Клин
Андрей Буторин


S.T.A.L.K.E.R






1951-й год. Девятнадцатилетний студент Федор Зарубин едет в украинский городок Овруч, чтобы забрать в Ленинград одинокого двоюродного брата, бывшего фронтового разведчика, потерявшего рассудок на секретной послевоенной службе. Брата Федор забирает, но по стечению обстоятельств вместо Ленинграда они оказываются в жуткой, загадочной местности, кишащей ужасными мутантами, вооруженными зомби и подстерегающими на каждом шагу ловушками-аномалиями. Но самое страшное даже не это. Настоящий ужас в том, что, как утверждает встреченная ими странно одетая девушка Анна, на календаре сейчас двадцать первый год двадцать первого века! И автоматическая супер-винтовка неизвестного образца, которой вооружена Анна, лучшее тому доказательство.






Андрей Буторин

КЛИН


Бей же, звонарь, разбуди полусонных,

Предупреди беззаботных влюбленных,

Что хорошо будет в мире сожженном

Лишь мертвецам и еще не рожденным!

    

В. С. Высоцкий








Глава первая

Погоня за чокнутым братцем


Пока я расплачивался за билеты, мой безумный двоюродный братец умудрился слинять. Откровенно говоря, какой-нибудь гадости от него я ожидал с той самой минуты, как с ним познакомился. Вернее, как только впервые его увидел, поскольку знакомством нашу встречу назвать было трудно — Сергей лишь тупо мычал и пускал слюни. Почти тридцатилетний мужик, скажу я вам, в таком состоянии выглядит отвратительно. Хоть я и был готов к чему-то подобному, и то меня всего внутри передернуло, и, если бы не данное маме обещание, я бы, пожалуй, развернулся и убежал.

Но убежал не я, а Серега. И сделал он это в самый неподходящий момент, когда до прибытия ленинградского поезда оставалось десять-пятнадцать минут. Скажу честно, первой моей мыслью тогда было плюнуть на все и уехать домой одному. В конце концов, играть с сумасшедшими в прятки я не нанимался. Но представив мамино лицо, когда она будет слушать мои оправдания, я чертыхнулся, подхватил чемодан и стал сквозь тоскливую очередь пробираться к выходу на перрон. В дверях, ко всему прочему, я еще налетел на подозрительного вида парня — небритого, в надвинутой на самые брови ушанке, с золотой «фиксой» во рту.

— Че пихаешься, гнида? — сильно толкнул он меня в грудь, и я, нашарив за спиной дверную ручку, постыдно ретировался, выдавив жалкое «простите». Будь на перроне поменьше народа, он бы, наверное, не удовлетворился моим извинением, но люди как раз ждали поезда, и это его, к счастью, остановило.

Я заметался по перрону, высматривая своего психа. Но тот словно сквозь землю провалился! Вот ведь, дурак дураком, а сбежал грамотно, недаром был на фронте разведчиком — навыки, небось, и при больном уме продолжали работать.

Внезапно из-за угла вокзала с невразумительными воплями вылетели три мужика. Судя по их внешнему виду и по тому, как, спотыкаясь и оскальзываясь, они переставляли ноги, я понял, что это обычные забулдыги, соображавшие за углом на троих. Но что же могло их столь сильно напугать? Милиция? Да нет, от той обычно удирают молча, а эти вопили так, словно за ними гнался покойник. Или… сумасшедший?.. Могли три здоровых, пусть и в дупель пьяных мужчины испугаться обычного мирного психа? Кто их знает!.. Особенно если псих из тихого и мирного превратился вдруг в буйнопомешанного. Ведь мог превратиться? Отчего бы и нет, недаром ведь и сбежал…

Я хотел уже броситься в ту сторону, как раздался гудок паровоза, и, обернувшись к стоявшему на втором пути пригородному поезду, я заметил мелькнувшую в тамбуре одного из вагонов знакомую шинель. Конечно, шинели в провинции носил едва ли не каждый второй-третий мужчина, но в тот момент меня будто стукнуло — это он! А поскольку тот поезд как раз трогался, особенно раздумывать было некогда; я спрыгнул с платформы, перебежал через рельсы и успел сначала забросить в открытую дверь последнего вагона чемодан, а потом и запрыгнуть в нее сам. Из-за тяжелого вещмешка за плечами я неверно учел мой центр тяжести и едва не ухнул спиной на перрон, но успел-таки схватиться за поручень и втащить себя в тамбур. Отдышавшись, я недобрым словом помянул сердобольную тетю Клаву, Серегину соседку, нагрузившую «на дорожку» мой вещмешок банками с вишневым вареньем. Я пробовал отбиваться, но соседку было не переспорить — видать, она чувствовала свою вину и пыталась таким образом откупиться. Откупилась! Хорош бы я сейчас был, лежа на раздавленных банках, и хорошо еще если в целом виде, а не «одна нога здесь, другая там»…

Ладно, со своей больной совестью пусть теперь тетя Клава сама разбирается, тем более ни в чем ее особой вины-то и нет; мне же надо было отыскать-таки братца и… А что, кстати, «и»? Дергать стоп-кран и мчаться назад, пока мы еще недалеко уехали от станции? Так ведь этого сумасшедшего хрен еще заставишь бежать. Замычит, завращает глазами!.. Тьфу! Уехали мы сегодня, кажется, в Ленинград… Я аж зубами заскрипел от досады. Нет, подумалось мне, хоть и грех обижать больных и убогих, но найду сейчас этого придурка и вмажу ему хорошенько!..

Заведя себя на полную катушку, я шагнул в вагон и двинул по проходу, разглядывая сидевший на лавках народ. Сергея здесь не было, и я перешел в следующий вагон. Здесь как раз проверяла билеты толстая, закутанная поверх зеленого ватника в пуховый серый платок тетка с большой черной сумкой на боку. Билета на этот поезд у меня, разумеется, не было, и контролерша, словно почуяв это, посмотрела на меня не предвещавшим ничего хорошего взглядом. «Интересно, а им полагается оружие»? — пришла мне вдруг в голову странная мысль, а мой взгляд снова упал на черную сумку, в которой легко мог уместиться не только ТТ, но, пожалуй, и целый «маузер».

Я замер и медленно попятился назад, к дверям тамбура. Разумеется, я не надеялся таким образом спрятаться, ноги действовали самостоятельно. Но для контролерши мои движения послужили сигналом к действию.

— А ну стий! — закричала она, а рука ее и впрямь дернулась к сумке. Наверное, все-таки это движение было скорее инстинктивным — возможно, тетка и носила когда-то по долгу службы пистолет, — но мне стало очень не по себе. Рука все же остановилась, а потом сжалась в приличных размеров кулак, которым тетка погрозила мне вполне красноречиво.

Забыв на время о других пассажирах, она решительно двинулась ко мне и, подойдя вплотную, спросила:

— Квытка нэмае, чи нэ так?

Я ужасно не люблю попадать в подобные ситуации. Я вообще очень законопослушный человек и к безбилетникам отношусь крайне негативно. Тем противней было очутиться на их месте. Хотя в этом случае все вышло совершенно случайно, что я и попытался объяснить закутанной в платок тетке.

— Понимаете, — опустил я на пол чемодан, — тут такая история…

— Та знаю я вси ваши розповиди, — оборвала меня контролерша. — Або показуйтэ квыток, або платить штраф!

— Дело в том, — нервно сглотнул я, — что у меня нет билета. Вернее, у меня есть билет, но только не на этот поезд. Я даже не знаю, куда он идет.

Тетке мой ответ не понравился. Она свела к переносице толстые черные брови и заговорила таким тоном, словно я был закоренелым преступником:

— Потяг прямуе до Чернигова, алэ якщо я нэ побачу твого квытка або ты нэ заплатыш мени штраф — ты никуды нэ поидэш.

— Да послушайте же вы меня! — прижал я к груди руки. — Я сопровождаю в Ленинград больного родственника! Фронтовика, между прочим, орденоносца…

— В Ленинград? — скривилась в недоброй усмешке контролерша. — А чого ж тоди до Чернигова идэш? И дэ цэ твий больной фронтовик? Ты з мэнэ дурепу не робы!

— Що там у тэбэ, Семэнивна? Зайця спиймала? — раздался вдруг за широкой спиной тетки чей-то густой, зычный бас. Я ожидал увидеть чудо-богатыря, но из-за контролерши вынырнул плюгавенький усатый мужичонка, одетый в длинный тулуп и шапку-ушанку военного образца со скрещенными молоточками на кокарде. Один рукав тулупа был заткнут за ремень, на другом боку висела такая же, как у толстухи, большая черная сумка.

— Нэ знаю, Олексийович, чи зайця, чи кроля.

— А ну, гражданин, предъявить квыток, — разгладил усы однорукий контролер. — До Чернигова або до любой другой станции у напрямку следования.

— Да нету у меня до Чернигова! — Я начинал уже злиться и полез во внутренний карман пальто за ленинградскими билетами. — Вот, у меня только до… — Я лихорадочно зашарил рукой по карману, хотя и так было ясно, что карман пустой. В нем не было не только билетов, но и документов, и денег… Я почувствовал, как пол уходит у меня из-под ног.

— Эй! Ты чого цэ, парень? — сквозь звон в ушах с трудом расслышал я сперва голос однорукого, а потом и толстой тетки: — Закинчуй цирк, мэнэ нэ обдурыш!..

В глазах у меня потемнело, все звуки накрыло звенящим шумом. Наверное, я все-таки упал, а пришел в себя уже сидящим на лавке вагона. Передо мной по-прежнему стояли оба контролера. Мужчина выглядел сконфуженным, он хлопал по боку единственной рукой и заглядывал мне в лицо.

— Как ты, парень, оклемался? Так ты хворый, чи що?..

— Та який жэ вин хворый, — продолжала гнуть свое, хоть уже и менее уверенно, тетка. — Прыдурюеться, дурнив з нас робыть.

— Да не, ты глянь, Семэнивна, он билый вэсь, — покачал головой однорукий. — Треба зсадыты його в Вильче, там е ликар на станции. — Он опять заглянул мне в лицо. — Слышь, парень, мы тебя в Вильче ссадымо. Всэ ривно у тебя билета нет. А штраф не возьмем, чого там. Сказав бы сразу, что больной…

— Да это не я больной! — простонал я, осмысливая масштабы катастрофы. — Это мой брат больной! Двоюродный. Он где-то здесь, в поезде… Мы должны были в Ленинград с ним ехать, а он сбежал, запрыгнул в этот поезд… Я — за ним, и вот… А теперь у меня документы украли. И деньги… — Я чувствовал, что еще немного — и разрыдаюсь. Хорошо, опять вмешалась толстуха.

— Отож, — закивала она, — вин мени и про брата хворого товмачыв. Кажу тоби, брэше вин як нэ знаю хто!

— Погодь, Семэнивна, — отстранил ее единственной рукой контролер и строго посмотрел на меня. — Що за брат? Дытына? Чем болеет? Чому збежав?.. Тай нэ бачыв я в составе безпрытульного… рэбенка.

— Да не ребенок он, — поморщился я. — Взрослый. Двадцать девять лет, бывший фронтовик, разведчик. Уже после войны умом тронулся. Он в Овруче жил, с матерью. Мать умерла, и я его в Ленинград везу, к тетке… Ну, к моей маме, то есть. А пока я билеты покупал, он сбежал. Я — за ним, а он в этот поезд прыгнул. Ну и… — Я развел руками и замолчал.

— Добрэ як брэше! — хмыкнула толстуха, но однорукий раздраженно махнул на нее.

— Цыть ты, Семэнивна! Может, и нэ бреше, нэ схож вин щось на мазурыка. — И уже ко мне: — Ну-ка, парень, опыши брата, пройдуся ще раз по вагонам…

Между тем поезд начал притормаживать.

— Вильча, — обиженно глянув на однорукого, сказала толстая контролерша. — Що, будэмо зсаджуваты?

— Не надо меня ссаживать! — испугался я. — Мне уже лучше. Куда я без документов, без денег?.. И без Сереги…

— Добрэ, глянь поки за ным, — сказал мужчина толстухе. — Пошукаю того фронтовика… Поки в Вильче стоимо, гляну, щоб не зийшов. — И снова ко мне: — Як вин хоть выглядаэ, брат твий?

— Повыше меня, — сказал я, — худой, щеки впалые. Он в шинели без погон, в солдатской шапке, в валенках…

— Тут пивсостава в шинелях та валенках, — буркнул однорукий, поправляя ушанку. — Добрэ, сыды, схожу гляну.

— А що потим з нымы будэмо робыты? — уже в спину мужчине бросила контролерша. — Бавытысь?

— В Янове сойдуть, — отмахнулся тот. — Там виддил милиции на вокзали, розберутся.

Услышав про милицию, я сперва испугался. А потом, поразмыслив, решил, что для меня это единственный выход. Иначе мне теперь не то что до Ленинграда, назад до Овруча не доехать! А в милиции и впрямь разберутся. Позвонят куда надо, наведут справки, потом, может, и на поезд посадят. Все-таки Сергей и правда заслуженный фронтовик, обязательно должны помочь. Я немного успокоился. Лишь бы мой братец нашелся, лишь бы я не обознался и он на самом деле был бы сейчас в этом поезде! А иначе… Я даже зажмурился, так мне стало нехорошо от мрачных фантазий.

— Що, знову поплохело? — проворчала толстуха Семеновна.

— Поплохеет тут, — в тон ей ответил я.

Поезд остановился. Я заволновался, что Сергей впрямь может здесь выйти, и стал смотреть в окно. Но остановка была недолгой, издалека донесся гудок паровоза и вагон, дернувшись, медленно покатился.

Вскоре вернулся «Олексийович» и развел единственной рукой:

— Нету нигде твого брата. Або ты спутав, або…

Договаривать он не стал, но я хорошо понял, что он имеет в виду. И, чтобы не выслушивать новых догадок и подозрений, я сказал:

— Вы говорили, что в этом… в Янове, да?.. есть на вокзале милиция… Сдайте меня туда.

— Здамо-здамо, не журысь, — злорадно пропела толстуха и кивнула напарнику: — Пишлы працюваты, никуды вин звидси не динется.

— Я и не журюсь, — отвернулся я к окну.

За ним тянулись заснеженные поля, проносились кусты и деревья. Начинало смеркаться. Внутри у меня тоже все потемнело. Я оказался так далеко от дома — теперь вообще неведомо где! — без документов, без денег, да еще и потеряв душевнобольного брата, который один и вовсе наверняка пропадет!.. Хуже ситуации трудно было себе и представить. Хуже было разве что в блокаду; и после, в эвакуации, тоже приходилось несладко. Но тогда я был ребенком, рядом была мама, принимать решения самому не приходилось. Да и потом, став уже достаточно взрослым, много ли я их принимал? То, что поступать после школы я должен только в ЛГУ, безоговорочно решили родители. То, что идти нужно на матмех, а не на физический, как мне хотелось самому, постановил отец — там конкурс меньше. И вот даже сейчас то, что за Сергеем в этот чертов Овруч должен тащиться именно я, на семейном совете приняли решение мама с отцом, не приняв во внимание никакие мои возражения. Хотя если говорить откровенно, это решение было единственным: у меня сейчас были каникулы, а родители трудились как проклятые, дома я видел их очень редко, особенно отца, который как раз принимал новый цех. Да и мама, что называется, ответственный работник, этим все сказано. Но все равно было обидно: только успели встретить новый, 1951 год (новое десятилетие, между прочим!); только распланировали по дням с ребятами каникулы: когда на лыжах, когда по музеям, когда на концерт и в кино; только что-то начало складываться с Машей — и вот, на тебе новогодний подарочек, письмо с Украины, из Житомирской области, где жила мамина старшая сестра Ольга. Только не от тети Оли письмо, а от ее соседки по коммуналке. Сама тетя Оля, оказывается, уже три недели как умерла. И Сергей, ее душевнобольной сын, мой двоюродный братец, остался без присмотра. Соседка, тетя Клава, писала, что ей самой с Сергеем не справиться, да она, в общем-то, и не обязана, так что если мы за ним не приедем (хорошо, что удалось найти наш адрес), то придется сдать его в специнтернат. Мама, прочитав такое письмо, разумеется, поплакала, а потом заявила, что хоть с сестрой они последние годы не виделись и вообще почти отдалились, даже письма писали раз в пятилетку, но это, кроме нас с отцом, был самый близкий ее человек. А теперь, мол, из всей родни (опять же, не считая нас с отцом) остался один лишь племянник, Сергей. И, дескать, бросать его на произвол судьбы было бы с ее стороны бессовестно и жестоко. Вот поэтому и было решено забрать Серегу к нам в Ленинград, и даже если ужиться с больным будет решительно невозможно, здесь его хотя бы можно будет поместить в хорошую психиатрическую лечебницу с достойным уходом.

Вот так я здесь и оказался. А за воспоминаниями и не заметил, как за окном совсем потемнело. Мои новенькие часы, подаренные родителями на окончание школы (хорошо хоть их не украли!) показывали четверть восьмого — то есть наш ленинградский поезд отправился к берегам Невы почти два часа назад. Мне стало так невыносимо грустно, что я развязал вещмешок и достал трофейный цейсовский бинокль, привезенный мне в подарок с фронта отцом. Этот восьмикратный, с просветленной оптикой прибор — предмет зависти моих ленинградских друзей — настолько был мне дорог, так нравился, что я даже взял его с собой в эту поездку, сам не знаю зачем. Повесив бинокль на шею, я и впрямь почувствовал, что мне немного полегчало. Все-таки я жив, здоров, нахожусь в родной стране — не дадут же мне, в самом деле, пропасть! В милиции обязательно помогут и Сергея отыщут — для них это раз плюнуть — он же не шпион какой, чтобы специально прятаться и скрываться.

Я тяжело вздохнул и уставился в черноту за окном. А потом поднес к глазам окуляры бинокля и навел его на чуть более светлое небо, будто надеясь, что сейчас в нем покажется несущаяся мне на выручку эскадрилья краснозвездных истребителей.

По глазам вдруг ударила ярчайшая вспышка. Я отдернулся и, уронив на грудь бинокль, принялся яростно протирать глаза, в которых мельтешили красные пятна. По вагону пронеслись изумленные возгласы. Кое-как проморгавшись, я снова глянул в окно. И тоже, не удержавшись, ахнул: налившееся жутким лиловым светом, бугрящееся клокочущими фиолетовыми тучами небо непрестанно разрывали многочисленные молнии. Самое, пожалуй, жуткое в этой картине было то, что все это происходило в полной тишине, словно картину небывалой грозы прокручивали на гигантском киноэкране, забыв подключить звук. Но какая может быть гроза в январе?! Да и не бывает таких гроз никогда, ни зимою, ни летом!

Поезд замедлил ход и, дернувшись, остановился. Яркие, как электросварка, вспышки освещали за окном заснеженное поле с черной щеточкой леса на дальнем краю. Снег, отражавший свет неба, стал тоже лиловато-сиреневым, напоминая черничный кисель. И вдруг я увидел, как по этому киселю в сторону леса бежит человек. Ноги его вязли в снегу, он оступался, падал, но вскакивал и упорно рвался вперед. Я почему-то сразу понял, что это Сергей, но все-таки поднял бинокль, навел резкость…

Схватив чемодан и вещмешок, я бросился к тамбуру. Наружная дверь была открыта. Возле нее, поглядывая то на обезумевшее небо, то на бегущего по лиловому полю человека, стоял однорукий контролер.

— Это он! — закричал я ему. — Это мой брат! Серега!.. — Я опустил на пол поклажу и воскликнул: — Присмотрите, пожалуйста, за вещами! Я сейчас его догоню.

Не дожидаясь ответа, я метнулся к открытой двери.

— Куды?! — схватил меня за хлястик пальто однорукий. — На видкрытому мисци в таку грозу зашибэ одразу!

— Пустите! — дернувшись, услышал я треск ниток. — Это не гроза, вы разве не видите? Мне нужно его догнать!

Я рванулся изо всех сил, и хлястик остался в руке контролера, а сам я вылетел из вагона и плюхнулся лицом в сугроб, потеряв при этом шапку. Вскочил, покрутился на месте, но, нигде ее не увидев, махнул рукой и, проваливаясь в снег через каждые два-три шага, поспешил к чернеющему наискось следу. Сзади мне что-то надрывно кричал однорукий контролер, но я на него даже не оглянулся. Нужно было как можно скорей, пока не уехал поезд, догнать Сергея, и я очень надеялся, что если состав сейчас тронется, однорукий догадается дернуть стоп-кран.

Я очень пожалел, что не послушался маму и, отправляясь в поездку, надел не валенки, а ботинки. Ну как же! Конечно! Из самого Ленинграда, культурной столицы страны — и вдруг в валенках!.. Вот и черпай теперь снег ботинками, культурный!

Когда я добрался до Серегиных следов, идти по ним стало легче, чем по снежной целине, и расстояние между мной и двоюродным братом стало наконец сокращаться. Но все равно я видел, что Сергей быстрее дойдет до деревьев, чем я догоню его. Следы, конечно, останутся и в лесу, но там будет значительно темней, а самое главное — деревья скроют от меня поезд, и если он поедет, я этого не увижу. Хотя если он тронется прямо сейчас, мне тоже будет уже не успеть вернуться. От одной только мысли, что я могу остаться один под этими фиолетовыми тучами, за много километров от ближайшего жилья, мне стало по-настоящему страшно, и я так припустил вперед, что почти догнал брата. В мигающем свете непрекращающихся вспышек я уже хорошо различал на плечах его шинели чуть более темные, чем остальное сукно, прямоугольники на местах бывших погон.

— Стой! — задыхаясь, крикнул я в качающуюся передо мной спину. — Стой, придурок, сейчас поезд уедет!

И вот тут-то как раз и шарахнуло. Казалось, небо раскололось напополам. С шипением и треском ярчайший сиреневый свет обвалился на землю и мгновенно залил собою весь мир. Я невольно зажмурился. Запахло озоном. Волосы на непокрытой голове в прямом смысле встали дыбом, а тело будто пронзили тысячи игл.

«Вот и все. Накаркал однорукий!» — успел подумать я, прежде чем сознание рухнуло в бездонную тьму небытия.




Глава вторая

Из зимы в лето


Очнулся я от щекотавшей нос травинки. Я чихнул и раскрыл глаза. Перед ними и правда была трава. Неяркая, пожухлая, но тем не менее вполне настоящая и зеленая. Собственно, я в этой траве, придавив ее щекой, и валялся. Пахло влажной землей, прелыми листьями и совсем слабо, едва уловимо, чем-то тревожным и неприятным — то ли гарью, то ли какими-то химикатами…

Я вспомнил, что произошло со мной перед этим, и рывком поднялся на колени. Вокруг бугрились невысокие холмики, топорщились щетки кустов, чуть поодаль, шелестя листвой, темнели деревья. «Что?! — подскочил я, — листвой?!..» Я юлой завертелся на месте. Зеленая трава, зеленые листья, черная грязь, рыжая глина — ни намека на снег и на зиму! И ничего даже отдаленно похожего на то широкое поле, по которому я бежал за Серегой. И поезда, и самой железной дороги… И вообще.

Колени подогнулись, и я вновь опустился в траву. Что же это такое? Я провалялся без сознания полгода?.. Чушь какая! Я бы помер от жажды и голода. И вокруг бы все равно было все по-другому. А может, я на самом деле помер? Может, попы были правы и загробная жизнь существует? Но где я тогда сейчас, в раю или в аду? Я поднял голову к небу. Оно хоть и не было больше лиловым, все равно казалось незнакомым и мрачным, затянутое клокочущими, хмурыми тучами. На рай все это, по-моему, мало походило. А для ада, напротив, было слишком просторно, светло и прохладно. Я сплюнул. Вот ведь докатился — рай, ад!.. И это в середине двадцатого века! В эпоху диалектического материализма! И размышляет об этих постыдных глупостях не кто иной, как студент математико-механического факультета ЛГУ, член ВЛКСМ, между прочим. Я как следует разозлился на себя и снова сплюнул. И только теперь заметил, что на моей груди так и болтается повешенный в поезде бинокль. Он был испачкан черной землей, но, к счастью, целый. Я поднес его к глазам, чтобы как следует обозреть окрестности, но услышал вдруг отрывистое:

— Эй! Ты кто? Стоять на месте!

От неожиданности я подпрыгнул и завертел головой. Ведь никого же только что не было! И сейчас нет… Но голос послышался снова, вроде как со стороны кустов:

— Не дергайся, стрельну. Руки поднял! Еще кто есть?

Я поспешно взметнул вверх руки. Под ложечкой неприятно засосало. Стало вдруг так тоскливо, что мелькнула внезапная мысль: а что — взять и дернуться, пусть стреляет, хоть закончится этот дурдом! Но, конечно же, дергаться я не стал, и, стараясь, чтобы не очень дрожал голос, ответил:

— Еще должен быть мой двоюродный брат, но… — Я замялся, не зная, как объяснить, что вообще-то мы с братом только что бежали по снежному полю, и брат, вполне вероятно, на том поле и остался. А я… В общем, я так и сказал: — …но я не знаю не только где сейчас брат, но и где я теперь сам.

— Что значит «где»? — послышалось от кустов. — Ты что сюда, с неба упал? Может, ты диверсант? То-то в биноклик поглядывал!

— А вы сами-то кто? — обиделся я на «диверсанта». — Тоже вон прячетесь! Кого боитесь?

— Никого я не боюсь, — сердито буркнул незнакомец и сначала вырос над кустами, а потом и вышел мне навстречу. Серая шинель, солдатская шапка, валенки… Это был… Серега!.. И он вовсе не выглядел сумасшедшим.

— Сергей! — ахнул я. — Ты… как?.. Ты… что?

Серега остановился и нахмурился.

— Откуда меня знаешь? Кто ты такой?

— Я же Федька! Фёдор Зарубин. Не узнаешь?

— Какой еще Федька?..

— Ну, Фёдор, сын Галины, сестры твоей мамы, из Ленинграда!..

— Та-а-ак… — непонятно протянул Сергей. Было хорошо видно, что он растерян едва ли не больше моего, но старается этого не показывать. Получалось у него не особо хорошо. Но меня он вроде бы все же узнал. — Федька… Я думал, ты младше.

— Ну… — Я хотел сказать, что я и был младше, когда его рассудок был на месте, но вовремя одумался и закончил иначе: — Вырос вот. А ты вообще что помнишь? Как мы здесь очутились, знаешь?

Сергей вдруг замер, насторожился, будто ищейка, и медленно повел вокруг взглядом. Лоб его покрылся бисеринками пота — то ли от напряжения, то ли просто от того, что в шинели ему было жарко. Я тоже с удовольствием скинул бы пальто, но что-то меня пока от этого удерживало. Словно жила в душе надежда на то, что это все мне или снится, или является галлюцинацией, мороком… В общем, несмотря на окружавший меня сейчас летний пейзаж, я бы с куда большим удовольствием очутился сейчас вновь на заснеженном поле.

И Сергей, будто в подтверждение моих слов, произнес:

— Я не помню, почему мы здесь, но мне здесь не нравится. — Он посмотрел на мрачное небо, перевел взгляд на лес и сказал: — Поговорим позже. А сейчас давай-ка двигай за мной. Осторожно, след в след.

Он повернулся и, непрестанно озираясь, медленно зашагал к лесу. Я пошел за ним, но не удержался, спросил:

— А что такое? Почему осторожно? Здесь что, мины?

— Не знаю. Просто будь осторожней. И не болтай пока.

Мне стало еще неуютней. Может, если бы развеялись эти клубящиеся тучи, выглянуло хоть на минутку солнце, стало бы чуточку веселей. Но, по-моему, становилось еще темней, что радости ничуть не прибавляло. Мало того, я стал опасаться, что Серега вовсе не выздоровел чудесным образом, а просто его болезнь перешла в иную фазу — от молчаливого дебилизма к параноидальному бреду, или как там это по-научному называется в психиатрии. Но с другой стороны, похоже, что и я сейчас бредил, словно заразился от братца безумием. Так что, поразмыслив, я решил пока слушаться Серегу — все-таки он фронтовой разведчик, наверное, чутье на опасность стало его неотъемлемой частью. Да и выглядел он теперь куда более разумным, чем раньше.

О том, каким образом мы перенеслись из зимы в лето и вообще попали невесть куда, я старался больше не думать — становилось совсем уже страшно, а толку в моих фантазиях было мало. Сюда бы моего сокурсника Борю Стругацкого, вот уж кто любит все эти таинственные, сверхъестественные истории! Надо будет обязательно рассказать ему, когда вернемся. Если вернемся…

У самой кромки леса Сергей опять замер и стал оглядываться. Попросил у меня бинокль и принялся что-то рассматривать чуть в стороне от того места, где мы только что шли. Я тоже посмотрел туда. Сначала мне показалось, что ничего особенного там нет. Но потом вдруг привиделось, что трава в этом месте немного колышется, но не от ветра, а так, словно перед ней поднимается поток горячего воздуха, как от нагретого солнцем асфальта. Но солнца сейчас не было, а уж асфальта тут отродясь не бывало. Впрочем, от напряжения у меня уже слезились глаза, да и освещение стало совсем по-вечернему тусклым, так что мне это непонятное колыхание могло и привидеться, в чем я себя почти убедил.

— Пошли, — вновь повернулся к лесу Сергей. Бинокль он мне не вернул, повесил себе на шею. Спорить я не стал, надо будет — попрошу.

Мы зашли под кроны деревьев, и стало совсем уже сумрачно. Но, убравшись с открытого места, я почувствовал себя более уверенным. Вряд ли деревья могли дать реальную защиту от чего бы то ни было, но они по крайней мере скрывали нас от чужих глаз. Правда, ни одного чужого глаза я покуда здесь не видел, но это вовсе не означало, что их тут нет.

— Привал, — скомандовал Сергей, опускаясь на мягкий мох. Наконец-то он снял шинель и остался в кургузом засаленном пиджаке, под которым виднелась тельняшка. Непонятно, почему Серега так любил эту полосатую морскую фуфайку, он ведь не был моряком, но его соседка рассказала, что для того, чтобы заставить Сергея снять эту тельняшку для стирки, тетя Оля тратила уйму времени, нервов и сил — и то у нее не всегда получалось.

Ушанку брат также снял, но, подняв и связав уши, снова водрузил на макушку.

Я тоже скинул пальто и остался в синем вязаном свитере. Стянул бы и его, но под свитером была одна лишь майка. Шапку же я потерял еще возле поезда.

Темнело стремительно. Только что были вечерние сумерки, и вот уже обрушилась ночь. Лес уже не казался мне особо уютным местечком. Стали слышны из его глубины подозрительные шорохи, шевеления, даже, по-моему, вздохи. Совсем рядом раздалось вдруг сердитое, приглушенное урчание. Я вздрогнул, но тут и мой пустой желудок откликнулся точно такими же звуками.

— Еды у нас, конечно, нет, — не спросил, а скорее сообщил Сергей. Но глянул на меня с некоторой надеждой.

Я лишь пожал плечами.

— Все осталось в вещмешке.

— Ну, тогда рассказывай.

— Что именно?

— Всё. — Сергей расстелил шинель и улегся на ней лицом ко мне, подперев щеку ладонью.

— Может, сначала костер разведем?

— Есть чем?

Я помотал головой.

— Чего тогда и предлагаешь. Да и ни к чему нам костер: варить-запекать все равно нечего, погода теплая, комаров нет — так что лишь привлекать костром ненужное внимание.

— Чье?.. — сглотнув, устремил я взгляд в черноту леса.

— Мало ли… Береженого бог бережет. Утром осмотримся, может, что-то ясней станет. А ты рассказывай давай, вводи меня в курс дела. Сдается мне, я много пропустил. Что со мной было, кстати?

— Ну… — смутился я. — Ты это… как бы… того…

— Что «того»? Умом тронулся?

— Вроде как. То есть да, именно.

— Ага, — судя по звуку, Серега сменил позу; разглядеть я его уже почти не мог, только смутным пятном выделялось лицо. — Что-то подобное я и полагал.

— Ты совсем ничего не помнишь?..

— Что-то помню. Смутно. Какие-то обрывочные картинки, будто сон снился. Какие-то чуть ясней, но больше — в сплошном тумане. Вот только одно помню отчетливо — мамины похороны… Она ведь умерла, да?

Я кивнул, но, вспомнив, что в темноте ни черта не видно, сказал:

— Да, Сереж, умерла… Потому я и…

— Погоди… — Голос брата дрогнул. — Отчего она умерла? Ей ведь всего шестьдесят было… Какой сейчас год?

— Пятьдесят первый. Только начался.

— Значит… шестьдесят три. Все равно рано. Почему?

— Сереж, я не знаю, — опустил я голову. — Нам письмо от вашей соседки пришло уже через три недели после… того. Мама с отцом на работе заняты, а у меня каникулы, вот я за тобой и поехал. А соседка никаких подробностей про твою маму не рассказывала, сказала только, что та заболела и очень быстро как-то вот… — Я замолчал, чувствуя себя виноватым. Но расспрашивать соседку о тети Олиной смерти было мне неудобно, да, если честно, не очень-то интересно. Все равно ведь человека из могилы не поднимешь. Хотя узнать, наверное, следовало бы. Ведь и мама будет расспрашивать…

Но Сергей меня, видимо, понял. Или ему еще больно было говорить на эту тему. Во всяком случае, он перевел разговор на соседку.

— Значит, Клавдия Михална меня сбагрить поспешила? Ну, конечно, комната-то наша ей, небось, отошла.

— Серега, — встрял все-таки я. — Я, конечно, не знаю, что из себя представляет ваша соседка, я ее всего раз видел, но ты ведь не знаешь, какой ты был… Я бы и то, наверное, не смог за тобой уха… присматривать, а тут и вовсе чужой человек. Другой бы вообще на ее месте сдал тебя в психушку — и дело с концом. А теть Клава хотя бы нам письмо написала, дождалась меня вот… Еще и варенья с собой надавала, пирожков всяких.

Я шумно сглотнул. Серега тоже. И буркнул:

— Пирожков!.. Варенья!.. За комнату-то. Пятнадцать метров, между прочим! Ничего, вернусь — повоюю еще с твоей теть Клавой.

— Она не моя, — буркнул я. И не удержался, спросил: — А мы вернемся?

— Что за вопрос? В чем сомнения? Стоп!.. — Голос Сереги вдруг сел. — Ты сказал, что год только начался?..

— Ну, да. Новый год неделю назад встретили.

— А почему тогда… Ядрена Матрена, то-то я думаю, чего это мы по-зимнему вырядились! И куда ты, собственно, меня собрался везти?

— Как это куда? К нам, в Ленинград.

— Чего я у вас в Ленинграде не видел? — буркнул Сергей. Понятно, что быть обузой взрослому мужику было стыдно, и я постарался увести разговор в другое русло:

— В любом случае, мы сейчас не в Ленинграде, а вообще непонятно где. — И я принялся подробно расписывать двоюродному брату нашу эпопею, слегка сглаживая моменты, связанные с его безумием. А стоило мне подойти к моменту, когда контролеры собрались ссадить нас в Янове, как Сергей, судя по звуку, подпрыгнул.

— В Янове?! Мы что, сейчас возле Янова?..

— Сереж, я не знаю. Мы до него не доехали. В небе началась свистопляска — лиловые тучи, вспышки… Поезд встал среди поля. Ты побежал, я за тобой… А потом так полыхнуло, будто прямо по нам! И вот — мы тут. Но здесь-то нету ни поля, ни поезда, ни самой железной дороги… А что? При чем тут Янов?

— Да так… Ни при чем, — глухим, незнакомым голосом отозвался Сергей. — Давай спать. Утром будем разбираться.

Мне показалось, что Сергей от меня что-то скрывает. Но выпытывать у него сейчас я ничего не стал. Слишком уж я утомился от всего, что навалилось на меня за последние дни, особенно за сегодняшний. Мой рассудок был явно пресыщен загадками и протестовал от добавления новых. Он просил, даже требовал дать ему передышку. И я выполнил его просьбу. Сон обрушился на меня столь резко, будто меня огрели дубиной по голове.




Глава третья

Встреча с «американской шпионкой»


Меня разбудил взгляд. Я слышал раньше, что можно проснуться от одного лишь чужого взгляда, но не особенно этому верил. Теперь вот поверил. Метрах в трех от меня стоял человек и целился в меня из винтовки. Сначала меня поразила именно винтовка — или что это было? Я не большой знаток оружия, но если твое детство пришлось на военные годы, волей-неволей станешь в нем хоть немного разбираться. Но это был совершенно незнакомый мне образец.

— Руки на голову! — скомандовал владелец винтовки. — Оба.

Голос мне чем-то показался странным, но размышлять об этом было сейчас недосуг. Я поднял руки и скосил глаза на Сергея. Он сидел на шинели, скрестив по-восточному ноги. Руки он поднял, но взгляд его был направлен явно выше ствола — на лицо человека. И… губы брата кривились в ухмылке!.. Интересно, что он там увидел смешного?

— Ты что это, красавица, добрых людей спозаранку будишь?

Что?! Красавица?! Я от растерянности опустил руки.

— Руки на голову, кому сказано! — дернула винтовкой… действительно девка! Белобрысая, коротко стриженая — оттого я, видать, сначала и принял ее за парня, — в нелепом буром костюме, чем-то похожем на одежду то ли циркача, то ли спортсмена-мотогонщика… А еще… В похожие обтекаемые темные костюмы одевались диверсанты в шпионских фильмах. Этот факт, да еще незнакомое оружие заставили меня сделать очевидный вывод — перед нами иностранная шпионка! Но зачем ей было нас трогать? Спали ведь люди, проще было обойти.

Не знаю уж, подумал ли об этом же Серега, но он поинтересовался вполне безобидным тоном:

— Откуда же ты такая будешь, красавица? Не с неба, часом?

— Это же самое я хочу спросить у вас. Кто вы такие и откуда? Во что это вы вырядились и где ваше оружие?

— Мы мирные люди, — ответил брат. — Зачем нам оружие? А уж одеваемся мы, как нам самим нравится. Ты вон тоже на колхозницу не похожа.

— На кого?.. — глаза у девки полезли на лоб. — Я — вольный сталкер. А вот «мирные люди» — для Зоны очень подозрительная характеристика. И вы подозрительны так, что я уже едва сдерживаю на крючке палец. Дезертиры, мать вашу?! — выкрикнула вдруг она.

— Что?! — трепыхнулся теперь уже я. — Это мы — дезертиры? Да ты знаешь, что Сергей — фронтовик, орденоносец, герой! А вот ты кто?! Шпионка? Диверсантка? Что у тебя за оружие? Чьего производства?

«Диверсантка» от моего напора опешила. Глянула на свою «дуру», словно увидела впервые, и нахмурилась:

— А ну кончай из меня идиотку делать! И не лепи тут мне, что «тээрэску» впервые видишь. Разумеется, она американская.

— Вот! — повернулся я к Сереге. — Я же говорю — шпионка! Сама созналась.

— Тише, Федя, тише, — преувеличенно спокойно сказал на это брат, делая мне глазами непонятные знаки. А потом спросил у девки — спокойно так, как бы между прочим, едва не зевая: — Так что, мы вчера с братцем, выходит, заплутали, в секретную зону зашли? Мы в Янов вообще-то собирались…

Девка аж присела. Буквально, на корточки. Может, устала стоять, а может, мы ее и впрямь добили своими вопросами. Свою американскую «дуру» она положила на колени — убедилась, видать, что мы безоружные, да и пока бы кто-то из нас вскакивал из сидячего-то положения, она бы давно была на ногах и сто раз успела прицелиться.

— Мужики, — сказала она усталым тоном, — хорош ваньку валять. Или это у вас такой метод к бабам клеиться? Со мной он не сработает, сразу говорю, нечего и время терять. Правда, ваш видок меня все равно убивает, и мне жутко интересно узнать, как вы умудряетесь в таком виде и без оружия оставаться в Зоне живыми. Честно говоря, вы и на дезертиров мало похожи. Да вы вообще черт-те на кого похожи, между нами, девочками! И мне в силу природного женского любопытства уже просто невтерпеж узнать, кто вы такие и все остальное, по порядку. Скажете правду — тогда я вас, может быть, отпущу.

— А если, к примеру, мы и впрямь дезертиры? — прищурился Серега.

— Тогда я вас сдам воякам. Не напрямую, конечно, но что-нибудь придумаю. Например, через «должников».

— Так любишь «стучать»? — не выдержал я.

— При чем здесь любовь? — удивилась девка. — Это всего лишь бизнес. Ничего, как говорится, личного. Надеюсь, за вас мне хоть что-то да отвалят.

— И ты так спокойно об этом говоришь?! — взорвался я. — Да ты и правда шпионка, империалистическая зараза! Только ты одного не учла — в СССР за предательство денег не платят!

— Он что, больной? — посмотрела «шпионка» на Серегу. И в глазах у нее мне почудилась искренняя жалость. Я ничего не понимал! Похоже, брат тоже не мог понять, что происходит, и он предпринял очередной, как мне думалось, тактический ход.

— Кто тут из нас больной, вопрос спорный, — сказал он. — Давайте-ка для начала познакомимся.

— Это еще зачем? — насторожилась девка. — Я же сказала: клеиться ко мне бесполезно.

— Никто и не собирается к вам… это самое. Но беседовать будет проще, разве нет?

«Диверсантка» подумала и кивнула.

— Ладно. Анна. Достаточно?

— Вполне. Я — Сергей, он — мой двоюродный брат Фёдор.

— Дядя Фёдор! — фыркнула девка. — А ты тогда — кот Матроскин. Но лучше просто Матрос.

— Почему? — опешил Серега. Я тоже недоуменно заморгал.

— Ну, как в том мультике. И подходит к вам, между нами, девочками. Тем более ты в тельнике.

— Не помню я что-то такого мультика, — буркнул я. — Может, у вас, в Америке…

Договорить мне не удалось. Девка вскочила на ноги и направила на меня свою империалистическую винтовку.

— Ну, ты, Дядя Фёдор! Еще одно слово про Америку или про шпионов — и я прострелю тебе ногу! Или руку. Выбирай.

Я невольно поджал ноги и спрятал за спину руки.

— Спокойней, Анна, — сказал Сергей. — Брат шутит, он больше не будет. Но, как вы говорите, между нами, девочками, я тоже не припомню такого мультфильма. Разве что он из новых, тогда я мог пропустить, занят был в последнее время.

— Да какой же он новый! — удивилась Анна. Ствол, правда, от меня отвела. — Восьмидесятых еще годов, наверное, я его в детстве смотрела.

— Восьмидесятых? — насупился Серега. — В детстве?.. А разве кинематограф в то время уже был? И сколько же вам тогда лет?..

— Да уж не больше, чем тебе, — фыркнула Анна. — И перестань наконец «выкать»! Чай, не на официальном приеме.

— Но если вам… то есть, тебе, не больше лет, чем мне, то твое детство пришлось на двадцатые, а то и тридцатые, так?

Теперь настала очередь моргать Анне. Она снова присела на корточки, а «дуру» свою и вовсе забросила за спину.

— Какие тридцатые, Матрос? Сейчас двадцать первый! Или ты у нас тоже больной?

— Ну вот что, Анна, — вновь свел брови Сергей. — Для начала перестань городить ересь. А еще, если тебя раздражает, что мы тебя называем шпионкой, то нам, в свою очередь, не нравится, когда нас обзывают больными. Стрелять нам в тебя, правда, нечем, но крепким словцом припечатать обещаю.

— Так ведь это не я, а ты чушь несешь; как мне тебя еще называть?! Я родилась в девяносто шестом, какое у меня может быть детство в двадцатых, если они только настали? А до тридцатых еще дожить надо. Между нами, девочками.

— Ерунда какая-то!.. — затряс головой Серега. И с надеждой посмотрел на меня. — Федь, может, у меня и впрямь мозги клинит? Какой сейчас год, ты говорил?..

— Пятьдесят первый, — буркнул я. — Во всяком случае, у нас, в СССР. Не знаю, как там у них, в Аме… — Я спохватился и замолчал.

— Так! — поднялась опять на ноги Анна. Винтовку она доставать не стала, но и взглядом она стреляла по нам вполне себе хлестко. — Придуриваться вы прекращать не собираетесь, как я вижу. Тогда предлагаю прогуляться. Доведу вас до «Бара», здесь недалече, а там кому-нибудь сдам. Вы со своими прибамбасами мне уже надоели.

— Погоди, — сказал я, готовый сгореть от стыда. Но терпеть я больше не мог, мочевой пузырь был готов лопнуть. — Ты только не стреляй, но мне нужно отойти.

— Мне тоже, — хмыкнул Сергей.

— Куда это? — нахмурилась Анна.

— Посс…мотреть, как ссолнце всстает, — скривился брат в неуклюжей улыбке. Похоже, и его припекло как следует.

Видно было, что девчонка смутилась. И все же сказала:

— Никуда не отходить! Отвернитесь и…

— Тогда уж лучше ты отвернись, — сказал Серега.

— Нашли дуру! Может, мне еще глаза закрыть и досчитать до ста?..

Я чувствовал, что вот-вот намочу штаны. И меня вдруг пробрала такая злость, так стало позорно унижаться перед этой… шпионкой не шпионкой, но уж точно не перед образцовой советской комсомолкой, что я плюнул, вскочил и, расстегивая на ходу ширинку, бросился к ближайшей елке.

— Стой, идиот! — заорала сзади проклятая девка. — Там же «трамплин»!!!

От неожиданности я замер. И, хоть забежать за елку я не успел, сдерживать физиологию я больше не мог. Струя вылетела метра на два. А потом… Такое ощущение, что ее там, передо мной, обломали и резко направили вниз. Это выглядело настолько неожиданно и странно, что я разинул рот. Так и стоял, с открытым ртом, наверное, с минуту, пока не иссяк мой бесконечный, как я уже думал, фонтан. То есть нет, ни о чем я подобном не думал — лишь смотрел и смотрел, словно на чудо, как струя моей мочи, преломляясь, круто, вертикально, будто падая с неба, разбивается с брызгами о землю. Еще я обратил внимание, что и земля в том месте имела непривычный цвет — красно-бурый, словно обожженный кирпич. А кусты и деревья, что росли чуть дальше, выглядели слегка колеблющимися, словно эта кирпичная земля была красноватой от сильного жара.

Застегивая ширинку, я услышал за спиной чье-то злобное дыхание. Обернувшись, увидел рассерженную, словно раненая тигрица, Анну.

— Я же сказала: не отходить!!! — завопила она. — Ты что, самоубийца?! Ты бы еще на «электру» поссал!

От такого высказывания, услышанного из уст девушки, я мгновенно, чуть не до слез, вспыхнул. И злость моя сразу вся улетучилась, и голос пропал…

— Н-но я же н-не знал… — жалобно и противно заблеял я.

— Не знал?! — продолжала орать Анна. — Ты не знал, что в Зоне на каждом шагу аномалии?! Да у тебя, блин, даже нет индикатора!.. Вы что, в русскую рулетку решили с Зоной сыграть вместе с братцем?.. Я фигею с вас, господа!..

— Мы тебе не господа, — сжав зубы, процедил я. Злость снова вернулась ко мне, и голос перестал дрожать. А вместе с этим вспыхнула вдруг в мозгу догадка, объясняющая виденное чудо. — И я не могу знать, какие и где ты еще понаставила ловушки против советских людей!

Тут Анна выдала такое, что предыдущее смутившее меня выражение показалось мне детской считалкой. Такого потока отборнейших матюгов я не слышал давно — лишь дворник Архипыч в нашем ленинградском дворе ругался похоже — и то не столь выразительно и экспрессивно.

За перепалкой с этой злобной вражиной я совсем забыл о Сергее. А он, разумеется, все слышал и уже спешил к нам из-за ближайшей елки. Я бы его вряд ли услышал — все-таки бывший разведчик умел передвигаться бесшумно, — но меня как раз привлекла чудная рыжая бахрома на одной из еловых веток, словно пушистое новогоднее украшение. Как раз эту ветку Серега, торопясь к нам, и отодвинул. В следующее мгновение «новогодняя» бахрома плюнула вдруг — иначе не скажешь — рыжим комком в брата. В руку ему, это я успел заметить, она точно попала, лицо, как потом оказалось, он все же успел отвернуть. И хорошо, что успел. Потому что и «оплеванной» руки — точнее, всего-то лишь тыльной стороны ладони — хватило, чтобы Серега коротко взвыл, а потом, отчаянно шипя, начал материться столь замысловато и виртуозно, что, пожалуй, перебил по всем показателям недавнее «выступление» Анны. Дворнику же Архипычу на сей счет явно было далеко до них обоих.

Анна, обогнув елку, метнулась к Сергею. Я бросился за ней, опасаясь влипнуть еще в какую-нибудь дрянь. Злополучную елку я вообще обежал метра за три — золотистая пыльца с нее еще продолжала опадать. Я услышал, как девчонка заорала на брата, чтобы тот вытянул руку и не дергался. Наконец я увидел Серегу — с бледным от боли лицом. Материться он перестал, поскольку сильно закусил губу и теперь лишь продолжал по-змеиному шипеть. Анна целилась невесть откуда взявшимся шприцем в Серегину ладонь. Я сразу подумал, что в нем яд, но брат шприц тоже видел и руку не отдергивал, так что я вмешиваться не стал. К тому же выражение лица «диверсантки» было настолько рассерженным, что никак не подходило для совершения подлости и коварства. Морды бить с таким лицом — милое дело, а вот для введения врагу порции яда скорее подошло бы что-то ехидное и зловещее.

— Что это?.. — просипел Сергей, когда Анна, сделав укол, убрала шприц.

— Цианистый калий! — рыкнула девчонка. — Чтобы дураков на свете стало поменьше. — Но, выпустив пар, все же буркнула: — Антидот это… — И с нескрываемым злорадством добавила: — Но пару часов все равно поболит, будь уверен! Хорошо, если до завтра перестанет.

— Я спросил, что это такое? — мотнул брат головой на елку. Рыжая бахрома снова висела на ее ветке, будто невинное новогоднее украшение.

— Не знаешь? — хмыкнула Анна.

Серега помотал головой.

— Это «жгучий пух». Он же — «ржавые волосы». Распространенная аномалия средней пакости, хотя, бывает, что и от нее умирают. Чаще — от болевого шока. Просто не верится, что вы этого не знаете. Если бы сама не увидела, что ты в нее откровенно залез… Да и братец твой выдал такое, что лишь в цирке показывать! Жаль, такой номер не утвердят по морально-этическим соображениям.

— И что же он сделал?

— А! Ерунда. Всего лишь на «трамплин» помочился.

— Тоже аномалия?

— Тоже аномалия. Хочешь глянуть?..

Серега кивнул. Похоже, антидот начал действовать, лицо брата приобрело свой естественный цвет. Но рука, видать, болела — Сергей бережно засунул красную опухшую ладонь в карман пиджака.

— Только давайте теперь без фокусов, — строго сказала Анна. — Идете след в след за мной. Сначала Дядя Фёдор, потом ты, Матрос. Лишнего оружия у меня нет, поэтому просто оглядывайся, и если что — ори мне.

— «Если что» — это что? — спросил Сергей.

— «Если что» — это кто, — ответила Анна. — Кроме аномалий в Зоне полно и другой гадости, в том числе очень зубастой и шустрой.

Мы выстроились за девчонкой, как детсадовцы на прогулке, только что за руки не взялись, и она повела нас к месту, где я сделал «пи-пи». Не доходя пары шагов дотуда, Анна подняла руку, приказывая нам остановиться. Потом достала из кармана и показала нам, подбросив на ладони, обычный железный болт.

— Видите? — сказала она. — А теперь смотрите туда.

Анна ловко метнула болт над подмоченным мною пятачком земли красно-бурого цвета. И, достигнув его, летящий горизонтально до этого болт со свистом ухнул вдруг вниз, впившись в почву так, что его не стало видно.

— Если бы ты, — посмотрела на меня девчонка, — сделал тогда на пару шагов больше, тебя бы размазало в лепешку.

— Но что это все значит?.. — заморгал я, недоуменно переглянувшись с братом. — Почему это здесь? Что вообще такое эта Зона? Здесь проводят научные эксперименты?..

Я заметил, как Серега вдруг посуровел и подобрался. Анна же непонятно хмыкнула — неодобрительно, желчно.

— Проводили, — сказала она. — Допроводились!.. — И она снова обвела нас с братом недоверчивым взглядом. — Неужели вы и правда ничего-ничего не слышали о Зоне? Ну, хотя бы о Чернобыльской АЭС вы, надеюсь, знаете?

— АЭС?.. — переспросил я, чувствуя, как челюсть моя неудержимо ползет вниз. — Атомная электростанция?.. Но ее ведь только в прошлом году начали проектировать! И не в Чернобыле, а в Об… — тут я вспомнил, что новость, о которой шептались в университете, была из разряда секретных, и попытался выкрутиться: — …а вообще это пока из области научной фантастики, такие станции.

— Хороша фантастика! — фыркнула Анна. — Столько людей угрохали!.. Вы меня всерьез начинаете злить, ребята. Ладно Дядя Фёдор, он еще маленький, но ты-то, Матрос!.. Ты-то по-любому должен был слышать об аварии на Чернобыльской станции в 1986 году! А уж о катастрофе 2006-го — и подавно.

Я не успел обидеться на «маленького», как брат вдруг, словно по команде «смирно», выпрямился и, вынув из кармана обожженную руку, опустил ее и вытянул вместе с другой по швам. Теперь, даже в пиджаке, он создавал полное впечатление военного человека.

— Анна, — очень серьезно, даже строго сказал Сергей. — Наверное, нам придется поверить друг другу или хотя бы попытаться это сделать. Ты нас, конечно, можешь оставить тут, но мне кажется, мы без тебя пропадем. Как ни странно это звучит, но факты таковы, что мы с Фёдором действительно живем… или жили в середине двадцатого века. Еще вчера для нас был январь 1951 года. А по твоим словам выходит, что сейчас…

— …сентябрь 2021-го, — гулко сглотнув, закончила за него Анна. — Но как такое может быть?..

— Вот и давай разбираться вместе.




Глава четвертая

Первая схватка


Мы снова сели — я на свое пальто, Сергей на шинель, Анна просто на мох рядом с нами — ее необычная одежка, ко всему прочему, оказалась еще и непромокаемой. Узнав, что мы не ели почти сутки, девушка сняла и расстегнула свой шикарный, со множеством карманов и застежек, вещмешок — она его называла «рюкзак» — и вынула оттуда чуть меньше половины буханки хлеба, странную (прозрачную, но не стеклянную, проминающуюся пальцами) бутылку с водой, небольшой кусок колбасы и — вот здорово-то! — банку консервов. Серега сразу схватил эту банку — я даже удивился сперва, что он совсем не умеет контролировать голод. Но брата, оказывается, в первую очередь заинтересовало не содержимое, а этикетка. Я видел, как расширились его глаза и побелело лицо, когда он прочитал там что-то… Я уже хотел спросить, что же такое страшное он увидел, — из человечины те консервы, что ли? — как Сергей прошептал:

— Срок годности — январь 2020-го…

— Ничего, не бойся, никто пока не отравился, — по-своему поняла его бледность Анна. Но мне-то было ясно, что так взволновало брата. Год. Любые, самые качественные консервы не могли быть выпущены со сроком хранения в семьдесят лет. А значит, эти были изготовлены уже в двадцать первом веке! То есть Анна не врала нам по крайней мере насчет этого. Ведь не стали бы специально из-за нас делать банку с фальшивой этикеткой! Тем более, откуда Анна вообще могла знать, что нас встретит.

Да, вот уж где фантастика так фантастика!.. Я опять вспомнил своего сокурсника Бориса Стругацкого — вот бы кто полжизни, наверное, отдал, чтобы оказаться на моем месте!.. А еще меня вдруг словно ударило по башке: это что же, выходит, мы попали в коммунизм?..

Очень хотелось расспросить об этом Анну, но голод взял свое — из вскрытой банки так вкусно пахнуло тушенкой, что я едва не захлебнулся слюной. И мы принялись насыщаться, таская куски мяса прямо руками — ложка-то у Анны была только одна, — и глотая, почти не прожевывая, кружки колбасы. Не прошло и двух-трех минут, как все, что достала из рюкзака щедрая девчонка, было съедено. Не знаю, много ли из этого досталось ей самой.

Потом по кругу пошла бутылка с водой. А потом… Потом Анна стала рассказывать.

Истории Чернобыльской АЭС девушка коснулась вскользь — может, сама не знала подробностей, ведь во время первой аварии она еще не родилась, а во время второй была еще сопливой девчонкой, а может, не хотела на этом задерживаться, иначе пришлось бы проговорить до вечера, — в основном она рассказывала о сегодняшней Зоне — о выбросах, аномалиях, артефактах, о жутких мутантах и прочих невероятных вещах. Поведала Анна и об «устройстве» Зоны — ее основных локациях, а также о населяющих Зону людях — о сталкерах: вольных, военных, о наемниках и тех, кто собирается в группировки, о бандитах и скупщиках так называемого хабара…

Откровенно говоря, доброй половины ее рассказа я просто не понял, чему-то откровенно не поверил — точнее, не смог, как ни старался, а во что-то верить попросту не хотел. Особенно меня «хлестало» по мозгам, когда Анна легко, как о само собой разумеющемся, говорила о «товарно-денежных отношениях» в Зоне, явно капиталистических, невозможных не только в коммунистическом обществе, но и в том государстве строящегося социализма, откуда были родом мы с двоюродным братом. И отношения между людьми в ее рассказе чаще всего выглядели какими-то звериными, волчьими — так могли вести себя только самые гнусные отбросы загнивающего капиталистического Запада! Или… может быть, в этой Зоне как раз и собрались исключительно отбросы общества, которым не место было в стране победившего коммунизма? Но сама Анна, хоть и вела себя очень нехарактерно для человека светлого будущего, на отбросы все-таки не походила… И деньги… Откуда взялись деньги, если в стране давно построен коммунизм? Или… не построен?.. Но ведь этого не могло быть!!! А еще… Почему, черт возьми, Анна все время упоминает Украину, Россию, Беларусь (да-да, не Белоруссию, а именно Беларусь) так, словно это отдельные страны, а не части единого и нерушимого Советского Союза?! Просто бред какой-то!..

Я начал уже всерьез полагать, что действительно брежу, когда тот самый вопрос о Советском Союзе задал Анне Сергей.

— Советский Союз?.. — заморгала та. — Так он же еще… Ой, вы же не знаете!.. Советский Союз, ребята, давно того…

— Что? Что «того»?! — подскочили мы оба с Серегой, а я завопил: — Его все-таки завоевали империалисты?! Американцы сбросили свою атомную бомбу?!..

— Да успокойтесь вы, — насупилась Анна, — никто ничего не бросал. Он сам развалился. Ну, то есть ему, конечно, помогли развалиться, но не снаружи, а изнутри.

— Когда?!.. — выдохнул кто-то из нас с братом, возможно, и оба вместе. — Зачем?.. Почему?!..

— В девяносто первом вроде бы. Слушайте, отстаньте, а? Я не историк, а это еще до моего рождения было. Почему! Зачем!.. Откуда я знаю? Значит, так надо было. Или мешал он кому-то.

— Советский Союз? Мешал?!.. Да он только империалистам мешал! — замахал я руками. — Я не верю тебе! Не могла наша великая страна развалиться! Мы Гитлера победили, а ты…

— Ага, — презрительно фыркнула Анна. — Тебя послушать, так это лично ты Гитлера победил, а Советский Союз я, сволочь такая, собственными руками развалила.

— Ты не сволочь, ты… — начал я биться в истерике, но тут вдруг рявкнул Сергей:

— Федька, заткнись!!! Мать твою так и разэдак!..

Я так и замер с разинутым ртом, а брат повернулся к этой шпионке и провокаторше и извиняющимся тоном сказал:

— Не сердись на него, Анна. Тебе трудно понять, что все это значит для нас. Особенно для него. Ты просто поверь мне, что это страшнее для нас, чем все остальное, что ты тут говорила… А самое страшное, что я тебе верю. Такое нельзя сочинить. Вот только я теперь не знаю, стоит ли нам с Фёдором жить дальше?..

— Стоит ли жить?.. — заморгала Анна. — А почему, собственно, нет? Вы что, правда думаете, что в том, вашем Союзе жить было лучше, чем теперь в Украине или в России?.. А если даже и так, то живет-то все равно человек. И как он живет, для чего он это делает — по-моему, в первую очередь зависит именно от него самого, а не от страны.

— Тебе не понять… — повторил, скрипнув зубами, Серега. — Это наше с ним, ты это не трогай.

И я был ему так благодарен за это, что из глаз моих брызнули слезы, и я, словно какой-нибудь жалкий слизняк, разрыдался.

— Ничего, пусть выплачется, — услышал я голос брата. — Легче станет. Мне бы тоже в самый раз, да слезы давно кончились.

Когда я закончил реветь и, отвернувшись, от стыда был готов провалиться сквозь землю, Серега громко, будто подчеркивая, что это касается и меня тоже, сказал:

— Все разговоры, а тем более споры о государственном и общественном строе, а также о прочей политике — отставить! Не это сейчас главное. А если будем собачиться — подохнем.

— А что главное? — буркнул, не поворачиваясь, я.

— Вот это как раз мы и должны решить — что для нас с тобой сейчас главное. И если Анна нам в этом согласна помочь, мы будем ей несказанно признательны.

Я наконец-то повернулся лицом к собеседникам и глянул исподлобья на девчонку. Интересно было услышать, что она скажет.

— Совершенно не понимаю, зачем мне это надо, — вздохнула Анна, — но так просто от вас, по-моему, не отвяжешься… — Девушка неуверенно улыбнулась и добавила: — Вообще-то мне стало чертовски любопытно во всем этом разобраться. А там, глядишь, и польза какая будет.

— Тебе бы только пользу во всем иметь… — проворчал я.

— А ты думаешь, я просто так по Зоне гуляю, от нечего делать? Подышать вышла?.. Между прочим…

— Тихо! — поднял вдруг руку Сергей.

— Что?.. — напряглась, словно дикая кошка перед прыжком, Анна.

— Собаки… — наморщил брат лоб. — Или… волки… Здесь водятся волки?

— Есть псевдособаки — говорят, они произошли как раз от волков. А есть и просто собаки. Правда, слепые. Но отнюдь не беспомощные. А что?..

— По-моему, сюда приближается кто-то из них, — сухо и хрипло ответил брат. — Много.

Мне стало жутковато и от этого голоса Сергея, и от его странного выражения лица. Даже Анна удивилась:

— Ты уверен? Я ничего не слышу…

— Я тоже не слышу, — и вовсе уже просипел Серега. — Я чувствую… Не могу объяснить, но… — Тут брат полоснул по девушке взглядом и зашипел: — Оружие! Нам срочно нужно хоть какое-то оружие!

— Но у меня только винтовка, — сказала Анна.

— А нож? — протянул к ней брат руку. — Дай хотя бы нож!

— Обо мне не забыли? — спросил я. — Хоть кол какой-нибудь вытешите, что ли!

Серега кивнул. Взяв у девчонки нож — с виду вполне ничего себе «перышко», — он срубил росшее неподалеку деревце, обрезал метра на полтора и заострил с обоих концов.

— На, — дал он мне это чудо-оружие. — Извини, но ничего лучшего нет. Постарайся вообще не лезть в драку, прячься за нашими спинами.

— Очень по-мужски, — проворчал я. — Особенно уютно мне будет за спиной девчонки.

— У этой девчонки винтовка, а у тебя только палка, — возразил брат.

— И я не девчонка, а сталкер, — добавила Анна и тотчас напряглась. — Теперь и я их слышу! Приготовьтесь. Дядя Фёдор — назад! Ты, Матрос, тоже вперед не лезь, прикрывай мне спину.

Умом я понимал, что и Сергей, и Анна правы, но покуда я не видел реальной опасности, мне все равно казалось постыдным прятаться за спины. Особенно за спину Анны. Особенно от каких-то там собак, пусть даже и «псевдо», а уж тем более — от слепых. Дрын в моих руках казался мне вполне надежным средством, чтобы отбиться от шавок. С волками я, правда, раньше дела не имел, но по сути, рассуждал я, это ведь та же шавка, только большая. Опять же, как я слышал ранее, волки на людей нападают только с голодухи, как правило, зимой, или когда опасность угрожает их выводку. Но здесь была далеко не зима, да и ничьих щенков-волчат мы не трогали.

Так я рассуждал до тех пор, пока из-за деревьев не поперли, вихляясь, как на шарнирах, эти самые «шавки»… Во-первых, они были отнюдь не дворняжками по размеру. Во-вторых, выглядели они столь отвратительно, что от одного только вида их гноящихся язв под редкими клочьями светло-бурой шерсти и морщинистых безглазых морд я невольно попятился, чувствуя, как недавно съеденная тушенка и колбаса просятся на свежий воздух. Наконец, в-третьих, их было действительно много — не меньше десятка, это уж точно.

Приглядевшись, я заметил, что глаза у собак все-таки были, но эти узкие щелочки, зажатые безобразными складками, вряд ли могли что-то хорошо разглядеть. Тем не менее, тошнотворные твари ковыляли прямо на нас. И делали это хоть и чертовски неуклюже на вид, но быстро и вполне целеустремленно. Я вдруг почувствовал странную оторопь. Мне почему-то подумалось, что сопротивляться не следует — нужно просто стоять, и тогда все будет хорошо, хорошо, хорошо… По-моему, я даже стал засыпать. Но тут звучно защелкала винтовка Анны, и я встрепенулся. Что за черт? Что это вдруг на меня накатило?..

Я удобней и крепче перехватил кол и приготовился дать отпор споро ковыляющей ко мне твари. Еще с одной уже разбирался Серега — его окровавленный нож ритмично поднимался и опускался над бурой облезлой спиной. До Анны не удалось пока добраться ни одной слепошарой уродине — она срезала их короткими очередями еще метров за пять. Но твари оказались удивительно умными — прятались за деревьями, делали короткие перебежки, стараясь взять нас в кольцо.

«Моя» псина, которая была еще весьма далеко, чтобы достать ее дрыном, неожиданно прыгнула. Я невольно отшатнулся назад, споткнулся о корень и нелепейшим образом грохнулся навзничь. Собака, будучи в полете, уже не могла изменить траекторию, и та привела ее прямо в ствол дерева. Я вскочил на ноги буквально на пару мгновений быстрее слепой уродины, и этого мне как раз хватило, чтобы всадить кол в ее бледное, испещренное уродливыми рубцами брюхо. Собака взвизгнула и завертелась, пытаясь достать дрын зубами. А я, навалившись всем телом, все глубже и глубже заталкивал его в гнусную утробу.

Я так увлекся этим занятием, что не заметил еще одной подкрадывающейся ко мне твари.

— Федька, сзади! — услышал я Серегин выкрик и лишь тогда обернулся.

Брат полосовал ножом очередную тварь и помочь мне ничем не мог. Анне тоже было некогда отвлекаться, к ней подбиралось сразу несколько собак — видимо, чуяли, кто из нас самый опасный, и спешили расправиться с ней побыстрей. Впрочем, Анне было бы очень трудно попасть в «мою» зверюгу, не задев нас с братом… Короче говоря, защищаться было нужно мне самому.

В общем, хоть и долго я все это описываю, на самом деле увидел и осознал ситуацию почти мгновенно. Ждать, пока вторая собака тоже на меня прыгнет, мне очень не хотелось. Но и дрын, которым я проткнул первую тварь уже насквозь, пригвоздив ту к земле, мне быстро было не выдернуть. Оставалось только одно — драпать.

И вот тут то ли во мне проснулась интуиция, то ли в стрессовой ситуации мозг привлек дополнительные резервы, но я ринулся от собаки не абы куда, а к моей недавней уборной — тому самому «трамплину». Риск влететь в него самому был очень велик. Еще больше была вероятность, что тварюга догонит и прыгнет на меня раньше, чем следовало. Но все вышло, будто по нотам: не добежав до красно-бурого пятна три-четыре метра, я словно почуял затылком, что псина взлетела в прыжке, и в то же мгновение рухнул ничком, не забыв вывернуть голову, чтобы увидеть, чем все закончится.

Собака с истошным визгом влетела в аномалию, а потом, к моему крайнему изумлению, не расплющилась о землю, а наоборот — вылетела из «трамплина» как ядро из пушки, и, срезав верхнюю треть ствола вполне уже не юной ели, разлетелась по лесу кровавыми ошметками. Странно, но в тот момент я подумал не о чем-нибудь более насущном, а о природе этого «трамплина». И пришел к выводу, что эта аномалия меняла не только величину гравитационной силы — в десятки, пожалуй, раз, — но и ее направление. Создать бы такую штуку у нас в пятьдесят первом — считай, Сталинская премия в кармане. А то и Героя дадут — дело-то для обороны страны может оказаться о-го-го каким важным!..

Но тут мне на макушку шлепнулся кусок кровавой собачьей плоти, и я, взвизгнув и забарабанив по голове руками, быстро забыл о науке и вспомнил, что оборонять в данный момент следует вовсе не страну, а себя самого.

Пока я пытался отряхнуться, меня пару раз вывернуло. Волосы мои слиплись от чужой крови, да и лицо, думаю, представляло собой жуткую картину. Во всяком случае, когда я вернулся к Сергею и Анне, брат при виде меня отшатнулся, а девчонка, ойкнув, сбросила рюкзак и принялась в нем лихорадочно рыться — видимо, в поисках аптечки.

— Да я цел, — поспешил я успокоить обоих, — это не моя кровь.

Я огляделся. Вокруг валялись окровавленные трупы слепых собак. Новых атак пока не было. Но Сергей, убедившись, что со мной все в порядке, тем не менее оставался озабоченным и продолжал озираться по сторонам. Он и сам-то выглядел немногим лучше моего: заляпанный кровью пиджак был во многих местах разодран, один рукав держался на честном слове. Руки брата тоже были, что называется, по локоть в крови — причем совершенно буквально.

— Это не все, — сказал он и мотнул головой на деревья перед нами, — там есть кто-то еще. Кто-то другой. Их не так много, но… По-моему, они более уверены в победе.

— У тебя высокая ментальная чувствительность, — вновь закидывая за спину рюкзак, с уважением сказала Анна. — Я ничего не чую. Но раз ты говоришь, что они уверенней, то, скорее всего, это псевдособаки. Иногда они действуют сообща со слепыми тварями, даже мысленно руководят ими. Наверное, так было и сейчас. А поскольку первые не справились с нами, то за дело возьмутся псевдособаки. Будьте начеку. Эти монстры куда опасней и шустрей. Но у них есть уязвимое место — наметив цель, они бросаются на нее, закатив глаза. Поэтому нужно подпустить мчащуюся тварь как можно ближе и в последний момент отскочить — изменить траекторию они сразу не смогут, для этого им придется нацелиться снова. Но, повторяю, они очень быстрые. Порой кажется, что они умеют телепортировать.

— Теле… что?.. — переспросил Сергей, но тут из-за дерева как раз метнулась к нам темная тень.

Анна вскинула винтовку, но выстрелить не успела — тварь была уже в двух шагах от брата. Тот поступил в точности как сказала девчонка — прыгнул в сторону, сбив меня с ног. Лишь тогда прозвучал выстрел. Псевдособака жутко взвыла, но не упала, а развернулась к нам оскаленной плоской мордой с горевшей на ней лютой яростью глазами. Мне показалось, что эти глаза буквально светятся. Анна вскрикнула:

— Не смотри в глаза, это телепат!

Вновь прозвучал выстрел, потом еще и еще. Псевдособака, продолжая выть, завертелась на месте и наконец рухнула, продолжая перебирать в воздухе ногами. Она определенно была крупнее, чем самая большая слепая собака. Шерсть ее, тоже облезлая, казалась все-таки более густой, чем у прежних тварей, и гораздо чернее. Черным был и молотящий по земле в дикой агонии хвост.

Я обернулся. Три псевдособаки — как раз по одной на каждого из нас — медленно выходили из-за деревьев. Мерзкие плоские морды на лысых, как у стервятников, головах, пылающие ненавистью, нацеленные на жертв глаза — все это заставило меня содрогнуться. И я понял, что нам не отбиться. Я был вообще безоружным, Серегин нож тут вряд ли мог особо помочь, Анна попросту не успеет уложить сразу трех тварей — с учетом того, что даже по выстрелу на каждую будет все равно слишком мало.

Однако девчонка, конечно, стала стрелять. И тут произошло нечто странное. Псевдособаки, каждая из которых как раз изготовилась к стремительному смертоносному броску, внезапно замерли, будто скованные лютым морозом. Они совершенно не шевелились, и если бы не вздымающиеся от дыхания плешивые черные бока, их можно было принять за искусно выполненные чучела.

Разумеется, этим сразу воспользовалась Анна. Она буквально изрешетила каждую тварь, и те молча, одна за другой, словно сбитые кегли, попадали в мох, окрашивая его кровью.




Глава пятая

Планы и сборы


Я услышал вдруг слабый стон и, обернувшись, увидел, как оседает на землю Серега. Сперва я подумал, что его задело срикошетившей — от собачьего лба? — пулей. Но он, заметив, что Анна снова пытается сбросить рюкзак, процедил едва слышно сквозь зубы:

— Не надо… Я цел… Чуть-чуть отдохнуть… Голова…

Девчонка все же сняла рюкзак и достала оттуда бутылку с остатками воды. Затем открыла футляр с красным крестом — аптечку — и вынула упаковку красных продолговатых пилюль. Выщелкнула одну и поднесла ко рту брата.

— Глотай! Станет легче.

Серега не стал спорить и взял губами пилюлю. Анна сразу приставила к ним горлышко бутылки. Проглотив лекарство, Сергей тяжело задышал и, закрыв глаза, вытянулся на спине.

— Положи его на шинель, пусть отдохнет. Через полчаса будет как новенький. А я пока… — Она подняла оброненный братом нож и направилась к мертвым псевдособакам.

Я подумал, что Анна решила проверить, окончательно ли те сдохли, и, если что, перерезать им глотки, а поскольку меня и так мутило от обилия крови, смотреть я на это не стал, а пошел за шинелью. Пока я расстилал и подкладывал ее под Серегу, Анна вернулась и бросила чуть поодаль что-то черное с красным, мохнатое и длинное. Затем она отправилась к первой убитой псевдособаке, а я подошел глянуть, что за добычу она принесла. Лучше бы я этого не делал. На земле лежали три окровавленных собачьих хвоста! Вскоре туда добавился и четвертый, а я метнулся к ближайшему дереву и мой несчастный желудок избавился от остатков его содержимого.

— Зачем?.. — простонал я, вернувшись на место.

— Хоть какой-никакой да навар, — ответила Анна. — Хвосты псевдособак тоже имеют некую цену.

— Тебе бы все… — начал я было свою обвинительную нотацию, но девушка резко оборвала меня:

— А что ты хотел? Ты и дальше собираешься палкой сражаться? И шляться по Зоне в своем клоунском тряпье?

— Но… — непонятно чем хотел возразить ей я.

