Дьявольское наваждение
Барбара Картленд


Гордый шотландский горец Талбот Мак-Кэрон был способен на любые подвиги. Но — жениться без любви, из холодного расчета на богатой английской аристократке?! О, нет, ТАКУЮ жертву своей семье не мог принести даже он. Вот только — мужественный Талбот еще ни разу не видел свою невесту. И даже не подозревал, что, возможно, обретет в дерзкой и ироничной златокудрой красавице Джейн, графине Далбет, не беду, а счастье всей своей жизни. Счастье настоящей любви — непростой, но зато истинно прекрасной!


Барбара Картленд

Дьявольское наваждение


От автора


В Шотландии существует весьма своеобразная традиция: если у мужчины нет сына, отцу может наследовать дочь. Так, графиня Сифилд, отец которой погиб на войне, стала после смерти своего дяди главой сатерлендского клана. После графини главой клана будет ее старший сын.

Шотландцы относятся к своим предводителям с трогательной покорностью, всегда прислушиваются к их советам и полагаются на их решения. Куда бы ни занесла шотландца судьба, сердце его всегда будет хранить память о суровой родине. В свое время Канада была заселена шотландцами, но даже по прошествии нескольких поколений жители этой страны вспоминают Шотландию так, словно никогда ее не покидали.

Шотландцы — не только искатели приключений, творцы и прирожденные исследователи. Прежде всего это люди, сильные телом и духом.


Глава 1


1886

Герцога Инверкарона мучила бессонница.

Он переворачивался с боку на бок и пытался убедить себя, что чем быстрее он забудется сном, тем легче ему станет. Нехорошее предчувствие беспокоило герцога.

Но он никак не мог догадаться о причине своей бессонницы. После полного трудов и забот дня герцог привык засыпать быстро и крепко.

День у него выдался тяжелый — впрочем, еще утром герцог встал с мыслью, что сегодня ему придется нелегко.

Однако он тут же твердо сказал себе, что должен сделать все необходимое — полковая служба приучила его к обязательности в выполнении долга.

Два месяца назад, уезжая из Индии и навсегда оставляя пышущую жаром Калькутту, герцог понимал, что его ждет странное путешествие, конец которого предугадать невозможно.

Распечатав полученную телеграмму, он прочел, что его дядя умер и титул герцога Инверкарона переходит к племяннику. Герцог не поверил своим глазам. Сначала он решил, что это шутки товарищей-офицеров, славившихся своими проделками подобного рода.

Когда же герцог медленно и внимательно перечитал письмо по возвращении с северо-западной границы — к слову сказать, экспедиция была рискованная, — он понял, что все это правда. Он стал третьим герцогом Инверкароном.

С тех пор события закрутились с бешеной скоростью.

Разумеется, полковник дал герцогу отпуск — хотя всем было понятно, что, вернувшись в Шотландию и став главой клана Мак-Кэронов, герцог немедленно подаст в отставку.

— Нам будет не хватать тебя, — искренне сказал полковник. — Боюсь сглазить, но, по-моему, тебе всегда помогала какая-то высшая сила… впрочем, хватит об этом.

— Мне тоже будет вас не хватать, — ответил Талбот Мак-Кэрон.

— Знаю, мой мальчик, — с пониманием откликнулся полковник. — Но все-таки тебе лучше жениться и осесть на одном месте. Какой жене захочется, чтобы муж так рисковал жизнью, как ты!

Мужчины улыбнулись друг другу.

Отзвучали прощальные речи, и новоиспеченный герцог выехал в Калькутту, куда его вызвал вице-король.

Больше всего герцог сожалел о своих отчаянных сипаях, с которыми не раз бился бок о бок в самых опасных сражениях, — как правило, отряд обходился без потерь, благодаря удаче командира и его умению вести воину, всякий раз, теряя одного из своих людей, Талбот Мак-Кэрон словно терял часть себя. Оказавшись в Красном море, он подумал, что, вероятно, ни один из его новых подданных-шотландцев не способен на преданность, какой одаривали его сипаи.

Добравшись до Лондона, герцог был приятно удивлен количеству встречавших его.

В свою последнюю побывку герцог провел две недели в театрах, на балах и на приемах, где всегда рады гостям. Ему даже пришлось отказаться от некоторых приглашений, потому что успеть везде невозможно, а подобное времяпрепровождение в горных фортах Индии обычное дело. Зато однажды герцог потратил больше, чем мог себе позволить, пригласив на ужин пару веселых девиц, которые доставили ему редкое удовольствие. Такие не всегда достаются на долю молодого холостяка в Индии.

Но теперь он герцог Инверкарон, и все стало иначе. Его уже пригласил к себе министр по делам Шотландии маркиз Лотиан, намеревавшийся серьезно обсудить с молодым человеком его будущее.

— Мне жаль, — говорил он, — но ваш дядюшка в последние годы был так болен, что основательно запустил дела.

Когда я в последний раз с оказией заехал к нему в гости, мне сразу стало ясно, что на его — а теперь ваш — дом и на поместье необходимо тратить гораздо больше денег.

Герцог с сомнением посмотрел на маркиза.

— Денег, милорд? — переспросил он. — Меня уже предупредили, что дядя был небогат.

— Мне это известно, — ответил маркиз.

Герцог скривил губы и несколько цинично спросил:

— Не могли бы вы мне посоветовать, милорд, каким образом можно достичь желаемого в этой, как известно, красивейшей, но совершенно не приносящей дохода части Шотландии?

Маркиз рассмеялся.

— Вы все замечательно описали. Могу только согласиться с вами: я не знаю места красивее Стрета, где издавна жил ваш род, но сделать это место доходным сможет разве что только чудо.

— По дороге из Индии я много размышлял об этом, — признался герцог. — Честно говоря, я подумываю запереть замок и, не тратя лишних денег, попытаться заняться каким-нибудь делом, чтобы обеспечить хотя бы тех, кто помладше.

Маркиз был потрясен.

— Запереть замок? — воскликнул он. — Как вы смеете! Вы ведь Мак-Кэрон!

— Это было бы практично, — защищался герцог.

Маркиз откинулся в кресле, не сводя с герцога глаз, словно лицезрел некое чудо.

Потом он заговорил почти сердито:

— Вы не можете! Не имеете права делать ничего подобного. Ваш замок много столетий подряд был родовым гнездом Мак-Кэронов! Даже те из них, которые разлетелись по свету и вынуждены были жить как изгнанники в других странах, — даже они будут чувствовать себя лишенными самого драгоценного!

— Знаю, — согласился герцог, — но до сих пор я и мечтать не мог, что стану главой клана. Конечно, я частенько думал о том, к чему обязывает титул, да и с отцом мы нередко разговаривали об этом.

Наступило молчание. Маркиз и герцог одновременно вспомнили о том, что старший сын прежнего главы клана был убит в Египте, а второй утонул, попав в шторм — лодка, на которой он рыбачил, разбилась о камни, и все находившиеся в ней погибли.

Неожиданно маркиз заговорил, на этот раз совершенно другим тоном.

— Я хочу вам кое-что посоветовать… хотя, возможно, вам уже делали предложение подобного рода, когда вы только прибыли в Англию. — — Я здесь только со вчерашнего вечера, — заметил герцог. — И меня уже ждет огромное количество писем.

Но я решил, что прежде всего необходимо повидаться с вами.

Маркиз улыбнулся.

— Я польщен. Мне, право же, неловко говорить об этом… скорее, вы должны были услышать это от старших членов своего клана…

Герцог озадаченно нахмурился.

— Теперь я понимаю, — произнес он, — почему сэр Иэн Мак-Кэрон из, кажется, Илка прислал мне не меньше полудюжины писем с просьбой о встрече сразу же после моего приезда.

Услышав удрученный тон герцога, маркиз усмехнулся.

— Сэр Иэн, конечно, начал бы с экивоков, но я скажу вам прямо — вам надо жениться.

Герцог застыл. Его недоверчивый взгляд впился в маркиза.

— Жениться? — переспросил он. — Вот уж чего я совсем не ожидал услышать от вас, милорд! Если я не могу содержать замок, то как же я смогу содержать жену?

— А это зависит от жены, — ответил маркиз. — Девушка, которую сочли наиболее достойной стать вашей женой…

Герцог сердито перебил его:

— Кто это «счел»? Кто решил за меня? Почему кто-то вмешивается в мои личные дела — а это дело я считаю исключительно личным! — Он набрал побольше воздуха и продолжал:

— Мне не нужна ничья — ничья! — помощь для того, чтобы выбрать жену. Я никому не позволю совать нос в мою частную жизнь!

Герцог не повышал голоса, но в нем звенела сталь. Солдаты в таких случаях моментально понимали, что его светлость очень сердит.

Маркиз был невозмутим. Он успокаивающе произнес:

— Я понимаю ваши чувства, мой дорогой, но подумайте сами: вы — глава клана, и не столько вождь, сколько отец, пастырь и защитник для ваших подданных. Ваши чувства и желания не играют здесь никакой роли.

Лицо герцога внезапно омрачилось.

— Я хотел бы знать, милорд, что именно вы предлагаете мне, а потом уж сделать свой выбор.

— Мне это кажется наиболее разумным, — согласился маркиз. — Прошу вас об одном: спокойно выслушать все, что я скажу.

От его уверенного тона герцогу стало не по себе. Однако он сразу же решил, что не позволит маркизу самолично решать вопрос о женитьбе.

Разумеется, в жизни герцога уже не раз появлялись женщины, всеми силами пытавшиеся завладеть им. Герцог всегда старался избегать молоденьких девушек, приехавших в Индию за мужьями. Он развлекался с замужними женщинами, супруги которых неделями пропадали в экспедициях, а также с вдовами, которые были слишком практичны и не пытались женить на себе нищего капитана, а позже и майора, сколь бы хорош собой он ни был. Но даже такие женщины иногда попадались на удочку его очарования и, отбросив все принципы и обвив руками шею молодого офицера, умоляли жениться на них.

— Мы прекрасно устроимся! — щебетали они. — Мы так хорошо заживем! У меня есть кое-какие средства, и мы с тобой будем так счастливы, что все остальное не будет иметь значения.

Но герцог был непоколебим и не обращал внимания на полные любви глаза, легко набегавшие слезы и на дрожащие губы, готовые к поцелуям еще прежде, чем герцог мог пожелать этого. Как бы привлекательны и соблазнительны ни были женщины, но полковая служба, товарищи-офицеры и секретные экспедиции, о которых бывало известно лишь самому высокому начальству, всегда доставляли ему куда большее удовольствие. Поэтому он решил, что не женится до тех пор, пока не будет в состоянии содержать семью, а это значит, что скорее всего он не женится никогда.

Обычному офицеру, служащему в Индии, всегда было нелегко оплачивать векселя, а уж о содержании жены и детей не могло быть и речи.

Теперь герцог понимал, что в новом положении в Шотландии он отвечает за свой клан, а значит, в перспективе перед ним встает исполнение многочисленных обязанностей — но за все время пути домой ему даже в голову не приходила мысль о том, что придется терпеть еще и женские капризы да страдания по поводу нового платья.

Ожидая, когда маркиз заговорит, герцог представлял, что, если все-таки не удастся отвертеться от женитьбы, он запрет замок, оставит поместье под присмотром родственников и немедленно вернется обратно в Индию. Впрочем, он тут же понял, что это всего лишь мечты: чувство долга ни за что не позволит ему подобную эскападу.

И все же, предугадывая слова маркиза, герцог готовился твердо отказаться от всех брачных предложений.

— Думаю, — медленно начал маркиз Лотиан, — вы помните о клане Макбетов — его земли граничат с вашими, а их дом находится не далее десяти миль от вашего замка.

— Я помню Макбетов, хоть и не видел графа уже лет пятнадцать, — ответил герцог. — Когда я был мальчиком, я презирал соседские кланы, а особенно Макбетов, потому что в старину мы всегда их побеждали.

Маркиз рассмеялся.

— Еще бы, если бы побеждали они, вы бы их возненавидели! Но ваши бойцы всегда были лучше… а особенно вам удавались вылазки на территорию противника.

— Вижу, вы прекрасно изучили вопрос, милорд, — саркастически заметил герцог.

— Одна из моих родственниц вышла замуж за Мак-Кэрона, и я слышал эту историю не раз и не два, — пояснил маркиз. — Именно поэтому я так озабочен вашим незавидным положением и хочу помочь.

Герцог хранил молчание. Про себя он еще раз решил, что единственным ответом на предложение жениться будет «нет».

— Граф Далбет умер шесть месяцев назад, — продолжал маркиз.

— А я и не знал! — воскликнул герцог. — Наверное, пропустил объявление в газете!

— После смерти своей первой жены он был очень несчастен, — продолжал маркиз. — Он женился во второй раз, но его дочь Джейн не ужилась с мачехой, и девочку отослали учиться в Италию. Каникулы Джейн проводила с бабушкой.

С лица герцога не сходило циничное выражение, а губы были вытянуты в тонкую линию.

— Вы должны помнить, — продолжал маркиз, — что у герцога не было других детей. После его смерти леди Джейн стала графиней Далбета и главой клана.

— Вероятно, она замечательно справляется со своими обязанностями, — заметил герцог.

Маркиз проигнорировал его слова и продолжал рассказ:

— Самой большой неожиданностью стало то, что после смерти отца и возвращения девушки из Италии умерла крестная Джейн, оставившая девушке огромное состояние. Она тоже была из Далбетов, вышла за очень богатого американца, но осталась бездетной.

Маркиз помолчал и снова заговорил:

— По-моему, он нажился на нефти. Когда он умер, все деньги остались его жене. Теперь леди Джейн миллионерша. Старейшины кланов Далбет и Мак-Кэрон решили, что вы должны заключить брак.

Герцог не мог вымолвить ни слова.

Он сразу же понял, что значит такой союз не только для Мак-Кэронов, но и для Макбетов. Если новая графиня молода и глуповата — это уж наверняка! — то ее сумасбродный характер, к тому же огромное состояние, требовали мужской руки. Разумеется, охотников за таким добром найдется немало. Нетрудно представить, как старейшины кланов качают седыми головами, видя опасности и неожиданности, поджидающие их нового вождя.

Было очевидно, что от женитьбы выиграет не только герцог — девица не останется внакладе, получив хорошего мужа, в жилах которого течет не менее благородная шотландская кровь.

Следивший за герцогом маркиз понял, о чем думает его собеседник, и добавил:

— Мы уже виделись с Иэном Мак-Кэроном, Дунканом Макбетом и еще двумя родственниками молодой графини. Они весьма обеспокоены сложившейся ситуацией.

— А я-то думал, они довольны, — холодно заметил герцог.

— С одной стороны — да, — согласился маркиз. — Но они опасаются за Джейн — она очень молода и обучалась в монастыре, девушка может серьезно увлечься первым же поклонником.

— А что, если он станет хорошим мужем для нее и согласится остаться в нашей стране, даже если не будет шотландцем? — поинтересовался герцог, понимая, впрочем, что говорит это только из желания подразнить маркиза. Тот был прав, говоря, что за богатой девушкой надо присматривать, тем более если речь идет о женитьбе.

По закону имущество женщины переходит к супругу в тот самый миг, когда он надевает ей кольцо на палец. Попав же в руки охотника за приданым, миллионы техасского дядюшки могут улетучиться как дым.

— Именно это хотели бы предложить вам ваши подданные и клан Макбетов, — продолжал маркиз. — Я уверен, они весьма тщательно следили за вашей карьерой и знают, что в прошлом году вы получили медаль за отвагу.

Герцог промолчал. Выбравшись из-за массивного стола, по другую сторону которого сидел маркиз, он пересек комнату и выглянул в окно. Был пасмурный день, и здания на другой стороне улицы казались серыми.

Герцогу подумалось, что такова будет его жизнь в будущем — мрачная, пасмурная, лишенная острых ощущений, к которым он так привык за годы службы в Индии.

«Я этого не сделаю!»— сказал он себе.

Однако слова не шли у него с губ. Он так много общался с различными людьми, что прекрасно понимал: нравится ему или нет, а проблема, с которой он столкнулся теперь, жизненно важна для него как для предводителя клана.

Разумеется, клан Мак-Кэронов только выиграл бы от такого союза. Герцог мог бы осуществить все свои планы, помочь молодежи, которая либо влачила жалкое существование, ожидая случайный заработок, либо покидала Шотландию, надеясь на удачу где-то за морем. Бывало, таким смельчакам везло, но чаще они возвращались домой и умирали в нищете.

Да, брак сулил немалую практическую выгоду, и, если говорить честно, как раз ту, в которой так нуждался сейчас герцог.

Но женитьба на незнакомой молодой женщине, с которой у них наверняка будет очень мало общего, а также необходимость осесть на одном месте и влачить скучнейшее существование женатого человека не привлекали герцога.

Шотландские девушки, которых он когда-то знавал, были не слишком хороши собой и очень плохо представляли себе мир, лежащий за пределами их родины. Они ни капли не походили на утонченных, веселых, лукавых женщин, с которыми герцог проводил время в Симле, а как-то раз даже у подножия Гималаев. Те женщины были подобны экзотическим цветам в иссушенной пустыне. Герцог наслаждался яростной страстью, поднимавшейся в нем всякий раз, когда он слышал их остроумные шутки и смех и наблюдал изощренные хитрости, которые тотчас же распознавал. И после всего этого он должен был довольствоваться смазливенькой девицей без единой капли мозгов, представляющей себе общение с мужчиной примерно так же, как полет на Луну?

«Я этого не сделаю!»— повторил себе герцог, однако, отвернувшись от окна и заметив взгляд маркиза, понял, что выхода у него нет.


Следующие два дня, проведенные в Лондоне, герцог непрерывно встречался с шотландцами и слушал их мольбы и уговоры до тех пор, пока не почувствовал, что, произнеси хоть кто-нибудь еще раз слово «брак», убьет говоруна. Впрочем, он был достаточно умен и понимал, что пожилые шотландцы, изменившие ради него своим привычкам и приехавшие в Лондон, говорят искренне и опасаются, что герцог не последует их советам.

Окончательно убедился он в необходимости жениться после встречи с сэром Иэном Мак-Кэроном, который представил ему огромный список долгов, оставленных прежним герцогом.

— Как можно ухитриться столько потратить? — спросил ошеломленный герцог, увидев итоговую сумму.

— Кейт никогда не отдавал долгов, мой мальчик, — последовал ответ. — Большая часть счетов отправлялась в стол нераспечатанной. Знал бы ты, сколько понадобилось времени, чтобы разобрать этот кошмар! Одних только вызовов в суд набралось несколько дюжин — нам удалось избежать их, заверив кредиторов, что ты все оплатишь.

Герцог рассмеялся.

— Дорогой дядя Иэн, — заметил он, — моих денег как раз хватит, чтобы оплатить почтовые расходы!

И все же он понимал, что должен прислушаться к совету, который все — кроме него, разумеется — считали превосходным решением.

Наконец герцог капитулировал — он понял, что другого способа спасти имя клана не было. Его согласие словно подожгло запал — не успел герцог произнести «да», как события понеслись, набирая скорость. Старики поспешно отправились в Шотландию готовиться к свадьбе. Сам же герцог еще на одну ночь остался в Лондоне, попытавшись вспомнить прежние дни, когда он был простым офицером и никому не было до него никакого дела, и решил повеселиться всласть.

Он отыскал одну из своих старых подруг — если, конечно, можно было так назвать ее, — которая все еще выступала в «Веселом театре»и после трех лет разлуки совершенно не изменилась.

Посмотрев выступление, как и прежде превосходное, герцог пригласил девицу поужинать в ресторане «Романо», а она рассказала ему о своей жизни со времени их последней встречи. Слушать было забавно, однако герцога шокировало то, что не один мужчина успел осыпать ее бриллиантами, а последний из покровителей, как выяснилось, сумел добиться для нее свободного вечера, который певичка и провела с ним.

— Спасибо тебе, Милли, — сказал герцог. — Ты только похорошела с тех пор, как я видел тебя в последний раз.

Это была ложь, но он знал, что хочет услышать певичка. Она обняла герцога со словами:

— Спасибо тебе, дорогой Талбот! Я никогда не забывала тебя… а теперь ты стал герцогом, и не так стеснен в средствах, и, быть может…

Герцог быстро перебил ее:

— Завтра утром я уезжаю в Шотландию, Милли, и, возможно, никогда больше не вернусь.

Девица издала полное ужаса восклицание, однако уже на заре, покидая ее квартирку, герцог подумал, что ему вряд ли захочется возвращаться туда.

«Старею», — заключил он.

Он вспомнил себя офицером, каким был, возвращаясь из последнего отпуска, — куда делось очарование жизни и желание наслаждаться ею?

Как он и предполагал, в замке его встречали волынщики, старейшины и члены клана в килтах цветов Мак-Кэронов. Все они прошли не одну милю, чтобы встретиться с ним.

Герцог с удовольствием узнал, что его собственный шотландский наряд висит в кладовой клуба. Таким образом, глава клана сумел появиться перед своими людьми в надлежащем виде, не обманув их ожиданий.

Были речи, были тосты, были воспоминания о детстве герцога. И только оставшись наконец в спальне, где умер его дядя, он понял, что наконец вернулся домой, и все усилия были не напрасны.

Герцог заметил нищету своих подданных, их истертые килты и разваливающиеся башмаки, а хутора, встречавшиеся по дороге в замок, являли собой образец полной разрухи.

Да и сам замок был не в лучшем состоянии — сэр Иэн не ошибся, говоря, что на ремонт придется потратить целое состояние, иначе здание просто рухнет. Оставалось только надеяться на то, что будущая женитьба принесет достаточно денег.

Но снаружи замок выглядел впечатляюще — над окрестными пустошами возвышались зубчатые башни и ровные крыши, а витражи высоких окон, блестящие на солнце, перемежались с бойницами, из которых когда-то лучники поражали врагов.

Войдя в главную спальню, посреди которой вот уже три столетия подряд стояла огромная кровать на четырех массивных ножках, герцог увидел старинный ковер, который совсем вытерся, и выгоревшие занавеси, которые окончательно утратили свой цвет, их отделка порвалась и висела клочками. Несколько стекол окна треснуло, а когда герцог бросил камзол с блестящими пуговицами на стул, ножка его подломилась. «Конечно, моя жена станет герцогиней, но заплатить ей за это придется очень и очень дорого», — подумал герцог.

Весь следующий день герцог отдыхал и совершенно не думал о будущем. Отправившись на реку, где рыбачил еще мальчиком, он поймал двух лососей. Где бы ни появлялся новый глава клана, люди выбегали из домишек и радостно приветствовали его.

Герцог понимал их настроения — они видели в нем продолжение традиций и безопасность.

Смерть сыновей прежнего главы стала настоящим ударом для членов клана, которые боялись, что после смерти старого герцога некому будет занять его место. О существовании герцога Инверкарона, естественно, позабыли — хоть он и не раз проводил каникулы в замке, но это было еще в пору его детства, когда родители жили в Эдинбурге. Матушка была слишком слаба для холодных зим северной Шотландии.

Теперь же старухи наперебой стали вспоминать о детских шалостях герцога, которые сам он давно позабыл, и даже припомнили, когда именно он поймал первого лосося, подстрелил первую куропатку и убил первого оленя.

Время летело быстро. Наконец герцогу сообщили, что вдовствующая графиня Далбет ожидает его в гости.

До Далбет-Хауса, стоявшего на берегу Северного моря, на высоких утесах, значительно проще было добраться верхом по пустошам, нежели в карете. Замок, покинутый столетием раньше, стоял дальше по берегу — утес, образовывавший его основание, понемногу крошился, и замок признали опасным для жилья. Сто лет назад графу Далбетскому сообщили, что падение замка в море — всего лишь вопрос времени, тогда граф построил дом, в который переехал со всей семьей и челядью. Однако замок до сих пор упрямо сопротивлялся стихиям и высился на утесе, служа надежным ориентиром для рыбачьих лодок.

Далбет-Хаус был выстроен с большим вкусом, вокруг дома раскинут великолепный сад, огражденный надежной стеной.

Ровно в четыре часа дня роскошный экипаж (за который, разумеется, не заплатили), запряженный четверкой лошадей, въехал в кованые ворота замка. Герцог прибыл точно в назначенное время. Предполагалось, что в первый вечер он познакомится с вдовствующей графиней и ее дочерью, а на следующий день был назначен совет родственников.

Герцог не мог отделаться от ощущения, что сегодня же планируется оглашение его помолвки с леди Джейн. Он-то надеялся поближе познакомиться с невестой и, если повезет, найти хоть какие-то общие интересы. Впрочем, с самого своего приезда герцог понимал, что все вокруг ужасно спешат женить его, поэтому ему ничего не оставалось, кроме как сохранять свое достоинство.

Откинувшись на подушки экипажа — герцог приказал лакею открыть верх, — новоиспеченный жених рассматривал окрестности, которые теперь казались ему еще красивее, чем в детстве. Длинная дорога вилась по вересковым пустошам, то поднимаясь на холм, то пропадая в заросшей соснами и елями долине, посреди которой бежала река, несомненно, полная великолепных лососей. Дальше снова шли пустоши, и наконец дорога заворачивала на утесы, откуда открывался великолепный вид на море, на горизонте сливавшееся с небом. Утесы тянулись где-то вдали, но герцог сумел разглядеть острые камни, о которые разбилась лодка его кузена.

