Летим в Лас-Вегас!
Белинда Джонс


Две закадычные подруги, послав к черту все свои неотложные дела и порядком надоевшие привязанности, решают как следует встряхнуться, а может быть, если повезет, и подцепить красавчика-миллионера. А где можно найти такого завидного ухажера? Ну конечно же, в Лас-Вегасе!

И девушки оставляют туманную Британию и летят навстречу приключениям – ведь Лас-Вегас – это Город Греха, Город Великих Надежд и – кто знает? – исполнения желаний…


Белинда Джонс

Летим в Лас-Вегас!


Джеймсу (и всем, кто грезит о неоновых огнях)


ГЛАВА 1


Мы летим в Лас-Вегас, чтобы выйти замуж.

Одна загвоздка – женихами пока не обзавелись. Иззи, правда, помолвлена с одним типом, но с ним под венец не собирается. И все же мы полны оптимизма: ведь в Лас-Вегасе, по статистике, каждые шесть минут играют свадьбу, и в воздухе там на семьдесят процентов кислорода приходится тридцать процентов конфетти. Прибавьте к этому, что гостям Лас-Вегаса чуть ли не вменяется в обязанность двадцать четыре часа в сутки распивать крепкие напитки, – и вы поймете, что шансы складываются в нашу пользу. Да и что мы теряем, в конце концов? Ничего, кроме осточертевшей работы и мужчин, рядом с которыми чувствуешь себя более одинокой, чем в одиночестве.

Жизнь ткнула нас носом в печальную истину: в последнее время мы совсем разучились улыбаться – все больше стискиваем зубы. Мечтаем о чуде – да что толку? Фантазии так фантазиями и остаются. Вот мы и решили взять судьбу за грудки.

Иззи везет с собой семьдесят два презерватива вместо обычных тридцати шести, со мной путешествует завернутая в пижаму бутыль «Мармита» – верные подтверждения тому, что намерения наши серьезны и решимость непреклонна. Без обручальных колец и новых фамилий мы домой не вернемся.

Спросите, почему в поисках мужей мы летим к черту на кулички? Неужели дома, в Англии, мужчин не осталось? Остались, как же. Как говорит Иззи. «Милые девушки, к вашим услугам целые толпы никчемных парней!»

А нам по двадцать семь лет, и для никчемного замужества мы уже староваты.

– Вон он! – визжит Иззи, углядев с высоты двенадцати тысяч футов первый огонек Лас-Вегаса.

В следующий миг одинокий светлячок взрывается сверкающим, переливающимся неоновым покрывалом. Мы дружно ахаем и до боли сжимаем друг дружке руки. Свободной рукой я хватаюсь за сердце, чтобы оно ненароком не выпрыгнуло, из груди. Кажется, словно распахнулся заплесневелый пиратский сундук, и нашему взору открылись несметные сокровища: таинственное зеленое свечение «Эм-Джи-Эм Гранд», розовые и оранжевые вспышки «Фламинго Хилтон», сияющее золото «Залива Мандалай», отполированный до блеска черный камень «Луксора»…

Какая красота! Глаза мои наполняются слезами, и огни внизу начинают кружиться, словно в калейдоскопе.

– Не могу поверить, что мы здесь! – шепчу я.

– А я не могу поверить, что здесь столько огней! – восхищенно говорит Иззи: она вытягивает шею, чтобы охватить взглядом россыпь драгоценностей на темном покрывале пустыни. – Похоже, в Лас-Вегасе все улицы главные!

Конечно, и до нас доходили слухи, что за миражным блеском Лас-Вегаса скрывается рутинная жизнь, что рядовые американцы растят здесь детей, которые ходят в школы и в колледжи, а кое-кто, говорят, даже подстригает газоны. Но скучная реальность тихих пригородов нас не интересует. Мы хотим поверить в волшебную страну, где никто не работает с девяти до пяти, где посуда моется сама собой, а глажение одежды преследуется по закону – ведь утюгом можно расплавить блестки!

Наша цель – замужество: но это не значит, что мы откажемся от священных безумств и не станем причащаться порокам Города Греха. Мы бежим от реальности туда, где мужчины гуляют в костюмах египетских фараонов и никто не заглядывает им под юбки; туда, где за одну ночь можно встретить пятерых двойников Тома Джонса, а под конец – его самого, настоящего. Мы хотим гладить белых тигров Зигфрида и Роя. Хотим ходить по магазинам, где продаются темные очки «под Элвиса» с приклеенными к дужкам пышными бачками. Хотим покататься на движущихся тротуарах, полюбоваться на новобрачных, в одежде которых элегантно сочетаются кружевные подвязки с обрезанными джинсовыми шортами… И еще одно тайное желание, сугубо личное: хочу посмотреть на людей, у которых больше долгов, чем у меня!

– Добро пожаловать в пекло! – объявляет Иззи, когда, получив багаж, мы вываливаемся на улицу. – Пройди-ка вперед, Джейми, похоже, мы встали прямо напротив горячего воздуховода.

Мы оттаскиваем чемоданы. Однако ощущение по-прежнему такое, словно вся команда салона «Видал Сассун» взяла нас в кольцо и включила фены. С облегчением мы падаем в такси.

– Боже правый, откуда такая жара?

Таксист бросает на нас усталый взгляд и вздыхает:

– От солнца.

– Так вот, оказывается, куда мы приземлились! – фыркает Иззи.

Восемь вечера – и не меньше тридцати пяти по Цельсию. В новостях по радио рассказывают о двухлетнем мальчугане, который, упав на мостовой, не сумел быстро встать на ноги и получил ожоги второй степени.

– С выпивкой подождем, пока не окажемся в помещении с кондиционером, – заключает Иззи.

Аэропорт совсем рядом с городом: не проходит и нескольких минут, как мы въезжаем в ослепительное радужное царство. Наши вопли и визги переходят в ультразвук Удивительно, каким восторгом могут наполнить душу обычные разноцветные лампочки! Представьте себе теплую прелесть рождественской елки в сочетании с завораживающей магией костра. Должно быть, нечто похожее испытывал известный лондонский денди Красавчик Бруммель, когда распахивал дверцы своего гардероба.

– А вон статуя Свободы! – зевнув, сообщает водитель и указывает нам на «Нью-Йорк».

Казино «Нью-Йорк», разумеется. Мы видим уменьшенные копии нью-йоркских небоскребов, обвитые, словно алой лентой, неоновой вывеской.

– «Дворец Цезаря», – кивает налево шофер. – Шикарное место!

– Ух ты!

Мы выворачиваем шеи, чтобы взглянуть на колонны высотой до небес, массивные статуи и золотую эмблему на фронтоне. На тротуаре – толпа глазеющих туристов в полном обмундировании: неподъемные бутылки коктейля «Маргарита», пурпур солнечных ожогов и перманент, который следовало бы запретить еще в семидесятых.

– Смотри, Нил Седака! – взвизгивает Иззи.

– Где? – ахаю я.

– Да нет же, дурочка, на афише!

– А вон Кристел Гейл!

– «Эре, Уинд энд Файер»! – Тейлор Дэйн!

Мы несемся мимо афиш, едва успевая разглядеть и выкрикнуть вслух знакомые с детства имена и названия.

– Звезды прежних лет не гаснут, они просто дают концерты в Лас-Вегасе, – вставляет свое веское слово шофер.

Мимо проплывает восточная вязь синих огней «Дворца Империал».

– Где же наш отель? – голосом капризной девочки спрашивает Иззи.

– Немного подальше. Да вы увидите – такая розовая металлическая крыша.

– «Цирк «зажигает огни! – Иззи корчит кислую рожу. – Джейми, я-то думала, ты не любишь клоунов!

– Верно, – отвечаю я. – И в медведях, ездящих по канату на Одноколесном велосипеде, тоже ничего веселого не вижу. Зато в «Цирке» в отличие от остальных отелей нашлись свободные места.

– Твоя правда, – соглашается Иззи. – Ладно, какая разница, где жить? Не все ли равно, где я встречу своего миллионера?

Тут таксист фыркает себе в бороду – точнее, в щетину.

– Прошу прощения? – интересуюсь я причинами его веселья.

– В «Цирке» вы никаких миллионеров не найдете! – сообщает он. – Там останавливаются одни толстые мамаши с детишками да еще гангстеры из Лос-Анджелеса.

Ну вот. Началось. Почему, интересно, ко мне так подходит поговорка «Благими намерениями дорога в ад вымощена»? Перед глазами всплывает усмешка моей сестрицы Надин… Но я делаю глубокий вздох и успокаиваюсь.

– Если вас интересуют денежные мешки, поезжайте-ка в «Лас-Вегас Хилтон» или в «Дезерт Инн»… – Он бросает на нас критический взгляд и уточняет: – Хотя нет, это для вас чересчур шикарно.

Что такое? Кажется, нас хотят оскорбить! Но шофер вовремя меняет тему:

– Ладно, девчонки, я вам подскажу, где искать. Деляги из казино собирают с ваших любимых миллионеров неплохой урожай. Это серьезный, налаженный бизнес. Им вовсе не с руки, чтобы к рулетке нечаянно-негаданно подрулил какой-нибудь осел-турист, поставил свои два доллара на пятнадцать, потому что пятнадцатого числа сдохла любимая болонка его тещи, и спутал им все карты! Так вот, знаете, что они там, в казино, делают, чтобы избежать таких вот досадных случайностей?

– Что? – спрашиваем мы хором.

– Тем, кто играет по крупной, выделяют личные игровые VIP-зоны. Обычно они просто отгорожены барьерчиком, так что есть возможность посмотреть на богатеев за работой.

Иззи издает восхищенный возглас. Должно быть, ей нравится идея собрать богатеньких Буратино в кучку и загнать в VIP-стойло.

– Счастливой вам охоты, – заключает таксист. – Хотя эти ребята обычно ни на кого, кроме крупье, и не смотрят.

Тем временем мы въезжаем в ворота и сворачиваем вправо, куда указывает вытянутой рукой здоровенный светящийся привратник с торчащими из-под цилиндра оранжевыми космами.

– А это Клоун-Везунчик. На него пошла почти миля неоновых трубок.

Мы издаем вежливое «О-о-о!».

– Хм… Хотя, похоже, вам на это плевать с высокой крыши!

Он прав. Куда интереснее слушать про места, где водятся миллионеры.

Мы вкатываемся под балдахин, расцвеченный миганием красных и золотых огней.

– Такое чувство, – в восторге шепчет Иззи, – словно стоим у входа в летающую тарелку и нас сейчас заглотнет!

Швейцар в ливрее униформиста из цирка открывает дверь и раскаленный, будто из печки, воздух снова обжигает наши бедные легкие. Но ненадолго. Кондиционирование в отеле просто арктическое будь мы персонажами из мультика, во мгновение ока превратились бы из тающих снеговиков в ледяные скульптуры. Нам случалось слышать, что в казино воздух накачивают кислородом, чтобы посетителей ночами не тянуло ко сну; но, похоже, здесь еще и экспериментируют с криогеном, стараясь сделать игроков бессмертными!

– Регистрация у них вон там, – стуча зубами, сообщает Иззи.

Мы нервно переглядываемся. Таксист обрисовал нам «Цирк» в самых мрачных красках, и мы уже ждем, что стены здесь оклеены картонками из-под попкорна, а пол посыпан опилками. Но нет: мы входим в фойе, сверкающее золотом и царственным пурпуром, с бархатными шезлонгами, щедро украшенное фресками ручной работы. Правда, все, кроме нас, облачены в джинсы, которые впору носить гиппопотамам. Но уберите отсюда гостей – и получится просто шикарное местечко!

Портье с эспаньолкой знаком подзывает нас к стойке и вносит наши имена в компьютер.

– О, мисс Миллер! Кажется, наш отдел по связям с общественностью оставлял для вас пакет документов. Вы из газеты? – У него загораются глаза.

– Я… э-э… ну, в общем…

– Перед вами лучший автор рубрики «Природа и мы» в журнале «Экспресс и Эхо»! – представляет меня Иззи.

Портье потрясен, а я не тружусь объяснять, что вообще-то до недавних пор работала на станции пейджинговой связи, а мои редкие вылазки в журналистику больше, чем на хобби, не тянут. Теперь все изменится. Если повезет, из Лас-Вегаса я вернусь уже не той, что была. Если повезет.

Переключившись на автопилот, портье перечисляет нам разнообразные рестораны, удобства и развлечения отеля. Затем достает карту, на которой изображены неисчислимые крылья, башни и пристройки. Оказывается, в «Цирке» три тысячи семьсот сорок четыре номера – и только один из них наш. М-да, похоже, не суждено нам больше встретиться со своими чемоданами!

Мы предъявляем кредитные карточки и подписываем регистрационную форму: Иззи Ингем и Джейми Миллер.

– Только подумай, возможно, мы в последний раз подписываемся девичьими фамилиями! – бодро восклицаю я.

– Да уж, скоро я стану миссис Копперфилд! – бормочет Иззи.

Я улыбаюсь, вспоминая, какую фотографию подарили ей на прощание сослуживцы. Вырезали из журнала старый снимок Дэвида Копперфилда под ручку с Клаудией Шиффер и поверх лица супермодели наклеили фотку Иззи. – Если бы у меня появились такие волосы, я бы поверила в чудеса! – вздыхала тогда Иззи, переводя взгляд с сумрачной физиономии великого мага на роскошную золотую гриву мисс Шиффер.

Волосы Иззи – трагедия ее жизни. Глядя на них, хочется спросить словами рекламы: «Что у вас с головой?» На ощупь они напоминают солому. Настолько пропитаны лаком, что Иззи, по ее собственным словам, живет в вечном страхе: не вспыхнуть бы от чьей-нибудь случайной сигареты. Концы волос секутся. Цвет не поддается определению. Иззи блондинка – в этом сомнений нет; но вот точнее… Иногда они цвета светлого меда, иногда бесцветные, словно перекисью травленные, а иногда Иззи выскакивает из ванной с диким воплем: «Розовые! Господи боже, они розовые!!»

В юности Иззи увидела рекламу шампуня «Тимоти» – это воспоминание до сих пор не дает ей покоя. Много лет она ищет сверхстойкую краску для волос оттенка «нордический блондин». А также средство для укладки, которое изменит ее жизнь. Но, увы, никакие муссы, гели и сыворотки не в силах превратить ее чахлую и беспорядочную растительность в золотые локоны фотомоделей.

Однако Иззи не падает духом и носит ненавистную шевелюру с гордо поднятой головой. Самое интересное, что мужчины не возражают. Даже гладят по голове, не опасаясь навеки запутаться в убийственном переплетении прядей. Иззи воплощает вековечный мужской идеал «длинноволосой блондинки» – а больше им ничего и не нужно. Вот почему, сколько бы Иззи ни восклицала: «Лучше мне облысеть!» – она никогда не согласится постричься или вернуть волосам давно забытый естественный цвет.

Если не считать волос, то Иззи просто куколка. Хороших манер порой недостает – зато сексапильности с избытком. Когда перед отъездом мы прощались с друзьями, едва ли не в каждом пожелании, обращенном к Иззи, слышались намеки на самую знаменитую часть ее тела: «Снимешь лифчик – и Лас-Вегас твой!», «Крутизна твоих холмов затмит Гранд-Каньон!» – и тому подобное. А ведь нельзя сказать, что у нее какой-то выдающийся бюст. Не такой, что появляется в комнате на десять секунд раньше своей хозяйки. Просто у Иззи особый талант. Кто-то составляет букеты, кто-то обставляет квартиры – а у Иззи дар выгодно подавать грудь. Просто удивительно, чего можно добиться каким-нибудь вырезом, молнией, расстегнутой пуговичкой! Не говоря уж о лифчиках на размер меньше – чтобы стояла торчком.

Втайне я восхищаюсь Иззи и немного завидую ее обаятельной стервозности. На домашнюю кошечку она не похожа – нет, Иззи из тех, кто гуляет сам по себе. Что бы с ней ни приключилось, она и не подумает конфузиться и всегда выйдет сухой из воды (пусть даже и с женихом на буксире), а все благодаря острому язычку! Остроумие в сочетании с роскошным телом мужчин просто бьет наповал. Добавьте сюда умение тонко льстить – и не удивляйтесь, что через десять минут знакомства очередной кавалер уже воображает себя влюбленным по уши.

Конечно, Иззи мало подходит под традиционный стереотип «лучшей подруги». Слишком много в ней откровенной сексуальности, слишком уж она нацелена на мужчин («Причем на всех подряд», – добавляют некоторые). Среди знакомых о ней ходит такая прибаутка: «Скажи ей «пастель» – она услышит «постель», скажи «плачу за ужин» – ты тот, кто ей нужен!» Словом, я знаю людей куда добрее, симпатичнее и надежнее Иззи. Но не знаю ни одного, с кем было бы так весело. Она сбивает меня с пути истинного – а я и рада!

Последние пять лет мы снимаем квартиру на двоих, а вообще-то дружим с первого класса. (С ума сойти – я знала Иззи, еще когда она была девственницей!) Познакомились мы на елке в Плимуте. Санта-Клаус спросил, нет ли в зале девочек, чей день рождения приходится на рождественские каникулы – и одновременно со мной выкинула руку девчонка из третьего ряда. Под восторженное кудахтанье родителей мы поднялись на сцену, где Иззи принялась в лучших традициях Лолиты заигрывать с бородатым дедулей. Разумеется, команду «рождественских» мальчишек мы разбили в пух и прах. А потом уплетали за обе щеки призовые конфеты. Только леденцовые браслетики оставили на память о своем триумфе.

Последние двадцать лет эти сладкие сувениры, так никем и не тронутые, покоились в недрах туалетных столиков. Сейчас они упакованы вместе с прочим нашим багажом.

Иззи принимает ключи от номера и подмигивает портье мол, «ты знаешь, где меня найти!». На руке у нее блестит браслет – другой, серебряный. Двенадцать лет назад мамы, сговорившись, подарили нам на день рождения одинаковые украшения. С тех пор мы каждый год ритуально обмениваемся браслетами. В восемнадцать лет нас захватила лас-вегасская лихорадка. Я подарила Иззи миниатюрную голову Элвиса, а она мне – счастливые игральные кости. Вот мы наконец и здесь: сколько же времени понадобилось, чтобы осуществить свой Проект Пресли! Никогда бы не подумала, что добираться до пункта назначения мы будем целых девять лет, и не смогла бы угадать, что задержит нас в пути…

Но довольно об этом. Ночь только начинается, и мы намерены повеселиться.

– Я знаю, что этого лучше не делать, – шепчет мне Иззи, – но, может, все-таки рискнем?

Отправляясь в Лас-Вегас, мы поклялись Друг другу держаться подальше от игорных столов. И вот, пожалуйста: не успели добраться до лифта, а чертенок Иззи уже показал рожки. Разумеется, крупный выигрыш пришелся бы кстати: однако нам не улыбается закончить свою одиссею в «секонд-хенде», уговаривая хозяина подороже оценить наши косметички… А, ладно, небольшая доза адреналина делу не повредит!

– Только больше десяти долларов не ставим, – отвечаю я. – Лишиться чести в первую же ночь я еще согласна, но денег – ни за что!


ГЛАВА 2


Не успеваем войти, как на нас обрушивается клик-клак-стук-бряк нескончаемых игральных автоматов – словно колотит по своим инструментам сотня обезумевших барабанщиков. Справа раздается оглушительный звон – сыплются на поднос монеты.

– Вот это, я понимаю, музыка! – улыбается до ушей Иззи.

Огромный зал полон старух. Старухи в цветастых блузках сидят перед автоматами и механически скармливают им четвертаки. Иные играют на двух машинах сразу: пустые глаза их перебегают с одного экрана на другой, и выражение лица не меняется даже при выигрыше. Все, кто пишет о Лас-Вегасе, в один голос уверяют, что эта толпа старух у автоматов внушает стороннему зрителю тревогу и уныние. Но мы не чувствуем ни того ни другого. Мы счастливы.

– Подумать только, – восклицаем мы без тени иронии, – ведь это все настоящее!

Мы покупаем жетонов на двадцать баксов – нас ведь двое – и легкой охотничьей походкой крадемся по залу, надеясь почувствовать «свой» автомат.

Мимо «Легких деньжат» я прохожу спокойно. Меня интересует мой знак Зодиака. К несчастью, «Стрелец» занят, так что я устраиваюсь напротив автомата «Рубиновые туфельки» с игрой по мотивам «Волшебника страны Оз». Машина глотает долларовый жетон и, покрутившись немного, вознаграждает меня отдачей в десять долларов. Я дрожу от возбуждения. Оглянувшись вокруг, замечаю, что люди пользуются пластиковыми стаканчиками, стоящими наверху, на автоматах: беру такой стаканчик и, пыжась от гордости, пересыпаю в него свой выигрыш. Мне приходит в голову недурная идея: собрать стаканы с логотипами всех казино и разводить в них цветы. Классный китч получится!

Ладно, повеселились – и хватит. Пора возвращаться к Иззи… Кстати, а где она?

Двадцать минут я высматриваю Иззи в приделах игральных автоматов, среди одинаковых машин и таких же одинаковых игроков. Наконец, свернув не в ту сторону, оказываюсь в галерее детских игр – по пояс в малышне. И тут, как видно, сама Вселенная решает испытать мое упорство. У противоположной стены зала является мне мое последнее искушение: юноша-ангел, звездный мальчик в нимбе золотых кудрей направил стрельчатые ресницы в мою сторону и не отводит взгляд.

Я оглядываюсь, ожидая обнаружить позади себя какую-нибудь пятнадцатилетнюю куколку в стиле Бритни Спирс – с голым животом и в полной боевой раскраске. Но сзади – никого и ничего, кроме банка видеоигр.

Я смотрю вправо и вижу, как маленький мальчик забрасывает мяч в мини-баскетбольную корзину. Перевожу взгляд на блондинистого ангела. Сомнений нет – небесное дитя смотрит на меня.

Я смотрю влево и вижу, как другой маленький мальчик колотит по колышкам деревянным молотком. Пере» вожу взгляд. Мой ангел смотрит на меня, и в глазах его – жажда, которую ни с чем не спутаешь.

«Ну не фантастика ли? – думаю я в восторге. – Может, не такая уж я старая кляча и рано думать, что личная жизнь не удалась?»

Я старше, и он, разумеется, ждет, что я сделаю первый шаг. Я пробираюсь через зал – он стоит у выхода, возле эскалаторов – и бросаю ему взгляд, означающий: «Смелее, я вся твоя!»

Он робко придвигается ближе. Смущается, бедняжка!

– Э-э… – начинает он.

– Да? – ласково подбадриваю я.

– Я только хотел спросить…

– Да-да? – Я лучезарно улыбаюсь, млея от сладкого предвкушения.

– Видите ли, охранник не пускает меня в игровой зал без взрослых… – мямлит он.

Я готова рыдать от счастья.

– О, конечно, я…

– Так вот, вы не могли бы сказать, что вы моя мама?

У меня отвисает челюсть. Вот паршивец! Это сколько же, он думает, мне лет?!

А паршивец, не заметив моего внезапного окаменения, продолжает канючить:

– Вы просто зайдите со мной вместе…

Не все матери, втаскивают сыновей в игровой зал за ухо. Но мне кажется, в данном случае эта деталь прибавит нашей сцене достоверности.

Направляясь в сторону главного зала, я размышляю о том, что означало унижение, претерпленное мною от малолетнего ангелочка. Может быть, это знак, что пора завязывать с юнцами и искать солидного спутника жизни?

Да-да, наизусть знаю все эти милые шуточки. «Он у тебя что, в вечерней школе учится?», «Только семнадцать? Какая прелесть: вы сможете вместе отметить его совершеннолетие!» Очень смешно.

Обычно я просто улыбаюсь таким замечаниям и тут же о них забываю. Но, правду сказать, мне стало очень не по себе, когда Брента спросили, как он сломал руку, а он ответил: «Упал, когда гонял на скейтборде».

Бренту было девятнадцать, он был взрослым, но такой ответ сразу поставил его на уровень ученика начальной школы. Те, кто это слышал, еще долго бросали на меня укоряющие взгляды, в которых ясно читалось: «Связался черт с младенцем. Оставь мальчика в покое, он еще в игрушки не наигрался».

Пусть внешний мир не принимает таких отношений всерьез – я утверждала и буду утверждать, что с юношей иметь дело куда приятнее, чем со зрелым мужчиной. Любовник, которому не исполнилось двадцати, ничего от тебя не требует, никуда не тащит – просто наслаждается жизнью рядом с тобой. И это не единственный плюс. Плюсов в таких отношениях не меньше десяти.

Итак, десять положительных сторон романа с тинейджером:

1. Все его бывшие подружки – школьницы и по субботам вкалывают в «Макдоналдсе», так что нет опасности где-нибудь на одну из них наткнуться.

2. У него чудесное стройное тело: детская пухлость осталась позади, а «пивного живота» еще лет пять можно не опасаться.

3. Печального опыта в личной жизни у него на десять-двадцать лет меньше, чем у среднестатистического взрослого, так что он не очерствел сердцем и не боится рисковать.

4. Всякий юноша мечтает о романе со зрелой женщиной, и вы – воплощение его эротических фантазий.

5. Он пробуждает в вашей душе ребенка – резвого, игривого, живущего сегодняшним днем. Рядом с ним просто нельзя оставаться взрослой – иначе сразу почувствуете себя его мамочкой.

6. Он уверен, что за свой век вы перепробовали все сексуальные позы, и из кожи вон лезет, чтобы произвести на вас впечатление в постели.

7. Он радуется любому подарку: флакончик от Томми Хилфигера надолго его впечатлит.

8. Современная молодежь с молоком впитала идею женского равноправия, так что юноша спокоен в ситуациях, когда мужчина старше тридцати теряется и конфузится. Для молодых вообще не существует правил.

9. Он может всю ночь валяться с вами в постели, есть гамбургеры и смотреть видео, потому что ему завтра не вставать на работу. (А если и вставать – он не умрет, проспав два часа вместо привычных восьми.)

10. Роман с тинейджером укрепляет самооценку. Почему, вы думаете, взрослые мужики без ума от молоденьких соплюшек?

Разумеется, такие романы недолговечны. А что на этом свете долговечно?

Только одному парню удалось зацепить меня по-настоящему. Звали его Си Джей. Удивительно, как некоторые мужчины умудряются просачиваться в чужое сердце и пускать там корни. Я устала вздрагивать от боли всякий раз, как вспоминаю о нем, и у моей поездки в Лас-Вегас есть еще одна цель, может быть, главная – избавиться от Си Джея раз и навсегда.

Все думают, я расклеилась оттого, что три месяца назад Тревис, последний в длинной череде никчемных приятелей, сделал мне ручкой. Ерунда!

«Ты не употребляешь наркотики, – сказал он мне, – значит, в глубине души не одобряешь моих… э-э… развлечений. А я не могу быть с женщиной, которая не принимает меня таким, какой я есть». Я хотела возразить – но за ним уже захлопнулась дверь…

Что-то мне не по себе. Неудивительно – в Англии сейчас пять утра, и мы уже двадцать один час на ногах. Надо найти Йззй и выбираться отсюда.

Рассеянно прислушиваясь к гремящей из динамиков музыке, я оглядываюсь в поисках Иззи – и вдруг сердце мое сжимается, и всю меня охватывает сладкая боль, как будто… как будто Си Джей только что меня поцеловал. Не сразу я понимаю, отчего это: в динамиках зазвучала «наша» песня.

«Сегодня мне нужна твоя нежность, обними меня в темноте», – нежно воркует Брис.

«Наша песня», – сказала я. Си Джею она никогда даже не нравилась, но почему-то в моем сознании эта песня прочно связалась с нашей краткой любовью. Вот и сейчас все во мне переворачивается, сердце вместе с прочими внутренними органами летит в пропасть, из глубин памяти всплывают воспоминания о любви и разочаровании, перед глазами кружатся, сменяя друг друга, словно маски на карнавале, Си Джей, Тревис, сегодняшний золотоволосый ангел… Полчаса назад я была на вершине блаженства, а сейчас переполнена жалостью к себе и готова разрыдаться на груди у первого встречного – и все из-за…

Из-за утомительного перелета, разумеется!

Я закидываю голову, чтобы не дать слезам переполнить глаза. Но напрасно – вот потекла тушь «Мэйбеллин», вот следом за ней поползли по щекам персиковый тон «Шу Умера» и карандаш для глаз «Риммель»… Да, такой мощный рев не замаскируешь ни под насморк, ни под «смех без причины». Чувствуя, как подступает новая волна рыданий, я стремглав кидаюсь в ближайшую дамскую комнату.

Дверцы тут по пояс вышиной – особенно не спрячешься. Но мне плевать. Слава богу, что в лас-вегасских казино хорошо с туалетной бумагой!


ГЛАВА 3


Вспоминая о Си Джее, я снова чувствую себя счастливой и любимой. Стоит ли удивляться, что в мыслях своих я возвращаюсь к нему снова и снова? Любовь к нему окрасила всю мою жизнь – но даже Иззи лишь совсем недавно узнала, что он для меня значит.

Поначалу я не скрывала своих чувств: но в то время (нам обеим было по семнадцать) всякий раз, как я заговаривала о Си Джее, Иззи поднимала меня на смех и отбивала охоту рассказывать дальше.

Тогда я злилась; теперь понимаю, что Иззи не хотела меня задеть – скорее выплескивала собственную обиду. Весь июль она провела в Греции, в отеле своего отца: открывала для себя опасные местные коктейли и присылала мне открытки, переполненные восторженными описаниями местных парней: «Есть тут один официант – смотрю на него, а сердце так и прыгает вверх-вниз!» Я не сомневалась, что вернется она счастливая, загорелая дочерна и подписываться начнет «Иззи Акрополис». Но Иззи вернулась разочарованная, утомленная солнцем и злая на весь род мужской. Она лишилась девственности с каким-то манчестерцем, улизнувшим на ночь из своей тургруппы. На следующее утро он ушел, не дожидаясь, пока его дама проснется.

Весь остаток лета Иззи вздрагивала, заслышав манчестерский выговор, и истерически хохотала при слове «любовь». Как могла я ей объяснить, что бедное сердце мое раздувается воздушным шариком, что я люблю – люблю впервые в жизни (певцы и кинозвезды не в счет)?

Иззи спросила, как мне понравились летние курсы театрального мастерства. Но стоило мне начать: «Был там один парень…» – как она закатила глаза к потолку.

Не обращая внимания на ее оскорбительное равнодушие, я поведала, что парня зовут Си Джей, что волосы у него до плеч и такие золотистые, что просто светятся, что, когда мы первый раз встретились, он держал под мышкой томик Йейтса.

Иззи убила мою радость одним метким прозвищем.

– Ясно, – сказала она, – новый сорт шампуня: «Пантин-поэт». А тебе стихи читал? Послушать можно?

Но я не могла отдать на осмеяние драгоценные строчки.

– Ты с ним спала? – поинтересовалась Иззи.

– Нет, но…

– Слава богу, хоть одна из нас избежала растления! – проворчала Иззи и прибавила: – Сволочи они. Кобели вонючие. Все до одного.

Не прошло и недели с начала учебного года, как Иззи закрутила бурный роман с ассистентом преподавателя. Парень сдался без сопротивления, самоуважение Иззи было восстановлено, а вместе с ним – и обычная разговорчивость. Теперь она угощала меня рассказами о своих тайных свиданиях, и всякий раз, как заходила речь о поцелуях, перед глазами у меня всплывали губы Си Джея. Я робко пыталась перевести разговор на дорогую мне тему:

– Да-да, понимаю, о чем ты! Помнишь, я тебе рассказывала о том парне с театральных курсов? Иногда перед тем, как поцеловать, он просто накрывал мой рот своим, и несколько секунд мы дышали дыханием друг друга, потом…

Но в ответ я получала только «гм» или «ну да». Лишь однажды Иззи спросила:

– А где сейчас твой Пантин-поэт? Скрылся в замке леди Шелотт?

На этот вопрос я не смогла бы ответить, даже если бы захотела. Родители Си Джея переехали на север и увезли сына с собой. Больше я о нем ничего не слышала. Ни звонка, ни письма, ни весточки. Каждое утро, едва встав с постели, я бежала к почтовому ящику, каждую большую перемену звонила маме и просила проверить ящик еще раз – но тщетно. Я строила планы паломничества в шотландские горы и мечтала о страстном свидании на вересковом поле. Но в Шотландию так и не попала – даже на Эдинбургский фестиваль.

Этот неоконченный роман ноет во мне, словно незалеченный зуб. Никогда – ни прежде, ни после – ни один мужчина не вызывал у меня такого чувства.

Я еще не видела его лица – а сердце уже заколотилось. Едва войдя в класс, равнодушно скользнув глазами по незнакомым лицам, я уперлась взглядом ему в затылок. Хорошо, положим, у меня слабость к хипповым волосам до плеч. Но когда он обернулся, открыв взору загорелое лицо, орлиный нос (моя любимая форма!) и светло-зеленые глаза (мой любимый цвет!), я поняла: это судьба.

Помнится, Линда Эванс сказала однажды: «Едва увидев Янни, я почувствовала: он создан специально для моих глаз». Да-да, знаю, потом они разошлись. Не в этом дело. Я смотрела на него и не могла оторваться. В нем не было совершенства рекламных картинок, но я знала: вот лицо, на которое я готова смотреть всю жизнь.

Вошел преподаватель мистер Риз и велел нам садиться. Си Джей сел со мной рядом.

Не успела я дух перевести – как вдруг мистер Риз указывает на нас и говорит:

– Вы двое – влюбленные!

А Си Джей улыбается как ни в чем не бывало и отвечает:

– Отлично!

Мистер Риз указывает еще на одну пару и объявляет:

– Вы соперничаете с детских лет! Тыкает еще в кого-то:

– А вас тяготит постыдная тайна!

И так далее. Обычное упражнение, практикум по актерскому мастерству. А вы что подумали?

Мистер Риз объяснил, что большую часть занятий мы будем импровизировать короткие сценки, но будем постоянно возвращаться к назначенным амплуа. Так мы, мол, научимся вникать в подтекст роли.

Прозвенел звонок Элоиз, моя одноклассница, предложила вместе прогуляться по местным магазинам. Невольно я оглянулась на Си Джея. Он стоял прямо у меня за спиной.

– Любимая! – произнес он звучным, чуть насмешливым голосом. – Когда увидимся мы вновь, моя любовь, моя любовь?

– День один – короткий срок, миг свиданья недалек, – ответила я без запинки.

– Раз нельзя тебя обнять, буду о тебе мечтать!

И пошло, и пошло! Как настоящие мастера сцены, мы ни на миг не выходили из ролей. Разбор пьес, уроки пластики и мимики пролетали, как во сне: я считала минуты до семинаров мистера Риза. Мне казалось, что сама судьба соединила нас с Си Джеем. Мы словно получили официальное разрешение любить. На семинарах мы узнавали вкус любви, не стесненной ни страхом, ни смущением, ни предрассудками. Все перепуталось: в реальном мире я играла равнодушие, а на сцене сбрасывала маску.

– А теперь посмотрим, как вы жаждете первого поцелуя! Джейми, прекрати отвлекать партнера разговорами… просто смотрите друг на друга… смелее, смелее, вот так. – И через несколько секунд: – Хорошо, достаточно… Очень хорошо… Джейми, я сказал, достаточно!

От популярных песенок мы скоро перешли к классике. В поэтических состязаниях Си Джей меня побивал, и неудивительно: поэзия была его страстью. Пришлось приналечь на классиков: чтобы не отставать от Си Джея, я глотала сборники стихотворений, и в голове у меня все стихи перепутались. Но какой был восторг, когда удавалось без запинки ответить Си Джею подходящей цитатой!

На следующий день после первого поцелуя в присутствии двадцати двух восторженно вопящих студентов он спросил:

– Ну, как тебе вчерашнее?

И я, набрав воздуху в грудь и шалея от собственной отваги, ответила:

Пронзила сердце боль, но сладостна она. Целуешь в губы ты – трепещет мое сердце.

От его взгляда у меня подогнулись коленки. Я, наверно, упала бы – но в этот миг Си Джей прижал меня к стене и поцеловал во второй раз. Никогда – ни раньше, ни позже – я не испытывала такого взрыва страсти! Ощущение было такое, словно прыгаешь с самолета без парашюта. Должно быть, я свихнулась – мне это понравилось!

Си Джей взял меня за руку и повел прочь из здания колледжа. Мы вышли за изгородь и, убыстряя шаг, направились к реке. По лугу, густо усеянному нежным жасмином и сочным первоцветом, мы вышли туда, где клонила ветви над водой плакучая ива. Под этой-то ивой мы целовались часов пять, лишь изредка отрываясь друг от друга, чтобы выдохнуть или вдохнуть.

С того дня все свободное время мы проводили в тайном уголке – под этой самой ивой.

За день наше гнездышко, согретое летним солнцем, становилось уютным и мягким, словно пушок на персике: впрочем, скоро мы стали брать с собой старую собачью подстилку. С наступлением сумерек мы выскальзывали из спален и разыгрывали под ивой собственные сцены из «Сна в летнюю ночь». Стриженые вихры мои превращались в золотые косы Рапунцель, убогое девчачье платьице – в одеяние королевы. Да что там, – я забывала даже о своих угрях!

Порой мы молчали, переполненные счастьем: я дремала, свернувшись клубочком в его объятиях, и не знала, чего еще желать. Порой, наоборот, смеялись и дурачились. Помню, как однажды, когда я, как обычно, ждала его у реки, он подкрался сзади и произнес:
		На цветущем брегу задремала она,


		Убаюкивая девичьи печали,


		Ее нежный румянец разгорался, алел


		Под горячими солнца лучами…


Иными словами, ты горишь! – закончил он и улыбнулся так, что мне и вправду стало жарко.

– Что собираешься сегодня делать? – спросила я.

– Сидеть здесь и считать твои веснушки, – усмехнулся он.

– Нет чтобы вычислить силу, с которой меня любишь…

– Можно и этим заняться.

– Уж лучше я процитирую Элизу Дулиттл: «Неужто вы не хотите меня поцеловать? Нет, не объясняйте как – просто покажите!»

– Показать? – рассмеялся он. – Да у тебя на платье останутся такие пятна от травы, что ни в одной прачечной не отстираешь!

– Ах, вы все обещаете, обещаете…

Он прыгнул на меня, и, визжа и хохоча; мы покатились по камышовому берегу…

…Представляю, как тошно было на нас смотреть всем прочим студентам!

В последний вечер звезды сияли так ярко, что я не могла грустить. Предстоящая разлука казалась мне нереальной: я просто не в силах была поверить, что вдруг останусь без него.

Си Джей встал и сделал несколько шагов.

– Джейми, – заговорил он, остановившись под склоненными ветвями ивы, – собственными словами я не в силах выразить то, что чувствую. Но я нашел одно стихотворение и хочу прочесть тебе несколько строчек.

Дрожащими руками он развернул листок бумаги…
		Порою сердце радости полно,


		Порой гляжу в твои глаза с мольбою,


		Я знаю в жизни счастье лишь одно —


		Лишь то, что мне подарено тобою.


Он робко взглянул на меня. Я привстала и потянула его за штанину.

Присев рядом, он прошептал:

– Джейми, я тебя люблю! – и прежде, чем я успела ответить, сунул мне в руку бумажный пакетик. Там лежал простенький серебряный медальон – двуликая маска, символ театра.

– Улыбка – это счастье, которое ты мне подарила, – объяснил он. – А скорбь – моя грусть оттого, что мы должны расстаться.

Стоит ли удивляться, что мне хотелось визжать и сучить ногами, когда жизнь моя свелась к бездумному глазению в телевизор вместе с Тревисом?

Однажды я до того дошла, что потребовала от него мадригала в мою честь. «Не может быть, – говорила я, – чтобы все эти таблетки и уколы не дали тебе творческого импульса!»

Вот какой стих посвятил мне Тревис:
		Нет в мире прекрасней девицы,


		Чем Джейми, которая мне даже снится.


		Но больше всего люблю я ее,


		Когда она делает пиццу!


Для Си Джея я была солнцем, луной и звездами. Для Тревиса – самое большее кухаркой.

Порой я жалею о том, что встретила Си Джея. Он поднял мои романтические ожидания на недосягаемую высоту. С ним я узнала, что такое любовь, что чувствуешь, когда по-настоящему любишь. Прочие мужчины в сравнении с ним кажутся пошлыми и нудными. Не говоря уж о том, что они и понятия не имеют, на что способно мое сердце. Си Джей позволил мне заглянуть в волшебный сад, а потом захлопнул дверь у меня перед носом. И душа моя до сих пор там, стучится в позеленевшие от старости кованые ворота, ждет, что вот-вот мой принц распахнет дверь.

Несколько лет прошло, прежде чем я научилась вспоминать о Си Джее без слез. «Зачем, ну зачем мне эта проклятая любовь? – восклицала я. – Почему она никак не уходит? Какой в этом смысл?» Казалось, мы с Си Джеем связаны невидимой нитью. Но вместе нам не быть, а значит, я попусту трачу свои чувства.

Постепенно утихла боль, но шрам на сердце остался. Я сделалась злой. Циничной. Начала подбирать парней на помойках. Превратилась в женщину, которая «ни о чем не жалеет» не только на словах, но и на деле.

Их было много. Едва ли я вспомню все имена. Такое впечатление, что в семнадцать лет я взошла на вершину счастья, а потом стремительно покатилась вниз. Если вы смотрите сериал «Друзья», то знаете, что серии в нем озаглавлены примерно так: «Серия восьмая, в которой Моника ложится в постель с Магнумом».

Попробую и я таким же манером озаглавить эпизоды нескладного сериала своей жизни: Десять ужасных бойфрендов.

1. Тот, что страдал, паранойей и был уверен, что все его девушки тайно влюблены в его «голубого» братца.

2. Тот, что едва от инфаркта не умер, узнав, что его бывшая жена завела себе дружка, хотя сам давно уже завел себе подружку, то есть меня.

3. Тот, что после визита к нему великодушно предложил оплатить мне дорогу домой – и дал денег на автобусный билет.

4. Тот, чьи родители боялись, что эта стерва (я то есть) развратит их мальчика.

5. Тот, что потом присоединился к «мальчиковой» поп-группе и сейчас красуется на плакатах в музыкальных магазинах.

6. Тот, что вечно твердил, что мне не хватает решимости. Пожалуйста! Я набралась решимости и послала его ко всем чертям.

7. Тот, что после первой ночи сделал такое признание: «Я рад, что мы с тобой занялись сексом, – это помогло мне понять, как сильно я люблю свою прежнюю девушку».

8. Тот, что сообщил, что у него на родине женщины с усиками считаются очень привлекательными (спасибо господу за крем для удаления волос)!

9. Тот, что уверял, что у него самый крохотный «прибор» во всей Англии. А потом как-то признался, что переспал с сотней женщин. Неистребима бабья жалость… или, может, любопытство?

10. И наконец, те четверо, что сейчас живут с мужчинами. Четверо! Может быть, в моем женском теле скрывается душа мужчины-гея?

И так далее, и тому подобное. Что толку перечислять? Мужчины-то разные, а ошибка одна и та же. Встретив нового индивидуума, я всякий раз говорю себе: «Ну нет, этот не такой! У него аккуратная стрижка, он моется каждый день!» А потом индивидуум сбрасывает маску и являет мне и миру свое истинное лицо. Если, конечно, эту харю можно назвать лицом. А Иззи еще удивляется, почему я не могу забыть Си Джея!

Да, я читала, что существует талант любить. Он никуда не девается: если полюбила раз, значит, сможешь полюбить и дважды. Но лучше бы признать, что на трех идиллических неделях с Си Джеем мое счастье закончилось, и успокоиться. Надежда – страшная штука: получив удар, ты отскакиваешь от стены и возвращаешься на прежнее место, словно резиновая игрушка в тире – а следующий стрелок уже щурится в прицел. И все думаешь: «Ну вот… ну сейчас… ну в этот раз…» Дудки. И в этот раз будет то же самое.

А моя сестрица тем временем плавно катится от одного солидного и положительного бойфренда к другому. Это тоже, знаете ли, радости не добавляет. Мы с ней никогда не откровенничали (она даже о Си Джее не знает), однако, похоже, она учится на всех моих ошибках – и сама не ошибается никогда. По ее словам выходит, что каждый предыдущий друг был ей «прекрасным партнером», помог пройти определенную жизненную ступень и вывел на новый уровень развития. (При этом, разумеется, у каждого следующего должность поважнее и машина пошикарнее, чем у предыдущего.) В отличие от меня, она не влюбляется без памяти: у нее трезвая голова и холодное сердце. Я думала, меньше чем за супермена она замуж не выйдет. Но вот год назад мама получает от нее письмо? Надин встретила какого-то необыкновенного мужчину и чувствует к нему что-то такое, чего никогда раньше не чувствовала. (Содержание следующих писем мама резюмировала так «То же самое, только еще хуже».) На Рождество она осталась с ним в Глазго (оба там работают: она бухгалтером, он архитектором), а в июне он сделал ей предложение. А вскоре после этого Надин объявила, что привезет своего ненаглядного домой познакомиться с семьей. Я пыталась избежать семейного торжества – Надин на три года меня младше, и не хотелось выслушивать неизбежные вопросы: «А когда же ты?..» – но мама сказала:

– Он все-таки станет членом семьи, твоим деверем. И потом, разве не интересно посмотреть, как она им командует?

Я ставила единственное условие: чтобы пригласили Иззи. Лучшая подруга всегда надежно защищала меня от акул, вампиров, сестры и прочих кровожадных тварей.

Стоп! Иззи!.. Я смотрю на часы – полчаса прошло! Ну и ну? Для того ли я пересекла океан, чтобы сидеть в кабинке и скорбеть о потерянной любви? И на кого я сейчас похожа, – глаза красные тушь растеклась… Но я собираюсь с духом и открываю кабинку – может быть, как раз сейчас Иззи выпал джек-пот!


ГЛАВА 4


– Вот ты где! – передо мной внезапно вырастает Иззи – Мать честная! Ты что, ревела?

– Нет, то есть да!.. Не хочу об этом говорить!

– Ладно! – соглашается она, радуясь, что на этой теме можно не останавливаться. – Угадай, что случилось? Ни за что не догадаешься!

Сердце гулко ухает в груди.

– Сколько ты выиграла?

Мгновение она непонимающе смотрит на меня.

Затем выпаливает:

– Да нет, какой там выигрыш! Я познакомилась с классным мужиком! Точнее, даже с тремя!

– Всегда полезно иметь запасные варианты, – замечаю я скрывая разочарование. А я и не прозревала, что так мечтаю попрыгать на кровати, устланной стодолларовыми банкнотами.

– Спросила у крупье, где тут VIР-зона, а эти ребята услышали мой выговор и спрашивают: «Девушка, вы случайно не из «Спайс Герлс»?» – самодовольно сообщает Иззи. – Ну, в общем, они сказали, что погуляют тут немного и пойдут в «Дезерт Инн» слушать музыку. Поправь меня, если я ошибаюсь, но, кажется, именно в «Дезерт Инн» тусуются миллионеры! Так что я напросилась с ними выпить. И тебя обещала привести.

– Сколько им лет? – спрашиваю я, охваченная внезапным подозрением.

– Ну… так по виду не скажешь…

Значит, не меньше сорока. Чуяло мое сердце.

– Зато они так сексуально растягивают слова по-южному, знаешь? Как в «Унесенных ветром»! – уговаривает меня Иззи.

– И чем они занимаются?

– Э-э…

– Не ври! – требую я.

– Приехали на конференцию потребителей какой-то там электроники, – кривится Иззи.

– Ясно. «Пиджаки», – вздыхаюя.

На мой взгляд, традиционный пиджак безнадежно вышел из моды. Я признаю этот вид одежды лишь в двух случаях: винно-красный пиджак на танцоре-свингере и пиджак от Версаче на ком-нибудь из «Бэкстрит Бойз» (лучше всего на Кевине). Иззи же просто обожает мужчин в костюмах – от Кларка Гейбла до почтового клерка.

И неудивительно: с детских, можно сказать, лет наши вкусы в отношении мужчин полярно противоположны. Пока я разбазариваю силы в погоне за ангелами нежного возраста, Иззи веселится в ресторанах с мужиками, которые ей в отцы годятся. И, оглядываясь назад, я понимаю, что она избрала правильную тактику. Представляете чувства коммерсанта средней руки и среднего возраста, когда к нему подруливает юная пышногрудая блондиночка и просит угостить ее коктейлем? На него просто смотреть жалко – так он пыжится и распускает хвост.

Не знаю, чем обусловлен такой выбор: изначально ли Иззи пылала страстью к седеющим Ромео, или рано поняла, какую власть имеет над беднягами, охваченными кризисом среднего возраста, и с тех пор не сворачивала с избранного пути? Так или иначе, в девяноста девяти случаях из ста она попадает в цель. И то, что мишень может быть несвободна, ее не останавливает. Напротив. Помню, как в день своего двадцатипятилетия мы заполняли анкеты в агентстве знакомств: дойдя до графы «Семейное положение», Иззи решила, что речь, идет о семье предполагаемого партнера, и нацарапала. «Предпочтительно женатый».

Боюсь, в моем рассказе Иззи предстает этакой роковой женщиной, губительницей домашних очагов. Но если вы узнаете ее поближе, поймете, что на бессердечную мерзавку она не похожа. Она славная, просто ни к чему не относится всерьез. Мне кажется, охота за женатиками подогревает ее самооценку: приятно знать, что мужчина предпочел тебя собственной жене.

Разумеется, я такого поведения не одобряю. И о любой другой девушке, гоняющейся за женатыми, скажу, что она поступает по-свински. Но Иззи – совсем иное дело. Не виновата же она, что природа обделила ее совестью.

– Считай, что это гимнастика, – ободряет меня Иззи. – Легкий флирт для поддержания формы.

Мы уже у себя в номере. Иззи извлекает из чемодана топики – один другого откровеннее. Она сидит в ворохе тряпья, а из чемодана появляются все новые и новые шмотки, и Иззи начинает смахивать на фокусника с бездонным цилиндром.

– А если эти электронщики-потребители окажутся занудами, мы их просто пошлем!

Взбежав по лестнице (лифты здесь, оказывается, останавливаются только на четных этажах), мы обнаруживаем, что вожделенная обитель не так уж плоха. Правда, стены, разрисованные воздушными шариками, вызывают ассоциации с детской площадкой в «Макдоналдсе» – зато кровати широченные, мягкие, упругие и застланы покрывалами цвета кетчупа. Меблировка симпатичная и функциональная: за столиком у окна я буду писать, в шкафчике, где стоит ведерко со льдом, устроим бар, а Сверкающая белизной ванная в ближайшие дни увидит немало подвигов и чудес.

Пока Иззи занимается гардеробом, я расставляю на полочке в ванной пугающее количество тюбиков и флакончиков, а карандаши для губ и для бровей сгружаю в пластиковый стакан. Покончив с этим делом, открываю водку, купленную в беспошлинном магазине, и подкрашиваю ее клюквенным соком. Давненько я не пробовала фирменных напитков: от первого же глотка накатывает скорбь по утраченной любви, смешанная с досадой оттого, что на предстоящей вечеринке я обречена сидеть с мрачной физиономией и портить всем настроение.

– Как ты думаешь, – говорю я, – Аманда без нас скучает?

Аманда работает в художественном отделе журнала «Экспресс и Эхо». Это она, благодетельница, пробила мои первые робкие опусы в печать. По пятницам мы с Амандой ходим на танцы: порой – если ничего получше не подворачивается к нам присоединяется и Иззи.

– Кто-то теперь защитит ее от зануды Алана? – продолжаю я.

Иззи пожимает плечами. Кажется, она не хочет вспоминать о доме.

– Водочки хочешь? – меняю я тему. Тут ее будто подменяют: – Двойную порцию – до краев!

Я наливаю и ей. Мы чокаемся и провозглашаем хором:

– За Проект Пресли!

Я вздрагиваю – как-то странно слышать, как эти слова произносятся вслух. Вдруг меня охватывает лихорадочный подъем: уже не терпится натянуть парадную униформу и ринуться на завоевание города.

– Ты первая в ванную? – спрашиваю я. – Иди ты, а я сперва позвоню Дейву. Скажу, что добрались благополучно, и все такое.

Не хочет вспоминать о доме, как же! После четырех лет волынки Иззи совсем было решила порвать с Дейвом, но в последний момент передумала. Причина? «Не хочу омрачать свой имидж предсмертными записками от брошенного жениха».

Дейв – симпатичный малый, но, честно говоря, безнадежный рохля. Стоит спросить о чем-нибудь его мнение – и он начинает заикаться от ужаса. Некоторые и молчать умеют многозначительно: но Дейв, сидя в компании, так тушуется, что о его присутствии легко забыть. Не раз я подскакивала от неожиданности, когда за плечом раздавался его вежливый голос со словами: «Никто не хочет чашечку чая?» – или иной, столь же оригинальной репликой.

Глядя, как он бегает за Иззи, я не могу отделаться от мысли, что наблюдаю не за влюбленными, а за капризной монархиней и почтительным придворным. «Что их связывает?» – спрашиваю я себя. Дейв совсем не в ее вкусе: на два года моложе, тощий, долговязый и без единой седой пряди в волосах. (Впрочем, Иззи делает все, чтобы он поседел раньше срока.)

Мало того – они и в интимном плане друг другу не подходят! Иззи в постели – настоящая тигрица, Дейв – флегматичный и непритязательный кролик. Иззи усердно трудится над его половым воспитанием и уверена, что рано или поздно сумеет «выдрессировать» Дейва по своему вкусу: но по-моему, скорей уж студия Диснея выпустит анимационную версию «Камасутры».

Прошлым летом, когда они поехали на неделю в Испанию, Иззи дошла до точки. Проведя без секса три ночи, она решила, что Дейва нужно взбодрить. Поселились они, надо сказать, в идиллическом «колониальном» отеле – решетчатые ставни и разлапистые вентиляторы, свисающие с потолка. Иззи зажгла все свечи, какие смогла найти, вручила Дейву бокал апельсинового ликера, а сама скрылась в ванной с бритвой и тюбиком ароматического масла.

Минут через десять выходит она в одном халатике, намереваясь устроить стриптиз в мерцающем свете свечей. Делает два шага к дивану, где расположился Дейв, плавным движением сбрасывает с себя пеньюар, жестом опытной обольстительницы закидывает назад копну волос… и вдруг испускает душераздирающий вопль. Оказывается, одна прядь зацепилась за лопасть, и вентилятор, вращаясь, медленно, но верно тянет Иззи кверху. Перепуганный Дейв вскакивает, хватается рукой за лопасть, а босой ногой умудряется дотянуться до выключателя. Затем без единого слова заворачивает Иззи в халат, достает маникюрные ножницы и принимается освобождать свою принцессу из когтей чудовища.

Иззи была так благодарна Дейву за спасение, а еще сильнее – за то, что он не свалился под кровать от смеха, увидев, как вентилятор снимает с нее скальп, что приняла обручальное кольцо с сапфиром, которое он днем раньше купил у ювелира в Старом городе.

Дейв сказал, что сапфир как нельзя лучше подходит к ее чудесным синим глазам. А Иззи сказала, что бросит его немедленно, если он когда-нибудь хоть словом напомнит ей об истории с вентилятором.

Услышав о помолвке, мамочка Иззи пришла в восторг. Дейв воплощает собою главное, в ее глазах, достоинство мужчины: платежеспособность. (Этой особенности ее мировоззрения отец Иззи вынести не смог: они развелись, когда дочери было двенадцать.) Дейв знает цену деньгам: когда Иззи станет его женой, о поездках на море по четыре раза в год придется забыть. Работает он в солидной компьютерной фирме и неуклонно продвигается по службе. Словом, это молодой человек с блестящими видами на будущее – если только к Дейву применимо слово «блестящий».

К несчастью, Иззи одних видов недостаточно. Текущий годовой доход Дейва составляет тридцать тысяч фунтов – вполне респектабельно, особенно для Западных графств, однако стоит учесть, что работать после замужества Иззи не намерена, а без плавательного бассейна и «БМВ» с откидным верхом она и года не протянет. Перед отъездом Аманда спрашивала меня, с чего Иззи вздумалось тащиться в Лас-Вегас, когда и дома богачей пруд пруди – достаточно взглянуть, сколько яхт стоит на якоре в Сэлкоме. Я ответила на это, что, по моему мнению, Иззи прежде всего хочет улизнуть из-под бдительного материнского ока. Айрис без конца вбивает Иззи в голову свой катехизис стабильности и безопасности. «Раз уж заполучила Дейва, – твердит она, – держись за него!» Ей не понять, что Иззи не из тех девушек, которые цепляются за «надежных мужчин».

Оставшись одна после развода, Айрис всех поклонников распугала своим неуемным стремлением к стабильности. А теперь пытается воплотить несбывшиеся надежды в Иззи. Доходит до смешного: она бегает к Дейву с обедами домашнего приготовления, носит в стирку его рубашки – словом всячески старается возместить недостаток хозяйственных талантов у своей дочери.

Иззи и Дейв много раз разбегались, но до окончательного разрыва дело так и не дошло – Иззи, понимаете ли, не хочет огорчать мать. (В искусстве эмоционального шантажа Айрис достигла головокружительных высот!) Но все-таки Иззи – папина дочка, а отец учил ее, что мечты сбываются, а счастье обязательно приходит к тому, кто умеет желать. Иззи чувствует, что, цепляясь за Дейва, предает принципы отца. Видятся они нечасто – он по-прежнему управляет отелем в Греции – но отцово стремление к «киношной жизни» въелось в нее накрепко.

Иззи и хотела бы быть просто счастлива с Дейвом – но беда в том, что «просто Дейва» ей мало. Да, она его любит – как любят кузена или приятеля. С другой стороны, пока не подвернулось что-нибудь получше, почему бы не остановиться на Дейве? Идеальным – да, пожалуй, и единственным – выходом из положения для Иззи стала неверность. Поиски родственной души (желательно с толстым бумажником) продолжаются, а Дейв обеспечивает тихую пристань, где можно отдохнуть и зализать раны после очередной неудачи. Оправдывая свое поведение, Иззи уверяет, что мимолетные интрижки никак не влияют на ее чувства к Дейву. Как ни странно, я ей верю. Иззи – из тех людей, в которых жизнь бурлит и переливается через край: ее чувств и желаний хватило бы на троих.

Иногда мне жаль Дейва. Отпустила бы она его с миром, думаю я. Пусть найдет себе какую-нибудь домашнюю девочку, богобоязненную и благонравную, которая не любит секс, а любит стирку и готовку. Но Иззи я никогда этого не говорила. И не скажу. Она не терпит, когда критикуют ее поведение. Слушать не станет, наговорит мне гадостей, мы поссоримся – может быть, всерьез… А я не хочу терять лучшую подругу. И вообще, ее жизнь – ей и решать.

– Ух ты! Мама родная! – восклицаю я, когда Иззи появляется из ванной. Выглядит она еще грудастее и шлюхастее обыкновенного. – Встряхнем Лас-Вегас!

– Так держать! – отвечает Иззи, в последний раз проведя щеткой по волосам и тряхнув головой. – Берегитесь, богатеи: идет охота на женихов!


ГЛАВА 5


Если есть в Лас-Вегасе по-настоящему элегантное местечко, то это «Дезерт Инн»!

Холл устремляется вверх этажей на пять. С потолка свисает хрустальная люстра таких размеров, что на ней мог бы раскачиваться разом весь отлично вышколенный персонал. Никакой суеты, никакой спешки. По мраморному полу не ходят, а скользят. Утонченно. Стильно; Шикарно. Таксист был прав: такие места не про нашу честь.

– Не хочешь скинуть туфли и прокатиться? – слегка заплетающимся языком предлагает Иззи – водка придала ей наглости.

Я чуть не на цыпочках крадусь, высматривая богатеев, словно редких птиц, готовых упорхнуть при первом шорохе.

Мы проходим мимо столика, где мужчины с наманикюренными ногтями и сверкающими часами режутся в баккара. Меньше ста долларов здесь на кон не ставят. Но ни один не просит, чтобы мы пожелали ему удачи. Явись мы сюда в одних фиговых листочках «от кутюр» – на нас никто и глаз не поднимет!

Мы заходим в бар, садимся у стойки и заказываем две клюквенных водки. Водка превосходная и раза в три крепче, чем мы привыкли. Неудивительно, что минут десять спустя наша беседа принимает несколько заумный характер.

– Интересно, – вещает Иззи, раскачиваясь на табурете, – почему водку назвали водкой? «Водка» значит «маленькая вода», верно? Наверно, потому что воды в ней и вправду мало…

Мы счастливо хихикаем и снова подзываем бармена. На этот раз он сообщает, что для игроков напитки бесплатные. Только сейчас мы замечаем у стойки ряд игральных автоматов – хитро придумано! Просаживаем кучу четвертаков (точно больше, чем стоила выпивка), а бармен тем временем развлекает нас беседой:

– Говорят, у вас в Англии хорошо с историческими памятниками. Но нам тоже есть чем похвастаться. Вот этот отель – старейшее здание в Лас-Вегасе, возведен в тысяча девятьсот пятидесятом!

– Тоже мне, национальное достояние! – язвит Иззи.

Бармен слегка тушуется, но продолжает:

– А видели бы вы, какие лифты мы построили три года назад!

– Жалеешь небось, что тебя не взяли в лифтеры? – ухмыляется Иззи.

Порой меня раздражает неуемная страсть Иззи высмеивать мужчин. Ну что ей сделал этот парень? Слава богу, она как раз гоняет во рту кубик льда, и слова выходят неразборчиво. Я пихаю ее ногой и поспешно увожу разговор в сторону – начинаю расспрашивать бармена о концертах знаменитостей.

– Да, наш Хрустальный зал не раз видел Фрэнка Синатру! Правда, когда Синатра пел с группой, то предпочитал выступать в отеле «Сэндз».

– Вот куда я хочу! – с энтузиазмом восклицаю я.

– Не выйдет, милочка, – вздыхает бармен. – Его снесли. На его месте теперь стоит «Венеция».

– Святотатство! – восклицаю я.

– И с номером Багси Сигела во «Фламинго» такая же история. И следа не осталось.

Я уже готова зарыдать над таким пренебрежением к славной истории Лас-Вегаса, как вдруг на горизонте появляется трио застегнутых на все пуговицы – простите за грубое слово, иного подобрать не могу – слизняков. Улыбка Иззи подсказывает мне, что они явились по нашу душу.

– Знакомься, это Митчелл, – мурлыкает Иззи, взглядом давая понять: «Он мой!» – А это его друзья.

И подмигивает, мол, «действуй».

– А я Джейми! – представляюсь я, не зная, кому пожимать руку – носачу с остекленелым взглядом или усачу с внешностью и манерами Остина Пауэрса (чем он явно гордится).

Они, кажется, разочарованы не меньше моего. Еще бы: ожидали увидеть Иззи номер два, а что получили? Черные стриженые вихры и никакого декольте, такой стиль им явно не по вкусу: они подталкивают друг друга локтями и перешептываются. Заговорщики чертовы!

Не понимаю, в чем дело. Я ведь и не хочу им нравиться! Да и сами они мне совершенно не нравятся. Почему же я чувствую себя так, словно осталась без подарка на детском утреннике? Да что там – гораздо, гораздо хуже!

Мы проходим ближе к сцене и садимся за столик со свечой. Я молча молю богов поскорее поднять занавес, а сзади слышится сиплый шепот Носача:

– Эх, сменять бы ее вон на ту официанточку!

Нет-нет, говорю я себе. Не надо. Две истерики за один вечер – это уже слишком.

Может, мне украсить себе бицепс модной символической татушкой, из тех, что означают «честность», «дружба» и тому подобное? Только моя будет означать «уродливая подруга».

Мы приехали в Лас-Вегас, чтобы выйти замуж, но, честно признаться, в роли невесты я себя не представляю. Большую часть жизни судьба готовила меня к амплуа старой девы. В школе я воплощала собой архитип «прыщавой уродины», что караулит на углу, пока ее подружка обжимается с парнем с подворотне. Это меня подсылали к первому красавчику в классе, чтобы я выяснила, нравится ли ему моя соседка по парте, и, если нравится, договорилась о свидании. Это я впивалась ногтями в ладони, когда подруга рассказывала, что мальчик, который снился мне целый год, вчера пригласил ее в кино. По иронии судьбы, поссорившись с моей подружкой, красавчик шел за утешением ко мне. «Ты отличный товарищ, – так он начинал, – с тобой всегда можно поговорить». А завершал тем, что я гораздо симпатичнее Иззи, или Лайзы, или Джастины, или кого-нибудь там еще. И он жалеет, что встречался с ней, а не со мной. Такое бы признание – да на полгодика раньше…

Меня вновь охватывает жалость к себе и горечь одиночества. Не говоря уж о досаде оттого, что этим чувствам, похоже, суждено сопровождать меня во всех злачных местах Лас-Вегаса.

– Что с тобой? – интересуется Иззи, на миг отвлекаясь от Митчелла.

– С ног валюсь, – вяло улыбаюсь я.

– Куда-куда ты хочешь завалиться? – навостряет уши Усатый.

– На пол! – рявкаю я. – Устала, понимаешь?

М-да, истинная леди… Языковой барьер между Англией и Америкой, оказывается, выше, чем я думала.

В зале гаснет свет.

– Леди и джентльмены! – хрипит голос из динамика. – Встречайте наших сегодняшних гостей! На сцене – Малыш Креол и «Кокосы»!

– Боже мой! Иззи, ты слышишь? – восклицаю я в восторге. – Мы же их видели на Бристольском ипподроме! – ахает Иззи.

– Да, давным-давно! Помнишь: «Энни, я тебе не отец? Обожаю!

На Носатого наши вопли не производят впечатления, пока на сцене не появляются сами «Кокосы» в разноцветных рубахах и атласных штанах в обтяжку. Малыш – в миру Август Дарнелл – выходит вперед: на нем бананово-желтый пиджак, черная рубашка, из кармашка торчит черный носовой платок Улучив момент, Иззи громко восхищается его буйной шевелюрой: по моему же скромному мнению, волосы Креола не идут ни в какое сравнение с мохнатой шерстью, что выглядывает у Митчелла из-за воротника.

Ударник у «Кокосов» вроде бы новый – классный парень! Так колотит по своим цимбалам, что кажется, будто они грохочут сами по себе. Черт возьми, а может, жизнь – не такая уж дрянная штука? Со сцены нас должно быть видно: что, если удастся перехватить его взгляд?

В этот момент Носач жестом собственника закидывает руку на спинку моего стула. Этого еще не хватало! Я отодвигаюсь. Теперь загораются глаза у Усача: он придвигается ближе и прижимается ко мне бедром. Не знаю уж, сколько он выпил, но я явно начала ему нравиться.

Не успевает Малыш и до половины допеть свою знаменитую «Джина, Джина, он просто лыжный инструктор», как я понимаю, что больше не высижу. По горло сыта этой компанией! Я объявляю, что хочу сходить в туалет.

При слове «туалет» Три Потребителя сперва непонимающе пялят глаза а затем разражаются непотребным хохотом.

– А как это называется на американском языке? Нужник? – рычу я, поднимаясь на ноги.

Остановив проходящую мимо официантку, спрашиваю, где у них тут дамская комната.

– Какая-какая комната? – удивляется она.

– Э-а… видите ли, я ищу туалет… то есть уборную…

– А, комната отдыха. Прямо по коридору и налево.

– Спасибо!

– О, не за что! – и она расплывается в широкой, белозубой, удивительно американской улыбке.

Повернув налево, вижу перед собой знак «Выход». А в «Цирке» такая роскошная мягкая кровать… Но уйти нельзя. А может, можно? Хотя бы выйти на минутку, подышать свежим воздухом…

Я выхожу на улицу: теплый бриз ласкает мне лицо, призывно шелестят пальмовые листья. Мимо проходит элегантная пожилая пара: она просматривает брошюрку, он мурлычет себе под нос популярную мелодию. На той стороне улицы пьяный героически цепляется за фонарный столб, но в конце концов совершает танцевальное па, которое сделало бы честь Джину Келли, и опускается на асфальт. Приближается гул голосов – кажется, говорят по-немецки; проходит мимо колоритная свадьба. У обоих новобрачных серьги в ушах, в носу, на губах, на бровях и бог знает где еще. Даже мать невесты – и та вся в татуировках. Что делаю здесь я, мисс Английская Скромница?

Помню, как ехидно усмехнулась Надин, когда мы с Иззи объявили, что летим в Лас-Вегас. Для женщины, с восемнадцати лет выписывающей журнал «Свадьба», Вегас – синоним преисподней: она не сомневается, что все невесты здесь идут под венец с букетами искусственных цветов, а женихи дают клятвы верности в малиновых смокингах.

Что ж, почему бы и нет? Каждому свое. Белоснежные лилии я оставлю Надин; а сама, когда настанет (настанет ли?) мой черед, гордо приколю к груди букет пластмассовых гладиолусов и скажу: «Боже, благослови Лас-Вегас!»


ГЛАВА 6


Никогда не забуду день, когда я впервые увидела «нареченных» вместе.

Надин прибыла несколькими днями раньше своего суженого, чтобы натаскать маму с папой и прошерстить домашнюю обстановку на предмет стилевых оплошностей. Приехав накануне празднества, я обнаружила, что мамины бронзовые кони ускакали со своих мест по сторонам камина: конюшней для них сделался шкаф под лестницей. Там же скрылась детская фотография Надин – с жидкими кудельками и широкой улыбкой, открывающей скобки на зубах. Из кухни исчез табурет со следами кошачьих когтей, из прихожей – акварельный закат цвета «пожар в тропиках». Снобистские замашки Надин мне претят, однако насчет акварели я с ней от души согласилась.

В восемь вечера папа, мама, Надин и я – вместе целая семья сидели в столовой за жарким. (Только я, одинокая вегетарианка, склонилась над тарелкой салата. Надин до сих пор уверена, что я не ем мяса исключительно с целью привлечь к себе внимание.) Семейный ужин напоминал заседание военного совета.

– Я просмотрела гардероб и отобрала то, что вы наденете, – так начала брифинг Надин.

– Тебе не кажется, что костюм для отца – это немного слишком? – забеспокоилась мама. – Я хочу сказать, мы ведь собираемся жарить шашлык.

– Зато в светло-сером пиджаке папа такой представительный! – проворковала Надин, взяв отца за руку. – И потом, костюм ведь летний! Ты согласен, правда, папуля?

– Разумеется; согласен, дорогая. Все что угодно, лишь бы ты была счастлива!

Я ощущаю укол ревности. Ради меня «папуля» шагу лишнего не сделает!

– А тебе, мамуля, не советую надевать сиреневое платье – оно, знаешь ли, полнит. Лучше надень тот брючный костюм, что я приготовила. И никакой дешевой бижутерии!

Мама тяжело вздыхает. Я похлопываю ее по руке.

– Ты в любом наряде останешься красавицей, – ободряю я ее, а затем поворачиваюсь к Надин: – Что касается меня, выбор невелик; я не захватила с собой гардероба.

– Неважно. Насчет тебя я его предупредила.

– Что ты хочешь сказать?

– Джейми, не повышай голос на сестру! – хмурится папа.

Я надуваюсь и молча допиваю вино, мысленно наказывая себе подарить папе с мамой на Рождество бокалы приличных размеров. Из этих фигурных рюмочек «для особых случаев» и муха не напьется, тем более что папа вечно забывает подливать дамам. А меня при встречах с Надин всегда тянет к спиртному.

Добрых двадцать минут я мрачно молчу – чего никто не замечает. С личной жизни Надин разговор переходит на мою, вернее, на ее отсутствие. Ненавижу семейные допросы. Меня слишком легко расколоть.

– Что-о? Ни одного парня с тех пор, как тебя бросил Тревис? – Надин просто наслаждается своей ролью.

– Ни одного, – отвечаю я и с хрустом вонзаю вилку в салат.

– Не можешь его забыть? По-моему, он того не стоит, – наносит она новый удар.

С этим я спорить не могу. Помню, как мама жаловалась, что запах Тревиса доносится до нее даже из соседней комнаты. Папа как-то раз поинтересовался, не пасет ли мой новый друг овец. А Надин, едва взглянув на него, изрекла приговор: «Я знаю, что у тебя страсть к маргиналам, но, по-моему, это уж слишком!»

Папа бормочет с полным ртом, что я вечно выбираю неудачников. Можно подумать, передо мной, словно на опознании в полицейских фильмах, выстраиваются в ряд классные парни, но я прохожу мимо них и тыкаю пальцем в одного-единственного неудачника!

– Джейми просто еще не встретила того, кто создан для нее, – утешает меня мама.

А Надин, разумеется, тут же добавляет:

– Подождем, пока его выпишут из Бедлама!

Какого черта папа так покатывается над ее шуточками? И как удается ей так безошибочно и так больно направлять стрелы в цель? Кажется, она нащупывает мои слабые места раньше, чем я осознаю их сама. Недавно Надин озвучила мою свежую фобию, заметив, что мужчины при знакомстве со мной, должно быть, думают: «Почти тридцать – и ни одного серьезного романа? Что-то с ней не так!» Разумеется, вслух это сказал только один мужчина. Как я уже говорила, мы с папой никогда не были близки.

В тех редких случаях, когда папа снисходит до задушевной беседы со старшей дочерью, наш диалог развивается по известному сценарию: начинается с невинного вопроса: «Неужели ты не хочешь быть счастливой, как твоя сестра?», а заканчивается (иногда, смотря по тому, сколько он выпил за ужином) словами: «Слушай, может, ты все-таки лесбиянка?»

Порой я пытаюсь его задобрить.

– Понимаю, тебе хочется внуков, – говорю я. – Но подожди, рано или поздно я встречу человека, от которого захочу иметь детей!

Он только ухмыляется и отвечает что-то вроде:

– Джейми, деточка, люди столько не живут!

Мама говорит, что это он не со зла. Но что проку – все равно больно. Вы думали, теперь, когда Надин готова воплотить в жизнь его мечту о внуках, он оставит меня в покое? Ничуть не бывало: похоже, ее успех только подчеркнул мои вечные поражения. Что он думает – что я одинока ему назло? Неужели не понимает, как страшно жить, когда некого любить и некем быть любимой? Почему он ни разу не сказал мне: «Не спеши, ты заслуживаешь самого лучшего! – или что-нибудь в этом роде? Только смотрит на меня с презрением, И во взгляде его я читаю: «Ну вот, в который раз эта неудачница меня разочаровала!»

Не только моя личная жизнь возмущает папу. Он, кажется, так и не оправился от давнего потрясения, когда я сообщила ему, что хочу стать актрисой. Творческие профессии папа презирает. Его девиз: «Работа, работа и еще раз работа!» За конторским столом. С фиксированной зарплатой и приличной пенсией. С актерской карьерой ничего не вышло, я залезла в долги и этим, казалось, подтвердила его правоту. Потом решила пойти учиться на журналистку – все говорят, что у меня язык хорошо подвешен. Но папа не верит в мои способности и не упускает случая заметить, что синдром «вечного студента» – просто другое название для лени и безответственности.

Он одолжил мне денег с условием, чтобы я «разобралась в себе и поняла, чего хочу» иными словами, нашла работу с девяти до пяти. Что оставалось делать? Вот почему до прошлого четверга я сидела на телефонной станции, с утра до вечера пререкаясь с недовольными клиентами. Не слишком увлекательное занятие – но попробуйте сказать об этом человеку, который жизнь посвятил производству и установке водосточных труб! Мало того – подозреваю, что он действительно любит свою работу. Помню, как по воскресеньям, отправившись с нами куда-нибудь в парк или на гулянье, он делал крюки в несколько миль, чтобы взглянуть на новый водосток такого-то! Мы приучились за двадцать шагов отличать его трубы от продукции конкурентов.

Для меня загадка, как ему удалось подцепить маму.

Про нее все говорят: «Лицо кинозвезды и походка балерины». Но внешность – не главное. В своей семье мама стала первой девушкой, окончившей университет. И уже много лет преподает английский в колледже. Она, без сомнения, умнее папы: он это понимает и втайне мучается. Папа из тех людей, которые беспрерывно всем доказывают, что они лучше других. А мама – из тех, которым нет нужды ничего доказывать. И так видно:

Мы с Иззи, когда были помоложе, мечтали обменяться родителями. Мой солидный и надежный папочка как нельзя лучше подходит ее крохоборке-мамочке. А моя мама с папой Иззи узнала бы вкус романтики, которой ей так не хватает. Она ведь даже за границей ни разу не была! Почему? Папа считает, что это пустая трата денег. Мама не жалуется; но порой, когда мы с ней разговариваем об Иззи и Дейве, я слышу в ее голосе тоскливые нотки.

– Ты ведь не хочешь таких отношений, как у них, – говорит она. – Так зачем спешить? Подожди, пока не встретишь мужчину, рядом с которым поймешь, что не можешь больше ждать!

Иногда я восхищаюсь ее стоическим равнодушием к папиной вредности и скупердяйству; но чаще ее смирение меня угнетает. Конечно, папа неплохой человек – но до чего же ограниченный и твердолобый! Неужели мама не чувствует, что жизнь проходит мимо? Неужели не хочет чего-то большего? Когда я думаю, что она могла сделать, чего добиться в жизни, мне становится горько. Я готова проклинать папу за то, что он не дал ей раскрыться.

И очень боюсь, что то же случится и со мной. С тех пор, как я посмотрела «Ширли Валентайн», меня преследует мерзкий липкий страх – превратиться в такую же зашуганную домохозяйку, медленно сходящую с ума в четырех стенах опротивевшего дома. Помню, как я громко возмущалась после фильма: зачем Ширли вызвала мужа, этакую бесчувственную свинью, в Грецию?

Мама странно взглянула на меня – тогда я не поняла этого взгляда – и ответила:

– От человека, с которым прожила столько лет, так легко не отделаешься.

Еще мама говорит, что на человека, которого знаешь – по-настоящему знаешь и понимаешь, – обижаться невозможно: ведь тебе понятно, почему он так себя ведет.

Однако с Надин этот принцип не работает, Я не понимаю, почему ей нравится делать мне больно.

В тот вечер я была совершенно не в настроении ругаться, поэтому, опрокинув в себя две крошечные рюмки (Надин пила сок), извинилась и ушла к себе – якобы устала и хочу лечь спать пораньше. Ни одного приличного фильма по телевизору не нашлось, так что я стала перебирать старые вещи. Все здесь осталось, как было пять лет назад, когда я перебралась на квартиру к Иззи. Я потянула ящик письменного стола – толстая книга скользнула на пол и открылась на середине. «Классические стихи о любви». И здесь мне нет спасения! Я швырнула книгу на туалетный столик и задвинула в самый дальний угол.

Ну-ка, а это что? Волшебная свеча под названием «Найди новую любовь» – давний подарок Иззи. Ее тетя целую коробку таких привезла из Лос-Анджелеса. Свечу надо зажечь в пятницу после захода солнца, прошептать коротенькое «заклинание» – мол, хочу встретить мужчину своей мечты – и оставить свечку на семь дней и семь ночей, чтобы выгорела дотла. Свеча защищена толстым стеклянным колпаком, так что ее можно оставлять без присмотра. Она розовая, с блестками, и пахнет какими-то целебными маслами; Иззи зажгла свою свечу и вскоре встретила Дейва. Возможно, это и удержало меня от эксперимента – не хватало еще, чтобы судьба соединила меня с таким же тюфяком! Да и не хочу я «находить новую любовь». Мне нужно вернуть старую. Но в тот вечер я рассуждала иначе. Конечно, Надин ужасная бяка, думала я; но все же хочется испытать то, что испытывает сейчас она.

Хватит ли у меня храбрости зажечь свечу? Я ощупываю стол в поисках спичек. Под руку попадается красная коробочка с эмблемой клуба латиноамериканского танца «Аи Карамба». Я припираю дверь стулом, чиркаю спичкой и тушу свет. Желтый огонек пляшет в темноте я смотрю на него, пока не засыпаю.

Наутро свеча оплыла и стала заметно короче, но еще горела. Я проснулась в необычно умиротворенном настроении: должно быть, причиной тому стал сон. Сон об удивительном человеке, рядом с которым я наконец-то почувствовала себя счастливой и желанной. Лица его я не разглядела и теперь, нежась в постели, размышляла, кто бы это мог быть. Он казался таким знакомым; однако известные лица, которые я перебирала в памяти, возбуждали совсем иные чувства. На Си Джея не похож. И на Тревиса (на Тревиса – в особенности). Вообще не похож ни на кого из моих «бывших», и это, пожалуй, добрый знак. Такой приятный теплый сон – словно пижама, подогретая на калорифере!

Повалявшись немного в постели, я вытащила руку из-под одеяла, нащупала телефон и набрала номер Иззи. Та ночевала у Дейва: он как раз принес ей завтрак в постель. Судя по тому, какре попурри из танцевальных ремиксов гремело на заднем плане, Иззи как раз смотрела по телеку субботний хит-парад. Однако – верная подруга – она выключила звук, едва я начала рассказ о своем сне.

– Может быть, ты его еще не встретила, – предположила она.

– Тогда почему он казался таким знакомым?

– Потому что он – твоя половинка. Больше ничего сказать не могу, слишком мало данных. Когда мне приезжать?

– Он появится в час. Значит, тебя я жду раньше.

– Разрешаешь подкалывать Надин на глазах у ее суженого?

– Ради бога! Пока, жду.

Звонок в дверь раздался в 12.30. Надин торчала в ванной (наверняка выщипывала брови – точнее, то, что от них осталось), папа; весь в дыму, разводил за домом костер, а мама ушла в магазин за лимонами. Осталась я. Но мне-то что за дело до чужого жениха?

В дверь зазвонили снова. Я выползла из своей комнаты и забарабанила в дверь ванной.

– Надин! Звонят!

– Что??? – взвизгнула она. – Так рано? Не может быть!

– Ладно, тогда открывать не будем.

– Нет, нет! Проведи его в гостиную, предложи выпить, только на кухню не пускай!

Надин сделала все возможное, чтобы превратить отчий дом в глянцевое гнездышко с рекламной картинки; однако кухню ей переделать не удалось. Пластиковые стулья и оскорбляющий взор обеденный стол остались на своих местах. Надин пыталась купить новую кухонную мебель – но в «Икса» делать заказы принято за несколько недель вперед.

Я спускаюсь и распахиваю входную дверь.

Цветы. Шуршание фольги. Пиджак. Без галстука. Загорелое лицо. Бутылка вина. Орлиный нос и прекрасные светло-зеленые глаза! Смятение. Узнавание. Туман в голове и ядерный взрыв в сердце.

– Си Джей!

– Джейми! Это ты? Что…

– Что ты здесь делаешь? – в восторге и изумлении восклицаю я.

– А ты как думаешь, что он здесь делает? – встревает Надин, в полной боевой готовности выскакивая из ванной. – Пришел познакомиться с семьей своей любимой женщины! Ну, давайте знакомиться: Кристиан, это Джейми!


ГЛАВА 7


Ужас. Чёрный ужас. Хватая ртом воздух, я приваливаюсь к стене.

– Джейми… э-э… любит выпить с утра, – по-своему объясняет мою реакцию Надин. – Зато прекрасно смешивает коктейли! Хочешь «Пиммз», милый?

Молчание. Надин вглядывается в лицо жениха.

– Или предпочитаешь пиво из холодильника? Он открывает и снова закрывает рот.

– Неужели так трудно выбрать? – пожимает плечами Надин. – Он будет пить «Пиммз».

Обвив рукой его талию, она мягко, но неотвратимо подталкивает Си Джея вперед.

– Пойдем в сад, дорогой, познакомимся с папулей!

Вернувшись с лимонами, мама видит у двери меня. Я как прилипла к стене, так и не могу оторваться.

– Что с тобой?

Я сглатываю слюну.

– Он… п-приехал!

– Неужели так плох? Ладно, не будем мешать ее счастью. Ей с ним жить, а не нам.

Меня передергивает.

– Джейми, тебе нехорошо? – спрашивает мама.

– Очень хорошо! Лучше некуда!

Стремглав взлетев по ступенькам, я врываюсь к себе в комнату и падаю на кровать. Руку пронзает острая боль: сквозь слезы я вижу кровь и вскакиваю. Взорвалась свеча: осколки стекла и капли расплавленного воска разлетелись по всей комнате. Рука выглядит, словно в фильме ужасов; кажется, я сейчас упаду в обморок. Но нет, мне удается доползти до стола и обмотать кровоточащую кисть бумажным полотенцем.

Кто-то барабанит в дверь.

– Нельзя! – ору я.

– Джейми, ты плохо себя чувствуешь? Надин говорит, что ты уже успела выпить. Это правда?

– Нет, мама. Просто просто подташнивает. Ничего страшного. Через минуту пройдет.

Шаги удаляются. Я с облегчением вздыхаю и сжимаю голову ладонями, пытаясь сложить головоломку из разрозненных кусочков. Кристиан – это Си Джей. Мой Си Джей. Ее Кристиан Джонсон. Целый год – и я ничего не подозревала?! Я пытаюсь вспомнить, что рассказывала о своем женихе Надин, но тщетно – весь год я старательно пропускала мимо ушей все упоминания о личной жизни сестры.

Вдруг мне приходит на память, что Надин писала маме письма. С отчаянно бьющимся сердцем я вскакиваю и бегу по коридору в родительскую спальню. В верхнеем ящике прикроватной тумбочки – аккуратно сложенная стопка конвертов с эдинбургскими марками. Я бегу обратно к себе и снова припираю дверь креслом. Трясущимися руками открываю первый конверт. Пробегаю глазами по изящным каллиграфическим строчкам:

«В день святого Валентина он подарил мне подушечку, на которой золотой вязью вышиты стихи – вот такие:
		«Будем дарить поцелуи друг другу,


		Пока не закроются наши глаза,


		Если усну я в твоих объятьях —


		Наказанью предай меня.


		Но, знай, и во сне не прерву я занятья —


		Буду снова и снова тебя целовать я»


Чудесная вещица, мамуля! И так подходит к моей «египетской» хлопковой коллекции от Ральфа Лорена!»

Песнь о том, как Надин повысили по службе, я пропускаю и перехожу к более раннему письму – где они с Кристианом только что познакомились:

«Вчера вечером Кристиан водил меня ужинать в «Монблан» и подарил старинный браслет – очень дорогой! Прелесть, конечно, но совершенно не в моем вкусе. Я объяснила, что ношу только золото, и мы решили завтра обменять браслет на что-нибудь симпатичное. А перед тем, как сделать мне подарок, Кристиан сказал, что, встретив меня, словно нашел драгоценность, потерянную много лет назад. Еще сказал, что рядом со мной снова переживает блаженство первой любви: он искал меня долгие годы и теперь не сомневается – мы никогда не расстанемся! Представляешь? Романтичные признания и дорогие подарки! Наконец-то я нашла мужчину, который меня достоин!»

Господи, как больно! Словно сквозь сердце тянут колючую проволоку. Первая любовь? Его первая любовь – это я! Как мог он нас перепутать?

Может быть, Надин напомнила ему меня? Кое-кто говорит, что моя сестрица – вылитая я, только помоложе, постройнее и посимпатичнее. (Если быть точной, таким сравнением меня осчастливил Тревис. Правда, он был тогда под кайфом.) Может, Си Джей неосознанно «запал» на семейное сходство? Но как он мог ее полюбить? Почему не дождался меня? Почему не нашел – или не искал вовсе? В один миг я нашла его – и потеряла навеки.

Но больше всего меня угнетает несправедливость. Почему именно Надин? Как может он читать ей стихи, с которыми когда-то обращался ко мне? Делиться с ней мечтами, которыми делился со мной? Вот дрянь – она украла у меня любовь, украла жизнь!

В этот момент из-за двери звуки, которые ни с чем не спутаешь – Иззи, взбираясь по лестнице, во все горло распевает Элвиса:

– Огни большого города зажгли во мне огонь, зажгли во мне огонь, зажгли… Эй, открывай!

Подковыляв к дверям, я впускаю Иззи.

– Ни фига себе! – ахает она, узрев осколки стекла, мою перекошенную физиономию и окровавленную Руку.

– Это не то, что ты подумала, – быстро говорю я. – Хотя, может, и стоило…

– Что за чертовщина здесь творится? А это что? – Она указывает на разбросанные по полу письма.

– Ничего, – Ногой я заталкиваю письма под кровать.

– Что случилось? Это что, твоя волшебная свеча? – То, что от нее осталось…

– Она же совершенно безопасна! – изумленно качая головой, цитирует инструкцию Иззи.

Я набираю воздуху в грудь.

– Иззи, Си Джей здесь.

– Какой такой Си Джей? О ком ты?

– Помнишь парня, с которым я познакомилась десять лет назад на театральных курсах?

– Смутно.

– Пантин-поэт!

– А, ну да! И что значит «он здесь»?

– Позвонил в дверь и вошел.

– Судя по всему, ты не слишком рада его видеть, – замечает Иззи, наклоняясь, чтобы осмотреть мою покалеченную руку. Кажется, она решила, что у меня не все дома. Неудивительно!

– Иззи, это звучит дико, но жених Надин… Я давлюсь слезами и умолкаю.

– Кристиан… – помогает мне Иззи.

– Кристиан – это и есть Си Джей. Мой Пантин-поэт.

Несколько секунд Иззи молча таращит глаза. Затем приказывает:

– Ни слова! Ни жеста! – и вылетает за дверь. Возвращается минут через пять – с неиссякающим запасом сочувствия и бутылкой «Хосе Куэрво».

– Черт возьми, вот так история! Точно он! Вхожу – сидят. Познакомились, завязался разговор, я и говорю: «Ах, то да се, есть в вас что-то артистическое». Надин, конечно, сразу встряла: «Нет, это все в прошлом, теперь Кристиан занимается архитектурой». А он молчит и ежится. Тогда я говорю: «А знаете, Джейми, сестра Надин, тоже мечтала стать актрисой. Впервые узнала вкус театра десять лет назад, на летних курсах в Гилфорде». – Иззи! Не могла же ты…

– Еще как смогла! Ты бы видела, как он побагровел! Тут, ясное дело, все стали спрашивать, куда ты пропала. А я отвечаю, что мы с тобой заняты важным делом и скоро спустимся. Спешить некуда, шашлык ты все равно не ешь.

