«Скрипач» на крыше Андрей Демченко «Скрипач» на крыше #1 У него были чужие руки. Руки прирожденного музыканта… У него был верный глаз. Глаз прирожденного снайпера… И когда талант музыканта стал не нужен уже никому, нашлось применение для второго таланта. Таланта киллера. Нашлись и учителя, которые довели его искусство до совершенства, и заказчики, которые платили за заказные убийства большие деньги. Так было, пока однажды ему не заказали человека, которого он не мог убить… Заказали его самого… АНДРЕЙ ДЕМЧЕНКО "СКРИПАЧ" НА КРЫШЕ Роман создан на документальной основе; все имена собственные изменены, любые совпадения являются случайными Милый мальчик, как ты весел, как светла твоя улыбка… Не проси об этом счастье, отравляющем миры: Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка, Что такое темный ужас начинателя игры. Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки, Для того исчез навеки безмятежный свет очей: Духи ада любят слушать эти царственные звуки, Бродят бешеные волки по дороге скрипачей…      Николай Гумилев ПУЛЯ В ВИСОК «Хороша ты, житуха блатная, но, как зимний денек, коротка…» Вору в законе по кличке Золотой, казалось, удалось оспорить актуальность этих сентиментальных строчек. Коронован он был в одной из ИТК неподалеку от Красноярска вот уже десять лет назад и до сих пор жил и здравствовал. На его жизнь, правда, уже не раз покушались, но попытки оказывались неудачными: создавалось впечатление, что Золотого хранит некая таинственная сила. Один раз в машину авторитета заложили взрывное устройство, мощности которого хватило бы для уничтожения целого коттеджа, но оно не сработало… Через год после этого, когда Золотой, накурившись шмали, додумался отпустить охрану и вошел в подъезд своего дома один, киллер пытался выстрелить в него почти в упор, но пистолет заклинило. Золотому повезло куда больше: мгновенно выхватив свой верный «бульдог», он хладнокровно всадил в злополучного убийцу весь барабан. — Эх, сколько раз я братанам говорил: никогда не берите на дело автоматические волыны, — как ни в чем не бывало поделился Золотой с опером, когда его везли на Петровку, — клинят они только так. Застрянет патрон — и кранты, волына годится только на то, чтобы орехи колоть. А вот револьвер — это пушка козырная. Если осечка, то нажмешь еще раз, барабан повернется, и следующая пуля уже не подведет… — А это уж кому по судьбе как положено… — пробурчал себе под нос опер, невольно потрогав кобуру, где мирно дремал заслуженный табельный «макарыч». — Это верно. Кому — книга «Тихий Дон», кому — штопаный гондон, — изрек Золотой, большой знаток блатных пословиц и поговорок. В тот раз Золотому не могли инкриминировать даже превышение пределов необходимой самообороны, и в камеру вор зачалился только за незаконное ношение оружия. Правда, через несколько дней Золотой, пользуясь помощью своих влиятельных покровителей, снова оказался на свободе. С тех пор прошло уже четыре года; покушений на авторитета больше не было… В тот душный июльский вечер Золотой отмечал свой день рождения в итальянском ресторане «Пальяччо», неподалеку от Садового кольца. Шумных застолий вор не любил; в отдельном кабинете за уставленным деликатесами столом на удобных кожаных креслах вместе с ним сидели еще только два авторитета и три роскошные бандитские куколки. Девицы были увешаны тяжелым золотом, тускло мерцавшим в свете хрустальной люстры — даже на щиколотках у каждой было по цепочке. Сам же авторитет, отнюдь не оправдывая свою кликуху, к золоту был вполне равнодушен. Погоняло, столь звучное и красивое, он в свое время получил за успехи в воровском деле. Когда-то Золотой был высококлассным медвежатником, с сейфами вел закадычную дружбу, и они гостеприимно распахивали перед ним свои толстенные дверцы, но теперь, обеспечивая со своей командой мощную «крышу» для многих бизнесменов, он «соскочил с масти»: зачем все время ходить под статьей, когда можно наживать деньги и без этого. Золотой, хоть ему исполнилось пятьдесят девять, девочек фартовых любил очень, особенно совсем молоденьких, и ни одной возможности позабавиться с ними-не упускал. Уважал и группешник. Вот и этих трех шикарных девиц кореши привели ему в подарок. — Да они ж меня, старика, на куски разорвут! — весело постреливая на красоток сладкими хмельными глазами, сказал Золотой. — Ну уж и старик… — поспешно и предупредительно мурлыкнула одна из девиц, Рита, — вы мужчина в самом соку, вы и пацанам фору дадите! Вечеринка близилась к концу; вилки совершали свой путь от блюд к тарелкам гораздо медленнее, чем вначале, отяжелевшие языки ворочались все труднее. — Ну, пора и на воздух, — произнес наконец Золотой, — надоел уже этот кондишен… До костей пробирает, как в январе на лесоповале. У выхода из ресторана уже стояла охрана авторитета: шестеро крупных парней весьма устрашающего вида — уши и носы переломаны, срослись грубо, кисти рук широкие, будто лопаты. Увидев выходящего хозяина, шестеро тут же окружили его живым забором — хоть из «калаша» пали, Золотого не достанешь. Со стороны парковки мягко прошелестел шинами черный «шестисотый». Золотой в плотном кольце успел сделать к машине всего два или три шага, как вдруг… Звук был странным — словно молотком по тугому кочану капусты шмякнули. Колени авторитета подогнулись, и он мешком упал на руки телохранителей. Дико завизжала Рита, две другие девицы будто окаменели на месте. Четверо охранников метнулись по сторонам, как звери, шаря глазами вокруг, один принялся лихорадочно набирать «03» на трубке мобильника, а другой, опустившись на корточки возле Золотого, пытался сделать ему массаж сердца… Между тем это вовсе не имело смысла: в виске авторитета чернела аккуратная дырочка диаметром никак не более сантиметра, из которой вытекло всего несколько капель крови. Никаких признаков жизни Золотой не подавал. — Снайпер, сука… — бросил сквозь зубы один из охранников, — с крыши, а может, из окна. — И еще какой снайпер, — отозвался его коллега, — ты только посмотри, вокруг метров на триста стрелять неоткуда… Вон они где, дома-то. Врачи «скорой», подъехавшей почему-то необыкновенно быстро, констатировали смерть. ПЕРЕД БОЕМ Телефон сотовой связи, принадлежавший частному детективу Павлу Воронову, зазвенел в ужасно неудобный момент: его «Мерседес-190», взревев своим двухлитровым движком, вышел на обгон какой-то не в меру наглой «восьмерки». По Минскому шоссе, слава Богу, можно ехать быстро, а «восьмерка» плелась по левому ряду всего-то не более сотни километров в час. И как раз в тот момент, когда Павел бросил машину на встречную полосу — благо впереди было пусто, — резко запиликал мобильник. Между тем водитель «восьмерки» решил не ударить лицом в грязь и явно утопил педаль газа до полика. Если бы не звонок, Павел сделал бы его как стоячего, а тут… Чертыхнувшись, Павел вернул «мерседес» обратно на полосу и, прижав мобильник плечом, сбавил ход. — Паша, ты что не отвечаешь, уснул? — зазвучал в трубке знакомый басок. Воронов тут же узнал Вадима Дугина — старшего следователя с Петровки, вместе с которым он провел уже не одно удачное расследование. Когда Дугина заваливали делами, он с удо-i вольствием передавал Воронову какое-нибудь из них, чаще всего самое запутанное: прекрасно знал, что Павел обожает именно такие дела. Естественно, сначала надо было договориться об оплате, поэтому Дугин выбирал такие дела, где клиенты были платежеспособны. Убьют, скажем, нового русского, дело грозит стать «висяком», тут Дугин звонит родственникам убитого — мол, не возражаете, если мне поможет частный детектив? Надо сказать, что Павел Воронов, профессионал высокого класса, до сих пор оправдывал надежды — и родственников потерпевших, и самого Дугина. — Вот ты всегда не вовремя звонишь, — буркнул Павел, перестраиваясь правее, — я сейчас на трассе, и из-за тебя меня «жигуленок» сделал! — Ничего, переживешь, все бы тебе понты кидать, — хмыкнул Вадим, — я гляжу, быстро ты забыл, как сам на «жигуленке» ездил. Давно ли, Паша? — Да ну тебя… Давай короче, ведь знаешь, сколько болтовня по мобильнику стоит. — Помнишь, я тебе говорил про снайпера? Ну, почерк у него свой, очень определенный? Так вот, Паша, надоел он нам: сегодня — пятый труп. — Кто? — Золотой… — Да ты что? — Павел понял, что придется зарулить к обочине и остановиться. — Неужели все-таки и этого достали? — Да вот достали. — А у тебя, как всегда, запарка, верно? — Угадал. — Ладно, я тебя понял. Только… — Да знаю я, что ты скажешь. Искать киллера — дело гиблое, почти никогда не выгорает, к тому же ты хочешь узнать, кто тебе заплатит, так? — Ну, так. А что тут… — Ничего, все нормально. Платить есть кому — перед Золотым этот снайпер двух банкиров грохнул. — Понял. — Вот и давай. Ты сейчас домой? — Заедешь? — Через пару часиков буду у тебя… Отключив мобильник, Павел не торопился ехать. Приоткрыв окошко, закурил. Он с огромным удовольствием почувствовал знакомую чуть уловимую дрожь в коленях… Так у него было всегда перед новым расследованием. Как перед дракой. А лучше сказать, перед боем. СКРИПКА И ВИНТОВКА Какой образ возникает в нашем сознании при слове «скрипач»? Ну конечно — высокий худой мужчина с красивыми, изящными чертами лица, с гривой густых черных волос, с тонкими нервными пальцами. Его глаза — большие, темно-карие — должны гореть высоким пламенем святого искусства, а губы… Нет, искусанные до крови губы — это уже, извините, несколько пошловато. Надо отметить, что Сергей Владимирович Зимин, хоть и был хорошим, даже очень хорошим скрипачом, в такой образ отнюдь не вписывался. С его внешностью ему бы скорее пристало быть этаким тенором-душкой из русского хора, с голосом лирическим, нежным, за версту отдающим ароматами кондитерской. Сергей, которому недавно исполнилось тридцать девять, был невысок ростом, лицом и телом довольно округл, волосы имел мягкие, светлые, и они с каждым годом редели. Глаза у Зимина были ясные, серо-голубые, а физиономия вообще — незамысловатая и часто улыбчивая. Улыбка у Сергея подкупала своей беззащитностью и детскостью; когда от его ласковых глазок по сторонам разбегались лучики-морщинки, а рот разъезжался по сторонам — как-то смущенно и совсем не демонстративно, людям становилось ясно: на злое дело такой человек не способен. Сергей был одинок. Родители умерли, а с женой, эффектной брюнеткой Анной, он развелся еще пять лет назад. При советской власти в семье был достаток: Сергей, работавший в известном симфоническом оркестре, несколько раз в год выезжал на гастроли за границу. Поскольку к своей внешности Зимин относился безразлично (джинсы да пуловер, летом — майки), то за рубежом он делал покупки исключительно для Анны, а потом еще и для дочки Юлечки. Анна шиковала дорогими шубами, европейским золотом — не красноватым, как у нас, а желтым, изысканным… А потом, после известных событий в начале девяностых, оркестр развалился и оказалось, что в новой, «демократической» России хорошие скрипачи никому и на фиг не нужны, как, впрочем, и представители многих других прежде уважаемых профессий. Сергей «бомбил» на своей «девятке», которая, как назло, начала ломаться минимум раз в неделю, а на вырученные деньги кормил и одевал жену, дочку, огромного мастифа, приобретенного еще в лучшие времена, и — в последнюю очередь — себя. Кого только возить не приходилось — и пьяных, и обкуренных, и проституток… Один раз два пацана, севших сзади, видно, решили завладеть «девяткой»: внезапно тот, кто сидел за спиной Сергея, накинул ему на шею удавку. В ту минуту Зимин повел себя чисто по-мужски, круто, чего парни никак не могли ожидать от добродушного толстячка: он бросил «девятку» на встречную полосу и полетел вперед между разлетавшимися в разные стороны автомобилями. Пацаны, до смерти напуганные этими действиями русского камикадзе, удавку убрали, взмолились о пощаде — и, когда Зимин остановил машину, выскочили из нее как ошпаренные и понеслись по улице. Догонять Зимин не стал — ни к чему было, — да в общем-то вряд ли и догнал бы. Испытания бедностью Анна не выдерживала: все чаще нервничала, становилась желчной, язвительной. Теперь ее шубы были уже не модными, а приходилось ходить в них: других не предвиделось. Она не могла позволить себе отдохнуть даже в Анталии, не говоря уже об Испании или тем более Мальдивах или Сейшелах. А тут еще, как назло, ее лучшая подруга Катя вышла замуж за нового русского и получила в качестве свадебного подарка новенькую «хонду». Этого Анна не перенесла… Диалог у них с Сергеем состоялся следующий. — Вот что, муженек, — по совково-коммунальному уперевши руки в бока, заявила Анна, — бабок ты не зарабатываешь, семью содержать не можешь… Отваливай-ка ты на свою квартиру, да побыстрее… Не фига тебе в моей делать. — Катины лавры покоя не дают? — не сдержался Сергей. — Ты думаешь, если меня выгонишь, сразу разбогатеешь, что ли? К тебе сразу десять новых русских посватаются? Или американский миллиардер? — Собирай вещи, — ледяным тоном ответила Анна, — вот если устроишься на нормальную работу, станешь зарабатывать, короче, поднимешься, тогда я тебя, может быть, и приму назад. Может быть… А пока что ты для меня (эту фразу Сергей потом даже занес в записную книжку, так она была сильна) — просто толстое лысое НИЧТО! — Этому не бывать! — У Сергея от злой обиды даже в глазах потемнело. — После того, что ты сейчас сделала, — если я и «поднимусь», то назад не вернусь уже никогда. Никогда, слышишь!? — Ой-ой-ой… Какая сцена! Какой надрыв! — с ехидной улыбкой запела Анна. — Только не надо, не надо этого театра… Тоже мне, Паганини. Сложная штука — человеческое восприятие. Если бы Сергея сравнил с великим Паганини, скажем, дирижер, то скрипач был бы на седьмом небе от счастья, а в данном случае… Сергей сделал то, о чем не раз вспоминал, морщась при этом: он банально схватил хрустальную вазу и хрестоматийно грохнул ее об пол. Эффект вышел любопытный, совсем не драматичный: ваза не разбилась, а, отскочив от толстого паласа, запрыгала по комнате, как жаба, под жуткий аккомпанемент, состоявший из безумного хохота Анны и лая мастифа. С тех пор Сергей жил один, в однокомнатной квартире, доставшейся ему по наследству от родителей. Юля осталась с матерью; забрала Анна и мастифа, который через три месяца подох — может, от тоски по хозяину, может, от плохого питания. Чтобы заработать на жизнь, Зимин играл и в ресторане, пока его не выжил синтезатор, и на свадьбах… За вечер платили по-разному: когда сто долларов, а когда и сто рублей. Сергей не гнушался никакими суммами: ведь все равно по-другому зарабатывать деньги он не умел. «Бомбить» не хотелось, потому что машина уже была одной ногой… вернее, одним колесом на свалке. О женщинах Сергей временно позабыл: слишком сильна была травма, нанесенная бывшей супругой. Как-то летом, за полтора года до описанных в самом начале повествования событий, Зимин получил уникальное предложение: играть на юбилее крупного бизнесмена. Юбиляр заказывал цыган, но их скрипач, Гриша, внезапно свалился с жуткой ангиной. — Сыграй, брат, что тебе стоит, — попросил он Зимина, — у меня тридцать девять, все горло в пробках… Сыграй, заработаешь хорошо! Поскольку сыграть «Очи черные» или песенку про шмеля из фильма «Жестокий романс» для Зимина было не сложнее, чем выпить кружечку пива, а заплатить пообещали двести долларов за вечер, Сергей сразу же согласился. Банкет на роскошной вилле подходил к концу… Все уже было — и девка голая из торта выскакивала, и дрессировщица с пантерой выступала, и какой-то чудак на букву «м» с лоджии из пистолета по воронам палил. Гости, однако, разъезжаться вовсе не собирались; предложили переночевать и Зимину, чтобы на следующий день он продолжил, как выразился хозяин, «лабать для души». Утром, после завтрака, компания решила развлечься стрельбой из пневматической винтовки — недавнего приобретения юбиляра. Оказалось, что винтовка стоит шестьсот долларов, она просто уникальная, немецкого производства, с оптическим прицелом, а начальная скорость пули аж четыреста метров в секунду, прямо как у «мелкашки». — Со ста метров — хоть зайца, хоть лису навылет! — гордо заявил хозяин. Вышли за ворота, в березовый лесок, повесили на дерево бумажную мишень… Зимин, стоявший неподалеку, довольно безразлично наблюдал за стрельбой: она его никогда особенно не интересовала. В детстве, когда по воскресеньям гулял с отцом в парке, он несколько раз стрелял в тире по бегущим уточкам, вот и все. Стреляли гости, как понял даже Сергей, вполне безобразно: не то что в «яблочко», а частенько и в самую мишень не попадали. Какая-то девушка умудрилась не попасть даже в дерево, на котором висела мишень… Может, поэтому, а может, из-за тяжкого похмелья пыл гостей быстро угас. Скоро в лесу осталось лишь несколько людей: остальные вернулись за ворота. — Кто еще не стрелял? Кажется, вы? — Пышная блондинка средних лет протянула Сергею «духовушку». — Хотите попробовать? Пожав плечами и улыбнувшись, Зимин все же принял из рук женщины винтовку — и невольно удивился: до чего же приятно было его пальцам касаться полированного ложа красного дерева… Винтовка оказалась неожиданно тяжелой — Сергей поднял ее к плечу с некоторым усилием. — Из «оптики» так не стреляют, — заметил стоявший рядом коренастый седой мужчина лет около шестидесяти пяти на вид, — надо с упора, а вы винтовку берете… — Он помолчал, ища сравнение, потом, улыбнувшись, воскликнул: — Как скрипку! Ну точно, как скрипку. Бережно, осторожно… Сергей и сам не понял, почему от этой параллели — забавной, но весьма тонкой и точной — у него по коже прошел холодок… Щека мягко легла на приклад — в прицеле заплясала мишень. — Говорю, с упора надо, — опять вмешался Седой, — вот хоть с колена… Ложиться-то сыро — роса… Смотрите, я вам покажу, как с колена целиться надо. Поймав в перекрестье прицела черный круг — «яблочко», — Сергей нажал на спусковой крючок. Прицелился опять… Выстрел. Потом еще и еще. Когда кончилась обойма — там оставалось пять пулек, — Седой быстрыми шагами пошел к мишени; Сергей почему-то последовал за ним, хотя результаты стрельбы его почти не волновали. — А что? Неплохо, неплохо, — тихо и от чего-то немного нахмурясь, проговорил Седой, рассматривая мишень, — четыре десятки, одна девятка… Главное, кучность есть — все пули в районе пяти часов легли. — Пяти часов? — переспросил Сергей. — Если рассматривать мишень как циферблат, — пояснил Седой, — так и выйдет. — А сколько же тут метров будет? — спросила блондинка. — Около двадцати, я думаю… — ответил Зимин. — Раньше часто стреляли? — спросил его Седой. — Да почти вообще не стрелял, — улыбнулся Сергей. — А что, неужели и впрямь не плохо? — Пока не знаю… — пожал плечами новый знакомый, — попробуйте-ка еще разок. И давайте всю обойму, все десять: мне так понятнее будет. На этот раз шесть пуль легли в самое «яблочко», четыре — в девятку. — Это что же, Сан Саныч? — спросила блондинка у Седого. — Как это в принципе может быть? Я третий год из вашего тира не вылезаю, а такое мне и не снилось! — Ну, милая, — улыбнулся в ответ Седой, — такое вообще немногим людям снится. — Он повернулся к Сергею: — Ну что вам сказать, молодой человек? Данные у вас приличные, их, как говорится, в землю зарывать нельзя. Не хотите позаниматься стрельбой всерьез? — А где, у кого? — спросил Зимин. — В тире, у меня. Я когда-то был мастером спорта международного класса, потом тренером. Четырех олимпийских чемпионов подготовил… Кое-что помню. — Почему бы нет? — сказал Сергей, вспомнив свои тоскливые зимние вечера перед телевизором. — Значит, договорились… Завтра сможете? Жду. — И Седой назвал адрес тира. НАЙТИ ПРОФЕССИОНАЛА На следующий после убийства Золотого вечер в самом центре Москвы состоялись две короткие, но заслуживающие внимания беседы. Первая — в салоне шикарного «шевроле». — Ну, что будем делать? — спросил, плюхаясь на обтянутое вишневой кожей кресло, Виктор Игренев, он же авторитет преступного мира по кличке Молот, — мужчина в годах, кряжистый, ростом под два метра, весом далеко за центнер, в прошлом — борец-классик. Игренев имел огромную бригаду, великолепно «разруливал по понятиям» разборки, между тем по фене почти не говорил, блатной романтики был чужд, потому что ни разу в жизни не сидел в зоне. — Пока не знаю, — ответил сидевший за рулем Андрей Дьяков, он же Итальянец, — мужчина средних лет и, среднего сложения, руки которого от локтей и до кончиков пальцев были синими от наколок. В лагерях он провел без малого половину своей жизни. Коронован Дьяков был лишь недавно, но в блатной табели о рангах уже занимал положение не ниже Молота — за счет дерзости и бесшабашности. Все знали, с какой скоростью вылетает из-за пояса его брюк «беретта», а самое главное, знали, что если Итальянец достает пистолет, то обязательно стреляет. — Пока не знаю, — повторил Итальянец, — но за Золотого они мне ответят, сука буду. — Если бы еще знать, кто эти «они»… — проворчал Молот, — у меня и догадок никаких. — Киллера надо найти. Через него и на заказчика выйдем… — Да это понятно. Твои ничего пока не нарыли? — Киллер — профи. Ты представляешь себе его уровень, если он с полукилометра в висок пулю сажает? Там ближе домов нету… И сажает он одну пулю, понимаешь? Одну… Ему даже контрольный выстрел делать впадлу — он знает, что попал. Такие, как он, все наперечет, понимаешь? Я сам их знаю, может, двоих или троих… Тех же, которых знаешь и ты. Но в том-то и загвоздка, что никто из профессионалов не засветился! — Погоди-ка… Ну вот, скажем, в последний раз, когда Золотого… Фу ты, даже не верится. — Молот перекрестился на крошечную автомобильную иконку Казанской Божьей Матери. — Вот когда Золотого грохнули, какие у них отмазки имеются? Богдан, скажем, где был? — Богдан был на курорте… В Испании, с бабой своей. Точно, — добавил Итальянец, встретив настороженный взгляд Молота, — проверяли… — А Мальчик? — Мальчик на больничке, у лепил… Камни в почках, операцию сделали. Он со шконки встать не может, вот и все. — Значит… — Молот вздохнул, замолчал. — Значит, откуда-то появился еще один профи, — продолжил за него Итальянец, — которого мы никак не вычислим. Замотаемся пыль глотать… А пока что… По сторонам смотреть надо. Вчера — Золотого, а завтра, глядишь, меня или тебя. — Кто тебя только за язык тянет! — Молот опять перекрестился. — Мне-то ведь не за себя страшно, Андрюша… Мне — за сына, а теперь вот еще и за внука. Ну да ладно, что это я, старик, сопли распустил. Ведь если тебе судьба — так и от куска колбасы подохнешь, а нет — так и самый лучший киллер не достанет. — Это верно. — Итальянец достал из порт сигара нечто напоминающее «беломорину». — Будешь? — Да не люблю я шмаль! Это вы, молодежь, — только