Наконец показался Далбет-Хаус, и вскоре вдовствующая графиня уже приветствовала герцога.

Она оказалась совсем не похожей на ту женщину, которую представлял себе герцог, но это был только первый из ожидавших его сюрпризов.

Черное платье графини, прибывшее прямиком из Парижа и отделанное с такой тонкостью, какой герцог никак не думал встретить в шотландских горах, выглядело великолепно. К тому же герцог сразу заметил, что женщина накрашена и напудрена, хотя в Шотландии это, мягко говоря, было не принято, и тут же вспомнил слова маркиза о том, что последние годы жизни ее супруга были не особенно счастливыми. Болтая без умолку, графиня провела герцога в элегантную гостиную с высокими потолками и видом на море.

По сравнению с замком герцога Далбет-Хаус был роскошным. Повсюду в изобилии выращивались цветы, просторные комнаты украшали шелковые подушки и хрустальные канделябры. Серебряный же сервиз, в котором был подан чай, наверняка стоил целое состояние.

Герцог пил чай наедине с хозяйкой. Графиня то упрашивала его откушать лепешек, булочек и прочих угощений, то начинала щебетать, видимо, желая показать, что заботится о госте и очень рада его видеть.

— Не могу вам сказать, — трещала она, — как грустно было следить за болезнью вашего дядюшки. Конечно, в округе живет еще много народа, но мне всегда казалось, что такие близкие соседи, как мы, должны быть друзьями. Теперь моя мечта осуществилась!

Она бросила на герцога игривый взгляд и добавила:

— Разумеется, дорогая Джейн очень смущается встречаться с вами, но вы, конечно, будете к ней добры. Она долгое время жила в Италии и совершенно позабыла шотландские традиции. Ей столькому предстоит научиться!

При этих словах сердце герцога замерло — именно этого он и боялся. Однако, познакомившись с молодой графиней, он впал в отчаяние.

Жених явился в гости в ослепительном вечернем наряде и с меховой сумкой вождя, прежде принадлежавшей его дяде. Вдовствующая графиня сияла бриллиантами, черное платье было специально сшито для придворного бала. Графиню сопровождали полковник Макбет, с которым герцог уже виделся в Лондоне, и один из родственников полковника, известный как «Макбет из Макбетов».

Когда подали шампанское, герцог быстро осушил бокал, он смеялся над самим собой, но не переставал тревожиться.

Как только бокал был наполнен вновь, двери распахнулись.

На пороге появилась юная графиня.

Вначале граф подумал, что это гостья.

Потом девушка не спеша подошла к мачехе, и граф решил, что от шампанского у него начались галлюцинации.

Она была красива. Собственно, мало кто мог с ней сравниться. Она совсем не походила на тот образ, который рисовал себе герцог, и уж вовсе ничем не напоминала шотландских девушек: светлые волосы, изящно уложенные по последней моде, белое платье, по дороговизне и элегантности не уступающее наряду мачехи.

При более внимательном рассмотрении искушенный в женщинах герцог заметил, что ресницы у девушки накрашены. Цвет пунцовых губ далек от натурального, а белая как мел кожа наводила на мысли о пудре.

«Да, — подумалось герцогу, — с тех пор, как я был ребенком, нравы в Шотландии изменились».

Вдовствующая графиня нежно обняла падчерицу за плечи.

— Это Джейн! — сказала она герцогу. — О, как я переживаю, когда вижу, как двое молодых людей впервые знакомятся друг с другом!

Легкая дрожь в ее голосе подсказала герцогу, что мачеха очень взволнована.

Он взял руку девушки и произнес:

— Я очень много слышал о вас.

Он ожидал, что девушка смутится, однако из-под накрашенных ресниц сверкнул дерзкий взгляд и пунцовые губы произнесли:

— А я так мечтала, о, так мечтала познакомиться с вами, ваша светлость!

Они отправились на ужин, проходивший в огромной светлой зале.

Сидевшая во главе стола вдовствующая графиня поддерживала легкую светскую беседу. Герцогу казалось, что он зритель умело разыгрываемого представления.

Обед был великолепен. Лица пожилых джентльменов все сильнее краснели после каждой рюмки, а шутки становились все более сальными. Позже герцог вспоминал, что гости много смеялись, и молодая графиня, ничуть не стесняясь, веселилась со всеми, не обращая никакого внимания даже на разницу в возрасте.

И вот, лежа без сна, герцог вновь и вновь обдумывал случившееся. Это было невероятно.

Хоть он и старался, будучи в Индии, избегать молоденьких девушек, он все же имел некоторое представление о них. Как правило, они собирались в доме правительства или в Симле, сидели маленькими группами, щебетали и исподтишка бросали взгляды на молодых людей. Когда с ними разговаривали, они заливались краской, а танцуя, бывали так смущены, что из них невозможно было вытянуть ни единого слова.

Но Джейн ни капли не смущалась, в ней не было ничего от девичьей застенчивости. Она вела себя естественно и определенно заигрывала с герцогом. Оставшись же наедине с женихом, девушка прильнула к нему и подняла лицо в ожидании поцелуя.

Разумеется, герцог не стал целовать ее после столь краткого знакомства. Что-то внутри него протестовало, он должен действовать в интересах клана, хотя сам к этому еще не готов.

Да, конечно, он сделает ей предложение. Это уже решено. Но время и место выберет самостоятельно, без помощи кого бы то ни было, даже собственной будущей невесты!

Герцог перевернулся на другой бок, все еще размышляя о случившемся и вспоминая глаза леди Джейн, когда та желала ему спокойной ночи. Внезапно он почувствовал беспокойство. Он не знал, что так встревожило его, и не мог облечь чувства в слова, но ощущение было то самое, которое в Индии всегда предупреждало его об опасности. Еще тогда он понял, что пренебрегать внутренним голосом нельзя, и теперь знал — вот-вот произойдет нечто действительно странное.

Не задумываясь над своими действиями, герцог встал, пересек комнату и отодвинул портьеру. За окном вставала луна, отбрасывая на море дорожку света, звезды ярко блестели. Герцог залюбовался такой красотой, но тут же вспомнил об опасности. Ему надо было подумать и понять, что же твердил ему внутренний голос, к чему следовало прислушаться.

Герцог открыл гардероб, натянул рубашку и килт. Ему не раз приходилось одеваться в спешке — камердинер говаривал, что его светлость «бьет все рекорды».

Герцог повязал на шею шелковый платок и спрятал концы под рубашку. Надев твидовый камзол, он шагнул к двери.

Тихо открыв дверь, он удивился, что в коридоре не так уж темно — в серебряном подсвечнике все еще горела одна свеча.

Света было достаточно, чтобы отыскать лестницу и спуститься в холл. К счастью, ночного лакея в холле не оказалось — в Лондоне дело обстояло бы иначе. Молодой человек неслышно отодвинул засов и открыл тяжелую дубовую дверь.

Прохладный воздух с моря ласково коснулся щеки герцога. Было тихо и безветренно.

Торопливым шагом, чтобы никто не увидел его и не удивился столь поздней прогулке, герцог пошел прочь от дома.

Он пересек сад, окруженный стеной, и, оказавшись в дальнем его конце, наткнулся на кустарник, за которым угадывался еловый лес, доходивший до самой вершины утеса.

Сквозь лес вела вполне различимая в лунном свете тропинка. Герцог пошел по ней, но был так погружен в собственные мысли, что вряд ли осознавал, где сейчас находится.

Внезапно он услышал звук падающей воды и вспомнил, как в светской беседе за ужином вдовствующая графиня сказала:

«Завтра я покажу вам нашу реку с лососем. К сожалению, она не так хороша, как ваша, но и здесь водится неплохая рыба».

«Буду ждать с нетерпением», — улыбнулся в ответ герцог.

«И еще вам надо показать водопад, — продолжала графиня. — Вы, вероятно, помните его с детства. В прошлом месяце было много дождей, и теперь наш водопад — просто чудо».

Герцог уже много лет не вспоминал о водопаде в Далбете, но сейчас перед ним встала картина падающей с утеса воды, в которой смешались горные ручьи и зимние дожди, — ревущий поток, устремлявшийся прямо в море. Это чудо природы всегда привлекало внимание туристов, и герцогу захотелось вновь увидеть его.

Шум водопада более всего походил на шум ливня. Герцог вышел из-за деревьев и увидел блестящую от лунных лучей воду.

А над водой он заметил силуэт. Это была женщина.


Глава 2


Вначале герцог не почувствовал ничего, кроме раздражения. Он понял, что за ним наблюдали, когда он выходил из дома, хотя ожидал, что ни в лесу, ни у водопада не встретит ни души. Вряд ли эта женщина туристка — скорее уж одна из служанок. Она наверняка поспешит домой и доложит о том, что видела герцога.

Скрываясь за деревьями, герцог раздумывал, не вернуться ли ему тем же путем, каким он пришел, но стоявшая на берегу женщина шагнула к водопаду и посмотрела вниз» словно выбирая дорогу.

Герцог мгновенно понял грозившую ей опасность — если бы она потеряла равновесие, вода увлекла бы ее на сотни футов вниз, во вспенившееся подножие водопада там, где он падал в море, и разбила о камни.

Какое-то шестое чувство подсказало герцогу, что жизнь женщины в опасности. Не раздумывая, он бросился вперед, и в миг, когда женщина шагнула к краю, схватил ее за руку.

За ревом водопада она не слышала приближавшихся шагов и от неожиданности вскрикнула, но герцог уже оттащил ее на безопасное расстояние.

— Вы что делаете? — сердито спросил он. — Если бы вы упали, то разбились бы насмерть!

— Я… я этого и хотела…

Она говорила чуть слышным голосом, но герцог расслышал слова. Не отпуская руки девушки, словно опасаясь бегства пленницы, он посмотрел на нее при свете луны.

Его взгляду предстало точеное личико с огромными испуганными глазами, смотревшими прямо на него. Ниспадавшие на плечи волосы были светлыми, но теперь блестели, точно серебро. Девушка была так тонка и стройна, что герцогу подумалось, будто она нимфа или дух водопада.

Он резко спросил:

— Как вы могли решиться на такой поступок? Вы ведь еще очень молоды!

— Я… я больше ничего не могу поделать.

Ее голос дрожал — незнакомка говорила с трудом.

Девушка с тоской смотрела на ревущий водопад. Решившись, она умоляюще застонала:

— Пожалуйста… уходите… оставьте меня. Я только хотела… упасть именно в поток… но отсюда мне почти ничего не видно.

— Вам нельзя этого делать, — негромко начал герцог.

— Почему… ведь этого все хотят…

— Кто это «все»? И почему они этого хотят? Зачем им ваша смерть?

Девушка ничего не ответила и замерла, словно понимая, что сказала слишком много.

Не выпуская ее руки, герцог произнес:

— Давайте мы отойдем немного дальше, а там вы расскажете мне, что произошло.

Он говорил мягко, неторопливо, как привык говорить с людьми, которые запирались в себе, но которых можно было убедить или, точнее, «загипнотизировать», заставив делать все, что нужно герцогу.

Девушка покачала головой.

— Н-нет… нет, — отпиралась она. — П-пожалуйста, уходите. У меня больше не будет такого шанса… забудьте, что видели меня…

— К несчастью, это невозможно, — ответил герцог. — К тому же, если после вашего исчезновения начнутся стоны и слезы, я буду чувствовать себя виноватым, потому что не сумел остановить вас и спасти вашу драгоценную жизнь.

— Она мне не дорога… — бормотала девушка, — и никто по мне не заплачет…

— Откуда вы знаете?

— Я… я делаю то, чего от меня хотят. Я все равно умру… но медленная смерть еще страшнее!

Она говорила негромко, словно про себя. Ее голос становился все тише, и на последних словах она склонила голову, покорно принимая неизбежное.

Осторожно обняв девушку за плечи, герцог повел ее прочь от обрыва, видя, что она очень слаба и не может сопротивляться. Неподалеку от леса лежало несколько поваленных деревьев, которые дровосеки, видимо, не успели вывезти. Четыре дерева образовывали нечто вроде скамьи.

Подойдя к ним, герцог предложил:

— Что, если мы сядем и поговорим?

Будто очнувшись, девушка оглянулась на водопад и взмолилась:

— Пожалуйста, отпустите меня… я же вам сказала…

Это мой единственный шанс.

— Единственный шанс для вас — это смерть? — удивился герцог.

Он отпустил девушку и вновь пригласил ее сесть, только заметив, что она одета в одну ночную рубашку. Догадавшись, что в таком одеянии ей неудобно будет сидеть на грубой коре дерева, герцог стянул твидовый камзол и постелил его на бревно. Девушка не сделала ни единого движения, и тогда спаситель мягко усадил ее. Он оглядел незнакомку, и оказалось, что на ногах у той только домашние тапочки, а щиколотки ничем не прикрыты.

— А теперь расскажите о себе, — попросил он.

Девушка повернулась к герцогу, и ему подумалось, что не бывает на свете таких огромных глаз. Еще один внимательный взгляд — и стало ясно, незнакомка совсем исхудала от голода.

В Индии герцогу не раз приходилось встречать умиравших от голода людей, и вид этот был хорошо известен ему — выступающие кости, натянутая кожа и заостренный подбородок.

— Расскажите мне, что случилось, — тихо попросил он. — По-моему, вы голодны до смерти в буквальном смысле слова.

Внезапно ему пришло в голову, что деньги будущей жены помогут его подданным избежать подобной участи.

Он не мог оторвать глаз от печального зрелища. Девушка отвела взгляд и произнесла:

— Мне приносят еду… чтобы слуги ничего не знали… но на самом деле я ее не получаю.

— Ничего не понимаю, — смутился герцог. — Кто приносит? И почему они так жестоки с вами?

— Забудьте об этом! — внезапно воскликнула девушка. — Пожалуйста, забудьте! Зря… зря я вам сказала!

В ее голосе звучал неподдельный ужас. Она вновь обернулась на водопад, размышляя, наверное, как бы добраться туда прежде, чем ее остановят.

— Давайте начнем сначала, — предложил он. — Как вас зовут?

— Д-джиованна, — медленно ответила девушка.

— И все?

— Это мое имя. Другого… другого у меня нет.

Герцога удивило то, что в сердце Шотландии прозвучало итальянское имя, но он счел дальнейшие вопросы неуместными и продолжал:

— А теперь, Джиованна, вам придется рассказать мне вашу историю, не то на вашей совести будет моя смерть от любопытства.

— Вы… вы меня тогда отпустите?

В ее голосе прозвучала надежда, и герцог понял — стоит ее отпустить, как она бросится в воду.

— Если вы этого хотите, — начал он, тщательно подбирая слова, — но вначале вам придется убедить меня, что я имею право позволить такому юному существу потерять самое драгоценное у человека.

Джиованна вздохнула и произнесла:

— Клянусь вам… если я не утоплюсь… а вы мне помешали!., то я буду слабеть… и наконец умру!

— Где же? — спросил герцог.

— В моей тюрьме. Сегодня вечером у них переполох — важный гость… горничная сделала вид, что принесла мне еду, а потом забыла закрыть дверь… и я сбежала!

Она глубоко вздохнула и заговорила вновь:

— Я всегда… любила этот водопад. Я даже рада… умереть в его бурном потоке.

— Это было бы невероятно глупо, — заметил герцог.

Джиованна покачала головой.

— Я все равно… скоро умру…

— Откуда вы знаете?

— Потому что… потому что я должна умереть… и…

Герцогу показалось, что она собиралась что-то добавить, но Джиованна вдруг осеклась. Последовало минутное молчание, и вновь послышался ее слабый голос.

— Я рассказала вам то, что вы хотели… так что, пожалуйста, давайте попрощаемся… и оставьте меня.

— Неужели вы думаете, — негромко спрашивал герцог, — что после этого я смогу жить спокойно и не думать о том, как вода швырнет вас о камни и унесет в море?

— Там… мне будет лучше.

— Но ваша смерть останется на моей совести, — парировал герцог, — а я этого не могу допустить.

— Но почему? Вы здесь чужой, вы ничего обо мне не знаете… Завтра вы решите, что вам все приснилось.

— А когда мне сообщат о вашей гибели, что я отвечу?

Джиованна попыталась рассмеяться, но вместо смеха у нее получился странный хриплый звук, хотя губы ее на миг сложились в улыбку.

— Неужели вы думаете, что об этом расскажут… вам или кому-то еще?

Тут она замерла, точно громом пораженная, и повернулась к герцогу.

— Кто вы? — спросила девушка. — Когда вы меня схватили, я приняла вас за местного… но вы говорите совсем иначе… Кто вы?

— Меня зовут Талбот.

Девушка умолкла, и герцог понял, что она перебирает в уме всех известных ей Талботов, гадая, которым из них он может быть. Наконец она чуть слышно произнесла:

— Талбот… Мак-Кэрон! Нет, нет… не может быть!

Вы — герцог?

Она посмотрела на него снизу вверх и вскрикнула.

— Ну зачем, зачем вы пришли! Зачем остановили меня!

Теперь меня наверняка убьют… а я не могу… не могу!

Она вновь вскрикнула и упала наземь у ног герцога.

Какое-то мгновение герцог остолбенело смотрел на девушку, а потом поднял ее на руки. Теперь он телом ощутил, что на ней действительно не надето ничего, кроме ночной рубашки. Герцог чувствовал каждую ее косточку и мог бы поклясться, что от голода у бедняжки часто случались обмороки. Волосы девушки, отливавшие серебром и струившиеся вниз, казались частью водопада.

«Что с ней делать?»— подумал герцог. Внезапно у него проснулось некое шестое чувство, появлявшееся всякий раз, когда он был в опасности или принимал ответственное решение. В Индии такое случалось с ним очень часто, но герцог так и не смог объяснить, что же не раз спасало жизнь ему и его людям. Впрочем, предчувствие никогда не обманывало герцога, и он знал, что этой подсказке стоит доверять.

Он без раздумий понес Джиованну назад. Выйдя из леса, герцог направился к фруктовому саду. Он шел, пока не оказался почти у самого конца аллеи, потом опустил Джиованну наземь под укрытие кустов. На миг ему показалось, что девушка мертва, однако ее грудь слегка приподнималась при дыхании, а пульс отчетливо прослушивался.

Герцогу приходилось видеть людей при смерти, здесь он не нуждался в совете врача: Джиованне нужна помощь как можно быстрее, не то она умрет. И вновь шестое чувство подсказало решение.

Герцог снял с шеи шелковый платок и, умело обмотав его вокруг запястья Джиованны, надежно привязал девушку к кусту рододендронов. Только сейчас он вспомнил, что оставил свой камзол на бревнах и, к сожалению, не мог подложить его девушке под голову. Однако ей, похоже, было все равно, герцог очень Сомневался в том, что Джиованна придет в себя скоро.

Он в последний раз взглянул на нее и, удостоверившись, что никто из проезжающих по аллее не увидит девушку, поспешил к дому. Дверь была открыта — он сам открыл ее, когда уходил. Герцог поднялся к себе в спальню, закрыл за собой дверь и позвонил камердинеру.


Уезжая из Индии, герцог забрал с собой своего денщика, прослужившего у него почти десять лет. Это был шотландец по имени Росс, единственный, если не считать командования, человек, знавший об опасной роли своего господина в «Большой игре».

«Большая игра» была частью разведывательной кампании, которая проводилась в строгой конспирации — даже агенты были известны только по номерам. Их действия в пользу Великобритании оставались в тайне, и никакие сведения никогда не выходили за пределы запертых кабинетов.

Талбот Мак-Кэрон считал Росса незаменимым помощником и опасался только, что тот не пожелает выйти в отставку вместе со своим господином и лишиться всего, что было так важно для него в течение долгих лет.

Когда герцог одевался к ужину, Росс сказал ему:

— Удобно вашу светлость устроили, даже очень! Тут и звонок в мою комнату есть, если вам вдруг чего ночью понадобится.

— Это вряд ли. — Герцог рассмеялся.

— Ну, я услышу, если что, — ответил Росс. — Тут не Проспишь — звонок-то прямо над кроватью!

Герцог снова посмеялся. Он тоже отметил, что вдовствующая графиня окружила высокопоставленного гостя всеми удобствами, и это еще раз доказывало, что ненавистного брака ему не избежать.

Герцог ждал, гадая, что же делать, если Росс не услышит звонка или если механизм не сработает. К его великой радости, он наконец услышал шаги по коридору. Дверь тихо приоткрылась.

— Ваша светлость звонили?

— Да, Росс, — ответил герцог. — Входи и закрой дверь.

Таинственный голос хозяина подсказал камердинеру, что, по его собственному выражению, «какая-то каша заваривается», а в глазах господина он увидел блеск, которого не было еще вечером.


Примерно через час герцог, которого колотил озноб, был закутан в одеяла и сведен по лестнице дворецким и собственным слугой. Он так слаб от малярии, его трясет «как осиновый лист», рассказывал Росс. Им пришлось едва ли не нести больного в холл, а потом в ожидавший у дверей закрытый экипаж.

Только когда мужчины опустили беспомощного герцога на сиденье, он сумел прошептать:

— Мне так жаль… скажите ее светлости… мне очень жаль…

— Она будет очень огорчена, ваша светлость, — отозвался дворецкий. — Будем надеяться, что ваш врач сумеет усмирить этот ужасный приступ и вылечит вас.

— Благодарю вас… — с трудом выговорил герцог.

Росс укутал ему ноги и сел в карету напротив господина.

Дворецкий произнес:

— Дайте знать ее светлости, когда его светлости станет лучше. Она будет так огорчена! Этим вечером она собиралась дать вечер в его честь.

— Его светлость тоже будет расстроен, когда придет в себя, — ответил Росс. — Он после этих приступов слабее котенка!

Дворецкий сочувственно вздохнул и отошел от кареты.

Лакей захлопнул дверцу, взобрался на запятки и лошади тронулись.

Герцог немедленно вылез из многочисленных одеял и спросил:

— Ты сказал Сазерленду, где надо остановиться?

— Сказал, ваша светлость, — ответил Росс, — но вам бы лучше самому ему показать.

Он выглянул в небольшое окошко за спиной господина.

— Мы уже не видны из дома, ваша светлость.

— Ну так открой окно, ради Бога! Я задыхаюсь! — волновался герцог.

Он стянул с себя последнее одеяло и сложил всю стопку на сиденье.

Когда лошади остановились, Росс распахнул дверь и герцог вышел.

Пока герцог шел к месту, где он оставил Джиованну, кучер медленно ехал следом.

Герцог подходил к кустам. Его не покидало опасение, что Джиованна могла прийти в себя, освободиться и исчезнуть. Конечно, узел был прочным, но ведь у девушки оставалась свободной одна рука…

Тут он увидел белое пятно рубашки на траве и понял, что за время его отсутствия девушка даже не пошевелилась.

Герцог развязал платок, оставив его болтаться на запястье девушки, и поднял ее на руки. Быстро подбежав к карете, герцог укутал Джиованну одеялами, в которых уезжал из дома графини. Уложив девушку на заднее сиденье, он быстро забрался внутрь. Росс, не дожидаясь команды, захлопнул дверцу и вскочил на запятки рядом с лакеем.

Когда карета тронулась, герцог подумал, что поступил довольно некрасиво по отношению к графине, не сделав предложения ее падчерице. Однако в эту минуту его беспокоила лишь жизнь Джиованны, кем бы эта девушка ни оказалась. Герцог готов был защитить незнакомку of людей, намеревавшихся убить ее. История звучала невероятно, и многие наверняка сочли бы ее плодом больного воображения, однако герцог решил во что бы то ни стало спасти Джиованну.

Они проехали уже несколько миль, когда девушка открыла глаза. Наблюдавший за ней герцог подался вперед, а потом, встав на колени, чтобы быть ближе, тихо произнес:

— Все в порядке, Джиованна, не бойтесь.

Она с удивлением посмотрела на него и спросила:

— Где я… почему вы здесь?

Тут она опомнилась и издала слабый крик:

— Вы… вы помешали мне умереть!

— Я должен был спасти вас, — ответил герцог, — и поэтому увез.

Огромные глаза девушки стали еще больше. Оглядев карету, она произнесла:

— Я куда-то еду… Что происходит?

— Вы в моей карете, — объяснил герцог, — и мы едем ко мне в замок.

Ей понадобилось всего мгновение, чтобы понять смысл его слов. Голосом, в котором звучал ужас, девушка запричитала:

— Нет… прошу вас, не надо! Когда они поймут, что меня нет… меня накажут… они уже грозились… а я этого не перенесу!

— Как накажут? — тихо спросил герцог.

— Я не могу сказать вам… это слишком опасно… прошу вас, отвезите меня обратно!

— Чтобы вы умерли?

— Да… и тогда никто больше не будет страдать.

— Кроме вас самой.

Она промолчала, только огромные глаза потемнели от страха. Девушка спросила:

— Они знают… вы сказали им, что увозите меня?