Она садится рядом и наливает мне слоновью дозу текилы. Я делаю глоток и морщусь; но спиртное согревает меня – становится чуточку легче.

– Иззи, что же мне теперь делать? Я никого, кроме него, никогда не любила! Он для меня единственный!

– А ты для него, как видно, нет.

– Как ты можешь так говорить? – кричу я.

– Он целый год провел с Надин. На нем пиджак. У него короткая стрижка. Этот не тот человек, вместе с которым ты обливалась слезами над Шелли.

Мы отхлебываем еще и еще. Мозги у меня начинают затуманиваться.

– По-моему, взорвавшаяся свеча – это знак судьбы, – говорит Иззи.

Она знает, чем меня пронять: я в любой ерунде готова увидеть знак.

Потянувшись за текилой, Иззи смахивает на пол книгу. «Стихи о любви», которые вчера попали мне в руки.

– Я-то думала, ты бросила эти глупости! – укоризненно замечает Иззи.

Никогда она не одобряла моей любви к поэзии – от стихов, по ее словам, я превращаюсь в слезливую мокрую курицу.

– Ну… да, просто…

– Загадай страницу, – перебивает она.

Уже много лет мы не гадали по книгам. В школьные годы, оказавшись на пороге какого-нибудь рискованного решения, мы порой брали книгу, загадывали страницу, открывали и вверяли свою судьбу первым строкам, на которые упадет взгляд. Особенной глубиной и загадочностью, помнится, отличались пророчества «Винни-Пуха».

– Девяносто пять! – решаюсь я.

Она открывает:

– Мама моя родная! Ты только послушай:

«Любовь моя!

Могу ль назвать тебя своей?

Увы!

Сказать так может лишь твоя невеста.

– Хватит! – кричу я.

Никакой мистики. Это все фокусы подсознания. В нужный момент из глубин моей памяти выпорхнула нужная страница.

– Попробуем еще раз. Открой книгу!

Иззи молча смотрит на меня. Затем касается моей руки и тихо говорит:

– Так дальше жить нельзя.

Иззи и сама на взводе. Потом я узнаю, что накануне она выслушала от Дейва очередное предложение руки и сердца. «Всякий раз, как он встает передо мной на колени, – говорит она, – я вскакиваю, словно вижу маньяка с топором». Словом, обе мы в самом подходящем настроении для великих свершений и безобразных кутежей.

Только один раз мы с Иззи ездили в отпуск вместе. Поездка длилась неделю, – больше всего мне запомнился наш истерический хохот, когда у ее «Гольфа» в восьмой раз за день заглох мотор. Но на этот раз все будет иначе. Отчаяние требует отчаянных мер. Настало время осуществить Проект Пресли!

– Так жить нельзя, – повторяет Иззи. – Мы получаем то, чего заслуживаем. Чтобы изменилась наша жизнь, надо и самим измениться.

Во мне просыпается робкий огонек надежды.

– Вот скажи, тебе твоя нынешняя жизнь нравится? Я бросаю на нее взгляд, полный горькой укоризны, и отвечаю:

– Какая там жизнь!

– Вот так же тошно становится и мне всякий раз, как Дейв просит назначить дату свадьбы. Если я выйду за него замуж – конец мечтам. Мечтам о пышной свадьбе, о мужчине, который будет носить меня на руках, о волосах, как у Дженнифер Энистон… Я понимаю, одной тоже не сладко: но ты хотя бы можешь надеяться, что приедет принц на белом коне и все разом изменит. А я, если выйду за Дейва, собственными руками похороню свои надежды. Превращусь в домохозяйку, научусь менять пробки, узнаю, каким средством лучше всего отмывать раковину… Да лучше утопиться! Глубоко вздохнув, она продолжает:

– И вот я думаю: не может же быть, чтобы на свете никого лучше Дейва не нашлось! И ты не веришь, что больше не испытаешь настоящей любви. Так сколько можно сидеть сложа руки? Пора проверить, может ли исполниться наша Великая Мечта!

– О миллионере на белом коне? – уточняю я дрожащим от недавних рыданий голосом.

– А чем плохо? Или ты предпочитаешь Великую Мечту о тяжелой работе и нищенской пенсии?

– Ну уж нет! – улыбаюсь я.

– Помнится, тебе предлагали сделать репортаж из Лас-Вегаса. Еще не поздно согласиться?

– Н-нет… – отвечаю я. Господи боже, неужели мы действительно это сделаем?

– Тогда звони в редакцию!


ГЛАВА 8


Десять лет я мечтала об одном – снова увидеть Си Джея. Сбылась мечта идиотки: он всего в одном этаже и нескольких комнатах от меня. Но десять лет – слишком долгий срок. Не говоря уж об обстоятельствах встречи… Иззи торопливо перевязывает мои раны: обе мы сознаем, что непозволительно долго скрываемся от общества. Пора встретиться с «нареченными» лицом к лицу.

– Только вокруг запястья не обматывай! – ною я. – Еще решат, что я резала вены!

– Да ладно тебе! – морщится Иззи.

Я смотрю на свою руку. Конечно, порезы широкие, пластырем не стянешь: но едва ли они заслуживают прижизненной мумификации, какую устроила Иззи.

– Ладно, сойдет, – хмурится она, обрезая бинт и затягивая узел.

– М-да, на свидание с Си Джеем я иду во всеоружии! – сокрушаюсь я.

– Джейми, какое там свидание? Тяжкое испытание, которое надо пережить с минимальными потерями. Вот и все.

Я берусь за косметичку.

– Подрумянься, – советует Иззи, – ты белая, как привидение. И прекрати смотреть на меня такими убитыми глазами!

С таким напутствием она исчезает в ванной, оставив меня любоваться в зеркало на собственную унылую физиономию.

Внезапно – словно включается невидимый приемник – в комнату врываются голоса снизу. Похоже, вечеринка переместилась в холл. Кажется, смотрят наши с Надин детские фотографии, что хранятся в тумбочке под телефоном. Я слышу раскатистый папин смех и мягко-укоризненное мамино: «Айвен, дорогой!» Си Джей, кажется, держится поодаль; слышно, как Надин зовет: «Кристиан! Кристиан!» – ни на секунду не желая выпускать нареченного из-под опеки.

Иззи выходит, когда Надин как бы невзначай заговаривает о том, как трогательно выглядят малыши на свадьбах.

– Господи, а четверть часа назад они обсуждали глазурь на свадебных пирогах! – стонет Иззи. – Еще раз услышу слово «свадьба» – закричу. Пойдем-ка их встряхнем!

Мы дожидаемся, пока «комитет по встрече жениха» вернется в гостиную, и начинаем свое нисхождение в ад. Текила кипит у меня в крови и шумит в голове; я начинаю бояться, не ляпну ли при встрече с Си Джеем что-нибудь такое, о чем буду потом жалеть.

– Говорить буду я! – шепчет Иззи.

Я охотно соглашаюсь – и, видит бог, уже из одного этого можно понять, как мне хреново.

– А вот и старшая сестра, которую все ждали! – провозглашает – на мой взгляд, чересчур бравурно – Иззи, пропуская меня в гостиную.

Но я мнусь в дверях, озираясь в поисках безопасного места. На диване рядом с Си Джеем… нет, ни за что! Мама и Надин болтают у камина, картинные позы их напоминают рекламные плакаты шестидесятых годов. Надин как-то странно ерзает: не сразу я замечаю, что она старается незаметно задвинуть в глубь каминной полки ярко-синюю фарфоровую черепаху.

– Стена – твой первый друг! – шепчет сзади Иззи. Придерживаясь за «первого друга», я направляюсь к папе, который ведет с Си Джеем светскую беседу, в то же время приглядывая за барбекью сквозь приоткрытую дверь во двор. На эту-то дверь я и налегаю всем телом. И вываливаюсь в сад.

– А вот дверь – нет! – шепчет Иззи, помогая мне подняться на ноги. Она кусает губы, чтобы не рассмеяться.

– Что это ты сотворила со своей рукой? – интересуется папа, всем своим видом давая понять, как утомлен моим существованием.

– Да так, ерунда, – объясняет Иззи. – Волшебная свеча взорвалась. Бац – и осколки по всей комнате!

Черт бы побрал Иззи – в ее изложений я выгляжу этакой недоделанной иствикской ведьмой! О чем я думала, когда разрешила ей взять переговоры на себя? Когда имеешь дело с моей лучшей подругой, временами начинаешь жалеть, что под рукой нет кляпа.

Мама кидается ко мне, начинает причитать «ад раненой рукой, щупает лоб, словно больному ребенку:

– Джейми, да ты вся горишь! Температуры нет?

Я чувствую, что еще мгновение – и взорвусь, как та несчастная свечка.

– Н-нет, просто душно очень. Пойду подышу свежим воздухом…

Я выползаю в сад – и в ноздри мне ударяет ядреный дух жареного мяса. К горлу подкатывает тошнота: окончательно потеряв самообладание, я срываюсь с места и бегу, бегу куда глаза глядят, пока не зарываюсь в густое плетение бугенвиллеи.

– Джейми! – слышится за спиной шипение Надин – она выскочила за мной следом. – Прекрати вести себя как полная идиотка! Еще отпугнешь Кристиана – он подумает, что это у нас семейное!

В этот миг небеса, не выдержав, начинают плеваться дождем.

– Этого еще не хватало! – рявкает Надин, как будто я персонально ответственна за дождевые тучи.

Я почти чувствую, как шипят капли, падая на мою разгоряченную кожу. Блаженное облегчение!

Так бы я, наверно, и простояла до вечера; но мама разыскала меня и привела домой.

Она протягивает мне стакан минералки со льдом. От этой трогательной заботы внутри у меня что-то вздрагивает, и на глаза снова наворачиваются слезы. Малейшее проявление жалости – и я гибну.

Я неохотно сажусь вместе со всеми за стол, где папа раскладывает малюсенькие порции мяса на огромные лепешки питы с салатом.

– Жаль, что ты сегодня нездорова, – мягко произносит Си Джей, омывая меня взглядом зеленых глаз.

Я не успеваю ответить – как всегда, вмешивается Надин:

– За Джейми не волнуйся. У нее вся жизнь – театр!

– Кстати, о театре… – начинает Иззи.

Я наступаю ей на ногу. Иззи отвечает мне невинным взглядом и как ни в чем не бывало продолжает:

– Так вот, кстати о театре. В нашей с Джейми жизни намечается дра-ма-тический поворот!

– М-да? Это ты о чем? – интересуется папа, конспиративно подмигивая Си Джею, мол: «Сам знаю, что старшая дочка у меня чокнутая, да и подружка у нее не лучше, что ж тут поделать – только чувство юмора – и спасает!»

Сделав паузу и убедившись, что все навострили уши, Иззи объявляет:

– Мы решили послать работу на фиг и рвануть в Лас-Вегас!

Молчание.

– Послать работу на фиг, – механическим голосом повторяет папа.

– Ну да! – радостно подтверждает Иззи.

– Иззи, у тебя же нет постоянной работы!

– Знаю, но все равно надо сказать агенту, что я уезжаю.

– Джейми! Что все это значит?

Что ему ответить? Я в жизни своей не принимала более безумного решения!

– Ну… помнишься рассказывала, что в «Экспрессе и Эхо» мне предложили написать статью о животных в Лас-Вегасе – цирк, шоу, Зигфрид и Рой, и все такое?

Папа смотрит на меня пустыми глазами.

– Конечно, ты не обязан помнить о самом захватывающем предложении в моей жизни, – вздыхаю я.

– Это было после того, как Джейми написала такую интересную статью о Пейтонском зоопарке. Помнишь, Айвен? – подсказывает мама.

– А-а, помню. И что? Почему из-за этого надо бросать работу?

– Видишь ли, командировка назначена на середину июля. Я попросила у начальницы отпуск, а она отказала. Я пыталась объяснить, как это для меня важно, какой это шанс, но она сказала, что, если я исчезну на неделю в середине лета, меня просто выгонят без выходного пособия.

– А Джейми не стала дожидаться, пока ее попрут с работы, – триумфально заканчивает Иззи, – и уволилась сама. Минут пятнадцать назад.

– Айвен, это ведь и в самом деле прекрасная перспектива… – успокаивает отца мама.

Но его так просто не успокоить.

– Из-за одной статьи! Бросить прекрасную, надежную работу с видами на будущее – из-за одной-единственной паршивой статьи! И на сколько, говоришь, ты едешь – на неделю?

– Н-ну. – я подумала, раз на работу возвращаться не нужно, почему бы не пожить в Лас-Вегасе в свое удовольствие? Например, месяц. Сделаю несколько материалов на разные темы и предложу редакции. Кто знает, может, мне удастся устроиться в журнал на полную ставку?

Хм! Слушаю себя и сама удивляюсь: до чего убедительно звучит! Почему бы, собственно, и нет? Охота за миллионерами писать не помешает – скорее, наоборот, добавит впечатлений. Воспряв духом, я продолжаю:

– Нам предложили номер в «Цирке» – на первую неделю бесплатно, а дальше по скидкам для прессы.

– Ничего себе! Накорябала пару душещипательных статеек о птичках и рыбках – и уже «пресса»! – вставляет свои три копейки Надин.

– Что за чушь! – резюмирует папа. – У тебя была прекрасная работа на телефонной станции. Может быть, без блеска и помпы – но ты могла сделать карьеру!

– Папа! – говорю я. Почему-то мне вдруг становится очень важно, чтобы он понял. – Я наконец-то решилась сделать то, чего действительно хочу. Ты же знаешь, как я мечтала о Лас-Вегасе…

– Ну и ехала бы в отпуск, как все нормальные люди! Нет, непременно надо бросать работу!

– Далась тебе эта работа! Другую найду!

– Ты полгода просидела на пособии, пока не устроилась на станцию! Да, кстати, на что вы там будете жить? У вас же нет зеленых карточек!

– Мы откладывали деньги на отпуск, – объясняет Иззи. – Час за рулеткой – и эта сумма удваивается…

– Иззи, – вмешивается мама, – не шути так, устроишь Айвену сердечный приступ.

Папа откладывает нож и вилку и откашливается. Сейчас мы услышим речь о долге перед обществом.

– Знаете, – вступает Кристиан, надеясь предотвратить папино словоизвержение, – у меня в Лас-Вегасе> дядя, может быть, он сможет вам помочь.

– Богатый? – немедленно спрашивает Иззи.

– Точно не знаю, но, кажется, он вполне обеспечен. У него большой сувенирный магазин и много сотрудников. Может быть, возьмет вас к себе на работу – он все время ищет новых девушек.

– Женат?

– Иззи! – восклицаю я.

– Точно сказать не могу, – чуть смущается Кристиан. – Сейчас ему около пятидесяти, так что, наверно…

– Нам обязательно надо сейчас о нем говорить? – вмешивается Надин, умоляюще глядя на маму.

– Я просто подумала, – замечает Иззи (воплощенная невинность!), – раз уж мы все собрались вместе, почему бы не выпить не только за новую жизнь Надин и Си Джея, но и за наше с Джейми новое начало?

– Какого еще Си Джея? – не понимает папа.

– Э-э… Кристиана. За новую жизнь Надин и Кристиана, – поправляю я.

– Иззи, ты совершенно права, – подытоживает мама и скрывается на кухне.

Иззи продолжает дразнить папу, но я не прислушиваюсь к ее шуточкам, потому что слева от меня Надин шипит Кристиану:

– Прекрати наконец пялиться на Джейми!

– Надин, я сижу напротив нее, – вздыхает он. – Куда же мне еще смотреть? И потом, она совсем не такая, как ты описывала. Для меня это неожиданность, вот и все. «Не для тебя одного», – думаю я.

Появляется мама с заветной бутылкой «Вдовы Клико».

– Я берегла ее как раз для такого случая!

– Анна! – ахает папа.

Мама отвечает ему твердым взглядом.

– Что, Айвен?

– Э-э… Ничего. Пойду принесу бокалы.


ГЛАВА 9


Теперь понимаю, что имел в виду Дин Мартин, когда говорил о «похмелье, от которого даже волосы болят»! Дрожащей рукой нащупываю на тумбочке полупустой стакан и делаю глоток.

– Ф-фу! – кривлюсь я. Тепловатая водка с клюквой. Ну и дрянь!

Однако несколько глотков этой дряни приводят меня в чувство. А воспоминание о том, где я и почему, окончательно прогоняет дурноту. Я вскакиваю и распахиваю занавески навстречу бьющему в глаза солнечному свету. Первое утро в Лас-Вегасе – ура!

Улица сбросила вечернее платье и облачилась в повседневный деловой костюм. Роскоши поубавилось, однако по-прежнему есть на что посмотреть – одни небоскребы-переростки и разлапистые пальмы чего стоят! Вдалеке виднеются ржавые силуэты гор. Но доминирует в панораме, конечно, бескрайнее синее небо. Меня переполняет оптимизм. Вчерашние рыдания забыты, впервые за много лет я проснулась бодрой и готовой к подвигам. Может быть, я излечилась?

Опасаясь снова провалиться в скорбь над своим расквашенным сердцем, я поворачиваюсь и вглядываюсь в королевскую кровать Иззи. Не могу понять: один человек ворочается под одеялом или двое?

Из-под одеяла выныривает встрепанная голова. Одна.

– Сколько времени? – хрипит Иззи.

– Девять сорок восемь, – улыбаюсь я. – Совсем не плохо – нас ведь предупреждали, что из-за временной разницы мы будем просыпаться в четыре утра.

– Так я заснула только в пять! – отвечает Иззи, тщетно стараясь принять вертикальное положение.

– Да ну? Давай подробности!

– Воды! – сипит она.

Я приношу из ванной два пластиковых стаканчика и усаживаюсь на кровать. Обожаю утренние истории Иззи! Несмотря на то, что кончаются они всегда одинаково. А может быть, и благодаря этому. Моя серая жизнь остается на заднем плане: бульварные историйки Иззи так захватывают, что о моих ночных приключениях (точнее, их отсутствии) мы обе уже и не вспоминаем.

Вчера я так и не сбежала из «Дезерт Инн». Очень хотелось, верно: но не могла же я бросить Иззи на растерзание трем чудовищам – Усатому, Носатому и Волосатому!

В бар вернулась как раз «вовремя» – успела засечь спину уходящего со сцены Малыша Креола. Пока меня не было, Иззи успела взять своего мохнатика на поводок и теперь охотно направила стопы в сторону «Цирка». За нами потащился и Усач. Носач остался – решил испробовать свои чары на официантке.

По дороге домой я умирала от тоски, знакомой по бесчисленным возвращениям домой в компании Иззи и двоих парней. Все как обычно: Иззи виснет на своем избраннике, а мы с его отвергнутым товарищем тащимся позади, изо всех сил стараясь не показывать, как нас тошнит от воркования «влюбленных».

В редких случаях, когда ситуация обратная, Иззи не теряет времени даром: она принимается обольщать отвергнутого дружка – и неизменно преуспевает. Помню, как однажды мы привели к себе двоих парней и разошлись по своим половинам – по гостю на гостиную. На следующий день Иззи принялась пытать меня на предмет: «как он в постели». Я, зевая, поведала, что мы всю ночь говорили о литературе. Иззи была возмущена до глубины души.

– Подумать только! Я-то до рассвета трахалась с его жирным приятелем – из одной гуманности, чтобы бедняга не чувствовал себя обиженным!

– Что, очень противно было? – посочувствовала я.

– Да ничего, выжила, как видишь. Закрыла глаза и думала о Филе Коллинзе.

Необычная сексуальная фантазия, верно? Но, как я уже упоминала, у Иззи нестандартные вкусы.

Вот и теперь я сообщаю Иззи, что распрощалась с Усачом на пороге гостиницы, получила на прощание липкий, пропахший ликером поцелуй, рухнула в постель и во сне качалась на лиане среди «Кокосов» в разноцветных пиджаках.

Иззи в ответ делится со мной впечатлениями от англофильских вкусов Митчелла.

– Похоже, Британская империя – его фетиш, – морщится она. – Все время возмущался, что я не говорю, как в учебнике. По его мнению, например, настоящая англичанка вместо «можно» должна сказать «разрешаю». Хотя, должна тебе сказать, не особо-то он спрашивал разрешения…

– Подробности давай! – требую я.

– Ох, сил нет! – стонет Иззи, откидываясь на подушки. – Он все равно вне конкурса. Его самолет в шесть утра улетел в Джорджию, так что мы его больше не увидим. – А ты хотела бы?

– Ну, вообще он довольно милый. Пушистый такой… Если закрыть глаза, кажется, что тискаешься с Чубаккой.

– Ну и?! – Долго еще она собирается молчать о самом интересном?

– Могу сказать только одно…

– Ну?!!

– Победа!!!

– Ур-ра!

– А теперь нас ждет пир победителей!

– Гип-гип-ура! Я в ванную первая! – Мысль о еде – вожделенной лас-вегасской еде! – пересиливает во мне даже восторг от победы подруги.

– Ну дай мне хоть поплакаться на судьбу! – молит Иззи.

Скатившись с постели, она с легким удивлением замечает, что спала одетой.

– Так вот, ты бы видела размеры его…

Я вскидываю бровь.

– Да нет, не того, о чем ты подумала! – ухмыляется Иззи.

– Иззи, можро вопрос? – прерываю я ее. – Помнится, отправляясь в Лас-Вегас, ты клялась, что с бурным прошлым покончено и отныне ты ляжешь в постель только с будущим мужем. Тогда зачем, скажи на милость, тащить с собой семьдесят два презерватива?

Поразмыслив немного, она отвечает:

– Понимаешь, когда я встречу своего единственного…

– Ну?

– Что, если он не сразу поймет, что он мой единственный?

Обе мы покатываемся со смеху.

Но умолкаем, едва нашим взорам предстает очередь к шведскому столу. Это зрелище к веселью не располагает.

Целую вечность мы продвигаемся мелкими шажками, втягивая носом аппетитные запахи и сильно напоминая Оливера Твиста с его несчастными сотоварищами. Согласно рекламному буклету, шведский стол «Цирка» обслуживает 10 000 человек в день. И, похоже, все они здесь!

Пара, что стоит перед нами, развлекается семейной ссорой.

– Вчера во время церемонии у тебя был такой вид, словно вот-вот бросишься бежать! – сварливо замечает леди.

Джентльмен молчит.

– Интересно, почему не сбежал? – не унимается она. – Из чувства долга? Дай скандала испугался?

Он пожимает плечами.

– Да нет…

– Ненавижу когда мне врут! – шипит она. – Признался бы честно, что не хочешь! Завтра приезжают наши – вот увидишь, они все поймут по твоей физиономии!

Он устало вздыхает и пытается ее обнять. Она отталкивает его руку. Соседи по очереди навостряют уши.

– Тебя, между прочим, никто не заставлял! – не унимается она.

В последнее верится с трудом.

– Я хотел жениться, – невыразительно отвечает он.

– Но не на мне, верно? Я-то знаю, кто у тебя на уме!

Потрясающее терпение у мужика! Ведь явно не в первый раз все это слышит… Может, у его суженой нелады со щитовидкой?

– А билеты на Джонни Мэтиса взял? Ну, конечно, забыл! Чего от тебя еще ждать?

– Взял.

– Какой ряд?

– Кажется, сорок третий.

– Что??? – Голос ее обретает мощь и пронзительность бензопилы. – Говорила же я – закажи билеты заранее! Нет, как всегда, тянул до последнего! Теперь нет смысла идти – все равно ни черта не увидим!

– Хорошо, если не хочешь, не пойдем.

– И выбросим на ветер такую уйму денег?! Ты же знаешь, как я люблю Джонни Мэтиса! Ты нарочно это сделал! Выбрал самые дрянные места! Все мне назло!

– Ты права, – подтверждает он.

– Что-о??

– Я специально выбрал места, с которых мы ничего не увидим. Не могу видеть, как ты смотришь на него, когда он поет. Помнишь тот концерт в Нью-Джерси, когда он вывел тебя на сцену и преподнес розу? Я тогда промолчал: но, честно говоря, мне его прибить хотелось.

Она светлеет лицом:

– Ты никогда об этом не говорил…

– Я знаю, как тебе нравится Джонни Мэтис. И готов ходить с тобой на все его концерты. Но мне это не по душе.

– О милый! – И она прижимается к нему. Праздник продолжается. Этот брак, без сомнения, заключен на небесах.

Наконец кордон пройден: нас препровождают к столику у стены, расписанной жирафами. Сегодня воскресенье, и гостям полагается поздний завтрак с шампанским; учитывая, что ради выпивки придется расстаться всего-навсего с 6.49 доллара вместо будничных 4.49 (это около трех фунтов – какова дешевизна?), отвергнуть шампанское было бы с нашей стороны просто черной неблагодарностью.

Глоток спиртного – и мы отправляемся за едой. Минут десять курсируем между сервировочными столиками, оформленными в стиле школьной столовки, и накладываем на тарелки разнообразную вкуснятину. Кулинарные и эстетические принципы сочетания блюд забыты начисто. Вернусь домой – найду курсы где меня смогли бы обучить грамотному отношению к шведскому столу, что в будущем поможет мне избежать всяческих проблем с желудком. (Наверняка такие существуют.)

Вернувшись к столу и рассмотрев добычу, я обнаруживаю, что взяла три вида картошки (жареную, печеную и чипсы), два вида яиц (вкрутую и глазунью), полтарелки красной капусты и огромное пирожное с кремом. С голодухи я непривередлива – все съем и добавки попрошу!

Иззи более разборчива – она кладет на тарелку несколько ложек разных салатов (наверняка попробует, поморщится и есть не будет), паштет с запахом собачьих консервов, дюжину креветок.

Из путешествия номер два она возвращается с горой картофельного пюре, куском свинины (возможно, это свиная отбивная? По виду неясно) и несколькими кусочками рулета. Я беру себе чечевичный суп с карри, лазанью со шпинатом и нарезанную тоненькими ломтиками свеклу. Голод давно позади: в нас уже с трудом лезет – но мы не сдаемся.

Путешествие номер три соблазняет нас пудингами, сырниками и восхитительным фруктовым тортом. Как не поддаться всем трем соблазнам!

Наконец выходим на финишную прямую – замороженные йогурты, которые, оказывается, в Америке называются «снежок». Так что мы не только упражняемся в обжорстве, но и пополняем свое образование. Наконец сытость берет верх, и, подойдя к столу в последний раз, мы набиваем сумки пирожками и бананами – на случай, если снова захочется есть.

Году этак в 2009-м.

За завтраком мы рассчитывали обсудить планы на день, однако беседа не пошла дальше отдельных реплик типа: «А ты попробуй вот это вот в то окунуть!» А теперь все, чего мы хотим – лечь и не вставать. Долго-долго.

– Это, наверно, реакция на детскую фрустрацию, – берется за дилетантский психоанализ Иззи, окидывая взглядом необъятный стол и удостоверяясь, что ничего вкусненького мы не упустили. – Помнишь, когда нас заставляли есть все, что дают?

– Надо было родиться в Средневековье – тогда каждый прием пищи становился праздником! – поддерживаю я.

– Точно! Какие пиры закатывали тогдашние вельможи! А девиз нынешних банкетов: «Ешь, пей и страдай от этого», – вздыхает она. – Право, страшно подумать, что любители диеты тоже завтракают, обедают и ужинают. Только представь: три раза в день страдаешь оттого, что не можешь съесть, сколько хочется и чего хочется!

– Я-то не страдаю. Но знаю девушку, которая только об этом и думает.

– Как же, Надин-диетопоклонница! – ухмыляется Иззи.

Телосложением Надин пошла в отца – стройная и подтянутая. Однако с давних пор ее снедает страх, что ее фигура изменится к худшему. «Как это случилось с тобой», – добавляет она, беззастенчиво разглядывая мои отяжелевшие бедра.

Лет с тринадцати Надин предалась аскетизму. Ей приходилось тяжело, но родным – куда тяжелее. Ни о чем, кроме своей диеты, она говорить не могла. Заунывным голосом, словно на молитве, перечисляла все вкусности, которые могла бы съесть за последней трапезой, но неимоверным усилием воли удержалась. Всех в доме тошнило от этих разговоров; еще немного – и мы не меньше Надин возненавидели бы процесс приема пищи.

Однажды я не выдержала. Это было за обедом. Надин, по обыкновению, скучала над тертым яблочком, я грела в микроволновке тарелку макарон с сыром и сладкой подливкой, и тут сестрица завела надоевшую песню: «Ах, как бы мне сбросить хотя бы килограмм!»

– Надин, – сказала я устало, – ты вдвое стройнее меня и при этом не перестаешь твердить, что ты толстая. Задумайся на минутку, как я себя при этом чувствую?

Она окинула меня уничтожающим взглядом и ответила:

– Разница в том, что тебе все равно!

Тогда я здорово разозлилась, но теперь понимаю, что в ее словах есть правда. Я не преисполнюсь отвращения к себе, даже если слопаю целый торт. За все надо платить, а свобода есть все, что пожелаешь, стоит трусов четырнадцатого размера.

Теперь Надин рассказывает знакомым, что у меня совершенно особая разновидность булимии – при которой не тошнит. Но я смирилась и с этим.

Иззи же связана с едой узами страстной любви, временами переходящей в ненависть. Чтобы поддерживать вес на уровне, она чередует шоколадные конфеты с диетическими пилюлями. Сейчас фигура у нее сказочная: но в детстве Иззи была толстушкой и с тех пор все мечтает похудеть.

Однако, несмотря на набитые животы, дома мы не усидим – ведь нас ждут магазины! Мы слыхали, что на Форуме во «Дворце Цезаря» цены аховые – покупать там ничего не стоит. Но посмотреть-то можно! Потолкаться в бутиках Гуччи и Прада. Настроиться на поиск миллионеров. Перемерить несколько сотен пар туфель. А если кто-нибудь спросит наши имена, отвечать: «Мисс Трамп и баронесса Ротшильд».

– Я забегу в номер, возьму солнечные очки, – говорит Иззи. – Тебе что-нибудь принести?

– Пару тысяч долларов, если у тебя завалялись лишние, и вантуз для прочистки желудка!


ГЛАВА 10


– Нет, не смогу!

– Сможешь, – твердо отвечает Иззи. – Я в тебя верю.

– У-ми-раю! – ною я.

– Радуйся, что влажность на нуле!

– Вчера мы тонули в кипятке, а сегодня поджариваемся в крематории – вот и вся разница, – отвечаю я.

Если верить карте, «Дворец Цезаря» всего в пяти отелях от нас. Однако мы явно недооценили размеры лас-вегасских отелей. Это как прогулка во сне: сколько ни идешь, ни на шаг не приближаешься к цели.

– Может такси возьмем? – малодушествую я.

– Гляди, мы уже дошли до «Острова Сокровищ»! – подбадриват меня Иззи.

Деревянный пешеходный мост, выходящий на так называемый «Пиратский Залив», переполнен туристами. Внизу разворачивается морское сражение между пиратским галеоном и британским фрегатом. Гремят пушки; поле боя застилают клубы дыма; актеры в костюмах XVIII века летят за борт и, громко вопя, вспарывают телами взволнованную воду.

– Обожаю морячков! – бормочет Иззи голосом Лесли Филлипс, пробираясь сквозь толпу.

Как печет солнце! Я уже готова рухнуть на мостовую… как вдруг погибающие чувства мои пробуждает волнующий запах дорогого мужского одеколона. Мимо проплывает пара стройных ног в потертых джинсах. «Джинсы – одежда тех, кому не нужно бороться за место под солнцем». Я ускоряю шаг.

– Что такое? Кто размахивает морковкой перед твоим носом? – изумляется моей внезапной резвости Иззи.

– Ты не видела его лица? – взволнованно спрашиваю я.

Сегодня у меня уже был неприятный сюрприз. Мужик, со спины воплощавший мою мечту о хипповской гриве, оказался старикашкой с крючковатым носом, желтыми прокуренными зубами и залысинами на лбу. Но с джинсовым парнем, я уверена, такого конфуза не произойдет. Темные волосы его, на дюйм не доходящие до широких плеч, блестят капельками воды – видно, только что из душа. Свободная легкая рубашка просвечивает на солнце, открывая взору стройное сильное тело. Когда он проходил мимо, я заметила длинные темные ресницы и породистую линию скул.

– Увидеть бы его лицо! – тоскую я.

– Помнишь свой сон месячной давности? – подначивает Иззи. – Во сне ты встретила мужчину своей мечты, но не могла разглядеть его лица!

– Ты на все готова, чтобы заставить меня идти дальше! – улыбаюсь я.

Вдруг он шагает на движущийся тротуар, словно вышедший из фантастического фильма. Тротуар ползет в сторону «Миража».

Обернувшись, Иззи видит, что я рванула за ним.

– Прости, – извиняюсь я, когда она меня догоняет, – не успела тебя окликнуть. Ноги сами все за меня решили.

Он всего в паре человек от нас кажется, о чем-то задумался. Сильной, но изящной рукой приглаживает влажно блестящие волосы. Обручального кольца нет. Мы придвигаемся ближе. Я замечаю, что на шее у него блестит цепочка. Подкравшись еще ближе, слышу, как он тяжело вздыхает.

Вот он сходит с конвейера и направляется в казино. Мы продираемся следом. На мгновение он оборачивает к нам картинный профиль – и я бросаю на Иззи триумфальный взгляд.

– На Призрака Оперы не похож – по крайней мере, слева, – замечает она. – Значит, мы при деле!

Призывный запах добычи манит нас из-за угла А вот и сама «добыча» – любуется на легендарных белых тигров Зигфрида и Роя.

Выцветшие до белизны скалы и бирюзовый бассейн напоминают рекламу мятных конфет «Ледник Фокса»; но на конфетной обертке красуются белые медведи, а здесь – тигры редкой породы. Сейчас мы видим двух: они и в самом деле белые, у одного полоски лакричного цвета, а у другого – шоколадно-коричневые, словно он опалил себе шкуру, прислонившись к радиатору. Тигры кажутся волшебными, сказочными, как единороги. Тот, что с лакричными полосками, свернулся у стены, расписанной райскими птицами. Другой беспокойно расхаживает по вольеру.

– По-моему, ему здесь плохо, – со вздохом замечает Иззи.

– Одна женщина из общества «Рожденные свободными» рассказывала мне: когда зверь в клетке ходит кругами, то впадает в своего рода транс и таким образом сбрасывает напряжение.

Иззи хмурится.

– То есть для тигра ходить кругами – все равно что для человека напиваться?

– Что-то вроде того. Ой, посмотри, какие глаза! Тот, что с шоколадными полосками, отрывается от «бутылки» и подходит вплотную к решетке, уставившись на толпу потрясающими льдисто-голубыми глазами.

– Какая красота! – вздыхаю я.

Наш мокроволосый герой тоже смотрит на тигров. И улыбается.

Над головой, на большом экране, резвятся белые тигрята. Голос за кадром объясняет, что этот редкий вид мог бы исчезнуть с лица земли, если бы не меры по спасению белых тигров, впервые предпринятые Зигфридом и Роем.

– Природа – наш дом и наше наследство. Мы должны ее сохранить, – патетически вещает диктор.

Я достаю блокнот и делаю несколько записей для будущей статьи. По видео тем временем рассказывают, что Зигфрид (блондин с руками чудотворца) и Рой (брюнет, понимающий животных с первого взгляда) провели в Лас-Вегасе более 16 000 представлений, среди зрителей которых были Барбра Стрейзанд, президент Клинтон, Майкл Джексон и Робби Уильяме – любимый певец Иззи.

Рядом с нами какой-то турист зачитывает жене отрывки из путеводителя:

– Смотри-ка, одни из богатейших людей в мире. Известнейшие жители Лас-Вегаса… ну да, понятно… и… о, ты только послушай, дорогая – они, оказывается, немцы!

Вдруг наш мокрый герой снимается с места. И снова погоня, погоня, погоня! Мы пробегаем через казино: холл, увитый тропическими растениями, и «Салун Лагуна» в полинезийском стиле, полный игроков-азиатов и рыжеволосых соблазнительниц.

– Как в фильмах о Джеймсе Бонде! – ухмыляется на бегу Иззи.

Мы несемся мимо роскошных бутиков. Пройдя немного, он оборачивается. Мы кидаемся к витрине и делаем вид, что восторгаемся сумочкой с золотым замком. В стекле нам видно его отражение: он снова двинулся вперед.

– Вперед, Сабрина! – хихикает Иззи. Она знает, как я люблю этот фильм.

– Не хочу быть самой умной, – возражаю я, следуя за ней. – Лучше я буду Келли!

За двумя стеклянными дверьми нас встречает плеск воды и визг купальщиков – это бассейн. Картинка неправдоподобно идиллическая, словно из рекламной брошюры о том, где лучше всего провести отпуск. Се-т кунду поколебавшись, он делает еще один крутой вираж и направляется к барьеру, возле которого дежурит билетерша.

– «Тайный сад Зигфрида и Роя», – читает вывеску Иззи.

Он, коротко переговорив с толстушкой-билетершей, проходит за барьер. Я оборачиваюсь к Иззи.

– Что ж, мы так или иначе собирались сюда сходить, – пожимает плечами она. – Играем!

Мы протягиваем деньги. Затем Иззи указывает на нашу добычу и говорит громко:

– Посмотри-ка, это не Майк? Ужас как похож!

Проследив за взглядом Иззи, билетерша с энтузиазмом вступает в разговор:

– Да нет, мэм, это Зейн.

– Зейн? Вы уверены? А со спины – вылитый Майк!

– Нет, точно Зейн. Но если вы знакомы с парнем, который на него похож, познакомьте и меня! – улыбается она.

Мы хватаем билеты и хотим бежать дальше, но на пути у нас вырастает девушка-гид по имени Шери и сообщает, что придется подождать, пока не наберется полная группа. А он уже внутри. Останавливается на минутку возле бассейна с дельфинами. Пожимает руку служащему. Наклоняется над бортиком и треплет по голове одного из сородичей Флиппера, радостно высунувшего из воды лобастую голову.

– Кажется, мы нашли себе доктора Айболита, – замечает Иззи.

Так мы называем мужчин, прошедших тест на любовь к животным. Следующая ступень – проверить, способен ли он проявить к любимой девушке такое же внимание, как к любимой собаке.

– Пойдемте со мной, посмотрим фильм о том, как появился на свет малыш Спрайт, – приглашает нас Шери и уводит в туннель под бассейном – прочь от Зейна.

Меня охватывает паника: но ужас сменяется блаженным покоем, едва мы погружаемся в облако неземного бирюзового света. За стеклянными стенами проплывают дельфины: мы следим за ними как зачарованные. Затем Шери включает видео, и мы узнаем, как пришел в наш мир дельфиненок Спрайт.

– Какой миленький! – воркует Иззи. – Точь-в-точь надувная игрушка для ванной!

Двое дельфинов синхронно ныряют и в один миг высовывают морды из воды.

– Мы не учим дельфинов трюкам: все, что вы видите, они делают и в естественных условиях, – объясняет Шери.

Я – в своей стихии. Дельфинов обожаю с детства: еще в младших классах я собирала картинки с дельфинами и до сих пор храню свою коллекцию. Порой я думаю, что могла бы работать в дельфинарии – если бы не стеснялась показываться на людях в купальнике.

Шери раздает нам плейеры с информацией о зверинце (наговоренной самими Зигфридом и Роем) и отпускает на волю. Дальше можем гулять сами.

Экзотические хищники в зеленых вольерах наслаждаются фиестой. Они зевают, облизывая клыки ярко-розовыми языками, и гладкие шкуры их блестят в электрическом свете.

Мы знакомимся со слонихой Джильдой, для которой в вольере выстроены развалины индийского храма. Джильда – дама миниатюрная (всего три тонны) и для своих пятидесяти с хвостиком выглядит очень недурно, хотя ее морщинистая серая кожа явно нуждается в увлажняющих кремах. Джильда еще не на пенсии – дважды в день она участвует в шоу Зигфрида и Роя.

Идем к следующему вольеру, где нежатся под искусственным солнышком белые львы, и поражаемся, как этим красавцам удается сочетать беспечную лень с царственным величием. И вдруг ноздри мои раздуваются, уловив знакомый запах. Запах добычи. Я оглядываюсь кругом. Зейна не видно – откуда же аромат? Сейчас я – львица, он – газель.

Пожилой турист, стоящий рядом, чуть отступает в сторону – и я вижу Зейна. Шесть футов великолепного мужского тела, волосы черные и блестящие (хотя уже высохли). Я облизываю пересохшие губы.

Он поднимает глаза. Я поспешно отвожу взгляд и начинаю накручивать на пальцы прядь волос, заслоняя глаза рукой, чтобы он не прочел моих мыслей.

– А я – тоже наполовину конь! – говорит он.

Что?.. Та-а-ак! Сейчас выяснится, что мой красавчик сбежал из ближайшей психушки. Чего и следовало ожидать.

Он протягивает руку и касается символа Стрельца одного из амулетиков, что, позвякивая, болтаются на моем серебряном браслете.

– Кентавр – получеловек-полуконь – шепчу я.

– А-а-а! Значит, мы оба Стрельцы!

Я поворачиваюсь, чтобы включить в разговор Иззи, но она уже упархивает прочь, помахав мне рукой и бросив:

– Увидимся в магазине сувениров!

– Я тоже ношу символ своего знака. Сам сделал, – говорит он, наклонившись, чтобы я могла разглядеть у него на шее медальон на цепочке – лук и стрелу.

Рубашка на груди распахивается: восхищаясь мастерством Зейна в ручных ремеслах, я не упускаю случая бросить беглый взгляд вниз, на его рифленый живот. От этого зрелища пересыхает во рту и загораются уши.

– Так вы… э-э… ювелир? – интересуюсь я, краснея.

– Нет, – улыбается он. – Это просто хобби. Мастерю такие поделки и дарю друзьям. А работаю я в «Стардасте».

– О, в «Стардасте» мы еще не были. Мы первый день в Вегасе. Ну и как там? – Я болтаю без передышки, моля бога, чтобы он не спросил, где мы остановились.

– Неплохо. Правда, из братьев меньших одни попугаи, да и те нарисованы на обоях. Чтобы полюбоваться на зверей, я хожу сюда. Хорошая у них жизнь – ни горя, ни забот… – И он потирает висок.

– Неприятно вас разочаровывать, но я только что видела, как двое снежных барсов поцапались из-за куска говядины…

– Всюду страсти роковые! – смеется он.

Тут в нашу милую беседу врывается громкий голос с очень знакомым выговором:

– Ух ты, Гэри, глянь, какую кучу наложил вон тот котяра!

– Ваши соотечественники? – интересуется Зейн. Он легко уловил английский акцент.

– К сожалению, да. Стоит ли удивляться, что я предпочитаю общество животных?

– Я тоже. – Он широко улыбается. – Лучшие мои друзья – пантеры.

Только успеваю подумать, что и сам он похож на пантеру – такой же гибкий и сексуальный, – как из-за угла на нас торпедами выскакивают двое мальчишек Зейн грациозно уступает им дорогу. Меня природа грациозностью обделила, я отшатываюсь, спотыкаюсь, задеваю ногой за скамью и падаю на сиденье.

– Отличная мысль! – улыбается он. – Давно пора присесть.

Морщась от боли, я незаметно потираю голень, на которой через несколько минут наверняка появятся первые признаки синяка.

– Что у вас там еще? – спрашивает он, снова прикасаясь к моему увешанному амулетами браслету.

На этот раз пальцы его касаются моего запястья. Я поднимаю взгляд – роковая ошибка. Глаза у Зейна темно-темно-карие, почти черные, с золотыми проблесками.

– Можно посмотреть? – негромко говорит он.

Я поднимаю руку и опираюсь локтем о спинку скамьи, чтобы рука не дрожала.

– По большей части подарки Иззи, моей подруги…

– Той, что ждет вас в магазине сувениров?

– Ну да. Нашими знаками – она тоже Стрелец – мы с ней обменялись на прошлый день рождения. У нее – семнадцатого декабря, у меня – двадцатого.

– Не может быть! У меня тоже двадцатого!

– Шутите?

– Нет, правда! Вот здорово! – восклицает он. Кажется, он и вправду обрадован.

В душе у меня гремит салют и взрываются фейерверки, но снаружи я – воплощенное спокойствие.

– А ты – типичный Стрелец? – спрашиваю я и немедленно пугаюсь: не слишком ли личный вопрос? Не рано ли я перешла на «ты»?

– Если скажешь, на кого похож типичный Стрелец, я отвечу! – отвечает он с улыбкой.

– Ну, если верить тетушке Иззи – а она в этом разбирается – Стрелец выбирает профессию, требующую напряжения всех сил, физических или интеллектуальных. Ты интеллектуал или спортсмен?

– Хм… ближе к спортсмену. – Он почему-то смеется. – Экстремальный вид спорта, скажем так. А ты?

– Ты уже в курсе, что я из Англии. А англичане – нация домоседов и скромников. Так что я – книжный червь, хотя интеллектуалкой себя назвать не решусь. Пошли дальше. Можно ли сказать, что ты гордый?

– Вряд ли, хотя мне есть чем гордиться! – Он корчит надменную физиономию и тут же расплывается в улыбке.

– Любишь приключения? – задаю я следующий вопрос.

– Обожаю путешествовать. Веришь или нет, но во мне течет кровь аргентинцев и апачей!

У меня еще миллион вопросов, но решаюсь я на самый безобидный:

– Романтик?

Он мимолетно мрачнеет.

– Это в прошлом.

– Оптимист?

– Обычно да, сейчас нет.

– Экстраверт?

Он загадочно улыбается.

– При моей-то работе – и не быть экстравертом! А ты?

– Раньше, была; но теперь я, кажется, растеряла всю энергию.

Он всматривается в мое лицо.

– Энергия к тебе еще вернется.

– Откуда ты знаешь?

– У нас, Стрельцов, развита интуиция. Мы способны видеть в других потенциальные возможности. Я сразу понял, что у тебя еще многое впереди. Ты ведь не единственная, кто изучает гороскопы!

Хотелось бы мне остановить это мгновение, вставить в рамку и показать Иззи!

– А эта маска на цепочке что значит? – спрашивает он.

– Э-э… Это двуликая маска – образ театра – комедия и трагедия, – отвечаю я ровным голосом, следя за тем, чтобы не добавить вслух: «Этот амулет подарил мне единственный человек, которого я любила, прежде чем он сделал предложение моей сестре!»

– Ты актриса?

– Да нет. Мечтала о сцене, но вовремя поняла, что это не для меня, – отвечаю я, уставившись себе под ноги. У левого каблука оторвалась набойка. Я прячу ногу под скамью и продолжаю: – Огни рампы – это для других, а мне хватает и огонька настольной лампы!

Хвалю за искренность, Джейми. Что еще увлекательного о себе расскажешь?

– Впрочем, работу в офисе я бросила, – торопливо добавляю я.

– И чем сейчас занимаешься?

– Вот этим всем! – отвечаю я, широко раскидывая руки. – Вегасом!

О статье рассказывать не стоит – учитывая, что мы вот-вот устроимся продавщицами в сувенирный магазин Си Джеева дядюшки, хвастовство «журналистской карьерой» прозвучит довольно глупо.

– Так вот к чему у тебя серебряная игральная кость? – спрашивает он.

– Ну да! А все вместе – рулетка! – отвечаю я и начинаю крутить браслет на запястье.

– Ух ты! Да он еще и вертится? Зейн придвигается ближе. О-о-ох, как от него пахнет!

Он касается медальончика в форме сердца.

– А здесь твой приятель?

– В медальоне? Не поместится! – смеюсь я. – На самом деле у меня нет приятеля. Сейчас – нет.

– И я недавно расстался со своей девушкой, – отвечает он, снова потирая висок. – Она работала спасательницей в бассейне. Прожила у нас три месяца и сказала, что хочет вернуться домой. В этом беда Вегаса – здесь долго не задерживаются.

В голове у меня звучат строчки из песни: «Оставайся в Канзасе, Дорати»

– Извини, – смущенно бормочу я.

– Да нет, все нормально. Жизнь продолжается.

Как я хочу прижать его к себе. Утешить. Стать для него новой Дороти!

– Зейн, дружище! – окликает моего нового знакомого парень из дельфинария. – Извини, но нам пора.

– Тодд, это… ах, черт! Я так и не знаю, как тебя зовут…

– Джейми. Будем знакомы! – Я пожимаю ему руку. После всего сказанного этот жест выглядит несколько официально.

Я улыбаюсь Тодду.

– Потрясающая у вас работа!

– Ты только посмотри! – Зейн берет меня за руку и показывает Тодду еще один амулет – серебряного дельфинчика. – Наверно, в прошлой жизни Джейми была русалкой!

Наконец-то мне встретился человек, не считающий, что все русалки похожи на диснеевскую героиню! Бедное мое сердечко трепещет, как белье на ветру, – давно оно не слышало таких комплиментов.

– Круто! – замечает Тодд. – Слушай, если хочешь взглянуть на дельфинарий изнутри, звякни как-нибудь Зейну, и мы тебе это организуем.

Представьте себе лучшее в своей жизни Рождество, а затем умножьте на десять! Вот такой же пьянящий восторг я чувствую сейчас. С Тоддом я и минуты не знакома – а он уже предлагает исполнить мое заветное детское желание. Не говоря уж о том, что мужчина моей мечты, прислонившись к вольеру, царапает на листке свой номер. Может быть, это солнце пустыни так действует? Из переполненного сердца рвутся невнятные восклицания, бессильные отразить мое торжество.

– Вот это клево! – шепчу я.

– Клево? – переспрашивает Тодд. – Ух ты, по-нашему заговорила!

– Держи, – и Зейн с многозначительной улыбкой протягивает мне клочок бумаги. – Звони в любое время, я весь день там.

Они уже собираются уходить, и вдруг Зейн оборачивается ко мне и спрашивает:

– Слышала про аквариум во «Дворце Цезаря»? Я знаю одного парня, который там кормит рыбок, – он раньше здесь работал. Если хочешь, можем сходить туда: я вас познакомлю, и он тебе все покажет.

– С удовольствием, – отвечаю я, лучась от счастья, и чувствую себя русалкой, вернувшейся в родную стихию.


ГЛАВА 11


– У меня две новости: одна хорошая, другая плохая…

– Выкладывай! – кивает Иззи.

– Сперва хорошая: он ангел. Настоящий. На земле таких не водится. Мы родились в один день. Сколько ему лет, не знаю, но точно больше двадцати. Кажется, я ему понравилась. Он смеялся моим шуткам. Глаза у него черные и мечтательные. И – он дал мне свой телефон!! Иззи, я влюбилась! Пусть Си Джей женится на Надин, пусть заводит хоть двадцать пять человек детей – МНЕ ПЛЕВАТЬ!

– А плохая новость?

– Еще не знаю. Но с моим-то везением – дурных новостей долго ждать не придется.

– А ты пессимистка!

– Только сейчас заметила? С моим «послужным списком» это неудивительно.

Иззи смеется в ответ. Тут только я замечаю, что она с немалой скоростью тащит меня прочь от отеля.

– Куда это мы? – интересуюсь я.

– Пока ты ворковала со своим Маугли, я немножко побродила вокруг, – отвечает она с видом скромницы, но глаза горят интригующим огоньком. – И теперь хочу кое-что тебе показать!

Мы выходим на Стрип, и Иззи требует, чтобы я не поднимала глаз. Смотреть в землю – пожалуйста, а вот ходить по земле… От счастья я раздулась, словно воздушный шарик: так и тянет взмыть в небеса. «Неужели чудеса все-таки бывают? – думаю я. – Едва успели оглядеться на новом месте – и вдруг, как по мановению волшебной палочки, одна за другой начинают исполняться мечты».

– Не смотри вперед! – требует Иззи, когда мы выходим на перекресток.

– Да в чем дело? – недоумеваю я.

По тротуару разбросаны листы, судя по всему, вырванные из какого-то порножурнала. Я с изумлением вижу, как на одной фотографии плотный низкорослый мужичок обрабатывает девушку, как две капли воды похожую на меня. Вид у моего двойника не слишком радостный. Обернувшись, вижу другое фото: тот же мужик домогается немолодой и вполне приличной на вид супружеской пары: На лицах у пары тоска и омерзение. Я успеваю подумать, что не худо бы мужичку провести маркетинговое исследование клиентов… и в этот миг Иззи останавливается.

– А теперь смотри! – объявляет она.

На фасаде напротив огромная афиша: «Сегодня вечером – новая программа «Золотых Парней»!» Шестеро стриптизеров в одних набедренных повязках – мускулистые, загорелые, сияющие, словно доспехи из полированной меди, мужские тела. Иззи сияет, словно собственноручно их отполировала. Она обожает такие штучки.

– Я эту афишу увидела, когда поднималась на эскалаторе в «Мираж», – объясняет она. – Они выступают в «Стардасте» – совсем рядом с нами! Так здорово – даже не верится! Контактные линзы я с собой не захватила, но, кажется, вот тот, здоровенный, с блондинистым «ежиком» – как раз на мой вкус!

– На здоровье, – отвечаю я. – Ты же знаешь, я кладу глаз только на тех, у кого волосы похожи на водоросли. Из этих, пожалуй, мне больше всех нравится… – Я разглядываю «Золотых Парней» одного за другим. – О нет!!!

– Что такое?

– А вот и плохая новость! – жалобно блею я.

– Да что стряслось?

– Второй слева…

Иззи вглядывается и восклицает:

– Не может быть!

– Как видишь, может! Это Зейн! – кричу я, закрывая лицо руками. – Боже мой, он стриптизер!

Иззи внимательно смотрит на меня и говорит:

– Объясни мне, будь добра, что в этом плохого?

– Да он на меня и смотреть не захочет!

– Джейми! – прерывает меня Иззи.

– Что?

– Он уже на тебя смотрел. И, кажется, с интересом.

– Просто вел себя по-дружески. Ты же знаешь, что такое Стрелец – душа нараспашку.

– А две минуты назад ты уверяла, что ему понравилась…

– Тогда я не знала, что он стриптизер! – страдаю я.

– Но он-то знал, когда с тобой заговорил! – резонно замечает Иззи. – Это ты даешь задний ход, а не он.

Я не нахожу достойного ответа.

– Знаешь, в чем твоя проблема? Ты ищешь человека, который полюбит тебя такой, как есть – с целлюлитом и всем прочим; но при этом сама себя не любишь. Стоит тебе встретить по-настоящему горячего парня – и ты тут же сникаешь.

– Если бы встретить!

– Ты воображаешь, что ты его недостойна. Внушаешь себе, что, раз ты не писаная красавица, тебе с ним рядом делать нечего. Что за чушь! Вот я, например, в десять раз красивее всех своих парней – и ничего, они не комплексуют!

Ей все-таки удалось рассмешить меня.

– Ты ведешь себя как… как расистка – делишь людей по внешности! – убежденно продолжает Иззи. – А ему, может, вообще на это наплевать. Если парень похож на Адониса, это еще не значит, что он ищет себе Афродиту, или Кэтрин Зета-Джонс – или кто у нас там сейчас на должности богини красоты?

– О боже мой! Я только что вспомнила! Его бывшая подружка – спасательница в бассейне! У меня нет ни единого шанса!

Иззи закатывает глаза и издает жалобный стон.

– Что случилось с той Джейми, которая накануне премьеры соблазнила ведущего актера в Норткотском театре? С той Джейми, которая говорит, что каждый человек прекрасен по-своему? С моей подругой Джейми, которая всегда нравилась сама себе?

– Не знаю, мы с ней давно не встречались, – уныло отвечаю я.

– Что ж, пора бы ей вернуться на сцену. Меня уже тошнит от нытья самозванки, занявшей ее место!

– Знаю, – отвечаю я. – Меня тоже.

– Тебе Зейн нравится. Это не вопрос, а утверждение.

– Д-да…

– И ты ему тоже. Конечно, нравишься! Это же очевидно! – подбадривает она меня.

– Но он такой красивый! – напоминает о себе «самозванка».

Иззи закатывает глаза.

– Прости, не припомню, когда это ты говорила, что интересуешься только уродами?

Я молча трясу головой.

– Ладно, подождем до вечера.

– Почему до вечера?

– Делая покупку, не забудь осмотреть товар!

– Я уже одним глазком видела его живот – черт возьми, это что-то! Какие мускулы! Словно плоды киви под толстым-толстым слоем карамели!.

– И ты еще жалуешься?

– Но он не приглашал нас на шоу!

– Четырнадцать долларов девяносто пять центов с носа – и мы дорогие гости.

– Как-то это глупо – платить за то, чтобы его увидеть! – замечаю я, опасаясь, что он примет меня за чокнутую фанатку.

– Тогда позвони ему и попроси лишний билетик!

– Ни за что! Лучше выпей галлон лака для ногтей!

– Джейми, успокойся и послушай меня, – твердо говорит Иззи. – Ты хочешь еще раз его увидеть?

– Спрашиваешь!

– Хочешь посмотреть на киви под слоем карамели?

– Еще как!

– Так чего же мы ждем? Вперед, за билетами!

Паломничество во «Дворец Цезаря» отложено на потом. У нас срочное дело в кассе «Стардаста».

– Привет! – здоровается, войдя, Иззи. – У вас есть билеты на сегодняшнее шоу «Золотых Парней»?

– Разумеется, леди. Какие места предпочитаете?

– Как можно ближе к сцене! – развязно ухмыляется Иззи.

Мэри-Сью (если верить нагрудной табличке), немного подумав, садится за компьютер. Ногти у нее длинные, как наждачные шкурки, и каждый раскрашен в цвета какого-нибудь национального флага. Разноцветные пальцы ее порхают по клавиатуре, и мне невольно приходит на память фасад здания ООН в ветреный день.

– Есть два места в первом ряду, но справа, у самой стенки, – говорит она, указывая на экран японским флагом. – Если вы предпочитаете середину, могу предложить места К-3 и К-4, вот здесь. – В ход идет флаг Италии.

Но Иззи знает, чего хочет.

– Первый ряд, пожалуйста.

Сжимая в потных ручонках свежеотпечатанные билеты, мы мчимся назад в «Цирк». В головах одна мысль: что надеть?

– Ты же знаешь, как это бывает, – вздыхает Иззи. – Переворошишь весь гардероб, выберешь себе самое облегающее и сексуальное, идешь гордая такая. Входишь – а остальная публика одета так, что ты по сравнению с ними словно в парандже явилась.

Кстати, о моде. В Лас-Вегасе я уже успела поразиться двум вещам. Во-первых, моды как таковой здесь не существует: по улицам гуляют люди, одетые, словно на маскараде, в костюмы всевозможных стилей и всех времен – от начала века до дня сегодняшнего.

Во-вторых, хотя доход казино составляет миллионы, владельцам, по-видимому, жалко выложить двадцать фунтов на униформу служащим. Они могли бы одевать свою команду в форму от «Дольче и Габбана» – а вместо этого упаковывают несчастных в полиэстер (в такую-то жару – боже правый!) и в жесткие крапчатые пиджаки, которые даже с интерьером не сочетаются. Об официантках и не говорю – на их накрахмаленные балетные пачки просто смотреть страшно.

Вчера вечером по дороге в туалет я услышала от бармена, что гангстер Багси Сигел, когда открыл «Фламинго Хилтон», нарядил всех своих служащих – даже уборщиков – в смокинги. Вот это, я понимаю, класс!

Мы решаем вознаградить себя за сегодняшнюю беготню отдыхом в бассейне и отправляемся в номер переодеваться. Пока Иззи балансирует одной ногой на унитазе, а другой на бортике ванной и пытается рассмотреть в зеркале свое мини-бикини, я натягиваю цельный черный купальник, шорты и опускаюсь на кровать, стараясь не смотреть в сторону телевизора, чтобы ненароком не поймать в стекле свое отражение. Один взгляд – и все будет кончено, храбрость испарится без следа. Мое тело не создано для разглядывания при ярком свете.

– Готова! – объявляет наконец Иззи, обвязав вокруг талии полупрозрачный саронг. Я со вздохом плетусь за ней.

Могло быть и хуже. Разумеется, у воды нежится пара-тройка юных дев с плоскими животами, безупречной кожей и скучающими личиками невостребованных фотомоделей – без таких девиц не обходится ни один бассейн. Но в основном здесь развлекаются семьи – пузатые папаши, оплывшие мамаши и их пухлые детки. Здорово, когда люди не стесняются своего веса! Меня не раздражают вольготно разлегшиеся толстые тетки – наоборот, хочется им сказать: «Так держать!» Им-то хватает духу не стыдиться себя. А вот моя мнительность в глазах любого, кто хоть мельком на меня взглянет, читает: «Нет денег на липоксацию – так не раздевайся, не порти людям аппетит!» Поэтому я стараюсь не обнажаться на людях. По крайней мере, выбираю для этого места, где мне ни с кем бы не захотелось заигрывать.

Иззи совсем другая. Ей ни с кем не заигрывать – все равно что на свете не жить. Место и время значения не имеют. Если никто не падает к ее ногам с первого взгляда, она пробует ёше и еще. Флиртоголичка – что с нее взять! – Пойдем на другую сторону, здесь слишком много детишек, – предлагает она и тащит меня на другую сторону, где, разумеется, сидит ее предмет. Сегодня это одинокий меланхолик средних лет, устроившийся в углу с книжкой Джона Гришема…

Мы расстилаем полотенца и, внезапно возжелав тени, устраиваемся под солнечным зонтиком. Подходит официантка: мы заказываем два дайкири – один манговый, другой земляничный. Ледяная мякоть манго освежает и успокаивает, но недостаточно; решившись наконец, я покидаю свое прибежище и плюхаюсь в бассейн. Стоит моему целлюлиту скрыться под водой – и чувствую себя другим человеком. Я плаваю взад-вперед, ныряю, плескаюсь и резвлюсь, словно тюлененок. Что за блаженство! Стоит закрыть глаза – и передо мной всплывает прекрасная улыбка Зейна. Я совершенно счастлива, и, как всегда в редкие минуты счастья, очень хочется позвонить маме – должно быть, для того, чтобы хоть чем-то возместить многолетние бесплодные рыдания у нее на плече.

Тем временем Иззи – вот кто рожден загорать на борту яхты – устраивается на бортике, непринужденно болтая ногами в воде. Я замечаю, что она гонит волну к почитателю Гришема, а как только он поднимает глаза, восклицает с невинным видом:

– Ой, я вас забрызгала? Извините!

Держу пари, он ей ни капельки не нравится – просто надо же чем-то заняться, пока загораешь.

Вылезать из воды чертовски не хочется, но на берегу ждет вторая порция дайкири. Вместе с невеселыми мыслями о профессии Зейна. Могло быть и хуже, говорю я себе. Он ведь мог оказаться перспективным бизнесменом.

– Знаешь что? – говорю я, ощутив внезапный прилив отваги. – Зейн будет мой!

– Вот молодец! А потом ты должна будешь выйти за него замуж! – подхватывает Иззи.

– Что? А это зачем?

– Ну, помимо того, что мы, собственно, за этим сюда приехали…

– Ах да, верно.

– Представь себе физиономию Надин!

– Боже ты мой! – восклицаю я в восторге.

Иззи приподнимается на локте и злорадно улыбается. – Вообрази только: приходите вы с Зейном к ней на ужин, и кто-нибудь из ее прилизанных дружков-финансистов спрашивает: «Джейми, а чем занимается ваш муж?» А ты отвечаешь: «Каждый вечер снимает штаны перед незнакомыми женщинами!»

От такой картины у меня теплеет на сердце.

– Знаешь, что ее по-настоящему потрясет?

– Что же?

– Если окажется, что он живет на трейлерной стоянке.

– Точно! – вопит Иззи.

– У дверей мы привяжем на гнилой веревке огромного лохматого пса. А я буду сидеть на ступеньках в майке, из-под которой видны бретельки лифчика, и, положив ногу на колено, ковырять свои мозоли!

– Правильно! А еще у тебя будет платье в горошек.

– Одно-единственное! Все заляпанное слюной и рвотой наших детей, вечно страдающих животом, поскольку кормят их исключительно бутербродами с арахисовым маслом и плавлеными сырками!

– А как ты назовешь милых крошек? – Венди и Рональд-Макдоналд – в честь наших любимых ресторанов!

Иззи заливисто хохочет.

– Зейн бросит свой сценический псевдоним и вернет себе настоящее имя – Брайан!

– Ах ты мерзавка! – смеюсь я. – Но я его все равно не разлюблю.

– Даже если он потеряет работу в «Стардасте» и вернется к прежнему занятию – угону автомобилей?

– Как можно не любить человека, который после бритья освежает кожу машинным маслом? И потом, ради меня он пойдет на все – может, даже вытатуирует у себя на загривке мое имя!

– С ошибкой! – добавляет Иззи.

От смеха на глазах у меня выступают слезы.

– Ну а я тем временем охомутаю своего миллионера! – рыдающим голосом продолжает она.

– Но каждые две недели мы будем навещать тетушку Иззи в ее особняке! – угрожаю я.

– Я буду встречать вас в дверях в бархатной пижаме цвета фуксии и в солнечных очках от Версаче.

– Потягивая мартини, хотя на дворе всего три часа дня.

– Ха! Может, я и пьяница, но отличная хозяйка – все кресла и диваны у меня прикрыты от твоих милых крошек пластиковыми чехлами!

– Однако маленькую мисс Венди ты обожаешь и разрешаешь ей садиться, где она захочет.

– И отдаю ей свои старые топики и мини-юбки.

– А я запрещаю ей их носить! «Зачем это тебе? – говорю я ей. – Хочешь вырасти такой же распутницей, как тетушка Иззи?» А она смотрит на твой особняк, смотрит на мою консервную банку и кричит в ответ «ДА!!!»

Иззи совершенно счастлива.

– Перед тем как попрощаться, я провожу вас через детектор металла, чтобы проверить – не стянули ли вы что-нибудь из столового серебра?

– Но время от времени, когда ты добрая, позволяешь мне засунуть в трусы ложку-другую!

Над этим кошмарным видением мы покатываемся до тех пор, пока Иззи не заявляет, что у нее от смеха заболел живот.

– Скорее бы! – шепчу я, не в силах спрятать улыбку. – Не могу ждать!


ГЛАВА 12


Когда же в последний раз я так волновалась? Ах да, в парке аттракционов, когда вошла в «Дом с привидениями». Там, кстати, тоже было темно. Я нащупываю руку Иззи и крепко сжимаю.

– Скоро они там? Не могу дождаться! – шепчет она.

И в тот же миг динамики взрываются музыкой. Наши кресла вибрируют в такт оглушительному грохоту. По залу шарят ослепляющие прожектора.

Гром музыки чуть стихает, и перед нами вырастает темная фигура. Вспышки света выхватывают из темноты то широкую грудь, то мощный бицепс, то сверкающий рогатый шлем.

– Что, заждались? – ревет голос из динамика.

– Да-а-а!!! – вопит сводный женский хор.

– Тогда встречайте новый подарок от «Золотых Парней»!

– Который это, который? – спрашивает Иззи и вытягивает шею, пытаясь разглядеть викинга на сцене.

Викинг выходит в круг, очерченный прожектором, и под звуки последнего хита Бон Джови принимает позы, заимствованные из глянцевых журналов по культуризму.

– Хорошего человека должно быть много – гласит народная мудрость! – ухмыляется невидимый конферансье. – Приветствуйте скандинавского жеребца Ларса! Ради вас он готов скинуть доспехи!

Зал оглушительно визжит. Для начала Ларс избавляется от кроличьих шкурок, свисающих с пояса. Затем скидывает шлем. Взъерошив белокурые волосы, бросает в зал страстный взгляд из серии: «Это еще что, не видали вы моего длинного меча!»

– Это он! – вопит Иззи. – Мой блондин! Смотри! Он в жизни еще красивее, чем на плакате!

Тяжелый рок плавно переходит в знаменитую Элвисову «Одну ночь». Иззи-так и скачет на стуле.

– Все, что я хочу, – громко подпевает она, – все, что я хочу, – одну ночь, только одну ночь с тобой!

Викинг расстегивает замшевые штаны.

– А можно и две! – добавляет Иззи прозой. – Или даже три!

Свет меркнет. Плавки Ларса начинают светиться в темноте.

– Да что я говорю – две, три! Отпуск – не меньше!

– Не правда ли, похож на Шварценеггера? – спрашивает подругу наша соседка, дама лет шестидесяти, с макияжем, как у Клеопатры.

– Я бы не отказалась закончить этот вечер с ним! – отвечает ее седовласая подружка.

Глядя на них, я вспоминаю анекдот про эксгибициониста и двух старушек: «Милочка, зачем ему эта штучка?» – «Ах, душечка, когда-то я знала… вот склероз проклятый!»

Шоу сколочено на славу, конферансье много и смешно шутит (в самом начале он объявил: «Сегодня вы не увидите здесь только двоих… мужа и любовника!» – к большому удовольствию зала), а сами мужчины просто великолепны! Слава богу, здесь нет надоевших латиноамериканцев, загорелых до черноты, с блестящими, словно облитыми маслом телами. Все, кроме Ларса (который и вправду ОГРОМЕН), среднего роста, но отлично сложены. Однако мне не терпится посмотреть на Зейна: Я верчусь в кресле, а когда на сцену выходит четвертый Золотой Парень в костюме ковбоя и начинает скидывать джинсы, нетерпеливо спрашиваю вслух:

– Ну где же он?

– А вы кого ждете? – любезно интересуется Клеопатра.

– Зейна. Такого, с черными волосами до плеч и…

– Он выйдет через одного, – прерывает меня Клеопатра. – Самое лучшее они приберегают напоследок.

Присмотревшись, я замечаю, что ее роскошные белокурые локоны – парик. Но больше всего меня потрясает количество драгоценностей: это ж надо столько на себя нацепить!

Несколько минут спустя Клеопатра кладет мне на плечо унизанную кольцами руку и радостно провозглашает:

– А вот и он!

На сцену вихрем вылетает Арабский Воин: свист бичей, трепет ткани, из-под золотого тюрбана сверкают огненные темные глаза, рот и нос закрыты шелковым шарфом. Он двигается под экзотическую музыку: просторные одежды струятся и одна за другой падают на пол. Вот Зейн скидывает с плеч узорный кафтан; вот разрывает на груди рубашку и открывает нашим взглядам божественный мускулистый живот. Не могу поверить, что я уже видела это чудо! Не могу поверить, что сидела с ним рядом и болтала, как со старым приятелем! Не могу поверить, что вдыхала его запах! Одним движением он сбрасывает широкие атласные шаровары и остается перед нами в одних высоких сапогах, золотых плавках с блестками, тюрбане и браслетах! Прижимает руки к груди и по-восточному раскланивается.

В динамиках звучит мелодия из «Аладдина».

– А теперь, милые дамы, – объявляет конферансье, – Зейн исполнит одно из ваших заветных желаний!

Зейн спрыгивает со сцены и идет в зал. Я пытаюсь забиться под стол, а Иззи тем временем, как безумная, машет руками над головой.

– Прекрати! – шиплю я.

– Мама моя родная! Он тебя заметил! Идет сюда! – вопит Иззи.

Украдкой подняв глаза, я вижу протянутую руку. Нет, нет, ни за что! Но безжалостная Иззи вытряхивает меня из кресла и впихивает к нему в объятия. Не успеваю я оглянуться, как уже сижу на стуле посреди сцены, не в силах шевельнуться от смущения.

– Расслабься и получай удовольствие, – шепчет он мне на ухо.

А в следующий миг – о боже! – садится на меня верхом и кладет мои ладони на свою обнаженную спину! От прикосновения к шелковистой коже я вздрагиваю. Он склоняет голову и вдыхает мой запах; я чувствую божественный аромат его лосьона. Затем резко откидывается назад и упирается руками в пол. Определенные части тела выпячиваются мне навстречу. Я поспешно отворачиваюсь.

– Потрогай, потрогай! – визжат зрительницы. Уж сами-то они на моем месте…

Но я не успеваю взглянуть еще раз – оттолкнувшись от земли, Зейн делает сальто-мортале назад, приземляется у моих ног и опускается предо мной на колени. Господи, это уж слишком! Он тянется ко мне; я отшатываюсь, но он берет меня за обе руки и прижимает их к мягким чувственным губам. В теле моем, кажется, не осталось ни единой твердой косточки. Возьми меня, возьми скорее! Но вместо этого он вручает мне свободный конец тюрбана и начинает кружиться вокруг меня, разматывая тюрбан, пока я не оказываюсь привязана к креслу золотой лентой. Наконец, при последних аккордах песни, заключает меня в объятия и нежно целует в губы. В этот миг я забываю, кто я и где, забываю, что на меня смотрят, забываю обо всем на свете. Я в Мире Зейна – и не знаю места прекраснее этого!

За свой столик я возвращаюсь, словно во сне. Иззи прыгает от возбуждения.

– Ну как? Почему ты его не потрогала, когда была возможность?

– Ч-чт-то… – я пытаюсь справиться с прыгающими губами.

– Да что с тобой? Ты похожа на младенца, которого вытолкнули в этот ужасный мир против его воли.

Я падаю за столик и начинаю истерически хохотать.

– Теперь можно и умереть! Свое предназначение в этой жизни я выполнила!

Но Иззи толкает меня в бок и заставляет взглянуть на финал – все шестеро Золотых Парней в белых рубашках, белых носках и черных плавках выстраиваются на сцене и раскланиваются. Зейн мне подмигивает, и я едва не падаю в обморок.

– Да, помню, что я чувствовала, когда первый раз попала на сцену! – понимающе вздыхает Клеопатра.

Вот чем мне нравится мужской стриптиз – на нем среди зрительниц возникает дух товарищества, какого, пожалуй, нигде больше не встретишь. Перегородки, разделяющие женщин в обыденной жизни, исчезают: богатые и бедные, молодые и старые, замужние и одинокие – все превращаются в «просто девчонок, которые хотят повеселиться». Правда, к чересчур хорошеньким это не относится. Иззи уже высмотрела себе несколько потенциальных соперниц и страдает вовсю.

– Что они о себе воображают? – нервничает она. – Подумаешь, блондинки со здоровенными сиськами!

– Как и ты! – напоминаю я ей.

Зал аплодирует Золотым Парням стоя. Затем конферансье просит не расходиться: за десять долларов каждая из нас может сфотографироваться со своим кумиром. Я идти не могу – ноги подкашиваются. Вместе с Иззи мы наблюдаем, как толпа женщин рвется на сцену. Те, кому повезло, ложатся к Золотым Парням на колени, обнимают за шею, игриво щиплют за попу – словом, развлекаются как могут. Зейн улыбается поклонницам, шутит с ними, но на откровенные заигрывания, к моему восторгу, не отвечает.

– Пойдем поздороваемся! – настаивает Иззи. – Видишь, он озирается? Тебя ищет!

– Я не знаю, что сказать! – трушу я.

– Слушай, мы пробудем на сцене всего несколько секунд. Готовить речь не обязательно. Скажи просто, что восхищена его… – она делает многозначительную паузу, – талантом.

Я глубоко вздыхаю и поднимаюсь на ноги.

– Как я выгляжу, ничего?

– Классно выглядишь! Пошли!

Мы встаем в хвост очереди и мелкими шажками поднимаемся по ступенькам на сцену. Я дрожу, млею и Смотрю куда угодно – только не на него.

– Джейми! Он старается привлечь твое внимание! – шепчет Иззи, толкая меня в бок.

Конферансье хочет взять у меня десять долларов, но Зейн его останавливает.

– Я заплачу!

Иззи бросается к Ларсу, а Зейн крепко обнимает меня.

– Ну как, понравилось? – спрашивает он.

– Шутишь? – восклицаю я, подняв глаза. – Это было потрясающе, а ты…

– Улыбочку!!

Вспышка – и я готова уйти, но Зейн меня останавливает.

– Подожди, не уходи! Мы с Ларсом хотим погулять по городу после шоу. Если хотите, пойдемте с нами!

– Конечно, хотим! – за меня отвечает Иззи; я способна только глупо улыбаться.

Мы забираем снимки и спускаемся в зал. Свою фотографию я разглядываю с неудовольствием – у Зейна такой мощный загар, а я белая, как привидение!

– Ничего, – успокаивает меня Иззи. – Противоположности сходятся!

Двадцать минут спустя, покончив с фотографиями и автографами, парни спускаются в зал. Они уже в цивильной одежде. На Зейне джинсы и простенькая голубая рубашка. Ларс одет куда более пафосно: шорты в обтяжку, бодибилдерская майка (из тех, в которых видны соски) и сумка на бедре. Но Иззи все равно – она ведь видела, что скрывает под этим вульгарным нарядом! Для нее содержание важнее формы.

Зейн ведет нас куда-то за кулисы.

– Самый короткий путь во внешний мир, – объясняет он, распахнув дверь, – Играть любите?

Мы с Иззи переглядываемся, не зная, как ответить.

– В галерее игровых автоматов, – поясняет Ларс.

Иззи устремляет на экс-викинга загадочный взгляд и замечает с придыханием:

– А я было подумала о других играх…

– О каких же? – галантно интересуется он.

– Н-ну, как тебе сказать… – тянет Иззи.

Прочтя ответ в ее заломленных бровях, Ларс без лишних слов подхватывает ее на руки и несет к автостоянке.


ГЛАВА 13


– Садись впереди, со мной рядом, – предлагает Зейн, отпирая дверцу машины.

Иззи и Ларс с хохотом и визгом заваливаются на заднее сиденье. Зейн включает плейер (он, оказывается, любит «Бон Джови»), и мы трогаемся. Я не отрываю от него глаз. Всякий раз, как мы пересекаем полосу ярких огней, Зейн оборачивается ко мне и широко улыбается и, боже мой, как у меня всякий раз подпрыгивает сердце! Он держится так, словно не замечает собственной красоты; к тому времени, как мы подъезжаем к «Экскалибуру», я успокаиваюсь и вновь обретаю (до некоторой степени) дар речи. Мы пересекаем подъемный мост: Зейн указывает мне вниз, туда, где прячется спящий дракон.

– Раз в несколько часов этот дракон просыпается, – объясняет он, – и начинает извергать пламя! Обязательно посмотри – так классно смотрится!

– Умственное развитие пациента на уровне пятилетнего ребенка! – язвительно шепчет Иззи с заднего сиденья.

Как она смеет?! Только оттого, что Зейн умеет по-детски радоваться жизни… Я оборачиваюсь, чтобы хорошенько ее одернуть; но она, забыв обо мне, уже лезет в набедренную сумку Ларса – будто бы за жвачкой – и принимается увлеченно что-то там нащупывать.

Вот мы и в казино. Стены здесь увешаны старинным оружием всех мыслимых форм и размеров; мечи свисают и с потолка, и Ларсу приходится пригибаться. С радостным удивлением мы узнаем, что в «Харчевне сэра Галахада» подают йоркширский пудинг.

– Обязательно напиши об этом месте! – толкает меня в бок Иззи, когда нам навстречу попадается странствующий менестрель.

Зейн оборачивается ко мне.

– Я и не знал, что ты пишешь!

– Да так, – скромничаю я, – ничего особенного. Просто мне заказали репортаж о лас-вегасских развлечениях.

– Не забудь про меня написать! – вставляет Ларс. Иззи хихикает.

– Непременно! Только учти, что основная тема Джейми – царство животных!

– Вот здорово! – восхищается Зейн. – А про тайный сад Зигфрида и Роя напишешь?

– Конечно. И добавлю, что там можно познакомиться с замечательными людьми, – отвечаю я, улыбаясь во весь рот. Зейн отвечает мне улыбкой.

– Помнишь, я тебе рассказывал об аквариуме во «Дворце Цезаря»? Если хочешь, могу познакомить тебя со своим другом, который там работает. Его зовут Финн. Тебе, наверно, будет интересно взять у него интервью.

– Финн? А фамилия его случайно не Гекльберри? – потешается Иззи.

– Отличный парень, он тебе понравится… – продолжает Зейн как ни в чем не бывало.

– Если любишь рыбу, – добавляет Ларс.

– Почему рыбу? – Воображение рисует мне чешуйчатую кожу, стеклянный взгляд и уныло опущенные уголки рта.

– Да он ни о чем, кроме своих водоплавающих, говорить не умеет, – вздыхает Ларс. – А по-моему, всему свое время и место. Что же до рыбы, то она хороша в одном-единственном месте – на сковородке!

Он раскатисто хохочет над собственной шуткой, и Иззи вслед за ним заливается тоненьким девчачьим смехом. Определенно, она от него без ума.

– Он говорит о своих рыбах только с незнакомыми людьми или когда нервничает, – защищает друга Зейн. – На самом деле он классный парень – ты это поймешь, как только к нему приглядишься.

– Не доверяю людям, по которым этого не видно с первого взгляда, – не отстает Иззи. – А как он выглядит?

И не успевает Зейн ответить, как она добавляет:

– А подружка у него есть? Или он всю свою страсть отдает холоднокровным?

Но Зейн не обращает внимания на ее шуточки и продолжает, обращаясь только ко мне.

– Классный парень и свое дело знает. Хочешь с ним познакомиться?

Хочет познакомить меня со своим другом – хороший знак!

– Конечно, с удовольствием!

– Когда тебе удобно? – спрашивает он. «Не стоит выказывать нетерпение. Делай вид, что тебе не очень-то и надо». – Что, если… завтра утром?

– Отлично, завтра. Только давай в час дня, когда у него перерыв.

– Замечательно, – широко улыбаюсь я. – И пусть говорит о рыбах, сколько захочет, – мне не будет скучно!

– А ты знаешь, – говорит Ларс, на мгновение отрываясь от Иззи, – что этот парень никогда не ругается? Самое крепкое, что я от него слышал: «О господи!»

Мы подходим к лестнице, ведущей на галерею. Зейн берет меня за руку.

– Не обращай внимания на Ларса, – шепчет он, – они с Финном не слишком ладят.

Я старательно вслушиваюсь в его голос, однако думать могу только о том, что лестница уже кончилась, а он все еще держит меня за руку. Что за чувство! Как будто все нервы, сколько их ни есть в моем теле, переместились в ладонь, а все чувственные ощущения сосредоточились в кончиках пальцев! Господи, только бы ладонь не вспотела! Оглядываясь кругом, Зейн легонько поглаживает мою ладонь большим пальцем. Какой эротикой наполнен этот невинный жест в исполнении того, кто тебе по-настоящему нравится! Но еще большим восторгом наполняет меня мысль: «Все, кто сейчас на нас смотрит, думают, что я его девушка!»

Вокруг мигают, клацают и гремят игральные автоматы. Зейн ведет меня к виртуальному трамплину и гордо показывает «доску почета»: оказывается, на прошлой неделе он занял второе место по очкам. Надо признать, при словах «галерея игровых автоматов» я сперва невольно поежилась: слишком свежи воспоминания о вчерашнем столкновении с юным ангелом. Но то было вчера – а сегодня все по-другому!

Вдруг Зейн останавливается и поворачивается ко мне. Карие глаза его смотрят серьезно и пристально. Сперва в глаза, потом – на губы… Как отчаянно колотится сердце! Подняв руку, Зейн откидывает прядь волос, упавшую мне на лицо. Прикосновение его нежно, почти невесомо, но меня с ног до головы словно током пронзает. «Пожалуйста, – молю я мысленно, – скажи что-нибудь! Покажи, что я тебе тоже нравлюсь!»

– Интересно, – говорит он задумчиво, – на кого будут похожи наши дети?

Я, не выдержав, начинаю глупо хихикать. Вот и твердите после этого о завышенных ожиданиях! Я еще только о поцелуе мечтаю – а он уже задумывается о детях!

– Если повезет, – выпаливаю я, – у них будут твои глаза, твои волосы… и вообще все твое!

Интимность момента грубо нарушает Иззи.

– Как это все? – встревает она, протиснувшись между нами. – А если родится девочка? Как же тогда назовете дочурку – Гермафродитой?

Ларс хохочет во всю глотку, хотя есть у меня подозрение, что он не знает, что значит «гермафродит».

– А что? Давай проверим! – предлагает Зейн.

Ой-ой-ой, как ему невтерпеж! Я, конечно, не против, но… не слишком ли он торопит события?

К счастью, Иззи – добрая душа! – заметив мое изумление и угадав его причину, берет меня за плечи и без церемоний разворачивает на девяносто градусов. Передо мной – там, куда смотрит Зейн – кабинка с задернутой шторой и красочной вывеской: «ФОТОМОРФ: узнайте, на кого будут похожи ваши дети!»

Вот оно что! Поделом мне – буду знать, как верить первому впечатлению!

Покраснеть я не успеваю – Зейн уже вталкивает меня в кабинку и со словами: «Прошу извинить, размножаться я предпочитаю без свидетелей!» – задергивает шторку перед носом у Иззи и Ларса.

Он сажает меня на колени. Без этого я предпочла бы обойтись – живот-то втянуть можно, а вот задницу не втянешь. Чтобы не давить на Зейна своим весом, опираюсь о стену кабинки. Мы скармливаем автомату две долларовые бумажки и ждем. Первым должен сфотографироваться мужчина: оба мы изгибаемся самым невероятным образом, чтобы я не попала в кадр. Вжик! Из щели выползает фотография. Ах, как хорош!

Я следующая. Стоило мне моргнуть, и в тот же миг – вжик!

– О господи! У ребенка глаза получатся, как щелочки! Можно еще раз? – восклицаю я.

Следующий снимок тоже не идеален, но я решаю больше не испытывать судьбу – пусть Зейн не думает, что я чересчур озабочена собственной внешностью, – и мирюсь с тем, что есть.

Мы выходим, и Иззи с Ларсом занимают наше место. Они устраиваются на вертящемся кресле друг к дружке лицом: камера их, как видно, мало интересует. Из-за шторы доносится смех и визг.

– А ты хочешь маленького? – спрашиваю я Зейна. Он улыбается:

– Это предложение?

«Да», – мысленно отвечаю я.

– Даже не знаю. Наверно, надо сначала сменить работу. «Мой папа стриптизер» – как-то странно звучит, не находишь?

– Малыш может участвовать в представлении, – предлагаю он – Знаешь, как женщины балдеют от мужчин с младенцами!

– Боже мой! – кривится Зейн, – Только этого не хватало – менять подгузники на сцене!

– А чем занимается твой отец? – спрашиваю я.

– Строительным бизнесом. Я раньше работал у него в фирме.

Я пытаюсь представить себе Зейна в костюме за письменным столом. Не получается.

– Неплохая работа; но однажды меня заметили в тренажерном зале, и я получил предложение стать Золотым Парнем. А мне всегда хотелось поездить по свету, и потом… – Он выпячивает грудь и корчит уморительно надменную физиономию. – …обожаю выставлять себя напоказ!

Я улыбаюсь.

– Страшно было выступать в первый раз?

– Ужасно! – признается он. – Ты ведь сама играла на сцене и знаешь, как это бывает. Коленки дрожат, ноги разъезжаются, в голове туман, топчешься на одном месте, не знаешь, куда девать руки…

Я-то знаю, но мне трудно поверить, что и он испытывал то же самое.

– Все мои силы уходили на то, чтобы считать шаги и следить за ритмом, – рассказывает он, – а о публике я и думать забыл. Делал все, что положено, а сам чувствовал, что получается вяло, натянуто, словом – не то. А потом вступили «Кисе», и я вспомнил, что пора спускаться в публику. И тут… Знаешь, это было настоящее чудо. Иду медленно-медленно, как в замедленной съемке – а вокруг женщины, целая толпа, женские лица, женские руки, все смотрят на тебя, тянутся ко мне, хотят потрогать… И тут я понял, что значит «чувствовать зал». На несколько секунд я слился с ними. Я прочел их мысли. И понял, что им нужно.

– Что же им нужно? – спрашиваю я, задыхаясь от волнения.

– Энергия! Страсть! Женщине мало просто любоваться на красавчика. Ей нужно ощутить обжигающий огонь. Почувствовать, что от одного твоего прикосновения она готова расплавиться и стечь к твоим ногам.

Я судорожно втягиваю воздух.

– Мужчины в наше время обленились. Разучились ухаживать. А женщине необходимо чувствовать себя желанной. Чувствовать, что мужчина сгорает от страсти.

Грудь моя вздымается так часто, словно меня накачивают насосом. А он все говорит, говорит…

– И еще ей нужен юмор. Нужно, чтобы ее поддразнивали. Просто выйти на сцену и поиграть мускулами – этого мало. Надо подойти к ней вплотную, чтобы она прочла в твоих глазах: «Поиграй со мной! Поиграй с моим огнем! Не боишься обжечься?»

Я чувствую на щеке его теплое дыхание и бессильно приваливаюсь к стенке кабины. В этот миг на свет божий выползает наш ребенок.

– Смотри-ка, мальчик! Ой, какой хорошенький! – умиляюсь я.

Зейн внимательно рассматривает фотопортрет нашего отпрыска.

– Ты уверена, что он от меня?

Я пихаю его локтем. Он в ответ обнимает меня за плечи. Что за жар исходит от его крепкого тела! Да и сама я – не айсберг. Смех и визг за шторкой стихают, сменившись возней и подозрительными стонами, но нас даже это не останавливает.

– Как мы его назовем? – спрашиваю я, склонившись над фотографией пухлогубого мальчугана с взъерошенными вихрами.

– Лучше всего комбинацией наших имен. Что получится, если скрестить «Зейна» и «Джейми»?

Я раздумываю, мысленно тасуя буквы так и этак. Джейн – женское имя, Зейм – слишком вычурно… Ага, вот!

– Что, если назвать Джазом?

– Джаз? Классное имечко. А теперь пойдем выиграем малышу Джазу пару-тройку игрушек.

– Подожди минутку! – Я оборачиваюсь к кабинке и громко окликаю Иззи.

– Ну что там у вас? – откликается она, явно недовольная, что ее прервали. – Мы идем играть. Когда закончите, присоединяйтесь. И вот что, Иззи: не забывай, что эта шторка до пола не доходит!

Местный волшебник предлагает угадать наш вес и обещает выплатить приз, если ошибется более чем на три фунта. Я здорово навострилась скрывать свой вес, однако сейчас не самый подходящий момент для демонстрации этого таланта. Так что мы проходим мимо.

