Заря
Арин 








Элес: страна — город. Странная страна. Она процветает, но люди ненавидят своего правителя. Целительство почитается, но магия находится под запретом, а пойманные носители Таланта исчезают в неизвестном направлении. Почему так — никто не знает. И люди живут, просто живут, не подозревая, какая суть скрыта за темными тучами, которые на заре скрывают небо.






Арин

ЗАРЯ





Пролог


В землях Элéс начиналось утро. Небо постепенно розовело. Облака плотной стеной закрывали небосклон, не давая пробиться прямым лучам солнца; отчего свет лился на землю равномерно, и город приобрел кроваво-красный оттенок.

Но недолго небеса давили пурпуром. Время шло. Солнце поднималось все выше, и рассветный сумрак сменялся ясным утренним светом. С приходом его оживал и мир. Начинали раздаваться голоса. На улицах стали появляться люди, ремесленники открывали свои лавки.

Единственным безмолвным местом был темный замок, что находился в восточной части города. Его громада казалась непобедимой и в тоже время вызывала чувство какой-то неестественности. Будто ему чего-то остро не хватало. Но никто не думал об этом, так как на крепость, казалось вырастающую из горного хребта, никогда вблизи не смотрели. Даже мельком. Боялись…




Глава 1


Если нельзя избежать опасности, что толку в трусости, которая все равно не защитит тебя?

    

Древнеиндийское изречение






Она бежала со всех ног, задыхаясь, но не смея остановиться. Остановка была равносильна смерти, а умирать в семнадцать лет захочет разве что патологический неудачник. А если у тебя, ко всему прочему есть магический Талант, то жизнь становится раз в десять и любимей, и дороже. К сожалению, этот же Дар способен укоротить её до немедленной казни. Например, он заставил тебя, падая с лестницы, сделать землю более мягкой. На Заре! Это ж надо было додуматься! И конечно, это стало сигналом для патрулей Стражей — единственных дозволенных магов, если не считать целителей. Да и считать этих, с позволения сказать, «магистров» магами нельзя: они обычные травники; тех из них, кто был носителем Таланта очень мало.

На этой «оптимистичной» мысли Юриль споткнулась о булыжник, не известно как оказавшийся на всегда тщательно прибираемой дороге, и растянулась на мостовой. С опорой под ногами исчезло и призрачное спокойствие, тут же сменившееся паническим ужасом, когда в такт сердцебиению раздался вдалеке стук копыт.

«Стражи», — пронеслось в голове, затопив остатки разума, заставив рывком подняться, и бежать, уже не разбирая дороги. Все вселяло страх. Красные от зари стены «давили» сверху мрачностью и темнотой.

По лицу хлестнула ветка, принеся острую боль и выбивая землю из-под ног. В глазах потемнело, все слилось в одно багровое пятно; но животное желание жить было слишком сильно, чтобы просто остаться лежать. И снова: улица — двор — арка — улица… Свернуть в угол…

Крик стеклянным звоном разнесся по городу… И стало тихо…

* * *


Дневное светило вышло на небосклон, но было еще слишком рано, и большая часть города спала беспробудным сном. Скоро, совсем скоро он оживет весь, но пока бодрствовали лишь неуемные «жаворонки».

Солнечный свет почти не проникал в тихий сумрак лавки, придавая таинственности. В воздухе витали терпкие запахи трав, лучше вывески сообщая о том, что здесь производят. Мирно булькал котел на огне, будто жалуясь на слишком трудолюбивого хозяина. Тикали часы.

Но, похоже, не один целитель встал ни свет ни заря. Тихое «Дзинь» серебряного колокольчика возвестило о приходе клиента. Из другой комнаты, тут же вышел на встречу молодой травник. Русые кудрявые волосы подвязаны шнурком, на атлетически сложенном (что было, как ни странно, характерно для всех травников) теле серый немаркий костюм и фартук, когда-то тоже серого, а теперь разноцветно-пятнистого цвета.

— Доброе утро, вила[1 - Вила (вийлы — мн. ч.) — уважительное обращение к старшей по возрасту женщине.] Леста. Пришли снова за мазью или что-то еще? — он вежливо улыбнулся и зашел за прилавок.

— Для кого доброе, Орнет, а для кого не очень. Да я снова за мазью, ноги все ёще побаливают, — женщина достала пару монет и положила на стол. Знахарь же заинтересованно взглянул на неё и, отдав ей баночку с зельем, спросил:

— Что же случилось?

— А ты не слышал? — изумилась посетительница, — эти проклятые Стражи опять кого-то поймали. Похоже девушку. Крик этот у меня до сих пор звенит в голове.

— Да, вопила она громко, — он достал из шкафчика пучок трав и стал нарезать, будто не замечая изумленного взгляда собеседницы, — но знаете, за месяц ловят столько людей, что терзать душу из-за каждого — самому рехнуться можно. Да, жалко, но ведь вы даже имени этой девушки не знали.

Его слова были для женщины, как удар молнии. Не веря своим ушам, она тихо произнесла:

— О Духи! Орнет! Что с тобой стало?! Ты был таким отзывчивым мальчиком! — тот ничего не ответил, и клиентка пошла к выходу.

Дверь хлопнула, звякнул колокольчик. Юноша, спокойно продолжал изготавливать эликсир.

В это же время из внутренней комнаты выглянула русая девушка, осмотрелась — нет ли еще кого, и наигранным удивлением сообщила, — Какой ты оказывается жестокий, — после чего нагло ухмыльнувшись, села верхом на стоящий у стенки стул.

На первый взгляд она бы произвела впечатление отпетого сорванца, но на второй стало бы видно, как не сочетается такая улыбка с грустными серо-голубыми глазами и тонкими чертами лица, склонными скорее к задумчивости, чем к смеху и веселью.

Но травнику хватило и этого:

— Тебе смешно? А мне не очень, — запалив специальную свечу, парень с укором посмотрел на неё, — зачем было так орать, я чуть не оглох.

— Я тогда очень испугалась, — она насупилась, — и вообще, кем, по-твоему, ты должен был мне показаться в темноте?

— Ладно-ладно, не ярись, я сам еще не отошел, — жидкость, капнутая в чашу, зашипела и испарилась, оставив бурую массу, когда-то бывшую мелко нарезанными травами, — ты представь себе: спокойно работаешь, как за окном проносится твоя племянница. Я удивился, что не поседел, тебя вытаскивая.

— А ты работаешь на заре? Зачем? — удивление в её глазах странно сочеталось с любопытными огоньками загоревшимися, как только в поле зрения девушки попались книги.

— Юрии-иль, — на губах Орнета появилась необидная усмешка, — неужели ты не замечала, что лучше всего колдуется именно в это время, от чего и сдерживать себя тяжело. Именно поэтому работаю я на заре: если магия действует лучше, то алхимия и подавно. С другой стороны, — голос его погрустнел, — это очень на руку Стражам: и колдовать легко, и ловить неугомонных магов легче.

— А как ты себя сдерживаешь? — вовремя отобравшая книгу у Юриль, рука целителя не дала её любопытному носу сунуться в фолиант.

— Дело привычки. Поживешь в корпусе учеников — научишься. Тут уж «хочу — не хочу» не действует: жить-то хочется.

— Что?.. — смысл сказанного не сразу дошел до разума девушки-, с чего ты подумал, что я пойду в целители?

Знахарь изобразил удивление:

— А ты разве не хочешь стать путным магом?

— Хочу. Но разве для этого надо знать, как лечить простуду? — еще одна попытка взять без спросу книгу закончилась для Юриль легким подзатыльником.

— Целительство — это основы алхимии. Без неё ты не сможешь пробиться дальше вызова примитивного огонька.

— А ты не можешь сам меня учить?

— Не могу, — Орнет закатал рукав правой руки и показал витиеватую татуировку, — рунное заклятье сохранения тайны отменить нельзя.

— Ну, если так…

— Все так. Кстати, набор будет через неделю, и подготовиться надо заранее. Поэтому, послушай сейчас, что я тебе расскажу…

* * *


Долго же я просидела у дяди. Уже полдень и даже странно, что нам никто не помешал.

Я шла по дороге и переваривала все, что он мне сказал. Поведал он много, и вдохновения услышанное не придавало. Наоборот: хотелось забиться куда-нибудь и, чтобы ни трогал никто. Слишком сложно не ошибиться, слишком опасно, слишком страшно… И еще много «слишком» — столько, что ноги подкашиваются. Но Орнет прав — иначе нельзя. Алхимия слишком важная вещь, что бы ею пренебрегать. Ни много — ни мало: Законы Мира. Умение «видеть» мир и использовать «увиденное». Только… среди десяти людей имеющих Талант целителем становился всего один. Остальные…

Хорошо, что у меня есть дядя. Предупредил, подготовил, объяснил. Ведь у многих нет и этого. Будем надеяться, что поможет: среди определенных кругов Орнет всегда был известен своей быстрой реакцией на происшествия, чего у меня не будет и в помине. А корпус учеников — лучшая ловушка для магов. Многочисленные проверки, меченые книги (для особо любопытных), Стражи — наставники и самое главное: «Никогда не используй магию, иначе не заметишь, как попадешься».

Последнее звучит особенно «жизнерадостно»…

— С вами все в порядке? — неожиданно донеслось из-за спины, заставив меня вздрогнуть и понять, что я уже пять минут стою на одном месте.

Я обернулась и посмотрела на окликнувшего меня. Это был молодой парень, невероятно бледный; с черными, как смоль волосами и зелеными глазами. Последние смотрели совершенно равнодушно, ясно говоря, что далеко не беспокойство о моем здоровье заставило его окликнуть меня. Злость неожиданно забурлила во мне, выплескивая через себя все раздражение и стресс скопившееся за последние сутки:

— Да! Было! — я часто встречала таких парней! Для них наибольшее удовольствие: подкрасться сзади и заорать со всей дури — Что за манера: пугать людей!

Тот даже ухом не повел, подтверждая моё мнение о себе. Решив не тратить время понапрасну, я продолжила свой путь, желая побыстрее забыть этот инцидент — и без него волнений хватало.

— Я рад, что с вами все хорошо. Простите, что напугал, — вдруг произнес он, мгновенно остудив весь мой гнев. Разве виноват он во всех бедах? И что я на него взъярилась? Мне стало стыдно, и хотела было тоже извиниться, но когда обернулась… его не было. Ни рядом, ни вдали.

«Галлюцинации, — пронеслось в голове, — реакция организма на стресс и недосып. Рекомендуется пойти домой и лечь спать».

Я помотала головой. Бр-р-р. Пообщаешься с дядей и начинаешь выражаться, как он. Притом, что половину слов я не понимала. Ну ладно. Совет все-таки был дельный, и я решила ему последовать.

* * *


Раз в году ворота Замка открывались не для того, чтобы выпустить патрули Стражей.

Раз в году Замок принимал молодых людей, стремящихся узнать хоть что-то о мире.

Раз в году проходил набор в корпус учеников.

Люди боялись Замка; но каждый раз, в этот день, группа юношей и девушек уходили из дому, чтобы вернуться через семь лет или не вернуться никогда.

Я прошла вместе с другими, внешне не отличающимися от меня, подростками за ворота, отрезая себя от мира почти на десятую часть века. Через семь лет, если я вернусь, мне будет двадцать четыре года. Совершеннолетие настигнет меня уже в Замке, превратясь в ни чем не примечательный день.

Первое, что увидели мы — был широкий двор, пол которого состоял из точно подогнанных базальтовых плит. Очень удобно для муштры и парадов, но совершенно обыденно. Ничего из того, что ожидали жители города, до судорог боявшиеся Замка. Я почти физически испытала волну разочарования пополам с облегчением «прокатившуюся» по нашей небольшой кучке: просторная площадка не несла в себе угрозы и не отличалась никакими странностями. Был колодец, была небольшая трибуна, но ни плахи, ни стройных рядов Стражей.

— Да ну-у-у! — раздался звонкий голос слева; явно говорящий, что его хозяину чувство самосохранения не знакомо; а точнее хозяйке: голос-то был женский, — и это самое опасное и страшное место?! Ха!

Я покосилась в сторону звука. Так и есть: рыжая жилистая девушка; с откровенно наглым выражением лица, и полыхающими факелами в глазах. И все это странно сочеталось с изящными, даже хрупкими чертами, совершенно не подходившими для большинства людей с таким складом характера. Странно, что она здесь — целительство слишком муторная штука, требующая большого терпения.

— А меня батька сюда сослал! — сообщила она мне, заметив вопросительный взгляд, и улыбнулась во все тридцать два белых зуба, — говорит: «Может здесь из тебя дурь выбьют!»

— Ната! Орать-то зачем? — вопросил худой парень стоящий рядом, который был полной противоположностью девушки, и лишь рыжие кудри и глаза морской волны говорили об их родстве.

— Я не ору: громко разговариваю! Давай знакомиться! — она резко повернулась в мою сторону, заставив меня вздрогнуть и в полном обалдении пожать её руку.

— Юриль, — больше я ничего сказать не могла. Как дядя говорил? Тишина и полная оторванность от мира? Да он просто не был знаком с рыжеволосой Натой!

Мы бы продолжили наш разговор, но ворота позади нас бесшумно (это ж чем надо было их смазать?) закрылись, а из одной из арок вышло человек двадцать одетых в черное. Двадцать очень странных человек. Все они были какими-то одинаковыми. Среди них не оказалось близнецов, но одинаково короткие волосы, одинаково гладко выбритые подбородки, и одинаковое равнодушие в их глазах стирали какое-либо различие в возрасте или черт лица. Возможно, они являлись Стражами — возможно, нет; в любом случае впечатление от созерцания них было не лучше чем от вида фигур мрачных воинов в черных доспехах на вороных конях.

— Мда-а, — тихо произнес брат Наты, охарактеризовав этим коротким словом все эмоции испытанные нами.

Тем временем вышедшие люди встали в два ряда, а один из них, выдвинувшись вперед, начал говорить:

— Приветствуем ищущих истину!.. — несмотря на мое состояние, при этой недлинной фразе я еле сдержала истерический смех: тот, кто уничтожает до девяти магов за месяц в последнюю очередь, стал бы приветствовать «ищущих истину». Это если думать логически…

— Сейчас каждый из вас пройдет с сопровождающим для составления личного дела, в которое будут записываться ваши успехи или наоборот неудачи. И так, начнем, например, с вас…

Дальше я не слышала. Внутри все похолодело, а глаза тупо смотрели на уходящих. Составление личного дела — одна из самых страшных проверок, никто никогда не знает, что случиться в этот раз: как станут проверять теперь. Дядю заставили выпить яду… «Поприветствовали» называется.

Меня тряхнули за руку. Это была Ната:

— Тебя долго ждать будут?

Я опомнилась и посмотрела в сторону «одинаковых» людей. Мужчина, ждущий меня, вопросительно изогнул бровь. Уняв внутреннюю дрожь, я пошла за ним. Последнее, что мне увиделось на «воздухе»: Ната уходящая с каким-то блондином в другую сторону.

Мы шли по мрачному коридору с гладкими отполированными стенами, который извивался как змея: то взлетал ступенями, то падал; то несколько раз сворачивал, то был настолько прям, что и через сто шагов виднелся путь. Проводник молчал, я тоже не стремилась к беседе, так как, сосредоточившись на окружающем мире, отовсюду ожидала ловушек.

Коридор неожиданно вышел на широкую площадку под открытым небом, обрамленную узорным бордюром с перилами, высотой доходящими мне до пояса. Мой спутник невозмутимо продолжил свой путь и, открыв дверь в стене (единственный проход отсюда кроме тоннеля), выжидающе посмотрел на меня. После всей нервотрепки (идя в темноте, боясь при этом всего и вся, не только психоз заработать можно) страха не было, и я совершенно равнодушно вошла, оказавшись в небольшой комнатке, заваленной свитками и книгами. Основной частью интерьера были стеллажи, заполненные бумагами. Единственным не захламленным уголком были два кресла и стол, на котором одиноко стояла чернильница с лежащим на подставке пером.

— Простите, что пришлось идти так долго, но иначе было нельзя, — он приглашающее кивнул на одно из сидений, а сам сел за стол. А когда же я последовала совету, достал чистый свиток, развернул и начал задавать вопросы:

— Имя. Имя семьи. Имя рода, если есть.

— Юриль Веран.

— Та-ак. Вам приходиться родственником Орнет Веран?

— Да, он мой дядя по отцовской линии.

— Хорошо. Возраст.

— Семнадцать лет.

— Болели ли вы тяжелыми болезнями?..

* * *


Было еще штук пятнадцать вопросов: о здоровье, о занятиях, даже несколько для проверки умственных способностей. Отвечая, я одновременно более подробно рассматривала помещение. Серые каменные стены, потухший камин и «личные дела» учащихся и уже отучившихся которые, не смотря на внешний хаос, на самом деле лежали аккуратными стопочками.

Когда опрос закончился, он поставил на свиток печать: изящная баночка, из которой выходил ажурный дымок.

— Ну, вот и все. Теперь я вас провожу до комнаты, в которой вы будете жить, следующие семь лет, — мужчины сказал это и принялся скручивать документ в трубочку, а я все не могла понять: что мне больше не нравиться: его равнодушный взгляд или не менее равнодушная улыбка.

Мы встали. Мой проводник (имени я его так и не узнала) снова пропустил меня вперед, поэтому на площадку я вышла первой.

Ожидая подвоха тогда, мой взгляд упустил, что та располагалась очень высоко и более того: с неё открывался великолепный вид. Бездонное лазурное небо, без единого облака горы до середины закрытые лесами, где-то внизу дома и ветер… Ветер, бьющий насквозь, принося с собой чувство такой далекой, но желанной свободы. Красивое место…

Я не удержалась и подошла к бордюру. Замок и город предстали как на ладони. Хотелось постоять тут подольше, но за спиной меня ожидал человек и я, нехотя, отвернулась от пейзажа. Оказывается, провожатый тоже смотрел на него. Только в глазах его был не восхищение или задумчивость, а какой-то нехороший прищур: как бы ожидая оттуда некую опасность. С удивлением я оглянулась… бортика не было. Нога соскользнула, и мое тело полетело вниз с нарастающей скоростью. Понимание случившегося пришло не сразу, сначала была лишь странная, какая-то пустая отрешенность; но потом вместе с осознанием произошедшего стал разрастаться ужас. Из горла вырвался крик, а руки закрыли лицо, будто надеясь закрыться от этого, как от кошмара. «Сверх-Я» работало и в другую сторону, механически собирая энергию; и вот уже готовое заклинание срывалось с мысленной нитки…

«Не используй магию…»

Слова, с любовью вбитые Орнетом прозвучали в голове как гром. Энергия тут же втянулась, и наступило просветление, будто я только что решила сложную задачу.

В этот момент чьи-то сильные руки резко оборвали мой полет и поставили меня на пол. Я была в воздухе несколько секунд, но чересчур насыщенный букет прочувствованных мной эмоций сделал свое черное дело: ноги не удержали тело на тверди, повалив на землю. Стоящий рядом мужчина невозмутимо поднял меня, перекинул через плечо и понес, судя по всему, в мою (теперь) комнату. О Духи!!! Дядя!! Вернусь, поставлю тебе памятник! Своими руками из гранита вытёсывать буду!

Этот вечер я встретила в своей комнате. А точнее проспала, ибо решила, что в сознании сойду с ума и, оказавшись на кровати, заснула мертвецким сном.

* * *


Обратно же в реальность возвратило меня не солнце (плотные темно-синие шторы не давали свету пробиться в комнату, поэтому даже ясным днем можно было спокойно лечь спать), но и сама я не проснулась. Меня вообще не будили. Меня диким криком в ухо выкинула из сна Ната: «Не спать на страже!»

Я не знаю, откуда у нее такая луженая глотка, но «драконий» вопль после почти двенадцатичасовой тишины настолько был для меня неожиданным, что спросонья дезориентировал и свалил с кровати. Оклемавшись, посмотрела с укором на Нату. Та улыбалась в тридцать два зуба, по-крокодильи, как любил говорить Орнет (знать бы еще, кто такой крокодил?).

— Не спи, Юл! Так можно и жизнь проспать или, в крайнем случае, первые уроки. Что сидишь? Я долго ждать не намерена.

— Садистка, — было единственное, что я смогла сказать. Та хмыкнула и молча ушла из комнаты, закрыв за собою дверь. Убить бы того, кто сказал, где я теперь живу! Делать было нечего. Пришлось вставать и идти умываться. Надела серое платье с передником — одежду учеников, свою разрешалось носить лишь по праздникам. Последнее было не удивительно — дядя переодевался в костюм из точно такого же материала, когда работал с разъедающими жидкостями. Да к тому же платье оказалось куда более удобным, чем традиционно принятые и не стесняло движений. Обувь — вообще песнь отдельная: полусапожки на низком каблуке нигде не жали, да и ноги не потели.

Когда я вышла из комнаты, то увидела, как Ната уставилась в окно. При том пейзаж был явно занимательный, так как на меня она даже не глянула.

— На что смотрим? — вместо ответа та издала всхлип, который перерос в истерический смех. И он был настолько силен, что она не удержалась на ногах и сползла по стенке на пол.

— Зан… Зан… Ой, не могу… — Ната закрыла лицо руками, только плечи вздрагивали.

Заинтересовавшись, я выглянула в окно. За ним была видна памятная площадка, на которой группа юношей под присмотром наставника выполняли синхронно упражнения. Ничего удивительного и тем более смешного. Потом я вспомнила слова Наты:

— Кто такой Зан?

Переждав очередной взрыв дикого хохота, я услышала ответ:

— Да брательник мой. Вспомни: тощий такой и рыжий.

— Ну, помню.

— Понимаешь, он всю жизнь просидел в отцовской библиотеке. Мы целители в пятом поколении. Так вот, ума в нем много, а вот «мяса» ни шиша. И сейчас он на тренировке… — взрыв смеха был в этот раз сдержан, — ты бы тоже смеялась.

— Понятно. Кстати, что ты сказала про занятия?

— А-а-а. Ничего. — Ната махнула рукой, — пока они не закончат ничего не будет. Да еще завтрак.

— А зачем ты меня разбудила?

Ответ поверг мой разум во тьму:

— Мне скучно было.

И схватив меня за руку, девушка пошла куда-то по коридору. Я же тащилась за ней, как телка на поводке; по крайней мере, с тем же пониманием происходящего.

* * *


Остальная женская часть нашего набора проснулась где-то через час. И было их, не считая нас, в параллели всего шесть человек на восемнадцать мальчиков — все-таки алхимия больше интересовала юношей. К этому времени я еле стояла на ногах, а Ната была счастлива от переполняющих её планов. Мы обегали весь замок и залезли даже на смотровую башню; а редкие люди смотрели на нас, как на умалишенных. Почему смотрели КАК? Так оно и есть: Ната — точно сумасшедшая, да и я после общения с ней тоже не очень. Сглазил меня дядя. Ох, сглазил!

С девушками мы так и не познакомились: подойдя к ним на пару шагов моя (теперь) подруга вдруг сморщила нос и потащила меня в другую сторону, а точнее в столовую.

— Почему ты не хочешь с ними поговорить?

— Имена и так потом узнаем, а фальшивок я не люблю, — поморщилась Ната, — слишком много у них гордости. Парни то хоть не выкаблучиваются.

— А откуда ты знаешь, что я не такая?

— Потому, что мы похожи.

— Чем? — я остановилась и удивленно уставилась на неё. Та хитро прищурилась, опасливо посмотрела по сторонам и ответила:

— Как говорит Зан: дурак дурака видит издалека, — сообщив это, она щелкнула пальцами. На секунду вспыхнул и погас маленький огонек, и фраза, окончательно меня добившая, — а уж ментальный маг…

Я прислонилась к стене, чтобы не упасть.

— И, так же как и целители, в пятом поколении. Самые живучие, между прочим, — последнее предложение она произнесла с грустной гордостью. Подождав, пока я приду в себя, мы потихоньку (насколько это было возможно для размашистого шага моей подруги) пошли в сторону обеденной залы.

* * *


Зана мы встретили уже в столовой. Он же первым делом, подойдя к нам, отвесил Нате подзатыльник:

— Ты чем думаешь?!

— А что? — та невинно похлопала глазами, а я усиленно стала вспоминать, чего она такого сделала, что это задело бы её брата. Но он, похоже, очень даже знал, так как продолжил:

— Ты знаешь, что я почувствовал под носом тренера?! Дура! Не смей больше, все твои заскоки ведь на мне отражаются! Себя не жалеешь, меня хоть пожалей!

Та уже серьезно насупилась: «Извини», а я все никак не могла понять, в чем дело. Зан лишь махнул рукой и ушел к другим юношам.

— Он что имел в виду? — тихо задала я съедающий меня вопрос. Тихо, чтобы стоящий у дверей Страж не услышал (к счастью, двести человек учащихся создавали удобный фон).

— Так мы же близнецы, — ответила Ната но, заметив, что я не поняла, прошептала, — связанные телепаты.

Я подавилась едой, и Нате пришлось похлопать меня по спине. ТЕЛЕПАТЫ. Такой талант был крайне редок. А уж связанные…

Моя подруга, как ни в чем не бывало, продолжала доедать завтрак.

* * *


— Приветствую вас на первом уроке травоведения. Здесь вы будете изучать свойства растений, а так же учиться использовать, как сами травы, так и их настойки. Этот предмет является одним из основных и будет фундаментом всех ваших познаний в целительстве… — голос мастера Виароны (так она представилась) журчал весенним ручейком, притягивал к себе мысли всех, кто сидел в зале.

Сама мастер оказалась высокой худой женщиной со строгим взглядом и узким лицом. Волосы собраны в идеальный пучок: ни одного даже самого маленького «петуха», который помешал бы в работе. Она расхаживала взад-вперед перед кафедрой, иногда пристально вглядываясь в аудиторию. Особое внимание заслуживали её тонкие сухие руки. Длинные изящные пальцы с коротко обрезанными ногтями желтоватого цвета от частого использования химикатов. Это было первое, что бросалось в глаза при взгляде на наставницу.

Зал же, в котором мы находились, представлял собой помесь лаборатории, кладовой травника и библиотеки. Единственное, что превращало его в аудиторию, было черной доской, да столы с оборудованием, которое запрещалось трогать без разрешения наставника.

— Вы все будете учиться по специальной системе, которая будет составляться в соответствии с вашими способностями и знаниями. Те, кто будут «опаздывать», станут заниматься дополнительно, «идущие вперед» получат отдельные задания. И так, начнем. Запишите тему: «Живая природа; Квалификация»…

Дальше пошли таблицы, записи и зарисовки… на далеко не маленькой скорости. А я удивлялась: как дядя писал так быстро. Да тут хочешь — не хочешь запишешь. Мастер рисовала схемы за несколько секунд, столько же ждала и тут же стирала начерченное. Отвлечение на что-либо другое было чревато потерей значительного куска информации.

После урока мы сверили свитки. Что-либо понять можно было только у Зана, да и тот писал не все (кое-что было известно ему и так), а схемы он изменял в какие-то странные иероглифы (не знаю что это такое, но Орнет так называл странные письмена в одной из своих книг), понятные только ему.

— А я-то думала, почему батька всегда строчит, будто куда-то опаздывает, — сказала Ната, разглядывая свои каракули (к слову мои были не лучше).

— Мой дядя еще умудряется писать аккуратно, — Зану бы художником быть, с таким полетом мысли: как не поверни листок: горы видишь, реки видишь, а по делу не шиша.

— У-у-у. Да ему памятник надо, — Ната перестала издеваться над собой, скрутила свиток и убрала в сумку, прикрепленную к поясу. Зан ранее флегматично взиравший на нас, забрал свой конспект.

— Что у нас сейчас?

— По закономерности Неживая Природа. Ведет мастер Элгерт, — повезло Нате с братом. Хорошо всегда иметь под боком живую библиотеку.

— Элгерт?! — с ужасом оглянулась проходящая мимо девушка.

— Мне знакомая говорила, что он — настоящий зверь, — сказала ей её спутница.

— Не суди, да не судима будешь. Вы его даже не видели, — равнодушно ответила третья.

— Вот курицы. И чего Нарина с ними ходит, — прокомментировал Зан, когда те ушли.

— А мы ведь его и в самом деле не видели, — Ната, похоже, интересовалась наставником постольку поскольку, так как сейчас она занималась более увлекательным занятием, а именно созданием птичек из бумаги (как потом оказалось стыренной у брата).

— Ду-ухи! Нат. Если хочешь, можем пойти в Зал Истории. Там есть портреты всех учителей, — заметив пропажу, юноша попытался отобрать у сестры свой свиток. Я же за сутки настолько привыкла к этим двоим, что их перепалки воспринимались мной, как само собой разумеющееся.

— Давай, — листок был благополучно порван и, потеряв повод для разногласий, Зан согласился стать проводником.

* * *


Зал Истории был длинный. А точнее: ОЧЕ-Е-ЕНЬ длинный. И высокий. Окон не было, зато на верху висели многочисленные канделябры. Шуметь почему-то не хотелось, отчего приходилось ступать очень аккуратно, ибо пол был сделан из отшлифованных до зеркального блеска плит редкого черного мрамора. А о чувстве, что за тобой наблюдают и говорить нечего. Слишком много глаз и лиц серьезных мужчин и женщин, написанных с таким искусством, что те казались живыми.

— Однако… — даже взбалмошная Ната говорила здесь шепотом, — художник поразительно однообразен: одежда, выражения на лицах, взгляды. Они на всех портретах одни и те же.

— Костюмы одинаковые, так как это положено. А выражение лиц… Ты не заметила, какое впечатление они производят? — то, что Зан говорил спокойным громким (для этого места) голосом меня поразило. Мда, и где, интересно, он набрался такого непочтения к вечным ценностям?

— Ладно, пойдемте, покажу вам этого Элгерта, он ближе к середине Зала по левой стороне.

Мы, не спеша, пошли вслед за ним, одновременно разглядывая портреты. Ната была не права. Выражения лиц не было одинаковым, как показалось бы с первого взгляда. Это я смогла понять, приглядевшись к глазам. Жесткость и доброта, вспыльчивость и ледяное спокойствие — суть открывалась, стоило только захотеть.

И тут я остановилась перед одним портретом, так как лицо на нем было мне почему-то знакомо. Где я видела этого мужчину, вспомнить не могла, но в том, что мы встречались, я готова поклясться. Бледнющий брюнет, глаза металлического цвета смотрели спокойно, но с них чувствовалась сила и полная невозмутимость. И еще что-то непонятное: то ли грусть, то ли…

— Юл! Не спи! У нас щаз урок, — это Ната со своей беспринципностью.

— Угу, — отрываться от раздумий не хотелось. Казалось вот-вот еще секунду и пойму, вспомню, но Ната была права…

Я оглянулась и пошла вслед за друзьями, а на выходе вдруг осознала, почему именно сейчас не знаю, что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО стала учеником целителей. Я прошла грань, и дороги назад нет. Да здравствует Повелитель Великой Земли Элес!




Глава 2


Если вы не испытываете желания преступить хоть одну из десяти заповедей, значит, с вами что-то не так.

    

Гилберт Честертон






Сегодня мне восемнадцать лет. Как ни странно я так же ровно три месяца назад поступила в корпус. Все давно стало уже привычным: уроки, настороженность, проделки Наты и «лекции» Зана. И каждый день портрет к портрету. Каждый день. А я так и не вспомнила. Как там дядя это называл? Склероз. Только в восемнадцать лет такая болезнь? Тогда скорее «девичья память». Это хуже, склероз хоть лечится.

Сегодня был так же занимательный день для всех учеников: даны основы, сданы зачеты и теперь началась самая сложная часть обучения: в два раза больше предметов, допуск в библиотеку, так как одних конспектов теперь больше не хватит, практика и общение с более старшими товарищами, которые до этого «молодняком» пренебрегали. Хотя для кого-то последнее не имело значение потому, что они начали общаться со старшекурсниками почти сразу. В число этих немногих людей входили и мои друзья. Зан, вечно ввязываясь в дискуссии и частенько выходя победителем, вообще пользовался уважением и на равных общался даже с лучшими учениками. А Ната… Не обращать на неё внимание невозможно. Все девушки её тихо ненавидели, а парни, если не влюблялись (что было довольно часто), так просто хорошо к ней относились. Меня тоже замечали, но исключительно за компанию с рыжей парочкой.

Сама не знаю почему, сегодня я проснулась рано. Встала, умылась и подошла к окну. Оно, как и во всех спальнях, было большое: на подоконник встанешь, все равно до арки не дотянешься.

За окном была тишина. В сочетании со стеной облаков она казалась мертвой. Странно, но каждое утро перед рассветом собирались тучи. Да и вечер не был безоблачным.

Где-то закричала птица. Холодный ветер ворвался в комнату, приведя легкие газовые шторы (тяжелые в теплое время оставались раздвинутыми, и без них было душно) в движение и зашатав створки окна, которое летом на ночь я открывала. В землях Элес даже в Триноле[2 - Третий месяц лета, Август.] оставалась жара.

Со странной смесью страха и равнодушия я смотрела вслед уезжающим Стражам. Черная колонна отправлялась в город. Вороные лошади, полностью одинаковые, как и их хозяева, синхронно переставляли ноги. Сталь бряцала в такт их поступи.

Единственный человек, который хоть как-то отличался от других, ехал впереди. Отличие заключалось всего лишь в мече, повешенном за спину. Но этот меч притягивал взгляд. Блестящее серебро навершия резало глаза среди рассветного мрака.

* * *


«Сегодня мы рассмотрим металлы. Запишите: систематика металлов и их коррозия». — мастер Элгерд был далеко не чудовищем. Уравновешенный человек с веселыми серыми голубыми глазами и приятной внешностью. Он никого «не гнал» во время лекций, а для зарисовки его схем не надо было иметь таланта художника. Единственная его «чудовищность» представляла собой дотошность в вопросах. Ответы должны были быть максимально точными, даже за мелочь он снижал оценку. Но лично я не испытывала по этому поводу к нему неприязни. В свое время Зан объяснил, что это является очень важной частью обучения. Ведь знахарь это не только знаток трав. По его мнению: мастер Виарона приучала выделять в потоке информации главное, мастер Элгерд заставлял развивать память, мастер Венан — оттачивал образное мышление, (а вел он предмет «Живая природа»; Ох, и намучились же мы, рисуя его чертежи!) мастер Илазе — логическое («Механические расчеты» — говорящее название, полностью объясняющее суть урока).

«Как вы знаете, драгоценными металлами являются: золото серебро и платина. Именно они…» — мастер спокойно вел лекцию, не замечая (или не желая замечать), что ученикам не сидится на месте. Всего лишь через час должны были начаться новые предметы: «Анатомия», «Внешнее влияние» и самый трудный и опасный предмет «Яды и противоядия». Они были на порядок сложнее прежних предметов, а про добровольно-принудительный факультатив «История целительства» и говорить нечего. Но с другой стороны их нельзя было понять без той же «Живой природы», где впервые, лично для меня, человек был назван животным.

«Анатомия» изучала более подробно строение тела, а так же проблемы, возникающие из-за раздражения (в научном смысле слова) и возраста. «Внешнее влияние» и «Яды» говорила сами за себя.

— … Известная вам мендальская сталь состоит на тридцать процентов именно из этого редкого металла. Кстати, наименование сплава пошло от простонародного названия металла «Серебристый мендаль». Кстати, что на научном языке звучит, как масло масленое, так как «мендаль», а точнее менридалиель означает «подобен серебру». Его назвали так потому, что внешне отличить эти два металла невозможно…

А вот это я пропустила зря. Погубит меня моя задумчивость. Придется брать у Зана свиток с записями, про мендаль наверняка спросят. Хотя странно, что он его упомянул. И металл, и сплав на основе мендаля являются — нечто из разряда легенд. Из них ковали оружие для, опять же, легендарных борцов с демонами или, в крайнем случае, королей. С чего Элгерд стал его упоминать? Неужто и в самом деле существует? Или просто приплел для интереса?

* * *


Когда лекция закончилась, Ната и Зан неожиданно куда-то смылись. То ли Ната что-то требовала от убегающего брата, то ли Зан пытался отговорить сестру от очередной выдумки (за три проведенных здесь месяца она получила больше выговоров, чем среднестатистическая группа за два года). В любом случаи догнать я их так и не смогла. Да и, если честно, не очень хотела. Мне нужно было подумать и разобраться, в кои-то веки, в себе. Слишком долго я не оставалась в одиночестве. А оно в малых количествах нужно любому человеку.

Я взяла сумку и медленно пошла по коридорам, погрузившись в себя. Мир отошел на второй план, а редкие голоса стали какими-то серыми и глухими, обтекая меня, как вода обтекает перо лебедя.

А вот мысли имели самые яркие краски и звенели набатным колоколом: «Что теперь будет?», «Как не забыться среди этого умиротворения?» и «Кто все-таки на портрете?».

Последний вопрос полностью диссонировал с остальными, оставляя за собой лишь спокойствие и любопытство. Где же я его видела?

— Элейа![3 - Устаревшее обращение к девушке, используется обычно в высших кругах, но и среди простого народа встречается, хотя чаще произносится в шутку (у нас аналогично — барышня).] Я встречаю вас второй раз и все в том же состоянии. Когда-нибудь ваша задумчивость сыграет с вами плохую шутку, — неожиданно услышав знакомый голос, я вздрогнула и подняла глаза. На меня смотрел парень с портрета… и мое видение с улицы. Черные волосы, серые глаза и спокойный, как у дохлой черепахи взгляд… Допрыгалась…

— Мираж, — вспомнила я, кем мне тогда показался юноша, вдруг проявивший заботу к незнакомой девушке и так же внезапно исчезнувший, будто его и не было. А я и забыла о нем, три месяца назад это произошло. Но у него память, похоже, получше будет.

— Что? — глаза ожили и наполнились удивлением, а губы растянулись в ироничную улыбку. Духи! Я же это вслух сказала! Ой, дура!

— Извините, — честность — лучшая политика —,я тогда вас за галлюцинацию приняла.

— Интересно. И чем же я вас так поразил? — ирония перешла в заинтересованный сарказм (а может и не лучшая). Мои ответы его откровенно забавляли.

— Юл! Я тебя везде ищу! — Ната, как дух-охранитель, ворвалась в нашу беседу, не дав мне довести парня своими ответами до истерики. Тот не стал нам мешать и пошел дальше по своим делам.

— Да я вас догнать не смогла. Вы несетесь так, что дракон за вами не угонится, — говорила, а внутренне вздыхала от облегчения: он ушел. Так опозориться! Надеюсь, больше его не увижу, ведь при первой же встрече сгорю от стыда.

— Мда? А я подумала, что ты решила, пока нас нет, охмурить мастера Лейрона.

— Кого? — только не доставало мне перед наставником ТАК себя представить. Духи! Его портрет висел в Зале Истории! Ну почему меня судьба так не любит?! Что я ей сделала?!

— Мастер Лейрон — учитель по «Ядам». Тайная любовь всех девушек и главный враг всех парней, так как к тому же ведет по утрам разминку, — а сколько презрения-то в голосе, когда она говорит слово «любовь». Не любит Ната, когда девушка за парнем (прошу прощения, мужчиной) бегает. Считает, что неприлично. И это при её склонности нарушать все писаные и неписаные правила. Кстати, а вот на счет второго:

— Разминку?! Да он же худющий!

— Ага, худющий. Этот худющий коня, на полном скаку, остановил, когда один не больно умный мол. чел. решил оседлать необъезженного жеребца…

— Мда-а. Кстати, что у нас сейчас?

— Я-ады, — протянула, тут же ухмыльнувшаяся, подруга и мерзко расхохоталась, явно предвкушая веселое представление на лекции.

Духи! Ну, за что мне это?

* * *


Мастер Лейрон начал урок странно. Все остальные наставники высокопарно говорили: «Приветствую вас…» и так далее и тому подобное. Он же просто сказал: «Добрый день…», после чего вкратце объяснил свой предмет и начал первую тему.

Я сидела, как мышь под веником, стараясь не привлекать внимания, ибо стоило мастеру посмотреть в мою сторону, как на его лице появлялась еле заметная улыбка, а Ната (подруга называется) начинала ехидно мне подмигивать. Мда-а, как говорится в пословице: слово не воробей, вылетит не застрелишь (по крайней мере, так её произносила одна моя рыжая знакомая, но, если учесть, как реагировал на неё Зан, то, скорее всего — это вольный пересказ любящего похулиганить ребенка).

Кстати, оказалось, что он второй по популярности парень (ну, ни дашь ему больше двадцати семи лет!). Даже в нашей группе, хотя до этого урока наши девушки его почти не видели. Первым был какой-то юноша со старших курсов, и то потому, что завоевать его было гораздо легче, чем равнодушного к прекрасной половине учеников наставника.

Но я, честно говоря, ничего особенного в мастере не увидела. Ну, «чистый» брюнет — таких в городе каждый пятый. Серые глаза — вообще у половины жителей. Возраст значения не имеет — ему может быть и пятьдесят и двести, целители медленно стареют, ведь алхимия даже с «обрубленным хвостом» остается алхимией.

Единственное: он был невероятно бледный, и это в конце лета(!). Хотя такое, вряд ли, может прибавить красоты (если, конечно, ты не живешь среди любительниц книг о вампирах).

Наверное, во мне мало романтики. Я за свою восемнадцатилетнюю жизнь ни разу не влюблялась, хоть, и не являюсь искательницей идеала и не страдаю обостренной формой мании величия. Ведь я так и не смогла понять из-за чего все девчонки (если они не влюблены в «звезду» номер один), за исключением разве что Наты, всё занятие пялились (никакое другое определение у меня просто в голову не приходит) исключительно на него. А ухажеры этих девушек досадливо скрипели зубами и нехотя смирялись с неизбежным.

* * *


С урока я сбежала, как ошпаренная, так как безответно влюбленные догадались, кому улыбается наставник, и последние десять минут пилили меня взглядами. Воевать с одногруппниками не хотелось, поэтому я решила до начала последней лекции погулять где-нибудь подальше от них.

Поплутав по саду (в Замке была куча внутренних двориков, многие из которых отдавали под ботанические «огороды», как любила говорить мастер Виарона), я решила зайти в библиотеку. Во-первых, я там еще ни разу не была; во-вторых, разрешение на посещение было дано совсем недавно, и люди, вряд ли, начнут ходить туда раньше, чем через неделю.

И, конечно, там оказался мастер!

Увидев его, я прокляла день нашей встречи и тихо попыталась слинять, радуясь, что стояла всего лишь на пороге.

— Что же вы меня так боитесь? — сказал он, погубив последние надежды, невозмутимо продолжая просматривать какие-то пергаменты. Отступать было некуда, да и позорно, поэтому я прошла в зал и села на один из стульев. Лейрон отложил свиток и посмотрел на меня. Взгляд был такой всепроникающий, что я моментально засмущалась и тихо сказала: «Я не люблю, когда надо мной смеются».

— У-у, — он грустно улыбнулся на мои слова и посмотрел в окно, — но разве я смеялся над вашей бедой? Я не умею, к счастью или нет, злорадствовать, и развеселили меня не вы, а нелепая ситуация, в которой мы оба оказались. Вспомните разговор, он явно не способствовал сохранению деловой обстановки.

Я прокрутила наш диалог и хмыкнула. Да уж, ситуация была очень «серьезной». От этого стало стыдно.

— Надо учиться смеяться над собой, Юриль. Ведь так, кажется тебя зовут? — мне оставалось только кивнуть и поднять свой взор от пола. Странно, но в солнечном свете радужки его глаз стали зелеными, как тогда, на улице. И ведь не иллюзия. На свету меняют цвет только серо-голубые глаза, а серые остаются серыми при любом освещении. На секунду захотелось протереть глаза: ну не могут серые радужки становиться изумрудными! Еще раз глянула… фу-ух, показалось, ровный стальной цвет, зеленым и не пахнет.

— Я знаю, но иногда это бывает обидно, — ответила я. Он улыбнулся снова, теперь как-то по-отечески, раньше мне так улыбался только Орнет.

— Понимаю. Но знаешь, Юриль, я, несмотря на внешность, живу не первую сотню лет. И радости в этой жизни было немного. Неужели ты запретишь мне хоть иногда радоваться, вспоминая то происшествие?

Почему-то смотреть на эту улыбку вдруг стало невыносимо, как невыносимо смотреть на человека, потерявшего единственный смысл жизни, у которого вместо рыданий из души вырывается истерический смех, но от этого становится еще горше.

Я не выдержала и уставилась в пол. На его просьбу лишь утвердительно покачала головой, боясь снова увидеть его лицо.

— Ну и хорошо, — он вернулся к документу и неожиданно уже другим тоном совершенно некстати сообщил, — а вы, лайн,[4 - Устаревшее обращение к молодой девушке.] уже на пять минут опоздали на «Анатомию». Поторопитесь.

Последнее слово я слышала уже в коридоре…

* * *


С тех пор все и началось. Я подозревала, что виной тому были мои мысли об умиротворенности. Сглазила, что называется. Жизнь по мановению руки судьбы резко перестала быть скучной.

Первые «подарочки» пришли в день праздника плодородия. Во время него рынок превращался в украшенный цветами «зал» со сценой, уставленный столами с различными яствами. По традиции, коей более тысячи лет, каждая хозяйка обязана была приготовить к празднику что-нибудь этакое. Моя мама обычно готовила свои знаменитые среди всех знакомых пироги с лимоном. Но такое счастье было лишь для обычных жителей. У учеников в день торжества ничего не изменилось: учеба, книги и внутренние садики. И конечно, Нате взбрело в голову выбраться в город! А то, что это было запрещено — еще лучше — как же, азарт!

Изначально мы сидели после уроков в библиотеке и скучали. Точнее скучала Ната, а я штудировала книгу по травоведению.

— Умираю, — вдруг простонала она.

— Что? — погрузившись в чтение, я не очень замечала окружающий мир.

— Ну конечно. Если я умру, никто даже не заплачет. Никто меня не любит! — это уже смахивало на помрачение рассудка.

— Ты можешь по нормальному сказать, что тебе нужно? — дневная флегматичность сменилась настороженностью.

— Ску-учно! — та-ак, сейчас решит напакостить, при этом втянув меня (пару раз я даже подвергалась наказанию вместе с ней, но потом наставники заметили, кто из нас двоих запевала и, в очередной раз поймав нас, просто сочувственно кивали мне головой). Надо было спасаться.

— А может пойти помочь мастеру Виароне?

— А в городе праздник, — у меня отнялись ноги, ибо для такого человека, как моя подруга, напрашивалось только одно решение.

— Решено! Идем в город! — я чуть не завыла в голос над своей несчастной судьбой и попыталась в последний раз хоть что-то сделать:

— Но нам запрещено, единственный выход — ворота, а его охраняют Стражи.

— А кто тебе сказал, что единственный? — факелы в её глазах полыхнули так, будто туда плеснули спирта.

Она резко вскочила, взяла меня за руку и мы привычно понеслись.

«Пролетели» «стеклянный»[5 - Не разбираясь в архитектуре, ученики целителей называли «стеклянными» коридоры, где вместо стен были колонны соединенные арками.] коридор, еще несколько обычных исчезло за спиной. Ната выбирала направление, не задумываясь, будто совершала такие побеги каждый день; а я уже не запоминала повороты. Только когда мы бежали по какому-то мостику, до меня дошло, что дорога поднимается вверх. А потом я вдруг я неожиданно поняла, что дорогая подруга неукоснительно к сторожевой башне. Духи-хранители! Там же Стражи!

— На-ата! Ты… ты с у…ума сошла! Там ж…же Стра…жи! — задыхаясь прокричала я.

— Прорвемся! — мне бы её оптимизм.

Пробежав запыленную галерею, мы стали подниматься по ветхой винтовой лестнице. Похоже, здесь давно никого не было, и заходили сюда только такие любопытные «белки», как Ната. Лестница привела к серой от грязи двери. Закрытой и, несмотря на покинутость места, даже на вид крепкой. Но подруга ею не заинтересовалась. Нату привлекло небольшое створчатое окно, на которое она тут же запрыгнула. Я подождала, пока та спустится с другой стороны и, кряхтя и охая, стала взбираться на подоконник. Да уж этот лаз во время поисков точно учитывать не будут. Через узкое окошко могла пролезть только невысокая жилистая или просто худая девушка. Притом боком. Слава духам (или наоборот, с чьей стороны посмотреть), мы были нужной комплекции: Ната относилась к первой группе, а я — ко второй.

Окно оказалось проходом на крышу. Оно располагалось невысоко над «землей», но все равно при приземлении пяткам было больно.

— Теперь тихо, — она прижала палец к губам (видать для особо умных), жестами поясняя, что имела в виду; после чего, пригибаясь, стала передвигаться на противоположную сторону крыши, где находилась такая же башня с таким же окном. Мысленно кроя Нату злыми словами (для неприличных, к сожалению [или к счастью], у меня было слишком «правильное» воспитание), я пошла или скорее поползла вслед за ней. Слава духам, дождя в последнюю неделю не было, и сухая черепица не скользила под ногами. Но эту потерю с лихвой восполнил ветер и мои волосы, которые я заплетала только на практических занятиях. Везет Натке! У неё они короткие и с челкой, а мне еще в детстве строго на строго запретили стричься; вот и выросли ниже пояса, мешают только.

На второе окно первой пришлось залезать мне. Точнее меня подпихивала снизу Ната, а я пыталась подтянуться на своих хилых руках. А конце концов мое многострадальное тело просто перевалилось через проем и упало на пол, чуть не свернув шею.

— Жива? — донеслось с верху.

— Вроде, — я покрутила головой, и шейные позвонки звонко хрустнули.

— Ну и хорошо, — сама подруга приземлилась мягко и бесшумно, как кошка.

— Куда дальше?

— С этой башни начинается защитная стена. Здесь почти никого не бывает, так как подобраться к замку со стороны гор невозможно, разве что на драконе. А им, сама знаешь, на людей глубоко начхать. Правда, по стене Стражи все же ходят, но патрулирование голых скал кому угодно дрему навеет, тем более что сейчас войны нет.

Мы спустились по винтовой лестнице на этаж ниже и оказались в небольшой комнатке, где находилось все для обороны. Даже стреломет у окна был начищенный и смазанный. Дрему, значит, скалы навевают. Прямо уж спят на посту. Ха. «Перестраховка на всякий случай» — пронеслась мысль в голове. Подруга тем временем на цыпочках подобралась к проходу на стену. Аккуратно выглянула и тут же спряталась. Жестом подозвала к себе и, указав пальцем куда-то за спину, одними губами произнесла: «Один». Я тоже мельком глянула на проход. Страж стоял к нам спиной; и, судя по сутулой позе, откровенно скучал. Но даже в таком состоянии он вызвал у меня панический страх: на лбу выступил холодный пот, а сердце взяло бешеный темп. Дрожа, как осенний лист на ветру, на негнущихся ногах я отползла обратно.

— Не трясись. Он скоро уйдет и у нас будет целых десять минут.

— О да-а! Это так много, — похоже у меня начинается истерика.

— Не ори! — шикнула Ната и снова выглянула.

— А как возвращаться?

— На закате будет смена. А это почти пятнадцать минут.

— Почему так долго?

— Да здесь патрулировать нечего. А из Замка никто в своем уме не полезет. Здесь же нет сумасшедших.

«Кроме нас двоих» — безрадостно подумалось мне.

Ната обернулась в мою сторону:

— Так. Когда они уйдут, первой полезу я, а после ты. На стене, ближе к башне есть выступы, по которым можно будет очень удобно слезть.

— Откуда ты о них знаешь?

— Понимаешь, есть некоторые растения, которые выдают целителям государственные распределители только под расписку и на конкретное зелье. А нужды у затаившегося мага бывают разные. И некоторые растения растут только в горах. На целителе метка, его сразу найдут; а вот ребенок может, если будет осторожен, до вожделенной травки и добраться. И даже подлезть поближе к Замку, увидев некоторые детали.

— Сумасшедшая, — это все, что я смогла произнести.

— Есть немного, — беззаботно подтвердила та и снова глянула на проход.

Мы сидели. Минуту, две, три… Время растягивалось в вечность, как размягченный слиток золота растягивается в тонкую нить. Я уже задремывала, как вдруг Ната радостно прошептала: «Уходит!».

Поблекшая было, реальность резко напомнила о себе, обухом по голове возвращая в память цель нашего здесь нахождения. Я хотела еще раз попытаться отговорить драгоценную подругу от задуманного, но та уже вылезла на стену и тихонько пробиралась к вожделенному спуску. Мне ничего не оставалось, кроме как, мысленно воя по своей погубленной молодости, двинуться за ней.

Оказалось, Ната отошла совсем не далеко и находилась у стыка башни и стены.

— Видишь, — она указала пальцем куда-то вниз. Я пригляделась: около башни кладка стала шершавой и удобной для спуска. Похоже, до нас сумасшедших не было, и о ремонте никто не думал.

Ната полезла первой, быстро и ловко продвигаясь вниз. «Мне бы так» — тяжко вздохнула я и последовала за ней. И в моем случае спуск нельзя было назвать таким же изящным. Всегда боялась высоты. Не желая оступиться, я очень долго и тщательно нащупывала нужный выступ. Чуть не опоздала. Из круга видимости я выбежала за секунду до возвращения Стража. И еще долго приходила в себя, с единственной мыслью в голове: «Пронесло». Ната стояла рядом и терпеливо ждала, пока я оклемаюсь. Для неё такие забеги были самим собой разумеющимся и то, что далеко не каждый может повторить за ней её выкрутасы, мою подругу, похоже, не интересовало.