— Не «нокай», не запряг! — вновь перебила меня Анна. — Матрос хочет, чтобы я помогла вам. Не знаю, что он имеет в виду, но помочь я могу вам пока только в одном — проводить вас к торговцу и на весь мой хабар — а его у меня не горы — хоть как-то одеть и вооружить вас. Может, хватит на пару драных курток и хотя бы на пистолет с ножом. Сама не понимаю, зачем мне это надо, — по идее, да и вообще по здравому смыслу мне нужно бы плюнуть на вас да растереть, но я, дура такая, почему-то не могу этого сделать…

— Мы вернем, — подал вдруг слабый голос Серега. — Мы все отработаем… Помоги.

— Отработаете? Да какой с вас прок? Вы понятия не имеете, что такое Зона!

— Ты покажешь, научишь…

— Научишь!.. Это вам сейчас повезло вот; говорят, что новичкам всегда везет. Не спорю, дрались вы храбро, но голыми руками мутантов не побороть. Не во второй раз, так в третий вас растерзает какой-нибудь кабан или еще одна стая псевдособак… Думаете, мало в Зоне всяческой гадости? Да еще и аномалии чуть ли не на каждом шагу, а вы их — ни ухом, ни рылом!.. Кстати, хотя бы один на двоих детектор вам тоже надо купить…

— Ты нас всему научишь, — уже более твердым голосом сказал брат и даже слегка приподнял голову. — Мы будем твоими новобранцами и во всем будем тебе подчиняться.

Я хотел было возразить, но быстро понял, что крыть мне нечем. А Серега вдруг выдал:

— И мы не такие уж бесполезные, как ты считаешь… Эти псевдособаки… Почему, ты думаешь, они замерли?

— Если честно, я сама обалдела. Понятия не имею, почему. Такого с ними никогда не бывает. Разве что ими руководил контролер… — Анна вдруг принялась испуганно озираться.

— Не знаю, кто такой контролер, — сказал Серега, — но это не он. Это я.

— Ты?! В каком смысле?..

— В прямом. Я будто сам стал этими собаками, тремя сразу. И я замер, подставившись под твои пули. Только не спрашивай, как я сделал, — не знаю! Никогда прежде со мной такого не было.

— Ого!.. — слегка отстранилась от брата Анна и заморгала на него своими большими — темно-серыми, кстати, — глазами. — Так ты что, телепат?

— Нет… Не знаю, — замотал головой Серега. Он приподнялся и, опираясь на руки, сел. — Но мне кажется, я… чувствую Зону…

— А ну-ка, колись! — насупилась Анна. — Про пятьдесят первый — вранье? Ты уже был здесь раньше? Вы здесь с каким-то заданием?.. Хотя… Тьфу! Такое дурацкое поведение не сыграть, а такую легенду только идиот может придумать для прикрытия…

— Мы из пятьдесят первого, — спокойно ответил Сергей. — На самом деле. Но я действительно был здесь раньше. Нес службу с сорок шестого по сорок восьмой. Только Зоны здесь еще не было.

— А что было? — быстро спросила девчонка.

Я сидел с разинутым ртом. Вот, получается, где проходила непонятная послевоенная служба Сереги… Но что это была за служба, от которой он сначала съехал с катушек, а теперь стал каким-то… чудотворцем, право слово!..

Мне стало чертовски любопытно, что же расскажет мой таинственный братец. Но тот вдруг поморщился, будто досадуя, что сболтнул лишнего, и коротко бросил:

— Ничего.

— Совсем-совсем? — прищурилась Анна.

— Извини, не могу. Военная тайна.

Я готов был взвыть от досады. Это нечестно — сначала распалить любопытство, а потом вдруг заткнуться, да еще и прикрывшись не чем иным, как военной тайной, от чего любопытство возросло в десять раз и готово было внутри меня лопнуть!.. Хотя я, конечно же, знал, что такое военные и государственные секреты, и потому, разумеется, и не подумал наседать на брата с расспросами. Не стала этого делать и Анна. Она кивнула и сказала:

— Тайна так тайна, хрен с тобой. Но, между нами, девочками, твоя способность покруче иного оружия. Если не вообще любого. Мне даже на душе стало полегче — не такой себя дурой почувствовала, что решилась вам помогать.

— Только видишь вот, — извиняясь, пожал плечами Серега, — моей способности ненадолго хватает. Да и силы почти все на нее уходят.

— Ничего, — прищурилась Анна, — нам и не надо надолго. Главное, чтобы в критические моменты она нас выручала, как в этот вот. А силы восстановятся, это не смертельно. Но меня интересует и кое-что другое… Скажи-ка, Матрос, что ты имел в виду, когда заикнулся о моей помощи вам? Ведь не только оружие ты имел в виду? Оружие — средство, а не цель. А вот цель-то какую ты видишь?

Тут девчонка угодила прямо в точку. Мне тоже было чертовски интересно, какую цель наметил Серега? По здравому уму, цель у нас вроде должна быть одна — вернуться домой. Во всяком случае, у меня — точно. Но после всех этих тайн и секретов, начавших приоткрываться в моем двоюродном брате, в его истинных целях я уже ни на йоту не был уверен. Может, неспроста он, даже будучи умалишенным, рвался именно в эти места? Может, неслучайно полыхали бесшумные сиреневые зарницы над тем заснеженным полем?

Не знаю, о чем уж там думал Серега на самом деле, но озвучил он почти слово в слово мое невысказанное желание:

— Цель у нас с Фёдором простая — вернуться домой. Желательно в наш год или хотя бы к нему близкий.

— Но… как? — округлила серые глаза Анна. — Это нереально! Машину времени еще не изобрели.

— Однако сюда-то мы как-то попали, — вставил свое слово и я.

— Попали… — пожала плечами девчонка. — У меня даже есть мысль — как. Вчера был очень мощный выброс — красивый такой, с иллюминацией во все небо. Обычно во время выбросов, особенно таких сильных, и появляются новые аномалии. Вот я и подумала, что, может быть, такой аномалией и стала эта хренотень с пробоем времени…

— Тогда уж — хронотень, — усмехнулся я.

— В общем, да — вот и название для сей аномалии готово! Осталось узнать, где она находится и работает ли в обратную сторону.

— Находиться она, по идее, должна бы там, где мы сюда прибыли, — с сомнением покачал головой Серега. — Но я там ничего необычного не видел.

— А ты хорошо смотрел? Ты же не знал, что нужно что-то искать.

— Я все-таки разведчик — то, что отличается от нормы, заметил бы. А вот насчет выброса… Да, скорее всего, это его работа. Эх, встретиться бы с учеными! Неужели никто эту Зону не изучает?

— Почему не изучает? Как раз ученые и проводят исследования.

— Где? В Зоне?! — вскочил на ноги Сергей. — Так веди нас к ним поскорей!

— Ишь ты, какой прыткий, — фыркнула Анна. — Они ж не за соседним кустом сидят. Есть такая научная база — «Янтарь», но чтобы туда дойти, вам, как я уже говорила, нужно экипироваться хотя бы по минимуму. Так что я предлагаю следующий план: сейчас двигаем в одно место, тут недалеко — там мой схрон. Я заберу хабар и мы пойдем к «Бару». Там я куплю вам то, на что денег хватит, а потом отправимся к ученым. Но если они ничего не придумают — я не знаю тогда, что делать…

— На этот случай у меня есть одна идейка, — задумчиво произнес брат, — но об этом пока не стоит, сначала поговорим с учеными. В конце концов, будем помогать тебе, если ты не против. Кстати, а что тебя все-таки привело в эту Зону? Не похожа ты что-то на человека, ради денег готового на все. И на любительницу острых впечатлений — тоже не особо…

— А если я здесь все-таки ради денег? — дернула подбородком Анна. — Что тогда?

— И для чего тогда тебе эти деньги?

— Деньги всегда на что-то сгодятся, — потупилась девушка, и я заметил на ее лице тень неподдельного страдания, настоящей боли, — например, чтобы спасти чью-то жизнь.

— Это как?.. — не удержался я. — Кого-то нужно выкупить?..

— Ага, выкупить. У смерти. Знаешь такую тетку с косой? Короче, умирает одна хорошая девушка, сестра моего бывшего жениха. На операцию нужна куча бабок.

— Бабок?.. — заморгал я. — В каком смысле куча? Ты имеешь в виду, что медицина бессильна и вылечить девушку могут только бабки-знахарки?.. Но это же мракобесие!

— Бабки — это деньги. — Анна посмотрела на меня так, словно это я был смертельно больным. На всю голову.

— А чего же твой жених сам сюда не поехал? — угрюмо спросил вдруг Серега.

— Он поехал, — сухо ответила Анна. — Он здесь погиб. Тогда поехала я. Отомстить и сделать то, что не удалось ему. Еще есть вопросы?

— Отомстить — кому? — не удержался я.

— Зоне.

Тон, которым ответила девушка, невольно заставил меня поежиться. Если честно, мое отношение к Анне очень и очень изменилось. Да что там, я ее откровенно зауважал.

— У меня есть еще вопрос, — по-школьному поднял руку Серега. — Откуда ты родом? Такой говорок у тебя интересный, окающий…

— Я из Великого Устюга. Знаешь? Вологодская область.

— Ага, все понятно с тобой, — широко заулыбался Сергей. — А Великий Устюг знаю, как же! В нашей роте парень был замечательный — Вотчицев Василий. Он как раз из-под Устюга, много о тех местах рассказывал; красотища говорит, благодать!.. Очень уж он по дому скучал, жена там у него с четырьмя дочками — одна другой меньше — осталась… — Серега вдруг замолчал.

— Погиб?.. — одними губами, почти беззвучно, спросила Анна.

Сергей кивнул.

— В сорок втором, прямое попадание снаряда во время атаки. Под станцией Мга, в Ленинградской области, кстати, — глянул брат на меня.

Что ж, подумал я, недаром говорится, что мир тесен. А уж людские судьбы так туго бывают переплетены в клубок, что потяни за одну ниточку — и вместе с ней столько еще распустится!..

— Погибнуть на войне, за Родину, — тихо сказал я, — не так обидно, как здесь, непонятно ради чего…

— Почему же непонятно? — тоже тихо переспросила Анна. — Мой жених погиб ради сестры, ради родной и любимой души. Это, по твоему, менее достойно, чем ради твоей абстрактной родины?

— Родина не абстрактная!.. — начал было возмущаться я, но Серега громко хлопнул в ладоши.

— Ша! Кончай трепаться. Труба зовет! Ты уж прости, Ань, что вместо тебя командую, но время ж идет, так и до ночи никуда не доберемся.

— Погоди, Матрос, — прищурясь, глянула на него девчонка, — я тоже кое-что у тебя спросить хочу…

— Ну, спрашивай.

— А почему ты так рвешься домой? У тебя там тоже жена-дети остались?

— Какая жена! Какие дети! — поморщился брат. — Нет у меня никого, один я.

— Чего же тогда?

— А я?! — Меня буквально подбросило. — У меня-то есть к кому возвращаться!

— Я сейчас не с тобой разговариваю, — процедила Анна. — Тебе-то, понятно, к мамочке надо.

— Да, к мамочке! А что, это, по-твоему, недостойное желание?

— Я сказал: ша! — выкрикнул брат и посмотрел на девчонку. — Командуй, Анна, давай уже трогаться.

— Сейчас тронемся, — ответила та. — На «трамплин» только гляну. После того как слепая собака его разрядила, там мог остаться артефакт.

Я вспомнил, что Анна рассказывала об артефактах — как они появляются на месте бывших аномалий. Учитывая наше полное безденежье, какой-никакой этот… как его?.. хабар был бы для нас вовсе не лишним. Тьфу ты, невольно подумал я, вот и я стал о деньгах заботиться! Заразная эта Зона, что ли?..

Мы снова встали гуськом и следом за Анной двинули к «трамплину». Впрочем, его там и впрямь уже не было. Зато на красновато-буром пятачке лежала непонятная штуковина, похожая на перекрученного морского ежа — судя по всему, спрессованные в плотный комок ветки, сучья, комья земли и прочий лесной мусор. Но спрессованные столь сильно, что когда девчонка подняла «ежа», тот и не думал рассыпаться на части, словно был полностью однородным.

— На, — протянула она его мне. — Это «медуза». Не очень ценный артефакт, но на безрыбье сгодится. Повесь его на пояс, заодно и защитит слегка.

— От чего защитит?

— От стрелкового оружия, от гравитационных аномалий… Не абсолютно, конечно, но лучше, чем ничего. Повесь.

— Так у меня нет никакого пояса!

— Кстати, да… — Анна окинула нас с братом пристальным оценивающим взглядом. — Ты, Матрос, снимай-ка свой пиджачишко. Все равно от него одни лохмотья остались. Как раз из рукавов вам пояса смайстрячим. И в валенках своих ты уж больно стремно смотришься! Не сопрели еще ноги-то? Давай хоть голенища у них отрежем, что ли, пока нормальные шузы тебе не нашли…

Так мы и поступили. Серега снял и разодрал на полосы, ставшие нам поясами, пиджак, а на тельняшку набросил шинель. Сначала он хотел оставить ее здесь, в лесу, как и я свое пальто, но Анна это нам сделать не позволила. Неизвестно еще — когда и что мы купим взамен, а покуда от сукна была хоть какая-то да защита. Валенки Серега укоротил до щиколоток, а из одного отрезанного голенища девчонка, достав из своего «волшебного рюкзака» иголку с ниткой, соорудила мне подобие турецкой фески.

— С непокрытой головой здесь лучше не ходить. В любую минуту может пойти дождь, а он тут и кислотный, и радиоактивный бывает. Приедешь к своей мамочке лысым!..

Я злобно зыркнул на вредную девчонку, и она, осекшись, замолчала. Мне даже показалось, что в ее глазах я заметил раскаяние. Может, действительно показалось.

— А сама чего ж с непокрытой головой ходишь? — поспешил замять неловкость Сергей.

— У меня капюшон, — буркнула Анна. — Надо будет — вытащу и надену.

Наконец мы закончили все дела в этом порядком уже всем надоевшем лесу, я прицепил к поясу артефакт и мы вышли под открытое небо. Хоть оно и было по-прежнему неприветливым и хмурым, я почувствовал себя куда свободней и уверенней, нежели под темными мрачными кронами. Хотелось вдохнуть полной грудью и шагать, шагать, шагать… Но Анна вдруг остановилась и, подняв голову, прислушалась. Через какое-то время и я услышал доносившийся издалека непонятный механический стрекот. А потом, тоже подняв голову к небу, увидел летящий в нашу сторону самолет. Впрочем, не самолет… Аппарат был еще далеко, но я сумел разглядеть, что он был похож на вытянутого головастика и у него… не было крыльев!..

— Назад! — крикнула Анна. — Под деревья!

Мы бросились обратно в лес. Девчонка прижалась к одному из толстых стволов и крикнула нам, чтобы мы сделали так же.

Подперев спиной дерево, я пытался разглядеть из-за ветвей, что за штуковина так напугала нашу провожатую. Стрекот стал совсем громким, похоже, аппарат кружил над нами. В разрыве между кронами мне удалось наконец увидеть его на пару-тройку мгновений. Это действительно был не самолет, хоть и был похож на него обтекаемой формой и остеклением кабины пилотов. А вот вместо крыльев у аппарата был сверху огромный полупрозрачный диск, образованный, видимо, вращением длинных лопастей. Я сразу вспомнил о прочитанных еще в старших классах школы журнальных статьях о «геликоптерной группе» ЦАГИ, образованной в конце 20-х годов. Конструкторам группы удалось разработать тогда геликоптер, или, иначе, вертолет — летательный аппарат, подъемную силу которому создают большие горизонтально расположенные лопасти — винт. Правда, поднялся тот вертолет в первый раз всего-то метров на десять, но позже вроде как взлетал и на полкилометра. А в наше время, ну, то есть, в начале пятидесятых, по слухам, создавали уже и «настоящий» вертолет — по слухам, в прошлом году он даже прошел испытания…

В общем, я хоть и был все-таки удивлен — ведь увидел подобную штуку впервые, — но почувствовал за себя некоторую гордость — не удалось на сей раз будущему меня ошарашить! И когда стрекотание наконец стихло, я с деланным равнодушием спросил у Анны:

— Вертолет?..

— Ну не трактор же! — фыркнула девчонка. — Непонятно лишь, что он здесь забыл, кого ищет… Уж не вас ли?

— Что еще за вертолет? — нахмурился Сергей.

— А что, в ваше время их разве не было? — удивилась Анна.

— Да были, были! — воскликнул я и быстро поведал брату свои познания в этой области.

— Ладно, — сказала девушка, когда я замолчал. — Это все, конечно, интересно и хорошо, но вертолет — это военные. А пересекаться в Зоне с военными — это плохо. Они точно не вас ищут?

— Как они могут нас искать, — ответил Серега, — если кроме тебя нас здесь никто еще не видел?

— Ну ладно… — пробормотала Анна и снова скомандовала построение.

А потом наконец-то мы тронулись в путь.




Глава шестая

Начало пути


Поскольку я шел посередине — между возглавляющей наш маленький отряд Анной и «зампотылу» Сергеем, — мне особо ничего не оставалось делать, как поглядывать из любопытства по сторонам да размышлять на всяческие лезущие в голову темы. Однако смотреть, говоря откровенно, было пока особенно не на что — поросшая травой холмистая равнина с редкими деревьями и кустарниками навевала исключительно скуку, — а вот поразмышлять хотелось сразу о многом.

Впрочем, начал я почему-то с ерунды. Мне вдруг подумалось, что раз мы теперь отряд, то нужно придумать этому отряду название. Поскольку мы планировали в конечном итоге вернуться домой, в прошлое, то сначала я придумал для отряда название «Ловцы прошлого». Правда, тут был нюанс — для Анны это название не подходило. «Красные сталкеры» не подходило по той же причине. Тогда я решил поиграть аббревиатурами. Например: «Сопробуд» — «Союз прошлого и будущего»… Нет, для Анны сейчас не будущее, а настоящее, так что точнее было бы «Сопронаст». Но как-то уж очень это слово походило на ругательство… Тогда я стал сокращать наши имена. Попробовал и так, и эдак — лучшим из всего, что получилось, было «ФАС». А что? В принципе, неплохо. Коротко, звучно, решительно. Вроде как: «Фас! Взять ее!» В смысле, удачу там, или псевдособаку какую, или даже саму Зону… Очень, по-моему, неплохо. Я бы даже сказал: замечательно! Но все же мне почему-то казалось, что Сереге это название не понравится, а уж Анне — тем более. Так и почудилось ее презрительное «Не собираюсь быть шавкой!»

Кстати, вот, да — тоже ничего себе тема для размышлений, Анна эта. Поначалу я к ней отнесся с огромным подозрением и не испытывал ни малейших теплых чувств. Но сейчас практически поменял свое мнение; сначала мне очень пришлась по душе ее храбрость, затем порадовало ее желание помочь нам, а уж ее рассказ о погибшем женихе и его больной сестренке меня и вовсе растрогал. И все-таки до настоящих теплых чувств к этой дерзкой и независимой девчонке мне было еще далеко. Да и хорошо, собственно. На кой ей сдались мои теплые чувства, равно как и все другие, прочего температурного диапазона? В новые женихи я ей набиваться не собирался — не мой вкус, да и старовата она для меня… Тут я подумал вдруг, что на самом-то деле это я для Анны староват. И о-го-го как староват-то! Ведь мне сейчас было ни много ни мало — восемьдесят девять лет! А Сереге и вовсе девяносто девять!.. Я даже запнулся от таких невероятных цифр и сбился с шага, за что получил легкий тычок в спину от идущего позади «старца». Между прочим, вот ему-то, несмотря на «страшные цифры», Анна вполне бы могла сгодиться в невесты. А что? Оба сильные, смелые, решительные. Даже внешне немного похожи — высокие, сухопарые, жилистые, только цвет волос разный, зато глаза кажутся совсем одинаковыми — и в тех и в других, в самой глубине, застыла утихшая, но вечная боль, а в «видимом диапазоне» они излучали уверенность в себе. Истинную, без рисовки. Хоть я и не считал себя очень уж тонким психологом, но мне показалось, что и Сергей, и Анна тоже успели заметить друг в друге эту схожесть, и, если я не ошибся, какая-то, как пишут романисты, искра между ними уже проскочила. Впрочем, в «искрометных» делах я тоже покуда специалистом не был, поэтому мог и ошибаться. И уж говорить с братом на подобные темы я никоим образом не собирался. С Анной — тем более. Вполне мог бы огрести от обоих, если б рискнул.

Что, кстати, почти сразу и произошло. Сначала я, задумавшись, не заметил, как остановилась Анна, и врезался ей в спину, за что получил от нее чувствительный тычок локтем в грудь, а потом еще добавил по затылку Серега. За дело, не спорю, но все равно обидно.

Но обиды пришлось быстро забыть — Анна остановилась не просто так. Впереди, шагах в ста от нас, вышел из-за кустов человек. Он был в темной куртке — не такой как у Анны, попроще, — и в грязных синих штанах. Шел человек прямо к нам, но, похоже, нас будто и не замечал. Да и походка его показалась мне очень странной — человек пошатывался и подволакивал ноги, но не так, как шатаются пьяные или больные, а так, словно он был вовсе не человеком, а большой куклой, которую дергал за невидимые веревочки невидимый же кукловод. Руки человека-куклы безвольно болтались, точно для них не хватило ниточек. Но нет, я ошибся! То ли кукловод, то ли все же сама «кукла» наконец заметили нас, и одна рука медленно поднялась на уровень груди. И только тогда я заметил, что в ней зажат пистолет.

— Ложись! — выкрикнула, падая, Анна, и я, тоже уже в падении, услышал звуки выстрелов — приглушенные одиночные со стороны и звонкую короткую очередь знакомой и почти родной уже «тээрэски».

Выстрелы стихли. Анна приподнялась на колено, подождала, всматриваясь вперед, а потом резко вскочила и побежала туда, где лежала подстреленная ею «кукла». Но добежать она не успела — вновь щелкнул одиночный выстрел. В ответ послышалось грязное ругательство девушки, а потом и короткая очередь ее винтовки.

Вскочил и бросился к Анне Сергей. Мне показалось некрасивым валяться одному, и я тоже с опаской встал и, согнувшись, пошел к «соратникам». Анна, продолжая тихо, под нос, материться, наматывала бинт на левое плечо. Сергей стоял рядом, готовый помочь, но просьбы об этом так и не дождался.

Я посмотрел чуть вперед. В траве, уткнувшись лицом в траву, лежал, раскинув ноги, человек. Затылок его представлял собой кровавое месиво — видимо, результат последних выстрелов Анны. Удивительно, но меня даже не замутило, хоть смотреть на это и было неприятно. Неужели я так быстро привык к крови?..

За плечами убитого был такой же, что и у Анны, рюкзак. Его, закончив перевязку, и сняла в первую очередь с трупа девчонка. Заглянула внутрь, хмыкнула, достала и выбросила кусок плесневелой колбасы и сказала:

— Три банки тушенки. Негусто, но лучше, чем ничего. Плюс сам рюкзак, плюс пистолет, плюс куртка и ботинки, плюс датчик аномалий… Можно сказать, нам даже повезло.

— Минус твоя рука, — буркнул Серега.

— Рука — фигня, — сморщила нос Анна, — кость не задета. Укол я сделала — завтра будет как новенькая.

— Завтра? — удивился брат. — Чудеса… Ну у вас и лекарства!..

— Так век-то какой на дворе?

— Погоди, — нахмурился я. — Ты что, хочешь сказать, что мы снимем с покойника куртку с ботинками и будем их носить?..

— Вообще-то я думала, что их наденет Сергей. Но мне непонятен смысл твоего вопроса и та интонация, с которой он задан. Тебя что-то смущает?

— Меня смущает, что ты прикончила человека, а теперь собираешься его раздеть.

Анна свела брови и процедила:

— Во-первых, это не человек.

— А кто же? На псевдособаку или там… псевдослона он что-то совсем не похож!

— Это зомби. От человека в нем — только тело. Разума в нем меньше, чем у той же псевдособаки. Я вам рассказывала про них, встряхни память! Во-вторых, он напал первым. Если бы я не убила его, он бы убил тебя.

— Почему именно меня?.. — буркнул я.

— Потому что ты самый неуклюжий и нерасторопный.

Я вспыхнул, но промолчал.

— В-третьих, — продолжила Анна, — в Зоне нет магазинов одежды, как и любых других тоже, и пренебрегать ценными вещами из-за каких-то непонятных принципов или из брезгливости — это даже не глупость, а хрен знает что. Не стоит гневить судьбу, когда так повезло.

— Повезло? — не удержался я. — Кому особенно? — И кивнул на труп. — Наверное, ему?..

— Ему, кстати, тоже. По сути, он умер уже давно, а мы помогли ему наконец упокоиться. А нам, кроме того что удалось хоть что-то с него взять, повезло еще и в том, что он был один. Да и мне повезло, что он попал всего лишь в руку — и то навылет. Так что надевай рюкзак и не зли меня попусту. А ты, Матрос, — повернулась она к брату, — переодевайся. Я бы посоветовала тебе даже поменять штаны, но не настаиваю. Да, и не забудь снять у него с руки и надеть себе датчик. Пистолет — тоже твой. — Девчонка наклонилась, вытащила из мертвых пальцев пистолет и достала из него обойму. — А вот патрон остался всего один, придется покупать. Но это уже почти мелочи. Жаль, что КПК нет, но вы пока все равно со мной будете, так что обойдемся одним.

— КПК? — не удержался я, хоть и дулся еще на девчонку.

— Карманный компик, — ответила та. — Или, как у меня, наручный. — Она подтянула левый рукав, и я увидел, что над запястьем у нее поблескивает стеклом плоский прямоугольный прибор.

— Что такое компик, я тоже не знаю, — проворчал я.

— Ах да!.. — слегка смутилась Анна. — Это такое средство коммуникации… ну, и всего прочего, долго рассказывать. Потом покажу, когда время будет. А сейчас надо поспешать. Матрос, ты готов?

Брат как раз заканчивал завязывать ботинки — высоченные, на толстой подошве, даже на вид очень прочные. Я удивился, что он надел и штаны убитого. Нет, конечно, они выглядели прочней и уж точно были целей драных после схватки с собаками Серегиных, но я бы и после живого человека побрезговал бы, наверное, надеть штаны, а уж с трупа!.. Впрочем, Серега прошел такую страшную войну, что какие-то штаны покойника для него вряд ли значили что-то иное, кроме добротной одежды.

А вот пистолет его заинтересовал. Брат повертел его в руках, перебросил из ладони в ладонь, прицелился.

— Что за машинка? — спросил он у Анны.

— Обычный «макаров». Старый, но надежный. Неужто не видел? По-моему он как раз где-то из ваших времен.

— Не видел. Наверное, все же после нас уже сделали. Или пока я… — Он запнулся и снова подбросил и поймал пистолет. — На войне мне в основном с трофейным «вальтером» приходилось иметь дело, а после войны — с ТТ. Но у этого вроде как больше калибр, чем у «Трофимова»?

— Девять миллиметров, — кивнула Анна.

— Сколько в обойме? Восемь?

— У этого восемь. Есть еще ПММ, там двенадцать. Но спасибо и на этом.

— Спасибо, — очень серьезно повторил брат и сунул оружие в кобуру, которую успел уже приторочить к поясу.

Надо сказать, вид у Сереги стал вполне бравый. Только совсем какой-то… не советский. Тем более солдатскую свою шапку он тоже снял и отдал ее мне.

— Снимай свой валенок, дарю!

Сам он натянул на голову капюшон куртки и «встал в строй». Я демонстративно швырнул сшитую Анной «феску» как можно дальше. Машинально следя глазами за ее полетом, я увидел, как возле самой земли та вдруг подпрыгнула, бешено завертелась и выстрелила серыми клочьями в стороны.

— Ого! — восхитился я. — Тоже «трамплин»? Тот вроде так не вертел…

— «Карусель», — хладнокровно ответила Анна. — Если когда зацепишь, сразу отскакивай, пока не затянуло в центр, тогда еще есть шанс уцелеть. А сейчас — шагом марш! Дяде Фёдору смотреть только на меня и под ноги, Матросу — по сторонам и оглядываться назад. Если что — стреляй, но только в крайнем случае, помни, что патрон всего один.

Я снова почувствовал свою ущербность. Но в то же время опять должен был признать, что Анна абсолютно права. И в том, что назвала меня самым неуклюжим и нерасторопным — среди нас троих я таковым и был, чего уж там, — и в том, что поставила меня между собой и Серегой, не дав никаких поручений, кроме того, чтобы куда-нибудь не вляпаться. Единственное, что меня чуточку радовало, — то, что у меня тоже появилось оружие. Всего лишь нож, но о-го-го какой, не хлеборез, не перочинный, а самый настоящий, длинный, широкий и острый, с зазубринами у острия наверху, с удобной ручкой!.. Его, вместе с ножнами, молча протянул мне Сергей. Мне понравилось, что он не стал спрашивать разрешения у девчонки, хотя нож был, по сути, ее. В глазах у Анны мелькнуло неодобрение, но вслух она ничего не сказала.

Хоть наша командирша и велела мне смотреть только на нее и под ноги, по сторонам я тоже успевал озираться. И то — попал в будущее, а глядеть должен лишь под ноги — кто бы в здравом уме стал так делать? Правда, особенным будущим вокруг пока и не пахло. Наоборот, пока сильнее прошлым потягивало. Особенно когда впереди показались обветшалые, полуразрушенные дома небольшой заброшенной деревушки. Если бы даже она не была заброшенной, все равно я вряд ли смог бы сказать, что это селение будущего, если бы не знал этого наверняка. Пусть даже, как говорит Анна, отселение жителей проходило после первой аварии, в восемьдесят шестом, — и то это аж на тридцать пять лет позже нас! Мне-то думалось, что к тому времени и в деревнях люди будут жить чуть ли не во дворцах, а тут — вон что… Все точно так же, как и в наше время. Но почему?! Как же так вышло, что коммунизм не смог победить?!.. Стыдно признаться, но слезы в тот момент на моих глазах выступили. Если до этого Анна лишь рассказывала нам об этом, и некая надежда, что ее слова не соответствуют действительности, все-таки оставалась, то теперь я все увидел своими глазами. Ну пусть не все, но мне и этого было достаточно, чтобы понять — как минимум в главном девчонка нам не лгала.

Не обманула она и насчет схрона. Возле одной наполовину развалившейся хатки бугрилась неопрятная груда камней и досок. Наверное, когда-то это было чем-то вроде летней кухни, судя по разбросанным возле фаянсовым черепкам тарелок и проржавевшей кастрюле, надетой на огрызок такой же ржавой трубы, торчащей из-под камней. К этой куче хлама и направилась Анна. Осмотревшись по сторонам, она стала разгребать с одной стороны камни и доски, под которыми обнаружился вполне себе целый сундук, закрытый сверху клеенкой. Девушка сняла ее, откинула крышку сундука и склонилась над своими сокровищами. Она извлекла еще один рюкзак — побольше чем тот, что висел за ее и моей спинами и, судя по всему, тяжелей. Она обернулась к Сергею и кивком показала ему на рюкзак — дерзай, дескать. Брат не без усилий забросил его за спину, поправил лямки и пару раз подпрыгнул. Сама же Анна вновь полезла в сундук и достала пару высоких металлических… кастрюлек — так, во всяком случае, выглядели эти непонятные емкости. Их девчонка прицепила себе на пояс и в ответ на наши с братом вопросительные взгляды пояснила:

— Контейнеры для артефактов. Не каждый просто так в руки возьмешь. У тебя в рюкзаке, — кивнула она Сергею, — тоже артефакты. Так что на спину не падай и под пули ее не подставляй.

— Я спину под пули никогда не подставляю, — сухо в ответ отчеканил брат.

— Прости, — быстро, но отнюдь не смущенно сказала Анна. — Я ничего такого не имела в виду, просто предупредила. Хабар денег стоит. И я, между нами, девочками, жизнью ради него рисковала.

— Я понял. Можешь не переживать за свой хабар, — буркнул Серега.

— За наш хабар, — твердо и четко поправила Анна.

Она уперлась прищуренным взглядом в глаза Сергея и не отвела его до тех пор, пока тот не откликнулся запоздалым негромким эхом:

— За наш хабар.




Глава седьмая

«Бар»


— Ну, теперь в «Бар», — вернув схрону прежний неприметный вид, выдохнула Анна. — Очень прошу не нарываться там на неприятности. «Бар» расположен на территории лагеря «Долга», с «долговцами» и так-то не стоит шутить, а поскольку они делают милость и пускают в «Бар» также и других сталкеров, то и поведения требуют соответственного. За применение там оружия, например, они карают расстрелом.

— Ни фига себе! — сказал я. — А если мутанты?

— Я думала, всем понятно, что я имела в виду его использование против людей. Так что учтите и запомните это хорошенько. И вообще, все переговоры предоставьте мне. Но если спросят напрямую, кто такие, — отвечайте, что вольные сталкеры, новички, а я ваш наставник. И называйте те имена, которые я вам дала. Настоящие в Зоне не в ходу.

— А как же твое? — не удержался я.

Мне показалось, что девчонка смутилась. Впрочем, если и так, то лишь на мгновение.

— Во-первых, из всякого правила есть исключения. А во-вторых, тебе что, мое имя не нравится?..

— Вообще-то нравится, — честно ответил я. — Оно не совсем обычное — имя-палиндром.

— Это как? — заинтересовалась девчонка.

— В обе стороны читается одинаково. Из женских имен я таких только три мог вспомнить — твое, Алла и Ада. Но последние встречаются редко.

— Ну да! — хмыкнула девушка. — Особенно Алла.

— Не знаю, в наше время было так. А из мужских я вообще одно вспомнил — Тит.

Анна заливисто вдруг рассмеялась, а потом сказала:

— Вот уж действительно мужское.

Я почувствовал, что краснею. Ну что за девчонка! Такой палец в рот не клади!.. Мысль неожиданно заскользила дальше, и я поспешил отвернуться, чтобы не услышать реплику Анны насчет цвета моего лица, от которого наверняка уже можно было прикуривать.

Но девушка вновь уже стала серьезной и коротко скомандовала:

— Строиться! — А когда мы это сделали, выдала незнакомую и явно не строевую команду: — Почапали.

Мы «чапали» не то чтобы очень уж долго, но, откровенно говоря, мне надоело. Тем более клубящиеся на небе тучи собрались в однородную серую массу и забрызгали мелким дождем. Я испугался, что он кислотный, — поднял воротник пальто, развязал на шапке уши и спрятал руки в карманы. Однако Анна, глянув на мои манипуляции, а потом на один из своих приборов, «успокоила»:

— Дождичек не сильно опасен, хоть и не особо полезный, радиоактивность лишь втрое выше нормы.

— Лишь?.. — закашлялся я.

— Нормально. В «Баре» водки выпьем, подлечимся.

— Но я не пью водку!

— Придется. В Зоне водка — лекарство. Лекарства ты пьешь?

— Лекарства пью, но…

— Вот и топай себе.

Я и топал. Что я еще мог сделать? Радиация совсем недавно вошла в нашу жизнь — по меркам, разумеется, пятьдесят первого года, — американцы лишь пять с половиной лет назад сбросили на японские города атомные бомбы, так что психологически для меня более пугающим стал бы обжигающий кислотный, а не абстрактно опасный радиоактивный дождь, но я все-таки был студентом университета и что такое радиоактивность знал. Понимал я также и то, что организму она наносит реальный, а вовсе не абстрактный вред. Вот только о том, что бороться с ее последствиями можно водкой, я услышал впервые и, если честно, поверил в это с трудом. С другой стороны, почти все, что я слышал и видел в Зоне, было для меня впервые, и почти во все поверить было исключительно трудно, даже в те вещи, реальность которых была очевидна. Взять те же самые аномалии…

Наверное, зря я про них вспомнил. Анна замерла и подняла руку. Я заглянул через ее плечо. К тому времени мы вышли уже на неширокую дорогу, покрытую растрескавшимся серым асфальтом. Метрах в пяти перед нами над дорогой висел едва заметный голубоватый туман. Если бы не Анна, в такую вот ненастную сырую погоду я точно не обратил бы на него внимания.

— У меня этот… детектор запищал, — подал сзади голос Сергей.

— Правильно сделал, — сказала Анна. — Это «электра». Смотрите!

Девчонка достала болт и швырнула его в аномалию. Долетев до тумана, кусочек железа, громко шипя, заискрил, а потом в него с несколько сторон сразу влупили извилистые яркие молнии. Болт на пару мгновений превратился в маленькое косматое солнце, потом все резко успокоилось, а на асфальте заблестела крохотная дымящаяся лужица — то, что осталось от железного болта.

— Ого! — вырвалось у меня.

— Ага, — кивнула Анна.

— Это на нее ты мне предлагала тогда посс… ну… это самое?..

— Ага, — опять сказала девчонка и подмигнула: — Эффектно бы получилось, правда?

Я представил подобный «эффект», и меня аж передернуло. Нет уж, в этой Зоне отправлять так называемые «физиологические потребности» надо крайне осторожно. Как и делать все остальное, впрочем. Нужно бы, кстати, где-то запастись болтами и гайками.

Между тем Анна мотнула нам головой и сошла с дороги, чтобы обойти потом аномалию стороной метров, наверное, за десять.

А когда мы снова вернулись на дорогу, я посмотрел вперед и увидел здания. Это явно были промышленные постройки — некий завод или фабрика со складами. Всю территорию окружал забор из металлической сетки, а когда мы подошли ближе, оказалось, что еще и ров с утыканным железными штырями дном.

Выглядело все это чрезвычайно неуютно и мрачно — впечатление усиливало, конечно, и низкое серое небо, и моросящий радиоактивный дождь, и опрокинутые тут и там ржавые остовы автомобилей, и даже деревья вдоль дороги — огромные, мертвые, раскинувшие высохшие безлистные ветви, будто лапы, готовые схватить зазевавшегося путника. Кто знает, может, это было вовсе не аллегорией, а очередной аномалией. На всякий случай я стал шагать ближе к центру дороги.

Когда мы подошли ко рву, я увидел перекинутые через него листы гофрированного железа. Убрать их было делом пары минут — и тогда территория лагеря этой самой группировки «Долг» становилась не особо-то и доступной. С учетом, что она, конечно же, еще и охранялась.

В этом я убедился совсем скоро. Перейдя ров и обойдя брошенный старый грузовик, мы подошли к проходу между двумя большими длинными зданиями, собранными из бетонных плит. С обеих сторон от прохода высились брустверы из мешков с песком, за которыми стояли несколько парней в черных, похожих на Аннину куртках и с оружием наперевес. Оружие было мне почти что знакомым: у двух бойцов оно было таким же или почти таким, что и винтовка Анны, еще двое были вооружены чем-то очень напоминающим автомат Калашникова, принятый на вооружение Советской Армии года три назад. Наших, разумеется, года. А еще на рукавах этих парней я заметил нашивки с изображением красного щита. Его цвет меня даже несколько успокоил: красные — значит, свои. Я понимал, что здесь, в Зоне кошмарного, отнюдь не советского будущего красный цвет мог означать все что угодно, но его «предназначение» я, как говорится, впитал с молоком матери и ничего не мог с этим поделать.

Один из «долговцев» вышел из-за бруствера и, держа автомат наготове, направился к нам.

— Стойте и молчите, — шепнула нам Анна и сделала несколько шагов навстречу парню.

Они о чем-то негромко поговорили. При этом «долговец» дважды махнул рукой в нашу сторону, Анна тоже один раз сделала это, а потом парень кивнул и неспешно двинулся на свое место, показав своим соратникам жестом, что все, мол, в порядке.

Я облегченно выдохнул, только теперь осознав, что стоял все время переговоров не дыша. Анна мотнула нам головой: пошли, дескать! И мы с Серегой пошли. Когда проходили мимо охранников, я уловил их насмешливые взгляды, направленные на мою намокшую, отнюдь не для этого сезона, да и для времени, видимо, тоже, одежду. И мне очень вдруг захотелось одеться в такой же, как у них или Анны, комбинезон, или хотя бы в такую, как у брата, куртку. Очень уж неприятно было выглядеть белой вороной, да и, говоря откровенно, моим пальто и шапке и впрямь самое место было в январе пятьдесят первого года, но никак не здесь и не сейчас.

Впрочем, одежда одеждой, однако главным, конечно, было оружие и все остальное, что необходимо в Зоне для выживания. Иначе так и придется сгинуть здесь, в этом неприветливом будущем, скорее напоминающем по духу средние века. А мне очень хотелось вернуться домой, в родной и любимый Советский Союз, в самый лучший на Земле город Ленинград. И, что уж там скрывать, мне чертовски хотелось к маме и папе, я по ним уже очень соскучился. И хотя разумом я понимал, что вернуться навряд ли получится, надежда, доводы рассудка которой были чужды, продолжала тлеть в моем сердце, вспыхивая порой вполне ощутимо и ярко. Вот и сейчас, когда первый пункт нашего плана был уже так близок к осуществлению, она разгорелась и стала греть мою душу. Мне так не терпелось выполнить наконец этот пункт, что я даже обогнал Анну, за что получил от нее неслабый тычок в спину. Обижаться я не стал — сам виноват, — потому быстро встал на место и послушно зашагал за нашей наставницей, которая повернула вскоре к открытой секции забора, и мы, войдя наконец на территорию базы, очутились перед массивными железными воротами в некий бетонный ангар, над которыми красовался большой черный щит с тщательно выведенной желтой краской надписью «Территория „Долга“. Применение оружия в пределах лагеря ЗАПРЕЩЕНА! Нарушителей ждет РАССТРЕЛ!» Не обманывала, выходит, девчонка — «долговцы» шутить явно не собирались. Если честно, мне от этой строгости стало даже чуточку легче на душе, я сразу почувствовал себя в безопасности. Да и доверие к Анне, надо сказать, заметно возросло.

Ангар оказался то ли опустевшим складом, то ли заброшенным цехом, из которого убрали оборудование. Мы быстро прошли его насквозь и вновь очутились на улице. Перед нами высилось тоже мощное здание, но уже из кирпича, с такими же большими железными воротами, на которых и над которыми было написано «АРЕНА». Что под этим подразумевалось, я не знал, да и не очень-то хотел узнавать, тем более что Анна свернула налево, к похожему кирпичному зданию. Ворота того были приоткрыты и я заметил внутри пламя костра и сидящих возле него несколько человек. А левее ворот, прямо на стене, было крупно выведено белой краской «БАР» и нарисована стрелка. Свернув, куда она указывала, мы очутились перед зданием, поменьше и пониже предыдущих. Оно было сложено из серых кирпичных блоков и в нем тоже имелись большие металлические ворота. И — наконец-то! — над ними висел большой щит с надписью: «BAR „100 рентген“». Не знаю уж, почему слово «Бар» изобразили латинскими буквами, но удивляться я, похоже, здесь уже почти разучился.

Но и это здание не оказалось еще «Баром»! В нем нас встретил цепким, хмурым взглядом еще один, на сей раз молчаливый и, кажется, совсем неподвижный охранник. На стене была еще одна надпись «БАР» со стрелкой, которая вновь вывела нас под открытое небо, и я понял, что один теперь, пожалуй, могу в этих бетонно-кирпичных джунглях заблудиться и вряд ли сразу найду дорогу назад. Но я, к счастью, был не один, тем более Анна, похоже, не чувствовала никакого дискомфорта и шагала так непринужденно-уверенно, словно совершала променад по Невскому проспекту.

Отвлекшись на эти мысли, я не заметил, куда мы свернули, — лишь увидел перед собой очередные железные ворота, обе створки которых были призывно распахнуты, а на стене над ними горела под дощатым козырьком забранная в проволочный кожух лампочка.

За воротами оказалась ведущая вниз лестница с широкими бетонными ступеньками. Стены по обеим ее сторонам тоже были бетонные, шершавые, грубые. Откровенно говоря, обстановка больше напоминала каземат, нечто тюремное, не имеющее к общественному питанию никакого отношения. Усилил это впечатление очередной охранник, которого мы увидели, когда спустились по лестнице. Тот стоял за металлическим ограждением с черной маской на лице и автоматом в руках.

— Сдать оружие! — зычно скомандовал он.

Я немного струхнул — уж не арестовывать ли он нас собрался? Но Анна отреагировала на его приказ совершенно спокойно и так же спокойно сняла и протянула охраннику винтовку, а затем обернулась к нам и кивнула — делайте, мол, то же самое.

Серега достал из кобуры и отдал пистолет, я точно так же поступил с ножом. И лишь после этого, пройдя еще один небольшой, слегка опускающийся вниз пролет коридора и повернув налево, мы наконец вошли в «Бар».

Да уж, сказать прямо и откровенно, я ожидал все-таки чего-то иного, не того, что увидел. Разумеется, в Ленинграде я по барам не шлялся, не знаю даже, есть ли они там вообще, но я о барах читал и видел их пару раз в кино. Бар в моем представлении был одним из порождений капиталистического мира, атрибутом буржуазной роскоши, праздного времяпрепровождения богатых бездельников. В этом же «Баре» роскошью даже не пахло. Если бы не грубые дощатые столы вдоль не менее грубых кирпичных стен, я бы принял его за некое производственное помещение. Кроме некрашеных выщербленных стен на это намекали как высокие арочные потолки, так и мощный крепеж в виде металлических профилей, а еще — квадратные кирпичные колонны по центру помещения, поставленные там отнюдь не для красоты, а исключительно в качестве несущих конструкций. А уж пол — дощатый, некрашеный, грязный — полностью убедил меня, что к миру капитализма это заведение никакого отношения не имеет вовсе, оно на все свои сотню рентген, в смысле, процентов, выглядело исключительно по-рабоче-крестьянски.

Богатых праздных буржуа здесь мною также замечено не было. Тут вообще было мало народу: пара сталкеров в комбинезонах с голубыми нашивками в дальнем, за колоннами, правом углу, да один молодой по виду мужчина в простой серой куртке и синих, как на Сергее, штанах — Анна называла их «джинсами». Справа у входа был не закрытый дверью проход, за которым виднелся широкий, плохо освещенный коридор. Возле того прохода стоял еще один охранник в маске и с оружием в руках.

У правой стены имелось что-то вроде грубого деревянного прилавка, за которым было сооружено нечто похожее на продуктовую лавку с деревянными полками, на которых стояли немногочисленные бутылки, несколько невзрачных банок и что-то еще, что я не сумел разглядеть и узнать.

За прилавком стоял средних лет мужчина, одетый в черный свитер и меховую безрукавку. Он дружелюбно кивнул Анне и вопросительно уставился на нас с братом.

— Это со мной, — сказала, кивнув в ответ, девчонка. — Новички, натаскиваю вот… Спрут у себя?

— У себя, — скривился мужчина, — но зачем отвлекать человека? Я за ту же цену возьму у тебя хабар, не обижу, не бойся, ты же меня знаешь, Анна!

— Знаю. Но мне нужен Спрут. Дело тут не только в хабаре, не обижайся, Упырь.

— Чего мне обижаться? Мое дело — торговать спиртным да жрачкой. Кстати, ошиваться в «Баре», ничего не покупая, не принято, — вновь обвел нас с двоюродным братом взглядом Упырь.

— Это — Матрос, это — Дядя Фёдор, — представила нас Анна. — Мы с Матросом сходим к Спруту, а потом обязательно подкрепимся, не переживай. А Дядя Фёдор пусть пока «Non-Stop» хлебнет, дай ему баночку, я потом расплачусь.

Я насторожился, но Анна меня успокоила:

— Это не алкоголь, энергетический напиток с кофеином, витаминами и прочими фишками. Сразу бодрей себя чувствовать станешь. Ну, и чтобы не скучал, пока мы с Матросом сходим по делам.

— Может, и я с вами? — на всякий случай спросил я.

— Не стоит, — помотала головой Анна. — Спрут не любит сутолоки. Да не бойся ты, мы скоро!

— Я и не боюсь, — соврал я. Ну, не то чтобы совсем уж соврал — мне скорее было неуютно и тревожно оставаться одному, нежели страшно.

— И главное, — приблизившись ко мне, шепотом проговорила Анна, — ни во что не вмешивайся, ни в какие споры не встревай. Стой себе тихонечко и посасывай напиток. Понял?

Я кивнул. Что ж тут непонятного? К тому же я меньше всего горел желанием во что-то здесь вмешиваться и встревать.

Взяв протянутую барменом жестяную баночку, я отправился к одному из пустующих столов. Бармен же показал взмахом ладони охраннику, чтобы тот пропустил Анну с Сергеем, что человек в маске и сделал. И я, впервые с тех пор, как очутился в Зоне, остался один, без своих спутников.

Пристроившись за столом, я принялся вертеть жестянку с напитком. Сверху к крышке было прижато кольцо и, логически рассудив, я понял, что его, для того чтобы банка открылась, нужно потянуть. Я потянул. Кольцо, отломившись, осталось у меня руке. Что делать дальше, я не знал. Можно было расковырять жесть ножом, однако тот остался у охранника. Еще было можно обратиться за помощью к бармену, но мне показалось стыдным это делать.

— Да оставь ты это пойло в покое! — услышал вдруг я.

К моему столу с початой бутылкой водки в одной руке и стаканом в другой подошел сталкер в серой куртке. Если сначала он показался мне молодым, то теперь я в этом уже сомневался. Какого-то он был неопределенного возраста. Может, этой неопределенности способствовала густая темная щетина, да то еще, что мужчина был в натянутом по самые брови капюшоне.

— Лучше водочки хряпни, — сказал он.

— Я не пью водку, — неуверенно проблеял я.

— Не говори ерунды! Вон, мокрый весь, а дождичек-то радиоактивный. Тебе водку бы сейчас даже врач прописал.

Я вспомнил, что о пользе водки — именно как лекарства против радиации — говорила и Анна.

— Не во что наливать, — пробормотал я.

— Не проблема, — подмигнул сталкер, сходил к прилавку и вернулся с граненым стаканом, который тут же наполнил почти до краев и придвинул ко мне. Себе он тоже плеснул и поднял стакан: — Ну, чтоб не болеть!

Я поднес стакан ко рту, но, почувствовав резкий спиртной запах, поморщился.

— Ты не нюхай, ты пей, — сказал сталкер.

Я, зажмурившись и стараясь не дышать, сделал пару глотков. Горло обожгло, водка запросилась обратно. Я замер, так и не раскрывая глаз, и с огромными усилиями переборол рвотные спазмы. Вскоре после этого в моем животе разлилось приятное тепло. Стало удивительно хорошо. Я раскрыл глаза.

— Ну, вот видишь — не умер же, — улыбнулся парень. — Кстати, ты бы снял пальтецо с шапкой — радиоактивные ведь — жуть! Или замерз, что так вырядился?

— Не замерз, — помотал я головой и почувствовал, что мне не только не холодно, а напротив — невыносимо жарко.

Я стянул и впрямь неприлично мокрые пальто и шапку, не зная, куда их теперь деть.

— Да бросай их на пол, делов-то, — посоветовал сталкер, что я тут же и сделал. А когда поднял глаза, увидел перед собой протянутую руку. — Мурзилка!

— Где? — ошалело заморгал я. В голове начало шуметь, что определенно мешало ясности мысли.

— Здесь, — подмигнул парень. — Мурзилка — это я. Вольный сталкер.

— Дядя Фёдор, — вырвалось у меня. Надо же, я впервые назвал себя придуманным Анной именем и получилось это вполне естественно. — Тоже… э-э-э… вольный сталкер.

Мы пожали друг другу руки.

— Ты мало выпил, — покачал головой Мурзилка. — По радиации нужно бить ударными дозами.

— Сам-то тоже не бьешь, — слегка заплетающимся языком прокомментировал я то, как мой новый знакомый снова лишь чуть-чуть плеснул на дно своего стакана.

— Ну, я-то под дождь не попадал, — сказал тот. — И я здесь уже давно торчу, это далеко не первый стакан. Ты давай не увиливай, а пей, когда угощают. А то обижусь!

Обижать доброго парня мне вовсе не хотелось, и я выпил за раз чуть ли не половину стакана. Теперь водка проскочила в пищевод куда легче.

— Молодец! — похвалил Мурзилка. Сам он, по-моему, так и не выпил. Впрочем, ручаться я бы не стал — в голове уже не только шумело, но и стало мягко покачиваться. То есть покачиваться стало не в голове, а вокруг… В общем, ощущения были довольно забавными. А когда шум и качка более-менее затихли, я почувствовал к новому знакомцу такой прилив благодарности, что готов быть лезть обниматься. Однако я все же удержался от подобного проявления чувств и сказал лишь:

— Спасибо, Мурзилка! Хороший ты… А вот Зона… эта ваша Зона!.. — Я погрозил кулаком потолку и едва не упал.

— Спокойней, Дядь Фёдор, спокойней, — услышал я. — Выпей лучше еще. За знакомство. Мы ведь еще с тобой за знакомство не пили.

Я согласно закивал и немедленно выпил.

— А вот что ты говоришь: ваша Зона? — спросил Мурзилка. — Ты ведь тоже в нее приперся, значит, она теперь и твоя тоже.

— Я не приперся, — сказал я. И почувствовал вдруг, что очень-очень хочу рассказать все этому замечательному доброму парню, хочу поделиться с ним своим горем, открыть ему нашу с Серегой тайну. Ведь Мурзилка — свой, он по духу советский, это же сразу видно! А может… может, он тоже от нас? Может, его тоже забросило сюда из прошлого? И он не просто по духу, а и на самом деле советский? Вот было бы здорово!.. В любом случае, такому человеку, как он, можно смело все рассказать. Такой ни за что не предаст!

И я рассказал. Все, от начала и до конца. И сталкер Мурзилка мне поверил! Правда, он оказался не от нас, но он все равно был замечательным парнем…

— А давай с нами! — сказал ему я. — Ведь одному, наверное, плохо.

— Я бы с радостью, так ведь ваша Анна меня, наверное, не возьмет.

— Возьмет! — завопил я. — Анна возьмет! Я попрошу — и возьмет! Сейчас попрошу… Анна! Где Анна?!..

Я бросился к проходу, в который ушли девчонка с братом. Вернее, хотел броситься, но ноги почему-то перестали меня слушаться, заплелись, и в следующий миг я вдруг увидел перед самыми глазами серые грязные доски пола. А потом славный и добрый мир заботливо погас.




Глава восьмая

Похмелье и зароки


— Федька, Федька, очнись! — слышал я откуда-то из-за толстых слоев ваты. Странным было то, что кто-то звал меня старым именем и то, что мягкая вата больно царапала щеки. Нет, не просто царапала, она по ним хлестала, словно ветки в густом и дремучем лесу. Я что, снова очутился в том жутком лесу?!.. А потом на меня хлынул дождь.

— А-аа!!! — завопил я. — Не надо! Он же радиоактивный!..

Распахнув глаза, я увидел склонившегося над собой двоюродного брата. Он еще раз шлепнул меня по щеке ладонью и, увидев, что я очнулся, выдохнул: — Уф-ф!.. Ну и напугал ты нас! Мы думали, что тебя убили.

— А его и надо бы убить за такое, — сказала стоявшая рядом с металлическим чайником Анна. Из него-то она меня, видимо, и поливала. — Оставили человека, а застали свинью. Он у тебя что, алкоголик? — спросила она у Сереги. — А еще долдонил: я водку не пью, я водку не пью!..

— Это для лечения… — пробормотал я, все еще пребывая в качающемся тумане. — От радиации…

— От…ции! — грязно вдруг выругалась Анна. — А ну вставай, алкашина! У-уу, ненавижу вас!..

— Да не алкоголик он, — вступился за меня брат, помогая мне встать на ноги. — Тут что-то не то. Да ему ведь и водку купить было не на что.

— Я не покупал водку… — Мне наконец-то с Серегиной помощью удалось подняться и даже устоять на ногах, придерживаясь, правда, обеими руками за край стола. — Это меня Мурзилка угостил… О! Анна! Давай возьмем с собой Мурзилку!..

— Сейчас возьмем, — злобно ответила Анна. — Сейчас мы еще Чебурашку с крокодилом Геной возьмем и дружно потопаем, только вы все в одну, а я — в противоположную сторону. Эх, гадство, и зачем я с вами связалась, да еще и хабар на вас перевела!

— Анна! — посуровел вдруг Сергей. Его лицо стало таким жестким, таким незнакомым, что мне стало не по себе, меня даже перестало покачивать, и в голове наступило наконец прояснение. — Я еще раз говорю тебе: мой брат не алкоголик. Сначала разберись, что здесь произошло, а потом разбрасывайся обвинениями. А насчет разбежаться в разные стороны — твоя воля. Только я не думал, что ты можешь так легко менять свои решения, бросаться словами как… базарная баба. Мы тебе поверили, а ты… Ну да ладно. За хабар не переживай — заберешь назад свои тряпки и пушки…

— А ну замолчи! — рявкнула, перебивая его, Анна. — Ишь, какой гордый! А куда вы без моих «тряпок и пушек»?

Я чувствовал, слышал в голосе девчонки досаду на саму себя и смущение, ей определенно стыдно было своих необдуманных слов, но сдаться просто так ей не позволяла гордость. Они стояли друг напротив друга — Серега и Анна — набычившиеся, с горящими глазами, в одинаковых — я только теперь это заметил — сталкерских куртках, и мне опять подумалось, насколько же они красивы, даже в момент напряжения и ярости, насколько похожи, насколько подходят друг другу… И так мне стало тепло на душе, так хорошо, так радостно за них, что я, почти неожиданно для себя, хлопнул вдруг ладонью по столу.

— Ша! Хватит собачиться!.. — Затем я перевел взгляд на девчонку и сказал: — Прости меня, Анна. Обещаю: такого больше не повторится. Но ты нам нужна. Правда, очень нужна. Не бросай нас, пожалуйста.

Анна дернулась, фыркнула, а потом отвернулась. Стояла так долго, минуты две-три, а затем повернулась опять к нам и заговорила обычным своим голосом:

— Значит так. Сейчас возьму нам что-нибудь пожевать и выпить… нам с Матросом, а пока будем есть, ты, Дядя Фёдор, подробно расскажешь: что за Мурзилка тебя напоил, что он тебе втирал, что ты ему выболтал. Понятно?

Я, чувствуя, что бледнею, кивнул. Ведь я совершенно не знал, кто такой этот Мурзилка, зато, хоть и не вполне отчетливо, но несомненно помнил, что выболтал этому непонятному сталкеру все. Наверное, Анна без слов бы поняла это по моему взгляду, но она уже отправилась к прилавку за едой и выпивкой. Серега пошел ей помогать.

И я решил соврать. Ненавижу врать, а тогда подумал, что правда моя может только все испортить — девчонка опять психанет, бросит нас на самом деле, а что в нашем положении может быть хуже? А от того, что я чего-то там наплел какому-то Мурзилке — разве от этого кто-то может пострадать? Тем более, я уверен, мой новый знакомый принял рассказ о путешествии во времени за обычный пьяный бред. Да и кто бы не принял? Такое и от трезвого услышать смешно, а уж от пьяного — и подавно.

Анна с Серегой вернулись с бутылкой водки и тремя сочными отбивными. У меня сразу потекли слюнки, и я тут же забыл и о Мурзилке, и о своем проступке, и обо всем на свете вообще. Я впился в мясо зубами и принялся грызть его, едва ли при этом не урча. Мои спутники выпили по половине стакана водки и тоже принялись есть, но, по сравнению со мной, вполне пристойно. Мне захотелось пить, и я, вспомнив о так и не открытой банке энергетического напитка, вновь принялся вертеть ее в руках. Там, где отломилось колечко, виднелся выдавленный в жести треугольник. Я взял вилку и ее черенком надавил в это место. Попытка оказалась удачной — банка пшикнула, из продавленного отверстия полезла пена и я жадно припал к нему губами.

— Нам оставь! — бросила Анна. — И вообще, я жду рассказа про твоего Чебурашку.

— Про Мурзилку, — поправил я, с неохотой оторвавшись от баночки.

И я стал рассказывать, как сталкер в серой куртке подошел к моему столу, как сказал, что нужно выпить водки, — ну, и дальше… Все, кроме моих откровений. Но Анну было не так-то легко провести.

— И что, ему было неинтересно, откуда ты такой в Зоне взялся?

— Ну почему… — заелозил я, — интересно, наверное. Он спросил, откуда я, а я и ответил… правду… Что из Ленинграда, мол.

— И это его не удивило?

— А что в этом удивительного?..

— То, что такого города нет уже лет тридцать.

Я почувствовал, как пол снова уходит из-под моих ног.

— Как это… нет?.. — прошлепал я одеревеневшими губами. — Тоже… авария?..

— Бог миловал. Просто называется твой город давно по-другому.

— Как?!.. — Голос у меня снова прорезался, но удивление не стало меньше.

— Санкт-Петербург, как и был изначально.

Я потерянно замолчал. Почему-то эта новость шокировала меня даже больше, чем весть о распаде Советского Союза. Анна же сразу все поняла.

— В общем, ты этому крокодилу Гене выболтал все, что знал.

Я кивнул. Говорить я просто не мог.

— Не думаю, что кто-то мог в это поверить, — озвучил Сергей мои недавние мысли. — А если бы даже нашелся такой доверчивый, разве нам это может как-то навредить?

— Не знаю, — сказала девушка. — Но я всегда предпочитаю давать минимум информации, особенно незнакомцам. Это в любом случае разумней, чем трепать языком, как помелом. Вот ты, Матрос, был разведчиком. Ты ведь не хуже меня должен знать, что самое ценное — это информация.

— Это так, — кивнул брат. — Но в нашем случае…

— Какая разница, в чьем случае! В нашем, быть может, особенно. С чего вдруг какой-то Мурзилка стал делиться с незнакомцем водкой? По доброте душевной? С трудом верится. А вот то, что водка хорошо развязывает язык, известно всем. Если этот сталкер на самом деле такой добренький и бескорыстный, почему он так быстро слинял? Кстати, погоди-ка…

Анна направилась к бармену и о чем-то поговорила с ним пару минут. Вернулась она совсем мрачной.

— Так и есть. Никто этого Мурзилку толком не знает. Появился в Зоне недавно, хабар почти не приносит, на что существует — непонятно. Вполне может оказаться чьим-то сборщиком информации. Да скорее всего и является. Думаю, нам лучше всего как можно скорей убраться отсюда.

Она взяла не выпитую и наполовину бутылку водки, навинтила на нее пробку и сунула в рюкзак Сергею. Оказывается, брат был экипирован теперь точь-в-точь как сама Анна. Его старая куртка и джинсы лежали возле стены. На них и указала мне девушка.

— Возьмешь это. На выходе переоденешься. Свое старье здесь не оставляй, мусорить в Баре не принято, выбросишь где-нибудь по дороге.

— А оружие вы купили? — стал озираться я. После отбивной и «Non-Stop’a» я почувствовал себя совсем хорошо, ко мне даже вернулось любопытство.

— Купили, — сказал Сергей. — Оно там же, где винтовка Анны, у охранника на входе.

— А что вы купили? Мне что-нибудь взяли?

— Тебе бы ремня надо было взять, солдатского, с бляхой, да всыпать как следует, — проворчала Анна.

— Возьмешь мой пистолет, — поспешил успокоить меня брат, — на серьезные вещи для нас обоих хабара не хватило. И комбинезон купили только один. Зато патронов взяли много. Ничего, это уже хорошо. Потом и для тебя что-нибудь приличное добудем.

Конечно, мне стало немного обидно. Но я прекрасно понимал, что обижаться сейчас было глупо и даже несправедливо. Анна и так отдала нам все что имела. А поскольку с оружием Сергей умел обращаться в сто раз лучше моего, то логичней было вооружить его сильнее, чем меня.

— А что за оружие вы купили для тебя?

— Про автомат Калашникова слышал?

— Ух ты! — едва не подпрыгнул я. — Это же самый новейший советский автомат!

— Был самым новейшим, — печально улыбнулся Серега, — теперь уже старье. Но все равно остается в строю и по-прежнему считается одним из самых надежных.

На выходе из «Бара» мы забрали у охранника этот чудо-автомат, про который я так много слышал дома. Равно как и винтовку Анны, и пистолет, который — о радость! — теперь стал моим. Там же я переоделся в прежние Серегины куртку и штаны, постаравшись не вспоминать, кому они принадлежали до него. Ботинки на мне пока что остались прежние. Они были почти новые и достаточно прочные, так что вполне меня устраивали. В мой рюкзак Анна положила аптечку, пару банок напитка «Non-Stop» и несколько упаковок патронов для моего ПМ.

Переодеваясь, я увидел, что у меня на поясе так и болтается тот самый артефакт — «медуза».

— О! Забыли!.. Вернемся, еще что-нибудь купим!

— Не забыли, — помотала головой Анна. — Я специально тебе оставила — хоть какая-то защита. А то твоя куртка только от дождя хорошо защищает. Да и много за «медузу» не дадут, так что носи пока. Впрочем, до ученых дойдем — снимешь, а то она слегка радиоактивная… Ну, ты водкой хорошо подлечился, так что ничего страшного, — последнюю фразу она произнесла, разумеется, с сарказмом.

Когда мы вышли из «Бара» под неприветливое небо Зоны, Анна внимательно осмотрела нас с братом и вроде бы осталась довольна. Во всяком случае, буркнула:

— Ну, уже что-то. — А потом нахмурилась и сказала: — Черт, не знаю, что теперь и делать.

— Как что? — удивился Сергей. — Мы же собирались идти к ученым, в этот… как его?.. «Янтарь».

— Собирались. И пойдем. Но идти туда нужно через Дикую территорию. А вариантов ее прохождения два: через завод «Росток» или в обход, по лугам-лесам-полям. И то и другое опасно: мутанты так и кишат, аномалии чуть ли не на каждом шагу — недаром эту территорию назвали «Дикой». Идти через завод — вообще мрак, это лучше делать с тем, кто там уже проходил. Я туда заглядывала, но вглубь не залезала. И вас туда вести мне очень не хочется.

— Так пойдем в обход, в чем проблема? — сказал Серега.

— Проблема в нем, — кивнула на меня девчонка, — точнее, в его знакомом, Мурзилке. Ты говорил ему, куда мы собираемся идти? — пронзила она меня испепеляющим взглядом.

Я пожал плечами.

— Точно не помню. Наверное.

— Наверное!.. Вот то-то и оно. Если нас будут подстерегать, то наверняка там, а не на заводе.

— Да зачем нас подстерегать? — уязвленный очередным «пинком» Анны, недоуменно спросил я. — Кому мы нужны?

— Ты-то и в самом деле вряд ли кому, а вот он… — с прищуром посмотрела на Серегу девчонка.

— А что я? — заморгал брат.

— Ты сам знаешь «что», — продолжала щуриться Анна. — Во всяком случае, это хотят узнать те, кто за тобой охотятся.

— Не понимаю!.. — помотал головой Серега, но взгляд от девчонки все же отвел.

— Ладно, — вздохнула та. — Пока я наседать не буду, но учти: если другого выхода у нас не будет — расскажешь все как миленький.

— Если бы я знал что-то такое, что могло бы нам помочь, или, наоборот, помешать, — неужели ты думаешь, что я стал бы это скрывать?

— Ты можешь и сам не догадываться, что нам поможет, а что помешает. Ну да ладно. Пока ладно, — выделила она голосом слово «пока». — И все же — куда пойдем?

— Раз ты говоришь, что идти через завод опасней, — сказал, немного подумав, Сергей, — то нужно идти в обход. Даже если там и впрямь ждет засада — нас она все равно не застанет врасплох. К тому же мы теперь и вооружены и защищены куда лучше, чем в начале пути.

— Ты?.. — глянула на меня девушка.

— Я тоже за это, — буркнул я. — Чтобы в обход.

— Ну что ж, в обход так в обход. Но глядите в оба! И от меня ни на шаг.

Мы потащились к выходу с территории лагеря «Долга». Вернее, это я тащился, повесив голову и машинально переставляя ноги, следом за Анной. Возбуждение, вызванное энергетическим напитком, почти сошло на нет, и хоть похмелье вроде бы не вернулось, чувствовал я себя прескверно. В основном, конечно же, морально. Больше всего на свете ненавижу подводить людей — даже обещания даю, лишь когда твердо уверен, что могу выполнить обещанное. А тут я подвел сразу двух, не считая себя самого, человек, да еще в такой ситуации, когда моя безалаберность может стоить нам всем жизни.

Коря и проклиная себя, я дал себе слово, которое намеревался выполнить во что бы то ни стало. Даже целых два слова. Во-первых, я поклялся, что не пожалею жизни ради Сергея и Анны, если кто-то из них будет в опасности. Во-вторых, я дал зарок, что больше никогда в жизни не сделаю ни глотка этой проклятой водки! Ни в лечебных, ни в каких иных целях. Спасибо, напился. До смерти хватит!..

Тут я подумал, что, вполне вероятно, не так уж и долго мне придется исполнять этот зарок. Смерть в этой Зоне можно встретить, пожалуй, быстрее, чем живого человека. Мы как раз проходили мимо живых — тех самых четверых охранников, — и главный приветственно поднял на прощание руку. А вот кого и когда мы повстречаем теперь — это вопрос. Хорошо бы никого, до самого «Янтаря». Зато если Анна права и на нас устроили засаду, тогда я лично придушу этого гада Мурзилку! Пусть сам погибну, но и ему жить не дам.

Вот так я и шел — мрачный, злой, виноватый, ничего не видя и не слыша вокруг, наверное, уже с полчаса, пока Анна, замерев, не махнула вдруг нам рукой и не бросилась к ближайшим кустам.

Я еще успел удивиться, как же наша всегда осторожная наставница пренебрегла элементарной безопасностью — а ну влетит сейчас в какую аномалию?.. Но тут и я услыхал быстро приближающийся шум автомобильного мотора и, больше не раздумывая, прыгнул в кусты следом за Анной.




Глава девятая

Счет открыт


Я лег на живот, осторожно раздвинул ветви кустарника и посмотрел в сторону, откуда доносился звук натужно подвывающего двигателя. Вскоре из-за ближайшего невысокого холма появилось и само авто. Это был выкрашенный камуфляжными разводами открытый джип незнакомой мне модели. Камуфляжная раскраска напомнила фашистскую технику, и я лишь скрипнул зубами и сильнее вжался в землю, однозначно признав в экипаже машины врагов. Да и в самом-то деле, не друзья же за нами гнались, не предложить подвезти хотели! А когда джип приблизился и в одном из четырех его пассажиров я узнал Мурзилку, последние сомнения разом отпали. Это были именно враги и гнались они непосредственно за нами.

Видно, очень уж сильно «завел» я себя перед этим и очень уж хотелось мне оправдаться перед своими спутниками. А может, сыграло роль и то, что ненависть к Мурзилке затмила остатки моего разума. Как бы то ни было, я выхватил пистолет и с криком «Смерть фашистским оккупантам!» вылетел из кустов навстречу джипу.

Почему я закричал именно так — трудно понять. Скорее всего, сработала в мозгу ассоциация, вызванная камуфляжем на бортах автомобиля. Но это как раз не столь важно, крик лишь придает храбрости, а кричать можно что угодно. Хуже было другое. Во-первых, я побежал без приказа командира. Пусть мы находились и не в армии, но обстановка в Зоне была куда как близка к военной, да и сами мы договорились во всем слушаться Анну. А во-вторых, я собрался стрелять по людям, даже не убедившись стопроцентно, что это враги. Последний факт вообще привел меня в подобие шока — не тогда, конечно, а позже, когда я вспоминал и анализировал свои действия. А ведь вполне могло статься, что и нечем бы мне было это делать!.. Вот уж действительно говорят: нет ума — так уж не купишь.

Но размышлял я над этим позже. В тот же момент будто и правда в моей голове стало пусто и звонко. Я видел перед собой лишь приближающийся джип, а в нем — одного только Мурзилку, его гадкую, гнусную рожу. То, что в меня, кроме Мурзилкиного, тут же нацелилось еще три ствола, я словно не заметил, а если и заметил, то не придал этому факту ровно никакого значения. Думаю, не придавал бы и дальше — уже совсем ничему и никогда, — поскольку лупанули по мне из всех этих стволов почти одновременно, но тут случилось такое, что я — атеист, комсомолец — едва не поверил в бога. Дело в том, что я вдруг… вознесся!.. Именно так — взлетел и завис, безмятежно паря, метрах в трех над землей. Как раз это «божественное» чудо и спасло меня от пуль, выпущенных бандитами первыми выстрелами. Сначала ребята из джипа обалдели едва ли меньше моего; машина затормозила так резко, что ее пассажиры едва не повылетали через борта. Но пришли они в себя быстро, и пули вокруг меня засвистели, словно взбесившиеся соловьи. Две или три таких «пташки» очень больно меня «клюнули» — но почему-то не настолько, как, думал я раньше, должны впиваться в тело пули.

Я завертелся ужом, но толку от этого не было — я по-прежнему висел над травой и кустами, словно аэростат заграждения системы ПВО. И когда понял, что мои дерганья бессмысленны и бесполезны и что мишень из меня просто идеальная, так что даже странно, почему я до сих пор жив, тогда же я осознал и то, что пули вокруг меня прекратили свое «чириканье». То есть стрельба по-прежнему продолжалась, только теперь не по мне. Я вывернул, насколько смог, голову и увидел, что из «нашего» куста мелькают вспышки очередей. Анна это палила или Сергей, я разобрать не мог — не хватало опыта, чтобы по звуку определять оружие, — но то, что стрелял лишь кто-то один, мне хватило ума догадаться.

«Неужели кто-то убит?.. — окатило меня холодной волной ужаса. — Нет! Пожалуйста, только не это!» Наверное, я и в самом деле в те мгновения уверовал в бога. Помню, даже мелькнула мысль, что если и Сергей, и Анна окажутся живыми, то я по возвращении домой схожу в церковь и поставлю свечку — пусть потом исключают из комсомола, выгоняют из университета!.. А потом, сразу после этих крамольных мыслей, я увидел Сергея — он полз в траве далеко от кустов, где мы прятались, и направлялся к джипу с тыла. Бандиты, увлеченные стрельбой по Анне — теперь-то я знал, что стреляла именно она, — не видели моего двоюродного брата. Да и я-то видел его только из-за высоты своего «наблюдательного пункта» — Серега был профессиональным разведчиком и уж что-что, а скрытно ползать по-пластунски умел.

Почти возле самого джипа, метрах в трех, он приподнялся и выпустил из «калаша» звучную очередь по бандитам. Двое сразу вывалились из машины и остались неподвижно лежать на траве; третий рухнул навзничь поперек сидений — его рука безвольно закачалась у борта. И лишь один был еще жив. Он сел на пол и пригнул голову. В руках бандит сжимал автомат — этот гад только и ждал, когда к джипу приблизится Серега. А брат его не видел — я это понял сразу!.. Я уже набрал в грудь воздуха, чтобы заорать, предупредить Сергея об опасности, как понял вдруг, что в живых остался не кто иной, как Мурзилка.

Рука с пистолетом взлетела будто сама по себе, мне осталось только прицелиться и нажать на спусковой крючок. Выстрел бумкнул неожиданно громко, я невольно зажмурился. А когда снова открыл глаза, увидел, что лечу по небу аки ангел. Нет, все-таки не по небу, а чуточку ниже, и все же не как ангел — крыльев-то у меня не было… Поэтому улетел я не очень уж далеко — аккурат в те самые кусты, где до этого прятался. И упал я не куда-нибудь, а прямо на Анну.