Зейн предлагает сыграть в настольный хоккей: я колеблюсь, поскольку знаю, что именно эта игра будит во мне страшный азарт, но в конце концов соглашаюсь. Первым же ударом я забиваю гол.

– Е-е-ес-с-ть!!!

– Ну ладно, сама напросилась! – ворчит Зейн и идет в ответную атаку.

Я защищаюсь, как лев. Много шума и визга, игра идет с переменным успехом, и на счете 2:2 мы останавливаемся.

– Здорово у тебя получается! – замечает он и треплет меня по голове. – А стрелять по мишеням умеешь?

– Никогда не пробовала, – признаюсь я. – Лучше посмотрю, каков ты в тире.

Тремя выстрелами он сбивает консервную банку, а затем говорит: «Закрой глаза!» Я открываю глаза: на ладони у меня лежит пластмассовая русалочка.

– Ой, спасибо! – восклицаю я и, забыв, что передо мной секс-бог, кидаюсь ему на шею.

В ответ он крепко обнимает меня.

– Рад, что тебе понравилось.

А как же иначе? Он такой милый! Такой внимательный! Такой… Додумать я не успеваю – появляется Иззи. Одна. Всклокоченная, раскрасневшаяся и ни капельки не смущенная. Щеки и подбородок у нее в ярко-красных полосах.

– Я-то думала, он чисто выбрит, – хмурюсь я.

– Щетина скандинавского типа, – пожимает плечами Иззи. – Такая светлая, что ее почти не видно.

– А где Ларс? – интересуется Зейн, заинтригованный этим обменом впечатлениями.

– Ему… э-э… пришлось уйти.

– Даже не попрощавшись?

– Он плохо себя почувствовал.

– Может быть, нам стоит зайти к нему и выяснить… – с беспокойством начинает Зейн.

– Не думаю, что ты сможешь ему помочь, – загадочно улыбается Иззи. – А вообще-то уже поздно, пора и нам по домам.

С каких это пор ее волнует время суток?

– Ладно, поехали домой, – соглашается Зейн.

У меня падает сердце. Неужели вечер так скоро закончится?

– Я подвезу вас до отеля. Где вы остановились?

Мы переглядываемся. «Цирк» – премилое местечко, но не вполне соответствует желанному имиджу.

– В «Сахаре»! – отвечает Иззи. А я в тот же миг произношу:

– В «Дезерт Инн»!


ГЛАВА 14


Официантка ставит перед нами два стакана с сомбреро величиной, до краев полные «Маргаритой». Одиннадцать утра – но в казино уже полно народу, и все едят и пьют. С какой стати нам отставать? Мы набиваем желудки пирожными и заливаем сиропом (который подается весьма оригинально – со стебельками петрушки и тоненькими ломтиками бекона).

Я как раз собираюсь попросить Иззи, чтобы она напомнила мне позвонить дяде Си Джея (все время забываю!), как вдруг она ахает:

– Смотри, это та дамочка, что была с нами на шоу!

Я поднимаю глаза и вижу Клеопатру нашего времени.

– Все в том же платье! Должно быть, и не раздевалась!

Клео проходит мимо: мы так и пожираем ее глазами. Кудрявый паричок на ней сбился набок, косметика расплылась, левый глаз лишился накладных ресниц, зато правый в полной мере сохранил скорпионистое египетское обаяние.

– Как ты думаешь, она с кем-нибудь из них переспала? – шепчу я.

– Ну, во всяком случае, не с Ларсом! – ухмыляется Иззи. – Я его так обработала – у него теперь три дня не встанет!

– Повезло тебе! А вот я с Зейном даже не поцеловалась!

– Зато он проводил тебя домой. А сегодня встречается с тобой в аквариуме. Может быть, он просто не хочет торопить события.

– Надеюсь, что ты права. Просто от стриптизера как-то не ждешь джентльменского поведения. Ох, как не терпится снова его увидеть! – изнемогаю я. – Такой красавчик, такой милашка, такой… такой сюмпумпунчик! Обожаю!

– Так выпьем за ваш первый поцелуй! – провозглашает Иззи и двумя руками поднимает пиршественную чашу.

Я не пила текилы с того дня, как в мою жизнь вернулся Си Джей. Осмелюсь ли выпить сейчас? Я делаю глоток – и вздрагиваю от наплыва воспоминаний. Тот долгий день вновь встает перед глазами…

С бутылкой «Вдовы Клико», прибереженной для особого случая, давно покончено. Бар опустел. Я смотрю на часы – пять. Самый длинный день в жизни подходит к концу. «Знакомство» с Си Джеем, ныне известным как Кристиан, превратилось в далекое воспоминание. Тела наши обмякли в креслах, а души витают где-то далеко-далеко…

Папа приканчивает виски.

– Я-то уж подумал, что вы с Иззи решили объявить лесбийскую помолвку!

– Папа! – тихо говорю я. У меня не осталось сил кричать.

– В том, что касается мужчин, у тебя всегда был ужасный вкус!

– Не всегда, – загадочно отвечаю я и смотрю, как вытягивается лицо Кристиана, отразившись в пустом бокале.

– Нет смысла оглядываться на прошлое, Джейми, – сурово говорит Иззи. – Наша сила – в будущем!

– Вас обеих ждет чудесное приключение, – вздыхает мама, и в глазах ее бледной тенью мелькает тоска. – Другая страна, другая культура, другие люди – все не такое, как здесь…

Иззи салютует маме бокалом и допивает свое вино до дна.

– Смотри, Надин, как бы мы тебя не опередили на пути к алтарю! – улыбается она.

Надин пытается презрительно фыркнуть, но тут из носа у нее вылетает кое-что лишнее. Иззи хихикает; Кристиан торопливо протягивает невесте салфетку. Вытерев нос и восстановив самообладание, Надин шипит.

– Не думаю, что твой Дейв захочет венчаться в Лас-Вегасе. Он из тех мужчин, что предпочитают церемонию проводить в мэрии, а для банкета снять зал в местной забегаловке. Что же до Джейми – ты всерьез полагаешь, что в нее кто-нибудь влюбится? Америка – страна, где сбываются мечты, но не чудеса же!

– А мне кажется, – вполголоса замечает Кристиан, что в Джейми влюбиться нетрудно.

Сперва я думаю, что это мне померещилось, но по выражению лиц родных – особенно Надин – понимаю, что эти слова прозвучали на самом деле Осознав свою ошибку, Кристиан поспешно добавляет:

– Ведь она так похожа на мою Надин!

Он, бедняга, еще не понял, что любое сравнение со мной Надин воспринимает как личное оскорбление.

Я же от его слов впадаю в некое скорбное блаженство, сродни блаженству ракового больного, накачанного морфием.

В девять часов становится ясно, что праздник себя исчерпал. Мы сидим в гостиной и делаем вид, что смотрим детектив по, телевизору. Мама листает свою тайную коллекцию туристических рекламных брошюр – должно быть, ищет упоминания о Лас-Вегасе. Папа прихлебывает черный кофе и подсчитывает, сколько будет ему стоить пополнение домашних запасов спиртного. Надин дожидается рекламной паузы и, пробормотав что-то о долгом дне и утомительном путешествии, уволакивает Кристиана наверх. Иззи звонит Дейву, чтобы заехал за ней и отвез домой.

А я? Я просто свернулась калачиком на диване, не в силах шевельнуться, без мысли и без цели обводя пальцем цветы на обивке. Все во мне словно одеревенело, и за это я благодарна судьбе. В какой-то миг я закрываю глаза, затем снова их открываю…

Если верить будильнику, пролетело четыре часа. Светящиеся стрелки показывают половину второго. Телевизор выключен: я сижу в полной темноте. В горле сухо и горько: я нащупываю на мамином столике бокал с остатками шерри и опрокидываю остатки в себя. Потягиваюсь… и вдруг замечаю в дверном проеме темную фигуру. Фигура, похоже, принадлежит Кристиану. Я застываю на месте, словно воришка, пойманный с поличным.

– Проснулась? – шепчет он.

Сердце мое бьется о ребра теннисным мячом.

– Вроде того. Только-только глаза открыла.

Он входит в комнату. Я успеваю заметить, какой небрежно-сексуальный вид придают ему белая футболка и пижамные штаны. Волосы, прежде аккуратно причесанные, растрепались и лезут в глаза. Падающий из прихожей свет вырывает из мрака ключицу и золотые волоски на сильных руках. Мальчик, которого я любила, стал мужчиной.

– Я… э… просто решил выпить стакан воды. Хочешь чего-нибудь?

– Вода – это замечательно. Давай я сама налью.

Я чувствую себя обязанной сыграть роль хозяйки дома. Однако, когда пытаюсь встать, суставы у меня хрустят и ноги подгибаются – отсидела.

– Не вставай, я тебе принесу.

Все тело мое напрягается; его сотрясает дрожь предвкушения. Я несколько раз глубоко вдыхаю, чтобы успокоиться. Безжалостный день заставлял нас притворяться незнакомцами; но теперь, в Сумеречной Зоне, мы снова можем стать самими собой. Такими, как были когда-то. Слова любви заполнят пропасть шириной в десятилетие: а потом мы утешим друг друга и исцелим боль.

Я слышу, как открывается и закрывается кухонная дверь. Он идет…

«Если положил в воду кубики льда в форме дельфинов, значит, он будет моим, – загадываю я. – Если обычные кубики – значит, может быть и так, и так. Если принесет воду безо льда – останется с Надин».

Слышатся приглушенные шаги и позвякивание льда в бокале. Сердце у меня замирает.

Вдруг с лестничной площадки доносится скрип половицы.

– Куда это ты несешь воду? – Это Надин!

– Ну… в гостиной, кажется, остались чипсы. Что-то есть хочется, деточка.

Я кривлю губы. «Деточка!» Гадость какая! С тяжелым вздохом Надин шлепает вниз по ступенькам.

– Давай сюда воду. Ведь не донесешь, обязательно уронишь, разольешь… Захвати мне пару апельсиновых долек. И не задерживайся – ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты бродишь по ночам!

Остановившись у лестницы, он провожает Надин взглядом. Выждав несколько секунд, чтобы убедиться, что она ушла, возвращается в гостиную.

– Что тебе сказать? – вздыхает он. – Пришли джинны и забрали всю воду!

– И украли мой волшебный лед! – вздыхаю я. – Прости.

– Ладно, неважно. Я уже нашла полбанки теплой пепси.

– Нет, я хочу извиниться… за сегодняшний день. Одеревенение проходит, оно давно прошло – но теперь я не знаю, с чего начать. Он тоже не знает, так что несколько секунд мы смотрим друг на друга и молчим.»

– Я и представить себе не мог…

– Я тоже, – отвечаю я.

– Только теперь, когда увидел вас вместе, мне стало ясно сходство…

– И различие.

– Да. – Он обхватывает голову руками. Затем поднимает на меня взгляд.

– Ты по-прежнему носишь волшебный браслет.

– Конечно. И театральную маску, что ты мне подарил.

– Я уже видел за ужином. И спросил себя, вспоминала ли ты обо мне.

– Си Джей… или теперь тебя надо называть Кристианом?

Он усмехается.

– Раньше одни звали так, а другие этак. А теперь… понимаешь, Надин терпеть не может прозвищ. К тому же у меня теперь серьезная работа, с перспективой карьерного роста… – Он умолкает. – Знаешь, а ты стала еще красивее.

Я чувствую; как пылают щеки, и благодарю небо за темноту.

– Когда ты постригся? – спрашиваю я, делая вид, что комплимент меня совсем не тронул.

– Давным-давно. Я много лет назад бросил корчить из себя лорда Байрона.

У меня падает сердце.

– Много лет назад?

– Ну да, довольно-таки давно. Понял, что от стихов в реальной жизни проку мало. А ты как? Играешь на сцене?

– Да нет. Наверно, Джад Лоу и Сэди Фрост заняли места, предназначенные для нас! Он смеется.

– Знаешь, порой я думал о том, что могло бы у нас получиться…

Он опускается на колени у моего кресла. Теперь наши лица вровень. От взгляда его зеленых глаз у меня перехватывает дыхание, больше всего на свете я хочу к нему прикоснуться.

– Я всегда тебя любила! – выпаливаю я, не в силах больше держать это в себе.

– И, надеюсь, всегда будешь любить.

Он придвигается ко мне все ближе, ближе… На лестнице скрипит половица. Мы замираем.

– Мне пора, – говорит он, вскакивая и торопливо сгребая с тарелок чипсы и апельсины.

Уже поворачивается к дверям – но, обернувшись ко мне, секунду медлит, затем наклоняется и нежно целует меня в губы. И исчезает.

Не знаю, долго ли я сижу неподвижно, бесхитростно наслаждаясь ощущением его прикосновения. В воздухе еще витает его запах. Я боюсь вздохнуть, словно дыхание развеет следы его присутствия.

Наконец ко мне возвращается способность мыслить. И первое, что я готова сделать, – надавать себе пощечин за то, что не задала главного вопроса: «Почему ты не позвонил? Почему не написал? Как посмел исчезнуть из моей жизни на десять лет?»

Затем я начинаю размышлять над происшедшим. Что означал этот поцелуй? «Помню и люблю»? Или «Прощай, прошлое!»?

Или «Давай встречаться тайком», как предположила Иззи на следующее утро?

– А вообще, – заметила она, – что толку гадать? И так плохо, и этак нехорошо. Только представь, что устроит Надин, если ты попробуешь его вернуть!

– Но что, если он захочет вернуть меня, а я… а я уже в Лас-Вегасе?!

– В разлуке любовь крепнет, давно известно.

– Иззи, я серьезно!

– Я тоже. Поэтому тебе и нужно уехать. Или ты хочешь еще десять лет по нему сохнуть? Ты свой ход сделала, теперь его очередь. Подожди немного: может быть, в конце концов этот парень овладеет сложным искусством набора твоего телефонного номера…


ГЛАВА 15


– Смотри-ка, лампочка мигает!

Иззи бросается к телефону, но я ее опережаю, на ходу заглядывая в инструкцию по приему сообщений.

– Мне факс, а тебе звуковое сообщение, – объявляю я, нажав на указанную в инструкции кнопку. – Это твоя мама. И голос у нее озабоченный.

Иззи пожимает плечами; чувствуется, что ей не по себе.

– Может, боится, что я не привезу ей костюм шоу-герл? Ладно, включай.

– «…и не куда-нибудь – в Лас-Вегас! Лучше ничего придумать не могла? Не знаю, что это взбрело тебе в голову, милая моя; но надеюсь, что ты раз навсегда выкинешь из головы эти глупости. Сколько можно водить Дейва за нос? Он такого обращения не заслужил.

Смотри, как бы у него не лопнуло терпение, будешь виновата. Но больше всего удивляет меня Джейми. Вот уж от кого я не ожидала подобного безрассудства! Ее отец потрясен не меньше меня: он считает, что Джейми решила покинуть Англию навсегда. Правда, уверен, что не пройдет и недели, как она вернется, по его выражению, поджав хвост. Дай-то бог! Умоляю тебя, не делай глупостей; В таких местах собираются негодяи, подонки общества, готовые на все, а я не хочу, чтобы ты попала в беду.

Ладно, пора закругляться. И так уже наговорила на целое состояние. Только ещё одно тебе скажу: завтра я иду к своему врачу и прошу, чтобы порекомендовал для тебя хорошего психоаналитика. Меня ты слушать не желаешь, может, хоть специалиста послушаешь?

Все, Иззи, разговор окончен. Все, что могла, я сказала, а дальше решай сама. Если чувства близких тебе еше не совсем безразличны, ты немедленно вернешься домой»!

…Ну как тебе? с напускной беззаботностью спрашивает Иззи.

– Ты была права, – отвечаю я. – Привезем ей золотистое трико с алыми перьями. Конечно, если найдем ее размер.

Иззи облегченно улыбается и исчезает в ванной, а я размышляю, откуда берутся такие вот «любвеобильные» мамаши.

С каждым годом Айрис становится все невыносимее. Порой я ловлю ее взгляд, устремленный на Иззи, – взгляд сумасшедшей, которая равно готова прижать свою «милую крошечку» к груди и задушить подушкой. Айрис твердит, что ее заботит только благо дочери – но Иззи не верит. Ее доверие к матери дало трещину пятнадцать лет назад, когда Айрис среди ночи ворвалась в спальню к дочери, вытащила ее из постели и остригла чудесные золотистые локоны, которыми Иззи так гордилась. (Потом она объясняла, что хотела уберечь дочурку от греха тщеславия.)

Иззи страшно боится зубных врачей, поэтому чистит зубы дольше всех моих знакомых. Так что в моем распоряжении есть несколько минут. Первые полторы минуты я убеждаю себя, что факс не может быть от Кристиана. А если и от него – едва ли он станет объясняться в вечной любви письменно. Но что, если он прислал стихотворение? Желая отвлечься от этих мыслей, я бросаю взгляд на фотографию «нашего с Зейном» ребеночка и нежно улыбаюсь. В непостоянстве есть свои положительные стороны: за какие-то три минуты я успела повздыхать о двух мужчинах с двух материков.

На пороге ванной появляется Иззи, вся в зубной пасте, и издает загадочные звуки, которые я перевожу как «Не забудь звякнуть дяде Сэму!»

Я лезу в сумку и выуживаю листок, на котором Кристиан нацарапал телефон своего дяди. Обвожу пальцем цифры, написанные его рукой. Интересно, они с дядей похожи? Что, если я влюблюсь в дядю Кристиана, как он сам влюбился в мою сестру? Вот так история получится! Я делаю глубокий вздох и набираю номер.

– «Экстравагантные товары Сэма», чем могу вам помочь? – у девицы на проводе, похоже, рот набит жвачкой.

– Добрый день, можно мне поговорить с Сэмом Джонсоном? – щебечу я своим лучшим телефонным голосом.

– А кто его спрашивает?

– Э-э… сестра невесты его племянника.

– Чего?

Чего, чего! Я и сама толком не понимаю!

– Меня зовут Джейми Миллер, – представляюсь я, оставив в покое щекотливую тему родства.

– А он вас знает? – подозрительно интересуется девица.

– Нет, я…

– Откуда звоните?

– Да я тут недалеко, на той же улице…

– Из какой фирмы? – рявкает она.

– Нет, не из фирмы, я просто…

– Так вы не адвокат? – уточняет она.

– Нет, – отвечаю я, несколько встревожившись. – Ладно, соединяю.

– Алло! – раздается в трубке жизнерадостный мужской баритон. – Здравствуйте, это Сэм? – Я-то Сэм, а кто вы, прелестная англичанка?

– Я Джейми. Кристиан, наверно, вам обо мне рассказывал. Он женится на моей сестре…

– Ну да, ну да! Так это вы – та крошка, что сбежала в Лас-Вегас? – М-м…

– И как вам наш чокнутый городишко?

– Чудесный город!

– Я так понимаю, деньги свои вы уже спустили и теперь ищете работу! – умозаключает он.

– Н-не совсем! – нервно смеюсь я. Не могу взять в толк, подшучивает он надо мной или попросту издевается. – До конца недели у меня работа есть. Просто Кристиан просил вам позвонить, и я подумала, что было бы неплохо заглянуть к вам в магазин, познакомиться… ну, и, может быть, на следующей неделе что-нибудь подвернется…

– Непременно, непременно что-нибудь подвернется! – хохочет дядя Сэм. – Приходите, деточка, посмотрим, соответствуете ли вы моим высоким стандартам! – Помолчав: – Думаю, Кристиан вам все обо мне рассказал?

– Э-э… Да ничего он не рассказывал, вообще-то.

– Он такой шутник! Вечно называет меня Хью Хефнером из Вулверхемптона!

Так вот откуда у дяди Сэма такой выговор! Интересное произношение – этакий гибрид вулверхемптонца с янки.

– Я первый в нашей семье поставил в квартире джакузи. Знаете, какие ощущения, когда нежишься там вдвоем с какой-нибудь куколкой?

«Вот так дядюшка!» – обескураженно думаю я.

– Буду очень рад, если вы заглянете обеденный перерыв как-нибудь, скажем… – шелест страниц… – во вторник вас устроит?

– Отлично! Жду с нетерпением!

– Адрес у вас есть? – проверяет он. – Да, Кристиан давал адрес.

– Еще бы!

– Простите?

– Да нет, ничего, – отмахивается он. – Да, Джейми, как вы выглядите? Какие-нибудь особые приметы, чтобы сразу вас узнать?

– Ну… среднего роста, темные волосы, с веснушками… – Что еще сказать о себе, я не знаю и отделываюсь шуткой: – Не беспокойтесь, я сама вас найду! Как увижу человека в шелковой пижаме, сразу пойму, что это вы!

– Почему в пижаме?

– Ну, вы же сказали Хью Хефнер… – слегка тушуюсь я.

– А, – говорит он рассеянно. – Хорошо, хорошо. Кристиан говорил, вы приехали с подружкой?

– Да, с Иззи. Моя лучшая подруга.

– Он говорил, блондинка.

– Верно. – А-ему-то что?

– Если вам не трудно, возьмите ее с собой. Чем больше народу, тем веселее.

– Хорошо. А теперь мне пора, – я старательно изображаю бодрость, – казино зовет!

– Удачи вам! Поставьте за меня на номер 69!

Да ради бога! Я поспешно прощаюсь и вешаю трубку.

– Что это ты болтала насчет пижамы? – Из ванной появляется чистенькая, розовая и благоухающая зубной пастой Иззи. – С племянником не вышло, так взялась за дядюшку?

– Еще чего! Знаешь, Иззи, этот дядя Сэм, кажется, просто развратный старый козел!

– Серьезно? – Иззи хохочет. – Тогда возьми меня с собой, когда к нему пойдешь! Я умею обращаться со старыми козлами!

– Ну и как с ними надо обращаться? – спрашиваю я с интересом.

– Проще простого! – подмигивает она и выставляет вперед свой знаменитый бюст. – У меня есть то, что им нужно!

Я с сомнением качаю головой.

– Ну что, ты готова?

– В общем, да, но если нам предстоит долгий разговор о рыбах, я, пожалуй, еще выпью.

– Послушай, с этим Финном мы больше часа не проведем. А аквариум расположен прямо посреди Форума, где полно магазинов. Кстати, я тебе не говорила, что компакт-диски здесь на треть дешевле, чем в Англии?

– Что же ты раньше не сказала! – восклицает Иззи и бросается к дверям.

В лифт мы заходим вместе с компанией мужиков – усталых, помятых, еще благоухающих вчерашним пивом.

– Три штуки баксов! – произносит тот, что с козлиной бородкой, и тяжко вздыхает.

– Да не мучай ты себя! – подбадривает его товарищ.

– Что же мне делать? Ребята, она меня убьет! Я снял деньги с общего счета. Она меня из дому выгонит! Мы с Иззи обмениваемся гримасами.

– Если спросит, скажи, что купил ей подарок.

– За три штуки?

– Ну, кольцо, например.

– Дурень, у нее уже есть кольцо! Вот чем хороши обручальные кольца – больше одного не нужно.

– Еще венчальные кольца бывают, – вставляет третий страдалец.

Козлинобородый закатывает глаза к потолку.

– Это конец! Просадил три тыщи семейных сбережений! И как теперь, спрашивается, их вернуть?

– Попытай счастья на рулетке…

– Ну нет, ребята, я не игрок. К зеленым столам и близко не подхожу!

– А как же вчера? – выпаливаю я, не подумав.

Все четверо оборачиваются и смотрят на меня. Двери лифта открываются.

– Да он не за столом просадил три штуки, – говорит наконец третья неупокоенная душа. – Он играл на автоматах!

Мужики выходят и направляются прямиком в бар, а мы с Иззи долго смотрим им вслед. Наконец, оправившись от потрясения, выходим в холл и подходим к конторке.

– Да! – гавкает женщина за стойкой, явно с нетерпением ждущая обеденного перерыва.

– Вы получили факс для номера 1409? – спрашиваю я.

Тяжело вздохнув, дама лезет куда-то в недра своего столика и, показав в улыбке стиснутые зубы, молча протягивает мне лист бумаги.

– От кого? – немедленно интересуется Иззи.

– От мамы. Какой длинный! Прочту и дам тебе почитать.

– Ладно. Знаешь, давай сегодня побалуем себя и поедем на такси!

– Иззи, ты лучшая подруга на свете! – умиляюсь я.

– От такой же слышу! – ухмыляется Иззи, и рука об руку мы покидаем свое кондиционированное убежище.

Проглядев факс, я сразу замечаю в середине имя Кристиана, однако заставляю себя читать с начала.

«Милая, дорогая моя девочка!

Всего пара дней прошла со дня твоего отъезда, а я беспрерывно думаю о тебе. Что-то ты там поделываешь, в волшебном королевстве мерцающих огней? Спасибо, что позвонила и дала о себе знать. Слышно было удивительно отчетливо, словно из соседней комнаты. Я и не ожидала, что перелет через океан приведет тебя в такое волнение и смятение. Наверно, это для тебя стало неожиданностью: Надеюсь, теперь все прошло и ты по-прежнему радуешься жизни. Как тебе понравилась программа современного танца, на которую вы с Иззи собирались сходить вчера вечером?

Конечно, болтать по телефону дорого; но хорошо бы ты время от времени посылала мне весточку по факсу. Не каждый день – когда сможешь. (Знаешь, я сегодня во второй раз в жизни пользуюсь факсом твоего отца. Думаю, он сам им пользовался в два раз реже!)

С тех пор, как ты уехала, я повсюду натыкаюсь на упоминания о Лас-Вегасе. Открываю воскресную газету – а там статья о новых отелях в лас-вегасском стиле. Сегодня включаю телевизор – а там парочка дикторов из программы «Выходной» венчается в часовне Элвиса!

Не могу поверить, что в следующем месяце к нам приедет Том Джонс! Как ты думаешь, может быть, это знак, что и мне пора в Лас-Вегас? Так хочется исполнить заветную мечту; но ты представляешь, что скажет об этом папа! И все равно я только об этом и думаю. Понимаю, тебе хочется отдохнуть от родительской опеки: но, чувствую, в конце концов я так затоскую, что проберусь на самолет зайцем и помчусь к тебе!

Ты, наверно, смеешься над моими старушечьим, фантазиями. Но сейчас узнаешь кое-что и вправду смешное. Похоже, твой будущий деверь меня опередит! Надин говорит, что Кристиан решил навестить своего лас-вегасского дядюшку. Она чуть не плевалась, когда об этом рассказывала: два года, говорит, Кристиан и словом о нем не упоминал, а теперь только о дяде Сэме и говорит! Заговаривал даже о том, чтобы последний холостяцкий уик-энд провести в Лас-Вегасе, а не в Амстердаме, как раньше собирался. А сама Надин пока не решила, где отдохнуть перед свадьбой. Месяц назад говорила о Тоскане – будет, мол, лежать возле бассейна и потягивать кьянти; теперь у нее на уме Тенерифе, а через неделю, наверно, еще что-нибудь придумает! Наверно, это называется предсвадебной лихорадкой. Никогда бы не подумала, что Надин этому подвержена, – она ведь к собственной свадьбе готовилась чуть ли не с рождения!

Что ж, дорогая, отдыхай веселись и наслаждайся каждой минутой! И поставь за меня пять долларов на номер 20. Удачи!

Твоя любящая мамочка (она же Дилайла!!!)».

– Ну что, – спрашивает Иззи, – какие новости с домашнего фронта?

– Мама пишет…

– Что?

– Чтобы я привезла ей серебристое трико с пурпурными перьями!


ГЛАВА 16


Господи, какая красота! И сколько их! Рыба-меч, вспарывающая воду длинным и острым, словно у Буратино, носом. Плоская, почти двухмерная камбала. Толстенькая рыбка канареечной раскраски, ни дать ни взять апельсиновый пирог – как, интересно, она называется? И десятки, сотни других. Каждая – маленький шедевр, созданный природой. Глаза-телескопы, хвосты-вуали, плавники-перья. Расцветки самые удивительные. Одни – словно небрежные мазки абстракциониста, другие напоминают искусную мозаику, а некоторые – точь-в-точь граффити! А вон плывет еще одна – ни дать ни взять морской леопард! Помнится, несколько лет назад очень модны были блузки в таких леопардовых пятнах. Но есть среди них и уродцы – вон мимо проплыл бедолага с выпученными красными глазами и таким искореженным тельцем, словно он жертва радиационной катастрофы.

– Потрясное зрелище! – говорит Иззи. – Ой, посмотри на этого – хвост, как ядерный гриб!

Сравнение не из банальных – но действительно очень похоже.

«Лица» у них тоже интересные. У одного челюсть выдвинута вперед, словно у упрямого ребенка. У другого уголки рта скорбно опущены: он открывает и закрывает рот, словно беззвучно жалуется на судьбу.

– Ой, акула! – восклицает рядом с нами какой-то малыш.

В самом деле, у самого дна воровато скользит серая тень длиной с человеческую ногу.

– А почему она не ест других рыбок? Папа малыша задумывается.

– Не знаю, сынок. Давай спросим у кого-нибудь, кто здесь работает.

И тут же, словно по заказу, возле нас вырастает девушка с укрепленным у рта микрофоном.

– Добро пожаловать в «Аквариум». Вы подошли очень вовремя – как раз сейчас мы кормим рыб. У нас здесь около пятисот рыб ста различных видов… А теперь смотрите.

Тут мы замечаем в воде чуждую морской среде форму жизни. Мужчина грациозными уверенными гребками спускается все ниже и ниже, мимо коралловых скульптур и рыбьих стаек. На поясе у ныряльщика пластиковая коробочка, вроде тех, в каких берут еду на пикники. Рыбы вьются вокруг него, открывая рты: наверно, каждая просит: «И мне, и мне кусочек!»

– Это наш ныряльщик Финн, – объясняет гид. – В воде он, как дома: многие шутят, что он родился с перепонками на пальцах!

У Финна очень короткая стрижка, а лица под маской не разглядишь. Он опускается на дно, и рыбы следуют за ним, словно дети за гаммельнским крысоловом.

– Держу пари, он и по гороскопу Рыба! – смеется Иззи.

– Так и есть! – слышу я голос Зейна.

Он пробрался через толпу и теперь стоит у меня за спиной. Руки кладет мне на плечи – в опасной близости от сверхчувствительной шеи. Я оборачиваюсь, чтобы улыбнуться ему – и застываю, заново пораженная шелковистыми черными волосами и легкой, едва заметной тенью щетины на щеках. И запах, уже знакомый мне. Толпа подается вперед, чтобы взглянуть, как Финн треплет по голове акулу, и я чувствую, как Зейн прижимается ко мне.

– Это не просто знак привязанности, – говорит женщина с микрофоном.

Я замираю, на мгновение вообразив, что речь идет о нас с Зейном.

– Финн приучает акулу к прикосновению человека. Если нам покажется, что акула больна или с ней что-то не так, мы сможем осмотреть ее, не подвергая дополнительному испытанию ее нервы.

– И собственные конечности, – добавляет Иззи.

В толпе снова начинается движение, и Зейн отступает. А жаль.

Большинство рыб бросается к своему кормильцу, а вот акула играет в недотрогу. Финн облокотился о камень и терпеливо ждет, пока Челюсти сменят гнев на милость. Иззи уже заскучала; но я не могу оторвать глаз от этого безмолвного столкновения характеров.

– По-моему, у мужика нездоровая страсть к резине, – шепчет Иззи. – Я думаю, он и на свидания ходит в этом костюме и в ластах…

– Ш-ш, Иззи! – предостерегающе шиплю я. Но Зейн, кажется, ничего не слышал.

– Наш аквариум вмещает в себя пятьдесят тысяч галлонов воды. Постоянная температура воды – семьдесят восемь градусов по Фаренгейту, – вещает гид.

Я слушаю и делаю записи в блокноте, пока не замечаю, что Иззи откровенно пялится по сторонам. Мы высвобождаемся из тугой толпы посетителей; однако, едва я собираюсь всерьез опробовать свои чары на Зейне, он вдруг говорит:

– Ладно, мне пора.

– Как так пора? – восклицаю я. – Почему?

– Видишь ли, Ларс заболел…

– А что с ним?

– Растяжение паховых связок, – язвит Зейн.

– Только на меня не смотрите! – вопит Иззи, заслоняясь руками.

Поздно. Мы оба смотрим на нее. С большим интересом.

– Его заменит один парень из кордебалета, и я должен с ним позаниматься, – объясняет Зейн. – Финну я сказал, что вы будете ждать здесь. Он вас уже видел, так что вы друг друга узнаете.

– Ладно, – вздыхаю я.

– И помните, он очень застенчивый, так что… – он бросает предостерегающий взгляд на Иззи, – будьте с ним помягче.

– А он ласты снимет?

– Не обращай на нее внимания! – рычу я. – Спасибо, что устроил нам встречу.

– Не за что. Надеюсь, вам будет интересно. Да, кстати: обязательно зайдите в «Сырные лепешки» – вон там. У них потрясающие лепешки. Ладно, киски, пока!

И он уходит, но по дороге к выходу несколько раз оборачивается и смотрит на меня (хотелось бы думать, что с восхищением).

– Передавай привет Ларсу! – хихикает Иззи.

– Растяжение паховых связок! Боже мой! Что ты с ним сделала?

– Тебе в двух словах или подробно?

– Не хочу ничего слышать! – твердо говорю я. – По крайней мере, не сейчас. Мне нужен рабочий настрой.

Иззи бросает жадный взгляд на витрину гипермаркета «Дева».

– Нет! – твердо говорю я.

– Ну почему мне нельзя зайти в магазин, пока ты будешь брать интервью? – Потому что мне нужно произвести хорошее впечатление. Зейн наверняка спросит у Финна, как я ему понравилась. А ты у нас эксперт по мужчинам. Слушай внимательно и толкай меня в бок, как только я начну говорить что-нибудь не то.

– Куда он пропал, твой рыбовед? – ноет Иззи. – Торчим тут, словно две дурочки в ожидании автографа!

– Что ты сегодня такая кислая? – удивляюсь я.

– Я сюда приехала на мужиков охотиться, а не рыбу ловить!

– А что, если Финн тебе понравится? – спрашиваю я.

– О человеке, который полжизни проводит в воде, я и думать не хочу! Если бы не Зейн, я бы сказала, что он тебе идеально подходит. Помнишь, твоя мама рассказывала, как ты ныряла в ванной? Ее чуть удар не хватил: заходит, а ты лежишь на дне с открытыми глазами!

Воду я обожала, наверно, с рождения. Для меня не было большего счастья, чем поездка на море. От тех времен сохранился снимок мы с Надин входим в море. Она осторожно пробует воду ногой; я мчусь вперед, раскинув руки, словно хочу заключить в объятия всю морскую гладь. До сих пор помню это радостное самозабвение порой мне его очень не хватает.

– А вот и он! – объявляет Иззи. – Ну и рубашечка!

На Финне выцветшая гавайская рубашка с мятым воротничком, мешковатые шорты и сандалии.

– Добрый день, я – Финн! – здоровается он и нервно проводит рукой по затылку, приглаживая мокрые волосы.

– Это мы уже знаем! – улыбается Иззи. – Вы, похоже, местная знаменитость! От фанаток наверно, отбою нет!

Финн краснеет и смотрит в пол. Я сдвигаю брови и смотрю на Иззи.

– Я даже видела на стенках аквариума следы губной помады! – продолжает она свое черное дело.

– Ты, наверно, думал, что страшнее акулы зверя нет – улыбаюсь я, стараясь сгладить впечатление от шуточек Иззи.

– Акула – вовсе не самый страшный обитатель моря, – оживляется Финн. – Рыба-лев куда опаснее. Она ядовита. У нас есть одна – хотите, покажу?

– Конечно хочу! – подбадриваю я его.

– Вон она! – И Финн указывает на колышущееся в воде облако шифона, окраской напоминающее черепаший панцирь. – На вид красавица, но один укол ее плавника смертелен. Поэтому ныряльщики всегда поддерживают по радио связь с гидом, и тот предупреждает их если она подплывает слишком близко.

– Ух ты! – восторгаюсь я. – А кто здесь еще кусается?

– Морской окунь довольно агрессивен, но его укусы – как щипки, поранить они не могут. А серебристая рыба-лоцман любит подплыть и потереться о ныряльщика. У нас говорят: «Любви и ласки захотела!»

У Иззи на миг загораются глаза.

– А как называется вон то «апельсиновое пирожное»? – спрашиваю я. – Та желтенькая толстушка, которую вы кормили с руки? Видите, вон она!

– Это морская корова. Плавает она медленно. Если не класть еду ей прямо в рот, другие рыбы ее обгонят и все съедят. Она среди прочих – как весельная лодка среди моторок.

– Что-то она все время одна. У нее друзья есть? Я хочу сказать, она как-то общается с другими? – спрашиваю я, сама удивляясь тому, что беспокоюсь о рыбьих чувствах.

– Иногда кружит вокруг рыбы-дикобраза, но в общем, да, она все время одна. Что-то вроде изгоя в рыбьем царстве.

– Как грустно! – Я смотрю на одинокую смешную толстушку, и на глаза наворачиваются слезы.

Финн объясняет мне, что у тех двоих, которые плавают кругами друг за другом, очень напоминая астрологический знак Рыб, идет борьба за территорию. А у тех двоих, что словно целуются, на самом деле поединок взглядов – кто кого пересмотрит.

Я оглядываюсь, чтобы проверить, где Иззи. Ей явно не стоится на месте.

– Слушай, – говорит она как, бы невзначай, – я пойду займу столик, ладно? Снаружи, чтобы мы могли и оттуда любоваться рыбками.

Я прищуриваюсь.

– Официант?

– Что?

– Заприметила симпатичного официанта?

– Гораздо лучше! – сияет Иззи. – Только что в кафе вошел Элвис!

– Настоящий? – смеюсь я.

– Самый настоящий! Высокий, стройный – не чета тем пузатым коротышкам, что обычно косят под Элвиса, Нет, это настоящий Элвис в расцвете лет – а значит, он создан для меня!

И Иззи со всех ног мчится в кафе. Бедняга Элвис, он еще не знает, что его Присцилла уже идет по следу.

Маленький мальчик дергает Финна за рубашку.

– Это вы ныряли в аквариум? – интересуется он. Финн кивает.

– Почему умерла моя золотая рыбка? – без перехода спрашивает мальчик.

Финн переводит взгляд на его папу. Тот объясняет:

– Несколько дней она дрейфовала у самой поверхности: такое впечатление, что она была не в силах пошевелиться. А потом умерла.

– Видимо, проблемы с плавательным пузырем. Когда он поражен, рыба теряет способность плыть.

– Значит, мы ничего не могли сделать?

– Кое-что могли. Эта болезнь вызывается бактериями: вам следовало поместить рыбку в отдельный аквариум и распылить в воде антибиотик.

– А почему только одна рыбка заболела, а остальные нет? – вступает в разговор мальчик.

– У рыбок все, как у людей, – улыбается Финн. – Почему одни твои друзья заражаются гриппом, а другие нет? Так и рыбы: одни крепче других. Но теперь, если такое повторится, ты будешь знать, как спасти малыша, верно?

Мальчик радостно кивает. Поблагодарив, они удаляются; мы слышим, как мальчик говорит:

– Папа, папа, я тоже хочу здесь работать!

– И я, – признаюсь я.

Финн резко поворачивается ко мне; от смущения он покрылся красными пятнами. Тяжело иметь дело с застенчивым: при виде его мучений тебе Самой становится неловко, но, поскольку ты то не застенчива, приходится стиснуть зубы и поддерживать разговор. Естественно, я говорю первое, что приходит в голову, – лишь бы что-нибудь сказать.

– Знаешь, этот мальчик напомнил мне о двух золотых рыбках, которых мне с сестрой купили на ярмарке. Мне было семь лет, а сестре четыре. Я поставила аквариум на подоконник в спальне и часами любовалась на рыбок Рыбка Надин было оранжевой, а моя – серебристой. Однажды прихожу я из школы – а рыбка Надин плавает брюшком кверху. Надин, конечно, разрыдалась. И знаешь, что тогда сделал папа? Он сказал: «Теперь у тебя есть рыбка, а у Надин нет. Это нечестно. Надо отправить их обеих обратно в море». И с этими словами спустил их в унитаз – и живую, и мертвую.

«Молодец, Джейми. Нашла, какой историей развлечь человека, обожающего рыб!»

– А я, когда мне было десять лет, устроил у себя в комнате целый морской заповедник, – рассказывает в ответ Финн. – Мы жили на побережье: я целыми днями пропадал у моря, возвращался с полными карманами ракушек и водорослей и полными банками всякой морской мелюзги. Отца это страшно раздражало, а вот мама скоро обнаружила, что из водорослей получаются отличные маски для лица!

– Значит, твое увлечение принесло пользу близким. Держу пари, у нее до сих пор прекрасная кожа!

– Была, – грустно улыбается он. – Видишь ли… собственно говоря… мама умерла. Уже почти три года…

– О, прости! – ахаю я, инстинктивно прикрыв рот ладошкой.

– Ничего, все нормально.

– М-м.

– Может быть, пойдем перекусим? – спрашивает он. – В «Сырных лепешках» в самом деле очень вкусно кормят.


ГЛАВА 17


В жизни мне случалось видеть необычные зрелища (например, Иззи на маскараде в костюме монахини); но то, что открывается мне сейчас, потрясает воображение.

После обеда с Финном мы разделились: Иззи горела желанием побегать по магазинам, а мне хотелось собрать побольше материала для статьи о животных. Вот почему сейчас я стою на верху эскалатора в «Эм-Джи-Эм Гранд» и наблюдаю за жизнью казино сверху. Огромный зал прозрачной стеной разделен на две половины: налево – бледный паркет и бесчисленные зеленые столы, направо – прыгают по искусственным скалам гривастые львы.

Я спускаюсь, чтобы взглянуть на львов поближе. Потеряв равновесие, опираюсь рукой о стеклянную стену – и тут же мне навстречу протягивается огромная лапа. Размером она с крышку от мусорного бака, с той лишь разницей, что на мусорных баках не бывает ни мягких подушечек, ни клочковатой шерсти между пальцами. Надпись на табличке гласит, что передо мной – львица Голди, правнучка знаменитого льва Метро, ставшего символом кинокомпании «Метро-Голдвин-Майерс». Подумать только – целая львиная династия!

Львица широко разевает пасть, и приглушенное зловещее рычание заставляет игроков в покер из-за ближайшего столика обернуться через плечо. Я читаю дальше. Оказывается, содержание львов недешево: на весь проект ушло девять миллионов долларов. Открытый вольер представляет собой пять тысяч квадратных футов скал, ущелий и акаций. Надо сказать, вид у львиного интерьера довольно потрепанный. Неужели сами львы так изгваздали собственную квартиру? Или, может, в вольер иногда пускают игроков? Как бы там ни было, по сравнению со львами в обычных зоопарках, на которые вечно не хватает денег, эти звери просто утопают в роскоши. Служители спокойно заходят в вольер, почесывают львам животик, словно котятам, играют с ними в мяч. Львам от этого не только развлечение, но и польза – женщина из общества «Рожденные Свободными» рассказывала мне, что животные нуждаются в стимуляции. Я достаю блокнот. Еще одна хорошая задумка – вольер установлен на вращающейся платформе, так что не вся львиная жизнь проходит на публике. Представляю себе, как лев просматривает органайзер: «Так, мой выход в девятнадцать ноль-ноль, еще успею когти поточить…»

Прохожу туннель со стеклянными стенами, где прямо надо мной разгуливает десятифутовый лев, и натыкаюсь на очередь. Люди ждут своей очереди, чтобы получить фотографию львят, которых держат отдельно от взрослых. Львята такие прелестные – не описать! Они резвятся у себя в вольере, треплют друг дружку за уши и катаются, сплетясь клубком. Служитель берет каждого поочередно за шкирку, поднимает на стол и поит молоком из бутылочки, а фотограф щелкает затвором. Львята, кажется, позируют охотно – только от вспышки удивленно моргают огромными карими глазами. Я записываю на ходу самые яркие впечатления. Не забываю упомянуть и о том, что определенный процент прибыли казино идет на поддержку организаций по охране африканских львов. Очень правильно устроено. Завтра у меня встреча с главным смотрителем львятника (об этом интервью, как и о большинстве прочих, редакция журнала договорилась заранее), так что я захожу в кафе «Джунгли», устраиваюсь за стойкой на табурете и заношу в блокнот черновой план интервью.

Затем я отправляюсь в «Залив Мандалай», но выясняю, что давно обещанный аквариум с акулами они так и не построили. Вместо этого у них выставка «Акулий Риф». По дороге домой нахожу время заскочить во «Фламинго Хилтон» и взглянуть на птиц в роскошных вольерах – африканских пингвинов, чилийских фламинго, уточек-мандаринок.

Словом, день я провела отлично. Иззи – судя по количеству пустых пакетов и обрывков оберточной бумаги, разбросанных по всему номеру, – тоже.

– Ух ты! Похоже, мы куда-то собираемся! – говорю я, заметив на Иззи новое ярко-розовое платье.

– Ну, видишь ли… – смущенно бормочет она, – позвонил Эл, и я…

– Эл – это…

– Тот двойник Элвиса, верно?

– Ну да. Ты не против? – спрашивает она, накладывая второй слой губной помады.

– Да нет, что ты. У меня работы по горло. Надо прей работать заметки и придумать вопросы для завтрашнего интервью. Иди спокойно и за меня не переживай.

До девяти утра следующего дня я Иззи не видела. В девять она заскочила в номер переодеться.

– Эл пригласил меня с собой на слет фэнов Элвиса! – сообщает она, ввинчиваясь в джинсовые шорты и натягивая футболку с надписью «ЛЮБИ МЕНЯ НЕЖНО».

– И когда вернешься? – спрашиваю я, очень стараясь, чтобы в голосе не звучала тоска одиночества.

– Не знаю. – Пожав плечами, она сует ноги в замшевые туфли – правда, не голубые, а розовые. – Это в Фениксе.

– В Фениксе? Я знаю только один Феникс – в штате Аризона!

– Ну да. Да чего ты так всполошилась? Я в соседний штат лечу, а не в соседнюю страну. К вечеру вернемся. Как твоя статья?

Я тронута ее интересом к моим писаниям. Обычно Иззи избегает всяких разговоров о работе.

– Нормально, – отвечаю я. – Сегодня утром у меня два интервью, а потом…

– Классно! – прерывает меня Иззи. – Ладно, я побежала!

– А потом… – повторяю я уже сама себе, – пойду искать человека, который способен дослушать меня до конца.

Три часа пополудни. Пишу, не разгибая спины. Точнее, разгибаюсь только затем, чтобы еще раз прокрутить пленки с интервью. Не пора ли мне повесить на грудь табличку с надписью: «Смотрите все: перед вами настоящий живой журналист!»?

В шесть часов, сообразив, что уже перевалила за положенную тысячу двести слов, я делаю перерыв, и мысли мои немедленно обращаются к Зейну. Статья должна быть в редакции ранним утром во вторник значит, закончить ее надо сегодня в полночь – а у Зейна примерно в это же время оканчивается шоу. Х-м-м… Несколько раз глубоко вздохнув и набравшись смелости, набираю номер «Стардаст». Стоит мне назвать имя Зейна – и телефонная барышня тяжко вздыхает, словно хочет сказать: «Замучили эти фанатки!» Корова ревнивая!

А вот Зейн, судя по голосу, рад меня слышать.

– Привет, дорогая! Как твое интервью с Финном?

– Отлично! Столько материала получилось! Спасибо, что ты нас познакомил.

– Не за что. Кажется, ему тоже понравилось, – говорит Зейн. – И когда же мы увидим статью? – Я заканчиваю через несколько часов.

– Сегодня?

– Сегодня!

– Ух ты! Это надо отпраздновать! Как на это смотришь?

– Ну, если ты настаиваешь… – кокетничаю я.

– Если хочешь, после шоу можем пойти куда-нибудь поужинать.

– Ага! Хочу!

– Ладно, увидимся.

Нет, вы слышали? Сам, без всяких намеков и подсказок назначил свидание! Такого со мной еще не бывало.

Я возвращаюсь к столу, но тут же отбрасываю ручку, вскакиваю и пускаюсь в пляс. Теперь-то ясно, в чем причина предыдущих неудач в личной жизни! Мне просто ие хватало влечения. Ни по одному парню я не сходила с ума так, как сейчас схожу по Зейну. Но кто бы мог подумать, что свою единственную любовь мне следует искать среди стриптизеров?

Десять вечера. Балдея от собственной гениальности, решаю перечитать свое творение в последний раз.

Десять-пятнадцать. Господи, что это я такое написала? Бред пьяной курицы! Все интересное осталось за кадром! Караул!

Одиннадцать сорок пять. Спускаюсь в бизнес-центр и отправляю свой труд факсом в Англию. Подпись: Джейми Миллер, собственный корреспондент «Экспресс и Эхо», из Лас-Вегара, штат Невада!

Улыбаясь во весь рот, я отправляюсь в «Стардаст».

Зейн ведет меня в старомодный итальянский ресторанчик, любимое заведение местных жителей. Здесь спокойно, негромко разговаривают посетители, пахнет пиццей, а после одиннадцати вечера цены снижаются вдвое. Даже вино на пятьдесят центов дешевле, если берешь стакан. Фантастика! Мы отмечаем завершение моего труда двумя бокалами «Мерло».

– Ну что, мисс журналистка? Какие планы на будущее? – сверкает белозубой улыбкой Зейн.

– Для начала узнаю, как понравится редактору эта статья, а затем, может быть, предложу несколько новых идей, тоже связанных с Лас-Вегасом.

– Здорово!

– Только есть одна проблема: журнал не может из номера в номер публиковать материалы о Лас-Вегасе. Так что приходится перейти к плану Б, Завтра я иду на что-то вроде собеседования и, если повезет, устраиваюсь на временную работу в магазин, чтобы удержаться на плаву.

– А Иззи?

– Ну, у нее пока с деньгами все в порядке.

А когда деньги кончатся, Иззи без труда найдет мужика, готового за нее платить. Звучит рискованно, но для Иззи это верный, неоднократно проверенный способ «заработать» на жизнь.

– Мой контракт через неделю подходит к концу, – замечает Зейн. – Нужно решить, продлевать его или нет.

– А что ты станешь делать, если уйдешь из стриптиза? – спрашиваю я.

Зейн молча жует одну оливку за другой. Наконец пожимает плечами и говорит:

– Понятия не имею. Так что, полагаю, выбор у меня небольшой!

Я смеюсь. Господи, как здорово на него смотреть! Сегодня на нем все черное и широкополый плащ, как у Зорро. А мне все вспоминается, как во время шоу он вытащил меня на сцену. Ах, прижаться бы к нему еще разок! Может быть, сегодня?..

– Не хотите ли еще вина? – подлетает официант, заметив, что мой бокал опустел.

– Да, пожалуйста! – киваю я. – А вы, сэр?

– Мне минералку, – улыбается Зейн.

Черт! Воздержание – дурной знак. Однако то, что он делится со мной своими проблемами, – знак хороший.

– Я не привык к одиночеству, – признается Зейн. – Мне постоянно нужна компания. Кто-то, с кем можно поделиться своими мыслями и чувствами. Для меня это очень важно.

«Для меня тоже, – думаю я. – Только возможность такая уж очень редко выпадает».

– Мне кажется, со мной должно быть легко. Не так уж многого я хочу. Вот Финн – тот сложный человек, ему нужен кто-то особенный. – Зейн кладет в рот дольку авокадо. – Как он тебе?

– Симпатичный парень, – уклончиво улыбаюсь я. – Очень много знает о рыбах.

– А ты смогла бы с ним встречаться?

Что?! А, понятно, проверяет меня.

– Ну… э-э… я ведь его совсем не знаю, – дипломатично отвечаю я.

– Но, как по-твоему, он привлекателен?

Боже мой! Неужели Зейн думает, что Финн мне больше нравится? Может быть, даже ревнует?

– Он очень милый, но, знаешь, когда ты рядом, я о других мужчинах думать не могу! – выпалив это, я принимаюсь отчаянно хлопать ресницами, давая понять, что просто шучу.

Но Зейн не улыбается: он смотрит на меня серьезно и пристально. И не отводит взгляд, пока не появляется официант с основным меню. В восторге я полной грудью вдыхаю аромат Зейна – сегодня это, кажется, «Драккар Нуар».

За пастой Зейна пробивает на рассказ о Миа (спасательнице-предательнице). Он до сих пор по ней тоскует, и в словах его слышатся очень знакомые нотки. Так и я могла бы рассказывать о Кристиане.

– Знаешь, – говорю я, – связь, однажды возникшую между людьми, разорвать невозможно. Ни время, ни расстояние, ни другие люди ее не нарушат. Если ты кого-то любил, эта любовь останется с тобой навсегда.

– Ты сама пережила что-то подобное?

– Да, – отвечаю я, взяв курс на утешение. Спешить некуда: я возьму его медленной, нежной осадой.

Через некоторое время он берет меня за руку. Вилка застывает у меня в другой руке макаронина на ней вздрагивает.

– Джейми, с тобой так легко говорить! Спасибо, что выслушала меня.

– Мне это только приятно, – отвечаю я и поспешно добавляю: – Не то приятно, конечно, что ты несчастен, а…

– Думаю, это очень важно – чувствовать, что ты кому-то небезразличен, что тебя замечают и принимают. Рядом с таким человеком ты сам становишься лучше и показываешь все, на что способен. Все мы этого хотим, правда? Найти того, кто будит в тебе лучшее!

Ах, как я его люблю!

– Конечно, – выдыхаю я.

– На самом деле это я слышал от Финна. Но я с ним совершенно согласен.

– А-а…

Он наклоняется и нежно целует меня в щеку. – Я очень рад, что мы познакомились.

– Я тоже, – шепчу я. Ах, как хочется, как нестерпимо хочется поцеловать его в ответ!

– У меня не так уж много подруг. Женщины вечно хотят чего-то большего.

– Правда? – Я делаю вид, что я-то выше этого, – но развивать тему опасаюсь и потому спрашиваю только: – Десерт возьмем?

После кофе я заявляю, что наелась до отвала и идти не могу. Зейн тут же предлагает донести меня до машины на спине. По дороге он щекочет меня за ноги, а я, визжу и прыгаю на его широких плечах. Наконец он опускает меня; задыхаясь от смеха, я обессиленно приваливаюсь к автомобилю: Он прислоняется рядом: прекрасное лицо – совсем близко от моего лица. Если я сейчас высуну язык, то смогу лизнуть его в щеку.

– Джейми, – вздыхает он, поворачиваясь ко мне, – ты лучше всех на свете!

Я разворачиваюсь и подставляю лицо для поцелуя – чисто дружеского, разумеется. Он придвигается ближе… и вдруг – ХЛОП! Разом распахиваются все дверцы. Зейн сперва подскакивает от неожиданности, а затем с улыбкой показывает мне ключи от машины, которые вертел в руках. Я мысленно проклинаю автомобили с дистанционно управляемыми дверьми, но с лица не сходит восторженная улыбка. Я ему нравлюсь! Нравлюсь, нравлюсь, нравлюсь! Все остальное – вопрос времени. Не успеваю я задуматься о том, когда мы снова увидимся, как он говорит:

– Ты чем занимаешься в пятницу днем?

– Да, в общем, ничем. А ты?

– Мы с Финном собираемся в Красный Каньон – там потрясающие виды. Я подумал, может быть, вы с Иззи хотите с нами?

– Конечно! Да! Еще как! – Я едва не прыгаю от восторга.

– Отправляемся около одиннадцати. Встретимся в «Стардасте», в зрительном зале, хорошо?

– Отлично!

Возле «Цирка» Зейн выходит из машины и крепко обнимает меня на прощание. Как здорово с ним обниматься!

– Еще раз спасибо за то, что выслушала меня!

– Если снова понадобится слушатель, звони в любое время! – улыбаюсь я и бегу к себе в номер вприпрыжку, словно героиня диснеевского мультика. Умираю от желания обо всем поведать Иззи – но Иззи не видать. Надеюсь, сейчас она развлекается на славу.


ГЛАВА 18


Вторник перевалил за полдень – а Иззи нет как нет. Должно быть, забыла о встрече с дядей Сэмом. Забыла – или просто выкинула из головы. А ведь обещала защищать меня от его похотливых поползновений! Можно, конечно, отложить собеседование – но статья окончена, а жить-то на что-то надо. И потом, мне не дает покоя любопытство: умираю от желания проверить, похожи ли дядя Сэм и Кристиан, и поговорить с человеком, который хорошо знает мою потерянную любовь. Возможно, я узнаю от него что-то новое. Может быть, он даже обо мне слышал! Что, если Кристиан излил дяде Сэму душу? Или попросил выведать мои чувства? Словом, как ни странно звучит, я горю нетерпением встретиться с человеком, который два дня назад пошловато заигрывал со мной по телефону.

Нацарапав записку Иззи, сажусь в такси и еду по указанному адресу. Думаю, что найти магазин будет нелегко: однако светящуюся трехметровую вывеску «ЭКСТРАВАГАНТНЫЕ ТОВАРЫ СЭМА», размахавшуюся на три здания, пропустить невозможно.

Девушка у кассы сообщает, что Сэм только что вышел за гамбургером и будет через пять минут. В ожидании Сэма я слоняюсь по магазину. Боже мой, чего здесь только нет! Прозрачная пластиковая подушечка, набитая обрывками долларовых банкнот (настоящих!), автоматический тасователь карт – хитрая штучка; подвеска для ключей в виде кроличьей лапки с мехом, раскрашенным во все цвета радуги… В отделе индейских сувениров рябит в – глазах от перьев и блесток А соседняя секция, посвященная Элвису, предлагает все что угодно – от водительских прав на имя Короля до восхитительно нелепых подушечек с вышитым профилем великого человека. Звенит дверной колокольчик: входит красивый мужчина. У меня замирает сердце, но тут девушка из отдела сумочек кричит: «Фрэнк, иди сюда!» Ложная тревога.

Довольно долго рассматриваю именные пепельницы, ручки, кружки и тому подобное. Но интереснее те, что с прикольными картинками: в полный восторг меня приводит подносик, на котором домохозяйка в переднике бросает веник и объявляет: «К черту уборку – поехали в Лас-Вегас!»

Снова звенит колокольчик: на этот раз я понимаю, что пришел Сэм, потому что в руках у него пакет из «Бургер Кинга».

Что касается фамильного сходства – с таким же успехом Кристиан мог бы быть приемышем. Передо мной невысокий плотный мужичок, загорелый до неестественной негритянской черноты, с ненатурально блондинистой шевелюрой и лоснящимся от пота лицом. Из рукавов рубашки, разрисованной драконами, торчат узловатые локти.

Девушка у входа предупреждает его обо мне.

– Ну-ка, дайте на вас посмотреть! – и он протягивает мне навстречу руки с резко обозначенными венами. – Так вы – сестра невесты моего племянника?

– Ага! – хриплю я, задыхаясь в его потных объятиях.

– Только не говорите, что невеста симпатичнее вас, – ни за что не поверю!

Ответить я не успеваю – он трещит без остановки:

– Ладно, что Кристиан потерял, то я приобрел! Дружка у вас нет?

– В общем, сейчас нет, но…

– Отлично, отлично! То, что я и хотел услышать. Высоты не боитесь?

– Да нет вроде бы… – отвечаю я с удивлением.

– Время от времени вам придется залезать на лестницу, чтобы доставать товары с верхних полок, – объясняет он, указывая на стопки футболок под самым потолком.

– А, понятно.

– Мне в магазине дрожащие коленки не нужны! – замечает он и игриво щиплет меня за ляжку – должно быть, хочет проверить, не затрясутся ли коленки. – С кассовым аппаратом работали?

– Нет, но… – У меня уже голова идет кругом.

– Ничего, скоро научитесь! Я же вижу, что вы девушка сообразительная! – тараторит он. – А теперь давайте поедим, пока обед не остыл. Я для вас взял чизбургер – подойдет?

– Честно говоря, я вегетарианка… – начинаю я.

– Не извиняйтесь, у нас магазин равных возможностей! – громогласно хохочет он и, подхватив пакет с едой и оглушительно скрипя ботинками, ведет меня к себе в кабинет.

– Да я не особенно хочу есть, – говорю я, пока он сдвигает в сторону стопку бумаг и расстилает на столе салфетку. – Охотно уступаю свой чизбургер вам.

– Ну, если вы настаиваете… – отвечает он и вгрызается в сандвич. С острым соусом. С горчицей. И с майонезом.

– Да вы садитесь, садитесь! – приглашает он с набитым ртом, заметив, что я нерешительно мнусь в дверях.

Я оглядываюсь в поисках свободного места – новее стулья завалены товарами и коробками с надписью «Не кантовать!». Наконец пристраиваюсь на диване, рядом с корзиной, полной стеклянных шаров.

– У вас в магазине есть потрясающие вещи! – замечаю я. – Настоящий китч!

– Как-как вы сказали? Китч? – переспрашивает он, отдуваясь и вытирая рот салфеткой.

– Ну… прикольные идеи.

– А, ерунда. Куча дешевого дерьма. Но расходится хорошо. – Он бросает салфетку в урну – и, разумеется, промахивается. – Это только на первый взгляд кажется, что торгую я себе в убыток, а на самом деле у меня уже дом с бассейном, спортивная машина, и купить могу все, что мне нравится.

Какая жалость, что ему не нравятся дезодоранты!

– Здорово! – с вежливым энтузиазмом поддерживаю я. – Интересно, наверно, вести собственное дело!

Но дольше я ждать не могу. Из груди рвется роковой вопрос:

– Скажите, как давно вы знаете Кристиана?

– Как давно? – изумленно повторяет он. Эх, что я за тупица! Он же его дядя!

– Нет-нет, извините, – даю я задний ход, – я хотела спросить, хорошо ли вы знаете Кристиана?

Этот вопрос удивляет его не меньше предыдущего.

– Да нет, я просто хотела узнать… ну… вы с ним близки?

О боже, что я болтаю! Но на этот раз Сэм не замечает моего промаха.

– А, понятно, – говорит он. – Видите ли, я для мальчугана почти что второй отец. Мой брат – его папаша – он немножко, как говорится, не от мира сего. Хороший парень, но в серьезных делах сущий ребенок. Вот и пришлось мне взять Кристиана под свою опеку, объяснить ему, что такое реальная жизнь и с чем ее едят.

– И он к вам прислушивается? – вяло интересуюсь я.

– Как видно, нет, иначе бы не женился! – раскатисто хохочет дядюшка.

Я выдавливаю смешок – и вдруг сам собой из моих уст вылетает сакраментальный вопрос:

– А вы верите, что существует истинная любовь и все такое?

– Не знаю, не видел! – Он с шумом втягивает кока-колу через соломинку. – Но одно тебе скажу: твоя сестра, должно быть, опытная шлюшка!

– Что?! – ахаю я, заливаясь густым румянцем.

– Очень просто: чтобы удержать возле себя нашего Казанову, женщина должна знать кучу постельных трюков!

– Что вы такое говорите? Кристиан вовсе не… И тут звонит телефон.

– Прошу прощения… Алло! Да, соединяй. Привет, жеребчик! А мы тут как раз тебя вспоминаем!

Боже мой! Это Кристиан!

– Мы с Джейми, – продолжает Сэм. – Ну да, здесь.

На лбу у меня выступает крупный пот. Как Сэма угораздило выбрать для своего магазина единственное в Вегасе здание без кондиционера?

– Да, да. Ну, это ее дело, тебе не кажется? Немногие в силах устоять перед моим обаянием! – и он мне подмигивает.

Мне хочется вырвать у него трубку, чтобы хоть на миг услышать небесный голос Кристиана. Ну почему в жизни все так нечестно?

– Когда приезжаешь, говоришь? Обязательно встретим! Угу. О деньгах не беспокойся! Помни, дядюшка Сэм по тебе скучает! – Он хихикает. – Ладно, ладно, потом поговорим. Ага. Пока.

И Сэм кладет трубку.

– Тебе передает привет и поцелуй!

– Правда? – выдыхаю я. Глаза у меня загораются. – Точно. И скоро повторит то же самое лично7 – он летит в Лас-Вегас!

У меня останавливается сердце.

– Се…рье… зно?

У моего внутреннего голоса, похоже, заело пластинку – он твердит, как заведенный: «Боже мой! Господи! Боже мой!» – Вы… серьезно? – повторяю я, безуспешно пытаясь сделать вид, что интересуюсь Кристианом только из вежливости.

– О, да ты, похоже, сама без ума от моего неотразимого племянника! – с понимающей ухмылочкой замечает Сэм.

– Нет! Нет, что вы! – бурно протестую я. Пожалуйста, господи, не позволяй Сэму отпускать грязные шуточки о моем чистом чувстве!

– Да неужели? – Похоже, я его не убедила.

Я решаю попробовать иную тактику.

– Ладно, чего скрывать? Признаюсь: втрескалась по уши! Вы, Джонсоны, просто неотразимая семейка!

Ух ты! Кажется, в меня вселился блудный дух Иззи!

Он расплывается в улыбке.

– Не ты первая замечаешь! Так что же, хочешь у меня работать?

Слава богу, о Кристиане и постельных талантах моей сестры забыто.

– Да, конечно! Буду очень рада!

Конечно, водить экскурсии по «Дворцу Цезаря» было бы интереснее, но выбор невелик кто еще в Вегасе возьмет меня на работу?

– Тогда, если нет возражений, приступишь с понедельника. Зарплата наличными, никаких вопросов.

– Ух ты! Класс!

Может, не такой уж он и страшный, этот дядя Сэм?

– Мои девушки ходят на работу в платьях, – продолжает он. – Можно в шортах. А вот брюк не надо!

– Ладно…

«Старый козел-2: Возвращение старого козла» – думаю я про себя.

– Кстати, долго собираешься пробыть в городе? – спрашивает он.

– До… не знаю, честно говоря, – пожимаю я плечами.

– Вот и хорошо! Будут проблемы – обращайся ко мне, не стесняйся! И посмотрим, как у нас пойдут дела!

– Отлично! Спасибо, что взяли меня на работу без всякого опыта! – благодарю я, от души надеясь, что долго набираться опыта в «Экстравагантных товарах» мне не придется.

– Знаешь, как говорят? Ты мне почешешь спинку, я тебе – вот и взаимопомощь! – усмехается он.

Раздается стук. В дверь просовывается голова продавщицы:

– Там покупатель просит футболку размера ХL с золотым шитьем. Вы не подержите лестницу?

Сэм энергично вскакивает на ноги.

– Что ж, Джейми, рад был познакомиться. Увидимся в понедельник!

Аудиенция окончена. Бросаю последний тоскливый взгляд на телефон – словно вокруг него еще вьются флюиды Кристиана – и направляюсь к выходу: Обернувшись у дверей, чтобы помахать Сэму на прощание, вижу достойную внимания картину: продавщица под потолком сражается со стопкой футболок, а Сэм и покупатель с двух сторон заглядывают ей под юбку. М-да… Завтра первым делом иду в магазин за шортами.

В отеле я нахожу Иззи – точнее, тело ее здесь, а дух парит в высших сферах. При моем появлении она открывает один глаз и спрашивает сипло:

– Все в порядке?

Судя по ее физиономии, она несколько дней не спала, так что я отвечаю коротко и по существу:

– Работу нашла!

– Работу? – сонно переспрашивает она.

– У дяди Сэма. За наличные!

– Чего-о? Личную? У дяди Сэма? Джейми, ты что, пошла к нему на содержание?

С этими словами Иззи вырубается, не дав мне обелить свое честное имя.


ГЛАВА 19


Поцелуи нежные, как индийский кашмир. Губы сладкие, словно ликер «Бейлис Айришгкрем». Признание в любви без слов. Поцелуи все нежнее, все жарче. На миг оторвавшись от меня, он склоняет голову: в глазах – страсть и уязвимость. «Джейми!» – шепот легкий, как дуновение ветерка…

– Джейми, очнись!

Я открываю глаза. Надо мной склонилась хмурая Иззи.

– Опять мечтаешь о первом поцелуе с Зейном?

Разумеется. Опять и опять. Стоит вспомнить о нем – и я теряю связь с реальностью. Быть может, сегодня сбудутся мои мечты? Красный Каньон – отличный фон для сцены поцелуя!

Я размышляю, брать ли с собой зубную пасту, когда раздается телефонный звонок. Это Дейв. Иззи включает громкую связь, чтобы разговаривать и одновременно краситься. Дейв едет на обед к матери Иззи и хочет узнать, не передать ли ей что-нибудь от дочки.

– Из, она очень беспокоится, – говорит он. – Ты совсем не даешь о себе знать…

– Так она пригласила тебя на обед, чтобы выманить информацию?

– Да нет. Она сказала, что ждала к себе сестру Джози с детьми, но они в последний момент не смогли. Тетя Джози с детьми сейчас во Франции.

– Может, поэтому и не смогли…

– Вообще-то они там с начала июля.

Дейв смеется.

– Иззи, ей просто одиноко. Да я и не возражаю. Она приятная женщина, когда ты не вертишься рядом и ее не раздражаешь.

– Спасибо, милый, я тоже по тебе скучаю!

Еще некоторое время они болтают в таком же ключе. Не успевает Иззи повесить трубку, как телефон звонит снова.

– Это Элвис! – беззвучно шепчет она, легко переходя от одного любовника к другому.

Я оставляю ее наедине с телефонной трубкой и скрываюсь в ванной. Когда выхожу оттуда, Иззи бросает бодрое: «Пока!» и направляется к дверям.

– Подожди! Куда это ты?

– Эл ждет в холле…

– Что? – взрываюсь я. – А как же поездка в Каньон?

– По горам прогуляюсь как-нибудь в другой раз, – как ни в чем не бывало улыбается Иззи. – Да что такое? Ты же будешь с Зейном.

– Да, но с нами поедет и Финн! – напоминаю я ей.

– Извини, водоплавающие меня не привлекают.

– Не ожидала, что ты меня так подведешь! – рассерженно восклицаю я.

– Слушай, я же не бросаю тебя одну! Ты тоже едешь развлекаться.

– Но без тебя… это будет совсем не то.

– Послушай, завтра Эл улетает в Мемфис на фестиваль памяти Элвиса и пробудет там всю неделю. Приходится ловить момент, – она пожимает плечами.

Я в изнеможении падаю на кровать и говорю:

– Что ж, спасибо, что предупредила заранее.

Каблучки Иззи торопливо стучат по паркетному полу. Ушла. Пора бы уже привыкнуть – но по-прежнему больно сознавать, что я у нее всегда на втором месте.

Смотрю на часы. Пора идти. Внутри все сжимается от дурного предчувствия. Перед глазами встают страшные видения: двое крепких мужчин горными козлами прыгают по уступам, а я, дура несчастная, тащусь сзади и кричу: «Эй, подождите, подождите меня!» Как мне будет не хватать поддержки Иззи! Может быть, отложить поход в горы, пока она не вернется?

«Кончай трястись! – сердито говорю я себе. – Все будет в порядке! Неужели ты добровольно откажешься от возможности провести целый день с Зейном?»

– Он не придет, – говорит Финн, показывая мне записку. – У него неотложное дело в Лос-Анджелесе. Раньше семи вечера не вернется.

Я изо всех сил стараюсь скрыть разочарование, но знаю, что выгляжу, как героиня немого фильма, получившая дурное известие: округленные глаза и ладонь у рта. Мысленно я падаю на стойку и колочу кулаками по чему попало. Некоторое время оба мы молчим.

– А где Иззи? – спрашивает Финн.

Я собираю все душевные силы, чтобы ответить:

– Иззи не придет. У нее тоже неотложное дело. Срочно надо повидать одного человека.

Выдавливаю из себя улыбку и падаю на мягкую табуретку.

– Значит, мы остались вдвоем? – нервничает Финн. Я почти вижу, как перед его мысленным взором проносится наша первая встреча.

– Тебе не кажется, что это знак судьбы? – шучу я.

Заметив, что он покрывается багровыми пятнами, поспешно добавляю:

– Судьба подсказывает нам, что поездку лучше отложить. Сам видишь, все разбегаются, как тараканы, – из четырех осталось двое. Может, плюнуть на эту затею и разойтись по домам?

Слава богу, он вовремя прерывает мою нервозную болтовню.

– Конечно, если хочешь, иди. Но мне надо ехать. Я брал взаймы у одного тамошнего приятеля кое-какие инструменты и обещал сегодня их отдать.

– А-а!

Я разрываюсь на части. Что толку оставаться, если Зейна нет в городе? С другой стороны, я не уверена, что смогу провести целый день с Финном. А также что Финн сможет провести целый день вдали от воды. Не иначе, будет каждые полчаса обливаться из термоса.

Впрочем… особенно разговаривать нам не придется – так, повосхищаемся пейзажем. А о живописных окрестностях Лас-Вегаса можно написать неплохую статью. Что, если другого такого случая не представится? Я делаю глубокий вдох.

– Ну что ж, раз ты все равно едешь и не возражаешь, если я потащусь за тобой…

– Да нет, мне нравится компания.

– Я-то думала, ты убежденный одиночка! – поддразниваю я его.

Он ковыряет пол носком башмака.

– Мне… э-э… нравится твоя компания.

Этого еще не хватало!

– Я закажу с собой в дорогу молочный коктейль, а ты?

– Нет, спасибо, мне ничего не надо.

– Точно? Может быть, кока-колу? «Доктор Пеппер»? Пирожки? Пончики? Пышки?

– Никакой сдобы! – Он смеется. – Растолстею – стану лакомым кусочком для акулы!

Бог ты мой! Он, оказывается, шутить умеет! Я так поражена, что даже улыбнуться не могу, – только таращусь на него, словно на восьмое чудо света.

К нам подходит официантка – клетчатое платьице в стиле пятидесятых и легкомысленная пляжная шляпка. Я заказываю коктейль и с напряженным интересом смотрю, как она взбалтывает мороженое в металлической форме и вываливает в миксер. Смотрю на других посетителей. На собственную салфетку. Куда угодно. Только не на Финна.

Удивительно, как долго готовится этот молочный коктейль.

– Как прошло кормление акулы? – спрашиваю я, чтобы прервать молчание.

Похоже, это заразно – говорить о рыбе, когда не знаешь, что еще сказать.

– Отлично. Сегодня она была в хорошем настроении. У рыб ведь настроение меняется, как и у нас.

– Не забудьте соломинки! – прерывает нас официантка, протягивая мне огромный, соблазнительно пахнущий якорь спасения.

Я иду вслед за Финном к автостоянке, вполуха прислушиваясь к его размышлениям вслух о новом способе хлорирования воды.

– Вот это да! Глянь, какая машина! – восклицаю я, остановившись около сине-стального автомобиля с сиденьями цвета слоновой кости и приборной доской полированного дерева. – Класс!

Я не разбираюсь ни в марках, ни в годах выпуска, да и вообще о машинах знаю совсем немного. – но в эту влюбляюсь с первого взгляда.

– «Мустанг», – определяет Финн, взглянув на логотип. – Да, шикарная штука. Реликт пятидесятых.

– Машина моей мечты! – восхищаюсь я. Поставив на землю коктейль, чтобы не заляпать сверкающие бока чудесной колесницы, я подхожу ближе и заглядываю внутрь. Представляю себе, как мы с Зейном мчимся на этой крошке по калифорнийскому побережью: Энди Уильяме распевает нам серенады, и черные волосы Зейна змеями Медузы трепещут на ветру.

– Мне кажется, вы с ней друг другу подходите, – замечает Финн. – Хочешь залезть внутрь и проверить?

Я прихожу в ужас.

– Да ты что! А если появится хозяин?

– Здесь никого нет. Ты же не станешь ее угонять – просто посидишь за рулем. Давай, пока есть возможность!

Я отступаю назад.

– Ни за что!

– Ну, если ты боишься, сяду я!

Он открывает дверцу водителя и проскальзывает внутрь.

– О, да здесь не только красиво, но и удобно! Сиденья, похоже, на пружинах.

– Финн! Вылезай немедленно! Кто-то идет! – паникую я.

– Боже, да у нее ключи в зажигании! Что, если…

Я оборачиваюсь. Тот человек определенно идет в нашу сторону.

– Финн, пожалуйста!! – Я пригибаюсь и шепчу отчаянным голосом: – Выходи! Выходи, я тебя умоляю!

Он поворачивает ключ, и сердце мое леденеет.

– Садись в машину! – улыбается он.

Я очень ясно представляю, как запрыгиваю в автомобиль и мы пускаемся наутек. Первой жертвой угонщиков, видимо, станет ни в чем не повинный хозяин машины – мы задавим его задним ходом.

Финн заводит мотор и высовывается из окна. Лицо его сияет улыбкой.

– Джейми, это моя машина! Залезай!

Тот человек проходит мимо и садится в ярко-красный спортивный автомобиль.

Но я все еще сомневаюсь.

– В самом деле, она же синяя… – рассуждаю я вслух.

– А что ты еще хочешь? Дельфина на дверце? – смеется он. Затем, заглушив мотор, выскакивает наружу, обходит машину и распахивает багажник. Я вижу костюм ныряльщика и какие-то инструменты. – Убедилась?

– Ну… да, наверно, – сдаюсь я. Сердце еще отчаянно колотится в груди. – Просто я была уверена, что ты ездишь на какой-нибудь сухопутной субмарине…

Он только улыбается в ответ.

– Нет, но каков мерзавец! – возмущаюсь я вслух. – Заграбастал себе машину моей мечты!

Мы выезжаем на Стрип, и я испытываю укол сожаления, но тут же напоминаю себе, что все в порядке – Зейна все равно в городе нет. А пока можно заполнить пустоту разговорами о нем.

– Расскажи, как вы с Зейном познакомились?

– Прихожу я как-то к антрепренеру «Золотых Парней», чтобы спросить, не возьмут ли меня в труппу…

– Что?!

– Шутка! Легко же ты купилась!

– Скажи, пожалуйста, – говорю я сердито, – кто ты такой и куда делся мой старый знакомый – застенчивый Финн, специалист по рыбам?

В ответ он только улыбается и переводит взгляд на дорогу. Не люблю молчунов – с ними как-то неуютно. Но, видно, придется привыкать.

Через несколько минут мы выезжаем на шоссе и набираем скорость. Теперь я по-настоящему ощущаю запах приключения. Кстати, первого за много лет приключения без Иззи. Надо сказать, в одиночку я чувствую себя свободнее и храбрее.

Постройки остались позади: направо, налево и впереди – лишь унылая плоская пустыня да нереальные, словно акварельные, горы на заднем плане. Вспоминается Девон: чистенькие домики, аккуратные рощицы, извилистые проселки… Здесь все как-то увеличено: небо больше, горизонт дальше. Ветер несет вдоль дороги колючие шары перекати-поля. Я на другом конце света – и это здорово! Строго говоря, радоваться нечему: сижу в машине с почти незнакомым человеком, еду неизвестно куда – и тем не менее меня охватывает чувство покоя и безопасности. Восхитительное чувство. Я закрываю глаза и подставляю лицо солнцу, поглощая энергию его лучей.

Вдруг меня оглушают трубные звуки. Что такое? А, понятно: вступление к песне Дина Мартина «Удар по голове».

– Извини! – улыбается Финн и приглушает звук своего стерео.

– Все нормально, я люблю эту песню! – отвечаю я и, чтобы подтвердить свои слова, принимаюсь подпевать Дину.

Обожаю петь в машине. Это удивительно поднимает дух. Чем больше хор, тем лучше. Голос, слух – все это неважно; главное – громкость!

Помню, как однажды по пути из Блэкпула, куда ездили на выходные, мы с Иззи всю дорогу работали на подпевках у «Аббы». «SOS» в нашем исполнении звучала поистине душераздирающе. Разумеется, такой путь к катарсису не всем по душе. Папа не мог с ним смириться, пока я не пригрозила: «Запрещаешь мне петь в машине? Ладно, буду плясать!»

За Дином Мартином вступает Фрэнк Синатра. Я всасываю через соломинку последний тягучий глоток коктейля и удовлетворенно вздыхаю. Следующие сорок пять минут мы хором подвываем великому человеку, нисколько не смущаясь тем, что наши представления о гармонии друг с другом явно не гармонируют.

Перед нами вырастают молчаливые нагромождения ржаво-красного камня. Мы глушим мотор и выходим из машины. Финн отступает назад, чтобы дать мне спокойно насладиться видом. Я машинально лезу за блокнотом – но перо замирает на полпути. Какие подобрать слова? Я оглядываюсь кругом и записываю первые ассоциации, что приходят в голову: «доисторический», «радиоактивный», «терракотовый». Финн протягивает мне бутылку воды.

– Об этом месте ты тоже напишешь?

– Все может быть. – Я пожимаю плечами, не желая говорить о своих планах всерьез. – Просто делаю заметки, на всякий случай.

– Ботинки взяла? – спрашивает он.

– Ботинки? Зачем? Для прогулки и эти подойдут, – и я показываю на свои прогулочные туфли, уже присыпанные ржавой пылью.

– Для прогулки – да, а для восхождения?

– Очень смешно! Так и вижу, как я ползу по отвесной скале!

– Неужели никогда не лазила по горам?

– Слушай, у нас в Тинмауте тоже есть красные скалы. Но это не значит, что мы обязаны по ним лазить.

– Тоже красные? – вдруг интересуется он.

– Ну да, как эти. Или, может, немного посветлее. Скорее розовые. Как пляж на закате или… вот, знаю: цвета ревеня. Эти, пожалуй, потемнее будут…

Он молчит и улыбается. От этой улыбки мне становится нехорошо. Ну и пусть улыбается, сколько влезет. На гору я не полезу. Ни за что.

– Почему бы нам просто не прогуляться? – предлагаю я. – Если решим лезть на гору, я буду тебя только задерживать.

Он молчит.

– Ну хорошо, если тебе непременно нужно наверх… Неужели здесь нет какого-нибудь симпатичного пологого подъемчика, с которого открывается сказочный вид?

– Конечно, есть, – пожимает плечами он. – Только пыли там не меньше, чем здесь. Думаю, тебе стоит переодеться. У меня в багажнике есть запаска.

«Запаска» – ничего себе! Кто я ему, спущенная шина?

Финн разворачивает тюк с одеждой и бросает мне что-то джинсовое и скомканное.

– Они чистые, – говорит он.

– Что это за сельскохозяйственные штаны? – говорю я.

Он смеется.

– Хорошее определение! Переодеться можешь вон там, в туалете. Да, и, наверно, стоит надеть что-нибудь наголову.

Из туалета я выхожу в новом костюме – получилось нечто среднее между фермером и дворником – и обреченно жду, когда Финн начнет надо мной смеяться. Но он не смеется. Просто кивает и продолжает зашнуровывать высокие ботинки.

Из под бейсбольной кепки крупными каплями стекает пот. Уже. Что же дальше будет? К концу путешествия волосы, наверно, пропотеют насквозь. А как смотрятся эти, с позволения сказать, джинсы сзади – и подумать страшно!

– Тебе не кажется, что к такому наряду подойдут вилы в руках и цигарка в зубах? – интересуюсь я, подворачивая сельскохозяйственные штаны, чтобы не спотыкаться при ходьбе.

– Ты и так классно выглядишь, Джейми, – с лучезарной улыбкой отвечает Финн.

– Зови меня просто: «Эй, малый!»

– Эй, малый, вперед!


ГЛАВА 20


«Слава богу, что Зейна здесь нет!» – утешаю я себя, смахивая с верхней губы капельки соленого пота. Если бы Зейн увидел меня в таком виде – я бы этого не пережила!

Многие годы я училась жить со своей проблемной фигурой, подчеркивать ее сильные стороны и скрывать слабые – и зачем? Все погибло в пять минут. И какого черта, спрашивается, я все угрю убила на маникюр? Первый же крутой уступ поставил меня в положение буриданова осла: справа шершаво и слева шершаво, за что не схватись – абзац ногтям.

Финн, заметив, что меня нет рядом, оборачивается и протягивает руку. Наши потные ладони слипаются, и ржавая пыль на них превращается в пасту. Через несколько минут мы раскрашены же хуже индейцев. Эх, Надин бы сюда – вот кто не выходит из дому без влажных салфеток! Почему в тех крайне редких случаях, когда она нужна, ее никогда нет рядом?

Финн прыгает с уступа на уступ, словно снежный барс – да нет, это сравнение даже близко не передает его ловкости, гибкости, грациозной элегантности движений. Встретив трещину (не припомню, сколько их было – на мой взгляд, и одной многовато), он дожидается меня, подбадривает и следит, чтобы я не свалилась в пропасть.

Один раз я пробую выпрямиться и осмотреться – но едва не лечу с горы вниз головой, когда понимаю, на какую головокружительную высоту мы забрались. Нет, лучше уж смотреть себе под ноги. Внезапно Финн останавливается.

– Вот мы и пришли, – говорит он, окинув взором расстилающиеся вокруг бескрайние просторы. – Можно присесть, Счастлива?

– Ты и не представляешь, насколько! – сообщаю я и мешком валюсь на землю. Слышится явственный хруст костей.

Несколько минут я заново привыкаю к блаженству неподвижности; затем поднимаю глаза – и понимаю, зачем Финн притащил меня сюда. Вид и в самом деле потрясающий: все оттенки бирюзового неба в изломанной зубчатой раме гор. Я достаю фотоаппарат и делаю несколько снимков, хотя понимаю, что фотография не передаст этого буйства цветов.

– Какая красота! – вздыхаю я.

– Стоило ради этого лезть на гору? – усмехается Финн.

– Ну уж не знаю! – ворчу я и лезу в рюкзак за бутылкой воды.

Финн протягивает мне свою. Он и сам только что пил: по подбородку стекает вниз прозрачная капелька. Если слизнуть, она будет соленой… И со вкусом рыбы, напоминаю я себе. Эта мысль меня отрезвляет.

– Знаешь, дома, в Тинмауте, я однажды попробовала забраться на гору, – говорю я. – Ох, что это был за кошмар! Я решила добраться до вершины, откуда открывался вид на море: в горах были проложены тропинки, но мне показалось, что быстрее и интереснее будет лезть напрямик. Поначалу все шло прекрасно: я карабкалась, как обезьянка, и воображала себя Индианой Джонсом. Но вот, когда три четверти пути остались позади, я вдруг замечаю, что стою на узеньком уступчике, впереди – отвесная стена, позади – тоже, и что делать дальше, непонятно! Меня охватил дикий ужас! А невдалеке, по тропинке, как ни в чем не бывало поднимаются нормальные герои, которые, как известно, всегда идут в обход. Что мне оставалось? Только одно: сделать вид, что торчу на уступе ради собственного удовольствия, Я вытащила из сумки фотоаппарат и принялась снимать морской пейзаж. Представляешь, какой у меня был дурацкий вид? Вдруг камешки под ногами начали осыпаться, и я поехала вниз. Вжи-ик – и до самой земли! Разодрала штаны, ободрала ладони и коленки и чуть не выла от боли и обиды, когда приземлилась.

Зачем, интересно, я все это рассказываю? Опасаясь, чтобы Финн не составил обо мне превратное мнение, торопливо добавляю:

– Вообще-то я не трусиха. Просто иногда боюсь. – Я не дам тебе упасть, – просто отвечает он.

Я поднимаю голову, зачарованная романтичностью этих слов. Но тут же соображаю, что он имел в виду нечто весьма приземленное не поведет меня по опасному маршруту, только и всего. Расслабься, Джейми. Я отворачиваюсь и щурюсь на солнце.

«Я не дам тебе упасть». Такой фразы можно ожидать всю жизнь. Она обещает нежность и защиту. Качества, которые часто встречаются у дезодорантов и гораздо реже – у мужчин.

Повернувшись, я вижу, что Финн уже открыл помятую жестяную, банку красок и налил в углубление немного воды. Он растирает сухие краски между пальцами и растворяет в воде.

– Пока ты пишешь, я немного порисую, – говорит он так, словно ничего обычнее и представить нельзя.

– А-а. Ладно.

Я давно забыла о записях. Сижу, скрестив ноги, с блокнотом и ручкой в руках. Смотрю на три слова на чистом листе. И кое на что еще. Например, на то, как Финн наносит мазки на измятый лист этюдника…

Десять минут спустя Финн отрывается от рисования и видит, что я бездумно ковыряю ручкой пыльную каменистую почву.

– Что, не хватает слов?

Я киваю.

– Иззи говорила, что ты увлекаешься поэзией. Я думал, эти места тебя вдохновят.

– Когда это она тебе сказала?

– В «Сырных лепешках». Когда ты вышла в туалет, если быть точным.

– Хм… Странно, что она об этом заговорила. Я не пишу стихов. Когда-то, еще в школе, пробовала: а потом прочла классиков и поняла, что мне с ними тягаться не стоит.

– Что за глупость!

– Спасибо.

– Нет, я серьезно! Думаешь, я ставлю себе целью потягаться с великими художниками? Это было бы безумием. Чтобы наслаждаться своим делом, не обязательно делать его лучше всех!

– Да, разумеется, но…

Тяжело с людьми, которые не понимают самоуничижительного английского юмора.

– Знаешь, у меня есть старший брат. Он – хороший художник, по-настоящему хороший, Мне всегда нравилось рисовать, но в юности казалось, как и тебе, что это бессмысленно: такого таланта, как у брата, у меня нет, перегнать его не получится, а прослыть неудачным подражателем неохота. Поэтому я занимался тем, что брату не давалось: спортом и наукой. И в результате стал аквариумистом. Но с годами я кое-что понял. Мне нравится моя работа, потому что она бескорыстна. Мне нет нужды зарабатывать на жизнь; я не стремлюсь к признанию, не хочу никому ничего доказывать – просто занимаюсь тем, что мне нравится.

Я тупо смотрю на его шевелящиеся губы. Вот и суди о людях по внешности! Можно ли было ожидать такого красноречия от человека, полжизни проводящего в обществе рыб? Чувствую себя дурой – знакомое чувство и очень неприятное.

Будь здесь Иззи, Финну не удалось бы меня озадачить. Начать с того, что Иззи ухохоталась бы над его увлечением живописью. Для нее не существует ни рефлексии, ни сопереживания. Наши с ней задушевные разговоры происходят обычно под конец бурного застолья и кончаются тем, что кто-нибудь сваливается под стол: речь идет, разумеется, исключительно о «мужиках и как с ними бороться». Куда интереснее, чем сейчас с Финном! Нет, интереснее – не то слово… Может, просто привычнее?

