Милая Шарлотта Анастасия Логинова Шарль и Шарлотта, кажется, созданы друг для друга. Он беден, она небогата. Он - мечта всех незамужних девиц, она - первая красавица провинции. И главное, между ними промелькнула та самая любовь с первого взгляда, о которой так много говорят, но мало кто ее видел. Но сумеют ли они сохранить это хрупкое чувство, когда в мире столько соблазнов, искушений и несправедливости? Ведь оба они в разное время поклялись, что сделают все, чтобы не прозябать в нищете… Роман о Франции XVII века Анастасия Логинова Милая Шарлотта Аннотация Шарль и Шарлотта, кажется, созданы друг для друга. Он беден, она небогата. Он - мечта всех незамужних девиц, она - первая красавица провинции. И главное, между ними промелькнула та самая любовь с первого взгляда, о которой так много говорят, но мало кто ее видел. Но сумеют ли они сохранить это хрупкое чувство, когда в мире столько соблазнов, искушений и несправедливости? Ведь оба они в разное время поклялись, что сделают все, чтобы не прозябать в нищете… Роман о Франции XVII века Глава 1. БАЛ 1670 год, юг Франции, Аквитания В час, когда уже окончательно стемнело, когда большинство гостей было навеселе, а некоторые и вовсе засобирались домой, во двор Шато-де-Граммон, въехал молодой человек лет двадцати-двадцати двух. Безусловно, молодой человек был дворянином - в щеголеватом, но потертом сером бархатном жюстокоре [[1] Верхняя мужская одежда высшей знати], украшенном на манжетах и пуговицах небольшими сапфирами. Сапфиров этих молодой человек стыдился, потому как они были фальшивыми. Каштановые немного вьющиеся волосы не были покрыты париком, а лишь бархатным беретом в тон костюму и с таким же точно сапфиром. Молодой человек сдал поводья подоспевшему слуге и, отчего-то очень нервничая, направился к парадному входу. Окна первого этажа великолепного замка горели - здесь давали бал. С улицы можно было расслышать женский смех и звуки оркестра. Шарль де Руан, как представил молодого человека распорядитель бала, вошел в бальную залу, топтался у дверей и безуспешно пытался отыскать взглядом Ее Сиятельство графиню де Граммон, которая и была столь любезна выслать ему приглашение на празднество. Мьсе де Руан не подозревал, что в это же самое время мадам де Граммон, восседая чуть дальше в окружении других столь же знатных дам, в упор разглядывает его в лорнет и хмурится. Ей и впрямь предстояло принять нелегкое решение. Единственная дочь графа и графини, в честь семнадцатилетия которой и давался сей бал, давно уже была девицей на выданье. Даром, что Мари де Граммон была горбуньей, чудовищно нехороша собой и слаба здоровьем - оказаться в женихах у той счел бы за счастье каждый второй неженатый дворянин провинции. Шарль де Руан, несомненно, входил в их число. Кандидатуру его предложила старая герцогиня де Мирабо, сидевшая сейчас подле графини. Причины же, по которым герцогиня так хлопотала о женитьбе мсье де Руана, мог понять лишь тот, кто видел, как внучка герцогини, Жоржетта де Мирабо, смотрит на шевалье де Руана. Внучка была особой самовольной и упрямой, и свой неподобающий интерес к юноше выказывала уже давно, в то время как бабка Жоржетты и помыслить не могла о столь неподходящей для нее партии. Лучшим выходом она считала избавиться от де Руана, женив его на любой другой девице. Графиня же де Граммон причин этих не понимала, так как вовсе не блистала умом. Зато чутье к прибыли она имела превосходное. Рассмотрев, казалось, даже царапины на пуговицах мсье де Руана, она опустила лорнет и обратилась к сидящей подле старой герцогине: - Ну что ж, Ваша Светлость, этот молодой человек и впрямь очень хорош собою. Даже слишком. Но не возьму в толк, почему вы решили, что он станет хоть сколько-нибудь подходящей партией для Мари. Он беден, как церковная мышь, и даже титула не имеет. - Пока что беден, милочка, - отвечала герцогиня, - но вы, вероятно, не знаете, что его матушка происходила из знаменитого рода маркизов де Шато-Тьерри. - Тех самых де Шато-Тьерри? - изумилась графиня и принялась еще пристальнее рассматривать молодого человека. - Да. Я знала Маргариту де Шато-Тьерри, когда она была еще девицей - редкая красавица, должна вам заметить, сын очень похож на нее. С состоянием ее отца ей предстояло блестящее будущее, но глупышка безумно влюбилась в дворянина без титула и состояния и тайно с ним обвенчалась. Маркиз, ее отец, пришел в ужас, узнав о браке, и отрекся от дочери - ее не только лишили приданого и родительского благословения, но и вовсе отказались принимать в родном доме. Бедняжка остаток жизни прожила в нищете в поместье своего мужа и умерла в родах еще до того, как вы стали невестой вашего будущего мужа. Печальная история. - И вы полагаете, что де Руан может вернуть титул маркизов? Старая герцогиня не моргнула и глазом и с самым честным видом произнесла очевидную ложь: - Уверяю вас, для этого ему достаточно лишь быть представленным Его Величеству и попросить их об этом… В этот момент, заглушая голос старой герцогини, послышался веселый смех и совершенно неприличные возгласы - это одна из подруг именинницы, мадемуазель Ирен де Жув, заразительно смеясь, выбежала в центр залы и капризно велела: - А теперь конная прогулка! Я хочу конную прогулку! - И бросила требовательный и в то же время лукавый взор в сторону кресел, где восседало старшее поколение дворян провинции, в том числе и хозяева замка. Графиня не без оснований была возмущена таким поведением и не менее требовательно посмотрела на мужа. Граф же изумленно спросил: - Ирен, помилуйте, в такой час? Не поздновато ли для прогулок? - Еще вовсе не поздно, Ваше Сиятельство! - топнула ножкой Ирен. - Папенька, я тоже хочу на прогулку… - робко привстала с кресла Мари де Граммон. Эта была единственная из барышень, которая не танцевала - девушка ужасно стеснялась своей хромоты и неказистой фигуры. Это была невысокая полненькая девица с тонкими мышиного цвета волосами, бледным болезненным лицом и глазами, собирающимися оказаться на мокром месте. Вот и сейчас граф как будто опасаясь, что дочка расплачется, поспешно велел: - Хорошо-хорошо… Конная прогулка, дамы и господа, приглашаю всех пройти в сад. Ирен де Жув, даже не дослушав графа, радостно взвизгнула и, схватив за руки своих лучших подруг - мадемуазель де Бриенн и мадемуазель д'Эффель - побежала готовиться. Ирен, в отличие от именинницы, была чудо, как хороша собой: она хоть и была так же невысока и самую чуточку полновата, но фигура ее была эталоном женственности; волосы примерно того же оттенка, что и у Мари, девушка отбеливала настоем, состав которого подсказала ей матушка, потому Ирен имела редкие в южной провинции белокурые локоны. Личико у нее было столь милое с очаровательным вздернутым носиком, что по праву она считалась одной из самых красивых невест. Впрочем, невестой ей оставаться было недолго - Ирен уже была помолвлена. Придя в себя от очередной выходки мадемуазель де Жув - а им, надо признать, не было числа - графиня обернулась к мадам де Жув, матери Ирен, и наставительным тоном посоветовала: - Мадам, право, вам следует больше внимания уделять манерам милой Ирен. Не заставляйте виконта де Сент-Поль стыдиться своей невесты. - Благодарю вас за совет, Ваше Сиятельство, - не заставила та ждать своего ответа, - но должна вам заметить, что непосредственность характера сейчас снова в моде. И я благодарю Господа, что за милую Ирен хотя бы есть, кому стыдиться, кроме родителей. Графиня позеленела от злости, но над ответом думала куда дольше: - Мадам, правда ли, что платья для себя и дочери вы заказываете у мэтра Ла Фуи? Право слово, напрасно вы это делаете - мэтр хорошо шьет разве что наволочки. Позвольте мне порекомендовать вам своего портного… Хотя, зря я завела этот разговор - все время забываю, что вы стеснены в средствах. - Но отчего же, графиня - ваш портной, я вижу, просто волшебник: горб малышки Мари почти незаметен в его платьях… Не слыша полушутливой, но наполненной многолетней ненавистью перепалку двух женщин, юные барышни переодевались к конной прогулке в комнатах Мари. Больше всех шутила и звонче всех смеялась и тут мадемуазель де Жув. Пока служанка зашнуровывала ее нежно-лиловую амазонку, она с усмешкой поглядывала на Мари, с сопением выбирающуюся из вороха своих юбок, и, наконец, молвила: - Мари, вы сегодня определенно имели успех: очаровали всех наших мужчин. Даже виконт де Сент-Поль не сводил с вас глаз. - Вы правда так считаете? - вспыхнула Мари, и на ее болезненно-бледных щеках даже проступил румянец. И тут же она спохватилась: - Ирен, ведь виконт - ваш жених. Поверьте, я не хотела… Мадемуазель д'Эффель тихонько улыбнулась, а благородная Клер де Бриенн только покачала головой и бросила укоризненный взгляд на Ирен. Разумеется, виконт, безумно влюбленный в невесту, никак не мог прельститься горбуньей Мари - та же принимала шутки Ирен за чистую монету. Все-таки это было слишком жестоко даже для Ирен. Но мадемуазель де Бриенн так ничего и не сказала. - И этот молодой господин, - не унималась Ирен, - как же его звать?… Мсье де Руан! Он тоже следил за вами не отводя взгляд… - Ничего подобного! - излишне эмоционально, что было ей не свойственно, вмешалась Жоржетта де Мирабо. И тут же взяла себя в руки: - Не говорите ерунды, Ирен, я давно знаю мсье де Руана - он далек от этих глупостей. Ирен уже отпустила служанку и взбивала перед зеркалом свои волосы, но, заинтересовавшись словами Жоржетты, немедля удивилась: - Какая вы счастливица, Жоржетта! Все мы видели мсье де Руана сегодня в первый раз, а где же успели познакомиться с ним вы? Взоры всех девушек, присутствующих в комнате, устремились на Жоржетту, и та, пожалев, что вообще открыла рот, все же рассказала: - Мы еще детьми играли с мсье де Руаном. А прошлой зимой, когда я была представлена ко Двору Его Величества, мы часто виделись с шевалье де Руаном на балах. В то время он состоял на службе короля. Провинция, где находился Шато-де-Граммон, была не так велика, и девушки на выданье, коими являлись присутствующие в комнате барышни, знали всех молодых и неженатых дворян если не лично, то уж точно по именам. О мсье же де Руане никому ничего не было известно, кроме того, что он невероятно хорош собою и, к несчастью, небогат. Но новость, что мсье де Руан состоял на службе короля и, вероятно, являлся гвардейцем, взбудоражила девиц настолько, что весь остаток вечера они только и говорили о нем. И, безусловно, его сразу причислили к завидным женихам. Даже Ирен де Жув на мгновение задумалась, не поздно ли расторгнуть помолвку с виконтом? Впрочем, как разумная девушка, она тут же отогнала эту мысль. Упомянутая Жоржеттой деталь, что родословная мсье де Руана восходит к древнему роду маркизов де Шато-Тьерри, придавала его образу флер романтичности, затмить который уже ничего не могло. Если бы этот разговор невинных девиц слышала хоть одна из их маменек, то наверняка пришла бы в ужас… Глава 2. В ГРАФСКОМ ЛЕСУ - Скорее-скорее, - поторапливала Ирен, - если мы промедлим, то эта несносная Мари непременно напросится с нами! Девушки, наконец, переоделись и теперь спешили в сад, куда уже отвели их лошадей. - Откуда в вас столько нетерпения, Ирен? Мари ведь сегодня именинница… - вступилась было за горбунью мадемуазель Клер де Бриенн. Клер считалась самой набожной девушкой в провинции и, воистину, милосердия ей было не занимать. Ирен любила подшучивать, что Клер непременно постриглась бы в монахини, если ее батюшка мог это ей позволить: Клер была старшей из семи дочерей отнюдь не богатого господина де Бриенн, и единственной надеждой спасение всего семейства от нищеты был шанс, что Клер составит удачную партию. Клер надежд пока не оправдывала. В то время, когда Ирен что-то отвечала на речи Клер, их подруга - Шарлотта д'Эффель - пришпорила лошадь и в несколько мгновений отдалилась от девушек. Должно быть, те сочли, что Шарлотта и впрямь боится оказаться в обществе Мари, но это было не так: все мысли Шарлотты занимал сейчас мсье де Руан. Она сама не понимала, что случилось: ведь де Руана Шарлотта увидела лишь мельком, пока кружилась в танце с одним из кавалеров. Но выхваченный ею из толпы взгляд серо-стальных глаз обжег ее в то самое мгновение. Как такое могло произойти? Самое печальное, что мсье де Руан, должно быть, даже не заметил ее. Шарлотта считала себя первой красавицей провинции, спорить с которой могла лишь Ирен де Жув - да и то лишь благодаря богатым нарядам Ирен, ведь Шарлотта одевалась очень скромно, если не сказать бедно. Это была высокая девушка со вполне развитыми к ее семнадцати годам формами. Шарлотта, подобно большинству девушек провинции, имела иссиня-черные волосы, ниспадающие мягкими волнами, и - что и считала главным своим достоинством - белоснежную кожу, которую так сложно сохранить под палящим солнцем юга Франции. Ко всему прочему Шарлотту украшали замечательные зеленые глаза и улыбка беззаботной, обожаемой всеми вокруг барышни. Мучимая вопросом, успел ли господин де Руан разглядеть хоть какие-то из ее достоинств, Шарлотта выехала на пригорок, откуда открывался вид на Шато-де-Граммон, освещенный сотней факелов, и гостей, прогуливающихся у парадного крыльца. Среди гостей был и мсье де Руан, который сидел верхом на гнедом жеребце в каких-то десяти шагах от Шарлотты, но упорно не замечал ее, а беседовал с мадемуазель де Мирабо. Девушка извелась, придумывая, как обратить на себя его внимание - ей-Богу, хоть в голос кричи! Но внезапно ей пришла идея - Шарлотта покрепче схватила поводья и довольно ощутимо пришпорила лошадь. Та не замедлила отозваться протяжным ржанием - чего Шарлотта и добивалась - но потом вдруг встала на дыбы и, сделав бешенный скачок, понеслась галопом. Шарлотта только и успела испуганно охнуть и прижаться к холке кобылицы. Про себя она отметила, что так даже лучше - теперь де Руан не посмеет ее не заметить! За себя Шарлотта не боялась, она с детства отлично держалась в седле, вот только молодым людям этого знать не обязательно… Для убедительности Шарлотта несколько раз позвала на помощь и, оглянувшись, не могла не порадоваться - мсье де Руан, оставив Жоржетту в одиночестве, настигал ее на свое гнедом жеребце. Однако на дворе уже была самая настоящая ночь, и Шарлотта не догадалась, что до леса с ветвистыми в несколько обхватов деревьями было не так далеко. Сейчас кобылица стремительно неслась навстречу огромной толстой ветви. Шарлотта прижалась телом к гриве и теперь уже вполне искренне крикнула: - Помогите!… Она зажмурилась, но в этот момент лошадь встала, как вскопанная, а распахнув глаза, Шарлотта увидела, что под уздцы лошадь держит Шарль де Руан. - Вы целы, сударыня? - Да-да, все хорошо… - попыталась с достоинством ответить Шарлотта, но голос ее звучал слабо, и она дрожала всем телом. Девушка хотела как можно скорее слезть с лошади, и де Руан не замедлил помочь ей спуститься. Опершись на его руку, Шарлотта оказалась так близко к молодому человеку, что в упор смотрела в серо-стальные его глаза - сердце ее отчего-то отчаянно стучало в груди. Понимая, что это вовсе не из-за страха, Шарлотта отвернулась и, взяв кобылицу под уздцы, спешно повела ее сквозь лес, будто у нее были дела огромной важности. Мсье де Руан, тоже ведя коня под уздцы, поспешил ее догнать: - Сударыня, не сердитесь на животное - уже стемнело, и, вероятно, ваша лошадь чего-то испугалась. Шарлотта, шагающая впереди, задумалась вдруг - отчего она робеет перед этим господином? Разве чем-то он отличается от других? И тотчас обернулась, бросая на де Руана лукавый взгляд и говоря с улыбкой: - Ее зовут Разбойница, и у нее очень дерзкий и своенравных характер. Она - подарок батюшки на прошлый день рождения. - Ваш батюшка, должно быть, очень щедр, если делает такие подарки? Де Руан в несколько шагов преодолел расстояние между ними и шел теперь рядом с девушкой, настойчиво пытаясь поймать ее взгляд. - Вовсе нет, - рассмеялась в ответ Шарлотта, - он скупец, каких поискать. Да и средств для особенных щедрот у нас нет: чтобы купить Разбойницу, батюшке пришлось продать жемчужный гарнитур, в котором венчалась моя маменька. Подобная откровенность никогда не была в цене даже в их провинции, и правильнее было бы держаться гордо и независимо с едва знакомым господином, но Шарлотта отчего-то полагала, что делает все правильно. Ее спутник что-то долго не мог найтись с ответом, и Шарлотта, вновь напустив на себя дерзкий вид, некстати спросила: - Сударь, я надеюсь, вам удалось уже встретиться с Мари де Граммон? Не забывайте, она моя подруга, и я с легкостью могу устроить вам встречу tet-a-tet [[2] Наедине], - она слегка улыбнулась и добавила, - должна же я вас отблагодарить за то, что вы спасли мне жизнь. - Но позвольте… с чего вы взяли, что я добиваюсь встречи с мадемуазель де Граммон? - Но как же - все молодые люди здесь только ради Мари. - Разумеется, ведь сегодня ее день рождения! - абсолютно серьезно поддержал де Руан, после чего непринужденно взял ее за руку и, наконец, сумел поймать взгляд Шарлотты: - сударыня, поверьте, гораздо большую радость мне бы доставила еще одна встреча с вами… Шарлотта перестала дышать, а сердце ее снова затрепетало в груди. Она не понимала: мсье де Руан был далеко не первым кавалером, который проявлял к ней интерес - отчего же раньше она не чувствовала подобной робости и волнения? Между тем, молодые люди стояли совсем недалеко от ворот графского замка - пора было расставаться. Вдобавок ко всему Шарлотта вдруг услышала окрик, заставивший ее вздрогнуть: - Шарлотта, дочка, это вы? Немедленно идите сюда! Где вы пропадали, позвольте спросить? Это был батюшка, который стоял на ступенях возле парадного входа. Шарлотта сделала усилие, чтобы выдернуть свою руку, но мсье де Руан попытался ее задержать: - Вы не ответили, сударыня… могу ли я надеяться на новую встречу с вами? Или хотя бы позвольте вам написать? В совершенном смятении от страха, что де Руана увидит батюшка, Шарлотта нервно улыбнулась: - Право, не могу же я запретить вам писать?… Только позвольте мне уйти, мне пора! Все же выдернув руку, она поспешно направилась к замку. - Но как вас зовут, сударыня, вы так и не сказали? - Шарлотта д'Эффель де Рандан, - с достоинством произнесла девушка, присела в легком реверансе и, гордо вскинув голову, направилась к замку, уже не оборачиваясь. - Милая Шарлотта, - едва слышно произнес де Руан и не мог сдержать улыбки. Он смотрел девушке вслед, пока ее фигура в зеленой амазонке окончательно не скрылась в темноте. Глава 3. ПИСЬМО В РАЗОВОМ КОНВЕРТЕ Тем же временем пока Шарль и Шарлотта беседовали, прогуливаясь по графскому лесу, барышни Ирен де Жув и Клер де Бриенн, привязав своих лошадей к дереву, прятались за кустами черемухи от Мари де Граммон. Сидя в седле, маленькая горбунья жалко оглядывалась по сторонам и звала: - Ирен! Клер! Где вы… я вас совсем не вижу, милочки… Она пустила лошадь шагом и прошла совсем рядом с кустами, за которыми притаились ее подруги, но девушек так и не заметила. - Ирен, почему вы так жестоки? - с укором проговорила Клер, не рискнув, однако, говорить в голос, дабы мадемуазель де Граммон ее не услышала. - Право, бедная Мари никогда не делала вам ничего дурного, но вы же словно мстите ей за что-то. - Чш-ш-ш! - шикнула Ирен. - Она нас услышит! Фигура в лиловой амазонке в этот момент действительно, словно почувствовав что-то, обернулась в их сторону. Но, видимо, подумав, что ей показалось, Мари просто спешилась и привязала своего арабского скакуна - самую дорогую лошадь на графской конюшне - после чего, пачкая юбку, села прямо под дерево. А потом несколько раз отчаянно всхлипнула. - Ирен, у меня сердце не выдержит, - прошептала Клер, - бедняжка плачет из-за вас! Умиляю, давайте выйдем и поговорим с ней. - Клер, это я вас умоляю - молчите! Не то я пожалею, что взяла вас с собой. - И, несколько смягчившись, добавила, - не огорчайтесь, сейчас произойдет нечто такое, что развеселит нашу Мари. Клер сочла правильным действительно молчать. Христианская мораль требовала от нее вступиться за Мари, но… прежде Ирен редко не уделяла ей внимание, предпочитая общество Шарлотты. Сейчас же Шарлотта исчезла куда-то сразу после бала, и у Клер появился шанс стать подругой этой необыкновенной девушки. Ах, как Клер устала быть нянькой при своих сестрах, и как ей хотелось хоть немного побыть такой же беззаботной, как Ирен! Потому Клер затихла и молча наблюдала за Мари. Внезапно к Мари начала приближаться невысокая фигура в светлом одеянии - это был ребенок. Судя по всему, мальчик. Мари вздрогнула, заметив, что не одна, и неуклюже поднялась на ноги. Мальчик, глядя в землю, сказал Мари несколько слов, после чего протянул ей небольшую розовую бумагу. Клер не поверила своим глазам, ведь на такой бумаге… разве что писать любовные письма. Это что же, у Мари появился тайный обожатель? Клер была настолько изумлена этим, что, забыв о конспирации, вылезала из-за кустов, и, не отрываясь, следила за выражением лица Мари. Маленькая горбунья была взволнована не меньше Клер: она, приоткрыв рот, бегло читала письмо, несколько раз в тревоге прижимала его к груди и оглядывалась, а потом снова принималась читать. Заинтригованная, Клер не сразу услышала, что прятавшаяся рядом с ней Ирен давится от душившего ее смеха. - Что с вами, Ирен? Вам смешно? - Вы не представляете, насколько мне смешно. Глядите! И Ирен протянула подруге ладонь с лежавшим в ней перстнем-печаткой. Таким скрепляли документы и важные письма - на печатке была выгравирована монограмма «R». - Я не понимаю, Ирен… Это ведь не ваше. Чей это перстень? - Шарля де Руана. Он обронил его, когда был в бальной зале, а я подобрала. - Постойте-ка, - начала догадываться Клер, - это письмо к Мари написали вы? От имени де Руана? Но Ирен продолжала смеяться: - Как вы думаете, внимание господина де Руана польстило нашей Мари? - Но это ведь жестоко, Ирен! - Но про тебя Клер подумала: «Любопытно, ответит ли Мари на послание?». - Ответьте хотя бы, что в этом письме? - Ах, Клер, в нем обыкновенная любовная чепуха - верно, вы получали подобные письма сотню раз в жизни, - не отводя взгляда от Мари, отмахнулась Ирен. Клер возмутилась: - Позвольте, мадемуазель де Жув, но я ни разу в жизни… Ирен рассмеялась и перебила девушку: - Клер, я все время забываю, как вы невинны. Но не расстраивайтесь, уж я-то умею устраивать личную жизнь своих подруг. Но в этот момент случилось то, чего не ожидала даже Ирен: послышался конский топот, и к Мари приблизилась еще одна фигура, в которой Клер узнала дочь герцога де Мирабо - Жоржетту. Жоржетта де Мирабо не была похожа ни на одну из девушек провинции. Она ни с кем из знакомых Клер барышень не дружила, да и держалась от общей шумихи всегда особняком. Она как будто считала себя выше всех остальных. Правда, на то были основания: отец Жоржетты был баснословно богат, состоял в свите короля, и род его восходил к самому Людовику Благочестивому. Да и сама Жоржетта была единственной из их провинции девушкой, которая удостоилась чести быть представленной ко Двору. Клер хорошо понимала, что большинству ее землячек такая возможность не выпадет никогда, а для тех, кому выпадет, Двор станет самым большим приключением в жизни, и они сделают все возможное, чтобы задержаться там подольше. У Жоржетты такая возможность несомненно была: при связях ее отца она легко могла бы поступить в штат фрейлин любой из принцесс, а то и в штат самой королевы Марии Терезии. Однако та, проведя при Дворе всего одну зиму, вернулась в родной замок и с тех пор стала задаваться еще больше. Между тем Жоржетта вероятно разглядев заплаканное лицо Мари, пыталась выяснить, в чем дело, а та что-то ей отвечала. Злополучное письмо тем временем Мари прятала за спиной - Клер это было отлично видно. Закончив разговор, Мари присела в книксене и, по-прежнему пряча послание, влезла на своего скакуна. Жоржетта, как будто подозревая что-то, строгим взглядом обвела ближайшие кусты - тут-то Клер и пожалела, что высунулась так опрометчиво, и присела. Но Жоржетта все равно ее уже заметила и, восседая на лошади, направилась к ним. - Клер, мы пропали… - прошептала Ирен. - Молитесь же за нас. Не прошло и минуты, как Жоржетта предстала перед девушками. Она и так никогда не отличалась красотой, а когда сердилась, и вовсе становилась похожей на Мегеру. - Над чем это вы потешаетесь, мадемуазель де Жув? - строго спросила она. - И вы здесь, Клер? Ирен более не пряталась за кустами. Она поднялась в высоту всего своего небольшого роста и, вздернув голову, дерзко смотрела на Жоржетту. Клер показалось, что даже гордячка Жоржетта смешалась под этим взглядом. - Мадемуазель де Мирабо, уверю вас, мы не хотели ничего дурного, - умоляюще смотрела на нее Клер, - мы хотели только… - …только поздороваться с Мари, - перебила ее Ирен, повысив голос. - Разве есть в этом что-то предосудительное, Жоржетта? Обе девицы сверлили друг друга взглядами. Между ними никогда не было теплых отношений: Ирен недолюбливала Жоржетту, потому что считала ее гордячкой, а Жоржетта вообще никого особенно не любила. Так, по крайней мере, казалось Клер. Она почти уверена была, что Жоржетта догадывалась об их шутке, но, вероятно, ленилась вступать в перепалку с Ирен и, свысока кивнув им обеим, пришпорила лошадь. Жоржетта ушла, а Ирен улыбалась, довольная своей победой. *** Издалека завидев Шарлотту, батюшка начал гневаться: - Где вы были, позвольте спросить?! Я искал вас по всему замку - вас желает видеть барон де Виньи, я вам о нем рассказывал… Шарлотта, готовая танцевать от счастья, мечтала подбежать к папеньке и броситься к нему на шею. Но папенька опять был чем-то недоволен: - Шарлотта… - он даже лицом побледнел, увидев ее при свете огней, - что с вашим платьем? На кого вы похожи? Амазонка Шарлотты и правда была в плачевном состоянии - пока Разбойница несла ее, она не раз цеплялась одеждами за колючие ветки и даже поцарапала руки. Прическа, должно быть, была не лучше. - Я… лошадь понесла, папенька, я чуть не погибла… Но отец даже не слушал ее: - Я не желаю видеть свою дочь в таком виде! Боже, как же вы предстанете перед бароном де Виньи?! Войдите через кухню, негодная девчонка! Немедленно переодевайтесь и спускайтесь в зал - я попробую задержать барона. - Но, папенька… - Живо, я сказал! Вокруг стояли дворяне провинции, не говоря уже о лакеях - и все, должно быть, ужасались нравам, царящим в семье д'Эффель. Как мог папенька накричать на нее на людях! Не выдержав позора, Шарлотта закрыла лицо руками и понеслась к дверям для прислуги. В комнатах Мари еще никого не было - остальные барышни, должно быть, вовсю развлекались. Глотая слезы, Шарлотта сама, без помощи горничной натянула бальное платье, как смогла зашнуровала его и начала поправлять прическу перед зеркалом. Неожиданно она разозлилась уже на себя. В самом деле, она поступила необдуманно, испортив одежду: амазонка совсем новая, а теперь придется штопать ее вечер напролет. Этим, конечно же, придется заняться самой - единственная ее горничная Брижит была редкой неумехой, испортит амазонку еще больше… Выгнать бы девчонку взашей, да только кого же взять на ее место? Другие крестьянки из папенькиного поместья ни корсет зашнуровать не смогут, ни причесать барышню толком не сподручны… Надев платье небесно-голубого цвета - это было единственное бальное платье Шарлотты, которое она перешивала когда-то из маменькиного наряда - она смотрела на себя в зеркало и вздыхала. Ах, как плохо быть бедными. Не утерпев, Шарлотта взяла с туалетного столика сапфировое колье, принадлежащее Мари, и приложила к своей груди - как же оно было ей к лицу! Упрямо сдвинув брови, Шарлотта отложила колье и решила про себя, что когда-нибудь будет носить такие же богатые украшения. Она ведь создана для этого, как никто другой! Главное потерпеть, когда-нибудь все изменится. Шарлотта стремительно покинула комнаты Мари и с горделивой осанкой спускалась в бальную залу. На ней было все то же бледненькое, скромное платье, но двигалась она с такой грацией, будто была королевой. Глава 4. ДРУЗЬЯ Издалека завидев гнедую лошадь на утесе, возле ее любимого дуба Жоржетта де Мирабо помедлила, решая - воротиться ли тихонько назад или поздороваться? Она с детства любила бывать здесь, в Руанском лесу, отделенном от владений ее отца лишь неширокой просекой: здесь можно было вдоволь поохотиться на уток, потренироваться в верховой езде, благо лес вовсе не был густым, и, наконец, здесь рос этот великолепный дуб, под сенью которого Жоржетта так любила проводить время. У нее не было подруг, и она никогда не вела дневников, все свои печали, радости и сердечные тайны поверяя одному лишь дубу на краю утеса. Теперь же, когда в Шато-де-Руан вернулся законный хозяин этих мест, полюбившиеся прогулки следовало бы прекратить. Но и решив так, Жоржетта все равно тронула поводья, позволив кобылице приблизиться к господину де Руану. - Простите, Шарль, не хотела вам помешать… - проговорила она, когда де Руан ее заметил. Немного запоздало Жоржетта подумала, что ей следовало сперва пригладить волосы и поправить одежду. Но теперь уже все равно поздно. - Это я не хотел вам мешать, сударыня. Верно, вы привыкли гулять в этих местах. - Останьтесь, Шарль, я прошу вас, - задержала его за руку Жоржетта, когда их лошади поравнялись, - вы мне ничуть не мешаете. И потом, к чему эти условности, у нас ведь был уговор обращаться друг к другу по-простому. Тогда, в Версале. Или вы забыли? Она пытливо вглядывалась в лицо юноши, и лишь когда морщины на его лбу разгладились, а уголки губ тронула улыбка, она успокоилась и чуть крепче пожала его руку. Те дни в Версале, пригороде Парижа, где находилась загородная резиденция Его Величества, были лучшими для