— Зря я тебя все-таки назвала Дядей Фёдором, — сказала девушка, выбравшись из-под меня. Вернее, сначала она сказала нечто иное, а уж потом вот это, про Дядю Фёдора. И добавила: — Тебя нужно было Гагариным назвать. Дядей Юрой то есть.

— Почему? — оставаясь лежать на земле, спросил я.

— Ну, потому что ты у нас космонавт прямо!

— Что еще за космонавт? У вас что, уже в космос летают?!..

— «Уже»?.. Ну ты спросил! В этом году как раз шестьдесят лет полету Гагарина отмечали.

Откровенно говоря, я настолько обалдел от этого известия, что забыл и про бандитов, и про свое исцарапанное лицо, и про разгорающуюся боль сразу в нескольких местах тела, и даже про то, что я только что впервые стрелял в человека и, возможно, убил его.

— Да ты что?.. — ахнул я. — Это… шестьдесят лет… это же в 1961-м году!.. Всего через десять лет… Как ты сказала зовут космонавта? Гаранин?..

— Гагарин. Юрий Алексеевич.

— Наш, советский?!..

— Ваш, ваш, не переживай. Ну, то есть и наш, конечно, он же все-таки русский человек.

— И куда он слетал? На Луну?

— Ага, щас! Один виток вокруг Земли сделал. На Луну только американцы пока летали.

— Почему американцы?.. — Я расстроился так, что глаза наполнились слезами.

— По кочану! — рассердилась вдруг Анна. — Я тебе что, планетарий? Вот придем к ученым, у них все и выспросишь. А у нас пока и без Луны проблем хватает. Вон, блин, из тебя кровища хлещет, а ты на Луну собрался!

— Где кровища? — испугался я, и, опустив глаза, увидел в куртке небольшую дырочку слева на боку, из которой пусть и не хлестала, но и впрямь текла кровь.

В ушах у меня зашумело, перед глазами все поплыло и потемнело, и я понял, что умираю.

Но я все-таки не умер. Когда я пришел в себя, возле меня копошился уже и Серега. Куртку они с Анной с меня сняли, штаны почему-то тоже, и я, приподняв голову, увидел, что у меня забинтовано правое бедро, а чуть ниже ребер слева крест-накрест пластырем прилеплен марлевый тампон с пятнышком крови посередине.

— Ох!.. — сказал я.

— Очнулся, герой? — подмигнул мне брат. — С почином тебя! И не с одним.

— В каком смысле? — пробормотал я, кривясь от боли. Вообще-то больно было не очень — так, пощипывало немного. — Сколько во мне дырок?

— Да дырка-то, по сути, всего одна, и то ерундовая — пуля в ноге лишь кожу пробила, да сразу под ней и застряла, достали без проблем. А на боку вообще царапина, по касательной прошло.

— А почему ты сказал, что почин не один?

— Потому что первое ранение — это раз, а первый убитый — это два.

— Убитый? — рванулся я, но Сергей удержал меня за плечи и снова заставил лечь. — Так я все-таки убил этого Мурзилку?..

— Попал точно в лоб. И очень кстати; я не видел, что он жив, мог бы нарваться. Так что спасибо.

А у меня вдруг опять потемнело в глазах, и я едва успел повернуть набок голову, как меня вырвало. Сергей отодвинул меня чуть в сторону, а девчонка что-то вколола мне в руку.

Серега сказал:

— Ничего, это по первости почти с каждым бывает. Но ты молодец, не ожидал.

Мир перед глазами постепенно вернул четкость. Я не готов был пока думать об убитом мною сталкере — или кто он там был на самом деле, — а потому спросил:

— Почему у меня такие легкие раны? Стреляли ведь метров с десяти-пятнадцати!

— «Медуза», — кивнула на валяющийся рядом с моими окровавленными джинсами артефакт Анна. — Я же тебе не зря оставила его поносить.

— Вот уж точно не зря… — пробормотал я. И воскликнул: — Постой! А почему я взлетел и болтался в воздухе?!..

— Ты умудрился вскочить в довольно редкую аномалию — «лифт». Одна из немногих совершенно безвредных и даже в чем-то прикольных. А для нас оказалась еще и полезной. Ты здорово отвлек своими акробатическим этюдами в невесомости этих гавриков. Иначе мы бы вряд ли так легко от них отделались.

— А кто они вообще такие, эти… гаврики?..

— Между нами, девочками, мне это тоже интересно, — сдвинула брови Анна. — На вид — самые обычные бандиты. Но гложут меня почему-то большие сомнения… В основном, конечно, из-за этого Мурзилки. Ведь он у тебя все про нас выведал и наверняка понял, что взять с нас особо нечего. Рисковать, чтобы поживиться винтовкой да старым автоматом, — как-то не похоже это на бандитов. К тому же двое из них одеты в костюмы сталкеров, а один — вообще в комбез «СЕВА». Конечно, это ни о чем еще не говорит, бандиты могут во что угодно вырядиться, но… В общем, можете списать это на мою паранойю, но шестое чувство мне подсказывает, что это все неспроста. У меня еще тот вертолет, что над лесом кружил, из ума не идет. Почему-то мне кажется, что вами кто-то весьма заинтересовался.

— Но если нами заинтересовались, — уловил я нестыковку в рассуждениях девушки, — то почему нас пытались убить, а не взять в плен?

— Может, у кого-то интерес как раз в том, чтобы вас не стало, откуда я знаю? И потом, стреляли-то в основном по мне. Тебя вон вообще лишь слегка зацепили, хотя ты висел, словно мишень на стрельбище! Очень странно, что все четверо так удачно для тебя промахивались. Вероятно, кто-то приказал им меня уничтожить, а вас захватить.

— Но как этот «кто-то» смог про нас узнать? — взмахнул руками Сергей.

— И я бы это хотела узнать, — с прищуром глянула на него девушка.

— Ты что, все еще думаешь, что мы тебя обманываем? — закаменел лицом брат.

— Почти нет. На девяносто девять процентов я вам верю. Но один несчастный процентик я все же пока оставляю. Имею право?

— Имеешь, — буркнул Серега. — Но если вдруг все-таки мы не врем, — саркастически выделил он это «вдруг», — то каким образом кто-то может о нас знать?

— Выброс, во время которого вы появились, был очень уж необычным и сильным. А за выбросами наблюдают, их внимательно изучают. Как ученые, так и военные. А еще — «О-Сознание», группа, о которой мало что толком известно, поскольку Зона, похоже, результат как раз ее деятельности, и они с ней почти на «ты». И не только с ней, но, говорят, с самой Ноосферой, если, конечно, все это не сказки.

— Разумеется, сказки, — сказал Сергей. — Ноосфера — это мистика, буржуазный бред!

— Мы, по-моему, договорились — без идеологии, — насупилась Анна.

— Прости, — потупился брат. — Но это уж — ни в какие ворота!

— А Зона в какие ворота? Может, о ней что-нибудь Маркс с Энгельсом в своих трудах написали?

— Не надо, — заиграл желваками Серега.

— Вот и молчи тогда.

Сергей и впрямь замолчал. Нехорошо, по-смурному набычившись. Не знаю уж, чем его эта Ноосфера так зацепила? Чтобы немного разрядить обстановку, я с преувеличенной бодростью воскликнул:

— Красота! У нас теперь и машина есть, и оружие, и костюмы! Кстати, что это за «СЕВА» такой, о котором ты говорила?

— Классный комбинезон, его на одном из оборонных НИИ Киева производят. У него встроенный броник куда прочней наших, пистолетную пулю точно останавливает. И встроенная система защиты от аномальных воздействий считается одной из лучших.

— Тогда это тебе, — отозвался Серега, который вроде бы перестал дуться.

Девчонка спорить не стала. Посмотрела на меня.

— Встать сможешь? Надо бы ехать. Хоть здесь и недалеко, но Зона есть Зона, можно и надолго застрять, а к вечеру хотелось бы до ученых добраться, ночевать на Дикой территории под открытым небом у меня никакого желания нет.

Я пошевелился. Раны меня особо не беспокоили. Они и правда оказались пустяковыми. Единственное — то ли от пережитого стресса, то ли все-таки от небольшой потери крови я чувствовал слабость и легкое головокружение.

— А можно хлебнуть энергетика? — попросил я.

— Ну хлебни, — достала и протянула мне «Non-Stop» Анна.

Взбодрившись чудо-напитком, я ощутил прилив бодрости и снова стал как новенький. Я вскочил на ноги и спросил, махнув в сторону джипа:

— Мне теперь тоже можно надеть костюм?

— Не можно, а нужно, — ответила Анна. — Только возьми лучше мой, те мужики явно покрупнее тебя. А вот у того, на котором «СЕВА», почти что мой размерчик.

Я ничуть не обиделся на такое замечание — оно на самом деле было правдивым. К тому же напялить костюм с девичьего, что называется, плеча показалось мне куда как приятней, чем носить одеяние покойника.

Мы подошли к машине и стали осматривать наши трофеи. Помимо костюмов нам досталось еще и неплохое оружие: два автомата незнакомой модели, винтовка ТРс-301, как у Анны, и автомат Калашникова, но отличающийся от Серегиного, с какими-то дополнительными прибамбасами.

— С подствольником, — одобряюще сказала девчонка, взяв в руки автомат. — Странно, почему они нас гранатами не положили… Хотя это как раз и подтверждает мои слова — они не собирались вас убивать. Между прочим, Матрос, рекомендую сменить твой автомат на этот. Можешь, конечно, взять «тээрэску», как у меня…

— Нет, «калаш» для меня привычней, — взял у нее АКМ бандитов — или кем они там были — Сергей.

— А вон те два? — показал я на незнакомое оружие.

— Это хорошие пушки, — кивнула девушка, — «Гадюка-5». Проблема в том, что мы не купили для них патронов. А у них тут осталось… два, три… четыре магазина. Плюс те, что прищелкнуты, но те, наверное, полупустые. Впрочем, и этого пока хватит. Хочешь, возьми себе.

Я подумал и все же решил остановиться на знакомом и почти родном АКМ. Тем, что до этого был у брата. Как говорится, от добра добра не ищут. К тому же мне не нравились названия новых автоматов. Почему-то подумалось, что хорошую вещь «гадюкой» не назовут.

— А в общем-то, это все теперь наше, — заулыбалась, что делала до этого исключительно редко, Анна. — Не на себе же тащить! Так что постреляете из одного, не понравится — попробуете из другого. А теперь отвернитесь, я буду переодеваться.

Но Сергей внезапно повел себя странно. Он стал водить из стороны в сторону носом, словно принюхиваясь. Впрочем, он именно это и делал. Потом вдруг присел, заглянул под машину и чертыхнулся.

— Что? — наклонилась к нему девчонка.

— Бензин! — с досадой воскликнул мой двоюродный брат. — Похоже, мы ему бензобак пробили.

Сергей схватил нож и бросился к кустам. Отрубил ветку и побежал назад, обрезая ее на ходу. Снова нырнул под авто, потом вылез, отряхивая руки, и сказал:

— Заткнул, но не знаю, сколько там горючки осталось.

— Ну, то что ниже дырки, точно осталось, — логично высказалась Анна. — До «Янтаря», думаю, хватит. А там залатаем как следует и обменяем у ученых что-нибудь из оружия на бензин. И вот еще что, — сказала она, посмотрев на меня, — положи «медузу» в контейнер — увидишь его там, на костюме. Хватит ее на поясе таскать, теперь у тебя защита и так кое-какая есть, а «медуза» все-таки радиоактивная, зараза. Мы и так и здесь, на Дикой территории, и в «Янтаре» дозу хватанем приличную. Кстати, аптечек у нас теперь тоже стало больше, давайте-ка я нам всем антидот против радиации вколю. Водку не предлагаю, у нас сейчас головы должны быть предельно ясными.

Девчонка достала три шприца и сделала себе и нам с братом по прививке. Удивительное дело — уколов я, стыдно признаться, побаиваюсь, но у нашей командирши-наставницы все получилось настолько безболезненно и быстро, что мне эта процедура даже понравилась. Наверное, тем, что даже не ойкнув в процессе инъекции, я почувствовал себя отважным героем.

Затем мы вывалили из джипа трупы. У меня в душе заскреблись было угрызения совести, но я быстро расправился с ними, напомнив себе, что первыми стрелять начали не мы. А как говорил Александр Невский в одноименном фильме, «Кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет». Нечего было лезть, сами напросились!

После этого мы с Анной наконец переоделись и забрались в машину. За руль уселся Серега. Я с восторгом стиснул рукоятку и цевье «калаша».

Мотор джипа торжествующе взревел, и мы тронулись в путь.




Глава десятая

Знакомство с учеными


Ехать и впрямь оказалось совсем недалеко. Тем более что бездорожье скоро закончилось, и под колесами джипа потянулась хоть и сильно разбитая, заросшая травой, но дорога. Однако Анна не зря говорила, что в Зоне расстояния — это нечто иное, чем за ее периметром. Здесь и пара километров может равняться по времени прохождения двадцати обычным. А то и двумстам. Как повезет. Нам пока везло, но девушка сразу сказала Сергею, чтобы тот ехал очень медленно и внимательно смотрел на дорогу. Мне она велела контролировать левую от джипа сторону, сама же взяла для обзора правую и сказала, что будет посматривать также и назад.

Несколько раз наши детекторы — теперь они были у всех троих — начинали пищать. Тогда Серега останавливался, и Анна, у которой чутье на аномалии было куда сильнее нашего, начинала «обстрел» местности болтами. Пару раз брату пришлось объезжать невидимые глазу опасности.

Еще мы увидели кабанов. Четверка животных вынырнула из кустарника и потрусила параллельным нашему курсом метрах в пятнадцати от машины. Анна говорила о них и раньше, и я представлял себе этих диких «хрюшек» такими, как видел их на картинках в книгах — ну, пусть более страшными. Однако действительность превзошла все мои ожидания. Во-первых, кабаны оказались огромными — выше метра в холке точно. Во-вторых, как и псевдособаки, они были жутко плешивыми — местами их бока и спины тошнотворно поблескивали голой розовой кожей, а кое-где, напротив, густая черная шерсть была столь длинной, что, свалявшись от грязи в жгуты, казалась мерзкими щупальцами, свисавшими с боков тварей. Лысые головы кабанов оказались полностью лысыми, в отвратительных пятнах и морщинах. Я вспомнил вдруг отбивные, которыми мы лакомились в «Баре», и у меня возникло страшное подозрение: не из таких ли вот «свинок» готовилось то самое блюдо?.. От этой мысли меня едва не вывернуло, но тут один из кабанов ринулся вдруг к нашему джипу и наверняка смял бы ему бок своим мощным лбом, а то и вообще опрокинул, если бы Сергей не поддал вовремя газу. Я вскинул было автомат, но Анна, положив руку на ствол, резко опустила его.

— Не надо, они не погонятся за нами, не трать патроны зря.

Кабаны на самом деле не погнались — вероятно, кроме внешности мутация затронула и мозг животных, сделав последних умнее. Наверняка они уже имели дело с автомобилями и понимали, что те ездят быстрее, чем сами они бегают.

Правда, езда с большой скоростью увеличивала риск влететь в аномалию, так что, увидев в зеркало заднего вида, что животные остались далеко позади, Сергей сбавил ход. Да его и так бы пришлось сбавлять, потому что вскоре дорога устремилась меж двух холмов и, проехав еще метров сто, мы увидели впереди что-то вроде большого котлована — скорее всего, естественного; наверняка тот остался от высохшего озера, поскольку я разглядел с его краю остатки деревянной лодки. Еще там, совсем вдалеке, валялась пара ржавых автомобилей и даже — о, чудо! — разбитый вертолет. Но самое интересное было в центре этого котлована. Сперва мне показалось, что это стадион, какая-то спортивная площадка, огражденная забором, с прожекторами на столбах по краям. Я вспомнил про бинокль и попросил его у Сергея. Наведя резкость и приглядевшись, я увидел, что поверху забора из гофрированных листов металла в несколько рядов протянута колючая проволока. Так что о спорте здесь никакой речи, конечно, не шло. Да и площадка внутри была совсем не пустой. В ее центре красовалась приземистая многогранная бетонная постройка, очень напоминающая бункер. Имелись на огражденной территории также пара ангаров и непонятная прямоугольная конструкция вроде большого дырявого сарая.

Между тем дорога сворачивала вправо, в сторону от котлована, к виднеющимся вдалеке зданиям, и я сразу потерял к нему интерес. Как оказалось, напрасно. Анна велела Сереге съехать с дороги и вести джип к металлическому забору, по возможности ближе к нему.

— Ученые — там, — указала она пальцем на бункер. — Во всяком случае, там они были точно.

У меня сразу подпрыгнуло настроение: ура-ура, закончен очередной этап нашей эпопеи! Кто знает, возможно он окажется самым важным — сейчас ученые нам все объяснят, расскажут, как нам вернуться домой, и… останется лишь попрощаться с Анной и сделать этому неприветливому будущему ручкой.

Сергей направил машину к спуску в котлован. Вероятно, раньше здесь стояло некое ограждение — сейчас там валялись лишь бетонные плиты от него. Брат аккуратно переехал их и медленно повел джип вниз. Склон не был крутым, так что ничего сложного в этом не было. Хуже обстояло дело внизу. На месте высохшего озера образовалось болото. Сверху оно виделось ровной, поросшей травой и камышом поверхностью. Но ровной-то она была ровной, однако почва оказалась вязкой, и ехать по ней прямо к бункеру виделось очень рискованным делом. Завязнувший в болоте автомобиль пришлось бы потом вытаскивать трактором, которого у нас, конечно же, не имелось. Впрочем, трактор здесь все-таки был, точнее — его ржавые останки. Они виднелись чуть в стороне, правее металлического забора, рядом с большими бетонными трубами, валяющимися на земле.

— Смотрите, трактор не увяз, — показал на него я. — Там не топко.

— Давай к нему! — сказала моему двоюродному брату Анна.

Сергей поехал вдоль края болота к железной груде, бывшей когда-то серьезной мощной машиной. Весьма, отметил я, мощной. Таких здоровенных тракторов в наше время не было и в помине. Возле него-то Сергей и остановил джип.

— Не уведут? — обеспокоенно спросил я.

— Могут, — насупилась Анна. И смотрела она при этом не на меня, а в ту сторону, где я еще сверху приметил вертолет.

Я посмотрел туда же. К нам, пошатываясь, брел человек. Его походка очень напоминала ту, что была у застреленного Анной зомби. Наверняка и этот бедолага был таким же. Вот только в руках у него был отнюдь не пистолет, а нечто более серьезное — «калаш» или «гадюка», издалека мне было не рассмотреть.

— Все за трактор! — выкрикнула девушка.

Мы с братом похватали свои «калашниковы» и вслед за Анной бросились за железное укрытие. И вовремя. По металлу защелкали пули, а потом сразу же до нас долетел и стрекот автоматной очереди. Мне даже показалось, что не одной. Я на мгновение выглянул и тут же услышал возле самого уха противный свист. Щеку обдало горячим ветерком. Смертельная опасность, которой я чудом избежал, еще не вполне дошла до моего сознания, поскольку оно переваривало увиденное: к нам приближался не один сталкер-зомби. Их было сразу трое! По одному на каждого из нас. И у каждого из них были автоматы.

Внезапно я получил под зад мощный пинок.

— А ну лег, быстро! — заорала на меня Анна. — И не высовывайся, придурок! Жить надоело, мать твою?!..

— Как же я буду стрелять, если не высунусь? — обиженно спросил я.

— Стрелять будем мы с Матросом. Лежать, я сказала!

Я глянул на Серегу. Тот молча кивнул. Выражение его лица было таким, что я предпочел не спорить и распластался возле катков трактора. Тут же затрещали и очереди нашего оружия. Без моего, правда, что доставило мне непередаваемую обиду. Что я им, мальчишка? Да в девятнадцать лет люди во время войны полками командовали, на «мессеров» в лобовую ходили, на «тигров» со связкой гранат, грудью вражеские дзоты закрывали! Да что там в девятнадцать — школьники и те воевали!.. Но разве эту спевшуюся парочку переспоришь! Лишь еще один пендаль или затрещину получишь — вот и весь разговор.

Мне было настолько обидно, что я не следил за ходом перестрелки. Да и как за ним было следить — лежа-то в укрытии!.. Я даже не сразу заметил, что ни Анны, ни Сереги за трактором больше нет. Едва я успел встать на корточки, как услышал свист и окрик:

— Эй! Дядя Фёдор! Отбой!

«Ну вот, — скрипнув зубами, подумал я, — еще и свистят, будто собаке!..»

Я нарочито медленно поднялся и не спеша вышел из-за трактора. Анна и Сергей шли к оставленному джипу. Девчонка кроме своей винтовки несла автомат. У моего двоюродного братца автоматов в руках было вообще три штуки.

Я посмотрел в ту сторону, откуда шли зомби. Одно лежащее мертвое тело я сумел разглядеть, еще два скрывала трава.

Когда я добрел до машины, Серега уже как ни в чем ни бывало рылся в ящичках, расположенных по бортам джипа. Вскоре он издал радостный возглас и достал свернутую брезентовую сумку с инструментами. Затем он извлек оттуда же домкрат и выбрался наружу.

— Сгружайте вещи, — велел он нам с Анной.

— Ты что, решил снять колеса? — спросила девчонка.

— Ну да. Не все, парочку.

— Тогда вот что. Ты, Дядя Фёдор, займись разгрузкой, ты, Матрос, делай что задумал — мысль хорошая, а я дойду пока до ученых. Вдруг их там все-таки не окажется, или они не захотят иметь с нами дела — что же мы, зря будем туда-сюда эту груду вещей таскать?

— Может, оставим их в джипе? — на всякий случай спросил я.

— Ага! — фыркнула Анна. — И останемся опять ни с чем. Это Зона, не забывай. Здесь все, что плохо лежит, лежит недолго. Да и что хорошо — тоже. И потом, это теперь мои вещи. Надеюсь, ты помнишь, что вся добыча, как мы договаривались, принадлежит мне? А своими вещами я разбрасываться не привыкла.

Я пожал плечами. Девчонка была права. Хозяин, как говорится, барин.

— Да, и вот еще что, — сказала она. — Если ученые на месте, я сразу скажу им, что вы имеете отношение ко вчерашнему выбросу и хотите обсудить с ними его загадки. Надеюсь, их это заинтересует и они согласятся впустить нас.

С этим тоже ни я, ни Серега спорить не стали. Анна перекинула через плечо ремень своей винтовки и направилась ко входу за ограждение. Мы же с братом занялись тем, что приказала нам наша белобрысая командирша.

Сергей только-только снял второе колесо и опускал домкратом задний мост джипа на подставленный обрубок бревна, как девчонка уже вернулась. И не одна — сзади шел молодой черноволосый мужчина в необычном — такого я здесь ни у кого еще не видел — зеленовато-желтом комбинезоне. За собой незнакомец тянул за веревку, будто детские санки, большой лист железа с загнутыми краями. У меня хватило ума догадаться, что лист предназначался для наших вещей, чтобы уволочь их все разом, а не ходить десять раз туда-обратно. И это было хорошим знаком — значит, ученые согласились принять нас у себя.

— Добрый день, — сказал мужчина, подойдя к нам. И представился: — Андрей Камнерухов. Можно просто Штейн.

— Почему? — вырвалось у меня.

— Институтское прозвище, — открыто и очень приятно улыбнулся тот. — «Штейн» — по-немецки «камень».

— Точнее, «штайн», — поправил вдруг брат. Я почему-то раньше и не думал, что он знает немецкий. А ведь и впрямь должен знать, он же на фронте был разведчиком.

— «Штейн» красивее звучит, — вновь улыбнулся мужчина.

— Как скажете, — пожал плечами Сергей и протянул руку: — Сергей. Здесь получил «почетное звание» Матрос. Так и зовите.

— Хорошо. Только предлагаю сразу на «ты». — Штейн пожал протянутую руку и повернулся ко мне.

— Дядя Фёдор, — буркнул я. Не говорить же, в самом-то деле: «Фёдор. Можно просто — Дядя Фёдор». Вообще-то дурацкое, конечно, прозвище дала мне эта вреднючая девчонка!

Однако Штейну оно почему-то понравилось.

— О! — воскликнул он. — Как мило! А то вокруг одни Упыри, Вырвиглазы и прочая жуть.

Он с чувством потряс мою руку, а затем без лишних разговоров подхватил пару ближайших рюкзаков и переложил их на свои «салазки». Мы подключились к погрузке, а потом все вместе «впряглись» в веревочную «упряжь» и, хлюпая по болотной жиже, потащили нашу поклажу к ограждению. В особо топких местах на земле лежали «мостки» из того же гофрированного металла, из которого был сделан забор.

Вскоре через его открытую наподобие широких ворот секцию мы вошли на внутреннюю территорию. Теперь я уже вблизи разглядел непонятную, похожую на дырявый железный сарай конструкцию, стоявшую слева от бункера, и, не удержавшись, спросил:

— А что это такое?

— Платформа, — ответил Штейн. — Для перевозки крупногабаритных грузов. Можно погрузить животных или, например, автомобиль.

— Для перевозки? Но у нее же нет колес!

— Для перевозки по воздуху. Вертолетом. Цепляется к нему тросами — и вперед. Очень удобно, знаете ли, никакое бездорожье нипочем.

Только теперь я понял предназначение больших железных «ушек», приваренных сверху по углам «сарая».

Между тем Штейн открыл массивную дверь бункера и сделал приглашающий жест:

— Прошу!

Мы стали переносить наши вещи внутрь, и я не сразу заметил, что нам помогает еще один человек. Он выглядел куда старше всех нас — наверняка ему было не меньше пятидесяти — и был одет не в комбинезон, а в зеленый лабораторный халат. Когда все вещи оказались внутри бункера и Штейн закрыл его дверь, пожилой ученый усмехнулся в седые усы и сказал:

— Ну, вот вы и дома. У нас. Ха-ха-ха!..

Наверное, он пошутил. Или, скорее, думал, что пошутил. Что ж, бывают такие люди, я сам встречал парочку, которые считают себя отменными шутниками, вот только чувство юмора у них отсутствует напрочь. Вероятно, и этот ученый был из таких. Ну что ж, это еще не самое страшное. Главное, как говорится, чтобы человек был хороший. А человеком как раз он, судя по всему, был неплохим. Во всяком случае, глаза и улыбка его выглядели добрыми. К тому же, он был невысокого роста и полным, а полные люди вообще почему-то чаще всего кажутся добряками. Седая же борода в дополнение ко всему прочему делали ученого похожим на Деда Мороза. Вот если бы еще халат его был не зеленым, а красным, или хотя бы синим, да прикрыть бы колпаком обширную блестящую лысину — хоть сейчас на детский утренник!

— Александр Александрович, — стал приговаривать он, пожимая каждому из нас руку, а когда представился всем и узнал наши имена и прозвища, добавил: — Иногда меня называют профессором — собственно, это соответствует истине. А лучше зовите, как принято здесь, в Зоне, покороче — Санта.

— Почему? — спросил я. Как я стал за собой замечать, эти «почему» стали из меня вылетать в последнее время не спрашивая на то моего разрешения. Как пятилетний малыш, право слово! Неловко даже перед людьми. И впрямь несмышленышем посчитают!

Однако на сей раз удивился и мой двоюродный братец:

— За что же вас так обидно «сократили»?

— Обидно?.. — заморгал ученый. — Что же тут, простите, обидного?

— Ну, — смутился Сергей, — это же вроде как «святой» в переводе с латыни означает…

— А разве обидно называться святым? — продолжал моргать Александр Александрович. — Правда, я не вполне этого звания достоин… Ха-ха-ха!.. Но неужели у вас не возникает иных ассоциаций?

— Санта Клаус? — усмехнулась Анна.

— Именно!

— У них, — кивнула на нас с братом девчонка, — такой ассоциации возникнуть не может.

— Интересно знать, почему? Выросли — ха-ха-ха! — вдали от цивилизации?..

— Я бы сказала: вдали от современной цивилизации. Мои друзья — из 1951 года.




Глава одиннадцатая

«Янтарный» ужин


Веселость как-то вдруг разом покинула Санту. Не знаю почему, но мне вдруг отчетливо показалось, что он сразу поверил Анне. Чего нельзя было сказать о втором ученом — Штейне, который, напротив, начал широко улыбаться, ожидая, видимо, дальнейшего развития интересной шутки.

Санта засуетился вдруг, забормотал:

— Что же мы тут толпимся, в этом «предбаннике»? Проходите, проходите! — И он раскрыл перед нами еще одну тяжелую дверь, за которой оказался довольно широкий коридор со стенами из все того же гофрированного металла. Тут и там вдоль его стен стояли разнообразные ящики, коробки, некие непонятные приспособления… Мне стало жутко интересно — вот бы побродить тут, порыться в этих научно-технических богатствах!..

Но профессор повел нас дальше. За поворотом коридор оказался короче. Он упирался в еще одну массивную дверь. Здесь тоже были коробки и ящики, но не так много, как в длинной части коридора. Зато справа вдоль стены тут стояло что-то вроде стеклянного шкафа, в котором висели два желто-зеленых комбинезона, таких же, что был сейчас на Штейне. Слева же в стене было широкое окно, за которым виднелась большая комната, заставленная столами и шкафами с многочисленными приборами и различными склянками — скорее всего, лаборатория. А перед окном была еще одна дверь, в которую и завел нас Александр Александрович. Ну, или Санта, раз ему так больше нравится. Я подумал, что надо будет тихонечко выспросить у Анны, кто такой этот Санта Клаус. Наверное, какой-нибудь известный герой последних десятилетий. Например, иностранный космонавт. Девчонка же говорила, что американцы первыми высадились на Луну. Вот, может, этот самый Клаус и ступил первым в лунную пыль.

Как бы то ни было, мы очутились в небольшой, но довольно уютной комнатке. В ней ничего не было, кроме двух заправленных по-солдатски коек и небольшого столика между ними.

— Прошу извинить, — церемонно поклонился Санта, — но здесь нам будет удобней всего. В лаборатории царит сплошной бардак — рабочая, так сказать, обстановка, ну, а на складе чересчур скучно и пыльно, ха-ха-ха!.. Так что присаживайтесь здесь, прямо на кровати, а мы с Андрюшей вскипятим сейчас чайку и сообразим что-нибудь на ужин. А там уж, гости дорогие, я устрою вам всенепременнейший и тщательнейший допрос с пристрастием, ха-ха-ха!..

Он подхватил Штейна под локоть и потащил того за порог. Мы же, оглядевшись, сели на койки — на одну мы с братом, на вторую, напротив нас, Анна. Серега посмотрел на девчонку с явным осуждением.

— Что не так? — спросила она.

— Зачем ты это сказала?

— Что вы из прошлого? А что я, по-твоему, должна была сказать? Что вы прилетели с Альфы Центавра?

— То, что ты говорила другим. Мы, дескать, сталкеры-новички, ты — наша наставница.

— Да?.. А зачем мы тогда сюда вообще шли? По-моему, между нами, девочками, мы как раз и хотели здесь выяснить истину. А чтобы заполучить истину, нужно, мне кажется, тоже говорить правду. Нет?

— Ну… — смутился брат. — Все равно, ты уж как-то прямо в лоб сразу…

— А к чему юлить? Чего ждать? Мне кажется, этим людям можно доверять.

— Да, — немного подумав, сказал Сергей, — им можно доверять. Я это тоже почувствовал.

— Тогда чего ты на меня бочку катишь?

— Да я не качу… — совсем засмущался Серега. — Мне просто как-то не по себе.

— Мне тоже, — не удержался я. — И я, кажется, понимаю почему. Ведь это… ну, как бы наша последняя надежда, так?.. Может, не совсем последняя, но основная. Мы ведь очень много ждем от этой встречи. А вдруг наши ожидания напрасны? Вдруг ученые ничем нам не смогут помочь? Скажут: простите, ребята, давайте уж как-нибудь сами. А разве такое приятно услышать? Вот Серега как бы и струхнул маленько. Так ведь, Сереж?..

— Сам ты… струхнул! — расправил плечи двоюродный брат. — Тоже мне, психолог!..

Но по его лицу я понял, что попал в точку. Анне, видать, мое объяснение тоже понравилось, она сидела, с трудом сдерживая улыбку, даже голову опустила. А потом вскинула ее и сказала:

— В общем, Матрос, тебе решать — говорим мы ученым все как есть или благодарим за ужин и выметаемся. Кстати, между нами, девочками, на ночь глядя выметаться тоже не особо хотелось бы. Я предлагаю хотя бы переночевать здесь.

— Да говорим, говорим! — пробурчал брат. — Вон, пусть Федь… Дядя Фёдор все им и расскажет подробно. Он-то и с той стороны видел, как все начиналось. А мы с тобой, если что, дополним.

Откровенно говоря, мне такое доверие было чрезвычайно приятно. Я даже расплылся в улыбке.

— И нечего лыбиться, — испортил мне удовольствие Серега. — Дело серьезное. Рассказывай все подробно и четко.

— И про то, что ты… того?.. — спросил я.

— Про все. Как оно было, так и говори.

Мы надолго замолчали. Так больше и не проронили ни слова, пока не вернулись ученые. Штейн нес стопку тарелок, на которой сверху была водружена половина буханки хлеба. В руке он, кроме того, зажимал «пучок» столовых приборов — вилки и нож. А когда в комнатку вошел Санта, по ней разлился непередаваемо вкусный, прямо-таки волшебный аромат жареной картошки — ведь ученый нес огромную сковороду, наполненную этим вкуснейшим — во всяком случае, для меня — яством. Картошка была зажарена вперемешку с тушенкой, которой наши новые знакомые также не пожалели.

Штейн расставил на столике тарелки, Санта выложил на них картошку и унес пустую сковороду. А вернулся он с «матрешкой» вставленных один в другой стаканов и бутылкой вина. Я сразу напрягся, вспомнив о своем зароке. Впрочем, тот касался крепких напитков — в частности, водки, а это было всего-навсего вино, и тем не менее… Но Санта уже расставил стаканы, откупорил бутылку и принялся разливать багряный напиток, приговаривая:

— Красное сухое вино — самое милое дело для вывода из организма радионуклидов. Лучше всякой водки в десять раз. И для знакомства самое то. Как знал, приберег бутылочку!

Второй ученый нарезал в это время хлеб крупными ломтями, и от хлебного домашнего духа у меня потекли слюнки едва ли не сильней, чем от запаха картошки.

— Ну, как говорится, за встречу! — поднял стакан Санта.

Мы все сделали то же самое. С глухим звоном — не хрусталь, однако! — чокнулись, выпили и налегли на картошку.

Самым голодным, видимо, оказался я, поскольку расправился с содержимым тарелки первым — и пары минут, думаю, не прошло. Заметив это, Санта сказал:

— Давайте, что ли, по второй, а вы, молодой человек, раз уж все равно освободились, может, начнете свой рассказ? Только, прошу вас, подробней и последовательно, с самого, так сказать, начала.

Я кивнул, ученый разлил остатки вина по стаканам, мы снова чокнулись, выпили и я заговорил. Точнее, сначала задал профессору уточняющий вопрос:

— С начала — это как? Откуда начинать?

— Ну, конечно, не с вашего рождения, — растянул в улыбке губы Санта. — Впрочем, ради любопытства, в каком году вы родились?

— В тридцать первом, — честно ответил я. — Тысяча девятьсот.

— Уже хорошо, что не просто в девятьсот, — не преминул вставить Санта и, конечно же, добавил: — Ха-ха-ха!.. — Впрочем, он тут же согнал с лица улыбку и смущенно произнес: — Прошу извинить за неуместную шутку. Продолжайте, пожалуйста. С того момента, где вы были и что делали перед тем как попасть сюда.

Я вздохнул, взял для чего-то в руку вилку и принялся рассказывать. Подробно, как и просили, с того самого момента как потерял возле железнодорожной кассы Овруча Серегу.

Меня слушали буквально с открытыми ртами. Ученые даже забыли про свою недоеденную картошку. Сергей с Анной тарелки все же подчистили, но и они впитывали сказанное мной с большим любопытством. И то — начала этой истории в подробностях не знали и они. Лишь когда я дошел до наших здешних приключений, брат и девушка немного расслабились, а потом и вовсе принялись встревать в мой рассказ, поправляя и дополняя меня. Когда сообща мы дошли до нашего прибытия в этот вот бункер, в нем наконец повисла тишина — напряженная и тягучая.

Первым нарушил ее Санта.

— М-мда… — сказал он. — Вот уж, как говорится… — Затем он встрепенулся и просительно глянул на Штейна: — Андрюша, не будешь ли ты столь любезен принести нам чайку?

— Только вы тут ничего без меня не рассказывайте больше! — с детской непосредственностью воскликнул, вскакивая, Штейн. Он скрылся за дверью с такой поспешностью, словно и впрямь подозревал, что мы скроем от него самое интересное.

Но мы-то все и так уже рассказали. Интересного ждали мы сами. От них, от ученых. И, судя по всему, профессор Санта это хорошо понимал. Пока отсутствовал его коллега, он и в самом деле, будто добросовестно выполняя его просьбу, не произнес ни звука. Он сидел, поставив локти на столик и обхватив голову руками. Казалось, было слышно, как мысли лихорадочно носятся по извилинам его мозга.

А когда Штейн вернулся и чай был разлит по тем же стаканам, Санта медленно и негромко заговорил. Казалось, теперь перед нами сидел совсем другой человек — не тот пожилой неумелый остряк, которого мы успели узнать, а трезвый, умный, тщательно взвешивающий каждое слово ученый.

— Вчера, как известно, произошел крупный выброс, — начал он. — Самый, пожалуй, крупный за последние несколько лет. И самый необычный. Наши приборы — а они расположены во многих местах Зоны — зафиксировали, в частности, любопытный и необъяснимый пока парадокс: Зона, оставаясь в своих прежних границах и занимая ту же самую площадь, будто бы сжалась, словно пространство внутри нее стало плотней. Чтобы было понятней, приведу очень простой пример. Возьмем топор и вобьем сверху в его топорище клин. Обух не даст древесине расшириться сверх прежних границ, но плотность этой самой древесины за счет вытесненного клином объема увеличится.

— И что, этим клином стали мы? — спросил мой двоюродный брат.

— Не думаю, — покачал головой Санта, — ваш объем для этого слишком мал. Да и что вы собой вытеснили — воздух? Так его в границах Зоны не удержишь. Нет, тут что-то другое. Что-то более сложное, не укладывающееся в рамки современных знаний о свойствах пространства-времени. Но вот вам, кстати, и ваш временной парадокс! Как известно, свойства пространства и времени неразрывно связаны, поэтому я более чем уверен, что и загадочный «Клин», и ваше перемещение из прошлого — результат воздействия того самого выброса. И все-таки мне непонятно, каким образом связано это место в настоящем времени с пятьдесят первым годом! Почему выброс дотянулся отсюда туда, к вам?.. Очень жаль, что уважаемый… э-э-э… Матрос не помнит, что заставило его сесть именно в тот пригородный поезд, а затем покинуть его и целеустремленно направиться куда-то в совершенно необитаемой местности! Ведь я правильно понял вас, дорогой… э-э-э… Дядя Фёдор, что там, где застала вас странная гроза, было лишь голое поле?

— Правильно, — кивнул я. — Поле, а дальше кусты, лес… Ни огонечка кругом! Глухомань.

— Не совсем так… — подал вдруг голос Серега.

Все разом повернулись к нему.

— Конечно, я точно не знаю, где именно я покинул вагон, — продолжил брат, не поднимая головы от столика, — но достаточно и примерных прикидок — район все равно тот. — Он резко поднял голову и обвел всех нас строгим, я бы даже сказал, суровым взглядом. — То, что я скажу сейчас, является совершенно секретной информацией. И не надо меня уговаривать, убеждая, что прошло уже семьдесят лет, — подробностей я все равно не расскажу. Я бы не сказал вообще ничего, но чувствую, что здесь имеется очевидная связь с нашим делом, и продолжать умалчивать эти обстоятельства я тоже считаю себя не вправе. Вкратце дело обстоит так… После войны я продолжал нести службу как раз в этих местах, в одной весьма и весьма засекреченной части. Я выступал в роли испытателя новейшего, абсолютно секретного оружия.

— Атомного?!.. — не удержался я.

Сергей посмотрел на меня так, что на мне едва не затлела одежда. Но ответил мне вовсе не он, а Санта:

— Психотронного.

— Откуда?!.. — подскочил брат. — Откуда вы знаете?..

— Догадался, — также очень серьезно ответил профессор. — И не только. Все-таки я доктор наук, а изучаю не что иное, как эту Зону, — обвел он вокруг руками. — Ее история мне тоже немного знакома.

— Тогда мне нечего больше добавить, — буркнул Серега. — Не имею права. Разве что высказать догадку, что во время одного из испытаний произошла авария, из-за которой я и лишился разума.

— Откровенно говоря, меня больше интересует, почему вы его вновь обрели, — пробормотал под нос Санта. А потом сказал уже обычным своим тоном: — И я теперь более чем уверен, что этот парадоксальный выброс спровоцировали именно вы, Матрос.

Сергей снова дернулся, но совладал с собой, успокоился. Скорее даже — застыл, закаменел, приготовившись, видимо, услышать от профессора что-то чрезвычайно важное. И продолжение последовало.

— Да-да, — закивал Санта. — Подозреваю, что оборудование конца сороковых годов по-прежнему находится где-то здесь. А раз так, то за все время существования Зоны оно подвергалось ее постоянному воздействию. Ну, а на вас оказало, в свою очередь, очевидное, и, полагаю, очень сильное воздействие само это оборудование. И когда вы приблизились с той стороны к нему, то стали, по всей очевидности, неким катализатором для возникновения межвременного пробоя, которым и стал вчерашний выброс. Сложно сейчас сказать, что именно явилось причиной, а что следствием — возможно, как раз начавшийся выброс спровоцировал этот пробой, а вы своим присутствием поблизости стали лишь, образно выражаясь, спусковым крючком данного процесса. Не суть. Очевидно лишь, что цепочка «Зона — секретное оборудование — Матрос — межвременной пробой» имеет место быть.

— А «Клин»? — подался вперед Серега. — Наш секретный бункер с оборудованием?..

— Думаю, не совсем. Ведь мы же договорились, что оборудование просуществовало в Зоне до вчерашнего дня. Однако, возможно, бункер стал именно той точкой, куда вошло острие клина.

— Кусок территории прошлого?

— Скорее всего, не только территории, но и неких полей и непонятных пока сил, заставивших пространство Зоны сжаться. Что, в свою очередь, «порвало» и время.

— Выходит, если мы найдем этот «Клин», — еще сильней напрягся брат, — то у нас появится шанс вернуться домой?

— Возможно, да. Но почему вы говорите «если»? Ведь вы же прекрасно знаете, где находится бункер, раз уж проходили там свою службу!

— Боюсь, что нет, — покачал головой Сергей. — За семьдесят лет тут все так изменилось, что ничего уже не узнать. И потом, я же не разработчик этого оборудования, не строитель бункера, а всего лишь испытатель. Нам не особо-то все показывали и рассказывали. А на испытания возили по совершенно дикой, необитаемой местности на переделанном под вездеход танке, «тридцатьчетверке». Вместо башни установили крытый железный кузов со скамейками — никаких окон, только щели для вентиляции. Прильнешь, бывало, глазом, но много ли там увидишь!

— На танке, говоришь?.. — встрепенулась вдруг Анна. — А я ведь как-то слышала от одного из сталкеров, что он натыкался где-то в дебрях на старый ржавый танк без башни…

— Так нужно найти этого сталкера и выспросить, где он его видел! — подпрыгнул я на койке.

— Сейчас попробую, — непонятно ответила девчонка и, приподняв рукав, стала быстро тыкать в плоскую коробочку, которую она называла «КПК».

— Что ты делаешь? — спросил я.

— Спросила в Сети, кто знает, где сейчас этот сталкер. Может, и сам он ответит. Тогда, считай, нам очень сильно повезло.

— Этот твой «КПК» — что-то вроде беспроволочного телеграфа, что ли? — продолжало одолевать меня любопытство.

— Типа того, — кивнула Анна. — Плюс вся остальная оргтехника вашего времени и куча того, о чем вы даже не подозревали. Жаль, летать не умеет.

— Надеюсь, вам все же ответят, — сказал, поднимаясь, Санта, — и завтра вы сможете отправиться на поиски «Клина». А сейчас отдыхайте. Мы вам, как гостям, уступим эту спаленку, правда, Андрюша?

Штейн рассеянно кивнул. Он о чем-то напряженно думал. И эти мысли вряд ли касались его сегодняшнего ночлега.

— Александр Александрович, — сказал он наконец. — Вы не будете против, если я пойду с ними? Чертовски интересно, знаете ли!

— Откровенно говоря, я и сам хотел тебе это предложить. С удовольствием пошел бы и я, но и эту работу нельзя бросить, — повел он рукой. — А ты обязательно сходи, да-да! И науке польза, и нашим друзьям, возможно, чем-нибудь сумеешь помочь.

Штейн буквально расцвел. Они с профессором пожелали нам спокойной ночи и вышли из «спальни».




Глава двенадцатая

В Пустоте


Проснулся я оттого, что затекла рука — мы спали с двоюродным братом «валетом» на одной койке, а поскольку кровать была узенькой, рассчитанной лишь на одного, особо ворочаться на ней не приходилось. Сколько было времени я, понятно, не знал; увы, но мои часы не умели светиться в темноте. Впрочем, она не была абсолютной — дверь мы, перед тем как улечься, оставили приоткрытой, опасаясь задохнуться втроем в такой тесной комнатушке, и теперь через дверную щель просачивался синий цвет дежурного освещения коридора.

Сергей и Анна продолжали тихонько посапывать, и я тоже решил поспать еще, но почувствовал, что хочу в уборную. Ученые показали вчера, где она находится, и перед сном я ее посетил, так что никаких особых проблем я не видел. Единственное — очень уж не хотелось одеваться, так что я лишь надел ботинки и, как был, в трусах и майке, осторожно выскользнул в приоткрытые двери.

Не знаю уж, что стало причиной того, что я заблудился там, где и сделать-то этого было, по сути, невозможно. То ли призрачный, неприятный и жутковатый, тусклый синий свет был тому виной, то ли не проснувшаяся окончательно голова… В общем, повернул я почему-то не налево, а направо. Дальше коридор поворачивал в левую сторону, и я, хоть и начал уже смутно подозревать, что иду не туда, прошел тем не менее дальше. И наконец-таки увидел в самом его конце дверь. Открыв ее, я оказался в совсем небольшом, коротком и узком коридорчике, и только тут до меня дошло, что я нахожусь в «предбаннике» перед входной дверью.

Сначала я собирался повернуть назад, но лишь представил, что опять буду шариться в мертвенно-синем полумраке в поисках нужной двери, как мой мочевой пузырь отчаянно запротестовал. И я решил, что ничего особенно страшного не случится, если я на пару минут выберусь наружу. В конце концов, можно даже не закрывать дверь и в случае опасности тут же юркнуть назад. Да и какие меня могут подстерегать опасности непосредственно возле бункера? Вряд ли у входа толпятся зомби или животные-мутанты, да и аномалии тоже вряд ли наросли за ночь у порога, словно грибы.

Короче говоря, я отпер дверь и вышел наружу. Ночь явно кончилась, хотя по вечно хмурому небу Зоны трудно было определить, взошло уже солнце или только еще собиралось. Да и меня это сейчас беспокоило меньше всего. Я уже собрался сделать свое «мокрое дело», когда, глянув под ноги, подумал, что лужа возле самого порога давшего нам приют жилища будет не лучшей моей благодарностью его хозяевам. И я, прислушавшись и не уловив вокруг ничего подозрительного, отбежал к гофрированному металлическому забору.

А дальше… Нет, я, к счастью, успел сделать то, ради чего вообще сюда выбрался, иначе минутою позже бы сделал это, даже не снимая трусов. Потому что забор передо мною вдруг начал сминаться. Причем, что шокировало меня больше всего, он не продавливался в мою сторону, что было бы объяснимо, если бы с внешней стороны на него кто-то давил, а как раз наоборот — гофрированный металл выгибался туда, наружу! А поскольку отсюда в него мог упираться разве что я — но я этого, разумеется, не делал, да и сил бы мне для этого все равно не хватило, то мое живое воображение лихо нарисовало в мозгу картину, как с той стороны забора чудище с огромным ртом присосалась к железному листу и буквально всасывает его в себя. Но, что было не менее жутким, все это происходило в полной тишине. А поскольку я понимал, что металлический лист не может сминаться беззвучно, то рассудок мой начал протестовать, захлестывая сознание дикими волнами ужаса.

Мне бы развернуться и стремглав мчаться к спасительной двери бункера, однако ноги мои, как ни банально, по-книжному, это звучит, буквально приросли к земле. А еще и сам я словно превратился в статую, окаменел, а скорее — превратился в глыбу льда от холодного ужаса. Наверное, поэтому я не мог и отвести глаз от сминающегося забора. Казалось, все мои мысли тоже замерзли, стали ледышками, но одной, по-видимому, удалось избежать этой участи. И она, совершенно бесполезная и глупая, билась сейчас в моей пустой голове, будто запертая в клетку вольная птица: почему, ну почему железный лист никак не лопнет?!..

А металл и впрямь не собирался рваться. Теперь-то я могу подобрать сравнение и скажу, что больше всего он, пожалуй был похож на растянутую резину лопнувшего воздушного шарика, которую неведомый огромный рот всасывал в себя неспешно и неотвратимо.

Вскоре, однако, что-то начало изменяться. Гофрированный металл разгладился, но, так и не порвавшись, начал будто исчезать, растворяться в этом ужасном рту. Теперь впадина в заборе походила на воронку, направленную раструбом ко мне. При этом создавалось отчетливое впечатление, что материал, из которого сделаны ее стенки — все тот же листовой металл, — стекает сам же по себе в узкую черную горловину. Мой взгляд приковался к этому круглому дну жуткой бездны, у которой, как мне это ясно тогда представилось, не было не только обозримых, но и вообще никаких границ. Я почувствовал, что мой разум стало засасывать в эту бесконечную дыру. Это ощущение было настолько реальным, будто мои мозги расплавились, вскипели, превратились сначала в жидкость, а затем и в пар и стали выходить из черепа сквозь глаза, нос, уши, рот… Я хотел закричать, но голос мне больше не повиновался. Я хотел зажмуриться, закрыть ладонями уши, но нервные импульсы от мозга не достигали больше ни век, ни рук, ничего-ничего!..

А потом я понял, что падаю. Прямиком на раструб этой кошмарной, фантастической воронки. И когда я действительно упал, меня тут же всосало в бездонную черную пустоту.

И все-таки нет, я неправ, пустота не была черной. Потому что это была настоящая Пустота — с заглавной буквы. И если черный цвет — это всего лишь отсутствие всех остальных цветов, то в этой Пустоте отсутствовало вообще все, даже само понятие «цвет». И я растворился в ней и стал ею. Мне еще не приходилось умирать, но мне кажется, что смерть, — это все-таки нечто иное. Смерть — это просто ничто. Представить, что ты будешь чувствовать после смерти — очень легко: нужно всего лишь вспомнить, что ты чувствовал до того, как не только еще не родился, но даже не был зачат. Потому что тебя просто не будет, точно так же как тебя когда-то и не было. А когда я стал Пустотой, я все-таки был. Был тем самым великим «Ничто» и «Нигде».

Разумеется, где нет ничего, там нету и времени. Поэтому с равной вероятностью можно сказать, что прошли тысячелетия, как и то, что пролетел лишь всего один миг, когда я услышал голос… И снова неверно, поскольку звуки в Пустоте не могли передаваться, да мне и нечем их было бы услышать. Поэтому точнее будет сказать, что этот голос возник, соткался из самой Пустоты. Я не только не мог ничего слышать, но даже не понимал, что такое звуки, поэтому ощутил лишь (тоже неверно, но пусть будет так), что меня кто-то зовет. А раз в Пустоте появилось еще что-то, кроме нее самой — или меня, бывшим тогда ею, — то она сразу же перестала быть Пустотой с прописной буквы. И в этой обычной уже пустоте я стал чувствовать себя отдельной от нее субстанцией. А еще я почувствовал, что где-то рядом присутствует кто-то, разделяющий эти мои ощущения. И этот «кто-то» настойчиво звал меня к себе. Как раз в этот момент я снова стал собой — человеком, студентом Федей Зарубиным, Дядей Фёдором, в конце-то концов. Но пока еще не вполне человеком, у меня по-прежнему не было рук и ног, не было головы, я по-прежнему не чувствовал своего тела. Но я вновь умел мыслить, и как тут было не вспомнить высказывание французского философа Декарта: «Я мыслю, следовательно, я существую»! Да, я существовал, и от этого осознания мне стало несказанно легче. Теперь я уже не просто ощущал рядом с собой другую сущность, не просто слышал безликий голос — я понимал смысл его обращений ко мне.

— Вот так, молодец, — сказал он. — Держись, не падай назад в Пустоту!

— Я держусь… — вымолвил я. Или скорее не вымолвил, а просто подумал, но мой невидимый собеседник меня все-таки услышал.

— Молодец, — повторил он. — Теперь ухватись за меня крепче и иди следом за мной.

— Как же я ухвачусь, когда у меня нет рук? Как пойду, когда у меня отсутствуют ноги?

— Тогда позволь мне самому подхватить тебя, не сопротивляйся, и я выведу тебя.

— Выведешь? Куда? Ты можешь вывести меня домой?

— Для тебя сейчас дом — все что угодно, кроме Пустоты. Я выведу тебя к свету, а о твоем настоящем доме подумаем позже.

— Обещаешь?

— Чтоб я сдох!

— А ты… ты разве живой?..

— Пока да. Хотя оставаться таким рядом с тобой исключительно сложно.

Что-то в интонациях этого голоса, хоть он и по-прежнему оставался безликим, лишенным определенного тембра, показалось мне очень знакомым.

— Сергей?.. — раньше, пожалуй, чем окончательно вызрела догадка, спросил я.

— А то кто же? Не болтай. Не отвлекай меня. Держу тебя! Пошли!

И я, хоть так еще и оставался вне тела, почувствовал, как меня окутало чем-то мягким и теплым, а потом сжало, сильно, до боли, благодаря которой я вновь ощутил свою плоть, и дернуло. Дернуло так, что темнота вспыхнула вдруг мириадами звезд, которые закружились в бешеном танце, раздуваясь и распухая в яркие разноцветные огни, которые тут же снова взорвались и превратились вдруг в небо, смертельно уже надоевшее мне мрачное и тяжелое небо Зоны.

Я лежал на спине, запрокинув к небу лицо. Надо мной, стоя на коленях, склонился двоюродной брат. Одну ладонь он держал на моем затылке, другой вытирал струящийся по его лицу пот.

— Очнулся?.. — просипел он едва шевелящимися губами.

Я кивнул.

— Узнаешь меня?

Я снова кивнул.

— Как меня зовут?

— Сергей… — мой голос звучал едва ли громче, чем у него. — Сергей Шосин.

— Семью восемь?

— Нет. Сергей Шосин…

— Я спрашиваю, сколько будет семью восемь?

— Много, — выдохнул я. — Серега, перестань, у меня мозги не шевелятся!..

— Это точно, — пронзил он меня свирепым взглядом. И выкрикнул вдруг в полный голос: — А надо, чтобы шевелились! Всегда! А особенно здесь, в Зоне! Быстро отвечай — сколько будет семью восемь?!

— Пятьдесят шесть, — от неожиданности выпалил я, даже не задумываясь. И с благодарностью вспомнил Галину Александровну, свою первую учительницу, вбившую, оказывается, в меня таблицу умножения до уровня подсознания.

— Хорошо, — сказал брат уже более мягко, хотя по нему и было видно, что зол он на меня неимоверно. — Встать сможешь?

Я попробовал шевельнуть конечностями. Вроде бы все работало, неохотно, как и мозги, но тем не менее. И, чтобы не злить Серегу и дальше, я попробовал перевернуться на бок и подняться на колени. Получилось! Брат подхватил меня за плечи и помог встать на ноги.

Только теперь я увидел, что по-прежнему нахожусь возле забора. Его гофрированные железные листы были совершенно целыми. Совсем рядом торчала ажурная металлическая опора с пучком прожекторов наверху. Было уже довольно светло, и прожектора не горели. Впрочем, не горели они, и когда я выходил… по своему маленькому делу. Да уж, по-маленькому!.. Наделал я, похоже, таких больших дел!.. Или, благодаря Сергею, чуть не наделал. Сразу вспомнилось высказывание Анны, когда я прошлым утром тоже сходил, что называется, по-маленькому: «Ты бы еще на „электру“ поссал!» На «электру» — бог миловал, а вот на что-то еще, не менее опасное и уж точно более жуткое, я это все-таки сделал. Это было бы непередаваемо смешно, если бы не было так страшно. И стыдно! До тошноты, до невозможности стыдно!.. Особенно перед Анной. Может, она еще не знает? Может, стоит попросить Сергея, броситься ему в ноги и умолять, чтобы он не рассказывал о моем позоре девчонке?

Будто почувствовав что-то, я обернулся. Возле входа в бункер стояли Анна и Штейн. У нашей командирши был такой вид, что, будь у нее в руках ее любимая «тээрэска», она бы меня, наверное, расстреляла. И поделом! Как же мне теперь смотреть ей в глаза?

К счастью, увидев, что я в относительном порядке, Анна резко повернулась и скрылась в бункере. Штейн же, напротив, поспешил ко мне и подхватил под второй локоть — за первый меня уже придерживал брат.

— Как же ты так? Ну разве так можно? — запричитал ученый, когда они вдвоем с Серегой повели меня к двери.

— А что со мной было? — спросил я, только сейчас осознав, что действительно так и не знаю еще сути случившегося. То есть причину тому я, увы, хорошо уже понял, а вот следствия до сих пор оставались для меня покрытыми мраком. Меня даже передернуло, когда я вспомнил абсолютный мрак Пустоты, в которой мне только что довелось побывать.

Штейн собрался ответить, но вмешался Серега:

— Погоди, не сейчас. Мы ему общую политинформацию устроим.

У меня, как пишут в романах, сжалось и упало сердце. Раньше я думал, что это лишь не очень удачная аллегория, но сейчас я реально почувствовал, что оно именно сжалось и упало. Прямо под ноги, даже возникло непреодолимое желание наступить на него и разом прекратить все мои мучения — как нынешние, так и те, что мне вскоре предстояли. Но сердце, упав, видимо, куда-то откатилось, и желанную казнь осуществить не удалось.

Меня привели в нашу тесную «спальню» и усадили на койку. На противоположной кровати, отвернувшись от меня, сидела Анна. К ней подсел Штейн. А вскоре, с «дымящим» чайником в руке в комнатку вошел и профессор. Увидев меня, он горестно вздохнул, но ничего не сказал. Сел рядом с коллегой и разлил по стаканам чай. На столике уже лежал порезанный большими кусками хлеб с толстыми кругами колбасы.

— Позавтракаем?.. — неуверенно предложил Санта. — Молодому человеку обязательно нужно выпить сейчас крепкого чаю.

— Молодому человеку обязательно надо бы всыпать сейчас крепкого ремня, — буркнул Серега. Он определенно продолжал на меня злиться — и злиться по-настоящему.

Я опустил голову.

— Пусть все-таки выпьет, — сказал профессор уже строго. — Я бы рекомендовал ему еще и пару глотков спиртного.

— Ага, фужер шампанского ему и кремовый торт на закуску! — фыркнула молчавшая до той поры Анна.

— Шампанского нет, — прежним строгим тоном ответил ей Санта, — а вот водка имеется. Или спирт, на выбор.

— Нет!!! — завопил я. — Не надо водки! И спирта не надо! — Из глаз моих неудержимо брызнули слезы. — Простите меня! Простите меня, пожалуйста! Я никогда, никогда больше не буду… — Тут я запнулся и этим сразу воспользовалась наша вреднючая наставница.

— Что ты не будешь? Сс… это самое не будешь?.. В туалет ходить? А мочевой пузырь лопнет — ноги не ошпаришь?

— Не надо, Анна, — поморщился профессор. — Не надо так. Молодой человек уже понял свою ошибку. Меня только удивляет, почему он и впрямь не пошел куда следует — в туалет, а выбрался наружу?..

— Я заблудился… — всхлипнул я. — Перепутал двери спросонья.

— Но ведь когда ты открыл наружную дверь, ты понял свою ошибку? — встрял в разговор Штейн. — Почему же не вернулся?

— Я… Мне уже… — Чувствуя, что краска заливает мне лицо, я, словно решив заняться самобичеванием, как будто для того, чтобы мне стало еще более стыдно, озвучил вдруг все предельно откровенно: — Я уже не мог терпеть. Мой пузырь и правда был готов лопнуть. Вот я и…

— А к забору зачем было отходить? — всплеснул руками Санта. — Можно ведь было приоткрыть дверь и, даже не выходя, через щелочку…

— Я постеснялся, — продолжал откровенничать я. — Неприлично же вот так, возле двери…

— Молодой человек!.. — сокрушенно замотал головой профессор. — Дорогой мой Дядя Фёдор! В Зоне совсем другие законы приличий, поверьте мне. И пейте же наконец свой чай! — выкрикнул вдруг он приказным тоном.

От неожиданности я схватил стакан и сделал большой глоток. Чай оказался горяченным и я, разинув рот и выпучив глаза, замычал от боли.

— Вот! — ткнула на меня пальцем Анна. — В этом он весь! Сначала делает, а потом думает. Таким людям просто не место в Зоне!

— Анна, — встал наконец на мою защиту Сергей. — Он оказался в Зоне не специально, и ты это прекрасно знаешь. Мы как раз и делаем сейчас все для того, чтобы это исправить.

— Ага! — завелась, похоже, по-настоящему девчонка. — Особенно он все делает! Мочится на аномалии, разгуливает ночью по Зоне голышом… Интересно, — уставила она на меня свои темно-серые злые глаза, — ты в своем Петербурге ночью тоже в трусах по улицам бегаешь и поливаешь их из своего… шланга? Наверное, нет, хотя там тебя за это всего лишь в дурку забрали бы разве что.

— В Ленинграде, — с открытым ртом пробубнил я.

— Да хоть в Люксембурге!..

— Стоп-стоп-стоп! — замахал руками профессор. — Давайте-ка успокоимся, господа. Что-то мы уж больно рьяно набросились на Дядю Фёдора, а он и так уже давно все понял.

— Не все, — замотал я головой. Обожженный язык болел уже меньше и я сумел наконец сказать: — Я понял, что совершил глупость, но я так и не знаю, что же со мной случилось.

— Так ему никто еще не рассказал? — завертел головой Санта. — Ну, что же вы? Ругаете парня, а он даже не понимает за что!

Я не смог уловить, искренне это сказал профессор или таким образом надо мной издевался. Тем не менее я пояснил:

— Я уже сказал, что понимаю глупость своего поступка, понимаю опасность Зоны, и теперь уже прекрасно понимаю, что без средств защиты, а тем более еще и ночью оставаться под открытым небом нельзя ни минуты. Но я действительно не понимаю, что конкретно со мной случилось? Я снова… попал в аномалию? Со мной происходило что-то совсем непонятное…

— Ты попал под действие мощного пси-поля, — прихлебнув чаю, сказал Штейн. Тут же и все остальные потянулись за стаканами и бутербродами. Кроме пока что меня. Я внимательно, с большим интересом слушал ученого. А тот продолжал: — В «Янтаре» это вообще довольно часто встречающаяся аномалия. Так называемые «выжигатели мозгов» часто образуются, можно даже сказать — конденсируются рядом с металлическими сооружениями и конструкциями, которые как бы играют роль антенн. В данном случае такой антенной стала осветительная опора. Попав под действие пси-поля, человек начинает галлюцинировать, причем поле словно притягивает, не отпускает его от себя. А если оставаться под его воздействием достаточно долго, мозг либо «выгорает» полностью, либо меняется настолько, что человек превращается…

— …в зомби!.. — воскликнув, закончил я фразу ученого. От этой догадки у меня, кажется, зашевелились волосы, и я, обернувшись к двоюродному брату, спросил:

— Но как ты меня спас?!.. Ведь тебя тоже должно было засосать это пси-поле!

— Оно меня и засосало. Вернее, я сам в него погрузился. Иначе твой рассудок было бы уже не вернуть, прошло много времени.

Я все равно не понимал, как ему это удалось, и очень хотел выспросить у Сереги подробности, но, встретившись с ним взглядом, почему-то передумал это делать и потянулся за бутербродом с колбасой.




Глава тринадцатая

Очередной промах


Нужно ли говорить, насколько погано я себя чувствовал? Думаю, не стоит. К счастью, во время завтрака произошло событие, которое отвлекло повышенное внимание от моей персоны. У Анны на запястье пискнула ее «волшебная коробочка» — КПК. Девчонка посмотрела на экранчик и сказала:

— О! — А потом свела брови и добавила: — М-мда!.. Между нами, девочками…

Все, включая меня, уставились на нее, ожидая продолжения. Анна не стала испытывать наше терпение.

— Помните, я вчера спросила в Сети, знает ли кто, где находится мой знакомый? Ну, тот самый, что рассказывал мне как-то о танке без башни?

Мы закивали.

— Так вот, — продолжила она, — мне тут написали, что видели его только что по дороге в Темную долину…

— Это хорошо или плохо? — спросил мой двоюродный брат.

— Хорошо то, что Вентилятор в принципе нашелся, и то, что он пока жив. Плохо, что жив он, по-видимому, ненадолго.

— Что за Вентилятор? — подался к Анне Серега. — Почему ненадолго?..

— Вентилятор — это и есть мой знакомый, — сказала девчонка. — В миру — Миха Чеботарев. Интересный мужик. Самый пожилой из сталкеров, которых я знаю. Ему уже за пятьдесят точно, но выглядит огурцом. Прикольный такой, все с шуточками да прибауточками. Кстати, он тоже из Питера, — бросила она на меня косой взгляд. — Был там генеральным директором какой-то фирмы по установке вентиляции, отсюда и прозвище. Говорят, солидная была фирма. А Вентилятор, когда ему полтинник стукнул, забил вдруг на бизнес, бросил все и подался сюда, в Зону. Уж точно не ради денег. Видать, чего-то ему в жизни не хватало — адреналина, приключений на свою… эту самую… не знаю.

— А жив-то почему ненадолго? — не унимался Сергей.

— Да потому что Темная долина — это то место, где проще всего распрощаться с жизнью. Скопище аномалий, своры монстров повсюду. А еще в ней находится основная база бандитов. Где-то там же и «свободовцы» окопались. Говорят, и «Монолит» там свои интересы имеет. Осиное гнездо, короче. Зато и ценных артефактов оттуда приносят порядочно. Те, кто живыми возвращается, конечно. А это, между нами, девочками, весьма проблематично. Туда если и суются, то лишь самые матерые сталкеры. И то не в одиночку, группами собираются. А Вентилятор… Черт! На хрена он туда полез? И наверняка ведь один, он всегда в одиночку по Зоне бродит…

КПК на руке Анны снова мелодично пискнул.

— Опаньки! — воскликнула девушка. — А вот и сам Вентилятор объявился! Ну-ка, ну-ка… — Она пробежала глазами по экрану и сказала: — Спрашивает, чего мне от него надо. — Она забегала пальцами по кнопочкам и прокомментировала: — Сейчас я у него прямо о танке спрошу…

— Напиши ему, чтоб не лез в эту долину, раз там так опасно, — подсказал Серега.

— Ага, ему много насоветуешь, как же!.. — буркнула Анна, продолжая набирать сообщение. — Упрямый как осел.

КПК пищал еще несколько раз, и девчонка, уже молча, что-то отвечала моему земляку. Затем расправив рукав, закрыла устройство и сказала:

— Все еще хуже, чем я думала. Этот старый балбес пишет, что договорился с кем-то из группировки «Свобода» и его, дескать, обещали поводить по Темной долине. Поводить, представляете? На экскурсию собрался, старый муд… рец!.. Вот какой у Вентилятора основной недостаток — так это то, что он доверчивый, как пятимесячный поросенок… Объясняю ему, что нельзя «свободовцам» верить, а он рогом уперся — нормальные, мол, ребята, водку с ними пил. А? Водку! Черт-черт-черт! — Девчонка впечатала кулаками по коленям. — «Свободовцы» же безбашенные, анархисты, мать их!.. Объявили себя борцами за свободу в Зоне — мочат и «долговцев», и военных… Не доверяю я им — непонятно, чего от них можно ожидать.

— А про танк твой знакомый что-нибудь пишет? — спросил молчавший до сих пор Штейн.

— Написал, что в двух словах ему не объяснить. Обещал набросать на досуге планчик и прислать мне. Вот только будет ли у него теперь досуг? Разве что вечный…

— Сплюнь! — махнул на нее рукой Штейн. — Будем надеяться на лучшее. Хорошо бы получить скорей этот план, чтобы не гоняться за твоим Вентилятором по Темной долине.

— Вот уж мне тоже чего меньше всего бы хотелось, — проворчала Анна. — Там еще неизвестно, кто за кем будет гоняться — мы за Вентилятором, или за нами — все тамошние скопом…

— И что? — насупившись, завертел головой Серега, — мы так и будем теперь сидеть здесь и ждать этот «планчик»?

— Мне, конечно, не жалко, — улыбнулся непривычно тихий и молчаливый профессор Санта, — сидите сколько надо. Но если вы хотите сделать то, что собирались, то я бы на вашем месте стал потихоньку собираться в путь — лучше трогаться с утра, а не на ночь глядя. Если получите вскоре ответ — отправитесь сразу к танку, а если нет — волей-неволей придется разыскивать этого вашего Вентилятора, чтобы он все рассказал лично.

— Не понимаю, — не выдержав, бросил я девчонке, не глядя ей, впрочем, в глаза, — почему бы тебе не спросить у всех, кто может это прочитать, не видел ли кто-нибудь еще этот безбашенный танк?

— Умный, да? — свирепо оскалилась Анна. — Забыл, что за вами гоняются все, кому только не лень? И вот я подам сейчас объявление: «Уважаемые господа преследователи! Интересующие вас Матрос и Дядя Фёдор будут ожидать вас возле танка без башни ежедневно с девяти до восемнадцати с перерывом на обед».

— «Интим не предлагать», ха-ха-ха!.. — ляпнул вдруг Санта, но тут же понял неуместность своей шутки, покраснел, смутился и промямлил: — Ну, в смысле, да, вы конечно же правы, Анна, так поступать ни в коем разе не следует. В крайнем случае, я мог бы сделать запрос своему руководству, чтобы поискали этот ваш танк со спутников, но, боюсь, мне придется приводить серьезную аргументацию, а ее, как вы понимаете…

— Не надо никаких спутников, — поморщилась Анна. — Спасибо, конечно, но… У меня к вам другая просьба будет… — Девчонка заерзала, просить она, видимо, не особо любила. — У нас тут скопился некий избыток оружия, одежды, ну и прочего, по мелочи. Не могли бы вы это все купить?

— Купить? — заморгал Санта. — Да у нас в общем-то… — Но потом лицо его помягчело, разгладилось и он, пригладив седую бороду, улыбнулся в усы. — Ну, в принципе, мог бы. К нам, случается, заглядывают сталкеры на предмет обмена артефактов на ценные вещи. Так что… Но зачем вам, простите мое любопытство, нужны будут эти деньги там, куда вы в конечном-то счете собрались?..

— Это они туда собрались, — мотнула на нас с братом подбородком Анна. — А я остаюсь здесь. И в Зоне я нахожусь исключительно ради денег. — И Анна, коротко и скупо, рассказала о больной девушке, не упомянув, впрочем, что это сестра ее погибшего жениха, а назвав ту просто родственницей.

— Похвальное стремление, — вновь огладил бороду профессор. — Что ж, тогда тем более я пойду вам навстречу. Только, думаю, правильней будет, если вещи вы оставите здесь, они будут в полной сохранности, но денег я сейчас давать не стану — зачем они вам в Зоне? Вдруг потеряете, или вас, не дай бог, ограбят…

— Или убьют, — прищурилась Анна. — Тогда вам двойная выгода, понимаю.

— Ну зачем вы так! — замахал руками, словно огромная курица крыльями, Санта. Похоже, он обиделся всерьез. — Почему вы, молодежь, всегда все меряете только личной выгодой?!.. — Тут он, видимо, вспомнил, на какие цели нужны были девушке эти деньги, и покраснел так, что я испугался, как бы пожилого человека не хватил удар. — Простите, простите, — залепетал он, — я не конкретно вас имею в виду!.. Если хотите, я заплачу вам сразу… Но могу предложить и более полезный для вас вариант: я пока дам вам взамен ваших вещей научный комбинезон. Он очень дорогой, поверьте, и наверняка сослужит вам отличную службу: он снабжен системой дыхания с замкнутым циклом, встроенной системой подавления действий аномальных полей… В нем можно практически не опасаться никаких аномалий, а также радиации. Вот только против оружия он уязвим. Но если поддеть под него бронежилет…

— Это было бы замечательно, — ответила тоже слегка смущенная своим необдуманным высказыванием Анна. — Но что если я верну вам этот комбинезон продырявленным?.. Плакали мои денежки?

— Ну… — заерзал было профессор, но тут же широко улыбнулся. — Я вам это прощу. Спишем, так сказать, на естественный износ, ха-ха-ха!..

— Тогда годится, — кивнула Анна. — А еще… Вы не купите у меня потом… джип?.. Если, конечно, он сохранится после наших поездок.

— Джип в любом случае сохранится, — сказал вдруг Штейн, — потому что мы поедем не на нем, а на вездеходе.

Мы с Анной и Серегой переглянулись. Вездеход — это звучало сильно. И надежно.

— Да-да, Андрюшенька, — закивал профессор, — конечно, езжайте на вездеходе. А джип мы закроем в ангаре. Думаю, как раз этим вам сейчас и стоит заняться. А меня, простите, ждет работа.

— Пойдемте? — полувопросительно позвал нас Штейн. — В принципе, все-то и не нужны, давай, Матрос, мы с тобой вдвоем сходим.

Я подскочил. Оставаться наедине с Анной в мои планы никак не входило, и я категорично изрек:

— Я с вами!

Мне казалось, что наша командирша сейчас или прикажет мне остаться — просто так, из вредности, назло мне, — или увяжется с нами. Но она, на удивление, широко потянулась, зевнула и промурлыкала:

— Ну а я тогда воспользуюсь случаем и кемарну еще полчасика. — И — брык! — на самом деле разлеглась на койке.

Выйдя из бункера, я сразу же осмотрелся по сторонам и прислушался к датчику аномалий, который теперь был и у меня. Все, решил я, пора становиться внимательным и осторожным. Ладно насмешки и ругань Анны — их я все же могу вытерпеть. Но ведь и фортуне может надоесть вытаскивать меня из передряг, в которые, откровенно говоря, я попадаю исключительно по своей глупости. Не считая самую первую — поездку на Украину за двоюродным братом, — в ней-то уж точно моей вины не было. Так что по сути, — горько усмехнулся я про себя, — во всем, что со мной сейчас происходит, виновата мама. Разумеется, я подумал так не всерьез, мама тут ни при чем, так уж сложились обстоятельства. С другой стороны, это даже и к лучшему — что сейчас было бы, если бы на моем месте оказалась мама?..