бы обкуриться… Значит, продолжаем, как начали: твои вокзалы чешут, гостиницы, мои — аэропорты и малины. — Тики-так… * * * Вторая беседа состоялась в квартире Вадима Дугина. Друзья — Воронов и Дугин — частенько встречались семьями. Сыщики старались не говорить о работе; их жены, однако, то и дело приставали с вопросами. Вот и на этот раз Алла, жена Вадима, разливая по чашкам кофе, спросила: — Я вот о чем, раз мы про киллеров… Не дает мне покоя одна фраза, которую сто раз в газетах видела: «Оружие в лучших традициях киллеров оставлено возле трупа…» Почему они оружие-то всегда оставляют, вот не пойму! Это же улика… — Потому и оставляют, что улика… — улыбнулся Павел Воронов. — То есть? — сдвинула брови его жена Настя. — Если у тебя пистолет или винтовку найдут, тут тебе и крышка, — пробасил Дугин, закончив телефонный разговор и положив трубку, — а вот оставишь ты ее — пусть попробуют доказать, что это именно ты из нее стрелял… — Ну а почему бы ему оружие, скажем, в речку не выкинуть? — спросила Алла. — Хорошо бы, конечно, так сделать, — сказал Павел, — но ведь сначала надо с пистолетом из подъезда выйти… С винтовкой с крыши спуститься, если это, к примеру, снайпер, из дома выйти, до речки дойти… Ведь оружие-то при нем будет! Вот киллер и оставляет оружие — в подъезде, скажем, или на крыше, а сам идет себе спокойненько. Никто его не остановит, а если и остановят — доказательств-то нет! — Вот потому-то заказные убийства и не раскрываются, да? — по-детски широко раскрыла глаза Настя. — В частности поэтому. Взорвался человек в машине — все разнесено, все сгорело… Какие там улики? Или киллер с крыши… Кстати, — повернулся Павел к Вадиму, — не удалось установить, откуда он стрелял? — Почему не удалось… Очень даже. Как раз только что мне позвонили. — Винтовка там? — Там. — И ты еще полчаса молчал! Ты в своем репертуаре, Куинбус-Флестрин, он же Человек-Гора… — Между прочим, я на десять кило похудел. Способ простой — не надо кушать после шести вечера. А что касается дела, то стреляли из дома номер восемь, из чердачного окна. — Подожди… — С лица Воронова исчезла улыбка. — Это где магазин спортивной одежды, что ли? — Именно. — Но расстояние-то! Расстояние! Сколько метров? Небось под четыреста? — Измеряли… Четыреста пятьдесят три. — Ну, это маэстро… — Воронов достал сигарету, закурил, помолчал немного. — Значит, я уже могу сказать, что винтовка — не «ВСС». — Понятно, что не «ВСС». — Неужели «СВД»? Да разве… — Да ну вас к чертям! — внезапно вспылила Алла. — Я же все-таки здесь… Вы как будто на китайском разговариваете! — Ну, не сердись, — мягко проворчал Дугин, — я могу объяснить, но думал, что женщинам это совсем неинтересно. — Да как жеГне интересно? Разве о таком где-нибудь прочтешь? — поддержала жену Дугина Настя. — «ВСС» и «СВД», — начал Вадим, — это снайперские винтовки с оптическим прицелом, они стоят на вооружении у нас в армии и в спецподразделениях. «ВСС» — бесшумная винтовка; это плюс, но прицельная дальность у нее небольшая… В частности, из-за того, что ствол коротковат. Считается, что снайпер должен из нее попадать в голову на расстоянии до ста метров, в тело — до трехсот. А «СВД» — дело другое, из нее в голову до трехсот метров бьют, а по корпусу — до шестисот. — С трехсот метров в голову… — задумалась Алла. — Неужели можно попасть? Помнишь, Вадик, ты меня как-то в тир брал, так я там с пятидесяти уже ничего не могла разглядеть… — Как видите, Аллочка, — вмешался Павел, — вора по кличке Золотой убили в голову даже не с трехсот метров, а с гораздо большего расстояния. Вы, ради Бога, не обижайтесь, но сравнивать вас, как и любого обычного человека, со снайпером — примерно как власть армейского сержанта с властью президента. Так что же, Вадик, — обратился он к коллеге, — неужели «СВД»? — Винтовка без опознавательных знаков… Чем-то напоминает немецкую «маузер СП-66», но не она. С глушителем. Калибр — девятка. Ребята сказали — ох как хороша, зараза… Даже подушечка под щеку — из натуральной кожи. — Что насчет алиби Богданова и Гриценко? — Алиби есть. И у Богдана, и у Мальчика… — Так кто же это, черт побери? — Хороший вопрос, Паша. Это прежде всего специалист высокого класса. Очень высокого. Такой специалист, что и Богдан, и Мальчик просто отдыхают. Курят в сторонке. А ведь они профессионалы… — Как карты раскинем? — Я по спецподразделениям пройдусь, — сказал Дугин, — а также своих старых знакомых, уголовничков из глубинки, пощупаю. Может, он откуда-нибудь из тайги, охотник… Соболя и белку в глаз бьют, сам знаешь. А ты, Паша, попробуй среди московских братанов пошерстить и вообще в окружении убитых покопаться… Хоть бы какую ниточку найти. — Договорились. ИНТЕРЕСНОЕ ДЕЛО Тир, в который пригласил Сергея его новый знакомый Александр Александрович (тогда, еще на вилле, он попросил называть его просто Сан Санычем), находился на самой окраине Москвы. — Раньше он ДОСААФу принадлежал, — сообщил Сан Саныч, встретивший Зимина у входа, — а теперь тут чистая коммерция. Оружие разное есть — от мелкокалиберного пистолета Марголина до настоящей снайперской винтовки. Я смотрю, конечно, кому что можно давать… Если нет у человека способностей — пусть из «духовушки» плюется. А так вообще — дело хорошее. Заплатил — стреляй сколько хочешь, хоть целый день. И клиенту приятно, и нам. — Нам — это вам и кому еще? — Вообще-то я этот тир один держу, просто есть и еще люди… Как бы на подхвате. — А дорого стрельба стоит? — Для тебя — ничего. — Как так? — Да очень просто. Пойдем, посмотришь, что к чему, а про деньги потом объясню. Войдя в подвальное помещение, где располагался тир, Сергей даже присвистнул: такого оборудования он не видел и в американских боевиках. Вдали чернели мишени в форме человеческих фигур с четко прорисованными белой краской жизненно важными органами — мозгом и сердцем, а также разветвлениями главных кровеносных сосудов. На каждой огневой позиции под рукой кнопка для вызова мишени: нажал — и фигура быстро подъезжает к тебе, можно посмотреть, куда попал. Наушники — шикарные, покрытые черной замшей. Сергей почувствовал, что ему жутко интересно заняться новым для него делом. — Вот это да… — покачал головой Зимин, — могу представить, сколько все это стоит. Что ж тут у вас за спонсоры такие? Миллионеры? — Да нету спонсоров, — улыбнулся Сан Саныч, — все это на деньги самих клиентов оборудовано. Вот возьми, к примеру, пистолет Макарова — выстрел стоит один доллар. Сто раз пальнет клиент — сто долларов у меня в кармане. Вот и прикинь, сколько тут заработать можно. Ну да ладно, давай-ка чайку попьем… Или, может, ты кофе будешь? — Я бы пивка… У меня с собой пара бутылочек. «Балтику» уважаете? — А вот это — ни в коем случае! — Сан Саныч погрозил пальцем. — Об этом забудь. И о «Балтике», и даже о «Гиннессе», не говоря уже о чем покрепче. Не то что в день стрельбы, а и за день перед этим пить нельзя: руки дрожать будут. Когда Сан Саныч разлил по кружкам чай, Сергей задал все еще мучивший его вопрос: — Так как же насчет оплаты? — Да не волнуйся… — Сделав несколько глотков, Сан Саныч закурил. — Я тебе сейчас все объясню. Вот взять, к примеру, тебя: ты скрипач, профессионал. Допустим, ты в компании окажешься и там какой-нибудь пацан вдруг на скрипке заиграет так, что тебе станет ясно — перед тобой будущий Паганини… Аж мороз по коже тебя продерет! Но денег на занятия у этого пацана нет. Вот скажи: будешь ты с ним бесплатно заниматься, просто Так, из любви к искусству? — Конечно, буду. Тут и вопроса нет. — Вот видишь! А почему же ты думаешь, что я не могу свое дело так же любить, как ты — свое? Да, может, я такого способного, как ты, много лет не встречал… А деньги на боеприпасы — это вообще не проблема. Из нашего бюджета выкрою запросто. Я ведь, Сереженька, — голос Сан Саныча потеплел, — из тебя снайпера хочу сделать. Ты знаешь, что такое снайпер? И не отвечай даже — все равно не знаешь. Так вот, я тебя научу. — Ну что ж… — Сергею не нравилось чувствовать себя обязанным, но слова, сказанные старым мастером, были ему чертовски приятны. — Спасибо, Сан Саныч… Я с удовольствием. — Ну и слава Богу! — улыбнулся хозяин тира. — Значит, сейчас и начнем. Допьем чаек-кофеек — да и начнем. — А из «Макарова» можно попробовать? Я никогда еще не стрелял. — Можно, конечно, но давай как-нибудь потом. Снайперу «макарыч» вообще-то по жизни ни к чему… — Сан Саныч встал, хлопнул Сергея по плечу: — Ну что же… Прошу на огневой рубеж, молодой человек! НЕЗАВИСИМЫЙ КИЛЛЕР Олегу Ковалеву, подполковнику спецслужбы, название которой может что-то объяснить только профессионалам, не раз приходилось встречаться с Дугиным. Следователь с Петровки уже при первом сотрудничестве показался Ковалеву настоящим специалистом своего дела, и при последующих контактах Олег только укрепился в своем мнении. Два представителя различных спецслужб встретились в кабинете Ковалева. На одной из стен кабинета когда-то висели портреты Ленина и Сталина, потом — только Ленина, потом — одного за другим — всех генсеков, потом — Горбачева, потом — Ельцина. Потом Ковалев Ельцина снял, а замены не было, и стена пустовала. Интересно, что дольше всех на стене продержался Дзержинский. «Железный Феликс» провисел в кабинете больше полувека, низложен был только в начале девяностых. — Да чего тут говорить, — вздохнул подполковник, когда Дугин изложил ему суть вопроса, — у нас этот снайпер тоже вот где сидит. — Он похлопал себя по короткой крепкой шее. — Ты мне напрямую скажи, Олег, — Дугин сделал небольшую паузу, — кто-то из ваших это может быть? То есть я, конечно же, ваших бывших имею в виду. Есть у тебя на сегодняшний день подозрения? — Ох, Вадик… Умный ведь ты человек, а такое мне тут… — Ковалев встал, прошелся по кабинету. — Прессы ты, что ли, начитался или детективных романов? Там всегда пишут, что киллеры — они обязательно, на все сто процентов бывшие комитетчики, грушники и так далее. Бред это, говорю тебе со всей ответственностью. Вот, к примеру, бывших спортсменов, мастеров по стрельбе, олимпийских чемпионов, скажем, по биатлону почему-то вообще в расчет не берут. А зачем? Давай вали все на нас! Как начали в разгаре этой перестройки гребаной нашего брата с дерьмом мешать, так и до сих пор все никак не успокоятся. Такое впечатление, что журналюги российские вторую зарплату в ЦРУ получают… — Красиво излагаешь, но при этом лукавишь, старина, — улыбнулся Вадим. — Будто ты не понимаешь, чем отличается стрелок-спортсмен от снайпера из спецслужб? Хороший биатлонист, может быть, иному вашему снайперу не уступит, но психология-то у него совсем другая! Ты же сам был в Афгане, знаешь, что солдат или офицер может быть замечательным стрелком, а снайпером — вообще никаким… В мишень стрелять или в живого человека — вещи разные. Чтобы рука не дрогнула, когда человека жизни лишаешь, это ведь какой характер надо иметь? Какие нервы? Да куда там спортсмену! Забудь об этом… — Дугин махнул рукой. — Ты прав! Подписываюсь под каждым словом! Но вот только одного ты не учел: снайперами не становятся. Ими рождаются, понял? Человек может до сорока, до пятидесяти лет жить, работать где угодно, хоть врачом, хоть таксистом, и не знать, что он — снайпер! Пока винтовку хоть раз в руки не возьмет… Так почему же ты такой вариант исключаешь? — Да нет, не исключаю я, но все-таки гораздо более вероятно, что… — Ага, — перебил Ковалев, — все понятно. Просто-напросто на этом направлении тебе искать некого и негде, туман полный, никаких концов. Так давай по проторенному пути пойдем: начнем искать снайпера в спецслужбах! Конечно, тут все либо киллеры, либо провокаторы, не так ли? — Олег, ну зачем ты юродствуешь? Я что, утверждаю, что-нибудь? — Не хватало еще, чтобы ты утверждал… Я бы тебе тогда не знаю что… — Ковалев опять сел в кресло и принялся барабанить пальцами по столу. Повисла пауза. Первым нарушил молчание Дугин: — Ты говоришь правильные вещи, но между тем я не сомневаюсь, что ты проверил алиби у всех, на кого могла упасть хотя бы тень подозрения… — Проверил. — Чисто? — Чисто. — Ну ладно… А какие мысли по заказчику? — Тут тоже темный лес, Вадим. И у нас, и у вас, как я понимаю. Жертв всего пять, последняя — Золотой. Перед этим, как тебе известно, были два банкира, еще раньше — авторитет. Первым был и того круче — видный политический деятель. Когда Ковалев назвал фамилию этого деятеля, Дугин аж присвистнул: — Вот так новости! А по телевизору передавали, что он «после долгой и продолжительной болезни»… — Не понимаю, что тебя в этом удивляет. — Да нет, я все понимаю, но все равно… Когда убеждаешься, что с экрана тебе врут прямо в глаза, каждый раз зло берет. Ну да ладно… Вопрос возникает такой: что может объединять всех этих людей, жертв снайпера? — В том-то и загвоздка, что ничего. Ровным счетом ничего! Все три авторитета, которых грохнул снайпер, принадлежат к разным группировкам. Банкиры тоже вовсе не из одной команды. А политик — тот и вообще в связях с оргпреступностью замечен не был. — Следовательно, вывод напрашивается какой? — Дугин немного помолчал. — Что тенденции нет. Нет и крупного синдиката, который убирает неугодных ему людей. Есть киллер, к которому обращаются разные люди, каждый со своим заказом… Обращаются, понятное дело, через посредника. Киллер этот — он как бы независимый, ни к какой бригаде не относится. Ему абсолютно все равно, кого убивать. Банкиpa конкуренты закажут — у банкира в башке дыра, вора братва из другой группировки — значит, вору крышка. Он как хирург — сегодня учителя оперирует, завтра — бизнесмена. — Или как музыкант — все равно, для кого играть… — Да уж… Кто платит, тот и музыку заказывает, — добавил Дугин. — Такие вот дела… — протянул Ковалев и поглядел на часы. — Слушай, брат, ты извини, мне к начальству пора. — Спасибо… — Дугин поднялся. — Да за что? Разве я тебе что-то прояснил? Звони, если что интересное появится… А если у меня — я позвоню. Крепко пожав протянутую ему руку, Дугин покинул кабинет. ДОБРОЕ ЛИЦО УБИЙЦЫ Первый камень вышел из левой почки Петра Гриценко, или Мальчика, еще 30 лет назад, как только он закончил срочную службу в армии. Камень шел мучительно: почечная колика — вещь жуткая. Женщины, у которых шли камни, говорят: боль такая, будто рожаешь. Слава Богу, страдал Мальчик всего три дня… Камень оказался не слишком большим, всего три миллиметра в диаметре. А вот со вторым камнем получилось не так гладко. Шел он целых два месяца, примерно раз в два-три дня вызывая колику, а потом почему-то повернулся и встал поперек мочеточника… У Петра сразу температура под сорок. Врач из «скорой», почему-то весело улыбнувшись, сказал: — У вас, уважаемый, началась атака пиелонефрита. — Какая атака? — не понял Гриценко. — Объяснять времени нет. Сейчас поедем в больницу, и скорее всего камушек придется удалять оперативным путем. — Вези… — махнул рукой Мальчик, — сколько ж можно так мучиться… С тех пор прошла неделя. Гриценко, лежа в одноместной, так называемой коммерческой палате, в очередной раз вынул из тумбочки свой злополучный камень. Когда Мальчик развернул бумажку, в его пальцах оказался предмет, формой и размером напоминавший косточку от абрикоса. — Етит твою мать! — уже в который раз громко воскликнул Мальчик. Он все еще не мог взять в толк: как можно было жить с таким булыжником внутри. В дверь постучали — и, не дожидаясь ответа, в палату вошел высокий мужчина средних лет. Доброжелательно улыбнувшись и указав на камень, он качнул головой: — Вот это дядя! — Кто такой? — Мальчик попытался было сесть на кровати, но резкая боль в пояснице тут же вернула его на подушку. — Как сюда попал? — Не волнуйтесь, Петр Николаевич, — спокойно сказал вошедший, — охранники у вас что надо, просто с ними там Валет беседует. А я к вам, соответственно, по рекомендации Деда… Вот от него и записочка. Взяв у незнакомца листок из записной книжки, Мальчик внимательно изучил его содержание, потом поднял глаза и оглядел гостя с ног до головы. — Ну, садись, коли пришел, — указал он на кресло, и в его тоне зазвучали нотки уважения, — раз такое дело, значит, перебазарим. с тобой… А этих, — он кивнул на дверь, — я все равно сегодня же вышвырну к едрене фене. Они должны были сначала сообщить мне, кто пришел, а потом уже войти вместе с этим человеком… Пидарасы. — Ну, это уж их проблемы… — сказал Павел Воронов. — Деда откуда знаешь? — С пару лет назад оказал ему небольшую услугу… Личного характера. — Дед пишет, что ты из бывших ментов, а сейчас сам работаешь. Отзывается о тебе не плохо… Но все-таки — почему я должен тебе верить? — Да я вас, Петр Николаевич, и не прошу, чтобы вы мне верили. Понятное дело — вы же меня совсем не знаете. Но дело в том, что я вообще не о вашей жизни пришел беседовать… — А что ты о моей жизни знаешь? — Только то, что вы… — Павел сделал паузу, не произносить же слово «киллер», — что вы первоклассный снайпер. — Это так… Ну ладно: вот как со снайпером со мной и говори. — Хорошо, Петр Николаевич. — Так о чем же речь поведем? — О другом снайпере. Который… — Который Золотого привалил? — Да. — Ну, с этим я бы и сам хотел познакомиться… Лично! — В тоне Мальчика послышалось уважение. — Козырный снайпер, тут и говорить нечего. — Он равен вам по классу? — Мне? — Мальчик пожал плечами. — Не знаю… Хотя чего там! Я же не пацан зеленый, чего мне выкобениваться… Думаю, он даже покруче меня. Я бы по крайней мере с такого расстояния в висок целить не стал… Если бы, к примеру, на войне, — внимательно поглядев на Воронова, добавил на всякий случай Гриценко, — я бы в грудину целил. — В область сердца? — Да. И не одну, конечно, пулю. Этак три, а то и четыре. Чтоб верняк… — Сколько, по-вашему, надо учиться, что-бы стать снайпером такого уровня? — Ну, это кому как, — протянул Мальчик, — кому год, а кому и жизни не хватит. Это ж не просто так… Это талант, понимаешь? Ты вот хоть двадцать лет горло дери — а солистом Большого театра не станешь. — Это верно… Ну а, скажем, вы — сколько учились? — Я? — Мальчик задумался. — Три года перед армией, два года в армии… — И все? — Все. — Ну, наверное, опыт-то потом пришел, с годами? — Это уж, уважаемый, не твоего ума дело. — Гриценко нахмурился. — Не лезь куда не надо, а те гулять пойдешь. Вы, менты, все на одну рожу, хоть бывшие, хоть и не бывшие. И, сам понимаешь, я бы с тобой и слова не сказал, если бы не записка от Деда. Его я уважаю, а значит, должен уважать и тех, кого он рекомендует. Ты не обижайся, — продолжил Мальчик, видя, что Павел немного изменился в лице, — просто ты мне следаков с Петровки напомнил. Сколько раз ко мне подваливали, если бы ты знал! Я им так и говорю: вы меня на мокрухе брали? Не брали. Не хрена и горбатого лепить! А мало ли у кого какие подозрения… Да если я… — Я вовсе не обижаюсь; главное, вы не обижайтесь, — перебил Павел, — извините, ради Бога, я вовсе не хочу вас «копать»… Я хочу представление об этом снайпере получить, понимаете? Хоть какое-нибудь! — Это как же, интересно? — Ну, давайте попробуем составить его портрет. Гриценко непонимающе посмотрел не Воронова, пожал плечами и промолчал. — Ну ведь есть же во всех снайперах что-то общее? — продолжал Павел. — Так или нет? — Хм… Не задумывался. Может, что и так. — Тогда давайте подумаем… — Ну давай, — Мальчик достал из тумбочки плоскую металлическую фляжку, пару рюмок, — мне тут один хрен делать не фига. Коньяк будешь? — А вам разве можно? Операция же была, и серьезная… Врачи-то как? — Да ну их! — Гриценко разлил коньяк по рюмкам. — Шли бы они… Сколько раз «скорая» приезжала, каждый раз лепила говорил: «Это у вас никакая не колика. Когда колика, люди на стенку лезут, а вы спокойненько лежите!» Да мать твою! — Мальчик залпом выпил коньяк, положил в рот кружок лимона, скривился. — Я уж одному сказал: «Как я туда, на стенку, полезу? А главное — чего мне на этой стенке делать-то? Если полезу, то мне там, наверху, что ли, облегчение какое выйдет? К стенке бы не поставили, — говорю, — а на стенку я и сам не полезу…» — Ваше здоровье. — Павел выпил тоже. — Так мы хотели подумать, что у снайперов общего может быть. Привычки? Манеры? Поведение вообще? Внешность? — Привычки… — повторил Гриценко, — поведение… Что тебе сказать? Дерганым снайпер не может быть, это я тебе точно скажу. Туда-сюда как заведенный носиться не может. Снайпер — он всегда спокоен должен быть. Ждать должен уметь: когда час, а когда и сутки. — С нервами как? — Нервы, понятно, требуются очень хорошие. — Зрение тоже… — Само собой. — А вот выражение лица у снайпера какое? — Ну, ты спросил… Вот у меня — какое оно? — У вас… — Воронов вгляделся и будто удивился немного. — У вас доброе. Даже странно… Ой, что это я! — Воронов приложил обе руки к груди, извиняясь за свою бестактность. — Глупость какую сморозил… — А чего ж тут странного? — Мальчик будто не заметил сомнительного пассажа, допущенного Вороновым. — Этот момент ты, парень, запомни… У всех снайперов доброе выражение лица. Вообще они люди добрые. — Простите, Петр Николаевич, — Воронов чуть помолчал, — но мне непонятно. Как это снайпер может быть добрым? Ему же не по учебным мишеням стрелять надо, а по живым людям! Убивать человека — и при этом быть добрым? — Именно так, уважаемый. А если стрелок злым будет, на жертву свою особенно, то из него снайпер такой же выйдет, как из меня — конструктор космических кораблей. Адреналинчик выделится, сердце заколотится, дыхание собьется, рука дрогнет… Понимаешь? — Вот как… — обескураженно протянул Павел. — Верно, а ведь никогда бы не подумал. И как же должен снайпер к своей жертве относиться? — По крайней мере безразлично. А вот, например, один американский снайпер, — Мальчик как-то особенно покосился на Воронова, и тому вдруг стало ясно, что Гриценко говорит о себе самом, — так тот перед выстрелом даже молится за упокой души того, кого убирает. Так про себя тихонько и говорит: упокой, мол, Господи, его душу. Он же понимает, снайпер этот, что все люди в Божьей власти. Если будет Богу угодно, чтоб погиб человек, так и погибнет он. — Любопытно… — Воронов немного помолчал, глядя в окно. — А еще мне вот что очень интересно: может киллер быть как бы сам по себе, то есть не представлять ничьих интересов? — Стоп-машина! — Громко произнеся эти слова, Мальчик выставил вперед ладонь. — При чем тут киллеры? Ты не забыл, что мы с тобой о снайперах говорим? — Извините, Петр Николаевичу трудновато мне все же вот так балансировать… Вопрос поставлю так: может снайпер работать сам на себя? — Не знаю. Тут я так же, как и ты, просто размышлять могу. Ты меня понял, да? — При этих словах Мальчик, поведя глазами по нам и приставив ладонь к уху, наконец дал Павлу понять, что темнит не из недоверия к нему, а