открыли ответный огонь из окон машины.

Они были уже на окраине города, когда сзади послышался вой полицейской сирены. Клайд деловито перезаряжал револьвер.

— Эй, поживей, К. У. — сказал Бак. — За нами погоня.

— Надо успеть доехать до границы штата, — мрачно проговорил Клайд. — Они не имеют права действовать за пределами своего штата. Ну-ка, К. У., поддай газу.

К. У. согнулся за рулем, стараясь удержать машину на такой же скорости на неровной кочковатой дороге.

— Выжимаю, что могу, но это ж «плимут», — пояснил он. — Сколько раз говорил, нам нужно что-то побольше и мощнее.




В банке охранник стоял с расстегнутым воротом, с пистолетом в правой руке и явно наслаждался всеобщим вниманием. Вокруг собралась толпа.

— Но он увидел, что я потянулся за пистолетом, — в четвертый раз повторял охранник. — Это был Клайд Барроу собственной персоной. И я понял, что смотрю в глаза смерти.

— Но вы не оробели, мистер Хокинс, — пропела кассирша.

— Да, — важно кивнул тот головой. — Я свой долг исполнил.

— А ну-ка, посмотрите сюда, мистер Хокинс, — попросил фотограф, вскидывая камеру.

Охранник дружески кивнул, застегнул ворот и улыбнулся в камеру.




Через дорогу перебегал кролик, и К. У. резко затормозил, а затем снова бросил «плимут» вперед.

— Ты хочешь поубивать нас, К. У.? — осведомился Бак, весело глядя на жену. Она по-прежнему сидела, зажмурив глаза и заткнув уши.

— Смотри, куда едешь, — буркнул Клайд.

— Там был кролик. Не давить же мне кролика.

Мимо просвистела пуля. За ней еще одна.

— Эти легавые не отстают, — заметила Бонни. — Вот мерзавцы!

В полицейской машине двое в синем мрачно смотрели на машину, за которой гнались. Каждый из них понимал и то, как опасна банда, которую они пытались поймать, и то, какие награды ожидают их в случае удачи. Человек, сидевший рядом с водителем, прокашлялся и выстрелил вслед беглецам.

— Прибавь скорости, Рэндольф, — сказал он шоферу. — Надо успеть догнать их до границы штата.




А в банке его президент, статный откормленный джентльмен, стоял, положив одну руку на плечо охранника, а другой указывая на стену, где виднелся след от пули. Сверкнула вспышка фотографа, и президент убрал руку.

— Ну что ж, надо работать, — сказал он. — Время — деньги. Время — деньги.




Бак высунулся из заднего окна, дважды выстрелил и снова убрал голову.

— Черт! Промазал! Машина прыгает, как заяц, разве тут прицелишься!

— Мы успеем доехать до границы штата? — осведомилась Бонни и впервые в ее голосе за все это время послышалась тревога.

Догоняющие выстрелили, и пуля, ударив в задний бампер, срикошетила в сторону. Бланш взвизгнула, а Бак сказал:

— Заткнись!




В банке женщина, у которой Бак отнял сумочку, говорила с репортером.

— Значит так, — вспомнила она. — Там был кошелек для мелочи, бутылочка с туалетной водой — прекрасная марка… тридцать купонов «Лаки премиум» и еще… — она закрыла рот рукой и, покраснев, пробормотала: — О Боже!




— Они не отстают, — сказал Бак.

— До границы рукой подать, — радостно воскликнул Клайд.

К. У. бросил машину вперед с новой силой, и через полминуты они уже оказались в соседнем штате. Клайд облегченно вздохнул:

— Ладно, ребята, мы теперь в Оклахоме. Можете немного расслабиться. Поехали потише!

— А что, если полицейские продолжат погоню? — спросил К. У.

— И нарушат закон? — удивился Клайд. — Нет, это исключено.

Полицейская машина проскочила через белую линию, отмечавшую границу.

— Мы их вот-вот догоним, — сказал шофер.

— Поворачивай и не трать зря бензин, — сказал его напарник.

— Мы их не ловим? — удивился тот.

— Они в другом штате. Это уже не наша территория.

— Ну и что? Может, все-таки попробуем?

— Я не хочу рисковать жизнью в Оклахоме. Это уже не наша проблема.

Они повернули назад.

Дорога была узкой, и ей не видно было конца-краю, как и кукурузным полям, через которые она проходила. Долгое время в машине царило молчание. Это была реакция на недавно пережитые напряжение и тревогу. Только время могло вернуть Клайда и его партнеров в нормальное состояние. Мрачное безмолвие нарушил, разумеется, К. У., который, как всегда, был в отличном настроении.

— Сколько денег мы взяли, Клайд? — спросил он.

— Да, правда, — оживился Бак. — Какой улов?

Клайд извлек из кармана длинную тонкую сигару, откусил кончик и выплюнул его в окно. Осторожно, заслоняясь от ветра ладонями, он зажег спичку и дул, пока сигара не зажглась. Он выпустил большое облако сизого дыма, и окутанная им Бланш закашлялась, выражая тем самым свое неудовольствие.

— Давайте посмотрим, — сказал он. — Останови машину, К. У.

Машина свернула, перепрыгнула через канаву и выехала на пятачок у кукурузного поля. Пассажиры Еыбрались наружу и уселись в ее тени. Клайд высыпал деньги на землю и взглянул на кучу без энтузиазма.

— Черт! — сказал он. — Маловато!

— Тяжелые времена, — вздохнул Бак.

— Преступления не окупаются, — нравоучительно напомнила Бланш.

Бонни покосилась на нее, но ничего не сказала.

— Ладно, — вздохнул Клайд. — Займемся делом.

Клайд устроился на подножке «плимута» и начал раздавать купюры, словно банкомет карты.

— Это Клайду Барроу, — говорил он, кладя банкноту рядом с собой. — А это Баку Барроу… Бонни… К. У… Опять Клайду… опять Баку, Бонни, К. У…. Клайду, Баку… Бонни… К. У.

Бланш смотрела на дележку, поджав губы, потом встала, подошла к Баку и кивком головы отозвала его в сторону.

— В чем дело, дорогая? — осведомился тот, поспешно отходя за ней. — Что-то не так?

— Ты только полюбуйся, что творит твой братец, — прошипела она. — Мне, значит, не полагается ничего… Ни цента…

— Я же говорил тебе, что потолкую с Клайдом об этом. Обязательно потолкую, — бормотал Бак, неловко переминаясь с ноги на ногу.

— Поговори сейчас, — потребовала Бланш.

— Ну, понимаешь…

— Сейчас самое подходящее время.

Бак поплелся назад, Бланш с ним рядом.

На лице Бака заиграла заискивающая улыбочка, когда он сказал:

— Клайд, а Клайд?

— Чего тебе, Бак? — буркнул Клайд, продолжая считать.

— Видишь ли, Клайд, я давно хотел поговорить с тобой.

— О чем, Бак?

— О Бланш.

— Что там стряслось с Бланш? — поднял голову Клайд.

— Я просто подумал, Клайд, что Бланш тоже имеет право на долю…

— На какую долю? — лицо Бонни пошло алыми пятнами.

Бланш поняла, что ей надо самой выступить на свою защиту и, надо сказать, она сделала это с немалым присутствием духа.

— А почему бы и нет? Разве я не заслужила свою долю? Я ничем не хуже остальных. Меня точно так же могли убить полицейские. Да и все эти ночевки в лесу — а если бы меня укусила змея?

— Если бы тебя укусила змея, — не выдержала Бонни, — она бы тут же скончалась в страшных мучениях.

— Ты самая мерзкая женщина, какую я только встречала, — обернувшись к Бонни выпалила Бланш.

— А ты самая глупая, — не растерялась Бонни.

— Может, я не самая умная женщина на земле, но зато я и не вульгарная шлюха.

— Перестаньте! — вмешался Клайд.

— Давайте дружить, — сказал с улыбкой К. У.

Но дружбой и не пахло.

Слишком долго в Бонни копилось раздражение, и в сочетании с нарастающим чувством безысходности это привело к взрыву. Она схватила револьвер, наставила на Бланш и осведомилась:

— А ну, дрянь, говори: хочешь получить пулю или нет?

— Эй! — крикнул Бак. — Положи оружие!

— Не надо, Бонни, — жалобно сказал К. У.

Конец сцене положил Клайд, хотя в то же время вызвал новую бурю. Побагровев и прищурившись, он вскочил на ноги с криком:

— С меня хватит! Бонни! Немедленно положи пушку и замолчи!

Бонни смотрела то на одного, то на другого, то на третьего. Нигде никакого сочувствия! Похоже, все настроились против нее. Все ее ненавидят! Она почувствовала себя чужой, оказавшейся в мире, где до нее никому нет дела. Ей вдруг захотелось послать все это подальше, вернуться в мир, где есть люди, на которых можно положиться, которых можно любить.

— Ладно, — процедила она. — Все понятно. Обойдусь и без вас. Проваливайте к чертям.

Она подошла к машине и взяла с заднего сиденья бумажный мешок, в котором была ее одежда. В бешенстве она двинулась прочь, ругаясь, спотыкаясь, тяжело дыша.

— Куда ты? Опомнись, — крикнул ей вдогонку Клайд.

— Я возвращаюсь домой. К маме!

Эти слова вызвали у всех, даже у Клайда, громкий взрыв смеха. Это только усилило обиду, ярость, гнев Бонни. Она пустилась бегом по кукурузному полю.

— Не валяй дурака! — услышала она крик Клайда.

Она не ответила, и вскоре ее фигура исчезла среди высоких стеблей кукурузы. Клайд устало опустился на подножку автомобиля.

— Почему ты не догонишь, не вернешь ее, Клайд? — обеспокоенно осведомился К. У.

Клайд закурил сигару и, лениво попыхивая ей, сказал:

— Через десять минут она вернется.

Но он ошибся.




11


Прошел час. Бонни не возвращалась. Всем было не до смеха, и на лбу Клайда появилась озадаченная складка. Бонни было тяжело, а он не сделал ничего, чтобы как-то ей помочь. Он винил себя за этот затянувшийся конфликт между ней и Бланш. В конце концов, внушал себе Юджин, он в ответе за всех них и должен принимать решения за каждого по отдельности и всех вместе. Он посмотрел на часы в десятый раз за последние двадцать минут.

— Где ее черти носят? Ей уже давно пора вернуться.

— А! — отозвался Бак. — Ничего с ней не случится.

— Но где она? — Клайд встал и стукнул кулаком о ладонь. — Ладно, поехали. Всем в машину. Будем ее искать.

К. У. медленно вел машину по узкой извилистой дороге, а все глядели по сторонам, пытаясь различить среди высоких стеблей кукурузы фигуру Бонни.

— Ну, кто-нибудь что-нибудь видит? — нетерпеливо спросил Клайд.

Никто ему не ответил. Они ехали и ехали, и вдруг Бак, сидевший, как всегда, сзади, подался вперед и прищурился:

— А ну-ка гляньте туда! Что это там?

— Это она! — подтвердил Клайд, посмотрев, куда показывал его брат.

Не дожидаясь, пока машина остановится, Клайд выскочил и побежал, окликая ее по имени. При первых же звуках его голоса Бонни бросилась бежать, но он догнал ее.

— Нет, — тяжело дыша, говорила она. — Оставь меня в покое, Клайд Барроу. Ты мне надоел. Вы все мне надоели!

— Бонни, погоди!

— Я… Хочу домой… к маме…

Она попыталась прибавить ходу, но мускулы ног решительно отказывались слушаться. Ее вдруг охватила страшная слабость. Пакет с одеждой упал на землю и раскрылся. Предметы туалета полетели в разные стороны. Задыхаясь, она продолжала двигаться, чувствуя, что Клайд уже рядом. Она увернулась от его первого выпада, но нога ее, как на беду, за что-то зацепилась, и Бонни полетела на землю. Она осталась там лежать, обессилевшая, беззащитная. Все ее тело сотрясалось от сухих отчаянных рыданий.

Он был рядом, гладил ее волосы, обнимал, покрывал лицо поцелуями, бормотал что-то утешающее, невзирая на все ее протесты, и это вселяло в нее уверенность: что она для него очень много значит, что он ее любит, что он без нее не может, и жизнь без нее его опустошает и страшит.

— Эй, Бонни, что ты… что ты… не плачь, детка… зачем… ну вот, так лучше… не плачь, Бонни…

Она попыталась что-то сказать, но слова застряли в горле.

— Не надо так больше убегать, Бонни, — говорил Клайд. — Ты меня страшно перепугала…

— Нет, я серьезно… Клайд. Я хочу увидеть маму… Правда, Клайд, я хочу к маме… очень хочу к маме…

Он поцеловал ее в губы, чтобы утешить, успокоить.

— Я понимаю, милая…

— Я хочу к маме…

— Да, милая… Что-нибудь придумаем…

Такой визит было организовать непросто. Клайд понимал, что техасские рейнджеры держат под наблюдением дом Паркеров, в надежде, что члены банды Барроу могут там появиться. После ряда телефонных разговоров возник план. Решено было встретиться на открытом месте, где невозможно устроить засаду, и в случае необходимости удалось бы вовремя отступить.

Вся семья Паркеров появилась на большом поле, расположенном к северу от Западного Далласа, недалеко от шоссе. Они словно собрались на пикник: захватили еду, выпивку и детей. Правда, день получился не совсем подходящий для пикника. Все небо было в тучах, и время от времени начинал накрапывать дождик. Но Бонни было наплевать на плохую погоду. Она снова видела мать. У матери заметно прибавилось морщин на лице. Печальные и ранее глаза глядели еще печальнее, но она была жива и здорова. Время от времени Бонни оборачивалась к этой хрупкой женщине и, обнимая ее, шептала какие-то ласковые слова и плакала, прижавшись к ее высохшей щеке.

Были там и другие члены семьи Паркеров. Младшая сестра очень гордилась подвигами старшей.

— Вот и увиделись, Бонни! А мы собираем и наклеиваем в альбом все вырезки о тебе! Мы достали и тот снимок из газеты, где ты сфотографировалась с рейнджером…

Дети пели, играли, и видеть их было очень радостно. Бонни было приятно, что приехали тетки, дядья, кузины и кузены… но главное, конечно, мама! Она держалась спокойно, с достоинством, но в глазах, за круглыми стеклами очков в стальной оправе, сквозила печаль, а руки с набухшими венами и веснушками были сложены на животе и крепко сжаты.

Вскоре Клайд сказал, что пора прощаться. Бонни умоляюще посмотрела на него.

— Может, еще немного, Клайд?

Но он упрямо покачал головой.

— Мы и так уже задержались. Дальше оставаться слишком опасно, Бонни.

Она кивнула головой и обняла мать.

— Мама, я так рада тебя снова видеть. Ты чудесно выглядишь! Береги себя, слышишь!

Мать Бонни отступила назад и пристально поглядела на дочь, затем на Клайда. Она смотрела с таким спокойствием, от которого Клайду сделалось не по себе.

— Клайд Барроу, — сказала она ровным голосом. — Бонни всегда была непослушным ребенком, но она не делала ничего дурного. Может быть, ты лучше знаешь, как с ней обращаться. Но я читаю о вас в газетах, и мне становится страшно…

— Мама! — воскликнула Бонни.

— Я, конечно, старуха и ничего не понимаю в жизни, и вам, молодежи, все это ни к чему слышать…

Клайд ободряюще ей улыбнулся.