Жоржетты, пожалуй, за всю ее жизнь. Рядом был Шарль, который состоял в гвардии Его Величества, отец уже хлопотал для нее о месте фрейлины, и Жоржетта чудесно проводила время. Они с Шарлем говорили обо всем на свете - книгах, дальних странах, театре; скакали наперегонки и, кажется, были счастливы. Все попало под угрозу лишь раз, когда Шарль приехал чуть раньше назначенного срока и сказал, что их встречи надобно прекратить. Что по Версалю уже разносятся слухи, и что он не тот, кто нужен ей, что он не сможет ей ничего дать - даже своего сердца. Шарль смотрел тогда в пол и плотно сжимал губы. Жоржетта, понимая, что теряет его, готова была сделать что угодно. Она схватила его за руку и горячо заговорила, что и не ждет от него ничего, кроме его искренней дружбы. Неужели же он мог подумать, что она нашла в нем что-то большее, чем просто приятного собеседника?! А до слухов ей нет дела. Жоржетта угадала, как и в этот раз лицо его разгладилось - он ждал от нее только этих слов. Но счастье их продлилось недолго: Шарль участвовал в дуэли, за которую и был разжалован из гвардейцев и отлучен от Двора. Слава Богу, что дуэль была не из-за женщины, этого Жоржетта не перенесла бы: какой-то негодяй сказал что-то нелицеприятное о покойной матери Шарля, за что и расплатился тяжелым ранением. Понимая, что без Шарля ей нечего делать при Дворе, Жоржетта сообщила отцу, что не желает быть фрейлиной, и тот отвез ее домой. После тех событий прошел год. Забыл ли Шарль ее? Где он странствовал этот год, и почему вернулся? Не потому ли, что он пересмотрел свое отношение к их дружбе? - Что вы, Жоржетта, я все помню. Вы - самое чудесное, что приключилось со мною при Дворе, я бы пропал там без нашей с вами дружбы. Рад, что и вы сохранили это в памяти. Красивые здесь места, не правда ли? - Да, очень… Шарль, щурясь от солнца, смотрел в закат - действительно необыкновенно красивый с этого утеса. А Жоржетта вместо заката любовалась его лицом - бронзовым от загара, с точеным профилем и обрамленным каштановыми кудрями. Как славно, что он не носит напудренные парики. В отличие от Шарля Жоржетта по всеобщему мнению была вовсе нехороша собой: слишком худощава, слишком высока - даже большинство мужчин проигрывали ей в росте - и загорела лицом, которое вдобавок портили отвратительные веснушки. А уложить непослушные, торчащие во все стороны рыжие волосы было настоящим наказанием для ее служанок. Но Жоржетта привыкла к своей внешности и не завидовала более привлекательным подругам. Почти. - Знаете, Жоржетта, - вывел ее из размышлений голос Шарля, - я ведь приехал в поместье только для того, чтобы оформить документы на его продажу. - Вы серьезно? - встрепенулась она. - Это ведь ваше родовое гнездо, как можно? - На что оно мне? Поместье приносит лишь долги, а заниматься хозяйством у меня нет ни желания, ни способностей. Зато на деньги от продажи я мог бы несколько лет путешествовать по миру, а потом… потом будет видно. Впрочем, я уже не уверен, что хочу продолжать начатое, - он улыбнулся, по-прежнему глядя в закат. - Одна ваша подруга… - Мария де Граммон? - резко спросила Жоржетта. - О ней вы хотели говорить. Шарль рассмеялся: - О, нет, уверяю вас… Ее зовут Шарлотта. И я хотел бы просить вас об одной услуге. Если вы по-прежнему мне друг. Шарлотта д'Эффель. Так вот кто занимает мысли Шарля… Горделивая осанка Жоржетты поникла, потому как тягаться с Шарлоттой она точно была неспособна. Иногда она готова была отдать свой пытливый ум, свободолюбивый нрав и все отцовское приданое взамен на хорошенькое личико и пустую головку этой девицы. - Так значит, и вы попали под влияния чар мадемуазель д'Эффель, - Жоржетта собрала волю в кулак и выдавила улыбку. - Уверяю вас, Шарль, она вам не пара. Увлечение ею пройдет быстрее, чем весна в нашей провинции. Она - сама легкомысленность и непостоянство… Знали ли вы, что она принимает ухаживания мсье де Шарьте? Он призадумался, но тут же рассмеялся: - Но ведь она не помолвлена? Значит, у меня еще есть шанс. Жоржетта, право, вы слишком дурно думаете о мадемуазель д'Эффель… - Я знаю ее лучше вас! - Жоржетта, друг ли вы мне? - Она вам не пара! - Жоржетта, вы мне друг? - еще раз спросил Шарль, пристально глядя ей в глаза. Жоржетта мчалась домой, не разбирая дороги. Лошадь под ней была взмылена и уже хрипела, а она все гнала и гнала, мучая бедное животное. Въехав во двор родного замка, она швырнула поводья подоспевшему конюшему, отказавшись от помощи лакея, сама спрыгнула на землю и сходу направилась в фехтовальный зал. Фехтованию она училась с детства - у герцога, ее отца, не было сына, а Жоржетта росла очень любознательной девушкой. Сейчас же, орудуя шпагой, она словно позабыла все уроки мастера-испанца, и наносила удары рубящие, некрасивые. Слишком много эмоций, как сказал бы отец. В порыве ненависти она рассекла шелковую занавеску на окне, дорогой гобелен и, завидев в дальнем углу статую Венеры Милосской, уверенно направила град ударов на нее. На все то, что олицетворяла статуя: женственность, красоту и обаяние. Все то, чего у нее никогда не было. Изрядно попортив и статую, и дорогую шпагу, Жоржетта швырнула оружие в дальний угол и… неожиданно для себя разрыдалась. Глава 5. ШАТО-Д'ЭФФЕЛЬ День бала стал триумфом для Шарлотты д'Эффель - очаровала и покорила всех в памятный вечер в Шато-де-Граммон именно она, а не именинница. Зеленые глаза блестели в свете свечей и обращены, казалось, к каждому и никому из присутствующим одновременно. Черные кудри чуть выбивались из прически, но Шарлотту это только красило, а на разгоряченных танцами щеках горел румянец. Она с такой легкостью и врожденной грацией парила по бальной зале, что юноши считали за честь коснуться руки молодой красавицы. У юной Шарлотты был только один недостаток - ее отец не имел ничего, кроме небольшого поместья, которое едва ли могло прокормить его, и старинного замка в этом поместье, давно нуждающегося в ремонте. В замке всегда была полутьма, потому как жечь свечи понапрасну старый д’Эффель не позволял. Топилась только одна комната - та, что принадлежала Шарлотте. Сам же хозяин хорохорился, что «в их провинции в домах можно и вовсе не топить» и ходил вечно простуженным. В особенно холодные дни он кутался в старые камзолы и шали или же вовсе шел греться на кухню, бок о бок с дворней. Старый д’Эффель был беден. Шарлотта знала, что так было не всегда: когда-то, еще до ее рождения, отец носил титул графа де Рандан, имел обширные и богатые земли в провинции Анжу и был вполне счастлив со своей семьей, которая тогда включала его самого, его жену - наследницу старинного рода - ставшую впоследствии матерью Шарлотты, семнадцатилетнего Анри и двух маленьких дочерей. Но графу хотелось большего, хотелось быть ближе к власти… …Это был 1651 год - разгар событий, которые в последствие назовут французской Фрондой. Граф понимал, что это было время, когда каждый мог вытянуть счастливый билет, достаточно лишь правильно выбрать сторону - кардинал Мазарини или принц Конде? И тот, и другой в случае победы осыпал бы сторонников всевозможными благами. Пока тогда еще молодой граф решал, к какой из сторон присоединиться, его сын Анри, горячий и своевольный, поддержал Конде - человека королевских кровей умного и жесткого, в отличие от пронырливого казнокрада итальянца Мазарини, который никогда не был особенно популярен. Того, что за Мазарини стоял малолетний король Людовик XIV никто во внимание не принимал - мальчику было всего восемь лет. Кто бы мог подумать, что уже на следующий год Фронда потерпит грандиозный провал, а всех сторонников мятежного принца отдалят от Двора, лишат титулов и привилегий. Под раздачу попал и граф де Рандан: титул, как и земли в Анжу, были отобраны. Осталось лишь матушкино приданое - Шато-д'Эффель - некогда богатое поместье, но разграбленное и пришедшее в запустение за время Фронды. На голову семьи д'Эффель посыпались и другие несчастья: отец жестко поссорился с Анри, после чего юноша навсегда ушел из дома. Матушке, без ума любившей сына, это серьезно подорвало здоровье. Очередная вспышка оспы унесла ее жизнь и жизни двух ее старших дочерей, пощадив лишь годовалую Шарлотту. Мать Шарлотте заменила ее кормилица - толстая и громогласная итальянка Сильва. Это при Дворе итальянцы были теперь не в почете, а в захолустном д'Эффеле до дворцовых нравов никогда никому не было дела. Отец так больше и не женился, мечтая лишь об одном - вернуть утерянные титул и земли. Будь у него второй сын, мальчик мог бы вступить в армию короля и доказать свою преданность трону, но Шарлотта была девушкой, что временами расстраивало отца. Но по мере взросления его красавицы-дочери д'Эффель все больше укоренялся в мысли, что Шарлотта должна попасть ко Двору - ей с ее красотой и обаянием там самое место! Шарлотта о мыслях отца знала и вполне их поддерживала. А порой шла и еще дальше: ей как-то довелось увидеть портрет Дианы де Пуатье, возлюбленной короля Генриха II, и она со всей серьезностью подумала тогда, что ничем не хуже этой фаворитки короля. А, пожалуй, даже и лучше. Шарлотта не сомневалась: стоит ей лишь улыбнуться Его Величеству, тот простит батюшку и вернет вожделенные титул и земли. Именно такие мысли посещали голову Шарлотты - и довольно часто - до памятного бала. Сейчас больше всех на свете титулов ей хотелось получить послание от мсье де Руана, от Шарля. Любое - пусть даже записка, состоящая из двух слов, лишь бы знать, что он к ней неравнодушен. Что после их встречи в графском лесу он думал о ней хотя бы минуту. Проснувшись по обыкновению с рассветом, Шарлотта оглядела стены и потолок из неровного серого камня, покрытые гобеленами, на которых, впрочем, все равно нельзя было разобрать орнамента - настолько они были старыми и пыльными. Узкая комната - не от недостатка места в замке, а, чтобы меньше топить; старая кровать, пара сундуков в углу, стол с письменными принадлежностям да зеркало, у которого Шарлотта причесывалась. Барышня с грустью посмотрела на роман, который читала ночью - в нем прекрасную героиню каждое утро будила горничная в залитой солнцем спальне, потом приносила ей ароматных булочек на завтрак и ежеминутно говорила, какой же красавицей уродилась ее госпожа. Вздохнув и в который раз пообещав себе выгнать Брижит, Шарлотта откинула одеяло и сама подошла к окну, раздвинула занавески. Солнце давно встало, но во дворе были тишь да покой - слуги в этом доме вставали, похоже, позже господ. - Брижит! - крикнула, как могла громко Шарлотта во двор. Ответом ей было лишь кудахтанье кур из птичника. - Ох, и достанется же когда-нибудь этой девчонке! Ворча в адрес горничной, Шарлотта сама принялась стягивать на себе корсет, влезать в домашнее платье и заплетать в простую косу волосы. - Сильва, - влетая в кухню, все еще кипела она, - верно, во всей деревне нет более ленивой крестьянки, чем моя Брижит! Хоть бы раз она разбудила меня, как полагается будить барышню… Полей мне, кормилица, умыться хочу. - Батюшка ваш тысячу раз предлагал взять другую девчонку. - Сильва нехотя обтерла руки о передник и лила воду из кувшина на руки девушки. - Вон управляющего дочка уж такая умелица растет… - Она и двух слов сказать не может - скучно с ней. - Люсиль можно взять, птичницу, она вашего возраста как раз. - Эта страшная как смертный грех, ночью увижу - испугаюсь. - Ну а Николь, племянница моя, чем не угодила? - уже со смехом спрашивала Сильва. - Племянница твоя просто глупа: что на уме, то и на языке - разве такой должна быть горничная? - Тогда и мучайтесь с этой неумехой: какие господа, такова и прислуга. - Что?! - возмутилась было Шарлотта, но быстро стихла - кормилица позволяла себе и не такие вольности. К тому же появилась, наконец, Брижит - невысокая чернявая девушка в розовом, некогда господском платье. Она, кокетливо покачивая бедрами, прошлась по кухне и с лукавой улыбкой смотрела на хозяйку. - Где ты пропадала все утро?! Ни платья мне не приготовила, ни воды для умывания, и я уже молчу о ванной!… И, кроме того, ты должна помочь мне истолковать сон! - Сон? Вам приснилось что-то о мсье… - Не здесь, я тебя умоляю, пойдем, - барышня вскочила из-за стола и, бросив сердитый взгляд на Сильву - не дай Бог расскажет папеньке - повела горничную в свои покои. Лучшими подругами Шарлотты считались мадемуазель де Бриенн и мадемуазель де Жув. При встрече они радостно бросались на шею друг дружке, целовались в щечки и, тепло пожимая руки, начинали говорить о моде и провинциальных сплетнях. Однако свои сердечные тайны и мечты о будущем Шарлотта поверяла лишь своей горничной, которую и в мыслях не могла назвать своей подругой, и была полностью уверена, что та ее тайн никому не выдаст - просто потому, что Шарлотта в равной степени владела и сердечными тайнами своей служанки… Заперев поплотнее дверь спальни, Брижит села на кровать подле госпожи и со всей серьезностью принялась толковать давешний ее сон. По словам служанки выходило, что со дня на день Шарлотту ждет встреча, которая изменит всю ее жизнь. - Кроме того, сегодня вас ждет письмо! - радостно объявила Брижит. - Письмо? Да нет, ты что-то путаешь - сон мой совсем не об этом. - Сон, может быть, и не об этом, но… - Недоговорив, девушка извлекла из-за корсажа запечатанный конверт. - Письмо вам, барышня. Крестьянка из соседней деревни сегодня передала, сказала, что вашей госпоже - вам, то есть - лично в руки. Ну же, открывайте, что там? Шарлотта медлила. Неужто мечта ее сбылась, да так скоро? Чуть подрагивающими пальцами она сломала печать и развернула послание: «Любезная мадемуазель д’Эффель, я, как Ваша старшая подруга, чрезвычайно обеспокоена тем, что намедни в воскресенье Вы пропустили церковную службу. Все мы грешны, моя дорогая Шарлотта, и соблазны подстерегают нас на каждом шагу, потому прошу Вас быть завтра в церкви Святой Елены на утренней проповеди отца Иоанна. За сим прощаюсь, Ваша подруга, Жоржетта де Мирабо» Перечитав письмо трижды, Шарлотта отложила послание, не в силах разобраться. С чего это Жоржетте, которая и здоровается-то с нею сквозь зубы, вдруг называть себя подругой Шарлотты? И когда та успела стать столь набожной? Шарлотта действительно пропустила вчерашнюю службу, потому что папенька в единственной коляске уехал по делам - не являться же в церковь на телеге или верхом? С чего бы вообще Жоржетте печалиться о грехах Шарлотты? Или же… ведь та говорила, что с детства знакома с мсье де Руаном, должно быть, они сохранили дружбу и сейчас. Что, если Жоржетта пригласила ее по просьбе Шарля?! Осененная этой мыслью, Шарлотта подхватила юбки и со всех ног понеслась к папеньке - ей нужно быть на завтрашней службе во что бы то ни стало! Без стука она вбежала в батюшкин кабинет, где тот, как всегда перед обедом, разбирал счета: - Папенька, моя подруга, Жоржетта де Мирабо, писала мне - она просит меня быть завтра на утренней службе! Умоляю вас, можно мне взять коляску? Батюшка тяжело смотрел из-под бровей и, казалось, дословно знал, о чем думает его дочь: - В церковь, говорите? А с каких это пор дочь герцога числится в ваших подругах? - Ах, папенька, на этом балу в замке де Граммон я так сдружилась с мадемуазель де Мирабо, что теперь считаю дни до следующей нашей встречи… Вы же знаете, мы, провинциальные девушки, живем от бала до бала, а в остальное время только и перебираем в памяти наши разговоры, тоскуя за пяльцами о приличном обществе… - Помню-помню я тот бал, - папенька, кряхтя, пересел на софу с побитой молью обивкой и ладонью похлопал по месту рядом, приглашая сесть дочку. Шарлотта не замедлила присесть: она с ногами забралась на софу и положила голову на плечо папеньки. Девушка вспомнила, как любила сидеть точно так же на этой софе в детстве: папенька читал бумаги и, бывало, даже «советовался» с ней по вопросам ведения хозяйства. Сейчас Шарлотта понимала, что батюшка играл с ней, но тогда полагала свои советы очень важными и правильными. Нет, хотя и было ее детство бедным, но Шарлотта всегда была счастлива. - Бал-то я помню, - продолжал папенька, - да только вы не с барышнями, а молодыми дворянами все больше разговоры водили. Эх, была бы мать жива, никогда бы такого не позволила… - Да что вы, батюшка, рано мне еще о молодых дворянах думать! - горячо возразила девушка. - В самый раз вам о них думать, в самый раз, - вздохнул отец. - Уже семнадцатый годок пошел, давно невеста. - Восемнадцатый, - поправила Шарлотта. - Тем более! Ну да ладно, ваш брак - моя забота. А дочку герцога уважьте, раз сама в подруги набивается. Возьмите коляску, я Жану сам велю, чтоб отвез вас завтра в церковь. - Спасибо, папенька! - Шарлотта звонко чмокнула отца в лоб, вскочила на ноги и понеслась к себе: еще ведь надобно обсудить с Брижит наряд для завтрашней встречи. Глава 6. ЦЕРКОВЬ СВЯТОЙ ЕЛЕНЫ Шарлотта извелась, пытаясь выбрать платье для завтрашнего свидания - ничего не подходило. Самое красивое - бальное - было слишком открытым и блестящим для посещения церкви, а простое платье из серой шерсти, в котором она обыкновенно ходила на воскресную службу, не произведет никакого впечатления на мсье де Руана. Остальные же наряды Шарлотта сочла либо не к лицу себе, либо безнадежно вышедшими из моды. - Мне совершенно нечего надеть… - простонала Шарлотта, в то время как птичница Люсиль, срочно вызванная на помощь барышне, с трудом прижимала крышку сундука, не сходящуюся на ворохе неподошедшей одежды. - Вот! Вы только поглядите, какое чудо, - в комнату ворвалась Брижит, бережно неся в руках нежный шелк глубокого синего цвета, сходу прикладывая его к домашнему платью госпожи. - Очень вам идет! Шарлотта рассматривала свое отражение в потемневшем от времени зеркале и не могла не согласиться - ее и без того нежная кожа стала как будто еще белее и прозрачней, оттеняемая платьем. - Где ты взяла его? - заворожено глядя в зеркало, поинтересовалась она. - В сундуках вашей маменьки - вот уж модница была. Наваждение схлынуло, едва Шарлотта поняла, что платью столько же лет, сколько и ей самой, а то и больше. Сразу стало видно, что фасон безнадежно устарел, рукава протерлись в районе локтей, а подол изъеден молью. - Как же обидно, Брижит: такая красота, и невозможно носить… Она опустила руки, и платье скользнуло на пол. Но горничная моментально его подхватила и принялась убеждать: - Это поправимо, барышня, я уже все придумала! Рукава ведь можно и отпороть, и пришить, скажем… - она выдернула из сундука снежно-белое платье, давно ставшее Шарлотте малым, - вот эти! Синее с белым будет смотреться великолепно! А юбку украсим кружевами - тоже белыми! Горничная чуть ли не прыгала вокруг Шарлотты, то тут, то там прикладывая ленты и уже начав отпарывать рукава. И, в конце концов, глаза Шарлотты снова вспыхнули зелеными искрами: - А вышедший из моды вырез я прикрою кружевной пелериной! Работа закипела. Всех дворовых девушек, оказавшихся в поле зрения, Шарлотта, к превеликому их возмущению, пристроила перешивать платье. Конюшему Жану срочно было велено чистить и приводить в порядок лошадей и коляску, и только Сильва, уперев руки в бока, наотрез отказалась участвовать в приготовлениях: - Стыд совсем потеряли, барышня! Где это видано - в церковь, и так наряжаться! Видя, что криворукие крестьянки все делают не так - пачкают кружева и пришивают их не по моде, Шарлотта не утерпела и сама принялась помогать и показывать, как надо. Засиделись до поздней ночи. Уже и папенька начал ворчать, что опять без толку свечи жгут, и Брижит намекнула: - Коли не выспитесь, будете завтра бледны - никакое платье не поможет. Шарлотта не могла не согласиться и, оставив Брижит за старшую, удалилась в опочивальню. В третьем часу ночи горничная, держа в одной руке едва тлеющую свечу, на цыпочках пробралась в спальню барышни и, тщательно расправив складки, разложила бело-синее шелковое чудо поверх сундуков. Залюбовавшись, снова поправила что-то и потом только отошла. Правда, не удержалась, и на обратном пути хорошенько опрыскала себя парижскими духами из красивого, украшенного каменьями, флакончика. Духи были ужасно дорогущими, подаренными барышне кем-то из ее поклонников, и та сама ими пользовалась только по особенным случаям. Но не одной же мадемуазель Шарлотте блистать! Брижит тоже нужно выглядеть великолепно - ее уже полтора часа, как дожидался Жан… Шарлотта никогда не была ревностной католичкой - ее этому просто не учили. Если бы не влияние кормилицы-итальянки, верно барышня и вовсе выросла бы безбожницей, как папенька, и не знала даже «Отче наш». То и дело поправляя пелеринку, чтобы никто не увидел ужасно немодный вырез, Шарлота наскоро перекрестилась и вошла под своды величественной и мрачной церкви Святой Елены. Она немного припозднилась: отец Иоанн уже начал службу, и даже в полутьме и издалека Шарлотта увидела его укоряющий взгляд, брошенный ей. Барышня тихонько села на краешек скамьи у самых дверей, достала Библию, и лицо ее приняло покорное выражение. Живые и любопытные глаза тем временем скользили по залу, надеясь отыскать… нет, его здесь не было. Прихожан в этот день было немного - все-таки не воскресенье. Голос проповедника звучал монотонно и несколько усыпляющее. Все-таки аукнулось вчерашнее бодрствование до полуночи… Вдруг у противоположной стены мелькнула тень в знакомом сером бархате - Шарлотта затрепетала и с непонятным для себя испугом, уткнулась взглядом в строчки. Неужели он! Но когда собралась с силами и снова подняла глаза - никого уже не было. Ах, показалось… Тем временем проповедь закончилась, и наступило время песнопений: прихожане начали подниматься, затягивая «Спаситель наш, приди», встала и Шарлотта… Как вдруг, через три ряда впереди увидела тонкий женский стан, затянутый в зеленый атлас, лицо и волосы закрывал капюшон, но дама была очень похожа на Жоржетту де Мирабо. Шарлотту даже в жар бросило от этой мысли - хороша же она будет, если выяснится, что Жоржетта всего лишь пригласила ее разделить проповедь, а она вырядилась как на прием у королевы и мечтает непонятно о чем… Впрочем, не успела Шарлотта и закончить свою мысль, как совсем рядом сквозь нестройный хор прихожан услышала голос, который узнала бы и из тысячи: - Сударыня… Шарлотта сбилась на строчке «…под скорбным бременем вины» и резко обернулась на голос. Это все-таки был он, она не ошиблась. В том же потертом сером камзоле, что и на балу - но мсье де Руан казался красивейшим из мужчин. - Вы меня напугали, мсье… - неожиданно для себя ответила Шарлотта и, отводя глаза к сводчатому потолку, продолжила петь. - Простите, сударыня, - ответил де Руан, вставая рядом с ней, чтобы не привлекать внимание, - я был уверен, что вы догадаетесь, кто просил вашу подругу Жоржетту написать то письмо. - Я догадалась. «…От пут греховных огради». Но мне пришлось лгать папеньке, и теперь мне хотелось бы знать, ради чего вы устроили это? Право, ваше послание сбило меня с толку. «…Дитя небес, мольбе внемли». Внутренним чутьем Шарлотта догадывалась, что не надобно кокетничать с мсье де Руаном, но другого способа общения с мужчинами она просто не знала. - В таком случае вы должны были догадаться и о том, какое впечатление произвели на меня на том памятном балу. - Осмелюсь предположить, что впечатление я произвела не только на вас, сударь, однако писать осмелились мне лишь вы. Сказав очередную обидную для мсье глупость, Шарлотта хотела прикусить собственный язык, но вместо этого стояла с невинным выражением лица и дрожащим голосом вытягивала новую строчку. - Должно быть, я просто самый смелый из ваших поклонников. Или, скорее, самый наивный. - Шарлотта своим тоном наконец-то добилась желаемого: мсье де Руан помрачнел, голос его сделался холодным и, кажется, он даже чуть отступил: - Словом, простите мне мой порыв, сударыня. Желание увидеть вас снова было так велико, что, верно, разум мой помутился. Шарлотта все еще смотрела на ангелов, изображенных на потолке, и выводила «…к моленьям верных снизойди», потому не заметила, что де Руан отвесил ей короткий поклон и тут же поспешил к дверям. Запоздало обернувшись, она увидела только его спину и осознала, что это не тот мужчина, с которым можно безнаказанно кокетничать, и что второй раз он ни за что ей не напишет. «Господи, что же я делаю!…» - хотелось закричать Шарлотте. Путаясь в собственных юбках, она, не обращая внимания на прихожан, почти бежала следом и нагнала мсье де Руана только во дворе церкви, пустынном во время службы. - Шарль! - крикнула Шарлотта, и он тотчас обернулся. Она благодарила Господа, что успела вовремя: де Руан не злился - он, мгновенно просветлев лицом, бросился ей навстречу. Шарлотта сама взяла его за руки и, с мольбою глядя в ласковые, стального цвета глаза, говорила: - Простите меня, мсье де Руан, это мой разум помутился, а не ваш. Я так рада, что вы мне написали!… Я места себе не находила, пока не получила вашего письма. Она говорила слишком громко и эмоционально - быть может, даже кучера, дожидавшиеся своих господ, слышали ее слова, но она видела только глаза Шарля, полные любви, и ей не было ни до кого больше дела. Более того, Шарлотта мечтала сейчас, чтобы мсье де Руан заключил ее в объятья и поцеловал. Она даже подалась губами ему навстречу, и Шарль, казалось, подался вперед, но, опомнившись, припал к ее рукам и принялся осыпать поцелуями их. Глава 7. УТИНАЯ ОХОТА Комар мерзко жужжал, нарезая круги возле лица Жоржетты, и, наконец, приземлился на ее левую щеку. Девушка сморщилась, пытаясь согнать насекомое, но оно, похоже, устроилось вполне уютно, а через мгновение вогнало острый хоботок под кожу… Жоржетта, смирившись, более на него внимания не обращала, а только поудобнее перехватила рукоять лука и снова замерла. Она уже тридцать минут лежала в одном положении - на животе и на голой земле, если не считать настил из сухого камыша, сделанного ею же. Жоржетта выслеживала жирного селезня - огромного и при этом необыкновенно проворного. Селезень появлялся здесь, в камышовых зарослях, каждое утро и кормился на мелководье. Жоржетта заприметила его еще в начале весны и сама себе поклялась, что этот экземпляр достанется ей. Она была хорошим стрелком, и обычно для нее не составляло проблем подстрелить до десятка его сородичей, но мерзавец всякий раз умудрялся сбежать… Это стало уже делом принципа! Накануне вечером Жоржетта уговорила Шарля помочь ей. Конечно, намного приятнее было бы изловить селезня в одиночку, но задача Шарля сводилась лишь к тому, чтобы подманить птицу с помощью свистка, имитирующего голос самки. И вот сейчас она залегла недалеко от мелководья - не шевелясь и практически не дыша. Шарль точно так же устроился в трех туазах [[3] Французская единица длины, используемая до введения метрической системы, равная 1,949 м] от нее и должен бы начать «крякать». Почему молчит, интересно? Жирный селезень уже приземлился на поверхность озера, но осторожничал - держался вдалеке от Жоржетты. Как кстати был бы сейчас свисток Шарля! Почему он медлит? Селезень, между тем, не собирался делать Жоржетте одолжение и подплывать ближе - он, пригревшись на солнышке, расправлял перья и деловито их чистил. Самый подходящий момент, чтобы выстрелить - не близко, но попробовать стоит! Не став больше медлить, Жоржетта натянула тетиву, прищурилась, высунув кусочек языка, и… лесную тишину пронзил треск сухого камыша в трех туазах от Жоржетты. Селезень тотчас насторожился, уставился на кусты, где прятался Шарль, и - счел лучшим убраться от греха подальше. - Нет, нет, нет! - уже не опасаясь, закричала Жоржетта, мигом поднимаясь на ноги и через камыш и по мелководью пытаясь нагнать утку. Первая стрела просвистела в паре дюймов от птицы, вторая и третья, выпущенные следом, не достигли цели даже и близко. Тут же полетел град стрел, выпущенных Шарлем, видимо осознавшим свою вину, но селезень был уже высокого в небе и звонко крякал, как будто насмехаясь над Жоржеттой. - Тысяча чертей! - стоя по колено в мутной воде, Жоржетта не сдержала ярости и швырнула лук в сторону, впившись теперь гневным взглядом в де Руана: - Шарль, как вы могли?! От вас всего-то требовалось приманить его! Тот стоял тоже в полный рост и смотрел на Жоржетту виновато: - Простите меня, - выдавил он и пожал плечами, - я задумался, даже не заметил этого чертова селезня. - Господи, о чем еще думать на охоте! Уже не злясь, но еще сокрушаясь, она наклонилась, поднимая лук, и, не оглядываясь, отправилась на солнечное место. Ноги сами привели к любимому дубу - здесь было и солнечно и уютно. Шарль притащил откуда-то скамейку, чтобы не сидеть на земле, а Жоржетта сама еще в начале весны высадила неподалеку несколько кустов алых роз. Здесь девушке сразу стало спокойнее. Хотя, по-прежнему было обидно, что и вымокла до нитки и устала, но так никого и не подстрелила… Жоржетта сегодня была одета в мужское платье - белая сорочка, заправлена в укороченные брюки, облегченный жюстокор и шляпа, под которой она прятала волосы, чтобы не лезли в лицо. Девушка всегда охотилась в подобной одежде, ибо была уверена, что в дамских амазонках только мужчин сподручно прельщать, а для настоящей охоты такие наряды не годятся. С прельщением же у Жоржетты не ладилось в любом платье, так что она давно решила для себя, что будет одеваться так, как ей удобно. - Ну как же вы так, Шарль? - все еще мучилась Жоржетта. - Ей-Богу, если б я не видела, как вы охотились в Версале, я бы подумала, что вы из тех мужчин, которым даются только танцы. - Сам не знаю, Жоржетта. Мне жаль, что я подвел вас. Шарль плелся следом, и вид у него был еще более уставший, чем у девушки. - Быть может, вы больны? - обеспокоилась вдруг Жоржетта. - Или… - она увидела, что в руке Шарль комкает писчую бумагу, - что это у вас? Письмо? Уж не хотите ли вы сказать, что читали письмо