— Ну… куда теперь, — собралась я с мыслями.

— В город, — ответила та, и мы потихоньку начали спускаться вниз.

* * *


Я любила праздники. Как ни странно, но лишь в такие дни город казался мне живым. В другое время создавалось ощущение какой-то фальши, будто чего-то остро здесь не хватало. А чего — помнили лишь старые, но крепкие стены, которые построили за многие века до моего рождения. Сейчас же он был не мертвым, а спящим. Будто вот-вот придет момент, когда город проснется и заиграет всеми красками, и случиться чудо, которое перевернет весь твой серый мир, наполняя его новым смыслом. И долгие годы ждешь, что однажды это произойдет… Ждешь.

— Ну, что заснула? Пошли скорей! — одернула меня Ната. Мы стояли в глухом, грязном (что очень странно, в городе все следили, чтобы на улицах была чистота) переулке, совсем рядом с площадью, и остановились, похоже, только потому, что меня опять одолели «думы». А как мы добирались до него, продираясь сквозь колючие кусты — песнь отдельная. И если бы я умела ругаться, то и нецензурная.

Через две минуты мы вышли к площади и, без труда, слились с толпой. Всем было весело, все о чем-то говорили, а некоторые даже пели, пытаясь в подпитии переорать специально собранный для праздника оркестр. При взгляде на столы глаза разбегались, и на лицо наползало выражение счастливого обалдения. Все-таки я — сладкоежка. А когда перед тобой много-много тортов, которые можно съесть(!); притом, что в тебя не влезет и десятая часть… Как же я люблю праздник Плодородия!

Но как всегда счастья не может быть много. Ложка дегтя в мою бочку с медом вылилась к тому времени, когда я уже объелась пирожными, а какой-то крепенький паренек чуть перепивший медовухи предлагал мне дуэтом исполнить отрывок из одной известной баллады. И КОНЕЧНО этим дегтем оказался мастер Лейрон, который что-то забыл в городе. Когда прохладная рука легла мне на плечо; я, ничего не подозревая, обернулась, ожидая еще одного «певца». Доожидалась…

Столкнувшись со знакомыми зелеными глазами, я испытала сильнейший шок. Мне резко поплохело: сердце ушло куда-то в район живота и напоминало о себе тяжелыми толчками; на лбу выступила испарина. Тем временем правая бровь наставника приподнялась, задавая известный нам обоим вопрос. И кончилось все бы плохо, если не…

— Юл! Я тут такое нашла! — нет, Ната и впрямь мой дух — охранитель. Её крик вывел меня из ступора, порвав нить, натянувшуюся между мной и учителем.

— О! Мастер Лейрон! Здрасте! — от такого приветствия уже обе брови наставника залезли на лоб. Но добило его не это. Ната, со своей особенной непосредственностью, протянула ему банку с недоеденным малиновым вареньем, с которой, похоже, не расставалась с начала праздника, и добавила, — будете?

— Э-э… — все, что мог сказать обалдевший мастер. НО, это было не все.

Гвоздем программы был, появившийся неожиданно из толпы, вспоминаемый мной ежедневно Орнет. Он быстрым шагом направлялся ко мне, гневно задавая главный вопрос этого дня: «Что ты здесь делаешь?» Дойдя, дядя заметил Лейрона, и на его лице появилось мрачное удовлетворение. Похоже, заметив меня, он ни на минуту не сомневался, что нас рано или поздно засечет кто-нибудь из Замка.

— Приветствую вас, мастер Лейрон.

— И тебе здравствуй, Орнет, — учитель чуть улыбнулся и кивнул в мою сторону, — твоя?

— Племянница, — по голосу можно было понять, что дядя сейчас не шибко рад нашему родству. Мне стало стыдно. Так подвести человека!

Под взглядами взрослых я съежилась и уставилась в пол. Подруга же невозмутимо доедала варенье. Мне бы её не пробиваемость.

— Что будем делать? — поднял интересующий меня вопрос Орнет. Лейрон скользнул по нам своими изумрудными глазами и выдал:

— Вообще-то положено сажать в карцер на неделю на хлеб и воду…

Мне резко поплохело.

— …но тут проблема, — невозмутимо закончил он.

— Какая? — удивился дядя.

— До них никто еще не смог выбраться из Замка, обычно олухов ловили еще на стене, — они посмотрели на нас, а потом друг на друга. Неужели все обойдется? Духи! Пожалуйста! Пожалейте меня, хоть раз!

— Простить? — не веря, произнес Орнет. Похоже, такое попустительство было в корпусе редкостью.

— На ПЕРВЫЙ раз, — подчеркнул наставник. Оглянулся на нас, — сегодня можете еще повеселиться. Завтра зайдете ко мне и объясните, как сюда попали.

— Хорошо! — хором ответили мы. Я вздохнула с облегчением. А Ната… Повторяться она не любила, и, наверное, со спокойной душой расскажет мастеру про проход, все равно им больше не воспользуется.

* * *


Все остальное время до заката мы занимались тем, что, сидя за столом, в огромном количестве поглощали сладости. Под присмотром Орнета, хотя последнее мне, лично, не мешало. Дядя заменил мне отца; когда, вернувшись из корпуса, узнал, что тот умер от лихорадки. Самое обидное, как с грустью говорил Орнет: лекарство от неё открыли через день после смерти; и, если бы папа заболел хотя бы на день позже, я бы росла при обоих родителях. Мне, тогда, было всего два года; и, каким был отец, я не помню. А слово «дядя» для меня почти сразу стало равносильно «папе».

Нату же не могло поколебать ничего. А уж оторвать её от такого священнодействия, как поедание пирога с повидлом… Недоеденная банка с вареньем стояла рядом, как военный трофей.

Но с каждым часом приближалось время, когда надо было возвращаться. А не хотелось — хотелось уйти домой и не возвращаться в рассадник Стражей (так называли Замок большинство магов). Последние полчаса я просидела, как на иголках, смотря в сторону уходящего солнца. В такт ему на небе медленно начали собираться облака.

Я оглядывалась на Нату, ожидая, что та скажет: «Пора». Та же совершенно спокойно продолжала есть сладости в огромном количестве стоявших на столах. Хоть бы ухом пошевелила, что ли!

На плечо неожиданно легла теплая рука. Уже имея плачевный опыт, я с опаской оглянулась. Но это просто был мой дядя. Он знающий меня, как облупленную, конечно же заметил, что со мной происходит и решил поддержать. Молча, но этого оказалось достаточно. Я посмотрела в его темно-карие, внимательные до невозможности, глаза, настолько понимающие, что хотелось разрыдаться, уткнувшись в его рубашку. Глаза, настолько теплые, что в душе разрасталась слепая вера: все будет хорошо, все успокоится, а беды перетрутся, не оставив о себе даже памяти. Спасибо тебе Орнет, за все спасибо.

Ната подергала меня за рукав и сказала: «Пойдем, а то не успеем». Я, нехотя, встала, и мы побрели уже известной мне дорогой к Замку. Но когда мы дошли до того самого грязного переулка, она, вдруг, тихо и, как ни странно, совершенно серьезно произнесла:

— Тебе повезло, что ты встретила своего дядю. А я папу так и не разглядела. Да и не ходит он на такие праздники. Жаль. О хоть и вредный, но мне так не хватает уверенности в завтрашнем дне. Настолько, что я готова стать тихоней, лишь бы он оказался рядом…

* * *


До стены мы добрались, когда на небе уже во всю царствовал закат. По крайней мере, тучи были на месте, и «кровавое» освещение тоже. Хотя тучи были какие-то не такие, в том смысле, что они были не ровно белые, а темно-серые, ярко показывая, что, вспоминая на крыше дождь, я сглазила погоду в общем, и нас с Натой в частности. И это, мягко говоря, радовало мало.

Мою подругу небо не интересовало, она напряженно смотрела на стену, ожидая каких-либо действий со стороны Стража. Действий не было, и это, похоже, очень её нервировало.

Но вот, Стража окликнули, и он, расправив плечи, ушел в башню. Ната резко расслабилась, на губах появилась обычная для неё, по-лисьи хитрая, улыбка.

— Пошли, — выдохнула она и побежала к стене. Хныкать было уже бесполезно, да и залезание в данном случае было не шалостью, а необходимостью, поэтому я молча двинулась за ней.

И тут, случилось то, чего я боялась… полил дождь. Даже не дождь — ливень, который заставил меня проявить небывалую для моего характера прыть. И причиной была вовсе не боязнь промокнуть, а совершенно логичный страх, что от воды камни станут скользкими, и мы элементарно не сможем забраться.

Первой полезла Ната, которая тоже отсутствием ума не страдала, практически взлетев на стену. Я тоже не заставила себя долго ждать — жить хочется всем. Камни крошились под моими руками и ступнями, мне приходилось практически на ощупь искать уступы. На верху стояла Ната, поглядывая то на меня, то на соседнюю башню. Конец пути уже был близок, но тут духи-охранители решили, что дали мне слишком много, и уступ, на который я опиралась, обвалился. Неловко взмахнув руками, мое тело рухнуло вниз… почти рухнуло. Ната, успела схватить мое запястье до того, как я полетела в пропасть (назвать, конечно, десять метров пропастью сложно, но для моей головы и других частей тела хватило бы и этого).

— Карабкайся, быстро. Они сейчас придут, — крикнула шепотом (и как только удалось?) мне Ната. Слова отрезвили меня, и я стала хаотично искать ногами опору. Ната тянула сверху.

И тут со стороны башни раздались шаги. Я похолодела. Белое лицо подруги явно говорило, что даже она не знает, что будет. Но… не дойдя до выхода, Страж развернулся и снова ушел в глубь помещения. «Плащ забыл» — раздалось от туда. Призрачная надежда, вселила в нас небывалую и силу, и Ната одним рывком закинула меня на стену. Про то, с какой скоростью мы забежали в башню и винтовую лестницу и говорить нечего.

На этом решили не останавливаться, и сразу же вылезли на крышу. Фактически пробежали по ней, даже не подскользнувшись на мокрой черепице, и долго приходили в себя сидя на полу.

— У-ух. Никогда так не попадала, — выдохнула подруга. Сил злиться на неё за то, что втравила в историю, уже не было. Да не могла я обижаться на человека, который минуту назад спас мне жизнь. Оставалось просто блаженно вздыхать, радуясь, что все обошлось.

Не знаю, сколько времени мы просидели под окном, но воды с нас натекло достаточно. При этом две огромных лужи вокруг нас продолжали увеличиваться. Я почувствовала, что продрогла.

— Пойдем, — сказала я. Голос был каким-то тихим и вымученным. Вставать не хотелось.

— Пошли, — прокряхтела Ната, поднимаясь. И мы пошли…

Тихо, чтобы не заинтересовать караул, медленно брели, оставляя за собой лужи дождевой воды. Говорить не хотелось. Хотелось добраться до комнаты, рухнуть в постель и спать… спать… спать… Благо завтра единственный день, когда уроки начинались не утром, а в полдень. Да и заключались они в уходе за ботаническими садами, по одному на десять человек.

И тут жизнь снова решила сделать подлянку. Нас муха укусила пойти через хрустальную залу, где был музей стеклянных целительских приборов, а пол был мраморный… и гладкий.

Мы же с Натой совсем расслабились. Умеренная ходьба и спокойное дыхание убрали оставшееся душевное напряжение, а с ним и часть усталости. К подруге вернулось её хорошее настроение и хулиганская улыбка. Все вернулось на круги своя… Но это не значит, что надо скакать по зале, где много хрупких вещей! Свою мысль я тут же высказала:

— Нат, потише. Заденешь еще что-нибудь!

— Ну и пусть задену. Тебе то, что от этого будет?

— Мне то ничего, а вот чаш…

Досказать я не успела, легким взмахом руки чаша Дийрона граненая из цельного хрусталя полетела на пол. В надежде спасти прибор, смерть которого нам не простят, я прыгнула вперед… но не поймала. И самое страшное было не это. Чаша не разбилась… она зависла в воздухе! В ужасе я посмотрела на Нату.

— Ой… — тихо сказала подруга, поняв, что натворила.

Не сговариваясь, мы сорвались в сторону комнат. Любому дураку было понятно, что Замок — это не только корпус, но еще и жилище правителя. И поэтому ночью коридоры патрулируют Стражи, которые врят ли оставят без внимания этот инцидент.

Но судьба решила забрать все долги, за данные ею подарки. Коридор ведущий в жилые комнаты встретил нас быстрыми тяжелыми шагами. Резко затормозив, мы развернулись в обратную сторону, но и там тоже были шаги. Страх холодом растекался по всему телу. Вот сквозная зала редких камней, коридор лестница. Когда мы добежали до первого перекрестка, шаги уже звучали со всех сторон. Мы завернули в узкую галерею… оканчивающуюся тупиком.

«Теперь точно все», — пронеслось в голове. Последним животным инстинктом мы вжались в каменную стену, закрыв глаза, по-детски надеясь, что все кончится… и провалились.




Глава 3


Учение без размышления бесполезно, но размышление без учения опасно.

    

Конфуций






Куда мы летели, я не знаю: было темно. Но полет был короткий, закончившийся падением на что-то жесткое и колющее. И сдавленно говорящее нехорошие слова. Я поняла, что упала на Нату и попыталась встать. В темноте это получилось плохо, ноги просто в чем-то запутались, и я навернулась снова. Хвала духам, не на подругу. Её костями вышивать можно, а жесткости мяса позавидовала бы любая подошва.

Наконец мы додумались зажечь два огонька: каждая свой. Осмотрелись. Похоже, в корпусе, как и любом порядочном замке (по крайней мере, в книжках, которые я читала), были тайные ходы и комнаты. В данном случае это была библиотека, маленькая, содержащая кроме книжек еще много различного хлама. Например, запуталась я в каком-то старинном гобелене (и кто только додумался бросить это произведение искусства на пол?), на котором был изображен молодой человек явно из зажиточной семьи (или аристократ, сейчас-то их нет, только купцы остались; а раньше, говорят, были, да только извелись со временем). Кого-то он мне напоминал — наверное, его потомки еще остались в Городе: здесь, похоже, больше столетия никого не было — пыль толщиной с локоть. А ткани может быть еще больше: заклинание сохранения в такие вещи вплетается прямо в волокна и заметить его трудно.

— Мда… — выдала подруга после визуальной оценки помещения.

— Хоть спаслись и то ладно, — я подняла гобелен и осмотрелась, чтобы найти, куда его положить.

— Да мне то что? Выбираться сейчас будем или позже? — Ната тоже не стала стоять на месте и с удовольствием начала рыться в сундуке с барахлом. Я же обнаружила, что гобелен раньше висел над столом, но был сорван: на стене остался только краешек картины.

— Ты с ума сошла! Просидим здесь где-нибудь до рассвета. Кстати, мастеру Лейрону скажем, что ночевали дома у дяди. Это если они будут проверять комнаты.

— Ты уверена, что твои слова не захотят проверить? — портрет был сложен в рулон, положен в тубу, которая стояла, прислоненная к ножке стола, и пристроен в стойке для чертежей.

— Спросят — дядя согласится. Он не дурак, и поймет, что лгали мы не просто так.

— А-а-а. Слушай, а давай книги посмотрим. Вдруг, что интересное найдется?

Предложение было дельное: может быть, здесь есть книги по магии, а это, скажу я вам, настоящее сокровище. Большинство книг, которые удалось сохранить, были по алхимии. А алхимия, она, конечно, очень много дала знаний, но с самой сутью волшебства её не сравнишь.

Мы алчно набросились на немногочисленные полки, где стояли книги. К сожалению, для меня там было мало чего интересного: большинство книг было написано на тезаре — языке магов, который можно было прочитать только с помощью опять же магического зрения, а точнее понять. Проблема в том, что это настолько открытое использование магии, что можно сразу же заказывать себе погребальный костер. Способ скрытого использования этого заклинания был утерян, как и многие другие. И самое обидное, тезар означал одно: это ТОЧНО книги по магии! Обычные скрывать бы не стали!

Но тут взгляд уперся в тонкую черную книжицу, незаметную среди пухлых фолиантов. Она была больше похожа на книжку для записей, куда Орнет записывал результаты удачных опытов (ее же он носил потом на Совет Целителей, где обсуждались новые лекарства и способы лечения).

Я открыла её. Похоже, когда-то из неё вырвали множество листов, оставив одну единственную исписанную страницу, и еще немного не исписанных. И (!), самое главное, она была написана на элфеште — языке алхимии, который, к счастью, чуть-чуть изучали даже в корпусе, так как на нем писали все формулы и названия. Его я знала не очень хорошо. Язык был сложен, и по-настоящему изучить его можно, если только постоянно использовать, то есть, хотя бы в теории, но самому проводить эксперименты и исследования. Такое позволялось лишь с третьего курса.

— Нат, — позвала я, убежденная, что подруга тоже не нашла, «нормальных» книг.

— Ась? — откликнулась она грустным голосом, подтверждавшим мою правоту.

— Я тут кое-что нашла… В общем: ты элфешт хорошо знаешь?

— Средне, — сказала та, с любопытством смотря на книжку в моих руках.

— Вот и я тоже… — мы поискали место, где можно было бы спокойно заняться расшифровкой. Не нашли и сели на ступеньки.

Подчерк был мелкий и четкий, но при этом какой-то летящий, будто пишущий куда-то отчаянно спешил. Я вчиталась в текст:






«Это случилось в тринадцатое столетие от падения Регинта.[6 - Регинт — в древности единая империя, в которую входил весь мир, и все расы, в результате феодальной раздробленности разделился на мелкие и не очень государства.] В то время страной Зари правил король Ринлей, взошедший на трон в середине одиннадцатого столетия. И мир считал, что он был самым…»





— Это, что такое? — пред словом «хороший» стоял странный знак. Я вопросительно посмотрела на Нату.

— По-моему это знак отрицания. Элфешт по лексике очень простой язык: зачем слово «плохой», если есть символ «не». При том, что слово «не хороший» означает все от «злой» до «страшный». Язык-то предназначен для алхимических записей. Зачем языку формул слова типа «уродливый» или «ненавистный»?






«… не хорошим человеком телом и душой. За это его называли королем Зари».





— Это значит, он был страшный и жестокий, — перевела Ната для особо умных.

— Я уже разобралась, благодарю.






«На седьмое десятилетие века в замок правителя явился странный человек. Маг, ведь все жители сильной и маленькой страны-города были колдунами.

Он потребовал отдать ему власть, так как он лучше разбирается в магии, чем все в мире — следовательно, он должен править страной магов.

Ринлей отказался. Тогда маг пошел войной. Он усыпил силу у всех поддержавших короля волшебников, а лучших сделал своими слугами. На короля маг наложил заклинание, лишающее Ринлея памяти, и тот стал его самым преданным слугой. И рожденный на рассвете король умер на закате. Вместе с ним умерла и заря, как проклятье предавшему городу. С того дня ни разу город магов не видел ни рассвета, ни заката. И продолжаться это будет до тех пор, пока король Зари не восстанет против своего хозяина и не убьет его своей рукой».





Это было все. И маленькая подпись:






«Все сказанное здесь — истина. Клянусь Силой. Э. Дейгрол»





— Вот тебе и сказочка на ночь… — протянула подруга.

— Как ты думаешь, про кого здесь написано? — мне почему-то стало страшно.

— Да мало ли стран-городов в мире? Главное, чтобы в нем жила куча магов!

— Почему это?

— А ты думаешь, если правитель жестокий и уродливый, его кто-нибудь будет поддерживать, кроме рабов? — хмыкнула подруга, — вспомни нашего короля. Да любой в Городе присоединится к бунту, если таковой будет! Тем более человек, написав это, мог просто пошутить.

— И поклясться при этом Силой? Не думаю, — почему-то я была уверена, что это правда. Вот только почему? И тут я вспомнила одну нечеткость…

— Слушай, а как король Зари может восстать против своего хозяина, если он умер на закате?

— Ну… может, имеется в виду, его гордость? Ведь все воины повернуты на своей чести, как не знаю кто. Вот и на закате он не погиб телом, а признал власть мага. Не обращай внимания. Все древние летописцы повернуты на всяких красивостях. Ну, зачем, скажи мне, ему говорить, что король родился на рассвете? Не к селу, не к городу!

— А ты уверена, что написавший был летописцем? Он бы тогда не стал клясться силой.

— Ну, не знаю…

На этом ты замолчали.

Сколько мы так просидели, мне не известно. После прочитанного почему-то не хотелось ни о чем разговаривать, а я все не могла понять… зачем вообще эта запись была сделана? Ну не верила я, что это написал летописец! Место для записи не обычное, да еще… ну, не стал бы он тогда использовать элфешт! Летописцы писали на регинтском, а элфешт был создан магами и для магов. Жаль нельзя узнать историю поподробнее.

Через некоторое время мы решили вылезти и посмотреть, что происходит в коридорах. Боязно, но надо. Заодно проверим, как вообще можно было попасть в помещение.

Поднялись по ступеням и пощупали стену. Как оказалось, если снаружи (мне так кажется) на преграду надо было надавить, то здесь тело свободно проходило через камень, как сквозь воду. Мы выбрались на «свободу». Было пустынно. Похоже не найдя наших следов, Стражи «плюнули» и ушли ни с чем. Потихоньку, стараясь не шуметь, мы добрались до перекрестка, откуда и начинался тупик. Огляделись. Стражей было не видно, из окна весело подмигивали звезды. Кажется, сможем даже выспаться, если доберемся до комнат.

— Ну… С Высшими Духами… — выдохнула Ната и мы пошли в сторону спального крыла. Точнее побежали, при этом, умудряясь ступать тихо и аккуратно, молясь про себя и духам-охранителям, и предкам сразу. Иногда натыкались на шаги и, покрываясь холодным потом, пережидали, пока Страж уйдет. Когда мы добрались до комнат, я была похожа на выжатый лимон. Внутренне — так точно. Попрощавшись кивком с подругой, я проскользнула в спальню, и через силу раздевшись и умывшись, рухнула в долгожданную постель.

* * *


Утром я проснулась свежая и бодрая и, как ни странно, в тоже время, что и обычно. Наверное «внутренние часы» сработали, не давая спать больше обычного. Умылась, надела форму и пошла, прогуляться, а заодно посмотреть, не разбилась ли чаша. Все-таки жалко: вещица раритетная. У всех целителей есть подобные, но такая чаша была одной и считалась настоящим произведением искусства. Не понимаю, как только у Дийрона рука поднялась использовать её для опытов?

Как оказалось, Стражи решили не оставлять следов, поэтому зала выглядела, как раньше. Ни единого проблеска не то, что магии: даже постамент стоит там, где и раньше. Но, выкинув эти совершенно ненужные мысли из головы, я просто стала любоваться чашей, глядя на то, как солнечные лучи отражаются в хрустальных стенках.

— Вам нравится творение Дийрона? — раздалось неожиданно из-за спины. Я вздрогнула и обернулась. И думать даже не стоило. Мастер Лейрон будто специально появляется там, где его не ждешь. И ходит так бесшумно, что узнаешь о его присутствии только тогда, когда он к тебе обратится.

— Вы меня напугали, — решила расставить я точки над «ри» [руна, в написании имеет над собой две точки], - вы специально подходите не слышно, чтобы вас пугались?

— Извини, — странно, но он, похоже, смутился, — я, к сожалению, ходить по другому не умею. Со звуком не получается. Да и не привыкну никак, что вы не способны слышать более тихих звуков…

— А кто-то способен? — удивившись, перебила я его.

— Нет, — резко оборвал он. Похоже, я услышала что-то не для простого народа.

— Кстати, — вдруг, спросил мастер, — а, где ваша подруга?

— Спит, — просто ответила я и ушла из залы. Приближалось время завтрака.

* * *


На завтраке Наты не было, да и не только её. Все-таки целители тоже люди, и им тоже поспать подольше хочется. Зато Зана я нашла, а тот меня. При чем очень обрадовался и быстро подсел рядом. После чего, маскируясь завтраком, тихо спросил:

— Что у вас случилось? — и, не дожидаясь ответа, тут же принялся рассказывать сам. Оказывается, вчера он весь день искал нас, так как почуял, что у его ненаглядной сестры появилась очередная идея, которая сулит проблемы всем нам. Меня и Нату он не обнаружил, и ему резко поплохело, ведь Зан прекрасно помнил, какой сегодня день. Вечер он провел, как на иголках, а когда парню поступил импульс страха (мы в тот момент были на стене), то описать тихую истерику, начавшуюся у него, было бы просто невозможно. И как последняя капля: Зан почувствовал магию… Тогда ему хотелось завыть в голос, стучатся головой об стену и просто умереть, лишь бы Ната оказалась в своей комнате, тихо спя зубами к стенке.

— Извини, — мне стало очень стыдно, — я как-то забыла, что ты с Натой связан…

— Да уж, а она тем более… — продолжил за меня Зан, — мне её на поводке что ли водить, чтобы она ничего не натворила? У неё совесть есть?

— О чем речь? — радостно подскочила к нам подруга, села рядом со мной. Ната хотела, было, еще что-то сказать, но напоролась на взгляд брата и стушевалась. Похоже, она вспомнила о его существовании только сейчас.

— Ну? — неожиданно грозно спросил Зан, сверля глазами провинившуюся сестру. Это было так неожиданно, что я вздрогнула.

— Э-э… — тихо произнесла девушка, явно не зная, что сказать. Я была в недоумении: Что случилось? Раньше отрицательная оценка её действий со стороны брата подругу никак не интересовала.

— Еще ХОТЬ РАЗ!.. — тихо прорычал парень. У меня отвисла челюсть. Продолжения не требовалось. Терпение Зайрана Летеша, а именно так звучало его полное имя, кончилось. Я, честно говоря, даже испугалась — никогда не думала, что он может ТАК выйти из себя.

— Я… я больше не буду, честно, — проскулила Ната, съежившись перед братом. А мне наконец-то стали понятно их отношение друг к другу. Похоже, хулиганила девушка только до того момента, пока терпение юноши не кончалось. А так как Зан был ОЧЕНЬ терпеливым, продолжаться это могло долго. И в данный момент я стала свидетелем того, как старший из присутствующих Летешей вышел из себя.

Посидя пару минут в таком положении, Зан вернулся к еде, а Ната повеселела. Наверное, такой разбор полетов проходил у них периодически, и обоим в новинку не был.

— А про тебя мастер Лейрон спрашивал, вдруг вспомнилось мне. Подруга спокойно посмотрела на меня:

— Ну и что? Нам все равно надо будет к нему зайти. Вот после практики и зайдем.

На том и порешили.

* * *


После практики у меня страшно болела спина. Просидев на карачках, не разгибаясь, три часа, я боялась, что не разогнусь никогда. Теперь понятно, почему большинство учеников вспоминают практику со стоном. Раньше мне приходилось только поливать растения и подметать дорожки. И я, честно говоря (О, простота! О наивность!), была этим расстроена: хотелось «настоящей работы» Теперь мне дали настоящую работу — прополку сорняков. В результате, я с грустью вспоминала лейку и ведро с водой и понимала, почему остальные смотрели на меня с завистью. Даже у Наты все болело после ботанических садов. Единственным человеком, который себя хорошо чувствовал, была мастер Виарона. Она спокойно занималась последние два дня недели садами, при этом у неё даже спина не затекала. Будто и не сидела восемь часов в день в три погибели. Как это у неё получалось — было загадкой.

В общем, как мы с подругой доковыляли до кабинета мастера Лейрона, даже вспоминать не хочется.

Тот на стук открыл быстро и, задумчиво оглядев, хмыкнул:

— С практики?

— Ага, — со стоном подтвердили мы.

Он пропустил нас в комнату, и я с интересом огляделась. Кабинет наставника всегда представлялся учениками каким-то волшебным местом, в основном потому, что попадали туда редко. Обычно за наказанием.

Первое, что бросалось в глаза — это массивный стол и кресло с высокой спинкой. Мебель была из черного дерева и имела темно-синюю обивку. У стены стоял таких же цветов диванчик — для посетителей. Два шкафа, полностью забитые свитками и фолиантами, канделябры на стенах и подсвечник на столе. Там же лежали какие-то бумаги, перо и чернильница. Плюс ко всему: резная дверь, ведущая, скорее всего, в спальню.

— Что встали? Садитесь, — мастер указал на диванчик, а сам сел в кресло. Когда же мы разместились, искоса глянул на бумаги, которые, похоже, разбирал до нашего прихода и спросил:

— Рассказывайте.

Ната послушно стала объяснять, как мы попали в город, не забыв добавить, что вернулись мы с рассветом. Мастер Лейрон слушал внимательно, не перебивая, а когда подруга закончила, вынес вердикт:

— Сумасшедшие. Ради какого-то застолья так рисковать жизнями. Там десять метров в высоту и голые камни на земле. С Натариной бесполезно вести беседы, но вы, Юриль! У вас же есть рассудок и голова на плечах! Вы-то, зачем полезли! У вас даже телесной подготовки нет: какое к Духам лазанье!

Я молчала. Как объяснить наставнику, что Ната — настоящий банный лист, мне было не известно. Да и подставлять подругу не хотелось. Все-таки своя зараза, родная — как говорил про неё Зан. Мастер посмотрел на нас, вздохнул, видать понял, что ничего путного не добьется, и сказал:

— Натарина Летеш — вы прощаетесь в последний раз, следующая ваша шалость окончится карцером. К Юриль Веран у меня слезная мольба о том, что принимать участие в «развлечениях» госпожи Летеш вы больше не будете. Это все. Вы свободны.

— И еще, — окликнул нас учитель у дверей, — не играйте со Стражами. Если они вас не заметили — это значит, что они НЕ ЗАХОТЕЛИ вас заметить.

* * *


— Ну, что скажешь? — спросила я подругу, когда мы шли по коридору. После разговора у меня остался неприятный осадок: слишком зловеще звучали последние слова мастера Лейрона.

— Да ничего, — спокойно сказала Ната, хоть и без обычной для неё смешливости, — нас ткнули носом в наши же ошибки.

— То есть? — не поняла я.

— Да, просто, — отмахнулась подруга, — мы забыли, что Стражи маги. И очень сильные, к слову. Скажи честно, даже ты — перестраховщица наша воспринимала их, как обычных воинов?

— М-мда, — тихо согласилась я. В мое «сознание» настолько сильно вплелась мысль о запрете на магию, что мне забылось — к Стражам это не относится, и волшебством они пользуются с бо-ольши-им удовольствием. А спокойно обсуждаем на их глазах, мягко говоря, опасные темы, да и вылазка эта. Странно, что за нами до сих пор не пришли.

— В любом случае, нас недвусмысленно попросили держаться от Стражей подальше, — добавила Ната, почему-то погрустнев.

— Это да, — поддакнула я. Мне и раньше не хотелось с ними «общаться», а учеба в Замке не растопила мое «ледяное» сердце. Только вот почему Ната так расстроилась?

— Придется и в самом деле вести себя, как тихони, — неожиданно с надрывом выдохнула подруга, а я чуть не согнулась пополам от смеха, еле-еле сохранив серьезное выражение лица и даже нарисовав на нем сочувствие. Так вот что так огорчило Нату! Невозможность дальше хулиганить и при этом выходить сухой из воды. Да-а, для неё это и в самом деле большое несчастье. Для меня же это было наоборот гарантией того, что в ближайшую неделю (на большее Наты не хватит) можно спать спокойно.

Но, похоже, судьба решила иначе, или, грубо говоря, своими надеждами я нас сглазила.

Неожиданно перед нами открылась дверь в аудиторию, и из лекционного зала начали выходить люди. По глазам собранным в кучку, можно было понять, что мастер Виарона совмещала в шестой день недели практику с теорией, с удовольствием оторвавшись от своих садов ради «любимых» учеников. А подпаленные в некоторых местах костюмы (притом, что те были сделаны из огнеупорной и кислотостойкой ткани) явно говорили, что выходившие были, по крайней мере, на третьем курсе обучения. На более младших курсах опыты проводились только под строгим наблюдением наставников, а те вряд ли позволили бы такие опасные эксперименты (говорили, такой надзор был введен после того, как один больно умный ученик чуть не поднял на воздух северную башню; интересно, что с ним после этого сделали учителя?).

Мы спокойно «врезались» в толпу, плавно огибая спешащих по своим делам (скорее всего куда-нибудь развеяться, если после урока многоуважаемой мастера Виароны этого не сделать то мозги начинают медленно, но верно спекаться), и прошли бы это «препятствие» спокойно, если не один, явно куда-то опаздывающий молодой человек. Тот стремительно, даже не вышел — вылетел из кабинета и направился в противоположную нашему движению сторону. А Ната, смотревшая куда-то вдаль, не успела увернуться. Они шумно столкнулись, и подруга, как более легкая, отлетела к стенке, ударившись спиной (голову она уберегла). Может это и забылось бы: все мы люди, и у всех бывает плохое настроение, но расстроенная после выволочки, Ната не выдержала и весь негатив выплеснула в «мир»:

— И как ЭТО понимать?! — рявкнула она так, что все присутствующие остановились и обратили свое взор на происшествие (обычно у учеников не принято вмешиваться в чужые дела, если они не сулят угрозу здоровью или психике).

— Что именно? — высокомерно спросил юноша, явно не считая себя виноватым. Ната вскипела, а я всмотрелась в лицо парня: светлые волосы длиной до плеч и голубые глаза, лицо аристократическое, с высокими скулами. Тонкий и изящный — ему, как никому другому подходил взгляд благородного на простолюдина. Последнее, кстати, говорило о том, что он из старейших родов (по слухам, в них со временем переродилось дворянство), а те всегда держались особняком от остального народа (а народ так же не стремился к сближению — старейшие держали в руках почти всю власть Города, и, как в любой стране, усиленно из-за неё грызлись).

С другой стороны, Старшие роды никогда не позволяли себе смотреть на целителей свысока — ведь от них зависит их здоровье и жизнь. Данный молодой человек видимо об этом забыл, или считал, что раз он сам целитель, то законы самосохранения ему не писаны.

— Вообще-то у нормальных людей принято, сбивая человека с ног, извиняться, — подруга из последних сил пыталась быть вежливой, но свистящее шипение уже пробивалось, говоря, что Ната в бешенстве. О, Духи! Чует мое сердце: быть драке! А Натке недвусмысленно обещали карцер!

— У нормальных людей принято смотреть перед собой и не лезть под ноги прохожим, — парень так и не понял, что попал: подруга в рукопашной ничуть не слабее мужчины, и если он будет продолжать так дальше, то его аристократическое лицо скоро обзаведется простолюдинским фингалом.

— Одно другому не мешает, — Ната тоже, похоже, поняла суть надвигающееся катастрофы и медленно, но верно начала брать себя в руки. Хорошо. Может быть пронесет. Она встала с пола и окатила светловолосого не менее презрительным взглядом, чем тот её. По гордости потомственные маги ничуть не уступают старейшим. Юноша, похоже, не ожидал такого отношения к себе, взглянул на Нату с изумлением, но тут же попытался взять себя в руки. Та в ответ скривила в отвращении губы. Так его! На дворянчика было жалко смотреть. Хотя нет. Тот смог «выправиться» и теперь лицо его не отображало вообще ничего.

Ната же решила не сдаваться и раскрыла, было, рот для еще одной колкости, но (к счастью, или к сожалению?) вмешался третий (если не считать меня, молча стоявшую рядом с компанией… ну, не умею я успокаивать людей!). Парень с кудрявыми темно-русыми волосами последним вышел из аудитории и, увидев происходящее, решил остановить ссору раньше, пока она не переросла в скандал.

— Надьян, — позвал он. Светловолосый обернулся к говорившему, показывая, что тот произнес его имя.

— Нам надо идти. У мастера Илазе сейчас будут занятия, и мы можем не успеть получить ключ от лаборатории.

На это юноша облегченно вздохнул, радуясь, что скандала не будет, кивнул в сторону Наты (и это притом, что он только, что отказался перед ней извиняться!) и ушел со своим спасителем.

— Мы еще встретимся, — рыкнула им вслед подруга. Похоже, она его так и не простила. Не повезло парню. Ната мастерски делала гадости. Причем доказать, что их сделала именно она, было невозможно. Когда они ушли, я решила, на конец, вмешаться, пока она не натворила чего-то еще.

— Пошли, — я дотронулась до плеча подруги, обращая на себя её внимание.

— Пойдем, — решительно ответила мне Ната, взяла меня за руку и быстрым шагом целенаправленно куда-то потащила. Все-таки она что-то придумала! И чует мое сердце, что нам это дорого обойдется!

* * *


По тому, как мы спускались все ниже, я определила, что движемся мы в сторону мастерских. В них разрабатывались новые приборы для целительства, и работали там только парни. Просто потому, что женщину — кузнеца представить было трудно. Прекрасная половина целителей предпочитала более тонкую работу, которой редко занимались уже мужчины: для них это было слишком муторно и долго. Что там забыла Ната, я не представляла.

Мы дошли до обитой железом двери, в которую подруга постучала. Хотя нет, не постучала. Она со всей силы пару раз пнула её, так, что эхо разошлось по всему коридору. Зачем она это сделала? Все страньше и страньше.

Минут пять мы стояли, неизвестно чего ожидая. Точнее чего ожидать не знала я, подруга же чувствовала себя здесь, как рыба в воде. Потом дверь со скрипом открылась, и из прохода появилась чумазая физиономия с шалопайским выражением лица. Она всмотрелась в нас и весело улыбнулась, явив миру аккуратные белые зубы, странно смотрящиеся на измазанном копотью лице:

— Привет, Нари! Рад тебя видеть! Что-то ты давно к нам не заходила, — он посторонился, и мы прошли в душное теплое помещение. В нем стояла куча различных станков: от обычной наковальни до специального инструмента для огранки камней. Все это освещалось обычными факелами (алхимические не позволялись, так, как материалы должны были быть без всяких примесей и уж тем более без магии), а в воздухе стоял истинно «мужской» запах — одуряющий запах пота. Мда-а, и в самом деле не женская работа. Женщина в такой «чистоте» удавиться. В дальнем углу, куда я посмотрела в последнюю очередь, стоял стол и несколько стульев. Там же стояло шесть молодых людей, не менее грязных чем открывший и с не менее белозубыми улыбками.

— Здравствуйте, мальчики! Мы тут навестить вас зашли! Знакомьтесь, моя совесть и здравый смысл в одном лице — Юриль! — парни, как по команде, уперлись в меня взглядами и, вежливо кивнув, представились слева направо:

— Анори, очень приятно.

— Вейзег, рад знакомству.

— Ярон.

— Майян.

— Келед.

— Сотори.

— А я — просто Дик, — наш «дворецкий» назвался последним и улыбнулся еще шире, хотя думалось: куда уж больше. После чего нас проводили к столу и вежливо усадили на стулья.

— Ну, рассказывайте, как у вас наверху дела, а то мы совсем отстали от жизни, — сами юноши тоже расселись: кто на оставшиеся свободными сидения, кто облокотился на стол, а кто просто устроился на полу.

— Как другие я не знаю, а мне лично обещали карцер, — с некоторой гордостью сказала подруга. Странно, по мне, так нечем здесь гордиться. Хотя это меня интересовало мало. Вопрос дня: как не задохнуться в этом «мужском» Пресветлом Краю [Пресветлый Край — синоним слову «эдем»]? О Духи! Полжизни за марлевую повязку!

… или хотя бы платочек…

В отличие от меня парни наоборот отнеслись к этому с юмором, поздравили с «подвигом» и пожелали таких же успехов. Ната улыбалась в ответ на «комплименты» и вела себя совершенно свободно, явно не чувствую дискомфорта. Я слушала их разговоры краем уха, мечтая лишь о том, чтобы это побыстрее закончилось. Но это продолжалось недолго. Подруга, ни с того ни с сего, вдруг резко посерьезнела и, недобро усмехнувшись, спросила:

— Вас-то когда выпустят? — вопрос был странный. Почему их должны «выпускать», когда работа в мастерской дело сугубо добровольное, и ею занимаются только те, кто чувствует свое призвание в разработке механизмов?

— Уже завтра свободны, — парням, похоже, все было понятно, и недоразумений вопрос не вызвал. Ничего не понимаю.

— Вот и хорошо, — непонятно чему обрадовалась подруга, — у меня к вам есть небольшая просьба.

— Да нет проблем, — еще раз белозубо улыбнулись парни, — для тебя все что угодно!

— Это хорошо, — у меня было такое ощущение, что ребята говорили на каком-то своем языке, и я здесь была явно лишней. Неприятно. Но Ната не стала долго скрывать своих намерений:

— Вы можете узнать что-нибудь про парня по имени Надьян? Волосы светлые, курс не меньше третьего. Ведет себя так, будто он пуп земли, — та-ак, неужели это местные «всезнайки» знающие все и про всех. Неужели Ната все-таки решила мстить? Странно… это же не в её стиле! Она может напакостить «здесь и сейчас», но не через день после обиды. Уже через час Ната забывала о ссоре и относилась к ней философски: мол, у каждого свои тараканьи бега в голове (именно так подруга перефразировала «обычных» для всех «тараканов»).

Парни (юношами называть их язык не поворачивался, слишком это было «воспитанное» для них слово) в ответ спокойно сказали:

— Будет сделано.

Подруга их горячо поблагодарила и, встав, направилась к выходу. Я, не заставляя Нату ждать, чуть ли не бегом бросилась за ней. Наконец-то! Свобода!

Вслед нам раздался разрушительный грохот, состоящий из колотящих, пилящих и других неприятных звуков, исчезнувших с закрытием двери. Так вот почему мы столько ждали! Парни просто не могли сразу оторваться от работы, а встречать гостей при таком шуме им не захотелось! Но этих знаний мне было мало и, когда мы вышли на первый этаж, я грозно (насколько позволял мне мой не шибко громкий голос) спросила:

— И ЧТО это было? — имею я, в конце — концов, право после «воздушной и моральной» пытки на удовлетворение своего любопытства!

На мои артистические потуги подруга только неясно хмыкнула, видимо считала, что, засмеявшись в голос, она меня обидит. Но потом все-таки сжалилась и стала «снимать пелену тайны» с событий в мастерской (вот, как выразилась витиевато! Надо меньше читать старых баллад, а то скоро думать стихами начну!).

— Понимаешь, ты не общаешься с тем кругом людей, с которыми знакома я. Ты слишком зациклилась на своем внутреннем мире, и не знаешь, что у целителей есть все: и разногласия, и сплетни, и даже своя иерархия. Просто внешне этого не видно: целители резко разделяют свои проблемы и проблемы людей, поэтому даже человек, который тебя ненавидит всей душой, поможет тебе в твоих разработках, если они в будущем спасут жизни. В данном случае эти парни местные «слухачи». Так получилось, что они к тому же не самые послушные ученики. Ты знаешь, как наказывают девушек?

— Знаю, — ответила я, пока подруга не сказала мне ничего нового (о «профессии» парней я догадалась по задаваемым вопросам), — сначала ведутся поучительные беседы, а если человек не унимается и переходит «границу», то его отправляют в карцер: все свободное время, девушка проводит в своей комнате, в единственной дозволенной компании — компании учебников. А что?

— Так вот, с парнями так не сюсюкаются. Провинился: двое суток все свободное время от утра до вечера отрабатываешь в мастерской, может здоровый физический труд всю дурь выбьет. Между прочим, очень умно придумано. Ведь не всегда работа целителя поступившему подходит — характер не тот. Выгонять не принято, и чтобы человек, семь лет отмучившись, не остался без работы, его хоть и за провинности, но обучат в мастерской. Не целителем станет, так кузнецом или стеклодувом.

— Мда-а, — я и в самом деле не знала о такой системе наказаний, просто потому, что меня никогда не наказывали, — а как на счет этого… как его… Надьяна? Ты что? В самом деле хочешь мстить?

— Нет, мне надо просто кое-что узнать. Есть у меня сомнения… — глаза подруги стали задумчивыми.

— Какие? — полюбопытствовала я.

— Потом узнаешь, — мерзко улыбнулась Ната, зная о моем кошачьем любопытстве.

И ЭТО называется подруга!




Глава 4


Не учите меня жить: помогите выжить — актуальный лозунг конца времён.

    

Сергей Петрович Изотов






Слава Духам! На этом наши приключения закончились (по крайней мере, мне так казалось). Ната, похоже, сама немного подустала от этой суматохи. Следующую неделю все было относительно спокойно. Если не считать подсунутой Эереле живой крысы в сумку (та неосторожно «прошлась» по внешнему виду подруги) и драки в оружейном зале, когда госпоже Летеш приспичило попробовать себя на военном поприще (зря тот парень решил вслух сказать о том, как он относится к девушкам с оружием). Я тихо служила во всех переделках громоотводом, как для самой Наты, так и для присутствующих. Бить меня не решались (все-таки я — «стандартная» девушка, на которую руку поднимать считалось неприличным), да и не за что было. Разве моя вина, что подруге на месте не сидится? А то, что в мое отсутствие она шалила еще больше, знали все. Хоть чуть-чуть, но мне удавалось понизить её активность (по крайней мере, Ната начинала задумываться над последствиями своих шалостей).

Иногда я чувствовала на себе чей-то взгляд, незаметно следящий за мной. О том, что это был мастер Лейрон, догадываться не приходилось. Он единственный знал, о нашем походе в Город, а о вспышке магии, скорее всего, было известно всем учителям. Меня это не очень волновало, я и дома редко использовала Талант, а сомневаться в том, что наставник не был единственным, кто присматривал за учениками, было глупо. Стражей-то никто не отменял.

Но неделя состоит всего из семи дней и в первый день четвертого семидневья Тринола «веселье» продолжилось. Все началось безобидно (для Наты). И причиной этому была Нарина Шото — наша одногруппница.

Нарина — хрупкая тихая девушка всегда вежливая с непоколебимым спокойствием. Она редко сама вступала в разговоры и еще реже улыбалась. При этом была необыкновенно хорошим человеком и тайной любовью Зана. Заметили мы это случайно, когда застукали юношу за подсматриванием. Нарина великолепно танцевала, и, не желая терять за семь лет навыки, регулярно тренировалась в зале. Да что там навыки — талант: девушка была потомственной Танцовщицей. Именно так, с большой буквы. Танцовщицы являлись неотъемлемой частью богослужений, считалось, что своим танцем и красотой они привлекают на землю Богов,[7 - Высокие Духи и Боги. Боги заведуют природными явлениями, а Духи разумными расами. В результате: если нужен хороший урожай — обращайтесь к Богам, если нужна удача в каком-либо деле или решение (к примеру) семейной проблемы (допустим, ребенок заболел) — к Духам. И те и другие почитаются одинаково, но считается, что Боги живут на небесах, а Духи рядом — на земле. Поэтому, если вторых нужно только помянуть, то первых надо звать, долго и упорно, со специальными ритуалами.] а те, развлекшись представлением, добреют и отвечают на просьбы жрецов. Соответственно танец должен быть идеальным, и ему учились долго и тщательно. Нарина была неподражаемой Танцовщицей, но вот внешностью не вышла. Боги любили здоровых девушек, по которым сразу понятно, что потомство от них будет хорошим: Рина бледная и болезненная под эту категорию не подходила. Поэтому её мать — жрица решила: если не танцовщица, то целитель. Женщины других профессий к жречеству не допускались, а преемственность хотелось сохранить. Нарина не стала спорить с матерью, она прилежно училась, хотя было видно, что долгое сидение в лабораториях не для свободной дочери Ветров (именно так в народе называли прекрасных Танцовщиц).

Зан было очарован как её умом (на глупую он бы даже не посмотрел), так и красотой. Потому, что, может, Боги и любят крепеньких девиц, но для рыцаря без страха и упрека (а романтик Зайран в душе, наверняка, не раз видел себя в доспехах и на коне) идеалом была именно такая: тоненькая и хрупкая, как хрустальная статуэтка, девушка.

Нарина на несчастного парня внимания не обращала. Нет, она с ним здоровалась, разговаривала, но будто не замечала тоскующего печального взгляда, который зоркая Ната разглядела тут же. Бедный юноша был великолепным спорщиком, неподражаемым оратором… и совершенно не умел ухаживать за девушками. Все, что он мог — это густо покраснеть и убежать от предмета обожания куда подальше, дабы не опозориться перед ним.

Но Ната почему-то сразу записала Нарину в невесты брату, не смотря на застенчивость юноши. И для нее девушка автоматически стала младшей сестрой. А так, как о родственниках надо заботится, то подруга негласно учредила свое шефство над бедной Риной, не подозревающей какое «счастье» она огребла. И на первом месте стояло «возвращение к людям». В том смысле, что упертая Ната решила научить девушку смеяться и радоваться жизни, считая поведение Нарины ненормальным, и не желая понимать, что кто-то думает иначе. В чем-то она была права. Вечно молчащая, ни на что не реагирующая Рина казалась даже не неестественной, а мертвой.

Первый шаг заключался в том, что на практических занятиях Нарина сидела или с Заном или с Натой. Первое, кстати, было сделано еще для того, что молодой алхимик учился перебарывать свой страх перед женским полом, за счет отвлечения на любимое занятие. Как подруга добивалась подобного размещения, я не знала. У неё была какая-то своя информационная сеть, которая позволяла ей такие возможности как усаживание братца за один лабораторный стол вместе с его возлюбленной, даже если те этого не хотели (знать бы, как она уговорила на такое наставников).

Второе имело более тяжелые последствия. Ибо усидеть в компании Рины подруга спокойно не могла (так как меня не было рядом). Я ведь спасалась тем, что монотонно рассказывала то, что думала об очередной её шалости (при таком фоне хулиганить было довольно-таки сложно). Терпеливая Нарина была на это не способна.

И на этот раз Нате (как только додумалась?) приспичило пожонглировать клубнями Драконьего Цвета. Что это такое? Это такая «веселая» реагирующая Рина казалась даже не неестественной, а смеяться и радоваться жизни, считая поведение Нарины не нормальным, и не травка, клубни которой при сильном ударе мгновенно внутри вскипают и соответственно взрываются кипятком. Потому и Драконий. Обычно Драконий Цвет используют для настоек от обморожений, но подруга придумала его клубням новое назначение, решив, похоже, попробовать «полечить» названною сестрицу острыми ощущениями, а точнее напугать до холодного пота. Я (к моему глубокому сожалению) была сильно занята, так как смесь, изготовление которой нам задали, надо было после приготовления сразу снять с огня и о задумке Наты узнала только тогда, когда несчастная Рина тихим хриплым голосом попросила:

— Натарина… очень вас прошу… не надо, — в последних словах послышалось поскуливание и стук зубов.

Встревожено я подняла глаза от котла и, увидев, что происходит, тут же бросилась к подруге, чтобы остановить, пока никто не заметил. Но было поздно: «Новинку по использованию ценного растения» увидела знаменитая сплетница Эелера, известная так же своей необыкновенной трусостью.

Оглушительный визг разнесся по залу, заставив часть людей вздрогнуть и выронить ценные ингредиенты и колбы. Но это было не самое плохое. Под аккомпанемент бьющегося стекла подруга отвлеклась и выронила клубни… на стоявший рядом (к своему несчастью) шкаф с металлическими весами. Раздался оглушительный взрыв и звук падения тел: Ната сбила Рину с ног, спася от обвала (раскаленное железо это не шутка). Мигом позже прозвучал строгий голос мастера Виароны, которая до этого сидела в соседней комнате и проверяла сданные ранее письменные задания:

— Эт-то что еще такое?!!

Мы замерли. Наставница вошла в зал, бегло оглядела область поражения и, будто ничего не случилось, спокойно вынесла вердикт:

— Все, чье место работы не было затронуто, продолжают работать; те, чьи заготовки испорчены, могут быть свободны. Ученицы Шото и Гейринта подойдите ко мне за успокоительным. Натарина Летеш отправляется к мастеру Илазе за очищающими порошками и отдраит все, что осталось от весов, от пола и стен. Это все.

Отдав распоряжения, мастер еще раз оглядела залу и невозмутимо ушла обратно в кабинет. Железная женщина. У неё взрывом расплавило полсотни дорогих (ведь весы с практически идеальным равновесием стоят не дешево) приборов, а она даже голос не повысила.

Люди постепенно успокаивались. Эелера на негнущихся ногах и совершенно равнодушная Нарина (Нет! Это ненормально! Её минуту назад чуть не убили, а она даже ухом не повела!) ушли вслед за наставницей. Ната, скривив губы в бок, молча осматривала объем работы и почесывала затылок. Похоже, такого результата она никак не ожидала. Убить бы Лерку! Ну, зачем, скажите мне?! Зачем, в любой мало-мальски опасной ситуации визжать резаным поросенком! Как будто без этого проблем мало!

— Пойдешь со мной? — неожиданно спросила подруга, заставив меня вздрогнуть. Опять зарылась в себя. Эта вечная задумчивость — моя самая большая проблема в жизни. Скольких происшествий можно было бы избежать, если бы я не спала на ходу. Да только это, как часть личности. Эх! Как любил говорить мой сосед: «мне тоже с собой трудно, но ничего не могу поделать — я у себя один». У меня все точно так же!