потому, что их разговор может прослушиваться. — А если размышлять… Наверное, может снайпер сам на себя работать, почему нет? Обычно, я думаю, — Гриценко подмигнул Воронову, — он на какую-то бригаду работает, но может и сам. Если он настоящий специалист, так уж заказчики небось всегда найдутся. — Я знаю, что авторитетные воры договорились найти этого снайпера. Если найдут, они его что — убьют или в своих интересах использовать станут? Как вы думаете? — Вот воров и спроси. — А ваше мнение? — Был бы я вором, я бы стал использовать. Такие спецы — они же наперечет. Пойди найди! — То есть даже если снайпер уничтожил вора из их же группировки, а то и близкого друга? — Ну, это уж личное дело каждого. Если голова верх возьмет, то даже за друга не станут мочить специалиста, а если сердце — то на дело плюнут да и замочат. Тут закона не выведешь… — Спасибо вам, Петр Николаевич! Если еще когда обращусь, поможете? — Там поглядим. — Мальчик все-таки нашел в себе силы сесть на кровати. — Уходить будешь, скажи, пусть мои охранники ко мне зайдут, я с ними ласково потолкую… ШЕСТОЕ ЧУВСТВО СНАЙПЕРА Вот уже больше двух месяцев занимался Сергей Зимин в тире у Сан Саныча. Три раза в неделю по четыре часа он стрелял из спортивных винтовок — биатлонной с оптическим прицелом и из винтовки «Урал» — с диоптрическим. Начали с двадцати пяти метров, недавно перешли на пятьдесят. В один из вечеров, перед началом занятий, Сан Саныч хитро подмигнул Сергею: — Ну, сынок, с детскими забавами завязываем… Пришло время тебе на настоящее оружие перейти. С этими словами он достал из шкафа винтовку, внешне отличавшуюся от биатлонной примерно так же, как «Волга» от «Запорожца». Взяв ее в руки, Сергей поделился с Сан Санычем своим сравнением. Тот улыбнулся: — Давай учись… Это «СВД» — снайперская винтовка Драгунова. Настоящий аппарат, хороший. Тебе надо с ним подружиться. Точно попадать в цель из «СВД» труднее, чем из спортивного оружия… Учись. Придет время — с «Волги» на иномарку пересядешь… — А что, неужели есть винтовки еще круче? — Есть, Сережа. Когда Сергей улегся на удобный мат, положил ствол винтовки на подушечку с песком и посмотрел в прицел, он увидел там множество прямых и кривых линий, составлявших некие схемы и графики. — Ого! А что все эти навороты означают? — По схемам можно определить, сколько метров до мишени, чтобы потом сделать поправки на расстояние, да и на ветер тоже. Но ты сейчас себе этим голову не забивай, потом все обстоятельно расскажу. Видишь три галочки? Вот на краю верхней у тебя и должно быть «яблочко». Давай, Сережа. В магазине — десять патронов, все и засади. Сергей надел наушники… С удовольствием почувствовал, что спуск у винтовки не такой, как у биатлонной: там жмёшь на крючок, а он не подается, и вдруг — бабах! Здесь же спусковой крючок шел плавно, мягко. Свободный ход… Рабочий ход… Грохот выстрела разорвал тишину подвала. — Ого! — с уважением проговорил Зимин. — Отдача ничего себе… А звук какой! — Что ж ты хочешь — боевая машина-то… А ну, врежь еще пару раз и вызови мишень. Развеваясь, словно полотенце, на ветру, возникшем от большой скорости, бумажная мишень с шумом подлетела вплотную. Сан Саныч посмотрел на нее, и глаза его почему-то сузились. — Три десятки с пятидесяти метров… — тихо сказал он скорее себе, чем Сергею, на котором все еще были наушники и который между тем целился в другую мишень, — и это он «СВД» впервые в руки взял… Обалдеть можно. Снайпер, зараза… Еще пару месяцев — и готовый снайпер. Время шло… Винтовкой «СВД» Сергей овладел на сто процентов. Выезжали и за город, на стрельбище, в одну из воинских частей, с командиром которой у Сан Саныча были давнишние приятельские отношения. Там Зимин показал не менее блестящие результаты, чем в тире — и на сто метров, и на двести, а потом и на триста, и с поправками на расстояние и ветер… Сергею начало казаться, что между его винтовкой и мишенью установилась некая тайная, незримая связь. Будто желобок какой-то проложили, по которому нули, не имея возможности свернуть в сторону, шли точно в «яблочко». Как, например, поезд в туннель влетает… Иногда бывало, что зрение как бы расфокусировалось и никак не хотело возвращаться обратно в фокус; тогда Сергей, устав целиться, посылал пулю наугад, в размытое пятнышко — и очень удивлялся, что она оказывалась в десятке. Когда Сергей сказал обо всем этом Сан Санычу, тот аж лицом просветлел: — Поздравляю тебя, сынок! У тебя уже появилось шестое чувство снайпера. Как будто ты пули заколдовал, и они тебя слушаются, верно? — Верно. — То-то и оно… Прошел еще месяц. — Ну что, Сережа, будем пересаживаться с «Волги» на иномарку? — весело спросил Сан Саныч. — По-моему, пора. У Зимина, который за все это время приобрел особый вкус к стрельбе и даже, можно сказать, влюбился в новое занятие, аж дыхание перехватило. — Да я что… Как скажете! — произнес он. — Но что же за иномарка будет? — На, смотри… В руках Сан Саныча появилось нечто поражающее красотой и безукоризненностью линий. Легкий приклад из черного пластика заканчивался мягкой резиновой накладкой, чтобы не сильно ощущалась отдача… На конце длинного вороненого ствола была навинчена какая-то сложная конструкция (глушитель, понял Сергей)… Оптический прицел — длиннющий, большого диаметра. А спусковых крючка было почему-то… два. Один отстоял от другого аж на пару сантиметров. — Это как же? — оторопело спросил Сер гей, разглядывая странный спуск. — Это называется шнеллерный механизм, — объяснил Сан Саныч, — один спусковой крючок нужен только для доводки пальца, а второй — только для выстрела. На один жмешь — у него только холостой ход, а когда до другого палец дойдет, то сразу будет выстрел. — Гениально! — вырвалось у Сергея. — Шнеллер — штука классная. Да ты на одну оптику погляди — видишь, трансфокатор? — Заметив, что Сергей поднял брови, Сан Саныч разъяснил: — У прицела переменное фокусное расстояние. То, что на видеокамере зумом называют. Увеличение от четырех до двадцати. Ты вот на биатлонной и на «СВД» только четырехкратное увеличение имел, а тут мишень прямо перед тобой будет! Правда, стрелять труднее, потому что мишень при большом увеличении танцевать начнет. — А зачем зум-то нужен? Сделали бы уж сразу двадцатикратное… — Эх ты, ничего еще не кумекаешь! С малым увеличением снайпер — скажем, на войне — жертву выбирает, так удобно, а потом уже, при большом, прицеливается… — Понял. Что же это за аппарат? — Испанского производства… Называется «крайт». Змея такая ядовитая есть, слышал? — Слышал… И какая же у винтовки прицельная дальность? — Пятьсот в голову, километр в корпус. Для снайпера… — Сан Саныч, поглядев на Сергея, сделал многозначительную паузу. — Для тебя, значит. Сергей почувствовал, как откуда-то снизу к сердцу начала подниматься теплая волна, и сердце застучало — тревожно и вместе с тем сладко, как когда-то в консерватории перед выпускным экзаменом по специальности. Сергею было радостно, что он, потерявший в жизни все — и работу, и любимую жену, — что он, уже поставивший на себе крест и даже начавший частенько прикладываться к бутылочке, вдруг стал специалистом, обрел в своей жизни нечто, вновь давшее ему уверенность в себе. — Снайпер, вы сказали? — Сергей почувствовал, как его глаза чуть увлажнились. — Я — снайпер? — Да. Ты снайпер, Сережа. Правда, не на все сто, так что не торопись радоваться. — Почему не на все сто? Почему? — встревожился Зимин. — А потому что в человека не стрелял. — Ну, — Сергей сначала немного опешил, а потом улыбнулся, — надеюсь, что и не придется. Если, конечно, война, тогда… А сейчас, слава Богу, не надо. — Вот именно, — быстро подхватил Сан Саныч, — и я надеюсь, что тебе не придется этого делать. — Можно пострелять? — Сергей потянулся к винтовке. — Э нет, погоди… — Сан Саныч проворно остановил в воздухе руку Сергея, — ты не торопись. Такую винтовку, как хорошее вино, выдержать надо. Как бабу, понял? Ты о ней помечтать должен, захотеть ее по-настоящему! Что это за баба, которая тебе в первый вечер все позволит? Да ты же ее сам после этого уважать не будешь! Так, нет? — Ну, Сан Саныч… — Сергей рассмеялся. — Да вы, оказывается, просто поэт! — Поэт или не поэт, а пострелять из «край- та» дам только на следующей неделе… Все, точка. — Сан Саныч, — сказал вдруг Зимин, — а почему я тут всегда один стреляю? Неужели желающих больше нет? Вы же сами говорили, что их полно… — Полно, конечно. Но у них свое время… Все по часам расписано. Когда Сергей после этой беседы возвращался домой — на метро, потому что «девятка» в очередной раз сломалась, — он поймал себя на том, что смотрит на людей с неким превосходством, будто мысленно говорит им: «Вы все стреляете хуже меня!» Дурак дураком, осадил себя Зимин. Он попытался было проиграть про себя скрипичный концерт композитора Спалетти, но музыку, звучавшую в его сознании, почему-то заглушили выстрелы из «СВД». СМЕРТЬ НА БЕРЕГУ РЕКИ — Прекрати, Ира, я сейчас куда-нибудь въеду! — крупный, видный мужчина в годах, с красивой проседью еле удержал руль новенького джипа «тойота», потому что сидящая справа прелестная молоденькая девушка, внезапно подавшись к водителю, по-собачьи лиз-нула'его прямо в ухо. — А если у меня настроение классное? — расхохоталась девушка, внезапно взъерошив прическу водителя. — Если мне просто удивительно хорошо сегодня? — Заинька, ну подожди, — просящим тоном произнес мужчина, — скоро ведь приедем… Там что хочешь со мной делай — буду только счастлив! — Да ну тебя, Слава, — девушка махнула рукой, — уж и приколоться нельзя… Иру Неверову, студентку актерского факультета ВГИКа, хозяин автотехцентра по ремонту иномарок Вячеслав Бутов встретил с полгода назад на одной из презентаций. Увидев эту удивительной красоты блондинку, напоминавшую одновременно Мэрилин Монро и Любовь Орлову из «Веселых ребят» — с золотыми кудрями (своими, не крашеными), шикарным рядом ровных белых зубов и длинными точеными ногами, — Бутов влюбился в нее без памяти. Ира довольно скоро ответила взаимностью, причем у Бутова были все основания полагать, что прельстил красавицу он сам, а не его деньги и шикарная иномарка: дело в том, что Ира была замужем, и ее супруг был куда богаче Вячеслава. Борис Неверов владел сетью элитарных спорткомплексов, где новые русские разминались на тренажерах, плавали в бассейнах и расслаблялись в саунах. Если у Бутова за городом был добротный кирпичный дом, то у Неверова — целая вилла, если у Бутова — джип «тойота», то у Неверова — пресловутый герой анекдотов шестисотый «мерседес». И если Ира при всем при этом дарила свою любовь Вячеславу, то он имел все основания не сомневаться в искренности этого чувства. Вячеслав любил Иру за ее молодость, красоту и обаяние, она его — за жизненный опыт, житейскую мудрость… Хотя разве можно утверждать, за что именно один человек любит другого? Ира выросла без отца, и Борис, который был старше ее всего на восемь лет, не смог заполнить пустоту в этой нише. А вот Вячеслав, у которого разница в возрасте с Ирой составляла ровно четверть века, — дело другое. Только он был для Иры не «папиком», а скорее настоящим папой — и при этом великолепным любовником, умелым и очень нежным. Отношения Иры и Вячеслава становились все более близкими и душевными, омрачало их лишь одно: страх девушки перед мужем. Ира знала, что Неверов — человек волевой, жесткий — любит ее больше самой жизни. Ей даже представить себе было жутко, что может выкинуть Борис, узнай он об измене. Ира и Вячеслав делали все возможное для того, чтобы их роман сохранился в тайне: не рассказывали о нем даже ближайшим друзьям и подругам, придумали свою систему условных знаков при телефонной связи, а при встречах внимательно наблюдали — нет ли слежки… И все равно на душе у Иры было тревожно, а значит, переживал и Вячеслав. На этот раз Ира была более или менее спокойна: Неверов уехал в командировку в Голландию. Его приезд ожидался лишь через неделю, и Ира с Вячеславом вполне могли позволить себе улучить момент для счастья: в пятницу, сразу после совместного обеда в ресторане, они поехали за город, на дачу Бутова. Летний вечер был тихим и теплым… В воздухе пахло полевыми цветами, дымом и еще чем-то милым и родным, даже не имеющим названия, но столь характерным для подмосковных дачных Вечеров. Глотнув этого ароматного, розоватого от закатного солнца воздуха, Ира словно захмелела. Едва лишь Вячеслав поставил на участке машину и закрыл ворота, как девушка схватила его за руку, повлекла в дом… Под тонкими каблучками чуть скрипнули ступени лестницы, ведущей на второй этаж. Оказавшись в мансарде, Ира мгновенно сбросила с себя маечку, стянула шорты и черные кружевные трусики… Вячеслав стоял как завороженный. Он все никак не мог привыкнуть к этому еще почти подростковому телу с маленькими упругими грудями, плоским животом, острыми коленками и атласной, коричневой от загара кожей, запахом почему-то напоминающей парное молоко. — Иди ко мне… — тихо позвала Ира, легла на широкий диван и протянула руки к любимому. Когда, насладившись друг другом, они откинулись на подушки, уставший за неделю Вячеслав хотел было немного вздремнуть, но Ира затормошила: — Это еще что такое!? И не вздумай даже! А ну-ка вставай, быстро! Купаться! Немедленно купаться! — Она начала теребить его за уши и несильно покусывать за плечо. — Да я что… Разве я… Конечно, пошли! — стряхивая сон, пробормотал Бутов. На берегу довольно полноводной речки (все-таки приток Волги!) в этот час было абсолютно безлюдно: дачники соберутся здесь только завтра утром. Берег, на который вышли Ира и Вячеслав, был пологий, песчаный, а другой — обрывистый, над ним темнел лес. На берегу стояла удивительная тишина; не было и дуновения ветерка. Неподвижный лес казался нарисованным, только не маслом, а легкой, воздушной акварелью. — Давай голыми купаться, нет же никого! — воскликнула Ира и, не дожидаясь Вячеслава, сбросив одежду, нагишом влетела в воду, подняв фонтан серебряных брызг. — Классно, Славка! — закричала она и, набрав полные легкие воздуха, нырнула. Теплая желтоватая вода податливо раступилась… — Ты только погляди, какую я огромную ракушку нашла! — вынырнув, крикнула Ира. — Это что, мидия? Голос девушки вдруг осекся. Бутов лежал на берегу, раскинув руки, лицом к небу… Что-то в его позе показалось девушке странным и насторожило ее. Неужели что-то с сердцем? Вот дура, не дала ему отдохнуть… Мужчина ведь в годах, а она… Дура, идиотка! В мгновение ока Ира выскочила из воды и оказалась возле Вячеслава… — Славочка, милый, что с тобой? — И девушка вдруг, тихо охнув, опустилась на песок: ее не держали ноги. В середине лба у Бутова зияла небольшая черная дырочка… Крови не было совсем. Ира, которую начало трясти как от сильного холода, обернулась и широко раскрытыми от ужаса глазами посмотрела на лес, застывший на том берегу. Лес молчал, храня тайну, скрывая того, кто из его чащи только что прислал маленькую летучую смерть… Ира упала в обморок. ЗЛОЙ И ДОБРЫЙ — Здесь надо действовать очень напористо, — сказал Воронов Дугину, паркуя машину во дворе одной из столичных высоток. — Как это великий полководец излагал: «…глазомер, быстрота, натиск…» Согласен? — Ясное дело, — ответил Вадим. Через минуту коллеги уже звонили в массивную металлическую дверь, обтянутую вишневой кожей. Ира открыла почти сразу; на ней лица не было. Дрожащие руки теребили поясок белого махрового халатика. — Как вы уже поняли, это мы связывались с вами час назад, — сказал Дугин, показав удостоверение. — Ну как, Ира, поговорим немного? — Поговорим… — пожала плечами девушка. — Только что же я могу вам рассказать? Впрочем, проходите. Хоромы Неверов отгрохал шикарные: было даже сложно определить с первого взгляда, сколько в квартире комнат. Соответствовала и обстановка… Ира приняла визитеров в гостиной, жестом указав на роскошные кресла в стиле ампир — словно из музея. — Скажите, — проговорил Дугин, усевшись в кресло даже с некоторой осторожностью, — кому, по-вашему, нужна была смерть Бутова? — Я не знаю… — Ира упорно смотрела в пол. — Он никогда не говорил мне, что ему кто-то угрожает. — Как же вы не знаете, — тихо сказал Воронов, — все вы прекрасно знаете, госпожа Неверова. — И, когда Ира подняла на него вопрошающий взгляд, добавил: — Ведь это ваш муж устроил, разве нет? — Что?! — Ира вскочила со стула. — Да как вы смеете… Как вы можете… Да вы… — Полно! — поморщился Воронов. — Прекратите. Я знаю, что вы будущая актриса, но в данный момент вы же не во ВГИКе, зачем эти мизансцены? Мы навели справки: у Бутова врагов не было, по части бизнеса его заказать явно не могли. Ни с кем он не ссорился, никому не мешал. А вот у одного человека он просто в печенках сидел. Только у одного… У вашего мужа. И вы это прекрасно знаете, Ира. Потому что вы изменяли Неверову. Так что хватит, перестаньте ломать комедию! Или трагедию, можно сказать и так. Рухнув на стул, девушка зарыдала — громко, не стесняясь, как обиженный ребенок. Дугин быстро посмотрел на Воронова; тот кивнул. — Ирочка, успокойтесь, пожалуйста, милая, — ласково сказал Вадим, — чем плакать, давайте-ка лучше поговорим по душам. Давайте? — Давайте… — всхлипывая и задыхаясь, проговорила Ира, — но только вот этот, — она кивнула на Воронова, — этот хам… Пусть он убирается отсюда к чертовой матери! Я при нем даже слова не скажу. — Вам придется подождать в машине… — официальным тоном произнес Дугин, даже не повернув к Воронову лица. — С начальством не спорю. — Павел встал и вышел из квартиры, искренне радуясь, что старая испытанная игра в доброго и злого следователей и на этот раз принесла ощутимую пользу. Теперь Ира скажет одному Дугину то, чего ни когда не сказала бы обоим сыщикам. — Скажите, Ирочка, — мягким, доверительным тоном спросил Вадим, едва за Павлом закрылась дверь, — ведь муж знал о вашей связи с Бутовым? — Нет. Он не мог знать… — Почему вы так думаете? — Мы… Как сказать… Конспирировались. Мы… Да нет, это невозможно! — Вы знаете, Ира, сколько сейчас в Москве частных детективов развелось? — Неужели вы думаете, что Борис мог нанять кого-то для слежки? — А вы что, исключаете этот вариант? Воцарилось тягостное молчание. Было слышно, как за окном, в тихом арбатском дворике, женский голос прокричал: «Слава, вернись домой!» Ира вздрогнула. — Что это вы? — встревоженно спросил Дугин. — Слава… так звали Бутова. Вернись домой, крикнула она… А Бутов уже никогда не вернется домой… — Ира прикрыла лицо руками; минута прошла в полном молчании. — А что касается Бориса… — проговорила Ира наконец, — не знаю… Может, и поступил бы он так… Хотя не думаю… Короче, исключить этот вариант я действительно не могу. — Допустим, Борис нанял детектива. Теперь пойдем дальше: мог бы он нанять и еще одного человека, то есть убийцу? Повисла еще одна пауза, гораздо дольше первой. — Ну и вопросы у вас… — Ира растерянно поглядела на Дугина, потом принялась рассматривать свои ногти. — Как же можно мне, жене, сказать о своем муже, что да, мол, он мог нанять убийцу? Что он, выходит, и сам — убийца? — А что ж тут такого? Вы же не скажете, что он нанял! А мог нанять — это, знаете ли… Мало ли кто что может. Я же как бы вообще спрашиваю, в принципе. Ну так как? — Он любит меня просто безумно… Какая-то даже болезненная у него любовь… — Ира сжала пальцами виски. — Любит, а вернее, любил. А теперь, когда он приедет и все узнает… Боже, что будет? Что будет? Да он меня просто убьет… — Простите, Ирочка, я не цепляюсь к словам, но вот вы сказали «убьет». Это что же, метафора такая, просто образ? Или вы и впрямь боитесь, а? — Честно? — Ира подняла глаза на следователя. — Честно. — Боюсь. — Скажите, а он никогда не обещал вам — мол, изменишь, пеняй на себя, пожалеешь и так далее? — Знаете… Один раз я его спросила — еще давно, когда Славы у меня не было, — спросила, что он сделает, если я ему когда-нибудь изменю. — Так. И что же он? — А он посмотрел на меня — так, знаете, холодно, что у меня сердце куда-то провалилось… Но потом улыбнулся и говорит: «Прощу, наверное. Для меня главное, чтобы ты со мной осталась, потому что я тебя люблю». — Ну что ж… — Вадим помедлил, — вашу судьбу он по крайней мере тогда прояснил. Вам, значит, ничто не угрожает. А вот о судьбе вашего любовника он не сказал ни слова… Туман, как говорится. Бой в Крыму — все в дыму… Скажите, Ира, а как по-вашему, он не догадывался, что вы изменяете? Не чувствовали вы перемен в его настроении? В отношении к вам? — Нет… — Ира чуть помолчала, — я не чувствовала. Но это вовсе не значит, что он не догадывался. Он знаете какой? Скала, камень. Не захочет — и ничего ты не поймешь, не узнаешь, что у него в душе творится. Пришел с работы как-то, сел ужинать. Лицо спокойное, как всегда… Как дела, спрашиваю. Да ничего, говорит, все нормально, спорткомплекс в Дарьино сгорел. Я ахнула: как сгорел?! Дотла, говорит… Потушить не удалось. Я: и какие убытки? Он только рукой махнул, и все. Борис, он… Как это по философии? Вещь в себе! — Понятно… — Дугин потер лоб. — И когда эта «вещь в себе» приезжает? — Через шесть дней. — Не звонил ли? — Звонил. — Вот это интересно! Когда? — Сегодня утром. — Бутова вчера вечером убили, — Дугин словно размышлял вслух, — сегодня утром звонит Неверов… И чем же он в первую очередь интересовался? — Спросил, как дела… Что, говорит, голос такой невеселый, не случилось ли чего? Ответила, что мигрень у меня. А так — потрепались о пустяках, и все. — Спасибо, Ира, — Дугин встал, — думаю, еще побеседуем. А этому хаму, — он кивнул на дверь, — мы завтра строгий выговор в приказе! Действительно, бестактность какая! Я сам поразился… И что на него нашло? — Да ладно… — Ира улыбнулась, впервые за все время. — Не надо его наказывать. Он вообще-то мужик симпатичный, только вредный очень. КОШМАР НА КУТУЗОВСКОМ В тот день Зимин ехал в тир с особым чувством — третьего дня Сан Саныч сказал ему, что такого талантливого ученика у него не было никогда в жизни. Сегодня Сергей должен был отстреляться еще лучше… Хотя лучше в общем-то было уже некуда: за весь последний месяц у Зимина ушла в девятку только одна пуля, да и то потому, что возле правого глаза внезапно начала пульсировать жилка. Сергей методично, раз за разом, выбивал пятьдесят очков из пятидесяти возможных, а потом и сто из ста. Особым шиком для него стало класть пулю в пулю, так что продырявленным оказывалось даже не все «яблочко», а лишь самый его центр… Отремонтированная «девятка» резво бежала по Кутузовскому проспекту; в районе поворота на Минскую улицу Сергей разогнал машину до ста километров в час. Идущему впереди «шестисотому» явно не понравилось, что у него на хвосте повис какой-то «жигуленок», и он прибавил хода. Какой-то непонятный, глупый задор охватил