Бриллиант Барбара Делински Сара и Джеффри, герои романа американской писательницы Б. Делински, встречаются через восемь лет после развода на похоронах трагически погибших друзей, у которых осталась годовалая дочь. Джеффри хочет ее удочерить, но для этого он должен быть женат, и он предлагает руку и сердце бывшей жене. Превратится ли фиктивный брак в настоящий? Барбара Делински Бриллиант Моему сыну Эрику, думая о весьма примечательном периоде в его жизни Глава первая Сара Маккрей дрожащими руками медленно разгладила газету, лежавшую на ее письменном столе, и еще раз прочитала некролог. Алекс и Диана Оуэнс? Алекс и Диана погибли? Это невозможно! Пытаясь осознать этот факт, она почувствовала, как затуманился взгляд ее карих глаз. Но слова, напечатанные в газете, не исчезли и после того, как она прочитала их в третий раз. Автомобильная катастрофа произошла на скользкой дороге в северном пригороде Сан-Франциско. Никто из находившихся в машине не выжил. Пораженная, ошеломленная, Сара молча сидела, горюя об этой паре, такой молодой, жизнерадостной и такой влюбленной. Алекс и Диана были ее единственными друзьями в тот момент, когда казалось, что против нее ополчился весь мир. Но она покинула Сан-Франциско восемь лет назад. С тех пор она не встречалась с ними и даже не имела возможности поблагодарить их за поддержку. Разрыв оказался полным… как, должно быть, и хотел Джеффри. Джеффри… И по прошествии восьми лет при воспоминании о нем сердце ее начинало учащенно биться. Задыхаясь, Сара поднялась и подошла к темному окну, где ее отражение выступило на фоне мерцающих огней ночного Нью-Йорка. Она изменилась. Она уже не та наивная молодая женщина, которую он встретил в Колорадо десять лет назад. Отражение в стекле подтвердило эту мысль. Тогда ее одежда была проще, она носила в основном джинсы, свитера и ботинки. Теперь на ней были великолепного покроя шерстяные слаксы, шелковая блузка и импортные кожаные «лодочки». Прежде ее золотистые волосы свободно струились по спине, теперь же они были изящно завиты и с шиком заколоты над ухом. В юности свежий воздух Скалистых гор покрывал се щеки здоровым румянцем, а теперь обычной бледности горожанки противостоял искусный макияж. Отведя глаза от своего отражения в окне, Сара устремила в ночь невидящий взгляд. Да, она изменилась, но воспоминания остались. Это были воспоминания о Джеффри… о его семье… об Алексе и Диане… Все еще не веря в случившееся, Сара вернулась к письменному столу и снова принялась изучать газету двухдневной давности. Слова оставались ясными, как и всегда, но их значение было безмерно мучительным, несмотря на ее нежелание принять заключавшееся в них известие. Как бы ей хотелось снова увидеться с Дианой и Алексом, рассказать им обо всем, что она делала, поблагодарить их за то, что тогда они поддержали ее. Но было слишком поздно… слишком поздно… Теперь оставалось лишь отдать им последний долг. Склонив голову, она вошла в часовенку и скользнула на крайнее сиденье рядом с проходом в последнем ряду как раз тогда, когда служба только начиналась. Модная замшевая шляпа, глубоко надвинутая на глаза, скрывала не только усталость от ночного перелета, но и горе, которое так неожиданно привело ее на Запад. Чтобы унять дрожь в руках, ей пришлось сложить их на коленях. Впервые с тех пор, как они с Джеффри развелись, она оказалась в Сан-Франциско. Торжественно-печальные звуки органа стали замирать, уступив место тихому голосу священника. «Бог мой пастырь…» Подняв глаза в первый раз, Сара скользнула взглядом поверх голов собравшихся и посмотрела вперед, туда, где стояли два гроба с бронзовой окантовкой, неумолимо свидетельствуя о произошедшей трагедии. Алекс и Диана. Такие заботливые. Такие самоотверженные. Такие понимающие. Что они сделали, что заслужили такую безвременную кончину? Сара вспомнила, как впервые познакомилась с ними всего за несколько часов до того, как они стали свидетелями на их с Джеффри бракосочетании. С самого начала они относились к ней с теплотой, и пониманием, произносили тосты за ее будущее с Джеффом, подбадривали, как могли, во время обратного рейса на частном самолете в Сан-Франциско, исподволь подготавливая ее к неизбежной встрече с миром Паркеров. Но этого оказалось далеко не достаточно. Ничто не могло бы подготовить ее к этой встрече — произошедшую сцену нельзя ни забыть, ни, как она поклялась себе во время развода, повторить. Подавляя дрожь, Сара постаралась вновь переключить внимание на священника, который мягким голосом дочитывал вдохновляющие слова и закончил свою речь прочувствованным панегириком этой паре, которую он знал и любил. Сара вслушивалась в его слова, ища в них оправдания тому, что случилось с Алексом и Дианой. Разве в этом была воля Божия? Когда до боли сладкие звуки «Возвращения домой» заполнили часовню, на глазах Сары выступили нечаянные слезы. Склонив голову, она почувствовала, как они медленно покатились по щекам сначала из одного глаза, потом из другого. Рукой в перчатке она достала из сумочки носовой платок и поднесла его к губам. Да, ей было больно прощаться с друзьями. Но полная душевных переживаний музыка вызвала еще более глубокое чувство. Сара вдруг ощутила всепоглощающее одиночество, которого не испытывала несколько лет. Может быть, так повлиял на нее этот город, столь непохожий на Нью-Йорк, который дал ей жизнь, карьеру, друзей и сослуживцев? Или это было воспоминание о том, что она надеялась обрести здесь — любовь, семью, тепло домашнего очага и детей? Или ее охватил страх, что жизнь коротка, слишком коротка? Музыка смолкла, не дав ответов на ее вопросы. Но в последних словах священника прозвучала такая сила, что Сара вновь обрела присутствие духа, и она встала вместе с другими, когда гробы медленно понесли по узкому проходу. Сара внимательно следила за процессией, и по мере ее приближения сердце ее забилось чаще. Она посмотрела сначала на первый гроб, потом на второй. Пальцы Сары непроизвольно сжали спинку Деревянной скамьи, стоявшей впереди. Это было неизбежно. Она знала это с самого начала, с того самого момента, когда торопливо приняла решение поехать на похороны. Там будет Джеффри. Она увидит его впервые за восемь лет. Мимо прошествовали гробовщики, за ними маленькая группа родственников. Сара лишь скользнула по ним взглядом, она смотрела на тех, кто идет вслед за ними. Затем она ощутила толчок, и дыхание ее пресеклось. Вот там — плечи опущены под бременем скорби… Он шел медленно, словно каждый шаг приближал его к будущему, с которым он не хотел встречаться. Сара не могла отвести от него взгляд — его высокая худая фигура в черном костюме, черный галстук как видимое выражение печали, темная склоненная голова. Он подходил все ближе, пока не поравнялся с последней скамьей. Она понятия не имела, что привлекло его внимание: то ли сила ее мысли, сконцентрированной на нем, то ли какая-то другая таинственная энергия, то ли просто его приближение к выходу из часовни. Но, приблизившись к тому ряду, где она стояла, Джеффри остановился и, чуть повернув голову, заметил ее руки в перчатках, сжимавшие скамью. Тогда он медленно, почти с опаской, поднял глаза. В этот момент восьми лет разлуки для нее как не бывало. Когда она последний раз видела его, Джеффри был рассержен и тверд. Он не позволил себе ни малейшего намека на сочувствие или сожаление, в то время как выражение любого из этих чувств легко бы предотвратило ее уход. А теперь он был полон скорби — скорби и неверия, какой-то уязвимости, то есть того, что было немыслимо для Паркера. Но это уже не ее дело… больше не ее. Слегка шевельнув губами, он почти беззвучно произнес: — Сара? Она закусила нижнюю губу и едва заметно кивнула, с удивлением поняв, что он не сразу узнал ее, а затем спросила себя, рассердился ли он, что она посмела вторгнуться в его личную трагедию. Меньше всего ей хотелось усугублять положение. Но в его лице она прочитала не раздражение, а скорее смущение и замешательство — и почувствовала их сама, когда его глаза смягчились в немой просьбе, а рука неуверенно потянулась к ее руке. Во время этой секундной заминки она поняла, что, несмотря на все случившееся между ними в прошлом, сегодня она может принять на себя малую толику его скорби. И если Джеффри нуждался в ее утешении, Саре требовалось от него то же самое. Не раздумывая, она подала ему руку и позволила привлечь к себе так, что дальше из часовни они пошли бок о бок. Стояла поздняя осень. Солнце не могло прогреть холодный воздух, оно даже казалось как-то не к месту. Джеффри прижал ее руку к своему бедру, его сильные пальцы крепко сжимали ее руку в перчатке. Он смотрел вперед, и Сара тоже. Оба молчали. Когда подошли к ожидавшей у обочины машине, Сара скользнула на заднее сиденье. Не разжимая руки, Джеффри быстро последовал за ней. Машина тронулась и, вырулив на дорогу, поехала потихоньку, ожидая, когда другие автомобили заполнятся пассажирами. Сару поразила мысль, что без нее Джеффри остался бы в одиночестве. Это казалось абсолютно не в его характере. Когда они были женаты, он наслаждался нескончаемой чередой светских раутов, которые до предела обострили ее нервное напряжение. Внимательно следя за событиями по сан-францисским газетам, Сара знала, что он больше не женился. Но она почему-то всегда воображала его окруженным людьми. Президент «Паркингтон Энтерпрайзиз», попечитель многочисленных учебных и благотворительных учреждений, уважаемый член мужского клуба, высшее общество во плоти. Позволив себе, наконец, взглянуть на него, Сара с трудом могла поверить, что, несколько лет подряд следила за жизнью этого погруженного в свои мысли человека. О да, он был красив какой-то мрачной красотой и по-своему даже неотразим. Но сейчас он был задумчив и рассеян. Если бы Джеффри не сжимал ее руку так, словно она была единственным надежным предметом в этом зыбком мире, Сара могла бы подумать, что он вообще забыл о ее присутствии. Словно читая ее мысли, Джеффри перевел взгляд на ее руку. Затем, к удивлению Сары, он разжал пальцы настолько, чтобы снять ее перчатку, и снова взял ее руку в свою. Учитывая трагическую причину их воссоединения, она почти понимала его желание ощутить это живое тепло. Почти… но не совсем. Ведь, помимо всего прочего, мужчина, за которого она вышла замуж, был олицетворением самообладания. На самом деле он никогда не нуждался в ней так, как это казалось сейчас. Прижимая ее руку к бедру, он нежно поглаживал ее большим пальцем. Вопреки желанию Сара находила в этом удовольствие. Потом она напомнила себе, что его прикосновения всегда доставляли ей удовольствие. Это не изменилось. И это никогда не изменится. Вдруг пространство в машине как бы сжалось. Сара затаила дыхание, не зная, что делать. Когда большой палец Джеффри скользнул по овалу ее ногтя, Сара вдруг подумала, что он никогда не видел ее руки в таком ухоженном состоянии. У него, должно быть, мелькнула та же мысль, и он в растерянности сдвинул брови, заметив эту маленькую, но многозначительную перемену. Затем он медленно взглянул на нее. Когда Сара встретилась с Джеффри взглядом, сердце ее распахнулось навстречу ему. Мужчина, которого она знала много лет назад, был полон уверенности в себе и своем предназначении. А этот человек, который сидел сейчас в нескольких дюймах от нее, казался одиноким и потерянным, терзаемым скорбью. Таким она его никогда себе не представляла. Что же тогда она представляла, когда вчера вечером в Нью-Йорке бросилась покупать билет на ближайший рейс в Сан-Франциско? Она представляла себе, как будет присутствовать на похоронах, отдавая последнюю дань памяти супружеской паре, которую она никогда не забудет, может быть, мимоходом кивнет Джеффри — и все. Она никогда не могла представить себе, что окажется с ним наедине, тем более будет его утешать. Она не могла понять, почему он так рассеян. Он даже не заметил бы, если бы она исчезла. Медленного движения машины оказалось достаточно, чтобы развеять микробы горечи, которой было не место в теперешней ситуации. Теперь она была другой женщиной. И приехала сюда лишь для того, чтобы выразить свою печально запоздалую благодарность двум людям, которые некогда были добры к ней. Вот и все. То, что она снова увидела Джеффри, не имело значения. Но это — одно дело, а совсем другое — любопытство. Когда машина набрала скорость, и Джеффри обратил свой полный боли взгляд на проплывающий за окошками ландшафт, Сара воспользовалась его рассеянностью, чтобы молча заново рассмотреть когда-то столь знакомый ей профиль. Это действительно был Джеффри, с его глубоко посаженными серо-стальными глазами, аристократическим носом, твердыми губами и квадратной челюстью. Он постарел. Восемь лет наложили на него свой отпечаток. На лице Джеффри вокруг глаз и рта появились следы морщинок, он явно устал и испытывал большую психологическую боль. Когда они приехали на кладбище, где душераздирающая аура неизбежности конца увеличила изначальную скорбь, эта боль только усилилась. Высокий, одетый в черное Джеффри, стоявший рядом с ней, держался подчеркнуто прямо, однако сила, с которой он сжимал ее руку, свидетельствовала о том, что за его самообладанием скрывается огромная горечь, которой невольно поддалась и Сара. Слезы набежали на ее карие глаза, превратив их в кристально чистые коричневые озера, в которых отражалась боль утраченных возможностей. Жизнь коротка… и дорога. Осознание ее хрупкости глубоко потрясло Сару. Прочитав последние молитвы, священник закрыл требник и медленно направился к группе собравшихся. Сара стояла рядом с Джеффри, склонив голову в знак скорби и уважения. Она была здесь посторонней. Если бы Джеффри так крепко не стиснул ее руку, она остановилась бы поодаль, чтобы он в одиночестве принимал соболезнования. Бывшие на похоронах подходили один за другим, одни бормотали деликатные слова, другие молча пожимали ему руку. Когда Сара наконец решилась поднять глаза, то заметила, что они остались одни. Затем, впервые с тех пор, как они встретились в часовне, он отпустил ее руку. Медленно выйдя вперед, он остановился, перед парой почти одинаковых гробов и медленно дотронулся сначала до одного, затем до второго Лицо Джеффри выражало глубокую печаль, вновь ощутив свою неуместность, Сара повернулась, чтобы уйти. Не успела она сделать и двух шагов, как его голос остановил ее: — Сара?.. Она ждала, словно примерзнув к земле, не зная, что делать. Она предполагала, отдав последнюю дань уважения Алексу с Дианой, отправиться сразу в аэропорт. Надо было наверстать упущенное; ведь она срочно отложила несколько совещаний и встреч. Ее ждал Нью-Йорк. Но что-то в его тоне остановило ее, то, что ей хотелось бы услышать восемь лет назад, но тогда она так и не услышала. Сара просто не могла сдвинуться с места. — Сара? — В его голосе, раздавшемся за ее спиной, угадывались отчаяние и одиночество. — Вернемся в дом вместе. Когда она взглянула на него, Джеффри вложил ее руку в свою, и тогда она обнаружила, как холодно было ее пальцам без его прикосновения. Он не ждал от нее ответа. Бросив последний долгий взгляд на его друзей, она опустила голову и пошла к машине. На этот раз уже была другая машина — не тот официальный похоронный лимузин. Новая машина была серой и глянцевой, на ее номере был знак «Паркингтон Энтерпрайзиз». Когда Сара носила фамилию Паркер, эти номера всегда были на машине Сесилии Паркер. И шофер, открывший им дверцу, возил раньше Сесилию. Узнав его, Сара поразилась и спросила себя, узнал ли водитель ее. Домашняя прислуга третировала ее не меньше матери Джеффри. Но шофер и глазом не моргнул. Вежливо кивнув, он взглянул на Джеффри в ожидании распоряжений. — Мы едем домой, Сайрус, — тихо пробормотал тот. — Да, мистер Паркер. Домой. Это слово эхом отозвалось в душе Сары, когда она садилась в машину. Джеффри сел рядом, снова взял ее руку и стал задумчиво ее разглядывать. Дом. Величественный особняк, в котором она испытала столько страданий. В какой-то момент Сара спросила себя, зачем она согласилась на эту глупость. Взглянув на Джеффри, она поняла, что у нее не хватило духу возразить. Он был так потрясен смертью своих ближайших друзей, что, если ее присутствие утешало его, она должна была остаться хотя бы ради их общего прошлого. В тишине, царившей во время их поездки в южный пригород Сан-Франциско, Сара испытывала неловкость, которая все возрастала. По мере того как дорога становилась все более знакомой, становились тяжелее и ее воспоминания. Как она ни старалась отбросить их, сосредоточиться на настоящем, это оказалось невозможным. Вновь она была невинной девушкой с лучистыми глазами, приехавшей сюда десять лет назад в качестве новобрачной Джеффри. Когда машина въехала в ворота имения Паркеров и зашуршала по извилистой дороге, пролегавшей под балдахином обильной поросли вечнозеленых растений, на коже у Сары выступили те же мурашки. И тот же трепет охватил ее при виде массивного особняка, и то же чувство ожидания, когда машина въехала на стоянку под широким портиком, та же волна благодарности, когда Джеффри помог ей выйти из автомобиля и повел ее все к той же входной двери, мгновенно распахнувшейся перед ними. На какую-то долю секунды Сара затаила дыхание, ожидая того же самого натиска шокированных Паркеров. Но никакого натиска на сей раз не было. Было печальное и спокойное настроение. Кроме горничной, открывшей им дверь, в доме не было видно ни души. Резкий контраст воспоминаний и действительности быстро вернул Сару в настоящее. Она не узнала горничную, а Джеффри не остановился, чтобы ее представить. Вместо этого он равнодушно кивнул и стремительно двинулся через огромный передний холл в прилегающую к нему библиотеку. Войдя, он сразу же закрыл двойную дверь и прошел к массивному дубовому столу, где остановился спиной к Саре. Она ждала. Казалось, в молчании прошла вечность. Наконец он расправил плечи, поднял голову и повернулся. Она тут же насторожилась. Но в этом не было необходимости. В его взгляде не было ничего, хоть отдаленно напоминающего угрозу, ничего, кроме всепоглощающей грусти. — Я бы, пожалуй, выпил, — тихо сказал он. — А ты? Учитывая, что накануне ночью она не спала, алкоголь мог вызвать ужасные последствия. — Нет … спасибо. Чувствуя себя неловко, она наблюдала, как Джеффри плеснул на дно бокала жидкость цвета бледного янтаря и выпил ее одним глотком. Потом он уверенным движением поставил бокал на стол, запустил пальцы в волосы и минуту стоял так, впитывая тепло напитка. А в Саре, наоборот, росло беспокойство, даже тревога. Оказавшись здесь, она не знала, что делать. Раньше твердая рука Джеффри направляла ее, но это время прошло. И вот теперь она опять ожидала его руководства. Оно проявилась несколько мгновений спустя, когда он бросил на нее печальный взгляд. — Извини, я отойду на несколько минут. Мне нужно кое-что сделать. — Конечно. — Пожав плечами, Сара кивнула и оглянулась на стаявший у нее за спиной роскошный кожаный диван. Он проследил за ее взглядом. — Устраивайся, как тебе удобно. Я сейчас вернусь. Через несколько секунд Сара уютно устроилась в уголке дивана, спрашивая себя, что она делает здесь, в этой библиотеке, в этом доме. Восемь лет назад она уезжала отсюда с желанием никогда больше не возвращаться. Тогда она сама не знала, что ей нужно, знала только, что не нужны ей ни Паркеры, ни их деньги, которые они так миролюбиво ей предложили. Она просто стала зарабатывать на жизнь и в процессе этого воистину обрела себя. Теперь ей нечего бояться Паркеров, и, осознав это, она успокоилась, разгладила свою шерстяную юбку, небрежным движением поправила прическу, достала из сумочки губную помаду кораллового цвета, чтобы увлажнить внезапно пересохшие губы. Ей было нечего бояться — кроме воспоминаний; и не было возможности отбросить их в эти минуты, когда она сидела там, где некогда потерпела фиаско. Чтобы отвлечься, Сара прибегла к последнему средству: окинула библиотеку оценивающим взглядом. Это была большая комната, где доминировали, во-первых, тяжелый дубовый стол, во-вторых, книжные полки от пола до потолка, которые, казалось, неохотно расступались, чтобы дать место двойным дверям и трем высоким окнам. В отличие от большинства комнат, которые регулярно заново декорировали, эта сохранила редкую атмосферу, подобно выдержанному виноградному вину. Сара пожалела, что в годы своего замужества не проводила здесь больше времени, но тогда библиотека являлась оплотом матери Джеффри. Здесь она вершила суд и расправу. Кстати, именно в этой комнате она впервые облекла свое презрение к Саре в словесную форму. Подобно акулам, которые приплывают на первый запах крови, вернулись воспоминания. В то время Саре было восемнадцать лет, она только что окончила школу и работала официанткой на фешенебельном курорте в Сноумассе. Ей всегда хотелось научиться кататься на горных лыжах, но она всегда была ограничена в средствах, а пшеничные поля штата Айова чрезвычайно мало напоминали гористый ландшафт штата Колорадо. Когда подвернулась работа официантки — ее билет во внешний мир, — Сара была в восторге, а головокружительный вид гор лишь усилил его. Сара начала работать с безграничным энтузиазмом, полная решимости жить легко, в свое удовольствие и откладывать Деньги на колледж, куда она однажды поступит. Но все вышло совсем иначе. Она проработала едва месяц, когда в Сноумасс покататься на лыжах приехал Джеффри. Несмотря на то, что она обещала себе не водить знакомства с богатой курортной публикой, он сразу же привлек ее внимание. Всякий раз, когда она напоминала себе, что неискушенная молодая работающая девушка совсем неровня мужчине его социального положения, она беспомощно тянулась к его какой-то темной красоте, атлетическому телу, густой ауре светскости, которая окружала его. Как бы то ни было, но через два дня он пригласил ее «выйти в свет». Прекрасно поняв ее нерешительность, он действовал медленно и осторожно, вначале просто водил ее ужинать после работы и проводил с ней время за разговорами, а не тащил в постель, как она опасалась. Так или иначе, они нашли общую почву, на которой различия в их происхождении и положении не играли никакой роли. И Сара быстро влюбилась. Через неделю они стали проводить вместе все больше и больше времени. Всякий раз, когда Сара не работала, Джеффри предлагал что-нибудь новое. Они разговаривали, играли, и их все больше тянуло друг к другу. Их отношения были такими теплыми и невинными… до последней ночи, когда накануне запланированного на утро отъезда их взаимная сдержанность рухнула. При воспоминании о пережитом тогда восторге Сара обхватила руками живот. Это было прекрасно, по истине прекрасно. Он был нежный, искусный любовник. Потеря девственности оказалась малой платой за сердце, которое он захватил. Когда наступило утро, он сделал ей предложение, которое она без колебаний приняла. Она любила его, он любил ее. Разница между ними ничего не значила, ничего, перед лицом их любви. К сожалению, Сесилия Паркер была далека от блаженства, когда вечером того же дня они, заехав по пути в Рино, прибыли в Сан-Франциско уже как муж и жена. Сара содрогнулась, заново переживая сцену, разыгравшуюся в красках на видеоэкране ее памяти. Сесилия Паркер была вне себя от гнева. — Ты говоришь, ты… что! — Женился, мама. Мы с Сарой сегодня поженились. — Джеффри стоял, высокий, невозмутимый, в подтверждение своих слов тесно прижимая к себе Сару. Но вначале его мать отказывалась даже замечать ее присутствие. — Кто она такая? — спросила Сесилия тоном достаточно понятным и оскорбительным, чтобы задеть Сару за живое. Джеффри пытался подготовить жену к неизбежному сопротивлению, так же как Алекс с Дианой. Несмотря на свое низкое происхождение, Сара знала, что открытой грубости необходимо избегать. Не знала этого миссис Паркер. — Кто она такая? — повторила она, когда Джеффри взглядом пытался ободрить жену. — Ее зовут… — Ты уже сказал мне ее имя. Кто она такая? — Она моя жена, — ответил он с ледяным спокойствием, отказываясь пугаться. Но он научился у своей матери всем приемам. А уж та была асом. Даже теперь, десять лет спустя, Сара не могла забыть ее — блестящий тяжелый узел густых седых волос, безупречный покрой костюма от дорогого кутюрье, сверкающие каблуки заморских туфель. И лицо… всегда скрытое под маской абсолютного самообладания. Сесилию Паркер выдавали лишь огонь в глазах и яд на языке. — Это я уже слышала, — мрачно заявила она. — Но откуда она? Где ты ее встретил? Кто ее родители? Переживая вновь это унизительное испытание, Сара поднялась с дивана, подошла к окну и, наконец, решила, что капля бренди может ей помочь. Откуда она? Она из штата Айова, пятая из шести детей в семье. Где он встретил ее? Она работала официанткой на горнолыжном курорте, где он был богатым гостем. Кто ее родители? Борющиеся с бедностью сельскохозяйственные рабочие, которые не могли дать своим детям ничего, кроме любви. Джеффри, конечно, был не так прямолинеен, хотя эти факты были ему известны с самого начала. Он постарался сгладить острые углы, делая упор на те хорошие черты, которые они с Сарой открыли друг в друге. Но и она могла уловить в его рассказе признаки разделявшей их социальной пропасти. А Сесилия Паркер пунктуально подчеркивала каждый из них. В ее книге любовь была неуместна. Несмотря на поддержку Джеффри, на его заверения в любви, с этого момента все покатилось под откос. Всякий раз, как он выступал в защиту Сары, миссис Паркер тонко анализировала противника и составляла хорошо выверенный план. Никаких раздражительных упреков за поспешный брак, никаких возмущенных обвинений в том, что Сара сыграла на своей невинности, чтобы вынудить Джеффри жениться на ней. Не было ни гневных требований, чтобы он аннулировал брак, ни злых угроз по поводу положения, которое Джеффри занимал в корпорации. Для этого Сесилия Паркер была чересчур искусна. Вместо этого она принялась убеждать его в том, что Сара неподходящая для него жена. Это был какой-то неуклонно сгущавшийся кошмар, в котором ее свекровь выступала в роли злой силы. Ничто в прошлом Сары не приготовило ее к внезапному продвижению в высшее общество. Она не знала, как ей одеваться, как пить, как вести пустую беседу за коктейлем, а уж тем более выполнять функции хозяйки на вечеринках на двенадцать или более гостей, которые устраивались в этом доме дважды в месяц. Со временем Сара стала страшиться тех дней и недель, которые ей приходилось проводить с друзьями Джеффри. Она казалась себе неуклюжей и неуместной, и, в конце концов, стала при любой возможности уклоняться от встреч с ними. Как Джефф ни старался, он не мог этого понять. Позднее Сара решила, что сама была виновата. Она была слишком молода, чтобы понять, что ее робость была ей худшим врагом, чем свекровь. Вместо того чтобы поговорить с Джеффри, она все держала в себе. На смену искренности, сыгравшей столь важную роль во время их стремительного как смерч романа, пришла настороженность, которая постепенно, неделя за неделей, месяц за месяцем углубляла разделявшую их пропасть. В конце концов, после двух лет Сара попросту сдалась. И Джеффри дал ей уйти. — Извини. Глубокий голос вторгся в ее печальные воспоминания, заставив резко дернуть головой от испуга. Чтобы понять, за что он извиняется, ей потребовалось несколько секунд. Джеффри стоял в дверях, только что вернувшись откуда-то, где ему пришлось задержаться так долго. И уж, конечно, он не просил прощения за то, что позволил ей уйти восемь лет назад. — Нет-нет, не извиняйся, — мягко сказала она. — Я как раз… собиралась с мыслями. — И в некотором смысле это была правда. — Я вижу, ты сама налила себе выпить. Она подозревала, что за те несколько секунд, пока до нее дошло, что он вернулся, Джеффри удалось увидеть гораздо больше, но она отказалась виновато отвести глаза. — Я на ногах со вчерашнего утра, и, если отключусь на диване, ты должен меня понять. Он выглядел лучше — по-прежнему усталый, но не такой напряженный. И он действительно улыбался. Впервые после стольких лет она увидела в нем того мужчину, чье лицо так часто освещалось при виде ее, когда они познакомились. С самого начала эта ямочка на его правой щеке необычайно волновала ее. Даже теперь ее сердце забилось чаще. «Нет, — подумала она, — некоторые вещи никогда не изменятся». — Это случается с тобой не в первый раз, — нежно поддразнил он; казалось, ее румянец подействовал на него успокаивающе. — Но у миссис Флеминг должен быть готов ланч. Ты почувствуешь себя лучше, когда поешь. — О, Джеффри, я не знаю. — Она выпрямилась и отогнула манжету блузки, чтобы взглянуть на часы. — Мне действительно пора уезжать. Я надеялась вернуться в Нью-Йорк вечерним рейсом. — Она не ожидала никаких отступлений от этого плана, по крайней мере, такого рода. Она просто хотела присутствовать на похоронах. — Ты хочешь сказать, что проделала весь этот путь лишь для того, чтобы провести здесь несколько часов? — В его глубоком голосе прозвучало явное удивление, но она отреагировала на едва уловимую нотку скептицизма, которая тоже была в нем. — Я это решила в последнюю минуту. Мне хотелось… что-нибудь сделать для Алекса и Дианы. Она были добры ко мне. Джеффри опустил глаза, и их загадочный блеск ускользнул от ее внимания. Он продолжал стоять в дверях, глубоко засунув руки в карманы. Такую позу ей приходилось наблюдать лишь однажды, в тот день, когда, вернувшись с работы, он увидел ее с упакованными чемоданами. Тогда она восприняла эту позу как выражение возмущения. Теперь же она выражала беспомощность, которую Сара отнесла за счет своего упоминания о печальном событии этого дня. Когда Джеффри посмотрел на нее, взгляд его был более прямым, а голос ниже. — Ты теперь всегда работаешь до упаду? Помнится, тебе нравилось ничего не делать. — Это было в Колорадо, — мягко заметила Сара. — Тогда я еще не понимала, как противно заниматься этим постоянно. — Намек на образ жизни богатых и праздных оказался не слишком тонким, и она поспешно продолжила: — Теперь моя жизнь очень загружена. — Ты выглядишь бледной. Раньше твой загар… — Тогда я была другой во многих отношениях. Прошло столько времени, Джефф. Правда, содержавшаяся в этих словах, заставила его нахмуриться. Заметив тень, пробежавшую по его лицу, Сара спросила себя, сожалел ли он когда-нибудь о том, что они развелись. За столько лет он ни разу не пытался увидеть ее или как-то связаться с ней. Неужели его совершенно не интересовало, кем она стала? Его грудь расширилась от глубокого вздоха. — Восемь лет, — выдохнул он и замолчал на секунду. — Ты была загружена. Итак, он кое-что о ней знает. — Да. Уверена, как и ты. Джеффри кивнул, и прядь темных волос упала ему на лоб, закрыв морщинки, которые заметила Сара. Он вдруг помолодел и стал так похож на мужчину, за которого она некогда вышла замуж, что Сара затаила дыхание, не желая давать волю своим чувствам. Странно, что память о ее любви к нему сохранилась, несмотря на ту боль, которую он ей причинил. — Пожалуйста, Сара, — начал он, словно она могла прочитать его мысли, — останься со мной на ланч. Если хочешь, позднее я отвезу тебя в аэропорт. — Позднее я должна уехать. Завтрашний день расписан у меня с восьми утра. Услышав упоминание о ее работе, Джеффри сжал челюсти. «Совсем как мать, — подумала Сара. — Хладнокровный, сдержанный… Его выдают только глаза и небольшое напряжение мышц». — Почему бы нам не перейти в другую комнату? Открыв дверь позади себя, он приглашающим жестом предложил ей руку. Именно эта рука, которая своим теплом раньше успокоила ее, решила исход дела. Сара против воли охотно потянулась к ней и встала с дивана. В конце концов, надо же ей когда-то поесть. И потом в ней заговорило любопытство. За минувшие годы ее жизнь во многом изменилась, его — тоже. Об этом свидетельствовала тишина, царившая в доме, где прежде все кипело. Сара была подготовлена к отсутствию Сесилии. Но что случилось с остальными представителями клана Паркеров — младшими братом и сестрой Джеффри, его тетей и дядей, которые жили в западном крыле? Где друзья, которые, казалось, никогда не покидали этот дом, слуги, беспрестанно сновавшие туда-сюда? Но больше всего ее интересовал Джеффри. Каким он стал за те годы, что она его не видела? В этот момент Сара не чувствовала горечи. Ока пережила бурю воспоминаний легче, чем ожидала. Может быть, в этом помогло бренди, предположила Сара. Но, скорее всего, ее поддержала уверенность в себе. Она была совсем другой женщиной, чем та, которая, потерпев поражение, ушла от Джеффри восемь лет назад. Никаких подгибающихся, словно ватных, ног, вспотевших ладоней, как это было всегда, когда она сидела в своей комнате, как в осаде. Сара была спокойна и полностью владела собой, но, по иронии судьбы, она теперь больше походила на Паркеров, чем когда была одной из них. В некотором смысле она испытывала благодарность. Если бы ее брак так печально не развалился, она бы так и жила по указке Джеффри или, хуже того, — его матери. А сейчас успех принадлежал ей по праву. И она поддалась своему любопытству с позиции силы. — Ну что же, пойдем? — улыбнувшись, тихо спросила Сара, игнорируя удивление, внезапно отразившееся во взгляде Джеффри. В итоге первый шаг сделала она. Глава вторая За то время, которое понадобилось им, чтобы пройти из библиотеки через фойе, спуститься по лестнице, пересечь холл и, минуя столовый зал, оказаться в менее официальной комнате для завтраков, Джеффри вновь обрел самообладание. Он только что пережил момент растерянности, как и утром, когда заметил в часовне Сару. В напряжении последних нескольких дней его ни на минуту не оставляло предположение, что она может прибыть на похороны. Тем не менее, он не мог избавиться от удивления. Насколько ему было известно, после их развода Сара ни разу не приезжала в Сан-Франциско. Учитывая, сколь много неприятных воспоминаний связано у нее с этим городом, решение явиться сюда далось ей тяжело. Но все же она здесь. Теперь Джеффри наблюдал, как она с грацией, которой у нее никогда не было прежде, опускалась на стул, который он придерживал. В прежние времена в формальной обстановке она вела себя неуклюже, казалось, протестуя против ограничений, которые приходилось терпеть взамен привилегий. Обтесалась? Подходит ли к ней это слово? Или просто… созрела? Заняв место справа, он откинулся на стуле, изучая ее. Пожалуй, именно созрела. В библиотеке ему довелось наблюдать на ее лице череду переживаемых ею эмоций, ее взгляд, выдавал затаенную боль, когда он вернулся в комнату, но потом она постепенно успокоилась и, в конце концов, обрела равновесие. Теперь же от нее исходила внутренняя сила. Жаль, что она не имела ее тогда. Погруженная в свои мысли, заново знакомясь с обстановкой, Сара не заметила его пристального взгляда. — Я всегда предпочитала эту комнату, хотя мы в ней только завтракали, — вслух подумала она. — Здесь спокойнее, уютней. Просторная восьмиугольная комната соединялась с кухней парой стрельчатых дверей. Ее стены были сделаны из прозрачного оконного стекла, разделенного на маленькие сегменты, весело рассеивающие солнечный свет. По утрам комната выглядела ободряюще-радостно. Даже теперь, в послеобеденный час, в ней стояла освежающая прохлада. Джеффри заметил, что комната произвела на Сару приятное впечатление. — Теперь я всегда здесь ем. Это… проще. — Появилась женщина, которая открыла им дверь, когда они прибыли в дом, и Джеффри моментально перевел взгляд: — Миссис Флеминг, это Сара Маккрей, моя бывшая жена. — Это сообщение вызвало некоторое удивление, даже удовольствие в глазах женщины, но Джеффри уже снова повернулся к Саре. — Миссис Флеминг работает у меня уже два года. Не знаю, что бы я без нее делал. — Это не было пустой похвалой, он говорил совершенно серьезно. Сара с улыбкой кивнула худощавой женщине средних лет, одетой в простые юбку и блузку, в отличие от накрахмаленной униформы мышиного цвета, которую носил обслуживающий персонал при Сесилии Паркер. Миссис Флеминг поставила перед Сарой тарелку с большим куском дыни; Сара тепло поблагодарила ее и стала вежливо ожидать, когда снова останется наедине с Джеффри. — Она кажется симпатичной, более человечной, чем… чем другие. Джеффри печально улыбнулся. — Ты никогда не любила слуг моей матери, не правда ли? — Скорее наоборот, — невозмутимо возразила Сара. — Возможно, — согласился он все так же грустно. — Как бы то ни было, они ушли. Ушли. Это слово рикошетом пронеслось от стены к стене, прежде чем Сара смогла отреагировать на заключенную в нем безысходность. Она сосредоточилась на изящном контуре дорогой ложки, лежавшей рядом с ее тарелкой. — Джефф, — мягко начала она, — я очень сожалею… о твоей матери. — Как ты можешь сожалеть? Она относилась к тебе ужасно. Сара подняла глаза. — Мне жаль, что ты потерял ее. Я знаю, как все вы были близки. Он пожал плечами. — Близость бывает разная. Моя мать была назойлива, она глаз не спускала со всех нас. Во многих отношениях ее смерть явилась благом. — Помолчав, он ухмыльнулся. — Я думаю, ты понимаешь. Ты же не бросилась на ее похороны. — Я об этом думала. — Но?.. Спокойно и честно Сара пояснила свое решение: — Я чувствовала, что мое присутствие на ее похоронах оскорбило бы ее, если бы она о нем узнала. Она с самого начала презирала меня. Еще более задумчивый, Джеффри ковырял свой кусок дыни. — На самом деле она презирала не тебя. Как она могла тебя презирать? Ведь она так тебя и не узнала. Ее возмущал тот факт, что ты была из другого мира… и то, что мы осмелились бросить ей вызов, женившись без ее согласия. — Тебе тогда было двадцать восемь! — Я это знаю, и ты знаешь, — ровным голосом ответил он, — но моей матери это было в высшей степени безразлично. Она хотела, чтобы в этом доме все было по ее или вообще никак. Поэтому я так и сказал о ее смерти. Она принесла всем нам освобождение. Сара вернулась к своей прежней мысли. — А где все, Джефф? Ты же живешь здесь не один? — Именно один. — А как же Горди? И Эмили? — Горди только что исполнилось тридцать. Он возглавляет наш отдел исследований в Пало-Альто и живет в своем доме там поблизости. Что касается Эмили… — вспоминая о своей младшей сестре, Джефф, вздохнув, стал рассматривать заросли болиголова за окном, — …то она где-то ездит со своим гуру. Я думаю, в этом месяце она в Париже. — Со своим гуру? — Сара понимающе улыбнулась. Эмили, которая была младше ее на три года, могла бы стать ее подругой, если бы не была так поглощена протестом против всего того, чему Сара так отчаянно пыталась подражать. — Эмили всегда отличал свободолюбивый дух. Я помню сражения, которые она вела с вашей матерью. Джеффри также это помнил, даже слишком хорошо. — Эти двое были… как лед и пламя. Эмили не желала, чтобы из нее вили веревки. — А ты, Джефф? Тебя это не беспокоило? Он бросил на нее острый взгляд. — Когда мы были женаты, ты никогда не задавала мне подобных вопросов. — Мне это никогда не приходило в голову, — спокойно ответила она. — Пока я жила в этом доме, у меня было чувство, что я не имею права спрашивать ни о чем. Твоя мать слегка… подавляла. Джеффри обдумывал то, что она сказала, зная, что Сара могла бы использовать другие, гораздо более горькие слова. Глядя на нее, он восхищался ее хладнокровием. Потом не выдержал и дал волю своим чувствам. — Могла бы она тебя подавлять сейчас, будь она жива? В его взгляде и в этой фразе было такое напряжение, что Сара на какой-то момент растерялась, но, когда заговорила, в ее словах звучала уверенность: — Нет, не думаю. — Она даже слегка вздернула подбородок, продолжая тише: — Она не могла бы предложить мне ничего, чего у меня нет сейчас. — В этих словах не было высокомерия, Сара просто констатировала факт. Джеффри это почувствовал. — Ты добилась успеха, Сара. Жаль, что в нем нет ни малейшей моей заслуги. С тех пор как мы разошлись, ты же не прикоснулась к деньгам, правда? Отложив ложку, Сара покачала головой. — Нет. Они по-прежнему лежат в банке. Ты же знал, что я не хотела… Он поднял руку, прерывая ее. — Я знал. Но здесь действовали эгоистические мотивы. Я хотел быть уверен, что ты никогда не будешь нуждаться. — Он криво улыбнулся. — Похоже, что ты сумела о себе позаботиться. Когда-то у тебя не было денег на авиабилет до Денвера. А теперь ты можешь позволить себе прилететь через всю страну ради двух часов. — Улыбка исчезла с его губ, и он внезапно помрачнел. — Откуда ты узнала про Алекса и Диану? — Я… прочитала в газете. — В «Нью-Йорк тайме»? — Насколько он знал, там не было некролога. Она покачала головой. — В «Кроникл». — В нашей газете? — Когда Сара кивнула, он пристально посмотрел на нее. — А зачем тебе ее читать? Саре вдруг сделалось не по себе. Она много лет получала сан-францисские газеты, говоря себе, что хочет знать, что делается в городе, где, хоть и недолго, был когда-то ее дом. — Я… я периодически собираюсь заняться бизнесом на Западном побережье, — сымпровизировала она. На самом деле эту идею отстаивали ее финансовые советники. Она лично наложила на нее вето. — Понятно. — Джеффри поднял глаза, когда миссис Флеминг принесла две тарелки салата из морских продуктов, и продолжил лишь после того, как за ней закрылась дверь. Не обращая внимания на еду, он откинулся на спинку стула. — Расскажи мне о своем бизнесе, Сара. — Судя по напряженности его тона, это было больше чем просто любопытство. Она отогнала от себя чувство смущения. — Ничего потрясающего. Я делаю ювелирные изделия. — Это мне известно, — заметил он более мягко. — Но скажи мне, как ты начинала? Не каждый день бывшая официантка становится преуспевающим дизайнером ювелирных изделий. — Да, пожалуй, не каждый, — пробормотала Сара, а потом продолжила, подчеркивая каждое слово. Но не каждый день бывшая официантка в течение двух лет вращается в высших кругах. Просто удивительно, как многое можно перенять, даже из собачьей конуры. — Голос ее возвысился, но она быстро перешла на более спокойный тон: — Ты знал, что я люблю рисовать. Его серые глаза были спокойны. — Мне было известно, что ты часто скрываешься в солярии, когда бываешь расстроена. Лишь после твоего отъезда я нашел там кипу твоих набросков. — В этом я находила отдушину. Рисование успокаивало меня. — Но как ты перешла от рисунков к живым изделиям? Если не считать нескольких глотков воды, которые Сара время от времени отпивала, она уделяла еде, приготовленной миссис Флеминг, не больше внимания, чем Джеффри. Она застенчиво посмотрела на него. — Когда оказываешься в чужом городе и у тебя кончаются деньги, то начинаешь читать всякие маленькие объявления. В моем случае этим городом был Туксон, а в объявлении в витрине ювелирного магазина говорилось: «УКРАШЕНИЯ. ДОЛЛАР ЗА ШТУКУ». Лицо Джеффри выражало абсолютное спокойствие. — А что ты делала в Туксоне? Разговор теперь переходил на слишком чувствительную тему, касавшуюся того времени, когда они разошлись. Обращаясь мыслями в прошлое, в тот полный боли период, Сара почувствовала, как видимость самообладания начинает покидать ее, но она изо всех сил старалась держать голову высоко. — Пожалуй, можно сказать, что я странствовала. Уехав отсюда, я не могла вернуться в Айову. — Не могла? Против воли ощутив себя, как будто ей сделали строгий выговор, Сара отвела взгляд. Но он лишь упал на его руку, лежавшую на подлокотнике кресла. Мягкий темный пушок выступал из-под манжет, очень сильные пальцы лежали подчеркнуто расслабленно. Она вспомнила, как любила гладить эти пальцы, как вовлекала их в сладкую эротическую игру. Правда, особых трудов для этого в те дни не требовалось. Их тела были идеально совместимы, воспламенялись от малейшей искры. Из осторожности Сара переключила внимание на накрахмаленную белую салфетку, лежавшую у нее на коленях. Потом, испытывая