— Не хочешь стать жертвой юмора мастера Илазе? — подруга так и не повернувшись в мою сторону молча кивнула. Упомянутый наставник был известен своим острым языком, что он ярко демонстрировал на устных допросах. От доски все ученики до единого уходили красные, как вареные раки. Даже «мертвая» Нарина после общения с ним напоминала спелый помидор. Обиды на него не держали: было видно, что мастер не стремился специально смущать или унижать человека. Просто привычка — вторая натура, особенно когда у тебя нестандартное мышление, выискивающее во всем что-нибудь смешное.

В любом случае один на один, к нему ходили только по большо-о-ой надобности. И вряд ли очищающие порошки стоят того, чтобы терпеть остроумие наставника.

— Хорошо, я составлю тебе, компанию, — «все равно, мысленно продолжила я, — зелье выкипело».

Подруга «ожила» и радостно улыбнулась. Да уж, мучиться вдвоем всегда лучше, чем в одиночестве.

И где-то на задворках разума пролетела мысль: «Хорошо, что Зан идет вперед учебного плана и поэтому на практиках работает отдельно в лаборатории мастера Элгерта. Иначе в корпусе состоялось бы первое сестроубийство, так как вряд ли бы он простил такое издевательство на любимой девушкой, даже со стороны своей сестры».

* * *


Мы молча шли по пустынному коридору (еще бы ему не быть пустынным, у нормальных учеников сейчас уроки). Стук нашей обуви эхом отдавался в помещении и летел вперед нас. Лучи солнца лились сквозь хрусталь окон, отражаясь в гладких стенах и пола. И тишина. Сейчас Замок казался заброшенным. А мы с Натой были, словно бы маленькими детьми, которые, несмотря на запрет родителей, пробрались в руины замка и теперь по-хозяйски ходят по нему, представляя себя великими воинами или волшебниками. Ветерок из открытой форточки донес запах сирени. Мой любимый запах. Только… Откуда сирень в конце дета?

Я мотнула головой, сбрасывая наваждение. На всякий случай снова принюхалась. Запаха не было, только свежесть. Все верно: утром был дождь и воздух очистился; самое время, чтобы выйти на улицу и погулять в каком-нибудь парке. Живя в городе, так я и поступала, благо скверов там целых три. В Замке больших парков разбивать негде, только маленькие тенистые садики. В прочем, сидеть там было не менее приятно, к тому же красивая архитектура здания тоже вносила свою лепту. Но все это потом, а сейчас… Как же хочется на улицу.

— А я вчера с Деникирелентери виделась, — неожиданно сказала Ната. Мне это непроизносимое имя (и как подруга выговорила?) ничего не говорило, и я обратила на неё свой недоуменный взор. Та весело улыбнулась и ответила:

— Ну, Дик. Помнишь его? Он нам дверь открывал. Дело в том, что у него корни эльфийские. Я не вру! — Ната увидела недоверие в моих глазах. Что, кстати, было оправдано: после развала империи эльфы резко охладели в чувствах к остальным народам. Передергали по миру всех своих полукровок и закрылись: светлые в Вечных Лесах, темные в Алмазной Цепи (так называлось их подгорное королевство), а сумеречные в Жемчужном Пике (город-крепость состоящий из огромного количества башен и мостиков, помноженных на сады и водопады; говорят, издали и в самом деле напоминает жемчужную пику, так как построен из безумно дорого камня килинтилена, по сиянию напоминающего перламутр). Правда, ко всем — грубо сказано, охладели они только к обычным людям, даже не к магам. К сожалению, было за что. Именно обычные люди (не смотря, на все старания колдунов и представителей других рас) разрушили империю. Которая до вхождения в силу этой недолго живущей расы казалась неразрушимой.

В любом случае, на данный момент встретить существо, в чьих жилах текла кровь эльфов, которое жило бы за территорией упомянутых трех королевств, было невозможно.

По крайней мере, так считалось раньше.

Как в Городе оказались эльфийские полукровки, подруга не знала. Но имя у парня полностью соответствовало традициям нестареющего народа. Традиционно длинное и традиционно заковыристое. А что оно означает, знают только сами эльфы… Или, в крайнем случае, родители юноши, которые «осчастливили» его этим именем.

— Но я не о Дике, я о Надьяне, — с радостной улыбкой сообщила Ната. Я сразу погрустнела: с этим именем у меня складывались самые худшие опасения. Я боялась, что подруга его так и не простила. Похоже, мои предчувствия начали подтверждаться.

— Так вот, слушай. Наш «пуп» не кто иной, как Надьян Интореми — старший сын наместника верхнего города.[8 - Город делится на три части, по профессиям гильдий и достатке жителей. Верхняя часть принадлежит ювелирам, школам искусств и кондитерам — в общем, самое престижное и дорогое место, ну еще там можно встретить целителей, те без разбора селяться во всех частях. В любом случае, каждой частью управляет свой наместник, который собирает налоги и следит за порядком. К слову о достатке: в Городе полностью отсутствует бедность и преступные элементы. Последних нет отчасти и из-за Стражей.]

Говорят, что из-за учебы здесь он рассорился со своими родителями, полагающими, что воину рядом с целителями делать нечего (если не знаешь, наместников обязательно обучают воинскому искусству, считается, что оно помогает развивать дух и разум). В общем, парень скрытный и нелюдимый. Общается только с Тилором Зарес, тот приходится ему троюродным братом с материнской стороны. Хорошо учится, даже очень: ходит в любимчиках, будешь смеяться, у Илазе, — последние слова заставили меня поперхнуться воздухом. Да он святой! У Илазе! Любимчиком! Это сколько надо выдержки, чтобы терпеть шуточки мастера постоянно! Я невольно зауважала юношу. Но зачем, мне Ната все это рассказывает? Не постеснявшись, я спросила её, получив довольно-таки туманный ответ:

— Потом узнаешь.

Мы наконец-то дошли до части Замка, которая принадлежала мастеру. Там находились его покои, лекционный и практический зал, а так же лаборатория. Мы уже собирались миновать ведущую в лабораторию дверь: кого там можно найти, если наставник на лекции? Но вопреки всем предположениям она оказалось открыта. Но это невозможно! Ещё недавно мастер сказал, что ученики останутся одни в его святая святых только через его же труп! Или лекция по Механическим Расчетам была отменена? Да это могло произойти, только если сам мастер заболеет! А заболеть в месте, где обучают целительству и любую инфекцию у наставников и учеников пресекают на самой начальной стадии (знаю на личном опыте, один раз простудилась — отвели в лазарет, влили какой-то гадости, с тех пор даже насморка не было) просто нельзя!

Тогда почему? Этим вопросом задалась и подруга, нагло подойдя к двери и дернув за ручку. В глаза ударил яркий свет — тонкая работа с механизмами не терпит погрешностей, особенно зрительных.

Перед нами предстала светлая комната, заполненная различными приспособлениями для целительства. Чего тут только не было: имитаторы конечностей, прессы для выжимания сока трав и многие другие механизмы. И это только половина находящихся здесь вещей, ведь мастер Илазе еще занимался и обычным целительством, а его коллекции различных химикатов мог позавидовать любой врачеватель (а еще наемный убийца — у него столько различных ядов!).

И на этом фоне не сразу можно было заметить худую фигуру, затянутую в белоснежную рубашку.

Рубашку… Белоснежную… Когда правила запрещают носить вещи из любой ткани, кроме специальной целительской! А та белой быть не может! Покраске не поддается! А этот… в лаборатории… точно не мастер: Илазе еще в своем уме, хоть по нему и не скажешь! Надо же… среди целителей завелись самоубийцы! Я посмотрела на подругу, кивком спрашивая, что она по этому поводу думает. Та пожала плечами и повертела пальцем у виска. Похоже, во мнении об умственных способностях этого человека мы сходимся.

Я уже собиралась уйти, оставив парня в покое, и все-таки дойти до наставника, на Ната решила (вот кошка любопытная!) в лицо увидеть человека, у которого отсутствует чувство самосохранения. Она подошла поближе и бесцеремонно похлопала его по плечу, сказав:

— Сумасше-эдши-ий, привет!

И какое изумление появилось на её лице, когда обернувшийся оказался ни кем иным, как… Надьяном. Ду-у-ухи! Ведь Натка минуту назад говорила, что тот любимец Илазе! Ну, как можно было об этом забыть!

Молодые люди уставились друг на друга, как два оголодавших волка, и я начала мысленно готовиться к самому худшему. Эх! Жаль пол каменный, закопаться не смогу!

И добрые, «беззаветно любящие» друг друга юные целители (конечно же!) решили оправдать надежды присутствующих! Лучше бы разошлись по-тихому! Да только кто меня спрашивать будет?

— Элейа, — наигранно удивленно сказал юноша, приподняв бровь, — неужели в списки сумасшедших у вас попадают все люди, которые хоть немного умнее вас?

— А вы так уверены в ваших умственных способностях? — Ната тоже решила поиграть в «светский разговор», и только хорошо знающему её человеку (мне то есть) было видно, что девушка начала закипать (к сожалению, для «вскипания» её не требовалось практический ничего: будто рыцарь, право слово — за малейшее оскорбление выходит из себя, хоть драку сразу не начинает и то хорошо!).

— По крайней мере, их достаточно, чтобы не мешать работающему целителю и не совать свой нос, куда не просят? — на этой фразе снисходительно улыбнулся, как улыбаются люди, объясняя прописные истины маленьким детям. В глазах подруги заполыхали костры. Зря он так себя ведет. Доиграется ведь. И где, скажите мне, достоинство и вежливость старейших, которыми они так славятся? Если он считает себя сильнее, так пусть уступит!

— Но их слишком мало, чтобы выучить правила безопасности, — мурлыкнула ему в ответ подруга, гадко улыбаясь. Парень дернулся — видимо за запрещенную одежду ему не раз доставалось от мастера, но юноша ничего не мог сделать: старейшие, как и вымершие аристократы, с молоком матери впитывали в себя привычку везде выглядеть идеально. Чему вряд ли способствовал серый костюм целителей.

— Конечно, я слишком глуп для того, чтобы собирать собой всю грязь в помещениях! — на это подруга утробно зарычала: пятна были её больным местом — любая её одежда не сохраняла чистоту более чем сутки. Вот и сейчас на рубашке красовалось два коричневых пятна от пролившегося зелья.

— Конечно глупы! Если судите о людях по их внешнему виду! Хотя старейшие всегда отличались тем, что интересовались только красивой обложкой! А правда, что ваш отец не хотел жениться на вашей матери из-за того, что она носила синие перчатки вместо традиционных белых? — Ната мерзко улыбнулась, а парень вспыхнул: ничто так не задевает, как оскорбление рода (хотя слова подруги имели в себе долю правды: слушок-то и в самом деле ходил).

— По крайней мере, мы не падаем до того, что оскорбляем каждого, кто на нас косо смотрит!! — я встревожено поняла, что пора вмешиваться: разговор перешел на личности и на повышенные тона:

— Люди хватит! Не надо, люди!

— Тебя не спросили немочь бледная! — на эти слова я открыла рот и… закрыла: поздно опомнилась, они теперь пока не накричаться не отойдут — если и старейший, у которых пусть холодная, но вежливость в крови, начал хамить…

Но Ната не стерпела такого отношения ко мне:

— Да как ты смеешь её оскорблять, крыса самовлюбленная!

— Кто бы говорил, ниртт![9 - Ниртт — общеизвестное оскорбление на эльфийском. Переводится как «Дура», только более презрительно и грубо.]

На этом последнее терпение подруги кончилось. Заорав: «Что-о-о?!!», она схватила со стола какую-то колбу и кинула её в Надьяна. Тот машинально присел, и зелье угодило в хрустальную установку для перегонки эликсиров. Раздался оглушительный взрыв, и нас отнесло к стене, вышвырнув в коридор. Точнее Надьян, оправдав наконец-то слухи о достоинстве старейших, схватил нас за шкирку и вытащил и лаборатории. После чего не стал терять время даром и открыл окно: яды тоже летучими бывают. Я же мысленно выла на судьбу: «Духи! Два взрыва за один день! Ну чем я это заслужила!»

Через секунду послышался топот сапог и громогласный голос мастера вопросил:

— Что здесь происходит?!

Наставник тоже не позволял себе орать но учеников, но был очень зол (еще бы! Интересно, в лаборатории хоть что-то целым осталось?). Он осмотрел нашу группу и, зацепившись за Нату, удовлетворенно произнес:

— Так, так… Натарина Летеш, собственной персоной. И почему я не удивляюсь?

«Почему-почему… — мысленно хмыкнула я, — наверное потому, что уже раз двадцать ловил её за шалостями». Количество разносов, которые устраивал ей мастер Илазе, не превышал никто!

— Ну что же… — найдя виновного мастер немного успокоился, — надышаться вы не успели, поэтому Надьян Интореми в лекционный зал, к группе, Юриль Веран, если у неё нет занятий, просто свободна. А госпожа Летеш в карцер: я прекрасно знаю о вашем уговоре с мастером Лейроном, и обещанное будет исполнено! — при этих словах подруга побелела: нет ничего более страшного для человека с буйным характером, как недельное сидение взаперти. Ведь её даже навещать будет нельзя!

На негнущихся ногах она развернулась в сторону спален и собиралась было уйти, но Надьян неожиданно вступил в разговор:

— Мастер Илазе, боюсь, произошла ошибка!

— Какая? — неподдельно удивился наставник. И Ната заинтересовалась: даже плечи расправила.

— Вы судите исходя из субъективных соображений, основанных на не самой лучшей репутации госпожи Натарины, — надо же как он говорить красиво умеет. Одно слово — старейший.

— И кто, по-вашему, виновен на самом деле? — мастер удивленно уставился на меня. Да уж меня бы подозревать в последнюю очередь стали. Я больше подхожу на роль жертвы. Для нарушителя порядка склад ума не тот.

— Я, — спокойно сказал юноша. Глаза мастера надо было видеть, — дело в том, что я оскорбил её саму и её подругу, при этом прекрасно зная о характере девушки. Я спровоцировал её, и в произошедшем считаю виноватым себя.

Мастер ошарашено смотрел на любимого ученика, не веря своим ушам. Я оглянулась на подругу: та повторила физиономию наставника. Похоже, чего-чего, а защиты со стороны Надьяна она точно не ожидала.

— Вы понимаете, что из этого следует? — хрипловато спросил так и не отошедший от услышанного мастер Илазе.

— Да, мастер. И я готов понести соответствующее наказание, — Надьян вежливо поклонился наставнику, всем видом выражая смиренность. Прям, как рыцарь из легенд! Самый аристократный аристократ, и не поверишь, что минуту назад сам же орал на девушку, которую сейчас защищает.

— Ну, что ж, — мастер постепенно приходил в себя, но в глазах отражалась одни единственная мысль: «Будь прокляты эти старейшие, ну что стоило ему промолчать!» Да уж. Не очень хочется наказывать любимого ученика.

— Ученицы Веран и Летеш — свободны, ученик Интореми сразу после лекции, насколько я знаю последней, отправляется в нижние мастерские, для обучения прикладной работе на двое суток.

— Как прикажет учитель. С вашего позволения, я отправляюсь в лекционный зал, — Надьян еще раз поклонился и ушел дальше по коридору.

Мастер Илазе хотел было последовать его примеру, но Ната вспомнила, за чем нас послали:

— Мастер, извините, но мастер Виарона просила вас дать нам очищающие порошки.

— Порошки-и…, - наставник вернулся в свое привычное состояние и иронично улыбнулся, — неужели у вас это не первый инцидент за день?

— К сожалению, да, — Ната была сама смиренность (Угу! После такого взрыва вообще положено быть тише воды, ниже травы!).

— Хорошо, идите за мной.

* * *


Если не считать Надьяна, то все закончилось более менее благополучно: Ната получила порошки и в свободное от занятий время прибирала в практическом зале, а мастер Виарона строго следила, чтобы никто ей не помогал. После того, как меня уже в пятый раз выпроводили, уличив в попытке помочь подруге, я не стала навещать её, а сразу после лекции о Неживой природе отправилась в столовую — подошло время обеда. Там меня выловил Зан, которому я пыталась, как можно меньше попадаться на глаза, дабы тот не стал требовать от меня подробностей о произошедшем на практике (Слава Духам, на лекциях он вообще не разговаривал, слушая только наставника!).

Под взглядом строгих зеленых глаз, я, переборов себя, соврала о случившемся, сказав, что Ната выронила пробирку с раствором Змеиной Кислоты в котел и тот взорвался (Змеиная Кислота выделяется из крови Изумрудной змеи, в сочетании с некоторыми ингредиентами, которые, кстати, в зелье присутствовали, становится взрывоопасной). Тот сделал вид, что поверил. Бедная Ната! Они еще недавно спорили о том, можно ли ей доверять опасные вещества, и моя ложь окажется сильным подспорьем Зайрану, ведь отрицать мои слова она не станет (жить всем хочется).

Мы неспешно поели. Лекции начнутся не раньше чем через два часа — наставники дали достаточно времени, чтобы человек отдохнул и мог с прежней работоспособностью воспринимать информацию. Вообще обучение было построено с умом: даже к концу дня не чувствовалось утомления, а если оно и было, то только из-за того, что ученик изматывал себя сам. Занятия начинались с того момента, как утренние солнечные лучи падали на статуи: Виты, Нола, Генды или Ретора,[10 - Вита — весна, Нол — лето, Генда — осень, Ретор — зима. Названы в честь Богов, которые этим сезонам покровительствуют. А вообще: Вита — богиня жизни (главная богиня пантеона), Нол — бог плодородия, Генда — богиня дождей, Ретор — в широкой трактовке, бог охоты; в узкой — бог волков.] в зависимости от четверти года [это примерно в 8 часов утра].

Сначала была лекция длительностью в час. Потом одна практика на два часа. Снова лекция (всегда по другому предмету). Отдых. Еще две лекции и еще одна практика. И такой распорядок повторялся изо дня в день.

Закончив обед, я подавила желание еще раз проведать подругу и решила в кой-то веки сходить в малую библиотеку. Она отличалась от главной тем, что посещать её можно было с самого начала обучения. Да и хранившиеся там книги к алхимии (извиняюсь, целительству) не имели никакого отношения.

Малая библиотека содержала в себе огромную коллекцию художественных книг: баллады менестрелей и летописи историков, книги об оружии и эльфийские фолианты об искусстве с красочными картинками. Чего там только не было. Даже был (хохотала до слез, когда нашла) якобы дневник сумасшедшего дракона, чье, скорее всего, сумасшествие заключалось именно в желании вести записи (драконы, всем известно, обладали абсолютной памятью, и книги им были не нужны). И, к слову, если главную библиотеку большинство посещало только по большой надобности, то в малую ходили все без исключения — что, кстати, очень поощрялось мастерами. Ведь целитель не только лечит раны и делает перевязки, часто приходиться оказывать и психологическую помощь: успокоить человека, рассказать ребенку сказку, чтобы легче было заснуть, когда приходилось оставлять его в комнатах для тяжело больных. И многое другое. Да и нельзя же зубрить только классификацию минералов, надо и душу развивать (а я-то раньше удивлялась: откуда Орнет знает стихи древних менестрелей, которые так любит слушать моя мама; к слову, поет он тоже замечательно).

Сейчас там находилось совсем немного людей: человек двадцать не больше. Среди стеллажей забитых фолиантами они выглядели, как часть интерьера: незаметные серые пятна рядом со шкафами из красного дерева и книгами, которые, под час, были настоящими произведениями искусства.

Я неспешно прошлась вдоль полок — брать ничего нового что-то не хотелось: все равно скоро прибежит Ната, а потом мучайся, пытаясь найти время, чтобы прочитать: любопытство замучает не хуже палача в камере пыток. Взять уже прочитанное? Скучно. На тексты у меня память хорошая: только возьмешь в руки книгу — тут же вспоминаешь, что там произошло до самых мелочей.

И тут под руку попался старый фолиант с эльфийскими картинками и гравюрами. Настолько древний, что страницы его не были растеряны только из-за выработанных у целителей аккуратности и уважения к книгам. Она и раньше попадалась мне, но картины — не слова — заучить нельзя, и поэтому мой выбор пал на неё. Да чего уж там — эта книга была одной из моих любимых, я могла часами сидеть и рассматривать пожелтевшие от времени страницы, краска на которых осталась лишь потому, что в состав была вплетено заклинание безвременья — высшая магия сумрака, между прочим (не знаю как оно называется на самом деле, я могла лишь интуитивно определить её предназначение: для большего не хватало знаний). Эти изображения не были оригиналами: их, скорее всего, просто скопировали магически (Орнет говорил, что и такое возможно), но красота осталась, заставляя выпадать из реальности и наслаждаться совершенством линий.

Я аккуратно взяла её, крепко сжав руками — не дай Духи, страничка вылетит, и отнесла ее крайнему столу — тот был хорош тем, что стоял у окна и поэтому был очень хорошо освещен, ведь я, конечно, вижу и в сумраке, но, как сказала мастер Дина (заведующая лазаретом), эксперименты — хорошо, но здоровье тоже беречь надо (с ней мы познакомились после того, как Ната ради любопытства добавила в настой огнь-травы кусок торфа: ожог был у неё на всю руку, странно, что не заорала — вторая степень это не шутка).

Окно оказалось открытым: свежий ветер шаловливо теребил легкие шторы, принося в залу свежесть. Откуда-то доносились голоса: очередные страдальцы горбатились в ботанических садах, проклиная природу, целительство и мастера Виарону скопом.

Я положила фолиант на стол и пододвинула стул. Аккуратно откинула первую страницу и вчиталась: «Эльфийские гравюры и миниатюры. Одиннадцатое столетие тридцать седьмой год от падения Регинтской империи». Да-а. Давно же её написали. Если сейчас идет семнадцатое столетие…

А я медленно перелистывала хрупкие страницы, старательно вглядываясь в изображения. У эльфов каждый штрих имеет значение, каждое пятнышко. Пусть и незначительное, но если постараться, то из таких мелочей можно составить целую судьбу. Вот девушка-воин сидящая на камне у лесного озера. Её глаза печальные и пустые: она кого-то потеряла, кого-то настолько близкого, что жизнь утратила свою красоту, превратившись из «жизни» в «существование». Красиво и больно: картины написаны с таким и искусством, что хватают за «живое».

Перевернула еще несколько страниц с «голым» текстом — эльфийского я все равно не знаю (как и друидско — дриадских транскрипций внизу листа; и кто сказал, что язык «духов» леса легче понять, чем язык лесных же «детей»?).

На тонкой желтоватой бумаге передо мной предстала моя любимая картина. А точнее гравюра: тончайшие линии и штрихи ярко-красной — алой тушью (так эльфы называли странные быстро сохнущие чернила). Всего одной краской был создан невероятный по красоте пейзаж, заставляющий горько сожалеть, что ты родился человеком, и поэтому не можешь видеть ЭТО вживую. Интересно, в каком месте надо встать, что солнце (мне кажется, что это солнце) казалось таким большим и находилось на половину своей площади за горизонтом? Наверное, какое-то особенное место. Тайное — слишком люди эльфов сильно обидели, чтобы те просто так показывали им такую красоту.

И тонкая вязь слов в углу страницы — эльфийкие литы (литы — буквы по-человечески). А чуть ниже дриадские руны, такие же красивые и непонятные.

Вдруг раздался звук битого стекла, который тут же выдернул меня из моей «дремы». Я резко обернулась и увидела, что Лилона как обычно поставила на стол стакан с водой и как обычно опрокинула его локтем. Вот ведь! Каждый раз ставит и каждый раз смахивает! Левша переученная! Хоть и работает правой рукой, но левая все равно на рефлексе осталась. Зачем только родители ребенка мучили! А вода начала подбираться к книгам. Плохо — за испорченные фолианты по головке не погладят, да и жалко: книги, ведь, редкие!

Я подбежала к столу одногруппницы не успевающей одновременно подтирать стол и убирать книги, и успела схватить стопку раньше, чем до неё доползла вода. И зачем ей столько баллад о любви? Влюбилась опять, что ли? У неё было семь любвей в семидневье, и видели её лишь в двух состояниях: в слезах — с парнем рассталась, и с глупой улыбкой на лице — нового подцепила.

Но гвоздем программы было не это: со стороны моего места дунул ветер и послышался шелест. «Книга! — пронеслось в голове, — я её убрать забыла!» Резко обернулась… Ду-у-ухи-и! Листок же ни на чем не держался! Меня же убьют теперь! Метнулась к окну и посмотрела вниз. Слава Духам! Под самым проемом оказался широкий козырек, на который и упала гравюра. Только, по блестящей поверхности было видно, что он не успел еще высохнуть после дождя — а значит нужно как можно быстрее достать листок, пока он не промок окончательно. Я воровато оглянулась: Лилона убежала за сухой тряпкой — значит, голосить о том, что я совершаю глупость никто не будет. Глубоко вздохнула и… полезла через подоконник (благо, опыт уже имеется). Села на него, потом аккуратно поставила ноги на козырек. Вожделенная страница лежала под самым носом и не спешила улетать, прилипнув к поверхности. Неуверенно встала, чуть-чуть попрыгала, дабы убедится в том, что козырек выдержит. Потом ме-едленно, держась за подоконник, потянулась листом. Тот оказался слишком далеко и пришлось снизить безопасность до двух пальцев. Аккуратно подцепила…

«Что ты делаешь?!!!!!!» — раздалось сзади заставив меня вздрогнуть… и отпустить подоконник. Я упала на колени, рефлекторно схватила листок, и стала под тяжестью собственного веса сползать к краю козырька. Сзади раздался визг, руки пытались найти хоть какую-то поверхность, но не находили, я кубарем летела вниз… Духи — хранители! СПАСИТЕ!!!

Ветер засвистел в ушах. Все было настолько неожиданно и быстро, что я даже не успела закричать.

Последнее, что почувствовала: чьи-то крепкие руки замедляют мой полет, я падаю, но уже медленнее… и на что-то мягкое…




Глава 5


Человек рожден без всяких принципов, но со способностью их воспринимать.

    

Вольтер






Мне было тепло. Тепло и уютно. В воздухе витал запах сирени (интересно, откуда он берется?). Глаза не желали открываться, разум плавал в блаженной полудреме. И фоном откуда-то доносились голоса. Два голоса.

— Нет! Это невозможно! Что стало с молодежью? Я не понимаю! — возмущался почему-то знакомый мне голос. Красивый. Но странный… слишком спокойный для таких слов.

— Ну, зачем так. Для всего есть причины. — этот был не менее спокоен, но какой-то более… усталый, что ли? Более понимающий. Хотя нет, скорее… знающий. Подчас, слишком много, настолько, что знание становиться опасным. Его хозяин, наверно, гораздо старше своего собеседника.

— Причины, объясняющие безалаберность последнего набора? Парни хоть на общем фоне не так заметны! А девушки… Первая истеричка, вторая отмалчивается, третья вообще ни о чем не думает кроме, как о романах (а у нас не пансион благородных девиц, как она потом людей лечить будет?! Балладами собственного сочинения?!). О Натарине Летеш вообще песнь отдельная: вроде голова есть, но используют она её совсем не по назначению! Я надеялся, что хоть младшая Веран не оплошает — Орнет Веран был одним из самых лучших учеников! Но Летеш уже доказала, что наличие уважаемых предков не означает еще присутствия чувства ответственности! И теперь доказывает это на других — вряд ли Юриль додумалась бы до такого, не познакомившись с Натариной!

— А вот это вопрос спорный. Надо подробнее рассмотреть причинно-следственную цепочку. В данном случае причиной стал выпавший листок из, к слову, очень дорогой и древней книги. И не надо забывать так же об эстетической ценности, так как на нем была изображена эльфийская гравюра. Совершенно понятно, почему девушка решила достать его, и если бы юная Нири не стала бы кричать ей над ухом, все бы обошлось. Крик-то даже я в коридоре услышал.

— Это не объяснение.

— Может быть. Но ведь нам с тобой нелегко понять мотивы юной девушки. Пол не тот, да и возраст тоже. Возможно, для неё этого ответа как раз бы хватило.

— Может быть, — устало выдохнул «молодой», — где листок-то?

Зашуршала бумага.

— Э-лес-ъен… Красиво. Что бы это значило? Хоть убей, не помню, давно не тренировался в языке.

— Это? Это значит утренняя заря. Рассвет по-нашему. Эльфы в отличие от нас не чураются длинных предложений, хотя для этого явления у них гораздо больше выражений, чем у людей.

— Эльфийский рассвет?

— Ну почему же эльфийский, он и в других местах встречается. А лайн Веран похоже уже проснулась. Как вы себя чувствуете?

От обращения ко мне я неожиданно выпала и дремы и медленно открыла глаза. Поморгала немного, не от света — в комнате царил приятный полумрак, а просто, чтобы окончательно прийти в себя. Кстати, где это я? Села. Огляделась. Я находилась в довольно большой комнате, посередине которой стояли мастер Лейрон и мастер Элгерт (О! Вспомнила!). Первое, что бросилось в глаза — это отсутствие окна. Комната освещалась специальными шарами бестеневого света, которые использовались целителями. Очень удобно: открываешь маленькую еле заметную крышечку на верхушке светильника, бросаешь в раствор уголек (или зажженную палочку, чем сильнее опускаемое в зелье пламя, тем ярче светит лампа), и, вот, пожалуйста: освещение на целых двое суток.

Комната была выполнена в сине-черных тонах, создающих довольно мрачное настроение. Или наоборот успокаивающее. Для кого как. С шикарной обстановкой: два шкафа (один — обычный, один — для бумаг), письменный стол в углу, с задвинутым в него стулом, шесть полок над ним, полностью забитые книгами, в другом углу небольшой уже обеденный столик с двумя креслами, ну и, конечно же, кровать, на которой я и возлежала. Точнее восседала. Все под стать расцветке помещения: та же сделано из черного дерева с синей обивкой. Неужто покои мастера Лейрона? Это, с какого же счастья, я здесь очутилась?

— Все осмотрели, элейа? — ироничный голос заставил меня обратить внимание на наставников. Странно между собой они говорят совершенно спокойно, не показывая чувств, а с учениками наоборот. Или нет? Только притворяются эмоциональными, а наедине друг с другом им это не нужно? Что мы знаем о наставниках корпуса?

На меня внимательно смотрели две пары глаз: серых и голубых. Ждали чего-то. Вот только чего? Но задуматься мне не дали, мастер Лейрон потер переносицу и спросил:

— Госпожа Веран собирается нам объяснить, почему ей в этот солнечный день неожиданно захотелось полетать?

— Ну-у, — неопределенно протянула я и смущенно улыбнувшись, потерла шею.

— Ладно, опустим. Надеюсь, объяснять, что ваши действия были, мягко говоря, не очень умны, мне не придется? — я активно закивала в ответ головой. Только лекций мне сейчас и не хватало.

— Хорошо. Брать с вас обещание больше так не делать я не буду. Думаю, для этого у вас ума хватит, так что можете быть свободны. Дверь слева от вас. — Я кивнула и поспешно встала, чтобы поскорее отсюда уйти. Кстати, забыла…

— Извините. А, сколько я была без сознания?

— Пятнадцать минут. На лекцию вы еще успеваете, — невозмутимо ответил наставник. Мастер Элгерт почему-то молчал.

— Спасибо, — только смогла я ответить, и выбежала вон из покоев наставника, быстро пройдя знакомый кабинет (похоже, и в самом деле комнаты мастера). Все у меня не как у людей. Даже наказание каким-то не таким получилось (по рассказам Наты мне должны были бы, по крайней мере, полчаса рассказывать о том, как я плохо поступила, ожидая пробуждения хотя бы зачатков совести).

* * *


Я со всей скоростью шла в сторону лекционного зала. Во-первых, хотелось просто «выдохнуть», а во-вторых, поговорить с Натой — общение с ней поможет вернуться в норму (А как же! Когда думаешь о том, как бы предотвратить очередную её шалость, на свои мелкие проблемы времени не хватает!). Шедшие навстречу мне люди изумленно смотрели на меня, но через секунду забывали — мало ли почему человек спешит.

Только у дверей я остановилась и отдышалась, а так же вдруг сообразила, что нестись со скоростью ветра было совершенно бессмысленно. И чего так сорвалась? Ни как из-за шокового состояния. Зато успокоилась, и то хорошо.

Я открыла дверь и вошла в зал. Там кроме меня еще было человек шесть: кто-то перечитывал свои свитки, кто-то спал. Пара парней обсуждала оружие (мальчишки всегда останутся мальчишками, даже учась на целителя). Причиной спора был какой-то… панцерштейхер… это что за бред? И чем от него отличается эсток?[11 - Если кто не знает: панцерштейхер и эсток одно и тоже оружие, но Юриль это просто неизвестно.] Ни-че-го не понимаю. Ладно, мне и не положено, да и оружием я не увлекаюсь.

Прошла мимо учебных столиков, нашла свой (перед походом в столовую я как обычно отнесла свою сумку туда, где будут проходить занятия). А там… с тихим стоном уткнулась носом в парту (так называли оборотни мебель учеников) и закрылась от света руками. Когда же Ната придет?

— Привет! — раздалось из-за спины, будто в такт моим мыслям.

— Привет, — я открыла один глаз и посмотрела на бухнувшуюся рядом подругу. Та была какой-то странно тихой и спокойной, молча села рядом и уткнулась в сцепленные в замок кисти рук. Это настораживало.

— Что случилось? — я подняла голову и повернулась в сторону Наты. Внутри дернулась струна: доигралась. Хотела, что бы у подруги появились проблемы? Вот и получай.

— Да так… — она смущенно улыбнулась, и мечтательно прикрыла глаза. А у меня глаза полезли на лоб. Ната СМУЩАЕТСЯ? Неужто, что-то крупное померло, а я и не заметила?

— Нат… ты… это… ты чего? — не заболела ли? Температуры нет? Я с трудом удержала руку, от того, чтобы потрогать ей лоб.

— Все в порядке, — она повернулась ко мне и широко улыбнулась, почти как обычно. Почти… — а у тебя как дела?

— Да вот, — от неожиданности я призналась, — с крыши навернулась…

— Что-о-о?!! — взревела Ната, став самой собой, и принялась меня яростно ощупывать, — сильно ударилась, очень болит? — неожиданный поток вопросов выбил меня из колеи, заставив покорно терпеть это упрощенное обследование.

— Да все со мной в порядке — меня поймали, — придя в себя, начала я отбрыкиваться.

— Уф-ф. Не пугай меня больше, — выдохнула подруга и села на место.

— Кто бы говорил! — ответила я. Мне пробрало возмущение: её можно, а мне нельзя! Это с какой стати?!

— Юриль! Не путай меня с собой! Несмотря на то, что обо мне думают, я прекрасно знаю, что делаю, и никогда не рискую, когда возможность победить меньше пятидесяти процентов. И всегда просчитываю возможности! А ты этого не умеешь, хотя бы потому, что отсутствует опыт! Так что, пожалуйста, воздержись от этого, ладно! — от такой невероятной заботы я впала в ступор. Что с подругой происходит? Может, каких-нибудь галлюциногенных грибов поела? Да быть того не может: их раздают только на практике и только для опыта, в мизерных количествах. Кто же смог превратить девушку — сорванца в курицу наседку? Неужели нашелся человек, способный незаметно от Стражей использовать магию, в данном случае внушения?

— Ладно-ладно, будь по-твоему, — с душевнобольными лучше не спорить.

Подруга кивнула, успокоилась и снова легла на сцепленные руки, думая о чем-то своем. Я же искренне желала видеть Зана: он гораздо лучше знает свою сестру, и возможно сможет найти этому объяснение. А пока лучше будем воспринимать все, как есть.

Время текло липкой патокой (так же медленно и тягуче), а Зайран все не появлялся. Я сидела как на иголках, Ната полулежала в понравившейся ей позе, народ все прибывал… Ну, где его носит?! У него сестра сбрендила, а о нем ни слуху, ни духу!

Когда Зан наконец-то появился, я чуть было не завопила от радости, но тут в след за ним вошел мастер Норвег (преподаватель анатомии), и пришлось сесть на место. Теперь придется ждать до конца лекции, а потом ловить на выходе: Зан двигался очень быстро — чтобы передвигаться со скоростью, с которой он ходил, мне приходилось бегать.

Все занятие я сидела, как на иголках (хотя я где-то слышала, что для друидов сидение на гвоздях или иглах — это совершенно нормально: учатся тело контролировать). Лекцию слушала в пол-уха, а записывала вообще рефлекторно. Эх! Аукнется мне на практике! Ладно, повторю перед практикой, все равно лабораторные по анатомии заключались в потрошении, а потом зашивании трупов.

К концу урока лекция превратилась для меня в пытку — мне казалось, что наставник делал все специально медленно: медленно говорит, медленно пишет и рисует чертежи на доске. Нарочно медленно двигается.

Сообщение об окончании занятия стало для меня, как небесная благодать. Тут же подорвавшись с места, я побежала в сторону дверей — идти прямо за ним бесполезно. Что и было доказано, когда мы столкнулись нос к носу прямо у прохода.

— Что-то случилось? — сказал он, удивленно меня рассматривая — видно выражение моего лица было то еще.

— Более чем, — мрачно ответила я, взяла его за рукав и потащила в сторону ближайшего тупичка. Тот покорно потащился за мной, ни о чем не спрашивая. И не надо. Сама расскажу.

Когда мы дошли, Зан аккуратно отцепил свой рукав от моей руки, прислонился к стене и потребовал:

— Рассказывай.

Я вкратце поведала о произошедшем, добавив, что меня это очень волнует. В ответ, юноша громко расхохотался и медленно сполз на пол. Не поняла. Что в этом смешного?

— Зан. А, Зан. Объясни мне, в чем юмор, я тоже хочу посмеяться.

Юноша еще немного повсхлипывал, но потом решил просветить меня неразумную:

— Если все так, как ты говоришь, то ничего страшного не случилось. Скорее произошло нечто странное, а именно моя ненаглядная сестренка умудрилась влюбиться.

— Что-о-о-о? — у меня полезли глаза на лоб, — да Ната и любовь вещи не совместимые.

— Я тоже бы так думал, если бы отец мне не сказал, что Ната — вылитая мама в молодости, особенно по характеру. Ведь воспитание, всегда остается воспитанием, каким бы человек не был. В данном случае: у сестрицы характер буйный, но мнение об отношениях между мужчиной и женщиной вообще, и семье в частности очень консервативное. Просто, скорее всего, она встретила парня, достаточно сильного морально и физически, чтобы не допускать её самодурства.

— И что, она теперь всегда такой будет? — это было важно для меня: прекратятся мои мучения или нет.

— Нет, — разочаровал меня Зан, — такой она станет постоянно, только выйдя замуж. А сейчас у неё, грубо говоря, первый порыв чувств.

— Только это не единственная причина, — вдруг неожиданно сказал юноша. Лицо его при этом резко посерьезнело, — у Наты нет никакого пиетета по отношению к этому чувству, и она просто может изображать его, для достижения каких-то своих целей.

— Каких целей? — Духи! Неужели она что-то опять задумала?

— Например, она может возненавидеть кого-то настолько, чтобы считать, что имеет право на такую жестокую шутку. Или ей нужно втереться в доверие, чтобы подобраться ближе к жертве. Для чего? Тут уж много причин: информация, делать незаметно гадости… а может даже убить. Хотя я надеюсь, что она на убийство не способна.

— Неужели Ната… такая? — никогда не думала, что подруга может сделать ТАКОЕ. Как много мы друг о друге оказывается, не знаем.

— Не совсем, — вдруг улыбнулся Зайран, — не думай о ней, хуже, чем есть. Натарина не настолько плохой человек. Она авантюристка, что есть, то есть. Но знаешь, по ней видно, что сидеть в тишине она не любит, и всегда будет в центре событий. А жизнь на самом деле штука очень жестокая, и под час для выживания требуются жесткие методы. В любом случае, могу сказать только одно: она может убить, но смерть всегда будет заслуженная. Просто так жизнь обрывать Ната не станет.

— Понятно, — тихо ответила я, вышла из тупичка и пошла в сторону зала, где будет следующая лекция. На душе было пусто. Так бывает всегда, когда мировосприятие переворачивается с ног на голову. Так было со мной в семь лет, когда я узнала, что Орнет не является моим отцом, а настоящий мой папа умер. Нет, мне не говорили обратное, просто я тогда считала, что у каждого ребенка есть, и мама и отец, а то, что один из родителей может умереть, мне и в голову не приходило. Сейчас было еще хуже. Нет, я считаю, что конец жизни не самое страшное, что может случиться в жизни, иногда смерть — это самый милосердный подарок. Но одно дело так относится к СМЕРТИ, а другое дело УБИВАТЬ. Для меня убийство — нечто невозможное: я подсознательно не смогу убить — это та грань, которую перейти НЕЛЬЗЯ. Даже ради самозащиты. Можно считать это слабостью, но что есть, то есть. А Зан… так просто и буднично сказал, что у моей подруги такой грани нет, добавив, что жизнь штука сложная и иначе нельзя. Меня это сильно выбило из колеи. Так как первое, чему учил меня Орнет — это ценить жизнь. Не только свою, но и чужую. При том: целитель за эту «чужую» должен бороться до последнего вздоха. Умирающего или своего. Разницы в этом нет, ибо смерть уравнивает всех, а судить, чья жизнь важнее мы не имеем права. Попробуй судить, когда приходится смотреть в глаза родственников и любимых погибшего, для которых ТЫ последняя надежда. Говорят у каждого целителя своя коллекция затушенных свечей,[12 - Считается, что жизни людей — это свечи, которые освещают чертоги богов. Они зажигаются в момент рождения и со смертью потухают, отмеряя своей длинной время жизни. Так же считается, что когда тело сжигают, свеча снова на миг загорается, и люди могут проститься с душой, перед уходом её на тот свет.] но легче от этого не становится. Целитель… если он НАСТОЯЩИЙ целитель всегда принимает смерть человека, как свою. Не смог, не вытащил из чертогов предков,[13 - Место, куда отправляется душа после смерти.] а ДОЛЖЕН был. И сто раз говори себе, что ничего нельзя было сделать, а все равно считаешь себя виноватым. За каждую смерть. За ушедшую так рано душу. А Ната… и Зан. Кто они на самом деле, так спокойно воспринимающие чью-то смерть? Алхимики — да, маги — да, но не целители точно. Врачевание для них лишь способ прикрытия, и честно говоря — это не радует. Хотя, может я и не права. Кто я такая, чтобы судить? Не суди, да не судима будешь, как сказала Нарина. Наверное, она права… но легче от этого не становиться.

Я уже не шла. Бежала. Не выбирая дороги, не смотря вперед. Мне хотелось еще и не думать, но я не умею. Размышлять меня учили с пеленок, и мысли стали для меня частью жизни. Привычка — вторая натура.

Остановилась я только когда начала задыхаться от быстрого бега. Где это я? Как ни странно я находилась на застекленной крыше восточного корпуса — там был самый большой сад, из всех в Замке. Но это же в другой стороне! Вернуться? Мне не хотелось. Не хотелось сейчас видеть, и Нату и Зана.

Нога шагнула в глубь сада.

В нем выращивались в основном деревья и большие кустарники — места для роста много, да и солнца тоже. Вдоль дорожек расставили лавочки, иногда, как ни странно для ботанических садов, встречались фонтанчики. Вообще это место монополизировали парочки, уединяясь здесь от лишних глаз — целители, ведь, тоже люди, и тоже хотят иметь личную жизнь.

Я немного походила по дорожкам, а потом села на одну из скамеек, облокотившись на её деревянную спинку. Заснуть что ли? Сон успокоит разум и душу, а за прогул Истории Целительства ругать не будут. Здесь тихо, спокойно. Где-то неспешно льется грустная песня… Песня? Я прислушалась. Красивый мужской голос выводил тонкую изящную мелодию, вплетая в неё слова. Странно, но он был мне почему-то знаком. Я встала и пошла в сторону звуков, пока не расслышала слова:
		В наших руках наша судьба.



		Мы сами себе выбираем дорогу.



		Души спасать иль идти по главам,



		Возможностей цели достичь в мире много.







		Мы выбираем ножом или словом



		Нам побеждать противников наших,



		Правильный выбор — это так сложно.



		Сможешь остаться один среди павших?







		Нет в мире рока — мы сами решаем,



		Мы выбираем: честь иль победа.



		Что нам дороже: жизнь или гордость.



		Мы сами решаем, и том наши беды…








— Почему? — вдруг вырвалось у меня, — почему беды?! Почему свобода — это беда, ведь если это — несчастье, то почему все к ней так рвутся?!

— Потому, что не все понимают, что свобода — это не право, свобода — это обязанность, — неожиданно голос раздался у меня за спиной. Я обернулась. Мастер Лейрон?! Неужели это он пел?

— Обязанность, — невозмутимо продолжил он, — отвечать за свои поступки, следить за собой самим. А это так трудно: заставлять самого себя жить по законам этики, морали. Ведь легче поступить грубо и низко, чем искать выход, который будет приемлемым для всех.

— «Заставлять» нам себя приходится и в обычной жизни, — ответила я. И зачем только ввязалась в разговор. Может быть потому, что быть свободной — это моя мечта. Быть по настоящему свободной — что может быть прекраснее.

— Потому, что в обычной жизни существуют рамки поведения. Если бы их и наказаний за пренебрежение ими не было, сколько человек поступало бы так, как принято в приличном обществе? Не много. Ежик птица гордая — пока не пнешь, не полетит. С человеком так же.

Это неожиданная шутка меня так рассмешила, что я расхохоталась в голос, хотя ситуация вроде бы не располагала. Но весело было недолго, посмотрев в серьезные глаза наставника, шутить расхотелось.

— Смешно, — констатировал мастер, — только вот смысл довольно грустный — на свете очень мало людей, для которых правила этики, являются их личными принципами.

— Но свобода… — хотела было я сказать свое мнение, но мастер меня опередил:

— Та свобода, о которой ты говоришь — хуже смерти. Неужели ты хочешь превратиться в пустоту, которая даже инстинктов не имеет, не говоря уже о чувствах. Да, в таком состоянии тебе не будет больно, считай, ты будешь счастлива. Да только зачем тебе ТАКОЕ счастье?

— Незачем, — тихо ответила я. Все перевернулось с ног на голову. Свобода — обязанность. Хотя… мастер Лейрон знает больше, может он сможет разрешить мои вопросы.

— Мастер, а как вы относитесь к убийству?

— Я? — удивился наставник. Похож, он не ожидал такого поворота разговора, — это сложный вопрос. Для всего есть причины. И своя правда.

— Правда? — не поняла я. При чем тут она?

— Правда… или истина, как тебе ближе, — сказал мастер и сел на ближайшую скамейку. Похлопал рядом с собой по сидению, молча приглашая присесть. Молча — чтобы не сбиться с мысли, — ведь у каждого человека свое мировоззрение, и следовательно свое видение той или иной ситуации. Свои правые и свои виноватые.

— Ты спрашиваешь об убийстве? — он посмотрел в мои глаза, — если имеешь в виду: могу ли я убить, то, наверное, да. Ради защиты, ради спасения — да. Убивать просто так мне не приходилось, чему я очень рад. И, очень надеюсь, не придется никогда. Думаю, что умышленно прервать жизнь я просто не смогу. Знаешь, ведь изначально у каждого человека есть планка: убийство кажется чем-то невозможным. Но она очень странная: достаточно одного единственного происшествия, чтобы её не стало. Для молодых воинов самое страшное испытание: первый раз убить самим, чтобы потом лишать жизни спокойно и равнодушно. После первой смерти убийство становится чем-то обычным и уже нет того страха, который служит границей. С другой стороны, очень часто исчезновению планки служит и убийство кого-то из ближних. От части из-за желания отомстить, от части из-за понимания, что это не вымысел и может случиться и с тобой.

— Понятно, — возможно с Натой и Заном и в самом деле когда-то что-то произошло, после чего убийство перестало быть для них чем-то невозможном. Что я знаю о Летешах? Очень мало. Отец есть, мать… а вот о матери они никогда не говорили. То есть говорили, но исключительно в прошедшем времени. Неужели её… убили?

— Как видно мои слова дали тебе ответ на твой вопрос, — мастер посмотрел в мои глаза, — я рад этому. Честно говоря, я и ожидал от тебя чего-то такого.

— Почему? — удивилась я. Что во мне необычного, чтобы ждать от меня таких вопросов?

— Ты очень похожа на Орнета. Тот тоже очень любил размышлять на разные темы, и вообще был довольно умным и рассудительным человеком. И очень принципиальным. Свою точку зрения он всегда отстаивал до конца, несмотря ни на что. И всегда считал, что истинная победа не когда враг умер, а когда он принимает твою правоту и становится твоим союзником. Лично я его очень уважаю и рад, что ты на него похожа.

— Спасибо, — ошеломленно поблагодарила его я, встала и пошла в сторону выхода из сада. Принципиальная? Я? Никогда ни думала. Мне всегда казалось, что я очень слабый человек. Не только физически, но и духовно. Слишком сильно боюсь спорить с людьми, не желая их обидеть и наживать себе врагов. Да и мастер тоже странный. Столько комплиментов одной не самой выдающейся ученице. Странно.




Он смотрел ей вслед. Необычная девушка. Слишком серьезная для своего возраста, слишком искренняя для этого мира. Таких людей обычно не замечаешь — они тихи и незаметны, но при этом очень сильно влияют на твою жизнь. Своими словами и действиями они, даже не зная сами, исправляют твое мировоззрение, заставляя видеть мир под новыми углами. Подчас очень сильно, хоть ты этого и не замечаешь. Но сколько проблем бы было больше в жизни, если бы этих «незаметных» не существовало? Сколько бы максималистов, видящих мир лишь в черно-белых цветах, разбилось бы о грани жизни? Много. У всех есть своя точка зрения, но не все желают остановиться на секунду и подумать. Подумать над тем, правильная ли она. Только бы девочка не сломалась — жизнь штука сложная и страшная. Она может сломать кого угодно, даже того, кто способен из любой ситуации найти выход. Да, пережить, перетерпеть боль можно. Но и её бывает слишком много.




Отступление


Натарина Летеш


В тот момент, когда Юриль падала с крыши


Она шла по коридору, поминутно останавливаясь, будто сомневаясь в своих действиях. На дорогу девушка вообще не глядела, явно зная путь, как свои пять пальцев. В руках у неё был странный сверток, и пара бутылок темного стекла.

Около лестницы девушка замерла надолго. Оглянулась — не подсматривает ли кто? — и глубоко вдохнув, как перед прыжком в пропасть, стала спускаться.

Вообще встретить девушку на нижнем уровне было практически невозможно. Первая причина — там находились мастерские, а тяжелым трудом женщины не увлекались, вторая — в мастерские обычно ссылали провинившихся хулиганов, от которых ученицы пытались держаться подальше. Нет, их обязательно бы защитили, да и сами озорники не были маньяками… но кто знает? А береженого и Духи берегут.

По этой же нельзя было сказать, что её смущало именно место. Скорее оно было знакомо девушке. Несколько привычных ударов ногой об окованную дверь доказали это предположение.

Открыли ей по традиции только минут через пять — работу нужно доделать хотя бы до «точки в предложении», кто бы сюда ни пришел: учитель ли, новый ли «коллега».

Из-за проходя вылезла мальчишечья физиономия, которая увидев пришедшую тут же расплылась в улыбке:

— Привет! Как у тебя дела?

— Деникирелентери! Недели не прошло! Опять доигрался? — иронично ответила девушка, расплываясь в ответной улыбке.

— Ага, — гордо кивнул парень и состроил мечтательную рожу (назвать эту шалопайскую физиономию лицом было просто невозможно), — знаешь, Нарь, за то, что ты единственная называешь меня полным именем, я готов ради тебя на что угодно. А то все Дик да Дик. Только первые три буквы выговорить и могут!

— Да ты же сам ими всегда представляешься! — удивилась она.

— Так в своей группе уже полным называться пытался! А потом приходилось слушать, как твое имя коверкают. Чуть волком выть не начал! Ладно. Тебе что-то нужно? Пройдешь?

— Да нет, — смущенно улыбнулась девушка, — мне не что-то, а кого-то. К вам новенького привели?

— Ага, — подтвердил Дик, злорадно ухмыльнувшись, — нашего аккуратненького Надьяна. Знать бы еще за что попал. Отмалчивается, как эльф на допросе, ей Богам и Духам!

— Верю тебе на слово, — хохотнула она, — он-то мне и нужен!

— А-а-а, — кивнул парень и тут поперхнулся воздухом, — ты… это… ты к нему?

— К нему, к нему, — ответила девушка, — ты не стой, позови его.

— Се… сейчас, — прибалдевший юноша скрылся за дверью.

Ждать пришлось недолго. Сквозь щель между не до конца закрытой дверью и косяком послышалось:

— Эй! Интореми! Тут к тебе гости!

Дольше был тихий звук, как будто что-то тяжелое аккуратно положили на стол (если бы не аккуратно, то тихим звук бы не был). И со словами: «Тир, я же сказал, что навещать меня не надо» в коридор вошел светловолосый юноша. Голый по пояс и странно отличающийся от предыдущего отсутствием грязи и пыли. Увидев гостью, его глаза полезли на лоб, а брови затерялись в бледно-пшеничной челке.

