Красотка для маркиза
Барбара Картленд








Юная Мелинда сбежала из дома, не желая выходить замуж за старика, которого дядя предназначил ей в мужья. Но, будучи девушкой неопытной, она сразу попадает в беду: ее решила прибрать к рукам хозяйка борделя. На ее счастье, лорду Чарду срочно нужна девица, которая за плату могла бы сыграть роль его невесты, — умирающая мачеха готова завещать ему состояние, только если он женится в ее присутствии. Не догадываясь, куда она попала, Мелинда соглашается на эту роль — ей очень нужны деньги. А лорд Чард поражен наивностью красотки из борделя и ее актерскими способностями, позволяющими строить из себя настоящую леди-недотрогу…






Барбара Картленд

Красотка для маркиза





Глава 1


Дверь классной комнаты с треском распахнулась.

— Как, ты еще не закончила отделку моего платья? — резко спросила Шарлотта.

Мелинда, ее двоюродная сестра, сидела у окна, через которое заходящее солнце бросало последние лучи на чудесную вышивку, которой та украшала бальное платье из розовой тафты.

— Мне осталось совсем немного, Шарлотта, — ответила она тихо. — Я никак не могла начать раньше.

— Ты не могла начать раньше, потому что слишком долго пропадала на конюшне и возилась с этой своей лошадью, — гневно продолжала Шарлотта. — Воистину, Мелинда, если это будет продолжаться, я попрошу папу, чтобы он запретил тебе прогулки верхом, тогда, может быть, у тебя останется больше времени для выполнения домашних обязанностей.

— Ах, Шарлотта, не будь так жестока! — вскричала Мелинда.

— Ты говоришь о жестокости! — возмутилась сестра. — Как можно говорить о том, что мы жестоки по отношению к тебе. Послушай, как раз на этой неделе Сара Овингтон рассказывала мне о бедной родственнице, которая живет у них. Так вот, они никогда не позволяют ей спускаться к ленчу или обеду, а когда куда-нибудь едут в экипаже, эта девушка всегда должна садиться спиной к лошадям. А ты ведь знаешь, как я веду себя в этом случае — тебе дозволено сидеть рядом со мной в карете.

— Ты очень добра, Шарлотта, — примирительно сказала Мелинда, — и прости меня, пожалуйста, за задержку с платьем. Она произошла единственно из-за того, что Нед прислал записку и сообщил, что Огонек отказывается есть. Конечно, как только я пришла к нему, он тут же съел весь овес.

— Знаешь, твои хлопоты с этой глупой лошадью довольно нелепы, — уничтожающе продолжала Шарлотта. — Никак не могу понять, почему папа разрешает тебе занимать часть конюшни, когда едва хватает места для наших собственных лошадей.

— Ах, Шарлотта, пожалуйста, я умоляю тебя не говорить об этом дяде Гектору, — испуганно отвечала Мелинда. — Я сделаю все, все, что ты скажешь, — буду сидеть всю ночь, чтобы закончить отделку твоего платья, а если хочешь, сделаю вышивку от воротничка до самого края юбки. Но прошу тебя, не говори своему отцу, что бедный Огонек чем-то мешает в конюшне.

В голубых глазах Мелинды стояли слезы, а ее голос слегка дрожал из-за избытка чувств.

Какое-то мгновение кузина пристально смотрела на Мелинду, и в ее глазах чувствовалась враждебность, затем внезапно ее взгляд смягчился.

— Прости, Мелинда. Я нагрубила тебе, но, поверь, совсем этого не хотела. Просто папа опять бранил меня.

— За что в этот раз? — с сочувствием спросила Мелинда.

— Из-за тебя, — ответила Шарлотта.

— Из-за меня? — изумилась Мелинда.

— Да, из-за тебя! — повторила ее кузина и, подражая голосу своего отца, имитируя его мимику и жестикуляцию, продолжала:

— Почему ты не можешь выглядеть так опрятно и аккуратно, как Мелинда? Почему всякое платье, какое бы ты ни надела, сидит на тебе так скверно, в то время как на Мелинде любая старая одежда выглядит так элегантно?

— Никогда бы не смогла поверить, что дядюшка Гектор может сказать что-нибудь подобное! — воскликнула Мелинда.

— Тем не менее это так, — продолжала утверждать Шарлотта. — Более того, мама тоже сказала мне нечто в этом роде. Кстати, ты знаешь, она не любит тебя, Мелинда.

— Да, знаю, — с легким вздохом ответила Мелинда. — Я так старалась угодить тетушке Маргарет, но, что бы я ни сделала, все оказывалось неугодным.

— Дело не в том, что ты думаешь, — резко возразила Шарлотта, — а в том, как ты выглядишь.

Ах, я не так глупа, чтобы не понять, почему мама едва терпит твое присутствие в нашем доме. Видишь ли, она хочет выдать меня замуж, а как ( только к нам приходит какой-либо достойный джентльмен, он не может отвести глаз от тебя.

Мелинда рассмеялась.

— Это самая настоящая глупость, Шарлотта.

Тебя подводит воображение. Вспомни, ведь капитан Перри на прошлой неделе все внимание уделял именно тебе. Ты сама говорила, что он не отходил от тебя ни на шаг во время приема в саду.

— Да, но это продолжалось до тех пор, пока он не увидел тебя, — обиженно ответила Шарлотта.

Внезапно она схватила кузину за руку и потянула к себе.

— Иди сюда и посмотри, что я имею в виду, — промолвила она.

— Что ты делаешь? — воскликнула в изумлении Мелинда. — Ах, осторожно, твое платье! У нас нет времени зашивать, если оно порвется.

Но платье из розовой тафты упало на пол, а Шарлотта потащила девушку через всю комнату к высокому зеркалу в тяжелой бронзовой раме.

Она поставила Мелинду перед ним, а сама встала рядом.

— Теперь смотри! — приказала она ей. — Просто смотри!

Почти падая от страха, Мелинда взглянула в зеркало. Не требовалось большого ума, чтобы признать огромную разницу между собой и кузиной.

Шарлотта была ширококостной и склонной к полноте. На лице у нее были пятна, а цвет его — желтоватый, вероятно, из-за пристрастия к пудингам и шоколаду, поглощаемых в неимоверном количестве. Волосы Шарлотты были какого-то неопределенного серо-бурого цвета и такими безжизненными на вид, что даже неустанные хлопоты камеристки леди Стэйнион ни к чему не приводили, и они лежали неопрятной копной. Черты лица были довольно правильными, но гримаса неудовольствия, создаваемая выражением глаз и опущенными уголками губ, сильно портила их и свидетельствовала о том, что девушка постоянно находится в раздраженном состоянии. О Шарлотте нельзя было сказать, что она от природы отличалась дурным нравом, но ее, безусловно, портило чувство зависти, постоянно испытываемое к кузине, что, впрочем, было вполне естественно.

Мелинда была стройной девушкой невысокого роста с белыми тонкими руками и длинными пальцами. Каждое движение ее было наполнено такой природной грациозностью, которая делала Мелинду почти воздушной. Ее сердцевидное, с тонкими чертами лицо, казалось, излучало какой-то неземной свет. У Мелинды были огромные голубые глаза, окаймленные темными ресницами, доставшимися в наследство от ирландских предков, и волосы цвета спелой ржи, ниспадающие мягкими естественными локонами по обеим сторонам лица.

— Теперь ты видишь, что я имею в виду? — резко спросила Шарлотта.

Мелинда поспешно отвернулась от зеркала, потому что ясно осознала, почему недавно, вспылив, Шарлотта назвала ее «кукушонком в гнезде».

— Моя мать всегда говорила, что всякое сравнение отвратительно, — сказала Мелинда своим мягким голосом. — Все люди разные, у каждого человека есть свои положительные качества.

Посмотри, Шарлотта, как превосходно ты владеешь иностранными языками. А твои чудесные акварели не идут ни в какое сравнение с моими.

— Кому нужны какие-то акварели? — в голосе Шарлотты ощущалась горечь.

Мелинда вернулась к окну и подняла лежавшее на полу платье.

— Через пять минут все будет закончено, — сказала она успокаивающе. — Сегодня вечером на обеде у леди Уитеринг ты будешь выглядеть очаровательно. Наверное, там будет и капитан Перри, а меня в список приглашенных не включили.

— Ты была в списке, — грубо ответила Шарлотта, — но мамочка сказала, что ты будешь в отъезде.

На мгновение нежные губы Мелинды сжались. Затем она промолвила:

— Отчасти тетя Маргарет была права, что отказалась и принесла извинения от моего имени.

Ведь ты знаешь, мне даже нечего надеть.

— Ты могла бы попросить папу, чтобы он позволил тебе приобрести какое-нибудь вечернее платье.

— Я ведь все еще в трауре, — ответила Мелинда.

— Это не правда, и ты знаешь об этом, — возразила Шарлотта. — Тебя заставили носить серую и лиловую одежду, потому что мамочка боялась, что, если ты наденешь платье других цветов, она должна будет разрешить тебе посещать те же приемы, на которых бываю и я, а тогда никто и не взглянет в мою сторону.

— Ах, Шарлотта, дорогая, мне так жаль! — воскликнула Мелинда. — Ты ведь знаешь, я вовсе не пытаюсь намеренно привлечь к себе чье-либо внимание.

— Да, знаю, и это-то хуже всего, — ответила Шарлотта. Она снова повернулась к зеркалу. — Мне бы надо похудеть. Но я просто не в силах отказаться от тех вкусных пудингов, которые готовит повар, а также от жирного хрустящего картофеля и свежеиспеченного хлеба к завтраку. Иногда я спрашиваю себя: стоит ли вообще прикладывать столько усилий для того, чтобы обратить на себя внимание мужчины? А что еще остается делать, чтобы выйти замуж?

— А вот я вряд ли когда-нибудь выйду замуж, — улыбнулась Мелинда. — Кто позарится на бедную родственницу без гроша за душой, о чем мне часто напоминает тетушка Маргарет!

— Никак не могу представить, почему твой отец был столь расточительным? — сказала Шарлотта. — На что же вы все жили до того, как твои родители погибли в аварии?

— Тогда все время казалось, что еще есть немного денег, — ответила Мелинда. — И, кроме того, ведь были и дом, и сад, и слуги, которые прожили с нами так много лет. Мы никогда не считали себя бедными, но, к сожалению, мой дорогой, беспечный папочка никогда вовремя не оплачивал счетов.

— Помню, как были потрясены мои родители, когда узнали размеры его долгов, — искренне посочувствовала Шарлотта. — Ведь именно тогда они решили, что ты должна переехать к нам. «Ей больше не у кого искать приюта, — сказал папа, — никто не примет девушку, не имеющую ни гроша за душой».

— Мне стоило бы проявить больше самостоятельности, — вздохнула Мелинда, — вместо того, чтобы стать приживалкой, я могла бы получить место гувернантки или компаньонки.

— Что ты! Папа никогда бы не позволил тебе этого! — уверенно заявила Шарлотта. — Ведь соседи могли бы подумать, что он отказал в приюте родной племяннице из-за скупости. А папа очень щепетильно относится к тому, что говорят о нем в графстве. И вообще, единственным печальным фактом является лишь то, что ты, Мелинда, так хороша собой.

— Я вовсе не считаю себя красавицей, — торопливо перебила ее Мелинда, — просто я меньше ростом, Шарлотта.

— Мелинда, ты прехорошенькая! — возразила Шарлотта. — А знаешь, что на днях о тебе сказал лорд Овингтон? Я слышала собственными ушами.

— Нет, не знаю. А что он сказал? — заинтересовалась Мелинда, однако ее прелестная головка еще сильнее склонилась над шитьем.

— Конечно, он не догадывался, что я слышу их разговор, — заговорщицки объясняла Шарлотта, — и он сказал полковнику Гиллингему:

«Эта племянница Гектора обещает стать красавицей. Он еще намучается с ней, если не будет строго присматривать».

— Неужели лорд Овингтон действительно так сказал? — спросила Мелинда, и в голосе ее проскользнуло удивление.

— Именно так, я поначалу не собиралась тебе передавать его слова, — сказала Шарлотта, — но ты все же выпытала у меня это. Мелинда, я не в силах утаить от тебя ни одного секрета.

— А что ответил полковник Гиллингем? — продолжала спрашивать Мелинда. — Есть что-то пугающее в облике этого человека, тебе не кажется, Шарлотта? Как-то он обедал здесь, и я заметила, как пристально он смотрит на меня. Не знаю почему, но я почувствовала, как у меня по спине прошел холодок. Думаю, это дьявол в облике человека, никак не иначе.

— Ну что ты, Мелинда! Как ты любишь все преувеличивать! — воскликнула Шарлотта. — Полковник Гиллингем просто старый закадычный друг папы. Они вместе росли, а теперь иногда просиживают в курительной комнате ночи напролет, что приводит в бешенство мамочку. Но он навевает на меня смертельную скуку, впрочем, как и все остальные папины приятели.

— И все-таки мне он совершенно не нравится, — настаивала на своем Мелинда, — а ты еще не рассказала мне, что он ответил лорду Овингтону.

— Я не вполне уверена, что все расслышала и правильно поняла, — отвечала Шарлотта, — но мне кажется, он ответил что-то вроде: «Я тоже думаю, что, если этой шустрой девчонке дадут возможность, она далеко пойдет в обществе!»

— Как он смеет говорить обо мне в таком тоне? — возмутилась Мелинда, и на щеках ее проступил румянец. Когда она гневалась, то казалось, что глаза ее мечут молнии.

— Не обращай внимания! — рассмеялась Шарлотта. — Прости, что я рассказала тебе это.

Но что касается меня, то я была бы счастлива услышать подобные комплименты в свой адрес.

— Не сомневаюсь, что сегодня вечером ты их услышишь, — успокаивающе предположила Мелинда. — Так, платье закончено, и, знаешь, Шарлотта, оно идет тебе гораздо больше, чем любое другое из твоего гардероба.

— Мамочка всегда говорит, что ничто не может так выделять девушку на балу, как цвет ее платья, — согласилась Шарлотта. Она помолчала какое-то время, а затем добавила мечтательно:

— А интересно, капитану Перри нравится розовый цвет?

— Уверена, ты понравишься ему в розовом платье, — заверила ее Мелинда.

— Надеюсь, что так и будет, — с сомнением проговорила Шарлотта. — А лучше всего то, что ты, Мелинда, не собираешься быть на этом балу.

Раздался стук в дверь.

— Войдите! — пригласила Мелинда.

Дверь открылась, и показалась одна из молоденьких горничных в белоснежном накрахмаленном чепце, который слегка сбился набок.

С трудом переводя дыхание, она сообщила:

— Сэр Гектор желает, чтобы мисс Мелинда сейчас же спустилась к нему в библиотеку.

Обе девушки в ужасе посмотрели друг на Друга.

— Что мне теперь делать? — воскликнула Мелинда. — Шарлотта! Ты ничего не говорила ему о моем Огоньке?

— Разумеется, нет, — ответила Шарлотта, — я только дразнила тебя.

— Тогда почему он захотел увидеть меня в это время дня? — взволновалась Мелинда. — Это на него не похоже.

Она скользнула взглядом по часам над камином и отметила, что они показывали шесть часов пополудни.

— Ну, мне лучше всего уйти и начать готовиться к приему, — сказала Шарлотта. — Потом поднимись и расскажи, что он хотел от тебя. Уверена, что это не имеет никакого отношения ко мне.

Мелинда ничего не ответила. Ее лицо побледнело от беспокойства, она поспешно оглядывала себя в зеркале, поправляя волосы и разглаживая строгий белый воротничок, который она подшивала к вырезу своего серого ситцевого платья. Старомодное платье было сшито из мрачного унылого ситца и не имело кринолина, который придавал платьям Шарлотты столь элегантную, пышную форму. И все-таки, несмотря на полную будничность и простоту одежды, Мелинда была полна изящества и очарования, когда почти бегом спускалась по лестнице, устланной полосатым ковром, и пересекала мраморный зал, направляясь в библиотеку.

Взявшись за ручку двери, она на мгновение замерла и глубоко вздохнула. После этого, вздернув подбородок, она сказала себе, что ни в коем случае не должна бояться.

— Вы посылали за мной, дядя Гектор?

Ее голос прозвучал совсем слабо, потерявшись в тяжеловесной помпезности огромной, с высокими потолками комнате — бархатные портьеры, огромные чиппендейловские книжные шкафы, мебель с кожаной обивкой.

Сэр Гектор Стейнион поднялся из-за стола, за которым он что-то писал, и встал перед камином. Он был рослым мужчиной, которому уже перевалило за пятьдесят. У него были темные нависшие брови и начинающие седеть волосы.

Когда он заговорил, его глубокий раскатистый бас, казалось, сотрясал хрустальные подвески люстры.

— Входи, Мелинда. Я хочу поговорить с тобой.

Мелинда прикрыла дверь, прошла по персидскому ковру и встала перед своим дядей, сцепив пальцы рук и глядя на него снизу вверх. Сэр Гектор пристально глядел на нее с почти непроницаемым выражением на лице.

— Сколько тебе лет, Мелинда? — спросил он.

— Восемнадцать… дядя Гектор.

— И ты прожила здесь уже около года.

— Д-да, дядя Гектор. После того как папа и мама… погибли, вы были так великодушны, что дали мне приют.

— Иногда я сожалею об этом, — ответил сэр Гектор. — Мне не хотелось бы скрывать от тебя, Мелинда, за последний год у меня несколько раз возникало чувство, что я допустил ошибку. Ты не та девушка, которую я бы выбрал в качестве компаньонки для своей дочери.

— Мне… мне очень жаль, — ответила Мелинда, — потому что Шарлотта мне… очень нравится, и думаю… думаю, что Шарлотта тоже любит меня.

— Ты вбила ей в голову бредовые мысли, — обвиняюще пророкотал сэр Гектор. — Вчера, например, она мне нагрубила. Шарлотта никогда не поступила бы так год назад, и это твое влияние, Мелинда. В тебе слишком много горячности, слишком много дерзости.

— Я стараюсь… быть… быть скромной, — запиналась Мелинда, пытаясь отыскать слова, которые, по ее разумению, оказались бы верными.

— Но без особого успеха, — сурово оборвал ее сэр Гектор.

— Мне очень жаль, — продолжала Мелинда. — Я старалась угодить вам и тетушке Маргарет.

— Ты обязана была стараться! — раздраженно рычал сэр Гектор. — Осознаешь ли ты, что мой расточительный братец оставил тебя без единого гроша? Да, без единого гроша! Ведь продажа дома едва-едва покрыла его долги.

— Я знаю, — кротко ответила Мелинда.

Все это она уже неоднократно слышала, и всякий раз у нее возникало страстное желание высоко вскинуть голову и громко возразить дяде, заявить ему, что настанет время, и она так или иначе обязательно вернет им все, что они затратили на нее. Но Мелинда знала, что сейчас она беспомощна, знала, что пока может только шептать слова оправдания, как она и раньше только шептала в ответ, и это было ее благодарностью за те крохи, которые падали ей со стола богатых родственников.

— Но я обвиняю не только твоего отца, — продолжал сэр Гектор. — Твоя мать не оказывала на него никакого влияния, хотя должна была это делать. Ей выпало счастье быть внучкой герцога, но в жилах Мелчестеров течет дурная кровь, что всегда вело к чрезмерной необузданности, безудержному непослушанию! Они все нуждаются в узде, точно так же, как и ты, Мелинда.

— Да, дядя Гектор, — прошептала Мелинда.

Она мучительно думала, сколько еще будут продолжаться эти обвинительные речи. С тех пор как она поселилась в доме своего дяди, она уже многократно подвергалась подобного рода увещеваниям. Вначале по простоте душевной она думала, что к ней будут относиться как к равной.

Лишь после множества нотаций, выговоров и наказаний она осознала свое новое положение, поняла, что бедные родственники не имеют никаких привилегий, и прежде всего права иметь чувство собственного достоинства. Ей пришлось заставлять себя оставаться покорной, просить прощения за проступки, которые она не совершала, каяться за то, что имеет собственное мнение, и уж, конечно, за то, что когда-либо высказала это мнение вслух.

Теперь по привычке она невнятно бормотала:

— Мне очень жаль, дядя Гектор. Вы были так добры.

— Но сегодня у меня есть новости для тебя, — неожиданно прервал свои нотации сэр Гектор. — И я могу сказать, Мелинда, что тебе очень повезло! Просто невероятно повезло!

Ответ на такую тираду для нее был совершенно очевиден:

— Да, дядюшка Гектор, мне очень повезло.

И я очень благодарна вам.

— Ты еще не знаешь, за что надо благодарить, — продолжал сэр Гектор. — На самом деле у меня есть кое-что чрезвычайно важное, что я должен сообщить тебе, Мелинда. То, что, без сомнения, удивит тебя и, как я уже сказал, будет большим счастьем для любой девушки в твоем положении.

Он помолчал немного, а затем изрек громоподобным голосом:

— Один джентльмен сделал тебе предложение вступить в брак.

— Пред… предложение… вступить… в… в… брак!

Мелинда едва смогла выдохнуть эти слова.

Эта новость, без сомнения, повергла ее в крайнее изумление.

— Этого ты, конечно, ожидала меньше всего, — сказал сэр Гектор с удовлетворением. — Впрочем, если сказать по правде, то я тоже.

Чувства Мелинды были в смятении. Она поспешно перебрала в уме имена тех немногих мужчин, с которыми она познакомилась в течение последних нескольких недель, — до тех пор, пока она находилась в трауре, тетка не позволяла ей покидать дом и сад. Лишь один мужчина, о котором она могла подумать в связи с предложением, был капитан Перри, но она ни разу не говорила с ним, если не считать обычного обмена приветствиями, когда их знакомила Шарлотта; теперь Мелинда горячо молилась о том, чтобы мужчина, с которым Шарлотта связывала свои самые радужные мечты, не обратил бы свое внимание на нее, Мелинду.

— Насколько я могу судить, ты смущена, — сказал сэр Гектор. — Это правильно, и именно так и должна была отреагировать на мои слова благовоспитанная девушка. Если бы я только подумал, Мелинда, что ты можешь опуститься до того, чтобы разглядывать с интересом какого-нибудь джентльмена еще до того, как он обратится с предложением ко мне, это привело бы меня в ярость. Сегодня главной темой пересудов являются девушки, которые потворствуют ухаживаниям мужчин до того, как те получат родительское благословение. Вот уж чего я не потерпел бы в своем доме.

— Нет, нет, конечно, нет! — поспешно заверила Мелинда своего дядю. — В действительности я никак не могу понять, сэр Гектор, о ком вы сейчас говорите.

— Тогда позволь мне еще раз заверить тебя, что если уж кому повезло, так это тебе, — сказал ей сэр Гектор. — Ну, я не буду больше держать тебя в неизвестности. Джентльмен, который оказывает тебе большую честь предложением руки и сердца, — полковник Рэндольф Гиллингем.

Мелинда тихо вскрикнула.

— Ах, нет! — простонала она. — Нет! Я никогда не смогла бы выйти замуж за полковника Гиллингема.

— Ты не смогла бы! Интересно, почему? — поинтересовался сэр Гектор.

— Потому… потому… потому что он… так… с… стар, — заикаясь ответила Мелинда.

Наступило молчание.

— Может быть, тебе будет интересно узнать, — произнес сэр Гектор ледяным тоном, — что полковник Гиллингем и я одного возраста, а я вовсе не считаю, что я преклонного возраста.

— Нет… нет, я… я не имела в виду… что… — Мелинда с усилием выдавливала из себя каждое слово. — Просто… ну, просто он слишком старый… старый для меня. В конце концов, вы… вы… вы же мне дядя.

— Я уже сказал тебе, Мелинда, — строго продолжал сэр Гектор, — что ты нуждаешься в узде.

И даже более того, тебе нужна сильная рука.

Тебе нужен человек, на которого ты смотрела бы с уважением, который приучил бы тебя к послушанию и тем самым перевоспитал бы. Действительно, Мелинда, больше всего на свете ты нуждаешься в послушании.

— Но я… я… я не хочу… не хочу выходить за него, — умоляющим голосом твердила Мелинда, — Я не могу даже рассматривать такой шаг.

— Ты не можешь даже рассматривать такой шаг? — саркастически повторил сэр Гектор. — А могу я спросить, кто ты такая, чтобы быть такой самонадеянной? Полковник Гиллингем весьма состоятельный человек, я бы даже сказал, очень богатый. Я не могу понять, почему он пожелал, чтобы ты носила его имя, но он заверил меня, что уже питает к тебе глубокие чувства. Ты, Мелинда, должна опуститься на колени и благодарить бога за то, что столь благородный и достойный человек готов взять на себя ответственность за судьбу такого легкомысленного создания, как ты.

— Это весьма любезно с его стороны, — ответила Мелинда, — но я не могу… не могу выйти замуж за него. Пожалуйста, дядя Гектор, передайте мою… мою… признательность и скажите, что… что хотя я и сознаю честь, оказанную мне полковником, но… но решительно должна отклонить его предложение.

— Неужели ты действительно думаешь, что я передам подобный ответ? — прорычал сэр Гектор.

Его громовой голос и ярость, внезапно преобразившие лицо, в любой другой ситуации испугали бы Мелинду, но сейчас она стояла на своем.

— Я сожалею, дядя, но мой ответ будет именно таков, и я не изменю своего решения. Папа всегда говорил, что никогда не позволит себе заставить меня выйти замуж за человека, которого я не люблю.

— Говорить о любви! — воскликнул сэр Гектор. — Твой отец наверняка был сумасшедшим.

Я слышу, что мисс, видимо, считает себя очень современной и воображает, что может пренебрегать традициями и не считаться с родительским авторитетом! Но не в моем доме! Ты слышишь, что я говорю? Не в моем доме! Порядочные девушки пока еще выходят замуж за того, кого им указывают их родители, а поскольку у тебя нет отца и я несу ответственность за твое благополучие, то я буду решать, за кого тебе выходить. На самом деле я уже принял решение.

— Это бесполезно, дядя, я не смогу стать женой полковника Гиллингема. Он мне не нравится. В нем есть что-то такое, что внушает мне страх и отвращение.

— Ты дерзкая девчонка! — вскричал сэр Гектор. — Как ты смеешь говорить об одном из моих друзей в подобном тоне? Не имея ломаного гроша за душой, ты осмеливаешься отказывать одному из богатейших людей нашего графства, человеку, который оказал тебе честь намного большую, чем та, которую ты заслуживаешь, предложив стать его женой! Ты примешь предложение полковника, а твоя тетя в силу своей доброты сделает все приготовления к свадьбе, которая состоится тут, в этом доме. Возвращайся в классную комнату! Дело решено.

Мелинда сильно побледнела и сжала руки с такой силой, что побелели суставы, но, когда она заговорила, голос ее звучал твердо.

— Мне очень жаль, если я вас разгневаю, дядя Гектор. Но если вы сообщите полковнику Гиллингему, что я дала согласие на этот брак, вы поставите себя в двусмысленное положение. Я не стану его женой, и даже если вы силой притащите меня в церковь, я и там откажу ему.

Сэр Гектор издал гневный рык.

— Значит, откажешь? — загрохотал он. — Откажешься от предложения, которое любая девушка приняла бы с благодарностью? Ты поступишь так, как я сказал! Неужели ты воображаешь, что я позволю тебе выставить меня дураком в глазах одного из моих лучших друзей? Более того, о бракосочетании будет объявлено в «Газетт»и в «Морнинг пост» послезавтра.

— Меня не остановит, даже если это объявит городской глашатай, — дерзко ответила Мелинда. — Я не выйду замуж за полковника Гиллингема! Я ненавижу его! Я не стану его женой, что бы вы ни сделали со мной!

— Это мы еще посмотрим! — рявкнул сэр Гектор. Теперь его сотрясал приступ бешенства, который был слишком хорошо знаком его жене и домочадцам. Лицо его приобрело багровый оттенок, густые брови, казалось, почти сомкнулись на переносице, он не говорил, а выплевывал слова в лицо Мелинде.

— Я заставлю тебя подчиниться! — кричал он. — Я не позволю пренебрегать собой никому, и особенно тебе, нищей девчонке, которой я дал приют в своем доме? Ты будешь его женой!

— Нет, никогда! Я не выйду замуж за человека, которого не люблю! — протестовала Мелинда. Ее голос тоже стал громким, как будто она хотела, чтобы ее наконец услышали.

Крик Мелинды, похоже, был последней каплей, и сэр Гектор уже не мог сдерживать свой дикий нрав. Он схватил со стола хлыст для верховой езды и одним молниеносным движением ударил Мелинду по плечам с такой звериной жестокостью, что почти сбил девушку с ног.

Только каким-то чудом ей удалось удержаться на ногах, но она продолжала кричать:

— Я не выйду за него замуж! Нет! Нет! Нет! — Она выставила вперед обе руки, чтобы как-то защитить себя.

После этого, почти потеряв рассудок от нахлынувшей волны бешенства, сэр Гектор схватил Мелинду одной рукой и, осыпая ударами, бросил ее поперек на конец дивана. Снова и снова хлыст обжигал ее плечи и спину, боль пронизывала все тело, но Мелинда не сдавалась.

— Нет! Нет! Нет! — снова и снова кричала она.

— Ты выйдешь замуж за полковника Гиллингема, или я убью тебя! — угрожал сэр Гектор, скрежеща зубами; хлыст, казалось, рассекал воздух, и все это продолжалось до тех пор, пока в конце концов он чуть ли не с удивлением обнаружил, что Мелинда больше не кричит. Она лежала на краю дивана, волосы в беспорядке спадали на лицо, одна рука безвольно висела и была совершенно неподвижна. На какое-то мгновение сэр Гектор испугался. Затем он отбросил хлыст в сторону на пол.

— Поднимайся, — громко обратился он к Мелинде. — Ты сама хотела этого и получила по заслугам.

Мелинда оставалась без движения. Тяжело дыша, сэр Гектор поднял девушку на руки и положил ее на диван. Она оказалась на удивление легкой. Ее голова бессильно склонилась на одно плечо, глаза были закрыты.

— Мелинда! — позвал сэр Гектор. — Черт тебя возьми, маленькая дура! Уж она надолго запомнит этот урок! Надо поздравить Рэндольфа с укрощением Мелинды.

Он направился в угол в направлении столика-бара. На нем среди графинов граненого стекла стоял отделанный серебром кувшин с водой.

Сэр Гектор плеснул немного воды в стакан и, вернувшись к Мелинде, грубо брызнул ей водой в лицо.

Какое-то мгновение после этого она оставалась неподвижной, затем ее ресницы дрогнули.

Если сэр Гектор и вздохнул с облегчением, то вида он не подал.

— Поднимайся, — сказал он ей грубо. — Отправляйся к себе в спальню и оставайся в ней до завтра. Ты не получишь ни куска хлеба, и, если завтра будешь упорствовать в своем отказе выйти замуж за полковника Гиллингема, я снова изобью тебя, а потом еще раз и еще раз. Твое упорство необходимо сломить, упрямая девчонка, я не потерплю даже малейшего непослушания в моем доме. Ты слышишь меня? Теперь отправляйся в свою комнату и не вздумай идти плакаться к тетушке. Ты не получишь у нее сочувствия.

Стоя к девушке спиной, он налил себе большую порцию бренди с видом человека, заслужившего выпивку.

Медленно, с полуприкрытыми глазами, Мелинда пыталась встать на ноги, и это давалось ей с большим трудом. В глазах у нее было темно.

Опираясь сначала на угол дивана, затем на стул, цепляясь за стол, она наконец добралась до двери. Выйдя в зал, она продолжала двигаться словно во сне, будто ее мозг перестал управлять телом, и лишь инстинкт подсказывал ему, в каком направлении нужно двигаться.

С трудом, ступенька за ступенькой, Мелинда вскарабкалась по лестнице, как ребенок, который только учится ходить, — перемещая вперед сначала одну ногу на шаг, затем приставляя к ней вторую. Выше, еще выше, постоянно осознавая, что в любой момент на нее может накатиться темнота, после чего она не сможет двигаться дальше.

Но ее воля все-таки возобладала, и, хотя это заняло много времени, Мелинда добралась все же до своей крохотной унылой спальни в конце темного коридора, как раз напротив классной комнаты. Она распахнула дверь, затем закрыла ее на ключ и рухнула без чувств на пол.

Сколько она пролежала на полу, Мелинда не знала. Находясь в полуобморочном состоянии, она понимала лишь то, что мучительно страдает, причем не столько от физической боли, сколько от того унижения, которому она подверглась. Уже стемнело, и ей стало очень холодно.

Наконец она поднялась с пола и ощупью добралась до кровати. Пока она с трудом преодолевала этот путь, раздался стук в дверь.

— Кто… кто… там? — спросила Мелинда дрожащим от страха голосом.

— Это я, мисс, — ответили ей, и она узнала голос Люси, молоденькой горничной, которая пришла приготовить ей постель на ночь.

— Все… все в порядке… Я… я сама управлюсь… спасибо, — с трудом промолвила Мелинда.

— Хорошо, мисс.

Она услышала удаляющиеся шаги Люси, после чего наконец заставила себя зажечь свечи на туалетном столике. Пристально разглядывая свое лицо в зеркале, Мелинда чувствовала, что она как-то неуловимо изменилась; ей даже показалось, что это не ее отражение, а кто-то чужой смотрит на нее из зеркала.

Перед ней было бледное лицо с безумными глазами, наполненными страданием и страхом; всклокоченные волосы лежали в беспорядке.

Мелинда повернулась к зеркалу боком и теперь могла видеть, что кровь из ссадин на спине пропитала насквозь ткань платья, образовав на нем темные, еще влажные пятна.

Мелинда стала медленно раздеваться, каждое движение давалось ей с трудом и мучениями. Ей буквально приходилось отдирать свое платье и нижнее белье от кожи на спине, потому что местами кровь уже засохла и склеилась с материей. Несколько раз она почти теряла сознание, но все-таки продолжала болезненную процедуру — ей обязательно надо было освободиться, вытащить себя из окровавленной одежды.

Наконец она сдернула с себя платье и, закутавшись в старый фланелевый халат, присела к туалетному столику, уставясь потухшим взором в темноту комнаты. Она еще не пришла в себя, но в ее ушах все звучали последние слова дяди Гектора: «Ты не получишь ни куска хлеба, а если завтра будешь упорствовать в своем отказе выйти замуж за полковника Гиллингема, я снова изобью тебя, а потом еще раз и еще раз…»

Теперь она знала, что сэр Гектор много раз был на грани того, чтобы избить ее, с тех пор как она поселилась в этом доме, избить так же, как он избивал своих собак и лошадей, так же, как однажды — об этом в доме говорили только шепотом — он избил одного из конюхов, после чего родители мальчика даже угрожали сэру Гектору судом.

Он был человеком дикого нрава, совершенно терявшим самоконтроль в приступе злобы, но Мелинда знала наверняка, что главной, а может быть, и единственной причиной этой вспышки бешенства явилось прежде всего то, что в случае ее отказа от замужества сам полковник Гиллингем и другие влиятельные персоны графства могли бы предположить, что сэр Гектор не является полновластным хозяином в своем доме. Его деспотичный характер требовал безусловного повиновения от каждого, какое бы положение в доме он ни занимал, и Мелинда, как одна из его обитательниц, должна была безоговорочно выполнять все его приказы.

— Я не выйду замуж за полковника Гиллингема! Ни за что! — шептала Мелинда.

Затем голос ее дрогнул, и из глаз полились слезы. Слезы, которые, казалось, хлынули из самой глубины ее души и сотрясали все ее хрупкое, истерзанное тело до тех пор, пока она не начала дрожать с головы до пят.

— Ах, папочка! Мамочка! Как же вы могли позволить, чтобы это случилось со… со мной? — всхлипывала Мелинда. — Мы были так счастливы вместе, жизнь казалась такой чу… чудесной, пока вы не… не умерли. Вы и представить не могли, к чему это может привести и что мне придется вынести.

Слезы ослепляли и душили ее, потом она вдруг снова забормотала, подобно потерявшемуся ребенку:

— Папочка!… Мамочка! Вы так мне нужны…

Где… где вы?

И внезапно, словно ее родители действительно ответили ей оттуда, где они теперь обитали, она вдруг получила ответ на свой главный вопрос — как ей быть и что делать? Это решение — очевидное и безошибочное — пришло к ней как озарение, как будто некто заговорил с ней и рассказал, как ей поступить. Ни на мгновение она не усомнилась в верности этого решения и даже не думала, чем — хорошим или плохим — обернется этот шаг для нее в будущем.

Она просто знала, что поступить следует так и никак иначе. Ее отец и мать не могли не ответить на мольбы своей дочери.

Мелинда вытерла слезы, встала из-за туалетного столика и, взяв маленький саквояж, стоявший на полке над гардеробом, начала укладывать вещи. Она собирала лишь самое необходимое, осознавая, что сейчас она не так сильна, как в лучшие времена, а поэтому тащить что-либо лишнее будет мучением. Мелинда уповала лишь на то, что стремление к желанной цели придаст ей силы.

Собравшись наконец, она надела чистую рубашку, свежевыстиранные нижние юбки и свое воскресное платье из лилового батиста с белыми воротничками и манжетами. Была еще шляпка в тон платью строгого и простого фасона, украшенная лиловыми лентами — согласно требованиям тетушки Маргарет, которая запрещала какие-либо излишества в одежде, пока Мелинда находилась в трауре. А поношенную пеструю шаль, ранее принадлежавшую ее матери, Мелинда положила рядом с саквояжем, чтобы накинуть в последний момент.

Ей пришлось посидеть перед зеркалом немного дольше, чем она намеревалась; наконец она услышала, как дедовские часы в зале бьют два часа. Мелинда открыла свой кошелек. В нем было всего несколько шиллингов — все, что она смогла сберечь из тех скудных карманных денег, которые дядя разрешал ей иметь для подаяния в церкви и некоторых других весьма незначительных расходов.

Продолжая решительно действовать, как будто каждое ее движение было продумано заблаговременно, Мелинда достала из выдвижного ящичка туалетного столика обитую бархатом коробочку. Она открыла ее — внутри лежала маленькая алмазная брошь в виде полумесяца — единственная вещь, которую ей дозволено было сохранить при продаже дома и имущества, когда все, что представляло хоть какую-то ценность, шло на покрытие долгов ее отца.

Эта маленькая брошь избежала участи остальных вещей только благодаря тому, что еще до трагических событий уже принадлежала Мелинде, так как досталась по наследству от бабушки. Брошь была немного больше обычной детской брошки, но все вправленные в нее алмазы имели огранку бриллиантов, и Мелинда знала, что эта вещица представляла определенную ценность.

Держа коробочку в руке, она очень, очень осторожно открыла дверь спальни. Крадучись пробираясь по коридору и все время опасаясь, что скрипнет какая-нибудь половица, Мелинда даже сдерживала дыхание и прислушивалась на всякий случай к посторонним звукам: кто-нибудь мог неожиданно появиться перед ней и спросить, что она тут делает в это время. Но все в доме было тихо и спокойно, и лишь тиканье часов в зале нарушало эту полную тишину.

Она добралась наконец до будуара своей тетки, который находился совсем рядом с большой спальней, где спали тетя и дядя. Подобно привидению, Мелинда двигалась по ковру совершенно бесшумно, и казалось, что ее маленькие ножки не ступают по ковру, а скользят по воздуху. Она открыла дверь в будуар. Все было погружено в темноту, но Мелинда хорошо знала дорогу.

Она чуть-чуть отдернула штору, чтобы в комнату проник лунный свет. Секретер ее тетки — изящный образчик мебели эпохи Людовика XV, уставленный декоративными тарелками из севрского фарфора, — стоял у окна. Мелинда отлично знала, где хранились деньги на домашние расходы, потому что каждую неделю помогала своей тетке оплачивать домашние счета и помнила, что даже после выплаты жалованья слугам всегда оставался некоторый излишек денег для оплаты мелких покупок.

Мелинда открыла один из выдвижных ящичков. Там, как она и предполагала, лежало десять золотых гиней. Мелинда взяла все монеты и положила на их место алмазную брошь, оставленную в наследство бабкой. Она была почти уверена, что ее дядя, когда узнает о случившемся, обвинит ее в воровстве, но также была убеждена и в том, что брошь стоит много больше, чем десять гиней, и поэтому, если тетушка Маргарет захотела бы продать эту вещь, она, без сомнения, не осталась бы внакладе.

Мелинда задернула штору и ощупью двинулась к двери будуара. Добравшись до двери, она вышла и пошла назад в свою комнату. Мелинда чувствовала, что ее спина разболелась и окоченела, но что толку сейчас было думать о своих болячках и страданиях! Если она собралась бежать, то делать это надо было немедленно.

Положив монеты в свой кошелек, Мелинда оглядела комнату и задула свечи. Стоя в темноте, она на мгновенье закрыла глаза.

— Ах, папочка и мамочка! — прошептала она. — Помогите мне, ведь я боюсь бежать, но несоизмеримо больше я боюсь остаться! Помогите мне, потому что сейчас я делаю единственное, что в моих силах.

Мелинда замолчала и немного постояла в тишине, как будто ожидая ответа, но единственное, что она услышала, было тиканье часов на каминной полке, которые напомнили ей, что время уходит. Мелинда подхватила саквояж и очень, очень тихо прокралась вниз по запасной лестнице к черному входу в кухню.




Глава 2


Сквозь рваные клочья облаков пробивался мерцающий свет луны и освещал Мелинду, которая спускалась по аллее к кованым железным воротам, выходившим на проезжую дорогу. Большие ворота были заперты, но, к счастью, маленькая боковая калитка около одной из сторожек была открыта, и Мелинда проскользнула через нее, ступая на цыпочках, чтобы не потревожить привратника, который не преминул бы поинтересоваться, кто это крадется из усадьбы в столь ранний час.

Быстрым шагом Мелинда направилась вниз по извилистой пыльной дороге. Вскоре она почувствовала, что спина мучительно болит, и ей казалось, что саквояж с теми несколькими вещами, которые она решила взять с собой, становится все тяжелее и тяжелее с каждым шагом.

Она перекладывала его из одной руки в другую и все время задавала себе вопрос: нельзя ли выбросить что-нибудь из саквояжа, без чего можно будет обойтись в дальнейшем? Однако в то же время ей было ясно, что причина заключалась не в чрезмерной тяжести ноши, а в том, что она переутомилась и была физически истощена из-за наказания, которому подверг ее дядя.

Шаги Мелинды становились все медленнее, а вскоре едва различимый свет на горизонте поведал ей, что рассвет близок. Нахлынуло чувство тревоги, потому что Мелинда поняла, что она пока еще совсем недалеко отошла от дома дяди, и, если кто-нибудь вздумает пуститься на ее поиски, ему не придется долго искать.

Думать о том, что ее могут схватить после удачно совершенного побега, было совершенно невыносимо. Она как будто наяву представила себе дядю Гектора в приступе ярости, его багровое лицо, услышала злобное рычание, когда его рука потянулась к хлысту. Мелинда знала, что он никогда и ни за что не простит ее за попытку вырваться из его лап.

Мелинда вспомнила, как он сек собаку, которая «задержалась» после выстрела!

— О боже! — прошептала она. — Я не смогу выдержать еще одного такого избиения.

Мелинда слишком хорошо знала, что может случиться с ней, если она вернется. Из-за побоев и физического истощения она вынуждена будет в конце концов уступить желаниям дяди Гектора и согласиться выйти замуж за полковника Гиллингема. Однако даже мысль об этом заставляла ее содрогнуться.

Она вряд ли могла бы объяснить, почему она так ненавидела полковника Гиллингема. Единственное, что Мелинда твердо знала, так это то, что одна лишь мысль о его прикосновении наполняла ее таким отвращением, от которого тошнота подступала к горлу. Она и раньше могла бы догадаться, что тот интерес, который полковник Гиллингем проявлял к ее особе, не был простой случайностью. Мелинда подумала, что он вовсе не случайно вовлекал ее в беседу при одной-двух встречах, когда приходил на ленч.

Тогда они просто обменялись общепринятыми приветствиями, но она все-таки почувствовала смущение и пришла в замешательство из-за выражения его лица и странного взгляда.

Мелинда не смогла бы признаться даже себе в причинах, которые заставили ее извиниться и покинуть его общество под видом того, что тетушке нужна ее помощь или что она забыла что-то в другой комнате. Единственное, что она понимала, так это то, что полковник Гиллингем был ей столь же отвратителен, как змея, и мысль о замужестве с таким человеком наполняла ее ужасом.

Эти безрадостные размышления заставили Мелинду поторопиться. В течение нескольких минут она шла так быстро, что почти перешла на бег, но силы быстро покинули ее, и ей пришлось замедлить шаг. Уже светало: тонкие золотистые лучи солнца разгоняли темноту ночи.

Дорога по-прежнему оставалась совершенно пустынной. Мелинда знала, что вскоре должны показаться первые домики небольшого селения, как раз в нем, как она надеялась, можно было бы раздобыть экипаж или какую-нибудь повозку, что доставила бы ее в Леминстер.

Леминстер находился в пяти милях от того места, где она находилась, а уж от него можно было добраться поездом до Лондона. Все это быстро сложилось в голове у девушки в единый план действий. Можно было бы еще воспользоваться дилижансом, который постоянно ходил на этом отрезке пути, но дилижанс можно ведь легко перехватить в случае погони верхом или в экипаже.

У Мелинды была уверенность, что дядюшка, скорее всего, решит, что она воспользовалась для побега именно дилижансом. Сам он никогда не ездил на поезде.

«Идиотские нововведения! — часто повторял он. — Эти пыхтящие котлы никогда не заменят лошадей».

По этому вопросу сэр Гектор занимал совершенно непримиримую позицию, заявляя, что никогда не потратил бы свои деньги на столь смехотворную затею и что он лично, как и вся его семья, будут ездить как подобает благородным дамам и господам, а именно на своих собственных лошадях, управляемых их личным кучером.

Тем не менее он посчитал, что посмотреть на паровоз было бы интересно, и поэтому, когда в Леминстере открывался железнодорожный вокзал, сэр Гектор в качестве главы судебной и исполнительной власти в своем графстве милостиво согласился провести эту церемонию. В качестве исключения Мелинде было дозволено принять участие в торжестве.

Она и Шарлотта с удовольствием осмотрели вагоны поезда с удобными мягкими сиденьями и стеклянными окнами. Однако вагоны для пассажиров победнее, с жесткими деревянными лавками и открытыми для стихии, незастекленными окнами, где пассажиры обязательно будут подвергаться опасности быть засыпанными сажей и угольной пылью, привели сестер в ужас.

Причем даже в последнем случае плата за проезд с такими неудобствами оказалась довольно высокой. Но, без сомнения, поезд передвигался намного быстрее, чем любой запряженный лошадьми экипаж, а это обстоятельство в данный момент было решающим.

Трудный вопрос стоял перед Мелиндой: как добраться до Леминстера? Теперь она уже почти жалела, что отказалась от своего первоначального плана, согласно которому она намеревалась ускакать из усадьбы на Огоньке. Но она понимала, что, зайди она в конюшню за лошадью, конюхи, до смерти запуганные дядюшкой, обязательно сообщили бы хозяину об отсутствии племянницы, если бы она не вернулась через пару часов. Кроме того, им бы могло показаться весьма странным, что девушка отправляется на верховую прогулку одна, в то время как сэр Гектор всегда настаивал, чтобы ее сопровождал один из конюхов.

Но сейчас Мелинда начала сомневаться, хватит ли у нее сил добрести хотя бы до маленькой деревушки Оукл, не говоря уже о том, чтобы в добром здравии добраться до Леминстера и сесть на поезд. Она почувствовала, что вот-вот лишится чувств, и поняла — ей необходимо немедленно передохнуть. Мелинда присела у обочины дороги на небольшой, поросший травой холмик, вытянула ноги и с неудовольствием заметила, что в ее туфли доверху набилась пыль.

Вид подола платья был ничуть не лучше, и она подумала, что если и дальше будет передвигаться пешком, то ко времени прибытия в Лондон будет походить на бродяжку.

Мелинда вытерла лицо крошечным носовым платком из белого батиста. Этот платок она сшила сама и вышила на нем свои инициалы, хотя такие изысканные вещи в ее нынешнем положении бедной родственницы ей и не требовались. Как ее тетушка, так и Шарлотта настойчиво заставляли Мелинду украшать вышивкой носовые платки для них буквально дюжинами, и ей приходилось соединять их инициалы в сложнейшие вензеля. Мелинде нравилось заниматься вышивкой, но у нее было еще очень много другой работы по дому, и, если она не успевала, хозяева всегда под любым предлогом препятствовали ее верховым прогулкам на Огоньке, а то и вообще запрещали подходить к нему.

Вероятно, из-за того, что она как раз в этот момент вспоминала о своей лошади, Мелинда поначалу не услышала характерное цоканье лошадиных копыт, но, когда осознала, что это за звук, в панике вскочила на ноги. Бросив быстрый взгляд на дорогу, она поняла, что не стоит опасаться деревенской повозки, едущей в ее направлении, а посмотрев внимательнее, Мелинда даже узнала эту телегу. Повозка принадлежала Дженкинсу, арендатору одной из ферм, принадлежавших дядюшке Гектору. Когда телега подкатила поближе, Мелинда увидела, что на козлах сидел не сам фермер, а его сын Джим, рыжеволосый лихой парень с постоянной дерзкой улыбкой на лице, которого она встречала во время верховых прогулок.

Мелинда непроизвольно подняла руку, и он, потянув вожжи, остановил крупную деревенскую лошадь рядом с ней.

— Доброе утро! — поприветствовал он девушку с деревенским выговором. — Мисс Мелинда, что-то вы рано сегодня.

— Доброе утро, Джим! Куда это ты собрался? — спросила Мелинда слегка взволнованным голосом.

— Сегодня вторник, мисс, и я должен ехать на рынок в Леминстер.

Мелинда вздохнула с облегчением.

— Пожалуйста, Джим, возьми меня с собой!

Как я, глупая, не подумала об этом раньше!

— В чем же дело, мисс? Добро пожаловать, правда, моя телега не очень подходящий экипаж для благородной дамы.

У Мелинды совершенно не было времени спорить с этим увальнем. С видимым чувством облегчения она подала ему свой багаж и, поставив ногу на колесо, вскарабкалась на высокий ящик, стоящий рядом с Джимом. Голое деревянное сиденье во всех отношениях было очень неудобным, но все же это было гораздо лучше, чем плестись пешком.

— Спасибо тебе, Джим! — проговорила Мелинда с такой горячей благодарностью в голосе, что парень уставился на нее с удивлением.

— Да мне это ничего не стоит, мисс, только что скажет господин сквайр, если узнает, что вы ехали в моей телеге?

— Надеюсь, он этого никогда не узнает, — ответила Мелинда. — Ах, Джим, я не могу тебе ничего объяснить, но давай поторопимся в Леминстер. Я никогда бы не подумала, что смогу встретить кого-нибудь на дороге в столь ранний час.

— Я должен быть там как раз к открытию рынка, — объяснил Джим. — Если я окажусь там пораньше, то продам товар подороже.

Мелинда обернулась и увидела, что повозка была уставлена деревянными клетками с курами, корзинами с яйцами и большими кругами масла домашнего приготовления, обернутыми в льняную ткань.

— Который час? — спросила она у Джима. — В Оукле, наверное, уже многие проснутся, когда мы приедем?

— В такой час немногие, — ответил Джим. — Они там все лентяи, в Оукле.

— Джим, я не хочу, чтобы меня кто-нибудь увидел, — проговорила Мелинда, — и мне не хотелось бы доставлять тебе неприятности за то, что ты взял меня в попутчицы.

— Вы хотите сказать, что господин сквайр не знает, что вы отправились в Леминстер? — спросил Джим.

Мелинда некоторое время колебалась, прежде чем сказать ему правду.

— Нет, Джим, он не знает.

— И вы думаете, что господин сквайр разозлится, когда это узнает? — настойчиво продолжал расспрашивать Джим.

— Боюсь, что да, — ответила Мелинда. — Но я не хочу, чтобы он направил свой гнев и на тебя.

— Я-то ему ничего не скажу, — решительно произнес Джим, — и не бойтесь, найдется немного народу, кто захочет рассказать господину сквайру что-нибудь такое, что приведет его в бешенство.

— Надеюсь, Джим, — согласилась с ним Мелинда. — Возможно, никто и не увидит меня на твоей повозке, а если и увидит, то не решится сообщить моему дяде.

Это была весьма призрачная надежда, но Мелинда уцепилась за нее. Кроме того, уверяла она себя, если кто-нибудь и увидит какую-то женщину, сидящую на деревенской телеге рядом с Джимом Дженкинсом, он вряд ли сможет заподозрить, что эта женщина — юная леди из Холла.

Когда они проезжали через Оукл, Мелинда наклонила голову пониже и надеялась лишь на то, что поля шляпы скроют ее лицо. Когда они достигли окраины деревни, она облегченно вздохнула.

— Все в порядке, — сказал Джим. — Я же говорил вам, что все они в Оукле лентяи.

Когда они прибыли в Леминстер, еще не было и пяти часов. Джим хотел отвезти Мелинду на железнодорожный вокзал, но она отказалась, зная, что вокзал находится неподалеку от рыночной площади, и посчитав, что будет безопаснее, если последнюю часть пути она преодолеет в одиночестве.

— Спасибо тебе, Джим! — сказала Мелинда, подавая руку. — Я так тебе благодарна за твою помощь. Надеюсь, никто не обвинит тебя в пособничестве моему исчезновению.

— Они не смогут этого сделать, мисс, — ответил Джим. — Удачи вам. — Он сердечно пожал ей руку, одарил хитрой улыбкой и отправился вытаскивать из задней части телеги торбу для своей лошади.

Мелинда медленно пошла прочь, чувствуя, что позади оставляет своего последнего друга.

Она думала о том, что деревенские жители отличаются изрядной деликатностью — ведь Джим ни единым вопросом не попытался выведать причины ее побега, а просто воспринял ситуацию, как она есть. Большую часть пути они проехали в полном молчании, и это дало ей возможность собраться с мыслями и подготовиться к предстоящим испытаниям.

Мелинда добралась до железнодорожного вокзала и там узнала, что ночной экспресс, прибывающий с севера, остановится в Леминстере в шесть часов. Она прошла в билетную кассу и справилась о цене билета до Лондона. Мелинда пришла в ужас, когда узнала о разнице в ценах за билеты в открытом и в комфортабельном вагоне высшего класса. На какое-то мгновение она даже заколебалась, но потом решила, что было бы глупо сэкономить на поездке, но приехать в Лондон грязной и закопченной и безнадежно испортить ее единственное приличное платье.

Если она собирается найти себе место, то обязательно должна выглядеть прилично, поэтому Мелинда хоть и с трудом, но все-таки заставила себя отдать кассиру целых четыре монеты из своих золотых соверенов, за что получила лишь несколько шиллингов сдачи и выписанный от руки билет на поезд.

Имея в запасе почти целый час, она первым делом пошла в дамскую комнату ожидания, чтобы почистить свою одежду. Затем, почувствовав, что голодна, Мелинда отправилась на поиски места, где можно было бы поесть. Она заметила около здания вокзала булочную, из которой доносился запах свежевыпеченного хлеба.