Словом, тине очень неуютно. И от этого я злюсь.

– А это ты делаешь, чтобы кому-то что-то доказать? – указываю я на коробку с красками.

Он поднимает глаза. Что это – вспышка боли? Затем улыбается:

– Нет, не для этого.

Что за глупость я сморозила! Умирая от стыда, хочу загладить свой промах какой-нибудь милой репликой – но, как назло, ничего не лезет в голову. Однако это неважно: несколько секунд спустя он вновь погружен в свое рисование. Я снова злюсь – теперь оттого, что про меня забыли. Так, а это что свербит в сердце? Старая знакомая – зависть!

Я еще помню, что такое увлеченность своим делом. Помню, что это значит – когда забываешь обо всем на свете и ни чужое одобрение, ни чужие насмешки не имеют уже никакого значения.

Беспомощные юношеские вирши принесли мне пользу: я изучила свои чувства и научилась выплескивать на бумагу то, что кипит в голове. Или в сердце. Горечь, гнев, отчаяние не так уж страшны, Когда они – всего лишь ровные строчки на белом листе.

Я заглядываю Финну через плечо:

– Можно посмотреть?

– Конечно.

Я вижу, как он подбирает с земли щепоть красной пыли и легонько втирает в только что нарисованные горы.

– В каждую картину я добавляю немного почвы из того места, где она была написана. Теперь ты можешь прикоснуться и почувствовать: это настоящее. Вечная проблема иллюзии и реальности.

– А как ты думаешь, – вдруг выпаливаю я, – что лучше? Иллюзия или реальность?

– А тебе как кажется? – отвечает он вопросом на вопрос.

«Не заплывай на глубину!» – мысленно предупреждаю я себя. – Не знаю. Наверно, иллюзия – ведь реальность по большей части такая дрянь! Я, конечно, не говорю о Лас-Вегасе: здесь все иллюзии реальны, – улыбаюсь я.

– Но этот рисунок – тоже иллюзия, – возражает Финн. – Он создает впечатление, что ты смотришь на горы. Но горы реальны. Что ты выберешь: клочок бумаги – или все это?

Рисунок очень хорош, но с великолепием гор его не сравнить даже из вежливости.

– А как ты думаешь, откуда берутся иллюзии?

Я беспомощно пожимаю плечами. Вот так влипла!

– Иллюзии основаны на реальности, – говорит он. – Твои мечты – это тоже реальность, только повернутая наилучшим для тебя образом. Когда кого-то любишь, то мечтаешь о нем, верно? Не о космическом корабле, не о ковре-самолете, а только о нем. Если бы тебе предложили выбор: мечтать о ком-то – или на самом деле быть с ним, прикасаться к нему, лежать в его объятиях, что бы ты выбрала?

– Ну да, ясно, – неуверенно киваю я.

В данный момент я мечтаю об одном: поскорее свернуть эту дискуссию.

– Так что же ты выберешь? – Финн не дает мне сорваться с крючка. – Наверно, реальность. Ладно, признаю: она не так уж плоха. – И я заискивающе улыбаюсь, надеясь, что философский диалог подошел к концу.

– Джейми….

– Ш-ш-ш! Что это? – прерываю я его. Финн прислушивается.

– Ничего. Я ничего не слышу.

– Боже мой! Это оно! Вдохновение! Вдохновение пришло! – восклицаю я. – Вовремя! – смеется он.

– Молчи и не мешай мне писать!

Солнце клонится к горизонту, и краски неба становятся еще более фантастическими: теперь, на синем фоне, словно на мексиканском одеяле, розовеют размытые полосы, как будто природа говорит мне «Думаешь, нет ничего лучше неоновых огней? Взгляни-ка на это!»

Я так поглощена творчеством, что не замечаю холода, пока Финн не говорит, что я вся дрожу.

– Наверно, пора назад, – говорит он, помогая мне встать на ноги. – Движение нас согреет.

И мы отправляемся в обратный путь.

– Ты скучаешь по морю? – спрашиваю я, когда мы останавливаемся передохнуть.

– Конечно. Может быть, зимой я вернусь домой. Очень не хватает серфинга.

– Почему же ты уехал?

– Как тебе сказать… Не мог там оставаться после смерти мамы. Все вокруг напоминало о ней. А всякий раз, как я смотрел на море… – Он замолкает. Я хочу спросить, отчего она умерла, но не осмеливаюсь.

– В общем, – продолжает он, овладев собой, – мне предложили работу во «Дворце Цезаря», и я подумал, что это знак судьбы. Указание, что пора переменить декорации. Дома меня окружало слишком много воспоминаний.

– Откуда ты? – осторожно спрашиваю я, боясь причинить ему боль и этим вопросом.

– Из Калифорнии. Не так уж далеко отсюда. Милый маленький городок под названием Сен-Луис-Обиспо. Тебе стоит туда заглянуть, если будет возможность.

– Да, хотелось бы посмотреть Америку. А то пока я ничего, кроме Вегаса, не видела. Ты доволен, что переехал сюда?

– Конечно! Столько нового увидел!

– Еще бы!

– И завел новых друзей.

– Это ты о Зейне? – спрашиваю я.

– Вообще-то о рыбах! – парирует он. – А Зейн – классный парень. Правда, любит играть роль Купидона и иногда чересчур этим увлекается…

– В каком смысле?

– Ну, знаешь, вечно кого-то кому-то сватает. – А, понятно. Я тоже заметила!

– Вот как?

– В первый же вечер. Он очень старался свести Ларса и Иззи.

Финн корчит гримасу.

– Не думаю, что этим двоим требовалось поощрение. Ну и как, удачно?

– Даже слишком. Ларс заработал растяжение в паху, и остальная труппа теперь к Иззи и подойти боится!

– Значит, понимаешь, о чем я. Когда Зейн в романтическом настрое, к нему тоже лучше близко не подходить.

– А ты не пробовал его сосватать? Я хочу сказать, познакомить с какой-нибудь девушкой? – спрашиваю я, Финн смеется от души. – Думаю, ему такая помощь не нужна! Господи, только не это!

– Он что, бабник?!

– Наоборот. Хранит верность Миа.

– Спасательнице из «Миража»?

– Да, ей. С тех пор, как они разошлись, он сам не свой. Он – из тех людей, что не выносят одиночества. Искренне верит, что «нехорошо человеку быть одному».

– А ты как считаешь?

– Думаю, для одних это верно, для других – нет.

– О-о, какой ты загадочный!

– А ты как считаешь, Джейми? Верно ли, что у каждого из насесть своя половинка, без которой человек не может быть счастлив?

Передо мной встают образы моих «половинок». Кристиан в постели с Надин. Зейн целуется со своей спасательницей.

– Надеюсь, что нет! – с чувством отвечаю я.


ГЛАВА 21


Мы возвращаемся к машине, и Финн возвращает мне мою одежду. С «сельскохозяйственными штанами» я уже успела сродниться; однако мы собираемся поужинать в местном ресторанчике, а распугивать посетителей своим видом мне не хочется.

– Подожди минутку! – говорю я ему. – А ты пока можешь причесаться…

Он приглаживает свой ежик и усмехается.

– Мне нравится ходить растрепанным!

По дороге я сдергиваю бейсболку и взъерошиваю слипшиеся от пота волосы. Пусть прическа далека от совершенства – что с того? Не на бал ведь иду, черт возьми, а возвращаюсь из турпохода! Пусть смотрят и завидуют! Так я рассуждаю и буквально наслаждаюсь своим затрапезным видом… пока не подхожу к зеркалу.

Собственное отражение повергает меня в недоверчивый ужас. Превращение из городской неженки в бравую альпинистку не прошло безболезненно. Я думала, что приобрету бронзовый загар, вроде того, каким хвалились в «Тельме и Луизе» Сьюзен Сарандон и Джина Дэвис, и буду лучиться энергией и здоровьем – а вместо этого лицо покрылось какими-то пятнами, веснушки размножились, и общий вид такой, словно я подхватила кожную болезнь. От теней на веках и следа не осталось – если не считать размазанного коричневого пятна во внешнем углу левого глаза. На нижней губе трещина. Словом, персонаж из фильма ужасов.

«А какая, собственно, разница? – спрашиваю я себя. – Кого я здесь собираюсь очаровывать?»; Но старые клише так легко не сдаются: мужчина+закат=любовь, даже если это не тот мужчина. Да и женщина не та, коли уж на то пошло. Финна я вижу с какой-нибудь прелестной океанографичкой или специалисткой по водорослям, в мини-топике, трусиках-бикини и в ластах. Лицо сияет и без косметики, волосы – как в рекламе «Уош энд Гоу».

Везет же натуральным красоткам – если приятель заглядывает к ним без звонка, они не кидаются в панику, не прячутся в шкафу, а просто щебечут: «Рада тебя видеть, дорогой! Буду готова через пять минут!» А я, когда меня в последний раз так застали врасплох, словно черепаха, нырнула в топ с капюшоном и завопила: «Не смотри на меня! Я не причесана, и глаз вообще нет!»

Я снова гляжу на себя в зеркало. Интересно, с кем рядом видит меня Финн? Увы, почему-то мне кажется, что не с Зейном.

Знакомясь с человеком, я всегда стараюсь представить, как выглядит его «вторая половинка». Есть у меня даже дурная привычка мысленно подбирать своим приятелям «более подходящих» женщин. Однажды на улице я заметила лохматую девчушку с серьгой в носу и подумала, что они с Тревисом очень друг другу подходят. И до чего же мне стало горько и обидно, когда он прошел мимо своей «половинки», даже не взглянув!

Мне всегда хотелось с кем-нибудь «хорошо смотреться». Знаете, как говорят: «Они хорошо смотрятся вместе». Это звучит-как окончательное подтверждение: да, Он и Она действительно созданы друг для друга. В прямом смысле. Их парность ласкает взор. А что подумал бы сторонний зритель, увидев нас с Тревисом? Скорее всего: «Почему бедная девушка не зовет на помощь?» Как я ни старалась, так и не смогла приноровиться к его помоечному шику.

Думаю, чем экстремальнее одеваешься, тем проще найти партнера. Зебра в любом стаде отыщет другую зебру. Едва ли она примет савраску за жеребца своей мечты. Слон только взглянет на бегемотиху – и скажет: «Хм, не знаю даже, как объяснить, но с хоботом у нее явно что-то не то!» Точно так же любительница «готики» – бледнолицая и черногубая – не влюбится в пиджачного клерка, а девица в косухе и кожаных штанах не обратит внимания на типа в заношенных трениках. Проблемы начинаются у тех, кто не имеет ярко выраженного стиля. Если ты – не часть определенной группы, твои опознавательные знаки нелегко различить: з результате ты вечно встречаешься с существами иной породы, от которых одни неприятности. Но это еще не самое страшное. Хуже всего – когда не знаешь, к какой породе принадлежишь. Когда ты одна такая, одна на всем белом свете, как та бедная желтенькая толстушка в аквариуме. Кто бы ни оказался рядом – тебе бросается в глаза не сходство, а различие.

– Финн! Рад тебя видеть, дружище!

– Привет, Джо! – Финн крепко пожимает руку здоровяку-хозяину. – Это Джейми. Она из Англии.

– Да неужели? – расплывается в улыбке хозяин. – Ну, деточка, сегодня все мои официантки будут вам завидовать! Не знаю, как они переживут, что Финн явился с такой хорошенькой юной леди!

Ушам своим не верю – он назвал меня хорошенькой! Не перевелись еще на свете добрые самаритяне.

– Если хотите, могу предоставить уютную отдельную кабинку, – добавляет он.

Слишком добрые, я бы сказала….

– Великолепно! – отвечает Финн, знаком показывая, чтобы я шла следом за Джо. – Я только инструменты занесу и вернусь!

Я сажусь в кресло, обитое красной кожей, и беру у Джо меню.

– Как вам здесь?

– О, очень мило! – отвечаю я, погладив рукой красно-белую скатерть. – Как в швейцарском шале – повсюду резная деревянная мебель и свечи!

– Это все жена придумала. Хотя, наверно, у нас тут все-таки не так, как в Швейцарии, – улыбается он. Нагнувшись, чтобы зажечь свечу, добавляет: – Удивительное дело! Я всегда знал, что Финна завоюет какая-нибудь особенная девушка, но англичанка? Никак не ожидал!

Я собираюсь развеять его заблуждение, но тут появляется Финн, и я понимаю, что с этим лучше подождать. И потом, приятно, когда тебе завидуют официантки. Особенно вон та кошечка за стойкой, что, едва мы вошли, вперилась в меня злобным взглядом – пусть помучается!

– Здесь просто здорово! – говорю я Финну. – Трудно поверить, что мы в самом сердце пустыни!

Тут мой желудок издает вой голодного койота.

– А теперь – меню!

– Меню! – соглашается он.

Киска из-за стойки нависает над нами с блокнотом. Интересно, скольких своих товарок она придушила, чтобы захапать себе этот столик? Перечисляя «особые блюда», она обращается исключительно к Финну, меня же не замечает в упор. Представляю, как ей сладко смотреть на мою пятнистую физиономию.

Мы оба заказываем вегетарианский гуляш. Кошечка приносит две одинаковые тарелки, одну аккуратно ставит перед Финном, другую со звоном шваркает передо мной. Держу пари, в мою она плюнула.

Час спустя к камину подходят вперевалочку беременная женщина и беременный мужчина. По крайней мере, так мы выглядим. После гуляша мы с Финном заказали по большой порции пюре с чесноком, добавили салат из помидоров, заели все это громадным фруктовым пирогом – и теперь наконец готовы заплатить по счету.

– Шведский стол или не шведский, все одно жадность свое возьмет! – отдуваясь, объявляет Финн.

Жаль, что здесь нет мамы: с каким удовольствием она вдыхала бы запах горящего смолистого дерева и прислушивалась к шепоту пепла в камине! Ах да, забыла сказать: мы еще и выпимши. Джо выделил нам, как старым друзьям, бесплатную бутылку самбуки. Большую часть опрокинул в себя Финн, и мне это, пожалуй, понравилось – терпеть не могу парней, которые корчат из себя трезвенников. Я обошлась кофе.

Нам хорошо вдвоем, но приятнее всего сознавать, что скоро я вернусь домой. «Ну, как она тебе?» – спросит Зейн друга. Надеюсь, вместо ответа Финн поднимет оба больших пальца вверх!

Несколько секунд я играю с мыслью исповедаться: перед Финном в своих чувствах к Зейну. Вдруг даст полезный совет? Особенно теперь, когда вино развязало ему язык…

Мысль о языке вызывает неуместные ассоциации. Я смотрю на рот Финна – крупные чувственные губы. Сколько градусов, интересно, в этой самбуке? Сердце у меня колотится, а чресла ощущают на себе возбуждающее действие кофеина. Ах, был бы здесь Зейн! Бедняга Финн – он и не подозревает, как близок к тому, чтобы заменить отсутствующего друга.

Мы сидим рядышком и смотрим на догорающие угли. Рассеянно прислушиваемся к обрывкам чужих разговоров, к звучащей на заднем плане музыке. Молчим – так наелись, что даже говорить тяжело. Кошечка не оставляет нас в покое: приносит то еще одну порцию кофе, то шоколад, то презервативы. Насчет презервативов, конечно, шучу: но в последний раз она пронзает Финна таким откровенным взглядом, что тот багровеет и заговаривает о том, какими сортами рыбы лучше кормить акул.

– Ну, нам, наверно, пора! – говорит он наконец, не без труда поднимается и на подгибающихся ногах идет к выходу. Налетев плечом на юную официантку, едва не сбивает ее с ног. Она с восторгом его подхватывает. Крепче держи, девочка!

Я смотрю на часы. Одиннадцать вечера. Что-то поделывает Иззи? – Небось уже свернулась клубочком под боком у своего Элвиса.

По дороге к выходу Финн стукается головой о притолоку и громогласно объявляет, что у него, как в мультике, вокруг головы вертятся звезды. Джо предлагает нам комнату: но я опасаюсь, что в ванной встречу Кошечку с разделочным ножом в лапе, и обещаю, что машину поведу сама.

Мы выходим в холодную ночь. Финн открывает, пассажирскую дверцу и плавным кошачьим движением проскальзывает внутрь. Рубашка его при этом задирается. Я мельком вижу резинку шорт и мускулистый живот с татуировкой: над самым пупком вздымается в прыжке бирюзовый дельфинчик.

Дельфин на животе – нет, этого я не вынесу! Прыгаю на место водителя и завожу мотор, чтобы заглушить сорвавшееся с губ кошачье мурлыканье. Отчаянно моргаю, желая прогнать эту картину с глаз долой. Включаю фары и выезжаю на дорогу.

Мы мчимся вперед, и меня опьяняет такой восторг, словно это и вправду моя машина. И вправду моя жизнь.

– Я приду, я приду, я приду к тебе в отель… – во весь голос распевает Иззи. – Ну, как? Похоже, здорово повеселилась с Зейном – прямо сияешь!

– Зейн не пришел. Ему понадобилось срочно лететь в Лос-Анджелес. Мы были вдвоем с Финном. И вовсе я не сияю – это все солнечные ожоги и красная пыль.

Незачем ей знать, что мне понравилось. Бросила меня одну – пусть теперь ее совесть помучает!

– А-а, ясно, – глубокомысленно замечает Иззи.

Я и забыла, что совести у нее отродясь не водилось.

Поворачиваюсь к ней спиной и начинаю перетряхивать сумочку в поисках бальзама для губ.

– Ну и как он на суше? Не задыхается?

Я присаживаюсь на кровать.

– Ты не поверишь. Совсем другой человек! Веселый, живой, совершенно нормальный. Даже пару раз отошел по нужде.

– Быть не может! – ахает Иззи. – Я-то думала, он, как медуза, целиком состоит из воды!

– Вовсе нет. А еще в нем много детского: любит шутить, радоваться жизни, и еще… он очень чистый! – с удивлением слышу я собственные слова.

– Чистый?! – фыркает Иззи. – Хм… Чистый мужчина. Кажется, это называется «оксюморон».

– И очень умный!

– Шизики все умные.

– Нет, правда!

– Ты тоже сойдешь за умную, если будешь целыми днями трепаться о своей навязчивой идее. Правда, у нас с тобой, кажется, навязчивых идей нет.

– Вот именно! – подхватываю я. – В чем мы с тобой по-настоящему разбираемся? Да ни в чем! Нам не хватает любимого дела. Я читаю стихи, ты соблазняешь мужчин. Но разве это дело? А настоящих увлечений у нас нет.

– Увлечений? Это что-то из школьного лексикона. Лично у меня нет времени ни на какие увлечения! – гордо объявляет Иззи.

– И напрасно! Любимое дело вносит в жизнь новое измерение… – Хочешь исследовать новое измерение – сходи в зал виртуальных игр. Мне моих трех пока хватает.

– Послушай, да он о рыбе вообще ни слова не сказал…

В этот момент звонит телефон. Зейн просит прощения, что подвел нас. Ах, какой лапочка! Радостно говорит, что у него для меня сюрприз, и предлагает завтра вместе пообедать. Я вешаю трубку и пускаюсь в пляс: Финн, рыба, любимое дело, новое измерение – все забыто.

– Вот теперь пой! – командую я. И Иззи запевает:

– Я приду, я приду, я приду к тебе в постель…


ГЛАВА 22


Я давно уже не сплю, но глаз не открываю. Очень хочется потянуться, но боюсь привлечь внимание Иззи. Мне нужно подумать.

Сегодня я расскажу Зейну о своих чувствах. Не стану отпугивать пафосными признаниями – скорее, мягко предложу забыть о Миа и стать моим навеки.

Лежа с закрытыми глазами, я прокручиваю в голове сценарии нашего объяснения. В самом первом сценарии Зейн вздыхает с облегчением и говорит: «Слава богу! Я надеялся, что ты чувствуешь то же, что и я, но боялся спросить, потому что я так мало тебя знаю, и к тому же ты ко всем относишься так по-дружески, и я думал…» – и тут я прерываю его взволнованный лепет поцелуем.

Потом соображаю, что взволнованно лепетать свойственно скорее мне, чем ему, и переделываю сценарий – теперь Зейн просто одаряет меня сногсшибательной улыбкой и говорит: «Я надеялся, что ты это скажешь!»

Версия без слов: он робко сжимает мою руку и смотрит на меня глазами, полными чистой любви.

Самый симпатичный сценарий: смеясь и держась за руки, мы вбегаем к нему в комнату и…

На соседней кровати шевелится Иззи. Я крепко обнимаю подушку и еще минут пять лежу совершенно неподвижно, Хотя мозги напряженно работают…

Немалая смелость нужна, чтобы говорить о своих чувствах в открытую. Моя манера речи способна погубить любое признание. Убедительно и трогательно признаваться в любви умеют лишь немногие избранные – и большинство из них живет в Голливуде. Вот Кристиан – тот знал, как говорить от чистого сердца… Кстати, я ведь привезла с собой «Любовную лирику английских поэтов». Может, перелистать в поисках подходящего четверостишия? Только потихоньку, чтобы Иззи не заметила. Я выпрастываю руку из-под подушки и тянусь к тумбочке.

– Джейми? Ты не спишь? – подает голос Иззи.

Я откликаюсь не сразу – не хочется расставаться с грезами о Зейне, шепчущем прекрасные банальности вроде «С первой нашей встречи я знал, что это случится…», «Никогда не думал, что снова смогу полюбить…» или хотя бы: «Наконец-то нашел себе подружку-Стрельчиху!»

– Джейми!

– М-м-да…

– Я уже давно не сплю. Только вид делаю, – сообщает Иззи. – М-м-м-ну…

Но она не отстает.

– Ну что, готова выпустить в Зейна свой любовный заряд?

Началось!

– И не смей прятать голову в песок! Если и дальше будешь тянуть, кончится тем, что вы останетесь друзьями. И никогда тебе не щупать его «киви в карамели»! – грозит она.

– Знаю. Сегодня я ему во всем признаюсь. Только пока не знаю, какими словами…

– Джейми, при чем тут слова? – Иззи садится и спускает ноги с кровати. – Ты уже вволю с ним наговорилась, выяснила, что вы отлично ладите, что вам хорошо вместе, – замечательно! Пора переходить к следующему уровню. Единственный способ – пробудить в нем физический интерес. А если ты вдруг, ни с того ни с сего заговоришь о чувствах, эффект будет прямо противоположный: он испугается и сбежит! Лучше послушай меня…

– Слушаю и повинуюсь, о учитель, – сдаюсь я, зевая.

– Прежде всего: как только поздороваешься, чмокни его в губы. Обниматься вы уже научились, целоваться в щечку тоже, а вот поцелуй в губы сразу привлечет его внимание. Сделай это бодро и весело, так, словно каждое утро этим занимаешься. При этом обними его за шею или положи руку на плечо – и не спеши убирать, укрепи физический контакт! Держись к нему ближе обычного, дай вашим феромонам почуять друг дружку. – Она останавливается, чтобы перевести дух. – Все бы упростилось, если бы вы оба выпили. Не хочешь перенести операцию на вечер?

– Иззи, я не хочу любой ценой затаскивать его в постель. Мне нужно знать, что он чувствует на самом, деле. Я хочу быть честной и получить честный ответ.

– Надо же, что делает с людьми свежий воздух и горные пейзажи! Ты словно заново родилась!

– Вовсе нет. Просто, если все произойдет «по пьяному делу», на следующее утро у меня начнется паранойя. Я начну спрашивать себя, что это было – любовь или действие алкогольных паров. Постараюсь убедить себя, что действие паров, и откажусь от Зейна. Нет, нужно все выяснить сразу и наверняка!

– Ладно, но не жди слишком многого. Если ему самому это в голову не приходило, то сразу переключиться из режима «друг» в режим «любовник» он не сможет. Ты же знаешь мужчин – они должны до всего дойти своим умом.

– Боже мой, кто только придумал эту любовь! – восклицаю я, охваченная внезапным приступом ужаса. – Человеческие отношения, словно погода – такие же изменчивые и непредсказуемые. Однажды я сочинила стихотворение, где тучи символизировали неразделенную любовь, а капли дождя – слезы тоски и разочарования…

– Да ты оптимистка! – ворчит Иззи.

– Правда, в конце появлялась радуга – символ – счастья, которое в конце концов обязательно придет. Но ты же знаешь, как редко после грозы бывает радуга!

– Кстати, о дожде. Ты как, не страдаешь от обезвоживания?

Только сейчас замечаю, что в глотке у меня сухо и шершаво, словно в пересохшем колодце, а в желудке воют голодные волки.

– В самом деле, – хриплю я. – Давай-ка закажем завтрак в номер!

Сегодня я не пью на завтрак «Маргариту». Иззи долго убеждает меня, что «чем больше тела на виду, тем лучше», и в конце концов почти насильно всучивает топик с голой спиной и воротником-ошейником и лифчик без бретелек. В таком непривычном наряде мне очень не по себе. Я беспрерывно ощупываю себя, чтобы убедиться, что все в порядке: цепочка не порвалась, швы не разошлись, ниоткуда не торчат ярлычки и не выглядывает шелушащаяся после вчерашнего кожа.

Но больше всего меня беспокоит «секретное оружие» Иззи – две цыплячьи грудки. По крайней мере, так они выглядят. Вы, наверное, видели такие штуки. Два бледно-розовых пластиковых мешочка с гелем внутри. Поднимают температуру тела и увеличивают грудь. Их подкладывают в лифчик, и во время жарких объятий такая штучка запросто может выпасть. Бедный парень решит, наверно, что его любимая потеряла имплантат! Представляю, как после этого оживятся их отношения.

Поначалу эффект цыплячьих грудок мне нравится: но чем дальше я удаляюсь от нашего логова, тем более смешной себя чувствую. Топик Иззи – с земляничным рисунком и приглашением: «Попробуй ягодку!» – тоже уверенности в себе не прибавляет. Если кто-то и решит последовать приглашению, я этого не замечу – грудь, сдавленная гелевыми подушечками, совершенно онемела.

Войдя в «Мираж», последний раз смотрю на себя в зеркало и, стараясь двигаться плавно и неторопливо, направляюсь в сторону бара «Кокомб». Сажусь, неестественно выпрямив спину, и ищу предлог, чтобы как бы между прочим пощупать свою новую грудь. Холод, как на полюсе – я совсем забыла об особенностях местного кондиционирования. Скоро начинаю дрожать. Сейчас бы безразмерную мужскую рубашку, какие я носила в пятнадцать лет! Я уже подумываю, не зайти ли в сувенирный магазин и не купить ли канареечно-желтый свитер с эмблемой отеля, как вдруг сзади слышится голос Зейна. Я дрожу еще сильнее. Он кладет руку мне на голое плечо. Я конвульсивно сжимаюсь, слишком поздно вспоминаю, что собиралась встретить его поцелуем, и вместо туб тыкаюсь ртом в благоухающую одеколоном шею. Зейн крепко обнимает меня в ответ. Я вывертываюсь из его объятий и хватаюсь за грудь – проверяю, на месте ли «секретное оружие». Он смотрит на меня с легким удивлением.

– Да ты замерзла! – говорит он и принимается сильными загорелыми пальцами растирать мои покрытые мурашками плечи. Я тихо умираю от счастья и смущения.

– Джейми! – говорит он наконец. – Я хочу познакомить тебя с Миа!

Иа-за его спины выступает нет, не блондиночка из «Спасателей Малибу». Гораздо, гораздо хуже. Настоящая красавица. – смуглая, экзотичная, с каштановыми кудрями до талии и кожей, словно жженый сахар. Небольшие, но прекрасной формы груди прикрнть! золотистым лифчиков от купальника. На узких бедрах – блестящий и переливающийся золотой саронг, В детстве у меня была кукла Пийпа – она выглядела точно так же, и я много лет мечтала о таких же волосах.

Но никогда – ни в детстве, ни в ранней юности – я не чувствовала себя глупее, чем сейчас.

– Миа, милая, это Джейми!

Она протягивает мне миниатюрную ручку. «Держи улыбку?» – приказываю я себе.

– Джейми мне как сестра, – доносится откуда-то издалека голос Зейна, – я ее очень люблю!

Надо что-то сказать. Губы мои кривятся, но изо рта не вылетает ни звука. Не говорить же, в самом деле: «Я тоже тебя люблю»

– Мне очень хочется, чтобы вы подружились, – продолжает Зейн, поглаживая шелковистое плечико Миа.

Меня пронзает тошнотворная ревность. Бежать, бежать немедленно! О чем я только думала, когда полезла в компанию этих сверхчеловеков? Знала бы свой шесток…

– Мне… мне надо позвонить, – звенящим от сдерживаемых слез голосом говорю: – Сейчас вернусь.

Я понимаю, что веду себя, как ненормальная, но не могу ждать ни секунды. Еще мгновение – и не сдержу крик, что рвется из груди. Я проскакиваю мимо удивленного Зейна и выбегаю вон из зала.

– К нему вернулась Миа! – выпаливаю я, как только Иззи снимает трубку. – Я только что с ней познакомилась. Даже «здрасте» не сказала – просто сбежала! Что мне делать?

– Как она выглядит?

– Что-то среднее между Мисс Гватемала и Покахонтас! – всхлипываю я. – Я этого не перенесу!

– Буду через четверть часа, – утешает меня Иззи. – Главное – переживи аперитив, а дальше я помогу!

Дрожащим голосом я лепечу слова благодарности и умоляю, чтобы она захватила с собой мою цветастую блузку и черный лифчик.

Так вот зачем Зейн летал в Лос-Анджелес! Я вешаю трубку и стою у телефона, угрюмо глядя в пол. Ну не смешно ли было надеяться на успех? Слава богу, он хотя бы представил ее прежде, чем я начала свою коронную речь. Как ни странно сейчас об этом думать, но дело могло бы обернуться гораздо хуже. Теперь, по крайней мере, мое унижение – моя личная проблема. Если доживу до конца обеда, не разрыдаюсь и никого не заколю вилкой, Зейн ни о чем не узнает.

Но, прежде чем предстать перед голубками, надо избавиться от цыплячьих филе. Идти в туалет я не осмеливаюсь – взгляд на себя в зеркало сейчас будет фатален. Поблизости нет никого, кроме старушки в соседней будке: я поворачиваюсь к возможным зрителям спиной, вытаскиваю проклятые приспособления из лифчика, с отвращением запихиваю в сумочку и бегу назад в «Кокомо».

По дороге сталкиваюсь с каким-то крашеным блондином. В ответ на мой извинения он улыбается: сияние его зубов ослепляет, словно фары встречного автомобиля на ночной дороге. Я моргаю и бегу дальше.

– Простите, мэм! – окликает он меня.

Я оборачиваюсь. В руке у него что-то пухлое и розовое. Так и знала, что это случится! Я делаю вид, что ничего не слышала, и иду своим путем.

– Мэм! – догоняет меня его голос. – Это не вы обронили? Мистер Белозубая Улыбка протягивает мне мою еще теплую грудь.

– А брокколи вы там не заметили? – говорю я, украдкой косясь на его зубы.

– Что?

– Видите ли, это мой завтрак! Цыпленок, брокколи, немного риса…

Он начинает хохотать. Я поворачиваюсь и бегу. Уже войдя в бар, я замечаю, что лифчик без брегелек сполз к талии. Грудь исчезла, зато появился внушительный живот. Как будто мало мне сегодня испытаний! Пригнувшись за неизменной пальмой у поста метрдотеля, стаскиваю лифчик и засовываю его в сумку, которую на этот раз тщательно застегиваю.

Зейн и Миа за столом стараются не слишком глазеть на мою внезапно съежившуюся грудь. Я сажусь, прикрываю свой позор белоснежной салфеткой и улыбаюсь так широко, как только могу.

– Ну вот, привет еще раз!

Оба дружелюбно и слегка обеспокоенно улыбаются.

– Прошу прощения, что так внезапно сбежала. Хотела поймать Иззи, пока она еще не ушла. Пусть тоже с вами познакомится! Она уже идет сюда. Но после обеда нам, к сожалению, надо будет уйти. Жаль, конечно, мы бы с удовольствием подольше поболтали с вами, Покахо… Миа, – вовремя поправляюсь я.

– Джейми, с тобой все в порядке? Ты что-то раскраснелась, – заботливо спрашивает Зейн.

– Думаешь? Наверно, еще не отошла после вчерашнего. Я немного перегрелась в горах.

– Ах да. Прости, что я вас подвел, но позвонила моя детка…

– У тебя еще и ребенок есть? – ахаю я.

– Да нет, – смеется он. – Моя детка – это Миа.

Ну разумеется. О чем я только думаю?

– Миа, вы решили вернуться в Лас-Вегас? – интересуюсь я, сообразив, что еще ни словечком не перемолвилась с прекрасным видением.

– Да, вы знаете, мне в Майами не понравилось. А когда услышала по телефону голос своего мальчика, то поняла, что Лас-Вегас навсегда останется моим домом!

Я открываю рот, не дожевав папайю, и несколько секунд молча пялюсь на собеседницу. Ну и голосок! Я ожидала соловьиного щебета, шелеста тропического бриза – а услышала голос, словно у какой-нибудь старой карги: пронзительный, визгливый, как скрежет ножа по стеклу.

– Э…и по-прежнему собираетесь работать спасательницей?

– Да, конечно! Завтра приступаю! Начальство просто в восторге!

Нет, не галлюцинация. Действительно такой голос. Как ни стыдно в этом признаться, мне становится легче.

– Вот здорово! Это надо отпраздновать! – улыбаюсь я и обращаюсь к проходящему мимо официанту. – У вас найдется кувшин пинаколады?

– Разумеется!

– А вы, ребята, чего-нибудь хотите? – Они изумленно смотрят на меня. – Шучу, это на троих!

Миа заправляет чудные волосы за изящное ушко и говорит: – Всегда восхищалась девушками, которым хватает смелости так коротко стричься!

Что это она, черт возьми, имеет в виду? Разве я похожа на скинхеда? Может быть, хочет сказать, что короткой стрижке недостает женственности? Я мило улыбаюсь.

– Думаю; вы – не частая гостья в парикмахерских. Держу пари, вы растите волосы с младенчества!

– Как вы догадались? – польщенно улыбается она.

Из каких-то мазохистских соображений я спрашиваю, как они познакомились, и выслушиваю всю сахарно-сиропно-карамельную историю с начала до конца. Пинаколада помогает мне смириться с судьбой: Иззи застает меня уже с пером цвета фламинго в волосах и розовой орхидеей там, где прежде был могучий бюст. Вид моего обвисшего топика ее потрясает:

– Куда все делось? – шепчет она.

Я молча показываю на свою сумочку.

– Иззи, это Миа!

– Ух ты! Я хотела сказать, привет! Классно выглядишь! – замечает Иззи, садясь со мной рядом.

– Спасибо! – шепчет Миа.

Иззи заказывает себе кокосовый коктейль и собирается ради моего блага завладеть беседой – но у меня есть идея получше.

– Миа, расскажи Иззи тот случай, который сейчас нам рассказывала. Как ты вытаскивала утопающего, а он дрожащими руками сдирал с тебя купальник! – предлагаю я.

Она застенчиво поводит плечами и молчит. «Давай, давай, колись!» – думаю я.

– Классная история! Я хочу, чтобы и Иззи послушала.

– Ладно тебе, детка, не стесняйся! – подбадривает ее Зейн.

– Да, собственно, и рассказывать-то нечего…

И во второй раз ее голос производит тот же эффект – хоть зажимай уши и беги.

У Иззи загораются глаза.

– Расскажи, пожалуйста, это, должно быть, очень смешно! – просит она и пихает меня ногой под столом.

Из прелестных уст Миа льются адские звуки. Умница Иззи вгрызается в лимон и получает право морщиться, сколько влезет.

К концу истории мы все держимся за животы и утираем выступившие слезы.

– Я так и знал, что вы подружитесь! – торжествует Зейн. Следующие два часа я почти не чувствую боли. Но Зейн и Миа с нами прощаются, и истерическое веселье вновь сменяется унынием. Ужасный голос прелестной девушки меня уже не утешает, и смеяться над этим контрастом больше не хочется. Как бы там ни было, она получила Зейна, а мне предстоит смириться с тем, что он – вне игры. По крайней мере, вне любовной игры. Самое обидное, что нельзя даже обозвать его сволочью и на этом доставить точку – он ничего плохого не сделал… Не ухаживал за мной, не давал обещаний. Я сама себе все придумала. Он все такой же милый, и, как ни странно, мы, похоже, останемся друзьями; но я не могу отделаться от мысли: «Ну вот, снова проиграла!» И печальнее всего, что меня это уже не удивляет. Я даже знаю, что боль скоро пройдет. С каждым разом она проходит все быстрее и быстрее.

Труднее всего избавляться от надежды. Всякий раз, когда в кого-то влюбляешься, перед тобой открываются новые горизонты: ты снова веришь в будущее, понимаешь, чего стоит ждать, ради чего жить. А потом приходит неудача – и все гибнет. Может быть, ты прекрасно жила, пока не встретила этого парня: но он вывел тебя из равновесия, и теперь ты ощущаешь огромную потерю. Потому что теряешь не просто человека, а что-то большее. Ты оплакиваешь не только его уход, но и смерть новых возможностей. Зейн для меня был такой возможностью – я надеялась, что любовь к нему поможет мне выйти из надоевших рамок, изменить себя и свою жизнь. Но он ушел – и я снова осталась наедине со своим неизменным, в зубах навязшим «я».

– Не вешай нос, подруга! – говорит мне Иззи, роясь в сумочке в поисках ключа. – В этом городе полно великолепных мужчин. Забудь о Зейне. Жизнь продолжается!

И все?

Как быстро, страшно быстро Зейн превратился в обрывок прошлого, затерялся среди прочих моих неудачных романов! Только что я сгорала от любви – а теперь мне советуют о ней забыть. Мои чувства в смятении: «Что ты с нами делаешь? – кричат они. – Объясни, будь любезна, что происходит! Несколько часов назад взвинтила нас в ожидании любовной сцены – а теперь…» А я пытаюсь им объяснить, что Зейн – больше не спаситель, не герой, не Ромео, не родственная душа. И все же не могу не жалеть, что так и не узнала, как бы мы смотрелись вместе стриптизер – и я.

Наверно, я сама виновата – надо было предвидеть, чем дело кончится. Не стоило так к нему привязываться. Но мне не хватает этой «привязанности», и страшно подумать, что она так быстро исчезнет… да нет, уже исчезает, растворяется, как дым. Как будто вернулась на работу после чудесного отпуска: какой-нибудь чае на рабочем месте – и словно никуда и не ездила. Воспоминания – живые, яркие, бурлящие, как молодое вино, – испаряются, и на смену им приходит серая, отупляюще-обыденная пустота.


ГЛАВА 23


Еще только четыре часа, но с меня на сегодня хватит приключений. И пусть Иззи твердит, что есть время «перегруппировать силы», восстановить утраченную самоуверенность, прогнать депрессию, грозящую погубить такой классный денек; для меня сейчас лучшее место – кровать, лучшая поза – клубком под одеялом.

– Послушай, не думай, пожалуйста, что и я на тебя ополчилась… – начинает Иззи.

– Боже упаси!

– Но я сейчас читаю статью в «Космо» – одну из таких, которые обычно пропускаю, потому что они набиты всякой нравоучительной чушью…

– Иззи, только не надо добрых советов! – умоляю я из своего убежища.

– Да ты послушай! Тебе понравится! – Ладно, зачитывай! – Я открываю один глаз. Иззи подтаскивает кресло к изголовью и садится надо мной, словно медсестра у постели больного.

– Статья называется «КАК ЕСЛИ БЫ», – размеренно начинает она. – Вот слушай: «Очевидно, лучший способ достичь желаемой цели – вести себя так, как если бы цель была уже достигнута. Говорите об этом так, как будто бы это уже произошло. Например, вместо «Когда получу повышение, говорите: «С тех пор, как я получила повышение…»

– И все решат, что ты лгунья или чокнутая! – вставляю я.

– Ну, тут, видимо, имеется в виду говорить это самой себе, – слегка тушуется Иззи. – А мы с тобой можем говорить друг другу. Нет, правда, в этом есть смысл!

– Ладно, продолжай…

– «Если вы всей душой поверите, что желаемое уже произошло, вероятность того, что это случится на самом деле, сильно увеличится. Ведь большая часть наших неудач коренится в том, что мы не верим в собственные возможности».

– Не могу поверить, что тебя это увлекает!

– А я не могу поверить, что тебя – нет. Ты же обожаешь подобные рассуждения!

Только сейчас я замечаю, что Иззи выглядит подавленной. Странно: унывать – моя прерогатива.

– Знаешь, я поняла: нам нужна новая тактика.

– А с тобой-то что случилось?

– С Элом все кончено.

– Почему? – Я открываю другой глаз. – Вы же оторваться друг от друга не могли!

– Потому что он – пустое место. И теперь я это ясно вижу, – вздыхает Иззи. – Беда в том, что здешняя обстановка отвлекает от дела. Пора нам вспомнить об изначальной задаче: мы прилетели сюда, чтобы выйти замуж, а не флиртовать со стриптизерами и двойниками Элвиса. Мы отклонились от своего пути. Давай сделаем вот что: возьмем бумагу и напишем, каких качеств ждем от экспоненциального мужа.

– Ты-Хочешь сказать «потенциального»? – уточняю я на всякий случай.

– Один черт – отмахивается она, вскакивает на ноги и оглядывается кругом. – У тебя бумаги нет?

– Только блокноты, – отвечаю я. – Но в ящике стол а должна быть бумага отеля.

– Отлично! Тебе листок и мне листок Поехали! И принимается что-то торопливо царапать.

Я смотрю на чистый лист бумаги и так старательно морщу лоб, что случайный свидетель при взгляде на меня вспомнил бы о тектонических сдвигах. Что за наваждение? Много лет только об этом и думала – почему же теперь слова не идут на ум? Зейн… нет, с Зейном покончено. Может быть, просто описать Кристиана и добавить мускулистый живот, похожий на киви в карамели? Нет, не пойдет. Я прижимаю перо к бумаге, надеясь, что высшая сила начнет водить моей рукой. Фигушки.

– Столько дамских журналов прочла от корки до корки, – говорю я с тяжелым вздохом, – столько книг по самопомощи изучила, столько психологических тестов прошла – все без толку!

Иззи хихикает и знаком показывает, чтобы я писала.

– Не могу! – рявкаю я в конце концов и швыряю ручку. – Сможешь, – сурово отвечает Иззи. – Иного выхода нет. Как ты распознаешь своего Единственного, если не будешь знать, по каким признакам его отличить?

– Могу точно сказать, чего не хочу. Мне не нужен человек неумный, невнимательный, неверный, неопрятный – словом, такой, как почти все мои бывшие ухажеры. А чего хочу – не знаю. Не могу подобрать слов. Может быть, из-за вечного противоречия между разумом и чувствами.

– То есть? – не понимает Иззи.

– Чувства твердят одно, а разум подсказывает совсем другое. Вот смотри: хочу, чтобы мой любимый был импульсивным, страстным, непредсказуемым, настоящим сгустком энергии – но разум подсказывает, что от такого человека я скоро устану. Напротив, мне подойдет тот, кто сумеет умерить мою пылкость и легкомыслие. Спокойная, мудрая, зрелая натура. Мужчина, которому можно доверять и на которого можно полагаться. Но если я это напишу, тут же повешусь, потому что это звучит банально, предсказуемо и невыносимо скучно!

– Попробуй найти золотую середину! Я только фыркаю в ответ.

– Смотри дальше. Хочу, чтобы он роскошно выглядел, – но разум подсказывает, что рядом с писаным красавцем я буду чувствовать себя неполноценной. Хочу, чтобы к нему можно было прижаться, свернуться калачиком и так лежать целую вечность, – а разум подсказывает, что так недолго и в кому впасть. Хочу, чтобы с ним было весело, – но и самые веселые шутки в конце концов наскучат. Хочу, чтобы им можно было гордиться, чтобы, когда я войду с ним куда-нибудь, все глаза обратились на него, – но знаю, что такие люди вянут без аудитории и совсем не умеют общаться один на один. Хочу внимания – но не хочу, чтобы меня опекали. Хочу уюта – но уют несовместим со страстью. Хочу неотразимой сексуальности – но не хочу, чтобы он флиртовал с другими. Хочу легкой загадочности – но загадочность неотделима от отстраненности. Хочу, чтобы он всегда говорил то, что думает, – но не прощу, если хоть раз назовет меня дурой!

Произнося этот монолог, я в волнении расхаживаю по комнате.

– Знаешь, что однажды сказала мне мама? Что каждый из нас ищет в другом волшебное зеркало, которое превратит наши недостатки в достоинства. Получается, что всякие отношения – лишь потакание собственному эгоизму?

Иззи закатывает глаза.

– Ладно, хватит. Давай я за тебя напишу. Тебе нужен неординарный человек со слегка сдвинутой крышей, золотым сердцем и взглядом, от которого кувыркается душа. Непредсказуемый, но верный до гроба. И самое главное: он должен терпеливо выслушивать твой бред о смысле жизни и прочей ерунде, чтобы ты больше не бегала с этими глупостями ко мне! Ну как, годится?

– Годится. – Пожалуй, все верно. – А ты что написала?

– Богатый. Немолодой. И безумно влюбленный!

– И только-то?

– А я вообще проста, как пряник. И хорошо знаю, что мне требуется для счастья. Ладно, а теперь ведем себя так, словно воображаемые любовники уже зовут нас под венец!

С этими словами она вытаскивает из-под кровати лас-вегасское издание «Желтых страниц».

– Для начала подберем себе свадебные платья!

От названий бутиков и салонов рябит в глазах. Самые прикольные мы зачитываем вслух, а потом начинаем, давясь от хохота, сочинять собственные. У меня все еще сосет под ложечкой всякий раз, как вспоминается Зейн; боюсь, как бы поход за свадебными нарядами не превратился в фунт соли на открытую сердечную рану. Но Иззи убеждена, что мы поступаем конструктивно, и я не хочу сбивать ее настрой: в конце концов, первый раз на моей памяти она заинтересовалась духовными материями. Вот почему, собрав в кулак весь свой фальшивый энтузиазм, я говорю:

– Отличная мысль! Это вроде упражнения по визуализации: если мы увидим себя в подвенечных платьях, то сможем вообразить и всю сцену свадьбы.

– Вот увидишь, у нас все получится! – не менее бодро отвечает Иззи. – Мы обязательно выйдем замуж! И всех потрясем!

Если у нас и вправду что-нибудь получится, больше всех буду потрясена я сама.

– Вот он! – кричу я водителю.

Такси останавливается напротив «Королевской свадьбы». Я протягиваю таксисту бумажку в десять долларов. Он загадочно улыбается и говорит:

– Увидите Синди, скажите, что Дерек-таксист ей привет передает, ладно?

– Ладно! – обещаем мы и, выйдя из машины, изучаем витрину.

– Сколько купидонов «поместится на кончике иглы? – как бы про себя спрашивает Иззи.

Насчет иглы не знаю, но в витрине их МНОГО! Амурчики всех видов, сортов, цветов и размеров: белоснежные, розовые, золотые, скульптурные и рисованные, пухленькие и худенькие – и все вертятся вокруг роскошного одинокого платья со сверкающей лентой через плечо. На ленте написано: «Новинка месяца!», а на табличке ниже «Детали узнаете внутри».

– За такое платье и умереть не жалко! – замечает Иззи, взором знатока окидывая экстравагантное творение из органзы неизвестного модельера. – Ну что, так и будем стоять или все-таки войдем?

Иззи толкает дверь, и мне вдруг становится не по себе, словно примерка платья – чересчур рискованный шаг. Как будто я беру на себя обязательство, которое нельзя не выполнить. А что, если нас увидит кто-то из знакомых? Должно быть, я почувствую себя не лучше тайного трансвестита, застигнутого женой перед зеркалом в кружевных трусиках.

Хватит ли у меня смелости объявить всему миру: «Хочу замуж»? Дома, прогуливаясь в одиночку по Эксетер-Хай-стрит, я частенько останавливалась перед витринами свадебных салонов и с тайным удовольствием рассматривала выставленные там платья. Но то – вечером, после закрытия; а днем я проходила мимо этих магазинов крадучись, как вор, и не смела глаз поднять на вывески. О том, чтобы туда зайти, и речи не было. Мне казалось, в такие места пускают только избранных и, чтобы войти в этот рай, нужно предъявить доказательства своей принадлежности к узкому кругу счастливиц.

– Ваши документы! – рявкнет на входе гестаповского вида охранник. – Какие документы?

– Разрешение на брак, справка из церкви и отпечатки пальцев священника, проводящего церемонию!

Нет, свадебные салоны – не для меня. Колокольчик возвещает о нашем прибытии, и мне хочется бежать куда глаза глядят. Что мы здесь делаем? Просто смешно! Продавщица, разумеется, мигом нас раскусит. «Жалкие самозванки! – скажет она. – Покиньте сей храм и идите смотреть по видику «Помолвку Мюриэл» – большего вы не достойны!»

– Подождите, девочки, через минуту выйду! – доносится из-за каскада вуалей бодрый женский голос.

Мне представляется матрона почтенного возраста с подушечкой для булавок в руке и сантиметром на шее. Она посмотрит на Иззи и скажет. – «Душечка, белое сейчас не в моде». А потом посмотрит на меня и скажет: «А вы, должно быть, подружка невесты?»

Я провожу рукой по сложному переплетению искусственных волокон.

– Вот о чем всегда мечтала, – бормочу я, – платье, которое не липнет к телу даже в сорокаградусную жару.

– Привет шестидесятым! – улыбается Иззи, указывая на другое платье – богато расшитое жемчугом, с массивными подплечниками.

– Посмотри-ка вот на это, со шляпкой и кружевным зонтиком! Это уже сороковые! – Я перевожу взгляд на следующее. – И это ничего…

– Если собираешься танцевать фламенко, – морщится Иззи.

– Помнишь, как Пола Йейтс венчалась с Бобом Гелдофом в алом? – говорю я, заметив платье, расшитое красными розами. – Надин была в шоке, а я восхищалась ее смелостью, но думала, что я бы никогда на такое не отважилась.

– Ну нет, – возражает Иззи. – Выходить замуж надо в белом или в кремовом – иначе какая же это свадьба?

– Мама всегда говорит, что у белого дешевый вид. Но кремовое может выглядеть просто-напросто несвежим… – вслух раздумываю я.

– Значит, наш выбор – слоновая кость! – заключает Иззи и вдруг поднимает глаза к небу и шепчет: – Не могу поверить, что мы ведем такой разговор!

Мы проходим через секцию экслюзивных платьев. Мое внимание привлекает узкий атласный корсет с полупрозрачной юбкой-колоколом, расшитой жемчугом. В это платье я влюбляюсь с первого взгляда: при взгляде на него выплескиваются на поверхность все подспудные девичьи мечты!

– Я хочу, – шепчу я, – чтобы у него перехватило дыхание, чтобы на глаза его навернулись слезы, когда он увидит, как я иду к алтарю.

Иззи ухмыляется.

– Ну, мои мечты скромнее: я хочу, чтобы при взгляде на меня у него вста…

– Извините, что заставила вас ждать!

Мы поворачиваемся. Перед нами стоит хорошенькая блондиночка в младенчески-розовом мини-платье, на «платформах» и с совершенно невероятным силиконовым бюстом.

– Привет! Меня зовут Синдерелла, для друзей – Синди.

Новая версия сказки о Золушке – для взрослых. Ну и размер! Таких грудей я в жизни не видывала! Представляю, как пялятся на нее мужики!

– Присмотрели себе что-нибудь? – спрашивает она, словно не замечая наших потрясенных взоров, – привыкла, должно быть.

Мы сглатываем и пытаемся восстановить самообладание.

– Кто из вас выходит замуж?

– Обе! – объявляет Иззи.

– Правильно! – бодро подтверждаю я, следуя советам «Космополитена». – У нас двойная свадьба!

– Здорово! – восторгается Синди. – А парни ваши тоже дружат?

– М-м… да нет, они еще не встречались! – слышу я свой собственный голос.

– Не-а, – подхватывает Иззи. – У нас такое сумасшедшее расписание! Двойная свадьба станет для них сюрпризом!

– А когда? – интересуется Синди, наклонив голову. В ушах у нее покачиваются маленькие купидончики. Мы с Иззи переглядываемся.

– Где-то в течение ближайших двух недель.

– Так вы еще не назначили дату?

– Да нет, решили сначала проработать кое-какие детали.

Наступает короткое настороженное молчание.

– Ладно, оглядитесь и, если вам понадобится помощь, дайте мне знать.

Она удаляется, а мы смотрим ей вслед.

– Как ты думаешь, – шепчет Иззи, – задница у нее тоже силиконовая?

– Простите, что вы сказали? – оборачивается Синди.

– Я, э-э, просто хотела узнать, – я выступаю вперед, изображая серьезную покупательницу, – нет ли у вас платьев под старину?

Золушка нашего времени округляет небесно-голубые глаза.

– Вы хотите сказать, для пожилых?

Ох уж эти американцы – не понимают английского языка!

– Джейми увлекается прошлым веком, – приходит мне на помощь Иззи.

– Ах да, конечно! – От смущения Синди становится одного цвета со своим платьем. – Вот такое, например?

Она указывает на платье в имперском стиле – без рукавов, с завышенной талией и золотистой каймой по подолу, напоминающее о героинях Джейн Остин.

– Именно, – киваю я. – Четырнадцатого английского размера у вас, наверно, нет?

– Сейчас посмотрю…

Взглядом знатока она пробегает по вешалкам, время от времени оборачиваясь, чтобы заметить, что, по ее мнению, мне подойдет.

– Вот это – просто идеально к вашим волосам. Посмотрите, какой абрикосовый блеск!

– Ну, может быть… – Не люблю абрикосов.

– Хотите примерить?

У этой Синди такой зазывный голос, что любое ее предложение кажется непристойным.

– Да вы посмотрите, сколько здесь крючков и петелек! – пугаюсь я.

– Не волнуйтесь, все застегнем!

Я протягиваю руки, Синди вручает мне охапку шифона с абрикосовым блеском.

– Так, теперь вами займемся! – поворачивается она к Иззи.

– А есть у вас какие-нибудь сексуальные штучки? – интересуется та.

У Синди загораются глаза – узнает, должно быть, родственную душу.

– Предпочитаете минимализм или романтику?

– Минимализм лучше.

– Знаю одну вещь – как раз для вас! Но она в другом магазине, для шоу-герлс. «Пятый элемент» видели?

– Неужели платье из веревочек? – восторженно ахает Иззи.

Синди широко улыбается и кивает. Мне вспоминается вечный сюжет мыльных опер: встреча сестер, разлученных во младенчестве.

– Вокруг тела – несколько белых кожаных ремней, – объясняет Синди, жестами показывая на себе, как это выглядит. – Держится прочно – не свалится; но выглядит… От вас никто глаз не оторвет – будут смотреть и ждать, не покажется ли сосок!

Мне вспоминается земляничный топик и цыплячьи грудки; но Иззи идея нравится.

– Когда можно будет его примерить?

– В том магазине сейчас работает моя подруга Лейла. Если вы согласны полчасика подождать, я звякну и попрошу, чтобы она занесла платье сюда.

– Отлично! – радуется Иззи.

– Давайте обмерим вас, и я ей позвоню. – Здорово! – Иззи себя не помнит от счастья.

Синди берет пустую вешалку, с моей помощью натягивает на нее абрикосовое безумие и прибавляет:

– Если заметите что-то еще, что хотели бы примерить, повесьте сюда же. А мы сейчас вернемся. Желаю приятно провести время!

Лучше бы пожелала мне тело, для украшения которого достаточно прикрыть неприличные места!

По обе стороны от меня тянутся стойки с вешалками. Платья, платья, платья. Без рукавов, без спины, без бретелек, без вкуса. Мне бы что-нибудь по-старинному роскошное, что скроет мои недостатки, но при этом заставит будущего мужа задуматься о брачной ночи и кровати под балдахином. Одно – элегантное, атласное, с глубоким узким вырезом – очень похоже на свадебное платье моей матери. Ребенком я неизменно им восхищалась: в особенный восторг приводили меня прилагавшиеся к нему перчатки до локтей – которые, правда, на мне смотрелись как на корове седло, поскольку у меня даже в детстве руки были больше и грубее маминых. Я с нетерпением ждала дня, когда наконец вырасту, обрету грудь и смогу заполнить собой это платье. Но в подростковом возрасте игры с переодеваниями сами собой прекратились; а потом в один прекрасный день я обнаружила, что безобразно растолстела и упустила свой шанс. На Надин, разумеется, платье сидит безупречно. После возвращения Кристиана мне стало казаться, что в этом заключается некий знак судьбы.

Если в визуализации и впрямь что-то есть, неудивительно, что Надин нашла жениха раньше меня. Она к этому готовилась с детства. Я обклеивала комнату поп-звездами в натуральную величину – Надин же ни одному постеру не позволяла портить нежно-пастельные обои. Войдя к ней в комнату, вы первым делом замечали бесконечные свадебные журналы, расставленные на книжных полках, словно тома классиков. С любимых страниц Надин снимала копии и вклеивала на место лица-свою фотографию, чтобы проверить, как на ней будет смотреться то или иное платье. Если рядом с невестой стоял жецих, Надин приделывала ему лицо приятеля или своего идеала – Гэри Барлоу (надо ли продолжать?).

Как вы понимаете, в том, что Надин выйдет замуж, никто не сомневался. Это было очевидно, как то, что солнце всходит на востоке. Но полной неожиданностью явилось то, что ее грядущая свадьба затронула и меня. И не просто затронула, а перевернула всю мою жизнь.

Я заглядываю в отдел «для мужчин». Смокинги, смокинги, смокинги. Быть может, как раз сейчас с Кристиана снимают мерку. Что, если я снова займусь визуализацией – воображу, как он идет к алтарю со мной? И тут меня осенило. Может быть, с Зейном ничего не вышло, потому что на самом деле я предназначена для Кристиана? В самом деле, надо купить платье – на всякий случай.

Я возвращаюсь к тому, что с корсетом, отвожу взгляд от таблички с ценой и, поколебавшись, снимаю его с вешалки и несу к зеркалу. Прикладываю к себе, смотрю.

В самом деле, в свадебных платьях есть что-то волшебное. У меня мгновенно поднимается настроение. Правильно сделала Иззи, что притащила меня сюда! Теперь я мечтаю только об одном – чтобы новые фантазии не повторили судьбу старых. Ах, если бы кому-нибудь удалось меня убедить, что мечты сбываются – хотя бы иногда!

За спиной у меня из ниоткуда возникает Синдерелла и шепчет:

– Да, в таком платье стоит ехать на бал!


ГЛАВА 24


Последние полчаса Синди и Иззи заняты впихиванием меня в самые разнообразные платья – от набора веревочек, которые Синди деликатно назвала «откровенным нарядом», до корсета на косточках, в котором я грохнулась в обморок.

Никогда не случалось падать в обморок на вечеринках? Вы глубоко вдыхаете, а в это время какой-нибудь вероломный друг подходит сзади и заключает вас в медвежьи объятия. Перед глазами все чернеет. Через минуту или две приходите в себя. Там, откуда я родом, это считается удачной шуткой. Кажется, это костоломное платье устроено по тому же принципу. Один плюс: наденешь такую броню – и никакие стрелы Купидона не страшны!

– Ну, как ты себя чувствуешь? – спрашивает Синди.

– Отлично! – отвечаю я, допивая «Спрайт».

Лимонадом я спасаюсь от всех бед. Мама моей подруги Аманды уверяет, что для увеличения лечебного эффекта из «Спрайта» следует выпустить весь газ и пить теплым; но сейчас подойдет и ледяной – прямо из автомата.

– Лейла скоро будет здесь, – обещает Синди, вешая на место последнее отвергнутое платье. – Странно, что ее до сих пор нет; может быть, не может поймать такси?

– Да, кстати! – вспоминает Иззи. – Таксист Дерек передает тебе привет!

– Боже, как он меня достал! – морщится Синди. – Приставал к вам?

– Нет, но он же вез нас в свадебный салон…

– До сих пор это его не останавливало! – ворчит Синди. – Когда он водил прокатный лимузин, то заигрывал с невестами по дороге в церковь! И пару раз добивался успеха. Не зря говорят, что невеста в день свадьбы лишается рассудка, – вздыхает она. – А я лишилась покоя, когда он выяснил, где я работаю. Дневал и ночевал в магазине, пока мы ему не объявили, что сменили маркетинговую политику и отныне обслуживаем только женщин.

– А где ты с ним познакомилась?

– На другой работе. Он – мой бывший клиент.

Мы с Иззи обмениваемся взглядами, означающими: «Так-так, где же это она работает?».

– Не там, где вы подумали, – успокаивает нас Синди. – Три вечера в неделю я выступаю в клубе «танца на коленях». Никакого секса – все на глазах у публики.

– Просто раздеваешься и вертишь бедрами? – таким же деловитым тоном интересуется Иззи.

– Ну да. Классное местечко, кстати. Правда-правда. И платят хорошо.

– А почему же ты работу в магазине не бросишь? – спрашивает Иззи.

– По семейным обстоятельствам. Я приехала сюда из Мэриленда специально, чтобы продавать свадебные платья; если уйду с работы, предки начнут задавать слишком много вопросов. И потом, мне здесь нравится. А вторую зарплату я коплю, чтобы отправиться в путешествие на полгода. Хочу объехать всю Америку. Немножко пожить так, как хочется. – Она пожимает плечами.

– Мне всегда было интересно, на что похожи эти клубы эротических танцев? – признается Иззи.

– Хочешь посмотреть?

– Нет! Что ты, Иззи! – протестую я.

– Почему нет? – удивляются они хором.

– Ну, это будет выглядеть странно… и вообще, разве туда пускают женщин без мужчин? – спрашиваю я.

– Конечно! – ободряет нас Синди. – Можете даже заказать танец для себя! Многие наши девушки предпочитают иметь дело с женщинами.

Иззи уже рвется в бой. Мне, как ни странно, тоже любопытно посмотреть.

– Если сегодня вы не заняты, приходите вечерком, – продолжает Синди. – Я нарисую план, как к нам идти, – это недалеко от вашего отеля. Клуб называется «Щекотка». Приходите часам к десяти, спросите Синдереллу, и меня найдут.

– Тебя действительно так зовут? – удивляется Иззи.

– Веришь или нет, это настоящее имя. Хотя днем я предпочитаю зваться Синди.

Дверной колокольчик возвещает о прибытии Лейлы. Судя по красным кожаным шортам в обтяжку, огненном топе-лифчике и сапожкам на каблучках, она, вполне вероятно, трудится в том же клубе, что и Синди.

– Ну как? – спрашивает Лейла, войдя в магазин и делая перед нами пируэт. Я замечаю, какие у нее мускулистые ноги. Точно, тоже танцовщица! – Специально надела, чтобы тебе показать! Одна незадача – в машине шорты приклеились к сиденью!

– Круто! – одобряет Синди. – А функциональная молния есть?

Легким движением руки Лейла расстегивает шорты: они падают на пол, и нашим взорам предстают мини-трусики с блестками.

– Трум-ту-ру-рум!

Мы оборачиваемся как раз вовремя – успеваем заметить, как две дамы, судя по всему, мать и дочь, с ужасом на лицах несутся прочь от магазина.

– Боже мой! Неужели опять? Прости, Синди! – кается Лейла.

Синди в ответ только смеется и представляет нас.

– Это Иззи, которая любит сексуальные наряды, а это ее подруга Джейми.

Мы пожимаем Лейле руку, надеясь, что она все-таки оденется. Вместо этого она наклоняется и начинает копаться в сумке. Ягодицы у нее потрясающие – круглые и твердые, словно две мотоциклетные каски. Я замечаю, как Иззи украдкой щупает свои собственные и вздыхает.

Наконец Лейла достает искомую Вещь. Выглядит Вещь не слишком привлекательно – что-то вроде набора бинтов для мумии.

– Это надо мерить! – ободряет нас Синди и уводит Иззи в примерочную.

Лейла, очевидно, не нуждается ни в кабинке, ни в шторе. Она скидывает топ, вытряхивает из сумки цветастое платьице в стиле сороковых годов, сует ноги в бальные туфельки на плоской подошве, стягивает копну волос в хвост на макушке – все, готова идти танцевать свинг.

– Так-то лучше! – улыбается она и усаживается на табурет возле прилавка.

– Ты работаешь в том же клубе, что и Синди? – спрашиваю я; не зная, что еще сказать.

– Ага! Местечко – отпад!

– А ты всегда была… э-э…

– Стриптизеркой? Да нет. В Вегас я приехала, чтобы выступать в большой шоу…

– Так ты была шоу-герл! – в изумлении перебиваю я.

– Ну да. Плюмажи до потолка, тюрбаны с блестками, макияж, как у Джоан Коллинз, – все как полагается!

– Просто сказка! – изливаюсь я. – Почему же ты оттуда ушла?

– Из-за денег. Не скажу, что танцовщицам мало платят, но в «Щекотке» я могу заработать штуку за ночь. Нас, чернокожих, там только две, и на нас большой спрос.

– Но… – Не могу найти подходящих слов.

– Думаешь, я деградирую? Ничуть. Я всегда была немножко эксгибиционисткой, так что такая работа мне по душе!

– А трудно найти приятеля, который не возражает против этой работы? – спрашиваю я и тут же извиняюсь: – Наверно, подобные вопросы у тебя уже в зубах навязли…

– Да нет, спрашивай на здоровье. Пока что мне никакой приятель не нужен. Я уже побывала замужем – больше не хочу.

– А Синди замужем?

– Еще чего! Она мужиков с ума сводит. – тело классное плюс талант сладеньким голоском говорить непристойности. Все как один воображают, что в душе она милая домашняя девочка. И месяца не проходит, чтобы она от кого-нибудь не получила предложение руки и сердца.

– И ни разу не было искушения согласиться?

– Она не верит мужчинам, – объясняет Лейла, закуривая сигарет с ментолом. – Боится, что муж запрет ее в сундук и заставит рожать каждый год по ребенку. Она ведь самостоятельнее, чем кажется.

Оглядываясь в поисках пепельницы, она продолжает:

– Образования у Синди нет, но она хочет учиться. Всегда говорит, что мечтает о чем-то большем. Только пока не решила, о чем именно. Никто не верит в это ее путешествие – а я знаю, что она побывает везде, где захочет. Просто в один прекрасный день снимется с места и поедет. У нее весь дом завален картами и туристическими проспектами. Вот какая у нее мечта – о дальних странствиях, а не о мужике и коттедже в пригороде! Не прими на свой счет.

– В смысле?

– Ну, вы ведь с подружкой замуж выходите, так что не прими на свой счет. Как говорится, разные ноги – разные дороги.

Я слабо улыбаюсь. В самом деле, мечты о замужестве как-то тускнеют рядом с мечтой о пустынной дороге и ветре, бьющем в лицо. Мне вспоминается то удивительное чувство свободы, что я испытала в машине Финна на обратном пути из Красного Каньона. Так вот чего хочет Синди? Выходит, у нас с этой грудастой куколкой есть что-то общее?

– Вижу, у тебя еще нет кольца, – замечает Лейла.

– Э-э…да, нет.

Она меня подозревает!

– Здесь и кольца продаются. И ленты. Синди показывала тебе кабинет?

Я мотаю головой.

Лейла ныряет под стол и вылезает с ключом в руке.

– Пошли!

Мы заходим за стенд и попадаем в потайную часть магазина. Лейла отпирает китайскую шкатулку – и нас ослепляет блеск драгоценностей.

– Слева – подешевле, справа – подороже. Мое любимое – вот это, с рубином. Смотри, рубин в форме сердца! – Она надевает кольцо и любуется им. – Меряй, не стесняйся!

Я медленно провожу пальцами по бархатной подушечке. Останавливаюсь на кольце с пятью маленькими бриллиантами в ряд и сложным переплетением волнистых линий по ободку. Выуживаю его и надеваю на безымянный палец. Лейла дополняет кольцо золотой свадебной лентой. Теперь мою руку просто не узнать!

– Ну, как ты себя в нем чувствуешь? – спрашивает она, затягиваясь сигаретой.

– Чувствую я себя… значительно лучше.

Невольно выпрямляюсь, расправляю плечи, взгляд наливается уверенностью. Короче говоря, я, довольна собой. И эти ощущения для меня не новы.

В последний раз я делала это в порядке упражнения по актерскому мастерству. Надела бабушкино кольцо и весь день воображала себя замужней женщиной. Кольцо горело у меня на пальце, как маяк, объявляя всем и каждому: «Смотрите все! Меня любят! Один даже так полюбил, что на мне женился!» Обручальное кольцо – словно штамп с надписью «Одобрено». Мужчины смотрят и понимают: один из их собратьев меня протестировал и понял, что я – просто класс!

На людях я чувствовала себя уверенно, как никогда: кольцо давало понять, что я не одна, я под защитой, и если кто-нибудь меня обидит, то будет отвечать по всей строгости. Под вечер я отправилась в бар и гордо смотрела на окружающих мужчин. «Какое мне теперь до вас дело? – думала я. – Вы меня не интересуете! Я больше не нуждаюсь в вашем одобрении. У меня на пальце золотой ремень безопасности. Я не заплачу ни от грубости вашей, ни от невнимания. Если кто-нибудь из вас мне улыбнется – смело взгляну ему прямо в глаза. Не улыбнется – ну и не надо!»

Если бы не снимать кольцо хотя бы месяц, возможно, такое настроение стало бы для меня естественным. Но в тот же вечер я сняла кольцо – и очень скоро вернулась к прежнему, бескольцевому образу мыслей.

Порой я жалею какую-нибудь одинокую девушку на вечеринке: «Ах, бедняжка, так похожа на меня!» – а потом замечаю у нее на пальце кольцо, и все меняется.

Она совсем на меня не похожа. И моя жалость ей ни к чему. Она – одна из них Знает то, чего я не знаю. Владеет тем, чего у меня нет. Она на другом уровне: я не приму, в чем ее секрет, даже если привстану на цыпочки и выверну себе шею.

Лейла – тоже «одна из них», хотя теперь она и в разводе. Но, боже мой, она ведь стриптизерка!.. Я останавливаюсь, изумленная собственными чувствами. Вот и говорите после этого о мужском шовинизме! Когда мужчина выставляет напоказ то, чем его наградила природа, – это весело, и только; но женщина-стриптизерка – совсем другое дело! Это низшее существо, отброс общества! Вы тоже так думаете, верно? А я – больше нет. Сегодня я познакомилась с двумя стриптизерками, и обе мне нравятся. Что творится на свете?

– Джейми! Ты где? – Это голос Иззи.

Мы бежим обратно в торговый зал. Иззи великолепна, если не считать «гусиной кожи». Этакая зебра: полоска материала, полоска голого тела. Вид дерзкий, соблазнительный и весьма, весьма искушенный.

– Вещь точно по заказу сшита! – восторгается она. – Можете ее отложить?

– Конечно! – говорит Синди. – Я так и знала, что тебе пойдет!

– А если почувствуешь, что тело чересчур открыто, прикройся волосами, – улыбается Лейла, взвешивая на ладони белокурые лохмы Иззи. – Кстати, мне сегодня анекдот рассказали как раз в тему. Короче, средние века. Таверна. Сидят мужики. Один выглядывает на улицу и видит – едет на лошади голая женщина. Он говорит: «Смотрите, леди Годива!» А бармен отвечает: «Это не Годива. Это район у нас такой – не успеешь оглянуться, до нитки оберут!»

По дороге в отель мы размышляем над новой дилеммой: что надеть в клуб эротического танца?

– Я как чувствовала, что надо взять наклейки для сосков! – вздыхает Иззи.

Могу только надеяться, что она шутит.


ГЛАВА 25


Вот мы и в клубе «Щекотка». Садимся неподалеку от одной из сцен: всего их пять, разбросанных по всему залу, размером «побольше подиума, но поменьше танцплощадки». Все взгляды устремлены на Венеру, совершающую променад между столиками. Венера, как и положено богине, нагая: мини-трусики не в счет – их почти не видно. Она прогуливается взад-вперед, посматривает на клиентов и резво кидается туда, где слышен шелест купюр. Иззи набирается смелости сунуть ей в трусики несколько банкнот; я упрямо смотрю в стакан. Смотрите-ка, опять идет в нашу сторону…

Присев, обращается к нашему соседу – нервному господину в пиджаке:

– Сэр, вы позволите затуманить ваши стекла?

Он пожимает плечами и пододвигает к ней пустой стакан, решив, очевидно, что стриптизерка просит угостить ее выпивкой.

– Пожалуйста, прошу вас!

– Нет, я имею в виду эти стекла, – отвечает она, указывая на его очки в черной оправе.

Бедняга не успевает даже как следует удивиться: Венера шумно выдыхает ему в самые линзы, а затем наклоняется и прижимается к ним грудью. Отстраняется, подмигивает и идет дальше. Мужчина сидит ошарашенный – не может взять в толк, что произошло. Снимает очки, достает фланелевую тряпочку и, слегка дрожа, смотрит сквозь стекла на свет. На стекле ясно виден отпечаток соска. Мужчина хочет вытереть очки – колеблется, смотрит на свет еще раз, оглядывается – не видит ли кто – и со смущенной улыбкой напяливает их обратно на нос. Еще один удовлетворенный клиент.

Вообще, как я замечаю, у них тут принято тыкать грудью клиенту в лицо. Я и не знала, что все это происходит так… откровенно. Говоря по совести, не думала, что стриптизерки практикуют физический контакт с клиентами. Конечно, название «танцы на коленях» говорит само за себя – и все же мне казалось, что девушки не станут так уж буквально садиться к мужикам на колени. Назовите меня наивной, если хотите, но я полагала, что эротические танцы исполняются в более Приватной обстановке – один на один, а не одна на одном. Или даже «две на одном» – похоже, некоторым местным завсегдатаям по душе такой вариант группового секса.

Я оглядываюсь кругом. Роскошный, хотя и скудно освещенный зал переполнен почти обнаженными женщинами – и у некоторых та-акие сиськи! «Танцы на коленях» исполняются где угодно, в том числе и прямо перед нами: смотреть на это не слишком приятно. Я предпочитаю разглядывать мужчин, робко ловящих взгляды стриптизерок, – как они воспринимают эротику? Но тут же мне становится стыдно. Они сюда приходят расслабиться и побыть самими собой, а не служить объектами изучения. Много нормальных, симпатичных парней – и это угнетает. Некоторые – с женами и подругами. Я же чувствую себя какой-то шпионкой, пробравшейся в мужскую цитадель: ничего, кроме тихого отвращения, любители посмотреть на голых баб у меня не вызывают. Конечно, с моей стороны это ханжество – сама-то я обожаю мужской стриптиз! Но разница есть, и существенная. На шоу «Золотых Парней» царит бесшабашное веселье: женщины приходят туда, чтобы забыть о своих проблемах и оторваться на всю катушку. Там я оглядывалась вокруг – и радовалась тому, что видела. А мужчины воспринимают все происходящее чересчур серьезно. Глядя на них, так и хочется крикнуть: «Да улыбнитесь же, зануды!»

Скоро наше внимание привлекает мужик за соседним столиком. С самого нашего прихода ни голые пупки, ни груди размером с баскетбольные мячи не привлекают его внимания. Напротив: если девушка предлагает ему эротический танец, он поспешно ее отсылает, чтобы не закрывала обзор. Мужик не отрывает глаз от Иззи.

– Все еще смотрит? – спрашивает она меня.

– Ага. Только что пролил кетчуп себе на рубашку. Красное пятно на груди весьма удачна сочетается с темными пятнами под мышками, – замечаю я.

– Приятный малый! – отвечает Иззи, соблазнительно посасывая соломинку.

– Боже мой, не поощряй его!

– Почему бы и нет? – хихикает Иззи и откидывает назад волосы, открывая голое плечо. – Может быть, он богатый.

– Никакое богатство не оправдывает такого брючного ремня! – возражаю я. – И такого потного брюха, коли уж на то пошло.

– Послушай, если он не пользуется дезодорантом, это еще не значит, что он не для меня!

– Иззи, хватит чудить! – умоляю я.

Иззи любит из одного спортивного интереса заводить интрижки с никчемными парнями – но на этот раз ее причуда зашла слишком далеко.

К нам подплывает официантка и ставит на стол шампанское в ведерке со льдом и два бокала.

– Джентльмен за тем столиком посылает вам шампанское и свои комплименты, – объявляет она бесцветным голосом.

Нет нужды оборачиваться – и так ясно, что это за «джентльмен».

– Не пей! – умоляю я.

– Он совершенно безвреден, – успокаивает нас официантка, раскупоривая бутылку. – Наслаждайтесь!

Иззи оборачивается к Сеньору Потные Подмышки и поднимает бокал, словно пьет за его здоровье, одновременно подталкивая меня локтем.

– Всегда мечтала о мужчине, который будет посылать мне шампанское. Шикарно, правда?

– Иззи, – устало говорю я, – мы в стриптиз-клубе. До сих пор этот тип ничего шикарного не совершил.

Начнем с того, что шикарный парень в такое место не пойдет.

В этот самый момент мимо нашего столика проходит известный актер, недавно получивший «Оскара». Девицы так и вьются вокруг, сладострастно заглядывая в карманы пиджака от «Армани».

– Да, что за подонки общества здесь собираются! – усмехается Иззи.

– Признайся, тебе просто льстит, что какой-то старый козел не может глаз оторвать от твоих выпуклостей?

– При такой-то конкуренции – да! – лучезарно улыбается она и наливает себе второй бокал.

Ах, черт! Не выпить на халяву отличного шампанского – просто преступление: кто знает, сколько здесь стоит бутылка «Тейтингера»? Я плюю на мораль и подношу бокал к губам.

– Интересно, почему он к нам не подходит? – размышляет Иззи. – Наверно, не хочет мешать. Значит, относится с уважением. Пустячок, а приятно, правда?

Я уже готова предположить вслух, что он попросту приклеился к стулу, когда возле нашего стола снова появляется официантка. На сей раз – с запиской. Все идет по плану…

– «Девушке с золотыми волосами»! – зачитывает Иззи. – Ух ты, я уже хочу за него замуж!

Она разворачивает записку, и мы вместе читаем: «Понимаю, что сегодня Вы не работаете. Но Ваша сияющая красота так потрясла меня, что осмелюсь спросить: не согласитесь ли Вы исполнить для меня один-единственный эротический танец? Разумеется, я оплачу Ваш труд выше обычной стоимости.

Ваш преданный почитатель Рид Махони».

Я дочитываю быстрее Иззи и смотрю на нее в ожидании реакции. Сперва она недоуменно морщит брови, затем открывает рот. Наконец лицо ее озаряется широченной улыбкой.

– Мама родная! Он принял меня за стриптизерку!

И чего она так радуется? Можно подумать, ее перепутали с Дженнифер Энйстон.

Мимо проходит, покачивая бедрами, Лейла. Иззи хватает ее за локоть и требует сказать, сколько ей обычно платят.

– За танцы? Двадцать баксов за танец.

– А чаевые получаешь?

– А как же! Каждый старается дать побольше, чтобы произвести на меня впечатление.

Глаза у Иззи становятся как блюдечки.

– Ну, сколько примерно?

– До миллиона и выше! – улыбается Лейла. – А что, решила поступить к нам на работу?

Иззи показывает ей записку.

– Ух ты! Тебе повезло – заполучила хорошего клиента. Платит он щедро.

– А он всегда фиксируется на одной девушке? – интересуюсь я, надеясь внести в это кипучее безумие щепотку разумной осторожности.

– Да нет, у него здесь любимиц нет. Он вообще нормальный мужик. Не лапает, ничего такого. Просто любит поболтать. Мне кажется, ему здесь одиноко. Приезжает в город по делам, знакомых нет… Сама я с ним не работала, так что больше ничего сказать не могу. Если захочешь принять его предложение, дай мне знать. Танцевать на публике тебе нельзя – ты ведь у нас не работаешь, но я вам организую укромный уголок…

– Ладно, – кивает Иззи.

– А теперь я побежала, у меня номер на третьей сцене.

Иззи о чем-то (понятно о чем) глубоко задумалась, а меня гложут дурные предчувствия. Кажется, с каждой секундой мы проваливаемся все глубже в какой-то потусторонний мир. Мимо проплывают неотличимые друг от дружки грудастые девочки. В стороне поднимается шум: вокруг одной из стриптизерш завязалась свалка. Подоспевает охрана, выручает девушку и выводит хулиганов. С безопасного расстояния мы смотрим, как Лейла, сексуально извиваясь, глотает огонь на сцене номер три. Наконец Иззи поворачивается ко мне и говорит:

– Джейми, может быть, ты с ним поговоришь?

– Хочешь, чтобы я поработала сводней? – уточняю я.

– Слушай, ты никогда меня не осуждала. Так не начинай сейчас. Я это сделаю!

«Видела бы меня мама!» – невольно думаю я, косолапо ковыляя к соседнему столику. Что сказать? Назвать ее настоящее имя? Придумать кликуху типа Золотой Локон? Главное; чтобы во взгляде читалось чувство собственного достоинства в сочетании с ноткой презрения ко всякого рода грязным ублюдкам.

Это не так-то легко: для грязного ублюдка лицо у Рида Махони удивительно доброе.

– Я пришла обговорить условия. – Голос звучит до смешного сухо, да и формулировка под стать не сводне, а какому-нибудь мафиозо.

Он расплывается в улыбке.

– Она согласна?

Я киваю.

– Я ее раньше не видел. Она новенькая?

Снова киваю. Чем меньше слов, тем лучше. Что и как я говорю, вы уже слышали.

– Будьте добры следовать за мной…

Я веду его, согласно инструкциям Лейлы, в заднюю комнату. Не тайное любовное гнездышко – просто пустующий кабинет. И все равно чувствую себя так, словно уже никогда не отмоюсь.

Под надзором Лейлы клиент занимает свое место в кресле. Теперь и воротник у него потемнел от пота. Лучше некуда!

Из густой тени светлой тенью выскальзывает Иззи. Останавливается напротив него и замирает. Долго, утомительно долго они смотрят друг другу в глаза.

Я оглядываюсь на Лейлу – та только плечами пожимает.

Чем дальше, тем больше мне не по себе. Я вздыхаю с облегчением, когда Иззи наконец прерывает немую сцену и скользящим шагом подходит к нему. Кладет руки на его дрожащие плечи, поводит головой, кончиками волос мазнув по потной физиономии, В ответ он издает стонов котором удовольствие странным образом сливается со смятением. Она уже готова его оседлать – как вдруг он хватает ее за локти и вскрикивает:

– Нет, не могу! Только не так! Не хочу… вас… так!

С трудом поднявшись на ноги, лепечет:

– Вот ваша плата… Простите, что побеспокоил…

Иззи поражена. Она смотрит на скомканную в кулаке стодолларовую купюру и кидается за ним.

– Мне не нужны ваши деньги! – говорит она мягко. Что это стряслось с нашей Иззи?

Он смущается сильнее прежнего.

– Ну разве что… может быть, угостите нас выпивкой! – предлагает она.

Он поднимает голову; в глазах надежда. Иззи снисходительно улыбается, берет его под руку и шепчет:

– Давай найдем здесь какой-нибудь уютный уголок…

Мы с Лейлой таращимся им вслед.

– Что это было? – спрашиваю я.

– Не знаю. Может, у него стратегия такая?

Иззи и Рид уже открыли новую бутылочку «Тейтингера». Лейла предлагает оставить их наедине и утаскивает меня в бар.

– Да, многого я еще не знаю о мужчинах! – вздыхаю я.

– Того, чего ты не знаешь, и знать не стоит! – отвечает Лейла.

– Особенно меня удивляет, как они могут после такого… ну, такого интимного общения вести светские беседы. – За соседним столиком сидит стриптизерка с клиентом, и до нас долетают обрывки их разговора. Они говорят о дорожных работах на Пятнадцатом шоссе.

По мне, эта болтовня разрушает все очарование. Как может богиня секса трепаться о погоде или о повышении цен на парковку?

– Я же говорю, большинство из них просто страдает от одиночества и приходит сюда поговорить.

– Тебе их не жалко? – спрашиваю я.

– Иногда жалко. Но я стараюсь не грузиться проблемами клиентов – своих хватает.

– Смотри-ка! Вон тот мужик пришел с подружкой! – Я указываю на бородача рядом с ослепительной коротко стриженной блондинкой.

– А, эти! Они здесь частые гости. Его возбуждает заигрывать со стриптизерками на глазах у подруги.

– Ни за что бы на такое не согласилась! – ужасаюсь я.

– Да ей самой нравится.

– Правда?

– Ну да. Она ведь из Дании.

– А-а…

Поразмыслив, я решаю, что эта пара устроилась лучше всех. Сейчас полюбуются на стриптиз, заведутся как следует, а потом придут домой и натрахаются до одурения. Не то что остальные здешние посетители, у которых возбуждение, не найдя выхода, сменяется горькой досадой.

Лейла закуривает свою ментоловую цигарку и просит меня держать сигарету в перерыве между затяжками – чтобы начальство не заметило.

– А у Иззи с женихом, похоже, весьма свободные отношения… – усмехается она, выпуская дым в сторону Иззи. Та уже покрывает лысину Рида поцелуями.

Я не сразу соображаю, что Лейла говорит не о Дейве, а о воображаемом женихе. Затем вспоминаю, что и у меня – будто бы – есть жених. Врать больше нет сил: я откровенно рассказываю Лейяе всю историю нашего Проекта Пресли. Лейла слушает и качает головой.

– Лететь в такую даль, чтобы найти мужчину своей мечты?!

Я киваю.

– Смелые вы девчонки! Желаю удачи!

К нам присоединяется Синдерелла, и Лейла посвящает ее в наш секрет.

– Ничего не понимаю, – удивляется Синди. – Зачем вам американцы? Ведь у вас в Англии живут джентльмены, вроде Джереми Нортхэма из «Эммы».

Я объясняю, что Джереми Нортхэм, к несчастью, – скорее исключение, чем правило, а по сравнению с нашими типичными ухажерами американцы выглядят куда симпатичнее и воспитаннее.

– Воспитаннее? Шутишь! Вы же там только и делаете, что чай разливаете да говорите друг другу «спасибо-пожалуйста»! – сообщает мне Синди.

– Ага. А янки только и делают, что едят гамбургеры и палят из револьверов, – отвечаю я, хотя мне и немного жаль ее разочаровывать. – Если в двух словах, нам надоело теплое пиво – решили перейти на ледяной «Будвайзер»!

– И все-таки вы чокнутые! – улыбается Лейла. – Надо нам еще как-нибудь встретиться, поболтать.

– Да, я так хочу послушать про Европу, – вздыхает Синди. – Ты в Лондоне была?

– А как же! Давайте так я рассказываю про Англию, а вы делитесь со мной секретами обольщения мужчин, – предлагаю я сделку.

– Заметано! – отвечают они в два голоса.

Обменявшись со мной номерами телефонов, девочки возвращаются к своему стриптизу, а я уговариваю Иззи и Рида ехать домой. Какое облегчение – снова увидеть Одетых людей!

Мы выходим на тротуар, и прямо перед нами останавливается лимузин. В таких случаях положено шутить: «Это за мной!» Только на этот раз – шутки в сторону. Водитель приподнимает шляпу, Рид открывает дверцу и приглашает нас садиться.

– Рид, это очень мило с твоей стороны, но мы живем здесь за углом, прекрасно доедем на такси, – жеманится Иззи.

– Я не смогу заснуть, если не буду знать, что вы дома и в безопасности, – отвечает он, подсаживая ее в машину. – В этом городе полно ненормальных.

«Но немногие из них ездят на лимузинах», – говорю я себе, устраиваясь на дополнительном сиденье. Внутри лимузин выглядит еще больше, чем снаружи: оттуда, где я сижу, Иззи и Рид кажутся маленькими, как куколки. Я глупо машу им рукой и осматриваюсь. Какая роскошь! Красное дерево и хрусталь – эх, позвенеть бы бокалами! Не будь здесь Рида, мы бы обязательно откинули верх и с визгом высунули головы наружу; но Рид рядом, Иззи ведет себя так, словно катается на лимузинах каждый день, и мне остается только следовать ее примеру. Я лениво откидываюсь на сиденье и кладу руку на ободок дымчатого окна. Впереди что-то раздвигается.

– Да, мистер Махони? – слышится голос шофера.

– Джейми, вы, должно быть, нечаянно нажали кнопку вызова, – предполагает Рид. – Ничего страшного, просто нажмите еще раз. Она у вас под рукой.

– Ой, извините! – говорю я. Присматриваюсь. Передо мной – целая панель кнопок и рукояток.

– Вот эта?

Нас оглушает голос Мэрайи Кэйри.

– Еще раз простите!

Я пробую еще раз. Теперь панель поворачивается, и передо мной оказывается бортовой компьютер.

– Левее, – терпеливо говорит Рид.

У меня уже дрожат пальцы. Что сделает следующая кнопка? Превратит лимузин в Бэтмобиль или выпустит ядерный заряд по странам Восточного блока? Я зажмуриваюсь и жму. Перегородка встает на место. Ф-фу! Засовываю руки под себя, чтобы избежать дальнейших неприятностей.

– Я и сам не сразу в них разобрался, – улыбается Рид. – Кстати, Джейми, Иззи говорит, что вы со следующей недели начинаете здесь работать. В торговле, верно?

Зная Иззи, можно представить, что она ему наплела. Не удивлюсь, если узнаю, что мы закупаем оптом платья от Тиффани и продаем в Китай. Поэтому я отвечаю просто: «Да, верно» и, пока не опомнился, атакую его ответным вопросом:

– Вы живете в Лас-Вегасе?

– Нет, просто у меня здесь много работы. Вот сейчас собираюсь купить квартиру. Денвер от Лас-Вегаса не так уж далеко, но тяжело всякий раз таскать с собой чемоданы. Будь у меня квартирка в городе, я бы держал в ней весь гардероб и летал бы с одним портфелем.

– А еще можно купить дом на Барбадосе и держать там купальники! – прибавляет Иззи, делая вид, что для нее это дело житейское. Но я-то знаю, что в душе у нее звучит победный клич: «Он богатый!!!»