отвращение от сознания собственной слабости, она посмотрела на него более дерзко. — Против нашего брака была не только твоя семья, Джефф. Как бы мои родители ни хотели меня поддержать, они были уверены, что я совершила ужасную ошибку. Как, по- твоему, почему они ни разу нас не навестили? — спросила она, окинув его пылающим взглядом. — Дело было не только в деньгах. Господь свидетель, сколько раз я предлагала им оплатить проезд. Дело было в них. Они не подходили к твоему миру, и они знали это. Несколько секунд Джеффри сидел молча, с мрачным видом. — Ты никогда мне об этом не говорила. — Я тебе о многом не говорила, — прошептала она, — но это полбеды. — С печальным взглядом, а затем вздохом она вернулась к своей истории. — Как бы там ни было, у меня тоже была своя гордость. Я не могла бежать обратно в Де-Мойн с поджатым хвостом. Мне было гораздо проще написать им о нашем разводе и о том, что я собираюсь немного попутешествовать. — Разве они не были обеспокоены? «А разве ты беспокоился?» — спросила она про себя, подавляя боль. — Я написала, чтобы они не волновались, что ты позаботился о моем финансовом положении. Это была не совсем ложь. Он взглянул на нее с упреком, но воздержался от слов. — Итак, все это началось в Туксоне? Сара лениво ткнула вилкой, подцепив хрустящий кусочек креветки. — Ты же на самом деле не хочешь, чтобы я рассказывала… — Хочу. Его низкий, серьезный тон не допускал возражений. Так же как и пристальный взгляд серых проницательных глаз. К Саре вернулось смущение, которое она отгоняла и раньше, чувство, что она является объектом внимания, выходящего за пределы простой сентиментальности. В конце концов, она решила, что все это плод ее воображения, что его внутренняя напряженность является результатом стресса, в котором он находился после несчастья, произошедшего с Оуэнсами. — Ты стала продавать свои изделия в Туксоне? — Она кивнула. — Что это были за украшения? — Сначала в основном сережки, потом браслеты. — Замолчав, она оторвала виноградинку и положила ее в рот. Ощутив сладость на губах, взглянула на Джеффри. — Ты действительно должен это съесть. Очень вкусно. Ее слова пролетели мимо его ушей. — Как тебе удалось прожить, по случаю продавая свои украшения по доллару за штуку? — Это было… испытание. — Губы ее искривились, когда Сара погрузилась в воспоминания. — Скажем так, что некоторое время я жила очень скромно. — Не стоило рассказывать о лачуге, которую она снимала, или о том, что, к счастью, у нее был маленький аппетит. — Вырученных денег мне хватало, чтобы покупать немного материалов: бусины, проволоку и все такое, чтобы начать делать собственные сережки. Продав их, я смогла приобрести лучшие материалы и инструменты. — Она искоса посмотрела на него. — Ты же знаешь, Джеффри, как развивается бизнес. Воспользуйся своим воображением. В глазах его мелькнула слабая искорка. — Я пытаюсь, принцесса, но можно сломать голову над тем, как за восемь коротких лет можно несколько долларовых сережек превратить в многомиллионный ювелирный бизнес. Сара могла бы спросить его об источнике столь точных сведений, если бы не одно слово, произнесенное им так беспечно — «Принцесса». Именно так он называл ее в минуты величайшей близости; это ласковое слово родилось лунной ночью в Колорадо, когда он рассказал ей о своем мире. Принцесса… это было верно только в его объятиях. Стерев потрясенное выражение со своего лица, Сара откашлялась. — Они… не кажутся такими короткими, когда их надо прожить. Даже сейчас дни иногда тянутся бесконечно. Джеффри изогнул свою темную бровь. — Но это не та бесконечность, что бывает от скуки? — Конечно. Я люблю свою работу. — Она говорила тихо и искренне, глаза ее светились гордостью. — Мне приходится ее любить, иначе я не выдержала бы семидесятидвухчасовой рабочей недели. Она и не ожидала какого-либо ответа, хотя привыкла вызывать удивление и восхищение, Джеффри не выказал ни того, ни другого. К ее изумлению, выражение его лица посуровело. — Семидесятидвухчасовая работа оставляет мало свободного времени. И как же ты, Сара? Когда же ты занимаешься тем, что тебе хочется? Она и глазом не моргнула. — Мне хочется, чтобы мой бизнес успешно развивался. Работа — вот чем я хочу заниматься. — Ты никогда не хотела снова выйти замуж? Только не от недостатка предложений. Но она никогда не любила другого мужчину. А если однажды она потерпела неудачу, даже когда любила… — Нет. — И детей ты не хотела. Первая фраза содержала вопрос, а вторая лишь констатировала факт. Сара пристально взглянула на Джеффри. — Откуда ты это взял? — не задумываясь, выпалила она. Он не отвел взгляд. — Ты же настаивала, что будешь принимать противозачаточные таблетки все два года нашего брака, хотя и знала, как мне хочется детей. Ее сердце громко застучало. — Ты никогда мне этого не говорил прямо. И, если уж на то пошло, как можно было думать о детях, когда наш брак был таким неустойчивым? — Ее голос упал до шепота: — Я и сама была почти ребенок. Во многих отношениях, в очень многих. Остро чувствуя свою вину, Сара не могла сказать ему, что никогда не принимала эти таблетки, а каждый вечер выбрасывала их в унитаз, не решаясь признаться ему, что сомневается в своей способности иметь детей. Она была молода, не уверена в себе, не могла поверить, что он все равно будет ее любить. Каждый из них был погружен в свои мысли, и некоторое время они ели молча. Сара давно уже просто передвигала еду на тарелке с места на место, когда Джеффри резко встал, бросил салфетку на стол и направился к двери. Там он остановился, но не обернулся. — Какие у тебя сейчас планы? — спросил он громким глубоким голосом. Окинув внимательным взглядом его широкие плечи, Сара отложила вилку, откинулась на стуле и перевела взгляд на свои колени. — Я должна вернуться в Нью-Йорк, — спокойно ответила она. — А что будет, если ты этого не сделаешь? — Медленно обернувшись, он настороженно посмотрел на нее. — Что, если бы ты решила провести здесь несколько дней? Если бы болезнь или непредвиденные обстоятельства на некоторое время оторвали тебя от «Сара Маккрей Ориджиналз»? Уловив в его голосе нотку презрения, она не дала себя задеть. — Мой бизнес далек от женской индивидуальной трудовой деятельности. Он бы не пропал. Мне достаточно повезло: я нашла хороших людей. Они без труда возьмут все заботы на себя. Глаза его сузились. — Но ты, конечно, его сердце? — Пожалуй. — Сара украдкой взглянула на часы и спокойно встала, чувствуя, что пришло время. — Мне действительно надо ехать. Пожалуйста, поблагодари миссис Флеминг за ланч. Было очень вкусно. Если бы ты вызвал для меня такси… Фраза замерла у нее на губах, когда Джеффри вдруг вырос прямо перед ней. Сара рефлекторно вскинула голову. Его высокий рост, великолепное телосложение, мрачноватая напряженная красота пробудили тревогу ожидания в тех нервных окончаниях, которые давно уже в ней дремали. Взгляд Джеффри упал на ее губы. Отметив про себя их беззащитность, Джеффри прямо посмотрел ей в глаза. — А что, если бы я попросил тебя остаться, — начал он, не обращая внимания на ее испуганное выражение, — только до завтра? Что, если бы я попросил тебя составить мне компанию… Но она уже начала качать головой. — Я не могу… — Просто побыть со мной. Больше ничего… — Джефф, д… Хотя он говорил с достоинством, на лице его была написана мольба. — Я не хочу быть один, Сара. Не сегодня. Пока они обедали, ей удалось изгнать из мыслей главную трагедию этого дня. Теперь же она снова нахлынула на нее, проявившись бледностью на щеках и болью в сердце. Сегодня утром в часовне он потянулся к ней за помощью. Сейчас она ощутила ту же тягу, но на сей раз исходящую из чего-то более глубокого и личного. — Я не могу… — прошептала она дрожащим голосом. Джеффри услышал каждое непроизнесенное ей слово, и тон его смягчился до ласкового. — Только то, что хочешь ты… — Но я не могу дать тебе то, что нужно тебе, — более взволнованно пробормотала она. Сара чувствовала, что ее решимость слабеет, но было чрезвычайно важно, чтобы он понял. Его ладони нежно сжали ее плечи. — Всего лишь время, Сара. Только один день твоего времени. Это все, чего я прошу. Если бы Сара не была поглощена отчаянной попыткой сдержать свой несущийся галопом пульс, она могла бы серьезнее отнестись к такому повороту событий. То, что было правдой сегодня утром на похоронах, было правдой и сейчас: Джеффри нуждался в ней. Эта мысль была главнее всех других, приходивших ей в голову. Но она пугала ее. — Я не знаю.. — Пожалуйста, Сара… Его полные боли глаза сказали ей больше, чем целые тома книг. Перед ней был страдающий человек, который нуждался в помощи. Более того, когда-то он был ее мужем, мужчиной, которого она обожала много лет. Как могла бы она от него отвернуться? Бессознательным утешительным жестом она подняла руку, чтобы дотронуться до его груди, но, одернув себя, опустила ее. Опустила и взгляд. Приняв решение, Сара глубоко вздохнула. — Мне нужно сделать несколько звонков. Испытанное им облегчение было едва ли не осязаемым, оно ощущалось и в его пальцах, сжимавших ее плечи, и во всей его фигуре. Когда Сара вновь решилась взглянуть на его лицо, оно светилось благодарностью. Затем, словно желая скрыть эмоции, которые так ясно и неожиданно отразились на его лице, Джеффри отступил назад. — Почему бы тебе не воспользоваться телефоном в библиотеке? Там тебе будет удобно. Кивнув, она прошла мимо него, изо всех сил стараясь не обнаруживать своей неуверенности. Но эта неуверенность не уменьшилась, когда спустя несколько секунд она разместилась за красивым массивным дубовым столом и деловитым жестом, как это столько раз делала Сесилия Паркер, подняла трубку. Держа в руке трубку, она бросила взгляд на дверь, где молча стоял Джеффри, позволив себе присутствовать при ее разговоре. Если бы его не было поблизости, Сара, наверное, поддалась бы искушению погрызть свой красиво наманикюренный ноготь, который он так нежно ласкал. Однако ей пришлось, стиснув зубы, набрать номер своего нью-йоркского офиса. Джеффри следил за каждым ее движением, хотя и знал, что должен был оставить ее одну, но он абсолютно не в состоянии был оторваться от двери. Он был заинтригован самообладанием, звучавшим в ее голосе, когда она тихо разговаривала по телефону. Самообладание… и она сидела в кресле его матери — ни больше, ни меньше. Она прекрасно подходила к этому креслу, окруженная ореолом царственности, несвойственной никому из членов его семьи, несмотря на полученное ими прекрасное воспитание. Он обещал сделать из нее принцессу, она сделала себя королевой. Судя по тому, как смягчилось ее лицо, когда она сейчас разговаривала со своим заместителем, нетрудно было поверить, что ее двор обожал ее. Кто еще обожал ее? Конечно, в эти годы в ее жизни были мужчины. Красивая женщина, талантливая, богатая… она могла привлечь любого, если, конечно, он был готов стать второй скрипкой при «Сара Маккрей Ориджиналз, Инкорпорейтед». О, он знал про ее бизнес! Постоянно читая «Уолл-стрит джорнэл», Джеффри был прекрасно информирован о росте и феноменальном успехе фирмы. Ему было известно, что Сара разрабатывала частные коллекции для самых дорогих ювелиров с Пятой авеню, что она сотрудничала с несколькими известнейшими кутюрье, создавая украшения для их проводившихся дважды в год показов мод, и что ее изделия шли нарасхват у женщин, принадлежавших к сливкам политических, театральных и светских кругов. Что ему было неизвестно, так это детали, и это сбивало его с толку. Как она добилась, как сумела, эта милая, наивная Сара, которая ни разу не была в театре, пока он не повел ее туда в Сан-Франциско? Теперь она жила в Нью-Йорке, и, скорее всего, посещение премьер стало для нее привычкой… если, конечно, у нее хватало на них времени. Джеффри пронзила острая печаль при мысли, что она могла превратиться в ту же женщину-автомат, какой была его мать. Но нет… Сара ведь согласилась остаться, разве не так? Сесилия Паркер никогда бы не вняла личной мольбе, особенно если дело касалось бизнеса. Плотно сжав зубы, Джеффри мрачно смотрел, как Сара кивнула, улыбнулась, сказала напоследок что-то приятное своему собеседнику и повесила трубку. Он настороженно ждал. Сара с минуту собиралась с мыслями, а потом подняла глаза, чтобы встретиться с его взглядом. — Я все устроила, — пробормотала она. — Дэвид отложит мои встречи и заменит меня, где сможет. К счастью, у нас сейчас нет особой гонки. — А она у вас часто бывает? — Не очень. Я стараюсь, по возможности, этого не допускать. Нет ничего хуже, чем пытаться создавать произведение искусства, когда на тебя оказывают давление. — Она виновато улыбнулась. — Случается, конечно, что этого не избежать, когда какой-нибудь темпераментный клиент надумает что-нибудь переделать в последнюю секунду. К счастью, в данный момент этого нет. Воцарилась неловкая тишина, пока оба осознавали тот факт, что Сара остается на ночь в Сан-Франциско. Затем, оторвавшись от двери, Джеффри подошел к столу. — Если ты скажешь, где оставила свой багаж, я пошлю Сайруса забрать его. — Он здесь. — Сара невозмутимо указала на маленькую сумочку, которую положила у ножки дивана. — Это все? Там же может поместиться только записная книжка. — Я же собиралась сразу вылететь обратно, — пояснила Сара, забавляясь его недоумением. — У меня там кое-какая косметика и расческа. А так ты видишь весь мой багаж. Он рассеянно потер подбородок. Тень, которая падала на него от пятичасового солнца, лишь подчеркивала мужественное выражение его лица. — Мне казалось, деловые женщины всегда готовы к неожиданностям. — Я тоже. У меня есть чековая книжка и кредитные карточки. Все, что мне понадобится, я смогу купить. Насколько я помню, — ехидно заметила она, — в Сан-Франциско есть магазины. Он еще с минуту вглядывался в нее, а затем, покачав головой, криво улыбнулся. — Я это заслужил. По правде говоря, ты сейчас прекрасно выглядишь. Несмотря на его комплимент, Сара почувствовала себя несколько изнуренной. С раннего утра она была одета в один и тот же костюм. И она внезапно ощутила усталость, словно, решив остаться, уже не могла сдвинуться с места. Джеффри заметил на ее лице тень усталости. — Послушай, — рассудительно сказал он, — почему бы тебе не пойти наверх и не отдохнуть немного? Располагайся в любой из комнат для гостей. А позднее мы сможем прокатиться по побережью. — Глаза его затуманились. — Это может помочь… встряхнуться… Сара не спорила. Поднявшись из-за стола, она взяла сумочку и вышла из комнаты. Он не сводил с нее глаз. Когда она шла через фойе и медленно поднималась по винтовой лестнице на второй этаж, ей казалось, что от его взгляда у нее на спине остаются отпечатки. За восемь лет ее знание этого дома несколько стерлось из памяти. Повернув налево, она спустилась в холл и попала в гостевое крыло, где вошла в последнюю комнату справа по коридору. Это была ее любимая комната — всегда. Благодаря угловому положению ее окна выходили на две стороны, в результате чего здесь было больше света и свежести. Здесь она чувствовала себя в отдалении от всего остального дома, от гнетущих тенет жизни Паркеров. К ее радости, убранство комнаты существенно не изменилось с тех пор, как она в последний раз переступила ее порог. Австрийские жалюзи по-прежнему загораживали окна, а яркий зеленый ковер лежал на полу. На кровати королевских размеров лежало то же покрывало с растительным орнаментом в желтых и голубых тонах, а обои были, как и раньше, выдержаны в тех же цветах. Та же самая белая, покрытая лаком мебель придавала комнате провинциальный колорит. Комната была все в том же безупречном состоянии. Вздохнув, Сара утонула в кресле с подушками, стоявшем у окна. Откинув голову, закрыла глаза. Казалось, она так давно этого не делала. Сара подумала о том, сколько миль ей пришлось сегодня преодолеть, и поняла, что географическое расстояние — всего лишь незначительная толика ее путешествия. Она вновь встретила Джеффри. Годами она размышляла о неизбежности этой встречи. Когда-либо их путям суждено было пересечься; если бы только их свели не эти трагические обстоятельства! Вместе с воспоминанием ее захлестнула волна усталости. И только с большим трудом ей удалось встать с кресла, раздеться и пройти в душ. Спустя несколько минут в одних трусиках и лифчике она улеглась на постель, натянула на себя простыни и почти мгновенно погрузилась в сон. Усталость взяла свое: Сара так глубоко заснула, что не слышала ни тихого стука в дверь, ни слабого щелчка, когда дверь отворилась. Несколько секунд Джеффри помедлил на пороге, потом медленно ступил внутрь. Он пришел лишь убедиться, что она ни в чем не нуждается, но было очевидно, что она прекрасно освоилась. Когда он, как в трансе, подходил к кровати, его шаги заглушал толстый ковер. Она была такая хорошенькая, лежа на животе под простынями, плечи обнажены, их кремовый загар нарушали только узенькие бретельки лифчика. Лицо было повернуто к стене, золотые волосы белокурым шелком разметались по подушке. Джеффри протянул было руку, чтобы прикоснуться к ним, но более трезвые мысли заставили его отдернуть руку. Сара спала, и без своего официального делового костюма, без самообладания, которое напоминало ему о ее теперешнем положении, она была такой же свежей и невинной, как десять лет назад, когда он в нее влюбился. Что случилось с их любовью, которую они клялись пронести через все испытания? Да, Сара была молода… но она сдалась слишком легко. Она подвела его. С гримасой на лице он запустил пальцы в волосы и стал массировать затекшие мышцы шеи. Это была и его вина. Лишь недавно он оказался в состоянии признать это. Он тоже был молод и совершенно неопытен в том, что касалось любви и связанных с ней обязанностей. Тот факт, что он никогда не видел любви, рос во всевозможной роскоши, за исключением этой, едва ли извинял его за то, что он дал ей уйти. Кроме того, воспринимая как должное свою способность увиливать от материнского диктата, он не отдавал себе отчета в возможном воздействии домашнего матриархата на непосвященных. Лишь после того, как Сара ушла от него, он дал матери бой. Но было уже слишком поздно, чтобы спасти их с Сарой брак. Джеффри преисполнился чувством отвращения к самому себе, которое несколько рассеялось, когда он стал с нежностью и любовью рассматривать женщину, лежавшую на постели. Она была прекрасна… прекраснее, чем всегда. Даже теперь он ощутил знакомое напряжение в пояснице. Может, он совершил ошибку, попросив ее остаться? Сможет ли он сдержать свое слово не давить на нее, когда больше всего ему хотелось сбросить с себя одежду и оказаться рядом с ней в постели? По крайней мере, криво усмехнулся Джеффри, ее присутствие изменило его мысли. Ненадолго. Почти тут же поток печальных горьких воспоминаний вновь захлестнул его. Алекса и Дианы, его ближайших друзей, больше нет. А малышка? Что ему делать? Согнувшись под бременем необходимости принятия решения, Джеффри медленно направился к двери и лишь однажды оглянулся, чтобы посмотреть, не проснулась ли Сара. Потом, одинокий и встревоженный, он тихо прикрыл за собой дверь. Когда спустя час Сара проснулась, ничто не говорило о том, что в комнате был посетитель. Почувствовав себя свежей и отдохнувшей, она оделась, вновь собрала волосы в узел и обновила макияж, а потом направилась на поиски Джеффри. Она не нашла его ни в библиотеке, ни в передней гостиной. Его удалось обнаружить лишь в большой гостиной, где он вытянулся в большом кресле с высокой спинкой, стоявшем напротив старинного мраморного камина. Пребывая явно в рассеянности, он вначале не заметил ее, устремив невидящий взгляд в холодный очаг и приложив к губам сплетенные пальцы. Сара шагнула вперед и вдруг заколебалась, напоминая себе о пережитой им потере. Возможно, спросила она себя, ему нужно побыть одному? Она уже почти собралась уйти, когда Джеффри стряхнул с себя оцепенение. — Сара? — Он сел прямо. — Не уходи. — Может быть, тебе стоит… — Нет. Останься. Чувствуешь себя получше? Она улыбнулась в ответ на это проявление нежной заботы. — Гм, я действительно чувствую себя лучше. Извини, что я так долго проспала. Я думала, что мне хватит и двадцати-тридцати минут. — Сон тебе был необходим. — Вспоминая, как она крепко спала, когда он стоял перед ее кроватью, Джеффри разглядывал румянец на ее щеках. — Ты выглядишь лучше. Она кивнула, чувствуя какое-то странное волнение. Он смотрел на нее и раньше, и ей удавалось сохранять спокойствие. Но теперь в его взгляде было что-то более личное, нечто, обращенное в прошлое. Она вновь почувствовала себя юной и невинной, хотя огонь в крови противоречил этой наивности. Она — женщина, зрелая женщина, и ее реакция на присутствие такого изысканного и красивого мужчины вполне понятна. Химия всегда срабатывала. Колдовство рассеялось, когда Джеффри пошевелился. Направив энергию в свои длинные ноги, он рывком поднялся с кресла. — Пожалуйста, не вставай. Если ты устал… — Надо, — он помассировал напряженный мускул плеча, — иначе я приросту здесь и уже никогда не смогу двигаться. Сара тихонько хмыкнула, вспоминая, что для этого человека физическое бездействие всегда было проклятием. — Сомневаюсь. — Но в его тоне все еще слышалась нотка отчаяния, смущавшая ее. — А как насчет обещанной мне автомобильной прогулки? Мне кажется, глоток свежего воздуха нам обоим не помешает. И они получили этот свежий воздух. Джеффри сел за руль своего маленького голубого «мерседеса», и они медленно поехали по живописному побережью на юг, по направлению к Монтерей. Оба говорили мало, в словах не было нужды. В молчании они находили утешение, в тихом обществе друг друга — успокоение. Когда ехали между величественным горным массивом и ритмично пульсирующим Тихим океаном, мысли обоих обратились к жизни, смерти и постоянстве природных сил. За окном со стороны Сары солнце садилось, а когда они, развернувшись, поехали обратно на север, оно зашло за окном Джеффри. Лучи фар высветили одиноко стоявший придорожный ресторанчик, и они остановились перекусить здесь. Это простое действие символизировало возвращение к обычной жизни. Ни один из них не испытывал особого голода, и они просто спокойно и коротко обменивались своими мыслями. Если Сара надеялась, что ей удастся хоть немного улучшить настроение Джеффри, то она потерпела горькую неудачу. Чем ближе подъезжали они к дому, тем тяжелее казалось бремя его мыслей, и их молчание вновь приобрело трагическую окраску. К тому моменту, когда машина заняла свое место в гараже на четыре автомобиля, Сара была не менее печальна, чем в самый тяжелый момент похорон. Из-за Алекса и Дианы у нее щемило сердце, и она чувствовала свою полнейшую беспомощность. Они тихо, бок о бок направились к дому, прошли через заднюю дверь на кухню, а оттуда в холл, где, остановившись, молча посмотрели друг на друга: куда им идти отсюда? В доме так много разных дверей, можно выбрать так много разных направлений. Взгляд Джеффри выражал растерянность, ее был едва ли более уверенным. Слова куда-то ускользнули. В конце концов, чувствуя себя неловко, Сара отвела от Джеффри взгляд, повернулась и, придерживаясь за полированные перила красного дерева, стала подниматься по лестнице. Наконец она оказалась в своей комнате одна и тут же отбросила свое притворное спокойствие. Не потрудившись даже включить лампу, скинула туфли и тихонько подошла к окну. Но темнота за стеклами показалась ей еще гуще, она словно впитала ее внутреннюю пустоту, как зеркало, в котором ничего не отражалось. Раньше Сара спрашивала себя, каким стал Джеффри, теперь задала тот же вопрос самой себе. В глазах окружающих она была преуспевающей женщиной, в руках которой были бизнес, власть, все самое лучшее в жизни. Лишь она знала о тех одиноких ночных часах, когда ее преследовали воспоминания о минувшем дне. Только ей было известно, что она работала в неделю семьдесят два часа за неимением ничего лучшего. С печальными глазами Сара начала раздеваться. Не успела она повесить в гардеробную жакет и расстегнуть верхнюю пуговку на блузке, когда мысли ее прервал тихий стук. Подняв голову, она обратила взгляд на дверь. Онемев, Сара следила своими карими, как у совы, глазами, как она медленно-медленно открывается. Глава третья В полоске света, лившегося из холла в темноту комнаты, прямо и неподвижно стоял Джеффри. Освободившись от пиджака и галстука и расстегнув пуговицы на рукавах и у ворота рубашки, выпущенной из брюк, он выглядел так, словно, когда он раздевался, ему в голову пришла какая-то мысль. В руках у него была чистая белая рубашка. Сара уставилась на него, не в силах пошевелиться, физически ощущая прикосновение света к своей коже в вырезе блузки. Ее невольно охватила волна острой чувственности. Джеффри не опускал глаз, но темнота не могла скрыть внезапно зажегшегося в них огня. Когда-то он был ее мужем и видел ее на всех этапах раздевания. Но теперь что-то изменилось… что-то… — Я подумал, это может тебе пригодиться, — объяснил он, откашливаясь, — раз у тебя нет ночной рубашки. Это лучше, чем… ничего. Эти слова прозвучали так интимно, что внутри у Сары все задрожало. Ничего было бы самое лучшее… при соответствующих обстоятельствах. Ее взгляд упал на распахнутый ворот его рубашки, под которой угадывалась его широкая грудь. У Сары перехватило дыхание. Затем, испугавшись капризного направления своих мыслей, она заставила себя перевести взгляд чуть выше. Черты лица Джеффри были напряжены, призрачный свет делал их более угловатыми. Было видно, что он испытывает то же смятение, что и она, внутренне разрываясь между днем сегодняшним и вчерашним, не в состоянии трезво думать ни о том, ни о другом. Но, в отличие от ее, казалось, парализованных ног, его ноги действовали. Он сделал шаг, потом другой, приближаясь медленно, неотвратимо. Сара запрокинула лицо, глаза ее расширились. Без туфель она была такой маленькой, такой уязвимой. Подойдя к ней так близко, что до нее доносилось его дыхание, Джеффри уронил рубашку на кровать, казалось, совершенно забыв о ней. Все инстинкты подсказывали Саре, что ей нужно бежать, все, за исключением двух. Первым из них была потребность в опьянении, в моментальном забытьи, которое стерло бы из ее памяти мысли о смерти и скорби. И была еще одна потребность, более эгоистичная, женская, — страстное желание еще раз испытать близость этого мужчины. За восемь лет она не забыла крепость его тела, его тепло, его мускулистую мужественность. И его губы, красиво очерченные, настойчивые… По команде более здравомыслящей части рассудка Сара покачала головой, но он, поймав ее подбородок, нежно удержал его. Когда Сара попыталась заговорить, не нашлось ни единого слова протеста против того, что, она знала, должно произойти. Совершенно выйдя из повиновения, ее забившееся сердце стало рассылать по всему телу потоки желания. Это было неизбежно, у нее совершенно не было сил сопротивляться этому. Его рот вначале приблизился к ее губам, словно возобновляя знакомство, а затем легко прикоснулся к ним. Когда он шире приоткрыл их, чтобы ощутить полноту ее желания, Сару охватил испепеляющий жар. Было ли это действительно то утешение, которого она искала? События минувшего дня вдруг как бы сгладились. Было ли это то расслабление, которого она ожидала от автомобильной прогулки? — Сара… — прошептал он, отпустив ее губы, чтобы перевести дыхание. Его руки поднялись, чтобы взять ее лицо в ладони, а затем медленно опустились, чтобы погладить ее подбородок. — Обними меня, Сара. Как ты мне сейчас нужна! Она услышала острое желание в его голосе, и то же желание ощутила в своем теле. Сара вздрогнула от того, что ее память воссоздала длинные одинокие дни и еще более длинные полные боли ночи. Как усердно она старалась вычеркнуть его из памяти, забыться в работе… но он все не уходил из ее мыслей, и она пыталась заглушить свою боль другими средствами. Но все оказалось бесполезным. Требованиям ее тела удовлетворял только один мужчина. — Сара? — произнес он скрипучим, изменившимся голосом. — Я знаю, — выдохнула она. Если он нуждался в ней, она нуждалась в нем не меньше. Горе, испытанное минувшим днем, послужило катализатором, но основным веществом было пламя страсти, а движущей силой — потребность, которую они испытывали в течение последних восьми лет. Скользнув по широким плечам, ее руки крепко обвили его шею. Прикасаясь к нему всем своим горячим телом, Сара прижалась щекой к его теплому горлу, вдыхая запах мужчины, которого так долго была лишена. Джеффри, раскрепощенный нежной покорностью Сары, крепко прижал ее к себе, его руки конвульсивно напряглись, сжимая ее до тех пор, пока она не почувствовала каждый мускул его сильного тела. Когда Джеффри слегка отстранился, Сара издала тихий протестующий крик, который быстро утонул в бездне его поцелуя, так же как болезненный вздох, знаменующий ее окончательную капитуляцию. Колебания, которые испытывал каждый из них, теперь исчезли. Осталась лишь всепоглощающая жажда двух людей, которых связывали общее прошлое, боль и пламенное взаимное притяжение. С нарастающим желанием Джеффри стал целовать ее все более жадно, проводя языком внутри ее рта, все глубже проникая внутрь, чтобы насладиться вкусом ее меда. Сара неистово открывалась ему навстречу, забывая обо всем в приливе яростно-пылкого восторга. Она ощущала у себя на спине все более требовательные прикосновения его рук, одна из которых устремилась вверх, а другая вниз. Она почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног, и действительно, Джеффри, не прекращая поцелуя, приподнял ее и осторожно положил на кровать. Она инстинктивно повернулась навстречу ему, когда он лег, наполовину накрыв ее своим телом. Его ли руки, гладившие ее шею, горло, скользнули, наконец, под ее блузку и легли на тонкие кружева лифчика? Ее ли лихорадочно расстегивали оставшиеся пуговицы на его рубашке и, наконец, добрались до втянутого живота и, как бы разглаживая его тело, двинулись вверх? В темноте их взаимный неутолимый голод словно сорвался с цепи. Голод, лишь на мгновение утоленный жадными изучающими движениями рук, шумными вздохами и бездыханными стонами. Джеффри спустил блузку с ее плеч, то же самое она сделала с его рубашкой. Когда, наклонив голову, он стал осыпать пламенными поцелуями ее шею и груди, она пропустила пальцы обеих рук сквозь густую массу его волос и прижала его к себе еще теснее. Когда он отодвинул чашечку ее лифчика, чтобы взять губами розовый ореол, ее напряжение усилилось настолько, что она, казалось, может взорваться. — Джеффри, — простонала Сара и, закрыв глаза, уронила голову на плечо. — Ммммм… — Это была полуагония-полувосторг, который она испытывала от того, как он играл с ней, сжимая твердый сосок зубами и проводя языком по самому его кончику. Потом его рот двинулся ниже, а рука потянулась к пуговице юбки. Но терпение — хрупкая вещь. Когда пуговица не поддалась ему, Джеффри, бросив с ней возиться, быстренько вернулся опять к губам и запечатлел на них жадный поцелуй, в то время как его бедра пригвождали ее к кровати. Ее возбуждение достигло предела, он был весь наэлектризован желанием, и она чувствовала, как ее пронзают его заряды. Затем его горячее дыхание защекотало ее ухо, голос Джеффри звучал глухо и хрипло. — Сними с себя все, — шепнул он, ложась на постель сбоку от нее, чтобы расстегнуть ремень. Горя тем же желанием, что и он, Сара мгновенно подчинилась. Дыхание вырывалось у нее прерывистым свистом, когда она расстегивала юбку. Звук расстегиваемой им молнии отозвался в ней дрожью усилившейся лихорадки. Одежда, один предмет за другим, поспешно сбрасывалась на пол, их тела изгибались и извивались, облегчая задачу. Сара не могла отвести глаз от неясной фигуры Джеффри, его взгляд не отрывался от нее. Но для неторопливого созерцания было неподходящее время, не время неспешно упиваться сладостью момента — реальность была врагом. Ни Сара, ни Джеффри не желали рисковать ее вторжением. Наконец, обнаженные, они повернулись навстречу друг другу, слились плотью, и из груди обоих вырвались одинаковые стоны наслаждения. Ее кожа горела огнем в тех местах, где она касалась его; его руки и губы распространяли пламя дальше. Прилив страсти был подобен взрыву, в этом мгновении растворилось все сущее. Раздавались тихие вздохи и хриплые стоны, им вторил шелест простыней, но ни один из них не произнес ни слова, чтобы не разрушить изумительного ослепления страсти. Затем с яростью, которая подходила им обоим, Джеффри повернул Сару на спину и лег между ее бедер, ища ее, проникая в самую глубь ее женственности, утопая в ней. Она держала его, издавая мучительные крики страсти, двигалась, только когда двигался он, инстинктивно подчиняясь его ритму. Их тела сливались со все большей силой, это слияние становилось почти насилием, они достигали священного пика, выше, еще выше, и вот, наконец, оно взорвалось яростным спазмом, перед тем как постепенно с дрожью затихнуть, возвращаясь к реальности, которой не желал ни один из любовников. Та вступала в свои права исподволь, проявляясь сначала в постепенно успокаивающемся пульсе, затем в перемещении тела Джеффри на постель рядом с ней. Воцарилась глубокая тишина, ночная тьма сгустилась. Понемногу факт случившегося стал обозначаться, разрывая покров страсти. Сара лежала на спине, неподвижно и скованно, ощущая растущее бремя тревоги. Лишь когда разрушение иллюзий стало невыносимым, она откатилась в сторону, подальше от сильного мужского тела Джеффри, и свернулась в клубок. Сара почти не заметила, как он встал, подобрал свою одежду, и лишь спустя несколько мгновений поняла, что осталась одна. Одна. С этого все и началось; ей хотелось совершить побег из мира одиноких мыслей, во власть которых она попала на похоронах. Но это еще не все… и это-то ее особенно подавляло. Она хотела его! Больше всего она хотела его! Дрожа, Сара натянула на себя одеяло и лишь тогда поняла, что ее дрожь не связана с прохладой. Восемь лет назад он проник в нее, как яд, как наркотик. Тогда ей пришлось хладнокровно покинуть его. Что заставило ее поддаться ему на этот раз, в смятении спрашивала она себя. Разве случившееся однажды не послужило ей хорошим уроком? Оглядываясь назад, как делала это множество раз, Сара задалась вопросом, не лежало ли с самого начала в основе их брака чисто физическое влечение? Да, он действовал медленно и осторожно в первые дни их знакомства в Колорадо, когда они только что встретились. Но с той ночи… с той ночи… Каким он тогда был нежным, как отчетливо она это помнила сейчас! Он вел ее по расплавленной тропе, зажигая сначала одну часть ее плоти, потом другую, пока ее невинность не взмолилась, чтобы он взял ее. Он не знал, что она девственница. Когда она застонала от боли, он весь напрягся, словно это его разрывали на части. Его последовавшая за этим нежность была такой бесконечной, что Сара уверилась, что они действительно едины душой и телом. И тот славный путь, по которому он се провел, вполне стоил той боли, которую ей пришлось испытать в его начале. Теряясь в потоке бессвязных мыслей, стараясь умерить дрожь, вызванную воспоминаниями, Сара натянула одеяло до подбородка и глубже утонула в подушке. Но образ Джеффри все стоял перед ней. Вот она и потеряла себя в его объятиях, а теперь настало время вернуться в Нью-Йорк, забыть, что эта ночь вообще когда-то была. Ей не место в ее жизни, так же, как и в жизни Джеффри. Но, вкусив его еще раз, сможет ли она стряхнуть с себя вновь обретенную привычку? Ночь тянулась, как медленная агония, стрелки часов едва переползали от одного часа к другому. Когда Сара, наконец, заснула, ей пригрезился полет страсти, а всего через несколько минут она проснулась в холодном поту одиночества. Та же темнота, которая помогла ей отгородиться от реальности, пока она находилась в объятиях Джеффри, сейчас окутала ее коконом пустоты. Лишь когда забрезжил, отражаясь на подоконниках, бледный свет утренней зари, ей удалось погрузиться в глубокий, глубокий сон. После девяти часов Джеффри молча медленно открыл дверь и увидел ее свернувшейся под одеялом. Бесшумно приблизившись к кровати, он поправил сбившееся одеяло и остановился, пристально изучая ее лицо. Оно было бледным, но отдохнувшим. Сара спала. Но на этих бледных щеках обозначились слабые полоски, там, где текли слезы… Наклонив голову и прикрыв глаза, Джеффри рассеянно массировал болезненную точку на виске. Потом вновь посмотрел на нее, на этот раз более грустно, и опустился на стул возле кровати, чтобы продолжить свое бодрствование. Итак, она была здесь. Ему было в это трудно поверить, даже после прошлой ночи. А что тогда произошло, спрашивал он себя не в первый раз. После всего, что между ними случилось, почему она отдалась ему? Она была нужна ему. Согнувшись в кресле, поддерживая кулаком подбородок, Джеффри честно признался себе, что нуждается в ней. Он мог бы напиться до бесчувствия. Почему он этого не сделал? Или не отправился в одиночку на машине в горы? Бог знает, сколько раз он это делал в прошлом, когда бывал расстроен. Но он пришел к ней… к ней… и, черт возьми, она откликнулась. Почему? Почему? Учитывая то, как с ней здесь обращались, она была совершенно права, настаивая на том, чтобы вернуться в Нью-Йорк в тот же день. Но она осталась. Почему? Она изменилась, снова подумал он. Даже отвечая на его ласки, она была другой. Разумеется, в этом для них обоих было нечто вроде бегства, но было и нечто другое. В ней не было никакой покорности. Нет, покорность — неудачное слово. Она никогда не была покорной, по крайней мере, в негативном смысле. Но раньше лидером был он, он во всем задавал тон. Теперь же он был наполовину уверен, что это ее искушенные пальцы и стремительный язык искусно вели их обоих. Ей удалось изгнать из его головы все его мысли, за исключением мысли о ней… а потом она отвернулась. В его глазах отразилось недоумение, но Джеффри продолжал смотреть на нее. Она отвернулась. Это было ее право. Но почему, после того как она зашла так далеко? Что, она думала, должно произойти, когда крепко обвивала руками его шею? Черт побери, чего она ожидала? Проведя рукой по щеке, Джеффри обнаружил жесткую щетину. Он посмотрел на старые джинсы и свитер, которые надел на себя утром, и, запустив в волосы пальцы, откинул голову на спинку кресла, не спуская полуприкрытых глаз с лица Сары. На его лице было мрачное выражение, соответствовавшее его мыслям. Итак, она вернулась. Возможно, было бы лучше, если бы этого не произошло, потому что ее возвращение вдохновило его на план, который не давал ему спать всю ночь. Джеффри снова и снова отбрасывал этот план, но тот снова и снова червяком обратно вползал в его мысли. Она никогда на это не пойдет… или пойдет? Если бизнес действительно столько для нее значит, она вряд ли когда-нибудь согласится. С другой стороны, если он достаточно подсластит эту пилюлю… Сара зашевелилась, затем слегка подвинулась и сонно потерлась щекой о подушку. Она начала потягиваться, забросив длинную обнаженную руку к изголовью, открыла глаза и застыла. — Джеффри! — задыхаясь, воскликнула она и мгновенно пробудилась. Осознав свою наготу, она сжалась под одеялом, натягивая его до подбородка. Ее глаза были полны тревоги и каких-то опасений. — Расслабься, — спокойно сказал он. — Я не причиню тебе зла. — Сколько ты уже здесь сидишь? Он пожал плечами. — Полчаса, может быть, немного больше. Пристально вглядываясь в него, она спрашивала себя, где он провел остаток ночи. Волосы растрепанны, глаза потемнели и запали — он выглядел так, как будто вовсе не спал. — Что тебе надо? — Если ему хочется повторения спектакля, разыгранного накануне, то она не собирается играть в нем роль. Если намеренно сидит перед ее кроватью с болезненным и, черт побери, мужественным видом, то его ждет большой сюрприз. Несколько долгих секунд он ничего не говорил, просто продолжал сидеть рядом. К его удивлению, так было лучше всего, с тех пор к ак он поднялся с ее постели накануне ночью. Присутствие Сары, даже когда она была настороже, действовало на него, успокаивающе. Наконец, глубоко втянув в себя воздух, он выпрямился. — Сара, я хочу с тобой поговорить. — Если насчет прошлой ночи… — Что насчет прошлой ночи? Она запнулась. — Это… это не должно было произойти. — Почему? Нам обоим это было нужно. — Знаю. Но я не… Мне кажется… Я хочу сказать, что такое больше не произойдет… Не имею обычая делать… такое… Он слегка улыбнулся. — Ты хочешь сказать, что не прыгаешь в постель с первым подвернувшимся под руку парнем всякий раз, когда расстроена? — Отчасти так. — Пропустив мимо ушей его насмешку, сказала со спокойной убежденностью: — Еще я имею в виду, что, когда летела сюда из Нью-Йорка, то не думала, что это случится. Остатки иронии улетучились с его губ. — Я знаю, Сара, но я не думал, что ты будешь так сильно мучиться из-за этого. — Вспомнив следы слез на ее щеках, он вообразил ее страдания. — Это случилось. И все. Я пришел сюда не для того, чтобы спорить с тобой, хорошо это или плохо. — Тогда почему ты пришел? — спросила она шепотом. Услышав, как спокойно он отбросил их страсть, она почувствовала необъяснимую боль и совершенную беспомощность. — О чем ты хотел поговорить? Джеффри нахмурился, внезапно почувствовав себя неуютно. Почти все ранние утренние часы он посвятил тому, что подбирал самые подходящие слова. А теперь они куда-то исчезли. Рывком поднявшись с кресла, он подошел к окну, постоял там несколько секунд спиной к Саре, размышляя, как лучше начать. Он оказался в очень затруднительном положении и испытывал на себе его невыразимую тяжесть. — Джефф? Он обернулся. — Я хочу тебе кое-что… кое-что показать. Он не собирался это делать, но, может быть, это сработает. Безусловно, это проще, чем вдаваться в пространные объяснения. Подойдя к постели, Джеффри протянул руку. — Пойдем со мной на минутку? — Сейчас? Прямо сейчас? — Да. Она так крепко прижимала к себе одеяло двумя руками, что ей было нечем отвести со щек волосы. — Но я же не одета! Нахмурившись, Джеффри покопался в куче сбившегося постельного белья, которая образовалась в результате прошлой ночи, и вытащил рубашку, которую принес ей накануне. — Вот. Это подойдет. Эти слова ее отнюдь не убедили. — Но я не могу надеть… только это. — Но мы идем лишь в другой конец дома. — Что?.. — Пожалуйста, Сара, просто надень рубашку. Она понятия не имела, что у него на уме; она только знала по прошлому опыту, что, задумай что-то, он становился непреклонен. И потом, он так на нее смотрел… — Ты… дашь мне минутку? — спросила она спокойнее. Кивнув, он расправил рубашку. — Я буду ждать в холле. Когда за ним щелкнул дверной замок, Сара встала с постели, направилась в ванную и, стоя под душем, спрашивала себя, что он хочет ей показать. Заинтригованная, она надела рубашку, которая, к счастью, была ниже бедер, тщательно застегнула ее на все пуговицы и присоединилась к нему. Сара не представляла себе, как трогательно выглядит — с золотистыми волосами, ниспадающими на спину, в свежей белой рубашке с закатанными рукавами, обнажающей стройные длинные ноги. Она была воплощением безыскусной, непреукрашенной невинности. Джеффри почувствовал, словно внутри у него били молотом. Женщина, на которой он женился десять лет назад, выглядела потрясающе в одной его рубашке. — Джеффри? — Сара чуть не отступила назад, увидев выражение его лица, но он быстро вернулся к своей цели. — Тебе не холодно? — спросил он, стремительно поднимаясь по лестнице. — Я чувствую себя прекрасно. Правда, немного глупо. Надеюсь только, что ты знаешь, что делаешь. — Да, — пробормотал он, хотя серьезно в этом сомневался. Может ли он рассчитывать на ее понимание? — Мы просто идем в западное крыло. — Западное