Она купила себе две сдобные булочки по одному пенни за каждую — больших, только что из печи и покрытых слоем засахаренной смородины; затем она вернулась с ними в дамскую комнату и уже там жадно их проглотила. Не слишком питательный завтрак, подумала Мелинда, но кто знает, где и что она поест в следующий раз.

Из-за нервного напряжения тревожные мысли переполняли голову Мелинды: а вдруг поезд сломается где-нибудь по дороге и не прибудет на станцию; а вдруг кто-либо, кто знаком с дядей Гектором, узнает Мелинду и помешает ей уехать в Лондон? Клерк в билетной кассе посмотрел на нее с удивлением, когда она попросила только один билет, и это также сильно ее обеспокоило. Правильная речь и приличная, хотя и несколько поношенная одежда однозначно выдавали в ней девушку из благородной семьи, которой не подобает путешествовать в поезде одной.

Всякий раз, когда в комнате ожидания открывалась дверь, Мелинда со страхом смотрела на вновь входящих, однако ее опасения оказались напрасными, так как появились лишь две здоровенные молодые деревенские девки, которые, как она поняла из их разговора, отправлялись на следующую станцию скорее ради забавы, чем по необходимости.

Однако когда наконец, издавая громкий свист, пыхтя, выпуская клубы пара и изрыгая дым, поезд медленно въехал на станцию, откуда-то вдруг появилось множество людей. Тут были и носильщики, и пассажиры, и железнодорожные служащие, а больше всего любопытных мужчин, женщин и детей, которые, несмотря на столь ранний час, пришли просто поглазеть на чудо нового времени — железнодорожный поезд.

По мере того как поезд подходил к платформе, присутствующие приходили в сильнейшее возбуждение, близкое к истерическому. Носильщики орали, пассажиры толкали друг друга, хотя не было никаких причин для спешки.

Почти против ее воли Мелинду подхватило людское течение и понесло вперед, а затем кто-то помог ей сесть в вагон. После нее втиснулось еще пять человек, и дверь с шумом захлопнулась.

Место Мелинды оказалось у окна, в дальнем конце вагона. Напротив нее расположился какой-то пожилой господин, закутанный в толстый твидовый плащ: по-видимому, он опасался холода, несмотря на то что стояло лето. У его жены на лицо была опущена вуаль, а одета она была в плащ, обильно украшенный черным янтарем. На голове у дамы была шляпка в тон с остальной одеждой.

Остальные пассажиры были мужчинами. Мелинда отнесла их к типу деловых, хотя она мало была знакома с подобными людьми. Однако ее предположения подтвердились, когда они повели между собой разговор о сделках и покупателях. Один из них даже продемонстрировал несколько образцов шерстяных тканей, качество которых, как он сам не без гордости заявил, заставит глаза лавочников вылезти на лоб, когда он доберется до Лондона.

На платформе волнение, казалось, нарастало, пока наконец, сопровождаемый огромными клубами дыма, проплывающими мимо окон, пронзительно звучащими свистками, громкими голосами и машущими руками, поезд не двинулся медленно по рельсам. У Мелинды перехватило дыхание. Ей удалось! Она убежала! Этот поезд, который мог мчаться быстрее, чем любая из дядюшкиных лошадей, доставит ее прямо в Лондон. Она убежала, и полковник Гиллингем ушел из ее жизни.

Чувство облегчения было настолько велико, что в какой-то момент Мелинде даже захотелось кричать. Гордость заставила ее сдержать готовые хлынуть из глаз слезы, хотя, когда она смотрела в окно, ей почему-то долго все виделось как в тумане. Всю ее охватило какое-то странное чувство. Раскачивающийся вагон, стук колес о железные рельсы, клубы дыма, проплывающие мимо окна, — все это рождало ощущения, которых она никогда не испытывала прежде. Все это было так необычно, и ей стало казаться, что с этого момента ее жизнь должна начаться сначала.

Прикрыв глаза, она попыталась собраться с мыслями и решить, что должна предпринять в первую очередь, когда прибудет в Лондон. Мелинда посчитала, что их поезд должен прийти туда около часа дня. Таким образом, у нее оставалось бы целых полдня после обеда, чтобы подыскать подходящее место для ночлега, а заодно и разузнать, как добраться до агентства, называвшегося «Бюро миссис Бруэр», где, по ее расчетам, она могла бы приступить к поискам работы.

Она не узнала бы названия этого агентства, если бы в свое время не писала различных писем от своей тетки к миссис же Бруэр, когда леди Стейнион требовалась новая экономка.

Через почтовые бюллетени госпожа Бруэр информировала своих адресатов о том, что ее бюро поставляет персонал любой категории для знатного и мелкопоместного дворянства, а по особому заказу может обеспечить и услуги гувернанток и компаньонок по вполне сходной цене.

Мелинда сожалела о том, что во время поспешного бегства из Холла у нее не нашлось времени посмотреть лондонский адрес госпожи Бруэр, но она была уверена, что на месте кто-нибудь да сообщит ей, где находится это бюро.

Она хорошо понимала, что даже если найдет госпожу Бруэр, то неизбежно возникнут определенные трудности при попытке получить место без наличия у нее соответствующих рекомендаций. Но, решила Мелинда в конце концов, будет лучше всего, если она открыто скажет, что приходится родственницей леди Стейнион, в надежде на то, что госпожа Бруэр не вздумает обратиться к ее тетушке для выяснения дополнительных подробностей о ней.

Мелинда начала понимать, что впереди ее ждет намного больше испытаний, чем она предполагала поначалу. Она в отчаянии бросилась бежать из Холла, потому что была напутана, но все-таки она верила — возможно, проявляя излишнюю самоуверенность, — что в будущем сумеет найти работу и не будет вынуждена вернуться в дом своего дядюшки, чтобы не умереть с голода.

«Я должна быть практичной; я должна быть благоразумной, — внушала себе Мелинда. — Я должна осознать — ничто не дается само собой».

Теперь она начала сожалеть, что не взяла билет в открытый вагон, — тогда у нее осталось бы больше денег. Те шесть гиней, которые еще оставались в кошельке, показались бы огромной суммой тому, кто вроде нее ранее не держал в руках больше нескольких шиллингов; однако Мелинда понимала, что этих денег не хватит надолго.

«Я должна остерегаться карманников, — думала она, — ..и мелких воров тоже!»

Оказалось, что существует огромное множество вещей, которые она теперь должна запомнить и держать в голове, на какое-то мгновение она почувствовала, что на нее накатилась волна ужаса. Затем она взяла себя в руки и уверила, что все будет хорошо, что бог защитит ее.

Она попыталась молиться и, должно быть, задремала на несколько минут; когда она открыла глаза, то увидела, что все остальные пассажиры собрались завтракать.

У джентльмена в плаще и его супруги была огромных размеров корзина для пикника, а у деловых — если эти господа действительно были таковыми — пакеты с сандвичами. Чувствуя себя очень голодной, Мелинда теперь жалела, что не купила в булочной больше этих дешевых булочек. Ей казалось, что она не ела целую вечность.

Пожилой господин, сидящий напротив нее, обгладывал крылышко цыпленка. Потом он и его жена поедали клубнику, посыпая ее сахаром из сахарницы с серебряной крышкой и поливая сливками из маленького серебряного кувшинчика. Мелинда наблюдала за этой парой почти с благоговением. Она вспомнила, что не слишком плотно пообедала накануне, а вечером и вообще не ужинала. Израненная спина причиняла ей боль, и она задавала себе вопрос, не усиливаются ли боли в спине оттого, что она голодна?

Мелинда на время закрыла глаза, чтобы не видеть людей напротив, которые ели и ели без остановки.

— Вообще-то я не голодна, — раздраженно сказала дама с вуалью. — От всей этой качки меня тошнит.

— Может, немножко бренди, дорогая? — спросил ее муж.

— Нет, только не бренди! — вскричала дама так, словно ей предлагали не бренди, а мышьяк. — Но, может быть, бокал шампанского.

— Да, да, конечно, — засуетился пожилой господин.

Он достал из корзины для пикника опорожненную наполовину бутылку шампанского и подставил ее на пол у ног Мелинды. Ее обдало запахом цыпленка и клубники, и она остро почувствовала, что голод терзает ее, подобно нестерпимой боли.

Пожилой господин налил в бокал шампанское, а затем сказал жене шепотом, хотя Мелинда отлично слышала каждое слово:

— Дорогая, у нас осталось так много лишнего; как ты думаешь, может, стоит предложить что-нибудь этой юной леди напротив? Очевидно, она не взяла с собой никакой еды.

— Ни в коем случае! — запротестовала жена. — Женщина, которая одна садится в поезд!

Можно представить себе, кем она может быть!

Не смей вообще с ней разговаривать!

Мелинда закрыла глаза. Вот с чем ей придется постоянно сталкиваться в будущем. Одинокая женщина — это всегда повод для подозрений, и поэтому ее следует не замечать и избегать. Она была благодарна этим господам, когда они наконец убрали свою корзину для пикника под сиденье.

— Мы прибываем через час, — услышала Мелинда чей-то голос и определенно решила для себя, что прежде, чем она займется делами, ей надо будет обязательно поесть.

Поезд замедлил движение, и она нетерпеливо выглянула в окно. Внезапно движение совсем прекратилось.

— Почему мы остановились тут? — спросил один из пассажиров.

Его приятель открыл окно и высунул голову наружу.

— Ничего не могу понять, — сказал он. Затем тон его изменился:

— Эй, кондуктор! Я вас зову, кондуктор! Что случилось?

— Не знаю, сэр, — ответ был совершенно исчерпывающим. — Я полагаю, что это может быть вызвано только неисправностью на линии.

Что-то действительно случилось на линии, и их поезд простоял целых пять часов, пока устраняли поломку. Некоторые из пассажиров с большим трудом спускались с высоких ступенек вагонов и прохаживались вдоль поезда, чтобы взглянуть на оползень, который принес с собой кучу камней и засыпал ими рельсы. Мужчины были мобилизованы на расчистку путей. Поезд должен был тронуться сначала через час, потом через два, наконец, через три часа!

Но только по прошествии пяти часов со времени остановки поезд наконец вновь пришел в движение. Все это время делать было совершенно нечего, кроме как бродить по лесам и полям по обе стороны от железной дороги. Мелинда все сильнее и сильнее испытывала чувство голода. В конце концов она заговорила с кондуктором.

— Не подскажете, где здесь можно было бы купить что-нибудь поесть? — спросила она. — К несчастью, я уезжала в спешке и ничего не прихватила с собой.

— Все благоразумные пассажиры берут с собой что-нибудь перекусить, — ответил кондуктор. — Никто не знает, мисс, когда такая вот задержка может случиться на линии.

— Я все это понимаю, — продолжала Мелинда с улыбкой, — но теперь уже слишком поздно быть предусмотрительной, а я очень голодна.

Он взглянул на нее, и Мелинде показалось, что выражение чванливой важности на его лице несколько смягчилось.

— Давайте-ка посмотрим, что я смогу сделать для вас, — ответил он. — У меня самого дочь ваших лет.

Кондуктор отправился в сторону головного вагона, а когда вернулся, то держал в руках большой кусок пирога с деревенской ветчиной и ломоть хлеба с толстым куском сыра.

— Там, в одном из вагонов, едет фермерша, — объяснил кондуктор. — Говорит, везла пирог с ветчиной в подарок своей сестре, но, когда здесь случилось такое, они, пока ждали отправки, почти весь его съели.

— Как это милосердно с ее стороны, — сказала Мелинда. — Как бы мне расплатиться с ней?

— Я думаю, она бы обиделась, предложи вы ей деньги, — уверенно заявил кондуктор. — Когда я рассказал, что молодая дама, которая едет в нашем поезде, попала в затруднительное положение, она немедленно заявила, что хочет помочь.

— Пожалуйста, передайте ей большое, большое спасибо! — попросила Мелинда.

Это было так не похоже на отношение той пожилой пары из ее вагона. Потом Мелинда поела, и еще никогда в жизни еда не казалась ей столь вкусной.

Поезд наконец тронулся, но двигался очень медленно. Солнце уже село, и день клонился к вечеру, когда они в конце концов прибыли на Юстонский вокзал в Лондоне.

— Ну, слава богу, мы наконец-то доехали! — сказала дама с вуалью. — Более отвратительной поездки в жизни своей не помню. В следующий раз я воспользуюсь только экипажем.

— Я знал, дорогая, что ты всегда отдаешь предпочтение карете, — ответил мягко ее муж. — Поездки по железной дороге не для благородных дам.

— Разумеется, нет, — продолжала его жена. — О корзине для пикника не беспокойся. Отдадим распоряжение лакею, и он заберет ее, когда мы найдем карету.

— Да, а носильщик пока присмотрит за ней, — заключил пожилой господин. — Не тревожься, Гертруда. Ты ведь знаешь, что на вокзалах ты всегда излишне нервничаешь.

— Ну, это уж точно в последний раз, когда я согласилась ехать поездом, — твердо заявила ему жена.

— Ты уже говорила это в прошлый раз, — напомнил ей муж. — Но я полностью согласен с тобой. Надо вернуться к старой доброй карете, а еще лучше всего, к собственному экипажу и ехать маленькими перегонами.

— А мое мнение таково, что поезда скоро прекратят свое существование, — сделала всеобъемлющее заключение эта дама. — Общественность просто откажется от переездов с такими неудобствами.

Мелинда едва прислушивалась к их беседе.

Она напряженно и внимательно смотрела в окно. На вокзале, казалось, сосредоточилась огромная масса людей. В первый момент она даже почувствовала настоящий испуг. Было уже довольно поздно. Нечего и думать о том, чтобы ехать в бюро миссис Бруэр в столь поздний час.

Мелинда подумала, что можно было бы поинтересоваться у парочки напротив, не знают ли они какие-нибудь приличные меблированные комнаты. Она собралась с духом, и сразу после того, как дверь купе открылась и деловые джентльмены уже выходили из вагона, она проговорила слабым, испуганным голосом:

— Я… я хочу спросить… не могли бы вы… сказать мне…

Дама в вуали бросила на нее уничтожающий взгляд.

— Нет! — ответила она враждебно. — Мы ничего не сможем вам сказать. — И она величаво выплыла из вагона, сопровождаемая своим мужем.

Мелинда покидала вагон последней. По перрону распространялся запах дыма, шумел паровоз, кричали носильщики. Все это, казалось, оглушило девушку.

— Носильщик? Носильщик? Вам нужен носильщик, мисс?

— Нет… нет, благодарю, — ответила Мелинда, и, захватив свой саквояж, она влилась в поток других пассажиров.

Ей показалось, что все куда-то безумно спешат. Она шла по платформе гораздо медленнее.

— Ваш билет, мисс?

Ей пришлось поставить свой багаж и открыть кошелек, чтобы достать билет. Доставая билет, она оглянулась и заметила, что покидает платформу почти последней. Сойдя с платформы, народ спешил к длинной цепочке темных экипажей. Мелинда остановилась, оглядываясь вокруг. Наверняка должен быть кто-то, у кого она могла бы все узнать, — например, священник.

А потом тихий, очень приятный женский голос рядом с ней произнес:

— Вы так оглядываетесь, будто что-то потеряли. Не могла бы я вам чем-нибудь помочь?

Мелинда обернулась. Незнакомая дама, просто, но со вкусом одетая, с сочувствием смотрела на нее. На вид ей было около пятидесяти.

— Я… боюсь, что я… я впервые в Лондоне, — пробормотала Мелинда, чуть ли не извиняясь. — Я просто… я просто хотела узнать… может быть, кто-нибудь посоветовал бы мне… где можно снять меблированную комнату только на одну ночь.

— Что же, у вас нет здесь ни друзей, ни родственников? — сочувственно спросила женщина, что как-то успокоило Мелинду.

— Боюсь, что нет, — ответила девушка. — Я… я приехала в Лондон, чтобы найти работу.

Поезд задержался, и сегодня вечером я уже не смогу попасть в бюро, где мне могли бы предложить место.

— Нет, разумеется, не сможете, — сказала пожилая дама. — И поэтому вы хотите снять комнату?

Мелинда кивнула.

— Только на одну или две ночи, — пояснила она, — пока я не найду какую-нибудь подходящую работу.

Наступило молчание, и так как дама ничего не ответила, Мелинда спросила у нее с отчаянием:

— Может быть… вы знаете… где это?

— Думаю, что я просто обязана вам помочь, — ответила дама. — Это очень непредусмотрительно с вашей стороны — приехать подобным образом в незнакомый город, даже не зная, где в нем можно остановиться. У вокзала стоит мой экипаж. Если вы поедете со мной, я отвезу вас в такое место, где вы могли бы остановиться сегодня на ночь.

— Вы очень добры, — ответила Мелинда с благодарностью. — Надеюсь, это не причинит вам лишних хлопот? Я имею в виду… Ведь вы кого-то встречаете.

— Я расскажу вам об этом, когда мы сядем в карету, — сказала дама. — У вас есть багаж?

— Только это, — ответила Мелинда.

— Тогда пойдемте, дорогая. Нам нужно только чуть-чуть пройти пешком.

Экипаж оказался весьма изящным, с кучером на козлах, а лошадь, как оценила Мелинда с первого взгляда, была хорошей породы и очень ухоженной. Дама пригласила Мелинду сесть в карету, а затем и сама уселась рядом с ней.

— Вы действительно никого не собирались сегодня встречать? — спросила Мелинда.

Дама печально вздохнула.

— Я очень часто прихожу сюда, — ответила она. — Видите ли, моя дочь — она примерно вашего возраста — собиралась приехать в Лондон с севера. Я пришла встречать ее на вокзал, но она так и не приехала, и больше я о ней ничего не слышала.

— Но это ужасно! — воскликнула Мелинда.

— Я так и не узнала, что с ней случилось, — продолжала дама печальным голосом. — Вот почему я прихожу на вокзал, надеясь, всегда надеясь, что в какой-нибудь день моя дочь вернется и я найду ее там.

— Я очень сочувствую вам, — сказала Мелинда. Она всем сердцем сочувствовала пережившей тяжелую утрату матери, но где-то в глубине души у нее шевельнулась мысль, что, вероятно, дама от перенесенного горя стала немного не в себе.

— Иногда мне удается помогать молодым девушкам, как вам сегодня, — продолжала дама. — И когда я помогаю им, то становлюсь немножечко счастливее. Вы понимаете меня?

— Да, конечно, понимаю, — ответила Мелинда. — Я очень вам благодарна. Хотя и сожалею, что вы встретили меня, а не свою дочь.

— Какие добрые слова, — сказала дама. — Но теперь хватит о моих бедах. Расскажите мне о себе. Ваши родители живут в сельской местности?

— У меня нет родителей, — ответила Мелинда. — Они погибли в дорожном происшествии.

— И именно поэтому вы приехали в Лондон? — продолжала свои расспросы дама.

На какое-то мгновение Мелинда заколебалась, но потом подумала, что если упомянуть своего дядюшку, то это может оказаться опасным и для ее новой знакомой.

— Да, именно поэтому, — ответила она. — У меня нет денег, и я обязательно должна найти какую-нибудь работу. Может быть, вы могли бы подсказать мне адрес бюро миссис Бруэр?

— Об этом мы подумаем завтра, — ответила пожилая дама. — Сколько вам лет?

— Мне восемнадцать, — сказала Мелинда, — и я уверена, что смогла бы учить детей. Кроме общих предметов, я могу рисовать, играть на фортепьяно, а если я буду заниматься с ребятишками из сельской местности, то могла бы учить их и верховой езде.

— Ну, теперь я уверена, что мы сможем найти для вас подходящее место, — сказала дама. — Вероятно, сейчас нам самое время познакомиться.

— Да, разумеется, — улыбнулась Мелинда в ответ. — Меня зовут Мелинда Стейнион.

— Какое чудесное имя! — воскликнула дама. — А я — миссис Элла Харкорт. Ну не счастье ли, что мы с вами встретились?

— Да, действительно, — согласилась Мелинда.

Все это время они ехали по ярко освещенным улицам. Мелинде безумно хотелось выглянуть в окно и рассмотреть все вокруг, но она подумала, что это, наверное, было бы невежливо с ее стороны, и поэтому ограничилась несколькими взглядами по сторонам.

Миссис Харкорт, казалось, готова была расспрашивать девушку бесконечно. Но внезапно Мелинда почувствовала страшную усталость.

Это был очень длинный день, а ведь всю предыдущую ночь напролет она не спала. Она вдруг заметила, что отвечает на расспросы почти автоматически. Наконец экипаж остановился.

— Мы приехали, — проговорила миссис Харкорт. — Я вижу, вы очень устали. Я хочу отвести вас наверх и уложить в постель, а завтра мы можем поговорить обо всем.

— Да, конечно, — сказала Мелинда. — И благодарю вас за ваше доброе отношение ко мне.

Простите, если я сказала что-нибудь невпопад.

Просто я чувствую, что засыпаю.

— Бедное дитя! — сочувственно проговорила миссис Харкорт. — Ну, пойдемте.

Она сошла на тротуар. Мелинда последовала за ней. Они оказались на тихой улице, по обе стороны которой располагались особенно дорогие особняки — у каждого дома вход был оформлен в виде портала. Обе дамы поднялись по ступенькам, и, как только добрались до двери, она открылась. Лакей в ливрее провожал какого-то благородного господина, на голове у которого был цилиндр, слегка сбитый набок, а одет он был во фрак с очень высоким белым воротничком. В петлицу его фрака была вдета желтая гвоздика. Он поднес руку миссис Харкорт к губам, одновременно отводя монокль от правого глаза.

— Я уже подумал, что мы не встретимся, миледи, — сказал он весьма учтивым тоном.

— Меня не было дома, как может видеть ваша светлость, — ответила миссис Харкорт.

— Да, да, понимаю! — медленно и со значением произнес незнакомый джентльмен.

Он взглянул на Мелинду. В совершенно сонном состоянии она также подняла на него глаза.

Она вдруг подумала, что никогда еще не видела мужчину, который бы столь походил на сатира, мужчину с более похотливым лицом. Возможно, на деле это было и не совсем так, но он произвел на Мелинду именно такое впечатление.

— Представьте меня!

Эти слова прозвучали почти как приказание, но миссис Харкорт быстро ответила:

— Эта юная леди, которую я только что встретила на железнодорожном вокзале, очень устала, милорд. Это ее первый визит в Лондон, и единственное, о чем она сейчас мечтает, — это выспаться. Надеюсь, ваша светлость извинит нас.

— Представьте меня!

Слова он произносил медленно и властно, и Мелинде показалось, что госпожа Харкорт слегка волновалась, когда отвечала.

— Мелинда, это лорд Ротэм, мой… мой старый друг. Мисс Мелинда Стейнион.

Лорд Ротэм взял обе руки Мелинды в свои.

— Ах, ваш первый приезд в Лондон, дорогая!

Ну, тогда мы должны сделать его очень приятным. Я думаю, что нам непременно стоит узнать больше друг о друге.

Он крепко сжал ее руки, стараясь заглянуть Мелинде в лицо. Свет из зала освещал лицо господина Ротэма, и она могла заметить темные круги вокруг его глаз, полные губы. Мелинда попыталась убрать руки.

— Благодарю, — прошептала она, — но…

— Как я уже сказала, Мелинда устала, ваша светлость, — вмешалась госпожа Харкорт, и в ее голосе прозвучали резкие нотки.

— Слышу, слышу, дорогая, — ответил лорд Ротэм. — Очень милое лицо. Юное, неиспорченное, невинное!

Мелинда почувствовала, как его глаза заскользили по ней, и она еще раз с усилием попыталась вырваться.

— Завтра, моя дорогая Мелинда! — сказал лорд Ротэм и поцеловал ее руки.

Мелинда сняла перчатки еще в карете и теперь почувствовала кожей прикосновение его губ, теплых и весьма настойчивых. Это вселило в нее безотчетный страх. Мелинда выдернула свои руки из рук господина Ротэма и мимо госпожи Харкорт протиснулась в зал.

— Вы не имеете права, ваша светлость, — с гневом в голосе сказала госпожа Харкорт.

Затем Мелинде показалось, будто она услышала ответ господина Ротэма:

— Я зайду завтра. Скажите Кэт, что эта девушка моя!

Но, конечно, говорила себе Мелинда, она наверняка ошиблась.




Глава 3


Двухколесный экипаж остановился возле ярко освещенного здания на Принс-стрит. Элегантный молодой человек с гарденией в петлице фрака вышел из экипажа, бросив кучеру полгинеи, которую тот проворно подхватил, и на: правился к входу, по обе стороны которого стояли одетые в вычурные ливреи швейцары. Они были крепкими, мускулистыми парнями и имели весьма грозный вид, недвусмысленно говорящий любому входящему, что в их обязанности входит не только открывать дверцы экипажей или подзывать наемные кареты для отъезжающих гостей.

Капитан Жервез Вест кивнул одному из швейцаров, который поприветствовал его, в то время как другой швейцар поспешил постучать в запертую дверь. Небольшая панель на двери сдвинулась, и на капитана Веста уставились два глаза. Затем «глазок» закрылся, и входная дверь немедленно распахнулась.

— Добрый вечер, капитан! Приятно видеть вас, — бодро приветствовал его учтивый служитель.

Капитан даже не потрудился ответить ему.

Он прошел вниз по длинному, наподобие тоннеля, коридору, а затем поднялся до короткому пролету устланной коврами лестницы и вошел в большой, ярко освещенный салон. В салоне стоял гул голосов, прерывающийся время от времени безудержным смехом, что создавало атмосферу беззаботного веселья.

В конце комнаты, куда вошел капитан, располагался американский бар, где можно было отведать коктейлей под такими названиями, как «Щекотатель десен», «Вырви глаз»и «Оживитель трупов». Но капитан смотрел лишь на возвышение в другом конце этой комнаты, на котором был установлен обитый бархатом трон. Сидящая на нем дама, окруженная несколькими привлекательными молодыми женщинами, была не кто иная, как известная королева ночной жизни Лондона Кэт Гамильтон.

Она была огромной уродливой женщиной; газовые люстры, освещавшие салон, бросали свет на ее сверкающие драгоценности, а зеркала многократно повторяли ее чудовищный силуэт.

Каждый в Лондоне знал Кэт: она была одной из достопримечательностей города для заезжих иностранцев.

Войдя в комнату, капитан Жервез Вест поприветствовал кивком головы нескольких своих титулованных друзей, включая маркиза Хартингтона, помахал рукой нескольким членам парламента и увидел, что обычный набор официальных лиц наслаждается обществом в высшей мере притягательных женщин, которыми славился салон Кэт Гамильтон.

Как только капитан Вест подошел к сидящей на троне Кэт, ведущей в тот момент рокочущим голосом беседу с каким-то довольно развязным молодым аристократом, угощавшим ее шампанским, она тут же повернулась в его сторону с неподдельной радостью.

— Я только что говорила его светлости, — заметила она, — что не видела в своем салоне ни вас, ни вашего друга маркиза уже целую неделю.

Где же вы пропадали? Мой салон без вас превращается в весьма унылое место.

— Мне тоже вас не хватало, Кэт, — улыбнулся капитан. — С каждым разом вы выглядите все восхитительнее. Не доставите ли вы сегодня вечером нам всем удовольствие увидеть вас в одной из ваших знаменитых поз?

Это была очень старая шутка, которая неизменно вызывала у Кэт приступы неудержимого, доходящего до колик хохота, когда всю ее сотрясало, как бланманже. Когда-то она начинала свою головокружительную карьеру, часами простаивая обнаженной в так называемых пластических позах, и это зрелище было одной из самых главных достопримечательностей Лондона лет двадцать назад.

— Только если вместе с вами, — с притворной скромностью отвечала Кэт. — Знаете, я уже чересчур стара для подобных представлений. Но у меня есть две девицы, которые, между прочим, только что прибыли из Парижа, так вот они на будущей неделе будут в Лондоне настоящей сенсацией. Я могла бы устроить для вас и вашего друга частный сеанс, если, конечно, вы заинтересуетесь.

— Конечно, заинтересуемся! — воскликнул капитан Вест. — Но только сначала я хотел бы поговорить с вами, Кэт, с глазу на глаз. Поверьте, дело не терпит отлагательств.

Кэт Гамильтон удивленно взглянула на него.

Казалось, она вот-вот откажет ему, но затем, поставив свой бокал с шампанским на столик, она обратилась к одной из молодых дам, которые стояли подле нее, словно фрейлины вокруг знатной особы.

— Прошу тебя, Рози, присмотри за всем, пока я не вернусь, — сказала она. — Не допускай беспорядка, а если возникнут какие-нибудь затруднения, пошли за мной.

— Все будет в порядке, мадам, — пообещала Рози, с видимым удовольствием усаживаясь на бархатный трон, который Кэт только что освободила.

Для того чтобы Кэт вразвалку пересекла полированный пол до двери, которая вела в ее личные апартаменты, потребовалось некоторое время, тем более что каждый хотел перемолвиться с ней словом, начиная с лорда Моуэна, известного задиры и дуэлянта, до добродушного, но непроходимо глупого мистера Бобби Шафто, который был известен лишь тем, что однажды помог маркизу Гастингсу выпустить двести крыс на танцевальной площадке у Мотта.

Наконец Кэт добралась до двери, которая отделяла салон от коридоров, ведущих в частные комнаты и в личную гостиную Кэт. Только избранные из избранных знакомых Кэт, высокие иностранные гости и некоторые молодые люди, кому она персонально покровительствовала, могли получить приглашение в этот роскошный будуар, отделанный бархатной драпировкой, в котором из мебели были лишь три огромных, обитых атласом дивана: один — небесно-голубого цвета, другой — угольно-черный и третий — красный.

— Садитесь, прошу вас, капитан, — пригласила Кэт. — Чувствуйте себя как дома. Что будете пить?

— Благодарю вас, но я выпью немного позже, — ответил капитан Вест. — Мне очень нужна ваша помощь, Кэт, но я боюсь, что прежде, чем я изложу вам суть дела, кто-нибудь может вломиться и прервать меня.

— Об этом можете не беспокоиться! — заверила его Кэт. — Допуск в мой салон разрешен исключительно людям из высшего общества. В отличие от других злачных мест, которые во множестве расплодились по городу и пытаются составить мне конкуренцию. Я говорю каждому, кто напоминает мне об этих заведениях, что им лучше сразу закрыться.

— Ну, вы можете не волноваться, они успеха не добьются, — сказал капитан Вест. — Есть только одна Кэт и только в одном заведении, в котором каждый из ваших посетителей может получить удовольствие от приема, не рискуя стать посмешищем или быть вовлеченным в скандал.

— Это правда, — почти с облегчением сказала Кэт. — Я ни за что не допущу, чтобы у меня в салоне произошел скандал, вы ведь знаете это.

Она опустилась на черный диван, который натужно заскрипел под ее тяжестью.

— Ну, так что вас привело ко мне? — спросила Кэт.

— Проблемы возникли не у меня, — сказал капитан Вест, — в затруднительное положение попал Чард, и я думаю, что вы, Кэт, единственный человек, кто может ему помочь.

— Деньги или женщина? — с грубой прямотой спросила Кэт.

— Не то и не другое, — ответил капитан. — Все дело в его мачехе.

— Вдовствующая маркиза? — спросила Кэт, и ее брови удивленно поползли вверх. — Я слышала, что она страдает каким-то недугом.

— Ну, конечно, вы знаете все на свете, — сказал капитан Вест. — Да, Кэт, она действительно больна и более того, на грани смерти!

— Бедная женщина! — почти с сочувствием проговорила Кэт. — Но насколько мне известно, между ней и ее пасынком особой любви не было.

— Тут вы правы, — подтвердил капитан Вест, — и на это были особые причины. Видите ли, старик — прежний маркиз — оставил все свое состояние жене до конца ее жизни. Он не питал особой любви к сыну; говоря по правде, я думаю, что маркизу была отвратительна сама идея, что кто-то унаследует его состояние. Но независимо от этого, когда старый маркиз умер, мой друг Дрого получил в наследство лишь титул и больше ничего.

— Ну да, теперь, когда ее светлость отойдет в лучший мир, все деньги должны перейти к нему, — сказала Кэт. — Ведь у маркизы не было детей, не так ли?

— Нет, не было, но суть дела как раз и заключается в том, что всем состоянием старого маркиза она может распорядиться как пожелает, — промолвил капитан.

— Понятно, значит, старая вражда еще живет?

— Не совсем, — сказал капитан Вест. — И вот теперь самое время поговорить о той помощи, которую вы можете ему оказать. Дело в том, что вдовствующая маркиза заявила, что оставит своему пасынку все состояние его отца до последнего пенни, но при условии, что он вступит в брак.

Кэт презрительно фыркнула:

— Хочет связать его по рукам и ногам? Да, но он такой человек, который может перегрызть уздечку. Да, именно женитьба может укротить его нрав.

— В том-то все и дело, — сказал капитан Вест. — Маркиз заявил, что пусть он будет проклят, если кто-либо заставит его жениться.

Кэт какое-то мгновение молчала, после чего с язвительным выражением на лице проговорила:

— Все еще питает страсть к леди Алисе Сент-Хелиер, не так ли?

Капитан Вест казался удивленным, но затем рассмеялся.

— Черт вас возьми, Кэт! Наверное, нет такого секрета во всей Англии, который бы вам не удалось рано или поздно разнюхать!

— Дорогой мой мальчик! — ответила Кэт. — Мужчины, которые пьют, любят поболтать. А мужчины, которые ходят в мой салон, пьют все поголовно — другие ко мне не ходят. Это же очень просто!

— Понимаю, — сказал капитан Вест с улыбкой, сдержать которую он был не в силах. — Ну, ладно, раз уж вы осведомлены обо всем, вы должны знать всю правду до конца. Маркиз поклялся, что коль скоро он не может быть вместе с леди Алисой Сент-Хелиер, то он никогда и ни на ком не женится. Но в то же время есть маркиза, которая находится на краю могилы — по крайней мере, так заявляют ее доктора — и которая отказывается поставить свою подпись под завещанием до тех пор, пока близко не познакомится с законной женой маркиза. Заметьте, не с невестой, а с женой! Если бы речь шла о помолвке, можно было бы после похорон маркизы легко отвертеться от женитьбы. Так нет же! В завещании говорится именно о женитьбе! Более того, она ставит условие: если невеста будет найдена, бракосочетание должно обязательно состояться в спальне маркизы.

— Ну, какова — не дает ни одного шанса обойти, — заметила Кэт. — Видно, она уверена, что ее пасынок весьма скользкий субъект, который может выкрутиться из самой запутанной ситуации.

— В прошлом он, может быть, так и сделал бы, — согласился с Кэт капитан Вест. — Но ведь вы знаете, что, несмотря на всю свою необузданность, мой друг по натуре глубоко порядочный человек. Куда как проще было бы для него, учитывая его внешность и титул, заполучить какую-нибудь бледнолицую молоденькую девицу из тех, что вьются вокруг Мэйфера под присмотром своих важных мамаш, стремящихся пристроить их замуж. Но маркиз на это не пойдет.

В какой-то момент он уже было вообще собрался послать маркизу вместе с ее деньгами к черту или куда подальше.

— Глупее этого он ничего и придумать бы не мог, — заметила Кэт. — Деньги есть деньги, откуда бы они ни взялись.

— Ну, примерно так я и сказал ему, — ответил ей капитан Вест. — Но я думаю, что если он и будет пытаться что-либо делать, то исключительно в надежде заполучить Чард.

— Свой дом? — осведомилась Кэт.

— Да, его дом и огромное имение в Хартфордшире, — подтвердил капитан. — Он любит этот дом. Это то, что придает смысл его жизни. У него было безрадостное детство — мать умерла, отец изводил своей грубостью, а мачеха просто ненавидела его. Но несмотря на все эти горести, у Дрого был Чард — и отец, и мать, и семья в одном лице. Мой друг не перенес бы такой утраты.

— Так что же он все-таки собирается делать? — спросила Кэт. — И чем я могу помочь, если он намеревается что-то предпринять?

— Ну, вот мы и подошли к сути дела, — сказал капитан Вест, подаваясь вперед. — У нас есть идея, но осуществить ее мы сможем лишь с вашей помощью.

— Что за идея? — спросила Кэт.

— Маркиз женится, и женится в спальне вдовы, как она и требует в своем завещании, — объяснил капитан. — Но священник будет не настоящим, а вы должны будете подыскать для этого бракосочетания подходящую невесту.

На какое-то мгновение огромный рот Кэт широко открылся, что подчеркнуло ее двойной подбородок, покоящийся на огромном безвкусном бриллиантовом колье, которым была украшена ее шея. Затем она откинула голову и расхохоталась.

— Разрази меня гром, если у этого человека не найдется всегда туза в рукаве! — воскликнула Кэт. — И могу поклясться, что вдова угодит в яму, которую сама же и вырыла! Но неужели она не догадается?

— А как она может догадаться? — возразил ей капитан Вест. — У нас есть подходящий человек на примете. Он служил в нашем полку, и мы просто хохотали до упаду, когда во время мессы он изображал священнослужителя. Видите ли, его отец был викарием в какой-то богом забытой деревушке в Нортумберленде, и он прекрасно знает обряд бракосочетания! Но вот найти невесту для этой цели будет нелегко!

— Да, невеста в этой церемонии играет немаловажную роль, — заявила Кэт.

— Она должна быть такой девушкой, которая будет выглядеть достойной отведенной ей роли; кстати, на этом очень настаивает сам маркиз, — продолжал капитан. — Он утверждает, что вдова почувствует подлог, если предназначенная в жены девица будет смахивать на простолюдинку или, того хуже, уличную девку. Маркиза должна увидеть перед собой настоящую леди, Кэт, и, конечно, облаченную в соответствующий наряд.

— Вы требуете чересчур многого, — заметила Кэт.

— Если уж вы не сможете нам помочь, я не знаю, к кому нам тогда обратиться, — сказал капитан Вест. — В конце концов, Кэт, самые красивые женщины Лондона находятся в вашем салоне. Наверняка одна из них может сыграть роль благородной девицы и оказаться в то же время достаточно сообразительной, чтобы не выдать себя при общении с маркизой.

— Это все так, но вот в чем дело, — сказала Кэт. — Вы и ваш друг всегда были откровенны со мной, и я, в свою очередь, буду откровенна с вами. Это дело провернуть будет нелегко. Ну, во-первых, Рози, Герти, Гвен, как и большинство из них — ну вы всех их знаете, — выглядят привлекательными и соблазнительными вечером при искусственном освещении, но днем, глядя на них, никогда не скажешь, что они непорочные девы, да и как бы им это удалось? Конечно, после нескольких бокалов шампанского их голоса могут показаться мелодичными, но бог мой, послушали бы вы их за завтраком, когда вы трезвый как стеклышко, — они каркают, как вороны.

— Но, Кэт, послушайте, ведь должна же среди них найтись хотя бы одна девица, способная изобразить леди, — почти с отчаянием проговорил капитан Вест. — Вы можете одеть ее подобающим образом, придать ей приличный вид, а свой рот она может подержать на замке. Неужели это так уж невозможно? Ей совсем не обязательно вступать в разговор с женщиной, находящейся на смертном одре.

— Хорошо, ну и что потом? — спросила Кэт. — Я, конечно, выбираю своих девушек не по уму, а по внешним данным, но ни одна из них не окажется столь глупа, чтобы не понять своей выгоды, если она заполучит такой шанс. Ведь, если об этом пройдет слух по городу, это не прибавит маркизу веса в обществе, а даже совсем наоборот, и он должен будет платить бешеные деньги своей подложной невесте, чтобы та держала рот на замке.

— Вы имеете в виду шантаж? — спросил капитан Вест.

— Это очень нехорошее слово, — сказала Кэт, — и его не принято произносить в салоне в моем присутствии. Но я слышала, в иных заведениях такие вещи иногда случаются.

— Но что же тогда нам делать? — отчаялся капитан Вест. — На первый взгляд то, что я вам сказал, выглядело недурно, и маркиз считал, что вы единственная, кто мог бы все это успешно устроить. Предполагая, что вы можете не согласиться, маркиз готов уплатить из расчета пять сотен гиней невесте и пять сотен гиней лично вам, Кэт. И, конечно, он оплатил бы все наряды невесты и прочие расходы, которые могли бы возникнуть по ходу дела.

Кэт промолчала, хотя ее глаза слегка заблестели.

— Пожалуйста, подумайте, кто это может сделать, — готовя почву для соглашения, проговорил капитан.

— Я как раз думаю об этом, — ответила Кэт.

Она прошлась по комнате и дернула за медную рукоятку расшитый бархатный шнур звонка, который висел рядом с камином. Почти тут же появился слуга.

— Пришлите ко мне миссис Харкорт, — распорядилась Кэт. — И принесите бутылку шампанского. Мне необходимо выпить.

— Вы считаете, что миссис Харкорт могла бы нам в чем-то помочь? — спросил капитан Вест.

Каждый посетитель салона Кэт Гамильтон знал Эллу Харкорт. Она несла ответственность за другую часть заведения, которым управляла со столь ошеломляющим успехом Кэт. Резиденция Эллы Харкорт находилась в доме на тихой улочке, примыкающей к задней части салона, который соединялся с домом на Принс-стрит длинным подземным ходом. Только самые важные и почитаемые клиенты Кэт имели право посещать так называемый «дом», в который можно было попасть непосредственно из салона. Как бы то ни было, а для полицейских отчетов и случайных посетителей салона два этих дома были абсолютно ничем не связаны.

В ожидании миссис Харкорт Кэт и капитан Вест почти не разговаривали. Капитан Вест знал, что Кэт размышляет о деле, и он, опираясь на свой опыт, решил, что было бы глупо мешать ходу ее мыслей. Он с унынием начинал понимать, что, вероятно, претворение в жизнь хитроумного плана будет не таким простым делом, как это ранее казалось ему и Дрого в гостиной, в доме на площади Гросвенор. Когда они беседовали приглушенными голосами скорее из уважения к вдове, умирающей наверху, чем из опасения, что кто-либо мог подслушать их разговор, решение возникшей перед маркизом проблемы представлялось достаточно очевидным. Теперь оказалось, что для того, чтобы вдова подписала тот чрезвычайной важности документ, надо было преодолеть массу всевозможных препятствий.

В конце концов молчание Кэт начало действовать капитану Весту на нервы.

— Кэт, вы должны что-нибудь придумать, — сказал он, и голос его звучал уже почти резко. — В противном случае вдова угрожает оставить все состояние приютам для кошек, которыми она занималась до своей болезни.

— И сколько тогда будет причитаться кошкам? — спросила Кэт.

— Что-то около пары миллионов фунтов, — ответил капитан Вест.

— И все это кошкам! — воскликнула Кэт. — Но почему же не детям? Ведь их полуголодных полным-полно бродит по улицам.

— А почему не законному наследнику? — в свою очередь, задал вопрос капитан Вест. — Я полагаю, что, когда маркиз вступит во владение Чардом, он станет совершенно другим человеком.

— Будет очень прискорбно, если он остепенится и превратится в добропорядочного господина, — ответила с улыбкой Кэт. — Лондон после этого станет весьма скучным местом. Ведь неукротимый лорд Чард — одна из достопримечательностей Вест-Энда. По крайней мере, добрая половина из тех, кто приезжает из провинции, спрашивает у меня в салоне: «А лорд Чард здесь?

Я обязательно хочу взглянуть на него: что он за человек?»

— Мы вместе с ним достаточно покуролесили в прошлом, — сказал капитан Вест. — Но если маркиз останется без единого гроша за душой, в будущем с этим придется навсегда покончить.

— Должна согласиться с вами, со стороны ее светлости это весьма неблаговидный шаг, — продолжала Кэт. — Ну вот наконец и Элла. Посмотрим, что она сможет нам предложить.

Она улыбнулась миссис Харкорт, которая была исполнена невероятного достоинства и выглядела истинной леди. Кэт уже открыла рот, чтобы заговорить с вошедшей, но промолчала, внезапно передумав.

— Теперь, молодой человек, — обратилась она к капитану Весту, — мне хотелось бы побеседовать с Эллой наедине. Прошу вас, подождите пока в комнате напротив. Там сейчас никого нет.

— Отлично, — ответил капитан Вест, поднимаясь. — Добрый вечер, миссис Харкорт! Как в доме, все в порядке?

— Одна из девиц справлялась о вас как раз сегодня утром, — проговорила госпожа Харкорт. — Минуточку, дайте вспомнить, кто это был. Ах да, Лили! Девушка с темными волосами, которой вы были так увлечены месяц назад или около того.

— Передайте ей, что я ее обожаю, — сказал капитан Вест. — И еще скажите, что я появлюсь у нее сразу, как только закончу одно дельце, которое висит на мне. Ну, да Кэт расскажет вам о нем.

Он одарил обеих женщин очаровательной улыбкой и удалился в другую комнату.

— Какой замечательный молодой человек, — проговорила госпожа Харкорт. — Неужели он столкнулся с какими-то проблемами? Или виной всему его озорной друг, маркиз? Должна заметить, они оба такие красавцы, что могут заставить забиться сильнее даже мое сердце, несмотря на возраст.

— Эх, жаль, была бы ты помоложе лет на двадцать, — ответила Кэт почти грубо, — ты идеально подошла бы на эту роль.

— Что за роль? — удивилась миссис Харкорт.

Кэт в нескольких словах поведала ей всю историю, в которую немного ранее посвятил ее капитан Вест.

— Ну, что ты посоветуешь? — заключила Кэт свой рассказ. — Когда я выслушала капитана Веста до конца, мне сразу пришла на ум Лили, но я никогда не доверяла этой девчонке. Она может проболтаться, а это было бы равносильно катастрофе.

— А как насчет Грейс? — наудачу предложила ей миссис Харкорт.

— Я бы не доверила большие деньги девице. такого поведения, — категорически возразила Кэт. — У меня есть совершенно неопровержимые доказательства того, что она не раз обманывала меня; думаю, что и в будущем она не откажется от своих привычек. Не стоит ее вмешивать в это дело, в котором проявляют такую заинтересованность и молодой Чард, и его приятель.

— Ну, тогда больше никого не осталось, — проговорила миссис Харкорт. Потом она немного помолчала. — Постойте! У меня есть неплохая мысль! Пойдем-ка со мной. Я хочу показать тебе одну особу, которую привезла сегодня вечером.

— Я не желаю никуда тащиться, — запротестовала Кэт.

— Ну пойдем же, я уверена, что она тебя очень заинтересует, — настойчиво убеждала ее госпожа Харкорт.

Ворча, Кэт все-таки согласилась, и они двинулись по длинному узкому коридору, прошли через множество запертых дверей и наконец очутились в маленьком зале того дома, в который несколько часов назад попала Мелинда.

Миссис Харкорт провела Кэт вверх по лестнице. В доме царила полнейшая тишина. Все девицы в этот час находились в салоне. На верхней лестничной площадке миссис Харкорт отперла дверь. Единственная горящая свеча стояла у изголовья кровати, остальная часть комнаты была погружена в темноту.

— А вдруг она проснется? — с опаской прошептала Кэт.

Миссис Харкорт отрицательно покачала головой.

— Мы дали ей наше снадобье в молоке, — сказала она. — Девушка проспит до утра. Кроме того, после своей поездки она выглядела смертельно утомленной.

Обе женщины стояли у края кровати. Светлые волосы Мелинды разметались по белой подушке. Она выглядела очень миниатюрной, хрупкой и в высшей степени очаровательной.

Ее длинные темные ресницы покоились на щеках, а руки, лежащие поверх одеяла, были белыми и почти прозрачными. Спящая девушка светилась просто неземной красотой.

На какое-то мгновение в грубом, неприятном и пристальном взгляде Кэт появился проблеск зависти. «Когда-то, — сказала она себе, — и я была молода и невинна. Когда-то — много-много лет назад». Но затем, как будто застыдившись своей сентиментальности, она резко спросила:

— Кто такая?

— Ее имя Стейнион, — ответила миссис Харкорт. — Мелинда Стейнион. Она из северной Англии. Ее родители умерли. Сама она приехала в Лондон в надежде найти работу. Она спрашивала у меня, не знаю ли я бюро миссис Бруэр и не смогу ли завтра подсказать ей, как проехать туда. Она хочет найти место гувернантки.

— Как у нее с речью? — спросила Кэт.

— Говорит как леди, — ответила миссис Харкорт. — Она наверняка благородного происхождения, хотя одета была очень бедно. Мне кажется, она внебрачный ребенок какого-нибудь аристократа.

— Очень может быть, — проговорила Кэт. — Как думаешь, она согласится сыграть роль невесты?

— У меня создалось впечатление, что она испытывает крайнюю нужду в деньгах, — ответила миссис Харкорт. — А пятьсот гиней для такой девушки могли бы означать свободу от необходимости зарабатывать на жизнь, причем на долгие годы.

— С таким личиком, как у нее, — сказала Кэт, — она еще хлебнет горя. Ну, у нас есть потрясающая возможность. Завтра утром расскажешь ей о нашем деле — и смотри, чтобы не было никого поблизости. Не стоит ее пугать — по крайней мере, если она так чиста и непорочна, как кажется.

— Мое впечатление — она совершенно невинна, — сказала Элла Харкорт.

— Тем более не лишай ее этих иллюзий, — продолжала Кэт суровым голосом. — Тебе следует свозить ее к Мерсье, чтобы она приоделась поприличнее. Покупайте все самое лучшее — все равно за туалеты будет платить его светлость.

— На какую сумму я могу рассчитывать, пополняя ее гардероб? — поинтересовалась миссис Харкорт.

— Ах, сумма огромная, — ответила Кэт. — Наша задача — за его деньги так преобразить девицу, чтобы она не уступала дамам из высшего общества. Подумай и о свадебном платье; помни, она должна выглядеть — конечно, насколько это возможно — как знатная леди.

Кэт повернулась к двери и пошла боком, так, чтобы ее необъятные телеса в пышных юбках могли протиснуться через узкий дверной проем.

Она уже почти поднялась по лестнице до верхней площадки, когда Элла Харкорт поспешила вслед за хозяйкой.

— Я кое-что забыла тебе сказать, — заговорила она. — Лорд Ротэм видел ее, когда мы приехали сюда с вокзала. Он пришел в восторг — да ты знаешь, что он за человек, — и сказал, чтобы я передала тебе его просьбу: «Скажите Кэт, что эта девица моя».

Кэт фыркнула.

— Если на свете и существует такой человек, от которого меня бросает в дрожь, так это Ротэм, — сказала она. — Ну а насчет этой девицы скажи ему, что он должен подождать. Мерзкому развратнику это пойдет на пользу.

Кэт спускалась по лестнице, подобно кораблю, идущему под всеми парусами. Когда она добралась до нижней площадки, миссис Харкорт, которая стояла в ожидании, когда Кэт уйдет, услышала ее едва различимый шепот:

— Ротэм и эта девочка! Бедное дитя!

Кэт вернулась к капитану Весту. Он ожидал ее в гостиной с бокалом шампанского в руке.

— Слава богу, Кэт! Я уж подумал, что вы покинули меня, — сказал он. — Я слышал, как вы с миссис Харкорт шли вниз по коридору, а поскольку вас долго не было, я вынужден был отправиться на поиски выпивки.

— Ну и правильно сделали! — воскликнула Кэт. — Мне бы она тоже не помешала.

— Так какой будет приговор? — спросил капитан Вест, наполняя ее бокал.

— Кое-кого мы нашли, — сказала Кэт.

— Нашли! В самом деле, Кэт, вы просто прелесть! Я говорил Дрого, что вы не дадите нам пропасть.

— Она очень молода, и ей придется кое-что объяснить, — продолжала Кэт.

— Ну, это дело остается за вами, — сказал капитан Вест. — А теперь давайте поговорим о бракосочетании. Понимаете, в чем дело, свадьба обязательно должна состояться завтра в полдень.

— Завтра в полдень! — вскричала Кэт. — Да разве мы можем все подготовить так быстро?

— Вдова умирает, — просто сказал капитан Вест. — Не исключена возможность, что она умрет сегодня ночью; мы вынуждены идти на риск, так как при столь высоких ставках неразумно отказываться от игры. Завтра утром Дрого может получить специальное разрешение на брак. Со «священником» мы уже переговорили, а за вами остается только подготовить девчонку.

— Вы не даете нам времени, даже чтобы перевести дыхание, — сказала Кэт резко. — Ведь мы даже не знаем, будет ли согласна девица принять участие в этом деле.

— Если она одна из ваших девиц, вы справитесь с ней без труда, — продолжал капитан Вест. — А теперь я должен закончить наш разговор и отправиться к маркизу, чтобы сообщить, что дело пошло. Если я когда-нибудь попаду в беду, я знаю теперь, к кому обращусь — к вам, Кэт. Благодарю вас, мои старый друг! Вы такая славная!

Он наклонился вперед и поцеловал Кэт в щеку. Кэт просияла.

— Ну, довольно! — Она снова приняла строгий вид. — Все эти словословия только из-за того, что вы добились, чего хотели. Ну, остается только надеяться на то, что наш маленький заговор сработает. Скажите молодому Чарду, что я не приду на это бракосочетание. Не думаю, что смотрелась бы достойно в качестве подружки невесты. Но передайте ему, что девица должна вернуться ко мне сразу же после того, как дело будет закончено. Я не желаю, чтобы она слонялась без дела и вбивала себе в голову всякие глупые идеи.

— Как только завещание будет подписано, она ваша, — сказал капитан Вест, но, помолчав немного, добавил:

— Нет, это не совсем так. Она должна оставаться там до тех пор, пока вдова не скончается. Ее светлость может пожелать увидеть ее, и, если девушки не окажется дома, та сразу почует подвох. Но я уверен, что это вопрос лишь нескольких дней.

— Ну, хорошо. Девушка захочет приобрести многое из одежды, — продолжала Кэт деловым тоном.

— Пошлите счет маркизу. После того как свадьба состоится, он сможет его оплатить, — со смехом ответил капитан Вест.

— Обязательно пошлю, — пообещала Кэт. — И кроме того, сообщите ему, что пятьсот гиней тоже оказались бы очень кстати. Я не люблю ждать, когда речь идет о моем вознаграждении.

— Вам не придется ждать, — пообещал капитан Вест. — Ну а теперь я отправляюсь сообщить жениху эту приятнейшую новость.

Он взял свой цилиндр со стула, на котором оставил его при входе в комнату, небрежно надел и направился в салон. Когда он поравнялся со стойкой американского бара в конце зала, перекидываясь на ходу приветствиями со своими друзьями и несколькими смазливыми девицами, капитан Вест оглянулся и заметил, что Кэт уже вновь заняла свое место на троне. Ее громкий голос прокатился по комнате, призывая нескольких молодых богатых повес заплатить за выпивку, а девиц быть повеселее. Казалось, вместе с возвращением Кэт в комнату вернулось и оживление.

Проходя по длинному коридору вниз, к входной двери, капитан Вест улыбнулся своим мыслям.

— Замечательная женщина! — сказал он сам себе. — Просто замечательная! Интересно, а какова собой будет невеста Дрого?




Глава 4


Мелинда просыпалась медленно, с таким чувством, что возвращается к жизни сквозь тяжелый черный мрак. Медленно она открыла глаза и в первый момент не могла вспомнить, где находится. Потом, когда она слегка пошевелилась, боль от ссадин на плечах и спине слишком живо напомнила ей о жестокости сэра Гектора.