от вашей мадемуазель д’Эффель? Во время охоты? Немыслимо! Она резко отвернулась, обратившись лицом к солнцу, и на мгновение даже засомневалась - так ли уж великолепен Шарль? Разве может ее идеальный мужчина с воодушевлением заниматься такими глупостями, как написание и чтение любовных писем? Да еще и вместо такого интересного занятия, как охота? Но уже через мгновение повернулась к Шарлю и сочла, что это, пожалуй, романтично. Шарль опустился на скамью напротив розового куста и еще раз посмотрел на бумаги в своих руках. Жоржетта отметила, что посмотрел он на них с какой-то непонятной для нее тоской. Она опустилась рядом. - И что же пишет вам ваша мадемуазель? - собравшись духом, поинтересовалась она как будто невзначай. Шарль пожал плечами, раздумывая, сказать ли - а потом вздохнул: - Пишет, что отец дает ей в приданое три тысячи ливров. Жоржетта онемела, ее брови поползли вверх: приданое?! Быть не может, что у них все так далеко зашло, он ведь знаком с Шарлоттой всего неделю! - Она не понимает, что творит, - ответила нервно Жоржетта. - И вы не понимаете, если собираетесь потакать ей. Вы не можете сейчас жениться, Шарль, вы же сами говорили, что хотите продать поместье, путешествовать… Неужели вы решили отказаться от затеи? Он усмехнулся: - Неделю назад вы ужаснулись это моей затее. Жоржетта тоже улыбнулась, покачав головой: - Вы правы, я говорю глупости. Конечно же, я считаю необдуманным поступком продавать поместье, обитель ваших предков и единственный дом… Наверное, я просто не хочу терять друга в вашем лице. Может быть, даже ревную. Ведь если вы женитесь, заведете семью, детей, - она сморщилась, - отрастите брюшко… Ваша жена не будет в восторге от наших с вами вольных прогулок - их придется прекратить. Шарль удивленно на нее посмотрел, словно раньше эта мысль не приходила ему в голову: - Что вы, Жоржетта, для меня смерти подобно остаться без вашего общества! - У Жоржетты потеплело на душе от этих слов, и снова занозой засела мысль, что Шарль еще не потерян для нее. Впрочем, он тут же в задумчивости отвел взгляд: - Я уверен, Шарлотта поняла бы меня, и не стала препятствовать нашим встречам. Да и вы бы с ней стали хорошими друзьями. Жоржетта улыбнулась: иногда Шарль выглядел наивным словно ребенок. Она и Шарлотта - подруги! Нелепо… - Я же говорила, что вы совершенно не знаете мадемуазель д’Эффель! Я не могу представить вас в роли провинциального буржуа, а уж ее тем более… Ну какая из нее хозяйка замка! - Жоржетта рассмеялась. - Видите эту розу? Привстав, она отломила головку самого красивого и свежего цветка и, крутя ее в пальцах, подала Шарлю. - Будь я поэтом, я бы сравнила вашу возлюбленную Шарлотту с оранжерейной розой - она такая же яркая и капризная. А главное, смотрится здесь, в диком лесу, совершенно чужеродной. Ей место в граненом хрустале, Шарль, среди роскоши и блеска, а не в нашей провинции. Даже не знаю, право, кто первый из вас соскучится в обществе другого - вы или она. - Да, вы правы, она похожа на розу, - принимая цветок, ответил Шарль. И улыбнулся: - а с каким цветком вы сравнили бы себя, Жоржетта? Будь вы поэтом, разумеется. Жоржетта рассмеялась: - Мой учитель географии рассказывал, что на Черном континенте [[4] Африка] растет дивное растение - зеленое, сухое и с колючками! Верно, на него я и похожа! Она была поражена, что даже о собственной непривлекательности может говорить с Шарлем совершенно легко. Де Руан тоже улыбнулся и добавил: - Это растение называется кактус. И, должен вам заметить, иногда он распускается цветами невиданной красоты. Никакая роза не сравнится с тем цветком. Жоржетта почувствовала, что сердце ее застучало сильнее, а щеки вспыхнули красным. Чтобы скрыть неловкость, она не нашла ничего лучше, чем снова рассмеяться: - Шарль, вы заставляете меня краснеть! Жоржетта резко встала со скамьи и снова отвернулась к солнцу. Признаться, ей было несколько обидно за эти его слова «иногда распускается». То есть сейчас, по его мнению, Жоржетта еще не распустилась, сейчас она действительно всего лишь колючий кактус! - Так значит, три тысячи ливров? - громко спросила она и добавила не без ехидства: - Да ваша мадемуазель д’Эффель завидная невеста, я посмотрю. Однако про себя она даже посочувствовала бедняжке. На прошлой неделе отец прислал Жоржетте платье из Парижа, стоимостью чуть больше трех тысяч, причем она сочла платье отвратительным и уже подарила его своей горничной на именины. Впрочем, для Шарля, кажется, эта сумма не так уж мала. Посерьезнев, Жоржетта присела рядом и снова заговорила: - Вполне естественно, что Шарлотта заговорила о приданом - она рассчитывает на скорую свадьбу с вами. И вполне закономерно рассчитывает, должна вам заметить. Вы компрометируете девушку перепиской и тайными встречами, неужели вы не понимаете? - Содержание тех писем вполне невинно, уверяю вас. А видимся мы с нею только мельком в церкви. - И вы даже не признались ей в своих… - Жоржетта с трудом могла это произнести, - чувствах? - Я… словом, нет, не признался. Я не могу давать ей ложные надежды. Я люблю Шарлотту, всем сердцем люблю, но… - Шарль с силой сжал челюсти, как будто не хотел продолжать. Но все-таки сделал над собой усилие и договорил, внезапно повысив голос и отчего-то посмотрев на Жоржетту излишне жестким взглядом: -…но не могу же я привести ее в свой полуразрушенный промерзший замок, где ей придется самой готовить обед, убирать комнаты, стирать белье! Шарль нервно отвернулся и обхватил голову руками - едва ли он еще кому-то признавался в том, как живет на самом деле. С трудом Жоржетта поборола в себе желание обнять его и утешить. - Но ведь можно нанять кого-то… - предположила вместо этого она. - Кого? Все крестьяне разбежались с моих земель [[5] Крестьянство во Франции XVII века было лично свободным, но земля находилась в собственности феодала.] за время, что я отсутствовал! Остались только нищие бездельники и выпивохи, которых я сам близко не подпущу к замку! Три тысячи ее приданого уйдут очень быстро. И что потом? Жоржетта смотрела на него с жалостью, от которой щемило сердце, но все равно не могла согласиться. Сама Жоржетта, выпади ей счастье стать женой Шарля, приняла бы и этот его быт. Нет, бедность это ужасно, это унизительно - спора нет! Но ведь главное, они с любимым были бы вместе, а все остальное поправимо. Так думала сама Жоржетта, и она была уверена, что Шарлотта д’Эффель, если она хоть каплю любит Шарля, думает так же. Если, конечно, она вообще его любит. Шарль снова заговорил: - Жоржетта, я думаю, вы, как и многие жители нашей провинции, наслышаны о романтической, - он презрительно скривился, - истории моих родителей. Я никогда не знал своей матери - она умерла в родильной горячке, произведя на свет меня. Но вырос я на рассказах отца о том, как сильно они любили друг друга, о том, что мать отказалась от своего положения в обществе и от родных ради него. И особенно он любил повторять, что до последнего своего дня она была счастлива. За полгода до смерти отца обвалилась одна из стен замка… О, не пугайтесь так, Жоржетта, вы не видели мое родовое гнездо - я удивлен, что стоят до сих пор другие стены. Так вот, та стена граничила с комнатами моей матери, и среди обломков я нашел ее дневник. Видимо, она прятала его в расщелине между камней за гобеленом или еще как-то - словом, в этой стене был устроен тайник, где она хранила записи. Я… поймите меня, я никогда не видел свою мать, мне хотелось знать о ней больше. Я не утерпел и начал читать. И с первых же строк понял, что она была счастлива с моим отцом что-то около двух недель. Через две недели после переезда в де Руан она поняла, что превратила свою жизнь в ад - она так и писала. Нет, отец замечательно к ней относился, обожал ее, любил, но оттого ей было только труднее - ведь она ненавидела его. Ненавидела за то, на что отец обрек ее на бедность, на нищету. Она никогда не говорила ему этого… и я сделал все, чтобы отец никогда не увидел ее записей, но… однажды она даже решилась сбежать от отца: сказала, что родители ее простили, и она якобы едет их навестить. На самом деле она только надеялась, что те ее простят и позволят остаться в родном доме. Но маркизы де Шато-Тьерри ее не приняли, сказали только, что она должна вернуться к мужу, и что она им больше не дочь. После этого мать вернулась в Шато-де-Руан и каждый день звала свою смерть. Каждый день на протяжении полугода, что и оставалось ей жить. Шарль замолчал, невидящим взором глядя на розовый куст. Жоржетта, обычно не склонная к сантиментам, все же не выдержала - тоже бросилась на скамейку и пылко сжала его руку. Говорить она ничего не стала - что здесь можно сказать? Как утешить? - Теперь вы понимаете, Жоржетта, что я не могу жениться на Шарлотте? Сейчас не могу. Я должен скопить состояние - хотя бы небольшое, чтобы хватило на первое время. Жоржетта ответила не сразу. Она, как девица обстоятельная, уже начала прикидывать, как помочь Шарлю. - Быть может, у вас есть родственники, способные оставить вам наследство? - осведомилась она. - Нет, - покачал головой Шарль, - родители моей матери давно умерли, а все их состояние вместо с титулом маркизов перешло моему кузену, который ныне здравствует и, надеюсь, будет жить еще долго. - А дела в вашем поместье? Неужто действительно все так плохо, как вы говорите? Шарль снова покачала головой и горько улыбнулся: - Увы. Пока я служил при Дворе, надеясь снискать расположение Его Величества, недалеко от моих владений - вы, должно быть, знаете - произошло несколько религиозных войн с гугенотами. Самые богатые деревни сожгли дотла, люди ушли в поисках лучшей доли. Мои владения - это груды развалин и выжженная земля. Жоржетта сжала губы, отыскав единственный выход: - Вы должны снова попытать счастья при Дворе! - решительно сказала она. - Мой отец на хорошем счету у Государя, я попрошу его, и он замолвит о вас словечко - Его Величество непременно простит вас за дуэль и снова примет на службу. За пару лет вы кое-что скопите, а если случится война - то даже быстрее. - Это было бы неплохо, но едва ли герцог де Мирабо станет просить за меня… - с сомнением посмотрел на нее Шарль, но в глазах его отразился интерес, что придало Жоржетте еще больше решимости: - Мой отец - очень великодушный человек, я расскажу ему вашу историю, и он непременно согласиться помочь! Шарль, с воодушевлением глядя в глаза девушки, пылко взял ее руки в свои: - Жоржетта, вы поистине мой ангел-хранитель… Я не знаю, как мне благодарить вас? - Помогите мне поймать того селезня, - с улыбкой ответила она. - Я поймаю вам тысячу селезней, Жоржетта! - Шарль в порыве расцеловал обе ее руки. - Я сегодня же… нет, в будущее воскресенье, при личной встрече объяснюсь с Шарлоттой, попрошу ее ждать меня. А после тотчас уеду в Париж. Право, со времени дуэли прошел целый год, быть может, Его Величество уже простил меня, и помощи вашего батюшки не понадобится. Только бы Шарлотта согласилась меня ждать… - Ежели она вас любит, то дождется, - надменно ответила Жоржетта. - Заодно узнаете цену ее любви. Глава 8. НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ Сердце Шарлотты пело и радовалось - мсье де Руан, мечта всей ее жизни, любит ее. Теперь уже в этом не было сомнений, хотя он до сих пор не сказал этого прямо. После той встречи в церкви прошла неделя. За это время влюбленные написали друг другу не меньше десятка писем, отправляя посыльных по два, а то и по три раза на день. Каждое из полученных посланий Шарлотта едва ли ни с лупой изучала, пытаясь отыскать те самые слова о его любви - и не находила. В конце концов, уверила себя в том, что мсье де Руан желает сказать о любви, глядя в ее глаза. Сказал бы и в ту первую встречу, но, верно, все было слишком скоро, и он не успел, за что теперь, конечно же, корит себя. Виделись с тех пор они лишь однажды - снова в церкви, на воскресной службе, где было не протолкнуться сквозь ряды прихожан. К тому же Шарлотта была с папенькой, так что они даже не поздоровались. Хотя, де Руан мог бы и подойти: они с папенькой представлены друг другу, так что она не видела ничего предосудительного в том, чтобы любимый выразил почтение батюшке и, быть может, поцеловал руку Шарлотты. А там, глядишь, завязалась бы беседа между двумя мужчинами, папенька пригласил бы де Руана на ужин… Но Шарль старательно делал вид, что не заметил их в церкви. Однако же судьбу свою Шарлотта отныне считала решенной: примеряла к себе имя будущего супруга, думала, как обустроит гостиную в новом доме. Даже ненавязчиво расспросила папеньку, какое приданое он бы за нее дал, если бы она собралась бы вдруг замуж. Приданое, к удивлению Шарлотты, было не таким уж мизерным - верно, папенька и правда ее очень любит, раз так расщедрился, несмотря на вечную свою скупость. Шарлотта надеялась теперь, что мсье де Руан останется доволен. Да что там - он, конечно же, будет доволен, он ведь любит ее! Если в бедности невесты и есть что-то положительное, так это лишь уверенность, что жених точно любит ее, а не деньги будущего тестя. Накануне Шарлотта снова - уже в который раз - засиделась дотемна, перебирая и перечитывая письма от мсье де Руана. Вчера же ко всему прочему он прислал ей и дивный подарок - алую розу небывалой красоты. Цветок был без ножки, и Шарлотта изрядно помучалась, пристраивая его в воду, чтобы не завял. Сейчас, едва проснувшись, - снова, разумеется, без помощи Брижит - она вскочила на ноги и бросилась проверять, как провел ночь ее цветок. Слава Господу, что он ожил - стал даже свежее, чем вчера вечером. Шарлотта выбрала нежно-розовое с белыми кружевами платье, излишне нарядное для дома, пожалуй, но ей захотелось сегодня выглядеть особенно привлекательной. Черные кудри девушка не заплела в привычную косу, а подколола вверх, наподобие короны, и у виска закрепила ту самую розу. Как чудесно, что Шарль угадал ее любимый цветок! Самыми популярными у француженок считались фиалки, символ чистоты и нежности, но Шарлотта всегда полагала, что фиалки слишком скромны для нее. Закончив утренний туалет, барышня покинула спальню и тут же чуть не была сбита с ног одной из помощниц Сильвы. Мерзавка даже не извинилась, продолжая бежать по коридору с ворохом глаженого белья! Пока Шарлотта спускалась по лестнице, наткнулась на дворового Николя в чистой почему-то рубахе, а Люсиль - в кои веки с прибранными волосами - мела парадную лестницу. Не понимая, что толкнуло крестьян ни свет, ни заря заниматься работами, которые их обычно и в Чистый четверг не заставишь делать, Шарлотта брела в сторону кухни - уж Сильва-то точно объяснит, в чем дело. А из кухни лился потрясающий аромат свежевыпеченных булочек. Обрадовавшись сладкому, Шарлотта сходу схватила одну и собралась уже забраться в свое любимое кресло подле камина, но совершенно неожиданно получила шлепок по рукам от кормилицы: - Нечего со стола таскать! Дождитесь завтрака, как полагается - скоро все готово будет… - сердито молвила Сильва, отбирая булочку. В другой бы раз Шарлотта разозлилась на такое поведение - пообещала бы нажаловаться папеньке и пару часов не разговаривала бы с Сильвой, но сегодня решила смолчать. В ней все больше и больше крепло подозрение, что утро это необычное. Может, гости пожаловали с визитом? Или… или Шарль не утерпел и приехал нынче к батюшке просить ее руки?! Еле сдерживаясь от будоражащей сознание догадки, Шарлотта обошла печку, у которой Сильва помешивала варево, и, ласково глядя на кормилицу, вопросила: - А что это все бегают с утра туда-сюда, туда-сюда… Никак случилось что? - Гости к нам пожаловали, барышня - умаялась я уже с утра. Да завтрак было велено не в столовую подавать, как всю мою жизнь было, а во дворе накрыть. По-модному! - Сильва презрительно скривилась, ибо новшеств никаких не признавала. - А приехал-то кто? - воскликнула Шарлотта. Сильва, может быть, и ответила бы, но в этот момент у нее на огромной сковороде оглушительно зашипели подгорающие булочки, и та, бросив варево, принялась снимать их со сковороды. - Ох, не мешайте мне, барышня… - снова прикрикнула кормилица на Шарлотту, - и без вас у меня дел невпроворот! - Ну и возись тут тогда одна! - хмыкнула девушка и, нахмурив брови, гордо покинула кухню. По пути, правда, все же утащила румяную булочку. Между тем, желание узнать, кто приехал в гости, не отпускало. Дворовые мало чем помогли: обращаться особенно почтительно к своим господам, уже много лет не платящим жалования, в д’Эффеле было не принято - крестьяне только бросали через плечо, что, мол, приехал некий господин. По описанию он вроде был молодым, а вроде и не очень. Приехал он в экипаже, и Жан сейчас поил его лошадей. Бросившись во двор, Шарлотта действительно увидела экипаж - карету, украшенную золотом и запряженную четверкой вороных коней, которых в данный момент и распрягал Жан. Барышня залюбовалась - редко ей доводилось видеть такую красоту. Пожалуй, что и графы де Граммон такой каретой не владеют, разве что герцоги де Мирабо… Однако же герб на карете явно принадлежал не герцогам. В задумчивости и с некоторой тоской - ведь Шарлотта так надеялась, что приехал мсье де Руан - она побрела обратно. На цыпочках девушка крутилась возле кабинета отца, где папенька засел с гостем - пыталась даже подсмотреть в замочную скважину, и голову сломала, раздумывая, под каким ей предлогом войти в кабинет. На счастье даже нашла корреспонденцию, забытую в это утро папенькой, и попыталась уже войти… да только было заперто изнутри. Впрочем, ждать пришлось недолго. В тот самый момент, когда Шарлотта в очередной раз наклонилась, припав к замочной скважине, дверь неожиданно отворилась - на пороге стоял некий мужчина лет, должно быть, двадцати пяти. Он был в неброском, но добротном жюстокоре из бархата болотного цвета с увесистой, лишенной щегольских украшений шпагой на боку, а голову его покрывал парик. Шарлотта не растерялась и быстро сменила свою неприличную позу на глубокий реверанс - излишне, правда, предупредительный. Мужчина же в болотном жюстокоре увидеть здесь ее явно не ожидал, потому даже не поклонился и стоял несколько ошеломленный. Впрочем, оказалось, что дверь он открывал для другого мужчины - пожилого, наряженного в парчу и каменья. Подле него тут же возник папенька: - А вот и очаровательный предмет нашего разговора - моя единственная дочь Шарлотта, я зову ее Чарли на английский манер, - слащаво улыбаясь старику, батюшка как на экспонат указал на Шарлотту, что ей совершенно не понравилось. - Шарлотта, познакомьтесь с господином бароном де Виньи. Его Милость чрезвычайно интересовались вами еще на балу в Шато-де-Граммон и наконец-то выбрали время познакомиться лично… Папенька еще что-то говорил, но Шарлотта, приседая, как того требовал этикет, в реверансе, бросила взгляд из-под ресниц на молодого господина - он заинтересовал ее куда больше старика-барона. Кажется, оба мужчины похожи - верно, молодой приходится старому сыном. - Я очарован вами, мадемуазель, - барон припал к руке Шарлотты, - чрезвычайно рад с вами познакомиться… - О, друзья мои, у вас еще будет время наговориться! - преувеличенно радостно сообщил отец, беря под руку барона. - Но сейчас наступает время завтрака, Чарли, вы ведь присоединитесь к нам? Глядя на нее, отец сделал страшные глаза, так что у барышни и мысли не возникло отказаться, хотя она редко обедала в обществе друзей батюшки. Папенька увлек барона в сад, а молодой человек, сделал к ней шаг и, коротко поклонившись, отрекомендовался: - Оливье Госкар, секретарь Его Милости барона де Виньи. Всегда к вашим услугам, мадемуазель. - Шарлотта д’Эффель мадемуазель де Рандан, - на этот раз Шарлотта обошлась легким книксеном, - и я не выношу, когда меня называют Чарли. - Я учту это, мадемуазель, - улыбнулся мсье Госкар, как показалось Шарлотте понимающе. Барышня уверенно оперлась на предложенную руку и позволила мсье секретарю отвести себя в сад. Глава 9. ПОДРУГИ - Бежит! - Клер привстала со скамейки в парковой аллее замкового комплекса де Жув, сделала несколько шагов навстречу мальчишке-посыльному и первой взяла очередное розовое письмо в руки. Мадам де Жув в начале недели обратилась к родителям Клер с просьбой отпустить их дочь погостить, и те с радостью согласились. Для Клер все было в новинку в этом доме: отдельная комната, сон до полудня, мясо и сладости на столе каждый день. Никогда еще она не проводила время так замечательно. Проснувшись, она, обыкновенно, ждала, когда проснется Ирен, а потом они принимались наряжаться: Ирен могла перемерить по пять туалетов, и заставить служанку два раза подряд переплетать ей локоны - будто бы предыдущая прическа ей не шла… Потом подруги отправлялись в пешую прогулки по парку, говоря на такие темы, обсуждение которых Клер еще неделю назад сочла бы неприличным. Сейчас же эти прогулки стали для девушки любимым времяпрепровождением. Иногда к ним присоединялась мадам де Жув, рядом с которой болтушка и кокетка Ирен выглядела бледным ее подобием… Матушка Ирен - мадам Аньес де Жув - стоила, пожалуй, более подробного описания: дочь была очень похожа на нее, буквально одно лицо. И это лицо не очень-то постарело в ее неполные тридцать пять лет, благодаря тому, что Аньес, как потребовала называться себя мадам, знала невероятное количество рецептов, настоек и отваров для улучшения цвета кожи. Мадам Аньес отличали от дочери разве что развитые формы и еще более откровенные, чем у Ирен, наряды. Мадам считала необходимым даже утром оголять все, что можно оголить приличной женщине. Эта необыкновенная женщина ни разу не заводила разговоров о хозяйстве, долгах, непослушной прислуге - все ее темы вились вокруг парижской моды, кавалеров и последних сплетен провинции. Она имела обыкновение уезжать из замка дня на три или же принимать у себя гостей, во время посещения которых Ирен и Клер не дозволялось входить в ее покои. Насколько полюбила Клер прогулки по парку, настолько же не терпела она неотвратимые моменты, когда они с Ирен проходили в конец парковой аллеи, садились на деревянную скамью и, еще обсуждая последнюю тему, то и дело бросили взгляды на калитку, через которую, минуя главные ворота, можно было попасть в поместье. Через эту калитку должен был войти в этот час мальчик, бывший на побегушках у Ирен, и принести очередное письмо от Мари де Граммон. После беглого прочтения письма девушки еще несколько часов, слоняясь в праздном безделии, обсуждали написанное, а после ужина поднимались в комнаты Ирен и принимались за ответ. К заходу солнца он, обыкновенно, был уже готов - запечатывался перстнем мсье де Руана и отдавался все тому же мальчику, который относил его в место, бывшее излюбленным еще матерью Ирен. Тайник был обустроен на кладбище, в памятнике одной из заброшенных могил. Таинственно и романтично, как и любит Мари. Сейчас, не посмев самой распечатать письмо, Клер отдала его Ирен и пристроилась у нее за плечом, не желая пропустить ни запятой. Ирен жадно читала, иногда усмехаясь и цокая языком, а Клер, часто не выдерживая, отворачивалась - теребила распятие на груди и боролась с желанием сказать Ирен, как низко та поступает. Но всякий раз не решалась. Внезапно Ирен уронила листок на колени, запрокинула голову и расхохоталась так звонко, что с растущего рядом куста жасмина взлетели птицы. - Клер, - давясь от хохота, молвила Ирен, - подумать только, она пишет всего лишь третье письмо к де Руану, а уже признается ему в любви! Первая! Это немыслимо - у нашей Мари совсем нет совести! Клер же было не до смеха. Поборов растерянность, она все же нашла в себе силы сказать: - Ирен, вы не думаете, что ваши шутки зашли слишком далеко? Мари влюблена, и теперь, если мы прекратим переписку, это разобьет ей сердце. - Ох, Клер, не говорите ерунды, - отмахнулась подруга, небрежно убирая письмо в шелковый кошелек, закрепленный на поясе. - Кстати, сегодня воскресение, и после обеда маменька обычно велит закладывать карету - мы как раз успеем к вечерней службе. Кроме того, я хочу исповедаться: не знаю, как вы, а я на этой недели совершила ужасный грех… Так вы с нами? - О, да, да! - горячо поддержала ее Клер и в порыве даже схватила руку Ирен, - вы совершенно правы - нам нужно во всем покаяться отцу Иоанну, вымолить прощение Господа и сегодня же вернуть перстень мсье де Руану! Ирен посмотрела на нее с непониманием и выдернула руку: - Покаяться? Уж не хотите ли вы рассказать отцу Иоанну о нашей шутке над Мари?! - Да… - Заклинаю вас, не делайте этого! - Но почему же?… - растерялась Клер. - Ведь на нас великий грех, только молитва… - Ах, бросьте, Клер, какой это грех?! Вы знаете священное писание лучше меня: разве в нем говорится, что ложь во имя помощи ближнему - это грех? - Позвольте, какая же это помощь? Ведь если Мари узнает правду… - Откуда она узнает? Кто ей скажет - вы?! Она взглянула Клер в лицо с таким вызовом, будто уже обвиняла ее. - Я - ни за что, но… - Значит, Мари никогда ничего не узнает, - удовлетворенно закончила Ирен. - Кстати, напрасно вы жалеете бедненькую Мари: третьего дня маменька ездила к графу де Граммон поговорить о некоторых делах, а графиня де Граммон неплотно прикрыла дверь и не заметила, что матушка стоит прямо за этой дверью. В общем, маменька стала свидетелем беседы между графиней и ее подругой мадам де Руж. Так вот, графиня сказала, что к Мари посватался граф де Фошри… - Никогда не слышала этого имени, - молвила Клер. - Не удивительно, граф владеет землями в соседней провинции. Так вот, маменька уже навела справки о господине де Фошри: ему шестьдесят лет, и у него крайне затруднительное финансовое положение, которое он надеется поправить с помощью женитьбы. Так что малютка Мари скоро станет женой седовласого отвратительного старца, которого точно никогда не сможет полюбить. А перечитывая наши письма, она будет воображать, что красавец де Руан некогда был пылко влюблен в нее - и ей будет легче смириться с браком. Вы по-прежнему думаете, что то, что мы делаем - дурно? Ирен смотрела на Клер ясным и чистым взглядом, в котором были укор и искреннее непонимание. Клер не смогла ответить ничего достойного и даже сама подумала на мгновение, что они свершают благое дело. А главное… главное, Клер так хотелось задержать еще хоть ненадолго в этом чудесном и гостеприимном доме! Потому она в очередной раз смолчала, теша себя надеждою, что еще один день, еще одно письмо - и она найдет способ прекратить это. - Ну, хорошо… - поддалась Клер, - я ничего не скажу отцу Иоанну. Но если вы собираетесь молчать об этом, то, позвольте спросить, в чем вы собрались покаяться? Ирен резко отвернулась и, кажется, даже чуточку покраснела: - Не просите меня, Клер, я никогда этого не расскажу даже вам. Клер понимающе наклонила голову, хотя долго еще перебирала в уме варианты прегрешений легкомысленной Ирен. Грехи подруги ей виделись одни другого ужаснее… А случилось следующее: намедни, когда приезжал дядюшка Антуан, братец покойного папеньки, с которым матушка водила давнюю дружбу еще со времен своего девичества, на кухне приготовили богатый стол, и ужин длился до глубокой ночи. Когда же маменька и дядюшка удалились в покои - обсудить какие-то очень важные дела, а Клер сморил сон, Ирен не сдержалась, и… съела четыре пирожных и два гусиных крылышка. Ужасный грех! Маменька говорит, что даже прелюбодеяние не такой великий грех, как обжорство… Глава 10. ПОМОЛВКА Брижит поставила на резной столик подле Шарлотты вазу с яблоками и незаметно, будто всю жизнь этим и занималась, передала ей письмо, сложенное треугольником, которое тут же было спрятано в складках юбки. После этого Шарлотта невозмутимо закрыла роман, который читала только что, и поднялась с софы: - Позвольте, я оставлю вас, господа, папенька. Сегодня у них снова гостил барон де Виньи, а всякий раз во время его визита батюшка требовал присутствия Шарлотты в гостиной - она то играла на клавесине, то исполняла арии под аккомпанемент мсье Госкара. В редкие часы ее оставляли в покое и позволяли просто почитать. - Чарли, вы ведь спуститесь к обеду? - Батюшка был недоволен, когда дочь покидала его даже на минуту. - Непременно, папенька, - Шарлотта выдавила улыбку и присела в книксене. Едва вбежав к себе, Шарлотта устроилась за столом и начала читать. Письмо, разумеется, было от мсье де Руана - полное нежности и красивых слов. Он писал о том, как ждет будущего воскресенья и мечтает снова увидеть Шарлотту в церкви. Выражал надежду, что они смогут остаться наедине хотя бы на минуту, потому что ему непременно нужно сказать Шарлотте нечто важное… В этом месте сердце Шарлотты сладко забилось - она так ждала, когда же мсье де Руан ей откроется, и вот, кажется, этот день настанет совсем скоро. Шарлотта долго бы еще перечитывала послание, но в комнату постучала Брижит: - Извольте спуститься к обеду, папенька ждут вас и гневаются, - заявила с порога служанка и, подумав, присела в книксене. Надо сказать, что замок д’Эффель, как и его обитатели, в последние дни довольно сильно изменился. Слуги стали как будто приветливее - неопрятных и нечесаных крестьян здесь было уже не встретить: всех девиц срочно обучили кланяться господам, а мужчин, которых именовали теперь лакеями, вырядили в ливреи и запретили сквернословить. Горничные днем и ночью что-то чистили и мыли, и это дало результаты - замок расцветал на глазах. Оказалось, что гобелены в комнате Шарлотты вовсе не мрачно-серые, а бирюзово-зеленые, изображающие сады с дивными животными, которые хотелось рассматривать и рассматривать. И сама комната стала вдруг светлой и вроде даже более широкой. А, быть может, так казалось из-за того, что принесли больше свечей и отмыли окна. Разумеется, папенька по-прежнему был беден, но, дабы соответствовать знатному гостю, который