крыло? Но, когда я здесь жила, им пользовались только твои тетя и дядя. Где они теперь? — Они переселились на Юг, в Сан-Диего. — А… Дойдя до центральной лестницы, они повернули налево, прошли холл, который вел к семейным спальням — там была комната Джеффа, там когда-то была и их спальня, когда они были женаты, — и направились в холл западного крыла. Когда они шли, Сара чувствовала какое-то извращенное торжество. Если бы Сесилия Паркер могла ее сейчас видеть! Ирония, заключавшаяся в ее наряде, или отсутствии такового, не ускользнула от ее внимания. В то время как ее гардероб в Нью-Йорке ломился от нарядов, разработанных самыми модными дизайнерами, белая рубашка Джеффри являла собой забавное разнообразие. Восемь лет назад все обстояло по-другому. Тогда Сара не решилась бы… — Вот, — тихо пробормотал Джеффри, повернув голову к единственной из четырех открытой двери. Не останавливаясь, он вошел в эту комнату. Сара последовала за ним более осторожно и, когда вошла, почувствовала, что ее осторожность оказалась оправданной: если она рассчитывала никого не встретить, то ошиблась. Она оказалась в просторной жилой комнате, но в этом не было ничего удивительного. Ей было известно, что западное крыло состоит из небольших своего рода квартирок, идеальных для тетушек, дядюшек и других родственников, однажды приехавших в гости, чтобы остаться навсегда. Неожиданностью была женщина, которая, свернувшись клубочком в кресле, читала утреннюю газету. При появлении Джеффри она поспешно встала, но он жестом остановил ее. — Нет, нет, Кэрин. Сиди. Мы зашли всего на минуту. Она проснулась? Женщина была молода, возможно, на один-два года моложе Сары, темноволосая и симпатичная. На ней были простые свитер и слаксы, и была она либо застенчива от природы, либо просто удивлена нетрадиционным нарядом Сары. Когда она ответила, на ее лице вспыхнул румянец. — Я не уверена. Я только что ее уложила. Уложила? Сара нахмурилась, забыв о своем раздражении перед лицом этой загадки. Когда Джеффри направился через полуоткрытую дверь с комнату, в которой, как Саре было известно, находилась спальня, она вопросительно взглянула на молодую женщину, которую Джеффри называл Кэрин. Однако та поспешно отвела глаза, и Саре ничего не оставалось делать, как последовать за Джеффри. Она неуверенно приблизилась к двери, повернула ручку, а затем, сделав шаг, застыла на месте, пораженная открывшейся перед ней сценой. Джеффри стоял в дальнем углу комнаты спиной к ней. У нее пресеклось дыхание, а потом Сара тяжело задышала, когда Джеффри склонился над высокой стенкой детской кроватки. Детская кроватка. Ребенок. Его ребенок? Сара в недоумении следила за тем, как он, сделав нежное округлое движение рукой, выпрямился и медленно обернулся. Сердце ее тревожно забилось, когда Джеффри жестом пригласил ее приблизиться. Она не хотела. По множеству причин испытывая безотчетный страх, она не хотела видеть, кто лежит в кроватке. Но она подошла, молча, неуверенно, широко раскрыв глаза, бледность ее лица могла соперничать с рубашкой, в которую она была одета. Когда, наконец, она встала рядом с Джеффри, то вначале бросила взгляд на него, а потом решилась посмотреть вниз. В кроватке лежал на спине маленький ребенок, с большим пальчиком во рту, с вытаращенными глазками, неотрывно следившими за Джеффом. Бледно-розовый костюмчик как нельзя больше подходил к нежно-розовым щечкам ребенка — маленькой девочки, о чем говорило все, начиная от тончайших золотистых волос до кончиков малюсеньких босых ножек. Сара беспомощно втянула воздух лишь для того, чтобы обнаружить, что дышать стало даже труднее, когда взгляд ребенка встретился с ее глазами, когда она рассматривала пуговку носа и чуть сжатые в кулачок пальчики. Голубовато-серые глазки не двигались, хотя маленькая ручка, которую девочка усиленно сосала, подрагивала. Сара не могла отвести от ребенка глаз. Личико девочки было знакомым, таким знакомым! Или все малыши одинаковы? Но этой девочке около года, и чертами лица она уже должна походить на родителей. Джеффри? Его ли это глаза, щеки, подбородок? Пока Сара стояла в каком-то то ли ошеломлении, то ли очаровании, девочка перевернулась на бочок и поднялась на коленки, протягивая к Джеффри ручонки, не переставая при этом с опаской поглядывать на Сару. С легкостью, присущей родителю, Джеффри поднял девочку и удобно устроил у себя на руках, одной поддерживая попку в памперсах, а другую, подсунув девочке под мышку. В нем не было ни неловкости, ни неуверенности. Было совершено ясно, что они хорошо знают друг друга. — Кто она? — спросила Сара, не в силах долее вынести неизвестность. Ребенок радостно прильнул к Джеффри, прижавшись ушком к его широкой груди и не выпуская при этом большого пальца изо рта. Если бы им с Джеффри удалось так легко утешиться в своем горе, подумалось Саре. Потом глаза Сары расширились, сердце вдруг замерло. Она повнимательнее присмотрелась к младенцу и робко протянула руку, чтобы прикоснуться к мягким золотистым волосикам. Все знакомо… так знакомо. Мысленно она совместила два образа, и в результате получилось то личико, которое было сейчас у нее перед глазами. — Боже мой, — прошептала она со страхом, но уже совершенно другого рода. — О Боже! Пораженная, она обратила взгляд на Джеффри, ожидая подтверждения. Печаль в его глазах сказала ей все. Крепче прижимая к себе девочку, он наклонил голову, чтобы поцеловать ее по-младенчески сладко пахнущий лобик, а потом стал ее потихоньку укачивать. — Сара, это Элизабет. Элизабет Оуэнс. — О нет… — От волнения у Сары перехватило дыхание. Она что-то беззвучно прошептала. У Алекса и Дианы остался ребенок! Трагедия осложнялась. Ребенок теперь сирота. Такой маленький, беспомощный и совершенно одинокий! — О Джефф! — удалось ей на этот раз воскликнуть шепотом. — Я и не подозревала! — У тебя и не было оснований для этого. — Сколько ей? — Почти одиннадцать месяцев. — Ее родители… — Сара почувствовала, что на глазах выступают слезы, и не смогла закончить фразу. Джеффри спокойно кивнул. — Совершенно верно. — Боже мой! — снова прошептала Сара, подавшись вперед, чтобы погладить девочку по голове. — Она такая маленькая… такая хорошенькая. Я вижу Алекса в ее глазах. А все остальное — Диана. — Сара робко улыбнулась малышке. — Элизабет. Такое большое имя для такой маленькой девочки. — Они называли ее Лиззи. Они ее обожали! Голос Джеффри пресекся. Он прижался лицом к личику ребенка. Сара, утешая, положила руку ему на плечо; она только сейчас начинала понимать, насколько огромно его горе. — Мне очень жаль, Джефф. Она… У нее кто-нибудь есть? С долгим усталым вздохом Джеффри поднял голову и мрачно посмотрел на нее. — У нее есть я. Именно об этом я и должен с тобой поговорить. Сара растерянно нахмурилась, но ребенок выбрал как раз этот момент, чтобы уткнуться личиком в грудь Джеффри и тихонько захныкать. — Она устала, — мягко сказал Джеффри. — В это время она обычно дремлет. — Он поднес ее головку к своему лицу. — Спи спокойно, милая, — и поцеловал ее в щечку, — я к тебе еще зайду. — Потом так же ловко и умело вернул девочку в кроватку, на этот раз положив ее на животик, несколько секунд нежно гладил малышку по спинке, а потом за руку увел Сару из комнаты. Потрясенная увиденным, Сара на обратном пути не могла вымолвить ни слова. Она ничего не читала о ребенке, но ведь все эти годы об Алексе и Диане ничего и не писали, лишь изредка в газетах появлялись их фотографии, где они неизменно были вместе с Джеффри. Сара даже не могла припомнить, чтобы накануне о ребенке что-то говорил священник. Правда, тогда она была так рассеянна, что вполне могла это упустить. Элизабет. Бедная маленькая Элизабет! Мысль о ее трагических обстоятельствах вызвала у Сары озноб, который она постаралась подавить, снова забравшись под одеяло, как только оказалась в своей комнате. Джеффри занял свой пост у окна, глубоко засунув руки в карманы джинсов. Он казался еще более скованным, чем раньше. — Мне очень жаль, Джефф. — Сара еще раз осторожно выразила свое соболезнование, других слов она не находила. Ей хотелось задать ему так много вопросов! Но она сдерживала себя, сидя на кровати, прижав колени к груди и уткнувшись в них ртом. — У нее есть я, — повторил Джеффри. Эти слова эхом отозвались в сознании Сары. Его искренняя любовь к ребенку была очевидна. Даже в потоке противоречивых чувств, вызванных трагическим открытием, от внимания Сары не ускользнуло, какая нежность сквозила в его взгляде, когда Джеффри взял девочку на руки, в его ласковом обещании зайти позднее, сказанном, когда он положил ее обратно в кроватку. Из Джеффри получился бы прекрасный отец, теперь она это ясно поняла. Был ли он таким всегда или стал мягче за последние восемь лет? В тот краткий период, когда они были женаты, он никогда не сидел на месте. Даже не принимая в расчет ненадежность их брака, Сара могла вообразить его лишь родителем, который все время отсутствует. Однако вчера он заявил, что всегда хотел иметь детей. Может быть, она попросту была чересчур молода, чтобы правильно понять его? И потом, размышляла она, прикрыв глаза и вслушиваясь в тишину, этот огромный пустой дом просто требовал, чтобы в нем жила большая семья, царило бы веселье, и раздавался смех. Это было нужно Джеффри, это она тоже заметила. Он был одинок и печален. В свою очередь, и у нее защемило сердце. Когда он медленно повернулся, Сара подняла глаза. Взгляд, с которым встретились ее глаза, был непроницаемым. — Я хочу ее удочерить, Сара. У нее расширились глаза. — Удочерить? — шепотом повторила она. — Для себя. Я хочу вырастить ее в качестве Паркер, со всеми благами, которые может дать это имя. — Но, Джефф… а как же… Я хочу сказать, у нее наверняка должны быть родственники, которые будут настаивать… Его лицо приобрело жесткое выражение. — Ты же видела их на похоронах… — Она не видела. Она была поглощена им. — Они пожилые, и их средства ограничены. — Средства — это еще не все, — спокойно заметила она. — У моих родителей не было ничего, и, однако же… — Я не это хотел сказать, — поморщившись, перебил он. — На это будет делаться упор в суде. — Когда она, казалось, хотела возразить, он быстро продолжил: — Ни Алекс, ни Диана не происходили из обеспеченной семьи. Когда я познакомился с Алексом в колледже, он жил только на стипендию. Таких денег, которые принес ему его бизнес, в его семье никогда раньше не видели. Так вот почему Алекс и Диана с таким сочувствием отнеслись к Саре. — Но.. — Все тети и дяди Лиззи пожилые люди. — Большинство ее двоюродных братьев и сестер приближаются уже к студенческому возрасту. Если это не препятствие, тогда не знаю, где его искать; и потом, взять вдруг снова на себя, ответственность за маленького ребенка. — Последовала многозначительная пауза. — Я могу с этим справиться. Я хочу с этим справиться. — А они разве не захотят? Я хочу сказать, разве тебя не ожидает борьба? Можешь ли просто так вот взять и предъявить на нее права? А что говорится в завещании? Джеффри перевел грустный взгляд на потолок, уперевши руки в бока. — В завещании? Гм-гм! Алекс так о нем и не побеспокоился. Может быть, из-за ощущения своего бессмертия… Не знаю. Мужчина, которому только что исполнилось тридцать восемь, едва ли ожидает, что их с женой вдруг не станет! Теперь пришла очередь вздрогнуть Саре. — Ирония заключается в том, что он сам был адвокатом, — грустно пробормотала она. — Адвокат и моя правая рука в делах. Много лет он успешно работал, не говоря уж о том, что ему удалось выгодно вложить деньги в акции. Лиззи хорошо обеспечена. — Именно поэтому кто-нибудь из ее родственников может дать тебе бой, — заметила Сара как можно осторожнее. — Если существует попечительский фонд, который обеспечит ее основные потребности, разве это не разрешит их финансовые проблемы? Взгляд, которым окинул ее Джеффри, был колючим. — Мне известно, чего Алекс с Дианой хотели бы для своего ребенка, мне, а не какому-то родственнику, который даже не знает ее. Именно я был в больнице, когда она родилась, я подменял родителей, укачивая ее на руках, когда у нее болел живот, втирал ей в десны бренди, когда у нее резались зубки. Он выразительно ударил себя в грудь. — Я люблю ее, черт возьми! Бой? Да, я уверен, что как только пройдет первый шок, кто-нибудь додумается, что малышка стоит целое состояние. Но я единственный, которому нужна она сама по себе. И я готов за нее побороться! Сара ни минуты не сомневалась в этом; если бы холодная серая сталь его глаз не убедила ее, это сделали бы и решительно сжатые губы, и упрямо затвердевшие скулы. Она спрашивала себя, не чересчур ли он поддается эмоциям. Безусловно он любил малышку. Может быть, в нем говорит лишь страх, что он потеряет ее? — Ты полагаешь, что какой-нибудь родственник постарается установить опеку над Лиззи только ради денег? — Ну! — Он как выплюнул это слово, сопроводив его неопределенным жестом, словно отмахнулся. — Не знаю, Сара. Я не хочу думать о них самое худшее и не буду, если они не станут со мной бороться. Они, казалось, спокойно восприняли то, что я сейчас забрал ее к себе. — Она что, находится здесь с тех пор… — Да. Я привез ее сюда сразу же после катастрофы. — И вчера, когда ты исчез, ты ходил навестить ее? — Сара не поняла, почему он так долго отсутствовал, оставив ее в библиотеке, предположив, что он решает какие-то вопросы, связанные с похоронами. Теперь все стало ясно. — Да, мне хотелось побыть с ней. — Опустив глаза, Джеффри поморщился, как бы восставая против несправедливости случившегося. — Сердце разрывается, когда подумаешь, что такого младенца судьба вдруг лишила родителей. Она может не понимать, что случилось, но чувствует, что что-то не так. Она сейчас такая тихая, словно сознает, что ей надо хорошо себя вести. Она должна скучать по Алексу с Дианой. Они никогда не оставляли ее надолго, разве что на вечер, когда куда-нибудь ходили. — Джеффри снова поднял глаза и с горячностью добавил: — Алекс был мне как брат. Лиззи — моя семья. Я хочу, чтобы она была здесь. Не колеблясь, выдержав его взгляд, Сара прочитала в нем нечто большее: Алекс был Джеффри как брат. Присутствие Лиззи как-то восполнит его утрату. Но есть и другие, для которых эта утрата не менее горестна. — Разве никто из их семьи не спрашивал о Лиззи? — Спрашивали. Это был один из их первых вопросов. — Что же ты им сказал? — Ответил, что пока подержу ее у себя. — Они не возражали? В его коротком смешке не было и тени юмора. — Они испытали облегчение. Я же сказал, что с тех пор, как кто-либо из них имел дело с беспокойным младенцем, прошло много лет. — Она чудесная, — непроизвольно воскликнула Сара. — Не могу себе представить, чтобы она доставляла беспокойство. Взгляд Джеффри смягчился, и Сара ощутила укол ревности. — О, у нее бывают разные настроения, — заметил он. — Уж можешь мне поверить. Сара несколько секунд внимательно смотрела на него и отвела глаза, словно изучая свое одеяло. Джеффри точно любил этого ребенка. Об этом говорили искры нежности в его глазах. Она так часто замечала их в ранние, счастливые дни их брака. Но те дни прошли безвозвратно… несмотря на то, что произошло этой ночью. Обороняясь от этих воспоминаний, Сара заставила себя думать о том, что сказал Джеффри. — Не знаю, — мягко начала она, неуверенно глядя на него. — Я могу понять и согласиться с тем, что ты хочешь сделать. — Увидев Лиззи, Сара была глубоко тронута. Даже отвлекаясь от того факта, кто были родители Лиззи, можно было понять пробудившуюся в Джеффри нежность. — Но… я просто не знаю, Джефф. Если дело дойдет до борьбы за опеку, она может быть очень упорной. Возможно, в последние годы мы сильно продвинулись в этом вопросе, однако одинокому мужчине очень трудно рассчитывать на удочерение. Не успела она произнести эти слова, как по спине у нее пробежал странный холодок. Почему она вдруг почувствовала, что сейчас будет поставлена точка над «i»? Разве что-то неуловимое витало в воздухе, или сработало ее шестое чувство? Или давала себя знать его настороженность? Она неуверенно запнулась, голос перешел на тревожный шепот. — Почему ты мне все это рассказываешь? — выдавила она, наконец. Должна быть какая-то причина, почему он обсуждает свои личные планы с женщиной, некогда ушедшей из его жизни и которая вновь уйдет из нее сегодня. — Почему, Джефф? Он ни на секунду не сводил с нее глаз, приближаясь к изножию ее кровати. Каждый его шаг усиливал в ней тревожное предчувствие, бурей отдававшееся в душе. Подойдя, наконец, вплотную к кровати, он расправил плечи и выпрямился. — Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, Сара. Сдерживая внезапно изменившее ей дыхание, Сара хрипло закашлялась. Потом, прижав к груди руку, посмотрела на Джеффри, словно не веря ушам своим. — Ты шутишь! Он медленно покачал головой. — Нет. Я серьезен, как никогда. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. — Опять? — Опять. Теперь пришла очередь ей покачать головой, отчего легкие пряди золотистых волос рассыпались у нее по плечам. Но если ее душевное равновесие вмиг нарушено, Джеффри являл собой воплощенное самообладание. И это больше всего приводило ее в замешательство. — Почему тебе вдруг пришло в голову? — хрипло прошептала она. — Потому что я хочу удочерить Лиззи. А наличие жены, матери для ребенка, значительно облегчит это. — Потому что ты хочешь удочерить Лиззи… Сара тупо повторила его слова, и даже для того, чтобы закрыть рот, ей понадобилось усилие. Черт его побери, как он бесцеремонен! Никакого притворства, никаких хождений вокруг да около! Он хочет жениться на ней ради удочерения Лиззи. Абсолютно никакой романтики; по правде говоря, это оскорбление ее женской гордости. Какая женщина в здравом уме примет столь хладнокровное предложение? — Ну, Сара? — Маска самообладания не смогла дольше удержаться, натолкнувшись на отвращение, отразившееся на ее лице. — Ты выйдешь за меня? — Нет! И я даже поверить не могу, что ты попросил меня об этом, Джефф! Однажды наш брак уже взорвался весьма бурно. Повторная попытка была бы безумием! — Я не предлагаю тебе нормальный брак. Все, чего я хочу, — это лишь видимость брака. Неужели это так трудно? Он лишь добавил соли ей на рану. Сару передернуло. — Это было бы очень трудно, учитывая тот факт, что я живу в Нью-Йорке. — Это можно было бы изменить. Ее карие глаза сверкнули. — А теперь подожди минутку. Там моя жизнь, мой бизнес! Я не могу просто так сорваться и поехать на другой конец страны. — Ты же без особого труда приехала на похороны. — Но я же собиралась всего на один день! — возмущенно воскликнула она, и тут в нее внезапно закралось подозрение. — Кстати, когда эта блестящая идея пришла тебе в голову? Только не говори, что вчерашняя сцена соблазнения была частью этого плана. — От этой мысли у нее так закружилась голова, что ей пришлось опереться на изголовье кровати. Когда, к ее досаде, Джеффри посмел приблизиться и сесть на край постели, Сара напрягла спину, опиравшуюся на полированное дерево. — Нет, Сара, это не игра. То, что произошло минувшей ночью, — очень личное, оно касалось только тебя и меня. У случившегося не было никакой тайной подоплеки. — Но ты ведь выдумал это прошлой ночью? Я поняла это сегодня утром по выражению твоих глаз… Уловив в ее словах страх, он продолжал более мягко: — Оставив тебя, я провел ночь в раздумьях. Не знаю точно, когда эта мысль пришла мне в голову, но, по-моему, она очень хорошая. — Может быть, для тебя. Но не для меня. И уж, конечно, не для Лиззи. — Но почему? — Боже мой, ей нужна мать! Я целиком поглощена своим делом и знаю об обязанностях матери столько же, столько… столько… — Сколько любая мать, у которой появился первенец. Но это к делу не относится. Я не прошу тебя что-то делать, Сара. Я совершенно готов быть здесь всегда, когда это понадобится Лиззи, я найму няню — это будет Кэрин или кто-нибудь еще, — и та будет заботиться о ней все остальное время. — Это жестоко. Ей нужна мать. — Я это знаю, черт побери! — в отчаянии взорвался он, сжимая кулаки. — Но Лиззи только что ее потеряла, и я стараюсь найти приемлемую альтернативу. Я хочу удочерить ее и сделать это как можно скорее. Чем она будет старше, тем тяжелее воспримет перемены. В два-три года дети становятся очень проницательными. Я хочу уладить все прямо сейчас! Сара прикусила губу; она была не столько шокирована, сколько растеряна. Как бы нелепо ни звучало предложение Джеффри, оно было не лишено резона. — Но почему я? — простонала она. — Почему я? Несомненно, ты в состоянии найти женщину, которая захочет… — Мне не нужна другая женщина! — громко воскликнул он, а затем заговорил тише, чтобы сгладить свой выпад. — Что мне нужно, — продолжал он, тщательно взвешивая слова, — так это ситуация, которая облегчит мне удочерение Лиззи. — Но почему именно я? — Потому что мы знаем друг друга. Потому что мы уже один раз это проходили, и у нас не осталось никаких иллюзий. Потому что ты здесь, а ты не приехала бы, если бы не питала привязанности к Алексу и Диане. — Взгляд его серых глаз стал пронзительным. — Разве я прошу слишком многого: символический брак как знак уважения того, чего желали бы Алекс с Дианой? Глава четвёртая — Это несправедливо, — прошептала Сара, чувствуя себя так, как будто ей нанесли удар ниже пояса. Но Джеффри не желал отступать. — А разве справедливо, что этот ребенок никогда уже не увидит своих родителей? И раз уж мы коснулись этой темы, давай обдумаем и взвесим сложившиеся обстоятельства. Посмотрим, кто останется в проигрыше от твоего отказа. На то, чтобы сформулировать свои аргументы, Джеффри затратил минувшую ночь. Сделанной им паузы хватило лишь на то, чтобы перевести дыхание, прежде чем он продолжил свою мысль решительным, глубоким тоном: — Если ты откажешься, Лиззи может лишиться возможности наиболее безболезненно перейти из того состояния, в котором она находилась на прошлой неделе, в то, что ожидает ее в будущем, что бы это ни было. На мой взгляд, это достаточно серьезная потеря для ребенка, который только что утратил почти все. — Теперь о тебе, — последовательно продолжал он. — Ясно, что ты предпочла бы улететь сегодня первым же рейсом в Нью-Йорк, оставив Алекса с Дианой и все, связанное с Сан-Франциско, в прошлом. Но допустим, только допустим, что ты согласишься выйти за меня замуж, что ты от этого теряешь? Какую-то долю секунды Сара не находила ответа. Но затем из опасения, что начнет всерьез рассматривать его предложение, она ухватилась за наиболее очевидный факт. — Мою собственную жизнь, Джефф. Она там — в Нью-Йорке. Все, что у меня сегодня есть, связано с этим городом. — «Сара Маккрей Ориджиналз»? — Да. — Открой здесь представительство. Ты же говорила, что обдумывала такую возможность. Почему бы не сделать это? Сара не могла прямо сказать ему, что сама исключила эту возможность именно потому, что на Западном побережье живет он. Если бы она приняла его предложение, этот аргумент повис бы в воздухе. — Я… Это было бы слишком сложно. Сейчас все — в Нью-Йорке. — Здесь живет множество людей, Сара, — проворчал Джефф. — Ты могла бы вдвое расширить свой бизнес. — Но как раз этого-то я и не хочу! Он и так достаточно большой. Секрет в том, чтобы определить для себя разумные пределы. Когда оригиналов слишком много, их ценность неизбежно снижается. — Тогда действуй избирательно. Ты могла бы очень эффективно вести дела от одного побережья до другого. — Он поднял руку, жестом подкрепляя свои слова. — Знаешь, я все обдумал. Вначале ты могла бы летать в Нью-Йорк каждую неделю и возвращаться сюда только на уик-энды. Это дало бы нам возможность распространить известие о нашем браке и начать необходимую формальную процедуру удочерения. Тем временем я смог бы заново отделать коттедж для гостей. При упоминании об этом в воображении Сары мгновенно возник причудливый домик, спрятавшийся в глубине имения. Сердце ее забилось чаще. — Тот, что скрывается в лесу? — Он же тебе всегда нравился, — более мягко ответил Джеффри. — Мне хотелось, чтобы мы там жили, но ты все повторял, что он слишком от всего удален. Этот легкий упрек впервые заставил его отвести глаза. Джеффри резко встал и оказался всего лишь в шаге от спинки кровати. Сжав ее, он слегка подался вперед, глядя, как Сара теребит пуговку на рубашке, свободно облегавшей ее тело. Она выглядела такой молодой, такой уязвимой. — Не мне принадлежало это решение, Сара. Коттедж является частью имения, а оно было собственностью моей матери. Сколько раз, когда ты умоляла меня переехать в коттедж, я просил ее разрешить нам переселиться в него. — Джеффри заговорил более жестким тоном: — Но она желала, чтобы мы оставались здесь, в доме, у нее под носом. Неприязнь, содержавшаяся в этих словах, избавила Сару от необходимости выражать свои чувства. Вместо этого она удивилась. — Почему же я всегда предполагала, что ты просто не желаешь жить в коттедже? — хмурясь, спросила она. — Возможно, потому, что я никогда ничего не объяснял тебе так, как следовало бы. — А почему не объяснял? — Живя с тобой и своей матерью, я находился меж двух огней. В то время мне казалось, что лучше взять вину на себя, чем дать тебе дополнительное основание ненавидеть ее. Первым импульсом Сары было отрицать, что она ненавидела его мать, но честность возобладала, и она осеклась на полуслове. Она возненавидела Сесилию Паркер, хотя признавать этот факт по прошествии стольких лет было бессмысленно. — Мне только жаль, что я не знала правды, — мягко сказала она, думая о своем разрушенном браке и жалея, что недостаточно хорошо понимала Джеффа. Но это было уже чересчур. А теперь он предложил заново отделать коттедж. — У тебя был бы прекрасный офис, Сара. На первом этаже располагались бы несколько комнат, а мансарду можно было бы оборудовать под мастерскую. Он действительно все обдумал, отметила она про себя, представляя мастерскую под нависающим карнизом крыши. — Вообще-то я сейчас редко занимаюсь настоящей работой, — призналась она, все еще находясь во власти этого видения, — хотя с удовольствием занялась бы ею вновь. Теперь я, пожалуй, больше работаю с карандашом и бумагой, оформляю дизайн и модифицирую фасоны применительно к личности заказчика или моде. Она взглянула на Джеффри, который подбодрил ее. — Ты можешь заниматься всем, чем пожелаешь, Сара, как ты не понимаешь? Ты можешь устроить в коттедже свой офис, пригласить какой угодно персонал, наведываться в Нью-Йорк по своему усмотрению. Это внесло бы в твою, жизнь дополнительное разнообразие… при доброжелательном отношении. Доброжелательное отношение… К неудовольствию Сары, перспектива ясно обозначилась на горизонте. — Не знаю. — Она боролась с искушением. — Но есть и другие… другие вещи. — Назови хоть одну. Она бросила на него острый взгляд. Если он рассчитывает, что она легко сдастся, как это сделала бы прежняя Сара, то его ожидает разочарование. — Мои друзья, например. — Сара приняла непроницаемый вид. — Ты, будешь с ними встречаться, приезжая в Нью-Йорк, то есть весьма часто. Назови другие препятствия. — Моя… светская жизнь. — Так, значит, у тебя кто-то есть? — Джеффри знал, что кто-то должен быть, но услышать это из ее уст было неприятно. Он, казалось, не мог избавиться от собственнического чувства. В каких обстоятельствах оно проявилось! — Есть множество этих «кто-то», — спокойно подтвердила Сара. — Добрые друзья, которые хорошо меня знают, обладают достаточным терпением и понимают, что работа у меня на первом месте. Но есть определенные светские мероприятия, на которых я должна присутствовать. — Я буду тебя выводить. — В Нью-Йорке? Он галантно улыбнулся. — Если только ты не изменишь место проведения этого мероприятия. — Потом этот вымученный юмор оставил его. — Но я был бы твоим мужем, Сара, и не мог бы допустить, чтобы тебя сопровождал другой мужчина, особенно учитывая цель нашего брака. Если тебя будут видеть с другими мужчинами, это заставит любого судебного социального работника серьезно усомниться в стабильности семейной жизни, которую мы предлагаем Лиззи. Напряжение, угадывавшееся в уголках его губ, свидетельствовало о том, что Джеффри не намерен делать уступки в данном вопросе. Но, если на то пошло, подумала Сара, она бы и не хотела подобных уступок. Одной половине ее «я» импонировала идея ввести Джеффри в круг ее друзей. Другая говорила, что она сошла с ума; эта-то половинка и заставила ее высказаться, хотя и по несколько отвлеченному вопросу. — А разве социальный работник одобрит домашний уклад семьи, в которой мать летает туда-сюда через всю страну? Джеффри и сам об этом подумал и теперь высказывал свои заключения медленнее, вновь устраиваясь в ногах у нее на кровати. — Поэтому я и хочу, чтобы ты открыла здесь представительство, и тогда ты смогла бы проводить здесь, по крайней мере, часть рабочей недели, а не только уик-энд. Сейчас многие матери работают. Коттедж на территории имения был бы идеальным вариантом. Твоя способность совмещать работу с материнскими заботами произвела бы впечатление на любого социального работника. Материнство. Только это придавало перспективе, открывавшейся перед Сарой, реальность. Если бы она согласилась выйти замуж за Джеффри и они бы организовали удочерение, она могла бы стать настоящей матерью. Личико Лиззи вновь мелькнуло в ее воображении. Лиззи… обожаемая и совершенно зависимая — и ее? Эта мысль испугала и… взволновала. Раздираемая противоречиями, Сара беспомощно посмотрела на Джеффри. — Не знаю, Джефф. Но все же ты предлагаешь брак. Брак. Он опустил голову. — А почему бы и нет, Сара? Ты же никогда снова не выходила замуж. Ты оставляла для себя такую возможность? — У меня нет намерения вступать в повторный брак! — Если учесть абсурдный поворот в ходе ее мыслей в минувший день, ей следовало бы употребить прошедшее время. Но она не стала вдаваться в тонкости. — Тогда мое предложение не сможет послужить для тебя препятствием. Когда он подвинулся к ней, чтобы поглядеть прямо в глаза, Сара ясно осознала род угрожавшей ей опасности. Это была перспектива постоянного, изо дня в день, присутствия вблизи Джеффри. И в этой связи имитация брака. — Джефф, это серьезная ответственность. Я не уверена, что могу вступить в брак исключительно ради ребенка. Это было бы нечестно по отношению к Лиззи. Джеффри сжал кулак. — Самое важное, чтобы удочерение состоялось! — А мы? — порывисто возразила она. Как бы ей ни хотелось быть такой же самоотверженной, как и он, Сара не могла сосредоточить свои мысли только на ребенке. — Мы также имеем свое будущее, ты же понимаешь. Я не знаю, как долго смогу выносить этот фарс, эту имитацию брака, которую ты хочешь. — Ее слова были не только резкими и бессердечными, но и намеренно неопределенными. По тому, каким суровым стало выражение лица Джеффри, Сара поняла, что он воспринял их в самом дурном смысле. Несколько долгих секунд он пристально смотрел на нее, спрашивая себя, действительно ли она поступилась состраданием ради успеха. Где ее сердце, душевный порыв, который первым делом толкнул ее на Западное побережье? Способна ли она отвернуться от ребенка? Способна ли отвернуться от него? Устало вздохнув, Джеффри вынужден был признать, что Сара приперла его к стенке; он уже предложил ей свободу в работе, помощь в раскрутке бизнеса на Западном побережье. В запасе у него оставалась лишь одна приманка. — А что, если мы ограничим этот брак временными рамками, скажем, сроком в один год? — Год? — безучастно переспросила она. — Если не возникнут непредвиденные обстоятельства, года будет достаточно для завершения всех формальностей, необходимых для удочерения. Как только все бумаги будут подписаны надлежащим образом и Лиззи станет моей дочерью, ты сможешь подать на развод. Я не буду этому препятствовать. Я даже добавлю… — Не говори так, — взорвалась она, зажимая уши. — Если первое его предложение показалось ей холодным, то от этого предложения веяло крещенским морозом. — Мне не нужны твои деньги, — процедила она сквозь зубы. — У меня хватает своих. И меня… меня не купишь! Джеффри взял се руки и силой вернул их ей на колени. — Я хотел только сказать, — решительно продолжал он, — что, если по истечении этого года ты надумаешь разводиться, но пожелаешь сохранить здесь свой офис, ты сможешь перевести его из коттеджа в новое административное здание, которое у нас есть в центре города. — Это звучит так, словно мы обсуждаем контракт, — выдавила она горький смешок, который Джеффри проигнорировал, чтобы закончить свою мысль: — Я сам бизнесмен, Сара, и понимаю, сколько потребуется усилий, чтобы открыть здесь офис. В свете этого я сделаю все от меня зависящее, чтобы облегчить каждый твой шаг. В своих мыслях Сара не заходила так далеко. Она едва могла перешагнуть через необходимость принять первоначальное решение. Хуже того, она едва могла думать о чем-либо, кроме его рук, сжимавших ее руки нежно, но твердо. Он был так близок, так притягателен. Интересно, а это входит в его план, подумала она. Насколько «настоящим» хотел он видеть их брак? Проглотив тугой ком в горле, Сара посмотрела на свои руки. Но под ее взглядом оказались и его руки, более загорелые, с этими темными волосками, которые так соблазняли ее. Мысли об удовольствии, которое они доставили друг другу прошлой ночью, хлынули потоком. Удовольствие… облегчение… бегство. Он протянул руку, взял ее подбородок и приподнял лицо. — Это было бы даже лучше, чем раньше, Сара, — ласково сказал он. — На этот счет тебе не придется разочаровываться. — Но это было бы сплошное притворство, — возразила она, ощущая теплое покалывание глубоко у себя в животе. — Без любви… Сжав челюсти, он отпустил ее запястья и выпрямился. — Как прошлой ночью? — прохрипел он. — Это не было… — начала она, но оборвала себя на полуслове. В том влечении, которое они испытывали вчера, не было ничего притворного, в их взаимном удовлетворении — ничего дешевого. Нет, ее самообвинения относительно прошлой ночи могли быть связаны только с тем экстазом, который, как она боялась, был всего лишь очарованием на час. А теперь, если она согласится выйти замуж за Джеффа… Кровать скрипнула — Джеффри поднялся. — Я сказал все, что хотел сказать, — мрачно заявил он. — Ты знаешь, что мне надо и почему. Я ухожу, чтобы ты приняла решение. — Куда ты идешь? — воскликнула она с неожиданной тревогой. Джеффри задержался у полуоткрытой двери. — Мне надо ненадолго съездить к себе в офис. Я вернусь позднее, чтобы отвезти тебя в аэропорт… если таким будет твое окончательное решение. — Сила, заключенная в его взгляде, отражала и требование, чтобы она согласилась. Он сурово и серьезно посмотрел на нее, прежде чем плотно закрыть за собой дверь. Сара сидела в какой-то оглушительной тишине. Она посмотрела на дверь, потом перевела взгляд на окно. Прижала ладони к глазам, потом запустила пальцы в волосы и распустила их по плечам, словно отгораживаясь их завесой от неизбежного хода событий. Когда она решила — неужели это было лишь позапрошлой ночью? — отправиться на Запад, у нее было ощущение незавершенного дела, погони за каким-то призраком. Ей хотелось молча поблагодарить Алекса с Дианой за то, что они были ей хорошими друзьями. А теперь, казалось, они просили ее об ответной услуге. Могла ли она им отказать? Шаг за шагом анализировала она цепочку аргументов, выстроенную Джеффри. К своей досаде, она вынуждена была признать, что все они были весьма основательны. Да, ее переезд на Западное побережье был вполне осуществим и имел бы под собой достаточно оснований. Джеффри даже описал все так, что это казалось очень просто: да, она вполне могла поддерживать контакты в Нью-Йорке, если бы часто наезжала на Восток. И правда, разумная организация расширения бизнеса открывала интересные перспективы. Но выйти за него замуж? Восемь лет, прошедших после их развода, внесли массу изменений в жизнь каждого из них. Как они могли быть уверены, что смогут сосуществовать бок о бок изо дня в день? Раньше они были несчастны. Будет ли по-другому во второй раз? Но теперь и было все по-другому. Благодаря Элизабет Оуэнс. Когда все было сделано и сказано, приходилось признать, что она является единственной целью их соглашения. Теперь Сара задумалась над этим фактом, спрашивая себя, можно ли выдержать этот брак исключительно ради девочки и ее удочерения. На данный вопрос не было однозначного ответа, а Джеффри хотел получить его к вечеру. Колени ее ослабли от потенциальной возможности кардинальной перемены в ее жизни. Сара выбралась из-под одеяла и попыталась найти утешение под струями очень горячего душа. Но ничто не могло принести ей облегчения, снять напряжение, сковавшее мышцы. К тому времени, как она подкрасилась и оделась в тот же серый шерстяной костюм, в котором прибыла сюда накануне утром, ей хотелось лишь вернуться в кровать. Она не желала принимать это решение! И зачем только все это навалилось на нее? А что, если бы она не приехала в Сан-Франциско, спрашивала она у отражения в зеркале, где видела свое лицо с запавшими глазами. Джеффри это и в голову не пришло, разве не так? Но она прилетела сюда отчасти из-за того, что винила себя в том, что никогда не говорила Диане и Алексу о том, как много они для нее значили в те месяцы, когда открыто стояли на ее стороне. А теперь на нее навалилось еще более тяжкое бремя вины. Как она сможет вернуться в Нью-Йорк, зная, что тем самым ослабит шансы Джеффри на быстрое удочерение Лиззи? Щетка для волос с глухим стуком упала на туалетный столик. Звук напугал ее, и Сара быстро посмотрела вниз. Почему это маленькое личико неотступно возникало в ее памяти, словно преследуя ее? Могла ли она отогнать его образ, если бы ответила отказом на просьбу Джеффри и спокойно вернулась к своей нью-йоркской жизни? Отягощенная грузом этой дилеммы, Сара медленно поплелась вниз. Миссис Флеминг встретила ее, когда она не дошла до последнего поворота лестницы. — Могу я предложить вам подкрепиться чем-нибудь, мисс Маккрей? Этот вопрос, заставший Сару врасплох, вывел ее из транса. — Что, простите? Ах, нет. Пожалуй, я все же выпью чаю… — Она через силу улыбнулась. — Я, вообще-то, не очень голодна. Домоправительница улыбнулась более непринужденно. — А может, вас заинтересует свежий рогалик? — уговаривала она. — Свежий рогалик? — Сара задумалась. — По зрелому размышлению это кажется привлекательным. — Она спустилась с последней ступеньки. — Если вы подождете в комнате для завтраков… — Ах, нет, я поем на кухне, миссис Флеминг. — Потом более робко она добавила: — Есть в одиночку, даже в комнате для завтраков, очень грустно. Послушно кивнув, миссис Флеминг словно смахнула свой загадочный взгляд и направилась прямо на кухню, где поставила перед Сарой горячий чай и теплый рогалик. Сара была занята тем, что разглядывала комнату. — Знаете, — заметила она, изучая декоративный, но практичный ряд кастрюлек и сковородок с медным дном, развешанных на раме над центральным столом, за которым она сидела, — за два года моего брака я ела здесь столько раз, что их можно было бы пересчитать по пальцам одной руки. В тс времена домашнее хозяйство велось очень строго. Домоправительница закончила вытирать плиту. — По-видимому, при матери мистера Паркера здесь многое было по-другому, — осторожно сказала она. — А вы пришли сюда лишь после ее смерти? — Правильно. — А почему произошел такой тотальный переворот, миссис Флеминг? Прислуга миссис Паркер покинула этот дом по своей инициативе или … — Мистер Паркер всех уволил. Кроме Сайруса. — Это была констатация факта, начисто лишенная эмоций. — А вам нравится здесь работать? Впервые в ходе этого расспрашивания лицо женщины осветила улыбка. — О да. Мистер Паркер — самый предупредительный и непритязательный из всех хозяев, у которых мне приходилось служить. Разумеется, большую часть времени он один… — Миссис Флеминг смущенно замолчала, боясь, что в своей непосредственности сказала что-то лишнее. А затем, поняв, что если ее слова и принесли вред, то его уже не исправить, продолжала: — С приездом этой маленькой девочки, — ее улыбка потеплела, — все в доме осветилось. Мистер Паркер играет с ней, словно… словно ничего не произошло. — Улыбка внезапно исчезла с лица миссис Флеминг, но Сара не могла думать о прошлом, так как все ее мысли занимало будущее. — Он ее любит. — Несомненно. Когда мистер и миссис Оуэнс, — дыхание миссис Флеминг сбилось, и она заговорила медленнее, — приезжали сюда, он проводил с малышкой столько же времени, сколько с ними. Она тогда агукала и смеялась. Я не видела ее такой счастливой с тех пор… Не в силах больше говорить о печальном событии, миссис Флеминг замкнулась в себе, найдя какое-то занятие в дальнем углу кухни. Сара также задумалась, вновь мысленно представив Джеффри в роли отца и отметив, что этот образ ее радует. А роль мужа? Об этом требовалось еще подумать. Допив чай и покончив с рогаликом, Сара тепло поблагодарила домоправительницу и вышла из кухни. Минула половина двенадцатого. Самолет, на который у нее был забронирован билет, отбывал через два часа. А решение еще предстояло принять. Ноги сами понесли Сару в гостиную, где она без цели блуждала, затем в салон и библиотеку, после чего она снова вернулась в холл. Хотелось ли ей снова жить здесь? Дом теперь совсем другой — спокойный, бесконечно менее угрожающий. Впервые она заметила безмолвное величие этого места, даже оценила его красоту. Имела ли значение произошедшая смена знамен и караула, или просто ее взгляд стал более искушенным? Поправив на себе жакет, Сара, поддавшись импульсу, вышла в сад. День был прохладный, даже пасмурный, но прекрасно ухоженный ландшафт, казалось, светился собственной красотой. В него минувшие годы не внесли перемен, если не считать того, что деревья и кусты выросли. Сара вновь ощутила величественное очарование природы. Может быть, благодаря тому, что это место так сильно отличалось от ее манхэттенских апартаментов? Или, опять же, выросла она сама? Идя по дорожке, Сара припомнила, как некогда гуляла по этим окрестностям. Она была так одинока, иногда ей казалось, что она находится в заточении в замкнутом мире этого имения. С людьми, которые предлагались ей в друзья, у нее не было ничего общего. Прежние друзья были бы здесь совершенно неприемлемы. Сесилия Паркер в стольких отношениях была здесь правящей королевой, она безапелляционно распространяла свой диктат на выскочку, которую се сын выбрал в ее преемницы. В какой момент эта женщина надумала выжить ее? Саре в ее унынии казалось, что это решение было принято с самого начала. Любое проявление примирения было всего лишь внешней уступкой Джеффу. Когда Сара решительно сбросила с себя путы воспоминаний, по ее телу пробежала дрожь. Оказавшись на узкой дорожке, уходившей вглубь имения, Сара отнесла выбор маршрута на счет своих высоких каблуков. Когда через несколько минут она очутилась на ступенях маленького коттеджа, которому отводилась столь важная роль в предложении Джеффри, она не стала искать отговорки. Вместо этого нажала на входную дверь и, обнаружив, что та не заперта, вошла внутрь. Блуждая из комнаты в комнату, Сара подумала, что место восхитительное. Она старалась сохранять безразличие, но это ей не удавалось. По сравнению с нью-йоркским офисом, где неумолчный городской гул задавал темп деловой активности, коттедж являл собой приятный контраст. Замерев, она прислушалась, но ничего не услышала. Совершенно ничего. Выйти замуж за Джеффри? Снова выйти замуж за Джеффри? Если это звучало абсурдно, еще больший абсурд заключался в том, как серьезно обдумывала она эту перспективу. Ведь кроме коттеджа, кроме ребенка были еще она и Джеффри. Она и Джеффри. Могла ли она это вынести, помня о том, что некогда произошло, и, зная при этом, что их союз просуществует всего лишь год? А