Зимина; он утопил педаль газа до пола и через несколько секунд вновь наступал «мерседесу» на пятки. Тот опять оторвался — метров на десять, — и вдруг… Сергей не успел понять, что происходит. Просто багажник «мерседеса» внезапно вырос перед капотом его машины — мгновенно, как в ускоренной съемке. Сергей утопил педаль тормоза до пола, но было поздно. Удар! Резкий скрежет металла… «Девятку» занесло, но Сергей сумел удержать машину на трассе. Опять тормоз до пола… Еще несколько метров… Стоп. Зимина всего трясло… Выйдя из машины, он чуть не упал — подогнулись ноги. Трое мужчин возле «мерседеса» не направлялись к нему; они словно знали, что никуда он от них не денется. Они стояли у развороченного багажника своей машины и разговаривали — на первый взгляд, довольно спокойно. Сергей перевел дыхание и поплелся к этой троице… Как бы не изувечили, подумал он обреченно. — Ну, братан, у тебя попадалово конкретное, — негромко сказал бритоголовый крепыш в черных брюках и белоснежной сорочке, — ох как не хотел бы я быть на твоем месте. — Да я… — только и смог вымолвить Зимин, пожав плечами, — я разве… — Что тут разговаривать, — произнес мужчина постарше, в костюме и галстуке, закончив короткий разговор по сотовому телефону, — все ведь понятно. Дайте ваш паспорт, а вам я — вот, передаю ключи от нашей машины. Через… — он немного подумал, — через неделю… Ну хорошо, через две недели этот «мерседес» должен выглядеть как до аварии. Когда будет готов, позвоните по этому телефону… — мужчина передал Сергею клочок бумажки с номером, — вот и все. Володя, лови частника, надо ехать, — обратился он к бритоголовому крепышу. У Зимина закружилась голова… Из нее как молотом вышибло все мысли, и воцарилась полная пустота. Жуткий вакуум, в котором, как рыбки в аквариуме, плавали картинки: «мерседес», «девятка», бритоголовый крепыш — и почему-то улыбающийся Сан Саныч с винтовкой «крайт» в руках. — Эй, фраер, ты все понял? — обратился к Сергею третий пассажир «мерса», до этого хранивший мрачное молчание. Это был лысый человек средних лет, довольно небольшого роста, с несколькими наколками на предплечье. Взглянув в глаза лысого — мутные, чуть косившие, — Сергей невольно ужаснулся: в них он словно прочитал свой смертный приговор… Лысый на помнил Зимину жуткого Азазелло из «Мастера и Маргариты». — Простите, — Зимин удивился, как глухо звучит его собственный голос, — но ведь надо вызвать ГИБДД… — Чем же вам ГИБДД поможет? — усмехнулся мужчина в костюме. — Вы сами виноваты. Превысили скорость, а главное, не держали дистанцию. — Но как же… — к горлу Зимина подкатил ком, — разве я смогу за две недели… — Есть другой вариант, — вмешался крепыш, — тачку мы забираем и ремонтируем за свои бабки, а ты нам просто через неделю отдаешь… — он оценивающим взглядом окинул разбитый «мерседес», — десяточку. — Десяточку? — переспросил Сергей. — То есть это… — Это десять тысяч долларов. Зимин почувствовал, что у него из-под ног уходит земля. Голос крепыша доносился уже откуда-то издалека. Усилием воли взяв себя в руки, Сергей произнес: — Где же я возьму… — Нет, ты не врубился, — перебил лысый и подошел ближе, — а ну смотри мне в глаза, фраер. Если через неделю десять косарей не будут вот здесь, — он похлопал себя по карману, — то каждый вечер к тебе будут приходить люди и выбивать тебе по одному зубу. Каждый вечер — по зубу, ты понял? А когда зубов у тебя не останется вообще, тебя… Да чего там, — лысый махнул рукой, — вали от сюда, пока я тебя наизнанку не вывернул! Когда приехавший через несколько минут специальный автопогрузчик увез «мерседес» в неизвестном направлении, Сергей остановил какого-то, таксиста, и тот на буксире дотащил разбитую «девятку» до гаража. На часах было уже восемь вечера… «Сан Саныч еще в тире, ждет меня, — подумал Сергей, — надо бы поехать. Поеду, — решил он вдруг, — ведь больше рассказать о своей беде просто некому». СПОКОЙСТВИЕ НЕВЕРОВА Борис Неверов оказался мужчиной видным, даже красивым. Высокий, плотный, с модно уложенными светлыми волосами и спокойным взглядом стального цвета глаз, он напоминал героя голливудских боевиков. Вел себя независимо — и вообще так, словно визиты сыщиков были для него делом привычным. — Чем могу служить? — вежливо спросил Неверов, принимая Воронова и Дугина в своем роскошном офисе, и добавил, улыбнувшись: — Опять я чего-то натворил! — А что, бывало? — спросил Воронов. — Да нет, что вы… Шучу. — Скажите, Борис Ильич, — Дугин посмотрел бизнесмену прямо в глаза, — вы знали, что супруга вам изменяет? — Нет, — ответил Неверов, легко выдержав взгляд следователя, — не знал. Откуда я мог это узнать? — Он пожал плечами. — Я же человек очень занятой, целыми днями или в офисе сижу, или мотаюсь туда-сюда… Вот и воспользовались они… — Он немного помолчал. — Нет, я ничего не знал. А теперь вот знаю… И мне от этого только тяжелее. Уже не раз думал: лучше бы и не знал. Короче говоря, когда с рогами ходишь, но не знаешь этого, можно считать, что рогов как бы нет. Логично? — Извините, Борис Ильич, — вмешался Воронов, — скажу честно: мне ваше поведение странно. Вы не кажетесь опечаленным… Вы даже шутите. Где же драма, где трагедия? Узнать, что супруга столь долго была вам неверна, и хранить такое олимпийское спокойствие? Как-то не вяжется. — Почему же не вяжется? — Неверов усмехнулся. — Нормально я себя веду, как подобает мужику. По-вашему, я должен не спать ночами, сохнуть на глазах — или как? Ну из меняла мне жена, ну наказали ее за это… — Кто наказал? — быстро спросил Дугин. — Ну уж не знаю… — Неверов по-прежнему выглядел абсолютно спокойным. — Судьба, провидение… Бог, если хотите: Бог-то — он ведь все видит! Не правда ли? — Пусть так, — сказал Воронов, — но при этом провидение действовало через конкретных людей. Вы уверены, что эти люди вам незнакомы? — А, вот откуда ветер дует. — Глаза Неверова сузились. — Вы хотите, что ли, убийство Бутова на меня повесить? Дескать, я нанял киллера, чтобы прекратить его роман с моей женой? Да это же просто… — Стоп, стоп, Борис Ильич! — перебил Дугин. — Откуда вы взяли, что у нас именно такие соображения? Может, вы боялись как раз того, что они у нас появятся? — Это бред собачий, больше ничего! — как ни в чем не бывало продолжил Неверов прерванную фразу. — Да узнай я об этой измене раньше, накрыл бы их во время траха, побеседовал как следует с обоими — и все! Не было бы никакого продолжения, неужели не ясно? — Неверов выглядел очень возмущенным. — Так ли, Борис Ильич? — спросил Дугин. — Вы и впрямь думаете, что одной вашей беседы хватило бы? Бутов был человеком жестким, решительным… Довольно богатым к тому же. «Крыша» у его фирмы, насколько нам стало известно, была весьма серьезная, и вряд ли вам удалось бы запугать соперника. Тут бы нашла коса на камень, и неизвестно, кто кого. Может, вы боялись проиграть и решили действовать наверняка, а? — Вот именно… — поддакнул Воронов. — Жену-то вы любите, потерять не хотите. А так — нет больше любовника, и, глядишь, она с вами останется, никуда не денется. — Ну вот что, — Неверов встал из-за стола, — по-моему, вы просто перетрудились. Работа у вас вредная, она на вас плохо сказывается. Я понимаю — вам приходится сталкиваться с киллерами, всякими «крышами»… У меня круг общения иной, но я читал немало детективов, и эта ситуация кажется мне очень знакомой. Вы меня просто хотите взять на пушку — или, как выражаются ваши клиенты, вы лепите горбатого. Киллера вы найти не можете, это ясно, вы вообще заказных убийств никогда не раскрываете, а по шапке-то от начальства в очередной раз получать не хочется, верно? Как это у вас называется — «висяк», кажется? Вот вы и решили со мной в ваши игры поиграть… Не получится, господа! Никаких доказательств, что я нанял киллера, у вас нет, да и в принципе быть не может. Я имею полное право выставить вас отсюда ко всем чертям, да еще и прокурору сообщить о вашем поведении. Всего хорошего! Надеюсь, вы уйдете сами, потому что если нет, то мои охранники вас вышвырнут. — Безусловно, мы уйдем сами, тем более что охранниками рисковать я бы вам не советовал, — сказал Дугин, — видно, что вы начитались детективов, где с милиционерами обращаются как с дерьмом. Но мы — милиция не из книжки, мы по вашим охранникам и огонь можем открыть. И все-таки, прежде чем мы простимся, я хотел бы сказать вам что-то очень важное. — А стоит ли, Вадим? — Воронов внимательно посмотрел Дугину в глаза. — Стоит, Паша… — решительно ответил Дугин и вновь обернулся к Неверову: — Считаю своим долгом предупредить вас: в случае, если вы действительно имеете отношение к убийству Бутова — а я думаю, это так, — учтите, что сегодня ваша собственная жизнь висит на волоске. — Это почему же? — На лице Неверова не дрогнул ни единый мускул. — Потому что вы — опять же если это вы Бутова заказали — человек, который связан с убийцами, а значит, нежелательный свидетель. Они просто обязаны вас ликвидировать, у них нет другого выхода, вот и все. — Логично, — ответил Неверов, не меняя интонации и тембра голоса, — но, как вы изволили заметить, все это актуально только в том случае, если заказчик убийства — я. А поскольку это не так, то и беспокоиться мне нечего. Говорю еще раз: всего вам хорошего, господа! — До скорых встреч, — бросил Воронов, выходя из кабинета. До самой машины сыщики молчали. — Ну на фига ты ему… — Садясь в машину, Воронов махнул рукой. — Ты что, не понял, ведь я… — Я все прекрасно понял, Паша, — ответил Дугин, — ты решил использовать его как приманку для киллера. Те, кто между ним и киллером стоят, наверняка узнают, что мы Неверова трясли, и мало ли что он нам сказать может, верно? Так лучше его убрать… Вот ход твоих мыслей. — Именно так! А ты напортил… Ведь теперь он так трястись начнет… Из дома, пожалуй, не выйдет. Или отвалит куда-нибудь в Бразилию, пока тут все не утихнет! Хреновая выйдет из него приманка, Вадик! Ох какая хреновая… — Согласен, для нас не предупреждать его было бы лучше, удобнее. Но предупредить человека о грозящей ему опасности — это мой долг, Паша. Ты — частный детектив, а я, между прочим, на казенной службе. Сколько раз нам к этому разговору возвращаться? Говорю в десятый, в сотый раз: то, что ты можешь себе позволить, я — не могу! — Нет, давай не вообще, а конкретно. Кого ты должен предупредить? Свидетеля? Потенциальную жертву? Нет! Ты предупреждаешь преступника! Да это он Бутова заказал, рупь за сто! Ты что, сам не видишь? — Очень может быть. И даже скорее всего это так, согласен. По крайней мере связь с его женой — это единственный мотив, по которому можно было вообще желать смерти Бутова. Но мы с тобой еще ничего не доказали. — И хрен докажем, если ты и дальше… А, чего с тобой разговаривать! Тебя когда на твоем долге переклинит — просто горе какое-то. Ты, наверное, все серии «Следствие ведут знатоки» смотрел, да? Как это там… «И уводит за собой в незримый бой наше чувство долга…» — А ты американских боевиков насмотрелся, где копы — такие же бандиты, что хотят, то и делают, людей грохают на каждом углу. Все, Паша, — видя, что Воронов собирается продолжать дискуссию, Дугин поднял руку, — хорош тебе… В конце концов, ты знаешь, что от этого снайпера Неверов никак не убережется. Может, и лучше, что слишком усердно он оберегаться начнет… Снайперу труднее будет его достать, и он, может, где-то ошибку допустит. Это для нас — плюс. — Ах ты, Человек-Гора… — рассмеялся Воронов, — да если бы не этот плюс, фиг бы я тебе вообще дал его предупреждать! Понял, нет? — Ох и зараза ты, Пашка! — Дугин собрался было влепить Воронову увесистую плюху по затылку, но тот, угадав намерение приятеля, погрозил пальцем: — Не надо этого делать. Я пригнусь, и ты собьешь зеркало, оно у меня к лобовому стеклу приклеено, — сказал Воронов, — а стоит оно пятьдесят долларов. — Давай трогай… — пробурчал Дугин. НОВЫЙ САН САНЫЧ — Что с тобой, Сереженька? Ты прямо как с похорон! — встревоженно спросил Сан Саныч, когда Зимин вошел в помещение тира. — Если бы с похорон, — покачал головой Сергей, — а то дело гораздо хуже, Сан Саныч… — Садись, докладывай. Посидим рядком, поговорим ладком. Глядишь, чего придумаем. Печальный рассказ Зимина Сан Саныч выслушал спокойно, без вздохов и ахов, только брови хмурил да пальцами по столу барабанил. — Что тебе сказать, сынок? — Сан Саныч закурил. — Ситуация тяжелая. Это бандиты, тут и сомнений быть не может. Бывает, конечно, что всякая шелупонь просто блефует, но есть один серьезный момент: мелкие сявки на таких машинах не ездят. Да и по описанию этих людей, по разговору — сразу все понятно. — Сан Саныч замолчал, задумчиво пуская колечки дыма. — Так что же мне делать-то? — спросил Сергей, и его голос дрогнул. — Да вот думаю, Сережа, думаю… Пока, к сожалению, ничего толкового в голову не приходит. Ясно только одно: в милицию идти смысла нет. — Как так? — опешил Зимин. — Да очень просто… Если ты пойдешь в милицию, скажем, начнешь с ГИБДД, то, во-первых, с тобой там никто и разговаривать не будет, ведь ты же на место происшествия их не вызвал, и откуда теперь им знать, как там все было. Во-вторых, если даже и станут разбираться, то деньги платить присудят тебе, ведь это ты виноват — не держал дистанцию. В-третьих, судя по тому, что ты рассказываешь, ремонт «мерса» и впрямь десять штук долларов может стоить. Эту сумму тебе официально насчитает оценщик. И наконец, в-четвертых: не сладить тебе с ними, сынок, с бандитами-то. Даже если их и возьмут за шантаж и угрозы, то они завтра же на воле будут — сам знаешь, как это сейчас бывает, читал, наверное, в газетах, а тебе — крышка. — О Господи… — Сергей обхватил голову руками, — ужас какой… Просто ужас. Что делать? Нельзя же так сидеть, ждать, пока тебя укокошат! Может, мне уехать куда-нибудь? Исчезнуть… Я не знаю — на год, что ли? — Найдут. Притом у тебя же дочка есть маленькая, ты сам говорил. Ты прикинь: а если… — Все, не продолжайте… Понял. А к другим бандитам можно обратиться? — Бред какой-то несешь… Да кому ты нужен, какие бандиты за тебя впрягутся? Не станут они за тебя заступаться, даже если ты им половину пообещаешь, пять тысяч. — Но почему? — Да хотя бы потому, что не «мерс» тебе в зад въехал, а ты — «мерсу»! Ты с любой точки зрения не прав — хоть перед ментами, хоть перед бандитами… Одно дело, если бандиты беспредельничают, тут еще можно по понятиям поговорить, но в твоем случае все по-другому. Никакого беспредела нет. Ты виноват, вот и весь сказ! — Так… — Сергей резко встал и вновь опустился на стул. — Значит, мне квартиру продавать? Где же я жить-то буду? Бывшая жена меня хрен примет, а любовницы у меня нету… — Квартиру продавать нельзя… Что ты такое говоришь! Хочешь в бомжи податься, по подвалам, по чердакам ночевать? Думаешь, баба тебя какая-нибудь сердобольная приютит? Нет, Сережа, этого ты не дождешься. Когда ни квартиры у тебя, ни бабок, то сразу они все куда-то исчезают, растворяются… И никому, как выясняется, ты не нужен. — Значит, выход один… Нет, скорее два. — Зимин криво улыбнулся. — Либо бандиты меня прикончат, либо я сам на себя руки наложу… Так? — Нет, почему же… Все не так плохо, Сережа. Есть и еще один выход… — немного помолчав, тихо произнес Сан Саныч, — притом верный и надежный. — Какой? — Сказал бы сразу, да не знаю, как ты к этому отнесешься… — Сан Саныч потушил сигарету и долго крутил ее на дне пепельницы большим пальцем. — Понимаешь, делов-то, в общем, раз плюнуть… Для тебя по крайней мере. Но может выйти, что у тебя для такого дела кишка тонка. Засбоить можешь… А то и попросту сопли распустить. — Что за дело, Сан Саныч? Не тяните вы, ради Бога, резину… Мне так хреново… — Чтобы решить возникшую проблему, тебе надо один разочек на спусковой крючок нажать. — Не понимаю… — поднял брови Сергей. — А тебе ничего особо понимать и не нужно. Привезут тебя на место, дадут винтовку, объяснят, что к чему. Посидишь там, подождешь… А как выйдет человечек один на улицу — тут ты единственный выстрел сделаешь. Ему хватит. Вот и все, Сереженька. Сергей, побледнев, смотрел на Сан Саныча широко раскрытыми глазами. — Что? Убить человека? — произнес он свистящим шепотом. — Сан Саныч, я не ослышался? Вы на полном серьезе предлагаете мне убить человека? — Это не я предлагаю… — спокойно ответил Сан Саныч, — другие люди. Ты их даже и не увидишь. Деньги получишь через меня… На ремонт «мерса» хватит, а себе новую машину купишь. Платят пятнадцать тысяч долларов, Сережа. В этот момент с глаз Сергея будто слетела пелена… Словно жил он в комнате с плотно занавешенным окном и ему говорили, что там, за этим окном, июль, лазурное море, золотой пляж, пальмы, синее небо в легких белых облаках… Но вдруг кто-то одним движением сорвал штору — и оказалось, что за окном ноябрь, снег с дождем и, сколько видит глаз, кладбище, только могилки с крестами. В голове Зимина стало как-то пусто и гулко, словно в доме, который уже давно покинули жильцы, и нету там ничего, кроме забытой на окне грязной занавески. — Так вот в чем дело… — тихо произнес Сергей, — а я-то, дурак… Боже мой, какой я дурак! А я-то думал, вы меня ив самом деле из любви к искусству бесплатно учите. Не плохо, Сан Саныч, — Зимин криво усмехнулся, — очень неплохая работа. Сан Саныч молчал, глядя Сергею прямо в глаза; в этот момент он напомнил Зимину исследователя, наблюдающего за ходом эксперимента. — И еще мне кое-что понятно, — продолжал Зимин, — аварию-то не без вашего участия подстроили, верно? Это же вы настолько точно рассчитали, как меня можно взять, Да? — Во всем, что ты тут наговорил, есть только одна здравая мысль, — покачав головой, сказал наконец Сан Саныч, — а именно то, что ты — дурак. С этим я согласен на все сто. Значит, слушай: я на тебя не в обиде, зла не держу. Иди-ка ты домой, отдохни, выпей пару рюмок водочки да подумай о жизни. Как образумишься — придешь. — Спасибо за учебу, Сан Саныч, — ответил Зимин, — мне было очень интересно заниматься с вами стрельбой… Но только я больше не приду. — А это как Бог даст, сынок… КОЗЫРНАЯ КУКОЛКА На этот раз Молот и Итальянец встретились на базе отдыха в ближнем Подмосковье. Принимал Итальянец. От души напарившись в сауне, два авторитета нагишом сидели в предбаннике на струганых лавках и потягивали темное пиво. — Про Бутова слыхал? — спросил Молот. — А как же… Однозначно его работа, снайпера. — Какие мысли, Андрюша? — Наверно, такие же, как и у тебя… Неверов заказал, больше некому. — Да ну! Ты думаешь, из-за какой-то бабы? — А ты эту бабу видел? — Неужто такая прямо… — Козырная куколка, — сказал Итальянец, и глаза его стали маслеными, — из-за нее не то что одного, целую роту грохнуть можно. — Неверова на прослушивание поставили? — Ох какой ты скорый… Поди поставь — у него там целая команда секьюрити. В офис не ломанешься ни под каким видом — ни сантехником, ни кем. Шмонают профессионально. Только «пушкой» и берем… — Это микрофон направленного действия, который просто в окошко наставить надо… Из машины, например? — Да. Но ведь Неверов, жаба, прекрасно понимает, что его могут слушать, поэтому он язык в задницу засунул, ни слова лишнего не скажет. — А менты эти, которые приходили, как думаешь, не раскололи его? — Думаю, не раскололи. Что он, лошина какой-нибудь? Улик нету — разве в сознанку пойдет? Пошлет ментов к едрене матери! В дверь постучали. — Ты, Марин? — спросил Итальянец. Держа перед собой поднос с двумя кружками пива и соблазнительно улыбаясь, в предбаннике появилась абсолютно обнаженная девушка лет двадцати. Небольшого роста, чуть полненькая, она вела себя абсолютно раскованно. Казалось, что она ничуть не стесняется ни своей наготы, ни двух голых мужиков. — Еще пивка, Андрей Петрович? — Как тебе девка, Витек? — подмигнул Итальянец. — Хороша, — Молот оскалил вставные зубы — фарфоровые, белые как сахар, — только куда мне, старику… — Да Маришка не только у старика — у мертвого подымет! Да, зайка? — Итальянец ласково потрепал подошедшую девушку по груди и по животу. — Как учили, Андрей Петрович! — хихикнула Марина, косясь на Молота. — Ладно, пиво оставь, а сама иди, — Итальянец звонко шлепнул девушку пониже спины, — через полчасика придешь, приласкаешь нас. Кивнув и оделив авторитетов милой улыбкой, Марина вышла. — Ничего… — кивнул Молот ей вслед, — слишком молодая только… Ребенок совсем! — То, что надо… — со знанием дела выпятил нижнюю губу Итальянец, — двадцать два года. Старух, что ли, трахать? Притом Маришка толк в этом деле ох как знает! Тебе никакой заботы, ложись на спину и получай удовольствие: она все сама сделает, и мало не покажется. — Это хорошо, а то годы уже не те, на девке дуба врезать можно запросто. Ладно, давай к делу… Что на вокзалах, в гостиницах? — Голый вассер… Полная тишина, — пожал плечами Итальянец, — пацаны ничего не раскопали. И по наводкам всяким, что касается чужих, тоже все тихо. — То есть ты хочешь сказать, что снайпер вернее всего из здешних, московский? — Похоже, так. — А я еще вот о чем… Как думаешь, Неверова теперь тоже грохнут? — Я бы на их месте грохнул, тут без вариантов. Если менты его прижмут, расколется ведь! — По-моему, крепкий мужичок-то… — На Петровке не таких кололи. Тут дело не в том, крепкий он или нет. Просто улик против него не имеется… А нароют мусора чего-нибудь — ему кранты. — А если… — Молот призадумался, — если нам самим Неверова пощупать? — Это как же? — Итальянец нахмурился. — Взять увезти, сам знаешь куда… Поговорить по душам. У меня есть спецы по этому делу, да и у тебя — один-Хряк чего стоит. У него любой заговорит. — Если хочешь, займись этим сам. Своих пацанов на такое не пошлю, — твердо сказал Итальянец. — Что так, Андрюша? — Атак. При нем, при Неверове, постоянно четыре охранника, у каждого по стволу. Войну, что ли, устраивать? Их же завалить придется, всех четверых, так на хрена оно мне облокотилось, трупы на себя вешать? Да еще моих замочить могут. — Итальянец пожал плечами. — Нет, я на это не пойду. Да и вообще — это по понятиям не проканает. Кроме того, сам знаешь, сколько сейчас других вопросов накопилось… Не могу же я всю свою бригаду на розыски этого снайпера бросить! — Ты прав, пожалуй… — Молот, лишь из редка отпивавший по глоточку пива, внезапно одним махом осушил всю кружку. — Но искать надо. Надо, Андрюша!.