— Конечно, нет! — заверил ее герцог. — Они, если вы имеете в виду вдовствующую графиню и ее дочь, уверены, что у меня случился тяжелый приступ малярии, и мне пришлось вернуться к себе в замок, где меня ждет мой личный врач, умеющий справляться с болезнью.

— Так она… не узнает, что я у вас?

— Откуда? — вопросом на вопрос ответил герцог. — Скорее всего она решит, что вы утопились, как и собирались, в водопаде.

— Если она поверит в это… то все будет хорошо, — прошептала Джиованна. — Но… как вы меня спрячете?

— Надежно. Обещаю, что о вашем местонахождении буду знать только я и мои доверенные лица.

При этих словах он подумал, что вначале о девушке позаботится Росс, а потом придется открыться нескольким старым слугам, долгое время служившим последнему герцогу. Они-то ни за что не нарушат приказа своего господина, главы клана.

Впрочем, герцог отдавал себе отчет в том, что затея его достаточно опасна. Далбеты были бы смертельно обижены, узнай они о ложном приступе малярии и побеге герцога с молодой женщиной, которую они по какой-то причине невзлюбили и держали взаперти.

Джиованна была очень слаба и закрыла глаза, не в силах Вымолвить ни слова Герцог вернулся на сиденье, думая о том, что сложившаяся ситуация совершенно нелепа. Подобного можно было ожидать во время «Большой игры»в Индии, но никак не в Шотландии.

Разглядывая лежавшую напротив него девушку, герцог вспоминал, видел ли когда-нибудь столь истощенных людей.

Она действительно была еле жива.

Когда карета подъехала к замку, первые лучи солнца уже разогнали темноту, но над пустошами все еще сияло несколько крупных звезд.

Росс слез с запяток и пошел отпирать задние ворота.

Никто не заметил, как герцог нес закутанную в одеяла Джиованну вверх по лестнице.

Герцог сразу понял, что не следует селить девушку в большой спальне на первом этаже, рядом с главными комнатами и залами для приемов. Он отнес ее в самую крайнюю башню. Те комнаты, насколько он знал, использовались в крайних случаях, когда устраивались большие торжества и гостям негде было разместиться. Впрочем, комнатушка оказалась вполне уютной, и, как вспомнил герцог, в детстве он любил ее больше остальных за необычную округлую форму.

Посреди комнаты стояла большая кровать под балдахином. Герцог осторожно опустил Джиованну на подушки, и первый луч солнца, скользнувший в окно, позволил ему рассмотреть незнакомку при свете дня.

Волосы у девушки были не серебристыми, как ему показалось ночью при луне, а бледно-золотыми, словно солнечные лучи. Лицо выглядело еще тоньше, чем прежде, — впалые щеки и совсем исхудавшая от голода шея.

Герцог наклонился снять с нее обувь, однако обнаружил, что одна тапочка пропала. Не обратив особого внимания на Потерю, он снял оставшийся и укрыл девушку одеялом. В эту минуту вошел Росс, уже успевший распорядиться на кухне. Камердинер нес стакан.

— Я сделал гоголь-моголь, ваша светлость, — сказал он, — и добавил капельку бренди.

Герцог приподнял Джиованну, обняв ее за плечи, и, когда девушка открыла глаза, принялся кормить с ложечки, приговаривая:

— Ну-ка, попробуйте.

Девушка послушалась, словно ребенок.

Она проглотила несколько ложек и слабо шевельнула рукой, давая понять, что больше не хочет.

— Вам придется постараться и съесть все, — твердо заявил герцог. — Вы совсем истощены, а это придаст вам сил.

— Я… прошу прощения, — чуть слышно произнесла Джиованна, и герцог решил, что она извиняется за то, что потеряла сознание.

Когда герцог заставил ее поесть еще немного гоголь-моголя, ему показалось, что лицо девушки чуть порозовело, но, быть может, на него проста упал солнечный луч.

Теперь Джиованна спросила:

— Я… в вашем замке?

— Да, я привез вас сюда, — ответил герцог. — Обещаю вам, что вы будете в безопасности. Никто не узнает о том, что вы гостите у меня.

— Они ничего не должны знать… поклянитесь, они ничего не узнают! Иначе они убьют ее!

— Кого?

В глазах Джиованны вновь всколыхнулся ужас, и она отвернулась со словами:

— Не надо было ничего говорить… забудьте… пожалуйста, забудьте!

В ее голосе прозвучало столько страданий, что герцог решил отложить беседу.

— Теперь спите, — велел он. — Потом, обещайте мне, бы съедите все, что принесет Росс. Когда вам станет лучше, мы все обсудим.

Он подумал, что Джиованна вряд ли слышит его и уж тем более понимает. Герцог бережно укутал ее одеялами, задернул портьеры, чтобы свет не мешал больной, и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова. Он знал, что Росс позаботится о бедняжке, пока та не уснет.

По дороге в свою спальню герцог лихорадочно размышлял над тем, что ему следует делать дальше и куда бы отослать Джиованну, не подвергая ее опасности. Оставлять ее долгое время в замке было бы ошибкой — кто-нибудь из слуг вполне мог проболтаться о молодой гостье хозяина.

Кроме того, герцог вспомнил о поспешном отъезде и несделанном предложении и представил себе обитателей Далбет-Хауса в ярости. Вначале они, конечно, поверят объяснениям дворецкого насчет страшного приступа малярии, вынудившего герцога вернуться домой. Однако ему не удастся притворяться долго, особенно если учесть, что обманывать придется не только Далбетов, но и своих собственных людей. Значит, пока он вынужден проводить время в спальне — невыносимо, ведь столько всего надо сделать!

Раздевшись и устроившись в постели, герцог закрыл глаза и попытался заснуть. Но единственный вопрос мучил его:

«Почему все это происходит именно со мной?»


Герцога разбудил Росс, раздвигавший портьеры. Камердинер поставил на столик поднос с чашкой чая и тонким ломтиком свежего хлеба с маслом.

— Я сегодня припозднился, ваша светлость, — произнес Росс, — думал, вам надо соснуть, ночка-то выдалась — не дай Бог!

— Как она. Росс? — спросил герцог.

— Спит как младенец, ваша светлость, — ответил Росс. — По мне, так ей сейчас ничего больше не надо.

— Спит или без сознания?

Росс укоризненно посмотрел на герцога.

— Уж я-то могу различить, ваша светлость. Спит она.

Один раз проснулась, так я ей молока дал. Допила все, что было в стакане, сама допила, я не заставлял.

— Прекрасно! — похвалил герцог. — Ты отдохни, а я за ней присмотрю.

— Незачем, ваша светлость. Я и так спал, ну, вполглаза, а она только раз и пошевелилась.

— Что ж, надо подумать, что нам теперь с ней делать.

— Я уже думал, ваша светлость, — заметил Росс. — Хорошо бы поговорить с миссис Сазерленд. Муж ей наверняка уже сказал про девицу.

Герцог вспомнил миссис Сазерленд, экономку, которая была замужем за главным кучером, и ответил:

— Ты здорово придумал.

— Я так и думал, что вам понравится, — обрадовался Росс. — Миссис Сазерленд уже подбирает кой-чего из ихнего хозяйства и одежду, чтобы когда девица выздоровеет, было во что ее одеть.

— Скажи миссис Сазерленд, чтобы она сообщила мне, когда мисс Джиованна проснется, — приказал герцог. — Да, завтрак мне подай в гостиную — я ведь болен.

— Я уже распорядился, ваша светлость. Завтрак подадут сразу как вы примете ванну и побреетесь.

Герцог улыбнулся и вылез из постели. Росс служил у него так долго, что научился угадывать мысли и желания господина.

Герцог выглянул в окно и подумал, что в такой день неплохо бы отправиться на прогулку верхом по вересковым пустошам или порыбачить, но «выздоравливать» от приступа малярии ему было рановато. Поэтому он надел рубашку и брюки, натянув поверх них долгополый бархатный халат, и отправился в примыкавшую к спальне гостиную, где его ждал завтрак.

— Успев проголодаться, герцог воздал должное творениям своего повара и понадеялся, что тот не станет сообщать о небывалой прожорливости хозяина посторонним.

Герцог, стараясь поддерживать миф о собственной болезни, не собирался в течение дня выходить из спальни.

После завтрака, оставшись наедине с Россом, он сказал:

— Я только что вспомнил, что оставил у водопада свой твидовый камзол. Возьми с собой верного человека и езжайте в Далбет-Хаус за моим багажом. Пусть этот человек заберет камзол, а ты передай графине мои глубочайшие извинения за столь поспешный отъезд.

Помолчав, герцог добавил:

— Передай ее светлости, что я напишу, когда поправлюсь, и приеду сразу же, как только мне позволит врач.

Росс улыбнулся.

— Предоставьте дело мне, ваше светлость. Я-то знаю, что говорить.

Оставшись в одиночестве, герцог подумал о работе, которой у него будет предостаточно. На столе в гостиной лежали подготовленные сэром Иэном Мак-Кэроном доклады о состоянии поместья, а поверх них громоздились просроченные счета. Строители прислали сметную стоимость починки ферм и коттеджей, и все это выливалось в такую сумму, что без денег графини за дело даже не стоило браться.

После полудня пришла миссис Сазерленд с сообщением:

— Девушка проснулась, ваша светлость. Она немного позавтракала, но ела как птичка. По-моему, она хочет видеть вашу светлость.

— Иду, — ответил, вставая, герцог. — Надеюсь, вы понимаете, что ни одна живая душа не должна знать о леди и ее местонахождении.

— Конечно, понимаю, ваша светлость. Не хватало еще рассказывать кому ни попадя, что в замке гостит без сопровождения такая красотка.

Подобные мысли еще не приходили в голову герцогу.

Глаза у него блеснули. Он вышел в распахнутую миссис Сазерленд дверь и направился к башне.

Он постучал и, не дожидаясь ответа, вошел.

Девушка сидела в постели, опираясь на подушки. Герцог сразу же заметил, что простыни, отделанные кружевом, тщательно выстираны.

Джиованна была в красивой ночной рубашке, найденной миссис Сазерленд. На плечи девушки накинута мягкая белая шаль. В общем, беглянка выглядела гораздо лучше, чем ночью, однако худоба все так же бросалась в глаза, пальцы руки, которую она протянула навстречу герцогу, были тонки, словно косточки. На губах девушки играла легкая улыбка» делавшая ее симпатичнее и моложе.

Герцог взял протянутую руку, отметив, что она довольно холодна, и сел возле постели.

— Вам лучше? — спросил он.

— Гораздо, благодарю вас, — отозвалась Джиованна. — Я… я уже думала, что никогда мне не будет так хорошо.

Она чуть крепче схватилась за него и спросила:

— Вы уверены, что тут меня не найдут?

— Откуда им знать, где вы? Никто не видел, как я увозил вас — никто, кроме моего кучера, которому я доверяю, и моего камердинера Росса — а уж он-то прямо-таки наслаждается таким приключением.

— Он очень добрый, — заметила Джиованна. — Прошлой ночью, когда я проснулась… я почувствовала себя в безопасности, потому что он был рядом.

— Я велел ему разбудить меня, если вы проснетесь, — пояснил герцог, — но этот Росс — страшный упрямец, вы в этом еще убедитесь.

Девушка улыбнулась и сказала:

— Мне значительно лучше… наверное, я должна где-нибудь спрятаться.

— Где же? — поинтересовался герцог.

В глазах девушки он вновь увидел ужас. Джиованна беспомощно оглядывалась:

— Я… не знаю, все так ужасно… мне некуда отправиться…

— А где вы жили прежде? — спросил герцог.

Девушка вырвала свою руку из его и воскликнула:

— Я не скажу… ничего не скажу! Эти слишком опасно!

— Слишком опасно для кого? Для вас или для меня?

— Для нас обоих… и еще для одного человека.

Герцог вздохнул.

— Жаль, что вы не доверяете мне, Джиованна. Поверьте, я сделаю для вас все — только умереть не позволю.

— Может быть, вы пожалеете… что помешали мне.

— Сомневаюсь, — возразил герцог. — Вот если бы вы открыли свой секрет, нам было бы гораздо легче найти решение проблемы. Уверяю вас, от меня может быть толк.

— О да! — ответила Джиованна. — Но в это… в это вам лучше не вмешиваться.

— Почему?

— Потому что вы — это вы.

— Не понял, — отозвался герцог. — Потому что я такой, какой есть, или потому, что я — герцог Инверкарон?

Джиованна помолчала, но потом взмолилась вновь:

— Прошу вас… не спрашивайте меня больше ни о чем.

Я только хочу найти место, где я могла бы спрятаться… где меня нельзя было бы найти.

Она поколебалась и нерешительно добавила:

— Боюсь, мне придется попросить у вас денег… совсем немного…

— Вы собираетесь жить одна? — уточнил герцог. — Разве вы не понимаете, как это опасно для молодой красивой девушки?

Джиованна посмотрела на герцога так, словно ей это никогда не приходило в голову, и спросила:

— Что же мне делать?

— Вы могли бы довериться мне!

Их глаза встретились. Девушка застыла и затаила дыхание. Потом запротестовала:

— Нет… вы не должны делать больше, чем уже сделали. Это было бы ошибкой… с моей стороны глупо было поддаться вам еще там… у водопада.

— Я все равно не отпустил бы вас, — улыбнулся герцог.

— Я должна была прыгнуть вниз раньше, и вы не поняли бы, что происходит.

— Боюсь, вам никто бы не позволил этого… или я прыгнул бы за вами, чтобы спасти вас.

Девушка в испуге отпрянула:

— Но вы бы погибли!

— Знаю, но не мог же я струсить… хотя быть героем не всегда приятно.

Джиованна отвела взгляд и произнесла:

— Это было бы глупо… вы, наверное, просто дразните меня… А ведь все очень серьезно… зря вы вмешались.

— Согласен, все серьезно, но, поймите, я уже по уши увяз в этом деле и не могу теперь спасовать. Само провидение, а может, судьба свела меня с вами независимо от моих желаний.

— Я вам очень благодарна… но я хотела, чтобы было как лучше.

— В таком случае перестаньте тревожиться за меня и подумайте о себе, — заключил герцог.

Девушка бросила на него взгляд, полный беспомощности. Улыбнувшись, он сказал:

— Я предлагаю вам вот что: вы еще очень слабы и не можете принимать решения, так что отдыхайте и набирайтесь сил, а потом мы с вами сядем и все обсудим. Я уверен, что через день-другой выход из положения всплывет сам собой, и это будет гораздо приятнее, чем прыгать в водопад.

Джиованна глубоко вздохнула.

— Вы так добры… я даже не знаю, что и сказать.

— Отдыхайте, — посоветовал герцог.

Он остался доволен улучшением здоровья девушки. Она постепенно оседала на подушки, и глаза у нее закрывались.

Герцог встал с кровати, пожал руку Джиованны и произнес:

— Сейчас вам нужны только сон и еда. А когда вы окрепнете, мы устроим военный совет.

Пальчики девушки сжались, и она ответила:

— Это на самом деле война… хоть вы ничего и не знаете. Умоляю вас, будьте осторожны!

— Буду, — пообещал герцог.

Он улыбнулся девушке и вышел. За» дверью его поджидала миссис Сазерленд.

— Заставьте мисс Джиованну есть столько, сколько в нее влезет, миссис Сазерленд, — распорядился герцог.

— А как же, ваша светлость, заставлю. Бедняжке сейчас только и нужно, что отъедаться.

— В этом вам нет равных, — заметил герцог. — Я помню, как вы баловали меня разными лакомствами, когда я был еще мальчишкой.

Идя по коридору, герцог вспоминал, как в детстве миссис Сазерленд кормила его сладостями, позволяя даже таскать их в постель, а всякий раз, когда он приходил к ней в комнату, у экономки бывал наготове лакомый кусочек. Матушка сердилась и говорила, что мальчик растолстеет от такой обильной еды, но он так много времени проводил на Свежем воздухе, охотясь и рыбача вместе с отцом и купаясь в море, что не потолстел и на унцию.

Герцог вспомнил Индию. Если он не сражался, уводя свой отряд в горы, то играл в поло, охотился на диких свиней или учил сипаев футболу.

Вернувшись в гостиную, герцог пришел к выводу, что впервые с тех пор, как оставил свой полк, вошел в азарт благодаря Джиованне. Он заинтригован и увлечен, будто получил новое задание в «Большой игре». Каждый нерв его тела был настороже… а близкая опасность только бодрила.

«Кто она? Чего она боится? — задавался вопросами герцог.

Как ни странно, остаток дня прошел гораздо быстрее, чем можно было надеяться. А вечером, тщательно все обдумав, герцог понял, что ему очень мешает неосведомленность, и решил, преодолев все препятствия, уговорить Джиованну довериться ему.


Глава 3


Герцог стоял у окна, размышляя о том, что его добровольное заточение затянулось и с этим пора кончать. Весь предыдущий вечер он провел на крыше замка, где мог дышать свежим воздухом. Оставалось решить, сколько еще продлится» приступ малярии «, то есть когда придется отправляться с визитом вежливости в Далбет-Хаус.

В тот же день, вскоре после завтрака, герцог виделся с Джиованной и отметил, что девушка все хорошеет. Это его очень радовало.

— Когда я смогу встать?

Говорила она уже не тем прерывающимся испуганным полушепотом, что раньше, а из ее огромных глаз наконец исчез страх.

— Вам придется подчиняться миссис Сазерленд и, конечно, Россу, — улыбнувшись, ответил герцог.

— Они меня прямо-таки балуют, — призналась девушка, — и мне это приятно. Но я все равно хочу поскорее встать и посмотреть на ваш замок.

— Вот с этим могут быть трудности.

В ее глазах появилась тревога.

— Кое-кто из ваших людей наверняка… узнает, что я живу у вас.

— Им я могу доверять, — успокаивающе произнес герцог, — а Росс позаботится, чтобы никто из посторонних ничего не узнал.

Плечи девушки вздрогнули под белой шерстяной шалью, в которой Джиованна казалась еще привлекательнее. Девушка выглядела очень трогательно, и герцог вновь напряженно пытался найти для своей подопечной решение проблемы.

— Я собираюсь прочесть письма и просмотреть газеты, — сказал он. — Потом, если позволит миссис Сазерленд, мы могли бы пообедать в моей гостиной.

В глазах Джиованны заплясали очаровательные огоньки.

— О, как прекрасно! — воскликнула она. — Мне ведь уже лучше! Я столько ела, что стала круглая как шар — того и гляди, покачусь!

Герцог рассмеялся.

— До этого вам еще далеко, но вы и впрямь поправились. Но все-таки продолжайте есть побольше до тех пор, пока не станете такой, какой были до нашей встречи.

Лицо Джиованны вновь омрачилось, но, к сожалению, герцог не мог прочесть ее мысли и узнать, что она видит в прошлом.

Он улыбнулся ей и направился в гостиную, где его ожидала груда писем. Герцог сел за стол и стал читать их, однако третье письмо заставило его скорчить довольно неприятную гримасу.

Соседи и подданные герцога писали, что, хотя он и не присутствовал при сборе всей семьи, помолвка с леди Джейн Далбет была оглашена вскоре после его отъезда.

Герцогу казалось невероятным, что вдовствующая графиня, не ожидая официального предложения ее падчерице, все же объявила о состоявшейся помолвке.

— Какая наглость! — возмущался герцог, распечатывая очередное письмо, полное добрых пожеланий и поздравлений. Он чувствовал, что его выставили дураком. Герцог поднялся из-за стола, не прикоснувшись к остальным письмам, и подошел к окну.

Стоял теплый день, и светило солнце. С крыши замка можно было бы разглядеть Северное море, но из окон первого этажа виднелись только вересковые пустоши, окаймлявшие долину, в центре которой серебряной змейкой вилась река. От этой картины веяло покоем, с детства знакомым герцогу.

Он стоял и смотрел, словно ожидая, что его успокоит этот мирный пейзаж. Он был очень зол, он превратился в пешку в чьих-то руках, никто даже и не подумал о его чувствах и желаниях — и к тому же необходимо было заботиться о Джиованне.

Герцог находил странным, что девушка, которую он впервые увидел два дня назад, всецело завладела его мыслями, хотя думать ему сейчас следовало скорее о себе и о будущем своего клана. Правда, герцог всегда ненавидел жестокость в любых ее проявлениях, и, вероятно, именно это заставило его вмешаться в судьбу несчастной и теперь постоянно вспоминать о ней, как о чем-то исключительно важном.

Герцог мог бы простоять, раздумывая, еще долго, но тут открылась дверь, и появившийся на пороге Росс выпалил:

— К замку подъезжает карета, ваша светлость!

Герцог вздрогнул. В свою бытность в Индии герцогу пришлось стать настоящим мастером переодеваний и маскировки, и умение это стало его второй натурой. Поэтому, не говоря ни слова, он быстро снял камзол, бросился в спальню и накинул темный халат, оставленный Россом на кровати.

Пока герцог одевался. Росс задвинул в самый темный угол гостиной мягкое кресло, а позади кресла воздвиг ширму. Когда герцог уселся, камердинер укутал ему ноги пледом, схватил стоявшие в шкафу склянки с микстурами и стакан и водрузил их на столик возле кресла.

Критически оглядев господина, Росс заметил:

— У вас слишком здоровый вид, ваша светлость.

Камердинер вышел из комнаты и через несколько секунд вернулся с Небольшим деревянным ящичком наподобие тех, в которых художники держат краски. Он поставил ящичек на колени герцогу, а сам стал держать на весу увеличивающее зеркало, чтобы герцог мог увидеть собственное лицо.

Герцог напудрил щеки и подбородок, в результате они стали гораздо бледнее, а потом умело наложил под глазами черные тени. Без сомнения, обладатель таких глаз всю ночь мучился бессонницей.

— Так-то лучше, — одобрил Росс.

Он спрятал ящичек и зеркало в шкаф, дал хозяину газету и вышел. Герцог догадался, что камердинер собирается наблюдать за происходящим с верхней лестничной площадки.

Герцог знал, что любимым развлечением Росса всегда были розыгрыши и различного вида представления с его участием, а значит, гостей наверняка ждет подробный отчет о состоянии его светлости и поразившей его тяжелой болезни. А потом последуют мольбы не утомлять несчастного больного долгим визитом № ни в коем случае не расстраивать его.

Герцог не ошибся. Через несколько минут он услышал голос Росса, который приглушенно, но очень взволнованно рассказывал что-то гостям. Наконец камердинер открыл дверь и провозгласил:

— Ее светлость вдовствующая графиня Далбет и мистер Кейн Хорн! А молодая графиня ждет внизу на случай, если вы сможете набраться сил и повидаться с ней.

Герцог посмотрел на камердинера поверх газеты, гадая про себя, кто такой этот мистер Кейн Хорн.

Вдовствующая графиня величественной походкой приблизилась к герцогу, и тот вновь отметил ее слишком пышный для вдовы наряд и слишком ярко накрашенное лицо.

Если бы члены его клана увидели эту женщину, они наверняка не слишком лестно отозвались бы о ней.

— Дорогой герцог, — заворковала графиня, — я не в силах выразить все свое огорчение по поводу вашей внезапной болезни!

Взяв его руку в свою, она добавила:

— Мы молимся о вашем скорейшем выздоровлении, а слуга нас заверил, что дело идет на поправку.

— Право же, мне очень стыдно за мой поспешный отъезд, — слабым голосом ответил ей герцог.

— Я не виню вас. Почти все, кто был в Индии, подвержены внезапным приступам малярии.

— Мне уже лучше, — с большим усилием выдавил герцог.

— Будьте осторожнее, — попросила графиня, — вы ведь так дороги нам! Да, позвольте представить вам моего кузена, мистера Кейна Хорна — он приехал вскоре после вашего отъезда.

— Как мило с вашей стороны навестить меня, — сказал герцог, протягивая руку мистеру Хорну. Герцог сразу подумал, что этот человек наверняка иностранец — что же он делает на севере Шотландии?

— Я очень рад познакомиться с вами, герцог, — произнес мистер Хорн. Его американский акцент не оставлял никаких сомнений. Когда гости устроились в креслах, герцог с любопытством спросил:

— Вы американец?

— Я родился в Америке, — ответил мистер Хорн, — но столько путешествовал, что стал настоящим космополитом.

— О да! — подтвердила графиня. — Кейн всюду был и все видел. Он с таким участием отнесся к моему горю!

Последние слова она произнесла с положенным надрывом, но что-то в глазах графини, глядевших на мистера Хорна, говорило, что он занимает куда более важное место в ее жизни, чем покойный супруг. Шестое чувство, вновь проснувшееся в герцоге, подсказало ему, что этот человек как-то связан с тревогами Джиованны. Герцог не мог ничего объяснить, но ни капли не сомневался в своих догадках.

Он вновь посмотрел на мистера Кейна Хорна и решил, что тот ему определенно не нравится. Гость не походил на американца — в темных глазах и темных волосах скорее было что-то итальянское, хотя для итальянца гость был слишком высок и широкоплеч.

Графиня решила, что настало время поговорить о важных вещах.

— Вас так не хватало на вечере, который был организован в вашу честь!

— Могу еще раз заверить вас, что мне очень неловко.

Однако, насколько я понял, вы прекрасно обошлись и без меня.