— Ты-ы?! — удивленно выдохнул он, уставившись на неё, как на снег в Ватерноле [второй месяц лета, Июль].

— Я, — кротко ответила девушка, уставившись в пол.

— Зачем пришла? — хмуро спросил парень, явно не ожидая ничего хорошего.

— Ну-у-у, — пролепетала она и вдруг решительно протянула ему сверток и бутылки, — это тебе!

— Что это? — юноша сузил глаза и мрачно посмотрел в сторону дарительницы.

— Ты… — девушка была явно очень смущена, — ты, ведь, первый раз здесь и ничего с собой не взял. Вот я и принесла. Ты же… из-за меня сюда попал.

— Что здесь? — на лице парня снова нарисовалось неподдельное удивление.

— Полотенце, вода и бульон с хлебом. Вас ведь не отпускают на обед, — она прямо посмотрела ему в глаза.

— Спасибо, — юноша аккуратно взял сверток и бутылки. Сказать, что он был ошарашен, значит, ничего не сказать. Обычно с ним даже одногруппники не общались — считали, что он зануда, не говоря уже об участии, — и извини, что нагрубил.

— Все мы люди, — улыбнулась девушка в ответ, — удачи.

— Тебе тоже, — Надьян попрощался кивком и ушел обратно в мастерские.

Он уже не видел, как оценивающе посмотрела она ему в след, и криво усмехнувшись, пошла к выходу с нижних этажей.




Глава 6


Любить — значит желать другому того, что считаешь за благо, и желать притом не ради себя, но ради того, кого любишь, и стараться по возможности доставить ему это благо.

    

Аристотель






Всему приходит конец. Рано или поздно. Вот и лето начало уступать место осени, напоследок раскалив землю, как огонь сковородку. Ко всему прочему стояла невероятная жара и духота, так что любимым место у людей (у девушек так точно) стали купальни, где было в меру прохладно, не говоря уже о воде.

Но, как оказалось, даже такая погода не может уменьшить мальчишечьего самодурства. А именно, в ближайшее время назревали соревнования, где юноши могли проявить свои воинские качества. Объявляли их, кстати, специально. Наставники прекрасно понимали, что звание целителя не может изменить мужскую суть, а «силушку молодецкую» девать куда-то надо. Вот и устраивали раз в год мероприятие, где все ученики мужского пола могли всласть побеситься (хотя сами они называли этот дурдом «Турниром на звание лучшего», правда, не говорили в чем). Но так думала, похоже, я одна. Та же Лилона романтично вздыхала, плела что-то о рыцарях и о каком-то возлюбленном, который обязательно завоюет победу ради неё. Можно было конечно подумать, что это очередной её бзик, но так вела себя добрая половина девушек (а рядом стоящие с ними парни при этих словах выпячивали грудь, грозно смотрели в сторону будущих противников или только что копытом не скребли, за неимением оных).

В общем, в Замке царило какое-то ненормальное оживление, наверное, потому, что праздники у целителей были редки, а веселиться любят все.

Единственное, что оставалось неизменным — «вернувшаяся» в себя Ната, которая как пакостила в меру своих сил, так и поступала до сих пор. На соревнования она не обращала никакого внимания: девушкам не разрешалось участвовать, а значит, турнир никакого интереса для неё не представлял.

Так и оставалось мне бродить с ней за компанию: в честь праздника задавать стали меньше — своеобразные двухнедельные каникулы для молодых, еще не привыкших к монотонной жизни целителей. Большинству только в радость, а мне делать было нечего: ходить в малую библиотеку я пока побаивалась. Ната же в меру своих сил пыталась разогнать мою скуку, заставляя за шкирку вытаскивать её из очередной драки или предотвращать очередную её шалость (Нет! Ну, разве станет нормальный человек долго в три погибели сидеть у пруда только для того, что бы наловить там лягушек и потом подсовывать людям!.. хотя… Эелера и меня в последнее время доставать уже начала… а уж Нату с её нулевым терпением…).

И так бы продолжалось до самых соревнований, если бы не одно но… оно как раз случилось в первый день «каникул».

Мы как обычно совершали полуденный «обход владений», как высокопарно называла прогулку по Замку моя дражайшая подруга. И вроде бы ничего необычного не произошло, но, вдруг, ни с того не сего Нате приспичило зайти в тренировочный зал. Почему, она не объяснила (зато я вспомнила, что Надьян даже учась на целителя, остается старейшим, а значит воином, следовательно, регулярно тренируется… и не скажу, что меня это вспоминание обрадовало).

Вообще в тренировочных залах сейчас редко кого встретишь. Парни тренируются сейчас на улице, девушки в большей своей части к оружию вовсе не подходят (Да и зачем? Воевать не с кем, в стражу женщин не берут, а в спорах с мужем сковородка бронебойнее будет… хотя зачем мужа бить сковородкой?.. ладно, потом у Наты уточню).

Просторное помещение встретило нас полным безлюдьем… и тихой музыкой. Странно, что забыл менестрель (а такие таланты тоже были среди учащихся) в залах для воинов?

— Так я и знала, — еле слышно усмехнулась Ната и потащила меня по только одной ей известному маршруту. Я не сопротивлялась: комнат здесь было очень много, потом могу её и не найти.

Вообще, тренировочный зал представлял собой множество помещений разных по размеру соединенных небольшими коридорчиками. Некоторые были просто размечены, некоторые еще имели трибуны. О наличии различного инвентаря уже и говорить не приходилось. Здесь даже оружие настоящее было. Правда, стоило попытаться его использовать по прямому назначению, так тут же появлялись Стражи и растаскивали дерущихся с последующим наказанием (прецеденты были), поэтому навредить им можно было только в том случае, если попытаться выколоть себе глаз, и то не факт.

Мы прошли три залы. С каждым метром звук усиливался, говоря о том, что мы у цели. И еще он был каким-то странным. Не от гитары, не от лютни такого звука быть не может. Будто тысячи колокольчиков звучат. Ничего себе… Интересно, кто же там, если у него хватило денег или мужества на то, что бы слушать здесь музыкальную шкатулку? Денег, потому что такие многогранные по звукам и сложные по музыке (ведь слышны были целые аккорды) шкатулки являлись очень дорогим удовольствием. Мужества, потому что в Замке такие были (в Малой библиотеке), но выносить из помещения их строго воспрещалось (такой механизм являлся очень сложным, следовательно, хрупким; не дай Боги и Духи уронит кто).

Как оказалось, направление было правильным: стоило нам войти в последний перед нужной залой коридор, мы встретили первого человека. Он стоял к нам спиной, прижавшись к стене, что-то усиленно высматривая, при этом, явно не желая «светиться». Рубашка под горло говорила, что это ученик (учителя носили по верх нее еще своеобразный сюртук с дриадскими застежками[14 - Одежда целителей является дикой помесью мод и традиций различных народов, так как при её разработке преследовалась лишь одна цель: сделать её наиболее практичной и удобной. Например: в ней смешиваются дриадский и эльфийский виды застежек: у эльфов принята просто шнуровка, у дриад — застежки с помощью специальных крючков.]), а рыжие волосы — определили в нем Зана. Спорю на, что угодно — опять за Нариной подсматривает.

Мы не стали разрушать созданную идиллию, а просто подошли поближе. Все-таки танец настоящей Танцовщицы — это что-то невероятное. Она была легкой гибкой, словно язычок пламени, и такой же живой. Про то, насколько подходило каждое движение к музыке и говорить нечего. Легкое одеяние смазывало движения, делая танец каким-то нереальным, словно не человек — а цветочная фея танцует здесь. Безумно красиво и видно, что танцует не специально, для души, выражая свои эмоции в движении тела. Может быть, поэтому она всегда спокойна — просто бережет чувства, что бы выплеснуть их в одно мгновение: пусть костер горит мало, но зато насколько сильный он, что даже за тысячу лиг его видишь и греешься его теплом.

И с глубоким сочувствием смотришь на юношу, в глазах которого застыла вечная грусть. Любить, но не иметь душевных сил высказать свои чувства, что может быть больнее? Особенно, если осознаешь, что виноват в этом только ты.

И тут самым неожиданным образом было свершено святотатство, будто кто-то ждал, пока всех присутствующих увлечет танец, и они не смогут сразу ответить на его действие. Резкий грубый голос разрушил сложившуюся гармонию:

— Сколько смотрю на вас, столько не могу поверить, что такая красота может существовать, — из противоположного нашему коридора вышел парень и уважительно поклонился, ошарашено остановившейся девушке. Темноволосый и кареглазый, со взглядом человека, уверенного в своей победе. Дурак. Если хочешь сделать девушке приятное, подожди пока она не навеселится в волю, так грубый обрыв танца она тебе никогда не простит. Танцовщицы вообще воспринимают любых наблюдателей в штыки. Их искусством имеют право любоваться только Боги.

Она стояла и смотрела не ждущего неизвестно чего парня и не знала, что делать. Было видно, что больше всего ей сейчас хотелось, чтобы он исчез. Но, к сожалению, парень призраком не был, да и не знала Нарина экзорцизмов.

— Элейя, если вы боитесь, что ваш «надзиратель» меня приревнует, то не волнуйтесь, он слишком слаб, чтобы мне навредить, — парень явно не понял, что он здесь лишний, а вот выдавать Зана было свинством.

— Какой надзиратель? — удивленно спросила девушка, а Ната тихо потянула меня вглубь коридора. Да уж, если нас заметят, будет скандал: Зайран на этот раз одними словами не отделается, а ссорится с ним сейчас не хотелось.

— Тот, что все время подсматривает за вами, он и сейчас за вашей спиной, — ухмыльнулся парень.

— Где??? — еще более удивленно воскликнула Нарина и обернулась. Перед ней предстал Зан во всей красе своей растерянности, застигнутый врасплох. Хотя нет, лицо осталось его спокойно — соперник рядом, но глаза для невероятно внимательной девушки выдали его, как говориться, с потрохами. Попал парень.

— Ты? — прошептала она с округлившимися глазами.

— Я, — смиренно ответил Зайран, глядя ей в глаза.

— Уходи отсюда Летеш. Девушке не нужна такая размазня, как ты. При чем на редкость занудная, — презрительно искривил губы парень, после чего сладко улыбнувшись, подошел к Рине, взял без разрешения её руку (девушка было настолько выбита из колеи, что не сопротивлялась) и поцеловал, сказав:

— Йодон Рогаст, ваш вечный поклонник.

Но он просчитался: Зайран был далеко не тем, кого легко напугать (Ага! Напугаешь мага телепата! Между прочим, телепатию засечь без аналогичного дара не возможно!), и расправив плечи, тоже подошел к девушке, но с совсем другими словами:

— А тебе не кажется, что Нарина достаточно умная девушка, чтобы самой решать, кто её достоин, а кто нет? — а глаза полыхнули льдом. Допрыгались. Такого Зана знали только мы с Натой, когда последняя его доставала. Ой, что будет! Одно слово — близнецы! Вроде спокойный, а достанешь, так от сестрицы не отличишь. Такая же ходячая взрывчатка.

— Пытаешься найти объяснение, вместо того, чтобы как мужчины доказать свое право?! — сплюнул Йодон. Было видно, что тот пытается выбить Зана из колеи, что являлось большой глупостью: Зайран был великолепным спорщиком, и на такую банальную провокацию поддаваться не собирался. Он спокойно ответил:

— Нет. Я просто слишком уважаю Нарину, чтобы решать её судьбу банальный мордобоем и без её одобрения.

Если бы они оба были магами, то воздух бы заискрился бы от напряжения. Хотя… если бы они оба владели магией, то этому идиоту никогда бы в голову не пришло пойти против мага с ментальными способностями и огромным резервом. Но они магами не были…

— За женскую юбку прячешься!!! — проревел взбешенный парень, не понимая, что нарывается капитально. Уж на какого-то грубияна целитель управу найдет (яркий пример: слабительное; доказать, что действие яда, а не просто понос, не возможно).

Так, к сожалению, думал и Зан, позволяя себе необдуманные слова:

— Летеши никогда не прятались от опасностей!!!

— Да-а-а?!!! Тогда жду тебя на турнире! Победивший получит руку Нарины Шото! — и мерзко улыбнулся, увидя как Зан побледнел. Вот оно что! Ведь всем известно: за слова надо отвечать. А он специально добивался возможности вызвать Зайрана на бой. И если учесть, что сказал Зан, то поединок предотвратить теперь невозможно. А так как большинство тихо считало Зана парнем Рины (так как тот все время сопровождал её, хоть она этого не замечала), а дуэль будет за женщину, то по неписаному правилу Нарина будет обязана если не стать женой, то, по крайней мере, девушкой этого Рогаста!! Несмотря на то, что она об этом думает.

А из Зайрана боец никакой!!!!!!!!!

И мерзавец Йодон сказав то, что хотел, тихо ушел, как будто ничего и не было. Явно праздновать победу.

Мда-а, влипли, так влипли. И что теперь делать?

Ната решила больше не прятаться и вошла в зал. Да уж, все что могло произойти, произошло. Я вышла вслед за ней. Зан повернулся на звук, увидел нас и грустно улыбнулся:

— Ну что, сестричка. Понравилось представление? Твоего брата первый раз в жизни обвели вокруг пальца, как сопливого мальчишку.

Ты хмыкнула:

— Да уж. Отец узнает — шкуру сдерет.

— Я не хочу! — всхлипнула девушка, перерезая нить тишины и какого-то странного спокойствия, заставив нас вспомнить о том, что случилось минуту назад, — я не хочу быть чьей-то девушкой. Особенно ЕГО! Он… он… гад! С самого начала прохода не давал! А теперь… НЕ ХОЧУ!!!!!

— Рина… — прошептал Зан с неожиданной болью и нежностью в голосе, — это я виноват! Прости меня — дурака! Я ходил за тобой, но не думал, что кто-то захочет на этом поживится.

— Не надо, — тихо произнесла та в ответ, изогнув губы в горькой наполненной болью улыбке, — Раз уж так сложилось, значит надо это пережить. Просто пережить.

— Рина, — уже твердо сказал юноша, и в глазах у него появилась ледяная решимость, с какой обычно бросаются на штыки во время войны, и прыгают с крыши, когда жизнь теряет смысл, — я клянусь тебе, что ни ЧЬЕЙ ты не станешь. Может я и не самый лучший боец, но добьюсь того, чтобы ты осталась свободной. Я даю тебе слово чести.

— Почему? — всхлипнула она, подняв на него глаза, в которых появилась надежда. Ведь случаются в мире чудеса.

— Потому, что ты — это свобода, — грустно сказал Зайран, — Рогаст правду сказал: я часто наблюдал за тобой, и понял, что сломать крылья птице — значит обречь её на вечные муки.

Девушка смущенно улыбнулась, даже щеки заалели и что-то хотела ответить, но Ната бесцеремонно оборвала идиллию:

— Эк ты загнул братец! Тебе бы романы любовные писать! А кто за тебя тренироваться будет? У тебя только две недели!

Помолвленные (Натой) опять загрустили, но подруга на этих словах не остановилась:

— Не вешать нос! Рина — к себе в комнату, готовь соответствующую восхищенно — влюбленную морду для поддержки на мордобитии. Зан — за мной! И Юл тоже! Счастливо оставаться! — и схватив нас за шкирки потащила вон и залы. Интересно, что она задумала?

* * *


— Куда мы идем? — минут через пять решился спросить Зан. До этого он молчал, подавленный тем, что не может решить ситуацию своим любимым способом. А именно, засев в лаборатории и крепко подумав.

— К тому, кто будет с тобой заниматься, сам ни демона не умеешь! — совершенно серьезно (проблема ведь нешуточная) ответила Ната. Я молчала, так как помочь ничем не могла.

— Почему это?! — возмущенно возопил, было, парень, но стушевался под ироничным взором сестры. Да уж, в таких вещах, как искусство боя одной теорией не обойдешься.

— А где находится этот кто-то? — тихо поинтересовалась я. Мне было жалко Нарину (Будьте прокляты эти дурацкие правила! Вроде бы разумное общество, а в таких глупых ситуациях к женщине относятся, как к вещи, и не потому, что не уважают: традиции, дери их демоны!), мне было жалко Зайрана (а вот это я не скажу ему даже под пытками — он терпеть не мог, когда его жалели), но я ничего не могла сделать для них, и от этого мне было плохо. Надеюсь, хоть Ната сможет что-то придумать.

— Как где? На улице, — удивилась подруга моему вопросу, — большинство парней именно там.

Мы прошли два коридора, спустились по широкой лестнице и вышли в небольшой садик — один из тех, который был посажен только для красоты. Об этом говорило море прекрасных, но совершенно бесполезных цветов, кустов и деревьев. Да еще фонтанчики пристроены.

Прошли по дорожке, завернули за угол, обошли беседку и встретили… Надьяна. Он в своей неизменной белоснежной рубашке спокойно сидел на низкой скамье и протирал тряпочкой и без того зеркально чистый меч. Свой меч, ибо выносить оружие из тренировочного зала запрещалось. Интересно, как он смог выбить разрешение для него? С собой оружие брать было нельзя. Странность на странности: шкатулка у Нарины, теперь меч… Подождите-ка это к нему, что ли Ната собирается обратиться за помощью? Та они же в ссоре!

— Привет! — совершенно дружелюбно поздоровалась с ним Натарина, оправдав мою догадку.

— Привет, — спокойно ответил ей юноша, поднял на нас глаза и чуть удивленно спросил, — что же такого случилось, что вы ко мне всей кучей заявились? Кстати, здравствуй Зайран, — он приветственно кивнул Зану, показывая, что они знакомы и в хороших отношениях. Ну, это понять можно — оба любители посидеть допоздна в лабораториях, они явно понимают друг друга, да и то, что Зайран — любимец Элгерта, а Надьян — Илазе тоже о многом говорит.

— Надьян, у нас к тебе очень большая просьба. Нам больше никто помочь не сможет, — резко перейдя на серьезный тон, сказала Ната. Надьян посмотрел ей в глаза, определил по ним что-то понятное только ему и мрачно спросил:

— Что случилось?

— Ты участвуешь в турнире? — поинтересовалась она. Да уж, если он тоже участвует, то готовить никого не станет.

— Нет, — хмыкнул юноша и посмотрел на Нату, как на маленького ребенка, — я — воин и ребячеством не занимаюсь.

— Это хорошо, — воодушевилась подруга, села рядом с ним и вкратце рассказала о произошедшем. С каждой минутой Надьян мрачнел все больше, понимая, какую кашу заварил её братец. А в конце разразился фразой:

— Не ожидал я от тебя такого, Зайран. Вроде не ребенок, а повелся на провокацию. И не сам, а девушка в результате пострадала, — видно он знал о способностях Зана на воинском поприще.

Упоминаемый уставился в пол, всем своим видом показывая, что это он понял и сам. Ведь не просто девушку подставил, а ЛЮБИМУЮ девушку. При том с характером, далеким от Натиного.

— Ладно, помогу. Я об этом Рогасте слышал — он хорошо дерется в рукопашной, но мечом работает не очень, да еще самоуверен безмерно, так что можно попытаться его победить. Тем более что с лайн Шото я знаком и мне её чисто по-человечески жалко, да и ты мне не чужой, коллега, — последнее слово он произнес с видимой иронией. Зайран в ответ ухмыльнулся, явно говоря о том, что их связывает не только любовь к науке (а скорее еще, и любовь к рискованным экспериментам), — мышечная сила у тебя тоже есть — каждоутренние тренировки не прошли даром, а с мечом обращаться при усиленных занятиях я тебя научу. Мышечная масса ведь не главное — а в мастерстве я получше Йодона буду.

— Вот и хорошо, — повеселела подруга, у проблемы появилось решение, а в том, что Зан будет стараться, никто не сомневался.

* * *


Не знаю, почему Ната посчитала, что мы должны присутствовать на всех тренировках, но на следующей день меня разбудили еще до рассвета. Точнее, одна бессовестная личность вылила на мою многострадальную голову кружку ледяной воды. Поэтому в зале я появилась злая и наполовину (головы) мокрая. Ребята удивленно посмотрели на меня, но ничего не сказали. Сами они были совершенно выспавшимися, что для мужского населения Города было совершенно нормально (если девушка могла провалятся в постели пол дня, то у мужчин же это считалось нонсенсом). Да и вообще, для любивших засидеться до рассвета за книгами юношей, отсутствие сна не было таким мучительным, как для меня (Ну, люблю я поспать! Что в этом такого?).

Первым, что сделал Зан — это выпил комплекс зелий, которые должны были помочь телу быстрее развиваться[15 - Зелья действуют на мышцы: дают возможность быстро добиваться нужных растяжек, а так же растят их массу; на легкие: помогают быстрее улучшить «дыхалку». Они разрешены, так как просто укоряют развитие тех возможностей, которых человек мог добиться и сам, при более длительных занятиях искусством боя. Но как говориться у каждого свой предел, а выше головы не прыгнешь: если не дано быть воином — зелья не помогут. На женщин они вообще не действуют.] (Хе-хе, не знает Рогаст, неуч демонов, что если нужно, то настоящий целитель способен создать эликсиры для более быстрой подготовки воинов; а уж о том, что на третье курсе, такой трудяга, как Надьян, уже способен делать их сам, он вообще никогда не догадается). Правда, помочь они могли только, если усиленно тренироваться (а точнее до полуобморочного состояния, чтобы приготовление ко сну состояло из: лег — отрубился), но думаю для Зайрана это не самая большая жертва.

Дальше происходило все, как обычно. Сначала разогрев, то есть десять кругов по периметру, приседания, отжимания, пресс и другие упражнения, которые обычно делают на утренних тренировках. Правда на мостик Зана пришлось ставить, но, как обещал Надьян, дня через два он и сам сможет это сделать. Потом растяжки (мужчина, садящийся на шпагат, вызвал у Наты истерический смех, но она подавила его, чтобы не смущать брата), азы обращения с мечом и танца с тенью, подборка самого удобного для Зайрана оружия и т. д. по списку. В общем, ничего для меня интересного или нового не происходило. Через час я уже начинала дремать и держалась только из уважения к Летешам.

Когда поднялось солнце, мы с Натой ушли на занятия (юноши остались в зале, они и так обходили всех своих сверстников по всем параметрам, а те знания, которые нам давали в эти две недели, были в основном повторением для закрепления изученного). Но всё свободное время все равно приходилось просиживать рядом с парнями. Ведь помощь разная нужна, да и просто занести им еды и воды — они же не каменные, есть тоже хотят. Правда, питались они мало. Самое большое — чашка бульона, даже без хлеба.

К концу дня Зан представлял собой выжатую губку, после нескольких лет использования. Надьян, кстати, тоже, хоть и держался на ногах тверже. Остановились они, когда на улице была уже непроглядная темень, даже на расстоянии вытянутой руки ничего не было видно. Мы остались складывать инвентарь и тушить факелы, а «коллеги», поддерживая друг друга, направились в сторону мужской купальни. И правильно, так как пахло от них… ладно, не будем об этом. Такие мысли мелочны и относятся к чисто даже не женским, а бабским. А парни не виноваты, что мать растила меня чистюлей (ох и намаялся же Орнет, заставляя помогать ему по работе — белоручкой я была той еще… да и сейчас не очень: брезгливость-то осталась).

И так продолжалось целую неделю. Мы все время сидели на трибуне, а юноши упражнялись с оружием и без. За это время Зан невероятно похудел (хотя и раньше пышностью не отличался) — зелья ускоряли обмен веществ. От усиленных тренировок и недосыпа синяки под глазами настолько ярко сияли на бледном, несмотря на загорелую кожу, лице, что он казался ожившим мертвецом с практики по анатомии. Но за то, движения Зайрана стали более экономными и плавными, меч уже не вываливался из рук, а бой с Надьяном длился больше нескольких минут и не походил на избиение малолетних. Ната все порывалась тоже войти в круг и составить им компанию, но синхронные рыки тренирующихся отгоняли от неё эту идею. Я, большей частью, сидела на месте, закрыв лицо руками: мне все казалось, что вот в этот момент Надьян точно отрубит Зану руку, а Зайран в следующий выколет своему противнику глаз. Мда-а. Не для меня эти турниры. Это конечно красиво — синхронное выполнение танца с тенью у юношей получалось просто замечательно, но в остальном…

К сожалению, это были все игрушки. Надьян был воином — да, а вот учителем — нет. Сколько времени приходилось тратить только на то, чтобы объяснить банальные вещи. Но свое мнение я держала под замком: наставник, хоть и плохонький. Путного в Замке днем с огнем не сыщешь. И вообще — откуда в корпусе целителей взяться наставнику по искусству боя? Это же диаметрально противоположные профессии!..

Но как оказалось, мои домыслы — это только мои домыслы.

Наступил выходной. День начинался так же, как и последнюю неделю. Мы по-тихому пробрались в боевой зал — не дай Боги и Духи кто узнает, чем мы здесь занимаемся (уж Рогасту о том, что Зан не оплакивает заранее свой проигрыш, а всеми силами борется за победу, знать не стоило). Зажгли факелы и сели на скамью. Надьян с Заном делали растяжки (…есть все таки что-то эстетическо-прекрасное в раздетых до пояса мужчинах, демонстрирующих свою гибкость; так бы взяла тушь и бумагу и запечатлела бы их, да вот только мастерства не хватит — а жаль… Нат не пихайся, нужен мне твой Надьян, как волку капуста, а за погляд голову не снимают).

Все как обычно: кувырки, бег, упражнения на деревянных мечах. Но потом, юноши застряли на очередном приеме. Надьян никак не мог доступно его объяснить (от чего очень злился, особенно на свою беспомощность), а у Зана никак не получалось понять… в общем разговор глухого с немым.

Так и стояли они на одном месте, и стояли бы еще дольше, если бы не пришла неожиданно помощь.

— Нет, ты мне все-таки объясни… — взмылено проговорил Зан, несмотря, что они оба уже устали от безысходных споров.

— Что вам нужно объяснить, лайнор[16 - Мужской эквивалент слова лайн, обращение к молодому человеку.] Летеш? — спросил мягкий красивый голос. Все повернулись в строну говорившего. В проходе стоял… мастер Лейрон.

— Боюсь, мастер, вы ничем не сможете нам помочь, — грустно сказал Зайран, пряча за своими этими словами свое удивление и явно сожалея, что он прав. Только на этот раз молодой целитель ошибся:

— Почему же? — удивился наставник, — я очень даже могу помочь. Например, понятно объяснить тот прием, над которым лайнор Интореми бьется с вами уже час.

У парней отвисли челюсти.

— Как? — воскликнул Зан, явно желая спросить: откуда он знает, что мы здесь делаем.

— Четверо учеников большую часть времени, а двое из них вообще весь день, проводят в тренировачном зале. Вопрос: почему? Ответ: готовятся к соревнованиям. Вопрос номер два: почему двое учеников, первый их которых презирает юношеские соревнования, а второй просто никогда не брал в руки оружие, вдруг воспылали жаждой участвовать в турнире? Учителя отвечают за своих учеников и должны быть в курсе дел. Пришлось разузнать, что произошло в тот день, после которого, они начали усиленно тренироваться. Точнее, почему Надьян Интореми стал наставником Зайрана Летеша, не так ли? К счастью, лайн Шото не стала юлить и честно рассказала наставникам о произошедшем. В связи с узнанным мастера решили вмешаться. Поэтому, так как Йодон Рогаст поступил довольно безнравственно, то сейчас отрабатывает наказание в мастерских. А вот вами займусь лично я.

— Чем займетесь? — чуть испуганно спросил Зан. Мастер наигранно удивленно поднял брови и с улыбкой ответил:

— Как чем? Военной подготовкой, конечно!

… и взяв в руки в руки бутафорский меч, он за две минуты объяснил юношам то, над чем они бились целый час. Надьян чуть не взвыл от досады на такое простое решение проблемы, а мы с Натой вздохнули спокойно — у Зайрана появился настоящий наставник.

Дальше и без того быстро проходившее обучение Зана теперь вообще понеслось со скоростью ветра. Проверив физическую подготовку парней, мастер остался доволен (конечно, он же сам юношей каждый день гоняет) и взялся за оружие. Основы они изучили за сутки. Точнее Зан смог освоить их на более качественном уровне, так как Надьян до этого целую неделю бился с ним над этой проблемой. А потом игрушки кончились.

Утром, как обычно, мы собрались в зале (я и Ната последние время сидели здесь, как и парни постоянно — все равно было нечего делать). Мастер пришел последним… с полуторником в руках.

Что это был за полуторник… Невероятно красивый, явно сделанный мастером… почему — то из серебра, но это не имело значения. Да, говорят, что у настоящих героев мечи простые, без всяких украшений, но зато самые лучшие и непобедимые — мол, нам не нужно красоты, мы и так хороши. Но этот меч. Да он был украшен, но… каждая черточка его была уместна и нужна: и тончайшая гравировка на лезвии, и даже крестовина в форме дракона. Абсолютно все, даже то, что сделан был он не из стали, а из серебра… он… он казался совершенным… таким, каких не будет больше никогда, потому что куются они для одного единственного человека, и служат ему до самой смерти… своей, ибо, когда на погребальном костре воин уходит к предкам… даже тогда верное оружие сопровождает его. Самый верный друг. Не предающий ни где и никогда.

Мы заворожено смотрели на благородное оружие. Я и Ната с восхищением, Зан с научным интересом (целитель везде целитель), а Надьян с завистью. Нет, он не завидовал мастеру — такой меч может служить только одному. Он завидовал, что те времена, когда ковалось ТАКОЕ оружие, прошли до него, мастера — кузнецы постепенно вымирали, так как почему-то не могли найти достойных учеников, или просто утрачивали свой талант.

Мастер посмотрел на нас и улыбнулся (как тут не улыбнешься, когда мы пялились на него взглядом тупой коровы!). Блеснуло при свете факелов навершие… Знакомо блеснуло. И где я, скажите на милость, уже видела этот меч? Ничего не понимаю…

И был первый пробный бой. Зан давно уже тренировался под специальное оружие (правда, обычный меч чем-то особенным назвать было нельзя, но все-таки). И честно скажу… Зайрану до мастера, как земле до неба. Даже такому дилетанту, как я было видно, что наставник поддавался и работал даже не в пол, а в четверть силы. Зан и сам это почти сразу заметил и хотел было остановиться, но мастер не дал:

— Работай-работай, опыт со временем приходит.

Поработав еще так еще пару часов, мастер Лейрон сжалился и перешел от практики к отработке приемов. При чем не просто показывал прием и заставлял повторять, а требовал, чтобы Зан делал его в комплексе с другими, причем с каждым разом на все большей скорости. Сам он стоял чуть в стороне и при случае исправлял ошибки. У меня же было странное чувство: когда я видела его в зале лекции интересно и увлеченно рассказывающего новую тему, я думала — человек нашел свое призвание, где сами Духи велели ему находиться. Теперь же мне было понятно, как я ошибалась. Потому, что только здесь с оружием в руках он выглядел… живым, по-настоящему живым. Его глаза были ярче изумруда… и Боги и Духи, я была почему-то уверена, что именно ТАК и должен он выглядеть, настолько это было естественно! Что же он забыл в целительстве, если по сути своей является воином? Да, видно, что целительство его увлекает, но зачем при этом быть наставником по этой профессии? Хотя… говорят, что человек достигает полного удовлетворения от своего дела только тогда, когда начинает передавать свои знания другим. Может и мастер Лейрон считает также? Кто его знает.

Когда дело уже близилось к ночи, мастер приказал Зану остановиться:

— Хватит на сегодня. Идите отдыхать…

— … и еще, — сказал он нам когда, мы после уборки собирались уходить, — большинство считает, что я забрал вас для помощи мне при экспериментах. Правда, девушек все-таки следовало бы отправить на занятия… — увидев наши с Натой лица, наставник поспешно добавил, — но я не стал: женской мести мне только не хватало. И так жизнью побитый.

Последнее он сказал с веселой улыбкой, будто пошутил… но мне почему-то показалось, что это было правдой.

* * *


Мастер Лейрон оказался и в самом деле великолепным наставником: к концу недели как ни странно Зан с Надьяном дрались почти на равных.

— Ты так быстро учишься, — с удивлением и некоторой завистью, говорил Интореми, — мне кажется, что ты и раньше умел обращаться с оружием!

Зан все отрицал, изумленно поднимая брови — он явно не ожидал, что его боевые способности так высоко оценят. Ната при этом довольно щурилась, всем своим видом говоря, что брат что-то не договаривает, но упорно молчала. Я не вмешивалась: право на личную жизнь — это первое, что я признавала у людей, любопытствую только тогда, когда у человека действительно были проблемы и он, возможно, нуждался в моей помощи.

Хотя у Зайрана были и другие странности — он все время смотрел на меч мастера. И не с восхищением или завистью, а с каким-то плотоядным интересом: будто оружие скрывало в себе загадку, которую молодой целитель очень хотел решить. Мы делали вид, что этого не замечаем, но любопытство все же нарастало: может быть и в самом деле в мече наставника какой-то секрет?

Мастер же относился к такому интересу спокойно, уж кому, как не ему знать, что у каждого целителя свои заскоки.

Но пика этот интерес достиг, когда юноша явился в зал с коробочкой, в которой лежало несколько тщательно закупоренных пробирок из целительского (то есть алхимического) стекла. И чует мое сердце не с мазью от ушибов. В таких коробках кислоты носят. При чем, очень опасные кислоты, способные даже специальную одежду прожигать. Иначе, зачем в коробке тройной защитный слой сделан. Да еще стекло специальное у колбы. Что Зан задумал?

Его действие оказалось неожиданным. Мастер тогда отошел на пол часа: одному из учеников с четвертого курса потребовалась его помощь в какой-то научной разработке, а меч остался в зале. И Зан вынул меч из ножен, достал одну из пробирок, откупорил её… и полил зельем меч. Крик застрял у меня в горле, глаза Наты сравнялись с блюдцами, а Надьян застыл с открытым ртом… на секунду, потом из его горла вырвались грязнейшие ругательства, заставившие меня покраснеть, а Нату уважительно присвистнуть. Смысл их сводился к одному: Что ты, дурень, делаешь?!!!

— Все в порядке, — спокойно ответил Зайран, открыл вторую колбу, полил эликсиром (по-моему, нейтрализатором предыдущего) то место, на котором было зелье, и протер тряпочкой. Он оказался прав — меч остался целым и невредимым. На лице у него при этом нарисовалось такое глубокое удовлетворение, будто он только что сделал великое открытие.

— И что это значит? — спросила Ната, отойдя от шока. Я лишь солидарно посмотрела на старшего Летеша.

— Потом расскажу, — заговорщески ответил Зайран, интригующе улыбнувшись. Похоже, он узнал и в самом деле что-то интересное.

Меч был уложен обратно в ножны за момент до того, как вернулся мастер. О случившемся все молчали — оружие-то не повредилось, а за такое деяние наставник мог и прекратить тренировки.

… когда мы были отпущены спать, Ната догнала Зана в коридоре. Она схватила юношу за руку, затолкала в тупичок и вопросительно прошипела:

— Объяснись!

Тот весело улыбнулся — явно понял, что все это время его сестра сгорала от нетерпения — и ответил:

— Понимаешь, Нат, в отличие от тебя я читаю разную литературу, в которую входит так же история металлов. Так в надписи на клинке была небольшая руна — знак мастера. Так вот, друидские руны, как подписи было принято использовать во времена одиннадцатого-двенадцатого столетия после падения империи!

— И что? — удивленно спросила Ната, удивленно не потому, что вопрос странный, а потому, что если считать по мечу — мастеру сейчас должно быть около шестисот лет — а это уже не смешно.

— А то, что в это время никто не использовал чистое серебро для оружия, серебряную сталь — да, но не серебро — Зан сделал паузы, а потом, восхищенно улыбнувшись, произнес, — зато в летописях того столетия еще упоминался МЕНДАЛЬ!!!

— Что-о-о?!! — возопила Ната, одновременно подняв мне по-деревенски отвисшую челюсть, — мендариель — это сказки!!!

— Да-а?! — весело поднял брови Зан, — а ты знаешь, чем я меч полил? Драконовым огнем!![17 - Драконовым огнем называют царскую водку. Кто не знает: смесь азотной и соляной кислоты, окисляет даже золото, хотя она (не считая платину) самый коррозийно-стойкий металл.] А он окисляет даже золото! Не говоря уже о серебре. В мире только один метал никогда не ржавеет — мендаль, и именно из него выкован меч мастера!

— Не может быть, — слабым голосом ответила Ната. Я тихо начала сползать по стенке. Мендариель… легендарный металл… каждый день был совсем рядом, в руках совершенно не мифического, а вполне реального наставника…

До комнат мы не дошли — нас дотащил ухмыляющийся во весь рот Зан. Да уж, самый триумфальный триумф, который может быть.

* * *


И вот день турнира настал. И честно говоря… походил он на дурдом (надо же, а я оказывается пророк!). Все бегали, все куда-то неслись. Девушки повизгивали, парни ходили возбужденные, будто выпили по несколько кувшинов бодрянки.[18 - Лекарство для стимулирования работы сердца, изготовляется из плодов дерева, напоминающих кофе. Например, таким же содержанием кофеина.] В общем, сумасшедший дом.

Зан наоборот был спокоен, как дохлый дракон. Встал, немного поел и пошел разогреваться в залы. Надьян ходил с ним и давал последние указания. Ната тоже следовала за братом хвостиком (таская за собой и меня в довесок). Мастера Лейрона видно не было.

Под соревнования отвели главную площадь. Место там было много: не один, а три турнира устроить можно.

Вообще турнир представлял собой помесь обычных соревнований (забеги, метание копий, стрельба из лука и т. д.) и различных единоборств (бои на мечах, копях, врукопашную… в общем мордобой, везде мордобой). Особняком стояли дуэли. Это если двое парней поссорились до такой степени, что решается только поединком, то вместо сиюминутной драки они устраивали дуэль на турнире: там и оружие дадут и растащат, если что (в обычное время любые драки были запрещены, так что соревнования были единственным днем, когда парни могла решать свои споры чисто по-мужски). Вот к этим дуэлям и готовился Зан. Проходящие мимо люди с любопытством смотрели на него, ища признаки страха или волнения — в Замке, как в любом закрытом обществе все новости разлетались со скоростью мысли, и о споре из-за Рины всем было известно. Рогаста нигде не видели.

Пробил колокол: соревнования начались. Девушки расселись на скамьях, не участвующие юноши стояли поодаль. Стражи следили за порядком. Мы с Натой ходили между ними, наблюдая за происходящим — дуэли начнутся в конце. Со временем к нам присоединился и Надьян — Зайрану требовалось в одиночестве собраться с мыслями…

И из-за этого дуэли начались раньше запланированного… между девушками. А точнее, в один прекрасный момент наша компания увеличилась еще на одного человека:

— Здравствуй, Надьян, — произнес за спиной у нас слащавый тонкий голосок. Мы обернулись. Перед нами стояла девушка. И она приветливо улыбалась Интореми. Тот удивленно вскинул брови и, улыбнувшись, поздоровался. Ната заскрипела зубами — девушка была полной её противоположностью, но зато полностью подходила старейшему: идеальная прическа бледно-золотистых волос, обычная форма ученика — идеально чистая — сидела на ней, как шелковое праздничное платье. Не девушка — картинка.

— Ты представишь нас, — из последних сил сохраняя вежливость, спросила моя подруга у своего (по крайней мере, так считала она) кавалера. Я возвела очи к горе. Начинается… бедная девушка, она не знает, во что влипла. Встать на дороге Натарины Летеш! Сказать, чтоб заранее костер готовила или не надо?

— А да, извини, — немного удивленно ответил Надьян (он, похоже, не понял, почему так злится Ната), — Милирисс Онара — моя одногруппница.

— Приятно познакомится, — тоном девушки-ромашки улыбнулась она нам, а потом повисла у юноши на руках:

— Ты так и не хочешь участвовать?

— Нет, — ответил, чуть поморщившись, парень, вызвав на секунду довольную улыбку на лице Наты.

— А ради меня, — упорствовала та.

— Даже ради тебя, — Надьян похоже смирился с обществом девушки и сделал вид, будто ничего не происходит. Зато по Натиному виду было понятно, что несчастной, не знающей о характере госпожи Летеш, готовится ужасная месть (я мстю, и мстя моя страшна, как сказала недели три назад моя подруга, подсыпая мокрого песка в сапоги одного из юношей — долго он потом вытряхивал его из обуви на улице, и это при том, что была ветреная погода и половина летучей грязи оказалась потом у бедняги в волосах… да, я присутствовала при этом, но попробуйте отговорить Нату от того, что она вбила себе в голову!).

Шло время. Милирисс висела на Надьяне и без конца говорила, Натарина продумывала план мести, а я пыталась вести себя так, будто меня нет. Быть ненужным свидетелей ссорившейся парочки — самое мерзкое положение в жизни. Бедный Надьян — ему явно было стыдно перед нами (и перед Натй в частности, которая ему, между прочим, взаимно нравилась), а скинуть эту трещотку ему не позволяло воспитание.

Наконец, настал полдень, и объявили начало дуэлей. Мы разместились на скамье (точнее я и Ната сели, Надьяну Милирисс пришлось силком снимать с себя — та вцепилась в него, как клещ). Кроме нас было еще куча девушек — это ведь не просто соревнования, а настоящий бой: сколько восторженности, сколько романтики. Потихоньку стягивались хмурые парни — для них дуэль была не просто любопытством.

— А вот интересно, долго бить Йодон Летеша будет или сразу в обморок отправит? — весело спросила Мили, похоже воспринимавшая все это, как развлечение.

— Во-первых не в обморок, а в нокаут, а во-вторых кто еще кого побьет, — огрызнулась Ната — похожа девушка её раздражала (меня, кстати тоже — потому, что сама такой стать могла, но Орнет не позволил, и спасибо ему за это).

— Да-а-а? — удивилась та, — но все говорят, что он кроме зелий ничего не знает и редкостный зануда! А ты, как думаешь Надьян? — она влюблено посмотрела на юношу (О-о-о! Вот, это дела — и в правду соперница!)

— Я согласен с Натариной, — резко ответил парень, обидевшись на Милириссу, чем вызвал радость Наты (да уж, они ведь с Заном похожи — и, называя занудой первого, она оскорбила и второго, Интореми вряд ли считает любовь к учебе пороком).

И тут появился Рогаст — гордый, как петух среди куриц. А «курицы», между тем, встретили его радостными криками — у девушек он, оказывается, популярен. Бедная Рина. Все ждали Зана.

И тот появился.

Совершенно спокойный, голый по пояс он прошел на «арену» под звук упавших челюстей. Достал из ножен меч и выжидательно посмотрел на противника. Да уж такого никто не ожидал — не заморенного зубрилу, а молодого воина, готового к битве. Ната и Надьян синхронно улыбнулись — первый бой за нами.

Рогаст ошеломленный тем, что противник не сдался сразу, был похож на ободранного волка, такое же жалкое и такое же злобное существо. Зайран на его фоне выглядел благородным тигром, вышедшим на охоту. Эх! Лишь бы он не сломался раньше времени. Никто, кроме нас троих на этой площадке не знал, насколько трудно дается Зану такое поведение. Он жутко боялся… не за себя, за Рину.

А потом они сорвались с места. На стороне Йодона был опыт и сила, на стороне Зан труд двух наставников и невероятно сильно желание спасти дорогого ему человека. Что сильнее? Это мы сейчас и узнаем.

Рогаст сразу пошел в атаку — сильными, резкими ударами пытаясь вывести Зайрана и игры. Тот ушел в глухую защиту, не имея возможности нападать. Прыжок, прогнуться, уйти влево, снова прыжок… Сколько он так продержится? Снова удар… лезвие меча прошло в невероятной близости от шеи — девушки ахнули, наставники напряглись, как перед прыжком — при такой ране помощь нужна мгновенная, иначе умрет человек. Вдруг Зан споткнулся, упал. Меч прочертил красную линию на груди у юноши. Кувырок. Уйти еще от одного удара. Да когда же он атаковать-то начнет?! Силы не бесконечные!!

Но тут среди наставников появился мастер Лейрон — невозмутимый, как скала и такой же непобедимый. Всего лишь на секунду его глаза встретились с глазами Зана… и тот проснулся, вспомнил, чему учили его последнюю неделю. И первый раз разошедшийся клинок встретился с преградой. Звонкой и непоколебимой. Взгляд о взгляд. Клинок о клинок. А потом бой продолжился, но уже на других правилах. Зан был легче Йодона чем и пользовался — ведь это значит, что он был быстрей. Удар. Еще удар. Рогад подло пнул Зайрана в коленную чашечку. Тот охнул, но все же успел ответить на прием. Йодон взревел раненым буйволом — жертва должна быть мертва, а вместо этого почему-то шевелится… На этом и прокололся. Зан сделал подножку и ногой выбил меч у противника, приставив к сонной артерии свой. Народ ахнул. Интересно, хоть кто-нибудь верил в победу Зана? А тот лишь устало вздохнул и тихо сказал:

— Ну что? Приехали?.. Не трогай больше Рину, она не твоя.

— А чья же? — рыкнул побежденный. В горле его клокотала злость.

— Своя собственная. Ветер нельзя держать в клетке.

И убрав свой меч, Зан отошел от побежденного. Подобрал ножны, и, повернувшись спиной к врагу, пошел в сторону застывшей в изумлении Рины — она не верила, что будет спасена.

И в этом была его самая большая ошибка. Ведь Рогаст мог простить Зану, что тот забрал себе девушку. Он не мог простить, что девушка осталась СВОБОДНОЙ…

…меч вошел Зайрану между лопаток…

…на его лице отразилось изумление и ненависть, губы шептали какие-то слова…

…застыли с открытыми ртами люди — никто не верил, что такое возможно. Завизжала от ужаса Рина. Ната бросилась к брату с криком: «НЕ СМЕЙ!». Стражи схватили беснующегося Рогаста, наставники оказывали врачебную помощь… Духи, что же это?!!

Меня охватил шок… И это будущий целитель?!!.. Убийца!! Зан!! Что же с ним?!!

Я хотела было пойти помочь, но не потерявший разума Надьян схватил меня за подмышки и потащил с площадки. Спасибо ему. Мы там только помешаем, а у меня, похоже, еще одно потрясение…

* * *


Мы сидели в саду и не знали что делать. Оцепенение прошло, стадия дрожи по всему телу тоже. Теперь просто не знали что делать. Ната осталась с братом. Йодона увели Стражи: попытка убийства — это уже преступление, тут одними мастерскими не отделаешься, а уж о карьере целителя и говорить нечего. Бедный Зан! А вдруг он будет парализован — удар был рядом с позвоночником.

— Не истери. Все с ним будет в порядке. — Надьян похоже заметил мое состояние.

— Но все же… — хотела я выразить свои опасения.

— Если хочешь, можем сходить проверить — операцию должны были уже закончить…

И мы пошли.

Нас пропустили в палаты, где мы обнаружили и Нату с Риной. Точнее, моя подруга утешала тихо рыдающую девушку — у той прямо как по традиции столь любимых Лилоной баллад, на фоне подвига совершенного ради неё прорезалась любовь. В компании со слезами и истериками, рядом с которой моя, как ветерок рядом с бурей.

— Привет, — тихо сказал Надьян, привлекая их внимание. Те перестали шептаться и повернулись к нему, — как он?

— Все в порядке, важные органы не задеты, скоро поправится, — тут я заметила, что Ната была тоже не шибко в хорошем состоянии. Что-то случилось кроме этого. Что?

— Нат, — сказала я, — пойдем. С Риной Надьян посидит, а ты и так устала.

Та, как ни странно, послушалась и пошла со мной. Зайдя в свою комнату, она обессилено упала на кровать.

— Что случилось? — осмелилась спросить я.

— Он чуть его не проклял, — тихо сказала она.

— Что?!! — воскликнула изумленно я. Кто? Где? Когда?

— Зан сорвался и чуть не проклял Рогаста. Я еле успела, — призналась подруга, а я увидя её лицо поняла, что если бы та не успела…

— Каким образом? — поинтересовалась я.

— Ты не слышала, — Ната зарылась лицом в подушку — отходить начала, — Зан хотел произнести «Чтоб ты сдох», да я не дала. Он ведь телепат: его слова, сказанные на магическом плане — приказ для подсознания человека. Приказано умереть — значит, умрет, даже если был до этого в полном здравии.

— Вот те раз, — я села рядом, — и что теперь будет?

— Ничего, — вздохнула подруга, — слава Богам и Духам, ничего.

Этот день и самом деле — день потрясений. Такого со мной еще не случалось.




Глава 7


Больше всего люди интересуются тем, что их совершенно не касается.

    

Джордж Бернард Шоу






Обычно вечером, сразу после соревнований происходило некое подобие бала (все-таки корпус учеников — это не место для веселья, не говоря уже о том, что все напитки крепче компота были в корпусе запрещены) с песнями, танцами и праздничным столом. Но после произошедшего на дуэли праздник отложили на неделю: во-первых, Зан все-таки был ранен довольно тяжело так, что наставники занимались по большей части только им, а во-вторых, люди должны были отойти от случившегося (особенно девушки, для которых — знаю, Лилона рассказывала — Йодон Рогаст был для них прекрасным рыцарем, хоть и без коня — а тут такое разочарование).

Ранение Зайрана на нашем времяпровождении практически не отразилось, с ним сидела Рина, от чего тот был неимоверно счастлив, и наше общество им бы только помешало (интересно, а они знают, что Ната уже планирует, у кого лучше заказывать цепочки с кольцами?[19 - Тонкая цепочка с нанизанным на нее кольцом, на котором выгравировано полное имя носящего его. Юноша заказывает пару для себя и своей девушки, когда хочет показать, что его намерения серьезны. При том заказываются три пары: медная, серебряная и золотая. Медные когда, хочет показать, что желает увидеть её в роли своей супруги. Серебряные, надевают после помолвки. Золотые после свадьбы. Тонкая цепочка символизирует хрупкость любви, которую молодые должны беречь и хранить, кольцо — крепость брака, в том случае, если супруги любят друг друга. Кстати, говорят, что при измене цепочка рвется, но достоверность этого высказывания не доказана.]).

Единственное, что изменилось — это к нашей компании начал время от времени присоединятся Надьян. Отчасти потому, что ему нравилось наше общество (особенно Наты), отчасти из-за Милириссы Онара. Оказалась, что девушка была так же из старейших и в свое время её пытались сосватать за бедного Интореми. Но не вышло — отец Надьяна был настоящим воином и считал, что жена — это в первую очередь помощница мужу, а глупая, как пробка девушка на его взгляд не подходила серьезному и занятому человеку, в которого, он надеялся, превратится Надьян. Нет, конечно, официально причина была другая, но суть оставалась та же — лучше уродина, но умная, чем красавица с мозгами синицы. Сказать, что Интореми был очень рад, это не сказать ничего: ему было трудно находится рядом с болтливым глупым человеком и малое время, а тут предлагалось всю жизнь… но не тут то было. Милирисса оказалась и в самом деле дура дурой. Когда её привели знакомиться с предполагаемым женихом, Надьян ей так понравился, что Онара влюбилась, как кошка. И почему-то решила, что тот обязательно должен на ней жениться. Даже отказ родителей юноши не охладил пыл девушки, и когда тот пошел учиться на целителя, она направилась за ним (чем очень расстроила Интореми).

И все как обычно (для старейших) уткнулось в воспитание: нормальный юноша давно бы объяснил мечтательнице доступным ей языком, что та его достала. Но у бедного Надьяна просто не хватало грубости, что бы отвадить её (Ната не в счет — первая начала, потому и получила). Вот и приходилось ему прятаться от неё по разным углам… до знакомства с нами. Сначала Милирисс пыталась было к нам тоже прибиться. Но вот незадача: Ната терпеть не могла сидеть на одном месте (не говоря уж о вышивке и вязании) и потому всегда гуляла… да еще не по дороге, а могла и через куты пройти (бедные садики…). Я к этому была привычна, да и не умею при чужих людях жаловаться (только маме и только на ухо), Надьян тоже относился к таким прогулкам равнодушно… но вот Онара… После первой же небольшой (четыре километра) прогулки она до самого вечера отлеживалась в своей комнате. Потом пыталась было приказать Нате (НАТЕ! Вы это слышали!), что бы та прекратила все время где-то шастать, на что ей было сказано, что не нравятся развлечения нашей компании, пусть ищет себе другую. Больше мы её не видели (и как был по этому поводу счастлив Надьян!).

Но, честно говоря, меня общество Интореми не радовало. Нет, он мне как человек очень нравился, но Ната… Слишком хорошо мне запомнились слова Зайрана:

…у Наты нет никакого пиетета по отношению к этому чувству, и она просто может изображать его, для достижения каких-то своих целей…

И мне очень не нравилось, как смотрела она на своего ухажера. Оценивающе так, буд-то чего-то ждала… или приценивалась. Сам Надьян этого не замечал или не хотел замечать.

Все случилось где-то за пару дней до «бала». Зайран к тому времени уже мог ходить (странно, что не бегать — им занимались сразу шесть высших мастеров целительства) и больше не вызывал беспокойства (разве что только у Нарины, такое ощущение, что у неё в роду были курицы — наседки).