Она вновь сомкнула веки, как будто хотела стереть в памяти горестные воспоминания, затем опять открыла глаза, с усилием села в кровати и осмотрелась вокруг. Из-за штор пробивался солнечный свет. Боль не позволяла ей быстро двигаться, поэтому Мелинда осторожно поднялась с постели и встала на ноги.

В какой-то момент она почувствовала головокружение. Мелинда подняла руку ко лбу. У нее было такое ощущение, будто голова ее была набита чем-то мягким и вязким. Мелинда вспомнила, что однажды она уже испытывала подобное чувство. Это случилось после того, как на верховой прогулке она упала с лошади, и ее нянька дала ей теплого молока с чайной ложкой настойки опия. Помнится, она еще тогда сказала:

— Няня, я чувствую, что заболела! У меня такое впечатление, что голова стала слишком тяжелой и большой для моего тела.

— Это пройдет, дорогая моя, — заботливо ответила нянька. — Я хорошо знаю, что после подобного падения необходим глубокий и длинный сон; доктор скажет, что я правильно поступила, — можешь спросить у него, когда он к нам пожалует.

Мелинда так никогда и не узнала, одобрил ли старый доктор Гаррисон поступок ее няньки, но она навсегда запомнила ту тяжесть в голове и состояние отстраненности от всего мира.

Теперь Мелинда поняла, что ей дала миссис Харкорт прошлой ночью — молоко с чайной ложкой опийной настойки. Но зачем? Ведь она и так была достаточно уставшей, чтобы заснуть естественным образом.

Она раздвинула шторы и чуть не задохнулась от возгласа изумления: на окне были тяжелые железные прутья. В первое мгновение, темные на фоне солнечного света, они напугали ее. Но сразу после этого она рассмеялась над собственной глупостью. Наверняка из-за опийной настойки чувства стали обманывать ее. Разумеется, жители Лондона ставят на окна своих домов решетки, чтобы защититься от грабителей.

Мелинда подошла к умывальнику и налила себе стакан воды. Вода имела затхлый привкус, но тем не менее немного смягчила головную боль и сняла тяжесть век. Двигаясь, как лунатик, она налила холодной воды из фарфорового кувшина в таз и умыла лицо. Теперь наконец она почувствовала, что странное состояние проходит.

— От чего бы я сейчас не отказалась, — сказала она про себя с похвальной практичностью, — так это от завтрака. Как только я поем, мое недомогание пройдет. Уверена, миссис Харкорт хотела сделать как лучше, но в этом не было большой необходимости.

Она оглядела комнату и в первый раз заметила, как сильно отличается то, что она увидела, от первого впечатления накануне ночью. Тогда она была поражена мягким затемненным светом, розовыми драпировками, дорогим ковром и искусно украшенной латунной кроватью. Теперь же, при солнечном освещении, все это показалось ей страшно безвкусным. Она не смогла бы внятно объяснить себе, почему эта обстановка оскорбляет ее вкус, но тем не менее это было так. Было что-то вульгарное в плюшевых стульях, в белом туалетном столике, увенчанном резными голубками, в ламбрекенах на окне, драпированных и обшитых серебряной бахромой.

У Мелинды внезапно возникло желание как можно скорее покинуть эту комнату. Она быстро подошла к двери. «Надо кому-нибудь дать знать, что я уже проснулась», — подумала она и повернула ручку. Дверь оказалась запертой! На какое-то мгновение она едва могла поверить в то, что обнаружила. Она повертела ручку, подергала ее, потом оглянулась через плечо на окно. На окне решетка, дверь заперта! Что все это значит?

Но в тот же момент послышался звук поворачиваемого ключа, дверь открылась, и, как бы желая ответить на все ее вопросы, в комнату вошла миссис Харкорт. Было что-то такое в ее спокойном лице, в ее исполненной достоинства манере держаться, что развеяло страхи Мелинды и заставило ее, хотя миссис Харкорт не сказала ни слова, почувствовать, что она могла бы совершить глупость.

— Доброе утро, дорогая моя! — произнесла миссис Харкорт своим мягким голосом. — Надеюсь, вам хорошо спалось?

— Да… да, очень хорошо, — ответила Мелинда. — Я… я собралась идти разыскивать вас, но дверь оказалась запертой.

— Да, она была заперта, — ответила миссис Харкорт. — Я заперла ее, потому что в данный момент в доме очень много народу, и я побоялась, что кто-нибудь по ошибке может ворваться в эту комнату и разбудить вас. Вы выглядели такой усталой прошлой ночью.

Мелинда открыла было рот, чтобы сказать госпоже Харкорт об опийной настойке, но потом решила, что в этом нет необходимости. В конце концов, ей больше никто не сможет дать это снадобье еще раз, и тогда из-за чего волноваться?

— Вы очень добры, мадам, — поблагодарила она миссис Харкорт. — Я глубоко признательна вам за то, что вы разрешили мне провести ночь в вашем доме. Но теперь я должна ехать и была бы вам чрезвычайно благодарна, если бы вы дали мне адрес бюро миссис Бруэр.

— Я уже отыскала его для вас, — ответила миссис Харкорт. — Но я только что услышала нечто такое, что, думаю, вас заинтересует в большей степени.

— Какое-нибудь место, которое я могу получить? — спросила Мелинда.

— Именно так, — ответила миссис Харкорт. — Но сначала вы обязательно должны позавтракать. Вернитесь в постель. Я скажу одной из горничных, чтобы она принесла вам поесть. Она будет здесь сию же минуту.

Не прекращая разговора, миссис Харкорт открыла дверь и выглянула в коридор, оставив дверь приоткрытой. Так как Мелинда была неодета, ей ничего не оставалось, кроме как вернуться в постель. Мелинда присела на кровать, укоряя себя за то чувство легкого беспокойства, которое так и осталось у нее в глубине сознания.

Минутой позже горничная, облаченная в сильно накрахмаленный чепец и хрустящий передник, внесла поднос с завтраком и поставила его на кровать. Мелинда отметила, что горничная была средних лет со странным выражением на лице, которое Мелинда не могла определить.

Про себя она решила, что это, должно быть, презрение, и удивилась, почему горничная в доме миссис Харкорт позволяет себе смотреть на нее так.

— А теперь поторопитесь и уберитесь в комнатах, Дорис, — сказала миссис Харкорт.

— Я не могу убрать седьмой номер, — ответила горничная сердитым голосом. — Они позвонили около часа назад и сказали, что желают бутылку шампанского. Джон понес ее им.

— Ну все, хватит, Дорис, — резко оборвала ее миссис Харкорт и затворила за ней дверь.

На завтрак были яйца-пашот, тосты, масло, мармелад и кофе в кофейнике. Мелинда сама налила себе кофе в чашку, чувствуя некое замешательство от того, что миссис Харкорт наблюдает за ней.

— Вам лучше съесть оба яйца, — сказала миссис Харкорт, как будто прочитав ее мысли. — Иначе у вас не хватит сил»а день сегодня вам предстоит очень тяжелый.

— Тяжелый день? — переспросила Мелинда. — Вы собирались рассказать мне о месте, которое я могу получить.

Миссис Харкорт повертела кольцо на пальце и взглянула на девушку: казалось, она подыскивает нужные слова.

— Вы когда-нибудь выступали на сцене? — спросила она.

Мелинда отрицательно покачала головой:

— Нет, конечно, нет. Я даже ни разу не была в театре. Я как-то видела одну из пьес Шекспира, в которой в качестве актеров выступали дети из приюта для сирот, которому покровительствовал мой отец. Ну вот, пожалуй, и все мое знакомство с театром.

Ей показалось, что миссис Харкорт выглядит несколько разочарованно, и поэтому быстро добавила:

— Разумеется, дома мы разыгрывали шарады, когда у нас были вечеринки для молодых людей, а как-то раз моя мама подготовила целое представление из живых картин во время рождественских праздников в сельском клубе.

— Значит, вам все-таки приходилось играть, — сказала миссис Харкорт, и в голосе ее явно послышалось облегчение. — Во всяком случае, вам не покажется слишком сложным выполнить то, что я собираюсь вам предложить.

— О чем же идет речь? — с любопытством спросила Мелинда.

— Один весьма достойный джентльмен просил найти молодую девушку, которая смогла бы сыграть роль невесты в разыгрываемой церемонии бракосочетания. Хотя церемония и ненастоящая, ему нужна такая девушка, которая сыграла бы безупречно. Я подумала, что вы — именно то, что ему нужно.

— Сыграть роль невесты! — воскликнула Мелинда, на мгновение подумав, что это, по всей видимости, какая-то нелепая, мрачная шутка.

Какая ирония судьбы: избежать одной свадьбы только для того, чтобы получить приглашение стать невестой на другой, пусть и притворной!

— Да, и вам это будет совсем несложно! — сказала миссис Харкорт.

— Боюсь, что не смогу этого сделать, — поторопилась ответить Мелинда.

Наступила небольшая пауза.

— Очень жаль, — сказала миссис Харкорт, — потому что этот достойный джентльмен, о котором я вам говорила, готов заплатить сумму в пятьсот гиней любой девушке, которая сыграет эту роль так, чтобы он остался доволен.

— За это пятьсот гиней! — вскричала Мелинда. — Он что, сумасшедший?

— Уверяю вас, нет, — ответила миссис Харкорт. — Просто так уж сложились обстоятельства, что для него стало чрезвычайно важным, чтобы эта своеобразная церемония обязательно состоялась, а та важная особа, которая будет наблюдать за ней, поверила бы в правдоподобность происходящего. Разумеется, во всем этом деле нет ничего предосудительного. Это просто маленькая сценка из спектакля, но он хочет, чтобы девушка сыграла хорошо, поэтому я и подумала о вас.

— Но почему у него возникла надобность в подобном представлении? — удивилась Мелинда. — И почему за такую пустяковую работу он платит такие огромные деньги?

Миссис Харкорт ничего не ответила, и Мелинда продолжала рассуждать:

— Я думаю, он с кем-то заключил пари.

— Да, я тоже думаю, что дело обстоит именно так, — сказала миссис Харкорт. — Конечно же, речь идет о пари! Вы ведь знаете, каковы эти великосветские молодые люди. Они готовы пойти на все, лишь бы не проспорить.

— Но это, по-видимому, очень важно для него, раз он готов заплатить такие деньги, — сказала Мелинда.

— Наверное, и в самом деле так, — согласилась с ней миссис Харкорт. — Не удивлюсь, если заклад составляет тысячи и тысячи фунтов.

— Что за нелепость! — продолжала Мелинда. — Как часто говорила моя мать, испорченные люди проигрывают в азартные игры деньги, которые могли бы с большей пользой потратить на помощь бедным и страждущим.

— Мне кажется, нам не следует в этом конкретном случае выяснять, прав или не прав этот джентльмен, — сказала миссис Харкорт. — Все, что от вас требуется, — это принять участие в разыгрываемой брачной церемонии вместе с этим обаятельным и, я бы даже сказала, красивым и благородным молодым человеком. После окончания церемонии вы из рук в руки получите пятьсот гиней; затем вы можете вернуться сюда, и мы поговорим о поиске для вас какого-нибудь места.

— На словах все это кажется очень простым, — произнесла Мелинда.

Сообразительная девушка тут же поняла, что пятьсот гиней означали бы, что она могла не спешить с немедленными поисками работы, а отправиться к своей старой няне, которая вместе с сестрой проживала в Суссексе.

После того как она потеряла мать и отца в дорожном происшествии, Мелинда осталась с нянечкой, как она ее называла, в весьма бедственном положении, находя утешение лишь в этих руках, которые держали ее, когда она была еще младенцем. Но когда появился сэр Гектор, он дал всем понять с самого начала, что, хотя он и готов из благородных побуждений принять в своем доме осиротевшую племянницу, лишнего места для старых слуг у него в доме нет.

И нянечку выставили вон с такой ничтожной пенсией, что Мелинде было горько и стыдно, не столько за то, что такая многолетняя верная служба была так скудно вознаграждена, сколько за мелочность и скаредность своего дяди. Но не в ее силах было тогда что-либо изменить: ей оставалось лишь проливать горькие слезы после расставания с няней.

Она часто писала ей и всегда в глубине души мечтала о том, что настанет день, когда у нее появится свой собственный дом, и тогда она заберет няню к себе. Теперь эта мечта могла бы осуществиться! Они бы получили возможность подыскать для себя крошечный домик и жить вместе, по крайней мере до тех пор, пока не истратят все пятьсот фунтов; а за это время Мелинда, конечно же, смогла бы найти себе какой-то способ зарабатывать на жизнь, и они с нянюшкой могли бы продолжать жить вместе в этом доме.

Внезапно испугавшись, что все это останется лишь мечтой, Мелинда переспросила:

— Вы сказали пятьсот фунтов, не так ли?

— Пятьсот гиней, если быть точной, — ответила миссис Харкорт. — Ну теперь, если вы согласны, мы должны поторопиться. Церемония, о которой я говорила, должна состояться сегодня в полдень.

— Но что нам необходимо делать? — спросила Мелинда.

— Мы должны приобрести для вас несколько красивых туалетов, — ответила миссис Харкорт. — Подвенечное платье, разумеется, и прочую одежду на тот случай, если вдруг вам придется остаться в этом доме на всю ночь.

— Зачем же мне надо будет оставаться? — удивилась Мелинда.

— Это часть нашего договора, — произнесла миссис Харкорт тоном, не терпящим возражений, как будто она устала отвечать на вопросы. — Я объясню вам все детали позже. В данный момент вы должны одеться. Поспешите, а я распоряжусь, чтобы через четверть часа нам подали карету.

Она встала и пошла к двери. Как раз в этот момент кто-то постучался, и Мелинда узнала голос Дорис. Та спрашивала миссис Харкорт о том, что случилось в четвертом номере. «Как много людей останавливается у миссис Харкорт, и все в одно время», — отметила про себя Мелинда.

Она встала с постели и направилась к умывальнику. В этот момент дверь открылась и в комнату заглянула какая-то девушка. На ней было платье из тонкого, почти прозрачного шифона из воздушных кружев, а волосы были свободно рассыпаны по плечам. К удивлению Мелинды, лицо девушки было нарумянено и напудрено, а ресницы сильно накрашены.

— Привет! — произнесло это видение. — Когда прибыла сюда?

— Прошлой… прошлой ночью, — ответила Мелинда, рассматривая девушку так пристально, что это могло показаться неприличным. У той были подведенные синие глаза, не правдоподобно розовые щеки и ярко-красные губы.

— Где она тебя подцепила? — продолжала свои расспросы вошедшая. — На железнодорожном вокзале? Это ее любимое место охоты. Уже поведала тебе эту трогательную историю об утрате маленькой бедной доченьки?

— Я… я не знаю… о чем вы говорите, — запинаясь, произнесла Мелинда.

— Скоро узнаешь, — сказала девушка. — Если бы не было слишком поздно, я бы сказала тебе: не верь! Ну а теперь моту лишь посоветовать, как лучше всего действовать. Просто сразу соглашайся на все. Она может стать жутко злобной, если будешь отказываться; они будут опаивать тебя, пока тебе не станет так плохо, что все на свете станет безразлично.

— О чем вы говорите? Что вы имеете в виду? — резко спросила Мелинда.

Снаружи послышались голоса, и ее посетительница тут же выскользнула в коридор.

— Подождите! — вскричала Мелинда. — Подождите! Скажите мне…

Она опоздала. Мелинда услышала голос миссис Харкорт, неожиданно резкий и неприятный:

— Что ты тут делаешь, Эйприл? Кто разрешил тебе входить в эту комнату?

— Я ищу вас, мадам.

— У меня нет времени сейчас, — сказала миссис Харкорт. — Что бы ты ни собиралась мне сказать, все это немного обождет.

— Хорошо, мадам. Это и вправду не очень срочно.

Эйприл — если это было имя незнакомки — оставила дверь открытой. Мелинда слышала каждое слово и теперь была напугана. Она не вполне сознавала, что же происходит, и понимала лишь, что напугана и хочет бежать отсюда куда глаза глядят.

— Лучше забыть об этих пятистах гинеях, — сказала она себе. — Я скажу миссис Харкорт, что хочу сейчас же уехать.

Но затем в ее памяти всплыли слова Эйприл:

«Просто соглашайся на все. Она может стать жутко злобной, если будешь отказываться…»

Однако, имея пятьсот гиней, она могла бы стать независимой. Что бы ни случилось, она непременно должна получить деньги, а уж после этого обязательно убежит. Хотя почему и от кого собиралась бежать Мелинда, наверное, не знала и она сама…

Через три часа Мелинда стояла в магазине на Бонд-стрит, чувствуя, что ее ноги вот-вот подкосятся. Она уже старалась выбросить из головы все мучившие ее вопросы: для чего ей нужно так много одежды или кто собирается платить за все это?

Миссис Харкорт привезла ее в этот магазин, и его владелица, мадам Мерсье, как показалось Мелинде, оценила ситуацию с первого взгляда.

— Мадемуазель нужен целый ворох одежды, насколько я поняла, — многозначительно сказала она миссис Харкорт.

— Но подвенечное платье, мадам, обязательно должно быть строгого покроя, — настойчиво повторяла миссис Харкорт. — Такое, какое не стыдно было бы надеть молодой даме из высшего света, вы понимаете?

— Все понятно! — сказала мадам Мерсье, утвердительно кивая головой.

— А кроме того, нужны платья на несколько следующих дней в том же стиле, но подчеркивающие привлекательность юной мисс, иначе в будущем они окажутся бесполезными; но обязательно подходящие для настоящей леди.

— Доверьте это мне, миссис Харкорт, — сказала мадам Мерсье.

— Я пришла к вам, мадам, — продолжала миссис Харкорт, — именно потому, что у вас одевается множество дам из высшего общества. Мне сказали, что герцогиня Мельчестерская все платья заказывает у вас.

— Да, это на самом деле так, — ответила мадам Мерсье. — И леди Каррингтон, и леди Алиса Сент-Хелиер. Вы не представляете, какая это красавица!

— Конечно, я понимаю, что наш заказ придется выполнять в безумной спешке, — сказала миссис Харкорт. — Но дело в том, что подвенечное платье, а также все остальные на последующие пару дней должны быть готовы немедленно.

— Но это невозможно! — воскликнула мадам Мерсье, в ужасе всплеснув руками.

— Я знаю и вот почему заплачу любую цену, которую вы назовете, — объяснила миссис Харкорт, красноречиво посмотрев на модистку.

— В таком случае, — уступила мадам Мерсье, — я могу предложить вам подвенечное платье, которое было заказано для дочери графини Лансдаун — очаровательной девушки, которая выходит замуж через три недели. Они придут на последнюю примерку в следующую пятницу.

Я думаю, что мы сможем за это время сшить ей еще одно платье.

— Тогда позвольте нам примерить его, — предложила миссис Харкорт.

Мадам хлопнула в ладоши, и через несколько минут Мелинда с изумлением смотрела на свое отражение в зеркале. Она никогда даже и представить себе не могла, что одежда может так изменить облик человека и что она может выглядеть такой изысканной и в то же время воздушной. Очень пышная юбка из кружев, обшитая лентами и украшенная флердоранжем, подчеркивала ее тонкую талию; так же были отделаны и глубокое декольте узкого корсажа, и крошечные рукава с буфами.

— Она просто прелестна! Как картинка! — воскликнула мадам Мерсье. — Могу сказать вам, мисс, что та, настоящая невеста, которая должна была надеть это платье, не обладает и половиной вашей привлекательности.

— Благодарю вас, — ответила Мелинда.

Она все еще чувствовала смущение, потому что, когда она сняла свое старое платье, мадам не могла скрыть ужаса при виде израненной спины.

— Что с вами случилось, моя бедная девочка?.. — начала было она, но затем слова замерли на ее устах.

Она повернулась к миссис Харкорт и что-то сказала ей полным негодования голосом, но сказала так тихо, что Мелинда не разобрала ни слова. Миссис Харкорт отрицательно покачала головой:

— Нет, нет, ничего подобного. Эта юная леди прибыла в Лондон прошлой ночью. Я нашла ее, потерянную и испуганную, на железнодорожном вокзале, где она искала какую-нибудь дешевую приличную меблированную комнату. Я пожалела ее и предложила ей остаться у меня на ночь.

Губы мадам Мерсье скривились в презрительной усмешке.

— Не сомневаюсь, что вы действительно были добры к этой девушке, — произнесла она не без сарказма. — Ну что ж, придется поднять спинку платья. Эти ссадины ни в коем случае не должны быть заметны.

— Наверняка вуаль скроет их, — высказала предположение миссис Харкорт.

— Ax да, разумеется, я совсем забыла про вуаль, — согласилась с ней мадам Мерсье. — Но все вечерние платья непременно должны быть закрытыми.

— Все ссадины, естественно, постепенно исчезнут, — сказала миссис Харкорт. Затем повернулась к Мелинде и спросила:

— Что же вы такое натворили, дитя мое, что подверглись столь суровому наказанию?

— Мой дядя разгневался на меня, потому что я отказалась ему подчиниться, — ответила Мелинда, заливаясь краской стыда.

Миссис Харкорт не стала развивать эту тему, и Мелинда успокоилась. Она вовсе не собиралась каждому встречному раскрывать причину, по которой вынуждена была бежать из дома.

В то же время она почувствовала, что миссис Харкорт не проявила абсолютно никакого интереса к ее объяснениям.

Девушка скоро поняла, что в действительности присутствует здесь лишь в роли манекена, на котором мадам Мерсье может демонстрировать роскошные образцы своего искусства. Дело было в том, что владелица магазина имела единственную цель — продать по возможности как можно больше платьев, а миссис Харкорт желала приобрести изрядное количество нарядов.

Но Мелинда этого не понимала и через некоторое время успокоилась. Единственное, на чем она настаивала, — это чтобы у всех платьев не было слишком низкого декольте.

— Но, мадемуазель, вы должны следовать велениям моды! — протестовала мадам Мерсье.

— Меня не волнует, модно я одета или нет, — сказала Мелинда. — И, честно говоря, я не думаю, что в будущем надену хотя бы половину из этих платьев. Но, во всяком случае, у них не должно быть такого низкого декольте, как, например, вот у этого.

Она повернулась к тому платью, которое упомянула, и приложила его к своей фигуре, но повыше, прикрывая свою маленькую округлую грудь.

— Чуть больше тюля и несколько лент закроют декольте на два-три дюйма, если уж это вас беспокоит, — сказала мадам Мерсье и бросила взгляд в сторону миссис Харкорт, словно спрашивая ее разрешения.

— Молодость и невинность сами по себе всегда очаровательны и притягательны, — как бы ответила на ее немой вопрос миссис Харкорт, и вновь после этого на устах мадам Мерсье появилась кривая усмешка, когда она отдавала распоряжение портнихе поднять декольте у платья, как потребовала того Мелинда.

Наконец, к большому облегчению Мелинды, примерка подошла к концу — у них оставалось слишком мало времени.

— Все, что мы выбрали, должно быть доставлено на площадь Гросвенор обязательно к полудню, — сказала миссис Харкорт.

— На площадь Гросвенор? — В голосе мадам Мерсье явно слышалось любопытство.

— Я знаю, что могу положиться на вашу порядочность и деликатность, — заявила миссис Харкорт. — Но все же хочу попросить вас — об этом никому ни слова.

— Я смогла привлечь столько клиентов, лишь научившись, когда следует, держать рот на замке, — уверила ее мадам Мерсье.

— Ну, тогда вы должны понять, что это дело нужно хранить в самой строгой тайне, — сказала миссис Харкорт. — А все счета вместе с покупками должны быть отправлены маркизу Чарду.

Глаза мадам Мерсье заблестели.

— Неужели самому маркизу! Очень эффектный молодой человек, я о нем наслышана.

— Весьма эффектный, — согласилась с ней миссис Харкорт. — И вы можете не беспокоиться об оплате. На ваше усмотрение, мадам, я оставляю выбор нижних юбок и другого нижнего белья, которые подходили бы к купленым платьям.

— А обувь? — спросила мадам Мерсье.

— Разумеется, и туфли, и перчатки, и сумочки, а кроме того, я определенно считаю, что у каждой молодой дамы из общества должны быть шарфы и плащи.

— Все будет приготовлено точно к назначенному часу, — пообещала мадам Мерсье.

— Подвенечное платье мы заберем с собой, — сказала миссис Харкорт. — Будьте любезны, упакуйте его. А мисс Стейнион наденет сейчас бледно-голубое платье — одно из тех, что мы выбрали вначале. Этот наряд очень ей к лицу, и хоть он самый дорогой в вашей коллекции, я чувствую, что маркиз не будет сетовать на расходы.

— Но, может быть, лучше сначала спросить у него? — высказала сомнение Мелинда.

Обе женщины повернулись и удивленно уставились на нее. Видимо, она так долго не принимала участия в разговоре, что они успели позабыть о ее существовании.

— Возможно, он не захочет, чтобы я приобретала такие дорогие туалеты, — пояснила Мелинда.

— Уверяю вас, он будет просто в восторге, — успокоила ее миссис Харкорт с весьма довольным видом.

Мелинда все еще пребывала в сомнении, когда в изящном голубом платье и шляпке, украшенной для полной гармонии голубыми страусиными перьями, она вместе с миссис Харкорт садилась в экипаж.

— Вы, наверное, устали? — спросила миссис Харкорт.

— Я никогда не представляла себе, что выбор одежды может оказаться таким утомительным, — ответила Мелинда. — Но думаю, что усталость все-таки объясняется тем, что я довольно голодна.

— Ах, бедняжка, — сказала миссис Харкорт. — Но боюсь, что вам придется просить лорда Чарда, чтобы он вас накормил, когда вы приедете к нему. Дело в том, что мне бы не хотелось сейчас возвращаться домой, так как там меня ждут гости, поэтому я предлагаю вам отправиться прямо на площадь Гросвенор. Вы приедете туда немного раньше намеченного срока, но определенно это не вызовет никаких возражений.

— А я никого не стесню этим? — спросила Мелинда. — В котором же часу они приглашали меня?

— Не беспокойтесь, — ответила миссис Харкорт, похлопывая ее по руке. — Все пройдет просто великолепно. Все, что вам нужно будет делать по прибытии в дом маркиза, так это носить эту прекрасную одежду и попросить горничную помочь вовремя облачиться в подвенечное платье. Затем сам лорд Чард или капитан Вест — это его приятель — объяснят вам, когда вы сможете вернуться назад, ко мне.

— Это очень благородно с вашей… — начала было Мелинда.

— Но есть одно обстоятельство во всей этой истории, на которое я хотела бы обратить ваше внимание, — продолжала миссис Харкорт, прерывая ее извинения. — Когда они предложат вам получить причитающиеся пятьсот гиней, не могли бы вы предложить капитану Весту — а я думаю, что именно он будет управлять всей финансовой стороной этой затеи, — чтобы он передал эти деньги мне, а я буду их хранить для вас?

Видите ли, для юной девушки ваших лет было бы недопустимо опрометчиво не считаться с особенностями такого города, как Лондон, с его опасностями и отправиться бродить по его улицам, имея при себе такую огромную сумму денег.

Вы можете просто сказать капитану Весту, чтобы вознаграждение за ваши услуги было передано Элле Харкорт. Вы не забудете? Я не хотела бы, чтобы впоследствии выяснилось, что вы меня не так поняли.

— Да, я запомню это, — ответила Мелинда.

— Ну а теперь будьте разумной девушкой, — продолжала госпожа Харкорт, — и в точности выполняйте то, что от вас потребуют. Помните, что ваше исполнение роли невесты должно быть абсолютно убедительным для каждого из свидетелей этой церемонии; в противном случае, как вы понимаете, лорд Чард проиграет свое пари, ну а вы потеряете эти пятьсот гиней, что было бы очень жаль, не правда ли?

— Я сделаю все, что в моих силах, — пообещала Мелинда.

— По сути дела, вам предстоит пройти через обычный обряд бракосочетания, но не следует забывать в то же время, что это просто представление. Священник тоже будет не настоящим, даже если он по своему обличию и действиям будет очень похож на настоящего.

У Мелинды на какое-то мгновение перехватило дыхание. Ее внезапно охватила паника.

Зачем она это делает? Правильно ли это? Не опасно ли? Вновь она испытывала чувство опасности, почти такое же, как этим утром, когда проснулась в незнакомой комнате, но теперь это чувство было еще острее, а опасность казалась еще более грозной. На словах все казалось достаточно простым, и все-таки Мелинда чувствовала, что были какие-то скрытые обстоятельства, о которых она не подозревает. Что-то во всей этой истории было не так.

Мелинде хотелось громко кричать, что она не желает больше участвовать в этой затее, но она хорошо осознавала, что пути к отступлению нет. Под своими ладонями она ощущала мягкий шелк ее нового платья. Она помнила, что на сиденье кареты лежит подвенечное платье, которое она должна будет вскоре надеть.

Все, что они с миссис Харкорт заказали этим утром в магазине мадам Мерсье, должно быть, стоит сотни и сотни фунтов. Она никак не сможет теперь отвертеться, но она боялась, ужасно боялась!

Карета остановилась. Мелинда увидела большой, с колоннами парадный вход и почти умоляюще взглянула на миссис Харкорт.

— Не пугайтесь, милая, — сказала та. — Я буду ждать вас. Как только здесь все закончится, вы вернетесь прямо ко мне. Да, да, сразу же вернетесь. Это все улажено. От вас требуется в данный момент только делать то, о чем попросят в этом доме.

Она похлопала Мелинду по руке, и в это мгновенье дверца кареты распахнулась и показался лакей в ливрее, украшенной серебряными пуговицами, которые ослепительно блестели на ярком солнце. Мелинда вышла из экипажа. Перед ней, прямо через тротуар был расстелен красный ковер, на который девушка и ступила своей ножкой в новой, голубого шелка туфельке.

Два других лакея стояли по обеим сторонам двери. Дворецкий, с седой шевелюрой и наружностью архиепископа, направился к ней.

— Вас ожидают, мисс, — сказал он прежде, чем Мелинда успела произнести хоть слово. — Не угодно ли пройти?

Он провел ее в длинный, отделанный мрамором зал. Она едва успела обратить внимание на изысканную меблировку, зеркала в резных золоченых рамах, свисающие с потолка хрустальные люстры. Дворецкий прошел весь зал и открыл дверь в дальнем конце.

— Молодая леди, которую вы ждете, милорд, — произнес он громким голосом.

Комната была длинной, все стены скрывались за книжными полками. В дальнем конце этой комнаты Мелинда заметила двух мужчин, стоящих рядом с камином. Один направился к ней, чтобы встретить. Это был элегантный, изысканно одетый молодой человек с усиками и белокурыми волнистыми волосами. Он протянул руку и взял Мелинду под локоть.

— Как мило с вашей стороны прийти к нам, — сказал он. — Мое имя Вест, Жервез Вест, а это мой друг, лорд Чард, которому вы пообещали помочь.

Мелинда перевела взгляд на другого джентльмена, который все еще стоял у камина. В первое мгновение ей показалось, что она еще никогда в жизни не видела столь красивого молодого человека, но сразу вслед за этим она подумала, что он, наверное, ведет слишком беспутный образ жизни и по натуре достаточно циничен. Он был тщательно выбрит, его волосы, гладко зачесанные назад, открывали высокий лоб, который гармонировал с волевым подбородком. Его глаза, казалось, оценивающе изучали Мелинду, как будто перед ним была породистая лошадь, определяя ее экстерьер, останавливаясь на отдельных чертах, и так до тех пор, пока она окончательно не смутилась, и ее первоначальное впечатление не сменилось на противоположное — острую неприязнь.

Почти инстинктивно ее подбородок вздернулся, и вместо того, чтобы отвести взгляд от этих дерзких глаз, Мелинда, как бы бросая вызов, прямо посмотрела ему в лицо.

— Мое имя Мелинда Стейнион, — проговорила она.

Лорд Чард спохватился, как будто внезапно вспомнил о правилах хорошего тона, и сделал приглашающий жест рукой.

— Благодарю вас, мисс Стейнион, за то, что вы пришли ко мне на помощь, — сказал он. — Полагаю, что обстоятельства, которые заставили меня обратиться к вашим услугам, доведены до вашего сведения.

Мелинда только кивнула в ответ.

— У вас уже, можно сказать, почти нет времени на объяснения, — быстро вступил в разговор капитан Вест. — Полагаю, мисс Стейнион пожелает переодеться. Это займет у нее некоторое время, и я думаю, что ты, Дрого, тоже должен облачится в свой свадебный костюм.

— Мне кажется, с нашей стороны было бы уместней предложить мисс Стейнион что-нибудь выпить, — сказал лорд Чард. — По-моему, нет совершенно никаких причин, по которым мы должны приступить к этой счастливой церемонии в столь мрачном расположении духа, не правда ли?

— Я с тобой совершенно согласен, — сказал капитан Вест. — Что вы будете пить, мисс Стейнион? Шампанское?

— Нет, благодарю вас, — ответила Мелинда. — Я… я хотела бы, если это возможно, немного поесть. Какой-нибудь сандвич или что-нибудь вроде этого.

— Боже праведный! Так вы не обедали? — воскликнул капитан Вест. — Но, конечно же, мы немедленно попросим принести несколько сандвичей для вас.

— Мне не хотелось бы есть их прямо здесь, — сказала Мелинда, чувствуя, что, если эти двое мужчин уставятся на нее, она не сможет проглотить ни крошки, как бы она ни была голодна. — Но если бы вы прислали их мне в спальню… ну, туда, где я буду переодеваться…

Мелинда испытывала чувство крайней неловкости от того, что глаза лорда Чарда все время критически наблюдали за ней. А кривая усмешка, которая не сходила с уст маркиза, просто ее раздражала. И, чувствуя, что должна что-нибудь сказать маркизу, Мелинда, сделав над собой усилие, проговорила:

— Надеюсь, что вы останетесь довольны моей игрой, милорд.

— Я вижу, что вы и в самом деле сможете справиться с этим делом, — сказал он. — Стоит только взглянуть на вас, чтобы понять, что вы будете в этой роли само совершенство.

Капитан Вест пересек комнату, чтобы отдать распоряжение одному из слуг, который по звонку появился в дверях.

— Но вы мне кажетесь слишком юной для подобных дел, — сказал лорд Чард Мелинде.

— Надеюсь, что не слишком юной, — парировала она. — И кроме того, можно выйти замуж и в шестнадцать лет.

— Неужели? — рассеянно спросил маркиз. — Я догадываюсь, что ранее вы не были замужем.

— Нет, никогда, — ответила Мелинда.

— И вы никогда не задумывались о том, что это было бы предпочтительнее тому, чем вы занимаетесь сейчас? — спросил лорд Чард.

— Любое дело может оказаться предпочтительнее некоторых неудачных браков, — ответила Мелинда, вспоминая при этом полковника Гиллингема.

Твердые нотки в ее голосе, должно быть, так его удивили, что через какое-то мгновенье маркиз сказал:

— Вы произнесли это так, как будто бы напуганы замужеством.

— Да, действительно, очень напугана, — подтвердила Мелинда.

Он громко расхохотался.

— Ну, тогда нас будет на этой свадьбе двое таких, — сказал он. — Пойдемте, давайте выпьем за это. Где же шампанское, Жервез?

— Сейчас подадут, — сказал капитан Вест.

Он пересек комнату и подошел к столику-бару, на котором стояло несколько графинов и большое серебряное ведерко со льдом. В нем уже лежала откупоренная бутылка шампанского.

Капитан Вест извлек бутылку из ведерка и наполнил три бокала игристым вином.

— Ну что же, — произнес он. — Я предлагаю тост. Давайте выпьем за счастливый брак, который никогда не стал бы для нас явью.

Говоря это, он подал бокал Мелинде. Мелинда не любила шампанское. Она пробовала его один-два раза, когда ее угощал отец, и пришла к выводу, что ей больше нравится лимонад. Однако сейчас Мелинда сочла, что было невежливо отказаться.

Лорд Чард поднял свой бокал.

— За мою невесту! — провозгласил он тост. — За кого же еще я мог бы выпить в такой день?

— За вас обоих! — сказал капитал Вест. — — И пусть никто не сможет открыть вашу тайну!

Они взглянули на Мелинду в ожидании.

— За счастье! — сказала она, и оба джентльмена были весьма удивлены ее искренним тоном.

Она сделала маленький глоток шампанского и поставила свой бокал на столик.

— Может, мне лучше пойти переодеться? — спросила Мелинда у капитана Веста. — Мне потребуется на это некоторое время.

— Я распорядился, чтобы горничная помогла вам, — сказал капитан. — И не забудьте, что в данный момент ни одна живая душа в этом доме ничего не знает. — На мгновение он замолчал и взглянул на своего друга. — На самом деле мы как раз обсуждали, что должны будем сообщить прислуге, когда вы прибудете. Дворецкому мы сказали лишь то, что ожидаем приезда одной молодой особы. Теперь, я думаю, было бы правильнее с твоей стороны, Дрого, объявить всем, что состоится свадьба. Они в любом случае узнают об этом, как только распакуют подвенечное платье мисс Стейнион.

— Действуй так, как считаешь нужным, — ответил лорд Чард.

— Очень хорошо, — сказал капитан Вест. — Я предлагаю следующий план действий, мисс Стейнион. Мы намереваемся сообщить всем, что из-за болезни вдовствующей маркизы факт бракосочетания обязательно должен сохраняться в полнейшей тайне.

Прислуга поймет необходимость этой предосторожности. Представители этого сословия испытывают гораздо больше уважения к смерти, чем к жизни. Мы будем взывать прежде всего этих порядочности и скажем, что крайне важно, чтобы это событие ни в коем случае не получило огласки. Впоследствии, поскольку рано или поздно вдова перейдет в мир иной, вы, мисс Стейнион, при первом же подходящем случае исчезнете, а мы объявим, что вы погибли в дорожном происшествии или с вами произошел какой-нибудь другой несчастный случай.

— А кто такая вдова? — спросила Мелинда. — И что должна изменить ее кончина?

— Я полагал, что все объяснения по нашему делу были вам представлены, — сказал лорд Чард раздраженно.

— Мне только сообщили, что вам потребовалось все это проделать для того, чтобы выиграть какое-то пари, — ответила Мелинда, — и что я должна убедить в реальности происходящего тех людей, которые будут присутствовать на церемонии бракосочетания.

Капитан Вест многозначительно взглянул на маркиза.

— Ну, в какой-то мере это отражает существо дела. В некотором роде это, конечно, пари. Речь идет о крупных деньгах, и поэтому вы в самом деле должны убедить всех, кто будет на церемонии сегодня в полдень, в том, что это настоящее бракосочетание, вот и все.

Лицо Мелинды, на котором до этих объяснений отражалась озабоченность, теперь прояснилось.

— Именно это и сообщила мне миссис Харкорт, — сказала Мелинда. — Я просто не поняла, о чем вы сейчас говорили.

— Ни о чем не беспокойтесь, — продолжал Вест. — Я всегда говорю слишком много лишнего. Вам требуется только направить все свои усилия на то, чтобы все выглядело правдоподобным, и предоставьте лорду Чарду и мне решить остальные проблемы.

— Я рада помочь вам, — ответила Мелинда.

Она повернулась и направилась к двери, но, не дойдя до нее, внезапно остановилась.

— Есть еще только один нюанс, который я хотела бы прояснить, — сказала Мелинда. — Когда вы будете расплачиваться со мной — я говорю о тех пятистах гинеях, которые вы пообещали за помощь в вашем деле, — не будете ли вы так любезны отдать все деньги только мне и никому другому?

— Можете не сомневаться, — согласился капитан Вест.

Мелинда вновь забеспокоилась:

— А нельзя ли положить эти деньги в какой-нибудь банк на мое имя?

— Нет ничего проще, — ответил капитан. — У вас есть счет в каком-нибудь банке?

— Нет, нет! — воскликнула Мелинда. — Но мой отец пользовался услугами банка Куттса. Не могли бы вы положить деньги в банк Куттса на мое имя?

— Да, конечно, это возможно, — сказал Вест. — Вы не решаетесь выйти на улицу с такой суммой денег, не так ли?

— Благодарю вас от всей души, — сказала Мелинда, и внезапно улыбка озарила ее лицо.

Она обернулась и взглянула на лорда Чар да, как будто собиралась включить и его в число тех, кому выражает свою благодарность. Он также посмотрел на нее.

— Вы прелестная крошка, — сказал он, — и столь же корыстны, как все. Мы сумеем договориться. По крайней мере, мы знаем, чего мы хотим.

Его слова, казалось, мгновенно стерли улыбку с ее лица. Мелинда молча смотрела на маркиза какое-то мгновение, а затем быстро отвернулась. Она чувствовала, что должна от души пожалеть ту девушку, на которой он когда-нибудь женится по-настоящему. Маркиз был крайне неприятным человеком, а еще было в нем что-то такое, что наводило на мысль о скрытой жестокости, о стремлении причинить людям боль и страдания.

И снова у нее внезапно возникло страстное желание бросить всю эту затею, напрочь забыть об обещанных ей пятистах гениях, покинуть этот роскошный дом и отправиться на поиски более скромной и, наверное, гораздо менее оплачиваемой работы. Но потом она вспомнила свою нянечку. Как прекрасно было бы приехать в маленький домик в Суссексе, в котором нянечка жила со своей сестрой, и сообщить ей, что теперь их никто не сможет разлучить.

— Вам не придется ждать меня долго, — сказала Мелинда капитану Весту, и ее голос при этих словах звучал решительно и твердо.




Глава 5


— Ax, мисс, вы выглядите просто восхитительно!

Младшая горничная в накрахмаленном чепце и украшенном оборками переднике хлопнула в ладоши от восхищения.

— Я думаю, достаточно, Глэдис, — резко прервала ее старшая горничная, но потом добавила:

— А впрочем, она права. Вы, мисс, воистину выглядите как невеста из грез; вряд ли кто-либо взялся бы это оспаривать.

Мелинда взирала на свое отражение в зеркале. Она едва могла поверить в то, что это на самом деле она. Длинная брюссельская кружевная вуаль спадала поверх широкой юбки ее платья, обрамляя лицо чудесным образом и придавая ее взгляду какое-то загадочное выражение.

Она была такая маленькая, такая хрупкая, что, казалось, могла бы парить в воздухе, словно сказочное существо.

Мелинда подумала о том, что чувствовала бы в точно такой же момент, если бы на самом деле собиралась выйти замуж за человека, которого любила, и который, в свою очередь, тоже был бы страстно влюблен в нее. В глубине ее души всегда существовала затаенная мечта влюбиться, испытать трепетное возбуждение от прикосновения любимого человека, знать, что она принадлежит этому человеку и он даст ей свое имя.

Внезапно она осознала, что все происходящее есть не что иное, как поругание всего того, что дорого для нее и свято. У нее опять возникло страстное желание быть независимой, желание сказать, что она не будет больше участвовать в этом фарсе. Но затем к ней снова пришли мысли о нянечке, которая мучается в Суссексе, живя вместе с сестрой, — ведь та никогда ее не любила. Она и нянечка должны поселиться вместе в маленьком домике, и если в самом деле она когда-нибудь выйдет замуж, нянечка обязательно останется с ней. Мелинда больше никогда не допустит, чтобы ей еще раз пришлось испытать то чувство утраты и одиночества, которое было ее уделом в доме дяди.

— Не могли бы вы сообщить его светлости, что я готова? — попросила она, зная, что ее глаза слегка затуманились при воспоминании о том, что ей пришлось пережить после кончины родителей.

— Я сообщу его светлости сию же минуту, мисс, — ответила старшая горничная. — А Глэдис пока приступит к уборке комнаты.

Указав таким образом Глэдис ее место и попутно заняв ее работой, пожилая женщина, которая, совершенно очевидно, была сторонницей самой жесткой дисциплины, отправилась на поиски кого-нибудь из лакеев, который в свою очередь должен будет затем отыскать дворецкого, а дворецкий передаст самому лорду Чарду послание Мелинды.

Оставшись без надзора, Глэдис принялась болтать без умолку:

— Ах, мисс, какая жалость, что у вас не будет торжественной церемонии в церкви Святого Георгия. Я часто в выходные дни стояла снаружи и наблюдала, как входят в храм невесты, и, между прочим, ни одна из них не была бы достойна даже нести свечку в вашей процессии.

— Благодарю вас, Глэдис, — сказала Мелинда с милой улыбкой. — Но должна сказать, что для меня не было бы ничего более неприятного, чем видеть на собственной свадьбе целую толпу любопытствующих. Я бы предпочла, чтобы церемония бракосочетания прошла очень скромно где-нибудь вдали от города, в маленькой церквушке, и присутствовали на ней бы только те люди, которых я люблю больше всего.

— Звучит просто чудесно, мисс, — сказала Глэдис мечтательно. — Это совсем не то, что выходить замуж в какой-то спальне, не правда ли?

— Как вы сказали? Выходить замуж в спальне? — с удивлением спросила у нее Мелинда.

— Да, мисс, а разве вы не знаете об этом?

Ведь все будет проходить в спальне ее светлости. А она настолько слаба, что мисс Мэтьюз, ее горничная, не надеется, что маркиза доживет до утра.

От этого известия Мелинду охватила дрожь, но затем усилием воли она заставила себя поверить, что это не имеет к ней никакого отношения. Единственное, что от нее требуется, — это сыграть сцену свадьбы, и все. Но надо честно признаться, это весьма дурная шутка, если в нее вовлечена умирающая женщина.

Мелинда чувствовала, что показавшийся ей поначалу обаятельным лорд Чард вызывает у нее все большую и большую неприязнь. Она теперь была бы безумно рада побыстрее получить свои деньги и покинуть этот дом. Было что-то странное в его взгляде, когда он смотрел на нее.

Она не могла ничего объяснить даже себе самой, но под его взглядом она почему-то чувствовала себя недостойной и ничтожной особой.

— Ни в коем случае я не должна позволять ему унижать меня, — произнесла она шепотом.

— Что вы сказали, мисс? — спросила Глэдис.

— Ничего, — ответила Мелинда. — Но я буду рада, когда все это закончится.

— Думаю, вас что-то смущает, мисс, — сказала Глэдис с сочувствием. — Но его светлость совсем не так страшен, как он может показаться при первой встрече, могу поручиться за это. Он всегда так добр к прислуге, а в поместье все просто влюблены в него. Я-то знаю, ведь я родом оттуда.

Мелинда ничего не ответила. Она едва прислушивалась к воспоминаниям молоденькой горничной.

— Конечно, говорят, что он дикого нрава.

«Неистовый Дрого»— вот как они его называют.

Ах, мисс! Я не должна была болтать все это о его светлости. Ведь вы ничего не расскажете мисс Джонс, не правда ли? Если она узнает, меня тут же отправят назад, в поместье.

— Да нет же, Глэдис, я никому ничего не скажу о том, что ты поведала мне, — успокоила ее Мелинда. — В любом случае это не имеет совершенно никакого значения.

— Но если вы любите его, тогда все будет в порядке, не так ли? — сказала Глэдис.

— Конечно, — согласилась с ней Мелинда, не имея никакого желания разочаровывать доверчивую девушку, глаза которой блестели от волнения.

— Я знала это! — торжествующе заявила Глэдис. — Моя мамочка так и говорила: «Дождись, когда его светлость обзаведется женой! — вот ее доподлинные слова. — Его супруга тотчас же прекратит все эти слухи! Он успокоится. Всему виной его несчастливое детство! Оно сделало его таким, каков он есть!»

Надо сказать, Мелинду это ничуть не интересовало. Она находила, что ожидание очень утомительно, и опять пришла в нервное возбуждение. А вдруг она подведет его? А вдруг все догадаются, что это не настоящая свадьба? Тогда он наверняка откажется заплатить ей обещанные деньги, а как быть со всеми теми нарядами, которые заказала миссис Харкорт? А если к тому же он еще не захочет платить за них?

Мелинда нервно сжала руки, и как раз в это мгновение вновь появилась старшая горничная.

— Его светлость ожидает вас, мисс, в голубом салоне. Один из лакеев проводит вас туда.

— Благодарю, — сказала Мелинда. — Спасибо вам за то, что вы помогли мне одеться.

— Это было подлинной радостью для нас, мисс. Мы все надеемся, что вы будете очень счастливы.

— Да, вы будете счастливы! Я знаю, что вы будете счастливы! — воскликнула в порыве воодушевления Глэдис. — Потому что вы так прекрасны!

— Достаточно, Глэдис, — одернула ее старшая горничная.

Мелинда медленно покинула комнату. Лакей ожидал ее, стоя на верхней площадке лестницы.

Он был очень высокого роста. Мелинда сразу вспомнила, как ее мать говорила о том, что в знатных домах все лакеи обязательно должны иметь рост не менее шести футов. Этот лакей был еще молод, но, кажется, уже научился сохранять на лице маску абсолютного хладнокровия.

— Пожалуйста сюда, мисс, — сказал он бесстрастным голосом и провел Мелинду медленно вниз по лестнице, устланной полосатым ковром.

Когда они уже подходили к двери, ведущей в голубой салон, на Мелинду внезапно опять накатилась волна страха, она почувствовала, как бешено заколотилось ее сердце под плотным кружевным корсажем ее платья.

«Это потому, что я боюсь быть осмеянной», — подумала она, хотя знала наверняка, что на самом деле это случилось из-за боязни новой встречи с маркизом.

Он стоял посреди комнаты, необыкновенно элегантный в своем фраке, высоко повязанном галстуке и с белым цветком в петлице. Он пристально посмотрел на Мелинду, когда она вошла в комнату; девушка, не выдержав его взгляда, потупила взор, темные ресницы упали тенью на ее бледные щеки. Наступило минутное молчание, вызванное появлением Мелинды, хотя сама она вряд ли это осознавала. Но она не предполагала, что вызовет такое восхищение, а просто ждала, немного дрожа и прислушиваясь только к биению своего сердца.

— Изумительно! Великолепно! — воскликнул маркиз, но его голос казался резким и почти неестественно громким. — Вы не могли бы подготовиться к своей роли более совершенно. Я поздравляю вас, милая.

— Хочу предложить вам бокал шампанского, — сказал капитан Вест.

Мелинда отрицательно покачала головой.

— Мне бы не хотелось, — сказала она. — Я…

Я… не пью шампанского.

Маркиз вскинул голову и захохотал.

— Не пью шампанского! — повторил он. — Просто само совершенство! Да вы превосходная актриса. Если бы у меня была хоть капля здравого смысла, то я обязательно взял бы в аренду какой-нибудь театр специально для вас и сделал бы на этом целое состояние.

Мелинда украдкой взглянула на него из-под ресниц. Он мог бы показаться красивым, подумала она, если бы не был так неприятен в своих поступках и речах. Мелинда недоумевала, почему он усомнился в ее заявлении, что она не пьет шампанского; потом решила, что в том обществе, в котором вращается маркиз, вино, наверное, течет рекой.

— Если вы готовы, — сказал капитан Вест, — нам следует подняться наверх. «Священник»… он должен быть уже там.

— Уже там? Тогда нам лучше поторопиться, чтобы не оставлять его долго наедине с ее светлостью. Она может что-нибудь заподозрить, — сказал лорд Чард. — Итак, как мы будем входить в комнату? Может быть, мне взять Мелинду под руку?

— Думаю, так будет лучше всего, — согласился с маркизом капитан Вест. — Доктор сказал, что ее светлости можно говорить, но как можно меньше. Он дал ей какое-то тонизирующее средство, и лучше всего не утомлять ее до начала церемонии.

— Пока она не подпишет, да? — сказал маркиз.

Он поставил свой бокал, и в это время Мелинда взглянула на него и поняла, что он очень крепко выпил. Нет, пьяным назвать его было нельзя, но, как в шутку говаривал ее отец, он был навеселе.

«Как хорошо, что я не настоящая его жена», — подумала Мелинда, подавая ему руку в ответ, когда он предложил ей свою; так, рука об руку, они пересекли комнату. Капитан Вест распахнул перед ними дверь. Затем они пересекли коридор до пары больших, красного дерева дверей на другой стороне.

— Вы готовы? — шепотом спросил капитан Вест. — Мелинда, вы выглядите просто очаровательно. Не пугайтесь, просто повторяйте все слова, которые обычно говорятся на церемонии бракосочетания. Больше от вас ничего не требуется.

Мелинда ничего не ответила, а просто утвердительно кивнула головой.

Несмотря на то что она лишь кончиками пальцев касалась руки лорда Чарда, все-таки она находилась достаточно близко, чтобы почувствовать, что все его тело напряжено. «По-видимому, этот момент много значит для него», — подумала она и задала себе вопрос, какова же ставка в том злополучном пари, если на него согласился человек такого знатного происхождения?

Двери открылись. Комната оказалась затемненной: жалюзи на окнах были низко опущены.

Но когда Мелинда прошла вперед несколько шагов, ее глаза привыкли к полумраку, и она смогла оглядеться вокруг. В левой части комнаты была огромная кровать, увенчанная пологом.

В этой кровати, опираясь на бесчисленное число подушек, лежала женщина преклонных лет.

Рядом с ней стояли двое мужчин; Мелинда предположила, что один из них, по-видимому, доктор. В ногах кровати в ожидании их прихода находился священник; его стихарь отсвечивал белым в сумраке этой комнаты.

Никто не проронил ни слова, пока они двигались шаг за шагом до тех пор, пока не встали прямо перед священником и пожилой дамой, наблюдавшей за ними, лежа в кровати. Священник приглушенным голосом начал службу. У Мелинды возникла мысль, что он, наверное, тоже испытывает напряжение и страх, но, надо сказать, роль свою он исполнял отменно.

Молитвы, открывающие обряд бракосочетания, были весьма короткими, но теперь наступал решающий момент.

— Готов ли ты, Александр Дрого Фредерик Джон взять эту женщину, Мелинду, себе в законные супруги? Иметь и владеть в богатстве и бедности, в болезни и здравии до тех пор, пока смерть не разлучит вас?

Маркиз повторял все слова медленно, тщательно выговаривая, и голос его оставался абсолютно бесстрастным. Меэтинда почувствовала, что снова начинает волноваться. Эта церемония венчания была слишком похожа на настоящую и поэтому пугала ее. Она не смотрела в сторону кровати, но все время ощущала на себе взгляд старой дамы, тягостное безмолвие и напряжение свидетелей. Мелинда почувствовала, что у нее дрожат колени, что она ни за что не сможет вымолвить нужные слова — те священные слова, которые она всегда мечтала сказать тому единственному, которого полюбила бы.

И тут, словно почувствовав, что она испытывает в эти мгновения, маркиз внезапно протянул руку и сжал ее ладонь. Мелинда ощутила силу его пальцев сквозь мягкую кружевную перчатку. Его пожатие было теплым, вселяющим силы и в некотором роде успокаивающим.

«Он думает, что я на грани того, чтобы выдать его, все испортить», — подумала Мелинда, и тут на помощь пришла ее гордость, как это часто бывало и раньше в ее жизни.

— ..в богатстве и в бедности, в болезни и здравии, до тех пор, пока смерть не разлучит нас… Я клянусь тебе в верности…

Ее голос был тихим, но совершенно четким.