Намек, звучавший в его словах, был столь очевиден, что графиня быстро откликнулась:

— Многие приехали издалека, чтобы взглянуть на вас.

А дорогая Джейн… вы же понимаете, как всем хотелось услышать о помолвке! Я взяла на себя смелость заверить их в том, что свадьба состоится как можно скорее.

Герцог был крайне возмущен, но все же сдержал порыв и спокойно заговорил:

— Я несколько удивлен тем, что мне не дали обсудить все это с леди Джейн.

Графиня наклонилась к нему и взяла его за руку.

— Джейн с радостью согласилась бы стать вашей женой. Она надеется, что вы сможете поговорить с ней до нашего отъезда и сделаете ей предложение лично.

— Я не понимаю, — негромко заметил герцог, — почему все так торопятся? Разве я сам не могу выбрать время и поговорить с невестой?

В его голосе звучал явный упрек, и графиня взглянула в сторону Кейна Хорна, словно ожидая его поддержки. Потом она воскликнула:

— Дорогой герцог, неужели вы так сердиты на нас?

Мы вовсе не хотели расстраивать вас!

— Вам следовало бы понимать, — произнес герцог, — что я не мальчишка, которому нужна чужая указка. Я мужчина, и сам могу принимать решения!

— О да, конечно! Я действительно поступила очень глупо, рассказав родственникам, что вы с Джейн помолвлены. Но они так хотели услышать это… и Мак-Кэроны, конечно, тоже были в этом уверены… О, почему я не была тверже!

Она крепче схватила его за руку и взмолилась:

— О, простите меня, прошу вас! Я не вынесу никаких недоразумений между нами! Ведь дорогая Джейн будет так счастлива с вами!

Она говорила таким тоном, что продолжать изображать гнев было невозможно, да и ни к чему. И все же герцог именно сейчас вспомнил рассказ маркиза Лотиана о леди Джейн, которая уехала учиться в Италию, не ужившись с мачехой. Будучи в Далбет-Хаусе, герцог не придал этому значения — слишком уж нежно вдовствующая Графиня обнимала дочь за плечи, слишком ласково обращалась с ней.

Герцог отвел взгляд от исполненных мольбы глаз графини и увидел, что Кейн Хорн пристально рассматривает его, будто пытается что-то понять. Герцог умолк, посчитав молчание более выразительным, чем слова.

Неожиданно Кейн Хорн вступил в разговор:

— Ваша светлость, я хотел бы поговорить с вами о деньгах, которые Джейн намерена передать своей мачехе после свадьбы.

Герцог приподнял брови.

— Вы хотите сказать, что муж графини не оставил ей состояния?

— Не совсем так, — быстро вставила графиня, не желавшая просто слушать. — Кейт любил меня и оставил мне все, что мог, но дом и большая часть денег перешли к Джейн. Разумеется, теперь ей все это ни к чему, поэтому она просила передать вам, что хотела бы выделить мне некоторую сумму в знак благодарности за мои заботы.

Герцог заметил, как напряженно ждут ответа его собеседники, но тянул время. Медленно, словно размышляя над услышанным, он спросил:

— И какую же сумму вы хотите получить?

Графиня взглянула на Кейна Хорна из-под накрашенных ресниц, и ее спутник ответил:

— Джейн сочла, что будет честным выделить из своего огромного состояния двести тысяч фунтов для своей любимой мачехи.

Герцогу было очевидно, что графиня и этот человек, которому он не доверил бы даже лошадь, затеяли какое-то мошенничество, и он едва удержался от смеха. Сохраняя серьезность, герцог заметил:

— Это немалые деньги.

— По сравнению с состоянием Джейн это немного, — выпалила графиня. — Если говорить начистоту, мой муж был скуповат, и я платила за наряды Джейн и за подарки для нее из своего кармана — а у меня почти нет собственных денег. Кроме того, я помогала моему мужу в расходах на ремонт дома — Кейт хотел порадовать Джейн новой обстановкой, когда она вернется из Италии.

— Я понимаю, понимаю, — ответил герцог, — но мне надо подумать, прежде чем обещать что-либо. Вы ведь знаете, прежде всего мне следует обсудить этот вопрос с поверенными и адвокатами моей будущей жены. Кроме того, вскоре я буду нести ответственность за ее состояние.

Гости вновь обменялись взглядами, и графиня произнесла:

— Я была бы очень рада, если бы вы одобрили ее порыв. На бумажную волокиту уходит всегда столько времени, я была бы очень признательна, если бы вы отдали распоряжение поверенным Джейн как можно скорее.

— Я буду иметь это в виду.

— Прошу прощения, — вмешался Кейн Хорн, — но после того, как моя кузина вышла замуж за ныне покойного графа, у нее почти не осталось денег. Ей хотелось бы получить ваше согласие сразу же после того, как деньги Джейн перейдут в ваше распоряжение.

С этими словами Кейн Хорн достал из кармана какие-то бумаги.

— Будет гораздо проще, если вы подпишете этот документ. Так мы избежим кучу проблем.

— Как вы предусмотрительны, — заметил герцог, не скрывая сарказма. Кейн Хорн показывал ему бумаги, но герцог даже не протянул за ними руки. Посмотрев в глаза гостю, он заявил:

— Боюсь, вы забыли, мистер Хорн, что я шотландец, а шотландцы осторожны. Я считаю предусмотрительность и сдержанность замечательными качествами и не намерен поступиться ими.

— Но ведь это деньги Джейн! — упорствовала графиня. — Она не раз говорила, скольким обязана мне, и уверяла, что очень хочет помочь своей второй матери. Только вчера вечером мое сокровище обнимало меня и говорило:

» Дорогая матушка, вам никогда больше не придется ни о чем тревожиться. Мы с мужем позаботимся о вас «.

С этими словами графиня поднесла к глазам надушенный, отделанный кружевом платок. Это выглядело весьма трогательно, но герцог подметил, что графиня старается не касаться густо накрашенных ресниц, чтобы не смазать тушь.

— Я слышал это своими ушами, — подтвердил Кейн Хорн. — Позвольте сказать вам, герцог, что Джейн очень любит мачеху и вряд ли сможет ужиться с человеком, который не будет добр и чуток к несчастной женщине.

Герцог ожидал напора от Хорна. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

— Вы должны простить меня, — слабым голосом произнес он. — Все это так утомило меня… Через день-другой я смогу разобраться с документами, но сейчас…

Его голос стал слабеть, словно у больного совсем не осталось сил говорить. Однако герцог успел уловить выжидающий взгляд графини, обращенный к Кейну Хорну.

— Я понимаю, — нашелся тот. — Мне всегда говорили, что малярия — чертовски неприятная штука. Позвольте предложить вам просто подписать эту бумагу, а я поддержу вам руку. Тогда вам больше ни о чем не придется беспокоиться.

Герцог уже начал придумывать ответ, который никого бы не обидел, но в этот момент дверь гостиной открылась и вошел Росс. Камердинер нес серебряный поднос, на котором стоял стакан с какой-то жидкостью. Подойдя к герцогу, Росс напомнил хозяину:

— Вам пора принимать лекарство, ваша светлость. Вы выглядите усталым — вам бы сейчас отдохнуть.

Герцог с трудом удержался от смеха. Он знал, что Росс подслушивал у двери весь разговор и пришел на помощь господину в самую критическую минуту.

— Спасибо, Росс, — пробормотал герцог, дрожащей рукой принимая стакан.

Камердинер негромко сказал графине:

— Боюсь, что его светлость переутомился. Это может повредить ему, ведь он еще очень слаб.

— Да, конечно, — согласилась графиня, бросив разочарованный взгляд на Кейна Хорна.

Признав свое поражение, тот убрал в карман бумаги и неохотно поднялся на ноги. Потом, видимо, решив, что слова Джейн послужат более веским доказательством, он предложил:

— Мы оставляем вас, милорд, но вам, вероятно, следовало бы поговорить с будущей женой. Ее сердце будет разбито, если она уедет, не повидавшись с вами.

— Да, конечно, — чуть слышно произнес герцог, — я должен увидеться с ней, если она сможет простить меня за то, что я не сойду вниз.

— О, она не будет против! — возразила графиня. — Мы пришлем ее к вам и велим не задерживаться более нескольких минут.

Росс проводил графиню до двери, и уже в коридоре повторил:

— Прошу вас, миледи, не более нескольких минут. Его светлость совсем плох. Что скажет доктор!

Не отвечая, графиня быстро зашагала вперед. Только в конце коридора, где ее не было слышно, она взяла под руку Кейна Хорна и стала шептать ему что-то на ухо.

Росс вернулся в комнату и увидел герцога, подозрительно рассматривающего содержимое стакана.

— Не бойтесь, ваша светлость, — рассмеялся Росс, — это просто виски.

Герцог отпил глоток.

— Как раз то, что нужно! — похвалил он.

— Я так и думал, ваша светлость. Не понравился мне этот тип, ох не понравился…

— Мне тоже. И не зря!

В объяснениях не было нужды. Герцог и Росс оба догадались, что графиня и Джейн сидят на крючке у Кейна Хорна. Герцог совсем не ожидал такого поворота событий и уже начал придумывать план разоблачения, когда Росс, ожидавший в коридоре, открыл дверь и объявил:

— Графиня Далбет!

Вошла Джейн. Выглядела она совсем не так, как в их предыдущую встречу. Девушка была одета в элегантное черное платье, сшитое дорогим портным, волосы под маленькой шляпкой были уложены очень просто, а на лице не было ни следа косметики. И губы, и ресницы, и кожа — все естественно.

К сожалению, герцог вынужден был признать, что без косметики девушка выглядит гораздо хуже. Когда она подошла ближе и оказалась на свету, герцог понял, что в одном она все-таки обманула природу — волосы у нее были обесцвечены.

Человек, менее искушенный в искусстве гримироваться, ни за что бы не увидел этого, но герцог, жизнь которого зачастую зависела от мельчайших деталей внешности, сразу же заметил обесцвеченные волосы.

Судя по ресницам, волосы Джейн должны были быть тускло-коричневого оттенка и выглядели бы более привлекательными, чем неживые бледно-золотые кудри.

Впрочем, у герцога не было времени долго рассматривать девушку. Она подбежала к его креслу и опустилась на колени.

— Вы заболели! — воскликнула она искренне нежным голосом, который тронул бы кого угодно. — Я так волновалась, так беспокоилась! Я молилась, чтобы вы поправились.

— Мне уже лучше, — ответил герцог. — Благодарю вас за заботу.

— О, как я переживала! — продолжала Джейн. — Я не поверила своим ушам, когда узнала, что вы уехали из Далбета к себе. Почему вы не разбудили меня? Почему не попросили помочь вам? Вы же знаете, что я сделала бы все ради вас.

— Вы очень добры, — заметил герцог. — Видите ли, я стыжусь своей болезни, а приступы у меня случаются непредсказуемо.

— Да, мне рассказывали о малярии, а вы ведь жили в Индии долго и не могли не заболеть. Вы покажете мне медали, когда у вас будет время?

— Мне кажется, нам следует поговорить о более важных вещах, — улыбнулся герцог.

— Да, конечно, — согласилась Джейн. — Я уверена, вы поймете мое желание помочь моей дорогой матушке. Она всегда была так добра ко мне.

— Если вы были счастливы здесь, то почему уехали в Италию? — поинтересовался герцог. — Вы могли бы отправиться в любую другую школу гораздо ближе К дому.

Девушка умолкла, вероятно, лихорадочно придумывая ответ. Наконец, ослепительно улыбнувшись, она произнесла:

— Папенька хотел, чтобы я узнала Побольше. Я научилась очень многому — подумайте, как нам будет интересно вдвоем!

Она бросила на герцога лукавый взгляд, в точности такой, как в день знакомства, и добавила:

— Впрочем, мне все равно будет страшно выходить за такого знаменитого человека!

Слушая ее, герцог не мог отделаться от мысли, что Джейн заранее подготовилась к встрече. Столь грубая лесть Странно звучала в устах юной девушки, которой следовало бы быть наивной и скромной.

Все еще стоя на коленях у кресла, Джейн взяла герцога за руку и спросила:

— Могу ли я повидать вас завтра? Мы поговорили бы обо всем, что будем делать вместе, а вы подсказали бы мне, как поступить с бумагами, которые меня просят подписать.

Герцог сжал ее руку.

—  — Ничего не подписывайте, — быстро сказал он. — Ничего, пока не получите совета того, кому вы можете доверять, например, друга вашего отца.

— Но полковник Макбет и Макбет из Макбетов, мои поверенные, согласятся на все, что я предложу, — — возразила Джейн. — Матушка говорила с ними. Они так рады моему замужеству, что готовы все устроить.

— Постарайтесь ничего не подписывать, — настаивал герцог. Про себя он думал не о двух пожилых Макбетах, ничего не смысливших в делах, а о Кейне Хорне. Поддавшись любопытству, он попросил:

— Расскажите мне о мистере Хорне. Кто он такой, почему принимает участие в ваших делах?

Ему показалось, что глаза Джейн блеснули. Девушка ответила:

— Он очень добрый и умный. Матушка знает его уже много лет, она очень дружна с ним.

Джейн помолчала, но потом, словно вспомнив роль, добавила:

— Думаю, если бы вы захотели, он мог бы помочь нам заработать немало денег.

Герцог едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Так он и думал — Кейн Хорн строил своим знакомым планы скорого обогащения, а сам клал денежки себе в карман.

Вслух герцог произнес:

— Мы еще поговорим об этом интересном предложении, но нам надо будет обсудить еще кое-что. А сейчас ничего не предпринимайте, пока я не поправлюсь и не смогу вам помочь.

— Но вы ведь будете добры к матушке?

— Разумеется! — ответил герцог. — Я ничего против нее не имею.

Джейн встала и произнесла:

— Вы просто чудесный! Я таким вас и представляла. Поправляйтесь скорее — я хочу, чтобы все увидели, какой у меня замечательный муж!

С этими словами она наклонилась и поцеловала герцога в щеку. Не успел тот придумать прощальные слова, как на помощь хозяину пришел Росс.

— Миледи, — укоризненно произнес он, — вы обещали мне, что пробудете у него три минуты, а прошло уже по меньшей мере десять, или я негр!

Джейн рассмеялась.

— Вы шотландец, это сразу видно! Оставляю вам вашего господина, но завтра я вернусь, так и знайте!

— Хорошо, ваша светлость, — ответил Росс, распахивая перед ней дверь.

Джейн обернулась и послала герцогу воздушный поцелуй.

— Поскорее выздоравливайте! — улыбнулась она. — Ждите меня завтра.

Она помахала герцогу рукой и побежала вниз по лестнице. Росс тихонько последовал за ней.

В холле ее дожидались вдовствующая графиня и Кейн Хорн. Девушка спустилась к ним, а Росс отступил туда, где его не было видно, но откуда он мог слышать разговор.

— Все в порядке? — спросила графиня.

— Конечно! — заверила Джейн. — Куда он денется!

Гости прошествовали к дверям и сели в ожидавшую карету.

Росс вернулся в гостиную.

Герцог уже откинул плед и вновь стоял у окна. Не обращая внимания на красоту пейзажа, он думал о том, что все обернулось намного сложнее, чем он представлял себе.

Кейн Хорн оказался мошенником, да и графиня не лучше. Эта парочка твердо вознамерилась наложить лапу на все, до чего дотянется. Нужно было непременно помешать им, не сделав их своими врагами.

Если бы герцог прогнал их, это было бы плохим началом сватовству. Обсуждать возникшую проблему ему не хотелось даже с Россом, хотя камердинер наверняка понимал заботы своего господина.

В тот же день к герцогу заглянул сэр Иэн Мак-Кэрон.

Хозяин замка распорядился, чтобы его провели наверх.

— Вам лучше, Талбот? — спросил гость.

— Гораздо лучше, — ответил герцог, — но после таких приступов мне всегда нужен день-другой, чтобы прийти в себя.

— Понимаю, понимаю, — согласился сэр Иэн.

— Но я хотел видеть вас, чтобы попросить об услуге.

— О какой же?

— Во-первых, спросить, что за человек этот Кейн Хор», которого графиня привела сюда этим утром.

— Прямо сюда, да? Ну, если вы желаете узнать о нем побольше, вам придется спросить саму графиню.

— Я думал, вы что-нибудь знаете.

— Я знаю только, что она называет его своим кузеном и что он разбирается в бизнесе. Я слышал, он встречался с поверенными Джейн, поэтому он наверняка в курсе ее дел.

И еще я знаю, что он американец.

— Это я понял. Есть ли что-то, чего он не знает о ее состоянии, но пытается выяснить?

Сэр Иэн вопросительно посмотрел на герцога.

— Вы предполагаете… — начал он.

— Я ничего не предполагаю, — прервал его герцог. — Я только хотел бы выяснить, что это за человек, прежде чем он начнет распоряжаться деньгами моей будущей жены или станет указывать ей, куда их вложить.

— А что, он пытается? — догадался сэр Иэн. — Не позволяйте ему!

— Я и не собираюсь, — ответил герцог, — но мне кажется, что не стоит ссориться с Джейн еще до свадьбы.

— Да, конечно, — согласился сэр Иэн. — Я всегда считал, что с женщиной нельзя обсуждать денежные вопросы.

— Вы абсолютно правы, но сделать это будет особенно трудно.

— Если у вас есть подозрения, я попытаюсь выяснить что-нибудь об этом типе.

— Я не говорил, что у меня есть подозрения, — быстро поправил его герцог, — я просто интересуюсь им и стараюсь быть осторожным.

— Это очень мудро с вашей стороны. Но в любом случае вам следует беречь состояние Джейн.

— Разумеется! — согласился герцог. — А теперь расскажите мне о графине. Что она представляла собой до замужества?

Сэр Иэн рассмеялся.

— Вы задаете тот же вопрос, что и все остальные, но никто не знает на него ответа.

— Почему?

— Потому что о ней ничего не известно. Насколько я понимаю, они с Далбетом познакомились в Эдинбурге, а потом он привез ее в Далбет-Хаус, или скорее она сама привезла себя туда, — и не успел он оглянуться, как уже был женат!

— Все было так быстро?

Сэр Иэн только развел руками.

— Далбет был сам не свой после смерти жены — ходил бледный, исхудал — и, чтобы забыться, делал то, чем обычно страдают в таких ситуациях мужчины.

— Он пил?

— Прикладывался к бутылке, причем весьма основательно. Я-то сам не пью, но подозреваю, что для него это был единственный способ забыть о случившемся.

— Теперь ясно, — тихо проговорил герцог.

Он словно наяву представил себе, как хорошенькая женщина увидела возможность стать графиней Далбет и воспользовалась ею.

— Был ли граф счастлив с нею? — спросил он.

— Если и был, то я этого не замечал, — ответил сэр Иэн. — Я даже склоняюсь к мысли, что он сожалел о поспешности. Ну а Джейн не поладила с мачехой, и девочку отослали в Неаполь, где жила ее бабушка по матери, леди Синклер.

— Вы ее знали?

— Да, конечно, — очаровательная женщина! Но она очень ослабела после смерти мужа и часто болела, поэтому доктора рекомендовали ей более теплый климат.

— Вы уверены, что Джейн не уживалась со своей мачехой?

— Судя по тому, что я слышал — правда, это лишь слухи, — девочке очень не нравилась повторная женитьба отца. Ну а мачеха не хотела мириться с присутствием в доме еще одной женщины.

«Невероятно, — подумал герцог, — как может Джейн после всего случившегося поделиться своим состоянием с мачехой?»

Герцог решил, что на следующий день непременно поговорит об этом с невестой. Пока же он продолжал расспрашивать сэра Иэна, хотя тот мог рассказать очень немного — после второй женитьбы соседи редко видели графа Далбета.

— Но ведь графине наверняка хотелось развлечений? — спросил герцог.

— О да! Она ведь из тех женщин, которые живут балами и приемами Она много праздников устраивала и у себя.

Но когда я бывал там, хозяин обычно не спускался к гостям. Да и не так часто меня приглашали — у графини все больше бывали ее друзья с юга страны.

— Так она англичанка? — предположил герцог.

— Понятия не имею. Они с Далбетом познакомились в Эдинбурге, но я подозреваю, что в ней нет ни капли шотландской крови.

Больше сэр Иэн не знал ничего. Когда он уехал, герцог отправился повидаться с Джиованной, которая, как ему сообщили, большую часть дня спала.

Девушка встретила его улыбкой.

— Я очень рада, что вы пришли, — сказала она. — Я чувствовала себя одиноко, когда проснулась, и мне хотелось поговорить с кем-нибудь.

Герцог присел на край кровати.

— Вы можете поговорить со мной, — предложил он. — Я многое мечтаю узнать о вас.

Джиованна покачала головой.

— Нет, я лучше послушаю вас.

Стараясь хоть немного развлечь девушку, герцог стал рассказывать ей об истории замка, о привидениях, которых здесь когда-то видели, и о битвах с соседними кланами, в том числе и с Далбетами.

Джиованна слушала его очень внимательно, и герцог был польщен — женщина слушала его, не перебивая, хотя разговор шел совсем не о ней.

— А теперь расскажите мне историю водопада, — попросил герцог.

— Он существовал с незапамятных времен, — начала девушка. — Говорили, что возник он словно по волшебству. Когда люди страдали от недостатка воды, один из старейшин ударил посохом о землю, и оттуда забил ручей, который становился все больше и наконец превратился в водопад.

Девушка увлеклась рассказом, но потом поняла, что выдала себя знанием местных легенд, и быстро добавила:

— Так мне говорили.

— Кто?

— Люди, которых я когда-то знала.

При этих словах Джиованна отвела взгляд»а потом, желая исправить ошибку, спросила:

— Ведь обо мне… никто не спрашивал?

— Если и спрашивали, то я не слышал, — ответил герцог. — Сегодня приезжала графиня.

Он сказал это намеренно, хотя и понимал, что напугает Джиованну.

— Сюда?! — прошептала Джиованна.

— Да, она приезжала ко мне сразу после того, как я навестил вас, — подтвердил герцог. — Она привезла с собой некоего Кейна Хорна.

Он внимательно следил за реакцией Джиованны, но было ясно, что имя не произвело на нее никакого впечатления, девушка лишь вся дрожала от страха после слов герцога.

— И Джейн, моя невеста, тоже приезжала, — продолжал он. — Но мы с ней говорили недолго. Она так любит свою матушку, что хочет пожертвовать ей громадную сумму от своего состояния.

Джиованна издала какой-то странный звук и закрыла глаза.

— Я устала, — сказала она. — Я… я больше не могу говорить.

— Но я должен поговорить с вами, — возразил герцог. — Не знаете ли вы, почему Джейн была так несчастна после второй женитьбы своего отца? Почему ее отослали к бабушке в Неаполь и не оставили дома, в Шотландии?

— Я… мне ничего не известно, — слабым голосом отпиралась Джиованна, но герцог даже не сомневался, что она лжет.

— Вы ведь знаете Далбетов и были у них в доме. Может быть, вы в курсе, почему Джейн вдруг так полюбила свою мачеху?

Наступило молчание. Герцог уже не надеялся, что Джиованна ответит ему, но девушка вдруг открыла глаза и затараторила:

— Отдайте ей деньги… отдайте… тогда она, может быть, и уедет. Если она останется… она сломает вам жизнь, вы будете несчастны! Отдайте ей все, пусть она только уедет!

Герцог устроился на краю кровати, где сидел прежде, и взял руку Джиованны.

— Пожалуйста, — попросил он, — помогите мне. Я ничего не понимаю и боюсь ошибиться. Мне очень трудно отделить правду от лжи, ведь я не знаю фактов и никто не может мне ничего подсказать.

Ему показалось, что тонкие пальцы Джиованны невольно стиснули его руку. Девушка сказала:

— Наверняка есть люди, которые могли бы помочь вам… если бы вы их попросили.

— Кто же?

Джиованна задумалась, и герцог уже приготовился услышать имена, но девушка покачала головой.

— Я не могу сказать вам, — прошептала она. — Я… не могу…

— Могли бы, если бы хотели, — возразил герцог. — Вы будто специально запутываете ситуацию, Джиованна, а ведь мне надо не только разобраться с требованиями Далбетов, но еще и спасти вас.

Глаза Джиованны расширились.

— Вы хотите сказать, что… устали… что я должна уйти?

На этот раз в ее голосе прозвучало отчаяние, и герцог поспешно ответил:

— Нет, конечно! Вы же знаете, что я не брошу вас. Я сделаю все, что в моей власти, с вами никогда больше не будут обращаться плохо. Но вы не помогаете мне, а только усложняете задачу.

—  — Я… я хотела бы помочь, — пробормотала Джиованна, — но я… не могу… иначе будет плохо одному человеку… которого я люблю;

Герцог внимательно посмотрел на нее и спросил:

— Это мужчина?

— Нет… но прошу вас, не надо вопросов.

— Почему?

— Потому что от них может пострадать самое дорогое, что у меня есть… Я не могу сказать больше… мне так трудно… я так боюсь!

В этот момент Джиованна больше всего походила на ребенка, который вот-вот расплачется.