Я представил маму в костюме сталкера, с автоматом Калашникова наперевес и содрогнулся. А когда «услышал» в своем расшалившемся воображении, как на нее покрикивает эта самоуверенная соплячка Анна, мне и вообще стало худо. Нет уж, то, что здесь оказался я, а не мама, это несомненная удача. Худо-бедно, но со всеми этими передрягами я уж как-нибудь справлюсь. Мне бы только сосредоточенности побольше. Ума бы тоже, конечно, чуток добавить не мешало, но тут, как говорится, что бог дал. А вот внимательность и все прочее — это да, тут мне непременно следует над собой поработать.

Пока я так размышлял, не забывая озираться по сторонам, мы подошли уже к одному из ангаров и Штейн успел распахнуть его ворота. Внутри было темно и пахло бензином, машинным маслом и металлом. Ученый щелкнул рубильником, и под потолком зажглись забранные в проволочные «намордники» лампы.

Посреди ангара стоял красавец-вездеход. Темно-зеленый, с крытым кузовом, на широких гусеницах, да еще и с пулеметной турелью над кабиной, он напоминал легкий танк. Прочитав в моих глазах немой восторг, Штейн подмигнул и легко забрался в кабину. Двигатель вездехода угрожающе рыкнул, но тут же заурчал сыто и мирно. Через толстое лобовое стекло — наверняка бронированное, — ученый жестом приказал отойти с дороги и, когда я посторонился, вывел лязгающую траками машину наружу.

Сергей же что-то рассматривал в глубине ангара. Он подозвал меня, и я увидел маскировочную сеть, сложенную в углу.

— Давай-ка возьмем, — сказал брат, нагибаясь к сети.

Я пока не очень понимал, зачем нам в Зоне может понадобиться подобная маскировка, но спорить с ним, конечно, не стал. Тем более вездеход — машина мощная, в него можно чего угодно нагрузить — все утащит. Поэтому я тоже наклонился и взялся за второй край свернутой сети.

Мы вынесли ее наружу, к ожидавшему нас вездеходу. Штейн отпер дверцу кузова и мы забросили туда сеть. Ученый хотел было что-то сказать на сей счет, но промолчал. Зато спросил Серега:

— Ее можно будет порезать?

— Зачем? — удивился Штейн.

— Маскхалаты сделать. А то в этих комбезах мы слишком уж хорошо видны.

— Интересная мысль, — хмыкнул ученый. — В принципе, думаю, можно. Мы ею, в общем-то, и не пользуемся — вездеходы всегда в ангаре стоят, да и сверху здесь только военные могут смотреть, а нам от них прятаться незачем.

— Вот и ладно, — сказал брат. — Что, поедем за джипом? Там, правда, горючего нет, бак пробит. У вас есть канистра бензина?

— Канистра есть, — кивнул Штейн, — но мы сейчас заправляться не будем, по топи все равно на джипе не проехать. Так что мы его прицепим к вездеходу и дотащим сюда.

И мы поехали за нашим джипом. Собственно, ехать было недалеко. Сначала мы забрали из бункера колеса, а потом отправились туда, где оставили машину. К счастью, с ней ничего за время нашего отсутствия не случилось. Хотя следов вокруг, на мой взгляд, определенно прибавилось — неизвестно еще, дождалась ли бы она нас, не догадайся Серега ее «разуть».

Теперь он же водрузил и закрепил на оси джипа снятые колеса. Вытащил из-под моста бревно, опустил домкрат, а в это время Штейн сцепил оба транспортных средства тросом.

— За руль ты сядешь? — посмотрев на Сергея, кивнул на баранку джипа ученый.

— А можно… я?.. — вырвалось вдруг у меня. Вообще-то водить машину я не умел. Но здесь ведь не нужно было переключать передачи, выжимать сцепление, «газовать» и все такое — при езде на прицепе знай только рули да вовремя жми на тормоз!

Брат оценивающе глянул на меня, нахмурился, а потом вдруг махнул рукой.

— А садись! Только я рядом, идет?

Я расплылся в счастливой улыбке. То, что Серега будет сидеть рядом, меня даже успокоило. Брат запрыгнул на пассажирское сиденье и что-то проделал с рычагами.

— Езжай строго за мной, по колее вездехода, — сказал Штейн перед тем как забраться в кабину.

Я, продолжая улыбаться, закивал. Дескать, да-да, я готов ехать строго за тобой сколько угодно! Лучше бы я, конечно, поменьше лыбился, а побольше вникал в то, что мне говорят…

Но сначала все было просто замечательно. Когда я уселся за баранку, Сергей сказал, что поставил машину на нейтральную передачу, так что в моем распоряжении из органов управления будет только руль и педаль тормоза. Тормозить он велел не резко, а лишь при необходимости слегка притормаживать, чтобы не врезаться в наш тягач. Это все тоже было понятно, я даже слегка обиделся, что брат разжевывает мне столь элементарные вещи, будто маленькому.

Вездеход тронулся очень мягко, и джип покатился легко и плавно. Я крикнул «Ура!» и принялся рулить. Причем в самом буквальном смысле — стал поворачивать туда-сюда баранку. Джип послушно завилял. Мне стало совсем весело. Впрочем, ненадолго — Серега тут же сделал мне замечание:

— Зачем балуешься? Это тебе что, игрушка? Держи руль ровно!

Ровно!.. Ровно было неинтересно. Однако я прекрасно понимал, что братец мне резвиться не позволит — просто-напросто отберет руль, да и все. Но тут вездеход зачавкал по топкому месту и я решил схитрить — взять чуть правее, якобы опасаясь, что он забросает нас грязью из-под гусениц, что, в общем-то, и на самом деле было не лишено логики. И я, повернув направо, выехал из колеи.

Сначала мне показалось, что началось землетрясение — чем еще объяснить внезапно охватившую машину дрожь, я не знал. К тому же трясся не только джип — задрожало и закачалось, кажется, все вокруг. Раздался нарастающий гул. Вскоре звук стал настолько сильным, что я выпустил рвущуюся из рук баранку и зажал ладонями уши. Перед глазами все плыло, в том числе и размазанное, словно на фото без фокуса, белое лицо брата с широко раскрытой черной дырой рта. По-видимому, он мне что-то орал, но ужасающий по громкости шум глушил все остальные звуки. От дрожащего, расплывчатого мельтешения в глазах меня стало мутить. Я зажмурился. В том, что наступили последние мгновения моей жизни, я даже не сомневался. Только очень хотелось, чтобы все кончилось поскорей. И когда меня выдернуло с сиденья и швырнуло назад, я приготовился к смерти. Однако она почему-то не наступала. Вместо этого гул изменил вдруг тональность, взвизгнул железом по стеклу и затих. Тряска тоже прекратилась. Я приоткрыл один глаз и увидел перед собой спину Сергея. Сам же я валялся поперек задних сидений, и только тогда понял, что швырнул меня на них мой двоюродный братец, который сидел сейчас на моем прежнем месте, за баранкой.

Теперь вместо непонятного жуткого гула я слышал лишь родной и уютный рокот вездехода, который сначала стал тише, а потом и вовсе бархатисто заурчал на холостом ходу. Джип, дернувшись, тоже остановился.

Серега резко обернулся ко мне, и в первое мгновение мне показалось, что он снова лишился рассудка — настолько безумным был его взгляд. Но вырвавшийся из его рта поток матюгов и занесенный надо мной кулак недвусмысленно подсказали, что мое впечатление было обманчивым. Если брат и рехнулся, то это было явно иной формой безумия, не той апатичной и бессловесной, что страдал он ранее.

В ожидании удара я снова зажмурился. Единственное, что я сделал еще, так это закрыл лицо руками — увернуться в моем неудобном положении я, к сожалению, не мог.

— Стой! Матрос, стой! — услышал я вдруг голос Штейна. — Остановись, не надо!

— Да этот говнюк нас чуть не угробил! — зарычал брат.

Удара, впрочем, не последовало. Я отвел от лица руки, раскрыл глаза и, заизвивавшись червем, наконец-то изловчился сначала сесть, а потом раскрыть дверь и выскочить из джипа.

— Стой! — заорали в обе глотки Серега и Штейн, а потом уже только один ученый закончил: — Там аномалия, назад!..

Я оглянулся. Штейн стоял возле водительской дверцы джипа и крепко держал Сергея за плечи — это-то и спасло меня, видать, от фингалов и свернутого носа. Вряд ли он мог удерживать его долго, так что передо мной встала дилемма: погибнуть в беспощадных жерновах аномалии или стать жертвой Серегиных кулаков. С учетом, что на пощаду брата все же можно было надеяться, я выбрал второе и медленно, с опаской, вернулся к машине.

— Ты идиот, да?! — заорал Сергей, сбросив наконец со своих плеч руки ученого. Брата буквально трясло, но на меня он все же не кинулся, а продолжил орать, перемежая матерные слова просто обидными: — Ты совсем не понимаешь слов, урод ты…?! Тебе…, как сказали ехать?! Ты… уже меня своей ушлепистостью! Или ты…, специально…, мудрила ты питерская?!.. Так… в свой Ленинград и там… перед папой с мамой!.. Ты ж, гад такой, нас когда-нибудь всех тут…!..

— Ладно, Матрос, ладно, — стал успокаивать его Штейн. — Что-то ты совсем уж разошелся…

— Я разошелся?! А этот вот… этот… — брат начал тыкать в мою сторону пальцем, не в состоянии уже, видимо, придумать, как бы меня еще пообидней назвать, — этот ушлепок безмозглый когда-нибудь уймется, поймет когда-нибудь наконец, где он находится, или горбатого и правда только могила исправит?!.. Так он ведь, гаденыш, не только сам в эту могилу…, он ведь и нас за собой утянет!.. Ведь ты только подумай, Штейн, сколько раз он уже здесь умудрился в дерьмо вляпаться — а ведь и двух суток еще не прошло, как мы в Зоне!.. И каждый раз мы ему, как малышу голопупому, втолковываем: не делай так больше, это бяка, будет бо-бо!.. А ему — хоть бы…! Глазки невинные сделает, прощенья попросит — и опять за старое. Будто специально над всеми нами глумится! Нет, это не просто ушлепок, это уже гнида самая настоящая!..

Лучше бы он меня все же ударил. Думаю, мне было бы не так больно, как от этих вот слов. В горло мне будто вбили ком горькой грязи, а потом сжали его тисками. Дышать я не мог. Видеть что-то отчетливо — тоже: глаза застило влагой. В голове эхом забухало: «Гнида! Гнида! Гнида!..»

Я круто развернулся и пошел. Неважно куда. Лишь бы прочь отсюда. Жаль, далеко уйти не дали. Штейн догнал меня, схватил, дернул, хотел, видимо, тоже на меня наорать, но, глянув мне в лицо, испуганно отшатнулся и забормотал:

— Дядя Фёдор!.. Федь, Федька, ты чего?.. Не надо, не надо!.. — Он быстро обернулся на джип, снова посмотрел мне в глаза и горячо зашептал: — Не надо, не пускай его слова в сердце! Это он сгоряча, он за тебя очень испугался… Он ведь, когда тебя спасал сегодня утром, сделал то, что делать было нельзя. Он должен был погибнуть, и он знал это, и все равно полез за тобой. А нервы ведь не железные, и сил он там столько оставил!.. И тут вдруг опять ты учудил! И опять он тебя выручил. Правда, на сей раз аномалия — «дрожь земли» — была не смертельной, но он-то об этом не знал… Ничего удивительного, что он сорвался. Он ведь обычный человек, не робот. И очень хороший человек, настоящий. Ты подумай об этом и просто постарайся его понять. Не то, что он тебе сейчас наговорил, а то, почему он это сделал. Хорошо?

Я кивнул, не в силах сказать ни слова. А потом, как ни крепился, все-таки не удержался и зарыдал, уткнувшись носом в комбинезон Штейна.




Глава четырнадцатая

Наш вездеход, вперед лети!


Он еще что-то потом говорил нам, нарочито громко размахивая руками, — что-то как раз об этой аномалии, в которую я въехал, — но я ученого почти не слушал, поскольку думать сейчас мог только об одном: что же мне теперь делать?

Сергею, по-моему, тоже было несладко; он сначала хмурился, затем поморщился и перебил Штейна:

— Может, достаточно лекций, а? Раз эта «дрожь земли» неопасная, так и шут с ней, поехали дальше, чего зря время теряем?

— Сейчас поедем, — сказал ученый и вдруг подмигнул мне: — А ну-ка, Дядя Фёдор, дойди до того места, посмотри, что сейчас там.

Я что есть силы замотал головой. Ну уж нет, хватит из меня совсем-то уж придурка делать! Не ожидал этого, честно говоря, от Штейна.

Он, видимо, прочитал по лицу все мои мысли и улыбнулся:

— Иди-иди, не бойся. «Дрожь земли» живет недолго, тем более когда в ней такая масса как автомобиль побывала. Сходи посмотри, там артефакты должны интересные остаться.

Вообще-то, подумал я, Штейн вполне мог и сам сходить за своими артефактами, не барин. Но в то же время я догадывался, что поручил он мне это дело главным образом для того, чтобы я слегка развеялся, не замкнулся в себе, не зациклился на своих переживаниях. Короче, он решил поиграть в психолога. Ну, пусть поиграет, коли ему так уж хочется.

Я двинулся к тому месту, где от гусеничной колеи петлей отходили в сторону следы колес джипа — результат моего недолгого автовождения. Пока шел, спина так и чесалась от взгляда двоюродного братца. Казалось, он вот-вот выкрикнет что-нибудь вроде «Не ступи в очередное дерьмо, бестолочь!» Однако нет, промолчал. А я между тем начал осматривать бывшую дислокацию «дрожи земли», будь она неладна!

Сначала я ничего интересного не увидел, под ногами была одна лишь взбитая колесами грязь, редкая чахлая травка да камни. Решив, что на сей раз аномалия, иссякнув, не оставила после себя ничего, я уже хотел возвращаться, но, взглянув еще раз на землю, заинтересовался формой ближнего ко мне камешка. Подняв его, я увидел, что тот похож на бугристую шишку, слепленную будто бы из камешков помельче — поразительно круглых, словно горошины. Если что-то и могло тут быть артефактами, то это лишь подобные камни, подумал я, и, осмотревшись, нашел еще четыре штуки, примерно того же размера и формы, что и первый.

Вернувшись, я протянул один Штейну:

— Оно?

Ученый кивнул.

— Этот артефакт называется «дробь», — сказал он. — Не шибко дорогой, но порой очень может выручить, особенно если в неподходящий момент закончатся патроны или заклинит оружие. Смотри! — Штейн размахнулся и швырнул камень в сторону.

Отлетев, артефакт вдруг звучно, как проколотый воздушный шарик, хлопнул, взорвался изнутри и составляющие его «горошины» тут же со свистом исчезли. Я невольно присел, ожидая отлетевшей в нашу сторону каменной дробины, но Штейн, улыбнувшись, пояснил:

— В этом артефакте та еще прелесть, что он «стреляет» только в направлении полета, так что, в отличие от гранаты, сам никогда от его «взрыва» не пострадаешь. Правда, убойная сила у него тоже куда меньше, чем от гранаты. Но отогнать одну-две слепых собаки им все-таки можно, или еще какую не особо крупную гадость. Да и человеку мало не покажется, если он без хорошей защиты, а в лицо попадет — это вообще караул, считай из боя выбыл. Так что распихай-ка это добро по карманам, лишним не окажется.

Я так и сделал, а потом мы наконец-то доехали до базы ученых, до которой и оставалось-то уже всего ничего, не больше ста метров.

Мы не сговаривались, но Санте и Анне никто из нас о произошедшем инциденте не рассказал. Девчонка, впрочем, что-то почувствовала, да это и нетрудно, наверное, было сделать по виду наших с братом кислых рож и по тому, что мы с ним не перебросились ни словом. Тем не менее она не стала заострять на этом внимание, лишь косилась на нас изредка с насмешливым прищуром. Это ее поведение меня хоть и сильно удивило, но порадовало еще больше. Мне еще только ее нотаций да издевательств не хватало!

Штейн сразу спросил у нее, не было ли весточки от Вентилятора. Анна хмуро помотала головой.

— Я ему написала еще. Не отвечает. Придется ехать к Темной долине.

Наши сборы были недолгими. Джип, как и решили первоначально, загнали в ангар, оружие взяли свое привычное плюс пару автоматов про запас. Патроны забрали все. Решили — пусть лучше останутся лишние, чем не хватит. Тем более не на себе тащить, для вездехода это не груз. Взяли, разумеется, еды и питья. Особо наглеть не стали, но по крайней мере пару дней мы могли протянуть вполне автономно.

Еще Штейн загрузил в кузов пару тяжеленных мешков с ручками и лямками, в которых, судя по очертаниям, да и на ощупь тоже, находилось что-то угловатое и твердое.

— Кое-какое оборудование, — пояснил он. — Все-таки я надеюсь, что мне удастся там поработать и открыть что-нибудь интересное.

Профессор Санта проводил нас до вездехода, пожелал удачи, велел Штейну без нужды не задерживаться и почаще выходить на связь. Затем, сославшись на срочную работу, помахал нам и скрылся в бункере.

Штейн обернулся к нам.

— Ну что, поехали? — А затем вдруг, ужасно фальшивя, пропел: — Наш вездеход, вперед лети, у «Клина» остановка!..

Видя, что никто из нас даже не улыбнулся, он пожал плечами, забрался в кабину и завел двигатель. А потом возникла небольшая заминка. В кабине кроме водителя мог поместиться еще один человек, который при случае мог стать и стрелком-пулеметчиком, высунувшись в люк. А вероятность того, что такой случай представится, была очень большой.

Сначала к дверце кабины направился Сергей, но девчонка его остановила.

— Эй, Матрос, ты куда? Не рановато ли тебе в штурманы? По-моему, я Зону чуточку лучше тебя знаю. Или ты вспомнил куда ехать?

— А что, Штейн, что ли, не знает куда ехать? — огрызнулся Серега. — Зато я с пулеметом лучше тебя управлюсь.

— С какого перепугу ты это вдруг решил?.. И потом, Штейн, конечно, Зону знает, но, по-моему, мы договорились, что решения в нашей группе принимаю я, а если я даже не буду видеть, где мы находимся, то интересный из меня командир получится, между нами, девочками… К тому же Штейн не знает, как выглядит Вентилятор. Не будет же он при встрече с каждым сталкером останавливать вездеход и бегать ко мне спрашивать, не тот ли это дяденька, которого мы ищем. И вообще, на самом-то деле, решения принимаю я. Так что лезь в кузов и сиди там вместе со своим необузданным родственничком. Заодно и присмотришь за ним, а то я его уже боюсь.

— Отцепись от Федьки! — совершенно неожиданно для меня рыкнул на девчонку Сергей и полез в кузов.

После такого я, честно признаюсь, ожидал, что братец попросит у меня прощения или хотя бы просто заговорит о чем-нибудь. Ничуть ни бывало! Забравшись в вездеход, он уселся на скамейку — с противоположной стороны от моей — и уставился в маленькое, узкое окошечко, словно то, что происходило сейчас снаружи, имело в его судьбе самое наиважнейшее значение. А там пока ничего не происходило. Окошек в кузове было пять — по два на каждом борту и одно на двери сзади, так что я тоже стал смотреть в ближайшее ко мне. Стекло было толстое, тоже, наверное, какое-нибудь специальное, усиленное, как и в кабине. Его покрывал слой пыли, причем снаружи, так что видно сквозь него было весьма плохо, а вытереть было невозможно.

Поэтому мне это бесполезное глядение в никуда быстро надоело, и я принялся размышлять. Не то чтобы я задался такой целью: «Дай-ка маленько поразмышляю», просто из-за отсутствия внешней информации и прочих отвлекающих факторов мозгу тоже стало, видимо, скучно, и он принялся извлекать из своих недр различные мыслишки, словно монах, перебирающий четки.

Сначала мне вспомнился дом — родной мой Ленинград. Друзья, родители, Маша… Меня обдало теплом нашей уютной квартиры, почудился даже манящий, поистине сказочный запах жареной картошки. А еще мне очень захотелось моего любимого супчика с фрикадельками, который часто варила мама… А еще — порыться в книжном шкафу, взять и перечитать что-нибудь самое интересное!.. Но самое главное — чувствовать там себя нормально, уверенно, быть равным в кругу своих друзей и однокурсников, быть своим среди своих везде — что дома, что в университете. А здесь… Здесь я был изгоем, лишним. Теперь, когда со мной перестали общаться не только Анна, но и Сергей, я почувствовал это наиболее остро. Но дело было даже не только в них. С самого начала я не принял ни это чужое, совсем не такое, о котором мечталось, будущее, ни тем более эту жестокую, нелепую и отвратительную Зону, которая не могла бы мне раньше присниться и в самом страшном сне. Все это было не мое, все мое естество безоговорочно отторгало это. И, что самое смешное, мое чувство оказалось взаимным — будущее, или Зона, или и то и другое вместе тоже не приняли меня. Мне отчетливо подумалось вдруг, что все те нелепости, которые происходили здесь со мной, — они были неспроста. Так отторгала меня сама Зона, так возражало против моего присутствия будущее. Ведь на самом-то деле, ну не был же я таким бестолковым олухом в моей обычной жизни!.. Случались, конечно, иногда какие-то казусы, так у кого же их не бывает. Но ведь они не сыпались мне на голову один за другим, не ставили меня в такие дурацкие положения, в которые я попадаю здесь то и дело!.. Нет, дело тут было определенно не во мне.

И сделанный вывод — вполне, кстати, логичный, наконец-то успокоил меня, привел не то чтобы совсем уж в прекрасное, но по крайней мере в некое благодушное, я бы даже сказал пофигистское состояние. Не хотите со мной разговаривать? Ладно. Я придурок, неумеха и бестолочь? Очень мило. Не мешаться под ногами? Принято. Вы, главное, такие умные, храбрые и умелые, меня домой привезите, ладно?

За такими вот успокаивающими, даже убаюкивающими размышлениями время летело вполне незаметно, легко и плавно. Возможно, я даже и впрямь слегка задремал, но спать, сидя на отнюдь не мягкой железной скамье, тем более при весьма ощутимой тряске, у меня не получилось. К тому же вездеход вскоре остановился.

Я снова посмотрел в окошечко, но различил лишь растущие неподалеку деревья. А потом в нашу дверцу постучали, и снаружи послышался голос Анны:

— Матрос, открывай!

Сергей открыл дверь. Девчонка запрыгнула в кузов.

— Короче, расклад такой, — сказала она. — Мы аккуратно объехали Свалку, не привлекли вроде бы ничьего внимания, это уже хорошо. В Темную долину мы приехали, что, возможно, не столь уж и хорошо, но такова наша цель, так что это тоже, можно сказать, успех. Хуже другое. Соваться на стройку и на завод, ну и вообще туда, где есть какие-либо строения, а значит, наверняка чьи-нибудь базы, я не решилась. У нас хоть и вездеход, но все-таки не танк, да и то здесь одной боевой единицей много не навоюешь, а вероятность спокойно прокатиться по дороге вдоль чужих баз и не привлечь ненужного внимания равна стопроцентному нулю. Поэтому я решила подъехать к дороге южнее строений и сделать вылазку, разведать, что там и как. Возможно, если КПК Вентилятора включен, я бы даже смогла его засечь, если он окажется в зоне досягаемости…

— Но?.. — подстегнул замолчавшую девчонку Серега.

— Но подъехать к дороге не получается. Здесь когда-то текла речка, теперь от нее осталось заболоченное русло. Заболоченное настолько, что даже вездеход там увязнет, и пробовать нечего. Но пешеходные мостки кое-где есть. Можно попробовать пройти. Поэтому предлагаю вам пока посидеть здесь, а я смотаюсь на разведку. Ясно?

— Нет, — спокойно ответил брат. — На разведку пойду я.

— Это еще почему?

— Потому что я разведчик. И сделаю это лучше тебя.

— Вот еще!.. — фыркнула было Анна, но потом, призадумавшись, вынуждена была признать Серегину правоту: — Ну, допустим… Но ты ведь не знаешь Вентилятора в лицо и у тебя нет КПК, чтобы отследить его сигнал.

— Вентилятора ты мне подробно опишешь, КПК дашь и покажешь, как им пользоваться. В крайнем случае, я хотя бы оценю численность возможного противника и его дислокацию. Попробую и кое-что еще.

— Что? — насторожилась Анна.

— Потом расскажу, если получится. Пока не уверен.

— Ну… хорошо, — сказала Анна. — Тогда, думаю, тебе стоит надеть научный комбинезон. В нем ты сможешь не думать ни об аномалиях, ни о радиации. Ты в нем на какое-то время можешь даже под воду залечь, там замкнутый цикл дыхания. Только поддень под него бронежилет, для пуль он хлипковат.

— Бронежилет я лучше надену на него. Насколько я понимаю, этот комбинезон вещь дорогая и ценная, а так не только я, но и он целее будет. А еще я надену вот это… — Сергей поднял маскировочную сеть, которую мы взяли с ним в ангаре. — Сейчас сделаю себе карнавальный костюм лешего.

Он достал нож, отрезал большой кусок от сетки и связал его в подобие плаща-накидки. Потом, ничуть не стесняясь Анны, снял свой комбинезон, надел зеленовато-желтый научный, одобрительно сказав при этом «Цвет для разведки — что надо», подогнал ремни, навесил сверху бронежилет, а сверху накинул пятнистую сетку. Еще он надыбал где-то сажи — наверняка запасся заранее — и вымазал ею лицо.

В итоге получилось на самом деле здорово — если ляжет на землю, в лесу его с двух шагов не сразу разглядишь. И впрямь леший!

Анна показала ему, как обращаться с КПК, подробно описала Михаила Чеботарева — того самого Вентилятора из моего родного Ленинграда (Петербургом я свой город не мог назвать даже мысленно), — и Сергей, прихватив автомат, бесшумной тенью выскользнул из кузова. Вот, в самом деле, что значит профессионализм — только что брат был обычным человеком и вдруг словно стал призраком. Он будто вернулся в родную стихию и, по-моему, впервые с момента нахождения в Зоне почувствовал себя по-настоящему счастливым. Не знаю уж, как я это ощутил; наверное, это счастье из него выпирало и зацепило меня своим краешком.

Анна, даже не взглянув в мою сторону, тоже выбралась из кузова, бросив мне лишь: «Запри дверь и сиди тихо!» Что ж, меня это вполне устраивало, не хотелось мне сейчас оставаться с ней наедине. Да и никогда, думаю, не захочется. Как и ей, конечно же, со мной.

Однако, оставшись в одиночестве, я не почувствовал какого-то особого облегчения. Напротив, мне стало очень тревожно. По сути, мы находились сейчас на вражеской территории, единственный родной мне человек отправился на разведку во вражеский тыл, а сам я оказался запертым в железной консервной банке. Не то чтобы я страдал клаустрофобией, но в тот момент мне было весьма и весьма неуютно. Обстреляй нас сейчас кто из гранатомета — будем пылать чадящим факелом. Три танкиста, три веселых друга!..

А самое смешное, что я все-таки уснул. И приснился мне Ленинград, родной университет и Боря Стругацкий, которому я рассказывал про Зону и про сталкеров, на что потом услышал от него: — Сталкеры — это хорошо, надо запомнить. Эх, и почему именно тебе такое счастье привалило?!..

— Ага, — буркнул в ответ я, — чего-чего, а счастья в Зоне немеряно!.. Для всех, даром. Никто не уйдет обиженным.




Глава пятнадцатая

Битва с лысым гигантом


Разбудил меня голос Сергея. Я выбрался из кузова и подошел к кабине вездехода, возле которой стоял вернувшийся из разведки мой двоюродный брат. Он был грязен как черт и теперь, упади он на землю и замри, стал бы самым настоящим человеком-невидимкой.

Возле кабины стояла и Анна, Штейн же сидел на водительском месте с открытой дверцей. Оба они с интересом слушали Серегу.

— А меня уже будто и нет! — с обидой выпалил я, хотя и собирался поначалу молчать. — Меня собаки загрызли, бандиты расстреляли, Зона проглотила… Понимаю, с каким нетерпением вы этого ждете, но должен вас огорчить: я все еще с вами.

— Типун тебе на язык! — сверкнул на меня неестественно яркими на черном лице глазами братец. — Что несешь-то?!..

«Ого, — подумал я, — это прогресс! Он уже со мной разговаривает». А вслух сказал:

— Так что, трудно было меня позвать? Думаешь, мне не интересно узнать, как обстоят дела?

— Тебе, может, и интересно, — ответил брат, — но дело срочное, не до сантиментов. Да я еще и не успел ничего толком рассказать…

— Не отвлекайся! — прикрикнула девчонка. — Вентилятор может погибнуть, а ты тут антимонии разводишь!..

— Погибнуть?!.. — ахнул я. — Ты его видел?!

— Не видел, — сказал брат. — Но он там.

— Откуда ты… — начал я, но Анна зашипела, словно змея, и так на меня глянула, что я невольно осекся.

— Так вот, — продолжил Сергей, — он точно там, я это знаю на сто процентов. Я… чувствовал это, трудно объяснить как…

— Так и не объясняй, а рассказывай! — подстегнула девчонка.

— Он на территории завода. С ним еще человек тридцать, ну, двадцать минимум. Территория охраняется, но непрофессионалами, этих могу снять элементарно и без шума.

— Значит, это не военные, что уже легче, — сказала девчонка. — Но втроем против тридцати мы все равно ничего не сделаем!.. — помотала она головой.

— Я уже не в счет… — буркнул я, но на меня никто даже не посмотрел.

— Не думаю, чтобы остальные были крутыми профессионалами, — задумчиво сказал Сергей.

— Тем не менее, — подал голос Штейн, — слишком опасно. Слишком мал шанс на успех.

— Все равно нужно идти, — насупилась Анна. — На месте сориентируемся. — Она зыркнула на ученого обжигающим взглядом: — Ты, если боишься, можешь остаться. Хотя лишний ствол нам, конечно, не помешает.

— Лишний ствол есть у меня! — дернулся я, но одновременно со мной заговорил и Штейн:

— Дело не в страхе. Обидно погибнуть от безрассудной храбрости. По глупости, проще говоря.

— Никто и не говорит о безрассудности, — сказал Сергей. — Я никому не позволю лезть на рожон.

— Ты?! — девчонка ошпарила взглядом теперь и его. — По-моему, руковожу группой я.

— Только не в бою, — жестко отрезал Серега. — У меня четыре года войны за плечами. Или будете в этой операции подчиняться мне, или ее не будет вовсе.

Анна скрипнула зубами и промолчала.

— Итак, — сказал брат и посмотрел на Штейна. — Ты идешь?

— Да, — коротко ответил тот.

— И я, — мотнул головой я.

— Нет. Для тебя будет другое задание.

Не только я, но и девчонка с ученым изумленно вылупились на Сергея.

— Вездеход, — сказал он. — Его нельзя просто так бросить. Так что я покажу тебе сейчас, как обращаться с пулеметом, и ты будешь вертеть головой из люка на все триста шестьдесят градусов, пока мы не вернемся. И поливать огнем всех, кто сюда сунется.

Я буду нечестен, если скажу, что обиделся. Наоборот, во мне взыграло некое подобие гордости. Все-таки задание и впрямь было ответственным. К тому же пулемет — это вещь; хотелось бы мне посмотреть на себя со стороны за пулеметной турелью! А еще я был очень благодарен Сереге за то, что он не сказал чего-нибудь вроде того, что он не хочет брать меня на операцию из-за того, что я буду только мешаться. Наверняка ведь об этом подумали все, но Сергей промолчал — промолчали и Анна со Штейном. Впрочем, Штейн не сказал бы ничего подобного в любом случае, я был в этом уверен.

Серега провел со мной пулеметный ликбез, что, к моей гордости, не заняло много времени. Все-таки я не такой уж клинический идиот, как, полагаю, думала обо мне Анна.

Затем брат велел Штейну надеть поверх комбинезона бронежилет и по-быстрому связал им с девчонкой маскировочные накидки из остатков сетки.

— На рожон не лезть, — осмотрев свое войско, предупредил он. — Все делаем по моей команде. До вступления в бой старайтесь не шуметь и не разговаривать. Пользуемся условными знаками на пальцах, — показал он им эти знаки. — А теперь — Штейн следом за мной, замыкающая Анна — вперед, бегом марш!..

Я остался один. Сразу стало неуютно. Как и велел мне Серега, я завращал головой во все стороны. И мне стало казаться, что Зона тоже разглядывает меня из-за каждого деревца и куста множеством внимательных глаз. Прицеливаясь, оценивая меня как на прочность, так и на вкусовые качества.

Поскольку впереди тянулось заболоченное русло бывшей речки, перейти которое незаметно и беззвучно вряд ли бы кто смог, больше внимания я отдавал боковым и заднему секторам обзора. Но мне казалось, что даже из грязной болотной жижи за мной кто-то постоянно наблюдает. Возможно, это и впрямь была сама Зона с ее разумной Ноосферой или чем-то там подобным, а скорее всего, я просто «накрутил» себя донельзя. Не забывая притом крутиться и вполне буквально: направо, назад, налево… налево, назад, направо… Взгляд вперед и опять — направо, назад, налево… налево, назад, направо…

Вскоре я уже начал откровенно думать о том, что сражаться в открытом, пусть и реально смертельном бою куда легче психологически, чем ожидать нападения неведомых и невидимых врагов.

Мой отец любил повторять: «Ждать и догонять — хуже всего». Не знаю, лично я с большим удовольствием бросился бы сейчас догонять своих спутников, чем ждать их возвращения.

Иногда я поднимал глаза к небу. Разумеется, я не ожидал оттуда сошествия ангелов-хранителей или еще какой религиозной мракобесии, но мне очень хотелось увидеть хоть один лучик солнца, чтобы взбодриться, получить хотя бы небольшой заряд надежды. Но и в этой малости мне было отказано — небо хмурилось, клокотало угрюмыми тучами, изредка даже поблескивало молниями. Хорошо еще, что не было дождя — пришлось бы ко всем прочим невзгодам еще и мокнуть, ведь укрыться от непогоды значило бы для меня не выполнить Серегино задание, а я твердо решил теперь не попадать в ситуации, не делать ничего такого, что могло бы опять заставить брата сорваться на меня. И, напротив, делать все, что он требует и уж тем более просит.

Я посмотрел направо, назад, налево… Затем налево, назад, направо… Повернулся и посмотрел вперед… И увидел это. Точнее, этого — сутулого, громадного бородатого мужика. Вернее, это я лишь сначала принял его за мужика, даже сказал ему: «Здрасьте!» Но буквально сразу я понял, что никакой это не мужик. И вовсе не бородатый. То, что я принял за бороду, оказалось щупальцами вокруг рта этого кошмарного гиганта. И он был мало того что огромен — он был еще ужасно, отвратительно уродлив! Серая морщинистая кожа, лысая голова, острые длинные когти на длинных скрюченных пальцах… Но щупальца — это вообще нечто!.. Они лениво извивались, словно толстые черви, и мне казалось, что каждое из них смотрит на меня и ждет момента, когда оно сможет впиться в мое тело и высосать из меня кровь. Как выяснилось позже, я был в своих подозрениях недалек от истины, хотя в тот момент всего этого я, разумеется, не знал.

Чудовище внезапно исчезло. Вот только что стояло шагах в пяти от вездехода, на самой кромке между твердой почвой и болотной жижей, а в следующее мгновение его не стало. Ладно бы я в этот момент моргнул, так нет же — пялился на него во все глаза, едва сдерживая рвотные позывы.

Я в ужасе заозирался. Что это было? Неужто очередной фокус Зоны — извращенная шутка в виде морока или галлюцинации?.. Хорошо бы, кабы так!.. Так нет же — тварь возникла снова, вмиг будто соткавшись из воздуха возле самой водительской дверцы. Я дернул в ту сторону пулемет, пытаясь опустить ствол, но для поворота вниз на такой острый угол турель не была рассчитана.

А гигант между тем резко толкнул дверь, отчего вездеход (сколько он весил: три, четыре, пять тонн?) ощутимо дрогнул. Вероятно, чудище полагало, что дверца открывается внутрь, и это его заблуждение подарило мне те две-три секунды, за которые я успел сползти вниз и схватить лежавший на сиденье автомат. Я передернул затвор и нацелил «калаш» на дверь. Руки мои немилосердно тряслись, сердце бухало в груди тревожной колотушкой, но промазать с полутора метров по такой огромной цели я бы в любом случае не мог. И не промазал. Когда тошнотворный громила сообразил, как открывается дверца и рванул ее на себя, едва не выдернув вместе с петлями, я нажал на спусковой крючок и не отпускал его до тех пор, пока не понял, что выпускаю пули уже в белый свет.

Меня колотило почти так же, как до этого автомат. В кабине тошнотворно воняло сгоревшим порохом, и меня бы наверняка вывернуло, если бы дикий животный страх не взял верх над всеми иными ощущениями и чувствами. Скорее инстинктивно, чем осмысленно, я дотянулся до распахнутой дверцы и захлопнул ее. Вернее, попытался захлопнуть, но дверь от действий чудовища перекосило и сделать этого не получилось.

Тогда я вскарабкался на возвышение для пулеметчика и выглянул в люк. Твари нигде не было видно. Это не успокоило меня, а наоборот — испугало. Я не верил, что чудовище просто так отказалось от планов полакомиться мною. То, что я его не убил, также было очевидно — по причине отсутствия трупа. А еще я теперь знал, что каким-то образом эта огромная гадина умеет становиться невидимой, и, вполне возможно, опять подбирается сейчас к двери, распахнув которую, легко схватит меня за ноги и вытащит наружу, как рапана из раковины.

Автомат был сейчас со мной. Я склонился к самому краю крыши и выпустил строго вниз вдоль дверцы короткую очередь. Затем проделал то же самое с другой стороны.

Я прислушался. Нет, никаких стонов и каких-либо еще звуков, подтверждающих, что я попал в тварь, или хотя бы то, что она вообще где-то рядом, я так и не услышал. Неужели этот урод все-таки испугался и удрал?..

Только успел я об этом подумать, как вездеход тряхнуло. Затем еще и еще раз. А потом я вдруг почувствовал, что тяжеленная машина начала крениться на левый бок. Я, насколько смог далеко, лег грудью на крышу кабины и вытянул шею. Теперь я наконец увидел чудовище. Вероятно, титанические усилия, которые требовались для подъема нескольких тонн железа, отнимали у него много энергии, и ее уже не хватало на то, чтобы оставаться невидимым. А может, ее убыли поспособствовали и пули моего автомата — наверняка хоть одна из них да попала в него. Или же он просто решил, что таиться больше нет смысла. В любом случае, я его прекрасно видел, а потому вытянул в его сторону руку с автоматом и нажал на спусковой крючок.

Нет, то, что я идиот и бестолочь — в этом, конечно, Серега с Анной были правы. Неужели я настолько был уверен в своей силе, что надеялся удержать одной рукой на весу стреляющий автомат?!.. Разумеется, его у меня тут же вырвало отдачей — хорошо еще не сломало палец, — и, брякнув по гусенице, «калаш» упал чуть ли не под ноги лысой уродливой гадине.

Я, шипя от боли в ушибленном пальце, тут же схватился за пулемет, прекрасно понимая, наученный прошлым опытом, что на нужный угол его будет все равно не опустить. И тем не менее я выпустил из него очередь, надеясь на то, что грозный звук мощного оружия отпугнет тварь.

Вездеход продолжал неумолимо крениться. Мне оставалось одно — срочно выпрыгивать из него и удирать. Но именно на это и рассчитывало, видимо, чудище. И то — куда я побегу? Тем более, по своей очередной дурости оказавшийся безоружным! Запасные автоматы у нас были, но они остались в кузове. Пулемет мне с турели быстро не снять, да с такой дурой я бы потом и в люк не пролез, и стрелять, держа его на весу, я бы почти наверняка не сумел.

Так что же делать?! Ждать, пока голодный великан станет меня выковыривать из перевернутого вездехода, словно сардинку из банки?..

Я переполз на водительское сиденье, поскольку изуродованная дверь на той стороне благодаря заметному уже наклону вездехода распахнулась под своей тяжестью. Если бежать, то нужно было это делать именно через нее и немедленно, пока вездеход не лег набок. Я чуть приблизился к дверному проему, и тут моя нога зацепилась за рычаги управления.

Дикая идея вспыхнула одновременно с молнией, пронзившей мрачное небо Зоны. Не имея никаких навыков обращения не только с вездеходами, но и с обычными тракторами, я на уровне, наверное, борющихся за жизнь инстинктов каким-то образом умудрился завести мотор. А потом догадался дернуть не оба рычага, подающих движение на гусеницы, а лишь один, правый — подающий именно на ту из них, за которую поднимал вездеход уродливый силач. При этом я то ли случайно, то ли, опять же, на уровне инстинктов газанул во всю мощь.

Чей рев был громче — двигателя или чудовища, — я так и не понял. В любом случае, если кто-то из них и проиграл другому по мощности звука, то ненамного. Приподнятый край многотонной машины рухнул на землю. Меня выбросило из кресла прямо на рычаги. Затрещали ребра, клацнули зубы, боль пронзила все тело, но сознания я, к счастью, не потерял. От моего столь агрессивного воздействия на органы управления вездеход дернулся и медленно поехал вперед. Охая от боли, я кое-как сумел вернуться на водительское кресло и, взглянув в лобовое стекло, завопил от ужаса — вездеход въезжал прямо в вязкую топь. Я начал отчаянно и лихорадочно дергать за рычаги, пытаясь включить коробку передач — или что там есть в этом «тракторе» — на реверс. Но, не зная, что для этого нужно делать, да еще находясь в панике, я ничего подобного сделать не смог. Мне бы по крайней мере заглушить двигатель, но даже этого, охваченный отчаяньем и ужасом, я сделать не догадался. Точнее говоря, я попросту впал в самый настоящий ступор.

Между тем у продолжающего медленное движение вездехода начал опускаться нос. К счастью, я хотя бы сумел понять, что еще немного — и машину засосет в трясину. Со мною внутри. Может, это было бы для меня и не самым плохим выходом — точнее, исходом, — потому что за утопленный вездеход Анна и Серега меня точно убили бы, и, думаю, даже Штейн внес бы в этот процесс свою лепту; однако инстинкт самосохранения — сиюминутного, а не отсроченного — оказался сильнее логики. Но и та все же продолжала работать. Во всяком случае, я догадался выпрыгивать из тонущей машины не через дверцы — иначе все равно оказался бы в трясине, — а решил выбраться через люк и прыгать назад с крыши кузова, поскольку задняя часть вездехода продолжала пока цепляться гусеницами за твердую почву.

Едва я высунулся в люк по пояс, началось нечто странное: нос вездехода стал вдруг задираться кверху. Сначала я подумал, что от паники начинаю терять ориентацию в пространстве. Ведь если что-то тонет, то оно никак не будет при этом двигаться вверх. А вездеход именно это и делал. От непонимания происходящего я застрял в люке, позабыв о том, что еще пару мгновений назад собирался срочно покидать «тонущее судно».

Теперь у меня создалось впечатление, что вездеход что-то выталкивает снизу. Но что могло толкать его из болота? А может, содрогнулся от страшной догадки я, это делает не «что-то», а «кто-то»?!.. Может, лысое чудище с бородой из щупальцев вовсе не погибло под гусеницей вездехода, как я понадеялся, а продолжает с ним свои тяжелоатлетические упражнения? Но почему же тогда оно не вязнет в трясине? Или же здесь для него достаточно мелко?..

Я, насколько смог, перегнулся вперед, но крыша кабины мешала мне заглянуть непосредственно под гусеницы, и того, что — или кто — их поднимает, я увидеть не смог. Не смог в тот момент. Но не успел я еще собраться с новыми мыслями, как увидел впереди, метрах в пяти от носа вездехода, поднимающийся из болотины купол. Вернее, так мне показалось сначала. Я даже подумал, что из трясины поднимается некий аппарат, что-то вроде подводной лодки. Разумеется, это было откровенно идиотской идеей, но именно такая ассоциация пришла тогда в мой мозг первой. Но когда «купол» приподнялся повыше, я понял, что это всего-навсего пузырь. Правда, размер этого «всего-навсего» даже по самым скромным прикидкам вряд ли был меньше десяти метров в диаметре. А еще пузырь оказался очень красивым. Он переливался всеми цветами радуги в постоянно меняющихся сочетаниях, отчего сразу напомнил мне своих «младших сородичей» — обычные мыльные пузыри.

Я знал, что из болот выходит в атмосферу так называемый «болотный газ»: пропан, бутан, метан — не помню точно, но мы это даже проходили в школе. Однако я был абсолютно уверен, что такие гигантские пузыри этот газ никак не мог образовывать. Отсюда несложно было сделать вывод, что передо мной не что иное, как очередная аномалия Зоны. А сделав такой вывод, я с предельной ясностью осознал, что еще мгновение-другое, и оболочка «мыльного пузыря» не выдержит веса вездехода, прорвется, и тогда… Что именно произойдет тогда, мне вовсе не хотелось узнавать. И я сделал единственное, что мог сделать в той ситуации, — схватился за пулемет и надавил на спусковой крючок.

В следующий миг я разом ослеп, оглох и ощутил такой удар, что был стопроцентно уверен: я развалился на части. А еще через миг я почувствовал невесомость, что лишь подтвердило мою уверенность в собственной гибели — обидно лишь было осознавать, что марксистско-ленинское учение оказалось ложным, отрицая существование души. Впрочем, что я тогда осознавал? До того ли мне было? Неужели я что-то мог соображать и анализировать в те недолгие мгновения полета? Не знаю. Возможно, и мог. Вероятно, как это порой рассказывают в различных антинаучных байках, время тогда для меня растянулось, и те самые мгновения воспринимались моим нокаутированным разумом несколько иначе.

Как бы то ни было, в момент удара о землю зрение ненадолго вернулось ко мне, и последнее, что я запомнил перед тем как окончательно погрузиться во тьму, была лежащая возле моего лица оторванная голова лысого гиганта, агонизирующие щупальца которой, извиваясь и подергиваясь, изо всех сил пытались дотянуться до меня.




Глава шестнадцатая

Смерть сталкера, рождение сталкера


— Федька!.. Фёдор! Что с тобой? Ты жив?! — Голос брата долетал до меня словно сквозь толстый слой ваты.

Я хотел ответить ему, что, конечно же, нет, что невозможно оставаться живым, будучи разорванным на кусочки. Но сказать я ничего не смог. И то, как бы я это сделал, если мои легкие — или что там от них осталось — отделяли от гортани десятки метров?

Странным, правда, было то, что я продолжал ощущать боль во всех растерзанных частях моего тела. Или это была… как ее там?.. фантомная боль?.. Но разве душа может воспринимать в принципе какие-либо ощущения бывшей своей физической оболочки?

Я попробовал открыть глаза. В конце-то концов, подумал я, душа ведь тоже должна что-то видеть. Иначе я категорически против такой «жизни после смерти» — неподвижной, слепой, да еще и наполненной болью. Причем вечной болью. Это что же получается, я попал в ад? Когда же я успел так нагрешить?.. Вероятно, уже здесь, в Зоне… Ах, да, действительно, я ведь убил этого гада Мурзилку…

Мне стало ужасно обидно, что из-за какого-то бессовестного негодяя я должен теперь испытывать вечные муки. Настолько обидно, что я застонал и открыл глаза. Правда, я тут же вновь захлопнул веки от резанувшего по глазам света и головокружительной мутной карусели, саданувшей по мозгам острой болью. Вроде бы я успел заметить в этой яркой мути склонившееся надо мной грязное лицо двоюродного брата.

И точно, я опять услышал его голос, тревожный и радостный одновременно:

— Живой!.. Анна, сюда, быстро! Федька жив! Вколи ему что-нибудь срочно!..

На какое-то время я вновь провалился в беспамятство. А когда очнулся снова, с удивлением осознал, что, оказывается, вовсе не умер. Мало того, я понял, что по-прежнему представляю собой единое целое. Очень болезненное, но единое. Правда, следующей моей мыслью было вспыхнувшее в мозгу сомнение: так ли уж я цел, как мне представилось? Вдруг не хватает руки, ноги, или еще какой отнюдь не лишней для моего молодого организма детали?.. Невзирая на боль, опасаясь открыть глаза, я принялся лихорадочно ощупывать себя. Вроде как все было на месте. Правда, до ног ниже колен я дотянуться не смог. Пришлось все же раскрыть глаза и приподнять голову. Я увидел мои родненькие ножки и, застонав и от боли, и от радости вместе, опять уронил ее на землю.

— Что? Что такое? — засуетился сидящий возле меня на корточках Серега.

Я хотел было пожаловаться брату на боль, но вспомнил вдруг то, от чего эта боль показалась мне такой ерундой, такой мелочью, что она и впрямь почти что исчезла. Крепко зажмурившись, я простонал:

— Я… утопил вездеход…

Я ожидал всего чего угодно — крика, обидной ругани, даже ударов, но только не того, что услышал:

— Чей?.. — изумленно спросил брат. — На тебя напал кто-то еще, кроме этой раздавленной твари?..

— Эта тварь, — сказал я, — когда на меня напала, еще не была раздавленной. А вездеход я утопил наш.

— Не наговаривай на себя, — услышал я голос подошедшего Штейна. — Тебе это, видимо, привиделось, когда ты был без сознания. Вездеход на месте. Правда, я никак не могу взять в толк, каким образом ты так его умудрился изгваздать?.. По болоту, что ли, на нем гонял? Так он вроде для этого не предназначен…

Окончательно забыв от изумления про боль (скорее всего, подействовали и введенные Анной лекарства), я резко сел и огляделся. Вездеход и впрямь стоял на том самом месте, где его остановил Штейн. И он действительно был грязен. Полностью, «с головы до пят» он был облит подсыхающей уже болотной жижей. Этой же грязью, впрочем, было залито и все остальное вокруг, на что сразу указал и Серега:

— Посмотри, изгвазданный не только вездеход. Вряд ли такое было Федьке под силу.

— Может, прошел какой-нибудь локальный грязевой дождь?.. — высказал предположение ученый. — Хоть я о подобном и не слышал, но от Зоны всего можно ожидать.

Я уже собрался с духом, чтобы рассказать все, что тут случилось, догадавшись, что вездеход столь удачно выбросило из болота силой взрыва, как Штейн спросил вдруг:

— А кто убил кровососа? Те же, кто избил тебя? Странно, что они не тронули вездеход… Дядя Фёдор, кто это был? Куда они подевались?

Он стал настороженно оглядываться, а я, в свою очередь, спросил у него:

— Кровосос — это то самое чучело с щупальцами вокруг рта? Он что, действительно кровь сосет? Ими?..

Ученый перестал озираться и кивнул:

— Ими и сосет. Действительно. Причем так, что от людей потом лишь кожаные мешочки остаются с костями внутри.

— А!.. — сказал я. — Тогда это я его убил.

— Дядя Фёдор, — с укоризной посмотрел на меня Штейн, — ты, конечно, хороший парень, и я прекрасно понимаю, что тебе хочется реабилитироваться перед нами за прошлые… г-мм… прегрешения, но все-таки, знаешь ли, лгать нехорошо. Тем более когда эта ложь очевидна. Так ты… э-э-э… дискредитируешь себя еще больше.

Я аж подскочил.

— Где это я солгал?!

— Ты не мог убить кровососа. Прости, для такого новичка, каким являешься ты, это попросту нереально. С ним справится далеко не каждый даже самый опытный сталкер. Признаюсь откровенно, лично я справлюсь вряд ли. Мало того, что эта тварь чрезвычайно сильна и живуча, так она еще умеет становиться невидимой. Я скорее поверю, что ты и впрямь искупал в болоте вездеход, не утопив его при этом, чем что ты в одиночку справился с кровососом.

— Я убил кровососа, — отчеканил я дрожащим от обиды голосом. — И я в самом деле искупал в болоте вездеход. Можете не верить, но я сделал это. Если хотите, могу рассказать как. Но мне бы тоже хотелось, чтобы вы рассказали, чем закончилось дело у вас. Вы нашли Вентилятора? И где Анна? — закрутил я головой. — Она же вроде была здесь… Или мне это показалось в бреду?.. Неужели она… — Я внезапно почувствовал пробежавший меж лопатками холод. Никогда бы не подумал, что смогу так беспокоиться за эту девчонку.

— Анна в порядке, — сухо сказал Сергей. — Она в вездеходе, занимается Вентилятором, он тяжело ранен. Так что у нас пока есть немного времени, чтобы послушать тебя. И я очень надеюсь, что твой рассказ будет правдивым.

— Хорошо, — кивнул я. — Только можно я сяду?.. Голова что-то кружится…

На самом деле у меня не только закружилась голова, но и ко мне опять стала возвращаться боль. Казалось, что и впрямь болит все тело. Впрочем, учитывая силу взрыва и то, что пролетел я, прежде чем грохнуться о землю, не менее двух десятков метров, удивительно, что я не только остался жив, но даже, судя по всему, ничего себе особо не сломал. Разве что ребра, которые и впрямь ныли больнее всего, так и те скорее не от взрыва, а от удара о рычаги.

Серега заметно смутился. Видимо и впрямь в горячке забыл, как я только что валялся перед ним «бездыханный».

— Конечно, конечно садись! — запрыгал он вокруг меня. — Чего ты вообще вскочил-то?

— Вскочишь тут, — буркнул я, опускаясь на землю, — когда тебя лжецом ни за что обзывают…

— Я не обзывал! — вскинулся Штейн. — Но это и впрямь невоз…

— Погоди, — оборвал его Сергей. — Пускай сначала расскажет. Выводы будем делать после.

И я рассказал. Абсолютно все и исключительно так, как оно было на самом деле, не сглаживая и не приукрашивая даже те моменты, где я вел себя, откровенно говоря, не лучшим образом. По-моему, я, и сам не заметив как и когда, дал себе новый обет: всегда теперь говорить только правду.

Когда я замолчал, тишину никто не прерывал еще, наверное, с минуту. Но по выражению Серегиного лица я видел, что он мне поверил. Лицо же ученого выражало более противоречивые чувства.

— «Мыльный пузырь»… — первым нарушил он затянувшееся молчание. — Что-то я не слышал о такой аномалии… — В голосе ученого сквозило явное недоверие.

— А ты их знаешь все досконально? — хмыкнул Сергей. — Ты же сам только что говорил, что от Зоны всего можно ожидать.

— Так-то оно конечно… — заскреб в затылке Штейн.

Серега снова хмыкнул.

— У нас в сорок пятом воевал один старшина из-под Полтавы, Катков Николай Николаевич. В годах уже был мужчина, мы его Дедом звали. Тоже вот так выражаться любил. Говорил: «Так-то оно конечно, а случись какое дело — вот-те и пожалуйста!..» И я думаю, дело-то как раз и случилось. Именно то, о каком рассказал Федька. Лично я склонен ему верить.

— Пожалуй, так и не соврешь, — осторожно улыбнулся ученый.

— Вот и ладно, — сказал Серега и посмотрел на меня с непонятным выражением в глазах. — Поздравляю, братишка, теперь и ты стал настоящим сталкером. Держать так и дальше!

Честно признаться, у меня от этих слов даже в глазах защипало и ком встал в горле. Я снова вскочил и чуть было не выпалил «Служу Советскому Союзу!», но вовремя вспомнил, что никакого Союза больше нет, да и вообще подобное выглядело бы сейчас очень глупо. Поэтому я быстро нашелся и сказал:

— А теперь вы расскажите, как у вас все прошло.

— Да прошло вот… — выдавил и поморщился брат. — И поспели вовремя, и силы оказались равными, а Вентилятора не уберегли…

Серега снова поморщился. Насколько я успел его узнать, в случившемся он винил в первую очередь себя. Но, судя по его рассказу, виной всему был всего лишь случай.

А рассказал Сергей вот что. Поскольку дорогу он уже перед этим разведал, двигалась группа довольно быстро. Правда, чтобы не навести на след возможную погоню, Серега потратил несколько лишних минут на то, чтобы перед выходом к дороге сделать небольшой крюк. Но они все равно успели вовремя — только залегли, чтобы осмотреться, как из ворот заброшенного завода вышли пять человек. В бинокль брат хорошо рассмотрел, что четверо из них, с автоматами в руках, вели перед собой пятого, безоружного. Серега передал бинокль Анне, и та подтвердила, что этим пятым был ее знакомый, Вентилятор, а в четверке его конвоиров она признала членов группировки «Свобода».

Люди двигались прямо в их сторону, поэтому Сергей велел своим подопечным лежать тихо и ничего не предпринимать без его команды. Он рассчитывал, что когда группа минует их, можно будет легко напасть на «свободовцев» сзади и, возможно, даже обойтись без перестрелки. Так бы все, вероятно, и вышло, но тот самый «его величество случай» спутал все планы моего двоюродного брата. Когда идущего впереди Вентилятора отделяло от них уже всего шагов десять, тот вдруг метнулся с дороги и ломанул напрямик к заболоченной речке. На что рассчитывал сталкер из Питера — непонятно. Укрыться от преследователей там все равно было негде, в лучшем случае он бы увяз и утонул в трясине. Хотя еще и спорно, что лучше — погибнуть от пули или захлебнуться вонючей грязной жижей.

Но Вентилятор побежал, а его конвоиры, не задумываясь, начали дружно стрелять ему вдогонку. Сергей даже не успел дать команду открыть огонь, как по «свободовцам» начала палить Анна. Не ожидавшие нападения люди посыпались точно кегли — промахнуться с такого расстояния опытная сталкерша не могла. Никто из «свободовцев» не сумел даже выстрелить в ответ, с ними все было кончено. Но и Вентилятору досталось очень сильно — две пули вошли в спину, одна застряла в бедре.

Назад питерского сталкера пришлось нести на себе. Хоть погони сразу и не было — на заводе если и услышали выстрелы, то приняли их, вероятно, за звуки планируемого расстрела, — Сергей понимал, что рано или поздно пропавшую четверку людей их товарищи хватятся, поэтому он снова использовал хитрости из своего арсенала фронтового разведчика и сделал так, чтобы преследователи остались уверены: неизвестные пришли по дороге, с юга.

Как только брат закончил свое повествование, я сразу спросил:

— А за что Вентилятора собирались расстрелять, он рассказал вам?

— Он почти сразу потерял сознание, — нахмурился Серега. — Сказал лишь, что его заставляли вступить в группировку. Мол, это и подразумевалось, когда кто-то из них обещал устроить ему экскурсию по Темной долине. А Вентилятор их, мягко говоря, послал. И, вероятно, не только словами. Ну, те и обиделись… К тому же приняли его за шпиона «Долга», или просто нашли таким образом себе оправдание, ведь с «долговцами» у «свободовцев» издавна открытая война.

— А танк?.. Он рассказал вам, где находится танк?

Брат посмурнел еще больше.

— Не успел. Одна надежда, что Анне удастся его привести в сознание.

Будто услышав его слова, из кузова вездехода вышла Анна. Девчонка была перепачкана в крови, а лицо было искажено такой гримасой страдания, что нам сразу все стало ясно.

И все-таки Серега спросил:

— Умер?..

Девчонка кивнула и резко отвернулась, наверняка пряча от нас брызнувшие слезы. Штейн дернулся было к ней, но брат жестом остановил ученого: пускай, дескать, выплачется. А потом негромко сказал:

— Надо бы похоронить мужика. Есть чем копать?

— Под сиденьями в кузове есть пара лопат, — кивнул Штейн. — Сейчас принесу.

Он деликатно обошел стороной плачущую девчонку, забрался в кузов и вынес оттуда ломик и пару лопат — штыковую и совковую.

Я, покряхтывая, поднялся. Боль то ли стала чуть тише, то ли я к ней уже попривык.

— Лежи! Куда вскочил? — прикрикнул на меня Серега, но я отмахнулся, подошел к Штейну и взял у него ломик.

— Не геройствуй, — проворчал брат. Но настаивать на том, чтобы я лег, не стал, сказал лишь: — Возьми уж тогда совковую лопату, будешь землю после лома откидывать.

Он отобрал у меня ломик и пошел выбирать место для могилки. Остановился возле кустов, поплевал на ладони и начал, хэкая, долбить ломом землю. Мы со Штейном направились к нему и тоже стали копать.

Хоть почва оказалась и довольно мягкой, копали мы долго — думаю, не меньше часа. Что удивительно, тяжелый физический труд пошел мне на пользу — теперь больше болели мышцы рук, которые, говоря откровенно, отвыкли работать подобным образом. Да что там отвыкли — они, почитай, за все мои девятнадцать лет ни разу так интенсивно и долго не трудились.

Выкопав могилу, мы подошли к Анне, которая что-то делала с двумя палками, которые, видимо, только что вырубила. Приглядевшись, я увидел, что она связывает их проволокой в виде креста. Более короткая палка была стесана посередине и там, на белом ровном дереве, виднелось уже вырезанное ножом: «Вентилятор». Только тогда до меня дошло, что Анна и делала не что иное, как крест для могилки.

— Зачем крест? — вырвалось у меня. — Лучше бы звездочку!..

— Нарисуй ее себе на… — буркнула девчонка, не закончив, впрочем, начатой фразы.

— Дядя Фёдор, не мешай, — дотронулся до моего плеча Штейн. — Она все правильно делает.

Я решил не спорить. Не столько потому, что признал их правоту, сколько из-за того, что понял: звезду из палок все равно не сделаешь, а оставлять могилу безо всего тоже было бы как-то не по-людски.

Серега забрался в кузов и вынес оттуда окровавленное тело Вентилятора. Я посмотрел на своего земляка с искренней жалостью. Это на самом деле был уже мужчина в годах — довольно крупный, с мясистым носом, с начинающими редеть темными, зачесанными назад волосами.

А ведь на самом-то деле он моложе меня, подумал вдруг я. Мысль же, пришедшая следом, и вовсе заставила меня вздрогнуть: этот мужчина вполне мог быть моим сыном!..

Признаюсь, кожа у меня мгновенно покрылась мурашками. Мне вспомнилось, что Анна называла его настоящую фамилию, но она давно вылетела у меня из головы. Впрочем, если бы это была моя фамилия, я бы сей факт, конечно, запомнил. Тем не менее я спросил, превозмогая свою неприязнь:

— Ань, как, ты говорила, его фамилия?..

— В Зоне фамилии ни к чему, — буркнула девушка.

— И все же, — настойчиво попросил я.

— Чеботарев. Михаил Чеботарев. Но здесь он навсегда останется Вентилятором.

У меня слегка отлегло от души. Впрочем, мне тут же стало за это стыдно. Ведь мой земляк из будущего все равно был чьим-то сыном, а может, он и сам был чьим-то отцом… Да и вообще, он был человеком — хорошим человеком, если верить Анне. А почему мне ей, собственно, не верить? То, что мы с ней питали друг к другу неприязнь, по большому-то счету ничего ведь в ней не меняло.

— Пусть земля будет ему пухом, — выдавил я, удивляясь себе все больше и больше. Ничего подобного раньше я ни за что бы и не подумал сказать.

— Погоди, еще не закопали, — сказала Анна. Но в ее голосе я услышал такие нотки, какие в мой адрес никогда еще не звучали из уст этой девчонки. А потом она подняла на меня покрасневшие заплаканные глаза и спросила вдруг: — Это ты убил кровососа?

Я был почти уверен, что уж если Штейн мне не сразу поверил, то Анна не поверит тем более. Но оправдываться или, тем более, что-то выдумывать я не собирался. Поэтому, ожидая услышать презрительную, обвиняющую в обмане колкость, я все же кивнул.

— Молодец, сталкер, — сухо обронила девчонка.

Я не сразу поверил своим ушам. Но в обращенных ко мне глазах Анны я не увидел ни обычного пренебрежения, ни усмешки, ни малейшей тени недоверия. Напротив, в них промелькнуло то, чего я не ожидал от нашей наставницы по отношению ко мне никогда, — уважение. Правда, девушка сразу отвернулась, но мне хватило и того мимолетного мгновения, чтобы почувствовать себя почти счастливым. Почти — потому что мой взгляд тут же наткнулся на сделанный Анной крест и я вспомнил о погибшем Вентиляторе.

Мне подумалось, что я как будто бы стал его преемником: один сталкер умер, а другой вот родился. Ну почему так бывает, что очень хорошее и очень плохое зачастую идут вместе?!..




Глава семнадцатая

Спасение утопающих


С Вентилятора мы, разумеется, не стали снимать ничего из одежды. Нам, в общем-то, ничего не было нужно, да ни у кого из нас все равно бы не поднялась на это рука. Но уже перед тем как опускать тело в могилу, Анна опомнилась и приподняла рукав куртки погибшего сталкера. На запястье Вентилятора, как и у нее самой, был надет КПК.

— Он ему там точно не понадобится, — глухо произнесла девушка и сняла с мертвой руки прибор.

Мы забросали яму землей в полном молчании. Так же молча постояли потом над печальным холмиком и побрели к вездеходу. И лишь когда подошли к испачканной высохшей уже грязью гусеничной машине, Штейн вдруг спросил:

— И куда мы теперь?..

Сергей бросил вопросительный взгляд на Анну, но, увидев, что та никак на это не отреагировала, спросил:

— Он успел рассказать о танке?

Девчонка помотала головой. А потом вскинулась вдруг, вышла из минорного ступора и защелкала кнопками Вентиляторова КПК. Через пару минут лицо ее озарилось.

— Он сделал!.. — воскликнула она. — Он нарисовал план! Просто не успел мне отправить… — Анна поднесла прибор ближе к глазам, и те стали вдруг округляться, а брови поползли вверх. — Вы не поверите!..

Девушка оторвала изумленный взгляд от КПК и посмотрела сначала на Сергея, а потом на меня.

— Что?.. — синхронно шагнули мы к ней с братом.

— Угадайте, где находится танк!..

— За пределами Зоны?.. — нахмурился Серега. Мне показалось, что он продолжал винить себя в случившемся с Вентилятором и, похоже, от всего ожидал теперь самого худшего.

Зато я догадался сразу. Сам не знаю, как это у меня вышло.

— В том лесу, где ты с нами встретилась! — выпалил я.

— Именно!.. — одарила меня девушка еще одним уважительным взглядом. — Представляете, как обидно?

— Что же тут обидного? — сказал брат. — Наоборот, хорошо. И места нам уже знакомые, и, как я понимаю, это не слишком далеко отсюда.

— Обидно то, что мы уже были там! Могли бы не терять понапрасну столько времени и сил.

— Тут ты неправа, — помотал головой Серега. — Что толку из того, что мы там были, если мы тогда все равно не знали ничего? Даже если бы мы наткнулись на этот танк, даже если бы я его вдруг узнал… Ну и что? У меня и мысли бы не было связать как-то эту ржавую железяку с возможностью нашего возвращения домой. Это ведь только благодаря им, — кивнул он на Штейна, — у нас появилась такая надежда. И потом, в той одежде, безоружные, много бы мы там набродили в поисках бункера — того самого «Клина», о котором, опять же, тогда и не догадывались.

— Мы и сейчас ни в чем полностью не уверены, — свела брови Анна.

— Но мы ведь знаем теперь, где находится танк, вот и поехали к нему, — сказал Серега. — По прямой тут, наверное, совсем ничего.

— Не забывай, что в Зоне не стоить мерить расстояние километрами. По прямой может получиться гораздо дольше, чем в объезд. А можно и вообще не доехать. Тем более здесь, в Темной долине.

— Ты предлагаешь поехать в объезд?

— Не предлагаю. Я не уверена, что сейчас это безопасно. «Свободовцы» наверняка уже хватились своих и нашли трупы. А это значит, что в ближайшее время они будут шнырять повсюду и докапываться до всех подряд.

— Так о чем мы тогда спорим? — развел руками Сергей. — Поедем напрямик. Не спеша, аккуратно… Все-таки в вездеходе — не в джипе, и уж тем более не пешком. Доедем.

Тут в разговор вмешался и Штейн.

— Доедем, конечно. Но ехать и правда желательно не торопясь и осторожно. Мутанты нам в вездеходе и впрямь, думаю, не опасны, а вот что касается аномалий…

— Да уж!.. — передернул я плечами, вспомнив свое недавнее знакомство с «мыльным пузырем».

— Ладно, — подумав еще немного, подвела итог наша командирша, — едем напрямик. Садимся так же: я в кабину — буду ориентироваться по КПК Вентилятора, Матрос с Дядей Фёдором в кузов.

— Перед тем как ехать, предлагаю перекусить, — сказал Серега. — Неизвестно, когда нам еще представится такая возможность. А день между тем уже к вечеру покатился.

— Вот именно, — нахмурилась Анна. — Из-за всяких перекусов как бы в Темной долине не заночевать. Не больно-то это весело, между нами, девочками.

— Перекус — это тоже важное дело, — возразил Сергей. — Как говорится, война войной, а обед — по расписанию.

— Ну, ешьте, только побыстрей, — досадливо поморщилась девчонка. — Я не хочу.

— А не все по охотке делается, — строго сказал брат. — Поесть нужно всем обязательно.

— Ладно, — буркнула Анна. И повторила: — Только быстро.

Поели мы и в самом деле быстро. Никаких, разумеется, костров — две банки тушенки на всех, бутерброды с колбасой, запили водой из пластиковых бутылок, которую предусмотрительно захватил со своей базы Штейн.

А вот потом я почувствовал, что организм требует и противоположного питью действия. Причем требует довольно настойчиво. Откровенно говоря, я почувствовал легкую панику. Во-первых, мне было неловко говорить об этом при Анне. Во-вторых, я был почти уверен, что она обязательно прокомментирует это в своей манере, и начавшиеся складываться между нами нормальные отношения снова сойдут на нет. И наконец, в-третьих, я и на самом деле уже опасался попасть в очередную передрягу — Зона, по-моему, только и ждала, чтобы застать меня за подобным действом и сыграть очередную жестокую шутку.

Выручила меня, как ни странно, сама Анна. Впрочем, что же тут странного? Мне следовало помнить, что все мы люди, и физиологические потребности у всех у нас, в общем-то, одинаковые.

Смутившись и даже слегка покраснев, Анна сказала:

— Ну что, теперь перед дорожкой не мешало бы по кустикам, а? Мальчики направо, девочки налево…

— Никаких кустиков, — возразил Серега. — Тебе ли не знать, чем это чревато? Вот, эту поляну мы уже как следует вытоптали, аномалий здесь точно нет, поэтому здесь и будем… г-м-мм… оправляться. Мальчики по одну сторону вездехода, девочки по другую.

— Тогда идите на свою сторону и не появляйтесь, пока я не позову. Я в вездеходе комбинезон сниму, мне в нем, сами понимаете…

Мы с ученым и братом зашли за вездеход и приступили, что называется, к процессу. Я управился первым и только успел застегнуть комбинезон, как услышал истошный девичий крик. С автоматом я теперь не расставался, поэтому, передернув затвор, я тут же метнулся на другую сторону вездехода.

То, что я увидел, заставило встать мои волосы дыбом. По-моему, я тоже невольно заорал, потому что сначала мне показалось, что у нашей Анны кто-то по пояс откусил нижнюю часть тела. А верхняя половина девчонки стояла в трех-четырех метрах передо мной и уже не кричала, а лишь, постанывая, жутко гримасничала. Анна была в одном только лифчике, но в тот момент я вообще не обратил внимания, одета она или нет. Зато быстро заметил, что вокруг нее нет крови, без которой, случись с ней на самом деле то, что мне подумалось сразу, никак бы не обошлось. И тогда я наконец-то понял, что ничего у девушки не откушено — просто она почему-то провалилась по пояс под землю. Мало того — она и продолжала проваливаться буквально у меня на глазах.

Моя оторопь тут же прошла, и я бросился к Анне. Но она завопила вдруг:

— Не приближайся! Тебя засосет тоже!..

Я замер. Но всего на мгновение, не больше. Поскольку автомат был у меня в руках, я стал тыкать его стволом землю перед собой. Твердо — шажок; снова твердо — еще шажок. А потом ствол вдруг резко ушел вниз — так, что я едва не потерял равновесие.

Я вытянул к Анне руку, хотя и без того видел, что ни за что до нее не дотянусь. Тогда, держась за самый кончик автоматного ствола, я протянул ей «калаш». Вернее, хотел протянуть, но удержать на вытянутой руке тяжелый автомат у меня не хватило силенок. Мне бы, дураку, отцепить хотя бы магазин — все стало бы легче! Но, как говорится, умная мысля приходит опосля. Короче говоря, «калашников» упал между мной и Анной и тут же погрузился в ставшую похожей на кисель почву. Нет, внешне она оставалась почти такой же, что и обычно, разве что покрылась едва заметным серебристым налетом, но свойства у нее стали примерно такими же, что и у желе, или, по крайней мере, как у некоего очень сыпучего порошка.

Но разбираться в этих идиотских свойствах ненормальной почвы мне было недосуг. Анну продолжало засасывать — теперь она оказалась уже по грудь под землей. Я обернулся, в надежде найти какую-нибудь палку, и тут мой взгляд наткнулся на крест, сделанный Анной и установленный на могиле Вентилятора. Те двадцать-тридцать метров, отделяющих меня от креста, я преодолел, как мне показалось, одним мгновенным рывком, побив, наверное, мировой рекорд по бегу на сверхкороткие дистанции. И вырвал я этот крест так, словно это была всего лишь воткнутая в песок ветка. Когда я мчался назад, то увидел, как Серега влетел в кузов вездехода — в надежде, наверное, тоже найти какое-нибудь средство спасения, а Штейн все еще боролся за вездеходом с застежками своего несомненно качественного, но весьма неприспособленного для быстрого расстегивания-застегивания научного комбинезона.

Подбежав к тонущей Анне, я с ужасом увидел, что девчонка увязла почти по плечи. Еще немного — и она не сможет двигать руками! А это все, конец, надежд на ее спасение тогда попросту не останется!..

И я протянул ей крест. Девушка ухватилась за него сначала одной рукой, потом сумела каким-то образом извернуться и дотянуться также и другой.

— Держись крепче! — крикнул я и потянул на себя шест.

Сначала мне показалось, что все идет просто замечательно, и я вытяну Анну почти без труда. Во всяком случае, пока над поверхностью не показалась грудь девушки, тянуть было довольно легко. Но чем большая часть тела высвобождалась из зыбучего плена, тем тяжелее мне становилось справляться. Это выглядело так же, как если бы я доставал Анну из-под воды. Ведь под водой из-за выталкивающей силы тело весит меньше, а стоит ему оказаться снаружи, как к нему возвращается прежний вес. Но то под водой! Здесь же была всего лишь земля. Впрочем, как я уже говорил, свойства у этой земли были совершенно странными — кто знает, может, они и впрямь были схожи со свойствами жидкости.

Как бы то ни было, я скоро понял, что еще немного — и я не удержу в руках крест. Поэтому я совершенно машинально сделал то, что ни в коем случае делать не следовало — перехватился чуть ближе к крестовине. А для этого я сделал вперед один шаг. Всего лишь один маленький шажочек, но его оказалось достаточно, чтобы я тут же провалился в зыбкую почву почти сразу по пояс. Мы вскрикнули одновременно с Анной.