Она закрыла глаза, когда повторяла эти слова, отстранившись сразу же от этой спальни, представив себе на мгновение, что вернулась в маленькую церковь неподалеку от их дома и слушает слова своей кузины на свадьбе, на которой она была подружкой невесты.

Священник освятил кольцо, и Мелинда почувствовала, что маркиз надевает его ей на палец. Они преклонили колени, и он благословил их.

«О боже, прости мне этот обман, — мысленно проговорила Мелинда. — Я знаю, что это дурно, но это прегрешение кажется таким мелким, когда предлагают столь много денег. Прости меня!»

Она все еще молилась, когда почувствовала, что маркиз хочет помочь ей подняться с колен.

— С вами все в порядке? — спросил он.

— Да, разумеется, — ответила Мелинда.

Он отвернулся от нее и подошел к кровати.

— Дрого, вы что, забыли? — из полумрака прозвучал резкий старческий голос.

— Что забыл, мадам? — спросил маркиз.

— Поцеловать невесту. Уверена, что вы знаете про этот обычай.

— Да, разумеется, забыл. Я слишком взволнован.

Маркиз вновь повернулся к Мелинде. Она почувствовала, что он прижал ее к себе. Если он собирался поцеловать ее в губы, то она расстроила его планы, повернув свою голову так, что его губам пришлось ощутить лишь ее нежную щеку.

— Вы называете это поцелуем? — фыркнула старуха со своей кровати. — В мое время мужчины на свадьбе вели себя порешительней.

— Ваше условие выполнено, не так ли? — ответил маркиз. — Но вы ведь не хотите окончательно смутить мою невесту в такой волнующий момент ее жизни?

— Ни в коем случае, — сказала старуха. — Подойдите сюда, дитя мое, и дозвольте мне взглянуть на вас.

— У вас уже было сегодня слишком много впечатлений, — сказал маркиз и взглянул на доктора.

— Когда стоишь на пороге смерти, понятие «слишком много» для тебя уже не имеет смысла, — ответила его мачеха. — Подойдите сюда, Мелинда. Вас, кажется, так зовут?

Мелинда подчинилась, подойдя к кровати и взглянув в это бледное лицо со следами прожитых лет и болезни, но все еще сохраняющее печать былой красоты. Старуха взглянула на Мелинду, и ее тонкая, костлявая рука простерлась, чтобы притянуть девушку поближе.

— Итак, вы вышли замуж за моего пасынка, — сказала она. — Вы храбрая девушка.

Мелинда ничего не ответила, но ощутила, что глаза старухи дотошно исследуют ее лицо, как будто она искала в нем что-то особенное, ведомое только ей одной.

Вдруг джентльмен, который стоял рядом, по другую сторону кровати, нагнулся и положил документ большого размера перед вдовой, держа в своей руке гусиное перо.

— Будет лучше всего, миледи, если вы подпишите сейчас, — сказал он, — до того, как слишком устанете.

Старуха фыркнула:

— Ну что же, Дрого, ты выполнил условие, теперь мой черед сдержать слово.

Она поставила свою подпись на документе.

Мелинда услышала, что маркиз, который стоял рядом, громко и облегченно вздохнул. Подпись была корявой и довольно бледной, но вполне разборчивой. После этого она передала гусиное перо человеку, который, как теперь поняла Мелинда, был нотариусом вдовствующей маркизы.

— Заберите это у меня, — сказала она. — Я закончила дела с движимыми и недвижимыми ценностями этого мира. Буду надеяться, что в мире ином я не окажусь без единого гроша за душой!

— Ваша светлость может быть уверена, что я явлюсь по первому зову, — сказал нотариус. — А теперь, наверное, я могу удалиться?

— Да, идите, идите! — сказала старуха. — Теперь настало время мне побыть с семьей, не так ли? — Она вновь взглянула на Мелинду. — Вы очень молоды. Как вы думаете, справитесь с моим пасынком? Это человек очень самолюбивый, и его еще никому не удавалось обуздать.

— Мадам, не смущайте ее, — сказал маркиз торопливо. — Мелинда тихая девушка, но разве можно винить ее за это?

— Если она вышла за вас замуж, ей недолго придется ходить в тихонях. — Старуха вернула колкость маркизу голосом, полным сарказма.

Вдруг выражение ее лица смягчилось. — Подойдите ко мне поближе, дитя мое, — сказала она. — Мне еще нужно кое-что сказать вам… только вам одной.

Мелинда склонилась к ней, ажурная вуаль упала на простыни и как бы укрыла умирающую женщину и саму Мелинду от пристальных взглядов окружающих. Девушка понимала, что действие лекарства, поддерживавшего силы маркизы, подходит к концу. Она слабела прямо на глазах, сползая вниз по подушкам, но нечто важное, что маркиза хотела сказать ей, заставило ее собрать всю свою волю и произнести эти слова.

— Будь добра… к нему, — прошептала она таким слабым голосом, что услышать ее могла только Мелинда. — Я… относилась к нему… несправедливо… всю жизнь… Наверное… потому что… я завидовала… у меня не было сына… собственного сына. Он не мог… быть счастливым…

Вы должны… оправдать его ожидания…

— Да, мадам, — ответила Мелинда.

Больше она ничего не могла добавить.

— Обещайте… мне… что вы… вы постараетесь….

Голос маркизы стал столь слабым, что Мелинде едва удавалось понять, что же шепчет старуха.

— Обещайте… обещайте мне…

— Обещаю.

Это слово слетело с губ Мелинды почти против ее воли, но девушка почувствовала, что маркиза услышала ее и поняла. На бледных устах маркизы появилось вдруг некое подобие улыбки, после чего ее глаза закрылись.

Мелинда отошла от кровати, а ее место у изголовья умирающей маркизы занял доктор.

— Ее светлость заснула, — сказал он. — Церемония бракосочетания явилась тяжелейшим испытанием для больной, но маркиза решила, несмотря ни на что, присутствовать при ней.

— Я попрошу вас немедленно дать мне знать, если в ее состоянии появятся какие-либо изменения, — сказал маркиз.

— Без сомнения, ваша светлость, — уверил его доктор.

Маркиз предложил руку Мелинде. На какое-то мгновение она оглянулась и посмотрела на болезненное, бледное лицо среди многочисленных подушек, такое маленькое, такое старческое и опустошенное, но все-таки еще сохраняющее отпечаток сильного характера. Мелинде стало жаль, что она не была знакома с вдовствующей маркизой до того, как болезнь сразила ее.

Маркиз увел Мелинду из спальни больной.

Они молча спустились по лестнице, за ними шествовал Жервез Вест; в таком порядке они и добрались до библиотеки в дальнем конце зала.

Сквозь окна пробивались лучи солнца, и Мелинда увидела маленький садик с вымощенными дорожками и фонтаном. От множества цветов рябило в глазах, и внезапно Мелинда ощутила разительный контраст этого богатства красок по сравнению с темной спальней наверху; ощущение различия было столь острым, что, вероятно, останется в ее памяти на всю жизнь. Она не смогла бы объяснить причину, но то, что будет именно так, Мелинда знала наверняка.

— Ради бога, дай мне выпить! — услышала она, как маркиз обратился к капитану Весту.

Он отошел от нее в другой конец комнаты, а Мелинда осталась стоять спиной к ним, у окна.

— Чего-нибудь выпьете, Мелинда? — обратился к ней капитан Вест. — Теперь-то вы не откажетесь, я думаю?

— Я бы предпочла стакан воды, — ответила Мелинда капитану.

— Ну, когда мы одни, вам абсолютно не требуются ваши актерские способности, — грубо ответил маркиз. — Конечно, это было блестяще!

Восхитительно! Но занавес уже опущен! Между прочим, что это такое поведала вам моя мачеха, что не предназначалось для моих ушей?

Мелинда холодно взглянула на него, в голосе ее звучало презрение:

— То, что мне сказала маркиза, вряд ли вас заинтересует. Просто последняя воля умирающей женщины.

Маркиз замер; их глаза встретились. Они понимали, что происходит поединок характеров, воли, и было еще скрытое движение чувств, которое оба они хорошо ощущали. Первым отвел глаза маркиз.

— Я вижу, вы очень своевольны, — с деланым безразличием произнес он. — Но вам нет нужды влезать в мои личные дела только на основании того, что вы выполнили для меня известного рода поручение, хотя и сделали это отменно.

— Меня ваши дела совершенно не интересуют, — гордо ответила Мелинда.

— Достаточно, Дрого! — вмешался капитан Вест. — Вы оба в большом напряжении, но кто может бросить вам упрек? Конечно, это представление было не из приятных, но все уже закончилось, и я, пожалуй, пойду вызволю Фредди и тихонько выведу его из дома. Думаю, не стоит приводить его сюда. Если мы не будем собираться вместе и бражничать, никто ничего и не узнает.

— Ты очень предусмотрителен, — сказал маркиз. — Не забудь только заплатить ему.

— Уже заплатил, — ответил капитан Вест, затем повернулся и пошел к двери.

— Я пойду переоденусь, — тут же проговорила Мелинда, не желая оставаться с глазу на глаз с маркизом. — Может быть, после этого я смогу уехать?

— О нет, еще рано! — ответил капитан Вест. — Разве миссис Харкорт не объяснила вам, что лучше остаться еще на некоторое время, хотя бы до тех пор, пока не скончается вдова? У нее может вдруг возникнуть желание увидеть вас, поговорить с вами, а если вас в этот момент не окажется в доме, это может показаться ей очень странным.

— Да, разумеется, — ответила Мелинда. — Но, согласитесь, разве это не ужасно, жить в доме, ожидая чьей-то смерти?

— Для вас это не должно иметь ровным счетом никакого значения, — сказал маркиз. — В конце концов, для Вас она совершенно чужой человек.

— Прежде всего она личность, — возразила Мелинда, — человеческое существо, которое было молодым и любило жизнь, но теперь подошло к концу земного существования. Независимо от того, кто умирает, это всегда ужасно и даже немного страшно.

Она говорила очень тихо, но тем не менее даже в этой большой комнате ее слова прозвучали очень отчетливо. Ни один из мужчин не нашел, что ответить девушке; затем Жервез Вест порывисто открыл дверь, вышел и быстро прикрыл ее за собой.

Маркиз опустился в кресло у камина.

— Вы очень странная девушка, — сказал он, и Мелинда поняла, что теперь он говорит серьезно. — Подойдите ко мне, я хочу поговорить с вами.

— Думаю, мне лучше пойти переодеться, — сказала Мелинда поспешно.

— Это может подождать, — ответил маркиз. — Вы очень привлекательны в этом платье. Полагаю, вы и сами об этом догадываетесь.

Мелинда взглянула на свои пышные кружевные юбки с маленькими букетиками флердоранжа, схваченными шелковыми лентами.

— Это очень красивое платье, — сказала Мелинда. — Пожалуй, самое красивое из всех, которые мне когда-либо довелось видеть в своей жизни.

— Вы еще так молоды, — продолжал маркиз с явным удивлением в голосе, — почему вы этим занимаетесь?

Мелинда подумала, что он имеет в виду ту роль, которую ей пришлось сыграть.

— Мне нужны деньги, — просто ответила она.

— Ну, разумеется! — тон маркиза резко изменился. — Деньги! Деньги! Именно в них все дело, разве не так? Для такой красивой девушки, как вы, это самое важное.

Мелинда ничего не ответила, поэтому, помолчав какое-то время, маркиз добавил:

— Собственно говоря, чего мне жаловаться?

Я очень благодарен вам. Уверен, Элла Харкорт не могла бы найти другую девушку, которая сыграла бы эту роль лучше, чем это сделали вы.

— Благодарю вас, — ответила Мелинда. — А теперь, если вы не против, я пойду переоденусь.

— Вы совершенно ясно даете понять, что мое общество вам не интересно, — сказал маркиз.

— Мне не хотелось бы показаться невежливой, — ответила Мелинда. — Однако, поскольку после завершения спектакля мне вряд ли когда-либо доведется свидеться с вами, у меня такое ощущение, что чем быстрее мы забудем все случившееся, тем будет лучше для нас обоих. Я постараюсь, но мне это сделать будет нелегко.

— Забыть что? — спросил маркиз.

— Все, что случилось, — ответила Мелинда. — Видите ли, я думаю, что все это очень дурно с нашей стороны: я имею в виду обман умирающей женщины. Когда я приехала в этот дом, мне сказали, что вы собираетесь выдать меня за свою невесту потому, что непременно желаете выиграть некое пари. А сейчас я теряюсь в догадках, что это за пари и при чем здесь ваша мачеха. Я подозреваю, что меня ввели в заблуждение и что дело не в пари, а в чем-то совершенно ином.

— Ну, раз уж вы так много сказали, — резко произнес маркиз, — то могли бы сообщить мне и о своих подозрениях.

— Я думаю, — медленно продолжала Мелинда, — что человек, похожий на нотариуса, имел при себе завещание вашей мачехи, и после того, как вы уверили ее в своей женитьбе, она подписала его, оставив вам в наследство, как я предполагаю, весьма крупное состояние.

— Вы на редкость проницательны, — сказал маркиз с нескрываемым раздражением в голосе. — Ну и что же вы теперь собираетесь предпринять? Шантажировать меня?

— Не понимаю, что вы имеете в виду, — удивилась Мелинда.

— Не притворяйтесь, — грубо продолжал он. — Вы недвусмысленно намекаете, что если я не подниму цену, которую ранее вам обещали, то вы немедленно подниметесь наверх, в спальню, и сообщите моей мачехе, что эта свадьба — надувательство чистой воды, после чего она может изменить свое завещание. Ну что, я угадал?

Он поднялся с кресла и теперь стоял перед Мелиндой — высокий и очень грозный; он не говорил, а выплевывал слова ей в лицо, а глаза его стали совершенно темными от гнева. Тем не менее Мелинда сохраняла спокойствие.

— Не следует судить о людях по себе, лорд Чард, — произнесла она ледяным тоном. — Я считаю вас редкостным и законченным негодяем и надеюсь только на то, что смогу оставить этот дом как можно быстрее, чтобы никогда уже впредь с вами не встречаться.

Говоря все это, Мелинда пристально смотрела ему в лицо, затем она повернулась и, шелестя своими юбками, решительно направилась к двери.

— Какого черта?.. — начал было маркиз, но единственным ответом ему был стук захлопнувшейся двери и звук удаляющихся шагов девушки, сбегавшей вниз, в мраморный зал.

Он долго стоял, глядя на закрытую дверь, а затем подошел к столику и налил себе большую порцию коньяка. Когда через несколько минут вернулся капитан Вест, он застал маркиза, сидевшего уставившись пристально на бокал, как будто в него был налит яд.

— Мелинда пошла переодеваться? — спросил он как бы мимоходом.

— Где ты, черт возьми, подобрал эту девчонку? — спросил его маркиз.

— У Кэт, я же тебе говорил, — ответил капитан Вест. — Должен сказать, она просто фантастическое создание! Выглядит как прирожденная аристократка. Могу поклясться, что никто бы не обнаружил различий. На самом деле, я думаю, она внебрачная дочь каких-нибудь знатных особ. В каждой ее черточке ощущается голубая кровь.

— Я совершенно не понимаю ее поступков, — сказал маркиз. — Она начала читать мне нравоучения. Я сначала подумал, что она собирается шантажировать меня, но, кажется, даже мысль об этом была для нее кощунством.

— Ну, должен тебе сказать, — ответил капитан Вест, — что все твои речи и поведение со стороны казались крайне непривлекательными с самого того момента, как она появилась в этом доме. Разумеется, я понимаю, что ты был взвинчен, но все женщины подобного сорта любят лесть и обходительное обращение; никто не знает этого лучше, чем ты.

— В чем-то эта девушка совершенно не похожа на тех женщин, — ответил маркиз.

— Ах, не стоит беспокоиться, — сказал капитан Вест. — Она просто милая крошка, и если она только попытается взбрыкнуть, уж Кэт поговорит с ней по-своему.

— Да, думаю, она все уладит, — согласился маркиз, хотя в голосе его звучало некоторое беспокойство.

— Не напускай на себя такой несчастный вид, — ответил капитан Вест. — Не унывай! Дело уже сделано, и снова ты совершил невозможное.

Ты просто гений, Дрого!

Какое-то время оба они молчали, затем маркиз проговорил:

— Ты, может быть, не поверишь, но эта девчонка показала мне меня самого в чертовски неприятном свете. Будь я проклят! Я чувствую себя полным негодяем. Никогда еще у меня не было такого скверного чувства с тех пор, как меня поймали со шпаргалкой в Итоне.

Капитан Вест с удивлением взирал на него.

— Это не похоже на тебя, Дрого. Если ты испытываешь чувство вины оттого, что обманываешь вдову, только вспомни, сколько розог она сломала о тебя за свою жизнь. Урезала твои карманные деньги, заставляла продавать лошадей в счет уплаты долгов, выставляла тебя в дурном свете перед твоим стариком. Если бы ты рассказал мне о ее гонениях на тебя, то я не поверил бы и половине услышанного, если бы сам не был их свидетелем. Знаешь, я терпеть не мог навещать тебя в Чарде. Твоя мачеха заставляла меня чувствовать себя крайне неловко, потому что постоянно в моем присутствии пыталась задеть тебя как можно больнее.

— Все это я помню, — сказал маркиз. — Но сейчас она умирает, и я думаю, что не стоило обманывать ее в такой час.

— Одно то, что человек находится на пороге смерти, еще не превращает его в святого, — сказал капитан Вест. — Она осталась такой же злобной, какой и была прежде; и я могу побиться с тобой об заклад, что если она оправится от болезни, то завтра же вернется в свое прежнее состояние, аннулировав прежнее завещание, и будет держать тебя в бедности еще двадцать последующих лет твоей жизни.

Маркиз ничего не ответил, вновь уставившись на свой бокал с коньяком, к которому он так и не притронулся.

— Ну, хватит, не горюй! — сказал капитан Вест. — Не представляю, что такого сказала тебе та девица, чтобы повергнуть тебя в такое уныние. Не забывай, что твоя мачеха точно так же поступила с твоим отцом, когда он был при смерти, — подсунула ему завещание на подпись в самый последний момент и оставила все деньги себе. Он был тогда уже не в себе, а может, настолько ослаб, что просто не смог отказать ей.

Это ей возмездие свыше! И если бы ты ничего не предпринял, Чард пошел бы на продажу — и что стало бы со всеми этими старыми слугами, арендаторами и остальным людом, который прожил в Чарде в течение нескольких поколений.

— Это означало бы, что Чард должен исчезнуть, — тихо проговорил маркиз.

— Так стоит ли беспокоиться? — спросил капитан Вест. — Допускаю, что сам метод, может быть, и сомнителен, но вполне оправдан. А остальное неважно. Теперь остается лишь надеяться на то, что нам не придется здесь сидеть слишком долго. Потом мы сможем отправить эту курочку обратно в курятник и махнуть на несколько месяцев за границу, например, в Париж — повеселимся на славу! Что скажешь? Помнишь Дезире? Бог мой, какая была вечеринка!

— Чем быстрее она покинет этот дом, тем будет лучше, — сказал маркиз.

— О ком ты говоришь? — спросил капитан Вест.

— Об этой девчонке, — ответил маркиз. — Кэт приголубила ее, эту маленькую злючку! И в то же время она отказывается от дополнительных денег. Ничего не понимаю!




Глава 6


Обед проходил в унылой обстановке. Мелинда постоянно ощущала присутствие маркизы там, наверху. Ее мысли возвращались к умирающей женщине, и поэтому Мелинде трудно было следить за ходом беседы.

Маркиз, без сомнения, находился в самом дурном расположении духа и решительно отодвинул от себя большинство восхитительных экзотических кушаний, подаваемых на серебряной посуде. Его хрустальный бокал, украшенный фамильным гербом Чардов, был всегда полон, за чем следил один из лакеев в ливрее.

Капитан Вест прилагал все усилия к тому, чтобы хоть в какой-то степени оживить атмосферу за столом. Он вел беседу с маркизом, но все время пытался вовлечь в разговор и Мелинду. При упоминании в беседе кого-либо из знакомых ему и маркизу людей он рассказывал о них Мелинде и, кроме того, кратко описывал ей те места, в которых происходили те или иные события, упомянутые в разговоре. Один или два раза ему удалось даже рассмешить ее, но Мелинду смущало циничное выражение, не сходившее с лица хозяина дома, который оставался в угрюмом, унылом настроении.

Через некоторое время замолчал и капитан Вест. Слуги как раз начали обносить сидевших за столом фруктами на посуде из севрского фарфора. Это были крупные персики, фиолетовые гроздья винограда и свежий инжир.

— Все это произрастает в чардских садах? — нарушил наконец молчание капитан Вест.

— Конечно, — резко ответил ему маркиз. — Неужели ты думаешь, что я притронулся бы к той дряни, которая продается в наших лавках?

После такого ответа разговор неминуемо должен был оборваться, и за столом вновь воцарилось молчание. Но капитан Вест не оставил своих попыток хоть как-то разрядить обстановку.

— Послушай, Дрого, не можем же мы сидеть здесь до бесконечности, все больше погружаясь в уныние. Почему бы нам не отправиться на званый вечер к Себастьяну? Там не должно быть большого числа приглашенных, и присутствующих там гостей вряд ли будет интересовать состояние здоровья твоей мачехи.

— Это было бы очень неприлично с моей стороны, — возразил ему маркиз.

— К сожалению, да, — согласился с ним капитан Вест. — Но кто узнает об этом? Кроме того, и Мелинда немного развлечется. Ей, должно быть, безумно наскучило слушать наши с тобой препирательства.

У маркиза от удивления поползли вверх брови.

— Так ты предполагаешь отправиться на этот вечер вместе с Мелиндой? — Маркиз говорил так, словно она отсутствовала за столом.

— Почему бы и нет? — спросил, в свою очередь, капитан Вест. — Полагаю, она могла бы встретить там кого-либо из своих друзей.

— У меня нет друзей в Лондоне, — поспешила вмешаться в разговор Мелинда.

— В таком случае у вас будет время завести их на этом вечере, — ответил капитан Вест, не желая, чтобы его предложение было отвергнуто.

— Тогда все отлично, — сказал маркиз, вставая со стула. — Мы сейчас же и поедем.

Мелинда медленно встала со стула. И в это мгновение услышала, как дворецкий почти в ужасе обратился к маркизу:

— А портвейн, милорд! Разве вы откажетесь сегодня от портвейна?

— Нет, больше ничего не надо, — ответил маркиз таким тоном, как будто только что принял важное решение.

Когда Мелинда покидала столовую в сопровождении двух джентльменов, она не смогла сдержать улыбки при виде выражения лица дворецкого. Протокол был грубое нарушен. Она после обеда не удалилась, как того требовала традиция, в гостиную, а джентльмены не остались в столовой пить свой портвейн.

Когда они оказались в зале, капитан Вест обратился к Мелинде:

— Вам, без сомнения, потребуется накидка.

— Конечно, — ответила Мелинда. — Я поднимусь наверх и возьму все необходимое.

Она бегом поднялась по лестнице и зашла в свою комнату, размышляя о том, как странно вдруг переменилась вся ее жизнь. Совсем недавно она думала, что должна будет провести этот вечер в каком-нибудь дешевом пансионе, поглощая скудную пищу в обществе других постояльцев и в страхе подсчитывая, на сколько хватит изъятых из тетушкиного секретера соверенов.

А вместо этого Мелинда обедала в столь роскошной обстановке, которая не снилась даже ее дяде Гектору, торжественные приемы которого по сравнению с этой трапезой казались второсортными и незначительными. Поданные на сегодняшний обед блюда были отменными даже на самый взыскательный вкус.

«Без сомнения, маркиз сказочно богат», — подумала Мелинда, и мучившее ее чувство вины от потраченных на наряды денег отступило.

Мелинда не могла понять, почему маркиз избегает смотреть ей прямо в глаза и ведет разговор с капитаном Вестом так, как будто ее нет рядом; почему маркиз так явно выразил нежелание, чтобы она сопровождала их на званый вечер. Были ли это угрызения совести или дурной нрав? «Может быть, — говорила она себе, — он беспокоится о моей репутации». Но эта мысль показалась девушке совершенно неубедительной. И, кроме того, в этом незнакомом городе, в котором она никого не знает, ни у нее, ни у кого-либо другого не было никаких причин беспокоиться, что какие-либо действия могут ее скомпрометировать.

Она скорчила себе рожицу в зеркале.

— Одежда красит человека! — громко сказала Мелинда и подумала, что, как говорила нянечка, в общении должно присутствовать «поддразнивание». А к тому же в мире нет абсолютно совершенных людей.

Поддразнивание, как понимала Мелинда, и было сутью поведения маркиза. Она не могла бы толком объяснить это себе. В ее отношениях с маркизом присутствовало что-то такое, с чем она никогда раньше не сталкивалась в общении с другими мужчинами. Создавалось такое впечатление, будто маркиз ее презирает, не выносит даже ее вида. Мелинда никак не могла постигнуть причину такого отношения к себе.

«В конце концов, — твердо решила она, — какое все это имеет значение?» Она получит пятьсот гиней. В течение года или двух она и нянечка могли бы жить беззаботно. Она осознавала, что очень дурно желать, чтобы та бедная женщина, с которой она познакомилась в результате мнимого бракосочетания с маркизом, не задерживалась слишком долго на этом свете.

Но в то же время она страстно желала как можно скорее покинуть этот дом, раствориться в темноте за его пределами и при этом быть уверенной в том, что никогда в будущем ей уже не придется встречаться с лордом Чардом.

Мелинда вдруг осознала, что слишком долго смотрит на свое отражение в зеркале. Она глядела в зеркало и не замечала ни изящного нового платья, подчеркивавшего очертания ее юного тела, ни элегантной прически, в которую одна из горничных уложила ее волосы, а видела лишь беспокойство в своих глазах, в которых отражались все терзавшие ее сомнения.

— Я обязательно должна обрести свободу! — вслух проговорила Мелинда и сама удивилась своим словам.

Ей удалось убежать от дяди, и ему, конечно же, и в голову не придет разыскивать ее на площади Гросвенор. Она избежала ненавистного брака с полковником Гиллингемом. Теперь, по самой счастливой случайности, она заработает немалую сумму денег. Возможно, что уже через несколько часов она будет на пути в Суссекс, а потом окажется в уюте и безопасности рядом с любимой нянечкой.

При мысли об этом она непроизвольно улыбнулась, извлекла накидку из шкафа и сбежала вниз по лестнице так же весело, как это проделала бы любая другая молодая девушка, которая собирается на свой первый бал. И лишь вбежав в зал, она заметила, что накидка из бледно-голубого бархата была отделана горностаем. Мелинда подумала, что это — непозволительная роскошь со стороны миссис Харкорт.

Помог ей одеться капитан Вест. Он взял у Мелинды плащ и накинул его ей на плечи.

— Вы выглядите просто очаровательно, — сказал он Мелинде.

— Правда? — удивление в голосе Мелинды было достаточно искренним, и она даже слегка покраснела.

— Безусловно, и вы сами можете убедиться в этом, если только взглянете в зеркало. Уверен, что никогда прежде в это зеркало в этом доме не смотрелось столь прелестное создание.

— Благодарю вас, — кротко сказала Мелинда.

Она опустила глаза, и ее темные ресницы легли ей на щеки.

Было так восхитительно впервые в жизни удостоиться комплиментов, В то же время у Мелинды возникло чувство, что эти комплименты были не слишком искренними, в них сквозила некоторая легкая фамильярность. Она была очень щепетильна, и эта искусственность ее тревожила.

— Карета подана, милорд!

Зычный голос дворецкого освободил Мелинду от необходимости продолжать разговор, и она двинулась к выходу по красному ковру, который устилал пол, к элегантному закрытому экипажу с мягкой обивкой внутри. Она увидела, что экипаж запряжен парой серых лошадей с высокими черными плюмажами. Она успела только мельком взглянуть на них, как маркиз уже уселся рядом с ней, а капитан Вест расположился напротив; в этот самый момент у Мелинды вырвалось:

— Что за прекрасные лошади у вас, маркиз!

Не разрешите ли мне наведаться завтра в ваши конюшни? Если, конечно, я еще буду оставаться в вашем доме!

— Да, конечно! — ответил маркиз. — Вы ездите верхом?

— Я научилась ездить верхом, когда мне было три года, — ответила Мелинда.

— Тогда мы обязательно должны взять вас в манеж, — сказал маркиз. — Все хорошенькие объездчицы собираются у статуи Ахилла, как вам хорошо известно, я полагаю.

Мелинда в замешательстве взглянула на маркиза. Она не поняла, что он имел в виду, когда упомянул об объездчицах. Потом подумала, что, по-видимому, это какое-то жаргонное слово, обозначающее тех, кто хорошо ездит верхом.

— Больше всего мне хотелось бы проехаться на одной из ваших лошадей, — сказала Мелинда.

— Тогда договорились, — вмешался в их беседу капитан Вест. — Мы возьмем вас на верховую прогулку, Мелинда, и если вы будете выглядеть в седле столь же изящно, как в этом вечернем платье, то все просто попадают, как кегли.

Произнося эти слова, он краем глаза следил за выражением лица маркиза.

— Это вовсе не остроумно, Жервез, — проговорил его светлость уничтожающим тоном.

— Мне это показалось довольно изящной метафорой, — сказал капитан. Он повернулся к Мелинде:

— Думаю, вы слышали о знаменитой Кегле?

— Вы имеете в виду игру? — спросила Мелинда.

Капитан Вест рассмеялся.

— Нет, я имею в виду одну даму. Она известна под именем Кегля, потому что как-то сказала нескольким офицерам, что собьет их, как… как кегли, если они не выполнят то, что она захочет.

Мелинда попыталась сделать вид, что заинтересовалась рассказом капитана Вест.

— А как настоящее имя этой дамы? — спросила она.

— Право же! — вмешался в разговор маркиз. — Вам не удастся уверить нас в том, что вы никогда прежде не слышали о Каролине Уолтере, или в том, что не знаете о ее прозвище Кегля.

— Нет, я никогда ничего не слышала ни о ней, ни о ее прозвище, — ответила Мелинда.

В отблесках света, который проникал через окошки кареты, когда они проезжали под фонарями, Мелинда могла видеть, что маркиз отнесся к ее словам с большим недоверием.

— Знаете ли, — сказал он неприятным голосом, — я все более и более прихожу к выводу, что вы воистину редкостная, законченная лгунья!

Скорее его тон, а не слова заставили Мелинду сжаться, и, вздернув подбородок, она ответила гордым тоном:

— Не могу понять, милорд, что заставляет вас говорить со мной подобным образом. Но уверяю вас, я говорю правду. Я никогда не слышала об этой Каролине Уолтере ни под ее настоящим именем, ни под каким-либо другим, под которым вам, очевидно, привычнее упоминать эту женщину.

Пока Мелинда произносила эту тираду, она пристально смотрела прямо в лицо маркиза. Он, по всей видимости, остался при своем мнении и сидел в углу кареты, откинувшись на спинку, а на губах его играла презрительная улыбка.

— Прошу тебя, Дрого, сдерживайся! — вмешался в разговор капитан Вест. — Ты ведешь сейчас себя очень грубо, не так ли? Если Мелпнда заявляет, что не знает никакой Кегли, с какой стати она должна при этом обязательно лгать?

— Все это сцена из того же спектакля, — ответил маркиз. — Просто мне не нравится, что меня пытаются провести, как невинного младенца. Не думайте, что я могу проглотить что-либо подобное, как бы правдоподобно это ни выглядело.

— И все-таки не могу вообразить, почему вы думаете, что я могла бы опуститься до лжи, — сказала Мелинда, — и потом, мне очень не нравится, когда меня называют лгуньей.

— Безусловно, вы правы, — примирительно проговорил капитан Вест. — Давай, Дрого! Извиняйся! Ты был не прав и прекрасно осознаешь это сам.

— Если Мелинда и в самом деле сейчас сказала правду, — продолжал упорствовать маркиз, — то единственно, что я могу сказать, что она — просто исключение из правил. Как, скажи на милость, она могла бы оказаться в такой ситуации, в которой находится в настоящий момент, и в то же время не иметь никакого представления о такой знаменитости, как Кегля?

— Ах, пожалуйста, помолчи, Дрого, — взмолился капитан Вест. — Какая тебе разница? Мелинда заявляет, что ничего не слышала о Кегле, но теперь-то она вряд ли когда-нибудь сможет забыть о ней. Мы даже можем исправить положение и представить дам друг другу.

— И, возможно, тогда, — изрек маркиз, — мы наконец узнаем, слышала ли когда-нибудь Кегля о Мелинде?

— Без сомнения, она подтвердит, что ничего не слышала обо мне, — сказала Мелинда. — Иначе и быть не может. Хорошо бы узнать, почему вы придаете этому такое значение? Однако думаю, что, по всей видимости, лучше было бы мне отказаться от приглашения на этот вечер.

Прошу вас, пусть карета отвезет меня назад, в ваш дом.

— Нет! Ни за что! — вскричал маркиз. — Теперь я подозреваю, что вы просто боитесь встретиться лицом к лицу с этой самой дамой, с которой вы якобы совершенно незнакомы. Представляю, в каком двусмысленном положении вы окажетесь, если она бросится к вам с распростертыми объятиями.

— Так вы думаете, что я хочу спастись бегством? — спросила Мелинда.

— А разве не так? — спросил он.

Она отрицательно покачала головой.

— Ну конечно же, мы вам верим, — опять вмешался в их разговор капитан Вест, пытаясь добиться примирения.

— Никак не могу понять, из-за чего возник спор, — сказала Мелинда.

— Точно так же, как и я, — в свою очередь, сказал маркиз, и его голос прозвучал, пожалуй, излишне громко.

Мелинда лишь вздохнула в ответ. Ей оставалось только надеяться, что терпеть общество маркиза придется не слишком долго. Она почувствовала вдруг, что его язвительные замечания выводят ее из себя.

К счастью, дорога до места, где намечался званый вечер, оказалась не слишком длинной.

Над ярко освещенным подъездом имелся навес, и, пройдя под ним, Мелинда сразу попала в зал, осмотрев который, она поняла, что оказалась в большом особняке, роскошном и со вкусом отделанном. Она сразу испытала облегчение. По дороге сюда она опасалась, что из неизвестных ей побуждений маркиз и капитан Вест решили отправиться с ней в какой-нибудь ночной притон, о которых она слышала так много ужасного. Конечно, теперь сама мысль об этом показалась Мелинде совершенно абсурдной. Но за время знакомства с ними Мелинда пришла к твердому убеждению, что они весьма непредсказуемые молодые люди, абсолютно непохожие на тех, с кем ей до этого времени доводилось сталкиваться в доме своих родителей или дяди; у нее даже возникли опасения, что невозможное и постыдное на ее взгляд может оказаться совершенно обычным для этих молодых людей.

Дом, в котором они сейчас оказались, очевидно, принадлежал какому-нибудь знатному господину. Мелинду провели через мраморный зал, на стенах которого красовались серебряные канделябры, в каждом из них было установлено по целой дюжине свечей. Дворецкий распахнул двойные двери из красного дерева, и Мелинда оказалась в зале, который она сразу определила как столовую.

Эта столовая представляла собой чрезвычайно длинную комнату, простиравшуюся вдоль всей задней стены особняка; вокруг стола разместилось никак не меньше тридцати гостей.

Столовая была ярко освещена серебряными канделябрами, установленными на столе, и огромными люстрами. Мелинда обратила внимание на то, что гости уже покончили с обедом, и на столах к их приходу остались стоять лишь десертные вазы.

— Чард, рад видеть тебя!

Этот вопль исходил с конца стола. Какой-то краснолицый молодой человек, чей воротник был уже слегка ослаблен из-за жары, направлялся к ним, раскинув руки.

— Это просто замечательно, что ты смог прийти. Думаю, ты не голоден? Ну, тогда немного портвейна. А эта маленькая леди, как я подозреваю, не откажется пригубить шампанского?

Даже не дождавшись, чтобы ему представили Мелинду, что ей показалось очень странным, он взял девушку за руку и повел ее к столу.

— Подвинься, Артур, — сказал он одному из гостей и сделал знак слугам принести три стула.

Было довольно тесно, но каким-то образом они все-таки умудрились усесться. Перед ними поставили бокалы и наполнили их вином.

Мелинда с любопытством огляделась вокруг.

Первое, на что она обратила внимание, это странный шум — она не могла вспомнить ни одного званого вечера, который проходил бы в столь шумной атмосфере. Голоса почти заглушали музыку, раздававшуюся из дальнего конца помещения, где в алькове расположился небольшой оркестр.

Взглянув на женщин, Мелинда испытала настоящий шок. Она понимала, что, живя так, как жила до сих пор, то есть в провинции, вдали от столицы, она наверняка отстанет в своих представлениях о моде и правилах поведения в фешенебельном обществе. Но она и представить не могла, — что благородные дамы могут выглядеть столь экстравагантно или использовать косметику в таких неимоверных количествах.

Их ярко нарумяненные щеки, накрашенные тушью ресницы, алые губы выглядели почти гротескно. С чувством легкого замешательства Мелинда подумала также, что никогда прежде не осмелилась бы даже вообразить столь глубокое декольте на платьях.

Послышались взрывы истерического хохота, а затем вдруг под возгласы одобрения небольшой компании одна из дам и джентльмен встали со своих мест. Остальные гости в это время заключали пари, высказывая свои предположения в отношении исхода событий. Взяв со стола тарелку для десерта, этот джентльмен водрузил ее себе на голову и старался удержать в равновесии. В столовой внезапно воцарилась тишина, после чего участвующая в состязании дама, подняв предварительно юбку, махнула ногой, пытаясь сбить тарелку с его головы. Она промахнулась, что вызвало взрыв хохота и возгласы поощрения.

— Еще раз! Попытайся еще раз! Три к одному, что она опять промахнется!

Но во второй раз даме сопутствовал успех.

Кончиком своей туфельки она послала вращающуюся тарелку в конец столовой, где, ударившись о стену, та разбилась.

— Ура! Еще раз, Дора! Держу пари на двадцать гиней, что она снова промахнется в первой попытке.

Краска стыда залила лицо Мелинды. Никогда, даже в самом диком кошмаре, ей не могла привидеться благородная дама, участвующая в подобном спектакле, тем более на званом обеде.

Все громко кричали и даже повскакивали со своих мест, чтобы лучше видеть происходящее.

Дора раскраснелась, ее и без того очень смелое декольте кружевного корсажа сползло еще ниже. Когда она вскидывала ногу для удара по тарелке, то обнажались не только ее ноги, но даже кружевное нижнее белье, надетое под юбкой.

Мелинда закрыла глаза. Ей казалось, что чувство унижения должна была испытать не только та женщина, которая участвовала в постыдном представлении, но и каждая женщина, сидевшая за столом. А тем временем, промахнувшись еще раз, Дора рухнула на стоявший рядом стул под шумные разочарованные возгласы.

— Не могу… дайте перевести… дух, — бормотала она, задыхаясь. — Дайте… выпить что-нибудь.

При этом голос ее звучал весьма вульгарно, и только теперь наконец Мелинда в смятении осознала, что это совсем не та вечеринка, на которой было бы допустимо ее присутствие.

Пока она судорожно перебирала все возможные действия, какие могла бы предпринять для достойного выхода из такой ситуации, ее хозяин, который аплодировал наравне с остальными, воскликнул:

— Давайте танцевать! Дора еще раз попытается, но только попозже.

Бесчисленные слуги поспешили в столовую, чтобы убрать стол. Все стулья были тут же отодвинуты к стенам, и, поскольку все уже встали, Мелинде пришлось последовать их примеру.

И тут она услышала, как маркиз сказал:

— Кегля, не думаю, что ты знакома с Мелиндой Стейнион! Как я понимаю, она из новеньких и только что прибыла в вашу сестринскую общину.

Мелинда обернулась. Прямо перед ней стояла прелестная молодая женщина. Она была одета чрезвычайно изысканно, и в ее облике не было ничего вызывающего или вульгарного. Белокурые волосы, разделенные посередине пробором и собранные в завитки по бокам, обрамляли лицо, отличающееся почти классической красотой. Мелинда протянула руку для приветствия, но, как бы не замечая этого жеста, Кегля с улыбкой обратилась к маркизу:

— Где, разрази тебя гром, ты пропадал, мой юный денди? — спросила она. — Прошло черт знает сколько времени с тех пор, как я встречала тебя в последний раз.

Мелинда отпрянула от нее, как будто под ногами неожиданно появилась змея. Никогда бы она не могла подумать, что благородная леди может говорить таким ужасным языком. Но Кегля этим не ограничилась. Она продолжала болтать без умолку, перемежая свою речь цветистыми ругательствами, и при этом не возникало никаких сомнений, что она изо всех сил старается очаровать маркиза. Одной рукой с тонкими белыми пальцами она держала маркиза за отворот смокинга, голова ее была откинута назад, открывая его взору длинную белую шею, а ее голубые глаза, чарующие, обольстительные, были весьма красноречивы.

Мелинда некоторое время безмолвно взирала на них, но затем, поскольку ее присутствие сознательно игнорировалось, отошла в сторону и проскользнула через дверь в зал. В зале никого из гостей не оказалось. Слуги сновали туда-сюда, занятые передвижением стола из столовой; открыв какую-то дверь, она оказалась в очаровательной маленькой гостиной с бледно-голубыми парчовыми драпировками, абиссинским ковром и изысканной французской мебелью. В комнате царила тишина, и Мелинда немного успокоилась.

Она уселась на один из стульев и попыталась разобраться, что же все-таки произошло. Теперь она уже в полной мере осознала, что эта вечеринка была совсем не тем развлечением, которое могло быть предложено юной леди. В какой ужас пришла бы ее матушка при виде женщины, демонстрирующей свои ноги или употребляющей в своей речи такие грубые выражения, которые, видимо, были вполне обычными в устах Кегли!

Это была настоящая холостяцкая пирушка!

Но тогда почему, боже мой, почему маркиз и капитан Вест привезли ее сюда? Она поняла, грустно вздохнув, что это произошло лишь потому, что она была девушкой без положения.

Так же, как все время корил Мелинду за бедность дядюшка Гектор, говоря о ней как о бедной родственнице под опекой, которой не дозволяется иметь никаких собственных суждений, так и маркиз с капитаном Вестом, наняв ее за деньги, думали о ней примерно так же и поступали с ней соответственно ее положению.

Теперь она могла понять их поведение. Но в то же время Мелинда чувствовала себя до крайней степени униженной. Ей не следовало бы соглашаться играть такую роль, повторяла она себе. Ей пришлось закрыть глаза на то обстоятельство, что приличной девушке не пристало принимать одежду от постороннего мужчины.

Но ведь ни одну приличную девушку и не пороли плеткой, как собаку, не принуждали к бегству, не оставляя ей ничего, кроме нужды и нескольких ворованных золотых.

Мелинда вдруг отчетливо увидела себя со стороны и нашла себя столь незаметной и незначительной, что стало понятно, почему другие могли относиться к ней только как к бессловесной твари, требуя безусловного повиновения.

Дверь открылась, и Мелинда поднялась со стула. Вошел какой-то незнакомый джентльмен.

В руке у него была сигара. Он удивился, увидев в комнате Мелинду.

— О, надеюсь, я вас не побеспокоил, — извинился он. — Я зашел, потому что искал, где бы прикурить.

Мелинда ничего не ответила, и он продолжил:

— Вы кого-нибудь дожидаетесь, или этот вечер вам уже наскучил?

— Я… у меня… разболелась голова, — поспешно ответила Мелинда.

— Ужасно неприятная вещь эта головная боль, — сказал незнакомец. — У меня самого это часто бывает. И причем эти боли начинаются в самое неподходящее время. Как» сказала мне Кегля на прошлой неделе: «Ваши головные боли — чертовская помеха! Чем скорее вы от них избавитесь, тем лучше». Я вновь почувствовал себя школьником, которого суровая воспитательница корит за очередное недомогание.

— Да, головные боли — это сущее наказание, — сказала Мелинда.

— Имейте в виду, что я вовсе не хочу беспокоить вас, — продолжал этот джентльмен. — Садитесь, пожалуйста. Знаете, я, пожалуй, не буду прикуривать свою сигару, от нее вам станет хуже.

— Мне не хотелось бы, чтобы вы испытывали какие-либо неудобства из-за меня, — сказала Мелинда.

— Мне это ничего не стоит, — был ответ. — Ну, теперь мне следовало бы представиться.

Мое имя Хартингтон.

— Маркиз Хартингтон? — спросила Мелинда. — Кажется, я уже слышала ваше имя.

Он ухмыльнулся.

— Большинство людей слышали мое имя. Но лишь потому, что все газеты упоминают меня как большого любителя игры в кегли.

Он откинул голову и расхохотался.

— Вы поняли шутку? И эти писаки могут это проделывать совершенно безнаказанно. Явная клевета, но не могу же я с ними судиться по этому поводу.

— Вы найдете мисс Кеглю в столовой, — сказала Мелинда ледяным тоном.

— О, она уже тут, не так ли? — спросил лорд Хартингтон. — А мне она сказала, что прибудет никак не раньше одиннадцати. С кем она?

— Я не видала ее ни с кем, исключая лорда Чарда, с которым она беседовала как раз в тот момент, когда я покидала столовую, — ответила Мелинда.

Добродушное лицо лорда Хартингтона, казалось, помрачнело от этих слов Мелинды.

— Чард! Ну что за дьявольское наваждение этот парень! Я начинаю думать, что Кегля все-таки увлечена им. Как вы думаете, он увлечен ею?

— Я… я не знаю, — ответила Мелинда.

— Ну, если это так, я перережу ему глотку, — сказал лорд Хартингтон веселым тоном, опровергавшим его кровожадные слова. Затем он вздохнул:

— А вы влюблялись когда-нибудь?

Мелинда отрицательно покачала головой.

— Тогда и не влюбляйтесь, — заявил он. — Любовь — это чертовски хлопотная вещь, вот что я могу вам сказать по этому поводу. Вы и любите, и ненавидите, если, конечно, вы понимаете, что я имею в виду. Вы счастливы и в то же время страшно несчастны. Мой вам совет — бегите от любви, если, конечно, у вас хватит на это сил.

— Я постараюсь — сказала Мелинда.

— И не надейтесь, — продолжал лорд Хартингтон, взглянув на нее, как будто видел в первый раз. — Вы слишком прелестны. Мужчины будут влюбляться в вас, и рано или поздно вы обязательно полюбите одного из них. Мне очень жаль вас, но, к сожалению, это неизбежно.

— Я приложу все свой силы к тому, чтобы не влюбиться, — ответила ему Мелинда.

— А я приложу все свои силы к тому, чтобы разлюбить, — проговорил со смехом лорд Хартингтон. — Тогда дайте мне вашу руку. Заключим договор. Вы согласны?

— Договор заключен, — улыбнулась Мелинда.

Он взял ее руку и поднес к своим губам. Он был нескладным, почти неуклюжим, но в нем была какая-то искренность, которая не могла не понравиться Мелинде.

Как раз в тот момент, когда лорд Хартингтон целовал руку Мелинде, в комнату вошел лорд Чард.

— Так вот, оказывается, где вы укрылись! — произнес он неприятным голосом. — Сожалею, что этот вечер вам не понравился.

Мелинда отвела взгляд от лорда Хартингтона, чувствуя себя по какой-то непонятной причине виноватой.

— У меня разболелась голова, — попыталась оправдаться она.

— Да, да, я вижу, — ответил лорд Чард. — Добрый вечер, Хартингтон! Кегля ожидает вас в столовой, по крайней мере, так я понял.

— Ожидает меня! — Лицо лорда Хартингтона просияло. — Я немедленно должен отправиться к ней.

Он повернулся к Мелинде:

— До свидания, моя дорогая! Не забывайте о нашем договоре.

— Я запомню, — пообещала Мелинда.

Лорд Хартингтон покинул комнату. С легким стуком дверь закрылась за ним. Мелинда взглянула на лорда Чарда. Ей показалось, что он намеренно избегал смотреть ей в глаза. Он подошел к камину и встал возле него, обратившись лицом к огню.

— Интересно, почему вы ушли из столовой? — спросил лорд Чард.

Сначала она хотела сказать ему всю правду, но затем изменила свое намерение.

— Там было довольно жарко и душно, — сказала Мелинда вместо этого.

— И по счастливой случайности вы наткнулись на лорда Хартингтона, — сказал лорд Чард весьма резко. — Это что, условленное свидание?

— Разумеется, нет, — ответила Мелинда. — Я никогда не встречалась с ним до сегодняшнего вечера. Он зашел в эту комнату в поисках огня, чтобы прикурить сигару, и нашел меня сидящей здесь.

— И именно поэтому, — продолжал свои расспросы маркиз в столь же презрительном тоне, — вы заключили с ним некий договор, не так ли? Не будет ли это слишком нескромным с моей стороны, если я поинтересуюсь условиями вашего договора или его содержанием?

Мелинда почувствовала, как в ней закипает гнев. Как он смеет говорить с ней в таком тоне?

И на каком основании он в чем-то ее подозревает? Назначила свидание, ну надо же! Он, может быть, оплатил ее услуги, но она никогда не продавала ему свое тело и душу!

— Мне кажется, милорд, — сказала Мелинда, стараясь, чтобы ее голос звучал так же холодно и неприятно, как и у маркиза, — что мой договор, как вы его назвали, с лордом Хартингтоном вас не касается никоим образом.

— Рад слышать это, — зло ответил маркиз. — Было бы весьма прискорбно, и это еще очень мягко сказано, если бы вы, не закончив все дела со мной по вашим обязательствам, вступили бы в какое-либо новое соглашение с кем-то другим.

— Надеюсь, милорд, вы не сомневаетесь, что я достаточно осведомлена о том, как вести себя достойно и соблюдать правила приличия, — отреагировала на его упрек Мелинда. — Кроме того, я не имею привычки нарушать обещание, данное любому человеку, кем бы он ни был.

В ее голосе слышался нарастающий гнев, она вызывающе смотрела на маркиза. Их взгляды скрестились, подобно шпагам дуэлянтов, — оба были до предела напряжены и рвались в схватку. На какое-то мгновение их противостояние приобрело характер молчаливого поединка, затем маркиз неожиданно сдался.

— Стоит ли беспокоиться? — сказал он. — Завтра этот дурацкий фарс закончится, и вы будете свободны.

— Мне остается только надеяться, что это произойдет именно завтра, — проговорила Мелинда твердо и снова подумала о том, что крайне недостойно желать смерти бедной маркизе.

— Ну а теперь, пока еще не наступил желанный миг освобождения, как мне развеять вашу тоску? — спросил маркиз. — Не желаете ли съездить к Кримону или Моттсу? А может быть, вы предпочитаете, чтобы вас сопровождал кто-нибудь другой? Полагаю, это можно было бы устроить без особых затруднений.

— Если вы не возражаете, милорд, я бы с большим удовольствием отправилась спать, — ответила Мелинда. — Боюсь, что сейчас нахожусь не в том расположении духа, чтобы разъезжать по званым приемам или по каким-либо увеселительным местам.

— Вы знаете, мне померещилось нечто странное, — продолжал маркиз, но уже совершенно иным тоном. — Когда мы находились в столовой и наблюдали за той женщиной, которая задирала ноги, казалось, это повергло вас в ужас. Это что, еще одна демонстрация ваших восхитительных артистических способностей?

— Вам это и в самом деле интересно? — спросила Мелинда. — Вы наняли меня и заплатили деньги за выполнение вполне конкретного поручения. А что я чувствую, выполняя ваше задание, и все остальное не имеет ни малейшего значения.

— Просто мне хотелось знать это, — продолжал упорствовать маркиз. — Скажите, вас это зрелище действительно шокировало?

— Да, это так, — подтвердила Мелинда.

— Но почему?… — начал было он, но замолчал, увидев входящего в комнату капитана Веста.

— Вот вы где, Дрого! — сказал капитан Вест. — А я недоумевал, куда вы оба исчезли. На этой вечеринке становится довольно шумно. Честно говоря, с нашей стороны было ошибкой приехать сюда, где тебя могут видеть в такой момент в подобном обществе.

— На самом деле, — ответил маркиз, — я беспокоюсь не столько о себе, сколько о Мелинде.

— Да, конечно, — быстро сказал капитан Вест таким голосом, что сразу стало ясно, что как раз о ней-то до этого замечания маркиза он и не думал. — Тогда предлагаю отправиться всем домой, или, может быть, вы хотите отправиться в какое-нибудь другое место? Мне кажется, Дрого…

— Ну ладно! Ладно! Хватит читать мне нотации, — прервал его словоизлияния маркиз. — Я согласен, что не следовало приезжать сюда.

Мы отправимся назад и узнаем, как там дела.

Они возвращались в абсолютном молчании.

Эта тишина показалась Мелинде столь гнетущей, что она уже сомневалась, не было ли ее вины в том, что бурное веселье этого вечера прервалось так резко. Но когда они добрались до площади Гросвенор, ее охватило предчувствие, что их ждет печальное известие.

— Ваша светлость, вас спрашивал доктор, — сказал дворецкий. — Ее светлость скончалась около двадцати минут назад. Я уже послал за господином Смизерсом; я думал, что ваша светлость в первую очередь распорядились бы именно об этом.

— Да, разумеется, — сказал маркиз.

Не удостоив взглядом ни капитана Веста, ни Мелинду, он медленно поднялся по лестнице.

— Миледи, я распорядился подать напитки и сандвичи в маленькую гостиную, — сказал дворецкий.

Мелинда вздрогнула, когда услышала такое обращение в свой адрес. Затем с усилием она смогла лишь произнести: «Благодарю», после чего последовала за дворецким, открывшим дверь в другую комнату.

В камине ярко пылал огонь, и инстинктивно Мелинда направилась прямо к нему. Внезапно ее охватил холод и необъяснимый страх. Итак, момент настал! К этому событию все были готовы, хотя оно от этого казалось не менее пугающим. Смерть несла в себе ужасающую завершенность, думала Мелинда. Неужели маркиз способен радоваться в такую минуту — ведь он наконец получил, что хотел?

— Позвольте предложить вам чего-нибудь выпить, — обратился к ней капитан Вест.

Мелинда отрицательно покачала головой:

— Нет, благодарю вас.

— Немного шампанского? — настаивал он. — Вы очень бледны. Сандвич с паштетом улучшит ваше самочувствие.

— Мне ничего не хочется, благодарю вас, — сказала Мелинда. — Я не отказалась бы от бокала лимонада.

— Боюсь, сегодня вечеринка была слишком бурной, — сказал капитан Вест, наполняя бокал. — Терпеть не могу, когда люди начинают все крушить. Думаю, это из-за того, что в моих жилах течет шотландская кровь. Моя мать происходит из одного из шотландских родов, и я ненавижу, когда в моем присутствии портят красивые вещи. Те фарфоровые тарелки стоили, наверное, целое состояние. А вы как к этому относитесь?

До Мелинды дошло, что, должно быть, после того, как она покинула столовую, гости изрядно повеселились. Вместо ответа она сказала:

— Почему Себастьян — так, кажется, зовут хозяина — устраивает вечера подобного рода?