— Миссис Паркер, не верьте газетам. Если бы мы сделали хотя бы половину того, что нам приписывают, то стали бы миллионерами. Это не игрушки. Для нас это бизнес. Времена теперь тяжелые, и это способ делать деньги.

— Я понимаю, Клайд, но…

Но он продолжал:

— Я бы не рисковал жизнью Бонни лишь для того, чтобы заработать немного денег. Поэтому вы не волнуйтесь понапрасну. Да вот недавно я мог бы попробовать без труда взять две тысячи, но рядом были полицейские, и я сказал себе: нет, вдруг начнется пальба, и Бонни могут ранить. И мы поехали дальше, махнув рукой на эти тысячи.

— И все-таки я беспокоюсь.

— Мамочка, не надо, — сказала Бонни, обнимая мать. — Клайд действительно очень обо мне заботится.

— Как только кончатся тяжелые времена, мы это бросим, — пообещал Клайд. — Вы уж мне поверьте. Буквально на днях мы с Бонни говорили о том, как оставим все это, найдем себе домик…

— А я сказала Клайду, — вставила Бонни, — что я ни за что не соглашусь жить дальше, чем в трех милях от моей дорогой любимой мамочки.

Миссис Паркер посмотрела на дочь все с тем же выражением.

— Ни в коем случае. Если ты только попробуешь это, Бонни Паркер, то тебя быстро застрелят полицейские — и суток не пройдет. Поэтому лучше уж жить в бегах, нигде не задерживаться подолгу. Вот так-то.

Никто ничего не сказал, когда миссис Паркер удалилась. Ни Бонни, ни Клайд не заметили, что снова пошел дождь. На этот раз сильнее.




Время шло — дни превращались в недели, и члены банды Барроу обнаружили, что жизнь для тех, кто находится в бегах, стоит дорого. Они так и не нашли для себя подходящего убежища, да и деньги быстро таяли. Они спали, где придется, ели, что удавалось достать. В тот день Клайд остановил машину перед закусочной, где продавались гамбургеры.

— Ну, Бак, — сказал он брату. — Теперь ваша с К. У. очередь поработать.

— Ладно, братишка. Поработаем.

Внутри было лишь несколько клиентов и коротыш, один обслуживающий посетителей.

— Что прикажете, мистер? — обратился он к Баку.

— Пять гамбургеров, три пива и две кока-колы.

Когда заказ был готов, человек за прилавком аккуратно выложил еду на бумажные тарелки, накрыл салфетками и толкнул через стойку Баку. Он поднял голову, чтобы получить деньги, но улыбка быстро увяла на его лице, когда он увидел, что на него смотрит дуло револьвера.

— Это налет, — жизнерадостно пояснил Бак. — Спокойно.

В этот момент в закусочную зашел улыбающийся К. У. с двустволкой в руках. Его губки были сложены бантиком, но маленькие глазки не излучали тепла.

— Я возьму все наличные, что у вас в кассе, — сказал Бак.

Он забрал деньги без малейшего протеста со стороны своего оппонента и попятился к двери. Внезапно он остановился.

— А какие у вас сегодня сладкие пироги? — вдруг спросил Бак.

Коротыш ответил автоматически вежливо и бесстрастно:

— Яблочные, абрикосовые и персиковые.

Бак подумал немного и сказал:

— Пожалуй, я возьму два абрикосовых и три яблочных.

С тарелками в руках Бак вышел из закусочной, пятясь задом, а за ним прикрывавший его отход К. У. Бак вышел на улицу и помчался к машине.

Мгновение спустя продавец выскочил на улицу с неистовым криком:

— На помощь! На помощь! Полиция!

К. У. развернулся и вскинул двустволку. Палец его нажал на спуск. Заряд заставил кричавшего подпрыгнуть, и он упал навзничь прямо на стеклянную витрину закусочной. К. У. подождал, пока утихнет звон разбитого стекла и только тогда сел в машину.




Клайд медленно ехал по городу. Улицы были обсажены деревьями, дома отличались респектабельностью. Здешние жители никогда не нарушали закон, не имели отношения к полиции, к оружию и явно не мучились финансовыми проблемами. Бонни подумала, что было бы неплохо жить в таком районе. В то же время ее охватило чувство тревоги. Им бы следовало лететь во весь опор по шоссе, уходя как можно дальше от этой закусочной, увеличивая расстояние между ними и неизбежными преследователями. Но Клайд проявил удивительную беззаботность, глядел в окно, наслаждался теплым весенним вечером, словно они все выехали на пикник.

— Клайд! — не вытерпела Бонни.

— Ну?

— Тебе не кажется, что нам пора прибавить ходу и поскорее выбраться из этого округа.

— Да, да, скоро уедем.

— А чего мы ждем? — подал голос Бак.

— Мне кажется, эту машину уже хорошо знают, — сказал Клайд, по-прежнему выглядывая что-то на улице. — Нам надо найти себе другую машину, которая еще не засветилась.

— Хорошая мысль, Клайд, — согласился К. У. — Гляди, вон там, впереди, у того дома, две неплохие машинки.

Клайд подъехал к первой из них и вырубил мотор. Он вышел, осмотрел машины — купе и седан.

— Пожалуй, эта, — сказал он, указывая на седан.

— Она должна развивать большую скорость, — сказал К. У. — Работы у нее будет много.

— Залезайте, — распорядился Клайд.




Юджин Гриззард был круглолицым незаметным человеком. У него была быстрая улыбка и блуждающий взгляд, ни на чем долго не задерживавшийся. Он объяснял это тем, что якобы хочет увидеть все, что только представляет интерес. Но сейчас Юджин глядел исключительно на Вельму Девис, свою невесту.

Они сидели в качалке на веранде дома родителей Вельмы и обнимались. Юджин очень одобрял Вельму. Правда, ей было двадцать восемь лет, многовато для незамужней девушки, но он все равно ее одобрял. Она ему вполне подходила. У нее было доброе лицо и упругое стройное тело, которое с недавних пор ему было позволено исследовать с гораздо большей степенью свободы, чем раньше. Не то чтобы Вельма была распущенной женщиной. Боже упаси! Она была добропорядочной на все сто процентов и обещала стать прекрасной женой, именно такой, какая нужна была человеку его положения.

Юджин то и дело целовал Вельму, и ее губы трепетали от его прикосновений и слегка приоткрывались. Его рука погладила ее бок, остановилась под мышкой, большой палец коснулся выпуклости груди. Очень вдохновляющий, стимулирующий опыт, подумал Юджин и двинул руку дальше.

— О, Юджин, — пробормотала Вельма. — Не надо… ну что ты…

— Милая… милая… милая…

— Юджин, право, я не должна тебе это позволять. Потом… когда станем мужем и женой перед Богом и людьми.

— Это будет совсем скоро, — прошелестел он, придвигаясь ближе, утыкаясь носом в шею Вельмы.

Вельма хихикнула и поглядела мимо его уха на улицу. Она с вялым интересом смотрела, как к двухместной машине отца подъехал и остановился автомобиль. Кто это мог к ним пожаловать в такое время? Может, Лора Макэндло? Она опять вроде якшается с этим Фредериксом. Вельма увидела, что из машины вышли какие-то люди. Нет, она их не знает. Они постояли у отцовской машины, потом забрались в машину Юджина, словно она принадлежала им. Вельма оттолкнула руку Юджина, тот издал звук протеста, но она крикнула:

— Слушай, Юджин, это же твоя машина?

Он повернул голову в сторону улицы.

— Ну да!

Юджин увидел, как машина медленно отъехала от обочины и стала набирать скорость. Юджин вскочил на ноги с криком:

— Эй! Машина! Моя машина!

Он перепрыгнул через перила веранды, выскочил во двор и ринулся на улицу, вслед удаляющейся машины, крича изо всех сил.

Вельма побежала вслед за ним.

— Что ты собираешься делать, милый? — спросила она.

— Их надо догнать. Поедем в машине твоего отца.

— Но как же… — начала было она.

— Ты поведешь машину, — перебил ее Юджин.

Вельма уверенно вела машину, руки крепко сжимали руль, автомобиль отлично слушался ее. Вскоре она крикнула:

— Вон они впереди, Юджин! Мы их сейчас догоним!

— Быстрее! — крикнул он в ответ. — Мерзавцы! Ну, погодите, я до вас доберусь.

— Что ты будешь с ними делать, Юджин?

— Поотрываю им головы. Сволочи. Украсть машину среди бела дня, прямо из-под носа у хозяина. Я их проучу.

— Какой ты храбрый, Юджин!

— Только бы нам их догнать. Я этим соплякам задам жару. Они меня надолго запомнят.

Они отставали от угонщиков всего на пятьдесят футов. Юджин крикнул, чтобы Вельма поднажала.

— Подрежь их, Вельма, пусть только остановятся, и я задам им трепку. Они ее заслужили, подлецы!

— А вдруг у них оружие? — предположила Вельма.

Глаза его забегали, уголки рта тронула слабая улыбка, а сам он слегка побледнел.

— Знаешь, что, Вельма?

— Да, Юджин…

— Даже как-то нечестно мне самому расправляться с этими малышами. Лучше заявить в полицию, пусть они разбираются.

— Как скажешь, милый.

— Поворачивай, поехали в город. К шерифу.

— Ладно, — сказала Вельма, но продолжала ехать дальше.

— Так поворачивай же скорее, — не без раздражения буркнул Юджин.

Вельма круто развернулась, и они двинулись назад.

Бак наблюдал в заднее окошко седана за нагонявшей их машиной.

— Смотрите-ка, они прекратили преследование, — с удовлетворением хмыкнул он, повернулся и устроился поудобнее на заднем сиденье. — Они повернули назад.

— Это плохо! — мрачно отозвался Клайд и, подумав секунду-другую, сказал: — Давайте их догоним.

Он лихо развернул машину и нажал на акселератор. Расстояние между машинами стало сразу же сокращаться.

Вельма увидела этот маневр в зеркальце и испуганно сказала:

— Господи, Юджин, они нас преследуют!

Он оглянулся и с нарастающим испугом крикнул:

— Прибавь скорости! Нажми-ка на педаль!

— Они нас догоняют, — сообщила Вельма.

— Быстрее, быстрее!

— Я и так уже жму вовсю. Быстрее нельзя.

— Что же нам делать, Вельма? Я в том смысле, что делать, если они вооружены и остановят нас?

Седан поравнялся с передней машиной, некоторое время шел вровень с ней, пока его пассажиры разглядывали парочку в двухместном автомобиле, потом Клайд подрезал их так, что Вельме пришлось волей-неволей свернуть на обочину. Обе машины со скрипом и скрежетом затормозили и остановились.

Юджин и Вельма со страхом смотрели, как Клайд и его партнеры вылезли из седана и направились к ним. Юджин поспешно закрыл окно, жестом велев Вельме сделать то же самое. Ситуация была не из приятных. Их автомобиль окружили пятеро. Они стояли, хохоча, размахивая пистолетами и револьверами. Клайд нацелил свой револьвер на Юджина и жестом показал, что будет стрелять. Юджин побледнел, Клайд улыбнулся, а его друзья захохотали. Юджин тоже изобразил на лице подобие улыбки, но она быстро исчезла.

— А ну, вылезайте, — махнул револьвером Клайд. — Ни Вельма, ни Юджин не пошевелились. — Вылезайте, кому говорят.

— Что нам делать, Юджин? — спросила Вельма.

— Что делать? — удивленно переспросил он. — Вылезать из машины, разумеется, что же еще.

Они вылезли с поднятыми руками, дрожа от страха.

— Здравствуйте, — сказал Юджин. — Привет… Привет…

— Здравствуйте, — заулыбался К. У.

— Ну, что будем с ними делать? — спросил Бак.

— Захватим их с собой, — сказал Клайд после короткого раздумья и, показав револьвером на седан, скомандовал: — Залезайте!

Седан оказался набит битком. Клайд вел машину, Бонни сидела на переднем сиденье рядом с ним, а К. У. рядом с ней. Бланш, Бак, Вельма и Юджин втиснулись на заднее сиденье. К несчастью, дорога была неровной, с кочками, рытвинами и ухабами, но ни Вельма, ни Юджин не смели и пикнуть. Что же касается Клайда и его друзей, они были рады новому обществу, видеть свежие лица, иметь возможность поговорить на другие темы, давало им короткую, но необходимую передышку.

— Как вас зовут? — спросил Бак.

— Я Юджин Гриззард.

— А я Вельма Девис.

— Здравствуйте. Очень приятно, — сказал Бак. — А мы — знаменитая банда Барроу. За рулем сам Клайд, а я его брат Бак.

Кровь отлила от щек Юджина, он и Вельма судорожно вцепились друг в друга.

— Да не пугайтесь так, ребята, — дружелюбно сказала Бонни. — Вы же не полицейские, а такие же обычные граждане, как и мы, верно?

Для Юджина в этих словах мелькнул луч надежды.

— Ну да, — с энтузиазмом подтвердил он. — Самые обычные граждане.

— Вы, наверное, читали о нас в газетах, а? — спросил через плечо Клайд.

Пленники ответили одновременно.

— Да, — сказал Юджин.

— Нет, — сказала Вельма.

Они удивленно посмотрели друг на друга.

Юджину показалось, что он знает, как надо вести себя, чтобы спастись от этих ужасных людей. Он заговорил с нажимом.

— Ну, конечно, читали! Мы с тобой Вельма, читали о них в газетах.

Бонни рассмеялась этой накладке и спросила:

— Вы, готова поспорить, влюблены в друг друга? А, признавайтесь!

Юджин опустил взгляд и кивнул головой, сначала застенчиво, потом гораздо уверенней.

Бак хлопнул его по спине и сказал:

— А ну, говори честно, дружище, когда ты женишься на своей девочке?

Все громко рассмеялись, и напряжение исчезло. Машина мчалась по шоссе, и постепенно возникла атмосфера товарищества. Бак начал рассказывать анекдоты, подводя к своему любимому.

— И вот она допивает молоко до последней капли и говорит сыну: «Сынок, что бы там ни было, только ни за что не продавай эту корову!»

Юджин громко рассмеялся, ему вторила Вельма. Прочие же сохраняли молчание: они слишком часто слышали этот анекдот.

Бонни захотелось, чтобы Бак помолчал, и она обернулась к Вельме и самым дружеским тоном спросила:

— А сколько тебе лет, милая?

— Тридцать три, — машинально отозвалась Вельма и напряглась.

На лице Юджина появилось смятение. Вельма слишком поздно сообразила, что совершила страшную ошибку.

Позже они остановились у придорожного кафе. Вельма с Бонни пошли и принесли обед — сэндвичи, напитки, жареную картошку. Они ужинали в машине, за окнами была темнота, а внутри царила атмосфера беззаботности и веселья, словно на пикнике.

— Так, так, — говорила Вельма, — а разве я не заказывала жареную картошку?

— Вот она, угощайся, — говорил Бак, передавая ей гарнир.

— Не увлекайся картошкой, Вельма, — говорил Клайд. — Верно я говорю, Юджин?

Тот изучал свой гамбургер. Наконец с легким раздражением сказал:

— Это не мой гамбургер. Я заказывал хорошо поджаренный. Кто взял мой гамбургер?

К. У. поглядел на гамбургер у себя в руке, затем пробормотал с набитым ртом:

— Ой, так этот, выходит, ты заказал для себя? Держи, — и протянул его Юджину.

— Ладно, не важно, — пробормотал тот, с отвращением глядя на полусъеденную котлету, а Клайд расхохотался смущению К. У.

Бак, вовсю работая челюстями, зычно рассмеялся и сказал:

— Лично я очень доволен.