В общем приспичило Нате… погулять по крышам. Честно говоря, у меня при озвучивании этого предложения появилось стойкое желание покрутить пальцем у виска и потрогать госпоже Летеш лоб. Потому что крыши у замка были очень, скажем так, наклонные, и гулять по ним было бы крайне сложно. Правда, мои слова озвучил Надьян, но в ответ его назвали трусом, а сами понимаете — воины, как дети, на слабо падки, и Интореми тут же сделал на лице мину: мол, я по крышам еще до рождения лазил, что мне ходить под острым углом по отношению к земле, я может, как птица, летать могу. Короче, подмоги ждать было не от кого. Пришлось смириться.

Хотя до крыш надо было еще добраться. Замок был огромен, а то, что Ната хотела залезть, как можно выше было понятно всем. Мы прошли сад, где растили разного рода мхи и вышли к главной площади. Она, честно говоря, у меня вызывала какой-то непонятный страх — будто что-то скоро случится здесь. Что-то страшное. Поэтому мне было очень трудно сохранить спокойствие и пройти, а не пробежать по такому большому и пугающему пространству.

Мы прошли площадь, нырнули в крайнюю левую арку и стали подниматься по широкой винтовой лестнице — дополнительному ходу, в обход официального. Таких было много в Замке и, наверное, больше чем мы предполагали, ведь кроме нас, учителей и Стражей, здесь были еще и слуги, хоть и ни разу за все время они нам не попадались. Кто-то же готовит еду, не говоря уже о нагревании воды в купальнях, стирке и уборке помещений (правда это можно было сделать с помощью магии, но её применение я бы почувствовала).

Лестница привела нас в небольшую промежуточную галерею — если не знаешь Замок, обязательно запутаешься в огромном количестве коридоров. Нате хватило всего нескольких месяцев, чтобы полностью освоится здесь — она уверенно выбрала нужный нам проход, что привело меня к мысли о том, что подруга, похоже, заранее знала куда идти: но путь явно не был выбран по наитию. Это настораживало: неужели она хочет столкнуть Надьяна с крыши. Вряд ли, Натарина — умная девушка, и ради какой-то мести заканчивать, как Йодон Рогаст она не станет. Тогда почему?

Мои мысли были безжалостно прерваны: мы зашли в небольшой тупичок (точнее площадка перед закрытой дверью) и, в данный момент, мои друзья занимались тем, что пытались открыть запыленное окно. То со скрипом потихоньку подавалось. Когда же многострадальная створка тихо стукнулась об косяк Ната победно улыбнулась (Надьян грустно вздохнул, смиряясь с неизбежным) и сказала:

— А вот и пропуск на свободу!

— А может не надо? — взмолилась я. Лезть очень не хотелось.

— Кто не рискует, тот не совершает подвигов. Не трусь, Юл. Не мы первые, не мы последние, — и легко пролезла в окно. Я же, кряхтя и охая, смогла повторить её подвиг только с помощью Надьяна (тот, даром что воин, спокойно поднял меня, явно не чувствуя дискомфорта). Интореми замыкал наш небольшой отряд.

За окном оказалось подобие того козырька, с которого я в свое время свалилась, разве что прямее… и на несколько этажей выше (если учесть, что высота стены средней комнаты была гораздо больше трех метров… падать будет больно). Но это было не главное. Потому, что отвести глаза от пропасти, как сразу забылись все страхи и сомнения. Небо… бескрайнее небо, такое чистое, что чище быть не может. Бездонной необъятной голубизны. А вдали шпили города… я уже и забыла насколько красивы крыши зданий!.. все чаще смотря под ноги. А ведь когда-то… когда-то я так любила залезать на главную башню и сидеть на перилах, свесив ноги. И смотреть… смотреть на то, что всегда будет вечно и верить, что раз ЭТО всегда будет жить, значит все ошибки рано или поздно будут исправлены, а добро всегда побеждать зло. Сколько мне тогда было? Семь? Десять? Тогда во мне не скрывался еще такой равнодушный циник, философски и смиренно относящийся ко всем проблемам. Тогда я не знала, что не все проблемы можно решить, и не всегда правда одерживает верх над злом. Тогда я еще не ведала, что являюсь магом, и мне не надо было скрывать свой Дар и учится тайком у Орнета. Тогда у меня еще не было секретов от матери. И почему-то мне казалось, что шпили должны быть выше, и я в мыслях рисовала их на небе, придумывая, как бы вертелись флюгеры и развивались флаги на той или иной башне. Странно… Почему… почему мне в детстве казалось, что город должен быть другим? Наверное, потому, что тогда я еще не отделяла мечты от реальности и не боялась верить…

— Юл, проснись! — отвлекла меня от мыслей подруга. Да уж, нашла место для размышлений, называется.

Подруга же не стала больше тратить на меня время, а обратила свой взор на лепнину, которую так удобно использовать для опоры. Легко подпрыгнула и схватилась за неё руками, подтянулась, зацепилась за край крыши и вот, она уже смотрит на нас сверху вниз. Я в свою очередь повернулась к Надьяну. Интореми посмотрел на меня:

— Лезь. А то оступишься еще, я хоть поймать успею, — я грустно вздохнула (видно сбежать все-таки не удастся) и пошла на приступ моего личного Миирунга.[20 - Миирунг — самая большая и неприступная гора в мире.]

Лепнина оказалась пыльной, и если бы Надьян не держал меня сзади, летела бы я быстро и недолго (я рефлекторно попыталась очистить руку). Плюс ко всему оцарапала руку об крышу — в общем лазанье не мой талант. И как я раньше по деревьям взбиралась? Хотя дети на такие пустяки, как пятно на одежде или царапина внимания не обращают.

Надьян залез на крышу так же легко, как и Ната — идеальная парочка.

Как оказалось — это были еще только цветочки: крыша оказалась всего лишь небольшим отступом перед огромной «горой», на которую, судя по страдальческому взгляду у Надьяна и кострам в глазах у подруги нам предстояло взобраться.

— Ну… — вдохновенно вздохнула сумасшедшая почему-то носящая имя Натарина[21 - Натарина со староимперского переводится, как Наделенная Мудростью.] и, резко прыгнув, зацепилась за какую-то только ей ведомую опору и потянулась. Точно муха — право слово!

— Ну что, полезли? — Надьян посмотрел в мою сторону.

— Полезли, — вздохнула я. Эх! Видели бы меня мама и Орнет! Хотя лучше не надо, так как результат ясен даже ежику: матушка лишится сознания от позора, а дядя схватится за голову и скажет: «Боги и Духи! Кого я воспитал!». Ну, ладно. Не будем о грустном. Хотя, что страшнее: реальность или вымысел сказать трудно.

Надьян не стал ждать ни просьбы, ни скулежа, а быстро подошел ко мне подхватил за талию (подхватить ниже ему мешало воспитание) и поднял на руках. Сверху тянула за руки Ната. Хорошо, что я мало вешу, а то бы навернулись втроем да с девятого этажа. После того, когда я все-таки залезла, запрыгнул и Интореми (и в отличие от меня без всякой помощи, хорошая все-таки вещь — физическая подготовка).

— И что теперь? — спросил юноша, флегматично глядя вниз (выдержка, как у мертвеца — так же все по барабану).

— Как что? Дальше идем. С другой стороны находятся уже менее наклонные крыши, — ответила подруга, покачиваясь на носках (чем привела меня в ужас — горизонтальной поверхности с гулькин нос, а она бесится).

Мы обернулись. Крыша и в правду дальше была сплошной, внешне походя на какие-то странные горы. Правда, бегать с горки на горку не очень приятно, но хоть можно не бояться, что упадешь. Ната не заставила себя долго ждать и легко спрыгнула вниз. Надьян последовал её примеру, легко опустившись рядом с неё, мягко, как пантера. Я же не стала издеваться над собой и просто сбежала-скатилась (грохоча при этом, как стадо быков). Но на этом мы не остановились. Потом были еще несколько крыш, которые мы постепенно переходили (наклона уже как такового не было, и друзья не считали нужным прыгать как белки). Но в основном наша компания занималась тем, что, забыв об брезгливости, валялась на «полу», смотря в небо и одновременно загорая (хотя это было бесполезно, так как к концу лета наша кожа давно приобрела бронзовый оттенок). Но моей ненаглядной подруге такое времяпрепровождение быстро наскучило. Ей захотелось пополнить свою коллекцию острых ощущений (и моих потрепанных нервов — боюсь, к концу обучения у меня начнутся проблемы с психикой).

— А давайте на смотровую башню залезем! — радостно воскликнула Ната, радуясь своей идее. Я поперхнулась воздухом, Надьян страдальчески возвел очи горе (похожее, он решил, что легче смириться с идеями госпожи Летеш, чем пытаться «оседлать лавину»). А вообще проблема заключалась в том, что башня последние несколько месяцев была закрыта (кстати, как раз благодаря одной из шуточек Наты — в результате, мастер Виарона первый раз в жизни устроила своим ученикам разнос: подруга догадалась подговорить на эту затею добрые десять человек), и залезть туда можно сейчас только через крыши. А если учесть, что башня над этим крышами возвышалась на добрые пять метров… может и невысоко, но думаю, чтобы разбиться такого расстояния вполне хватит.

— Может не надо? — привычно заныла я, уже ни на что не рассчитывая (интересно, за дверью с надписью «Оставь надежды всяк сюда входящий» случайно не копия Наты находится?).

— Юл не вой! Все будет в порядке! — мне бы её надежды.

Надьян не вмешивался — изображал из себя молчаливую статую, зная, что его мнение ничего не изменит (сочувствую будущему мужу Натарины).

И мы пошли. Благо (или к сожалению…) башня находилась рядом — всего в нескольких крышах от нас. Хорошо, хоть ей не взбрело в голову опять к стенам прогуляться. Те бы такой шутки не поняли.

И вот… стоим. Перед носом башня. Цель: забраться наверх. Стены — гладкие. Вывод: я не муха, по стенам бегать не умею, но это никого не интересует. Я думала-думала и решила, что мое терпение кончилось:

— Я не полезу, — друзья-товарищи, до этого что-то обсуждавшие, удивленно повернулись ко мне. Ну, что ж повторим для благодарных слушателей:

— Я не полезу. Хоть убей.

— Юл? — удивлению подруги не было предела. Естественно: до этого я соглашалась на любое её предложение. Но я же не железная, потому в доказательство демонстративно села на пол, всем видом показывая, что делать ничего не буду. Но подруга меня удивила:

— Ну-у. Ты хоть подождешь, пока мы слазим? Сама-то вернуться не сможешь.

— Подожду, — кивнула я и поудобнее умостилась на поверхности. Надьяна, который попытался повторить мой подвиг, никто не слушал.

И они полезли… Честно говоря, мне сначала показалось, что они каким-то странным способом прилипли к башне: за что хватались на абсолютно гладкой стене, я так и не поняла. Когда же залезли, мне даже чуть завидно стало: сидят на перилах, ногами в воздухе болтают. А вид какой там… Была всего один раз, до сих пор помню. Но тут моя драгоценная подруга окончательно ополоумела… она додумалась (обычно люди уточняют, чем такие гении думают, но мне воспитание не позволяет) ВСТАТЬ на перила и раскинуть руки, будто птица собирающаяся взлететь. И захохотала, как постоянный житель дома для потерянных душ.[22 - Дурдом, короче.]

Надьян отреагировал на это, как любой нормальный человек: схватил Нату за ноги и попытался затащить обратно в башню, крича ей: «Слезай сумасшедшая!». Его действия и стали фатальными: Натарина рефлекторно отбрыкнулась (не любила она, когда её трогали), потеряла равновесие… и полетела вниз с башни.

Сделать ничего я не успела. Только смотрела, как моя единственная подруга приближается с невероятной скоростью к земле, а голове билась мысль: «Не успею». Только судьбу опять обыграли. Маги вообще любят это делать.

Нет, Ната не колдовала. Да и я тоже. Тут и без нашей помощи обошлось.

Надьян был магом.

Его волшебство почти не чувствовалось, в тот момент я бы не обратила на это внимания. Только вот, ежу понятно, что с ростом пройденной траектории скорость только увеличивается (извините, что использую эти термины — после уроков мастера Илазе, как репейник прилипли). А Ната приземлилась мягко и без единого повреждения. И самое странное — она, похоже, совсем не была удивлена. Встала. Отряхнулась. А вверх мы посмотрели уже синхронно. Там вжавшись в один из столбов, затравленно глядел на нас Надьян. Грустно и безнадежно. Потом что-то для себя решил и спрыгнул вниз. Точнее не спрыгнул, а мягко опустился рядом с нами. Вгляделся нам в лица… и очень удивился. Конечно. Ожидал увидеть восхищение, ненависть, да что угодно. Только не то, что мы изобразили. Я равнодушно: маг и маг — сама так умею не хуже. Ната с каким-то изобретательским интересом: мол, эксперимент проведен удачно. Эксперимент?

— Ну и? — прервал тишину Надьян, ждущий от нас каких-либо действий.

— Что и? — спросила я, обращая на него взор.

— Я маг, — как приговор произносит Интореми.

— Я тоже, — добавляю я и перевожу взгляд на небо — на небе облака (и стараюсь не улыбнуться — лицо у юноши стало…).

Парень переводит взгляд на Нату. Натарина в ответ поворачивается ко мне и говорит:

— Хочешь тайну?

— Ну, — бурчу флегматично я.

— Перед тобой сын покровителя всех магов Города.

— Что? — а вот это интересно — маги ведь не просто так скрываются, им помогают. Только кто помогает неизвестно. Было неизвестно…

— То-то, — кивает она. Юноша стоит соляным столбом, — единственный род старейших полностью состоящий из магов. Причем ни каких-то с серединки на половинку, а полностью обученных самых настоящих, единственных в городе магов. Мой отец это подозревал, но они умело скрывались даже от коллег — опыт сказывается, а процент того, что те, кто знает о существовании рода, не будут никогда пойманы, очень не высок. Я как ауру увидела, так сразу заинтересовалась — что-то в ней было не так. Оказывается — великолепная маскировка, даже на ментальном уровне.

Мы посмотрели на Надьяна. У того странно потемнели глаза, он взглянул на нас и сказал:

— То есть все это время, ты ждала, пока я применю магию? Из интереса.

Я молчала. А вот Ната вдруг встревожилась.

— То есть все это время, ты общалась со мной для того, чтобы подтвердить свою догадку? — опять спокойным голосом спросил парень. Только вот чувствовалось, что это дается ему очень тяжело. Ната почему-то вдруг резко встала:

— Надьян…

— Ну что ж радуйся — дождалась, — и, не оборачиваясь, побежал в сторону окна.

— Надьян! — уже вскрикнула Натарина и понеслась вслед за ним.

Я же молча сидела… Но потом проскользнула мысль: «А как я спускаться буду?». Она заставила вскочить и понестись в сторону друзей… которые оставили меня одну. И что мне теперь делать? Я же сама не спущусь?

Я сидела на краю крыши (той самой, на которую с таким трудом взбиралась) и не знала что делать. Сама попробовать спуститься я боялась.

— И что теперь? — сама спросила я себя. Захотелось плакать: они меня оставили!

— Лайн Веран? — вдруг послышался до боли знакомый голос.

— Ой, — только и смогла я сказать.

— Что вы там делаете, когда ваши друзья уже убежали?

— Спуститься не могу, — грустно ответила я.

Внизу что-то зашуршало, а потом в поле моего зрения выбрался мастер Лейрон. Он осуждающе посмотрел на меня:

— И зачем полезли, если не смогли спуститься?

— А кто меня спрашивал, — наставник аккуратно обхватил меня за талию и поставил на козырек. Через окно я пролезла сама. В коридоре оказалось, что приснопамятная дверь оказалась открыта. И сколько разного хлама за ней было.

— А что это? — вырвался у меня вопрос.

— Это, — мастер мягко приземлился на пол, — хранилище испорченного инвентаря, который пойдет на переплавку в мастерские. Нужно же давать юношам материал для обучения. А сейчас он открыт потому, что несколько умников двадцать минут назад устроили взрыв в лаборатории так, что теперь хранилище пополнится.

— А-а, — только сумела сказать я, и пошла в сторону своей комнаты. Кроме сна больше я никаких развлечений на ближайшее время не видела.




Отступление


Натарина Летеш


В тот момент, когда Юриль шла в свою комнату


Она бежала со всех ног, зная, что если не догонит сейчас, то уже не сможет ничего изменить никогда. А ведь он не бежал — шел своим размашистым, но все равно очень мягким шагом. Воин — одно слово. Но его нужно догнать, любой ценой догнать. Чтобы объяснить. Объяснить, что его магия давно уже интересовала её постольку поскольку. Попала она, как предупреждал её братец. Сама не заметила, как человек стал частью тебя. Неотделимой, очень нужной частью. И теперь она всего в шаге от того, чтобы её потерять. А она не хотела. Слишком хорошо помнила отца: тот давно уже не жил — существовал. И истово ненавидел Стражей, ведь они отняли единственное, чтобы было смыслом его жизни. Черствый, как многие считали, суровый человек любил и любит до сих пор свою жену. Ту, что заставила поверить, что мир не настолько плох. А потом же своей смертью и разбила эту веру. Сейчас же… только близнецы отделяли его от смерти. И девушка очень боялась, что отец будет жить, только пока они нуждаются в его помощи… А телепата обмануть очень трудно.

Но сейчас не это волновало её. Догнать! Во чтобы то ни стало догнать!

Она пролетела обеденный зал. Обежала все сады и садики. Где?!!! Где он???!! Она металась, как тигр в клетке, пытаясь найти выход и приходя в отчаяние от того, что он не находился. «Успокойся. Успокойся, говорят тебе, — твердила она сама себе, — подумай, куда он мог пойти? Куда мог пойти воин, чтобы успокоить свои нервы? Ну не морды же всем подряд бить!!! Бить?!! ЗАЛЫ ВОИНОВ!!!» И развернувшись, понеслась туда, боясь, что ошиблась.

«Только бы повезло, только бы повезло» — говорила она про себя.

Залы встретили её полной тишиной. Она хорошо знала Замок — умение ориентироваться в пространстве было её гордостью, потому девушка с уверенностью начала обход Тренированчых Зал. Старалась бегать тихо — не дай Боги и Духи, услышит и уйдет.

Но, похоже, судьба опять повернулась к ней лицом — он нашелся. В самой дальней зале с остервенением лупил своим родовым мечом[23 - Родовой меч куется с использованием крови родителя (при остужении металла несколько капель добавляется в воду) и дается потомственному воину в день совершеннолетия.] по деревянной болванке и, похоже, никак не мог успокоиться.

Она остановилась, не зная, что делать дальше. Юноша, похоже, не услышал, как она вошла — настолько погрузился в себя. Взмах, еще взмах. Дерево крошится под сильными ударами. Но тут Надьян резко остановился, опустил руки, ссутулился и опустил взгляд к земле:

— И зачем мне все это? — прошептали губы, — зачем я к чему-то стремлюсь, если стоит кому-нибудь доверится и тебе в самой грязной форме докажут, что не прав?

— А если неправым окажется этот кто-нибудь? — вырвалось у неё. Надьян ошарашено поднял взгляд и посмотрел на девушку.

— Ты?.. Зачем пришла? — в глазах появился лед… и боль.

— Диа… Диа прости меня, — она сложила руки на груди и посмотрела на него. На глазах блестели слезы, — я такая дура.

— Мое имя: Надьян гол Интореми[24 - Изначально приставка «гол» была у всех фамилий, так как переводилось буквально, как «от» или «потомок» так, как фамилия — это имя родоначальника. Но потом приставку упразднили и стали использовать только у старейших, для официального приветствия.] из рода Нейгери — это, во-первых. А во-вторых, говори сразу, чего хочешь. Хватит делать из меня идиота.

— Наверное, уже ничего, — она опустила руки. Голову не опускала — Летеши никогда не показывали свою боль, чтобы не случилось. Да будь проклята эта семейная гордость, не позволяющая юлить, уговаривать. Давить на жалость, в конце концов — так много способов уговорить мужчин. Но она не умела… Тихо усмехнулась про себя — смеяться над собой, так легко, когда уже ничего не имеет значения. И пошла к выходу. Все кончено…

…руки легли на хрупкие плечи…

…юноша резко развернул её лицом к себе — и когда успел подойти?..

…глаза в глаза: зеленые и ярко-голубые…

Она не выдержала и, уткнувшись ему носом в грудь, разревелась. Первый раз в жизни. Но ведь можно? Один раз в жизни можно?

Руки сомкнулись в цепь на её талии.

— Нари, — тихо произнес Надьян. Это эльфийское сокращение имени подходило их состоянию, как никогда, — моя милая Нари.

И слов больше не требовалось. Если люди любят друг друга, зачем им какие-то слова… когда и так все понятно.




Глава 8


Если у тебя нет того, ради чего можно умереть, то и жить не стоит.

    

NN






Осенний бал… любимый праздник всех девушек корпуса и головная боль всех юношей (потому, что вышеупомянутые девушки заставляют их танцевать… хи-хи, какие мы, женщины, жестокие). Один из немногих дней, когда разрешалось надеть свою одежду (в Город дорога была закрыта, но какой дурак отправиться в неизвестное место жить без каких-либо вещей?). Да и просто почувствовать себя человеком: поесть вкусную еду (к примеру, сладости; обычно их не было — только компот и фрукты), петь, танцевать, украсить зал в меру своего чувства прекрасного (э-эх, разошлись девушки по полной, если бы не парни помещение все бы было в висюльках и драпировках, но юноши тоже люди и не желали сидеть в зале, где все рябит от украшений). Правда темы для разговоров остались те же: целительство, молодые люди (у девушек) и оружие (у юношей). Но, когда под носом тарелка с любимой едой, которую ты уж, сколько времени не ел, а одежда не серого мышиного цвета, на такие мелочи внимания не обращаешь.

Хотя я, честно говоря, празднику была не очень рада — я просто большие сборища не люблю. Точнее не люблю таких закрытых собраний: все разбиваются на компании, а ты сидишь в одиночестве, как белая ворона и не знаешь чем себя занять.

Да и выглядела я не шибко презентабельно. Девушки меня поймут — ведь изначально собираясь, я не думала, что будут какие-либо праздник и все платья у меня были обычными — ни зауженного по талии силуэта, ни мудреной вышивки, ни даже бантика на груди ил сзади: просто лиловое платье, с длинным рукавом и поясом. По сравнению с остальными… нет, конечно, настоящие бальные платья были, пожалуй, только у нескольких девушек, а у той же Наты одеяние мало чем отличалось от моего, но ведь она и преподносить себя умела. И так красивая собой, в своем зеленом платье (под цвет глаз) она выглядела королевой. А я… мышь всегда останется мышью, даже если ей повязать бантик. Конечно, можно было сказать, что… «хоть мое лицо нельзя было назвать эталоном красоты, но серо-голубые задумчивые глаза приковывали к себе внимание…», но все это было не так. Лицо — обычное, глаза — тоже. Разве что разрез «моих очей» был миндалевидный, но кто это кроме меня замечает? Вот Ната… Узкое хрупкое загорелое лицо, казалось, сделано из меди, волосы, выгоревшие на солнце, кровавым золотом сверкали при свете ламп и как последние штрих — изумрудные глаза со сверкающей где-то в глубине «безуминкой». Если бы Надьян не считался среди юношей лучшим фехтовальщиком (они проверяли это пару раз — больше к нему не подходили… и слезно просили не участвовать в соревнованиях), у Наты не было бы отбоя от кавалеров. А я не её фоне… в общем, пары у меня не было. Даже притом, что девушек было гораздо меньше чем юношей. Но танцевать, общаться и просто находится в обществе дамы приятно, если эта дама хороша собой. Если нет, то какой смысл тратить терпение и время?

Нет, изначально я так не думала. Мы с Натой, весело переговариваясь, шли на праздник. Настроение было на удивление светлое: Зан полностью выздоровел (и теперь бегал по наставникам, выяснял, какие лекции он пропустил — те уже устали уверять его, что все в порядке), Ната с Надьяном помирились (а потом дуэтом извинялись передо мной — не будь рядом Мастера, сидела бы на крыше до конца осени). Да и просто была какая-то странная эйфория — может из-за хорошей погоды, может оттого, что все проблемы были решены.

Зал встретил нас тысячей огней и неожиданно светлой обстановкой — обычно столовая была мрачным помещением, разве что склеп не напоминала: несмотря на стены темного камня, там было сухо и тепло. Теперь эти стены были завешены песочного цвета драпировками, во все (а их было довольно много) канделябры и подсвечники были вставлены свечи, на столах вышитые скатерти и дорогая фарфоровая посуда с яствами (почему-то еда всегда появлялась до прихода учеников в зал — то ли не хотели слуг «светить», то ли использовали магию). В середине зала сделали небольшой помост. Стола для учителей, хоть я и ожидала его увидеть, не оказалось — как питались наставники отдельно, так и не изменили этой традиции на этот раз.

— Ну и? — спросила я у подруги, флегматично разглядывая все это великолепие.

— Сейчас все соберутся, и начнем, — подруга каким-то образом всегда была в курсе все событий.

Мы прошли к одному из столов (они были расставлены полукругом, благодаря чему освободилось много свободного пространства), сели и стали ждать, когда подойдут остальные ученики. Честно говоря, я первый раз видела всех учеников вместе — определенного графика приема пищи не было, существовали лишь определенные границы времени, отводившиеся для приема пищи, так что в одно и тоже время ели далеко не все. Да еще стоит прибавить, что многие старшие ученики просто не завтракали (после ночной работы в лабораториях гораздо приятнее просто поспать), плюс некоторые девушки соблюдали какие-то свои странные диеты, или просто кто-то не хотел есть и время приема пищи пропускал.

Сейчас же собирались абсолютно все ученики корпуса (благо огромный зал позволял), все сто восемь человек (Ната просветила). И это не мало. Каждый год по десять — пятнадцать целителей для одного Города, пусть и довольно большого — это очень много. А если вспомнить, что в среднем целители живут, по крайней мере, двести лет… и это не предел… от болезни или раны у нас почти никто не умирал. И было бы перенаселение, но в семьях не принято иметь больше трех детей. А в среднем вообще один — два ребенка. А потом… можно сходить к целителю за специальным отваром. Ведь нарожать детей-то просто. А растить кто будет? Улица? Так лучше сразу дитя задушить — каким бы не был спокойным местом земля Элес, хорошему улица никогда не научит, а воспитывать надо. Вот и принято считать — детей надо иметь ровно столько, чтобы на каждого хватало времени. Ну и получается не больше троих. А больше для страны в один город и несколько государственных ферм (жить за территорией города запрещалось) нужно и не было.

Когда же все собрались, староста всех учеников[25 - По традиции староста старшего курса отвечает и за всех учеников.] встал со своего места (в середине получившегося полумесяца) и начал произносить речь. Сначала поздравил новых членов коллектива (нас то есть) с вхождением в дружную «семью» целителей. Потом прошелся по недавним событиям (предательство Йодона Рогаста отметили минутой молчания и все присутствующие дали клятву не повторять его ошибку) и сообщил о новых открытиях совершенных целителями за этот год. Дальше пошло награждение победителей турнира. Тут уж народ оживился. Девушки утирали слезы умиления, парни задирали носы (и всеми силами не замечали ухмылку Надьяна — тот смотрел на это представление с неприкрытым сарказмом). Зайрана тактично не затронули — дуэль не та вещь, которую можно рассматривать как развлечение.

И вот главное торжество началось. С разрешения старосты люди сели на свои места и занялись самым естественным в этом мире — насыщением желудка. Ради праздника повара расстарались — столько всяких вкусностей вместе не каждый день увидишь (День Плодородия не в счет — там было принято выкладывать на стол только сладости). Люди весело переговаривались, пили, ели. Девушки очаровывали юношей (все-таки во время учебы познакомиться со всеми возможности не было). Парни, к глубокому сожалению женкой части коллектива, на это внимания не обращали и занимались чем-то своим — кто-то спорил о преимуществах железных звезд по сравнению с метательными ножами, кто-то даже сейчас всеми мыслями был в лаборатории, где протекал долгосрочный эксперимент. Я же занималась тем, что всеми силами убеждала Нату в том, что Надьян не смотрел на ту девушку, он вообще сейчас занят своей тарелкой, а лишняя ревность мужчин только отталкивает. Мне в ответ говорили, что Интореми никто ничего говорить не будет, а вот этой дуре надо понятно объяснить, чтобы на чужих парней не засматривалась. «Дура» глазами пожирала сидевшего через стол от неё темноволосого юношу и знать не знала, что за неё идет бой не на жизнь, а на смерть.

Единственные, кому все происходящее в Зале было глубоко по барабану, были Зайран и Нарина — как сидели в обнимку, переговариваясь о чем-то своем, с самого начала торжества, так и поступали до сих пор. Красивая пара. Но не факт, что и через семь лет они будут вместе — время сильно меняет людей, сейчас вы понимаете друг друга, а завтра, как будто и не общались никогда. Время…

Я начинала скучать — поели, поговорили, а дальше что? В ответ на мой немой вопрос староста снова встал (люди тут же затихли — старших в Городе принято уважать) и сообщил радостную (для девушек, парни хором застонали) весть о том, что начинается первый тур танцев. Я заозиралась в поиске музыкантов, но ни на помосте, ни вообще в помещении никого кроме целителей не было. Но мне ни дали подумать над этим вопросом — откуда-то с потолка полилась красивая медленная мелодия. Вот гады! Сами магию используют, как хотят, а нам запрещают! В мою поддержку рядом фыркнула Ната. Надьян и Зайран остались спокойны — какой смысл возмущаться, если твое мнение никого не волнует.

Но мы были единственными, кто понял, в чем дело — остальные (в смысле с первого курса — другие курсы приняли это как должное) только удивленно задрали головы, а потом девушки начали вытаскивать своих молодых людей в центр залы. Ната и я воспользовались моментом и пересели к Надьяну — дабы никто не спутался, каждому курсу отдали по отдельному столу, так что пообщаться с ним мы нормально не могли. Тот нам неподдельно обрадовался, все-таки отношения у него с одногруппниками были не самыми теплыми.

— Грустим? — весело спросила Интореми моя подруга (весело потому, что воображаемая соперница сейчас занималась тем, что всеми силами уговаривала темноволосого подарить ей танец, тот же отбрыкивался и утверждал, что ему и так хорошо).

— Едим, — так же жизнерадостно ответил юноша и с видимым удовольствием засунул себе в рот еще один кусочек жареного мяса (жирного и с острым соусом, очень любимого всеми мужчинами блюда, но обычно за столом не встречаемого, так как оно считалось вредным для желудка). Ната на это смотрела с таким умилением, будто сама готовила. Любовь — штука страшная. Вон, что с женщинами делает.

А у Надьяна оказалась очень благодушное настроение и, прожевав-таки свою еду (а жевал он медленно и с изяществом, учат их этому что ли?) он развлек нас несколькими забавными историями — как воин, он умел замечать ОЧЕНЬ многое. Я весело смеялась — мне был хорошо и радостно, хотелось даже немножко похулиганить.

Мы еще некоторое время посидели. Ната настолько разошлась, что поцеловала Надьяна в щеку (бедный юноша покраснел, все-таки настолько выставлять свои чувства напоказ, было не принято), а я тихо хихикала над смущенной парочкой. Но вот первый тур закончился, и мы отправились по своим местам. Как ни странно, но еда в тарелках сменилась — похоже в Замке на праздниках принято практиковать несколько перемен блюд (только свежие фрукты и овощи остались, но они уместны даже рядом с супом). Теперь на столах красовались рыбные блюда и холодные закуски (по-эльфийски делают — только там было принято разделять горячее и десерт салатами, морепродуктами и другими блюдами, которые подаются охлажденными). Мы с удивлением посмотрели на это разнообразие, пожали плечами и принялись за угощение. Нату почему-то привлекло нечто, которое она окрестила кальмарами (по мне так гадость). А когда она совершенно спокойно взяла что-то белое СЫРОЕ и, полив это лимонным соком, спокойно съела, я поняла, что вкусы у госпожи Летеш крайне странные. Мне в ответ сказали, что гурмана из меня не получится даже после смерти. На что моя совершенно не искушенная и консервативная персона просто пожала плечами и пристроилась к кусочку холодной жареной рыбы — пусть не по-королевски, но зато и сомнений не вызывала. К слову, оказалось, я не одна такая боязливая — довольно много людей смотрели на деликатесы с большим недоверием (а вот те, кто как Ната и Дик с Надьяном — тот тоже отнесся к этой еде с большим интересом — все-таки притронулись к ним, были в меньшинстве).

Но все рано или поздно кончается — вот и моему настроению пришел неминуемый конец: начался второй тур танцев. Музыка на этот раз гораздо веселее, а раздобревшие от еды юноши оторвались наконец-то от тарелок и разговоров и позволили девушкам утащить их на танцплощадку. И получилось так, что желание потанцевать проснулось абсолютно у всех представительниц прекрасной части целительства. Даже Ната решила вылезти из-за стола (Надьян к этому совершенно спокойно — танцы были обязательной частью всех приемов у старейших, так что танцевать он умел и никакого дискомфорта по поводу этого вида развлечения не испытывал).

И я осталась одна. Нет, одиночество не было для меня чем-то неприятным, но… когда абсолютно ВСЕ девушки танцуют, а ты сидишь за столом, когда парней еще пруд пруди… в груди ощутилась какая-то странная пустота, будто разбилась надежда на что-то… На что? На то, что меня заметят, хотя бы здесь. Я ведь… я никогда не умела быть решительной — самой подойти познакомится с кем-то, для меня это было неподъемным подвигом. А тут… тут юношам, как и в Городе было на меня глубоко плевать. Признание не являлось главной целью в жизни, но ведь хотелось… хотелось почувствовать себя на миг красивой, испытать чуть-чуть этой чисто девичьей радости. А её не было. Я, как и всегда, была никому не интересна. И с завистью смотрела на свою подругу, тихо радуясь тому, что так и не научилась злорадствовать — только черной зависти для полного счастья не хватало.

Снова невидимая стена отделила меня от этого мира — мир сам по себе, я сама по себе. Никому не нужная, никем не замеченная. Вдруг захотелось плакать: губы сами сжались в тонкую нитку, я с трудом удерживала слезы. Как же мне все это надоело! Как мне надоело быть всегда одной! Одиночество в таких количествах приносит лишь боль. Уйти бы куда-нибудь. Тишины и темнота — вот, что нужно сейчас, они успокаивают и забирают боль. Уйти.

Тихо вышла из-за стола, дабы никому не помешать и так же бесшумно вышла за дверь. Как оказалось, уже было поздно — за окнами темень, а зажженные целительские лампы скорее придавали мрачности, чем освещали коридор.

Захлопнула дверь, отрезав себя от остальных целителей. Но уже не было так больно — тишина раскрыла мне свои объятия. Тихо выдохнув, облокотилась на стену. Хватит на сегодня веселья — довеселилась до нервного срыва. Все-таки права была матушка — привыкнув к тихой работе у дяди, я не научилась жить в обществе. Тишина и темнота — мне больше и не нужно. Ну ладно, хватит стоять, заграждая дорогу — кто-нибудь будет выходить, дверью по голове хорошо приложит.

Я пошла, не разбирая дороги, и вдыхала ночной воздух. Маленькие каблучки моей обуви гулко стучали по каменному полу в ночи. Как вампир из сказки — хихикнула я про себя. Стоило отдалится от сборища, как настроение улучшилось, оставив просто какую-то неясную грусть о чем-то не случившемся, но таком желаемом.

Сейчас я была не одна — со мной была ночь. Даже в детстве никогда не боялась темноты, а когда повзрослела всегда, да и сейчас тоже, очень любила гулять по паркам после заката. Чего после заката бояться? Когда по Городу ходят патрули — за прогулку раз двадцать на них натыкаюсь. Это уже стало ритуалом: взаимно раскланиваемся, получаю предложение проводить меня до дома, а после отрицательного на него ответа все идут дальше по своим делам — патруль по заданному пути, а я, куда глаза глядят. Правда, мама эти прогулки не любит — в начале даже Орнета отправляла меня искать, когда долго не появлялась.

А в голове звучали когда-то прочитанные строчки:
		Я дышу тишиной и иду в темноте.



		Мне не нужно ни звуков, ни дрожи теней;



		Мне не нужно и света, свет может лишь лгать,



		Мне не нужно людей — с ними шум лишь и грязь.







		В темноте нету зла — злу не ведом покой,



		Темноту не поймешь, коль не слился со тьмой,



		Тьме не ведома смерть — умирает лишь свет,



		На вопросы от тьмы ты не скроешь ответ.







		Сам свой рок выбирай: свет иль сумрак иль тьма,



		Ты пойми — это Путь, а не просто слова.



		И пойми: зло-добро… здесь они не при чем,



		Этот мир разделил на три части Закон…








Раздался шорох, я вздрогнула и оборвала стих — творение менестреля прозванного в мире Темным Странником. Надо же не заметила — вслух заговорила. Слава Духам, что не запела. А то найдется кто-нибудь, не обделенный музыкальным талантом, и скажет как одна моя знакомая: «Юриль, если ты будешь петь — я буду тебя бить, может быть даже ногами». Я осмотрела помещение — похоже, мои ноги решили проверить лекционные залы. А шуршала занавеска у открытого окна — в теплую погоду на ночь одно из окон в коридорах на верхних этажах открывали, чтобы проветрить. А на улице… Небо-то, какое. Звезд видимо — не видимо. И луна, как жемчужина среди песка под водой.

Я села на подоконник с ногами, отделившись от мира тонкой газовой занавеской. Мне было спокойно и немного грустно. О чем? Не знаю. Может потому, что меня тянуло к этому небу, но крыльев человеку не дано.

— Все юное население Замка веселится, а лайн — одна. Что же подвигло вас отказаться от общества ваших согруппников, элейа? — тихий и до дрожи знакомый голос. Тихий голос в ночи помноженный на бесшумную ходьбу своего хозяина заставлял вздрагивать и тут же успокаиваться — этот человек вызывал у меня доверие: мое любимое время — ночь, а он… он же ночь не любил — он был частью неё, а любить самого себя мог только тот, кто страдает (или наслаждается — как посмотреть) манией величия.

— Не люблю шум, — ответила я и повернулась в сторону мастера Лейрона. В лунном освещении и без того бледный наставник стал походить на вампира. Такой же нереальный и такой же красивый… Красивый?!!! Я мотнула головой. Что это за мысли неправильные полезли?

— И это все? — мастер не заметил моего мимолетного испуга, но, похоже, прекрасно понял, что я не договариваю.

— Я там не нужна, — ответ прост и краток. И отображает ту ситуацию, в которой я оказалась. Но наставник, оказалось, лучше меня понимал происходящее… или просто не позволял себе врать, по крайней мере, своей душе:

— Ты там не нужна, или ты себя чувствуешь не нужной?

— В смысле? — не поняла я.

— Ты там не нужна — значит, тебе на празднике было скучно, а если ты чувствовала себя не нужной — значит, тебе было одиноко. Чувства разные — тебе не кажется? — он сел рядом со мной на подоконник, нисколько не смущаясь того, что он учитель, а сидеть на подоконниках неприлично.

Я не выдержала и отвернулась. Зачем он бередит мои раны? Сам же прекрасно все понял? Скучно-одиноко, какая разница, мне все равно там не место.

— Ну что ж, не буду заставлять тебя отвечать, раз ты не хочешь, — его голос был похож на шелест листьев в ночи: такой же тихий и такой же пробирающий. Я молча кивнула в ответ.

Так мы и сидели: я смотрела на небо, мастер в пол, и каждый думал о чем-то своем.

— У меня есть идея, — неожиданно сказал он, а я разозлилась на себя — у него голос, конечно, просто создан, чтобы людей ночью пугать, но это не значит, что я должна от него дергаться, как от удара грома при чистых небесах. Повернулась к нему. Мастер смотрел на меня, а на лице у него сияла хулиганская улыбка, — я так заметил, ты любишь звезды?

— Да, — невпопад ответила я.

— А ты знаешь, от куда на них лучше всего смотреть?

— С крыши, — по моему более удобного места нет — небо как на ладони.

— Не правда, — весело ответил мастер и опять, на этот раз интригующе, улыбнулся, — показать?

На секунду я задумалась — а прилично ли, но потом плюнула и уверенно кивнула головой. Встали мы одновременно. И только сейчас я заметила, что мастер на полторы головы выше меня. Скорее всего, потому, что раньше не было смысла оценивать наш рост… А теперь?!

Идти, держа за руку наставника было странно — как буд-то с ветром рядом идешь: так быстро не ходила даже Ната, хотя в отличие от прогулок с ней, здесь я не чувствовала ощущения волочения меня, как коровы на поводке. Казалось, мы не шли — летели. Вот, вышли из коридора, спустились по главной лестнице на нижний этаж, прошли оружейный зал, а дальше… дальше как ни странно, ни я, ни Ната ни разу ни ходили. Поворот, еще поворот. Куда мы идем? А вокруг темнота — нечего не видно. От этого вдруг стало страшно. Куда он меня тащит? Но потом я отбросила страх — он тьма, а во тьме нет страха. Страх — есть во мраке, но истинная тьма отвергает мрак, как добро отвергает зло — ведь каждая Сила имеет и отрицательную сторону: и у Тьмы — это Мрак, у Света — сжигающее пламя, а у Сумрака… как бы объяснить. Хотя на примере понять легко — достаточно просто сравнить серебряный и серый цвет. Ведь оттенок один и тот же, но разница, тем не менее, большая. Где-то плохую сторону Равновесия (так по другому называют Сумрачную силу) зовут Хмарью. Может они и правы.

— Мы пришили, — вернул меня из нирваны (узнать бы у Зана, что это за место) голос мастера. Я оглянулась и… нет, не задохнулась от восторга с неприлично отвисшей челюстью, но внутренне этому определению соответствовала. Внешне я вообще обычно малоэмоциональный человек — даже если коленки дрожат, голос и лицо остаются спокойны. Но здесь… я бы не удивилась, увидев себя в зеркале со взглядом тупой овцы. Да в зеркале — мы находились в огромном абсолютно круглом зале, где вместо стен были зеркала. И купол… хрустальный совершенно прозрачный купол, через которое было видно небо. Хотя нет. ЗДЕСЬ не было ПОВСЮДУ. Кто-то умный поставил зеркала так, что они отражали то, что было наверху. Отражали небо. Боги и Духи! КАК это было КРАСИВО! Казалось, мы находимся в небе, а звезды… звезды были повсюду. Даже на полу… Надо же, а пол ведь тоже зеркальный. Везде небо и звезды. И в его сердце мы…

— Спасибо, — только и смогла я, немного отойдя от неожиданного зрелища.

— Это мое любимое место, — улыбнулся мастер.

— А почему о нем никто не знает? — решила я задать интересующий меня вопрос.

— А потому что — это тайная комната, которых полно в каждом уважающем себя замке, — улыбка стала хитрой, — маленький секрет строителя.

— Маленький?! — этот зал был огромен, стены в три этажа — какой к демонам маленький?

— Ну, у разных людей разные понятия размеров, — мастер подошел к одной из стен, — ведь для того, кто всю жизнь провел в путешествиях, и целый мир становится тесным, когда все изведано и некуда больше идти.

— Сага о бессмертных? — не знала, что мастер читает романтические истории. Эта в данном случае о жизни истинных бессмертных. Не эльфов. А тех, кто НЕ МОЖЕТ умереть.

— А что в этом странного, — мастер повернулся ко мне. Похоже, он понял о чем я подумала, — да будет тебе известно, то Сагу о Бессмертных большинство людей считают философским трактатом, и только некоторые мечтательные девушки думают, что она очередная баллада о принцах, рыцарях и прочей мишуре.

Я покраснела:

— Ну…

И тут мастер поднял голову и прислушался. После чего удовлетворенно улыбнулся и сказал:

— Уже начали.

— Что начали? — не поняла я.

— Петь.

— А разве на столах подавалось вино? — обычно ученики не поют, или пение — одно из предположенных развлечений? Странно, когда я там была ни бутылок, ни кувшинов с вином не видела, или это Ната в компании других шалопаев уже после протащила?

— Нет, конечно, — рассмеялся мастер, — просто на четвертом курсе учатся две сестры — двойняшки. Так вот, они самые настоящие менестрели и регулярно на праздниках выступают со своими творениями.

Я удивленно подняла брови. Надо же. А я и не знала. Эх! Жаль что у меня нет такого же отменного слуха, как и у мастера.

— Хочешь послушать? — тот понял, что значит мое грустное лицо.

— Интересно было бы, — мое любопытство меня когда-нибудь погубит. У дяди коронная фраза: не знал бы твою маму, подумал бы, что ты оборотень из клана кошачьих — только они суют свой нос во все дыры.

— Ну что ж пойдем — тогда придется тебе открыть еще одно тайное место, — сказал это он таким тоном, будто мне доверяют самое дорогое сокровище в мире… хотя, это Зал можно назвать даже не сокровищем — чудом, и вряд ли его стоит доверять каждому встречному.

И мы снова пошли. Только здесь не было все поглощающей темноты — я и наставник совершенно буднично свернули в один из коридоров, мастер дотронулся до завитушки лепнины на колонне — та чуть выдвинулась вперед, и казавшаяся монолитной стена отъехала в сторону.

Передо мной открылся невиданной красоты сад, не такой как большинство в Замке. Сады в Замке существовали для выращивания редких видов трав. Этот же просто для души. Большая разница, если задуматься. А еще отсюда было слышно то самое пение, о котором говорил мастер. Я пошла на звук, аккуратно обходя декоративные кусты (и кто за всем этим ухаживает?), и вскоре вышла к выступу, огражденному низким балкончиком. Отсюда были видны окна обеденного зала, да и сам зал сквозь них. Надо же, а ведь это место из столовой не видно. Но оставим мысли об этом на потом. Я жадно всматривалась в две фигурки сидящих на небольшом помосте в центре зала. И честно говоря, когда разглядела… мои глаза превратились в блюдца. Вот что они были одеты!!!

— Мы тоже заметили, — послышался обреченно — мученеский голос мастера, — но, сколько не бились с ними, все как с гуся вода.

Дело в том, что девушки были одеты в целительскую ткань, но фасоны… многочисленные вырезы, пуговицы из специального стекла, завязки и шнуровки. Только при БОЛЬШОМ воображении в этом нечто можно было узнать стандартное платье ученицы. Да уж, мысли у них «высокого» полета.

По сравнению с этим, волосы с косичками, бусинами и перышками уже смотрелись совершенно обыденно.

— Ты лучше послушай их пение, после такой музыки не стандартную одежду можно простить, — мастер подошел ко мне и встал рядом.

Я прислушалась. И до ушей стала долетать невероятно красивая мелодия:
		Над синим заревом воды пылает небосклон



		Из темноты, из пустоты к тебе придет Дракон



		Он сложит крылья за спиной, в глаза твои войдет,



		И ты узнаешь мир иной, ступив на острый лед…







		Бей



		Не промахнись



		В темных глазах остывает роса



		Вверх



		Только не вниз



		Кто там сказал, что в спину нельзя…



		Можно…







		Шальная ночь свистит в ушах, смеясь на острие,



		Таким ты снился в страшных снах,



		Но ты теперь в игре.



		В ладонях скалится металл, луна сошла на цель.



		Ты слов на ветер не бросал,



		Открой же свою дверь.







		Бей



		Не промахнись



		В темных глазах остывает роса



		Вверх



		Только не вниз



		Кто там сказал, что в сердце нельзя…



		Врет…







		И девять капель обожгут твой жаждущий висок



		Ты знал — они тебя найдут, но спать уже не мог.



		И вот стоишь, закрыв лицо под проливным дождем



		Тебя здесь нарекут отцом, ты станешь королем…







		Бей



		Не промахнись



		В темных глазах остывает роса



		Вверх



		Только не вниз



		Кто там сказал, что в душу нельзя…



		Хочешь?







		На этом кончится твой путь, останется твой круг



		Тебя отравят, может быть, а может быть, убьют.



		В моих словах начала нет, как нету и конца



		Захочешь стать самим собой, так смой мой взгляд с лица







		Дракон закрыл глаза, исчез, а ты остался жив.



		Но не нужна тебе вся жизнь — ты видел мир чужих.



		И ты услышишь звук струны, взмах черного крыла



		И будешь ждать, что в твои сны ворвется тень меня.








Про такие песни говорят: они выворачивают наизнанку. Внутри душа рвется от боли, но что-то поет в ней в унисон летящей в ночи песне. Да-а, за такое можно многое простить.

— А зачем же они пошли в целители? — спросила я, — зачем, если у них другое призвание?

— Чтобы знать, — коротко ответил мастер Лейрон, — пополнить свой словарный запас, да и просто узнать новое о мире.

— Понятно, — вздохнула я.

Некоторое время мы просто стояли и слушали музыку, время уходило в вечность, а я растворилась в этом умиротворении. Но реальность напоминала о себе — как будто специально, уже завтра начнутся нормальные занятия и заснуть на лекции мне не хотелось.

— Я пойду, — сказала я и посмотрела на застывшего, как изваяние мастера. Тот в ответ только кивнул, сказав:

— Дотронься до фигурки соловья у входа, — и снова замолчал, как будто меня и не было.

Не желая мешать человеку, я тихо отошла, открыла проход и спокойно направилась в свою комнату. И уже засыпая, вспомнила, что все то время пока мы были в секретных местах, у мастера опять были зеленые, как кошки, глаза.




Он стоял на «балконе» и думал. Думал, зачем ему пришло в голову показать девочке то, что он считал своей тайной. Своим единственным сокровищем, тем, что хоть немного заполняло вечно ноющую в груди пустоту. Может быть потому, что даже ночь не может быть по-настоящему живой без звезд. Может быть. Ну что ж, зато не дал ей «утонуть» в одиночестве. Хоть что-то хорошее сделал. Хватить одной тени в Замке. Он втянул тонко очерченными ноздрями свежий ночной воздух. Да, тени…




Глава 9


В делах человеческих лучше разбирается не тот, кто больше прожил, а тот, кто больше наблюдал.

    

А. Граф






Вот и кончилось веселье. И снова: лекции, практики (среди которых пыточным столбом выделяется работа в огороде… у-у-у). Единственное отличие — Зан решил не прекращать тренировки, так на всякий случай. Теперь особых обстоятельств не было, и он мог спокойно, не суетясь заниматься ими только в свободное время.

И почти с первых дней возобновленной учебы мастер Элгерт начал разбирать с нами формулы (для этого сделали отдельный предмет; как оказалось, со временем, самые важные знания по большей части давал нам именно он — некоторые даже считали его неофициальной главой корпуса). Раньше письмо затрагивали совсем немного, так как того количества знаний, которое мы имели, не хватало для нормального изучения, но, теперь имея базу, можно было начать серьезное обучение элфешту (интересно, а, сколько людей знают, что на самом деле этот язык придуман для запрещенной в Городе алхимии?). К слову, даже притом, что рассказывали нам пока только основы, а знала я его и раньше, мастер дал много новой информации. Вот и начинаешь понимать, чем любитель-самоучка отличается от профессионала. Вроде и знаешь язык, читать можешь, но только написать самому на нем не получится — правила-то не знаешь. А тут… тут оказалось, что даже точка над буквой имеет значение, не говоря уже о знаках препинания, довольно сильно отличавшихся от традиционно принятых (а заодно, я поняла, почему после заполнения каких-либо серьезных бумаг дядя всегда просит меня или маму проверить текст на грамотность — Орнет просто привык писать знаки на целительский манер и иногда забывался — ставя, к примеру, знак вопроса не в конце, а в начале — как приято в элфеште).

А вот к завтрашнему дню было задано выписать и выучить некоторые часто употребляемые термины. И самое обидное — все словари, переводящие с разговорного на целительский, оказались заняты (ученики со старших курсов «зажали»). Меня спасло только то, что все эти термины я знала. На слух. А вот написание… И теперь, я который час уже мучилась с книгой (словарь элфешт — всеобщий), пытаясь найти нужное слово. Скоро выть начну! Или об стол биться! Ну, это надо же! А! Разгильдяи! Сами ничего в первый год не учат, а я из-за этого мучайся!

Когда я уже готова была рыдать (отсутствие словаря для мастера Элгерта не оправдание), над моей головой раздался голос:

— Лайн нужна помощь?

Я равнодушно подняла голову. На меня смотрел юноша. Синие глаза тускло мерцали из под кудрявой темно-русой челки. Где-то я его видела.

— Может и нужна, — ответила я и снова вернулась к таблице.

— Не можете найти нужное слово? — похоже он разглядел мои закорючки на бумаге. Странно, у меня не то чтобы плохой почерк — он просто очень мелкий («С лупой твой каракули читать надо» — как говорил мне дядя). Тем временем, он аккуратно убрал мои руки от книги и начал ее листать, сверяясь со словом, но потом вдруг остановился и удивленно сказал:

— Да вы не тот словарь взяли. Или решили усложнить себе задачу?

— Да нет, — уронила я голову на локти, — просто все нужные словари разобрали — какая-то сволочь из старших курсов зажала книгу.

В ответ парень смущено закашлялся, после чего вынул из стопки книг, которую он держал, одну зеленоватую в толстых корках и положил передо мной на стол, со словами:

— Извини, мне нужно было посмотреть буквицы к заглавиям. Для оформления работы, — после чего смущенно покраснел.