— Полагаю, вы никогда прежде с ним не встречались? — спросил капитан. — Себастьян Хедли сейчас оказался в весьма затруднительном положении. Дело в том, что его жена находится в психиатрической лечебнице. Он не может избавиться от нее, и у него нет ни одного наследника и никаких надежд заиметь его в будущем. Поэтому единственным утешением для него остается лишь устраивать грубые и шумные вечеринки.

— Как печально, — сказала Мелинда.

— Да, печально, — согласился с ней капитан Вест. — Но иногда эти вечеринки проходят у него весьма забавно. Правда, сегодня, мне кажется, веселье зашло слишком далеко.

В зале раздались чьи-то шаги. Капитан Вест приоткрыл немного дверь и выглянул из комнаты.

— Прибыл старик Смизерс, — сказал он.

— Кто это? — спросила Мелинда.

— Нотариус, — ответил капитан. — Разве вы не заметили его на церемонии?

— Ах да, разумеется! Это тот человек, который дал маркизе завещание на подпись.

— Да, именно он, — сказал капитан Вест. — Надеюсь, он захватил завещание маркизы с собой. Как только Дрого убедится, что все в порядке, мы все сможем вздохнуть свободно.

Мелинда внезапно встревожилась:

— А не захочет ли он, чтобы я покинула его дом сегодня же вечером?

Капитан Вест улыбнулся ей:

— Ну, разумеется, нет! Дрого не так жесток, как кажется. Вы встретили его в неудачный период — все висело на волоске. Ему самому все эти ухищрения ненавистны: любой порядочный человек осудил бы этот спектакль. Но мы должны были любыми способами сохранить фамильное состояние. Вы, может быть, не поверите мне, но эта безумная женщина могла бы все имущество завещать приютам для кошек.

— Я и не знала, что существуют приюты для кошек, — сказала Мелинда.

— Я тоже о них не слышал, — согласился с ней капитан Вест, — но полагаю, что она обязательно основала бы подобное заведение. Черт побери! За два-три миллиона фунтов за душой можно устроить целую колонию для этих животных.

— Значит, он действовал совершенно правильно, — с облегчением проговорила Мелинда.

— Благодаря вам, — ответил капитан Вест. — Вы были совершенно великолепны. Не знаю, кто бы мог лучше справиться с этой ролью.

— Благодарю вас, — ответила Мелинда. — Это было совсем не трудно. Но я очень боялась подвести вас.

— Ну, этого не произошло, — сказал капитан Вест. — Думаю, Дрого должен быть весьма признателен вам. Это воистину так, даже если он и словом об этом не обмолвился.

— Мне не нужна его благодарность, — сказала Мелинда. — Я хочу уехать, и все. Эту ночь мне придется провести в этом доме, а завтра рано утром я уеду. Не могли бы вы обо всем договориться?

— Разумеется. Не беспокойтесь! Вы, конечно, собираетесь вернуться назад, к Кэт?

Мелинда как раз собиралась поинтересоваться у капитана, кто такая Кэт, когда дверь в комнату открылась. На пороге стоял сам маркиз с таким выражением на лице, что она инстинктивно тут же вскочила со стула. Было ясно, что случилось что-то ужасное.

Маркиз закрыл за собой дверь неестественно спокойно.

— Дрого! Что произошло?

Вопрос капитана Веста эхом прокатился по комнате. Какое-то мгновение маркиз молчал, а затем произнес:

— Она еще не закончила терзать меня! Она дотянулась до меня даже со дна своей могилы и продолжает душить меня, держать в рабском положении, как проделывала это все прошедшие годы!

— Что она сделала? — спрашивал у маркиза капитан. — Ты же получил деньги!

— Да, я получил деньги, — ответил маркиз. — Но есть дополнительное условие!

— Какое условие! Ведь ты должен был получить деньги, если вступишь в брак?

— Да, если женюсь, — как эхо повторил маркиз. — И если моя жена все еще будет жить со мной спустя шесть месяцев после свадьбы.




Глава 7


Все были настолько ошеломлены, что на мгновение воцарилась мертвая тишина. Затем капитан Вест воскликнул:

— Это нечестно! Это несправедливо! Ну кто бы мог предположить, что она способна на такую подлость!

— И как прикажете мне выходить из этого положения? — с горечью воскликнул маркиз.

— Решение очевидно, — ответил капитан. — Живи, как живешь. В конце концов, шесть месяцев не такой уж и долгий срок.

— И ты думаешь, нам удастся сохранить мою женитьбу в тайне? — спросил маркиз.

— Кто знает о ней в данный момент? — спросил капитан Вест. — Только слуги, но они настолько преданы тебе, что вряд ли будут болтать.

Ну, разумеется, еще Смизерс. Но он, несомненно, поймет, что было бы совершенно не в твоих интересах объявлять, что ты тайно вступил в брак именно в день смерти маркизы. Он сам поймет, или ему можно подсказать, что для чести семьи лучше было бы, если объявление о твоей женитьбе пройдет незаметно — например, после того, как закончится траур.

— То есть через шесть месяцев!

— Именно так!

— Что ж, это выход, — согласился маркиз, — хотя я могу найти в этом плане множество недостатков.

— На самом деле я не вижу каких-либо причин для беспокойства, — заверил его капитан. — Никто и не ждет, что ты появишься в обществе раньше, чем через шесть месяцев. Ты можешь отправиться в Чард. Прислугу можно было бы предупредить о том, что они должны хранить все в тайне, или — что еще лучше — Мелинда могла бы отправиться туда сама по себе. Я думаю, дама, остановившаяся в твоем доме, не станет каким-то неожиданным явлением.

— Есть одна вещь, о которой вы забыли, — прервала их Мелинда тихим голосом.

Поскольку до этого момента Мелинда не участвовала в разговоре, они оба повернулись к ней с удивленным видом.

— Забыли? — спросил маркиз.

— Да, — ответила Мелинда. — Я не готова продолжать свое участие в этом фарсе.

— Вы не готовы! — Маркиз чуть не задохнулся от негодования. Он уставился на нее потемневшими от гнева глазами. — Понимаю! — проговорил он медленно, после небольшой паузы. — Щекотливость создавшегося положения не прошла мимо вашего внимания, мисс Стейнион. Вы поняли, что играете во всем этом немаловажную роль и что, совершенно очевидно, я не смогу обойтись без вашего участия. Ну, что ж! Назовите вашу цену.

— Мою… цену? — спросила Мелинда.

— Да, да, не делайте вид, будто не понимаете, в чем дело, — грубо ответил маркиз. — Вы ведь очень удачливая молодая девица, не так ли? Вы полностью держите меня в своих руках и не позволяете мне забыть об этом. Давайте отбросим все притворство, жеманство и девичье кокетство и обратимся к деловому разговору. Что вы хотите за свое участие?

— Я… я не хочу… я ничего не хочу, — заикаясь, проговорила Мелинда. — Я… я только хочу… уехать отсюда.

— И вы думаете, я в это поверю? — спросил маркиз, и глаза его сузились.

— Я хочу, чтобы вы поняли, — ответила ему Мелинда. — Я сделала все, что от меня требовалось. Вы обещали заплатить за это пятьсот гиней. Если вас не затруднит, то я желала бы как можно скорее получить эти деньги и завтра утром уехать.

— Завтра утром уехать! — повторил вслед за ней маркиз. — Можно ли вообразить себе худшую ловушку, в которую мог бы попасться ничего не подозревающий человек? Я целиком в вашей власти, не так ли? Ну а теперь, повторяю, назовите свою цену. Сколько вы хотите? Тысячу? Две тысячи? Пять тысяч? В конце концов, сумма не имеет значения. Вы прекрасно понимаете, впрочем, как и я, что мне придется заплатить вам эти деньги.

Мелинда встала со стула, ее пышная юбка волнами колыхалась вокруг ее стана. Лицо девушки было очень бледным, а маленькие пальчики сплелись.

— Наверное, я очень… глупа, — сказала она, — потому что никак не могу… объяснить. Дело вовсе не в деньгах. Я желаю только уехать — получить уже заработанные мной деньги и уехать из этого дома.

— Я слышу, что вы говорите, — сказал маркиз. — Но, в конце концов, сколь глупы бы вы ни были, вы должны осознать, что единственное, чего вам не следует делать, так это уезжать; ведь через шесть месяцев я обязательно должен буду представить вас в качестве моей жены.

— Но может быть, — предложила Мелинда, — я могла бы вернуться через шесть месяцев?

— А вы уверены, что за это время на меня никто не донесет? — спросил маркиз. Голос его был резким, и было видно, что он прилагает неимоверные усилия, чтобы сдержать свою ярость.

— Извините, — проговорила Мелинда, — но я не могу остаться.

Совершенно отчаявшись, она оглядела комнату испуганным взглядом; у нее возникло чувство, что стены давят на нее, превращают ее в узницу. Перед ее глазами вновь возникла та вечеринка, с которой она не так давно вернулась.

Если то было общество, в котором ее принуждают оставаться еще шесть месяцев, то она просто не выдержит. Она и не представляла, что у людей из высшего света могут быть столь странные знакомые. Она еще не вполне поняла, что же там происходило, что это было неприлично и плохо; и, потеряв остатки сил от всего того, что ей пришлось пережить за последние два дня, Мелинда почувствовала, что больше вынести не может.

— Я… извините, — повторила она, — но я обязательно должна уехать.

— Послушайте, Мелинда, — вмешался капитан Вест. — Вы не можете так поступить с бедным Дрого! Неужели вы не понимаете, что это будет стоить ему по меньшей мере двух миллионов фунтов? Может быть, звучит не правдоподобно, но это правда.

— Но почему вы не можете по-настоящему жениться на какой-нибудь девушке, которую вы знаете и любите? — грустно спросила Мелинда.

— Хотите знать правду? — резко спросил маркиз. — Я не могу этого сделать, потому что я испытываю отвращение ко всем женщинам. У меня нет никакого желания жениться.

— Отчасти я могу понять вас, — сказала Мелинда, вспомнив о полковнике Гиллингеме. — Но я не могу оставаться с вами целых шесть месяцев, вы должны понять это.

— Почему не можете? — спросил маркиз. — У вас есть какие-то другие обязательства?

— Я… я собиралась, — начала было объяснять Мелинда, вспомнив о своей нянечке.

— Дело в Хартингтоне, не правда ли? — прервал ее маркиз. — Ну, так что же он предложил вам? Что бы он вам ни посулил, я дам вдвое больше, втрое, если хотите. Дом? Карету? Драгоценности? Лошадей? Вы можете пользоваться в течение этих шести месяцев моими лошадьми, а после у вас будет лучшая упряжка, которую барышники могли бы предложить самому сиятельному лорду.

— Лорд Хартингтон не имеет к этому никакого отношения, — уставшим голосом возразила Мелинда. — Дело в том, что он влюблен в ту даму, которую вы называете Кеглей. Он посоветовал мне никогда ни в кого не влюбляться, а я заверила его, что у меня и нет такого намерения.

— Совершенно очевидно, — продолжал маркиз, — что у вас нет сердца. Если бы в вас была хоть капля сострадания, то вы поняли бы, в каком безвыходном положении я нахожусь, и посочувствовали мне.

Мелинда не могла сдержать улыбку. Было что-то абсурдное в самой идее, чтобы Мелинда Стейнион, без гроша за душой, без положения в обществе, испытывала жалость к могущественному лорду Чарду. Но потом, когда она вспомнила, какой властью располагает этот человек, ее охватил страх.

— Пожалуйста, прошу вас, позвольте мне уехать, — взмолилась она.

— Но вы не можете этого сделать! — воскликнул капитан Вест. — Вы обязательно должны уяснить это, Мелинда. Дрого выполнит любое ваше желание, даст вам все, что только пожелаете. Вы станете богатой женщиной. Поверьте, это кое-что значит.

— Я хочу только те пятьсот гиней, которые вы обещали мне, — сказала Мелинда. — Этого будет достаточно.

Маркиз сделал жест, который показал, что он находится в раздражении крайней степени.

— Можете не рассчитывать на то, что я поверю в это, — резко оборвал он ее. — Что значат пятьсот гиней для женщины, подобной вам? Да ведь вы их растратили бы на платья в течение месяца, если не раньше! Как вы можете отдать предпочтение тому образу жизни, который вы ведете в настоящее время, отказываясь от моего предложения?! У вас будет полная свобода; вы сможете утолять свои прихоти, где пожелаете; вам никто и никогда ничего не будет приказывать. Вы сможете жить в роскоши, в изысканной обстановке и даже — если это важно для вас — вращаться в своем собственном кругу. И, разумеется, принимать гостей. Неужели все это не привлекает вас?

Мелинда отрицательно покачала головой.

Она думала только о маленьком домике в деревне, в котором она собиралась жить вместе со своей нянечкой. Та вечеринка, на которой они недавно присутствовали, вновь предстала у нее перед глазами, и ее охватил неизъяснимый ужас. Подобные люди никогда бы не могли быть приняты в ее доме.

— Боже мой! Ну что я еще могу сделать? — в отчаянии обратился маркиз к капитану Весту. — Неужели не было никакой другой женщины, кроме этой, которую можно было бы попросить об этой услуге? Рози, Лаура, Иоланта или, наконец, Кегля. Что у нее на уме? Может быть, у нее есть какой-нибудь покровитель?

— Я об этом ничего не знаю, — сказал капитан. — Все происходило в такой спешке.

Он взглянул на Мелинду и заметил, что, несмотря на весь драматизм ситуации, глаза ее были опущены и девушка находилась в полусонном состоянии.

— Мне лучше уйти, Дрого. Можешь проводить меня до дверей. Спокойной ночи, Мелинда! — произнес он.

— Спокойной ночи, — ответила она.

— Я вернусь утром, — сказал ей капитан Вест, — и отвезем ее туда, куда вы мне укажете, если к тому времени вы не измените своего решения.

— Не изменю, — пообещала ему Мелинда.

Жервез Вест направился к двери и легким движением головы дал знак маркизу следовать за ним. В зале он сказал ему тихим голосом:

— Ты попытался запугать ее, и это не подействовало. Почему бы тебе теперь не попробовать свои чары? В прошлом они никогда не подводили тебя, и ты всегда добивался желаемого.

Ведь ты обладаешь недурной наружностью, Дрого.

— Я чувствую, что скорее согласился бы выпороть эту маленькую дуру, — мрачно ответил маркиз.

— Она довольно мила, — сказал капитан Вест. — А всем известно, что ты неотразим для слабого пола.

— Ох, замолчи, наконец! — ответил раздраженным голосом маркиз. — Но, может, ты и прав. Попытаюсь сыграть на ее лучших чувствах. Но все-таки не могу понять! Почему вдруг одна из «голубок» Кэт отвернулась от такой удачи?

— Это действительно кажется просто невероятным, — согласился с маркизом капитан Вест.

— Никак не могу понять, — вновь повторил свои слова маркиз. — Дело осложняется еще и тем, что мы ничего не можем узнать о ней. Если она все-таки согласится, мы обязательно должны будем принять какие-то меры предосторожности, чтобы она сохранила все это в тайне.

— Я полагаю, что было бы лучше всего, если б вы отправились в Чард, — сказал капитан. — В конце концов, летом там просто замечательно. Пройдет не так уж много времени, и начнется охотничий сезон, так что эти шесть месяцев пролетят незаметно. И потом, ты мог бы устраивать званые приемы.

— Ну положим, меня совершенно не заботят званые приемы, — ответил маркиз довольно грубо. — Да, думаю, это и не имеет значения; я готов на все, лишь бы прожить там остаток своей жизни.

Капитан Вест похлопал его по плечу.

— Отправляйся и уговори Мелинду, — подтолкнул его он. — Если тебе не удастся одолеть ее, я больше никогда в жизни не поверю в тебя как в сердцееда.

Он взял свой цилиндр, который подал ему швейцар, сбил его слегка набок и вышел на улицу.

Маркиз вздохнул и вернулся в гостиную. Мелинда спала. Голова ее откинулась назад, на шелковую подушку. Он стоял и смотрел на нее. Сейчас она выглядела такой юной и такой ранимой.

Было что-то чрезвычайно трогательное и невинное в ее маленьком личике в форме сердечка с острым подбородком, длинными темными ресницами и бледными щечками. Уголки ее маленького рта немного опустились, как будто она была очень несчастна.

И тогда, во внезапном озарении, маркиз осознал, что он в этот вечер уже не сможет больше бороться с ней. Он понимал, что в его собственных интересах следовало бы немедленно разбудить Мелинду и вырвать у нее согласие участвовать в сговоре, но по непонятной причине не мог заставить себя поступить так. Вместо этого он поднял ее на руки. Она шевельнулась, но не проснулась и, как будто инстинктивно почувствовав потребность в утешении, склонила свою головку на его плечо.

Осторожно неся Мелинду на руках, маркиз поднялся по широкой, покрытой ковром лестнице в ее комнату. Горничная, ожидавшая снаружи, открыла перед ним дверь; маркиз вошел в комнату и положил Мелинду на кровать. Девушка опять пошевелилась, но не проснулась. Маркиз осторожно убрал свои руки и вышел из комнаты, не проронив ни слова.




Когда на следующее утро Мелинда проснулась и полностью пришла в себя, она сначала никак не могла понять, где находится. Судя по незнакомой, с роскошными мягкими перинами кровати, она была вовсе не в бедно обставленной маленькой спальне дядюшкиного дома, в которой она прожила около года. Затем всплыло воспоминание о том болезненном, странном состоянии, в котором она проснулась предыдущим утром, и она тут же открыла глаза, страшась, что вновь увидит ту безвкусно обставленную комнату с запертой дверью в доме миссис Харкорт, которая неизъяснимым образом навеяла на нее ожидание несчастья.

Сквозь тяжелые парчовые шторы в спальню пробивался солнечный свет. Она смогла различить очертания большой комнаты и край кровати с пологом, на которой она лежала. И в тот же миг она вспомнила все, что случилось накануне.

Она была на площади Гросвенор, и где-то здесь, в этом огромном доме лежит покойница-маркиза, а сам маркиз дожидается момента, чтобы снова начать уговаривать ее.

Ее пробрала дрожь, хотя она и лежала под одеялом. Мелинда вновь закрыла глаза, как будто хотела отгородиться от этого мира и всех его горестей и тревог.

«Я должна уехать», — сказала она себе, в то же время ощущая мягкость благоухающих лавандой полотняных простыней и аромат цветов, которые стояли в стеклянной вазе на комоде.

Еще никогда в жизни она не жила в столь роскошной обстановке; никогда раньше у нее не было горничной, которая готовила бы ей ванну, помогала бы ей одеваться, которая причесывала бы ее и надевала шелковые туфельки на ее крошечные ножки.

«Я не должна думать о таких вещах», — предостерегла себя Мелинда; и все-таки из-за того, что ее так долго унижали как бедную родственницу, одна мысль, что за ней будут ухаживать, доставила ей радость. Она думала о прекрасных платьях, которые висели в гардеробе. Они могли бы принадлежать ей, и не только они, но и многое, многое другое, что бы она ни пожелала. И единственное, что она должна для этого сделать, — это согласиться на просьбу маркиза.

Она села в кровати. Теперь она вспомнила — смутно, как бы пробуждаясь от сна, — что раздевала ее горничная. Но как она поднималась по лестнице, Мелинда вспомнить не смогла; единственное, что запомнилось, это неодолимая потребность заснуть, которую она испытывала, оставаясь одна в маленькой гостиной.

— Нет, я непременно должна уехать, — вслух произнесла Мелинда.

Непонятно почему, но она чувствовала себя загнанной, словно лиса, за которой несется по полям свора собак и которая знает, что никогда не будет в безопасности до тех пор, пока не скроется в своей норе.

Мелинда была бы в безопасности только с нянечкой. «А когда эти пятьсот гиней кончатся? — спросил холодный голос из самой глубины ее разума. — Но этих денег хватит на годы и годы вперед, — сказала она себе. — Но не навсегда, а кроме того, нянечка уже стара и в любой момент может заболеть. Почему не сказать себе со всей определенностью, что остаться в таком положении было бы очень небезопасно? А он предлагает тебе тысячи и тысячи фунтов. Почему ты боишься принять его предложение? Но это нехорошо. Я уверена, что это нехорошо, — спорила сама с собой Мелинда. — Но разве играть роль его жены намного труднее, чем исполнять обязанности гувернантки или компаньонки? А ты не подумала о том, как будешь жить, если тебе положат жалованье тридцать фунтов в год?»

— Тридцать фунтов в год, — прошептала Мелинда. — А можно получить сразу три тысячи, если согласиться!

В дверь постучали.

— Войдите, — сказала она почти с опаской, надеясь только на то, что увидит Глэдис — ту маленькую горничную, которая помогала ей одеваться перед свадьбой.

— Я не знала, в котором часу вам хотелось бы вызвать меня, миледи, — сказала Глэдис, — поэтому не будила вас. Но уже почти десять часов.

— Неужели так поздно? — воскликнула Мелинда. — Я должна встать немедленно.

Глэдис раздвинула шторы.

— Его светлость сказал, что будет рад видеть вашу светлость, как только вы спуститесь вниз.

— Мне кажется, тебе не стоит в обращении ко мне употреблять титул «ваша светлость», — сделала ей замечание Мелинда. — Неужели ты забыла, что бракосочетание было тайным?

— Конечно, не забыла, миледи! Разве кто-нибудь из нас мог бы забыть это, вы были такой очаровательной невестой. Но мы спросили у господина Ньюмена — это дворецкий, — как будет правильно обращаться к вашей светлости, и он сказал, что если вы будете одни, то следует говорить вам «ваша светлость», а когда будут присутствовать посторонние, следует называть вас «мисс Стейнион».

— Не сомневаюсь, что господин Ньюмен знает, как следует ко мне обращаться, — сказала Мелинда, — но я бы предпочла, чтобы вы называли меня «мисс Стейнион».

— Очень хорошо, мисс, если вы так хотите.

Но будет очень жаль. Я всегда думала, какой это прекрасный титул — «ваша светлость».

Втайне Мелинда согласилась с ней.

После того как она позавтракала тем, что ей принесли на подносе, Мелинда приняла ванну и в раздумье встала перед платьями, висевшими в гардеробе.

— Что мне надеть? — спросила она у горничной. — У меня нет ничего черного.

— Возможно, ваша светлость… то есть мисс, поскольку вам вовсе не обязательно соблюдать траур — чтобы не показать родство с покойной, — то не следовало бы надевать и черное платье, — рассудительно произнесла Глэдис.

— А я бы и не сообразила, — улыбнулась Мелинда. — Но в любом случае мне не хотелось бы надевать платье веселых расцветок. А если вот это серое, которое висит в углу?

Она указала на платье, которое мадам Мерсье обозначила как «дорожное». Оно было бледно-серого цвета, с воротничком из белого муслина; когда Мелинда надела его, то стала похожа на очень маленькую школьницу. Ее волосы были убраны в длинные кольца, спадающие на затылок, — эту прическу она заметила у нескольких женщин на той самой вечеринке. Но она все-таки надеялась, что не похожа на тех дам.

— Желаете отдать еще какие-нибудь распоряжения, мисс? — спросила Глэдис, стоя у двери.

Мелинда колебалась. Она хотела сказать:

«Да, упакуйте мои вещи!» Но потом подумала, что это было бы жестоко по отношению к лорду Чарду — начинать готовиться к отъезду до того, как он придумает правдоподобное объяснение для прислуги. «Он наверняка выйдет из положения», — сказала она себе, слегка скривив губы, когда уже спускалась по лестнице вниз.

— Его светлость в библиотеке, — сказал дворецкий и повел ее туда. — Надеюсь, ваша светлость хорошо провели эту ночь?

— Да, прекрасно, благодарю вас, — ответила Мелинда.

Перед ней открыли двери, но тем не менее ей потребовалось усилие для того, чтобы заставить себя войти. Она чувствовала, что нервы ее напряжены, она испытывала даже легкий страх, но внешне этого не показала, когда шла к маркизу, сидевшему за письменным столом. На него из окна падал солнечный свет, и, видя его профиль на темном фоне книжного шкафа, Мелинда осознала, каким же красивым он может быть, когда не сердится на нее.

— Доброе утро!

Голос Мелинды прерывался от волнения; маркиз, издав возглас удивления, поспешно встал.

— Извините, я не слышал, как вы вошли, — сказал он. — Доброе утро, Мелинда! Надеюсь, вы хорошо выспались?

— Я… боюсь, я показалась вам очень грубой прошлым вечером, — ответила Мелинда. — Вчера я так устала, что даже не помню, как добралась до своей комнаты.

— Я отнес вас, — объяснил ей маркиз.

— Вы… отнесли меня? — Мелинда почувствовала, что краснеет.

— Да, это так! Это было чрезвычайно приятным занятием. Вы так легки, что мне показалось, будто я несу ребенка или нимфу, которая по ошибке забрела сюда из леса.

Его голос звучал столь добродушно, что Мелинда взглянула на него в удивлении.

— Извините, если я допустила грубость, — сказала Мелинда.

— Но с вашей стороны не было никакой грубости, — ответил маркиз. — Ну, а чем вы собираетесь заняться сегодня? Вы можете располагать мной, потому что я уже обсудил все с моим поверенным, и он займется погребением. Оно пройдет завтра, а после погребения, как я рассчитываю, мы можем отправиться в Чард.

Мелинда взглянула на него.

— Прошлым вечером я находилась не в таком уж сонном состоянии, — сказала она, — чтобы наутро забыть содержание нашей беседы. Если вы помните, я сказала вам, что желаю уехать.

— А я сказал, что вы не можете этого сделать, — ответил маркиз. Он заметил то выражение, которое вдруг появилось на лице Мелинды, и поспешно добавил:

— Нет, нет, я совсем не то имел в виду. Я не собираюсь удерживать вас силой или еще каким-либо столь же драматическим образом. Я собираюсь только смиренно просить вас помочь мне, просто потому, что это так много значит для меня.

— Я вполне осознаю ваши трудности, — сказала Мелинда. — Конечно, речь идет об огромной сумме денег. Но я не сомневаюсь, что мне лучше всего было бы вернуться за несколько дней, может быть, даже за неделю до окончания этих шести месяцев.

— А если вы не вернетесь, я должен буду потерять эти деньги, — сказал маркиз. — Вы можете вспомнить, что я предлагал вам со своей стороны?

— Да, я запомнила ваши предложения, — ответила Мелинда.

— Все, что только могла бы пожелать любая женщина в этом мире, — проговорил маркиз. — А если бы вы были так богаты, как я вам обещаю, вы могли бы выйти замуж за любого, за кого пожелали бы.

— Я никогда не пожелала бы иметь мужем человека, который женится на мне из-за денег, — сказала Мелинда. — Если я когда-нибудь и выйду замуж, то только в том случае, если кого-то полюблю, а он полюбит меня.

— Вы все еще остаетесь приверженной этим идеалам, — воскликнул маркиз, — после всего, через что пришлось вам пройти! Думаю, именно это в вас самая очаровательная черта.

— То, через что пришлось мне пройти, — сказала Мелинда, думая о полковнике Гиллингеме, — укрепило меня в мнении, что супружество можно построить только на любви. И вы были правы, когда не пожелали жениться на первой встречной лишь для того, чтобы получить наследство. Я думаю, было дурно с вашей стороны обманывать свою мачеху, а моя ошибка — что я согласилась участвовать в этом спектакле, но было бы еще более предосудительным для вас жениться на ком-либо по-настоящему, так как это был бы уже брак по расчету.

— Я очень рад, что вы все понимаете именно так, — сказал маркиз с кривой усмешкой. — А я-то думал, вы относитесь ко мне с презрением.

— Все так перепуталось, — объяснила Мелинда. — Когда я оказалась в вашем доме, я не понимала в истинном свете всего происходящего.

Это показалось мне сущей безделицей — за пятьсот-то гиней! — и, кроме того, я и представить себе не могла, каким человеком окажетесь вы и что перед смертью скажет мне ваша мачеха.

— Так что она сказала вам? — спросил маркиз.

— Она сказала мне, что вам нужна любовь, — просто ответила Мелинда.

— Она так сказала! — воскликнул маркиз. — Это последнее из того, что можно было бы ожидать от нее!

— Мне показалось, что она очень сожалеет о том, что так плохо относилась к вам, — сказала Мелинда.

— Правда, немного поздновато, не так ли? — с внезапной горечью в голосе произнес маркиз. — Особенно если вспомнить, что в последний момент она посчитала необходимым для себя вставить в завещание условие, согласно которому я должен оставаться женатым не менее шести месяцев.

— Вы считаете, она подозревала меня? — спросила Мелинда.

— Нет, разумеется, нет, — ответил маркиз, — если она и подозревала кого-нибудь, то только меня. Она всегда корила меня за непостоянство и «порхание с цветка на цветок», как она это называла.

— Может быть, она думала, что, если включит это условие в завещание, вы постараетесь приложить все усилия, чтобы сделать ваш брак удачным, — сказала Мелинда.

— Для меня не имеет значения, что она себе воображала, — ответил с гневом маркиз. — Она разрушила мою жизнь, еще когда я был ребенком. Она настроила против меня отца, а теперь, даже после смерти, она пытается предписывать, что мне дозволяется делать, а чего — нет. Если вы спросите у меня, что я об этом думаю, то скажу: она решила сделать все, чтобы я никогда не получил этих денег. Но вы, Мелинда, поможете мне, не правда ли? Поможете доказать, что она ошибалась.

В его голосе внезапно послышалась мольба, и Мелинда почувствовала, что устоять ей будет трудно. Она отвернулась от него и выглянула в окно, в маленький, полный цветов садик. Мелинда пыталась представить себе, а что бы сказали на это ее мать и отец. Конечно, это было дурно и против правил приличия, но ведь и вся ее жизнь после смерти родителей стала такой же не правильной и жалкой. Захотели бы они, чтобы Мелинда страдала от жестокости сэра Гектора или вышла замуж за человека, к которому относилась с презрением, лишь ради приличия? А может быть, они скорее одобрили бы этот ее странный, необычный поступок или, по крайней мере, были бы довольны тем, что ей больше не придется влачить нищенское существование?

Маркиз наблюдал за выражением ее лица, обращая внимание на прямой, аристократический маленький носик, совершенные черты. «В жилах этой девочки наверняка течет благородная кровь», — сказал себе маркиз.

— Пойдемте, я хочу что-то показать вам, — сказал он Мелинде.

Он протянул руку и увлек ее за собой. Маркиз почувствовал, что те холод и страх, которые испытывала девушка, как бы передались ему через ее пальцы. Он протащил ее за собой через всю комнату, а затем через дверь в дальнем конце, которая вела в кабинет, заставленный высокими — до потолка — шкафами с документами. В центре этой комнаты стоял большой письменный стол, а на противоположной стене висела картина. Мелинда взглянула на нее и вздохнула.

— Вот мой дом, — услышала она слова маркиза. — Теперь, может быть, вы поймете, почему он так много значит для меня.

Картина была большой и занимала всю стену, на ней на фоне голубого неба был изображен большой дом в елизаветинском стиле, построенный в форме буквы Е из узких красных кирпичей той эпохи, с витыми каминными трубами.

Картина, несомненно, принадлежала кисти большого художника, и каким-то непостижимым образом ему удалось передать настроение теплоты и доброжелательности, которым так и веяло от зарешеченных, ярко освещенных окон, от распахнутой входной двери на вершине длинной каменной лестницы.

А Мелинда застыла в изумлении потому, что, хотя изображенный дом был несравненно больше, выглядел более впечатляющим и значительным, он был точной копией ее собственного родного дома. Стейнион-Мэнор, где она родилась и жила все время до тех пор, пока не умерли ее родители, был также построен в елизаветинскую эпоху. По размерам это был небольшой особняк, но так как он относился к тому же времени, что и Чард, то имел все те же самые характерные особенности, и Мелинда, даже ни разу не побывав в Чарде, могла бы в точности описать, как он выглядит внутри. Она могла бы описать его комнаты с окнами, застекленными ромбиками, открытые балки перекрытий, дубовые лестницы с изящными перилами и непередаваемую атмосферу старины, уюта и понимания.

Есть в домах елизаветинской эпохи какое-то человеческое тепло, которое ни в какую другую эпоху зодчим воплотить в своих постройках не удавалось.

— Чудесно, не правда ли? — спросил маркиз с нетерпением в голосе, как будто и на самом деле очень ждал ее одобрения.

— Он похож на мой собственный дом, — ответила Мелинда, почти не дыша, поэтому маркиз едва ли мог ее расслышать.

— Это дом остается в неизменном виде с тех пор, как его построил первый лорд Чард, — проговорил маркиз. — Будучи казначеем суда ее величества королевы Елизаветы, он приступил к постройке этого дома, когда был еще довольно молод, а выйдя в отставку, уединился там. В это время он был еще далеко не стар и мог наслаждаться сельской жизнью. Он никогда по-настоящему не любил свою работу в суде. Его портрет висит в большом зале, мне хотелось бы показать его вам.

— Я никогда не думала, что ваш дом может быть таким, — сказала Мелинда.

— А на что же он должен быть, по-вашему, похож? — спросил маркиз.

— Ну, это должно быть что-то большое, величественное, с высокими колоннами и огромными окнами. Не могу объяснить почему, но, когда вы говорили о своем доме, я воображала его себе именно таким.

— А теперь, когда вы знаете, каков он на самом деле? — спросил он.

— Он чудесен, — ответила Мелинда, — просто чудесно здание, в котором действительно хочется жить. Почему же вы этого не делаете?

— Жить в нем одному? — спросил он. — Я считаю, что в доме обязательно должны быть жена, дети, разве не так?

— Но вы ведь любите этот дом? — спросила, в свою очередь, Мелинда.

— Да, потому что это единственное, что я мог любить, — ответил он почти грубо.

И тогда в первый раз Мелинда представила маркиза маленьким мальчиком без матери, у которого нет никого и ничего родного, кроме дома, который приносит ему утешение; и она почти импульсивно, не отдавая себе отчета, почему сдается, произнесла:

— Я останусь на шесть месяцев!

Маркиз в тот момент смотрел на картину, но теперь обернулся и взглянул ей в лицо.

— Вы остаетесь? — нетерпеливо спросил он. — Но почему?

— Потому что вы любите Чард, — ответила она, — и потому, что у вас должны быть деньги, чтобы содержать его должным образом.

— Благодарю вас, Мелинда.

Он проговорил это очень тихо. Подняв к нему улыбающееся лицо, она посмотрела ему прямо в глаза. Какое-то мгновение оба они стояли очень тихо под картиной, не отрывая друг от друга глаз. Затем Мелинда опустила ресницы и отвернулась в смущении.

— Мы должны быть очень осторожны, чтобы люди там не узнали правду, — сказала она, и ее голос был тихим, а слова как будто застревали в горле.

— Да, да, разумеется, — немного рассеянно ответил маркиз.

Мелинда направилась в библиотеку. Картина с изображением Чарда, казалось, околдовала ее, и напряжение чудесным образом покинуло девушку — она почувствовала облегчение и умиротворенность. Мелинда прошла через всю комнату и села на диван, устремив свой взгляд в окно.

Солнечные лучи, словно ореол, обрамляли ее светлые волосы, и маркиз простоял какое-то мгновение, безмолвно глядя на нее, а затем сказал:

— Я никогда не допущу, чтобы вы пожалели о том, что сейчас делаете для меня, Мелинда.

Я исполню все, чего бы вы ни пожелали.

Мелинда ничего не ответила, а маркиз продолжал:

— Может, мы сможем быть счастливы эти полгода в Чарде. Там есть много интересного, что я хотел бы показать вам, но боюсь, как бы жизнь там не оказалась для вас скучной. В конце концов, веселья там немного.

— Я всегда жила в сельской местности, — ответила ему Мелинда.

— Мне хотелось бы показать вам озеро и пруд с золотыми рыбками, где я учился рыбной ловле в детстве, — продолжал маркиз. — Там еще есть маленькая часовня в лесу, в которой иезуиты служили мессу, выставляя вокруг стражу для того, чтобы их не обнаружили и не посадили в Тауэр. А еще там есть настоящее привидение — доброе, тихое привидение, — которое разгуливает по ночам по длинной галерее и которое для членов семьи означает счастливую примету, а не плохую.

— Вы когда-нибудь видели его? — спросила Мелинда.

Он отрицательно покачал головой:

— Нет, не видел, и до сегодняшнего дня мне не везло. Может быть, вы, Мелинда, измените мою жизнь к лучшему.

— Ах, надеюсь, что так, — ответила она.

Она опять улыбнулась ему, и в каком-то необъяснимом порыве маркиз сел рядом с ней и взял ее руку в свою.

— Я уверен, Мелинда, — сказал он, — что мы хорошо поладим друг с другом. Мне очень хочется что-нибудь подарить вам. Этот подарок не будет иметь никакого отношения к нашей сделке, это будет нечто совершенно иное. Мой подарок вам будет моей благодарностью за вашу доброту, ведь это такая редкость в моей жизни.:;

Еще какое-то мгновение рука Мелинды оставалась в руке маркиза, но затем она убрала ее.

— Это очень благородно с вашей стороны, — сказала она, — но поскольку я готова принять участие в том, что вы называете «сделкой», я не считаю себя вправе принимать от вас какие-либо подарки. Вы и так уже дали мне так много.

Миссис Харкорт показала себя чрезвычайно расточительной, когда заказывала мне одежду; нет никакой необходимости с вашей стороны дарить мне еще что-нибудь.

Маркиз взглянул на нее и рассмеялся.

— Мелинда, вы просто кладезь сюрпризов! — сказал он. — Я еще никогда за всю мою жизнь не встречал человека, который отказывался бы от подарков. Да вы, верно, просто дразните меня!

Какие камни вам больше всего нравятся? Бриллианты?

— Прошлым вечером вы назвали меня глупой, — запротестовала Мелинда, — но я думаю, что этот эпитет больше подходит вам, чем мне.

Я ведь уже сказала, что не хочу подарков от вас.

Потому что не считаю, что для меня будет приличным принимать их.

— Вы просто приводите меня в замешательство, — сказал маркиз, но затем выражение его лица изменилось. — А впрочем, думаю, начинаю понимать, что вы имеете в виду, — продолжал он, но уже другим тоном. — По вашему мнению, принимать что-либо в подарок, не имея возможности что-нибудь предложить взамен, предосудительно. Этого вы опасаетесь?

— Не совсем… — начала было Мелинда, но маркиз не дал ей договорить.

— Но, дорогая моя, ведь все так просто. Я не прочь воспользоваться вашим расположением, а взамен могу подарить вам все, что вы пожелаете и чего вы достойны. Как вы относитесь к такой договоренности?

— Не совсем понимаю, что вы имеете в виду, — ответила Мелинда.

Он вновь взял ее руку в свою.

— А я думаю, что вы все поняли, — настаивал он.

Она готова была решительно опровергнуть его слова, когда выражение лица маркиза повергло ее в замешательство. Никогда прежде ни один мужчина еще не смотрел на нее так. Никогда прежде Мелинда не находилась так близко от мужчины, и сейчас ее охватило странное чувство, похожее на легкую дрожь.

— Мелинда, — очень нежно проговорил маркиз, и его губы приблизились к ее устам.

Неожиданно дверь открылась, и на пороге комнаты возник Ньюмен, дворецкий.

— Что такое? — резко спросил маркиз.

— Извините, что я нарушаю покой вашей светлости, — ответил дворецкий, — но тут леди Алиса Сент-Хелиер. Она настаивает на свидании с вами, и я лишь пообещал ей, что сообщу вам о ее просьбе.

— Черт побери! — сказал маркиз почти шепотом. — Где она?

— Ее светлость настояла на том, чтобы я оставил ее в зале, милорд. Я пытался проводить ее в маленькую гостиную, но она отказалась.

Маркиз взглянул на Мелинду.

— Не могли бы вы подождать меня в кабинете? — спросил он. — Простите, Мелинда, но леди Алисе никоим образом нельзя видеть вас здесь.

— Нет, нет, разумеется, — ответила Мелинда.

Она быстро пересекла комнату и едва успела пройти в кабинет, как услышала, что дверь, закрытая дворецким, с шумом распахнулась, и радостный голос произнес:

— Дрого! Ты на самом деле решил не пускать меня на порог?

Перед тем как проскользнуть в кабинет, Мелинда краем глаза заметила элегантную фигуру в розовом. Дверь, однако, осталась приоткрытой, так как Мелинда из опасения вызвать шум не решилась плотно прикрыть ее. Поэтому она никак не могла не услышать разговор маркиза с этой дамой.

— Дрого! Милый Дрого! Я так рада, что ты наконец освободился от этой ведьмы. Теперь у тебя достаточно денег, и все будет по-другому.

— В каком смысле? — спросил маркиз.

— Дрого, ну не будь таким бестолковым. — Ее голос был просто обольстительным. — Это было так трудно, пока ты оставался без гроша, и тебя изводила та ужасная женщина. Теперь ты можешь принимать гостей и в Чарде, и здесь, как приличествует твоему положению. Любезнейший Дрого, уж мне-то известно, что ты богат, сказочно богат.

— Алиса, я пока не вижу, как это может повлиять на наши взаимоотношения, — холодно сказал маркиз. — Разумеется, если только Сент-Хелиер не скончался этой ночью или не покончил жизнь самоубийством.

— Сент-Хелиер вполне здоров, — ответила леди Алиса. — Но, как тебе хорошо известно, на свете его интересует лишь одна вещь — скачки!

Он проводит в Ньюмаркете неделю за неделей, а я и ты, Дрого, скачками совершенно не увлекаемся, не правда ли?

Ошибиться было невозможно — этот нежный, но страстный голос был исполнен ласки.

Мелинда протянула руку и с легким стуком захлопнула дверь. Итак, она стала свидетельницей еще одного примера, какие нравы царят в высшем лондонском свете! Ее снова охватили отвращение и ужас. И более того, Мелинда внезапно почувствовала задетой лично себя, но почему, объяснить не могла.




Глава 8


Мелинда бежала по лестнице в свою комнату, испытывая страстное желание отгородиться от чего-то, что она не могла понять, но хорошо знала, что это было дурно и даже постыдно. Она едва ли смогла бы поверить в то, что замужняя женщина, со столь высоким положением в обществе, как леди Алиса Сент-Хелиер, способна говорить такие вещи, если бы не слышала все собственными ушами. Мелинда поняла, что этот разговор оскорбил ее чувства. Это было не ее дело, но она оказалась вовлеченной в него помимо своей воли.

Войдя в свою комнату, Мелинда заперла дверь. Ей казалось, что все вдруг окончательно запуталось и стало принимать угрожающий характер. С того момента, как она проснулась в дешевой комнате в доме миссис Харкорт, Мелинда постоянно чувствовала какую-то неясную угрозу.

Ее окружало зло! А может быть, ей все почудилось?

Не требовалось никаких усилий, чтобы понять, что она допустила ошибку, согласившись на предложение миссис Харкорт отправиться в этот дом, чтобы имитировать церемонию бракосочетания. А потом эта вечеринка — непристойная и постыдная, — на которой женщина вела себя столь вызывающе, а в компании находились дамы, один вид которых — Мелинда была в этом уверена — ее мать восприняла бы как оскорбление.

Ей казалось, что все последние дни она все глубже и глубже погружается в трясину. Находящаяся сейчас внизу леди Алиса Сент-Хелиер, женщина благородного происхождения, делает маркизу предложения, недопустимые и для дамы гораздо менее знатной, но сохранившей хотя бы остатки самоуважения. В отчаянии Мелинда закрыла лицо руками. Есть ли в этом ее вина или весь мир вокруг нее вдруг сошел с ума?

Она подошла к окну и выглянула на площадь Гросвенор полюбоваться деревьями и голубым небом над ними. Открывающийся перед ней вид навеял на нее воспоминания о сельской жизни, и ей страстно захотелось вдруг вернуться в свой собственный дом, крепкий и безопасный, оказаться окруженной любовью и забыть о жестокости и грязи окружающего мира.

Затем Мелинда взглянула вниз и увидела очень элегантный открытый экипаж, ожидавший на улице у дверей дома маркиза. Ее внимание немедленно привлекла пара великолепных серых лошадей с раскачивающимися плюмажами над головами, бряцающих серебряной уздечкой. Пока Мелинда в восхищении рассматривала эту упряжку, из дома вышел швейцар, чтобы открыть дверцу экипажа, а затем перед взором девушки предстала леди Алиса — ибо Мелинда была уверена в том, что это может быть только она, — которая вышла на тротуар, а затем села в коляску.

Дама была одета в платье земляничного цвета, на шляпе у нее колыхались розовые страусиные перья. Усевшись в экипаж, леди Алиса повернулась к подъезду и помахала рукой, обтянутой перчаткой, кому-то, стоящему в дверях.

Мелинда знала, что там стоять мог только маркиз. Когда кучер хлестнул лошадей и они пустились прочь, леди Алиса взглянула вверх, как будто внезапно ощутив на себе внимательный взгляд Мелинды. Девушке только мельком удалось рассмотреть поднятое к ней лицо, но этого оказалось достаточно, чтобы понять, как оно было очаровательно. С большими влажными глазами, маленьким прямым носиком и припухлым, будто бутон розы, ротиком, это лицо было прекрасным, и Мелинда теперь могла понять страстное увлечение маркиза этой дамой. В то же время, сказала Мелинда себе, несмотря на свою красоту, леди Алиса замужем.

— Он достоин презрения, — произнесла она вслух, и ей захотелось бросить эти слова в лицо маркизу.

Внезапно ее охватило возбуждение от мысли, что у нее хватило смелости вступить с ним в схватку. Страх исчез: ведь она делала ему одолжение и осталась с ним для того, чтобы он мог сохранить состояние, в котором столь сильно нуждался. Возможность лишить его денег была теперь целиком в ее власти, и она заметила, что даже улыбается при мысли, что маркиз не сможет вести привычную жизнь все те шесть месяцев, которые они должны будут провести вместе. Он может тосковать по леди Алисе, он может стремиться к общению со своими беспутными друзьями и теми женщинами, которых она видела на вчерашней вечеринке, но вместо этого ему придется спокойно жить в одном доме с ней, Мелиндой; они должны будут вместе проводить время, и маркиз все время должен будет притворяться, что Мелинда — его жена.

«Мне не следует бояться. Я даже попытаюсь изменить его», — пообещала себе Мелинда, но потом поняла, что это лишь порождение ее разыгравшегося воображения. Когда она лицом к лицу сталкивалась с маркизом, с его цинизмом, с его тяжелым характером, Мелинда теряла дар речи, несмотря на то что у нее хватало храбрости обрывать его, когда он обращался с ней грубо.

Она сидела в своей комнате, ожидая, когда ее пригласят вернуться в библиотеку, но, к ее досаде, после двух часов ожидания Глэдис принесла известие, что к маркизу пожаловали родственники, и Мелинду просят обедать в будуаре рядом с ее спальней.

Возбуждение прошло, и обед, несмотря на изысканность пищи, показался Мелинде достаточно унылым. Было подано много соблазнительных блюд, но она почти не притронулась к ним, отказалась и от вина; Мелинду терзало любопытство, что же в данное время происходит там, внизу.

Когда Глэдис вернулась к ней, чтобы приготовить постель на ночь, Мелинда почувствовала, что та просто сгорает от желания рассказать обо всем.

— Если бы вы знали, миледи, что я слышала сегодня вечером в столовой!

— От кого? — спросила Мелинда. Она понимала, что совершенно недопустимо обсуждать такие вещи со слугами, но никак не могла устоять перед соблазном.

— Господин Ньюмен говорит, что дядя его светлости, лорд Фитцболтон, потребовал показать ему завещание маркизы, а его светлость отказал. Кроме того, лорда Фитцболтона очень сильно разозлило то, что погребение состоится уже завтра утром. Он хотел, чтобы похороны отложили для того, чтобы все кузены и другие родственники успели приехать из провинции, но его светлость настаивает на том, чтобы церемония прошла в узком кругу: даже старые домашние слуги не будут допущены на нее.

— А кто еще был на обеде? — спросила Мелинда.

— Два сына лорда Фитцболтона, — ответила Глэдис. — Они на некоторое время останутся здесь, но слуги их не любят.

— А почему? — поинтересовалась Мелинда.

— Они могут расщедриться лишь на несколько шиллингов, — объяснила Глэдис, а потом в испуге прикрыла себе рот рукой. — Ох, миледи, я, наверное, не должна была говорить вам такие вещи, но вы ведь понимаете, все слуги там, внизу, обсуждают это между собой.

— Уверена, что как раз этим они сейчас и занимаются, — улыбнулась Мелинда. — Так ты говоришь, что сыновей лорда Фитцболтона считают скрягами?

— Да, мы все так думаем, — ответила Глэдис, — и потом, они постоянно звонят, требуя к себе слуг. Почему, скажите на милость, Джеймс — это один из лакеев — в последний раз, когда они останавливались здесь, каждое утро должен был подниматься к ним чуть ли не по дюжине раз?

— А леди Фитцболтон тоже здесь? — спросила Мелинда.

— Насколько я поняла, ее светлость умерла, — ответила Глэдис, — потому что, проходя мимо двери в столовую этим вечером, я услышала, как его светлость лорд Фитцболтон произнес: «Моя бедная покойная жена ужаснулась бы от такого поведения».

— Глэдис, да ты, наверное, подслушивала у замочной скважины!

— Нет, что вы, миледи, — запротестовала Глэдис. — Господин Ньюмен ни за что не потерпел бы ничего подобного; я просто случайно проходила мимо.

Мелинда рассмеялась.

— Если ты не будешь вести себя осторожнее, тебя наверняка отправят назад, в поместье.

От слов, произнесенных Мелиндой, на лице Глэдис появилось выражение ужаса.

— Ах, миледи, вы ведь не выдадите меня, правда? Это произошло только потому, что вы выглядите так молодо и так понимаете меня, а все остальные такие чопорные и надменные в этом доме. У меня здесь нет ни одной души, с кем я могла бы поболтать совершенно свободно.

Если бы я сказала что-нибудь подобное миссис Джонс, она оторвала бы мне голову.

— Не волнуйся, все хорошо, я не собираюсь наговаривать на тебя, — улыбнулась Мелинда. — Честно говоря, я и сама рада, что есть кто-то, с кем я могу поговорить.

— Мне кажется, это совсем не правильно, что вы, ваша светлость, должны сохранять свое замужество в полной тайне, — сказала Глэдис. — Ваше место сейчас внизу, среди родственников.

Его светлость должен был бы гордиться вами.

В этом доме никогда не было никого прелестнее вас.

— Ах, Глэдис, ты мне льстишь! — запротестовала Мелинда. — И не забудь, что мое замужество — это полнейшая тайна. Никому ни слова, ты понимаешь это, Глэдис?

— Да, миледи, мы все получили такое распоряжение. Господин Ньюмен говорит, что первого же из нас, кто проболтается об этом где-нибудь вне стен этого дома, немедленно же вышвырнут отсюда. А он отличается весьма свирепым нравом!

— Я уверена, что слуги не подведут, — сказала Мелинда. — А теперь, Глэдис, думаю, мне пора в постель.

Было еще довольно рано, и она никак не могла уснуть. Она лежала с открытыми глазами и пыталась разобраться в фантастических событиях, которые произошли в ее жизни с тех пор, как она убежала из дома своего дяди. Она поймала себя на том, что так или иначе ее мысли постоянно возвращаются к маркизу. «Почему он так враждебно настроен по отношению ко мне?»— удивлялась она. Почему он смотрит на нее с таким странным выражением в глазах, которое граничит с презрением? Что она могла сделать ему неприятного, ведь она лишь пыталась помочь и делала все в соответствии с его желаниями?

На следующее утро Глэдис вошла в ее комнату с выражением печали на лице и следами слез вокруг глаз.

— Миледи, они сейчас спускают гроб по лестнице вниз, — сказала она Мелинде, сдерживая всхлипывания. — Я всегда расстраиваюсь, когда кто-нибудь умирает. Бедная старая леди! В жизни она всегда была по-своему добра к нам, и хотя я сама ни разу не разговаривала с ней, часто могла видеть, как она спускалась по лестнице — медленно, но с достоинством.

— Мне хотелось бы узнать ее поближе, — сказала Мелинда, скорее обращаясь к себе самой, чем к Глэдис.

— У нее был сильный характер, — продолжала откровенничать Глэдис. — Я слышала, как она резко разговаривала как-то с его светлостью.

Затем он в сильном волнении выскочил из дома с мрачным выражением лица, с грохотом захлопнув за собой дверь. Я всегда удивлялась, почему они так ненавидят друг друга.

Мелинда подумала о том, что сохранить что-нибудь в тайне от слуг, наверное, совершенно невозможно. Она страстно хотела задать множество вопросов, чтобы выяснить, почему маркиз так часто ссорился со своей мачехой, но прошлым вечером она устыдилась того, что обсуждала события в доме с Глэдис, да еще в таком вольном тоне. Поэтому теперь она занялась своим завтраком и не стала поощрять болтовню горничной, как в прошлый вечер.

Шторы в ее комнате должны были оставаться опущенными до тех пор, пока тело усопшей не будет погребено. Старшая горничная пришла, чтобы приподнять их на несколько дюймов.

— Извините, если темнота нарушает ваш уют, миледи, — сказала она, — но его светлость отдал распоряжение, чтобы все шторы в доме оставались опущенными.

— Да, разумеется, они должны оставаться опущенными, — сказала Мелинда. — Не поднимайте их слишком высоко.

— Всего на несколько дюймов — так будет незаметно, — сказала миссис Джонс, — а то мрак нагонит на вас тоску. Вы не будете против, если я и Глэдис начнем укладывать ваши вещи?

— Укладывать мои вещи? — в удивлении повторила Мелинда слова старшей горничной.

— А разве ваша светлость не слышали? — удивилась миссис Джонс. — Я думала, его светлость уже говорил с вами об этом. Он уезжает в Чард сразу после того, как вернется с похорон, и ваша светлость отправитесь вместе с ним. Багаж, разумеется, будет отправлен в закрытой повозке.

Мелинда почувствовала, что настроение ее от этого известия улучшается.

— Как мы поедем? — спросила она.

— В фаэтоне его светлости, — ответила старшая горничная. — Уверена, что ваша светлость будет удивлена выбором такого средства передвижения, но его светлость не придает большого значения традициям.

— Разумеется, нет, — пробормотала Мелинда.

Она быстро оделась, выбрав дорожное платье из тонкого шелка лазурного цвета с шерстяной подкладкой для тепла. Шляпка, которую следовало носить с этим платьем, оказалась небольшой и хорошо гармонировала с ним по размерам. Мелинда надеялась, что, подвязав ленты под подбородком, сохранит ее при порывах ветра.

Уже прошел год с тех пор, как она в последний раз путешествовала в фаэтоне. Фаэтон ее отца не был современным экипажем и не отличался особой быстроходностью, но все-таки езда на нем более приятна, чем в закрытых экипажах, которому отдавали предпочтение ее дядя и тетя.

Закончив свои приготовления, Мелинда еще раз взглянула на себя в зеркало. Без сомнения, лазурный цвет ее дорожного наряда чрезвычайно гармонировал с золотом волос и белизной кожи, но глаза светились весельем, что совершенно не приличествовало человеку в глубоком трауре, а ведь она должна была изображать жену маркиза. Она не могла с уверенностью решить для себя, не посчитает ли маркиз, что ей следовало бы надеть черное; но в ее гардеробе не было ни одного платья этого цвета, и она подумала, что, возможно, слуги объяснят ее яркий наряд необходимостью сохранить свадьбу в тайне.