— И я, — подала голос Бланш.

— А вы, ребята, как? — спросил Бак Юджина. — Вам хорошо?

— Просто отлично. Давно так не отдыхал.

— И я тоже, — поддакнула Вельма.

— Ну, вы рады, что мы вас захватили? — спросил Бак.

— Ну конечно, — поспешил уверить его Юджин. — Давно я так прекрасно не проводил время. Честное слово.

— Может, вы хотите присоединиться к нам? — усмехнулся Клайд. — А? Как насчет того, чтобы стать полноправными членами банды Барроу?

Юджин весело хохотнул:

— Да уж! Представляю, какой переполох это вызовет дома. Юджин Гриззард стал членом банды Барроу!

Вельме эта идея тоже доставила удовольствие.

— Представляю, что сказали бы Марта с Биллом, если бы узнали об этом. — Она рассмеялась. Ее смех накатывался волнами, делаясь все громче, все пронзительней.

— Боже мой, — говорил Юджин, на глазах которого появились слезы. — Они просто в обморок попадают. Я стал налетчиком!

— А вообще чем ты занимаешься? — все еще смеясь, осведомилась Бонни.

— Работаю в похоронном бюро, — сообщил Юджин.

В машине разом воцарилась зловещая тишина. Долго никто не осмеливался открыть рот. Было слышно только тяжелое учащенное дыхание. Наконец Бонни напряженно, взволнованно, сквозь зубы процедила слова, выразив чувства всех своих партнеров:

— Пусть убираются отсюда и поскорей.




12


Жизнь на колесах.

Они вели ее постоянно, переезжая из одного места в другое, но не имея возможности развеять ту самую невидимую тучу, что постоянно висела над ними, возвещая беду. Впереди было то же самое, что и позади — вереница налетов, грабежей, убийств, всплески ярости мирных граждан, готовых при первом же удобном случае сообщить полиции их местонахождение. Их уже знала в лицо чуть не вся страна. Они стали популярными, словно кинозвезды.

Бонни и Клайд. Их портреты всегда печатались самым крупным форматом. Затем шли звезды второй величины Бак и Бланш. И еще упоминался третий, неизвестный мужчина.

За ними по пятам неотступно следовал техасский рейнджер, человек с фанатическим блеском в голубых дальнозорких глазах, с черными густыми усами, придававшими ему вид мстителя, которого ничем не остановить. Человек, потерпевший поражение и не желающий сносить насмешки. Человек, поклявшийся жестоко отомстить тем, кто сделал его посмешищем в глазах обитателей его особого замкнутого мира. Он неотступно следовал за ними, расспрашивал, звонил по телефону, пытаясь опередить их на маршруте, навещая местные отделения полиции, автобусные остановки, мотели, придорожные закусочные, — все те места, где они могли бы задержаться, чтобы отдохнуть и подкрепиться. Куда бы они не отправлялись, он узнавал об этом и пускался вдогонку.

Они чувствовали себя в безопасности в Платт-Сити, штат Айова, в городке, ничем не отличавшемся от десятков других, которые они проезжали. Это было тихое местечко, живущее унылой размеренной жизнью, где не происходило ничего такого, что бы могло всколыхнуть горожан или заинтересовать здешнюю полицию. И уж в последнюю очередь тут ждали появления банды Барроу. Налеты на банки и убийства могли случаться где угодно, только не в Платт-Сити! Здесь, в самом сердце Америки, люди проводили день за днем в полной уверенности, что сегодня будет похоже на завтра, завтра на послезавтра и так далее. Один день напоминал другой до неразличимости. Выделялись там лишь такие как Четвертое июля, Рождество или День благодарения. Все остальное не имело значения.

Горожане чрезвычайно расстроились и переполошились бы, узнай они, что члены банды Барроу въехали в мотель Платт-Сити и сняли смежные коттеджи с общим гаражом. Платт-Сити не нуждался в таких, как Клайд Барроу и его друзья-приятели, и жители знали бы что предпринять, проведай они об этом визите. Но жители ничего не подозревали.

Клайд и его друзья собрались в одном из коттеджей. Бак устроился в одном пухлом кресле, Бланш в другом, напротив. Клайд и К. У. развалились на двойной кровати, каждый углубившись в собственные мысли, Бонни же расхаживала по комнате с кошачьей грацией. В ее движениях чувствовалось такое напряжение, словно все ее силы, все ее мысли и чувства, желания и устремления завязывались в узел и веревка натянулась так, что вот-вот лопнет.

Она остановилась, поглядела горестно вокруг и спросила:

— Это что, зал ожидания на вокзале?

Никто не ответил, и она выругалась себе под нос, потом ткнула пальцем в сторону Бака и Бланш и спросила:

— У вас же есть своя комната, почему бы вам не пойти к себе? Почему бы вам не побыть друг с другом?

Клайд вздохнул и поднялся с кровати.

— Расслабься, дорогая, не надо нервничать. Приляг, отдохни. Мы все немного перенервничали…

Бак вяло посмотрел на Бонни, застывшую в центре комнаты и спросил, утратив свое обычное благодушие:

— Что ее так мучит? — Он обернулся к Клайду и повторил вопрос: — Что ее грызет?

Клайд отвернулся. Он хотел обойтись без выяснения отношений. Они слишком много времени проводили вместе и, конечно, неплохо было бы хоть ненадолго разъединиться. Тут надо было все хорошенько обмозговать и найти выход.

— Отстань, Бак, — лениво сказал он.

Но Бак не собирался отставать. Хватит с того, что Бланш проела ему все печенки, требуя, чтобы они оставили Клайда и вернулись домой, к ее папочке. Но дудки! Такая жизнь не для Бака Барроу. Но и это существование ему обрыдло — постоянное ничегонеделание, бегство от полиции, жизнь в каких-то лачугах. Ну а эта самая Бонни, она конечно, ничего, но временами начинала очень много о себе понимать. И напрасно! Если разобраться, внушал себе Бак, она всего-навсего подружка Клайда. Они даже не женаты! Он фыркнул и кивнул головой в ее сторону.

— Что ее, черт возьми, грызет? — сердито говорил он. — Что с ней происходит?

— Со мной-то как раз ничего, — огрызнулась Бонни. — Ничего, кроме того, что я бы дорого дала, лишь бы оказаться подальше от тебя с твоей женой.

— Послушай, — встал с кресла Бак.

— Не смей говорить обо мне так, — запротестовала Бланш. — Я не какая-то дешевка.

— Именно дешевка ты и есть, — отрезала Бонни.

Клайд понял, что надо вмешаться, пока дело не приняло дурной оборот. Он обратился к Бонни:

— Ладно, успокойся и будь немного повежливее.

— Иди к черту!

— Бонни!

— Не учи меня жить, Клайд Барроу!

— Черт с вами! — рявкнул Клайд. — Черт с вами обоими! Можете пойти и утопиться! — Он отошел от них, подошел к окну и что есть силы уперся лбом в стену, оклеенную дешевыми обоями, так, что на шее выступили вены. Он досчитал про себя до десяти, потом еще раз до десяти. Почувствовал, как раздражение постепенно покидает его, подошел к Бонни и попытался ее поцеловать, но она отвернулась. Он улыбнулся той мальчишеской улыбкой, которая так безошибочно действовала на нее, вызывая желание обнимать, целовать, крепко прижимать его. Но Бонни не обратила на это никакого внимания. Он вставил большие пальцы в уши, закатил глаза, зашевелил остальными пальцами и высунул язык, то высовывая, то убирая его, изображая марионетку, которая перестала слушаться кукловода, но Бонни мрачно посмотрела и сказала:

— Перестань, Клайд. Оставь меня в покое. Не приставай ко мне.

Он подавил желание грубо ответить и отошел. В комнате нависло тяжкое, мрачное молчание. Надвигающийся скандал вовремя отвел К. У. Он встал с кровати, широко зевнул и сказал:

— Лично я помираю, хочу есть. А вы как?

Раздались утвердительные возгласы.

— А что, неплохая мысль, — быстро сказал Клайд.

— Я тут приметил закусочную, когда мы сюда ехали. Продают жареных цыплят. Может, кто хочет съездить купить поесть.

Встала Бланш, гордо вскинула голову.

— Я поеду. А то мне обрыдло сидеть здесь и смотреть на ваши вытянутые физиономии.

— Но ты же не умеешь водить машину, дорогая, — заметил Бак, вовсе не собираясь покидать своего кресла.

— Она еще много чего не умеет, — пробормотала Бонни.

— Знаешь что… — начала Бланш.

— Я съезжу с тобой, Бланш, — без особой охоты сказал К. У. — Я поведу машину.

— Очень любезно с твоей стороны, — отозвался Бак.

— Что брать-то? — спросил К. У.

— А что там может быть? — задумчиво осведомился Бак.

— Возьми пять порций цыплят, — сказал Клайд. — Вот и все.

— И что-нибудь на сладкое, — добавил Бак.

К. У. поглядел на Клайда, и тот кивнул.

— Спроси, нет ли у них персикового мороженого, — велел Бак, любовно поглаживая свое брюшко.

— Не беспокойся, милый, — сказала Бланш. — Я привезу тебе мороженое. Я позабочусь о своем муженьке.

Бонни с отвращением фыркнула и отвернулась. Стукнула дверь, известив об уходе Бланш и К. У. Вдруг Бонни охватило такое чувство горечи, что она поняла: еще немного, и у нее брызнут слезы. Она быстро вышла в соседнюю комнату, хлопнув дверью, а там упала на кровать, сбросив туфли, зарылась лицом в подушку, пытаясь ни о чем не думать и поскорее забыться сном. Но сон никак не шел к ней, и она в досаде колотила кулаками по подушке, чувствуя, как в голове у нее растет какая-то чернота.

Ей снова вспомнилась комната в материнском доме. То же самое чувство запертости, безысходности, когда трудно дышать. Птица в клетке с подрезанными крыльями. Ей так хотелось… Только она сама не могла понять, чего именно…

— Детка, что с тобой?

Она перевернулась на спину. Над ней стоял Клайд с озабоченным лицом — меж бровей пролегла глубокая складка. Она протянула к нему руки, и он пришел в ее объятья. Он был крепок, мускулист, и тяжесть его тела приятно возбуждала.

Она прижала его к себе, ее живот прикоснулся к его животу, губы раскрылись, стали ловить его губы. Поцелуй получился долгим, жарким, глубоким, совершенно непохожим на все, что бывало раньше.

Ее объятья сделались еще крепче, потом одна рука соскользнула к его пояснице и прижалась к ней с неодолимой настойчивостью, и он отозвался на это так, как не отзывался раньше. Она положила его руку себе на грудь. Его пальцы были крепкими и нежными, и вдруг под ее соском родилось острое ощущение, которое двинулось дальше, ниже, в то потайное место, куда она так мечтала впустить Клайда. Он прервал поцелуй и сказал:

— Послушай…

— Т-с! Поцелуй меня еще…

— Ты же знаешь, как я к тебе…

Она обхватила ладонями его щеки и снова прильнула ртом к его губам, и после недолгих поисков пустила в ход язык, лаская им его губы, овал рта, зубы, десны, щеки изнутри. Он тихо простонал, откинулся на спину, она навалилась на него.

— Мы не должны, — сказал он. — Это нехорошо…

— Я люблю тебя, Клайд…

— А я тебя, Бонни. Но это не значит, что мы должны тут барахтаться, словно собаки во время течки…

Она улыбнулась и, обводя пальцами линию его подбородка, сказала:

— Может, эти собаки разбираются в жизни получше нас?

В нем происходила безмолвная борьба, Бонни это хорошо видела. Внезапно он выпрямился и сказал:

— Это нехорошо.

— Ты не прав, Клайд. Это ничуть не хуже всего остального.

Его сильное тело вдруг исказила судорога. Он подошел к дальней стене, помолчал с минуту и сказал:

— Ты не понимаешь…

— Я люблю тебя, Клайд. Разве это недостаточно?

Он глубоко вздохнул и попытался выключить память, но в его сознании возникали картины, которые он хотел бы забыть раз и навсегда. Одна из них часто не давала ему покоя: отец и мать в постели, без одежды, в поту, в конвульсиях, отец сверху, мать снизу, он, похоже, делает ей больно, она издает жалобные стоны. Боль, насилие, непристойность происходящего, а затем упреки, сетования матери о том, что настоящее мимолетно и его не ухватить, не догнать… Эти повторяющиеся сцены, которые опустошали, напоминали о недосягаемости желаемого.

Еще толком не поняв, что это за сцены, Клайд дал зарок никогда не причинять боль любимой женщине, никогда не отказывать ей в том, что она хочет. И чтобы не нарушать свое обещание, он решил оставить в стороне многое из того, что делают мужчины…

Когда ему было шестнадцать лет, в его жизни появилась девушка. Она была старше его на два года и успела кое-что узнать и испытать. Как-то раз она отвела его на задворки школы и показала, как надо целоваться, как надо ласкать девушку. В нем нарастало возбуждение и наконец ему просто захотелось кричать криком. Она же стала издавать странные жалобно призывные звуки, ее тело начало извиваться, словно в знак протеста, и он понял, понял, понял, что причиняет ей боль. Он, взъерошенный, растерянный, даже сердитый вскочил, не обращая внимания на ее умоляющие призывы, взгляд, отвернувшись, чтобы не видеть ее раздвинутые ноги, бледный живот и темный мысок, который в то же самое время и притягивал и отпугивал. Она тихо, умоляюще произнесла его имя, но он повернулся и ушел. Он то шагал, то переходил на бег, пока не оказался дома, в безопасности.

— Клайд! — окликнула его Бонни.

Он что-то буркнул, но так и не смог взглянуть на Бонни. Он слишком ее любил, чтобы причинить ей боль, применить силу.

— Клайд, вернись.

— Ты сама не знаешь, что говоришь.

— Я люблю тебя, Клайд. Я хочу тебя…

— Я не могу. Мы не имеем права.

Скрипнула кровать, потом мягко послышались ее шаги. Он понял, что она стоит рядом, хотя она и не пыталась коснуться его.

— Сколько времени прошло с того первого дня, Клайд? Помнишь? Я выглянула из окна и увидела, что ты собираешься украсть мамину машину. Я прямо-таки обезумела от ярости. Помнишь?

— Помню.

— А помнишь, какое впечатление я тогда на тебя произвела?

— Помню. — Он с шумом выдохнул воздух.

— Расскажи, — попросила Бонни.

Он судорожно сглотнул и сказал:

— Ты была без одежды… Совершенно голая.

— Я тебе понравилась, Клайд?

— Ты была удивительно хороша собой.

— Ну расскажи мне, что ты тогда подумал.

— Я видел твою грудь.

— Ну и что еще?

— Ты была очаровательна.

— Я не изменилась, Клайд, — грустно проговорила Бонни.

Он промолчал. Он держался по-прежнему напряженно.

— Хочешь снова на меня посмотреть? Сейчас? И очень близко? А, Клайд? Говори…

Она положила руку ему на плечо, потом стала гладить спину. Она прижалась к его спине щекой.

— Я люблю тебя, Клайд.

В нем разгоралось желание прижать ее к себе крепко-крепко, почувствовать ее мягкое тело, почувствовать вкус ее губ. Неловко, неуверенно он обернулся, и их губы слились в поцелуе.

Когда поцелуй, наконец, закончился, Бонни рассмеялась и задыхаясь проговорила:

— Пошли, Клайд… Пошли…

— А куда?

Она взяла его за руку и потянула.