– Хотел бы я как-нибудь свозить тебя на Барбадос, – говорит он и устремляет на Иззи влажный собачий взгляд, какой обычно приберегают для безнадежных больных.

К счастью, мне недолго осталось терпеть, через несколько минут лимузин подъезжает к «Цирку». Я выхожу первой, чтобы дать голубкам попрощаться наедине. Шофер, как видно, не из разговорчивых. Мы молча стоим рядом. Пять минут, десять. Я уже чувствую себя многострадальной горничной при деспотической хозяйке. Наконец появляется Иззи: изящно выпархивает из лимузина и протягивает Риду руку для прощального поцелуя. Шикарная сцена!

– До завтра! – вздыхает Рид.

Лимузин растворяется в ночи. Я поворачиваюсь к Иззи и заявляю:

– Нам надо поговорить!

– Ошибаешься, – сияя от счастья, отвечает Иззи, – нам надо паковать вещички!


ГЛАВА 26


– Добро пожаловать в «Белладжо»! – трубно возвещает швейцар.

Осанистая фигура его исполнена гордости за свою профессию. Да и кто бы на его месте не возгордился? Над нами – бездонный темно-зеленый купол оксидированной меди, украшенный филигранными звездами. Под нами – сияющий мозаичный пол. По левую руку – пруд, обсаженный соснами, и фонтаны, чьим струям под силу сбивать самолеты. Все в вечерних нарядах – или, по крайней мере, в платьях для коктейля; в воздухе стоит возбужденный гул празднично настроенной толпы.

– Как в оперном театре! – восхищается Иззи.

Мы толкаем вертящуюся дверь – тяжелую, дубовую – и попадаем в еще более роскошный интерьер. Здесь чувствуется запах денег. И «Шанели номер пять». После «Цирка» этот запах опьяняет. Мы мигом понимаем, что до сих пор имели дело с жалкими подделками под истинную роскошь, вроде дешевых духов с рекламными слоганами типа: «Если вы любите «Эсти Лаудер», полюбите и нас!»

Стыдно признаться, но и я вместо настоящего флакона ношу с собой миниатюрный ценой девяносто пять центов. Причина проста – настоящий не умещается в сумочке. Но, боюсь, в необъятных номерах «Белладжо» такие оправдания не принимаются. Я уже вижу, как сторожевые псы, принюхавшись, виснут у меня на пятках, а у Иззи охрана конфискует поношенную сумочку «Прада».

Мы останавливаемся, чтобы полюбоваться двумя дамами в вечерних платьях; они склонились над роялем, и в полированной поверхности его отражаются драгоценности. Сейчас пять часов – время пить чай: однако на каждую чашку «лапсанг сучонга» здесь приходятся по меньшей мере два бокала шампанского.

– Мечта Золушки! – хихикает Иззи.

– Смотри-ка! Что это там происходит? – спрашиваю я, привлеченная шумом из казино.

Группа шикарно упакованных мужчин скачут козликами вокруг зеленого стола и энергично трясут друг другу руки.

– Главное – ничему не удивляться, – одними губами шепчет Иззи. – Рид потом нам все объяснит.

– А он точно придет? Я все же беспокоюсь…

– Хватит беспокоиться! На Рида можно положиться. Он непременно бы нас встретил, но у него, переговоры, которые никак нельзя отложить, – партнер прилетел из Азии и пробудет в Вегасе всего три часа.

Любопытно слышать, с какой уверенностью Иззи говорит о почти незнакомом человеке. Похоже, ее заинтересовали не только деньги. Могу поклясться, что между Иззи и Ридом уже возникла некая связь.

– Так чем он все-таки занимается? – спрашиваю я.

– Бизнесом.

– Каким?

– Какая разница? – зевает она и тащит меня к портье.

И все же я полна подозрений. Вид у него, надо признать, совершенно безобидный – но что за человеком надо быть, чтобы после нескольких часов знакомства предоставить тебе апартаменты класса «люкс»? Вчера вечером, когда Иззи объявила о переезде, я ее попросту высмеяла, не сомневаясь, что в отрезвляющем свете дня все будет выглядеть по-другому. Однако Рид позвонил, как и обещал, в десять утра и поинтересовался, в котором часу присылать за нами лимузин.

Вот тут я поняла, что мы влипли. И объявила, что никуда не поеду. Мне это все не нравится.

«Номер со скидкой – хорошо, а бесплатный номер – лучше!» – пропела на это Иззи, пакуя чемодан.

Я угрюмо молчала.

«Мы приехали в Вегас за приключениями – а это что, если не приключение? – продолжала Иззи. – И вообще, если он гангстер, значит, создан для меня – обожаю криминал!»

Словом, у нее нашлась сотня «за», а у меня – одно-единственное «против»: мы его совсем не знаем, доверять ему рано, позволять ему платить за себя не стоит. Но в сюрреалистическом мире Вегаса разумные доводы звучат не слишком убедительно. Я представила, как Иззи садится в лимузин и машет ручкой, а я остаюсь одна в номере с клоунскими обоями… Иззи еще раз произнесла слово «апартаменты» – и я сдалась.

У конторки все идет без сучка без задоринки. Как по первосортному сливочному маслу. На экране высвечивается имя Рида («А, так вы гостьи мистера Махони!») – и персоналом овладевает суетливое желание услужить: поклоны, заискивающие улыбки, пальцы так и летают по клавиатуре…

– Такого обслуживания даже в «Холидей Инн» не найдешь! – замечает Иззи, в ожидании лифта беззастенчиво разглядывая красавчика-коридорного. Заметив под телефоном белую китайскую пепельницу с золотой буквой «Б» сбоку, подхватывает ее и сует в сумочку.

– С нынешнего дня, – довольно шепчет она, – останавливаюсь только в отелях, где есть что стибрить!

– Вы живете в пентхаусе. Дверь на верхний этаж открывается вашим ключом, – наставляет нас коридорный, вертя в руках жесткий пластиковый прямоугольник, похожий на кредитную карточку.

Мы раздуваемся от новообретенной гордости. Сперва лимузин, теперь это! Какая жалость, что в высшем свете не принято визжать от восторга! Мы молча обнимаемся – и так, сиамскими близнецами, взмываем к сияющим высотам пентхауса.

– После вас, леди, – коридорный галантно пропускает нас к дверям.

От круглой приемной, словно от городской площади, расходятся во все стороны широкие лучи коридоров. Коридорный марширует вперед. Мы бежим за ним.

– А вот и ваши апартаменты!

«Ваши!» «Апартаменты!» Как я мечтала услышать эти два слова вместе!

Он открывает дверь и знаком приглашает нас внутрь.

Господи боже! Целый дом! На тридцать шестом этаже!

– Сейчас я покажу вам, где здесь что… – начинает коридорный.

Но Иззи останавливает его на полуслове.

– Не надо! – твердо отвечает она и дрожащей рукой сует ему пять долларов.

Едва за ним защелкивается дверь, Иззи издает мощный победный вопль. Просто невежливо к ней не присоединиться.

– Ты посмотри, что нам досталось! – восклицает она, кружась по комнате.

Мы снова душим друг дружку в объятиях, а затем бросаемся исследовать новое обиталище. Кажется, в этот момент мы очень напоминаем собак, встречающих хозяина и от восторга не понимающих, в какую сторону бежать.

Гостиная-мечта в кремовых тонах: диван на семнадцать персон, у окна в пятифутовой вазе шелестит листьями пальма, бар отделан черным деревом, а кресла – красной кожей. Сверкающая хромом кухня. Балкон с джакузи и видом на Стрип. Господи боже, лифт на второй этаж – на случай, если лень пройти пять ступенек по лестнице.

Первая спальня – теплые апельсиновые тона, напоминающие о Тоскане, кровать, созданная для оргий, мебель в римском стиле и DVD-плейер.

– Хочешь здесь спать? – интересуется Иззи.

– Спрашиваешь!

– Пойдем посмотрим ванную!

– Ух ты! Вот где ты будешь исполнять эротические танцы!

Я в восторге оглядываю мраморную ванну. Дрянного гостиничного шампуня здесь не встретишь: на полочках в идеальном порядке расставлен полный арсенал баночек, бутылочек и флакончиков, все – высший класс и в неимоверном количестве. Есть здесь даже жидкость для снятия лака с эмблемой «Белладжо». Ну-ка, а это что?

– О-о! Зубная паста с экстрактом гвоздики и фиалки!

От восторга я забываю об Иззи. Но скоро она напоминает о себе: из соседней комнаты раздается громкое: «Не может быть!»

– Что такое? – Я влетаю к ней и замираю на пороге. – Быть не может!

Перед нами тренажерный зал, в изобилии снабженный «велосипедами», беговыми машинами и прочими спортивными приспособлениями.

Спальня, еще спальня… Хозяйская спальня. Тут меня поджидает неприятный сюрприз.

– А это что? Боже мой! Кто-то забыл, что ли?

Я открываю дверцу гардероба – и сердце у меня падает. В шкафу развешаны омерзительно яркие костюмы и рубашки всех цветов радуги. Пятен пота не заметно – но я, кажется, догадываюсь, чье это, оборачиваюсь. Иззи мнется в дверях.

– Если бы я тебе сказала сразу, ты бы со мной не поехала, – робко улыбается она.

– И что же ты мне не сказала, Иззи?

Пусть скажет! Пусть проговорит вслух, черт бы ее побрал!

– Что мы будем жить здесь с Ридом, – морщится она.

Я захлопываю гардероб. От лимонно-сиреневой отделки в глазах рябит.

Чувствуя, что надвигается гроза, Иззи начинает заговаривать мне зубы.

– Ну что ты, в самом деле, он нас ничуть не стеснит, здесь же три спальни, три ванных, две гостиных – места полно…

– А тебе не кажется, – спрашиваю я, медленно наливаясь гневом, – что это немножко меняет ситуацию?

– Разве не этого мы хотели? Перемен! – отбивает7 ся она.

– Да не в этом дело! Мы дали обещание ничего не скрывать друг от друга – а ты меня обманула!

– Джейми, если бы я сразу выложила тебе правду, ты бы поехала?

– Ни за что! – рявкаю я.

– Значит, я правильно сделала, что соврала, – безмятежно заключает она. – Оглядись вокруг и подумай, что ты могла упустить! Не каждый день предоставляется такая возможность.

Она права, такую роскошь я до сих пор видела разве что в телесериалах. Однако сейчас ни мраморная ванна, ни тренажерный зал меня не радуют. Я чувствую себя обманутой, преданной. Иззи перевернула весь ход нашей жизни, даже не поставив меня в известность! И, как ни больно это сознавать, я понимаю: если сейчас повернусь и уйду отсюда, она за мной не побежит. Я не хочу с ней ссориться, поэтому использую мягкие, логические средства убеждения:

– Если бы Рид просто предоставил нам номер, это было бы одно. Но жить с ним вместе… – Я вздыхаю. – Иззи, это просто безумие!

– Боже ты мой! Мы что, с ним на необитаемом острове оказались? Не понравится – съедем! – Разозлившись не меньше меня, Иззи шипит: – Успокойся, тебя с ним спать никто не заставляет!

– А вот тебе придется, правильно? – уточняю я. Иззи озаряет меня широкой плотоядной улыбкой. Ясно, что это для нее не проблема.

– Останемся на пару дней, а там видно будет, – уговаривает она.

Я чувствую себя так, словно вязну в зыбучих песках. Как можно здесь остаться? Как можно уйти и бросить Иззи? Что делать?

– Ладно, – вздыхаю я, покоряясь судьбе. – Вспомним о дареном коне и зубах. И ты права: если станет тяжело, всегда можно выписаться.

– Й-а-а-у! – вопит Иззи, крепко обнимая меня. – А теперь – будем наслаждаться каждой минутой!

Следующие полчаса мы исследуем наше новое обиталище: открываем все ящики, щелкаем всеми выключателями, дергаем за все ручки. Едва успеваем выяснить, что сбежать по лестнице получается быстрее, чем съехать на лифте, – звонит телефон. Мы обе застываем, словно две Золушки, услышавшие бой часов.

– Как ты думаешь, кто это? – спрашивает Иззи.

– Рид, наверно. Возьми трубку.

Так и есть. Иззи падает на бархатное ложе и страстно дышит в трубку. Я начинаю распаковывать вещи, но, едва расстегиваю ремни на чемодане, как в дверях появляется Иззи.

– Он придет через пять минут!

– Откуда звонил?

– Из отеля! Не хотел врываться к нам без предупреждения! Душка, правда? Я невольно улыбаюсь.

– Не знай я, что ты бессердечная золотоискательница – решила бы, что он тебе нравится!

– Пойду подкрашусь! – сообщает она вместо ответа и исчезает у себя в спальне.

Хотелось бы мне знать, что сейчас творится у нее в голове!

Но Иззи редко делится со мной чувствами, и я вечно гадаю, к кому же она сейчас неравнодушна. Она готова завалить собеседника подробностями своей сексуальной жизни, излагаемыми с восхитительным бесстыдством и завораживающей наглядностью; но стоит спросить о том, что она чувствует, – Иззи отделывается шуткой и переводит разговор на другое. Должно быть, это оттого, что, как ни грустно признать, со мной она проводит гораздо меньше времени, чем без меня.

Я не обижаюсь. Нельзя же обижаться на человека, увлеченного своей карьерой, за то, что он задерживается после работы или берет работу на дом! Да, карьера для него важнее тебя – и что? Вот и с Иззи получается так же, только ее «карьера» – мужчины. Стоит появиться на горизонте интересному экземпляру – и Иззи, подобно трудоголику, забывает о времени и с головой окунается в свой нелегкий, но увлекательный труд.

Надеюсь только, сейчас она понимает, во что ввязывается.

Прежде чем войти, Рид звонит в дверь. Мы бежим здороваться – и вместо Рида видим огромный букет на ножках. Я с благодарностью принимаю цветы. Шучу, шучу! Иззи визжит от восторга и покрывает лысую макушку Рида поцелуями.

– Вы нашли все, что нужно? – серьезно спрашивает он. – Если что-нибудь не так или чего-то не хватает, скажите, и я все исправлю.

Чего нам может не хватать, скажите на милость? В предыдущем номере даже чайных чашек не было!

Иззи вытаскивает из букета розу на длинном стебле, нюхает, обламывает стебель и аккуратно вставляет Риду в бутоньерку. Чуть не плача от счастья, он спрашивает дрожащим голосом:

– Хотите шампанского?

– О-о-о! – отвечаем мы.

Он подходит к бару и открывает морозильник, буквально загроможденный бутылками «Боллинджера». Наливает два бокала, один подносит Иззи, другой, не отрывая глаз от своей принцессы, протягивает в мою сторону. Я начинаю сомневаться в собственном существовании. Должно быть, так чувствует себя пресловутая муха на стене.

– Не возражаете, если я пойду распакую чемодан? – предлагаю я.

Особых возражений не следует, и я удаляюсь к себе в душераздирающе прекрасную спальню. Вот в чем недостаток роскошных апартаментов: они слишком хороши на одного. Невольно начинаешь жалеть, что к пушистому белоснежному халату не прилагается роскошный мужчина. Чтобы не думать о Кристиане, я включаю телевизор и, рассеянно прыгая с канала на канал, допиваю шампанское. Во мгновение ока на пороге появляется Иззи с добавкой.

– Допивай бутылку – их там много! – улыбается она. – Рид принимает душ. На ужин он заказал столик в шикарном местечке под названием «Ореол». Я слышала, это что-то фантастическое! Все вино, какое у них есть, составляют в пирамиду посреди зала, и когда ты что-то заказываешь, официант лезет по канату наверх и достает – совсем как в фильме «Миссия невыполнима»!

Звучит и вправду шикарно, но мне хочется побыть одной. Я имею в виду, в буквальном смысле – а не тосковать от одиночества за одним столиком с Ридом и Иззи.

– Ты очень обидишься, если я не пойду? – спрашиваю я.

– Что случилось? Все еще переживаешь из-за Зейна?

– Отчасти да. А отчасти просто не хочется никуда тащиться. А хочется посидеть на месте и изучить как следует эти сказочные апартаменты.

Наморщив лоб, Иззи взвешивает свои возможности. Что лучше – вытащить меня силком или остаться с Ридом «наедине»?

– Ну, если ты уверена… – говорит она наконец. – Если захочешь есть, закажи что-нибудь в номер. Рид говорит…

– Хорошо. Не беспокойся обо мне. Все будет в порядке!

Я храбрюсь изо всех сил, хотя, собственно, страдать-то не из-за чего. Мне кажется, сидя в ванной с массажером и потягивая шампанское, при всем желании нельзя ощущать жалость к себе, несчастненькой.

– Пока, Джейми! Не скучай! – слышатся из прихожей два голоса. Хлопнула дверь. Все, ушли. Поспешно выбираюсь из ванны, заворачиваюсь в длиннющий халат и с новообретенным благоговением брожу по пентхаусу, оставляя за собой влажный пузырящийся след. И это все мое – хоть на один вечер, да мое!

Включаю стерео и танцующим шагом подбегаю к морозильнику.

– «Действуй, действуй, не стесняйся!» – распеваю я вместе с проигрывателем, торопливо вскрывая новую бутыль.

Струя шампанского взлетает до потолка. Я кружусь по комнате, выпивая отдельно за здоровье каждой арабески и каждого архитрава, а потом выпархиваю на балкон. Вдалеке виднеется сказочный замок «Экскалибура» однако принцесса на башне – сейчас я.

Я вздыхаю; глаза заволакиваются сладким туманом. Так вот что можно купить за деньги! Вау! Наконец-то до меня дошло, к чему вся эта суета вокруг зеленых бумажек! Простая физическая близость к такой роскоши – и та поднимает дух. Что, если бы все это богатство было моим? Я закрываю глаза и пытаюсь представить, что это мой пентхаус, моя обстановка, мое шампанское. И в самом деле – начинаю чувствовать себя сильнее и увереннее.

Мне всегда казалось, что в один прекрасный день я разбогатею. Но вот уж и двадцать семь стукнуло – а я по-прежнему усердный посетитель распродаж и магазинов со скидками. Почему-то мой план не сработал. Скорее всего потому, что и не было никакого плана. Я все ждала, что вдруг, откуда ни возьмись, мне на голову свалится мешок золота. Такое, может, и случается – только не со мной. Все это пустые мечты. И чему, спрашивается, я сейчас радуюсь, если на самом-то деле у меня даже кредитной карточки нет?

Глядя вниз, на мерцающий разноцветными огнями Стрип, я чувствую прилив сентиментальности. Как красиво! Как величественно! Что ни здание – воспоминание на всю жизнь. В этом городе я чувствую себя живой. Вот как надо жить: шампанское, роскошь и безумная страсть! Меня охватывает судорожное нетерпение с кем-нибудь поделиться своим счастьем. Ах, были бы здесь Аманда и Колин! И мама! Вот кого мне больше всего не хватает – мамочки! Как бы ей здесь понравилось!

Я бегу обратно в комнату и плюхаюсь за стол. Напишу ей письмо! Прямо сейчас! Слова льются на бумагу, мешаясь с шампанским:

Милая, дорогая, прекрасная моя мамочка! Мы теперь живем в роскошном отеле! В «Ритце»! (Адрес и телефон найдешь в углу страницы.) Здесь так здорово! Ты уверена, что я – не дитя любви какого-нибудь плейбоя-миллионера? Хочешь узнать, как мы сюда попали? Только одно скажу: очень может быть, что фильм «Красотка» основан на реальных событиях! Попасть с улицы в пентхаус размером побольше всего нашего дама – это вполне реально! Сначала я не могла поверить своему счастью, а теперь верю! Если бы ты только видела, мама! И еще раз повторю: ты бы только видела!

Так и представляю себе, как ты на бархатном диване в платье из золотистого крепа сидишь и потягиваешь аперитив! А какие тут фонтаны – не описать. Огромные сверкающие столбы водяной пыли вздымаются к самым небесам, и не просто так, а в такт музыке! Мама, это что-то! Особенно нам понравились фонтанные композиции под Паваротти и под «Всю ночь напролет» Лайонела Ричи. Помнишь, как мы танцевали в гостиной под Лайонела Ричи, а потом вернулся папай велел «выключить эту пакость, а ты просто переставила иголку на начал песни и сказала, что не позволишь ему испортить нам праздник? Мамочка, какая ты бесстрашная! Слушай, хочешь совершить еще один смелый поступок? Приезжай в Лас-Вегас! Пожалуйста! И неважно, что ты скажешь папе! Наплети ему что-нибудь! Ага, вот: скажи, ЧТО Я ВЫХОЖУ ЗАМУЖ!!!»

Тут я останавливаюсь и тупо смотрю на последние слова. Выхожу замуж. Поверят, не поверят? Почему бы и не поверить? Выходить замуж – это у нас семейное. Как там говорила Иззи? Вести себя «как если бы». Для нее сработало (Богатый? Есть. Немолодой? Есть. Безумно влюбленный? Глядя на него, я поняла, что означает расхожее выражение «раб любви».) Почему бы и не рискнуть? А если таким способом мне удастся вытащить маму в Вегас…

Итак, он чудесный парень. Нет – мужчина. Лучше всего – человек Он чудесный человек. Так лучше. Я роюсь в памяти в поисках каких-нибудь небанальных клише. Как изобразить искренность? Какие слова убедят их – и меня самое? Самый лучший. Лучше всех. Я таких еще не встречала. Нет, не пойдет – я попросту переписываю прозой песню Тины Тернер, что льется из динамика. Очень надеюсь, он тебе понравится. Он совсем непохож на моих прежних приятелей (за исключением Кристиана – иначе бы я за него не выходила!). Роюсь в памяти в поисках списка Иззи: крыша чуточку сдвинута, но сердце золотое. Я улыбаюсь: смотрите-ка, он начинает мне нравиться! Не могу дождаться, когда вы с ним познакомитесь. (И когда я сама с ним познакомлюсь! Но это добавлять не стоит.) Понимаю, что все произошло очень быстро – я ведь уехала всего неделю назад, – но, как говорится, любовь не ждет!

Дальше все идет как по маслу. Дописав до конца страницы, я корябаю внизу свою подпись, хватаю ключ-карточку и выбегаю за дверь. Только оказавшись в холле, соображаю, что не сняла халат. Однако двое мужчин (ну разумеется!) за стойкой и глазом не моргают.

– Отправьте это п-по факсу!

О господи, какой у меня пьяный голос.

– Одну минуточку, мэм.

– Номер факса на обороте, – уточняю я, обеими руками хватаясь за конторку.

– Вот, пожалуйста. Еще какие-нибудь пожелания? Секунду поразмыслив, я отвечаю.

– Ш-шоколад. Срочно.

– Вот сюда, пожалуйста…

Он проводит меня в ближайшую дверь и подает на тарелочке шоколадное мороженое.

– Я, может, и больше захочу, сонным голосом сообщаю я.

– Позвольте посмотреть, что мы можем для вас сделать…

Он кивает своему коллеге – и через минуту тот появляется в дверях с двухэтажной коробкой шоколадных конфет! Я бормочу благодарность и поворачиваюсь, чтобы уйти. Но все коридоры похожи друг на друга, и я напоминаю себе Алису в Стране чудес после десятка пузырьков с надписью «Выпей меня».

– Что-нибудь еще, мэм?

– Э-э… напомните мне, пожалуйста, откуда я пришла?


ГЛАВА 27


Я открываю глаза со стоном. Ничего удивительного: на две бутылки «Боллинджера» – всего-навсего несколько шоколадных конфет и порция мороженого!

Снова слышится стон… так, это уже не я. Оборачиваюсь, готовая увидеть рядом голого портье, – но кровать пуста. А стон повторяется. Громче, настойчивее. Теперь ясно, что он доносится из-за стены. Должно быть, Рид. И, судя по голосу, ему очень худо. Еще бы – выпил он куда больше меня. Я встаю, чтобы почистить зубы. И, подойдя ближе к дверям, понимаю, что стонет Рид вовсе не от дурного самочувствия.

Из соседней спальни раздается эротический саундтрек, достойный скандинавского порно. Я стараюсь не прислушиваться, но в звуках секса есть какая-то магия: стоит уловить чуть-чуть, и уши встают торчком, словно у сверхбдительного сторожевого пса. Хуже того, в организме дымком «Мальборо» клубятся феромоны. Пассивный секс, в сущности, ничем не лучше пассивного курения: то вредит легким, это – мозгам. Что ж, поблагодарю судьбу, что сегодня мне не пришлось ворочаться в одной постели с бешено сексующейся парочкой.

А ведь случалось и такое. При воспоминании о вечеринке у нашего друга Тони меня до сих пор пробирает дрожь.

Пока мы с Иззи тусовались в гостиной, сам Тони доделывал какой-то срочный проект. Он уже лег, когда мы ввалились в спальню, еще не зная, кому из двоих предстоит провести ночь во грехе. Если бы секс во вселенной распределялся по справедливости, победа досталась бы мне – я так давно этим не занималась, что уж и забыла, как это делается. Но Большие Груди взяли свое, а проигравшей осталось только примоститься на краешке кровати и изобразить Спящую Красавицу.

К несчастью, в ту ночь мною не заинтересовался даже Морфей. Я лежала, зажмурившись и скрипя зубами от тоски и досады.

Знаете такой прием – «хорошо и плохо»? Берете лист бумаги, делите пополам… Получается примерно такой расклад:

Кровать двойная. Это хорошо.

Но нас трое. Это плохо.

Любовью занимаются только двое. Это хорошо.

Но я к ним не отношусь. Это плохо.

Хочется спать. Это хорошо.

В такой обстановке черта с два заснешь. Это плохо.

Эти двое не слишком шумят. Это хорошо.

Кровать с общим матрасом, как в телерекламе (видели, наверно? На одной половине кровати выстраива-ют в ряд кегли, на другую бросают шар – а кегли стоят, не шелохнутся). Это плохо.

Ни шаров, ни кеглей здесь нет. Это хорошо.

Но Тони ритмично вонзает мне в спину то ли локоть, то ли еще какую-то угловатую часть тела. Это плохо.

Теперь моя подруга передо мной в большом долгу. Это хорошо.

На следующее утро Тони просыпается и обнаруживает себя посреди этакой икебаны из женских тел. Друзья уверены, что у меня был классный секс. Им и в голову не приходит, что всю ночь я балансировала на краю кровати, держась за тумбочку, чтобы не грохнуться на пол. И теперь даже не могу похвастаться своими акробатическими талантами. А это, безусловно, очень плохо.

Я забираюсь обратно в кровать и просматриваю список услуг. Так, завтрак в номер. Что у них там в меню?

Вафли? Нет, спасибо, патоки мой желудок сейчас не выдержит. Овсянка? Очень патриотично, но лучше воздержусь. Ниеуоз Капспоз. Знать бы, что это… Я снимаю трубку – и в тот же миг слышу, как женский голос называет меня по имени. Вот это обслуживание!

– Доброе утро, мне, пожалуйста, испанский омлет и стакан апельсинового сока.

– Большой или маленький? – уточняет женщина на том конце провода и почему-то смеется.

– О, вы англичанка! Пожалуйста, большой. – Джейми, что с тобой! Это же я, твоя мама! «Когда это мама успела поступить на работу в «Белладжо»?» – удивляюсь я и не сразу соображаю, что она звонит из Англии.

– Мамуля!!! Привет!!! – визжу я. – Какое совпадение! Извини, что не узнала тебя – я только что проснулась!

– Наверно, немало шампанского выпила вчера вечером?

– Ага!

Откуда она знает?

– Что ж, тебе было что праздновать!

– Точно. Здорово, правда?

– Я всегда знала, что рано или поздно он тебя найдет! Только никогда не думала, что это произойдет так быстро!

О чем это она? Неужели о Риде?

– И как же его зовут, твоего сказочного жениха?

Жениха? Жениха!!! О господи, так это не сон! «Выхожу замуж… чудесный человек…» Что же я там еще написала?

– Алло, милая, ты меня слышишь? Я спросила, как его зовут!

В кино герой, попавший в такую передрягу, оглядывается кругом и извлекает имя из первого попавшего на глаза газетного заголовка. Просто и изобретательно… Вопросы типа «Откуда у вас такая фамилия, миссис Да-утфайр?» начинаются позже.

Беда в том, что в пределах видимости нет ни одной газеты.

– Мамочка, подожди минутку, я сейчас… Включаю телевизор. Кермит? Ага, принц-лягушонок.

Так она и поверила. Халк Хоган? Не пойдет. Ну же, ну! Столько каналов, и ни одного полезного!

– Джейми! – доносится из трубки встревоженный мамин голос.

Ура, нашла! По тридцать первому повторяют старый сериал «Джони любит Чачи». На экране крупным планом – один из героев. Вот это пойдет!

– Скотт. Его зовут Скотт. (А вы думали, я назову его Чачи?)

– Скотт, а дальше?

– А?

– Как его фамилия?

– Ну, мама, не все сразу! – отмазываюсь я, от души надеясь, что голос мой звучит легкомысленно.

– Его родители приедут на свадьбу? Откуда он? Чем занимается?

У мамы миллион вопросов, и это вполне понятно. А я сейчас способна разве что разыграть «как если бы» потерю памяти.

– Он, должно быть, страшно богат, раз поселил тебя в таком роскошном отеле!

– Ага.

О Риде лучше не распространяться – не дай бог, мой папочка снова поделится информацией с мамочкой Иззи!

Чувствую я себя – хуже не бывает. Обманываю бедную маму. Впрочем, она, кажется, не возражает – болтает вовсю, не обращая внимания на мое замешательство и подозрительную немногословность.

– …и кто бы мог подумать, что обе мои дочки выйдут замуж одновременно!

– Ты ничего не говорила Надин? – паникую я.

– Никому еще не говорила. Только-только вернулась из магазина и прочла твой факс.

Еще не поздно остановиться. «Скажи правду!» – подсказывает мне рассудок.

– А Айвен-то каркал, помнишь? Придется ему взять назад свои мрачные прогнозы – ведь тебе в конце концов повезло!

Ох-ох-ох!

– Что-то скажет Надин? Боюсь, она сейчас не в лучшем настроении – проблемы со свадебным платьем. Позавчера на примерке оно расползлось по шву. Надин во всем винит портных, а мне кажется, что она прибавила в весе. Знаешь, когда только и делаешь, что пробуешь образцы свадебных пирогов…

– Мама!

– Что, радость моя?

– Если я решу… выходить замуж здесь… ты приедешь?

– Только попробуй меня остановить! Правда, на работе мне надо отпроситься за неделю, но ты ведь ничего не планируешь в ближайшие десять дней?

Слова застревают у меня в горле. Как хочется, чтобы мама была рядом! И что такого случится, если она прилетит? Скажу, что «жених» меня бросил и укатил с танцовщицей на Ниагарский водопад. А мама отдохнет так, что потом всю жизнь будет вспоминать. Папа-то скорее удавится от жадности, чем повезет ее в Лас-Вегас!

– Заказывай билеты! – решаюсь я.

– Хорошо, посмотрю расписание самолетов в «Санди Тайме» и… Ой!

– Мама, что такое?

– Совсем забыла! Вчера вышел номер «Экспресс и Эхо» с твоей статьей!

– Правда? – кричу я в восторге. – Ну и как?

– Изумительно. Львиная морда во всю полосу и заголовок «Что за светская жизнь без львов?»

– Это мой заголовок! Я придумала! – хвастаюсь я.

– Мне уже звонила Аманда, спрашивала твой адрес, чтобы выслать тебе несколько экземпляров. Но теперь, думаю, она привезет их с собой – ты ведь, наверно, и ее пригласила…

– Еще нет. Но обязательно приглашу. Кончилось мое недолгое счастье со статьей покончили и снова перешли на свадьбу.

– Доченька! Не могу дождаться, когда тебя увижу! Всю в белом! В Лас-Вегасе еще носят белое?

– Носят.

«А посредине я – вся в белом». О боже мой!

– А что обо всем этом думает Иззи?

– Она за меня очень рада!

– Я тоже! В наше время все тянут и осторожничают, а я думаю: если вы друг друга любите, почему бы и нет? Так, Джейми?

– Что?

– Вы друг друга любите, верно?

Я делаю глубокий вдох, но тут мама ахает:

– Ой, Айвен идет! Солнышко, целую крепко и обнимаю вас обоих. Позвоню завтра.

– Мамочка, я тебя люблю!

– Я тебя тоже, милая. Пока!

Я горестно вешаю трубку. В какую неразбериху я превратила свою жизнь! Точь-в-точь испанский омлет: все вперемешку, много соли и перца – и слезы на глазах.

К завтраку я приступаю часа в два дня. (После звонка мамы я снова легла спать и видела во сне Кристиана, который дрался на дуэли со Скоттом Байо.) Рид в полдень укатил на очередные таинственные переговоры. Я выхожу на балкон, где загорает на солнышке Иззи: тридцать градусов в тени, а мы на солнечной стороне.

– Я бы надела темные очки, но в них мало что видно, – говорит она, указывая на накрытый стол – белоснежная скатерть, свежие цветы, серебряные приборы. И вдруг хватает меня за руку: – Совсем забыла! Ни за что не догадаешься, что сказал мне сегодня утром Рид!

– И что же?

– Что охотно будет платить мне столько же, сколько я получаю в стриптиз-клубе, если я пообещаю больше там не работать!

– Не может быть!

– Представляешь, как повезло? Всего-то навсего – прекратить делать то, чего я и так никогда не делала!

– И ты возьмешь деньги? – возмущенно восклицаю я.

– Надо быть последней дурой, чтобы не взять. Для него это капля в море.

– Но ведь это выглядит так, как будто… как будто он платит тебе за секс.

– Вовсе нет. Я дала ему понять, что так или иначе ушла бы из стриптиза. Думаю, он это воспринимает как деловое соглашение. Он просит меня бросить работу и возмещает убыток.

– Прости, что говорю банальности, но ты ведь не бросаешь работу!

– Об этом знаешь ты и знаю я – а больше никто! – подмигивает она. – Послушай, он привык иметь дело с деньгами. Для него это пустяки.

– Тебе не кажется, что лучше было-бы повести дело начистоту?

– Я об этом уже думала. Но, кажется, ему нравится спасать меня от порока. И не смотри на меня так! Что ты сделаешь, если Энрике Иглесиас пригласит тебя с собой в кругосветный тур?

– Не вижу связи!

– Чтобы поехать с ним, ты бросишь работу, а новую найти не сможешь – какая там работа, если вы перелетаете с места на место? Он богат, ты бедна. Значит, он обязан возместить тебе ущерб.

– Вижу, ты все обдумала, – вздыхаю я.

Дальше спорить бесполезно. Порой мне кажется, что из Иззи получился бы сказочный адвокат.

– Знаешь, – говорит Иззи, щедро поливая свой омлет кетчупом, – Рид настоящий самородок. Вырос в трущобах Филадельфии, в нищете и убожестве, ел хлеб с маргарином, потому что на масло денег не было. И всего добился сам. В нем рано проявилась предпринимательская жилка – свой бизнес он начал уже в четырнадцать лет. Отыскивал на автомобильной свалке машины, какие получше, ремонтировал и продавал. В шестнадцать у него появилась своя контора. С самого детства он мечтал стать этаким элегантным бизнесменом в дорогом костюме. Образования никакого, зато хорошим манерам учился долго и старательно, по книгам. Сейчас он купил родителям дом в престижной части города, а сам только и делает, что мотается по всему земному шару. – Иззи вздыхает. – Не хватает только женщины, которая разделила бы с ним все это богатство… 3наешь, он считает, что жена-англичанка – это высший класс. Конечно, на Наташу Ричардсон я не тяну, но не думаю, что он заметит разницу.

Вы думаете, Иззи интересуют только деньги? Ничуть. Я-то ее давно знаю. Может быть, ее мужчины и не красавцы, но души у них добрые. А к Риду она прилипла, потому что просекла: он будет рабски ее обожать, обожествит при жизни и, может быть, даже закажет ее портрет. Можночяи осуждать женщину за то, что она ищет однолюба? Мужчину, для которого всегда будет Номером Первым? Одна загвоздка: если бы эти чувства были взаимны…

И вообще, не в том я положении, чтобы кого-то критиковать. Я набираю воздуха в грудь и выкладываю Иззи всю подноготную: и про вчерашний пьяный факс, и про то, как сегодня еще глубже увязла в трясине вранья.

– Ну и фантазия у тебя! – хохочет Иззи, морща загорелый нос.

– Да, я упомянула, что его зовут Скотт?

– Что?

– Моего жениха зовут Скотт.

– А ты не упоминала, что у него один глаз синий, другой зеленый и он говорит на семнадцати языках?

– Нет, – угрюмо отвечаю я. – Скотт, и все.

– Что ж, могло быть и хуже. Скотт Байо. Скотт Бакула. Как бишь звали того паренька на серфинге из «Соседей»?

– Скотт Майкле.

– Точно, он.

Сейчас я любуюсь Иззи. Без косметики (кроме туши, с которой она, кажется, никогда не расстается) она хороша, как никогда. Яркий румянец, свежесть, сияние молодости – и никакого пота!

– Впрочем, Скотт – это может быть и фамилия. Тоже неплохо. Скотт, покоритель Антарктики, Вальтер Скотт, Дуглас Скотт…

– А это кто такой? – признаюсь я в своем невежестве.

– Изобретатель двухэтажного автобуса. – А-а.

– Не волнуйся, – улыбается она. – Мне же повезло – значит, и тебе скоро повезет!

В это время на балкон вваливается Рид. Ядовито-желтый пиджак его соперничает с лучами солнца. Глядя на Иззи маслеными глазами, Рид молча кладет ей на колени какой-то конверт. Распечатав подарок, Иззи восклицает:

– Угадай, куда мы идем!

– И куда же?

– В цирк «Солей»!

Мы с Иззи по-девчоночьи визжим и кидаемся друг дружке в объятия. Рид слегка удивлен, но доволен произведенным эффектом.

– Я сам об этом месте только вчера услышал… но, думаю, там неплохо.

– Вчера мы проходили мимо цирка, и я рассказала Риду, как их труппа приезжала в Англию и выступала в Альберт-холле как раз на наш двадцать третий день рождения! – объясняет Иззи. – Помнишь, как нам тогда крышу сорвало?

Еще бы не помнить! Как можно забыть смешную и трогательную пантомиму Джона Клиза? А акробаты на трапеции? У меня, когда смотрела на них, сердце замирало и в желудке екало: в жизни не видела таких гибких людей! А какие у них сильные руки! Когда видишь, как гимнаст крутит «солнце» или делает стойку на руках на перекладине, начинаешь верить, что в мире нет ничего невозможного. И оживают детские мечты – бросить все и сбежать с бродячим цирком… Да, лучше развлечения и не придумаешь!

– Я купил четыре билета, – улыбается Рид, – так что ты можешь пригласить приятеля.

– Приятеля? – повторяю я, как попугай. Что же мне делать?

Иззи чувствует, что я готова дать задний ход, и шипит мне в ухо:

– Даже и не думай! Один билетик – сотня баксов, и без возврата!

– Большое спасибо! Это просто здорово! Я, правда, еще не знаю, с кем пойти… – лепечу я.

– Например, с кем-нибудь из «Золотых Парней»? – предлагает Иззи.

– В субботу вечером? Они на работе.

– Ах да. И Синди с Лейлой, наверно, тоже, – соображает она.

– Тогда пригласи Финна.

– Ты же его терпеть не можешь!

– Разговаривать мне с ним не придется. Мы будем смотреть на сцену. И потом, смотри, – она разворачивает программку и читает: – «Водный мир: шоу на воде и под водой» – как раз в его вкусе!

– Даже не знаю… – вздыхаю я. Финн в моем сознании слишком тесно связан с Зейном: боюсь, встречаться с ним мне будет больно и неловко.

– Должна же ты как-то его отблагодарить за поездку в Красный Каньон – добавляет Иззи.

Ну, это просто низость – играть на моей врожденной вежливости!

– «Дворец Цезаря» совсем рядом, – продолжает она. – Сходи в аквариум и поговори с Финном. Чего ждать?

Меня вдруг охватывает желание снова увидеть зелено-голубую мглу аквариума. Да и сам Финн… почему бы и нет? В прошлый раз с ним было весело. Может быть, он поможет мне выйти из депрессии? Да и вообще, все лучше, чем мрачно наблюдать, как Иззи обхаживает Рида. Вон она уже слизывает у него с подбородка пятно кетчупа – господи ты боже мой!

– Буду через час, – говорю я им.

– Не спеши. Шоу начинается в половине восьмого, так что выйти надо в семь.

– Ладно. Пока!

Никакого ответа. Я оборачиваюсь – и вижу, что наша парочка уставилась друг на дружку влажными телячьими глазами.

– Пока-а! – пробую я еще раз. Никакой реакции.

– Иззи, покажи Риду свой коронный номер – лифчик из двух половинок грейпфрута!

Не слышат. Должно быть, это любовь.

Предстоящая встреча меня немного пугает. Всего три дня назад я щеголяла в Финновых сельскохозяйственных штанах – но с тех пор столько всего произошло, что и сама я чувствую себя другой личностью. Весьма, надо сказать, сконфуженной и несчастной. Одйако таинственный аквамариновый свет аквариума рассеивает мои тревоги.

Несколько минут я стою, почти забыв, зачем пришла, – не могу оторвать глаз от загадочных подводных глубин. Вдруг и рыбы, и люди приходят в движение – в воду спускается Финн. Время обедать! Я придвигаюсь к стеклу. Финн поднимает голову и смотрит на меня; глаза его сияют, словно проблесковые маячки. Почему я прежде не замечала, какие у него глубокие, чистые синие глаза? Он машет рукой. Малышня, столпившаяся у аквариума, машет ему в ответ. И я тоже.

Я показываю жестом, что буду в «Сырной ватрушке». Он складывает пальцы колечком – значит, «о’кей». Но ухожу я не сразу – хочу еще раз взглянуть на свою любимицу, одинокую морскую корову. Вон она плавает кругами, тщетно надеясь привлечь к себе внимание экстравагантным желтым нарядом. Дай-то бог ей удачи! В ресторане я заказываю отдельную кабинку, лепешку с сыром и кипяченое молоко с миндалем. Вернувшись с заказом, официантка признается, что ей очень нравится английский выговор, и просит сказать еще что-нибудь. На великолепном сценическом английском я интересуюсь, может ли она представить меня замужем за парнем по имени Скотт. Официантка глубоко задумывается и ответить не успевает – появляется Финн.

– Я уж думал, ты уехала! – говорит он радостно, садясь напротив меня.

– Куда?

– Домой, наверно. Позвонил в «Цирк» – а там говорят, что вы выехали.

– Ага, мы переехали. Теперь живем в «Белладжо»!

– О-о-о! Поздравляю! – смеется он. – Повезло за зеленым столом?

– Нет, просто повезло. Точнее, не мне, а Иззи. Она познакомилась с чертовски богатым парнем…

– Двойником Элвиса?

– Да нет, этот скорее похож на Фила Коллинза. Зовут его Рид. Около пятидесяти лет. Познакомились мы с ним… э-э… в клубе. И он пригласил нас пожить с ним в пентхаусе!

Финн поднимает бровь.

– Что, уже считаешь нас проститутками?

Он смеется открыто и заразительно.

– Я с самого начала подозревал, что вся эта твоя журналистика – просто дымовая завеса!

Я не выдерживаю и тоже начинаю хихикать.

– Не хочешь к нам присоединиться?

– Ну нет, групповой секс не для меня! – грустно улыбается он.

– А я-то надеялась!.. А если серьезно, что ты делаешь сегодня вечером?

– Зависит от того, что вы предложите, мисс Миллер!

– Рид купил нам билеты на «Водный мир» и предложил мне взять с собой приятеля. Вот я и подумала, не хочешь ли сходить? На халяву. Я имею в виду, билет халявный, а за разговор со мной уже придется платить!

– Так я и думал! – хохочет он. – И какие расценки за слово?

– Заказывай беседу, а я приготовлю счет!

– Уговор: если начнешь занудствовать, деньги назад!

– Вам не о чем беспокоиться, сэр, – удовлетворение гарантировано!

– Все вы, шлюхи, так говорите!

Я запускаю в него плюшкой, и Финн ловит ее ртом, как морской лев.

– Миндальная, если не ошибаюсь?

Я улыбаюсь ему. Пожалуй, официанток из Красного Каньона можно понять – Финн в самом деле симпатичный парень. Даже в маске для ныряния. И на троглодита не похож, а это в мужчине самое главное.

– Так что скажешь? – спрашиваю я.

– Мне больше по вкусу шоколадные.

Я закатываю глаза.

– Я спрашиваю о сегодняшнем вечере!

– Хм-м… – задумывается он.

– Если не можешь, не беспокойся, – небрежно замечаю я, – много вас таких тут плавает!

– Приду с удовольствием, – немедленно отвечает он. – Очень мило с твоей стороны, что подумала обо мне.

«Так больше и не о ком!» – мысленно вздыхаю я.

– Чем занималась в последние дни?

Мерила свадебные платья, напивалась вдрызг и врала маме.

– Так, ничего особенного, – отвечаю я. – Познакомилась с Миа…

– Я вчера ужинал с ней и с Зейном, – кивает он. – Так лижутся, что смотреть на них тошно, правда?

Я улыбаюсь и замечаю, тщательно подбирая слова:

– Она… очень красивая.

– Да, если такие в твоем вкусе.

Господи, как приятно встретить мужчину, не питающего почтения к богиням!

– Хочешь чего-нибудь? – спрашиваю я, заметив, что мимо проходит официантка (и как-то странно на меня посматривает).

– Нет, спасибо. Пойду. Надо привести себя в порядок – ведь у меня вечером свидание!

Простые, ничего не значащие слова – а как от них тепло на душе!

– Где мы встречаемся? – спрашивает он, поднимаясь с места.

– Приходи в семь часов в холл «Белладжо». Узнаешь меня по розовой гвоздике.

– За ухом или в зубах?

– Еще не решила. Если хочешь, могу разметить тебе путь лепестками!

– На паркете в казино? Так я никогда тебя не найду!

Финн, конечно, не Зейн, но с ним здорово. Я все еще улыбаюсь, когда к столику приближается официантка. Вид у нее убийственно серьезный.

– Знаете, я посоветовалась с девочками, и все в один голос сказали, что Скотт вам не подходит, Может быть, Бен. Или Ник. Но уж никак не Скотт.

– Благодарю вас, – отвечаю я, воззрившись на нее в глубоком удивлении. – Вы дали мне повод задуматься.

– Не за что! – отвечает она и протягивает мне счет.


ГЛАВА 28


Около шести вечера я возвращаюсь в номер и обнаруживаю, что Рид уже целиком и полностью приватизирован. Волосы вокруг лысины аккуратно подстрижены, любимые радиоактивные расцветки исчезли – теперь он с головы до ног облачен в темно-синее.

– Ух ты! Рид! Здорово выгладишь!

Никак не ожидала, что я такое скажу – и еще менее ожидала, что скажу искренне.

– Никогда не думал, что галстук должен быть одного цвета с рубашкой, но если ты уверена, мой ангел…

– Ты смотришься на миллион долларов! – обнадеживает его Иззи и исподтишка мне подмигивает: – Мы тут погуляли по магазинам…

– Что ты наденешь? – спрашиваю я. Иззи еще в халате, но волосы завиты тонкими спиралями.

– Сейчас увидишь. Пошли, ты мне поможешь в него влезть! – отвечает она и ведет меня в спальню. Там на кресле раскинулось великолепное атласное платье цвета первых подснежников.

– Боюсь растрепать волосы. Я их битых три часа завивала.

Она поднимает руки, а я залезаю на кровать и надеваю на Иззи платье. Оно скроено по косой и соблазнительно стекает вниз, к диагональной кромке. Бретельки сверкают голубыми камнями. К такому платью очень пойдут хрустальные туфельки.

– Глазам своим не верю! – ахаю я, когда Иззи извлекает из коробки пару серебристых сандалий на высоких каблучках.

– Ты не поверишь – этому мужчине нравится ходить по магазинам! И еще ему нравятся босоножки. Так что прощайте, закрытые носки!

– Иззи, ты потрясно выглядишь! Правда-правда! Во время представления тебе придется завернуться в простыню – иначе Рид все пропустит.

– А ты что наденешь? – просияв, спрашивает она.

Меня вмиг охватывает ужас – я-то не ходила сегодня по магазинам с платиновой карточкой в кармане! Для торжественных случаев у меня есть маленькое черное платье – но рядом с блистающей Иззи я буду в нем выглядеть, как театральная уборщица рядом с примой-балериной.

– Не знаю еще… пойду посмотрю, – отвечаю я, как будто есть надежда, что в моем гардеробе внезапно обнаружится роскошный вечерний наряд.

Дешевка. Дешевка. И еще раз дешевка.

Я перевернула весь гардероб, но единственным достойным текстильным изделием в пределах видимости так и осталось постельное покрывало. В моих шмотках только милостыню просить. Единственное более или менее приличное платье – красное в черный горошек, шифоновое и с рюшами. Я его еще ни разу не надевала. Купила, чтобы пойти в нем в ретро-клуб, но в последнюю минуту свалилась с гриппом, а другого случая одеться в стиле ретро с тех пор не представилось. На мой пристрастный взгляд, платье очень и очень ничего. Но не покажусь ли я в нем полной дурехой? Так, надо подумать… Красная сумочка у меня есть. Теперь подберем в цвет лак для ногтей. Ага, нашла. Красный – цвет страсти, ох-ох-ох… Ничего, в Лас-Вегасе и не такое носят!

Я хочу выглядеть по-старомодному элегантно. Как Элизабет Тейлор в «Кошке на раскаленной крыше». Но, сколько ни душу себя парами спрея, зеркало лгать не хочет: при взгляде на мою прическу вспоминается не Лиз Тейлор, а скорее Джоан Коллинз, которая, как кто-то пошутил, взбивает себе волосы мутовкой для яиц. Чтобы отвлечь случайных зрителей от волос, я достаю ярко-алую помаду. Неужто хватит смелости? Я всегда опасаюсь ярких цветов: одно неверное движение – помада размазывается, и ты становишься похожа на клоуна. А, плевать! Алые ногти у меня; уже есть, пусть и губы соответствуют. Я мажу и промокаю, мажу и промокаю – точно как советуют в журналах – и наконец делаю шаг назад и смотрю в зеркало. Ни фига себе! Какие чувственные яркие губы! Переделывать макияж нет времени: я сую ноги в черные туфли, доставшиеся по наследству от мамы, и выбегаю в гостиную.

– Боже мой! Вот это да! – подлетает Иззи и обхватывает меня за перетянутую талию. – Это и есть то самое ретро-платье?

– Ну да. Не хочу выглядеть серой мышкой. Скажи, волосы не слишком взбиты? – задыхаясь от волнения, спрашиваю я.

– Вовсе нет. Чудные волосы. Конечно, те, кто сядет сзади, тебе спасибо не скажут, но «бывает и хуже, бывает и хуже…», – переходит она на пение.

– Послушай, если я слишком далеко зашла, скажи честно, – умоляю я.

Конечно, Финн – просто друг; но он ведь еще и гетеросексуальный мужчина, и не хочется, чтобы он счел меня безвкусно разряженной уродиной.

– Успокойся, ты хороша как картинка – хотя, конечно, волосы коротковаты! – поддразнивает меня Иззи.

– Ладно, девочки, пойдемте, – торопит нас усовершенствованный Рид. – Уже семь. Не стоит заставлять приятеля Джейми ждать.

Мы входим в переполненный лифт. Я украдкой разглядываю других женщин – на одной блузка с оборочками, на другой цветастое платьице до колен, на третьей – нечто с блестками и до пола. Плюс девочка-подросток в топике и широких штанах. Оглянувшись вокруг, можно составить представление о развитии моды за последние пятьдесят лет, начиная с меня и заканчивая Иззи – Мисс Миллениум или, по крайней мере, Мисс Миллионерша.

По дороге к цирку я нервно озираюсь по сторонам. Все вокруг такие элегантные! Так и кажется, что они хихикают и перешептываются, глядя на меня. Я почти уверена, что слышу ехидный вопрос: «Где же джаз-оркестр?»

Иззи гордо вышагивает под руку с Ридом, навлекая на себя сладострастные взгляды мужчин и злобные – их подружек. Особенно негодуют женщины, когда Иззи поворачивается спиной: вырез у нее чуть ли не до попы. Рид не знает, раздуваться от гордости или кипеть от ревности. Проходя через казино, мы замечаем парочку, очень похожую на Иззи с Ридом: мужчина одной рукой держит карты, а другой старательно лапает подругу, чтобы никто, упаси боже, не принял их за папу с дочкой. Возле кассы мы замечаем Финна. У меня вмиг пересыхает во рту. Он стоит, небрежно прислонившись к колонне; бутылочно-зеленый костюм делает его настоящим красавцем. Или, может, такой эффект производит розовая гвоздика, заткнутая за ухо?

– Привет! Ты выглядишь…

– Не надо! – умоляю я.

– Но…

– Ради бога, молчи! Нет, это не парик. Да, здесь не хватает Глена Миллера. Все?

Он смеется, качает головой и берет меня под руку. Подходим к Риду и Иззи. Мужчины знакомятся. Занимаем места.

Пока я проглядываю программку, Финн указывает на распорядителя в алом фраке и белых лосинах и говорит:

– Хорошо, что я не оделся так же! Представляешь, как неприятно обнаружить на сцене человека в таком же наряде, как у тебя?

Я сейчас не расположена к шуткам об одежде, однако ценю его попытку меня развеселить.

– Этого кольца я у тебя раньше не видела, – замечаю я, указывая на руку Финна.

– Днем я его не ношу – опасаюсь, что рыба сдернет с пальца. Это мне Зейн подарил на прошлый день рождения.

На среднем пальце у Финна свернулась в клубочек трогательная русалочка.

– Странно, почему у нее короткие волосы?

– Как-то за бутылкой пива мы поспорили о русалках. Я сказал, что длинные волосы, хоть и красивы, под водой страшно неудобны: ими легко за что-нибудь зацепиться. Так что практичным русалкам больше подходит короткая стрижка.

– Как у Мадонны в клипе «Ласка»?

– В том, где она на пляже с парнями-»русалами»?

– И с маленьким русальчиком! Обожаю этот клип!

– Зейн, должно быть, тоже о нем вспомнил. Видишь, у русалки мальчишеская стрижка, как у Мадонны.

При мысли о Зейне мне становится больно. Такой хороший парень. И такое прекрасное мускулистое тело… Не могу поверить, что так и не провела с ним ни единой грешной ночи!

– Что, хочешь вызвать джинна?

Боже мой! Я и не заметила, что в задумчивости поглаживаю пальцем кольцо.

Представление просто великолепно: сюрреалистическое, захватывающее, оно так будит фантазию, что, кажется, слышишь, как жужжит моторчик в мозгу. Гимнаст в алом фраке степенным шагом описывает круг вокруг огромного разноцветного фонаря, затем хватается за что-то вроде длинной ленты, свисающее с потолка, обматывает ее вокруг талии и взмывает в воздух на глазах у изумленной аудитории. Я ахаю. У него это получается так легко и изящно, что на мгновение я готова поверить в левитацию.

Верхний свет меркнет, манеж заполняется водой, и в ярких лучах прожекторов появляются энергичные синхронные пловцы. Финн говорит мне шепотом, что под водой скрываются работники сцены в костюмах и масках: они показывают пловцам выход и дорогу к запасам кислорода.

Боже правый, что за зрелище! Одни пловцы – в повседневной обычной одежде, другие изображают каких-то фантастических обитателей моря. Но больше всего мне понравились ныряльщики. Один за другим циркачи взмывают в воздух – одни ласточкой, другие солдатиком, третьи выделывают в воздухе сальто-мортале, четвертые комично болтают руками и ногами – и погружаются в хлорированные глубины. Есть среди них и женщины: одни в русалочьих нарядах, другие в викторианских купальниках, а одна даже в свадебном платье. Я от души смеюсь, когда они разыгрывают подводную охоту на симпатичного пловца.

У Рида вид восхищенный и немного озадаченный, словно он пытается понять, в чем тут соль. Иззи расширяет глаза всякий раз, как из воды показываются мускулистые мужские тела. Я чувствую себя четырехлетним ребенком, которому показали настоящего живого Деда Мороза. А Финн смотрит так, словно умер и попал в Атлантиду. Словом, все мы ощущаем, что оказались в сказке, – только реагируем по-разному.

Наконец представление окончено.

– Ну что, идем в бар? – спрашивает Рид, немного оправившись от культурного шока.

Входим в роскошный бар. Рид садится на высокий стул, похожий на трон, и заказывает шампанского на всех. Мы с Иззи и Финном устраиваемся на диване, больше напоминающем кровати в нашем люксе – он невероятно глубокий, расшит золотом, украшен кистями и укомплектован невероятным количеством подушечек, которые так и просятся, чтобы их потискали. Мы восторженно делимся впечатлениями. Интересно было бы, говорю я, взглянуть на лица пловцов – какая жалость, что все они были в масках! Рид, уже пригубивший шампанского, почему-то воспринимает мои слова как сигнал к откровениям.

– Знаете, меня ведь зовут вовсе не Рид. На самом деле я Рэй, – сообщает он и торопливо объясняет, что имени «Рэймонд», по его мнению, недостает шика и энергии, необходимой при заключении миллионных сделок.

Еще два глотка – и Рид-Рэй признается, что на самом деле не любит шампанского, а заказывает его просто потому, что «так принято». Я жду, что Иззи будет разочарована; но она просто останавливает официанта и просит:

– Принесите, пожалуйста, одно пиво.

– Два! – Финн поднимает палец, увенчанный русалочкой.

Мы поднимаем бокалы за Рэя – второе «я» Рида: Глаза его увлажняются: он сообщает, что никогда в жизни не был так счастлив. Как ни странно, я чувствую то же самое. Должно быть, это все шампанское и мягкий диван.

– Видите вон тех двух девушек? – спрашивает Финн.

Мы смотрим туда, куда он указывает, и видим элегантных молодых леди в дорогих платьях с глубокими вырезами. Над девушками вьются, словно стервятники, двое солидных мужчин.

– Что девушки из высшего света делают рядом с этими сомнительными типами? – удивляюсь я.

– Это проститутки, – объясняет Финн.

– Не может быть! – восклицаем мы с Иззи хором, уставившись на их потрясающие платья и тщательно уложенные волосы.

– Что за падение нравов! – восклицает Иззи. – Где же кожаные мини-юбки и ажурные чулки?

– Это дорогие девушки по вызову: Этим парням они стоят целого состояния, – замечает Финн.

– Кажется, им не слишком-то весело, – говорит Иззи, украдкой разглядывая девушек На лицах их – одинаковое выражение вежливой скуки. – Смотрите, даже не кокетничают…

Вдруг блондиночка с криком вскакивает. Один из стервятников пролил на нее «Бейли» – на кремовой атласной юбке расплывается темное пятно. Девица пытается привести себя в порядок; стервятник топчется рядом, неубедительно бормоча что-то о счетах за прачечную, затем достает носовой платок и принимается вытирать пятно. Девушка отталкивает его и с ледяной физиономией выходит прочь из зала. Стервятник, красный и уничтоженный, бросается следом. Мне случалось видеть и более многообещающие прелюдии. Нам четверым эта сцена кажется невероятно уморительной: мы фыркаем в бокалы и хихикаем в подушечки.

Все еще смеясь, мы с Иззи выходим в туалет. Смотрим в зеркало – это зрелище, как всегда, отрезвляет.

– Боже, я-то надеялась, что они немного улягутся! – жалуюсь я, стараясь пригладить волосы.

– А у меня развились концы! – стонет Иззи. – У тебя в сумочке случайно не найдется баночки геля для волос?

– Извини! А у тебя случайно не найдется шляпы?

Иззи хихикает и смачивает непослушные волосы водой.

– Классный вечер, правда? – вздыхаю я. – Даже не ожидала, что будет так весело!

– Ты собираешься лечь с ним в постель? – вдруг спрашивает Иззи.

– С кем?

– С парнем в красном фраке! – фыркает она. – А ты о ком подумала? С Финном, конечно.

– Ой, нет, что ты! – вздрагиваю я.

– А что такого? Вы уже не первый день знакомы и к тому же оба выпили, – отвечает Иззи, вечный романтик.

Нет, ни за что! Хотя… И я представляю, как покрываю поцелуями вытатуированного на животе дельфин-чика…

Нет, вы только на меня посмотрите! «Непостоянная» – еще мягко сказано: я, словно теннисный мяч, мечусь от одного мужчины к другому. И месяца не прошло, как меня бросил наркоман Тревис. Раз! – взмываю вверх, встретившись с Кристианом. Два! – едва не лишаюсь жизни, узнав, что он обручен с Надин. Скок-поскок! – весело прыгаю вокруг Зейна. Вам! – знакомлюсь с Миа. Несколько разговоров с Финном и толстый намек от Иззи – и, пожалуйста, начинаем новый сет. Когда же я возьмусь за ум?

«Посмотрим, как пойдет вечер дальше», – говорю я себе. Куда спешить? Сейчас моя задача – расслабиться и наслаждаться жизнью.

– Пошли! – тороплю я Иззи, поглощенную своими непокорными волосами.

Не терпится проверить, смогу ли я его очаровать!

Вернувшись, мы видим, что Рид сидит, напевая себе под нос, а Финн уставился в стакан мрачным взглядом.

– Стоило их оставить на минутку… Надо еще выпить, – решает Иззи и поспешно заказывает еще пива.

Но Финн отказывается и решительно встает.

– Уже поздно, мне пора.

– Ну вот еще! – воркует Иззи, хватая его за полу.

– Завтра рано вставать. Нам привезли новый грунт для аквариума, и…

У меня падает сердце. Разговоры о рыбах. Что-то не так. Но что произошло, пока нас не было?

Финн пожимает руку Риду, благодарит за билет и желает всем доброй ночи. Я хочу обнять его на прощание – пусть почувствует мои феромоны! – но он уходит, даже не взглянув в мою сторону. Иззи удивленно смотрит на меня, обе мы – на Рида; а он – непонимающим взглядом – на нас. Меня охватывает паника; Иззи сохраняет хладнокровие и начинает допрос.

– Рид, ты помнишь, о чем вы говорили, пока мы выходили в дамскую комнату?

– «Дамская комната», подумать только! Дорогая, мне так нравится твой английский стиль!

– Рид, солнце мое, это важно…

– Разумеется, о наших великолепных спутницах!

– А конкретнее?

– Я сказал, что ты изменила мою жизнь. Что я чувствую себя живым и счастливым как никогда. Что ты – ангел, посланный мне с небес…

Я бросаю на Иззи умоляющий взгляд.

– А о Джейми ничего не говорил? – спрашивает она.

– Сказал только, что приятно снова видеть ее счастливой, после того, как ее отверг какой-то дурень-стриптизер.

– Так и сказал?!

– Прости. Я, наверно, должен был сказать «экзотический танцовщик»?

Я в отчаянии плюхаюсь на диван.

– Он задавал вопросы?

– Только спросил, не Зейном ли зовут этого стриптизера. Этот парень, должно быть, очень известен, если даже мужчины о нем наслышаны!

– А ты что ответил?

– По мне, Зейн, Кейн, Блейн – все едино… – А он…

– А он после этого как-то притих. Ах да, еще я сказал, что это печальная история, – бедняжка Джейми уже и имена для будущих детей придумала…

– Хватит! – кричу я – Не хочу больше ничего слышать!

Иззи кидается ко мне, но я выскальзываю из ее рук и бегу к лифту. Все ясно: она показала Риду фотографию «нашего» ребенка! Когда только успела? На кнопку я наваливаюсь всем телом. Мечта о Финне погибла быстрой и бесславной смертью. Вид у него, когда он прощался, был растроенный, но кто поручится, что он сегодня же не поделится этой историей с Зейном? И с Миа? И со всеми «Золотыми Парнями»? И все они будут ржать надо мной. Такого унижения я не вынесу.

Вбежав в номер, я срываю с себя платье и швыряю, на пол. Обычно я ложусь в постель, не снимая макияжа; но сегодня хочу чувствовать себя так плохо, как только возможно, а потому бегу в ванную и там тру и скребу себе физиономию, пока не превращаюсь в форменную страшилу. Пытаюсь расчесать волосы – в результате становлюсь похожа на куклу, выброшенную на помойку. Отлично. Теперь снаружи я такая же страшная, как и внутри.

– Это Надин во всем виновата! – кричу я, сама толком не понимая, что имею в виду.

Я теряю всех, кого люблю. Кристиан ушел к Надин, Зейн – к Миа, Иззи – к Риду, трепачу чертову. Спасибо его длинному языку – теперь я и Финна больше не увижу.

Я и не думала, что буду так переживать из-за этой потери. Финн – прекрасный человек, с ним весело и интересно, только-только я начала подумывать о чем-то большем, чем дружба, и вдруг – раз! Исчез! Никого у меня больше не осталось. Может быть, стоит вернуться домой, пока я еще жива? Надо позвонить маме, сказать, чтобы не покупала билет.

Я подхожу к телефону – и вижу огонек автоответчика. Это она.

– Привет, доченька! Как тебе там веселится? Звоню, чтобы сказать, что я это сделала! Купила билет на самолет! Прилетаю в следующее воскресенье, в пятнадцать пятнадцать, аэропорт Маккерран. Представляешь – всего через неделю! Я себя не помню от радости! Не могу дождаться, когда все обсужу с тобой. Но если ты позвонишь, а меня не будет, пожалуйста, не касайся этой темы с отцом. Мы с ним немного повздорили. Но ты не волнуйся, солнышко, со временем он все поймет. Попозже я пошлю тебе факс и обо всем расскажу подробнее. Целую много-много раз! Не забывай снимать макияж, когда ложишься в постель, – ты ведь хочешь, чтобы кожа сияла в твой самый счастливый день? Все, милая, пока.

Я прокручиваю послание еще раз, сажусь на кровать и рыдаю до тех пор, пока глаза не краснеют, словно у кролика.

Есть правда в народной мудрости: и во дворцах (в данном случае – в пентхаусах) слезы льются.


ГЛАВА 29


Я лежу в постели. В комнате вечная ночь – тяжелые шторы не пропускают ни единого лучика света.

Вот так же лежала я и дома, в Девоне, наутро после того, как Кристиан поцеловал меня в гостиной, а потом вернулся в постель к моей сестре. В то утро я не поднялась к завтраку. С меня было достаточно. Я не хотела смотреть, как Надин запихивает в Кристиана тосты. Не хотела, чтобы потом она повернулась ко мне и заметила, что я жулю яичницу со слезами.

Вот почему я объявила, что мне что-то нехорошо, получила от мамы чашку чаю и пронаблюдала за отъездом Надин и Кристиана из окна спальни.

Он поднял глаза. Я знала, что так и будет. Будь у меня волосы, как у Рапунцель (или хотя бы как у Миа), я бы спустила косы в окно, и Кристиан влез бы по ним, как по веревке… Вот в чем моя проблема, понимаю я вдруг – стриженые волосы! Решено: больше не стригусь. И не встаю на ноги. Всякий раз, как я поднимаюсь с постели, все начинает идти наперекосяк.

Подумать только: я всерьез верила, что переломлю свое невезенье поездкой в Лас-Вегас! А здесь мне стало хуже прежнего. Дома, по крайней мере, было на что надеяться – при очередной неудаче я говорила себе: «Эх, была бы сейчас в Лас-Вегасе…» А теперь чем утешаться? Придумать себе другой сказочный город (Сидней, например) – или понять наконец, что от себя не убежишь?

Вчера вечером я уже готова была признать свое поражение и вернуться домой. Но что ждет дома? Воспоминания о последних днях перед отъездом не вызывают тоски по родине. Все, что происходило вокруг меня и во мне – бесконечный дождь, давка в автобусах, втыки начальницы, придирки папы, подколки Надин, мысли о Кристиане, – все убеждало меня, что тянуть с отъездом не стоит.

Начальница мое увольнение встретила с удивлением: «Лас-Вегас? Это что, неудачная шутка?» Зато друзья понимающе кивали: «Лас-Вегас? Точно, мы давно уже ждали, что ты сделаешь что-то в этом роде» А одна моя коллега с восхищением заметила: «Если кто-то вообще способен вырваться из этого болота – это ты!»

Я чувствовала себя героиней, первопроходчицей! Чуть ли не жертвовала собой ради своего народа! Вся Англия смотрела на меня с гордостью и надеждой. Но я подвела родину. Не прошло и недели, как я профукала все свои мечты и превратилась во всеобщее посмешище. Все думали, что Иззи поехала просто со мной за компанию – и что же? Теперь она в шелках и бархате, а я в дерьме.

Я скатываюсь с кровати и вытаскиваю из шкафа чемодан. В передний карман на молний я, помнится, засунула пачку снимков с прощальной вечеринки, которые отдала мне Аманда в аэропорту. Мы их проглядывали в самолете, но как следует так и не рассмотрели. Может быть, я просто тоскую по дому? Посмотрю на знакомые лица – и все пройдет.

Я прыгаю обратно в кровать и включаю ночник. Смотрю на первую фотографию – и сразу улыбаюсь до ушей: Иззи сосет дольку лимона, которую сжимает в зубах красавец бармен.

Вечеринку устроил мой друг Колин, проявив при этом присущую ему кипучую изобретательность. Он снял в «Эксетере» зал в американском стиле и велел всем нарядиться по-лас-вегасски. Колин работает в Норткоттском театре и имеет доступ в костюмерную: мы думали, что он явится по меньшей мере во фраке, но он всех нас удивил – пришел в кепи с блестками, с мохнатой накладкой на груди и в штанах, усеянных многочисленными отпечатками губной помады (каждый «отпечаток» приколот отдельной булавкой). Мы встретили его восторженным визгом – право, можно было подумать, что наше сборище озарил своим присутствием настоящий Том Джонс. Вот и его фото: он поет под караоке дуэтом с Лайзой Миннелли (в миру известной как Аманда). А на этом снимке Сэмми Дэвйс Младший (отдел писем из «Экспресс и Эхо», на вечеринку пришел в парике из разноцветных перьев) домогается Шарон Стоун из «Казино» (сексапильная блон-диночка с моей работы).

А вот и я сама. Это ж надо было так напиться! Один плюмаж набекрень чего стоит!

Все были уверены, что в Лас-Вегасе мы будем танцевать в шоу, так что мы с Иззи не стали разочаровывать друзей и, устроив набег на галантерейный отдел универмага, украсили себя всем, что блестит. И не мы одни. По количеству боа из перьев и топиков с блестками можно было решить, что в «Эксетере» снимается малобюджетный римейк «Шоу-герлс». Возможно, именно этим оправдывалась Иззи, когда Дейв поймал ее за исполнением «танца на коленях» у красавчика-бармена.

Большую часть вечера Дейв просидел в укромном уголке со своей бывшей девушкой – серой мышкой по имени Элейн, для Иззи совершенно безопасной. Вот и она – смотрит на Дейва большими жалобными глазами. Элейн пришла в костюме крупье – вся в черном и с колодой карт (не стоило так стараться: явись она в свитере и джинсах, на это никто бы и внимания не обратил). Сам Дейв и его приятель Пит пришли в шелковых рубашках и боксерских перчатках. Они изображали Майка Тайсона и Ивандера Холифилда: один надел вампирские клыки, а другой приклеил к уху пластиковую блямбу с отпечатками зубов. Здорово придумано! Не стоит и говорить, что идея принадлежала Питу.

Был у нас и Хантер Томпсон – вот он на фотографии. Как его зовут на самом деле, не припомню. Но в основном ребята нарядились гангстерами и притащили с собой игрушечные револьверы. Один «веселый и находчивый» принес огромный бумажный пакет с уксусным запахом и надписью «Чипсы». А вот шикарный снимок – Аманда на эти «чипсы» села! С полминуты посокрушалась о своем платье, потом сказала, что это прикольно, и начала приставать к какой-то бедной девочке, которую приняла (ошибочно) за Барбру Стрейзанд, уговаривая ее спеть.

Уже за полночь Аманда отвела меня в сторонку, презентовала «джентльменский набор лас-вегасца» (набор презервативов и компакт-диск Фрэнка Синатры), а затем заговорила о том, как восхищается моей смелостью.

– Джейми, я тобой горжусь! Знаю, отец с тобой не разговаривает – но какое тебе до него дело? Ты взрослый человек, и это твоя жизнь. Делай то, что считаешь нужным! Если что-то не заладится, ты всегда можешь вернуться домой и знать, что сделала все возможное!

– Ты думаешь, что-то не заладится? – спросила я: мне вдруг стало не по себе.

– Нет, если не потеряешь веру, – ответила она серьезно.

До сегодняшнего дня я не вспоминала об этом разговоре. Я спросила, какую веру она имеет в виду, и Аманда ответила:

– Если что-то пойдет не так; как ты предполагала, – не тушуйся! Если реальность сломает твои планы, придумай новый план, но не сдавайся!

Да, теперь я все вспомнила. «Не сдавайся!» А сейчас я что делаю? Уже шесть вечера: целый день я провалялась в постели, раскиснув от жалости к себе. Достойное поведение, нечего сказать! Представляю, что бы сказал папа, если бы меня увидел: «Так и знал, что это кончится слезами!» Во мне поднимается волна злости. Он даже не пришел в аэропорт меня проводить! Нет, я не позволю ему оказаться правым. Где бы я была, если бы слушала его советы? Дома, в Девоне, где все до отвращения банально и предсказуемо. Собрав фотографии в стопку, я встаю и отдергиваю занавеску, чтобы обозреть открывающиеся передо мной богатые возможности. Из окна виден «Дворец Цезаря»: в сердце стучится боль, но я отгоняю мысли о Финне. Нет, больше я не стану обливаться соплями над своей несчастной судьбой! Буду смотреть вперед. Представлю, что я только-только; приехала. Дам себе второй шанс. Правда, на мне еще висит недоразумение со свадьбой – но у каждой проблемы есть решение. Подумаю об этом, когда буду в настроении думать.

А сейчас мне надо поесть. В ящике стола – только полплитки «Херши». Почему, интересно, все американские шоколадки отдают мылом? Я так голодна, что готова сожрать кожаное кресло, однако, думаю, на кухне найдется что-нибудь поаппетитнее. Ах, черт! Влюбленные меня опередили.

Иззи нервно протягивает мне пакет печенья. Рид глубоко вздыхает.

– Джейми, мне очень жаль, что я, сам того не зная…

– Не грузись, все в порядке, – бормочу я с полным ртом, воздавая должное «Орео».

– Если бы я знал, что Финн – друг Зейна…

– Неважно, – настаиваю я.

– Для тебя важно, как я вижу. Но я хочу загладить свою вину и приглашаю тебя с нами на представление!

– Ой, может быть, не надо… – смущаюсь я. На ярком свету решение бросить вызов миру выглядит куда рискованнее, чем в полумраке спальни.

– Да ладно, не робей, – уговаривает он. – Тебе надо развеяться, поднять настроение. А в отеле «Экска-либур» сегодня как раз «Королевский Турнир». Мы поужинаем и посмотрим шоу – убьем, так сказать, двух зайцев одним выстрелом.

– Большое спасибо за приглашение, но, боюсь, я сейчас не в том настроении, – отвечаю я.

– Пошли, повеселимся! – присоединяется к Риду Иззи. – Представь: толпа рыцарей в облегающих штанах, и все готовы утешить прекрасную даму в беде.

– Да, но «Экскалибур»… – бормочу я, вспоминая, как мы с-Зейном «зачали» малыша Джаза. – Нет, вы идите, а я останусь. Я только испорчу вам вечер.

– Что, если мы позовем с собой Сйнди и Лейлу? – предлагает Иззи. – В воскресенье они, кажется, свободны.

Я не сомневаюсь, что они откажутся, поэтому неохотно соглашаюсь:

– Ладно, если они пойдут, то и я пойду.

Иззи срывается к телефону и возвращается через пять минут с победным:

– Есть!

О нет! Господи, пожалуйста, не вытаскивай меня из номера! Мало ли что может случиться снаружи!

– Встречаемся там, – сообщает Иззи. – В девять они бегут на частное шоу, но им не терпится нас увидеть! Так что одеваемся!

Снова-здорово. Я запихиваю в рот еще пару печенюшек в надежде, что сахар поднимет мое настроение.

– Прицеплю-ка искусственную прядь, чтобы меня не приняли за мальчишку-конюшего.

– Ладно, – улыбается Иззи. – А я уговорю Рида не надевать ботинки с загнутыми носками.

Волос у меня не так уж много – как натуральных, так и искусственных (не верите – спросите у Миа!) однако последние можно прицепить к затылку, замаскировать ими торчащие вихры и теоретически даже соорудить конский хвост. Этот недоделанный парик я надевала только однажды, и это плохо кончилось. Аманда нечаянно подожгла его сигаретой, и я потеряла несколько дюймов (а также лет жизни). Обожженные концы, разумеется, пришлось состричь, и искусственный хвост приобрел более реалистические размеры. Я решаю одеться в черное с ног до головы – цвет траура по погибшим надеждам. Не говоря уж о том, что только в черном я чувствую себя стройной.

Выходя из комнаты, я вижу, как Иззи высовывает голову в коридор и шипит громогласным сценическим шепотом:

– Рид, радость моя, не надевай этих доспехов, они слишком гремят! Возьми лучше темно-серый костюм, что я тебе приготовила!

Она замечает меня и ухмыляется:

– Обожаю его дразнить! Он так безропотно меня терпит!

– Завидую его терпению.

– Ну что, вошла в роль Дамы Печального Образа? – Тебе, я вижу, весело, – упрекаю я ее.

– Если честно – очень. Знаю, это нечестно – веселиться, когда ты погибаешь от тоски, но не могу удержаться: я так счастлива! Как идиотка!

– Тогда и я счастлива, Иззи. Ревную, завидую, страдаю – но радуюсь за тебя от всей души.

– Спасибо. И не грусти, будет и на твоей улице праздник. Выше нос!

Выходит Рид, одетый щеголем. Иззи берет его под руку и непринужденно щупает за бедро.

– Так и не снял кольчужные трусы?

Рид расплывается в улыбке: вольные шуточки Иззи рождают в нем почти благоговейный трепет.

– Ну что, идем?


ГЛАВА 30


Не в каждом отеле найдется собственная арена, посыпанная песком. В «Экскалибуре» арена имеется, и огромная – рыцарям есть где развернуться. Сидячие места разделены на «команды», болеющие за разных рыцарей. Нам достался Синий сектор – значит, придется болеть за Синего, даже если Черный окажется куда симпатичнее.

Официантки, наряженные крестьяночками, разносят нам пенящуюся в золотых кубках диет-колу и заодно оттаптывают ноги. Но Синди и Лейла в энергетическом подкреплении не нуждаются. Как ни странно, скоро они заражают своим энтузиазмом и меня: от тоски и тихого ужаса перед жизнью я перехожу к чистосердечному и громогласному восторгу.

Перед нами неторопливо разворачивается история короля Артура. Одновременно подают еду. Я не позаботилась заблаговременно заказать вегетарианский ужин, так что теперь передо мной лежит родная корнуэль-ская курочка. Раздувающиеся ноздри лошадей и воинственные крики всадников, должно быть, пагубно действуют мне на мозги: я вдруг с удивлением обнаруживаю, что вгрызлась в курицу и обгладываю её еще энергичнее окружающих дикарей. Загадывать рано, но, похоже, вечер и вправду будет веселый.

Наконец начинается главная часть представления – турнир.

– Никогда бы не подумала, что у них были такие длинные… копья! – вздыхает Синди.

– Получи, придурок! – вопит Лейла, когда какой-то неудачливый рыцарь вылетает из седла.

Наш герой – Синий Рыцарь – побеждает всех своих противников и подъезжает к зрителям, чтобы поприветствовать болельщиков. Трибуны ревут. Я как раз подбиваю Синди и Лейлу прокричать хором «Да здравствует Синий!». – и тут он манит меня к себе.

Выбора нет: вся наша «команда» визжит и поощрительно машет мне руками. Не поднимая глаз, я подхожу к барьеру и протягиваю руку для поцелуя.

Синий Рыцарь улыбается мне. Знакомое лицо. Как сверкают зубы – просто шедевр зубоврачебного искусства! Он кланяется, сняв шлем и обнажив крашеную белокурую шевелюру. О боже, это же он! Мистер Зубы! Тот самый, что в «Мираже» любезно вернул мне цыплячью грудку! Когда же конец унижениям? Остается надеяться, что он меня не узнал.

– Миледи, какие у вас прекрасные волосы!

Он протягивает руку. Отдергиваю голову, опасаясь, что на ощупь он распознает синтетическую природу этой красоты. Но в самом страшном сне мне не могло бы присниться то, что происходит дальше… Мой «хвост» остается у него в руке! Я в ужасе ощупываю затылок – ничего, кроме вихров и булавок. Публика хохочет. Многоголосо, оглушительно. Но Синий Рыцарь не смеется.

– Благодарю вас, миледи, за щедрый подарок. – Звучный голос его перекрывает гогот зала. – Ваш локон принесет мне удачу в битве. Я вернусь победителем!

С этими словами он пристегивает несчастный «локон» к поясу и пускает коня вскачь.

– Подумаешь, подсадили актрису! – вопит сверху какой-то тинейджер.

– Точно! – поддерживает все его семейство.

Я оборачиваюсь. Синди и Лейла смотрят на меня с состраданием, Рид чуть не плачет, а вот Иззи что-то не видать. Вернувшись на свое место, я обнаруживаю ее под столом: она лежит на полу, содрогаясь от хохота.

– Помнишь того парня, который подобрал с пола мою цыплячью грудку? – спрашиваю я, помогая ей встать.

– Это еще хуже! – рыдает она, утирая бегущие по щекам слезы.

– Не в этом дело. Это был он. Синий Рыцарь.

Иззи округляет глаза, издает жалобный стон и снова падает под стол. Сценку с Мерлином она пропускает.

Тем временем Синди – добрая душа – вынимает из меня булавки, а Рид робко сообщает, что без хвоста мне даже лучше. Как он, должно быть, жалеет, что не оставил меня в номере!

Представление близится к финалу, и девчонки говорят, что им пора бежать.

– Давай пообедаем вместе как-нибудь на неделе! – предлагает Синди. – «Товары Сэма» совсем недалеко от моего свадебного магазина.

– Расскажешь нам, что происходит у этих голубков! – добавляет Лейла, показывая глазами на Иззи и Рида.

Прощаясь, я крепко обнимаю обеих. Один их вид придает мне бодрости: подумать только, обе прекрасно обходятся без мужчин! Впрочем, наверно, общения с противоположным полом им на работе хватает.

Представление окончено: актеры выходят на поклон. Мы с Ридом хлопаем что есть сил. Подождав, пока рассосется толпа зрителей, из-под стола выныривает Иззи.

– Прошу прощения! – всхлипывает она. – Не могла удержаться!

В этот момент у Рида трезвонит мобильник. Рид, выхватывает его из кармана и идет к дверям, где лучше ловится сигнал. Мы с Иззи направляемся за ним. Мой взгляд привлечен странным светом, вспыхивающим и гаснущим в полумраке сцены. Какая-то световая морзянка. Огонек приближается. Что бы это могло быть?

А вы что подумали? Разумеется, человек-фонарь, он же Мистер Зубы, он же Синий Рыцарь.

Он о чем-то болтает с коллегой-рыцарем, но, заметив меня, лучится ослепительной (в прямом смысле слова) улыбкой.

– Эй! – он направляется ко мне. – Хорошо, что я тебя поймал. Я не собирался сбегать с твоими волосами!

Я поднимаю глаза к потолку.

– Можешь оставить себе. У меня есть запасные.

– Как у Электрической Женщины?

Я невольно улыбаюсь. Улыбка получается не слишком яркая – где-то тридцать ватт на его сто.

– Ее зовут Джейми, – вмешивается Иззи. – Как Джейми Саммерс, знаешь?

– Тебя действительно так зовут?

– Ну да. Просто Джейми. Не Саммерс.

– Ну, всего сразу не получишь, – смеется он. – Я вот тоже не натуральный блондин!

– А с виду совсем незаметно! – хихикает Иззи.

– Послушай, ты не подождешь секунду – я принесу из гардеробной твои, волосы?

– Хорошо, – отвечаю я, хотя меньше всего мне хочется снова встречаться с этой чертовой паклей.

– Вообще-то меня ждет Рид… – мнется Иззи. – Давай встретимся в баре у главного входа!

– Ладно, я вас найду.

– Джейми, пойдем со мной, если хочешь, – предлагает Рыцарь. – Я тебя надолго не задержу.

Чувствуя, что Иззи готова отпустить смачный комментарий, я подталкиваю ее в одну сторону, а сама иду в другую.

Дверь за кулисы прямо за нами. Мистер Улыбка вводит меня в гардеробную и говорит:

– Присаживайся, я сейчас…

Пока он за ширмой переодевается, я сажусь перед зеркалом и разглядываю фотографии, заткнутые за раму. Фотографий много. Мистер Улыбка в компании друзей-рыцарей: интересно выглядят латы в сочетании с бейсбольными кепками. Совсем юный Синий Рыцарь с пожилой женщиной, видимо, матерью: она смотрит на сына, и в глазах у нее – судорожно-заботливое выражение, знакомое мне по матери Иззи. Рыцарь в обнимку с каким-то симпатичным парнем – братом, наверно. А вот он позирует перед «пикапом» посреди бескрайней пустыни. А вот – странно знакомый пейзаж: пристань, пляж, розоватые скалы, утесы цвета ревеня…

– Это же Тинмаут в Девоне! – ахаю я.

– Верно! Откуда ты знаешь? Там жила моя мама.

– А моя и сейчас там живет! – выпаливаю я.

– Серьезно?

– Ну да! Вот здорово! – восхищаюсь я. – Твоя мать – англичанка?

– Да. А папа во время войны был на военно-морской базе в Лимпстоне. Когда война кончилась, он погрузил маму в чемодан и увез к себе во Флориду.

– Они и сейчас там живут?

– Мама – там, а папа давно ушел из семьи.

– А-а. А ты был в Девоне?

– Только раз, когда мне было шесть лет. Лучше всего мне запомнилось мороженое…

– С горой скисшего крема на макушке?

– Точно! – смеется он. – Райский вкус!

– А потом – адский понос…

Радостно глядя друг на друга, мы делимся воспоминаниями. Всего-то навсего выяснили, что происходим из одних мест, – и уже чувствуем себя лучшими друзьями.

Удивительно, из какого сора иногда рождается дружба. С Иззи я подружилась, потому что мы родились в один день. С Амандой – на почве общей ненависти к производителям средств для удаления волос (однажды мы до того дошли, что вместе с жалобой отослали на фабрику использованные полоски воска. Деньги нам вернули, но найти средство, способное качественно и без боли удалить волосы с неположенных мест, нам так и не удалось.) А к Колину я прониклась доверием, потому что он угадал мой любимый фильм. Я в то время всего два дня как устроилась кассиршей в Норткоттский театр. Меня пригласили на вечеринку к костюмерше, и там народ затеял игру в ассоциации. Загадали меня, а вопросы задавала Иззи. Она спросила у Колина: «С каким фильмом у вас ассоциируется этот человек?», а тот возьми да и скажи: «Римские каникулы»! Я немедленно погубила игру, потому что завизжала: «Боже мой! Обожаю этот фильм! Как ты узнал?»

Мы совсем не знали друг друга, но мне показалось, что этот едва знакомый парень заглянул мне прямо в душу – и увидел такой, какой я сама хотела себя видеть. Вдруг я ощутила себя чистой и радостной, как Одри Хепберн, гуляющая по Риму с Грегори Пеком…

Вот почему я приняла известие о девонских предках как знак, что нам с Синим Рыцарем Суждено было найти друг друга.

– Долго ты уже работаешь рыцарем Круглого стола? – спрашиваю я, пока он вешает костюм.

– Около полугода. Раньше эту роль играл мой друг, актер из Орландо. Он уехал домой, и я его заменил. Это куда интереснее, чем работа в баре, – у меня эти коктейли в зубах навязли!

– Ты тоже актер? – Право, есть в нем что-то от кинозвезды.

– Не угадала! – хохочет он. – Я учусь на психотерапевта.

– Правда?

– Ага! Знаю, знаю, что не похож…

Я внимательно его разглядываю. Нет, на доктора совершенно не похож – скорее на молодого Брэда Питта. К такому психоаналитику на кушетку ложиться опасно!

– Я еще не закончил университет, но помогать людям, у которых в жизни не все ладно, думаю, научился.

– А мне поможешь? – спрашиваю я, изумляясь собственной смелости и дрожи в голосе, – я то хотела, чтобы это прозвучало, как шутка.

– Попробую, – с улыбкой отвечает он. – А в чем проблема?

Я сдвигаю брови и пытаюсь заговорить, но из уст не вылетает ни звука.

– Не знаешь, с чего начать?

Я молчу и чувствую, как увлажняются глаза.

– Наверно, стоит пойти в какое-нибудь уютное местечко и там спокойно все обсудить.

Поколебавшись, я спрашиваю: – Ты серьезно?

– Конечно! Из нас получится прекрасная пара: тебе нужно выговориться, а меня три года учили слушать.

Наконец-то нашелся человек, согласный выслушать мои жалобы! Я смахиваю беглую слезу и стараюсь взять себя в руки. Поможет – замечательно. Не поможет – по крайней мере, проведу вечер с белозубым красавцем.

– Ладно, – говорит он, подхватывая мои волосы (те, что в руках, а не на голове) и свой рюкзак. – Пошли!

Пока мы пробираемся через казино, я вспоминаю об остатках гордости и говорю:

– Ты, наверно, подумал, что я законченая неудачница?

Не знаю, как он, а я сама сейчас именно так и думаю.

– Джейми, не волнуйся. Нет ничего такого, что нельзя было бы исправить.

Мы входим в бар. Иззи и Рид страстно целуются за стойкой (или, может, он таким экстравагантным способом делится с ней пивом?). Заметив нас, она подмигивает:

– А вот и Джейми и ее рыцарь в сверкающих доспехах!

– Это Рид, – говорю я своему новообретенному психоаналитику. – А это… Ой, я же не знаю, как тебя зовут!

– В самом деле! Извини, – подкупающе улыбается он. – Я Скотт.