Я уже тебе… — Да знаю… — Итальянец оскалился в улыбке, сразу сделавшись похожим на волка. — Мне и самому жить охота. Житуха — она ж такая сладкая, братан… Деньги есть — Уфа гуляем, денег нет — тюрьма сидим! Кстати, не пора Маришкой заняться? — Дело хорошее! — улыбнувшись в ответ, сказал Молот. Спустя несколько часов Марина, внимательнейшим образом убедившись в отсутствии слежки, садилась в машину Воронова. Три года назад благодаря связям Павла Марине, профессиональной наводчице, посчастливилось избежать тюрьмы; срок она получила лишь условно. С тех пор Марина иногда оказывала Воронову небольшие услуги. — Что новенького? — спросил Павел. — Значит, так… — начала девушка. «БЫКИ» В КВАРТИРЕ После разговора, в котором Сан Саныч предлагал Сергею заработать деньги с помощью снайперской винтовки, прошла ровно неделя. Прошла как в бреду. В тире Сергей больше не появлялся, к скрипке даже не притронулся. Почти все эти дни он пролежал на диване, машинально переключая телевизор с программы на программу. Выхода из ситуации он не видел, поэтому решил пустить все на самотек. Что будет, то и будет. В тот вечер, пролежав весь день, он забылся в тяжелом, мутном сне. Разбудил его звонок в дверь. Заглянув в глазок, Сергей увидел двух незнакомых парней. Сердце застучало громко и быстро, по спине пробежал холодок. — Вам кого? — спросил Зимин через дверь. — Нам тебя, — донеслось с лестничной клетки, — не откроешь, хуже будет. — Это понятно, — сказал Зимин и, быстро открыв замок, распахнул дверь, — заходите. — Хороший мальчик, — сказал один из парней, здоровенный бугай лет двадцати пяти, входя в квартиру, — сам открыл… Ну, приглашай гостей в комнату. — Сегодня срок, — сказал второй парень, ростом и комплекцией чуть поменьше, когда все трое вошли комнату и уселись, — ты приготовил лавэ? Зимин понимал, что показывать свой страх ему нельзя в любом случае. — Нет, — ответил он, стараясь казаться спокойным, — денег у меня нет. И нет никакой возможности достать такую сумму… При всем моем желании. «Быки» переглянулись. — Условия помнишь? — спросил здоровенный. — Насчет зубов? Помню. Будете выбивать? — Слушай, ты чего тут из себя героя-партизана строишь? Хочешь мучиться красиво, что ли? Так за это тебе Звезду Героя никто не даст, — брезгливо скривил рот здоровенный, — тут тебе… — Хорош, Боцман, — перебил его второй «бык» и повернулся к Зимину: — только время теряем… Я тебе сейчас покажу что-то интересное. Он неторопливо вынул из кармана шприц и ампулу, наполненную какой-то зеленоватой жидкостью, положил перед собой на стол и посмотрел на Зимина. Тот, еще не понимая, в чем именно заключается смертельная опасность, в наличии последней уже не сомневался ничуть. — Смотри сюда, — сказал второй «бык», — когда тебе вколют эту штуку, ты будешь в таком состоянии, что без проблем подпишешь любой документ. А это, — он вынул из другого кармана сложенный вчетверо листок и развернул его, — это бланк, на котором ты напишешь дарственную… Твоя квартира станет нашей. После этого с тобой поступят так, как решит пахан. Пожалеет он тебя — тогда тебе вколют еще кое-что, ты забудешь все, что с тобой произошло, забудешь даже, как тебя зовут, и тебя выкинут на помойку, к бомжам. Не пожалеет пахан — закатают тебя под асфальт. Ты все понял? — Как не понять… Вижу, дела мои совсем плохи… — Зимин судорожно сглотнул, но ком, подступивший к горлу, никуда не делся. — А я уж надеялся, что повезет. Что только зубы выбивать будете… Сильный удар ногой в грудь опрокинул его на пол вместе со стулом… Падая, Сергей сильно ударился головой о стену и чуть не потерял сознание. Он лежал навзничь; комната перед его глазами кружилась еще несколько секунд, потом все предметы встали на место. Ему показалось, что «быки» тихо обменялись между собой несколькими словами. — Я тебя сейчас завалю, гадина, — внезапно крикнул тот, кого назвали Боцманом, и вынул из кармана пистолет, — сейчас, здесь! Твоя шкура только потому сколько-нибудь стоит, что ты за тачку не расплатился, ты понял, туз дырявый, гребень хренов!? Ты думал, мы сюда шутки шутить пришли? — Он замахнулся на Зимина пистолетом, тот инстинктивно прикрыл руками голову, но удара почему-то не последовало. — Ладно, Боцман, — сказал второй бандит, — завалить его ты всегда успеешь. Бабки из него вынуть надо. — Я… Я не знаю, где достать деньги, — еле слышно проговорил Зимин, а потом вдруг поднял голову и посмотрел бандитам прямо в глаза. — Лучше убейте меня, потому что денег от меня вы все равно не получите. — Не знаешь, где достать? — ухмыльнулся второй «бык». — Я тебе подскажу. Продай квартиру! А насчет того, чтобы тебя замочить, — знаешь, самому торопиться на тот свет не стоит. Когда надо будет — замочим. Все, базаров больше не будет. Даем тебе еще неделю, а потом — ты все знаешь. Боцман, пошли. Проходя мимо лежащего Зимина, Боцман незаметно для второго «быка» довольно ощутимо двинул Сергея ногой по ребрам, и тот скрючился от боли. Ситуация была предельно проста. «Три варианта, — подумал Сергей, — либо я труп, либо бомж, либо я расплачиваюсь за машину». Фразу «или я убийца» Сергей не смог произнести даже про себя… Через два часа Зимин был в тире и беседовал с Сан Санычем. НОЧНЫЕ МУЧЕНИЯ Люди не знают наверняка, что такое на самом деле рай и что такое ад. Оттуда никто не возвращался, чтобы рассказать об этом. Были, конечно, святым старцам видения, да только кто из нас сегодня с такими старцами беседует и как вообще это можно сделать? Вот и приходится черпать информацию из каких-то брошюрок, где слова старцев передаются через длинную цепочку повествователей. Есть ли гарантия, что все эти десятки повествователей не исказили ни слова, не упустили чего-то важного, не добавили каких-то деталей от себя? Такой гарантии нет. Вот и получается, что, произнося слова «рай» и «ад», каждый из нас вкладывает в них свои собственные представления. Взять, к примеру, рай. Для одного рай — великолепные сады, чудесные песнопения, для другого — джакузи, где он плещется с тремя голыми красотками. Ясно одно: рай — это блаженство, а ад — страшные мучения. После того как убили Бутова, жизнь Ирины Неверовой превратилась в ад. Нет, Борис не поднимал на нее руку, не оскорблял. Но каждую ночь, перед тем как уснуть, он, лежа в постели, устраивал жене настоящую пытку. Последняя беседа Бориса с Ириной была следующей. — Ты мне все-таки скажи, Ириш, — повернулся к жене Неверов, едва лишь улегшись под одеяло, — зачем он тебе был нужен, этот Бутов? — Боря, ведь я тебе уже все объяснила, — в полном ужасе от того, что разговор начинался снова, проговорила Ира, — я все рассказала. С подробностями, в деталях… Больше мне сказать нечего, пора бы тебе в это поверить. — Ты объяснила, да я не понял. Не укладывается у меня это в голове… Никак в толк не возьму. Давай-ка еще разок. — Хорошо, — Ира глубоко вздохнула, — давай с самого начала… Ты мне совсем не уделял времени. Занимался только одной работой. Мне стало скучно… — Скучно? — Неверов аж на локтях при поднялся. — Подожди-ка. Ты же могла делать все, что захочешь. Все! Хотела путешествовать — вот тебе Майами, хотела здесь расслабиться — лучшие рестораны Москвы. Фитнесс-центры — это вообще твое, твое лично. Тусовка? Пожалуйста! Любая попсовая шлюшка будет тебе петь всю ночь — хоть тут, в этой комнате… Захотела бы ты — я бы тебе на нашей вилле «Лебединое озеро» поставил, с солистами Большого… — Он помолчал. — Думаю, дело в другом. Даже и говорить не хочется в чем. — Нет, уж ты говори. — Ира почувствовала, что против ее желания к ней в сердце уже запускает свои коготки, словно кошка, раздражение. — Хорошо. Я думаю, ты покривила душой и у тебя до свадьбы было не двое мужчин, как ты клялась, а все двадцать. И ты просто не можешь с одним партнером… Не хватает тебе! Не можешь насытиться. — Боря, думай что хочешь… Ты у меня — третий. — А четвертый — Бутов… — Бутова уже нет, Боря… Хватит о нем. — Легко сказать… Ведь он же в этой самой постели лежал, на моем месте! Здесь, на этой подушке, может, перхоть от его волос осталась! Спермой своей он мои простыни, сволочь, залил! — У него не было перхоти, но дело не в этом. В который раз тебе говорю — здесь, в этой квартире, он не был никогда! — Да какая в конечном счете разница… — Неверов сделал. паузу. — Ира, ты мне все-таки честно можешь сказать: в койке он лучше меня? — Я вас не сравнивала. — Вот тут ты врешь! Я тебе не верю. Не верю! — Оправдываешь свою фамилию, только и всего… — Смешно, но не сейчас и не здесь. Не в такой ситуации, Ира. И я тебе вот что скажу: если будешь отмахиваться от меня как от мухи, ничего у нас с тобой хорошего не получится. Только если расскажешь все честно, все как было… тогда я потихоньку начну это внутри себя перерабатывать и эти беседы постепенно сойдут на нет. — Хорошо, — Ира помолчала, — спрашивай, я буду отвечать честно. — Вот это правильно. Сколько раз у вас это было за одну встречу? — Один или два. — А больше? — Почти никогда. — То есть было и три раза? — Было. — Но так, обычно, один раз, да? — Да. — Не особо был силен… Ну ладно, о мертвых, как говорится, или хорошо, или ничего. А в каких позах? — Он сверху или я сверху. — Тоже не богато… Или ты опять обманываешь? — Нет. — А не было, чтобы он… сзади? — Нет. — Оральный секс? Что ты молчишь, Ира? — Было. — Я так и думал… Ты ему или он тебе? — Я ему. — А он тебе почему не делал? — Ты что, за меня обиделся? Неверов долго молчал, глядя в потолок, потом продолжил: — А почему ты мне этого не делала? — Ты не просил. — А он просил? Ира, почему ты молчишь? — Нет. — Так… — Неверов немного побледнел. — Значит, с ним тебе было лучше. Лучше? — Лучше. Лучше, черт возьми! — Ира с тоской и даже жалостью посмотрела на мужа. — Боря, ты сам этого хотел. Сам! — Да, это верно… Сам. Ладно, надо быть мужиком. Спокойной ночи… Неверов повернулся к жене спиной. Под окнами дома, с помощью специальной техники слушая в джипе этот разговор, люди Итальянца помирали со смеху… ФИЛОСОФИЯ УБИЙСТВА — Все зависит от того, как себя настроишь, — объяснял Сергею Сан Саныч. — Ты вот, к примеру, читал «Угрюм-реку» писателя Шишкова? — Кино смотрел. — Ничего. Это вроде и в кино осталось. Там убийца был наемный по кличке Филька Шкворень… Он как говорил: если я, мол, сам кого убил, по своей воле, то это большой грех, а если по чужой воле — тьфу, пустяк! Такой грех легко отмолить можно. — Сан Саныч… — на душе у Зимина было просто жутко, — зачем мне такую философию усваивать? Я же не собираюсь становиться наемным убийцей на всю жизнь, и речи об этом быть не может. Я должен расплатиться за машину, чтобы спасти себе жизнь, вот мое оправдание. Не убью я — значит, убьют меня… Кажется, тут все ясно. — Ты погоди, — не унимался Сан Саныч, — вот ты мне скажи: если человека из пистолета застрелят, можно ли обвинить пистолет? — Странный какой вопрос… Нет, разумеется, нельзя. — Точно так же и тебя нельзя! То есть по суду-то можно, ясное дело, а перед совестью своей ты за это отвечать никак не можешь. Ты — это просто продолжение пистолета… В данном случае — винтовки. Ты — такое же оружие, только живое. — Хитро… Только не точно. — Почему это? — Потому что я выполняю волю другого человека, это ладно, согласен, но винтовка-то выполняет уже мою волю! — Нет, Сережа! Все иначе. Это вы — ты и винтовка — вдвоем выполняете волю другого человека. Если бы можно было изобрести такого робота, чтоб он на чердаке лежал и стрелял как снайпер, его судили бы? Нет! Судили бы того, кто ему такое задание дал. Так вот и ты — такой же робот, понял? Тебе это надо самому себе внушить как дважды два. Иначе… — Иначе раздумаю? — Нет. Иначе — не попадешь. Сергей задумался. — И еще одно тебе надо знать… — Сан Саныч опустил руку на плечо Сергея. — Ни кто не может погибнуть без определения оттуда, — он показал на небо, — никто. Тому, кто умирает, просто срок пришел, а ты как орудие смерти служишь, только и всего. Если хочешь, как палач. Вот, к примеру, палачи — они те же наемные убийцы, разве нет? Только палача государство нанимает, а тебя — другие структуры. Палачу какая разница? А ведь, между прочим, по закону и палача бы надо судить! А то несправедливо получается: ты человека убьешь — тебя в зону, а он тысячу убил — ему ничего! Вот видишь, Сережа, какая закавыка… Все зависит от того, с какой стороны поглядеть. — Сан Саныч, — Сергей посмотрел собеседнику прямо в глаза, — вы много людей застрелили? — Немало, сынок, — не смутившись и не отведя глаз в сторону, ответил Сан Саныч, — но об этом как-нибудь в другой раз. Скажу только то, что работа у меня была такая. Вроде палача… А сейчас вот что… Другие люди — вообще никто — не должны знать, как твои настоящие имя и фамилия. Отныне ты будешь Скрипач. * * * Через неделю после этого разговора, в третьем часу дня, Сергей Зимин лежал на чердаке одной из высоток, находившихся почти в самом центре Москвы. Сергей разместился на специальном анатомическом мате, в котором были выдавлены вмятины для колен и локтей (все подгонялось по росту). На этом мате можно было в одной позе провести хоть весь день — ни руки, ни ноги не отекали и даже не хотелось переменить положение. Рядом с Зиминым лежала винтовка «крайт». На голове Сергея была специальная повязка, закрывавшая лоб, — чтобы пот не потек в глаза и не помешал целиться. Имени своей жертвы Скрипач не знал. Ему было известно только следующее. Примерно в 14.35 из подъезда дома, который был прекрасно виден из чердачного окна, выйдет мужчина средних лет в сопровождении двух телохранителей. На всякий случай, чтобы избежать ошибок, Зимин дополнительно получит специальный знак: белая «Волга», стоящая в полусотне метров от подъезда, дважды мигнет фарами и тут же отъедет за угол. Пока мужчина будет спускаться по лестнице к стоящему у подъезда «мерседесу», Зимину нужно будет произвести выстрел в голову, причем только один раз, чтобы показать свою классность и соответственно уровень команды, заказавшей жертву. Один выстрел, оказавшийся смертельным, — это, объяснил Сан Саныч, для снайпера как знак качества, нечто крутое и фирменное. После того как мужчина упадет, Зимин должен будет оставить винтовку, спуститься вниз (по лестнице, потому что она в этом доме глухая, отдельно от лифтов, и вероятность встретиться там с жильцами крайне мала), сесть в стоящую возле подъезда зеленую «шестерку», которая по заранее утвержденному маршруту доставит его к станции метро «Рижская». На метро Зимин, соблюдая на всякий случай правила ухода от слежки, уже мог ехать куда угодно. Беседы, проведенные Сан Санычем — их состоялось еще три, — а также специальное успокоительное средство сыграли свою роль: Зимин был абсолютно спокоен. В голове была удивительная пустота. — Представь, что ты в тире, — говорил Сан Саныч накануне, — стреляй, как стреляешь в мишень. Это ведь и есть мишень, просто другая. Когда на часах было ровно половина третьего, Сергей взял «крайт», раздвинул прикрепленную к нему специальную подставку-треножник и установил на ней винтовку, после чего внимательно посмотрел в оптический прицел. Расстояние до цели было не менее четырехсот метров, однако дверь подъезда в многократном увеличении занимала в оптике почти все поле зрения. На часах было 14.37, когда дверь подъезда Начала открываться, причем очень медленно. Сергей ждал… Из подъезда, с трудом отодвигая тяжелую дверь, вышел мальчишка лет восьми. Сергей перевел дыхание… Повязка на лбу увлажнилась от пота. Еще через минуту дверь отворилась снова; на этот раз «Волга» мигнула фарами. Все. Сейчас… Как ни старался Сергей сохранить спокойствие, его сердце заколотилось… Еще бы: ведь в человеке, которого он через несколько секунд должен был убить, Зимин узнал известного политика! Его часто случалось видеть по телевизору… Интересный, видный мужчина, он даже — наряду с Филиппом Киркоровым — нравился Анне, бывшей жене Сергея. Впрочем, чтобы понять, что в данном случае ни статус человека, ни его внешность ничего не меняют, Сергею потребовалось не более секунды. Перед ним был не политический деятель, не чей-то муж, сын, отец, любовник… Перед ним была только мишень. Палец Скрипача лег на спусковой крючок. Идя к машине, Виктор Сергеевич Боголюбский думал не о судьбах российской экономики, не о том, как при помощи транша предотвратить очередной кризис. Он не думал ни о дебатах в Госдуме и даже ни о предстоящей командировке в Нью-Йорк. У Боголюбского была серьезная проблема: обострение радикулита. Проклятый недуг достал Виктора Сергеевича вконец: сидишь на совещании в Кремле, а спина разламывается от боли. Помогает, если часто менять положение тела, но ведь на совещании не станешь вертеться в кресле… Вот и сейчас: надо было участвовать в телепередаче, причем в прямом эфире, а поясница болела так, что только лечь бы и лежать. Боголюбский не знал, что через пару секунд проблема с радикулитом будет решена, как и все остальные, более и менее серьезные. Скрипач на чердаке несколько раз глубоко вздохнул, потом выдохнул воздух до половины и замер. Свободный ход… Черт возьми, как все-таки сильно бьется сердце… Рабочий ход… Спуск. На чердаке раздался легкий хлопок, даже не спугнувший сидевших на крыше голубей. А там, внизу, человек, прошедший ровно половину расстояния от подъезда до машины, внезапно резко запрокинул голову и отшатнулся. Телохранители тут же подхватили его на руки… Когда Зимин спускался вниз, у него слегка дрожали ноги… На лестнице он не встретил ни единого человека. Водитель «шестерки», веселый парень лет тридцати, как показалось Сергею, и понятия не имел, кого везет и откуда. Позже это предположение подтвердилось: по словам Сан Саныча, водитель был абсолютно случайным человеком. Он явно пытался подражать блатным: на шее имел толстую цепочку (серебряную, на золотую, видно, не хватило денег), на пальце — серебряную же печатку, и даже в разговоре по возможности употреблял жаргонные слова. Да и круг его интересов явно сводился к одному… — Говорят, вчера в Сокольниках разборка была, — оживленно тараторил он, — братаны аж минут десять друг в друга шмаляли! Ментов тоже замочили… Двоих, кажется. — Видишь, как оно бывает, — только и нашелся сказать Зимин. — Да, вот так… А киллеров-то сколько развелось, жуть! В подъездах людей валят чуть ли не каждый день… Взрывают тачки. А из «оптики» больше не стреляют… — Что так? — с интересом спросил Сергей. — Да не модно это уже… И снайперов настоящих нету. Где их взять? Армии нету у нас, а значит, и снайперов нету. Сейчас такие голимые снайперы — и за десять шагов небось не попадут! — Ну, это ты загнул… — задумчиво протянул Скрипач, глядя на шумную, разноцветную людскую реку, разливавшуюся за окнами машины. Как только он вошел в свою квартиру, зазвонил телефон. — Все хорошо, сынок, — раздалось в трубке, — ты просто молодчина. — Ну и сюрприз вы мне устроили… — вырвалось у Сергея. — А, ты про это… — подхватил Сан Саныч, — иначе было никак нельзя. Сам понимаешь… Мало ли. — Да понимаю… — Значит, завтра мы с тобой как всегда, в то же время. Там все и будет. Давай, до завтра. — До завтра… На следующий день в тире Сан Саныч лично передал Зимину сверток с деньгами. — Ладно, Сан Саныч… — сказал Зимин, толкнув старика в бок, — давайте мне пять тысяч. А десять вы тем бандитам сами отдадите. Вы же их знаете, правда? Вы же меня именно для этого готовили… что я вчера сделал. Я поэтому один и занимался, поэтому даже моего лица не видел никто. Ну, слабо признаться? Как это вы говорите — «кишка тонка»? — Решил начистоту? — без всякого смущения буркнул Сан Саныч. — Ладно, давай. Как ты, так и я. Вот тебе, — он развернул сверток и отсчитал стопку банкнот, — вот тебе десять. — А бандиты как же? — А бандитам пяти хватит… Там ремонта на самом деле не больше чем на три, а две им — за работу, сам понимаешь. Они же работали, время свое тратили. Рисковали — и там, на дороге, когда авария случилась, да и в квартире у тебя. Вдруг бы тебя переклинило и ты одному из них в пузо кухонный ножик засадил? Всяко бывает. У бандитов работа опасная. — Ну… — Зимин только рот раскрыл, — ну вы… Ну ты даешь, старый волчара. СТАРЫЙ ТРЕНЕР Вот уже вторую неделю Павел Воронов колесил по тирам и стрельбищам Москвы и Московской области. Где-то ведь снайперу тренироваться надо! Без этого навык быстро теряется, мастерство уходит. И не в квартире же он тренируется, снайпер этот, не на даче у себя… Сложнейшим делом было разговаривать с тренерами по стрельбе. Не спросишь же: это ты, мол, тут киллеров готовишь? Нахрапом не возьмешь. Тут ведь надо издалека, не дай Бог спугнуть… Естественно, ни о каком расследовании с тренерами и разговора быть не могло. Павел приезжал исключительно как желающий пострелять бездельник — при деньгах и с кучей свободного времени. Он уже стрелял в нескольких тирах из разного оружия — из «духовушек», из мелкокалиберной винтовки и пистолета Марголина. Стрелял даже из биатлонной винтовки с оптическим прицелом, причем результат показал очень неплохой: девяносто очков из ста возможных. Тренер, седой пожилой мужчина весьма приятной наружности, назвавшийся Сан Санычем, даже похвалил Воронова, хоть и сдержанно. — А что, — сказал он, разглядывая мишень, — прилично. Только вот дергаете, неровно стреляете. Вот здесь все хорошо, две десятки — а тут вдруг пуля в восьмерку ушла… А здесь, поглядите, — аж в шестерку. Павел вел себя по той же схеме, как и в разговорах с другими тренерами. — А скажите, Сан Саныч, — с азартом в голосе произнес он, — можно из меня, скажем, снайпера сделать? Такого, чтоб прямо… Чтоб все пули — в «яблочко»? Что поделать, если у меня с детства такая мечта? — Снайпера? — тренер еле заметно усмехнулся. — Не знаю. Приходите, стреляйте… Через годик я вам скажу, какие перспективы. — Все ясно… — Павел вздохнул. — Никаких перспектив нет. Если бы из меня толк мог выйти, вы бы сразу увидели… Вы бы сказали, наверное. — Ну, не надо себе приговор подписывать… Еще раз говорю: приходите. — Снайпер, снайпер… — будто вспоминая что-то, несколько раз повторил Павел и вдруг хлопнул себя по лбу: — Вот что я хотел спросить-то! Вы читали в газетах про серию убийств? Там же именно снайпер действует! Специалист! Откуда они такие берутся, а? Вот что вы мне как профессионал скажете? — Где берутся… Ну и вопросики у вас… — Сан Саныч выпятил нижнюю губу, нахмурился. — Как же я вам отвечу? Не знаю я. Я ведь снайперов не готовил никогда. Я — спортсменов… Для соревнований, а не для того, чтоб по людям стрелять. Думаю, такие снайперы из этих, как их… Ну, которые сейчас спецслужбами называют. КГБ там, МВД. Вот они откуда. Но это я просто так думаю, а точно — конечно же, не знаю. Вечером того же дня Павел встретился с Вадимом Дугиным, подхватив его у станции метро «Театральная». — Ну, есть что-нибудь? — спросил Дугин, поудобнее устраиваясь в кресле «мерседеса». — Да не качайся ты так… Спинку кресла отломишь, медведь здоровущий! — Ох, Паша, достал ты меня с этой твоей тачкой. То зеркало могу задеть, то кресло сломать… Был у тебя «жигуль», так там хоть бороться, хоть… — Ладно, не ворчи! Больше не буду, ломай что хочешь. А если о деле… Конкретно — у меня пока ни шиша. Сегодня познакомился с неким Сан