потом что? Каково будет второе расставание? Один год. Один год снова в роли миссис Джеффри Паркер. Но нет, оборвала она себя с каким-то возмущением, на этот раз она останется Сарой Маккрей, по крайней мере, в профессиональном плане. Теперь она сама по себе. Джеффри, казалось, был готов с этим согласиться в обмен на тот союз продолжительностью в год. Плотно прикрыв за собой дверь, Сара медленно вернулась в главный дом. Затем, не останавливаясь, чтобы проанализировать свои мотивы, поднялась по лестнице в западное крыло. Двери были открыты, комнаты пусты. Никаких следов Кэрин и ребенка. Испытывая какое-то странное разочарование, Сара несколько минут постояла у кроватки. Если не считать недавно появившегося дополнительного предмета мебели, эта комната ничем не отличалась от прочих комнат для гостей. Однако она была просторной и безупречно убранной, профессионально отделанной, стены ее были выкрашены в голубые и абрикосово-оранжевые цвета, но, разумеется, ее нельзя было назвать детской. Первое, что бы она сделала, будь она матерью Лиззи… Поймав себя на этой полуоформившейся мысли, Сара бросилась из комнаты назад в холл и на лестницу. Она достигла середины этой грациозной спирали, когда странный шум заставил ее остановиться. Ноги ее неуверенно перешли на следующую ступень. Она стала осторожно спускаться. Вскинув голову, прислушиваясь, Сара повернула голову в том направлении, откуда слышались глухие удары и отчетливый плач рассерженного ребенка. На пороге кухни Сара остановилась. На высоком стульчике сидела Лиззи. Такая маленькая, она, тем не менее, доминировала над комнатой. Личико ее сморщилось, уголки рта опустились. Она крепко сжимала в кулачке огромную деревянную ложку. Под рассеянным взглядом Сары кулачок с ложкой взлетел вверх — ложке вот-вот предстояло с грохотом опуститься на стол, когда девочка заметила Сару, и ее ручка застыла в воздухе. Миссис Флеминг быстро взглянула со своего поста у плиты. Кэрин тоже стремительно повернулась на своей табуретке, стоявшей вблизи высокого стула. И выражение лица Лиззи медленно изменилось: из несчастного стало более нейтральным, взгляд более спокойным. Саре ничего не оставалось, как войти в кухню. — Ужасно громкий шум издает такая ужасно маленькая девочка, — нежно пробормотала она, не отводя глаз от глаз малышки. Кэрин со смущенной улыбкой пояснила: — Она просто с большим нетерпением ждет завтрак. Как ни странно, ребенок успокоился. Девочка положила ложку на поднос, продолжая сжимать ее в кулачке, но уже не колотила ею по столу с грохотом, который и привлек внимание Сары. Вместо этого она, вытаращив глазки, с ожиданием воззрилась на Сару, старавшуюся разумно воспринимать содержавшийся во взгляде маленькой девочки призыв, от которого у нее разрывалось сердце. Это был заговор, решила она, кусая нижнюю губу и разглядывая огромные глаза ребенка, крошечный курносый носик, хохолок прелестных золотистых волос. Заговор. Джеффри и Элизабет, несомненно, были сообщниками. — Вот, — сказала миссис Флеминг, беря блюдо и осторожно накладывая содержимое двух отдельных кастрюлек и банки в мисочку, после чего поставила ее и маленькую чашку молока на столик перед высоким стулом. Лишь тогда Лиззи опустила взгляд. — М-м, — соблазняла ее Кэрин. — Ты смотри, как вкусно! Мы сейчас все порежем…, и ты можешь кушать сама. — Что Лиззи и делала. Маленькие пальчики расправлялись с кусочком гамбургера на деревянной ложке, причем маленький кусочек мяса упал ей на колени. Деревянной ложке повезло меньше: она со стуком приземлилась на полу, когда Лиззи тянулась за другим кусочком мяса, намереваясь взять его рукой и положить в рот, не прибегая к помощи ложки. — Сообразительная девочка, — с улыбкой заметила Сара, наблюдая, как Лиззи тянется к зеленой фасоли. Затем под ободрительные возгласы Кэрин и домоправительницы, с удовольствием наблюдавших за ней, малышка проглотила другой кусочек мяса, зеленую фасолинку и третий кусочек мяса, а потом потянулась к булочке с маслом. — Мясо больше не будешь? — спросила Кэрин. — Или фасоль? — промурлыкала миссис Флеминг нараспев. — Она тебе очень полезна. Но Лиззи вновь перевела взгляд на Сару, и в нем сквозило такое понимание, что та не смогла сдержать улыбку. Девочка очень смышленая, подумала Сара. Она отлично знает, что происходит, и съела эту фасоль и это мясо тогда, и только тогда, когда сама захотела. Прислонившись к холодильнику, Сара с удовольствием наблюдала за процессом кормления. Главным образом, Лиззи ела сама, Кэрин лишь помогала ей пить из чашки. Когда по подбородку потекла тонкая белая струйка, Кэрин вытерла ее салфеткой. Когда кусок гамбургера полетел на стол, миссис Флеминг подобрала его и выкинула в раковину. Маленькие пальчики положили другой кусочек мяса на край чашки с молоком; девочка завороженно смотрела, как этот кусочек утонул в белой жидкости. Фасолина полетела через комнату в сторону Сары. Та подняла ее и положила в протянутую руку домоправительницы. Но основная часть еды вскоре оказалась в желудке малышки, что вызывало радостное воркование и няни, и домоправительницы. Когда в виде премии девочке был предложен банан, она охотно потянула к нему ручонки. Затем, к неудовольствию обеих женщин, она принялась играть им, ломая на куски и раскидывая по своему столику, так что небольшие крошки банана оказывались у нее во рту, лишь когда она начинала обсасывать пальцы. Но девочка была счастлива, и это все оправдывало. Она издавала нежные ребячьи возгласы, забавляясь своими ручками. Когда Лиззи обратила личико к Саре, одаряя ее широкой банановой улыбкой, той почудилось, что она вот-вот растает. Джеффри, казалось, репетировал с ребенком эту сцену. Это просто нечестно с его стороны! Оторвавшись от холодильника, Сара медленно приблизилась к высокому стульчику. — Мне пора, — прошептала она, склоняясь, чтобы убрать прядку золотистых волос за ушко. Мягкое… теплое… — До свидания, — тихо сказала Сара и, не оглядываясь, ушла. В этом не было нужды. Перед ее мысленным взором ясно стояло лицо девочки. Но был и другой человек, чей образ набирал силу с каждым ее шагом из кухни. Когда все будет сказано и сделано, то именно за ним она окажется замужем. Джеффри. Мысль о нем вызвала знакомое волнение, на этот раз с проблеском радости. Как было хорошо прошлой ночью! Быстро и яростно… но очень, очень хорошо. Высший акт слияния, отвечавший их общим потребностям. Она нуждалась в нем, и не только для того, чтобы вычеркнуть из сознания несчастье, совершившееся накануне. Она была женщиной. Глубоко внутри Сара испытывала странное чувство удовлетворения, которое было сильнее усталости и смятения. Может быть, пора признать, что она слишком долго была одна. В задумчивости возвращаясь в библиотеку, Сара понимала, что пришло время принять еще одно решение. Она подошла к окну, положила руку на живот, другую поднесла к губам и закрыла глаза. Нью-Йорк — деловой, волнующий, воздающий по заслугам — но одинокий. Сан-Франциско — деловой, волнующий, воздающий по заслугам — и?.. Сара не знала, сколько времени простояла гак, взвешивая все «за» и «против» Если бы одна чаша весов опустилась под тяжестью более весомых плюсов, она, не колеблясь, приняла бы эту сторону; но весы склонялись то в одну, то в другую сторону, и она беспомощно клонилась то туда, то сюда. Открыв глаза, Сара мрачно уставилась на серо-зеленый пейзаж. Все произошло так внезапно. Но разве не такие повороты совершала жизнь… и смерть? На какой-то момент Сару охватил тот же страх, который она испытала накануне во время похорон. Алекс и Диана погибли в цвете лет, едва вкусив радости земного существования. Жизнь коротка, иногда трагически коротка, когда надо так много сделать, столько испытать, столько разделить. Посмотрев на часы, Сара вновь обратилась к окну. Затем, взглянув через плечо, повернулась и направилась к телефону, подняла трубку, но, помедлив, вернула ее на место, уставилась в потолок, потом перевела взгляд ниже. Жизнь была слишком коротка, слишком полна надежд, которым не суждено сбыться. Но нельзя ли в редких случаях повлиять на судьбу? Может быть, ей дается второй шанс? Поглощенная мыслями о Джеффри, Сара вновь взялась за трубку, на этот раз в решительный момент прижала ее к своему глухо бьющемуся сердцу. Второй шанс. Так ли это? Могла ли она отвергнуть его? Внезапное озарение заставило ее мгновенно принять окончательное решение. По сути, ей предлагалось провести с Джеффри год на совершенно новой основе, год, чтобы взять от жизни то, что однажды она потеряла. Никогда за все эти годы Сара не забывала тех далеко идущих планов, которые строила в его объятиях в Колорадо. Само собой, обстоятельства теперь совершенно иные. У него — независимость, у нее — карьера. Оба они стали старше, мудрее. И хотя теперь нет упоминаний о любви, которая связывала их прежде, она просто обязана отдать последнюю дань своим надеждам. Она поступает опрометчиво? Возможно. И уже во второй раз. Но в первый она была молодой и несамостоятельной и могла потерять все. А теперь у нее есть свой бизнес. Ее бизнес — это она сама. Если год с Джеффом окажется неудачным, у нее все равно останется «Сара Маккрей Ориджиналз» и жизнь, которую она создала для себя в Нью-Йорке. Возможно, Джеффри прав. Она должна подходить ко всему с положительной стороны. Этот год будет для нее испытанием, рискованным предприятием. Не каждой преуспевающей деловой женщине жизнь преподносит на серебряном блюдечке мужа и ребенка. Что касается любви, то Сара не питала иллюзий относительно ее существования, а без иллюзий не будет и боли. Приблизительно такой оборот приняли ее мысли, когда она хладнокровно позвонила в аэропорт и заказала билет из Нью-Йорка до Сан-Франциско на раннее утро следующей субботы. Когда она положила трубку, наконец, приняв на себя обязательства, то, обернувшись, увидела Джеффри, стоявшего подле двери, свежевыбритого, одетого в темный деловой костюм, через руку у него было перекинуто полупальто. Но, несмотря на то, что он был свежевыбрит и, как всегда, элегантен, вид у него был измученный. Однако он стоял прямо, во всей его позе ощущалась сила. — Ты приняла решение? — спросил он, и в его голосе чувствовалось скрытое волнение. Сделав выбор, Сара неожиданно почувствовала себя сильнее. — Дa. Мне придется сегодня вылететь в Нью-Йорк, чтобы сообщить новость и отдать распоряжения. Но я забронировала обратный билет на субботу. — Она вздохнула глубоко-глубоко: столь серьезное решение принесло ей безмерное облегчение. — Твое предложение слишком хорошо, чтобы им пренебречь, Джеффри. Да, я выйду за тебя замуж. Ей никогда не узнать, чего он ожидал, так как на лице его была непроницаемая маска самообладания. — Ты уверена? — невозмутимо спросил он. — Да. — И ты продержишься целый год? — Да. Он бесстрастно посмотрел на часы. — Мне хотелось бы подняться на минутку к Лиззи. А потом я отвезу тебя в аэропорт. — Если ты устал, Сайрус может… — Я сейчас вернусь. — И он удалился. Не прошло и десяти минут, как они уже были в пути. Их беседа вполне могла быть частью деловых переговоров. — Если ты сможешь привезти перечень работ, которые планируешь выполнить, я прикажу бригаде строителей начать перестройку коттеджа уже в понедельник. Кроме того, дай мне список материалов, которые тебе понадобятся. Сара искоса посмотрела на него. — Я знаю поставщиков. Будет проще, если я сделаю заказ напрямую. Джеффри не отрывал глаз от дороги. — Тогда обязательно представь мне счет за все, что тебе придется купить. — И не подумаю, — с возмущением выпалила она. — Это филиал моего бизнеса. По счетам будет платить моя компания. — Такого уговора не было. — Теперь есть. Джеффри со вздохом склонил голову. — Прекрасное начало, — пробормотал он так тихо, что Сара не расслышала бы его слов, если бы движение на дороге было более оживленным. Ей было необходимо, чтобы он понял ее чувства. Они не обсудили столько вещей. — Послушай, Джефф, — начала она, слегка поворачиваясь на сиденье, чтобы видеть его лицо. — «Сара Маккрей Ориджиналз» — мое детище. Я создала эту фирму, я ее растила и лелеяла и горжусь ею, как мать гордится своим ребенком. — Сара заметила, что его глаза чуть-чуть сощурились, но предпочла отнести это за счет яркого света, пролившегося из-за рассеявшихся облаков. — И частью этой гордости является сознание того, что мой бизнес… независим. — Ты хочешь сказать, что «Паркер Энтерпрайзиз» не приложила к нему руку? — Я хочу сказать, к «Сара Маккрей Ориджиналз» не приложила руку никакая компания. И я хочу, чтобы такое положение вещей не менялось. За этими словами, в которых отразилась такая убежденность, последовало молчание. Когда Джеффри, наконец, заговорил, его слова звучали менее уверенно: — Коттедж принадлежит мне, Сара. Я настаиваю на том, чтобы его перепланировку выполняли мои строители. Если хочешь, можешь устанавливать оборудование, но от проведения всех прочих работ тебе придется отказаться. Губы ее дрогнули. — Поскольку коттедж твой, мне, пожалуй, придется платить за аренду помещения. — Черт возьми, нет! Ты моя жена, не забывай об этом! — Многие жены и мужья платят каждый за себя. Какая разница, если я буду платить тебе за аренду? Взглянув на нее уголком глаза, Джеффри свернул на обочину и остановил машину. Потом повернулся к Саре и нахмурился. — Разница в моей гордости, Сара. И я намерен выполнять свои обязанности не хуже тебя. Ты можешь считать этот брак фарсом, деловым соглашением, но для меня он нечто большее. — Это было очевидно, если судить по его волнению. — Пока я твой муж, я буду заботиться о тебе. — Когда она открыла рот, он жестом остановил ее: — Прекрасно, ты будешь заниматься повседневным ходом своего бизнеса. Я слишком занят, чтобы вмешиваться в них. Но давай четко договоримся об одном. Что касается одежды, еды и бытовых расходов, платить по счетам буду я. — Но… — Никаких «но», — Взгляд его глаз был твердым, как сталь. — Вероятно, прежде я был слишком молод, чтобы отстаивать и бороться за то, что считал справедливым, но с тех пор я многому научился. Я уважаю твою гордость, а ты уважай мою. Договорились? Перед лицом его горячности она почувствовала, что, если возразит ему, их соглашение пойдет прахом. А всем своим существом она знала, что не хочет этого. Приходилось признать, что он рассуждал весьма разумно. Проглотив комок в горле, Сара кивнула: — Хорошо. Больше он ничего не сказал на всем оставшемся пути до аэропорта. Оставив без внимания предложение Сары попросту высадить ее у здания терминала, Джеффри настоял на том, чтобы припарковать машину и подождать, пока она войдет в самолет. — Я… я увижу тебя в субботу? — спросила она, неуверенно оборачиваясь к нему. Несмотря на холодность, возникшую между ними, все же оставалась прошлая ночь… — Я буду здесь. Кивнув, она повернулась, чтобы идти, но он за руку удержал ее. Вопросительно посмотрев ему в глаза, Сара увидела, что взгляд их смягчился. И впервые с тех пор, как она согласилась стать его женой, все это стало казаться ей реальным. — В воскресенье? — начал он, прокашливаясь. — Можно мне планировать бракосочетание на воскресенье? Искорка в его глазах вызвала в Саре внутреннюю дрожь, от внезапно нахлынувшего чувства у нее перехватило горло. Безмолвно подтверждая принятое на себя обязательство, она кивнула. И теперь, когда ее рука вновь была свободна, она повернулась и устремилась вперед, в Нью-Йорк. Глава пятая Джеффри провожал Сару взглядом, пока она не скрылась из виду. Затем, примостившись на огромном окне, он наблюдал, как самолет готовили к взлету. Она улетает, но должна вернуться. Веря в это лишь наполовину, Джеффри медленно покачал головой. Он просто должен был вручить все это дело в ее руки. Сара пришла к нему… снова. Сначала вчера, потом прошлой ночью и теперь сегодня. После того как, потерпев поражение, она бежала восемь лет назад, у него было меньше всего оснований ожидать, что, вернувшись, она примет его предложение. Это был почти безнадежный ход, но он пребывал в таком отчаянии! Взгляд его стал еще более задумчив. Джеффри обернулся к выходу для пассажиров, где они расстались несколько минут назад. У Сары был такой уверенный вид, что ему вновь стало весьма трудно вызвать в памяти образ того невинного создания, которое впервые встретилось на его пути в Сноумассе. Уверенная в себе, искушенная — такой, и не только такой, предстала она на этот раз. Он мог вообразить ее только в качестве председателя правления, президента ее компании. Непрошенное чувство гордости за нее быстро исчезло под напором сомнения. Сара так разительно переменилась с тех пор, как он ее знал. Смогут ли они пройти через этот год? Согласно его плану, им предстоит неизменно проводить вместе уик-энды. Станет ли это настоящей пыткой, оправдываемой лишь благом ребенка, или принесет им приятные часы, как это было вчера, а может быть, перерастет в нечто большее? Он следил за движением самолета, который медленно удалялся от терминала. Что подразумевать под «большим»? Чего он хочет? Черт побери, он и сам этого не знал! Он лишь сознавал, что с того момента, когда он вчера увидел ее, в нем началась внутренняя борьба. Восхищение и гнев, влечение и неприязнь, уважение и презрение… Война продолжалась. Бизнес был в ее жизни всем, это совершенно очевидно. Сара стала как раз такой женщиной, которую его мать хотела бы видеть в роли своей снохи. Заключенная в этом ирония превратила его губы в тонкую линию. И Джеффри снова задался вопросом: а не сделалась ли Сара такой же бессердечной, такой же эгоцентричной. А ведь когда-то ее переполняли теплота и любовь. Он проводил задумчивым взглядом самолет, тяжело выруливший на взлетно-посадочную полосу. Что это она сказала, припоминал он, потирая шею. Она назвала его предложение слишком хорошим, чтобы пренебречь им. Скорее всего, на нее подействовало то, что он оговорил срок действия их соглашения. За это время она может легко утвердить свой бизнес на Западном побережье, так что простой перенос офиса из коттеджа в город, любой город на Западе, не составит для нее никакого труда. Правда, она отказалась от его финансовой помощи, но коттедж, с одной стороны, и ее связи как его жены, с другой, сослужат ей хорошую службу. Щурясь, Джеффри смотрел, как самолет удаляется, перед тем как, наконец, взлететь. Брак-сделка — то, чего он хотел меньше всего в жизни! Случалось, он надеялся, что больше никогда не окажется в комнате переговоров, не заключит ни одного контракта, не подпишет ни одного соглашения. Слава Богу, что она не потребовала от него этого! Черт побери, но Сара вьет из него веревки. После того как он вообще не ожидал когда-нибудь ее увидеть, встретить ее здесь… и ему было так хорошо с ней минувшей ночью! Правда, так было всегда. Когда плоть прижималась к плоти, они никогда не подводили друг друга. Лишь когда они вновь одевались, их миры приходили в столкновение. Джеффри втянул воздух, как бы вытаскивая себя из прошлого и осваиваясь с мыслью, что на этот раз они вступают в брак на равной основе. Она уже не будет играть в их паре прежнюю роль молодой впечатлительной бедняжки. У него больше нет оснований ожидать, что она подчинится любому его желанию. Разве она не доказала это полчаса назад, когда настаивала на сохранении независимости своего бизнеса? «Сара Маккрей Ориджиналз», ее детище, как она выразилась… Может быть, этот бизнес и есть единственное, что ей нужно в жизни. Но, проклятие, выругался он, ударив ладонью по ограждению, она же пообещала ему год своей жизни, и этот год в его распоряжении! В конце этого года у нее будут установившиеся связи на Западном побережье и ее свобода. А у него — Лиззи. Разве это не все, чего он хотел? Его глаза потемнели и, казалось, были обращены в никуда. Он позволил себе на секунду вспомнить свои прежние мечты. Ему казалось, что в Саре он обрел противоядие своему стерильному существованию, женщину, в которой воплотилась сердечность и душевная теплота, которых так недоставало в его бессодержательной жизни. Джеффри тихо застонал. Как он ее любил! Он и теперь чувствовал боль. Но все было кончено. Кончено. И начиналось заново. Секрет, твердо сказал он себе, в том, чтобы ничего не ожидать. Он примет ее такой, какая она есть, и не даст поработить себя. Очень разумное решение. Очень хладнокровное. Очень простое. Пока Джеффри, выпрямившись, стоял перед окном, в поле его зрения оказался самолет, который как раз оторвал нос от земли. Стиснув зубы, Джеффри провожал его глазами до тех пор, пока тот не превратился в далекую серебристую точку. Затем, почерпнув энергии из каких-то внутренних резервов, Джеффри мысленно вернулся к тому, что нужно сделать перед тем, как другой самолет вернет ему Сару в этом же аэропорту в субботу. Он стоял почти на том же месте, когда самолет коснулся земли. Услышав по радио объявление для встречающих, Джеффри устремился к указанному выходу, где застыл в ожидании, сначала терпеливом, затем напряженном. Напряжение нарастало по мере того, как появлялись другие пассажиры, а Сары все не было. Джеффри убеждал себя, что она не могла бы передумать, не поставив его в известность. Она позвонила бы и в том случае, если бы что- то ее задержало или если бы она опоздала на самолет. Чувствуя все большее беспокойство, он переминался с ноги на ногу. Все было готово — на следующее утро им предстояло вступить в брак. Возможно, ему все-таки следовало позвонить ей накануне вечером, просто чтобы выяснить, как обстоят дела. Он много раз бросал взгляд на телефон, пока здравый смысл не возобладал окончательно. Если они заключили деловое соглашение, он должен вести себя как обычно — смело и уверенно. Разумеется, она прибудет. «Сара Маккрей Ориджиналз» завоевала уважение не потому, что ее учредительница и президент пропускала назначенные встречи. Кстати, самолет был битком набит, и на борту оставалось еще много пассажиров. Казалось, он простоял целую вечность, ожидая, всматриваясь, размышляя, как она будет выглядеть, во что одета, и ругая себя. Когда она, наконец, появилась, Джеффри раздосадовано заметил про себя, что лишился некоторой доли присущей ему обычно деловой уверенности. Он обратил внимание на аккуратный узел ее золотистых волос, шелковую блузку, сшитый на заказ шерстяной брючный костюм, сумочку из прекрасной кожи и дорожную сумку гораздо большего размера, висевшую у нее на плече, пальто из альпаги, перекинутое через руку. Когда Сара подняла голову, Джеффри замер. Она была по-настоящему элегантна, в ее походке были видны природная грация и полное самообладание, которого сейчас, казалось, так недоставало ему. В другой ситуации он предпочел бы стать мухой на стене, чтобы рассматривать ее подольше, с восхищением впитывая ту атмосферу спокойствия, которую она привезла с собой из Нью-Йорка. Но Сара высматривала его, а он не хотел заставлять ее ждать. Выпрямившись, он вышел вперед, чтобы привлечь ее внимание. Сразу же заметив его и встретившись с ним взглядом, Сара на секунду застыла на месте, но тут же продолжила свой путь. К тому времени, как она подошла к нему, на ее лице появилась нежнейшая улыбка. — Привет, Джефф, — выдохнула она так ласково, что заставила его задаться вопросом, является ли обольщение нормальным атрибутом ее делового общения. Эта мысль вовремя напомнила ему о цели их воссоединения. — Как дела? — Переложив сумку с ее плеча на свое, он посмотрел на Сару. Черт побери, она выглядела потрясающе! — Прекрасно, — ответила она. Придерживая ее за локоть, он повел ее сквозь толпу. — Полет прошел нормально? — Угу. — Она продолжала улыбаться. Джеффри заметил, что ее губы только что накрашены, щеки в меру розовы, глаза аккуратно обведены угольным контуром. — Тебе, наверное, пришлось встать на рассвете. Устала? Она покачала головой. — Мне удалось вздремнуть в самолете. Полагаю, мне придется к этому привыкать. Он ощутил резкий укол вины. То, что он ей предлагал — мотаться между двумя побережьями, — требовало от нее серьезного напряжения сил. Он должен позаботиться о том, чтобы она достаточно отдыхала по выходным. — Хм, у тебя на этот раз еще одна сумка? Она тихонько рассмеялась. — Да уж. И вполне внушительных размеров. Требовали, чтобы я сдала ее в багаж. Я обычно стараюсь обходиться маленькими сумками, но… я подумала, что лучше оставить здесь как можно больше вещей. — Нет проблем, — невозмутимо заметил он. Спешить было некуда. Совсем незачем спешить. У них в запасе целый год, начиная с завтрашнего дня. Процедура бракосочетания оказалась почти такой же простой, как и первая, состоявшаяся около десяти лет назад. Жених и невеста были те же, так же как и широкое золотое кольцо, которое Джеффри надел на палец Саре. Однако на этом сходство кончалось. Краткая церемония состоялась в библиотеке. Когда Джеффри ввел туда Сару, ей подумалось, что справедливость восстанавливается поэтически. Действительно ли Сесилия Паркер видела их сейчас, или колебание пола было не чем иным, как дрожью ее собственных коленей? Джеффри стоял рядом с ней, поистине прекрасный в своем клубном пиджаке, подчеркивавшем ширину его плеч и красиво сужающуюся к бедрам фигуру. Рубашка на нем была белая и безукоризненно накрахмаленная, галстук яркий, окрашенный в смелое сочетание алых и серых полос. На ее неравнодушный взгляд, Джеффри казался выше и импозантнее, чем всегда. Всем своим существом Сара физически ощутила волнение при мысли, что этот мужчина вновь станет ее мужем. Судья, регистрировавший их брак, был другом Джеффри, знакомым в общих чертах с ситуацией, что настраивало его на торжественный тон. В качестве свидетелей выступали шофер и домоправительница. А в уголке дивана под присмотром няни сидела Лиззи, чье внимание, пределы которого определялись возрастом, едва ли простиралось дальше пушистого игрушечного котенка, привезенного ей Сарой из Нью-Йорка. Как ничто другое, присутствие Лиззи было безмолвным свидетельством уникальности обстоятельств. Сара держала в руке единственную белую розу, которую Джеффри подарил ей, когда она ступила на нижнюю ступень высокой винтовой лестницы. Она держала ее осторожно, избегая шипов, ее символическое значение не ускользнуло от нее. На Саре было голубое платье, купленное накануне, выглядевшее великолепно на любой вкус. Его клинообразный вырез, длинные рукава и перетянутая талия придавали мягкое очарование ее изящной фигуре. В ушах у Сары были золотые сережки капельками, инкрустированные сапфирами, а на шее составлявшее с ними комплект колье. Это было производство «Сара Маккрей Ориджиналз», как и кольцо, которое она подарила Джеффри. До того момента, когда Сара наконец надела его на палец Джеффри, она не совсем верила, что тот будет его носить. В их первый брак Джеффри никогда не носил обручальное кольцо; он вовсе не носил колец, точка. Сара набросала эскиз кольца в самолете, возвращаясь из Сан-Франциско, и на следующее же утро посадила за работу своего лучшего золотых дел мастера. Результат вполне удовлетворил ее: очень мужское обручальное кольцо из золота с орнаментом из неглубокой, перекрещивающейся нарезки. Сомнения охватили Сару, лишь когда она показала его Джеффри. Это было накануне после обеда. Прямо из аэропорта они поехали домой, чтобы побыть с ребенком, затем, по настоятельному предложению Джеффри, в город за покупками. Отметая все ее протесты, Джеффри настоял на приобретении для нее половины гардероба взамен той, которая осталась в Нью-Йорке, что избавляло Сару от необходимости возить с собой много вещей в поездках туда и обратно. Джеффри позволил ей остановиться, лишь когда багажник «мерседеса» заполнился до отказа, после чего повез ее слегка перекусить. Впервые у них появилось свободное время для разговора. Джеффри воспользовался возможностью, чтобы рассказать ей о своих приготовлениях к бракосочетанию. Когда разговор коснулся обручального кольца, которое оставалось у него с тех пор, как она сняла его со своего пальца восемь лет назад, Сара воспользовалась этим предлогом. — Джефф… Я… я хотела бы подарить тебе кольцо. Он недоуменно посмотрел на нее. — Кольцо? — Обручальное кольцо. — Затаив дыхание, Сара ожидала его ответ. Но если он и удивился, то быстро справился с собой. — Это нечто новое. — Его неопределенная гримаса мало что сказала ей. — Многие мужчины носят кольца. И я подумала, что ты, может быть… то есть… — Каковы бы ни были причины, но ей хотелось, чтобы у него была вещь, созданная ею, но Сара не могла прямо сказать об этом. — Я хочу сказать, что… — вздохнув, продолжала она, — что если наш брак предназначен на показ, то мы вполне можем и представить его соответствующим образам. Так сказать, все аксессуары… Джеффри пристально посмотрел на нее, но она спокойно выдержала этот взгляд. — Раз уж об этом зашла речь, если ты ожидаешь, что я буду носить обручальное кольцо, то, несомненно, не будешь возражать против того, чтобы и самому надеть такое же. — Ты никогда не просила меня носить кольцо в первый раз… — Тогда это не пришло мне в голову. А сейчас дела обстоят иначе. Совершенно иначе. Она помолчала. — Итак? — спросила она спокойнее, пытаясь скрыть, насколько это важно для нее. Его голос подобрел. — Это одно из твоих? — Да. — Опустив глаза, она вертела в руках ложку. — Я придумала его для тебя, когда мы… после того как мы заключили наше… соглашение. — В таком случае у меня, пожалуй, нет выбора, не так ли? Как я могу отвергнуть оригинал! — Если бы в его голосе прозвучала насмешка, она с удовольствием выплеснула бы свой ванильный коктейль на его серые габардиновые слаксы. Но в его тоне не было ничего недоброго, хотя она не могла сказать, действительно ли он рад подарку или старается быть учтивым. Как бы то ни было, она была довольна. Теперь, глядя на их сомкнутые руки, Сара испытывала еще большее удовлетворение. Кольцо идеально подходило ему, оно было в меру крупным, чтобы оттенять его мужественность, и достаточно легким, чтобы нести в себе странный оттенок оптимизма. Это был не столько символ порабощения, сколько олицетворение их союза. — Ты можешь поцеловать невесту, Джеффри. Слова судьи застали их врасплох. Две пары глаз метнулись от рук к более высокой точке встречи. Затем, наклонив голову, Джеффри поцеловал Сару с такой медленной нежностью, что она почувствовала себя настоящей невестой. Она говорила себе, что это смешно, однако испытывала волнение, неожиданно ощутив комок в горле. Затем последовали шампанское с икрой и совершенно неожиданный тост, произнесенный судьей. Переводя взгляд с невесты на жениха, он поднял бокал: — За осуществление надежд — каждого и вместе. Не смея поднять на Джеффри глаза из опасения, что в ее собственных отпечатаются эти надежды, Сара тихо поблагодарила судью и пригубила шампанское. Лишь позднее, когда с Лиззи поиграли, накормили и уложили спать, когда они с Джеффри наконец, остались наедине в большой столовой в ожидании праздничного ужина, Сара заметила: — Судья Симмз очень… внимательный. — Он был моим другом много лет. — Как много ты ему рассказал? — Ему известно, что мы были женаты прежде и хотим удочерить Лиззи, но это, пожалуй, и все. — А он знал Алекса? Джеффри печально кивнул. — Он знал их обоих. Миссис Флеминг принесла супницу с аппетитно пахнущим специями овощным супом и стала разливать его по тарелкам. Сара рассеянно наблюдала за ней, снова думая об Алексе и Диане и надеясь, что приняла правильное решение в отношении их ребенка. После того как домоправительница ушла, она высказала свои мысли вслух: — Что он думает об удочерении? — Одобряет. — Он думает, что у нас будут осложнения? Джеффри поднял глаза от тарелки. — С какой стати? Внешне мы идеальная пара. У нас есть молодость, богатство и огромная любовь к ребенку. — Но наш брак… Не насторожит ли кого-нибудь его внезапность? Он отверг это предположение, шутливо пожав плечами. — Если особо не вдумываться, история выглядит весьма трогательно. Мы поженились, когда были очень молоды, и разошлись, чтобы дать друг другу время подрасти, а теперь нас свело вместе общее горе, и мы решили, что очень нужны друг другу. — Секунду помолчав, Джеффри искоса пристально взглянул на нее. — Никто не будет знать, что все обстоит иначе. — Кроме нас, конечно, — подсказала Сара. Казалось, ей было важно напомнить самой себе, что речь идет не о перипетиях любовного романа. — Конечно, — криво улыбнувшись, отозвался Джеффри и обратил все свое внимание на суп. Он поднял взгляд, лишь когда Сара окликнула его. — Джефф? А как насчет удочерения? — Она мало представляла себе эту процедуру и понятия не имела, какое участие в ней придется принимать ей. Согласившись выйти замуж за Джеффри, она думала о другом. — Что это повлечет за собой? Что мы должны будем делать? Джеффри задумчиво разглядывал суп, помешивая его ложкой. — Официально Лиззи сейчас находится под опекой государства. Мой адвокат уже составил документы на временное попечительство. Наш следующий шаг — подача заявления на оформление удочерения. — Это делается через суд? Подняв глаза, Джеффри уловил в ее голосе нотки опасения и заговорил успокоительным тоном: — Да. Понадобится заполнить кучу бланков. За этим последуют собеседования с социальными работниками. Адвокат, которого я нанял, специализируется на семейном праве. Он постарается провернуть дело как можно скорее, от нас же почти ничего не зависит. Суды не торопятся выносить решения по подобным делам. — Его губы сложились в саркастическую улыбку. — Они руководствуются мыслью, что такое дело должно дозреть, как плод в утробе матери. — Понятно, — протянула Сара, отводя глаза и спрашивая себя при этом, не думает ли он снова, что она не хочет иметь детей а затем подумав о том, не испытывает ли она опять чувство вины. Вины? Разве она виновата в том, что в ее теле что-то не так? Но не это сейчас важно. Похоже, что теперь, по крайней мере, в течение года, у нее будет ребенок. С точки зрения закона, как только процедура удочерения завершится, она станет матерью Лиззи. Глубокий голос Джеффри вторгся в ее размышления. — Спасибо за подарок, который ты ей привезла, Сара. Очень мило с твоей стороны. — Ерунда. — Это не так. Ты вовсе не обязана что-либо привозить ей. Я знаю, как ты занята. — Право, Джефф, это пустяки. Но он, по-видимому, решил использовать этот повод, чтобы сформулировать определенный принцип. Взгляд Джеффри посерьезнел, он слегка прищурился. — Наш брак существует на бумаге. Ты должна знать, что я не ожидаю от тебя ничего, кроме физического присутствия здесь время от времени, а также участия в подготовке документов и собеседований. Сара почувствовала сильнейшую обиду. — Какой романтичный разговор… и ни больше, ни меньше, как в день нашей свадьбы. Ее защитная ирония не показалась Джеффри забавной. Он начисто забыл о супе. — Я говорю это совершенно серьезно. Я пытаюсь быть честным. У тебя своя жизнь, и она многого требует от тебя. Как только я заполучу Лиззи… Он замолчал на полуслове, заметив отвращение, отразившееся на ее лице. — Почему ты считаешь меня такой жестокосердной?! — отпрянув от него, воскликнула Сара. — Неужели ты не понимаешь, что малышка вызывает какие-то чувства и во мне? Ты знаешь, что я не бесчеловечная. Неужели ты не понимаешь, как мне было приятно покупать ей этого котенка? — Я не знаю, правда. Мне казалось, ты только и думаешь о том, чтобы достичь славы Картье. Не в силах поверить в его черствость, Сара глубоко вздохнула. Ей не приходил в голову достаточно едкий ответ, и она лишь закусила губу. Она не могла справиться с легкой дрожью, охватившей все ее члены, и, пытаясь ее унять, Сара крепко вцепилась в подлокотники кресла. Все это время она задавалась вопросом, не является ли этот разговор предзнаменованием того, что должно произойти. Вдруг ощутив озноб, Сара крепко обхватила себя за плечи. Затем, быстро собравшись с мыслями, заговорила спокойно, медленно, с удивительным самообладанием: — Джеффри, ты явно чего-то не понимаешь. За два года нашего брака я была сыта по горло, — она сделала выразительный жест, — тем, что от меня ожидалось. Оставляя тебя, я поклялась себе жить так, как хочется мне. С тех пор я неизменно следовала этому решению. Если ты расцениваешь это как эгоизм, это твое право. Но я так не думаю. — Тяжело дыша от старания сохранить спокойствие, Сара остановилась перевести дух. Глаза ее сузились от гнева. — Я понимаю это так: я свободная женщина и могу позволить себе думать и поступать по своему усмотрению. Когда я согласилась выйти за тебя замуж, я сделала выбор сама. То же относится и к моему согласию стать матерью Лиззи. Если я пожелаю ей что- либо купить, я это сделаю. Если мне захочется пойти с ней погулять, я пойду. И раз уж мы коснулись этой темы, хочу сообщить тебе, что я намерена отделать ее комнату. Лиззи нужна детская, с яркими цветами и картинками, с мобилями и игрушками, которые будут ее развивать. — Я об этом позабочусь. В ее расширившихся глазах можно было прочитать укор. — Это сделаю я. — Когда? — прорычал он. — Ты же большую часть времени будешь в Нью-Йорке. — Ты же сам говорил, как это будет легко, когда есть реактивные самолеты и телефоны и все прочее, — насмешливо напомнила она, но теперь ее тон был более мягким, так как к гневу примешивалась растерянность. Джеффри ожидал от нее худшего. Почему? — Я могу это сделать. Я хочу это сделать. — Помолчав, она тихо добавила: — Разве это не является прерогативой матери? Ее слова повисли в воздухе. Джеффри смотрел на нее в замешательстве. В замешательстве? В свою очередь Сара не могла понять его. В конце концов, почувствовав, что зашли в тупик, оба отвели глаза и молча доели суп. Кстати появилась и миссис Флеминг, которая убрала тарелки, чтобы сразу же вернуться вновь, на этот раз с салатом, Сара с минуту разглядывала аккуратный натюрморт из зелени, а затем, выбрав из двух вилок, находившихся слева от тарелки, ту, что была поменьше и лежала снаружи, хмыкнула. — Это вызывает у меня определенные воспоминания. — Подняв голову, она обвела взглядом элегантную комнату. — Долгие годы одна только мысль об этой столовой начисто отбивала у меня аппетит. Никогда не забуду, как я впервые ела здесь. — Она покачала головой. — Вот ужас-то был! Как многого я не знала! — В этом не было твоей вины, — последовал глубокомысленный ответ. — Да, но это мало утешало меня в моем унижении. Мне неоткуда было знать, что эта… — Сара подняла маленькую вилочку, — для салата, а большая — для основного блюда. Дома нас этому не учили. — Тебе удалось это наверстать. Сара бросила на него уничтожающий взгляд. — Да, но уже после того первого провала. К тому времени ущерб уже был нанесен. — Это было не так уж страшно. — Для тебя. Не твоя душа разрывалась на части. — Да-а, — задумчиво протянул Джеффри, после чего погрузился в молчание. Он тоже помнил их первый ужин. Ощущая ее скованность, он приложил все усилия, чтобы она чувствовала себя менее напряженно. Почему имело такое значение, какой вилкой она пользовалась? Сара была вежлива, правильно говорила и изо всех сил пыталась делать то же, что другие. Но его мать задалась целью смутить ее. О, как хорошо он это помнил! Даже тот факт, что старухи уже не было в живых, не умерил его злости. — Ладно, — продолжала Сара более миролюбиво, — теперь ты можешь быть уверен, что я знаю, как вести себя. Я прочитала соответствующие книжки и поучилась у соответствующих людей. На этот раз твоя мать гордилась бы… — Хватит! — взорвался Джеффри, так что она чуть не подпрыгнула от его неожиданно бурной реакции. Но он быстро взял себя в руки, сознавая, что его раздражение выплескивается не по адресу. — Я никогда не ставил под вопрос твои способности в этом отношении и не собираюсь делать это сейчас. — Откашлявшись, Джеффри вздохнул, ставя точку на этом разделе дискуссии. — Что меня интересует так это что было в Нью-Йорке. Саре потребовалась минута, чтобы переключиться. — В Нью-Йорке? — Ты же сообщила новость своим знакомым, не правда ли? — Когда Сара кивнула, он быстро продолжил: — Как они это восприняли? Подцепив листик салата, Сара жевала его, вспоминая первую встречу со своими ведущими сотрудниками, где эта новость произвела эффект разорвавшейся бомбы. Она также припомнила импровизированное собрание правления, состоявшееся на следующий день. Реакция была той же самой. — Они были… поражены. — В хорошем или плохом смысле? — Скажем так: сообщение вызвало временное замешательство. — Замешательство… Неловкость… Она теперь уже профессионал по части урегулирования неловких ситуаций. В последнее время они казалось, ее просто преследовали. — Почему? — спросил Джеффри с искренним интересом. Отметив про себя как, наконец, расслабились его губы, Сара вспомнила, как нежно они целовали ее, но, отбросив эту мысль, она вернулась в настоящее. — Это серьезная перемена, которая не могла не взволновать моих коллег. — Что именно ты им сказала? — Я сообщила им, что собираюсь открыть представительство в Сан-Франциско и буду ездить туда-сюда. — Он изогнул бровь. — Ты что, не сказала, что вышла замуж? — Чувствуя себя явно струсившей, Сара, нахмурившись, изучала свои сверкающие ногти. — Я… я думала подождать с этим до завтра. — Почему, Сара? Почему ты не сказала им об этом с самого начала? С точки зрения Сары, появление миссис Флеминг пришлось как нельзя более кстати: ее приход дал ей дополнительную минуту для придумывания отговорки. К сожалению, на это требовалось больше времени, чем на то, чтобы заменить салат кусочками филе-миньон, свежей брокколи, соусом «голландез» и рисом-фри. Вновь оказавшись наедине с Джеффом, Сара была не менее растерянной, чем до появления домоправительницы. — Какая прелесть, — начала Сара, задумчиво рассматривая новую перемену блюд. — Миссис Флеминг просто сокровище… Но Джеффри не желал принимать участие в ее отвлекающем маневре. — Почему ты им не сказала, Сара? Она набрала полную грудь воздуха и медленно выдохнула его. — Честно говоря, я не собиралась вдаваться в подробности. У меня было достаточно неотложных забот. А у них возникли десятки вопросов и без упоминания о нашем браке. Он стал расставлять все по полочкам. — Они не знают, что ты когда-то была замужем. — Нет. — И ты не хотела им об этом говорить. — Это ни к чему. Они лишь мои коллеги по бизнесу. Как бы я при этом ни ценила их как друзей, я стараюсь сохранять свою личную жизнь в секрете. — Но ты скажешь им… — В его голосе звучала странная неуверенность, которая, наоборот, внушила уверенность Саре. — Да. Я им скажу. — Вытянув левую руку, она принялась рассматривать широкий золотой ободок на пальце, который так долго ничто не украшало. — Они наверняка заметят, я ведь никогда не ношу колец. Он подозрительно смотрел на нее. — Ты шутишь. — Сара просто покачала головой, что не прояснило дела. — Ты что, хочешь сказать, что все время делаешь их, а сама никогда не носишь? — Серьги, ожерелья, браслеты — да. Но не кольца. — Так тебе неприятно носить это? — Он бросил мимолетный взгляд на ее палец. Сара проследила за его взглядом. Именно в память об этом кольце, его важности, она больше никогда не носила другого кольца. Она пошевелила безымянным пальцем, словно взвешивая кольцо. — Мне, конечно, понадобится время, чтобы привыкнуть, но оно меня не беспокоит. Обручальные кольца — это… нечто другое. Ее голос звучал мягко, глаза расширились под пристальным взглядом Джеффри. Несколько секунд он сидел словно завороженный, а потом переключил внимание на собственную руку. — Спасибо, Сара. Мне очень нравится это кольцо. Когда он посмотрел ей в глаза, у Сары захватило дух. Он был ее мужем — чертовски красивым, — и сила притяжения между ними сейчас была сильной, как никогда. Один взгляд на него — и она заново пережила мгновения взаимной страсти. Сердце ее понеслось вскачь, Щеки загорелись румянцем. И она спросила себя, что произойдет сегодня ночью. Это был