— Сюда, милый, сюда. В постель.

— Бонни, мне страшно, — проговорил он, упираясь.

— Мне тоже, — рассмеялась она. — Давай вместе изгонять наши страхи.

Он облизнул пересохшие губы и послушно двинулся за нею. Она села на край кровати и стала расстегивать его рубашку. Она принялась целовать его грудь, вовсю работая языком. Губы у нее были горячие и влажные. Клайд начал расстегивать ремень.

— Бонни, я не хочу делать тебе больно, — пробормотал он.

— Мой милый. Ты никогда не сделаешь мне больно.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю и все, — сказала она, улыбаясь и ероша его волосы.

Он опустился на колени и они слились в долгом упоительном поцелуе. Постепенно он стал испытывать ощущение подъема на ранее недосягаемые высоты. Его посетило такое чувство, словно сотни лепестков цветов щекочут его руки, ноги, живот. Его охватила дрожь. От радости. От предвкушения чего-то удивительного — и еще от страха.

Она не спеша раздевала его, ее руки работали уверенно и спокойно. Она не хотела спугнуть его. Когда Клайд оказался обнаженным, то захотел скрыть свою наготу от ее взора, но она удержала его. Она ласкала и баюкала его, и его плоть вернулась к жизни, твердея от прилива желания.

Затем она быстро стала сбрасывать свою одежду, чтобы поскорее оказаться в одном с ним состоянии. Затем они слились воедино, касаясь друг друга губами, грудью, животами. Руки и ноги переплелись, пальцы двигались осторожно, нежно, изучающе.

— О, Бонни… Я и не подозревал…

— Сейчас я тебе покажу, милый…

— Сюда…

— Да, милый сюда. И вот так… да, да, прекрасно…

— Ой, даже слишком…

— Даже слишком — и слишком мало…

Ее тело изогнулось, приподнялось, прижавшись к его телу. Клайд опустился на нее всей тяжестью, придавив к матрасу. Страсть пропитывала все их поры, наполняла собой все конечности, заставляя кровь сильнее биться в венах. В этом было нечто неотвратимое, темное, настойчивое, требовательное, не желающее более оставаться в потемках. Страсть рвалась наружу из темного потайного места в нем. Это была далекая мелодия с ее удивительными ритмами; только ей присущей гармонией. Все это постепенно наполняло его, проникало во все уголки, влажное, таинственное, нежное и неистовое, то, чему можно было научиться только в этой школе.

— Бонни!

— Милый…

— Я люблю тебя.

— Я люблю тебя.

— Бонни.

— Да, да…

— Я не могу…

— Не надо терпеть… Не надо… Отдай все мне… Отдай мне все… выплесни… Дай мне… милый… дай мне все…

Он застонал, не отрывая своих губ от ее.

Потом Клайд стоял у окна и смотрел невидящим взглядом на улицу. На него снова и снова медленно накатывали теплые волны, и он нежился в этом тепле.

— Бонни, — тихо сказал он, не поворачивая головы.

— М-мм? — отозвалась с постели Бонни.

Она лежала голая, накрывшись простыней. Волосы спутались, падали на лицо, груди отяжелели… Настоящая женщина… Удовлетворенная… Наполненная…

Он в два шага подошел к кровати, растерянно развел руками.

— Все было правильно?.. Я все сделал, как надо?

— Ты был прекрасен.

Он по-мальчишески обрадовался, и от возбуждения стал заикаться.

— Нет, серьезно: все должно быть правильно. Это очень важно. Ты мне скажи, если что не так, потому что я тогда постараюсь исправиться, научиться. Это очень важно.

Она привстала на локте. Ленивая улыбка озарила ее лицо, а глаза из-под полуприкрытых век лукаво поглядели на него.

— Ни с одной женщиной в мире так правильно не поступал еще мужчина. Ты самый правильный мужчина, самый настоящий.

— Нет, ты мне скажи, если что…

Она протянула к нему руки:

— Иди сюда, и все услышишь. Мы все обсудим.

Он так и поступил.

Без лишних слов.




13


— Нет, это правда здорово.

Бланш покосилась на К. У., сидевшего за рулем, и отвернулась. Последний раз затянувшись сигаретой, она выбросила окурок в окно.

— Я говорю, здорово, что мы едем вместе, — пояснил К. У. — А то мы никогда даже и не говорили, — продолжал К. У. в присущей ему открытой и дружелюбной манере. — Я слышал, что ты говорила Баку, Бонни, Клайду. У нас много общего.

Бланш заерзала на сиденье и уставилась на маленького круглого К. У. Может, он и прав. Может, у них и правда много общего. По крайней мере, он не похож ни на крутого Клайда, ни на вредную и бессердечную Бонни.

— Что ты имеешь в виду, «много общего»? — осторожно спросила Бланш.

— Даже не знаю, — пожал плечами К. У. — Это я так сказал, для разговора…

Бланш почувствовала смутное разочарование. Ей так был необходим товарищ, тот, с кем можно было бы поговорить, кто мог бы понять ее проблемы. Внезапно ее охватил приступ раздражения.

— Притормози, — крикнула она. — Куда гонишь?

— Я и так ползу — сорок пять, не больше.

В Бланш нарастала тревога, а сегодня ей было особенно тяжело. Она закурила новую сигарету, нервно затягиваясь и выпуская дым.

— Последнее время ты очень много куришь, — улыбнулся К. У.

— Ну и что?

— Ничего.

— О Боже! — Бланш обхватила голову свободной рукой и издала тяжкий вздох. Она закрыла глаза и попыталась перестать думать, попробовать забыть о том, где она и с кем, и что с ней за это время случилось.

К. У. мельком взглянул на ее, потом снова перевел все внимание на дорогу. Его глазки вдруг засверкали. Ему в голову пришла одна неплохая мысль. Очень даже неплохая мысль.

— Эй, Бланш! — окликнул он свою спутницу.

Она что-то промычала, но не обернулась в его сторону.

— У меня есть одна мысль.

— Какая? — устало отозвалась Бланш.

— Почему бы тебе не вернуться домой к твоему папаше?

Она вскинула голову и с новым интересом поглядела на К. У.

— Господи, если бы только я могла! — воскликнула она. — Если бы только я могла… Ума не приложу, как я позволила, чтобы все это случилось. — Она повернулась так, чтобы лучше видеть водителя. — Ты даже не представляешь себе, кто мой отец. Он проповедник.

— Вот это да! Я и правда не знал.

Бланш энергично закивала головой.

— Это сущая правда. Я дочь проповедника.

Ротик К. У. расплылся в улыбочке, которая на время словно застыла. Немного помолчав, он спросил:

— А к какой церкви принадлежит твой отец?

— Конечно, к баптистской, — Бланш дымила сигаретой вовсю. — И главное, он так хорошо относился к Баку, хотя и знал, что тот сидел в тюрьме. Вот какой у меня папа. Он простил Бака, потому что тот оплатил свой долг перед обществом — отсидел срок.

— А мы были Последователи Христа.

— Это так по-христиански. Любовь и прощение, и все такое прочее.

Машина свернула вправо и остановилась. К. У. выключил мотор и терпеливо уставился на Бланш.

— Почему ты остановился? — удивилась она.

— Потому, что мы приехали. Вот закусочная.

— А! — протянула она и добавила с раздражением: — Тогда давай вылезать.

Ресторанчик был длинным и узким, во всю длину зала тянулся деревянный прилавок. Когда К. У. и Бланш вошли, в ресторанчике было всего несколько посетителей, среди них помощник шерифа в пыльной форме цвета хаки. Он машинально глянул на вошедших, но тотчас же потерял к ним интерес и снова уткнулся в свою тарелку. Бланш подошла к стойке, где принимались заказы, и сообщила, что хочет взять. Пока заказ выполнялся, Бланш стояла и нервно теребила сумочку. В двух шагах от нее застыл в своих размышлениях К. У., напрочь забывший об окружающих.

— Прошу, мэм, — раздался голос продавца. Он протягивал через стойку большой коричневый пакет. Бланш стала судорожно рыться в сумочке.

— Послушай, К. У. — нервно сказала она. — Я забыла деньги, мне нечем заплатить. Дай мне пожалуйста.

Шериф, не поднимая головы, покосился в сторону прилавка. Ох уж эти женщины, думал он, методично работая челюстями и прислушиваясь к сценке.

К. У. расстегнул пиджачок, чтобы вынуть деньги. Помощник шерифа перестал есть. Из кармана брюк К. У. отчетливо показалась рукоятка револьвера 38-го калибра. Полицейский опустил глаза. Когда он понял, что К. У. и Бланш удалились, то крикнул продавцу:

— Чарли! Чарли!

— Чего?

— Мне нужен телефон. Я хочу срочно связаться с шерифом Смитом. Срочно!

Обед пошел всем явно на пользу. Еда не только утолила голод, но и успокоила взвинченные нервы. Наступила темнота, и все были готовы отправиться спать. Все, кроме Бонни и Клайда. В каждом из них поселилось новое вожделение. Они были снедаемы желанием, которое отказывалось угаснуть.

Спальня освещалась одной лишь настольной лампой. Бонни сидела на постели в ночной рубашке, поджав ноги и нервно курила. Клайд сидел рядом в трусах, подперев голову рукой, в углу рта тлела сигарета, и он щурился от дыма.

— Ну давай, — потребовал он.

— Погоди, дай подумать. — Бонни зажмурила глаза. Вскоре она их снова открыла, и в них блуждал лукавый огонек.

— Ж, — сказала она.

— И, — отозвался Клайд, немного подумав.

— Л, — сказала Бонни.

— Еще Л, — сказал Клайд.

На лице Бонни выразилось недоумение. Она подумала и сказала:

— Что-то я не очень… А что там у тебя?

— Жиллет! — воскликнул Клайд.

— Жилет! — насмешливо воскликнула Боини. — Так он же пишется-то через одно Л!

— А черт!

Бонни снова рассмеялась, на этот раз весело и беззаботно.

— Ты опять проиграл. Третий раз подряд! Ты уже наполовину бол-ван! А я ум-ница!

— Может быть, — согласился Клайд, — только ты выглядишь как ске-лет, потому что у тебя на ребрах нет мяса!

С этими словами он обрушился на Бонни, тиская ее ребра. Она издала вопль и изогнулась, словно желая избавиться от его объятий.

— Перестань, Клайд. Перестань! Клайд! Клайд!

Но он и не думал отпускать ее, и они стали барахтаться на кровати, дико хохоча. Теперь она уже щекотала его, и он весело смеялся. Они открыли для себя новую свободу в отношениях — тесную физическую близость, жаркую, удивительно интимную и в то же время совершенно невинную. Эта близость нарастала, усиливалась.

— Эй, вы, потише! Поспать нельзя человеку! — завопил К. У., вскочив с кресла на другом конце комнаты.

Бонни и Клайд оставили его протест без внимания. Они продолжали хихикать и барахтаться в постели. К. У. неодобрительно фыркнул и, взяв подушку, встал с кресла.

— С вами не отдохнешь, — пожаловался он. — Пойду посплю в машине, там по крайней мере никто мешать не будет.

Он взял одеяло, и, волоча его за собой, как шлейф, направился к двери, что вела в гараж. Но когда он поравнялся с окном, его вдруг залило ослепительным светом. К. У. заморгал и попятился.

— Какого черта! — начал он и осекся.

Клайд сел в постели. Он уже не смеялся. Он схватил брюки и крикнул:

— Это полиция!

Помощник шерифа, которого на свою беду встретили в ресторанчике Бланш и К. У., не сидел сложа руки. Он порасспросил горожан, позвонил кому надо по телефону. Наконец методом исключения он вычислил этот мотель.

Шесть полицейских машин стояли на газоне вокруг двух домиков, населенных членами банды Барроу. В машинах было полно вооруженных полицейских. Четверо из них двинулись с револьверами в руках по газону. В их походке были опаска и напряжение, столь свойственные тем, кто бредет навстречу верной гибели. Они подкрались к домику, где спали Бланш и Бак. Один из них громко постучал:

— Открывайте, это полиция!

Бак и Бланш сели на кровати. Бак потянулся к своему револьверу, готовый бросить им вызов. Но Бланш выкинула руку и зажала ему ладонью рот, прежде чем он мог что-то крикнуть.

— Полиция и с той стороны, — сказала она.

План сработал. Четверо вооруженных представителей закона шли по траве мимо гаража к домику Бонни и Клайда. Они были шагах в семи от двери, — когда раздался звон стекла.

— Осторожно! — крикнул один из них, но было поздно.

Ночную тишину разорвал грохот выстрелов, и один полицейский рухнул на землю. Остальные поспешили укрыться.

В домике К. У. и Бонни заняли позицию у окон и методично стреляли по машинам, а полицейские спешно разбегались, занимая места в укрытии.

— Надо удирать отсюда, — кричал Клайд. — Иначе нам крышка! Я пробираюсь к машине.

— Давай! — крикнула в ответ Бонни, не прекращая стрельбы.

Еще двое атакующих рухнули на землю, а двое других успели укрыться. И вдруг ночь прорезал луч прожектора. Бонни прикрыла глаза ладонью.

— Это еще что такое? — крикнул К. У.

Бонни некоторое время вглядывалась из-под козырька, затем крикнула:

— Эти сволочи притащили броневик. Стреляй по прожектору, стреляй!

Она стреляла из двух револьверов, К. У. строчил из автомата Томпсона. Очередь пробила окно броневика, и машина резко свернула в сторону, когда тяжело раненный водитель упал на руль. При этом тяжестью тела он нажал на клаксон так, что ночь огласилась пронзительным воем — достойный аккомпанемент звукам пальбы.

В гараже Клайд наладил автоматическую винтовку Браунинга и лишь потом подошел к двери, вздрагивающей под ударами вонзающихся в нее пуль. Одним неуловимым движением он распахнул ее и выпустил серию выстрелов по огням. Затем он ринулся к машине и прыгнул в нее. Держа руль одной рукой, а второй винтовку, и стреляя через открытое окно, он вывел машину из гаража на аллею.

Мимо свистели пули, но Клайд не прекращал отстреливаться. Дверь коттеджа распахнулась, на пороге показались Бонни и К. У., стреляя в темноту. Пригнувшись, они короткой перебежкой преодолели открытое пространство и прыгнули в машину.

— Где Бак и Бланш? — кричала Бонни.

— Мы едем без них? — вопил К. У.

— Вон они, — отвечал Клайд. — Вон они! Стреляйте!

Дверь второго коттеджа открылась, и на пороге показались Бланш и Бак, прикрываясь матрасом как щитом. В свободной руке Бака был револьвер, и Бак стрелял в полицейских.

— Бак! — проорал сквозь грохот Клайд. — Давай сюда!

Бак и Бланш пытались бежать, но матрас был тяжелый и мешал. Пули вонзались в матрас, и одна, пройдя через него, задела Бака. Он издал крик боли и упал. Не имея сил одна держать матрас, Бланш тоже упала.

— Бака ранило! — крикнул Клайд. — Я к нему!

— Тебя убьют! — крикнула Бонни.

Клайд выскочил и, пригнувшись, побежал к Баку. Пули свистели вслед, вырывая куски дерна. Клайд откинул матрас в сторону, поднял Бака и стал возвращаться к машине. Бланш следовала за ними истошно вопя:

— Они убили Бака! Они убили его!