навещал их каждый день, заложил часть земель и повысил налоги для крестьян. На той недели папенька так расщедрился, что даже пригласил портного, который шьет самим герцогам де Мирабо! В результате Шарлотта заказала себе три новых платья - да ни каких-то, а самых модных, в которых барышни в Париже ходят. В одном из таких платьев, доставленном утром, Шарлотта и обедала сегодня в обществе папеньки, барона и его секретаря. Обедали на свежем воздухе в резной беседке на берегу пруда, который накануне почистили от тины и даже запустили пару белоснежных лебедей. Шарлотта, глядя на эту красоту, не могла нарадоваться - она уже почти ощущала себя героиней романа! Все в этот момент в ее жизни было восхитительно - и этот обед в обществе почтительных людей, и сердечный друг, который вот-вот попросит ее руки, и великолепные наряды. Новое платье из серебристой парчи с серым шитьем и кружевами того же цвета на лифе и рукавах удивительно шло ей. Конечно, Шарлотте шло любое платье, даже в тряпье какой-нибудь крестьянки она выглядела бы великолепно, но именно это платье делало ее, по мнению Шарлотты, великосветской красавицей. Даже не смотря на то, что о Свете она знала только по скупым рассказам Жоржетты де Мирабо. Все было столь чудесно, что Шарлотта не знала, чего еще и желать. - Вы сегодня красавица, Чарли, - барон, сидевший подле, уже давно не сводил с нее глаз и, наконец, решился сказать хоть что-то. В довершение он наклонился и поцеловал ее руку. - Что же, вчера я, по-вашему, была некрасива, Ваша Милость? - капризно спросила Шарлотта. Де Виньи замешкался и бросил беспомощный взгляд на своего секретаря. Тот, сидя по другую руку от Шарлотты, моментально нашелся с ответом: - Господин барон, вероятно, хотел сказать, что вы всегда прекрасны, мадемуазель д’Эффель, но сегодняшний ваш наряд и эта восхитительная роза, что приколота к вашим волосам, делают вас божественной. Шарлотта раскраснелась от столь изысканного комплимента - в какой-то момент ей даже показалось, что мсье Госкар к ней неравнодушен, но по тому взгляду, который секретарь бросил на хозяина, закончив речь, она поняла - он всего лишь помог барону выйти из неловкой ситуации, и ничего личного. - Да… - улыбнулся барон, - Госкар умеет красиво выражаться, а мне вот этого не дано. Я, знаете ли, Чарли, старый вояка, родом из тех времен, когда мужчины не гордились умением складно изъясняться. Барон действительно выправку имел военную - лет ему, должно быть, что-то около сорока пяти, высок ростом, широкоплеч и все еще строен. Вот только дышит тяжело, двигается неловко, да волосы сплошь седые. Хотя в молодости, - думала Шарлотта, - он, верно, был красавцем. Жаль, давно это было. Она снова повернулась к мсье секретарю, которого находила мужчиной суховатым, но интересным: - А мсье Госкар, верно, поэт? - насмешливо спросила Шарлотта. - Я предпочитаю точные науки, - сдержанно отозвался Госкар и вернулся к поеданию крылышка куропатки. Пожалуй, этот мсье Госкар - единственное, что примиряло Шарлотту со скучнейшим обществом барона де Виньи. В нем чувствовалась какая-то тайна, загадка. Мужчины в современном Шарлотте обществе стремились рассказать о себе все и сразу, и часто даже больше, чем содержали в себе на самом деле. Таков был и барон де Виньи, и папенька Шарлотты, и даже мсье де Руан - что, впрочем, нисколько не умаляло его достоинств. Люди хотят вызвать у окружающих хорошее мнение о себе, и в этом нет ничего дурного. Мсье Госкар же как будто желал убедить всех, что он самый обыкновенный ничем не выдающийся человек. Это интриговало, потому что Шарлотта уже сейчас понимала, что это не так. - Завидую вам, мсье Госкар, - притворно вздохнула она, - мне вот точные науки никогда не давались… Папенька поспешно перебил: - Зато моей Чарли очень даются гуманитарные - она уже в десять лет знала три языка и придворный этикет, была обучена танцам и пению, что вы и имели удовольствие наблюдать, Ваша Милость. Закончив ее расхваливать, словно продавец племенную кобылку, папенька приторно улыбнулся барону и даже глупо засмеялся. Шарлотта была удивлена таким поведением, потому как раньше она подобного за своим батюшкой не замечала. С сомнением посмотрев на папеньку, Шарлотта сочла лучшим сменить тему и обернулась к барону: - Господин де Виньи, а где вы остановились? Должно быть, гостите в нашей провинции у родственников? - Нет, мадемуазель, у меня нет здесь родственников… как, впрочем, и нигде нет. Я остановился в Бордо [[6] Самый крупный город, расположенный близ провинции, в которой происходит действие], снял особняк с видом на Гаронну [[7] Река на юге Франции]. - О, я видела эти великолепные особняки на набережной! Должно быть, внутри они еще красивее, чем снаружи? - Мой дом невероятно красив, - с улыбкой ответил барон, - и я был бы рад видеть вас с вашим батюшкой у себя с ответным визитом. Скажем, завтра? - Это чудесно! - Шарлотта чуть в ладоши не захлопала от восторга - побывать в таком особняке было ее мечтой с того дня, когда она впервые посетила Бордо. Только бы папенька не запретил - она робко взглянула на него: - Вы ведь не против? - Разумеется, Чарли, я только рад, - быстро ответил батюшка. Шарлотта заулыбалась, желая теперь, чтобы обед поскорее закончился - ведь ей надобно срочно написать портному, чтобы тот не тянул с пошивом остальных платьев, иначе ей нечего будет надеть. Погруженная в мечты, она не видела, какими взглядами обмениваются папенька и барон де Виньи. Наконец, папенька откашлялся и важно заговорил: - Чарли, а ведь я позабыл сказать вам самое главное. Его Милость барон де Виньи приехали в Бордо не просто так, а по делу. - О, если речь сейчас пойдет о делах, то мне лучше вас покинуть, господа, - со смехом ответила Шарлотта, делая попытку встать. - Нет-нет, Чарли, останьтесь, потому что эти дела касаются вас напрямую. Барон де Виньи оказал нам честь и приехал сюда, чтобы просить вашей руки. Вы рады, милая? Шарлотта только что поднялась с кресла, но, услышав новость, обессилила и снова упала в него. Она настолько не ожидала подобного исхода, что теперь не могла вымолвить ни слова, только во все глаза смотрела на папеньку. Девушка не помнила, как закончился обед - кажется, она сослалась на нездоровье и убежала раньше. Запершись в своей комнате, будто опасаясь, что старик-барон прямо сейчас явится к ней и силой потащит под венец, она из угла в угол металась по узкой спаленке и думала, что делать. Притихшая Брижит сидела у туалетного столика и, делая печальное лицо, наблюдала за барышней. Горничная не понимала всей глубины несчастья, о чем и сообщила Шарлотте: - Барон очень богатый человек, - веско сказала она. - И добрый - мне три раза по медному ливру дарил. Обходительный такой, тихий. И вовсе он не старик, зря вы… - Да много ты понимаешь! - гневно бросила на нее взгляд Шарлотта. После чего решительно вскинула голову и вышла за дверь. Перепрыгивая ступеньки, Шарлотта неслась в кабинет отца, где кроме него застала, разумеется, и де Виньи. - Ваша Милость, не могли бы вы оставить меня с папенькой наедине? - не глядя на барона, холодно произнесла она. Папенька тут же что-то залепетал, потому как такое обращение к знатному лицу и впрямь было непозволительным, но барон его остановил: - Нет-нет, вам действительно есть, что обсудить, - он направился к дверям. Поравнявшись с Шарлоттой, помедлил и несколько сконфуженно сказал ей: - Я понимаю, что вы взволнованы моим неожиданным предложением, Чарли… но я не прошу давать ответ прямо сейчас. Вы можете думать, сколько вам будет угодно. - Благодарю вас, Ваша Милость, - с тем же холодом, и по-прежнему не глядя на барона, молвила Шарлотта. Когда же захлопнулась дверь за бароном, батюшка разом прекратил подобострастничать и, удобно устроившись на своей софе, спросил с не меньшим холодом: - Ну, и о чем же вы хотели говорить, Шарлотта? Шарлотта почувствовала, как к глазам подступают слезы - как батюшка может быть так жесток с ней? За что? Не выдержав, она подбежала к софе и упала на колени перед отцом, схватив край его жюстокора: - Умоляю вас, папенька, не губите меня! - полными слез глазами она смотрела на батюшку. - Не отдавайте за барона, я не люблю его! - Что… - папенька отчего-то растерялся и принялся вырывать одежды из рук дочери, - что… что за капризы, Шарлотта? И встаньте с пола, простудитесь, - девушка, тихо рыдая, поднялась и села на софу. - Право, зря я позволял вам читать столько этих ваших романов. А какой еще любви вы говорите, позвольте спросить? Вам, значит, подавай не только знатного и богатого жениха, но еще и такого, которого вы изволите полюбить?! Может, вы еще и красавца хотите с этими… как их… с кудрями? Шарлотта всхлипнула. Папенька нервно прохаживался по кабинету и сердито поглядывал на дочь. Д’Эффель был обескуражен ее поведением и искренне удивлялся, что барон ее не устраивает в качестве будущего мужа. - Это все нервы, дочка. От неожиданности и счастья. - Какого счастья, папенька! Я люблю другого и ни за что не выйду за барона! - непреклонным тоном заявила, в конце концов, Шарлотта. И тут же об этом пожалела. - Другого?! - брови батюшки поползли вверх. - Значит, любовь за спиной отца крутите! Опозорить меня на всю округу хотите?! Да что же за дети у меня такие - один другого краше! Шарлотта снова почувствовала себя виноватой и сложила руки в мольбе: - Папенька, я уверяю вас, мы любим друг друга самой чистой и искренней любовью! И виделись мы лишь в церкви, и за счастье нам было лишь поклониться друг другу… папенька, я так люблю его, не губите мою жизнь… Батюшка, верно, был растроган, потому как редко ему приходилась видеть дочь рыдающей: - Ну что, что вы из меня какого-то тирана делаете… Коли вы так любите друг друга, то отчего же ваш суженый ко мне на глаза до сих пор не явился? Почему руки вашей не просил? Шарлотта снова всхлипнула. Что ответить, она не знала, потому как и себе не могла объяснить, что сдерживает де Руана. Потому пожала плечами и, глядя в пол, едва слышно молвила: - Он в воскресенье ко мне посватается… - Ах, в воскресенье?! - переспросил батюшка и почему-то рассмеялся. - А в какое именно воскресенье? В каком году? Сдается мне, что это все ваши фантазии, Шарлотта: и возлюбленный-то ваш излишне положительный, как в книжках, и любовь-то у вас «чистая и искренняя». Скажите еще, что влюбились, едва его увидели… - Но… - живо поднялась было с софы Шарлотта. Батюшка ласково поглядел на нее, подошел и по-отечески обнял: - Ты просто излишне романтична, дочка: посмотрел на тебя некий юноша, сказал пару приветливых слов из вежливости - а ты уже о любви говоришь да о свадьбе мечтаешь. Дурочка ты моя… - батюшка снова рассмеялся. - Строишь из себя femme fatale [[8] Роковая женщина (франц.)], а сама-то дитя дитем… - Значит, вы мне не верите, папенька?! - Шарлотта с трудом высвободилась из объятий - смех батюшки ее и злил, и обижал одновременно. - А ежели он приедет сюда и посватается? - Вот когда приедет - тогда и разговор будет. Да только не приедет он никогда. Не выдумывай, дочка, нет у тебя хоть сколько-нибудь серьезных увлечений, - отмахнулся папенька. Потом вдруг посерьезнел и посмотрел на Шарлотту уже сурово: - а посему - свадьбе с бароном быть! Но Шарлотта характером едва ли уступала папеньке и смотреть могла не менее сурово: - Не быть. Барон сам сказал, что будет ждать моего согласия - моего, а не вашего! А коли я признаюсь ему, что люблю другого, так он и вовсе уедет! Папенька хотел что-то ответить, но вдруг принялся по-рыбьи глотать ртом воздух, а потом схватился за сердце. - Папенька! - бросилась к нему Шарлотта, уже пожалев о своих угрозах. Она помогла батюшке улечься на софу и села в ногах, сжав его руку и с мольбою глядя в глаза. - Опозорить хочешь… и не только меня - весь наш род, всех именитых предков… - слабо говорил папенька, обратив взор к потолку. - Папенька, простите меня, я клянусь, что никогда не скажу барону ничего подобного… Батюшка не слушал: - Сын опозорил и ты, любимая дочь, туда же… Я так мечтал, что ты выйдешь замуж за достойного человека, служащего при Дворе. Да за такого, который мог бы к Государю обратиться да вымолить прощение за сына моего непутевого. И вернуть нам титул графский и имение… Не для себя стараюсь - мне-то недолго уже осталось. Все ведь ради тебя, дочка. - Папенька… - Уйди прочь с глаз моих… - батюшка махнул рукой и отвернулся к спинке, не обращая более внимания на Шарлотту. Девушка, все еще плача, поднялась на ноги и, постояв некоторое время, побрела к себе. Барон давно уехал, замок спал непробудным сном, только сверчки за раскрытым настежь окном трещали, мешая Шарлотте думать. Брижит хотела остаться, да Шарлотта прогнала - и без нее тошно. Девушке предстояло принять непростое решение. Да, она с детства мечтала, что встретит именно такого человека, как барон де Виньи - разве что надеялась, что он будет чуть помоложе. Она хотела вернуть титул и былое величие семьи: ей казалось, что все ее предки, сурово взирающие с портретов в картинной галерее, требуют от нее того же. И знала, что не будет ей покоя, пока не исправит ошибки брата. И вот теперь цель была так близка. Барон де Виньи, снискав славу в военных походах, добился уважения короля и теперь служил в дипломатическом корпусе, подчиняясь лишь Его Величеству напрямую. Барону и самому выгодней было бы взять в жены не девушку без роду и племени, а дочь родовитого графа де Рандан - де Виньи обязательно хлопотал бы о возвращении титула. С другой стороны - Шарль де Руан, обедневший дворянин. Ходили слухи, что его мать происходит из рода маркизов, но стоит ли верить слухам? К тому же де Руан никогда - даже если поступит на службу к королю - не добьется при Дворе такого почета, как де Виньи, а значит и вернуть титул не поможет. Если Шарлотта выберет де Руана, то графский титул ее семья никогда не получит, - впервые ясно осознала девушка. Месса подходила к концу, а де Руан все еще не появился. Шарлотта пыталась вслушаться в то, что говорит отец Иоанн, и иногда удавалось даже понять какие-то слова, но мысли ее были далеки. Шарль появится с минуты на минуту, а она так и не решила, что скажет ему. «Господи, вразуми! Что мне делать?… - прошептала Шарлотта, а из глаз ее потекли слезы. - Дай мне знак - любой, я все пойму…» - Простите меня за опоздание, сударыня, - Шарлотта вздрогнула от неожиданности, когда ее легко тронули за руку. Она резко обернулась и, встретившись глазами со взглядом мсье де Руана, четко осознала, что ей делать. Она любит этого мужчину, и сделает все, чтобы быть с ним вместе! Другой судьбы у нее просто нет. - Ах, мсье де Руан, где же вы пропадали столько времени, я уже думала, что вы не придете. - Милая Шарлотта, разве мог я пренебречь вашей просьбой. Я явился так скоро, как только смог! - Шарль был сегодня отчего-то весел. - Но, право же, я не ожидал, что вы захотите увидеть меня так скоро, потому был несколько занят… Боже, вы плачете? - заметил, наконец, он. - Прошу вас, давайте выйдем на воздух. Прихожане вот-вот должны были покинуть церковь, и Шарлотте требовалось говорить очень быстро и четко, чтобы успеть донести все свои соображения. - Батюшка желает выдать меня замуж. Не за вас, как вы понимаете, - сходу сказала она и поймала взгляд Шарля, чтобы увидеть его реакцию. А Шарль мигом погрустнел: всю его веселость как ветром сдуло, вернулось обычно его мрачное расположение духа. - Этого следовало ожидать, милая Шарлотта, - сказал только он и отвел взгляд. Шарлотта ожидала чего угодно, но не равнодушия: - Как! Неужели вы не собираетесь что-то предпринять? Я ваша, сударь, я вас люблю и не желаю выходить замуж за старика! - А был бы он не старик, вышли? - усмехнулся Шарль. - К чему этот вопрос? - не поняла Шарлотта и тряхнула головой. - Послушайте, Шарль, передо мной стоит такой сложный выбор… Что мне делать? Она смотрела на него вовсе глаза и мечтала только об одном: чтобы он схватил ее за руку, усадил в коляску и во весь опор гнал домой, к папеньке, где просил бы его благословения на брак… И не важно бы уже было, что ответ отец. Мсье де Руан же явно не собирался никуда мчаться. Напротив, он скрестил на груди руки, прищурился и пространно рассуждал, будто Шарлотта спрашивала его, любит ли он поэзию Шекспира. - Выбор действительно сложный, - ответил Шарль. - Вероятно, он богат? Ваш жених? Значит, такова судьба… Послушайте, Шарлотта, я хотел поговорить с вами в воскресенье, но раз уж мы увиделись сегодня… Сердце Шарлотты отчаянно забилось - вот он, тот момент! - …Я не могу на вас жениться, - безжалостно закончил де Руан. И тут же добавил: - сейчас не могу. Но вы должны знать, что единственная причина тому - моя бедность. Я люблю вас всем сердцем, но не могу допустить, чтобы вы в чем-то нуждались. Я принял решение поступить на службу к Его Величеству, но как только скоплю достаточную сумму, я вернусь за вами. Сперва Шарлотта не нашлась, что ответить. - И… сколько времени это займет? Какую сумму вы намерены скопить? - рассеянно спросила она. - Два года, я думаю. Может, три. - Вы же понимаете, что мне не позволят столько ждать? - едва слышно произнесла она. Шарль молчал, но в глазах его читалось, что иначе у них вообще нет будущего. Или так, или никак. - Есть еще один выход, - твердо сказала она, - мы должны сбежать… Де Руан чему-то усмехнулся, но Шарлотта не придала значения: - …и обвенчаться, - закончила она. - Тайно? - Разумеется, тайно! Нет, после, когда никто уже не сможет помешать нам, мы все откроем. Вы сможете ехать на свою службу, папенька не посмеет упрекнуть меня, что я позорю семью, потому как я буду замужнею дамой, а барон откажется от всех притязаний на меня. По-моему, это великолепный план, вы не находите?! И теперь уже упрямо и вопросительно она смотрела в серые любимые глаза. Шарлотта втайне наделась, что де Руан предложит ей план побега, как только услышит о ее помолвке, а он даже не особенно радуется, когда она сама предложила ему это. - Вы очень наивны, Шарлотта, - он покачал головой и чему-то улыбнулся. - Вы надо мной смеетесь? - запоздало поняла она. Из церкви уже начали выходить люди, которые могли наблюдать, как Шарль пытался за руку удержать плачущую Шарлотту. - Все не так просто, - пытался объяснить де Руан и удивлялся, что Шарлотта его не понимает - Жоржетта ведь сразу поняла! - Ваш папенька ни за что не позволит вам остаться в родном доме, узнав, что вы замужем. А бросить вас в своем замке одну или же взять с собою ко Двору я не смогу - это значит, мне придется остаться с вами в де Руане. А это тоже невозможно! Я люблю вас, но я беден - нам не на что будет жить. - Все «я», «я» и «я»! - никого не стесняясь, плакала Шарлотта. - Вы думаете только о себе, вам дела нет до того, что чувствую я! Прощайте, сударь, между нами все кончено! Она все же вырвала руку и, пряча лицо, побежала к коляске, в которой ее ждал кучер. «Значит, не судьба, - пронеслась в голове мысль, - ну что ж, так тому и быть!» - Шарлотта, постойте! Девушка уже садилась в коляску, когда увидела бегущего за ней де Руана. В этот момент ей даже стало чуть стыдно: она обвиняла его в эгоизме, а сама поступала не лучше. Ему ведь тоже нелегко далось решение оставить ее. - Шарлотта, - тот подбежал ближе и схватил за поводья ее лошадь, будто боясь, что она сейчас уедет, - я не могу отказаться от вас. - На лице его была такая мука, будто он принял решение утопиться. - Если вы хотите тайно обвенчаться - пусть будет так. - А вы этого не хотите? Вы заставляете меня думать, будто я вас принуждаю жениться. Трогай, Жан! - крикнула она кучеру, слышавшему весь разговор. И обернулась на прощание: - Решение за вами, сударь. Что думаю по этому поводу я, вы знаете. Коляска тронулась, а Шарль остался позади. Впрочем, Шарлотта не сомневалась теперь, что он будет принадлежать ей - и даже улыбнулась этой мысли. - Если обмолвишься хоть словом, Жан - с Сильвой, или, не приведи Господь, с папенькой, то я тоже расскажу Сильве кое-что - о твоих шашнях с Брижит. Сильва была матушкой Жана и славилась тяжелой рукой, властным характером и острою нелюбовью к вертихвостке и неумехе Брижит. Жан недавно справил семнадцатилетие, но Сильву до сих пор боялся как огня. - О чем обмолвлюсь, барышня? - повернулся к ней Жан, улыбаясь во весь рот. - Я ничего не слышал! Глава 11. ПРОЩАЛЬНЫЙ ПОДАРОК Едва коляска скрылась за поворотом, Шарль вскочил в седло и, яростно стегая лошадь, во весь опор помчался в усадьбу. Он ненавидел сейчас и Шарлотту, которая легко и даже походя крутила им, как хотела; и еще больше ненавидел себя - за слабость перед этой женщиной и за то, что позволял ей вить из себя веревки. Он никогда таким не был! Даже в Версале, в этом гнезде разврата, когда очередная кокетка, разглядевшая в нем невесть какие достоинства, разворачивала весь арсенал своих секретных оружий, ему удавалось не терять головы и не делать глупостей… Шарлотта же словно приворожила его. Это невыносимо! И вот она снова добилась своего, хотя Шарль твердо про себя решил, что ни за что не женится. Как у нее это получилось? Сейчас, не успев расстаться с ней, Шарль корил себя за сказанные слова. Они сбегут, обвенчаются тайно без родительского благословления, и у них не будет даже тех трех тысяч ливров, которые обещал ее отец в приданое. Их будет презирать вся округа, как было с его родителями, откажутся принимать соседи и будут пускать мерзкие сплетни на каждом углу. Его матери хватило двух недель, чтобы понять, как она ошиблась - Шарлотта же опомнится через пару дней. И возненавидит его, а дальше… дальше даже думать страшно, что произойдет. К этому времени Шарль уже добрался до своего замка. Окинув взглядом полуразрушенное и словно нежилое сооружение, он еще раз твердо сказал себе, что ни за что не приведет Шарлотту сюда. Никогда! Именно с такими мыслями Шарль де Руан спешился и, взяв жеребца под уздцы, побрел на конюшню. Овса в стойлах не оказалось - откуда бы ему взяться, если он еще утром выгреб последние крошки? Жеребец смотрел на него карими словно вишни глазами и, кажется, укорял. Скинув жюстокор и взяв одно из ведер, Шарль снова вышел во двор, набрал колодезной воды и поставил ее перед конем: - Извини, Диего, сегодня у нас скромный ужин… - конь протяжно заржал, будто подбадривал: «Ничего, брат, настанут и лучшие времена». Ткнулся влажной мордой в плечо Шарлю и потом только припал к воде. Надо бы продать Диего - не мучить ни животное, ни себя. Де Руан, распрягая жеребца, вспоминал, как купил этого великолепного коня на подъезде к Парижу в день прибытия - как лихорадочно рассчитывал, хватит ли у него денег, и как мечтал, что в последний раз считает мелочь. К слову сказать, в Париже, на службе у короля, ему действительно жилось вольготно. Если бы не та глупая дуэль, верно, сейчас он считался бы приличным человеком… не завидным женихом, конечно, но отец Шарлотты был бы не прочь породниться с ним, а так… Что, если ему все-таки вернуться ко Двору? Неужто Шарлотта, едва он покинет провинцию, тотчас бросится под венец с тем графом толи бароном? Нет - он видел ее глаза и читал ее письма - она любит его. И дождется. Шарль не мог объяснить этого и не мог найти доказательств, но чувствовал сердцем, что дождется! И, внезапно поняв, что их с Шарлоттой единственный шанс быть вместе хоть когда-то это расстаться сейчас - как бы нелепо это не звучало - Шарль опрометью бросился из конюшни в замок… вернее в то, что от замка осталось. В зале, бывшей когда-то библиотекой, а теперь единственной жилой комнате, имелся камин, который Шарль даже иногда растапливал, перед камином - истоптанная шкура медведя со сваленной на ней вязанкой дров. По обе стороны от шкуры стояли два кресла, расцветку которых уже лет десять невозможно было определить. У противоположной стены стол - одновременно письменный и обеденный - с выгоревшей почти дотла свечой в почерневшем от копоти подсвечнике, да стопка бумаги, оставшейся здесь еще от отца. Рядом кожаная софа с неубранной с утра постелью. Остальные две стены занимали стеллажи с книгами, тянувшимися до самого потолка: распродавая по дешевке эти книги - ценнейшие экземпляры, в большинстве своем труды античных и римских ученых - Шарль и держался еще. Сейчас, сходу присаживаясь к столу, Шарль с трудом высек искру с помощью огнива - оно отсырело, даже здесь ему не везло! - схватил чистый лист, перо и принялся писать к Шарлотте: «Милая Шарлотта, я не могу знать, простите ли Вы когда-нибудь мне мой поступок, но верю, что благоразумие Ваше возьмет верх, и когда-нибудь Вы меня поймете. Я не могу обречь Вас на муки, позволив и дальше любить меня. Ежели Вы в этом сомневаетесь, Вам достаточно лишь посетить де Руан и увидеть все собственными глазами. Посему я отказываюсь от всех притязаний на Вас и возвращаю Вам Ваши письма и Ваши признания. Отныне Вы вольны делать то, что Вам будет угодно - ни словом, ни делом я никогда не упрекну Вас. За сим прощаюсь и могу только надеяться, что когда-нибудь Вы меня простите». Пробежав еще раз взглядом по строчкам, Шарль поборол в себе желание скомкать письмо и бросить в камин, но вместо этого он присыпал чернила песком. Отцовский перстень с монограммой он где-то потерял - тот был ему великоват - потому просто свернул письмо и, забрав с собою, скоро покинул замок. На дворе уже опускались сумерки, да и разбойники на дорогах в тех краях зверствовали, но Шарль де Руан боялся не этого. Он собрал все деньги, что были в доме, наскоро снова запряг коня и отправился в дорогу. Путь его лежал в Бордо, а через него и в Париж, но Шарль, заехав в деревню, принадлежащую герцогам де Мирабо, спешился и, зайдя во двор знакомого дома, помедлил и уверенно постучал в дверь. Это был дом кузнеца Мишеля Легаре - он был ровесником отца Шарля, не раз помогал тому то коня подковать, то в замке что-то приладить. После смерти старого де Руана так же помогал Шарлю. Жена Мишеля, жалеючи молодого дворянина, частенько носила в замок горячую еду, прибирала да стирала белье за чисто символическую плату. А вот дочка Мишеля - шустрая восьмилетняя Лили - стала поверенной в их с Шарлоттой любви, по три раза на день бегая с их письмами. Лили росла сообразительной и любознательной, и за возможность прочесть новую книгу из библиотеки де Руана готова была доставить послание хоть самому черту. В доме уже спали, так что открыли не сразу. - Кто? - сурово вопросил хозяин через дверь. - Открывай, Мишель, я ненадолго… - Что это вы, сударь, в такой час - никак, случилось чего? - Мишель стоял в одной ночной рубахе с вилами в правой руке - редко в те времена в ночное время в гости ходили с добрыми намерениями. Он посторонился, пропуска Шарля, и крикнул наверх: - Жанна, вставай, собери на стол! - Нет-нет, Мишель, благодарю… Могу ли я увидеть Лили? Ненадолго. Я уезжаю и хотел бы оставить ей кое-что. Смерив из-под бровей Шарля суровым взглядом, тот буркнул: - Спит она. Давайте мне, я передам. Верно, Мишель давно догадывался, где конкретно пропадает его дочь целыми днями и, разумеется, не приветствовал ни ее тяги к знаниям, совершенно лишним для крестьянки, ни помощи в доставке писем сомнительного содержания. Слава Богу, что Лили тут же свесилась через перила со второго этажа и крикнула: - Я не сплю еще, батюшка. Здравствуйте, мсье Шарль! Девочка, до пят закутанная в цветастую шаль, мигом спустилась вниз и любопытным взглядом смотрела на де Руана. Ее отец оставлять их наедине и не думал, что несколько мешало Шарлю. - Здравствуй, Лили… Я приехал попрощаться - сегодня же уезжаю в Париж. - И девочка, и Мишель запричитали и принялись отговаривать ехать ночью, но Шарль только отмахнулся. - Я хочу подарить тебе кое-что, Лили, в благодарность за все, что ты сделала. С этими словами он протянул ей томик в кожаном переплете. - Это же Петрарка! - ахнула девочка. - Ваши любимые стихи… - И твои любимые, я знаю, - улыбнулся Шарль. - Возьми. Коротко кивнув, Лили приняла книгу и, верно, заметила вложенные между страниц письма, потому что сразу спрятала томик под шаль. Девочка все поняла и сделает, как нужно - в этом Шарль не сомневался. Шарль еще раз улыбнулся Лили, благодарно кивнул Мишелю и собрался уже покинуть дом, как со второго этажа спустилась жена хозяина: - Что ж ты стоишь, дурень старый! - накинулась она на мужа и сходу бросилась в кухню. Проворно, не слушая слабых возражений де Руана, она уложила в мешок каравай, оставшийся с ужина кусок вяленого мяса, несколько картофелин и подала ему. А под конец, совсем вогнав юношу в краску, сунула ему в карман несколько экю - пока муж не видел. - Вы третьего дня за обед давали - а нам зачем? У нас и так хозяйство свое… Вам в Париже-то нужнее будет. Старший сын Жанны, красавец, пропавший без вести при очередной стычке с гугенотами, был ровесником молодого де Руана. Снова уловив сходство, Жанна не сдержалась и заплакала, наскоро перекрестив юношу. - Помоги ему, Господь, глупому… - шептала она, глядя на спину удаляющегося Шарля. Глава 12. ТОРГОВАЯ ПЛОЩАДЬ Утро застало Шарля в таверне «Жареный гусь», ночью он прибыл-таки в Бордо. Снимать комнату было ему не по карману, так что молодой человек делал вид, что не очень-то устал и, надвинув на лицо шляпу, спал, откинувшись на стуле. Весь предыдущий год, как его отослали от Двора, Шарль слонялся по Франции и привык спать и в худших условиях. Он дремал под привычный гомон пьяных завсегдатаев, но при любом новом звуке настораживался и готов был проснуться. Потому, когда скрипнула несмазанная дверь, и вошли первые посетители, Шарль мгновенно очнулся - что-то в их поведении уже насторожило его. Быть может, огромная сумка, что тащил один из них, а, быть может, то, что вошли они молчком и, вместо того, чтобы заказать завтрак или выпивку, сели в дальнем углу. Тот, что был с сумкой, носил