Санычем… Это уже шестой тренер за неделю. — И как он тебе? — Проверить бы надо, как и всех остальных. Что у него за прошлое. Понимаешь ли… Не знаю, сам никак не пойму, но что-то в нем меня… — Настораживает? — Да нет, не то чтобы настораживает… А вот… — Иди, Паша, на фиг со своей интуицией. Мне факты нужны, сколько раз тебе говорил. — Я тебе тоже говорил, что интуиция просто так, ниоткуда, материал не черпает. Реальная основа быть должна… Подожди, дай подумать… В салоне машины повисла длинная пауза, на протяжении которой Воронов чуть заметно шевелил губами, глядя в окно, а Дугин скептически качал головой. — Понял! — воскликнул вдруг Воронов. — Понял, черт побери. Есть то, что отличает его от других тренеров… От всех пяти. — Что? — Лицо у него доброе. — Ну? — не сразу понял Дугин. — Баранки гну. Мой разговор с Мальчиком помнишь? У кого лица добрые, а? — Вот ты о чем… А у других тренеров — что, злодейские рожи? Просто висельники, душегубцы? — Нет, не злодейские. Но — обычные, Вадик. Тут важно первое определение, которое на язык просится раньше других. Об одном тренере я сказал бы, что у него физиономия красная, у другого она толстая, круглая, у третьего — хмурая и так далее. А вот добрая — у Сан Саныча. — Ладно, Бог с тобой, — хмыкнул Дугин, — его, Сан Саныча этого, я проверю особенно досконально. САМАЯ ХОРОШАЯ КАРТА Из популярной телепередачи, рассказывающей о новостях российской жизни, Зимин с огромным интересом узнал, что известный политик, убитый на днях им лично, на самом деле был сбит машиной «БМВ» (пятая модель, цвет — черный), которая сейчас разыскивается милицией. По официальной версии следствия, это вряд ли можно расценить как убийство. «Все факты, — пропищала с экрана, тараща раскрашенные глазки, миловидная девчоночка студенческого вида, — говорят о том, что имел место несчастный случай». — Ну, это просто… — только и мог вымолвить Зимин, — что они там, охренели, что ли? Десять тысяч долларов, полученные от Сан Саныча, круто изменили жизнь Сергея. «Девятку» он ремонтировать не стал, продал на запчасти, а себе взял хоть и подержанный, но в очень приличном состоянии «СААБ», о котором мечтал уже давно. «СААБ» обошелся в семь тысяч долларов, а на остальные Сергей приоделся, купил шикарный музыкальный центр — слушать классику, и при этом денег еще осталось достаточно. Сан Саныч между тем приобщал Зимина к красивой жизни: водил по ресторанам, барам, ночным клубам, казино. На днях отвел в дорогой мексиканский ресторан. Угощая Сергея изысканными блюдами — вкусными, только невероятно острыми, — Сан Саныч сделал ему деловое предложение. — А что, Сереженька, — сказал Сан Саныч, заботливо подливая в рюмку Зимина модной текилы, — деньжата-то у тебя небось скоро выйдут? — Месяца два проживу… — беззаботно ответил Зимин, откровенно рассматривая сидевших поблизости девиц, — а там поглядим. — Не нравится мне такое настроение, — покачал головой Сан Саныч, — взрослый мужик, а рассуждаешь, как студент какой-нибудь. Два месяца — а там что, зубы на полку? Или опять на свадьбах лабать начнешь за сто рублей? На девочек вон глазеешь, а девочки-то красивые — они дорого стоят. Я даже не о проститутках говорю, ну их к лешему, а о нормальных девках. Тебе, Сережа, бабу надо, а то ты, я гляжу, нервный какой-то становишься. Снайперу это — нож острый. Короче — как думаешь деньги наживать? — Ну а какие предложения? Опять, что ли… — А если и опять, то что? — перебил Сан Саныч. — Странный у тебя тон. Ты что, не понимаешь, какой тебе шанс судьба дала? Сергей молча пожал плечами; на девочек смотреть перестал, уставился на рюмку с текилой, будто там, на ее дне, надеялся найти ответ на стоявший перед ним вопрос. — Я тебе все объясню, — продолжал Сан Саныч, — вот смотри… Каждый человек со своей судьбой в карты играет. В дурачка. Кому-то всю жизнь одни шестерки да семерки идут, он и валета в глаза не видел, не говоря уже о козырях. Вот и тебе такая карта шла, и вдруг ты козырного туза вытащил… И что — ты его сразу отдашь, что ли? Опять со всякой дрянью на руках сидеть будешь, вечно в дурачках оставаться? Нет, Сережа, ты так не поступишь. Потому что у тебя голова на плечах есть. — Ну, в этой речи есть неточности. Допустим, мне раньше действительно плохая карта шла, но не всегда же… — Не спорю, когда ты в оркестре играл да за кордон ездил, это выпадали тебе козыри, но все равно — мелкие. А тут — козырной туз! Самая хорошая карта! Ну, будешь дальше играть или нет? — Не знаю я, Сан Саныч… Подумать надо. Одно дело — когда выхода у меня не было, а другое — как вот сейчас, просто чтобы денег заработать. — Ну давай думай, голова два уха. Вот только — пока ты надумаешь, тебе «СААБ» продавать придется, чтоб на еду деньги иметь. А тут случай — бабки сами в руки идут. На днях дельце подворачивается… Упустишь — может, целый год другой такой возможности не представится. Думай, ладно. Что я с тобой поде лаю? Эх ты, «скрипач на крыше»… — Сколько? — не выдержал Сергей. — Вот это уже хороший вопрос. Как говорится, слышу речь не мальчика… И так далее. Короче, на пять больше. — Неужели двадцать тысяч? — Сразу же, наличными. Из рук в руки. — Ладно, — Зимин крякнул, махнул рукой и, опрокинув рюмку текилы, сразу же налил себе еще одну, — давай рассказывай, что к чему… Так Сергей Зимин, профессиональный музыкант, стал профессиональным киллером. Вместо скрипки — винтовка, вместо дирижера — заказчик, вместо зрительного зала — одна-единственная фигура в оптическом прицеле. И конечно же, вместо мощного тутти симфонического оркестра — выстрел, с помощью глушителя превращенный в легкий хлопок. НЕОЖИДАННЫЙ ПОВОРОТ — Интересные дела, Паша… — Дугин выглядел весьма озабоченным. Сев за столик в маленьком кафе, где ждал его Воронов, он даже не притронулся к пиву, зато закурил, а это он делал лишь в редких случаях. — Рассказывай. — Проверка твоего Сан Саныча показала, что никаких спортсменов он не готовил. На самом деле все обстоит гораздо круче. — Дугин понизил голос, нагнулся к Павлу: — Помнишь американский фильм «Снайпер»? Где двух цэрэушников куда-то в Южную Америку забросили, они там по джунглям лазили, а потом местного наркобарона грохнули? — Помню. Неужели… — Да, Паша. Сан Саныч много лет занимался примерно тем же самым, только с нашей стороны… Воронов присвистнул: — Вот так тренер… Следовательно, он сам профессиональный киллер? Причем самой высокой квалификации? — Именно так. — А более подробная информация есть? — Что ты! Откуда… Да я и это узнал по чистой случайности, просто повезло. Дружок один давнишний помог, Коля. Он сегодня начальником охраны в одном крутом банке, а раньше в комитете работал. Он этого Сан Саныча по фото опознал: как-то вместе были на медкомиссии. Когда чекисты по кабинетам ходили, за ними медсестры носили их карточки, и на каждой карточке — ни фамилии, ни имени, только код из букв и цифр. Так вот: у всех, кто вместе с Колей комиссию проходил, был один и тот же код, просто пара цифр отличалась, а вот у Сан Саныча — абсолютно другой. И когда Коля потихоньку обратил на это внимание своего напарника, тот ему и шепнул, что к чему. Вот так, Паша… Забрасывали Сан Саныча куда-нибудь — то в джунгли Амазонки, то в какой-нибудь Нью-Йорк, и он там в интересах своей советской родины громкие политические убийства совершал… Сам знаешь: снайпера используют, когда надо человека публично убить, чтобы много шума из этого вышло. — И все эти убийства так и оставались не раскрытыми, если он сегодня здесь, в Москве, а не мотает пожизненный срок где-нибудь в Таиланде. Это просто офигеть можно… — Павел помолчал. — Ну а как же он сегодня так вот просто… в тире работает? — А чему ты удивляешься? Где же ему еще киллеров-то готовить? Сам-то небось уже не может заказы выполнять — глаз не тот, рука не та. И потом — даже если бы он киллеров не готовил, так чем же ему заниматься? В отставку вышел давно, еще при коммунистах, получал за все свои заслуги кусок колбасы к Девятому мая, а теперь… — Неужели родина отблагодарила его только куском колбасы? — Несомненно. У моей знакомой девчонки — еще в институте — дед был просто героический. Представь: в тридцать третьем году, когда в Германии фашисты к власти пришли, его забросили туда, и не как-нибудь, а с легендой, как немца, и он в немецкой армии от солдата до полковника дошел! Война кончилась — он там остался, а в Россию вернулся только в начале шестидесятых. Дали ему Звезду Героя, а благ — никаких. Ни квартиры — у дочери жил, — ни машины… Ничего! Правда, через несколько лет в ветеранский совет вызвали. Вас, говорят, участником войны считать нельзя, но в порядке исключения, учитывая то, что вы были бойцом незримого фронта, мы можем выделять вам пайки к праздникам: копченую колбасу, майонез, зеленый горошек, шампанское и так далее. Старик поблагодарил и отказался. — О Господи!.. Неужели такое было? Да ведь было же, черт возьми! — Было, Паша. И еще очень недавно… Сейчас, конечно, другого дерьма вокруг навалом, но вот именно такого, чтоб колбасы да зеленого горошка люди не видели, — такого больше нет, и это очень хорошо. Не надо только забывать, как мы жили. — Да уж. Как любят говорить те же немцы, «забвение прошлого грозит его повторением». Но хватит философии, брат. Ты думаешь, Сан Саныч все-таки еще иногда и сам выполняет заказы или только готовит киллеров? — Паша, я ничего не думаю. Что узнал, то говорю. По крайней мере у тренеров из других клубов биографии куда менее интересные. — Видишь, Человек-Гора, а ты смеялся над моим пассажем про доброе лицо! — Уже не смеюсь. Ты мне вот что скажи: как дальше действовать думаешь? — Вынудить Сан Саныча надо… Или ученика его, кто он там, черт его знает. Провоцировать на заказ. — Легко сказать! Это на фронте снайперов так ловят: сделают чучело, высунут из окопа, а оно еще и закурит — для полного эффекта. — Чучело закурит? Это как? — Через чучело трубочка пропущена, а в нее сидящий внизу солдат дым пускает… Смотрит вражеский снайпер издалека — и покупается на эту приманку, как селезень на резиновую утку. Открывает огонь по чучелу, все его изрешетит пулями, а сам-то думает, что не попадает! Злится: как же так? Стреляет еще и еще, в конце концов обнаруживает себя… Тут-то по нему из гранатомета или из пулемета крупнокалиберного и шарахнут — поминай как звали. А этого ты на какую приманку ловить станешь? — Есть же у нас чучело — Неверов… Оно не только курить, но даже и ходить, и на тачке ездить может. — Так-то оно так, но я уже тебе высказывал свое отношение к тому, чтобы использовать в качестве приманки живого человека, пусть даже и преступника. Но тут еще одно. Может, они его валить и не собираются, разве это обязательно? Может, между киллером и Неверовым цепочка людей этак из пяти? Самому киллеру Неверов скорее всего и вовсе не известен, как и почти всем звеньям цепи. И знает Неверова один только человек, а ему Неверова убирать, может, и ни к чему… — Значит, надо другое чучело готовить, но и Неверова из виду не упускать. — Ладно, Паша, моя наружка и так за каждым шагом Неверова следит, сам знаешь. А новое чучело… тут думать надо; этак, с кондачка, не решишь. — Согласен. Но вот еще что: пусть твоя наружка теперь и Сан Саныча пасет. Нам нужны все клиенты тира. Полный и подробный список… Видеосъемка, а в худшем случае фото. — Сделаем. ЖАЛОСТЬ, ЛЮБОВЬ И МЕСТЬ Когда Сергей Зимин открыл глаза, за окном было еще темно. Оказалось, что Сергея разбудили вопли воронья. Подойдя к окну, он увидел, что воронья, собственно, и нет, а на дереве, метрах в двадцати, сидит одна-единственная ворона и орет так, будто ее режут. Погоди, подумал Сергей и, подойдя к шкафу, достал из него пневматическую винтовку — такую же, как была на той вилле, где он познакомился с Сан Санычем. Через несколько секунд в оптическом прицеле появилась орущая во все горло ворона. Несколько странным показалось, что сама птица стала в семь раз ближе, а крик ее громче не сделался. Поймав голову птицы в перекрестье тонких линий, Сергей почему-то медлил с выстрелом. Он увидел глаз вороны — испуганный, жалкий, блестевший, как черная бусинка, и где-то в глубине его души вдруг шевельнулась жалость. Жалеть Зимин вообще умел. Не часто, но уж если жалел, то сильно. Причем понять, от чего это зависело, почему ему вдруг до слез становилось жалко именно этого человека или это животное, было нельзя. Вот, к примеру, одна знакомая Зимина, учительница младших классов, рассказала ему, как в школьной столовой к ней подошла девочка (это был первый в жизни школьный обед ребенка) и спросила: «Алла Юрьевна, а можно мне еще одну котлетку?» Но еще одна котлетка девочке не досталась, потому что количество порций было строго расписано. Когда Зимин услышал эту историю, у него из глаз потекли слезы. Алла Юрьевна смотрела на него, широко раскрыв глаза, а он стоял и плакал. Почему? Что тут было особенного, болезненного, щемящего? Может быть, то, что девочка впервые в жизни столкнулась с жестокой действительностью казенщины? Дома бабушка никогда не отказала бы ребенку в лишней котлетке, а тут? И слово-то какое жалобное — «котлетка»… Вышло так, что, прицелясь в голову вороны, Сергей вдруг почему-то вспомнил девочку, которой не дали еще одну котлетку. Ее-то, ворону, за что, подумал Зимин. И вообще — разве ее кто-нибудь заказал? Пусть себе орет, решил Сергей и опустил винтовку. Уже на кухне, глотая вчерашний холодный чай, он вспомнил теорию Фильки Шкворня насчет убийства по своей или по чужой воле и пришел к выводу, что, не лишив ворону жизни, поступил правильно. На счету Сергея к этому моменту было уже шесть убийств. С шестым — когда он убрал бизнесмена Бутова — возникли проблемы. Нет, сама ликвидация прошла гладко, с места преступления Зимин скрылся чисто, и угрызения совести его тоже не мучили. С совестью Зимин разобрался еще в промежутке между первым и вторым убийствами. Он просто решил принять за основу философию Сан Саныча. Зимин понимал, что в данном случае имеет дело с чистой софистикой, однако эта софистика позволяла ему зарабатывать кучу денег, сменить «СААБ» на шикарный джип, поменять свою квартиру на большую двухкомнатную, накупить красивой дорогушей мебели, а главное — спокойно спать ночами… Значит, такая софистика годилась вполне. Проблема заключалась в другом. Когда Зимин увидел в прицеле — там, на берегу вечерней реки — обнаженную девушку, разглядел ее лицо и тело, у него просто дыхание перехватило. Если бы не специальный препарат, который Сергей принимал каждый раз перед выполнением заказа, наверное, у него задрожали бы руки. Уже послав смертельную пулю в голову жертвы, Сергей не мог оторваться от оптики — как зачарованный смотрел на эту девушку, на ее удивительную, редкую красоту. Смотрел, пока огромным усилием воли не сумел резко одернуть себя… Ведь нельзя было терять ни секунды! С того вечера прошла уже целая неделя, а воспоминания о девушке не покидали Сергея и даже нисколько не угасали; наоборот, они становились все ярче и продолжительнее и наконец стали отзываться в сердце острой тоской. И вот настал момент, когда Сергей понял, что должен увидеть эту девушку. Во что бы то ни стало. День, когда он узнал ее телефон, выдался довольно богатым на события. С утра у Зимина схватило поджелудочную железу (когда-то переболел панкреатитом, и с тех пор железа нет-нет да и давала о себе знать), но Сергей сразу наелся но-шпы, и к обеду отпустило. Оклемавшись, Скрипач поехал с Сан Санычем на стрельбище в войсковую часть. * * * Погода стояла отличная, солнечная. Зимин дырявил мишени на расстоянии аж в восемьсот метров — как всегда, без сбоев. Во время перекура он заметил, что метрах в двухстах. какой-то здоровенный детина палит из пистолета по ростовым мишеням, высаживая за несколько секунд всю обойму. Боевиков, что ли, насмотрелся, подумал Зимин… Между тем фигура стрелка, как ни странно, показалась ему знакомой. Сергей взял винтовку и посмотрел в прицел… Кровь хлынула к его лицу, когда он узнал Боцмана, самого злобного из «быков», наезжавших на Сергея в его собственной квартире. — Дай-ка мне обойму, Сан Саныч… — попросил Зимин, стараясь скрыть свое волнение. Ничего не подозревавший Сан Саныч протянул Сергею заряженную обойму. Только когда Зимин, зарядив винтовку, начал спокойно целиться в Боцмана, Сан Саныч удивленно раскрыл глаза. — Сереж, ты чего это… — Закончить он не успел, потому что раздался выстрел. С головы Боцмана, словно ветром, сорвало бейсболку… Бандит резко обернулся, и тут Зимин выстрелил во второй раз. Боцман, не издав ни звука, упал и закрыл голову руками. — Сереженька, — у Сан Саныча аж горло перехватило, — ты что, ты его… — Да не собираюсь я его убивать, — улыбнулся Зимин, — я с этим дебилом только не много поквитаться хочу. Ведь ты же не просил его меня бить, правда, Сан Саныч? — Да что ты, что ты! Да я только… — Так я и думал. Значит, это была его инициатива. Он меня ногой ударил… Два раза. Пистолетом грозил. Я уж тогда, помню, с жизнью распрощался. Вот пусть теперь он в штанишки наложит… Я ему устрою кабанью охоту. — Куда же ты ему попал-то? — с опаской спросил Сан Саныч, глядя в бинокль на неподвижно лежащую тушу. — А у него кожаный жилет расстегнут, я ему одну полу и пробил. Видишь, какой он умный оказался, лег и лежит тихонечко. А что ему делать? — обстоятельно рассуждал Сергей. — Пистолет ему на таком расстоянии разве поможет? — Су-у-ука! — донеслось еле слышно. — Ответишь! — Вот это он напрасно, — сказал Зимин, прицелился и выстрелил еще раз. Со стороны окопавшегося Боцмана долетел не то визг, не то вой. — Контузило, должно быть, — оценивающе сказал Сан Саныч, — Сережа, хватит… Прекращай. — Конечно, контузило, — ответил Зимин, — пуля-то в пяти сантиметрах от башки прошла. Ну и нормально! У меня после той беседы сутки голова, болела, а бок и вообще целую неделю. Теперь и у него башка поболит. Хотя чему там болеть, мозгов-то нету. — Все, Сережа, ты его уже и так наказал… Пойду успокою. — И Сан Саныч неспешным шагом направился к лежавшему все так же неподвижно Боцману… Отложив в сторону винтовку, Сергей усмехнулся. Он был убежден, что Сан Саныч уладит дело миром: на сегодняшний день Скрипач в блатной табели о рангах стоял неизмеримо выше Боцмана. Вечером того же дня Сергей по своим собственным каналам, без участия Сан Саныча, узнал телефон Иры Неверовой, но позвонил только на следующий день. Всю подоплеку убийства Бутова Зимин не знал, но о том, что Ира замужем, был осведомлен, и выбрал время, когда муж должен быть на работе. Волновался Сергей просто жутко. «Пошлет подальше, — думал он, — что я тогда буду делать? С ума сойду…» — Алло, — сказал в трубке мягкий женский голос, — алло… Что вы там только дышите, скажите что-нибудь. Сейчас ведь трубку положу и больше поднимать не буду! — Подождите, — едва успел Зимин, — не кладите трубку, пожалуйста! Ира, это вы? — Да, я… — в голосе прозвучало некоторое недоумение, — а вы, простите, кто? — Вы меня не знаете… Нам с вами надо поговорить. — Зимин собирался сказать не что другое, оригинальное, но при звуках этого голоса у него словно отшибло мозги. — Когда мы сможем встретиться? — Странно все это… Почему я должна с вами встречаться? — Ира будто размышляла вслух. — Ну хорошо, вы сегодня можете? — Да, конечно! Я буду вас ждать в машине на Новом Арбате, у Дома книги… В шесть. До вечера! — Подождите, — Зимину показалось, что девушка улыбается, — машина-то какая? — Конечно, что это я… Джип «мицубиси-паджеро», темно-зеленый. — Неплохо бы еще узнать, как вас зовут… — Сергей. — Хорошо, Сергей… До встречи. Положив трубку, Зимин еще несколько минут сидел на диване, уставившись в окно. Он не мог понять, почему ему так повезло, почему Ира сразу же согласилась встретиться. Он не знал, что Неверов своими выяснениями отношений довел жену до крайней степени раздражения и усталости… Ира чувствовала: еще немного — и у нее будет нервный срыв. Она понимала, что единственный выход — найти какую-то отдушину на стороне. РАЗБОРКА Очередная встреча Итальянца с Молотом происходила на загородной вилле последнего. Похолодало. За окнами моросил дождь, а у камина, в больших уютных креслах, было тепло. Хорошему настроению должен был бы способствовать и коньяк «Курвуазье» — настоящий, привезенный из Парижа. Итальянец, однако, выглядел злым и раздраженным, пил одну рюмку за другой, молчал. — Ты чего это такой смурной? — спросил наконец Молот, смакуя коньяк. — А то, что пора нам с тобой напрямую перебазарить, — тон Итальянца был сухим, резким, — есть у меня мыслишка, что ты темнишь. — У-у-у… — протянул Молот, — вот оно что… От тебя, знаешь ли, я такого не ожидал. Ладно, говори, какая там твоя мыслишка. — Тебе название «Сто пудов» ничего не говорит? — Присказка такая есть… Сто пудов. Это значит — точно, наверняка. — Молот, кончай лепить, ты меня что, за лоха держишь? «Сто пудов» — мой ресторан, и ты об этом прекрасно знаешь. Твои пацаны раскололись. — Какие «мои пацаны»? — А которые на этот ресторан наехали. Так и сказали, что их Вова Южный прислал. А что Вова Южный — твой человек, это сегодня только разве что фраер какой-нибудь не знает. Ну, как отмазываться будешь? Мне даже интересно. — А ты пацанов-то больше слушай. Твои орлы как начнут кости ломать — кто угодно что угодно скажет: Не то что Южный — скажут, Ельцин или Клинтон прислали. Ты с самим Южным говорил? — А что мне Южный? Южный не в том авторитете. Я с тобой говорю! — Давай мне сюда этих пацанов, я с ними сам беседовать буду. Где они, пацаны? — А пропали они, родимые! Сразу после того, как раскололись. Где, говоришь? Думаю, на дне речном. Неужели и это не твоя работа? — Слушай, Итальянец… — Молот по-прежнему блестяще владел собой, только глаза его сузились и приобрели стальной оттенок. — Давай так… Ты будешь накатывать тогда, когда у тебя за душой будет что-то конкретное. А так, на сладенького — знаешь, вор на вора так не наезжает. Это, братан, беспределом называется, и я могу вынести данный вопрос на сходняк. Если я этого делать не стану, так только из-за того, что пару лет назад ты мне очень помог, сам знаешь как, и я тебе по жизни должен. Но чтоб больше я такого от тебя не слышал… Рассержусь. — Оба авторитета с минуту молчали, потом Молот продолжил: — У меня, может, тоже в отношении тебя кое-какие мыслишки есть… Я же их не высказываю — дорожу нашей дружбой. — Ну, говори… — мрачно усмехнулся Итальянец, — я же сказал. Зачем за душой держать… — Снайпера ты что-то слишком резво искать начал. — Не понял… Мы оба ищем! — Оба, но ты начал это делать без меня, решил меня бортануть… Сиди спокойно, не дергайся, — сказал Молот, видя, что глаза Итальянца загорелись как угли, — а то еще глупость какую-нибудь сделаешь. Почему ты мне не