— Под старину делаешь? — решила помочь я ему выйти из курьезной ситуации.

— Да нет — просто привык все делать красиво, — он улыбнулся, отодвинул стул и сел рядом со мной, — я — потомственный резчик по дереву. Хоть и не пошел по стопам отца и братьев, но работать с деревом все равно люблю. Отсюда и проблемы — под час раз десять переписываю работу, просто потому, что неэстетично.

Я понимающе улыбнулась, после чего взяла словарь и, не желая тратить время, быстро стала выискивать нужные мне слова. Все-таки книга не моя, и забрать я её не смогу — спросят-то потом словарь с него.

— А меня Тилор зовут, — решил продолжить разговор юноша, после небольшой паузы. Так все-таки я его где-то видела, даже имя знакомое.

— Юриль, — так, а вот эта буква сложная, её с одного маха не выведешь. Хорошо, что сейчас стальными перьями пишут (правда, обычно у людей принято использовать настоящие, но в Городе решили перенять способ друидов и дриад: убивать птиц из-за нескольких перышек, все-таки, негуманно). А ведь в древности для письма использовали кисточки (вот садисты) — в результате, писать учились к совершеннолетию. И не потому, что буквы сложные — просто очень трудно выводить кистью, не каждый профессиональный художник справиться.

— А почему я тебя на балу не видел? — тактично подождав пока я вывела слово, спросил меня Тилор.

— Я рано ушла — поспать люблю. Кстати, — я вспомнила, что кудрявую голову собеседника тоже нигде не было видно, — а ты разве был?

— Я к десерту пришел, — он улыбнулся, вспомнив явно что-то хорошее, — мы с братом один эксперимент ставили. Кстати, именно сейчас его оформлением занимаемся.

— Везет, — я грустно вздохнула, — нам еще самим работать нельзя. Разве, что с личного разрешения наставника.

— Какие твои годы, — он вытянул из горки своих вещей кожаную папку и достал из нее две тонких пачки листов. — Вот! — с гордостью сказал он, — мы над этой работой три месяца трудились.

Я с интересом (когда еще настоящую научную работу посмотрю) вгляделась в листки — передо мной лежало две одинаковых работы, но… с таким различным оформлением, что спутать было их невозможно. Первая явно принадлежала Тилору — подчерк летящий, и в тоже время витиеватый — похож скорее на мудреный узор. Да и размещены были записи (а я рассматривала главный лист) по центру. Вторая была написана четким мелким подчерком, без всяких украшений. Буковка к буковке — его хозяин явно любит порядок и чистоту. И кто же это такой весь из себя правильный? Я посмотрела на сточку, где были записаны имена авторов…

… работу выполнили…

… Надьян Интореми и Тилор Зарес…

Надьян… Надьян — брат Тилора? А почему тогда резчик? А, да, он же троюродный с материнской стороны! Ну, у меня и память дырявая! Тогда все понятно (а так же то, кто у нас в корпусе такой серьезный).

— А я тебя знаю! — весело озвучила свою мысль.

— И я тебя тоже! — в тон ответил мне Тилор, — а особенно твою подругу, никогда брата таким счастливым не видел!

— Да уж… — протянула я. Любовь — штука сложная.

Переписав нужные мне слова, я отдала ему книгу:

— Спасибо!

— Не за что, — он встал, взял свою стопку и перед тем, как уйти сказал, — и еще, если понадобиться книга подходи, отдам. Если, что: живу в семнадцатой справа от главной лестницы комнате.

— Угу, — ответила я и НАКОНЕЦ-ТО занялась травоведением.

* * *


Утром обнаружила на столе в комнате новую одежду — утепленная форма, сапоги и мантия под горло с капюшоном — вместо плаща (все-таки хоть и говорят целители, что для них в одежде важно лишь удобство, а все равно стараются выделяться). Но старая при этом не исчезла — от осени прошло еще только две недели и было довольно тепло. Вообще наша прачечная одна из больших загадок Замка. Как в ней узнают, что нужно почистить и починить форму, не знал никто. Единственное, что было известно — у каждого ученика есть два комплекта одежды. При том, стоило что-либо испачкать или порвать — на следующее утро испорченная вещь появлялась в шкафу чистой и без единой дырочки (что очень радовало Нату).

То, что все одеяния были сделаны сплошь из целительской ткани, удивления не вызвало.

До уроков еще оставалось время (благодаря Нате, я привыкла вставать на рассвете), и мне захотелось немного прогуляться. В спокойствии и одиночестве, просто подышать свежим утренним воздухом — благо дражайшей подруги нигде не было. Я вышла на небольшой балкончик и с какой-то непонятной грустью осмотрела начавшие желтеть деревья. Ночью был ливень, и я зябко обхватила себя руками. Вот она осень: утром и вечером холодно, а днем будет пекло. Что одеть? Непонятно. Не переодеваться же двадцать раз за день. Хоть бы зима пораньше пришла. Все равно к концу Ватергенды [второго месяца осени, Октябрь] все нужные травы будут собраны, а смотреть на голые деревья не хочется. Я подняла голову и стала осматривать облака, их сейчас было так мало, хоть несколько часов назад нельзя было даже маленького клочка чистого неба найти. И чем Богам заря не нравиться, что они облаками небо закрывают?

Так я и сидела на перилах (и когда успела забраться?), пока не увидела статую Генды. Луч почти дошел до неё. Еще час и все. Похоже, пора идти завтракать.

Но… похоже, этому не суждено было сбыться. Завернув в ближайший угол, я столкнулась с самым страшным тандемом «Надьян — Ната». Страшным потому, что у них обоих были настолько заговорщицкие лица, что у меня чуть волосы дыбом не встали. Увидав, с кем они столкнулись, сладкая парочка посмотрела на меня, как оголодавший кот на сметану, и с таким же воплем схватила за шкирку и потащила по какому-то только им известному маршруту.

— Ребята вы что? — что-то подсказывало мне — грядут большие проблемы… и не без помощи этой парочки.

— Сейчас все узнаешь, — шепнула мне Ната. И мы побежали дальше. Точнее побежали они, я же находилась в подвешенном состоянии и все что могла — это дрыгать ногами. Боги и Духи, когда это закончиться?!!

Мы (в смысле, они) добежали до темного тупичка (вместо чаши с лампой, там висел щит) и забились в него.

— В общем, я рассказала Надьяну про книги, — радостно выдохнула Ната.

— Что? — не поняла я.

— Про книги, которые мы в потайной комнате нашли, когда от Стражей бегали! — её слова повергли меня в шок. О Духи! Только этого не хватало!

— Вы что вдруг научились скрывать магические волны? — я понимаю Ната бешеная, но Надьян-то с каких пор мозгов лишился?

— У нас есть идея, — ответил Интореми, — я приблизительно знаю, как можно магию замаскировать, правда для этого придется сделать один небольшой инструмент, но уж с моим пропуском в святая святых Илазе это не проблема.

— А я-то при чем? — попыталась откреститься от похода в секретную библиотеку.

— За компанию, — легкомысленно ответила Ната.

— О Духи! — застонала я. Ну, за что мне это? — хорошо, пойду.

— Вот и ладушки, — обрадовалась подруга, и эти сумасшедшие убежали по каким-то своим сумасшедшим делам.

* * *


Вечером, когда после занятий мы собрались в приснопамятном зале, эта идея нам уже не казалась такой хорошей.

— Мы пошли по восточному коридору! — упиралась Ната.

— По северному! — упиралась я.

Надьян смотрел на это взглядом приговоренного к смерти смирившегося со своей судьбой.

— Слушайте, может вы перестанете орать и подумаете? — наконец-то решил вмешаться Интореми, на лице которого было ясно написано его мысли о женской истерике и терпении, с которым эти истерики должен воспринимать взрослый воспитанный мужчина. А точнее невыносимое желание наорать на нас и прекратить этот бардак.

— Ну… — почесала «репу» Ната, — сначала, мы, по-моему, направились к спальным комнатам.

Синхронно повернулись к коридорам. К спальням вел… южный. Надьян посмотрел на нас, как на умалишенных и возвел очи горе. Я смущенно закашлялась, а Ната извиняюще улыбнулась. Теперь на лице юноши читалось его мнение о нашем умственном развитии, но опять же воспитание не дало ему высказать мысль, до которой уже давно дошел Зайран.

Так мы шли, периодически останавливаясь, чтобы вспомнить дорогу, до самого рокового коридорчика. Тот, как и раньше заканчивался тупиком (хотя с чего бы ему изменяться?).

— Ну что пошли? — прервал Надьян затянувшуюся минуту молчания.

— Пошли, — выдохнули и мы и сунулись-таки в коридорчик. Следующая пауза возникла уже у стенки.

— И как туда входить? — Интореми демонстративно постучал по камню — тот отозвался глухим звуком, как и положено монолиту без всяких тайных дверей. Ну не могли же мы спутать?

— Надо подумать, как она открывается, — вынесла вердикт подруга. Как будто мы раньше не знали!!

Надьян еще раз пощупал камень.

— Вы уверены, что это возможно? — голос мастера Лейрона, как всегда сыграл злую шутку — тихий шелест, неожиданно раздавшийся в пустом коридоре, заставил меня и Нату вздрогнуть и отпрыгнуть к стене, прижав к оной Надьяна. Тот издал неразборчивый стон — мы обернулись и увидели, что он наполовину вошел в стену. Хотели было обрадоваться, но тут в проходе появились мастер Лейрон и Элгерт. Меня прошиб холодный пот, я автоматически попыталась загородить собой Интореми. Ната повторила мое движение.

— Да, главное использовать хороший катализатор, — наставники встали на проходе — мастер Лейрон спиной, а Элгерт лицом. Только бы не заметили!!! — я уже ставил этот эксперимент, повторить его проще простого, зато наглядно для учеников.

С этими словами они пошли дальше. Мы выдохнули — Хвала Духам! — после чего быстро затолкали слабо сопротивляющегося Надьяна в стену и пролезли вслед за ним.

— Мда-а-а, — протянул Интореми, осмотрев помещение. Световые огоньки мы зажгли рефлекторно.

— Ну что делать будем? — решила сразу переступить к действию Ната.

— Возьмем несколько книжек и на выход, — ответил Надьян, — правда, надо бы их как-нибудь замаскировать, чтобы не увидели. Вряд ли Стражи посчитают обычными учеников, у которых за пазухой книги по магии.

Мы стали активно рыскать по библиотеке, ища что-нибудь интересное. Надьян спокойно стал просматривать фолианты, откладывая наиболее понравившиеся, Ната ушла куда-то вглубь, громко шурша бумагой. Я же осталась стоять, не зная, что делать — все равно закрываться не умела (Надьян умел довольно-таки хорошо скрывать свои способности, поэтому мог поверхностно читать, не опасаясь Стражей). Тихо спустилась по ступенькам, медленно прошлась вдоль столов и полок. Книги, красиво отделанные (это было видно, даже, несмотря на пыль) меня не привлекали. Так бы и прошла мимо, но глаза зацепились за книгу обтянутую черной кожей. Такую простую, среди остальных фолиантов. И такую знакомую. На элфеште. Рука сама потянулась к ней, выдернула из стопки и спрятала за пазухой — все равно никому кроме меня она не будет интересна.

— Вы уже все? — спросила у о чем-то беседующих Надьяна с Натариной.

— Да, — ответил Интореми, взял какую-то тряпицу и завернул в неё три отобранных книги.

* * *


Был уже поздний вечер, а сон все никак не шел ко мне. Я молча смотрела в потолок, днем белоснежный, а сейчас кроваво-алый. Закат. В это время уже все спали — к вечеру люди сильно уставали, потому и ложились с наступлением темноты. Исключение составляли только те, у кого еще была работа — ученики, которым разрешили проводить собственные эксперименты. Возможно еще наставники — бумаги проверять.

Я не относилась ни к первым, ни ко вторым, мне сейчас просто не хотелось спать. Встала. Подошла к окну. Теперь к вечеру становилось холодно, и открытой оставалась только форточка, но это не мешало ветру колыхать шторы. Небо, как всегда затянуто облаками. Ненавижу зарю. Стражей не было — видать уже уехали на очередную охоту. Кого они на этот раз поймают? Мою соседку по улице; художника по стеклу, чья лавка находилась через квартал, а может быть старенького библиотекаря? Все маги знали, что колдовать и гулять на заре опасно, но все равно кто-то да попадался. А сколько магов поймали, только потому, что о них знали другие? Спасибо Орнету, обо мне не известно никому. О дяде тоже — у опытных магов принято на собраниях ходить в плащах и отзываться на прозвища. То, что знала я — результат моих личных наблюдений и надежды, что меня не поймают. Слава Духам, что старение замедляется только при использовании специальных зелий или ПОСТОЯННОМ использовании магии — не хотелось бы быть пойманным, только потому, что в пятьдесят выглядишь на двадцать. Хотя и очень грустно — стареть просто из-за страха смерти. Как глупо. И почему облака собираются всегда в это время? Как будто назло хотят скрыть небо… Назло…

Я метнулась к книжице, резко перелистала сразу несколько страниц, чуть не помяв их, потом вернулась на первую…

…С того дня ни разу город магов не видел ни рассвета, ни заката…

Неужели?.. Но как же тогда…

…И мир считал, что он был самым жестоким и уродливым человеком…

Нет… В груди что-то грустно екнуло. Маги никогда не стали бы подчиняться тирану. Его бы просто попросили бы уступить место. Что и случилось. А заря… Наверно, это был прощальный «подарок». Чтобы помнили. Интересно, как это? Жить без зари?

* * *


— Этот язык очень сложен и в тоже время прост. В нем много нюансов, но благодаря этим мелочам с помощью элфешта можно рассказать о любом проведенном эксперименте так, чтобы понятно было всем, — речь мастера Элгерта эхом звучала в зале. Ученики слушали её и одновременно записывали новые слова с доски. Почерк наставника был настолько четкий, что при всей его мелкости даже с задних столов можно было, не мучаясь переписывать фразы. Даже самые сложные письмена мастер выводил с непринужденным изяществом, как умелый художник, способный одним махом кисточки обозначить контур лица на портрете.

Я старательно вывела очередное слово, привычно написав сразу слева перевод и транскрипцию. Пока мы увеличивали словарный запас и учились читать на нем. Грамматика будет потом.

— А сейчас займемся изучением знаков, которые придают словам эмоциональную или изменяют смысловую окраску, — мастер Элгерт взял мел, стер старые записи, снова расчертил таблицу (и как у него без линейки получается?) и заполнил новыми словами, — я добавил четвертую колонку, в которой напишу, в каком месте будет стоять знак.

Я равнодушно прошлась по таблице. Знаки были отчасти мне знакомы: вот эта петля — обозначает вопрос, а точнее говорит, что формула лишь предположение автора; закорючка в виде вертикальной волнистой линии — показывает, что к записи надо отнестись внимательнее, а вот эта, похожая чем-то на дриадские руны, знак отрицания… ниже же… Стоп. Почему знак отрицания?! Зачем элфешту два знака с одним значением?!.. Подождите-ка, а где второй? Быстро просматриваю всю таблицу… Второй снизу… Знак… возводящий слово в ПРЕВОСХОДНУЮ СТЕПЕНЬ!!! НЕ ОТРИЦАТЕЛЬНУЮ!! Я тихо сползла со стула. БОГИ И ДУХИ, КАКИЕ МЫ ДУРЫ!! Мне хотелось биться головой об стол, от признания своего полного идиотизма. Какие же мы глупые! Это ж надо было так пролететь!!

… лайн Веран, лайн Веран!! — я потихоньку возвращалась в реальный мир. Первое, что почувствовала — меня теребят за рукав и обеспокоенный голос:

— Лайн Веран, что с вами?

— Какая же я идиотка, — все, что смогла высказать в ответ на беспокойство мастера Элгерта. Тот, услышав мои слова, облегченно вздохнул и уже спокойно сказал:

— Ну, это понятие относительное. Если воспринимать ваши слова, как диагноз, то вы не правы — признаков идиотизма, как болезни у вас нет,[26 - Идиотизм, а так же кретинизм и даунизм — степени различной тяжести болезни олигофрении. Это не шутка.] — я, офигев, уставилась на наставника. У того было самое, что ни на есть серьезное лицо. Только глаза смеялись — чувство юмора у целителей тоже есть. И неплохое.

Я смущенно улыбнулась и, не обращая внимания на вопросительные взгляды одногруппников, села на стул и продолжила переписывать знаки. Мастер так же спокойно вернулся к прерванному уроку.

* * *


Я летела по коридорам, боясь потерять даже секунду. Все мысли были о тонкой черной книжке в кожаном переплете. Люди с удивлением смотрели мне вслед. Что вполне нормально — до этого бегающей, можно было заметить только Нату — в такой момент ученики стремились вжаться в стены так, как госпожа Летеш обычно мчалась с такой скоростью, что сшибла бы даже дракона, не говоря уже о менее крупных представителях разумных рас.

От бега мое тело вспотело и даже не вспоминало о том, что когда-то мне было холодно. Скорее! Как можно скорее! Свернуть за угол… из-за слишком большой скорости меня занесло. Я уже готовилась к «пламенной» встречи с каменной стеной, но чьи-то руки не дали нам сойтись в «жарком поцелуе».

— Куда вы так спешите, лайн Веран? — раздался сверху шелестящий насмешливый голос. А по спине привычно промаршировали мурашки. Я подняла голову. Кто бы подумал — мастер Лейрон. У него что, день прошел зря, если со мной не столкнется?

— В свою комнату, — честно ответила я. При всем моему к нему уважении, мне очень хотелось, что бы он отстал. Может здесь и «место» для разговора, но уж точно не время.

— Будьте осторожнее на поворотах, — хмыкнул в ответ наставник и пошел дальше. Для меня же этот разговор стал, как ведро холодной воды — запал не исчез, но гонка прекратилась, и дальше я пошла спокойным шагом.

Закрыв за собой дверь, я в предвкушении остановилась перед столом. Там замаскированная нескольким листами лежала записная книга, с одной единственной исписанной страницей. Но эта страница содержала в себе больше тайны, чем иной талмуд по магии.

Я решила не поддаваться наивной надежде, а прочитать заново легенду и проработать её со всех сторон. Просто так ничего не бывает — каждый момент там важен. Написали — значит надо понять.

Я снова перечитала строчки:






Это случилось в тринадцатое столетие от падения Регинта. В то время страной Зари правил король Ринлей, взошедший на трон в середине одиннадцатого столетия.





Ну что ж, начнем исследования. Первое: — Ринлею сейчас должно быть около шестисот лет, так как в данный момент у нас семнадцатое столетие сорок седьмой год. Возможно такое? Если учесть, что он был магом, то возможно. Идем дальше. Так же теперь известно, что нападение было почти четыреста лет назад. Вопрос: может ли такое быть? Будем думать логически (если бы мои мысли сейчас услышал сын одного близкого друга дяди, то, наверное, лопнул бы от хохота — он принадлежал к тому типу мужчин, который считал, что у женщин мозгов нет, и не будет… так что-то я отвлеклась…). Самому старому жителю Города, к слову — главе гильдии Целителей, около трехсот лет. Иным он город не помнит (в свое время интересовалась стариной — расспрашивала). Хроники исчезли (якобы) при пожаре. Так как информации тринадцатого столетия и ранее нет, следовательно, можно предположить, что и такое имеет место быть.

Та-ак. Максимум информации из этих строчек выжали. Идем дальше.






И мир считал, что он был самым совершенным человеком телом и душой. За это его называли королем Зари.





Что ж… Внешность можно пропустить, а вот прозвище… Просто так за красоту его дает, только народ. А здесь имеется «глобальное» прозвище — на весь мир. Возможно, он и в самом деле чем-то связан с Богом Зари Лиотором, мужем богини Плодородия и Красоты Нейле,[27 - Богов в том мире вообще уйма, даже для пищи — эту роль так же выполняет Нол.] но просто так «от балды» вторые имена не дают. Кстати, возможно и в самом деле связь есть — ведь обиделся же Бог на изгнание правителя, раз решил закрыть небо облаками.

Дальше идет повествование. Что случилось и почему. Разве, что одно задевает: Страна-Город, населенный магами. Таких очень мало, трудно остаться независимыми. И это очень хорошо вписывается в мою теорию.






Ринлей отказался. Тогда маг пошел войной. Он усыпил силу у всех поддержавших короля волшебников, а лучших сделал своими слугами.





Здесь можно предположить, что раз король был таким всем из себя распрекрасным, то за него пошли все, из чего следует, что и заколдовали всех. Как же я и другие маги. Хотя возможно, что на более сильных магов заклинание просто не действовало. Следовательно — сильных магов в слуги, а слабые… Слабые стали обычными жителями.

Следующие строчки были непонятны. Я никак не могла связать их логически. Да и появился вопрос: почему колдуна маг должен был убить сам? Зачем умному магу (глупые королевства не завоевывают) завязывать на этом заклятья? Это же глупо?

А еще волновало название города. В книге упоминается город Зари. А наш Город называется Элес. Вот нестыковка. Элес — это эльфийское слово, а значит оно… вот демоны. А эльфийского я и не знаю. Хотя… Где-то краем уха слышала…






…Э-лес-ъен… Это значит утренняя заря…





Угу. Ага. По-моему, это мастер Элгерт говорил. Подходит, если не одно но: слово заря падает на второй слог. Как все сложно. Д-демоны! Мне же на урок. Ладно, завтра в библиотеку схожу.

Я ушла. В голове стояла последняя строчка:






Все сказанное здесь — истина. Клянусь Силой. Э. Дейгрол





Я еще не уверена… но может быть, может быть я права… А тогда, тогда наконец-то магия перестанет быть запретной!




Глава 10


Наука всегда оказывается не права. Она не в состоянии решить ни одного вопроса, не поставив при этом десятка.

    

Джордж Бернард Шоу






— …думаю объяснять, насколько кровь важна любому живому существу не надо. Но нужно сказать, что, изучая её, можно понять очень многое об организме человека, иногда только именно по ней определяется недуг, которым страдает больной, — мастер Венан, как всегда сопровождал свои слова красочными рисунками, начерченными на доске. В данном случае на ней было изображено строение сердца и аорты. Мастер в основном вел «Живую природу», но, так как человек являлся непосредственной частью органического мира, то «Анатомия», по крайней мере, обобщенная её доля так же входила в его область преподавания. Прикладная часть этого предмета — техника наложения швов и другая работа с плотью, включающая в себя, и лекции и практики, хоть и назывались так же Анатомией, но рассказывал эти темы уже другой учитель.

Мастер Венан, довольно красивый даже на мой совершенно равнодушный по отношению к сильному полу взгляд (к слову, все мастера были на удивление молоды: двадцать пять — тридцать лет не больше), представлял собой широкоплечего высокого мужчину с пепельными волосами и серыми глазами. Последний штрих его образа создавал у меня ощущение дежавю — мне все время казалось, что где-то я такие глаза уже видела. Всегда веселый — в свои лекции наставник постоянно вставлял какие-нибудь забавные истории или интересные мелочи, он вызывал симпатию у всех учащихся, дополняя образ оптимиста так же острым умом и интересным взглядом на жизнь. Правда, вся его веселость была относительна — когда были действительно серьезные темы, отвлекаться на что-либо другое было чревато. Вот и сейчас, стерев с лица улыбку, он деловым тоном рассказывал лекцию.

Я же слушала её вполуха, а записывала вообще по инерции. Мой ум был занят Натой — у той с утра было какое-то очень задумчивое настроение — то ли еще, до какой шалости додумалась, то ли их Надьяном идея увенчалась успехом. Первое настораживало, второе вызывало любопытство — мне же тоже интересно будет книги по магии почитать. Притом, что я честно с ними за фолиантами ходила.

Эх! Знал бы дядя, чем я на лекции занимаюсь! Было бы мне тогда Щастье от слова Щаз.

— Кровь бывает нескольких видов. При том, у разных рас она таки же различается, и при работе с ней надо обязательно помнить, что переливание эльфийской крови без специальных ритуалов приводит к смерти, а крови оборотня к сумасшествию. К сожалению последнее было узнано экспериментальным путем — именно так появились на свет первые ложные оборотни. Переливание человеческой крови может привести к смерти, если только вид подобран не правильно, поэтому именно кровь человека чаще всего используется, как донорская — она, можно сказать, безопасна для всех, — и зачем мастер это рассказывает? Из всех представителей других рас здесь учится только Дик. Может, конечно, где-то затесалась пара оборотней, но они больше предпочитают жить в лесах, каменные города даже с обилием садов и деревьев не для них. Наверно, именно поэтому двух'ипостасные так дружны с дриадами и друидами.[28 - Честно говоря, друиды — это дети дриад и людей. В древности существовал Орден, который проповедовал поклонение природе, и находился он рядом с дриадским так называемым Живым Лесом. В Орден входили только мужчины. А дриады, со своей стороны, оказались дамами влюбчивыми, и в скорее Орден превратился в народ полулюдей полудриад. Как размножались дриады до появления Ордена не известно, но то, что друид и дриада способны породить дриаду является фактом, так что друидов и дриад можно считать одним народом, за исключением того, что дриады способны сливаться с природой не только духовно и физически.] Правда, дружба их странна — оборотни хищники, а духи леса все поголовно не приемлят животной пищи.

* * *


Догнала я Нату только в коридоре. Она куда-то стремительно шла, и, чтобы поймать её, мне пришлось приложить немало сил.

— Ну? — одним словом обозначила все мучившие меня вопросы.

Подруга странно посмотрела в ответ и, схватив мою руку, потащила куда-то мое многострадальное тело.

— В общем Надьян разработал лупу, сквозь которую при малом задействии магии можно читать на тезаре, — по дороге начала втолковывать она мне, — но вот незадача, нужные материалы просто так не достать. Мастер Илазе обязательно заинтересуется: зачем его ученику стекло с вплавленным серебряным напылением.

— И? — продолжила свой немногословный допрос.

— Ну и думаем, где достать, — ответила подруга, а я сообразила, что мы идем к приноспамятной лаборатории.

Мы завернули в коридор, дошли до кабинета. Я с некоторым смущением и робостью заглянула в неё — все-таки не так уж давно мы её разгромили.

Перед моими глазами предстала та же самая комната, что и до взрыва. Будто не здесь Ната в ярости кинула в Надьяна колбой. Единственное, что изменилось — Интореми стоял к нам лицом и рассматривал с тонкой палочкой угля в руках какие-то бумаги. На этот раз поверх его белоснежной рубашки был надет фартук привычного серого цвета. На безупречном загорелом до бронзы лице (с которым так сочетались пшеничные волосы) застыла гримаса легкого неудовольствия, в глазах отражалась усиленная работа мысли. Похоже, что-то в работе юного целителя шло не так.

— Как дела? — спросила Натарина, усевшись на табуретку, стоящую около стола. Я примостилась на небольшой стульчик находящий у другого края.

— Никак, — грустно констатировал юноша, — нужно именно такое стекло и никак иначе. Что делать — не знаю.

— А остальные ингредиенты? — тихо спросила я — уж больно несчастное стало у Надьяна лицо.

— Да остальные легко найти можно — ту же оправу просто попросить выковать ребят из мастерских, — тут он чуть покраснел и посмотрел в сторону Наты. Мда-а. Понятно, кто просить будет. Хотя… Надьян скорее попросит Илазе дать ему допуск к станкам — гордость у воинов всегда была выше неба, а опуститься до того, что зависеть от женщины… для них лучше смерть.

— А почему бы не попросить их сделать лупу? — предложила я.

— А из чего? — грустно спросила пол Ната, — им же материалы под определенные вещи дают. Для оправы-то можно просто найти кусок металла. А из своих запасов они делать не будут.

— Дела-а, — задумчиво протянула я, уткнувшись подбородком в лежащие на столе руки.

— Кхарт!![29 - Кхарт — известное ругательство из темноэльфийского языка. Обозначает общую отрицательную оценку ситуации.] — неожиданно зло ударил Надьян кулаком по столу, — что за невезение!! Кузнеца что ли ограбить?! Так в город идти надо, да и… — продолжать юноша не стал. То, что это будет аморально, все присутствующие поняли и так.

— Прекрати, — спокойно ответила ему Натарина, — ситуация не безысходная. Впрочем, даже если бы выхода не было, устраивать истерики не стоит.

— Да знаю я, — сел на свой стул Интореми, «уронив» голову на стол прямо поверх бумаг.

Так мы и сидели, каждый уткнулся в свои локти. Было обидно. Всегда жалко, когда все упирается в материалы. Сломать что ли что-нибудь. Сломать и забрать по-тихому. По громкому-то тут же отберут. И унесут. Интересно, а куда весь металлолом и другие испорченные вещи уносят? Подождите-ка… А я ведь знаю!

— Люди! Я знаю, где достать стекло! — от возбуждения я вскочила со стула, радостно улыбнувшись. Мои коллеги посмотрели на меня, как на пророка собирающегося сообщить главную Тайну Мира, — я знаю, куда складывают все испорченные инструменты! Там наверняка есть нужные материалы!.. Только это место закрыто, — добавила я тише.

— Ну, это-то не проблема, — сказал Надьян воспрявший духом, — встречаемся сегодня вечером здесь — пойдем навещать склад.

* * *


Мы с Натой стояли у дверей и ждали Интореми. Тот запаздывал, что для пунктуального, как башенные часы юноши было нонсенсом. Меня это настораживало и заставляло нервничать. Ната чистила пилочкой ногти (тем, затвердевшим и пожелтевшим от зелий давно уже было все равно) и как будто не замечала моих метаний по коридору.

— Не суетись, — сказала госпожа Летеш, наконец-то отвлекшись от своих рук. Правда не надолго — закончив со средним, она принялась за безымянный палец.

— Да я и не суечусь, — соврала я и встала около двери.

Тут с другой стороны коридора послышались шаги. Двух человек. У одного шаги были мягкие, как у большинства учеников (в форму юношей входили мягкие полусапожки на тонкой подошве), а вот у второго звонкие чеканные, на этих сапогах были подковки — Надьян и в обуви оставался верен себе (и как мастера это терпят?). Мы с Натой обернулись. Так и есть. Интореми шел не один. Его сопровождал… Тилор. Его-то он зачем притащил?

— Здравствуйте, — юноша смущенно улыбнулся такому с нашей стороны вниманию.

— Он тоже? — удивленно вскинув брови, спросила Ната, — тогда почему я не вижу?

— Нет, просто посвещен, — Надьян хитро улыбнулся, — и именно он нам поможет.

— Чем? — удивилась я. Чем может помочь резчик по дереву?

— А кто, по-твоему, будет вскрывать замок? А у Тилора есть инструмент — с личными вещами принес. Ведь в корпусе не запрещается заниматься любимыми делами. Кто-то рисует, кто-то поет, а он, вот, режет по дереву, — Надьян гордо посмотрел на брата, тот засмущался еще больше — видно не привык к такому большому вниманию (со стороны девушек, хи-х).

— Ну ладно, — Ната повернулась ко мне, — веди.

И мы пошли. Я без особого труда вывела нас к приснопамятному окну и дверце — проходе в комнату, где хранились инструменты целителей не пережившие встречу с чересчур активными учениками.

— Ну что Тилор, твой ход, — Надьян выжидающе посмотрел на своего брата. Тот пожал плечами, снял с пояса небольшую сумочку, достал из неё несколько тонких лезвий (их обычно использовали, чтобы вырезать тонкие узоры на дереве) и принялся за работу. Мы же рассредоточились: Ната встала выхода — не идет ли кто? — я тихо следила за работой юноши, Надьян молчал.

Тилор аккуратно вставил одно из лезвий в отверстие, начал поворачивать. Я уже думала, что все, но тут лезвие заело. Юноша вынул его, достал два поменьше. Замок с тихим щелчком открылся.

— Все, — он осторожно замотал в тряпочку лезвия, положил в сумку. Оглянулся на нас, — ну, что? Пошли?

Мы тихо зашли в помещение. Ната была последней, и все время оглядывалась — на всякий случай. Перед нами предстала шикарная груда металлолома, стекла и других материалов используемых для изготовления инструментов. На сожженном столе ученика (и как только получилось? они же не горят) стоящем в углу лежали весы, которые в свое время уничтожила Натарина. Под столом расположилась перегоночная установка странно знакомого мне зеленого цвета (каюсь, тоже промахи бывали — потом весь день класс с Натой оттирали). Мы синхронно посмотрели на Надьяна: мол, есть здесь на нужный материал? Тот сосредоточенно осматривал завал, иногда подходил и поднимал какую-либо железяку, чтобы увидеть, что под ней лежит. Все присутствующие замерли соляными столбами, даже боясь пошевелиться — будто юный целитель собирается совершить какой-то сложный ритуал, а не рыщет среди хлама. Наконец из запыленного угла был выужена огромная непрозрачная бутыль — как есть из стекла с серебром в сердцевине.

— Нашел, — радостно выдохнул Интореми, взял тонкую материю (которая так же оказалась у Тилора в поясной сумке) и аккуратно «запеленал» сосуд в неё.

Мы не стали вопить — решили эмоции оставить на потом. Сейчас главное убраться отсюда. Так бы мы и поступили… но с нашим-то везением разве проходит что-то идеально? Вдали от коридора послышались голоса и шаги:

— …Многоуважаемые лайнор, объяснят мне, как они этого добились? — это шелестящий голос узнаю из тысячи.

— Мастер!! — умоляюще возопили в ответ.

— Ладно, потом разберемся, что вы туда добавили. Установку не уроните! Не хватало еще, потом осколки собирать.

Тилор резко сорвался с места, на ходу доставая лезвия. Сразу мелкие. Быстро, но тихо закрыл дверь и начал закрывать замок. Шаги все приближались, к ним прибавилось громкое сопение — похоже, горе целители тащили что-то тяжелое.

Лезвия все время выскакивали из щели, замок поворачивался с большой неохотой. Закончил он секунда в секунду: отдернул руку за мгновенье до того, как мастер просунул ключ в отверстие. Мы же, не теряя времени, схоронились под одним из столов за кучей из испорченных крупнокалиберных приборов. Металлолом на самом столе тоже скрывал от внимательного глаза. Когда дверь со скрипом отворилась, я даже задержала дыхание. Кто-то вошел, сказал (похоже, мастер):

— Заносите, — дальше был топот, скрежет (похоже, установка была большого размера), звон ударов — ребята явно были не самыми ловкими и часто задевали за валяющийся здесь хлам. Дальше быстро удаляющиеся шаги — не самое приятное помещение, мне тоже не особо нравиться. Вроде бы все, но я запомнила одно — мастер Лейрон никогда не ходил громко и из комнаты явно не вышел, или вышел, но очень тихо. Мою теорию доказывало то, что дверь не спешили закрывать.

Послышались тихие шаги. Настолько мягкие, что не будь у меня дома кошки, я бы и не услышала. Но пушистый зверь в моем доме жил, при том обладал таким необычайно мерзким характером, что чтобы ноги не были покусаны, приходилось прислушиваться даже к шелестению ветра. Мастер обошел комнату по периметру, остановился, скребнув подошвами по пыльному полу, резко развернулся вокруг своей оси, прошагал обратно к двери. Мы молчали, боясь шевельнуться. Даже дышали через раз.

…но это нас не спасло…

— Вылазить будем? — добродушно поинтересовался наставник, — я не думаю, что сидеть в три погибели удобно.

Мы тоскливо переглянулись: мол, что делать будем. С мастера станется и до завтрашнего утра подождать. Я так подумала, что мне, в отличие от других, ничего не будет (скажу, что любопытно стало) и решила было вылезти… но меня опередил Тилор.

Он неуловимо плавным движением (вот теперь я верю, что они с Надьяном братья) вылез из-под укрытия и встал во весь рост.

— Мастер, — короткий, но уважительный поклон.

— И вам здоровья лайнор Зарес, — скептически поджал губы наставник, — объяснять свое присутствие здесь будете, или сразу в мастерские?

— Буду, мастер, — снова поклон. Похоже, Тилор решил прибегнуть к этикету древности. Только там наставник возносился в ранг Богов, и каждый ответ ученика дополнялся поклоном. Сейчас между взрослыми и детьми отношения попроще — видимо, старшие наконец-то признали, что младшее поколение тоже люди и тоже умеет думать.

— Ну что ж, говори, — мастер Лейрон скрестил руки, показывая, что готов слушать.

— Мне нужен был материал для подарка, — Тилор смущенно покраснел и уставился в пол, — девушке.

— А почему же у мастера Илазе не попросил? — удивился наставник.

— Так он же только для научных разработок материалы дает, — немного обиженно ответил юноша.

— О, Духи! — мастер шумно вздохнул, — в общем так. Я оставляю тебе ключ, ты берешь то, что тебе нужно. Потом, закрываешь дверь, ключ возвращаешь мне. И чтобы БОЛЬШЕ я этого не видел, — мастер Лейрон предупреждающе посмотрел на Тилора, — заодно потом объяснишь, кто тебе о складе сказал, — на этом слове, не дожидаясь благодарности, он сунул юноше в руки ключ и стремительным шагом вышел из помещения.

На мгновение застыла тишина — никто не мог поверить, что мы так легко отделались. Потом, кряхтя, начали потихоньку выбираться из укрытия — даже не заметили, что мышцы затекли. Тилор соляным столбом застыл посередине комнаты, явно еще не сообразив, что наставник ушел и ключ оставил.

— Так, — Надьян осмотрел на нас на предмет повреждений, — быстро собираемся и уходим — не хватало, чтобы еще кто-то пришел.

Эта короткая фраз заставила нашу компанию резко сорваться с места и быстро выбраться из злосчастного склада. Последним вышел Тилор, аккуратно закрыл дверь и повернул в замке ключ. После чего, сказал:

— Я вам еще нужен? — Надьян отрицательно помотал головой, — тогда я пойду, надо ключ вернуть.

На этом он положил ключ в сумку и пошел в сторону кабинета мастера.

— Спасибо, — неожиданно решила я его поблагодарить — он ведь не обязан был нам помогать. На эти слова юноша обернулся, неожиданно улыбнувшись мне, после чего стремительным шагом исчез из поля зрения.

— Нам тоже пора, — напомнила подруга, заставив нас сойти с места и направиться к лаборатории мастера Илазе.

* * *


Я стояла и смотрела в окно на то, как плавно падают красно-желтые листья эльфийского клена. Есть не хотелось, до следующей лекции был еще час, а в библиотеку я собиралась только вечером.

— Юриль, — окликнул меня знакомый голос. Я обернулась:

— Тилор? Ты здесь, какими судьбами?

— Я тебя ищу, — тут он почему-то смутился и, быстро подойдя ко мне, вложил что-то в руки, — это тебе.

Я посмотрела на подарок. В моих ладонях лежал тонкий браслет из деревянных пластин и серебряным замочком. На каждой пластинке был вырезан очень красивый тонкий рисунок: цветы чередовались с листьями деревьев. Это было так неожиданно, что я лишь растерянно спросила:

— Это мне?

— Тебе, — его щеки заалели. И тут до меня дошло, какую девушку он упомянул вчера при мастере:

— Спасибо.

— Тебе нравиться? — с надеждой спросил юноша.

— Очень, — в сапфировых глазах заиграла радость:

— Тогда… я пойду?

— Иди, — ответила я, так и не отойдя от удивления: мне никогда раньше не делали такие подарки. Тилор ушел, а мне оставалось стоять, прижимая к себе неожиданный дар.

* * *


Был уже закат, когда я наконец-то добралась до библиотеки. Вообще ученикам разрешалось ночью выходить из комнаты (эксперименты иногда требуют… чем нередко пользовались старшие ученики, благо настой против внеплановых «подарочков» учили готовить уже на втором курсе), правда, с условием не шуметь, так что на мой поход в храм знаний не был встречен удивлением (патрули Стражей никто не отменял — мало ли что ночью случиться). Я осторожно зашла в помещение. Зажгла несколько свечей (лампу было невыгодно — она гореть будет двое суток, и зачем это мне?). Еще с одной стала обходить стеллажи, вспоминая, где хранились книги по языкам. Нашла и подивилась разнообразию литературы: Дриадско-Светлоэльфийский словарь, учебник по Гномьему, сборник Темноэльфийских ругательств (эта книга заставила меня хихикнуть, на самом деле все ругательства эльфов были приличными, просто язык темных звучал настолько грозно, что даже у самых невоспитанных людей в лексиконе встречалось пара выражений). Мне же нужна была книга о названиях в языке Светлых. Именно о названиях, так как язык разговорный и правила языка Имен у эльфов различались. Наконец мне попалась толстенный фолиант «Правила создания Имен в языке Светлых Эльфов». Там же у полки открыла его — к счастью он был на всеобщем, а то книга древняя, могли и на каком-то забытом человеческом диалекте написать. Захлопнула и отнесла к столу — на весу читать не удобно. Сама же расположилась наиболее удобно и вынула из-за пазухи листок — не тащить же всю книгу, а одну страницу и спрятать легче.

Перевернула титульную страницу и взглянула на содержание. Если правда то, что говорил мастер Элгерт, то понятию «Заря» должна быть отведена целая глава. Я всмотрелась в мелкий подчерк — автор подряд выписывал все возможные слова. Но некоторые сбивались в одну кучу. Так, например, я не увидела не одного названия цветов, но зато в книге была глава «Использование названий растений в именах».

Понятие «Заря» обнаружилось на сто седьмой строчке. Точнее нашлась надпись «Использование названия времени суток в именах». Я так подумала, что Заря — это тоже определение времени суток и решительно перелистнула фолиант на семисот пятую страницу. На ней же была изображена таблица: в одной колонке понятие, в другой колонке список слов на эльфийском, этому понятию соответствующих. Плюс еще номер странички, где о каждом из них говорилось подробно. Да-а-а. Прав оказался мастер Элгерт, у эльфов О-очень много определений к «заре». Двадцать одна штука. В голове крутился один вопрос: а на шиша им столько? Но мне нужно были не перевод «зари» на эльфийский, а определения слова «рассвет». К сожалению, это понятие на стали выносить в отдельную строчку. Теперь придется пересматривать все сто с лишним страниц! Ну что за невезение! С грустью (перелопачивать столько текста — работа не одного вечера) посмотрела на длинный список слов имеющих одно значение. Взгляд скользнул по отдельным понятиям, которые автор записал буквами всеобщего языка. «Тилиритес», «Ксанни», «Ласъен», «Элес»… стоять. «Элес»?!! Я пораженно уткнулась в слово, после чего судорожно начала страницу, в которой давалось объяснение этого слова. Вчиталась:






«Слово Заря, как Элес используется при именовании изображений данного природного явления. Особенностью такого написания заключается в том, что оно может принимать значение „рассвет“ или „закат“ просто при более точном указании времени суток. Еще одна особенность при именовании слово „элес“ ВСЕГДА стоит в начале имени…»





От осознания, что подтвердилась моя догадка, мне вдруг стало так хорошо, что я откинулась на спинку стула и довольно улыбнулась. Элес переводится, как Заря. Осталось разобраться с теперь не мифическим королем. Если уж только он способен вернуть Городу магию, то найти его нужно обязательно. Только вот как? Ни одной зацепки! Может этого самого Дейгрола найти? Облегченно вздохнув — ведь могло оказать, что идея просто плод моей больной фантазии — я перевернула лист (об элес по сравнению с другими словами написали очень мало — всего одну страничку). Мало ли, что в жизни понадобиться? Тем более книга интересная. Там писалось о слове Леэй. Которое, в отличие от Элес, использовалось в именах одушевленных существ и имело (судя по трем отведенным листам) гораздо более сложные правила использования. Например, чтобы использовать его, как понятие рассвет, нужно было ПЕРЕД ним поставить слово «ринессе» жизнь или рождение по-нашему. При том именно существительное. Так как если поставить глагол (родиться) «риэнэ», то есть получиться риэнэлеэй, то переводиться слово будет, как «рожденный на рассвете». Правда, это только в письменном виде, на самом деле «рожденный на рассвете» в разговорном языке произносить проще, как… «ринлей»…

Я застыла. Сердце начало биться сильными глухими толчками. Духи! Как же все просто! «Ринлей» — рожденный на рассвете! Следовательно, погибший на закате — это буквальный перевод нынешнего имени короля!

Я переворачивала страницы со скоростью мысли. Взволнованно проглядывала записи. И чуть не пропустила! Так, так. Роэнеле — смерть, роэно — умереть, ставиться после слова. Так. Дальше. Нашла. Я медленно опустилась на стул (и когда встать успела?). Если бы кто-то смотрел на меня со стороны сейчас, то, наверное, сказал бы, что глаза были на моей лице размером с блюдца.

Классический язык — леэйроэно. Разговорный… лейрон.

Боги и Духи… Неужели мастер Лейрон — король Зари?

Мне вспомнились все минуты общения с наставником. Всегда вежливый, голос тихий, но такой, что сам вслушиваешься. Великолепный воин, и не менее умелый целитель. Бывший правитель магов…

И что мне теперь делать?




Глава 11


Все на свете можно исправить, кроме смерти.

    

NN






Мда-а. Правда, говорил один мудрый — информацию достать не трудно, трудно потом придумать, что с ней делать. Когда я только искала её, такого вопроса не стояло, а теперь… Я ведь не стратег и уж тем более не крутой герой, который, узнав истину, тут же побежал бы, размахивая какой-нибудь железякой, биться с Главным Злодейским Злодеем. То, что им являлся наш Правитель, которого никто никогда не видел (потому, что у многих магов на него не зуб, а клыки в три ряда — и им раз плюнуть устроить небольшой несчастный случай), не добавляло оптимизма. Эх! К Натке не пойдешь — у неё все сразу и быстро, а тут размышлять надо. Где бы мне найти личность заинтересованную и при этом знающую, что в таких случаях делать? О! Схожу к Надьяну! Ему по статусу в интригах разбираться положено! Заодно воды принесу — а то закрылись три часа назад в лаборатории, наверно, даже о том, что пить нужно, забыли.[30 - В лабораториях, в результате экспериментов, могут образовываться вредные пары, способные впитываться сквозь кожу, поэтому во время проведении долгосрочного опыта целитель пьет очень много жидкости смешанной со специальными зельями, выводящими вредные вещества из организма (здесь имеются в виду именно пары ядов).]

Взяла кувшин (он здесь всегда на столе стоит в окружении стеклянных бокалов — вдруг кому пить захочется), листок (книга была заранее поставлена обратно) и пошла в сторону мастерской Илазе.




Отступление


Натарина Летещ и Надьян Интореми


В тот момент, когда Юриль ушла из библиотеки


Они стояли за столом и внимательно следили за процессом. Точнее девушка следила, а юноша аккуратно закручивал последние гвоздики на импровизированной лупе. Та была совсем свежая — даже еще теплая, хотя только минуту назад её вынули из ледяного раствора специально приготовленного для таких случаев.

— Все, — выдохнул парень. Лупа казалась просто зеркалом способным увеличивать изображение, но только для непрофессионала. Серебро — было одним из самых сильный воспринимающих магию металлов, недаром его открыли эльфы, те, у кого волшебство в крови.

— И что теперь? — полюбопытствовала его помощница. Глаза её горели демонскими кострами от предвкушения. Он не ответил, а просто подошел к одному из шкафов, открыл — там были спрятаны книги. Достал одну. Из неё выпадала страница, которой юноша и заинтересовался. Книга же была спрятана обратно. Мастер Илазе доверял своим любимцам и никогда не лазил в их ящики, так что того, что бесценные фолианты найдут, можно было не опасаться.

Вернулся к столу, положил на него листок, взял в руки лупу. Девушка в этот момент застыла, как мышь перед удавом: «вдруг не получиться?». Он же недрогнувшей рукой взял инструмент и положил на страницу. Провел пальцем по стеклу, посылая слабый импульс лупе, после чего стал ждать результата. Постепенно на серебряной поверхности стали появляться буквы, складывающиеся в ПОНЯТНЫЕ слова.

— Получилось! — радостно прошептал юноша и уже громче, — Нари, получилось!

Девушка ласково посмотрела на него:

— А я в тебе и не сомневалась, — нежно провела рукой по светлым почти белым волосам, — только засиделись мы с тобой. Давай читать будем завтра — пора уж баиньки.

— На-ари, — возмущенно посмотрел на неё парень, — я уже не в том возрасте, чтобы меня прогонять спать.

Она лишь чуть насмешливо на него посмотрела. Мужчины сами не замечают, что очень часто ведут себя, как дети.

Лупа была аккуратно завернута в холщовую ткань и поставлена на полку. Молодые люди же в приподнятом настроении стали наводить порядок.

— Хорошо то, что хорошо кончается, — тоном древнего мудреца произнесла девушка, протирая платком стол.

— Да уж, магия шутка опасная, — они не заметили, как дверь за их спинами немного приоткрылась, — и о том, что мы здесь делали лучше молчать…

— Почему же молчать? Нам бы очень хотелось бы вами поговорить… на эту тему, — разнесся по лаборатории ледяной равнодушный голос.

Они резко обернулись на звук, не веря своим ушам…

…платок плавно соскользнул на пол из в миг ослабевшей руки девушки…

* * *


Я шла по коридорам, за время моей учебы изученных даже до пыли лежащей в углах стен (точнее до её отсутствия — комнаты мыли до прямо-таки стерильной чистоты). Листок был надежно спрятан в лифе платья — самое надежное место, ведь ни один воспитанный мужчина в своем уме не полезет незнакомой девушке в декольте.

Но недолго у меня было хорошее настроение. Стоило мне завернуть в коридор, напрямую ведущий в кабинет мастера… мне дорогу загородил Страж. От столь неожиданной встречи сердце, чуть не выпрыгнуло из груди — меня будто молния прошила. Зубы не застучали только потому, что мое лицо никогда не страдало излишней эмоциональностью. Зато коленки дрожали очень активно. Мне вдруг стало холодно, темно, хотя раньше я тьмы не очень-то боялась.

— Здравствуйте, — произнесла тихо, зато четко — не хватало, чтобы меня в чем-то заподозрили. Из-под шлема не было видно даже глаз, но я готова поклясться, что меня только что придирчиво осмотрели и сделали какие-то одним Стражам понятные выводы.

— Приветствую, — ответили мне равнодушным голосом. Сколько раз разговаривала со Стражами (случалось), их голоса всегда, не смотря на разный тембр, были одинаково спокойные и какие-то совершенно одинаковые — будто один человек в разных телах.

— Куда идете? — так же равнодушно продолжил он.

— К друзьям в лабораторию, — уже смелее ответила я, удивляясь, что так на него отреагировала. В первый раз меня, что ли допрашивают?

— Зачем?

— Воду несу, они уже там давно сидят.

— Ваших друзей там больше нет. Можете вернуть кувшин обратно, — при этих словах сердце «упало» куда-то в район желудка и стало отдаваться оттуда глухими толчками. Мне показалось, что я остановилась во времени — глаза тупо смотрели, как Страж развернулся и ушел куда-то по коридору, но мозг не мог обработать эту информацию. До мозга никак не доходило и то, что сказал ушедший, а когда дошло… Наверно шок оттого, что небо упало на землю, у меня был бы меньше. Я никак не могла поверить, что друзей у меня больше нет. Где-то в подсознании крутилось то, что теперь вскоре должны прийти и за мной. Но я уже сама отгоняла эту мысль — моя жизнь интересовала меня сейчас в последнюю очередь. А еще в душе был кислый привкус предательства. Моего предательства. Я солгала — я была причастна, к тому, что происходило в кабинете. Я отбрехалась от них и то, что это было сделано ради жизни и ничем мое признание не могло помочь друзьям — достойным ответом не являлось. Мое право и обязанность — делить все тяготы вместе с теми, чью дружбу я приняла. А я солгала. Я — предатель.

Кувшин со звоном падает на пол, заваливается на бок. Вода всплеснув в сосуде, бесшумно стала вытекать на пол, промочим мне ноги. А я стояла, не двигаясь, будто позируя невидимому художнику. Душа вопила, кричала. Ни о чем и ни о ком, просто выла в голос, как одинокий волк на луну. Всевидящие Духи, помогите мне! Что же мне теперь делать? Невидимый стержень, позволяющий ДАЖЕ ЗДЕСЬ жить легко и свободно, был сломан. Я не верю больше в свет. Я не верю больше в будущее. Его просто нет. Есть лишь настоящее — состариться и умереть просто из-за боязни смерти. Люди не имеют права выбирать: жить или умереть. За них давно решили. А то, что позволяло верить — что мы никогда не умрем, просто исчезло, как утренний туман. Я горько засмеялась — в душе шаром покати, а меня все равно тянет на лирику. Что это, если не эгоизм? Забота только о себе любимой? Я всегда знала, что никогда не буду плакать о других, даже тех, кто дал мне жизнь.

Но, надо было что-то делать. Я со всей скоростью побежала к Зану — потихоньку возвращающийся разум напомнил, что его это тоже касается напрямую. Тем более — он связан с сестрой, значит, может что-то знать, хотя бы её нынешнее состояние, вряд ли Стражи станут убивать сразу.

Где жил Зан я знала, хотя его комната и находилась на отдельном этаже, отведенном юношам (с Натой пару раз ходила — ничего интересного, одно отличие — шторы зеленого цвета).

Взлетела по лестнице, свернула за угол. Его комната была десятой справа. Я, чуть не пролетев её, бешено застучала по ней, крича:

— Зан!.. Зан открой!