— Я не буду принуждать вас, — смягчился герцог. — Надеюсь, когда мы с вами познакомимся получше, вы поймете, что можете доверять мне, ведь я хочу помочь вам, но мне нужно разобраться в обстановке.

От таких добрых и искренних слов на глаза Джиованны навернулись слезы, и девушка жалобно попросила:

— Простите меня… пожалуйста, простите…

— Мне нечего вам прощать, — ответил герцог. — Я просто чувствую себя беспомощным и растерянным, и такое состояние мне очень не нравится.

— Но вы ведь все равно не оставите меня?..

Ее голос звучал так безнадежно, что герцог ответил:

— Думаю, ответ вам известен. Обещаю, что сделаю для вас все возможное.

С этими словами он поднес руку Джиованны к губам и коснулся ими мягкой бархатистой кожи.

Джиованна затаила дыхание.


Глава 4


Проснувшись с утра пораньше, герцог решил, что больше не будет разыгрывать из себя больного. Ему страстно хотелось очутиться на свежем воздухе и как следует размяться. Кроме того, он решил выяснить побольше о Кейне Хорне и о его влиянии на семью Далбетов, чтобы, при необходимости, вырвать из-под его власти графиню и Джейн.

Герцог был убежден, что этот человек никого не доведет до добра — мягко говоря, Хорн был не кто иной, как настоящий мошенник. Этот тип явно намеревался использовать юную наследницу в своих целях.

Хоть у герцога и не было доказательств, он подозревал, что большая часть денег, которые Джейн отдаст мачехе, пойдет в карман Кейна Хорна.

«От сидения в замке пользы не будет, — сердито сказал себе герцог. — Отправлюсь-ка я в Далбет-Хаус».

Он позвонил Россу и приказал ему послать к вдовствующей графине слугу с запиской. Записку он набросал тут же — в ней говорилось, что ему стало лучше, он страстно хочет повидаться с графиней и Джейн и надеется, что они великодушно пригласят его на обед.

Едва записка была отправлена, герцог оделся, позавтракал в столовой и приказал подать коня.

Миссис Сазерленд сообщила ему, что Джиованна спала хорошо. Пообещав зайти к девушке попозже, герцог отправился прокатиться по окрестностям замка.

Вначале он, как обычно, гнал коня во весь опор — надо сказать, что от этого получали удовольствие и всадник, и конь. Во время прогулки герцог, уже знакомый с длинным списком необходимых работ, размышлял о своем ближайшем будущем.

Он был уверен, что на хутора, разбросанные вверх по течению, придется потратить не меньше денег, чем на восстановление замка.

По дороге герцог увидел несколько выводков куропаток и обрадовался, решив двенадцатого августа устроить охоту.

От сэра Иэна и других членов клана он слышал, что они ждали этого события еще в прошлом году, но болезнь старого герцога нарушила их планы.

Герцог вернулся в замок отдохнувшим. Он был очень доволен и чувствовал себя значительно легче, чем прежде.

Секрет заключался в том, что герцог умел вживаться в исполняемую роль. Изображая больного, он чувствовал себя едва ли не по-настоящему заболевшим. Ну а участие в индийской «Большой игре» научило его внимательно прислушиваться к собственным чувствам.

Играл ли герцог брахмана высшей касты или презренного подметальщика, он так старательно заучивал роли, следовал советам своих наставников, что начинал верить в вымышленную историю и, как правило, не сразу возвращался в свой истинный образ.

Шагая через ступеньку наверх, герцог шел повидать Джиованну. Девушка сидела в кресле, поставив ноги на скамеечку, а из окна прямо на нее падал солнечный луч.

Приблизившись к Джиованне, герцог заметил, что она одета, а волосы, впервые с их встречи, не падают на плечи, а уложены в шиньон на затылке. Шея девушки теперь походила на лебединую, а лицо казалось не таким изможденным.

Девушка лучезарно улыбнулась герцогу:

— Вот видите, я встала. Мне даже позволили одеться.

Я уже не такая досадная помеха.

Герцог рассмеялся.

— Какая же вы помеха, — возразил он. — Ну, пришлось немного поволноваться, но сейчас вы почти здоровы, и я искренне рад этому.

Он сел рядом с девушкой. Она сказала:

— Я видела, как вы катались верхом. Жаль, что мне нельзя с вами.

— Жаль, — согласился герцог. — Но боюсь, это было бы слишком опасно.

Он увидел пробежавшую по лицу Джиованны тень. Девушка ответила:

— Да, конечно. Да, мне ведь уже лучше — может быть, вы расскажете о своих планах относительно меня?

Похоже, она думала об этом с того самого момента, как проснулась. Он тихо ответил:

— Об этом мы еще поговорим, но сначала я должен съездить пообедать в Далбет-Хаус. Разговор потерпит до моего возвращения?

— Вы собираетесь в Далбет-Хаус! — воскликнула девушка. — Зачем… зачем?

— Во-первых, я обязан засвидетельствовать свое почтение хозяйке, которую покинул столь внезапно. Ну и кроме того, вчера я узнал, что моя помолвка с Джейн была оглашена на семейном обеде, состоявшемся после того, как я увез вас.

Джиованна вздохнула и произнесла:

— Мне жаль… но я же просила вас… оставить меня там.

— К этой теме мы возвращаться не будем, — заключил герцог. — С этим покончено. Лучше скажите, что вы рады гостить у меня.

Его тон заставил Джиованну удивленно вскинуть брови.

На белой коже проступил легкий румянец.

— Я очень рада, — негромко сказала она, — но я знаю, что доставила вам беспокойство… и вам лучше бы отослать меня как можно скорее.

— Об этом мы поговорим, когда я вернусь, — пообещал герцог. — А пока что — отдыхайте, ешьте все, что принесет миссис Сазерленд, и наслаждайтесь гостеприимством и защитой моего замка.

Джиованна рассмеялась красивым звонким смехом.

— Прямо как в средневековье, — восхищалась она. — Я чувствую себя отважным путешественником, который стучится в дверь и просит убежища.

— Вы его получили, — ответил герцог, — так что поправляйтесь и ждите меня. Когда я вернусь, мы выпьем чаю.

Улыбнувшись, он встал и предупредил:

— Вы должны знать, что в Шотландии к чаю подают булочки, тосты, сладкие колечки — я заставлю вас съесть их все до единого!

Джиованна вскрикнула в притворном испуге, а герцог, подмигнув ей, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

В спальне герцога ожидала миссис Сазерленд. Герцог распорядился:

— Я еду на обед и хочу, чтобы вы в мое отсутствие приглядели за мисс Джиованной. Ее нельзя оставлять одну ни на минуту, ясно?

— Ясно, ваша светлость, — ответила миссис Сазерленд.

— Кроме того, я попрошу проследить, чтобы в замок ни под каким видом не впускали посторонних, — добавил герцог, — и никаких исключений.

Он говорил очень резко, но миссис Сазерленд не удивилась — она понимала, что присутствие Джиованны не зря держится в секрете, и у герцога наверняка есть причины для такой заботы о странной девушке. Разумеется, экономка готова была подчиняться без рассуждений, и герцог знал это.

Герцог решил, что не стоит ехать в Далбет-Хаус верхом, хоть это было бы гораздо быстрее. Он приказал подать старинный фаэтон на высоких колесах, который недавно видел в конюшне. Он помнил, что в этом экипаже разъезжал его дядюшка. Несмотря на почтенный возраст, коляска была как новенькая и прекрасно выдерживала любую скорость. Герцог выбрал ее не потому, что все еще притворялся нездоровым, а для того, чтобы взять с собой Росса.

Переодеваясь из бриджей в килт, герцог сказал своему камердинеру:

— Когда мы будем у Далбетов, скажи, что я потерял у них в доме запонку или булавку для галстука, поднимись в комнату, где я спал, и сделай вид, что ищешь ее.

Пока я буду обедать, побеседуй со слугами и послушай, не упомянут ли они чего об исчезновении мисс Джиованны.

Знакомый огонек в глазах Росса без слов сказал герцогу о том, как камердинер рад «вернуться на службу».

— Я знал, зачем вы меня берете с собой, ваша светлость, — заметил он. — Правда, мне кажется, люди там замкнутые и неразговорчивые и вряд ли станут болтать с малознакомым человеком.

— Ну, ты в любом случае попытайся, — ответил герцог. — Мне-то они все равно ничего не расскажут.

Как и ожидалось, графиня приветствовала герцога очень радушно. На этот раз на ней было черное платье, отделанное белым — этот цвет был так же некстати, как и раскрашенное лицо графини.

Кейн Хорн, встретивший герцога в гостиной, тоже выглядел несколько неуместно. Его одежда была плохой подделкой костюма, который англичане, согласно слухам, носят везде, куда бы их ни занесло. Про себя герцог подумал, что этому человеку пришелся бы к лицу итальянский наряд. Кейси Хорн говорил с американским акцентом, но герцог мог биться об заклад, что в его речи, и в смуглой коже, и в черных волосах было что-то итальянское.

Впрочем, перед герцогом этот человек лебезил не хуже графини.

Разговаривая с парочкой и попивая великолепное шампанское, которое любезно предложила графиня, герцог убедился, что во взглядах хозяйки, обращенных на Кейна Хорна, горела настоящая страсть. Возможно, именно поэтому мистер Хорн так переживал за состояние молодой графини.

Джейн появилась в комнате ближе к обеду. Она опять не походила на прежнюю себя. Девушка была тоже в черном, но внимательный взгляд герцога не упустил, что и с юбки, и с корсажа платья совсем недавно спороли роскошную отделку. Ему был знаком этот фасон дневных туалетов со множеством кружев, рюшей, тесьмы и складочек. Достаточно было взглянуть на платье, чтобы понять — Джейн покупала его для более торжественных случаев.

Волосы молодая графиня забрала в небольшой высокий узел и, как накануне, на лице не было ни капли косметики.

По сравнению с первой встречей, когда герцога потрясли ее густо накрашенные ресницы и пунцовые губы, Джейн очень изменилась. Герцог не сомневался — все тщательно продумано и сделано специально для него.

Подозрения герцога подтвердились, когда он перехватил критический взгляд Кейна Хорна, которым тот впился в подходившую к гостю Джейн. Та в ответ ему застенчиво вскинула ресницы, словно ждала оценки. Герцог не сомневался, что, будь на его месте другой человек, не искушенный в притворстве, он ничего не заметил бы.

Впрочем, Кейн Хорн, похоже, одобрил манеру разговора Джейн с будущим мужем.

Девушка протянула герцогу обе руки со словами:

— О, как я рада вновь видеть вас! Как хорошо, что вы поправились! Теперь мы сможем заняться всем тем, о чем я мечтала, особенно я хотела бы посмотреть на ваш прекрасный замок.

— Буду рад показать его вам, — ответил герцог, — но вначале я приведу его в порядок. Боюсь, он не так удобен, как ваш дом.

Джейн оглядела роскошную гостиную чуть ли не с сожалением и произнесла:

— О, наш дом не по-шотландски новомоден. Будь моя воля, я жила бы в старом замке — вот где место главе клана!

— Вы правы, — согласился герцог, — но ведь там жить опасно, он вот-вот упадет в море.

— Но ваш-то не упадет, — рассмеялась Джейн. — Надо сделать так, чтобы он выглядел в точности как раньше, когда его только-только построили.

— Я надеялся, что вы скажете именно эти слова.

От герцога не укрылся мимолетный взгляд Джейн на Кейна Хорна, который внимательно слушал их беседу. Герцог понял, что каждое слово девушки отрепетировано под руководством «кузена» ее мачехи.

За обедом герцог все больше и больше убеждался, что Перед ним разыгрывают тщательно подготовленное представление. Разговор шел о совместном будущем молодоженов, о благе подданных и о празднествах, которые должны устраиваться в замке. Каждая реплика, каждый жест были выверены режиссером — Кейном Хорном, а актеры играли очень умело. Будь герцог менее внимателен и не предупреди его Джиованна о том, что Далбеты совсем не такие, какими кажутся, он бы доверился вдовствующей графине, очаровательной женщине, пекущейся о счастье своей дочери, и Джейн, милой девушке, готовой всей душой влюбиться в своего будущего мужа.

Угощение было великолепным, а вино, как и в прошлый раз, — редкого качества. Правда, вина, как специально, опять подали многовато, и герцогу стоило большого труда следить за слугами, которые то и дело пытались наполнить его бокал заново.

После обеда герцог сказал:

— Надеюсь, вы меня простите, я не могу оставаться долго, как хотелось бы. Я обещал своему врачу, что не стану переутомляться в первый же день.

— О, я понимаю! — ответила графиня. — Но помните, мы всегда очень рады видеть вас. Джейн просто умоляла меня просить вас приехать к нам завтра или послезавтра.

— Вы очень добры! — поблагодарил герцог. — Если позволите, я сообщу вам, когда мне будет удобнее всего приехать. Честно говоря, с момента моего возвращения я так и не притронулся к делам поместья. Я прослыву ужасным лентяем, если вновь уеду, не сделав их.

— Мы и так лишились одного вечера в вашем обществе, — настаивала графиня, — а вы ведь знаете, дорогой Талбот, как мы радуемся вашему обществу!

Она положила руку на плечо герцогу и посмотрела на гостя с мольбой. Джейн сунула руку в его ладонь и попросила:

— Пожалуйста, приезжайте еще! Или позвольте мне навестить вас. Я так хотела увидеть ваш замок, но матушка сказала, что вы сами должны показать мне его.

— Я так и сделаю, — согласился герцог. — Я буду рад, если вы с вашей мачехой приедете ко мне в конце недели.

Он намеренно не пригласил Кейна Хорна и, хотя смотрел в этот миг на Джейн, все же подметил, что графиня заволновалась. Она быстро повернулась к американцу и ответила:

— О, прекрасно. Не будете ли вы против, если мы возьмем с собой мистера Хорна? Он ведь наш гость, и мы не можем бросить его в одиночестве.

— Разумеется, — согласился герцог. — Правда, боюсь, он может заскучать, если будет вынужден долго рассматривать типично шотландское хозяйство.

— Ну что вы, — возразил Кейн Хорн. — Да, — герцог, пока вы не уехали… Надеюсь, вы успели обдумать вопрос, который мы обсуждали вчера. Вы бы очень помогли нам, подписав бумаги — вон те, на столе.

С этими словами Хорн указал на элегантный французский секретер, стоявший в углу комнаты.

— Бумаги? — недоуменно переспросил герцог. — Ах да, припоминаю, вы что-то говорили о бумагах, но я был так разбит, что с трудом понимал вас.

— Я могу объяснить вам снова хоть сейчас, — сказал Хорн. — Нужна только ваша подпись.

— Ну так давайте оставим это дело… ну, скажем, до субботы. Я все подготовлю, и тем же вечером устрою для своих гостей бал.

Он не стал ждать согласия приглашенных, лишь поблагодарил графиню:

— Спасибо за любезный прием. Я был очень рад пообедать с вами.

Джейн все еще держала его за руку, и герцог подвел ее к двери.

— Проводите меня, Джейн, — попросил он. — Я приехал в старинном экипаже — думаю, вам будет интересно взглянуть на него.

Идя под руку с Джейн, герцог чувствовал на себе взгляд Кейна Хорна, исполненный злобы и еще чего-то неприятного, о чем герцог предпочел бы не думать.

Только у самой двери герцог обернулся и произнес:

— До свидания, Хорн. Увидимся в субботу.

Талбот и Джейн рука об руку дошли до парадного входа.

— Нам с вами никак не удается поговорить. — Герцог остановился. Джейн подняла глаза и кротко взглянула на него.

— Я давно хотела показать вам мою гостиную, — негромко произнесла она. — Может быть, там?..

— Плохо, что я не узнал о такой возможности раньше, — ответил герцог. — Но я уже договорился с врачом о встрече я не могу задерживать его — он очень занятой человек!

— Понимаю, — вздохнула Джейн. — Жаль — я хотела бы обсудить с вами многое.

— Жаль, — повторил герцог. — Впрочем, я позабочусь, чтобы в замке у нас таких возможностей было предо» статочно.

У дверей герцога встречали два лакея и дворецкий. Герцог поднес к губам руку Джейн и произнес:

— До свидания, Джейн. Простите меня за грубость, но я не могу остаться.

— Я знаю, — ответила девушка. — Я с нетерпением стану ждать субботы.

Герцог сел в экипаж и взял поводья. Рядом с ним устроился лакей, а на запятках оказался Росс. Когда экипаж отъезжал, Джейн помахала герцогу, и он помахал ей в ответ.

В присутствии лакея разговор был невозможен, и герцог с Россом молчали. Однако, едва добравшись до замка, герцог быстро прошел к себе в комнату, куда последовал за ним Росс.

Комната была великолепна — на стенах висели фамильные портреты Мак-Кэронов. Росс запер дверь, и герцог, едва дождавшись, пока щелкнет замок, спросил:

— Ты что-нибудь выяснил?

— Да, ваша светлость. Слуги нашли тапочку мисс Джиованны.

— Как ты узнал?

— Меня спросили, почему карета» когда вы уезжали, остановилась между домом и воротами.

Герцог застыл.

— Откуда ты знаешь?

— Один из стражников на воротах пошел погулять — может, с собакой, а может, он сам такой ушлый.

— Ну! — торопил Росса герцог.

— Он увидел фонарь кареты и понял, что она остановилась. Вот меня и спросили, в чем было дело.

— Кто спросил?

— Какой-то странный парень, вроде иностранец.

— Иностранец?! — изумился герцог.

— Тогда его самого в доме не было, ваша светлость.

Он приехал позже, с этим мистером Хорном.

Герцог молчал, и Росс продолжил:

— Когда он меня спросил, я сказал, что вашей светлости стало совсем плохо, и вы вышли из кареты, чтобы не пачкать внутри.

Герцог чуть улыбнулся. У Росса всегда был готов ответ на любой вопрос — камердинер гордился собственным хитроумием.

Герцога тем не менее новости взволновали.

— Что он еще сказал?

— Больше ничего. О тапочке рассказал мне не он, но об этой находке знают все в доме. Я перекинулся словечком с одной девчонкой, так она сказала, что после нашего отъезда поднялся страшный шум, вроде что-то пропало.

Она все смеялась, повторяла про найденную тапочку — прямо как в сказке про Золушку.

— А иностранец не говорил больше ничего? — спросил герцог.

Росс покачал головой:

— Нет, но я думаю, он все знает. Настырный парень.

Он на меня так смотрел, вроде ждал, что я брякну какую-нибудь глупость и можно будет пырнуть меня стилетом.

— Так он итальянец? — предположил герцог.

— Может, и итальянец. Не знаю. Но по-английски он хорошо говорит.

Герцог вздохнул.

— Теперь нам придется тщательно укрыть где-нибудь мисс Джиованну, Росс, — заключил он.

— Где, ваша светлость?

— Хотел бы я знать, — ухмыльнулся герцог, вышел из комнаты и отправился к Джиованне.

Она уже не сидела в кресле под неусыпным присмотром миссис Сазерленд, но стояла у открытого окна, наслаждаясь видом. Экономка, занимавшаяся шитьем, встала, увидев герцога.

— Я вернулся, — сообщил герцог.

Джиованна, увидев его, радостно вскрикнула.

— Я не думала, что вы так быстро. Все… все в порядке?

Герцог понимал, что этот вопрос очень важен для нее, поэтому, когда миссис Сазерленд вышла и закрыла за собой дверь, он предложил:

— Присядьте, Джиованна. Нам надо поговорить.

У камина стояла софа. Когда девушка шагнула к ней, герцог обратил внимание, что Джиованна одета в голубую шерстяную кофту и юбку из шотландки цветов клана Мак-Кэронов.

Джиованна все еще была очень худа, ее талию! можно было обхватить двумя пальцами, но различную одежду шотландских девушек любого сословия она носила с таким изяществом, что герцог каждый раз поражался.

Девушка опустилась на софу, и герцог впервые заметил, что глаза у Джиованны нефритового цвета, словно чистый ручей, в котором плещутся золотые рыбки.

Она тревожно посмотрела на герцога и сказала:

— Что-то случилось. Вы выглядите взволнованным.

— Я обеспокоен тем, что в Далбет-Хаусе нашли одну вашу тапочку.

— Как глупо с моей стороны! — воскликнула Джиованна. — Где они ее нашли?

— На аллее.

— Но ведь теперь… они знают, что я не утонула… а я так надеялась на это! Вам что-нибудь сказали?

— Нет, просто Росс переговорил с одной служанкой и выяснил, что после вашего исчезновения в доме начался переполох.

— Наверное, всем уже известно, где я, — словно про себя, тихо произнесла Джиованна.

— Скольких вы знаете в лицо? — спросил герцог.

— Только пожилую служанку, которая приносила мне еду… и уносила, будто я отказывалась есть.

Джиованна впервые говорила начистоту, и герцог внимательно слушал ее, не перебивая. Помолчав, она продолжала:

— Они все думали, что я… сумасшедшая. Когда меня заперли в комнате на верхнем этаже, в которой больше никто не жил, я сначала пыталась звать на помощь.

При этих словах Джиованна застонала и закрыла лицо руками.

— Это все закончилось, — тихо произнес герцог. — Вы в безопасности, и нам надо только решить, где вас можно спрятать. Оставаться дольше в замке мне представляется неразумным.

Девушка отняла руки от лица.

— Да, конечно. Вы были добры ко мне, очень добры…

Но я не знаю, куда мне идти.

— Я что-нибудь придумаю.

Герцог уже подсчитал, что у него остается три дня, чтобы найти подходящее место и перевезти туда Джиованну.

Потом нагрянут гости.

Он понимал, что пригласить их было с его стороны правильным шагом. Кроме того, это позволяло выиграть время, не подписывая бумаги, которые навязывал герцогу Кейн Хорн.

— Вы правда придумаете? — с надеждой спросила Джиованна. — Если это слишком трудно, я… я могу уйти сама… я же говорила…

— Вот этого я вам не позволю, — ответил герцог. — Предоставьте все мне, а сами пока набирайтесь сил, чтобы радоваться жизни, — вы еще очень молоды.

Джиованна не ответила, но герцог уже научился читать ее мысли — девушка готова была верить ему. Ему очень хотелось узнать побольше о Джиованне и о ее семье, но шестое чувство подсказало ему все. Правда, герцогу необходимо было убедиться в правильности своих догадок, но он не желал лишний раз расстраивать или тревожить Джиованну. Она была такой хрупкой и уязвимой, вначале надо, чтобы она сумела позабыть ужас всего случившегося, внушить ей чувство защищенности и заставить не вспоминать более о том, что когда-то она мечтала покончить с собой.

Вслух герцог произнес:

— Я хочу, чтобы вы доверяли мне, Джиованна. И знайте — что бы ни случилось, я позабочусь о вас, бояться вам нечего.

Девушка подняла на него глаза и улыбнулась.

— Я знаю, зачем вы так говорите. Спасибо вам за вашу доброту. Но вы в глубине души должны понимать, что у меня есть право бояться… вы можете только подыскать мне убежище, где меня не найдут.

Герцог не забыл ее слова насчет человека, которому из-за побега девушки угрожала смерть. Однако сейчас давить на Джиованну нельзя, и ему пришлось довольствоваться тем, что уже было известно.

К счастью, в этот момент вошли дворецкий и два лакея, которые внесли чай.

Как и предупреждал Джиованну герцог, к чаю было подано множество лакомств домашнего приготовления, мед, собранный в собственных ульях, которые стояли в саду, и огромный фруктовый торт, как помнил герцог, выпекавшийся только у него в замке.

Герцог с удовольствием оглядел накрытый стол и произнес:

— «— Что ж, налейте мне чаю. Придется съесть все это, чтобы не обидеть кухарку.

— Но здесь так много еды! — возразила Джиованна.

— А вы все-таки попытайтесь, — настаивал герцог. — Не знаю, сколько вы весили раньше, но, должно быть, по меньшей мере в два-три раза больше, чем сейчас.

Девушка засмеялась.

—  — Я никогда не была толстушкой! Моя нянюшка говорила, что я» тощая, как скелет «.

— Ничего, теперь модно быть пухленькой, — парировал герцог, — а женщины всегда стремятся следовать моде.

— Вы хотите сказать, что вам нравятся толстенькие? — лукаво спросила Джиованна.

Герцог никогда прежде не задумывался над этим, но теперь, вспомнив женщин, за которыми ухаживал в Индии, решил, что все они были очень стройными и худощавыми, но с соблазнительными фигурами. Правда, сказать этого Джиованне он не мог, поэтому, блеснув глазами, ответил:

— Я ведь солдат, у меня нет времени рассматривать, полная женщина передо мной или худая.

— Но вы-то хотите, чтобы я потолстела! Я, конечно, попытаюсь, но, боюсь, это будет невозможно.

— Нет ничего невозможного, — заключил герцог. — Помните это всегда и верьте, что мы выиграем битву, не только битву с вашей худобой, но и с вашими страхами.

Джиованна невольно затаила дыхание. Зеленые глаза с золотыми искорками широко раскрылись. Девушка посмотрела на герцога и тихо, почти шепотом произнесла:

— Я… я верю вам.