Старшая горничная и Глэдис уложили одежду Мелинды в несколько больших чемоданов.

В этой суматохе, когда платья вынимались из гардероба и укладывались в чемоданы стоящими на полу на коленях горничными, места в комнате для Мелинды, казалось, совсем не осталось. Поэтому через некоторое время она вышла на лестницу, чтобы послушать, не вернулся ли маркиз. Она не решилась спуститься вниз, боясь столкнуться с кем-либо из его родственников — маркиз мог вернуться в сопровождении кого-нибудь из них, — но с облегчением увидела, что он вошел в дом в одиночестве.

— Мне нужно немедленно переодеться, Ньюмен, — сказал он дворецкому.

Маркиз направился к лестнице. У Мелинды едва хватило времени на то, чтобы проскользнуть в будуар, который примыкал к ее комнате.

Она успела мельком взглянуть на его лицо, когда он входил в зал, и поняла, — что маркиз находится в крайней степени раздражения, а Мелинде не хотелось встречаться с ним, пока он в таком настроении.

Находясь в дурном расположении духа, он, пожалуй, еще откажется взять ее с собой в поместье. Возможно даже, ей придется отправиться туда вместе с багажом и слугами в тесной повозке. Она с беспокойством ждала развития событий, когда наконец услышала стук в дверь.

Мелинда поспешила открыть ее, думая, что это кто-нибудь из лакеев.

— Его светлость желает знать, готова ли ваша светлость к отъезду?

— Да, я готова, — нетерпеливо ответила Мелинда.

Она последовала за лакеем и спустилась по лестнице вниз. Маркиз стоял в зале, уже сменив свой темный траурный наряд на длинные брюки серого цвета и изящный сюртук более темного оттенка.

— Доброе утро, Мелинда! — проговорил он, — Надеюсь, вы хорошо спали?

Его слова были достаточно банальными, но Мелинда почувствовала, что мрачное настроение покинуло его. Не говоря больше ни слова, он направился к входной двери. Мелинда последовала за ним. На улице их ожидал чудеснейший фаэтон, который ей когда-либо довелось видеть, — с желто-черными колесами и запряженный парой лошадей гнедой масти. Швейцар помог ей сесть на высокое сиденье, после чего маркиз, запрыгнув в фаэтон, уселся рядом с ней.

Он взялся за вожжи, конюхи отбежали от лошадей, и Мелинда с маркизом отправились в путь.

За ними сидел маленький грум в цилиндре.

Мелинда вспомнила, что ее отец называл мальчика, который занимал это сиденье, «тигром».

Как жаль, что отец никогда не сможет увидеть лошадей, которые сейчас мчали их фаэтон: он наверняка одобрил бы, как ловко маркиз управлял упряжкой.

Лошади были свежими, и их приходилось даже немного сдерживать из-за сутолоки на улицах, но вскоре они наконец выехали за пределы города, после чего маркиз отпустил вожжи. Они уже удалились на несколько миль от Лондона, когда он повернулся к Мелинде и сказал:

— Вы очень молчаливы.

— Меня всегда учили, что нельзя отвлекать мужчину, когда он управляет парой свежих лошадей, — ответила ему Мелинда.

Маркиз рассмеялся.

— Я вижу, у вас был хороший учитель. Вы, по всей видимости, и сами умеете управлять экипажем?

— Да, умею, — ответила Мелинда. — Но у меня никогда не было возможности управлять такими прекрасными лошадьми, как ваши.

— Великолепная пара, не правда ли? — улыбнулся маркиз. — Три месяца назад у барышников они обошлись мне в две тысячи гиней — поэтому они просто обязаны быть хорошими!

— Не всегда так, — ответила Мелинда. — Внешний вид не обязательно соответствует достоинствам лошадей, но вы никогда не сможете убедиться в этом, пока не доставите покупку домой.

— Я вижу, вы прямо-таки знаток лошадей, — сказал маркиз добродушно и без тени насмешки.

— Я очень их люблю, — просто сказала Мелинда.

— А что вы еще любите? — спросил маркиз. — Или, может быть, мне следовало бы спросить — кого?

— Я люблю деревню, — сказала Мелинда, как бы не обращая внимания на вторую часть вопроса. — Думаю, я никогда бы не согласилась жить в городе слишком долго.

— Вы не перестаете меня удивлять, — заметил маркиз.

Мелинда ничего не ответила. Они уже выехали на прямой участок дороги, и стало трудно разговаривать из-за ветра, который, казалось, сдувал слова с губ. Мелинда забыла о маркизе и настроилась на то, чтобы получить максимум удовольствия от быстрой езды, от ощущения летнего теплого ветра на лице, от солнечных лучей, играющих на лошадиных уздечках; белая пыльная дорога, казалось, несется им навстречу вместе с зелеными полями, темными лесами, реками и ручьями с островками желтых ирисов и золотых кувшинок.

Они, должно быть, ехали уже около часа, когда маркиз остановился у старого постоялого двора при почтовой станции.

— Мы пообедаем здесь, — сказал он. — Не знаю, как вы, а я так просто умираю с голоду.

Выбежали конюхи, чтобы подхватить лошадей. Маркиз спрыгнул на землю и протянул руки к Мелинде. Только какое-то мгновение она колебалась, а затем позволила ему снять себя с фаэтона. На секунду она оказалась в его объятиях.

Мелинда ясно почувствовала силу его рук, и впервые его лицо оказалось так близко от ее лица.

Затем маркиз опустил ее на землю, и она освободилась из его рук. Однако у нее осталось ощущение, как будто от прикосновения маркиза с ней произошло что-то странное.

Хозяйка постоялого двора проводила Мелинду в лучшую комнату этого заведения, где девушка смогла умыться и вымыть руки. Ее волосы растрепались, поэтому она сняла свою шляпку, привела прическу в наилучший вид, насколько это было возможно в тех условиях, после чего, держа шляпку в руках, спустилась вниз, в отведенный им кабинет, где маркиз уже заказал обед.

Стены маленькой комнаты были облицованы дубом, а потолочные балки нависали так низко, что маркизу приходилось даже нагибаться. Окно выходило в маленький садик; круглый стол уже был накрыт к обеду и буквально ломился от выставленных на нем холодных блюд — кабаньей головы, ветчины домашнего приготовления, фаршированной индейки, жареных на вертеле голубей и огромной бараньей ноги.

— Что вы будете есть? — спросил маркиз. — Хозяин здешнего заведения сказал, что может предложить еще горячий пирог с устрицами и жаворонками прямо из печи.

Мелинда отрицательно покачала головой.

— Никогда бы не подумала, что можно печь пироги с жаворонками, — сказала она.

Мелинда выбрала холодную индейку и ломтик ветчины, в то время как маркиз утолял свой голод свежей лососиной, двумя жирными голубями, большими ломтями жареного с кровью мяса и несколькими порциями студня из свиной головы.

— Мне обязательно нужно было подкрепиться, — сказал он, с улыбкой посмотрев на Мелинду через стол. — К сожалению, я не мог этим утром хорошо позавтракать в обществе ворчащего дядюшки и двух его надоедливых сынков, спорящих о том, какой галстук следует надеть на погребальную службу.

— Боюсь, что вы не любите своих родственников, — сказала Мелинда.

— Я испытываю к ним отвращение, — твердо ответил маркиз. — А вы любите своих?

— Нет, так же, как и вы, я нахожу, что они до крайности неприятны, — сказала Мелинда, вспомнив сэра Гектора.

Они оба рассмеялись. По какой-то ведомой только им причине они находили очень забавным, что, не имея ничего общего, в этом они сходились единодушно.

— Жервез говорит, что я был груб с вами, Мелинда, — неожиданно проговорил маркиз. — Могу ли я надеяться, что вы простите меня?

— Ну разумеется, можете, — ответила Мелинда. — Я могу понять, что вы находились тогда под гнетом забот.

— Не ищите мне оправданий, — сказал он. — Никому не дозволено вести себя грубо с такой очаровательной девушкой, как вы.

Этот комплимент почему-то показался Мелинде весьма натянутым..

— Расскажите мне о вашем доме, — быстро произнесла она. — Я жду не дождусь, когда увижу его.

Если она имела намерение побудить его изменить тему разговора, то вполне в этом преуспела. После слов девушки лицо маркиза просветлело.

— Знаете ли, — тихо проговорил он, — в первый раз я еду в Чард как в свое собственное поместье, в свой дом, и теперь ничто не заставит меня потерять его.

Пока маркиз рассказывал Мелинде о Чарде, они закончили свою трапезу, и только лишь когда они вновь пустились в путь, Мелинда почувствовала, что маркиз наконец-то успокоился, страх и отчаяние отступили от него. Она никак не могла избавиться от мысли, что все оказалось бы намного лучше, если бы маркиз действительно женился на любимой женщине, а не прибегнул бы к этой уловке, которая — если вдруг все откроется — грозит ему окончательным разорением.

Примерно через час пути они свернули и проехали через великолепные кованые железные ворота между каменными колоннами, увенчанными огромными орлами с распростертыми крыльями. Затем сразу за дубовой рощицей маркиз натянул вожжи и остановил лошадей.

Перед ними лежал Чард. Если даже на той картине, которую Мелинда видела в Лондоне, он буквально очаровал ее, то теперь, увидев его воочию, она была просто ошеломлена. Прекрасный красный цвет кирпичей, из которых были сложены стены дома, под действием времени и стихии немного поблек и стал темно-розовым; вокруг дома раскинулась серебряная березовая роща. Прямо перед поместьем длинные зеленые лужайки сбегали вниз к маленькому ручью с серебристой водой, берега которого были соединены аркой старинного моста. Дом был построен в форме буквы Е, что являлось данью величию королевы Елизаветы, в чью эпоху он и был построен; его маленькие окна с витражами отбрасывали солнечные лучи, как бы приветствуя тех, кто приближался к поместью. От Чарда веяло теплом, гостеприимством и счастьем. Он был огромен, но тем не менее оставался домашним очагом, а не просто зданием.

— Он прекрасен! — воскликнула Мелинда, и маркиз с улыбкой взглянул на нее.

— Это то место, которое для меня дороже всего на свете! — сказал он. — Иногда Чард представляется мне женщиной, которая заняла все мое сердце.

— Самая прекрасная женщина в мире, — мягко сказала Мелинда и еле сдержалась, чтобы не добавить: «Намного прекраснее, чем леди Алиса».

— Пойдемте осмотрим его, — сказал маркиз. — Там так много всего, что мне хотелось бы показать вам!

Он стал походить на школьника, таская ее по дому с подвала до чердака. Они вместе обошли сады: он показал Мелинде пруд с золотыми рыбками, который так любил, будучи ребенком; маркиз водил ее на огород и рассказывал, как воровал персики, когда этого не видел старший садовник — старик с большими причудами, — и как его однажды побили за то, что он разбил крикетным мячом стекло в оранжерее.

Потом они увидели лебедей, белого и черного, медленно плывущих по ручью, а потом маркиз повел Мелинду в конюшни и очень обрадовался, когда понял, что она искренне восхищается его лошадьми. Там была одна лошадь, которая более всех остальных поразила девушку.

— Это Громовержец, — сказал маркиз Мелинде, когда они рассматривали крупного вороного жеребца, который тряс головой, презрительно отворачиваясь от моркови, которую ему предлагали.

— Я купил его год назад. Хотел отправиться на нем верхом в Лондон, потому что в манеже Роу не найдется ни одной лошади, которая была бы способна состязаться с ним. Но это очень нервное животное, поэтому я и отправил его сюда.

— Завтра я поеду на нем на прогулку, Нед, — сказал он, обратившись к старому конюху.

— Очень хорошо, милорд, но вы сразу поймете, что им очень трудно управлять. Он недостаточно хорошо слушается узды, в этом-то все и дело. Ребята даже боятся садиться на него. На прошлой неделе он сбросил Джимса, и тот теперь отказывается садиться на эту лошадь.

— Мне кажется, что этот жеребец нуждается в ездоке, который оценит его аллюр, — сказала Мелинда. — Лошадям это нравится. Вывезите его на охоту, он сразу окажется в условиях состязания и захочет проявить себя.

— Так вот чего ты хочешь, Громовержец? — проговорил маркиз, потрепав жеребца по шее. — Ну что ж, очень хорошо, мы обязательно подумаем, что можно сделать. Возможно, я устрою ему скачки по пересеченной местности.

— Было бы замечательно посмотреть, как вы будете это проделывать, милорд, — сказал старый конюх. — В последние два года нам очень не хватало вас на этих скачках.

— К несчастью, у меня не было возможности приехать в Чард этой весной, — сказал маркиз, и Мелинда, почувствовав грустные нотки в его голосе, поняла, что виной этому, видимо, была его мачеха.

Маркиз и Мелинда вернулись в дом, когда время близилось к обеду. Девушка сидела в большой гостиной, окна которой выходили в сад с розами, и подумала, что не было бы лучше места, чем это поместье, для пары влюбленных, которые бы действительно были супругами. В гостиной стояли большие вазы со смесью душистых сухих трав, а к их аромату примешивалось еще благоухание гвоздик из оранжерей; гостиная была обставлена чудесной старой мебелью из орехового дерева, которая принадлежала не одному поколению владельцев этого дома, и зеркалами в старинных золоченых рамах: в них Мелинда увидела свое многократно повторяющееся отражение — маленькая светловолосая фигурка в голубом, а рядом — высокий темноволосый маркиз.

Внезапно у Мелинды возникло ощущение, что маркиза одолевают те же мысли. Девушка повернулась и встретилась с взглядом его глаз, взирающих на нее столь пытливо, что неожиданно оживление, которое так облегчало Мелинде общение с маркизом последние часы, перешло в смущение. По какой-то неведомой причине она почувствовала, как ее охватила дрожь, и сразу опустила свой взор.

— Нам следует разойтись по своим комнатам и переодеться к обеду, — сказал маркиз с таким отсутствующим выражением лица, как будто в этот момент он думал о чем-то другом.

— Да, разумеется.

Мелинда была рада предоставленной возможности ускользнуть от него и подняться наверх, к себе в комнату, где находились ее вещи, уже распакованные, и где ее появления ожидала старшая горничная с поджатыми губами.

— Какое платье вы собираетесь надеть этим вечером, мисс? — спросила она, и Мелинда даже вздрогнула от неожиданности, уловив в ее голосе нотки неодобрения.

— Пока не знаю, — ответила она и огляделась вокруг себя. — Какая чудесная комната! — воскликнула она.

Потолок был низким, но все равно комната была достаточно просторной. В ней стояла большая кровать с пологом на четырех столбиках, который был украшен великолепной вышивкой — купидоны, птицы и цветы, в изобилии разбросанные по белому шелку. Полог кровати был также отделан золотой бахромой и увенчивался двумя пухлыми позолоченными ангелочками, которые держали сердце в поднятых руках.

— Эта комната для новобрачных, мисс, — сказала горничная недовольным голосом.

Мелинда поняла, что слугам в Чарде еще ничего не сообщили о состоявшемся в Лондоне «тайном бракосочетании», и поэтому горничная — и она имела для этого все основания — посчитала, что Мелинда вознамерилась занять положение, которое допустимо занимать лишь жене владельца поместья.

— Кто выбрал эту комнату для меня? — спросила Мелинда.

— Это распоряжение его светлости, — ответила горничная, и при этих словах ее накрахмаленный передник даже хрустнул, словно от возмущения.

— Ну тогда, наверное, у его светлости есть на это очень веские причины, — сказала Мелинда, размышляя в то же время про себя, не лучше ли было бы представить слугам необходимые объяснения.

— Да, мисс, без сомнения, это так, — ответила горничная таким ядовитым голосом, что Мелинда чуть не отшатнулась от нее.

— Я позвоню, — быстро сказала она, — когда приготовлюсь и мне потребуется ваша помощь, чтобы надеть новое платье. А сейчас мне хотелось бы остаться одной.

— Очень хорошо, мисс, если вы так хотите.

Горничная покинула комнату, оставив после себя атмосферу неприязни и подозрительности, отчего Мелинду бросило в дрожь. «Наверное, ее отношение ко мне вызвано тем, — подумала она, — что с точки зрения слуг совершенно недопустимо для девушки оставаться в незнакомом доме одной без сопровождения какой-либо почтенной дамы».

Мелинда была так напугана явным презрением горничной, что самостоятельно справилась с новым платьем и даже убрала волосы, обойдясь без ее услуг. И только окончательно завершив туалет, она поняла вдруг, что инстинктивно выбрала для себя на этот вечер белое платье, которое делало ее похожей на невесту.

Платье это было не столь изысканно, как ее свадебный наряд. Оно было сшито из белого шифона, отделано лентами и букетиками крошечных роз и выглядело очень мило. Правда, она было несколько более открытым, чем нравилось Мелинде, и поэтому она нашла кружевной платок среди своих вещей и прикрыла им вырез, что придало платью более скромный вид, чем прежде.

Ее волосы, разметавшиеся за время поездки, обрамляли лицо, словно маленький венчик из локонов, отказываясь скромно лежать по обе стороны пробора. Туфельки она нашла там, где они и должны были быть, — в гардеробе; затем, бросив последний взгляд на себя в зеркало, Мелинда выскользнула из комнаты, избежав еще одной встречи с недоброжелательной горничной.

Она спустилась в зал по широкой дубовой лестнице со старинными резными перилами.

В доме стояла полная тишина, но, казалось, он излучал какое-то тепло, которое обнимало ее ласковыми руками. Мелинда открыла дверь в столовую и увидела маркиза, который стоял и смотрел в окно. На его лицо падали лучи вечернего солнца, и девушка заметила, что выражение счастья почти полностью преобразило его.

Он обернулся к ней и протянул руку.

— Подойдите сюда, — сказал он.

Он притянул Мелинду к окну, и, выглянув в сад, усыпанный розами, девушка увидела солнце, которое уже садилось за высокие деревья раскинувшегося вдали леса. Над деревьями еще кружили грачи, а голуби слетались к голубятне.

— Когда я был мальчишкой, то завидовал этим птицам, — тихо проговорил маркиз, — потому что они всегда могли возвращаться в свой дом. Весь лес принадлежал им, и когда наступала ночь, птицы, повинуясь инстинкту, возвращались туда, зная, что он даст им убежище и отдых до тех пор, пока вновь не придет утро.

Мелинда увидела скрытый смысл в его словах, поняла все то, что должен был испытывать ребенок от сознания, что ему не рады, что этот дом не является для него родным, потому что его здесь не любят. Теперь она полностью осознала, что значило для маркиза возвращение в Чард в качестве полновластного хозяина.

— И вы были здесь очень несчастны? — мягко спросила Мелинда у маркиза.

— Думаю, что, если бы у меня не было Чарда, — ответил он, — я мог бы покончить жизнь самоубийством, и не один, а целую дюжину раз.

Ребенок может вынести грубость, вероятно, даже жестокость, но ненависть — никогда. Она съедает его душу, убивает его естество, даже его желание жить.

В его голосе слышалась такая безысходность, что Мелинда взглянула на маркиза с удивлением, но горькое выражение на его лице неожиданно сменилось радостью.

— Но теперь мы можем забыть о прошлом, — с воодушевлением произнес он. — Я победил!

Чард принадлежит мне! До настоящего момента я не вполне осознавал, как много он значит для меня. Но теперь он принадлежит мне, и это вы помогли мне его вернуть. Я буду вечно признателен вам, Мелинда, за вашу помощь.

Его рука покоилась на плече девушки, когда он показывал ей лес, раскинувшийся вдали, и его пальцы немного сжали ее плечо. Она инстинктивно отодвинулась. Маркиз улыбнулся и хотел что-то сказать ей, но в этот момент дворецкий объявил, что обед подан.

Они уселись за стол, уставленный сверкающей серебряной посудой с фамильным гербом Чардов; длинная, отделанная дубовыми панелями комната освещалась огромными канделябрами из золота. Подаваемые блюда были весьма изысканными — овощи и фрукты из сада, дичь из леса, форель из ручья, в котором любил удить рыбу маркиз в детстве.

За обедом маркиз рассказывал о тех изменениях, которые он намеревался произвести в Чарде, о том, что надо возродить сады в их первозданном виде.

— Все это мы обязательно сделаем, — говорил он. — Очень жаль, что допустили увядание сада с лекарственными травами, а фонтан перенесли в другое место, что вырубили тиссовые деревья.

Я рассчитываю вновь восстановить все посадки, и тогда мои фермы станут лучшими во всей округе. Моя мачеха тряслась над каждым пенни, который мог бы пойти на благоустройство Чарда. Я обязательно повидаюсь на неделе с арендаторами и скажу им, что здесь больше не будет амбаров с протекающими крышами и сломанными заборами, а когда они захотят расширить свои хозяйства, я с удовольствием помогу им.

Мелинда почувствовала, что сама загорелась от его воодушевления, а после обеда они вместе отправились в контору управляющего, и маркиз показал ей карты всего поместья. Она удивилась, что он знает по именам всех фермеров-арендаторов; маркиз рассказал ей, какие земли оказались заброшенными из-за того, что его мачеха и ее управляющий затребовали с фермеров такую высокую арендную плату, что последним стало невыгодно обрабатывать много земли, показал, где он собирается распахать земли, чтобы восстановить старые посадки и усовершенствовать хозяйство.

Они пробыли в конторе так долго, что уже стемнело, когда Мелинда и маркиз собрались наконец вернуться в гостиную. Шторы были уже опущены, а в камине поддерживался небольшой огонь на тот случай, если бы вечером стало прохладно. В столовой особенно сильно чувствовался аромат цветов, запах воска и сухих ароматических трав.

Мелинда опустилась на коврик у камина, пышное платье волнами окружало ее тоненькую фигурку, в каком-то непонятном порыве она вдруг проговорила:

— Это так похоже на мой дом. Даже запах тот же.

Маркиз сидел на диване. Мелинда ощущала его взгляд на себе, через какое-то мгновение он произнес с удивлением:

— Я очень рад, что вы здесь. Я обязательно должен был излить кому-то душу, а вы, мне кажется, сможете понять меня.

— Я прекрасно все понимаю, — ответила ему Мелинда.

Маркиз нагнулся к Мелинде и взял ее за руку, стараясь притянуть к себе.

— Подойдите и сядьте здесь, Мелинда.

Сначала она хотела воспротивиться этому, сказать, что ей будет лучше остаться там, где она сидит сейчас, но потом она почувствовала, что не в силах противоречить ему, поднялась и села рядом с маркизом на диване. Какое-то время он хранил молчание, просто смотря на нее, и затем проговорил, словно размышляя вслух:

— Очаровательна! Так очаровательна, что становится жаль…

Он не закончил свою мысль. Его руки обвили стан Мелинды и притянули ее ближе к нему. Девушка была так удивлена, что в первое мгновение даже не сопротивлялась, и не успела она опомниться, как его губы приблизились к ее устам.

До этого дня еще никто и никогда не целовал Мелинду, его быстрота и напор застали девушку врасплох; Мелинда почувствовала, что едва может дышать. Его губы показались Мелинде грубыми, а руки маркиза так крепко обхватили ее, что она не могла даже шевельнуться. В его поцелуе Мелинда почувствовала неистовство и страсть, и это сильно ее напугало; потом его губы стали нежнее, и Мелинде с трудом удалось освободиться.

— Нет… — пыталась она протестовать. — Нет…

Маркиз взял Мелинду за подбородок и приблизил ее лицо к себе.

— Не противьтесь, Мелинда, — умоляющим голосом произнес он. — Я хочу вас! Мне так нужны ваши нежность и тепло, мне нужно ваше понимание. Мы вместе, здесь. Неужели вы не понимаете, Мелинда, как нужны мне?

Мелинда ничего не успела ответить ему, потому что его губы вновь слились с ее устами; маркиз все сильнее и сильнее прижимал девушку к себе. В какое-то мгновение она поняла, что больше не в силах сопротивляться ему, и почувствовала, что они словно сливаются, становясь почти единым существом… Маркиз покрывал поцелуями ее щеки, глаза, шею и снова губы, пока она не ощутила внутри себя трепет и пробуждение какого-то нового чувства; потом все ее тело охватил огонь, который прежде ей был неведом…

Внезапно маркиз отпустил Мелинду и взглянул на нее, все еще держа ее в объятиях. Ее ресницы покоились на щеках, губы были полуоткрыты, на шее, как раз в том месте, где он целовал, билась маленькая жилка.

— Вы вошли в мою душу, Мелинда, — проговорил маркиз, и в его голосе слышалась ласка. Он нежно поднял ее на ноги и повел к двери, руки его по-прежнему обвивали ее плечи.

— Поспеши! Я не хочу долго ждать. Сколько тебе потребуется времени — минут пятнадцать?

Только не дольше, пожалуйста, больше я не выдержу, милая!

Его губы вновь прикоснулись к ее щеке, затем он открыл дверь, и Мелинда очутилась в зале. Почти в бессознательном состоянии она поднялась по лестнице. Только добравшись до своей комнаты, Мелинда попыталась осознать, что же с ней произошло, и вдруг в страхе поняла, что маркиз имел в виду.

Но ведь этого не может быть! Неужели у него действительно такие намерения? Она даже себе самой едва ли позволила это признать; при одной мысли об этом ее охватывал ужас. Но, даже содрогаясь от собственных предположений, она поняла еще и нечто такое, что поразило ее, словно кинжал в сердце.

Она любит его! Она вся дрожала, и огонь, который маркиз зажег в ее теле, охватывал все ее существо, заставляя отвечать на его страсть.

Она любит его! Но маркиз хочет от нее совершенно иного. Она не вполне поняла, но знала, что его намерения дурны, они оскверняют ее любовь к нему. Тем, первым поцелуем маркиз завладел ее сердцем, но ему нужно не сердце, а нечто иное, что Мелинда при всей своей невинности инстинктивно считала злом и безнравственностью.

Она прислонилась к двери в свою комнату и повернула ключ в замке. Но потом, ужаснувшись, поняла, что, если маркиз подойдет сейчас к двери и прикажет открыть, она будет не в состоянии отказать ему! Мелинде хотелось вновь ощутить прикосновение его губ, она страстно желала оказаться в его объятиях. Со всей ясностью она осознала, что, войди сейчас маркиз в ее комнату, она не сможет противиться ему, о чем бы он ни попросил.

В ужасе Мелинда торопливо пересекла комнату и отдернула шторы. За окном светила луна, на небе появились звезды. Мелинда распахнула зарешеченное окно и выглянула вниз. Под окном росло древнее фиговое дерево; кажется, целый век потребовался его ветвям, чтобы налиться такой мощью и силой.

Мелинда оглянулась. Дверь в комнату была заперта, но ей показалось, что она слышит голос маркиза, требующий открыть дверь.

— Мелинда!

Она закрыла глаза. Казалось, она до сих пор чувствовала его губы на своих устах, на щеках, ощущала их на глазах, на своей шее. Она издала слабый крик отчаяния и стала выбираться из окна.

Дома она достаточно лазила в детстве по деревьям, и мать часто ругала ее за эти шалости, но никогда еще ей не доводилось делать это в пышном вечернем платье да еще с полудюжиной нижних юбок под ним.

Она услышала, как рвался мягкий шифон ее платья, а букетики роз с него так и остались висеть на фиговом дереве. Наконец каким-то образом ей удалось добраться до земли, а затем она, подобно маленькой, напуганной до смерти зверушке, бросилась от освещенного пространства, через лужайку в тень, отбрасываемую деревьями.




Глава 9


Проснувшись, Мелинда никак не могла понять, где же она оказалась. Высокая, из серого камня колонна перед ней тянулась к изогнутому своду. Внезапно она все вспомнила и приподнялась с подушки из красного бархата, на которой проспала всю ночь.

Как только она вошла сюда, то сразу поняла, что, видимо, попала в семейную церковь. Она нащупала резьбу на дверях, а затем обитую бархатом скамью, которая оказалась мягкой и роскошной, как и подушечка для молитвы, на которую она потом опустилась. Церковь, в которой запах плесени и старины смешивался с ароматом цветов на алтаре, казалась святилищем, и в бледном свете луны, пробивающемся через окна с цветными витражами, Мелинда ощупью пробралась по боковому приделу к алтарю и преклонила колена, моля господа защитить ее не столько от маркиза, сколько от самой себя.

Через какое-то время ее сердце наконец перестало колотиться как у загнанного зверя, и дыхание стало ровным. Она пустилась бежать по лужайке, потому что была до смерти напугана, но в то же время Мелинда сознавала, что этот побег ничего не дает, так как причины, которые гнали ее прочь, таились глубоко в ней самой.

— Помоги мне! Ах, помоги мне, господи! — молилась она и старалась понять, как же она могла так быстро перемениться и из девушки, которая не проявляла абсолютно никакого интереса к мужчинам, стать такой, как сейчас, когда одно лишь прикосновение мужских уст вызывало в ней трепет и волнение.

Мелинда теперь знала, что почувствовала влечение к маркизу с первой же встречи. Ей казалось, что она ненавидит его: ненавидит циничное выражение, постоянно присутствующее на его лице, явное пренебрежение, с которым он обращался к ней, ненавидит за раздражение, которое он все время вызывал в ней. Однако было в нем что-то, что влекло к нему Мелинду, что вызывало в ней желание быть рядом с ним.

Она вспомнила одиночество, пустоту того невероятно длинного дня, когда она была вынуждена оставаться в комнате одна. Это были долгие часы безысходности от сознания, что она не может быть с ним. Она издала слабый стон и закрыла лицо руками. Что случилось с ней? Как она могла испытывать такие чувства, зная, что все безнадежно и ни к чему не приведет; как могла она отринуть свою гордость и все, что было свято для нее?

В сумраке этой церквушки она снова и снова пыталась осознать, что же произошло и что же говорил ей маркиз, когда она поднималась по лестнице. Но даже теперь»в силу своей невинности, Мелинда не могла вполне понять его поведение. Единственное, что она сознавала, так это то, что требование маркиза было постыдным.

Она упрекала себя за то, что позволила ему поцеловать себя. Она обязана была воспрепятствовать этому; это было непозволительной слабостью для любой порядочной девушки. А потом она вновь вспомнила то странное, необъяснимое волнение, которое испытала, когда его губы коснулись ее уст, тот огонь, который охватил ее. Какое-то неясное чувство проснулось тогда в ней: то, что больше уже никогда не уснет вновь.

Мелинда совершенно не представляла, сколько она простояла так, на коленях, пытаясь молиться и вместо этого все время мысленно возвращаясь к маркизу. Она смогла осознать только, что луна уже поднялась высоко и в церкви стало светлей. Теперь девушка смогла рассмотреть и крест, сверкающий на алтаре, и каменные изваяния на окружающих его надгробиях, и резные хоры с потушенными свечами над каждым местом певчего.

Незаметно мир и покой этого места проник и в душу Мелинды. Она почувствовала уверенность, почувствовала, как новые силы наполняют ее и чувство одиночества покидает ее сердце.

— Ах, папочка и мамочка! Помогите мне! — молилась она, веря, что они слышат ее, поддерживают в этот час испытаний.

Теперь Мелинда не могла с уверенностью вспомнить, в какой момент почувствовала страшную усталость и больше не могла оставаться коленопреклоненной. Она лишь помнила, что легла на скамью и погрузилась в дремотное состояние. И теперь, после пробуждения, ночные волнения показались ей менее значительными и пугающими.

Она встала на ноги, испытывая легкую дрожь. В церкви было холодно, хотя она заметила, как через окошко на востоке уже проникали первые лучи восходящего солнца. «Я должна вернуться», — подумала Мелинда.

Она прошла через маленькую дверцу в этой отделенной части церкви. Мелинда ступала неслышно, спускаясь по боковому приделу к входной двери. Она распахнула ее и вышла из церкви. Когда она переступила порог, мир вокруг показался ей золотистым и свежим, но на какое-то мгновение она заколебалась. У Мелинды было чувство, что церковь каким-то образом защищала ее, а теперь она вновь подвергнется опасности. Но затем она сказала себе, что представителей ее рода никогда нельзя было обвинить в трусости, и она смело будет смотреть в лицо всем трудностям, которые ждут ее в будущем.

Садик располагался совсем недалеко, и из него ей был хорошо виден величественный дом, розовеющий в лучах утреннего солнца. Вновь она ощутила, как он гостеприимно тянет ее к себе, и на какое-то мгновение даже заколебалась: а не приснился ли ей весь ужас прошлой ночи? Но с замиранием сердца Мелинда осознала, что ей вновь предстоит встретиться с маркизом лицом к лицу. Что он скажет ей при встрече? И что она сможет ответить ему?

Шторы на окнах были еще опущены, и, оценив, насколько высоко встало солнце, Мелинда решила, что сейчас никак не больше пяти часов.

Она медленно прошла через сад с розами и, подходя к дому, заметила горничную, которая открыла боковую дверь, встала на колени и начала скрести ступеньки. Мелинда тихо подошла и встала у нее за спиной, а когда девушка заметила ее тень, то подняла голову, не скрывая удивления.

— Боже милостивый, что же вы так меня пугаете! — воскликнула она, вскочив на ноги; затем добавила торопливо:

— Прошу прощения, мадам, у меня как-то случайно это вырвалось.

— Ничего страшного, — улыбнувшись, ответила Мелинда. — Думаю, вы просто не ожидали таких гостей в доме, которые просыпались бы в такую рань.

— Нет, мадам, не ожидала, — сказала девушка.

Мелинда прошла мимо нее и вошла в дом.

Там было тихо и темно, особенно после яркого солнца в саду. Она прошла в зал и поднялась по лестнице. Мелинда боялась услышать шорох от раздвигаемых занавесей или поднимаемых штор, но никого не встретила и благополучно добралась до своей комнаты.

Затем он вспомнила, что прошлой ночью оставила дверь запертой. Какое-то мгновение она стояла в замешательстве, не зная, что же делать, но потом вспомнила, что имеется еще одна дверь, которая ведет в ванную, из которой можно было бы попасть в ее комнату. Конечно, эта дверь была не заперта, и тут у нее мелькнула мысль, что если бы маркиз действительно вознамерился любыми путями пробраться в ее покои, то легко выполнил бы задуманное, воспользовавшись этой дверью.

Мелинда прошла к себе в спальню, отперла дверь и задернула занавески, которые так торопливо раздвинула прошлой ночью. Она решила, что будет лучше всего, если она не даст повода горничной заподозрить, что ночью в комнате произошло что-то необычное, поэтому она разделась, надела ночную сорочку и улеглась в постель.

Она не спала, а просто лежала в сумраке, размышляя, что же ей все-таки делать дальше. Вдруг маркиз снова захочет поцеловать ее? Должна ли она проявить твердость и решительно отмести все его попытки? Хватит ли у нее сил на то, чтобы ночь за ночью вести с ним борьбу, чтобы не пустить маркиза в свою комнату и отказать в том неясном для нее, чего он добивается? Чувствуя, что эти вопросы молоточками стучат в ее воспаленном мозгу, она зарылась лицом в подушку.

Когда ей принесли завтрак, она медленно поднялась, самостоятельно оделась и тщательнее, чем обычно, привела себя в порядок. Мелинда понимала, что втайне старается выиграть время. Но потом, когда медлить было уже невозможно, она решительно, хотя и не без внутреннего трепета, вышла из комнаты и спустилась по лестнице вниз.

Она была почти уверена, что найдет маркиза в гостиной, но, как ни странно, его там не оказалось; Мелинда села на диван и вновь попыталась решить, что ей предпринять. Она достала из шкафа книгу, но поняла, что читать сейчас не в состоянии. Девушка чувствовала, что каждый ее нерв напряжен до предела, и единственное, чем она могла заниматься, это напряженно слушать; не раздадутся ли шаги человека, который занимал сейчас все ее мысли.

Внезапно она услышала шум: откуда-то до нее доносились смех и голоса — мужские и женские.

Сначала она просто прислушивалась, но затем, одолеваемая любопытством, подошла к двери в гостиную и открыла ее. Большой зал, казалось, был полон людей. В первый момент Мелинде показалось, что она никого из них не знает, но затем все-таки узнала одно лицо — как раз в ту секунду, когда через парадную дверь в зал вошел маркиз.

Он не мог видеть ее, но у Мелинды при виде маркиза замерло сердце. Он был одет в бриджи для верховой езды, а его цилиндр был лихо сбит набок. В руках у него был хлыст, его сопровождали две собаки.

— Что за вторжение! — медленно проговорил он, когда увидел, как ожидавшая его толпа двинулась ему навстречу. Было трудно понять, рад ли он приезду гостей или же раздражен их внезапным появлением.

— Дрого! Что, черт тебя побери, это значит?

Ты уезжаешь из Лондона, даже не сообщив мне?

Распростертые объятия, приоткрытые губы на хорошеньком личике — без сомнения, Мелинда легко узнала ее.

— Вот уж никак не ожидал увидеть тебя этим утром, Кегля, — сказал маркиз.

— Но ты, надеюсь, рад меня видеть? Ну-ка скажи, что ты вне себя от счастья!

Лицо Кегли было обращено к маркизу, ее алые губы капризно надулись. Почти неосознанно пальцы рук Мелинды сцепились. И тут ее присутствие заметил капитан Вест и, отойдя от камина, где он до этого стоял, проговорил:

— Мелинда, как хорошо, что вы тут! Не очень ли вас утомила вчерашняя поездка?

Он поднес руку девушки к губам, и ей стоило больших усилий ответить ему:

— Нет, благодарю вас, поездка была просто чудесной. Как хорошо было уехать из Лондона!

— Представьте, и мы все того же мнения, — сказал он. — Как раз поэтому Кегля примчалась ко мне ни свет ни заря — я еще глаз толком не успел раскрыть после сна — и настояла на немедленной поездке сюда.

Взгляд капитана Веста был устремлен на лицо Мелинды, и она почувствовала, что своей болтовней он дает ей время собраться и в то же время благородно пытается уберечь ее от зрелища, как Кегля отчаянно кокетничает, стараясь увлечь маркиза.

Надо сказать, Кегля выглядела весьма изысканно в амазонке изумрудно-зеленого цвета, которая делала ее талию фантастически узкой, а кожу белой, как фарфор.

— Тебе все скоро до чертиков наскучит, если ты застрянешь в этой деревне, — продолжала она щебетать своим довольно резким голосом, но маркиз уже освободился из ее цепких рук и приветствовал остальных своих друзей.

Все они были мужчинами — элегантными, беспутными на вид — и держались в высшей степени непринужденно, а когда капитан Вест представлял их Мелинде, приветствовали ее с легким налетом фамильярности, которая привела девушку в недоумение, так как она не могла понять причину такого отношения к себе.

— Черт побери, здорово мы придумали — подбодрить тебя нашим присутствием? — сказала Кегля. — Жервез рассказал нам о твоей утрате, и мы решили, что тебе не пристало сидеть в одиночестве и хандрить, когда у тебя столько приятелей вокруг.

— Хорошая мысль, Кегля, — ответил маркиз с ноткой сарказма в голосе, — но почему столь пышный эскорт?

— А ты считаешь, что я должна была притащить с собой только какую-нибудь дурацкую компаньонку, так что ли? — спросила Кегля и визгливо захохотала. — Не для этого ли бледнолицего создания?

При этих словах она взглянула на Мелинду с открытой враждебностью, да так, что все присутствующие джентльмены в ту же секунду почувствовали себя крайне неуютно, как обычно бывает, когда мужчины являются невольными свидетелями взаимной неприязни женщин друг к другу.

— Может быть, чем-нибудь подкрепимся, Дрого? — быстро вмешался в разговор капитан Вест. — Что касается меня, то я даже не имел времени позавтракать и сейчас ужасно голоден.

— А мне хотелось бы сообщить вам еще кое-что очень интересное, — проговорила Кегля. — Когда мы подкатывали к этому дому, то я подумала про себя, увидев здешний парк: а ведь это чертовски подходящее место для скачек с препятствиями.

— Черт возьми, а ведь она права, господа! — воскликнул один из гостей. — Посмотрите, ступени перед парадной дверью дома могли бы послужить нам первоклассными трибунами: в течение всего состязания мы имели бы возможность наблюдать за соревнующимися всадниками на всем маршруте, не упуская их из виду! Как мы сами до этого не додумались?

— Потому что вы все, джентльмены, настоящие дураки, черт бы вас побрал, вот почему! — ответила Кегля. — Давайте лучше выйдем из дома и отправимся в парк — осмотрим место.

Через парадную дверь Кегля вышла из дома, и все гости последовали за ней. Словно повинуясь необъяснимому порыву, Мелинда также направилась за ними. Джентльмены и две девушки расположились одной группой на лестнице у парадной двери; перед их взором раскинулся парк с огромными деревьями, а слева и справа от него — поля, отделявшиеся низкой изгородью, уходящей вдаль, к лесу.

— Ну вот, видите! — обратилась Кегля к стоящим рядом с ней джентльменам. — Отличнейший маршрут для стипль-чеза, будь я проклята!

— А вы знаете, она права, — сказал капитан Вест. — Когда-нибудь тебе следует попытаться устроить здесь скачки, Дрого!

— А чего ждать? — вызывающе продолжала Кегля. — Я обойду любого из вас. А какой у нас будет заклад? Пятьсот гиней?

— А не слишком ли много, Кегля, — возразил один из джентльменов. — Ты ведь знаешь, что победишь.

— Ну что, струсили? — сказала Кегля презрительно. — Решайтесь, скупые шельмецы! Пятьсот гиней за то, что Сарацин и я обойдем любого из вас на целый локоть!

Надо сказать, у джентльменов был весьма смущенный вид. Никто из них не решался принять вызов. И тогда слабый голосок, который Мелинде показался совсем чужим, проговорил:

— Я принимаю ваше пари.

Как только Мелинда проговорила это, воцарилась гробовая тишина. Затем все повернулись к ней, и дюжина пар глаз уставилась на нее в крайнем изумлении.

— Вы? — с пренебрежением в голосе переспросила Кегля. — А на чем это вы собираетесь скакать? На корове?

— Я принимаю ваш вызов, — сказала Мелинда, твердо устремив на нее свой взор.

— Так, Мелинда… — начал было капитан Вест, но его прервал маркиз.

— Это невозможно! — заявил он.

— И не пытайтесь возражать, — продолжала Мелинда. — Я принимаю вызов мисс Уолтере, но только с одним предварительным условием: вы, маркиз, разрешите мне выбрать любую лошадь в ваших конюшнях, какую я только пожелаю.

— Какие могут быть сомнения! — воскликнул один из джентльменов. — У Дрого есть несколько просто восхитительных лошадей. Это еще надо будет посмотреть, Кегля, кому достанутся лавры победителя.

— Лавры победителя! — воскликнула Кегля. — Что вы, черт вас побери, раздумываете? Я ставлю пять к одному, что девчонка вылетит из седла на первом же препятствии.

Услышав последнюю грубость Кегли, Мелинда пришла в негодование, щеки у нее порозовели, но затем глаза ее засверкали, а губы плотно сжались, когда она услышала, как маркиз заявил:

— Я не позволю этого.

— Вы не сможете помешать мне, милорд, — твердо произнесла она.

— Конечно, он не сможет помешать вам, — согласился с Мелиндой один из приятелей маркиза. — Дрого, не отравляй людям настроение. Пусть девушки поступают, как знают. В конце концов, еще неизвестно, что можно ждать от мисс Мелинды.

Капитан Вест взял Мелинду за руку.

— Не делайте этого! Ни в коем случае не делайте этого! — убеждал он Мелинду таким тихим голосом, что она едва могла разобрать его слова. — Вы сумасшедшая! Кегля, пожалуй, лучшая наездница из всех женщин, которых я когда-либо видел. Увильните как-нибудь под благовидным предлогом; ну скажите, что плохо себя чувствуете. Умоляю вас, послушайтесь Дрого.

Если Мелинда и колебалась, то вида совершенно не подала. Она только взглянула еще раз на Кеглю, которая ухватила маркиза за руку и твердила:

— Ты уже давно не видел меня на лошади.

Тебе понравится мой аллюр.

В ее словах явно присутствовала двусмысленность, и Мелинда с трудом заставила себя сохранить хладнокровие.

— И когда же мисс Уолтере желала бы начать состязание? — спросила она.

— Не стоит торопиться, — бросила Кегля ей через плечо. — Для того чтобы обставить вас, мне не потребуется много времени. Надеюсь, мисс Честолюбие, вы сможете заплатить свою ставку. У меня нет желания иметь дело с мошенниками.

— Если вы выиграете, то получите свои деньги, — спокойно проговорила Мелинда.

— Закуски поданы, милорд!

Голос дворецкого, донесшийся из дверей, прозвучал как сигнал к долгожданной разрядке; напряжение между двумя женщинами, от которого, казалось, воздух начал вибрировать, внезапно спало.

— Клянусь Юпитером, с удовольствием перекушу и выпью чего-нибудь! — воскликнул один из джентльменов, которые посторонились, пропуская вперед Кеглю. Последняя удостоила Мелинду лишь презрительным взглядом.

Мелинде пришлось последовать за ней.

Войдя в зал, она направилась к лестнице. Она уже почти взошла на ступеньки, когда голос, раздавшийся сзади, заставил Мелинду остановиться.

— Мелинда!

Это был маркиз. Каким-то образом они оказались в зале совершенно одни: остальные гости уже двинулись по коридору в направлении столовой. Она обернулась и оказалась с ним лицом к лицу.

— Вы маленькая дура, Мелинда! — сказал он. — Вы добьетесь того, что сломаете себе шею!

В его голосе звучали почти свирепые нотки, и Мелинда почувствовала, что, если он скажет еще хоть слово, она не выдержит. Ничего не ответив маркизу, она быстро-быстро поднялась по лестнице, после чего тому осталось лишь молча проводить ее взглядом.

Только оказавшись в своей комнате, Мелинда вдруг осознала, что у нее совершенно нет подходящего костюма для верховой езды. А без него она не сможет принять участие в состязании. Мелинда позвонила, вызывая горничную.

— Скажите, а не найдется ли в этом доме амазонки, которая подошла бы мне? — спросила девушка у горничной.

Вид у горничной был еще более надменный, чем накануне.

— Не имею ни малейшего представления, мисс, — ответила она, — но я спрошу у экономки, миссис Медоуз.

Миссис Медоуз оказалась пожилой, седой женщиной; она, как показалось Мелинде, изучающе окинула ее взглядом.

— Амазонка! Совершенно не представляю, где можно достать подходящую для вас. Вы такая миниатюрная.

— Ну, пожалуйста, — проговорила Мелинда, — прошу вас, подыщите для меня хоть что-нибудь приличное. Это для меня очень важно!

Сейчас Мелинда понимала, что отказ от состязания будет равносилен ее поражению, и не только от Кегли, но и от маркиза тоже. На краткий миг она заколебалась, думая, что поступила неразумно, рискнув всеми своими деньгами, всеми надеждами на собственный домик, на спокойную жизнь вместе с нянечкой, когда согласилась на это неравное пари. Но потом поняла, что поступить иначе была бы не в состоянии, потому что ненавидела Кеглю и обязана была победить ее — и не только в предстоящих скачках.

— Пожалуйста, помогите мне, — умоляла она экономку.

Миссис Медоуз взглянула в ее маленькое взволнованное личико и почти непроизвольно воскликнула:

— Ну никак не могу понять, зачем такой молоденькой очаровательной леди, как вы, принимать участие в этих диких забавах. Вы еще слишком юная для развлечений подобного рода.

— Я обязательно должна соревноваться с ней, — сказала Мелинда скорей себе самой, чем экономке.

— Я ведь имела в виду не только скачки, — сказала миссис Медоуз и тут же одернула себя:

— Но, разумеется, это не мое дело. Пойдемте, мисс, пороемся в моей кладовке: а вдруг там найдется что-нибудь подходящее для вас. Как жаль, что вы не юноша, потому что у меня сохранилась вся одежда его светлости еще с тех времен, как его впервые посадили в седло. А еще там хранится одежда покойной госпожи маркизы; она всегда оставляла часть своей одежды здесь, но, к сожалению, она была гораздо крупнее, и вам из ее гардероба вряд ли что-либо подойдет.

К тому времени они уже добрались до комнаты экономки, за которой располагалась кладовая, целиком заставленная платяными шкафами.

— Здесь только поношенная одежда? — спросила Мелинда, оглядываясь вокруг себя.

— Да, мисс, именно так, — ответила миссис Медоуз, — и большей частью превосходная.

Здесь есть мантия пэра, в которой его светлость присутствовал на коронации ее величества, и даже одежда его деда и его бабки. Здесь хранится диадема ее светлости, а также подвенечные платья четырех поколений. Его светлость иногда поддразнивает меня и называет мою кладовку «музеем». И он не так уж далек от истины, ведь все это — часть истории Чарда, — миссис Медоуз говорила с гордостью, но потом словно тень легла на ее лицо. — Но никогда еще прежде этот дом не видел дам, подобных этой. — Она проговорила слово «дам» так, что в ее устах оно приобрело презрительный оттенок.

— Поэтому я и должна обязательно победить ее, — сказала Мелинда. — На мой взгляд, она просто чудовище. Я еще ни разу не видела такой ужасной женщины. Но в то же время она так красива!

— У женщин, подобных ей, и красота может быть отталкивающей! — резко прервала ее миссис Медоуз, а потом вдруг радостно воскликнула:

— Смотрите, у меня же есть то, что вам требуется! Мисс, у меня есть просто замечательная вещь для вас! Я даже и не подумала об этом прежде, потому что она из коллекции моих самых любимых платьев. Я говорю об амазонке, которую носила бабушка его светлости, когда была во Франции и принимала участие в охоте на кабана, устроенной королем Людовиком IV.

Насколько я помню, она была очень хрупкого телосложения, правда, в мое время она, разумеется, была уже дамой весьма преклонного возраста, но всегда строго следила за фигурой, и в кладовке осталось великое множество ее нарядов, которые и сейчас вызывают восхищение.

Во время своего рассказа миссис Медоуз поочередно открывала дверцы гардеробов; наконец она извлекла из одного из них прелестную амазонку из темно-голубого бархата, украшенную серебряными галунами и сверкающими пуговками с голубыми сапфирами. Вырез был отделан роскошным кружевным жабо; к наряду прилагалась крошечная треугольная шляпка с изогнутым страусиным пером.

— Очаровательно! — воскликнула Мелинда. — Но каковы пуговки! Неужели это настоящие камни?

— Неужели вы могли подумать, чтобы ее светлость надела что-нибудь не настоящее? — спросила миссис Медоуз. — Ну а теперь примерьте это платье, мисс. Я думаю, что оно должно оказаться вам впору, можете мне поверить, у меня глаз наметанный. Так, а где же башмачки?

Спустя четверть часа Мелинда медленно спустилась по лестнице вниз. Возможно, ее костюм был чересчур наряден, но она выглядела в нем лучше, чем когда-либо. Голубой бархат платья подчеркивал удивительный цвет ее глаз; пышное страусиное перо ласкало ее щеку; жабо из воздушных кружев окружало шею; при каждом шаге сапфиры и бриллианты ослепительно сверкали.

Она услышала громкий смех, который доносился из столовой, но прошла мимо и, выйдя через парадную дверь, спустилась по ступеням.

Конюхи были заняты чисткой лошадей, на которых прибыли гости. Лошадь Кегли, горячего жеребца, было трудно удержать на месте, и два конюха безуспешно пытались поставить его в стойло. Старший конюх, мужчина в годах, с которым накануне беседовала Мелинда, вышел вперед.

— Вам нужна лошадь, мадам?

— Да, — ответила Мелинда. — Я буду участвовать в скачках на Громовержце.

Конюх замер, словно громом пораженный.

— Боюсь, мадам, его светлость не разрешит вам взять Громовержца. Вчера я говорил вам, что он совершенно не послушен даже мужской руке, что уж говорить тогда о даме.

— Я поскачу на Громовержце, — уверенно повторила Мелинда. — Позвольте мне пройти к нему в стойло.

— Будьте осторожны, мисс. В прошлом году он сбросил одного из моих парней, и тот после этого почти три месяца провалялся в больнице.

— Не бойтесь, я буду осторожна, — сказала Мелинда.

Она прошла в стойло. При ее приближении Громовержец повел ушами и гневно раздул ноздри. Мелинда заговорила с ним, как говорила когда-то со своими собственными лошадьми.

Очень медленно она положила руку ему на шею.

— Ты поможешь мне, мальчик? — ласково проговорила она. — Ты должен обязательно показать им всем, на что способен; а я тоже обязательно должна кое-что доказать себе самой.

Мелинда продолжала говорить, и казалось, что жеребец внимает ее голосу. Наконец она начала ласково гладить его по морде, а затем повернулась к старому конюху, который все это время наблюдал за девушкой и непокорным конем.

— Ну а теперь седлайте его, — сказала Мелинда. — Думаю, он все понимает.

— В жизни не видел ничего подобного! — воскликнул старик. — Я сам оседлаю его, мадам, ни одному из своих ребят не доверю этого. Не знаю, правда, что на это скажет его светлость.

— Я подъеду на нем к парадной двери, — сказала Мелинда, понимая, что ей гораздо легче будет убедить маркиза, сидя на лошади, нежели стоя на земле.

Когда вся компания высыпала из столовой, уничтожив все холодные закуски, приготовленные поваром, в мгновение ока и выпив изрядное количество шампанского из погребов маркиза, Мелинда как раз подъезжала на Громовержце к парадной двери дома.

— Боже мой! — услышала она, как воскликнул капитан Вест. — Что это за лошадь, на которой сидит Мелинда? Никогда в жизни не видел более великолепного жеребца!

— Это Громовержец, — ответил маркиз, и по его лицу Жервез Вест понял, что тот вне себя от бешенства.

— Думаешь, она справится с ним? — спросил капитан.

Маркиз ничего не ответил, а просто направился к Мелинде.

— Я не желаю этого видеть! Вам понятно, Мелинда? Я категорически запрещаю вам садиться на эту лошадь!

— Да, но я уже села на нее, милорд, — парировала девушка.

— Тогда я приказываю вернуть ее в конюшни, а вам подыскать другую лошадь, — сказал он.

Маркиз протянул руку и хотел взять Громовержца под уздцы. И в это мгновение жеребец то ли возмутился тем, что ему хотят помешать, то ли почувствовал укол шпор Мелинды — трудно сказать, но он встал на дыбы, и маркиз был вынужден отступить; после этого Мелинда, умело направляя Громовержца, проехала немного вниз по аллее, как бы давая лошади успокоиться.

— Успокойся, малыш! Успокойся! — говорила она жеребцу. — Будет очень жаль, если они испугаются и, пожалуй, в самом деле запретят мне ехать на тебе.

Лошадь Кегли уже привели из конюшен.

Кегля, смеясь и, как всегда, сквернословя, спустилась по ступенькам, и кто-то помог ей сесть в седло. Она пронзительно вскрикивала, требуя сначала свои перчатки, потом свой хлыст, и непрерывно обменивалась шутками с окружавшими ее джентльменами, но потом, оглянувшись, заметила Мелинду, которая ожидала немного в стороне на огромном черном жеребце. Глаза ее оценивающе сузились, в первый момент она ничего не сказала, но затем разразилась громким смехом.