Но девушка к этому моменту освободилась тоже почти по пояс, и она, скорее инстинктивно, чем осознанно, повалилась в мою сторону, так что оказалась лежащей грудью на кресте. Это задержало ее погружение, и она хрипло выдохнула:

— Делай так же!..

Я понял ее и повалился вперед на свою часть креста. Теперь, вытянув друг к другу руки, мы смогли сцепиться пальцами. Однако выбраться на твердую почву это нам никак не могло помочь. Мало того, мы по-прежнему погружались в земляную зыбь, хоть и значительно медленней, чем до этого.

И тут я услышал крик брата:

— Держите! Хватайтесь!

Сверху на меня упало что-то мягкое, мне показалось сперва, что это большая ветка дерева. Но скосив глаза, я узнал остатки маскировочной сети.

— Хватайтесь! — снова заорал Серега. — Расцепите руки и хватайтесь за сетку!

Поскольку сеть была прямо перед ней, первой это сделала Анна. Оказавшись без поддержки, я невольно взмахнул руками и пальцы сами уцепились за веревки ячеек.

— Теперь держитесь что есть силы! — крикнул Сергей, а через короткое время я услышал его команду, отданную Штейну: — Готово! Газуй!

Я услышал рык вездехода, а в следующее мгновение почувствовал, как неудержимая сила потащила меня из зыбучей ловушки. Еще немного, и я ощутил, что меня поволокло уже по твердой земле. Я выпустил сетку, вскочил на ноги и помог подняться тоже успевшей выбраться из западни Анне. Мне повезло больше — я был в комбинезоне. Анну же, которая была в одном нижнем белье, успело протащить голым телом по земле, и его теперь покрывало множество царапин и ссадин. К тому же девушка была настолько грязна, что напоминала иллюстрацию из учебника истории на тему угнетения пролетариата в странах мирового империализма.

Но держалась она на удивление стойко. Заглянула мне в глаза и тихо, но твердо сказала:

— Спасибо.

Тут к нам подбежали Серега и Штейн и оттеснили от меня девушку. Брат принялся ее осторожно, словно стеклянную, отряхивать от грязи и пыли, ученый же раскрыл аптечку и начал чем-то смазывать царапины и ссадины.

— Дядя Фёдор! — нашла меня глазами «захваченная» мужиками девчонка. — Поставь на место крест, пожалуйста.

Я оглянулся на то страшное место, которое едва не стало нашей с Анной «братской» могилой. Креста там не было. Сначала я подумал, что его успело засосать, но тут мой взгляд упал на валяющуюся поблизости маскировочную сеть, и я увидел, что крест запутался в ней.

Я распутал его, отложил в сторону и полез в кузов за лопатой. Достав ее и повесив на шею ремень запасного «калаша», я поднял и взвалил на плечо крест и медленно пошел в сторону могильного холмика.

— Только будь осторожен! — крикнул мне вдогонку Сергей.

Но я и так уже был осторожен до предела. Я ступал очень-очень медленно, словно шел по минному полю, а перед тем как сделать очередной шаг, тыкал впереди лопатой.

Удивительно, но смертельная опасность, которую я только что пережил, никак не отразилась на мне эмоционально. Казалось, я должен был прыгать и вопить от радости, что остался жив, или наоборот — кататься в истерических рыданиях. Ничего подобного! Конечно, я был чертовски рад, что выжил, но все-таки куда больше меня согревала сейчас мысль, что осталась жива Анна и что помогли тому в первую очередь мои действия. Я не спасовал, я не струсил, я все же не настолько бесполезный и никчемный, как уже начинал и сам о себе думать. Но сначала кровосос, а теперь и Анна… Нет, теперь я, говоря откровенно, даже немного начал собой гордиться.

И тут, как назло, мне пришла в голову мерзкая, отвратительная мыслишка!.. Да, я прекрасно понимал, что никогда ее не озвучу, но тем не менее она меня посетила, и моя гордость к себе тут же развеялась пылью.

А подумал я о том, что беда случилась с Анной как раз в тот момент, когда девчонка делала то же самое, что и я в те два раза, когда Зона демонстрировала мне свои жестокие шутки. И теперь было бы очень и очень в тему с торжествующим сарказмом сказать Анне что-нибудь вроде «Ну что, дорогая, и кто это язвил надо мной? Может, теперь и тебе пора… это самое… на „электру“?..»

Короче говоря, настроение я себе испортил капитально. Душонка-то у меня оказалась вполне себе гаденькой…




Глава восемнадцатая

Вынужденная остановка


Когда я, водрузив на место крест, вернулся к вездеходу, возле него меня дожидалась Анна. Девушка снова была в комбинезоне, и ничего бы не напоминало о недавнем происшествии, если бы не то, как она на меня посмотрела. Я тут же отвел глаза, поскольку мне тошно было от мысли, что та благодарность, которую я прочитал в ее взгляде, предназначалась вовсе не мне… не настоящему мне, человеку с подлой душонкой, а кому-то похожему на меня лишь внешне, тому, кем мне очень хотелось, но не суждено было стать.

— Ты чего? — спросила девушка.

Ответить я не смог, лишь помотал головой.

— Понимаю, тебе тоже досталось, — поняла меня по-своему Анна. — Но я все равно хочу сказать… Во-первых, спасибо тебе… но это не главное… В общем, я хочу попросить у тебя прощения. Если можешь, прости за… за… — Она покраснела и тоже замотала головой. — Короче, ты сам теперь посылай меня… в «электру», если я вдруг опять тебе ляпну что-нибудь такое…

Я вскинулся, наверняка тоже красный как рак, порываясь признаться, что не заслуживаю ее извинений, но девчонка остановила меня твердым жестом и не менее твердо произнесла:

— Ничего не говори! Зона мне сама все сказала. Давай считать, что мы квиты, и постараемся забыть, что между нами было.

А потом Анна протянула мне ладонь и я, чувствуя, как тяжеленный камень рухнул с моих плеч, пожал ее с таким чувством, что девушка даже ойкнула.

— Прости! — выпалил я.

— Нормально, — потрясла она рукой и, улыбнувшись, подмигнула. — Но силу напрасно не трать, она еще нам пригодится.

Я улыбнулся в ответ и собрался уже лезть в кузов, как вспомнил вдруг, что так и не знаю, куда именно столь неосторожно вляпалась девушка, а следом, уже в общем-то вынужденно, и я. Спросив об этом у Анны я услышал в ответ примерно то самое, о чем уже догадался и сам.

— Это «зыбь», — сказала она. — Довольно гадкая аномалия, которая размягчает вокруг себя поверхность. Ступишь в нее — и она мгновенно вырастает раза в три больше, чем была. И неважно, какая там почва: земля, песок, хоть камни, — все становится мягким, как болотная топь. Ну, ты видел. И самое противное, что эта «зыбь» почти не видна. Если бы у меня был с собой индикатор, я бы, конечно, в эту ловушку не попала, но я, дура, оставила его вместе с комбинезоном…

— Мне показалось, — заметил я, — что эту чертову «зыбь» все-таки немного видно. На земле было что-то вроде серебристого налета.

— Молодец, разглядел, — кивнула Анна. — А я вот нет. Торопилась, хотела поскорей управиться — очень уж неловко себя в Зоне без одежды чувствую. А спешку Зона не любит. Спешка — она хороша только при…

— Я знаю, — засмеялся я, перебиваю Анну, — можешь не продолжать.

— Так мы едем или нет? — выглянул из кузова Сергей.

— Едем, — ответила Анна и, еще раз подмигнув мне, направилась в сторону кабины.

Я забрался в кузов и уселся на свое прежнее место. Затарахтел двигатель вездехода. Именно затарахтел, а не сыто заурчал, как делал это раньше. Хоть я и не был специалистом по гусеничной технике, да и по технике как таковой вообще, мне этот звук не понравился. Недовольно поморщился и Серега.

— «Мыльный пузырь», говоришь? Похоже, нашей лошадке досталось…

Только теперь я подумал, что если аномалия лопнула от моей стрельбы, когда вездеход практически наполовину был в трясине, а потом очутился на своем прежнем месте, то взрывом его, скорее всего, нехило подбросило, перевернуло в воздухе на триста шестьдесят градусов и шмякнуло о землю. Удивительно, как у него не лопнули при этом гусеницы, да и вообще, как он после такого завелся.

Между тем вездеход дернулся и медленно поехал, продолжая немилосердно при этом тарахтеть. Затем он стал поворачиваться вправо и вскоре заглох.

Мы с братом хмуро переглянулись. Если «наша лошадка» вышла из строя, здесь мы ее вряд ли починим. Значит, придется идти дальше пешком. По пересеченной, как говорится, местности. Полной, к тому же, всевозможных подлых сюрпризов и прочей мерзости и гадости.

Дверца открылась и в нее заглянул мрачный, как висящие над его головой тучи, Штейн.

— Что, накатались? — спросил Сергей.

— Почти, — выдавил ученый. — Трансмиссия дышит на ладан, действует лишь один фрикцион.

— Но ехать-то можно?

— Пока можно, но не думаю, что долго. Причем ехать придется очень медленно и поворачивать только направо.

— А если будет нужно налево?.. — ляпнул я.

— Тогда остановимся, дадим задний ход левой гусеницей, а потом снова вперед.

Я мысленно обругал себя за глупый вопрос — мог бы и сам до этого додуматься, но все равно мне стало чуточку легче на душе, что дело еще не настолько плохо, как думалось.

— Здесь тебе не починиться? — задал полуутвердительный вопрос Серега.

— Нет, — мотнул головой Штейн. — Я вообще в этом не особый спец, а тем более здесь, без сварки, кран-балки и прочего… Ну, трак разве что, на гусенице заменю, ежели лопнет.

— И то дело, — вздохнул брат. — А раз так, что я могу сказать? По-моему, надо ехать, сколько сможем. Анна-то что говорит?

— Я говорю то же самое, — заглянула в открытую дверь девчонка. — Нужно ехать, а там видно будет. По крайней мере, даже если сломаемся, то хотя бы переночуем не под открытым небом.

— Тем более, ехать нам недалеко, так что, надеюсь… — начал Сергей, но Анна, нахмурившись, его перебила:

— Я тебе уже говорила: в Зоне не стоит измерять расстояния километрами. И не надо здесь ни на что надеяться, особенно вслух. Зона, между нами, девочками, очень любит издеваться над людьми, а уж если она знает их надежды, то постарается сделать все, чтобы они сбылись «посмешней».

— Ты говоришь так, будто Зона живая, — недовольно посмотрел на девчонку брат, — или даже вообще — разумная.

— А ты уже забыл, что я вам рассказывала про «О-Сознание»? И про Ноосферу тоже…

— А я тебе тоже на сей счет уже говорил, что Ноосфера — это буржуазный бред! — начал злиться Серега.

— Ага, это ты ей и расскажи! — фыркнула Анна. — Когда она тебя мордой в дерьмо тыкать начнет. Тоже мне, умник из древних веков! Ты вообще кого-нибудь, кроме своих Маркса и Ленина, читал? Ты вообще хоть слово такое — «философия» — слышал?!

Я слушал эту ни с чего возникшую перепалку, недоуменно переводя взгляд с девушки на брата и обратно. И, вот честное слово, у меня возникло самое что ни на есть отчетливое впечатление, что эта самая Ноосфера, или, не знаю, сама Зона и впрямь внимательно следит за нами, слушает наши разговоры и, злорадно хихикая, корректирует их на свой лад, влезая в наши мозги. В данный момент — в Серегины с Анной.

И тогда я резко, что ранее не только не делал, но и думать о таком не смел, выкрикнул:

— А ну замолчите, философы! — И добавил в запале, хоть уже и значительно тише: — Мать вашу…

Брат и девушка, разом заткнувшись, изумленно вылупились на меня. Я крякнул, прочистив горло, и совсем уже миролюбиво сказал:

— Чего вы спорите-то? Какая разница, будем мы на что-то надеяться или нет? Если мы будем стоять на месте и трепаться, то уж точно никуда не приедем.

— Заводи, — буркнул Серега, обернувшись к Штейну, который тоже удивленно хлопал глазами на спорщиков, только молча.

Так же, не сказав больше ни слова, он отправился в кабину. Следом ушла и притихшая Анна. Вездеход снова затарахтел и медленно двинулся вперед.

Что ж, на мой взгляд, я наконец-то начал приносить нашей команде хоть какую-то пользу. Однако брат, видимо, думал иначе.

— Что-то ты больно смелый стал, — сердито стрельнул он в меня взглядом. — Не забывайся, братишка. Помни, и кто тут старший, и вообще…

Мне стало обидно. По-настоящему. Ладно, когда за дело отчитывают, но когда вот так… И я взвился:

— А что, я был неправ?! Может, нужно было подождать, пока бы вы драться не начали?.. Чего тебя в самом-то деле эта Ноосфера так цепляет? Ну, нету ее — и ладно. Если ты в этом точно уверен, то и молчи себе, зачем ты девчонку злишь?

— А если не уверен?!.. — выкрикнул вдруг Серега и, словно испугавшись чего-то, резко замолчал и даже отвернулся.

— Как?.. — заморгал я, совершенно сбитый с толку. — Не уверен — в чем?..

— Ни в чем я уже не уверен, — снова повернул ко мне голову брат. — Понимаешь, ни в чем! И это меня здорово раздражает. А тут еще ты со своими нравоучениями…

— Ну, прости, — сказал я, продолжая недоумевать над словами Сергея. Но тот вновь отвернулся, и переспрашивать его я больше не стал.

Слова брата, его странная оговорка, долго потом не выходили у меня из головы. Что именно заставило его так сказать? Неужели он каким-то образом почувствовал эту Ноосферу?.. Ведь он уже несколько раз проявлял здесь свои необычные ментальные способности… И если предположить, что в Ноосфере собрана информация обо всем и обо всех — пусть только лишь в границах Зоны, — то можно сделать и следующий вывод: почему бы не существовать и обратной связи? То есть, обладая неограниченным доступом к этой гипотетической Ноосфере, таким образом можно управлять, опять же, всеми и всем!.. Ведь сумел как-то Серега управлять псевдособаками, да и с пси-полем, которое меня чуть не превратило в зомби, он справился. К тому же, помнится, он вообще как-то сказал, что будто бы чувствует Зону… А что если он и подключается как раз к этой Ноосфере, только неосознанно пока, не умеючи, случайно?.. И что будет, если это и в самом деле так, когда брат научится делать это сознательно, на полную катушку? Ведь тогда… Признаюсь, в тот момент у меня даже голова пошла кругом. Ведь ежели мои рассуждения были хоть чуточку правильны, то Серега мог бы узнать, как нам вернуться домой, буквально у самой Зоны!.. Другое дело, существует ли неограниченная возможность управления абсолютно всем в Зоне? Если вдруг даже и да, то маловероятно, что доступ к этому открыт любому и каждому. Или мой брат не «любой»? Ведь что-то же он здесь испытывал после войны… Может, это «что-то» работает до сих пор и продолжает воздействовать на Сергея? Недаром же он вновь обрел рассудок, а вместе с ним и новые, еще не изученные особенности!..

Короче говоря, мыслей в моей голове носилось много, но большого толку от них пока не было. В конце-то концов, не устраивать же двоюродному брату допрос с пристрастием! К тому же, скорее всего, он и сам пока ничего толком не знает. Сказал же вот, что не уверен ни в чем. Но, с другой стороны, о чем-то подобном наверняка думал и он. Причем, кто знает, не помогала ли ему найти верные ответы сама Зона, ну, или пусть ее Ноосфера? Если да, то лучше ему пока не мешать. Когда придет к окончательным выводам — сам расскажет. Если сочтет нужным, конечно. А если и не расскажет — не столь важно. Главное, пусть вернет нас домой!

Вспомнив в очередной раз о доме, я почувствовал вдруг такую ностальгию, что не смог удержаться от слез. Нет, я не заревел, конечно, навзрыд, но отчетливо ощутил, как увлажнились глаза. Я очень соскучился и по своему времени, и по родному городу, но в первую очередь, конечно, — по людям: по друзьям, по маме с отцом… Причем я только сейчас отчетливо осознал, что не только я скучаю по ним, но ведь и они по мне тоже! И ладно, я хоть знаю, что именно произошло, где сейчас я и где они. А ведь они-то этого не знают! Мне даже сделалось страшно, когда я представил, в какой панике сейчас пребывают родители. Мама наверняка обзвонила все больницы и морги Украины, отец по своим связям поднял на ноги тамошнюю милицию… Интересно, дало ли это что-нибудь? Рассказал ли милиции однорукий контролер со своей ворчливой напарницей о странном безбилетнике, сгинувшем в заснеженном поле под заревом пурпурных зарниц? Наверняка рассказал. И что тогда? Где их в таком случае ищут? Ведь если к той поре не замело следы, то получилось, наверное, так, что эти следы вдруг просто оборвались в чистом поле. Будто два человека попросту растворились, растаяли или… г-м-мм… как еще выражаются священники — вознеслись. Но советская милиция не верит ни в это самое церковное вознесение, ни в прочие чудеса и мистику. Да и не позволит никто на полном серьезе заниматься чертовщиной. Это уже будет, что называется, подрыв устоев. Так что дело, скорее всего, вскоре закроют, сделав вывод: пропали без вести. Ну, пообещают, возможно, поискать по весне оттаявшие тела…

Я даже шмыгнул носом. Маму было очень жалко. Да и отца тоже. Я где-то читал или слышал, что материнский инстинкт — он даже сильнее чувства самосохранения. То есть родители скорее согласятся умереть сами, чем дадут погибнуть своему ребенку. Не знаю, во всем ли животном мире так, но у высших животных — точно. А уж у человека — и подавно. Хотя кто его, этого человека, знает… Слышал я и про такие случаи, когда матери отказывались от своих детей, оставляли их в роддомах… Тут я разозлился на себя и даже сплюнул — мои-то мама с отцом не из таких, они-то понятно, что ради меня пошли бы на все! А вот, кстати, наоборот — я бы ради них пошел?..

Ответить на этот непростой вопрос мне не дал Серега.

— Чего плюешься? — хмуро спросил он.

— Да так, — не стал вдаваться в подробности я, — мысли дурацкие лезут.

— Не грусти, — подобрел брат. — Выберемся.

От этой поддержки мне стало чуточку легче. Все-таки здорово, подумалось мне, что я здесь не один, что рядом есть родной человек. По-настоящему родной, хоть мы и увиделись с ним впервые всего лишь несколько дней назад. А если вдуматься — то вовсе даже не дней, а десятилетий!.. Но думать об этом совсем не хотелось. К тому же тогда, семьдесят лет назад, Серега был вообще не тем, кто он есть на самом деле.

Мне так вдруг захотелось поговорить с ним — не о чем-то конкретном, а просто — по-дружески, по-братски, но момент для этого был откровенно неудачным. Хотя бы из-за лязга и грохота, что производил неисправный вездеход, который то какое-то время двигался вперед, то начинал вдруг дергаться, словно припадочный, то сдавал назад, чтобы повернуть в нужную сторону вопреки сломанному фрикциону…

Так продолжалось достаточно долго, а потом наша лязгающая колымага вдруг резко дернулась и заглохла. Мы с братом переглянулись.

— Все? — спросил я. — Приехали?

— Смотря в каком смысле, — пожал плечами Сергей.

— Ты думаешь, вездеход окончательно сломался?

— Откуда я знаю! Сейчас дойду до Штейна, спрошу.

Но никуда идти не понадобилось. Дверь вдруг открылась и мы увидели Анну.

— Гусеница лопнула, — развела руками девушка. — Очень резко затормозили.

— А чего ж вы так резко тормозите? — буркнул Серега. — Знали ведь, что на ладан дышим.

— Во-первых, претензия не ко мне, — проворчала в ответ Анна, но сообразив, видимо, что сваливать вину на другого нехорошо, перешла от защиты к наступлению: — А во-вторых, легко возмущаться, сидя тут и ничего не делая! Мы едва в «жарку» не влетели, хорошо Штейн вовремя среагировал.

— Мы сидим тут потому… — начал было возмущаться Сергей, но я вовремя пресек зарождение новой ссоры, быстро спросив:

— Куда мы едва не влетели?..

— В «жарку», — сердито зыркнув на Серегу, сказала девушка. — Аномалия куда покруче «зыби», между нами, девочками. Из этой, коли вляпаешься, не выбраться — температура вокруг тебя повысится сразу до полутора тысяч Кельвинов.

— До скольки?!.. — переспросил, думая, что ослышался, я.

— До полутора тысяч, — повторила Анна столь торжественно, будто именно ей лично удавалось достичь столь высоких показателей. — Даже от костей вмиг одна зола останется.

— А посмотреть можно?.. — сглотнул я.

— Вообще-то я пришла за вами, чтобы вы помогли Штейну починить гусеницу. Ну да ладно, посмотреть — это недолго. Пойдем, покажу!

Мы выбрались наружу. Там было весьма неуютно — небо, и без того хмурое, затянуло черными тучами так, что, казалось, наступил поздний вечер. Изредка посверкивали далекие молнии. Шел дождь. Еще не такой, чтобы хотелось немедленно укрыться, но и не мелкая морось, на которую я привык не обращать здесь внимания.

Штейн уже крутился возле лопнувшей гусеницы. Фонарь на шлеме его комбинезона был включен, и его яркий свет ослепил меня, когда ученый обернулся к нам.

— Понимаете, — извиняющимся тоном заговорил он, — лязг, грохот, я не услышал писк детектора…

— Мы не услышали, — поправила его Анна.

— Да, мы, — кивнул Штейн. — Еще тучи эти сгустились… В темноте очень трудно заметить «жарку». Даже в свете фар…

— Ее и днем-то заметить не всегда получается, — опять вставила свое слово девчонка.

— Ты обещала показать, — напомнил я.

— Иди за мной, — сказала она. — Вперед не лезь, поджаришься.

Мы двинулись к носу вездехода. Сергей неодобрительно покачал головой, но ничего не сказал и принялся помогать ученому.

Отойдя от кабины всего метра на два, Анна подняла руку.

— Все. Стой и смотри.

Я замер, пристально вглядываясь вперед. Фары вездехода высвечивали прямо перед нами негустой кустарник. Вокруг, похоже, также были кусты, но на контрасте с ярким светом глаза различали их лишь как темные сгустки.

Анне тоже не понравилось такое освещение.

— Сейчас выключу фары, — мотнула она головой. — А ты пока стой, где стоишь, и не двигайся.

Девушка пошла назад. Я услышал, как она сказала о своем намерении Штейну, но в ответ услышал сердитый голос брата:

— Вы бы лучше помогли, а не мешали!

— Чем же я тебе помешала? — вновь раздался голос Анны.

— Тем, что и так темно, а ты еще темнее хочешь сделать.

— По-моему, фары светят совсем в другую сторону, и выключить я их собираюсь всего на пару минут.

— Да пусть выключает, — вступился за девушку Штейн. — Ненадолго же! Чего ты, Матрос, на нее взъелся? Да и локализовать аномалию все равно ведь нужно, если мы дальше собираемся ехать.

— Или идти, — пробурчал брат.

— Или идти, — будто увидел я, как закивал ученый. — Тогда тем более нужно. Выключай, Анна, выключай.

Вскоре фары погасли, и в первые несколько мгновений мне показалось, что наступила глухая ночь. Но глаза быстро привыкли к смене освещения, и вокруг стало даже лучше видно, чем при электрическом свете. Во всяком случае, теперь я вполне отчетливо различил, что нас действительно окружает негустой кустарник, а чуть дальше впереди, на фоне хоть и мрачного, но все-таки более светлого неба, чернели кроны деревьев.

— Это и есть тот самый лес? — показал я на них подошедшей ко мне Анне.

— Да. Мы совсем чуть-чуть не доехали. А теперь смотри внимательно… Нет, давай-ка отойдем к вездеходу.

Мы отступили к самой кабине. Девушка достала горсть болтов и швырнула их вперед. В полумраке сложно было определить точное расстояние, но мне показалось, что вспыхнуло как раз там, где мы только что стояли — раз, другой, третий… Болты словно превратились в маленькие солнца, шаровые молнии, а потом с шипением брызнули в стороны искрами электросварки. В лицо пыхнуло жаром. Я невольно зажмурился, продолжая видеть плавающие перед глазами разноцветные пятна.

— Извини, — сказала Анна. — Она оказалась еще ближе, чем я думала. Хорошо, что отошли.

Я разлепил веки. Впереди, совсем, как показалось мне, близко, сердито шипя, горели мокрые кусты.

— Я еще кину, — предупредила девушка, — надо определить границы.

Сначала слева, а потом и справа перед нами вновь вспыхнули огненные фейерверки. Затем Анна размахнулась еще пару раз, но вспышек больше не последовало.

— Все ясно, пошли назад, — мотнула головой Анна, но не успели мы повернуться, как перед нами вспыхнуло снова. Да так, что мне на миг показалось, словно вернулся день. Причем солнечный. Правда, с солнцем не в небе, а почти под нашими ногами.

Я отпрянул назад, потянув за собой Анну.

— Что это было?! — опередив меня, воскликнул Штейн.

И тут впереди раздался душераздирающий вой, а слева и справа от нас затрещали кусты.

— Все в вездеход, быстро! — скомандовала Анна.

Повторять ей не пришлось, мы один за другим влетели в кузов, а когда забравшаяся туда последней девушка захлопывала за собой дверцу, я успел заметить сверкнувшие снаружи два злобных глаза и ощеренные клыки.




Глава девятнадцатая

Естественные потребности


— Псевдособаки! — невольно вскрикнул я.

— Видимо, да, — сказала, запирая дверь, Анна. — Не успела рассмотреть. Но здесь они нам не опасны.

— Ты предлагаешь сидеть здесь до скончания века? — нахмурился Сергей. Что-то он и в самом деле стал очень ворчлив, особенно в разговорах с девушкой. Даже в тот, не особо подходящий для психологических копаний момент я это снова отметил. Вероятно, не только я, поскольку сразу же поспешил вмешаться и Штейн.

— В любом случае, — сказал ученый, — сегодня куда-то ехать уже бессмысленно. Сейчас восьмой час вечера, с траком мы провозились бы как минимум до восьми. И сейчас-то уже темно, а тогда бы вообще, считай, ночь наступила. Да и поужинать не мешало бы… В общем, я предлагаю поесть и лечь спать. А утром поглядим, что и как.

— Утро вечера мудреней, — поддержал его я, — даже в сказках так говорится.

— В сказках!.. — пробурчал Серега. — У нас тут тоже — мифы и легенды…

Однако помимо начавшего уже раздражать меня ворчания ничего иного брат все равно предлагать не стал. Да и вряд ли можно что-то было предложить более разумного в нашем случае, как мне кажется.

Единственно, меня не очень радовала перспектива вновь питаться всухомятку. Но тут меня ожидал приятный сюрприз — оказывается, у Штейна была газовая горелка. Имелись и баллоны для нее — причем в избытке.

Ученый быстро наладил печку, налил в большую кастрюлю воды из двух пластиковых бутылок и поставил ее на огонь.

— Украинский борщ не обещаю, — подмигнул он нам, — но какой-никакой супчик забацаю. Пусть наши кишочки погреются.

И, нужно признаться, он выполнил свое обещание. То ли из-за моего резко вдруг проснувшегося голода — который, как известно, лучший повар, — то ли оттого, что ученый и впрямь умел неплохо готовить, но супчик мне показался настолько вкусным, что я попросил добавку, а съев ее и увидев, что в кастрюле еще имеется что-то на донышке, а мои напарники переключились уже на второе — жареную колбасу, — я без зазрения совести доел и эти остатки. Что не помешало мне потом с аппетитом полакомиться и колбасой, а потом вволю напиться вкусного ароматного чаю с батоном вприкуску.

Разморило нас после ужина сразу же. Что и немудрено после столь плотно насыщенного событиями дня. Анна и Сергей легли вдоль противоположных бортов на скамейки, мы же со Штейном повалились прямо на пол, куда ученый предварительно бросил имевшуюся в кузове грязную спецодежду и протирочную ветошь. Не перина, конечно, но я настолько хотел спать, что заснул бы, наверное, и на груде гаек с болтами.

Когда я проснулся, в кузове было светло; вполне нормальный дневной свет лился сквозь окошки в бортах. Не солнечный, правда, но все-таки. Настроение сразу подпрыгнуло. Но тут же упало обратно, как только я вспомнил, что — или, точнее, кто — нас ожидает снаружи. Надежда, что твари ушли, конечно, тоже теплилась, но она была такой небольшой, скажу прямо, ничтожной, что принимать ее во внимание не стоило.

Мало того, я сильно пожалел, что столь упорно приналег вчера на чаек. Теперь он не менее упорно просился наружу, а снаружи… Ну да — круг замкнулся. Мне стало бы смешно, не будь мое положение на самом-то деле весьма и весьма невеселым. Это же надо — в который уже раз в этой чертовой Зоне я становлюсь заложником своего мочевого пузыря! Впору вообще прекращать пить какие-либо жидкости — говорят, без воды организм может протянуть что-то около недели, а я очень надеялся, что за неделю мы отсюда все-таки выберемся. Или, на худой конец, который мне казался в тот момент не самым наихудшим, Зона меня за это время все же прикончит.

Однако терпеть целых семь дней у меня не было сил. Да что там дней — я не был уверен, что продержусь и семь минут! И я решился уже было открыть дверь и выбраться наружу, когда заворочался на лавке Серега. Почти одновременно с ним поднял голову и Штейн.

Увидев, что мы с братом проснулись, он зашептал, поглядывая на отвернувшуюся к стенке девушку:

— Ну что, мужики, пока Анна спит, приоткроем дверь, оросим мать сыру землю?..

— Если она и так сыра, чего ее еще орошать? — пробубнила, не поворачиваясь, Анна. А потом одним рывком села и обвела нас хмурым взглядом: — А я как? Обо мне вы подумали?

Вот честное слово, уразумев, что не одного меня мучает заветное желание, оно, это желание, стало уже как бы не таким острым. Но, разумеется, окончательно не пропало.

— Тогда что? — потянулся к автомату Штейн. — Оружие в зубы — и на волю. Проведем, так сказать, разведку боем.

— На спусковой крючок нажимать ты тоже зубами будешь? — невесело усмехнулась девчонка. — Или одной рукой стрелять, а другой — ширинку расстегивать?

— А ты что предлагаешь? — насупился Сергей. — Прямо здесь опростаться?

— Я предлагаю, — сердито на него зыркнув, ответила Анна, — распахнуть дверь и сразу всем открыть шквальный огонь. Затем, очистив от тварей центральный сектор, двое возьмут под прицел его левую и правую границы, еще один будет целиться выше головы прямо, а четвертый выйдет и сразу под дверью сделает свои дела. Тут уж, пардон, не до комплексов. Потом, соответственно, будем меняться.

— Отличная мысль! — осклабился брат в гримасе сарказма. — А в это время тварь вылезет из-под днища и, соответственно, вцепится этому четвертому в одно место зубами… Тебя это, к счастью, не касается.

— Предложи тогда что-нибудь получше, умник! — злобно выкрикнула вмиг ставшая пунцовой Анна.

— Сядьте все и помолчите! — прикрикнул вдруг, резко сменив тон, Серега.

В его голосе было нечто такое, что мы сразу послушались и расселись по лавкам. Брат же, наоборот, поднялся и, пригнувшись, будто к чему-то прислушиваясь и приглядываясь, замер напротив закрытой двери. Постояв так пару минут, он, не поворачиваясь, медленно отступил назад и процедил сквозь зубы:

— Оружие — наизготовку. Открывайте дверь — и сразу огонь! Они все там…

Опять же, он произнес это таким тоном, что переспрашивать и уточнять никому не пришло в голову. Мы с ученым похватали свои автоматы, Анна взяла винтовку и, подкравшись к дверце, резко распахнула ее.

Прямо перед нами стояли и сидели псевдособаки. Много, особей тридцать. Мерзкие плоские морды все до одной были повернуты к нам. На нас же смотрели и налитые кровью глаза. Но в этих глазах, как мне показалось, не было ни ярости, ни нестерпимой жажды охотника добраться до загнанной в угол жертвы. Эти глаза были совершенно пустыми, как у слепых собак.

Впрочем, рассматривать особенности их глаз мне было недосуг. Мы одновременно, с трех рук, открыли по тварям огонь. И похоже, загнанной в угол жертвой оказались как раз они, а не мы. Ни одна из псевдособак даже не подумала убежать, увернуться от кинжального шквала свинцовой смерти. Лишь летели в стороны брызги крови и клочья черной шерсти, выдранные порой прямо с мясом.

Твари падали, будто кегли. Мы расстреливали их, словно неподвижные мишени в тире. Не прошло и пары минут, как все было кончено. Ни одному из нас не пришлось даже менять магазин.

Я оглянулся на брата. Теперь он сидел прямо на железном полу и, постанывая, держался обеими руками за голову.

— Анна!.. — позвал я, бросаясь к Сереге. Мне на помощь тут же подоспел Штейн, и мы с ученым подхватили и уложили моего двоюродного брата на подстилку из спецодежды и ветоши, на которой только что спали сами.

— Что с ним? — взволнованно спросил Штейн.

— Он… — замялся я, а потом все же вывалил то, о чем уже сам догадался: — Он как бы влез в головы этим собакам и заставил их не двигаться. Он уже делал подобное. Только в тот раз было куда меньше тварей.

— Ничего, ничего… — рылась уже в своей аптечке Анна. — Потерпи немножко, Матросик, миленький, сейчас я тебе… — Она вскочила на ноги, метнулась к нам и рыкнула на ученого: — Воды! Быстро!..

Штейн вскочил и через пару мгновений уже держал наготове открытую бутылку воды. Анна приподняла голову Сереги и вложила ему в рот две продолговатые красные пилюли. Такие же, что и в первый раз. Правда, тогда она дала ему всего одну.

Ученый склонился над Сергеем и поднес к его губам горлышко бутылки. Брат начал судорожно глотать воду, которая лилась не только в рот, но и по впалым щекам, и по его подбородку, скатываясь по шее с дергающимся вверх-вниз острым кадыком на подстилку.

От вида льющейся воды мне вновь нестерпимо захотелось в уборную. Подхватив валявшийся на полу автомат, я бросился к двери, выскочил наружу и, как и говорила до этого Анна, помочился прямо под дверью, забыв о предупреждении брата, что какая-нибудь тварь может наброситься на меня из-под днища. Впрочем, Сергей, а после него и мы, постарались на славу, и вокруг, кроме истекающих кровью омерзительных трупов, не было ни одного исчадия Зоны.

Не успел я застегнуться, как из кузова выпрыгнул Штейн, который, как и я, не стал отбегать далеко — тоже, думаю, не из-за чувства опасности.

Я быстро забрался в вездеход и сказал Анне:

— Давай, иди тоже, я посижу с ним.

— Чего со мной сидеть, — пробормотал, открывая глаза, Серега. — Вы мне лучше тоже выбраться помогите, а то ведь устрою тут всемирный потоп…

— А ты как вообще? — спросил я, обрадовавшись, что брат не только пребывает в сознании, но и пытается шутить.

— Я нормально. Голова пройдет, а вот мочевой пузырь, если лопнет…

— Сейчас, сейчас! — заметался я. Анна уже выбралась наружу, зато в кузов как раз забирался Штейн, которого я тут же и призвал на помощь. С ним вместе мы подняли Сергея на ноги и вывели его наружу.

Анны видно не было. Я окликнул ее и, услышав в ответ голос девчонки, успокоился. К тому времени, когда она вернулась к вездеходу, управился со своими делами и Серега.

— Спасибо, — сказал он, бросив на нее быстрый взгляд и тут же отведя глаза в сторону.

— За что? — нахмурилась, ожидая новый подвох, Анна.

— За твои пилюли. Здорово они помогают. В это раз даже быстрее оклемался.

— В этот раз я дала тебе сразу две, все-таки ты сил куда больше потратил. И пилюли это не мои, они есть в каждой аптечке, в твоей, кстати, тоже. Я тебе покажу. Потом, если что, сам будешь пользоваться. А спасибо как раз не мне, а тебе. Выручил нас.

— Точнее, наши мочевые пузыри, — усмехнулся брат, по-прежнему не глядя на девушку. — Но у меня на сей раз все даже как-то проще получилось. Если бы тварей не было так много, то я бы, наверное, даже не вырубился. Привыкаю, наверное.

— Неплохая привычка, — кивнула Анна, направляясь к двери. — И очень, между нами, девочками, полезная.

Позавтракали мы быстро, а потом, оставив протестующего Сергея окончательно приходить в себя, втроем отправились чинить гусеницу. Точнее, ремонтом занимались мы со Штейном, Анна же с винтовкой в руках озиралась вокруг, охраняя нас от нападения еще какой-нибудь гадости.

Лопнувший трак — отдохнувшие, при свете дня — мы поменяли на удивление быстро. Мне это показалось хорошим предзнаменованием. Появилась даже определенная надежда, что если все и дальше пойдет столь же хорошо, то уже сегодня мы с братом сможем попасть домой. Правда, я сразу попытался прогнать эту надежду подальше — очень уж тяжелым бывает потом разочарование в случае неудачи, — но далеко она уходить не захотела, так и крутилась неподалеку, на задворках моего подсознания.

Завелся вездеход тоже сразу, хоть и по-прежнему лихорадочно продолжал тарахтеть и трястись. Но ведь и ехать нам, судя по всему, оставалось недолго, так что меня это не особенно расстроило. Правда, я тут же вспомнил, что это для меня и Сереги путешествие может скоро закончиться, но ведь в Зоне останутся Анна и Штейн, которым придется еще выбираться из Темной долины. Настроение у меня снова испортилось. Даже не знаю, от чего больше — из-за того, что я лишний раз убедился в истинной сущности своей эгоистичной душонки, либо из-за неизбежности скорого расставания с новыми друзьями. Скорее всего, от того и другого вместе.

Прежде чем ехать, Анна еще раз сходила к «жарке» и снова проверила болтами ее границы, поскольку аномалии, как я уже знал из ее прежних рассказов, имели свойство менять свое местоположение. В Зоне вообще, насколько я понял, не существовало ничего постоянного и незыблемого. Таковой оставалась разве что ее подлая суть, но это являлось скорее философской, нежели практической проблемой, а философия интересовала сейчас меня меньше всего. И когда мы наконец тронулись, я почувствовал непередаваемое облегчение — насколько все-таки лучше двигаться, приближаясь к цели не только мысленно, но и реально, чем пусть даже и действовать в интересах этой же цели, но физически притом оставаться на месте.

Сначала, сделав крутую дугу, мы объехали «жарку», а потом, насколько я мог ощущать, сидя внутри железной коробки с маленькими полуслепыми оконцами, двинулись строго по прямой, которая, как известно, является для кратчайшего расстояния между двумя точками лучшим направлением. Без учета Зоны, разумеется.

Но даже и Зона на сей раз оставила нас без внимания. Возможно, решила слегка отдохнуть или переключилась временно на каких-нибудь других бедолаг. Правда, я подозревал, что она всего лишь обдумывала, что бы еще сотворить с нами позаковыристей.

Но, как бы то ни было, вездеход довольно скоро остановился, а еще через пяток секунд наша дверь распахнулась и в проем заглянула лучащаяся радостью Анна:

— Танк! Мы нашли его!..




Глава двадцатая

Назад от танка


Мы с Сергеем, толкаясь у двери, словно школьники, спешащие из класса на перемену, вывалились из кузова вездехода и бросились к танку. Радостная весть, хоть и вполне ожидаемая, настолько ошеломила нас, что мы совсем потеряли голову, забыв о том, что находимся не где-нибудь, а в коварной, полной смертельных ловушек Зоне. Анна что-то кричала нам вслед — скорее всего, как раз это самое, — но мы не слышали ничего. Не знаю как у брата, а у меня в те мгновения в голове звучало только «Ура-ура!!! Нашли!!! Скоро домой!!!»

Вообще-то, если бы я мог тогда рассуждать более здраво, то должен был прийти к выводу, что находка ржавого танка без башни практически не имела отношения к нашему возвращению домой. Ну, в конце-то концов, что в этом было необычного? Понятно, что если оставить что-то в труднодоступном месте, и это «что-то» достаточно большое и прочное, чтобы не сгнить, не проржаветь, не рассыпаться за семьдесят, скажем, лет, то вероятность обнаружения этого «что-то» на том самом месте через эти семьдесят лет окажется достаточно велика. Что в данном случае и произошло. И при чем же здесь возвращение домой? Ах, да, танк якобы должен был нам указать, в какой стороне находится гипотетический «Клин», который, по нашим соображениям, может содержать в себе тот самый бункер, где мой двоюродный брат Сергей участвовал в неких секретных опытах, которые, возможно, имеют отношение к нашему перемещению из прошлого в будущее! Не слишком ли много догадок и предположений? Не чересчур ли «возможно» и «якобы»?.. Но это если рассуждать спокойно и здраво. В тот же момент, захваченные безумным восторгом, мы были попросту не способны на это. Мы видели перед собой танк, и он служил для нас своеобразным талисманом, гарантией того, что мы на верном пути, и что этот путь неминуемо приведет нас к заветной двери, за которой — тук-тук! — находится родной и любимый тысяча девятьсот пятьдесят первый год.

Между тем то, что мы видели перед собой, можно было назвать танком с очень большой натяжкой. Он заржавел настолько, что с первого взгляда казался бурым, заросшим мхом валуном неестественно правильной прямоугольной формы. Основных атрибутов танка — гусениц и башни с пушкой — у него вовсе не было; башня отсутствовала как таковая, гусеницы же, если они и имелись, полностью, вместе с катками, вросли в землю. Сверху же вместо башни торчал несуразный, проржавевший до дыр короб. Узнаваем танк был только по скошенной лобовой плите с круглой блямбой пулеметного гнезда и прямоугольной крышкой люка механика-водителя.

Но что внешний вид, что нам плачевное состояние этой некогда славной и мошной боевой машины! Мы ведь не ездить на этом танке собирались, не любоваться им, как музейным экспонатом. Главное, что он существовал, что это был тот самый танк, на котором когда-то возили Серегу к секретному бункеру.

И хотя это было и без того понятно, я, когда схлынули первые волны радости, с надеждой посмотрел на Сергея:

— Он?..

Брат молча кивнул. В его глазах стояли слезы.

А вот у Анны, которая тоже, конечно, обрадовалась, но не настолько, что и вполне понятно, как мы, мозг работал более практично.

— Ну и что нам теперь это дает? — подойдя к танку, спросила она и повернулась к Сергею. — Матрос, ты узнаешь это место?

Брат, снова молча, неуверенно покачал головой.

— Как он его может узнать, — присоединился к нам Штейн, — если прошло не семь, не десять, а целых семьдесят лет! Да и за десять все бы заросло так, что узнать невозможно, а тут — ну-ка! — семьдесят. Да раньше здесь, может, и леса-то не было.

— Лес был, — глухо отозвался Серега.

— Да все равно, — настойчиво продолжил ученый. — Если даже и был лес, то не этот, а совсем другой. И потом, откуда мы знаем, что этот танк оставили возле того самого бункера? Что когда тебя на нем привезли сюда в последний раз, больше он никуда уже и не ездил?..

— Откуда я знаю! — передернул плечами Сергей. — После того как меня привезли сюда в последний раз, я ничего не помню. Ты же знаешь, мы рассказывали, что со мной потом было…

— Ну да, ну да, — виновато закивал Штейн. — Извини.

Вот теперь и у меня наступило, что называется, отрезвление. Да еще какое — аж холодный пот прошиб! Ведь и на самом деле, после того как на этом танке возили Серегу, этой ржавой железякой могли пользоваться еще черт знает сколько времени и ездить на ней куда угодно, хоть за десятки километров от нужного нам бункера. Так что же тогда — все напрасно? И почему же мы раньше об этом не подумали, а упорно искали этот дурацкий танк?..

— Спокойно! — уловила, видимо, наше отчаянье Анна. — Чего вы все сразу головы-то повесили? Лично я считаю, что все в порядке, «Клин» где-то рядом. Ну подумайте сами: ведь выброс перенес вас из прошлого тоже сюда. Вы очутились здесь, танк тоже находится здесь — не верю я, между нами, девочками, в такую случайность! По сути, нам и танк этот не обязательно было искать, достаточно было вернуться на то место, где мы с вами встретились, и начинать нарезать круги в поисках бункера. Но, во-первых, у нас не было бы той уверенности, что появилась сейчас, а во-вторых, нарезать эти круги пришлось бы, возможно, очень долго, что в Зоне, как вы сами понимаете, делать небезопасно. Танк же подсказал нам, что мы находимся на верном пути, а кроме этого он указывает нам вероятное направление поисков.

— Это чем же он нам его указывает? — немного воспрянул я духом.

— Задницей, — ответила Анна.

— Кончай валять дурака! — вспылил Серега. — Федька дело спрашивает.

— А я дело и говорю, — ничуть не обиделась девчонка. — Задницей. Или как там эта часть у танков называется — корма?..

Я начал догадываться, куда клонит девушка.

— Ты хочешь сказать, — впился я в нее взглядом, — что если танк ехал от бункера, то…

— Именно это я и хочу сказать, — не дала мне договорить Анна. — Логично же!

— А если наоборот? — засомневался Штейн. — Если танк ехал к бункеру? Или вообще, как ты говоришь, нарезал тут круги?

— Ну, оттуда, куда смотрит его нос, мы только что приехали сами и никакого бункера не видели, — возразила девчонка. — А нарезать круги он, конечно же, мог, но вероятность этого, согласись, все-таки меньше, чем если предположить, что он вел себя более разумно. В смысле, не он сам, конечно же, а его водитель.

— Я бы еще поспорил… — начал было я, вспомнив, что где-то именно здесь потерял рассудок мой брат. Однако закончил я более оптимистично: — Но спорить ни о чем — только зря время терять. Так что давайте поедем сначала туда, куда указывает его… корма.

Никто мне не стал возражать, и мы быстро вернулись к вездеходу и расселись по своим прежним местам. Двигатель вездехода затарахтел и сразу заглох. Крякнул со скрежетом еще пару раз и замолчал снова. Мы переглянулись с братом и стали напряженно вслушиваться в тревожную тишину.

Ее нарушил скрип открываемой дверцы.

— Приехали, — обрадовала нас Анна. — Кирдык, похоже, нашей лошадке.

— Что говорит Штейн? — нахмурился Серега.

— Штейн как раз и говорит: «Кирдык».

Брат процедил что-то сквозь зубы и полез из кузова. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Вновь подойдя к танку, я невольно подумал, что, видимо, это место тоже является чем-то вроде аномалии, только действующей не на людей, а на технику — во всяком случае, на гусеничную. К одному «экспонату», похоже, добавился и второй. Ну что ж, одинокому доселе танку теперь, по крайней мере, будет не так скучно.

Совещание наше было кратким. Ученый сказал, что не имеет ни малейшего понятия, что именно сломалось — точнее, доломалось — у вездехода. Да если бы даже и знал, починить это, не будучи специалистом и не имея нужных инструментов, запчастей и приспособлений, он бы все равно не смог. Нам оставалось только одно — идти дальше пешком. Это не казалось нам особенно страшным, поскольку все мы надеялись, что находимся совсем недалеко от цели. Однако оставлять продукты и «запасное» оружие в вездеходе нам все равно не казалось разумным, и Анна предложила устроить где-нибудь неподалеку схрон, благо шанцевый инструмент у нас имелся. Два же тяжеленных мешка с научным оборудованием Штейн оставлять ни в вездеходе, ни в схроне не захотел, хоть мы и обещали вернуться за ними, как только найдем «Клин».

— Это не обсуждается, — насупился ученый. — В конце концов, вы согласились принять мою помощь на моих условиях.

Спорить с ним было сложно. Помощь он и на самом деле оказал нам нешуточную. Пешком бы мы сейчас где еще топали! Если бы вообще не валялись где-нибудь в виде кусков растерзанной плоти. Поэтому, сложив все остальное в выкопанную яму и тщательно ее замаскировав, мы встали парами — я с братом, Анна со Штейном, — взялись по двое за парные ручки мешков и пошагали вперед. Или, по отношению к безбашенному танку, назад. Разумеется, личные рюкзаки и оружие также были при нас, так что идти было, откровенно говоря, нелегко. Но грела надежда, что недалеко.

Впереди шли Анна со Штейном — то есть, по сути, мы были сгруппированы так же, что и до этого в вездеходе. Правда, сейчас не нужно было ничем управлять, да и карта покойного Вентилятора больше не могла ничего подсказать Анне. Смысл в таком построении имелся разве лишь в том, что Анна по-прежнему оставалась нашим «предводителем». Аномалии мы теперь могли определять заранее все четверо — у каждого был на запястье детектор. Что же касается мутантов… Я вспомнил об этих тварях и спросил у брата:

— А ты здешнюю нечисть заранее можешь почувствовать? Не обязательно «вселяясь» в нее, а просто чтобы знать, нет ли кого поблизости?

Сергей, немного помолчав, ответил:

— В принципе да, чувствую. Похоже, натренировал уже свою способность. Вот и сейчас чувствую десятка полтора слепых собак и три-четыре кабана. Пока далековато, но они нас тоже чуют…

Брат внезапно замолчал, лицо его словно закаменело. Так он шел минут пять, а потом сказал, глубоко перед этим вздохнув — так, будто вынырнул с глубины:

— Теперь не подойдут. Отогнал.

— Ты снова «залезал» в их головы? Может, не стоило? Побереги силы!

— Нет, сейчас немного по-другому… Трудно объяснить. Я как бы послал общий сигнал опасности.

— Здорово! — сказал я. — А людей ты тоже можешь почувствовать? И… ты можешь управлять людьми?..

Серега нахмурился и опять замолчал. Я уже думал, что он не ответит, что, наверное, обиделся на мой бестактный вопрос, но брат все же заговорил:

— Людьми не могу. Кое-что чувствую, но очень слабо. И то лишь если человек совсем рядом. Наверное, это потому что люди — не порождение Зоны, не ее часть. Да и хорошо, что не могу.

— Почему? — удивился я. — Никакие враги были бы не страшны!

— Люди — это не только враги. Последних, надеюсь, все-таки меньше. А читать мысли нормального человека — это, по-моему, в сто раз хуже, чем обчистить его карманы. Противно и гадко. Тем более — внушать ему что-то, управлять, словно куклой. Подло это. И мерзко до тошноты. Можешь мне поверить.

— Но ты ведь говоришь, что не умеешь этого делать!.. Или… — мне в голову пришла внезапная догадка: — Или вы чем-то подобным как раз и занимались в том секретном бункере?..

— Не твое дело! — огрызнулся вдруг брат и замолчал, теперь уже по-настоящему.

Вот так раз, подумал я. Неужели такими грязными делами могла заниматься советская наука? Впрочем, подобные эксперименты ставились не в обычном НИИ, а в закрытом военном ведомстве. И применять такие разработки собирались именно военные. А раз военные, то не против же своих мирных граждан, а против врагов — против шпионов и диверсантов. И на случай будущих войн такое открытие тоже здорово бы пригодилось. Плохо ли — внушить вражеским солдатам, чтобы те побросали оружие? Так и воевать не надо. А можно вообще внушить всему населению капиталистических стран, что социализм — самый что ни на есть прогрессивный общественный строй — глядишь, все население Земли принялось бы вместе с нами строить коммунизм. Вот ведь здорово-то как! Сказка просто! А я, дурак, обозвал это грязными делами…

И все-таки что-то мне в своих рассуждениях не нравилось. Ладно заставить чужих солдат не стрелять. А вот внушить насчет социализма… Почему это нужно внушать? Разве его преимущества и без того не очевидны?.. И вообще, насильно прививать что-то, даже самое лучшее — как-то это нехорошо попахивает. Может, я, конечно, что-то не так понимал, но ведь и Серега не зря на меня окрысился. Наверное, и он тоже чуял от тех своих занятий неприятный душок, вряд ли тут дело только в режиме секретности. Ну да ладно, сейчас от способностей брата была лишь очевидная польза. А строить в Зоне социализм мы в любом случае не собирались.

Задумавшись, я не заметил, что Анна подняла руку и ведущая пара остановилась. Остановился и Серега. Я же по инерции сделал еще два шага, едва не выпустив ручку мешка. Оборудование внутри него негромко звякнуло, и девчонка, обернувшись, зашипела:

— Тихо ты!.. Замри и не двигайся.

Я замер. Правда, перед этим, видя, что Анна со Штейном опустили свой мешок на землю, мы с братом сделали то же самое.

Затем девушка, взяв в руки винтовку и показав жестом, чтобы мы оставались на месте, двинулась вперед, ступая мягко и неслышно, словно кошка.

Я поначалу не мог понять, что же привлекло ее внимание, но потом услышал очень тихий то ли плач, то ли стон. Мне даже показалось, что это плачет ребенок. Но ребенок в Зоне — это уже совсем ни в какие ворота! Такого попросту не могло быть, поэтому я сразу отбросил дурацкую версию и посильнее, что называется, навострил уши.

Стон повторился. Затем прозвучал глухой вскрик, а следом — голос Анны:

— А ну, брось оружие!

После этого девчонка свистнула, и я увидел, как она машет нам из-за деревьев. Мы с братом побежали к ней.

— А как же приборы?!.. — испуганно выкрикнул сзади ученый, но вскоре все же догнал нас, понадеявшись, видимо, что тяжеленные мешки в глухом лесу никто не утащит за пару минут.

Пока я бежал к нашей наставнице, я никак не мог понять, кто же там стонал, кому она приказала бросить оружие — никого перед Анной я вовсе не видел. Но когда я приблизился к девушке, сразу понял, в чем было дело — человек не стоял, а лежал возле нее. И было совсем не похоже, чтобы лечь его заставила девчонка; приглядевшись, я понял, что стоять он не мог просто физически — у человека не было ног.

Заметив нас, тот потянулся к валявшемуся рядом с ним автомату, но Анна успела первой и носком ботинка отбросила оружие подальше.

— Не балуй! — сказала она странному калеке. — И не дергайся, никто тебя не тронет.

Впрочем, как подумалось мне, вряд ли это обещание сильно утешило несчастного. Его уже кто-то так «тронул» до нас, что смерть должна была показаться ему лишь избавлением от страшных мучений. Теперь я видел, что у ноги у него все-таки имелись. Точнее, то, что от них осталось. Эти две бурые от уже засохшей крови, слипшиеся между собой ленточки были скорее похожи на нелепый плоский хвост, словно по ногам проехался каток для укладки асфальта. Плоскими были даже ботинки. Какой-то различимый объем начинался лишь от середины бедер, постепенно утолщаясь кверху, лишь примерно от пояса принимая нормальные человеческие формы.

Мужчина был одет в черную кожаную куртку. Заросшее черной щетиной — почти уже бородой — совершенно бескровное лицо искажала гримаса боли и страха.

Впрочем, рассматривал я его очень недолго. Содержимое моего желудка подпрыгнуло к горлу, и я вынужден был отвлечься, чтобы дать ему возможность вырваться наружу. К счастью, я успел отвернуться, краем глаза заметив, что Штейн также вдохновился моим спонтанным примером.

Опростав желудки, мы обменялись с ученым взглядами, и его посиневшие губы почти беззвучно шепнули:

— Бандит!.. Зэк беглый.

Не знаю уж, что заставило Штейна сделать такой вывод, разве что цвет куртки и небритость мужчины. Лично мне было как-то все равно, чем промышлял раньше этот несчастный. Как говорится, перед лицом смерти все равны, а то, что безносая старуха с косой уже притопывала от нетерпения где-то неподалеку, у меня не имелось ни малейших сомнений.

Серегины с Анной желудки оказались куда сильнее наших. Если девчонка хотя бы слегка побледнела, то мой двоюродный брат выглядел совершенно обычно — на фронте он, думаю, насмотрелся и не такого. Он же первый и спросил бедолагу:

— Кто тебя так?

Мужчина мотнул головой и перевел взгляд на Анну, которая уже наклонилась к нему со шприцем в руке.

— Не надо… — просипел он. — Не трать товар, мне уже ничего не поможет…

— Не поможет, — кивнула девчонка и воткнула шприц в шею — единственное, кроме лица и ладоней, доступное для инъекции место, — но хотя бы на время уйдет боль.

— Я уже не чувствую никакой боли… — пробормотал умирающий. — Ты бы лучше не баян, а перо мне в горло воткнула.

— Ничего и никуда я втыкать не буду, но обещаю выстрелить прямо в сердце, после того как вы нам расскажете, что с вами случилось.

Я разинул рот, не веря собственным ушам. Анна собирается убить человека?!.. И говорит ему об этом так спокойно, будто всего лишь обещает налить сто грамм?..

Однако раненому ее слова, похоже, понравились. Он даже улыбнулся. И произнес уже вполне твердым голосом — подействовал, видимо, укол:

— Это дело. Хотел было сам, да кишка тонка оказалась. Так что спасибо, коль не шутишь. Первый раз вижу такую правильную бабу. — И, словно подслушав мои мысли, добавил: — А если еще и выпить дашь напоследок…

Анна без слов сбросила с плеч рюкзак и достала начатую бутылку водки. Откупорила, поднесла к губам мужчины горлышко. Тот, приподняв голову, сделал несколько судорожных глотков и, откинувшись, выдохнул:

— Эх, хороша жизнь!.. Теперь бы курнуть еще…

— Не курим, — отрезала, убирая в рюкзак бутылку, девчонка. — Теперь ваша очередь, рассказывайте.

— А что рассказывать? Меня парни Картоном звали, вот и стал теперь картоном, бля…

— Почему Картоном? — не сдержал я неуместного любопытства.

— Потому что плоский, — по-прежнему глядя только на Анну, ответил мужчина, лицо которого от лекарства и выпитой водки приобрело почти нормальный цвет. — А раньше так звали, потому что везде, где мог, картон подбирал — книжки подшивать. Читать люблю, ёптыть!.. — ощерился он, блеснув фиксами. Похоже, Штейн и впрямь угадал насчет зэка.

— Не выражайтесь, — сказал я. — Здесь все-таки женщина!

— Ты, что ли?.. — скосил на меня глаза бандит. — Заглохни, тошнотик.

— Я, — легонько пнула его в бок Анна. Даже не пнула, всего лишь коснулась носком ботинка. Но раненый сразу зашипел и вновь побледнел.

— Зачем… так-то?!.. — вскинулся Штейн. — Анна! Это же… человек!..

— Еще тошнотик… — скривился то ли от боли, то ли от брезгливости Картон. — Человек здесь только один — эта баба. Остальные — грязь.

— А ты? — спросил молчавший до сих пор Сергей.

— Я уже никто.

— Рассказывайте, — нахмурилась Анна. — Хватит демагогии.

— Я стану говорить только с тобой, грязь пусть засохнет и отвалится.

Девушка снова пнула бандита, на сей раз чувствительней. Он опять зашипел, как масло на сковородке.

— Анна!.. — снова подался вперед Штейн.

Девчонка резко повернулась к ученому. Ее лицо побелело, кулаки сжались.

— Что? — процедила она сквозь зубы. — Нравится, когда тебя называют грязью?.. Тогда делай, что он сказал: засохни и отвались!

— Мужики, — сурово глянул на нас со Штейном Серега, — пошли, отойдем.

— Но как!.. — замахал руками ученый.

— Я сказал: пошли! — рубанул брат.

Штейн больше не стал ничего говорить, лишь пожал плечами — дескать, ну, коли так — я умываю руки — и, не оборачиваясь, зашагал вслед за Сергеем назад, к оставленным мешкам с оборудованием. Я тоже пошел за ними. Но меня почему-то так и подмывало обернуться; непонятно отчего, но я сильно беспокоился за Анну, словно безногий бандит лишь притворялся калекой, а потом, как только мы отойдем, он вытащит из земли специально закопанные ноги, вскочит на них и набросится на девчонку. И я все-таки обернулся. Анна стояла на прежнем месте, слегка наклонившись над раненым, и, по-видимому, с ним разговаривала. Я успокоился и поспешил к своим товарищам.




Глава двадцать первая

У цели


Мы уселись возле мешков на поваленное дерево. Серега снял с плеч рюкзак и достал вдруг оттуда бутылку водки. Сделал пару глотков и протянул ее Штейну. Ученый снова пожал плечами, но водку взял. Глотнул он совсем символически, поморщился и сунул бутылку мне. Я машинально ее взял, но пить, разумеется, не стал. Когда я возвращал водку Сергею, он усмехнулся, но быстро спрятал усмешку и одобрительно кивнул.

Мы так и сидели, не обронив ни слова, минут, наверное, двадцать, пока сухой щелчок выстрела не заставил нас вздрогнуть. Я, во всяком случае, даже подпрыгнул. Неужели этот безногий урод все-таки дотянулся до автомата?!..

Но уже намереваясь броситься к безрассудно оставленной нами девчонке, я за деревьями увидел ее саму, идущую в нашу сторону.

— Анна!.. — охнул я. — Неужели она в самом деле его…

— Разумеется, — спокойно произнес Сергей. — Она честная девушка, сдержала слово.

— Но она же… убила безоружного!..

— Молокосос!.. — презрительно процедил брат. — Она оказала смертельно раненому последнюю милость. Ты хоть можешь себе представить, что это значит для того, кто умирает и никак не может умереть от адской боли?.. И что это стоило ей, девчонке?.. Даже провоевавшим четыре года мужикам не всегда такое было под силу… — Серега резко замолчал и снова потянулся вдруг к рюкзаку, но потом махнул рукой, сплюнул и отвернулся.

А я вроде бы и понимал, что он сказал все абсолютно верно и правильно, но в душе у меня все равно ворочалось что-то тошнотворно противное и липкое. Настолько противное, что меня опять вывернуло — хорошо хоть на сей раз я успел отбежать.

Я вернулся к Сергею и Штейну одновременно с Анной. Девушка, глянув на меня, на мгновение свела брови. Неужели почувствовала мое осуждение? Да нет, вряд ли, — скорее, была недовольна, что я в одиночку куда-то отходил. Но говорить лично мне она ничего не стала — объявила всем нам:

— Надо похоронить. Штейн, принеси лопаты.

Ученый недовольно дернулся. Хотел, видимо, задать сакраментальный вопрос: «Почему я?» Однако сдержался, коротко кивнул, встал и зашагал назад к вездеходу.

На его место устало опустилась Анна.

— Рассказал что-нибудь дельное? — посмотрел на нее Сергей.

Девчонка кивнула.

— Рассказал. Но это потом. Закопаем его — тогда.

Говорила она короткими, скупыми фразами, будто речь давалась ей с трудом, а то и причиняла боль. И вообще, девушка выглядела безмерно усталой, словно весь день разгружала вагоны. Вероятно, мой двоюродный брат был прав — то, что сделала Анна, стоило ей очень-очень многого. Мне стало ужасно стыдно за свое возмущение, и я очень порадовался тому, что Анна этого не слышала.

Безногого бандита мы похоронили довольно быстро — сказался, видимо, недавний печальный опыт, да и особых эмоций никто из нас не испытывал, что не мешало работать так, словно это и впрямь была всего лишь работа.

Поминать Картона мы тоже, разумеется, не стали, но поскольку к этому времени все уже проголодались, мы вернулись к оставленным мешкам, развели небольшой костерок и, усевшись на поваленное дерево, подкрепились. И лишь после того как Штейн разлил нам по кружкам вскипяченный в алюминиевом котелке чай, Анна коротко и сухо поведала нам то, что узнала от бандита.

Тот с группой еще из четырех человек отправился три дня назад на некую «операцию». Откуда и куда они шли, Картон не сказал, как у него это Анна ни выпытывала. В конце концов бандит пригрозил, что если она от него не отстанет, то он вообще больше не скажет ни слова. В итоге Анна сдалась, предположив про себя, что направлялись они, скорее всего, из бандитской базы, расположенной в Темной долине — неподалеку от лагеря «Свободы», — к армейским складам. Она даже высказала нам догадку, что вертолет, который мы видели в утро нашей с ней встречи, высматривал все-таки не нас с братом, а как раз эту группу — возможно, до военных дошла информация о готовящемся набеге на Склады. Но это сейчас было несущественным. Главным являлось то, что произошло с бандитами здесь. А случилось нечто действительно странное. Сначала началась гроза — необычная, со множеством беззвучных сиреневых молний. Бандиты, давно обитающие в Зоне, догадались, что произошел очередной выброс, и решили переждать катаклизм в этом самом лесу. Однако на сей раз выброс длился дольше обычного и выглядел не так, как всегда. Молнии на пурпурном клокочущем небе сверкали непрестанно, а вскоре выбрали своим эпицентром, казалось, то самое место, где расположилась группа. Нервы выдержали не у всех. Картон и еще один бандит сорвались и бросились куда подальше с проклятого места. Но далеко им убежать не удалось. За их спинами сверкнуло вдруг так, что даже отраженным от кустов и деревьев сиреневым светом ослепило глаза. В спину сильно толкнуло. Падая и уже теряя сознание, Картон почувствовал, что его нижнюю часть тела будто сжимает гигантскими тисками. Сколько он провалялся в отключке, бандит не знал. Очнулся он от невероятной боли, а когда увидел, во что превратился ниже пояса, вырубился снова. А когда пришел в себя вновь, боль была уже не такой острой, и он сумел оглядеться. Первое, что поразило его, был окружающий его лес. Деревья, особенно позади него, выглядели так, словно их вырезали из бумаги. Несмотря на полное безветрие, многие из них падали с легким шелестом, а одно и вовсе свалилось прямо на Картона, не причинив ему особого вреда. Впрочем, он был бы только рад, если бы его придавило насмерть, — он отлично понимал, что с жизнью его травмы несовместимы и проживет он недолго. Тогда же он попытался застрелиться, но на это ему не хватило силы духа. И Картон решил ползти. Куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого жуткого места. Чем дальше он полз, тем лес становился все более привычным, а вскоре ничего уже не напоминало о случившемся загадочном катаклизме. Однако последние жизненные силы стали покидать бандита. Все чаще и чаще он стал терять сознание, каждый раз надеясь, что это уже навсегда. Но очнувшись в очередной раз, он увидел перед собой человека. Это была она, Анна.

Девушка замолчала и обвела нас взглядом.

— Вот и все, — подытожила она свой рассказ. — В конце он еще сказал, что лучше бы нам убираться отсюда. Какие у кого соображения? Разумеется, не по поводу того, чтобы убраться.

— Как же он не умер сразу от потери крови?.. — первым подал я голос.

— Откуда я знаю! — дернула плечами Анна.

— Сильное и мгновенное сжатие, скорее всего, передавило ему основные сосуды, — сказал Сергей. — Они попросту оказались закупоренными. Впрочем, я не медик. Я тоже поражаюсь, как он умудрился в таком виде протянуть почти три дня.

— Да и хрен-то с ним! — поморщилась девчонка. — Какие у кого соображения, что именно произошло?

— А тебе разве самой непонятно? — вопросом на вопрос ответил Штейн. — В Зону воткнулся «Клин». Мы ведь с Сан Санычем говорили уже вам, что наши приборы показали хоть и незначительное, но очень странное увеличение плотности Зоны. Зона осталась в прежних границах, но как будто бы слегка сжалась. Почему мы и заговорили о клине и привели вам аналогию с топором. Рассказ этого мерзавца только подтверждает данную гипотезу. Ведь когда забивают настоящий клин в топорище, древесина максимально сжимается непосредственно возле самого клина, сжатие же к внешним границам уменьшается в геометрической прогрессии… ну, или логарифмически, не знаю, специально я этим вопросом, разумеется, не занимался. Вот и здесь наибольшее сжатие пришлось на эпицентр выброса, а, например, вот тут, где мы сейчас находимся, хоть оно, безусловно, тоже присутствует, на глаз нам уже незаметно. И потом, основное сжатие могло произойти не в третьем измерении, а в четвертом, пятом или каком там еще, неведомом нам, отразившись в нашем лишь незначительным возмущением.

Я пригляделся к деревьям. Мне показалось, что их стволы не такие круглые, как виделись мне раньше. Но это, наверное, было всего лишь самообманом.

— Хорошо, — обдумав сказанное ученым, произнес Сергей. — Где же тогда сам «Клин»? Тоже в каком-нибудь ином измерении?

— Боюсь, что да, — неуверенно кивнул Штейн. — Но мы ведь как раз к нему и идем, скоро сами во всем убедимся.

Я почувствовал, что бледнею.

— Но ведь тогда… — пролепетал я. — Ведь если он в другом… если он не в нашем… как же мы тогда в него попадем?.. — Я чуть не сказал «как же мы тогда попадем домой», но озвучить такое у меня не повернулся язык.

— Для того мы вот это и тащим, — дернул подбородком ученый в сторону валявшихся неподалеку мешков.

— Ну, тогда потащили, — хлопнув по коленям, поднялся Сергей.

Все остальные, и я в том числе, тоже встали и двинулись к нашей хоть и тяжелой, но, как оказалось, весьма и весьма ценной ноше.

Мы прошли совсем немного, как мне снова стало казаться, что у деревьев вокруг не круглые, а словно приплюснутые стволы. Да и кроны у них выглядели, на мой взгляд, необычно.

Оказывается, на это обратил внимание не только я.

— Посмотрите-ка на деревья, — махнула свободной рукой Анна. — Вам не кажется, что они стали похожими на сплюснутые веники?

Штейн и Серега стали оглядываться и синхронно закивали.

— Кажется, — кивнул я тоже.

— Выходит, Картон не врал. Значит, скоро придем.

И мы действительно скоро пришли. Более необычного места в своей жизни я доселе не видел. Это больше всего походило на склад декораций к спектаклю о лесе. Только декорации, а именно — деревья, были выполнены очень уж тщательно, излишне достоверно — на плоских фанерных макетах был выведен и вырезан каждый мельчайший листочек. А еще в этот склад сверху будто что-то упало, повалив большую часть макетов строго радиально, макушками наружу. Говорят, так выглядит вывал сибирской тайги на месте падения Тунгусского метеорита. Только здесь масштабы, конечно, были в тысячи раз меньше, чем в районе Подкаменной Тунгуски. И там, в отличие от нашего случая, деревья не были сплюснутыми.

Штейн поднял руку и опустил на землю мешок. Затем он достал датчик радиации и стал внимательно изучать показания.

— Странно, — сказал он. — Фон даже несколько меньше, чем в среднем по Зоне.

— Потому что «Клин» — это прошлое, — сказал я, — а там никакой радиации быть не может. Это же не Хиросима.

— Это куда хуже Хиросимы, — пробурчал ученый, убирая датчик. — Однако, как вы видите, «Клин» и впрямь скрывается где-то в ином измерении.

Я это тоже видел. В том смысле, что не видел здесь никакого бункера. Разве что он был скрыт под землей, о чем я тут же спросил брата.

— Большая часть под землей, — подтвердил тот, — но и снаружи была вполне заметная бетонная будка. И большие антенны. И цистерны с горючим, и генератор…

— В общем, так, — возбужденно потер руки Штейн. — На данном этапе я беру на себя руководство нашей, так сказать, экспедицией. Возражения есть?

Возражений не было. Анна, правда, негромко фыркнула, но промолчала.

— Тогда, — сказал ученый, — приступаем к распаковке и сборке оборудования. Достаем все очень аккуратно и бережно и так же бережно раскладываем вот тут, — показал он под ноги, — рядочком. Дальше я скажу, что делать.

Мы принялись за работу. То, что мы вынимали из мешков, я не только никогда не видел прежде — большей частью я попросту не понимал, что это такое и для чего нужно. Знакомыми для меня были разве что треноги для установки приборов да провода для их соединения между собой. Было здесь также что-то наподобие КПК, что носила на руке Анна, но только чуть больше по размеру, и с клавиатурой как у печатной машинки. Правда, на клавишах, кроме русских, присутствовали и латинские буквы, а на некоторых и вовсе непонятные значки.

Потом Штейн долго ходил кругами с небольшим прибором в руке — выискивал место для установки того, что мы с его помощью собрали. Затем мы перенесли оборудование в место, которое он указал, и ученый принялся колдовать над своей загадочной кухней. При этом он ласково приговаривал что-то вроде «Ах ты моя маленькая!.. Вот ты где, моя сладенькая… Ну, куда же ты поползла, зараза?..» и тому подобную галиматью, которую было бы, наверное, очень смешно послушать, если бы я не знал, что от результатов этого «колдовства» зависела не только моя дальнейшая судьба, но, по сути, и сама жизнь.

Мы сгрудились за спиной ученого, внимательно наблюдая за его действиями, но тому скоро надоело наше сопение над ухом, и он раздраженно прогнал нас подальше.

Он вообще сильно переменился, напоминая теперь больше не степенного и вежливого интеллигентного мужчину, а воинствующего религиозного фанатика, совершающего культовый ритуал.

Отойдя, мы продолжали наблюдать за его действиями, которые продолжались уже довольно долго. Я стал откровенно переживать, опасаясь, что ничего у Штейна не выйдет, и когда я уже собрался поделиться своими опасениями с братом, ученый вдруг радостно завопил:

— Есть!!! Он там! Я его вижу!!!

Тут уже нас было ничем не удержать — мы ринулись к Штейну, едва его не затоптав. Ученый навис над тем самым, похожим на КПК прибором. На его большом, цветном (вот это да!) экране была видна заснеженная лесная поляна с вытоптанными среди сугробов тропинками. Эти тропинки вели к сложенному из бетонных плит невысокому строению, над которым высились железные ажурные фермы с рогами антенн. А еще откуда-то — видимо, из вентиляционных труб — вился едва заметный парок. В бункере определенно кто-то был!

— Это он!.. — выдохнул над моим ухом Серега.

— А почему зима? — спросила Анна.

— Так мы ведь тоже сюда из зимы прибыли.

— И как нам теперь туда?.. — спросил я, едва не подпрыгивая от нетерпения.

— Если будете мне мешать, то никак! — снова взвился ученый. — Я же вас просил отойти!..

Мы с большой неохотой повиновались. Но далеко нам отойти не удалось. От деревьев, растущих за пределами «вывала декораций», раздалась вдруг автоматная очередь и послышался усиленный мегафоном хриплый окрик:

— Всем лежать! Бросить оружие, руки за головы, морды в землю!




Глава двадцать вторая

Бой в «фанерных декорациях»


Откровенно говоря, я задергался. Все произошло слишком уж неожиданно — сначала непомерная радость осознания того, что скоро я буду дома, а потом сразу такое!.. Меня охватил даже не столько страх, сколько чувство жгучей обиды; ведь вот, оставалось совсем чуть-чуть, а теперь… А что «теперь» — смерть, плен? Что бы ни было, оно казалось чертовски, чудовищно несправедливым!..

— Федька, ложись! — рыкнул Сергей. — Делай как они говорят!

— Но…

— Никаких «но», — поддержала брата Анна. — Выполнять!

Она отбросила винтовку, опустилась сначала на колени, а потом и вовсе легла на землю, закинув руки на затылок. То же самое, сурово посмотрев на меня, сделал и Серега. Штейн с руками на голове уже лежал возле своих треножников с аппаратурой. Я успел заметить, что экран «большого КПК» снова был темным.