единственный вопрос, о котором они не договорились. Но Джеффри явно не имел желания решать его сейчас. Глубоко вздохнув, он откинулся в кресле. — Расскажи мне как ты собираешься устроить свой сан-францисский офис, — спокойно, но не допускающим возражений тоном сказал он. Она не стала против этого протестовать. Когда дело касалось «Сара Маккрей Ориджи налз», она чувствовала под ногами самую надежную почву. Пока они ели, Сара рассказала ему о совещаниях, которые она провела в Нью-Йорке, о помощи, оказанной ей сотрудниками, о предварительных планах, которые она составила. Джеффри, со своей стороны и к ее удовольствию, сделал несколько ценных предложений относительно оптимального подхода к сан-францисской публике. Впервые за этот день оба почувствовали себя раскованно. Для Сары это был благоприятный исход из состояния минувших дней, полных душевных мук, сомнений и колебаний. Сидя в этой столовой и ощущая полную гармонию в разговоре с мужем, она почти поверила в реальность происходящего. А обсуждать с Джеффом деловые вопросы на равных было для нее не менее захватывающим переживанием, чем физическое общение. Вдруг откуда-то со стороны лестницы донесся плач Лиззи. Бросив на Сару встревоженный взгляд, Джеффри тут же поднялся и направился в холл, а она последовала за ним по пятам. — Прошу прощения, мистер Паркер, — извинилась Кэрин. Хныкающая Лиззи, сжимая котенка одной ручкой, другую протянула Джеффри, который с готовностью взял ее. — Надеюсь, мы не помешали вашему обеду. Но она закапризничала. Я хотела вывести ее на прогулку. — Через руку у няни была перекинута розовая курточка-«парка» размером с пинтовую бутылку. Джеффри нахмурился с притворной строгостью. — И почему ты так себя ведешь? — нежно пробормотал он. — Капризничаешь? А я-то думал, что ты спишь. — Он взглянул на Кэрин, — Она хоть чуть-чуть поспала? Няня кивнула. — Несколько минут. Во взгляде, который он перевел на Лиззи. читалось явное потворство ее капризам. — Поскольку этот день особенный, пусть будет так. А как насчет десерта? — Повернувшись, Джеффри понес Лиззи в столовую. — Можешь отдохнуть, Кэрин, — бросил он через плечо. — Мы скоро сами с ней пойдем погулять и планируем вернуться к ужину. — Спасибо, мистер Паркер. Я оставлю ее курточку здесь. Кивнув, Джеффри обратился к Саре. — Как тебе мой план? Принимая во внимание подоплеку их брачного союза, ничто не могло быть более подходящим — и привлекательным. Лиззи выглядела восхитительно; она успокоилась и сейчас в руках Джеффри привычно чувствовала себя на верху блаженства. Саре тоже было знакомо это ощущение, но она запретила себе думать об этом и лишь поправила розовые вельветовые штанишки. Даже это мимолетное прикосновение вызвало у нее острое ощущение хрупкости ребенка, которое сильно задело в ней материнскую струнку. — Отлично, — ответила Сара с искренним энтузиазмом, потом повернулась, чтобы снова занять свое место за столом. — Есть только одна проблема. — Да? Какая? — Джеффри опустился на свой стул, удобно устроив Лиззи у себя на коленях. Скривив рот, Сара рассматривала десерт, который расставляла перед ними миссис Флеминг. Откусив маленький кусочек, она утвердилась в своих подозрениях. — Так я и думала. Этот торт истинный шедевр кондитерского искусства, но он пропитан крепким клубничным ромом. Если ты не хочешь, чтобы ребенок захмелел… — Миссис Флеминг! Несколько минут спустя рядом с ромовым тортом появилось блюдце с земляничным мороженым, и Джеффри принялся кормить с одной ложечки то тортом себя, то мороженым Лиззи. Эта картина согревала сердце, и Сара наблюдала ее с огромным удовольствием. За исключением пары случайных взглядов, брошенных на Сару, и одного-двух моментов, когда девочка протягивала к ней котенка, чтобы затем прижать его обратно к груди, внимание Лиззи было целиком поглощено Джеффом. И Сара действительно вполне могла бы почувствовать себя лишней, если бы Джефф не был полон решимости не допустить этого. — Все, — объявил он, когда обе тарелки были опустошены, и вытер земляничные крошки с подбородка девочки. — Почему бы тебе не взять Лиззи с собой, пока будешь переодеваться? Надень что-нибудь попроще и потеплее. Мы поедем покатаемся, а потом остановимся где-нибудь, чтобы пройтись пешком. О'кей? Сара ответила тихо, почти шепотом: — Она, наверное, испугается меня, Джефф. — Чепуха, — Он нежно посмотрел на малышку. — Ты же не боишься Сару, а, Лиззи? — ребенок ответил ему несколько неуверенным взглядом. — Конечно, нет! Тот, кто специально задержится, чтобы купить мягкого игрушечного котенка, не может быть плохим. — Взяв котенка, он провел им по носику ребенка. От щекотки девочка захихикала, и Сара впервые услышала, как она смеется. Звук был чудесный. — Вот, держи. — Он передал ребенка на руки Саре, прежде чем та успела запротестовать. — Она будет прекрасно себя чувствовать, сидя на полу в твоей комнате, пока ты переодеваешься. А потом мы сможем поехать на прогулку. Казалось, он все это продумал заранее. Но он был мужчина. Что он понимает! — Джефф? — Да? — Он уже направился к двери. — А разве нам ничего не нужно взять с собой? Я имею в виду бутылочку, пакет с памперсами, что-нибудь еще? — Слепой вел слепого, хотя эта ситуация была и нетипична для дня свадьбы. Нахмурившись, Джеффри потер шею. И наконец, посмотрел на нее с хитроватой улыбкой. И эта ямочка! О… эта ямочка… — Все правильно, Сара. Я знал, что могу на тебя рассчитывать. Встречаемся в холле через двадцать минут. — Подавшись вперед, он, прежде чем исчезнуть, запечатлел поцелуй на ее лбу, а потом на лобике ребенка. Сара проводила его глазами, а потом перевела взгляд на малышку, вдруг оказавшуюся под ее опекой. Лиззи смотрела на нее широко раскрытыми глазами, а личико ее выражало тревогу. Этого было достаточно, чтобы вернуть Сару к действительности. — Ну что ж, — вдохнула она, прижимая к себе Лиззи, — похоже, что нам придется побыть вдвоем хотя бы пару минут. — Ее голос звучал тепло, успокаивающе, когда она направлялась к лестнице. — Как, по-твоему, Лиззи, что нам лучше надеть — слаксы или джинсы? Соответственно торжественности сегодняшнего дня были выбраны шерстяные слаксы. Когда обе дамы спустились по лестнице, прошло скорее тридцать, а не двадцать минут. Джеффри было достаточно одного взгляда, чтобы оценить сумку с вещичками Лиззи, висевшую на плече у Сары, и пуховый комбинезончик на малышке. Еще один взгляд на внешне невозмутимые лица Сары и Лиззи наполнил его радостным волнением. Если обе они счастливы, сражение наполовину выиграно. Вторая половина дня оказалась необычайно удачной. Взяв большую машину, Джеффри надежно закрепил Лиззи на ее месте на заднем сиденье, положив ее «ходунок» в багажник. Неспешно доехав до города, они припарковались на стоянке и пешком направились к пирсу, подкрепляясь сухим шоколадным печеньем, рассматривая по пути витрины, глазея на уличных артистов и таких же, как они, гуляющих. Стояла середина ноября, и воздух на набережной был особенно прохладным. Сара радовалась, что догадалась одеть малышку в пуховик, а не в более короткую куртку, которую приготовила Кэрин. У нее самой замерзли руки, и она пыталась согреть их, засунув в карманы. Сара была благодарна Джеффри, когда он, чуть отпустив лямку «ходунка», взял ее руку и сунул ее в свой более просторный карман. Этот незначительный жест согрел ее не только в прямом смысле. Они были семья — отец, мать, ребенок. Эта мысль посещала Сару всякий раз, когда она видела их отражение в витрине магазина. Это казалось ей одновременно реальным и нереальным, в это было трудно поверить, и, тем не менее, это был почти факт. Джеффри подталкивал «ходунок», а Сара легким шагом шла рядом. Лиззи вполне удовлетворяло то, что она видела вокруг, и она только время от времени оглядывалась, чтобы убедиться, что знакомое лицо никуда не исчезло. — Она обожает тебя, Джефф, — импульсивно заметила Сара после того, как Лиззи в очередной раз обернулась. — Думаю, ты принял правильное решение, начиная дело об удочерении. — Знаю, — спокойно согласился Джеффри. Они некоторое время шли молча, потом Сара решилась еще раз нарушить дружелюбное молчание. — Как, по-твоему, что происходит в этой маленькой головке? Думает ли она, что увидит Алекса, когда оглядывается? Джеффри пожал плечами. — Мы никогда этого точно не узнаем. Со временем Лиззи забудет, хотя я этого вовсе не хочу. Когда она станет достаточно взрослой, чтобы это понять, я расскажу ей все, что возможно, об Алексе и Диане. Хотя я и против того, чтобы Лиззи растили в их семьях, я, безусловно, хочу, чтобы она знала своих родственников. Не думаю, чтобы они возражали против этого. — Они с тобой связывались? — О да, — многозначительно вздохнул он. — Неприятности? — Точно не знаю. Когда я сказал, что собираюсь ее удочерить, они заколебались. — Заколебались? В отрицательном смысле? — Они почувствовали, что, если меня назначат официальным опекуном, это будет иметь тот же конечный результат. — Та же мысль приходила в голову и Саре, но она старалась избавиться от нее по той причине, которую Джеффри как раз выразил вслух. — Но я хочу, чтобы у нее было все только самое лучшее, я хочу, чтобы малышка имела родителей. Не говоря о том, что она нужна мне. Именно эта последняя мысль заставила Сару задуматься. Было совершенно очевидно, что девочка действительно нужна Джеффри и что он желает посвятить себя ей. Эта приятная воскресная прогулка, казалось, приносила ему не меньше удовольствия, чем Саре. Однако ее приводил в недоумение тот факт, что при таком сильном желании иметь детей Джеффри не женился во второй раз, чтобы, их завести. С другой стороны, сейчас его положение сочетало в себе преимущества обоих состояний. Однажды он сказал нечто в этом роде. В его распоряжении была радость иметь ребенка всегда, тогда как обуза в лице жены будет отягощать его всего год. Один год, а потом Джеффри будет волен баловать Лиззи сколько душе угодно. Сразу же почувствовав себя исключенной из этого теплого союза двоих, Сара вновь спросила себя, могли бы обстоятельства сложиться иначе, если бы у них родился свой ребенок. Но нет, в те времена их брак представлял собой нечто ужасное, был слишком неустойчивым, чтобы они могли позволить себе ребенка. Трудно поверить, что мирно гуляющие с ребенком мужчина и женщина — та же самая пара. Был ли воцарившийся между ними мир принесен малышкой, или они просто повзрослели? Время шло, и этот вопрос снова и снова возникал в ее сознании. Сара думала над ним по пути домой, он вновь встал перед ней позднее, за ужином, и, казалось, не отпускал ее, когда они сидели внизу, каждый в своем углу велюрового дивана, напротив камина, в котором ярко полыхали березовые поленья. В эти минуты их, казалось, разделяло огромное расстояние. Сохранится ли оно теперь, когда они повзрослели? Есть ли что-либо, способное вновь соединить их? Чтобы узнать ответ, Саре было достаточно бросить на Джеффри один лишь взгляд. Она почувствовала этот ответ и в обострении своих чувств, учащении пульса. Джеффри, как никто, кого она знала, был полон мужской притягательной силы, и она желала его. Но лицо его было непроницаемым, глаза, будто в гипнозе смотрели в пространство. По всем практическим соображениям она не существовала. Практическим. Глядя на огонь, Сара мысленно поворачивала это слово так и эдак. А тепло, влечение, нежность — практические. А любовь? То, что ради удочерения Лиззи она взяла на себя роль жены Джеффри, было практическим. Его предложение раскрутить ее бизнес на Западном побережье тоже было практическим. Даже эта прогулка, на которую они вывезли малышку Лиззи, заключала в себе некий практический смысл. А занятия любовью боль, медленно нараставшая в ней на протяжении всего этого дня, и ощущаемая ею теперь пустота, которую был способен заполнить лишь Джеффри? Как быть с ними? Как эти обстоятельства вписывались в его четкий план? Последующие часы стали для Сары сущей пыткой. Она внимательно наблюдала за Джеффом, потом смотрела на огонь. Ей хотелось говорить, но она прикусывала язык. Она то вытягивала ноги к огню, то поджимала их под себя. Она придумывала любой предлог, чтобы хоть на дюйм приблизиться к своему мужу, но прочно вросла в свой угол дивана. Все это время Джеффри пребывал в глубокой задумчивости. Ему удавалось выглядеть одновременно далеким и божественным. Сара спрашивала себя, таится ли в этой внешней недосягаемости обольщение? Или так действуют на нее его вытянутые длинные сильные ноги, одетые в коричневый вельвет, мощь стройного торса под черным шерстяным свитером, знакомое запястье, видимое там, где завернулся рукав? Или вся его притягательность сосредоточилась в глазах, темных и задумчивых, нижней челюсти, твердой и четко очерченной, густых, черных, упрямо спадающих на лоб волосах? Что бы это ни было, Сара испытывала на себе сокрушительную силу его обаяния. Когда почувствовала, что не в силах выносить это долее, она, наконец, выползла из своего уголка. Но, вместо того чтобы направиться к Джеффри, сделала шаг к двери. — Я… я, пожалуй, пойду к себе наверх, — пробормотала она, не глядя на него. — Я совсем измучена. Постель для нее была приготовлена в той комнате, в которой она останавливалась накануне, в гостевом крыле, где они так пылко занимались любовью в ночь после похорон. Хотя она целый день ожидала услышать из уст Джеффри какой-либо намек, он ни словом не предложил ей переселиться к нему в хозяйскую спальню. Возможно, он полагал, что она сама сделает первый шаг. В конце концов, их брак зиждился на словесных соглашениях. Но она не могла вымолвить ни слова, не хотела говорить о том, что ей нужно, просить его о чем-то, что могло быть для него нежелательным. Нет, она лишь со вздохом сделала следующий шаг, потом еще один; даже при той раскованности и внутренней свободе, которые она взрастила в себе в эти годы, инициатива должна была исходить от него. Пав духом, Сара дошла до порога. И лишь тогда Джефф нарушил молчание. Глава шестая — Сара? Она замерла на месте, сердце ее тревожно забилось. — Да? — Сара не обернулась, а просто остановилась, склонив голову. — Сара… — На этот раз его голос раздался ближе. Сара ощутила его физическое присутствие прямо у себя за спиной. Потом его руки взяли ее плечи и нежно повернули ее. Под его взглядом у Сары пресеклось дыхание. Глаза Джеффри были глубокими и темными, в них горел опасный огонек желания. Значит, он тоже его испытывал? Значит, он тоже ощущал умопомешательство ситуации, когда они были вместе, не будучи вместе? Его руки начали ласкать ее плечи, в то время как глаза оставляли жгучий след на ее лице. Когда его взгляд, наконец, прикоснулся к ее губам, Сара почувствовала, что его жар зажегся и в ней. Их губы встретились вначале в легком прикосновении, затем прижались сильнее, искривляясь и раскрываясь навстречу друг другу; поцелуй стал глубже, а потом они слегка отодвинулись друг от друга, чтобы перевести дыхание. Секунду Джеффри казался злым, словно он сердился на себя за то, что поддался се очарованию. Не в силах вынести это, Сара дотронулась до его лица, чтобы разгладить на нем морщинки гнева. О да, он хотел ее! Она ощущала это в его напряженности, в его тяжелом дыхании, в необыкновенном тепле, которое исходило от его кожи. Обвив руками его шею, Сара стояла на цыпочках, приподнимаясь все выше, все ближе к его лицу. Дотянувшись до губ, она стала покусывать нижнюю, пока его уста не распахнулись в полном поцелуе. Его крепнущие объятия, так же, как и ощущение его прижимавшегося к ней тела, были ее маленькой победой. Он был ее мужем, его физическая любовь была ее правом, ее привилегией. И она торжествовала. Тихий вздох, который она почувствовала у себя на щеке, вознес ее на небеса. Сила его рук, ласкавших ее спину, удерживавших, когда ее ослабевшие колени подогнулись, несла ей истинное блаженство. Но страстный жар, охвативший изголодавшуюся по любви душу Сары, всколыхнул в Джеффри новые сомнения. Это не входило в его планы. «Без любви», — сказала она. Воспоминание об этих ее словах жалило Джеффри в самое сердце. Нет, он обещал себе держаться от нее на расстоянии, но Сара была такая теплая, такая привлекательная такая чертовски женственная. И она хотела его. Ее нежное обольщение не оставляло в нем никаких сомнений. Она его хотела. Без любви? Может быть, она к этому привыкла? Может быть, в ее жизни без него время от времени случались приключения, направленные лишь на достижение чисто физического удовлетворения? Пытаясь вновь обрести здравый смысл, Джеффри отстранил Сару. Но он растворялся в глубине ее карих глаз, а губы ее раскрывались и так призывно, что невозможно было устоять. Боже, он всего лишь человек! Сколько можно выдерживать эту пытку?! Он и без того измучился, думая о ней целую неделю, вспоминая, как ее тело отвечало на его ласки, и предвкушая ее возвращение. А сегодня во время брачной церемонии она была так хороша с той белой розой, которую он подарил ей. Как бы он хотел увидеть ее обнаженной с этой розой в руке! Его возбуждение усилилось отчасти от этой мысли, отчасти от действительности, и его губы жадно впились в губы Сары. Казалось, он не мог насытиться поцелуем, когда ласкал языком самые сокровенные уголки ее рта, ощущая ответный влажный жар. Только еще чуть-чуть, еще чуть-чуть, уговаривал он себя… — Отнеси меня в постель, — шепнула Сара, окончательно отбрасывая все колебания, чтобы отдаться испепелявшей ее страсти. — Пожалуйста, Джефф, я так хочу тебя… — Ее слова замерли у него на щеке. Сара почувствовала, как он весь напрягся, и в вихре чувств не могла уже больше думать ни о чем. Он тоже. Отвечая на ее нежную, исходившую из самой глубины души мольбу, Джеффри с радостью взял бы ее здесь и сейчас, на этом велюровом диване, под эротичный аккомпанемент потрескивавшего в камине огня. Без любви? Хотел ли он этого? Бог свидетель, он сыт по горло этими пустыми сближениями, которые прошли длинной чередой сквозь все эти долгие восемь лет. Возможна ли эта пустота в отношениях с Сарой? Может быть, с ее стороны… В конце концов, он чуть ли не подкупил ее, чтобы она вышла за него замуж. Но его тело восставало против возвышенных мыслей. Если она хотела его, то и его желание было не меньше. Может быть, если бы он только прикоснулся к ней, испытал ее тепло чуть дольше… Она не протестовала, когда он взял ее на руки. Крепко обнимая его за шею, она уткнулась в ее тепло, вдыхая терпкий мускусный запах Джеффри. Он был настоящий мужчина. Ее тело трепетало от сознания этого, когда он нес ее вверх по лестнице. Закрыв глаза, Сара дала волю своим чувствам, предвкушая сладостные мгновения. Он шел твердым уверенным шагом. Она ему доверяла. Лишь когда, осторожно посадив ее на постель, он включил лампу. Сара обнаружила, что находится не в его комнате, а в своей. Когда он склонился над ней, она вопросительно взглянула на него. Опираясь на сжатые кулаки, Джеффри отстранился от нее как можно дальше. Он решил, что поцелует ее еще раз — долгим, неспешным поцелуем, — а затем уйдет, оставив ее наедине с ее снами без любви. Но, когда он наклонил голову, она потянулась к нему, и в ответ, вопреки своим лучшим намерениям, он присел на кровать, сам не заметив, как стал ласкать ее податливое тело. Губы у нее были такими мягкими, они отвечали каждому его движению и двигались сами. Один только поцелуй. Он дал ему затянуться подольше… Для Сары это был момент обострения всех ее чувств. Напряженность Джеффа лишь усиливала ее возбуждение, что, в свою очередь усиливало его ответную реакцию. Когда его руки начали безостановочные блуждания по ее спине, она изогнулась дугой, стремясь, как и он, к более тесному контакту. Их тела действовали в унисон, сливаясь в гармонии экстаза, ее руки ощутили мужественную выпуклость его плеч, его руки пробежали у нее по бокам от бедер до подмышек. И все это время их губы прижимались друг к другу с каким-то странным отчаянием. Раз поцеловать ее, прикоснуться к ней — это было все, чего он желал. Медленно опрокидывая ее на спину, Джеффри взял ее лицо в ладони и провел по нему пальцами, повторяя грациозную линию подбородка и шеи. Он ощущал учащенное биение ее сердца, видел на ее лице возбуждение, которое он вызывал в ней. Ее руки у плеч сжимали побелевшие от напряжения пальцы, пока его собственные пальцы одну за другой расстегивали пуговицы у нее на блузке. Он снова поцеловал ее, когда распахивал тонкую ткань, а потом отпрянул, чтобы взглянуть на нее. — О, Сара, — хрипло выдохнул он. Его руки двигались по ее телу, пока, наконец, ее груди не оказались в его ладонях. Кружево на ее лифчике было таким же нежным, как она сама, а шелковая чашечка была почти такой же гладкой, как ее кожа. Наклонившись, он провел губами по верхнему изгибу ее груди. Ощутив, как набухает грудь Сары, Джеффри почувствовал еще большее возбуждение, усугублявшееся ее полными желания словами. — Так, Джефф… да… — Запустив пальцы ему в волосы, она притянула его еще ближе. В этот момент они были действительно, на самом деле, муж и жена. Саре хотелось, чтобы ему принадлежало все, что у нее было. И неважно, что речь шла о ее теле. Радость была в отдавании — полном и безоглядном. Чувствуя, что начинает терять над собой контроль, Джеффри попытался отстраниться. Но желания его тела без труда пересилили команды мозга. Губы Джеффри лишь опустились ниже, изголодавшись по нежности ее груди. И ее руки, которые так соблазняюще проникли ему под свитер… Ее прикосновения обжигали кожу. Он беспомощно стремился к большему, безвольно давая себе еще минуту. Сара громко вздохнула в возбуждении, когда он проворно и ловко расстегнул крючки у нее на бюстгальтере. На нее повеяло прохладой, а затем ее тело обдало невероятным теплом его рук. Его пальцы исследовали ее грудь во всей ее полноте, гладя ее округлыми движениями, сужая эти круги, каждый из которых был меньше предыдущего, и таким образом они приближались к эротическому пику ее соска. — Пожалуйста… — прошептала Сара, как в бреду, и была вознаграждена, когда кончики его больших пальцев провели по ее затвердевшим соскам. Сгорая от пронизывающего ее возбуждения, Сара закусила губу, крепко зажмурила глаза и еще яростнее вцепилась в его плечи. От ее прикосновения все мускулы Джеффри напряглись, но она это едва ли замечала. Не заметила она и тень тревоги, пробежавшую по его лицу. Достаточно, сказал себе Джеффри, но его руки продолжали интимные ласки, словно ее плоть, гладкая, как слоновая кость, притягивала его, словно магнит. Наклонившись, он едва коснулся губами ее соска… всего один раз… но это оказалось лишь крошкой, неспособной утолить голод мужчины, жаждущего именно этой сладости. Еще поцелуй. Он погладил языком твердый пик, открыл рот и взял целиком. Как мог он остановиться, когда она так нежно молила его продолжать? И ему хотелось большего, как и ей. С ласковой настойчивостью она призывала его вернуться, садясь на кровати, чтобы стянуть с него черный свитер, под которым его мужественный торс казался таким теплым и манящим. Она выжидательно прикоснулась к нему и дотронулась до плеча. — Сара, — хрипло воскликнул он, предостерегая, но это предостережение относилось к нему самому. Все его тело горело, как в огне. Он давно уже не в силах был думать ни о чем ином, кроме желания еще раз погрузиться в ее тепло. — Сара, нет… — Схватив ее запястья, он с силой отвел ее руки от своей груди. — Хватит. Глаза ее расширились в тревоге, голос стал неожиданно скрипучим и едва слышным. — Что-то не так, Джефф? — Я не это подразумевал, когда просил тебя выйти за меня замуж. — Что? — Выплывая из подернутого дымкой царства страсти, она, казалось, не могла его понять. Джеффри заскрежетал зубами, пытаясь противостоять не только ее обольстительной беспомощности, но и своему собственному крушению. — Я сказал, что мы зашли слишком далеко. — Она не сводила с него непонимающего взгляда. — Мы должны остановиться. — Но ты же мой муж, Джефф! — На бумаге… и для суда. Мы заключили сделку. Ты получаешь свой западный филиал, а я на год — жену. — Он говорил быстро, словно вколачивая эти мысли в собственную голову. — Нам важно соблюдать все внешние приличия. Я не ожидал… этого. — Он не ожидал, что будет так сильно желать ее. По правде говоря, он был удивлен, что оказался в состоянии остановиться. — Но ты же сам говорил о том, как это было чудесно… — А ты о том, как фальшиво все это будет, — словно выплюнул он ответ. — Джефф… — пыталась она протестовать, но он отпустил ее запястья и поднялся, наконец-то полностью обретя контроль над собой. — Нет, Сара. — Решительно сжатые челюсти не допускали возражений. — Ты была права. Я могу подождать. Кроме того, ты должна успеть на очень ранний рейс. По-моему, тебе надо постараться поспать то время, которое осталось в твоем распоряжении. Впереди у тебя дальняя дорога. — Подобрав свитер, он отвернулся, предоставив ее взору широкую загорелую спину, а потом — пустоту. Когда дверь за Джеффри захлопнулась, Сару охватила дрожь, не имевшая ничего общего со страстью и целиком связанная с отчаянием. Ее собственные слова, которые она выкрикнула в момент слабости, вернулись, чтобы преследовать ее. То, что Джеффри, казалось, с уважением воспринял ее заявление о бессмысленности и пустоте физического акта без любви, служили ей малым утешением, когда она так любила его. Она всегда любила и будет любить его. Она любила его с той первой недели в Сноумассе, даже в те два года супружества, когда их отношения клонились к закату, и пронесла свое чувство даже через восемь лет разлуки. Почему бы еще она согласилась на его второе предложение о замужестве, как не затем, чтобы снова быть с ним? Без любви занятия любовью — дешевая подделка. Но она же говорила о нем! Это у него, как оказалось, иссякли чувства, не у нее! Он только что сказал, что подождет. Чего подождет? Что пройдет этот год, и он обретет свободу удовлетворить свою страсть с другой женщиной? Но он же желал ее, в этом Сара была уверена. И она могла принести ему удовлетворение, в этом она также не сомневалась. Но год отчаяния и безысходности? Разве он этого ожидал? Неужели с этим она столкнется? Все было так, как она с опаской ожидала в ночь похорон. Одно напоминание о том, как идеально их тела подходили друг другу, — и она вновь захотела его. И это желание будет таким же, как много лет назад. В течение шести месяцев после развода Сара была уверена, что все кончено. Но желание возникло в ней вновь. Почему? Потому что она любила Джеффри и была не в силах отказаться от него. Ее желание оставить его оформилось лишь тогда, когда их брак стал для нее невыносим, тогда, когда она поняла, что для сохранения человеческого достоинства ей нужно сбросить с себя паркеровский покров. А теперь ситуация изменилась. Она была человеком, жившим своей независимой жизнью. Однако она пообещала ему год — и в действительности она сама хотела этого. Но была ли в этом надежда? Осмелится ли она спросить себя, возможно ли вернуться к тому, что они некогда испытали в Сноумассе? Сара не знала. Она просто не знала! Эта ночь принесла ей мало сна и еще меньше ответов. Когда в понедельник утром она заставила себя подняться с постели, то была рада отбросить от себя, наконец, все эти бесконечные «зачем» и «почему». Чего она не ожидала, так это трепета, который вызвал в ее сердце прощальный поцелуй Лиззи, а также многозначительного молчания, царившего в маленьком автомобиле Джеффри, ехавшем в аэропорт. Оставив в доме все, кроме маленькой сумочки, Сара вновь запротестовала, когда Джеффри выразил готовность подождать вместе с ней отлета самолета. И вновь он одержал верх. На этот раз его ожидание казалось оправданным. Слегка приобняв ее за плечи, Джеффри отвел Сару к стоящим в отдалении стульям. Устроив ее, сам сел рядом и только тогда заговорил, так тихо, что слова лишь долетали до ее ушей. Сара не удивилась выбору темы. — Сара, что касается прошлой ночи… — Джефф, пожалуйста… Давай просто забудем об этом. — Хватит ей терзаний. Где-то в середине ночи Сара полностью смирилась с отсутствием перед собой всякой перспективы. Джеффри повернулся к ней. — Я не могу этого сделать и сомневаюсь, что ты также способна на это. — Разумеется, он был прав. Сара стала слушать с большим терпением. — Я лишь пытаюсь облегчить ситуацию для нас обоих, Сара. — Даже для него это заявление прозвучало абсурдно, учитывая охватившее его чувство безысходности. Но эта мысль стоила ему многих часов лихорадочных раздумий. — Мы должны провести вместе год. После этого каждый из нас пойдет своим путем. Как я себе представляю, будет разумно, если мы сведем к минимуму наше общение… Сара вновь перебила его: — Но как нам это сделать? Я хочу сказать, брак это общение, хотим мы этого или нет. На прошлой неделе я пыталась сказать тебе… — А я пытался сказать тебе, что это необычный брак. Это — сделка. У меня и так возникнет проблема, когда Лиззи привяжется к тебе, а ты перестанешь приезжать. Сара удивленно вскинула брови, услышав обвинение, постигнуть суть которого она не могла. — Как я это делала раньше? Ты это хочешь сказать? Переведя глаза на приближавшийся экипаж самолета, Джеффри вздохнул. — Если это прозвучало именно так, прошу прощения. Я злился, когда ты тогда ушла от меня, но ты была права, поступив так. Теперь я ясно вижу это. — Казалось, это признание далось ему нелегко. — Если бы ты осталась со мной, ты никогда бы не стала такой, какая ты сейчас. — По крайней мере, по этому поводу мы единодушны, — с упреком заметила она. Джеффри откинулся на стуле, он явно устал. — Послушай, я вовсе не хочу сражаться с тобой по этому поводу. Единственное, что мне нужно, сделать этот год более-менее терпимым и… Острая боль, пронзившая сердце, подбросила Сару, и она вскочила на ноги. — Мне надо бежать. Начинается посадка. Пока, Джефф. — Сара… — Он тоже встал, но Сара резко повернулась и направилась к турникету. — Сара, — позвал он в последний раз, но она отказалась его услышать. Меньше всего ей хотелось, чтобы он заметил слезы, выступившие у нее на глазах, и понял, как сильно обидел ее. Казалось, она простояла с билетом в руке целую вечность, молясь, чтобы Джеффри держался поодаль. Она кусала губы и пыталась думать о чем-нибудь, все равно о чем, лишь бы удержать эти слезы. Когда, наконец, Сара оказалась на борту самолета, в кресле у окна, выходившего на здание аэровокзала, она обернулась, прижав руку к губам. Но взгляд ее был туманен, слишком туманен, чтобы увидеть высокую темную фигуру Джеффа, который раздумывал над болью, которую успел прочитать в ее глазах. Он стоял на том же самом месте в четверг утром, ожидая ее прибытия. С понедельника его обуревала тревога за нее, на этот раз он даже позвонил, чтобы убедиться в том, что она не изменила свои планы. Их разговор не нужно было и записывать, настолько четко каждое слово отпечаталось в его памяти. Телефон прозвонил пять раз, прежде чем она взяла трубку. — Сара? Последовала пауза, затем тихое: — Да? — Это Джефф. Не помешал? — Джеффри рассчитал свой звонок так, чтобы в Нью-Йорке был вечер, как раз промежуток времени между работой и сном. — Нет, нет, — мягко сказала она. — Я как раз заканчивала некоторые эскизы, к назначенному на январь показу. — К показу? — Вообще-то, это благотворительная акция. Я разрабатываю украшения для нескольких моделей. Одно изделие будет разыграно в лотерее. Остальные пойдут с коллекцией Бендела. — Звучит великолепно. — Великолепнее всего было то, что она, казалось, забыла о том, что ее так обидело в минувший приезд. Поколебавшись, он спросил ее более глубоким голосом: — Как ты? — Прекрасно. Занята. — И вновь она спросила более мягко. — А ты? — Так же. «Занят» — да. А вот «прекрасно» — под вопросом. Но какой вред от этой маленькой безобидной лжи? — С Лиззи все в порядке? — Чудесно. — Джеффри не мог сдержать улыбки. — Восхитительно! Она ползает по всему дому, поднимается на ножки, где только может. Так забавно наблюдать за ней! Она ходит, придерживаясь за мебель, но ей трудно сделать первый шаг, если она перед этим не сядет на попку. Сара хмыкнула, разделяя его восхищение в подобным зрелищем. — Пожалуй, уже пора? Когда дети начинают ходить? — Педиатр говорит, что это случится со дня на день. — Ты сам с ним говорил? — Я водил Лиззи к ней вчера. Сара снова засмеялась, и он почувствовал себя гораздо лучше. — Извини. Мне, наверное, надо преодолеть некоторые свои стереотипы. — Нет проблем. Она действительно очень милая женщина. — Молодая и потрясающая? — Замужем и сама мама. Было ли то, что он услышал, вздохом облегчения? Сара продолжала так быстро, что он не смог составить определенного мнения. — Судя по тому, как ты говоришь, она очень квалифицированная. А Лиззи она нравится? — Терпеть ее не может. Визжит всякий раз, как эта женщина входит в комнату. — Да что ты! Почему? Придя в хорошее настроение, он откашлялся. — Мне кажется, это как-то связано с прививками. Знаешь, корь, ветрянка, дифтерия и прочее. — A-а, тогда понятно. — Оба рассмеялись, и Джеффри почувствовал себя на седьмом небе. Но Сара продолжила разговор на более спокойной ноте: — Приближается ее день рождения, не так ли? — Одиннадцатого декабря. — Ей исполнится год. Это серьезная дата. Нам надо устроить праздник. Я уверена, что Алекс с Дианой… — Она внезапно осеклась. — Ничего, Сара, Я и сам об этом думал. Алекс с Дианой, конечно, пышно отпраздновали бы ее день рождения. Я хочу, чтобы у меня получилось не хуже. — Так и будет, — заверила Сара, а потом в раздумье добавила: — Джефф? — Да? — А твой адвокат занимается удочерением? Он кивнул, забыв, что она не может его видеть, и тщетно пытаясь проанализировать неуверенность, отразившуюся в ее голосе. — Он принесет начальные бумаги нам на подпись в пятницу. Звучит неплохо, да? — Замечательно. — Последовала минутная пауза. — А ты… ты сказал знакомым, Джефф? Он сразу же понял, что она имеет в виду. — О нас? Да. — И… что они сказали? — спросила полушепотом Сара с удивившим его трепетом. Она казалась ему такой уверенной в себе, неужели в ней остались следы прежней уязвимости? — Они были искренне рады за нас, — смело заявил Джеффри, желая поддержать ее. Странно, как быстро он привык к этой новой, уверенной в себе женщине — Я рада. — А ты, Сара? Кольцо заметили? Он имел в виду разговор, состоявшийся между ними в прошлый уик-энд. Сара легко включилась и ответила явно с улыбкой: — Да, кольцо не осталось без внимания. — И что тебе сказали? Она тихо рассмеялась. — На самом деле ты же не хочешь знать. — Хочу. — Джеффри так явно радовался непринужденности этого разговора, что чувствовал в себе способность принять любой ответ. — Скажи мне. Ее голос выражал настроение, которое смягчило смысл сказанных ею слов. — Они сказали: «Вы что!» Это тебе что-нибудь напоминает? Он кивнул. — Да, мою мать. — Правильно. — Они были недовольны? — В свою очередь в его голосе прозвучала нерешительность. Меньше всего Джеффри хотелось, чтобы против Сары настроился ее персонал. — Отношение к тебе полностью изменилось? — Они не столько недовольны, сколько поражены. Все были убеждены, что замужество меня не интересует. — И ты, конечно, сказала им, как они неправы. — Конечно. — И они, в конце концов, смирились? Она намеренно дала ему потревожиться, не отвечая несколько секунд, он был в этом уверен. Но Джеффри не чувствовал к ней неприязни. После всех страданий, которые она испытала с ним, Сара заслужила этот момент. — О да, — выдохнула она полной грудью, — они смирились. Когда я им, разумеется, не без застенчивости, объяснила, что мы были женаты и раньше, тогда внезапность перестала быть проблемой. Кроме того, все и должно было уладиться. У них не было выбора: я же босс. — Это помогает. — Я это поняла. — А как… другие? — А, ты имеешь в виду моих друзей, в отличие от коллег и контрагентов? — Да. — Джеффри не без труда сохранял спокойствие. — Те, кто сопровождает тебя на всевозможные тусовки. — Их не так много, — проворчала она, но Джеффри быстро парировал: — Тусовок… или мужчин? — И того, и другого! — Ее заявление громко прозвенело от побережья до побережья. — Тогда поговорим о мужчинах. Ты сказала им, что с тобой больше нельзя встречаться? — То есть ты спрашиваешь, — сладким голосом продолжила она, — обзвонила ли я всех своих поклонников, чтобы сообщить каждому персонально, что он вышел из игры? Нет, не сообщила. — А почему бы и нет? Сара, я же говорил, что буду твоим… — Даже теперь он помнил, как быстро разозлился, хотя ее последующее объяснение было вполне резонным. — Успокойся, Джефф, и выслушай меня. Я не собираюсь сидеть со списком друзей и знакомых и методично обзванивать их, чтобы сообщить о нашем браке. — Впервые ее голос прозвучал жестко. — Это не так существенно. Всего год. Об этом я, безусловно, не собираюсь их информировать. — А когда он как раз начал раздражаться, Сара, вздохнув, продолжила более мягко: — Разумеется, я позвонила своим ближайшим друзьям, как мужчинам, так и женщинам. На этой неделе я собиралась в театр с одним приятелем, но, отменяя встречу, честно сказала ему о причине. Новости расходятся сами. Ты этого разве не знаешь? Ну, конечно, это было ему прекрасно известно. Как могло быть иначе, если он сам на этой неделе, ответил на массу звонков своих знакомых, услышавших известие от других знакомых? Кульминацией должна была стать запланированная на субботу вечеринка, но ему не хватило смелости сообщить Саре о ней по телефону. Кроме того, у них были другие темы для разговора. — Значит, с этим решено. — Джеффри был вполне доволен ее ответом. — Кстати, рабочие уже принялись за коттедж. — Правда? — взволнованно воскликнула Сара. — У них есть какие-нибудь трудности в расшифровке моих планов? Теперь настала его очередь усмехнуться. — Они говорили что-то насчет того, что твои эскизы не совсем похожи на то, что дают нормальные архитекторы. — Если они хотят, я могу прислать своего человека. Он здесь делал для нас большой заказ. Я только хотела для твоих строителей подготовить проект побыстрее. — Все в порядке, Сара. Они сговорчивые парни. Ты удивишься, насколько они уже продвинулись. Дом весь выпотрошен, и они занимаются освещением. — Выпотрошен? Но я же не хотела, чтобы занимались этим так капитально. Мне бы хватило и простой перестановки. Может быть, мне действительно стоит прислать Гарриса, чтобы он сделал более детальные чертежи? — Сара, все отлично! — успокоил ее Джеффри, радуясь своей роли несокрушимой скалы. — Послушай, что я тебе скажу. Почему бы тебе не дать имя и телефон твоего архитектора, чтобы с ним поговорил мой эксперт по контрактам. А ты сама сможешь поговорить с экспертом в пятницу. Он будет работать. — Да, Джефф, что касается пятницы, я тут сделала несколько звонков и взяла образцы. В пятницу же будут сделаны первые поставки. Надеюсь, ты не против? — Против? Разумеется, нет. Я тебе говорил, что ты можешь делать с этим коттеджем все, что хочешь. Она вновь заколебалась, а потом сказала, почти извиняясь. — Это не для коттеджа. А для… комнат Лиззи. Чтобы до него дошло, Джеффри потребовалось несколько секунд. А когда он понял, то страшно удивился. — Лиззи… комната Лиззи. Ты занималась этими делами из Нью-Йорка? — Я же обещала. — Но у тебя столько других дел. — Это не менее важно. И на самом деле это совсем просто. Есть люди, с которыми я работала, — обои, ковровые покрытия, все такое прочее, — они все воодушевились. — Как и она. Это было весьма заметно. — Я нашла замечательные обои — красные с белым и желтым и блестящие… Но, может быть, ты хочешь сначала посмотреть образцы? Радуясь ее энтузиазму, Джеффри быстро постарался рассеять ее неожиданную осторожность. — Нет, Сара, — решительно заявил он. — Я доверяю твоему вкусу. Выбирай то, что, по-твоему, ей подойдет, а когда материалы доставят, я буду не менее удивлен и обрадован чем Лиззи. — Я это и имела в виду. Так в пятницу? — Как это тебе удалось? Я хочу сказать, мне всегда казалось, что требуется уйма времени на то, чтобы, например, заказать обои. В голосе Сары прозвучала гордость. — Люди, с которыми я работаю, просто чудо. Когда я объяснила им ситуацию, они напрямую связались со своими коллегами. Ковровое покрытие прибудет из Лос-Анджелеса, а все остальное будет местное. — Все остальное? — переспросил Джеффри. Только теперь в его сознании возник образ армии отделочников, которые обрушатся на его дом, волоча за собой тонны материалов. — Увидишь, — загадочно сказала Сара, а потом быстро сменила тему. — Джефф? — Да? — На завтра все готово? — Гм, да. Все будет очень тихо. Мы будем только втроем. — Горди не приедет? Даже сейчас Джеффри изумился тому, что Сара захотела увидеть его младшего брата. Горди принадлежал к тем, кто старался сделать ее пребывание в доме Паркеров особенно невыносимым. — Нет, не в этом году. — Ты ему разве не сказал? — Сказал, но он не очень-то хорошо к. этому отнесся. Горди всегда раздражали поступки Джеффри. В первый раз он счел Сару охотницей за деньгами. На этот раз он проявил большую душевную щедрость: просто предположил, что Джефф выжил из ума. — Господи, — задумчиво протянула Сара. — А как твоя семья, Сара? Ты сообщила им новость? Прежде чем ответить, она помолчала. — Ах, нет. Я… гм… мне не хватило духу. Может быть, наберусь храбрости и позвоню им в выходные. Принимая во внимание то, что он недавно узнал, Джеффри не посмел высказать свой упрек. — Это было бы прекрасно, особенно потому, что приближается праздник. Но только если ты найдешь это удобным. Я бы хотел, чтобы уик-энд принес тебе удовольствие. Сара? — Он вспомнил недоразумение и продолжил, пока не потерял мужество: — Извини, если я огорчил тебя утром в понедельник. — Это камнем лежало у него на душе целую неделю — взгляд Сары, выражавший боль, которую он заметил при расставании. Ее голос прозвучал более мягко: — Все в порядке. Я тогда просто устала. Была немножко не в форме. — Однако я хотел бы, чтобы между нами все было хорошо. — Я тоже, — заметила она таким свистящим полушепотом, что он почти поверил, чтоо ни имеют в виду одно и то же. — Тогда… я тебя встречу утром. Хотя Джеффри ожидал простого «да», в ответ он получил продолжение разговора. Если бы он дал волю воображению, то мог бы поверить, что она целенаправленно затягивает разговор. — Мне жаль, что я не смогла вылететь сегодня. Но все места на праздничные рейсы были забронированы за месяц. Мне и так по знакомству удалось достать билет на завтрашнее утро. — Еще один друг? — Для него это было неудивительно. Джеффри вполне мог представить, что она привлекает массу обожателей. Как миссис Флеминг, например. Та без устали стрекотала о «новой миссис», как она называла Сару. «Шикарная, но не напыщенная» — характеризовала она ее. Должно быть, завтрак на кухне произвел на миссис Флеминг неизгладимое впечатление. — Да, еще один друг. — Сара, казалось, улыбнулась в трубку. — Она работает на этой авиалинии. — Тогда, пожалуйста, поблагодари ее от нас всех. — Обязательно. — Спи спокойно. — И ты. Оторвавшись от окна, когда самолет коснулся земли, Джеффри заново пережил то теплое чувство, которое вызвал у него их телефонный разговор. Они так хорошо ладили, находясь на расстоянии. Срабатывал ли клапан безопасности или просто универсальное правило, согласно которому разлука способствует любви? Джеффри ожидал встречи с Сарой с нетерпением, которое было больше, чем ему хотелось бы признать. И он действительно прекрасно спал прошлой ночью. Лучше, чем в последнее время. На этот раз Сара вышла с первым потоком пассажиров. Она намеренно выбрала место в самолете с этим расчетом, ощущая невероятное нетерпение, возбужденная, несмотря на муки, которыми терзалась в течение недели. Когда Сара увидела темную голову Джеффри, пульс ее резко участился, а когда глаза их встретились, он понесся галопом. Но, оказавшись