сказал, что вчера жена Неверова с каким-то человечком на Арбате встречалась? Почувствовал, что новая ниточка протянулась, решил ею без меня воспользоваться? Вот и начал я думы всякие думать… Зачем, думаю, Итальянцу без меня на снайпера выходить, а? Не затем ли, чтоб меня самого заказать? А дальше я подумал: может, Итальянец паханом всей московской братвы стать хочет? Может, это именно он Золотого заказал? — Ты… — прохрипел Итальянец, — ты мне… Такие слова?! Не прощу. Никогда не прощу… — А что ты обиделся? — как ни в чем не бывало проговорил Молот. — Мало ли какие мыслишки у людей в головах бродят… У тебя вон тоже — будто бы я на твой ресторан наехал. Свои мыслишки — если они, конечно, только мыслишки, не подтвержденные фактами, — надо в задницу засовывать, Андрюша. На вот, выпей коньячку и расслабься, браток… Опрокинув рюмку, Итальянец процедил сквозь зубы: — Не зря тебе такое погоняло дали… — Да и тебе, видно, не зря… Вон ты какой — горячий, заводной. Просто сицилиец какой-то. Чего доброго, шмальнешь еще в меня, а? — Шмальнешь тут, пожалуй, когда ты все время в кармане палец на спуске волыны держал… — А ты не зли старика! — улыбнулся Молот и, вынув из кармана небольшой вороненый «вальтер», положил его на стол. — Ладно, Молот… Проехали. — Не совсем. Важную вещь я тебе сказать не успел… Марину, куколку свою, давно видел? — Марину? Да вот как мы в бане ее оприходовали… С тех пор и не видел. — И не увидишь. Мои пацаны ее завалили. — Что? — Итальянец аж с кресла приподнялся. — Она на ментов работала, Андрюша. — Быть не может! — Еще как может… Понимаешь, что-то мне в ней не так показалось. Ну уж больно ласковая была сучка, уж такая добренькая, такая сладкая… Поручил я ее пасти. И очень скоро она с Вороновым встретилась. Ну, ребятки ее прижали, она все и рассказала. А потом что с ней было делать? Не оставлять же, сам понимаешь. Ну да ты не горюй из-за телки, сколько таких у нас еще будет! Она сейчас небось уже в раю. — Жалко все же… Умелая была, да и фигурка — ты же помнишь. Ну ладно. Воронов… Что-то знакомое. Это опер, что ли? — Нет, он частный детектив. — Так привалить его, и всех делов! — Я же говорю — Итальянец он и есть Итальянец… Во-первых, он давно с Дугиным в паре работает, и если что, Дугин тебя из-под земли достанет. Во-вторых, и это гораздо хуже, его сам Сократ уважает. — Сократ? — вытаращил глаза Итальянец. — Это с какого же бодуна? — Не с бодуна… Было там дельце одно. Рассказывать не буду, тем более что и сам толком не знаю. Воронов тогда Сократа прижал, и тому даже пришлось за кордон отвалить. Правда, он и сам собирался, но не в этом дело. А потом вроде корешам Сократа этот Воронов здорово помог… В частности, Деду. А главное, по-моему, то, чего и объяснить-то никто не сможет. Почему вдруг один человек другому нравиться начинает, хотя они скорее враги, чем кореша? Короче, завалишь Воронова — будешь отвечать перед Сократом. — Так, может, нам этого Воронова купить? — Это вряд ли выйдет, уже пытались. Беда в том, что он не нищий мусор, а мужик при бабках. Клиенты часто богатые, платят хорошо. Помочь нам найти снайпера он бы, конечно, мог… Только ведь опередит, падла. Профессионал. Раньше нас его возьмет, и что нам толку? — Это верно… Да, чуть не забыл: мужик, который с женой Неверова встречался, вчера в тир ездил. — Знаю, Андрюша. И что там? — Пасем… — Пасите. На всякий случай и я пасти буду. Без обид, договорились? — Заметано. ЧТО СКАЗАЛА МУЗЫКА Когда-то одному из коллег Зимина, блестящему альтисту и очень красивому мужчине, изменила жена. Ситуация вышла на сто процентов как в анекдоте: вернувшись с гастролей на два дня раньше обещанного срока, музыкант обнаружил супругу в постели с мужчиной, и даже непосредственно во время любовных услад. Супруга тут же нырнула под одеяло, а ее любовник почему-то вскочил и кинулся надевать брюки — прямо на голое тело. Он все никак не мог попасть ногой в штанину, чуть не упал… Обманутый муж посмотрел на него, на жену, потом ушел на. кухню, сидел там, курил, пока не хлопнула входная дверь — мужик выскочил как ошпаренный. Музыкант жену простить не смог, выгнал, благо квартира принадлежала ему. Переживал, однако, чудовищно. — Скажи, Серега, — спросил он Зимина, — как это вообще могло произойти, почему? Ты бы только видел этого мужика! Ниже меня на голову, тощий… Тело хилое, белое, аж в синеву. Лысый, сволочь, как коленка! А пиписька… Да, другим словом я это назвать не могу! Пиписька-то какая! Жалкая, крошечная, острая, как морковка… Лучше бы я ее не видел. Серега, поверь: этого сморчка со мной вообще сравнить невозможно! А работает знаешь кем? Водителем у какого-то директора завода… Серега! Может, ты думаешь, что я ее не удовлетворял? Да у нас все было, все, что в постели мужик с бабой могут сделать… И это было просто великолепно! Серега, почему? Что мог ответить Зимин? Да ничего. Он и сам не мог взять в толк, почему умницу, красавца и денежного мужика променяли на какое-то никчемное существо с морковкой между нижних конечностей. Почему люди сходятся, что толкает их в объятия друг к другу — тайна сия великая есть, подумал Зимин и сегодня, когда Ира Неверова, женщина потрясающей красоты, словно сошедшая с обложки элитного журнала, ответила ему взаимностью. Ему — невысокому, лысоватому, располневшему… Да он и в мечтах себя с такой женщиной представить не мог! Но в жизни — и объяснение этому найти нелегко — зачастую происходят вещи круче, чем может представить себе даже самая богатая фантазия. Когда Сергей и Ира встречались, им было абсолютно все равно, что делать: ехать в ресторан, за город — погулять в лесу — или просто сидеть в машине, курить и разговаривать. В любом случае им было хорошо вместе… Ира даже не интересовалась, чем Сергей занимается, — он сказал ей как-то, что у него свой небольшой бизнес, и этим она ограничилась… Они уже целовались — подолгу, страстно, — но до большего пока не дошло. Пригласить Иру к себе Сергей все никак не решался: очень боялся отказа. В тот вечер Ира была особенно ласкова, смотрела на Сергея с нежностью. Когда они вышли из уютного японского ресторанчика, девушка сказала: — А теперь мы поедем к тебе… Если, конечно, ты меня не обманул и у тебя на самом деле нет жены. — Ты… Мы… Конечно, поедем! — Зимин от радости чуть дар речи не потерял. Войдя в квартиру Зимина, Ира осмотрелась по сторонам и подняла брови: — Хм… Где же евроремонт? — А что, разве… — Зимин запнулся, — разве обязательно… — Да ладно, — рассмеялась Ира, — я тебя разыгрываю! На самом деле этот евроремонт у меня уже в печенках сидит… Надоело. Все белое, как в больнице или офисе. У нас дома такой… Я ужасно рада, что у тебя хватило вкуса не делать этого. Смотри, как все классно — кругом светлое дерево… Молодчина! — Ира чмокнула Сергея в щеку. — Ну, что мы будем делать? — Может быть, выпьем кофе? — промямлил Зимин. — Давай! Только варить будешь сам: мне интересно, как ты приготовишь. Когда Зимин через несколько минут вернулся из кухни с подносом в руках, он увидел, что Ира стоит посреди комнаты со скрипкой в руках. Девушка повернулась к Сергею; в ее глазах светилось радостное изумление. — Сережа, — произнесла она шепотом, — что это? — Скрипка… — Чья? — Моя. — Ты что же… играешь? — Я вообще-то музыкант… По профессии. А сейчас… В общем, мой оркестр распался, и… — Все. Никаких слов. Только музыка… — Хорошо, — послушно сказал Сергей. Когда он взял из рук Иры скрипку, то немного удивился, до чего же она легкая… И сразу же понял, почему ему так показалось: руки привыкли ощущать тяжесть винтовки. — Что бы ты хотела? — спросил Зимин, когда оторопь от этой мысли прошла. — Можешь Чайковского? — Могу… Скинув туфельки, Ира с ногами забралась на диван… Через несколько секунд комнату заполнили звуки удивительной красоты. Ире показалось, что она находится на другой планете или в другом измерении, где тем не менее происходит то же, что и на Земле. Сначала Ире стало холодно, ей показалось, что окно покрылось морозными узорами, а дыхание изо рта выходит в виде легкого белого пара… Вот скрипит под ногами снег, а где-то вдали мчится тройка с бубенцами… А вот уже стало теплее, лед на реке треснул, и льдины, вставая на дыбы и опрокидывая одна другую, повалили вниз по течению, сначала медленно, а потом все быстрее… В воздухе запахло весной, то есть счастьем, любовью и чудовищными авантюрами. Побелели яблони и вишни… На лугу показалась первая трава, запели кузнечики… Уже жарко, и в лесу просто с ног шибает медвяный аромат цветов… Кричит кукушка, будто серебряные гвоздики в деревянные рамки заколачивает, но Ира не успевает ее спросить, сколько ей осталось бродить по свету, потому что налетает ветер, и деревья медленно, печально снимают свои рыжие парики. И вот на осине, стоящей поблизости, остается всего один золотой лист; ветер наконец срывает и его… Лист кружится, падает медленно, словно на качелях качается… Ниже… Ниже… Все. Он на земле. Скрипка уже давно смолкла, а Ира все еще смотрела в окно, но видела в нем не тихий московский дворик, а некие иные миры — параллельные или как там их еще называют. — Что это было? — «Времена года»… — Я так и думала. — Ира тряхнула волосами, будто выходя из состояния транса, а потом снизу вверх посмотрела в глаза Сергею и сказала очень тихо: — Пожалуйста, не бросай меня… По крайней мере сейчас. Сергей аккуратно положил скрипку и опустился на диван возле Иры… — Свет… Скорее, — сказала Ира, — нет, подожди… Ночник можно оставить. Оно было перед Сергеем — это желанное, великолепное тело. Он видел его во второй раз в жизни… Теперь уже не через оптический прицел винтовки. Потом Ира с Сергеем лежали рядом, и ее голова была на его плече… — Знаешь, — задумчиво проговорила Ира, — муж у меня часто выпытывает всякие подробности… Ну, как это было, с кем, в каких позах. Ты ни разу не спросил меня, но я почему-то сама хочу сказать тебе, что у меня уже был любовник… И недавно он погиб. То есть его убили. Это произошло… В общем, я была рядом. Так вот… Когда ты играл, мне почему-то показалось, что в смерти Бутова… его фамилия была Бутов… что в смерти Бутова виноват… — Ира сделала паузу, и Сергей почувствовал, что у него на лбу появляется холодный пот, — …виноват мой муж, Борис. — О Господи… — У Сергея будто камень с сердца свалился. — Вот так догадка… Ничего себе. Откуда ты это взяла? И почему именно когда я играл? — Не знаю… Когда ты играл, у меня перед глазами все как-то расплылось… И мне вдруг показалось, что у тебя в руках не скрипка, а винтовка. — Странная ассоциация, — состояние растерянности и страха вернулось к Сергею вновь, — но даже если и так, то почему все- таки в смерти Бутова виноват твой муж? — Не знаю… Не спрашивай. Шестое чувство, ясновидение, интуиция… Назови как хочешь. И теперь… Хуже всего, что я теперь боюсь. — Чего ты боишься? — Что Борис выследит нас, опять наймет того же самого убийцу и тебя застрелят, как тогда Бутова… Откуда-нибудь из леса. — Ну, это вряд ли! — как-то против его воли вырвалось у Зимина, и он, запнувшись, посмотрел на Иру. — Почему вряд ли? Почему, Сережа? — привстав на локтях, девушка в упор смотрела на Зимина. — Да нет, это я так… — Сергей лихорадочно думал, как выйти из этого сложного положения. — Мне в детстве гадалка нагадала, что я от воды умру… Ну, утону где-нибудь, — соврал он, — а значит, пуля мне не грозит. — Правда? Боже, как это здорово! Счастье мое, любимый… Хорошо, что ты мне об этом сказал! Я больше не буду бояться за тебя, не буду, милый, солнышко мое… Когда Зимин через минуту вышел на кухню за сигаретами, его руки дрожали. СОЗДАТЬ ПИКОВУЮ СИТУАЦИЮ — Слушай, старина, — голос Воронова в трубке звучал взволнованно, — можешь выскочить вниз на секундочку? Я тут, у проходной. — Сейчас, — ответил Дугин. Запереть кабинет и спуститься на первый этаж было делом двух минут. На улице нервно курил Воронов. — Ты чего такой дерганый? — спросил Дугин. — Есть одна идея, да боюсь, Вадик, ты ее зарубишь на корню и этим поставишь меня в сложное положение. — Вот так вводная, — усмехнулся следователь, — ты же сам меня учил, как надо давать правильную установку. Ты должен был сказать, что у тебя есть идея, которая мне наверняка понравится! Ну ладно — давай излагай. — То, что снайпера надо ловить на живца, мы с тобой уже решили, так? — Ну и?.. — насторожился Дугин. — Давай еще круче сделаем, давай вынудим Неверова заказать человека! — Во как… — только и нашелся сказать Дугин, выпучив глаза и разведя руками. — Да я серьезно! Давай заставим его заказать того парня, который с Ириной встречается, Зимина. — Он не только с Ириной встречается, Паша… Он в тире у твоего Сан Саныча стреляет. — Да ты что?! — Точно. — И молчишь, зараза! — Да мне только что сказали… — Погоди-ка… — Воронов задумался. — Так это же еще лучше! Гораздо лучше! Представим, что снайпер — это Зимин. Выходит, Неверов через посредника поручит Зимину грохнуть самого себя! Это забавно, черт возьми… — Забавно — и только. Зимин — если, конечно, киллер он — не может ликвидировать сам себя, а значит, мы с тобой сработаем вхолостую. — Ошибаешься! Мы создадим пиковую ситуацию! Этому самому посреднику надо будет выбирать между Зиминым и Неверовым. Взять у Неверова деньги — сколько там, небось штук десять, и поручить другому киллеру убить Зимина? Нет, он такого шикарного снайпера на десять тысяч баксов не променяет. Он его и за все сто не отдаст, потому что на нем больше нажить можно. Значит, будет принято решение грохнуть Неверова, вот и все. А тут мы и подсуетимся… — Все это хорошо, но если киллер не Зимин? — Ну и ладно, Неверова-то мы все равно пасем… Конечно, если киллер не Зимин, дело хуже, но мне все-таки кажется, что мы на верном пути. — Положим, но есть и еще одно «но»… И уже гораздо более серьезное. — Да знаю, знаю я, какое это «но», и я недаром был убежден, что ты все испортишь! — Правильно был убежден. Какое право я как официальное лицо имею живого человека в качестве мишени использовать? Интересное дело! А если не успеешь ты «подсуетиться» и снайпер Неверова уложит? Тогда кто отвечать будет? Дед Пихто? Нет, Паша, это мне свою башку подставлять придется… — Скажи, пожалуйста: кто узнает, что это ты Неверова подставил? Я, что ли, твоему начальству расскажу? Или бандиты? Ну, Вадик, все. Ты меня достал. И фиг с тобой! Подожди, пока Итальянец с Молотом до этого сами додумаются. Они свое дело туго знают — вон Маринка-то пропала, и я уверен, что ее уже в живых нет. И наверняка они из нее перед тем, как убить, все до конца вытащили… А когда они додумаются сделать так, чтобы Неверов Зимина заказал, тут нам крышка. И Неверова потеряем, и снайпера не возьмем. Стоп! — перебил Воронов сам себя. — Стоп… А может, стоит намекнуть Молоту с Итальянцем, что есть такой вариант? Мы и ответственность с себя снимем, и снайпера возьмем… — Но и они не дураки! Так они нам снайпера этого и отдадут, ведь он им самим нужен… — Ну, тут уж нам зевать не надо. — Легко сказать — «снять с себя ответственность», — проворчал Дугин, — может, я перед руководством ее и сниму, а сам перед собой? Перед своей совестью? — Ой, Вадик, перестань! — Воронов махнул рукой. — Тебя что, твоя совесть замучит, если Неверов доской накроется? Значит, так ему и надо. Это ведь он Бутова заказал! — Докажи сначала! Ишь прокурор нашелся… Улики есть у тебя? — Это у нашего, земного суда улик против него нету, а высшему, небесному суду улик не надо, там судьи и так все знают. — Кончай демагогию, Паша. — Ни фига себе «демагогия»! Ты в Бога веришь? — Верю. Но только пусть Бог сам Неверова и приберет, если ему время вышло. Богу моя помощь не нужна, без меня разберется. — Ладно, Вадим… Короче! Что будем делать? Ты же не хочешь, чтобы я с Молотом и с Итальянцем объединился, правда? А я, блин, возьму да объединюсь! Я этого снайпера любой ценой взять должен — дело чести. — Ну и продавай свою честь бандитам! — Не надо красивых слов, Вадик. Ты мне скажи: будем мы Неверова провоцировать или нет? — Нет, — твердо ответил Дугин, — и смотри у меня! Если Неверов погибнет, я тебя… Не знаю, что с тобой сделаю. Никакое твое карате не поможет, я тебя твоим же черным поясом и удавлю. — Размечтался… — Точно говорю! Смотри, Павел! «ЗАСТРЕЛИТЬСЯ, ЧТО ЛИ?» Когда Зимин в очередной раз приехал в тир, Сан Саныч встретил его с мрачным видом. Минут с десяток Сергей вообще не мог вытащить из него ни слова, старик только рукой отмахивался, как от назойливой мухи. — Все, Сереженька, — произнес он наконец глухо, как из бочки, — доигрался ты. А вернее сказать, дотрахался… Поздравляю! Молодец! — Что случилось-то? — А то, что… — Сан Саныч открыл шкаф, достал бутылку водки, налил себе полстакана и одним махом опрокинул дозу. — То, что заказали тебя. — Что? — У Зимина глаза на лоб полезли. — Меня заказали? Это кто же? — Неверов. Нечего удивленную рожу делать и глаза таращить, как селедка пряного посола… Прекрасно знаешь, кто это. Муж твоей б… — Сан Саныч, взглянув на Зимина, запнулся, потом немного помолчал. — Ну, я тебе скажу, нервы у тебя что надо. Ее любовника лично завалить, своими руками — а теперь с ней в койке кувыркаться как ни в чем не бывало! Молодец, — тон Сан Саныча делался все более ироничным, — завидую. — Значит, это правда, что Неверов Бутова заказал? — Ни к чему бы тебе это знать, но с учетом данной ситуации придется узнать. Правда. Бутова он заказал. А теперь вот и ты доигрался… — Весело. Так что же — ты от Неверова деньги получишь, а мне теперь застрелиться или как? Ладно, давай! Из винтовки, правда, неудобно, дай «Макарова», что ли… А может, ты сам меня грохнешь — по старой памяти? Или глаз уже не тот? — Да что ты про мою память-то знаешь, щенок… — Сан Саныча явно задели слова Зимина. — Да может, я… А, что толку тебе объяснять… Слабак ты. Ноги девка раздвинула, и ты совсем о своей безопасности позабыл. У-у-ух! — Сан Саныч наглядно показал, как Зимин ныряет между ногами девки, словно в прорубь. — Ты же практически на нелегальном положении жить должен, разве я тебя этому не учил? Ты же даже «хвоста» заметить — и то не можешь, вон как тебе малафья глазенки-то застит. Ладно бы тебе двадцать годков было, а то взрослый же мужик… Тьфу! Противно, слов нет. — Ладно, Сан Саныч, кончай свои наезды… Я тебе нужен, меня ты убивать не станешь. Решение тут одно может быть: давай получай бабки от Неверова, а я его грохну. Пусть сам свою смерть оплатит… — Ох ты, какой быстрый, а главное, какой умный! Кто ж тебе бабки заранее отдаст? — Возьми половину… А если ничего не даст, хрен с ним — нам все равно больше ни чего не остается, валить его надо. — И как же ты его валить думаешь? — Как обычно. Теперь уж не впервой. Выйдет из дома или из офиса, и все… — Ага. Прямо дважды два — четыре. Не знаешь ты еще, сынок, что в жизни дважды два — нередко пять получается… Эх, Сережа, — Сан Саныч выпил еще полстакана водки, — если ты мышей не ловишь, то я, слава Богу, еще не забыл, чему меня когда-то учили. Ты за девкой бегаешь, как кобель за сучкой, слежки за собой не видишь, а я за тобой целых три «хвоста» приметил. — Три «хвоста»? Да откуда? Почему? — Если бы ты глупость не сделал да за девкой этой не увязался, хрен бы тебе кто на хвост вообще сел. А теперь — видишь, как оно вышло… Два «хвоста» — бандитские, один — ментовской. Пасут они тебя, Сереженька, на все сто. Пернуть не сможешь, чтобы они не услышали… — А как же ты со мной тут так спокойно беседуешь? Есть же, я слышал, микрофоны специальные, с улицы берут… — Есть такие микрофоны, но есть и такая техника, которая им в работе помехи создает, и ни хрена через них не услышишь. Ты что ж думаешь, я такой дурачок, чтобы свой тир как следует не оборудовать? — Вот это да… — Зимин посмотрел на Сан Саныча с невольным уважением. — Ладно, не в этом дело. Думать надо… Ведь они ж тебя, как волка, зафлажить хотят, чтобы у тебя выхода не было. На этого Неверова тебя и поймать собираются… Вся их игра белыми нитками шита. Вот она, альтернатива, — Сан Саныч покачал головой, — Неверова надо убирать, это однозначно. Его и менты пасут, и бандиты, а знает он много, очень много… А как его убрать при такой слежке? Слежка-то и за ним, и за тобой! Это — вопрос. — А что же делать? — Говорю — думать надо… Один вариант вообще-то уже есть; классика, и довольно просто все, но для ментов с бандитами может сгодиться. Вот слушай… ЛИХОРАДКА НА РАССВЕТЕ Через несколькб часов после этой беседы в тире, в пять утра, когда Молот в машине возвращался из казино, запиликал его сотовый телефон. — Здравствуйте, Виктор Федорович! — произнес в трубке приятный мужской голос. — Скажите, минутка для разговора у вас найдется? — Кто вы? — удивленно спросил Молот. — Вы меня не знаете… И не узнаете, скажу сразу. Это не надо ни мне, ни вам. — Тогда привет, говорить нам не о чем… Пишите письма. — Не спешите, Виктор Федорович! — спокойно продолжал незнакомец. — Ведь вы не знаете предмета разговора. Информация о снайпере, к примеру, вас интересует? — О каком еще снайпере? — взяв тайм-аут, Молот собрался, как когда-то на ковре, перед решающим броском. — Который Золотого грохнул… И еще не скольких человек. — Ну и что за информация? — Этому снайперу заказали бизнесмена Неверова… По моим данным, покушение произойдет через пару часов, примерно в семь утра, когда Неверов выйдет из подъезда своего дома. Стрелять киллер будет с чердака дома номер три по Актюбинскому переулку. Это все, что я хотел сказать… — Погодите, — быстро сказал Молот, — а откуда… В трубке зазвучали короткие гудки. Через несколько секунд «кадиллак» Молота, круто развернувшись через две сплошные белые линии и чуть не уничтожив на месте вовремя успевшую отскочить «пятерку», жалобно пискнувшую сигналом, скрылся в темноте ночных московских переулков. * * * А еще через час, в шесть утра, зазвонил телефон, стоявший на тумбочке у дивана Павла Воронова. Схватив трубку, Павел первым делом оглянулся — не проснулась ли жена (вчера в больнице был сложный день, Настя ужасно устала). Убедившись, что она спокойно спит, Воронов с трубкой радиотелефона на цыпочках удалился на кухню. — Паша, слышишь меня? Тут очень интересные дела, — быстро сказал Дугин, — над головой Неверова сгущаются тучи. — То есть? — насторожился Воронов, пытаясь закурить и ломая одну спичку за другой. — Я думаю, Молоту с Итальянцем кто-то сообщил, что на Неверова готовится покушение, причем скоро, по-видимому, утром. Не ты ли, Паша? — Иди к черту, Вадик, ты не офигел? — У Воронова аж трубка из руки выпала, и он поймал ее уже возле самого пола. — Я сплю как убитый… Да и не в этом дело! Откуда мне знать, что покушение готовится именно теперь, сегодня? — В общем, неоткуда… Только это меня и успокаивает. Короче: к Актюбинскему переулку