Грохот стоял оглушительный, и казалось невероятным, что можно уцелеть в этом огненном шквале. Машина содрогалась от впивавшихся в нее пуль, но Клайду удалось завести мотор, и она вдруг прыгнула, рванув с места в карьер, словно перепуганный жеребец. Они еще не доехали до середины подъездной аллеи, а стрелка спидометра была уже на шестидесяти. Дорогу им преградил помощник шерифа с двустволкой.

Он отскочил из-под колес в самый последний момент, выстрелив в падении. Одна пуля пробила заднее стекло, превратив его в тысячу осколков, Бланш закрыла лицо руками и откинулась назад с криком:

— Ранили! Меня ранили!

Осколок стекла угодил ей в глаз. Что-то теплое и влажное потекло у нее между пальцев, и это заставило Бланш снова перейти на крик. Но никто из членов банды не обратил на ее стенания никакого внимания. Они стреляли по полицейским машинам, устремившимся в погоню. Их машина вылетела на шоссе, Клайд изо всех сил сжимал руль. В голове у Клайда творилась полная неразбериха. Он в одно и то же время пытался понять, как так случилось, что полиция их выследила, и старался найти выход, придумать план спасения.

Ему удалось увеличить разрыв между их машиной и преследователями. Стрельба прекратилась. Он подался вперед, крепко стиснув руль, вглядываясь в ночь, несущуюся навстречу. Он лихорадочно искал тот единственный путь, что привел бы к спасению.

В машине творилось нечто невообразимое. Бак, получив ранение в голову, стонал и метался, истекая кровью. Бланш, разрываясь между тревогой за мужа и своей собственной раной, истерически кричала, умоляла Клайда отвезти их в больницу, найти доктора.

— Он же твой брат, — умоляюще бормотала она. — Пожалуйста, спаси его, не дай ему умереть, Клайд!

К. У. сидел, содрогаясь от беззвучных рыданий, с автоматом на коленях.

— Замолчите! Все вы замолчите! — кричала Бонни.

Но никто не обращал на нее внимания.

— Похоже, мы от них ушли, — сказал Клайд.

С тех пор, как они начали свой безумный бег, прошло с полчаса. В машине наступила относительная тишина, только Бак время от времени постанывал. Бланш, уткнув лицо в ладони, качалась из стороны в сторону, но стонать перестала.

— Надо пересесть в другую машину, — буркнул Клайд. — Так что разуйте глаза.

Они ехали по приятной улице какого-то пригорода мимо больших комфортабельных домов и молчали.

— Вон там, справа, — сказала Бонни, показывая на машину.

— К. У., сядь в нее и следуй за мной, — распорядился Клайд.

— Ладно.

Клайд притормозил, К. У. вылез и тотчас же влез в новенькую скоростную туристскую машину, на которую указал Клайд. Дав задний ход, он вывел ее на улицу и пристроился в хвост Клайду. Так они и ехали тандемом.

К. У. заплутал во времени. Он ехал один в украденном лимузине, плакал и бормотал какие-то ругательства, издавал стенания, жалобы. Он и не представлял, что все может обернуться вот так: стрельба, кровь, кошмар. Он не хотел, чтобы так получилось.

Клайд тоже. Лихость и веселье давным-давно исчезли из его жизни. Остался страх, ощущение загнанности, тупика. В груди горел костер, и он хотел одного: лечь под темным небом и вдыхать прохладный ночной воздух.

— Давай где-нибудь остановимся, — сказала Бонни.

— Надо передохнуть. — Она посмотрела на заднее сиденье. — Бак тяжело ранен. Да и Бланш тоже.

Клайд что-то промычал в ответ. Они ехали по проселку и проезжали какие-то деревья. Это был, похоже, лес. За поворотом обнаружилось подобие поля. Луг, за которым начинался густой лес — мирный, тихий сельский пейзаж.

— Здесь и остановимся, — сказал Клайд.

Обе машины свернули с дороги, поехали по лугу, подпрыгивая на кочках, разрезая фарами темноту, словно выискивая что-то потерянное. Наконец они остановились посредине луга. Затем медленно, нехотя, словно боясь лишиться спасительного укрытия, Бонни, Клайд и их партнеры вылезли из машины, помогая друг другу.

В свете фар они могли как следует разглядеть друг друга. Полуодетые, в пижамах, ночных рубашках, в поту и крови. Грязные, усталые. Лица, недавно еще такие молодые и свежие, были измождены страхом.

Клайд и К. У. вытащили Бака из машины и положили на траву. Клайд опустился на колени и осмотрел рану.

Одного взгляда на пробоину в черепе было достаточно, чтобы понять: помочь Баку уже невозможно.

Бак что-то мычал, бормотал в полузабытьи. Бланш опустилась на колени и, все еще держась рукой за глаза, начала молиться с истерическим усердием.

— Господи, пожалуйста, помоги нам. Дорогой отец небесный, вызволи нас из этой жути, и Бак больше никогда не совершит ничего плохого. Обещаю тебе, Господи, он будет примерным христианином…

Бонни отошла в сторону, мрачно глядя на эту сцену. К ней присоединился К. У. Он махнул рукой в сторону Бака и сказал:

— Он без шансов. Ему снесли пол головы.

— Заткнись К. У., — отозвалась она.

И тут Бланш издала пронзительный вопль раненого зверя:

— Глаза! — верещала она. — Мои бедные глаза! Я ослепла!

Бонни подошла к машине и вернулась с темными очками. Она надела их на Бланш со словами:

— С тобой все будет в порядке.

— Пожалуйста, — голосила Бланш. — Отвезите нас к доктору. Вы должны это сделать. Мы погибнем.

Бонни выпрямилась и произнесла с безжалостной прямотой:

— Какой еще доктор? Надо выбираться из этой западни.

— Клайд! — завопила Бланш. — Отвези нас к доктору. Пожалуйста! Мы можем умереть.

— Нельзя, Бланш, — тихо отозвался тот. — Это слишком опасно.

— Он же твой брат!

Клайд посмотрел на Бака. Потом, окаменев лицом, твердо произнес:

— Я не могу этого сделать.

Бак зашевелился и попытался сесть. Он пробормотал:

— Брат, ты? Надо доктора… Доктора… — Он упал навзничь и потерял сознание.

Бланш снова стала раскачиваться взад и вперед в молитве, издавая в то же время странные стонущие звуки.

К. У. лег в траву, вдыхая сладкий луговой запах.

Бонни села на подножку одной из машин и уставилась в темноту, в черную ночь.

Клайд сидел рядом с братом. Он гладил его волосы и ждал, когда наступит смерть.




14


День подкрадывался медленно. Но рассвело вдруг как-то сразу. Луг посветлел, появилось серое пятно, окруженное темной массой деревьев. Затем возникли два силуэта машин. Одна старая потрепанная, разбитая, как и люди, собравшиеся вокруг нее, другая, напротив, новенькая, дорогая, мощная.

Небо на востоке совсем посветлело. От этого стало светлее и на лугу. Деревья на опушке леса начали отбрасывать длинные тени.

Банда Барроу никак не отреагировала на наступление нового дня. Бланш плакала, беззвучно и бесслезно. Клайд сидел, склонившись над Баком, время от времени поглаживая его изуродованную голову. К. У. лежал в траве, бесцельно срывая стебельки. Бонни стояла и курила, стараясь ни о чем не думать.

Вокруг стояла тишина.

Но внезапно что-то зашевелилось среди деревьев. Между черно-зеленых теней что-то забелело. Из леса вышел человек и, сложив руки рупором, крикнул:

— Сда-вай-тесь!

Эти три слога приплыли к Клайду и его партнерам медленно, словно покачиваясь на тихих волнах утреннего воздуха. Три самых заурядных, самых обыкновенных слога. Казалось, они ничем не связаны. По крайней мере Клайду и его друзьям потребовалось какое-то время, чтобы уловить смысл и источник этих звуков.

Но затем тишина и спокойствие сгинули без следа. Началось беспорядочное суматошное движение. Клайд и его партнеры схватились за оружие, за револьверы. Они открыли огонь. Они стреляли по деревьям, палили по человеку в белом, который исчез также неожиданно, как и появился, заставив их гадать, был ли он на самом деле или померещился.

Снова наступила тишина. Так был или не был этот человек? Не сыграло ли злую шутку их расстроенное воображение? Время как бы застыло.

— Убираемся отсюда! — крикнул Клайд.

Шквал огня! Выстрелы из винтовок и пистолетов. Из-за каждого куста, дерева, поваленного бревна. Сплошные красные и белые вспышки. Началась яростная, безжалостная атака, цель которой — уничтожить банду Барроу раз и навсегда.

— Окружили! — крикнул К. У. — Они нас окружили!

— Их там человек двести! — простонала Бонни.

Она не намного ошиблась. Помощник шерифа в ресторанчике предупредил шерифа, а тот, в свою очередь, поднял на ноги всю полицию в округе, всех фермеров, у кого было ружье, всех лавочников, у кого имелась двустволка, всех мальчишек, у кого в доме нашелся дробовик. И все эти люди хотели одного — принять участие в уничтожении Бонни, Клайда и всех остальных. Это было событие, о котором потом можно будет вспоминать всю жизнь. Велихая облава. Во имя закона и порядка они поливали зеленый луг свинцом. Все от мальчика до старика были исполнены решимости выполнить свой долг.

Для Клайда и его партнеров это было жутким сном — серым, невнятным кошмаром, где все двигалось, как в замедленной съемке. Мир рухнул окончательно и бесповоротно. Пригибаясь, ползком, спотыкаясь, они ринулись к машине — к старой, испытанной в боях.

Бегство без оглядки оставалось единственным выходом. Остаться и принять бой было просто нелепо, равноценно самоубийству. Кое-как они залезли в машину. Клайд втащил туда Бака, который отчасти даже пришел в себя и, испуская протесты и ругательства, исполнился решимости выжить и выстоять.

Клайд сел за руль, дернул за переключатель скоростей, нажал на педаль. Машина рванулась к лесу, откуда раздался новый залп. Машина резко вильнула в сторону, подпрыгнула, словно рехнувшееся существо, двинулась дальше, держа курс на большое дерево. Но перед ней оказался человек, вскинувший винтовку. Грянул выстрел, лобовое стекло разлетелось вдребезги. Клайд вскрикнул и правой рукой ухватился за левую. Между пальцев потекла кровь.

Машина, лишившись управления, по своей собственной инициативе медленно описала полукруг по полю и врезалась в пень. Она завыла, потом зачихала, мотор заглох, упала фара и отвалился бампер.

Старая машина скончалась.

Но банда Барроу еще жила. Еще не все было потеряно. Под яркими лучами солнца сияла вторая машина, излучая силу и мощь.

— Пошли! — крикнул Клайд и ринулся к машине. — Уедем во второй!

— А получится? — выдохнула Бонни.

— Другого выхода нет.

Они бросились к ней бегом. К. У. поддерживал Бланш, Клайд — Бака.

Люди в лесу поняли, что задумали их противники, потому что сразу поднялись крики:

— Нельзя дать им уехать! Огонь! По машине! Надо взять их!

Снова загремели выстрелы, пули безжалостно терзали красавец-лимузин. Во все стороны летела краска. Лопнула шина. Разбилась фара. Из окон вылетели стекла. Машина буквально разваливалась на части. Это был расстрел, и он подействовал на нервы даже расстреливавших. Кое-кто перестал стрелять. Но не все. Одна пуля ударила в бензобак, потом вторая. Со свистом вверх взлетел столб огня. В оранжевом пламени гибла машина. Стрельба прекратилась. Посреди поля, недалеко от того места, где они провели ночь, выдохшиеся вконец Бак и Бланш прилегли за поваленным деревом. Клайд, Бонни и К. У. из последних сил бежали к опушке леса. Это была их единственная возможность спастись.

Из-за кустов и деревьев стали появляться вооруженные люди. С заряженными пистолетами, револьверами, винтовками, дробовиками, они приближались к Баку и Бланш. Они не собирались рисковать. Они подошли вплотную, двое схватили Бака, попытались поднять.

— Не надо! — крикнула Бланш. — Он умирает. Оставьте его в покое. Не надо!

Кто-то схватил и ее, но она вырвалась, спотыкаясь подошла к мужу, оттолкнула его конвоиров. Заботливо опустив его на землю, она забормотала:

— Не умирай, папочка, не умирай… не умирай…

Ее схватили, отпихнули в сторону, потом перевернули Бака на спину, чтобы получше рассмотреть знаменитого налетчика.

— Пустите его! — визжала Бланш. — Дайте ему спокойно умереть! Дайте ему спокойно умереть! — Она замолчала и тихо заплакала.

Полицейский, державший Бака, отпустил его. Тот упал на траву и скончался. Бланш издала тихий, скорбный стон и обмякла в руках державших ее мужчин.

Клайд, Бонни и К. У. добежали до леса. Они не остановились, оказавшись под прикрытием деревьев. Бонни казалось, что у нее лопнут легкие, нош не слушались, но она не сдавалась. В любой момент могли появиться полицейские и открыть по ним огонь. Но никто не появился.

Они прошли через лес, перешли поле, оказались в сосновой рощице. За ней текла бурная речушка. Клайд стал первым спускаться по крутому берегу, потом остановился, чтобы помочь спуститься спотыкавшейся, падавшей Бонни. За ними в воду прыгнул К. У. Они были на середине речушки по грудь в воде, когда появился помощник шерифа.

Не говоря лишних слов, он прицелился и выстрелил, и Бонни получила пулю в плечо. Пуля ударила со страшной обжигающей силой, и Бонни, вскрикнув, упала в воду. Никогда до этого ей не приходилось испытывать такую боль, и ее крик стал криком испуганного животного.

Клайд обернулся, увидел противника, выстрелил, тот упал замертво. Первым добрался до Бонни К. У. и дотащил ее до другого берега. Выбравшись из воды, они углубились в кукурузное поле, скрылись среди высоких стеблей.

— Вперед, — бормотал Клайд.

— Мне надо отдохнуть, — говорила Бонни. — Вы давайте… идите… без меня.

Они сделали еще несколько шагов и остановились. Клайд вгляделся и объявил:

— Там ферма… Может, найдется машина… Обязательно… Подождите здесь.

Он двинулся вперед, его несли силы, о существовании которых он прежде не подозревал. Подойдя ближе к дому, он увидел на подъездной аллее машину. Неуверенными, спотыкающимися шагами он двинулся к ней, сжимая в руке револьвер и надеясь, что никто не увидит его, никто не выйдет навстречу, чтобы помешать…

Надежды его оправдались. Он сел на переднее сиденье, за руль, завел мотор, потом двинул машину к полю, к товарищам. Ничто не могло теперь остановить его. Ничто и никто. Он затормозил возле Бонни и К. У. и вылез.

— Помоги мне, К. У., — сказал он. — Мы с Бонни поедем сзади. А поведешь машину ты.

К. У. пожевал нижнюю губу и сказал:

— Ладно, Клайд.

— Надо убираться отсюда.




К. У. с непривычно сосредоточенным лицом подался вперед, словно хотел придать машине больше скорости. Он был грязный с голой грудью и заплывшими глазами. Время утратило для него всякий смысл и он не мог взять в толк, давно ли ведет машину. На заднем сиденье лежал в полузабытьи с кровоточащей раной в руке Клайд Барроу. Рядом с ним была Бонни Паркер с перевязанным кое-как плечом. Она урывками дремала.

Наконец Клайд вышел из забытья, сел прямо и уставился на затылок К. У.

— Где мы сейчас? — спросил он водителя.

— Точно не знаю.

— А который час?

— И этого не могу сказать. Я даже не знаю, какой сейчас день.