Он не заставил себя, тут же открыв дверь. Его вид дал понять, что он в курсе — хоть, и одет был в одни свободные льняные штаны (у мужчин в таких было принято спать), но безумные глаза, говорили, что ко сну он так и не отошел.

— Ната? — тихо и как-то хрипло проговорил он.

— Да, — ответила я и без приглашения прошла в комнату. Только подойдя к кровати я поняла, что настолько устала, что не могу стоять, и с тяжелым вздохом рухнула на перины. Зайран остался стоять.

— Рассказывай, — мы оба были основательно бледны, так как понимали, что чтобы мы не делали, самое большее, чем можно было помочь Нате и Надьяну — это помянуть в узком кругу и спеть по ним Последнюю Песню.[31 - Последняя Песня исполняется во время похорон, аналогично отпеванию в храме. Её исполняют на поминках, если человека не удалось достойно похоронить.]

И я рассказала. Все, что произошло со мной и все, что знала о том, чем занимались наши друзья в лаборатории.

— А ты можешь что-нибудь сказать? — поинтересовалась у него. Он ведь должен был что-нибудь почувствовать.

— Что я могу сказать? — Зан прошел по комнате, развернулся, дошел до окна и, облокотившись на подоконник, спотыкающимся растерянным голосом стал говорить:

— Все чувства будто оборвало. Это не больно, но очень страшно, — его глаза бессмысленно смотрели на пейзаж, — ощущения, что половину души отрезали. Я её больше не ощущаю. Мне одиноко, Юриль, — он с ужасом посмотрел на меня, — никогда у меня не было такого чувства — кромешной пустоты в душе. И я не знаю, что с этим делать. И боюсь. Боюсь сломаться. Мы ведь с Натой были разными, но при этом единым целым. Никогда не были отдельными личностями, но при этом и не страдали от непонимания окружающих. У нас было Единство, а теперь осталось лишь Одиночество.

— Она умерла? — тихо спросила, боясь развить у парня психоз. Эх! Сюда бы дядю, у него уже есть опыт успокаивать и утешать самоубийц. А то, что передо мной готовый смертник я и не сомневалась. Ментальная связь образует зависимость не менее сильную, чем любовь. Одно исключение — связанные никогда не испытывают на себе прелестей разлуки, хоть и чувствуют друг друга только даже не на эмоциональном, а на душевном уровне. Духи, я знала, что целитель лечит и в физическом и в психическом смысле, но ведь работать с такими болезнями нас будут учить только через год!

— Не факт, — казалось, парень был рад отвлечься от своих ощущений. Да и почему казалось? Так оно и было, — понимаешь, мы с Натой телепаты, а значить обладаем очень большим количеством информации. Это налагает большую ответственность — не каждый человек имеет права на доступ к этим знаниям. Поэтому у нас принято ставить специальные блоки. Они действуют во время определенной ситуации и даже при отсутствии магии. Его может снять только тот, кто наложил. Наш блок накладывал отец. У меня и Наты он стоит на встречу со Стражами, как только мы поймем, что попались, все знания о наших способностях и имена магов тут же не стираются — стертое, как ни странно, со временем может восстановиться и само, а блокируются. Просто нет доступа к этой информации. В наш блок входила и ментальная связь. На данный момент если Ната жива, то она не помнит, не какими способностями она обладала, не то, что её лучшая подруга — маг, не то, что она была связана с братом. Блок гораздо изящнее обычного стирания — у человека остается память, просто некоторые моменты блекнут.

— А Надьян? Он знал о ваших способностях?

— Да, но на нём тоже стоит блок. Самолично ставил, — на его лице чуть обозначилась самодовольная улыбка, но она тут же исчезла — потрясение так и не прошло. Оно ни как не отражалось на лице — и это самое страшное, человек может попросту сойти с ума. Тем временем Зайран снова уставился в окно, при том с таким видом, будто собирался из него выпрыгнуть.

— Зан. А, Зан, — тихо окликаю его, — тебе бы поспать.

— Мне? — удивленно вытаращился на меня юноша. Потом сразу же сник и вернулся к предыдущему занятию, — не смогу.

— Я тебе сон-травы заварю. У меня в комнате есть немного, — уговариваю, как маленького ребенка — сейчас с ним иначе нельзя.

— Не знаю, — растерянно отвечает тот, похоже, даже не расслышав мои слова.

Не слушая его дальнейших слов, я резво выскочила из комнаты. Пронеслась по коридору и лестнице, стараясь бежать как можно тише. Отдышаться смогла только у своих покоев. Тут же пришла мысль, что шок от произошедшего у меня прошел, я снова думаю логически и воспринимаю мир с привычным флегматизмом. Так я и знала. Эгоистка ты, Юриль. Ничему тебя дядя так и не научил. Но к демонам все. Забежала в комнату, раскидала веще в шкафу, выудив таки небольшой мешочек с травой, и со всей возможной скоростью помчалась обратно.

В комнате оказался еще один член команды — Тилор. Похоже с криками я переусердствовала. Он сидел на стуле сгорбившись, уперев сумрачный взгляд в пол.

— Привет, — поздоровалась я, положила мешочек на стол, и повернулась к шкафчикам одного из шкафов — у учеников в комнате всегда был полный набор, как ламп (от обычных свечей до целительских), так и других нужный в жизни вещей. В данном случае меня интересовала небольшая жаровня — используемая, как для обогрева, если человек мерзнет, так и для того, чтобы заварить какой-нибудь лечебный отвар, не бегая в лазарет.

— Привет, — после долгого молчания ответил Тилор, после чего сделал то, что от него не ожидала. Он из-за пазухи достал флягу и спросил:

— Помянем?

У меня вытянулось лицо, глаза полезли из орбит:

— Ты где достал?

— Мы с собой привезли. Я и Надьян. На всякий случай. Вдруг понадобиться, — юноша пошел к тому же шкафчику и вынул оттуда три стакана (да, в набор нужных вещей входил и чайный сервиз на пять человек, а так же кувшин для воды, жидкие мыла и расчески и все то, что могло понадобиться юноше или девушке), — ты не бойся. Это не самогон, а самый натуральный коньяк. Дорогой, между прочим.

— Я не боюсь, — решила не терять времени, разожгла жаровню и стала готовить отвар, — потому, что я не пью.

— Я тоже, — глухо отозвался Зайран, лежащий на кровати лицом к стене.

— А вот ты как раз будешь, — приказным тоном в лучших традициях женского пола сказала я, — только немного и с зельем. Тебе расслабиться нужно.

— Немного это сколько? — просил Тилор, откупоривая флягу.

— Столько, чтобы похмелья не было, нам завтра на уроки, — нравоучительно ответила, следя за закипающим зельем. К слову, отвар сон-травы как раз и принято было добавлять в какие-либо пьянящие напитки — человек быстро засыпал без всяких кошмаров, которые обычно сопровождали все потрясения.

На заднем плане хихикнул Тилор. Смех был каким-то грустным, тяжелым, но я посчитала нужным возмутиться:

— Над чем смеешься?

— Да так, — засмущался юноша. После этого я добавила приготовленный отвар в стакан Зайрану, взяла свой (туда предупредительный Зарес налил воды) и тихо сказала:

— Ну что?.. Помянем?.. Пусть их души обретут то, чего желали, — и, не чокаясь, залпом выпили. Так было принято у военных, так было принято у магов.

А дальше… Дальше Зайран уснул, а я до самого рассвета слушала Последнюю Песню, которую тихим мелодичным голосом исполнял Тилор.

* * *


Утро наступило как-то незаметно, я убежала в свою комнату переодеваться. В душе была тихая грусть. Все что могло отболеть ушло вместе с песней. Тилор и в самом деле прекрасно пел. Так, как всегда мечтала я, но не смогу никогда. Дар Божий, или есть или нет. Зан так и не проснулся, а мы не стали его будить — еще очень рано было, но на всякий случай я стребовала обещание с Зареса разбудить его, если сам не проснется. Забота о Зайране не позволяла углубиться в пространные размышления о моем предательстве — не сейчас, когда я нужна была другу. Наскоро переодевшись, я пошла на раннюю (о-о-очень раннюю) прогулку, до моей обычной побудки можно было еще часа три поспать, но ложиться мне не хотелось. Плюс — если я лягу, то просплю все, что можно и что нельзя — доказано многими моими ночными прогулками (а еще моим дядей, который меня лет с десяти брал с собой помогать в лавке).

Погода, как будто в такт вчерашнему происшествию, была траурно-мрачной. Разве что дождь не лил. Но и это, скорее всего, вскоре измениться — тучи чернели непролитой водой. Осень. Так переменчива. Я вдруг с полным равнодушием вспомнила, что совершенно забыла о своей догадке. Мои друзья погибли, а я спокойно собираюсь на урок, даже не думая о том, что в моих руках знания, которые могут помочь не спасти (да и некого уже, наверное, спасать), но отомстить за них. Хотя нет, не отомстить. Месть — это низко, человек опускается ниже животного — ведь те убивают просто, чтобы выжить. Нет. Наказать за преступление. Без всякого удовольствия, уничтожить этот нарыв, а потом испытать лишь облегчение и чувство выполненного долга. Вопрос только, как рассказать мастеру Лейрону о его прошлом. Мастер ведь и слушать не станет, сплавит Стражам — он же теперь самый преданный слуга короля, детишек учит у того под носом и даже не думает о бунте.

Я остановилась у огромно створчатого окна и бессмысленно смотрела в даль. Куда взгляд не кинь, всюду клин. И что с этим делать? За спиной раздались мягкие, как у кошки шаги. Мастер Элгерт. Он не ходил бесшумно, как мастер Лейрон, но зато ни его голос, ни его ходьба не заставляли вздрагивать, как от грома — они были настолько естественные, как биение собственного сердца.

— Доброе утро, лайн Веран, — теплая улыбка украсила лицо, будто высеченное из камня — настолько резкими были его черты. Ему, наверное, очень много лет. Мастер выглядел на двадцать семь, но никто не даст ему столько — сто, двести не меньше.

— Вам того же, мастер Элгерт, — грустно улыбаюсь в ответ.

— Хорошая сегодня погода, — он встал рядом со мной. Хорошая? Это называется хорошая?! Хотя… Наверно, наставник из тех людей, которые видят хорошее во всем.

— Грустная, — я корректирую его характеристику.

— Все зависит от настроения, — мастер внимательно смотрит на падающий лист эльфийского клена.

— У вас видимо хорошее, — мрачнею я. Ведь ему наверняка сказали, что на двух учеников стало меньше.

— У меня? — удивленно вскидывает брови наставник, — может быть. Я слишком много прожил и за это время научился радоваться даже мелочам, иначе можно просто закончить жизнь самоубийством.

Я молча смотрела в окно. Многие годы, самоубийство… какая разница, ведь ЕГО учеников убили, не абстрактных, а его. Какой он после этого учитель?

— Юриль, — первый раз в жизни обратился ко мне по имени наставник, — ты думаешь сейчас, что я не знаю о лайнори[32 - Лайнори — вежливое обращение к молодым людям разного пола.] Летеш и Интореми или мне все равно. Ты не права. Каждого моего ученика исчезнувшего из-за магии, я помню. Они-то, как раз и были самыми яркими личностями среди остальных юношей и девушек. И за каждого мне было больно. Просто я смирился. Смирился с таким порядком вещей. Хотя, наверно, я единственный, кто по-настоящему не имеет на это права.

С этими словами, он развернулся и ушел. А я осталась думать над тем, что в Городе очень много людей смирившихся нынешним положением, сломанных душой. И это было страшно.

* * *


Я сидела за партой и внимательно смотрела на входную дверь. Зайран всегда приходил очень рано. Сейчас же оставалось буквально пара минут, а его все не было. Меня это очень волновало. Положение Зана было сейчас невероятно хрупко, и я должна проследить, чтобы он не скатился вниз. Не в учебе, психически — первое испортит все будущее, а если случиться второе, то будущего у юноши не будет вообще. Надо срочно искать литературу по таким срывам. Просить помощи у наставников нельзя, значит надо действовать самим. Правда, задача очень тяжелая. Легко найти человеку замену половине души? Такие вещи заживают очень долго. Протез нужен, как бы это глупо не звучало. Для начала — отыщу Нарину и расскажу ей всю безопасную информацию. Может чем поможет, хотя бы возьмет с Зайрана обещание не доходить до самоубийства.

Тут наконец-то пришел Зан. Не один, его фактически под руку вел Тилор. Что же случилось, если Зарес решил провожать Зайрана до самого кабинета? Увидев меня, он почти силком довел старшего (а теперь единственного) Летеша до моего стола и усадил рядом со мной.

— Проследи за ним, — тихо шепнул мне Тилор и стремительным шагом вышел в коридор — у него тоже были уроки.

Весь урок Зан просидел, сгорбившись на стуле. На лекцию не реагировал. Я же каким-то образом умудрялась писать и одновременно внимательно за ним следить (это при Виароне-то!). Те люди, которые нас видели, удивленно переглядывались — Зайрана на уроке обычно ничто не могло отвлечь, а тут он не только не слушал, даже иллюзии внимания не создавал. Меня такая ситуация пугала.

Когда лекция закончилась, я бегом отправилась к Нарине (надеюсь, Зан за это время ничего с собой не сделает). Та совершенно спокойно собирала вещи, чтобы отправиться в другой кабинет.

— Рина. Рина!.. Да стой же, — поймала я её, когда она хотела уходить.

— Что случилось? — подняла на меня она свои бездонные глаза.

— У нас огромные проблемы, — я взяла её за руку и потащила к моему столу. Тут ученики перестали загораживать проход… и я увидела, что Зан исчез, — куда он ушел?

— Да что случилось? — встревожилась Нарина и «отобрала» у меня свою руку.

— Все по дороге, — ответила и со всей возможной скоростью потащила слабо сопротивляющуюся тушку девушки к выходу.

— Понимаешь, — объясняла я ей, идя в ту сторону, куда ушел Зайран, — Натарина умерла.

— О Духи! — ахнула Рина.

— А они близнецы, у них роднее друг друга никого нет! — ну и куда теперь идти? Вспоминай, вспоминай растяпа, куда ведет этот коридор, — у Зана теперь психоз, я боюсь, как бы он с собой ничего не сделал, — вспомнила! Там… лаборатория. Боги и Духи! У нас же нет сейчас практики! Что же он задумал?!

— Бежим! Срочно! — и мы понеслись в сторону мастерской мастера Элгерта. Мы резко свернули, чуть не врезавшись из-за большой скорости в стенку, но это окупилось — в комнату я с Риной успела вбежать за секунду до того, как Зайран собирался выпить жидкость из пробирки. Я со всей силы ударила его по руке. Колба выскочила из пальцев юноши и разбилась об плиточный пол. По комнате разнесся кисловатый, похожий на мелису, запах. Кордъян экрес. С темноэльфийского переводиться, как «Вечный покой». Сильное снотворное. Применение: давать неизлечимо больным умирающим болезненной смертью… чтобы те умерли без мучений.

— Зайран! — с ужасом выдохнула вторая свидетельница этого происшествия, тоже определив, что же собирался выпить юноша. Тот сидел на стуле, опустив голову. Нарина растерянно посмотрела на меня. А я тоже не знала, что делать.

Мы могли так стоять очень долго, но тут раздались такие знакомые мягкие шаги. В комнату вошел мастер Элгерт. Чувствительный нос опытного целителя легко ощутил то, что поняли даже мы. Взгляд тот час стал внимательным и встревоженным.

— Что здесь произошло?

Мы молчим, так как сказать что-то вразумительное не могли.

— Кто? — командный голос не дает уклониться от ответа.

— Я, — отвечает неожиданно сам Зайран, подняв глаза на наставника. В глазах уверенность и твердость. Он не собирался стыдиться своего поступка, а наоборот всем видом говорил, что доведет его до конца.

— Та-ак, — мастер «обвел» глазами все помещение. Глубоко выдохнул, после чего сказал, — лайнор Летеш в мой кабинет, обеих лайн прошу отправляться на лекцию.

— Но… — хором возмутились мы с Нариной, но мастер нас перебил:

— Я сказал! В стенах этого дома вы обязаны меня слушаться.

И… мы послушались. А в душе у меня зрело чувство надвигающихся перемен. Что-то случиться. И скоро.




Глава 12


Кому неведомо всегдашнее несоответствие между тем, что человек ищет и что находит?

    

Никколо Макиавелли






Весь день Зана было не видно и не слышно. Я даже думать боялась о том, что предпринял мастер Элгерт. С него станется и успокоительным накачать, и дурманными веществами, которые обычно использовали, как местное обезболивание. Нарина все еще была подавлена действиями своего любимого — жрицы Богов всегда считали самоубийство чем-то недопустимым. Да и уверенность в том, что Зайрана ничем не сломать тоже дала трещину. Последнее, на мой взгляд, было хорошо — лучше понять это сейчас, а не после свадьбы, когда любимый перестает быть прекрасным рыцарем, а девушка из нимфы превращается в обычную среднестатистическую мегеру, держащую в ежовых рукавицах, как детей, так и мужа.

Всю оставшуюся лекцию я просидела встревоженная, в результате чего пришлось попросить у одного из одногруппников дать свои записи — в нервном состоянии мой почерк становился настолько нечитабельным, что разобрать буквы не могла даже я.

Нарина же вообще сидела, как на иголках, поминутно кидая на меня полные надежды взгляды. Помочь я ничем не могла, разве что, переписав лекцию самой, отдать свитки Шото.

После занятия, мы одновременно вышли из зала, посмотрели друг на друга и со всей скоростью побежали к кабинету мастера Элгерта. Но, как ни долбили в дверь из цельного дуба, так нам никто и не открыл. На самого мастера, когда тот появился на практике, наш тандем смотрел уже почти с бешенством. Учитель или не учитель, но знать, что он сделал с Зайраном, мы имеем право!

Тот же будто не замечал наши взгляды, спокойно вел занятие, не обращая на меня и Рину ни капли внимая. Раздавал задания, которые, несмотря на все наше недовольство, пришлось делать — плохие оценки не самый лучший протест и помочь Зану вряд ли смогут. И мы делали, пытаясь, не смотря на все мысли о друге, сосредоточиться на уроке.

Когда практика закончилась, мы сорвались с мест и вылетели за дверь… чтобы потом терпеливо дождаться мастера Элгерта, который как всегда выходил последним.

Наставник же устало посмотрел на нас, тяжело вздохнул, на миг возведя очи горе, после чего обреченным голосом спросил:

— Чего желают юные лайн?

— Того же, — твердым голосом ответила я, Нарина подтвердила мои слова кивком.

— Чего, того же? — совершенно натурально удивился мастер. У Рины от таких слов отвисла челюсть, а я с укором посмотрела на наставника. И не стыдно? Тот перестал дурачиться, внимательно оглядел нас, после чего тихо произнес:

— Идите за мной, — и направился по коридору, если мне не изменяет разум, в сторону своего кабинета. Мы удивились — так быстро сдаться — но последовали, надеясь, что больше «с оружием в руках» добиваться ответов не придется.

Кабинет, в котором я лично была в первый раз (нечего мне было там делать — я не Зайран, и уж тем более не хулиган, способный даже мастера Элгерта вывести из себя), от кабинета мастера Лейрона отличался наличием двух огромных окон и светлой — в зелено-бежевых тонах — обстановкой. Единственное, что осталось прежним — это количество мебели, ну разве, что шторы еще были (хотя это уже другая песня).

Наставник прошел к креслу, рукой указав в сторону дивана, на которую мы тут же уселись.

— Вас интересует, что я сделал с Зайраном Летешем… подождите, — он «поднял» указательный палец, когда мы хотели подтвердить его слова, — не перебивайте меня, быстрее узнаете… Так вот, первое: ничего с вашим бесценным товарищем я не сделал, он жив и здоров, и постараюсь, чтобы это было как можно дольше. Сейчас он находиться в очень дальних покоях. Так как юноша очень стремиться погибнуть, я решил прибегнуть к одному способу. Должен для начала сказать, что профессиональный целитель способен приготовить яд из чего угодно. Суть заключается в уровне знаний. И я поставил задачу перед лайнор Зайраном: имея на руках совершенно безобидный вещества, если он хочет умереть, он должен приготовить эту самую отраву. Вот только выполнить её можно, самое малое, пройдя полный курс обучения. Другие же способы, типа перерезания вен, будут пресекаться. Так что на данный момент молодому человеку будет не до смерти, как бы каламбурно это не звучало.

— Вы думаете, это поможет? — тихо и как-то грутно спросила Рина.

— По крайней мере, у него появилась цель в жизни, хоть и довольно своеобразная, — мастер внимательно осмотрел свой стол, после чего перевел взгляд на нас, — но, я думаю, ваша помощь тоже понадобиться лайн Шото. Если вы будете навещать его, это будет очень даже хорошо. Только не говорите о его поступке, это наоборот ухудшит ситуацию. А вот лайн Веран, боюсь, придется обойтись без общения — думаю, вы будет слишком напоминать лайнор о сестре.

Я кивнула. В душе же стало как-то грустно — людей, с которыми я дружила, становилось все меньше и меньше. Сейчас из всех моих знакомых рядом остались только Тилор и Рина. Но первого я вижу редко, а с Нариной мы никогда близко не сходились.

Рассказав нам о своих действиях, мастер полностью потерял к нашей компании интерес, повернувшись к бумагам. Таким образом, нам показали, что беседа окончена. Мы не стали ждать, пока нас прямым текстом прогонят, встали и ушли из комнаты.

Нарина побежала куда-то по своим делам, а я решила пойти к себе в комнату — прошлая ночь (как всегда бывало у меня) ближе к середине дня начала сказываться — уже чувствовалась легкая усталость. У меня еще было два часа, можно и поспать. А чтобы не пропустить следующее занятие, попрошу кого-нибудь из соседок меня разбудить.

Комната встретила меня холодом и пустотой. Я отдернула шторы и поняла, что холод был следствием не моего мироощущения, а банального склероза — я забыла закрыть форточку (ночью становилось душно). Мда-а. Проветрила, называется. От всей души. Подошла к кровати, села. Рахлябаная за сутки шнуровка на сапожках распустилась от одного движения руки. Скинула их (неаккуратно — один улетел под шкаф) и прямо в платье завернулась в одеяло — все равно собиралась переодеваться. Глаза бездумно скользили по помещению, чуть задержались на захламленном столе и остановились на кусочке неба, выглядывающего меду стенами замка. И что мне теперь делать? Домашних заданий нам не дают — только книги, которые надо прочитать да задачники для самостоятельной подготовки. Гулять не хотелось, читать (что со мной случилось в первый раз) увы, тоже. Даже над своим открытием думать не хотелось. На меня напала добрая тетя Апатия, когда хочется просто плыть по течению, ни о чем не волнуясь. И это было плохо. Жизнь — это бурная река и стоящего в ней всегда сносит назад. Надо чем-нибудь себя занять, если не руки, то хотя бы голову. Вот, Зан. Ведь чем бы не заставил его заниматься мастер Элгерт, боль и пустота не исчезнут. Это, как если оторвать руку, которая у тебя была с рождения. Ты всю жизнь будешь помнить, что когда-то был обоеруким, тебя время от времени будет терзать твоя неполноценность (особенно, если твоя профессия была связана с работой руками), даже фантомные боли могут мучить. И ведь у Зана, его «рука» не только оторвана, так ведь и не зашита путно — следовательно болит. Здесь или протез пришить или ампутировать полностью, чтобы хоть не болело. Протез можно только при помощи еще одного мага, а это возможно лишь через семь лет. Зан, конечно, за это время может привыкнуть жить с болью, но может, что вероятнее, и с ума сойти. Значит единственный выход — ампутирование. Нате эта связь никак не поможет, восстановить её в принципе, если что, можно будет, а прерывание таких связей даже особого таланта не требует — связь на таком уровне превращается в магию крови, а это уже совсем другой раздел колдовства. Вопрос только в том, где найти информацию, как это самое прерывание проводить. Хотя… Надьян как-то говорил, что одна из книг была по уничтожению различных заклинаний. Может там можно что-нибудь найти?.. А это идея.

Я скинула одеяло и прошлась по комнате. Значит, придется залезть в лабораторию мастера Илазе. Тилор говорил, что все еще имеет туда доступ, а лупа так и стоит нетронутая. Да и книги, наверное, остались на месте. Ну что ж, значит, посетим место преступления.

* * *


Мы шли с Тилором в сторону злосчастной лаборатории и были напряжены до предела. Не хотелось идти в то место, которое уже стало однажды мышеловкой для наших товарищей. Зарес нервно крутил на пальце ключ с брелоком — стальным кругляшом, на котором был выбит номер комнаты. Мы решили все делать быстро. Точнее, я одна. Не хватало мне еще одного человека на тот свет тащить.

— Ты уверена, — подойдя к двери, спросил меня юноша. Я кивнула. Говорить я элементарно боялась. Я вообще сейчас боялась, как никогда. Особенно того, что Тилор начнет отговаривать меня отказаться от идеи. По себе знала — начнет уговаривать, тут же ухвачусь за него руками, ногами и зубами и с легким сердцем уйду восвояси. Я слишком боялась. Все-таки я не пассионарий[33 - Пассионарий — этот термин придумал историк Лев Гумилев. Пассионарии — люди, в следствии мутации (пассионарного толчка), обладающие повышенной тягой к действиям.] и великие свершения не для меня.

Пусть даже если они являются всего лишь походом в опасное место.

Замок тихо щелкнул, и дверь открылась. Она была идеально чиста… как комната мертвых.[34 - Комната мертвых — аналогично моргу.] До злосчастного происшествия, у меня таких ассоциаций не возникало.

Мы прошли в комнату. Постояли. Потом, Тилор положил ключ на ближайший стол и сказал:

— Я пойду. Книги во второй от окна шкафу, вторая полка сверху. Лупа на полке над измерительными приборами. Что-нибудь понадобиться — где меня найти, знаешь, — после чего вернулся к двери, сказал — удачи, — и, закрыв её за собой, ушел к себе.

Я осталась одна. Глубоко вздохнула и решительно направилась по указанному пути. На полке стояло много предметов, но только один был округло плоским и замотанным в специальную для хрупких предметов ткань. Я аккуратно достала его и отнесла к столу. Там тряпка была снята и перед моим взором предстала лупа с чуть выпуклым зеркальным стеклом. Мда-а. Интересно, как у него получилось переплавить тот сосуд в аккуратный эллипсоидный кругляш? Ну ладно, отложим лирику. На очереди были книги. Их место расположение было указано довольно точно, и найти завернутые в еще одну тряпицу книги не составляло труда. Три толстых фолианта… и какой из них нужный? Тут из одной книги выпал листок и плавно спланировал на пол. Попытка его поднять увенчалась падением и остальных вещей. Как говорил дядя, руки не просто кривые, а кудрявые. Тяжко вздохнула, подняла книги, отнесла на стол и только потом вернулась за страницей. Та была довольно красиво оформлена — в левом нижнем краю было нарисовано несколько камней с воткнутым в них мечом. И почерк похожий на узорную вязь. Только непонятный, но это временно. Ну что ж, почему бы не потренироваться на чём-нибудь более мелком, чем толстая книга? Например, на отдельном листке? Отнесла листок к вышеупомянутому столу, положила на него. Потом взяла в руки лупу… что мне с ней делать, Ната мне на этот счет только пару слов говорила. Покрутила и так и эдак. Решила положить сверху на листок (да-а-а, великоумное решение! что еще можно было сделать с лупой?). Что там подруга говорила? Магический импульс? Хм-м. Ткнула в лупу пальцем и передала чуток энергии. И что теперь?

Тут лупа вдруг стала прозрачной — сквозь неё можно было спокойно прочитать то, что находилось на листке. Прочитать?..

РАБОТАЕТ!!!!!

Я застыла над прибором, боясь до чего-либо дотронуться. Получилось! Тихо приплясывая от радости, вчиталась… Что?

На станице писалось о небезызвестном менридалиеле. Притом, в тексте он фигурировал, как совершенно реальный металл… и как один из лучших способов уничтожать магов. Писалось, что обычно со смертью колдуна его волшебство часто не только не исчезает, а наоборот усиливается. Мендаль же… был единственным металлом, оружие из которого убивало не только самого мага, но и все его принудительное колдовство (то бишь насильственное). Остальные виды магии не так ранили оболочку мира и, следовательно, не исчезали, разве что чуть-чуть ослабнув. Мда-а. Вот и последняя загадка «послания потомкам» раскрыта. Если мне не изменяет память, Зан экспериментально доказал, что именной (в смысле под конкретного человека) меч мастера Лейрона сделан именно из мендаля. А это значит, что если нашего Правителя убить этим оружием, то все его заклинания, наложенные на людей (а то, что они принудительные понятно и ежу) перестанут существовать. Загадка полностью разгадана… а что с ней делать я так, и не придумала. Эх! Поговорить бы по душам с мастером Лейроном.

И тут случилось непредвиденное.

Дверь, которую я так и не закрыла, резко отворилась и в лабораторию зашли… Стражи. Мне показалось, что молния ударила в мое тело — ноги задеревенели и перестали чувствоваться, появилось ощущение, что волосы встали дыбом, а сердце начало биться с такой силой, что каждый его толчок отдавался болью. Где-то в глубине подсознания проскользнула мысль, что теперь все кончено. Разум же оставался совершенно спокойным — осознав, что я сейчас умру и ничего сделать нельзя, что-то во мне успокоилось и лишь шепнуло — «пусть это будет небольно». Я почти с равнодушием смотрела, как в комната заполняется людьми полностью одетыми — даже глаз не видно — в черное.

— Элейа увлекается запрещенной литературой? — произнес странно знакомым голосом тот, что стоял ближе всех ко мне.

— Можно сказать и так, — первый страх прошел, а в душе стала буйным цветом произрастать наглость — терять мне было больше нечего, так что ответила я довольно бодро.

— Разрешите узнать, откуда появилось такое увлечение? — вопрос можно было бы назвать ироничным, если бы нее полное равнодушие в голосе. Но Боги и Духи! Где же я его слышила?!!

— Из тяги к знаниям, конечно! — нахально отвечаю, а сама начала рассматривать говорившего, пытаясь узнать в нем хоть что-то знакомое. Да только что может быть знакомым в сплошных черных латах!! И тут… Боги и Духи да зачем же я решила искать сходство с моими знакомыми! Меч за спиной! Это навершие я где угодно узнаю!..

— Мастер Лейрон?!! — выдохнула, как приговор… не ему, себе. Вот где я видела оружие наставника — на отъезжающем в Город Страже.

А в душе разливалась пустота. Человек, которого я так уважала, тот, кто был для меня воплощением истинной Тьмы… оказался врагом.

— Здравствуйте, лайн Веран, — глухо ответили мне, и воин снял с себя шлем. На меня смотрел мой наставник… равнодушными серыми глазами. Даже капли зелени не было, ровный светло-серый цвет. И так трудно поверить, что совсем недавно они сверкали лучистой зеленью. Боги и Духи, что с ним сделали?!

— Идите за мной, — шелест, раньше напоминавший теплый осенний ветер в лиственном лесе, сейчас был холоден, как зимний вихрь в горах. Я отлепилась от стола, за который держалась, чтобы не упасть, и пошла вслед за теперь бывшим наставником, который резко развернулся и вышел из лаборатории, по ходу надевая шлем. Остальные Стражи расступились, пропуская меня вперед, после чего встали у меня за спиной полукругом, таким образом, закрыв все пути к отступлению. То, что пытаться убежать мимо мастера бесполезно, я знала и так.

Мы шли по темному коридору. Казалось, что все идущие ступают синхронно, представляя собой единую, совершенно равнодушную, силу. Даже я заразилась от них спокойствием, и чувствовала ощущение силы и цельности. Это… было страшно. Я-личность отошла на второй план и с возрастающем ужасом смотрела на меня-разум, упивающийся единством и… какой-то правильностью действа. Впереди был вождь, сейчас я осознала это, а мы, да именно теперь МЫ, были главной непобедимой Силой. Я не чувствовала разности между мной и идущими за спиной воинами, я ощущала невероятное чувство всемогущества и защищенности. Кто — я? Почему «я»? Меня нет и не надо. Есть мы!

Вождь вел нас по длинным галереям. Потом мы вышли к тупику. Но предводитель дотронулся до стены, и она исчезла, открыв нам путь дальше. Что-то странное и ненужное во мне с некоторым удивлением отметило, что это была материальная иллюзия. Но я заглушила в себе этот странный голос. Он был неправильным. Диссонансом звучал в нашей такой ровной и логичной мелодии. Этот коридор отличался от других. Здесь были картины с чьими-то портретами и щиты с незнакомыми гербами, магические огоньки в чашах вместо ламп. Но я отметила это лишь мельком — любая информация полезна.

И тут мы вошли в зал. Огромным по сравнению с теми, что я видели раньше. Он был практически заполнен. В центре зала был невысокая круглая трибуна. Вокруг неё толпились люди. И они были частью нашего единого целого. Мужчины, женщины. На них не было доспехов, а просто черные одежды, но разве это имеет значение? Вождь взошел на трибуну, жестом приказав мне сделать тоже самое, шедшие позади воины остановились. Предводитель снял шлем, и тот тут же исчез из его рук. Но зато в ладонях вождя появилась золотая граненая чаша с мутноватой жидкостью. Глядя в его глубокие серые глаза, я приняла её в свои руки. Повернулась к людям, на секунду подняла её на уровень глаз, как будто произнеся тост, и хотела уже выпить, но глаза, вечно ищущие в мире знания, различили в толпе две тонких изящных фигурки. Юноша и девушка… Надьян и Натарина. Они, как и все смотрели на меня серыми безжизненными глазами и ждали свершения действа. Но почему серыми? Ведь были же голубые и зеленые? Это так поразило меня, что с меня будто дурман сошел. Я осознала, что стою в центре незнакомой залы в окружении Стражей, и что среди них мои, оказывается совершенно живые друзья… только равнодушные, как зомби, словно из тел души выдернули…

… чаша выпала из моих ладоней и покатилась по полу, разливая зелье…

— Никогда! — голос звучал твердо. Таким голосом Зан признавался в попытке самоубийства. Таким голосом мой дядя отказался «лечить» до смерти одного старейшего, когда ему предлагали деньги «любящие» родственнички (а потом рассказал об этом сыну этого самого старейшего; ох и устроил тогда парень разборку своим дядьям). Резко разворачиваюсь к мастеру Лейрону и говорю:

— Не со мной, мастер, — смотрю в его глаза, такие неправильные и не похожие на него настоящего. В полумраке зала лицо наставника, кажется, еще бледней, и только волосы остаются такими же иссиня-черными, как будто сделанными из Тьмы.

— Почему? — если не равнодуший голос, я бы подумала, что он изумился.

— Я никогда не откажусь от себя. Когда-то вы говорили, что я принципиальна, так что считайте, что это один из моих принципов, — мне нечего терять, я спокойно смотрю в такое знакомое лицо.

— Тогда придется стереть всю твою память, — это заставило меня вздрогнуть — потерять память, значит потерять личность. Хотя… тогда меня, скорее всего, оставят учиться, а потом, если Зан перестанет стремиться к смерти, то он наверняка поможет восстановить все, что было утрачено. Память нельзя абсолютно стереть, и любой ментальный маг сможет восстановить её.

— Стирайте! — не получиться из меня героя. Вот если бы я не додумалась до того, до чего додумалась (по-другому сказать не могу, хоть и звучит, как масло масленое), интересно, каким бы был тогда мой ответ?

Он долго смотрел в мои глаза. А я пыталась разглядеть в этом сером тумане блеск изумрудов. Тот самый, который сиял в его глазах, когда она рассказывал нам что-то особенно интересное. Когда занимался с Зайраном. Когда гулял в парке и беседовал на философские темы с глупым подростком — мной.

— Иди за мной, — ледяной шелест. Мастер спускается с трибуны и быстрым шагом идет к выходу из залы. Я бегу за ним. До этого момента я не интересовалась обстановкой помещений, но теперь с любопытством оглядывалась по сторонам. Коридоры были такими же, как и в остальной части Замка. За одним но: эти коридоры были просто напичканы магией. И дело даже не в магических огнях вместо ламп. На полу выложены мелкой плиткой защитные руны, на камнях стен заклинание прочности и теплонепроницаемости. А за большими стрельчатыми окнами (интересно, сколько мы шли, если уже светает)… Боги и Духи! Замок увеличился почти в пять раз. Одних башен стало более сорока штук, когда было всего десять! Не говоря уже об этажах! Какие там пятнадцать! Двадцать-тридцать не меньше! Никогда не думала, что мои детские мечтание имеют под собой реальную почву! И флаги, странные флаги. В Городе были другие гербы — зеленое с синим (означает небо и землю) и два перекрещенных меча на их фоне. Здесь же… голубое и черное с золотой восьмиконечной звездой посередине.

— Мастер Лейрон, можно спросить? — вдруг решила поинтересоваться я.

— Слушаю, — наставник остановился и повернулся ко мне лицом.

— А почему у вас сейчас глаза серые?

— Что?.. — он картинно (почему-то мне показалось именно так) поднял брови, — а какие они должны быть?

— Зеленые, — уверенно ответила я, — сколько вас помню, глаза у вас были зеленые. Ярко-ярко.

Мы стояли прямо напротив окна. Небо уже стало кроваво-красным. Мастер же… удивление из картинного, вдруг стало переходить в настоящее. И сейчас произошло экспериментальное подтверждение моих слов: глаза медленно начали наливаться изумрудным цветом. Что я не преминула заметить:

— Вот как сейчас.

Мастер тут же (мысленно взвыла от зависти) создал магическое зеркало и пораженно всматривался в свое лицо. Минуту спустя он успокоился, уничтожил зеркало и спокойно (на этот раз именно спокойно, а не равнодушно) сказал:

— Нам пора идти, — а на душе как-то легче стало, что передо мной снова такой родной и понятный мастер Лейрон. И я снова пошла за ним.

Мы куда-то спускались. По многочисленным лесенкам и галереям. Интересно куда он меня ведет? Мое любопытство вскоре было удовлетворено — перед мои взором появились массивные, окованные платиной двери (эге, это ж сколько такие дверки стоят?). Мастер подошел к ним и взявшись за широкое кольцо громко стукнул им о дверь. После чего отошел на несколько шагов и встал рядом со мной.

Минуту ничего не происходило, а потом двери медленно и бесшумно раскрылись. И мы вошли в помещение. Оно было очень темным — окон не видно, а из освещения лишь с десяток свечей. Да и сама комната, если не смотреть на её внушительные размеры, больше походила на кабинет ученого — везде книги и свитки, а в глубине… Передо мной предстал мужчина лет сорока на вид, невоинского телосложения, но излишнего веса, как и худобы не было. Глаза светло-карего цвета «светились» умом и никаких психических отклонений, типа мании величия или садизма, не выдавали.

— Здравствуйте, — только и смогла сказать (приключения приключениями, но воспитание у меня всегда было на первом месте). Или я полная дура, или это и есть наш Благой Правитель, по совместительству Главный Зловред.

— Здравствуй, дитя, — чуть улыбнувшись произнес маг, потом перевел взгляд на наставника, — зачем ты привел её сюда?

— Она преодолела песню единства, — тихо и четко произнес мастер.

— Ну что ж, бывает, — пожал плечами мужчина, — это ведь от личности зависит. Если человек большую часть жизни проводит в одиночестве, то потребность в общении и понимании у него не настолько сильна, — надо же, а я надеялась, что просто являюсь сильным магом. Оказывается, все дело в моем образе жизни. Обидно, но терпимо.

— Она отказалась от выбора, — опять шелест осенних листьев во Тьме.

— Так значит, хочешь, что бы я стер тебе память? — удивленно поднял брови правитель, и почему же?

— Блок вы поставить не сможете, а память стертая имеет дурную особенность восстанавливаться со временем, — честно отвечаю так, как чувствую, если ЭТОТ захочет, я ему даже про малиновое варенье, которое таскала из кладовки, расскажу (и чем, честно говоря, занимаюсь до сих пор — мама, заботясь о моей фигуре, практически не давала мне сладкого).

— Умно, — признал маг, потом, усмехнувшись, откинулся на спинку кресла, — даже не хочется лишать памяти такую сообразительную девушку.

— А хочешь, — продолжил он с вдруг «загоревшимися» глазами, — я возьму тебя в ученицы?

Это было так неожиданно, что у меня даже на минуту отвисла челюсть. Повеселив правителя таким видом, резко со щелчком закрыла рот и четко сказала:

— Нет.

— Почему? — изумился маг.

И тут я совершила самую большую в жизни глупость. Я ответида:

— Потому, что я знаю, что произошло четыреста лет назад.

— И что же, — изобразил любопытство маг.

— Город Зари. Любимое детище магов… дальше продолжать правитель? — я хищно улыбнулась.

Тут мужчина посерьезнел и даже чуть погрустнел. Произнес:

— Ты хоть поняла, что ты сейчас сказала? — я поняла… и испугалась.

— Нравишься ты мне, да только теперь тебя убить придется. Не могу я сейчас, поддерживая столько заклинаний, еще одной мозги промыть, — он повернулся к наставнику, — отвести в камеру и поставить Стражу. Завтра придется проводить публичную казнь. Хоть не перед всем народом, — последнее сказано уже себе.

— Но правитель? — удивился мастер.

— Ты споришь? — сказано жестко и холодно, так не похоже на то, каким тоном он говорил со мной.

И меня повели. Я не сопротивлялась. Я только, что поняла, что своими руками вырыла себе могилу…

И теперь ничего не исправить…




Глава 13


Начал хоровод — танцуй его до конца.

    

Болгарская пословица






Я лежала на полу темной абсолютно пустой камеры. Единственным освещением был свет факела, пробившийся сквозь зарешеченное окошко в двери, но оно было очень тусклым, так что вряд ли могло победить поселившуюся здесь темноту. В душе была пустота и спокойствие — обычные чувства, которые у меня пробуждала Тьма. Сейчас они были еще потому, что теперь я знала — все, конец. Я сама себе подписала приговор. Смерти мне бояться было нечего — я заранее смирилась с ней, еще тогда в лаборатории. Одно обидно: Зан так и никогда не узнает, что с его сестрой все в порядке… Физически, по крайней мере. Духовно же… Не знаю, но теперь Надьян и Натарина не такие, какими были. Если вспомнить, что я чувствовала, когда принимала чашу из рук мастера Лейрона, цельными личностями они сейчас не являются. И еще… Никто никогда не сможет рассказать мастеру Лейрону о том, кто он на самом деле. Никто, потому что листок… до сих пор у меня. Боги и Духи! Я же его непроизвольно в новое платье положила перед уходом! А если… если показать листок наставнику? Элфешт и эльфийский он знает.

Мысли бродили в голове, но тело не желало шевелиться. Не привыкло оно к такому истязанию: поспать не даю, да еще и нервы себе терзаю почем зря. А пол был не настолько холоден, чтобы замерзнуть. Поэтому, я решила отложить все это на потом, и заснула — даже твердость моей вынужденной «кровати» не помешала.




Он шел по невидимой большинству части замка и думал. Солнце было в зените, и не давало ему покоя, заставляя возвращаться к тому, что произошло прошлой ночью. Он не любил свет — тот растравлял пустоту в душе, заставлял метаться, искать неизвестно чего. Он хотел уйти в свои покои, где не было этого давящего солнца, где вместо метаний и пустоты, в душе появлялось спокойствие. Но сейчас нужно было находиться на свету, и Юриль Веран не давала ему покоя. Необычная девушка, со своим странным воображением. Но за что?.. Боги и Духи, за что правитель осудил её на смерть?! За какую-то детскую фантазию, за легенду, которую любопытная лайн откопала в малой библиотеке? И еще он не мог понять себя. Свои чувства. Не мог разобрать, интересуют его судьба девушки или ему все равно? Чувства менялись со скоростью мысли. Раньше это не замечалось, так как спокойствие и равнодушие понятия, пусть разные, но очень близкие. НО… первый раз правитель вынес смертный приговор. Да так не наказывали даже запрещенных магов! Да что говорить!! Их вообще не наказывали! А здесь? Девушка, которая даже выговор ни разу не получала! За что же её?

К девушке он относился очень положительно — всегда уважал таких людей. И честно говоря, ему будет жаль, если она умрет. Несправедливо умрет. Будет жаль её, Орнета, который, наверняка, очень любит племянницу. Да и самому будет одиноко. С тех пор, как в Замке появилась еще одна «ночная тень», жить стало как-то светлее, что ли. Хотя, в его случае (грустная ухмылка в мыслях) темнее. Со светом у него дружбы не сложилось.

Но что же делать с Юриль? Не оставлять же её так? Юриль… Ни одного из своих учеников, кроме обоих Веран, он не называл про себя по имени. Только по имени рода. И чем так запали в душу тихая девушка и вечно спокойный ничем непоколебимый юноша? Хотя… чего уж рассуждать, делать надо.

Вот перед лицом пристали знакомые двери. Взяться рукой за кольцо. Он испытал странное неудобство — первый раз пришел он сюда оспаривать приказ его правителя. Того, чьи приказы не оспариваются. Но этот свет… и темнота перестала приносить успокоение. Он подавил неприятное чувство и не дрогнувшей рукой постучал. Дождался, когда она бесшумно (так привычно) откроется перед ним, и вошел.

Комната (хотя ученики не знающие и половины Замка назвали бы её малым залом) встретила его мрачностью и шелестом бумаг. Странно… очень странно. Иногда, когда он заходил сюда, у него мимолетно, всего на мгновенье, возникало чувство, что этот кабинет должен выглядеть по-другому. Нет, не большим количеством света, с ним все нормально, а обстановкой. Более четкой, правильной, без рассеянности, присущей всем ученым. И более молодой, что ли. А еще у него иногда, при взгляде на своего повелителя, возникало раздражение, как у человека, чье законное место заняли. Раньше эти чувства практически не замечались, лишь на подсознании для общей информации. Сейчас же, когда даже Тьма отвернулась от него, он явственно чувствовал эти две эмоции и никак не мог понять их истоки. При этом благодарил Духов и Богов, что спокойное лицо уже давно у него стало рефлексом.

— Чего ты хотел, Лейрон? — спокойным и чуть доброжелательным тоном спросил правитель, отрываясь от бумаг.

— Я хочу поговорить о Юриль Веран, той девушке, которую я вчера к вам приводил, — он «поднял» глаза и прямо посмотрел на своего господина.

— Поступила какая-то новая информация?

— Нет, — ему стало неуютно. Еще НИКОГДА он не собирался обсуждать приказы.

— Она хотела что-то кому-то передать? — одна бровь вопросительно поднялась.

— Нет, — снова ответил он, мысленно глубоко вздохнув, как перед прыжком в пропасть.

— Тогда что же? — обе брови поднялись, показывая удивление собеседника.

— Я… — он подавил дрожь в голосе, — я хотел понять, почему наказание для девушки было настолько строгим? Она же…

— Ты смеешь перечить мне? — правитель гневно посмотрел на своего главнокомандующего.

— Но она просто мечтательный ребенок, — в отчаянии почти на грани звука ответит он.

— Ты смеешь нарушать мои приказы? — громкий холодный голос, заставил его захлебнуться словами и четко ответить:

— Нет, повелитель!

— Ты повинуешься мне?

— Да, повелитель!

— Ты заставил сомневаться в себе, своими словами, — уже обычным голосом ответил правитель, — но я даю тебе шанс. Казнь переноситься на рассвет завтрашнего дня и будет происходить на малой площади в присутствии всех посвященных. И палачом будешь ты.

Ему показалось, что земля ушла у него из-под ног. Убить. Не ради самозащиты, не за дело. Забрать жизнь у того, кто больше всего на неё имел прав! Стать убийцей. Переступить через единственное, что являлось для него ценностью — принципы и мировоззрение, по которым он жил даже когда в душе поселялась всепоглощающая пустота, даже когда не понимал, а зачем он все-таки живет. Ему захотелось первый раз, за те четыреста лет, которые он помнил, закричать от отчаяния. Бить о стену кулаком, сбивая руку до кровавого месива, воя, как волк на луну. Упасть на колени, умоляя: «Не надо». Но привычка… заставила лишь выдать четкое:

— Да, повелитель!

* * *


Я не знала, сколько я проспала. Не знала даже какое время суток. Я просто проснулась и спокойно констатировала мое местоположение. Надо было что-то делать. Хоть что-то. Не идти же на плаху, как овца на убой. Хоть гордо поднятую голову надо обеспечить. Это, как минимум. Я встала (с трудом, каменный пол — это вам не мягкая перина), и спокойно подошла к двери. Постучала в неё, пытаясь таким образом призвать внимание Стражников. То что они там были не вызывало сомнений — приказы своего Правителя Стражи выполняли неукоснительно.

— Извините, можно вам задать вопрос? — тихо, но довольно четко спросила у них.

— Спрашивайте, — прозвучал холодный равнодушный голос.

— Сколько сейчас времени? — это главное, так как чувством времени владеют только эльфы. Да и то темные.

— Два часа после заката солнца, — холод голоса просто пробирал до самых костей. А вот я удивилась:

— А почему меня не ведут на плаху, тогда?

— Казнь перенесена на рассвет, — интересно, а главный злодей не знаком с главной пыткой тех же темных эльфов — сажать пленника в камеру с видом на орудия пыток, ибо наиболее страшит не боль и смерть, а их ожидание.

Я развернулась, прошлась немного по комнате. Сложила руки на груди, и вдруг почувствовала шуршание и небольшой дискомфорт в этой же области. Оттянула вырез и увидела до боли знакомый мне листок. Мысль о том, чтобы рассказать мастеру Лейрону о листке, снова постучалась в мою голову. Ведь он если, не сможет предотвратить мою смерть, то, по крайней мере, начнет задумываться, а то и «копать» под своего правителя. Камень, каким бы маленьким он не был, всегда создает круги на воде. Я снова вернулась к двери:

— Извините, а можно вас о кое-чем попросить?

— Все зависит от просьбы, — к мертвому голосу я уже начала привыкать.

— Я хотела бы поговорить с мастером Лейроном.

— Вашу просьбу передадут, — и тишина.

Мне оставалось только ждать.

* * *


Я не знаю, сколько прошло времени, может и совсем немного. До прихода мастера я сидела, как на иголках, быстро продумывая, что я буду говорить. Как назло, в голову ничего не приходило. Варианты были от рассказа на словах до просто просьбы прочить листок. Больше всего я боялась, что он меня откажется слушать.

Дверь еле слышно скрипнула, открываясь. В камеру вошел мастер.

— Мне доложили, что вы хотели меня видеть, — это было сказано спокойным голосом, но я уже привыкла смотреть на лицо — голос может соврать, глаза никогда. На его лице, как он не пытался скрыть, была маска обреченности. И это меня напугало. Зеленые глаза сияли болезненным светом, как будто наставника кто-то заживо резал. Боги и Духи! Что же с ним случилось?!

— Да, мастер. Мне очень нужно с вами поговорить, — я старалась говорить твердо, но слова застревали в горле.

— Я вас слушаю, — глухо ответил наставник.

— Я… я хотела вам объяснить, почему у правителя была такая реакция на мои слова, — выдохнув, все-таки смогла начать, тот разговор, от которого зависит далеко не только моя жизнь. Мастер удивленно посмотрел на меня, и чуть взволнованно спросил:

— И почему же?

Я достала листок (в этот момент мои руки дрожали и чуть не порвали злосчастную страницу), показало его наставнику:

— Я его нашла приблизительно где-то в триноле. Я сначала не обратила внимания, но потом в голове стала проясняться довольно занятная картина, — во рту стало слишком много слюны, я сглотнула, прервавшись. Мастер воспользовался эти и спросил:

— Какое это имеет значение к Элес?

— Самое прямое, — поспешила ответить я и быстро продолжила, — в тексте написано, что в городе магов, называемом Зарей, была произведена смена власти одним могущественным колдуном. При том, так как народу больше нравился их предыдущий правитель, магу пришлось наложить на жителей блок на волшебство. Более сильных колдунов он заклял на повиновение. А самого правителя так же сделал своим слугой, скорее всего, дабы всегда был на глазах.

— И что? — вопросительно поднял брови мастер Лейрон.

— А то, — продолжила я, — что если взглянуть поближе, то… как переводиться слово Элес со светлоэльфийского?

— … Заря, — немного удивленно ответил мастер.

— И идем дальше. Короля звали Ринлей, — на эти слова мастер, держащий в руках листок, утвердительно кивнул.

— Как переводиться соответственно правилам вышеупомянутого языка имя «Ринлей»?

— Рожденный на рассвете, — спокойно ответил мастер Лейрон.

— Вы до конца дочитали? — и, увидев еще один утвердительный кивок, спросила, — как переводиться на эльфийский имя «Погибший на закате»?

На секунду наставник задумался (да уж, я бы не удивилась, если бы он целый час вспоминал, в той книге сто-о-олько страниц было) и чуть растерянно и пораженно ответил:

— Лейрон.

— Вот видите, — очень тихо, будто боясь кого-то спугнуть, произнесла я, — Вы — правитель страны Элес, вы ничего не помните и служите своему тюремщику… и только вы можете все это прекратить.

На минуту повисло молчание, а потом…

— Кто вас привел к такому выводу? — сурово спросил наставник.

— Мастер? — удивилась я.