подтянулось несколько машин. Машины выбраны невзрачные, чтобы не светиться. В центре внимания, похоже, дом номер три. Дело в том, что «семерка» остановилась у дома номер один, а «Москвич» — с другой стороны, у черного хода дома номер пять. А вот метрах в двухстах уже стоит «кадиллак» Молота — видно, захотелось самому присутствовать. Я думаю, они убийству препятствовать не будут, им Неверов без надобности. Им, как и нам, важно с поличным снайпера взять, чтоб потом шантажировать. — Ну а мы насчет Неверова — что? То есть ты понимаешь: в данной ситуации этим человеком придется пожертвовать. Иначе нам снайпера не взять. В трубке воцарилась тишина. Павел терпеливо ждал. — Ну, что я тебе могу на это сказать?. — проговорил наконец Дугин. — Да ничего, наверное. Похоже, тут как раз тот случай, о котором ты говорил… Что Бог сам разберется. — Ужасно это, Паша… — Ужасно. Но что делать? Утешай себя тем, что, если мы сейчас Неверова убережем, снайпер потом еще десять, двадцать человек уничтожит. Здесь как на фронте, браток: процент потерь… Или как в-шахматах — отдать фигуру, чтобы спасти и все остальные и выиграть партию. — Верно говоришь… И все же… — Ладно, давай к делу. — Ну вот… На чем мы остановились-то? Да, что уже после выстрела, думаю, «семерка» с «Волгой» моментально у третьего дома окажутся, одна команда в лифт рванет, другая — с черного хода по лестнице. — И что же дальше, Вадик? Что, мы им позволим снайпера взять и увезти, так? — Нельзя этого допускать! — Понятно, а как быть? — Может, когда они его возьмут и повезут, по дороге их тормознуть? — И что толку? Оружия при снайпере не будет, других доказательств — никаких. Скажет тебе Молот, что он со своим дружком в баню едет, и что ты ему на это? — Да, ты прав… — Короче, Вадим, думать некогда… Бери своих — и туда, я тоже сейчас приеду. На месте решим. Только не светитесь… — Мог бы и не говорить, ясно все. Где встретимся? — На улице Макшеева, у ресторана «Луна», через полчаса. — Ну, с Богом… «КАК ПОСЛЕДНИХ ЛОХОВ…» В ту ночь Ире Неверовой снился странный сон: будто ее муж, Борис, улетает куда-то далеко-далеко, а она провожает его в аэропорту. Глаза у Бориса грустные, и Ире кажется, что она расстается с мужем навсегда. Ира просит Бориса остаться, но тот отрицательно качает головой, не произнося ни слова. И в тот момент, когда Борис, уже простившись с Ирой, уходит в сторону паспортного контроля, в здании аэропорта вдруг начинает звучать скрипка… Громко, словно из динамиков. Оборачиваясь, Ира видит стоящего посреди зала Зимина. Он играет «Времена года»… Оборачивается к Зимину и Борис; лицо его вдруг искажается, как от сильной боли, он хватается за виски, роняет чемодан, а потом падает на пол… Слышно, как он бьется головой о камень. «Боря!» — кричит Ира, кидается к нему, но бежать не может… Впечатление такое, что музыка опутала ее густой прочной сетью. — Пока, я пошел на работу! — донеслось откуда-то издалека. С трудом открыв глаза, Ира увидела стоящего возле постели Бориса. — Я пошел, — повторил он, немного помолчал, а потом добавил: — Ты прости меня, что я тебя часто мучаю… Я тебя люблю. — Повернулся и вышел из комнаты. В сердце Иры после этих слов шевельнулось что-то давно забытое — теплое и родное. Ее потянуло к окну — как раньше, в первые дни их любви, чтобы посмотреть на Бориса и помахать ему рукой. Стоя у окна, Ира видела, как ее муж в сопровождении четырех охранников вышел из подъезда и направился к стоявшему в нескольких метрах «мерседесу». Борису оставалось до машины не более пяти шагов, когда он вдруг пошатнулся, потом упал на колени… Только в этот момент его подхватили опешившие телохранители. У Иры закружилась голова… Судорожно вцепившись в занавеску и сорвав ее с окна, девушка упала в обморок. Она уже не видела, как, завизжав тормозами, у стоящего напротив дома тормознули «Жигули». Тут же раздался вой милицейской сирены, из-за угла вылетели две черные «Волги» с мигалками. Одна из них, обогнув дом, скрылась во дворе, а вторая через пару секунд оказалась возле «Жигулей»… Четверо мужчин, выскочивших из «Волги», кинулись к «Жигулям»; в их руках были пистолеты. Раздался звон разбитого стекла, крики: «На землю, руки за голову, будем стрелять!» Четверо мужчин выволокли из «Жигулей» троих пассажиров, которые безропотно упали на землю, прикрыв головы руками. Тем временем двое из другой «Волги» — той, что скрылась во дворе, — с пистолетами в руках распахнули дверь черного хода и исчезли в темном проеме. … Дугин поднимался на лифте, Воронов — бегом по лестнице. На чердак они влетели одновременно… — Бросай оружие! — крикнул Дугин; молчание было ему ответом. Держа пистолеты наготове, сыщики облазили все уголки… Чердак был пуст. Никого и ничего. Не то что винтовки — ни единого следа преступления. — Откуда же он стрелял? — растерянно спросил Дугин. — Из другого дома, Вадик. Ну, что смотришь? Нас с тобой накололи, как детей. Как идиотов! — Воронов опустился прямо на пол, достал пачку сигарет. — Что ж ты сидишь? Бежим, может, мы его еще где-нибудь… — Прекрати, Вадим, — перебил Воронов, — он сейчас уже в паре километров отсюда. — Сука! — Дугин с размаху врезал ногой по фанерному ящику, тот отлетел к стене. — Ну, гадина… — Он достал рацию и, нажав кнопку, сказал: — Еремин, давай со своими людьми по чердакам всех окрестных домов… Ищи винтовку. — А с этими что делать? Обыскали — оружия нет… — послышалось в передатчике. — Проверь документы для порядка — и пусть валят ко всем чертям! — ответил Дугин и отключил рацию. На чердаке воцарилась тишина. — Боже мой… — после долгой паузы про говорил Воронов, — это же просто смешно. Бандиты сказали бы, что нас с тобой развели как последних лохов… Но это не только смешно. Это гениально. Ты подумай: ведь они не нам сообщили, потому что это могло вызвать некие подозрения… Они позвонили Молоту — в расчете на, то, что благодаря наружке тут окажемся и мы, И что мы будем убеждены: Молот знает, что делает, у него верная информация, Молота на мякине не проведешь. Интересно также, что и Молоту они наверняка сообщили впритык, за пару часов до покушения, чтобы он не успел оцепить весь район и по всем чердакам своих бандитов насажать… Все, Вадик. Снайпера мы не взяли, а Неверова больше нет, и теперь убийца ляжет на дно… Может, и на целый год. Кстати, что теперь с тобой сделает руководство? — А, — Дугин махнул рукой, — строгим выговором, думаю, обойдутся. Что я мог сделать-то в такой ситуации? Что? — Ровным счетом ни шиша. Это точно… — Воронов помолчал. — Ладно, старина, пошли. Чего тут сидеть… Когда сыщики вышли из подъезда, «семерки» уже не было. Напротив в «скорую помощь» вносили накрытое простыней тело Неверова. Сотрудники милиции в форме разгоняли толпу… Возле двух «Волг» с мрачным видом дымили сигаретами оперы. — С чердаков ничего не сообщали? — спросил Зимин, и как раз в этот момент запищала его рация. — Ну, что у тебя, Еремин? — Здесь винтовка, — протрещало в пере датчике, — дом номер девять. — Это… Подожди-ка. — Дугин подошел к проезжей части и окинул взглядом улицу. — Да это ж метров пятьсот! — Не меньше… — сказал Воронов. — Тащи ее сюда, Еремин… — Отключив передатчик, Дугин обратился к Воронову: — Он, значит, там с ночи сидел… Спокойно ждал… Видел, как тут вся эта суета… Тьфу! — Да, Вадик… Сидел и посмеивался над нами. — Ну ничего, ничего… — Сев в машину, Дугин с силой хлопнул дверцей. — Он у меня досмеется. — Это как Бог даст, — пожал плечами Воронов. ИТАЛЬЯНЕЦ ПРОИГРЫВАЕТ В голову Неверова, против своего обыкновения, Зимину пришлось послать не одну, а две пули. И дело было не в большом расстоянии. Просто перед тем, как Неверов вышел из подъезда, Зимин в прицеле оптической винтовки увидел… Иру. Она стояла у окна и смотрела вниз. Когда Неверов вышел, она даже рукой помахала, да только муж не обернулся, не посмотрел наверх. Когда Зимин увидел, что Ира машет мужу рукой, понял, что между этими людьми еще не угасло чувство, что Ира не всецело принадлежит ему, Зимину… У Сергея дрогнула рука. Дрогнула не сильно, почти незаметно, но этого хватило, чтобы пуля с расстояния в полкилометра уклонилась от цели и лишь сорвала кожу с виска Неверова. Однако Зимин в течение доли секунды сумел взять себя в руки, и вторая пуля угодила туда, куда должна была угодить — в середину лба. Убив Неверова, Зимин вернулся домой и проспал до обеда — ведь он провел всю ночь на чердаке… Проснувшись, он подумал о том, до чего все-таки гениальный человек Сан Са-ныч. Так ловко обмануть и милицию, и бандитов! С помощью одной операции добиться всего, что было надо: и Неверова убрать, и всех этих сбить со следа… А теперь — пусть ищут ветра в поле! И все-таки на душе у Зимина было неспокойно: то и дело перед глазами возникал образ Иры, с улыбкой машущей рукой своему мужу. «А мне ведь говорила, что с ним уже месяц не спит», — думал Зимин, и в нем, как толстая змея под сапогом, начинала ворочаться ревность. В шесть вечера, как обычно, Зимин позвонил Ире. Трубку она не снимала долго, наконец послышался ее тихий голос. — Ира, ты что, спишь? — как ни в чем не бывало спросил Зимин (относительно его нервов Сан Саныч был прав на все сто). — Просыпайся, в это время спать не полезно! — У меня тут… — Ира сделала паузу, и Зимину послышались приглушенные рыдания. — В общем, Сережа… Понимаешь… Бориса убили. — Что? — Зимин тоже сделал паузу. — Боже мой, какое несчастье… Как это случилось? Кто убил? — Откуда я знаю… Наверное, те же, кто и Бутова. Нам нельзя встречаться, Сережа… Я долго думала. Нам нельзя встречаться, потому что тогда убьют и тебя. — Глупость! — В тоне Зимина звучала уверенность. — Никто меня не убьет… Короче, я тебя не брошу, даже и разговора на эту тему не заводи! Оставить тебя в таком состоянии — это же сволочью последней надо быть… Я сейчас приеду. — Не надо, Сережа, не приезжай. Очень прошу тебя: не приезжай… — Я приеду! — Зимин повесил трубку. В подъезде Неверовых было светло как днем и почему-то очень тихо. Выйдя из лифта, Сергей не успел сделать и шага. Сильные руки словно тисками сжали его кисти, и к его лицу приложили что-то теплое и мокрое… Хлороформ, только и успел подумать Сергей, проваливаясь в темноту. Очнулся он в глубоком уютном кресле… Перед ним как в тумане плавало какое-то лицо. Постепенно качка прекратилась, туман рассеялся. Зимин увидел ничем особо не примечательного — разве только зловещим выражением лица — брюнета средних лет, внимательно смотревшего на него. Больше в комнате людей не было. Оглядевшись, Зимин понял, что находится на очень богатой загородной вилле… Осталось только врубиться, что к чему, подумал Сергей, и в этот момент услышал сипловатый голос: — Наконец-то мы с тобой познакомились… А я тебя, между прочим, совсем другим себе представлял. Ну, здравствуй, снайпер… Поглядев на проговорившего это брюнета и проглотив подступивший к горлу ком, Зимин негромко сказал: — Здравствуйте… — И еще тише добавил: — Только вы меня, кажется, с кем-то перепутали. — Может, и так, — усмехнулся Итальянец, — но только вряд ли. Это ведь ты сегодня Неверова-то замочил? Ты, я знаю. А тогда, раньше, — Золотого. Это точно. Хорошо работаешь, профессионально. — Не знаю, о чем вы говорите, — спина Сергея начала покрываться испариной, — просто представить себе не могу. — Кончай парить, ни к чему хорошему это не приведет. Знаешь, как я убедился, что это ты? Я подозревал тебя давно, но убедился только сегодня. Знаешь, как? Ты промахнулся, первая пуля ушла чуть в сторону. А ты ведь никогда не промахивался. Никогда! Ты раньше стрелял только раз, и так понимаю, что это был твой фирменный знак, примерно как ковбой в рекламе «Мальборо». Почему же ты промахнулся? Рука дрогнула… Девка твоя в окне засветилась. Верно? Да и вообще, мужа любовницы валить — дело хоть и приятное, но волнительное. Тут я тебя понимаю. — Это звучит как на иностранном языке, — сказал Зимин, которого доверительный тон бандита немного приободрил, — никак не возьму в толк, чего вы хотите. — А если мои ребятки с тобой поговорят, тогда возьмешь в толк? Возьмешь! Как начнут ногти рвать да кожу бритвой резать — тут-то скажешь, что снайпер… — Тут, я думаю, любой скажет, что он снайпер… Или даже академик. — Зимин попытался улыбнуться, но у него не получилось. — Только вы все это со мной вряд ли проделаете… Я так думаю. — Это почему же? — искренне удивился Итальянец. — Сами себе противоречите. За какого-то снайпера меня принимаете… Вы явно хотите, чтобы я им оказался. Значит, вам снайпер нужен, так? Хорошо… А если я и вправду снайпер? Как же можно снайперу ногти рвать? Да он вам после этого даже в корову не попадет! — Это ты верно подметил. Но как же с тобой быть, если ты говорить не хочешь? Зимин пожал плечами и промолчал. — Ну, если ты молчишь, значит, надо тебя отвезти в подвал и вручить моим хлопцам, только сначала объяснить, что с тобой можно делать, а что нельзя… — Итальянец быстро поднялся с кресла, и, среагировав на этот еле слышный звук, в комнату вошли двое здоровых лбов устрашающего вида. — К Хряку его! — скомандовал Итальянец. Сергея рывком подняли с кресла, подтолкнули к выходу. Спустившись со своими мрачными провожатыми по мраморной лестнице, устланной коврами, он оказался на улице, где было уже почти темно. Зимин разглядел стоящий у ворот джип. — Садись, — ощутимо толкнул Сергея в спину один из громил, — быстро… Итальянец сел рядом с водителем, Сергея втиснули на заднем сиденье — между двух мордоворотов. Ворота на электрическом приводе плавно разъехались, обнажив хорошо освещенную аллею. Джип, резко приняв с места, выехал на эту аллею, за несколько секунд пролетел метров сто, завернул за угол и вдруг, взвизгнув тормозами, остановился. Сергей вытянул шею: поперек дороги лежало бревно. — Это что за х… — начал было Итальянец, но тут же замолчал, потому что со всех сторон машину окружили люди в камуфляже и черных масках, с короткими автоматами в руках. Вперед вышел плотный мужчина: — Всем быстро выйти из машины, руки на крышу, ноги расставить… — Я не понял… — закончить Итальянец не успел. Его рывком выдернули из джипа и швырнули под колеса. Падая, вор сильно ударился головой о крыло, но этого молодцам в камуфляже показалось мало, потому что один из них еще добавил Итальянцу ногой в живот. — Суки… — прохрипел авторитет, сползая на сырую траву, — мусора паршивые… — Тут ты ошибся, Дьяков, — спокойно сказал плотный мужчина, — мы не мусора. Вот этого, — он указал на Зимина, — сразу к нам везите, а с этими мы еще поговорим… * * * Через сутки после описанных событий в ресторан «Марсель», где сидели Молот и Итальянец, вошли двое. Предъявив охранникам какие-то документы, они прошли прямо к столику, за которым сидели авторитеты. — Старший следователь Дугин, — отрекомендовался Вадим, бесцеремонно присаживаясь за столик, — а это мой коллега Воронов. Молот и Итальянец переглянулись. — Весьма приятно, хоть вы и без приглашения, — буркнул Молот. — Чем же можем служить, гости дорогие? — Где Зимин? Молот и Итальянец переглянулись снова. — Какой Зимин? — спросил Итальянец. — Говорю сразу, — тон Дугина был очень жестким, — шуток шутить не буду. У вас в багажнике, — он кивнул Итальянцу, — пакет с героином и автомат Калашникова. — Подложили! Подложили ведь, ссс… — зашипел Итальянец. — Этого хватит, чтобы немедленно оказаться в Бутырке, — продолжал Дугин, — я понимаю, что тюрьма — это для вас дом родной, что вас ею не напугаешь и что через неделю вы все равно будете на воле, но вот проблема: в Бутырке туберкулез. Передается воздушно-капельным путем, то есть кашлянет на тебя туберкулезник — и все. Не то что за неделю — за пару часов схватишь палочку Коха. Я все ясно объяснил? — Яснее некуда… — Повторяю вопрос: где Зимин? — А где у меня гарантия, что я тебе скажу, и ты героин с «калашом» обратно возьмешь? — Гарантии нет. — Честно хотя бы отвечаешь… — оскалился Итальянец. — Ну ладно. Когда в течение нескольких минут авторитет сообщил Дугину и Воронову о происшедшем вчера, то переглянулись уже сыщики. — Ладно, — сказал Итальянцу Дугин, на лице которого застыло озадаченное выражение, — сиди спокойно, пей, кушай. Нету у тебя в багажнике ничего… Хотя, может, и есть, я не знаю. То есть я туда вообще не заглядывал. — Если честно, — вставил до этого молчавший Молот, — я так и думал. — Какая теперь разница… — махнул рукой Итальянец, провожая Дугина и Воронова взглядом, в котором внимательный наблюдатель, пожалуй, отметил бы не только неприязнь, но и уважение. ВСПОМИНАЯ ЧЕРЧИЛЛЯ На этот раз подполковник Ковалев, представитель спецслужбы, название которой может что-то объяснить лишь профессионалам, Дугина принять не мог долго — все ссылался на огромную занятость. Целых три дня Вадим пытался дозвониться, но секретарша, спокойная и безразличная как удав, отвечала что-то одно из двух: Ковалев у руководства, Ковалев проводит совещание. В конце концов Дугин, устав от проклятой неопределенности, лично явился в приемную и просидел там с утра до обеда, пока наконец взятый осадой Ковалев не вышел и не пригласил его в кабинет. — Олег, у меня только один вопрос, — начал Дугин, — но я хочу, чтобы ты ответил мне на него честно. Ты сделаешь это? Обещаешь мне? — Хм, — поднял брови подполковник, — как же могу тебе это обещать? Интересное дело! А вдруг тебя интересует то, о чем я в силу обстоятельств не могу сказать? Может, предмет твоего вопроса являет собой, скажем, государственную тайну? Да и вообще… — Из твоих пассажей, — перебил Дугин, — я уже сделал вывод: ты знаешь, о чем я спрошу, не так ли? — Слушай, Вадим, ты не Шерлок Холмс, а я не доктор Ватсон. Давай к делу. — Хорошо, я сразу напрямик. Скажи, Зимин у вас? — Какой Зимин? — лицо Ковалева оставалось абсолютно бесстрастным. — Сергей Зимин. — Я с таким человеком не знаком. — Олег, ты знаешь, что я не идиот… Было ясно, что ни фига ты мне не скажешь. Даже одного шанса из ста у меня не было — узнать от тебя правду. И все-таки… Я же не трепло. Ты знаешь, что я не буду устраивать шума, собирать пресс-конференции и вообще — гнать волну. Мне это скорее для себя надо. Я этому делу много отдал… Много времени, нервов. Олег, я тебя очень прошу сказать: это вы взяли Зимина? — Вадик, дорогой, да ты тут хоть два часа душевные речи толкай — никакого толку от этого не будет. Не знаю я твоего Зимина, вот и весь сказ. — Не скажешь? — Рад бы сказать… Не знаю я этого человека. — Хорошо, Олег. Как ты со мной, так и я с тобой. Ты по-свински, и я буду так же. Придешь ты еще на Петровку, обратишься ко мне за помощью… — Я не пойму, из-за чего ты обиделся. — А я тебе объясню. Видишь ли… Когда тебе человек в морду плюнет, а потом все же извинится… Или пусть даже не извинится, а хотя бы объяснит, почему плюнул, — это одно. А вот когда плюнет, а потом скажет, что плевал вообще не он и его там даже не было, — это уже совсем другое. Ты меня понял, я думаю… Засим желаю здравствовать… Дугин, лицо которого по цвету все больше напоминало спелый помидор, поднялся и зашагал к двери. Когда он взялся за ручку, за спиной послышалось: — Подожди! Остановись ты… Дугин, не отпуская ручки, быстро обернулся к Ковалеву: — Что тебе еще? — В кого ты такой горячий? Прямо порох, только спичку поднеси! Вроде не с Кавказа… — Олег, хватит. Зачем ты меня остановил? — Хочу тебе напомнить одно изречение: оно имеет непосредственное отношение к твоему вопросу… Уинстон Черчилль как-то сказал: «У Англии нет врагов и друзей, а есть только свои стратегические интересы». А от себя добавлю: такие интересы есть не только у Англии… У любой страны. В том числе и у России. — Ковалев сделал небольшую паузу. — Ну и все. Иди, Вадик. Больше я тебе, как партизан на допросе, ничего не скажу. — И на том спасибо… — без иронии в голосе сказал Дугин, выходя за дверь. ОСЕННИЙ ДОЖДЬ По вечерам Ира Неверова особенно остро ощущала свое одиночество. Она в буквальном смысле слова не могла найти себе места: как сомнамбула, бродила по огромной, шикарно обставленной квартире и думала, думала… Она и врагу не пожелала бы оказаться в таком положении: в течение короткого времени потерять трех дорогих ее сердцу мужчин. С двоими из них по крайней мере все было ясно — они навсегда покинули этот мир. Но что случилось с Сергеем, почему он так внезапно исчез, Ира понять не могла и мучилась от сомнений. Неужели он ее банально бросил, разлюбил и бросил? Да нет, ведь ничто не предвещало такой беды! Ведь он хотел приехать к ней… Почему не приехал? Куда девался потом? У Иры и так были очень тяжелые мысли, а когда она позвонила Сергею домой, ей стало еще тревожнее. Незнакомый мужской голос ответил ей, что по этому номеру никакого Зимина нет и никогда не было. Тогда Ира решила пойти в милицию. Поскольку знакомых у нее там, кроме старшего следователя Дугина, не имелось, она позвонила ему. Говорить по телефону Дугин почему-то отказался наотрез, назначил встречу у магазина «Петровский пассаж». Разговор оказался очень коротким. — Ира, то, что я вам сейчас скажу, вы должны расценить не как просьбу, а как приказ, — тон Дугина был очень жестким, — это в ваших же интересах. Слушайте и запоминайте: вы никогда больше не увидите Сергея Зимина. Не вздумайте его искать: ни самостоятельно, ни с помощью милиции или частных детективов. Не говорите о нем ни с кем, даже с родными и подругами. Самое лучшее для вас — забыть этого человека. Навсегда. — Но почему? — еле смогла вымолвить ошеломленная Ира. — Я не могу ответить на этот вопрос. Добавлю только одно: поиски Зимина для вас опасны. Может быть, смертельно опасны. Это все, что я могу сказать. Неожиданно для самой себя Ира разрыдалась… Дугин немного растерялся. — Ира… У вас вся жизнь впереди, — только и нашелся сказать следователь. — Вы молоды… Вы очень красивы. В общем… В общем, я уверен, что у вас все будет хорошо. Когда Ира пришла домой, голова у нее шла кругом. Девушка улеглась на диван и включила первую попавшуюся программу… Шли криминальные новости. На экране Ира увидела фотографию пожилого седого мужчины; его лицо было весьма симпатичным и добродушным. — …Ушел из дома и не вернулся гражданин Фомичев Александр Александрович, семидесяти одного года. На Фомичеве была серая ветровка… Ира выключила телевизор, откинулась на подушку и прикрыла глаза. На другом конце Москвы Павел Воронов дослушал сообщение до конца. — Прощай, Сан Саныч… — сказал он тихо. — Кто это, Паш? — удивленно спросила Настя. — Знакомый один… — Ясно. По последнему делу? Кстати, как оно у тебя? Павел глубоко вздохнул. — Все, я больше не буду приставать… Прости, пожалуйста. Павел потерся носом о теплую Настину щеку, встал с дивана и подошел к окну… Лето кончилось. Дождь моросил мелкий, какой-то ленивый, медленный. В общем, обычный осенний дождь.