с Джеффри с глазу на глаз, Сара мгновенно онемела. К счастью, Джеффри лучше владел собой. Нежно обнимая ее за плечи, он с минуту, стоял, улыбаясь и глядя на нее сверху вниз. — Привет. Сара с трудом выдавила ответное приветствие. Она ощущала серьезное напряжение, слыша этот глубокий-глубокий голос, наблюдая манящий рассеянный взгляд и эту ямочку, улыбавшуюся ей с его правой щеки, не говоря уж о прикосновении его пальцев к твиду ее блейзера. — Как твоя поездка? — Прекрасно, — легко выдохнула она. — Ты прибыла как раз вовремя. — Полет прошел совершенно гладко. Он все время улыбался. Как и она. — С Днем Благодарения, Сара! — И тебя, Джефф. Посмотрев на нее еще несколько секунд, он обвел взглядом зал. — Устроим для них шоу? Не в силах отвести от него взгляд, Сара лишь спросила: — Для кого? — Джеффри подбородком указал на людей, толпившихся полукругом поблизости. — Для всех, кто глазеет. В конце концов, — он наклонился ниже, и его голос наполнился бархатной нежностью, — предполагается, что мы женаты… — Так оно и есть, — прошептала она, приоткрыв губы, чтобы встретиться с его губами. Сара почувствовала, как его руки сильнее стиснули ее плечи, а ее собственные скользнули под его пиджак и обняли спину. Но больше всего она ощутила тепло его приветственного поцелуя и с легкостью ответила на него. Когда Джеффри, наконец, отпустил ее, Сара почувствовала себя обделенной, но лишь до тех пор, пока он не притянул ее за плечи, чтобы идти с ней бок о бок. — А багаж? — мягко спросил он. Сара в ответ покачала головой. — Отлично, тогда поехали. Итак, они направились домой в атмосфере доброжелательности, поразительно непохожей на тревогу и боль, которые мучили Сару целую неделю. Всякий раз, когда она мысленно заново проигрывала его слова: «Единственное, что мне нужно — сделать этот год более-менее терпимым…» — ее душа наполнялась горечью. И дело было не только в словах, многое значил тон, которым это было сказано. В его голосе звучали отстраненность, усталость, равнодушие — какое это имело значение. Что бы ни было, это было диаметрально противоположно той любви, которую она испытывала к Джеффри. Не позволяя себе надеяться, Сара удивилась, когда Джеффри ей позвонил. Приятно удивилась. Восхитительно удивилась. О да, сказала она себе, он просто огорчился, что разговаривал с ней так прямолинейно. Но тот факт, что он постарался загладить это впечатление… уже кое-что значил. А теперь, после поцелуя в аэропорту, после этих нежных взглядов, которые он время от времени бросал на нее по дороге домой, она почувствовала новый прилив оптимизма. Им предстоял длинный праздничный уик-энд, и Сара была полна решимости насладиться каждой его минутой. Черт возьми, где еще ей быть как не здесь, с Джеффом? — Что бы ты делала в День Благодарения, если бы всего этого не случилось? — Вопрос Джеффри, который сам вел машину, эхом вторил ее мыслям. — Ох, не знаю, я бы, наверное, провела его с друзьями. В Манхэттене бродит множество неприкаянных душ, так что компанию можно найти без труда. — Ты никогда не ездишь домой? — Ездила пару раз. — Сара рассеянно посмотрела в окошко машины. — Но когда так занят, трудно бывает выбрать время. — Но сюда-то ты приехала, — напомнил Джеффри. Сара откинула голову. — Это совсем другое. — Тут она остановилась, посмотрела вниз, покрутила на пальце обручальное кольцо, а потом снова взглянула в окошко. — Пожалуй, ты прав, я вполне могла ездить к ним почаще. Но мне как-то неловко. Словно, покинув Де-Мойн десять лет назад, я непоправимо нарушила какую-то связь. Я довольно часто пишу им. На бумаге все получается как-то легче. — Саре казалось, что нет смысла распространяться о своих попытках посылать родителям деньги. Их несгибаемая гордость была ее проблемой, а не Джеффри. — А ты хоть видишь братьев и сестер? Она покачала головой. — Нечасто. Время от времени, когда кто-нибудь из них бывает проездом в Нью-Йорке, мы встречаемся за ланчем или ужином. Я люблю их видеть, но у каждого из нас своя жизнь. Тогда голос Джеффри стал тише. — Тебе, наверное, их не хватает. — Да, я по ним скучаю, — подумав, согласилась она. — В детстве мы были очень близки. Ничто так не сближает маленькую семью, как кризис, а мы много лет жили в состоянии постоянного кризиса. — Сара вздохнула. — Но теперь все наладилось. Мой отец ушел на пенсию, а все мы встали на ноги. Однако мне их очень недостает. — Тогда, — легко заключил он, — мы должны не давать тебе скучать в выходные, чтобы ты не впала в меланхолию. Именно это они с Лиззи и сделали. Кэрин получила выходной и не должна была возвращаться до воскресенья. Таким образом, Джеффри с Сарой могли взяться за исполнение обязанностей отца и матери по полной программе. Все началось с праздничного обеда с индейкой, устроенного ближе к вечеру в четверг. Лиззи сидела на своем маленьком стульчике и ела маленькими кусочками почти все, что ели они. Затем последовали визит в коттедж, сеанс мозгового штурма, посвященный оптимальному устройству мастерской Сары, и длительное купание Лиззи, сопровождаемое водными забавами. К изумлению Сары, Джеффри обходился с памперсами чрезвычайно ловко, проявляя при этом исключительную осведомленность в отношении места нахождения детской присыпки, ночных рубашечек и крошечных щеточек для волос. — Ты просто чудо, — сделала ему комплимент Сара, будучи в отличном настроении. — Я в этих делах чувствую себя профаном. — У меня последнее время была большая практика, — пояснил Джеффри, осторожно проводя щеткой по шелку золотистых волос Лиззи. — Наверное, тебе достается, если ты возвращаешься с работы и начинаешь заботиться о Лиззи, водишь ее к доктору и все такое прочее. Где же ты на все берешь время? В его взгляде отразилась насмешка. — Для такой эмансипированной дамы, каковой ты являешься, ты рассуждаешь слишком нераскрепощенно. То, что я делаю, ничуть не отличается от того, что делают другие работающие родители. Если что-то для тебя имеет значение, у тебя всегда найдется для этого время. Сара долго бы обдумывала эти слова и их подоплеку, если бы Джефф внезапно не оборвал дискуссию. Посадив Лиззи на туалетный столик, он с удовлетворением осмотрел плоды своих трудов. Лиззи решительно ухватилась ручонками за воротник его рубашки и вскарабкалась на ножки. Дополняя их диалог радостным потоком слогов, не имевших смысла для всех, кроме нее. — Да что ты говоришь, — поддразнивал ее Джеффри, включаясь в игру, — а теперь расскажи-ка мне что-нибудь, чего я не знаю. Когда девочка продолжила именно такой монолог, Сара не смогла удержаться от смеха. — У нее такой вид, словно она знает, о чем говорит. Вот бы нам ее понимать! — Она выговаривает все звуки. Осталось только научиться произносить их в нужном порядке. Вот, Лиззи. — Он протянул ей новую черепашку, которую она захватила с собой из ванны, и постарался заинтересовать девочку. — Че-ре-па-ха. Можешь повторить? Че-ре-па-ха. Девочка охотно потянулась к игрушке. — Хе-хе-хе. — Вот умница! А это что? — Наклонившись, он поднял яркий надувной мячик. — Мяч. М-м-мя-чик. Когда Лиззи помахала в воздухе черепахой, с удовольствием повторяя «хе-хе-хе», Сара совершенно растаяла. Но Джеффри не унимался. Не успела Сара сориентироваться в происходящем, как он нежно ткнул ее под ребро, но при этом не спускал глаз с Лиззи. — Са-ра, — медленно сказал он. — Са-ра. Лиззи посмотрела на Сару, улыбнулась и начала речь, состоявшую из «ба-ба-ба», которые она повторяла с большим энтузиазмом балансируя на столе, пока не упала на попку. Когда ее губка задрожала, Сара быстро потянулась к ней и подхватила на руки. — Все в порядке, голубка, — заворковала она, прижимая малышку к груди и направляясь к стульчику-качалке. — Скоро у тебя все получится. Мы все через это прошли. — Усадив Лиззи на стульчик, она стала нежно раскачивать его туда-сюда, словно загипнотизированная сладким запахом и теплом, исходившими от ребенка. Лиззи с удовольствием лежала несколько минут, после чего подняла головку и гордо продемонстрировала пригоршню волос, которые обнаружила на плечах Сары. Та изобразила, что ей ужасно больно: — Полегче, полегче, они прикреплены к голове. Малышка засмеялась, потянула волосы еще несколько раз, а потом тихонько пропела «Са-са-са», словно предлагая Саре утешительный приз. Та испытала настоящее блаженство. И в то же время Сара была совершенно измучена. В десять часов, когда они спокойно поиграли с Джеффом в триктрак, Сара, извинившись, ушла в свою комнату. Джефф не сделал ни шагу, чтобы последовать за ней, чему Сара, в общем-то, была рада. День выдался замечательный. Но как бы ей ни хотелось провести ночь в его объятиях. Сара не стала торопить события. Им удалось прийти к временному соглашению, и она была довольна, что оно соблюдается. К счастью ей удалось поспать. Пятница получилась суматошной: привезли покрытия для пола, обои, осветительные приборы и мебель, рабочих надо было направлять из дома в коттедж и наоборот, а Лиззи при этом не слезала у нее с рук. — Почему бы вам не оставить малышку со мной — предложила миссис Флеминг, когда оказалось, что все должно происходить одновременно, а Джеффри был у себя в офисе. Но Сара была настроена решительно. — Если вы только проследите, чтобы один из этих ребят переставил ее старую кроватку в другую комнату, например в мою, чтобы Лиззи позднее могла там поспать, все будет отлично. Поскольку она занята, наблюдая за всеми этими передвижениями, я могу прекрасно присматривать за работой. И все получилось на удивление легко. Лиззи, которую держали на руках, была весьма довольна, а Сара испытывала совершенное счастье, распоряжаясь, направляя и предлагая. Лишь позднее их обеих свалила усталость. Вечером, когда Джеффри, наконец, вернулся с работы, он застал своих дам спящими мертвым сном. Лиззи — в кроватке, а Сару — рядом на постели. Джеффри долго стоял, наслаждаясь этим зрелищем, а затем, опустившись подле Сары, нежно поцеловал ее в щеку. Она тут же проснулась и села, укоряя себя за безответственность. — Извини, Джефф… — прошептала она, поспешно оглядываясь на Лиззи, чтобы убедиться в ее целости и сохранности. — Я не собиралась засыпать. Думала, что просто прилягу и буду за ней присматривать. — Джеффри прервал ее оправдания крепким поцелуем, от которого у обоих перехватило дыхание. — За что это, — выдавила она из себя радостно, хотя и недоуменно. — Это, — хрипло прошептал он, — за то, что ты такая же неотразимо привлекательная, как… — он указал головой на малышку, — и она. — Потом, склонившись, он прижался к ее губам более нежно, более настойчиво и более соблазнительно. — А это? — удалось спросить Саре, когда ее губы наконец-то освободились. — Это за все остальное, что у тебя есть и чего она не имеет… пока. — Лесть откроет перед тобой любую дверь. — Да? — Огонек в его глазах вызвал у нее учащенное сердцебиение. — Тогда, если я скажу тебе, какая ты прекрасная, мудрая и предприимчивая, ты… согласишься пойти со мной завтра на вечеринку к Шипли? Глава седьмая Джеффри затаил дыхание. Его хорошее настроение моментально исчезло. Сара всегда ненавидела вечеринки, не любила толпу. Но это были его друзья, имевшие самые добрые намерения. Если бы она дала ему еще один шанс! — Это было бы очень мило, — заметила Сара, с улыбкой поглядев на него снизу вверх. — А по какому случаю? Джеффри был ошеломлен. — Кгм… — прокашлялся он. — Когда Джон услышал о нашей женитьбе, то решил, что по этому случаю надо устроить праздник. — Он поколебался. — Ты ведь помнишь Джона с Ребеккой? — Как же мне их не помнить? — усмехнулась Сара, но радость в ее тоне была весьма своеобразной. — У них чудесный старинный дом, позади которого очаровательный внутренний дворик, куда я обыкновенно пряталась, чтобы в одиночестве изучать Луну. Там было темно и безопасно, меня там было почти невозможно найти. — Сара, ты же не… — А где же, по-твоему, я находилась? — спросила она со скрытой обидой. — Или ты даже не замечал моего отсутствия? Джеффри предпочел не отвечать, по крайней мере, на этом этапе разговора. — На этот раз тебе это не удастся. — Ты прав. В это время года там будет слишком прохладно. — Я не это имел в виду… — Ш-ш-ш, ты разбудишь ребенка. Прищурившись, Джеффри смотрел, как довольная улыбка заиграла на губах Сары. — Тебе же это доставляет удовольствие, не так ли? Она была рада, но Джеффри не совсем понимал причину. Он-то ожидал, что она проявит нежелание или сомнение, а Сара, тем не менее, являла собой воплощение спокойствия. В своих джинсах и шерстяной водолазке крупной вязки она выглядела очень и очень сексуально. Ее волосы были распущены, в меру спутаны, а в глазах появилась сонливость… Capa чувствовала, что на нее надвигается нечто, и выставила вперед руку, но ее ладонь лишь прижалась к груди Джеффри, когда он опрокинул ее на кровать. — Джефф, ребенок! — Она спит. Мы — тихо. — Что ты имеешь в виду под этим «мы тихо»? — Всего пару поцелуев. Никакого шума. — Но, Джефф… — Он снова прервал ее и снова при помощи губ. И ей ничего не оставалось, кроме как наслаждаться этим, что она и делала в полную силу. Ребенок, хоть и спящий, служил им вместо дуэньи. Молчаливое присутствие девочки напоминало им о цели их брака. Но мог ли ребенок соперничать в борьбе за полное внимание женщины с сильным красивым мужчиной, особенно когда ребенок мирно спал, а мужчина бодрствовал и был полон желания? И когда его губы стали ласкать ее рот обольщающе стремительно, она оказалась не в силах реагировать иначе, чем женщина, охваченная вдохновленной им страстью. — Ммм… Твои губы всегда такие сладкие, — прошептал он, но не дал ей времени для ответа, вновь впившись в них со всевозрастающей жаждой, которая не оставляла сомнений в его чувствах. Сара попыталась оттолкнуть его, но ей оставалось лишь обвить руками его шею, заставляя его теснее прижаться к себе. Вес его тела, прижимавшего ее к постели, сам по себе подействовал на нее возбуждающе, и она почувствовала, как в ней разгорается неутомимое желание. Она дала волю своим пальцам исследовать силу его мускулов, скрываемых рубашкой, а затем просунула руки к нему на грудь, когда он, выгнувшись, отстранился. Глаза его жадно пили очарование ее пламенеющего от любви лица, а голос стал густым и низким: — Как ты ухитряешься выглядеть такой обворожительной, проведя день в хлопотах со строителями и Лиззи? — Я страшная, как ведьма! — Тогда весьма сексуальна. Черт! — С этими словами Джеффри крепко поцеловал ее. Его пальцы потянулись к ее бедру, а потом медленно, сантиметр за сантиметром, стали подниматься выше. Сара почувствовала, как вместе с движением его пальцев трепещет ее сердце, подчиняясь нежному давлению, исходившему от его руки, двигавшейся от бедра по животу, а затем дальше, через талию и грудь к шее. Не в силах далее терпеть эту пьгтку, Сара схватила его руку, удерживая ее у себя под подбородком. Нежно поцеловав его в ладонь, вопросительно подняла на него глаза. — Пожалуйста, Джефф, не надо. Я больше не могу. — Ты не можешь? — воскликнул он, а затем, будто сам поразился своему изумленному возгласу, медленно сел на край кровати и стал тщательно поправлять на себе галстук, но по зрелом размышлении вообще снял его. Потом вновь бросил на Сару смущенный взгляд и перевел его на ковер, рассеянно теребя галстук, снова посмотрел на нее. — Но ты ведь пойдешь со мной на эту вечеринку? Сара почувствовала себя так, словно пропустила удар. По временам Джеффри так обескураживал ее. Например, теперь, когда велась борьба между страстью и сдержанностью, она сознавала, что желанна, но что он может остановить себя. Или так бывает, когда сердце не принимает в этом участия? Но ведь они так хорошо ладили с тех пор, как она прилетела. Сохранял ли он полное равнодушие или просто противился растущей привязанности? У Сары не было ответов на эти вопросы. Что касается его вопросов, ситуация была другой. — Само собой, на вечеринку я пойду, — мягко ответила она. — Она должна быть замечательной. Если Джеффри был поражен полнейшим спокойствием, с которым она приняла приглашение, то его изумление многократно увеличилось благодаря абсолютной невозмутимости, с которой она держалась в ходе самого этого вечера. В ожидании его она не проявила ни малейшей нервозности, все субботнее утро пребывала в отличном настроении, была весела в субботу после обеда и полностью уверена в себе, когда позднее спустилась в холл, одетая в длинное черное шелковое платье с белой отделкой у ворота, на талии и запястьях, что придавало ее облику особо изысканный вид. — Великолепно, — похвалил Джеффри, но возбужденный блеск в его серых глазах компенсировал неадекватность восхищения, выраженного столь банальным образом. — Ты тоже отлично выглядишь, — отозвалась Сара, со знанием дела оценив его черный костюм, накрахмаленную белую рубашку и то, как они облегали его высокое сильное тело. Подойдя к Джеффри, Сара обратила внимание на ароматную влажность его волос, чрезвычайную гладкость выбритых щек, едва уловимый запах лосьона после бритья, что в совокупности еще больше усиливало впечатление мужественности, с которой ей предстояло иметь дело. Она едва обрела контроль над своим вновь участившимся пульсом, когда Джеффри коснулся серьги из золота и слоновой кости, украшавшей ее ухо. — Они великолепны, Сара! Как они подходят к твоему платью и идут тебе — идеально! Нащупав запястье, Сара провела пальцем по браслету, составлявшему комплект с серьгами. — Я их разработала к прошлогоднему весеннему показу, потом влюбилась в платье, с которым они демонстрировались, и мне пришлось купить весь наряд. — Она хитро улыбнулась. — В нем я себя чувствую очень-очень элегантной. На секунду, всего на секунду, в памяти Джеффри возникла женщина-ребенок, какой она была, когда они познакомились. Тогда она стеснялась гардероба, который был приобретен по его настоянию, и носила каждый наряд так, словно он, чуть помявшись, сразу же испортится. Теперь на ней было очень изящное платье, но она чувствовала себя в нем абсолютно непринужденно и действительно выглядела элегантно. Но в тот вечер Джеффри оказался не единственным, кто так думал. Когда они приехали к Шипли, собравшиеся приветствовали их с энтузиазмом и любопытством. Сара помнила многих из присутствовавших, а они и не могли себе ясно представить, какой они ее найдут. С течением этого вечера, однако, на смену любопытству пришло явное изумление, в конце концов, переросшее в восхищение с примесью какого-то благоговения. Сара Маккрей Паркер покорила на этот раз Сан-Франциско Джеффри. Джеффри, который прекрасно знал своих друзей, мог явно видеть это. Хотя он не отходил далеко от Сары, чтобы по-мужски обсудить этот феномен с кем-либо из приятелей, он прочитал это во взглядах, устремленных на Сару, и почувствовал огромную гордость. Сара одержала победу. Тот факт, что на протяжении всего вечера она держала свою руку в его — или это он ее держал, никто не мог этого точно сказать, — оказался второстепенным по сравнению со светскостью, которую она продемонстрировала в кругу его друзей. Джеффри не переставал удивляться, что она предстала перед людьми, которые некогда наводили на нее ужас, совершенно иной. — Сара, ты ведь помнишь Монакосов, Дэна и Шерил? — Конечно. — Сара мило улыбнулась, протягивая руку, чтобы по очереди поприветствовать этих двух стильно одетых людей. Дэн и Шерил были членами клуба, в котором она перестрадала столько кошмарных вечеров. — Как поживаешь, Дэн? Шерил, рада тебя видеть. — Как приятно снова встретиться, — сказал Дэн. — Поздравляем, — добавила его спутница. — Должна сказать, что была счастлива услышать эту новость. Моя подруга в Нью-Йорке без ума от твоих вещиц. А теперь ты собираешься продавать свои работы здесь? Сара отклонилась назад как раз настолько, чтобы ощутить у себя на талии тепло руки Джеффри. — Главный офис останется в Нью-Йорке. Но Джефф убедил меня, что филиал на Западном побережье будет иметь успех. — Для тебя — вероятно, — поддразнил Дэн. — Что касается меня, то об этом еще стоит подумать. Когда моя жена на что-нибудь положит глаз, она становится невозможной транжирой. Продевая ему под локоть руку в креповом рукаве, Шерил наморщила носик. — Не обращай на него внимания, Сара. По-моему, это фантастика! Твои украшения потрясающие. — Она не сводила глаз с сережек. — Ведь это твой дизайн? — Ее, — подтвердил Джеффри с куда большим воодушевлением, чем это сделала бы Сара. — Джефф, Сара… — Хозяин подводил к ним еще одного гостя. Джеффри поспешил поприветствовать его. — Рад тебя видеть, Стю, — пожав вновь пришедшему гостю руку, он обратился к Саре: — Ты ведь помнишь сенатора, дорогая? Увлеченная игрой в любовников, Сара с удовольствием восприняла ласковое слово Джеффа и повернулась к седовласому элегантно-небрежному Стюарту Явновски. — Мне приятно вновь вас встретить, сенатор. — Мне это доставляет еще большее удовольствие. — Его озадаченность казалась бы комичной, если бы Сара не знала ее причины. — Прошло столько лет… — Столько зим… А вы по-прежнему заправляете всеми делами в Сакраменто? Пожилой джентльмен хмыкнул: — Я и целая команда. Теперь, если бы мы объединились по некоторым вопросам… — Ты бы умерла со скуки, — ехидно заметил Джеффри — Какое же веселье без драки? — Когда сенатор слегка нахмурился, Джеффри продолжал более серьезно: — Как себя чувствует Эллен? — Повернувшись к Саре, он пояснил — Несколько недель назад ей сделали операцию. — Ничего страшного. — Сенатор сделал неопределенный жест. — Но она все еще слаба и устает, иначе пришла бы сюда сегодня вечером. Но она передает вам свои поздравления. — Джеффри! — Все взоры обратились к подходившей к ним женщине. — Что это такое я слышу о твоей женитьбе? — Сара, ты, пожалуй, не знакома с Дэниэль Хауэрд. Дэниэль, это моя жена Сара. Сара оказалась лицом к лицу с красавицей, способной вызвать ревность у кого угодно. Но Сара оставалась невозмутимой, ощущая, как рука Джеффри сжимает ее локоть. — Как поживаете, Дэниэль? — любезно спросила она, совершенно не готовая к ответу, который немедленно за этим последовал: — С облегчением узнала, что этого мужчину, наконец, кто-то заарканил. Слишком долго он тревожил женское воображение. А теперь, когда он вышел из обращения, мы сможем поставить крест на наших мечтах. — Каких мечтах? — рассмеялся Джеффри в полном восторге. — Твои мечты крутятся вокруг одного бывшего спортсмена, а вот, кстати, и он. — К ним подошел мужчина, которого Саре не доводилось видеть, чья широкая грудь говорила о необыкновенной силе, даже если не глядеть на его бычью шею. — Сара, я хочу познакомить тебя с Томом Кристианом. Мы с Томом вместе играем в гандбол. — Играем, — насмешливо отозвался великан, в ответ на что Джеффри потер щеку. — Ну ладно, Том, не так уж я безнадежен. — Эти двое невыносимы, — шутливо заметила Дэниэль, обращаясь к Саре и ласково припадая к плечу Тома. — Все время соперничают на поле, а я лишь жду, когда они столкнутся и вышибут себе мозги. Сара рассмеялась, вообразив эту картину, и начисто выкинула ревность из головы. — На это стоило бы взглянуть. — Пойдемте как-нибудь со мной, — предложила Дэниэль. — Я была бы рада, если бы мне было с кем поговорить, и мы сами смогли бы во что-нибудь сыграть. А то уж очень скучно слушать только про их подачи. — Очень хорошо, дамы, — вмешался Том. — Если вы достаточно развлеклись на наш счет, не могу ли я угостить вас вином? Он исчез, чтобы сделать заказ, и в этот момент подошла другая пара. Сара издали моментально узнала мужчину, известного ей по прошлым временам, женщина же была ей совершенно незнакома. Словно читая ее мысли, Джеффри, наклонив голову, прошептал ей на ухо. — Тед Вестон. Филиппа — его вторая жена. Сара понимающе кивнула, опустив глаза на восточный ковер у себя под ногами. Простому наблюдателю при виде этой сцены показалось бы, что муж нашептывает жене на ухо пустяки, в то время как он слегка прикусил верхний изгиб ее уха, что вызвало у нее дрожь удовольствия, пробежавшую по всему телу Сара выпрямилась, чтобы поздороваться с вновь прибывшими. — Как поживаешь, Тед? — спросил Джеффри. — Отлично, — воскликнул тот, подкрепляя свои слова энергичным рукопожатием — Но мне следовало бы задать этот вопрос тебе. — Переведя взгляд, он продолжил. — Сара? — Точно так, — ответила она с улыбкой. — Приятно снова видеть тебя, Тед. — Сара, — перебил Джеффри, — это Филиппа. Сара кивнула. — Филиппа… — Поздравляю вас обоих, — мягко сказала молодая женщина, и в ее словах прозвучала робость; казалось, Филиппа была значительно менее уверена в себе, чем все остальные. Сара предположила, что ей лет двадцать пять, так что она значительно моложе своего мужа. При ближайшем рассмотрении она оказалась беременной. Когда-то это вызвало бы у Сары зависть, доходящую до депрессии. Но теперь у нее была Лиззи. И в этот вечер ничто не могло испортить ей настроения. — И вас, — сказала Сара с улыбкой, переводя взгляд на округлившийся живот. — Когда? Филиппа вспыхнула, инстинктивно положив руку на живот. — Боюсь, не раньше марта. Мне кажется, я жду уже целую вечность, а он лишь начал обозначаться. — Ты чудесно выглядишь, Филиппа, — сказал ободряюще Джеффри. — Как ты себя чувствуешь? — Неплохо. Устаю только иногда. — Мальчишки заставляют ее побегать. Джеффри снова понизил тон, поясняя Саре ситуацию, на этот раз, правда, Тед с Филиппой могли его слышать. — Два сына Теда живут вместе с ними. Им сейчас… Сколько, Тед? — Одному тринадцать, другому девять. А уж какие они беспокойные! — Тед закатил глаза. — Шумят в режиме «нон-стоп». Сара понимающе улыбнулась. — Я выросла в семье, где было шестеро детей, из них четверо мальчиков. Могу посочувствовать. И, если вы надеетесь, что на этот раз у вас появится милая, тихая, благонравная девочка, не очень-то на это рассчитывайте. Джефф, повернувшись к ней, нахмурился. — Только не говори, что ты была сорванцом. — Не я — моя старшая сестра. В компании мальчишек она все время была лидером. — А чем она занимается сейчас? — поинтересовалась Филиппа. — Она ветеринар, и нет ее счастливей. Тед покачал головой. — Ей далеко до твоей карьеры! Расскажи нам о своем бизнесе. Послав Джеффри извиняющуюся улыбку, Сара скромно пожала плечами. — Что ты хочешь узнать? Вечер шел своим чередом. Джеффри испытал не менее сильное, чем другие, впечатление от Сары, которая говорила на профессиональные темы, рассуждала о политике, экономике наравне с самыми красноречивыми и информированными собеседниками. То, что она помогала своим родителям бороться за выживание на ферме, в то время как они проводили время в элитарных школах и университетах, роли не играло. Ее спокойная уверенность в себе была ничуть не менее естественной, чем их. И Сара получала от всего этого удовольствие. Трудно сказать, подружится ли она в будущем с кем-либо из этих людей, если учесть, что ее браку предстояло просуществовать так недолго. Но она чувствовала себя в их обществе совершенно непринужденно, совсем не так, как раньше. И одновременно чувствовала себя ближе к Джеффри. Как пара они идеально подходили друг другу. Казалось, он отлично чувствовал, когда ей хочется что-нибудь съесть или выпить. Знал, о чем ей интересно поговорить, с кем она готова провести больше или меньше времени. Кроме того, их взаимодействие воплощалось в совершенной хореографии, лучше которой не смог бы поставить даже профессионал по языку телодвижений, если бы они наняли его, чтобы он научил их жестами выражать свою любовь. Если Сара удивлялась мастерству, с которым Джеффри демонстрировал окружающим свои чувства, Джеффри восхищался разыгрываемым ею представлением не меньше. Все получалось так искусно — держание за руки, застенчивые взгляды, обмен улыбками и шепот. Тонко и убедительно. Настолько убедительно, что Сара сохранила вокруг себя эту ауру и по пути домой. Только когда они оказались в переднем холле, реальность вступила в свои права. — Все было очень мило, — пробормотала Сара, медленно стягивая перчатки. — Спасибо. Джеффри стоял позади нее, прижимаясь спиной к закрытой входной двери. — Тебе спасибо. Ты сыграла великолепно. Холодная нотка в его голосе задела ее, и Сара заняла оборону, к которой всегда была готова. — Я и не знала, что играю. Мне казалось, что я веду себя как всегда. — Уверен, что это потребовало от тебя некоторого напряжения сил. Раньше ты никогда не любила подобных тусовок. Сара со вздохом уронила руки. — С тех пор как я в последний раз видела этих людей, прошло восемь лет. По сравнению с той моей жизнью, я теперь живу совсем-совсем иначе. Я сама другая. Тебе и твоим друзьям эта перемена может показаться неожиданной. Но с моей точки зрения, она развивалась постепенно, и поэтому для меня она куда менее разительна. — Сара намеренно предпочла обратиться к более общей теме светского поведения, а не конкретному, личному аспекту своего взаимообщения с мужем. Это был необходимый маневр. Сейчас, глядя на Джеффри, она испытывала все то же мощное притяжение, которое ощущала весь вечер. Никто из гостей, присутствовавших на вечере — а там собралась целая коллекция красивых мужчин, — не привлекал ее ни в малейшей степени, никто, за исключением Джеффа. Даже теперь, когда он, скрестив на груди руки, смотрел на нее своими темными, странно загадочными глазами, Сара отчаянно хотела его. В итоге весь этот вечер был сплошным соблазном, ведущим к моменту, который не должен произойти. Сара пожалела, что не владеет искусством обольщения. Как жаль, что она не может подойти к Джеффри и околдовать его, чтобы у него осталась лишь одна мысль — о полном, от всего сердца обладании. Но она не могла это сделать. Даже став уверенной в себе, искушенной и раскрепощенной, она, попросту не могла этого сделать. Она все еще не могла без традиционного элемента. В прошлом, когда она осмелилась призвать его, он отверг ее. На этот раз ему придется прийти к ней самому. Но он этого не сделал. За все время, что они, пронизывая взглядами, изучали друг друга, оно, казалось, длилось целую вечность, — Джеффри не шевельнулся. На его лице сохранялась та же маска самообладания, которую Сара возненавидела как свидетельство своего фиаско, своей собственной беспомощности. Уступив в сражении и издав тихий вздох поражения, Сара повернулась и стала молча подниматься по лестнице. Испытывая терзания от того, что, казалось, навеки для нее недостижимо, она приняла душ, надела длинную белую ночную рубашку и, распустив по плечам свои блестящие золотистые волосы, босиком отправилась в темноте по коридорам в тот единственный уголок, в котором много лет назад она искала утешение. Далеко, в задней части первого этажа, находился солярий — просторный круглый зал наполовину из стеклянных панелей, наполовину из дерева, целиком заставленный самыми разнообразными растениями. Через потолок из тяжелого стекла, щедро пропускавшего солнечные лучи в дневное время, сейчас, ночью, виднелись звезды. Приписывая свою печаль бывшему в ту ночь сияющему полнолунию, Сара опустилась на просторную кушетку, вытянув ноги, сложила руки на животе и стала смотреть вверх. Небо было усыпано звездами. Которая из них была главной: самой светлой, самой яркой… Но какое это имело значение, если желания наталкивались на реальность, а та была столь тяжелой? В ее браке все было подчинено одной цели и рассчитано всего на год. Что произойдет, когда Лиззи перейдет к Джеффри, и цель их брака будет достигнута? А любовь? Казалось, она стучалась снаружи в стены, не в силах проникнуть сквозь них и добраться до сути их брака. Лишь при взаимности, размышляла Сара, любовь обрела бы эту силу. Завороженная мыслями о звездах и вечности, Сара не заметила, как появился Джеффри. Он тихо стоял в дверях, наблюдая за ней, на нем уже не было ни пиджака, ни галстука, а рубашка была расстегнута и выпущена из брюк. Он знал, что она придет сюда, с той же определенностью, с какой сам ощущал потребность оказаться здесь. После того как Сара ушла от него много лет назад, он проводил здесь долгие часы. Тогда-то он и обнаружил ее наброски, спрятанные в одном из стенных шкафов, и стал наведываться в эту комнату еще чаще. Может быть, благодаря тому, что из этой комнаты открывался вид на окружающий пейзаж и небо, она вселяла надежды, убеждала, что в жизни когда-нибудь все будет хорошо. Но хорошо ли, что Сара покорила его, как покорила всех остальных мужчин, присутствовавших на сегодняшней вечеринке? Она принадлежала ему, он имел на нее право! Джеффри решительно шагнул вперед, потом остановился. Сара лежала, такая прекрасная, похожая в лунном свете на алебастровую статую богини, безмятежная, воздушная, несказанно соблазнительная. А он-то думал, что сможет удержаться на расстоянии — какая это была несбыточная надежда! Сара его околдовала… и теперь смеет лежать здесь так спокойно. Месть! Возможно, именно она составляла подоплеку ее согласия на его предложение. Если так, то Сара вышла победительницей. Она настолько завладела его чувствами, что он был неспособен сегодня вечером оторвать от нее взгляд. Дьявол, он ее хотел, как никого в жизни! Джеффри стиснул зубы. Если она наслаждалась местью, то это был момент ее триумфа. Он быстро подошел к ней. Звук его шагов вывел Сару из состояния транса. Быстро повернувшись в ту сторону, откуда доносился размеренный звук шагов, она затаила дыхание. Когда Джеффри вырос из тени и оказался в лунном свете, сердце ее замерло. Она не могла ни говорить, ни шелохнуться, она лишь смотрела, как он приближается, пока его тень не упала на нее. Если бы вокруг его головы не образовался нимб, Сара могла бы подумать, что перед ней дьявол. Он нарушил ее душевный покой на много дней, нет, лет. А теперь стоял над ней, высокий и прямой, полностью сознавая свою власть. Его движения были сдержанными, он медленно опустился на кушетку подле ее бедра. Теперь, когда его лицо приблизилось, Сара могла проследить за его взглядом. Джеффри пристально разглядывал черты ее лица, а она не сводила с него своих широко раскрытых глаз. Затем его взгляд переместился на ее шею, и Сара с трудом проглотила ком в горле. Потом он стал рассматривать ее грудь, и Сара физически ощутила в своей груди громкое, как удары молота, биение собственного сердца. Тонкий шелк ее рубашки скрывал от взора немногое, и Джеффри впитывал чувственные детали ее тела, которые менялись на его глазах. Сара почувствовала себя, как никогда, уязвимой. Она страстно желала его, однако Джеффри оставался для нее недосягаемым. Его молчание наполнило ее страхом, но Сара не могла произнести ни слова, чтобы нарушить его. То, что он желал ее, не было тайной, но мотивы его поведения оставались для нее загадкой. Ей оставалось лишь неподвижно лежать под его взглядом, ощущая, как в ее теле растет возбуждение, с которым она, по правде говоря, не могла справиться. Напротив, руки Джеффри оставались совершенно спокойными, когда, протянув их, он большими пальцами отодвинул бретельки ее ночной рубашки. Когда он стянул их у нее по плечам и опустил ниже, по рукам, Сара закусила губу. Собирается ли он вновь обольстить ее лишь для того, чтобы в последний момент остановиться, тем самым унизив ее, когда ее желание станет столь велико, что она будет умолять его продолжить? Сара стала медленно качать головой, но он остановил ее за подбородок, а потом скользнул рукой вниз по ее телу и коснулся бретельки, которую на момент отпустил. Он сдвигал рубашку все ниже, и ее грудь обнажалась дюйм за дюймом. Саре стало трудно дышать. — Джефф… прошептала она, — не надо… это… делать со мной… Его голос отразил всю глубину мужского желания: — Ты моя, Сара, на год, но ты моя. — Он стянул ее рубашку на талию, а затем, пропустив бретельки через ее руки, спустил ткань еще ниже. — Так что помоги мне. Я старался держаться вдалеке. Но я не могу смотреть на тебя, я все время хочу тебя. Будь я проклят, но, пока ты здесь, я намерен пользоваться всеми своими правами. Ей бы следовало испугаться столь горячего проявления его мужского желания, но она ощутила лишь облегчение. Она нуждалась в нем не меньше, чем он в ней. И правда, пусть она будет за это проклята, но… но она также хотела использовать свои права. — На этот раз никакой спешки, — продолжал он, голос его стал более густым, и в этот момент рубашка спустилась до бедер. Он минуту помедлил, чтобы насладиться зрелищем, открывшимся его взору. Впервые Джеффри, казалось, был потрясен, руки его утратили прежнюю твердость, когда он спустил рубашку с ее ног и уронил ее на пол. Лежа перед ним обнаженной, Сара была как в параличе. Его взгляд скользил по ее телу, останавливаясь там и тут, прожигая его насквозь. В глубине тела Сара чувствовала дрожь, понимая, что та должна передаваться и ему, но Джеффри не шевельнулся, чтобы взять ее, — пока. Вместо этого он выпрямился и движением плеч сбросил с себя рубашку, небрежно уронив ее, по-прежнему не спуская глаз с ее тела. Игра лунного света добавляла мужественности очертаниям его и без того совершенных плеч, широких и мускулистых, но гладких, и его сужающемуся книзу торсу. Если бы у Сары хватило сил, она протянула бы руки, чтобы насладиться зрелой мужественностью, которую придали ему эти годы. Но как раз в этот момент он схватил ее запястья, прижав их к кушетке по обеим сторонам ее плеч. Потом медленно, медленно склонил голову. Его губы были полны одновременно нежности и силы, и Сара не противилась, когда он заставил се приоткрыть рот, не оставляя ей ничего, кроме исполнения его желаний. Не то что она стала бы возражать: бушевавший в глубине ее тела поток желания легко захватил ее, и она растворилась в нем так же, как мужчина, во всей своей силе надвигавшийся на нее сверху. Ее тело согрелось лишь от жаркой крови, текущей по ее венам, так как Джеффри все еще держался от нее на расстоянии. Он касался лишь ее запястий и губ. Всему остальному было предоставлено наполниться болью желания. Сара издала слабый стон, когда он стал покрывать влажными поцелуями ее подбородок, и закрыла глаза, когда их горячий поток устремился на ее горло. Но ее запястья оставались словно скованными, так что сама она не могла прикоснуться к нему. Она с силой впилась ногтями в свои ладони, когда его губы раскрылись над ее грудями, впитывая их зрелость. Своим влажным языком он обольстительно, как бы обследуя, проводил по ее коже. Саре не терпелось испытать большее, и она шумно втягивала воздух, пока, в конце концов, он не навис над ней, захватил в рот ее сосок и глубоко втянул его. Это движение отозвалось в самых глубинах ее естества, того, что определяло ее женскую природу, что целиком принадлежало ему. И было вполне логично, что он, склонившись ниже, двинулся по неминуемому пути, задерживаясь на каждом встречавшемся ему изгибе ее тела. Когда ее руки вдруг освободились, Саре оставалось лишь вцепиться пальцами в его волосы. Она сознавала, что это единственное, что в тот момент имело значение. Несмотря на его разговор о правах и обладании, он обожал ее, как никакой другой мужчина, — ни в прошлом, ни в будущем. Ее тело принадлежало ему, было охвачено пламенем желания, а ее единственным недостатком было то, что она оказалась не в состоянии выразить свою любовь. Затем его пальцы достигли ее бедер и нежно развели их, его губы опускались все ниже, ниже, приближаясь к ее теплу. — Джефф… не надо… Он лишь чуть приподнял голову. — Но я хочу, Сара… — Пожалуйста… — прошептала она, но не получила ответа. Когда он провел языком по ее телу, Сара издала беспомощный крик и попыталась отстраниться. Но Джеффри был полон решимости и упорно продолжал борьбу, пока скромность не отступила, и Сара не утонула в волнах наслаждения. Ее дыхание участилось, пальцы вцепились в его волосы. Она испытала восхитительную бездумность подчинения пульсирующей силе, достигшей жара белого каления, бушевавшей у нее внутри. Затем она выкрикнула его имя и затаила дыхание на гребне восторга, поднимавшегося из самых глубин ее естества. Когда к ней вернулась способность мыслить, Джеффри лежал подле нее, а его руки медленно ласкали ее тело. — Я… не хотела… этого, — выдохнула Сара. — А я хотел, — возразил он, но в голосе его звучала нежность. — Я мечтал об этом долгие годы. — А как же ты? Твое удовлетворение? — Это было частью моего удовлетворения. А впереди у нас еще вся ночь. Настал самый подходящий момент для того, чтобы он, взяв ее на руки, отнес в свою спальню. После того как они весь вечер играли роль влюбленной пары, что могло быть более естественным? Но Джеффри думал о другом, покусывая ее губы. Своими пальцами он находил у нее нежные места и ласкал их, нашептывая тихие слова желания. Гораздо быстрее, чем Сара ожидала, ее тело снова оживилось и потянулось к нему. С тихим стоном она поддалась его соблазну, при этом ей хотелось одного — довести его до бездумного состояния возбуждения. И, освободившись от переполнявшего ее напряжения, она могла теперь идеально выполнить эту задачу. Тот факт, что они находятся не в главной спальне дома, сказала она себе, не имеет особого значения. В конце концов, что может быть романтичнее, чем звезды над головой и эта ясная полная луна? Подняв руки к его плечам, Сара сбросила с себя оцепенение и стала пальцами исследовать тело Джеффри, дыхание которого уже через несколько минут сделалось затрудненным. Разминая, как тесто, его тело, пальцы Сары спустились у него по рукам, переместились на грудь, она провела ладонями по ее красивым твердым мускулам, задержалась на секунду, чтобы поиграть с парой мужских сосков, а затем она закинула руки ему на спину, теснее прижимая его к себе. Изогнув спину, Сара коснулась его своей грудью. Со сдавленным стоном он замкнул круг, обхватив ее руками и прижимая к себе так, что, казалось, мог раздавить. — Ты нужна мне, Сара, — прошептал он тоном, которым явно не рассчитывал разговаривать. Но она расслышала его и поняла, что его слова заслуживают внимания. Она была ему нужна, возможно, только физически в этот момент, но все же нужна. Так же, как была нужна на похоронах. Как в ту ночь, когда она помогала ему на несколько минут забыть о случившемся. Он нуждался в ней во многих отношениях, чтобы разрешить дилемму, связанную с Лиззи. А Сара нуждалась в том, чтобы быть ему нужной. Это было то, что не мог принести ей никакой успех в бизнесе. Раскрыв губы ему навстречу, отвечая на его страстную тягу к ней, Сара ни на секунду не упускала из виду удовольствие своего любовника. Когда Джеффри, содрогнувшись, откинулся на спину, она грациозно склонилась над ним, наслаждаясь свободой, которую предоставляла эта поза, дававшая ей преимущество. Она провела губами по его подбородку, потом поцеловала шею, наслаждаясь силой его рук, которую ощущала спиной и обнаженным боком. Лишь когда его руки коснулись ее бедер, она поняла, чего ей недостает. С последним теплым поцелуем Сара опустилась на колени рядом с ним и занялась пряжкой его ремня. Ее пальцы задрожали, но она не сдавалась, черпая силу в его поощрительном взгляде. Наконец ремень свободно повис, и она перешла к молнии, потом ей понадобилась помощь в решении проблемы, которая относилась не только к ней одной. Но со всевозрастающей страстью Джеффри помогал ей с не меньшим пылом. Его руки действовали едва ли более уверенно, чем ее, а дыхание стало еще более прерывистым. Наконец он спустил ноги с кушетки, снял ботинки и носки, встал и поспешно стянул брюки. Не успел он прикоснуться к своим плавкам, как Сара уже вскочила на ноги, обхватила руками его запястья и подняла их себе на плечи. Глядя на него снизу вверх, она опускала его ладони, на свою грудь. И лишь тогда она отпустила их, чтобы обвить руками его шею. Стоя на цыпочках, она крепко целовала его, и ее язык создавал контрапункт его пальцам. Как долго они так простояли, Сара не знала, настолько она была захвачена его страстью! Они ласкали тела