Тогда и я снял и бросил в сторону «калаш», а потом улегся, как было велено, «мордой в землю». И когда я растянулся на пузе, почувствовал, что в бок мне уперлось что-то твердое. Что-то было у меня в кармане такое, мешающее лежать «с комфортом». Я поворочался, устраиваясь поудобнее, и почувствовал, что и в другом кармане имеется нечто подобное — твердое, словно камень. И, похоже, не один. Стоп-стоп-стоп! Камень? И тут я все вспомнил. И как влетел на джипе в аномалию «дрожь земли», и как мы потом со Штейном нашли на ее месте похожие на бугристые шишки артефакты — взрывающуюся, словно гранаты, «дробь»… Мне же тогда Штейн и посоветовал рассовать ее на всякий случай по карманам! И я это сделал, взял все четыре «шишки», по две в каждый карман. Теперь оставалась проблема, как с руками на затылке достать эту «дробь» из карманов. Я стал тихонько елозить по земле, поворачиваясь то на правый бок, то на левый. Это услышала лежавшая неподалеку Анна и зашипела:

— Тебя что, чесотка одолела? Лежи смирно, а то пульнут — начешешься тогда!

И тут одна «шишка» выпала наконец из кармана.

— Анна! — зашептал я. — Когда они подойдут, ничего не делайте, но будьте наготове. А как только я вскочу — хватайте оружие и действуйте дальше по обстановке. Скажи это Сереге…

— Я тебе вскочу! — зашипела пуще прежнего девчонка. — Что, жить совсем надело, попрыгун?

— Вот как раз не надоело, а наоборот — очень сильно захотелось. Ты доверься мне, ладно? Я знаю, что говорю.

— Да что ты можешь знать, салажонок?

— А кто недавно назвал меня сталкером?..

Анна замолчала. До меня доносилось лишь ее сердитое сопение.

— Другого шанса у нас может не быть, — прошептал я еще. — А сейчас он появился. У меня есть кое-что.

— Что?..

Я уже слышал шуршание под множеством шагов разбросанных вокруг «фанерных» деревьев, а потому не стал вдаваться в подробности, шикнул только:

— Отстань, некогда! Быстрей говори Сереге!

Я услышал ее шепот, адресованный моему двоюродному брату, и, еще сильней вжавшись в землю, приготовился к рывку.

Шуршание раздавалось уже совсем рядом. Не стоило подпускать врагов совсем уж вплотную — лучше, чтобы «дробины» посекли как можно больше народу. Пусть при этом «убойная сила» окажется чуть послабее — не страшно. Я понимал, что смертельных ранений своими «гранатами» я все равно вряд ли кому нанесу, но мне это и не было нужно. Я хотел сработать в качестве фактора неожиданности — вызвать среди врагов растерянность, замешательство, давая тем самым время Сергею и Анне, чтобы они открыли уже настоящий огонь. И желательно раньше, чем его откроют по нам.

Жаль, я не мог поднять голову, чтобы получше оценить обстановку. Что ж, придется ориентироваться по ходу. Главное было успеть схватить артефакт и подняться настолько быстро, чтобы нападающие не успели в меня выстрелить.

Удивительно, но я думал об этом совершенно отстраненно, будто со стороны. И когда думал о том, что в меня могут выстрелить, — опасался не боли, не смерти, а лишь того, что это помешает мне осуществить задуманное.

Не знаю, что или кто — уж не сама ли «сердобольная» Зона? — подсказал мне в последнее мгновение еще одну хорошую идею. Почти неожиданно для себя самого я заорал вдруг как резаный:

— Сзади!!! Смотрите, сзади!!!

Я, конечно, не видел, много ли врагов купилось на мою уловку — я их вообще в тот момент еще не видел. Но скорее всего, как минимум на доли мгновений, это отвлекло их внимание. Потому что я беспрепятственно сумел подхватить лежавшую возле меня «дробь» и вскочить на ноги.

Обстановку я успел оценить очень поверхностно, опасаясь тратить на это драгоценное время — дорога была буквально каждая доля секунды. Я лишь увидел впереди, шагах в десяти, несколько темных силуэтов и, метнув туда артефакт, сразу же засунул обе руки в карманы за новыми снарядами. Достал — и снова бросил. Туда, где раздавались уже вопли изумления и боли. И не успел я достать четвертую, последнюю «шишку», как справа от меня часто и звучно защелкала «тээрэска» Анны, а сразу же следом затарахтел и Серегин «калаш». Я спохватился, что и мне бы лучше уже не швыряться каменными «шишками», а применить настоящее оружие, и бросился к своему автомату, слыша, что и нападавшие наконец опомнились и тоже открыли огонь.

Я прыгнул к «калашникову» и, схватив его, снова улегся на пузе, но теперь уже не пряча «морду в землю», а старательно высматривая цель. Только сейчас я сумел более-менее нормально оценить обстановку, хоть лежа это было и не очень удобно делать. Но вставать я не спешил — вокруг вовсю свистели пули. Сергей и Анна тоже залегли, как, впрочем, и не ожидавшие от нас такой прыти враги.

А врагов этих, насколько я сумел разглядеть, было достаточно много. Человек семь-восемь лежали между нами и лесом среди «фанеры» — причем отстреливались всего четверо-пятеро, остальные были ранены или убиты, — еще около десятка стреляли по нам, прячась за нормальными деревьями. Один из них неосторожно высунулся, и я отправил туда короткую очередь. Не понял, попал или нет — человек то ли упал, то ли скрылся за дерево, — но, выстрелив, я вошел в течение боя, словно в реку, и сразу почувствовал себя более уверенно; теперь оставалось только «грести вперед» — в смысле, стрелять.

Сзади вдруг тоже прозвучала автоматная очередь, и я стремительно перебросил туда ствол, но, к счастью, не успел нажать на спусковой крючок — это стрелял Штейн. Я подмигнул ему, хоть он это вряд ли увидел, и снова вернулся в прежнее положение. И тут меня пронзила страшная мысль: если в ответ на его стрельбу по ученому тоже сейчас откроют огонь — а ведь откроют, непременно откроют, — то может пострадать как он сам, так и его оборудование. И то и другое закроет возможность нашего возвращения домой если не навсегда, то очень надолго!

Я развернулся, намереваясь ползти на защиту Штейна, но подумал, что так лишь вдвое увеличу вероятность гибели оборудования — в нас двоих станут стрелять ровно в два раза интенсивней.

Но странное дело — сохранностью Штейновских приборов и жизнью ученого озаботился не только я. Со стороны нападавших прозвучало вдруг:

— По оборудованию не стрелять! Умника брать живьем!

Ага, подумал я, только «умника»… Странно. Вообще-то я полагал, что охотятся только за мной и Серегой. Или же «охотятся» за нами и впрямь в самом буквальном смысле? То есть живые мы им уже не нужны? Опять же, кому «им»? Впрочем, я тут же обругал себя самыми последними словами — не место и не время было предаваться сейчас размышлениям. Нужно было стрелять по врагам, чтобы и самому по возможности остаться живым, и защитить своих товарищей. А поразмышлять я еще успею. Потом. Если будет чем.

Я переполз под прикрытие одной из не упавших «декораций» — тоже плоского как фанера куста. Конечно, от пули он меня мог спасти не лучше настоящей фанеры, но меня за ним хотя бы не было видно. Сергей и Анна тоже, как смогли, укрылись, Штейна защищало его ценное оборудование. Плохо, что и наши враги вовсе не были дураками и также воспользовались различными укрытиями.

Меня несколько удивляло и даже, я бы сказал, обескураживало то обстоятельство, что не срабатывала никакая аномалия, которых, по идее, здесь должно быть немало. Или же наш «Клин», сжав пространство, вычистил его и от них? Что ж, для нас это было в общем-то кстати; плохо лишь, что это играло на руку и нападавшим.

Бой постепенно принял некий пассивный характер. С той и другой стороны временами постреливали, в том числе и я, нападать же никто не решался. И то — на открытом пространстве, не считая подобных моему «фанерных» кустов да нескольких почему-то не упавших плоских деревьев, любой тотчас бы стал превосходной мишенью.

Но долго так продолжаться, конечно же, не могло. И первым решился действовать бывший фронтовик Сергей. Он повернулся сначала к Штейну.

— Возьми на себя тех, кто залег поблизости! — приглушенно крикнул он ученому. Потом посмотрел на меня: — Ты тоже на них поглядывай, но в первую очередь сдерживай тех, что за деревьями. — Далее он обратился к залегшей неподалеку от него Анне: — А ты поливай только их, прикрывай меня. Я пошел к ним, обойду сбоку.

— Никуда ты один не пойдешь, — ответила та столь категорично, что ясно было — спорить с ней бесполезно. — Их там не меньше десяти! Ты, конечно, крут, но все же не супергерой. — И девчонка обернулась ко мне: — Дядя Фёдор, прикрывай нас! Достань все рожки, пусть будут под рукой, и поливай любого, кто высунется.

Я кивнул и стянул с себя рюкзак, чтобы достать запасные магазины к автомату. А когда вновь посмотрел на брата и Анну, они уже ползли к лесу, забирая чуть правее засевших там врагов. Из-за деревьев сразу открыли огонь. Но и я был уже начеку и выпустил пару очередей по лесу. Потом я стал стрелять более экономно, по два-три патрона за раз, но часто, не давая возможности тем, кто прятался за деревьями, высунуться из-за них и нормально прицелиться.

Штейн тоже вел огонь довольно активно. Сообразив, что по нему, боясь повредить аппаратуру, стрелять опасаются, он совсем обнаглел и, поднявшись на одно колено, палил с него, словно в тире. Я услышал, как вскрикнул один из нападавших, и увидел, как дернулся из-за «фанерного» укрытия и уткнулся в землю носом другой. Итого здесь оставалось лишь два-три живых неприятеля. С ними ученый должен был справиться, так что я перестал на них отвлекаться, полностью сосредоточившись на лесе.

Между тем Анна с Серегой были уже довольно близко к деревьям. По ним, конечно, пытались стрелять, но я хорошо выполнял доверенное мне дело, и пули вспарывали «фанеру» далеко от моих товарищей. Я был уже почти полностью уверен, что задуманное братом завершится успехом, но не учел того, что в арсенале врага имелось не только стрелковое оружие.

Все было очень логично с их стороны: поскольку прицельно стрелять благодаря мне им было невозможно, враги подождали, пока Серега и Анна подползут поближе, и кинули в них пару гранат. К счастью, те тоже упали и взорвались чуть в стороне от брата и девушки, но я с ужасом увидел, что ни он, ни она не шевелятся. Забыв об опасности и вообще обо всем на свете, я вскочил в полный рост и помчался к ним, не забывая поливать из автомата и даже орать что-то вроде «За Родину! За Сталина!»

По ходу дела я пристрелил и кого-то из тех, кто залегал неподалеку от нас со Штейном — по-моему, тот, не ожидав от меня такого безрассудства, попросту растерялся и, вместо того чтобы стрелять в меня, почему-то побежал. Но зато по мне открыли шквальный огонь те, кто скрывался за деревьями. Одна пуля, чиркнув по пластине бронежилета, сбила меня с ног, чем, наверное, спасла мне жизнь от следующих неминуемых попаданий. Уже падая, я успел заметить, что к Анне, которая была ближе к лесу, подбегают сразу три врага. Вжавшись в землю, я навел на них автомат, но стрелять не решился — я мог попасть в Анну, которую двое из них, подхватив под руки, быстро поволокли под прикрытие деревьев. Третий же сунулся было к Сереге, но его-то я срезал — решительно и беспощадно.

Теперь я снова держал лес под прицелом, но, не видя конкретной цели, не стрелял, ведь где-то там была Анна, вероятно, еще живая — вряд ли эти ублюдки стали бы подбирать труп. Это обстоятельство, да еще мысль, что Серега, тоже, наверное, живой, истекает сейчас кровью, заставило меня двинуться в сторону леса. Ползать столь же ловко, как мои старшие товарищи, я не умел, но старался изо всех сил, в кровь рассаживая ладони об острые края валявшихся вокруг «фанерных» деревьев.

Так хотелось встать и побежать, но вспышка безрассудства уже поутихла, и я понимал, что меня неизбежно подстрелят. И тут я услышал сзади крик ученого:

— Беги, Дядя Фёдор, беги к Матросу! Я прикрываю, здесь никого больше нет!

И я побежал, крикнув Штейну в ответ:

— Осторожней! Там Анна!

Пара пуль все-таки просвистела возле меня; одна даже обожгла щеку. Но я все-таки добрался до брата. Он лежал ничком и не двигался. Волосы его слиплись от крови, но, насколько я сумел рассмотреть, голова выглядела целой. Я, замирая от страха увидеть смертельные раны, осторожно перевернул Сергея на спину. Он застонал и приоткрыл глаза.

— Анна?..

— Тихо, тихо, — зашептал я. — Лежи, не двигайся, сейчас я забинтую тебе голову…

— Где Анна? — снова дернулся брат. Глаза его стали проясняться. Никаких ран на теле вроде бы не было. Он сделал попытку подняться.

— Лежи! Подстрелят! — прикрикнул я, вжимая его в землю. — Анна у них…

— У них?! А почему тогда ты здесь, а не там?! — Сергей оттолкнул меня и вскочил было на ноги, но тут же свалился, буквально на мгновение раньше, чем над ним свистнула пуля.

— Вот видишь! — закричал я. — Видишь?! Теперь понял почему?!

Серега скрипнул зубами.

— Но ведь надо что-то делать!..

— Их там много, ты сам знаешь. А нас…

Я оглянулся на Штейна. Тот подошел ближе, но по-прежнему оставался на одной линии с установленной аппаратурой, так что она продолжала служить ему защитой. Ученый короткими очередями, как ранее я, стрелял по деревьям, не давая никому из-за них высунуться. Это было очень кстати, я очень боялся, что в нас снова бросят гранату. Но ведь там была и Анна! Как бы Штейн ее не зацепил!.. Хотя, подумал я, девушка, скорее всего, без сознания, а значит, лежит. Ученый же стреляет грамотно — на уровне груди-головы, так что шанс, что он ее случайно зацепит, весьма невелик.

И все же мы снова оказались в дурацком положении. Если я встану и побегу, у Штейна возникнет опасение попасть в меня, так что эффективность его стрельбы снизится. Зато она сильно повысится у противника, и в бегущего в полный рост меня попадут точно. Если же я поползу к деревьям, то я абсолютно не представляю, что буду делать, когда туда доберусь — со мной одним почти десяток вооруженных людей справится точно. Сергей сейчас не боец — его даже ноги не держат. Штейну нельзя оставить приборы — сделав это, он тут же станет мишенью. Однако и враг не мог начать атаку — едва высунувшись из-за деревьев, они тут же попадут под наши со Штейном пули. Ситуация складывалась по-настоящему патовая. Но у них, черт побери, была в руках Анна! Стоит им лишь приказать, чтобы мы бросили оружие, иначе они ее пристрелят, — и я уверен, что никто из нас не сможет проигнорировать этот приказ.

Эта мысль пришла мне в голову только что, и я поразился, что враги до сих пор этого не сделали. Почему? Значило ли это, что девушка уже мертва? Но что им стоило пойти на обман, сблефовать?..

Чем гадать и бездействовать, я решил пока сделать хоть что-то полезное и достал из Серегиного рюкзака аптечку, собираясь забинтовать голову брата. Но тот оттолкнул мою руку.

— Потом!..

Сергей закрыл глаза. Мне показалось, что он потерял сознание. Но стоило мне опять поднести к его голове бинт, как я снова услышал:

— Потом! Не мешай…

Я на время оставил брата в покое. Тем более, несколько пуль вновь просвистели слишком уж близко, и мне пришлось схватить автомат. Я увидел мелькнувшую за деревьями тень и выстрелил, почти не целясь. Попал или нет, было непонятно. Вновь коротко и прерывисто затарахтел «калаш» Штейна и снова все стихло. Похоже, наш вялотекущий бой грозил затянуться надолго.

А потом наступившую тишину нарушил звук автомобильного мотора. Он слышался издалека, но я почувствовал, как во мне стремительно нарастает паника — если к противнику спешит подмога, то нам, похоже, наступает конец…

Прислушавшись, я даже перестал дышать. И вскоре с огромным облегчением понял, что звук становится все тише и тише. Автомобиль ехал не сюда, а отсюда.




Глава двадцать третья

Трудное решение


Сергей застонал и скривился от боли. Я снова метнулся к нему, но тотчас услышал такое, отчего каждый волосок моего тела, казалось, вытянулся в струнку, будто желая оторваться и убежать. То, что я услышал, было куда хуже звука мотора машины. Это был шорох шагов по «фанере». Но не шагов одного человека, которым мог быть только Штейн, — это шагали десятки людей. Они шли в полной тишине, не произнося ни слова, не производя ни единого выстрела, только шуршали, шуршали, шуршали их неторопливые шаги. Мне стало так отвратительно жутко, что я не смог заставить себя оглянуться — мышцы шеи, казалось, окаменели.

«Ну вот и все, — раненой птицей забилась в голове мысль, — вот и все… Прощай, дом. Прощай… жизнь».

Вскрикнул и начал безостановочной очередью стрелять Штейн. И тогда, поскольку мой взгляд был по-прежнему прикован к лицу брата, я скорее прочел по его губам, чем услышал:

— Нет! Скажи ему… нет!.. Это свои.

Свои?! Я буквально подпрыгнул, развернувшись при этом на сто восемьдесят градусов. По «фанерному» полю шагали сталкеры. Их было не менее тридцати человек. Но… человек ли?.. Сталкеры брели, знакомо, словно сонные или пьяные, спотыкаясь и покачиваясь. Я уже не раз видел такую походку. Сталкеры-зомби, вот кто они были! Но почему мой двоюродный брат сказал, что это свои?..

И тут до меня дошло. Я понял, почему он лежал с закрытыми глазами, почему, кривясь от боли, не давал себя перевязывать… Серега призвал этих зомби на помощь!

— Не стреляй! — заорал я Штейну. — Не надо! Это наши!

«Калаш» ученого недоуменно заткнулся. Да-да, именно так мне и показалось — изумился даже автомат. Зато наконец открыли огонь зомби. Мне показалось, что они начали стрелять одновременно, да так оно, наверное, и было — они ведь представляли сейчас единое целое, подчиненное мысли Сергея.

От деревьев впереди полетели во все стороны щепки. Оттуда никто даже не пытался стрелять.

А мертвые сталкеры все шагали и шагали. Вот первые ряды миновали нас с братом, вот они уже вплотную подошли к лесу, вот шагнули под кроны деревьев… Теперь кроме выстрелов стали слышны и крики. Кричали, сраженные пулями, наши враги. Я понимал, что еще несколько секунд — и все будет кончено.

И я вдруг подумал, что мы так и останемся в полном неведении, кто и зачем на нас напал!..

— Подожди! — стал трясти я за плечи Серегу. — Пусть оставят хотя бы одного живого!

Брат вздрогнул, еще сильнее зажмурился, и звуки выстрелов тут же прекратились. Сергей раскрыл глаза и виновато посмотрел на меня:

— Прости, не подумал… Но, кажется, один еще жив. Беги скорей туда!

Я призывно замахал Штейну, и когда тот подошел, сунул ему в руки бинт, сказал «Перевяжи!» и побежал к лесу.

Зомби, опустив оружие, бесцельно бродили между деревьев. На меня они не обратили ни малейшего внимания. Я стал оглядываться в поисках живого врага, но покуда видел одни лишь трупы. Больше всего я боялся увидеть среди них мертвое тело Анны. Но девушки здесь, к счастью, не было. Зато я отыскал наконец раненого, который еще дышал. Он полулежал на боку, прислонившись плечом к дереву, и тихо стонал. Правая его кисть была оторвана и валялась неподалеку, рядом с покореженным автоматом — насколько я понял, «гадюкой». На мужчине был надет сталкерский комбинезон со споротыми нашивками. Грудь алела от крови — пластины бронежилета не выдержали прямого попадания в упор.

Я присел перед раненым, достал бутылку с водой и дал ему напиться. Меня начало мутить от вида крови, но я собрался с духом и, стараясь смотреть только в лицо, как можно более строже спросил:

— Ты кто?

— Конь в пальто… — едва слышно выдавил мужчина.

— Шутки кончились! — сказал я, чувствуя, как пафосно и глупо звучат мои слова.

— Никто и не собирался шутить, — просипел раненый. — Вам просто повезло, что ваш колдун выжил… Или уже подох?

— Колдун?.. — заморгал я, но быстро сообразил, что мужчина имел в виду Серегу, и решил, как мне это ни претило, схитрить. — Ты имеешь в виду Матроса? Разумеется, он жив. Неужели вы надеялись убить колдуна какой-то гранатой? И если ты тоже хочешь жить, ответь на мои вопросы, и он тебя вылечит.

— Не надо трындеть, мальчик, — скривился раненый, — поищи дураков в другом месте. Лучше пристрели поскорей, все равно я ничего не скажу.

Я невольно вспомнил Картона и ту «услугу», которую оказала ему Анна. Во мне все сжалось, когда я почти неожиданно для себя произнес:

— Хорошо, я пристрелю тебя, но скажи хотя бы одно: где Анна?

— Эта сука, расстрелявшая в спину наших ребят? Я ведь тогда остался жив, лишь притворился мертвым, и пообещал отомстить! Вот и…

— Постой! — чувствуя, как кровь отхлынула от моего лица, вскочил я. — Что ты несешь?! Как она могла кому-то стрелять в спину, если вы постоянно обстреливали нас?..

Я уже понимал, о каком случае говорит раненый, я вспомнил Серегин рассказ о вчерашнем спасении из рук «свободовцев» Вентилятора, но пока не мог связать между собой текущие события со вчерашними — мой разум не отошел еще от горячки боя.

А «коня в пальто» словно прорвало. Хоть он и не собирался мне ничего говорить, но то ли приближение смерти, то ли ненависть к Анне, что жгла ему душу, развязали ему язык.

— Она стреляла нам в спину не сейчас и не здесь! — зарычал мужчина. — Это было вчера, когда мы собирались казнить шпиона!.. Меня лишь чиркнуло по плечу, я упал и притворился мертвым. И я видел, кто это сделал! И поклялся, что достану эту стерву из-под земли!.. И я ее достал! Ребята увезли ее в лагерь, чтобы устроить показательный суд и казнить…

— Так вы из группы «Свобода»? Вы напали на нас только из-за Анны?..

— Ты думаешь, нас смогли купить за деньги и обещания прочих благ, как этих вот, — неопределенно дернул раненый подбородком, — наемников и бандитов, чтобы мы ловили тебя с колдуном? Свобода, как и «свободовцы», не продается и не покупается. Мы согласились пойти вместе с этим отребьем лишь потому, что нам сказали про девчонку… То, что она будет здесь вместе с вами.

— Кто сказал? — вцепился я в плечи мужчины. — Кто вас всех нанял?!

Но тот, видимо, спохватился, что наболтал лишнего и, тяжело дыша, отвернулся. Больше, как ни старался, я не смог вытянуть из него ни слова. Тогда я повернулся и побрел назад. Но не успел сделать и пары шагов, как услышал сзади:

— Э!.. Ты обещал…

Я вздрогнул и замер, боясь оглянуться и увидеть глаза раненого. Что же я наделал, о чем я думал, когда пообещал пристрелить этого несчастного?! Ведь я не смогу, просто физически не смогу поднять руку на безоружного человека!..

— Ты обещал, — повторил он таким тоном, что у меня по коже побежали пресловутые мурашки, а ноги стали даже не ватными, а будто и вовсе отнялись. Мне очень хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать обвиняющего голоса умирающего, и быстро-быстро умчаться отсюда, но на таких ногах я не смог бы сделать ни шагу.

И тут я услышал за спиной хруст веток и… выстрел. Оцепенение враз спало с меня, и я, сжав автомат, резко повернулся.

От «свободовца», согнувшись и покачиваясь, медленно уходил зомби. В середине лба моего бывшего собеседника чернело маленькое отверстие.

Не помню, как я вернулся к Сергею со Штейном. Ученый уже закончил бинтовать голову моему двоюродному брату. Серега внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. В его взгляде мелькнуло нечто похожее на жалость, или даже на нежность, чего ранее я не видел в этих глазах никогда.

— Это сделал ты?.. — догадался я.

Серега так же молча кивнул.

Я кивнул в ответ.

— Спасибо. — А потом встрепенулся: — И ты все слышал?

— Да, — произнес наконец брат.

— Так почему же мы тут сидим?! — замахал я руками. — Ты можешь идти?

Сергей попытался сесть. Это у него вышло. Но подняться на ноги он даже не стал пробовать — видимо, чувствовал себя брат все-таки неважно — и снова опустился на землю.

— Я вколол ему лекарство, — сказал Штейн, — но пока оно еще подействует!.. Полчаса как минимум полежать придется. А куда ты, собственно, собрался?

— Как куда?!.. — от изумления я сам чуть не лег. — Спасать Анну, конечно!

— Анну? Но ее же… Разве ее не убили?.. — забормотал ученый.

Я чуть не задохнулся от услышанного и хотел уже выпалить Штейну все, что по этому поводу думаю, но вовремя сообразил, что он-то, в отличие от Сереги, не мог слышать мой разговор с раненым «свободовцем». Поэтому я быстро поведал ученому суть дела, но в результате услышал от него совсем не то, что ожидал.

— Я, конечно, понимаю твой порыв, — смущенно опустив глаза, сказал Штейн, — но лезть в разворошенный улей — это же чистое самоубийство!.. И ведь жертва все равной будет напрасной. Если даже Анну еще не убили или она не умерла от полученных ран, то ее убьют обязательно. А попытка освобождения только спровоцирует «свободовцев» сделать это побыстрей, если они почему-то к тому времени не успеют этого сделать.

— То есть ты предлагаешь сидеть, сложа руки?..

— Нет. Я предлагаю закончить то, ради чего мы сюда прибыли, — проникнуть в «Клин» и попытаться отправить вас домой.

— Но как же Анна?! — снова воскликнул я.

— Ты что, не слышал, о чем я тебе только что говорил? Забудь об Анне! То есть память о ней, как говорится, всегда будет жить в наших сердцах, но… Ты сам посуди, если вы погибнете, то значит, и она погибла напрасно!

— Она еще не погибла!.. — сжав кулаки, процедил я сквозь зубы. Еще немного, и я, наверное, набросился бы на ученого. Но тут мне в голову пришла одна замечательная, как мне показалось тогда, мысль. Я, прищурившись, посмотрел на Штейна и сказал: — Говоришь, Анна свое дело сделала? А нам, значит, пора домой?

— Ну да, — неуверенно улыбнулся ученый. — Вам пора домой, мне тоже пора делом заняться. И нам следует поспешить, мало ли еще чего может случиться.

— Я даже знаю, что именно сейчас случится, — усмехнулся я, и, подняв автомат, выпустил длинную очередь в темнеющее метрах в пятидесяти от нас оборудование.

Я сразу увидел, что попал — от одного из ящичков полетели осколки.

— Что ты наделал?! — схватился за голову Штейн. — Сумасшедший!!!

Пошатываясь, словно настоящий зомби, он побрел к расстрелянным мною приборам.

— Ну и дурак же ты, Дядя Фёдор! — негромко, но отчетливо проговорил вдруг Сергей, который, оказывается, снова уже сидел, вперив в меня обжигающий взгляд. — Сталкер, мать твою!.. Стрелять научился, а соображать как не умел, так и…

— И ты тоже?!.. — чувствуя, как на глаза накатывают слезы, завопил я на брата. — Ты тоже такой, как этот?.. Тогда я сам!.. Я один пойду спасать Анну! — И я действительно повернулся, полный решимости отправиться в тот самый «разворошенный улей», куда увезли раненую девушку.

— А ну стоять!!! — рявкнул мне в спину Серега. — Сам он пойдет! Один, бля!.. Кто здесь командир?!

— Анна! — с вызовом выпалил я.

— Я спрашиваю: кто здесь командир? — выделил голосом слово «здесь» Сергей. — Или ты думаешь, что если меня контузило, то я снова рехнулся? Не рановато ли ты списал меня, братец?

— Так чего же ты!.. — вспыхнул я, не находя слов.

— А ну, помоги, — протянул брат руку. Я помог ему подняться. Серегу слегка покачивало, но он все-таки удержался на ногах, продолжая буравить меня грозным взглядом. Затем он сделал шаг, другой и вполне уверенно зашагал к оборудованию, бросив мне через плечо: — За мной!

Я в два прыжка догнал его.

— Пусть ты командир, — быстро и как можно более решительно, хоть и без недавнего упрямства, заговорил я, — но ты ведь понимаешь, что я прав. Мы не можем просто так бросить Анну! После того, что она для нас сделала.

— А кто тебе сказал, что я ее собираюсь бросать? — не глядя на меня, сказал Сергей. — Ты у меня вообще что-нибудь по этому поводу спрашивал? Неужели ты мог вообразить своей дурной башкой, что я мог бы так поступить?.. Нет, твоих мозгов хватило только на то, чтобы создать нам новые проблемы!

Брат по-настоящему злился. Но, услышав, что и он тоже не собирается бросать в беде девушку, я приободрился и почти радостно забормотал:

— Ну, ничего ведь страшного… Выручим Анну и снова сходим в «Янтарь». Наверняка там еще есть приборы.

— Слушай, заткнись, а! — резко обернулся Серега. — Не доводи до греха!

Мы уже подходили к ползающему среди оборудования Штейну.

— Что там? — спросил у него брат.

— К счастью, все основное уцелело. Разбит лишь аккумулятор и датчик напряженности поля.

— Этот датчик очень важен?

— Эти данные были бы очень интересны для дальнейшего анализа. Но проникнуть внутрь «Клина» можно и без него. Впрочем, без аккумулятора работать не сможет вообще ничего.

— Аккумулятор от вездехода подойдет? — спросил Сергей.

Штейн замер, а потом медленно выпрямил спину и с обожанием посмотрел на моего двоюродного брата.

— Как же я сам-то… — пробормотал он. — Да! Конечно же! Конечно, подойдет!

— Тогда бери этого… с-сталкера, — произнес, будто сплюнул, Серега, — и отправляйся с ним к вездеходу. Аккумулятор пусть тащит он. И вообще, распоряжайся им на полную. Пусть прибирает, где насвинячил.

Я почувствовал, как во мне словно что-то сломалось и рухнуло. Да и сам я готов был рухнуть к ногам брата, и не сделал это только, наверное, потому, что ноги опять перестали меня слушаться.

— Не-ет!.. — проблеял я севшим голосочком. — Сережа! Нет! Пожалуйста!..

— Что «нет»?! — зыркнул на меня Сергей. — Напортачил — будь любезен исправить.

— Я исправлю! — Голос наконец-то вернулся ко мне и я завопил что есть мочи: — Я все исправлю! Но только потом, когда мы освободим Анну! Тебе нельзя туда одному, один ты не справишься!..

— Ну конечно! — зло усмехнулся брат. — С таким непобедимым бойцом, как ты, мы живо разметем всю «Свободу» по косточкам!

— Там не только «Свобода», — помрачнев, сказал я. — Ты же слышал, там весь сброд: бандиты, наемники… Пусть я и полное ничтожество, но стрелять я, как ты уже говорил, все-таки научился. Два автомата, как-никак, больше, чем один. Ты ведь сам понимаешь… Возьми меня. Я очень тебя прошу. Очень, Сереж!..

— Действительно, Матрос, — вступился за меня Штейн, — я и сам тут вполне справлюсь. А вот тебе одному не стоит туда ходить. Ты еще не полностью оправился после контузии. Да и… — Ученый запнулся, поморщился, а потом решительно махнул рукой. — А! Считайте меня кем угодно, но я все равно скажу… Я уже говорил, и еще повторю: напрасно вы это затеяли. Анну вы все равно уже не спасете, а сами погибнете. Что вы там сможете вдвоем против… ну, пусть даже двадцати!.. А там не двадцать, там наверняка больше.

— А кто тебе сказал, что нас будет только двое?.. — хитро прищурился на ученого Сергей. Я чуть не завопил от радости — раз он сказал «двое», стало быть, поддался на мою мольбу. Остальной смысл фразы попросту не дошел до меня. До Штейна, видимо, тоже.

— Ты хочешь, чтобы я тоже пошел с вами? — каким-то деревянным голосом спросил ученый.

— Нет. Твоя задача — восстановить и настроить к нашему возвращению оборудование.

— Тогда кто? Не зомби же ты имеешь в виду?

— Именно, — кивнул мой двоюродный брат. — Именно зомби. Кого же еще?

Штейн присвистнул и посмотрел на Серегу, как на душевнобольного. Меня тоже, мягко говоря, удивило решение брата, но, быстро придя в себя, я подумал, что ничего сверхъестественного в нем нет. То есть с точки зрения простого обывателя в нем все было исключительно сверхъестественным, но мы-то простыми обывателями не являлись. И Сергей не раз уже доказывал на практике свое фантастическое умение. Так что…

Меня волновало одно: Серега после таких «упражнений» буквально валился с ног, силы покидали его напрочь, начинала болеть голова… В общем, последствия не доставляли моему брату ничего хорошего. Правда, он говорил, что с каждым разом такие «погружения» в чужие головы и управление их владельцами давались ему все легче и легче, но ведь он каждый раз «погружался» на довольно незначительное время. А теперь ему придется оставаться в таком состоянии не один час — ведь пока мы доберемся до похитителей, зомби тоже нельзя будет оставить на произвол судьбы, по своей воле они попросту не пойдут с нами, а то еще и начнут стрелять в нас самих. Так что к тому времени, когда мы прибудем на место, и нужно будет вступать в бой, Сергей может оказаться полностью выдохшимся — учитывая его разбитую голову и полученную контузию.

Я осмелился высказать свои опасения. Нет, я ни в коем случае не собирался отговаривать брата, тем более что предложенный им вариант казался мне единственным, имеющим какой-то шанс наудачу, но я хотел убедиться, что Сергей отдает себе отчет в своих словах, что он мыслит здраво и оценивает свои силы более-менее трезво.

— Да, — нахмурился он, — ты все говоришь верно. Риск очень велик. Но иного выхода я все равно не вижу. И ты мне на самом деле будешь нужен, не только как лишние руки с оружием, но и как моя подстраховка. Если вдруг я не выдержу и свалюсь, ты, по крайней мере, приведешь меня в чувство. Но ты все же слегка сгустил краски. Для выполнения простых действий, не требующих умственных усилий, — таких, например, как ходьба, — мне не нужно будет постоянно держать зомби под контролем. Достаточно задать им нужное направление, дать команду и до моего следующего вмешательства они станут шагать как заведенные.

— А если следующей команды не будет? — возник у меня любопытный вопрос.

— Почему не будет? — вскинул брови Серега.

— Ну, мало ли… — смутился я, осознав, какой напрашивается ответ. И мой брат его как раз сам и озвучил:

— Если меня за это время грохнут?

— Не обязательно. Например, устанешь, уснешь…

— В любом случае, вечно они идти не будут. Внушение все-таки… выветривается, что ли, со временем… Но, думаю, полчаса, а то и час оно будет на них действовать. Сам не пойму как, но я это откуда-то знаю.

— Тогда еще ладно, — облегченно выдохнул я и улыбнулся. — Тогда повоюем!

— Вояка!.. — усмехнулся Сергей. В его голосе и взгляде не было больше раздражения и злости. Для меня это было лучшей наградой и замечательным стимулом к действию.




Глава двадцать четвёртая

«Тридцать три богатыря»


Для начала мы провели ревизию наших боезапасов. Собрали все оружие и патроны, в том числе и трофейное, подсчитали, прикинули… Сталкеров-зомби имелось у нас в наличии тридцать три… человека?.. штуки?.. головы?.. Короче говоря, как у Пушкина — тридцать три богатыря. И дядька Черномор в придачу. Матрос, в смысле. Вот только я в сказочный сюжет не вписывался. Разве что обнаглеть вконец и объявить себя самим автором.

Таким образом, нас было тридцать пять рыл, а исправного оружия, автоматического, разумеется, — пистолеты и прочие малозарядные «пукалки» мы в расчет не брали — имелось у нас сорок восемь единиц, что внушало здоровый оптимизм. Имелась даже пара гранатометов, шесть выстрелов к ним, а также двенадцать ручных гранат. Хуже обстояло дело с патронами. Не то чтобы совсем плохо, но на затяжной бой рассчитывать не приходилось. Впрочем, мы на него ни в коем разе и не рассчитывали — отбить Анну нужно было стремительно, застав сволочей врасплох, не дать им очухаться, чтобы, чего доброго, они не форсировали исполнение своего гнусного приговора.

«Запасное» оружие и патроны Сергей нагрузил на мертвых сталкеров, против чего они, разумеется, не возражали. Они вообще оказались малоразговорчивыми ребятами — лишь изредка бубнили что-то себе под нос. Сначала это меня слегка раздражало, точнее, неприятно коробило, но я довольно быстро к этому привык и перестал обращать на бессмысленное бормотанье внимание.

Еще один автомат, вдобавок к имеющемуся, и пару рожков с патронами Серега оставил Штейну. Мало ли что может случиться. И так-то, как я видел по лицу брата, ему очень не нравилось, что ученый остается совсем один. Сергей даже подозрительно глянул на меня пару раз, наверняка раздумывая, не лучше ли меня и в самом деле оставить здесь тоже. У меня перехватило дух — а ну как и впрямь передумает? Но пронесло — рационализм все-таки перевесил душевные сомнения. Когда мы уже полностью были готовы к походу, Серега протянул ученому гранату.

— Зачем? — не понял тот.

— Мало ли, — мотнул головой Сергей. — Вдруг еще кто припрется, и ты поймешь, что не сможешь отбиться, — тогда взорви оборудование. Не надо пускать в «Клин» посторонних. — Потом он подмигнул ученому и даже попытался улыбнуться. — Но я надеюсь, что никто тебя не потревожит. Мы быстро, одна нога там…

«…а другая на елке болтается», — мысленно закончил я. Остатки моего оптимизма почему-то вдруг куда-то улетучились.

Сергей выстроил зомби в колонну по два — по три было бы красивей, но по лесу и прочей пересеченной местности так идти было неудобно, — и мы пошагали. Я думал, что мы с братом возглавим наш жутковатый отряд, но он сказал, что мы пойдем сзади. Аномалии в Зоне никто не отменял, поэтому пусть на них лучше наткнутся мертвые зомби, чем живые мы. На этот же случай Серега пустил первого, оставшегося без пары «бойца» метрах в пяти впереди колонны — если с ним что-то случится, остальные успеют остановиться и останутся невредимыми.

Правда, перед тем как тронуться в путь, мы немного поспорили. Штейн предложил нам идти по нашим старым следам — то есть вернуться к вездеходу, а потом шагать по оставленной им колее до заболоченного ручья, а далее по тому маршруту, что ходили они выручать Вентилятора. Дескать, так хоть и дольше, но безопасней — меньше вероятность влететь в аномалию, да и насчет засады там можно почти не опасаться.

Мне предложение ученого откровенно не понравилось — в первую очередь, слишком большой протяженностью этого маршрута. Ведь каждая лишняя минута могла стоить Анне жизни. Поэтому я предложил идти через лес в том направлении, откуда я слышал шум двигателя отъезжающей машины. А потом можно бы тоже было идти по оставленной ею колее, что обезопасило бы нас от аномалий. Самое главное, при этом варианте наш путь значительно сокращался, едва ли не вдвое. Минусами его являлось то, что маршрут был нам совершенно незнакомым, и существовала довольно большая вероятность нарваться на засаду.

Собственно, еще и поэтому Сергей пустил вперед зомби, когда, подумав, выбрал все-таки мой вариант. Конечно, грамотная засада пропустит вперед мертвых сталкеров и ударит с тыла, перекрывая путь к отступлению, но мы рассудили, что грамотную засаду «свободовцы», да и бандиты с наемниками вряд ли могли организовать, судя по их откровенно неумелому ведению боя. Да и Серега все же был не кем-нибудь, а опытным фронтовым разведчиком, и уж засаду дилетантов он вычислит без проблем. И не только дилетантов, кстати.

В любом случае, сложив все плюсы и минусы, мы получили по второму варианту главный и очень жирный плюс — экономию времени. Поэтому и двинулись мы именно в сторону леса.

Подойдя к деревьям, я оглянулся. Штейн стоял, глядя нам вслед. Увидев, что я повернул голову, он помахал мне рукой. Я махнул в ответ тоже.

— Не отставай, — бросил мне ушедший вперед Сергей, и я, поправив перекинутый за спину «калаш», бросился догонять группу.

Не знаю уж, то ли у Зоны иссяк лимит отпущенных для нас неприятностей, то ли она отвлеклась на что-то другое, только нам с самого начала повезло дважды. Во-первых, наш отряд ни разу не влетел в какую-нибудь аномалию, а во-вторых, нас поджидал настоящий подарок, на который мы ни в коей мере не рассчитывали. Мы почему-то думали, что наши враги приехали сюда на одной машине, на которой потом и увезли на свою базу Анну. На самом же деле машин было две. Судя по следам протекторов, в которых легко разобрался Серега, девушку посадили в джип — такой же, на каком довелось уже покататься нам. Но основные силы прибыли сюда на большом грузовике с крытым брезентовым пологом кузовом. И этот грузовик тихо-мирно стоял на поляне, на которую мы вышли.

Машина выглядела впечатляюще. Я не большой знаток автомобилей, но все равно я был полностью уверен, что в наше время если и существовало что-либо подобное, то на дорогах я этого не встречал.

Мой двоюродный брат тоже остался очень довольным неожиданной находкой, а я порадовался еще и тому, что предложил именно этот вариант. Теперь мы экономили время и силы не вдвое, а вообще многократно.

Сергей построил сталкеров-зомби на противоположном грузовику краю поляны, мне также велел отойти подальше, сам же направился к автомобилю и стал его внимательно со всех сторон осматривать. Затем сползал под колеса, заглянул в кабину, открыл капот, залез в кузов… Все это он проделывал с такой осторожностью и тщательностью, что я быстро догадался: брат ищет дополнение к подарочку, оставленное для нас «свободовцами». Вообще-то заминировать грузовик с их стороны было бы логично. Впрочем, когда они уезжали, бой еще не закончился, и существовала вероятность, что машиной могли воспользоваться оставшиеся в живых «свои».

Наконец Серега закончил осмотр и отдал нашей мертвой команде негласный приказ. Зомби один за другим, пошатываясь, побрели к грузовику и стали залезать в кузов. Дождавшись, когда последний из них скрылся под брезентовым тентом, брат велел мне садиться в кабину на пассажирское место.

— Может, давай я поведу? — предложил я. — Ты мне покажешь, как переключать передачи и все такое, и я потихонечку поеду. Ведь тебе придется все время отвлекаться на этих, — кивнул я в сторону кузова.

— Пока я тебе показываю, — помотал головой Сергей, — я быстрее сам доеду. И ведь я тебе уже объяснял: мне не нужно никого контролировать до новой команды. Полчаса они точно просидят спокойно, а за это время мы или уже доедем, или я отвлекусь еще разок, но это не займет у меня много времени и сил. Так что садись куда сказано. Будет намного больше пользы, если ты станешь внимательно смотреть вперед и прислушиваться к детектору аномалий.

Спорить я, разумеется, не стал. Доводы, изложенные братом, выглядели вполне логично. Особенно мне понравилось, что он не стал вспоминать, чем закончился мой первый опыт вождения. Мне почему-то думалось, что он приведет этот случай в качестве главного, а то и вовсе единственного аргумента.

Ехали мы очень медленно, что, признаюсь, сильно действовало мне на нервы. Мне все время казалось, что сейчас, вот именно в эту минуту, с Анной происходит что-то плохое, и что из-за нашей медлительности мы не успеем ее спасти. Если девушка уже погибла, это тоже, конечно, ужасно и больно, но куда больней и ужасней будет осознать, что мы опоздали совсем на чуть-чуть, и что езжай мы немного побыстрей, Анна была бы жива. Тем не менее я понимал и то, что если мы помчимся сломя голову, то или разобьем на бездорожье машину, или, что еще вероятней, влетим в аномалию, которыми Темная долина была напичкана изрядно. А тогда уже точно Анна погибнет, спасать ее будет попросту некому.

Аномалии между тем и впрямь очень часто встречались. Какие-то видел сам двоюродный брат, о каких-то предупреждал его я. Грузовику то и дело приходилось вилять, объезжать опасные места, что, опять же, отнимало у нас драгоценные минуты.

К моей огромной радости, вскоре перед нашим лобовым стеклом предстала относительно ровная местность — поросшая желтоватой травой с вкраплением кое-где негустых кустиков. А вдали, за этим диким полем, я увидел отдельные строения и даже башенный кран возле одного из них.

— Мы почти доехали! — не сдержал я рвущегося наружу нетерпения. — Дави на газ!

Но Сергей поступил почему-то наоборот — сбросил газ, остановился и выключил двигатель.

— Зачем?! — воскликнул я. — Ты чего?

— Зомби, — коротко ответил брат и закрыл глаза.

Я сразу догадался, в чем дело. Серегино внушение мертвым сталкерам стало ослабевать и требовало новой «подпитки». Разумом я прекрасно понимал, что сделать это необходимо, но мое сердце, душа, подсознание — не знаю, что именно, или вообще все разом — неудержимо рвались вперед, к цели, до которой было уже подать рукой. Я даже стал ерзать на сиденье, словно это могло ускорить производимое братом действо.

Мне показалось, что прошло не менее получаса, пока Сергей снова открыл глаза. На самом же деле, думаю, «сеанс гипноза» длился минут десять или около того.

Не сказав ни слова, брат завел мотор, и грузовик поехал дальше. Теперь ехать было значительно легче, да и аномалии обнаруживались издалека, так что Серега немного прибавил скорость. Но когда до ближайшего строения — недостроенного трехэтажного здания, обнесенного деревянным забором, возле которого и торчал кран, — оставалось всего метров двести, мой двоюродный брат снова затормозил.

— Что? Опять?.. — удивился я, ведь прошло очень мало времени.

— Ничего не понимаю, — нахмурился Сергей. — Я их больше не чувствую…

— Кого? — задал я глупый вопрос. И очевидный ответ на него мне очень не хотелось услышать. Однако он прозвучал.

— Зомби. Не чувствую совсем, словно их вообще нету поблизости.

— А может, и впрямь… Вдруг, ну… выпрыгнули?.. — брякнул я еще большую глупость.

Но брату, похоже, эта версия не показалась совсем невозможной. Он поставил машину на ручник и вылез из кабины. Мне он велел оставаться на месте, и я принялся смотреть вперед, на темневшие под хмурым небом здания — туда, где страдала сейчас, не надеясь на спасение, Анна. И хорошо, если еще страдала, а не…

Додумать нехорошую мысль я не успел. Из-за забора показалась человеческая фигурка и направилась явно в нашу сторону. Я вспомнил про свой цейсовский бинокль, который лежал в рюкзаке Сергея. Но рыться в чужих вещах мне не хотелось, а тут вернулся и их непосредственный хозяин.

— Все на месте, — нахмурившись пуще прежнего, бросил Серега. — Херня какая-то!..

— Посмотри туда, — кивнул я на стекло.

Брат посмотрел. Рука его сразу же потянулась к автомату.

— Погоди, — остановил его я. — Глянь в бинокль. По-моему, у него нету оружия. Вообще, какой-то странный мужик. На монаха похож.

Сергей достал бинокль, ненадолго приложил окуляры к глазам, потом пожал плечами и дал бинокль мне.

Медленно бредущий к нам человек был и впрямь похож на монаха: он тяжело опирался на клюку и на нем был надет длинный, до пят, серый балахон с капюшоном. Если бы этот балахон был черного цвета, я бы точно подумал, что к нам идет неведомо откуда взявшийся здесь монах. К тому же у него еще имелась и длинная седая борода, которую я смог разглядеть уже и безо всякого бинокля.

— Может, поехали? — глянул я на брата. — Ну его! Время…

— Нет, давай подождем, — забрал у меня Серега бинокль и сунул его снова в рюкзак. — Что мы будем делать без наших солдат? Мне очень не нравится, что я перестал чувствовать зомби. Которые, между прочим, не разбредаются, а сидят себе в кузове как ни в чем не бывало. У меня почему-то такое ощущение, что здесь не обошлось без этого самого монаха.

Между тем, «монах» добрел наконец до нашей машины. Он оказался не просто старым, что я увидел еще через бинокль, а очень старым. Я бы дал ему все сто лет. Ну, девяносто уж точно! Темное, исхудалое лицо старца было испещрено морщинами так, словно было тщательно порублено тесаком. А вот глаза смотрели молодо и цепко.

— Надо поговорить, — сказал он, когда Сергей приопустил боковое стекло. Голос «монаха» тоже звучал твердо, с едва уловимым старческим дребезжанием.

— О чем?

— О королях и капусте, — растянул старик в подобии улыбки тонкие ссохшиеся губы под седыми жиденькими усами. — Но если вы не являетесь поклонниками творчества О’Генри, тогда можем и о вас.

— Простите, но нам очень некогда, — сухо отреагировал на шутку Серега. — Если вам просто не с кем поболтать, то…

— Мне есть с кем поболтать, — резко оборвал его «монах». — Хоть вы и перебили часть моих собеседников, полтора десятка так называемых бандитов в моем распоряжении покуда имеются.

— В вашем распоряжении? — с нажимом на слове «вашем» переспросил брат.

— Именно. Но не в полном, отнюдь. Между нами всего лишь соглашение — они в меру сил охраняют нас от возможных неприятностей, мы же, со своей стороны, не вмешиваемся в их дела.

— «Мы» — это кто? — хмуро спросил Сергей.

Тут я вспомнил о том, что говорила нам об обитателях Темной долины Анна, и вставил свое слово:

— «Монолит»?..

— Да какая разница, кто мы, — усмехнулся старик. — Поговорить-то нам стоит о вас. И нужно это в первую очередь вам же.

Мы с братом невольно переглянулись, обменявшись немым вопросом: что, дескать, будем с ним делать?

А «монах» вдруг жалобно закряхтел и помотал головой.

— Ох и молодежь пошла! Старый человек перед ними стоит, а они ему даже присесть не предложат. Хотя… — В усах старика снова мелькнула улыбка, а глаза хитровато блеснули. — Если уж начистоту, то я вас ничуть и не старше. Сергея Викторовича так и вовсе на десяток лет моложе. А с тобой, друг Фёдор, мы и вовсе по общим университетским коридорам в одно время бегали. Может, когда и сталкивались даже. Правда, я на физическом учился, а не на матмехе.

— В ЛГУ?!.. — разинул я рот. — Когда?..

— В ЛГУ, — кивнул старик. — Тогда же, когда и ты. Год поступления — пятидесятый, выпуск — в пятьдесят пятом году. Может, слышал когда: Никиров Игорь?

— Н-нет… — промычал я. — Н-не слышал…

Признаться откровенно, услышанное совершенно выбило меня из колеи, вогнало в настоящий ступор. Казалось бы, Зона должна уже была отучить меня чему бы то ни было удивляться. А вот поди ж ты!.. Я никак не мог осознать, что передо мной стоит не просто мой ровесник, одногодка, но и мой однокашник, с которым почти наверняка мы и впрямь не раз сталкивались в университетских аудиториях и коридорах.

Этот мой ступор оказался настолько сильным, что я даже не обратил внимание на то, что старик не только знает наши с братом имена, но и наш настоящий возраст, а также и то, где и даже на каком факультете я учился.

Серега, конечно, тоже был удивлен. Но он справился с растерянностью раньше моего.

— Федь, — сказал он, — а ну, подвинься. Пусть дедушка сядет.




Глава двадцать пятая

Беседа со старым ровесником


Я подвинулся ближе к Сергею. Старик, он же мой ровесник, забрался в кабину довольно легко для его, то есть нашего с ним более чем почтенного возраста.

— Только давайте поскорей, — попросил брат, — у нас на самом деле очень мало времени. Промедление в нашем случае смерти подобно. Причем в самом буквальном смысле.

— Я знаю, — кивнул наш странный собеседник. — Кстати, об этом я хочу поговорить тоже. Но сейчас вы можете не волноваться: пока я здесь — вашу наставницу не тронут.

— Ну да! — вырвалось у меня. — Откуда вы это знаете?

— Для начала давайте договоримся о том, как нам друг к другу обращаться, — улыбнулся старик. — Не подумайте, что это мелочь; при доверительном разговоре ничего не должно стеснять собеседников. Так что я предлагаю обращаться друг к другу на «ты» — ведь, по сути, мы с вами ровесники, а с Фёдором мы и вовсе одногодки. Но, поскольку выгляжу я куда старше вас и понимаю, что психологически вам трудно держаться со мной на равных, можете называть меня по имени-отчеству — Игорь Владимирович. Я же, с вашего позволения, стану называть вас просто по именам — Сергей и Фёдор. Годится?

Мы с братом кивнули.

— И все-таки, — сказал теперь Серега, — почему вы… то есть, ты так уверен, что Анну не тронут, пока ты здесь?

— Потому что таков был уговор.

— Уговор? — снова влез я. — Между кем и кем? Неужели ты…

— Спокойней, мой друг, — перебил меня Игорь Владимирович. — Не надо делать поспешных выводов.

— Но…

— Я же просил, спокойней, — положил на мою руку сухую ладонь старик. — Сейчас я все объясню. Дело в том, что у нас имеются определенные договоренности со всеми, кто живет рядом с нами в Темной долине. В том числе и с членами группировки «Свобода». Мы, если можно так выразиться, позволяем им жить рядом с нами. И не только за то, что они не мешают нам заниматься своими делами. Иногда мы просим их, — выделил он слово «просим», — сделать для нас кое-что, или, напротив, чего-то не делать. Разумеется, без фатального ущерба для них. В данном случае я попросил их не приводить в исполнение казнь, пока я нахожусь вне зоны лагеря.

— И вы уверены, что они послушались?

— Безусловно. Иначе просто не может быть. Они прекрасно осведомлены о наших возможностях. Думаю, и вы уже почувствовали это на себе.

— Ты имеешь в виду зомби? — насупился мой двоюродный брат.

— Именно. Теперь они подчиняются нам. И наше влияние, как видите, оказалось сильней.

— Но как ты это сделал?! — вскинулся Сергей. — Чем вы, черт возьми, тут вообще занимаетесь?

— Мы пытаемся найти общий язык с Зоной. А если точнее — с Ноосферой. Откровенно говоря, даже нам пока непонятно, что здесь первичней. Одной из гипотез вообще является то, что Зона, со всеми ее проявлениями, — это разумное существо, а Ноосфера — нечто вроде ее мозга. Только, похоже, что это мозг не одной только Зоны, поскольку Ноосфера, в ее общем понятии, существовала всегда, а Зона… Вероятно вы слышали о легендарной группе «О-Сознание»? Есть мнение, что Зона — продукт ее деятельности, что они могут как-то управлять ею, оказывать на нее некое влияние. Должен сказать, тут все гораздо сложней. Зона — не просто очень сложный объект. Она — нечто большее. Вряд ли мы когда-нибудь сможем ее до конца «осознать».

— Ты сказал «мы»? — заметил я. — Значит, ты тоже состоишь в «О-Сознании»?

— «О-Сознание» — тоже нечто большее, чем просто группировка. Тот, кто пытается «осознать», уже в какой-то мере может причислить себя к ней. Что же касается костяка, или, лучше сказать, головы группы — то нет, я не вхожу в число ее представителей. Но я бы не хотел заострять ваше внимание лично на мне. Я уже сказал, что занимаюсь нахождением общего языка с Зоной — для понимания моей роли этого вполне достаточно.

— И все же — как? — не унимался Серега. — Физически — как? Каким образом ты столь легко забрал мое влияние над зомби?

— Скорее не физически, а технически. Может, вы слышали о лаборатории Х-18? Так вот, сейчас я работаю именно в ней. Не стану вдаваться в физику процесса, но можете мне поверить, что у нас имеются технические возможности взаимодействовать с Ноосферой в некоторых достаточно узких направлениях. Должен заметить, уважаемый Сергей, что мы являемся всего лишь вашими последователями.

— Моими?!.. — Глаза моего брата, что называется, полезли на лоб.

— Разумеется, не лично твоими. Ведь ты же, прости меня за прямоту, был всего лишь простым исполнителем.

— Но я ничего не слышал ни о какой Ноосфере! В мое время это вообще считалось антинаучным понятием! Да и Зоны тогда никакой не было.

— Ну, до простых исполнителей не всегда доводят истинные цели. Чаще наоборот — делают все, чтобы они оставались для них неизвестными. Что же касается Зоны, то ее, конечно, в ваше время не было. Но это отнюдь не относится к Ноосфере.

— Хорошо, — сказал Сергей, — допустим. Я на самом деле не знал истинного смысла экспериментов, в которых принимал участие. Но тебе-то откуда о них известно?

— Странный вопрос, — усмехнулся Игорь Владимирович. — Если я всю сознательную жизнь, уже более шести десятков лет, занимаюсь Ноосферой, то, наверное, я должен быть в курсе всего происходящего в данной области, как сейчас, так и, тем более, в прошлом! Конечно, мне известно, в каких опытах ты принимал участие. Я даже знаю, что конкретно случилось с тобой в сорок восьмом году. Ты обладаешь уникальной способностью растворять свой разум в Ноосфере, как бы становиться ее непосредственной частицей. Но эта способность в тебе, что называется, дремала. Без некоторой помощи извне, без соответствующих приборов и установок ты бы о ней, скорее всего, так ничего бы и не узнал. Возможно, видел бы иногда некие странные сны, но вряд ли самостоятельно сделал бы из увиденного правильные выводы. Вашим же ученым удалось связать твой разум с Ноосферой. Пусть их помыслы были при этом не вполне достойными, но верный путь они нащупали правильно. Однако поскольку это было всего лишь начало пути и двигаться чаще всего приходилось, фигурально выражаясь, впотьмах и на ощупь, ошибки тоже были неизбежны. И не только ошибки, а непонимание высшего смысла, сути происходящего. Даже сейчас мы не вполне понимаем, почему так случилось, что выброс, произошедший в наше время, оказал влияние на прошлое. Но если нарисовать картину в упрощенном виде, то случилось так, что вашу лабораторию вырвало из вашего времени и перенесло не сюда даже, а в некое безвременье, в параллельную Вселенную, которая тем не менее связана и с текущим пространственно-временным континуумом. И уж совершенно точно — с Ноосферой Зоны. То есть твой разум растворился в здешней Ноосфере, а твое физическое тело осталось там, где оно и находилось до эксперимента. Возможно, это нарушало какие-то до сей поры неведомые даже нам законы, и тебя что-то привело в то место и в то время, где и когда стало возможно соединение твоего тела с разумом. Но перетянул именно разум, а не физическое тело, потому ты оказался здесь.

— А Фёдор? Почему же он оказался здесь?..

— У меня нет ответа. Есть только версии на уровне догадок. Возможно, процесс переноса затронул его, потому что он находился в тот момент рядом с тобой — скажем, диаметр временного пробоя был взят с запасом… А может быть Фёдор, его разум, тоже играет для Ноосферы большую роль.

— У меня еще вопрос… — посмурнел вдруг Серега. — Что будет, когда я вернусь домой? Не останется ли мой разум здесь?..

— Вот! — поднял указательный палец Игорь Владимирович. — Об этом я хотел поговорить с тобой в первую очередь. Дело в том, что вероятность такого исхода событий очень большая. Поэтому я предлагаю тебе не возвращаться домой, а остаться здесь. И не тратить время, здоровье и силы на дурацкое сталкерство, а поработать на науку, чем ты, собственно, и занимался раньше. Я предлагаю тебе место в моей группе. Полноправное место! Мы ничего не станем скрывать от тебя и не будем использовать тебя, что называется, втемную.

Я увидел, что мой двоюродный брат серьезно задумался. Мне стало не по себе. Это что же выходит, я останусь один?.. Но как же я смогу в одиночку отсюда выбраться? Нет, немыслимо! Серега не сможет так со мной поступить!

И он на самом деле сказал:

— Спасибо за предложение. Оно и впрямь заслуживает внимания. Но я вынужден отказаться. Мой долг — вернуть домой брата. Ты сам говоришь, что он попал сюда из-за меня. Так что…

— О твоем брате, — неожиданно подмигнул мне старик, — разговор отдельный. Конечно же, он должен вернуться домой. И он вернется, я надеюсь. Но зачем обязательно с тобой?

— Я должен убедиться, что он вернулся.

— Но если ты вновь потеряешь рассудок — как ты в этом убедишься?

Сергей замолчал и повесил голову.

— Если это все, — сказал я своему старому ровеснику, — позволь, мы поедем дальше.

— А зачем? — вздохнул, отводя глаза, Игорь Владимирович.

— Как это зачем?! — вскрикнули мы с братом дуэтом. — А как же Анна?!..

— Какое вам дело до Анны? — сухо и жестко ответил старик, вновь повернув к нам голову. — Она — дитя этого времени, этого мира.

— Она оказалась там, — ткнул брат в лобовое стекло, — из-за нас! Она пожертвовала всем, что у нее есть, ради того, чтобы помочь нам! Если мы сейчас бросим ее — как мы сами-то будем жить дальше?..

— Это всего лишь высокие слова, — поморщился наш ветхий собеседник. — Понимаю, вам ими напичкали головы под завязку, я сам таким был. Но это всего лишь слова! Нужно быть практичными, смотреть на вещи трезво. Вы все равно вряд ли что-то сможете сделать вдвоем против нескольких десятков вооруженных «свободовцев». Думаю, и мои доблестные бандиты встанут на их сторону — им вы тоже здорово насолили. Так что с большой долей вероятности вы и сами погибнете, и девушку не спасете.

— Но вы можете им… — начал было я, но старик остановил меня хлестким, как пощечина, взглядом.

— Приказать? Нет, не могу. Я уже говорил: у нас есть определенные договоренности. Они имеют полное право ненавидеть вас и мстить вам — ведь, в общем-то, есть за что. Как бы лично мне ни было вас жаль, я не стану мешать вашим… недругам.

— Имеют право?!.. — выхватил я из этого ответа фразу. — Есть за что?!.. А разве не они первые напали на нас скопом? Почему, кстати? Не ты ли их на нас навел?!..

— И не только они, — недобро прищурился Серега. — За нами кто только не охотился, с тех пор как мы оказались здесь. А ты, похоже, изначально знал о нашем прибытии! Скажешь, не так?

— Знал, — не стал отпираться старик. — Но не я один. Кто имеет доступ к Ноосфере, те узнали о вашем появлении в Зоне сразу. «О-Сознание», военные, мы… Признаюсь честно, вам повезло, что виды у всех были на вас разные, порой — в корне противоположные. Скажу еще откровенней — кое-кого по-настоящему испугало ваше неожиданное прибытие. Кому-то хотелось вас поскорей уничтожить, кому-то схватить — для разных причем целей. К одному мнению разным сторонам прийти так и не удалось, поэтому на вас и «охотились» столь бессистемно, мешая порою друг другу. И я совсем не исключаю того, что эта «охота» еще не закончилась. Поэтому и говорю, что самым логичным вам было бы сейчас вернуться к точке перехода. Скажу больше — как раз сегодня-завтра ожидается очередной выброс. Скорее все-таки завтра, но точное время мне неизвестно. Так что лучше вам находиться там — вполне вероятно, что именно выброс и послужит опять катализатором временного пробоя. Ждать же нового придется неделю, и я не поручусь, что за это время вас не поймают или вообще не убьют. Я уж молчу про сюрпризы самой Зоны.

— Нет, — сказал как отрезал Сергей. — Мы поедем сейчас к твоим друзьям бандитам и прочей сволочи, которую ты столь трепетно защищаешь, и будем делать то, что должны делать.

— Делай, что должно, — случится, чему суждено, — усмехнувшись, повторил классическую фразу Игорь Владимирович. Кого-то из древних, по-моему; не помню точно кого. — Что ж, это ваше право. Только они мне не друзья. И защищать я никого не собираюсь. Просто их отношение к вам логично, как и ваше к ним. Ну да, их наняли, неважно кто, а вы не только лишили их неплохого заработка, так еще и поубивали уйму их соратников. Тут кто угодно разозлится и преисполнится мести.

— И все-таки ты им помогаешь, — процедил Серега. — Ты отнял у нас бойцов.

— Никого я у вас не отнимал, — устало отмахнулся старик. — Я лишь временно нейтрализовал этих бедолаг. Как для собственной безопасности, так и для того, чтобы продемонстрировать вам свои возможности. Вернусь к генератору — выключу поле.

— И на том спасибо, — буркнул мой брат.

— Подвезете меня? — буднично, словно обычный попутчик, спросил мой постаревший однокашник.

— Сиди уж, — недовольно ответил Сергей.

Он завел двигатель грузовика и тронулся с места резко, машина едва не заглохла. Понятно было и без слов, что брат нервничает — мой постаревший однокашник ему определенно не понравился. Мне, впрочем, тоже не особо. Слишком уж много он тумана напустил. Не все, как мне показалось, в его словах было гладко.

И до меня внезапно дошло, что же из речей Игоря Владимировича особенно воспротивилось принимать мое подсознание!

— Постой! — резко повернулся я к старику. — Ты говоришь, что о нашем появлении узнали через Ноосферу… Это точно? Только лишь оттуда?

Игорь Владимирович, не ожидав моей внезапной тирады, даже отшатнулся.

— А как же еще-то? — растерянно заморгал он. — Откуда иначе такое можно было узнать? Разве что кто-то непосредственно увидел ваше появление, но ведь таких вроде как не было?

— Но тогда получается, — пробормотал я, сам пугаясь своих слов, — что мы не вернемся отсюда домой…

— Это еще почему?.. — Старик и Серега уставились на меня оба. Брат даже затормозил и остановил машину.

— Потому что… Потому что… — Мой язык отказывался произносить то, что казалось мне нашим окончательным приговором, как будто прозвучав, он станет уже не просто моими мыслями, а явью. Но и молчать, по-страусиному засунув голову в песок, тоже было смешно и глупо. И я все-таки выговорил: — Потому что если бы мы вернулись, то наверняка хоть кому-нибудь об этом да рассказали. Например, тебя-то я уж точно бы нашел и все как есть выложил — и про эту нашу встречу, и вообще… Но ведь ты сейчас нашего разговора не помнишь? И все остальные, как ты говоришь, узнали это не от нас самих в прошлом. Значит, мы не смогли… то есть не сможем вернуться.

— Ах вот оно что! — улыбнулся Игорь Владимирович. Впрочем, улыбка с его лица тут же и исчезла. — Ты рассуждаешь интересно и на первый взгляд логично, но откуда тебе известны свойства и законы времени? О нем до сих пор ничего толком не могут сказать даже ученые, работающие в том направлении. Существуют только более или менее обоснованные догадки. А ты умудряешься делать столь категоричные выводы на сей счет!.. Кто знает, как все это может на самом деле выглядеть! Может быть, как только вы отправитесь в свое время, я тут же и вспомню наши с тобой разговоры из прошлого. И кто-нибудь еще вспомнит. Или ваше возвращение начнет новую временную ветку, а эта будет продолжаться параллельно, не пересекаясь с нею. На тему параллельных Вселенных, кстати, существуют вполне математически описуемые гипотезы. Есть и еще вариант: вы просто-напросто решите никому о вашем путешествии не рассказывать. Или расскажете кому-то, но вас поднимут на смех, или посчитают сумасшедшими, и вы уж точно станете молчать, чтобы не оказаться в психушке… Между прочим!.. — Глаза старика вдруг округлились. — А ведь доказательство тому, что вы вернулись, пожалуй есть. Ведь это на вашем факультете учился Борис Стругацкий?

— Ну да, — недоуменно кивнул я. — И что?

— А то, что Борис стал писателем. Очень известным писателем-фантастом, будет тебе известно. На пару со своим братом Аркадием. И они, в числе прочего, написали фантастическую повесть о Зоне. Да-да, именно о Зоне! Правда, в их повести она не была связана с атомной электростанцией, но там тоже присутствовали аномалии, артефакты и… сталкеры!.. Считается, что именно они и придумали первыми этот термин. А ведь очень похоже, что сюжет этой повести родился в голове у Бориса не сам по себе…

— Ты думаешь, это я ему рассказал… расскажу про Зону?.. — разинул я рот.

Игорь Владимирович часто-часто закивал.

— Думаю, да. Слишком уж невероятно для простого совпадения. Так что вы вернетесь, друзья мои, обязательно вернетесь! Во всяком случае ты, Федя.

— Но я все равно не понимаю, почему об этом ничего не помнишь ты?! — воскликнул я. — Тебе-то я в первую очередь должен был все рассказать!

— Понимаешь, — заметно смутился старик, — дело в том, что в молодости я был… м-мм… самовлюбленным зазнайкой. Круг моих друзей был жестко ограничен, я не знакомился с кем попало. Возможно, ты и пытался заговорить со мной, но я тебя попросту отшил.

— Но ты же и такого случая не помнишь?..

— Не помню. Но, прости меня, за семьдесят лет я вполне мог забыть о столь незначительном факте… — Игорь Владимирович о чем-то задумался, а через некоторое время лицо его внезапно озарилось. — Между прочим, ты подбросил мне интереснейшую идею!

Я посмотрел на старика в ожидании продолжения, но тот замотал головой.

— Нет-нет, не сейчас! Чуть позже. Когда поедете назад. — Он вдруг резко посмурнел и тихо добавил: — Если поедете…

Сергей, внимательно слушавший наш разговор, после этих слов, матюгнувшись под нос, мотнул головой и снова рывком тронул с места машину.




Глава двадцать шестая

Прибытие в «гадючье гнездо»


К зданиям мы так и подъехали молча. Ближайшее из них, справа, было недостроенным. С одного края у него было возведено три этажа из красного кирпича, с другого же всего два. Возле этой заброшенной стройки и возвышался подъемный кран, который я заметил издалека.

Здесь уже начинался вполне неплохо сохранившийся асфальт, который покрывал прямую, уходящую вдаль дорогу — единственную улицу этого небольшого поселка. Впрочем, скорее не поселка — жилых домов я тут не увидел, — а некоего промышленного городка.

Слева от дороги я заприметил большие цистерны для горючего, а рядом с ними — обветшавшую бензозаправку, возле которой навечно застыл ржавый пожарный автомобиль.

Но подробно мне оглядеться не удалось. Из-за окружавшего стройку забора на шум нашего грузовика вынырнули три мрачных типа в черных куртках и направили на кабину автоматы. Но, заметив в ней Никирова, оружие опустили, но не убрали, продолжали держать в руках, все так же мрачно разглядывая нас через стекло.

— Одну минуту, — успокаивающе глянул на нас с братом старик, открыл дверцу и выбрался из кабины.

Сергей, не выключая двигателя, заметно подобрался, кинул взгляд на стоявший возле дверцы автомат и стал внимательно следить за происходящим. Я, разумеется, тоже. Свой автомат я и вовсе обнял пальцами за цевье, в любую секунду готовый подхватить его и открыть огонь.

Мой пожилой однокашник неспешно, с достоинством, с неким даже, как мне показалось, напускным превосходством подошел к бандитам — определенно, это были именно они, — и отчетливо, так что прекрасно услышали и мы, произнес:

— Все в порядке. Не утруждайте себя напрасно, господа.

— Кто это? — мотнул в нашу сторону головой один из бандитов. — Уж не те ли, кто замочил наших?

— После того как ваши хотели уничтожить их, — сказал Игорь Владимирович.

— Не уничтожить, а схватить!

— А в случае невозможности захвата — уничтожить, — дополнил высказывание бандита старик. — Они всего лишь защищались.

— Щас мы их тоже защитим… — поднял и навел на лобовое стекло автомат один из троицы.

— Нет! — прикрикнул старик. — Я запрещаю!

— Чего вдруг? — прищурился тот, кто разговаривал с Никировым до этого. — У нас с вами уговор: не лезть в дела друг друга. А это как раз наше дело, не ваше.

Судя по всему, старику нечем было крыть. Он раздраженно пристукнул клюкой по асфальту и выдавил сухо и злобно:

— Только не здесь! Это наша территория. По уговору мы лишь позволяем вам на ней находиться.

— Не вопрос, — ухмыльнулся бандит. — Ведь эти лохарики к «свободовцам» направляются, за своей телкой? Ну, мы им почетный эскорт организуем.

Он кивнул своим шестеркам — судя по всему, он был среди них главным, — коротко бросил им что-то неразборчивое, и все трое направились куда-то вдоль забора, ненадолго скрылись за ним, а потом раздался шум мотора, и на дорогу выкатил открытый джип. Бандиты, которых оказалось уже пятеро, сидели в нем и многообещающе скалились в нашу сторону. Потом главный коротко махнул рукой, и джип неспешно покатил вдаль по улице.

Игорь Владимирович вновь подошел к грузовику.

— Вот видите… — словно извиняясь, пробормотал он.

— Ерунда, — мотнул головой Сергей. — Вы нам только зомби вернуть не забудьте.

— Не забуду, — вздохнул старик. — Только, может, все-таки лучше не стоит?

Мой двоюродный брат промолчал. Лишь сильно, так, что желваки заиграли на скулах, стиснул зубы.

— Стоит, — ответил я за нас обоих. — Иначе просто нельзя, ты пойми…

— Я давно разучился понимать такое, — сказал Никиров с какой-то затаенной грустью. — Ну да ладно. Бог вам в помощь!..

— Бога нет, — сказал я.

— Ты утверждаешь это даже после того, что здесь увидел?..

— Здесь-то уж его точно нет. А вот дьявол — пожалуй… Готов даже поверить, что он и впрямь вашу чертову Зону создал!

— Но ведь мир — биполярный. Раз ты не отрицаешь существование дьявольских сил, не будь столь категоричен и по отношению к божеским.

Я не нашелся, что на это ответить. А Серега не дал мне времени на обдумывание.

— А ну кончай треп! — рыкнул он на меня. — Про Анну уже забыл?

Я прикусил губу. Вот ведь и впрямь, нашел я время для богословских споров. И с кем! И где!..

Но посокрушаться брат мне тоже не дал. Он воткнул передачу, газанул, и наш грузовик рванулся вперед. Как поется в песне, «на бой кровавый, святой и правый»… Я бросил взгляд в зеркало заднего вида. Мой седобородый однокашник махал нам вслед клюкой, а может, мне трудно было уже разобрать, крестил нас ею.

Я думал, Сергей помчится вперед так быстро, насколько позволят возможности машины. Но он, напротив, сбавил скорость и поехал медленно-медленно; мне даже захотелось выпрыгнуть и пойти пешком — быстрей бы получилось! Я вопрошающе посмотрел на брата. Он все понял без слов. И пояснил:

— Не стоит лезть на рожон. Я пока не чувствую зомби, а без них нам стопроцентная крышка. Тем более, бандиты могли приготовить нам встречу где-нибудь еще до лагеря «свободовцев». Конечно, с пятерыми у нас есть шанс справиться, но лучше напрасно не рисковать.

— А где вообще этот лагерь? — спросил я. — Ты ведь его видел, когда вы ходили освобождать Вентилятора?

— Видеть-то видел, но только издалека. И мы ведь заходили с другой стороны. Впрочем, ориентиры там хорошие — водонапорная башня и башенный кран, так что не промахнемся.

— Кран? — встрепенулся я. — Но мы ведь уже были возле крана!

— Это другой. Я сначала тоже подумал на него, но там все по-другому выглядело. И здесь ведь не было башни. — Серега хорошо понимал мое волнение и, не снимая рук с баранки, пихнул меня локтем в бок. — Да ладно, не переживай ты! Найдем мы этих паразитов.