старательно заштопанный жюстокор, и по всему было видно, что желал походить на приличного буржуа, но уличные повадки и ловкий скользящий взгляд выдавали в нем… человека вовсе не благородной профессии. Второй - толстяк, одетый куда приличнее - на повышенных тонах втолковывал что-то первому и, кажется, угрожал. А, впрочем, таких посетителей здесь было пруд пруди - местечко то еще. Потому Шарль, не обращая более на парочку внимания, потянулся, разминая кости, повел носом, улавливая аромат из кухни, и подумал, что недурно было бы позавтракать. Да, недурно - только не на что. Деньги у него еще были, но до Парижа путь неблизкий, а позавтракать можно и более скромно - припасами Жанны. Впрочем, Шарль все равно отсчитал несколько су и подал хозяину - чтобы коня покормили. Жеребца он оставил пока здесь, а сам же решил прогуляться по городу. Бордо. Этот город у самого устья Гаронны - величественный и грязный, богатый на набережной реки и нищий на окраинах, знаменитый великими событиями и орошенный следами кровавых войн - Шарль обожал его всей душой. Звонкий смех горожанок, задорное цоканье копыт по брусчатке даже заставили юношу на время забыть о Шарлотте и всех других несчастиях. В этот город Шарль влюбился, едва попал сюда три года назад осиротившим мальчишкой - отсюда он уезжал тогда в Париж, как уезжает сейчас. Тогда Шарль мечтал купить один из этих великолепных особняков из белого камня с видом на Гаронну, чтобы никогда не возвращаться в ненавистный де Руан… Еще не рассвело толком, а торговцы уже заполонили всю площадь Комеди, выставляя напоказ яркие ткани и кружева, спелые фрукты и овощи, диковинные безделушки со всех концов света. Цветочницы шныряли между рядами, не столько пытаясь продать товар, сколько желая улыбнуться всем и каждому - так, по крайней мере, казалось Шарлю. Прогуливаясь, Шарль прошелся чуть дальше, к собору Сен-Пьер - туда стекался зачем-то народ, слышался гомон и голоса зазывал. Подойдя, юноша увидел деревянные подмостки, на которых стоял и громко разглагольствовал… господин в заштопанном платье, которого Шарль видел час назад в «Жареном гусе». - Вы не поверите мне, господа, я знаю… - вещал он на всю площадь, - но всего месяц назад я был лыс, как коленка этой прелестной мадемуазель. А теперь же я обладаю шевелюрой, которой позавидует любая красотка! И это не парик - я могу доказать! - и, обращаясь к женщине в первых рядах: - Хотите ли дернуть меня за волосы, мадам, и убедиться, что это не парик? Мадам с важным видом и во всеобщей тишине подергала его волосы и - довольно натурально ахнув - заявила: - Это не парик! Подумать только - это настоящие волосы… попробуйте и вы! - обратилась она к своему соседу. - Я же говорил! - воссиял со сцены господин. - А все благодаря этому великолепному средству, которое стоит всего-то пять ливров! Подумайте только, дамы и господа, пять ливров - и через месяц ваши волосы будут красивыми и гладкими, как шелк! Жалкие пять ливров, неужели хотя бы раз в жизни вы не имеете право потратить на себя жалкие пять ливров! Ну же, господа! - Да-да! - тут же раздалось из толпы. - Малый дело говорит - я своей жене покупал. Теперь она такая красавица, что на других девок и смотреть противно! - А я себе его купил, - в другом конце площади подал голос мужчина с не менее пышной шевелюрой, - так скоро сам себе косы смогу заплетать! Шарль только посмеивался, наблюдая за попытками втюхать товар - подобные сцены на улицах больших городов, вроде Бордо, можно было видеть хоть каждый день. И люди ведь, словно загипнотизированные, шли и покупали, а потом сами не могли понять, что толкнуло их отдать целых пять ливров за склянку с варевом непонятного происхождения. Однако в этот раз торговля у знакомца Шарля шла не очень-то хорошо - горожане, как и Шарль, посмеивались, и никто не спешил покупать средство. Вдруг совсем рядом с Шарлем раздался громкий голос. Приготовившись услышать очередную сказку о чудо-средстве, Шарль, однако, услышал: - Я вот тоже покупал у тебя эту жижу. Скажу я тебе, что воняет она ослиной мочой, а лысым я как был, так и остался. - И я покупала! - завопила его соседка. - Ни одной новой волосинки не выросло! - И я покупал - без толку! Да он вор - выманивает у честных людей их кровные. Чтоб тебе пусто было! И смачно плюнул, попав, впрочем, только на стоявшего впереди буржуа. Мужчина же того и не заметил, а только погрозил кулаком торговцу: - Вор?! Так воры третьего дня мою племянницу в переулке обокрали - небось, и этот с ними заодно! - Бей его! Держи паршивца! - завопил кто-то отчаянным голосом, и на площади началась настоящая суматоха: рассвирепевшие горожане ринулись к сцене, желая на клочки разорвать торговца. Что ж, бывает и такое. Шарль, стоявший по счастью чуть в стороне, решил убраться подобру-поздорову, ибо ничего нет страшнее разъяренной толпы. Купив по дороге у одной из торговок свежего миндального печенья - Диего его обожал и за подобное угощение готов был снести от хозяина все, что угодно - Шарль направился в таверну, где оставил коня. Нести объемный кулек было неудобно, и Шарль, недолго думая, пересыпал печенье в плотный кожаный мешочек для монет - все равно он пустовал. Однако же на подходе к «Жареному гусю», расположенному недалеко от площади Комеди, Шарль снова увидел бушующую толпу - что-то уж слишком они разошлись. Он, обойдя толпу, направился к стойлам, где стоял привязанным Диего, но в этот момент за своей спиной услышал гневные окрики, призывы держать кого-то и прочее, не предвещающее ничего хорошего. Он продолжил путь и наткнулся взглядом на заштопанный жюстокор, встречающийся ему в это утро слишком часто, чтобы не узнать его. Быть может, авантюрист и пробежал бы мимо, ибо явно был занят, но, заметив Шарля и поняв, что перед ним благородный господин, а, быть может, прочитав что-то на его лице, он сложил молитвенно руки и вскрикнул отчаянно: - Спасите, господин! Не дайте погибнуть от рук этих дикарей! Сзади в этот момент на Шарля бежала разъяренная толпа и - чисто инстинктивно, чтобы только защититься - он выхватил шпагу и угрожающе занес ее. Народ мигом остановился и стих. Все знают, что с дворянами лучше не связываться, себе дороже выйдет - а в Шарле, несмотря на его бедную одежду, человека благородных кровей видно было за версту. - Он обманул нас! Он вор! - выкрикнул кто-то самый смелый. - Да! - тут же поддержали другие. - Смерть ему! - Тихо! - перекричал голоса Шарль. Он совершенно не ожидал оказаться в гуще событий и теперь думал, как выпутаться. - Благородный господин дело говорит! - поддакнул из-за его плеча авантюрист, хотя Шарль и не думал его защищать. - Вы сами денежки несли, никто вас не принуждал! Толпа как-то резко поредела: многие, осознав, что толка все равно не добьются, махнули руками и, ворча под нос, ушли. Остались лишь самые кровожадные, а эти были опаснее всего, потому Шарль только крепче сжал шпагу. - Так что же, твой защитничек, может, и заплатит за тебя, а, Бернар? - тот самый толстяк, которого Шарль тоже видел в таверне, отделился от толпы, складывая на грудь руки. - Божился ведь, что сегодня после торговли вернешь долг. Так что? - Я все верну! Ей-Богу! - авантюрист за спиной Шарля отступил на шаг. - Сам же видел, не пошла сегодня торговля! Толстяк загоготал: - Ты уже месяц это говоришь! - и обратился к Шарлю: - Ступали бы вы, благородный господин, с миром, незачем вам об этого плута пачкаться. Шарль спиной почувствовал, как сжался при этих словах незадачливый мошенник, и, ругая себя за вечное невезение, понял, что не сможет бросить этого чудака на растерзание и уйти. Не тому его учил отец и множество книг в его библиотеке. - Помни, с кем разговариваешь, собака… - угрожающе глянул он на толстяка. - Сколько он должен тебе? - Двадцать луидоров, - прищурившись, ответил тот. - И из-за такой жалкой суммы ты смеешь преграждать мне путь? - сдвинув брови, Шарль отвязал от пояса мешок для монет и небрежно швырнул под ноги толпе. - Здесь пятьдесят луидоров - они с лихвой окупят шкуру этого ничтожества. Разумеется, сей же момент началась свалка с руганью, криками, а то и рукоприкладством - каждый надеялся урвать заветный мешочек. Шарль немедля развернулся и направился к стойлам, бросив авантюристу на ходу: - Беги! - Что? - не понял тот и замешкался: наблюдая, как все твои жизненные проблемы решают одним взмахом руки, любой бы растерялся. Но когда толстяк все-таки добрался до мешочка, и округу озарил его гневный рык, до мошенника дошел смысл слов Шарля. - Что?! Да здесь какое-то печенье? - орал толстяк. - Ты еще издеваешься?!! Шарль тем временем уже развязывал узел на поводьях, которыми привязан был Диего, успел схватить седло и попону, вспрыгнул на неоседланного коня и пришпорил пятками. К превеликому неудовольствию де Руана опомнившийся мошенник вздумал к нему присоединиться и, не спросив позволения, ловко вскарабкался на Диего, отталкивая разъяренных горожан ногами и уцепившись, что было сил, за одежду Шарля. Глава 13. ИЛЛЮЗИОНИСТ Через десять минут бешеной скачки, Шарль, наконец, счел, что опасаться нечего, и натянул поводья. С трудом вырвал край своего жюстокора из рук мошенника, чуть не силой стряхнул его с коня и принялся налаживать седло. - Уф, я уж думал, конец мне пришел! - мошенник малость осмелел, поправлял свои одежды и смотрел на Шарля с легкой хитринкой в глазах - изучающе и оценивающе смотрел. Теперь и Шарль мог разглядеть его лучше: невысокий - на голову ниже его самого, узкий в плечах, но с выдающимся брюшком. Волосы у него и впрямь были великолепные, но лицо испитое, а главное, едва взглянув в это лицо можно было догадаться, что перед тобой плут, каких поискать. Досадно и то, что из-за него Шарль в суматохе забыл сумку Жанны со своим завтраком. Туго теперь придется… - О, я ведь не представился, мсье, - спохватился он не без пафоса, - к вашим услугам Бернар фон Дорн, - и поклонился. - Хочешь сказать, что ты голубых кровей? - скептически приподнял бровь Шарль. - О, да, мсье! - и тут же спохватился. - Не таких голубых, разумеется, как вы, но все же… Могу ли я спросить, как мне величать вас? - Никак, - Шарль закончил крепить седло и вскочил на коня, - искренне надеюсь, что больше никогда не увижу вас, мсье как-вас-там-уже-забыл. Он попытался было пришпорить Диего, но плут в этот момент гладил морду коня, и тот отчего-то стоял, как вкопанный. Новый знакомец улыбался с хитрым прищуром: - Мьсе фон Дорн, добрый господин. Но мы, дворяне, все свои люди, так что зовите меня просто Бернар. Шарль мог бы попытаться еще раз пришпорить коня, но плут так обворожительно нагло себя вел, что ему даже стало интересно, что он еще выкинет. - Ловко вы обвели этих дикарей вокруг пальца - это, пожалуй, восемь баллов из десяти по шкале фон Дорна… - По шкале фон Дорна? - в первый раз Шарль сталкивался с таким удивительным самомнением. - Да, мсье. Могу ли я в благодарность… скажем, угостить вас завтраком? В этот момент Шарль даже заинтересовался: - Так у тебя есть деньги? - он рассвирепел. - Так почему же ты не заплатил им, плут?! - Так меня не просили, мсье! Вспомните, как этот негодяй поставил вопрос: «Когда ты заплатишь, Бернар?», - он скривил физиономию и довольно похоже изобразил голос толстяка. - А я честно ответил, что скоро… Так что вы думаете о хорошо прожаренной куропатке, пироге… скажем, с форелью, и добром французском вине? Завтрак действительно был отменным - давно Шарль не принимал пищу в таком комфорте, а Диего, наконец, получил порцию отборного овса. Таверна была рангом повыше, чем «Жареный гусь» - сам Шарль заплатить за такой роскошный завтрак просто бы не сумел. - Так как вас зовут, мсье? - обгладывая бедрышко куропатки, снова поинтересовался фон Дорн. - Шарль де Руан, - не стал больше упрямиться юноша - в процессе завтрака настроение его улучшилось. - Надо полагать, возвращаетесь из дальних походов в родные земли, старина Шарль? Такое панибратство несколько покоробило юношу, но он решил смолчать: в самом деле - у Шарля от благородного господина только и осталось, что имя, да внешность - а по сути он такой же бродяга, как и этот плут. Даже за завтрак свой заплатить не может. - Напротив, - отозвался он, - покидаю родные земли и еду в Париж. Бернар фыркнул: - Бывал я в том Париже - тьфу, а не городишко… Грязный, толкотня кругом. Я бы на вашем месте сидел бы смирненько в родном замке - на свежем воздухе, да на просторе. Женился бы на какой-нибудь… - он подмигнул хорошенькой официантке, - кхм… благородной даме, да воспитывал бы детишек. Шарль впервые за несколько часов вспомнил о Шарлотте. Снова навалилась тоска от безысходности. Верно, он и в лице изменился, потому что Бернар живо сообразил: - Или, постойте… у вас уже есть на примете некая благородная дама, которая и стала причиной вашего отъезда? - Давай сменим тему, - поморщился Шарль. - …Так вот что я вам скажу: никогда не спорьте с женщиной! Я знаю, что говорю: будете спорить - вам же дороже выйдет. Делайте все так, как она хочет. - А если не выходит сделать так, как она хочет?! - гневно взглянул на него Шарль. - Ну… тогда создайте иллюзию, что все свершилось именно так, как она задумала. Она будет счастлива, клянусь вам. Вы, верно, могли подумать, что я - жалкий торговец, только и думаю, как бы людишкам ненужный товар сбагрить, но вы ошибаетесь. Я артист. Мастер иллюзии. Я могу заставить кого угодно поверить во что угодно. Был я когда-то знаком с одной очаровательной мадемуазель… в Париже, кстати, дело было. Так вот, очень уж ей хотелось сережки жемчужные на именины получить. Вот прям сил нет, как хотелось! А я человек хоть и состоятельный, но все мое богатство в родном имении осталось, под Мюнхеном. Так вот, пошел я к одному своему знакомому итальянцу, он мне и слепил те сережки из стеклянного порошка да желтка яичного. Один в один получилось! Рукастый мужик был, жалко, горло ему перерезали в прошлом году… Так вот, уж как моя краля радовалась тем сережкам - сияла вся… Потом, конечно, все раскрылось, скандал был, она меня из дома выставила в чем мать родила… Но зато как женщина была счастлива! - И что - не распознала она подделки сразу? - усмехнулся Шарль. - Да много она понимала в жемчугах-то… Крайне легко заставить человека верить в то, во что он хочет верить, скажу я вам. Шарль еще некоторое время дожевывал кусок пирога, но в голове у него уже засела одна мысль. Внезапно, отложив пирог, он поднял на мошенника взгляд и совершенно искренне сказал: - Бернар, ты гений! - Да, моя маменька всегда это говорила… Ну, до того, как повесилась. Шарль же вскочил из-за стола и бросился к выходу из заведения, как вдруг официантка, а за ней и хозяин завопили: - Постойте, мсье! Вы не заплатили! Бернар, по-прежнему сидя, быстро пережевывал остатки пищи и любовался отделкой стен, будто это ни к нему. Шарль под всеобщее молчание смотрел на Бернара, чувствуя, в какое глупое положение попал. Наконец, мсье фон Дорн дожевал, растерянно перевел очи на Шарля и молвил: - Разумеется, мои карманы пусты, мсье. Так вы заплатите? Если бы де Руана заставили отрабатывать сытный завтрак, он бы этого не перенес. Но ему довольно любезно предложили либо отдать взамен великолепного коня, либо подождать в остроге, когда его друг - то есть мсье фон Дорн - привезет деньги. А это значит, Шарлю предстояло состариться в темнице. И это именно сейчас, когда Шарль понял, наконец, как ему и сохранить любовь Шарлотты, и не обрекать ее на муки. Ведь так все просто, как он раньше не догадался! И теперь, когда решение было найдено, оставалась только одна проблема: последнее письмо, которое он написал к Шарлотте. Если она его прочтет… Шарль потеряет ее навсегда. Вполне могло случиться, что Лили уже отнесла письмо в замок, но вдруг ее что-то задержало! Вдруг в этот самый момент еще можно что-то исправить! Шарля сводила с ума мысль, что вместо того, чтобы попытаться перехватить послание, он сидит в остроге… И сидеть будет еще долго. В темнице на уровне плеча Шарля имелось зарешеченное окно, через которое он наблюдал городскую улицу, и через которое… он увидел, что приближается фон Дорн. Странно, почему он еще здесь? Тот подошел, присел на корточки возле окна: - Ну, простите меня, мсье: когда я приглашал вас отзавтракать, я полагал, что платить будете вы. Я и подумать не мог, что у такого благородного господина не окажется с собой денег. - Все мое состояние осталось в родном имении под Мюнхеном! - кисло улыбнулся Шарль, хотя совсем еще недавно мечтал собственноручно свернуть шею негодяю. - Ты же сказал, что у тебя есть деньги! - Когда? - опешил тот. - Я такого не говорил! Вы спросили: «так почему же ты не заплатил долг тем дикарям?», а я ответил… - Ладно-ладно, я понял… - отмахнулся Шарль. - Послушай, мне очень нужно выбраться отсюда. Не мог бы ты попросить хозяина, чтобы тебя посадили вместо меня. Ненадолго. Тот нервно хихикнул и странно посмотрел на Шарля. - Ага, знаю я вас! Ускачите, и ищи потом ветра в поле. Вас-то до вечера подержат и отпустят, никуда не денутся, а меня еще и вздернуть могут. - Я вернусь! Слово дворянина, что вернусь! - Знаю я ваши слова… По шкале фон Дорна два балла, не больше. Коли так нужно, то давайте я сбегаю, куда скажете. А то и на лошадке вашей - скорее получится. Шарль смерил его презрительным взглядом. Может, хозяин таверны запретил Бернару трогать лошадь, зная, что она не его - потому он еще и не уехал? Да и если этот плут со своей хитрющей физиономией явится к Лили и станет задавать вопросы, выпрашивать письмо - она, разумеется, и слушать его не станет. А то и вопреки все сделает. Быть может, послать его к Жоржетте? Жоржетта точно с ним совладает и найдет способ перехватить письмо… С другой стороны, если он опять лжет - Шарль лишится коня, да еще и будет надеяться зря… Но выхода нет. - Я и перо с бумагой вам принес, мсье, - плут через решетку услужливо протянул ему принадлежности, - пишите скорее, пока стража не прогнала. Решившись, Шарль обмакнул перо в чернильницу и написал коротенькую записку к Жоржетте с просьбой немедля отыскать Лили и забрать письмо. Знаком, что Бернар не самозванец, для нее будут служить его почерк в письме и конь Диего, безусловно знакомый ей. - Скачи во весь опор в замок герцога де Мирабо, найди мадемуазель Жоржетту - это дочь герцога. Несколько помедлив, Бернар кивнул - видимо, не ожидал, что его отправят посыльным к таким знатным господам. Он умчался, а Шарлю оставалось лишь надеяться и ждать. Глава 14. ОШИБКА ЖОРЖЕТТЫ За дверью слышались звуки самой настоящей борьбы, но, прежде чем Жоржетта успела подняться из-за стола, за которым сверяла бухгалтерию - это было ее почетной обязанностью - дверь распахнулась, и в кабинет влетел мужчина лет тридцати пяти с великолепными волосами. В ту же минуту он бухнулся перед ней на колени и ухватил ее за руку: - У меня к вам дело огромной важности, сударыня! - вскричал он. - Наш общий друг Шарль в большой беде! - Шарль?! - Жоржетта так резко поднялась со стула, что тот опрокинулся. Второпях велев лакею оставить их одних, она во все глаза смотрела на посыльного: - Что с Шарлем? Умоляю, говорите быстрее! Мужчина поднялся с колен, но все еще мял в руках шляпу, видимо, роскошь дома действовала на него угнетающе. Девушка жестом пригласила его сесть и, расположившись напротив, смотрела во все глаза. Она была готова к самому страшному. - Наш друг в большой беде, его схватили и держат в остроге, как вора. Вы одна можете его спасти, только вам он доверится! Шарль так и сказал… - Шарль действительно так сказал? - с надеждою глядела на него Жоржетта. Но тут что-то насторожило ее в незнакомце - его слишком внимательный взгляд. Позже она обратила внимание и на потрепанную одежду, и на одутловатое лицо - у их конюшего, старого выпивохи, такое же точно лицо. Она выпрямилась на стуле, возвращая обычную свою холодность: - Позвольте спросить, сударь, откуда вы знаете мсье де Руана? Тот как будто опомнился, глупо моргнул и тут же извлек из-за пазухи свернутый листок: - Простите мою оплошность, Ваша Светлость, я должен был сперва передать вам это. Здесь все написано. Жоржетта, еще раз взглянув на странного посыльного, схватила записку и принялась жадно читать, с первых слов узнавая почерк Шарля: «Жоржетта, у этого человека лицо плута, я знаю, но он единственный, кто оказался рядом. Я умоляю тебя, найди кузнеца Мишеля Легаре и забери у его дочери письмо, которое я оставил для Шарлотты. Я писал ей, а теперь так раскаиваюсь в этом!… Одна ты сможешь меня спасти, мой ангел-хранитель - перехвати то письмо любым способом, прошу тебя». - Но здесь ничего не говорится о том, что Шарлю грозит опасность. Он пишет о… каком-то письме. - Жоржетта с трудом произнесла слово «каком-то», потому что осознавала всю важность этого письма - все ее мысли были сейчас о том, что же такого написал Шарль Шарлотте, о чем сейчас жалел. - Наш Шарль такой скромник, - отмахнулся, между тем, посыльный, - вы же знаете его - в жизни для себя не попросит. Но ему действительно грозит опасность, не бросайте его. Стоит ли говорить, что сию же минуту Жоржетта велела оседлать лошадь, переоделась в амазонку и уже через четверть часа мчалась в деревню, где жил Мишель Легаре. Всю дорогу ее мучил один вопрос - что в том треклятом письме?! Отчего-то Жоржетта была уверена, что в нем Шарль просил руки Шарлотты или писал другие подобные этому глупости. В таком случае, нужно благодарить Бога, что он одумался, и забрать письмо любой ценой! Дом кузнеца Мишеля они отыскали довольно быстро, хозяин открыл дверь сам. - Могу я видеть вашу дочь, сударь? - свысока спросила Жоржетта. Кузнец, должно быть, знал ее в лицо, а если и не знал, то живо сообразил, кто перед ним, потому как посыльный Шарля пафосно представил ее. - Но Лили… - замялся было кузнец, но спорить быстро передумал: - извольте пройти в дом, Ваша Светлость. Лили! - крикнул наверх. Он отошел, кланяясь и предлагая мадемуазель самое удобное кресло, в которое она, впрочем, все равно не села, оглядывая дом с некоторой брезгливостью. С нетерпением она дождалась, когда со второго этажа спустится девочка - худая и высокая не по годам, с портившими лицо рыжими веснушками. Девочка, ровно держа спину, присела в почтительном реверансе, но ни страха в ее глазах, ни нерешительности Жоржетта не увидела - только любопытство. - Где письмо, которое тебе передал мсье де Руан? - требовательно вопросила Жоржетта. Девочка чуть сжалась, но страха в ее глазах не прибавилось: - Я не понимаю, о чем вы, Ваша Светлость… «Личная преданность, значит, - ухмыльнулась Жоржетта, по кругу обходя юную крестьянку и поглядывая на притихших у стены ее родителей. - Наверное, думает, что сейчас ее будут пытать». Но терять время, указывая крестьянке ее место, она не стала, просто вынула письмо Шарля и протянула девчонке. - Читай, - велела Жоржетта. - И немедля неси письмо. Девочка деловито развернула послание и, нахмурившись, стала читать. После взгляд ее несколько просветлел - она стала даже приветливой и радостно сообщила: - Извольте идти за мной, Ваша Светлость, к счастью, письмо еще у меня, - и, развернувшись, помчалась наверх. Жоржета, тоже не медля, приподняла юбки и с трудом стала пониматься по узкой лестнице, которая явно не была рассчитана на дам в пышных платьях. - Батюшка наказал меня за то, что я слишком много читаю, - повеселев, сообщила теперь девчонка, пока они поднимались, - запретил выходить из дома. Потому я и не смогла доставить письма мадемуазель Шарлотте… я так переживала из-за этого! - Письма? Их что, было несколько? Они уже поднялись в комнатку Лили - это была даже не комната, а, скорее, закуток под самой крышей, где стояли кровать и маленький дубовый стол с восковой свечкой и письменными принадлежностями. Лили сноровисто отодвинула кровать, разобрала пару досок, и оказалось, что под полом был тайник - довольно большой. Краем глаза Жоржетта увидела несколько книг и стопку писем, перевязанных простой тесьмой: - Да, - сказала со вздохом Лили, - ведь мсье Шарль велел вернуть мадемуазель Шарлотте все ее письма. А в новом сообщил, что они расстаются. С этими словами девочка вынула из пачки писем одно, самое верхнее, и протянула Жоржетте. Та, схватив, и не веря своим ушам, принялась читать. Но девчонка говорила правду: Шарль решил порвать с Шарлоттой, о чем и сообщал ей в письме. А теперь, кажется, передумал… - Так значит, они не расстаются? - с надеждой спросила девочка. - Что?… Жоржетта только что осознала, что своими руками разрушила свое же счастье. Ну зачем она пришла в этот дом, зачем забрала у девчонки письма?! Если бы Шарлотта их получила, все проблемы были бы решены разом! А, быть может, еще не поздно? Отослать письма Шарлотте, а Шарлю сказать, что не сумела ничего сделать. А девчонку… Жоржетта смерила Лили взглядом и спросила: - Послушай, а ты очень хочешь, чтобы мсье Шарль и мадемуазель Шарлотта были вместе, верно? Девчонка рассмеялась, по-крестьянски прикрыв рот: - Конечно, хочу! Они оба такие красивые… И такие глупые! Жоржетта тоже улыбнулась: - Я смотрю, манеры у тебя отсутствуют напрочь… - с ее языка готовы были сорваться слова, что она желает «облагодетельствовать» Лили, отправив ее в монастырь. Но что-то удерживало. С одной стороны, отослать девчонку далеко, чтобы она не смогла проболтаться Шарлю - это могло решить проблемы. Но, с другой… так ведь Жоржетта скоро дойдет до того, чтобы опоить чем-нибудь Шарля и обвенчаться с ним против его воли. Но это ли ей нужно? Поколебавшись, она, однако, забрала все остальные письма и покинула дом кузнеца. Шла медленно, готовая каждое мгновение обернуться и сообщить о монастыре. Но все же ушла. - Сударыня… сударыня! - к ней подбежал посыльный Шарля, о котором она уже забыла, и чуть не со слезами помог ей быстрее устроиться в седле: - Мы закончили с этими письмами, теперь умоляю, давайте позаботимся о нашем друге Шарле! Непоправимое может случиться в любой момент! Я не прощу себе, если мы не успеем… Это несколько отвлекло Жоржетту от мыслей о письме - она совсем забыла, что Шарлю грозит опасность! - Мне кажется, Шарль ошибся в вас, - произнесла она, - у вас не самое доброе лицо, но вы умеете быть благодарным. Иначе давно вы забрали коня и сбежали. Она с любопытством проследила, как мсье фон Дорн, как он назвался, наклонил лицо, чтобы скрыть смущение, а потом улыбнулся во весь рот и сказал: - Зато Шарль не ошибся в вас - вы самая добрая и умная девушка, я восхищаюсь вами, сударыня. - Он действительно так сказал? - щеки Жоржетты вспыхнули. А фон Дорн снова наклонил лицо: - Нет, но у меня достаточно опыта, чтобы понимать, что люди думают на самом деле. - Как интересно, - скептически отозвалась Жоржетта, - и что же еще думает Шарль, по вашему мнению? - Еще он думает, что любит эту дурочку, с письмами которой мы носимся весь день и даже не успели пообедать из-за них… А я все жду, когда же он раскроет глаза и увидит, какой бриллиант теряет, гоняясь за этой не ограненной фальшивкой. Впрочем, я уже позволяю себе вольности, сударыня, едем же! И он тронулся с места, а Жоржетта, глядя ему вслед, чуть помедлила, после чего тоже пришпорила лошадь. Спустя два часа они внесли нужную сумму хозяину таверны, и Шарля выпустили на волю. Жоржетта смотрела него с жалостью - ей казалось, что он уже осунулся, а то и заболел чахоткой… - Письмо! Вы его забрали? - первым делом спросил Шарль - даже прежде, чем поблагодарил ее за свое освобождение. - Да, конечно… Жоржетта протянула руку, чтобы достать сумку, в которую сложила письма, но мсье фон Дорн невежливо перебил ее. - О, это моя ошибка, господин! Письма мы забрали, но… по пути я случайно выронил сумку с ними. Их уже не найти… Верно, мне теперь ни за что не добиться места при вас? Шарль нахмурил брови - он как чувствовал, что из-за этого плута будут проблемы. Хотя, главное, что письма не попали к Шарлотте - остальное мелочи. Но он все же сказал: - Места? - я и не рассчитывал давать тебе место. И ухмыльнулся: - кроме того, мне нечем тебе платить… все состояние в имении под Мюнхеном, ты же помнишь. - Ах, благородный господин, я уже слишком привязался к вам, чтобы думать о деньгах. Ну… заплатите позже, вдруг когда-нибудь вы разбогатеете? Решающим, однако, стал укор в глазах Жоржетты: - Шарль! Мсье столько сделал для вас - вы поступаете бесчестно. Противиться Жоржетте Шарль не мог, да и не желал - эта умнейшая из женщин всегда оказывалась права. Глава 15. НЕВЕСТА С тех пор, как Шарлотта решила больше не ждать писем от де Руана, словно манны небесной, а просто получать от жизни удовольствие, ее будни превратились в сплошные праздники. Вопрос со сватовством барона де Виньи и с недовольством папеньки она решила просто: благосклонно объявила им обоим, что подумает над предложением, только пусть они ни в коем случае ее не торопят. Барон - так просто просиял! Казалось, ему большего и не нужно. Папенька, увидев его реакцию, тоже успокоился, хотя каждый раз, стоило им остаться наедине, настойчиво советовал дочери думать поскорее, ибо кошелек его не бездонный, и оплачивать ее наряды он долго не сможет. Шарлотта посетила-таки особняк барона в Бордо и пришла в восторг - она даже предположить не могла, что он так великолепен изнутри! И это был не просто дружеский визит: Его Милость дал бал в этом великолепном особняке - в честь Шарлотты. На бал, помимо прочих, было приглашено высшее дворянство королевства! И все, даже приближенные к самому королю, были почтительны с Шарлоттой и ее папенькой, потому как де Виньи при всех назвал ее «особенной девушкой в его жизни, которая очень скоро, возможно, осчастливит его своим согласием». Объявление было довольно смелым, потому как Шарлотта на возможность своего согласия ни разу не намекала, но… все было так замечательно, что она