друг друга, находя удовлетворение в вызываемых прикосновениями стонах и шепоте. Когда Сара уже не могла стоять в подобном напряжении, она опустила руки и скользнула ими под эластичную ткань его плавок, нашла его, держала, желая только одного: окружить его своим теплом. Джеффри, которому нужно было то же самое, снял плавки, не переставая покрывать все ее тело голодными поцелуями. Затем, ложась так, чтобы она оказалась на нем, Джеффри откинулся на спину, и все началось сначала — прикосновения и ласки. Когда Сара в страхе подумала, что ее терпение вот-вот лопнет, она подвинулась повыше и, устроившись на его бедрах и в последний раз помедлив, дразня его, под нажимом его рук медленно и чувственно опустилась на него. Если Саре казалось, что она держит себя в руках, то она ошибалась. В своей страсти именно Джеффри задавал ритм движению, подталкивая ее вперед, а затем отодвигая назад, как того требовало его тело. Ее спина грациозно изгибалась над ним, благодаря чему их бедра могли соприкасаться. Ее грудь терлась о его, и между ними нарастал жар, вначале медленно, затем все стремительнее, пока оба не слились, помня только о своем существовании и о том, как остро они нуждаются друг в друге. Наступил пик их страсти, которая взорвалась и захватила их в путы своего блеска, после чего, совершенно обессилев, они стали медленно-медленно остывать. Сара замерла, лежа на Джеффри, ее дыхание сделалось таким же слабым и прерывистым, как и его. Но он продолжал ее удерживать, не давая этому моменту закончиться. «У нас впереди целая ночь», — сказал он раньше, и, когда затмение страсти стало рассеиваться, Сара, припомнив эти слова, задумалась, что ждет ее… сейчас… завтра… в следующем месяце. Она знала, что запуталась, так как с каждым днем она любила его, казалось, все больше. С каждой ночью он становился ей все нужнее. Что ожидает ее в будущем, с трепетом спрашивала она себя. Глава восьмая В игре лунного света лицо Джеффри на время приобрело то выражение любви, которое Сара так жаждала увидеть. Она не растерялась, когда он, разжав объятия, переложил ее рядом с собой, а потом, соскользнув с кушетки, взял на руки. Все получалось, как она это воображала: вот он несет ее сквозь мрак ночи в свою кровать. Но это оказалась не его кровать. Почувствовав спиной прохладу собственной простыни, она ощутила внутри всепоглощающую пустоту. Как бы сильно она ни надеялась стать его настоящей женой, она оставалась в доме Джеффри лишь гостьей. Доказательством этому — то, что он принес ее в эту комнату. Обидевшись, Сара открыла было рот, чтобы запротестовать, когда Джеффри склонился над ней, наполовину прижимая своим телом, но слова утонули в его поцелуе, силы которого оказалось достаточно, чтобы в корне пресечь ее сопротивление. Когда он вновь принялся ласкать ее, Сара забыла обо всем, кроме его прикосновений, покоряясь силе своей любви к нему. Темнота, придававшая страсти флер анонимности, в то же время предоставляла волю воображению, а в случае с Сарой это была ответная любовь Джеффри. Всю ночь она упивалась этой своей фантазией, вновь и вновь переживая экстаз в его объятиях. Не было произнесено ни слова; они издавали лишь крики страсти, которую разделяли, как во сне. Однако, проснувшись утром, Сара обнаружила, что сон кончился и что она одна. В ногах у нее лежала аккуратно сложенная ночная рубашка, забытая в солярии: должно быть, Джеффри встал на рассвете, чтобы принести ее. К счастью, она спала, а то попросила бы его остаться, чтобы сохранить свои иллюзии чуть подольше. Но ситуация была ясна и без слов. Жизнь в спальнях, находящихся в разных концах дома, символизировала дистанцию, которую он хотел соблюдать. Согласно его страстному заявлению, сделанному прошлой ночью, она теперь целый год будет принадлежать ему, и он будет пользоваться ею согласно собственным желаниям. Что касается его спальни, то это его личное святилище, куда ей доступа нет. Злясь на Джеффри за это его отношение к ней и на себя за любовь к нему, которая была так сильна, что заставляла ее принимать такие унизительные условия, Сара приняла душ, оделась и отправилась на кухню, чтобы выпить чашку чая. Вначале она почувствовала досаду, увидев там Джеффри, а потом изумилась, так как он приветствовал ее, словно между ними не было никаких проблем, хотя это взбесило ее еще больше. Он сидел за чашкой кофе и газетой. Когда Сара появилась на пороге, он быстро вскинул глаза, улыбнулся и отложил газету в сторону. — Привет, Сара. Я не знал, когда ты встанешь. Хочешь, приготовлю тебе завтрак? Исключительно по инерции она дошла до середины кухни. — А где миссис Флеминг? — спросила она, отчаянно стараясь не обращать внимания на ямочку у него на щеке. — Она прибирает наверху. — Джеффри слегка улыбнулся, отчего ямочка сделалась еще более соблазнительной. — Мы оба встали… немножко поздновато. Саре понадобилось все ее самообладание, чтобы говорить ровным тоном. — Лиззи встала? — Ты шутишь? Она просыпается в семь. Ты разве ее не слышала? — Моя комната находится в самом дальнем конце дома. Впервые Джеффри заметил нервозность в ее голосе. — Тебе это не нравится? — Мне все равно. — Если хочешь, перебирайся поближе. Интересно, какой ценой? — У меня превосходная комната. Он замолчал, загадочно глядя на нее. — Итак, что ты хочешь? Омлет? Французский тост? Холостяцкую яичницу? — Ты правда умеешь все это готовить? — Могу постараться, — ответил он и рассудительно добавил: — А это больше, чем ты делаешь сейчас. Сара сразу же заняла оборону. — И что ты этим хочешь сказать? Он сел прямо, и Сара увидела, как на его щеке заиграли желваки. — Я хочу сказать, что ты могла бы постараться быть доброжелательной. Бог свидетель, я пытаюсь это сделать. Эта капля переполнила чашу терпения Сары. Резко повернувшись, она сердито устремилась к двери. — Если это требует больших усилий, пожалуйста, расслабься, — бросила она через, плечо. — Пожалуй, вместо завтрака я лучше пойду подышу свежим воздухом. Джеффри в мгновение ока оказался рядом и схватил ее за руку, чтобы не дать ей уйти. — Что случилось, Сара? Она смотрела в сторону. — Ничего. — Сара… — В его голосе звучало предостережение, которое она продолжала игнорировать. — Отпусти мою руку, Джефф. — Не отпущу, пока не скажешь, что тебя беспокоит. Повернув голову, она пронзила его взглядом. — Ты правда не знаешь? — Нет. Правда не знаю. После вчерашней ночи… — Пожалуйста, Джефф! Не надо об этом. — Тогда скажи мне, в чем дело. Сара отвернулась, глубоко вздохнув. — Если ты еще не понял, боюсь, что не смогу ничем тебе помочь. Джеффри в смущении открыл рот, чтобы возразить ей, но сразу же закрыл его, отпустив ее руку. Наблюдая, как она направляется через холл к выходу из дома, он испытывал еще большее замешательство, чем всегда. Джеффри был уверен, что прошлой ночью ей было хорошо с ним. Черт, если бы у него не было доводов, чтобы думать иначе, он мог бы вообразить, что она влюблена в него не меньше, чем он в нее. Ведь она отвечала ему с таким самозабвением. Он никак не мог насытиться ею. Однако ему следовало проявлять больше здравого смысла. Она заключила с ним сделку, согласилась быть его женой в обмен на его помощь в открытии филиала фирмы на Западном побережье. Даже сейчас, он знал, Сара пошла в свой коттедж. Джеффри и сам поспешно направился туда, не имея определенного плана действий. Сара стояла среди разбросанных в беспорядке досок вперемешку с опилками и не подняла глаз, когда он вошел. — Давай поговорим начистоту, Сара. — Нам не о чем говорить, Джеффри. Давай оставим все как есть. — Но этого недостаточно! — громко воскликнул он, мгновенно переключая ее внимание на себя. Потом встал рядом с ней, и Сара лишь огромным усилием воли уняла дрожь в ногах. — Я хочу знать, что стоит за этими перепадами в настроениях, которые каждый раз следуют за нашей близостью. Ты получаешь удовольствие, и даже не пытайся убеждать меня, что это не так. А потом отворачиваешься от меня или встаешь не с той ноги. Она сверкнула глазами. — Если я встала сегодня не с той ноги, то только потому, что ты встал с той, с какой нужно. Если бы ты держался от меня подальше, я бы оставалась там, где мне нравится. — И где же это? В одиночестве? В тоске? Этим ты хочешь наполнить свою жизнь? — Его ноздри раздувались от еле сдерживаемого гнева. — Или твой драгоценный бизнес приносит тебе больше удовлетворения, чем способен дать мужчина? — Джеффри понизил голос до зловещего полушепота: — Это так, Сара? Ты зажигаешься от власти, которой обладаешь? Ты принесла человечность в жертву… вещи! — Нет, — прошептала она; сердце ее колотилось в груди. — Вовсе нет! — Тогда в чем же дело? Что тебя так гнетет? Она недолго колебалась, прежде чем выпалить: — Выживание, Джеффри. На этой мысли я росла, взрослела, вступила в зрелую жизнь. Почему, как ты думаешь, я оставила тебя восемь лет назад? — Против воли глаза ее наполнились слезами. — В конце концов, я подумала, что разумнее будет пожертвовать тем немногим, что оставалось от моей разрушенной мечты, и попытаться найти себя в чем-нибудь другом. И я попыталась. Бог свидетель, я попыталась. — В порыве чувств Сара опустила голову и зажмурила глаза. — Да, я хочу тебя по ночам, — запинаясь, прошептала она. — Я не стану этого отрицать. Но каждый раз, когда это кончается, я невольно испытываю горечь и гнев, заново переживая старые обиды. — Пальцы ее сжались в кулаки, которые она прижимала к бокам; Сара почувствовала, что у нее кружится голова. Джеффри тут же притянул ее к себе, давая ей спокойную, ничего не требующую взамен поддержку, которая была так ей нужна. — Шш, Принцесса, — говорил он тихо ей в волосы, чувствуя еще большую вину за то, чему он дал произойти много лет назад. — Ты права. Знаешь, я очень сожалею, что давлю на тебя. Я понимаю, что ты испытываешь огромный прессинг. Просто… — он затаил дыхание, — просто я не хочу с тобой сражаться. И я не хочу видеть, какой ты становишься несчастной всякий раз, когда мы бываем вместе. — Его руки, обвившие ее плечи, чуть дрогнули. — Мне хочется только, чтобы ты получала удовольствие от того, что у нас есть, не испытывая при этом угрызений совести. Она откинула голову, чтобы посмотреть на него. — Ты хочешь, чтобы я проглотила это все легко, со щепоткой соли? — Спросила она, вновь испытывая душевную боль. Глядя на нее сверху вниз, Джеффри вздохнул. — Нет, Сара. Я хочу совсем не этого. Я хочу, чтобы ты предоставила событиям идти своим чередом, по естественному пути. В этом-то и заключается проблема, подумала Сара. Естественный путь вел в тупик и был ограничен сроком в один год. — Такие вещи не слишком хорошо мне даются. В последние восемь лет я держала под контролем все, что делала. И не знаю, удастся ли… — Попытайся, Сара, если не ради себя или меня, то… ради… — Он сделал паузу, продолжая неохотно, но отчаянно: — Ради Лиззи. Если в наших отношениях возникнет напряженность, она тут же это заметит. Разве ей не хватило горя? — Джеффри знал, что нечестно таким образом играть на чувствах, но у него не было другого выхода. Когда Сара обожгла его взглядом, он ощутил еще большую вину. Но если бы такая тактика привела ее в хорошее настроение, это оправдало бы его шулерский ход. — Ты действуешь нечестно, — упрекнула его Сара, но нервозности в ее голосе больше не было. — В нашей сделке нет ни слова о недопустимости напряженности. — А тебе она нужна? — Нет, — более мягким тоном ответила Сара — Тогда о чем же мы спорим? На какую-то долю секунды Сара утратила уверенность. Раньше она была рассержена и обижена. Теперь, когда Джеффри так бережно поддерживал ее, сжимая в объятиях и заслоняя от невзгод своими широкими плечами, она почувствовала полную умиротворенность. Правда, ей хотелось бы, чтобы нежное выражение его лица относилось не только к Лиззи, но и к ней, но все же ребенку любовь требовалась больше. У Сары, по крайней мере, были ее бизнес и нью-йоркская жизнь. Словно желая отвлечь ее от этих мыслей, Джеффри оглянулся по сторонам. — Приличный беспорядок, не правда ли? Отступив, когда он убрал руки с ее плеч, Сара проследила за его взглядом. — Но когда все будет закончено, получится великолепно. Особенно мастерская. Ты ее видел? — Я не был там с утра пятницы. Она порывисто протянула ему руку. Имея конкретный источник для радостного волнения, которым могла поделиться, Сара поспешно отбросила прочь свою тоску. — Пошли, я покажу тебе. — Она повела его вверх по узкой лестнице туда, где раньше была мансарда. В пятницу здесь прорезали крышу, чтобы свет падал сверху. Работать здесь будет чудесно. Они стояли рядом, переводя взгляд с потолка на остальную часть комнаты, где в разобранном виде стояли скамейки и верстаки. — Ты довольна их работой? — О да! Им удалось в точности следовать моим каракулям. — Сара стала рассматривать недостроенную рабочую скамью, но вдруг повернулась к Джеффри: — Я жду не дождусь, когда смогу начать здесь работать. Эта комната такая светлая и веселая. Лишь бы у меня было время! — Ее мысли обратились к семье, которая образовалась у нее на время, и растущему желанию побольше быть с ней. — Создай это время. Она хмыкнула. — Это проще сказать, чем сделать. Тебе это должно быть известно как никому другому. Когда ты в последний раз сам работал над чертежами зданий, которые вы строите? Он вскинул бровь. — Гм… — Знаешь, ты должен начать делать часть этой работы сам, Джеффри. Ты же такой талантливый! Его взгляд обратился к окну. — Ты основываешь свое впечатление на нескольких эскизах, сделанных больше пятнадцати лет назад. Моя мать не допустила бы, чтобы я уделял больше времени профессиональной учебе. Уверен, что теперь я уже утратил большую часть своих навыков. И потом, ты права: мне едва хватает времени на то, чтобы познакомиться с архитекторами, которых мы нанимаем, но никак не на то, чтобы делать часть их работы. Она стояла, прислонившись к почти готовой полке из сосновой доски, скрестив руки на груди и задумчиво глядя на Джеффри. — Уверена, что ты бы лучше меня спроектировал мой офис. — Вовсе нет. Я ничего не знаю о ювелирном производстве. Фактически ты очень скупо выдаешь информацию на эту тему. Слушай, расскажи мне, как ты это делаешь? Видя на его лице полушутливое выражение, Сара и сама подавила улыбку. Но тут же, пожав плечами, заговорила вдруг с большей уверенностью: то, что Джеффри уважал ее профессиональную компетентность, действовало на нее ободряюще. — О, — она наморщила лоб, — какое-то время это просто постукивание по кусочку золота молотком, маринование и чистка. — Маринование? — Конечно. Видишь ли, когда в процессе обработки металл нагревают, он окисляется, и его поверхность становится грязной — оксидированной. Чтобы снять слой окисла, его надо погрузить в водный раствор серной кислоты — маринад. — Великолепный, должно быть, запах! Она указала головой на вытяжные трубы, расположенные среди перекрытий — в этом месте их было почти не видно, но действовали они там наиболее эффективно. — Без них пришлось бы туго. Но это необходимая стадия. — Где ты всему этому научилась? Сара вновь пожала плечами, на этот раз еще более задумчиво. — Я набиралась знаний везде, где можно. — Везде, где можно? Не только в Туксоне? — Вообще-то, нет. Я провела некоторое время в Далласе и Форт Ворте, в Сан-Паоло, даже в Провиденсе на Род-айленде в Нью-Йорке. После того как в Туксоне я научилась делать сережки из бусин и проволоки, я устроилась в Далласе ученицей к серебряных дел мастеру и работала у него за его уроки. Поскольку мне действительно хотелось научиться, я продвигалась быстро. Можно сказать, что все это росло, как снежный ком. Везде, куда бы я ни приезжала, я узнавала что-то новое и расширяла контакты с мастерами и знающими людьми. И все время я продавала ювелирные изделия. К тому времени, как я приехала в Нью-Йорк, я уже могла позволить себе небольшое ателье. С этого-то… — Она сделала жест рукой, — и начался мой бизнес. — Да, — пробормотал Джеффри, покачав в удивлении головой. — А когда ты начнешь работать здесь, все еще более усложнится. Представляешь, сколько ко мне уже поступило запросов? — Правда? И что ты отвечаешь? — Глаза ее расширились. — Я всем говорю, что ты сможешь с кем-либо встретиться не раньше, чем через месяц. Ведь так, не правда ли? — Угу. Но до того как я изложу что-либо на бумаге, я предпочитаю поговорить с клиентом. Поскольку каждое изделие разрабатывается для кого-то персонально, важно знать, что представляет собой человек, который будет его носить, с какой целью заказывается украшение. — Глаза Сары заблестели. — Именно здесь появляется столько сложностей. Я это люблю. — Это видно, — мягко заметил Джеффри, снова спрашивая себя, есть ли в ее жизни место для другой любви. Но какую бы ревность ни вселяла в него эта самозабвенная поглощенность работой, Джеффри она доставляла удовольствие. Когда Сара так загоралась, то становилась просто великолепной. Может быть, однажды… Но нет, лучше не питать надежд. Джеффри прочистил горло. — Ты предпочитаешь работать с золотом? — Лично я — да. — Посмотрев на свое обручальное кольцо, Сара подумала, что оно такое широкое и простое, но в нем отражается небо. — Это… это — счастливый металл. Существуют и другие красивые металлы, но они поражают меня другим. Поэтому мне нужно знать, что нравится клиенту. Если бы это зависело от меня, я бы все делала из золота. — Секунду Сара опасалась, что слишком разговорилась. Застеснявшись, она отвела глаза, решившись взглянуть на Джеффри лишь тогда, когда он снова заговорит. К ее облегчению, если даже Джеффри и подозревал, что чувство, которое вызвало у нее это кольцо, связано также и с кольцом, что у него на пальце, он дипломатично не упомянул об этом. Вместо этого он прислонился к подоконнику. — Но ты же работаешь и с камнями. А среди них, что ты предпочитаешь? — Опять же это зависит от клиента, от особенностей наряда, если предполагается, что к украшению будет надет особый костюм. Прекрасный пример — серьги и браслет, которые были на мне вчера. Слоновая кость потребовалась, чтобы присутствовал белый элемент, хотя у меня ушло весьма много времени на то, чтобы подобрать слоновую кость подходящего оттенка. Мне приходилось много работать с жемчугом и топазом, с черным ониксом, аметистом и гагатом. — Но какой у тебя любимый камень? — настаивал Джеффри. — Именно твой? Если бы ты надумала отказаться от стереотипов и вначале изготовить украшение, а уж затем подбирать к нему наряд, если бы ты смогла разработать дизайн браслета или колье и серег из любых камней по своему усмотрению, то что бы ты выбрала? Опустив глаза, Сара размышляла с минуту. Ответ был прост. Из четырех наиболее ценных самоцветов был один, с которым она никогда не работала. Для нее он имел слишком большое дополнительное эмоциональное значение. Однажды… может быть, она займется им, а до тех пор пусть этот камень остается ее мечтой. — Я обожаю работать с драгоценными камнями. — Она улыбкой выразила восхищение, которое было отчасти искренним. — Это рубины, сапфиры, изумруды, — тихо перечислила она, назвав только три. — Они самые сверкающие, самые яркие, самые дорогие. Каждый — уникален. Так много осталось недосказанным, однако, когда они безмолвно стояли, глядя друг на друга, Сара спрашивала себя, понял ли Джеффри. И вновь ей показалось, что она тонет в глубине его глаз, и она с радостью ощутила их тепло. Но когда солнце зашло за тучу и померкшим светом напомнило о преходящем характере их связи, Сара вздрогнула. — Замерзла? — спросил Джеффри, быстро подходя к ней. Она состроила гримаску в сторону потолка, стараясь сменить тему. — Будет отлично, когда его завтра застеклят. — Иди сюда. — Он нежно обнял ее за плечи. — Вернемся в дом. На тебе нет даже свитера. Это была правда. Когда она в гневе выбежала из дома, то не подумала о том, что надетая с джинсами туника, хоть и с длинными рукавами, но не греет, поскольку из хлопка. А так как воздух был прохладный, а половину крыши разобрали, ей бы весьма пригодились свитер или шаль, хотя Сара ничего не имела против тепла, исходившего от рук Джеффри, которыми он ее обнял. Бок о бок они подошли к лестнице и, со смехом разойдясь, дальше пошли гуськом. На нижней ступеньке Джеффри задержался, набоченился и бросил оценивающий взгляд на узкие ступени. — Их надо расширить, только и всего… — Не говори глупостей, Джефф. Вероятно, по ним никто не будет ходить, кроме меня. Он сразу же нахмурился. — Ты хочешь сказать, что здесь не будет работать целая бригада мастеров? Об этом Сара думала всерьез и приняла решение лишь после скрупулезного обсуждения вопроса со своими нью-йоркскими сотрудниками. — В начале — нет. — В действительности, учитывая ограниченный срок их соглашения, это означало, что такого не будет никогда. — Я собираюсь попробовать делать здесь особые изделия, но большую часть остальных драгоценностей будут по-прежнему делать в Нью-Йорке. Если я найду, что это будет оправдано спросом, я смогу кого-нибудь нанять. Но, помимо выполнения заказов, которыми я буду заниматься самостоятельно, этот офис будет служить больше для окончательной дизайнерской работы и заключения контрактов. Обдумав ее слова, Джеффри кивнул. — Тогда лестницу надо расширить в целях безопасности. — Но, Джефф… Он поднял свою большую руку. — Никаких возражений, понятно? Сара поняла, что этот спокойный жест имеет более глубокое значение. С минуту она просто смотрела на Джеффри, а потом тихо сказала: — Я попытаюсь, Джефф. Я не могу давать никаких обещаний. Но я попытаюсь. Так завершился их утренний разговор. Джеффри задержал на Саре свой взгляд еще на несколько секунд. — Это замечательно, — сказал он, а потом медленно протянул ей руку. С готовностью опершись на нее, Сара разрешила привлечь себя и тесно прижать на обратном пути домой. В своих действиях он исходил из интересов спокойствия. Его побуждением был мир в доме, она это поняла. И сознавала, что это самое практичное из всех возможных побуждений. Если бы они беспрестанно вцеплялись друг другу в глотку, год — теперь уже им оставалось немного меньше — показался бы им очень, очень длинным. И, кроме того, как он осторожно подчеркнул, была Лиззи, заслуживающая всяческого счастья, которое только они были способны ей дать. Возможно, Джеффри играл в нечестную игру, но он был прав. И она постарается, поклялась себе Сара, черпая силу из пальцев, сжимавших ее собственные. — А ты что, правда можешь делать омлет? — поддразнила она, глядя на тени, отбрасываемые его ресницами, и чувствуя, что настроение у нее улучшилось по сравнению с тем, с которым она проснулась. Он плутовато улыбнулся. — Может, он не такой уж и красивый, но вкус фантастический. Учитывая, что настроение Сары улучшилось, ей показался бы фантастическим любой вкус. И действительно, Джеффри приготовил омлет, фаршированный, как он и предупредил, до краев ветчиной, сыром, луком и зеленым перцем. Наблюдать, как он готовит свое произведение, было одно удовольствие, точно так же, как участвовать в разговоре, который он вел за завтраком. Джеффри говорил о своей работе, о новом административном комплексе, который они строят в центре города, о бумагоделательном заводе в Орегоне, где только что закончились реконструкция и модернизация, о том, что завод электроники недавно перешел на выпуск роботов. Позднее, несколько виновато оставив немытую посуду на попечение миссис Флеминг, они пошли искать Лиззи, над головкой которой возобновили свой разговор о работе Сары. Она с гордостью рассказывала забавные случаи из своего опыта, не без юмора вспоминая моменты, когда лишь чудо спасало ее от провала, моменты, казавшиеся смешными только в ретроспективе. Несмотря на неблагоприятное начало, день сложился так, что, с точки зрения Сары, его омрачало лишь одно обстоятельство — сознание, что в понедельник после обеда ей предстоит отправиться обратно в Нью-Йорк на целую неделю. Разве праздничный уик-энд был недостаточно длинным, спрашивала себя Сара, думая о том, как бы ей хотелось остаться здесь. Или она просто настолько хорошо тут обосновалась, что срываться с места стало тяжелее, чем прежде? Если бы дело было только в этом, размышляла она на следующий день, когда ее реактивный лайнер, взмыв над Сан-Франциско, взял курс на Восток. Если бы все было так просто! Нет, в последующие четыре дня ей будет недоставать Джеффа. Джеффа и, конечно, Лиззи. Втроем они отлично ладили, осуществляя часть ее мечты. Сара не могла припомнить другой уик-энд на День Благодарения, когда была бы более счастлива. Но теперь она в одиночку возвращается в Нью-Йорк. Ей вдруг подумалось, что Джефф никогда не видел ее друзей, ее работу, ее мир. Он бы всех покорил, она это знала. Может быть, когда-нибудь ей удастся убедить его поехать с ней в Нью-Йорк. Но нет, его мир — это Лиззи. Разве он оставит девочку одну на время поездки в Нью-Йорк? Правда, он мог бы взять малышку с собой, решила Сара, улыбнувшись, когда представила себе, как в какой-нибудь солнечный полдень они будут вести ее в «ходунке» по Центральному парку. Вопреки мучившим ее вначале сомнениям, Сара поняла, что воспитание Лиззи оказалось для нее одним из самых естественных занятий, которыми она когда-либо занималась. Наградой ей служили ручонки малышки, которые с готовностью обвивали ее шею, и она терлась щечкой о ее плечо, или когда глазки девочки загорались радостью узнавания при ее появлении. Как Сара и опасалась, она быстро привязывалась к этому ребенку. Эта любовь была опасной, очень опасной, для них обеих. А Джефф? Как же быть с ним? Хотя Сара любила его до безумия, он оставался загадкой. Несмотря на то, что их связывали и страсть, и просто теплые дружеские отношения, барьер, разделявший их, не исчезал. Как бы ей этого ни хотелось, Джеффри ни разу не заговорил с ней о любви. Как же быть с ним? На протяжении нескольких следующих недель Джеффри становился все более озабоченным. В деловой женщине, которая, как он ожидал, почти надеялся, щадя свое сердце, должна была ожесточиться и закаменеть душой, он нашел и женственность, и тепло, и сочувствие. Он предполагал, что она профессионал в одной своей узкой области, но, как выяснилось, она разбиралась почти во всем. И, хотя он ожидал, что Сара будет терпеть присутствие ребенка, исключительно следуя их соглашению, получилось, что она естественно и с энтузиазмом приняла на себя материнские заботы. Комната Лиззи была уже переоборудована, начиная от веселых пышных занавесок, гармонировавших по цвету с обоями, до зеленого коврового покрытия на полу, музыкальной лампы и шторок в горошек над ее кроваткой. При каждом возвращении Сары из Нью-Йорка Лиззи ждали маленькие подарки и горячие объятия, а на день рождения ей достались огромная связка воздушных шариков, специальный именинный пирог и игрушечный сенбернар в натуральную величину, который встал на стражу в углу комнаты. Джеффри был глубоко тронут искренней привязанностью между Сарой и девочкой. Иногда он сидел в стороне, наблюдая, как они чем-нибудь занимаются, склонив друг к дружке головы с почти одинаково золотистыми волосами, и улыбаются равно милыми улыбками, так что ему с трудом верилось, что Лиззи не родная дочь Сары. Тогда Джеффри одергивал себя, напоминая, что так не должно быть, и мысли его при этом омрачались. С каждым днем, с каждой неделей в нем росло убеждение, что Сара нужна ему. Он никогда не ощущал такой эмоциональной полноты, как в то время, когда они были вместе. Разумеется, присутствие Лиззи частично удовлетворяло его потребность в тепле и ласке, но — это было нечто другое. Как бы мужчина ни желал посвятить свою жизнь благополучию ребенка, ему нужна была женщина. Но Сара принадлежала ему лишь наполовину, и эта половина была его на слишком короткое время. Поймет ли он ее когда-нибудь? Временами она казалась такой счастливой с ним, однако регулярно садилась в самолет и летела в Нью-Йорк. Интересно, оказавшись в Нью-Йорке, вспоминала ли она время, проведенное с ним, с неприязнью? Или ценила эти часы во имя своего бизнеса? И еще были ночи, после которых они говорили друг другу вежливые слова и расходились каждый своим путем. Случалось, что он сомневался в правоте своих поступков, но, тем не менее, каждый раз оказывался на пути в гостевое крыло. По ночам, всегда по ночам, и всегда в ее комнате. Тщетны были его слабые попытки убедить себя, что ей не может быть места в его постели, а, следовательно, и в его сердце! Но, черт побери, она уже была там! И потом, она отвечала ему с такой готовностью, с таким желанием — настолько похожими на любовь, что могли бы вызвать зависть у любого мужчины, — но все это происходило неизменно в темноте, где раздавались лишь вздохи и стоны наслаждения, и ни разу не прозвучали слова любви. Может быть, в те моменты она думала о другом? Нет. Сара выкрикивала его имя не реже, чем он — ее. Тогда что же творилось в душе Сары, когда он сжимал ее в объятиях? Что она думала о будущем? Вопреки своим первоначальным намерениям Джеффри все больше вовлекал, ее в свою жизнь. Он обещал, что о Лиззи будет заботиться няня, однако каждый день они проводили с малышкой не меньше времени, чем родители со своими детьми. И за этой первой вечеринкой последовали другие встречи и приемы — то вечер в клубе, то театральная премьера, то ужин в одном из самых изысканных ресторанов Сан-Франциско. И Сара участвовала в них безропотно. Возможно, она так поступала просто в интересах ребенка, как он ее об этом и просил? Но она казалась такой счастливой! Он обращался мыслями в прошлое, к той восемнадцатилетней девушке, на которой женился. Тогда он увидел в Саре обещание тепла, дома и семьи. Теперь, каковы бы ни были ее мотивы, она олицетворяла в его глазах все те же ценности. Он не мог бы желать большего, ему недоставало одного — их реальности. Он договорился с ней об исходе их сделки, который теперь внушал ему страх. Этот оговоренный срок дамокловым мечом нависал над его счастьем. И Джеффри совершенно не представлял, что ему делать. Рождество прошло восхитительно мирно. Лучшим в этом празднике для Сары оказалась возможность провести целую неделю с Джеффри и Лиззи, о чем она позаботилась в Нью-Йорке. Коттедж был переоборудован и находился в рабочем состоянии: впервые Сара смогла перемещаться из дома на работу без помощи самолета. И она полностью оценила эту роскошь, так как беспрестанные переезды стали утомлять ее. Сара устала. Часы безделья, которые она проводила в полете, занятые лишь размышлениями о том, что с ней будет, когда всей их затее придет конец, едва ли прибавляли ей душевного спокойствия. В обществе Джеффа и Лиззи она испытывала величайшее счастье, решительно отбрасывая все мысли о будущем. В течение недели перед Новым годом она наслаждалась этим счастьем в полной мере. Именно в один из таких вечеров, когда Лиззи спала, а они сидели рядом на диване в комнате перед камином, Джеффри повернулся к ней и окинул задумчивым взглядом. — Ты бы не хотела встретить Новый год вдвоем, только я и ты? — тихо спросил он. — Разумеется. Почему бы мне быть против? — Не знаю. В последнее время ты сделалась такой светской. — Не совсем в последнее время, — мягко поправила Сара. — Ты просто не видел меня в последние несколько лет. — Но тебе явно доставляет удовольствие бывать в обществе. — Почему бы нет? У тебя такие милые друзья. Он скептически изогнул бровь. — Помнится, было время, когда ты терпеть их не могла. — Тогда я была очень молодой и не имела даже капли уверенности в себе. Я была лишней и… — Это было не так. — Я чувствовала себя лишней, — спокойно поправилась она. — Это было действительно так. Я чувствовала себя неловкой, неуклюжей… — На секунду Сара замолчала, подумав, как уютно ей сейчас, когда она сидит, разговаривая со своим мужем. — Теперь все по-другому. Я… Мой бизнес… Мне больше не страшно. Взяв Сару за руку, Джеффри стал изучать ее изящный силуэт. — Это очевидно, хотя трудно сказать, на сколько справедливо твое представление о прежних временах. Но, — он поднял глаза, — не было бы тебе удобнее принимать их здесь? — Джеффри обыгрывал эту идею много дней и набрался смелости высказать ее вслух только теперь, когда между ними установилась теплая атмосфера. — Конечно, — ответила она, глазом не моргнув. Сара знала то, что ему было неизвестно: в Нью-Йорке ей приходилось принимать гостей множество раз, и эта мысль придавала ей уверенности. — Конечно? — криво улыбнулся он. — Даже так? — А почему бы и нет? Что у тебя было на уме? — Ужин. Она вся засияла. — Как раз моя специальность. — Шутишь! — Вовсе нет, я говорю серьезно. Скажи мне, чего тебе хочется. Ужин — на сколько человек? Он испытующе посмотрел на нее. — На тридцать. — Тридцать?! Фью… Вот так ужин! — Слишком много? — Да нет. Для меня это не проблема. — Она задумчиво нахмурилась. — О, пожалуй, мы сможем взять напрокат столы и расставить их по несколько штук в разных комнатах. — Так разве можно? Сара рассмеялась, уловив удивление в его голосе. — Разумеется. А как же иначе справиться с такой массой гостей? — Мы могли бы устроить буфет. Сара наморщила нос. — Буфет часто создает впечатление, что прием готовился наспех. Если мы собираемся давать ужин, все должно быть сделано как следует. Для этого события есть какой-нибудь особый повод или просто пришла твоя очередь? — В твоих устах это звучит так бессердечно. — Если ты организуешь ужин только затем, чтобы компенсировать приемы, на которые тебя приглашали, это звучит действительно бессердечно. Он невозмутимо сжал ее руку. — В таком случае могу заверить тебя, что это не так. Да, некоторых людей я хотел бы пригласить, так как они принимали меня в последние несколько месяцев. Есть и такие, с кем мы встречались в самое недавнее время. Но есть и те, с кем я хотел бы тебя познакомить, включая некоторых журналистов, которые могли бы сделать тебе некоторую рекламу как раз теперь, когда открылся, наконец, твой офис. — Значит, это дебют? — Она протянула это слово, наполняя его скрытым юмором. Джеффри широко улыбнулся. — Можно назвать и так. — И ты хочешь, чтобы все было готово… вчера? — Все тот же юмор. Сара была по- настоящему взволнована возможностью показать ему, что может играть теперь, по прошествии десяти лет, роль хозяйки. — Середина января как раз подойдет, — заверил он, скрывая удивление за внешним оживлением. Неужели она действительно это сделает? Сможет ли? — Отлично! Завтра же начинаю подготовку. Скажи только, есть ли у нас в подвале шампанское? — Для приема? — Для встречи Нового года. Если мы намерены делать все, как полагается… — Новый год прошел как нельзя более удачно. Спокойно, тепло и душевно. Сара чувствовала, что ее любовь к Джеффри течет так же свободно, как шампанское, которое он открыл. Она загрустила, лишь подумав о встрече следующего Нового года, загрустила и пришла в смятение. Просто немыслимо, что два человека, которые так хорошо ладят между собой, не могут перевести свой брак на постоянную основу. Любит ли ее Джеффри? Пожалуй; однако, он никогда ей этого не говорил. О чем он думает? По-прежнему ищет в ней партнершу для удочерения, или ей все же удалось хоть чуть-чуть проникнуть в его душу? Сара была современной женщиной и могла бы об этом спросить. Но не смела из страха услышать худшее. Трусиха, не однажды ругала она себя. Но не желала говорить ни слова, если только корабль, который пошел наконец-то так ровно, не наткнется на рифы. Кроме того, она была так счастлива — неведение было ее благословением. Если бы она могла не терзаться вопросами… — Однако Новый год пролетел так стремительно, что у Сары не нашлось времени на раздумья. Глава девятая Не успела Сара вернуться в Нью-Йорк, как Джеффри сообщили, что предварительное рассмотрение документов на удочерение назначено на пятницу утром. Быстро отложив все встречи, Сара ринулась обратно на Западное побережье всего лишь через два дня после того, как покинула Сан-Франциско. Ее поспешность оказалась оправданной, так как собеседование с судебным социальным работником прошло успешно, а накопившаяся усталость компенсировалась особой радостью, которую выказал Джеффри. Возвращение стоило того, чтобы снова оказаться вместе с Джеффри и Лиззи после столь недолгой разлуки. Однако покоя не было. В субботу телефон в коттедже разрывался от звонков. Воскресенье Сара использовала на составление предварительного плана организации ужина. Понедельник, как обычно, был посвящен бизнесу, которым она вновь занималась по телефону, главным образом ведя междугородные переговоры с Нью-Йорком. По правде говоря, Сара с удивлением обнаружила, насколько легко вести дела подобным образом, хотя через неделю после ужина у нее намечался благотворительный показ в Нью-Йорке. Нью-йоркские сотрудники взялись за дело с воодушевлением, отдавая ему все силы и оставляя самое важное на те два-три дня, когда Сара будет в своем главном офисе в Нью-Йорке. Хотя вплоть до второй недели января все дела продвигались благополучно, по временам Сара чувствовала такую усталость, что начинала задаваться вопросом, не слишком ли много она взвалила на себя. Ведь помимо бизнеса и организации ужина на ней оставались заботы о Лиззи и Джеффри, каждый из которых отнимал у нее много времени. Вообще-то, они его не требовали, а получали по ее собственной воле. Ей хотелось проводить каждое утро за завтраком с Джеффом, а потом по вечерам спокойно обсуждать с ним события прошедшего дня. Ей хотелось заботиться о Лиззи, кормить и купать ее при первой же возможности, читать ей и играть с ней, даже водить на осмотр к женщине-педиатру, которую так превозносил Джеффри. И, если ей приходилось работать напряженнее, чтобы высвободить время для своей семьи, Сара чувствовала, что ее усилия оправданны. Но за два дня до намеченного ужина, в восемь часов утра, когда они с Джеффри завтракали, раздался телефонный звонок. — Неприятности? — спросил Джеффри, встревожившись при виде Сары, которая вернулась из библиотеки с побелевшим лицом. — Звонили из офиса. Дэвид заболел. — Дэвид был у нее исполнительным вице-президентом, который держал все дела под своим неусыпным контролем и управлял делами в Нью-Йорке во время отсутствия Сары. Она уселась на подоконник, рассеянно глядя в пол. — А что случилось? — Они точно не знают. Дэвид проснулся среди ночи с болями в груди. Его жена с ним в больнице. — Медленно покачав головой, Сара подняла глаза. — Я должна возвращаться. — Лететь в Нью-Йорк? Сегодня? Ты не можешь этого сделать, Сара, Ты же прилетела оттуда только вчера! На момент ее взгляд стал жестким. — Не могу? В нашей сделке нет места чрезвычайным обстоятельствам? Джеффри посмотрел на нее более внимательно, и его голос был таким же жестким, как и ее взгляд: — Я не это имел в виду, и ты это знаешь! Если ты настаиваешь на том, чтобы слетать в Нью-Йорк, считай себя моей гостьей. Я думал о тебе и о том, что, как ты говорила вчера вечером, тебе надо сделать и купить в эти дни, сегодня и завтра. Осознав свою ошибку, Сара отвела взгляд. Правда ли, что она стала более настороженной, или просто устала и от этого сделалась более чувствительной? По его немедленной реакции было понятно, что он питал самые лучшие намерения. Она заговорила более мягко: — Всему этому придется подождать. Вначале мне хотелось бы выяснить, в каком состоянии Дэвид. Он работает со мной с тех пор, как я открыла свою мастерскую в Нью-Йорке, и имеет для меня особое значение. Кроме того, — Сара нахмурилась, — поскольку показ начнется чуть больше чем через неделю, кому-то надо возглавить это дело. Если я улечу туда сегодня, то завтра займусь основными проблемами. Тогда в субботу утром я смогу вылететь назад и прибыть сюда задолго до начала ужина. Отодвинув стул, Джеффри поднялся. — Но ты и так совершенно измучена. Только посмотри на себя! Всю неделю ты такая бледная. Этот график, который ты себе наметила, — попросту нездоровый. — А поскольку он сам, главным образом, навязал ей этот график, то чувствовал за собой вину. — Это все оправдается, Джефф. Действительно. К ужину почти все готово. Поставщики знают, что им делать, флорист тоже. Я могу составить список всего остального, и миссис Флеминг обо всем позаботится. А в Нью-Йорке я займусь телефонными звонками, которые намечала на сегодня… — Ты совсем себя загоняешь, Сара! Вздохнув и наклонив голову, Сара потерла висок, а потом посмотрела на Джеффри. — У меня нет выбора, разве не так? Последовавшее затем молчание приковало к себе ее внимание. Когда Джеффри, наконец, заговорил, Сара была поражена. — Поеду я, многозначительно заявил Джеффри. — Только скажи мне, куда ехать, с кем встретиться, что сделать, — и я все исполню. Я могу начать с больницы и посмотреть, как дела у твоего Дэвида, а потом поехать в офис. Ну как? — Я не могу просить тебя об этом, — прошептала пораженная Сара. Джеффри подошел к ней, воплощенная решимость. — А ты ни о чем и не просишь, это я предлагаю. Я хочу это сделать, Сара, если только ты не против. — Мне бы этого хотелось! Я хочу сказать, от этого все бы упростилось. Но как же твоя работа? У тебя и своих дел хватает… — Я справлюсь. — Он притянул ее к себе. — Кроме того, теперь моя очередь. — Твоя очередь? — Попутешествовать. Тебе ведь трудно перемещаться в челночном режиме. — Я не против этого, — прошептала Сара, как никогда, ощущая его близость. — Зато я против, — возразил Джеффри. — Правда, я поеду в Нью-Йорк при одном условии. Обвив руками его талию, она запрокинула голову. — При каком? — Что ты выспишься. Будешь рано ложиться. Оба вечера. — А что еще мне делать, пока тебя не будет? — мягко поинтересовалась она. Когда он, наклонившись, поцеловал ее, Сара удивилась еще больше. — Не знаю, — пробормотал Джеффри, дыша ей в губы, а потом ласково провел губами по щеке. — Что ты делала раньше? — Не знаю, — выдохнула она с закрытыми глазами, загипнотизированная его близостью. Когда он держал ее в объятиях с такой нежностью и силой, она ни о чем не могла думать. Сара вдыхала его терпкий мужской запах, лаская его широкую спину. Когда он, вернувшись к ее губам, вновь поцеловал ее, она отозвалась на его любовь. — Знаешь, что мне хотелось бы сделать? — прошептал он более хрипло. — Что? — спросила она, словно возбужденность его тела не выдала его с головой. — Пойти с тобой в постель. — Прямо сейчас? — Прямо сейчас. — В чью постель? — Этот вопрос словно был подсказан ей зловредным гномом, засевшим в ее сердце. Но этот вопрос ближе всего приближался к тому, что ей действительно хотелось спросить: любит ли он ее? Но в то время, как Сара всей душой взволнованно ожидала ответа, дверь на кухню распахнулась и вошла миссис Флеминг. — О, прошу прощения! — воскликнула она, поспешно исчезая. Но обе головы обратились в ее направлении, и очарование было нарушено. — Гм… угу… — Джеффри медленно отпустил Сару и отступил назад. — Пожалуй, мне следует позвонить к себе в офис, потом в аэропорт, чтобы узнать, какие сегодня есть рейсы. Ты мне очень поможешь, если составишь список поручений. Сара кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Она почти подошла к разгадке тайны; как жаль, что все сорвалось! Но ее разочарование несколько компенсировалось сознанием того, что Джеффри снял с ее плеч огромное бремя. Идя за ним в библиотеку, Сара подумала, что лишь половина ее облегчения связана с тем, что он вызвался совершить поездку в Нью-Йорк. Другая половина была вызвана сознанием, что муж делает это ради нее. Что до мучившего ее вопроса, то она когда-нибудь все же получит на него ответ. Когда Джеффри сам слетал из Сан-Франциско в Нью-Йорк, у него на многое открылись глаза. Он рассчитывал на то, что в полете его ожидают четыре с половиной часа отдыха, однако, все это время его неотвязно беспокоили различные мысли. Любит ли она его? Или нет? Впервые он оценил преимущество постоянного нахождения