— Вперед, К. У., — сказал Клайд, и в голосе его вновь послышались старые властные нотки. — Надо найти безопасное место и отдохнуть.

К. У. вытянул губы в ниточку и сказал сухо:

— Я еду домой, на отцовскую ферму.

Клайд попытался что-то сказать, передумал, а мгновение спустя снова откинулся на спинку сиденья — он потерял сознание.

Начало смеркаться. Машина прыгала по проселку. К. У. сильно нервничал. Бонни и Клайд оказались в плохой форме, и без доктора, похоже, им было не обойтись. К. У. молил Бога, чтобы довезти их живыми до фермы отца.

Тут-то он и заметил маленький лагерь Оки[1 - В начале 30-х годов так назывались мигрирующие сельскохозяйственные рабочие, согнанные с родных мест Оклахомы засухой и деятельностью банков, отбиравших фермы у тех, кто разорился.] у озерца. Горел костер, а вокруг него сгрудилось несколько «фордов» модели «Т» и пикапов, груженных всякой домашней утварью. Кочевники сидели вокруг костра, женщины готовили ужин.

К. У. притормозил и свернул к лагерю. Тотчас же к нему повернулись лица собравшихся — в основном старые изможденные лица людей, в прошлом потерпевших сокрушительное поражение и не верящих в будущее. Они смотрели на приближающегося к ним К. У. без особого дружелюбия.

К. У. нервно почесал нос и спросил:

— У вас водички не найдется?

Какое-то время стояло молчание. Потом один из мужчин постарше хмыкнул и, зачерпнув из ведра, подал ему кружку воды. Он подошел к К. У., подозрительно оглядывая его и не давая кружку, хотя тот и протянул руку.

— Кто ты такой, парень? — спросил старик с кружкой. В его голосе не было враждебности, только обеспокоенность человека, желающего знать, что к чему в этом мире.

— Меня зовут Мосс. К. У. Мосс.

Это, похоже, удовлетворило спросившего. Он протянул кружку К. У. Тот поспешно схватил ее и выпил залпом. Так быстро, что поперхнулся и начал кашлять.

Главный Оки подошел к машине, обошел ее, заглянув на заднее сиденье, потом сказал чуть ли не с благоговением:

— Это Бонни Паркер и Клайд Барроу.

Он словно застыл, изучая Бонни и Клайда. К машине потихоньку приблизились и остальные. Бонни сидела, держась за раненое плечо, не обращая внимания на собравшихся. Из толпы вышла женщина и вскоре вернулась с плошкой супа. Она подала ее К. У. Тот взял, поблагодарил и начал жадно пить.

Увидев, что Клайд зашевелился, один из мужчин зажег сигарету и, протянув руку в окно, осторожно, словно боясь причинить новую боль раненому, вставил ее Клайду в рот. Она так и осталась тлеть, зажатая губами раненого. У Клайда не было сил даже затянуться.

К. У. допил суп и, вернув плошку женщине, еще раз поблагодарил ее. Он сел в машину, завел мотор.

Мужчины, женщины и дети стали отходить назад. Клайд посмотрел на них. Ему удалось чуть заметно кивнуть головой. Это было выражением признательности, тем проявлением благодарности, на какое он оказался только способен. Машина снова выехала на дорогу и поехала дальше.

Маленький мальчик дернул отца за штанину и спросил:

— Па, а кто это приезжал?

— Бонни и Клайд, — тихо ответил он. — Они грабят банки.




15


Маленькая ферма находилась в нескольких милях от городка Аркадия, в штате Луизиана. Дом, амбар, сарай были старыми, покосившимися. В доме было темно, свет не горел.

Но К. У. не мешала темнота. Он без труда нашел проселок, который вел от шоссе к отцовской ферме. К. У. уверенно вел машину по извилистой дороге, осторожно объезжая рытвины и ухабы, чтобы не потревожить Бонни и Клайда. Подъехав к дому, он нажал на клаксон один раз, другой. Он прекрасно помнил, как крепко спал его отец.

Прошла долгая минута. Потом на крыльце зажегся фонарь — тусклый желтый шар, и на него вышел человек. Прищурившись, он вглядывался в темноту. Это была увеличенная и постаревшая копия К. У. Коренастый, располневший человек с лысиной, окаймленной седыми взъерошенными волосами.

— Кто там? — крикнул он. В голосе сочетались холод и неуверенность. — Кто там? — повторил он.

— Пап, это я! — крикнул К. У.

Ивен Мосс подошел к краю крыльца и снова крикнул:

— Кто там?

К. У. выбрался из машины, зябко передергивая голыми плечами от ночной прохлады.

— Это я, К. У. Кларенс.

— Кларенс? — переспросил Ивен Мосс.

Он спустился по ступенькам и неуклюжей походкой двинулся к сыну. Они заключили друг друга в объятья. Ивен похлопал сына по спине и отступил на шаг.

— Рад видеть тебя, сын. Хорошо, что ты вернулся. Ты мне очень пригодишься, я без помощника как без рук.

Вдруг его лицо исказила недовольная гримаса: в свете фонаря он что-то увидел.

— Что это у тебя тут? — злобно буркнул он.

— Где? — не понял К. У.

Ивен указал пальцем на грудь К. У.

— Вот это. Что это за картинка? — в голосе Ивена безошибочно угадывалось отвращение, на губах появилась презрительная насмешка.

Ротик К. У. тоже искривился, и он погладил себя по груди.

— Это татуировка, папа. Я тебе потом все расскажу. Мои друзья в машине… они ранены. Помоги отвести их в дом.

Ивен коротко взглянул на сына, потом подошел к машине. Он пристально поглядел на Бонни и Клайда на заднем сиденье. Когда он обернулся, его круглое лицо было сосредоточенно-раздумчивым.

— Господи, что с ними стряслось? Ты попал в беду?

— Да. Это Клайд Барроу и Бонни Паркер. — Ивен поднял брови, но промолчал, а К. У. продолжал: — Нас чуть не поубивали. Они тяжело ранены. Давай отведем их в дом.

Ивен медлил.

— Зачем ты привез их сюда? А если узнает полиция, тогда что?..

— Куда же мне было их везти? Некуда. Ладно, папа. Потом… Они ранены.

Ивен издал звук, означавший согласие. Он вытащил из машины Клайда и повел его, спотыкающегося, к дому. К.

У. стал помогать Бонни. Ивен поглядел на сына и выругался. В свете фонаря было видно, что он ошарашен.

— Зачем ты так пометил себя, Кларенс? Зачем тебе эта татуировка? Зачем ты совершил эту глупость?

— Ладно тебе, па, — мотнул головой К. У.

— Я тебе задал вопрос.

— Потом, папа, — сказал К. У. очень тихо. — Пойдем. Открой дверь.




Офис шерифа в городе Декстер, штат Айова, ничем не отличался от других полицейских участков. Обычная комната: стол с дубовой столешницей, несколько жестких стульев. Одна дверь выходила на улицу, другая в коридор, где были камеры. У одной из стен стоял запертый шкаф с ружьями, над столом висела лицензия шерифа в рамке.

Шериф был пузатым, с мешками под глазами, с испещренным красными прожилками носом картошкой. Он сидел, закинув ноги на стол, а рядом с ним стоял приземистый, мрачный помощник. Они читали газету, где описывалась перестрелка с бандой Барроу. Были там и фотографии, среди них и снимок убитого Бака Барроу.

— Гляди, — говорил помощник шерифа, тыкая в газету пальцем. — Я был среди тех, кто брал банду. Вон там. Видишь? Я сразу за Джеком Бойдом.

— Точно, точно. Это что ли ты, Билли?

— Можно я вырежу снимок, шеф?

— Ну конечно. Давай, валяй!

Шериф передал газету помощнику, и тот аккуратно вырезал фотографию, сложил в несколько раз и сунул в бумажник.

— Никак не могу взять в толк, как это мы упустили остальных, — пожаловался Билли.

— Ох уж этот Клайд Барроу, — сочувственно покивал головой его шеф. — Это же черт знает что за бестия. Похоже, он просто неуловим — и он, и эта самая его Бонни.

У Билли вдруг сделался отсутствующий взгляд, он словно углубился в себя.

— Да уж, — с досадой пробормотал он, — может, этому техасскому парню удастся их сцапать. Я говорю про Фрэнка Хамера. Если уж ему не обломится, тогда во всей Америке не найдется человека, способного их остановить.

— Да уж. Ты слыхал, что этот Хамер уволился Из рейнджеров, потому что губернатором Техаса стала женщина? Сказал, что не будет подчиняться никаким бабам.

— И правильно сделал, — буркнул Билли. — Я бы тоже уволился. Этот парень прав на все сто. Скольких он, кстати, подстрелил на своем веку?

— Говорят, шестьдесят пять человек.

— Вот сукин сын! — с восхищением сказал Билли.

Входная дверь распахнулась, и в комнату вошел высокий человек в хаки. У него были дальнозоркие голубые глаза и густые усы. За его притворным спокойствием чувствовалось какое-то неистовство. Большая рука опустилась к бедру, на рукоятку кольта 45-го калибра, и он уставился на двух представителей закона с явной снисходительностью.

Это был тот самый человек, который, попав в руки Клайда Барроу и его друзей, подвергся личному и публичному оскорблению. Тот, кого они оставили скованным наручниками в лодке посреди озера, тот, кто дал себе страшную клятву отомстить обидчикам и посвятил этому все свое существование. Он обратился к шерифу и его помощнику ровным учтивым тоном, но за всем этим безошибочно угадывалось презрение к полиции.

— Прошу прощения, это шериф Смут?

— Да, — сказал шериф. — Смут это я. Чем могу быть полезен?

Высокий пришелец смерил шерифа холодным взглядом и счел, что тот заслуживает особого уважения.

— Я Фрэнк Хамер, — объявил он.




Ивен Мосс шел по тропинке от дома к почтовому ящику у дороги. Его грязная голубая рубашка выбилась из брюк, рукава ее были закатаны, открывая загорелые мускулистые руки, брюки сидели мешком. Он шел низко опустив голову, словно задумавшись, и однажды коротко оглянулся на дом, на крыльце которого сидели Бонни, Клайд и К. У.

Они быстро идут на поправку, размышлял Мосс, и скоро, похоже, опять двинутся в путь-дорогу. Они приехали сюда меньше, чем неделю назад, но теперь хоть и по-прежнему были в бинтах, явно окрепли.

Они сильно отличались от других. В них было нечто непонятное Ивену, не поддававшееся его пониманию — какая-то чистая сущность, словно им удалось избавиться от всего наносного, лишнего, что так тяготило его самого. Лицо Бонни без косметики было худым, аскетичным, проясненным. Клайд же, словно набравшись силы от земли, к которой прикоснулся, утратил былую напряженность, снова стал самим собой.

В почтовом ящике была только местная газета, выходившая раз в неделю. Ивен вынул ее и раскрыл уже вернувшись на крыльцо.

— Прочти вслух, папа, — сказал К. У.

— Да, — лениво отозвался Клайд, — что там они о нас пишут?

— Вот, — сказал Ивен Мосс. — Банда Барроу пробивается через самое большое окружение.

— Хороший заголовок, — усмехнулся Клайд.

Ивен тоже хмыкнул и продолжил чтение:

— Они пробились через окружение, заявил шериф Смут.

— Смут! — захохотал Клайд, весело хлопая себя по бедру. — Хороша фамилия, ничего не скажешь! — Он взял газету из рук Ивена. — Ну-ка, ну-ка, — забормотал он, и на лице его появилась широкая улыбка. — Ты только послушай, Бонни, что они пишут на первой полосе! Послушай… как сквозь землю провалились Бонни, Клайд и третий неопознанный участник. Это ты, К. У. — Полицейские Айовы были удивлены невероятным исчезновением блуждающей банды Клайда Барроу и его подруги желтоволосой Бонни Паркер…

Бонни задумчиво потрогала волосы и промолчала.

— Да уж, — саркастически заметил Клайд. — Мы просто расправили крылышки, поднялись в воздух и улетели. — Он рассмеялся — слишком быстро, слишком громко. — Каково, Бонни? Мы с тобой попали на первую полосу! Здорово, да?

К. У. весело захлопал в ладоши.

— Представляешь, папа, какие знаменитости у тебя в гостях! Неплохо, да?

Ивен Мосс прочертил носком ботинка какую-то фигуру на досках веранды и изобразил на своем широком лице услужливую улыбку.

— Ну да, конечно. Это прямо какая-то фантастика! Большая честь.

У Клайда от этого совсем улучшилось настроение, и, откинувшись на спинку стула, он произнес:

— Вот что я скажу, вам, мистер Мосс. Вы оказали нам гостеприимство, и я хочу заплатить вам сорок долларов. Идет?

Ивен энергично потряс своей круглой, как мяч, головой:

— Нет, нет, мистер Барроу, не надо мне ваших денег. Честное слово, не надо. Я очень рад, что вы оказали мне честь… Да, да. Друзья Кларенса — мои друзья. Имейте это в виду.

— Ну, как знаете, — отозвался Клайд, охотно принимая комплимент. Он снова углубился в газету и стал читать вслух: — Полиция заносит в свой актив поимку Бланш Барроу и убийство Бака Барроу, который скончался, после того, когда его брат Клайд сбежал.

Радостное выражение сразу же исчезло с лица Клайда. Он вскочил на ноги в досаде и обиде. Лицо его вытянулось, губы сжались.

— Сбежал? Чего они хотят этим сказать? А что еще я мог сделать?

— Ну конечно, Клайд, у тебя не было другого выхода, — отозвалась Бонни. — Не волнуйся!

— Мерзавцы! Он уже успел умереть к тому времени. Уже умер! И они это прекрасно знали!

— Ну да, Клайд, Он уже успел умереть.

— Я ничем не мог ему помочь, — продолжал неистовствовать Клайд. — Бак был моим братом, самым близким человеком. Я бы ни за что не оставил его, если бы у него был хоть один-единственный шанс.

— Не волнуйся, милый. Зачем так волноваться из-за какой-то дурацкой статейки?

— Сбежал… — бормотал Клайд, глядя в даль, на поле… — Сбежал! Им ли не знать…

К. У. встал, потянулся и сказал:

— Ну что, папа, может, поедим?

— Пожалуй, — неохотно отозвался Ивен. Он не хотел пропустить ничего из того, что говорили его гости.

— Ну как насчет немного подкрепиться, друзья?

— Потом, мистер Мосс, — сказала Бонни.

— Хорошо, — отозвался тот. — Когда проголодаетесь, то дайте знать. Все, что у меня есть, мисс Бонни — в вашем распоряжении. Для вас и Клайда мне ничего не жалко. Пошли Кларенс.

Они вошли в дом. Когда они оказались на кухне и их не могли услышать с улицы, Ивен обернулся к сыну, побагровев от злости и презрения.

— Как же ты им такое позволил? — рявкнул он.

— Чего? — не понял сын.

— Чего, чего! Как ты позволил им сделать тебе эту татуировку? — яростно говорил Ивен. — Он ткнул сыну в грудь толстым пальцем и прошипел: — Это же просто идиотизм!

К. У. посмотрел на свою грудь, где прихотливым узором распустились красные и синие сердца и стрелы, цветы, ленты, птицы, — все то, что помогла ему выбрать Бонни в салоне, где делали татуировки. Ему тогда это понравилось. Да и теперь он не видел в этом ничего плохого.

— По-моему, здорово, — сказал К. У., помолчав.

— Черт-те что! Ты выглядишь, как какая-то шваль. Разукрасили, к чертям собачьим. Шваль и дешевка.