— Что паразитов, — вздохнул я, — нам бы Анну найти.

— И Анну найдем. Будь уверен!

Все это время я смотрел не на брата, а вперед, стараясь разглядеть за деревьями, растущими вдоль дороги, перечисленные им ориентиры. И вот — показалось или нет?.. — я вроде бы разглядел совсем неподалеку, в образовавшемся меж ветвями просвете, стрелу башенного крана. Но тут же новые деревья закрыли ее от меня.

— Там вроде бы кран… — ткнул я вперед пальцем.

Брат ничего не ответил. Я повернулся к нему и увидел на его лице ту самую сосредоточенность и отрешенность от всего постороннего, которые приходили к нему во время «подключений». Он даже остановил машину, заглушил двигатель и замер, слегка склонившись к баранке.

Я стал терпеливо ждать. Ведь и на самом деле самым важным сейчас для нас было вернуть наших «солдат» — сталкеров-зомби. Я очень надеялся, что Никиров не забыл про свое обещание. И надеялся также, что Сергей не потерял по какой-то причине своих навыков.

Мои опасения оказались напрасными — и мой постаревший однокашник не забыл про свое обещание, и брат по-прежнему мог контролировать зомби, о чем он, выйдя из своего «ступора», мне сразу же и сказал. Кроме того, он добавил:

— Странно, но я совсем перестал чувствовать мутантов…

— А ты их чувствовал?

— Конечно. Тут их предостаточно. И слепых собак, и псевдособак, и кабанов, и еще всякой гадости хватает, с которой мы прежде не встречались… Точнее, хватало. И довольно-таки рядом, и подальше. Я их постоянно чувствовал. А сейчас — тишина. Словно все разбежались. И это мне не очень нравится…

— Не нравится? — удивился я. — Но ведь это же хорошо!

— Я не люблю, — нахмурился Сергей, — когда что-то происходит не так, как должно происходить.

— Ну, это и в самом деле странно. С чего вдруг они разбежались? Нас испугались? — попытался пошутить я.

— Не думаю, — не понял или не принял мою шутку Серега. — Скорее всего, кто-то заставил. И не собирает ли этот «кто-то» всю эту мерзость в одном месте, чтобы потом разом направить…

— На нас?..

— А на кого еще? — посмотрел на меня брат. — То есть это только лишь мое предположение, но я предпочитаю готовиться к худшему.

— Но надеяться-то все равно нужно на лучшее! — воскликнул я. — Может, этот «кто-то», наоборот, нам помогает.

— С чего бы вдруг?

— Ну, не знаю… — пожал я плечами. И тут вдруг меня озарило: — А что если… Что если это Игорь Владимирович увел мутантов?.. Ведь ты их перестал «слышать» как раз после того, как вновь стал контролировать зомби?

— Ну да, сразу… — сказал и задумался Сергей. Он побарабанил пальцами по рулевому колесу и произнес: — Вообще-то Никиров мне, откровенно говоря, не особо понравился. Но все может быть. Тем более, помнишь, он упомянул о какой-то идее? Дескать, скажу, когда поедете назад… Вдруг для него это нечто настолько важное, что он решился нарушить свой «джентльменский» договор со всем этим отребьем?

— Вот именно! — обрадовался я. — Наверняка это он и сделал! А договор он, по сути, не нарушил. Он ведь не направил этих мутантов на «свободовцев».

— А между прочим, мог бы, — угрюмо буркнул мой двоюродный брат.

— Но тогда он точно нарушил бы данное слово. А он, как я понял, честный человек.

— Честный!.. — презрительно фыркнул Сергей. — С волками жить — по-волчьи выть. Слышал такую присказку? — Вопрос был риторическим, брат не стал дожидаться моего ответа. Он завел мотор и внимательно посмотрел на лежавшую перед нами дорогу. — Что ты там говорил про кран?..

— Я видел за деревьями башенный кран, — ответил я на последний вопрос. — Очень близко. Сейчас его снова закрыли ветки.

— Ничего, и так не заблудимся. Дорога тут одна… — Сергей вдруг подался вперед и дернул подбородком. — Ты лучше туда погляди.

Я посмотрел на дорогу и увидел медленно двигающийся в нашу сторону автомобиль. Я хотел было попросить у брата свой бинокль, но уже и без него узнал в этой машине знакомый открытый джип с бандитами. Не сказать, чтобы меня это сильно встревожило; все-таки их было только пять, а нас, с учетом мертвых, но по-прежнему умеющих стрелять сталкеров, — тридцать пять.

— Выведешь зомби? — спросил я.

— Погоди, пусть подъедут поближе. Если подъедут. Что-то они слишком уж по-черепашьи ползут.

Бандиты и впрямь вели себя странно. Джип ехал все медленней и медленней, а вскоре и вовсе остановился, не доезжая до нас метров сто.

— Может, там аномалия? — предположил я.

— В ту-то сторону они проехали. Не за пять же минут аномалия выросла!

Вообще-то я понятия не имел, насколько быстро образуются аномалии, поэтому слова брата меня не убедили. Другое дело, что мы теперь оба поднаторели их вовремя обнаруживать, не без помощи датчиков, конечно, так что днем и на открытой местности мы теперь «подарочков» Зоны не очень опасались. Но ведь и бандиты далеко не новички, вряд ли они испугались бы аномалии — в любом случае, могли бы ее объехать, места хватало.

— Опусти стекло со своей стороны и приготовь автомат, — сказал Сергей и сделал то же самое.

Я выполнил приказ и стал ждать новых указаний от брата. Очень хотелось высунуть «калаш» и начать поливать огнем этих мерзавцев в черных куртках, но я понимал уже, что сколь бы ни мала была боевая группа — пусть и всего из двух человек, как у нас, — в ней все равно должен быть командир. И только один. Иначе если каждый будет действовать сам по себе — как говорится, кто в лес, кто по дрова, — ничего хорошего не получится.

А бандиты между тем подняли автоматы и выпустили несколько очередей в нашу сторону. Но, странно, ни одна пуля даже не задела наш грузовик! Слабо верилось, чтобы эти люди не умели стрелять. Что же тогда? Что они хотели сказать своей непонятной стрельбой? И почему джип вдруг развернулся и опять покатил в ту сторону, где я видел стрелу крана? Напоследок один из бандитов повернулся к нам и выстрелил еще. И вновь — мимо нас.

— Заманивают, — сказал Серега. — Запереживали, небось, что мы долго не едем, вот и решили подразнить.

— Зачем дразнить? — нахмурился я. — Почему не стрелять сразу по нам? Они ведь вряд ли знают, что мы везем зомби, а с нами двоими у них был большой шанс справиться.

— Видимо, мы зачем-то нужны им живыми. Даже скорее не им, а «свободовцам». Может, те и нас с тобой приговорили к смертной казни и хотят провести церемонию со всей необходимой атрибутикой.

— Или они хотят, чтобы мы лично увидели, как они казнят Анну, — очень тихо сказал я.

— Это мы еще посмотрим, кто кого сейчас казнит! — процедил сквозь зубы брат и рванул грузовик с места.

Смешно сказать, но ехать-то оказалось — всего ничего. Бандитский джип скрылся за стоявшим поперек дороги ржавым остовом автобуса, и я думал, что он катит себе и катит вдаль. А на самом деле сразу за автобусом от дороги шла отворотка влево. Она вела к железным, тоже насквозь проржавевшим воротам в заборе из серых бетонных плит, возле которых и стоял пустой джип. За этим забором скрывалось несколько невысоких бетонных построек — что-то вроде длинного ангара или склада, трехэтажного, явно промышленного корпуса с двумя рядами окон и кирпичного здания справа от них размером поменьше. Но главное — позади этих построек высилась водонапорная башня из красного кирпича, а между забором и промышленным зданием стоял башенный кран. Через стрелу этого крана была переброшена длиннющая веревка, и на ней висела… наша Анна.




Глава двадцать седьмая

Коварная ловушка


Сергей затормозил столь резко, что я сунулся головой в лобовое стекло, но даже не обратил внимание на боль — сразу рванулся к двери и выпрыгнул из кабины. Мне в тот момент было абсолютно все равно, есть ли по ту сторону забора враги, сколько их, как они вооружены… Да я в любом случае не сумел бы их разглядеть — глаза заливали слезы. В душе клокотали безграничное отчаянье вперемешку с дикой, всепоглощающей ненавистью и злобой. Я готов был стрелять, бить прикладом, рвать голыми руками и зубами проклятых выродков.

Анна!.. Они все-таки казнили Анну! Даже не расстреляли, а повесили, как самое презренное ничтожество!.. И что ранило мое сердце больное всего — она погибла из-за нас…

Не знаю уж, что бы я натворил в таком состоянии, и вообще, как долго бы я умудрился остаться в живых — минуту, две или всего лишь десяток секунд, но меня вдруг сшиб наземь сильный и очень болезненный удар по ногам.

Взвыв, я крутанулся, переворачиваясь на спину, и выставил перед собой автомат. Мой палец уже нажимал на спусковой крючок, когда я наконец понял, что передо мной стоит двоюродный брат. Сергей метнулся с линии огня, но я и сам уже снял с крючка палец, едва-едва не успев выстрелить.

— Ополоумел?! — набросился на меня Серега. — Ты куда помчался?! Так сильно на тот свет торопишься?

— Анна же!.. — простонал я.

— Что Анна?! Ну что Анна?.. Как ты ее собрался спасать? Подставив себя под пули?!..

— Спасать?.. — одними губами спросил я, голос внезапно сел. — Как же ее теперь спасешь?..

— Так же, как и собирались. Нужно вытравить это гадючье гнездо, уничтожить всех ублюдков!

— И… что?.. — недоуменно заморгал я, поднимаясь на ноги. В душе моей забрезжила непонятная надежда. Хотя я все еще не мог взять в толк, как после разгрома врагов собирался оживлять девушку брат.

Поднявшись, я снова посмотрел на стрелу крана. Да, через нее была переброшена веревка. Один ее конец, вероятно, был к чему-то привязан снизу, забор мешал это увидеть, а на другом, довольно высоко, на уровне между вторым и третьим этажами здания, висела наша наставница. Но… Я только сейчас смог рассмотреть, что подвешена она была не за шею — петля стягивала грудь Анны! Веревка, завязанная за спиной, держала девушку на весу за подмышки. И хоть голова нашей славной командирши была безвольно опущена, Анна определенно дышала!

— Скорей! — вновь метнулся я к воротам, обуреваемый теперь столь же безграничной радостью, как совсем недавно отчаяньем. — Надо скорей ее снять!

— Да стой же ты, мать твою!.. — заорал на меня двоюродный брат.

Я невольно остановился, а он схватил меня за локоть и потащил за грузовик.

— Почему ты до сих пор не научился сдерживать эмоции?! — зашипел на меня Серега. — В бою они не помощь, а только помеха! Чтобы победить, ты должен стать машиной — холодной и расчетливой, а не бестолковой и потому легкодоступной мишенью.

— Но ведь Анна… — потупился я.

— Вот именно — Анна! Мы пришли, чтобы спасти ее, а не погибнуть здесь, да еще просто так, сдуру.

— Извини, — сумел наконец взять я себя в руки. — Извини, я и впрямь… Застило разум. Очень уж на меня это подействовало, — мотнул я головой в сторону башенного крана.

— На это они, скорее всего, и рассчитывали, — процедил Сергей с ненавистью. — Скоты, ублюдки! Использовать женщину в качестве приманки — очень благородно!.. Что ж, теперь они достойны соответствующего с собой обращения. Сразу говорю: никаких пленных, никаких снисхождений! Пусть хоть безоружная падаль ползает на коленях и целует тебе ноги, вымаливая пощады, — убивать, не раздумывая! Крошить их всех в клочья!

Слушая брата и глядя в его налитые бешенством глаза, я понял, что и его железная выдержка тоже дала сбой. Хоть он и учил меня только что не поддаваться эмоциям, но и ему, похоже, не удалось сдержать их в узде. Впрочем, он и сам это уже понял — закрыл глаза и сделал несколько глубоких вздохов.

А потом из кузова один за другим стали вылезать наши солдаты — сталкеры-зомби.

Сергей по одному направил их в ворота. Я ожидал стрельбы, но по ту сторону забора по-прежнему было тихо.

Брат мотнул головой.

— Пошли! Только спокойно, не дергайся. Вперед меня не суйся. Смотри в оба.

Мы двинулись к воротам и вошли наконец на территорию «свободовцев». Мне сразу бросилось в глаза то, что двор производил впечатление, будто тут по-прежнему велись строительные работы: повсюду виднелись штабели кирпича, сложенные друг на друга бетонные плиты, связки труб… Словно сегодня был выходной и рабочие просто разошлись по домам, а завтра опять сюда вернутся и здесь вновь закипит жизнь. Очень жизнеутверждающе смотрелся и стоявший в углу двора автомобиль с желтой бочкой вместо кузова, на которой красовалась большая белая надпись «МОЛОКО». Правда, стоило мне чуть приглядеться, стало понятно, что никакое молоко эта машина давным-давно не возит — краска на ней облупилась, ржавчина основательно выела металл, колеса стояли на спущенных, растрескавшихся шинах и наверняка вросли бы уже в землю, если бы не асфальт — тоже давно посеревший и растрескавшийся. Мой взгляд случайно упал на номер автомобиля, и я невольно вздрогнул. На некогда белой табличке значилось: «1951 ЖИР». Буквы определенно говорили о том, что автомобиль был зарегистрирован в Житомирской области, но это меня мало интересовало. Меня поразили цифры. 1951 — это же был наш с братом год! Такое совпадение показалось мне добрым знаком, и я слегка приободрился.

Но на все это я, разумеется, обратил лишь мимолетное внимание. Больше всего меня интересовал стоявший посреди двора башенный кран. Даже не сам кран, а то, что висело на его стреле. Точнее, кто. Я сразу увидел, что веревка привязана снизу к одной из металлических балок и бросился туда, чтобы поскорей развязать узел и опустить Анну.

— Стой! — тут же услышал я окрик Сергея. — Я кому говорил не соваться вперед меня?

— Но ведь… — махнул я рукой на висящую девушку.

— Спокойней! — строго сказал брат. — Не пори горячку. Ведь наверняка собирался развязывать узел, так?

— Так… — недоуменно кивнул я. — Как же иначе ее снимешь?

— А о том, что веревку при этом нужно крепко держать, чтобы Анна не рухнула с высоты, ты подумал?

Охнув, я скривился от досады. Какой же я все-таки тупица! Почему же я никак не могу взять в свою бестолковую голову, что прежде чем что-то делать, нужно этой самой головой хорошенько поработать?

Сергей между тем не торопился к веревке. Для начала он внимательно осмотрел двор и прилегающие к нему здания.

— Попрятались, — сказал он. — Не нравится мне это. Они что-то затеяли, чего-то ждут. Неплохо бы отправить на разведку наших мертвых ребятишек, но я боюсь, что если завяжется перестрелка, могут задеть Анну — слишком уж она открыта всем ветрам. И пулям.

— Так давай же скорей ее снимем! — нетерпеливо воскликнул я. — Тогда и можно будет заняться всеми этими гадами.

— Мне кажется, — повел Сергей взглядом по темным прямоугольникам окон, — что они только этого и ждут. Тут что-то не так.

— Что не так? Ты хочешь сказать, что они заминировали Анну?

— Может, и заминировали. Но мне кажется, тут что-то более хитрое. Более подлое, с поправкой на исполнителей. В любом случае, будем все делать очень осторожно и медленно.

Впрочем, Серега и после этого не пошел к веревке. То ли у него на самом деле было сильно развито чутье, то ли сказывались навыки, приобретенные во фронтовой разведке… Сначала он достал бинокль и, заходя с разных сторон, внимательно рассмотрел в него Анну. Потом все же направился к узлу, которым веревка была привязана к крану, и, не касаясь руками, тоже со всех сторон оглядел его. Затем пожал плечами и сказал:

— Визуально все чисто. Давай-ка еще посмотрим на то место, куда мы собираемся опускать Анну.

Мы обошли один из двух высоких штабелей кирпича, между которыми и должна была опуститься девушка. Я уже хотел пройти к тому месту, но Сергей вдруг схватил меня за плечо.

— Стой!

— Почему? — обернулся я к брату. — Там же чисто, голый асфальт — ни мин, ни растяжек…

— Смотри внимательно, — показал Серега туда, где, по моему мнению, и впрямь ничего не было.

Я посмотрел еще раз. Ну да, ничего. Ровным счетом. Только пыль завивается маленьким вихорком…

Ой!.. Я чуть не сел, где стоял. Пылевой вихрь! Он же, по словам Анны, часто является одним из признаков аномалии!..

Пораженный до глубины души, я уставился на брата.

— Аномалия!.. Там… аномалия! Но почему молчат наши детекторы?..

Серега посуровел. На его скулах заиграли желваки.

— Подлецы!.. — поцедил он. — Какие же они все-таки извращенные подлецы! Ты хоть понимаешь, что они придумали?

— Чтобы мы опустили Анну прямиком в аномалию… — выдавил я.

— Вот именно! Они решили не просто казнить ее — они хотели, чтобы это сделали мы с тобой своими руками.

— Но почему наши датчики… — снова начал я, но Сергей отмахнулся.

— Да что датчики! Наверное, у них есть какая-нибудь глушилка, которую они сейчас и врубили. Меня больше интересует вопрос, каким образом они разместили тут аномалию? Надеюсь, что это всего лишь случайность, которой эти проходимцы не преминули воспользоваться. Но какова подлость! Они же как фашисты! Даже хуже, потому что устраивают такое против своих же.

— Какие они нам свои! — выпалил я. — Они фашисты и есть. Ты правильно говорил: не надо их жалеть. Их надо давить, как ползучих гадов, как тараканов, как… — Я задохнулся, чувствуя, как ненависть снова наполняет всего меня без остатка.

Я глубоко вдохнул и постарался угомонить разбушевавшиеся эмоции. Получилось так себе, но все-таки мысли потихоньку стали возвращаться к конкретным проблемам.

— Что будем делать? — спросил я.

— Для начала убедимся, — сухо ответил брат.

Он достал из кармана болт и бросил его между кирпичными штабелями. Пролетев метров пять, болт вдруг завис в воздухе и начал стремительно вращаться, издавая негромкое, возрастающее по высоте жужжание. Вскоре оно перешло в область ультразвука и перестало быть слышимым, как перестал быть видимым сам болт, набравший умопомрачительные обороты.

— Ложись! — толкнул меня внезапно Серега.

Я рухнул, больно отбив об асфальт локти. Брат повалился рядом. А в следующее мгновение раздался хлопок, и над нами просвистели как пули осколки разорванного болта.

— «Карусель»!.. — выдохнул я. — Помнишь, я в такую шапку из валенка кинул?..

— Нам что карусель, что качели, что чертово колесо, — пробурчал, поднимаясь, Сергей. — Необходимо каким-то образом нейтрализовать эту гадость.

— Может, покидаем в нее кирпичи? — тоже поднявшись на ноги и оглядевшись кругом, предложил я.

— Не годится, — хмуро помотал головой брат. — Нас посечет осколками. И Анну тоже. А потом, сколько нужно перекидать этих кирпичей? Сотню? Две? Оба штабеля?.. Эти сволочи сразу поймут, что мы догадались, и расстреляют Анну. Да и нас тоже.

Я почувствовал, что бледнею.

— А болт?!.. Они ведь тоже видели и слышали! Значит, уже догадались?

— Раз до сих пор не стреляют — может, и не поняли, в чем дело. Нас от окон заслоняли кирпичи. А звук… Возможно, они подумали, что кто-нибудь выстрелил — нервы не выдержали, или случайно.

— Но все равно, что же нам делать? Где мы возьмем что-то тяжелое, чтобы сунуть в эту «карусель»? Молоковоз, что ли, туда затолкать? Так не докатим…

— Придется пожертвовать частью ребят, — вздохнул Сергей. — Надеюсь, их души меня простят.

Я даже не стал говорить, что никаких душ не бывает. Раскрыл только рот и молча уставился на брата.

— А что делать?.. — сердито дернул тот головой. — Думаешь, мне этого хочется? Но другого выхода я не вижу. Да и «свободовцы» с бандитами так не сразу догадаются, что мы их раскусили. Короче говоря, делаем так. Ты берешься выше узла за веревку и крепко ее держишь. А я развяжу узел.

— Может, лучше я… узел?.. — сглотнул я пересохшим вмиг горлом.

— Нет, — отрезал Серега. — Я могу не удержать веревку, мне надо будет управлять зомби. Так что смотри на них внимательно; я буду запускать их по одному в аномалию, и, как только увидишь, что с очередным из них все в порядке, тут же начинай стравливать веревку — быстро, но аккуратно. Понял?

Понять-то я понял. Но мне стало вдруг по-настоящему жутко.

Но еще страшнее было бы потерять Анну, поэтому, вздохнув и, что называется, собрав волю в кулак, я подошел к веревке и сжал ее в руках что есть силы.

Сергей наклонился к узлу. Но развязывать его он не спешил. Я не оборачивался к брату, видел лишь его руки, лежащие на завязанной веревке, но боковым зрением я уловил чуть в стороне некое движение. Слегка повернув голову, я увидел, как, выстроившись в затылок друг к другу, зомби подошли к аномалии и, опустив на асфальт оружие и рюкзаки, замерли в ожидании приказа.

«Как бараны! — пронеслось у меня в голове. — Послушные и тупые. Идут на верную смерть, не ведая об этом. Даже хуже баранов — у тех перед ножом мясника все же просыпается страх».

Я прекрасно понимал, что наши сталкеры давно уже не живые люди и что умереть окончательно для них даже благо. Но уже то, что они выглядели людьми, заставляло все переворачиваться в моей душе. Я отвернулся.

Руки моего брата дрогнули. Пальцы будто проснулись и принялись развязывать узел. Я напрягся, приготовившись удерживать тяжесть. Но веревка была завязана на совесть, и Сереге пришлось изрядно с ней повозиться. И все-таки в конце концов ему удалось ее развязать.

— Крепко держи! — сказал он мне и на всякий случай обмотал пару раз вокруг моего пояса конец веревки. — Не забывай смотреть на зомби. Начинай травить веревку не раньше, чем аномалия иссякнет.

Я кивнул. Смотреть на зомби мне хотелось менее всего, но я понимал, что без этого не обойтись; опусти я Анну сейчас — от нее мало что останется.

Я повернул голову к нашим «бойцам». Первый из них как раз сделал первый шаг в сторону «карусели». Шагнул еще раз, еще, и… Сначала зомби все же отпрянул — какие-то обрывки инстинктов, видимо, оставались еще в его голове и продолжали немного действовать. Но отданный Сергеем приказ оказался сильнее. Мертвый сталкер сделал решающий шаг и словно подпрыгнул. Однако этот прыжок он совершил не только не по своей воле, но даже не по воле моего двоюродного брата. Зомби стало немилосердно раскручивать — сразу по трем-четырем, как мне показалось, осям. В воздухе замелькали его руки и ноги, но вскоре от бешеного вращения тело бедолаги размылось в один сплошной неясный комок, более плотный в его центре. А потом — короткий влажный треск, будто от курицы оторвали ножку, и во все стороны полетели красные ошметки. Меня с ног до головы обдало вонючей гадостью. Я был к этому совершенно не готов и едва не выпустил веревку. Если бы не страх за Анну, я бы срочно помчался к ближайшей луже обтираться — пусть даже и радиоактивной водой. А еще меня неудержимо затошнило. Не знаю уж, где я нашел в себе силы, чтобы сдержать рвотный спазм.

Между тем в «карусели» уже крутился второй сталкер-зомби. Теперь я знал, чего ожидать и, не выпуская веревки, присел и отвернул от аномалии лицо. Снова громко чмокнуло-хрустнуло, и по мне, хоть и меньше, чем в первый раз, шлепнули мелкие кровавые ошметки. Я искренне порадовался, что с самого утра моросил нудный дождик, и я как натянул капюшон, так до сих пор в нем и оставался. Иначе, пожалуй, мне пришлось бы сбрить наголо волосы — вряд ли я смог бы здесь их где-то помыть.

Еще один омерзительный хруст и тошнотворные плевки в мою голову и плечи. И еще один… И еще… Я уже сбился со счета, когда, в очередной раз повернув к аномалии голову, сумел осознать, что очередной зомби стоит в ее эпицентре и с ним ничего не происходит.




Глава двадцать восьмая

В мышеловке


Сперва я даже немного растерялся, не сразу сообразил, что же мне делать дальше. Но к действию меню подтолкнула прорезавшая наступившую тишину автоматная очередь. Стреляли из окна третьего этажа здания. И стреляли по Анне!

Я начал стравливать веревку. Быстро, но в то же время не настолько, чтобы она вырвалась из рук или чтобы девушка приземлилась чересчур жестко. Я смотрел на Анну и к своему ужасу разглядел, что ее разодранный и выпачканный запекшейся кровью комбинезон окрасился алым. Эти сволочи в нее только что попали!..

Вероятно, это же увидел и Серега, поскольку по окнам ударило сразу несколько очередей.

Я зарычал в бессильной злобе и увеличил скорость веревки. Скользя в ладонях, она обжигала мне кожу, я видел, как, побывав в моих руках, она меняет цвет на красный, но, честное слово, я совсем не чувствовал боли и думал только об одном — жива ли наша Анна.

И вот наконец ее тело подхватил и опустил на асфальт Сергей. Я отбросил ненужную больше веревку и, срывая с плеча автомат, бросился к ним. Первым делом, как ни странно — наверное, во мне и правда начали развиваться навыки сталкера, — я оценил защищенность этого места от вражеского огня и сделал вывод, что нужно перенести девушку чуть левее, за кирпичную кладку, о чем тотчас и сказал брату. Он не стал возражать, сразу осознав мою правоту. Когда он поднял окровавленную Анну, та негромко застонала, и я едва не запрыгал от радости — она была жива! Мой взгляд упал на непонятный предмет, лежавший в самом центре бывшей аномалии. Это было нечто блестящее, желтовато-красное. Сначала мне показалось, что это часть разорванного зомби, но, приглядевшись, я понял, что это не так — слишком уж вычурным, даже по-своему красивым выглядел это предмет. Впрочем, образован он был наверняка и из сталкерских останков — в нем различимы были причудливо изогнутые и закрученные кости. С некоторым запозданием до меня дошло, что это оставшийся после «карусели» артефакт. Но поскольку я понятия не имел, какими свойствами он обладает, то и не собирался его подбирать — не до этого было.

И тогда Анна, которая все еще была на руках моего брата, открыла вдруг затуманенные болью глаза, и ее взгляд упал на красно-желтое образование.

— Душа… — пролепетала она почти беззвучно. — Дайте мне душу…

— Все хорошо, Анюта, все хорошо, — неслыханным мною ранее тоном ласково заворковал Серега, опуская девушку под прикрытие кирпичей. — Сейчас мы тебя перевяжем, сделаем укольчик, и все с твоей душой будет в порядке. И с телом тоже.

— Там душа… — одними глазами показала Анна на артефакт, и я сразу догадался, что она говорит вовсе не о мифической религиозной субстанции. Видимо, так этот самый артефакт и назывался!

Я быстро поднял его и поднес к девушке.

— Это «душа»?

Анна слабо кивнула. Ее рука дрогнула, но так и не смогла приподняться, чтобы взять у меня артефакт. Тогда я положил его рядом с ней.

— На меня… — прошептала Анна.

Я осторожно положил «душу» на окровавленную грудь девушки. От вида ее ран я едва не зарыдал, понимая, что в данном случае вряд ли помогут и чудодейственные лекарства этого времени. Я быстро отвернулся, чтобы выступившие слезы не заметил Сергей, хотя ему, по-моему, было сейчас вовсе не до меня — состояние Анны произвело удручающее впечатление и на брата.

Я поднял руку, чтобы смахнуть слезы, но так и не донес ее до глаз… Моя ладонь была абсолютно здоровой, без малейших признаков содранной и обожженной веревкой кожи!.. Я посмотрел на вторую ладонь — то же самое! Да что же это такое? Что за чудеса?..

— Что ты, что ты?! — внезапно услышал я сзади испуганные возгласы брата. — Лежи! Не вставай!..

Я быстро обернулся. Анна была уже на ногах и с усмешкой смотрела на Сергея.

— А чего мне лежать? У нас что, послеобеденная сиеста?.. Так я что-то не припомню обеда… Кстати, жрать хочу как бегемот! Дайте что-нибудь скорей, а то помру.

Недоуменно переглянувшись с братом, мы одновременно скинули с плеч рюкзаки и вскоре уже кормили нашу чудесным образом исцеленную наставницу колбасой, хлебом, холодными консервами — в общем всем, что было у нас съедобного. Я, откровенно говоря, тоже был зверски голоден и, не удержавшись, откусил немного колбасы. Анна же съела все. Она заглатывала продукты, как мне показалось, даже не жуя. И впрямь словно прожорливый бегемот.

Поняв, что есть больше нечего, девушка, сыто отдуваясь, стала оправдываться:

— Это после «души» такой побочный эффект… Зато основной!.. Это же просто чудо, что здесь вдруг оказалась «душа»! Очень редкий и очень-очень полезный артефакт, между нами, девочками. Он буквально за секунды восстанавливает здоровье человека, останавливает кровотечения, заживляет раны…

— Да, это чудо, — и впрямь как на сказочное чудо хлопал на девушку глазами Сергей. — Но она здесь оказалась не вдруг…

— Кстати, а где это мы? — стала озираться вокруг Анна.

— Ты совсем ничего не помнишь? — спросил я.

— Помню бой… Мы с Матросом ползли к лесу. Потом — вспышка, боль… Больше ничего. Так что все-таки случилось? Где мы?..

Девчонка собралась выйти из-за штабеля кирпичей, но мой двоюродный брат схватил ее за руку.

— Не высовывайся! Мы в лагере «свободовцев».

— А почему мы здесь?.. — заморгала Анна.

И мы с Серегой, перебивая друг друга, торопливо и кратко рассказали ей, что с ней случилось, и что, собственно, предприняли для ее спасения мы.

Анна была откровенно ошарашена.

— Вы пошли выручать меня?.. — прошептала она. — Пошли почти на верную гибель?.. Ведь вы спокойно могли возвращаться домой! Я ведь вам больше была не нужна!..

— У вас что, все тут такие, в вашем будущем?! — не сдержавшись, выпалил я.

— Какие «такие»?..

— Белые и пушистые, — мрачно процедил Серега и сплюнул. — В гробу я видал такое будущее.

— Да я… — залепетала вмиг покрасневшая Анна. — Да вы… Простите!.. То есть спасибо!.. То есть я хотела сказать…

— Ты лучше ничего не говори, — отрезал Сергей. — Тем более такого, что ты только что наговорила. Да и не до разговоров сейчас. Командиром группы назначаю себя. Слушайте все сюда. Сталкеров-зомби у нас осталось всего восемнадцать… э-э-э… человек. Чуть больше половины от первоначального состава. Здесь же, по предварительным прикидкам, не менее тридцати вражеских бойцов. Думаю, даже больше. Здание они знают прекрасно, в отличие от нас. Разумеется, все входы-выходы они держат под постоянным прицелом, а нам даже пока неизвестно, где именно расположены эти входы-выходы. Пока мы их ищем, в нас будут стрелять из окон, из-за всевозможных укрытий, так что, когда мы доберемся до входа в здание… если мы до него доберемся — нас хорошо если останется половина. Остальных перебьют, когда мы будем пересекать дверной проем.

Брат сделал паузу, и я сразу же ею воспользовался.

— И что ты предлагаешь? Взять их в осаду?

— Каким образом?

— То есть… ты предлагаешь отступить?.. — сдвинула брови Анна.

— Мы никуда и не наступали, — хладнокровно посмотрел на нее Серега. — Я предлагаю просто уехать. За воротами стоит джип бандитов, им мы и воспользуемся. Грузовик же взорвем, пара гранат у нас есть, так что погони можно не опасаться.

— Но мы же собирались их всех уничтожить, искоренить дотла! — сжав кулаки, воскликнул я.

— Мы не знали тогда, каким будет расклад. В данных же обстоятельствах я считаю риск от подобной «карательной операции» неоправданным. Нашей основной целью было освобождение Анны. Мы ее достигли. Все, объявляю отход. Возражения не принимаются.

Анна презрительно фыркнула, но спорить почему-то не стала. А меня обуяла такая досада, мне так хотелось отомстить этим фашистам за все, что я едва сдержался, чтобы не наговорить брату обвинительных колкостей. И хорошо, что сдержался. Ведь на самом-то деле мой двоюродный брат не заслуживал никаких обвинений, особенно в трусости. Не замутненной досадой и гневом частью рассудка я хорошо понимал, что Сергей прав. Шансов на то, что мы перебьем всех врагов и уйдем отсюда живыми, было очень мало. Честное слово, я не думал в тот момент о себе. Но я представил, что если во время этого неравного боя погибнет мой брат — я не прощу себе этого до конца своей жизни. А если погибнет Анна… Ну, тогда я не знаю, зачем мы вообще сюда приезжали — проще было и впрямь сразу отправиться в «Клин». Если же они погибнут оба, мне лучше всего будет пустить себе пулю в лоб. Или, как герой войны Анатолий Бредов — да и не только он один, — взорвать себя вместе с врагами гранатой. «Кстати, о гранатах, — подумал я, — надо будет попросить у Сереги одну, на всякий случай».

Отвлекшись на эти мысли, я почувствовал, что горечь досады стала чуточку меньше. А Сергей уже строил «солдат» двойным кольцом вокруг нас, чтобы нам можно было под таким «полуживым» прикрытием миновать открытое пространство, отделяющее нас от ворот.

— Вперед, пригнувшись, к воротам — марш! — скомандовал брат, и тут же, словно услышав именно эту его команду, в сторону ворот двинулись зомби. Правда, они не пригнулись — напротив, вытянув шеи, крутили головами, высматривая врага, — так что ясно было, что ими Сергей управлял отдельно и, что называется, невербально.

Мы же, вплотную прижавшись другу к другу, пошли в середине «защитного кольца» из тел мертвых сталкеров. Стоило нам выйти из-за кирпичного штабеля, из окон зазвучали выстрелы, вокруг нас засвистели пули. Я отчетливо слышал, как они с отвратительным влажным чмоканьем входили в тела зомби. Сразу несколько из них стали еще сильнее спотыкаться и покачиваться. Наконец один упал. У сталкера-зомби, идущего прямо передо мной, лопнула вдруг и как оброненный арбуз разлетелась на куски голова, обдав меня новой порцией мерзкой слизи — что самое противное, на сей раз она заляпала мне и лицо. Пока я брезгливо утирался рукавом, упал еще один идущий впереди меня зомби, и я едва не растянулся, споткнувшись о его тело.

Еще немного, и мы бы остались совсем незащищенными от вражеских пуль — с нами шли всего шестеро мертвых «солдат». К счастью, ворота были уже в двух шагах и вскоре мы стояли под надежной защитой бетонных плит забора.

Да, под надежной… От «свободовцев» и бандитов с той стороны, откуда мы только что выбрались. Но беда поджидала и с этой. По отворотке от главной дороги к нам бежала целая толпа вооруженных людей! Не знаю, хоть и говорят, что у страха глаза велики, но человек тридцать атаковало нас точно. С грозным торжествующим ревом, с автоматной стрельбой — все как положено при самой настоящей, без дураков, атаке. В те стремительные мгновения мне некогда было размышлять, и я уже позже смекнул, что придумка у этих гадов была, что называется, с запасом. Рассуждали они, видимо, так: когда Анна погибнет в аномалии, нам ничего другого, кроме как ретироваться, не останется. Тем более, из здания по нам будет вестись стрельба, чтобы мы поверили, что все наши враги собрались там. На самом деле в здании засело всего несколько человек, для создания такой видимости, а основная ударная сила «свободовцев» и бандитов пряталась где-то дальше по дороге. Те, кто был в здании, передали им, видимо, по рации или с помощью КПК о том, что мы уходим, и основные силы подтянулись к лагерю.

— Назад! — заорал нам Серега. — За ворота, быстро! И сразу — бегом к складу! Ждать меня там!

Мы с Анной не стали задавать вопросов — делать такое в бою просто глупо, да и времени у нас на это не было. К тому же не знаю как Анна, но я уже доверял интуиции брата целиком. Да и не только, думаю, в одной интуиции там было дело.

Поэтому мы с девушкой быстро вернулись во двор лагеря «свободовцев» и, пригнувшись, помчались к открытым железным воротам склада, ангара, или что там на самом деле это было за сооружение. В руках у Анны я увидел автомат и успел удивиться, когда и где она умудрилась его взять. Впрочем, мысль была глупой — такой опытный сталкер как Анна просто не мог обходиться без оружия, а взять его можно было у тех же расстрелянных зомби.

По нам, разумеется, тут же открыли огонь из окон. Одна пуля шлепнула мне в левую руку, отчего та сразу повисла тяжелой плетью, а вторая настигла меня уже возле самых ворот, продырявив комбинезон сбоку, где не было защитных пластин бронежилета. Насколько я смыслю в анатомии, она вонзилась мне в печень.

В глазах моих потемнело от боли, но я по инерции пробежал еще два-три шага и рухнул уже под защитой бетонных стен. Рядом упала Анна. Уже теряя сознание, я повернул к ней голову, ожидая увидеть мертвые глаза девушки, но Анна, к огромному счастью, оказалась не только живой, но даже не раненой. Впрочем, не знаю — может, в нее и попадали вражеские пули, но ведь на поясе девчонки висел чудодейственный артефакт — та самая «душа», что один раз уже спасла ей жизнь. И как раз теперь Анна упала рядом со мной, чтобы передать артефакт мне. Момент передачи я не запомнил — наверное, все-таки потерял сознание, — но очень скоро понял вдруг, что у меня ничего не болит и безумно хочется есть. Но с едой в любом случае ничего бы не вышло — у нас ее попросту не было, — да и первоочередные, более жизненно важные задачи стояли перед нами несколько иные.

Вскочив на ноги, я осторожно выглянул во двор. По нему зигзагами мчался к нам Серега. Ворота в заборе были закрыты и их с трудом удерживали в таком положении трое сталкеров-зомби. Железные створки ворот гремели и содрогались от ударов снаружи — через верхние прутья было видно, какая мощь на них напирала. Было вполне очевидно, что зомби долго эти ворота не удержат. Всего три мертвых сталкера… Прямо как в моей любимой песне: «Нас оставалось только трое из восемнадцати ребят…»! И ведь впрямь — сейчас из восемнадцати. Хотя совсем недавно их и вовсе было тридцать три.

Но что теперь делать нам — тоже троим, только пока еще живым? Сергей как раз добежал до нас и сходу дал ответ на этот мой невольный вопрос:

— Вперед! Ищем вход в здание! Стрелять во все движущееся без раздумий!

Правда, у меня тут же возникла еще куча вопросов. Например, с чего мой брат взял, что отсюда есть вход в здание? Лично я видел, что двое больших деревянных ворот находились с его лицевой стороны, правда, закрытые. Ладно, может, у него опять сработала интуиция, и здесь тоже имеется какой-нибудь вход. Но зачем нам вообще лезть в это здание? Ведь мы окажемся внутри, как в мышеловке! Тем более, там нас тоже дожидаются «крысы», пусть и в небольшом количестве…

Но спорить в нынешней ситуации, как я уже говорил, было глупо, поэтому мы с Анной рванулись вперед. Сначала я увидел слева внизу, за невысоким металлическим ограждением, большое количество труб, задвижек и вентилей и понял, что никакой это не ангар, не склад, а скорее насосная станция или нечто подобное. Но сейчас это не имело никакого значения, и я вслед за Анной побежал вдоль этого ограждения и вскоре увидел справа в стене широкий проход. За ним перед нами открылось большое, вроде спортивного зала помещение, где явно и жили «свободовцы» — там стояли столы, пара диванов, железные кровати с засаленными, рваными матрасами. Справа к «залу» примыкало еще одно помещение, поменьше. Оно было совершенно пустым и как раз в него-то и вели те двое деревянных ворот, о которых я вспоминал ранее. Значит, мы и впрямь проникли в главное здание.

— Вперед, вперед! — скомандовал бегущий позади нас и постоянно оглядывающийся Серега. — Ищем лестницу на верхние этажи!

Искать нам ее не пришлось. На противоположном конце большого зала, один за другим, словно чертики из табакерки, возникли пятеро уже знакомых нам бандитов. Видимо, именно им и была отведена эта роль — создавать видимость присутствия в здании основной силы противника.

Но выскочили они вот так, скопом, совершенно напрасно; видать, не ожидали, что мы уже здесь. Я не раздумывая прошелся по ним очередью из «калашникова». Двое сразу упали. Остальные метнулись было назад, но их сразила спаренная очередь автоматов Сергея и Анны. Бандиты даже не успели выстрелить по нам, ни разу. Ничего, хватит с них, вволю настрелялись до этого!

Мы рванулись к ним — лестница наверняка была где-то там. Так оно и оказалось, и вскоре мы уже взлетели на второй этаж здания. Перед нами открылось заставленное токарными станками помещение. Вдоль одной стены тянулся ряд окон. Мы пробрались к ним и осторожно выглянули наружу. Окна выходили на задний двор с кирпичной водонапорной башней. Там никого не было видно. Тогда мы быстро прошли в смежное этому помещение, где тоже красовались станки, которых было еще больше, чем в первом. Здесь тоже были окна, сквозь которые виднелся знакомый до боли башенный кран. Большую часть двора закрывала крыша первого этажа — он выпирал относительно этого широкой и длинной ступенькой, но зато отсюда отлично был виден бетонный забор с воротами, железные створки которых были широко распахнуты. Через эти ворота во двор, громко переговариваясь и хохоча, неспешно входили наши враги. Их на самом деле было очень много — пожалуй, даже больше трех десятков. А спешить им и впрямь совершенно не стоило; они понимали, что деваться нам некуда. Мы были заперты в мышеловке.




Глава двадцать девятая

Кровавое пиршество


— Ладно, — сказал Сергей, когда мы отошли от окон к станкам. — Обидно, конечно, что мы так бестолково разбазарили гранатометы — сейчас как раз неплохо бы вдарить!.. Но на нет и суда нет. Давайте теперь разведайте по-быстрому, что тут еще имеется. В первую очередь меня интересует проход на третий этаж, выход на крышу, а также дополнительные пути снизу сюда, если они есть.

— А ты?.. — не удержался я от вопроса, видя, что брат определенно что-то задумал.

— А я пока побуду здесь, — не стал он посвящать меня в свои планы. — Давайте-давайте, вперед!

Собственно, здесь имелся всего лишь один проход помимо того, в который мы сюда зашли. Мы с Анной, держа наготове автоматы, быстро проскользнули в него и оказались в совсем небольшой комнате с дощатым полом и единственным окном. Я осторожно выглянул в него и увидел небольшую часть заднего двора, на котором лежали штабеля бетонных плит и кирпича, а дальше, за забором, простиралась заросшая пожелтевшей травой долина с холмами вдалеке.

Кроме окна в комнате была еще металлическая лестница, ведущая в квадратный открытый люк в потолке. Мы с Анной молча переглянулись, и я полез наверх первым. Оказался я на крыше, точнее, еще на одном широком выступе, на котором красовалась бетонная коробка третьего этажа, в которую вел открытый дверной проем. Я сначала заглянул в него с опаской, но увидев, что внутри никого и ничего нет, зашел в совершенно пустое помещение с рядом окон и еще двумя открытыми проходами.

Анна проследовала за мной и, подойдя сбоку к окнам, с предельной осторожностью заглянула в одно из них.

— Вот откуда по нам стреляли, — сказала она. — Весь двор как на ладони.

Я не стал искушать судьбу и проверять слова девушки — то, что стреляли именно отсюда, было понятно по россыпи блестящих гильз на полу.

Лишний раз выглядывать в окна не стоило еще и потому, что даже отсюда были слышны голоса и хохот наших врагов, любой из них мог заметить нас и открыть огонь. Так что я решил проверить пока два необследованных прохода.

Один из них выходил на маленькую, огороженную ржавыми железными перилами площадку. От нее спускалась до самой земли такая же ржавая железная лестница, один из пролетов которой был полностью разрушен, поэтому опасаться, что по ней сюда кто-то может забраться, не приходилось. С площадки был виден лишь небольшой кусочек двора с молоковозом.

Я вернулся внутрь помещения и проследовал к оставшемуся проходу, в котором только что скрылась Анна. Проход снова вывел нас на крышу второго этажа. Зато рядом с ним к стене была прикреплена вертикальная металлическая лестница, которая вела на самую высокую точку здания — крышу третьего этажа. Подниматься по ней мы не стали, иначе бы нас точно увидели снизу. Да и незачем было этого делать, все равно ничего интересного там быть не могло.

Таким образом, мы выполнили приказ моего двоюродного брата и могли теперь возвращаться к нему, чтобы всем вместе приготовиться к бою. Я считал, что лучше всего нам было оставаться на втором этаже и держать под прицелом лестничный пролет — только по нему к нам могли подняться «свободовцы» и бандиты. Правда, я не был уверен, что мы продержимся долго, но иного выхода я просто не видел. Странно, что хоть я и отчетливо понимал: скоро мы почти наверняка погибнем, — каких-то особых трагических переживаний я не испытывал. Вернее, жаль было лишь Анну и Сергея, а о себе горевать мне почему-то совсем не хотелось. Ну вот ни чуточки! То ли меня так закалила уже Зона, то ли я просто устал переживать и бояться, то ли мое подсознание надеялось втайне, что брат обязательно что-либо придумает, и в ближайшее время мы не умрем.

Сергей, вероятно, и впрямь что-то придумал. Во всяком случае, мою идею оставаться на втором этаже он не поддержал. Выслушав наш короткий доклад о результатах разведки, он спросил:

— Лестница отсюда наверх строго вертикальная или под наклоном?

Вопрос мне показался странным, но удовлетворить свое любопытство я не успел, Анна уже ответила Сереге:

— Вертикальная.

— Крышка на люке есть?

— Да, но без замка.

— Отлично, — коротко кивнул Сергей и скомандовал: — Быстро наверх!

У меня, опять же, возник вопрос: при чем здесь крышка, если откинуть ее под силу любому слабаку, — нам ведь нечем будет придавить ее сверху, разве что встать самим, но не стоять же нам на ней вечность!.. Однако и на сей раз я не успел ничего спросить — снизу по лестничному пролету уже грохотали шаги.

— Быстрей, быстрей! — подтолкнул меня двоюродный брат, и я побежал вслед за Анной в комнатушку с лестницей.

Сергей выбрался на крышу второго этажа последним. Закрыл за собой крышку люка и показал на короб третьего этажа.

— Туда! Живо!

Вообще-то его знакомые уже мне сосредоточенность и немногословность будто бы намекали на то, что брат опять «вселяется» в чьи-то головы, берет кого-то под свой контроль. Но он ведь сам недавно говорил, что не чувствует поблизости зомби. Что же тогда?

И когда мы вбежали внутрь короба и мы с Анной, выставив в дверной проем стволы автоматов, нацелили их на крышку люка, я наконец-таки все же спросил у замершего возле стены брата:

— Что ты придумал? Ты кого-то нашел?

— Скоро увидишь, — буркнул Серега. — Не мешай.

Ага, коли «не мешай» — значит, точно с кем-то законтачил. Чертовски любопытно, с кем! Но мешать в этом случае и правда не стоило.

И все-таки мы это сначала услышали, а не увидели. Снизу, со двора, раздался крик. Слов я не разобрал, но, по-моему, кто-то попросту выматерился. И в этом не было бы ничего удивительного, если бы не интонация. В голосе слышались изумление и ужас. Грешным делом, я даже сперва подумал, не вызвал ли мой двоюродный брат души погибших сталкеров. Подумал, разумеется, не всерьез, но мурашки по коже побежали, факт. А когда первый вопль подхватило и еще с десяток глоток, по мне уже забегало население средних размеров муравейника.

Я уже хотел подойти к окнам и посмотреть, что же там творится, но на улице началась стрельба — как мне показалось, совершенно беспорядочная, словно стреляли наугад или на самом деле по привидениям.

А затем началась настоящая звуковая какофония. По-прежнему вопили люди — причем не только от ужаса, но явно и от боли; по-прежнему раздавались безостановочные звуки стрельбы — причем в окна не залетело ни одной пули, наверняка стреляли не в нашу сторону; но самыми жуткими, отчего вдобавок к мурашкам и волосы мои поднялись дыбом, были теперь и новые звуки: свирепое звериное рычание, лязганье зубов, хруст перегрызаемых костей.

Первой не выдержала и подбежала к окну Анна.

— О боже!.. — ахнула она, и даже издали я сумел заметить, как побледнело ее лицо и округлились глаза. — Идите скорее сюда!

Я глянул на Сергея. Он тоже был бледен и выглядел очень уставшим, почти изможденным. Что бы ни происходило там, внизу, оно отнимало у моего брата очень много сил. К окну он так и не подошел — да и зачем, наверняка он все это «видел» и так. Только не своими и вряд ли вообще человеческими глазами.

А вот мне очень хотелось взглянуть на происходящее хотя бы одним глазком. Но и бросить свой пост я не мог, понимая, что вот-вот сюда полезут наши враги — не столько уже из-за нас, сколько спасаясь от преследующей их смерти.

— Я не могу уйти, — ответил я Анне, — прозеваем сволочей. Возвращайся тогда, а я гляну по-быстрому. Есть хоть на что смотреть?

— Вообще-то не знаю, стоит ли, — сказала, вернувшись к дверному проему, девушка. Она была по-прежнему очень бледной, темно-серые глаза на контрасте с белым лицом казались почти черными. — От такого зрелища можно в обморок хлопнуться…

Напрасно я принял ее слова за обычный речевой оборот. Когда я подошел к окну и выглянул во двор, то и на самом деле почувствовал, как подкатила к горлу дурнота, и зазвенело в ушах. Двор покрывал сплошной красно-серый ковер. Серым — точнее, черно-буро-серым — было его основание, состоящее из огромного количества всевозможных мутантов: псевдособак, слепых псов, кабанов, еще черт знает какой мерзости… Красными же вкраплениями в этом «ковре» были растерзанные, а точнее — терзаемые еще люди.

Выстрелы слышались уже весьма редко и глухо — вероятно, оставшиеся в живых скрылись в здании. Но и твари, разумеется, последовали за ними…

Заскрипел и с грохотом распахнулся люк. Я в три прыжка вернулся на место, но Анна успела уже выпустить короткую очередь, и я не увидел того, кто собирался составить нам компанию.

Сколько мы ни ждали — так больше никто из врагов и не повторил этой единственной попытки. Подозреваю, что больше было попросту некому это сделать. Во всяком случае, крики и выстрелы окончательно стихли — теперь снизу доносилось лишь многоголосое рычание, визг, скулеж, лай, а также хруст, хруст, хруст и чавканье…

Мне очень хотелось закрыть уши, чтобы не слышать звуков этого омерзительного пиршества, но Анна первой догадалась, что на самом деле нужно сделать.

— Матрос! — позвала она Серегу. — Уводи тварей, все кончено…

Сергей вздрогнул, перевел на девушку затуманенный взгляд и кивнул. Во дворе сразу послышались звуки движения: цокот многочисленных когтей по асфальту, скрип створок ворот, тяжелое дыхание убегающего прочь смертоносного полчища.

Я опять подошел к окну и выглянул в него уже безбоязненно. Из ворот вытекала темная живая река. Этот поток направлялся к главной дороге и поворачивал налево, теряясь затем за деревьями и неровностями рельефа.

— Эй! Ты чего?.. Держись! — услышал я вдруг возглас Анны и, обернувшись, увидел, как сползает по стене на пол закативший глаза Сергей.

— Вода! Нужна вода! — крикнула мне бросившаяся к Сереге девушка. — Я сделаю ему укол, а ты срочно поищи воду.

Я вылетел из помещения и метнулся к открытому люку. Подбежал и сразу направил ствол «калаша» в темный квадратный зев. Мутантов я сейчас не боялся, брат их увел, но мог остаться в живых кто-нибудь из «свободовцев» или бандитов — хотя сейчас я уже с полной уверенностью считал бандитами и тех и других.

Внизу было тихо. Держа автомат одной лишь правой рукой, что делало, в случае чего, прицельную стрельбу практически невозможной, я начал спускаться по отвесной железной лестнице. Только теперь я понял, зачем Сергей уточнял после нашей с Анной разведки, строго ли вертикальная эта лестница. Он уже тогда намеревался привлечь на нашу сторону животных-мутантов, и ему хотелось знать, смогут ли добраться до нас эти твари после того, как закончится его влияние на них. Между прочим, сейчас оно как раз и закончилось. Мутанты ушли, но вряд ли далеко. И, скорее всего, они хорошо помнили, что здесь у них остались недоеденными «охотничьи трофеи». А также трофеи потенциальные, еще не добытые. Так что я был более чем уверен, что твари скоро вернутся. Мне следовало действовать быстрей.

Встав на дощатый пол, я перехватил автомат поудобней и быстро провел стволом из стороны в сторону. Здесь, в этом маленьком помещении, никого не было. Не считая трупа у меня под ногами. Это был человек в костюме сталкера — скорее всего, член группировки «Свобода». Наверняка тот самый, которого уложила Анна, после того как он открыл люк, собираясь выбраться к нам. Я наскоро обшарил его рюкзак, но там, кроме аптечки и запасных магазинов к автомату, ничего не было. Что в общем-то и понятно — «свободовцы» были здесь дома, зачем им таскать с собой лишнюю тяжесть?

Я прошел через комнаты с токарными станками. В ближнем валялись два трупа с перегрызенным горлом, в дальнем мертвых тел было больше, около десятка. У двоих из них я нашел питье, но в первом случае это был напиток «Non Stop», а во втором и вовсе водка. И то и другое я на всякий случай забрал, но подумал, что вряд ли это будет хорошей заменой воде, и поиски не прекратил. К тому же в рюкзаке одного из убитых я нашел пару сухарей, и чувство сильнейшего голода тут же вернулось ко мне. Я схрумкал сухари в пару секунд, едва не сломав зубы, но голод от этого, как мне показалось, только усилился. А ведь Серега и Анна тоже были голодны. Правда, Анна сравнительно недавно довольно-таки неплохо поела, но тогда ее голод был вызван действием артефакта, сейчас она уже наверняка проголодалась по естественным причинам. А вот мой зверский голод, полагаю, имел двойственную природу: я хотел есть и просто потому, что давно уже этого не делал, плюс добавились также последствия от заживления моих ран той же самой «душой». Короче говоря, кроме воды нужно было непременно найти еще и пищу.

Спустившись на первый этаж, я обнаружил жуткую картину. Все огромное помещение было завалено окровавленными трупами. Если те, что я видел наверху, были относительно целыми, то здесь твари успели закусить своей добычей вполне прилично. От некоторых тел вообще остались одни полуобглоданные скелеты. Пол был залит кровью так, что пересечь этот «зал», не испачкав ботинки, было абсолютно невозможно. И ладно бы только кровью… Повсюду валялись оторванные от тел тошнотворные фрагменты, осклизлые багровые и сизые внутренности, обрывки — порой в несколько метров — омерзительных бледных кишок… А как жутко все это воняло!..

Я не смог удержаться от рвоты. И мне вовсе незачем было себя за это винить — сильно сомневаюсь, что нашлось бы много людей, чей организм среагировал бы в такой обстановке иначе.

Что хорошо — мне враз расхотелось есть. Но я понимал, что рано или поздно голод ко мне все же вернется. И, конечно, я ни на миг не забывал о своих друзьях. Тем более, Сергею срочно была нужна вода. Если бы не это, будь я здесь один, — непременно сбежал бы отсюда без оглядки. А так пришлось зажать нос и, стараясь заляпаться поменьше, пробираться к стоявшим на дальней от меня половине помещения столам и ящикам.

К огромному счастью, я страдал не напрасно. В ящиках я обнаружил большие запасы тушенки, хлеба, колбасы, чая, воды. Вероятно, «кухня» была у «свободовцев» общей, и они сдавали купленные и добытые продукты специально отвечающему за это человеку, который и хранил все в одном месте.

Я набил свой рюкзак под завязку, а еще нашел относительно чистый мешок, который хотел нагрузить тоже, но, подумав, решил, что он будет уже лишним — наполнить свои рюкзаки мы сможем здесь, когда станем отсюда выбираться.

Вместо этого, пройдя опять по лужам крови и поднявшись на второй этаж, в комнаты со станками, я взял рюкзак одного из мертвецов и покидал туда столько автоматных магазинов, сколько смог здесь найти. К моему большому удивлению, обнаружил я рядом с одним из трупов и «тээрэску» Анны. Ну, или такую же, как была у нее. У этого же покойника нашлись и обоймы с патронами к ней.

В итоге я нагрузился так, что по вертикальной лестнице мне пришлось ползать дважды — за один раз поднять все это я не сумел.

Анна встретила меня недовольным ворчанием.

— Ты куда пропал? Тебя только за смертью посылать!

— А я, собственно, с ней как раз сейчас и общался, — невесело усмехнулся я. — Там внизу такое!..

— Воду принес?

— Не только воду, — снял и поставил я на пол рюкзак. — Ужин сегодня у нас будет знатным.

Но на продукты Анна смотреть не стала. Она выдернула из рюкзака бутылку с водой, открыла ее и протянула Сергею, который все еще сидел возле стены, хотя взгляд его стал уже более осмысленным, а цвет лица — близок к нормальному.

— А еще у меня есть для тебя сюрприз, — снял я с плеча винтовку.

Девушка, продолжая квохтать над Серегой, раздраженно махнула рукой, даже не посмотрев в мою сторону.

— Ну, если она тебе не нужна, — деланно равнодушным тоном сказал я, — тогда я ее оставлю себе. Говорят, неплохая штука эта ТРс-301.

— Что?!.. — подпрыгнула Анна. Она влет развернулась, выхватила у меня винтовку и, закружившись с ней в подобии вальса, принялась ее целовать. — Спасибо тебе! Спасибо, Дядя Федечка!!!

— Да не за что, — засмущался я. — И ты бы не очень ее облизывала — кто там какими руками за нее брался…




Глава тридцатая

Утро надежды


Несмотря на то, что в этот раз моему двоюродному брату пришлось, пожалуй, затратить куда больше сил чем обычно, в себя он пришел очень быстро. То ли организм привыкал к новой функции, то ли Сергей научился пользоваться ею более экономично и правильно, не знаю. И хотя Серега продолжал сидеть, но выглядел он уже огурчиком, да и аппетит у него, надо отметить, совершенно не пропал.

Перед этим я сделал еще одну вылазку, за дровами для костра. Выходить за пределы лагеря Сергей мне запретил, да мне и самому не очень хотелось пробираться опять через кровавое месиво на первом этаже, поэтому я нашел другое решение — вытащил пару досок из деревянного пола того маленького помещения, куда опускалась вертикальная лестница. Пол там рассохся до такой степени, что доски и так уже ходили ходуном, да и щели между ними были приличные. Возле токарных станков я нашел приличную железяку и, используя ее в качестве рычага, сумел расшатать и вынуть две половицы, которые потом разрубил на куски большим острым тесаком, обнаруженным на поясе убитого «свободовца». А костер мы развели прямо внутри бетонного короба — благодаря трем дверным проемам и окнам дым нам ничуть не мешал.

Так что ужин у нас получился не только обильным, но еще и горячим — тушенку мы разогрели прямо в банках, а колбасу пожарили на выструганных из тех же половых досок шампурах.

Сергей с Анной выпили немного водки — не потому, что им так уж хотелось выпить, а из-за противорадиационных лечебных свойств этого напитка. На этом настояла Анна — по ее словам, радиационный фон в Темной долине оставлял желать лучшего. Сделала она попытку склонить к подобному лечению и меня, но я, помня данный себе зарок, категорически отказался. Тогда девчонка пригрозила сделать мне вместо этого укол, и эту угрозу она вскоре хладнокровно осуществила.

Между тем и без того хмурое небо стало заметно темнеть. Мрачные низкие тучи озаряли частые молнии, отчего в промежутках между ними на землю, казалось, и вовсе опускалась ночь.

— Ничего, — заметив, что на небо посматривают и Сергей с Анной, сказал я. — У машины есть фары, доедем.

— У какой машины? — удивленно спросила девушка.

— Ну, не знаю, на какой нам лучше ехать. Наверное, на джипе. Зачем нам теперь грузовик? Хотя у них обоих есть фары.

— Никуда мы сегодня не поедем, — отрезал Серега. — В темноте это опасно. По многим причинам. Я уж молчу про аномалии, но еще и мутанты скоро вернутся, я их уже чую поблизости. Многие из этих тварей превосходно видят ночью, в отличие от нас, а слепым собакам и вовсе темнота не помеха. А я еще недостаточно восстановился, чтобы их всех отогнать. И не забывай еще, что на выезде нас наверняка будут поджидать оставшиеся бандиты. Мы даже не знаем, сколько их, зато они прекрасно знают, сколько нас — почти нисколько.

— Так если мы будем сидеть здесь, им еще проще прийти сюда и спокойно перестрелять нас спящих!

— Побоятся мутантов. А если не побоятся, то им же самим будет хуже. Короче говоря, тема закрыта, мы ночуем здесь, — поставил точку брат.

Однако у меня оставались возражения.

— А как же Штейн? Вдруг он решит, что мы погибли, и уйдет? Ты же сказал ему, что мы быстро.

— Не думаю, что он понял меня так уж буквально. В любом случае, на его месте я бы как минимум сутки подождал. И потом, если он не ушел до темноты, то уж на ночь глядя никуда не пойдет точно. А уж на самый крайний случай мы его догоним — у него-то, в отличие от нас, нет автомобиля.

Против логики трудно спорить, а уж если логические построения излагает мой двоюродный брат — тем более. Да, откровенно говоря, мне и не особенно хотелось спорить — глаза после сытного ужина начали слипаться, а тепло костра так и притягивало, словно упрашивая лечь рядышком, вытянуть усталые ноги и погрузиться в желанный сон. Что мы вскоре и сделали.

Спал я вполне крепко, но прожитые в Зоне дни обострили мое чутье к опасности — и несколько раз я просыпался от подозрительных звуков. Сначала это были отдаленные хлопки выстрелов, но стрельба вскоре затихла. А во второй раз меня разбудило приглушенное рычание. Этот звук поначалу испугал меня, и я даже хотел разбудить Сергея. Но я сразу вспомнил, что о возвращении мутантов он и сам предупреждал. К тому же по единственной ведущей к нам вертикальной железной лестнице тварям было все равно не забраться. Но все-таки заснуть после этого снова мне удалось не сразу — вскоре к рычанию добавились новые, воистину отвратительные звуки: хруст костей, влажный треск раздираемого мяса, торопливое чавканье… Отвратительные и тошнотворные в первую очередь потому, что я хорошо помнил, чьи это были мясо и кости. А когда я все-таки заснул и в очередной раз мой сон потревожили скрипнувшие створки ворот, я понял, что кровавое пиршество внизу кончилось. Но иногда оттуда доносилось негромкое порыкивание, которое меня на сей раз даже успокоило: не все мутанты ушли из лагеря, а значит, можно было не опасаться внезапного нападения бандитов.

Костер догорел еще к середине ночи, однако, поднявшись в седьмом часу утра, мы не стали тратить время на заготовку дров и обошлись холодным завтраком.

Перед тем как спускаться вниз, Сергей «осмотрел» лагерь своим «шестым чувством», а минут через пять сообщил:

— Все, можно идти. Здесь оставалась пара десятков тварей — чуяли нас, ждали. Я их отвел в сторонку, будут нашей свитой на всякий случай. Так что не стреляйте по ним, когда увидите.

Когда мы спустились на второй этаж, я невольно охнул: от нескольких лежавших здесь ранее трупов остались лишь окровавленные клочья одежды; я не увидел ни одной косточки! На первом этаже, там, где вчера царил кровавый кошмар, кости все-таки валялись — преимущественно бедренные и разбитые черепа. Зато теперь здесь было чисто — никаких кусков мяса, никаких куч из внутренностей и их содержимого… Песики потрудились на славу!

Я показал Сергею и Анне ящики с продовольствием, и мы пополнили наши запасы. При этом я все время озирался, помня, что злобные зубастые твари по-прежнему находятся где-то здесь, хоть и ставшие, по словам брата, нашими временными союзниками.

Мутантов мы увидели только когда спустились во двор; они поджидали нас по ту сторону открытых ворот. Они, блаженно щурясь после обильной трапезы, мирно разлеглись на земле, как обычные законопослушные собаки. Насколько я сумел понять, здесь были только псевдособаки — то ли потому что лишь они оставались в лагере, то ли из-за каких-то известных одному лишь Сереге соображений.

Ехать мы, как я и предлагал прошлым вечером, решили на джипе. За руль села Анна, чтобы Сергей мог спокойно, не отвлекаясь, управлять псевдособаками. В мои обязанности входило всестороннее наблюдение, во всех смыслах.

Небо с утра было на удивление спокойным, и хоть и пасмурным, как обычно, но жизнерадостно светлым. Казалось, еще чуть-чуть — светло-серая пелена разорвется и сквозь нее выглянет солнышко.

Анна в последний раз оглянулась на лагерь, едва не забравший у нее жизнь, сплюнула и тронула джип с места. Сергей попросил ее сильно не гнать, чтобы не отстали мутанты, но вряд ли девушка и без этого стала бы торопиться — мутанты мутантами, но и аномалии в Зоне пока еще никто не отменял, о чем она, фыркнув, и сообщила моему брату.

Перед недостроенным зданием, где обитали бандиты, и вблизи которого скрывалась загадочная лаборатория «монолитовцев», Сергей попросил Анну еще сбросить скорость, несмотря на то, что джип и так полз километров под двадцать в час. Оказалось, что он решил пропустить нашу «охрану» вперед, с тем, чтобы отбить у кого бы то ни было охоту нас останавливать. Я же стал пристально вглядываться в пустые прямоугольники окон, опасаясь, что бандиты могли поджидать нас там. Это, на мой взгляд, было бы для них самым безопасным и мудрым решением, однако никого в окнах я так и не увидел.

Зато увидел… на дороге!.. Нет, это был не бандит. Посреди дороги, возникнув словно из ниоткуда, опираясь на клюку, стоял наш вчерашний знакомый — Игорь Владимирович Никиров. Псевдособаки дружно сдали назад. Анна резко затормозила и потянулась к винтовке.

— Не надо, — положил ей ладонь на руку Сергей. — Это… свой.

— Свой?.. — заморгала девчонка. — С каких это пор у тебя в Темной долине свои?

— Со вчерашнего дня. Я расскажу тебе позже.

Анна пожала плечами и забарабанила пальцами по баранке.

Игорь Владимирович неспешно подошел к джипу и поздоровался. А после того как мы с братом ответили на приветствие (Анна лишь буркнула нечто невразумительное), сказал:

— Вижу, справились. Молодцы, поздравляю. Правда, мы теперь остались без охраны, ну да ладно, свято место пусто не бывает.

— Ты хочешь сказать, что бандитов здесь больше нет? — удивился я.

— Сегодня ночью восемь последних пошли к лагерю «Свободы» и не вернулись. Сдается мне, их съели собачки, — кивнул старик на нашу «свиту». — Как я понимаю, — посмотрел он в глаза Сереге, — я тебе отдал их вчера не напрасно?

— Не напрасно, — кивнул Сергей. — Спасибо. И за то, что придержал их поначалу — тоже спасибо. Иначе бы нам пришлось туго.

— Так это все же сделал ты?.. — уставился я на своего однокашника. — Ты все-таки нарушил уговор?

— Ничуть, — ответил тот. — Я ни на кого не натравливал этих несчастных созданий. Сначала я их только лишь попридержал, а потом, когда почувствовал, что с ними хочет «пообщаться» уважаемый Сергей Викторович, я их отпустил. Но это ладно. Вы сделали, что хотели, и я за вас рад. А теперь у меня есть для вас две новости: как полагается, одна хорошая, а вторая плохая, и небольшая просьба к Фёдору. С чего начать?

— С плохой новости, — успела первой Анна. Мы с Сергеем одновременно повернули к ней головы, но возражать все же не стали.

— Собственно, конкретно для вас, — слегка поклонился Никиров девушке, — эта новость нейтральная. Вас она, в общем-то, и не касается.

— Я сама разберусь, что меня касается, а что нет, — буркнула Анна.

— Что ж, — пожал плечами старик. — Плохая новость заключается в том, что военные, узнав, что никому так и не удалось с вами справиться, решили сами взяться за вас всерьез. Но им нужны не только вы — а именно Сергей и Фёдор, — но и оборудование для прохода в «Клин», и, собственно, сам «Клин» тоже, со всей имеющейся в нем «начинкой». Так что с большой долей вероятности можно утверждать, что нападать на вас, пока вы не вернетесь к аномалии, они не станут. Скорее всего, они дождутся, когда вы откроете в «Клин» проход, и тогда уже на вас нападут. Так что будьте очень внимательны в этот момент! Может быть, даже лучше не делать этого сегодня, а переждать неделю или даже две до нового выброса… Хотя если уж военные что-то решили, то они вряд ли отступятся от своего и через две недели.

— А хорошая новость? — спросил мой двоюродный брат.

— Хорошая как раз и касается выброса, — сказал Игорь Владимирович. — Вчера я не знал его точного времени, сейчас же на девяносто процентов уверен, что он случится сегодня в районе полудня.

Я вскинул к глазам запястье с часами, но Анна посмотрела на КПК раньше.

— Полвосьмого, — сказала она. — В запасе больше четырех часов. Успеем.

— А что у тебя за просьба ко мне? — пришел черед мне удовлетворить свое любопытство.

Старик заметно смутился. Он торопливо сунул руку за пазуху, достал оттуда белый конверт и протянул его мне.

— Вот… Передай его, пожалуйста… там написано кому.

Я взял конверт и повертел его в руках. Бумага была плотная, качественная, очень белая, без каких-либо рисунков и надписей вроде «адрес получателя» и «адрес отправителя», лишь по центру тянулось написанное от руки: «Никирову Игорю Владимировичу».

— Так это же тебе, — заморгал я. — Зачем ты даешь его мне?.. Или ты хочешь, — дошло вдруг до меня, — чтобы я передал его… там?.. тому?.. Ну, в смысле…

— Да-да, — закивал мой пожилой однокашник, — ты все правильно понял. Тому… мне. Из пятьдесят первого. Если вдруг заартачится, начнет выступать, скажи ему, что тот, от кого это письмо, просил передать, что Ира лучше Таньки, и что в письме написано, почему.

Даже сквозь грубую морщинистую кожу было видно, как покраснел Игорь Владимирович.

— То есть ты написал сам себе, что случится в твоей жизни и как ее лучше изменить? — хмыкнул Серега. Анна же и вовсе разинула рот и ошарашено моргала, вылупившись на старика.

— Я лишь предостерег его от некоторых необдуманных поступков, — скупо обронил тот, явно сожалея, что не передал мне письмо без лишних свидетелей.

— Но ведь… — взмахнул я конвертом. — Ведь опять получается, что я не вернусь… не вернулся домой, поскольку ты не помнишь, что получал это письмо, и раз ты эти поступки все-таки совершил!

— Мы ведь уже дискутировали на эту тему!.. — досадливо поморщился Никиров. — Этот факт вовсе ни о чем подобном не говорит. Есть даже такой термин — «временной парадокс». То есть невозможно вернуться в прошлое и убить своего дедушку — иначе ты и сам не родишься. Но ведь я говорил и про другие имеющиеся гипотезы. Вот ты сейчас рассуждаешь так, словно время одномерно. То есть, если рассматривать по аналогии с пространством, имеет только одну ось координат — длину, по которой мы равномерно-поступательно двигаемся в одном направлении. Но вы своим появлением здесь уже нарушили это умозаключение. Ваш прыжок на семьдесят лет вперед вовсе нельзя назвать равномерно-поступательным! И, скорее всего, время столь же многомерно, как и пространство. Рассмотрим даже не три измерения, а всего лишь два: «дорисуем» перпендикулярно оси абсцисс ось ординат. Пусть это будет ось вариантов. Таким образом, ваше возвращение по оси абсцисс начнет новую временную ветку со сдвигом по оси ординат, а эта, нынешняя, будет продолжаться параллельно ей. Если точнее, то даже не параллельно — пересечением станет точка вашего возврата. А если еще точнее, то это будет некая вилка: единая линяя до точки возврата, а от нее — уже две. В действительности все наверняка еще сложней, но суть не в этом. Я хочу лишь сказать, что твои опасения насчет того, что ты не вернешься домой, не имеют под собой почвы.

— Допустим, — кивнул я. — Но тогда смысла в этом твоем письме нет совершенно! Ты свои ошибочные поступки все равно уже совершил и никаким образом их не отменишь, а что будет с твоим двойником с другой ветки — какая тебе разница?

— Как это какая?.. Ведь он — это все равно я. Пусть хоть в другой реальности моя жизнь сложится более правильно. Мне будет приятно сознавать, что я хотя бы так исправил свои былые ошибки.

— В другой реальности вы с таким же успехом наделаете новых, — усмехнулась пришедшая в себя Анна.

— Ничего, — упрямо мотнул головой старик. — Среди тех, что я сделал, есть очень уж неприятные…

— Танька?.. — ехидно прищурилась девушка.

— В том числе, — снова покраснел Игорь Владимирович.

— Ладно, — прервал нашу дискуссию Сергей. — Письмо Фёдор передаст, но для этого нам нужно вовремя вернуться к бункеру. Ты ведь сам говоришь, что выброс ожидается в полдень, а нам еще надо доехать, попасть вовнутрь и все такое… Сам ведь знаешь, это Зона, тут и расстояния не километрами меряются, и время — не всегда часами с минутами.

— Да-да-да, — закивал Никиров, — в этом ты совершенно прав. Езжайте! Удачи вам! И, Сергей Викторович, подумайте еще раз о моем вчерашнем предложении, оно остается в силе.

Серега неопределенно пожал плечами, а от удивленно посмотревшей на него Анны попросту отмахнулся.

Игорь Владимирович пожал каждому из нас руку, и мы наконец отправились в последний, на что я очень надеялся, маршрут по осточертевшей уже Зоне.




Глава тридцать первая

У «Клина»


Я думал, что теперь Сергей отпустит мутантов, но эти четвероногие уроды все еще сопровождали нас. Основная их масса бежала позади джипа, растянувшись почти на сотню метров; вперед же Серега выпускал по десять-пятнадцать тварей, постоянно меняя их, поскольку авангарду приходилось затрачивать больше сил, выдерживая скорость машины. Хоть Анна сильно и не разгонялась, но тридцать, а то и сорок километров в час джип все-таки выдавал. Как я понял, бегущих впереди мутантов мой двоюродный брат использовал в качестве своеобразных «саперов», проверяя ими безопасность пути от аномалий.

Эта моя догадка вскоре не единожды подтвердилась. Сначала пару псевдособак швырнул в сторону «трамплин», буквально через минуту еще несколько тварей испеклись в «жарке», а уже перед самым лесом трех зубастых уродов размолотила «мясорубка».