— Боже мой! Я и представить не могла, что все будет так торжественно обставлено. Моя соперница так разоделась, словно приготовилась сразить нас наповал! А может, кто-то и будет сегодня сражен? Кто знает?

Кегля дождалась, пока окружающие ее джентльмены рассмеются, а затем наклонилась и положила руку на плечо маркиза.

— Дрого, Том принимает пари, — сказала она. — Поставь свои деньги на меня. Мне хотелось бы приумножить твое состояние.

— Благодарю тебя, Кегля, но я против этого состязания, — ответил ей маркиз. — Я не буду ставить ни на кого из соревнующихся.

— Тогда я просто подарю тебе свою победу, — нежно сказала Кегля. — Ведь на карту поставлено еще кое-что, помимо пятисот гиней, и ты знаешь это, не так ли?

— Ты все это затеяла, — произнес маркиз твердо. — Я к этому руку не прикладывал.

Мелинда, все время наблюдая за ними, но не имея возможности расслышать, о чем они говорят, внезапно почувствовала, как резкая боль пронзила ее сердце. Хотя та женщина беспрестанно сквернословила, нельзя было не признать, что она прехорошенькая. Было очевидно, что она страстно увлечена маркизом и желала, чтобы весь мир вокруг знал об этом.

Мелинда не представляла, как маркиз сможет устоять перед ней. Она пустила Громовержца по кругу, потому что у нее больше не было сил смотреть на них, а затем рысью направилась к началу дороги, откуда должны были начаться скачки. У присутствующих джентльменов возникла небольшая перебранка из-за того, кто будет объявлять старт. Маркиз наотрез отказался участвовать, и в конце концов эту обязанность согласился взять на себя капитан Вест. Остальные джентльмены высказали ему все свои соображения, после чего он сел на лошадь и поскакал к Мелинде; Кегля ехала бок о бок с ним.

— Вы, разумеется, знаете скаковой круг, — сказал он, обратившись к женщинам. — Миновав первых три препятствия, которые должны быть видны отсюда, вы поворачиваете и возвращаетесь с другой стороны парка; преодолев еще три препятствия, вы подъезжаете сюда, где и будет финиш.

— Не забудьте, что я заключила дополнительное пари о том, что моя соперница вылетит из седла на первом же препятствии, — сказала Кегля.

Она сделала это заявление весьма вызывающим тоном, и у Мелинды мелькнула мысль, что ее соперница вовсе не так уверена в своем превосходстве, как это было часом раньше.

— Теперь займите ваши места, — сказал капитан Вест, — и я объявлю старт. Я буду считать — раз, два, три — и как только я опущу свой платок, это и будет началом скачек.

Он прошел немного вперед. Женщины повернули своих лошадей и пустили их медленно вслед за ним.

— Раз, два, три!.. — выкрикнул капитан Вест и опустил свой платок.

И в то же мгновение, как будто зная в точности, что от него требуется, Громовержец сорвался с места и понесся вперед, подобно выпущенной из лука стреле. Мелинда пыталась сдерживать его изо всех сил, зная, что слишком быстрый аллюр на старте — непростительная ошибка.

Впереди перед ними уже неясно вырисовывалось первое препятствие, и тут Мелинда поняла, почему Кегля так уверенно заявила, что ее соперница обязательно вылетит из седла именно в этом месте: она увидела высокую изгородь с широким рвом перед ней и крутым спуском после, что, несомненно, являлось серьезным испытанием как для нетренированной лошади, так и для неопытного наездника.

— Осторожно, малыш! Осторожно! — твердила Мелинда, придерживая Громовержца, что ей удалось, и резвый жеребец взял это препятствие намного медленнее, чем намеревался. Громовержец перелетел через изгородь и благополучно приземлился за препятствием.

Предосторожность Мелинды дала Кегле преимущество в несколько корпусов. До следующего препятствия было уже совсем близко, а третье находилось на некотором расстоянии. Второе препятствие Мелинда преодолела столь же осторожно, а потом дала полную волю Громовержцу продемонстрировать свою резвость.

И лишь перед третьим препятствием она придержала лошадь: оно представляло собой насыпь, за которой протекал ручей. Громовержец перелетел через насыпь, даже не задев ее, но чуть не оступился на берегу ручья.

Кегля опять отыграла у Мелинды полкорпуса. И вот они уже достигли поворота, после которого должны были повернуть обратно. Мелинда бросила быстрый взгляд на свою соперницу и поняла, что Кегля, без сомнения, была превосходной наездницей. Ей стало ясно и то, почему эта особа заслужила столь блестящую репутацию: она сидела на лошади так, что казалось, является ее частью. Манера езды у нее была мягкой, а позади из-под копыт ее лошади летели комья земли.

Кегля все еще была впереди. Она пронеслась над пятым препятствием, словно птица, и, хотя Громовержец немного сократил расстояние, мисс Уолтере все равно выигрывала у Мелинды еще два корпуса. Они уже преодолевали шестое препятствие, а потом будет финиш!

Мелинда поняла, что наступает момент, когда Громовержец должен показать все, на что он способен. Она прикоснулась к нему хлыстом, но в этом не было никакой необходимости. Как будто инстинктивно осознав, что хочет от него наездница, жеребец начал все более и более убыстрять свой бег, дюйм за дюймом, фут за футом настигая несущуюся впереди лошадь и неуклонно сокращая разрыв. Мелинда уже могла видеть группу джентльменов, ожидающих соперниц на финише.

— Пожалуйста, Громовержец! Прошу тебя!

Ну давай, мой мальчик!

Мелинда слышала свой голос, который был громче грохота копыт, и заметила, что слова слетают с ее уст с такой же скоростью, с какой несется вперед ее скакун. Потом она почувствовала, как Громовержец под ней рванул вперед с новым усилием, которое, как казалось Мелинде, шло чуть ли не из ее собственного сердца. Она понуждала его мчаться вперед всем своим существом, и Громовержец отзывался на ее призыв.

Мелинда уже могла слышать выкрики джентльменов, в нетерпении ожидающих наездниц на финише; ей казалось, что встречный ветер сорвет всю кожу с ее лица. Громовержец уже был на одном уровне с лошадью Кегли… вот он уже впереди на голову, теперь на половину корпуса; с таким разрывом они и промчались через финишную черту.

На дистанции Мелинда успешно справлялась с лошадью, но теперь, когда руки ее устали так сильно, что с трудом могли удерживать поводья, а кисти рук, казалось, были вырваны из суставов, она еле-еле смогла удержать Громовержца на месте, а затем повернуть его. Девушка пустила лошадь легким галопом, и тут, в первый раз с момента старта вспомнив о себе, она заметила, что потеряла где-то свою шляпку, а ее светлые волосы растрепались и спадали теперь на лицо спутанными локонами.

Вокруг Мелинды столпились мужчины. Они аплодировали ей, поздравляли, осыпали комплиментами. Но ее глаза были устремлены только на одно лицо: поверх голов всех остальных столпившихся вокруг нее джентльменов она смотрела на маркиза. Мелинда увидела, что он взирает на нее без улыбки, а выражение его глаз так и осталось для нее загадкой.

— Отлично!

— Браво!

— Боже! Вы были восхитительны!

Восхищенные возгласы не смолкали вокруг нее, но едва ли Мелинда слышала их. Кто-то уже взял Громовержца за узду и подвел его к парадной двери, чтобы девушка смогла спуститься с седла. Мелинда так безумно устала, что не испытывала даже никакой радости. Единственное, в чем она была уверена, так это в том, что маркиз своим мрачным видом отобрал у нее победу.

Чувствуя себя совершенно ослабевшей, она пошатнулась в седле. Вдруг чьи-то сильные руки протянулись к ней и опустили на землю. Ей не было нужды гадать, кто пришел ей на помощь.

Маркиз понес ее на руках по каменным ступеням и вошел в дом через парадную дверь. Она подумала, что в зале он опустит ее наконец на пол. Но вместо этого он пронес ее вверх по лестнице; голова Мелинды покоилась на его плече, светлые волосы рассыпались по голубому бархату ее амазонки.

Маркиз внес Мелинду в ее комнату и усадил на кровать. Когда он убирал руки, ей захотелось закричать, но она не могла вымолвить ни слова, не могла даже поблагодарить его, потому что ее голос умер где-то внутри, в горле. А затем, когда она наконец осмелилась взглянуть на него, лежа на подушке, до нее донеслись резкие слова маркиза:

— Маленькая дура! Вы могли сломать себе шею.




Глава 10


Мелинда, должно быть, пролежала какое-то время в забытьи от полного изнеможения, но, когда она очнулась, ей показалось, что до сих пор она слышит презрение — а может, это был гнев? — в голосе маркиза, когда он сказал: «Маленькая дура! Вы могли сломать себе шею». Эти слова снова и снова звучали у нее в ушах.

В то же время у Мелинды было чувство, что эти скачки помогли ей внутренне раскрепоститься, освободиться от тяготивших ее пут. Для нее это состояние означало, что она приняла вызов не только от Кегли, но от каждого из тех, кто когда-либо тиранил ее, был с ней жесток, обращался с пренебрежением и презрением, относясь к ней как к бедной родственнице. Все, что девушка испытала в течение последнего года, выросло, как ей казалось, в одну величайшую обиду, которая сидела где-то в глубине ее сердца, но теперь этот нарыв прорвался и она была свободна.

Но в то же время она сознавала, что главным ее побуждением было стремление каким-то образом заслужить одобрение маркиза, дать ему понять, что она не просто какая-то слабая глупая маленькая кукла, которую он может по своей прихоти переставлять с места на место, у которой отсутствуют характер и собственные мысли. Но именно это ей и не удалось — несмотря на то, что она все-таки вышла победительницей из опасных скачек.

Она вспомнила изумление и восторг в глазах всех джентльменов, дружно приветствовавший ее, когда она первой пришла к финишу, опередив Кеглю. Они и не подозревали, что отец дал ей мужское воспитание — ведь сына у него никогда не было. Он и относился к ней так, как будто она и вправду была его наследником, о появлении на свет которого он всегда страстно мечтал. Отец учил Мелинду верховой езде, она ходила вместе с ним на охоту, стреляла по куропаткам и плавала в озере, ныряя в него с высокого берега. Когда мать Мелинды укоряла его за это, отец лишь смеялся в ответ.

— Дай мне сына, — поддразнивал он жену, — и я верну тебе твою дочь.

Для Мелинды сопровождать отца в его развлечениях было высшим наслаждением. Он всегда держался с дочерью как с равным товарищем, всякий раз терпеливо объяснял ей, как в тех или иных ситуациях следует поступать, с добродушием и пониманием воспринимал ее неудачи на верховых прогулках или на охоте.

— На вид ты довольно хрупкая, — сказал он ей как-то раз, — но когда ты берешься за вожжи, чувствуется мужская рука.

Это был самый большой комплимент, каким он только мог наградить ее, и сейчас Мелинда думала, что, узнай ее отец о сегодняшнем состязании, он, наверное, гордился бы ее отвагой.

Она победила, и самоуверенная наглая улыбка сошла с лица Кегли. Вот только что это дало ей?

Маркиз по-прежнему ни во что не ставил ее.

На какое-то мгновение Мелинда зарылась лицом в подушку, затем в нетерпении встала с кровати. Она позвонила горничной, умылась и переоделась в чрезвычайно изысканное платье из белого легкого шелка, отделанное голубыми лентами и бесчисленными крошечными кружевными рюшами. Горничная причесала ее, и Мелинда внезапно почувствовала, что усталость покинула ее тело: она испытывала теперь странное нарастающее возбуждение — возбуждение от того, что она вновь увидит маркиза. Но теперь перед ним предстанет не подавленная, ничтожная девчонка, а женщина, сумевшая одержать верх над Кеглей, которая по праву считалась лучшей наездницей во всей Англии.

Какое-то мгновение перед ее глазами стояло очаровательное лицо Кегли, обращенное снизу вверх к маркизу, ее белая ручка на отвороте его смокинга, ее призывно алеющие губы, зовущие маркиза. Ей с трудом удалось избавиться от этого наваждения. Кегля, безусловно, охотилась за маркизом, и следовало отдать ей должное — она сделала все возможное, чтобы завладеть его сердцем, но в настоящее время именно она, Мелинда, имела власть над ним. В течение шести месяцев ему не удастся оставить ее. Как бы Кегля не пыталась обольстить маркиза, в течение этого срока он должен будет заботиться о том, чтобы Мелинда оставалась рядом с ним, делать вид, что она его жена, — это необходимо, по крайней мере для поверенных.

Мелинда взглянула на свое отражение в зеркале. Она была уверена, что теперь любому — и прежде всего сэру Гектору — было бы трудно узнать в этой роскошно одетой благородной даме с изысканно убранными волосами ту тихую, как мышка, бедную родственницу, которую можно было изводить попреками и даже избивать, то жалкое создание, которое занимало самое низшее положение среди домочадцев ее дядюшки.

Эти мысли заставили Мелинду вздернуть выше свой подбородок, и она сошла по лестнице, словно королева, сознавая, что эта победа придала ей новую уверенность в своих силах и чувство гордости, которых так не хватало прежде. К ее удивлению, в доме царила мертвая тишина. Она открыла дверь в гостиную и не обнаружила там, как ожидала, веселой хохочущей компании; лишь капитан Вест стоял у окна спиной к двери. Он наверняка услышал ее шаги, потому что спросил:

— Они уехали? — затем он повернулся лицом к двери и добавил:

— А, это вы, Мелинда! А я подумал, что это вернулся Дрого. Он торопится выпроводить незваных гостей.

— Так они уехали, — сказала Мелинда.

— Да, уехали, — подтвердил капитан, направляясь к ней. — Проходите и садитесь, пожалуйста, вы, должно быть, устали.

— Я уже отдохнула, — уверила его Мелинда, — и теперь полна сил.

— Тогда вам лучше остаться здесь, — сказал он. — Вы были просто великолепны сегодня. Никогда бы не подумал, что во всем мире найдется женщина, способная оседлать Громовержца и обскакать Кеглю. Кто научил вас так лихо ездить верхом?

— Мой отец, — сказала Мелинда. — Вы знаете, ведь я начала учиться верховой езде с трех лет.

— Это были скачки так скачки! — воскликнул капитан Вест. — Никогда не поверил бы, что могу увидеть что-либо более захватывающее, чем то, как вы управляли Громовержцем на последней половине мили.

— А его светлость гневается на меня, — проговорила Мелинда тихим голосом.

— Меня это нисколько не удивляет, — ответил капитан Вест. — Мы все думали, что вы непременно сломаете себе шею.

— И… если бы я… если бы это случилось, — запинаясь проговорила Мелинда, — означало бы это… что он… мог бы… мог бы потерять свое наследство?

— Мне это как-то не приходило раньше в голову. Нет, конечно, нет, — возразил капитан. — Он беспокоился только о вас самой — впрочем, как и мы все. Но если вы умрете в течение этих шести месяцев, то есть до того дня, который указан в завещании вдовы, это не будет рассматриваться как нарушение условий со стороны маркиза; напротив, как мне представляется, он в таком случае получил бы деньги немедленно.

— Значит… значит, он… беспокоился за меня? — проговорила Мелинда так, будто доказывала что-то себе, и ее сердце замерло при этой мысли.

— Я думаю, у вас создалось ложное представление о Дрого… — начал было капитан Вест, но прежде, чем он успел закончить свою мысль, дверь растворилась, и в гостиную вошел сам маркиз.

— Они уехали, — коротко сказал он и тут заметил обращенное к нему маленькое личико Мелинды с застывшей тревогой в глазах.

Он ничего не сказал, а просто направился туда, где сидела девушка. Подойдя к Мелинде, он остановился и, глядя на нее сверху вниз, старался, казалось, охватить взглядом ее воздушную хрупкость, ее маленькие, белые руки и лицо сердечком с огромными голубыми глазами, в которых застыло тревожное выражение.

— Не могу поверить! — сказал он. — Никогда не поверил бы, что есть на свете женщина, способная укротить Громовержца.

— Благодарю вас за то, что позволили мне сесть на него, — сказала Мелинда.

Ее слова, казалось, сняли то напряжение, которое в тот момент ощущалось в гостиной. Маркиз запрокинул голову и рассмеялся.

— Позволил вам! — воскликнул он. — По существу, у меня не было выбора. Теперь мне кажется, что я был словно одурманен, если без особых возражений допустил подобное безумие. Но все хорошо, что хорошо кончается. Вы победили!

— В самом деле, ведь она выиграла пятьсот гиней, — сказал капитан Вест. — Как ты думаешь, Кегля заплатит?

— Уверен, что заплатит — либо сама, либо кто-то заплатит за нее! — сказал маркиз. — Даже в ее мире отдать проигранные деньги — долг чести.

Мелинда не вполне поняла, что маркиз имел в виду, когда сказал о «мире Кегли». Неужели этот мир иной, чем тот, в котором жил сам маркиз? Потом у нее в памяти вновь всплыли женщины, которые присутствовали на той странной вечеринке в день смерти вдовы; она вспомнила то омерзение и отвращение, которое испытала от их поведения, от того потока сквернословия, который непрерывно извергался из уст ее недавней соперницы.

И весь восторг, который Мелинда испытала от победы в состязании, внезапно угас; она поняла, что, состязаясь с Кеглей, невольно принизила себя, опустившись на уровень этой женщины.

— Это было фантастическое состязание! — твердил капитан Вест, и она почувствовала, что больше не в силах слушать их разговор об этом.

Она резко вскочила на ноги.

— Могу я вас попросить об одолжении? — обратилась она к маркизу.

— Разумеется, — ответил тот.

— Прошу вас, давайте прекратим обсуждать эти скачки, — проговорила Мелинда. — Думаю, что, наверное, с моей стороны было дурно принимать вызов мисс Уолтере. Я знала, что на Громовержце наверняка выиграю у нее. Но теперь я понимаю, что поступила не совсем честно. Не будете ли вы так любезны передать ей мои слова? Я не желаю принимать от нее эти деньги.

Мисс Уолтере может оставить их себе.

Маркиз ничего не сказал, но его взгляд был прикован к лицу Мелинды.

— Зачем же отказываться? — нарушил молчание капитан Вест. — Это было пари! И поэтому вы без малейшей тени сомнения должны принять эти пятьсот гиней, если Кегля соблаговолит соблюсти правила приличия и заплатить свой долг!

— Нет, я все-таки отказываюсь от этих денег, — настаивала на своем решении Мелинда. — Если она, несмотря ни на что, пришлет свой долг, я пожертвую все деньги на благотворительность.

На какое-то время воцарилось молчание, а потом маркиз произнес:

— Мне казалось, что вы очень нуждаетесь в средствах. Как-то вы сами признались мне, что именно отсутствие денег заставило вас принять предложение, которое вам было сделано от моего лица.

— Да, так и было на самом деле, — сказала Мелинда. — Но теперь у меня достаточно денег.

Я не требую, более того, я не желаю принимать деньги от мисс Уолтере.

— Вы, видимо, испытываете неприязнь к этой женщине? — спросил маркиз.

Губы Мелинды сжались. В какой-то момент у нее возникло желание совершенно честно рассказать маркизу все, что она думает о Кегле и о тех женщинах, которым он представил ее на вечеринке. Но потом она решила, что говорить о них подобным образом значило бы сейчас показать свою недоброжелательность; к тому же у нее мелькнула тревожная мысль, что у маркиза, пожалуй, могло бы сложиться впечатление, что Мелинда ревнует его к Каролине Уолтере.

— Пожалуйста, давайте оставим эту тему, — попросила она.

Девушка хотела было уйти, но маркиз подошел и крепко взял ее за руку, принудив остаться в гостиной. От его прикосновения ее охватила дрожь; Мелинда подняла на маркиза испуганные глаза, в которых стояла тревога.

— Вы все-таки странное создание, Мелинда, — произнес он, обращаясь к ней так, словно не замечал присутствия капитана Веста. — Я не понимаю вас. Что происходит в вашей маленькой головке, что скрывается за вашей невероятно невинной наружностью? Расскажите мне!

Расскажите мне, о чем вы думаете!

Его пальцы настолько сильно сжимали запястье девушки, что ей стало больно, и у Мелинды появилось чувство, что он старается проникнуть в самую глубину ее сердца, прочесть в нем самые сокровенные мысли, которые ей не хотелось бы поверять ему.

— Мои мысли, милорд, останутся при мне, — сказала она, взглянув прямо в глаза маркизу, и почувствовала, что он заставляет ее оставаться тут, не только удерживая за руку, но захватив ее всю, подчинив ее волю, не оставив даже слабой надежды на бегство.

Какое-то мгновение они безмолвно взирали друг на друга и были одни в целом мире — мужчина и женщина, неразрывно связанные друг с другом. Когда они услышали слова капитана Веста, их как будто поразил удар молнии — чары были разрушены.

— Мне кажется, все эти доводы смехотворны, — убеждал капитан. — Мелинда должна принять эти деньги и оставить их на черный день.

Не вечно же она будет такой красавицей, как сейчас; и когда она потеряет свое очарование, эти деньги придутся как раз кстати — будущее ее будет обеспечено.

— Совершенно верно! — сухо сказал маркиз и наконец отпустил руку Мелинды.

— Я не возьму их, — повторила девушка, — это мое последнее слово. Очень благородно с вашей стороны, джентльмены, проявить такой интерес к моей скромной персоне, но я уже приняла решение и ничто не заставит меня изменить его.

— В таком случае давайте побеседуем о чем-нибудь другом, — проговорил маркиз с ноткой раздражения в голосе. — Пойдем, Жервез, сыграем партию в пикет, а Мелинда, если захочет, может посидеть с нами.

— Ты же знаешь, что я терпеть не могу эту игру, — сказал капитан Вест с видимым неудовольствием.

— Если хотите, милорд, я сыграю с вами, — робким голосом предложила Мелинда.

От удивления брови у маркиза поползли вверх.

— Ну вот, еще одно достоинство, — сказал он. — Кажется, им не будет конца.

Тем не менее он направился к карточному столику в конце гостиной, и они приступили к игре почти в полном безмолвии. К удивлению маркиза, в игре Мелинда оказалась почти равной ему по мастерству, к тому же ей просто невероятно везло с картами.

Они, должно быть, играли уже не меньше часа, когда Мелинда подумала, что скоро ей будет пора подняться наверх, в свою комнату и переодеться к обеду. Вдруг дверь в гостиную отворилась, и дворецкий громовым голосом объявил:

— Милорд, вас желает видеть лорд Ротэм!

Мелинда сидела спиной к двери. Когда маркиз поднялся из-за стола, Мелинда осторожно собрала свои карты на тот случай, если игра будет продолжена, и только по прошествии нескольких секунд обернулась назад, чтобы увидеть вновь прибывшего. Взглянув на вошедшего, она чуть не вскрикнула от удивления. Она тут же узнала человека, который в это мгновение обменивался рукопожатием с маркизом и повернулся с приветствием к капитану Весту — она видела его лишь единственный раз, но еще тогда подумала, что уже никогда больше не забудет это тонкое, злобное лицо с крючковатым носом, полными губами, с мешками под глазами, говорящими о не совсем праведном образе жизни, эти руки с длинными, костлявыми пальцами, которыми этот человек тогда поднес руку девушки к своим губам.

Она сидела вполоборота к карточному столику, надеясь, что он, быть может, не заметит ее, а потом у Мелинды мелькнула мысль, что даже если и увидит, то в высшей степени маловероятно, чтобы он смог узнать девушку, которую видел лишь однажды.

— Меня послала Кегля, — услышала она слова, произнесенные лордом Ротэмом. — Я приехал сюда для того, чтобы заплатить ее долг и встретиться с той несравненной наездницей, с восходящей звездой, о существовании которой до последнего момента мы и не подозревали.

— Да вы настоящий поэт, Ротэм, — сказал маркиз с ноткой сарказма в голосе. — Позвольте представить вам! Мелинда, это — лорд Ротэм, который, как вы уже слышали, доставил сюда ваш выигрыш. Лорд Ротэм, позвольте представить вам мисс Мелинду Стейнион!

Мелинда заставила себя обернуться. Она опустила глаза, но потом, поскольку лорд Ротэм продолжал хранить молчание, осмелилась взглянуть на него. То, что она прочитала на его лице, повергло ее в ужас.

— Мисс Мелинда Стейнион! — повторил он слова маркиза. — Я думаю, что в природе существует только одна Мелинда Стейнион. Ведь Мелинда — очень необычное имя, не так ли? А это значит, дитя мое, я наконец нашел вас!

Он подошел к Мелинде, взял ее за руку, которая безвольно покоилась на платье, и поднес к своим губам — так же, как при первой встрече.

Мелинда почувствовала прикосновение его губ — теплых, грубых и чувственных — на своей коже и с тихим возгласом отдернула руку.

— Я нашел вас, — проговорил лорд Ротэм, — и теперь предлагаю вам упаковать свои вещи, и мы немедленно уедем отсюда. Мой экипаж ожидает на улице.

— Что все это значит? — почти с гневом в голосе проговорил маркиз. — Как я полагаю, вы встречались с Мелиндой прежде, но по какому праву вы считаете, что она должна уехать из моего дома? Эта девушка — моя гостья.

— Я не могу понять, в силу каких причин она оставила дом Эллы Харкорт, не дождавшись меня, — проговорил лорд Ротэм. — Боюсь, что имело место какое-то непонимание, но думаю, ситуацию легко можно исправить. Мелинда отправится со мной сейчас же. Как вам должно быть хорошо известно, Чард, мой дом располагается всего лишь в пяти милях от вашего поместья, и я пригласил Кеглю погостить.

— Думаю, Мелинда поблагодарит вас за ваше любезное приглашение, — ледяным тоном ответил маркиз, — но она уже оценила мое гостеприимство и вряд ли пожелает принять ваше предложение. Не так ли, Мелинда?

Мелинда шагнула в направлении маркиза, словно ища его защиты.

— Да… да, разумеется, — испуганно проговорила она. — Благодарю вас, лорд Ротэм, но я… остаюсь здесь и… не желаю отсюда уезжать.

— Не тратьте слов попусту, Мелинда, — резко ответил ей лорд Ротэм. — Вы принадлежите мне, и давайте обойдемся без формальностей. Отправляйтесь быстренько наверх, как хорошая девочка, и упаковывайте свой саквояж. Прошу прощения, Чард, но вокруг полным-полно падших голубок — берите какую хотите, но не смейте трогать ту, которую выбрал я.

— У меня нет ни малейшего представления о том, на каком основании вы предполагаете, что имеете какие-то права на эту девушку, — проговорил маркиз, — но Мелинда из этого дома никуда не уедет. А так как вы, несомненно, затеваете скандал и можете испортить ей настроение, мне остается лишь распрощаться с вами, Ротэм.

— Это будет не так-то просто, — возразил маркизу лорд Ротэм. — Я не люблю, когда меня дурачат и забирают то, что принадлежит мне по праву. Я настаиваю, чтобы Мелинда отправилась со мной.

— А я, в свою очередь, заявляю, что эта девушка останется здесь, — ответил ему маркиз.

— Но в самом деле, — вмешался в разговор капитан Вест, — в такой ситуации надо дать возможность сделать свой выбор самой Мелинде.

Давайте спросим у нее, чье предложение она желает принять.

Он бросил отчаянный взгляд на Мелинду, словно боялся, что она может отказаться остаться в доме маркиза в тот момент, когда судьба Чарда была поставлена на карту.

— Я… я, разумеется, — проговорила Мелинда дрожащим голосом. — Я… я хочу… остаться.

Я… обещала, что останусь.

— Именно так! — сказал маркиз. — Вот вам и ответ на ваше предложение, Ротэм. Пожалуйста, прекратите эту неприятную сцену и возвращайтесь к вашим гостям. Уверен, Кегля с нетерпением вас ожидает.

— Повторяю, — продолжал упорствовать лорд Ротэм; его голос стал ровным и уверенным, но в то же время каждое его слово было как удар ножа, — Мелинда моя. Она отправится со мной.

Маркиз поднес руку ко лбу.

— Создается впечатление, что вы, Ротэм, не понимаете простого языка, — сказал он. — У вас, наверное, могут быть причины, чтобы высказывать свои дикие притязания на Мелинду, но она находится в моем доме по своей собственной воле, и по своей собственной воле, как вы только что слышали, она и далее имеет намерение оставаться моей гостьей, и говорить здесь больше не о чем.

— Очень хорошо, Чард, вы принуждаете меня к самому нежелательному решению, — ответил маркизу лорд Ротэм. — Если вы не позволите Мелинде отправиться со мной, что она просто обязана сделать, тогда, разумеется, я должен буду драться с вами за право обладать ею.

— Итак, вы вызываете меня на дуэль? — спросил маркиз.

— Именно это я и имею в виду, — ответил лорд Ротэм, и неприятная улыбка искривила его рот. — Завтра на рассвете, думаю, в половине шестого, в обычном месте у Серпантина!

— Но это просто смехотворно! — опять вмешался в их разговор капитан Вест. — Как вам должно быть известно, Ротэм, дуэли запрещены. Если до ее величества дойдут слухи об этой дуэли…

— Ее величество ничего не услышит об этой , дуэли, пока она не произойдет, — проговорил лорд Ротэм. — А мертвецы слухи не распускают! — Он повернулся к Мелинде:

— Я сожалею, дорогая, что вы не сможете быть моей гостьей до завтрашнего вечера. Я заберу вас отсюда примерно в полдень. Пожалуйста, будьте готовы.

Мелинда пыталась возразить лорду Ротэму, но слова застряли у нее в горле.

Всем своим видом показывая, что именно он истинный хозяин положения, лорд Ротэм вновь поднес руку девушки к своим губам, на сей раз довольно небрежно. Какое-то мгновение его глаза блуждали по ней, и Мелинда невольно содрогнулась, словно он мысленно разорвал ей платье на груди. А затем, все с той же омерзительной, самонадеянной улыбкой, он вышел из комнаты.

Какое-то время они втроем стояли, словно окаменев. Потом, не сознавая что делает, Мелинда бросилась к маркизу, обняла его и прижалась лицом к его плечу.

— Я не поеду с ним, не поеду! Не дайте ему увезти меня. Я ненавижу его…я его боюсь!

Маркиз с задумчивым видом отвернулся от нее. Он прошел через гостиную и, не взглянув ни разу ни на Мелинду, ни на капитана Веста, открыл дверь и вышел.

Мелинда застыла на месте, слезы ручьем катились у нее по щекам.

— Остановите его! Умоляю, остановите его! — вскричала девушка, обращаясь к Жервезу Весту.

— Нет, пусть идет, — ответил капитан Вест. — Какое-то время ему надо побыть одному и разобраться, что его ждет впереди.

— Дуэль! Что он имел в виду, когда говорил… о дуэли? — в смятении проговорила Мелинда. — Ведь они… запрещены.

— Это так, но тем не менее пока еще случаются, — тихо проговорил капитан, — а лорд Ротэм — первоклассный стрелок.

— Что… что вы хотите сказать? — прерывающимся от волнения голосом спросила Мелинда.

— Я хочу сказать, — объяснил капитан Вест, — что на его совести уже жизни трех человек. Это мое личное мнение, но мне кажется, он всегда ненавидел Дрого; и сейчас — помимо того, что действительно хочет заполучить вас, — воспользовался этим предлогом, чтобы вызвать маркиза на дуэль.

— Его светлость должен обязательно отказаться, — твердила Мелинда.

— Не будьте столь наивной! — резко возразил ей капитан. — Вам должно быть прекрасно известно, впрочем, как и мне, что, если маркиз проявит малодушие, над ним будут потешаться все его друзья.

— Но… почему он должен драться на дуэли с лордом Ротэмом? Из-за чего? — спросила Мелинда.

— Из-за вас, разумеется, — ответил капитан Вест.

— Но… почему его светлость не… — начала было Мелинда, но капитан Вест, присевший на карточный столик, как будто ноги уже не держали его, договорил за нее сам:

— ..отдал вас лорду Ротэму? Вам прекрасно известно, что, даже если бы он и захотел так поступить, сделать этого он никак не мог. Отказаться принять вызов, чтобы подвергнуться презрению со стороны каждого порядочного мужчины в стране? Нет, Мелинда! Джентльмен обязан вести себя в соответствии с правилами чести, даже если его противник бесчестен.

— Но если… если… лорд Ротэм убьет его?

— Как он уже сам сказал, — тихо проговорил капитан, — мертвецы молчат! В нашем клубе поговаривают — но это лишь слухи, учтите, — что он стреляет еще до того, как его соперники успевают поднять свое оружие, даже если первый выстрел за ними. Но после смерти противника немногие встают на защиту погибшего, а лорд Ротэм имеет большое влияние в определенных кругах.

— Но тогда… что же… мы… что же нам делать? — жалобно проговорила Мелинда, и слезы опять потекли по ее щекам.

— Нам остается только молиться, — ответил капитан Вест. — Клянусь Юпитером! Я ни разу не участвовал в таких переделках с тех пор, как покинул Итон! Но если и настало время обратиться к милости божьей, то это именно сейчас, а возносить молитвы — удел женщины. Дрого потребуется большая сила духа, чтобы избежать пули Ротэма, а можно не сомневаться, она будет направлена прямо в его сердце.

— Ах, ну почему, почему я… встретилась с ним? — причитала Мелинда.

— В самом деле, почему? — проговорил капитан Вест, выходя из гостиной, и этот вопрос был почти криком отчаяния.

Мелинда положила голову на карточный столик и зарыдала. Она плакала от горечи и безнадежности, чувствуя, что, подобно зверьку, попала в ловушку, из которой невозможно вырваться, Когда она очнулась, в комнате царил полумрак.

Осознав, что сейчас наверняка она выглядит ужасно, Мелинда поднялась по лестнице в свою комнату, чтобы умыться холодной водой.

Ее глаза все еще оставались припухшими от слез, когда — без вызова — в комнату вошла горничная.

— Наступило время переодеваться к обеду, — сказала ей Мелинда.

— Я пришла, чтобы узнать, будете ли вы, мисс, обедать у себя в комнате или спуститесь вниз? — спросила у девушки горничная.

— А почему я должна обедать наверху? — в свою очередь, задала ей вопрос Мелинда, недоумевая, не маркиз ли отдал это распоряжение, потому что не мог переносить даже одного ее вида.

— Но вы будете обедать одна, мисс, — сказала горничная. — Поэтому, может быть, предпочтете, чтобы вам принесли что-нибудь сюда, наверх.

— Одна? — переспросила Мелинда.

— Да, мисс, это так; а вы разве не знали этого? Его светлость и капитан Вест не так давно отправились в Лондон. И мне показалось… — Горничная взглянула на нее с любопытством, и Мелинда поняла, что та, вероятно, вообразила, что между ней и маркизом произошла ссора и ее оставили здесь преднамеренно.

— Разумеется, я знала, — ответила ей Мелинда. — Я просто забыла, что его светлость собирается уехать так рано. — В то же время она отчаянно пыталась решить, что же ей предпринять.

Разве может она оставаться здесь одна, в этом огромном доме, зная о том, что маркиз намеревается драться на дуэли, вероятно, может погибнуть, и все это по ее вине?

Мелинда удивлялась, как мог маркиз уехать, даже не попрощавшись; а потом, с внезапной болью в сердце, она ужаснулась — а вдруг он ненавидит ее? Она ясно могла представить себе его чувства, когда он покидал поместье. Возможно, он всеми мыслями обращен в прошлое и размышляет о том, что, вероятно, больше уже никогда не увидит Чард — тот дом, который так много значил для него, дом, который занимал все его мысли и который он так стремился сохранить, решившись даже на интриги. Было бы нелепой трагедией, если теперь, когда маркиз рискнул столь многим, он должен будет умереть от руки человека, которому всего лишь нужна женщина, вовлеченная маркизом в мнимую церемонию бракосочетания с единственной целью обмануть вдову.

Мелинда закрыла лицо руками. «Ах, Дрого!

Дрого! — беззвучно рыдала она, и сердце ее разрывалось на части. — Как я могла так поступить с тобой? Как я могла навлечь на тебя беду, если люблю тебя! Я люблю тебя!»

— Вы расстроены, мисс? — спросила горничная, — Нет, — ответила Мелинда. — Я… у меня просто разболелась голова. Я попрошу вас упаковать мои вещи, и распорядитесь, пожалуйста» чтобы мне заложили экипаж. Я отправляюсь в Лондон не позже чем через час.

— Экипаж, мисс?

В голосе горничной явно слышалось удивление, и Мелинда почувствовала, что та подвергает ее приказ сомнению, что, конечно же, было неслыханной дерзостью.

— Да, экипаж, — сказала Мелинда. — Попросите, чтобы он был готов в девять часов — если, конечно, его светлость не распорядился об этом сам. Но, вероятно, из-за поспешности собственного отъезда он просто запамятовал об этом.

Горничной такое объяснение показалось достаточно правдоподобным.

— Я пойду и прослежу, чтобы его приготовили немедленно, — проговорила она почтительно. — Вы будете обедать перед отъездом?

— Да, разумеется, — ответила ей Мелинда. — Скажите повару, чтобы прислал мне в комнату немного еды. Я не слишком голодна.

— Хорошо, мисс.

Горничная вышла из комнаты, и Мелинда тут же вскочила на ноги. Она обязательно должна что-то предпринять, просто обязана! Она не имеет права оставаться в этом доме и предаваться сомнениям. Но если она неожиданно приедет в дом маркиза на площади Гросвенор, примут ли ее там? Она могла почти воочию представить себе гнев на лице маркиза.

С сожалением она должна была признаться себе в том, что ее присутствие там скорее принесет вред, чем пользу. А он обязательно должен быть спокоен перед дуэлью; ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы его занимали посторонние мысли и заботы. И тем не менее она была уверена, что наилучшим решением было немедленно отправиться в Лондон.

Мелинде казалось, что в нее вселились демоны и сейчас терзают ее. Во всем происшедшем виновата лишь она одна. Ведь если бы она тогда не приняла приглашение госпожи Харкорт провести ночь в ее доме, она никогда не встретилась бы и с лордом Ротэмом. Но тогда она не встретила бы и маркиза! Все так немыслимо переплелось, что Мелинда почувствовала себя вдруг лишь маленьким, жалким созданием, попавшимся каким-то образом в чудовищную паутину интриг и вероломства.

Именно Кегля послала лорда Ротэма заплатить свой долг, и Мелинда была уверена, что сознательно или неосознанно эта женщина в полной мере отомстила ей. Она, без сомнения, нарочно назвала ее имя, и лорд Ротэм, конечно же, вспомнил ее. Как он сам сказал, Мелинда — весьма необычное имя. Да, она выиграла состязание, но вполне возможно, что потеряла в жизни все: ведь она может уничтожить человека, которого любит!

Она тихо вскрикнула, как раненый зверек, а затем метнулась к двери. Придерживая юбку, Мелинда сбежала вниз по лестнице.

Она еще не была вполне уверена, но смутно осознавала, что видела необходимую ей вещь в библиотеке. Она открыла дверь и вошла. В лучах заката она прошла через комнату. Мелинда направилась к тому месту, где видела то, что искала, и она не ошиблась. Они и сейчас лежали на столике у одного из окон в изысканном, полированном ящике, украшенном фамильным гербом Чардов, — пара великолепных, блестящих дуэльных пистолетов.




Глава 11


Над Серпантином тяжело навис туман, но облака были неплотными, и свет звезд все-таки пробивался во мраке этой ночи.

Мелинду охватила дрожь, но она не смогла бы с уверенностью сказать, было ли это следствием холода или страха. Единственное, что девушка знала, это то, что руки ее тоже дрожали, когда она придерживала дуэльный пистолет, спрятанный в складках ее шелковой юбки. Она стояла на одном колене в кустарниках, которые окружали маленькую открытую полянку, укрытую от дороги и от взглядов посторонних.

Мелинда пробралась сюда в темноте, ощупью отыскивая дорогу в густой траве, но затем, когда свет наступающего утра усилился, обнаружила, что находится в неприметном убежище среди сирени и какого-то цветущего кустарника, наполнявших воздух дивным благоуханием.

Найти то место, о котором накануне вечером упоминал лорд Ротэм, оказалось не слишком сложно.

Когда за несколько миль от Чарда Мелинда приказала остановить экипаж, кучер слез со своей скамьи и отдал вожжи лакею. Затем через окошко кареты он заглянул внутрь с таким выражением на лице, что Мелинде сразу стало совершенно ясно, что он с большим неодобрением относится к пассажирам, желающим потревожить его во время поездки.

— Как ваше имя? — спросила Мелинда.

— Трэверс, мадам.

Кучер оказался мужчиной средних лет, и Мелинда предположила, что он, вероятно, находится на службе у семейства Чард уже многие годы. По всей видимости, это был преданный, старый слуга. Но в то же время она не сомневалась, что он может проявить независимость, которую, она была уверена, невозможно было бы ожидать от более молодых слуг.

— Мне нужна ваша помощь, Трэверс, — сообщила ему Мелинда.

— К вашим услугам, мадам, — ответил он с готовностью, но девушка заметила, что в глазах его промелькнуло подозрение: он явно не представлял, что она может потребовать от него.

— Ваш хозяин в опасности, Трэверс, — сказала она. — В смертельной опасности, и я считаю, что могла бы помочь ему с вашей помощью.

— Неужели, мадам?

В тоне Трэверса сквозило недоверие — он явно считал, что любая помощь, которую она могла бы предложить маркизу, вряд ли достойна внимания. Она почувствовала, что ее усилия разобьются о каменную стену невозмутимости старого слуги: Трэверс был непоколебимо уверен в том, что маркиз сам может позаботиться о себе. Единственное, на что могла уповать Мелинда, — это на свою искренность.

— Дело заключается в следующем, Трэверс, — сказала она. — Его светлость был вызван на дуэль лордом Ротэмом.

Только сейчас она поняла, что ей удалось пробить стену недоверия. Кучер явно напрягся.

Мелинда видела по выражению его лица, что суть происходящего все-таки дошла до него.

— Это плохая новость, мадам, — медленно проговорил Трэверс. — Если можно верить тому, что я слышал раньше, его светлость — опасный субъект.

— Вы что-то слышали о нем? — спросила у кучера Мелинда.

— Так точно, мадам, слышал! — ответил он. — Поместье его светлости недалеко отсюда, и я знаком с его кучером. Его светлость первоклассный стрелок; и еще говорят, что он часто дерется на дуэлях и всегда побеждает.

— До меня тоже доходили подобные слухи, — сказала Мелинда. — Поэтому мне и нужна ваша помощь, Трэверс.

— Я готов, мадам! Но чем же я могу помочь?

— Вы можете отвезти меня к тому месту, где собираются драться эти джентльмены, — ответила девушка. — Они договорились, что встретятся на рассвете. Дуэль должна состояться где-то поблизости от Серпантина, это я знаю точно; но сама я этого места ни за что не найду.

— И что вы собираетесь сделать, мадам, если я отвезу вас туда? — спросил у нее Трэверс. — Вы уж простите меня за эти расспросы…

— У меня есть план, при помощи которого можно спасти его светлость, — ответила Мелинда.

Она видела, что еще не вполне победила — полностью убедить кучера ей пока не удалось, — и поэтому добавила быстро:

— Скажите мне одну вещь, Трэверс. Как вы считаете, лорд Чард — если предположить, что он хороший стрелок, а я уверена, что он таковым и является, — на дуэли с лордом Ротэмом будет в равном положении?

Наступила долгая-долгая пауза, пока Трэверс собирался с мыслями, но в конце концов почти неохотно произнес:

— Может, я сейчас и клевещу на его светлость, но все, что я слышал, мадам, это то, что лорд Ротэм выходит победителем на дуэлях.

— С помощью колдовства или обмана, — тихо проговорила Мелинда.

Она увидела, как сверкнули глаза кучера, и поняла, что на сей раз попала в самую точку.

— Так точно, мадам, до меня доносились подобные слухи, но это не по мне: болтать о всяких скандалах у этих господ.

— Ну, разумеется, нет, — мягко ответила Мелинда. — Но сейчас мы должны думать лишь о безопасности его светлости.

— Вы правы, мадам, — согласился с девушкой кучер.

— Тогда отвезите меня на место дуэли, — сказала Мелинда. — Мне обязательно нужно оказаться там же не позже чем за двадцать минут до рассвета. Сможем мы остановиться где-нибудь по дороге на отдых? Но только не слишком далеко от Лондона — ведь какая-нибудь лошадь из вашей упряжки может потерять подкову или еще что-нибудь может помешать нам продолжить путь.

— У моей пары, мадам, подковы не теряются, — почти с раздражением ответил Трэверс.

— Так вы обещаете, что доставите меня туда в точно назначенное время? — спросила Мелинда. — Вы даже не представляете, какую услугу окажете тем самым его светлости.

— Я исполню все ваши приказания, мадам, — сказал Трэверс, — чтобы ни сказал мне на это его светлость, когда обо всем узнает.

Он почтительно коснулся рукой полей своего цилиндра, после чего вновь забрался на сиденье, взял вожжи у лакея и хлестнул лошадей, которые беззаботно пощипывали траву под копытами, пока кучер отсутствовал.

Быстрым шагом они двинулись в направлении Лондона, и Мелинда откинулась на подушки сиденья в карете со вздохом облегчения. Она боялась, отчаянно боялась, что не сможет отыскать то место, где должна была состояться дуэль.

Она посчитала, что слугам наверняка известно его точное местонахождение — разве можно хоть что-нибудь утаить от слуг? — но она опасалась, как бы кучер из Чарда, который не был посвящен в тайну ее мнимой женитьбы, не посчитал, что его обязанность — помешать женщине участвовать в таком деле, которое традиционно считается сугубо мужским занятием.

Теперь, затаившись в кустах, Мелинда чувствовала прилив отчаяния от своего бессилия. Несмотря на все свои дикие планы, чем она могла помочь маркизу? И если ей все-таки повезет, будет ли доволен маркиз ее вмешательством?

Ноги ее затекли от долгого сидения в неудобной позе среди кустов. Ее вновь охватила дрожь, и теперь она знала: ее вызвал не холод — утро было теплым, безветренным, что обещало жаркий день впереди.

Она перекусила немного в маленьком трактире, в который Трэверс отвез ее, когда они достигли городских окраин. Трактирщик, воодушевленный прибытием такой важной гостьи, предложил ей все, чем было богато его заведение. Он упрашивал ее отведать чудесной ветчины домашнего приготовления, лосося из Темзы и устриц, которые хоть и были дешевы, но, как он заверил ее, чрезвычайно вкусны — конечно, для тех, кто понимал в них толк.

Желая как-то угодить хозяину за все его старания, Мелинда съела несколько кусочков, но она была слишком взволнована, чтобы оценить предложенные деликатесы. И действительно, ела она с большим трудом, но затем все-таки заставила себя выпить еще и стакан вина, потому что чувствовала, что это успокоит ее нервы и поможет хоть как-то уберечься от холода.

Наконец Трэверс передал ей, что время настало и пора пускаться в путь. Она забралась в карету, и теперь один из дуэльных пистолетов, который она взяла с собой из Чарда, был заряжен и находился в полной готовности в ее руке, спрятанный под короткой черной накидкой, наброшенной поверх плеч Мелинды.

Когда они прибыли в парк и лошади остановились, Мелинду на какое-то мгновение охватила паника. А не лучше ли для нее будет уехать и ждать возвращения маркиза с дуэли в доме на площади Гросвенор? А если он никогда туда не вернется?! Одна эта простая мысль, что он, возможно, будет лежать без движения на земле, вернула Мелинде покинувшую было ее решимость. Она вышла из кареты, поблагодарила Трэверса и сказала ему, чтобы сейчас он уезжал, но потом вернулся за ней приблизительно через час, так как его помощь может ей понадобиться.

— Я поставлю экипаж за углом, мадам, — сказал он в ответ, — так чтобы его никто не увидел.

Фред останется тут и присмотрит за лошадьми.

Они устали и не доставят ему слишком много хлопот. Я вернусь и буду ждать, когда вы позовете меня.

Он даже в темноте увидел нетерпеливый жест Мелинды и поэтому быстро добавил:

— Его светлость не увидит меня, мадам: можете не беспокоиться.

— Благодарю вас, Трэверс, — сказала Мелинда кучеру своим мягким голосом. — Я буду гораздо спокойнее, зная, что вы поблизости.

Она ускользнула от него; несмотря на то что в полутьме было трудно найти дорогу, теперь, когда солнце поднялось, она с удовлетворением увидела, что ей все-таки удалось расположиться в самом выгодном месте. Мелинда находилась прямо против центра той маленькой полянки, и, таким образом, дуэлянты должны будут расположиться по обе стороны от нее; через какое-то время, прислушавшись, она различила вдали чьи-то голоса.

К полянке кто-то приближался! Она немного отодвинулась назад, спрятавшись среди веток, чтобы ее не заметили. Мелинда инстинктивно угадала, кто явится сюда первым. Несомненно, это был маркиз в сопровождении капитана Веста и еще одного джентльмена, которого прежде она ни разу не видела.

Маркиз выглядел просто великолепно. То ли привычка к изысканной одежде, то ли стремление продемонстрировать презрение к противнику заставили его в это утро облачиться в сюртук из бледно-серого габардина и серый широкий галстук с бриллиантовой булавкой, сверкавшей, словно маленькое солнце. Какая глупость превращать себя в такую превосходную мишень, подумала про себя Мелинда; но в тот же самый момент она поняла, что его откровенная неприязнь к лорду Ротэму дает ему определенное преимущество в этой игре со смертью.

— Это здесь? — услышала Мелинда слова, произнесенные капитаном Вестом.

— Совершенно верно, — ответил маркиз. — В последний раз я был здесь, когда меня приглашали секундантом к Перегрину Каннингэму.

— Из-за чего он дрался? — спросил у маркиза капитан.

— Из-за своей жены, — коротко ответил маркиз. — Она сбежала с одним прохвостом. И Перегрин заставил его драться на дуэли.

— И кто же победил? — спросил у маркиза его второй секундант.

— Мой друг, — ответил маркиз, — но дорогой ценой. В этой перестрелке он лишился глаза.

Мелинда тихо вскрикнула от ужаса, но трое джентльменов оставались совершенно невозмутимыми.

— А я все удивлялся, что же случилось с Перегрином, — проговорил капитан Вест.

— Ну и как, вернулась к нему жена, Дрого? — задал вопрос незнакомый джентльмен.

— Представь себе, нет, Фредди! — ответил маркиз. — Забрав то, что оставалось после дуэли от любовника, она затем направилась вместе с ним в Ирландию.

— В высшей степени неприятная история, — заявил капитан Вест. — Ради бога, Дрого, не давай Ротэму ни единого шанса! Его все считают коварным негодяем. Лично я ни капли не доверяю ему!

— Если он повернется раньше времени, можешь разоблачить его, — сказал маркиз.

— И что это изменит, если ты уже будешь мертв? — спросил джентльмен, которого они называли Фредди. — Энтони Мервилл рассказывал мне, что был приглашен секундантом к Джону Кумбу, и вы помните, что случилось с ним!

Кумб был убит, а у Энтони не было никаких доказательств, чтобы затеять скандал. Против Ротэма и его секундантов свидетельствовать мог лишь один Энтони Мервилл. А кто бы поверил ему?

— Не могу представить себе, как при таких проделках ему всегда удается выйти сухим из воды, — весьма раздраженно произнес Жервез Вест, и Мелинда поняла, что нервы у капитана напряжены до предела.

— Мервилл говорил мне, что Ротэм приводит на дуэли с собой доктора, который, вероятно, подкуплен, — сказал Фредди. — Этот шарлатан всегда готов засвидетельствовать, что жертва умерла от сердечного приступа. Затем они быстренько хоронят погибшего, а после похорон кто будет задавать вопросы?

— Ох, замолчи наконец Фредди! — сказал капитан Вест. — Твоя болтовня действует Дрого на нервы.

— Ведь ты сам это начал, — обиженно проговорил Фредди.

— Да, согласен — моя вина, — ответил капитан Вест. — Но я хотел лишь предостеречь Дрого.

— Если вы можете допустить, что я буду стрелять раньше, чем наступит оговоренный между нами с Ротэмом момент, — сказал маркиз, — то вы глубоко заблуждаетесь. Я буду стрелять точно по команде; а если Ротэм смошенничает и в результате убьет меня, я буду потом являться ему, как привидение, и мучить его по ночам!

Мелинда почувствовала, что на глаза ей навернулись слезы. Отвага маркиза глубоко тронула ее сердце. В то же время она испытывала безумный страх, потому что слишком хорошо видела, как обеспокоены двое секундантов.

Наконец, как только первые лучи утреннего солнца рассеяли остатки ночи, на поляне появился и сам лорд Ротэм. Мелинде показалось, что сегодня печать порока на нем еще заметнее, чем обычно. Он был одет во все черное с головы до пят; галстук, тоже совершенно черный, почти полностью скрывал белую полоску воротничка. Это делало его почти неразличимым в полутьме, и Мелинда почувствовала, хоть и не могла видеть этого воочию, что при взгляде на маркиза в глазах Ротэма вспыхнуло выражение циничной радости.

— Доброе утро, Чард! — сказал он. — Доброе утро, Жервез. А, и вы, Фредди, — не ожидал увидеть вас тут.

— У меня тоже не было намерения встречаться с вами, — резко ответил Фредди.

Лорд Ротэм сделал вид, что не расслышал его слов.

— Думаю, моих секундантов вы знаете, — проговорил он, и маркиз холодно кивнул двум джентльменам, как будто был знаком с ними и не имел ни малейшего желания познакомиться поближе.

Лорд Ротэм обернулся назад, в том направлении, откуда появился он сам.

— А где же доктор Чэмберс? — спросил он.

— Доктор прибудет с минуты на минуту, — ответил один из секундантов Ротэма, и в тот же момент на поляне появился человек с маленьким черным медицинским саквояжем в руках.

Одного взгляда, брошенного на этого доктора, было достаточно Мелинде, чтобы понять, почему лорд Ротэм считал необременительным содержать его и почему доктор готов был молча участвовать в любом деле, каким бы сомнительным оно ни казалось. Доктор Чэмберс был неряшливым, каким-то помятым и выглядел так, как будто всю ночь пропьянствовал. Его лицо было красным и опухшим, а сам он, казалось, ступает недостаточно твердо.

— Простите, милорд! Простите! — сказал он. — Я опоздал только потому, что задержался у тяжелобольного.

— Знаю я, что у вас там за больные, — сказал лорд Ротэм презрительно. — Держитесь-ка подальше от меня и уйдите с поляны — от вас разит спиртным.

— Простите, милорд! Простите! — повторил доктор и покорно отошел в сторону.

— Не изволите ли выбрать себе оружие? — спросил у маркиза лорд Ротэм, и его секундант открыл ящик, в котором находились два дуэльных пистолета, совсем непохожих на тот, который сжимала в руке Мелинда.

— Полагаю, десять шагов вас устроит? — спросил лорд Ротэм.

— Да, именно десять шагов, — повторил маркиз, сделав ударение на числе.

— Мы оба будем громко считать шаги, — сказал лорд Ротэм, — и должны будем одновременно повернуться лицом друг к другу ровно на счет «десять».

— А нет какого-нибудь другого способа дать сигнал к стрельбе? — вмешался в разговор капитан Вест.