ГЛАВА 31


– Рад с вами познакомиться, Скотт! – говорит Рид, сердечно пожимая руку моему новому знакомому. – Отличное представление.

– Скотт! – ахает Иззи и пихает меня локтем под ребро.

– Скотт… – шепчу я, глядя на него новым взглядом – как на кандидата в мужья.

А он, пожалуй, ничего. Только зубы портят дело. Чем бы приглушить их назойливую белизну? Может, ему стоит начать курить, чтобы они пожелтели? Перестать их чистить, чтобы появился налет? Или просто немного пожить на севере, чтобы зубы не так контрастировали с загаром?

Если не считать зубов, все остальное в нем очень мило. Стройная складная фигура, никаких выпуклостей в неположенных местах. Синие джинсы и футболка. Правда, блондины не в моем вкусе – но ради любимой женщины можно пожертвовать и любимой краской для волос.

– Здесь неподалеку есть местечко под названием «Мельница», – говорит мне будущий спутник жизни. – Если ты не пробовала их салата «Цезарь» – значит, многое в этой жизни потеряла. Или хочешь еще немного посидеть здесь?

– Да нет, я готова, – храбро улыбаясь, отвечаю я.

– Вас подвезти? – предлагает Рид.

– Не надо, спасибо. Мой боевой конь бьет копытами у крыльца.

– Представляю, как верховая езда укрепляет конечности! – сладострастно ухмыляется Иззи.

Тут Рид, забеспокоившись, почти выталкивает нас за дверь.

– Увидимся на ранчо, ковбой! – кричит Иззи Скотту вслед.

Сперва Скотт открывает мне дверь на выходе из казино. Потом – когда мы седлаем его джип «Чероки». И в третий раз – когда входим на «Мельницу». Маме он бы понравился.

– Надоело ужинать в казино, – объясняет он, входя вместе со мной в небольшой ресторанчик, оформлением напоминающий бунгало. – А это место открыто целые сутки и идеально подходит для страдающих сенной лихорадкой.

На «Мельнице» темно, как в погребе. Постепенно глаза привыкают к темноте, и я различаю, что и столы, и подоконники здесь уставлены искусственными цветами, многие из которых покрыты толстым слоем пыли. Сквозь тьму нас ведут в лучший здешний кабинет: стены его обвиты пластиковыми ветвями, с которых свисают шелковые цветы акации. Официантка с кашлем завзятой курильщицы приносит меню. Лампы нет, и проглядывать меню приходится при свете зубов Скотта:

Заказ приносят быстро. Скотт разделывается со своим любимым салатом и говорит:

– Ну вот, поели, теперь можно и излить душу!

Я вдруг соображаю, что исповедь – не лучшая прелюдия к семейному счастью. Сама-то я знаю, что мечусь от одного парня к другому не от хорошей жизни, но на посторонний взгляд выгляжу как завзятая Мисс Непостоянство.

Однако от психотерапевта – пусть и без диплома – ничего не скроешь. Я говорю три часа без перерыва. И рассказываю все.

Он слушает внимательно и терпеливо, лишь иногда вставляя шутливые реплики. Когда, например, я начинаю сравнивать себя с Иззи в плане внешности, он прерывает меня словами: «Забудь об этом! Блондинку не переблондинишь!»

Наконец печальная повесть окончена. Скотт долго молчит – должно быть, потрясен тем, во что я превратила свою жизнь. А мне и вправду становится легче: какое все же счастье, когда тебя слушают и понимают!

– Не так давно, беседуя в прямом эфире с Мадонной, – говорит наконец Скотт, – Опра Уинфри спросила, какой главный жизненный урок та считает нужным преподать своей дочери Лурдес. «Я научу ее уважению к себе», – ответила Мадонна. «А что вы ей расскажете о мужчинах?» – «Если она научится уважать себя, – ответила Мадонна, – прочие уроки и советы ей не понадобятся».

И Скотт тепло улыбается мне.

– Ты думаешь, что все твои проблемы из-за мужчин. Это не так.

– Значит, из-за Надин? – прищуриваюсь я. – Так я и знала!

– Нет, твоя сестра – тоже не главная проблема.

Но я не хочу расставаться с убеждением, что Надин – мое проклятие, и напоминаю Скотту, что она украла у меня единственную любовь.

– Джейми, она не могла украсть Кристиана – он уже не был твоим. И потом, она ведь даже не знала, что вы с ним встречались, верно?

– Верно, – неохотно признаю я. – Но она с самого детства мне жить не дает! Подкалывает, хамит, унижает на людях; только и делает, что демонстрирует всем вокруг, как ей не повезло с сестрой! А теперь еще и заарканила того самого человека, которого я…

– На самом деле ее стоит пожалеть, – прерывает мои жалобы Скотт. – Очевидно, она безумно тебе завидует.

– Завидует? Чему? У нее все есть!

– Кроме самого нужного.

– А что для нее самое нужное?

– Трудно судить, не зная человека, – но, очевидно, то, что есть у тебя.

– У меня? – фыркаю я. – У меня есть то, чего нет у нее? Не смеши! Я рядом с ней – как лавчонка «секонд-хенд» рядом с бутиком Сони Рикель!

– Я говорю не о материальных вещах. Думаю, она завидует твоему духу!

– Духу? Едва ли. Надин не интересуется тем, на чем нет ярлычка с ценой. Ну да ладно, черт с ней. Если моя проблема не в ней, то в ком же? Не считая, конечно, меня самой.

– В Иззи.

– В Иззи?! – изумленно повторяю я.

Вот что бывает, когда обращаешься за помощью к недоучкам! Фрейд или Юнг ни за что не поставили бы такого идиотского диагноза!

– Да ты что? Иззи – моя лучшая подруга, мое второе «я»! Мы с ней, как Тельма и Луиза!

– Вот именно – второе «я», – отвечает он. – Ты видишь в ней своего рода замену себя. Живешь ее жизнью, позволяешь ей за себя решать. При том, что ее мораль тебе явно не подходит.

– Вот тут ты дал маху. – Я отчаянно стараюсь перевести этот разговор в шутку. – Морали у нее нет и никогда не было.

Скотт отхлебывает из стакана.

– Ты двадцать лет провела в тени Иззи. Поверь, я не жду, что ты мгновенно выйдешь из-под ее влияния.

– Потрясающе – первый раз вижу мужчину, которого не тянет с ней переспать!

– Она не в моем вкусе.

– Ах да, ты не первый. Финн от нее тоже не в восторге. Сейчас ты скажешь, что мужчина, моей мечты – это Финн.

– Думаю, пока ты не готова это услышать.

Несколько секунд мы смотрим друг другу в глаза. Я первая опускаю взгляд. – Ты к ней несправедлив. Мы столько пережили вместе!

– И в выигрыше всегда оставалась она.

– Она просто удачливая. Ей везет, а мне нет.

– Потому что на нее работают двое – она сама и ты, А на тебя – никто.

Помолчав немного, чтобы этот мрачный вывод улегся в моем сознании, Скотт продолжает:

– Знаю, мои слова кажутся жестокими. Но поверь, если не сейчас, то через несколько лет ты проснешься однажды и спросишь себя: почему главные роли всегда достаются ей, а ты остаешься за кадром?

– Ты не понимаешь, – возражаю я. – Иззи отчаянная, бесстрашная, обожает приключения. С ней так интересно!

– А без нее – нет? Одна ты рисковать не умеешь?

– Ну, без нее не так весело… – мямлю я.

– А ты пробовала?

Я задумываюсь. Поездка в Красный Каньон не в счет – там я оказалась одна по чистой случайности. Да, последний раз я предприняла самостоятельный шаг ровно десять лет назад, когда записалась на летние театральные курсы.

– Потеряв Кристиана, ты пала духом и окончательно ушла в тень Иззи. Начала относиться к людям, как она, потому что сочла, что так безопаснее. Решила, что цинизм и черствость надежно защитят тебя от новой боли.

Я молчу.

– Но это – не настоящая ты. Твое истинное Я, не запуганное, не скованное комплексами, верит в любовь. И у него – у истинного Я – есть шанс ее найти. А то Я, которое, поджав хвост, трусит следом за Иззи, так и останется у разбитого корыта.

– И сколько же их всего, этих моих Я? – спрашиваю я, из последних сил стараясь сострить.

– Позволь спросить, как ты проводишь время, когда Иззи нет рядом?

– Н-ну… встречаюсь с другими подругами, прибираюсь в доме, смотрю сериалы по Би-би-си…

– Ясно. Ждешь. Как верная жена. Она заводит новые знакомства, набирается опыта, живет своей жизнью, интересной, веселой и отчаянной, – а ты сидишь и ждешь. Чтобы прибежать, едва она свистнет. И совершенно естественно, что ты прячешься от мужчин, – зачем они тебе? Они не вписываются в такой образ жизни.

Он отставляет тарелку.

– Так что не Надин крадет у тебя жизнь. Вовсе не Надин.

Я поднимаю на Скотта мокрые глаза.

– Я думала, после разговора с психоаналитиком должно становиться лучше. Но это… это же просто ужасно!

– Все хорошо, Джейми. Так и должно быть. Это прорыв.

– Не нужен мне никакой прорыв!

Он улыбается мягкой, ободряющей улыбкой и берет меня за руку.

– Скажи, что происходит, когда ты знакомишься с симпатичным парнем? Как она реагирует?

– Ну, это не так уж часто случается…

– Подумай. Припомни.

– Ну… был один случай. Странный такой парень: все девчонки его обожали, а он почему-то начал ухаживать за мной.

– Хотел бы я знать, что в этом странного!

– Он работал поваром в ресторане. Когда я сказала, что вегетарианка, он пригласил меня к себе и пообещал накормить потрясающим ужином: суп из сладкого картофеля, свекольные равиоли в укропном соусе, салат из помидоров с кориандром и «Амаретти» с фруктами на десерт.

– Звучит аппетитно!

– Точно. Но я не пошла.

– Почему?

– М-м… – Я хмурюсь, вспоминая. – Иззи начала плакаться, что в субботний вечер все ее бросают…

– И ты почувствовала себя виноватой, – договаривает за меня Скотт. – Но ведь можно было договориться на другой вечер.

– Иззи еще сказала, что видела его в городе под ручку с какой-то девицей…

– И ты приказала себе о нем забыть. Ясно. А теперь вспомни ваш первый вечер в Вегасе. Как думаешь, зачем она потащила тебя на ужин с совершенно ненужными и неинтересными тебе «пиджаками»? Для Иззи ты – серенький фон, выгодно оттеняющий ее яркую личность. И самое печальное, что она не так уж виновата. Ты сама позволяешь так с собой обращаться. Неудивительно, что, когда она милостиво позволяет тебе порезвиться на травке, ты валишься с ног от первого же ветерка.

Я уничтожена, Раздавлена. Лежу во прахе.

– Ненавижу себя! – рыдаю я. Скотт расплывается в улыбке:

– Значит, сеанс удался!


ГЛАВА 32


Когда Скотт привез меня в «Белладжо», был уже час ночи. А в семь утра – подъем, пора на работу. Нехорошо в первый же день опаздывать.

Я со стоном вытаскиваю себя из постели. Что снилось – не помню, но что-то мерзкое. В голове мечутся-обрывки вчерашнего разговора. Неужели все, что Скотт говорил об Иззи, – правда? Должно быть, так же чувствует себя герой боевика, когда узнает, что один из его людей – предатель. И так же, как я, думает только об одном: что же теперь делать?

Что делать, я не знаю, поэтому бросаю об этом думать и перехожу к следующему проклятому вопросу: что надеть? В конце концов останавливаю свой выбор на монашеской юбке до щиколоток.

Однако лазить на лестницу сегодня не приходится. Мало того – Сэма я вообще почти не вижу: он с самого утра куда-то исчезает, поручив продавщице по имени Никки приветить меня и ввести в курс дела. Никки делится со мной секретами торгового искусства: где что найти, как работать с кассой, а главное – как бездельничать с таким занятым видом, чтобы никто не посмел упрекнуть тебя в безделье. Остаток дня мы сидим за прилавком и в унисон жуем жвачку. Пожалуй, такая работа мне по душе. Тихо, спокойно – сидишь себе и жуешь, как корова на лугу.

В половине седьмого возвращаюсь в отель. Иззи не видать. Звонит Зейн и предлагает поужинать сегодня вечером с ним и с Миа, но я отвечаю, что вечер у меня занят (даже врать не приходится – ведь сегодня я и вправду встречаюсь со Скоттом.). Поначалу я запинаюсь и дрожу; но Зейн держится так, словно не подозревает о моем позоре, и я с облегчением понимаю, что Финн не проговорился.

Мы болтаем еще минут пять: Зейн рассказывает о новом танцевальном номере (теперь он изображает казака), я – о том, как нашла свое призвание за прилавком. Я вешаю трубку в отличном настроении. Пусть Зейн не для меня – но он классный парень, и приятно знать, что он дорожит моей дружбой. Странно: в Англии я никогда не пользовалась таким спросом. Может быть, отеческая нежность к иностранцам у всех американцев в крови? Вот, кстати, и еще один добрый самаритянин – в дверь звонит Скотт…

Мы отправляемся на экскурсию по центру города. Все здесь, сверкает, мигает и переливается: ярче всех – знаменитый неоновый ковбой по прозвищу «Победитель» и бар с хлюпающим названием «Глянцевая Глотка». На площади у «Казино Четырех Королев» Скотт останавливает меня и говорит:

– А теперь ложись на землю лицом вверх!

Я изумленно озираюсь. Площадь полна народу, и некоторые уже впечатались спинами в асфальт. Не успеваю я лечь, как белый балдахин над нашими головами, что простирается кварталов на пять, взрывается ярчайшими красками. Гремит музыка, и в вышине над восхищенными зрителями одна за другой проплывают достопримечательности Вегаса, созданные из двух миллионов неоновых трубок.

– Классно! – восхищаюсь я. – Лучше всего, что я здесь видела, не считая фонтанов в «Белладжо»!

Скотт помогает мне встать на ноги, отряхивает спину, снимает с локтя приклеившуюся жвачку и объявляет:

– Кто в Лас-Вегасе не играл, тот Лас-Вегаса не видал!

И мы отправляемся в казино «Голд Спайк». Целый час кормим монетами дешевые автоматы, ставим по десять центов на рулетке – словом, наслаждаемся жизнью, но в пределах разумного. Мне вспоминается сцена из «Каникул в Вегасе», где проигравшийся Чеви Чейз таскается по низкопробным казиношкам И ставит по центу в «камень-ножницы-бумага», надеясь отыграть свое состояние. Потом выпиваем по коктейлю и слушаем ресторанный оркестр. Я не могу нарадоваться на Скотта. Какой он молодчина, что так непринужденно взял на себя роль моего спутника! Отличный парень, хоть и чересчур увлекается своей психотерапией.

Несколько часов назад, когда я пожаловалась ему, что за Иззи мужики толпой бегают, а я вечно одна, он ответил:

– Она не привлекательнее тебя. Просто вы очень разные и привлекаете разных мужчин. Парень, которому понравится Иззи, просто подойдет, представится и предложит ей выпить, а парень, которому нравишься ты, будет сидеть в уголке, любоваться на тебя украдкой, придумывать, как бы с тобой познакомиться, – и в результате так ничего и не придумает.

– Даже если так, – ответила я, какой прок от молчаливых обожателей? Где найти человека, который не побоится со мной заговорить? Что, если я так и останусь одна?

– Глупости. Ты умная, добрая, веселая, искренняя. Ты любишь жизнь. Ты светлый человек, Джейми…

На этом пункте я закатываю глаза к потолку.

– Правда-правда. Ты чувствительная…

– Ну, это в прошлом.

– Нет! Просто теперь ты боишься собственных чувств.

– От этих чувств одни неприятности! – жалуюсь я. – Хотелось бы мне научиться выключать все чувства и наслаждаться покоем.

– Тебе не удастся от них избавиться. Пойми, ты – необычный человек. Тебе дано то, о чем многие из нас только мечтают. Знаешь, сколько людей на свете страдают оттого, что живут словно во сне, что жизнь скользит мимо них, не задевая ни сердца, ни воображения, что из всех чувств единственно реальным для них остается скука? Если бы ты и поменялась местами с каким-нибудь сонным флегматиком, скоро поняла бы, что такая жизнь не для тебя.

– Не может быть!

– Может. Поверь мне.

По дороге в «Белладжо» я размышляю о том, что все в мире относительно. Как я восхищалась Стрипом! А по сравнению с центром Вегаса он – словно захудалый магазинчик на окраине рядом с универмагом «Маркс и Спенсер».

День второй в «Экстравагантных товарах» прошел без приключений – если не считать маленького мальчика, умудрившегося поджечь себе челку сувенирной свечой. В обеденный перерыв заходили Синди с Лейлой, но я побоялась знакомить их с Сэмом и выпроводила, обещав поужинать с ними в «Священной Корове» после работы. За ужином выложила последние новости от Иззи и Рида, а потом долго убеждала девчонок, что я незнакома с королевой. Кажется, они так и не поверили. Не успели мы оглянуться, как стемнело. Синди и Лейла, распрощавшись, отправились к себе в клуб; я поболтала немного с барменом, а потом появился Скотт и предложил самую, на мой взгляд; идеальную терапию – поехать потанцевать!

Уже почти одиннадцать: мы сворачиваем со Стрипа, несколько минут блуждаем в переплетении улочек и паркуемся у ночного клуба под названием «Цыган». Не успевает Скотт заглушить мотор, как в окно водителя просовывается голова с прической, как у феи Динь-Динь, но тем не менее несомненно мужская, и звучно чмокает моего кавалера в губы.

– Ты где пропадал, дрянной мальчишка? Совсем нас позабыл?

– Джимми, познакомься, это Джейми!

– Ух ты, какая красотка! Так вот на кого ты меня променял!

– Джимми – танцор с туристического лайнера. Если хорошенько попросишь, он покажет, как садятся на шпагат, – улыбается Скотт.

Клуб небольшой, полутемный. Мускулистые молодые люди сверкают голыми торсами: свернутые майки торчат у них из задних карманов, словно тряпки для мытья окон. Я прохожу мимо них к бару, заказываю коктейль у красавца-бармена с проколотыми сосками, и уже половину выпиваю, как вдруг до меня доходит, что в клубе нет женщин. Совсем. Я единственная.

Не понимаю, как мне раньше не пришло в голову, что Скотт голубой! Не так уж трудно было догадаться. Крашеные волосы и все такое… Да я уже и привыкла, что добрая половина мужчин, которые мне нравятся, рано или поздно оказываются геями. Должно быть, меня сбили со следа его докторские замашки. Так или иначе, я не разочарована – напротив, рада, что не успела преисполниться надеждами и испортить нашу зарождающуюся дружбу.

Джимми вытаскивает нас на танцплощадку… и следующие два часа проходят в вихре бешеной пляски. Устоять невозможно. Жаль, что здесь нет Колина, – вот кто обожает хорошие дискотеки! Наконец, энергия танца высасывает из нас все силы: мы с Джимми падаем на свободные стулья, а Скотт, шатаясь, исчезает в буфете.

– Небось заанализировал тебя до смерти? – спрашивает Джимми, кивая в сторону уходящего друга.

– Ага! Не могу больше! – смеюсь я.

– В теории-то все это хорошо… – раздумчиво говорит Джимми. – Проблема в другом. Кто виноват и что делать, большинство людей понимает и без психоаналитика. Вопрос лишь в том, как это сделать. Как воплотить, так сказать, теорию в жизнь…

Возвращается Скотт: в каждой руке – по бутылке воды. Мы опрокидываем их одним духом и счастливо улыбаемся, утолив жажду. Затем Джимми объявляет, что потанцует еще.

– Ни за что! – визжу я, когда он пытается и меня поднять на ноги.

Мы со Скоттом остаемся на своих местах и любуемся танцующими, подпевая в лад певцу: «Я тот, кто я есть».

– Когда ты узнал, что «ты – тот, кто ты есть»? – спрашиваю я.

Скотт задумывается:

– Знаешь… знал, наверно, с детства. Однако еще в колледже у меня были подружки. Только недавно я смирился и принял себя таким, как есть.

– Недавно – это когда?

– Я – открытый гей с тех пор, как живу в Вегасе.

– Твои родители, наверно, разозлились… или как?

– Или как. Это долгая история.

– Дорогой, мне спешить некуда! – улыбаюсь я.

– Теперь ты поработаешь психоаналитиком?

– Конечно. Сначала ты меня выслушал, теперь я тебя. Все по справедливости.

Грохот музыки и безудержное веселье ночного клуба мало подходит для полночных откровений. Мы перемещаемся в «Париж» (отель, естественно!), и там, в кафе, вертя в руках ломтик торта, Скотт признается:

– Родители так и не знают, что я гей.

На мое «почему?» он объясняет своим спокойным, мягким, «докторским» голосом, что восемь лет назад его отец ушел из семьи. К мужчине.

– Он все объяснил, но мать умоляла его остаться. Она не могла ни понять, ни принять этого. И не приняла до сих пор. С каждым годом она все сильнее замыкается в своей горечи и обиде. Знаешь, это страшно. Я уж и не помню, когда она в последний раз смеялась. Порвала со всеми знакомыми – говорит, что ей стыдно смотреть людям в глаза. Почти не выходит на улицу. Не выносит никаких упоминаний о гомосексуальности. Она очень любила ток-шоу Эллен Де Женерес, но, когда Эллен «открылась», мама бросила смотреть ее передачу. Как отрезала.

– Но с отцом-то ты можешь поговорить?

– Я не знаю, где он. Мама потребовала, чтобы он убрался из нашей жизни. Боялась, что он на меня дурно повлияет. С тех мы ничего о нем не слышали.

– Боже мой!

– Знаю. Что мне оставалось делать? В конце концов я уехал – не мог больше врать матери о том, чем я занимаюсь и с кем. Она вечно расспрашивает меня о девушках, и в голосе у нее – отчаянная надежда. С тех пор, как уехал, я с ней почти не разговариваю. Что толку? Все равно не могу сказать то единственное, что ее обрадует.

– То есть…

– Что женюсь.

– Может быть, лучше все-таки сказать правду? Сначала ей будет очень тяжело, но постепенно… Ты же ее сын, тебя она не вычеркнет из жизни. И потом, ты психолог и знаешь, как сообщать дурные новости.

Скотт качает головой.

– Не: могу рисковать. Понимаешь, я ведь поздний ребенок Ей уже под семьдесят, и здоровье не ахти. Жизнь ее никогда не баловала, и теперь она говорит, что живет только ради меня.

– А ты, значит, единственный ребенок?

– Ну да. – Он слабо улыбается. – Кстати, по китайскому гороскопу она Бык – упрямая и консервативная, как все Быки.

– Я знаю, что тебе делать! – говорю я вдруг.

– Что?

– Жениться на мне!

Скотт улыбается.

– Я написала маме, что выхожу за парня по имени Скотт – и тут же появляешься ты. Что это, если не знак судьбы?

Скотт подцепляет вилкой крем, сползающий с моего эклера.

– Представляешь, какой мы закатим свадебный пир! – улыбается он.

– Я опережу Надин и выполню давнее обещание, данное Иззи!

– Ого, Эта идея, высказанная в шутку, начинает всерьез мне нравиться.

– Пожалуй, в психологическом плане это будет для тебя полезно. Ты преодолеешь иррациональную зацикленность на замужестве и сможешь спокойно жить дальше.

– Моя мама тебя сразу полюбит!

– А, моя – тебя. Представляю себе ее лицо… – Улыбка его пропадает. – Так и вижу, как она стоит в церкви, сияя от счастья, утирает глаза кружевным платочком… Боже мой! Она будет не просто счастлива – она вернется к жизни!

Он обрывает себя на полуслове и долго молчит. Затем спрашивает:

– Джейми, ты серьезно?

– Почти, – отвечаю я. – А ты?


ГЛАВА 33


Сегодня за обедом перемывали косточки Сэму. Оказывается, он приставал и к Никки, однако она сумела вежливо, но твердо его отшить.

– Сексуальный маньяк какой-то, – замечаю я, покачав головой.

– Мне кажется, ему просто одиноко.

– Он тебя не раздражает?

– У меня пять младших братьев, – пожимает плечами Никки: – Меня нелегко вывести из себя.

Вернувшись в магазин, Никки запихивает в рот новую порцию жвачки; извлекает из-под прилавка колоду сувенирных карт и начинает обучать меня карточным фокусам. Мы обе трудимся не покладая рук, как вдруг…

– Ух ты, чем это так здорово пахнет? – говорю я.

– Ф-фу, чем это несет? – говорит Никки. Я поднимаю глаза.

– Джейми! Вот так сюрприз!

– Зейн! Что…

Почему же сюрприз? Я два дня назад ему рассказала, что теперь работаю в «Экстравагантных товарах».

– Финн, ты посмотри, кого я нашел! – продолжает Зейн все с тем же наигранным удивлением в голосе.

Из-за его спины выходит Финн. Судя по всему, его эта встреча не радует.

– Привет.

– Привет, – не менее сдержанно отвечаю я.

– Не хочешь представить своих друзей? – интересуется Никки, яростно работая челюстями.

– Привет, я Зейн. Мой друг Финн ищет фигурку на приборную доску для автомобиля. Ему нужна девушка с хулахупом. У вас найдется?

– Конечно, конечно! – кивает она. – Меня зовут Никки. У нас есть несколько образцов на выбор, сейчас принесу.

Я смотрю и удивляюсь: из лентяйки, в грош не ставящей покупателей, Никки в мгновение ока преобразилась в «продавщицу года»!

Финн придвигается ближе, почесывает стриженую макушку.

– Слушай, извини, что я так быстро убежал тогда…

– Да ничего страшного! – отвечаю я, краснея до корней волос. – Потрясающее было представление, правда? Эти ныряльщики…

– Да, ныряльщики классные, – отвечает он. Я смотрю на свои руки и обнаруживаю, что верчу игральную кость шестеркой вверх.

– Зачем ты сюда устроилась? – спрашивает он.

– Лишние деньги не помешают. Хозяин магазина – мне почти что родственник.

– Ясно. И как тебе здесь?

– Нормально. Спокойное местечко.

– Пишешь еще что-нибудь?

Я не осмеливаюсь поднять глаза.

– Отослала несколько новых материалов, теперь жду, что скажут в журнале…

– Хотел бы я как-нибудь почитать твои статьи.

Я корчу гримасу.

– Я серьезно, – тихо говорит он.

Сама не зная как, я все-таки подняла взгляд и теперь смотрю прямо в его чудные синие глаза. Они успокаивают, умиротворяют, словно таинственное свечение аквариума…

– Хочешь эту девушку? – слышу я голос Зейна.

– Что?! – вскрикиваю я.

– Вот эту, с цветочной гирляндой, – повторяет Зейн. – Или ту, что в юбочке из пальмовых листьев и в съемном лифчике?

– Джейми, о чем ты только думаешь! – хихикает Никки.

Я прячусь за прилавком, притворяясь, что ищу оберточную бумагу. Когда же кончится эта пытка!

– Так, что у нас еще на сегодня намечено? – Зейн сверяется со списком. – Ах да! Проявить пленку.

– Фотомагазин от нас через дом, – подсказывает Никки, пожирая взглядом его бронзовые плечи.

Зейн заглядывает в фотоаппарат.

– Остался еще один снимок. Эй, Финн, прыгай-ка за прилавок – снимем тебя вместе с Джейми.

Финн бросает на друга мрачный взгляд. Бедняга! Как он, должно быть, устал от этого назойливого сватовства.

– Давай-давай, это быстро. Так. Ближе, ближе… Обними Джейми за плечи… То, что надо!

Ослепленная вспышкой, я опираюсь о прилавок и нечаянно нажимаю кнопку кассового аппарата. С грохотом выдвигается ящик, бьет меня в живот и толкает в объятия Финна.

– С тобой все в порядке? – спрашивает Финн. Но мне слышатся совсем другие слова. Те, что он сказал мне в Красном Каньоне.

«Я не дам тебе упасть».

Я прижимаюсь к его теплому боку и чувствую биение сердца.

– Что здесь происходит? – раздается вдруг громовой голос. – Эй, ты, ты что делаешь возле кассы?

Сэм вышел на тропу войны.

– Ой, мистер Джонсон! Он только… мы только… – запинается Никки.

– У вас работают замечательные любезные девушки, – вступает Зейн. – Моему другу захотелось с ними сфотографироваться. Надеюсь, вы не против?

– Ладно, ладно, а теперь пошел вон из-за прилавка! – ворчит, смягчаясь, Сэм.

– Слушаюсь, сэр!

– Вас футболки не интересуют? – спрашивает Сэм, окинув друзей внимательным взглядом. – У нас огромный выбор…

– Нет, нет! – вмешиваюсь я, совсем позабыв о своих обязанностях, – они уже купили то, что хотели, и теперь уходят.

– Ну, может, в другой раз… – разочарованно вздыхает Сэм.

– Рад был с вами познакомиться, сэр. – Зейн пожимает Сэму руку. – А теперь мы, пожалуй, пойдем.

Я смотрю на Финна. Он открывает рот, хочет что-то сказать… и отворачивается.

– Спасибо за помощь, милочка! – Зейн подмигивает Никки.

– Всегда пожалуйста, – отвечает та и выдувает изо рта неприлично огромный резиновый пузырь.

Мужчины выходят на улицу. Через витрину Зейн делает мне знак: «Позвони». Я киваю, машу ему рукой и ищу глазами Финна – но Финн уже в машине.

– Что у тебя с этим парнем? – спрашивает Никки, перехватив мой отчаянный взгляд.

– Сама не знаю, – вздыхаю я.

– Похоже, ты еще не раз его увидишь, – замечает она, ставит отвергнутую девушку с хулахупом на полку и уходит на кухню, чтобы сварить кофе нам обеим.

– Все страдаешь по своему ненаглядному? – удивляется она десять минут спустя, ставя передо мной чашку с надписью: «Кончились чипсы? Запей!»

– Это ты о ком? – Ее голос возвращает меня из Финн-ляндии; я делаю глоток обжигающей жидкости и поспешно перевожу разговор на другое: – А тебе, кажется, приглянулся Зейн?

– Зейн? Ну нет! По мне, он прилизанный какой-то.

– Это Зейн-то прилизанный?! – Я не верю своим ушам.

– Ага. Сладенький красавчик. Волосы, тело, загар – ни дать ни взять один из этих… как их… «Золотых Парней»!

– А может быть, он и есть один из «Золотых Парней», – загадочно улыбаюсь я.

– Да нет; быть не может!

– Это почему?

– Потому что они там все голубые, – с великолепной уверенностью отвечает Никки.

– Да неужели?

– Точно тебе говорю. Ладно, вернемся к нашим фокусам!


ГЛАВА 34


Давненько моя кровать не превращалась в батут!

В данный момент на ней прыгает Иззи. Скачет, как сумасшедшая, совершенно забыв, что здесь вообще-то спят. Хорошо хоть, потолки в «Белладжо» высокие.

Помню, как однажды в ночном клубе, зажигаясь под Ван Халена, мы чересчур буквально восприняли его призыв «прыгнуть вверх как можно выше/». Я не одолела силу притяжения – а вот Иззи взлетела ракетой, стукнулась головой о потолочную балку и без чувств грохнулась на пол. А я то надеялась, после этого случая она поумнеет.

– В чем дело?! – рявкаю я, когда она приземляется в опасной близости от моей ноги.

Иззи, тяжело дыша, валится рядом со мной.

– Он сделал мне предложение! Теперь я буду миссис Рид Махони! БОГАТОЙ-ПРЕБОГАТОЙ! – последнее она шепчет, безумно округляя глаза. – Джейми, он меня любит! Он говорит, что все для меня сделает! Купит все, что я захочу!

Я дотягиваюсь до ночника и включаю свет.

– И ты согласилась?

– Ну разумеется! А как же! Джейми, это была лучшая неделя в моей жизни! Я хочу еще! И получу еще! Сегодня мы присматривали себе домик в Вегасе. Джейми, ты бы видела, что это за «домики»! Бассейны – с фонтанами! Лестницы – как во дворцах! Ванные – с минеральной водой! Огромные гардеробы, подставки-карусели для обуви…

Она падает на спину – и тут же вскакивает, визжа от восторга.

– А посредине – я в атласной пижаме, представляешь?

К этому моменту я окончательно просыпаюсь.

– Боже мой! Ты выходишь замуж!

– Ага! Я!! Выхожу!!! Замуж!!!!

Я крепко обнимаю ее, силясь разобраться в собственных чувствах. Пожалуй, сильнее всего – обида. Опять я тащусь в хвосте. Предложение Скотта с предложением Рида и сравнивать нельзя.

– Извини, не хочу портить тебе праздник – но как же Дейв?

Иззи бросает на меня заговорщический взгляд.

– У меня шикарный план! Если умело разыграю карты, удержу при себе обоих!

– Как?! – Я уверена, что ослышалась.

– А вот слушай. Я скажу Риду, что хочу три месяца жить с ним, а другие три – в Девоне. Чтобы не расставаться с семьей, с друзьями и так далее. Ему-то что, он все равно вечно в разъездах!

– А Дейву ты как объяснишь свои трехмесячные отлучки?

– Ну, что-нибудь придумаю. Изобрету какую-нибудь сверхвыгодную работу по гибкому графику. Дейв допытываться не станет – ты же его знаешь.

– Иззи, не могу поверить, что ты это серьезно!

– Почему бы и нет? По-моему, классно придумано. За двумя зайцами погонишься – обоих поймаешь!

Еще несколько дней назад я пропустила бы болтовню Иззи мимо ушей. Может, даже посмеялась бы над тем, как ловко она обведет «этих болванов» вокруг пальца. Но разговор со Скоттом оживил мои чувства, словно нюхательная соль. Я глубоко вздыхаю и говорю твердо:

– Иззи, так нельзя.

Она бросает на меня раздраженный взгляд.

– Я серьезно, Иззи. Это подло.

– Ну, знаешь!.. Жизнь вообще подлая штука. Каждый за себя.

– Зачем тебе Дейв? С тех пор, как мы сюда приехали, ты о нем и не вспоминала!

– Потому что занята была! Это же не значит, что я по нему не скучаю. Так приятно знать, что где-то далеко меня ждет Дейв… Что бы там ни врали моралисты, а человек – животное полигамное.

– При чем тут полигамия? Обыкновенная жадность, по-моему.

Она смотрит на меня ледяными глазами.

– Ты никогда меня не осуждала. Я думала, ты меня понимаешь. Я живу, как хочу, ни перед кем не оправдываюсь и не извиняюсь. Принимай меня такой, как есть, – или катись к чертям!

Ее слова повисают в воздухе, словно ультиматум.

– Значит, или по-твоему, или никак? – вздыхаю я. Мне страшно с ней ссориться, но вслед за страхом приходит гнев. Вспоминаются слова Скотта: «Знаешь, почему люди вроде Иззи плюют на всех? Я тебе скажу: потому что люди вроде тебя боятся дать им отпор!» Эти слова больно задели меня и до сих пор не дают покоя.

– Это подло, Иззи, и я не позволю тебе так поступить.

– Ты не позволишь? Да кто ты такая, чтобы мне указывать? – шипит Иззи.

– Кто я такая? – Я отшатываюсь. – Если ты забыла, последние двадцать лет я была твоей лучшей подругой! И дело не в том, кто кому указывает; просто ты потеряла всякое понятие о том, что можно делать, а чего нельзя!

– И это мне говорит невеста гея!

Я молча вылупляюсь на нее, не зная, что ответить. Если до такого дошло… Плохо дело. Совсем плохо.

Иззи вздыхает, всем своим видом показывая, как устала от моих придирок.

– Сделай одолжение, просто порадуйся за меня, и на этом закончим.

– Я рада, что Рид сделал тебе предложение; но если ты начнешь его обманывать, то скоро сама не обрадуешься, – твердо отвечаю я.

– Почему? Карму себе испорчу? – презрительно усмехается она.

– Не в карме дело. Ты запутаешься во лжи и рано или поздно станешь сама себе противна. Почему бы просто не оставить Дейва в покое?

– Он – мой остров в бурном море! К кому еще я побегу, если все обломается?

– Ни к кому. Если все обломается, ты встретишь поражение, как все нормальные люди. Или так боишься упасть, что готова всю жизнь стелить перед собой соломку?

Иззи трясет от ярости, но она еще надеется меня убедить.

– Он меня любит. Если я его брошу, он с ума сойдет от горя. А так останется счастлив. Кому от этого вред?

– И тебе, и ему. Потому что он получит тебя только наполовину.

– Да ему больше и не надо! Ты же его знаешь!

– Мне всегда казалось, что Дейв для тебя – что-то вроде суррогата, «и.о. настоящей любви». А теперь ты встретила настоящую любовь. Зачем же цепляться за Дейва? Ты ведь даже на его звонки не отвечаешь!

– Джейми, я его люблю! – упорствует она.

– Если бы любила, не выходила бы замуж за другого, – парирую я.

– Ну, завела шарманку! Верность – это для юродивых вроде тебя! – отрезает Иззи, как выплевывает.

Она вскакивает и подходит к окну.

– Тебе просто завидно, потому что у меня двое нормальных мужиков, а ты только и умеешь, что гомиков очаровывать!

В глазах ее – такое яростное презрение, что я застываю как вкопанная. Но это, оказывается, только начало.

– Значит, я – подлая лгунья? А на себя оборотиться не хочешь? Что такое эта твоя свадьба со Скоттом, как не ложь, наглый обман, вранье от начала и до конца? Ладно, у него больная мать – а у-тебя что? Я тебе скажу, родная. Ты просто смертельно боишься жизни. Серая мышка вырыла себе норку и на все готова, лишь бы из нее не вылезать. Скотт будет по мальчикам бегать, а ты – сидеть дома, обливаться соплями над высокой поэзией и мечтать о своем Кристиане, как уже десять лет промечтала. Так всю жизнь и проживешь. И будешь удивляться, почему все хорошее достается другим. Да потому, что другие не боятся рисковать!

Я падаю на подушку, не в силах даже зажмуриться.

– Я тебя знаю лучше, чем ты сама себя знаешь, – говорит она, немного успокоившись. – Ты Финна обходишь за милю, потому что чувствуешь: между вами что-то может быть. Что-то настоящее. И это для тебя страшнее всего. Ты просто трусиха, Джейми.

С этими словами она вылетает за дверь, оставив меня зализывать раны и размышлять над ее монологом. Все справедливо: начал читать другому мораль – получи в ответ. Но, боже мой, сколько же времени все это в ней копилось? Все эти годы, что мы прожили душа в душу… Может быть, за фасадом «верной дружбы» уже много лет пряталось раздражение и недовольство друг другом?

Постепенно гнев уступает место боли. «Если ее слова тебя задели – значит, в них есть правда», – непременно сказал бы Скотт. Наверно, и вправду есть. Иззи не боится рисковать, не боится любить. И, что там ни говори, если она приведет в исполнение свой «шикарный план», на свете станет двумя счастливыми людьми больше.

А я кому принесла счастье? Кристиану, верно: но это было десять лет назад. С тех пор вся моя любовь уходит в пар, бесцельный и бесполезный. Большинство моих влюбленностей (хм, «большинство»… всего-то их было…) оканчиваются ничем. Я подношу человеку сердце на тарелочке, а он вежливо отвечает: «Спасибо за угощение, но я, знаете ли, уже сыт. Как-нибудь в другой раз». А те немногие, кто отвечал на мое чувство, вели себя по принципу: «А если вот так ущипнуть, будет больно?» – так что к сердцу я их старалась и близко не подпускать. И все это время лелеяла свои большие надежды, ждала принца, которого сочту достойным любви. Быть может, мое пристрастие к никчемным типам – лишь уловка подсознания, позволяющая не жить, не любить в полную силу? Да, наверно, Иззи права. Я боюсь делиться собой. Маскирую свое малодушие под разборчивость. С наслаждением осуждаю выходки Иззи и радуюсь, что на ее фоне выгляжу чистенькой. И что толку с моей чистоты? Она-то – в пентхаусе, а я – у разбитого корыта.

Вдалеке трезвонит дверной звонок: слышно, как Иззи впускает посыльного. И минуты не проходит, как она врывается ко мне: по щекам ручьем текут слезы, в руке – измятый бумажный листок.

– Вот, читай! – вопит она, швырнув мне бумагу. – Радуйся!

Несколько секунд я тупо смотрю на смятый белый лист. Что происходит? Похоже, весь мир сегодня сошел с ума. Разворачиваю письмо, сажусь под лампу и читаю.

Это факс. От Дейва.

«Дорогая Иззи!

Прости, что пищу тебе. Знаю, такие, новости надо сообщать лицом к лицуили хотя бы по телефону: но ты не отвечаешь на звонки, так что я решил написать.

После твоего отъезда я начал работать над новым проектом вместе с Элейн, и скоро мы поняли, что по-прежнему любим друг друга. Ты очаровала меня с первого взгляда, и ее я никогда не полюблю так, как тебя; но разница в том, что ей я нужен. А для меня это самое главное – быть нужным, знать, что на тебя полагаются. В твоей жизни я сидел на заднем сиденье и радовался, когда ты бросала на меня рассеянный взгляд в зеркало заднего вида; в жизни Элейн я – за рулем.

Ты знаешь, я никогда не решился бы причинить тебе боль, но сегодня Элейн пригласила меня переехать к ней, и я согласился. Конечно, все произошло очень быстро, но я чувствую, что мы поступаем правильно. Надеюсь, со временем ты найдешь в себе силы простить нас и пожелать нам счастья.

Дейв».

Ну и ну! Видно, правду говорят про тихий омут и чертей… Сказать, что я поражена, – значит ничего не сказать. Я давно уже разучилась отличать Дейва от мебели, и обнаружить, что он взбунтовался, – все равно что прийти домой и узнать, что твой диван решил сменить хозяина.

Я перечитываю факс, на этот раз чувствуя себя виноватой, – я ведь желала чего-то в этом роде. В этом роде – да, но не сейчас и не так! Иззи всегда считала, что кому-кому, а Дейву доверять можно: его измена – для нее тяжелый удар. Хоть мы только что поругались, я не могу видеть, как она плачет, и спешу к ней.

В комнате Иззи никого нет. Только из дальнего угла доносятся глухие рыдания. Я оглядываюсь кругом, подхожу ближе… ага, теперь ясно, что всхлипы исходят из гардероба!

– Иззи! – зову я и распахиваю дверцу.

Точно, вот она: сжалась в комочек под пиджаками, среди брюк и туфель для гольфа. Физиономия ее покраснела и распухла от слез, злость в глазах сменилась неизбывным горем. Недолго думая, я влезаю к ней в шкаф и сажусь на рожок для обуви.

– Ты прочла? – дрожащим голосом спрашивает она. – Всю эту чушь насчет заднего сиденья, и зеркала, и что теперь он сам поведет машину? – Тут она не выдерживает и снова захлебывается слезами.

Я успокаивающе сжимаю ее руку.

– Иззи, милая! Не плачь, Не хочет кататься с тобой на лимузине – и не надо. Ты же знаешь, ничего лучше дрянного «Фордика» ему не светит.

Иззи слабо улыбается – а в следующий миг с воем валится мне в объятия. Тут я не выдерживаю и сама начинаю реветь, обливая слезами ее вымытые, надушенные волосы. Ну и картинка! Пять минут назад обзывали, друг друга последними словами – а теперь сидим в шкафу и рыдаем друг у друга на плече.

– Джейми, как он мог?

Я утираю глаза дрожащим рукавом.

– Не знаю. Наверно, ему просто захотелось почувствовать себя в чьей-то жизни главным…

Она поднимает на меня убитый взгляд.

– Я не говорю, что ты его не любила, но…

– Черт бы взял эту суку! Я еще уехать не успела, как она начала на него вешаться! – рыдает Иззи.

– Ну, вообще-то это ты увела у нее Дейва первой… – Я затыкаюсь, сообразив, что сейчас не время читать мораль.

– Я ведь прекрасно понимала, что обоих сразу не удержишь, – всхлипывает Иззи. – Просто не знала, как скажу Дейву, что выхожу замуж за другого. Боялась сделать ему больно. А он… а он…

– Может быть, это знак.

– Да ладно тебе!

– Сама подумай. У тебя появилась возможность начать новую жизнь – но ты цеплялась за Дейва, и это могло все испортить. И вдруг Дейв говорит: «Ты свободна». Теперь ты можешь свободно, с чистым сердцем отдаться Риду!

– Какое там чистое сердце!

– Знаю, я всегда недооценивала твои чувства к Дейву, – грустно улыбаюсь я. – Наверно, тебе сейчас-больнее, чем я думала. Но все же мне кажется, что твое горе сейчас – сродни страху ребенка, которого пересадили с трехколесного велосипедика на «взрослый», двухколесный. Теперь он знает, что может упасть. И ему страшно, но это скоро пройдет. Вот увидишь, сама не заметишь, как начнешь гонять с ветерком!

– У Скотта научилась таким терапевтическим приемчикам?

– Может быть, – соглашаюсь я. Иззи глубоко вздыхает.

– Слушай, я тут наговорила тебе черт-те чего…

– Все нормально. Ты права.

– Да нет, какое там права! Просто разозлилась оттого, что ты пошла мне наперекор. Я такого не ожидала.

– Я тоже, – улыбаюсь я. – Но ты права – может, я просто тебе завидую!

– Чему тебе завидовать? У тебя есть все!

– Едва ли.

– Точно тебе говорю! Тебя все любят, ты пишешь замечательные статьи, и твои приключения только начинаются.

– А что если я так и не найду своего единственного? – спрашиваю я жалобным голоском.

– Найдешь. Он уже рядом, поверь мне.

Хотела бы я верить! Но она ведь судит по личному опыту – у нее-то с «единственными» никогда проблем не было.

– Скажи, ты действительно любишь Рида?

– Не говори так!

– Почему?

– Если действительно люблю, значит, я попала в передедку!

– Это еще почему? – смеюсь я.

– Что, если он меня обидит?

– Ах ты неженка! – поддразниваю я ее.

– Неправда!

– Правда! А еще меня обзывала трусихой! Я боюсь заводить романы, а ты боишься любить!

– Ну нет, я не такая дура.

– Рид никогда тебя не обидит, – уверяю я.

– Да, но без Дейва на подхвате я чувствую себя такой…

– Уязвимой?

Но согласиться с таким унизительным определением Иззи не способна.

– Знаешь, – говорю я ей, – у Скотта и на твой счет есть теория. Он считает, что ты вовсе не такая бессердечная и корыстная, какой представляешься.

– Вот мерзавец! И меня, значит, проанализировал!

– Но если предположить, что он прав…

Я знаю, что впереди у нас – не одни безоблачные времена Но, по крайней мере, мы снова – одна команда.

– Не успели мы поссориться, как я начала по тебе скучать! – признаюсь я.

– И я тоже, – улыбается Иззи.


ГЛАВА 35


Дорожная карта, полный бак «газа», бутылка воды и большой пакет тянучек «Мишки Гамми». Тянучки я слопала в первые же двадцать минут. И нисколько не раскаиваюсь. Сегодня я делаю все, что захочу. Весь день. Одна.

С работы я отпросилась. Обзвонив несколько пунктов проката машин, нашла такой, где вместо кредитной карточки принимают залог наличными. Возможно, я никогда больше не увижусь со своим паспортом; возможно, консервная банка, которую прокатчики из вежливости называют «автомобилем», развалится, не проехав и трех миль, – но сейчас мне до этого дела нет. Я мчусь вперед – навстречу приключениям.

Сегодня я проснулась в шесть утра и отправилась в соседнюю спальню – мне не терпелось поговорить с Иззи. Однако Иззи там не оказалось, а на тумбочке у кровати Рида лежал хорошо знакомый мне леденцовый браслетик… со следами зубов. Рид сгрыз с него половину «жемчужин», обнажив неприглядную серую резину. А мы ведь обещали друг другу надеть эти браслеты в день свадьбы!

Разумеется, Рид ни в чем не виноват: проснулся среди ночи, захотел перекусить, ну и сунул в рот первое, что подвернулось под руку. Однако это невинное происшествие показалось мне символичным и заставило всерьез задуматься о клятвах, приносимых в юности. Почему мы так серьезно воспринимаем собственные девичьи фантазии? Девять лет прошло, а тебе по-прежнему кажется, что изменить обещанию, данному в десятом классе, значит, предать себя. Но ведь ты – уже другой человек, с иными взглядами на жизнь и на счастье. Зачем же позволять восемнадцатилетнему «Я» управлять собой? Стоит ли так цепляться за пресловутую двойную свадьбу в Лас-Вегасе?

Порой жизнь играет с нами грязные штучки, или, может, мы сами не понимаем, чего хотим. В Англии я была уверена, что задыхаюсь без романтических переживаний, а теперь хочу одного – чуточку покоя.

В конце концов я дозвонилась до Скотта и излила душу ему. Скотт как раз вернулся с утренней пробежки: голос его звучал до отвращения бодро и энергично. Он сообщил, что мне надо «выйти из зоны комфорта» – что это такое, я не поняла. Все тем же солнечным тоном он объяснил, что я должна сделать что-то сложное, непривычное, может быть, даже опасное, во всяком случае, требующее необычного напряжения сил и воли: Я начала страдать, в глубине души понимая, что Скотт прав: зарывшись под одеяло, желанных перемен не обретешь.

«Начни с малого, – сказал он. – Озеро Мид всего в получасе езды от Лас-Вегаса. Вот увидишь, тебе понравится».

«Ладно, попробую», – ответила я.

Не знаю, что будет дальше, но пока что мне нравится отдыхать в одиночку…

Я опускаю стекло, и теплый ветер ерошит мне волосы. Как здорово снова оказаться в пути! Кажется, Вигго Мортенсен назвал дорогу «прибежищем от всех скор-бей», и сейчас я понимаю, что он имел в виду. Посмотрим, удастся ли мне уехать от своих проблем.

Покинув шоссе, еще минут десять наслаждаюсь извилистыми проселками, ведущими к озеру. Земля здесь каменистая, пыльная, буро-красная, словно в Красном Каньоне, – и все равно потрясающе красивая. Особенно если вспомнить, что все пятьсот пятьдесят миль береговой линии созданы человеческими руками. Единственное, что портит впечатление от природы – отдыхающие. Ничего не имею против людей, но почему же их так много? Паркуются, разгружают багажники, намазываются кремом от загара, нахлобучивают на головы потомства бейсболки с огромными козырьками, мешающими смотреть, куда идешь… И конца краю им нет.

У самой воды народу не меньше. Шумная компания выясняет, какая моторка быстрее, – и я начинаю жалеть, что со мной нет приятеля. Будь рядом Финн, быть может, я решилась бы, визжа и отчаянно цепляясь за своего рыцаря, встать на водные лыжи. Кто, как не Финн, защитит меня от опасностей водной пучины? Мне вспоминаются его сильные руки, что поддерживали меня над пропастями Красного Каньона, вспоминаются слова: «Я не дам тебе упасть»…

Кто-то сует мне в руку рекламный листок. Приятный неторопливый круиз по озеру на пароме «Принцесса Пустыни». То, что нужно! И я устремляюсь к кассам. Приятно и безопасно. Приятно и знакомо. Что бишь там советовал Скотт?..

Я останавливаюсь как вкопанная. Нет, ни за что! Никогда в жизни! Уже поздно – я почти на борту парома… Но что, если все-таки?.. Да я с ума сошла! Мне просто не хватит смелости!

– Сколько вам? – спрашивает кассирша.

– Э-э… один. Нет-нет! – Она удивленно поднимает глаза. – Прошу прощения, я встала не в ту очередь. Я хотела взять водные лыжи.

Не могу поверить, что я выговорила это вслух! Быстро-быстро (пока не передумала) бегу к другой кассе, и уже через пять минут – смотрите-ка! – разрываясь между гордостью и страхом, зашнуровываю спасжилет. Изящная обтекаемая машина фырчит у причала. Господи, что я такое делаю? Это совсем на меня не похоже! Ма-амочки!!!

Поначалу я робею – жмусь к берегу, придерживаюсь безопасной мили в час и до боли в руках сжимаю поручни. А вокруг вовсю резвится молодежь: хохочущие парни и визжащие девчонки носятся как сумасшедшие, летучими рыбами выпрыгивают из воды и снова ныряют во вспененные волны. Я проклинаю себя за трусость, однако не решаюсь экспериментировать, пока не отплыву подальше от людей. Не люблю, когда страдают невинные.

Выбравшись на открытое и безлюдное место, я крепче вцепляюсь в поручни и увеличиваю скорость до двух миль. Постепенно становлюсь смелее – и обнаруживаю, что, чем выше скорость, тем ровнее ход. Наконец, расхрабрившись, выжимаю акселератор до предела. Мотор радостно взревывает в ответ, и меня переполняет восторг. Быстрее! Еще быстрее! Сердце рвется из своей жалкой темницы вперед, навстречу солнцу, и воздуху, и сверкающей водной глади. Я улыбаюсь во весь рот – настоящей, искренней улыбкой. Смотрите все! Я свободна! Мне незачем прятаться от мира, не за что презирать себя! И уж тем более незачем цепляться за Иззи или за Кристиана. Разве не могу я быть счастлива и без них? Смотрите, смотрите все на бесстрашную и счастливую Джейми!

Ветер бьет мне в лицо, раздувает волосы. Будь они немного подлиннее, Черным Роджером развевались бы за плечами. Снизив скорость, я огибаю мыс и обнаруживаю за ним пустынный заливчик. Я жму на газ и, словно лихой озерный волк, на полной скорости вылетаю на берег. Ах, как хорошо! Солнце слепит глаза, песок обжигает ноги. Людей здесь нет, а проплывающим мимо рыбам мой целлюлит не интересен, так что я сбрасываю шорты и майку и кидаюсь в воду. Какое блаженство! Фыркая, словно тюлень, окунаюсь с головой, а затем плыву куда глаза глядят, от восторга крутясь и пританцовывая в воде. Теперь я не боюсь замерзнуть, как когда-то дома, в Тинмауте, – наоборот, ищу места, где вода похолоднее. Утомившись от плавания, позволяю себе расслабиться: ложусь на спину и закрываю глаза.

Ни одна душа в целом свете не знает, где я и чем занимаюсь. Сейчас со мной все в порядке. Я – не отвергнутая возлюбленная, не безобразная подруга, не безответственная дочь, не жалкая пародия на сестру. И с чего я взяла, что должна непременно выйти замуж? Это ведь такое счастье – остаться одной, самой по себе, ни перед кем не отчитываться и не искать ничьего благоволения…

Из воды я выхожу счастливая, словно Урсула Андресс в «Докторе Но». Устроившись на расстеленном полотенце, жалею, что мало денег взяла с собой, – а то можно было бы снять плавучий домик и остаться здесь на ночь. Или на всю жизнь. Превратиться в этакую озерную отшельницу. Хотя, если уж на то пошло, я, пожалуй, предпочту кочевую жизнь. Что может быть прекраснее, чем мчаться по незнакомой дороге и слышать, как ветер свистит в ушах? Моей визы еще на пару месяцев хватит. Раздобыть бы деньжат и отправиться в путешествие по Америке. В Монтане познакомиться с заклинателем лошадей. В Майами станцевать мамбу. В Манхеттене спуститься в метро. Да мало ли в Америке интересных мест на букву М! Массачусетс, Миннесота, Милуоки, Мэдисон… Сколько возможностей!

Что, если законтачить с какой-нибудь национальной газетой и стать «нашим собкором в Лас-Вегасе»? Или – еще лучше – писать для нескольких журналов сразу! Мне говорили, что в часе езды отсюда, в местечке под названием Парамп, работает легальный бордель. Репортаж оттуда в «Риске» с руками оторвут. Редакций «Макияжа» запрыгает от радости, когда получит статью о том, какой косметикой пользуются на работе лас-вегасские шоу-герлс. Интервью с «Золотыми Парнями» пойдет в «Плёй-герл» – они там обожают голых мужиков. Даже в какой-нибудь подростковый журнальчик типа «Штучки» можно просочиться. «Школы в Лас-Вегасе» – чем плохо? На развороте – девчушка в школьной форме на фоне неоновых огней. Класс! Завтра же сажусь за работу!

И пусть меня нигде не напечатают – разве это главное? Главное, что я не сижу сложа руки и не ною о том, какая я несчастная, а пытаюсь изменить свою жизнь. Кто хочет, тот добьется, пусть и не сразу. Решено: завтра же сажусь и пишу план действий, а с послезавтрашнего дня принимаюсь за работу. Старый друг оптимизм, ты вернулся! Как мне тебя не хватало!

Я торчу на озере до вечера и пускаюсь в обратный путь в обществе великолепного пурпурного заката. Облака над головой переливаются всеми цветами радуги, словно свежие синяки. Быть может, ночью предстоит битва.

Вернувшись в номер (пустой), я решаю, что ванна подождет – уж очень нравится мне ощущение взъерошенных волос, слегка обгоревшей кожи и хрустящего в туфлях песка. Я чувствую себя невероятно живой и сильной – совсем как после путешествия в Красный Каньон. Похоже, обе вылазки на природу пошли мне на пользу. Никогда прежде я не увлекалась туризмом – но, возможно, его, как оливки, надо просто хорошенько распробовать.

На автоответчике три сообщения: первое – шутливое от Скотта, второе – «перезвони мне» от Лейлы, третье – Сэм интересуется, не хочу ли я завтра посидеть в магазине до одиннадцати вечера, чтобы помочь ему с учетом товаров. Это в пятницу-то! Странный вопрос – разумеется, нет! Но с другой стороны, он предлагает двойную оплату, а завтрашним вечером мне все равно нечем и не с кем заняться. Иззи и Рид развлекают какого-то японского бизнесмена, Синди с Лейлой на работе, у Скотта шоу, а потом вечеринка по случаю дня рождения клубного приятеля, где мне точно делать нечего.

На прикроватной тумбочке, куда лезу за пижамой, я обнаруживаю пухлый конверт. На обратной стороне – приписка от Иззи.

«Ушли на ужин. Надеюсь, ты хорошо отдохнула. Это факсы для тебя – я в них не заглядывала. Если этоДейв – понял наконец, что со своей Элейн умрет от скуки, и спрашивает, нельзя ли меня вернуть, – ответь, что обратной дороги нет. Целую.

Из».

«Похоже, она утешилась», – думаю я, извлекая из конверта два листа бумаги. Первый – от мамы. Чувствуя укол совести, я откладываю его и разворачиваю второй. От Надин! Ох, не к добру! Не иначе, Кристиан ей во всем признался, и теперь она рвет и мечет.

Ну ладно. Запихиваю факсы обратно в конверт и спешу на кухню. Чашечка травяного чая – и в постель. Читать не стану. Отложу до завтра. Слишком редко у меня бывает хорошее настроение, чтобы так им рисковать. Не хочу, чтобы голоса из прошлого втянули меня назад, в сумеречное болото жалости и отвращения к себе.

Я беспорядочно мечусь по номеру. Включаю сперва стерео, затем телевизор, затем фен, затем шейкер для коктейля. Ничего не помогает – не могу выкинуть из головы непрочитанные письма. Ладно, так и быть. Делаю глубокий вдох и начинаю с самого страшного – с Надин. Гм, письмецо-то коротенькое! Сколько яда может уместиться в двух абзацах?

«Здравствуй, большая сестричка! Или пора уже называть тебя «огромной»? Представляю, как тебя разнесло на шведских столах!»

Хорошее начало.

«Я и представить себе не могла, что мы когда-нибудь отправимся в Лас-Вегас, – что приличным людям делать в таком вульгарном месте? Но Кристиан говорит, что его дядя очень нездоров, а я не могу бросить любимого человека в трудную минуту».

Сэм заболел? Странно, на автоответчике у него вполне бодрый голос. Что такое стряслось? Гамбургерами объелся? Завтра надо не забыть спросить, как он себя чувствует.

«Поначалу он хотел, чтобы я осталась дома – нам столько еще нужно приготовить к свадьбе, – но я твердо сказала, что его не брошу. Кроме того, мама летит к тебе на эту так называемую свадьбу, и я чувствую себя обязанной за ней присмотреть. Нельзя же допускать, чтобы она, в ее-то возрасте, одна ходила по всяким злачным местам! (Папа ехать на свадьбу категорически отказался. Не хочет освящать эту комедию своим присутствием – его собственные слова) Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Кстати, ты почти ничего не рассказала об этом своем «женихе». Вспоминая фильм «Покидая Лас-Вегас» (а также твоих предыдущих бойфрендов), я опасаюсь самого худшего. Ладно, это твое дело. Одно утешение – что мы едем всего на два дня. Надеюсь, по крайней мере погода у вас хорошая? У нас льет без перерыва. Может быть, успею немного подзагореть к свадьбе – тогда эти два дня не пропадут даром. Встречать нас не надо, Сэм кого-то пришлет в аэропорт. Поселимся мы, чтобы ты знала, в отеле под названием «Париж». Что за убожество – Париж в Лас-Вегасе! Ладно, вернемся в Англию и посмеемся надо всем этим.

Надин».

– Корова чертова! – шиплю я сквозь зубы и поспешно разворачиваю записочку от мамы.

«Хочу предупредить, что скоро ты получишь факс от Надин. Я все ей рассказала, потому что она тоже на пару дней летит в Лас-Вегас! Я предлагала ей лететь со мной, но она не хочет ни на минуту выпускать из поля зрения Кристиана. Бедняжка, она так нервничает перед свадьбой! Вчера ночью по телефону устроила настоящую истерику: вбила себе в голову, глупенькая, что у Кристиана появился кто-то еще. Насколько я поняла, никаких доказательств, вроде губной помады на воротнике, у нее нет – одни подозрения. А все оттого, что он снова начал читать стихи. Не знаю, как ты, а я в этом никакого преступления не вижу. Может быть, он просто подбирает стихотворение к свадьбе, чтобы сделать Надин сюрприз».

Стук сердца громом отдается в ушах. Что, если мы с Кристианом одновременно читали одни и те же стихи? Думали об одном? Лелеяли одни и те же воспоминания? Грезили об одной и той же иве над рекой?

«Кстати, вот тебе хорошая новость: твои друзья, Аманда и Калин, тоже летят в Лас-Вегас, и, видимо, одним рейсом со мной! С Колином мы сдружились. Удивительно милый парень. Геи вообще очень симпатичные ребята, согласна?»

Что мама, что дочка. Теперь ясно, от кого я унаследовала симпатию к гомосексуалам.

Я плюхаюсь на диван. Нет, этого не успокоить никаким ромашковым настоем. Душевная ясность, отвага, уверенность в себе – все испарилось как дым. Я снова валяюсь в грязи.

Зачем природа создала меня воздушным шариком, что сдувается с одного укола? Как смеет моя птица счастья исчезать, едва помахав крылом? О Мичигане, Миннеаполисе и Мэриленде можно забыть – надо мной черной тучей нависло иное, куда менее приятное слово на М: МУЖ.

Что же теперь делать? Я забираюсь на диван с ногами, прижимаю к груди вышитую подушечку и задумываюсь. Если Кристиан летит ко мне – чему нет никаких доказательств, – по меньшей мере глупо отпугивать его фальшивым женихом. С другой стороны, он верит, что я помолвлена по-настоящему, и все равно летит… Но, может, дядя Сэм и вправду болен? И еще стихи – наши стихи…

Иззи сказала бы, что лучший способ вернуть Кристиана – заставить ревновать. В этом плане у нее старомодные взгляды. Что ж, может, она и права. Тогда надо показать Кристиану Скотта. Кристиан вызовет его на поединок, отвоюет мою руку в честном бою, и я-все-таки выйду замуж за свою единственную любовь.

Разумеется, не бывает ложки меда без бочки дегтя – то есть без Надин. Сестрица свою добычу без боя не отдаст. Если я всерьез решу вернуть Кристиана, придется одолжить у Скотта самое длинное и острое турнирное копье. Но может ведь оказаться и так, что Кристиан в самом деле ее любит…

Так или иначе, Надин не опередит меня в забеге к алтарю! Нет, эту скачку ей не выиграть! Нельзя допустить, чтобы она приехала и обнаружила меня без жениха! Я обещала Скотта – значит, будет ей Скотт. Ну и что, что не любит женщин? Зато во всех прочих отношениях о лучшем муже и мечтать нельзя. Не говоря уж о том, что я верну к жизни его несчастную мать. А также повеселю Аманду и Колина. (Я, кажется, не упомянула, что разбавила свой травяной чай ликером «Бейли». И еще ложечку виски добавила.)

В лихорадочной спешке я набираю номер Скотта.

– Главный грешник Города Греха на проводе! – весело откликается он.

– Это я.

– Привет.

Я набираю воздух в грудь.

– Ну что, тебе нужна жена или как?


ГЛАВА 36


Я просыпаюсь до будильника и минут десять валяюсь в постели, вспоминая, к чему так сосет под ложечкой. Ах да – завтра прилетает Надин. Надо бы справиться о здоровье Сэма.

Сэм поднимает трубку со второго звонка и бодро сообщает, что чувствует себя отлично. Правда, услышав, что Надин обеспокоена его здоровьем, дает задний ход: да-да, как же, вчера его зверски продуло. А сразу не признался, потому что болеть – это не дело для настоящего мужчины. Щас, так я ему и поверила!

– Увидимся через час! – прощаюсь я с ним.

Запас строгих юбок стремительно иссякает. Завтра, если время будет, надо бы пробежаться по магазинам. Купить что-нибудь такое, чтобы сразить Кристиана наповал. Сейчас он одевается куда элегантнее, чем в прежние времена, а Надин всегда так разряжена, что рядом с ней я просто обязана выглядеть безупречно. Помнится, Кристиану нравилось, когда я надевала голубое…

Утро проходит без приключений: я сижу за прилавком, размышляю, что завтра надеть и воображаю, с каким восторгом будет смотреть на меня Кристиан. Никки сегодня не в духе: она сообщает, что «Сэм совсем с цепи сорвался», но узнать подробности я не успеваю – в магазин врывается толпа японских туристов и сметает с прилавков все подчистую, в том числе и те вещицы, на которых стоит «Майд ин Джапан».

В час дня я отправляюсь в «Священную Корову» за овощным бургером. Вернувшись, обнаруживаю, что Сэм возится с кассой и ругается на чем свет стоит.

– А где Никки? – спрашиваю я, спокойно освобождая из плена застрявшую чековую ленту.

– Ушла домой. У нее там неприятности, – отвечает он, побагровев еще сильнее.

– Какие? – меня вдруг охватывают подозрения.

– Ее мать упала с лестницы. Нашла время – как раз сегодня, когда у нас учет!

Скотина бессердечная. Никки признавалась мне, что боится оставлять мать одну на весь день – очевидно, с ней уже случалось что-то подобное.

После обеда, слава богу, в магазине тихо. Около пяти часов Сэм говорит, что должен сходить на почту, и просит меня поработать немного телефонной барышней. Только он за дверь – раздается звонок.

– «Экстравагантные товары Сэма»! – говорю я.

– Ал-ло! Сэм? М-можно п… аг-аврить с Сэмом? – вежливый, но явно нетрезвый мужской голос.

– К сожалению, мистера Джонсона сейчас нет на месте, но вы можете оставить сообщение.

– Дж-жейми?

– Да, а кто это?

– Дж-же-ейми! Эт… К-кристиан!

У меня замирает сердце.

– Ты… ты…

– Ага! Напилс… к-как свинья! К-ка-ак ты дог… далась?

Я невольно улыбаюсь. Смотрю на часы, прибавляю восемь – в Англии сейчас час ночи.

– Тебе же завтра рано вставать! У тебя самолет!

– Ага. В ш-шесть утра. Но я н-не лягу. Л лучше выпью еще.

– Думаешь, стоит? – с беспокойством замечаю я.

– Ч-черт, Дж-жейми, мне и т-твоей сестры хватает во-от так, еще-т-ты тут б-буд…шь…

– Да пей сколько хочешь! – яростно восклицаю я.

– Бл-л…годарю. Твое зд…ровье!

В трубке звучно булькает.

– Т-так-то лучше. – Он причмокивает. – Т-ты, значит, з-замуж выходишь!

О боже мой! Так он из-за меня напился? Решил утопить горе в вине? В магазин входит пара туристов, но я поворачиваюсь к ним спиной.

– Кристиан, с тобой все в порядке? – шепчу я в трубку.

– Нуда, куда. П-п…чему бы и н-нет? Т-ты выходишь замуж, я т-тоже… т-то есть… женюсь…

Что делать, господи, что делать? Сказать ему правду? Но он пьяный и ни черта не поймет. Поговорить с ним, когда прилетит? Но что ответить сейчас?

– Дж-жейми-и!

– Да? – отвечаю я, затаив дыхание.

– М-моя п-прекрасная Джейми…

– Подожди, не вешай трубку!.. Все вещи в этой корзине – один доллар. Да, да, все за доллар! – ору я туристам и снова прижимаю трубку к уху.

Теперь Кристиан говорит тихо, почти шепотом. И голос его звучит совсем трезво.

– «Взгляни в мое лицо: мне имя «Могло бы быть». Еще меня зовут: «Никогда больше», «Слишком поздно», «Прощай».

Боже мой, теперь он цитирует Россетти.

– Кристиан, я…

– Прощай, – шепчет он. – Прощай.

Щелчок – и короткие гудки. И что дальше? Перезвонить я не могу – разбужу Надин. Кипя от волнения и беспокойства, я расхаживаю за прилавком взад-вперед, словно тигр в клетке. Непрерывным потоком идут покупатели, и всем что-то от меня нужно. Мысли мои очень далеко отсюда, скорее всего, на дне Кристиановой банки пива. К семи часам я и сама готова напиться. Но заливать горе вином на рабочем месте как-то некрасиво, лучше уж развлечься учетом.

– Ты начни с сумок, а я займусь посудой, – командует Сэм.

Монотонный подсчет товаров успокаивает и затягивает: следующие два часа пролетают, как во сне. Я уже перехожу к ремням, когда появляется Сэм.

– Ну, как дела? О, какая скорость! Не сбавляй темпа, детка, и мы с тобой к десяти часам все закончим! – с этими словами он ласково похлопывает меня по заду и удаляется в отдел игрушек.

Я провожаю его мрачным взглядом и возвращаюсь к своим подсчетам. Слава богу, работа требует сосредоточенности и не располагает к болтовне. К одиннадцати часам у меня гудит голова и болят глаза. Вот и последняя полка – фигурки на приборную доску. Девушки с хулахупами – свидетельницы моего недавнего унижения. Двенадцать, тринадцать, четырнадцать… Я выпрямляюсь и машу Сэму тетрадью:

– Готово!

– Отличная работа, Джейми, – замечает он, просматривая исписанные страницы. – А теперь пошли в кабинет.

Войдя, я прислоняюсь к косяку – ноги меня не держат.

– Зарплата у нас по пятницам. Так-с, вот все, что ты заработала за четыре дня плюс сегодняшняя премия.

– Спасибо, – я прячу конверт в сумочку.

– Не хочешь выпить? Я вот, знаешь ли, уже полечил простуду… А то я бы не догадалась! От него несет, как из винного погреба.

– Нет, спасибо, не надо.

– А баночку чего-нибудь бодрящего? – Сэм открывает холодильник. Я вздыхаю.

– От «Доктора Пеппера» не откажусь, спасибо.

– Да ты присаживайся! – и он указывает на диван. Стоит мне рухнуть, как Сэм устраивается рядом и по-хозяйски кладет руку на спинку у меня за спиной. Недовольная таким вторжением в свое личное пространство, я сдвигаюсь на самый краешек.

– Знаешь, Джейми, меня восхищает твое чувство стиля. Хочу посоветоваться с тобой по поводу одного нового образца товара…

Он грузно встает, опираясь на мое колено, долго роется в коробках и наконец вытаскивает на свет бледно-розовую футболку.

– Хотелось бы знать, что ты об этом скажешь. Не хочешь померить?

Ох-ох-ох. Неужели старый козел решил показать рожки? Господи, пожалуйста, только не это. У меня нет сил защищать свою честь.

– Больно маленькая. Вы уверены, что это на взрослого?

– Она обтягивающая, в том-то и смысл, – отвечает Сэм, протягивая мне футболку. – Надень, попробуй! Посмотрим, как она будет смотреться на клиенте.

Ладно, почему бы и нет, думаю я. С какой стати сразу подозревать худшее? Всю неделю он вел себя паинькой. Я прячусь в туалете и с некоторым трудом влезаю в «новый образец».

– О-о, вот это зрелище! – восхищается мною Сэм. – Удобно?

– Да, вполне, – отвечаю я.

Он подходит ближе и вглядывается в швы.

– Вот тут не жмет? – и он трогает меня под мышкой.

– Нет, все нормально, – прищуриваюсь я.

– Какой у тебя размер?

– Английский четырнадцатый: впрочем, зависит от фирмы. – Нет, я имею в виду размер лифчика?

Я начинаю тихо плавиться.

– З-Б. Ладно, пойду переоденусь.

– Подожди, подожди. – Он придвигается ближе. – У этого материала есть любопытная особенность: он реагирует на температуру тела. Предположим, я положу руки сюда…

Я сбрасываю его руку.

– Что вы делаете?

– Просто показываю. Чего ты так встрепенулась?

– Я уже поняла, меняется цвет.

В самом деле, футболка откликается на мой страх тревожными персиково-пурпурными разводами.

– Ты, как видно, горячая девчонка! – замечает Сэм и облизывается.

Ни дать ни взять – Красная Шапочка (точнее, Красная Маечка) и истекающий слюной Серый Волк! – Я бросаюсь в туалет и срываю с себя треклятую футболку в такой спешке, что запутываюсь в рукавах. Если сейчас появится Сэм, застанет меня совершенно беспомощной.

– Эй, детка, тебе помочь?

– Сама справлюсь! – кричу я.

Наконец я выпутываюсь из майки, оставив на ней добрую половину своего тонального крема. К счастью, по цвету она неотличима от персиковых разводов. Я возвращаюсь и отдаю майку Сэму, стараясь не слушать, что он там бормочет на тему: «М-м, еще тепленькая!»

– Ладно, я пошла.

– Куда это ты собралась, крошка? – Сэм захлопывает дверь и загораживает ее своим телом. – Я оплатил твое время до полуночи!

О нет! Пожалуйста, только не это!

– Я вот подумала, – начинаю я, – может, позвонить Никки, узнать, как там ее мама…

Он нервно косится на телефон. Я делаю шаг к столу. Сэм бросается мне наперерез и хватает телефон в охапку.

– В самом деле, странно, – продолжаю я, не отрывая взгляда от его мутных глаз цвета хаки, – вы сказали, что ее мама упала с лестницы, но ведь Никки живет в бунгало, где никаких лестниц нет…

Сэм озадачен. Путь к двери свободен. Чем я и пользуюсь.

Я выскакиваю из магазина, словно за мной гонится свора чертей, и бегу, бегу, бегу куда глаза глядят, еле переставляя подгибающиеся ноги.

Бедный Кристиан! Знал бы он, во что превратился его дядюшка! Скорее бы под душ, смыть с себя отпечаток этой распроклятой майки! Интересно, сколько девушек ее мерили до меня? Я останавливаюсь, чтобы передохнуть, но при одной мысли о том, что могло бы случиться, будь Сэм немного посильнее… или потяжелее… или просто если бы немного больше выпил… Подумать страшно! В магазин я больше не вернусь; а вот Никки надо позвонить, узнать, как она там.

Меньше всего мне сейчас хочется сидеть одной в пустом номере. Знать бы, где справляет день рождения друга Скотт! «Что посоветуете, доктор?» Дышать ровно и глубоко, сосредоточиться на чем-нибудь хорошем… Для успокоения расстроенных чувств идеально подходит аквариум – но «Форум Цезаря», должно быть, уже закрыт. Впрочем, в «Мираже» есть такой же – и он-то открыт двадцать четыре часа в сутки!

На улице людно и шумно – как и положено в пятницу вечером. Я с радостью сворачиваю и погружаюсь в относительную тишину отеля. Спрашиваю у горничной, везущей тележку с бельем, как пройти к аквариуму, – она кивает направо. Неторопливые рыбы и разноцветные кораллы оказывают свое действие с первого взгляда. Стоит подойти поближе – и весь холл вместе с портье, конторками и компьютерами исчезает, растворяется в сине-зеленом океане. Здорово придумано, говорю я себе. Отличный способ успокоить нетерпеливых гостей, стоящих в очереди на регистрацию. Как можно волноваться и нервничать, когда рядом – такая красота?

Несколько секунд назад я была напряжена, как струна, – а теперь сами собой опускаются плечи, разжимаются кулаки. Скотт сказал бы, что я нашла для себя эффективную гидротерапию.

Вдруг кто-то хватает меня за плечи.

– А ну пусти! – визжу я, разворачиваясь к нападающему лицом. – Ой! Финн! Извини! Я подумала…

– Что с тобой?

– Ничего страшного. Тяжелый день в магазине…

– Надоедливые покупатели или что-нибудь похуже?

– М-да, похуже… – Не хочу пересказывать эту мерзкую историю – тем более Финну. – А ты что тут делаешь?

– Да так, ничего особенного. Пообщался немного со Сплэшем и Спрайтом.

– С дельфинами?

Он кивает.

– Правда? Ух ты! Ты что, нырял туда?

– Конечно, – улыбается он и, помолчав немного, добавляет: – Хочешь попробовать?

– Еще как! Всю жизнь мечтала! Тодд – это парень, который здесь работает, – обещал как-нибудь устроить мне экскурсию по дельфинарию.

– Экскурсию не обещаю, но искупаться с дельфинами можешь прямо сейчас. Если, конечно, – загадочно улыбается он, – пообещаешь хранить все в тайне.

– То есть как?

– Рабочий день закончился. Здесь никого нет. – Он понижает голос: – А у меня совершенно случайно завалялся ключик.

– Подожди, подожди… Ты хочешь сказать – мы… прямо сейчас… Вот это да! – Усталость как рукой сняло: я предвкушаю потрясающее приключение. – А у тебя не будет неприятностей?

– Только если нас поймают, – ухмыляется он.

– Стоит ли рисковать?

– Тебе от этого станет лучше?

– Спрашиваешь! Я снова поверю, что жизнь прекрасна! – смеюсь я.

– Значит, стоит. Пошли.

Дельфины подплывают к бортику и здороваются с Финном на своем дельфиньем языке. Он гладит их по лобастым черным головам.

– А они меня не испугаются? – спрашиваю я. – Я хочу сказать, они ведь меня совсем не знают…

– Неважно. Главное, они знают меня.

– «Друзья Финна – наши друзья»? – улыбаюсь я.

– Вот именно.

Я присаживаюсь у бассейна и опускаю руку в воду.

– Как здесь мирно и спокойно! – Я оглядываюсь на широкие, до пола, окна, где маячат в лунном свете зубчатые вееры пальм. – Просто полночь в оазисе!

– Ну что, идем в воду? – спрашивает он.

– В этом? – Я одергиваю на себе платье.

– Наденешь мой костюм. А я поплыву в плавках.

– Похоже, я только и делаю, что одалживаю у тебя одежду! – замечаю я, вдруг ощутив неловкость.

Он только улыбается.

– Переоденься вон там.

Легче сказать, чем сделать! Костюм для подводного плавания невероятно тугой и жесткий: ощущение такое; словно я лезу в трубу. Колени выпирают двумя безобразными шишками; на что я похожа сзади – и представить страшно. Робко просовываю голову в дверь. Финн уже в бассейне, плавает наперегонки с дельфинами.

Я галопом бегу к бортику и торопливо прыгаю в воду. Ко мне подплывает Финн.

– Джейми, познакомься со Сплэшем и Спрайтом. Сплэш, Спрайт, это Джейми.

Дельфины внимательно смотрят на меня черными блестящими глазами.

– Что мне теперь делать?

– Пусть подплывут поближе, тогда ты сможешь их потрогать. Только не маши руками без надобности и вообще старайся двигаться плавно.

Дельфины подплывают ко мне вплотную. Я осторожно протягиваю руки и глажу их по гладким скрипучим головам, получая в ответ почти человеческие улыбки.

– Пусть они к тебе привыкнут. А потом можем покататься.

– А им не больно, когда их хватают за плавник? – беспокойно спрашиваю я.

– Если браться правильно, не больно. У дельфинов в спинном плавнике нет костей, одна мышечная ткань.

И Финн показывает мне, как надо держаться за плавник Человек и дельфин, слившись в единое целое, мчатся на другой конец бассейна и обратно. Я смотрю с восторгом, испытывая странную гордость – гордость за Финна.

– Вот так, – говорит он, подплывая ко мне. – Теперь твоя очередь. Может быть тебе захочется завизжать, но помни: дельфины не любят шума.

– Запомнила, – шепчу я.

Мгновение – и мы несемся вперед, торпедой вспахивая воду. Ощущения потрясающие! Можно сравнить… не знаю с чем… разве что со вчерашней прогулкой на моторных лыжах.

– Невероятно! – Я задыхаюсь от восторга. – А можно еще раз?

– Спроси у Сплэша!

Я протягиваю руку, хватаюсь за плавник – и мы снова срываемся с места. Делаем круг по бассейну и возвращаемся к Финну, усталые (по крайней мере, я) и счастливые.

– Да ты – настоящая русалка! – смеется он. – А теперь попробуй вот так!

Финн ложится на спину: Сплэш и Спрайт подплывают к его ногам и как следует толкают носами. Финн ракетой выстреливает вперед. Здорово! Теперь мой черед.

– Давай я тебя поддержу, – предлагает он и берет меня одной рукой – за спину, а другой – под голову.

В руках у Финна так уютно… так безопасно. Ах, если бы он никогда меня не отпускал!

– Готова? – спрашивает он.

– Да, – шепчу я, мечтая, чтобы этот миг длился вечно.

Финн дает знак Сплэшу и Спрайту – и они дружно подталкивают меня носами. У-у-ух! Вот это скорость!

– Классно! – восклицаю я. – Боже, как я тебе завидую! Вот это работа так работа!

Я ложусь на спину и поднимаю глаза к стеклянной крыше, за которой слабо мерцают звезды.

– Словно в раю, – вздыхаю я и поворачиваюсь к Финну. – Одним прикосновением ты превратил отвратительный день в чудесный. Огромное тебе спасибо.

– Не за что, – просияв, отвечает он.

Несколько мгновений мы просто улыбаемся друг другу. Затем я, опомнившись, начинаю расспрашивать о дельфинах. Финн терпеливо рассказывает все, что я хочу знать, а кое-что и показывает с помощью двух великолепных и сообразительных ассистентов.

– Можно теперь мне кое о чем спросить? – говорит он, подплывая ближе.

Я киваю.

– Ты еще что-нибудь чувствуешь к Зейну?

Я чувствую, как багровеют уши.

– Боже мой! Мне так неловко! Рид все не так понял, и… на самом деле Зейн мне нравится просто как друг… – бормочу я.

– Все нормально, – мягко говорит он. – Я просто хотел узнать: может быть, ты… если ты не… чем ты занята завтра вечером?

– Завтра? Так, завтра суббота – что-то было… Ах да, конечно! Прилетает моя сестра с женихом!

– Вот как? – Он, кажется, разочарован. – По какому-то особому случаю?

– Ну да. Видишь ли…

Он спокойно ждет, пока я соберусь с мыслями и подберу подходящие слова.

– Дело в том, что… ты помнишь, что у Иззи роман с Ридом?

– Да, – терпеливо отвечает он.

– Ну вот, они обручились, и мы устраиваем вечеринку по случаю двойной помолвки.

Он хмурит брови.

– Двойной?

– Ага. Я ведь тоже обручилась вчера вечером. Со Скоттом, ты его не знаешь. Все произошло так быстро…

На лице Финна отражается изумление.

– Ты что, издеваешься? Я мотаю головой.

– В самом деле выходишь замуж?

– Ну да, – отвечаю я.

Недоверие в его глазах сменяется гневом. Боже правый! Что я натворила?

Вдруг Финн исчезает под водой и выныривает уже метрах в десяти от меня. Длинными размашистыми гребками он плывет к, берегу. Одним ловким движением поднимается на бортик и, глядя на меня сверху вниз, говорит негромко, но с силой:

– Быстро работаешь, верно? Не выгорело с Зейном – нашла себе другого простака. Что ж, желаю удачи.

– Финн, все совсем не так! – кричу я, неуклюже взбираясь на бортик и, должно быть, являя собой жалкое зрелище.

– А как? – Теперь наши лица на одном уровне. Мы смотрим друг другу в глаза. – Что тебе нужно – «зеленая карточка», разрешение на работу? Ты собираешься стать американкой?

– Да нет же!

– А что? – рявкает он.

– Сложно объяснить так сразу… – беспомощно лепечу я.

– Не трудись объяснять. – Глаза его как-то странно блестят. – Я все понял. Выходит, не одна Иззи ищет себе папика с толстым кошельком!

– Что? Нет!..

– Как я в тебе ошибся! – бормочет он, натягивая на мокрое тело джинсы и футболку. – Пошли.

Я стою, словно вмерзла в камень, не зная, что сказать, что сделать, как его убедить.

– Поторапливайся! – словно выплевывает он. Ежась под его пронзительным взглядом, я сдираю ссебя костюм.

– Куда повесить? – спрашиваю дрожащим голосом.

Он молча берет у меня костюм, сворачивает и кладет к себе в сумку. Мне уже не хочется ничего объяснять. Хочется просто разреветься.

– Финн! – робко начинаю я.

– Готова?

– Д-да. – И я уныло тащусь за ним обратно в отель.

Едва мы входим в казино, он исчезает. Я оглядываюсь налево, направо – Финна нет. Растворился в толпе.

– Финн! – кричу я. Нет ответа.

Отбросив с лица мокрые волосы, я стараюсь подавить тошнотворное чувство потери и стыда. Чего мне стыдиться? Я ничего дурного не сделала. Да он набросился на меня, как ненормальный. Да пошел он к черту!

– Ненавижу его! – решаю я. – Что он о себе воображает? Каков наглец: посмел заявить, что я выхожу замуж ради «зеленой карточки»! На самом деле это все ради… ради…

А, черт! Не знаю, ради чего. Но по дороге домой упбрно повторяю себе, что ничего дурного не делаю. Ну и что, что жених голубой? Чем я хуже Мадонны в «Лучшем друге»? Мало ли таких браков – и ничего, живут долго и счастливо. И вообще, кому какое дело? Я знаю, что делаю. У меня все получится.

Все получится.

Добравшись до отеля, я заказываю себе в номер пиццу. Пицца просто великолепна, но сосущее чувство пустоты не оставляет меня, и я не в силах участвовать в беззаботной болтовне Йззи и Рида. Даже о Кристиане сейчас говорить не хочется.

– Пойду-ка спать, – говорю я наконец.

– Конечно, конечно! Завтра у нас длинный день! – отвечает Рид, едва ли понимая, как зловеще звучит для меня его предсказание.

Я забираюсь в постель с новой книжкой о дельфинах. Пожалуй, прочту перед сном главку-другую…


ГЛАВА 37


Небеса приветствуют меня жизнерадостной синевой. Где-то в синем-синем небе летит Кристиан. Его самолет прибывает через час. Небеса послали мне ангела. Я закрываю глаза и крепче сжимаю балконный поручень. Поспеши, мой ангел! Спаси меня! Я так долго тебя ждала!

Но в следующую секунду мне становится стыдно. Черт возьми, только пять минут назад окончился долгий разговор со Скоттом о вреде фантазий и пользе реального взгляда на жизнь – и, пожалуйста, снова грежу наяву. «Тебе сейчас важно собраться, чтобы появиться на вечеринке во всеоружии, – сказал он. – Помни: смотри вперед, а не назад». Легко сказать! В прошлом-то у меня было много хорошего, а вот что ждет в будущем – еще большой вопрос. Быть может, фармацевты изобретут когда-нибудь таблетки под названием «реалиум»: проглотил, запил – и до завтрашнего утра свободен от пустых фантазий. Но пока таких таблеток в аптеках не продают, я, как ни слежу за собой, то и дело улетаю мыслями в прошлое, к Кристиану…

Я мечтаю его увидеть – и в то же время страшусь встречи: После вчерашнего телефонного звонка невозможно оставаться в неизвестности: так или иначе я должна вызвать Кристиана на объяснение. Мне нужно знать, и знать точно – сможем ли мы быть вместе? И велика опасность, что ответ будет «нет», а тупая, ноющая боль потери останется со мной навсегда.

Как бы я ни притворялась перед Иззи, против правды не попрешь: я всегда его любила, всегда ждала, что он вернется. Да, бывало, влюблялась в других парней (теперь думаю, что в основном от скуки), но сердце мое целиком принадлежало Кристиану. А его сердце – мне. Рядом с ним я чувствовала себя любимой, желанной, как ни с кем больше. И это всего печальнее: кажется, я утратила способность вызывать такую любовь. Не могу представить себе, чтобы кто-то сейчас сходил по мне с ума, как Кристиан десять лет назад. Но ведь это было, было! Неудивительно, что я тоскую о прошлом.

– Спорим на доллар, я знаю, о чем ты думаешь!

Это, разумеется, Иззи. Наслаждается бутербродами с ореховым маслом – она не из тех невест, что перед свадьбой садятся на диету. Я, впрочем, тоже – видели бы вы мой сегодняшний завтрак! Не зря говорят, что волнение повышает аппетит.

– Печально, не правда ли, – говорю я, – когда единственная возможность встретиться с любимым человеком – пригласить его на свою помолвку?

– Жизнь вообще печальная штука, – откликается Иззи, с удовольствием облизывая пальцы.

– Боже мой, мне так… так…

– Говори по-американски, не стесняйся!

– Спасибо. Мне так неблагополучно.

– Совершенно естественное чувство. Чего ты еще ждала?

– Не хочешь поддержать меня добрым советом?

– Знаешь, по-прежнему не понимаю, что ты нашла в этом Кристиане… но раз уж он перевернул твою жизнь, почему бы не собраться с духом и не отвоевать его у этой стервозы?

– Думаешь, лучший способ завоевать мужчину – выйти замуж за другого?

Иззи пожимает плечами.

– Посмотрим, как пойдет дело. Может, тебе и не придется выходить за другого.

– Синди звонила?