Но и оставшихся зверюг было еще предостаточно — подсчитать их точное количество я даже не пытался, но даже навскидку это была добрая сотня, а то и полторы. Такая «жадность» брата мне была непонятна и когда, заехав в лес, Анна чуть сбросила скорость, я спросил у него:

— Зачем нам столько мутантов? Ты ведь опять выдохнешься, а нас вскоре ждет важное дело.

Однако Сергей выглядел на удивление бодро.

— Не выдохнусь, — улыбнулся он. — Как-то на сей раз они очень легко управляются. По-моему, мне сейчас помогает старик.

— Никиров? А что, вполне логично. Уговор ему теперь соблюдать не перед кем, а в том, чтобы с нами ничего не случилось, он тоже заинтересован.

Я сказал это и призадумался. Письмо, которое я должен был передать молодой ипостаси Никирова, казалось мне если не откровенной глупостью, то все равно каким-то несерьезным баловством. Письмо самому себе — ну надо же до такого додуматься! Я представил, что если бы мне кто-то вручил аналогичное послание, что бы я подумал? Наверняка я и поверил бы такому почтальону не сразу. Впрочем, Игорь Владимирович на подобный случай дал мне некий пароль, кодовую фразу. Если бы мне кто-то сказал нечто такое, о чем мог знать только я, то, возможно, я бы все-таки засомневался, и письмо бы, наверное, взял. А вот в том, что его написал сам я из будущего — в этом я, откровенно говоря, усомнился. Ладно это сейчас я достоверно знаю, что перемещения во времени не фантастика, но еще неделю назад я об этом и не догадывался. И даже мой собственный почерк вряд ли заставил бы меня в это поверить. Да и то, неизвестно еще, насколько может измениться почерк за семьдесят лет! Наверняка очень сильно. Так что, наоборот, почерк-то как раз может заставить подумать о подделке, о чьей-то не особо умной шутке.

С другой же стороны, смотря что будет в этом письме написано. Если такие факты, о которых, опять же, могу знать только я один, то… Короче говоря, черт его знает, как бы я к такому посланию из будущего отнесся. В конце концов, даже если бы и поверил, то нет никакой гарантии, что я бы к этим советам прислушался. Да и что толку исправлять одни ошибки, если на смену им могут придти другие — возможно, куда хуже прежних. Вот, к примеру, Никиров велел передать своему молодому двойнику, что Ирка лучше Таньки. Вероятно, он стоял перед выбором, выбрал эту Таньку, закрутил с ней и, что называется, обжегся. Но откуда он знает, что с Иркой ему было бы лучше? Может, та бы его вообще в итоге убила — скажем, из ревности!

Так что, по моему мнению, вся эта затея с письмом была полной ерундой. В ней имелся бы смысл, если прошлое и впрямь можно было исправить. Причем исправить не просто жизнь некоего Игоря Никирова, сколь бы хорош он ни был, а жизни многих людей и даже судьбы целых народов. Например, если бы Игорь Владимирович сообщил своему молодому «я» причины и точное время катастрофы на Чернобыльской АЭС, то, возможно, тот бы сумел ее предупредить. Ведь он как раз учится на физическом факультете, мог бы пойти потом работать в атомную энергетику и каким-нибудь образом скорректировать или вовсе уничтожить причины, приведшие к беде.

Кто знает, возможно, даже Никиров и написал об этом в своем послании, но если и так, если тот, второй Игорь и посвятит свою жизнь решению данной проблемы и пусть даже ему это удастся, то для этого мира все равно ничего не изменится. И я никак не мог понять, в чем был истинный смысл всего этого для здешнего Игоря Владимировича. Но я, конечно же, выполнить его просьбу не отказывался. Мне даже интересно было поглядеть на реакцию юного Никирова. Да и на него самого в принципе.

«Но только ли письмо заставило моего однокашника помогать нам?» — внезапно подумал я. Ведь не мог же не понимать мой постаревший однокашник бессмысленности этой затеи. Наверняка он пришел примерно к тем же самым выводам, что и я. А раз так, стал бы он помогать нам только ради этого письма? И уж тем более, казалось мне, он не рискнул бы навлечь на себя гнев бандитов, делая это просто так, по доброте душевной. Поэтому вывод напрашивался один: Никирову от нас что-то было нужно. И даже не «что-то», а «кто-то». Мой двоюродный брат Сергей Шосин. Ведь Игорь Владимирович сам об этом говорил прямым текстом. Он дважды предлагал Сергею пойти работать к нему! Но Серега отказался. Что и говорить, я тогда этому искренне обрадовался. А вот теперь в мою голову полезли совсем иные мысли.

Для начала мне было неприятно сознавать, что думал я в первую очередь только о себе: ведь это мне не хотелось возвращаться одному, без Сергея. Не хотелось, потому что я, откровенно говоря, попросту трусил. Или, если сказать помягче, мне было неуютно оказаться невесть где одному, ведь совершенно неясно, где мы окажемся в нашем времени в момент возвращения — возможно, в том же самом заснеженном поле за многие километры от ближайшего жилья.

Но если вспомнить о том, что говорил Никиров насчет Серегиного рассудка, то думать только о своем благе было для меня не только стыдно, но и категорически недопустимо! Если брат вновь станет в нашем времени умалишенным, то его возвращение сделает хуже нам всем, а ему в первую очередь. Другое дело, правду ли сказал Игорь Владимирович, или выдумал этот аргумент для того лишь, чтобы Сергей передумал возвращаться и остался работать с ним? Но поскольку мы все равно не сможем узнать, чем действительно руководствовался мой однокашник, то надо принимать ко вниманию наихудший вариант. А это значит — Сереге не стоит возвращаться домой. Даже если предположить, что разум все же останется при нем, — какой там ему дом? Мать умерла, своего жилья нет, той работы, которой он занимался, тоже нет, а если даже ее все-таки еще продолжают, то весьма сомнительно, чтобы к военным секретам допустили бывшего сумасшедшего.

Нет, брату определенно нужно остаться здесь. С его навыками разведчика он не пропадет, даже если будет продолжать заниматься сталкерством. А если согласится с предложением Никирова — да и глупо, мне кажется, было бы не согласиться, — то и вообще ему тут будет здорово: интереснейшая работа, неплохой, надо полагать, заработок… Да и не вечно же он будет сидеть в этой Зоне — когда-нибудь переберется и на «большую землю», посмотрит на жизнь в будущем по-настоящему. Конечно, ужасно, что здесь нет Советского Союза, но и при капитализме, думаю, Сергей как-нибудь устроится: голова-руки есть, а возможно, и работа у Игоря Владимировича зачтется.

Я совсем уже было решился серьезно поговорить с братом на эту тему, но впереди меж деревьями забрезжил свет открытого пространства, и Анна, остановив джип, повернулась к Сереге.

— Может, не стоит туда открыто врываться? Давай я схожу на разведку.

— Зачем это делать тебе? — улыбнулся Сергей и кивнул на замерших в ожидании мысленных приказов мутантов. — У нас вон разведчиков целый табун!

— Что они тебе, лошади? — засмеялся я. — Это не табун, а стая.

— В моем представлении стая — это особей десять-двадцать. Ну, не знаю, пусть тридцать. А тут — вон их сколько! Табун и есть.

— Пусть будет «стабун», — продолжал веселиться я.

— Вам что, делать больше нечего? — нахмурилась Анна. — Уже половина девятого, а еще неизвестно, как скоро мы попадем в «Клин». Давай отправляй своих «разведчиков», а то я в самом деле сама пойду.

Брат тотчас убрал с лица улыбку, а от «стабуна» отделились две псевдособаки и затрусили к просвету между деревьями, одна забирая влево, другая вправо. Не прошло, наверное, и пары минут, как оттуда, куда ушли наши «разведчики», послышалась автоматная очередь. Мы с Анной обратили тревожные взоры к Сергею.

— Нормально, — не глядя на нас, процедил он. — Это Штейн.

Еще минут через пять вернулась одна псевдособака. Вторую Серега ждать не стал — видимо, ученый выстрелил метко.

— Поехали, — мотнул головой мой двоюродный брат, — все в порядке.

Анна завела двигатель и медленно двинула джип в сторону «Клина». Вскоре мы выехали на знакомую «поляну» с «картонными декорациями» и колеса машины зашуршали по сплюснутым деревьям.

Я привстал с сиденья и посмотрел вперед. Возле аппаратуры виднелась человеческая фигурка. Издалека трудно было рассмотреть лицо, но я очень надеялся, что это и в самом деле Штейн. Увидев джип, человек упал на землю и приготовился к стрельбе. Тогда поднялся в полный рост Сергей и замахал поднятыми над головой руками.

— Не стреляй! Это мы!

Человек услышал. Да уже, вероятно, и увидел, что и это и вправду мы. Во всяком случае, мы уже подъехали настолько близко, что и я теперь мог узнать Штейна. Он поднялся на ноги, повесил на плечо автомат и стал ждать.

Мы проехали совсем немного, как джип вдруг, дернувшись, замер. Я снова начал привставать, чтобы увидеть, что заставило Анну затормозить, но она обратила на это наше внимание сама.

— Что это? — спросила девушка, ткнув вперед пальцем.

Мне все же пришлось подняться, но я так и не понял причину ее удивления — перед колесами джипа валялись лишь «фанерные» деревья, кусты и разлапистая сплющенная коряга. Может быть, именно она привлекла внимание Анны?

— По-моему, это коряга, — озвучил я свою догадку.

— А по-моему, человек… — сипло выдохнула девушка.

Сергей открыл дверцу и выбрался из джипа. Я последовал за ним. Анна тоже не усидела на месте. Мы подошли к «коряге», и я невольно содрогнулся. Девчонка оказалась права: это был человек в черных штанах и куртке. Вернее, то, что осталось от этого человека — плоский уродливый блин.

— Судя по одежде, это бандит, — хрипло сказала Анна.

— Что же его могло так сплющить? — спросил я. — Какая-то аномалия? Есть такие?

— Странный вопрос, — глянула на меня девушка. — Если сплющило деревья, то почему не может сплющить человека?

— То есть ты хочешь сказать, — заморгал я, — что его так раскатало тогда же, что и эти деревья? Но ведь здесь никого… — Я осекся, вспомнив бандита с расплющенными ногами по кличке Картон, которого «милосердно» убила Анна.

О нем же вспомнил и мой двоюродный брат.

— Что там говорил этот… как его… Картон? Сколько их было — четверо?

— С ним — пятеро, — сказала девчонка. — Я тоже сразу подумала про них.

— А где тогда еще трое? — стал оглядываться я, всматриваясь в разбросанную повсюду «фанеру».

— Ты хочешь их поискать? — усмехнулся Серега. — Мне кажется, у нас есть дела поважней.

— Не хочу я их искать, — буркнул я. — Просто интересно стало.

— Ничего интересного в этом не вижу, — сказал брат. — Поехали!

Мы забрались в джип и двинулись дальше. Штейн, увидев нашу заминку, уже шел нам навстречу. Когда Анна остановила подле него машину, ученый радостно воскликнул:

— Вам удалось?! Какие вы молодцы! А я уже начал паниковать, что вас так долго нет. Собственно, еще вчера начал, когда вы не вернулись до темноты.

— Из-за темноты-то мы вчера и не поехали, — вылез из джипа и пожал Штейну руку Сергей. — А до нее не смогли управиться. Решили дождаться утра. Ты-то как? Принес аккумулятор?

— Принес. Все в порядке. Проход в «Клин» открывается, но без вас я туда не пошел.

— И правильно сделал, — кивнул Серега. — Сейчас передохнем чуток и пойдем все вместе.

— Вы хоть расскажите, как у вас все прошло, — попросил ученый. — Я ведь испереживался весь! Анна, ты-то как? Что те скоты с тобой делали?

— Да ничего особенного, — хмыкнула девушка. — Всего лишь над «каруселью» подвесили.

— Подвесили?.. — заморгал Штейн. — Как это?

— Как-как!.. Очень просто. На веревке. Хорошо, не за шею, — снова фыркнула Анна.

— Да расскажите вы толком! — взмолился ученый.

Сергей вкратце поведал ему о наших приключениях. О своем вкладе в победу он упомянул вообще мельком, так что пришлось вмешаться и нам с Анной. Рассказали мы и о моем постаревшем однокашнике Никирове. Эта информация привела Штейна в большое возбуждение.

— Эх! — замахал он руками. — Как жаль, что меня не было с вами! Как жаль!.. Мне так много хотелось бы с ним обсудить!

— Что тебе мешает сделать это после того, как мы закончим с нашим делом? — спросил я. — Тем более, там сейчас нет бандитов.

— Вряд ли он станет со мной разговаривать, — с досадой отмахнулся ученый. — «Монолитовцы», а уж тем более «О-Сознание» с представителями официальной науки не очень-то идут на контакт.

— Скажешь ему, что это я попросил тебя заехать, — сказал мой двоюродный брат. — Расскажешь о «Клине», о том, как с нами получилось. Думаю, он сам будет рад это узнать. А если Анна не откажется с тобой съездить, то и вовсе проблем не должно возникнуть — ее-то Игорь Владимирович уже знает.

Я заметил, как при этих словах девушка нахохлилась и сдвинула брови. И почему-то мне показалось, что дело тут было вовсе не в том, что ей не хотелось больше встречаться с Никировым. У меня мелькнула дикая мысль, что ей в принципе неприятен разговор о том, что будет, когда мы отсюда исчезнем. Неужто она настолько привязалась к нам? Или… не просто к нам, а к кому-то из нас конкретно?.. И понятно, что не ко мне.

Эта мысль сразу потянула за собой ту, которую я обдумывал совсем недавно — о том, что Сергею лучше бы не возвращаться домой, а остаться здесь. Я был почти уверен, что Анна примет эту идею на ура. Но как бы поудобней озвучить все это? Эх, если бы знать, что творится в голове у самого брата! Хотя бы понять, как сам он относится к Анне. То есть, разумеется, у него с ней хорошие отношения, иначе он не помчался бы, рискуя жизнью, выручать ее. Но я-то имел в виду совсем другое… Мне было совершенно непонятно, нравится ли ему Анна как женщина. Ведь если бы вдруг оказалось, что между ними есть хоть какое-то взаимное чувство, то уговорить Серегу остаться наверняка оказалось бы куда легче. Но о Серегиных чувствах я не мог даже догадываться — их он держал глубоко в себе и, насколько я успел его узнать, выставлять напоказ не собирался. Поэтому я решил повременить пока с этим серьезным разговором. Да и кто знает — быть может, нам с ним и вовсе не светит возможность возвращения домой. Зачем тогда его и вовсе затевать? Вот когда проникнем в «Клин», определимся во всем точно, тогда и посмотрим.

Пока я был погружен в эти мысли, Сергей поведал ученому о самом сейчас для нас главном — о том, что выброс ожидается сегодня в полдень, и что Никиров подтвердил догадку Санты и Штейна: именно выброс может послужить катализатором временного пробоя и дать нам шанс на возвращение в прошлое.

Штейн вскинул руку и посмотрел на часы.

— Девять двадцать! — воскликнул он. — Осталось меньше трех часов! Думаю, тянуть не стоит, пора отправляться в «Клин». Ведь мы абсолютно не в курсе, что с оборудованием бункера, играет ли оно вообще какую-то роль в пробое времени. Ты, Матрос, что-нибудь знаешь о тамошней аппаратуре?

— Да откуда мне знать! Этим специальный человек занимался — майор Вороненко. Я ведь говорил уже: моей задачей было делать то, что прикажут. Я не ученый, а разведчик.

— Тогда тем более, — закивал Штейн. — Тогда тянуть просто неразумно.

— Тянуть неразумно еще и потому, — обернулся и провел взглядом по кромке леса Серега, — что на нас могут напасть. Так, во всяком случае, сказал старик.

— Напасть?.. — вздернул брови ученый. — Снова бандиты?

— Хуже, — помотал головой мой двоюродный брат. — На сей раз военные. Причем Никиров предупредил, что если они нападут, то вероятней всего тогда, когда ты откроешь проход в «Клин» и мы туда направимся. Поэтому очень всех: будьте очень внимательны.

— Погоди-погоди! — заморгал Штейн. — Но военные не могут сделать нам ничего плохого! Я нахожусь в Зоне официально, вы здесь вообще оказались случайно… Я им все объясню, и они не станут нам мешать.

— Ага, — фыркнула Анна. — Они нам помогут! Проводят ребят в прошлое с почестями, под звуки фанфар.

— Не надо утрировать! — взмахнул ученый руками.

— Да нет, Штейн, — нахмурился мой двоюродный брат. — Это ты, похоже, чего-то недопонимаешь. Впрочем, мысли военных штатским понять нелегко. А я почти уверен: ничего хорошего нам от здешних вояк ждать не стоит. Даже если я ошибаюсь, подстраховаться никогда лишним не бывает. Поэтому, как только откроется проход в «Клин», нужно сразу перенести внутрь аппаратуру. Не мешкая ни секунды!

— Как?! — Штейн замахал руками, словно мельница. — Это ты не понимаешь! Аппаратуру нельзя будет трогать, когда откроется проход, ведь это именно она станет поддерживать его в открытом состоянии.

Брат посерел.

— Это точно?

— Разумеется, точно! Кому и знать, как не мне.

— Это очень осложняет ситуацию. В таком случае, нам придется разбираться с бункером самим, а вам с Анной лучше остаться снаружи и закрыть проход, как только мы с Фёдором окажемся внутри «Клина». И… если военные и впрямь нагрянут, тебе придется уничтожить оборудование.

— Ты что?! Тогда они уничтожат меня!..

Сергей сжал губы и заиграл желваками.

— Во всяком случае, — выдавил он, — постарайся сбить настройки. Потяни время, сделай так, чтобы раньше, чем произойдет выброс, они в «Клин» не попали. Иначе нам с Фёдором придется надолго забыть о доме. Если не навсегда.

Я понял, что наступил тот самый момент, когда мне следовало высказать Сереге все, что я думал насчет него.

И я открыл уже рот, чтобы сделать это, как из-за крон деревьев, стрекоча лопастями, вынырнули вдруг два вертолета. В горячке спора мы каким-то образом умудрились прослушать их приближение!

Вертолеты опустились в полусотне метров от нас. И не успели их шасси коснуться земли, как из распахнутых люков начали выскакивать одетые в невиданные мною прежде защитные костюмы, вооруженные чем-то невероятным на вид люди, которые, нацеливая на нас это чудо-оружие, стали брать нас в кольцо.




Глава тридцать вторая

Бункер


— Включай! Быстро!!! — заорал на Штейна Серега. Ученый задергался, засуетился, словно забыл, как обращаться со своим оборудованием. А потом глянул расширенными от ужасами глазами на Сергея.

— Но… зачем?.. Вы не успеете… Это бессмысленно! Ты посмотри, сколько их! Надо сдаваться!..

— Включай, мать твою!.. — зарычал мой двоюродный брат, направив на ученого ствол автомата.

Штейн побледнел, съежился и склонился над аппаратурой.

Я обернулся. Кольцо военных стремительно сжималось. Откуда-то, скорее всего от вертолетов, послышался усиленный мегафоном голос:

— Всем стоять и не двигаться! Руки за головы! В противном случае — стреляем без предупреждения!

— Я же говорил!.. — отпрянул от приборов Штейн и начал поднимать руки.

— Делай, что я тебе сказал!!! — ткнул его в бок стволом автомата Сергей. — Они не будут стрелять, мы им нужны живыми! А вот я выстрелю точно! Не веришь?..

Ученый, судорожно всхлипнув, вновь повернулся к приборам.

Скажу честно: мне стало страшно. Я не был уверен в том, что сказал Серега. И насчет того, что военные не станут стрелять в нас, и по поводу того, что сам он выстрелит в Штейна. Ученый, конечно, повел себя малодушно, но его можно было понять. Ведь, по большому счету, когда он согласился нам помочь, им в первую очередь двигал научный интерес. От того, вернемся мы домой или нет, ему было ни жарко, ни холодно. А теперь, когда на чаше весов оказалась его жизнь, она перевесила все остальное. И если бы он сдался, военные бы наверняка его не тронули — им и впрямь могли пригодиться его знания и главным образом его умение обращаться с аппаратурой. А отправив нас в «Клин» и уничтожив оборудование или просто сбив его настройки, он автоматически становился саботажником, и военные, выбив из него все, что им нужно, вполне вероятно могут пустить его в расход. Здешние нравы, как я успел понять, вполне соответствовали такому развитию событий. Но теперь, когда ствол Серегиного автомата был от него всего в нескольких сантиметрах, он и стал решающим для ученого аргументом. Штейн подчинился моему брату, поскольку совершенно не знал, на что тот и в самом деле способен. Положа руку на сердце, я бы в тот момент тоже не смог за него поручиться.

Между тем воздух перед аппаратурой стал колебаться как над нагретым солнцем асфальтом, а потом невысоко над землей возникло туманное облачко, которое разрасталось на глазах и стало вскоре около двух метров в поперечнике. Середина его внезапно словно вдавилась внутрь, и перед нами открылось круглое «окно» в обрамлении клочьев тумана.

И тут же раздались звуки выстрелов. Похоже, военные не собирались просто так бросаться словами. Правда, стреляли они пока выше наших голов, но я был почти уверен, что за предупреждающими выстрелами вскоре последует и прицельный огонь. Солдаты находились уже от нас настолько близко, что могли не бояться случайно повредить оборудование.

— Все — в «Клин»!!! — рявкнул Серега, толкая Штейна в спину.

— Но… — обернулся и вытаращил тот глаза.

— Я сказал: все!!! — поддал ему мой брат так, что ученый влетел в «окно», будто мешок с картошкой.

Анна, не говоря ни слова, нырнула за ним следом. Серега мотнул мне головой, и я отправился в жутковатую прореху следующим. Сразу за мной туда заскочил и мой брат. А потом он резко повернулся и полоснул автоматной очередью по видневшемуся теперь уже с той стороны «окна» оборудованию.

— Не-е-еет!!! — вскочив на ноги и бросившись к Сергею, заверещал Штейн.

Но было уже поздно. Большое пятно «окна» словно одним махом смыли большой влажной тряпкой.

— Что ты наделал!.. — замолотил кулаками по Серегиной груди ученый. — Мы теперь останемся здесь навсегда!

— А ты хотел остаться навсегда там?! — схватил брат запястья Штейна. — Навсегда мертвым?..

— Они бы меня не тронули… — упавшим голосом выдавил Штейн. Он разом угас и обмяк, словно воздушный шарик, из которого выпустили воздух.

— Вот как? — оттолкнул его от себя Серега, и ученый, сделав два неуклюжих шага назад, оступился и уселся в сугроб. — Не тронули бы тебя? — выделил брат последнее слово. — А нас?.. А ее?.. — мотнул он подбородком на Анну. — Не думал, что ты такой… С гнильцой внутри.

— Тебе легко меня обвинять! — взвился ученый, пытаясь подняться, но не удержался на ногах и вновь опустился в снег задом. — Вы с Дядей Фёдором сейчас улизнете к себе домой, а мы с Анной навечно останемся в этой клетке!

— Ты за себя говори!.. — выпалила Анна, но Сергей остановил ее жестом и снова обратился к Штейну, но уже совсем другим, чуть ли не ласковым тоном:

— Я не понимаю твоей паники, Андрей. Ведь ты же ученый. Почему ты делаешь поспешные выводы, даже не ознакомившись как следует с обстоятельствами?

— Да какие тут обстоятельства?! — воскликнул Штейн и обвел вокруг руками. — Ты сам-то посмотри!

Сергей поднял голову и осмотрелся. Мы с Анной тоже завертели головами.

Перед нами открылась та же самая картина, что мы уже видели мельком на экране «большого КПК»: заснеженная поляна, вытоптанные среди сугробов тропинки, невысокое бетонное строение с ажурными фермами антенн. Но теперь я видел и то, чего не успел заметить на экране: чуть в стороне возле дощатого сарая с трубой стояли две большие цистерны. Из сарая доносилось тарахтение, а над трубой вился сизый дымок. Там наверняка находился упоминавшийся Серегой генератор. И то, что он работал, а также то, что кое-где на поляне из-под снега тянулись столбики пара — вероятно, из вентиляционных отверстий, — говорило о том, что бункер был обитаем. Хорошо это или плохо, я пока не мог сказать.

Вокруг поляны плотно стояли деревья с шапками снега на ветвях. Вероятно, лес тянулся и дальше, и мое сердце екнуло вдруг в дикой надежде: что если мы уже вернулись в прошлое, и за этим лесом — города и села моей любимой советской страны?.. Но мои надежды рухнули, стоило мне обернуться. Позади никаких деревьев не было. Там не было вообще ничего, кроме призрачной стены белесого тумана. Даже не тумана, а чего-то такого, чему мой мозг не смог найти лучшего определения, потому что ни с чем подобным прежде не сталкивался. Эта «стена», загибаясь, тянулась влево и вправо и скрывалась за деревьями, так что можно было смело утверждать, что никакого леса нет и за ними. Мало того, белесый «туман» поднимался и кверху, заменив собой небо, и таким образом получалось, что мы оказались как бы накрытыми сверху огромной чашкой.

Я также увидел позади себя, чуть в стороне, ведущий от бункера к «стене» гусеничный след и сообразил, что он принадлежит тому самому ржавому танку без башни, который мы нашли недавно в лесу. Только этот след был настолько четким и свежим, что оставивший его танк определенно не был еще ржавой истлевшей развалюхой.

— И что? — осмотревшись, вновь повернулся к Штейну Сергей. — Все это говорит лишь о том, что мы все-таки попали внутрь «Клина», что, собственно, и входило в наши планы.

— Да, но в наши-то с Анной… — ученый наткнулся на суровый взгляд девушки и быстро поправился: — …но в мои-то планы входило еще и выбраться отсюда!

— А почему ты вбил в свою ученую голову, что ты отсюда не выберешься? — удивленно посмотрел на него Серега. — Ты что, точно знаешь, что произойдет после того как случится выброс и мы с Фёдором отправимся домой?

— Если отправитесь… — буркнул, опуская глаза Штейн.

— Хорошо, если отправимся.

— Не знаю, — коротко мотнул головой ученый.

— Вот видишь! Чего тогда и паниковать раньше времени?.. А по-моему, произойдет следующее: либо «Клин», включая нас с братом, вновь переместится в прошлое, а вы с Анной останетесь на этом же месте, но в своей родной Зоне; либо в прошлое переместимся только мы с Фёдором, а «Клин» станет полноправной частью Зоны. Опять же вместе с вами.

— Ага, — хмуро усмехнулась Анна. — И в том, и в другом случае мы тут же окажемся в лапах военных.

— Совсем не обязательно, — вставил свою реплику и я. — Военные за это время могут уйти, посчитав, что потеряли нас навсегда.

— Засаду они все равно оставят, — сказала девушка. — Как минимум на сутки.

— Вот именно! — вскинулся Штейн. — Мало того, ты, Матрос, не посчитал и еще один вариант, помимо того что, возможно, вообще никто никуда не переместится. Ведь вместе с «Клином» в прошлое можете вернуться не только вы с Дядей Фёдором, но и мы с Анной! А я этого не хочу! У вас там и Сталин еще, поди, жив!

— Конечно, Сталин жив! — вспыхнул я, метнув гневный взгляд на ученого. Теперь я почувствовал, что не просто разочаровался в нем, но и почти уже возненавидел.

— Ну да, — наморщив лоб, сказал Штейн. — Вы же из пятьдесят первого, а он умер…

— Молчи!!! — завопил я, бросившись на ненавистного «оракула».

Меня перехватил двоюродный брат и укоризненно посмотрел на ученого.

— Прекрати, Андрей. Об этом не надо. А насчет того, что мы перенесемся все, вместе с «Клином», в пятьдесят первый год, так это вряд ли. Не забывай, мы с Фёдором попали сюда отдельно от бункера, на три года позже. Так что нелогично будет даже нам вернуться вместе с ним в одно время, а уж вам с Анной — тем более.

— Логично, нелогично!.. — взмахнул руками Штейн. — У тебя одни только догадки, бабкины гадания! Никто не знает, как все будет на самом деле и будет ли вообще.

— Так и я о том же, — закивал Сергей. — Неизвестно, что и как будет, а ты устраиваешь панику.

Ученый молча махнул рукой и отвернулся.

— Слушайте, вы, — подала голос Анна. — Может, продолжите спор в каком-нибудь более теплом месте? Между нами, девочками, я уже задубела.

Откровенно говоря, я тоже начал замерзать, но в пылу спора не обратил на это внимания. А теперь, после упоминания Анны, я осознал, что меня ощутимо потрясывает.

— Сейчас, — кивнул Серега и поднял руку. — Постойте еще пару минут…

Он, проваливаясь в сугробах, добрел до одной из тропинок и, держа наготове автомат, направился к бункеру. Обошел его кругом, потом, пригнувшись, словно что-то вынюхивая, прошел немного по гусеничному следу, снова полазил по сугробам и наконец вернулся к нам. Выражение его лица показалось мне недовольным и настороженным.

— Что?.. — выдохнул я.

— По-моему, мы здесь не одни, — свел брови Сергей.

— Наверняка не одни, — показала на сарай, откуда доносился шум генератора, Анна. — Не зря же эта штука работает.

— Я не о том, — сказал Серега. — Обслуживающий персонал само собой. Двое младших офицеров и майор Вороненко. Если выброс забрал сюда «Клин» в момент работы оборудования — а я почти не сомневаюсь, что так оно и было, — то эти люди непременно находились на своих рабочих местах. Но я увидел здесь и чужие следы. Как минимум двоих человек.

— Ты что, изучал обувь своих сослуживцев, что так уверенно об этом говоришь? — усмехнулся Штейн. По-моему, ученый начал понемногу приходить в себя, хотя неприятное чувство к нему у меня по-прежнему оставалось.

— А у нас зимой обувь была одна — валенки, — ответил мой двоюродный брат. — Здесь же есть и следы ботинок. Вот таких, — поднял он ногу. — В наше время таких вообще не было.

— Тогда чьи же это следы? — недоуменно заморгал Штейн. — Неужели вояки все-таки успели сюда забраться?..

И тут меня осенила догадка.

— Это не вояки!.. — ахнул я. — Это те самые бандиты! Видимо, их не расплющило, они попали в эпицентр «Клина»…

— Что за бандиты?.. — уставился на меня Штейн.

Я, с трудом сдерживая неприязнь, рассказал ему, как и в каком виде мы нашли одного из напарников Картона. Всего одного из четырех.

— Ничего, — стуча зубами, выдала Анна. — Нас-то больше, чем их. Поиграем еще раз в войнушку. Хоть согреемся…

— Вообще-то я надеюсь, — зябко передернул плечами Сергей, — что их уже повязали Вороненко с ребятами. Но погреться уже на самом деле хочется. Так что пошли. Только оружие держать наготове и смотреть в оба!

Мы, выстроившись цепочкой во главе с моим братом, по его следам зашагали по сугробам. Идти по глубокому рыхлому снегу было неудобно само по себе, но я еще представил, что будет, если бандиты начнут стрелять по нам прямо сейчас. Ведь нам тогда придется залечь прямо в сугроб, а это значит, что врагов мы попросту не увидим и не сможем отстреливаться. К тому же снег для пули не преграда, и нас перестреляют, словно куропаток. Или какие там северные птицы зарываются в снег?..

К счастью, никто на нас не напал. Мы благополучно добрели до тропинки и пошли по ней к бункеру. Его дверь оказалась почти такой же, что и у бункера ученых в «Янтаре» — металлической, массивной и тяжелой даже на вид. Запорный механизм управлялся с помощью небольшого штурвала, за который сразу же взялся Серега.

— Очень надеюсь, что они не заперлись изнутри, — пробормотал он. — Впрочем, не вижу в этом смысла.

Его надежда сбылась — штурвал неохотно, с натугой, но все-таки повернулся. Сергей осторожно приоткрыл дверь и сунул в образовавшуюся щель голову.

— Вроде бы тихо, — выпрямившись, посмотрел он на нас. — И самое главное, есть освещение. Теперь идите строго за мной и старайтесь не шуметь. Без моей команды не стрелять, а то подстрелите ребят невзначай…

Брат открыл дверь полностью и беззвучно шмыгнул в открывшийся проем. Я вошел следом за ним. Потом Штейн. Анна взяла на себя роль замыкающего.

Освещение в бункере и правда было. Не сказать, чтобы особенно яркое, но все-таки. Это меня несколько приободрило: по логике, если бы бандиты нас поджидали, им было бы лучше выключить свет, а потом перестрелять нас, как упомянутых куропаток, целясь по нашим силуэтам на фоне яркого дверного проема. Но, с другой стороны, с чего бы им было нас ждать? Да и откуда они вообще могли знать о нашем прибытии — в наше время, к счастью, не было еще никакой следящей аппаратуры.

Сразу за порогом вели вниз ступеньки. Я насчитал их двенадцать. Дальше тянулся не особо длинный коридор с дверями по обе стороны: две слева и три справа. Впрочем, дальняя дверь с правой стороны выглядела скорее как проход куда-то еще — издалека в тусклом свете я не смог разглядеть точно.

Сергей осторожно подошел к ближней двери слева. Потянул на себя, но дверь не поддалась. Тогда он перебрался к двери напротив и убедился, что заперта и она. Это, похоже, ничуть не смутило и не удивило его — брат быстро переместился ко второй двери слева. Эта дверь открылась сразу. В помещении за ней царила полная темнота. Серега нашарил на стене выключатель и щелкнул им.

Первое, что я увидел, были стоявшие одна напротив другой две кровати — железные, двухъярусные, заправленные столь аккуратно и ровно, что одеяла казались лежащими на них широкими серыми досками. У дальней стены возвышался дощатый стол с длинной скамейкой вдоль него.

Поскольку я смотрел из-за Серегиного плеча, мне было не видно то, что находилось прямо перед ним. Да по моему разумению, сразу напротив входа ничего и не могло находиться. Однако мой двоюродный брат отчего-то замер на месте, а потом потянул вдруг с головы капюшон.

Мне удалось наконец протиснуться в дверной проем, и я, не успев шагнуть внутрь комнаты, так и застыл с поднятой ногой. Прямо перед нами лежали два трупа в окровавленных гимнастерках.




Глава тридцать третья

Аварийный выход


Я невольно отпрянул, налетев при этом на Серегу. Но тот, по-моему, даже не заметил этого. Его лицо окаменело, неподвижный взгляд был устремлен на мертвецов. И я увидел в нем столько боли, что мое сердце заныло от жалости к брату.

— Ты их знал? — тихо спросил я.

— Да, — тоже очень тихо ответил Сергей. — Андрюха Кожухов и Витька Болотов. Ростовчанин и ленинградец. Все время ругались между собой, спорили, где лучше жить — на юге или на севере. А теперь вот… — Брат скрипнул зубами и повернулся к нам. — Бандиты все-таки здесь. Будьте начеку. Оружие держать наготове.

Ничего этого он мог бы и не говорить — мы и так были уже и начеку, и наготове, сразу догадавшись, чьих рук это дело.

Сергей выключил свет и аккуратно, словно опасаясь разбудить спящих товарищей, прикрыл дверь.

Затем он жестом велел нам оставаться на месте, а сам осторожно подошел к двери напротив и прислушался. Вскоре он махнул нам рукой, призывая следовать за ним, и прошел к проему в правой стене в конце коридора.

Подойдя туда, я увидел, что это был еще один коридор, но настолько узкий и низкий, что больше напоминал нору. Даже мне пришлось бы идти по нему согнувшись, а уж Сереге — тем более. Причем бок о бок даже вдвоем по нему пройти было бы невозможно, только цепочкой друг за другом. Освещения в этом «аппендиксе» не оказалось, поэтому было совершенно неясно, заканчивается ли он тупиком через несколько шагов или тянется на десятки метров.

— Что это? — спросила Анна.

— Аварийный выход, — скривил губы Сергей. — По правилам пожарной безопасности полагался, вот и вырыли. Правда, делали наспех и кое-как, и он в итоге обвалился. Сейчас, думаю, по нему тем более не стоит далеко забираться.

— И зачем ты нас сюда привел? — поинтересовался я.

— Вы со Штейном останетесь тут, а мы с Анной наведаемся на центральный пульт.

— Почему?!.. — возмущенно зашипел я.

— По кочану, — буркнул Серега. — Потому что я так сказал.

— Матрос, — царапнул по нему неприветливым взглядом Штейн, — не надо так. Пусть вместо меня останется Анна, а мы с тобой пойдем. Я понимаю, что ты мне перестал доверять, что все вы перестали мне доверять, но я… В общем, я прошу у вас прощения за то, что повел себя как скотина, это была истерика… Обещаю, что больше такого не повторится. Звучит, конечно, по-детски, но, поверьте, я говорю совершенно искренне. Верите?..

— Но-но-но!.. — выпятив грудь, поперла на ученого Анна. — Верю, не верю, плюну, поцелую… Я тебе сейчас так останусь! Ты у меня сейчас так пойдешь!..

Сергей, резко, почти грубо схватив девушку за плечи, остановил ее и сказал Штейну:

— Андрей, я тебе верю, но твое поведение здесь ни при чем. Просто Анна более опытный боец, а там нужно будет действовать очень быстро, не раздумывая, на интуиции. У вас с Фёдором таких навыков пока нет. А идти всем — только мешать друг другу; там будет довольно тесно. Причем вы будете здесь не просто прятаться, а находиться в засаде. Если бандиты выскочат в коридор — сразу стреляйте. И еще раз напоминаю: далеко не заходите, может засыпать.

— Если мы будем в засаде, зачем же нам лезть далеко?.. — буркнул я, недовольный решением брата. И в то же время я понимал, что он, как всегда, прав. От этого почему-то стало еще обидней.

Я отвернулся и стал невольно смотреть вглубь «противопожарной норы». И чем дольше я это делал, тем больше мне казалось, что в дальнем конце этой подземной кишки отнюдь не сплошная темнота. Но поскольку быть этого не могло в принципе, я списал свое «открытие» на результат усталости и нервного напряжения. Проще говоря, я решил, что призрачный «свет в конце туннеля» мне просто мерещится.

Между тем брат и Анна отправились в свою опасную вылазку, и я счел более правильным не пялиться в темноту, изображая обиженного, а делать то, что нам со Штейном было поручено, — сидеть в засаде, ожидая появления в коридоре бандитов. Должен сказать, что после извинений ученого мое хорошее отношение к нему восстановилось, поэтому находиться с ним рядом мне более ничего не мешало.

А вот его, похоже, продолжала мучить совесть. Штейн переминался с ноги на ногу, стараясь не встречаться со мной взглядом, а потом выдавил, назвав меня настоящим именем:

— Видишь ли, Федя…

Однако что именно я должен был видеть, я так и не узнал. Послышались выстрелы. Я и так-то плохо разбирался в оружии, а уж по звуку вообще не умел отличить одно от другого, поэтому понять, кто именно стреляет, я не мог. Впрочем, если бандиты были вооружены «калашами» или «тээрэсками», то эта задача не имела решения вовсе.

Я высунул ствол автомата, а следом за ним и голову в коридор. Штейн вылез туда весь — из-за меня ему ничего не было видно. Я потянул его за локоть назад, и как раз в этот момент распахнулась дверь, за которой находились Серега с Анной и откуда до сих пор раздавались короткие очереди.

Из-за двери выскочил бородатый мужчина в черной куртке. Сначала мне даже показалось, что это каким-то образом ожил и отрастил себе ноги покойный Картон — так этот тип был похож на него. Но разглядывать его мне было некогда, да не особенно-то, честно говоря, и хотелось. Впрочем, позировать бандит тоже не собирался. Вместо этого он достал гранату, выдернул чеку и размахнулся, чтобы швырнуть ее в дверной проем. Признаться, я даже оцепенел от изумления: неужели этот придурок не понимает, что от взрыва погибнут и его друзья-товарищи?!.. А может, все он прекрасно понимал, но своя шкура была ему куда дороже всех остальных.

Каюсь, мое замешательство едва не стоило жизни и Сергею с Анной. И хорошо, что я не успел затянуть в туннель Штейна. Ученый не стал долго рассуждать, а просто взял и выстрелил в бандита. Жаль только, что не попал. Но его выстрел все же возымел действие — бородач не стал кидать гранату в открытую дверь, как собирался до этого, а швырнул ее в нас.

И вновь первым среагировал Штейн. Ученый прыгнул на меня, и мы кубарем влетели в туннель. Но что с того!.. Лежа на холодном бетоне, я увидел, как граната упала и завертелась как раз напротив прохода — всего лишь в паре шагов от нас. Не буду говорить, что вся моя недолгая жизнь пронеслась у меня в тот момент перед глазами — все это полная чушь и красивые слова. Я лишь, не в силах пошевелиться, смотрел и смотрел на эту гранату, которая продолжала крутиться медленно-медленно, словно нехотя, через силу, и в голове моей глухо пульсировала одна только фраза: «Вот и всё… Вот и всё…»

Честное слово, мне показалось тогда, что прошло очень много времени — полминуты, а то и больше. Казалось, можно было встать и не то что убежать, а просто-напросто уйти от этой гранаты в безопасное место, но я и впрямь будто окаменел, завороженный ее демоническим вращением. И потом, на самом деле столько времени пройти никак не могло — запал гранаты горит секунд пять. Но тогда я ни о чем подобном не думал, да и ни о чем другом тоже, кроме упомянутого «вот и всё». И когда заметил мелькнувшую надо мной тень, а вслед за ней ощутил навалившуюся на меня тяжесть, принесшую полную тьму, я был абсолютно уверен, что умер. Однако следующее мгновение я услышал оглушительный хлопок, от которого сразу заложило уши и который заставил меня вспомнить, что следствие не может опережать причину.

Наконец все встало на свои места. Я понял, что это была за тень и что это была за тяжесть. Просто-напросто Штейн, очень любящий жизнь ученый Андрей Камнерухов, подарил эту жизнь мне, накрыв меня своим телом.

Я быстро выбрался из-под него и хотел нащупать на его шее пульс, но моя рука погрузилась в сырое горячее месиво. Голова ученого была практически оторвана, и не было никакого смысла пытаться вернуть его к жизни. А чтобы его жертва не оказалась напрасной, следовало как можно скорее спасаться мне самому.

Конечно, можно было оставаться на месте, подождав, пока в проходе не появится враг, а потом расстрелять его в упор, но я был почти уверен, что тот, прежде чем сунуться в туннель, бросит сюда еще одну гранату. А потому я встал и побежал, или, скорее, шатаясь от легкой контузии, побрел вглубь туннеля. Туда, где до этого мне померещился свет.

Из-за узости туннеля идти пришлось согнувшись, зато, раскинув руки, я мог упираться ладонями в стены, что спасало меня от «качки». Я старался переставлять ноги пошустрей, ожидая в каждую секунду взрыва гранаты сзади или автоматной очереди в спину. Пусть в туннеле темно и стрелку будет меня не видно, все равно он не сможет промахнуться — я занимал собой всю ширину этой «кроличьей норы».

И выстрелы все-таки раздались, но звучали они довольно глухо — стреляли явно не в туннеле. Но если это были Сергей или Анна, и выпущенные ими пули предназначались бандиту, убившему Штейна, то он наверняка постарается укрыться в «моем» туннеле. А перед этим, опять же, не будучи дураком, он прочешет туннель очередью или бросит гранату. Поэтому я собрался с силами и рванул вперед, благо что светлое пятно впереди стало крупней и светлее, что отбросило мои последние сомнения насчет его реальности. А через пару десятков шагов я уже отчетливо видел, как туннель прямо передо мной довольно круто поднимался к яркому отверстию выхода.

Взрыва гранаты или выстрела в спину я, к счастью, так и не дождался. Наверное, мои товарищи все-таки обезвредили убийцу Штейна, и мне можно было возвращаться. Но поскольку вероятность попасть под осколки или пулю все еще оставалась, а выход был уже передо мной и я видел через него рассекаемое молниями хмурое небо, то я все же решил выбраться наружу. И не только ради собственного спасения. У меня возникло стойкое подозрение, что этот выход вел за пределы «Клина», ведь внутри него мы не видели неба, а здесь оно было. А раз так, то он мог оказаться спасением для Сергея, Анны и Штейна, после того как я вернусь домой. Я подумал это и вспомнил вдруг, что Штейна больше нет… Я не мог еще привыкнуть к этой утрате, и почти физическая боль полоснула по сердцу. Впрочем, все равно я подумал правильно; не может быть, чтобы Серега с Анной оставили тело ученого здесь. Конечно же, они заберут его и похоронят как полагается. А то, что мой двоюродный брат теперь непременно останется здесь, я даже не сомневался. Пока был жив Штейн, Серега еще как-то мог надеяться на него, а теперь он просто не сможет бросить Анну одну.

И я, вскарабкавшись по ведущему вверх последнему отрезку туннеля, выбрался наружу. Первое, что меня несказанно обрадовало, — отсутствие снега. Это говорило об одном: я был прав, туннель вывел меня из «Клина»! Теперь следовало попытаться понять, где же именно я оказался. И резких движений при этом делать не стоило — рядом могли быть аномалии. Не масштабов «Клина», разумеется, — вполне обычные, я бы даже сказал ставшие почти привычными, но мне бы хватило и такой…

Я огляделся. Прямо передо мной плотным массивом росли деревья. Возможно, этот был тот самый лес, в котором и образовался «Клин». Но где же тогда «поляна» с «фанерными декорациями»? Оказывается и она была рядом, стоило обернуться. Меня отделяло от нее не более десятка шагов. И я прекрасно разглядел там и вертолеты, и военных, одна часть которых окружила место, где мы вошли в «Клин», а другая рассредоточилась по окружности «поляны», вглядываясь между деревьями. Однако в «моем» секторе я почему-то не увидел наблюдателя, и даже обрадовался поначалу, что мне в очередной раз повезло.

К сожалению, я недооценил профессионализм военных. Вероятно, как только я вылез из «норы», боец заметил меня сразу и поспешил укрыться за деревьями, а потом двигался в мою сторону короткими перебежками, пока я бродил вокруг лаза и озирался по сторонам. Как бы то ни было, когда он выпрыгнул в трех-четырех шагах от меня, словно чертик из табакерки, я невольно остолбенел. Однако военный все равно рявкнул:

— Стоять! Оружие на землю!

Насчет оружия он, в общем-то, тоже сказал зря. Я не стал бы стрелять в русского солдата. Ну, или в украинского, все равно. Для меня он был своим. Слишком недавно для меня закончилась война, и к нашей армии я испытывал огромное уважение. Пусть эта армия не имела к той никакого отношения, но психику сложно перестроить сразу. В конце концов, даже если он был солдатом совсем-совсем чужих для меня вооруженных сил (но не вражеских же!), все равно он являлся «государственным человеком», а не бандитом, не членом самодеятельной группировки, и стрелять в него у меня бы просто не поднялась рука — таким уж «правильным» меня воспитали в моем родном времени.

Между тем сдаваться мне тоже совсем не хотелось. И не просто не хотелось — этого ни за что нельзя было делать! И, как назло, я на несколько шагов отошел от «норы», так что попытаться нырнуть в нее не стоило даже пытаться. Единственным выходом было чем-то отвлечь солдата, а самому быстрехонько удирать через лаз. Возможно, боец не полез бы за мной сразу, а сообщил о случившемся командиру, ну а я бы успел добраться до своих, и вместе мы решили бы, что делать дальше.

Но чем же я его мог отвлечь? Он ведь не ребенок, чтобы купиться на какое-нибудь «Смотри-смотри, а что это там?..» Вот был бы я голосовым имитатором, как тот, что я видел недавно на концерте, тогда бы я изобразил сейчас свист снаряда, крикнул «Ложись!», а сам бы удрал.

«Погоди-ка, погоди! — блеснула в моей голове мысль. — Снаряд, говоришь? А граната подойдет?..»

Собственно, я подумал не совсем о гранате, а если точнее — совсем не о гранате, но это было даже к лучшему; как я уже говорил, убивать военного я вовсе не собирался.

А вспомнил я о том самом артефакте, что посоветовал мне взять с собой покойный Штейн, — о «дроби», последняя «шишка» которой оставалась у меня в кармане. Теперь дело было за малым: нужно было ее достать так, чтобы боец не выстрелил в меня при этом. И я, кажется, придумал.

Сначала, как мне и было велено, я отбросил в сторону автомат. А потом сказал:

— У меня еще граната в кармане. Доставать?..

Боец заметно напрягся. Сначала он сделал шаг в мою сторону — собирался, видимо, достать «гранату» сам, что вовсе не входило в мои планы. Но и ему, вероятно, не сильно улыбалось оказаться вплотную ко мне с оружием в одной лишь руке. И военный нашел выход из положения.

— Доставай одной рукой! Вторую — за голову.

Ход его мыслей был мне понятен. Одной рукой невозможно держать рычаг гранаты и одновременно выдергивать кольцо. Он ведь не догадывался, что «граната» у меня была необычной — без рычага и кольца вовсе.

Я, заискивающе улыбаясь, полез в карман, стараясь делать это помедленней, чтобы не спровоцировать резким движением военного. Зажав в кулаке «дробь», я так же медленно вынул руку и сразу, резким движением, швырнул ее под ноги солдату. То, что бросать нужно именно под ноги, дошло до меня буквально в последнее мгновение; кинь я артефакт выше — с такого близкого расстояния можно было очень сильно покалечить лицо военного, вплоть до смертельного исхода.

Раздался хлопок, и почти одновременно с ним — вопль солдата. Видимо и ногам досталось весьма и весьма; боюсь, не обошлось без переломов. Ну ничего, это не смертельно.

Военный рухнул, не успев нажать на спусковой крючок. По-моему, он даже потерял сознание. Но оказывать раненому первую помощь я, конечно, не стал, успокоив свою встрепенувшуюся совесть тем, что крик услышали его товарищи и помощь не заставит себя ждать.

Уже ныряя в отверстие лаза, я с тревогой подумал о том, что и «нору» эти товарищи отыщут столь же быстро, посему мне нужно как можно скорее вернуться к своим и предупредить их о новой опасности.

Но едва я отбежал от входа на десяток шагов, как рассеянный свет, идущий из него и освещающий передо мною туннель, внезапно исчез. Решив, что раненый боец все же очухался и полез следом за мной, я принялся лихорадочно елозить по телу руками в поисках автомата. Я быстро вспомнил, что «калашников» остался наверху, и обреченно развернулся, приготовившись встретить смерть лицом.

К моему огромному удивлению, никакой погони за мной не было. Как не было вообще ничего, даже малейшего проблеска света, словно вход в туннель плотно заткнули пробкой. Вытянув руки, я сделал в его сторону несколько шагов, и тут мои пальцы коснулись… земли. Туннель оказался засыпанным! Но разве могло это произойти совершенно беззвучно?.. Или же я внезапно потерял слух?

— Эй! — крикнул я, с облегчением осознавая, что моя версия оказалась ложной. И тут же услышал со стороны бункера:

— Федька! Ты где?!..




Глава тридцать четвертая

Возвращение


Я со всех ног помчался на Серегин голос, то и дело ударяясь затылком о низкий потолок туннеля. Встретились мы с братом примерно на середине «норы»; сюда достигал уже свет главного коридора.

— Ты куда подевался, чертяка?! — порывисто обнял меня Сергей, чем привел в полный ступор; такое проявление чувств я видел со стороны двоюродного брата впервые. И к тому же эти чувства адресовались мне лично. — Мы ведь все облазили, а ты словно испарился!.. Мы даже подумали, что выброс уже начался, и тебя перебросило в прошлое.

— Я был наверху, — пробормотал я, высвобождаясь из Серегиных объятий.

— Наверху?.. Где наверху?

— Там, — мотнул я головой назад.

— Там все засыпано обвалом… — недоуменно отстранился брат. — Я ведь рассказывал…

— Может, и было. И сейчас засыпано, да. А когда я убегал от бандюгана, то спокойно вылез наружу.

— Тебе это не привиделось? Контузия, шок, все такое…

— Не привиделось, — сказал я. — Там меня чуть не сцапал военный. Пришлось бросить автомат. Видишь, его нет, — развел я в стороны руки, чтобы брат смог в этом убедиться.

— Ты мог его где-нибудь обронить…

— Вы его находили? И потом, я швырнул в солдата «дробь», этим и спасся. Ее у меня тоже теперь нет, — похлопал я по карманам.

— Эй! Где вы там?.. — послышался со стороны основного коридора голос Анны.

— Мы здесь! — отозвался Сергей. — Сейчас придем. — Он посмотрел на меня и мотнул головой. — Пошли, там все расскажешь.

На выходе из туннеля я остановился перед трупом Штейна.

— Он меня спас, — тихо сказал я. — Накрыл своим телом, когда бандит бросил гранату.

— Мы так и поняли, — так же тихо ответил Сергей. — Светлая ему память. Настоящий мужик…

Помолчав, мы вышли в коридор и застали там встревоженную Анну.

— Ты куда делся?!.. — как и недавно мой брат, воскликнула девушка и бросилась ко мне с тем же, вероятно, намерением — обнять.

Однако я сумел увернуться, а потом повторил то же самое, что рассказал уже Сереге.

— Но там нет никакого выхода, мы доходили до самого завала, — свела брови Анна. — Тебе это просто привиделось из-за контузии.

— Да что вы пристали ко мне со своей контузией! — вспыхнул я. — «Привиделось, привиделось!..» Где же я тогда был, по-вашему?

— Погоди, Ань, — поднял руку Серега. — Похоже, Фёдор говорит правду. У меня есть одна мысль… Что если выброс уже начинает действовать?.. Сколько сейчас времени?

Я посмотрел на часы. Они стояли. Наверное, забыл завести. А может, просто не выдержали той кутерьмы, в которой им довелось поучаствовать.

— Одиннадцать десять, — посмотрела на КПК девчонка. — Еще вроде бы рано.

— Ну, во-первых, Никиров не называл время выброса с точностью до минуты, — возразил Сергей. — Он сказал «в районе полудня» или что-то вроде этого. А во-вторых, «Клин» находится в каком-то своем пространстве, и, вероятно, во времени тоже.

— То есть ты хочешь сказать, что выброс уже произошел и мы его прозевали? — испугался я.

— Совсем не обязательно, — помотал головой брат. — Может, «Клин» всего лишь «почувствовал» его приближение и отреагировал таким вот образом. Как бы «настроился на волну». В любом случае, мы должны попытаться сделать то, что задумали. И времени у нас, судя по всему, очень и очень мало, чтобы успеть подготовиться.

— Подготовиться? — удивился я. — Как?..

— Думаю, будет нелишним включить оборудование, которое было включено, когда со мной… когда я… — замялся Сергей, но я его понял. И спросил:

— А ты умеешь с ним обращаться? Знаешь, что именно нужно включить?

— Майор Вороненко знает, — ответил двоюродный брат и посуровел. — Кстати, он сильно ранен. Пойдемте скорее к нему.

Мы поспешили в ту комнату, где недавно была перестрелка. Первое, что мне бросилось в глаза, — обилие всевозможных приборов. Причем знакомых, из нашего времени, почти родных — со стрелочными стеклянными шкалами, тумблерами из черного бакелита, тускловато-зелеными, на военный лад, массивными угловатыми корпусами. Затем я увидел лежащие на полу два трупа в черных куртках. И лишь в последнюю очередь я заметил сидевшего в углу за столом человека в полевой военной форме, с майорскими погонами на плечах. Гимнастерка майора заскорузла от спекшейся крови, алые пятна проступали и сквозь бинт, которыми была замотана откинутая к стене голова. Глаза военного были закрыты, а заросшее щетиной вытянутое худое лицо с крупным носом было мертвенно-бледным.

— Я перевязала его и вколола лекарство, — извиняющимся тоном произнесла Анна, — но… Слишком обширные раны. Задеты жизненно важные органы.

— Он выживет? — глянул на девушку Сергей, и та виновато покачала головой.

— Не выживу я, Шосин, не выживу, — не открывая глаз, но на удивление четко проговорил раненый. — Ты лучше скажи, откуда ты взялся, да еще в таком клоунском наряде. — Майор наконец поднял веки, И было видно, что это простое движение причинило ему сильную боль. — А сначала объясни, куда ты пропал? И вообще, что все это значит?

— Долго объяснять, товарищ майор, — шагнул к нему Сергей. — Если коротко, то эксперимент вышел из-под контроля. Бункер вместе с вами, Кожуховым и Болотовым переместился… — брат стушевался, подбирая нужные слова, но потом все же выдавил: — …в иное измерение. Я же почему-то остался. Но потерял рассудок. А через три года, оказавшись в районе бункера, вместе с моим двоюродным братом переместился в… будущее.

— Я бы сказал, что ты и сейчас без рассудка, но эти сволочи, — скосил он глаза на мертвых бандитов, — тоже плели мне про две тысячи двадцать первый год. Они хотели, чтобы я выпустил их отсюда… А как я их мог выпустить, если и сам ни хрена не понимал…

Силы начали покидать майора. Он захрипел.

Внезапно я вспомнил нечто важное.

— «Душа»! — метнулся я к Анне. — Дай ему скорей «душу»!..

— Думаешь, я не пробовала? — буркнула девушка. — Сдохла «душа».

— Как это «сдохла»?..

— А вот так. Не действует. То ли исчерпала на нас с тобой свой ресурс, то ли в пределах этого чертова «Клина» ее свойства чем-то подавляются.

Сергей между тем подошел вплотную к майору и положил ему на плечо ладонь.

— Товарищ майор… Сергей Валентинович!.. Нам нужна ваша помощь. Скажите, что нужно включить для начала эксперимента? В точности так, как было в тот раз, со мной.

Военный открыл глаза и уставился на Серегу мутным от боли взглядом.

— Зачем тебе? Все кончено…

— Мы хотим попытаться вернуться. Восстановить условия эксперимента, и…

— Тут стреляли, наверняка все разбито… Хотя сам генератор в боксе, там никто ничего не трогал после тебя… Попробуй. Но как вы вернетесь все трое? Шлем только один.

— По очереди… — неуверенно ответил мой двоюродный брат. — И потом, мы с Фёдором очутились здесь оба одновременно, хотя и были без шлемов.

— Попробуй… — снова повторил майор. И стал говорить Сергею, что именно нужно включить. Потом он вновь опустил веки и замолчал. Я уже думал, что все кончено, но Вороненко заговорил опять. Он очень тихо пробормотал: — Город Клинцы Брянской области… Адрес на конверте, в кармане… Сообщи моим…

После этого голова майора безвольно упала на грудь.

Серега отпрянул от своего мертвого командира и крикнул Анне:

— Время?!..

— Без двадцати.

Мой двоюродный брат начал метаться между приборами, щелкая тумблерами. Иногда из пробитого пулями оборудования вылетали искры, и Серега, шипя, матерился, но упрямо продолжал свое дело. И вскоре я услышал гудение. Даже скорее не услышал, а почувствовал всем телом — частота звука была ниже уровня слуха. Источник гудения, как мне показалось, находился где-то за спиной.

— За мной! — махнул нам с Анной Сергей и выбежал из комнаты.

Он метнулся к соседней двери, но она, как мы убедились в этом и ранее, оказалась закрытой. Брат снова ругнулся и бросился обратно, туда, где мы только что были. Пробыл он там недолго и вернулся со связкой ключей в руке. Быстро отпер дверь и, шагнув за порог, снова махнул нам.

Вспыхнул свет, и я увидел, что нахожусь в тесной комнатушке, размерами не превышающей вагонного купе. Стены здесь были увиты проводами в толстых оплетках, и гул, который, казалось, эти стены и источали, ощущался здесь намного сильнее.

Возле дальней стены стоял одинокий стул. Рядом с ним возвышалась сложная конструкция, напоминающая бормашину зубного врача, с которой свисало некое подобие сплетенной из проводов шапки.

— Садись, — указал мне на стул Серега.

Все происходило столь быстро и неожиданно, что меня охватила внезапная паника.

— Я?!.. Почему я?..

— А разве ты не хочешь вернуться домой?

— Хочу, но… А как же ты?..

Вот интересно, я ведь не раз до этого размышлял, что моему брату по многим причинам лучше остаться здесь, в будущем. И я несколько раз порывался сказать ему об этом, постараться найти нужные аргументы, убедить… А в тот самый момент, когда час возвращения настал, я словно позабыл о всех своих доводах и почувствовал настоящий страх от того, что могу остаться один. В свое оправдание могу сказать только то, что все и на самом деле произошло слишком внезапно, я попросту не успел морально подготовиться к этому. Оправдывало меня и то еще, что в себя я пришел достаточно быстро и даже собрался наконец высказать Сергею то, что давно и неоднократно обдумал. Однако он опередил меня.

— Я остаюсь здесь, — твердо, как тоже давно обдуманное и решенное, сказал брат. При этом я заметил, как вспыхнули непередаваемой радостью серые глаза Анны, а сама девушка подалась к Сереге, будто собираясь его обнять. — Так будет лучше для всех. Дело в том, что…

— Не надо, — помотал я головой. — Я сам тебе хотел предложить то же самое.

— Там у меня никого и ничего нет, — все-таки сказал Сергей и тут же быстро поправился: — Кроме тебя. А здесь… Я не могу ее бросить… — он искоса глянул на Анну, и я вновь повторил:

— Не надо, Сереж. Я все понимаю. Ты правильно решил.

— Матрос!.. Дядя Фёдор!.. — всхлипнула вдруг девушка. — Какие же вы…

— Мы обычные, — улыбнулся я. — Нормальные. Особенно он, — кивнул я на брата. — Мне бы тоже, наверное, следовало остаться, но там мама, отец… И потом, я решил, что если вернусь, то переведусь на физический факультет. Стану изучать эту чертову атомную энергетику и сделаю все, чтобы этой гадости, — неопределенно мотнул я головой, — не случилось. Ну и пусть, что это будет лишь в моей временной ветке, или как ее там… Здесь все останется по-прежнему, но это ведь только пока. Ведь здесь останетесь вы, — подмигнул я. — И еще, Ань… Не называй меня, пожалуйста Дядей Фёдором… Я — просто Фёдор. А лучше Федя.

— Кстати, да, — с деланной суровостью глянул на девушку мой двоюродный брат. — Меня тоже зовут не Матросом, а Сергеем.

— Хорошо, — заалела вдруг Анна. — Но тогда и вы зовите меня… Настей.

— Что?!.. — дуэтом воскликнули мы с братом. — Почему Настей?..

— Потому что я Настя. Анастасия. Анна — всего лишь мое сталкерское прозвище. Я придумала его в память о моем погибшем женихе. Его звали Макар Назаров, и еще когда он был жив, я в шутку «примеривала» на себя его фамилию: Анастасия Назарова. Сокращенно — АнНа. А потом так и стала себя называть. Но Назаровой я теперь точно не стану, — стрельнула она на Серегу взглядом, — так что…

— Ага… — только и нашелся что сказать на это я.

Сергей и вовсе промолчал. Но потом опять показал на стул.

— Садись. Пора.

— Да, — кивнула Анна… то есть, Настя. — Осталось семь минут.

— Погодите! — подпрыгнул вдруг я. — Но как же я появлюсь там в таком виде?.. Мне нужно срочно переодеться.

— За мной! — метнулся к двери Серега. — Ноги в руки! Бегом!

Он вылетел в коридор и бросился к двери напротив — той, что тоже в прошлый раз оказалась закрытой. Звякнув связкой, он отыскал нужный ключ и распахнул ее.

Комната оказалась чем-то вроде небольшого склада. На стеллажах вдоль одной из стен стояли коробки и ящики, на крючках другой висело несколько шинелей и ватников, а на полу вдоль нее выстроились сапоги и валенки.

— Раздевайся! — приказал брат.

Я, убедившись, что Анна осталась за дверью, принялся сбрасывать сталкерское одеяние. Серега достал откуда-то пару теплых кальсон, нательную белую рубаху, гимнастерку… Затем я надел толстые зимние штаны и ватник, обулся в валенки, нахлобучил солдатскую шапку-ушанку. Все было не новое, ношеное, но в хорошем состоянии. Я вовремя вспомнил о письме Никирова и сунул его за пазуху.

Затем я притопнул валенками и повернулся, чтобы идти назад, но Сергей остановил меня. Он нашел вещевой мешок и стал кидать туда из коробок и ящиков банки и свертки с едой.

— Тебе еще до Ленинграда добираться. Денег нет, извини. Разве что… у ребят поискать, но время…

— Обойдусь, — отмахнулся я. — Дома и стены помогают.

— Погоди… — нахмурился вдруг мой двоюродный брат. — Иди пока в бокс, я сейчас…

Он выбежал за дверь, а я, повесив за плечи вещмешок, пошел в комнату напротив.

Не успел я усесться на стул возле «бормашины», как вернулся Сергей.

— Возьми, — протянул он мне… пистолет. — Это ТТ. Кто знает, где ты окажешься. Может, в лесу, а зимой волки могут вполне напасть на человека.

— Что мне какие-то волки после псевдособак, — криво усмехнулся я, но пистолет все же взял и сунул его в карман ватника.

— Да и еще… — протянул мне брат заляпанный кровью мятый конверт. — Если будет возможность… Насчет просьбы майора…

— Конечно, — взял я письмо. — Только что мне им говорить? Правду? И что сказать моим родителям — насчет тебя и вообще?

— Смотри по обстоятельствам. Но правду, наверное, не стоит. Кто поверит? Затаскают по психиатрам… Про меня можешь сказать, что сбежал, это ведь на самом деле так было. В общем разберешься, не маленький. — Он оглянулся на стоявшую позади Настю. — Сколько там?

— Без двух, — ответила та. — Пора.

— Да, пора, — кивнул Серега. — Надевай шлем.

Я снял и зажал между колен шапку, потянулся к плетеной конструкции, но задержал руку.

— А вы срочно бегите в тот туннель, — сказал я. — Выход наверняка снова откроется. Только имейте в виду, он выходит рядом с «поляной», там военные.

— Будем надеяться, что погнавшись «за тобой», они оттуда уже ушли, — ответил брат. — А ты тоже имей в виду, что вернуться назад можешь не весь ты, как сейчас есть, а только твой разум. Кто его знает, как эта штука на сей раз сработает…

— То есть получится так, что я никуда и не перемещался?.. — ахнул я.

— Возможно, не знаю. Но помнить ты все равно все должен. Какая тебе разница?

— Но ведь тогда и здесь я тоже останусь?..

— Останешься и ладно. Повоюем еще, — подмигнул брат. — Теперь ты — настоящий мужик, так что… В общем, бывай! — протянул он мне руку.

Потом ко мне наклонилась и ткнулась губами в щеку Настя-Анна.

— Прощай, Феденька! Прости меня, если что. И помни всегда, что ты — сталкер. Никогда и ничего не бойся, теперь ты со всем на свете справишься.

Я почувствовал, как горьковатая сладость перехватила мне горло.

— Прощайте, ребята, — безголосо прошептал я. — Удачи вам! Будьте счастливы. И бегите скорей, а то…

Серега кивнул и, потянув за собой девушку, направился к двери. На пороге он оглянулся и поднял сжатую в кулак руку — держись, мол. Но пасаран!..

Я ответил тем же. А потом, когда брат скрылся за дверью, вздохнул и стал напяливать на себя «шапку» из проводов.

Сначала я ничего не почувствовал. А потом очертания комнаты стали расплываться у меня перед глазами. Ощущение было такое, словно меня обуяла сильная дрема. Сильная настолько, словно я не спал несколько суток подряд и сейчас, как ни старался, не мог воспротивиться этой внезапной сонливости. Перед глазами замелькали обрывочные картинки: вот мы с братом впервые в здешнем лесу, вот я пью в «Баре» водку с Мурзилкой, вот говорю о чем-то с профессором Сантой, вот стреляю из пулемета по кровососу, а вот и Серега с Настей — стоят, обнявшись, смотрят на меня и улыбаются, радостные и счастливые…

А потом кто-то выдернул из-под меня стул. Я с размаху шмякнулся на задницу и недоуменно заморгал. Сонливость мгновенно прошла, но сам сон, кажется, все еще продолжался. Во-первых, я сидел на снегу. Во-вторых, возле моих обутых в валенки ног валялась взятая на «складе» солдатская шапка-ушанка, а шлема из проводов на моей голове больше не было. Как не было вокруг и тесных стен бокса. А в-третьих, вокруг меня, словно детвора в хороводе вокруг елки, стояли три забулдыжного вида мужика, которые, судя по всему, как раз и собирались «сообразить на троих», поскольку один из них держал в руке початую бутылку водки. Мужики уставились на меня с таким видом, словно увидели привидение. Впрочем, я бы тоже, наверное, разинул рот, если бы кто-то соткался вдруг возле меня прямо из воздуха.

Бутылка выскользнула из руки забулдыги, и, словно это стало для них неким сигналом, все трое завопили так, что у меня заложило уши, и, пьяно спотыкаясь и оскальзываясь, бросились за угол чем-то смутно знакомого мне здания.

Я поднял шапку, отряхнул ее от снега, нахлобучил на голову и поднялся сам. Совсем неподалеку раздался паровозный гудок. И тотчас, словно в моей голове щелкнул выключатель, я узнал и это здание, и, соответственно, понял — где и даже когда я сейчас нахожусь!

Итак, опасения Сергея оказались напрасными; я вернулся в родной пятьдесят первый год «целиком», не только разумом, но и телом, которое было теперь одето в солдатские ватник, шапку-ушанку и валенки. Мало того, я очутился здесь в том самом месте и в тот же момент времени, когда и начались мои приключения. Я снова находился на железнодорожном вокзале Овруча, а прогудел сейчас именно тот пригородный поезд, который и повез нас с двоюродным братом навстречу этим приключениям.

Я вдруг подумал, что могу еще догнать себя, остановить, или хотя бы предупредить обо всем!.. Я даже вышел на платформу, но так же внезапно передумал это делать. Да и все равно я бы уже не успел — поезд, набирая ход, уже катился за краем перрона. Мне даже показалось на миг, что я заметил в двери последнего вагона спину в темном пальто с большим вещмешком за плечами.

— Вперед, Дядя Фёдор! — прошептал я. — Становись настоящим мужчиной и сталкером.

Проводив взглядом состав, я вспомнил, что и поезд на Ленинград должен прибыть уже очень скоро. Но я тут же досадливо чертыхнулся: у меня не было ни билета, ни денег, чтобы купить новый.

И тут меня осенило. В конце концов, сталкер я или кто? Настоящий мужик или все еще сопливый пацан?!

Я развернулся и решительно зашагал к входу в вокзал. Небритого воришку с фиксой во рту я заметил еще издали — тот вертелся возле дверей, выбирая очередную жертву. На неграмотного деревенщину, по моему мнению, он обязательно должен был клюнуть.

— Эй, паря, иди-ко сюды!.. — позвал я его, поманив рукой в сторону, подальше от любопытных глаз.

— Че те надо? — неспешно приблизившись, цыкнул тот и смерил меня оценивающим взглядом.

— Да я вот билет купил, и не могу смекнуть, так ли мне дали сдачу… Неученый я, два класса кончил… Надули, поди. Сподмогни мне счесть деньги! — полез я в карман, оттягиваемый приятной тяжестью ТТ.

— Ща сподмогну, — блеснув фиксой, довольно осклабился мазурик и подошел ко мне вплотную.

А уже в следующее мгновение я выкрутил ему протянутую руку и через ткань кармана воткнул ему в спину ствол пистолета.

— Выворачивай карманы, падаль! — зашипел я ему в ухо. — Деньги, билеты, документы… Ну! — двинул я ему коленом под копчик. — А то стрельну, никто не услышит. Шумно тут.

Словно в подтверждение моих слов загудел паровоз. Скорее всего, прибыл поезд, следующий в Ленинград.

Воришка жалобно захныкал и попробовал было трепыхнуться, но я лишь сильнее вздернул его локоть и голосом, лишенным эмоций, произнес:

— Считаю до трех и стреляю. Раз, два…

Не дождавшись окончания счета, мазурик полез свободной рукой за пазуху. Я, конечно, думал о том, что он тоже может иметь при себе оружие, но стрелять, а тем более орудовать ножом в таком положении ему было бы трудно, да и я оставался начеку, готовый в случае чего сбить его с ног. В конце концов, он был всего лишь жалкой шпаной, на которую в Зоне мы бы даже не стали обращать внимания.

Не знаю, имелось ли у него оружие, но достал он то, что я требовал, и неуклюже протянул назад руку. Я мощным пинком отбросил ублюдка в сторону, отчего тот, по-бабьи взвизгнув, упал, тут же вскочил и бросился наутек прочь от вокзала, а сам стал рассматривать свою добычу. Главное, паспорта — мой и Серегин — были здесь. И еще чей-то. А также билеты. Их тоже оказалось не два, а три — кто-то еще стал жертвой этого гада. Деньги же я пересчитывать не стал — поезд вот-вот должен был отправиться.

Я сунул бумаги в карман и, поправив вещмешок, споро зашагал к составу, возле которого стояли уже лишь редкие провожающие. Среди них на перроне я заметил плачущую девушку, которую принял сперва за старушку — она была крест-накрест замотана огромным серым платком.

— Что случилось? — спросил я. — Вам помочь?

Девушка вздрогнула и обернулась. На меня глянули наполненные слезами и надеждой темно-серые глаза… Анны!..

— Анна?.. — выдохнул я.

— Да… Откуда вы меня знаете?..

— А где Сергей? — закрутил я головой, будучи в полной уверенности, что мой двоюродный брат с девушкой не успели добежать до выхода из туннеля.

— Какой Сергей? — всхлипнула Анна. Или все же не Анна? Но ведь она сама сказала… Тьфу ты!..

— Так ты Анна или Настя? — переспросил я, понимая уже, что эта зареванная девчонка, одетая по традиционной провинциальной «моде» пятидесятых годов, только лишь отдаленно похожа на нашу с братом наставницу. Точнее, теперь уже только его. И не наставницу больше, а…

— Я Анна…

— А чего ревешь?

— Билет украли… И деньги… — Девчонка снова собралась зареветь, но я на нее цыкнул:

— Тихо! Куда едешь?

— В Ленинград…

— Пошли, — схватил я ее за руку и потащил к вагону, который уже медленно плыл вдоль перрона.

В поезде, до отвала наевшись собранными мне Серегой припасами и накормив «мою» Анну, я расслабился и «поплыл» под убаюкивающее щебетание девчонки.

— Спасибо тебе! Спасибо!.. Ты мой спаситель! Ты даже просто не знаешь, кто ты такой есть на самом деле!..

— Я сталкер, — сонно пробормотал я.

— Что?.. Нет, ты правда не знаешь, Федя, какой ты хороший! Ты мой спаситель! Ты сказочный принц! Ведь это как в сказке, ведь такого просто не может быть!..

«Эх, девочка, — все глубже проваливаясь в сон, улыбнулся я, — если бы ты только знала, чего на самом деле не может быть, но что, к сожалению, есть. То есть будет… Нет, не будет! Ведь я-то теперь знаю, как не должно быть».




Ноябрь 2010 — февраль 2011

г. Мончегорск




Благодарности


Выражаю искреннюю благодарность:

Андрею Синицину — без которого не было бы этой книги;

Наталье Щербе — за перевод диалогов первой главы на украинский язык;

Денису Буторину — за помощь в освоении реалий игры «S.T.A.L.K.E.R.»;

Максиму и Марине Буториным — за поддержку и понимание.