— Это способ, которым я всегда пользуюсь на дуэли, — ответил ему лорд Ротэм, — и надеюсь, что Чард не будет возражать.

— Хорошо, — сказал маркиз, — будем громко считать до десяти и повернемся к противнику ровно на счет «десять».

— Вот и замечательно, — ответил лорд Ротэм. — Я сожалею, Чард, что дело приняло такой оборот, но та крошка принадлежит мне, и, когда Кэт оправдывала ее отсутствие болезнью или какой-нибудь подобной чепухой, я подозревал, что она затевает какие-то шалости.

— Я не желаю обсуждать это, — оборвал его маркиз ледяным тоном. — Если вы, Ротэм, готовы, то давайте, пожалуй, начнем.

Оба дуэлянта встали спиной друг к другу точно в центре поляны. Мелинда затаила дыхание. Маркиз находился от нее справа; лорд Ротэм был слева. Она подалась немного ближе к поляне и просунула свой пистолет сквозь кусты.

Никто не мог заметить ее присутствие — она хорошо позаботилась об этом; затем Мелинда попыталась припомнить все то, что говорил ей отец, когда она обучалась стрельбе из этого оружия.

«У пистолета при стрельбе происходит отдача в руку, — говорил он. — Ты всегда обязательно должна либо опускать пистолет на объект, в который хочешь попасть, либо целиться ниже.

Должен сказать, первый способ лучше».

Очень медленно, так, чтобы не задрожал ни один листок, Мелинда подняла руку. Оба дуэлянта уже двигались, удаляясь друг от друга, громко — как и договаривались — отсчитывая шаги.

«Раз… два… девять…» Они вели счет одновременно, и вот, до того, как должно было прозвучать «десять», Мелинда, чьи глаза неотрывно были устремлены на лорда Ротэма, увидела, что он оборачивается и направляет свой пистолет на маркиза, который стоял еще спиной к нему, готовясь произнести счет «десять».

Едва ли думая о чем-нибудь в тот момент, почти инстинктивно Мелинда нажала на курок, и практически одновременно она услышала звук выстрела пистолета лорда Ротэма. Она попала в него, и лорд Ротэм упал, но, даже следя за его падением, Мелинда заметила, что маркиз сначала пошатнулся, а затем медленно осел на землю в другом конце поляны.

Она продралась сквозь кусты, отбросив свой пистолет, и, приподняв юбку, бросилась бегом по траве к маркизу, подоспев к нему почти одновременно с капитаном Вестом.

— Чертова свинья! — услышала девушка слова, произнесенные Фредди. — Он стрелял, когда произнес «девять». Ты видел, Жервез?

Капитан Вест стоял на коленях на земле и помогал Мелинде поднять маркиза. Кровь обагрила его лицо, и Мелинда при виде этого слабо вскрикнула.

— Он… мертв? Ах, он мертв? — спрашивала она и не узнавала своего собственного голоса — так много скорби было в нем. А затем она услышала, как капитан Вест произнес:

— Слава богу! Это только царапина! Смотрите, пуля прошла совсем рядом с головой. Но она даже не задела кость. Этот удар, по-видимому, свалил его с ног.

— Но взгляните на Ротэма! — проговорил в замешательстве Фредди. — Ведь был выстрел, но Дрого-то даже не повернулся!

Мелинда своим носовым платком стирала кровь, заливающую лицо маркиза.

— Он мертв? — спросила она о лорде Ротэме. — Надеюсь, что с ним покончено.

— Но что случилось? — спросил Фредди в изумлении. — Ведь я наблюдал за Дрого.

— Думаю, его застрелила Мелинда, — ответил капитан Вест. — Ведь вы это сделали, Мелинда, не правда ли?

— Да, когда он повернулся раньше срока, я выстрелила в него, — призналась Мелинда. — Но не беспокойтесь о нем. Вы уверены, что маркиз вне опасности?

— Полагаю, что он контужен, — сказал капитан Вест, — но ничего более серьезного с ним не случилось. Да вы сами можете посмотреть: пуля задела волосы, но, слава богу, не повредила костей черепа!

— Я должна была выстрелить раньше, — проговорила Мелинда. — Я опоздала.

— Фредди, пожалуйста, сходи и посмотри, не мертв ли Ротэм, — предложил капитан Вест. — И лучше всего послать за каретой. Дрого приехал сюда в своем фаэтоне, но теперь мы не сможем вместе с ним вернуться в этом экипаже.

— Карета, в которой я приехала сюда из Чарда, тут недалеко, за углом, — сказала Мелинда. — Крикните Трэверсу. Он пообещал, что будет ожидать меня в пределах слышимости.

— Поспеши, друг! — поторопил Фредди капитан Вест. — Потом вернешься и поможешь мне перенести Дрого — я думаю, у него немалый вес.

Мелинда бросила на траву свой испачканный кровью носовой платок и взяла другой — чистый и белый — у капитана Веста.

— Вы… вы уверены… что все в порядке? — спросила она. Мелинда ужаснулась, внезапно обратив внимание на бледность маркиза, на кровь, которая по-прежнему струилась по его лицу, на то, как безжизненно он лежал на земле.

Ей даже показалось, что маркиз совершенно не дышит.

— Он жив, — сказал капитан Вест. — Клянусь вам, Мелинда, он в полном порядке. Я видел так много людей, погибших на полях сражений, что теперь без труда могу по виду определить, жив человек или мертв. Только поддержите его некоторое время, пока я схожу и потороплю Фредди. Я вижу, он заболтался с секундантами Ротэма. Чем быстрее мы доставим Дрого к приличному доктору, тем будет лучше. Мне не хотелось бы, чтобы к нему прикасался тот полупьяный старый костоправ, которого притащил с собой Ротэм.

— Нет, разумеется, нет, — согласилась с ним Мелинда. — Помогите мне просунуть руки и обнять его.

С помощью капитана Веста она неожиданно для себя обняла маркиза и положила его голову себе на грудь. Он был очень тяжелым, но тем не менее Мелинда чувствовала, что еще никогда в жизни не была так счастлива. Она могла прикасаться к нему, и какое-то время он весь без остатка принадлежал только ей. Они были вдвоем на этой маленькой полянке, а вокруг были только благоухающие цветы и птицы, щебечущие свои утренние песни.

Мелинда не смотрела туда, где люди столпились вокруг тела лорда Ротэма. Она вся была поглощена заботой о маркизе. Мелинду не беспокоило даже то, что, по всей видимости, она убила человека и для нее может наступить возмездие. Она думала лишь о том, что у нее на руках сейчас покоится маркиз; он сейчас не был ни зол, ни циничен, а показался ей совершенно юным человеком — ребенком, который очень нуждался в ее защите и помощи.

Тем не менее руки ее уже ныли от усталости, когда наконец вернулся капитан Вест вместе с Джимом — лакеем, который сопровождал Мелинду по дороге из Чарда. В некотором отдалении за ними следовал и Фредди.

— Карета тут поблизости, — сказал Мелинде капитан Вест. — Вы поступили очень предусмотрительно, захватив с собой Трэверса. Ну и замечательный парень этот Трэверс! Он все устроил в карете так, что Дрого сможет лежать поперек, на двух сиденьях. Потерпит немного, пока мы не уложим его на кровать.

Трое мужчин очень осторожно подняли маркиза с рук Мелинды. На ее груди после него остался кровавый след, но, медленно поднимаясь на ноги, она даже не обратила на это внимания.

Когда они двинулись вперед, капитан Вест сказал Мелинде:

— А между прочим, лорда Ротэма вы не убили.

— Не убила? — воскликнула Мелинда.

— И если бы вы спросили, что на этот счет думаю я, то я ответил бы так: очень сожалею, — сказал Фредди, поддерживая маркиза с другой стороны. — Но вы своим выстрелом раздробили ему правую руку. Тот доктор, который прибыл сюда вместе с Ротэмом, говорит, что он будет жить, но не знаю, правда, можно ли ему верить; он также считает, что руку придется ампутировать. В любом случае этот мошенник, лорд Ротэм, больше никогда не будет драться на дуэлях.

— Рада слышать это, — проговорила Мелинда с неожиданной жестокостью. — Он это заслужил.

— И в самом деле заслужил! — согласился с девушкой капитан Вест. — Между прочим, Мелинда, я видел, что ваш пистолет валялся на земле.

Если на нем имеется герб Чардов, а я думаю, он там есть, возьмите его с собой. Было бы лучше всего не оставлять никаких улик.

— А что сможет сделать эта свинья, Ротэм, даже если останется в живых? — спросил Фредди.

— Думаю, ничего, — ответил капитан Вест. — Но в то же время разумнее всегда остерегаться людей подобного рода.

Они прошли мимо лорда Ротэма, лежащего на земле; его врач пытался остановить кровотечение, а секунданты беспомощно стояли рядом.

Мелинда даже не удостоила их взглядом. Она была рада, когда несколькими минутами позже поляна скрылась из вида и карета медленно, чтобы не потревожить маркиза, двинулась в направлении площади Гросвенор.

Мелинде очень хотелось верить словам капитана Веста, что ранение маркиза — это простая царапина, и все-таки ее страхи от мысли, что все на деле может оказаться гораздо хуже, терзали девушку до тех пор, пока хирург, человек на вид весьма почтенный, не сообщил ей, что и в самом деле бояться нечего.

— Его светлость контужен, — сказал доктор. — Это неизбежно в тех случаях, когда пуля поражает голову под таким углом. Но в то же время он очень счастливый человек. Если бы пуля прошла хотя бы на одну десятую дюйма ближе к голове, она вошла бы в черепную кость, и ничего поделать уже было бы нельзя.

— Как долго он еще будет оставаться без сознания? — спросила Мелинда.

— Он может прийти в себя в любой момент, — ответил хирург. — Но я думаю, что память о случившемся вряд ли вернется к нему раньше, чем завтра. Не хотите ли, чтобы я прислал сиделку для ухода за больным?

— Нет, благодарю вас, — ответила Мелинда. — Я сама буду ухаживать за ним.

— Для мужчины нет лучшей сиделки, чем его собственная жена, не так ли? — предположил врач.

Мелинда покраснела, так как поняла, что все слуги наверняка говорили о ней, как о «ее светлости».

— Нужно ли мне будет менять повязки? — быстро спросила Мелинда.

— До завтрашнего дня нет, а утром я навещу его сам, — сказал хирург. — Обеспечьте только покой вашему мужу, а если он захочет есть, дайте ему мясной бульон. Безусловно, ни капли спиртного, и постарайтесь, чтобы около него собиралось как можно меньше людей, задающих глупые вопросы. Пусть он сам решает, вспоминать ему или нет о случившемся. Так будет лучше.

— Понимаю, — сказала Мелинда. — Я очень вам признательна.

— Был рад познакомиться с вами, леди Чард, — сказал хирург. — Я хорошо знал отца вашего мужа. В молодости он был чудесным человеком и великолепным спортсменом.

Мелинда вместе с ним дошла до лестницы.

— Есть одно одолжение, о котором мне хотелось бы попросить вас, — сказала она. — Будьте добры, не говорите никому о моем присутствии здесь.

Брови врача поднялись от удивления.

— Наша… свадьба — пока секрет, — объяснила Мелинда. — Вы, может быть, запамятовали, что вдова скончалась лишь несколько дней назад.

— Ах да, теперь я, разумеется, понимаю, — сказал хирург. — Я обязательно сохраню вашу тайну, леди Чард. Но когда о вашем бракосочетании будет объявлено официально, я надеюсь, вы позволите мне поздравить вас обоих от всего сердца.

— Благодарю вас! Большое вам спасибо! — сказала Мелинда и, оставив врача одного спускаться по Лестнице, она вернулась в комнату маркиза.

Шторы были опущены, в комнате воцарился полумрак, и было очень тихо. Маркиз без движения лежал на подушках, голова его была перевязана, руки — поверх простыней. Мелинда сначала стояла и смотрела на него сверху, затем пододвинула стул к кровати и приступила к своему дежурству. Спустя некоторое время послышался очень тихий стук в дверь. Она открыла ее.

— С вами хочет поговорить капитан Вест, миледи, — сообщил ей один из лакеев.

— Попросите его подняться наверх, пожалуйста, — ответила она. — Я не хочу оставлять его светлость одного.

— Хорошо, миледи.

Мелинда дождалась, пока капитан Вест не подошел к двери, затем вышла к нему, оставив дверь в комнату приоткрытой.

— Разве у вас нет сиделки? — спросил капитан Вест.

Мелинда отрицательно покачала головой.

— Я хочу сама ухаживать за ним, и врач согласился. Поверьте, это будет лучше всего.

— И вы, конечно, хорошо знаете, на что обрекаете себя? — спросил капитан Вест.

— Да, вполне, — заявила Мелинда.

Он пристально взглянул на Мелинду — испачканное кровью платье, разметавшиеся волосы.

Ее лицо было очень бледным, но глаза ярко сияли.

— И тем не менее вас ждет длинная ночь, — сказал он. — Сходите переоденьтесь. Я сам посижу с Дрого, если уж вы никому другому этого не доверяете.

Она улыбнулась ему и поняла, что он сейчас думает только о ней.

— Благодарю вас, — сказала Мелинда, — я ненадолго.

— Кроме того, вам обязательно надо поесть, — убеждал ее капитан. — Вы знаете, что по соседству с этой спальней есть гостиная?

— Нет, не знаю, — ответила Мелинда.

— И неудивительно, — проговорил он с улыбкой. — Просто я собираюсь заказать вам завтрак, да и сам не прочь перекусить. Я оставлю дверь приоткрытой. Вы будете лучше исполнять обязанности сиделки, если немного подкрепитесь.

— Вы подумали обо всем, не правда ли? — произнесла Мелинда.

— Я скажу вам еще кое-что, о чем я подумал, — проговорил капитан Вест. — А подумал я о ваших платьях. Могу побиться об заклад, что вы о них забыли.

— Да, действительно так, — согласилась с почти виноватым видом Мелинда. — Думаю, одно платье у меня осталось здесь, а все остальные в Чарде.

— Я уже послал за ними, — сказал капитан Вест. — Мне казалось, что вам, может быть, захочется самой ухаживать за Дрого — кто же еще имеет право на это?

Мелинда покраснела.

— Вы любите его, да? — проговорил капитан Вест тихим голосом.

Мелинда подняла лицо к нему, и капитан Вест увидел внезапный страх в ее глазах.

— Как… вы догадались?

— Вы забыли, наверное, что, когда бежали к нему после его падения, я мог видеть ваше лицо, — объяснил ей капитан. — И еще я видел ваше лицо в то мгновение, когда вы решили, что он мертв. Вас никак не назовешь хорошей актрисой, Мелинда.

— А мне казалось, что я ей была, — ответила ему Мелинда, стараясь говорить беспечно.

— Ох, дорогая моя! — сказал капитан Вест. — Вы ведь умница и, конечно же, осознаете, какие сердечные муки ждут вас впереди. Не любите его слишком сильно. Помните о том, что это бракосочетание — лишь мираж, средство для достижения определенной цели, по крайней мере, так считает Дрого. А потом грядет расставание.

Мелинда отошла от него, чтобы опереться на перила лестницы. Отсюда она могла видеть пустой зал. Она представляла, как спустится по лестнице, выйдет через парадную дверь и оставит этот дом и все, что в нем находится. А останется в нем ее сердце!

— Я знаю… я знаю, — прошептала она. — Но что я могу поделать?

— Я не хочу видеть вас несчастной, — сказал капитан Вест.

Он тоже подошел к лестнице и встал рядом с ней; его глаза изучали профиль Мелинды — ее прямой аристократический носик, ее маленький подбородок и нежно очерченные уста.

— Вы слишком хороши для подобной жизни, — сказал он, и его слова, казалось, шли из самого сердца.

Мелинда тихо вздохнула.

— Спасибо за заботу обо мне, — сказала она. — Но неужели вы ничего не понимаете? Я счастлива, и счастлива так, как еще никогда не была в своей жизни. Впервые счастлива после года страданий, унижений, а иногда и отчаяния.

— Что вы собираетесь делать после того, как будете уже не нужны ему? — спросил капитан Вест.

— Не знаю, — ответила Мелинда. — Давайте больше не будем говорить об этом.

— Я всегда надеялся, что в действительности это не будет иметь для вас ровно никакого значения, — сказал капитан. — А еще полагаю, что с первого момента, как увидел вас, я понял, что вы — очень тонкая натура, которая даже при том образе жизни, что вы избрали, имеет чувства и мысли, недоступные другим женщинам вашего круга.

Мелинда в это мгновение не особенно вникала в то, что говорил капитан Вест. Все ее мысли были заняты маркизом — ведь он сейчас не тот надменный, властный и могущественный лорд, а просто раненый человек, на какое-то время лишившийся целого мира, в котором он раньше жил.

— Я должна вернуться к нему, — сказала она.

Мелинда даже не заметила, что капитан Вест взял ее за руки и что слова вдруг замерли на его устах. — Отправляйтесь и сидите рядом с ним, — твердо произнесла она. — Меня не будет всего лишь несколько минут, и, наверное, вы были правы насчет завтрака.

Она одарила его мимолетной улыбкой и двинулась быстрой походкой в комнату, которую она занимала, когда впервые появилась в этом доме на площади Гросвенор. В ней было что-то стремительное и воздушное, что-то такое, что заставило капитана покачать головой, когда он входил в комнату к раненому другу.

— Черт тебя побери, Дрого! Она слишком хороша для тебя! — проговорил он шепотом, покорно занимая свое место у постели больного.




Глава 12


Швейцар прошел по дорожке и открыл особым ключом ворота в частный сад. Мелинда поблагодарила его и забрала ключ.

— Я буду ждать вас, миледи, — сказал он.

Мелинда улыбнулась и прошла к садик.

Вечернее солнце уже низко опустилось и заходило за крыши домов, его лучи еще играли в струях воды, бьющих из маленького каменного фонтана. Здесь росло множество цветов, и их густой аромат наполнял воздух: белая и обыкновенная сирень, розовые цветы вишни, золотой ракитник и малиновые тюльпаны, стоящие как стражи в окружении голубых незабудок.

В саду больше никого не было, хотя он предназначался для обитателей всех домов, стоящих на площади Гросвенор. Мелинда медленно прохаживалась по коротко подстриженной лужайке. Цветы и тишина напомнили Мелинде Чард, и ей вдруг страстно захотелось немедленно вернуться туда. Может быть, когда маркизу станет лучше, они могли бы вернуться в поместье и тогда — при этой мысли Мелинда почувствовала, как сердце замерло у нее в груди, — они бы вновь были вдвоем.

Она проводила все свое время с маркизом с самой дуэли и только сейчас, по настоятельному требованию доктора, оставила его в постели, а сама отправилась на свежий воздух, на прогулку, чтобы, как выразился врач, «вернуть розы на свои щеки».

Приходилось в течение многих часов проявлять терпение, и Мелинда очень уставала за эти часы, но в то же время это приносило ей тихую радость. Маркиз был целиком доверен ее попечительству. Он уже не был больше властным и требовательным, пугающим ее резкими словами или ставящим в тупик обвинениями, которых она никак не могла понять. Сейчас он был просто человеком — слабым и израненным, и Мелинда могла принести ему утешение.

Она сидела рядом с ним долгие ночные часы, свернувшись в большом кресле, которое слуга заботливо придвинул к кровати, где лежал маркиз. Время от времени она ненадолго проваливалась в сон, но все остальное время бодрствовала у постели маркиза, вглядываясь в него при слабом свете свечей и зная, что любит его всем сердцем, каждой клеточкой своего естества.

Прежде она часто пыталась представить себе, что однажды влюбится в кого-нибудь, как мечтают об этом все девушки. Но Мелинда никогда не предполагала, какой это испепеляющий огонь — любовь, который, казалось, приносит ей физические страдания, но в то же время дарит ей неземной восторг и возносит под облака.

«Это любовь», — говорила она себе и чувствовала, как сильно бьется ее сердце и дрожат пальцы, когда она прикасается к маркизу, чтобы поправить подушки или накрыть его свежим одеялом. Но все это было безнадежно! Будущее не сулило ей ничего, кроме сердечных мук. И тем не менее она уже не могла отказаться от своей любви к маркизу, она была столь же неотвратима, как прибой, надвигающийся на морской берег.

Ее счастье рядом с маркизом будет мимолетным, и Мелинда это знала. В то утро ему стало уже намного лучше, и хотя сознание маркиза еще было слегка затуманено и он не помнил всего случившегося, облик его стал почти таким же, как прежде. Он настоял на том, чтобы ему дали умыться и побриться, а затем встал с постели и принимал доктора уже в халате.

Когда Мелинда укоряла маркиза за то, что он хочет встать, что может утомить его, он протестовал:

— Вы хотите меня успокоить! У меня такое чувство, что я должен сделать что-то очень важное. Но я никак не могу вспомнить, что именно.

Мой мозг, кажется, затуманился и потерял способность мыслить, но память вернется ко мне, и постель здесь не поможет.

— Вы были ранены, — мягко сказала Мелинда.

Маркиз поднес руку к повязке на голове.

— А что случилось? — спросил он. — Какой-нибудь несчастный случай? Меня выкинул из седла Громовержец? Нет, это вы ведь сидели на нем.

А!.. Ну конечно, я вспомнил! Была дуэль!

В его тоне вдруг появились резкие нотки, и Мелинда поспешно проговорила:

— Не думайте об этом сейчас. Вам надо отдохнуть. Попозже должен прийти доктор, и если он посчитает, что вы слишком много разговариваете, он даст вам какое-нибудь успокаивающее средство.

— Ничего подобного он не сделает! — твердо проговорил маркиз. — Я не собираюсь позволить кому-либо накачивать себя настойкой опия или какой-нибудь подобной отравой, отупляющей мозг.

Мелинда тихо вздохнула. По тону его голоса она поняла, что спорить с ним бесполезно, и когда он позвонил лакею, ей осталось лишь выйти из комнаты и гадать, представится ли еще раз такой случай, когда маркиз вновь будет нуждаться в ней.

Когда она спускалась по лестнице в зал, она услышала, как швейцар у парадной двери беседовал с каким-то лакеем в ливрее.

— Передай ее светлости, что его светлости сегодня утром стало лучше, но он еще не принимает посетителей.

— Я передам это ее светлости, — сказал тот лакей. — И будь добр, передай его светлости эту записку.

Затем на какое-то мгновение наступило молчание, а потом лакей, отдавая записку, добавил со смехом:

— Я всегда таскаю любовные письма по всему городу — посланник Купидона, не иначе.

— Вот что я тебе скажу, — ответил лакею швейцар. — В раздетом виде и с крылышками ты выглядел бы еще хуже, чем сейчас!

После этого раздался взрыв хохота, но почти тут же воцарилась тишина: вероятно, они опасались, что их могут услышать; потом послышался шум закрывающейся двери, а швейцар в своей великолепной ливрее вишневого цвета с золотыми пуговицами степенно проследовал через зал; записка, которую он только что забрал у лакея, лежала на серебряном подносе.

Мелинду, может быть, позабавил бы этот обмен шутками, если бы она не догадалась, от кого пришло любовное послание. Кто, как не леди Алиса, мог бы прислать его маркизу? Мелинда почувствовала, как ее захлестнула волна гнева, и поняла, что просто вне себя от ревности.

Теперь, в прекрасном тихом саду, она отчетливо ощутила безнадежность своего положения. И тем не менее даже леди Алисе не удастся разлучить ее с маркизом в течение этих шести месяцев! Она дважды обошла вокруг фонтана, а затем повернула назад, потому что не могла себя заставить так долго оставаться вдали от Дрого.

Швейцар ожидал ее у ворот — там же, где она оставила его. Он открыл их, когда увидел подходящую Мелинду, а потом вновь запер; она в это время ожидала его на тротуаре. Мимо проехало несколько экипажей, и Мелинда с интересом взглянула на лошадей: пара гнедых жеребцов, но вовсе не таких великолепных, как у маркиза; толстая чалая лошадь, с трудом тянущая закрытую карету; открытый тандем, управляемый каким-то молодым человеком в лихо сбитом набок цилиндре и с большой желтой гвоздикой в петлице.

— Вы можете переходить, миледи, — почтительно предложил ей швейцар, и Мелинда вдруг осознала, что, хотя улица и была совершенно свободной, она продолжала стоять без движения на тротуаре.

Мелинда перешла дорогу и направилась к дому с таким чувством, будто возвращается туда после длительного отсутствия. Когда она входила в зал, часы как раз пробили шесть часов. Мелинда подумала, что доктор, должно быть, давно уже ушел, и заволновалась, догадался ли кто-нибудь подать маркизу чай.

Она была уже готова подняться по лестнице наверх, чтобы все выяснить, когда дворецкий, войдя в зал, проговорил тихим голосом:

— Его светлость просил меня сообщить вам, миледи, что он будет в библиотеке.

— Как, он спустился вниз! — воскликнула Мелинда.

— Да, миледи. Доктор сказал, что его самочувствие удовлетворительное. В действительности, как сказал мне сам сэр Генри, он весьма удовлетворен состоянием его светлости.

— Это хорошая новость, — проговорила Мелинда своим тихим голосом, заставляя себя идти помедленнее через зал, когда она направлялась в библиотеку.

На какое-то мгновение ей показалось, что комната пуста, но потом она заметила, что маркиз сидит у окна в дальнем конце библиотеки, а слуга устанавливает вокруг его стула небольшую ширму, чтобы защитить от сквозняков. Забыв о приличиях, Мелинда пробежала через комнату и остановилась перед маркизом; затем проговорила почти шепотом:

— Вам лучше! Ах, я так рада!

Маркиз взял ее руки в свои, одарив ее улыбкой, и Мелинде показалось, что он уже вполне обрел свой прежний вид, правда, теперь он казался мягче, а выражение его лица было добрее.

— Я наслышан о том, как хорошо вы ухаживали за мной, — сказал он своим глубоким голосом.

Мелинду охватила дрожь, когда маркиз коснулся ее руки; она опустилась рядом с ним на колени, ее юбки волнами окутывали стан.

— Это было нетрудно, — проговорила девушка, опустив глаза, так как чувствовала, что не выдержит его взгляда. — Вы были очень хорошим пациентом.

— Сэр Генри говорит, — продолжал маркиз, — что я был контужен. Я до сих пор ощущаю легкое помутнение рассудка и не могу в точности вспомнить, что же на самом деле произошло там, на дуэли.

— Давайте не будем говорить об этом, — сказала Мелинда, зная, что ни за что на свете не сможет рассказать о той роли, которую сыграла на дуэли.

— Я обязательно попрошу Жервеза рассказать мне обо всем, — воскликнул маркиз. — Он навещал меня?

— Да, разумеется; капитан Вест уже справлялся сегодня три или четыре раза о вашем самочувствии, — сказала Мелинда. — Но сэр Генри категорически запретил принимать посетителей.

— Разумеется, за исключением вас, — проговорил маркиз.

— Я… я думала, что не отношусь к посетителям, — запинаясь, сказала Мелинда.

— Нет, безусловно! Сэр Генри поздравил меня со столь заботливой женой. Где вы научились так хорошо ухаживать за больными? Кстати, это еще одно из ваших замечательных достоинств!

— Мне приходилось ухаживать за отцом, когда он однажды на охоте сломал себе ключицу, — объяснила Мелинда. — А еще несколько раз болела моя мать. Но за вами я ухаживала по собственному желанию: мне бы не понравилось, если какая-нибудь накрахмаленная сиделка отгоняла бы меня от вас.

— Я тронут вашей заботой, — тихо проговорил маркиз.

Она быстро скользнула взглядом по его лицу и поняла, что маркиз в эту минуту не шутит и не насмехается над ней.

— Должно быть, вы нашли скучным это занятие — сидеть у постели больного, который к тому же находится в бессознательном состоянии.

— Что вы, разумеется, нет, — ответила Мелинда. — Мне хотелось быть рядом с вами.

Эти слова вырвались у нее против ее воли, и в это же мгновение к ее щекам прилила кровь: она поняла, что могла выдать свои истинные чувства.

— А почему вам хотелось быть со мной? — спросил маркиз, и в его голосе явно слышалась настойчивость.

Смутившись, Мелинда отдернула руки, развязала ленты под подбородком и сняла свою шляпку. За окном солнце уже садилось и окрасило облака багровым светом. Отсвет заката в сочетании со светом от пламени в камине окрасил волосы Мелинды в золотистый цвет: словно венцом, они обрамляли маленькое лицо девушки.

Она чувствовала на себе взгляд маркиза и от смущения поспешно проговорила:

— Сейчас я собиралась подняться наверх, чтобы узнать, подали вам чай или нет. Вам приносили чай? Я очень боялась, что они забудут о вас.

— Все, чего я хотел, мне уже принесли, — заверил ее маркиз. — Но вы так и не ответили на мой вопрос.

— Я… кажется… я забыла… ваш вопрос, — ответила Мелинда тихим голосом.

— Это не правда, — ответил маркиз. — Скажите мне, Мелинда, я хочу знать.

В его голосе была такая настойчивость, а пристальный взгляд заставил сердце Мелинды забиться сильнее, как будто оно хотело выскочить из груди. Она вскочила на ноги.

— Мне кажется, вам нужно принести чай, — сказала она и взглянула на маркиза, боясь, что увидит улыбку у него на губах. Он протянул к ней руку.

— Подойдите ко мне, Мелинда, — проговорил маркиз и, так как она оставалась на месте без движения, добавил:

— Подойдите сейчас же!

Она стояла в нерешительности, не в состоянии заставить себя двигаться, как вдруг открылась дверь и прозвучал голос дворецкого:

— Мадам, вас желает видеть сэр Гектор Стейнион.

Мелинда застыла, будто внезапно сраженная параличом, а в комнату уже решительно входил сэр Гектор Стейнион — огромный, краснолицый, властный. Какое-то мгновение она могла только смотреть на него — ее глаза расширились, на лице появился испуг, как у загнанного в угол зверька.

Он взглянул на девушку и медленно двинулся по комнате.

— Так вот где ты скрываешься! — сказал он, и голос его, казалось, сотрясал стены. — Я так и подумал, что не ошибся, когда увидел, как ты переходишь дорогу; но когда ты вошла в этот дом, я едва мог поверить своим глазам.

— Дядя… Гектор! — запинаясь, проговорила Мелинда.

— Да, твой дядя, разве не узнаешь? — сказал сэр Гектор. — И твой опекун, если ты соблаговолишь вспомнить это, — человек, который имеет полное право на то, чтобы потребовать от тебя объяснений.

— Я… я… — начала было Мелинда, но гневное рычанье сэра Генри заставило ее замолчать.

— Впрочем, в твоих объяснениях нет нужды — то, что я вижу, само говорит за себя! Ты осмелилась убежать, оставить мой дом; но теперь немедленно, сей же час ты возвращаешься со мной. У нас будет еще достаточно времени, чтобы выслушать твои объяснения, но позволь мне заверить, что, хотя тебе и удалось однажды убежать от меня, впредь такой возможности я больше никогда не предоставлю. После я задам тебе самую большую порку, которую ты когда-либо видела в своей жизни, а затем ты непременно выйдешь замуж за полковника Гиллингема, причем сразу, как только мы успеем завершить все приготовления к свадьбе. К счастью, он остается в полнейшем неведении относительно этого побега. У твоей тетушки хватило ума на то, чтобы утаить от него сей вопиющий факт. Но я-то знаю обо всем, и ты заслуживаешь наказания, можешь в этом не сомневаться, — такого наказания, какому ты прежде еще никогда не подвергалась, неблагодарная девчонка!

— Пожалуйста… дядя Гектор, я… я не могу…

— Не спорь со мной, — взревел сэр Гектор. — Немедленно поднимайся наверх и собирай свои вещи. Я не знаю, на каких правах ты живешь в этом доме, но если мне потребуются какие-либо объяснения на сей счет, я их обязательно получу. Выполняй, что я тебе сказал! Ты слышишь меня? Если ты не подчинишься, я накажу тебя прямо сейчас, а остальное ты получишь, когда мы доберемся до дома!

Сэр Гектор сделал шаг к Мелинде и поднял руку. Мелинда непроизвольно тихо вскрикнула, чувствуя себя окончательно подавленной и побежденной. Так как в первый момент она забыла обо всем и испытывала только ужас от вида своего дяди, она так же, как и сэр Гектор, вздрогнула от неожиданности, услышав твердый голос позади себя:

— Я не могу позволить вам, сэр, ударить даму в моем присутствии.

Маркиз встал со своего стула, сделал несколько шагов и встал рядом с Мелиндой. Она быстро взглянула на него и почувствовала, что ужас проходит. Маркиз выглядел таким сильным и держался с таким достоинством, что в изумлении, охватившем сэра Гектора, можно было не сомневаться.

— Могу я спросить, кто вы такой? — спросил сэр Гектор.

— Мое имя Чард — маркиз Чард, — последовал ответ.

— Чард! — воскликнул сэр Гектор. — Но тогда что делает моя племянница в вашем доме?

Наступила пауза, а затем он добавил неприятным тоном:

— Или, может быть, это очень нескромный вопрос? Я мог кое-чего ожидать от этой девчонки, она всегда доставляла мне массу хлопот, но я и предположить не мог, что она может так быстро стать продажной девкой!

— Ваша племянница, — ответил маркиз, и тон его при этом стал ледяным, — если таковы ваши родственные отношения, то я приношу ей мои глубочайшие соболезнования, — оказала мне честь, согласившись сочетаться со мной законным браком; учитывая изложенные мной обстоятельства, я вынужден просить вас извиниться перед ней.

— Законным браком! Бог мой! Так вы женились на ней!

Сэр Гектор чуть не задохнулся от изумления, и весь его гнев испарился в одно мгновение.

— Я не знал. Маркиз Чард! Кто бы мог подумать! В таком случае приношу вам свои поздравления.

— Мы в них не нуждаемся, — заявил маркиз. — А ваше поведение с того самого момента, как вы вошли в мой дом, позволяет предположить, что мы легко обойдемся без вашего общества. Прощайте, сэр! Слуги проводят вас к выходу.

— Но я имею в виду… — пытался протестовать сэр Гектор. — Я… я должен обсудить это с вами.

Ведь я — опекун Мелинды.

— Все, что вы желаете сообщить, — сказал маркиз, — можете передать через моих поверенных!

Маркиз отвернулся от него и, направившись к камину, встал там, спиной к сэру Гектору. Какое-то мгновение сэр Гектор оставался в нерешительности: весь его гнев и запал уже покинули его, и он сейчас никак не мог решить для себя, что же ему делать. Затем, выругавшись шепотом, который Мелинда различила достаточно четко, он повернулся и решительно пошел вон из комнаты; затем распахнул рывком дверь, вышел и с силой захлопнул ее за собой.

Мелинда прислушивалась, стараясь различить его шаги в зале, чтобы убедиться в том, что он наконец оставил этот дом. Так она стояла в ожидании ухода своего дяди, а затем очень медленно повернулась к маркизу. Он стоял к ней спиной, глядя на пламя, метавшееся у его ног, и на Мелинду вдруг снова нахлынула волна страха.

— Я… я… извините, — говорила она, запинаясь.

Затем он повернулся К ней, и Мелинда вздрогнула, увидев выражение его лица.

— Черт вас побери! — сказал маркиз, и его слова били, как удары хлыста. — Почему вы ничего не рассказали мне?

Мелинда ничего не ответила, и тогда его тон стал саркастическим и ледяным, подобно студеному ветру.

— Я имею честь просить вашей руки! Вот что вы все время хотели услышать от меня, разве не так? Вот на что были направлены все ваши старания! Вот почему вы участвовали в этом глупом деле, разыгрывая невинность, — вам хотелось поймать меня. Все было обставлено просто замечательно: вам почти удалось заставить меня поверить, что вы и вправду та, за кого себя пытались выдать. А теперь я обязан жениться на вас! Не ради вас — не думайте, что я должен сделать это из-за того, что скомпрометировал вас, — а только ради себя самого. Ваш дядя растрезвонит обо всем — безусловно, он так и поступит! «Моя племянница — маркиза!» Ради себя самого я вынужден буду сделать это! Очень хорошо, мы поженимся, немедленно поженимся самым законным образом, как вы и задумали с самого начала. Что за очаровательная жена будет у меня! Жена, которая назначает свидания первому же встречному — сделка с лордом Хартингтоном, какие-то обещания лорду Ротэму, этому развратнику, нижайшему из подонков, которые только когда-либо ходили по этой земле; и этот тип был любовником моей жены! Неужели вы могли подумать, что я когда-нибудь забуду об этом? Неужели вы думаете, я смогу когда-либо смотреть на вас, не думая о том, что он прикасался к вам? Этот развратник, которого пугается на улице самая падшая из женщин!

Маркиз замолчал. Мелинда стояла, молча взирая на него; лицо ее потеряло все краски, глаза были широко открыты и потемнели от переполнявшей девушку боли.

— Когда я смотрю на вас, — продолжил маркиз, голос его звучал теперь тише, но уничтожающе отчетливо, — с трудом могу поверить, что вы именно такая, какой и являетесь на самом деле. И все-таки вы — зло; зло, которое очаровывает и пленяет человека; зло, которое в действительности должно быть обязательно уничтожено. Но я обязан жениться на вас! Жениться на вас, потому что оказался достаточно зеленым юнцом, чтобы угодить в хитроумнейшую ловушку, которую когда-либо могла поставить коварная, расчетливая женщина.

Очень хорошо, вы получите мое имя. Но знайте, давая вам свое имя, я испытываю отвращение к вам! Я взываю к господу, почему он не позволил Громовержцу сбросить вас, и почему вы тогда не разбились насмерть! Если бы я мог увидеть вас мертвой, я бы возрадовался, потому что тогда мир освободился бы от вас. Вы долго терзали меня, а теперь вы меня уничтожили! Уходите! Прочь с моих глаз! У меня больше нет сил видеть вас.

Его голос звучал настолько громко, что походил уже на рев, и, тихо вскрикнув, как будто содрогнувшись в самой глубине своей души, Мелинда повернулась и выбежала из комнаты. Он услышал, как она пересекла зал и быстро поднялась по лестнице; затем маркиз сел на стул и закрыл лицо руками.

Спустя некоторое время в комнату вошел швейцар и внес зажженные свечи. Маркиз не двигался; и только после того, как дворецкий объявил: «Капитан Жервез Вест, милорд!»— он поднял голову.

— Дрого! Рад снова видеть тебя на ногах, — сказал капитан. Он положил руку на плечо друга, затем сел по другую сторону камина. — Скоро ты будешь совсем как новенький, — продолжал он. — Это удар сбил тебя с ног и контузил. Даже когда я увидел, что ты лежишь на земле, я знал, что это только царапина. А Мелинда подумала, что ты убит.

На какое-то время воцарилось молчание, а затем маркиз произнес напряженным голосом:

— Мелинда! А что она там делала?

— Как? Ты что же, ничего не слышал? — спросил капитан Вест. — Ведь она спасла тебе жизнь.

Думаю, она просто постеснялась из скромности сказать тебе об этом, но она выстрелила из пистолета Ротэму в руку, когда он повернулся на счет «девять». Я всегда знал, что он — негодяй, но я еще никогда не видел человека, который бы вел себя так бесчестно на глазах у всех.

— Мелинда… выстрелила… в руку! — маркиз произносил эти слова, как будто пытаясь проникнуть в их суть.

— И я тебе скажу, замечательный был выстрел, — улыбнулся капитан Вест. — Бог мой!

Да эта девчонка настоящий стрелок, можешь не сомневаться! Но, к сожалению, она на секунду опоздала. Когда Ротэм выстрелил, пуля рикошетом задела твою голову; ты в тот момент стоял к нему спиной и собирался сделать еще один шаг.

— Ты хочешь сказать, что, если бы не Мелинда, он застрелил бы меня? — спросил маркиз.

— Можно смело ставить пятьсот фунтов против полпенни на то, что именно так он бы и сделал, — ответил капитан Вест. — Да он ведь просто убийца! Теперь-то мы знаем, почему все остальные, с кем он раньше дрался на дуэлях, погибли.

— Так Мелинда не убила его? — спросил маркиз.

— Нет! Но, может быть, было бы лучше, если бы она это сделала. Однако в таком случае у нее были бы большие неприятности, — ответил капитан. — Но она отстрелила ему правую руку.

Я только что слышал, что ему ее ампутировали.

Что ж, он это заслужил и теперь больше не осмелится показаться в приличном обществе. Уж я и Фредди проследим за этим.

Маркиз ничего не ответил, и через какое-то время капитан Вест продолжил:

— Ты когда-нибудь слышал о такой смелой девице, как Мелинда? После того как мы с тобой покинули Чард, она отправилась вслед за нами со старым Трэверсом, спряталась в кустах рядом с той поляной и точно рассчитала, как будут развиваться события. Когда все это произошло, я был несказанно рад, что там оказался Трэвере.

После дуэли ты был в таком состоянии, что было бы весьма сложно поднять и уложить тебя в тот фаэтон, на котором ты приехал. Мелинда тогда показала себя просто молодцом. Ты знаешь, Дрого, ведь она тебя любит!

— Чепуха! Ничего подобного! — гневно ответил маркиз. — Но я даже не предполагал, что она присутствовала на дуэли. Я обязательно должен расспросить ее об этом.

Капитан Вест посмотрел на свои часы.

— Ну, она вот-вот должна спуститься к обеду, — сказал он. — Полагаю, она сообщила тебе, что просила меня отобедать с вами? А ты не собираешься переодеваться, Дрого? Если хочешь послушать мой совет, сразу после обеда тебе лучше лечь в постель. Тебе не стоит переутомляться в первый же день.

— Позвони, пожалуйста, — резко сказал маркиз, по-видимому, не расслышав ни слова из того, что ему только что сказал капитан.

— Позвонить? — с удивлением переспросил капитан Вест. — Зачем?

— Позвони, — настаивал маркиз.

Капитан Вест поднялся со стула. Когда он вставал, открылась дверь.

— Обед подан, милорд!

— Где мисс Стейнион? — спросил маркиз.

— Мисс Стейнион? — переспросил дворецкий. — Как я понял, ее светлость покинула этот дом, милорд!

— Покинула этот дом! — как эхо, повторил маркиз. — Что вы имеете в виду, когда говорите, что она покинула этот дом?

— Один из швейцаров сообщил мне, что она уехала, — ответил дворецкий, немного смутившись от тона своего хозяина. — Мне кажется она оставила записку для вашей светлости.

— Так несите ее сюда! Почему, черт вас возьми, мне не принесли ее немедленно? — резко проговорил маркиз.

Он встал со стула и теперь молча стоял — бледный и разгневанный — до тех пор, пока не вернулся дворецкий, неся конверт на подносе.

Маркиз схватил его и, разорвав конверт, достал письмо. Дворецкий удалился из комнаты, а маркиз стоя читал послание Мелинды, пока, снедаемый любопытством и не имеющий сил дольше молчать, капитан Вест не спросил:

— Что? Что случилось?

— Слушай, Жервез! Ты только послушай! — проговорил маркиз странным голосом.

«Милорд, я глубоко сожалею, что доставила вам столько хлопот. Я знаю, что с самого начала было постыдным с моей стороны принимать участие в церемонии бракосочетания, которая была лишь обманом, но я очень нуждалась в деньгах для того, чтобы купить домик, в котором собиралась поселиться вместе со своей старой нянечкой, и я никак не предполагала, что это повлечет за собой столь ужасные последствия.

Я никогда не думала, что вам придется драться на дуэли по моей вине. Но клянусь вам, что я никогда и никому не назначала свиданий, в чем вы обвинили меня. В шутку лорд Хартингтон попросил меня заключить с ним договор о том, чтобы я никогда не влюблялась, а он со своей стороны попытается разлюбить ту женщину, в которую был влюблен. И я никогда не встречалась с лордом Ротэмом за исключением того вечера, когда я только приехала в Лондон и встретилась здесь с миссис Харкорт, которая предложила мне комнату на ночь. Когда мы входили в ее дом, она представила меня лорду, и это был единственный раз, клянусь вам, когда я встретилась с ним лицом к лицу.

На следующее утро я прибыла сразу на площадь Гросвенор в ваш дом. Я никогда не строила никаких планов, даже в самых диких мечтах своих представить не могла, что вы можете жениться на мне, и у меня нет намерения разрушить вашу жизнь или сделать что-либо такое, что принесло бы вам несчастье.

Поэтому, милорд, вы больше никогда не увидите меня вновь, а капитан Вест сообщил мне как-то раз, что в случае моей смерти вы можете получить наследство без отлагательств и таким образом решить все проблемы.

Хотелось бы поблагодарить вас за большую доброту ко мне. Все время, находясь рядом с вами, я была очень счастлива и прошу лишь об одном — простить меня за все доставленные неприятности.

С уважением,

Мелинда Стейнион».

Голос маркиза, казалось, задрожал, когда он читал последние два слова; оторвав взгляд от письма, он посмотрел на капитана Веста — глаза его сверкали.

— Ты понимаешь, Жервез? — спросил он. — Она невинна! Ты понял, что она написала? Элла подобрала ее в тот вечер на железнодорожном вокзале. Мне как-то говорили, что Элла Харкорт действует подобным образом, но я никогда не верил этим слухам.

— О, это похоже на правду, — сказал капитан Вест. — Эйприл рассказывала мне, что Элла Харкорт встречает поезда на железнодорожном вокзале, предлагает прибывшим из провинции девушкам комнату на ночь и таким образом заманивает их к себе в дом. Ну а после она уже не дает им сбежать.

Он увидел выражение лица маркиза и добавил:

— Эйприл рассказывала, что обычно они держат новых девушек в течение двух или трех ночей под действием наркотиков — до тех пор, пока те не станут сговорчивыми. Мне кажется, что Мелинда даже не предполагала, в каком месте она оказалась в тот вечер.

— Абсолютно уверен, что так оно и было, — сказал маркиз. — Но я и не подозревал об этом.

Ведь она приехала от Кэт.

— Мелинда всегда утверждала, что не знает, кто такая Кэт, — возразил ему капитан.

— У нее и не было возможности встретиться с ней, — медленно проговорил маркиз. — Ты пришел в тот вечер к ним в салон уже поздно ночью, а после того, как Элла купила ей подвенечное платье, она была немедленно доставлена на площадь Гросвенор.

Внезапно он поднес руку к лицу и прикрыл глаза.

— Боже мой! Как подумаю, что я наговорил ей! Как я обошелся с ней! Она выглядела такой несчастной, а я ей не поверил.

— Но что же теперь с ней случилось? Как ты думаешь? — спросил капитан Вест.

Маркиз вскрикнул.

— Она ушла из дома? Куда она направилась?

Боже мой, Жервез! Не дай бог, если Случится то, о чем я думаю!

Он почти бегом пересек комнату, распахнул дверь и вышел в зал, где ждал дворецкий.

— Куда направилась мисс Стейнион? — спросил он. — Кто-нибудь знает?

— В точности нет, милорд, — ответил дворецкий. — Но, когда мне показалось, что вы удивлены отсутствием мисс Стейнион, я расспросил слуг.

— И что вам удалось узнать? — спросил маркиз. — Ну быстрее же!

— Мисс Стейнион никому не сообщила, куда она собирается отправиться, — ответил дворецкий, — но у факельщика на улице она спрашивала дорогу на набережную.

Маркиз направился к парадной двери.

— Экипаж, Дрого! Лови экипаж! — крикнул маркизу капитан Вест.

— Экипаж лови ты, — бросил маркиз ему через плечо. — А я поймаю любую колымагу с тварью о четырех ногах и помчусь туда.

Не дожидаясь швейцара, маркиз распахнул парадную дверь и выскочил на улицу. Он диким взором смотрел то влево, то вправо вдоль улицы и наконец заметил наемный экипаж, который медленно выезжал из-за угла. Маркиз махнул рукой, и кучер остановился рядом с ним.

— Гинея, если доставишь меня на набережную как можно быстрее, — бросил маркиз, запрыгивая на сиденье. — Гинея, а то и две, если хочешь, только доставь меня туда.

Кучер, решив, что клиент пьян, хлестнул своих лошадей.

— Быстрее! — кричал маркиз кучеру из кареты. — Быстрее! Еще быстрее!

Лошади уже развили приличную скорость, когда они промчались через площадь Беркли, поднялись по Беркли-стрит и затем спустились по Сент-Джеймс-стрит, но когда они достигли площади Парламента и двинулись вниз по набережной, то, несмотря на окрики и хлыст кучера, лошади, устав, замедлили бег.

— Теперь езжай помедленней, — скомандовал кучеру маркиз; кучер натянул вожжи, и лошади перешли на шаг.

На набережной было темно, так как фонари здесь стояли далеко друг от друга; пешеходов было немного, и маркиз высунулся из кареты, устремив взгляд на парапет. Затем внезапно он увидел ее в темноте, между двумя уличными фонарями. Не было никаких сомнений, что это была именно она: маленькая хрупкая фигурка с золотистыми волосами, с которых, должно быть, ветром сдуло шаль.

— Стой!

Кучер натянул вожжи, карета остановилась, и маркиз выпрыгнул на дорогу. Он вытащил свой кошелек и бросил кучеру, который проворно схватил его и удивленно присвистнул при виде того, что в нем находилось.

Теперь маркиз уже больше не спешил; он постоял какое-то мгновение, наблюдая за Мелиндой. Он увидел, как она подняла лицо к небу, затем посмотрела вниз, в темноту, где под парапетом бурлила вода. Очень осторожно маркиз приблизился к девушке.

— Мелинда! — позвал маркиз, и она вздрогнула, услышав свое имя.

Когда она увидела, кто к ней обратился, то подняла руки, будто пытаясь защититься от маркиза.

— Нет… нет! Вы не должны… останавливать меня, — просила она. — Просто… здесь… так много людей… вокруг, и вода… кажется… такой холодной и… темной.

— Мелинда! — повторил еще раз маркиз, и его голос был очень нежным. — Как вы могли прийти сюда и задумать такое?

— Я должна, — ответила девушка. — Разве вы не понимаете, что я должна это сделать? Все так… перемешалось. Я огорчила вас. Я… разрушила вашу жизнь, а я… я не хотела этого.

Он взял ее руки в свои, чтобы согреть их.

— Случилось ужасное недоразумение, Мелинда, — сказал маркиз. — Можете ли вы простить меня? Могу ли я заставить вас поверить, что все это я сказал лишь потому, что вы терзали меня выше всякого предела? Вы заставили меня потерять рассудок от ревности. Ведь я люблю вас, люблю с самой первой встречи, как только тогда увидел вас!

Маркиз почувствовал, как она вздрогнула, а затем отняла свои руки.

— Это… шутка? — спросила она. — Это очень… это очень жестоко… — Ее голос прервался на полуслове, и маркиз обнял ее.

— Вы говорите о жестокости, Мелинда? Да разве речь идет об этом? — спросил он. — Я люблю вас! Я обожаю вас! Я хотел сказать вам эти слова, когда впервые увидел вас, но некоторые обстоятельства мешали мне тогда.

Она дрожала в его объятиях, но после этих слов слегка отстранилась и спросила:

— Вы имеете в виду… леди Алису?

— При чем тут Алиса? — резко проговорил маркиз. — Я сказал ей в тот день, когда она заходила ко мне в библиотеку, что между нами все кончено. А случилось это потому, что я встретил вас, потому что мне уже не нужна была ни она, ни все другие женщины, подобные ей.

— Но я не понимаю, — прошептала Мелинда.

— Теперь я знаю, что вы не можете этого понять, — сказал маркиз. — И я знаю, что тогда, в тот вечер у Себастьяна, когда вы были так сильно потрясены увиденным, я обязан был немедленно увезти вас оттуда. А вместо этого я, жалкий глупец, повел себя по отношению к вам как настоящий грубиян. Теперь мне остается только униженно просить вас, Мелинда, проявить человечность и простить меня.

— Конечно, я прощаю вас, — тихо сказала Мелинда. — Но вы должны понять, мне остается только уйти и… умереть. Больше ничем… помочь нельзя, потому что, как вы сами сказали, дядя Гектор объявит всем. Он даже может решиться дать сообщение о нашей… нашей свадьбе… в «Газетт».

— Я сам дам это сообщение, — сказал маркиз. — Неужели вы не понимаете, Мелинда?

Я прошу вас, если потребуется, буду умолять на коленях, выйти за меня замуж. Я хочу, чтобы вы стали моей женой. Я никогда не желал ни одной женщины так, как вас; если мы сможем начать еще раз сначала, я знаю, что смогу дать вам счастье.

Он крепко прижал к себе Мелинду. Она ничего не ответила, но маркиз почувствовал, что ее всю охватила дрожь. Через минуту, используя свою прежнюю власть над ней, он взял ее бледное, испуганное лицо в свои ладони и приблизил к себе.

— Вы еще не ответили мне, Мелинда, — сказал он, и еще никому и никогда не доводилось слышать столько нежности в его голосе. — Так вы выйдете за меня замуж?

— Я не могу… понять, что происходит, — запинаясь, проговорила Мелинда. — Почему вы так переменились? Что я такого сделала, что вы так рассердились тогда на меня? Я не могу понять!

— Я очень надеюсь, что вы никогда этого не поймете, — ответил Мелинде маркиз. — Я хочу, чтобы вы пообещали мне, Мелинда, что мы никогда не будем говорить о прошлом. С ним навсегда покончено. Вам не следовало бы принимать участия в том, что происходило, и этого не случилось бы, не окажись я таким упрямым, беспринципным глупцом. И сейчас я не знаю, сможете ли вы когда-либо в будущем доверять мне.

— Но вы ведь знаете, что я верю вам, — горячо сказала Мелинда. — Я хочу только одного — чтобы вы были счастливы.

— А почему вы этого хотите? — спросил маркиз.

— Потому что… — начала Мелинда, но голос ее замер в тишине.

— Так почему же? — спросил он еще раз.

В ответ она прижала голову к его груди. Он чувствовал, что она дрожит, но знал, что уже не от страха.

— Почему? — настаивал маркиз. — Пожалуйста, скажите это, Мелинда! Я не заслуживаю этих слов, но хочу услышать их больше всего на свете.

— Потому что… я… люблю вас! — прошептала Мелинда.

Он сжал ее в объятиях, и его губы приникли к ее устам. Только какое-то мгновение он чувствовал, как она дрожит, а затем она отдалась своему чувству, и они слились друг с другом во внезапном экстазе, который невозможно выразить словами. Они оба знали только, что мир вокруг стал золотым и полным света, и сейчас с ними происходит то, что никто из них прежде не испытывал, что несет их на крыльях восторга.

Потом, как будто вернувшись издалека, с какой-то другой планеты, они услышали крики капитана Веста. С трудом, как будто они уже не мыслили себе жизни отдельно, Мелинда и лорд Чард оторвались друг от друга. Поцелуй прервался, но они продолжали смотреть друг другу в глаза. Потом они медленно повернулись, чтобы взглянуть на карету и бегущего к ним капитана Веста.

— Ты нашел ее, Дрого! Ох, слава богу, Мелинда, он нашел вас!

— Да, он нашел меня, — тихо проговорила Мелинда и почувствовала, как маркиз крепче обнял ее.

— Да, я нашел ее, Жервез, и она больше никогда не оставит меня!