К. У. покраснел и сказал:

— А Бонни говорит, что получилось красиво.

— Бонни! — фыркнул Ивен. Все его презрение, вся его злость выразились в этом коротком слове. — Что она понимает. Она сама дешевка. Да и Клайд тоже хорош. Два сапога пара. Ты только посмотри, что они с тобой сделали, а о тебе ни слова в газетах. Там даже не сказано, что ты с ними тоже был. Ты просто ноль. Человек, личность которого, видите ли, не удалось установить. Никто! Ты значит, годишься, чтобы им помогать, годишься, чтобы тебя можно было разрисовывать, но назвать тебя по имени — Боже упаси! Ни разу о тебе ни полслова!

— Но папа…

— Я рад, что твоя бедная мать не дожила до этого позора, — проговорил Ивен дрожащим от волнения голосом и презрительно отвернулся.

К. У. посмотрел на свою грудь и, сделав гримасу, сказал:

— Не знаю, что тут такого плохого…

На крыльце по-прежнему сидел Клайд. Он глядел в газету, страдальчески наморщив лоб. Бонни, сидевшей рядом, стало его жалко.

— Как ты себя чувствуешь, милый? — заботливым тоном осведомилась она.

— Все в порядке, — отвечал он. — Гораздо лучше. — Он еще раз поглядел на крупные буквы заголовка и сказал: — Такие дела, Бонни. Как ни верти, а мы добились своего. О нас заговорили все! Вся Америка теперь знает, кто мы такие.

— Да, да, — подхватила Бонни, но энтузиазм ее быстро угас. — Но я устала грабить банки, — вдруг призналась она.

— Я тоже, — отозвался Клайд.

Она с удивлением поглядела на него. В его интонациях было очень немного согласия. Даже теперь он словно блуждал в каком-то совсем особом мире.

— Клайд, ну о чем ты думаешь?

Ее вопрос вернул его на землю. Глаза загорелись, лицо оживилось, на губах заиграла его быстрая улыбочка.

— У меня возникла идея, Бонни! Отличная идея! Гляди! — Он протянул ей газету и ткнул пальцем в фотографию внизу страницы. Бонни увидела строгого седовласого старика с пронзительными глазами. — Ты знаешь, кто это?

— Нет.

Клайд откинулся на спинку стула. Он смаковал свой план, радовался ему как ребенок новой игрушке и, медленно выпуская слово за словом, чтобы от души насладиться производимым эффектом, произнес:

— Это Флойд У. Симмонс. Король пшеницы, кукурузы и всего прочего. Стоит миллион. В газете пишут, что каждое воскресенье он встает в шесть утра и играет в гольф. На поле возле Форт Уорта. Такие дела… И вот в одно воскресное утро, когда он подойдет к пятой лунке, он увидит большой черный седан, а в нем сидим мы…

— Ты хочешь поработать его кэдди[2 - Мальчик, подносящий клюшки и мячи при игре в гольф. (Примеч. пер.)]? — с короткой усмешкой осведомилась Бонни.

— Я хочу его похитить, — отвечал Клайд, пристально посмотрев на нее.

Смысл его слов не сразу дошел до Бонни. Она помолчала, затем внутренне напряглась и сказала:

— Это безумие.

— Милая, это проще простого, — отмахнулся от ее сомнений Клайд. — Пару дней мы будем принимать его в гостях, а за это он, глядишь, подарит нам тысяч двадцать-двадцать пять. Когда полиция зашевелится, мы будем уже в доброй старой Мексике, вольные как ветер.

— Когда ты хочешь этим заняться?

— Сразу же, как только поправимся.

Бонни еще раз посмотрела на портрет Флойда У. Симмонса.

— Боюсь, что гость из него получится не самый приятный, — пробормотала она.




Комната была белой и светлой. Она ничем не отличалась от любой другой больничной палаты, если не считать оплетенной проволокой стеклянной двери и решеток на окнах. Но эти меры предосторожности не пугали Бланш Барроу. Если бы не запах дезинфектантов, она бы не догадалась, что находится в больнице. На глазах у нее была толстая повязка, она ничего не видела. Она неподвижно застыла на стуле с прямой спинкой, сложив руки на коленях, аккуратно составив ступни ног. На другом стуле сзади сидела медсестра, но они разговаривали очень редко.

Бланш не отгреагировала на щелчок замка, на то, что открылась дверь в палату. Вошел человек в хаки, Фрэнк Хамер, и жестом руки велел медсестре удалиться. Она подчинилась. Он бесшумно подошел вплотную к Бланш. Только тут она почувствовала его присутствие.

— Кто это? — пробормотала она.

— Бланш Барроу? — мягко осведомился он.

От этих слов ей вдруг стало не по себе, словно в ее темный мир проникло какое-то коварное и враждебное существо. Она привстала на стуле, но потом обмякла и снова села.

— Кто это? — снова спросила она. — Что вы от меня хотите? Сестра! Где сестра?

— Ее здесь нет. Но вам нечего бояться. Я вам не сделаю ничего плохого.

Она медленно, тяжело вздохнула, и плечи ее опустились, а голова подалась вперед.

— Ваш муж умер, — монотонным голосом сообщил он.

— Знаю, — безучастно отозвалась Бланш.

— А вас отправят в тюрьму.

— Знаю.

— Если вы готовы помочь, вам пойдут навстречу. Расскажите нам все, что знаете. Где остальные? Где Клайд и Бонни?

— Не знаю. Честное слово, не знаю.

— Как вы с ними связались? Как оказались в их банде?

— Я не хотела, честное слово я не хотела. Бак сказал, что мы просто нанесем им визит, мы не собирались ни грабить, ни убивать. Потом мы отправились в Джоплин, и вдруг ни с того ни с сего они начали стрелять… — В ее голосе появились истерические интонации, а голова чуть поднялась. — Это было ужасно! Выстрелы! Пули! И мы спаслись бегством. Господи, до чего я напугалась! И с тех пор мы не знали ни минуты покоя. Мы были все время в пути. В бегах. Я хотела, чтобы мы это бросили. Я умоляла их бросить это. Но Бак, Клайд, Бонни и К. У. меня не слушали.

— Расскажите мне о К. У. — Фрэнк Хамер подался вперед. — Кто он такой? Как его фамилия?

— Мосс, — сказала она, — К. У. Мосс.

Когда Фрэнк Хамер шел к двери, на его лице появилось нечто, отдаленно напоминавшее улыбку.




16


Ливень бушевал вовсю, словно вознамерившись устроить потоп на ферме Ивена Мосса. Дождь не прекращался три дня, и Бонни с Клайдом затосковали. Им обрыдло заточение в четырех стенах, им обрыдло общество Ивена Мосса и К. У., им обрыдло быть наедине с самими собой.

Клайд сидел, глядел куда-то вдаль и редко нарушал молчание. Бонни отыскала свою старую черную тетрадку и что-то в нее писала.

— Что ты сочиняешь? — спросил ее К. У.

— Время покажет, — загадочно отвечала Бонни.

— Ну ладно, — сердито отозвался К. У. — Скажи, что там у тебя в тетрадке.

Бонни подняла голову и уставилась на него. Молча она вышла из дома на веранду. Над домом низко нависли тучи, и дождь лупил вовсю, похоже не собираясь прекращаться никогда. Бонни почувствовала прилив старого беспокойства, ощущение того, что где-то там есть другая жизнь — полная, сулящая исполнение всех ее желаний. Ее взгляд упал на машину, стоявшую на дорожке, и ей захотелось сесть в нее и мчаться куда-нибудь, где она еще не была и где могли бы стать явью все ее мечты.

Она сунула тетрадку под кофточку, чтобы не замочить, бегом бросилась к машине и забралась на заднее сиденье. Весело смеясь, она вытерла воду с лица и откинула назад волосы. Она успела промокнуть насквозь. На полу валялось старое армейское одеяло, и Бонни завернулась в него. Она почувствовала сразу же тепло и уют. Ей показалось, что она дома. Она вынула тетрадку и стала перечитывать написанное, время от времени внося какие-то исправления.

Десять минут спустя входная дверь дома отворилась и на улицу выбежал Клайд. Еще через несколько секунд он нырнул в машину. Он был промокший и суровый, но не злился. Он стряхнул с себя капли дождя, как собака воду, вынул из кармана пачку печенья и протянул Бонни. Она взяла одно и стала медленно жевать.

— Вкусно, — заметил Клайд, тоже жуя.

— Угу.

— Хочешь еще?

— Нет, спасибо.

Он огляделся, потом сказал:

— А что, очень даже уютно! Машина, конечно, не самая шикарная, но когда на улице лупит дождь, здесь так уютно, да?

— Мы много времени провели в машинах, но так никуда и не приехали, — грустно заметила Бонни.

Клайд нахмурился, отвернулся, но вскоре лицо его осветилось.

— Как-то я купил газету — там была твоя фотография. Но теперь ты выглядишь совсем по-другому.

Клайд был прав. Бонни тоже это понимала. В ней появилась какая-то хрупкость, словно все защитные приспособления вдруг рухнули, вокруг глаз появились морщинки, а в углах рта обозначились складки. Бледно-голубые глаза казались спокойными и глубокими. Без косметики Бонни выглядела моложе, свежее.

Она снова углубилась в тетрадку. Клайд сдерживал любопытство, но несколько минут спустя все же спросил:

— Что ты там строчишь?

Бонни что-то исправила, вписала слово, потом нехотя оторвалась от работы.

— Пишу стихи о нас с тобой, Клайд, — сказала она без тени юмора. — Это наша с тобой история.

Клайд выпрямился, поправил перевязь, глаза его заблестели.

О них стихи. О нем! История их жизни! Его губы сами собой сложились в улыбку.

— Ну что ж, Бонни, — начал он нарочито равнодушным тоном, — а это, пожалуй, стоит послушать. Прочитай-ка!

— Дай-ка допишу строчку, — Бонни заводила карандашом, потом поглядела на Клайда. — Тут еще надо поработать. И я пару раз должна перечитать все это сама, чтобы поправить то, что вышло плохо.

— Так, так, — отозвался он, пропустив мимо ушей эту реплику. — Давай, читай вслух.

Бонни глубоко вздохнула и начала:

— История Бонни и Клайда.

Она искоса поглядела на Клайда, а он ободряюще улыбнулся. Бонни продолжила:
		Все знают о том, кто был Джесси Джеймс.



		О жизни его и смерти.



		Но история Бонни и Клайда ничуть



		Не хуже, уж вы мне поверьте.







		Бонни и Клайд, сказать не в укор, —



		Бандиты, и грабят банки.



		И тех, кто пошел им наперекор,



		В могиле гниют останки.







		Да, Бонни и Клайд стреляют в людей.



		Это не нравится вам?



		Но Клайда мне довелось узнать,



		Когда он был честен и прям.







		Но люди шерифа схватили его



		И бросили за решетку.



		Тогда-то Клайд и сказал: «Ничего!



		Мерзавцы мне спляшут чечетку!»







		Путь Бонни и Клайда извилист и крут,



		Назад им уже не податься.



		Они сами выбрали этот маршрут.



		Удел их — идти и сражаться.








Бонни замолчала и посмотрела на Клайда. Ей показалось, что глаза его подернулись тонкой пеленой. Он вдруг повел плечами и сделал попытку сосредоточиться на происходящем вокруг, вернуться в настоящее.

— Читай дальше, — чуть слышно прошептал он. — Давай.

— Все, — тихо ответила Бонни. — Больше я не написала.

— Это конец?

— Нет, просто мне еще надо поработать.

— Так напиши! — Быстро и повелительно произнес он. — А когда ты напишешь, знаешь, что я сделаю?

— Ну, что? — Она молча покачала головой.

— Я пошлю это полицейским. Пусть они знают правду. Это напечатают во всех газетах. Пусть знает вся страна. Дописывай, Бонни, и поскорей.

Когда Бонни закончила, Клайд отправил стихи в полицию, и наконец они попали в руки Фрэнка Хамера. Он сидел за столом в полицейском участке и с интересом читал:
		Дорога все уже, все круче,



		Темнее, не видно ни зги.



		Увы, не видать им свободы,



		Но пусть не ликуют враги.








Хамер подергал себя за ус. Он уж постарается сделать так, чтобы они не увидели свободы. Он положит на это жизнь. Он снова углубился в чтение.
		От рака одни умирают,



		Других убивает испуг,



		Но Бонни и Клайда, похоже,



		Погубит свинцовый недуг!








К Хамеру подошел полицейский в форме и спросил:

— Ну что, нравится?

— Вполне, — отозвался Хамер и, постучав по листку крепким пальцем, сказал: — Пусть это напечатают газеты. Пусть все узнают о Клайде Барроу и Бонни Паркер. Так будет лучше. — И помолчав, добавил: — Очень скоро все то, что тут написано, сбудется.




День выдался солнечный. Клайд выбежал из дома и вприпрыжку понесся к почтовому ящику. Там была газета. Он быстро извлек ее и на первой же странице увидел стихи Бонни. Они были обведены рамочкой, чтобы сразу же броситься в глаза. Клайд ринулся назад, и на его ликующие крики из дома высыпали все его обитатели. Клайд сунул газету Бонни и срывающимся от нетерпения голосом попросил:

— Читай, солнышко! Читай.

Бонни не заставила себя долго упрашивать. Конец у ее стихов был такой.
		Даже если они вдруг завяжут.



		Дом снимут, пройдет день другой,



		И разбудит ночью округу



		Полиция дикой стрельбой.







		Однажды их гады обложат,



		И раскаленный свинец



		Их рядышком наземь уложит.



		Одним — ликованье, другим огорченье,



		Но Бонни и Клайду — конец.








Закончив читать, Бонни выжидательно посмотрела на своих слушателей. Некоторое время ответом ей была лишь напряженная тишина. Затем Клайд словно ожил и издал торжествующий вопль.

— Черт! — крикнул он. — Это же все про меня!

Он стоял с разинутым ртом, и в его глазах светились удивление и радость. Казалось, он вот-вот разразится гомерическим хохотом, который пока никак не мог вырваться из его груди.

— Это я! — повторил он, хлопнув в ладоши. — Обо мне написаны стихи. Ну дела!

Бонни засмеялась. Она не ожидала, что эта публикация так поразит Клайда. Ее охватило чувство большой удачи.

В его груди заклокотал наконец смех, вырвался наружу, и Клайд смеялся, смеялся до слез, не зная, как остановиться.

— Обо мне написаны стихи!

— Все знают, кто был Джесси Джеймс! А теперь послушайте про Клайда Барроу! Про Клайда Барроу. Клайд Барроу…

Бонни теперь тоже смеялась — звонко, раскованно, словно купаясь в теплом море радости. Она испытывала новое, удивительное воодушевление, а с ним и необъяснимую уверенность.

Он повернулся и закружился, словно танцуя с невидимой партнершей, потом схватил Бонни на руки, кружился, раскачивая ее из стороны в сторону, приговаривая:

— Бонни! Наверное, ты сводила с ума всех парней, когда работала в своем кафе.

Он поставил ее на землю и рассмеялся, увидев, как она смахивает слезы. Он снова закружился в своем танце — молодость бурлила в его теле, не зная, как себя лучше выразить.

— Клайд, Клайд! Ох уж этот Клайд! — бормотал он.

Снова его руки сомкнулись вокруг нее, снова он подхватил Бонни и стал раскачивать.

— Бонни! Поэма о Бонни и Клайде! — воскликнул он.