решила не придавать значения оговорке барона. Кроме того, Шарль, разумеется, на этот бал приглашен не был и о словах барона не знал. После бала же выяснилось, что парижские гости барона были очарованы Бордо и срочно принялись снимать, а то и покупать соседние особняки. И сразу давали балы, на которые обаятельную красавицу Шарлотту, к тому же и «особенную девушку в жизни де Виньи» не пригласить просто не могли. Потому день Шарлотты был теперь расписан по минутам. Вставала она поздно, ведь ложилась почти на рассвете, будила ее и не могла добудиться Брижит. Потом с нее, сонной, снимал мерки очередной портной, потом приезжал посыльный от де Виньи с цветами и подарками, потом она оккупировала кабинет отца, чтобы ответить на ворох писем от ее новых знакомых - они все так восхищались Шарлоттой и так любили ее, что не ответить было нельзя. Потом их навещали новые знакомые, которых надобно было развлекать, а к вечеру так вообще начиналась суматоха: сделать прическу, подобрать наряд, успеть на очередной бал, перездороваться на том балу с огромным количеством людей - и танцевать, танцевать до упаду. Шарлотта иногда даже скучала по прежней спокойной жизни. Но редко и больше напоказ. Новое письмо от мсье де Руана она поначалу даже не заметила среди роскошных посланий на дорогой бумаге и с золочеными гербами на печатях. И открывала его без трепета - она все еще была обижена на Шарля. «Милая Шарлотта, - писал он, - прошу Вас меня простить за давешнее мое поведение. Я тысячу раз сожалею, что сам не предложил Вам того, что Вы предложили мне! А потому молю, ежели Вы еще не передумали, принять меня, мой быт и мою любовь. Сделаем же все так, как решили Вы. Я прежде боялся сказать Вам этих слов, теперь же нашел выход, и верю - мы будем счастливы». Едва Шарлотта прочла эти строки, ее обиду как рукой сняло - она, отодвинув прочие послания, достала чистый лист и наскоро принялась сочинять ответ: «Любимый мой, я отвечаю Вам - да, да и да! Тысячу, миллион раз «Да!» Как же я рада, что Вы одумались, я уже и мечтать об этом перестала… Что ж, теперь с нетерпением жду от Вас следующего письма, в котором Вы сообщите дату и время нашей… - она отвела взгляд к потолку, раздумывая, каким бы словом заменить слишком пафосное «свадьба». И, наконец, вывела, - … авантюры. Только умоляю Вас, постарайтесь прислать гонца до семи часов вечера, потому как в семь мы с батюшкой отбываем на званый вечер. А мне так хочется узнать все уже сегодня!» Дописав скорее и даже не проверив грамматические ошибки, Шарлотта запечатала послание и побежала разыскивать Брижит, чтобы та позаботилась о доставке. Ответ не заставил себя ждать, но был излишне короток, что несколько обескуражило Шарлотту: «Я рад, что Вы не успели переменить своего ко мне отношения, потому прошу Вас через два дня в 10 часов вечера быть в Церкви Святой Елены. Ежели на этот день и час Вы званы на бал, то нашу авантюру, разумеется, можно перенести на любой другой день». Слово «авантюра», как показалось Шарлотте, было обведено несколько раз. Что, по-видимому, выражало несколько игривое настроение Шарля. Это Шарлотте не понравилось: венчание дело серьезное! А также ей не понравился излишне язвительный тон письма - будто де Руан по-прежнему был чем-то недоволен. Впрочем, во дворе уже ждала ее коляска и долго раздумывать над посланием Шарлотта не могла. Она небрежно убрала письмо, осмотрела великолепное платье перед зеркалом и, притворив дверь, удалилась. Глава 16. ОТЕЦ И ДОЧЬ Ровно в полдень в свой родовой замок прибыл герцог де Мирабо. Замковая прислуга, облаченная в парадные ливреи, выстроилась в линию и искренне радовалась приезду хозяина. Герцога в замке любили: он не выжимал из крестьян последние соки, подобно другим дворянам, без конца повышающим налоги, чтобы только достойно жить при Дворе. Во главе многочисленной дворни стояли две любимые женщины герцога: его матушка, чопорная герцогиня де Мирабо, и дочь - Жоржетта - ради батюшки надевшая сегодня прелестное платье из розового муслина, украшенное рюшем и лентами. Едва батюшка спешился, Жоржетта, отринула все манеры и, подбежав, бросилась ему на шею - она не видела отца с Рождества. - Как же я соскучилась! Отец, смеясь, как в детстве подхватил ее на руки, хотя Жоржетта вовсе не была пушинкой. Она почувствовала, что на глазах выступили слезы, которые она попыталась скрыть - как же хорошо, что отец приехал именно сейчас! - И я безумно соскучился, крошка! - он поставил дочь на землю и, отойдя на шаг, оглядел: - Совсем взрослая! Какая же ты у меня красавица: особенно, когда надеваешь платья, а не эти мужицкие ботфорты и штаны. Жоржетта рассмеялась, чуть краснея. Смеялась и дворня, поражаясь точности высказываний герцога. Лишь старая герцогиня, которая уже десять лет носила траур по умершему мужу, не изменилась в лице и даже не повернула головы. Только когда сын сам приблизился и почтительно поцеловал ее руку, она изволила ответить: - Здравствуйте, сын мой. Позвольте спросить, когда ожидать приезда герцогини де Мирабо? Улыбка герцога чуть дрогнула, но он в тон ей ответил: - Если Ее Светлость кого-то и оповещает о своем визите, то, увы, не меня, матушка. Старая герцогиня поджала губы и на правах хозяйки пригласила всех в дом. Далее следовал сытный обед из трех блюд, во время которого герцогиня подробно рассказывала о том, каков доход в этом году, каков расход и что, по ее мнению, надобно сделать, чтобы хоть немного сократить вторую цифру. Матушка герцога была дочерью знатного английского лорда, именно она подарила всем будущим поколениям Мирабо медно-рыжие волосы, навязчивые веснушки и дерзкий нрав. Это сейчас старая герцогиня была сама надменность - в молодости же, вовсе не будучи красавицей, она походя покоряла мужские сердца, а будущему мужу отказывала три раза, прежде чем согласиться связать с ним судьбу. Отец и дочь под монотонное повествование старой герцогини вполголоса перешучивались, делая вид, что не замечают суровых взглядов. Едва приличия позволили подняться из-за стола, герцог поклонился матушке и обратился к Жоржетте: - Позволь мне теперь насладиться твоим обществом, крошка. Верно, тебе не терпится рассказать о той доброй сотне романов, что ты прочла в мое отсутствие. Жоржетта, с радостью оставив бабушку, поспешила проводить отца в библиотеку, которая одновременно была и ее кабинетом. Когда-то эта комната принадлежала отцу, но он так редко посещал замок, что Жоржетта давно властвовала ею единолично. Здесь Жоржетта предложила сесть в кресла, обитые золотой парчой, а потом смотрела, как слуга разводит огонь в камине. Она желала как можно скорее поделиться с отцом своими бедами. С самого детства она доверяла отцу все свои тайны, и теперь Жоржетта не видела причин, по которым ей следовало скрывать от него свои мысли относительно Шарля де Руана. Но и заводить этот разговор вот так с порога было неловко… - Ты давно видел маму? Как ее здоровье? - решилась спросить она. - Превосходно, - с улыбкой ответил отец. - Я видел ее в начале апреля. Жоржетта снова замолчала, не зная, что еще спросить. И спохватилась - как она могла забыть! - Как чувствует себя мадам Буффе? Счастливо ли разрешилась от бремени? Лицо отца буквально на глазах просветлело: - Да, крошка! В марте у тебя родился еще один брат - сразу видно, пошел в нашу породу: рыжий и длинный. Жоржетта улыбнулась в ответ, хотя дети этой мадам Буффе, которую вообще-то следовало называть мадемуазель, ее не интересовали. - А старший - Жан-Пьер - должно быть, уже совсем взрослый? - все же спросила она, чтобы сделать отцу приятное. - Ему четырнадцать. Мне удалось устроить его в свиту Людовика Дофина, - не без гордости добавил отец. - А твоей сестре Мари-Луизе всего десять, но уже сейчас видно, что она будет красавицей. Я надеюсь добыть ей место фрейлины, когда малышка чуть подрастет… Милая, если тебе неприятна эта тема - только скажи, у нас найдется, о чем поговорить. - Немного неприятна, - признала Жоржетта. И тут же широко улыбнулась: - Однако стоит тебе сказать, что я твоя сама любимая дочь, и я мигом развеселюсь. Отец не замедлил это подтвердить: - Ты и сама это знаешь, крошка. Но я хочу, чтобы ты помнила: в тебе и в детях мадам Буффе течет одна кровь, не бросай их после моей смерти. Иначе я буду являться к тебе в виде призрака и не дам покоя! Жоржетта рассмеялась вслед за отцом: - Какие глупости ты говоришь! Отсмеявшись, отец и дочь снова замолчали - Жоржетта так и не смогла найти слов для главного. Отец вдруг вздохнул: - Крошка, мое отцовское сердце подсказывает, что девочка совсем выросла и, быть может, даже собралась замуж. Жоржетта вздрогнула: - Как ты догадался?! То есть… словом, ты прав, отец, я думаю, что люблю одного человека. - Любишь или просто влюблена? - бесстрастно спросил отец. Жоржетта взглянула на него недоуменно: - А разве есть разница? - Есть, крошка моя. Я был влюблен в твою матушку, причем тоже думал, что это навсегда. Влюбленность лечится временем, дорогая, любовь же со временем только крепчает - вот такая разница. Должен признать, я надеялся, что ты никогда не выйдешь замуж: в наш век женщине гораздо удобнее быть незамужней, я знаю, о чем говорю. Но, раз судьба распорядилась так… кто же он, твой избранник? - Шевалье де Руан, - выпрямившись в кресле, молвила Жоржетта, уже приготовившись выслушать тираду о том, что она нашла себе неподходящую партию. - Де Руан… Это тот молодой человек, с которым ты водила дружбу прошлой зимой в Версале? Хм, весьма достойный юноша: он великолепно образован, не пустобол, как современные молодые люди. Я много хорошего слышал о его отце, а матушка, если не ошибаюсь, происходит из древнего французского рода… Но, милая, уверена ли ты, что он тебе подходит? - Отец?! - с укором посмотрела на него Жоржетта, которая уже успела обрадоваться такому лестному отзыву о Шарле. Признаться, если бы батюшка сейчас раскритиковал его, возможно, Жоржетта поумерила бы пыл. - Нет-нет, - поспешил оправдаться он, - я не о том, что он беден, хотя это, безусловно, так… Но он же просто скучен, крошка моя! Он пробыл в Версале год, и за это время даже ни разу не был замечен в скандальных интрижках с какой-нибудь фрейлиной! Он единственный раз дрался на дуэли - и то защищал честь матушки! Да к тому же имел глупость попасться. Такой ли мужчина тебе нужен? Жоржетта поджала губы в точности, как ее бабушка: - Папенька, вы забываетесь! Кому вы все это рассказываете - невинной девице? И оба они рассмеялись. Глава 17. РЫЦАРЬ ДЕ РУАН С трудом отец заставил себя уйти в свои комнаты - он ужасно устал с дороги, а они все не могли наговориться. Жоржетте же совершенно не хотелось спать, она, войдя в свои покои, слонялась по полутемной комнате - все ее мысли были о Шарле. Любовь и влюбленность… Жоржетта никогда об этом не задумывалась. А ведь то, что Шарль чувствует сейчас к Шарлотте д’Эффель и есть влюбленность! Шарлотта красивая девушка, ею невозможно не увлечься. Он женится на ней в порыве этих чувств, но пройдет время, и Шарль поймет, как ошибся. А освободиться от нее уже не сможет - католическая церковь разводов не допускает. Родители Жоржетты уже более пятнадцати лет не живут одной семьей: женой отца фактически стала мадам Буффе, матушка же и вовсе как мотылек порхала от одного фаворита к другому. Они и рады бы развестись, но… То же самое, была уверена Жоржетта, ждет и Шарля с Шарлоттой. А вот чувства Шарля к самой Жоржетте - это совершенно другое. Жоржетта не прекрасна, как майская роза, не шлет ему писем с собственными поэтическими потугами, не дает ни единого намека на свою любовь, а он все равно с ней рядом. Он считает ее другом, но Шарль просто еще не осознал, что любит ее. Да, любит! С тех самых пор, как они познакомились - иначе и быть не может. Но появилась эта смазливая дурочка Шарлотта и совсем запутала его! Жоржетта зажгла одну-единственную свечу и села возле темного окна. Вскоре она растворилась в воспоминаниях… Ей было тогда не больше семи. Матушка блистала при Дворе, батюшка уже бросил попытки вернуть ее в лоно семьи и тоже наслаждался жизнью со своей новой женой. А Жоржетта уже тогда отличалась неуправляемым нравом и мальчишескими повадками. Вместо того чтобы музицировать до потери памяти, она просто-напросто вылезла в окно класса, когда ее учитель вышел за нотами. Стащив юбку и оставшись во вполне мальчишеских штанишках, в которых так удобно бегать и лазать на деревья за перепелиными яйцами, она бросилась искать своих друзей - молочного брата [[9] Родного сына ее кормилицы] Сержа и его кузена Клода. Мальчишек она нашла на крыше конюшни, с которой они наблюдали за прибытием гостей. У парадного входа действительно стояла очень красивая золоченая карета - самих гостей слуга уже проводил в дом. Некоторое время друзья обсуждали, кто приехал: в их уединенной провинции гости бывали нечасто. Тут-то Серж и вспомнил, что в замке де Руан, что стоит сразу за лесом, живет в заточении красавица, являющаяся то ли маркизой, то ли самой принцессой - вот так своеобразно поняла историю родителей Шарля соседская дворня. И дети единодушно решили, что такая дорогая карета только и может принадлежать той маркизе. Тут же вспомнили, что у маркизы есть и сын - вот было бы здорово, если бы он тоже приехал! Вскоре детям надоело смотреть на карету, и они занялись привычными своими играми - изображали из себя рыцарей прошлых времен. Разумеется, Жоржетта совершенно на равных с мальчишками орудовала деревянным мечом и побеждала ничуть не реже остальных. Вот и сейчас девочка совершала «смотр войск», наставительно объясняя что-то друзьям. Как вдруг услышала за спиной голос: - Девчонка-главнокомандующий?! Смехота! Мальчишка, который отозвался о ней столь оскорбительно, был никому не знаком - лет десяти, бронзовый от загара, с каштановыми вихрами, лезущими в глаза. Но одет он был как дворянин, а ее, видимо, принял за дворовую. Мальчишке явно было скучно. Жоржетта обернулась, уперла руки в бока и с вызовом спросила: - Да уж точно из меня получше главнокомандующий, чем ты! - Неправда, - хладнокровно ответил мальчишка, - если хочешь, докажу. - Уступить тебе место главного? Вот еще! Сейчас моя очередь! - А ты побудь пока принцессой, а я буду тебя защищать. Все девчонки хотят быть принцессами. Жоржетта фыркнула: - Быть принцессой скучно! - Хотя мелькнула мысль, что, наверное, это здорово, когда тебя кто-то защищает. - Но и рыцаря из тебя никогда не получится, - с гадкой усмешкой изрек мальчишка, а Жоржетта от гнева покраснела до кончиков ушей. Она так вскипела, что готова была растереть незнакомца в порошок! - А ты вообще кто? - еще бойче спросила она. - Наверное, рыцарь де Руан? - она полуобернулась к своре крестьянских мальчишек, и те загоготали, вспомнив недавнюю выдумку про маркизу из соседского замка. Мальчишка нахмурился, обидевшись на смех: - И что в этом смешного? - Да ничего, - почувствовала свою власть Жоржетта, - сейчас узнаем, какой ты рыцарь! С этими словами она толкнула мальчишку в грудь так, что он повалился в стог сена, а сама бросилась наутек, твердо уверенная, что этот маменькин сынок в чистом костюмчике никогда ее не догонит. Жоржетта сноровисто перелезла через изгородь, отделяющую их парк от руанского леса, и бежала, не различая дороги. Однако мальчишка не отставал - Жоржетта не видела его, но слышала хруст веток под его ногами и редкие насмешливые выкрики, что он сейчас до нее доберется. Жоржетта терпеть не могла проигрывать, потому, даже оказавшись на поляне, на самом краю утеса отказывалась признать поражение. Прятаться здесь было некуда - разве что притаиться за толстым дубом. Вдруг не заметит? Прижавшись лопатками к шершавой коре, Жоржетта даже дышать перестала. Вот хруст веток послышался совсем рядом - стоит у дуба. Но внезапно шаги стихи. Неужели ушел? Растяпа… Обрадовавшись, Жоржетта высунулась из-за ствола, и тут же на нее со звериным рыком напал тот мальчишка: девочка даже взвизгнула - не от испуга, а от неожиданности. А мальчишка гадко рассмеялся: - Попалась! Попалась! Жоржетта хотела снова убежать, но он подставил к стволу руку, мешая пройти - на удивление крепкую. Она ринулась в другую сторону, но мальчишка снова подставил руку. Вспомнив слова папы, что проигрывать тоже нужно достойно, Жоржетта гордо вскинула голову и дерзко спросила, возвращая себе облик благородной девицы: - Ну? И что вы дальше намерены делать, сударь? Тот пожал плечами: - А что с вами, принцессами, можно сделать? - Он вдруг прильнул к губам Жоржетты и за то мгновение, пока она снова его не оттолкнула, умудрился ее поцеловать. Сейчас, вспоминая поцелуй Шарля, она тепло улыбнулась и дотронулась до своих губ. Жоржетта никогда не сомневалась, что тем мальчишкой был Шарль. Ее рыцарь де Руан. Вот только, по словам Шарля, его родители были очень бедны, откуда бы у них взяться золоченой карете?… Но тщательно обдумать это Жоржетта просто не успела: ее отвлек удар мелкого камешка в окно. Раздумывая, кому это понадобилось безобразничать в такой час, она раскрыла створки и выглянула вниз. Глава 18. РАЗГОВОР НА БАЛКОНЕ - Мадемуазель Жоржетта! Сударыня! - громким полушепотом пытался дозваться до нее некий мужчина. Жоржетта смотрела на него с высоты второго этажа в кромешной тьме и не могла толком разобрать, кто это. - Бернар?… - наконец, предположил она. - Да-да! У меня к вам срочное дело, Ваша Светлость. Быть может, я поступаю глупо, обращаясь к вам, но… - Бернар, я ничего не слышу! Будьте любезны, подойдите к соседнему балкону - под ним растет высокий тополь, по которому вы сможете взобраться… Бернар все понял быстро и уже через мгновение, освещая себе путь факелом, обследовал дерево. Тополь тот доходил до балкона и тянулся даже выше, к тому же к его стволу были приколочены перекладины наподобие лестницы. Сама Жоржетта их прибивала, потому как в детстве строгая бабушка частенько запирала ее в комнате за непослушание, а Жоржетте, разумеется, скучать там вовсе не хотелось. Давненько той лестницей никто не пользовался… И что, интересно, понадобилось от нее слуге Шарля? Когда Бернар взобрался по дереву, Жоржетта вышла к нему без всякого стеснения - она так и не переоделась ко сну и все еще была в платье розового муслина, разве что волосы расплела. - Что-то с мсье де Руаном? - первым делом спросила она. Бернар так и не решился перелезть на балкон, а стоял по другую сторону перил на довольно широком выступе. Он мялся, не решаясь говорить, но в глазах его была тревога, которая еще больше пугала Жоржетту. - Быть может, я зря паникую, Ваша Светлость, но думаю, что чести мсье де Руана в самом ближайшем времени будет угрожать опасность… Дело в том, что несколько часов назад в замок прибыла дама, даже, пожалуй, девица, из благородных. Она очень волновалась, хотела повидаться с мсье Шарлем и что-то ему передать - письма. Целая стопка. Она мяла их в руках, и по всему можно было понять, что в письмах нечто важное. А мсье де Руан как на грех с обеда где-то запропал. Сперва дама наотрез отказалась воспользоваться моими услугами по доставке писем, но помогло мое врожденное красноречие… В общем, дама отдала письма. Они были не запечатаны, сударыня - простите мне мое любопытство, но я не удержался. Их содержание… сударыня, вы должны взглянуть! И он, раскрыв сумку, вынул пачку писем на розовой бумаге, перетянутых розовой же ленточкой. Не медля, Жоржетта начала читать их… сперва она подумала, что письма от Шарлотты: первые три робкие, несмелые и очень короткие. Но, начиная с четвертого, девицу-автора будто прорвало: Шарля она называла не иначе, как «любимый мой», пафосно и на несколько страницах расписывала малейшие оттенки своих чувств, клялась в вечной любви и требовала таких же признаний от адресата. Жоржетта, никогда не любившая излишней сентиментальности, морщилась и не могла читать больше трех строк. Но более всего ее поразило, что в конце всей этой многостраничной любовной чуши стояла подпись - Мария де Граммон. Неужели Шарль все это время переписывался еще и с Мари?! Ведь на ее письма явно отвечали и точно так же клялись в любви, судя по контексту. Быть того не может… И тут-то в памяти Жоржетты всплыл тот эпизод месячной давности, когда на именинах Мари, она застала ее в графском парке с каким-то письмом - кажется, оно тоже было на розовой бумаге… А в полутуазе от Мари над чем-то потешалась Ирен де Жув - Жоржетта так и не смогла допытаться, что ее развеселило, а теперь, кажется, сообразила… - Теперь вы понимаете? - прервал ее мысли Бернар, - понимаете, почему я так заволновался? Мсье Шарль не мог вести переписку сразу с двумя дамами - не такой мой хозяин человек! Был бы таким ушлым, давно бы сидел при Дворе, при богатой жене, да при красивой любовнице. Кто-то вел переписку с этой неведомой Мари от имени моего хозяина! Жоржетта нахмурилась, уже поняв, кто, и спросила: - Шарль знает о письмах? - Нет, Ваша Светлость… я посчитал, что едва мсье прочтет их, сразу кинется писать к мадемуазель де Граммон и уверять ее, что не он автор предыдущих писем. Мари не поверит, подумает, что он просто решил ее бросить таким способом и - кто знает, что придет ей в голову? Вдруг она предаст письма огласке или сотворит еще что-то не менее ужасное. Общество, разумеется, в любом случае будет на стороне обиженных чувств этой девицы… Моего господина ждет позор в этом случае… Кроме того, сударыня, почти наверняка его вынудят жениться на ней. Я клянусь, что не хотел взваливать на вас лишние заботы, но вы одна можете спасти моего господина - без вас он пропадет. Слуга чуть не плакал, но взволновали Жоржетту не его слезы, а возможная женитьба Шарля на Мари де Граммон. «Этого еще не хватало!» - поджала она губы. - Бернар, вы должны как можно более точно описать внешность мадемуазель, что принесла письма. Тот закатил глаза, вспоминая: - Невысокая, болезненно-худая, все время теребит четки… - Это Клер де Бриенн, - прервала его Жоржетта. - Благодарю вас, Бернар, вы оказали мне… и вашему господину неоценимую услугу. Вы совершенно верно поступили, что передали письма мне - я смогу все уладить. В преданном взгляде мсье фон Дорна на мгновение мелькнула непонятная для Жоржетты хитринка, но мысли ее были слишком заняты, чтобы сейчас анализировать причины поступков Бернара. Она свысока кивнула ему, прощаясь. Итак, Клер де Бриенн выдала себя и принесла письма Шарлю. Зачем? Более или менее понятно, почему она позволила интриганке Ирен втянуть ее в эту авантюру: видимо, не настолько благочестива наша Клер, чтобы устоять перед искушением помучить другого, более успешного, отыскав у него слабое место. Но непонятно, что заставило ее одуматься. Взглянув на часы, Жоржетта поняла, что уснуть этой ночью ей все равно не удастся. Девушка взяла свечу и, покинув будуар, устроилась с пачкой писем в кабинете. Предстояло преодолеть себя и прочесть их все, чтобы понять, как выпутать Шарля из этой истории. Разумеется, мсье Бернар прав: в одиночку Шарль не справится ни за что. Жоржетта проснулась на рассвете - с больной головой. Так всегда бывало, если она засыпала не на своих мягких перинах. Удивительно, но при всех своих мальчишеских повадках, Жоржетта сама понимала, что походной жизни не выдержала бы и неделю. Едва выпрямившись в кресле и потянувшись, она вспомнила, что так и не придумала вчера ничего дельного, кроме как выкрасть письма якобы Шарля из комнат Мари. Но этот путь она тут же оставила романистам, так как для жизни он был совершенно неприемлем. Еще Жоржетта догадалась, что стало причиной, по которой Клер решила прекратить «шутку»: к концу переписки в посланиях Мари все чаще начали мелькать полные пафоса намеки на то, что она любит Шарля так сильно, что не сможет жить без него. В самом же последнем письме та написала прямо: «…Вы стали реже отвечать мне, мой дорогой, обожаемый Лоло [[10] Уменьшительное от имени «Шарль»]. Скажите прямо, неопределенность разбивает мне сердце и орошает мою измученную душу слезами. Вы не любите меня больше, мой миленький??? Если это так, то я тотчас покину этот мир навсегда, чтобы только Вы были счастливы, мой горячо любимый…» Мари пригрозила, что покончит с собой - и Клер испугалась, что она действительно это сделает. Потому и не придумала ничего лучше, чем рассказать все Шарлю. Хороша, ничего не скажешь: они с Ирен заварили кашу, а расплачиваться должен мсье де Руан?! Точнее, вообще Жоржетта… Разумнее всего было просто написать Мари - найти слова и объяснить ей, что девушки зло пошутили. Что это нужно пережить и забыть, потому как со стороны де Руана никогда не было никаких чувств к ней. И нужно убедить ее уничтожить письма, сжечь. Но Жоржетта, сидя над листом бумаги, боялась. Увы, Мари никогда не отличалась благоразумием, она может не послушаться, и тогда выйдет, что Жоржетта усугубила ситуацию еще больше. А она так боялась подвести Шарля! Она не переживет, если вместо привычных слов об ангеле-хранителе Шарль попросит ее больше никогда не вмешиваться в его дела… Конечно, слова ничего не значат… Сколько раз Шарль называл ее своей спасительницей, лучшей женщиной на земле и прочими лестными эпитетами. И что? Жениться он все равно хочет на Шарлотте д’Эффель! Что Жоржетта получит, когда в очередной раз спасет его? Его благодарность? А потом она будет стоять со свечкой во время его бракосочетания с Шарлоттой и строить из себя друга семьи?! Жоржетта очнулась от дурных мыслей, лишь когда поняла, что рвет на части начатое письмо к Мари. Не станет она к ней писать! Нужно придумать что-то другое: позаботиться, наконец, о своем счастье, а не о его и Шарлотты! Глава 19. АВАНТЮРА В день собственной свадьбы Шарлотта проснулась рано, как не просыпалась уже давно. Утро было замечательным: ночью шел дождь, но к рассвету тучи растаяли, оставляя восхитительную свежесть и прохладу. Радостно пели птицы за окном, и порхали бабочки. Лучший день для свадьбы! Едва Шарлотта умылась, вошла Брижит и, заговорщически улыбаясь, протянула барышне черепаховую шкатулку: - Посыльный от Его Милости барона только что заходил. - Что там - открывай, скорее! Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что неприлично ей теперь принимать подарки от посторонних мужчин, но барон всегда угадывал самые потаенные ее мысли - каждый его подарок был маленьким праздником для девушки. Устоять перед этим не было никаких сил! - Пресвятая Дева… - ахнула Брижит, - зеленые алмазы? Точь-в-точь под цвет ваших глаз! - Это изумруды [[11] Цветные драгоценные камни только-только начали ввозить в Европу в XVII веке, и они являлись очень большой редкостью], - стараясь выглядеть сведущей в драгоценных камнях, поправила Шарлотта, хотя у нее самой дыхание перехватывало от такой красоты. - Цветные камни, если хочешь знать, уже давно в Париже все носят. А бриллианты, поди, там кроме горничных никто и не надевает. Брижит вздохнула, беря в руки одну из подвесок, только что отложенную Шарлоттой, и прикладывая к мочке уха: - Вот вышли бы вы замуж за барона, поехали бы в Париж - а я бы при вас. Тоже бы в алмазах ходила да в парче… - Ага, - прищурилась Шарлотта, - может, еще и Жана в Париж взять, а с ним и Сильву? - Нет, Сильву не нужно, ну ее… Молоденькая горничная уже вдела сережку в ухо и крутилась перед зеркалом. Она не сочла нужным надувать губки и требовать от барышни заверений, что, ежели та поехала бы ко Двору, то непременно взяла бы ее с собой. Брижит и так не сомневалась, что взяла бы. А вредную Сильву еще и бы и уговаривала ехать. - Я придумала! - воскликнула вдруг Брижит, - ведь эти ваши изумруды как раз подойдут к зеленому бархатному платью, в котором вы будете венчаться! - Не кричи так, ради Бога! - у Шарлотты отчего-то начало портиться настроение. - Хочешь, чтобы весь замок знал об этом венчании? - И так, поди, все знают, кроме папеньки вашего… - хмыкнула служанка, продолжая перебирать украшения. Действительно, Шарлотта вчера даже Сильве все рассказала. Не утерпела. Ей так хотелось, чтобы хоть кто-то из близких одобрил ее решение! Лучше всего, конечно, чтобы это был папенька, но это невозможно. Сильва исподлобья смотрела на нее, потом горестно покачала головой: - Недоброе дело вы затеваете, барышня. Я-то с мужем своим - Царство ему небесное - тоже ведь убежала да обвенчалась тайком. Помню, батька мой потом меня так хворостиной отделал… и не посмотрел, что я мужняя жена. А барону-то вы зачем голову морочите? - Я все ему объясню, - пообещала Шарлотта, - сразу после венчания. Сильва еще раз вздохнула и, обтерев руки о передник, перекрестила Шарлотту и поцеловала в лоб. Шарлотте определенно везло. Папенька весь день занимался бумагами, потом приехал шевалье де Бриенн, и они, запершись в кабинете, играли в карты. Сильва снесла им, кажется, бутылок пять отборного вина, а выходя, ворчала что-то про беса в ребро. Таким образом, приготовлениям Шарлотты никто не мешал. С Шарлем они сговорились, что он заранее позаботится о поиске священника и будет ждать ее возле церкви Святой Елены после заката. Давно было приготовлено платье из зеленого бархата, украшения и аксессуары. Жан, который должен был отвезти барышню, с утра покормил и почистил лошадь, отмыл от грязи коляску и даже отремонтировал правое колесо, которое скрипело, сколько Шарлотта себя помнила. Сильва напекла пирогов, будто Шарлотта уезжала суток на трое. Брижит, давно сделав барышне прическу, успела и себе зачем-то накрутить локоны, хотя она даже не поедет в церковь: Шарлотта очень хотела ее взять в качестве подружки невесты, но Шарль просил, чтобы она была одна, а настаивать на своем в этот раз девушка не решилась. Словом, были переделаны все дела, а солнце стояло высоко в небе, не желая опускаться. Лечь бы поспать, потому как ночь выдастся долгая, да Шарлотта боялась помять прическу. Когда же, наконец, стемнело, нервы у всех обитателей замка - кроме папеньки Шарлотты - были взвинчены до предела. Сильва рыдала уже в голос, и даже Брижит всплакнула, вешаясь на шею госпоже… И вот Шарлотта подошла к зеркалу, облаченная в подвенечный наряд. Зеленое бархатное платье с отделкой из золотой нити и жемчуга на корсаже очень шло ей, подчеркивая цвет глаз. Черные кудри были уложены под сетку из той же золотой нити и украшены изумрудной диадемой, что преподнес этим утром барон. Ее уши, шея, пальцы и вырез платья тоже были убраны камнями из набора. Шарлотта хоть и считала, что, безусловно, достойна всего этого, но смотрела на себя в зеркало и не узнавала. Это был наряд почтенной дамы из высшего света, но это была не Шарлотта. Это было слишком даже для нее! Такой наряд впору баронессе де Виньи, а никак не мадам де Руан… Осознав все это, Шарлотта не выдержала и - разрыдалась. Теперь она сама бросилась на шею Брижит, срывая с себя драгоценности: - Я никуда не поеду! - дрожащим голосом сообщила она. - Я не могу быть его женой! Я не хочу быть его женой! Я хочу носить красивые наряды и танцевать на балах… Брижит, там, в церкви, когда я ждала его, я просила у Господа знака - и я получила эти знаки. Тысячу знаков! Шарль сам порвал со мной, потом я бросила его, уверенная, что между нами все кончено… Я до сих пор не пойму, почему он согласился на брак! - Ну-ну, это просто нервы, - успокаивала, как могла Брижит, - вот, попейте водички… сейчас вы успокоитесь. Всхлипывая и уже не заботясь, что заплаканные глаза и красный нос делают из нее дурнушку, Шарлотта сняла остатки изумрудов, оставшись вовсе без украшений, а богатство платья прикрыла первой попавшейся перелиной… Не ехать было нельзя. Слишком поздно теперь. Так и не взглянув на себя в зеркало, Шарлотта, словно обреченная на казнь, вышла из комнаты. Спустившись по черной лестнице, она вышла в кухню и сходу окунулась в тепло объятий Сильвы. Как же хорошо и уютно дома, как не хочется ехать в неизвестность… Неохотно покинув кухню, Шарлотта вышла через дверь для прислуги во двор, где уже стояла коляска, управляемая Жаном. Холодный ветер, дувший в лицо, должен был бы взбодрить ее, но Шарлотта, напротив, впала в оцепление и непонятный ужас. Она невпопад отвечала на вопросы Жана, ей становилось то холодно, то жарко, а церковь, внезапно и слишком рано выскочившая на горизонте, внушала панический страх. Когда коляска остановилась, Шарлотта даже не сразу поняла, что мужчина, который помогает ей сойти - Шарль. - Вы бледны, любовь моя, - сказал он обеспокоенно. - Уж не передумали ли вы? «Сейчас я все скажу ему! - твердо решила Шарлотта. - Извинюсь и вернусь домой. Или просто убегу…» Шарль смотрел ей в глаза и ждал ответа. - Я… - начала Шарлотта, - я люблю вас, Шарль, но… - Дети мои, прошу пройти вас под своды святой Церкви, - протяжно и нараспев заговорил некто, стоящий в дверях - по-видимому, священник, которого нашел Шарль. - Это отец Гийом. Я нашел двоих свидетелей, которые тоже давно нас ждут. Пойдемте же, Шарлотта, прошу вас. - Шарль подал ей руку и повел к алтарю. Шарлотта знала церковь Святой Елены с младенчества - здесь ее крестили, здесь она причащалась в первый раз, здесь она знала каждый закуток… но в темноте при слабом свете свечей все было иначе. Все навевало страх, а порой и ужас. - Я надеялась, что нас будет венчать отец Иоанн… - робко молвила девушка. - Любовь моя, отец Иоанн ваш духовник, он ни за что не согласился бы в этом участвовать - вы же понимаете? Шарлотта слабо кивнула, приподнимая подол платья и опускаясь коленями на красную бархатную подушку. Шарль опустился рядом. Поцеловав перстень священника, Шарлотта устремила взгляд в пол и принялась читать слова молитвы. - Я, Шарль Ив Кристоф шевалье де Руан де Шато-Тьерри, беру тебя, Катерина Шарлотта д'Эффель де Рандан, в жены и клянусь в любви, верности и супружеском уважении… - Шарлотта как во сне слышала голос Шарля и думала, что умрет на месте, когда настанет ее очередь произносить клятву. Шарль же говорил уверенно и, по всему видно, что обдуманно: -…а также, что не оставлю тебя до самой смерти, - с этими словами он внимательно посмотрел в глаза Шарлотты и взял ее ладонь в свою. - Да поможет нам Господь Бог всемогущий в Троице единый и все святые. Шарлотта, крепче сжимая руку Шарля, смотрела серые любимые глаза и, по-прежнему не отдавая себе отчета, полушепотом от недостатка сил, повторяла за священником: - Я, Катерина Шарлотта д'Эффель де Рандан, беру тебя, Шарль Ив Кристоф шевалье де Руан де Шато-Тьерри, в мужья и клянусь в любви, верности и супружеском уважении, а также, что не оставлю тебя до самой смерти. Да поможет нам Господь Бог всемогущий в Троице единый и все святые… Перед глазами ее все плыло, ей едва удавалось стоять даже на коленях. - Что Бог соединил, человек да не разделит… - пропел мелодично священник и сделал многозначительную паузу. - Супружество, вами заключенное, я авторитетом Католической церкви подтверждаю и благословляю. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь! Можете поцеловать супругу. Шарлотта вздрогнула, а Шарль, еще раз взглянув на нее, скомкано произнес: - После, святой отец… Шарлотта, вам нехорошо? - Слабость ужасная. Святой отец, мы закончили? Отведите меня домой, прошу! - Да-да, конечно, любовь моя. Шарлотта совсем не помнила, как ее вывели из Церкви, как усадили в коляску, и как она добралась до замка. С Шарлем заранее было условлено, что по окончании церемонии, она вернется домой и без его ведома не станет сообщать отцу о своем замужестве. Разумеется, не станет. Шарлотта и сама с удовольствием бы о нем забыла! Глава 20. ЛЮБОВЬ БАРОНА ДЕ ВИНЬИ Тревожные предчувствия не давали покоя Шарлотте, а главное - занозой сидела мысль, что она поступила неправильно. Даже если опустить тот момент, что Шарлотта добровольно отказалась от богатств и от титула, который ей помог бы вернуть барон де Виньи, она не имела права выходить замуж без благословления папеньки. Он этого не заслужил. От Шарля не было вестей уже несколько дней, потому Шарлотта не смела рассказать батюшке и барону о своем замужестве. А те, разумеется, ни о чем не догадывались и вели себя как обычно. Барон слал ей подарки и сопровождал на балах, куда господ д’Эффель по-прежнему приглашали, без устали отвешивал ей комплименты и оказывал мелкие, но чрезвычайно приятные знаки внимания - признаться, если бы не они, то Шарлотта сутки напролет оставалась бы в унынии. Папенька же и вовсе считал, что ее свадьба с бароном - дело решенное, и вел себя соответственно. А Шарлотта из-за этих намеков места себе не находила. Она ведь теперь мадам де Руан - барон вообще не может находиться подле нее, это неприлично! Де Руан… Это имя - некогда любимое и мелодичное, словно звуки музыки, стало ей ненавистно. Вовсе не из-за Шарля, а лишь потому, что это было теперь ее собственное имя, которое она вынуждена скрывать. Танцы были в самом разгаре, а Шарлотта отказала трем кавалерам подряд и уже мечтала поехать домой - не было никакого настроения веселиться. Как вдруг все стало еще хуже. - Шарлотта, Шарлотта, - зашипел на ухо папенька, - смотри-ка, герцог де Мирабо с дочкой наконец-то откликнулись на приглашение Его Милости и почтили нас своим присутствием. Мы должны поздороваться! - Но, папенька… Шарлотта не ждала от этой встречи ничего хорошего, она прекрасно понимала, почему батюшке приспичило с ними здороваться. Но тот, не спрашивая ее мнения, настойчиво подталкивал ее в спину к новым гостям. Шарлотте ничего не осталось, кроме как почтительно поклониться. Опускаясь в реверансе, Шарлотта, как и всякий раз, ломала голову над тем, почему Жоржетта де Мирабо смотрит на нее, будто она ее заклятый враг. - Бесконечно рад видеть вас, Ваша Светлость, - низко поклонился папенька и улыбчиво приговаривал: - Его Милость барон де Виньи слал вам приглашения на каждый бал, отчего же, позвольте спросить, вы не являлись раньше? - Меня не было в провинции… - начал герцог и впрямь оправдываться, но после спохватился: - э-э-э… Его Милость барон, должно быть, уполномочил вас справляться об этом у всех гостей? Шарлотте стало ужасно неудобно за папеньку: он и впрямь вел себя, как хозяин дома или близкий друг. Папенька же намеков не понимал: - Ах, ну к чему такие церемонии: мы с бароном почти родственники… О, простите, вы ведь еще не знаете: Его Милость недавно сделал моей малышке Чарли одно крайне интересное предложение… Он развязано рассмеялся, и Шарлотта, наконец, поняла, что папенька в этот вечер перестарался в поглощении вина. Господи, как стыдно! - Вот как? - в один голос изумились герцог и Жоржетта, и брови обоих почти синхронно взлетели вверх. Герцог этим и ограничился, а мадемуазель де Мирабо, изображая на лице одновременно и удивление, и восторг, и укор, спросила: - и какой же ответ вы дали Его Милости, Шарлотта? Шарлотта даже сказать ничего не смогла, только густо покраснела. - Шарлотта, разумеется, согласится! - почти выкрикнул отец и снова пьяно захихикал: - немного помучает барона и согласится! - Папенька! - Этого девушка уже не выдержала. - Да-да, прости, дорогая, я не должен был выдавать твой секрет… - тот демонстративно приложил палец к губам и отчетливо подмигнул герцогу. На них уже оглядывались. - Простите меня, господа… - больше слышать это Шарлотта была не в состоянии и, поклонившись, почти бегом удалилась на балкон. Краем глаза она заметила, что настырная Жоржетта продолжает о чем-то расспрашивать батюшку, но хуже чем есть, он уже сделать не сможет. Холодный воздух ночного Бордо несколько успокоил ее, но Шарлотте все равно было настолько плохо, что впору расплакаться. Чем она и собиралась заняться, чтобы хоть как-то снять напряжение. Когда вдруг услышала шаги за спиной. - Ваша Милость?! - обернувшись, она увидела де Виньи, выходящего к ней из бальной залы. Девушка присела в книксене, при этом незаметно смахивая с глаз слезы. - Я не ожидала вас здесь увидеть, простите… Боюсь, нам с папенькой пора ехать. - Чарли, я все слышал, - с пониманием глядя ей в глаза, прервал барон. Она снова покраснела, желая тут же провалиться сквозь землю, и наклонила голову еще ниже. - Вы не должны стыдиться шевалье д'Эффеля, он ваш родитель, что бы там не было. Постарайтесь понять его, - продолжал барон, подходя к ней и неловко беря за руку. - Вы меня же еще и утешаете? - горько улыбнулась девушка, поражаясь его великодушию. - Я просто очень хорошо понимаю вас, Чарли, мой отец тоже был не подарок. И он в свое время принудил меня сделать нечто такое, о чем я жалею до сих пор. Так что, я вас понимаю, как никто другой, - де Виньи перестал улыбаться. - Очевидно, что я не мил вашему сердцу, и вы слишком чисты душой и мыслями, чтобы польститься на мои имя и деньги, - Шарлотта уже в который раз покраснела, - и здравомыслящий человек давно уже должен бы все понять и оставить вас… Шарлотта испуганно вскинула голову: неужели он сейчас скажет, что уезжает в Париж? О таком исходе она даже не думала! - …и я, клянусь, так бы и поступил, если бы не был уверен, что вы перемените свое отношение ко мне. Вы очень молоды, Чарли. Когда я был в вашем возрасте, поверьте, я был еще ветренее и безрассудней… Я имел глупость влюбиться и, разумеется, в ту, на которой мне никогда не позволили бы жениться. Когда нас разлучили, и отец отправил меня на службу, я думал, что никогда не оправлюсь от этого. И действительно, даже через двадцать с лишком лет она одна была в моем сердце… а потом я встретил вас, Чарли. Все меняется, даже то, что кажется вам сейчас незыблемым. Поверьте, через год вы перестанете предавать этому значение, а через пять лет будете смеяться… - Вы смеетесь над своими чувствами к той девушке? - резко спросила Шарлота, которая уже чуть было не поверила, что барон действительно ее понимает. - Нет, - отвернулся тот, - над чувствами смеяться нельзя. Та девушка умерла. Умерла очень давно… - Простите, - сконфузилась Шарлотта. - Но, как бы кощунственно это не звучало, Чарли, те прежние чувства кажутся мне сейчас детскими забавами. В отличие от того, что я чувствую к вам. Потому-то я не отпускаю вас, а верю, что… пусть не сейчас, но через год, через два или даже через пять вы одумаетесь. Шарлотта смотрела на него немного по-новому: ей было странно, что этот человек, оказывается, не утратил способности любить и чувствовать. И даже немного неловко делалось оттого, что после той единственной юношеской и очень пылкой любви она стала единственной, кто смог вызвать в нем подобные чувства. - Простите, Ваша Милость, нам с папенькой действительно пора ехать, - вслух ответила Шарлотта. - Да, конечно, вы позволите проводить вас? Шарлотта ожидала, что папеньку не удастся так легко уговорить ехать, но барон де Виньи что-то шепнул ему на ухо, и тот сразу направился к выходу. Когда де Виньи помогал Шарлотте сесть в коляску, она чуть сжала на прощание его руку и вполне искренне сказала: - Спасибо вам. И спасибо за вечер. Глава 21. МАЛЕНЬКАЯ СМЕРТЬ Ночью у Шарлотты начался жар, и на утро она продолжала метаться по постели и бредить. Сидевшая при ней с полуночи Брижит отчетливо слышала, как барышня зовет мсье де Руана и, то клянется ему в любви, то просит оставить ее навсегда. Слава богу, что папенька этого не слышал, потому как тоже был болен с утра, правда по совсем другой причине. К обеду состояние барышни ухудшилось настолько, что даже несклонная обычно к панике Брижит не находила себе места и, в конце концов, послала за доктором. На этой почве Брижит в очередной раз поругалась с Сильвой, которая тоже рвалась ухаживать за больной, но все больше народными средствами. Доктор, мэтр Морсиньон, приехал к закату и застал мадемуазель д’Эффель в сознании, хотя та и была бледнее простыни, исхудала лицом, а лихорадочно горящие глаза не двигались, уставившись в потолок. Никого из близких она не узнавала. - Состояние мадемуазель д’Эффель не вызывает опасений, - пощупав ее лоб важно изрек доктор, - это, скорее, нервное. Мэтр Морсиньон был довольно молодым человеком для доктора, потому консервативные жители провинции ему не очень-то доверяли и посылали за ним лишь в крайних случаях. Сильва еще до его появления была настроена враждебно, потому как всех докторов поголовно считала душегубами, а от простуды лечила домашних сама - куриным бульоном, отваром ромашки и растираниями. А после слов о «нервном», даже Брижит разошлась: - Что ж вы за доктор такой? Моя сестра два года назад точно так же лежала в бреду, а наутро бедняжка скончалась… - и расплакалась. - Ну-ну, милая, - Сильва ласково погладила девушку по голове и зло глянула на доктора: - что это вы тут оставили? - Микстуры. Пусть мадемуазель пьет по две ложки раз в день и через неделю она будет здорова, - сквозь зубы произнес тот и, не дожидаясь, пока дамы выставят его сами, покинул спальню. Обитатели замка и рады были бы поверить словам доктора, да только очень уж плоха была барышня. К полуночи она смогла узнать Сильву, и первое, что произнесла: - Позовите за священником… верно, недолго мне осталось. Кормилица и горничная дружно начали всхлипывать. - Быть может, - Брижит с опаской глянула на Сильву, - послать за мсье де Руаном? В глазах Шарлотты на мгновение мелькнуло желание жить - но, увы, ненадолго: - Не нужно. Скажите ему только… впрочем, не нужно ничего говорить - он и сам все знает. - А батюшку, батюшку вашего позвать? - рыдала Сильва. Но Шарлотта ничего ответить не успела - впала в забытье. А ухаживающие за ней дамы, снова крепко поругавшись, решили-таки подождать и разбудить мсье д’Эффеля только в крайнем случае. А за священником все же позвали. Находящуюся в полузабытье Шарлотту причастили, после чего она, наконец, уснула. Сильва и Брижит, измотанные сутками без сна, тоже задремали перед самым рассветом, а проснувшаяся первой Брижит к ужасу своему увидела, что барышни нет в постели… Та сидела подле зеркала - бледная, словно привидение, и пыталась нарумяниться. - Зачем вы встали, мадемуазель, - растерялась та, - вам нельзя, вы же… умираете! - Разумеется, умираю! Но я сперва хочу нарумяниться, а то выгляжу дурно, а ты заплети мне волосы. А после я все же напишу мсье де Руану. Говорила Шарлотта вполне серьезно и действительно после легла в постель и сложила руки на груди, но что-то в ее поведении заставило Брижит думать, что барышня все же пошла на поправку. К обеду Шарлотта потребовала булочек с конфитюром, а Сильва тут же бросилась выполнять это желание и едва слышно шепнула Брижит: - Я же говорила, куриный бульон творит чудеса - не надо было никакого доктора звать. - Ага, зря вызывали, только деньги господские потратили… А еще ученый! - и презрительно хмыкнула. А Сильва подумала, что эта девица, возможно, не такая уж плохая партия для ее обалдуя-Жана. Сутки спустя Шарлотта все еще была очень слаба, но велела Брижит затянуть на себе корсет и причесать, как полагается, и сама надела домашнее платье. С утра приехали гости - барон де Виньи и мсье Госкар, но папенька, наслышанный, что Шарлотта очень больна, скрепя сердце, позволил ей не покидать комнату. А еще через час к ней постучала взволнованная Брижит и сообщила: - К вам пришли… мадемуазель де Мирабо пожаловала. Сказать, что вы больны? - Нет-нет, - Шарлотта живо вскочила с кресла, подумав, что Жоржетта, быть может, принесла весть о Шарле, ведь он почему-то уже два дня ей не писал. Мадемуазель де Мирабо вплыла в комнату и первым делом оглядела ее скудное убранство. Жоржетта была в белом муслиновом платье, и Шарлотта, отметив, что это теперь, должно быть, модно, решила заказать себе такое же при первой возможности. Тем более что после болезни она еще больше похудела, и пышные многоярусные юбки на ее тонкой талии будут смотреться изумительно. Шарлотта почтительно опустилась в реверансе перед лицом более титулованным чем она, как требовал этикет, после чего выпрямилась и произнесла: - Рада вас видеть, мадемуазель де Мирабо, вы прекрасно выглядите сегодня. - Да-да, вы тоже. Мадемуазель д’Эффель, ответьте мне, вы действительно помолвлены с бароном де Виньи? - Конечно же нет! - от нахлынувших эмоций Шарлотта вскрикнула. - Барон сделал мне предложение, но я не давала согласия. - Но вы и не отказали, - улыбнулась Жоржетта, и ее улыбку можно было бы описать, как ехидную. Но все же это было правдой, потому Шарлотта почувствовала стеснение: - Могу ли я просить вас, - сказала она, - молчать о том, что вы слышали на балу. Не говорить об этом мсье де Руану. Не подумайте, я абсолютно честна с ним, но та сцена может быть истолкована им весьма двузначно. - В этом нет нужды, мадемуазель д’Эффель, уверяю вас, - по-прежнему улыбаясь, отозвалась Жоржетта. - Послушайте, я не люблю ходить вокруг да около: Шарль просил меня передать вам письмо - возьмите. И, раскрыв кошелек, протянула незапечатанный конверт. Шарлотта отчего-то медлила его взять, как будто подозревая, что благих вестей в нем нет. Слабой рукой она все же взяла письмо, развернула и начала читать: «Милая Шарлотта, я не могу знать, простите ли Вы мне мой поступок, но верю, что благоразумие Ваше возьмет верх, и когда-нибудь Вы меня поймете. Я не могу обречь Вас на муки, позволив и дальше любить меня. Ежели Вы в этом сомневаетесь, Вам достаточно лишь посетить де Руан и увидеть все собственными глазами. Посему я отказываюсь от всех притязаний на Вас и возвращаю Вам Ваши письма и Ваши признания. Отныне Вы вольны делать то, что Вам будет угодно - ни словом, ни делом я никогда не упрекну Вас. За сим прощаюсь и могу только надеяться, что когда-нибудь Вы меня простите». Дочитав, Шарлотта с недоумением подняла взгляд на мадемуазель де Мирабо. Та спохватилась: - Вот письма, которые вы писали к мсье де Руану - все до единого. И протянула пачку писем, которые девушка едва удержала в руках. Видно, сказывалась болезнь, потому что стоять сделалось невыносимо трудно: - Что все это значит? - Я полагаю, что вы не настолько глупы, чтобы не понимать, что означает возврат писем, - жестко ответила Жоржетта. - Мсье де Руан больше не интересуется вами. Он сейчас очень занят приготовлениями к свадьбе, потому просил меня, как друга, уладить все с вами. - К какой свадьбе он готовится?… - Это тайна, - поджала губы Жоржетта, - но, сочувствуя вам, я скажу. Он вел длительную переписку с мадемуазель де Граммон и та, в конце концов, дала согласие на брак. Это будет тайное венчание, потому прошу вас молчать. Шарлотта неожиданно вскипела: - Зачем вы оговариваете его - мсье де Руан не мог так поступить! - Я предвидела, что вы мне не поверите, - кивнула Жоржетта, - потому можете прочесть вот это. И она протянула еще одну пачку писем - на этот раз розовых, любовно перетянутых шелковой лентой. Об этих письмах их владелец заботился куда больше, чем о письмах Шарлотты. Не раздумывая, Шарлотта начала бегло читать. Она пришла в ужас, читая уже первое: это были любовные письма от Марии де Граммон к ее Шарлю! По всему было видно, что Шарль написал ей первый, причем, должно быть, очень пылко писал. Потом еще одно и еще, после которого Шарлотта уже откровенно жалела, что не умерла прошлой ночью. Ведь Шарль действительно ее обманывал! На глазах ее выступили слезы, и Шарлотта без сил упала в кресло. Если бы не присутствие здесь дочери герцога, перед которой Шарлотте отчего-то всегда хотелось выглядеть сильной, она бы разрыдалась. Неожиданно Жоржетта села напротив, и лицо ее сделалось несколько мягче: - Не думайте, что мне легко дался этот разговор, - сказала она, - но я всегда предпочитаю говорить прямо. Я, как друг, пыталась удержать Шарля от связи с вами, но у меня ничего не вышло - Версаль, увы, слишком развратил его. Она поднялась и, наконец, собралась уходить. Лишь у дверей обернулась: - Ежели вам станет чуточку легче от этого, то мсье де Руан действительно испытывал к вам… некоторый интерес. Весьма недостойный дворянина, к сожалению. Мари же - это просто выгодный брак и не более. Вы должны его понять, кто бы отказался от такой партии? Мой вам совет, примите предложение барона и забудьте все. - Я вам не верю, - вдруг произнесла Шарлотта и подняла на мадемуазель де Мирабо неожиданно ясный и сухой взгляд. Та даже растерялась на мгновение. Но после Жоржетта горько улыбнулась и ответила в прежнем тоне: - Что ж, я не стану вас уговаривать, но, ежели письма Мари вас не убедили, то вы можете свидеться с мадемуазель де Граммон и выяснить все сами. Это может разрушить планы мсье де Руана, но я это большой бедой не считаю, так как он поступает не по-христиански. А в моей правоте вы сможете убедиться сегодня ближе к вечеру: у них свидание в Руанском лесу, у дуба на краю утеса. Там очень живописно, но это место находится в глубокой чаще: полагаю, вам лучше не являться туда без сопровождения. Простите, что принесла дурные вести, Шарлотта. Она поклонилась и вышла. Шарлотта в оцепенении сидела, продолжая пустым взглядом смотреть на дверь. Потом резко встала, нервно поправила волосы и села к письменному столу: «Мари, Вы возненавидите меня после этого письма, но я обязана Вас предостеречь, потому как Вы собираетесь совершить противное Богу дело. Ваш жених, шевалье Шарль де Руан - мой муж. Мы обвенчались тайно три дня назад. В подтверждение нечестности помыслов мсье де Руана я посылаю Вам письма, которые Вы писали ему, и которые, побывав в нескольких руках, оказались теперь у меня». Дописав, Шарлотта запечатало письмо, собрала все послания Мари, рассыпанные по полу, и, прямо держа спину, покинула комнату. Она отправила посыльного в Шато-де-Граммон, а сама, даже не переодевшись, спустилась к гостям. Барон де Виньи при ее появлении живо подскочил с места: - Рад вас видеть, сударыня, вам уже лучше? - Благодарю, Ваша Милость, да, мне лучше, - Шарлотта почтительно, но без эмоций опустилась в реверансе. - Я желала бы прогуляться, не составите ли вы мне компанию, сударь? Тот хотел было отговорить ее, ссылаясь на то, что Шарлотта лишь сутки как встала с постели. Но, благодаря увещеваниям папеньки, который только рад был под любым предлогом оставить дочь наедине с бароном, согласился. Очень бледная, с нездорово горящими глазами и в несвойственном для себя молчании Шарлотта мчалась верхом на Разбойнице к владениям мсье де Руана. Барон де Виньи не очень-то поспевал за ней, а главное, не мог понять причины такой спешки. Шарлотта понятия не имела, о каком дубе на краю утесе говорила Жоржетта, потому, как ни гнала лошадь, но найти треклятый дуб все не могла… Глава 22. НА УТЕСЕ В этот самый момент Жоржетта де Мирабо, сидя в украшенной фамильными гербами карете, тоже мчалась к дубу, боясь не успеть и едва сдерживаясь, чтобы перебраться в седло и править лошадью самой. И когда кучер остановил, ссылаясь на то, что дальше карета не проедет - слишком размыта дорога после дождя - она так и поступила. Перед отъездом к Шарлотте сегодня утром, Жоржетта написала письмо Шарлю - весьма короткую записку, в которой упомянула, что дело касается его возлюбленной Шарлотты д’Эффель, и попросила его быть сегодня на закате у их дуба. Еще одно письмо она послала к Мари де Граммон, сообщив, что должна рассказать нечто важное о мсье де Руане - и назначила свидание в тот же час на том же месте. И Шарлотта - можно не сомневаться - обязательно прибудет туда же в сопровождении барона, чтобы уличить Шарля в измене. Расчет Жоржетты был прост: свести влюбленных в Шарля Мари и Шарлотту. Разумеется, они, узнав, что Шарль переписывался с ними обеими, тотчас примут его за подлеца и порвут с ним. Но - что важно - обнародовать письма в этом случае уже не посмеют, а будут лишь тихо оплакивать свои чувства. Возможно, даже станут утешать друг дружку и когда-нибудь подружатся на почве ненависти к Шарлю. Рисковое предприятие, очень рисковое… Еще неделю назад Жоржетта ни за что бы на такое не решилась, но сейчас - она просто больше не могла ждать! Сегодня все решится: Шарль либо будет принадлежать ей, либо она потеряет его. Но жить в этой неопределенности больше невыносимо! Вот и заветный дуб, а вот и Диего - конь Шарля. Вдруг Жоржетта ахнула, в испуге прижав ладонь ко рту: вся поляна была залита алым: «Это просто закатное солнце, - тут же сообразила она, но неясного происхождения тревога заставила ее руки мелко трястись, - подумать только, алый цвет - будто кровь». В этот момент она увидела Шарля, спешащего к ней. Машинально пригладив взъерошенные ветром волосы, Жоржетта повернула голову и заметила мелькающее вдалеке между стволами деревьев розовое платье, наверняка принадлежащее либо Мари, либо Шарлотте. Шарль, тем временем, приблизился и привычно подал ей руку, помогая спуститься с коня. Разумеется, Шарль был взволнован не на шутку и ждал от нее новостей о своей ненаглядной. Девушка же, поборов свою обычную робость в отношении с мужчинами, соскользнула с лошади прямиком в объятья Шарли - тому ничего не оставалось, кроме как подхватить ее на руки. - О, Шарль, простите, я так торопилась, ноги меня не держат… Шарль, весьма смущенный, тут же опустил ее на землю, но Жоржетта и сейчас не спешила размыкать руки, обвитые вокруг его шеи. Его лицо, глаза и губы были так близко, что сердце Жоржетты оглушительно билось в груди. С неохотой она все же опустила руки, но по-прежнему стояла непозволительно близко к нему. - Жоржетта, говорите скорее - что-то случилось? Что-то с Шарлоттой? «Вот опять - все мысли об этой девице!» - гневно подумала Жоржетта и сделала несколько печальное лицо. - Да, друг мой. Как ни грустно это признавать, но мои пророчества относительно вашей возлюбленной сбылись. Не хотела бы пенять вам, что «я же говорила», но тем не менее. Три дня назад, во время званого вечера у барона де Виньи отец вашей возлюбленной во всеуслышание, в присутствии полусотни виднейших дворян провинции заявил, что его дочь - невеста барона. Мне жаль, мой друг, искренне жаль, но… я же предупреждала, что она разобьет вам сердце! Брови Шарля сошлись на переносице - он явно выдумывал оправдание для мадемуазель д’Эффель, а Жоржетта обеспокоенно глянула в лесные заросли, где розовая юбка виднелась еще отчетливей. Можно было даже рассмотреть, что волосы у девушки темные, а сопровождает ее некий мужчина - оба они спешились. Девушка уже не сомневалась, что это Шарлотта и барон. Но где же Мари?! - Так сказал ее батюшка, но согласилась ли с этим сама Шарлотта? - напомнил о себе Шарль. - Шарлотта не возражала. Жоржетта взяла его за руку и печально посмотрела в глаза. Ведь она даже не обманула: Шарлотта действительно не возражала - хоть явно и не была довольна сказанным папенькой, но оспаривать его слова не стала и даже бал покинула не так уж скоро. Дама в розовом и ее спутник, тем временем, уже явно их видели и пробирались все ближе. Собравшись с мыслями, Жоржетта заговорила снова: - Шарль, послушайте, если бы тот эпизод на балу был единственным прегрешением Шарлотты… но она и барон уже больше двух недель ежедневно в этот час встречаются… здесь недалеко. Шарль резко повернул голову в ее сторону, не замечая, что Шарлотта стоит буквально в десяти шагах за его спиной. Шарль пока не верил ей, но сейчас сам убедится! - Что вы говорите, Жоржетта, этого быть не может! - Шарль, мне очень жаль… - И Жоржетта с прежним выражением страдания на лице, снова бросилась на шею Шарля - хотя эта роль и отводилась Мари де Граммон. Шарль не успел ничего сказать, а Шарлотта, в два счета оказавшаяся рядом, обрушилась на него с градом обвинений: - Шарль, как вы могли… как вы могли! - Ее холеное лицо в этот момент было заплаканным и некрасивым, а отсутствие манер и срывающийся на визг голос позволяли даже Жоржетте выигрывать на ее фоне. Это сравнение пронеслось в мыслях девушки мгновенно: ей вовсе не было приятно смотреть на страдания Шарлотты, просто хотелось, чтобы все скорее