Глава 5


Герцога разбудило предчувствие. Подобное не раз бывало с ним в Индии — он безмятежно засыпал, не ожидая ничего дурного, но внезапно просыпался, словно кто-то его разбудил, с чувством неминуемой опасности, и немедленно начинал действовать. Никогда еще интуиция не подводила его. В последний раз она спасла не только герцога, но и его солдат от внезапного нападения, грозившего им неминуемой смертью.

Герцог сел в постели. По лунному свету, пробивавшемуся сквозь портьеры, он понял, что уже поздно и, должно быть, он проспал много времени.

Он встал, подошел к окну и выглянул наружу. Внизу блестела серебром под лунным светом река, а вдалеке темнели вересковые пустоши.

Луна убывала, и потому светила не так ярко, как в ту ночь, когда герцог встретил Джиованну. Но света было вполне достаточно, чтобы разглядеть сад и террасу в нем. На первый взгляд там было все спокойно.

Он в тысячный раз повторил себе, что опасность просто причудилась, но внутренний голос твердил свое: замок в опасности.

Герцог подумал о Джиованне.

Он высунулся из окна и оглядел стены башни, где жила Джиованна. Внезапно он замер. Интуиция не подвела.

У подножия башни, где окружавшая ее балюстрада переходила в широкую лестницу, граф заметил какую-то тень.

Разглядеть что-либо было очень трудно, но он все же усмотрел не то двоих, не то троих мужчин, темная одежда которых слегка выделялась на фоне серой стены замка.

Времени на раздумья у герцога не оставалось. Он схватил с кресла оставленный Россом халат, распахнул дверь и помчался по коридору в комнату Джиованны. Герцог тихо открыл дверь и убедился, что девушка спокойно спит под балдахином. Комната, к счастью, хорошо освещалась, потому что миссис Сазерленд велела всегда оставлять здесь горящий камин. Экономка понимала, что истощенная от голода девушка будет особенно чувствительна к холоду. В это время года камины топили только по вечерам, если шел дождь или дул сильный ветер, но у Джиованны стояла почти нестерпимая жара. Впрочем, герцогу помогли горящие в камине дрова — благодаря им он ясно видел, что девушка в безопасности.

Герцог вошел, закрыл дверь, быстрым шагом подошел к кровати и очень осторожно дотронулся до плеча Джиованны.

— Проснитесь, — прошептал он.

Девушка мгновенно открыла глаза, в диком ужасом взирая на герцога:

— Вставайте! Вам надо спрятаться.

Он откинул одеяло, и девушка поднялась в одной ночной рубашке. Герцог накрыл кровать покрывалом, лежавшим в изножье кровати, и шагнул к выложенной деревом стене.

Он положил пальцы на завиток резного украшения, отчего часть стены отъехала в сторону.

Джиованна чуть дыша стояла рядом с ним. Не говоря ни слова, он приобнял ее, ощутив на ней лишь тонкую ткани ночной рубашки и мягкую шерстяную шаль, подаренную миссис Сазерленд. Герцог заставил девушку подойти к стене и положил ее руки на перекладину лестницы, которая крепилась за панелями.

— Лезьте, — тихо приказал он. — Я после вас.

Он закрыл панель так осторожно, что сам не услышал щелчка. Джиованна полезла вверх по лестнице, и герцог, следовав за ней, видел, как маленькие босые ножки поднимаются все выше.

В бойницу лился бледный лунный свет. Лестница наконец кончилась, и герцог с Джиованной оказались в верхней части башни, как раз над комнатой девушки. Их убежище оказалось невысоким, но все же там можно было спокойно уместиться.

Медленно и совершенно бесшумно герцог подкрался к середине комнаты и на ощупь — света здесь не было — нашел то, что искал. Он медленно поднял с пола две плашки паркета, притянув за руку Джиованну. Не говоря ни слова, герцог обнял ее за плечи и показал в полу отверстие, сквозь которое можно было заглянуть в покинутую ими спальню.

Такие» глазки» были сделаны сотни лет назад, а последний предводитель клана спрятал их среди потолочной лепки, так что они стали абсолютно неразличимы снизу.

При свете камина герцог и Джиованна могли видеть все, происходившее в комнате. Слышимость тоже была прекрасная.

Только сейчас, укрывшись от врагов, герцог понял, как все случившееся должно было перепугать Джиованну. Прижимая девушку к себе и помогая заглянуть в глазок, он чувствовал ее дрожь. Герцогу очень хотелось подбодрить девушку, но пока необходимо было хранить молчание.

Не успел он как следует присмотреться в глазок, как внизу послышался негромкий звук — кто-то взбирался по стене замка к открытому окну комнаты. Это было нетрудным делом — стены старой части замка, а особенно башен, были неровными, с большими впадинами между камнями.

Безусловно, они нуждались в немедленном ремонте, но на это у последнего герцога не нашлось денег.

Будучи еще мальчиком, Талбот со своими приятелями частенько забирался в окна по крепостной стене, хотя им это строжайше запрещалось взрослыми. Помещение, в котором прятались сейчас герцог и Джиованна, было излюбленным местом мальчишек, где они скрывались от учителя и от бросавшихся на их поиски слуг.

Старший кузен частенько хвастал перед своим младшим братом и Талботом, что он — единственный человек, посвященный в многочисленные тайны замка.

— Это передается от главы клана к его сыну, — говорил он, — так что не вздумайте рассказывать папеньке, что я вас сюда водил.

— Не расскажем! — обещали проказники.

Талботу очень нравилось искать в замке тайники, где мог затаиться беглец и где глава клана с семьей укрывались от внезапного наступления врагов. Теперь герцог хвалил себя за то, что поселил Джиованну в башне, а не в большой удобной спальне.

Он не сразу разобрался, исходит ли звук снаружи, проходя сквозь крошечные окошки, спрятанные под кровлей, или кто-то уже забрался в комнату Джиованны. Потом в глазке появилась темная фигура, посередине комнаты. Человеке негромко произнес:

— Ее нет.

— Сбежала! — предположил второй голос.

Герцогу хватило одного-единственного слова, чтобы узнать голос Кейна Хорна. Он даже увидел, как тот подошел к кровати и заявил:

— Ты мне сказал, что она была здесь еще утром!

— Была, сэр, я своими глазами видел ее у окна!

— Значит, он ее увез… если только не спрятал в других комнатах.

Кейн Хорн сделал еще шаг, и Джиованна с герцогом увидели его макушку прямо под глазком.

Кейн задумался, а потом резко скомандовал:

— Поищи в других комнатах, да смотри, никого не разбуди. Если в этой комнате камин горит, значит, он горит и там, где спит девчонка.

В логике ему отказать было нельзя. Человек, к которому обращался Хорн, должно быть, тотчас же вышел, потому что американец умолк и остался на месте. Постояв еще немного, видимо, не в силах находиться без дела, он отправился следом за сообщником. Однако герцог подумал, что Хорн скорее всего остановится за дверью в коридоре и не пойдет обыскивать комнаты, боясь быть узнанным.

Это было всего лишь предположение. Когда в глазке никого не стало, Джиованна посмотрела на герцога, собираясь что-то сказать.

Герцог действовал, не раздумывая, и закрыл ей рот поцелуем.

Его губы коснулись ее губ, и он прижал девушку к себе сильнее, опасаясь, что одним-единственным звуком они могут выдать себя.

Джиованна застыла в изумлении. Не отнимая губ, герцог ощутил нежный рот девушки, дрожь ее тела, слабое движение, которое она сделала и которое наполнило герцога неведанным прежде чувством. Чувство это притянуло его к Джиованне и соединило их невидимыми узами. Именно эти узы помогли герцогу спасти Джиованну у водопада, именно они заставили его охранять девушку не только от нее самой, но и от людей, желающих причинить ей вред, — теперь эти чувства слили его воедино с той, которая принадлежала ему навеки.

Поцелуи герцога становились все настойчивее, и от губ Джиованны в него перетекала такая страсть, подобную которой он не испытывал никогда прежде. Он знал, что теперь девушка трепещет не от ужаса, а от восторга, заставившего ее забыть о преследователях.

На миг герцог оторвался от губ Джиованны, чтобы вдохнуть воздух, а потом снова приник к ним в долгом поцелуе, который разбудил небывалый восторг, молниями пронзивший обоих. Не сознавая, что делает, герцог распахнул халат.

Теперь между их телами остался лишь тонкий шелк ночной рубашки Джиованны, что только добавляло сладости поцелую. Когда же герцог и Джиованна воспарили в небеса, к звездам, негромкий, но резкий голос разбил идиллию и заставил их вернуться на землю.

— Нашел?

Это был Кейн Хорн. Герцог оказался прав, он не ушел далеко от двери. Хорн появился в комнате в сопровождении человека, безрезультатно искавшего Джиованну.

— Не нашел, сэр. Все комнаты, кроме одной, заперты или пусты.

— А какая открыта?

— По-моему, хозяйская спальня. Кровать приготовлена для сна, но там сейчас никого нет.

Герцог понял, что речь идет о его комнате. Наступило молчание, которое нарушил Кейн Хорн:

— Должно быть, удрали. Кто следил вместе с тобой за домом?

— Только Антонио, но он в подзорных трубах плохо разбирается. Спросить его, что он видел?

Говоривший уже собрался выглянуть в окно, когда Кейн Хорн остановил его:

— Нет, дурень! Если они уехали, значит, герцог повез ее на железнодорожную станцию. Оттуда она сможет поехать домой.

— Домой? В Италию?

— Ну да, в Неаполь. Куда ей еще деться!

Повисла краткая пауза. Наконец Кейн Хорн хрипло произнес:

— Вы испортили все дело, упустив ее! Ну да ладно, в Неаполе не составит труда убить и ее, и старуху.

— Я же говорил, надо было сразу ее кончать!

— Знаю, знаю! — раздраженно ответил Кейн Хорн. — Только в Шотландии с этим непросто, слишком люди любопытные.

— И что же теперь делать?

— Сказано тебе, едем в Италию! И чтобы больше никаких ошибок!

— Вот это на вас похоже. Как будем выбираться из чертовой развалины?

— Через дверь! — отрезал Кейн Хорн. — Здесь должен быть выход в сад. Заодно уведешь Антонио.

С этими словами он пересек комнату, и герцог увидел, что сообщник последовал за ним. Они не закрыли дверь, и шаги их раздавались по коридору вполне отчетливо. Герцог еще долго сидел неподвижно, сжимая Джиованну в объятиях и на всякий случай держа палец у ее рта. Он был слишком опытен и знал, что кажущаяся пустота комнаты может таить в себе опасность.

Наконец, уверившись в стопроцентной безопасности, он отнял палец от губ Джиованны и, тронув ее за подбородок, приподнял ее голову. Он хотел было поцеловать девушку, но та, вскрикнув, как раненый зверек, отвернулась.

— Все в порядке, дорогая, — сказал герцог. — Я никому не позволю до тебя дотронуться. Не волнуйся.

— Но они… убьют бабушку… они опасаются, что бабушка меня опознает!

— Как я уже опознал. Почему ты не доверилась мне?

— Я боялась… очень боялась, потому что мачеха сказала: если я выдам их, то они… убьют не только меня, но и бабушку.

Ее слова были едва различимы за рыданиями, и герцог, прижав девушку к себе, коснулся губами ее волос.

— Придется поторопиться, — заметил он.

— Что нам делать? — всхлипнула Джиованна.

— Мы немедленно отправляемся в Италию, чтобы спасти твою бабушку от этих типов.

Вздохнув, он добавил:

— По крайней мере между нами больше нет секретов.

Впрочем, времени у нас мало: надо ехать.

Герцог первым спустился по лестнице и открыл проход в комнату, чтобы Джиованне было светлее спускаться. Он помог ее крошечным босым ножкам нащупать ступеньки лестницы и, когда девушка оказалась рядом с ним, прижал ее к себе и нежно поцеловал.

— Я люблю тебя, — сказал он, — а любовь сильнее зла к победит любую недобрую силу.

— Ты… ты в самом деле спасешь бабушку?

Девушка говорила, задыхаясь, и герцог понял, что она все еще дрожит от поцелуя. При свете очага ему видны были ее огромные сияющие глаза.

Герцог отвел девушку к кровати, расправил постель и опустил Джиованну на простыни.

— Отдыхай, — велел он, — а я пойду приготовлю все для поездки. Ты ведь понимаешь, что действовать надо как можно быстрее.

Джиованна смотрела на него, не находя слов, которые могли бы выразить ее чувства. Герцогу захотелось снова поцеловать ее, заставить поверить в победу, но время было слишком дорого. Не сказав больше ни слова, он вышел из комнаты, позвонил Россу и стал одеваться.

И герцог, и его камердинер были привычны к ситуации, когда одна лишняя секунда означает жизнь или смерть, поэтому спустя всего час путешественники выехали из замка.

Миссис Сазерленд подыскала для Джиованны одежду, некогда принадлежавшую тетушке герцога. К счастью, тетушка была женщиной небольшого роста и, хотя одежда была самая простая, из тех, что предпочитали обычно в Шотландии, герцог здраво рассудил: лучше уж такой наряд, чем никакого. А на случай холодной погоды миссис Сазерленд достала из сундуков несколько старомодную, но все еще прелестную соболью шубку, которую тетушка носила в последние годы жизни. Роскошные меха надежно защитят девушку от холода. Кроме того, Джиованна могла уютно закутаться в шубу и поспать перед путешествием, нелегким даже для крепкого здорового человека.

Разумеется, они взяли Росса — незаменимый слуга успел разбудить кучера, и дорожный экипаж был готов в рекордное время. Герцог решил покинуть замок через конюшни, на случай, если Кейн Хорн оставил своих людей следить за замком. Впрочем, это представлялось маловероятным, и герцог почти не сомневался: каким бы путем эти люди ни приехали из Далбет-Хауса, сейчас они уже там и готовятся отправиться в Италию. Следовало во что бы то ни стало опередить злоумышленников.

Теперь герцог был уверен, что правильно угадал происхождение Кейна Хорна. Злоумышленник мог долгое время жить в Америке, но в его речи явственно слышалось итальянское, даже неаполитанское начало. Об огромном наследстве падчерицы рассказала ему вдовствующая графиня, но кто поручится, что он не узнал этого раньше, из сплетен и слухов?

Герцогу хотелось быть в курсе абсолютно всех событий, и на некоторые его вопросы могла ответить только Джиованна.

Однако сейчас важно одно — действовать быстро.

Герцогу и так пришлось потратить время, чтобы взять деньги и объяснить свой отъезд членам клана. Пока Росс собирал вещи, герцог сел за стол и поспешно набросал письмо сэру Иэну Мак-Кэрону. Он говорил, что его срочно вызвал министр по делам Индии и что вызов связан с военными действиями на северо-западной границе.

«Вы, конечно, понимаете, — писал герцог, — что я все еще являюсь офицером действующей армии и не могу игнорировать вызов. Я постараюсь вернуться как можно скорее, но, вы должны знать, дело секретное и продлиться может долго. Прошу вас принести мои извинения вдовствующей графине и ее падчерице, которых я пригласил погостить на выходные. Передайте старейшинам клана, что в мое отсутствие вся власть переходит в ваши руки. Сделайте самый необходимый ремонт. К письму я прилагаю чек на неотложные расходы, которые могут случиться до моего возвращения».

Герцог выписал чек — вместе с деньгами для путешествия он исчерпал свой банковский счет и даже залез в долги, хотя сейчас это мало его беспокоило. Не деньги тревожили его, а жизни — особенно жизнь Джиованны.

Он дописал письмо сэру Иэну и, запечатав его, подумал, что происходит нечто странное. Он, Талбот Мак-Кэрон, не только ввязался в опаснейшее предприятие, но и — невероятно! — ухитрился по уши влюбиться. Все произошло на удивление быстро, но герцог никогда прежде не испытывал ничего подобного. Случившееся было великолепно, герцог уже видел перед собой новую жизнь, о которой раньше и не мечтал.

Держа в руке письмо сэру Иэну, герцог встал из-за стола и увидел дворецкого, поджидающего его у двери.

— Я так понял, ваша светлость едет на юг, — заметил слуга, явно удивленный суетой, охватившей замок посреди ночи.

— Я обязан ехать, Дональд, — ответил герцог. — Я надеюсь, вы присмотрите за замком. Самое главное — никто из посторонних не должен знать, что мы уехали ночью.

Если спросят, говорите, что я отбыл под вечер.

Дворецкий недоумевал, но послушно произнес:

— Вы можете на меня рассчитывать. Я все сделаю, как вы сказали.

— Спасибо, Дональд. Чем меньше вы будете обсуждать случившееся, тем лучше. Да, и еще — миссис Сазерленд вам наверняка скажет, что никто, кроме доверенных слуг, не должен знать и о том, что со мной уехала некая девушка.

— Я проконтролирую, чтобы не было слухов.

Не говоря больше ни слова, герцог сбежал по ступеням и помчался по коридору, дверь в конце которого выходила к конюшням. Там уже ждала карета. Росс и миссис Сазерленд успели собрать Джиованну, и девушка сидела в экипаже. При свете фонаря Джиованна была очень хороша собой — закутанная в соболя, с маленькой, отороченной мехом шапочкой на светлых волосах.

— Будьте осторожнее, — наказывала миссис Сазерленд, — пейте молоко не меньше трех раз в день, да смотрите, не забудьте.

— Конечно, — отвечала Джиованна. — Спасибо вам, дорогая миссис Сазерленд, за вашу заботу.

Ее голос сорвался, и герцогу показалось, что девушка боится прощаться не только с миссис Сазерленд, но и со всем замком.

Герцог коснулся плеча миссис Сазерленд и сел в карету.

Когда лошади тронулись. Росс вскочил на запятки. Багаж герцога и Джиованны был привязан к крыше и к задку кареты.

Герцог взял Джиованну за руку и произнес:

— Это последний этап нашей операции. Надеюсь, путешествие тебе понравится, ведь мы едем вдвоем.

Девушка повернулась к нему. Солнце еще не встало, но луна и звезды понемногу исчезали с небосвода, и герцог не смог разглядеть выражение лица, однако голос ее чуть дрожал:

— Ты… не сердишься, что я… не сказала тебе, кто я такая?

— Мне жаль, что ты не захотела довериться мне, — ответил герцог, — та»в конце концов я догадался сам.

— Но как?

— Ну, самой большой подсказкой стало твое имя.

Девушка замерла в удивлении.

— Ты знал, что «Джиованна» по-итальянски — то же самое, что «Джейн»?

— Я не так глуп.

— О, конечно, нет… но мало кто мог бы додуматься. Я писала папеньке, что так меня звали девочки в монастырской школе.

— И мачеха сказала, что отныне ты будешь Джиованной.

— Да.

Вспомнив о мачехе, девушка вздрогнула, и герцог быстро произнес:

— Сейчас мы не будем говорить об этом. Впереди еще долгий путь. Я хотел бы услышать всю историю целиком, но расстраивать тебя у меня нет никакого желания.

— Как же мне не расстраиваться… ведь я вовлекла тебя в такие опасности…

— Ты же знаешь, что я люблю тебя и не могу оставаться в стороне от твоих дел.

Джиованна крепче сжала его руку и сказала:

— Только ты можешь говорить… так прекрасно… и если ты любишь меня… я полюбила тебя с того самого мгновения, как увидела… когда ты спас меня у водопада.

— О водопаде мы тоже не будем, — предложил герцог, — я не могу даже думать о том, что едва не потерял тебя.

Я хочу говорить только о нашей любви, хочу рассказать, что я искал тебя всю жизнь. Едва я поверил, что никогда моей мечте не сбыться, как ты вошла в мою жизнь словно по волшебству.

Он умолк, а потом добавил:

— Ты моя, Джиованна, и я никогда не отпущу тебя!


Глава 6


Французский поезд выехал из Кале, и герцог облегченно вздохнул. Впрочем, он не мог не наслаждаться очередной авантюрой, которую преподнесла ему жизнь.

Добравшись до станции Инвернесс, герцог отправил несколько телеграмм своему курьеру, чтобы тот встретил его в Лондоне и подготовил все необходимое для путешествия в Неаполь.

Начальник станции был так поражен визитом герцога Инверкарона, что приказал сразу же проводить герцога с Джиованной в лучшие спальные купе. Россу выделили смежное купе. Условия эти очень отличались от тех, в которых приходилось прежде путешествовать офицеру Мак-Кэрону.

Дорога утомила Джиованну, и герцог, велев прислуге подготовить постель, уложил девушку спать. Он понимал, что бедняжка всего боится, и, хотя герцог не раз гарантировал Джиованне безопасность, предпочитал не оставлять ее одну в темноте.

Сам герцог не исключал возможности того, что по прихоти судьбы в одном поезде с ними окажется Кейн Хорн.

Поэтому он попросил постелить ему в купе Джиованны и лег спать, не раздеваясь. Благодаря его присутствию, впервые со времени отъезда из замка девушка уснула спокойно.

Герцог верил, что любовь к нему придаст Джиованне уверенность, и окончательно убедился в этом, когда поговорил с Джиованной у нее в каюте, пока судно переправлялось через пролив. Герцог опасался, что на море девушке станет плохо, но не говорил об этом, а сама Джиованна была неописуемо счастлива путешествовать с ним вместе и едва ли замечала неудобства.

Курьер, нанятый для герцога в Сен-Панкрасе, был знающим человеком, говорившим и по-французски, и по-итальянски. Войдя в курс дела, он послал все необходимые срочные телеграммы, и в результате на корабле герцог получил отдельную каюту — неслыханная роскошь! — а в поезде, уходившем из Кале, путешественникам выделили целый вагон.

Джиованна была в восторге.

— Я слышала, что именно так путешествует королева, — восхищалась она, — но теперь я знаю, что герцог — тоже почти король.

Герцог смеялся.

— Не совсем так, — отвечал он, — но я рад, что тебе нравится.

Курьер забронировал для них роскошный вагон с двумя спальнями, в которых стояли кровати на медных ножках, и вся мебель прикреплялась к стенам.

— У меня такое чувство, будто это наш собственный дом, — воскликнула Джиованна.

— Скоро он у нас будет, — тихо ответил герцог.

В глазах Джиованны светилось счастье, а после появилась серьезность, когда девушка задумалась о том, что ждало путешественников впереди.

Герцог снял с Джиованны шляпку и расстегнул шубку, оставив ее на случай, если девушке будет холодно.

— Садись, — пригласил он. — Когда поезд тронется, Росс подаст нам ужин — я уже распорядился. Думаю, нам обоим не повредит бокал шампанского.

— О, пусть поезд идет как можно быстрее! — воскликнула Джиованна, боявшаяся, что Кейн Хорн первым прибудет в Неаполь.

Чтобы подбодрить девушку, герцог произнес:

— Могу побиться об заклад — впрочем, денег у меня все равно нет, — что мы опередили наших врагов. Не забывай, они путешествуют с меньшими удобствами.

Джиованна успокоилась, и герцог решил не говорить пока о будущем, которое представлялось ему весьма туманным.

По распоряжению герцога курьер послал телеграммы шефу полиции Неаполя, но, зная итальянскую беспечность, герцог сомневался в том, что в Италии шеф полиции обладает большой властью, как, например, в Англии. Кроме того, Талбот опасался за здоровье Джиованны, которая была еще очень слаба, но в этом вопросе он не был силен — разве что заботился о ней и подчинялся Россу, следовавшему наставлениям миссис Сазерленд.

Ужин был великолепен — герцог заказал его в лучшем отеле Кале и немало заплатил за эту роскошь.

После Росс распорядился:

— Отдохнули бы вы, мисс. Была бы тут миссис Сазерленд, она сказала бы вам идти спать и не открывать глаз до самого утра.

Джиованна рассмеялась, и герцог подумал, что у нее очень красивый смех.

— Вы пользуетесь моей беззащитностью, — запротестовала девушка. — Впрочем, честно говоря, я очень устала.

Росс распахнул дверь в спальню, и Джиованна обернулась к герцогу.

— Я приду поцеловать вас на ночь, — пообещал он, — но вам придется послушаться Росса.

Она улыбнулась ему и медленно, придерживаясь за стояки стульев, вошла в спальню.

Вскоре Росс вернулся.

— Не беспокойтесь, ваша светлость, — сказал он. — С ее светлостью все будет в порядке.

Он впервые говорил о девушке в таком почтительном тоне, и герцог, невольно взглянув на него, спросил:

— Ты знаешь, кто такая мисс Джиованна на самом деле?

— Я с самого начала подозревал, — признался Росс, — но не хотел, чтобы вы мне за такие мысли голову сняли.

Улыбнувшись, герцог поинтересовался:

— Что же навело тебя на такие мысли?

— Эта молодая графиня в Далбет-Хаусе. В первый же вечер я увидел, как она спускалась к обеду, и сказал себе:

«Если она шотландка, то я готов съесть свою шляпу!»

— Ты неглуп, — похвалил его герцог. — Я тогда даже не подозревал, что она притворяется. Я был только неприятно удивлен ее чересчур роскошным нарядом и чересчур накрашенным лицом — нашим людям это вряд ли понравилось бы.

— Макбеты тоже были не шибко рады, — заметил Росс. — Слышали бы вы, что про нее говорят слуги!