– Да, оставила сообщение. Они с Лейлой придут пораньше и посидят в баре над рестораном, у них там знакомый бармен. Еще я говорила с Зейном, он обещал привести Миа и Финна…

– Финна?!

– Ну да. И не надо на меня так смотреть. Зейн сказал, что без Финна нельзя. Они после вечеринки должны куда-то идти вместе.

– Я же тебе рассказывала, что он мне наговорил вчера в дельфинарии!

– Подумаешь! Как поссорились, так и помиритесь. Слишком уж ты чувствительна. И потом, раз он согласился прийти, значит, уже не сердится.

– Зато я сержусь! Мне будет неприятно его видеть, ты же сама сказала – цитирую: «Нужно как можно больше народу, чтобы отвлечь внимание Надин».

– Да, но…

– Ты к нему неравнодушна!

– Неправда!

– Тогда в чем проблема?

Я шумно втягиваю носом воздух.

– Финн нам необходим. Если он не придет, кто-то из девушек останется без кавалера. Смирись с этим.

– Ну ладно, что ж делать, – сдаюсь я – у меня нет сил бороться. – Итак ты, я, Рид, Скотт, Синди, Лейла, Зейн, Миа, Финн, Кристиан, Надин и… ох! Дядя Сэм.

– Иными словами, трое стриптизеров, одна спасательница, один рыцарь короля Артура, один архитектор, одна начинающая журналистка, одна золотоиска-тельница, один богатый бизнесмен, одна бухгалтерша, один султан из сувенирного магазина и один рыбовед.

– Аквариумист!

– Можно посчитать и по-другому: первая английская любовь, первая лас-вегасская любовь, парень, в которого ты влюблена сейчас, но не желаешь в этом признаться, мужик, который домогался тебя на рабочем месте, и, наконец, твой голубой жених!

Совершенно верно. Скажи мне, господи, как я это переживу?

– Итого – столик на двенадцать человек в восемь вечера в кафе «Буду».

Поле боя мы с Иззи выбирали по принципу «чем темнее, тем лучше». Кафе «Буду» привлекло нас пещерной, поистине африканской темнотой, сравнимой с мраком «Мельницы». Однако есть у этого ресторанчика два достоинства, которых у «Мельницы» нет: во-первых, очарование зловещего колдовского декора, а во-вторых, полосы таинственного флюоресцирующего света, в котором любая одежда выглядит словно обсыпанная перхотью. Есть и третье достоинство: ресторан находится на пятьдесят первом этаже, и из окна открывается великолепный вид на мерцающие огни Лас-Вегаса. Таким образом, в любой момент можно воскликнуть:

«Ух ты, взгляните, какая красота!» – и тем избавить себя от неприятных расспросов, не прибегая ко лжи.

Ровно без десяти восемь Рид проводит нас через холл, выдержанный в стиле замка с привидениями, и вводит в зал. Я не говорю Иззи, что сквозь ее маленькое черное платье явственно просвечивают маленькие белые трусики. Она не говорит мне, что мои веснушки напоминают иллюстрацию из справочника по кожным болезням. Но обе мы говорим Скотту, чтобы он прекратил бормотать себе под нос «Я натурал, я натурал, я натурал…»

Скотт к представлению подготовился на совесть два дня не выщипывал брови и снял ради меня свой любимый перстень с суперменом. Я шепотом даю ему последние наставления: почаще чертыхаться, мужчин хлопать по плечам и называть «приятель» и «дружище», девушкам строить глазки («Смотри, не перепутай!»), а главное – всем своим видом показывать, что я его единственная.

– Итак, – говорит Иззи, взглядом полководца окидывая стол. – Скотт садится от тебя слева. Если что – толкаешь его локтем. Я сажусь справа. Если что – пихаешь меня ногой. Надин сажаем рядом с дядей Сэмом: она будет вести с ним светскую беседу и оставит в покое Кристиана. А Кристиана сажаем прямо напротив тебя, чтобы вам было несложно бросать друг на друга страстные взгляды.

– А с другой стороны от Кристиана посадим Миа: кокетничать с ним она не станет – у нее есть Зёйн, а отвлекать разговорами не сможет из-за особенностей речевого аппарата, – вношу предложение я.

– Хорошая мысль! – одобряет Скотт. – А кто сядет по другую сторону от дяди Сэма?

– Лейла. Она сумеет с ним справиться!

– Тогда Синди и Финн оказываются рядом, – что-то подсчитав в уме, замечает Скотт.

– Ничего страшного, – успокаивает его Иззи. – Она привыкла к мужчинам со странными увлечениями.

– Что ты имеешь в виду?

– Если он заговорит о размножении кораллов, она, по крайней мере, не назовет его занудой вслух!

– Финн вовсе не зануда!

– Так он тебе нравится!

– Неправда!

– Нравится-нравится, не отпирайся! Рыбовед-рыбофил!

– Девочки, девочки, не надо! – взывает к нашему разуму Рид.

– Давайте-ка лучше выпьем. – Скотт знаком подзывает официанта.

– О свет моих очей, какой божественный нектар тебе заказать?

– «Лонг-Айленд» и чай со льдом.

– Думаешь, это разумно? – с беспокойством замечает Иззи.

Без сомнения, в памяти ее всплывают бесчисленные трагедии, постигшие нас из-за этого рокового сочетания – «Лонг-Айленд» и невинный чай со льдом!

– Нет, но мне нужно именно это.

– Ладно, – вздыхает Иззи. – Тогда мне то же самое.

– И мне, – добавляет Рид.

– Три «Лонг-Айленда» и чая со льдом и одно пиво «Корона», – подытоживает Скотт. – А теперь прошу извинить, мне надо отлучиться.

– Нервничает! – замечаю я, провожая его взглядом. – Боже, а я-то как боюсь! Как ты считаешь, мы с ним похожи на влюбленную пару?

– Безумно! – успокаивает меня Иззи. – И вообще, какое тебе дело, что подумает Надин?

Рид вдруг морщится.

– Что это там за скрежет?

Мы поднимаем головы и хором вопим:

– Миа!

Обнимаемся с ней и с Зейном – от него, как всегда, изумительно пахнет.

– Это Рид, – представляет Иззи своего жениха. – Рид, с Финном ты уже знаком…

Из-за спины Зейна выходит Финн и пожимает Риду руку.

– Поздравляю вас, сэр!

Рид, сконфуженный «сэром», не знает, куда девать глаза, смотрит направо, смотрит налево и наконец объявляет:

– Взгляните, какой отсюда чудесный вид!

Вот скотина! И пяти минут не прошло, а он уже расчехлил наше с Иззи секретное оружие! Финн поворачивается ко мне.

– И тебе мои поздравления. Должно быть, любовь витает в воздухе.

– Я удивлена твоим приходом, – сухо замечаю я.

– На тебя невозможно сердиться! И не спрашивай, почему – я и сам не понимаю!

– Всем занять места! – вполголоса командует Иззи. – Орудия к бою! Началось!

К нашему столу неторопливо подплывает Надин с Кристианом в фарватере.

– Любопытный ресторан вы выбрали! – с ядовитой усмешкой замечает она вместо приветствия. – Знай я заранее – привезла бы с собой восковую фигурку и булавки.

– Извини, я думала, ты без них из дому не выходишь, – приветливо улыбается Иззи.

Надин смотрит на нее, словно на пустое место, целует воздух около моей щеки и поворачивается к Финну.

– Так это вы – сумасшедший, отважившийся жениться на моей сестре?

Я издаю сдавленный стон, но Финн только пожимает плечами:

– Я не Скотт, если вы об этом.

– О, извините. Я приняла вас за жениха – должно быть, из-за костюма…

Мы с Финном одеты почти одинаково: оба в полночно-синих костюмах, только мой – из жатого шелка, а его – бархатный.

– Тогда вы? – Она оборачивается к Зейну.

О боже мой!

– Нет, Надин… – начинаю я.

– Ну и, разумеется, не вы? – указывает она на Рида.

– Нет, это мой, – отвечает Иззи. – А ты, я вижу, тактична, как всегда.

– Ну и где же он? – подозрительно интересуется Надин.

– У вас за спиной, леди! – И Скотт, облапив Надин, так сжимает ее в родственном объятии, что мы явственно слышим треск ребер. – Так вы и есть моя сексапильная свояченица?

Надин с трудом вырывается из его объятий и ошарашенно моргает, ослепленная белозубой улыбкой.

– Так это вы Скотт?

– Совершенно верно, мэм! Счастлив с вами познакомиться! А вы, должно быть, Кристиан?

– Правильно. Поздравляю с помолвкой! Эти сестрички Миллер – необыкновенные девушки, верно?

– Да я уж заметил, – ухмыляется Скотт, привлекая меня к себе. – Не будем спорить, кому из нас досталась лучшая!

– На этот вопрос я, кажется, знаю ответ, – вполголоса отвечает Кристиан и склоняется, чтобы в знак приветствия поцеловать меня в щеку.

Но в этот миг Надин буквально сметает его с дороги, прошипев: «Дай же мне наконец сесть!»

Все рассаживаются кто куда – наши хитроумные планы забыты. Слева от меня сидит Кристиан (о господи!), справа – Скотт, напротив – Финн. Бедняга Зейн оказался рядом с Надин. Представляю себе, что с ней станет, когда он ответит на первый же вежливый вопрос: «Где вы работаете?»

– Я думала, твой дядя придет с вами… – замечаю я, обращаясь к рукаву Кристиана, поскольку в глаза ему смотреть не осмеливаюсь.

– Он немного запаздывает. У него собеседование с новой продавщицей.

– Угу, – мычу я.

– Будем надеяться, она найдет у него в кабинете пресс-папье потяжелее и ручку поострее, – вполголоса замечает Иззи.

– С дядей Сэмом лучше не спорить, правда? – с теплом в голосе замечает Кристиан.

– М-да, крутой босс, – морщусь я.

– Не могу дождаться, когда снова с ним встречусь. Сколько лет, сколько зим!

Я хватаю свой убийственный коктейль и делаю один за другим два больших глотка.

– Может быть, сходить за Синди и Лейлой? – предлагает Иззи. – Кажется, почти все собрались.

– Я с тобой!

Я вскакиваю на ноги, но тут же соображаю, что нехорошо бросать «жениха» одного.

– Не беспокойся, детка! Я тебя обожаю, но не настолько, чтобы не мог прожить без тебя пяти минут! – успокаивает меня Скотт и притягивает к себе, чтобы поцеловать.

Мы старательно целуемся: я пытаюсь взъерошить его прическу, обильно обработанную гелем, а сама уголком глаза посматриваю на Финна. Снова начинает сосать под ложечкой. Знала же, что нельзя его приглашать! Для него я прозрачна, как лягушачья икра.

– Ты видела, как Кристиан на тебя смотрел? – кидается ко мне Иззи, едва мы скрываемся за дверью. – Как будто съесть хотел!

Это наблюдение радует, но сейчас меня больше волнует другое.

– Как ты думаешь, Финн догадался, что это все обман? Он так странно морщился…

– Ты бы еще не так морщилась, если бы сидела рядом с Надин! Выше нос, дорогая! И смотри, не упускай случая потрогать Кристиана!

– Старая теория феромонов?

– Моя теория всегда работает!

– С тобой да – у тебя гиперактивные железы!

– Приятному мужчине не грех выделить особое, внимание!

Все еще хихикая, мы поднимаемся на лифте на этаж выше и входим в бар.

– Джейми! Иззи! Мы здесь! – машут нам Синди и Лейла. Они сидят на высоких табуретах за стойкой, откинувшись так, как умеют только професиональные стриптизерки.

– Что, уже все собрались? А мы только-только успели выпить по одной. Надеюсь, вы нас не ждали? – спрашивает Лейла, попыхивая своей вечной ментоловой сигареткой.

– Нет-нет. Ну что, пошли вниз?

– Давайте хоть выпьем по рюмочке текилы! Сет, будь добр, сделай нам четыре «Петрона»!

– Для тебя – все что угодно, детка!

– Ах ты нахал! – хихикает Лейла, оправляя на себе облегающее алое мини-платье.

Синди в розовом девчачьем платьице с бахромой по сравнению с Лейлой выглядит почти прилично. Этакая скромница, сама смущенная своим необъятным бюстом. По дороге вниз наших подруг провожают взглядами все встречные мужчины, и я начинаю чувствовать себя невидимкой. Заметив мой потерянный взгляд, Иззи решает меня приободрить.

– Ты заметила, как безвкусно Надин одета? Никогда не видела на ней таких бесформенных тряпок!

В самом деле. Обычно Надин одевается в стиле Николь Кидман – пастельные цвета, шелковистые ткани, все облегает и струится; сегодня она совсем на себя не похожа.

– Так и жду, что она раздвинет эти свои драпировки и покажет нам кукольное представление! – ухмыляется Иззи.

– Кто вон тот красавчик-блондин? – мурлыкающим голоском интересуется Синди, едва мы входим в зал.

– Кристиан, жених Надин, – выдавливаю я.

– А мне нравится вон тот, короткостриженый!

– Это ты о Финне? Он работает во «Дворце Цезаря», в аквариуме. – Он с девушкой?

– Нет, Синди, действуй смело. Мы с Джейми им не интересуемся, верно, Джейми?

– Совершенно верно, Иззи.

Дядя Сэм является, когда подают второе. От него попахивает спиртным – впрочем, кто здесь решится назвать себя трезвым? С обычной своей наглостью, словно ничего не помня об истории с футболкой, он отпускает несколько вольных шуточек по поводу помолвки и награждает меня слюнявым поцелуем. Не будь здесь Кристиана, уж я бы ему показала!

Дядя с племянником сердечно хлопают друг друга по сдинам и пускаются в воспоминания о добрых старых временах. Очень скоро мы узнаем (безо всякого удивления), что именно «старый добрый Сэм» приобщил Кристиана к таинствам порно и первый раз сводил в стриптиз-бар.

– Надо бы тебе познакомиться с ночной жизнью Лас-Вегаса! – с похотливой ухмылкой вещает Сэм. – Какие у нас тут клубы – не поверишь! Горячие девчонки за доллар готовы на все что угодно!

Синди и Лейла переглядываются, а Надин сильно кривится.

– Кристиана такие вещи не интересуют! – заявляет она с кислой миной.

Дядя Сэм хохочет ей в лицо.

– Ну разумеется, дорогая! Всех мужчин на свете интересуют, а твоего жениха – нет!

– Я хочу сказать, что у него нет пристрастия к дешевым женщинам.

Лейла поднимает бровь.

– Должна вам сказать, некоторые из нас очень и очень дороги.

– Простите?

– Видишь ли, Надин… Синди и Лейла – стриптизерки, да и Зейн, собственно.

Надин отшатывается, от Зейна, словно от ядовитой змеи.

– Вы же сказали, что делаете украшения!

– Да. В свободное от работы время. Хотите посмотреть, чем я зарабатываю на жизнь?

– НЕТ! – визжит Надин, глядя на меня с ужасом и отвращением. – Господи помилуй, у тебя что, совсем нет здесь нормальных знакомых?

– Надеюсь, что нет, – отвечает за меня Иззи.

– Скотт, а вы чем занимаетесь?

– Работаю рыцарем у короля Артура. Красуюсь в доспехах и вышибаю своих коллег из седел длинным копьём.

– Невероятно! – Надин вздымает глаза к потолку. – Да, Джейми, с этим человеком тебя ждет спокойное, обеспеченное будущее!

Я втайне завидую самоуверенности Надин, Ее как будто вовсе не заботит производимое ею впечатление даже напротив, она из кожи вон лезет, чтобы не понравиться никому, как будто тихая ненависть собеседников доставляет ей особое удовольствие. Вот и сейчас, облив грязью почти всех присутствующих, она вспоминает, что Финн остался в стороне, и переключается на него.

– Что за невероятная жестокость! – восклицает она, узнав, что он работает в дельфинарии.

Финн пытается что-то объяснить; но останавливать Надин, когда она в ударе – все равно, что бросаться под паровой каток.

– О, не сомневаюсь, у вас найдутся тысячи оправданий! Но стоит представить, как бедные дельфинчики, вдали от родного моря, в какой-то грязной луже…

Тут я не выдерживаю.

– Надин! Почему ты не хочешь выслушать, что он тебе ответит?

– Все нормально, – улыбается мне Финн.

– Я не особенно стремлюсь завоевывать расположение твоей сестры.

Иззи хихикает и поднимает вверх оба больших пальца.

– Рада за тебя, – отвечаю я. – Но, может быть, Надин небезынтересно будет узнать, что, согласно исследованию Де Мастера и Древенака, опубликованному в ежегоднике «Морские млекопитающие» за 1988 год, условия жизни дельфинов в дельфинариях «комфортнее и благоприятнее для жизни и развития, чем естественная среда». В дельфинариях дельфинам обеспечено обильное и разнообразное питание, содержащее все необходимые вещества, чистая вода, первоклассное медицинское обслуживание. Их не мучают паразиты, им не угрожают хищники, им не нужно бояться загрязнения воды. – Я останавливаюсь, чтобы перевести дух. – А что касается персонала – в дельфинариях работают специалисты и настоящие энтузиасты своего дела, которые и помыслить не могут о том, чтобы жестоко обращаться с дельфинами или причинить им какой-либо вред. – Я перевожу взгляд с Финна на Надин. – Так что, будь добра, прекрати пить кровь из окружающих и займись лучше своим бифштексом!

Скотт кладет мне на плечо теплую руку.

– Взгляни, дорогая, какие чудные огни! – Он указывает на переливающуюся неоновую пелерину за окном. – Скажи, что ты этого хочешь, – и я зажгу для тебя столько же новых звезд!

Я вздыхаю и утыкаюсь ему в плечо.

– Не обращай на нее внимания, – шепчет он. – Она просто хочет показать себя. Не позволяй ей портить тебе праздник.

Постепенно в разных концах стола завязываются разговоры. Лейла и Зейн обмениваются профессиональными анекдотами, Рид и дядя Сэм обсуждают экономику, а Скотт успел очаровать Миа и теперь выясняет, не связаны ли ее удивительные вокальные данные с какой-нибудь детской фрустрацией.

Что же касается Финна, он рассказывает Синди, как следует обращаться с аквариумными рыбками. Та слушает с невероятным вниманием.

– Значит, стучать по стеклу, чтобы с ними поздороваться, нельзя?

– Нельзя, это пугает рыб. И еще ни в коем случае нельзя зажигать яркий свет прямо над аквариумом в затемненной комнате. Рыбы пугаются, начинают метаться и могут пораниться или ушибиться о стенку.

– Бедняжки! – воркует Синди и придвигается ближе. – Знаешь, мне часто говорят, что я сама напоминаю золотую рыбку…

– Джейми! Джейми! – надрывается Иззи, тщетно стараясь привлечь мое внимание.

Но я ничего не слышу и не замечаю, пока она не вспоминает о нашем секретном коде.

– Джейми, вспомни о силе гномов!

– Интересно, что она пила? – бросает в пространство Надин.

Но я-то знаю, на что намекает Иззи: «гномы» – кодовое обозначение феромонов. Настала пора взять Кристиана за грудки. Я ерзаю на стуле и вытягиваю ногу по направлению к его ногам.

– Извини! – говорит он и поспешно отдергивает ногу.

– О, это я виновата!

Иззи закатывает глаза и жестами прозывает, что мне следует быть понастойчивей.

Кристиан опустил руку на стол. Я кладу вилку и, притворяясь, что восхищаюсь материей скатерти, осторожненько пододвигаю руку к нему. На этот раз он не отодвигается. Ближе… ближе… еще на миллиметр… еще… Он тянется за вином, но, наткнувшись на мою руку, подпрыгивает и проливает вино к себе в тарелку.

– Ой! Извини, ради бога!

– Ну что ты еще натворил? – шипит Надин. – Дурак неуклюжий!

– Все нормально! – с жалкой улыбкой уверяет Кристиан.

– Ты что, это есть будешь?

– Почему бы и нет? Получилась курица в вине, только и всего.

– Может, хватит выставлять себя на посмешище?

– Все нормально, Надин. Джейми, пожалуйста, не беспокойся. Все замечательно. Теперь я могу одновременно и есть, и пить, и жизнь моя сильно упрощается!

Иззи закусывает губу, чтобы не рассмеяться.

– Дорогая, – оборачивается ко мне Скотт, и губы его как-то странно подергиваются, – ты приготовишь мне как-нибудь такое замечательное блюдо?

Свое ризотто я приканчиваю молча, держа локти и феромоны при себе.

– Кто-нибудь хочет десерт?

– Да, пожалуйста!

Я тянусь за меню. Кроме моей, не поднимается ни одна рука.

– Не можешь удержаться? – с тихим торжеством в голосе интересуется Надин.

– Пожалуй, и я взгляну! – замечает Финн.

– И я возьму парочку пирожных, – вступает Рид.

– Лейла, давай один пирог на двоих? – Это Синди.

– Идет. Надин, ты не будешь?

– Нет, я слежу за фигурой!

– Всегда жалею бедняг, склонных к ожирению, – они не могут есть, что хотят! – сладко улыбается Лейла. Я мысленно аплодирую.

Через минуту стол полон пирожных с банановым кремом, шоколадных муссов, пирожков с малиной, пудингов, пекановых пирогов, халвы и много чего еще. Ложки, пустые и полные, движутся во всех направлениях, набитые рты сладко причмокивают и облизываются: и все это пиршество плоти – под самым носом у Надин! Не выдержав, она вскакивает и надолго скрывается в туалете.

Едва она исчезает, Кристиан наклоняется ко мне:

– У тебя губы в шоколаде. Ты позволишь?

Голос звучит так соблазнительно – о, невероятно соблазнительно! Нежные пальцы осторожно стирают с губ шоколад, задерживаются на нижней губе – а затем Кристиан подносит их к собственному рту и слизывает изысканную сладость.

– Ты очень вкусная, Джейми, – улыбается он. – И всегда была вкусной.

Мне не хватает воздуха.

– А п-п-помнишь… – начинаю я.

Но тут на плечо Кристиана опускается рука Надин:

– Нам пора идти.

Я поднимаю взгляд на ее физиономию, где, кажется, навеки застыла брезгливо-недовольная гримаса. Как это у них получается? Как удается злобным; бессердечным, холодным как лед стервам ломать и подчинять себе прекрасных мужчин? Мой прежний Кристиан не стал бы ее слушать. Он сбросил бы ее руку с плеча и сделал бы то, что подсказывает сердце…

Потому что я не сомневаюсь – сердце призывает его остаться со мной.

Кристиан роется в кошельке и вытаскивает оттуда стодолларовую банкноту.

– Этого должно хватить. Дайте мне знать, если не хватит.

– И если все-таки возьмешься за ум, – выпускает последнюю стрелу Надин, глядя на меня с настоящей ненавистью, – тоже дай нам знать.

– Спасибо, что приехали!

Все тепло прощаются с Кристианом. Надин нетерпеливо постукивает каблучком у дверей.

Кристиан уже повернулся к дверям – но вдруг оборачивается ко мне и говорит очень тихо:

– Я все помню, Джейми.


ГЛАВА 38


Следующие двадцать минут проплывают, как в тумане – слова Кристиана, перекрывая все звуки из внешнего мира, эхом отдаются в голове. И в сердце. Закрыв глаза, я снова и снова прокручиваю в памяти его слова, движения, прикосновения нежных пальцев…

– Засыпаешь? – спрашивает Скотт.

– Да нет. Просто…

– Грезишь?

– Ага!

– Должен сказать, он от тебя глаз не отрывал. Я даже начал ревновать!

Я крепко обнимаю его.

– Спасибо тебе! Ты был великолепен, лучшего мужа и желать нельзя!

– Но ты желаешь, верно?

Я тяжело вздыхаю. Скотт поворачивается к Иззи и продолжает беседу о проблемах обесцвечивания волос, а я невидящим взором смотрю в окно, где пылает снопами разноцветных огней Эйфелева башня.

…Со мной он был бы счастливее, чем с Надин. Она его уничтожит, смешает с грязью. А я никогда не повышу на него голос и не скажу ни одного грубого слова. Я буду его просто любить… Но, видно, это не так просто, как кажется. Может быть, чем больше острых углов в твоем характере, тем легче мужчине за что-то зацепиться? Нет, не понимаю я, что такое любовь. Не понимаю, на чем строятся отношения. И трижды не понимаю, что мне теперь делать. Признаться Кристиану в своих чувствах – или ждать, пока он сам ко мне придет? Как вообще разобраться в такой ситуации? Как отличить интуицию от фантазии? Словом, я, как говорится, в полных непонятках.

Взять хотя бы Зейна и Миа. Вот прекрасная пара! С этим и спорить смешно. С первого взгляда видно, что они идеально друг другу подходят. Рид и Иззи: ему нужна красавица-блондинка, а ей – папик с толстым кошельком. Старая проверенная схема: кто знает, быть может, им суждено жить долго и счастливо. Синди мужчинам предпочитает путешествия. Лейле вообще никто не нужен. А дяде Сэму много чего (и кого) нужно, но ясно, что он ни черта не заслуживает.

Мне вспоминается Аманда: до недавних пор она меняла мужчин как перчатки, не позволяя себе ни увлекаться, ни страдать. Но несколько месяцев назад в ее жизнь, раздвинув плечом красавчиков-однодневок, вошел медвежеватый регбист с золотым сердцем. И у меня такое впечатление, что это надолго. Оба они – прямые люди, веселые и бесстрашные, оба смотрят на жизнь без выкрутасов и принимают такой, как она есть. Они пройдут по жизни одной командой.

Колин? Сейчас у него тяжелые времена: бросил друг, с которым он прожил семь лет. Но я верю, что у Колина все будет хорошо. У него открытая душа и щедрое сердце: одинокие и несчастливые люди тянутся к нему, словно мотыльки к огню. Такие, как Колин, не остаются в одиночестве. К сожалению, я к этому типу людей не отношусь.

За последние несколько недель мои взгляды на жизнь потряслись до основания; но если вы спросите, верю ли я, что кого-нибудь найду, боюсь, я по-прежнему отвечу «нет». Ключевое слово здесь «боюсь». Думаю, в этом я похожа на Финна. Теперь понимаю, почему рядом с ним мне так неуютно: я смотрю на него – и вижу человека, который почти отказался от надежды, потому что надежда ничего, кроме боли, не приносит. Неужели остальные видят то же самое во мне? Перебирая в уме своих знакомых, я понимаю: мне легко поверить в успех тех, кто сам в него верит, но еще легче и естественнее усомниться в тех, кто сам в себе сомневается. Так вот как оно выходит! Не веришь в себя – значит, никто другой в тебя верить не будет. И когда предстанет передо мной человек, на котором природа поставила невидимую метку «Предназначен для Джейми» – где гарантия, что и он мне поверит? А не усомнится, не махнет рукой, не пойдет прочь? Вот почему Надин всегда побеждает – из-за непоколебимой уверенности, что станет Невестой Года.

– Уже уходите?

Я оборачиваюсь и вижу, что Зейн и Миа поднимаются на ноги. Шелковистые волосы Миа в беспорядке падают на лицо: она заметно шатается, и Зейн ее поддерживает.

– Миа у меня такая прелесть, когда выпьет! – смеется он.

В это время «прелесть» наваливается на стол, опрокинув две кофейные чашки и пепельницу. Зейн без лишних слов подхватывает ее на руки, словно младенца.

– Сейчас, детка, сейчас пойдем домой, – мурлыкает он. – Финн, ты идешь?

– Ты иди, а я останусь.

– Уверен? Звони, если что-нибудь понадобится.

– Спасибо, что пришли! – благодарю я, убирая с дороги стул.

– А какие у вас, ребята, планы на завтра? – интересуется он, обернувшись к нам с Миа на руках.

– Все утро ищем подходящую часовню для венчания. Вместе с Надин, – вздыхаю я.

– Помоги нам бог! – добавляет Иззи.

– К сожалению, я завтра работаю, – вздыхает Рид.

– И у меня есть отмазка – завтра с утра у меня лекции! – ухмыляется Скотт и энергично пожимает Риду руку.

– А после обеда из Англии прилетает моя мама и двое друзей, – продолжаю я.

– Здорово! Значит, вечером девичник?

– Ага, у нас уже все расписано!

– Скотт, а ты будешь устраивать мальчишник?

– Э-э… ну…

– Ладно, еще успеем это обсудить, – улыбается Зейн.

– Не волнуйся, Джейми, к дешевым женщинам я его и близко не подпущу!

– Поздно спохватился, тебе не кажется? – язвит Лейла.

Я смеюсь громче всех, сообразив, что она намекает на меня.

– А мы, пожалуй, вернемся в бар к Сету, – объявляет Синди. – Кто хочет, может пойти с нами.

– Нет, спасибо, с меня хватит! Идите вдвоем.

– А ты, Финн, не хочешь к нам присоединиться?

– Нет, мне больше пить не стоит. Опасное это дело – кормить рыб с похмелья.

– Я пойду с вами! – вызывается дядя Сэм.

– Ну уж нет! – твердо отвечает Лейла.

– Да будет тебе ломаться… – и дядя Сэм тянет к ней лапы.

Быстрым точным движением Лейла хватает его за кадык Сэм хрипит и выкатывает глаза.

– Послушай, ты, похотливый старый алкаш! Твоим вонючим обществом мы сыты по горло. Ясно?

Она отпускает руку. Сэм плюхается в кресло, которое под его тяжестью опрокидывается – и мы в молчаливом восторге следим, как он катится по полу. Рид протягивает было ему руку, но тут же отдергивает, повинуясь дружному женскому хору:

– Не надо!

– Ну что, – поворачивается ко мне Скотт, – продолжим наши игры дома?

Скотт – настоящее сокровище! Ни одного прокола за весь вечер.

– С удовольствием, – застенчиво улыбаюсь я.

– Финн, тебя подвезти?

Тот колеблется, но Скотт настаивает:

– Не беспокойся, ичего, кроме пива, не пил. Пошли… Рида и Иззи мы отвозим в «Белладжо», а сами катим вниз по Хармон-авеню. По дороге узнаем много интересного о живородящих тропических рыбках: эти рыбки, живущие в Центральной Америке и Вест-Индии, оказывается, не мечут икру, а рождают живое потомство. С ума сойти…

– Вот и приехали! – говорит наконец Финн. За всю дорогу это первая его фраза, не имеющая отношения к рыбам.

Скотт тормозит у подъезда.

– Не возражаешь, если я зайду в туалет? – обаятельно улыбается он. – Понимаешь, пиво и все такое.

Финн молча вводит нас к себе в квартиру. Я чувствую странную неловкость, словно вторгаюсь в дом без приглашения, но это мимолетное чувство тут же сменяется любопытством. Я всегда представляла себе жилище Финна не иначе как в виде какой-нибудь подводной пещеры или заброшенного бассейна, и теперь мне страшно интересно узнать, есть ли у него обычные вещи, вроде холодильника или тостера?

– Вот это да! – восклицает, едва войдя, Скотт. – Ты свою квартиру не сдаешь в аренду продюсерам? Здесь можно кино снимать!

– Фантастика! – поражаюсь и я, не меньше Скотта восхищенная стильной смесью китча и крутизны. – Ой, посмотри только на бар! – И я мчусь в гостиную, чтобы разглядеть поближе хромированный шейкер, бокалы для мартини на высоченных ножках, пластмассовый ананас для кубиков льда и витые соломинки. – Какая прелесть!

Скотт останавливается в позе буриданова осла между кожаным пуфиком и асимметричным диваном – не знает, куда сесть.

– Класс, дружище! Откуда ты все это взял?

– Собирал годами – в комиссионных лавках, на аукционах. Кое-что нашел в сувенирных магазинах – там попадаются любопытные вещицы.

– Например, в «Экстравагантных товарах Сэма»? – спрашиваю я, указывая на красные настенные часы в форме игральной кости.

– Может быть, – улыбается Финн.

– А эта красотка откуда? – тыкаю я в настольную лампу с розовым абажуром в мелкий цветочек.

– Фамильное наследство, – с такой же задумчивой и немного грустной улыбкой отвечает Финн.

– Антикварная машина, антикварная мебель, антикварные безделушки… Что вы об этом скажете, доктор? – спрашиваю я Скотта.

– Очевидно, прошлое для тебя привлекательнее настоящего. Реальному миру, полному боли и горя, ты предпочитаешь мир воображаемый, срзданный твоей фантазией.

Финн задумывается.

– Без обид, приятель, – спохватывается Скотт. – Джейми такая же. Каждый приспосабливается по-своему.

– Я-то думала, у тебя с потолка будет свисать рыболовная сеть, полная ракообразных! – Я стараюсь перевести разговор на шутливый лад.

– Пошли за мной! – улыбается Финн. – Сейчас увидишь то, чего так жаждешь.

Он открывает дверь в ванную – и нас окутывает голубое сияние. Во всю длину ванной раскинулся подсвеченный аквариум с тропическими рыбами.

– Ух ты! – восхищается Скотт, прижавшись носом к стеклу и любуясь тем, как колышутся в воде медно-бирюзовые плавники. – Как хороша вон та, красная! У которой плавники как перья.

– Сиамский боец? – подсказываю я. Финн кивает.

– А по-латыни она называется:№ Вена 5р1еп<1еп5!№ Финн смотрит на меня с удивлением и одобрением.

– Я кое-что читала о рыбах… – скромно объясняю я.

Взглянув себе под ноги, замечаю, что пол в ванной усыпан ракушками и морской галькой.

– Это все – с пляжа, на котором я вырос, – объясняет Финн.

– Ты подсознательно не хочешь расставаться с детством и используешь эти предметы как напоминания о дорогом твоему сердцу времени и месте…

– Скотт, сделай перерыв! Очень красиво, Финн.

Я присаживаюсь на корточки и глажу раковины, восхищаясь их изящными изгибами и гладкой, отшли-фованной морем поверхностью. Какую красоту создает природа! У стен выстроились рядком кувшины с песком и чем-то еще, кажется, водорослями.

Взгляд мой падает на дверной засов в форме деревянной рыбки.

– А это мне подарили, – объясняет Финн. – Мне часто дарят сувениры, связанные с рыбами.

– Э-э… прошу прощения! – окликает нас Скотт, переминаясь с ноги на ногу.

– О, извини, извини! – И мы со смехом оставляем его в одиночестве.

– Хочешь что-нибудь выпить?

– Не откажусь от стакана воды, – отвечаю, входя следом за Финном в скромную чистую кухоньку, которая, по всей видимости, служит ему и столовой.

– Скотт, кажется, хороший парень.

– Да, когда не увлекается психоанализом.

– И давно вы знаете друг друга?

Он протягивает мне стакан. Я выпиваю залпом, прежде чем ответить:

– Совсем недолго. А кажется, что тысячу лет.

– Понимаю. Это прекрасное чувство. Главное, чтобы он чувствовал то же самое.

Я ставлю в мойку пустой стакан и оглядываюсь.

– А где твои картины?

– В спальне. Они не для чужих глаз.

– Мне кажется, акварельные пейзажи не очень-то сочетаются с интимной обстановкой…

– Спальня у меня совсем простенькая. Пойдем, покажу, – поколебавшись, предлагает он.

Стены, диван, подушки, покрывало – все здесь глубокого синего цвета, исцеляющего и успокаивающего. Картины лежат на большом деревянном столе, сделанном из старой двери. Обстановка и в самом деле очень простая: кровать, стол, стул, картины, несколько свечей и фотографии на стене.

– Кто это? – спрашиваю я, взглянув на снимок хорошенькой девушки в пляжном халатике на берегу моря.

– Моя мать. Здесь ей лет двадцать с небольшим. Эта фотография – моя любимая: на ней мама такая счастливая, полная жизни… – Голос его вздрагивает и затихает на полуслове.

Меня охватывает жгучая жалость – никогда не подозревала, что способна так остро чувствовать чужую боль.

– Тебе очень не хватает ее, верно?

Он моргает, стараясь сдержать слезы.

– Сегодня двадцать девятое июля. Годовщина…

Забыв обо всем на свете, я обвиваю его руками. Секунду или около того он остается напряжен – а затем вдруг расслабляется, обмякает, раздавленный своим горем. Я прижимаюсь щекой к его щеке, и слезы наши сливаются в один поток. Я целую его в глаза, в брови, в губы – что же, что еще мне сделать, чтобы облегчить его невыносимое одиночество?

– Э-гхм… у вас все в порядке?

Финн отшатывается и торопливо вытирает глаза.

– Извини, я просто…

– Ничего страшного. – Скотт по-прежнему стоит в дверях. – Если хочешь поговорить…

Финн поднимает глаза. Во взгляде его я читаю очень знакомое чувство – надежду. Дурацкую, отчаянную надежду на мудрого доктора. Что-то очень похоже испытывала и я, когда Скотт предложил мне облегчить душу. Только Финн, в отличие от меня, молчит.

– Может быть, в другой раз, – мягко говорит Скотт. – Что ж, Джейми, пойдем.

– Я остаюсь.

Финн от изумления теряет дар речи. А бедняга Скотт, совершенно ошарашенный, не понимает, что делать дальше – стоит ли следовать сценарию?

– Ладно, тогда я вас оставлю… то есть… я тебе доверяю, милая, и если другу нужна твоя помощь…

С этими словами он исчезает. А Финн стоит, словно врос в землю. Я запираю за Скоттом дверь, выключаю свет в гостиной и на кухне и возвращаюсь в спальню. Подхожу к Финну, беру его за руку:

– Пойдем в постель.


ГЛАВА 39


– Где ты пропадала, черт побери? Мы уже час тебя дожидаемся! – рявкает Надин, едва меня увидев.

– В самом деле, Джейми, – подхватывает Иззи, – у твоей сестры очень насыщенное расписание, так что на осмотр часовен нам остается всего, каких-нибудь три часа!

– Прошу прощения я…

– Не ночевала дома. Вижу, вижу. А что, расчески у Скотта не нашлось?

Я оборачиваюсь и испепеляю ее взглядом.

– Мне плевать, как я выгляжу, и плевать, где выходить замуж!

Надин ахает от ужаса – одним махом я посягнула на обе ее святыни.

– Мне надо принять душ. Если вы все еще хотите ехать, я буду готова минут через двадцать.

Иззи, сгорая от любопытства, бросается за мной следом.

– Ну что? Ты его «обратила»?

– Кого?

– Кого-кого, папу римского! Скотта, разумеется! Ты с ним трахнулась?

– А-а. Нет.

– Ну вот… – разочарованно кривится она. – А выглядишь как-то… знаешь, как будто в тебе что-то изменилось… Может, расскажешь все-таки, что произошло?

Я тяжело вздыхаю.

– Хорошо, все расскажу, но попозже. Когда эта дурацкая скачка по часовням останется позади.

– Ладно. Не беспокойся, надолго это не затянется. Я уже решила, что буду венчаться в Грейсленде, и даже десять Надин меня не переубедят!

– Здесь венчался Лоренцо Ламаз! – И Надин неодобрительно поджимает тонкие губы.

– И еще Эксел Роуз, – улыбается Иззи. – Здорово, правда?

– Да это просто хижина с беленой крышей!

– Не хижина, а церковь.

– Мне случалось видеть собачьи конуры и размером побольше, и видом поприличнее, – замечает Надин, разглядывая частокольчик высотой по колено.

– Надин, размер – не главное. У нас ведь не будет толпы гостей.

На долю секунды на лице Иззи отражается грусть. Толпы и вправду не будет. Дейв, разумеется, не приедет. Айрис ни за что не покинет свой удушливо-уютный мирок ковриков, салфеточек и обоев в цветочек На похороны она бы, может, еще поехала, но на свадьбу… Видеть свою дочь в центре внимания – да ни за что! Отец Иззи и рад был бы, но не может в разгар сезона бросить отель. И любимой тети не будет, потому что одному из ее отпрысков – юному кузену Иззи – вчера вырезали аппендицит. Приглашать дальних родственников Иззи, наученная горьким опытом, даже не пробовала. Рид, посмотрев на все это, заявил, что никого из своей семьи звать на свадьбу не станет: сейчас, мол, отпразднуем счастливое событие в интимном кругу, а настоящее торжество устроим дома, в Филадельфии.

Снята с повестки дня и двойная свадьба. Мы с Иззи, как следует все обдумав, решили, что венчаться лучше по отдельности, а потом устроить общий банкет. Стыдно признаться, но в моем решении немалую роль сыграли мысли о Кристиане: что, если он захочет похитить меня из-под венца? Две свадьбы, без сомнения, смутят его больше, чем одна…3ато банкет у нас будет шикарный! Какое счастье, что Рид богач и не жадина – что бы я без него делала? Скотт – всего-навсего студент со скромным приработком, а папа ясно дал понять, что не потратит на мою свадьбу ни гроша.

Энергичным шагом Надин входит в часовню. Мы плетемся за ней. Нас всего четверо, считая служащего, но мы почти заполнили свободное пространство часовни.

– Идеальное место! – замечает Иззи. – Прибавьте еще Рида и шафера – и часовня будет набита до отказа!

Наш сопровождающий – просто душка, что при его романтической работе неудивительно, сладко улыбаясь, он с гордостью демонстрирует нам оконные витражи, пыльно-розовые плиты пола и пропускает мимо ушей жалобы Надин вроде «Элвис, которым вы обе так восхищаетесь, сюда бы и не заглянул!»

– Ничего страшного, я приведу собственного Элвиса. Есть у меня один необычный знакомый, – сообщает Иззи нашему улыбчивому гиду.

– Как пожелаете, красавицы, ведь это ваш особенный день!

– Особенный день, как же! – фыркает Надин. – У вас тут все поставлено на конвейер! А тебе, Иззи, я удивляюсь. Похоже, твой принцип – чем вульгарнее, тем лучше. Привести на свадьбу, двойника Элвиса – вот выдумала! Сейчас ты скажешь, что сама придешь в платье Присциллы…

– Ошибаешься! – загадочно улыбаюсь я.

– А в чем же?

– Подожди – увидишь.

– Мне нужно знать заранее, иначе я не смогу подобрать для тебя букет, – волнуется Надин.

– Боюсь, к этому платью букет не подойдет…

– Не обязательно идти под венец с традиционными лилиями. Вот я, например, для своей свадьбы выбрала орхидеи фалеанопсис со страусовыми перьями.

– Фалло-что? – ловит знакомое звукосочетание Иззи.

– Фа-ле-анопсис, – отчеканивает Надин. – Белые цветы с желтоватой сердцевиной, в восточном стиле. Очень современно.

Мы только глазами хлопаем. Тяжело вздохнув, Надин снисходит до объяснений:

– В дорогих ресторанах – если вы когда-нибудь там бывали – на стол ставят высокую вазу и в ней – один цветок Примерно такой.

– Угу, – отвечаю я. Описание Надин не произвело на меня того впечатления, на какое она рассчитывала. – Но, мне кажется, к платью Иззи больше пойдет лучевой пистолет.

– Да вы просто надо мной издеваетесь! Ладно, сами потом будете жалеть. Свадьба – дело ответственное, все детали надо продумать заранее. А то кончите тем, что пойдете к алтарю с каким-нибудь веником, как те бедняги на фотографиях в холле.

– Неужели тебе еще не надоело готовить свадьбы? – изумляется Иззи.

– Что ты! – мечтательно отвечает Надин. – Собственная свадьба меня только разогрела! Знаете, люди, с которыми я имела дело – и в церкви, и у флориста, – все в один голос говорили, что в свадьбах я разбираюсь лучше профессионалов!

– Не понимаю, почему бы тебе не открыть собственную фирму по организации свадеб! – предлагает Иззи.

Надин розовеет.

– Не говори глупостей! И бросить работу? Нет, это чересчур рискованно! К тому же меня ждет повышение, а если я уволюсь…

– Да я пошутила! – прерывает ее Иззи.

– А! Ага. Понятно. Ха-ха-ха.

Меня посещает непривычное чувство – становится ее жаль.

– Как ты думаешь, какие цветы подойдут к платью с корсетом и юбкой-колоколом? – спрашиваю я.

– Белое или слоновой кости?

– Белое.

– Как насчет листьев?

– Предпочту цветы.

– Да нет, я имею в виду, вместе с цветами. К такому платью нужна зелень…

– А, понятно. Какие-нибудь веточки, плющ…

– Не совсем. Тут надо подумать. К пышному букету нужны пышные волосы, а изящный тоже не подойдет, потому что подчеркнет твои размеры…

– Размеры?

– Ну, видишь ли… Вот я, например, стройная, даже миниатюрная, с тонкими чертами лица – значит, мне пойдут изящные цветы, вроде орхидей. А ты…

– Может, мне выкорчевать куст шиповника и с ним идти?

– Нет-нет, шиповник – слишком нежный и женственный цветок Тебе нужно что-то посмелее – но в то же время с намеком на классику, поскольку платье у тебя в старинном стиле…

– Как скажешь. Главное, чтобы они хорошо пахли.

Надин достает свой свадебный блокнот и начинает что-то в нем лихорадочно царапать.

– Поверить не могу, что за три дня нам надо организовать две свадьбы!

– Да не волнуйся так! Мне кажется, большинство новобрачных в этом городе организуют собственные свадьбы за пятнадцать минут! – замечает Иззи.

– Оно и видно, – отвечает Надин, разглядывая фотовернисаж прошедших в этой часовне церемоний. – Господи, вы только посмотрите – жених в бейсболке! Куда катится мир?

Мы запасаемся рекламными буклетами и возвращаемся в лимузин, одолженный для нашей миссии Ридом. По дороге в центр Надин забрасывает нас вопросами о лицензиях на брак, видеосъемках, конфетти и еще тысяче мелочей, о которых мы с Иззи не подумали. Ну не смешно ли – столько лет мечтали выйти замуж в Лас-Вегасе, а сами не озаботились выяснить, как это, собственно, делается! Почему-то нам казалось, что на свадьбе возникают всего две проблемы: что надеть и с кем венчаться. Я даже рада теперь, что приехала Надин, – что бы я без нее делала?

Следующим в нашем списке значится шикарное приземистое здание. Управляет им экцентричный бывший модельер с огненно-красным ульем на голове. Сама часовня состоит из огромной гардеробной и нескольких тематических залов, в том числе «Стар Трек» (невероятное количество серебряной фольги), «Садо-мазо» (цепи, плети и много резины) и «Зал викингов» (тут Иззи вспоминает Ларса и мечтательно вздыхает).

– В эту, с позволения сказать, церковь Господь и не заглядывал, – кривится Надин, на цыпочках покинув сей вертеп.

– Куда теперь?.

– В Свадебные Сады Лас-Вегаса, – инструктирую я шофера. Дерновые лужайки, искусственный водопад и бордюры из пародии на мрамор меня очаровывают – но только до тех пор, пока Иззи не произносит слово «Флинтстоуны».

– Дальше!

Часовню Колоколов Надин находит «очень ничего». С уст ее слетает даже слово «романтично».

– Вот увидишь, она полюбит Лас-Вегас! – шепчет мне Иззи.

В Маленькой Белой часовне мы застаем окончание свадьбы. Восхищенная толпа гостей вываливается на улицу.

– Чи! Даррен! – окликают гости новобрачных.

Это наши соотечественники: английский выговор ни с чем не спутаешь. «Кодаки» щелкают без умолку, соперничая с навороченными видеокамерами. Все выглядят счастливее некуда.

– Смотрите-ка, а платье на ней от Нила Каннингема, – сообщает Надин, явно впечатленная волнами сияющего кремового атласа. – И вместо конфетти бросают высушенные розовые лепестки! Слава богу, хоть у кого-то в этом городе есть чувство стиля.

Подойдя ближе, мы слышим обрывки разговоров гостей.

– Никак не думала, что разревусь! – утирая глаза, говорит симпатичная женщина лет тридцати.

– А Чи – красавица, правда?

– Видел, как дрожали руки у Даррена, когда он зажигал Свечу Единства?

– А какие прекрасные клятвы! Да-да, как она там говорила?

– «Я, Чи, беру тебя, Даррена, себе, в мужья, зная в сердце своем, что ты будешь мне неизменным другом, верным спутником жизни и моей истинной любовью», – повторяет слово в слово одна девушка.

– О-о-о! – И дамы снова лезут за носовыми платками.

Новобрачные не сводят друг с друга глаз: на их лицах – любовь. Я сглатываю комок в горле. Как мы со Скоттом это выдержим?

Мы входим внутрь. Я поднимаю глаза к потолку, где резвятся херувимчики, и мысли мои почему-то обращаются к Финну. Как он сейчас? Должно быть, кормит своих рыб. И, быть может, слезы его капают в воду, повышая уровень солености в аквариуме… Нет, надеюсь, он уже успокоился.

– Боже мой, ты только послушай! – Размахивая рекламкой, ко мне подбегает Иззи. – Для желающих организуются свадьбы на воздушном шаре! Вот это здорово!

– Уже без десяти час, – поспешно прерывает ее Надин. – А у нас еще остался «Экскалибур». По дороге заедем в магазин Сэма за Кристианом.

– Может быть, на сегодня хватит? – вздыхаю я.

– Потерпи, «Экскалибур» последний и списке. И потом, ты же говорила, что Скотт там работает и может договориться о свадьбе со скидкой!

– Я бы не отказалась взглянуть на часовню при казино, – поддерживает ее Иззи.

– Ладно. Только уговор – в магазин я не захожу, а вы там долго не задерживаетесь.

– Договорились! – отвечает Надин.

В самом ли деле она подобрела или мне только кажется? Должно быть, в венчании и вправду заключено волшебство, меняющее людей к лучшему – хотя бы на несколько минут.

– Как здоровье дяди Сэма? – интересуется Иззи, когда Кристиан садится в лимузин.

– Неплохо, спасибо. Хотя синяки еще видны.

– Физические или моральные? – не отстает Иззи.

– О чем это вы? – удивляется Надин. – Мы что-то пропустили?

– Бедняга упал со стула, – объясняет Кристиан. – Та стриптизерка, Лейла, вздумала с ним пофлиртовать, чересчур энергично взялась за дело – ну и опрокинула его со стулом вместе.

– Терпеть не могу назойливых женщин! – фыркает Надин.

Мы с Иззи переглядываемся, подняв брови до потолка, – Что ж это ты так скоро бросила работу в магазине? – обращается ко мне Надин – этим покровительственным тоном она овладела, кажется, раньше, чем научилась говорить. – И недели не проработала!

– Видишь ли, я… мне… – Я бы поставила ее на место, не будь здесь Кристиана.

– Джейми нужно работать над следующей статьей, – выручает меня Иззи.

– Да, да, верно, – подтверждаю я.

Надин скорее повесится, чем задаст вопрос, ответ на который выставит меня в благоприятном свете, Поэтому она оставляет меня в покое и начинает во всех подробностях рассказывать Кристиану о нашей экскурсии, не забывая добавлять через каждые пять минут, что все это вульгарное убожество не идет ни в какое сравнение с их собственной свадьбой. Кристиану скучно: он так энергично сжимает челюсти, подавляя зевок, что на глазах выступают слезы.

Мне странно на него смотреть: казалось бы, я знаю его, как самого себя, и в то же время этот человек, принадлежащий Надин, для меня – совершенный незнакомец. Теперь он уже не кажется мне полубогом. Я так долго ждала встречи – а теперь, когда наконец дождалась, не знаю, нужно ли мне возвращение «тайной любви». Почему так? Иззи, пожалуй, сказала бы, что во мне говорит трусость. Я боюсь получить то, что хочу, и отказываюсь от собственного счастья со словами: «Не очень-то и хотелось!»

– Значит, у тебя уже все решено? Ты выходишь замуж?

Кристиан устремляет на меня завораживающий взгляд зеленых глаз. Мое сердце тает. Как я могла – хоть на секунду – вообразить, что он мне не нужен?

– Если Джейми не получит предложения получше, – отвечает Иззи и отправляет в рот горсть чипсов.

Надин нас не слышит, ее взор устремлен на голубые и розовые башенки «Экскалибура».

– Здесь должны происходить сказочные свадьбы! – лучится энтузиазмом Иззи, прокладывая нам путь через казино, оформленное в средневековом ключе.

Надин тащится позади, просматривая рекламку:

– «Как и Кентерберийский собор в Англии, венчальная часовня Кентербери предлагает поистине королевскую церемонию»!

– Почувствуйте себя членами королевской семьи! – подмигивает Иззи.

Часовен в «Экскалибуре» всего три. Две, на мой вкус, чересчур велики и напоминают конференц-залы, а вот третья – с пушистыми облачками на небесно-голубых стенах и колоннами, увитыми цветущим плющом, – как раз то, что надо!

– «Вы можете взять напрокат костюмы и венчаться, как Робин Гуд и девица Мэрион с братом Туком в роли священника»! – зачитывает Иззи, заглянув Надин через плечо. – Ой, вы только послушайте: «Во время церемонии двери часовни запираются с целью сохранить неприкосновенность частной жизни». Это что, современный вариант отца с большим ружьем?

– Кстати, об отце невесты… – начинает Надин. – Он не приедет. Мама надеялась, что он передумает в последнюю минуту, но…

– И я качаю головой.

– Жаль, – замечает Кристиан.

– Он делает то, что считает правильным, – защищает папу Надин.

– Например, гробит свадьбу дочери? – подсказывает Иззи.

– Ничего он мне не угробит, – твердо отвечаю я. – Я и не хочу, чтобы он приезжал. Будет тут ворчать, нудить и всем портить настроение!

– Да уж, Надин в дублерах не нуждается, – замечает Иззи.

– Ничего страшного. Зейн уже согласился привести меня к алтарю.

– Этот стриптизер?? – выплевывает Надин.

– Ах, он не нашего круга! – трагически закатывает глаза Иззи.

– Нет, Джейми, – Надин тверда, как камень. – Извини, но… нет.

– Надин, вообще-то замуж выхожу я, а не ты, И Зейн – мой хороший друг…

– Только представьте, какие сексапильные свадебные фотки получатся! – хихикает Иззи. – Джейми, непременно попроси его надеть плавки с блестками!

Надин закатывает глаза.

– Мне думается, на эту роль лучше всего подойдет Кристиан. Он ведь почти родственник Да, лучшего кандидата не придумаешь.

Я уже готова воскликнуть: «Не хочу, чтобы Кристиан отдавал меня другому!» – но вовремя соображаю, что сейчас не время для таких признаний. Вместо этого я говорю просто:

– По-моему, Зейн подойдет.

– Ладно, об этом поговорим позже. А сейчас давай порепетируем. Пусть Кристиан возьмет тебя под руку, и вы с ним пройдетесь к алтарю. Очень важно представлять себе расстояние и оптимальную скорость: во время венчания все глаза будут устремлены на тебя, и ты должна быть в себе уверена. Если чересчур поспешишь, то все испортишь. Помни; не топаешь, как слон, а скользишь плавно и элегантно. Кристиан знает, как это делается, – мы с ним репетировали уже сотню раз. Отойдите к дверям и оттуда медленно идите сюда, ко мне. Джейми, не забывай: плечи выпрямлены, голова поднята!

Должно быть, кто-то на небесах сейчас покатывается со смеху. «Ну-ка, ну-ка, – говорит он, – посмотрим, как она сейчас запоет!»

Я смотрю на Иззи, а Иззи – на Кристиана. Должно быть, надеется заметить в его глазах какую-нибудь подсказку, которую я, охваченная молчаливой истерикой, без сомнения, пропущу.

Кристиан берет меня под руку. Движения его точны и уверенны, руки не дрожат.

– Сегодня ты красива как никогда, – говорит он.

– Отлично, милый! При входе в церковь посаженый отец должен сказать невесте комлимент! Джейми, постарайся представить, что ты и в самом деле красива. В день свадьбы – с вуалью и всем прочим – ты будешь выглядеть просто великолепно.

Мы делаем шаг вперед.

– «Она идёт, прекрасная, как ночь, – шепчет Кристиан.

Еще шаг.

– «Безоблачная и звездная.

Еще шаг.

– «Вся прелесть тьмы и сияния звезд…

Мы украдкой косимся друг на друга.

– «Соединилась в ее глазах…»

– Никаких разговоров! Джейми, ты идешь навстречу судьбе, навстречу новой жизни. А теперь обернись и одари гостей безмятежной улыбкой. Не вздумай выделять кого-то в отдельности! Хорошо, пошли дальше.

Я едва слышу Надин: в ушах, заглушая ее голос, гулко отдается стук сердца. Вот я и перед алтарем. С Кристианом. У меня кружится голова.

– Братья и сестры! – начинает Иззи, взяв на себя роль священника и бросая мне ободряющий взгляд. – Мы собрались здесь, пред лицом Господа нашего… Но Надин спешит ее прервать:

– Нет-нет, здесь Кристиан отходит в сторонку, и его место занимает Скотт!

«Что, если он не захочет «отойти в сторонку»? Что, если останется?» – скачут у меня в голове безумные мысли.

– А если бы Кристиан был женихом, – говорит Иззи, – где бы он стоял?

Надин, увлеченная любимым делом, попадается в ее ловушку.

– Вот здесь, – и она подталкивает Кристиана вперед.

– Насколько близко к невесте?

– Примерно вот так, – отвечает Надин, двигая нас, словно безделушки на каминной полке. – Да, вот так! Отлично! Теперь смотрите друг другу в глаза…

– Джейми, включи воображение, представь, что ты его любишь! – издевается Иззи.

– Свадьба будет сниматься на видео, так что постарайся смотреть на жениха так выразительно, как только можешь. Ага, вот так хорошо.

– Объявляю вас мужем и женой! – провозглашает Иззи. – Скрепите свой союз поцелуем!

– А поцелуй я продемонстрирую сама! – вмешивается Надин и отодвигает меня в сторону.

– Стоите лицом друг к другу, в профиль к гостям – они хотят все видеть. Главное в поцелуе – соблюсти меру. Показывать языки – неописуемо дурной тон, но поцелуй с закрытым ртом обличает недостаток страсти. Значит, будем искать золотую середину… – С этими словами она дарит Кристиану комбинацию из трех поцелуйчи-ков: чмок-чмок-чмо-ок! – Я просмотрела, должно быть, сотню видеозаписей и должна вам сказать, что лучше этого не найдешь! Во-первых, ты даешь понять, что одного поцелуя недостаточно. Во-вторых, есть сюжетное движение: первые два совершенно невинны, а третий уже более… гм… интенсивен.

– Я запомню, – обещает Иззи.

– Для вас с Ридом я бы этого не рекомендовала, – морщится Надин. – Вам и формального поцелуя хватит.

– Правда? И почему же?

– Хочешь, чтобы я объяснила вслух?

– Надин, перестань! – вздыхает Кристиан. Но, Иззи уже потеряла терпение.

– Знаешь что, Надин? Иди к черту со своими советами! И на свадьбу ко мне не приходи! Я люблю Рида и буду целовать его так, как мне захочется!

И она бросается вон из часовни. Я бегу за ней.

– Подожди! Иззи!

В фойе она останавливается так резко, что я налетаю на нее.

– Нет, объясни мне, зачем она это делает? Сука чертова! Как она смеет…

– Иззи, – вздыхаю я. – Не принимай близко к сердцу. Она же только этого и добивается. Просто не обращай внимания.

– Знаю, но… Но зачем, зачем? Ей что, нравится, когда всем вокруг плохо? Хотела бы я, чтобы с ней случилось что-нибудь ужасное, чтобы вдребезги разбился весь ее идеальный мирок с отрепетированными поцелуями…

– Карма…

– Не надо. Я совершенно спокойна.

– Нет, Иззи. Я хочу сказать, что карма все-таки существует. Рано или поздно все, что она творит, вернется к ней и схватит за шкирку.

– Когда? В следующей жизни? – вздыхает Иззи. – Джейми, я тебя умоляю: уведи у нее жениха! Пожалуйста! По гроб жизни меня обяжешь!

– Постараюсь, – обещаю я.

– Я просто представила, как мы с Ридом будем выглядеть перед алтарем… – с грустью говорит Иззи. Странно – никогда прежде она о подобных вещах не задумывалась.

– Знаешь, – она смущенно поднимает глаза, – сегодня ночью я попробовала повести дело начистоту.

– То есть как?

– Признаться, что никогда не работала в стриптиз-клубе. Но, едва об этом заговорила, он начал уверять, что мое прошлое ему безразлично, и так и не дал договорить. Мне кажется, ему нравится думать, что он вытащил меня из пропасти.

– Ладно, пусть фантазирует на здоровье. По крайней мере, ты попыталась.

– Ну да. Просто хочу, чтобы ты знала.

– Теперь знаю. – Я улыбаюсь и крепко обнимаю Иззи. – Пойдем пообедаем?

– С удовольствием, – просияв, отвечает она. – А за обедом ты наконец расскажешь, где пропадала всю ночь…


ГЛАВА 40


– Хочешь мой огурец? – интересуюсь я, слизывая с пальцев последние следы тунца.

– Ну что ты глупые вопросы задаешь? – вздыхает Иззи. – Я когда-нибудь доедала твои огурцы?

– Да нет, просто жалко выбрасывать… – Я пожимаю плечами. – Не понимаю, кто вообще их ест?

– Как ни увлекательна наша беседа об огурцах, а все-таки давай вернемся к вопросу о прошлой ночи. Где ты была?

Я отставляю тарелку и делаю большой глоток «Доктора Пеппера».

– С Финном.

– Так и знала! Так и знала! Я же говорила, ты к нему неравнодушна! – вопит Иззи.

– Да нет, все было совсем не так…

– Да? А как же?

– Красиво. И очень печально.

– Печально? Печальный секс – это что-то новенькое! Он расстроился, что ты выходишь за другого? Ты не сказала ему, что Скотт голубой?

– Да не было у нас секса.

– Что-о? Так, начни сначала. Я, должно быть, что-то упустила.

– Вчера была годовщина смерти его матери. Она умерла три года назад. Вот почему Зейн не хотел осгавлять его одного. Если бы я только знала…

– И что же? – теребит меня Иззи.

– Он заговорил о ней и вдруг заплакал. У него был такой одинокий, несчастный вид, что мое сердце так и рванулось ему навстречу…

– Ясно. Секс из жалости.

– Да говорю тебе, не было никакого секса! Я ощутила его боль как свою и поняла – нет, почувствовала, – что могу хоть немного облегчить его страдания. Словами тут не поможешь – это я знала точно, – поэтому просто взяла его за руку и повела в спальню…

– Ну, ну, ну!

– Мы даже не раздевались. Просто легли на кровать, прижавшись друг к другу. Я обняла его и гладила по стриженой голове. И это было так… не знаю даже, как сказать… естественно, понимаешь, как будто иначе и быть не может. Словно мы созданы для того, чтобы лежать рядом, сплетясь руками, и смотреть друг другу в глаза. Это было что-то… настоящее. Искренность, сердечность. И нежность, если ты простишь мне затертое слово.

– А потом вы просто заснули? – недоверчиво уточняет Иззи.

– Да. И, знаешь, уже несколько дней я так спокойно не спала. Все время что-то вертится в голове – Кристиан, папа, свадьба… Но рядом с Финном мне было спокойно, словно в раю. Все проблемы вдруг показались такими мелкими по сравнению с его горем! У меня было чувство, словно все вокруг исчезло и остался только он. Наверно, материнский инстинкт или что-то в этом роде.

– Так вот как это теперь называется! Неужели даже разочек поцеловать не захотелось?

– Это было бы не вовремя. Не к месту. Нарушило бы особую атмосферу… Скотт, наверно, назвал бы ее целительной.

– А утром что?

– Я проснулась раньше и не стала его будить. Подумалось, так будет правильнее. Что он мог мне сказать после такого?..

– Понятия не имею, – задумывается Иззи. На лице ее отражается напряженная мыслительная работа: как это возможно – лечь с мужчиной в постель и не заняться любовью? – И что ты теперь к нему чувствуешь?

– Не знаю, право. Не было времени подумать: от него я попала в когти Надин, а из когтей Надин – прямо к алтарю с Кристианом!

– Да, вот так круиз! – смеется Иззи. – Кстати, вчера я пригляделась к Кристиану повнимательнее – он твой. Определенно твой. Когда ты с ним увидишься? Чем скорее, тем лучше.

– Сегодня точно не выйдет. – Я смотрю на часы. – Через час Скотт везет меня в аэропорт, и вечер я провожу со своими гостями. Ладно, если что, он знает, где меня найти.

– Браво, мисс Самоуверенность! – аплодирует Иззи.

– Ты же знаешь мой девиз – «дие зега, зега!»

– Правильно! Чему быть, того не миновать!

– Нам сюда! – указывает Скотт и ведет меня куда-то сквозь ряды покинутых тележек и пузатых чемоданов.

Я рассчитывала проститься с ним в аэропорту, но Скотт настоял, что встретит гостей вместе со мной и отвезет в отель. Знакомить его с мамой я не боюсь, а вот Колина опасаюсь – если рыбак рыбака видит издалека, то гей гея тем более. Минуты идут, я медленно, но верно превращаюсь в комок нервов. А вот разлюбезный суженый, кажется, ничего не боится и наслаждается своей ролью.

– Что ты там высматриваешь? – слабо улыбаюсь я, видя, что он перегнулся через барьер. – Ты даже не знаешь, как они выглядят!

– Так просвети меня!

– Ладно. – Я подхожу и встаю с ним рядом. – На маме, скорее всего, будет что-нибудь пурпурное. Но самое замечательное в ней то, что она всегда носит вечерние туфли. Всегда – даже со спортивным костюмом! Никаких кроссовок, никакой плоской подошвы. Только «рюмочки» или «шпильки».

– Настоящая дива Лас-Вегаса!

– Колин считает, что с виду непохож на гея, но заблуждается. Одни его штаны в обтреск чего стоят! Он, скорее всего, будет с рюкзаком.

– А Аманда?

– Четыре фута девять дюймов, блестящий черный «боб», безупречная белоснежная кожа и губы алым бутончиком.

– Дочка Белоснежки от одного из семи гномов?

Я от души смеюсь.

– Если так, то повезло Счастливчику. Аманда – самый жизнерадостный человек из всех, кого я знаю. Ее невозможно огорчить или вывести из себя.

– А из-за роста она не комплексует?

– Ни капельки, так что держи свою терапию, при себе! Ростом она, может, и не вышла, зато бюста-хватит на двоих!

Бюст у Аманды и вправду примечательный. Однажды она потеряла тюбик губной помады и долго его искала, прежде чем догадалась заглянуть себе в декольте. Другой раз такая же история случилась с зажигалкой. Думаю, если хорошенько пошарить у нее меж грудей, там отыщется щетка для волос, телевизионный пульт и, возможно, пара незадачливых любовников.

– Тебе, я вижу, не терпится их увидеть! – замечает Скотт, обняв меня за плечи.

Это верно. Особенно Аманду. Без нее и праздник – не в праздник.

Дело в том, что пьяная Аманда – это концертный зал, театр и цирк в одном лице. Все, что надо – налить ей рюмочку, сесть и наслаждаться представлением. Поначалу, правда, спросит пару раз: «А я не слишком глупо выгляжу?» – но со следующей рюмкой все дурацкие условности вылетят у нее из головы.

Самое интересное, что наутро она ничего не помнит. Мне кажется, здесь работает некий подсознательный механизм, оберегающий Аманду от неизбежного утреннего потрясения или стыда. «Боже мой!» – говорит она после очередной бурной ночки. – Откуда у меня эти синяки – да еще на таком месте?» Но если мы пытаемся что-то объяснить, она машет руками и кричит: «Не надо, не надо, ничего не хочу слушать, это вы меня подначили!» Хотя это гнусная клевета. Никто ее не подначивал. Наоборот, за руки держали и умоляли остановиться.

Вот помню, был однажды случай… Мы втроем отправились на день рождения к одной девчонке, живущей в Торквее. Возвращаться темной ночью в Эксетер никому не хотелось, и именинница договорилась со своими дядей и тетей, живущими неподалеку, что они пустят нас переночевать. Мистер и миссис Стерн объяснили, как до них добраться, и вручили нам ключ от дома, чтобы мы не будили их среди ночи. И вот в час, когда Крошка Вилли-Винки входит в окно к хорошим детям, мы поднимаемся на крыльцо и тихо-тихо, чтобы, упаси бог, не разбудить почтенную пару (а вы понимаете, что означает «тихо-тихо» применительно к трем наклюкавшимся девицам – сдавленный визг, приглушенное хихиканье и хоровое: «Ш-ш-ш!», от которого просыпаются окрестные собаки), так вот, тихо-тихо вставляем ключ в замочную скважину, поворачиваем… А он не поворачивается. Пробуем еще раз. И еще. Пятый. Десятый. Ни фига. Шепчем хором: «Сезам, откройся!» Никакого эффекта.

На дворе три часа ночи. Мы устали, замерзли и безумно хотим спать, Но звонить в дверь не можем, понимая, что почтенную пару неминуемо хватит удар, если они узрят подруг любимой племянницы в таком виде. Половик на крыльце коротенький – на троих такого одеяла не хватит. И мы решаем попробовать альтернативный метод. Неподалеку от черного хода находим лаз для собаки. Мы с Иззи дружно смотрим на Аманду. Пролезет, куда денется! Однако на Аманде платье от Карен Миллен, на которое ушла вся ее зарплата и в котором Аманда даже не садится – боится помять или испортить блестки. Что делать – снимаем платье. Под ним обнаруживается поддерживающий бюстгальтер, утягивающий пояс и еще какие-то приспособления из этой серии: словом, в одном белье Аманда напоминает то ли андроида, то ли манекен из магазина протезов и медицинских бандажей. Вид не слишком соблазнительный, но для предстоящего испытания как нельзя более подходящий… Так, пошла… Голова, плечи, грудь (сначала одна, потом другая), все идет по плану… Стоп. Бедра застряли. Накрепко. Ни туда, ни сюда. Торчит из собачьего лаза, словно свернутая газета из почтового ящика. Мы с Иззи попробовали взять Аманду за ноги и пропихнуть внутрь, но так ослабели от смеха, что у нас ничего не вышло. Вдруг в доме зажигается свет. Аманда начинает яростно (и совершенно безрезультатно) брыкаться. Секунду спустя скрипит дверь. Мы поднимаем глаза – на пороге стрит мистер Стерн в фиолетовой пижаме…

Я эту картину никогда не забуду, а Аманда никогда не вспомнит. Так что у алкогольной амнезии есть свои плюсы.

– ДЖЕ-Е-ЕЙМИ-И-И!!!!!!

Три лица озаряются счастливейшими улыбками. Я бросаюсь навстречу и оказываюсь в кольце шести рук.

– Не могу поверить, что мы здесь! – визжит Аманда.

– Ты бы видела, какой стюард нас обслуживал, – вылитый Руперт Эверетт! – Это, конечно, Колин – у него слабость к мужчинам в форме.

– Джейми, доченька, какая ты у меня красавица! – А это, конечно, мама.

Я отступаю на шаг, чтобы на них полюбоваться. На маме белые носки – и, разумеется, туфли на шпильках. Мамочка, как я тебя люблю!

– А это Скотт! – представляю я своего «нареченного» и хозяйским, как надеюсь, жестом беру его под руку.

– Бог ты мой, какие белые зубы! – поражается Аманда. – Неужели настоящие?

– Боюсь, напрасно Аманда заказала в самолете двойную порцию мартини, – извиняется за нее Колин, – Рад с вами познакомиться, Скотт.

Мужчины пожимают друг другу руки и чересчур пристально, на мой подозрительный взгляд, смотрят в глаза.

– Милый вы мой! – восклицает мама. Глаза ее наполняются слезами: она крепко обнимает Скотта, шепча ему на ушко что-то вроде «Сделайте ее счастливой!», и к машине ведет, держа меня за руку.

Прежде чем отвезти нас в «Белладжо», Скотт проводит небольшую экскурсию по Стрипу. Колин и Аманда вопят, визжат и едва не выпрыгивают из машины перед каждым новым отелем, а меня снедает ностальгия: подумать только, совсем недавно и я приходила в бурный восторг при виде самых обыкновенных неоновых вывесок…

Мама не визжит и не скачет ее объемлет священный трепет.

– Всего два дня назад я брала в видеопрокате «Дивы Лас-Вегаса» – и все равно оказалась не готова к тому, что увидела. Да и как можно к этому подготовиться? – вздыхает она.

– Смотри! Смотри! – кричат наперебой мои друзья. – Какой красивый… какой величественный… какой ОГРОМНЫЙ!

Я гордо улыбаюсь, словно родитель, демонстрирующий миру гениального ребенка! Что-то типа: «Видите извергающийся вулкан рядом с «Миражом»? Моя работа!»

Все трое так и сыплют вопросами. Я отвечаю без запинки, поражаясь тому, сколько успела узнать о Лас-Вегасе, не прожив здесь и трех недель.

– Это тот самый отель «Аладдин», где Элвис венчался с Присциллой? – спрашивает Аманда.

– Не совсем. Тот отель снесли весной девяносто восьмого. Это новый, открывается через пару недель.

– Он выступал в «Хилтоне» – это здесь?

– Нет, это «Фламинго Хилтон», а Элвис давал концерт в «Лас-Вегас Хилтоне» – недалеко отсюда, на параллельной улице.

– Не могу дождаться шведского стола! – вздыхает Колин. – А лягушачьи лапки и улиток в «Париже» подают?

– Не думаю. Шведский стол – это в основном мясные блюда. Обязательно попробуйте печеные бананы – это что-то потрясающее! А вообще, по-моему, лучший шведский стол в «Белладжо». Думаю, мы сегодня там поужинаем, а потом отдохнем у нас в номере.

– Что за парень этот Рид?

– По телефону ты о нем говорила, как о каком-то диккенсовском чудаке, – замечает Колин.

Мне становится стыдно.

– Рид – настоящее сокровище. Добрый, щедрый, веселый. И выглядит не так уж плохо с тех пор, как его имиджем занялась Иззи.

– И что, он разрешил нам всем поселиться у него в номере?

– Верно. После свадьбы. Рид и Иззи уедут на Гавайи, а весь номер останется нам.

– Ах да, я не спросила – куда вы со Скоттом собираетесь на медовый месяц? – говорит вдруг мама.

Мы со Скоттом обмениваемся паническими взглядами.

– Какая досада, совсем позабыли о медовом месяце! – лепечу я.

– Зачем куда-то ехать, когда вы уже в раю? – во весь рот улыбается Колин. – Скотт, ты не знаешь здесь каких-нибудь хороших гей-клубов?

– Э-э…я?

– Ну, дорогой, ты ведь здесь живешь, наверняка слышал одно-два названия, – подбадриваю я его.

– А… ну да. Обязательно спрошу у ребят на работе. Кстати, я сейчас как раз туда направляюсь. – Он сворачивает направо. – Леди и джентльмен, добро пожаловать в «Белладжо»!

– Боже ты мой! – шепчет Колин, глядя из окна на уменьшенную копию озера Комо. – Должно быть, так чувствовала себя Золушка, когда попала на бал!

Пока гости распаковывают чемоданы, я листаю привезенный Амандой номер «Экспресса и Эхо» в поисках своей статьи.

– Теперь ты международная корреспондентка! – радостно сообщает Аманда. – Держу пари, это не последний твой репортаж для «Экспресса»! Кстати, у нашего редактора есть знакомая в одном столичном журнале, она ищет авторов на американские темы. Я дала ей твои данные, ты не против?

– Конечно, нет! – сияю я.

– Может, обсудим карьерные успехи Джейми за ужином? Умираю от голода! – ноет Колин.

Шведский стол поражает гостей так же, как поразил когда-то меня. С улыбкой и легким чувством превосходства я смотрю, как они мечутся от стола к столу, нагружая тарелки невероятными кулинарными комбинациями – шпинат в устричном соусе, козий сыр с перцем, вяленый лосось, пюре из сладкого картофеля, крабовые клешни, фаршированная индейка и целая россыпь десертов, включая и фисташковый крем-брюле, на который даже я в свое время не решилась.

Надин присоединяется к нам с опозданием и без эскорта. С нарочитой небрежностью сообщает, что Кристиан пошел в магазин помочь дяде Сэму, а затем откусывает голову официантке за то, что та, услышав слово «лимонад», принесла-таки бокал мутного лимонного напитка без газа.

– Если хочешь газировки, скажи «Спрайт» или «Севен-Ап», – объясняю я. – Американцы наших эвфемизмов не понимают, у них «лимонад» и значит «лимонад».

Тут Надин разражается такой антиамериканской тирадой, что мама, не выдержав, подхватывает ее под ручку и ведет к шведскому столу. Надин, разумеется, ограничивается салат-баром. Думаете, она восхищена богатым выбором блюд? Ошибаетесь.

– Десять разных соусов! Подумать только – десять! Не понимаю, что они этим пытаются доказать?

Моя шведскостольная истерия давно позади. Я больше не рыщу по залу голодным волком и не стремлюсь съесть все, что вижу перед собой. Почувствовав приятную тяжесть в желудке, я откладываю нож и вилку. Моим спутникам до такого самообладания еще расти и расти.

Неужто я начинаю привыкать к Лас-Вегасу?

Проходя через казино, мы слышим, как растерянная пожилая пара спрашивает охранника: «Скажите, пожалуйста, где здесь туалет?» – с таким благоговением в голосе, словно отыскивают звезду, взошедшую над Вифлеемом.

Мне не нужно прислушиваться к ответу охранника – я и так знаю, где здесь туалет. Знаю, где телефоны-автоматы, откуда можно отправить факс и как пройти на почту. Знаю, как дойти пешком до «Дворца Цезаря», где посмотреть на львов, из какого ресторана открывается красивейший вид на фонтаны. Знаю даже, в каком баре дорогая проститутка имеет возможность пролить на платье ликер «Бейли»… Как ни удивительно это звучит, но самый мишурный город на свете стал моим домом.

– Я всегда знала, что ты способна на что-то необыкновенное! – лучится улыбкой Аманда.

– Ты еще в детстве обожала приключения, – подтверждает мама. – И независимость. Терпеть не могла, когда тебя брали за руку, – всегда шла сама, впереди всех и почти не оглядывалась назад. Не то, что Надин – та от нас с отцом дальше, чем на два шага, не отходила. Я всегда знала, что ты не такая, как все.

– Подумать только, ты не верила, что найдешь себе достойного человека! – вздыхает Колин. – Слушай, если тебе надоест Скотт, отдай его мне, ладно? Я о таком парне всю жизнь мечтал!

На мгновение меня охватывает ужас и стыд. Что я делаю? Зачем обманываю самых дорогих мне людей?

– Сходим завтра в «Золотой самородок»? – спрашивает Колин.

– А я хочу увидеть огни Фримонт-стрит! – заявляет Аманда.

– И пиратский корабль на Острове Сокровищ!

– И львов в «Эм-Джи-Эм»!

– И белых тигров в «Мираже»!

Теперь я чувствую себя, словно гувернантка с выводком детворы.

– Мама?

– Что, милая?

– Знаешь, чем мы отметим прощание с девичеством?

– Доченька, обо мне не беспокойся. Голые мужчины меня не пугают. Френсис, наша преподавательница французского, однажды пригласила к себе на день рождения директора стриптиз-клуба. Правда, сам он не выходил на сцену уже лет Двадцать и очень растолстел…

– Мамочка! – смеюсь я. – Мы пойдем на Тома Джонса!

Мама поднимает руки к щекам. Сейчас она напоминает картину Эдварда Мунка «Крик», с одной лишь разницей – это крик радости.

– Джейми!! Доченька моя любимая!

Мы кидаемся друг другу в объятия. Колин обнимает нас обеих. Сбоку пристраивается Аманда.

– Фу, как банально! – говорит Надин, воздев глаза к потолку. – Ну ладно бы еще Майкл Болтон…


ГЛАВА 41


Бушующая толпа вносит нас в «Эм-Джи-Эм Гранд». Чтобы не потеряться, мы цепляемся друг за дружку, а чтобы не упасть, передвигаемся мелкими осторожными шажками, стараясь не отрывать ног от земли, – и не понимаем, что коллективное шарканье подошвами по паркету вызывает к жизни опасное количество статического электричества. Надин первой хватается за металлическую дверную ручку и (есть все-таки бог на свете!) получает чувствительный удар током. Она отпрыгивает, хватается за меня, но ручки не выпускает, и скоро вся наша компания трясется и дергается, словно шеренга танцоров.

Еще повизгивая, влетаем в холл, проносимся мимо автоматов с водой и газетами и на последнем дыхании врываемся в «Театр Голливуд». Ура, мы внутри! Пробегаем мимо касс, останавливаемся на минутку, чтобы поахать перед огромной фотографией Тома, подсвеченной золотыми неоновыми огнями, и оказываемся в зале.

Как мы и боялись, свет уже меркнет, и пробираться к кабинке, отделанной розовой кожей, приходится в темноте. На сцене происходит что-то несообразное: шарообразный бородач в штанах до подмышек расхаживает взад-вперед и жалуется в микрофон на своего портного. Мы обмениваемся удивленными взглядами.

– Это Макс Александер, комик, – шепотом объясняет официантка, вручая нам квадратные салфетки. – Разогревает публику. Что вам принести, девочки?

– Клюквенной водки!

Словно буддийская: мантра, заказ облетает всю нашу компанию: Аманда, Синди (Лейлы нет – она сегодня работает), Иззи, мама и я. Надин, разумеется, идет своим путем – просит газированной воды. Тем лучше если вдруг придется выплеснуть стакан ей в лицо, на платье не останется пятен.

– Кто-нибудь из вас остановился здесь, в «Эм-Джи-Эм»? – спрашивает тем временем комик Макс. – Хотите знать, большой ли у нас отель? Значит, так. Захотел я сегодня утром поплавать в бассейне. Поехал туда на такси. Пока добрался, увидел, что снова бриться пора! А по монорельсовой дороге от нас до «Боллиз» уже катались? Хотите знать, быстро ли это? Куда уж быстрее: ехал я однажды на монорельсе, а бабуся моя с палочкой шла пешком – и, как вы думаете, кто пришел первым? А чтобы пассажиры не скучали в дороге, им показывают «Список Шиндлера» – по времени как раз укладывается.

Мы прыскаем.

– А знаете, что в нашем отеле самое интересное? Думаете, львы? Не угадали: постели! Знаменитые многослойные, постели «Эм-Джи-Эм»! Считайте сами: нижняя, простыня, перина, верхняя простыня, одеяло, покрывало… В такой постели в два счета потеряешься! Так и будешь всю ночь перекликаться со своей подружкой: «Эй, ты где?» – «На седьмом уровне!»

Шутки довольно-таки избитые, но Макс так потешно изображает заблудившихся в кровати любовников, что мы невольно начинаем хохотать. Причем все. Не припомню, когда в последний раз я, мама и Надин смеялись вместе! Меня захлестывает волна нежности – прежде всего к маме, но, как ни удивительно, и Надин кое-что достается. Иззи толкает меня в бок и указывает на Аманду: та хохочет самозабвенно, закинув голову и держась за живот, словно механический хохотунчик на батарейках. Синди держится дольше всех, но смех Аманды заражает и ее, и тут открывается ещё один талант нашей стриптизерши – способность над любой, самой невинной, шуткой заливаться с таким видом, словно тебе шепнули на ушко что-то ужасно непристойное.

Мимо проходит официантка: Надин трогает ее за руку и что-то шепчет на ухо. Может быть, она ощутила тягу к приключениям и попросила ломтик лайма? Но нет, все куда интереснее официантка возвращается не с пятью, а с шестью порциями клюквенной водки!

– За этот памятный вечер! – провозглашает Надин, подняв бокал.

– За то, чтобы допиться до чертиков и наутро ничего не помнить! – добавляет Иззи.

Макс покидает сцену, и под первые звуки «Света твоей любви» леред нами является Том.

– Я хочу спеть вам, – говорит он своим чудным глубоким голосом, – самый первый свой хит, записанный в 19б4 году.

– Боже мой, я тогда была еще не замужем! – шепчет мама и почему-то вздыхает.

Том поет «Обычное дело»-, мощный, выразительный голос его проникает в душу, бьет по нервам, заставляет забыть обо всем на свете и наслаждаться каждым мгновением этого чуда.

Уголком глаза я замечаю, что мама роется в сумке. Что это за кружевная штучка у неё в руке? Нет, быть не может! Пожалуйста, скажите, что это носовой платок! А руку назад мама отводит просто потому, что захотела потянуться… Поздно, красные кружевные трусики, порхнув в воздухе, повисают на микрофоне, словно кольцо на палочке. Мама недовольно качает головой и снова лезет в сумочку. О боже, у нее там что, запасные? Синие глаза Тома загораются лукавым огоньком: допев последнюю ноту «Она – леди» и подождав, пока смолкнет музыка, он спрашивает:

– Так, что это тут у нас?

Мама сжимается в комок и наблюдает за ним расширенными глазами, в которых ужас мешается с восторгом. Подцепив двумя пальцами клочок нейлоновых кружев, снимает его с микрофона и демонстрирует залу. Выждав паузу, страстно, жадно прижимает трусики к лицу. Рядом громко ахает Надин.

Вздохнув в последний раз, Том говорит.

– Кажется, я знаю эту женщину!

Мы дружно визжим, а мама прячет лицо в ладонях. И есть отчего – я в жизни не видела, чтобы люди так краснели! Но скоро, пурпур смущения на мамином лице бледнеет, сменяясь ярким румянцем удовольствия. Как хороша она сейчас! Сказочная красавица – счастливая, сияющая, полная жизни, удивительно молодая. Что-то сжимает мне сердце: я чувствую странную гордость за свою мамочку.

«Дилайлу» мама слушает с той же счастливой улыбкой (а Аманда, кстати сказать, так энергично прыгает в кресле, что выпадает в проход). Но с первыми же словами щемящей баллады «Я больше никогда не полюблю» мама нащупывает под столом мою руку и сжимает до пульсирующей боли. По лицу ее катится одинокая слеза.

– Доченька, – умоляюще шепчет она, вглядываясь мне в лицо, – никогда не соглашайся на второй сорт! Никогда! Скажи мне, что Скотт – твой Единственный!

Я отворачиваюсь, но она берет мое лицо в ладони и поворачивает к себе. В зале темно, но мне кажется, что она в силах прочесть правду по глазам.

– Когда ты была маленькой, – говорит она тихо и печально, – я всегда угадывала, о чем ты думаешь. Но ты выросла, Джейми, и я больше не знаю, что у тебя на сердце.

Я корчусь в кресле, чувствуя себя последней сволочью. Как я смею ее обманывать? Отталкивать единственного человека, который может меня спасти? Но выхода нет: все зашло слишком далеко. Я сама не знаю, чего хочу – одна моя половинка с радостным нетерпением ждет свадьбы, а другая тоскует, потому что понимает – самого главного этому празднику недостает.

Том начинает «Особенную женщину». Эта песня всегда была моей любимой: вот и теперь слова ее проникают в сердце, словно нож в масло.

– «Я что мне рай, и что мне ад? Все заменил один твой взгляд…» – поет Том, словно всю душу вкладывает в незатейливые строчки. Как счастлива женщина, к которой обращены эти слова! Но мне такое счастье не дано. Иззи умеет порабощать мужские души; я – нет. Нет во мне того, что вызывает восторг, и восхищение, и желание следовать за своей избранницей на край света. Голос Тома замирает. Я поворачиваюсь к маме, уже готовая во всем признаться – но в этот миг тишина взрывается бодрыми аккордами рок-н-ролла, и мама устремляет взгляд на сцену. Я подношу к губам бокал и опрокидываю одним глотком, чтобы утопить разом все отрезвляющие размышления.

– «Тщетны все мои надежды! Хоть приснись мне без одежды!» – умоляет Том.

– О-о-й-йе-ес! – в восторге подпеваем мы.

По окончании песни Иззи пихает меня локтем в бок и шепчет: «Пора!» Да я и сама вижу, что самое время завопить: «СНИМИ СПЕЦОВКУ, ТОМ!»

Том, кажется, немного смущен.

– Для тех наших гостей, кто не из Англии, хочу пояснить: «Сними спецовку!» – английское выражение, и означает оно попросту: «Разденься!»

Широко улыбаясь, он ищет нас взглядом – и находит.

– Откуда вы, милые дамы?

– Из Девона! – отвечаем мы хором, в восторге от того, что он выделил нас из толпы.

– И надолго в Вегас?

– Как пожелаешь, Том! – громче всех вопит Иззи. Лукаво улыбаясь, Том покачивает головой и делает знак музыкантам. Раздаются первые такты «Не стесняйся» – песенки-приглашения, как нельзя лучше подходящей к случаю.

Аманда наклоняется к нам и шепчет:

– Вы заметили, какой у Тома симпатичный трубач? Вон тот, с хохолком!

Мы с Иззи переводим взгляд на трубача – и вправду симпатягу. Он ловко управляется со своим сверкающим инструментом и сексуально двигает бедрами в такт мелодии.

– Хотелось бы мне увидеть его без трубы и прочих излишеств! – мечтает Аманда, вытягивая шею, чтобы посмотреть на нижнюю часть его тела.

Мы с Иззи тоже вспоминаем, что Том на сцене не один.

– Кого выберешь, чтобы попрощаться со свободой? – шепчет она.

– Хм-м… – раздумываю я. – Пожалуй, клавишни-ка – есть в нем что-то от Аль Пачино…

(Этот клавишник не только обаятелен, но и уверен в себе: он сохраняет невозмутимость, даже когда Том, выпевая строчку «ИМюриэл играет на рояле…» из завораживающей «Прогулки по Мемфису», с усмешкой кивает в его сторону.)

– А мне по душе саксофонист, – отвечает Иззи. – Как он будет смотреться на подоконнике у меня в спальне!

– А я бы, девочки, выбрала ударника! Вы только посмотрите, как свирепо он колотит по своим барабанам! Обожаю сильных мужчин!

– Мама! – ужасаюсь я.

– Ну… – Мама опускает глаза и хихикает. Тут только я замечаю, что она уже сильно «под мухой». – Должна же я иметь под рукой запасной вариант, на случай если Том сегодня вечером занят?

Мы дружно хохочем.

– Надо почаще устраивать девичники! – резюмирует Иззи.

В финале «Поцелуя» мы поднимаемся с мест и посылаем бесчисленные воздушные поцелуи – Тому, его группе, рабочим сцены, шумной компании ребят из Уэльса в первом ряду. Какой кайф! Проживи хоть сто лет – большего удовольствия не гюлучишь!

Но, оказывается, нет предела совершенству. Мы уже готовы вслед за прочей публикой потянуться к выходу, как вдруг к нам приближается человек в черном костюме.