в Сан-Франциско, где он был все время занят, за исключением тех дней, которые проводил вместе с Сарой. Если бы ему пришлось совершать такие перелеты по два раза в неделю, он бы просто сошел с ума — если бы, конечно, не знал, что она его любит и ждет, или, лучше того, Сара не сопровождала бы его в полете. Вот было бы здорово, размышлял он. Может быть, он даже полетел бы с ней, чтобы посетить этот ее предстоящий показ. В конце концов, Кэрин и миссис Флеминг окружат Лиззи всяческой заботой, а Сару должен же кто-то сопровождать. Какая она замечательная! — решил он, допивая второй стакан виски. Организовала ужин, заказала еду, мебель, цветы, музыку. И где только она разыскала этот ансамбль деревянных духовых инструментов? Раз уж на то пошло, и все остальное? Казалось, все приходят по первому ее зову, и она ведет себя со всеми совершенно непринужденно. По сравнению с прошлым, это, мягко говоря, большой сдвиг. В прошлом единственный вклад, который она могла внести в подготовку вечера, состоял в том, что ей удавалось настроить себя на участие в нем, а все приготовления была более чем счастлива предоставить другим. По правде говоря, когда он предложил устроить ужин, то ожидал, что она переложит все заботы на миссис Флеминг. На самом же деле Сара не только стала входить во все детали сама, но и сумела доставить огромное удовольствие миссис Флеминг, убедив ее, что вся подготовка к ужину будет держаться на ней, в то время как ее участие будет сугубо символическим. Да, Сара — чудо. Однако она совершенно измоталась. Это сказывалось и в ее бледности, и в том, как часто она дремала по вечерам, сидя напротив него, и в ее ввалившихся глазах, которые приобретали нормальный вид только после того, как их подкрашивали. Сара заставляла себя выходить далеко за пределы своих повседневных обязанностей, и Джеффри не знал почему. Любит ли она его? Или просто выполняет свою часть их сделки с присущей ей скрупулезностью? Итак, он вернулся к тому вопросу, с которого начал. Виски, пожалуй, придется повторить. Сзади подошла стюардесса, которая проходила между пассажирами, присматриваясь, кто из них нуждается в помощи. Джеффри хотел было подозвать ее, но потом махнул рукой и просто проводил взглядом удалявшуюся стройную блондинку. Бывали времена, когда он мог обратить особое внимание на такую привлекательную женщину. Но те времена миновали. Теперь Джеффри интересовала только одна женщина. Его взгляд упал на золотое кольцо у него на пальце, и Джеффри отметил, как удобно он себя в нем чувствует. Его брак вообще оказался удобным. Если бы только знать, что готовит будущее. Если бы он мог свободно признаться в своей любви! Но Сара могла бы воспринять это как давление на нее. Если бы она отвергла условия, предполагавшие более тесный взаимный контакт, это вселило бы в него лишь большую безысходность. А, кроме того, поверила бы она ему? Когда-то они были влюблены друг в друга, но он не воспрепятствовал их разрыву. Так чего же можно добиться словами любви? Лучше проявить ее в делах. Когда Джеффри припомнил свой план, предполагавший соблюдение определенной дистанции между ними, на его губах появилась кривая улыбка. Неужели он всерьез считал это возможным, или просто трусость мешала ему признать правду, состоявшую в том, что Сара влечет и интригует его еще больше, чем десять лет назад, когда они встретились в Сноумассе? Человеку свойственно считать себя сильным и способным управлять собственной судьбой. Но таков ли он сам? В том, что касалось Сары, Джеффри был беспомощен. Что до Сары, то она отнюдь не была беспомощна. Джеффри видел это всюду, где бы он ни оказывался в Нью-Йорке, слышал дифирамбы в ее адрес от коллег, своими глазами наблюдал, насколько эффективно функционирует «Сара Маккрей Ориджиналз». Даже когда Дэвид очутился в больнице, к счастью, с не таким уж серьезным сердечным приступом, бизнес был в прекрасной форме. Джеффри не потребовалось много времени, чтобы понять, что радушным приемом, оказанным ему сотрудниками Сары, он просто обязан переполнявшему их чувству обожания его жены, а отнюдь не чувству облегчения от прибытия необходимой помощи. Многим другим мужчинам показалось бы обидным двигаться в фарватере собственной жены. Но Джефф, при всей своей компетентности, удачливости и уверенности в себе, ощущал лишь гордость, когда субботний вечер закончился ужином, который она столь искусно организовала. Еда была восхитительная, интерьер — элегантный, атмосфера — радостная. Сара как расторопная хозяйка переходила от одной группы гостей к другой, излучая искреннее тепло, включаясь в разговоры, полностью довольная собой и своим успехом. Джеффри был очень рад ее достижениям, но ему приходилось ограничивать свой восторг, чтобы принимать в вечере живое участие, приветствовать прибывающих гостей, рассказывать о «Сара Маккрей Ориджиналз», что Сара не могла делать из скромности, присматривать за тем, чтобы у нее самой всегда были под рукой еда или напитки. Хотя он циркулировал по комнатам сам по себе, как полагается хозяину, но неизменно возвращался к жене, в награду за что она брала его за руку, втягивая в круг людей, с которыми в данный момент разговаривала. Сара проявила себя как замечательная жена и хозяйка до ухода последнего гостя, последнего официанта, после чего в полнейшем изнеможении упала в кресло. У Джеффри, вечер которого до краев был наполнен восхищением женой, эта усталость вызвала сильное беспокойство, которое не могло бы появиться в более нормальных обстоятельствах — Черт побери, Сара! Я знал, что тебе не стоит всем этим заниматься! Ты выглядишь так, словно больше не в силах и шагу ступить! — Так и есть! — взглянув на него устало, рассмеялась Сара. — Но мне это и не надо до завтра… гм… точнее, до сегодня. Глаза Джеффри потемнели и сузились. — Ты же не собираешься… — Я должна, — вздохнула Сара. — Для показа нужно еще столько подготовить, поговорить с дизайнерами и проследить за ходом работ. — Она покачала головой. — Я надеялась пробыть здесь до четверга, но, поскольку Дэвид все еще нездоров, мне лучше ехать в среду. Если что-то действительно надо приготовить к вечеру пятницы… — Если ты не притормозишь, то сама попадешь в больницу, ты, а не Дэвид. И что с нами тогда будет? — с жаром воскликнул он, сознавая, насколько привык к ее присутствию, и не раздумывая о том, как могут быть истолкованы или превратно поняты его слова. Собрав все свои силы, Сара рывком поднялась с кресла и пошла к лестнице. Всю ее радость как рукой сняло. Она теперь видела, что значит для Джеффа не больше, чем все эти поставщики и флористы с музыкантами, которые пригодились ему сегодня. А она служила сразу нескольким целям. — Не волнуйся, — бросила она. — Со мной все будет в порядке. Но она ошиблась. И хотя она рассчитывала, что на следующее утро Джеффри успокоится, этого не случилось. Воскресенье, понедельник и вторник прошли в напряжении. В среду, улетая в Нью-Йорк, Сара была истощена не только физически, но и эмоционально. К счастью, заботы о предстоящем показе вытеснили у нее из головы самые тревожные мысли. Но поскольку проблема физического истощения сохранялась, о ней надо было подумать, но Сара не желала тратить на это время. Поэтому она заставляла себя двигаться и делала даже больше, чем собиралась, обещая себе отдохнуть после показа. Но когда прибыл Джеффри, она приободрилась. — Джеффри? Здесь? — изумилась она, получив сообщение об этом от секретаря в полдень. Когда же он сам появился в дверях ее офиса, ответа уже не понадобилось. Пробормотав изумленное «спасибо», Сара положил трубку и стояла с бьющимся сердцем, не в силах отвести глаз от высокой темной фигуры, представшей перед ней. — Джефф! Когда это ты прилетел? Хотя у него был очень уж официальный вид, он, казалось, больше не злился. — Я приехал прямо из аэропорта, — пояснил он, внимательно приглядываясь к ней. В его полуулыбке не было и тени юмора. — Мне подумалось, что я должен сам увидеть событие, которое поглощает столько твоих сил! — Я в порядке. Действительно в порядке. — Разумеется, ей стало лучше от сознания, что он здесь, что во второй раз за эту неделю дал себе труд прилететь в Нью-Йорк. Его присутствие здесь очень поддержит ее, а поддержка ей была, ох как нужна! Она устало улыбнулась. — Хотя я буду рада, когда все это кончится. Не помню более утомительного мероприятия такого рода! Глаза его сузились — явный признак того, что он начинает злиться. — Может быть, потому, что прежде ты никогда не выполняла столько ролей одновременно. Тебе не приходило в голову, что ты чересчур усердствуешь? — А что мне делать, Джефф? Я же не планировала, что все навалится на меня сразу. Что до показа, то я договаривалась о нем больше года назад. Я же тогда не предполагала, что буду летать с одного побережья на другое! — Она повысила голос, и в нем прозвучали раздражение и упрек. Казалось, они продолжали спор, который начали несколько дней назад, но на этот раз Сара была не готова вкладывать в него душу. Слушая она со вздохом сказала. — Ты прав. Я измотана. И меньше всего мне поможет спор с тобой. — Она перевела взгляд на свои часы. — Мне надо еще поработать здесь час, а потом поехать переодеться. Если хочешь, можешь подождать… Но Джеффри, покачав головой, стал надевать пальто. — У меня еще дела. Во сколько ты должна быть в отеле? — В шесть. — Я заберу тебя без четверти. — О'кей. К концу вечера Сара уверилась, что у нее есть ангел-хранитель. Показ, проводившийся с благотворительными целями, собрал более четверти миллиона долларов в пользу детей-сирот, кроме того, при свете рампы украшения сверкали восхитительнее, чем она надеялась. И с ней был Джеффри, красивый и полный достоинства сопровождающий, который привлек множество любопытных взглядов. Они составляли потрясающе красивую пару, он — в черном смокинге, она — в вечернем платье до пят из красного, ниспадающего мягкими складками шифона. Он великолепно дополнял ее во всех отношениях, каждый раз принимая на себя основной груз разговора, когда чувствовал, что ей становится нехорошо, и отступал на задний план, когда к ней возвращались силы. Когда Джеффри отвез ее после показа домой, она была полна оптимизма. Она испытала экстаз, когда в утренние часы они в лихорадочном возбуждении занялись любовью. А в девять утра зазвонил телефон, и Сара, пробудившись от сна, в котором так нуждалась, немедленно встревожилась. Подслеповато щурясь спросонок, она нащупала трубку, откашлялась и поднесла ее к уху. — Алло? Да? — Тут из ее голоса улетучились последние остатки сна. — Миссис Флеминг? — Теплое тело мужчины, лежащего подле нее, пошевелилось. Когда длинная рука потянулась к телефону, она отвела ее и заговорила решительно: — Все в порядке. Мы и так собирались вставать. Что-нибудь случилось? — Когда она слушала, что ей говорят на том конце провода в Сан-Франциско, глаза ее расширились от тревоги. — А когда это началось? А температура? Ох! И ее не удалось сбить? — Что случилось? — не выдержал Джеффри, но Сара только показала ему жестом, чтобы он подождал, а сама полностью сосредоточилась на разговоре с миссис Флеминг. — Вы звонили доктору Шоу? Я знаю, но ее телефонная служба свяжется с ней. — Сара!.. Сев на край кровати, она сейчас не обращала внимания ни на свою наготу, ни на взволнованные вопросы мужа. — Нет, нет, миссис Флеминг, вы поступили правильно. — Она бросила взгляд на настенные часы. — Знаете что, вам следует позвонить и оставить сообщение для доктора, а я позвоню в аэропорт и постараюсь достать билет на более ранний рейс. Я с вами свяжусь в течение часа, хорошо? — Добавив еще пару слов, она повесила, наконец, трубку и встретилась с обеспокоенным взглядом Джеффри. — Что произошло? Что-то с Лиззи? — Она заболела вчера вечером и плохо провела ночь. — Заболела? Чем? — Ей не по себе, у нее температура. Еще расстройство желудка. — У Сары был встревоженный вид. — Мне бы хотелось вылететь первым же рейсом. Но Джеффри уже опередил ее, хватаясь за телефон. За несколько минут у них были забронированы билеты на рейс в десять пятьдесят, и они еще успели принять душ, одеться и собраться, когда приехало такси. Полет обоим показался бесконечным. Сидя рядом, они едва обменялись парой слов, каждый испытывал беспокойство и мучился виной. Когда Сайрус встретил их в Сан-Франциско, оба были в плохом настроении. Когда подъезжали к дому, плохое настроение уступило место предельному напряжению. — Как она? — спросила Сара, стремительно вбегая в дом и сбрасывая на ходу пальто. Миссис Флеминг встречала их. — Почти так же. Доктор, правда, приходила. Ей кажется, что это просто расстройство желудка, но у меня сердце кровью обливается, когда я смотрю на малышку. Ей хочется, чтобы ее держали на руках. Джеффри уже поднимался по лестнице. Без слов поблагодарив миссис Флеминг пожатием руки, Сара последовала за ним. Когда через несколько секунд они вошли в комнату, то увидели Лиззи на руках у Кэрин, которая укачивала ее. Джеффри сразу же взял малышку. — Что с тобой, глупышка? — заворковал он, убирая волоски с ее лба и нежно целуя его. Щечки девочки побледнели, глаза горели, нижняя губа дрожала. Не успел Джеффри сказать еще что-то, как Лиззи протянула ручонки к Саре. — Мама… Мама… — захныкала она и успокоилась лишь тогда, когда Сара взяла се и крепко прижала к себе. — Вот, милая, все в порядке. Мамочка здесь. — Лаская ребенка, она повернулась и села в кресло, которое подвинула ей Кэрин. — Мамочка здесь. Мамочка была здесь, почти не отходя от девочки три последующих дня, спала только в те часы, когда засыпала Лиззи, но и тогда одним глазом следила за ребенком. — Дай мне с ней немного посидеть, — время от времени предлагал Джеффри, но Сара постоянно отвечала одно и то же: — Ей сейчас очень уютно. Все хорошо. — Но как ты? Ты же совсем не отдыхаешь. — У меня все в порядке. Ей, кажется, стало получше. Я отдохну, когда температура окончательно спадет. Когда этот момент наступил, Сара была почти так же слаба, как ребенок. Она проспала почти двое суток. Когда оказалось, что на следующий день Саре не стало лучше, Джеффри взял все в свои руки. — Что ты? — спросила Сара, проснувшись и обнаружив Джеффри сидящим с мрачным видом на стуле перед ее кроватью. — Я попросил приехать Тома Ройса. Хочу, чтобы он тебя осмотрел. — Со мной все в порядке, Джефф! Мне нужно только немножко отдохнуть. — Ты отдыхаешь уже двое суток — и никаких улучшений! Лиззи уже пришла в себя, а ты нет. — Она ребенок, а дети поправляются гораздо быстрее. Кроме того, я уверена, что заразилась тем, чем болела она. И ко всему прочему я очень устала, так что нет ничего удивительного, что я плохо себя чувствую. — Ты ничего не ешь! — Мне не хочется. — От одной мысли о еде ей стало дурно. — Но как ты можешь набраться сил, если не будешь есть?! — Сара устало закрыла глаза, откинувшись на подушки. — Я поем завтра! — А мне тем временем будет спокойнее, если я услышу мнение врача. Сара открыла глаза и запротестовала бы, но Джеффри уже успел встать и уйти, прежде чем она собралась с силами. Может быть, он и прав, размышляла она. Кроме того, что плохого в том, чтобы проконсультироваться с врачом? Однако спустя несколько часов, когда Том Ройс закрыл свой портфель и внимательно посмотрел на нее, у нее возникли сомнения. — Вы изнурены, это очевидно. Его прервал тихий стук в дверь. Когда в комнату заглянул Джеффри и увидел, что наиболее неприятная часть осмотра завершена, он вошел и встал у кровати. — Итак? — Я говорил вашей жене, что она явно переутомлена. — Доктор вновь посмотрел на Сару. — Но я сомневаюсь, что вы заразились от ребенка. Нет ни температуры, ни рвоты. — Он поколебался, посмотрел на Джеффри, потом на Сару. — А не может быть так, что вы беременны? — Беременна? — У Сары расширились глаза, а сама она побледнела как мел. — Нет, я не беременна. Джеффри застыл на месте. — Моя жена принимает все меры предосторожности, — процедил он сквозь зубы. Не обращая внимания на его тон, врач обернулся к Саре. — Что вы принимаете? — Принимаю? — тупо переспросила она. — Противозачаточные таблетки. Вероятно, их имел в виду Джефф, не так ли? — О… — Сара бросила испуганный взгляд на мужа и подумала, стоит ли ей лгать. Но она зашла слишком далеко, чтобы прибегать к таблеткам. — О да, но… Джеффри побледнел. — Но что?.. — Его голос стал низким и взволнованным, а она ответила почти шепотом: — Нет, я ничего не принимала. В глазах Джеффри загорелся загадочный огонек. — Ничего? — воскликнул он, весь превратившись во внимание. — Тогда ты действительно, может быть, беременна. — Нет! — возразила Сара, совершенно забыв про врача. Джеффри нахмурился, он, казалось, был раздражен. — Откуда ты знаешь? — Знаю, вот и все! Том Ройс подался вперед. — Когда вы в последний раз были у своего гинеколога, Сара? Она, пораженная, повернулась к нему. — Я… э… прошлым летом. — А когда у вас был последний цикл? Несколько секунд Сара сидела так тихо, что от бешеного стука сердца ее стройное тело, казалось, все содрогалось. Она вновь посмотрела на Джеффри и отвернулась. — Не могу сказать точно. Я… я все время так занята. Пожалуй, я сбилась со счета. Не оставалось сомнений в том, что Джеффри был раздражен. Это чувство выражалось очень отчетливо и, пожалуй, граничило с гневом. — Что это еще за история? Черт возьми, ты во всем такая компетентная и думаешь, что я поверю, что ты можешь сбиться со счета в таких простых вещах… — В этом нет никакой связи! — Правильно, если только ты не беременна! — Но я не беременна! Доктор похлопал Джеффри по плечу. — Успокойтесь, — бросил он, взглянув на него через плечо. — Это относится к вам обоим. По-моему, было бы неплохо обратиться к специалисту. Вам надо будет сдать несколько анализов крови и, по-моему, попринимать витамины. Во всем остальном любой врач, к которому вы обратитесь, без труда разберется. Если хотите, я позвоню вашему доктору и расскажу ему о своем визите к вам. Сара выдавила из себя мимолетную улыбку. — Все в порядке. Он в Нью-Йорке. Когда я вернусь туда на следующей неделе… — Ни в коем случае, — вмешался Джеффри, глаза которого сверкали от бешенства. — Ты сходишь к кому-нибудь здесь. На этой неделе. — И он повернулся к своему другу. — Кто у нас тут самый лучший? Врач вынул из кармана пиджака блокнот и написал имя. Было очевидно, что он полностью поддерживает решение Джеффри. Вырвав листок, он в обход Сары протянул его Джеффри. Сара была взбешена, что в ее состоянии не шло ей на пользу, к тому же всю ночь она провела без сна. Сара все еще кипела, когда на следующее утро Джеффри повез ее на прием к лучшему акушеру-гинекологу. Она понимала, что ее гнев срабатывает как защитный механизм, спасая ее от смеси страха, надежды и замешательства. А от этого недуга у врачей нет лекарства, а ей было необходимо как можно скорее узнать свой диагноз. Глава десятая — Вы точно беременны, — объявил врач, когда Сара даже еще не успела подняться с гинекологического кресла, на котором проводился осмотр. Подав руку, врач помог ей сесть. — Вы уверены? — прошептала она. Добрая улыбка доктора была тщетной попыткой ослабить ее явное напряжение. — Я слишком долго занимаюсь этим делом, чтобы не распознать самых очевидных признаков. Сопоставляя то, что вы мне рассказали, и то, что я только что увидел, можно сказать, что вы на третьем месяце. — Он остановился, несколько озадаченный. — Чего я не понимаю, так это почему вы не заподозрили этого раньше. — Я вообще ничего не подозревала! — возразила Сара, и ее круглые от изумления карие глаза округлились еще больше. — Вы молоды, недавно вышли замуж. Вы не применяли никаких противозачаточных средств. Вы, несомненно, знали, что это может произойти. — Вовсе нет! — Сара смотрела на доктора беспомощно и смущенно. — Я не могу забеременеть. Мне говорили, что… — Кто говорил? — Врач, который делал операцию. — Ага, значит, я чего-то недопонял. — Наклонившись над краем лабораторного стола, он потер подбородок. — Вы мне говорили, что перенесли только обычную операцию по поводу аппендицита. — Это вы сказали, обычную, а я сказала — аппендицит. — Тогда было что-то более серьезное? Она посмотрела вниз на свои нервно сжатые руки. — Да. Видите ли, началось с аппендицита, боли и все такое. Но во время операции обнаружили кисту яичников. Когда операция закончилась, у меня осталась едва ли половина одного яичника. — Сара в замешательстве посмотрела на доктора. — Тогда мне было пятнадцать лет. И мне сказали, что у меня практически нет шансов когда-либо забеременеть. Это было ужасно. — Поколебавшись, она бросила взгляд на прикрытую дверь, за которой сидел ее муж. — Джеффри пришел к выводу, что я принимаю что-то, а мне… мне не хватало смелости прямо рассказать ему все. Доктор пристально изучал ее. — Так вы рады, что у вас будет ребенок, не так ли? Это был наиглавнейший вопрос. Ну, конечно, она рада! Взволнована, ошеломлена! Но как быть с Джеффом и их уговором? Из-за ребенка все неизбежно изменится. Но в какую сторону? В лучшую или худшую? — Да, пожалуй. — Она слабо улыбнулась. — Это так внезапно. Я просто не могу в это поверить. — Можете, Сара, еще как. Уж поверьте моему слову! — Разгибаясь, доктор глубоко вздохнул. — Ладно, а теперь можете одеваться. Я пойду сообщу приятную новость вашему мужу, а потом хочу поговорить с вами обоими. Наверняка у вас будут вопросы. Вопросы, которые были у Сары, она хотела задать не доктору, а Джеффри. Но тот был полон намерения порасспросить врача, что он и начал делать еще до того, как Сара, бледная и нерешительная, появилась на пороге кабинета. Из них двоих доктор выглядел более приветливо и спокойно. — Пожалуйста, садитесь, Сара. Джеффри как раз спросил, как долго вы еще будете испытывать приступы усталости. Сидя подле Джеффри, Сара была настолько поглощена анализом его интонаций, выражения его лица, его напряженной позы, что едва слышала хоть слово из того, что рассказывал доктор. Ей лишь удавалось кивать в подходящие моменты и временами произносить «да» или «хм». Чтобы не усугублять и без того запутанную ситуацию, она позволила Джеффри взять рецепт на ее витамины и положить его в карман, договориться с врачом о следующем посещении, проводить ее до машины и отвезти домой. Лишь когда они вошли в дом, Джеффри обернулся, к ней с мрачным выражением лица и сказал жестким тоном: — Строгий постельный режим двое суток. Так сказал доктор. Иди наверх. Я сам позвоню в Нью-Йорк. — Я могу… — Я это сделаю. — Джеффри сердито сверкнул глазами в ответ на ее протесты, повернулся к ней спиной и скрылся в библиотеке, многозначительно хлопнув за собой дверью. У Сары не было ни желания, ни тем более сил окликнуть его. Она направилась в постель для того лишь, чтобы обнаружить, что бушевавшие в ее душе чувства не дают ей покоя. Ей надо было подумать, переварить случившееся, пересмотреть свои жизненные приоритеты, чтобы освободить место для чуда, вошедшего в ее жизнь. Встав с постели, она надела джинсы и свитер и нашла себе убежище в солярии наедине с растениями и своими мыслями. Джеффри был зол, она это знала. Когда он просил ее выйти за него замуж, он не договаривался о своем ребенке. А теперь на него ляжет новая ответственность, выполнение которой растянется на период значительно более продолжительный, чем тот, который они себе назначили. Прижав пальцы к губам, Сара сама ощутила бремя этой ответственности. Затем совершенно неожиданно она возмутилась. А чего он ожидал? Он никогда не задавал ей вопросов, а просто полагался на то, что она принимает меры предосторожности. А он сам? Это была их общая ответственность; в данном случае ему надлежало играть не менее активную роль, чем ей. Впервые с тех пор, как Том Ройс произнес слово беременная, лицо Сары осветила нерешительная улыбка. Она беременна, действительно беременна! Прожив почти полжизни с уверенностью, что это невозможно, она ожидает ребенка! И ребенок этот — ребенок Джеффри, что может быть прекраснее? Только одно: чтобы Джеффри любил ее, но Сара отогнала от себя эту мысль как нереальную. О да, он будет более чем охотно заботиться о ней и ребенке. В конце концов, была еще и Лиззи, которой нужна мать. Что может быть лучше, чтобы привязать Сару на неопределенный срок? Нельзя сказать, что такая перспектива казалась ей неприятной. Напротив. От мысли о том, как они будут жить вчетвером — она, Джефф, Лиззи и новорожденный, — Сара просияла. Однако в то время как одна половина ее «я» воспринимала известие как величайший дар судьбы, другая ужасалась тому, на что будет похожа их жизнь с Джеффри, исполненная постоянного антагонизма. Она уже однажды прошла через это и сомневалась, что выдержит это вновь, будь то с младенцем или без него. Она теперь сама себе хозяйка. Если понадобится, она вырастит ребенка и одна. — Я же, кажется, сказал, чтобы ты лежала в постели! — Раздался от двери яростный крик. Сара резко обернулась и увидела приближавшегося к ней Джеффри. Его слова прозвучали столь деспотично, что она сама пришла в ярость. Пора ей, наконец, дать ему отпор. — А я, видите ли, не пожелала подчиниться, возразила она, вздернув подбородок. — Ты слышала, что сказал доктор: строгий постельный режим. — А согласился с ним ты. Если ты так намерен его слушаться, сам и иди в постель. А я буду поступать, как захочу. — Продемонстрировав независимость, Сара почувствовала странное облегчение. Или ей просто придал уверенности удивленный блеск в глазах Джеффри, вызванный ее протестом? Она смотрела, как Джеффри прошел в дальний угол солярия, повернулся и оттуда стал внимательно ее разглядывать, а затем медленно отправился назад. Она стояла прямо, отказываясь отводить взгляд, сознавая, что, настаивая на своем, ничего не потеряет. Пора им, наконец, поговорить начистоту. И в этот момент она не желала, чтобы ей помыкали. Она не знала, на что рассчитывала, может быть, продолжать спор, может быть, что Джеффри повернется и уйдет. Чего она не ожидала, так это того, что черты его лица внезапно смягчатся. А когда он заговорил, его слова оказались для нее не менее неожиданными. — Наверное, я должен перед тобой извиниться, Сара, — спокойно начал он, стоя прямо перед ней, глубоко засунув руки в карманы. — Ты же на самом деле ничего такого не желала. Это я втянул тебя в эту историю и сознаю, что принес тебе множество всяких неприятностей. Когда он на секунду умолк, Сара затаила дыхание. Мало того что она не знала, что ответить, она почувствовала, что надвигается нечто новое, куда более значительное, чем просьба о прощении. Такого выражения лица она не видела у Джеффри никогда: это была смесь силы и униженности, одновременно невинность и опыт. Странно было бы его деловым партнерам увидеть его в этот момент. Так вот оно что! Кажется, он начинает договариваться еще раз, хотя совсем не так, как тогда, в ноябре. Глядя на него, она ожидала, что услышит новое предложение. — Я много думал, — ровным голосом продолжал он. — В свете того, что произошло, я чувствую, что должен предложить тебе свободу. — Он не обратил внимания на то, как она побледнела. — Разумеется, было бы слишком жестоко требовать от тебя, чтобы ты летала туда и обратно, выбиваясь из сил, а я никогда бы не мог попросить, чтобы ты отказалась от своего бизнеса. В конце концов, ты же прежде всего Сара Маккрей, и так и должно быть. Ты так же всей душой предана своей компании, как моя мать была предана своей. Жаркая волна гнева затопила Сару. Сжав кулаки, не веря услышанному, она округлила глаза, она бы ему сказала… если бы Джеффри не продолжил спокойным тоном: — Я дам тебе все, что ты пожелаешь, Сара. Разумеется, тебе будет выделена значительная сумма, и ты сама решишь, стоит ли тебе рожать или… — Если я решу… — в ужасе прошептала она. Джеффри был невозмутим. — Если ты решишь рожать, я, разумеется, поддержу твое решение. Вообще, если ты предпочтешь родить ребенка, но окажется, что он не вписывается в твою нью-йоркскую жизнь, я буду рад взять все заботы о нем на себя. Я не буду ограничивать тебя в праве на посещение. — В праве на посещение? — Сара повторила эти слова, не в силах сразу постичь их смысл. Выходит, Джеффри говорит о разводе таким бесстрастным тоном, делая различные предложения о судьбе их еще не родившегося ребенка? Значит, все это было фарсом — теплые часы, проведенные ими вместе, нежные взгляды, физическая близость? Он может так просто от всего этого отказаться? — Я не верю тебе, — пробормотала она, в то время как у нее подгибались колени, а внутри все дрожало. — Я не верю тебе! — Я говорю серьезно, — настаивал он, сбивая ее с толку своим дружелюбием. — Твоя жизнь пошла кувырком, и это моя вина. Я сделаю все, что ты захочешь, чтобы исправить положение. — Он сделал паузу, внимательно глядя ей в лицо. — Ты знаешь, как мне хотелось ребенка, но я все организую, если ты решишься на аборт. — Аборт? — Она внезапно охрипла, а потом громче повторила: — Аборт? — Теперь Сара затряслась от злости всем телом. Она невольно отступила назад, ощутив озноб, хотя при этом вся горела. — Я не хочу делать аборт! И я не хочу разводиться! — После всего, что он сделал, он собирается от нее избавиться. Никогда в жизни Сара не испытывала такого гнева. Снова подавшись вперед, она уперлась пальцем ему в грудь. — К твоему сведению, ты увяз в этой истории по самые уши. И я вовсе не намерена спускать тебя с крючка. — Ее голос повысился на пол-октавы. — Кем ты себя воображаешь, что смеешь распоряжаться человеческими жизнями? То, что у тебя всегда было все, что душе угодно, вовсе не дает тебе на это права! И никогда, никогда больше не сравнивай меня со своей матерью! Она была безжалостной женщиной, в которой не было ни капли тепла. Пока я жива, я останусь более человечной! — В раздражении она всплеснула руками и резко пошла прочь, но вдруг остановилась, обернулась, подбоченилась и продолжила свою тираду: — Мне следовало этого ожидать. Я должна была знать. Один раз ты уже так поступил: дал мне уйти с тем же равнодушием, с каким увольняешь слуг. — Она попыталась перевести дыхание и успокоиться, но все было тщетно: бешенство овладело ею. — Так вот, на этот раз это у тебя не получится, Джеффри. Я не дам так просто от себя избавиться. Теперь тебе не удастся вышвырнуть меня вон. И предупреждаю тебя, без борьбы я не сдамся. — Сара смерила его тяжелым взглядом. — И я не продамся. Мне не нужны твои деньги! Моему ребенку тоже. Но у меня будет муж, а у моего ребенка — отец. И я буду матерью Лиззи… — Глаза ее сузились, а голос, в котором слышался вызов, стал тише. — …Пока ты не докажешь, что я не подхожу для этого. Всплеск эмоций вдруг стал стихать. Внезапно замолчав, Сара испытала от своих слов не меньшее удивление, чем от тех, на которые она отвечала. Глаза ее стали печальнее, щеки бледнее. — Потому что я хорошая мать, Джефф. И я буду любить ребенка. И что бы ты ни сказал, я горжусь собой, тем, что мне удалось совместить семью с карьерой, что я сделала то, что сделала. Чувства быстро брали над ней верх. Опустив глаза, Сара стала рассматривать мраморный пол, но не нашла утешения в его причудливом орнаменте. Когда она вновь подняла глаза и заговорила, голос ее звучал из самых глубин ее души: — Мне не нужно было выходить за тебя замуж, чтобы открыть свой западный филиал. У меня достаточно и средств, и связей. Тебе это, несомненно, известно. — Запнувшись, она все же продолжала: — Почему, по-твоему, я все же согласилась на этот брак, если не затем, чтобы восполнить в своей жизни то, чего мне не хватало? Когда-то мы питали большие надежды. Разве ты не понимаешь, что я хотела вернуть то, что мы некогда потеряли? — Глаза ее затуманились, а голос упал до шепота. — Тебе не приходило в голову, что я, может быть… может быть, снова полюбила тебя? Слыша, что говорит, Сара разозлилась на самое себя — за то, что действительно влюбилась, за то, что призналась в этом. Не в силах разглядеть сквозь слезы лицо Джеффри, она уцепилась за остатки своей рассыпавшейся на глазах гордости. — Скажу тебе одну вещь. Теперь, когда я, наконец, нашла то, что делает мою жизнь полнокровной, я не собираюсь это терять! Тебе удавалось так хорошо разыгрывать любовь в последние два месяца… что ты можешь, черт тебя подери, гордиться собой! Резко повернувшись, чтобы уйти, не теряя достоинства, Сара пересекла комнату и дошла до двери, но обнаружила, что та заперта. Она нажала на ручку и дернула, снова нажала и снова дернула, но защелка не поддавалась. Оглянувшись, Сара увидела на лице Джеффри самодовольную улыбку. И тут же поняла, что он запер дверь на предохранитель, что он вовсе не желал отпускать ее, что бы ни говорил, осознала, что заглотнула наживку, как он на то и рассчитывал. — Ты блефовал! — в гневе воскликнула она. Джеффри медленно подошел к ней. — Это правда — и это сработало. — Его улыбка становилась все шире, и ямочка на щеке стала безжалостно соблазнительной. — Настало время, чтобы один из нас выложил всю правду. Я лишь дал тебе небольшой толчок. — Ты воспользовался моей слабостью, — упрекнула Сара, но ее возмущение было вымученным. На самом деле она не знала, что ей чувствовать, ярость или облегчение. — Это нечестно! В моем состоянии трудно разбираться в твоих лукавых маневрах. — Леди, что касается маленького представления, какое вы здесь устроили, то, по-моему, вы в отличной форме для того, что у меня на уме. — Не говоря больше ни слова, он притянул ее к себе и поцеловал долгим и крепким поцелуем, утверждая свои права на нее. Когда она, наконец, высвободилась, у обоих кончилось дыхание. Но у Сары не было ничего решено, за исключением того, что он все еще находил ее привлекательной. При необходимости она всегда сможет положить этому конец. — А ты, Джефф? — спросила она, выпутываясь из кольца его рук. — Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю. Когда он взглянул на нее сверху вниз, на лице его появилось выражение пронзительной нежности. — Я люблю тебя, Сара. Я хочу, чтобы ты навсегда осталась со мной. Ты нужна мне. Разве ты этого не видишь? Услышав в его тоне настойчивые нотки, Сара разрешила себе осторожную надежду. — Я хочу видеть это, но… иногда это бывает нелегко. Случается, что ты кажешься таким далеким, когда я не знаю, о чем ты думаешь, и боюсь сказать тебе, о чем думаю я. — Мы не разговариваем. Она осмелилась слегка улыбнуться. — Ты хочешь сказать, мы говорим, но не разговариваем. — Именно. И нам предстоит это изменить. С этого момента пусть у нас будет что на уме, то и на языке. — Я люблю тебя, — прошептала она с мгновенной покорностью. — А я люблю тебя, — ответил он, протягивая ей навстречу руки приглашающим жестом, которого она ожидала. Не колеблясь, она прижалась к нему всем телом, совершенно выдохшаяся, но полная страсти. — Здесь твое место, — сказал Джеффри. — Никогда не забывай этого. — Он еще сильнее притянул ее к себе, зарываясь лицом в золото ее волос. — Я люблю тебя, Сара Маккрей Паркер. Я люблю тебя. Сара никогда не слышала столь восхитительных слов. — Правда? — спросила она, стараясь поверить в то, что ее мечты могут исполниться. — О да, — простонал он, вздрогнув. — Я люблю тебя. — Они стояли, обнимая друг друга, выражая желания своих сердец. Когда, наконец, Джеффри пошевелился, то лишь затем, чтобы взять ее на руки и понести к двери. — Ключ, — хрипло прошептал он. — В кармане моей рубашки. Покопавшись, Сара, в конце концов, достала ключ, остановившись на полпути, чтобы запечатлеть нежные поцелуи на его шее вблизи воротника. Ее кожу, казалось вдруг обдало жаром. — И сколько бы ты продержал меня так взаперти? — Пока ты не решила бы остаться. Она держала перед ним ключ. — Я сдалась очень скоро, не так ли? Он посмотрел на нее с обожанием. — Очень скоро. — Потом указал головой на дверь. — Открой ее. — А что, если я этого не сделаю? В каждой игре два игрока, как тебе известно. Я помню одну интересную ночь, которую мы провели как раз здесь. — Открывай, — прорычал он. Она нагнулась и открыла дверь. — Куда ты меня несешь? — Я только следую указаниям врача? — Указаниям врача? — Угу. Он прописал тебе постельный режим, и ты будешь его соблюдать. — Но, Джефф… — Не спорь. Она и не спорила. Потому что, в конце концов, он нес ее… в свою кровать. Наконец- то. Двое суток спустя она оставалась на том же месте, когда Джеффри ворвался в комнату с тем же полным любви выражением, которое не сходило с его лица со времени их объяснения. Наклонившись над ней, он ласково и медленно поцеловал ее, а потом выпрямился, чтобы скинуть пиджак и бросить его на стул. — Ты рано пришел сегодня, — с удовольствием отметила она, глядя, как Джеффри выкладывает на ночной столик блокнот. Он широко, с любовью улыбнулся. — Что-то я не мог сосредоточиться. Потом поднял подбородок и потянул за конец галстука. — Смешно, но в последние дни это стало моей постоянной проблемой. — О? — Не говори это «о?» с таким невинным выражением лица. Уверен, что ты точно знаешь, в чем заключается эта проблема. — Галстук упал поверх пиджака, и Джеффри занялся пуговицами рубашки. Сара наблюдала за ним как завороженная, ощущая, как растет в ней возбуждение. Снимая брюки, он, в конце концов, сказал: — О'кей, теперь можно. Что у тебя сейчас на уме? — Сейчас? Я думала, как я обожаю твое тело. — Выскользнув из-под одеяла, она села на кровати, потянувшись к нему. Джеффри с жаром подался вперед, увлекая её вместе с собой обратно на постель и осторожно укладывая на подушки. И так они лежали, со сплетенными вместе руками и ногами, а их лица разделяло расстояние всего в несколько дюймов. Сара откинулась назад, устраивая голову на его плече. — Как чудесно! — Правда? — спросил он с шаловливым блеском в глазах. — Угу. Он поцеловал ее еще раз, очень нежно, потом погладил длинную прядь волос, отводя ее от ее щеки, и стал вдруг серьезным. — Я говорил тебе когда-нибудь, почему ждал, пока мне исполнится двадцать восемь лет, чтобы жениться? — Я считала, потому, что у тебя было все, что ты хотел, и без женитьбы. Эта мысль беспокоила меня чуть ли не больше всего, когда в наших отношениях появилась трещина. Я спрашивала себя, почему ты женился на мне, когда вокруг было столько других, более искушенных женщин, которых тебе было достаточно, поманить пальцем. — Я их не хотел, Сара, я хотел только тебя. У тебя единственной было то тепло, в котором я нуждался. Ты была другая. Ты была живая. И ты по-прежнему сохранила все это и приобрела нечто большее. О! — Высвобождаясь из ее объятий, он вскочил с постели. — Джеффри, куда ты… — Ты настолько свела меня с ума, женщина, что я не могу думать как полагается! Я же пришел не за этим, у меня была другая цель, из-за которой я вернулся домой пораньше. — Нагнувшись к стулу, Джеффри сунул руку в карман пиджака и достал коробочку, завернутую в белую бумагу и перевязанную шелковой ленточкой. — Зачем это? — спросила Сара, рассматривая коробочку, которую он ей протягивал. — Это… затем. — Затем? Он ухмыльнулся. — Затем. Открой. Посмотри. Не сводя с него подозрительного взгляда, Сара осторожно развернула коробочку, и, как и предполагала, это оказалась коробочка для кольца. — Джеффри… что… — Осторожно открыв ее, Сара увидела великолепный неоправленный бриллиант. Поворачивая его, она рассмотрела бриллиант со всех сторон, и ее наметанный глаз ювелира легко определил его ценность. — Он восхитителен. Но я не понимаю… — Это тебе, Сара, Я хочу, чтобы ты сделала для себя кольцо. — Но я никогда не работала с бриллиантами. — Я это заметил. Но почему? Ты работаешь с рубинами, сапфирами и изумрудами. Почему не с бриллиантами? — Потому что… Потому… — Только честно… — Честно? Потому что в моем представлении бриллианты всегда связывались с обручальными кольцами и обещаниями счастья. — А ты думала, что у тебя ничего такого не будет? — Пожалуй. — Значит, ты была не права. Вот и все. — Но мы никогда не были обручены. — Нет, — согласился Джеффри, не смущаясь. — Этим кольцом я говорю тебе спасибо. — За что? — спросила она лукаво. — За то, что ты такая, какая ты есть. За то, что ты любишь меня. Что приняла в свое сердце Лиззи. — Джеффри провел рукой по ее животу. — За то, что обещаешь подарить мне ребенка. Сара в волнении взяла одной рукой бриллиант, а другой притянула его руку к своей щеке. — Я все еще не могу поверить, что беременна, — застенчиво шепнула она. — Я так долго думала… Заключив ее в объятия, Джеффри крепко прижал ее к себе. — Когда я думаю о том, как ты жила наедине с этой страшной мыслью, у меня начинает болеть душа. Это было несправедливо, Сара. Я любил тебя. Я заслуживал, чтобы ты поделилась со мной своим страхом. А если бы ты обо всем мне рассказала, мы избежали бы непонимания хотя бы в одном вопросе. — Я была так молода, Джефф. Я чувствовала себя не в своей тарелке с того самого момента, как вошла в этот дом. И, помимо всего прочего, признаться тебе, что я не могу родить… я просто не могла! — Но посмотри на себя. — Джеффри весь светился. — Я бы не сказал, что ты здесь не в своей тарелке. И потом, даже тогда я любил тебя просто так, не за то, что ты что-то могла или не могла сделать. Глядя сверху вниз на ее обращенное к нему лицо, он поцеловал ее вначале в глаза, потом в кончик носа и наконец, в губы. То, что они испытывали, было выше страсти — это было чувство бесконечного тепла и нежности. Отстраняясь от нее, Джеффри поднял камень, чтобы посмотреть его на свет. Он разглядывал его, поворачивал, а потом осторожно положил на ночной столик. Запустив руки в волосы Сары, большими пальцами стал нежно гладить ее щеки. — Ты помнишь наш первый разговор о драгоценных камнях? — мягко спросил он. — Мы были в коттедже, наверху, у тебя в мастерской, и я спросил тебя, что ты любишь больше всего. Ты говорила о самых ярких и прозрачных камнях. О неповторимых. Именно так ты тогда выразилась. Помнишь? — Да, — прошептала она. — Знаешь, что? Ты ценнее любого из них. Ты блестящая и яркая. И ты неповторимая. Я не знаю никого в мире, у кого было бы столько граней, каждая из которых была бы столь сверкающей и несравненной. — Джеффри, — тихо проворковала она, переполненная радостью, однако смущенная. — Если ты не будешь поосторожнее, у меня начнет пухнуть не только живот, но и голова. Он втянул в себя воздух. — Это было бы прекрасно. — Потом он наклонил голову и выразил в поцелуе все, что переполняло его душу и сердце; — Ты прекрасна, — вновь выдохнул он прямо ей в губы. И не успела она ответить, как его руки потянулись к ней, сжимая ее грудь, лаская талию и бедра, делая ее реальной. Для Сары это также было время открытий. При дневном свете она замечала каждую тень, каждый изгиб на теле Джеффри. Она разглядывала его, изучала, проводя руками и губами по всей поверхности и наслаждаясь его мужественными формами. У нее были любимые места — мягкий участок на груди, прямо под ключицами, и гладкий, более бледный около бедра, точка на шее, где бился пульс, все учащавшийся по мере продвижения ее пальцев. Ее волновало сознание своей способности до предела возбудить этого мужчину, приносившее ей не меньшее наслаждение, чем собственное растущее влечение — Когда Джеффри склонился над ней, она охотно подвинулась, освобождая ему место. Его кожа была горячей, и чувственное трение пронизывало жаром ее бедра. Он снова поцеловал ее, языком и губами. Потом, видя, как в ее глазах светится любовь, он вошел нее. — Ах, Джефф! — Знаю, Принцесса. Я знаю. — С минуту они застыли, тесно прижавшись и полностью наслаждаясь тем, что нашли друг в друге. Потом он начал двигаться, и ясность мысли исчезла под властью ослепляющей силы любви. Луч солнца пробился сквозь шторы и упал на бриллиант, сверкающий предвестник их будущего. Внимание! Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст, Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий. Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.