— Вы понимаете, что своими фантазиями, вы сами себе вырыли могилу? — его слова прозвучали для меня, как гром в чистом небе. Мастер мне не поверил. Он даже не попытался понять! Почему?

— Мастер, — я была настолько поражена, что могла произносить только это слово.

— Хватит, — обрубил мои попытки хоть что-то сказать наставник, — листок я уничтожу, а вам стоит подумать, что можно изменить в вашем положении. Хотя бы принять предложение и стать ученицей правителя.

На этом он резко развернулся и ушел.

… а я поняла, что все кончено…




Он находился в замешательстве. То, что рассказал девушка, было невероятно в своей логичности, и ему, с одной стороны, хотелось найти того, кто подложил девушке этот листок, а с другой начали появляться губительные сомнения, что Юриль права. Ведь просто так не стал бы правитель губить ребенка. Что же делать? Кому верить? Повелителю, которому он служил без малого четыреста лет, или девушке, которая была склонна к мечтательности и неизвестно, чем еще забита её голова. Но все-таки, все-таки, ВСЕ-ТАКИ! Не может быть смертная казнь без реальной почвы? Боги и Духи, за что ему все это?! Даже Тьма перестала приносить покоя? Он мимоходом заглянул в висящее на одном из стен зеркало. Зеленые. До прошлой ночи он как-то и не задумывался над цветом своих глаз. Он вообще в зеркало смотрелся только во время бритья.

Но что все-таки делать? У кого спросить совета? У правителя? Ну, нет, он вряд ли будет злословить на самого себя. Так к кому?

На этом свете был лишь один человек, которому он безоговорочно доверял. Он не знал истоков этого доверия, но один раз пообщавшись с ним, он почему-то понял, что ЭТОТ человек не предаст, никогда и не за что.

Он почти побежал в официальную часть Замка. Все, кто был причастен к учебе целителей, жили там, дабы если что успеть вовремя оказать помощь великовозрастным олухам.

Спуститься по лестнице, поворот, коридор, снова поворот, теперь влево. Он тихо постучал в дверь. Ему открыла женщина, в халате и с распущенными волосами.

— Что случилось? — спросила она своим четким тихим голосом.

— Мне нужен Элгерт, позови его, это очень важно, — он переступил с ноги на ногу — ему было не приятно будить людей, невероятно уставших за этот день (проблем от молодежи было гораздо больше чем от детей, так как в отличие от малышни молодые люди могли дотянуться до всего).

Через несколько минут в проходе появился Элгерт, опрятный и причесанный (не каждый воин умеет приводить себя в порядок так быстро, как наставник, головой отвечающий за своих учеников) и спросил:

— Что случилось? — на это он мотнул головой, что поговорить надо без свидетелей. На это Элгерт воздохнул и, закрыв дверь за собой дверь, повел его в свои комнаты. Зайдя в кабинет, они расселись, Элгерт а кресло, он на диван.

— Говори, — без предисловий сказал его друг. Он и рассказал. Все. До последней секунды, но каждой черточки. У Элгерта же на эти слова резко начало меняться выражение лица: с просто встревоженного, на удивленное и… немного радостное. Когда же он закончил, старший мастер сказал:

— Я всегда думал, что это очень умная девочка. А теперь я в этом уверен. Вся в Орнета.

— Что? — удивился он на эти слова. Что все это значит?! Элгерт же взял у него страницу и, всмотревшись в неё, неясно хмыкнул.

— Что все это значит?! — вскричал шепотом он.

— Хочешь понять, что это значит, Лейрон? — с какой-то горькой усмешкой ответил его друг, — все очень просто… Этот текст написал Я…

Старший мастер, как будто не замечая пораженного выражения лица товарища, продолжил:

— И, — щелкнул пальцами, в ладони на секунду появилась световая сфера, — магией я все еще владею.

Он сидел, не веря своим ушам. Не может быть. Неужели… это правда? Похоже, Элгерт увидел его потерянное выражение лица, поэтому сказал:

— Мой тебе совет, сходи в Звездный Зал. Сколько тебя знаю, душевного равновесия ты быстрее всего добивался именно там. Тебе станет легче.

После чего Элгрет встал, положил рядом с ним ключи от комнаты и вышел.

А Он. Он сидел на диване в полном обалдении и не мог ни как «переварить» то, что всю эту историю начал его друг. Но. Если Элгерт — маг, и поклявшись силой, он самую силу не потерял… значит все это правда?..

Ладно, друг прав, надо сходить в тот Зал, там всегда думалось легче.

… зал, который он когда-то показал Юриль, единственной разделившей с ним его Тьму…

* * *


Я сидела в углу на полу и ждала рассвета. Мне уж было все равно. Единственный человек, которому я доверила свою тайну, мне не поверил, даже не задумался. Я смирилась со всем. Мне уже ничего не хотелось. Так себя чувствуют самоубийцы. Теперь я понимала Зана, и даже была рада, что скоро умру.

Сколько прошло времени, я не считала. Время будто текло сквозь меня, обволакивая и навевая апатию. Что мне Элес? Что мне Замок? Что мне мастер Лейрон сотоварищи? Мне уже на все плевать.

Когда открыли дверь, я даже не повернула головы. Меня фактически подняли под руки (иногда хорошо, что Стражи не обычные люди, обычные стражники с пленниками не церемонятся), повели к выходу. Я безучастно смотрела на проносившиеся мимо голые стены, с магическими светильниками. Вот вышли на свежий воздух. Все было окрашено в кроваво-красные цвета зари. «Жаль так и не смогу посмотреть на настоящую зарю» — пронеслось где-то на задворках сознания. Меня куда-то вели. Этих мест я не знала. Да откуда мне знать магически закрытую часть Замка?

Мы вышли на площадь, не такую большую как главная, но все равно внушительную… и заполненную Стражами. Вдали виднелся небольшой помост, на котором в кресле расположился правитель… и наставники. Это настолько удивило меня, что вся апатия исчезла. Меня куда-то вели, а пораженно смотрела на своих учителей. Когда мы вошли на небольшую трибуну, расположенную недалеко от помоста, я встретилась с глазами мастера Элгерта. Тот смотрел на меня грустно и… виновато. Мастер Виарона и Илазе были мрачны и даже не поднимали глаз от пола. Остальным… спокойно глядели на все происходящее серыми, до боли знакомыми, глазами. Вот где я видела глаза, такие же как у мастера Венана. Мастер Норвег, мастер Дина, даже мастер Этье, который вел у нас историю целительства! Боги и Духи, как же я раньше не замечала?

Меня заставили сесть на коленки, руки прикрепили к полу стальными наручниками. Откуда-то появился мастер Лейрон одетый в белую рубашку, черные штаны, заправленные в черные же сапоги. В руках у него был знакомый полуторный меч. Без ножен. В голове пронеслось: «Умирать от такого меча даже приятно, да и заточен он хорошо».

Я смотрела на него. На зеленые глаза. Все еще зеленые. Такие яркие, посреди окрашенной в красные тона площади. Мы стояли и смотрели друг на друга. Он не спешил лишить меня жизни, а я мысленно просила: «Ну, поверь мне, пожалуйста!». На площади стояла тишина.

Момент затягивался. Правитель нетерпеливо изменил позу в кресле и сказал:

— Что стоишь Лейрон? Выполняй приказ!

Тот затравленно посмотрел на него и примерился к моей голове. Хорошо, через четвертование умирать не хотелось.

Мы все еще смотрели друг другу в глаза.

— Лейрон! — прозвучало громко и непреклонно.

Мастер отчаянно посмотрел на меня, закрыл глаза и… со всей силы кинул меч в своего правителя.

Боги и Духи! Никогда не подозревала, что меч-бастард можно метать, как нож. Я пораженно смотрела, как теперь мертвый правитель Элес оседает на пол с полуторником во лбу.

Над площадью повисла изумленная тишина. Все удивленно смотрели на меня, мастера и короля. И тут, как венец свершившегося, раздался радостный смех мастера Элгерта. Такой счастливый и светлый. И облегченный.

Вторя наставнику, в небе прогремел гром, молния ударила в кресло и мертвого мага. Пошел невероятно сильный дождь. И люди, ожив, зашумели, заговорили. С воплем бросилась ко мне Ната и Надьян. Со слезами (первый раз я видела, как наставница плакала) бросилась в объятья к мастеру Элгерту мастер Виарона. Кричал что-то мастер Илазе, хлопая по плечам мастера Венана (тот удивленно тер руками лицо, растерянно хлопая глазами).

И смотрел на меня своими изумрудными глазами мастер Лейрон.

* * *


Дождь быстро кончился, с ним исчезли — испарились облака. И над городом распростерлось чистое небо. И солнце, горящее алым факелом вдали. Вот он — истинный рассвет, мастерски переданный эльфийским художником. Лазурь перемешалось с красным и фиалковым. Стены из кроваво-красных стали золотистыми и розовыми. Город показался из-за стен своими высокими башнями и домами. В воздухе… В ВОЗДУХЕ стали плавать небольшие здания и миниатюрные замки. Стяги сменились на черно-голубые. И шпиль со звездой, расположенный так, что его было видно в любой точке города. Звездой — знаком величия Города Зари.

Я не заметила, кто укутал меня в теплый плащ и отнес в помещение. Только поняла, что сижу сейчас в компании Наты и Интореми в какой-то огромной комнате, укутанными с ног до головы, и в руках дымиться чашка с горячим шоколадом.

— Очнулась? — спросила меня подруга, счастливо улыбаясь.

— Угу, — ответила я и припала к чашке.

* * *


Потом произошло много событий. Мастер Элгерт притащил к нам Зайрана. А пока тот от радости душил сестру в объятьях, привел и чету Летешей-старших (оказалось, что мать Зана и Наты была среди Стражей). Греор Летеш (так звали главу семейства) быстро снял с дочери блок (в этот момент на лице Зайрана нарисовалось ТАКОЕ облегчение), после чего схватил жену в охапку и куда-то унес, скорее всего, домой (как рассказала Ната, их отец очень тяжело переживал «смерть» жены, и от радости, что та жива, у него чуть не случился сердечный приступ). Правда радость подпортил (лично мне) приход моего дяди, которого также додумался привести мастер Элгерт (уронить бы ему на голову цветочный горшок за такие идеи). Первый раз я прочувствовала на себе, как это, когда тебя держат за ухо и орут во всю силу глотки. Кто-то додумался рассказать ему о моем вкладе в случившееся, поэтому сюда Орнет прибежал в состоянии психоза, боясь, что со мной все-таки что-то случилось.

Потом начался шум, гам, везде носились маги, обалдевшие ученики ходили призраками и изумленно смотрели по сторонам. Город превратился в развороченный улей. Ната все порывалась влезть на смотровую башню и пустить в воздух столп огня, дабы её радость увидели все, но зловредный брат подзатыльником доказал, что это делать не стоит.

Потом, нас всех (учеников) отправили по своим комнатам, наказав не высовываться до завтра. В Замок стекались городские маги, в сам Город были отправлены парламентеры, которые должны были объяснить случившееся.

К слову, (меня это очень обрадовало) моего дядю, как довольно опытного мага попросили остаться помогать. Орнет удивился, но согласие дал (по-моему, чтобы держаться поближе ко мне).

Я еще немного, в компании Наты, поглядела в окно на бегающих (летающих, телепортирующихся…) людей, и с чувством выполненного долга (не раздеваясь — лень раньше меня родилась) завалилась спать.

Утром (это же сколько я проспала, если ложилась практически сразу после рассвета?), я встала и опять посмотрела в окно. Там никого не было. В воздухе уже привычно плавали здания. К ним, разве что, прибавились разноцветные огоньки, которые постепенно гасли (похоже, их использовали для дополнительно освещения). И тишина. Словно вымерло все.

Я же решила начать день, как полагается. Взяла чистую одежду и обувь, и отправилась в купальню (она находилась рядом с жилыми комнатами). Там долго мылась, оттирая пыль камеры. Потом просушила волосы теплым воздухом (правда, сначала по привычке пыталась сушить с помощью полотенца). О расческе и говорить нечего. Заплела их в кой-то веки в косу.

Потом я решила заново осмотреть Замок. Наверное, в нем многое изменилось. Тогда в состоянии возбуждения, я как-то не разглядывала местность.

Я ходила по коридорам. Медленно. Чтобы не упустить не одной черты. Кое-что было замечено сразу: факелы и лампы заменили световыми сферами в хрустальных чашах, в стены вплели заклинания теплонепроницаемости и стойкости (похоже, готовятся к обучению юных волшебников). В тупичках и нишах появились щиты с гербами и просто красивые картины (впрочем, на магическую тематику). Даже окна преобразились: хрустальные стекла стали переливаться на свету всеми цветами радуги, а на верхушке, в самой арке были сложены изображения из цветного стекла (опять же волшебного).

Мои ноги вынесли меня в пустующую столовую. Она тоже изменилась — стены резко посветлели, на потолке было мастерски нарисовано рассветное небо, в воздухе висели свечи с голубыми огоньками. Пол был выложен чуть шершавой — чтобы не падать — узорчатой плиткой. На фоне своей прежней простоты и мрачности, Замок пестрел разными украшениями, которые впрочем не казались вульгарными, а наоборот только радовали глаз. Я села за такие привычные и в тоже время новые столы — на них появились изображения вьюнка нарисованные темным лаком (колдовским, потому и скрыли наверно). Тут же, я почувствовала движение магически волн, и передо мной бесшумно возник завтрак из трех блюд и чашка травяного отвара. Хмыкнув, я принялась за угощение. Небо в окнах было очень светлым — видимо еще очень рано. Тогда понятно, почему везде пусто — все спят.

Не спеша, поела, а потом также медленно пошла дальше. Куда мне бежать? А тут так красиво стало.

Я ходила по Замку и смотрела по сторонам. На душе было спокойно. На душе было ПО-НАСТОЯЩЕМУ спокойно. Я знала, что ничего больше мне здесь не грозит. Тут, вдали, послышались голоса, мне стало интересно, и мной было принято решение отправиться туда. Когда же я достигла своей цели…

Передо мной предстал зал. Точнее ЗАЛ. Огромное помещение невероятной красоты. На полу неведомы мастер выложил из цветного мрамора (и не одной прослойки не было видно!) изображения дня и ночи сплетенных в магический знак равновесия, который прорезали лепестки пламени начинавшегося с противоположной двери стороны. Стены бежевого камня украшены цветами из золота и хрусталя. Невероятно высокий стрельчатый потолок из цветного стекла пропускал сквозь себя лучи света, и казалось, что живые драконы и птицы парят в небесах. И в самой глубине стоял трон резного дерева украшенный серебром и драгоценными камнями. Настолько тонкой работы, что думалось: дотронься до него и рассыплется бриллиантовой пылью. Стена за троном расписного хрусталя (магического, так как без волшебства перекрасить хрусталь нереально), была сделана так, что без всякой магии у сидящего в кресле создавался световой ореол: будто само солнце мастерски нарисованное на стене освещает правителя города. Как в эльфийской балладе.

Я настолько увлеклась рассматриванием интерьера, что не сразу заметила две тонких фигурки — мастера Элгерта и мастера Виароны. Узнала я их с трудом, настолько изменились их одеяния. На наставниках были черные расшитые серебром мантии, с разрезами по бокам. Сквозь разрезы у мастера Элгерта были видны того же цвета штаны выпущенные поверх сапог, у мастера Виароны — длинная до пола юбка.

— Доброе утро, — сказала я, подходя поближе. Мастера повернулись ко мне. Мастер Виарона кивнула в знак приветствия, а мастер Элгерт, улыбнувшись, ответил:

— И тебе здравствуй, Юриль! А утро действительно доброе! Нравиться здесь?

Я кивнула, еще раз осмотрев зал — с другой точки обозрения стали замечаться новые, но не менее красивые, элементы.

— Ты просто так рано встала, или хотела что-то спросить? — вернул меня с небес на землю голос наставника.

— Да нет, — пожала я плечами, — просто гуляла, здесь так много всего изменилось.

— Странно, — удивился мастер Элгерт, — я думал, тебе есть, что у меня спросить.

— Да? — я вопросительно посмотрела на мастераа Виарону, но она не как не прокомментировала слова наставника.

— Ну что ж, тогда я рассказу тебе сам. Ты имеешь право знать. Знакомо? — неожиданно достал из воздуха до боли знакомый листок мастер. Я изумленно посмотрела на мастера Элгерта, а тот продолжил, приветственно взмахнув рукой и изящно поклонившись:

— Тогда разрешите представиться, старший мастер всех Сил, учитель наивысшего ранга, глава Совета Всех Стихий Элгерт гол Дейгрол из рода Ксэнтори.

Я минут пять переваривала то, что он сказал, а потом до меня дошло… «Э. Дейгрол».

— Так это вы написали? — пораженно уставилась на него я.

— Да, — чуть улыбнулся мужчина, — кстати, разрешите также представить вам мою супругу, Виарону гол Дейгрол из рода Дийрена.

Я была в таком обалдении, что известие о том, что мастер Виарона — жена мастера Элгерта, приняла совершенно спокойно.

— Теперь я думаю, у тебя появились ко мне вопросы, — мастер с любопытством глянул на мою отвисшую челюсть, и чуть улыбнувшись, захлопнул её ладонью, — но разреши мне и дальше самому продолжить, так у тебя составиться полная картина… Пойдемте в парк, там лучше разговаривать, — после услышанного я спокойно отнеслась, к такой быстрой смене темы, и направилась за наставниками. Мастер Элгерт, между тем, продолжил говорить:

— Начнем по порядку. В семьдесят пятом году тринадцатого столетия у Его Величества короля государства Элес попросил аудиенции неизвестный маг. Я, как главный маг города Зари, не удивляйся Юриль, я действительно считаюсь самым сильным колдуном в королевстве, также присутствовал во время беседы. Так вот. Маг потребовал у Ринлея отдать трон МНЕ, так как страной магов должен править самый сильный маг, а не середнячок, умеющий только махать железяками. Мы оба (я и правитель) тогда очень удивились, но сказали, что не будем этого делать. Маг же утверждал, что это позор для Элес, что власть построена неправильно. В конце концов, Ринлей приказал охране бережно вывести человека на улицу, по дороге налив ему валерьянки, чтоб успокоился. Мы же спокойно разошлись по своим делам. Но. Не тут-то было. Я настолько изумился словам своего «коллеги», что не посмотрел, растяпа, его уровень. И это была самая большая ошибка в моей жизни.

Мастер на минуту прервался — мы расселись в одной из беседок, где вместо стен был дикий виноград.

— Я ничего не успел сделать, — в голосе наставника послышалась горечь, — все, что я понял — это то, что Город настигает невероятно сильное ступенчатое заклинание огромного радиуса. Оно охватило всех магов, но пострадали только слабые. На их способности был наложен блок, а память о магии элементарно стерта. Это было совершенно понятно, погуляв по Городу, маг, наверняка, очень быстро понял, что народу нравиться их правитель и менять они ничего не хотят. На более сильных магов он наложил другое заклинание — та самая песня единства. Её смысл заключается в том, что человек сохраняет свою память, но полностью теряет чувства. У него остается лишь знание, как имитировать их в присутствии непосвященных, да желание подчиняться всем приказам командира. Сама понимаешь, все вместе это превращается в убойный результат — абсолютно не зависящий от низменных желаний, полностью подчиняющийся воин. Так появились Стражи… Это очень страшно, честно говорю. Особенно, когда в Стража превращается твой близкий друг, — мастер тяжело закрыл глаза, будто заново переживая все это.

— Друг? — вырвалось у меня. Мастер ответил:

— Да. Старший мастер водной силы Венан гол Тхери из рода Нирьхи. Мой самый близкий друг и соратник.

— Ой, ли, — вдруг разрушила всю драматичность беседы мастер Виарона, — девочка уже не маленькая, так что говорил бы честно — собутыльник.

— Виа! — покраснев, возопил мастер Элгерт. Я же, не удержавшись, хихикнула.

— Ладно, вздохнул наставник, — так вот. В нормальном состоянии остались только четверо: я, моя жена, Илазе и Ринлей. Первые трое были единственными в Городе учителями наивысшего ранга, а на короле было столько щитов, что и глобальным заклинание не пробьешь. Не надо хмуриться Юриль. Ринлей довольно сильный маг. Не такой, как я, но в своей боевой специализации он даже на старшего учителя тянет. Ведь страной править и колдовать — не одно и тоже. Править должна «твердая рука» с быстрым и практичным мышлением. Поэтому и растили всех правителей, как очень образованных, умных, но воинов. Ну, так, на чем я остановился? Ах, да… у нашего… я так и не узнал, как его зовут, будем называть его мертвым королем. Так вот, у него оказались заклинания для всех. Для нас троих он приготовил заклятье безобидности — мы просто не могли ничего предпринять против него. А вот Ринлей… Под страхом нашей смерти мертвый король заставил его снять с себя амулеты… И наложил на него ту же самую «Песню Единства», заодно стерев память.

Я не знаю, чего он хотел этим добиться. Может, посчитал, что мы недостойны магии или хотел создать что-то свое, но… Город очень быстро превратился в тот, в котором родилась ты, Юриль. Эльфы, дриады и другие расы, не удивляйся, в Городе действительно жили нелюди, не поддались действию заклятий и не стали ждать, пока что-то придумают для них. Они ушли. Остались только их не слишком расторопные сородичи, да те, в ком было слишком мало нелюдской крови. Им все равно было не помочь, а потеряв магию крови, опоздавшие начали стариться, как и обычные люди.

Но я все-таки попытался что-нибудь сделать. Я решил написать послание и отправить его в Город, чтобы потом, когда-нибудь, когда родятся новые сильные маги, жители Элес таки узнали правду. Я до сих пор восхищаюсь тем, что тебе хватило ума, не красней — это правда, чтобы понять то, что написано на листке — тогда пришлось невероятно, изворачиваться составляя текст, дабы заклятье допустило его написание. Но… оказалось, что никакая изворотливость не может помочь во время «прямых» действий — я просто не смог вынести листок из своего кабинета. Ты даже не представляешь, в какое я пришел тогда отчаяние. Единственная надежда оставалась на Силы хранящие Ринлея.

— Ринлея? — удивилась я, нынешнее имя мастера Лейрона было непривычно, и… какое-то отдаляющее, что ли.

— Да будет тебе известно, что у отца Ринлея больше шести сотен лет не было детей. Притом, что и он сам и его супруга являлись абсолютно здоровыми людьми. Лучшие целители не могли понять, в чем дело. Начали даже говорить о назначении наследника среди приближенных к королю людей. Когда же неожиданно Её Величество понесла, все настолько удивились, что заподозрили королеву в измене. К счастью ложка крови короля и точный расчет временных рамок доказал, что отцом является все-таки законный муж, а Элес наконец-то обрел наследника.

Так вот, получилось, что нынешний правитель родился в день, когда эльфы чествуют Бога Зари, притом еще и на рассвете. Отец Ринлея пресветлый Винрольд решил, что это знак и в тот же день посвятил[35 - Когда Бог сделает кому-то дар, в ответ принято его благодарить. Самым большим даром считается посвящение собственного ребенка самому Богу. Если Бог принимает дитя, то ребенок становиться его подопечным, а так же позволяет Богу видеть мир «изнутри». Боги обычно очень скучают, поэтому возможность принимать участие в жизни земного существа для них удовольствие и развлечение. Бог может и не принять дитя, если у него уже есть подопечный, или ребенок не подходит (пример: на фига Богу Охоты подопечный, который всю жизнь будет заниматься рисованием?).] сына Лиотору.

— И он принял? — полу утвердительно спросила я.

— Да, — кивнул мне мастер, — особенно потому, что больше таких подопечных, как Ринлей, у него нет и не будет.

— Почему? — округлила удивленно глаза.

— Потому, что существа Ночи солнце не очень почитают. А последние пять поколений правителей Элес, благодаря королеве Крей'теш, являвшейся на половину темной эльфийкой, были далеко не хилыми магами Тьмы. Приставь, какое развлечение для Лиотора — возможность познать Тьму и увидеть собственными глазами Ночь. Ведь спуститься в Мир Бог может только в свое время, а сама понимаешь, какая ночь на заре.

— Так вот, Ринлею покровительствовали сразу две Силы: Свет и Тьма. При этом, что самое главное, они не смешивались, так как сам юноша был до глубины души своей темным.

И, мягко говоря, обеим Силам то, что случилось не понравилась. Но, если Лиотор сразу отобрал у Города свое благословение, то Тьма[36 - У Мира есть две силы: Свет и Тьма. Боги же всего лишь надзиратели, созданные этими первоосновами для охраны равновесия в мире.] выжидала.

— Выжидала? Зачем? — вопросительно посмотрела я на наставника.

— Да за тем, что поспешность сыграла с Богом Зари плохую шутку. Ты заметила, как менялся на свету цвет глаз у Ринлея? Заметила. Это же заметил и мертвый король. Поэтому он запретил Ринлею часто бывать днем на улице. Да и тот сам не желал: темные всегда больше предпочитали Ночь, а теперь на солнце он стал испытывать душевную дисгармонию, так как Свет заставлял его чувствовать, что что-то в его (Ринлея) жизни идет не так. Тьма поступила более аккуратно: она просто плавно переводила равнодушие, наведенное «Песней» в спокойствие, поэтому мертвый король элементарно не замечал, что Ночь искала способы снять со своего подопечного заклятья.

— А почему она не сняла сразу?

— А что бы тогда изменилось? Без памяти Ринлей против мертвого короля ничего не имел и легко склонил бы голову для нового более сильного заклятья. Тьма же ждала, пока у Ринлея появятся причины для недоверия своему сюзерену. Что, кстати, и случилось.

Но. Давай вернемся к изначальной теме.

В Городе установилась такая ситуация: Я, Виарона и Илазе возглавили обучение целителей, а Ринлей отряд Стражей, в обязанности которых входило слежение за порядком, розыск новых сильных магов и торговля. Последнее было немного затруднено тем, что все расы, за исключением людей, прекрасно знали о произошедшем и торговать с Элес соглашались только на территории других людских королевств. Но сама понимаешь, это не настолько неудобно, чтобы отказываться от планов.

Проходили годы. Я уже не верил, что что-то можно исправить. По мере сил помогал магам учиться на целителей. При том, не только единичным, но и потомственным. Ведь далеко не все сильные колдуны оказались в Стражах, некоторые, из тех, что умели ставить хорошие щиты, просто спрятались среди народа. А Стражам, при всех их знаниях, не были известны имена всех родов, в которых сильные маги рождались так часто, что слабые среди них были уже нонсенсом. Кстати, семьи Веран из рода Сери так же относилась к последним.

Но четыреста лет спустя, произошло то, что вернуло мне надежду. Ложась спать, я почувствовал, как кто-то пытается взломать защиту на моем тайном кабинете. Сначала пришел страх — информация, которая там была, раскрыла бы очень многих магов, а мертвый король давно искал это помещение. Но, после проверки, я понял, что проникнуть в кабинет пытаются две девушки, по моей информации стопроцентно являвшиеся магами. И конечно, я их пустил, заодно замаскировав их колдовство. Я надеялся, что юные магнессы не пройдут мимо моего письма, но потом, когда ни одна из них ничего не стала предпринимать, моя надежда увяла.

Потом, случай повторился — уже троя, теперь три потомственных мага, решили зайти ко мне в гости. И, слава Духам и Богам, после проверки я понял, что забрали они не только мои фолианты (кстати, за них мне был сделан серьезный выговор, мертвый король почему-то посчитал, что я специально подсунул двум молодым волшебникам книги).

А дальше… дальше ты знаешь, что было. Ринлей интуитивно доверял мне, и мои слова о том, что текст писал именно я, заставил его поверить в твой рассказ.

Вот собственно и все.

— И что теперь будет? — поинтересовалась я.

— Что будет? Повальное обучение всего населения магии. Как только Город более-менее успокоится, пошлем гонцов к другим расам, думаю, они обрадуются и снова начнут с нами общаться. Тем более, что при отсутствии магии, жители города так и не утратили своего особенного для людей мировоззрения.

— Кстати, — подала голос мастер Ваирона, — сегодня Ринлей будет говорить речь народу в главном зале, и там тебя должны будут чествовать.

— Э? — только и смогла на это сказать я, — а можно без этого, — терпеть не могу быть в центре внимания.

— Можно, — по доброму усмехнулся мне наставник, — но подарок и кольцо — знак особого расположения у королевской династии ты все-таки получишь.

— Спасибо, мастер, — улыбнулась в ответ.

— Не мастер, а рей, в женском роде рейя, привыкай к новым обращениям, а нам надо идти.

Я смотрела, как маги, держась за руки, ушли куда-то по своим делам. Пора, конечно, идти домой, но у меня осталось еще одно дело.

Мне хотелось поговорить с мастером Лей… Ринлеем. Не знаю, о чем, но увидеть его я должна была.

* * *


Я уверенно шла по Замку, раскланиваясь встречающимися мне магами, и чувствовала себя, первый раз в жизни, как рыба в море. Теперь все было ПРАВИЛЬНО, так как должно быть. Не знаю, как я это понимала, может пресловутой интуицией, так развитой у магов, но мне было хорошо.

Я спросила, где можно найти Его Величество, в ответ мне сказали, что Пресветлый Рей Ринлей (в этот момент я мысленно хихикнула — называть темного пресветлым было, по меньшей мере, глупо) находится в своей кабинете и беседует рейем Орнетом. Потом последовал точный адрес этого самого кабинета.

Передо мной предстали до боли знакомые, обитые платиной двери. Приоткрытые. Я бесшумно подошла и заглянула в них — мало ли, может, я мешаю.

Кабинет изменился. Он как бы помолодел и утратил свой творческий бардак, превративший в чистое, аккуратно убранное помещение, где каждая вещь занимала определенное место. А еще, кабинет явно демонстрировал характер своего хозяина. Ночь. Истинная ничем не замутненная ночь. В это помещение не проникал свет (окна, обнаруженные после уборки, были завешены синими бархатными шторами), но несколько сотен свечей, горящих разноцветным бездымным пламенем, превращали комнату в отображение Звездного Зала.

Я так засмотрелась, что не сразу заметила двух людей сидящих, за хорошо освещенным выше упомянутыми свечами письменным столом. Мас… Рей Ринлей и дядя. Они разговаривали.

— … говоришь, лучше ввести для каждого возраста свое место обучения… — такой знакомый шелест переплетался с мягким баритоном Орнета:

— Да, ведь взрослые еще работают, да и у той же молодежи жизнь течет по-другому.

— Ну что ж, сделаем. За одно пусть выделят наиболее сильных магов, и приставят к личным наставникам, не хватало еще, чтобы кто-нибудь взрыв устроил, система-то четыреста лет не обновлялась, теперь её несколько недель восстанавливать.

— А слабые?

— А что слабые? На первое время, знаний даваемых школами хватит, а потом… библиотека открыта для всех, да и хорошо обученных магов у нас тоже немало, будет, у кого спросить. Кстати, ты себе-то наставника нашел? А то, целители рода Сери, мягко говоря, слабыми не были. Да и племянница твоя…

— А что племянница? Юриль еще учиться и учиться.

— Ну и что? Ребенок она сообразительный, сможет параллельно учиться…

Я отошла от двери. Ребенок. Он считает меня ребенком. Не знаю почему, но в душе стало как-то пусто. Как-то плохо. Странно. Мне же все равно. Он мой наставник, шестиста лет от роду, кем он еще может меня считать? Вдох. Выдох. Я быстрым шагом пошла к выходу. Надо отвлечься. Чем? Вспомнила! Когда-то дядя говорил, что за стенами, где он бывал, есть чудесное озеро, а я всегда хотела поплавать в настоящем озере, а не в большой пришкольной купальне (который держали специально для того, чтобы учить детей плавать). Пойти и выбить из головы этот момент. И радоваться — теперь целая жизнь впереди, и нет ей конца и края.




Эпилог


Любовь растет от ожидания долгого и быстро гаснет, быстро получив свое.

    

Менандр






Было раннее утро. Я проснулась, резко, будто выпрыгнув из сна. Просто поняла, что уже не сплю. Но сразу вставать не спешила — просто повернула голову и стала любоваться сквозь окно на лазурное небо. Чистое. Но ненадолго. Словно в такт моим мыслям, по небу проплыл дом нашего соседа — рейя Ториса гол Нит из рода Венот, великолепного, к слову, мага воздуха. Очень древнего и входящего в знаменитую тройку колдунов, которые первыми додумались вплавить заклинание левитации больших предметов в фундамент собственных домов. С тех пор и летает его особнячок по заданной траектории вокруг города.

Я села на кровати и потрясла головой, чтобы спутанные за ночь волосы хоть поверхностно приняли правильную форму. Дом рейя Ториса уже давно стал моим временным маячком — именно в тот момент, когда он пролетал мимо нас, мне нужно было вставать. Что я и сделала — вприпрыжку побежала в купальню, по дороге снимая со стула мантию и беря первое попавшееся платье из шкафа. Пациенты вряд ли ждать будут, да и Орнет тоже спать хочет — всю ночь в лазарете просидел.

Платье оказалось голубым с серебряными цветами и синим кружевом. Выходное короче. Ну ладно, под мантией не так видно, а больным глубоко начхать, что носит их целитель. Им главное, что мантия черного цвета, да с серебряными рунами — значит подмастерье, достигший того уровня мастерства, когда уже допускают к работе. Такую мантию за красивые глаза не получишь и видя её, люди (а так же эльфы, гномы, друиды…) были уверены, что маг если не поможет, то не навредит точно.

Я могла собой гордиться — мне её дали пять лет назад, ровно на совершеннолетие, хотя мало кто из молодых волшебников добивается её за самое минимальное время, ведь до пятидесяти лет (а именно с этого времени маг считается взрослым) её просто не дают по закону. Хоть гением будь, хоть головой об стенку бейся, но пока являешься ребенком, колдовать без присмотра не дадут.

Странно конечно, когда в пятьдесят пять лет тебя зовут молодежью. Да и не ожидала я, что стану магом Исцеляющей Тьмы (я, конечно, всегда трепетно относилась к Ночи, но то, что я — темная…), и буду работать на пару с дядей в одном из единичных[37 - Единичный — имеется в виду, что человек работает в своей собственной личной мастерской.] лазаретов. При том, что дядя будет не абы кем, а самым настоящим мастером Исцеления Всех Стихий и учителем средней руки к тому же.

Вообще, дядя, как говорил его наставник рей Кир, в обучении продвигался такими семимильными шагами, что у учителей глаза на лоб лезли. Всего за ОДИННАДЦАТЬ лет — к пятидесяти одному году, он достиг звания подмастерья. За шестнадцать прошел все уровни мастерства, и уже пять лет, является учителем среднего уровня. И это не предел! Через два года планирует стать единственным в Элес целителем наивысшего ранга, проскочив титул старшего.

И при этом у него хватало времени гонять меня. Эх! А когда-то некоторые одногруппники говорили мне, что им учиться на целителя было сложно. Попробовали бы побывать под начальством моего любимого дядюшки, сразу бы обучение медом показалось. От всех щедрот души гонял. Если бы не он, я бы сейчас только-только к званию подмастерья подбиралась. Ан, нет! Решил, раз уж представляем род знаменитых целителей, значит, будем соответствовать. Теперь, после его издевательств, я трехзначные числа в голове за секунды перемножать могу! Даже рецепт для тех, кто желает такое же умение иметь, разработала: выучить три языка, среди которые светло- и темноэльфийский. Плюс, зазубрить несколько талмудов по магии вообще и целительстве в частности. И пыточным столбом среди этого выделяются тома о растениях. Все эти inlides kortnles, sirtus vulgaris… и другие ужасы медицинского раздела алхимии.

Ну ладно, вернемся в реальность. Я заплела тугую косу — ни одного волоса не должно было выпасть. Потом для закрепления результата смазала их животным клеем[38 - Имеется в виду желатин.] и направилась в нашу мастерскую.

Лазарет находился там же где и всегда — в квартире Орнета, за исключением того, что теперь из жилых помещений осталась лишь лаборатория, да личный кабинет. Дядя же, женившись лет двенадцать назад на маме теперь жил с нами. О-о-о, что это была за любовная история! Писательницы дамских романов от зависти сдохнут!

Началось все с того, что однажды, обедая с моей семьей, Ната тихо заметила, что Орнет очень часто на маму как-то странно смотрит. А потом глубокомысленно (шепотом мне на ухо) добавила, что рейя Нианелия (так звали мою матушку) — женщина редкой красоты и в самом расцвете сил. Я минуту обмозговывала эту мысль, а когда поняла… дядя чуть не подавился едой от моего плотоядного взгляда.

План был разработан очень быстро.

Ната, тогда была свободна, как ветер (Надьян куда-то уехал, а кроме жениха удержать рейю Лет… нет, теперь уже года четыре, как Интореми, от её шуточек мог только он). И от скуки решила составить моей маме компанию в её делах (мама, как вышивала драгоценными металлами и камнями до восстановления Города, так занималась этим до сих пор). Так вот, во время посиделок моей матери было сказано (конечно, по секрету!), что многоуважаемый Орнет гол Летеш, как тоскливо все время на неё смотрит. Как будто на такое недостижимое и в тоже время близкое совершенство (именно так она сказала). Мама удивилась, а потом задумалась. Со временем, после нескольких таких разговоров разоткровенничалась и рассказала Натарине преинтереснейшую историю. Оказывается Орнет и мой отец — Эрьет, были близнецами. Не такими, как Летеши, а самыми настоящими — одинаковыми до цвета ресниц. Только в профессиях немного разнились: отец преподавал в школе природоведение, а дядя пошел в лекари. Часто Нианелия даже путала их, а уж если они присутствовали в одном месте оба… В общем, получилось так, что девушка полюбила одинаково обоих и не могла выбрать. Да и как выбирать, когда это фактически был один человек в двух телах! В конце концов, Нианелия плюнула и решила, что выйдет за того (а к семнадцати годам она уже имела предложения руки и сердца от обоих), кто раньше поздравит её с совершеннолетием.

… в семнадцать лет Орнет Веран ушел учиться в корпус, и имя жениха было предрешено.

После смерти Эрьета, Орнет стал больше, чем просто шурином, но, выбрав один раз и навсегда, Нианелия уже не задумывалась о повторном замужестве.

На этот рассказ, прямолинейная Ната резонно спросила, мол, значит Орнет моей маме нравиться? Матушка смутилась и быстро перевела разговор на другую тему.

С моей стороны требовалась обработка дяди. Она заключалась в том, что я рассказывала, как маме нравиться его пение, что она очень радуется, когда он заходит в гости, а так же в пространство тихо спросила, почему имея столько достоинств, Орнет до сих пор не женат. Дядя тогда сделал вид, что не услышал.

В общем, сводили — сводили, и досводились. В один прекрасный момент мама зашла ко мне в комнату (мы тогда с Натой разбирали текст в одной книге, которую та утащила у своего отца) и чуть смущенно сказала, что выходит за дядю замуж.

Радостно вопить мы благоразумно не стали.

Сейчас у меня подрастала младшая сестра десяти лет отроду. У неё даже жених есть. Которого я отвергла. Темный эльф. Он-то, кстати, и рассказал мне, откуда в нашей, на вид совсем человеческой, семье (теперь) аж два темных мага.

Но если по порядку, одиннадцать лет назад к нам в дом постучался эльф. Темный. Мы удивились — в Городе, конечно, было много различных рас, но близких знакомств, среди детей Ночи, у нас не было. Тот представился Лер'тьеном из Дома Лишт Эрхе и спросил, не здесь ли живут дети рода Ти'эш (в него входила моя мама), а когда ему ответили утвердительно, сказал, что у него к нам дело Крови.

Потом, за разговором, он обрисовал нам веселенькую ситуацию.

До свержения Ринлея род Ти'эш был совершенно нормальным темноэльфийским Домом, в котором не было ни капли человеческой крови. Но, как назло, во время бегства нелюдей из Города дочь Дома Нирисса не успела покинуть Элес и осталась там, выйдя замуж за человека и потом скончавшись от старости.

Так вот, Лер'тьен был женихом этой девушки. При том, поклявшийся на Крови. Тогда он был в отъезде и ничем по возвращении не мог помочь Нириссе, а теперь он обязан жениться на любой женщине носящей в себе кровь возлюбленной. Если он попытается жениться на ком-то другом, то умрет на месте. Правда было еще один выход — вырезать всех потомков рода Ти'эш, но вряд ли ему это позволят сделать.

В общем, мне было предложено выйти замуж за наследника одного из нехилых темноэльфийских Домов. Представители Дома были не против, так как, во-первых, я была темной, а во-вторых женщины-маги обладали такой странной особенностью, как полная неспособность передать свою кровь представителю расы с более сильными генами. Способности к чисто стихийной магии — с большим удовольствием, а физически никак. То есть, если, например, волшебница выйдет за эльфа, то, чтобы она ни делала, ребенок будет стопроцентно принадлежать расе перворожденных.

Сказать, что я прибалдела от такого предложения, значит, ничего не сказать. Тихим заплетающимся голосом попросила время подумать, на что меня успокоили тем, что спешить некуда, он лет двадцать подождет спокойно.

Мне хватило ночи.

Лер'тьен мне сразу понравился. Умные глаза хорошо сочетались в фигурой воинского телосложения и довольно красивой внешностью. Но. Было одно но. Что-то при мысли о замужестве не давало мне спокойно согласиться. Будто говорило: «не твое это». Какая-то пустота. Беспокойство. Почему? Отчего?

И грусть. Неимоверная грусть о чем-то несбывшемся.

Я отказалась. Лер'тьен на эти слова устало вздохнул и сказал, что тогда он обязан потребовать у меня клятву, что если не я, то моя дочь станет его женой. И я бы дала её, как эгоистично это ни звучало, но в этот момент домой пришел дядя и сообщил радостную весть, что у меня скоро будет сестра.

Вопрос оказался решен. Нилире росла довольно спокойным и в тоже время веселым ребенком, и с радостью общалась со своим будущим женихом, который на проверку полностью оправдал мои предположения. Умный, с хорошим чувством юмора и совершенно не темноэльфийским терпением. Одним словом, с Нилире они спелись, и думаю, в будущем у них проблем не будет.

Да и вообще многое случилось с тех пор, как свергли мертвого короля. Летеши оказались — известными боевыми магам — телепатами (что заставило беднягу Зана профессионально заняться воинским ремеслом). Так же стало известно, что их рода был целый небольшой замок, в котором семья сейчас и обитала.

Рина пошла в менестрели — работает теперь в Академии Искусств. Мать её профессии дочери не обрадовалась, но смирилась — Нарина с возрастом приобрела твердость духа и смогла настоять на своем.

А с Зайраном они разошлись — слишком разные были люди (а может, им просто надо до истинных чувств дорасти).

Тилор занялся артефактами, заодно женившись на своей коллеге. Теперь совмещает приятное с полезным — и по дереву режет и магию изучает.

Даже у Дика жизнь приобрела новые краски — он стал подмастерьем у одного мага — кузнеца, а заодно познакомился со своей эльфийской родней — теперь учит эльфиков (бедные их родители!) разным шалостям.

Только у меня осталось все по-прежнему.

Странно. Настроение было хорошим, но стоит что-то вспомнить, как сразу падает до ровно-депрессивного. Только со мной такое возможно. Эх!

* * *


В не самом хорошем настроении я добралась до лазарета. Но дядя так устал за ночь — пациент был очень тяжелым — что ничего не заметил, а просто кивнул мне, сдал смену и ушел в кабинет — спать (там специально для этого стояла кушетка).

Я работала — готовила недостающие зелья, принимала больных (вы даже не представляете, сколько травм получают маги), присматривала за теми, кто отлеживался после операций. Руки и разум все делали сами. Душа… не мое это время — день. А на Ночь уже не хватает сил. Какие прогулки, когда за день устаешь не столько из-за работы руками, сколько из-за магии. Дяде это легче дается, но и он бывает, выматывается до предела, как сейчас. Что же тогда говорить обо мне.

Но ведь хочется, так хочется снова выйти на прогулку. Да только для целителя слово «хочу» ничего не значит.

А еще я скучала. Скучала по Лейрону-Ринлею, тому, кто теперь недосягаем, как сердце мира. У него, наверное, очень много дел. Да и вряд ли король вспоминает о каком-то ребенке, даже если этот ребенок помог ему.

Говорят, с правителями Элес опять хочет породниться Владыка Алмазной Цепи. У него как раз три дочери на выданье. Мне Лер'тьен рассказал.

Где-то за полночь дядя наконец-то проснулся, а когда понял, сколько проспал, сделал мне выговор, что не разбудила. После отправил домой.

* * *


Я шла по темным улицам и смотрела на небо. Первый раз за последние двадцать лет! Сколько времени прошло! А я уже забыла насколько звездное небо прекрасно! А не свернуть ли мне в парк? Дядя останется в мастерской — пока больные не выздоровят, только там ночевать и будет. Мама уже спит. А я имею право на маленькое удовольствие. Даже настроение от предвкушения улучшилось!

Прошлась по таким знакомым улочкам. Тихо шелестят деревья, журчит декоративный фонтанчик. Здесь никто ни ходит — этот парк так далеко от наиболее шумной части Города, что здесь можно встретить разве, что темного эльфа. А два темных друг другу не помешают.

Я ходила по дорожкам и по зеленым насаждениям. Посидела на дереве и рядом с искусственным водопадом. Я не боялась. Я сейчас ничего не боялась. Даже тихого дыхания (во Тьме у меня развился невероятный слух!) где-то вдалеке.

Я сидела на скамейке и смотрела в небо. Ночное небо, что может быть прекраснее его! И вспоминала того, кто когда-то дал побыть мне немножко ближе к этой красоте. Как он сейчас? Счастлив ли? Согласился на предложенный эльфами брак?

Надо будет спросить его! Хотя нет, не надо. Эти слова не имеют смысла! Надо лишь поблагодарить его за то, что не дал тогда уйти во мрак и показал чудо! Я ведь так не сказала ему спасибо!

И сказать! Сказать! Что я его…

Тихое шуршание Сапогов. Я обернулась на звук…

Такие знакомые изумрудные глаза…

И голос, шелестящий во Тьме…

— Рейя, а вы знаете, где лучше всего смотреть на звезды?..


notes



Примечания





1


Вила (вийлы — мн. ч.) — уважительное обращение к старшей по возрасту женщине.




2


Третий месяц лета, Август.




3


Устаревшее обращение к девушке, используется обычно в высших кругах, но и среди простого народа встречается, хотя чаще произносится в шутку (у нас аналогично — барышня).




4


Устаревшее обращение к молодой девушке.




5


Не разбираясь в архитектуре, ученики целителей называли «стеклянными» коридоры, где вместо стен были колонны соединенные арками.




6


Регинт — в древности единая империя, в которую входил весь мир, и все расы, в результате феодальной раздробленности разделился на мелкие и не очень государства.




7


Высокие Духи и Боги. Боги заведуют природными явлениями, а Духи разумными расами. В результате: если нужен хороший урожай — обращайтесь к Богам, если нужна удача в каком-либо деле или решение (к примеру) семейной проблемы (допустим, ребенок заболел) — к Духам. И те и другие почитаются одинаково, но считается, что Боги живут на небесах, а Духи рядом — на земле. Поэтому, если вторых нужно только помянуть, то первых надо звать, долго и упорно, со специальными ритуалами.




8


Город делится на три части, по профессиям гильдий и достатке жителей. Верхняя часть принадлежит ювелирам, школам искусств и кондитерам — в общем, самое престижное и дорогое место, ну еще там можно встретить целителей, те без разбора селяться во всех частях. В любом случае, каждой частью управляет свой наместник, который собирает налоги и следит за порядком. К слову о достатке: в Городе полностью отсутствует бедность и преступные элементы. Последних нет отчасти и из-за Стражей.




9


Ниртт — общеизвестное оскорбление на эльфийском. Переводится как «Дура», только более презрительно и грубо.




10


Вита — весна, Нол — лето, Генда — осень, Ретор — зима. Названы в честь Богов, которые этим сезонам покровительствуют. А вообще: Вита — богиня жизни (главная богиня пантеона), Нол — бог плодородия, Генда — богиня дождей, Ретор — в широкой трактовке, бог охоты; в узкой — бог волков.




11


Если кто не знает: панцерштейхер и эсток одно и тоже оружие, но Юриль это просто неизвестно.




12


Считается, что жизни людей — это свечи, которые освещают чертоги богов. Они зажигаются в момент рождения и со смертью потухают, отмеряя своей длинной время жизни. Так же считается, что когда тело сжигают, свеча снова на миг загорается, и люди могут проститься с душой, перед уходом её на тот свет.




13


Место, куда отправляется душа после смерти.




14


Одежда целителей является дикой помесью мод и традиций различных народов, так как при её разработке преследовалась лишь одна цель: сделать её наиболее практичной и удобной. Например: в ней смешиваются дриадский и эльфийский виды застежек: у эльфов принята просто шнуровка, у дриад — застежки с помощью специальных крючков.




15


Зелья действуют на мышцы: дают возможность быстро добиваться нужных растяжек, а так же растят их массу; на легкие: помогают быстрее улучшить «дыхалку». Они разрешены, так как просто укоряют развитие тех возможностей, которых человек мог добиться и сам, при более длительных занятиях искусством боя. Но как говориться у каждого свой предел, а выше головы не прыгнешь: если не дано быть воином — зелья не помогут. На женщин они вообще не действуют.




16


Мужской эквивалент слова лайн, обращение к молодому человеку.




17


Драконовым огнем называют царскую водку. Кто не знает: смесь азотной и соляной кислоты, окисляет даже золото, хотя она (не считая платину) самый коррозийно-стойкий металл.




18


Лекарство для стимулирования работы сердца, изготовляется из плодов дерева, напоминающих кофе. Например, таким же содержанием кофеина.




19


Тонкая цепочка с нанизанным на нее кольцом, на котором выгравировано полное имя носящего его. Юноша заказывает пару для себя и своей девушки, когда хочет показать, что его намерения серьезны. При том заказываются три пары: медная, серебряная и золотая. Медные когда, хочет показать, что желает увидеть её в роли своей супруги. Серебряные, надевают после помолвки. Золотые после свадьбы. Тонкая цепочка символизирует хрупкость любви, которую молодые должны беречь и хранить, кольцо — крепость брака, в том случае, если супруги любят друг друга. Кстати, говорят, что при измене цепочка рвется, но достоверность этого высказывания не доказана.




20


Миирунг — самая большая и неприступная гора в мире.




21


Натарина со староимперского переводится, как Наделенная Мудростью.




22


Дурдом, короче.




23


Родовой меч куется с использованием крови родителя (при остужении металла несколько капель добавляется в воду) и дается потомственному воину в день совершеннолетия.




24


Изначально приставка «гол» была у всех фамилий, так как переводилось буквально, как «от» или «потомок» так, как фамилия — это имя родоначальника. Но потом приставку упразднили и стали использовать только у старейших, для официального приветствия.




25


По традиции староста старшего курса отвечает и за всех учеников.




26


Идиотизм, а так же кретинизм и даунизм — степени различной тяжести болезни олигофрении. Это не шутка.




27


Богов в том мире вообще уйма, даже для пищи — эту роль так же выполняет Нол.




28


Честно говоря, друиды — это дети дриад и людей. В древности существовал Орден, который проповедовал поклонение природе, и находился он рядом с дриадским так называемым Живым Лесом. В Орден входили только мужчины. А дриады, со своей стороны, оказались дамами влюбчивыми, и в скорее Орден превратился в народ полулюдей полудриад. Как размножались дриады до появления Ордена не известно, но то, что друид и дриада способны породить дриаду является фактом, так что друидов и дриад можно считать одним народом, за исключением того, что дриады способны сливаться с природой не только духовно и физически.




29


Кхарт — известное ругательство из темноэльфийского языка. Обозначает общую отрицательную оценку ситуации.




30


В лабораториях, в результате экспериментов, могут образовываться вредные пары, способные впитываться сквозь кожу, поэтому во время проведении долгосрочного опыта целитель пьет очень много жидкости смешанной со специальными зельями, выводящими вредные вещества из организма (здесь имеются в виду именно пары ядов).




31


Последняя Песня исполняется во время похорон, аналогично отпеванию в храме. Её исполняют на поминках, если человека не удалось достойно похоронить.




32


Лайнори — вежливое обращение к молодым людям разного пола.




33


Пассионарий — этот термин придумал историк Лев Гумилев. Пассионарии — люди, в следствии мутации (пассионарного толчка), обладающие повышенной тягой к действиям.




34


Комната мертвых — аналогично моргу.




35


Когда Бог сделает кому-то дар, в ответ принято его благодарить. Самым большим даром считается посвящение собственного ребенка самому Богу. Если Бог принимает дитя, то ребенок становиться его подопечным, а так же позволяет Богу видеть мир «изнутри». Боги обычно очень скучают, поэтому возможность принимать участие в жизни земного существа для них удовольствие и развлечение. Бог может и не принять дитя, если у него уже есть подопечный, или ребенок не подходит (пример: на фига Богу Охоты подопечный, который всю жизнь будет заниматься рисованием?).




36


У Мира есть две силы: Свет и Тьма. Боги же всего лишь надзиратели, созданные этими первоосновами для охраны равновесия в мире.




37


Единичный — имеется в виду, что человек работает в своей собственной личной мастерской.




38


Имеется в виду желатин.