– Мисс Ингем, мисс Миллер и их гости? Мы киваем, не понимая, в чем дело.

– Меня зовут Сэнди, я организатор концерта, – представляется он. – Не будете ли вы так любезны следовать за мной…

– За кулисы? – ахает мама, в восторге сжав его.

– Да, мэм.

– К Тому Джонсу?!

– Да, мэм.

– О! Спасибо вам! Спасибо! – И, задыхаясь от восторга, она бросается ему на шею.

Я смотрю на нее с восторгом и обожанием. Такое чувство, словно я перенеслась во времени и вижу, какой была моя мамочка в шестнадцать лет.

– Ридова работа? – спрашиваю я у Иззи.

– Наверное, – шепчет она. – Может, и моего саксофониста увидим?

Мы проходим гулким коридором. Мама бежит так, что я едва за ней поспеваю: она крепко сжимает мою руку и дрожит от нетерпения. С одинаковыми застывшими улыбками на… – черт с ним, со стилем – на застывших лицах мы входим в плюшевую гостиную. Здесь уже собралось человек с полдюжины: Сэнди с невозмутимым видом разносит гостям канелюры шампанского. Мы делаем вид, что попадаем на такие приемы чуть не каждый день: убедительнее всего получается у нас с Иззи – мы уже пообтерлись здесь и нахватались лас-вегасского шика.

– Ваше здоровье! – произносим мы хором, звеним бокалами, а затем украшаем их отпечатками губной помады.

Я пытаюсь вытереть свой пальцем, но безуспешно – палец становится цвета фуксии, а бокал выглядит еще хуже прежнего. Оглядываюсь кругом в поисках салфетки – идеально подошли бы белые брюки Надин. А Аманда тем временем как бы невзначай интересуется у Сэнди именем душки-трубача.

– Это Дэнни Фэлкон. Он сейчас в гардеробной-Б, но, возможно, заглянет сюда перед уходом.

– Надеюсь, – отвечает Аманда и меняется местами с Надин, чтобы следить за дверью.

Сестрица что-то притихла: встав перед зеркалом, она приглаживает волосы с таким тщанием, словно собирается на прием к королеве, Иззи и Синди у соседнего зеркала занимаются куда более подходящим делом – вертятся так и этак, проверяя, достаточно ли глубоки их вырезы.

И вот – наконец-то! В комнату входит Том Джонс. Все вокруг растворяется и блекнет в лучах его обаяния. Все в нем удивительно, но более всего – глаза: синие, как море, пронзительные, как рентгеновские лучи, нежные и глубокие, как его песни.

Он проходит по комнате, здороваясь с новыми друзьями и обмениваясь шутками со старыми. Все ближе – о боже! – все ближе к нам!

Сэнди представляет нас.

– Надеюсь, я не разочаровал вас, милые дамы? – И Том смеется своим знаменитым звучным смехом.

Мы едва не выпрыгиваем из трусов, вопя: «Нет-нет, что ты! Потрясающий концерт! Что за голос! Живая легенда! Лучший вечер в моей жизни! Я вся твоя!» – и так далее.

– Кто же из вас, красавицы, выходит замуж?

Мы с Иззи делаем шаг вперед.

– Прости, Том, это разобьет тебе сердце, но я люблю другого! – притворно вздыхает Иззи.

– А я умею склеивать разбитые сердца! – раздается вдруг мамин голос.

Ничего себе! Не каждый день видишь, как твоя мама флиртует. Тем более с ТОМОМ ДЖОНСОМ!

– Спасибо за заботу, милая! – И он подмигивает.

Я уже знаю, что, вернувшись домой, мама достанет из тайника пачку снимков Тома Джонса, которые собирала еще девчонкой, и, пересматривая их, снова и снова будет вспоминать эти минуты.

– Вы разрешите с вами сфотографироваться? – осмеливаюсь спросить я.

– Разумеется!

Широко разведя руки, Том заключает нас всех в объятия, а Сэнди, взяв у Иззи фотоаппарат… вдруг останавливается.

– А где шестая? Вас же было шесть!

Мы оглядываемся. Аманды не хватает!

– Да вон она, в дверях! – кричит Синди.

Громкими криками мы приветствуем Аманду с ее душкой-трубачом. О чем они говорят, отсюда не слышно, зато видно, как он что-то царапает на салфетке – ясное дело, телефон.

Фотоснимки… автографы… что ж, пора и честь знать. Том уже готов идти: но в этот миг мама отчаянным движением бросается ему на шею и срывает с губ своего кумира страстный поцелуй.

– Ну твоя мама… – оборачивается ко мне Иззи. Глаза у нее расширены, челюсть отвисла. – Ну дает!

Девичник продолжается в латиноамериканском клубе «Залива Мандалай» – самом зажигательном клубе Лас-Вегаса. Народу – не протолкнуться! Мы пробираемся сквозь толпу в тихий уголок, где виднеются соблазнительные кресла в форме буквы S. Мама восхищается влажно-блестящими стальными стенами, Аманда гладит кресла по мохнатым спинкам, а Надин улыбается и прищелкивает пальцами в такт музыке, что вообще-то на нее совсем не похоже. Вдруг Иззи толкает меня в бок.

– Смотри! Только его не хватало!

Сперва я вижу что-то вроде дубины пещерного человека. Потом соображаю: нет, это рука. На ее владельце – кожаные штаны и такая же жилетка на голое тело. Сомнений нет: это наш любимый викинг-стриптизер! И направляется он в нашу сторону.

– Ох-ох-ох, «Ларс атакует»… – кривится Иззи.

– Привет, ребята!

– И тебе привет, ребенок! – холодно улыбается Иззи.

– Не хочешь представить меня своим подружкам? – Он окидывает нахальным взглядом всю нашу компанию – но прежде, чем Иззи успевает вымолвить хоть слово, вперед выступает Надин:

– Я Надин. Потанцуем?

Сказать, что я потрясена до глубины души – значит ничего не сказать. Надин презирает стриптизеров! Надин требует от мужчины, чтобы он даже пижаму носил с галстуком! Надин способна двигаться под музыку, в одном-единственном случае – на занятии аэробикой! И тем не менее мы с изумлением видим, как она, уцепившись за пояс Ларса, пробирается вместе с ним к танцплощадке.

– Я не прощу себе, если этого не увижу! – кричит Иззи. – За ними!

Остальных мы оставляем заказывать коктейли, а сами кидаемся в толпу. Грохочущий голос в динамиках предлагает двигать-двигать-двигать попой, но внизу едва ли найдется место для таких телодвижений: очевидно, поэтому Ларе с Надин поднялись на подиум.

– Помнится, Надин всегда говорила, что ламбада – танец эксгибиционистов! – хихикает Иззи.

– Так оно и есть, – отвечаю я. – Ты только взгляни на нее!

Крепко обхватив Ларса за мускулистое гузно, Надин вжимается в его так яростно, словно считает его привидением и пытается пройти насквозь.

– Не знаю, что на нее нашло!

– Зато я знаю, чем это кончится! – злорадно хихикает Иззи.

– Ну что ты! Надин не станет. Никогда… ни за что…

– Протри глаза, Джейми! Она уже…

Я протираю глаза. Надин облизывает Ларсу шею и со сверхъестественной скоростью бегает пальцами по могучей спине, словно читает по азбуке Брайля.

– Не могу на это смотреть! – возмущаюсь я. – Бедный Кристиан!

Глаза Иззи загораются нехорошим огоньком.

– Где мой фотоаппарат?

– У Аманды, – отвечаю я.

Ларе уже вжал Надин в стену, а она-обхватила его ногами за талию. Я отворачиваюсь.

– Какой компромат! Такую возможность упускать нельзя! – твердит Йззи.

Мы бросаем последний потрясенный взгляд на Надин (она на секунду оторвалась от Ларса и теперь усиленно двигает попой и начинаем продираться назад, к своим.

Без нас веселье затихло. Синди вяло отбивается от какого-то подвыпившего мужика (и в выходной ей нет покоя!). Аманда устроилась на табурете в виде африканского барабана: в глазах – туман, в руке – коктейль «Багама мама». Время от времени ее охватывает паника: она начинает шарить по карманам, заглядывает себе в вырез, наконец находит в сумочке телефон своего трубача и снова впадает в счастливое оцепинение.

– Его отец играл с Фрэнком Синатрой – можешь себе представить! И еще с Тони Беннетом, Энди Уильямсом и Джерри Льюисом…

В первый раз я выслушала эти сведения с интересом, во второй – позевывая, а к третьему разу поняла, что Аманду заклинило, и эту пластинку она не сменит до утра. У нее уже сложился прекрасный дуэт с мамой – та, дождавшись своей очереди, подхватывает тему:

– Он меня поцеловал! Он меня поцеловал! Вы видели? Том Джонс поцеловал меня!

И так минут пять без перерыва.

– Пошли! – командует Иззи, перекинув через плечо свою «Моджиту». – Сохраним мгновение!

Мы возвращаемся к подиуму – но место уже занято какими-то типами в шортах и с такими отполированными бедрами, что, кажется, от них и пуля отскочит.

– Где же они? – хмурюсь я.

– Может, на полу? – предполагает Иззи.

Вертя головами во все стороны мы пробираемся сквозь море потных тел. Ни Ларса, ни Надин. Какой-то мужик хватает меня за бедра и прижимает к себе. Вот уж поистине горячий парень – только что пар не идет! Я оглядываюсь в поисках спасительницы – но Иззи уже кружится с каким-то подражателем Хоакина Кортеса. Я вырываюсь из обжигающих объятий Мистера Печки и останавливаю Иззи, пока она не грохнулась.

– Где же они могут быть? – ору я, перекрикивая грохот сальсы.

Иззи хватается за стену и пожимает плечами.

– Понятия не имею. Но, насколько я знаю Ларса, он времени даром терять не любит.

– Она не могла уйти с ним. Никогда. Только не Надин. Поверить не могу!

– А знаешь, во что я не могу поверить?

– Ну?

– Что у меня с твоей стервой-сестрицей появилось-таки что-то общее?


ГЛАВА 42


– Джейми! – орет мне в ухо знакомый голос. Открыв глаза, я обнаруживаю, что лежу в постели, а между ухом и плечом у меня зажата телефонная трубка.

– Надин?

– Какого дьявола ты не брала трубку?

– Ну, как бы тебе объяснить? Спала вообще-то… – зеваю я.

– Уже почти двенадцать! – вопит Надин.

– Надин, мы в Вегасе. Здесь другой распорядок дня. Кстати, откуда ты звонишь? Я-то думала, что ты проведешь ночь…

– Я В АДУ!!!

– Нельзя ли поконкретней? Ад – понятие растяжимое…

– В каком-то богом забытом трейлерном парке посреди треклятой пустыни, в обществе людей, которые никогда в жизни не видели туфель от Джимми Чу!

– Интересно, как тебя туда занесло?

– Послушай, если ты когда-нибудь кому-нибудь расскажешь, что я уехала с Ларсом…

Из трубки доносится странный всхлип. Не знай я Надин как свои пять пальцев, подумала бы, что она плачет.

– Надин!

– Господи, почти двенадцать!

– Ты уже говорила. Мы здесь, в Вегасе, не особенно следим за временем.

– В двенадцать за мной должен зайти Кристиан. Я не успею вовремя! Прикрой меня!

– Когда ты выезжаешь?

– Как только Ларсу удастся завести этот чертов грузовик!

Несколько секунд я молчу. Просто пытаюсь разложить происходящее по полочкам. Вечная врагиня просит моей помощи – это раз. Она предала человека, которого я люблю, – это два. Ради нее я должна солгать этому человеку – три. Она до того дошла, что готова лезть в грузовик… впрочем, нет. Это, конечно, поражает воображение, но к делу не относится.

– Джейми, да проснись же, ради бога! Это дело жизни и смерти!

– Что мне ему сказать?

– Боже, вот и Ларс. Мне пора!

– Что сказать Кристиану? Чтобы ждал тебя здесь или возвращался в «Париж»?

– Да! Увидимся через полчаса!

– Что да? Здесь или в «Париже»?

Молчание.

– Надин!

Замечательно. Протираю слипающиеся глаза, смотрю на часы – 11.52. Восемь минут на то, чтобы причесаться, смочить пересохшее горло и выбрать стратегию вранья.

Мне вспоминается одна из «утренних историй» Аманды. Как-то после бурно проведенной ночи, проснувшись в жестоком похмелье, она обнаружила рядом с собой в кровати что-то, сильно напоминающее голого борца-тяжеловеса. Как далеко зашли их отношения, Аманда не помнила, но опасалась худшего. Незнакомец спал богатырским сном, а вот Аманда не могла проспать работу: приняв душ, она уселась перед зеркалом с феном и щеткой. Однако от шума и горячего воздуха ей стало нехорошо; она выключила фен и закрыла лицо руками, ожидая, когда пройдет тошнота. В этот момент проснулся тяжеловес. Сел, положил ей на плечо могучую лапу и пробасил: «Не переживай, в постели ты была хороша!»

…Звонок в дверь! А я еще даже не встала!

– Входите! – кричу я и быстро вскакиваю.

Слишком быстро: голова идет кругом, в желудке начинается революция. Ясное дело, коктейли с ромом, а потом омлет в три часа ночи – ранний завтрак называется… Я уже готова сломя голову рвануть в туалет – но в дверь снова звонят!

Глубоко дыша и повторяя про себя «меня не тошнит, меня не тошнит», ползу к дверям. Приоткрываю не больше чем на дюйм: чем меньше моей лживой помятой физиономии предстанет взору Кристиана, тем лучше.

Он великолепен, как всегда – только зеленые глаза чуть мутноваты.

– Привет!

– Привет! – отвечаю я.

– Можно войти?

– Видишь ли… э-э… Надин здесь нет. Она, наверно вернулась к себе в отель.

– Я только что оттуда, ее там не видел.

– Ах да, конечно! Совсем забыла! Она с утра отправилась вместе со Скоттом выбирать для нас часовню! Понимаешь, хочет поближе познакомиться с будущим деверем…

– Странно. Чтобы Надин – и вдруг опаздывала… Ты ведь знаешь, как она следит за временем. Наверно, просто я пришел раньше назначенного, а она будет с минуты на минуту. Можно мне ее здесь подождать?

Дверь приоткрывается, словно сама собой, и он протискивается в комнату.

– А где все остальные?

– Ну… э-э… – Я лихорадочно соображаю.

– Мои гости проснулись и куда-то умотали в восемь утра они все еще живут по английскому времени. Иззи с Ридом часов в десять пошли выбирать смокинг. Я хотела встать, но поняла, что плохо себя чувствую, выпила пару таблеток эдвила и завалилась обратно в постель…

«Зачем ему все это знать? Прекрати подозрительную болтовню и улыбайся. Шире! Еще шире! Как будто все в порядке!»

– А давно ушла Надин? – спрашивает он.

– Понятия не имею, я же спала, и похмелье это кошмарное…

– Что, оттянулась как следует в последнюю ночку?

– Угм… Ой! – Я пошатываюсь и цепляюсь за стену.

– Может быть, присядем? – Он указывает в сторону гостиной.

Я плюхаюсь на двухместную кушетку, ожидая, что Кристиан займет широкий кожаный диван. Но он садится рядом со мной. Очень близко.

Десять минут назад я спокойно спала – и снилось мне, скорее всего, свидание с ним, родимым. Сон сбылся – но почему так кружится голова, почему я не в силах решить, что делать дальше? Лицо, на которое я когда-то не могла наглядеться, всего в нескольких футах от меня. Чужое лицо.

– Почему ты мне так и не написал? – неожиданно для самой себя спрашиваю я.

Сперва он удивленно поднимает брови; мгновение спустя – тяжело вздыхает.

– Прости.

Я жду продолжения, жду, что он объяснит загадку, мучившую меня десять лет, – но он говорит только:

– Страшно подумать, как одна ошибка может изменить целую жизнь…

У него дрожат руки и губы. У меня тоже (по крайней мере, руки – точно). Но может, он тоже с похмелья? Отчаянно хочется протянуть к нему руку, дотронуться – но меня словно парализовало. Что он так смотрит? Зачем сверлит меня зелеными глазами, такими знакомыми и такими чужими? «Скажи что-нибудь! – молю я. – Покажи, что ты – прежний, мой Си Джей!»

Скульптурные губы его трогает улыбка. Он говорит:

– Симпатичная у тебя пижама!

Я смотрю на свою фланелевую пижамку, разрисованную дымящимися чашками кофе, и замечаю, что все пуговицы застегнуты наискось.

– Позволь, я помогу, – мягко говорит он.

Придвинувшись еще ближе, протягивает руку и расстегивает верхнюю пуговицу. Желание и смятение вздымаются во мне. Скользнув рукой по обнаженной коже, он расстегивает следующую. Сердце бьется пойманной птицей, узнавая знакомые прикосновения. Голова уже не просто кружится – ходит колесом. Он склоняется, и я чувствую кожей его дыхание. Пальцы трудятся над следующей пуговицей…

– Сначала я все расстегну, а потом застегну как следует, – хрипло шепчет он.

Скользнув под пижаму, он обводит рукой мое плечо. Медленно – так медленно! – его руки спускаются ниже, а губы тем временем шепчут мое имя. Кажется, я сейчас упаду в обморок Или нет, кажется… да нет, не кажется, а точно… боже мой, только не это! Я понимаю, что меня сейчас СТОШНИТ!

Оттолкнув Кристиана и запахнув пижаму, я стремглав бросаюсь в ванную. У-ф-ф… успела. Какие звуки – давненько со мной такого не было! Дрожа, отплевываясь и исходя холодным потом, я сижу над унитазом. Через некоторое время Кристиан подходит к двери.

– Джейми, с тобой все в порядке?

И тут раздается другой голос, тоже слишком хорошо мне знакомый:

– Джейми, что ты там застряла? Давай вылезай! Посмотри, как Рики Мартин трясет своим помпоном!

Я откидываю волосы с лица. А Скотт-то что здесь делает?

– Что за парень, господи боже! Так бы и съел его на завтрак! Ой-ой-ой. Я торопливо брызгаю себе в лицо холодной водой, прополаскиваю горло и выхожу из ванной.

Лицо Кристиана непроницаемо, однако вечная моя мнительность ясно видит в его глазах подозрение и неприязнь.

– Скотт пришел, – говорю я.

– Я слышал.

– У нас есть любимая шутка о Рики Мартине…

– Я понял.

Я выхожу в столовую. Кристиан идет за мной по пятам.

– Ты только посмотри… О, Кристиан! Привет, дружище! Джейми, дорогая, по телевизору твой любимый певец… – Он замолкает, вглядевшись в мое опрокинутое лицо.

– Что с тобой, детка? Все хорошо?

– Ничего особенного. Просто стошнило.

– А где Надин? – интересуется Кристиан.

Я кидаюсь Скотту в объятия, чувствительно щиплю его ниже спины и спрашиваю:

– Ну как, хорошо вы с Надин погуляли по часовням?

– Э-э… ага.

– А сейчас она где? – допытывается Кристиан.

– Должно быть, заглянула в бутик «Прада», что на первом этаже! – подсказываю я.

– Ага, – однообразно подтверждает Скотт.

Наступает настороженное молчание. Наконец, словно запоздалый шумовой эффект в любительском спектакле, раздается звонок в дверь.

– Хотите, я открою? – спрашивает Кристиан, заметив, что мы со Скоттом словно приросли к месту. – Это, наверно, Надин!

Точно! И представляю, в каком она виде!

– НЕТ! Нет, Кристиан. Позволь мне. Скотт, а ты пока покажи Кристиану вид с балкона…

Подождав, пока они не растворятся в солнечном сиянии, я боязливо открываю дверь.

– Он здесь? – Шепчет Надин, с трудом отклеиваясь от стены.

– Да. На балконе. Надин, твоя шея!..

На шее у сестрицы нагло багровеет свежий засос.

– Ни слова! – шепотом взвизгивает Надин. – Дай пробраться в спальню так, чтобы он меня не увидел. Мне нужно переодеться.

– У тебя найдется свитер с высоким воротом?

В ответ Надин только скрежещет зубами и бесшумно проскальзывает в спальню. Я выхожу на балкон, где Скотт читает Кристиану лекцию о величине и вместимости окрестных отелей.

– …и скоро «Венеция» станет одним из величайших отелей мира!

– Это она? – спрашивает Кристиан.

– Ну да. Она в ванной, сейчас выйдет.

– Что ж, теперь ее очередь получать по шее за опоздание! – улыбается он. Зеркала на балконе нет, и я боюсь даже предположить, какие чувства отразились у меня на лице при слове «шея».

Через десять минут светской беседы на балконе появляется Надин. Шея у нее обмотана моим шарфом.

– А, вот из-за чего ты задержалась! – говорит Кристиан и протягивает руку к ее горлу.

Надин судорожно сглатывает, в глазах – ужас.

– Вроде говорила, что шарфов у тебя достаточно? – продолжает Кристиан, разглядывая мягкую бархатную ткань.

– Да, но этот такой симпатичный, что ты просто не смогла удержаться и купила, верно, Надин? – прихожу на помощь я.

– Д-да, – потерянно озираясь, выдавливает она.

– Решила побаловать себя после утренней беготни по часовням вместе со Скоттом?

– Д-д-да, – блеет Надин.

Здорово у меня получается – даже не ожидала!

Кристиан пожимает плечами.

– Ладно, нам пора. Пока, Скотт. – Он поворачивается ко мне. – А тебе пора снимать пижаму, верно?

Я багровею.

– Да у нее наверняка под пижамой ничего нет, – фыркает Надин. – Она всегда была неряхой!

– Так уж и ничего? – поднимает бровь Кристиан.

Что за игру он затеял, черт побери? Сил нет! Лучше бы меня и дальше тошнило! Когда же эта «сладкая парочка» отсюда уберется? Чувствуя, как вскипают на глазах горячие слезы, я веду их к дверям. Скотт, как всегда, вовремя приходит на помощь, одной рукой успокаивающе обнимает меня за плечи, а другой распахивает дверь.

Я вздыхаю с облегчением – но облегчение длится недолго. До первого взгляда за порог. Потому что за порогом стоит, протянув руку к кнопке звонка, широкоплечий викинг.

И в другой руке у него – сумочка Надин.

У меня глаза лезут на лоб. В буквальном смысле.

Надин белеет.

– Ты это оставила… – начинает Ларс.

– …прошлой ночью в баре! Слава богу, ты ее нашел! Какой ты молодчина! Познакомься, это Кристиан, жених Надин, они уже уходят… – С этими словами я хватаю сумочку, швыряю ее Надин, выталкиваю их с Кристианом за дверь и втаскиваю Ларса внутрь.

После этого последнего усилия ноги отказываются мне служить, и я без сил опускаюсь на пол у запертой двери.

– Это кто, Рики Мартин? – доносится издалека голос Ларса. – Ух ты, классно пляшет мужик!


ГЛАВА 43


Оставив Ларса и Скотта перед телевизором, я заползаю в ванную, включаю душ, присаживаюсь рядом, глядя, как разбивается вода о кафельный пол, и решаю почти гамлетовский вопрос: мыться или не мыться? Я потная, волосы пропахли вчерашним дымом, к тому же меня только что стошнило. Самое время принять душ. Однако не хочется смывать с себя прикосновения Крис-тиана. Я все еще чувствую на себе его теплые, нежные руки… Что, если бы зов природы не погнал меня в ванную? Быть может, он обнял бы меня? Или даже поцеловал? А я – ответила бы я ему поцелуем? Или оттолкнула бы с негодующим возгласом: «Это еще что такое? Забыл, что у тебя есть невеста, а у меня – жених?»

Я подставляю ладонь под теплую бодрящую струю. Бесконечные «если бы»… Что, если бы не явился Скотт? Если, бы Надин осталась с Ларсом? А Кристиан – со мной? Что, если бы я расстегнула на нем рубашку в ответ? Бурное, яростное сексуальное желание охватывает меня. Только бы раз еще к нему прикоснуться! Быть может, и он сейчас чувствует то же самое…

И утоляет свои желания с Надин. От этой мысли у меня падает сердце: я вздрагиваю и поспешно залезаю под душ.

Выйдя из ванной в халате и с махровым тюрбаном на голове, я обнаруживаю на своей кровати мамочку.

– Привет, дорогая! Как ты себя чувствуешь? – приподнимается она на локте.

– Спасибо, уже почти хорошо. – Я сажусь рядом и целую ее в щечку. – А ты чем занималась с утра?

– Спроси лучше, чем я не – занималась! Ох, устала! Не понимаю, откуда у Колина столько энергии? Они с Амандой в фотомагазине, проявляют вчерашние снимки. Как ты думаешь, мы с Томом хорошо получились? Поверить не могу – он меня поцеловал!

Она мечтательно улыбается.

– А я решила зайти к тебе, узнать, как ты после вчерашнего, а заодно чуточку вздремнуть.

– Располагайся на здоровье! – отвечаю я, взбивая для нее подушку. – Только спать не стоит. Пора тебе переходить на американское время. Потерпи немного – откроется второе дыхание.

– Какие новости от Надин?

– Она в «Париже», целая и невредимая. Чаю хочешь? – поспешно спрашиваю я, уводя разговор по-дальше от опасной темы.

– Попозже. Кстати, Джейми, сегодня в «Мираже» я познакомилась кое с кем из твоих друзей.

– Правда? Наверно, с девушкой по имени Миа?

– Нет, с молодым человеком. Его зовут Финн.

Я кладу расческу и присаживаюсь рядом.

– Рассказывай!

– Аманда с Колином пошли в сувенирный магазин, а я осталась у бассейна, чтобы посмотреть на дельфинов, и увидела ныряльщика. Меня просто потрясло это зрелище – он как будто составлял с дельфинами одно целое. Такая внутренняя связь, такое понимание… словом, что-то сказочное. Когда он вышел из воды, я подошла к нему, чтобы выразить свое восхищение он сказал, что вообще-то работает в аквариуме во «Дворце Цезаря», а здесь подменяет своего друга и коллегу по имени Тодд. Спросил, нравится ли мне в Лас-Вегасе… ну, слово за слово, я рассказала, что прилетела на свадьбу дочери, и когда он услышал твое имя… – тут она улыбается.

– И что он сказал?

– Сказал, что ты – необыкновенный человек, и он благодарен судьбе за знакомство с тобой. Как мило, правда? Так приятно слышать, когда о тебе говорят хорошее! Потом он спросил, как подготовка к свадьбе. Я рассказала, что на тебе будет что-то старое (бабушкина цепочка), что-то новое (платье), что-то голубое (Аманда купила тебе голубые подвязки для чулок), а вот что и у кого взять взаймы, мы еще не решили. Тогда он предложил вот это…

Мама достает из кармана и бережно разворачивает пурпурный, кружевной платочек В него завернуто кольцо с русалочкой.

– Боюсь, тебе оно будет великовато. Можешь надеть ее на бабушкину цепочку и повесить на шею?

– Отличная мысль, – отвечаю я, погладив работу Зейна. – Знаешь, это кольцо сделал для Финна тот самый человек, что поведет меня к алтарю.

– Не может быть! – удивляется мама.

– Ну да. Они лучшие друзья. Вот увидишь, и на свадьбу придут вместе.

– Ах, нет, Финн просил передать тебе, что не сможет прийти.

– Почему? – восклицаю я.

– Очень извиняется, но никак не может – работа. Я тупо смотрю на кольцо с русалкой. Что за ерунда!

Захотел бы прийти – пришел бы. Всегда можно отпроситься, поменяться с кем-нибудь… Мне-то казалось, после той ночи мы стали близки, как только могут быть близки двое. Я ведь была с ним рядом, когда у него случилось несчастье – почему же он не хочет сделать для меня то же самое?

Странные мысли лезут мне в голову. С чего я, собственно, взяла, что свадьба – это несчастье?

– Он прислал кольцо – значит, по крайней мере, дух его будет с тобой, – словно прочтя мои мысли, успокаивает меня мама.

Я рассеянно надеваю русалочку на палец.

– Только не на безымянный! – пугается мама. – Ведь здесь будет обручальное кольцо! Это дурная примета!

Я переношу кольцо на средний палец и вытягиваюсь рядом с мамой, вертя кольцо на пальце и глядя в потолок.

– Скажи, что ты чувствовала накануне свадьбы? – спрашиваю я.

– Волновалась ужасно. И что самое обидное – все из-за какой-то ерунды. «Вдруг кто-нибудь из гостей не найдет дорогу к церкви?» Наша церковь была очень неудобно расположена. «Вдруг наступлю себе на подол? Вдруг пойдет дождь?»

– Не думала, что еще не поздно дать задний ход?

– Да нет. Мы с твоим отцом чуть не год были обручены, успели все обдумать и проверить свои чувства. Нет, таких мыслей у меня не возникало. Боялась, что от волнения не смогу заснуть и наутро буду клевать носом. Поэтому я одолжила у бабушки снотворное – и заснула в ванной, не дочистив зубов.

– А наутро спать не хотелось?

– Ни капельки. Должно быть, адреналин и остатки снотворного нейтрализовали друг друга – чувствовала я себя просто замечательно! Это и вправду фантастическое чувство, милая. Выглядишь как королева, вокруг собрались люди, которые тебя любят и желают тебе счастья… Такое только раз в жизни бывает. А как хорош был твой отец! Молодой, сильный, с такой торжествующей улыбкой, словно весь мир у его ног…

– И – посмотри на него сейчас! – вздыхаю я.

– Милая моя, люди меняются. Никто не стоит на месте, и порой, к сожалению, мы двигаемся в разные стороны. Надеюсь, что с тобой и Скоттом такого не произойдет – но ты должна знать, что такое бывает. Будут у вас светлые времена, будут и темные. Главное – помни, что за темной полосой всегда приходит светлая, и не переставай верить в себя и в него.

– Теперь ты… не жалеешь? – спрашиваю я, прекрасно зная, что на ее месте сходила бы с ума от тоски и жалости к себе.

– Глупое занятие – жалеть о том, чего уж нет. Мы прожили вместе тридцать славных лет, у меня есть ты и есть Надин – о чем мне жалеть?

– Ты мечтала увидеть мир! – не унимаюсь я.

– И, как видишь, я здесь, – мягко отвечает она.

Я поворачиваюсь к ней лицом. Да, она здесь, со мной рядом, – и какое это счастье!

– И рада, что приехала?

– Зачем спрашивать? – Она улыбается и гладит меня по руке. – Благодаря тебе исполнилось мое самое заветное желание.

– Не боишься, что папа заставит тебя за это заплатить, когда ты вернешься домой?

– Милая моя, много лет назад я поняла одну простую вещь: никто не обидит тебя, если ты сама этого не позволишь. Впрочем, надеюсь, он не станет слишком раздражаться – при его язве это вредно.

– Не понимаю, откуда у тебя столько терпения? – вздыхаю я. – Он ведет себя, словно невоспитанный ребенок!

– Да, ему еще многому надо научиться, – спокойно отвечает мама.

– Люди меняются по-разному, это верно. Ты с возрастом становишься мудрее: у тебя такой глубокий, философский взгляд на жизнь, но в то же время ты умеешь по-детски радоваться и наслаждаться каждым мгновением. А папа с годами делается только капризнее, ограниченнее и упрямее.

– Значит, надо его пожалеть, а не сердиться. Думаешь, ему самому приятно быть таким?

– Зачем же он так себя ведет? Он ведь и всех вокруг себя делает несчастными!

– Только тех, кто ему позволяет.

Я с размаху бью кулаком по подушке. Мама смеется.

– Устала слушать прописные истины? Знаешь, когда проживешь на свете больше полувека, эти скучные истины входят в твою плоть и кровь. Когда-то Айвен был центром моего мира. Мы жили одной жизнью. А теперь… теперь центр мира вернулся на место, он снова во мне самой. У меня другие интересы. У меня свои мечты, и далеко не все из них включают твоего отца. Но это не значит, что я его больше не люблю и хочу бросить. Просто он перестал быть такой важной частью моей жизни, как раньше. Может быть, когда-нибудь это чувство вернется. Видишь ли, никто не может переделать человека – только он сам. Вот и я не пытаюсь перекроить Айвена по своей мерке, не квохчу над ним, как наседка, не твержу, что он загубил мою молодость – просто живу своей жизнью. Но, когда он почувствует в себе силы протянуть мне руку, я буду рядом.

– Мама, я тобой восхищаюсь! – говорю я и сажусь, чтобы получше ее разглядеть. Всю жизнь мне казалось, что мама просто безропотно подчиняется судьбе – но, оказывается, это совершенно не так. У нее свой, необычный и во многом непонятный мне взгляд на вещи.

– А я тобой! – смеется она. – Не прошло и месяца, как ты заявила, что хочешь начать новую жизнь – и что же? Валяешься на роскошной кровати в шикарном лас-вегасском отеле и готовишься к свадьбе с парнем своей мечты!

При этих словах на лице моем отражается грусть, которую я не умею – и уже не хочу – скрывать.

– Что же не так? – мягко спрашивает мама. – У меня такое впечатление, что тебе все еще чего-то не хватает. Вроде все хорошо, но сердце не на месте.

– Да, именно! – отвечаю я и прижимаю к себе подушку.

– Как будто головоломку складываю: все, что нужно для сказочной жизни, у меня есть, а счастья не получается! – Знаешь, чему тебе предстоит научиться? – улыбается мама.

– Чему?

– Положиться на-судьбу и не суетиться попусту. Пусть все идет, как идет.

Я тяжело вздыхаю. Если бы все было так просто!

– Какая там судьба, если в прошлом у меня сплошные неудачи? – Я вскакиваю и начинаю мерить спальню шагами. – Я и хотела бы довериться судьбе, но это невыносимо – сидеть сложа руки и ждать неизвестно чего! А когда я вспоминаю, что человек сам кузнец своего счастья, и пытаюсь что-то сделать, то все кончается пшиком, и мне твердят, что я перестаралась…

– Как ты переживаешь! – вздыхает мама. – Думается мне, все твои неудачи – из-за этого. Знаешь, как бывает, когда пытаешься вспомнить чье-то имя: думаешь-думаешь, в затылке чешешь, лоб морщишь, по комнате бегаешь, места себе не находишь – нет, вылетело из памяти, и все тут! А успокоишься, займешься чем-нибудь другим – и то, что забыла, само к тебе придет. Вот так же и со счастьем. Жизнь – река, доченька, и все, что от нас требуется, – не мутить воду.

– А когда я пытаюсь плыть против течения… – лепечу я.

– Поднимаются волны. Может быть, даже нешуточная буря. Но со временем все становится на свои места. Не мешай жизни, детка. Пусть все само станет на свои места.

– С одной стороны – твои советы, с другой – психоанализ Скотта! Куда мне податься? – слабо улыбаюсь я.

– Тебе сейчас нелегко, – успокаивает меня мама. – Но я чувствую: ты на пороге перелома, и перелома благотворного. Еще немного – и придет ясность, и ты поймешь, что ради этого стоило метаться и страдать.

– Ты правда так думаешь? – шепчу я.

Мама кивает.

– Помнишь, у Честертона? «Стоит потеряться, чтобы, вернуться домой». Помни эти слова, детка, – и все будет хорошо.

Мы лежим, обнявшись, и болтаем обо всем на свете, пока в спальню не врываются Колин и Аманда – усталые, запыхавшиеся и совершенно счастливые.

– У нас для тебя свадебный подарок! – первым делом сообщают они.

Отгоняя угрызения совести, я устремляю взгляд на объемистые пакеты друзей.

– Нет, нет, не здесь! – хохочет Колин. – Ну что, скажем ей?

Разумеется, скажут. Чтобы Аманда – и вдруг сохранила секрет…

– Ночь в номере для новобрачных в отеле «Венеция»!

Я визжу и прыгаю на кровати содрогаясь от собственного хладнокровного притворства.

– Вы ведь сами ничего не подготовили, а мы подумали, что первую ночь вы захотите провести как-то по-особенному! – объясняет Аманда.

– Ты бы видела, какая там кровать!

– Молчи, молчи!

– Ладно, больше не скажу ни слова. Только одно: эту ночь вы надолго запомните! – подмигивает Колин.

Интересно, думаю я, как пройдет наша со Скоттом брачная ночь? Вероятнее всего, закажем в номер пиццу и возьмем в прокате пару-тройку видеокассет.

После обеда мы отправляемся на поиски приключений. Колин твердо намерен не пропустить ни одного казино, а я с удивлением обнаруживаю, что на моей карте Лас-Вегаса полно белых пятен. Такие места, как «Хэррэхс», «Варварский берег» и «Боллиз», мне совершенно незнакомы. Можно прожить здесь много лет и все же не узнать город до конца. В этом суть Лас-Вегаса и главная его прелесть – для меня, по крайней мере. Колин главную прелесть видит в том, что пестро раскрашенные автоматы щедро одаряют его жетонами. Мы отправляемся в бар, чтобы отпраздновать выигрыш, и не без удивления видим, что три бокала шампанского в Вегасе стоят дешевле, чем обед на одного в нашей девонской забегаловке.

Колин в восторге.

– Здесь я хочу навеки поселиться! – твердит он и требует, чтобы мы сфотографировали его на фоне сверкающей горки выигранных четвертаков.

– Что делаешь вечером?

– Сегодня прилетает из Флориды мама Скотта. Мы устраиваем ранний ужин, где-то около семи. Будем очень рады, если и вы к нам присоединитесь.

– Мне кажется, мы там будем лишними, – замечает Колин. – И потом, у нас с Амандой свои планы. Аманда встречается в «Хард-рок кафе» со своим душкой-трубачом, а я наведаюсь в гей-клуб под названием «Цыган», о котором Скотт говорил. По чистой случайности я захватил с собой танцевальные туфли…

– Только смотри, к одиннадцати утра будь в отеле! Иззи выходит замуж в двенадцать, – предупреждаю я.

– Нет проблем!

– А мне вот никогда еще не хотелось замуж, – вздымает Аманда. – Как это, наверно, здорово – влюбиться так, чтобы хотелось прожить с человеком всю жизнь!


ГЛАВА 44


– Как ты думаешь, какой цвет подойдет?

Перед Иззи – подставка-вертушка с двумя десятками образцов лака для ногтей.

– Лучше всего – серебристый или серо-стальной, – советую я.

– Как, я тебе еще не говорила?

– Смотря что.

– «Пятый элемент» я на свадьбу не надену.

– Только не говори, что раскопала в секс-шопе «шестой элемент»! Тебя же арестуют за непотребный вид!

– Да нет! – смеется она. – Стыдно признаться, но Надин, когда болтала об Элвисе и Присцилле, подала мне интересную идею. А Синди познакомила меня с одной сценической костюмершей, так что…

– Молчи, молчи! Пусть это будет сюрприз! А «пятый элемент» вернешь Синди?

– Зачем? Приберегу для брачной ночи!

– Твой жених тебя не заслужил! – хихикаю я и подставляю свежеокрашенные ногти под мини-фен. – Но теперь тебе, наверно, понадобится букет.

– Не букет, а веник, чтобы Надин сдохла от злости!

– Винного цвета, в стиле шестидесятых – примерно вот такого, – и я указываю на темно-розовую бутыль «Мэри Куант».

– Точно. А ты какой цвет выберешь?

– Думаю, золотистый, под цвет шитья на корсаже.

– Смотри-ка, как легко и приятно принимать решения! Я совершенно спокойна, а ты?

– Я тоже. Только, по-моему, это не спокойствие, а легкий кайф от паров ацетона.

Выбрав лак, Иззи усаживается со мной рядом. Я раздумываю, не спросить ли о Дейве, но решаю, что не стоит бередить свежую рану. Не зря же Иззи не заговаривала о нем со дня Великого Рёва в Шкафу.

– Как тебе мама Скотта? – спрашивает она.

– Знаешь, замечательно. Я-то ожидала увидеть этакую динозавриху с прической, как у Нэнси Рейган, и брошкой-камеей на воротничке. Кажется, и Скотт ждал чего-то подобного. А оказалось совсем наоборот – очень приятная женщина, моложавая, модно одетая и даже в платье с глубоким вырезом. Потрясающе! Скотт клянется, что не видел ее декольте с тех пор, как она кормила его грудью!

– Наверно, завела дружка?

– Скорее уж дружков. Похоже, половина вдовцов у них в кондоминиуме от нее без ума!

– Что же с ней стряслось? Выкладывай, не тяни!

– Вскоре после отъезда Скотта у нее появилась новая соседка по имени Шелли – этакая разбитная вдовушка. Она, как видно, скучала и от нечего делать задалась целью вывести Мириам из депрессии. Энергично взялась за дело – и своего добилась. Теперь Мириам и Шелли водой не разлить. Они вдвоем да еще одна бодрая пенсионерка по имени Салли-Сью, или как-то в этом роде, всюду ходят вместе, флиртуют с симпатичными старичками, словом, тусуются вовсю!

– Клуб веселых старушек! – хихикает Иззи.

– Ну да, – подтверждаю я. – А Скотт – он по привычке и собственную мать анализирует – говорит, что Мириам нашла в себе силы отказаться от невротического выигрыша, который давала ей роль мученицы, и вернуться к полнокровной жизни.

– Видишь, права народная мудрость – никогда не поздно взяться за ум!

– Здорово, правда? За ужином она разговаривала в основном с мамой – они обе из Девона, так что им было что вспомнить. Пожалуй, это и к лучшему: на нас со Скоттом мамочки особого внимания не обращали, и можно было не опасаться неприятных вопросов.

– А что обо всем этом думает твой суженый?

– Он совершенно счастлив. Говорит, с тех пор, как мы объявили о помолвке, ему стало гораздо легче общаться с матерью. Я рада, что они снова сблизились.

– И все благодаря тебе!

– Да, теперь я не сомневаюсь, что поступаю правильно.

– Но, признайся, в глубине души колеблешься?

– Иззи, ты меня знаешь! Стой я перед алтарем с Бандерасом, я бы и тогда колебалась!

Проведя полчаса в маникюрном кабинете и еще час в парикмахерской (к концу этого часа я думала, что возненавижу шампуни и фены на всю жизнь!), возвращаемся в отель. Мама с Амандой ахают над нашими завивками: Иззи превратилась в этакую кудрявую сексапильную кошечку в духе шестидесятых, у меня же все зачесано наверх и взбито в ультрасовременном стиле, как у моей любимой Одри Хепберн в «Завтраке у Тиффани» (по крайней мере, так мне сказала парикмахерша). Колин при виде моей прически выражает бурный восторг и заявляет, что я напоминаю ему одного «чертовски симпатичного» победителя на конкурсе бальных танцев. Дабы развеять это ложное впечатление, я поспешно переодеваюсь в белый брючный костюм и влезаю в туфли на шпильках.

Иззи уходит к себе переодеваться – и пропадает. Чтобы выманить ее из берлоги, Колин звучно раскупоривает бутылку шампанского.

– Подождите! – вопит Иззи из спальни. – Подождите, не пейте без меня!

Через несколько секунд, она появляется в проеме, залитая солнечным светом. На ней белоснежное мини-платье без рукавов, сплошь усеянное блестками и жемчужинками. На загорелых ногах – кожаные белые сапожки на высоких каблуках. Диадема вместо традиционной вуали украшена белым плюмажем танцовщицы; на глазах – пятисантиметровые фальшивые ресницы. Потрясающее зрелище!

– Я попросила портних создать нечто среднее между Присциллой и куклой Барби! – объясняет она, кружась перед нами.

– Не могу взять в толк, ты у нас Присцилла Пресли или Присцилла, королева пустыни? – поддразнивает Колин.

– Иззи, ты сногсшибательна! – восклицает мама.

– Спасибо. Анна, вы… вы не согласитесь сегодня побыть и моей мамой?

– Разумеется, солнышко! – И мама крепко обнимает «приемную дочь».

– А теперь тост! – кричит Колин. Мы поднимаем бокалы, и Колин провозглашает торжественно:

– Вива Лас-Вегас!

– Вива Лас-Вегас! – хором отвечаем мы.

Десять минут спустя наша компания, пузырящаяся весельем и «Боллинджером», загружается в лимузин. Аманда без остановки хихикает. Колин раздувается от гордости – ему доверено вести Иззи к венцу. Мама увлеченно предается своим новым обязанностям – поправляет «суррогатной дочери» прическу и поглаживает по плечу. Только самой Иззи невесело – она бледнеет, молчит и смотрит в одну точку.

Когда мы въезжаем на автостоянку при часовне, Иззи хватает меня за руку и шепчет:

– Джейми, сходи посмотри, там ли он!

– Там, конечно, где ему еще быть! – успокаивает ее Колин.

– Джейми, я тебя умоляю!

– Ладно. Сейчас вернусь.

Я выхожу из лимузина и иду к парадному входу – но не успеваю открыть дверь, как оттуда высовывается лапа хищника и втаскивает меня внутрь.

– Джейми! Слава богу! – задыхается Рид. – Послушай, ты можешь как-нибудь ее задержать?

– Задержать? Зачем?

– Я подготовил сюрприз, но он еще не готов. Если вы войдете раньше времени, все погибнет. Ради бога, скажи шоферу, пусть объедет разок вокруг квартала. Что угодно – только не торчите здесь!

– Как и постоять возле часовни нельзя? Что ты такое затеял?

– Увидишь! – гордо пыхтит он. – Ладно. Сколько тебе нужно времени?

– Пяти минут хватит.

– Иззи это не понравится, – бормочу я себе под нос, бегом возвращаясь к лимузину.

– Священник задерживается, – сообщаю я новобрачной. – Невесту просят объехать разок вокруг квартала.

– Что? А почему нельзя ждать здесь?

– Понятия не имею, у них такие правила. Я вас здесь подожду. Колин, держи ее за ручку, говори ласковые слова и привези обратно в целости и сохранности через пять минут.

– Что, если священник не приедет? – паникует Иззи. – Что, если…

Я захлопываю дверцу и даю шоферу знак отправляться, благодаря бога, что Иззи обошлась без гудящего роя родственников. Гостей всего четверо (мама, Аманда, Синди и Лейла), и эти пять минут они спокойно проведут в задушевных разговорах о достоинствах и недостатках различных кремов для эпиляции.

Я возвращаюсь в часовню и обнаруживаю рядом с Ридом низкорослого японца.

– Это мистер Сакамото, мой деловой партнер, – объясняет Рид, не сводя глаз с входной двери. – Он любезно согласился стать моим шафером.

– Добрый день! Я Джейми.

Я протягиваю руку; мистер Сакамото несколько раз быстро наклоняет голову.

– По-английски не говорит, но кольцо ему можно доверить. – Хорошо… э-э… Рид, у тебя все в порядке?

– Ну наконец-то! – восклицает он.

Дверь распахивается: перед нами – Элвис Пресли в полосатой черно-белой тенниске и декоративных наручниках.

– Элвис, «Тюремный рок», – представляется он.

– Следом за ним входит Элвис в армейской форме и с фуражкой в руке.

– Элвис, рядовой армии США.

– «Шестьдесят Восьмой особый»

– Элвис, затянутый в черную кожу, пожимает руку Риду.

– Куда нам встать?

– На места для гостей, пожалуйста. – Рид вводит их в церковь.

– «Голубые Гавайи», – перед нами появляется новый двойник.

– «Плюшевый Мишка», – еще один.

В немом-изумлении я наблюдаю, как церковь заполняется воплощениями Элвиса. Здесь и «Парень из Акапулько», «Малыш Галахад», и «Король Креол, и гонщик из «Вива Лас-Вегас» – словом, Элвис во всех возможных костюмах, видах и возрастах, от подростка с невинной мордочкой до обрюзгшего, помятого временем и славой Короля в конце жизни.

– И последний штрих! – И Рид гордо указывает на свое кресло, где висит потрясающий золотой смокинг.

– Как ты думаешь, ей понравится?

– Еще бы! – в восторге визжу я.

Выбежав на улицу, успеваю заметить на фасаде мотеля напротив яркую неоновую рекламу: «Здесь спал Элвис» – и в этот момент подкатывает лимузин.

Не успевает он остановиться, как из окна высовывается голова Иззи.

– Ну что, сбежал? – спрашивает она плачущим голосом. – Я знала, знала, что сбежит! Хотя бы записку оставил?

– Иззи! – успокаиваю я ее, помогая выбраться из машины. – Он здесь. Священник здесь. И ты здесь. Все в порядке. Колин, как ты думаешь, может, дать ей глоток виски?

Колин мотает головой и показывает жестами, что Иззи уже сделала глоток виски – и не один.

– Дыши глубже, – командую я, подводя ее к часовне. Она упирается каблуками в землю.

– Не могу! Джейми, не могу!

– Сможешь! – уговариваю я.

Встаю перед ней, кладу руки ей на плечи, готовясь произнести прочувствованную речь… и в этот миг мой взгляд падает на леденцовый браслетик. Эврика!

– Сможешь, если наденешь вот это.

Я снимаю браслет и беру Иззи за руку.

– Боже мой! – ахает она. – Мой браслет Рид слопал, и…

– Знаю, – перебиваю я. – И поэтому ты наденешь мой.

– Что ты! Ему же двадцать лет! Уже почти антиквариат!

Я смеюсь и надеваю браслет на ее дрожащую руку.

– Помнишь, как началась наша история – двадцать лет назад, на детском новогоднем утреннике? Могли ли мы тогда представить, где и как она закончится?

– О, Джейми! – восклицает Иззи – ее переполняют эмоции. – Подумать только, сколько мы пережили вместе! И ты всегда была со мной! Что бы я без тебя делала!

– А ну прекрати, пока мы обе не разревелись! – всхлипываю я.

– Поздно! – По щеке ее катится слеза. – Я серьезно, Джейми. Без тебя у меня бы ничего не вышло. – Она крепко сжимает мне руку. – Ты всегда была моим счастливым билетом.

– Милые дамы! – вмешивается Колин. – Прошу прощения, но, кажется, кто-то здесь собирался выходить замуж!

От души обнявшись напоследок, мы с Иззи выпрямляемся и оправляем наряды. Колин берет Иззи под руку и ведет к центральной двери. У входа мы останавливаемся: я суетливо и бесполезно одергиваю на Иззи мини-подол. Колин оборачивается к ней:

– Готова? Иззи кивает.

Дверь распахивается, и четырнадцать Элвисов запевают дружным хором:

– «О-о-о-о, теперь или никогда, взгляни в глаза мне, моя звезда, крепче прижмись и обними, ночь настает, мы с тобой одни…»

Иззи с такой силой втягивает в себя воздух, что, кажется, в часовне образуется вакуум. Такого потрясения и восторга я на ее лице еще не видела! Широко распахнутыми глазами она скользит по Элвисам, вбирая в себя все разнообразие костюмов и однообразие набриолиненных черных «коков». Колин крепко сжимает ее руку – и правильно делает: если бы не он, она стремглав кинулась бы к Риду. (По крайней мере, надеюсь, что к Риду. Вчера, когда я спросила, зачем она пригласила на свадьбу своего Эла, она ответила: «Потому что с ним я уже спала, и он меня не соблазняет – а вот новый Элвис может соблазнить».) Словом, теперь я понимаю, что была несправедлива к Риду – у него есть и размах, и фантазия, и чувство стиля.

Вот и он сам – чисто выбритый и благоухающий, в потрясающем золотом смокинге, не сводит глаз со своей прелестной невесты, и на лице его любой зрячий может прочесть надпись большими буквами: «Есть ли на свете человек счастливее меня?» Вот Иззи поравнялась с ним… вот поднимает на него взгляд, полный чистой любви – и в груди у меня что-то сжимается.

Я занимаю свое место справа от невесты. Начинается венчание.

Церемония коротка и проста, но, к моему удивлению, исполнена значительности. Мне всегда казалось, что китчевые свадьбы неубедительны (в этом-то, считала я, и заключается их очарование) – однако в часовне царит дух удивительной искренности и серьезности. Или нет, пожалуй, серьезность – не то слово, если учесть, что всё вокруг расплываются в дурацких улыбках. И все же я верю Иззи, когда она говорит:

– Принимаю тебя всем сердцем, клянусь любить тебя в горе и в радости, в здоровье и в болезни. Ты станешь частью меня, а я – частью тебя…

Они целуются долгим, страстным поцелуем. Все в восторге. Даже священник кряхтит и обмахивается молитвенником. Нежнейший ветерок разносит по воздуху конфетти, и Иззи стряхивает с декольте миниатюрные сердечки и подковки. А потом мы фотографируемся – каждая со своим любимым Элвисом.

– Классный у вас костюмчик, я как-то видела Джерри Холлиуэл в таком же! – восхищается одним Аманда.

– А вы споете нам «Люби меня нежно»? – пристает к другому мама.

– «Шестьдесят Восьмой особый», говоришь? А может, шестьдесят девятый! – флиртует Лейла с красавчиком в черной коже.

– Подумать только, – вздыхает Колин, – вся жизнь Короля проходит у нас перед глазами!

– Кстати, о жизни на глазах у зрителей: как ты думаешь, Элвисы стриптизом не балуются?

– Иззи, стыдись, ты теперь замужняя женщина! – восклицаю я.

Элвисы хором запевают «Не могу не поверить», и Синди пускается в пляс с мистером Сакамото.

На несколько волшебных минут я забываю обо всем. Но вот Иззи кладет мне руку на плечо:

– Так, одну свадьбу с плеч долой – теперь дело за второй!


ГЛАВА 45


Теперь понимаю, почему Иззи так сходила с ума перед венчанием! Это какой-то кошмар! Слава богу, моя свадьба фальшивая: не представляю, что бы со мной творилось, случись мне выходить замуж по-настоящему. Как я не приказываю себе расслабиться и плыть по течению, все равно не могу смотреть никому в глаза и испытываю все более настоятельное желание сбежать куда подальше.

– Идем, дорогая! Пора надевать свадебное платье!

Голос мамы звучит так, словно она собирает меня на детский утренник. Если бы! Все бы отдала за возвращение к бантикам, белым носочкам и платьицам в горошек!

– Увидимся в «Экскалибуре»! – кричит мама гостям, запихивая меня в такси.

– Ага! Там несколько часовен, но вы спросите у персонала, в какой проходит венчание со скидкой!

– Джейми, дорогая! – Мама укоризненно качает головой. – Не обязательно всем объявлять, что ты выходишь замуж по дешевке!

По дороге назад в «Белладжо» мама возбужденно болтает о событии, которому мы только что стали свидетелями, прибавляя, что день свадьбы – всегда необыкновенный день. Я смотрю в окно и читаю надписи на рекламных щитах: «Ледяное пиво», «Вертолетная экскурсия в Гранд-Каньон», «Энгельберт Хампердинк – три дня в Лас-Вегасе».

Зейн, как мы и договорились, ждет в холле. Смокинг сидит на нем как влитой, черные волосы забраны в «хвост», в ухе мерцает крошечный бриллиант. Он по-отцовски (или, точнее, по-братски) меня обнимает, затем заключает в объятия маму. Судя по выражению ее лица, Зейн произвел на нее не меньшее впечатление, чем в свое время на меня.

– Как от вас чудно пахнет! – восклицает она, бессильно привалившись к стене лифта.

«Это что, ты еще не видела его «киви в карамели»!» – говорю я про себя.

Войдя в номер, Зейн устраивается перед телевизором и начинает обратный отсчет.

– Осталось двадцать минут… Пятнадцать… Милые дамы, поторапливайтесь! – кричит он, подходя к дверям спальни, где мама с величайшей любовью и заботой крушит мне ребра корсетом.

– Надо было тебя маслом смазать, – отдувается она. – Кстати, платье очень милое. Свежая белизна, изящная золотая отделка… Право, жаль, что завтра придется его отдавать.

В конце концов я решила не покупать платье, а взять напрокат. Так будет лучше – не та у меня ситуация, чтобы через много лет доставать платье с чердака и показывать детям. Снова сжимается сердце. До венчания остались считанные минуты – а я все еще не могу понять, что совершаю: подвиг или величайшую ошибку в своей жизни. Что ж, по крайней мере, платье мне идет. Мама отступает назад, чтобы полюбоваться мною на расстоянии – подходит ближе, чтобы здесь подколоть, тут одернуть, там приспустить – снова отходит – снова бросается ко мне – и так минут пять, пока я наконец не начинаю смеяться и не говорю:

– Мама, пожалуйста, хватит!

Она поднимает глаза, и сосредоточенность на ее лице сменяется сентиментальностью.

– Как жаль, что твой отец тебя не видит! Он бы так гордился!

– Пошлем ему фотографию.

– Не сердись на него! – просит мама. – Он не так уж виноват. Просто это сильнее его.

– Я не сержусь. У меня лучшая в мире мама: требовать еще и хорошего отца – значит, желать слишком многого!

Мама сжимает меня в предположительно крепком объятии: в самом ли деле оно крепкое, сказать не могу, поскольку сдавленные корсетом ребра ровно ничего не чувствуют.

– Доченька моя, будь счастлива!

– Джейми! Миссис Миллер! Время «Ч»! – кричит из-за двери Зейн.

– Сейчас, сейчас! Последний мазок блеска для губ – и я готова!

Я открываю баночку сияющего абрикосового блеска и дрожащим пальцем накладываю капельку на губы. Немного золотой пудры, немного пудры обычной – на подбородок Глаза наполняются слезами: я глубоко вдыхаю, медленно выдыхаю – слезы исчезают.

– Ладно, пошли! Диадему и фату наденем в машине.

Еще одна булавка в голову – и я чувствую себя правдашней невестой.

– Никогда не видела такой длинной фаты! Смотри, не зацепись за что-нибудь!

– Да, мама, – улыбаюсь я, перекидывая через руку лишние ярды.

– Ты прекрасна! – вздыхает Зейн. – Настоящая красавица!

Прочь из лимузина – через дверь-вертушку – на эскалатор. По дороге встречаем еще одну свадьбу: невеста – в полном облачении королевы Гвиневеры. Мы машем друг другу.

Перед самой часовней мама целует меня в последний раз – едва касаясь, чтобы не смазать косметику – и спешит занять свое место. Едва она открывает дверь, у меня захватывает дух. Изнутри слышится разноголосое гудение до меня доносится порочный смешок Синди и звонкий смех Аманды. На секунду я улыбаюсь – но улыбка стирается с лица, едва я вспоминаю, чего они все ждут. Дрожащей рукой нащупываю на шее кольцо Финна, крепко сжимаю его, загадываю желание и снова опускаю руку.

– Ты не сомневаешься? – тихо спрашивает Зейн.

– Что? – паникую я.

– Хотелось бы быть уверенным, что ты понимаешь, что делаешь, и действительно этого хочешь.

Я судорожно сглатываю слюну.

– Я-то думала, ты должен говорить мне комплименты!

– Комплименты были в машине.

– Может, повторишь?

– Хорошо, если хочешь.

Я смотрю в его чудные карие глаза. Он поднимает взгляд куда-то мне на макушку.

– У тебя сейчас упадет диадема.

– Упадет так упадет, пошли наконец! – И я втаскиваю его в церковь.

Первый, кто бросается мне в глаза, – Скотт в белом фраке, белоснежных брюках и золотом шейном платке. Мы прекрасно смотримся вместе. Мне сразу становится легче.

Мой жених хорош, как ангел, выглядит вполне счастливым, а, завидев меня, улыбается так широко, что все хватаются за солнечные очки. Шучу, шучу. Сделав два шага, я равняюсь с Кристианом. Он покашливает. Что это – условный знак? Хочет мне что-то сказать? Пытаюсь поймать его взгляд, но Зейн загораживает обзор. Что ж, по крайней мере, сидит он у прохода и, если захочет рвануться ко мне, не запутается в бесформенном зеленом балахоне Надин.

Миссис Махони, ранее известная как Иззи, складывает пальцы знаком «о’кей». Мистер Махони, покрытый отпечатками губной помады, улыбается во весь рот. Мама – милая моя мамочка! – прикладывает к глазам платок. Рядом сидит мама Скотта, и у нее лицо какое-то странное. Аманда и Колин прильнули друг к другу, едва сдерживая возбуждение. Синди и Лейла кокетничают с друзьями Скотта – я узнаю двоих рыцарей в цивильной одежде, а еще двух я, кажется, видела в гей-клубе. Приглядевшись к шаферу, узнаю в нем трансвестита, который в «Цыгане» изображал Селин Дион.

Мы приближаемся к алтарю. Я неохотно выпускаю руку Зейна. И стараюсь не думать о том, что в прошлый раз у этого алтаря священником была Иззи, а женихом – Кристиан.

– Мы собрались здесь, дабы запечатлеть в умах и сердцах всех присутствующих зрелый плод расцветшей любви, – начинает священник.

Что такое? Не те слова!

– Мы надеемся, что этот брак преодолеет все препятствия и из любых испытаний выйдет невредимым.

Черт возьми! Я украдкой бросаю взгляд на Скотта – текст брачных обетов подбирал он.

– Отныне вы будете смотреть на мир через призму своей любви, поддерживая и укрепляя друг друга в вашем развитии, учась все сильнее и глубже любить как друг друга, так и все творение, в котором совершилась мистерия вашей любви.

Боже мой, что за чушь! Как же теперь Кристиан узнает, когда ему вступать?

– Скотт, согласен ли ты в присутствии Господа и всех этих свидетелей взять в жены Джейми…

Среди гостей начинается какое-то движение, но я не осмеливаюсь оглянуться. Стук сердца заглушает голос священника:

– …любить ее и дарить ей счастье и радость во все дни жизни вашей…

– Остановитесь! Пожалуйста, остановитесь! Мы оборачиваемся.

Мириам вскочила на ноги. Кажется, сама она не меньше нас поражена собственным выкриком.

Среди гостей начинается изумленный гул. Мы стоим, не в силах шевельнуться.

– Ты это делаешь ради меня, верно? – дрожащим голосом спрашивает она.

Скотт молчит – едва ли он сейчас способен говорить.

– Не нужно. Больше не нужно. Прости, если я… если ты… Я должна была сказать это раньше, гораздо раньше… – Она задыхается; рыдания мешают ей говорить. – Просто… Я люблю тебя, сынок. Люблю таким, как ты есть. Прости, что заставляла тебя лгать.

– О чем ты, мама? – срывающимся голосом спрашивает Скотт. – Я знаю, что ты… ты… – Она поднимает на него умоляющий взгляд. – Ты хочешь, чтобы я произнесла это вслух?

Он смотрит на нее так, словно проникает в самую душу. Затем говорит нежно, но твердо:

– Да, мама. Пожалуйста, скажи это вслух.

– Я знаю, что ты гей! – выкрикивает она.

Собрание гостей дружно ахает.

Глаза Скотта, наполняются слезами благодарности и облегчения.

– Спасибо тебе, – выдыхает он.

Оборачивается ко мне – смущенный, встревоженный.

– Иди! – слышу я свой собственный голос.

И он бросается к Мириам. На долю секунды я забываю о себе, глубоко тронутая воссоединением матери и сына. А в следующий миг приходит понимание: Кристиан так и не прервал церемонию. Не сказал: «Брось его, пойдем со мной!» Не украл меня из-под венца. Я ему не нужна.

Шок мешает мне в полной мере осознать свое унижение, но одно я понимаю ясно: свадьбы не будет. Фантазия разрушена. Правда вышла наружу.

Все словно приросли к своим местам. Священник пытается что-то сказать, но его бормотание перекрывает иной голос – звучный командный голос Надин:

– Так, дамы и господа, выходим не торопясь, по одному. Зейн, не будешь ли ты так любезен пойти первым?

Мама подходит к алтарю, чтобы перемолвиться несколькими словами со священником; остальные послушно семенят к выходу. Даже Иззи держится на почтительном расстоянии от отвергнутой невесты. Вдруг из толпы вырывается Лейла, подбегает ко мне и крепко обнимает.

– Могло быть и хуже!

Я поднимаю на нее убитый взгляд.

– Ты могла выйти замуж!

Я выдавливаю из себя улыбку. Мы смотрим, как разбегаются гости. Кристиан у дверей оборачивается, и Лейла ахает:

– Так вот где я его видела! Никак не могла вспомнить? Он был у тебя на помолвке, верно? Родственник того старого козла?

– Да, он племянник Сэма, – бормочу я, свирепо обрывая лепестки с букета.

– Значит, у них это семейное! – фыркает Лейла.

– Что семейное? – рассеянно спрашиваю я.

– Ну, знаешь, шаловливые ручонки, – отвечает она, жестом показывая, что имеет в виду.

– О чем это ты? – не понимаю я.

– Прошлой ночью он был у нас в клубе. Я все пыталась вспомнить, где же его видела!

– Кристиан был у вас в клубе? – повторяю я, словно эхо.

– Ну да.

– Наверно, с дядей Сэмом?

– Ах он, мерзавец развратный…

– Да нет, один. И вел себя, должна тебе сказать, как последний сукин сын. Пил все, что горит, и лапал все, что движется. Охрана ему два раза делала замечание.

Не верю! Должно быть, она его с кем-то перепутала!

– И беспрерывно декламировал стихи, – продолжает Лейла, – будто думал, что за стишок наши девушки станцуют бесплатно.

Стихи? У меня замирает сердце.

– Кажется, ему удалось-таки затащить в постель Мариэллу – прочел ей что-то из «Ромео и Джульетты», а она без ума от Ди Каприо, – оканчивает свою скорбную повесть Лейла.

Стены начинают вертеться вокруг меня. Венцы и свечи срываются с алтаря и падают на пол. Я еще смутно слышу слова Лейлы: «Все они сволочи, эти мужики!» – но их заглушает стук барабана в голове. Все громче. Громче…

А дальше – тишина.


ГЛАВА 46


– Джейми? Джейми! Как ты?

– А я-то думала… я-то верила… – шепчу я.

– Знаю, доченька. – Теплая мамина рука гладит меня по щеке.

– Мне и в голову не приходило, что он… – сокрушаюсь я.

– Никому из нас не приходило. Даже Колин ничего не заметил.

– Все эти десять лет…

– Десять лет? Что с тобой, милая? Голова не кружится? Ты ведь знакома со Скоттом всего несколько недель.

– Со Скоттом? – непонимающе переспрашиваю я. Мама обеспокоенно качает головой. – Давай-ка отвезем тебя обратно в отель.

– Нет, мне надо выйти в холл, к Иззи… – Хочу тебя предупредить – он здесь.

– Кто?

– Скотт.

– Очень хорошо. Я рада, что он остался.

– Ну, если ты уверена… – с сомнением в голосе тянет мама.

– Мама, не думай о нем плохо. Он хороший парень. Надеюсь, он будет счастлив.

– Ну ладно.

– Помоги мне встать! – прошу я, пытаясь обрести вертикальное положение.

Переполненная стыдом и разочарованием, на подгибающихся ногах тащусь вслед за мамой в холл. Комната сияет белыми цветами, ледяными скульптурами и пирамидами из бутылок шампанского. Двое приятелей Скотта уже завладели микрофонами и угощают публику безумным попурри из старых диско-хитов от «Я всегда буду любить тебя» до «Я это переживу».

Не успеваю я скрыться в баре, как ко мне подлетает Надин, Только ее не хватало!

– Я так рада, что ты не вышла замуж! – без предисловий начинает она, загнав меня в тихий уголок.

– Да, ты победила, – соглашаюсь я. – Теперь ты пойдешь под венец первой.

– Да нет, я не об этом. – Она конспиративно пододвигает стул поближе к моему. – Как ты себя чувствуешь?

Вглядевшись ей в лицо, я замечаю, что привычная презрительная гримаса куда-то пропала. Надин смотрит серьезно и сочувственно.

– Ты что пила? – подозрительно спрашиваю я.

– Ничего. Ни капли. А почему ты спрашиваешь? хмурится она.

– Не знаю, просто ты сегодня какая-то странная, – бормочу я. – Ладно, так что ты хотела сказать? – Сейчас я не в настроении для игр.

– Ох, Джейми! – вздыхает она. – Я всегда думала, что желаю тебе неудачи. Что мечтаю увидеть твое крушение. Но теперь, когда это случилось… – Она поднимает на меня жалобный взгляд. – Это невыносимо! Невыносимо думать, что этот свет уйдет из твоих глаз!

Я не верю своим ушам.

– Ты никогда не сдавалась, Джейми. Так не сдавайся и сейчас! – продолжает Надин, смаргивая слезы.

Все эти годы не давала мне житья – а теперь со слезами на глазах умоляет, чтобы я не сдавалась?!

– Слушай, может, тебе сделали пересадку сердца? – изумляюсь я.

– Знаю, ты меня ненавидишь – и не без причин. Прости, Джейми. Это сильнее меня. Я просто не могу с собой справиться, когда вижу тебя, чувствую исходящее от тебя сияние…

– Исходящее от меня сияние, – тупо повторяю я. – Да. Рядом с тобой я чувствую себя такой ординарной, вялой, скучной – словом, такой неудачницей!

– Неудачницей? Ты? А я-то? Как я должна себя чувствовать, когда папа постоянно сравнивает меня с тобой и вечно я оказываюсь на втором месте? Да ты знаешь, что я и замуж-то так стремилась наполовину из зависти к тебе?

Неужели я произнесла это вслух?

– Папино одобрение заслужить нетрудно, – пожимает плечами Надин. – Подлаживаешься под него – и, все. Но что бы я ни делала, как бы ни лезла из кожи вон, мама никогда не говорила обо мне так, как говорит о тебе.

Я недоверчиво смотрю на нее.

– Надин, но ты добилась гораздо большего, чем я! По всем пунктам! И всегда шла первой.

– Может быть. Зато ты свободна. Твоя жизнь полна возможностей. Когда мама говорит о тебе, в ее голосе слышится надежда.

– Надежда может и не сбыться, – не уступаю я. – Папа, например, считает, что все мои надежды – пустые фантазии. Но ты доказала, на что способна, – у тебя собственная квартира, машина, удачная карьера, жених…

Надин закатывает глаза.

– Да этот «жених» сделал предложение только потому, что я забеременела! – ЧТО? О боже!

Новой порции откровений я не вынесу.

– Что слышала. Думаешь, почему я хожу в этих уродливых бесформенных балахонах? Потому что есть что скрывать.

– Значит, ты беременна?

– Ну да. А Кристиан не слишком-то готов стать отцом. Я думала, что излечила его от прежних привычек, но теперь он, похоже, опять взялся за старое. Видно, если мужчина бабник, то это на всю жизнь.

– Так ты знаешь…

– А что ты слышала? – быстро спрашивает Надин.

– Н-ничего, просто…

– Он к тебе клеился? Ублюдок!

– Да нет, просто я никак не думала, что он… что он такой. – Мы с ним разговаривали об этом, пытались понять, почему он так себя ведет. Когда я узнала, что беременна, даже сходили в семейную консультацию.

– И что вам сказали? – спрашиваю я, до глубины души потрясенная ее откровенностью.

– Что таким способом он выплескивает внутренний гнев. В юности Кристиан был романтиком. Но, когда ему было лет семнадцать, его мать внезапно бросила отца – и Кристиан замкнулся и перестал верить в любовь. Он всегда хотел быть актером, но теперь отказался от своей мечты, потому что игра на сцене требует эмоционального отклика, и пошел учиться на архитектора. Когда мы познакомились, у него была репутация отчаянного ходока. Он говорил, что со мной снова чувствует себя юным, заново переживает первую любовь… И, мне кажется, это так и было, – грустно добавляет она.

– Что же дальше? – подталкиваю я ее. Мне больно все это слышать – зато теперь я понимаю, что произошло.

– Поначалу все было чудесно: стихи, подарки, романтические свидания… Но постепенно я начала понимать, что Кристиан любит вовсе не меня. Он пытается подогнать меня под какой-то идеал, ничего общего со мной не имеющий, а я настоящая ему даже не нравлюсь. Мы уже готовы были разойтись, как вдруг обнаружилось, что я жду ребенка. Ладно, мы сейчас не обо мне говорим…

– Но… как же… что вы теперь… что же дальше будет?

– Все будет хорошо. Я ведь тоже не святая – вспомни хотя бы Ларса! Кстати, не могу поверить, что ты его пригласила!

– А он здесь?

– Смотри сама! – И Надин указывает в ту сторону, где вокруг миниатюрной Синди неуклюже увивается великан-скандинав.

– Боже мой! Это, наверно, Иззи… – Ладно, какая разница?

– Какой здоровенный, правда? – изумляюсь я, глядя на ноги-колонны.

– И ты мне об этом говоришь! – хихикает Надин. – Так все-таки, Джейми, как ты себя чувствуешь?

– После разговора с тобой – как ни странно, гораздо лучше. Сюжет для небольшого романа, верно?

И Надин улыбается. Не презрительной ухмылочкой – нормальной сестринской улыбкой.

– Послушай, – говорит она. – Все, кто здесь собрались, тебя любят. И ты выживешь. А если выживешь сегодня – значит, уже ничто тебе не страшно! Ты добьешься всего, чего хочешь. И станешь той, кем хочешь быть. И папа в конце концов с тобой примирится, – помолчав, добавляет она.

– Нет, вряд ли, – возражаю я. – Он никогда не примет меня такой, какая я есть. Но, знаешь, теперь это неважно. Я больше не нуждаюсь в его одобрении.

– Завидую твоей смелости.

– А что бы ты сделала, имей ты мою смелость? – с любопытством спрашиваю я.

– Прежде всего – бросила бы работу!

– И чем бы занялась?

– Организацией свадеб, – улыбнувшись дрожащими губами, отвечает Надин. – Я с детства знала, что в этом мое призвание. Но всякий раз, как заговаривала об этом с папой, он просто отмахивался. Говорил, что это слишком рискованно, что на цветах и фате карьеры не сделаешь.

– Я и не знала…

– Ну, ты же знаешь, что он за человек. Унижал и высмеивал мою мечту, пока я наконец не бросила об этом думать. Или, по крайней мере, говорить вслух. Кто знает, может быть, когда-нибудь…

– Обязательно, Надин. Ты это сделаешь. Я в тебя верю, – поддерживаю я ее, сама изумленная тем, как страстно хочу, чтобы мечта сестры исполнилась.

В первый раз в жизни мы с Надин разговариваем, как две подруги. Сколько еще нового мне предстоит узнать о своих близких? Я всегда полагала, что папа несправедливо суров ко мне и снисходителен к Надин – но, похоже, ей от его нрава приходится куда хуже моего. И, быть может, это происходит из-за меня. Как может она бросить работу, если постоянно слышит, как папа возмущается моими, «поисками себя», прибавляя через слово: «Вот ты, Надин, не, такая, ты у меня разумная девочка!» Как можно проиграть если самый близкий человек назначил тебя вечным фаворитом?

– Подумать только ничего, кроме «Перье», не пью – и пускаюсь в такие откровенности! – замечает Надин, поднимаясь на ноги. – Знаешь, как тяжело, когда вокруг льется шампанское, а ты не можешь себе позволить ни глоточка?

– А мама знает?

– Пока нет. Может быть, расскажу ей сегодня вечером.

– Не тяни. Пусть вся правда откроется в один день, – советую я.

– Да, так я и сделаю, – отвечает она и смешивается с толпой.

Стремясь отвести всеобщее внимание подальше от опасных тем, Аманда увлеченно рассказывает о моей работе и в конце концов сообщает, что художественный редактор требует мою фотографию для августовской тематической статьи.

– Речь пойдет об отпускных фотоснимках. Я предложила поместить твою фотографию с… А, неважно!

– С мужем?

– Э-э… ну, в общем, да, – смущается она.

– Ничего страшного. Предложи вместо нее снимок с Томом Джонсом!

– Точно! Гениально! Даже лучше подойдет!

Я улыбаюсь в ответ.

– Учитывая обстоятельства, ты что-то быстро развеселилась, – замечает Колин.

– Извини, – отвечаю я. – С удовольствием носила бы похоронную рожу до вечера – но дело в том, что со мной случилось что-то вроде просветления.

– Ух ты! А вот у меня никогда просветлений не бывало! – немедленно преисполняется завистью Аманда. – На что это похоже, а?

– Сейчас я чувствую невероятное облегчение. Словно долго-долго изо всех сил за что-то цеплялась, а теперь разжала руки.

Теперь, глядя на Кристиана, я понимаю, что он и Си Джей – разные люди с разной судьбой. Место Си Джея – там, где хранятся милые воспоминания юности, место Кристиана – рядом с Надин. Если, конечно, она этого хочет. С удивлением я понимаю, что от многолетней ненависти не осталось и следа: меня по-настоящему волнует судьба сестры.

– У вас ручки не найдется? – спрашиваю я бармена.

Он протягивает мне ручку. Я хватаю салфетку и говорю Аманде, что сейчас вернусь. Она не слышит – в бар как раз входит Дэнни-трубач.

Я присаживаюсь за пустой столик и задумываюсь. Надо попрощаться с Кристианом красиво, чтобы он вспоминал обо мне с той же светлой грустью, что и я о нем… И я написала:
		Придет пора – и мы расстанемся.


		И вот – я больше не твоя.


		Я радуюсь, я даже радуюсь,


		Что от тебя освободилась я.


		Давай обеты отзовем и клятвы,


		Забудем все и будем дальше жить,


		И никому на светене откроем,


		Что продолжаем мы любить.


Я ставлю точку, и на меня нисходит блаженное спокойствие. Сжимая в руке салфетку, я пробираюсь сквозь толпу гостей. Джимми, танцор с туристического лайнера, крепко обнимает меня и говорит:

– Хочешь, сяду на шпагат? Может, это тебя развеселит? – Я отвечаю «спасибо, не надо» и иду дальше. Надин стоит рядом с Иззи: проходя мимо, я ожидаю услышать шипение и скрежет зубовный, однако, к своему удивлению, вижу, что они хохочут, держась за бока и не сводя глаз с Ларса, по-прежнему пристающего к Синди. Подобравшись к Кристиану, я ловлю Лейлу и прошу оказать мне услугу. С немалым удовольствием она «случайно» опрокидывает ему на штаны бокал вина.

– Ч-черт! – восклицает он.

– Надо же, как неприятно! – сочувственно вздыхаю я. – Промокни вот этим! – И протягиваю ему исписанную салфетку.

– Что это? – хмурится он – начинает читать и умолкает.

Я оглядываюсь кругом. Колин гладит по коленке кого-то из приятелей Скотта. Сам Скотт танцует со своей мамой. Моя мама флиртует со священником. Дядя Сэм (а его-то кто пригласил?), зажатый в угол мистером Сакамото, бросает тоскливые взгляды на окрестных девушек. Зейн и Миа угощают друг друга свадебным тортом. Аманда и Дэнни тянут шампанское из одного бокала. Эл объясняет Риду, что, когда копируешь Элвиса, главное – художественно вращать бедрами.

Ко мне подходит Зейн с куском торта.

– У меня для тебя кое-что есть.

– Спасибо, не хочется.

– Да нет, не пирог. Я принес тебе подарок.

Он достает из кармана коробочку и протягивает мне. Я открываю – на мягкой фланели свернулась крошечная русалочка с перламутровой чешуей и стрижеными волосами – точная копия русалки Финна.

– Я сделал ее уже некоторое время назад, – объясняет Зейн. – Сейчас не слишком приятно в этом признаваться, но я был убежден, что вы с Финном созданы друг для друга. В первую же нашу встречу я заметил, что ты – точь-в-точь его русалка…

– Правда? – поднимаю я удивленные глаза.

– Ну да. Знаешь… Финн вечно твердит, что сват из меня никудышный. Но что делать? Не могу видеть, как люди мучаются в одиночестве.

– Бедный Финн, – вздыхаю я. – В следующий раз постарайся свести его с кем-нибудь, кто ему действительно нравится.:

Зейн непонимающе смотрит на меня.

– Как, Джейми, разве ты не знаешь…

– Что?

– Что чувствует к тебе Финн? Почему, как ты думаешь, он не пришел на свадьбу?

– У него работа… – хмурюсь я.

Зейн берет меня за подбородок и смотрит в глаза так, словно хочет прочесть мои мысли.

– А ты-то сама что к нему испытываешь?

Чувства, которые я так долго давила, душила, отрицала, подавляла, не смела признаться в них даже самой себе, – все эти чувства начинают рваться наружу.

– Купидон, верни мне лук и стрелы! – улыбается Зейн.

Я не знаю, что ответить.

– Хочешь, я надену? – Он берет меня за руку с браслетом и пытается прикрепить русалочку между дельфинчиком и серебряной игральной костью. – Смотри-ка, нет свободного места!

Я смотрю на свою руку – на воспоминания, что болтаются на цепочках вокруг запястья.

– Сними вот эту, – говорю я, указывая на двуликую маску, что подарил мне в ночь расставания Кристиан.

– А воспоминания, которые с ней связаны?

– Пусть прошлое остается в прошлом, – отвечаю я.

Зейн крепко обнимает меня на прощание и возвращается к Миа, которая уже успела отломать руку ледяному двойнику Иззи. Голоса гостей доносятся до меня приглушенно, словно из-за невидимой стены. Заметит ли кто-нибудь, если я исчезну на полчаса? Мне надо кое-что сделать… кое-кого повидать.

Я прокрадываюсь к двери и, взявшись за ручку, оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с Иззи. Та выскальзывает за мной следом.

– Если спросят, куда ты делась?..

– Скажи просто… – Я колеблюсь, не зная, как подобрать слова.

Иззи одаривает меня понимающей ухмылкой.

– Ясно. Поставим на твой стул табличку: «УШЛА ЛОВИТЬ РЫБУ».

Неужели с самого начала эта было очевидно всем, кроме меня? Странное чувство: словно становятся на свои места элементы головоломки. «Теперь можно?» – робко спрашивает мое бедное, сбитое с толку, запуганное сердце, и я отвечаю: «Да! Теперь можно!»

К нему – и как можно скорее! С каждым шагом я все яснее понимаю, что не могу ждать ни секунды. Выбегаю в холл, цокая каблучками, петляю между медлительными отцами семейств и подростками, свистящими мне вслед, и наконец ныряю в такси. Невозмутимый шофер спрашивает, куда ехать.

– «Форум Цезаря», к магазинам! – отвечаю я. – А что, муж тебе уже надоел?

– Нет у меня мужа, – спокойно отвечаю я. – До этого не дошло. Посреди церемонии его мать встала и крикнула: «Не делай этого, я знаю, что ты голубой!»

Шофер, кажется, не слишком удивлен моей историей.

– И теперь хочешь развеять грусть-тоску прогулкой по магазинам? Это вроде называется «заместительная терапия» или как-то в том же духе.

– Да нет. Там, в аквариуме, есть один человек – и я думаю, что он мой Единственный.

Шофер озабоченно косится на меня в зеркало заднего вида и вопросов больше не задает. А я испытываю сладостный трепет оттого, что произнесла это вслух.

– Зейн сказал, что мы созданы друг для друга! Я – его русалка, а он – мой русал! – шепчу я.

Едва шофер тормозит, я выпрыгиваю из машины. В первый раз в жизни я мчусь по эскалатору, едущему вверх. Сердце бьется все быстрее. По сторонам мелькают витрины: «Гесс», «Гуччи», «ФАО Шварц», «Секрет Виктории»… Ближе, ближе! Я уже вижу голубое сияние аквариума! Подбираю юбки и перехожу на бег. Вот и ныряльщик в воде… но что-то не так. Я прижимаюсь к стеклу. В лицо смотреть не нужно – довольно того, что волосы его морскими водорослями развеваются в воде. Обежав вокруг аквариума, я натыкаюсь на экскурсоводшу с микрофоном.

– Извините, что прерываю… где Финн?

Она во все глаза глядит на мое платье.

– Ух ты, какая длинная у вас фата!

– Знаю! – кричу я, перекидывая надоевшую фату через плечо. – Где Финн?

– В «Мираже», – отвечает девушка. – Простите, а вы случайно не Джейми?

Подобрав фату и стучая каблуками, бегу в «Мираж». «Теперь или никогда!» – твердит внутренний голос.

Иззи спрашивала, не было ли у меня искушения поцеловать Финна, когда он лежал в моих объятиях. Как же не быть! Но тогда я испугалась. Боюсь и теперь – страшно боюсь, что уже слишком поздно. Обливаясь потом под лучами яростного солнца, я бегу по тротуару, и даже крики: «Эй, держи жениха!» меня не смущают и не останавливают.

Двери «Миража» распахиваются передо мной: я пробегаю казино и устремляюсь в «Тайный сад». Здесь, как обычно, толпа – но я протискиваюсь вперед, и прорываюсь за барьер. Удивительно, как действует на людей свадебное платье – всюду пускают без очереди. Вот и бассейн с дельфинами. Я оглядываюсь вокруг в поисках кого-нибудь из персонала, но вижу одних туристов. Боже мой! Где же он? Подхожу к бортику и заглядываю в воду – может, он там? Пара дельфинов синхронно высовывает головы из воды и одаряет меня зубастыми улыбками. Но ныряльщика не видно. Я подбираюсь ближе и наклоняюсь над бортиком, отпустив фату, чтобы ухватиться руками за поручень. Внезапно в голове что-то сжимается, начинает кружиться, стук сердца оглушительно отдается в ушах… плюх! – я лечу в воду.

Колотя по воде руками и ногами, стараюсь выплыть на поверхность, но что-то тянет меня вниз. Проморгавшись, вижу, что мою чудную длинную фату неотвратимо затягивает в водный фильтр. Я хватаюсь за диадему – но мамочка на славу постаралась сегодня, когда прикалывала ее булавками. Помогите! Тону! Где Миа со своими профессиональными навыками? Отчаянно барахтаясь в воде, я натыкаюсь на прозрачную плексигласовую стенку. Почудилось ли мне – или там, на другой стороне, и вправду Финн?

Следующее, что я помню – как, отфыркиваясь и ловя воздух, цепляюсь за резиновый круг. Немного отдышавшись, понимаю, что это не круг – вокруг меня сомкнулись руки, затянутые в резиновые рукава. Руки Финна. Он вытаскивает меня на берег, и пару минут мы лежим рядом, судорожно глотая воздух, словно рыбы, выброшенные на сушу. Наконец он говорит:

– Первый раз вижу белый купальник, который, намокнув, не становится прозрачным!

Черт бы его побрал! Я чуть не утонула, пытаясь сказать ему… сказать… Не осталось сил даже злиться. Свою, чашу я испила сполна. С трудом поднимаюсь на ноги, облепленная мокрой тканью свадебного платья, и пытаюсь сообразить, как, черт возьми, выйти из такой ситуации с достоинством.

– Финн! – раздается у нас за спиной грозный голос. – Какого черта ты тут вытворяешь? У нас важные гости!

Финн вскакивает на ноги и принимается извиняться:

– Простите, сэр, мы подготовили сюрприз, но вышла небольшая техническая неувязочка…

– Что ты мне голову морочишь? Какой еще сюрприз?

– У наших важных гостей свадьба, верно? уточняет Финн.

– Верно… – Тиран сверлит меня подозрительным взглядом.

– Вернитесь, пожалуйста, к гостям и подождите несколько минут…

Тиран фыркает.

– Ну, смотри у меня! – и исчезает. Финн озаряет меня лукавой усмешкой. – А теперь ты мне подыграешь. – Что, опять лезть в воду?!

– Поверь, мокрее, чем сейчас, ты уже не станешь!

– Финн, ради бога! Я едва не утонула! – возмущаюсь я.

– Если у нас все получится, ты, может быть, получишь работу в дельфинариуме. И потом, я не дам тебе утонуть.

Знает, чем меня пронять!

– Ладно, что надо делать? – обреченно вздыхаю я.

Пока он объясняет свой план, я думаю о том, как по-особенному чувствую себя рядом с Финном. О том, какой он непредсказуемый. Как с ним здорово. Как я его люблю. О том, что он видит и понимает меня – настоящую. О том, что ему в глаза я готова глядеть всю оставшуюся жизнь. Но если вдруг у нас ничего не выйдет – выживу и пойду дальше. Потому что моя жизнь вернулась ко мне. Я снова способна смотреть судьбе в лицо и наслаждаться каждым прожитым мгновением.

– Готова?

Я киваю.

Финн прыгает в воду и вместе со Спрайтом спешит в ту часть бассейна, что открыта для обозрения. Едва они заняли свои места, я спускаюсь вниз и обхватываю рукой Сплэша. С головокружительной скоростью он несет меня вперед: в пенном вихре вздымаются юбки, белой лентой развевается фата. Оказавшись рядом с Финном, я, как договорились, целую Сплэша в бутылочный нос и поворачиваюсь лицом к Спрайту. Тот высовывает лобастую голову из воды и открывает пасть, словно священник, задающий положенные вопросы. Мы с Финном по очереди пускаем пузыри – это означает: «Да». Затем он берет меня за руку, достает из зубов у Сплэша резиновое кольцо и надевает мне на безымянный палец. Сплэш наклоняет голову и носом подталкивает Финна ко мне. VIP-гости за стеклом хлопают в ладоши и визжат от восторга. И тут он меня целует. Никогда не любила «мокрых» поцелуев, но сейчас… Мы всплываем, не размыкая объятий. Он откидывает с моего лица мокрые волосы и говорит:

– Ты не представляешь, как долго я мечтал об этом!

Он выбирается из бассейна и помогает выйти мне. Солнечный свет, отражаясь в капельках воды, словно обливает его тело жидкой ртутью. Когда я вновь обретаю дар речи, то говорю:

– Финн, как ты думаешь – теперь, когда мы неофициально женаты, мы имеем право на свидание?

– Что ты имеешь в виду? – поднимает он бровь.

– Ну, не знаю. Что-нибудь совсем простенькое, будничное – например, номер для молодоженов в «Венеции»!

Финн прижимает меня к себе.

– Серьезно?

– Думаю, тебе там особенно понравится…

– Почему же?

– Потому что там кровать с водяным матрасом!

Финн смеется, обнимает меня еще крепче и покрывает лоб, щеки, глаза, губы чувственными, в самую душу проникающими поцелуями. Сердце мое ноет от счастья.

– Потрясающе! – слышится за спиной голос Финнова босса, и мы испуганно отскакиваем друг от друга. – Вам надо завести собственное шоу!

Финн оглядывается на меня.

– И как же мы его назовем?

– Хм-м… – задумываюсь я, расстегивая молнию его костюма. – Ну, например… «Диво Лас-Вегаса»!

Финн берет меня за руку, и мы прыгаем в воду, до самого неба вздымая фонтан золотистых брызг.