Герцог представил себе ужас старых слуг, увидевших юную девушку, предводительницу своего клана, накрашенную, точно дешевая шлюха.

— Я с ними говорил, ваша светлость, — сказал Росс, убирая со стола. — Надо будет хорошенько подумать, как можно договориться.

— Знаю, — согласился герцог. — Главное — не расстраивать леди Синклер — насколько я понял, у нее очень слабое здоровье.

По выражению лица Росса герцог понял, что тот не верит в мирный исход дела. Не сказав ни слова, слуга пошел в маленькую кухню, находившуюся в другом конце вагона, где у него стояла складная кровать. Герцог был доволен, что на этот раз Росс будет рядом, и ему не придется соскакивать, как бывало, на первой же станции подыскивать себе место в третьем классе.

Курьер особо позаботился о том, чтобы вагон герцога был прицеплен к экспрессу, и между Кале и Парижем поезд совершил всего одну остановку.

Рано утром путешественники прибыли в Париж. Хотя герцог был уже одет, он не стал будить Джиованну. Когда он заглянул в ее купе, девушка все еще спала.

Накануне он пришел пожелать ей спокойной ночи, но Джиованна уже почти уснула, и герцог только очень нежно поцеловал ее. Девушка была так хороша в облаке разметавшихся по подушке светлых кудрей, что герцогу хотелось остаться с ней подольше, чтобы снова и снова целовать ее.

Однако он понимал, что Джиованна смертельно устала, и действительно — не успел он уйти, как глаза у девушки закрылись, и она провалилась в глубокий сон.

Конечно, отдых был нужен Джиованне, но все же, возвращаясь в гостиную, герцог чувствовал волнение при мысли, что он касался девушки, а сердце его бешено стучало.

«Как же так, — спрашивал он себя, — почему я, с моим опытом, в моем возрасте ощущаю себя влюбленным мальчишкой?»

Он помнил индийское поверье о том, что истинную, небесную любовь посылает на землю Кришна, но лишь немногие из людей достойны этого священного чувства.

Теперь герцог знал — он нашел свою любовь, дарованную ему Колесом Возрождения. Он никогда и помыслить не мог, что где-то в этом мире ожидает его такая девушка, как Джиованна.

Его охватывал ужас при мысли, что подойди он к водопаду на несколько секунд позже, опоздал бы навсегда.

Но он пришел вовремя. Он встретил Джиованну и, подобно героям старинных легенд, спас ее — пусть не от демонов или драконов, но от шайки безжалостных и расчетливых преступников, которые готовы были убить девушку из-за денег.

Через несколько часов поезд покинул Париж и помчался на юг Франции. Джиованна вошла в гостиную. Она выспалась и выглядела такой хорошенькой, что герцог не смог сдержать одобрительного возгласа.

— Мне стыдно, что я столько проспала, — сказала Джиованна, когда герцог усаживал ее в кресло у окна.

— С твоей стороны это было самое разумное, — заметил он.

— Когда Росс принес мне завтрак и сказал, что уже десять утра, я не поверила, что пролетела целая ночь.

— Тебе не было страшно? — спросил герцог.

— Я знала, что ты рядом… и что ты защитишь меня…

Ее голосок звучал так трогательно, что герцог произнес:

— Ну что же, сказать тебе, как ты прекрасно выглядишь, или сейчас еще слишком рано говорить об интересных вещах?

Джиованна засмеялась и ответила:

— Мне хочется думать, что для тебя я всегда выгляжу прекрасно, но я знаю, что отощала до невозможности — наверное, у меня даже скулы торчат!

— Не беспокойся об этом, — утешил ее герцог. — Через несколько дней в теплом климате ты будешь выглядеть так же, как до приезда в Шотландию.

— Надеюсь… — негромко ответила Джиованна.

Их беседа была прервана Россом, который принес поднос с кофейником и свежими сливками, раздобытыми им в Париже. Кроме того, на подносе стоял кувшин молока для Джиованны. Увидев это, девушка взмолилась:

— Прошу вас, позвольте мне хотя бы кафе с молоком!

Миссис Сазерленд заставляла меня пить столько молока, что я скоро превращусь в корову!

Герцог рассмеялся.

— Это вряд ли, но с кофе действительно будет гораздо вкуснее. Так и будем делать до возвращения домой.

Девушка бросила на него быстрый взгляд, и герцог понял, что она с нетерпением ждет благополучного возвращения в замок вместе с ним.

Когда Росс вышел, герцог тихо произнес:

— Пей кофе, а потом поможешь решить, что нам делать дальше. Но мне будет трудно, если я не узнаю о том, что с тобой произошло и почему ты должна была первым делом поехать в Неаполь.

Джиованна глубоко вздохнула и сунула ладонь в его руку совершенно по-детски. Он поцеловал крошечные пальчики, и Джиованна заговорила:

— Если ты… так будешь делать… мне будет трудно думать о ком-нибудь, кроме тебя.

— А я и вовсе не могу думать ни о ком, кроме самой лучшей, самой замечательной женщины, которую я только встречал в своей жизни, — чуть приглушенным голосом продолжил герцог.

— Это… правда?

Он внимательно посмотрел на нее:

— Прежде чем мы начнем разговор о том, что случилось с тобой, моя дорогая, прежде, чем станем думать о будущем, я хочу сказать тебе одну вещь.

Он почувствовал, что пальчики Джиованны задрожали, словно от испуга, и попросил:

— Посмотри на меня!

Она повернулась к нему, и герцогу подумалось, что он никогда не видел глаз прекраснее, чем эти, зеленые с золотыми точками, исполненные тревоги.

— Я хочу сказать тебе, — герцог понизил голос, — что не будь ты тем, кто ты есть, будь ты совсем другим человеком и не имей ни гроша, я все равно на коленях молил бы тебя стать моей женой.

Он понимал, что Джиованна ожидала услышать от него совсем не это. Ее лицо засияло, а пальчики сжали его руку.

— Ты веришь мне? — спросил герцог. — Клянусь Господом всемогущим, это правда.

— Я тебе верю, — многозначительно ответила Джиованна, — но… но во всем случившемся виноваты мои проклятые деньги! О, почему крестная не оставила их кому-нибудь еще! — от всего сердца воскликнула она.

Герцог тихо произнес:

— Я знал, что ты так скажешь. Но прошу тебя, дорогая моя, вспомни о том, что значат эти деньги для твоих и для моих людей — ведь нашим подданным так нужна помощь!

— Ты обещаешь, что прежде всего позаботишься о них? — спросила Джиованна.

Герцог улыбнулся.

— Я боюсь лишь того, что графиня Далбет больше интересуется новыми туалетами, а не протекающими крышами, а Лондон предпочтет унылому замку!

— Как ты мог подумать… — начала Джиованна, но тут же догадалась, что герцог дразнит ее.

— Еще когда я жила в Неаполе, я очень волновалась за свой клан, — вспоминала она. — Мне никто ничего не говорил, но я знала, что мачеха тратит все папенькины деньги на себя и ничего не оставляет ни хуторянам, ни беднякам.

— Как мог твои отец жениться на такой женщине? — недоумевал герцог.

— Это она вышла за него! — ответила Джиованна.

Герцог вспомнил, что уже слышал нечто подобное от сэра Иэна Мак-Кэрона, и попросил:

— Расскажи наконец, что же случилось?

— Папенька поехал в Эдинбург на прием, который устроили друзья в благодарность за обед у него в замке. Я была рада, что он едет, потому что он был очень несчастен после… после смерти маменьки… вместе с ней он потерял интерес к жизни.

Джиованна всхлипнула, и герцог понял, как тяжело ей приходилось в то время.

— Он отсутствовал дольше, чем я ожидала, — продолжу жала девушка, — а когда он вернулся… он вернулся с НЕЙ!

— Они уже были женаты?

— Они сказали мне, что поженились без огласки… хотя папенька никогда не мог вспомнить, как это произошло.

Потрясенный герцог воззрился на Джиованну.

— Это он так говорил?

— Потом я догадалась: мачеха опоила его, подсыпала в вино что-то, и он сделал все, как она хотела… а потом обо всем позабыл.

— Почему ты так решила? — спросил удивленный ее тоном герцог.

— Потому что потом, когда они вернулись… она всегда поступала так, если хотела добиться чего-нибудь от папеньки.

— А дальше?

— С момента их возвращения папенька начал пить гораздо больше, чем прежде. До этого он иногда выпивал стаканчик виски… но тут стал требовать все больше кларета и портвейна… и шампанского, оно очень понравилось мачехе…

— Ты говорила с ним об этом?

— Конечно! Я говорила: «Прошу вас, папенька, не пейте так много. Вы же знаете, что будь маменька с нами, она бы очень расстроилась. Мне так горько видеть вас нетрезвым!»

— А он?

— В первый раз он сказал: «Ты права, дорогая, я веду себя глупо. Обещаю, что буду пить меньше».

— И он выполнил обещание?

— Он пытался… я знаю, что пытался! — воскликнула Джиованна. — Но мачеха рассердилась на меня.

— Что она сказала?

— Чтобы я не совала нос не в свое дело. Она, видите ли, сама может присмотреть за моим отцом и лучше знает, что для него хорошо, а что плохо.

— И он продолжал пить.

— Он старался не пить при мне, но я знала, чтоб выманить деньги, мачеха приносила ему стакан кларета или портвейна и говорила: «Я кое-что принесла тебе, дорогой Кейт.

Давай выпьем за наше счастье».

Джиованна замолчала, и герцог спросил:

— Что же было потом?

— Когда это случилось во второй или в третий раз, я поняла, что мачеха добавляла в вино какое-то сильнодействующее средство, выпив которое, папенька почти терял сознание и казался абсолютно пьяным.

Губы герцога сжались в тонкую ниточку. Он спросил:

— Ты обвиняешь в этом мачеху?

— Я много в чем могу ее обвинить, — ответила Джиованна. — Но самое главное — она тратила деньги. После матушкиной смерти я помогала папеньке вести счета и знала, что до того, как папенька женился во второй раз, мы экономили на всем ради наших людей, многие из них были на грани голодной смерти.

Она глубоко вздохнула, словно вновь переживая всю горечь тех лет, и продолжала:

— В суровые зимы этим людям почти нечего есть. Мне так их жаль! А папенька и маменька всегда помогали тем, кто бедствует.

— Разумеется, — пробормотал герцог. Он понимал, что забота о подданной — обязанность любого предводителя клана.

— Но когда они, как обычно, пришли к нам в замок за помощью, мачеха прогнала их прочь, сказав, что папенька слишком болен и не может выслушивать их жалобы.

Девушка снова вздохнула.

— Я понимала, что она поступает отвратительно, и будь папенька в себе, он ни за что не позволил бы так унижать своих людей.

— Но что же делала ты?

— Я отдавала им все деньги, какие могла, и поговорила с одним из старейшин, чтобы тот обеспечил маленьких детей молоком — это всегда было самым важным для папеньки.

Джиованна в смущении отвела глаза.

— Самое ужасное, что мачеха продолжала покупать новые портьеры, ковры и дорогие украшения. Она украшала дом… а люди голодали!

Не в силах более вспоминать те ужасы, Джиованна умолкла и разразилась слезами.

Герцог обнял ее за плечи.

— Если это так расстраивает тебя, дорогая, мы можем продолжить разговор в другой раз.

Он вытер девушке слезы. Джиованна сказала:

— Нет, я хочу договорить. Я хочу, чтобы ты знал.

Как хорошо, что можно поговорить с тобой… я думала, меня никто никогда не поймет… и я умру вместе со своими тайнами.

— Твои тайны теперь стали моими, а мои — твоими, — успокаивал ее герцог, — но историю ты доскажешь мне в следующий раз.

— Нет, сейчас! — почти сердито возразила Джиованна.

Герцог поцеловал ее в лоб и вновь опустился в кресло, не выпуская руки девушки. Тут ему в голову пришла идея.

— Ты такая худенькая, что в кресле хватит места для нас обоих. Если уж ты хочешь рассказывать дальше, давай я обниму тебя.

Он оказался прав — они удобно устроились в одном кресле, и там еще осталось немного свободного пространства. Удовлетворенно вздохнув, Джиованна опустила голову на плечо герцогу. Он улыбнулся:

— Вот, так будет гораздо проще и приятнее — мне очень нравится прижимать тебя к сердцу.

— Мне… мне тоже так нравится, — прошептала Джиованна.

Она посмотрела на него, и герцог захотел поцеловать прекрасную девушку, но понял, что тогда она не доскажет самое важное. Поэтому он попросил:

— Ну, теперь рассказывай дальше.

— Вскоре после того, как я поругалась с мачехой… я сказала ей, что наши подданные голодают, а она тратит больше, чем мы можем себе позволить… а потом мачеха показала мне, как она ненавидит меня. — Девушка вздрогнула. — Я буквально ощущала исходящую от нее ненависть.

— Так оно и было! — заметил герцог, вспомнив, чем все кончилось.

— Что бы я ни делала, что бы ни говорила — все было не так, — сказала Джиованна. — Наконец мачеха предложила папеньке отослать меня прочь.

— А он понял причину?

— Он сказал: «Твоя мачеха думает на некоторое время отправить тебя в пансион». Я испугалась только, что школу будет выбирать она.

— Поэтому ты поехала к бабушке.

— Она прислала мне письмо, в котором спрашивала, как я живу. Когда я показала письмо папеньке, он спросил:

«Почему бы тебе не съездить в Неаполь? Думаю, там тебе будет лучше».

— Ты удивилась?

— Сначала — да. Мне никогда и в голову не приходило, что я могу оставить Шотландию. Но потом я посмотрела на папеньку и убедилась, что он совсем плох. — Джиованна вздохнула. — Мы говорили с ним рано утром, пока мачеха не проснулась. Накануне он слишком много выпил, и я поняла, что, если мачеха узнает о том, как мы до сих пор любим друг друга, она принесет папеньке еще стакан своей отравы. Тогда он совсем опьянеет, и поговорить нам уже не удастся.

Джиованна помолчала, потом, всхлипывая, заговорила снова:

— Мне казалось, что матушка… стоит рядом со мной и говорит мне, что делать. Я попросила папеньку написать бабушке и сказать, что я поеду к ней.

— И он согласился?

— Он сказал, чтобы я ехала сразу же, безо всяких писем! Наверное, он видел, как я страдаю… и сам страдал от этой женщины, которая сводила его в могилу… но поделать он ничего не мог!

В голосе Джиованны звучало столько горечи, что герцог прижал ее к себе покрепче и коснулся губами нежной щеки.

— Как же тебе, должно быть, было тяжело!

— Наверное, я была не права… мне следовало остаться, — укоряла себя Джиованна. — Но я так переживала… ведь с маменькой мы жили гораздо счастливее… что мечтала уехать прочь.

— Я представляю. Тебе ведь было всего пятнадцать.

— Я была уже достаточно велика, чтобы осознать весь ужас происходившего… но не в силах была спасти папеньку.

Герцог понимал, что молоденькая неопытная девушка никак не могла противостоять такой коварной женщине, как мачеха Джиованны.

— Итак, ты уехала в Неаполь, — подсказал он.

— Полковник Далбет, папенькин кузен, послал свою дочь — очень приятную женщину лет тридцати пяти — сопровождать меня. Мы путешествовали не так роскошно, как сейчас, всего лишь вторым классом, но это было настоящее приключение!

— Твоя бабушка обрадовалась тебе?

— Очень… но я не хотела покидать папеньку надолго и надеялась вскоре вернуться.

— Думаешь, он позволил бы тебе?

— Я писала ему каждую неделю, а он ответил всего раз или два… А потом я сообщила, что хочу вернуться домой, но на письмо ответила мачеха.

— Догадываюсь, что именно она ответила! — заметил герцог.

— В письме ясно говорилось, что ни она, ни папенька не хотят видеть меня. Я должна была оставаться в Италии и бросить глупые мечты о возвращении в Шотландию.

— И что же потом?

— Бабушка уже наняла мне нескольких преподавателей, но когда поняла, что я останусь надолго, решила отдать меня в пансион при монастыре, где я могла бы встречаться с ровесницами и учиться у самых лучших учителей.

— ; — Значит, ты жила в монастыре, — заключил герцог. — Как-то странно об этом слышать.

— Я представляла себе монастырь совсем не так, — вспоминала Джиованна. — С одной стороны, там были искренне верующие сестры, которые все время молились или помогали беднякам.

— А вас с ними не пускали? — спросил герцог.

— Нет, — ответила Джиованна. — Ас другой стороны, там была замечательная школа, в которой занимались тридцать учениц, все из лучших семей Италии и Франции.

У нас были великолепные учителя по всем предметам, и не только монашки.

Девушка улыбнулась.

— Конечно, мы много времени проводили на службах и учили закон Божий… но другие предметы нам читались ничуть не хуже!

Джиованна умолкла, взглянула на герцога и призналась:

— Я так рада, что знаю все это… иначе ты бы решил, что я глупая… и скучал бы со мной.

—  — Никогда! — ответил герцог.

— Боюсь только, все знания у меня из книг, а ты путешествовал по свету и храбро сражался в Индии.

Герцог засмеялся.

— Ты наслушалась россказней миссис Сазерленд и Росса.

Смотри, вот увидишь, как они ошибаются…

— Я и так знаю, какой ты… замечательный! — негромко и застенчиво произнесла Джиованна. Герцог промолчал, и она быстро добавила:

— Ты ведь действительно любишь меня… по-настоящему, а не просто говоришь, чтобы обрадовать меня?

— Я люблю тебя так, как никого еще не любил, — заверил ее герцог. — Дорогая моя, я даже не думал, что способен на подобное чувство!

— Ты… ты уверен?

— Абсолютно, — ответил он, — и я докажу тебе это, как только мы будем в безопасности и поженимся.

Герцог нежно повернул Джиованну к себе и поцеловал ее, чувствуя, как они вновь превращаются в единое целое и слова становятся не нужны. Он целовал Джиованну до тех пор, пока ее глаза не засияли подобно солнцу и она не ощутила тот же восторг, который ощущал он.

— Я люблю тебя… как я тебя люблю! — воскликнул он. — Как я мечтаю уехать с тобой в путешествие на медовый месяц и не думать ни о чем, кроме нашей любви!

Все же, понимая, что над ними нависает зловещая тень Кейна Хорна, герцог сказал себе, что чем быстрее он разберется со всем этим делом, тем будет лучше.

Но сейчас он думал только о Джиованне и целовал ее до тех пор, пока не забылось все, кроме великолепия их любви.


Позже, когда Джиованна выспалась, они с герцогом пообедали и продолжили разговор.

Девушка вернулась в гостиную, где ее ждал герцог.

Джиованна была одета в красивое платье из приятной голубой ткани, некогда принадлежавшее тетушке герцога. Миссис Сазерленд подогнала наряд по фигуре Джиованны и, несмотря на старомодный фасон, исхитрилась даже присобрать турнюр. В этом простом платье Джиованна вновь напомнила герцогу нимфу водопада, как в их первую встречу.

Бледно-золотые волосы, нефритово-зеленые глаза и белоснежная кожа придавали девушке неземной вид, а ее» хрупкая фигурка могла принадлежать только какому-нибудь сказочному существу.

Герцог увлек Джиованну в угол вагона. Дожидаясь ее, он снял с кресла один из подлокотников, чтобы получился небольшой диван, на который он и сел вместе с Джиованной.

— Мне нравится, когда ты рядом, — сказал он, — а так нам будет намного удобнее, чем в одном кресле.

Джиованна улыбнулась.

— Мне было очень удобно и в кресле… пока я с тобой, мне все равно, где мы.

— Мне тоже, — согласился герцог, — в этом мы с тобой полностью заодно, моя любовь.

Он бережно поцеловал ее и коснулся рукой мягкого шелка волос.

— Как тебе удалось сохранить свою красоту после всего, что ты вынесла? — спросил он.

— Я так хотела услышать от тебя эти слова! Но, по-моему, ты не слишком хорошо видишь, — заметила Джиованна. — Мне очень стыдно за свою внешность. Но для того, чтобы вы с миссис Сазерленд остались довольны, я готова выпить все молоко, какое только принесет Росс.

Джиованна сморщила носик и добавила:

— Но французское молоко мне совсем не по вкусу!

— Придумаем что-нибудь другое, — пообещал герцог.

— Я так счастлива, когда бываю с тобой, и поправляюсь только от одного этого счастья, — прошептала Джиованна.

Герцог поцеловал ее, думая, что она права.

Через некоторое время Джиованна все-таки вспомнила о недосказанной истории и продолжала свой рассказ с того места, на котором прервалась.

— В мае я получила письмо из Шотландии, из которого узнала о смерти папеньки.

— Ты, наверное, была потрясена.

— Я была готова к этому, потому что папенька очень долго не писал мне. Я часто посылала ему письма… но он не отвечал. Я вообще чуткая, и у меня появилось предчувствие, что папенька должен был очень скоро очутиться в раю… вместе с маменькой.

Джиованна говорила спокойно, но герцог догадался, как горько ей было сознавать, что отец умер, не сказав последнего «прости», а она не сумела вырвать его из-под власти этой страшной женщины, его новой жены.

— А когда ты сообщила им о своем возвращении?

— Вначале я не думала об этом… но потом пришло письмо от полковника Макбета и других членов клана, которые писали, что я стала графиней Далбет и предводительницей клана и поэтому должна вернуться.

Джиованна на миг умолкла, словно поражаясь, как внезапно все произошло.

— Правда, они все-таки позволили мне окончить школьный семестр.

— А тебе этого хотелось?

— О да! Я так боялась возвращаться в Шотландию!

Мы с бабушкой все обсудили и решили, что вначале я должна сдать экзамены после второго семестра.

— А потом?

— Потом внезапно пришло письмо из Америки. В нем говорилось о кончине моей крестной, которая оставила мне целое состояние.

— Как же ты, наверное, удивилась!

— Еще бы! Теперь я могла помочь всему клану Макбетов — я ведь так волновалась за них, зная, что мачеха ничего им не дает!

Джиованна вздохнула.

— Бедняки обращались только к своим старейшинам, у которых совсем не было денег — ну, или по крайней мере меньше, чем у нас.

Герцог был искренне тронут такой заботой о людях.

— Мне следовало связаться с банком в Лондоне или в Эдинбурге, а бабушка сказала, что ее поверенные в Неаполе все устроят, — продолжала Джиованна.

— Так и вышло, да?

— К несчастью, они решили обо всем написать моей мачехе. Скорее всего именно поверенные виноваты в том, что новости о наследстве попали сначала в итальянские, а потом в английские и шотландские газеты.

Теперь герцог понял, как все произошло и почему Далбеты и Мак-Кэроны связались с маркизом Лотианом — министром по делам Шотландии.

— Пока я доучивалась в школе, я не слишком задумывалась о наследстве, — продолжала Джиованна. — Потом я получила письмо от полковника Макбета, он требовал моего возвращения в Шотландию, и одновременно с этим — письмо от мачехи.

— Что она тебе написала?

— Что встретит меня в Дувре, если бабушка сможет найти человека, который привезет меня туда.

— Тебе ведь вряд ли хотелось снова встречаться с ней?

— Я отнеслась к этому как к неизбежному злу, — ответила Джиованна. — Я боялась только, что после смерти папеньки мачеха станет моим опекуном и мне придется слушаться ее. Впрочем, имея столько денег, я бы помогала своим людям, и в этом меня, конечно, поддержали бы родственники.

— Так, значит, ты отправилась в Шотландию.

— Бабушка поговорила с матерью-настоятельницей, и та послала со мной одну из монашек — очаровательную женщину, она всегда ездила по делам монастыря в Рим и вообще всюду.

— А когда ты добралась до Дувра? Что было потом?

— Мачеха и ее старая служанка, Энни — я ее помнила, но мне она очень не нравилась — ждали меня в отеле «Лорд Уорден». Я попрощалась с сестрой-монахиней и поехала в Шотландию.

Герцог молча ждал, видя, что Джиованна начинает нервничать.

— Вначале, — смущенно призналась она, — мачеха не сказала ни слова о моем наследстве и только спросила, какие я отдала распоряжения. Я не видела причины скрывать это и показала ей все документы, которые мне выдали бабушкины поверенные в Неаполе.

Вздохнув, Джиованна добавила:

— Только потом я поняла, как глупо поступила. Мачехе стали известны имена банкиров в Лондоне и Эдинбурге — эти люди обещали выполнить все мои требования и перевести деньги в любой шотландский банк, какой я выберу.

— Когда мачеха попросила тебя об этом?

— Мы ночевали в Лондоне. Вечером к нам в отель явился представитель банка, и я подписала множество документов, которые мачеха внимательно прочитала.

Словно оправдываясь, Джиованна произнесла:

— Она была так мила со мной, что я решила, будто теперь, когда папенька умер, а я повзрослела, ей нет нужды ненавидеть меня, как прежде. Мне даже показалось, она хотела подружиться со мной.

— О, актриса она великолепная! — саркастически заметил герцог, но потом умолк, продолжая слушать рассказ Джиованны.

— Когда мы были в Инвернессе, мачеха заглянула в мое купе и сказала: «Путь будет тяжелым, моя милая, дороги очень пострадали от зимних дождей. Вот, выпей это, не то я боюсь, тебе станет плохо. По мне уж лучше штормовое море, чем эти ужасные переезды!»