— Баллада, — поправила она.

— Ну баллада. Ты здорово рассказала про нас. Просто потрясающе. Ты — самое настоящее чудо. Чудо из чудес.

Он притянул ее к себе, и их губы соприкоснулись. Но до этого Клайд успел испустить еще один торжествующий вопль. Не переставая смеяться, они поцеловались. Тела их напряглись, губы встретились, смех сменился стоном.

Они еле-еле добрались до своей комнаты. Их снедали желание, нетерпение.

Именно в это время Ивен Мосс был в Аркадии. Он сидел за мраморным столиком в кафе-мороженом, спиной к улице. Он не поднял головы, когда к столику подошел высокий человек в хаки, и сел на плетеный стул напротив.

— Ивен Мосс? — мягко спросил Фрэнк Хамер.

— Да, сэр.

— Я хочу рассказать вам о моем плане, — сказал Хамер ровным, но не терпящим возражений тоном. — И вы сделаете все именно так, как я скажу.

— С ними мой сын, Кларенс К. У. Я не хочу, чтобы с ним что-то случилось.

— Мы об этом с вами уже договорились. Мне нужны те двое. А с сыном разбирайтесь сами.

— Тогда я готов, — кивнул головой Ивен.

— Хорошо. Вот что вы должны сделать. — Хамер придвинулся ближе и начал говорить тихим сосредоточенным голосом, и на лице его было выражение непреклонной решимости.




Вечером, после ужина, все собрались в гостиной, прислушиваясь к вечерним звукам фермы.

— Клайд! — позвала Бонни.

— Да?

— Давай завтра съездим в город. Я хочу кое-что купить. Что-нибудь милое и симпатичное. А то, извините меня, мистер Мосс, в доме вашем просто не на что посмотреть, ничто не радует глаз.

— Наверное, так оно и есть, мисс Бонни, — смиренно отвечал тот, пряча глаза. — В доме и правда не помешала бы женская рука.

— Погоди, солнышко, — сказал Клайд. — В Мексике ты накупишь всего, что душе угодно, когда в кармане у тебя будет двадцать пять тысяч.

— Я, пожалуй, пойду спать, — сказала Бонни, вставая из-за стола. — Спокойной ночи.

Клайд тоже встал и пошел за ней.

К. У. поднялся со стула, потянулся и, зевая, пробормотал:

— Пойду-ка я на боковую. Я тоже устал.

— Погоди, — сказал Ивен, задумчиво глядя на сына. — Останься и немного поговори со своим старым папочкой.

— Я хочу спать, папа.

Ивен поглядел на лестницу и крикнул вслед Бонни и Клайду:

— Если нетрудно, купите завтра мне лампочек! Ватт на шестьдесят. А то на этой неделе у меня три штуки перегорели.

— О чем разговор, мистер Мосс, — отозвался Клайд и, войдя в комнату вслед за Бонни, закрыл за собой дверь.

Ивен обернулся к сыну, и на лице его появилось сердитое выражение.

— Они, конечно, думают и тебя с собой взять? — злобно спросил он К. У.

— Ну да, — подтвердил К. У. — Они всегда берут меня с собой. А ты что, против?

Тяжелая рука Ивена взметнулась, и он отвесил сыну звонкую пощечину.

— Нет, я не против. Ты обязательно поедешь с ними завтра в город. Только когда они соберутся обратно, не вздумай сесть с ними в машину, понял?

— Почему, пап?

Ивен еще раз ударил его по щеке. К. У. схватился за горящую щеку.

— Что ты у меня за болван! Ты меня понял? — повторил отец.

— Понял. А что там будет?

— Ты не поедешь обратно с ними из города. Заруби это у себя на носу. Ты будешь искать эти лампочки до самого последнего момента, а потом исчезнешь, ясно?

— Да, но…

Ивен в третий раз отвесил ему пощечину:

— И никаких «но»! Заруби у себя на носу. Тебя не должно быть в их машине на обратном пути.

— Но почему, пап?

— Потому что так тебе будет лучше, — Ивен доверительно понизил голос. — И ничего им не говори, понял?

— Хорошо, пап.

Ни Бонни, ни Клайд в эту ночь не могли заснуть. Они оба лежали в большой двуспальной кровати, не касаясь друг друга, и смотрели в темноту.

Неловкое молчание первым нарушил Клайд.

— Бонни?

— А?

— Ты спишь?

— Нет.

Он с шумом втянул воздух, потом спросил:

— Бонни, ты не выйдешь за меня замуж?

Она поглядела в его сторону, с трудом различая в потемках контуры его лица.

— Ты вовсе не обязан делать мне это предложение, — тихо сказала она.

— Я знаю, — сказал он и, хмыкнув, добавил: — Но я тебя спрашиваю: ты выйдешь за меня замуж?

Она поглядела на невидимый потолок и постаралась внести в интонации официальность, которая должна была по идее скрыть ее истинные чувства:

— Но как же я могу это сделать, Клайд? Ты же сам прекрасно знаешь: это невозможно. Нам надо пойти к мировому судье, а он представитель закона. Мы не сможем оформить свидетельство о браке.

Клайд повернулся в ее сторону и, тихо фыркнув, сказал:

— Эй, а ты так говоришь, будто сама об этом не раз думала, а?

— Нет, — ответила Бонни, стараясь не дать волю нахлынувшим чувствам. — Что ты! Я вовсе не думала. Я не думала об этом десять раз на дню. Я не думала об этом с той самой минуты, как впервые тебя увидела.

Голос ее задрожал, и глаза наполнились слезами. Она уткнулась лицом в грудь Клайда, подтянув колени, сотрясаясь от рыданий.

Клайд не знал, что делать, что говорить.

— Бонни, ты плачешь? Зачем? Зря! Не надо!

Бонни пыталась взять себя в руки, и наконец рыдания прекратились — лишь изредка она всхлипывала.

— Клайд, зачем ты хочешь на мне жениться? — вдруг спросила она, на что он тотчас же ответил, пытаясь обратить все в шутку:

— Чтобы сделать из тебя честную женщину.

Она поняла его без слов. Она снова погрузилась в прошлое, прежде чем унестись на крыльях мечтаний в будущее.

— Клайд, — подала голос Бонни, — что бы ты сделал, если бы случилось чудо, и мы могли завтра выйти из этого дома и начать все сначала, что бы ты сделал, если бы за нами никто не гнался, никто не вспоминал наше прошлое?..

Вопрос был интересный, и Клайд задумался. Слишком много было вариантов.

— Ну что ж, — наконец сказал он. — Теперь я стал бы действовать иначе. Я бы не стал жить в том штате, где работаю. Мы бы поселились где-нибудь в спокойном местечке и жили там тихо-мирно, а когда нам надо было бы взять банк, мы ехали бы в другой штат, и… — он осекся.

Наступило опять молчание. Но у него теперь появился совсем иной смысл, и Клайд быстро понял, что сморозил чудовищную глупость, что его ответ стал полной противоположностью тому, что Бонни надеялась от него услышать.

— Бонни, эй, Бонни! — обеспокоено окликнул он ее, а потом виновато добавил: — Ты меня слышишь?

Но Бонни не ответила.

У нее не было слов.




17


Утро в Аркадии было временем затишья. На улицах почти не было машин, а в магазинах — покупателей. Поэтому Бонни и Клайд быстро сделали все необходимые покупки. Они вернулись к машине и положили пакеты и свертки на заднее сиденье.

— Что случилось с К. У.? — спросил, оглядываясь, Клайд.

— Он задержался в хозяйственном магазине, — сказала Бонни. — Наверное, покупает лампочки для отца.

Клайд хмыкнул и сел за руль. Бонни устроилась рядом с ним.

— Господи, ногам как жарко! — пожаловался Клайд, и сняв туфли, стал массировать пальцы.

— Ты поведешь машину босиком? — хихикнула Бонни.

— А почему бы нет?

Клайд потянулся за темными очками и стал надевать их роскошно томным жестом, но в этот момент одно стекло вдруг выпало из оправы и полетело на пол.

— Черт! — буркнул Клайд, подбирая его и кладя в карман рубашки. Он поправил на носу очки с одним стеклом и, скорчив гримасу, поглядел на Бонни.

— Так в них и поедешь? — рассмеялась она.

— Ну да. Я поведу машину, зажмурив один глаз.

Бонни обернулась назад, порылась в сумке и извлекла оттуда фарфоровую пастушку.

— Красивая штучка, — сказала Бонни. — Даже ноготки видны.

— Очень даже неплохо, — согласился Клайд.

Он включил радио, покрутил ручку настройки. Хор исполнял «Церквушка в долине». Клайд слушал, отбивая такт рукой на рулевом колесе.

Бонни убрала пастушку, потом спросила:

— Не хочешь персик, дорогой? Я бы сейчас с удовольствием съела один.

Она вынула большой спелый плод и впилась в него зубами, отчего персиковый сок потек у нее по подбородку.

— М-м-м! Вкусно! Сладкий, сочный. Хочешь? — предложила она персик своему спутнику.

Клайд перестал барабанить по рулю.

— А почему бы нам не сделать это прямо завтра? — в глазах его загорелся нетерпеливый огонек.

— Что сделать?

— Ну, завтра ведь воскресенье, так? Мы могли бы провести в пути ночь, а с утра пораньше оказаться на том самом поле для гольфа.

— Ты уверен, что это так надо? — спросила Бонни после короткого раздумья.

— Ну да, а почему бы нет? — Его глаза блуждали по улице, зафиксировав машину, которая ехала в их сторону и не очень торопилась. — Где К. У.? Куда он запропастился? Его давно нет.

— Сейчас придет. — Бонни снова предложила ему персик. — Откуси кусочек, вкусно же!

— Не хочу, — Клайд сердито прикусил губу. — Это просто подозрительно. А вдруг что-то с ним случилось?

— Да ничего не случилось.

Машина тем временем остановилась у обочины на другой стороне улицы.

— Пойди погляди, — не выдержал Клайд. — Погляди, что там его задержало.

Бонни кивнула, вышла из машины и пошла к хозяйственному. Клайд поглядел ей вслед и отвернулся. Его внимание приковала только что остановившаяся машина. Из нее вышли двое помощников шерифа. Клайд прикрыл лицо рукой, опустил голову, потом нажал на клаксон, дав два коротких сигнала. Бонни вопросительно обернулась, увидела двух полицейских и напряглась.

Клайд завел мотор и, подъехав к Бонни, открыл дверцу. Она села, и их машина двинулась прочь из города.

— Они вроде бы за нами не едут, — сказал Клайд через минуту-другую, — но зачем нам лишние неприятности?

— А что будет с К. У.?

— Да ладно! Это же его родной город. Он не пропадет. Когда он поймет, что мы его не дождались, то вернется на ферму, как миленький.

Никто из них не приметил К. У., следившего за машиной из окна бакалеи. Его круглое личико было обеспокоено, круглый ротик скорбно поджат.

Они проехали уже половину пути по проселочной дороге, что вела к ферме Мосса. Справа тянулось большое поле — зеленый ковер молодой фасоли. Слева шли густые заросли деревьев, самая настоящая чащоба, через которую нельзя было пробраться. Они ехали, и Бонни напевала под музыку радио.

— Это еще что такое?

Бонни выпрямилась. У обочины приткнулся грузовик, а посреди дороги стоял фермер и махал им руками, чтобы они остановились. Клайд нажал на тормоз.

— Что случилось? — спросила Бонни.

— Не знаю, — буркнул Клайд.

Бонни почувствовала, как по спине ползет холодок дурных предчувствий.

— Не останавливайся, Клайд, — попросила она.

— Не бойся, солнышко, — хмыкнул он. — Все в порядке. Это же папаша нашего К. У. Похоже, у него сломался грузовик и ему нужна помощь.

Он свернул на обочину и остановил машину, потом вылез и двинулся к Ивену Моссу.

— Что случилось, мистер Мосс? — спросил он, поздоровавшись. — Что с вашей машиной?

— Сам не знаю, — сказал Ивен неуверенным голосом. Взгляд его блуждал. Ивен Мосс старался не смотреть в глаза Клайду.

Время вдруг замедлило свой бег для Клайда. Увидев Ивена Мосса, он вдруг вспомнил, что К. У., похоже, сделал все, чтобы не возвращаться домой вместе с ними.

Не захотел?

За спиной Ивена, на дороге стоял грузовик — старый, разбитый, заполненный куриными клетками, а на переднем сиденье — двое фермеров. Ивен Мосс выжидательно поглядывал в сторону зарослей.

Время остановилось. Клайд сделал шаг назад. Потом другой. Что-то было не так. Решительно не так. Он оглянулся. Бонни все еще сидела в машине, водительская дверца была по-прежнему открыта, Бонни ждала, когда он вернется. Клайду страшно захотелось поскорее оказаться в машине и уехать куда глаза глядят, подальше от этого подозрительного места.

— Я бы не отказался от помощи, Клайд, — пробормотал Ивен Мосс.

Клайд отступил дальше, время застыло. Его вдруг обдало порывом ветра, и он задрожал от холода. Листья на зарослях зашевелились. Но вовсе не от ветра. И тут в какую-то долю секунды Клайд понял: ведь листья зашевелились неестественно, не в том направлении. Он повернулся и двинулся было назад, медленно, неловко и вдруг услышал свою фамилию. Словно далекое эхо, словно голос судьбы, который рано или поздно должен был раздаться. Но не так рано. Не так рано…

— Барроу! — крикнул Фрэнк Хамер. Это был заранее условленный пароль. — Барроу! — в холодной ярости повторил высокий человек в хаки.

Ивен Мосс нырнул под грузовик, зная, что сейчас последует нечто ужасное.

— Клайд! — крикнула Бонни, ринувшись к распахнутой дверце, желая тем самым ускорить его возвращение.

Время остановилось. Зато поднялся страшный грохот. Шесть автоматов заговорили разом — властно и безжалостно. Клайд пошатнулся, двинулся, спотыкаясь, к машине, к Бонни, шевеля губами, словно предупреждая об опасности, а потом рухнул на землю, содрогаясь в конвульсиях. Пуля за пулей разрывали его плоть.

Красивая, изящная Бонни принимала страшный свинцовый поток с женской грациозностью, ее нежное тело изгибалось, словно приглашая, охотно принимая этот поток.

Белое платье сделалось алым. Она все глубже вжималась в кожаное сиденье, затем упала на бок, потянувшись рукой к земле. Золотая прядь упала на глаза, судорожно вытянутая рука любовно погладила землю.

Они погибли. Восемьдесят семь пуль, выпущенных на законном основании, сделали свое дело.

Из чащи вышел Фрэнк Хамер, за ним люди шерифа, стволы их автоматов дымились. Он подошел к трупам и, застыв с непроницаемым лицом, долго смотрел на них, и его дальнозоркие глаза безжизненно поблескивали.

Фермеры, сидевшие в грузовике, теперь вылезли, подошли поближе с перекошенными от ужаса лицами.

Они глядели на изуродованные автоматными очередями тела и молча спрашивали: что сделали эти двое, почему с ними так обошлись? Они понимали, что лучше оставить свои вопросы при себе, и потому, не говоря ни слова, вернулись к машине, сели в кабину и поехали.

Время продолжило свой бег.


notes



Примечания





1


В начале 30-х годов так назывались мигрирующие сельскохозяйственные рабочие, согнанные с родных мест Оклахомы засухой и деятельностью банков, отбиравших фермы у тех, кто разорился.




2


Мальчик, подносящий клюшки и мячи при игре в гольф. (Примеч. пер.)