«Вы преувеличиваете!»— удивилась я, пытаясь вспомнить дороги в тот год, когда уезжала из дома.

«Здесь были две отвратительные зимы подряд, — пояснила мачеха, — поэтому теперь карету швыряет из стороны в сторону, и пассажиру непременно становится плохо».

«Я как-нибудь потерплю», — засмеялась я.

«Ну, все равно выпей», — велела мачеха, протягивая мне маленький стаканчик с белой жидкостью.

«Не хочу, — отпиралась я, — наверное, это невкусно».

«Это просто мятный настой, — объясняла мачеха. — Я приготовила его специально для тебя, только что выпила немного сама и дала Энни».

Джиованна сильнее прижалась к герцогу.

— Я… я понимаю, как это было глупо… но она так настаивала… и мне не хотелось ее огорчать. Я никогда не думала, что она сделает со мной то же самое, что делала с папенькой.

— Что же произошло?

— Я выпила ее микстуру… и через несколько минут потеряла сознание. Больше я ничего не помню.

— Тебя опоили! — воскликнул герцог.

— Да, скорее всего, — согласилась Джиованна. — Я совсем не помню, как мы добрались домой. Очнулась я уже в постели… в комнате, в которой никто никогда не жил.

— Ты была одна?

— Да, одна… а когда я очнулась, мне было очень плохо.

Я сумела встать с постели… нашла кран, налила себе воды и только тут поняла, где я.

— Где же?

— В комнате, специально построенной моим дедом для его матери.

Герцог нахмурился, и Джиованна пояснила:

— Она была очень старой и ужасно не любила шум.

Любой шорох мог помешать ей заснуть… поэтому дедушка велел построить на верхнем этаже специальную комнату, изолированную от всего остального дома.

Джиованна взмахнула руками.

— Чтобы дойти до этой комнаты, нужно было пересечь два длинных коридора. К счастью, к ней примыкала ванная с водопроводом… правда, вода была только холодная… но благодаря этому я выжила.

— Ты хочешь сказать, что тебя не кормили, но у тебя была вода?

Джиованна кивнула.

— Мне хотелось пить не меньше, чем есть. От жажды я умерла бы гораздо быстрее… и, наверное, еще мучительнее.

— Когда ты догадалась, что с тобой происходит? — спросил герцог.

— Ко мне пришла мачеха и все рассказала. Только тут я поняла, как она ненавидит меня. Ее ненависть не утихла, а стала еще сильнее, потому что я превратилась в богатую наследницу.

«Если ты думаешь, что сможешь распоряжаться своими деньгами, ты сильно ошибаешься, — сказала мачеха. — А если ты надеешься выйти замуж за герцога, как решили старейшины, тебя ждет сюрприз».

«О чем вы? — недоумевала я. — Я впервые слышу о замужестве!»

«Эти старые идиоты из кланов Макбет и Мак-Кэрон задумали выдать тебя за герцога Инверкарона, чтобы ты со своими денежками могла править половиной Шотландии.

Но тебе это не удастся! Не дам я тебе править где-нибудь, кроме как в аду!»

«Я не понимаю, о чем вы!»— воскликнула я.

«Ну так слушай! — ответила мачеха. — Ты умрешь!»

«Вы с ума сошли! — закричала я. — Неужели вы не понимаете, что меня будут искать? Да и глава моего клана захочет встретиться со мной».

Джиованна вздрогнула.

— Она улыбнулась… и тут я по-настоящему испугалась.

«Твои люди посмотрят на тебя, — сказала она. — Они увидят смазливенькую предводительницу клана, попляшут на ее свадьбе и убедятся, что она швыряет деньги направо и налево, — но это будешь не ты, нет, бедная сумасшедшая Джиованна, которую я приютила у себя в доме из милосердия. Нет, Джиованна, ты умрешь! Безумная девчонка, которая только и может, что кричать и бесноваться, — это так опасно! И никто не заплачет по этой девчонке! Ее зароют в землю… и забудут навсегда!»

Голос Джиованны дрогнул. Девушка уткнулась лицом в плечо герцога, и он покрепче обнял ее.

— Я догадываюсь, каково тебе было, любимая, — ласково произнес он.

— Я думала, это сон… но все было на самом деле.

Мачеха допускала ко мне только эту ужасную старуху, Энни, которая никогда меня не любила. Служанка приходила и через дверь говорила: «Я принесла тебе очень вкусный обед, кухарка в него прямо душу вложила. Вот тут лосось, свеженький, только что из речки, а вот еще нежная оленинка.

Бедняжка, но ты же сумасшедшая, ничего не хочешь есть и отсылаешь еду прочь нетронутой!»

Джиованна резко вздохнула, вспоминая весь этот кошмар.

— Я… я слышала, как Энни стояла за дверью, пока еда не остынет. Потом она уносила поднос и говорила, что бедная сумасшедшая отказалась покушать.

— Не могу в это поверить! — воскликнул герцог. — Неужели люди могут быть столь жестоки?

— Это было ужасно, — подтвердила Джиованна. — А мачеха приходила каждый день, чтобы посмотреть, как я слабею, и чтобы поддразнить меня рассказами о ее дочери, которая станет новой графиней.

— Ее дочь? — резко спросил герцог. — Это была ее дочь?

— Папенька говорил, что мачеха уже была замужем и у нее есть ребенок… но я никогда не видела этого ребенка, не знала, мальчик это или девочка… пока мачеха не сказала, что ее дочь заняла мое место и никто даже не заподозрил подмены!

Джиованна разрыдалась, и герцог поспешил осушить ее слезы, он приник к губам Джиованны и целовал, пока девушка не почувствовала, что милостью Божьей избежала той страшной участи, на которую обрекла ее мачеха, демон в женском обличье.


Глава 7


Герцог распахнул дверь. Джиованна, сидевшая рядом с бабушкой и державшая ее за руку, вскочила. В глазах девушки застыл вопрос. Герцог пересек комнату, обнял Джиованну и тихо произнес:

— Все готово, но я не хочу, чтобы ты пугалась.

Девушка прижалась к нему, боясь отойти от него хотя бы на шаг. Он повернулся и обратился к леди Синклер:

— Мне не хотелось бы расстраивать вас, но знаю, что вы все поймете. Пока мы не справимся с преступниками, с вами в комнате будет находиться агент полиции.

Леди Синклер промолчала, и герцог добавил:

— Это очаровательный молодой человек. Он говорит по-английски и наверняка вам понравится.

— Не беспокойтесь за меня, — мягко ответила старушка. — Позаботьтесь лучше о моей внучке.

— Я поклялся всегда заботиться о ней, — уверенно заявил герцог.

Леди Синклер протянула ему руку. Герцог наклонился поцеловать сухую кисть, и Джиованна подумала, что бабушке нравится ее жених.

Герцог увлек Джиованну прочь из комнаты, куда тотчас же вошел симпатичный полицейский-итальянец.

Герцог повел Джиованну в приемную залу виллы. К удивлению девушки, зала была пуста.

— Теперь слушай внимательно, моя дорогая, — начал герцог. — Возможно, я требую от тебя очень многого, но ты должна раз и навсегда почувствовать себя в безопасности и знать, что никто тебе не угрожает.

Джиованна недоуменно посмотрела на герцога. Он под» вел девушку к дивану, усадил ее и сам сел рядом.

За окном плескалось голубое Средиземное море, в саду цвели бугенвиллеи, а на небе не было ни облачка. Казалось невероятным, чтобы в этом раю кому-то могла угрожать опасность.

Несколькими минутами раньше, подъезжая к вилле, герцог отметил ее красоту, но его гораздо больше заботила жизнь Джиованны, висевшая, как и его собственная, на ниточке.

Он посмотрел на девушку и негромко, но убедительно произнес:

— Я хочу, чтобы ты набралась храбрости, моя дорогая.

— Что я должна сделать?

— Я говорил с шефом полиции, — рассказывал герцог. — Он сообщил мне все известное о Кейне Хорне, оказывается, этот тип замешан не в одном убийстве. Его ловят уже долгое время. Как-то раз его едва не схватили, но в последний момент он ускользнул и скрылся — теперь понятно, он улизнул в Шотландию.

— А… а мачеха?

— Она не намного лучше. Однако для того, чтобы предъявить им обвинение, полиции нужны неопровержимые доказательства их вины. Тут-то и потребуется твоя помощь.

Джиованна задержала дыхание и дрожащим голосом спросила:

— Что ты хочешь… чтобы я сделала?

— Наши враги уже в Неаполе и с минуты на минуту появятся здесь, — спокойно говорил герцог. — Когда они приедут, ты должна выйти им навстречу.

Джиованна широко распахнула глаза.

— Одна?!

— На самом деле ты будешь не одна, — объяснил герцог. — Ты будешь не только под моей защитой, но и под защитой самых лучших полицейских офицеров Италии.

Он почувствовал, что Джиованна сжала его руку, и быстро добавил:

— Они спрячутся, и Кейн Хори не увидит их до тех пор, пока не начнет угрожать тебе. Тогда они выскочат из укрытия и схватят его.

— А если он… если он убьет меня?

— Он умрет прежде, чем успеет нажать на курок, — твердо пообещал герцог. Увидев в глазах Джиованны страх, он добавил:

— Я знаю, что прошу почти невозможного, дорогая, но ты так храбро вела себя до сих пор! Пойми, другого пути обезвредить этих людей и покарать их за все совершенные ими преступления не существует.

— Я… я понимаю.

Герцог прижал девушку к себе и поцеловал ее.

— Я уверен, что ты не подведешь меня. Не бойся и помни: мы победим!

Не дожидаясь ответа, он поставил Джиованну на ноги.

— Кажется, я слышал стук копыт, — произнес он. — Я должен уйти, но ты помни, я рядом, дорогая моя. Богом клянусь, ни один волосок на твоей прекрасной головке не пострадает!

Герцог вновь поцеловал девушку. За дверью раздались голоса, и герцог проворно нырнул за ширму, стоявшую в углу комнаты.

Джиованна осталась одна — впрочем, за портьерами и за шкафами в комнате прятались вооруженные полицейские.

Пять минут назад один из них вышел из дома в одежде герцога, сел в открытую карету леди Синклер и уехал. Герцог знал, что Кейн Хорн со своими подручными наверняка увидят его возвращающимся в Неаполь и не заподозрят подмены. Операция была спланирована более чем тщательно, до мельчайших деталей, однако скрывающийся за роскошной китайской ширмой герцог не мог побороть страха за Джиованну.

В то же время он не мог не восхищаться спокойствием, с которым она приняла его просьбу, воздержавшись от споров и жалоб. Все-таки она была шотландкой, и именно шотландская кровь заставила ее ждать убийц, вздернув подбородок и холодно глядя на выходившую в холл дверь.

Раздался звук шагов. Дверь распахнулась. На пороге появился Кейн Хорн.

Увидев Джиованну в одиночестве, негодяй удовлетворенно улыбнулся и бесцеремонно вошел в комнату. За ним следовали два человека, вероятно, те же, что обыскивали замок. К удивлению Джиованны, вслед за ними возник и третий — пожилой, с седой бородкой и в сутане.

Кейн Хорн медленно приблизился к Джиованне. Оказавшись в нескольких футах от нее, он заговорил:

— Думаю, вы и не мечтали увидеть меня сразу после отъезда герцога. Вы поступили правильно, бежав из Англии, но скрыться от меня вам не удалось. Как видите, я здесь!

— Что вам надо? — спросила Джиованна негромко, но без тени страха в голосе.

— Я хочу кое-что объяснить вам, — начал Кейн Хорн.

В этот миг из холла донесся громкий и пронзительный женский голос.

Хорн не выказал удивления. Через секунду дверь распахнулась, и в комнату ворвалась вдовствующая графиня Далбет.

Она была одета по обыкновению вульгарно, в яркое пышное платье, а на плечах соболий палантин. Графиня яростно ринулась к Кейну Хорну.

— Что ты тут делаешь? — зло спросил он. — Я же велел тебе ждать меня в отеле!

— Знаю! — закричала графиня. — Но я хотела посмотреть, как ты убьешь эту? Что, нельзя?

— Ты должна была слушаться меня! — последовал ответ. — Никто никого не собирается убивать.

Графиня ошеломленно посмотрела на Хорна.

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовалась она. — Ты сказал, что убьешь девчонку! Ты не хуже меня понимая ешь, что она должна умереть!

Не дождавшись ответа, графиня повысила голос:

— После всего, что мы вынесли, ты еще тянешь? Только ее смерть позволит нам вздохнуть спокойно! Тогда ее состояние станет нашим наверняка!

В ее голосе звучала такая злоба, что сидевший за ширмой герцог испугался, как бы Джиованна не потеряла самообладание и не попыталась убежать. Однако девушка стояла на месте, глядя прямо в глаза женщине, которая была замужем за ее отцом, а саму ее ненавидела дикой, убийственной ненавистью.

— Если бы ты не лезла, куда не просят, — заявил Хорн, — обошлось бы без этой лишней сцены. Ты и так узнала бы, что я передумал, но узнала бы позже.

— Передумал? — перешла на крик графиня. — Что значит передумал? Ты должен убить ее! Она здесь одна, если не считать старухи! Я видела, как герцог уезжал, да и ты наверняка видел! Убей ее и давай убираться отсюда, пока не обнаружили тело.

Графиня пришла в ярость, и герцог решил, что женщина потеряла всякое самообладание и буквально сходит с ума от ненависти.

Очевидно, подумав о том же, Кейн Хорн бросил:

— Да заткнись ты! Я принял решение — и ни ты, ни любой другой человек не сможет помешать мне! Я не стану убивать эту девчонку. Хватит с нее твоего хваленого яда. Я на ней женюсь!

На мгновение графиня остолбенела, рот у нее приоткрылся, а взгляд застыл на Хорне, она не могла поверить его словам.

Пользуясь ее замешательством, он продолжал:

— Да, женюсь! Я даже священника захватил, чтобы не тянуть. Тело прятать не придется — ее состояние и так перейдет ко мне навсегда!

В его голосе впервые звучало удовольствие, словно собственная идея пришлась негодяю очень по вкусу. Графиня же взвизгнула так, что ее визг эхом разлетелся по комнате.

— Ах ты, предатель! — вопила она. — Ты же обещал жениться на мне! Думаешь, у тебя получится обмануть меня?

С этими словами она проворно выхватила из атласной сумочки, которую держала в руках, револьвер, и выстрелила Кейну Хорну в сердце.

Выстрел оглушительно раздался под сводами комнаты.

Почти в ту же секунду человек Хорна выстрелил в графиню, и пуля вошла женщине под подбородок.

Едва ли не прежде, чем тела графини и Кейна Хорна коснулись земли, герцог подхватил Джиованну на руки и вынес ее из комнаты. Краем глаза он заметил, как выскакивают из укрытия полицейские. Графиня и Кейн Хорн умерли почти моментально.

Герцог отнес Джиованну на веранду, к открытому окну.

Веранда выходила в сад, полный цветов и кипарисов. Герцог опустил Джиованну на подушки дивана и крепко прижал к себе.

Девушка спрятала лицо у него на плече, и герцог понял, что она не плачет, а испугана до такой степени, что ничего не чувствует.

Герцог поцеловал ее в лоб, провел рукой по шелковистым волосам и сказал:

— Все кончено, моя любовь. Ты свободна. Остается только решить, как скоро ты выйдешь за меня замуж.

Девушка не произнесла ни слова, только прижималась к герцогу, словно желая удостовериться, что он рядом, а значит, она в безопасности.

— Ты вела себя удивительно храбро, — восхищался герцог. — Я горжусь тобой!

Она подняла голову, и герцог долго смотрел ей в глаза.

Зло было побеждено и больше не угрожало им.

Потом медленно, не торопясь, зная, что впереди еще целая жизнь, герцог наклонился и губами нашел губы Джиованны. Поцелуй был долгим, нежным и настойчивым, и только после него Джиованна смогла произнести незнакомым неуверенным голосом:

— Неужели все кончилось… неужели я могу стать твоей женой?..

— Да, и чем быстрее, тем лучше, — ответил герцог. — А после этого, любимая, ты станешь моей, и тебе никогда и никто не посмеет угрожать.

И, словно с новой силой испугавшись за нее, герцог начал целовать Джиованну, целовать требовательно и страстно, чтобы любовь заставила рассеяться ужас случившегося.


Много позже, когда полицейские уехали с виллы, забрав тела, герцог и Джиованна отправились к леди Синклер.

— Как вы, бабушка? — спросила Джиованна, увидев, что старушка сидит в том же кресле, где они оставили ее.

— Прекрасно, дорогая, — улыбнулась леди Синклер. — Шеф полиции рассказал мне, как ты замечательно держалась.

Он тебе очень благодарен. Он сказал, что без этих негодяев в Неаполе станет гораздо спокойнее.

Джиованна ничего не ответила, только посмотрела на герцога. Он обнял ее за талию и произнес:

— Остался еще один нерешенный вопрос, леди Синклер — как скоро мы можем обвенчаться? Джиованна не желает быть одна ни днем, ни ночью… и мне самому очень не хочется отпускать ее.

— Я все понимаю, — согласилась леди Синклер. — Британский консул — мой старинный друг, так что здесь все просто. А что касается вашего медового месяца…

— Медового месяца? — прошептала Джиованна.

— Да-да? — спросил герцог.

— У меня есть хороший друг, граф Роберто Карузо, владелец роскошной виллы с великолепным садом. Это всего в полумиле отсюда. Граф сейчас в отъезде, но он просил меня присмотреть за виллой. Я знаю, что он будет искренне рад, если вы поселитесь там на время. В случае еще каких-нибудь пожеланий, можете смело обращаться ко мне.

— О, как… как все замечательно! — воскликнула Джиованна.

И наконец, словно избавившись от слишком тяжелой ноши, девушка разрыдалась в кольце сильных рук герцога.


Проснувшись, Джиованна увидела, что кто-то — она догадывалась, кто именно, — раздвинул портьеры, закрывавшие огромное окно в их спальне. Глядя на поднимавшийся в небо золотой диск солнца, Джиованна почувствовала, как руки мужа обвились вокруг ее талии и притянули ее поближе.

— Это заря нашей новой жизни, моя любимая, — заговорил он. — Я решил, что нам стоит посмотреть ее вместе и убедиться — теперь все будет иначе.

— Я так счастлива! — прошептала Джиованна. — Мне кажется, это сон.

— Значит, мы видим один и тот же сын, — тихо ответил герцог, — но в нем не будет ни единой тени — только свет солнца!

Джиованна всей душой согласилась с ним, прижалась еще крепче и подставила любимому губы для поцелуя.

Британский консул, оказавшийся весьма приятным человеком, устроил свадьбу с невероятной скоростью. Из церкви при консульстве новобрачные отправились прямиком на виллу графа, специально по случаю украшенную белыми цветами.

Герцог побаивался, что после долгого путешествия и всех треволнений Джиованна ослабеет, но девушка словно заново родилась. Он знал, что причиной тому их любовь — а значит, ничто другое не имеет значения.

Герцог очень надеялся, что Джиованна уже позабыла ужас встречи с Кейном Хорном и мачехой, погибшими у нее на глазах. Герцог понимал, что это был наилучший исход — теперь не нужен суд, который повлек бы за собой нежелательную огласку. А что до дочери графини, то она скорее всего предпочтет скрыться еще до возвращения новобрачных в Шотландию, и даже память об обманщице изгладится очень быстро.

Герцог уже написал сэру Иэну Мак-Кэрону длинное письмо, в котором изложил все подробности случившегося, попросил сообщить об этом родственникам Далбетов и стараться держать дело в тайне от прессы.

К счастью, замок Инверкарон и Далбет-Хаус находились в северной части Шотландии, а значит, слухи могли и не достигнуть юга.

Герцог надеялся, что отныне его жизнь с Джиованной станет тихой и спокойной, не обремененной всевозгуюжными сумасшедшими событиями.

Вечером юная жена спросила:

— Ты так и будешь звать меня Джиованной?

Герцог без труда прочитал ее мысли — имя Джейн всегда будет связано для его жены с девушкой, которая притворялась ею.

— Для меня, — ответил он, — Джиованна — самое прекрасное из всех имен. Я никогда не назову тебя иначе.

Девушка облегченно вздохнула и тихо призналась:

— Я так хотела услышать это!

Ночью, после свадьбы, герцог смог наконец доказать Джиованне свою любовь. Он пробудил в ней такую страсть, что влюбленные вознеслись на Небеса, о существовании которых герцог прежде и не подозревал. Он понимал, что Джиованна еще слаба, и был очень нежен и осторожен, боясь напугать девушку.

Как он и подозревал, Джиованна оказалась совершенно неискушенной в любви, но герцог целовал ее до тех пор, пока чувство, охватившее ее еще при первом их поцелуе, не усилилось тысячекратно и не заставило девушку очутиться словно в раю.

Никогда прежде герцог не знал подобного счастья. Для Джиованны же оно стало откровением.

— Я люблю тебя… люблю, — повторяла она. — Мне никогда не говорили, что любовь — это так прекрасно…

— Ты счастлива, любимая?

— Да, так счастлива… что сейчас умру! Как можно пережить такое наслаждение!

Герцог тихонько рассмеялся.

— Ты жива, моя дорогая, я держу тебя в объятиях и ты теперь моя жена.

— Да, правда… правда… — шептала Джиованна.

— Возможно, понадобится не один год, чтобы ты поверила в это, — ответил герцог, — но с каждым днем я буду все нежнее любить тебя и все чаще покрывать поцелуями твое прекрасное тело.

Девушка зарделась и произнесла:

— Нет, я некрасивая… я слишком худая.

— Ты прекрасна, — уверенно заключил герцог, — а я смотрю на тебя не только глазами тела, но и глазами души.

Он улыбнулся.

— Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать — мы ведь шотландцы, немного не от мира сего. Мы чувствуем друг друга… а моя любовь к тебе может быть отражена разве что звездами на небосводе да солнечными лучами.

— Ты так красиво говоришь… о, как прекрасно! — восхищалась Джиованна.

Однако никакие слова не могли выразить чувств герцога, поэтому он стал целовать Джиованну снова и снова, пока любовь не засияла вокруг золотистым солнечным светом.

Когда Джиованна уснула, герцог еще долго лежал без сна, благодаря Бога за такой дар и обещая себе, что он навсегда сделает свою жену счастливой. Герцог знал, что, будь она бедна и незнатна, он все равно женился бы на ней, потому что между ними была общность духовная.

Все сложилось великолепно — он стал счастливейшим человеком на земле и к тому же мог теперь помогать своим подданным, искавшим у него защиты. Эта мысль наполняла герцога радостью и верой в то, что будущее непременно окажется прекрасным.

И вот теперь, глядя в огромные глаза наблюдавшей за восходом Джиованны, герцог понял, она самая замечательная из всех женщин в пире. Прекраснее всего в ней были не черты лица и даже не чудесные глаза — прекрасна была ее чувствительность, отзывчивость и отвага, так отличавшие ее от остальных.

Герцог знал, что и он, и Джиованна чем-то сродни сказочным духам — они обладали тем же чувством правды и даром предвидения, которые не раз спасали герцога. Это сулило новобрачным долгую и счастливую жизнь вдвоем, потому что они совершили невозможное и отыскали друг друга.

«Сколь многим мы владеем!»— думал про себя герцог.

Словно догадавшись о его мыслях» Джиованна с улыбкой повернулась к нему и произнесла:

— Ты, наверное, безумно счастлив, что мы здесь вместе… и что спас меня от смерти в водопаде?

— Не вспоминай об этом! — ответил герцог. — Все ушло и забыто. Я думал о будущем, о том, как много мы сможем сделать вместе.

— Я тоже думала об этом, — сказала Джиованна. — Я знаю, что дома мы поможем не только нашим людям, но и всей Шотландии. Маменька часто говорила, что шотландцам нужен вождь, который будет выступать от их имени не только в Англии, но и в Европе.

— И ты хочешь, чтобы я стал таким вождем? — спросил герцог.

— Я верю, что ты им станешь, — улыбнулась Джиованна.

В благодарность за эти слова герцог поцеловал ее. Вначале поцелуй был очень нежен, однако мягкие губы, близость тела девушки и какие-то неведомые ощущения воспламенили герцога, подобно солнечным лучам. Уловив трепет Джиованны, он понял, что она чувствует то же самое.

— Я люблю тебя! Дорогая моя, любимая, ненаглядная, драгоценная моя жена, как я тебя люблю! Как я счастлив, что нашел тебя!

— Ты для меня все… Ты — весь мир, и в мире нет больше ничего, кроме тебя.

Ее слова тронули герцога до глубины души, он начал требовательно и страстно целовать девушку, слыша, как ее сердце бьется совсем рядом с ним. Поднявшееся солнце окутывало их тела золотым светом. Солнце — символ счастья, добра и любви, победивших тьму и злобу.

— Я люблю тебя! — повторил герцог.

— Люби меня! Дорогой мой, Талбот, радость моя, люби меня, — шептала Джиованна.

И в мире не было больше ничего — только солнце и любовь, ставшая жизнью во всем ее великолепии.