закончилось. - Чарли! - Словно помогая Жоржетте, в это время появился бароне де Виньи, пытающийся успокоить рыдающую девушку и дотрагиваясь до ее плеча. - Чарли, что случилось? - Как вы могли, Шарлотта! - почти кричал Шарль. - После всех ваших слов и клятв… Я знаю, что произошло на балу! Взгляд Шарля в этот момент был бешеным, Жоржетта даже подумала в какой-то момент, что сейчас он ударит Шарлотту - но саму Жоржетту уже никто не слушал. Шарлотта же, услышав про бал, прекратила рыдать и замерла, во все глаза глядя на Шарля со смесью стыда и ненависти. За нареченную невесту решил вступиться барон: - Кто этот господин, Чарли? Почему он смеет так с вами разговаривать? Шарль же, переведя пылающий взгляд с Шарлотты на него, бешено выкрикнул: - Сейчас вы узнаете, что я за господин! Барон де Виньи, я полагаю? К барьеру! - И выхватил шпагу. Жоржетта ахнула, подаваясь вперед, Шарлотта же и не шелохнулась - из глаз ее продолжали катиться слезы. - Вы вызываете меня, сударь? - уточнил барон, отступая на шаг и не спеша вынимать шпагу, что позволяло Жоржетте надеяться, что дуэли еще можно избежать. Она не хотела этого, совсем не хотела! Страшно даже подумать, что произойдет, если барон погибнет от руки Шарля - а он убьет его, не задумываясь, он прекрасный фехтовальщик, и разум его ослеплен ненавистью. - Да, вызываю! - выкрикнул, тем временем, Шарль. - Вы поразительно догадливы, сударь! Защищайтесь! Он сделал выпад, от которого барон уклонился лишь чудом. Бедный де Виньи был здесь вообще не при чем и явно не понимал, что произошло. - Как к вам обращаться, сударь? - спросил тот, так и не доставая оружия. - И кем вы приходитесь мадемуазель д’Эффель? - Мое имя Шарль де Руан, а кем я прихожусь мадемуазель д’Эффель - она расскажет вам сама. Защищайтесь же! Шарль сделал еще один выпад, который уже не оставлял иллюзий - он собирался именно убить бедного барона. Шпага Шарля проткнула бы его насквозь, серьезно ранив, если бы де Виньи не вынул все же оружие и не отбил удар. Далее Жоржетта, взволнованно дыша, могла только наблюдать, как Шарль наносил удар за ударом, а барон лишь оборонялся, все еще надеясь свести дуэль на нет. Шарлотта наблюдала за происходящим меланхолично - даже, пожалуй, слишком отстраненно. Жоржетте в тот момент подумалось, что она помешалась умом от испуга. Наконец, Шарль добился своего - сперва клинок просвистел в паре дюймов от лица барона, потом ему удалось порвать расшитый рукав его жюстокора, а после - острие вонзилось в левое плечо де Виньи, отчего снежно-белая сорочка мгновенно окрасилась алой кровью. - Хватит… - слабо выкрикнула Жоржетта, но она, так же как и ее мнение, никого здесь не интересовали. Прекратить этот кошмар могла лишь Шарлотта, но она молчала. - Это уже слишком, сударь! - Кажется, барон все же разозлился - если до ранения он лишь защищался, теперь в его глазах Жоржетта заметила не меньшую ярость, а удары его стали нападающими. Шарль же выдыхался. Он хоть и был порядком моложе барона, но ярость слишком вымотала его, и барон, подловив момент, весьма ловко подставил подножку возлюбленному Жоржетте, а после, когда он упал, ударом ноги вышиб шпагу из его рук и приставил острие к шее. - Нет! - в ужасе вскрикнула Жоржетта, бросаясь к телу распростертого на земле Шарля и загораживая его от шпаги барона. - Умоляю вас, не убивайте его! Яростный взгляд барона начал утихать - на утесе повисла такая тишина, что стало слышно, как щебечут птицы. - Чарли, желаете ли вы, чтобы я сохранил этому господину жизнь? - переводя дыхание, вопросил барон немного насмешливо. - Шарлотта, Шарлотта, я умоляю вас! - Жоржетта обратила взор на Шарлотту и готова была упасть перед ней на колени. Та стояла на прежнем месте, и на лице ее не было ровным счетом никаких эмоций, кроме некоторой взволнованности. Она ответила не сразу, как будто еще раздумывала: - Ваша Милость, - едва слышно произнесла она, - я прошу вас отпустить его. И, не глядя более ни на кого, развернулась и скорым шагом направилась в лес, где, должно быть, оставила лошадь. Барон, убрав шпагу и даже найдя в себе силы легко поклониться Жоржетте, торопливо направился следом. Шарлотта, забыв о привязанных к дереву лошадях, бежала в родной замок, не разбирая дороги. Она была так занята своими мыслями, бичеванием себя и ненавистью к Шарлю, что не сразу услышала, что ее зовут: - Чарли! Куда же вы так торопитесь, мое сердце уже не так молодо… постойте… Шарлотта вынуждена была остановиться: сама виновата, нечего теперь себя жалеть. Она должна стойко выслушать все претензии де Виньи и услышать правду о своем недостойном поведении. Право, ее репутации это уже не повредит просто потому, что никакой репутации не осталось. - Чарли… - барон де Виньи, наконец, догнал ее и, пытаясь отдышаться, заговорил: - если вы торопитесь предстать перед вашим папенькой, то вам лучше взять все же лошадь. Но я бы вам советовал немного прогуляться, чтобы остынуть. Девушка молчала, стыдясь поднять глаза на барона. Тот продолжал: - Сударыня, я вынужден попрощаться с вами, поскольку уезжаю сегодня же - срочные дела требуют моего присутствия в Париже. - Шарлотта наклонила голову еще ниже: как, должно быть, разочаровался в ней барон. - Я очень надеялся, что вы и ваш батюшка поедете со мной… но давешняя не очень приятная сцена показал мне, что вы еще не готовы. Что ж, я по-прежнему буду надеяться на ваш благосклонный ответ. Шарлотта недоверчиво подняла взгляд на барона: - Ваша Милость, правильно ли я понимаю, что после этой безобразной сцены вы все еще желаете видеть меня своей супругой? К ее удивлению барон ничуть не выглядел рассерженным или даже озабоченным - его глаза были в этот момент удивительно живыми и почти мальчишескими, а губы улыбались: - Уж не хотите ли вы оскорбить этими словами барона де Виньи? Чтобы я так легко отказался от своей возлюбленной - хорош был бы я тогда. Если честно, я даже рад, что стал свидетелем это сцены: во-первых, давненько я не участвовал в настоящей дуэли за сердце прекрасной дамы, а во-вторых, своими глазами увидел причину ваших отказов. Барон вдруг сделался серьезным: - Я вижу, что вы любите этого глупого мальчишку… - Ничуть не люблю! - перебила его Шарлотта и тут же поправилась: - теперь уже не люблю. Ибо нужно не иметь ни капли самоуважения, чтобы продолжать его любить после его поступка. Она отвела глаза, из которых с новой силой покатились слезы. - Нет, вы его все еще любите, - бесстрастно констатировал барон, - но я уверен, что в самое ближайшее время ваш разум прояснится. Сей молодой человек просто не достоин вашей любви - и не потому, что был побежден человеком в два раза старше него, а потому, что посмел усомниться в вас. Шарлотта, забыв о стыде, смотрела во все глаза на барона и пыталась осмыслить сказанное. Все это было так ново для нее и так непонятно. Узнай о произошедшем ее батюшка, он бы говорил ей сейчас совсем другие вещи и другим тоном. А если следовать знаниям, почерпнутым из любимых романов - знания, которые она все семнадцать лет своей жизни считала истиной - то сейчас ей был один путь: в монастырь. А барон даже не упрекнул ее ни разу… - Что ж, я вижу, вы успокоились, да и выглядите гораздо лучше. Быть может, отыщем наших лошадей и вернемся в замок, пока я не истек кровью окончательно? Шарлотта только сейчас спохватилась: ведь барон ранен и, возможно, очень серьезно. Она, разволновавшись теперь о нем, начала вспоминать, где оставила лошадь. Глава 23. ПРИЗНАНИЕ Шарль лежал спиной на земле и тяжело дышал. Он весь был перепачкан грязью, ворот сорочки был разорван, но, слава Господу, Шарль был даже не ранен. Жоржетта, стоя над ним на коленях, причитала, как набожная крестьянка, и пыталась перебороть робость, чтобы дотронуться до него. В произошедшем она винила только себя. - Шарль… Шарль, посмотрите на меня. С вами все хорошо? Тот распахнутыми глазами глядел в небо и, не сразу расслышав голос Жоржетты, перевел на нее взгляд. И, кажется, не до конца поняв ситуацию, спохватился о своем разнузданном виде: - Жоржетта, простите, вы стали свидетелем этой ужасной сцены… - Нет, это вы меня простите, - глотала слезы Жоржетта, - это я вас позвала сюда. - Но вы же не подозревали, что мы встретим здесь их. Он сказал это так просто и естественно, что Жоржетта сию же минуту растерялась. От понимания, что Шарль не ненавидит ее, и что он для нее еще не потерян, она не нашлась, что сказать. Шарль же, перехватив этот ее растерянный взгляд, начал понимать: - Или… постойте, вы что же специально меня сюда позвали, чтобы я застал их? Вот теперь, чуть отстранившись от нее, он смотрел на Жоржетту так, будто впервые увидел. Смотрел и не мог понять: - Но зачем? Я знаю, вам никогда не нравилась Шарлотта… но зачем так? Шарль сделал попытку встать, и, догадавшись, что он сейчас уйдет - уйдет навсегда и больше никогда не появится в ее жизни, Жоржетта готова была выкинуть все, что угодно, лишь бы задержать его. И она сделала то, о чем мечтала уже давно: подалась к нему, накрывая поцелуем его губы и придерживая за край одежды, не давая уйти. Поцелуй длился всего мгновение, пока Шарль все же вскочил на ноги, отстраняясь от нее. - Потому что я люблю вас! - выкрикнула Жоржетта до того, как он сказал свое очередное «не понимаю». - Неужели вы действительно ничего не замечали? Я люблю вас с того момента, как увидела на первом балу в Версале. А, быть может, любила еще раньше… Шарль отошел еще на шаг и отвел взгляд в смущении: - Вы, наверное, считаете меня круглым дураком… или подлецом, но я действительно ничего не замечал. Боже… - он нервно взъерошил свои волосы, отвернулся, явно желая взобраться на Диего и побыстрее убраться с этого места. Но в последний момент, совладав с собой, снова повернулся к Жоржетта и отвесил весьма галантный поклон: - я прошу простить меня, Жоржетта, за все, что я причинил вам. Завтра же я уезжаю из этих мест. Я вообще совершил огромную ошибку, когда вернулся в провинцию. Прощайте. - Шарль… - слабо позвала Жоржетта, по-прежнему сидя на земле. Он явно слышал ее, но даже не обернулся. Жоржетта брела по руанскому лесу медленно, едва переставляя ноги и ведя лошадь под уздцы. Она понятия не имела, что ей делать теперь - жить как раньше она уже точно не сможет. Читать, охотиться, заниматься домашними делами, ждать нового дня, словно очередного приключения - все это было важно для нее, когда она жаждала набраться новых впечатлений, узнать об этом мире больше. Теперь же, после того, как она пережила самое глубокое чувство в своей жизни, когда призналась в нем самым неподобающим образом и получила совершенно однозначный отказ - Жоржетта была уверена, что ничего более значимого эта жизнь ей уже не преподнесет. Жоржетта имела слишком холодный рассудок, чтобы мечтать о новой любви, а значит, и замужество ее не ожидает ни сейчас, ни через десять лет. Слава Господу, что ни в титулах, ни в богатствах она не нуждается, а родители ее вовсе не настаивают на замужестве. Однажды матушка Жоржетты - весьма сведущая в любовных делах дама - посетовала, что когда женщине в первый раз разбивают сердце, у нее только два выхода: либо ехать ко Двору и разбивать сердца самой, либо отправиться в монастырь и жить в смирении. Жоржетте куда более по душе был первый вариант: разбивать мужские сердца, должно быть, забавно. Наверняка бы при Дворе про нее стали говорить, что яблоко от яблони недалеко падает, намекая на похождения ее вовсе не святых родителей. Только ведь Шарль сообщил ей, что едет ко Двору сам, а встречаться им там вовсе не нужно. По-видимому, остается монастырь. К моменту, когда солнце окончательно опустилось за горизонт, а Жоржетте, готовой ко сну, служанка расплетала волосы, она уже воспринимала мысль о монастыре, как неизбежность. Причем, не такую уж неприятную. Во всем есть плюсы: ей не придется носить удушающие корсеты, не придется изображать веселье на балах, и, наконец, от нее перестанут ждать, что она внезапно похорошеет. Зато будет время для раздумий и чтения. Жоржетта проснулась около полуночи от холода, ворвавшегося с ветром в спальню. Вечер был жарким, и служанка не стала закрывать окна на засов. Трясясь от озноба, Жоржетта заперла рамы и по привычке начала вглядываться сквозь руанский лес в темнеющий на горизонте замок. Мечтая, что Шарль, быть может, сейчас так же стоит у окна и смотрит вдаль. Мысль появилась в ее голове внезапно, и через четверть часа Жоржетта уже быстро, но тщательно собиралась в дорогу. Она сама затянула на себе корсет, надела простое, но милое платье и заплела волосы в косу. Даже отломила головку одного из цветков, украшающих спальню - это была роза - и приколола ее к корсажу платья. Тут же Жоржетта сморщилась, подумав, что это лишнее, но убирать цветок не стала. Тайком покинув замок, она оседлала коня и помчалась в Шато-де-Руан. Право, ее репутации ничего уже не повредит. И даже если повредит - велика беда, ведь Жоржетта все равно желает провести остаток дней в монастыре. Раньше Жоржетте никогда не доводилось бывать в Шато-де-Руане, быть может, потому, въехав во двор, она остановила коня в некотором замешательстве. Шарль говорил, что замок находится в запустении, но она не подозревала, что настолько. Разумеется, никто не отреагировал на ее приезд - не открыл ворота, не помог слезть с лошади, и Жоржетте самой пришлось вести ее в стойла. Здесь, увидев великолепного красавца Диего, Жоржетта тепло улыбнулась и еще больше уверилась в правильности своего решения: - Привет, дружище, - шепнула она ему в ухо и потрепала холку. После чего решительно направилась к главным дверям. Стучать пришлось долго и громко - ей-Богу, весь замок должен бы уже встать на уши. От поразившей ее догадки, что Шарль решился ехать в ночь и уже покинул провинцию, она ахнула. Но в этот самый момент послышался скрежет отодвигаемого засова, после чего дверь, наконец, отворилась: - Мадемуазель Жоржетта? - на пороге стоял Бернар фон Дорн в сорочке до пят, ночном колпаке и с горящим факелом в руках. - Очень рад вас видеть, но… - Вечер добрый, мсье фон Дорн, ваш хозяин дома? - Да, - посторонился тот, пропуская Жоржетту, - он спит, но я сейчас же разбужу его. - Не трудитесь, я сама… проводите меня в его спальню. Тот с сомнением посмотрел на нее, даже обычной хитринки в глазах не было: - Ваша Светлость, вы уверены? Это была бы неплохая идея раньше, но сейчас… обстоятельства несколько изменились. - Я не желаю это обсуждать, - повысила голос Жоржетта, - отведите меня к вашему хозяину. - Как скажете… - тот явно нехотя повел ее к узкой и темной лестнице. Идти пришлось долго - лестницы, коридоры, галереи. Замок был немалый, но ужасно необжитый. Под ногами с недовольным писком шмыгали крысы, углы заросли паутиной, а над головой то и дело кто-то шумел - то ли летучие мыши, то ли птицы. И ни единой свечи или факела на стенах - только тот, что Бернар нес в руках, заботливо освещая путь Жоржетте. - Надо же было так запустить замок… - обронила девушка, в очередной раз споткнувшись. - Верно, уже прадеды мсье де Руана начали это дело. - О, да, сударыня, - рассмеялся Бернар, - должен сказать, что лишь благодаря мне здесь начали хоть что-то делать. Между прочим, я в одиночку привел в порядок одну из спален для мсье де Руана, а то раньше он, стыдно сказать, спал в библиотеке. А еще я нанял кое-какую прислугу - бродяжку с сыном-подростком. Готовы работать за еду и за крышу над головой, а готовит она, скажу вам, весьма недурно. Мальчишку я пристроил на мелкую работу… раньше-то мсье де Руану помогал тот кузнец - Легаре, кажется - но, видите ли, его дочку третьего дня справили в монастырь без его воли, а кузнец решил, что это из-за моего господина, и обозлился. После этих слов Бернар резко замолчал, а Жоржетта поняла, в чей огород этот камешек. Да, это она распорядилась забрать дочку кузнеца от родителей и оплатила ее обучение в монастыре, чтобы та не сболтнула лишнего Шарлю. - Долго ли еще идти, Бернар? - нервно спросила Жоржетта, чувствуя себя неловко из-за этого. - Да вот, собственно, и спальня… самая приличная комната в замке, я все обошел, поверьте. Он поклонился и ушел вместе с факелом. Жоржетта, постояв в кромешной тьме, решительно взялась за ручку двери и, не колеблясь, вошла внутрь. В комнате было темно, но Жоржетта слышала дыхание Шарля и на ощупь стала продвигаться. Она нашла его спящим и, присев на край постели, ласково провела ладонью по лицу. А потом, словно с головой бросившись в воду, прильнула губами к его губам. - Это вы? - Шарль проснулся, освобождаясь от ее объятий. - Вы пришли? Девушка не тешила себя иллюзиями - конечно, он принял ее за Шарлотту. Но назвать сейчас свое имя это равносильно быть изгнанной из его спальни, а такого унижения она бы просто не пережила. Жоржетта решила обмануть его - в последний раз. - Это я, Шарль, - произнесла она шепотом, надеясь, что это исказит ее голос. - Я люблю вас, я хочу быть с вами этой ночью - мне ничего больше не нужно от вас. - Вы пожалеете об этом завтра, - в тон ей, шепотом отозвался он. Его дыхание обжигало щеку Жоржетты, вытесняя остатки разума: - Не пожалею, - молвила она, снова отыскивая его губы. Шарль целовал ее сперва нежно, едва касаясь, а Жоржетта, читавшая о поцелуях разве что в романах, полностью отдавалась чувствам, удивляясь тому, что поцелуи, оказывается, действительно пьянят не хуже вина. Постепенно же поцелуи Шарля становились жестче, рождая в Жоржетте новые и непонятные пока чувства - ей хотелось слиться с ним, стать единым целым. Как в полусне Жоржетта чувствовала, что Шарль ласкает уже не ее губы, а шею и плечи. Девушка вздрогнула, когда он рывком освободил ее плечо от рукава платья, но, быстро спохватившись, повернулась к нему спиной и убрала волосы, позволяя справить со шнуровкой корсета. Проснулась Жоржетта оттого, что кто-то касался теплыми пальцами ее щеки. Тут же в памяти вспыли события ночи, и Жоржетта не смогла сдержать улыбки. Сквозь закрытые веки било солнце - значит, уже утро. Она открыла глаза. Шарль, уже одетый, сидел на краю кровати, где лежала она, и, облокотившись на руку, гладил ее лицо и волосы. Увидев, что Жоржетта проснулась, он улыбнулся краем рта и первым делом сказал: - Знаете, вы вовсе не кактус, Жоржетта. Девушка растерялась - не этого она ждала - и, прикрываясь простыней, села на кровати. - Вы лилия. Водяная. На том омуте, где водятся черти. Жоржетта смутилась и отвела взгляд, проклиная свою особенность: стоило ей чуть взволноваться, кровь немедленно приливала к щекам и ушам. Вот и сейчас, должно быть, ее лицо было пунцовым. Но она все же ответила, смело глядя ему в глаза: - Я просто люблю вас. И лишена всяческих предрассудков. Меня так воспитали. - Я это уже понял, сударыня, - Шарль подпер голову рукой и улегся на кровать рядом с девушкой. Та невольно отодвинулась, заворачиваясь в простыню и из последних сил пытаясь сохранить хладнокровие: - Полагаю, мне пора возвращаться. Я бы хотела одеться, сударь. В одиночестве. - То есть, мне выйти? - тот мгновенно убрался с кровати, однако улыбка с его губ не сходила. К изумлению своему Жоржетта поняла, что он с ней флиртует. - Нет уж, увольте, на лестнице темно и холодно. Довольно будет того, что я отвернусь, ежели вы настаиваете. И действительно отвернулся к окну. Жоржетте ничего не оставалось делать, как спешно облачаться в свои сорочки и юбки. Шарль же рассуждал: - Разумеется, вы правы, сударыня, и я ценю вашу стыдливость: не следует барышне представать в чем мать родила перед мужчиной, который не является ее мужем. - Вы можете исправить свою оплошность, ежели желаете… Шарль повернулся, по-прежнему улыбаясь краем рта: - Желаю, сударыня. И, надеюсь, что вы мне не откажете. Жоржетта, уже натянула платье и пыталась справиться со шнуровкой, но сказанное Шарлем настолько ее поразило, что она забыла обо всем. - Я всего лишь хотела сказать, - ответила она, - что вы можете исправить свою оплошность и дать мне переодеться в одиночестве. - А я хотел сказать, что у меня к вам предложение, Жоржетта, - Шарль понизил голос до интонаций, от которых щеки девушки снова залились красой, а по коже побежали мурашки. Он стоял так близко к ней, что пышные волосы Жоржетты касались его щеки. - Согласны ли вы выйти за меня? Но у меня к вам небольшая… просьба. - Какая? - быстро спросила Жоржетта. Сердце ее отчаянно колотилось. - Мы обвенчаемся сегодня же, как только найдем священника, согласного это сделать. - Но ведь в этом случае отец едва ли даст за мной приданое, - уточнила Жоржетта. - Да, - кивнул Шарль, - и жить мы будем в Шато-де-Руан. Вы уже имели удовольствие видеть мое жилище, так что сюрпризом это для вас не станет. Так что вы скажете? Он смотрел на нее несколько лукаво, как будто самому было любопытно, что она ответит. Жоржетту же несколько покоробило, что ради счастья Шарлотты д’Эффель он некогда готов был поступить на службу к королю и всячески страдал, что обрекает ее на бедность. Впрочем, с нею он был честен, чего точно не было с Шарлоттой. А это, как ни крути, значит намного больше. - Полагаю, вы хотя бы отпустите меня попрощаться с бабушкой и отцом? - Сколько угодно! - Шарль рассмеялся, а за ним рассмеялась и Жоржетта. Она подумала, что сейчас, должно быть, он ее поцелует, но Шарль, как будто спохватившись, сказал: - прошу вас, присядьте здесь. Он, на мгновение оставив ее, отошел к письменному столу и, поискав в нескольких ящиках, достал небольшой замшевый мешочек, из которого вынул - Жоржетта видела это из-за его плеча - перстень со сверкающим камнем. От волнения она снова встала на ноги, а Шарль, глядя ей в глаза, опустился на колено: - Мадемуазель де Мирабо, официально прошу вас оказать мне честь и стать моей супругой. Вы согласны? - Официально даю вам свое согласие, шевалье де Руан, - пытаясь подавить рвущийся смех, серьезно ответила Жоржетта. Только после того, как надел кольцо - это была большая жемчужина в обрамлении бриллиантов - Шарль поднялся и поцеловал ее: - Это кольцо моей матери. Отец берег его как зеницу ока и завещал мне сохранить его даже в самые тяжелые времена. Я хочу, чтобы оно было у вас. Он снова поцеловал Жоржетту, а она, упиваясь своим счастьем, думала о том, что теперь-то точно дает Шарлотте сто очков вперед. Глава 24. В ПАРИЖ Барон де Виньи покинул Бордо неделю назад. В день отъезда он навестил замок д’Эффель и долго говорил с Шарлоттой в беседке на берегу пруда с лебедями. Он настойчиво и терпеливо просил ее уехать с ним - даже не в качестве невесты, а как дочь его друга. Лишь бы ему не терять надежды, что Шарлотта когда-нибудь согласится. Обещал снять для нее с батюшкой особняк в Париже и ждать ее ответа, сколько придется. - Я уже не так молод, Чарли, чтобы размениваться чувствами, - сжимая ее руку, говорил он. - После стольких лет вы одна смогли меня тронуть, и я не собираюсь оставлять вас, в призрачной надежде испытать подобные чувства вновь. Быть может, вы измените свое решение и поедете со мной? Прошу вас. Шарлотте в этот момент казалось, что и правда нет никаких причин ей отказывать барону: он великодушный человек и позволит ей жить в Париже, не связывая себя обязательствами, сколько угодно времени. Так соблазнительно было согласиться ехать… Но она тут же одергивала себя, понимая, что пользоваться его добротой совершенно безнравственно. К тому же, учитывая то, что она замужем. Снова возвращаясь к мысли о своем замужестве, Шарлотта, до боли впиваясь ногтями в ладони, резко встала и повернулась спиной, не желая показывать эмоции. - Я не могу с вами уехать, - как можно безразличнее сказала она, надеясь, что, чем холоднее будет звучать ее голос, тем скорее барон оставит и забудет ее. Для его же блага. Де Виньи ничего не ответил. Когда Шарлотта обернулась, она увидела лишь его спину: он спешно шел к карете. Верно, теперь он и правда постарается ее забыть и никогда не появится здесь. От осознания этого, Шарлотта едва сдержалась, чтобы не броситься за ним и, забыв обо всех нормах морали, согласиться ехать. Как-то так вышло, что за тот месяц, что барон пробыл в Бордо, она успела привязаться к этому человеку. Ей нравилось, как он слушал ее игру на клавесине с легкой улыбкой на губах, и как увлажнялись его глаза, когда смотрел на нее, поющую арии в дуэте с Госкаром. Как предусмотрителен и нежен он с нею был. И особенно любила, делая вид, что читает, слушать его беседы с папенькой. Папенька не был военным человеком и мало смыслил в политике, а вот барон много где побывал и многое видел. Говорил он сухо, без прикрас и, порой, даже слишком жестко - не для девичьих ушек. Но эти его рассказы стали увлекательнее для Шарлотты, чем сюжет любой книги. Проследив взглядом, как отъезжает карета, Шарлотта неспешно вернулась под своды замка, а после поднялась в свою комнату. Девушка села у окна и, не отрывая глаз от дороги, по которой совсем еще недавно проехал барон, и где еще клубилась пыль, почувствовала, как из глаз ее снова закапали слезы. Шарлотта теперь часто плакала - стоило ей наткнуться взглядом на шкатулку с письмами де Руана, или на розу, которую он некогда ей дарил, или хоть на платья, в которых она ходила на свидания в церковь… Брижит, прежде слышавшая от барышни лишь легкомысленный щебет и разговоры о моде, верно, уже устала быть жилеткой для слез. А теперь еще и барон уехал. Шарлотта думала, что очень обидела его, но оказалось, что это не так - уже на следующее утро посыльный доставил бутылку отличного вина для батюшки, отрез на платье для Шарлотты, а также письмо - лично ей. В письме барон просил простить его за то, что не попрощался, снова выразил надежду, что Шарлотта с папенькой навестят его в Париже, и что, если у господ д’Эффель возникнут затруднения, они всегда могут обратиться к его секретарю, мсье Госкару, который еще на месяц задержит в Бордо по делам. В этом Шарлотта угадала прямой намек на то, что, ежели она решится ехать в Париж, мсье Госкар будет ее сопровождать. И Шарлотта снова засомневалась. Все чаще она стала ловить себя на мысли, что если чего-то и хочет еще, то увидеть Париж. Хоть бы одним глазком взглянуть на Его Величество Луи XIV. Говорят, он очень хорош собою - интересно, это правда? Но снова она спускалась с небес на землю и вспоминала, что замужем. - Брижит, что мне делать? - спросила как-то вечером Шарлотта у своей служанки. Она уже забралась в постель и взяла в руки роман с намерением читать, пока не сморит сон. - С этим подлецом де Руаном… я в таком отчаянии, а главное даже рассказать никому не могу. Ты не представляешь, как это изводит меня. Она не ждала от служанки действительно мудрого совета, но молчать тоже была не в состоянии. Брижит, которая в это время убирала в сундук платья барышни, пожала плечами и простодушно вздохнула: - Чего уж тут поделаешь. Мсье де Руан дурно поступил, но вы с ним повенчаны перед Богом, а значит, связаны на веки. - И, повернувшись к барышне, попыталась убедить: - Рассказали бы вы все папеньке, а он уж нашел бы управу, чтобы мсье де Руан вас к себе забрал. Но Шарлотта даже обсуждать это не стала: - Нет-нет, ты не ведаешь, о чем говоришь. Я не желаю даже видеть де Руана, не то чтобы быть ему женой. И папеньке рассказать ничего не могу. И, потом - да, мы обвенчаны, но наш брак недействителен до тех пор, пока мы не подпишем брачный контракт в присутствии нотариуса. - Глупости! - фыркнула Брижит. - Мои родители никаких контрактов не составляли, а прожили в мире и согласии семнадцать лет… упокой, Господь, их души. Брижит затушила последнюю свечу в спальне и, пожелав доброй ночи, удалилась, уверенная в своей правоте. Шарлотта же, пряча под подушку так и не раскрытую книгу, напротив, была уверена, что это не глупости, а очень важный момент. Она и этот мерзавец не женаты! Да, священник их обвенчал и сделал запись в церковной книге, еще и имеются свидетели, которых привел Шарль - какие-то оборванцы с дороги. Но по закону-то они не женаты! Как же Шарлотта раньше об этом не подумала, ведь это просто чудесно! А с Богом и собственной совестью она как-нибудь договорится. Пришедшая вчера вечером мысль вовсе не побудила Шарлотту немедленно сообщать барону о своем согласии, но зародила в ней надежду, что историю со свадьбой еще можно отыграть назад. К полудню к ним приехал Оливье Госкар, секретарь барона, и после уговоров батюшки остался на обед. Как и подозревала Шарлотта, за столом каждое слова Госкара было посвящено тому, какой чудесный город Париж, и как бы господам д'Эффель было удобно и весело там. - И Его Милость смог бы устроит нам аудиенцию у Его Величества? - уже в который раз спросил папенька. Он задавал этот вопрос в различных вариациях и самому барону, и его секретарю и, получая утвердительный ответ, сиял, как начищенный таз, и многозначительно подмигивал дочери. Аудиенция у короля, во время которой он сможет озвучить свою просьбу относительно титула, это все, что нужно было папеньке. Иногда Шарлотте казалось, что отец выдал бы ее замуж хоть за самого черта, лишь бы получить эту аудиенцию. Сама же Шарлотта, которая все еще была сердита на папеньку за позорную сцену на балу, отвечала ему теперь лишь холодным взглядом. Когда же после сытного обеда батюшка задремал в своем кресле, Госкар вполголоса предложил Шарлотте прогуляться по саду. - По-видимому, вы не переменили своего решения? - поинтересовался он. - Нет, мсье Госкар, - помедлив, ответила она. - Я не могу понять, почему, сударыня? Ведь барон теперь даже не настаивает на вашем согласии стать его женой - просит быть в Париже вас и вашего папеньку, как друзей. - Да, я понимаю… но не могу принять его предложение. Госкар помолчал. - Вы даже не объясняете причин. Мой господин привык считать вас беззаботной девицей, но, быть может, вам мешают какие-то действительно серьезные обстоятельства? Вы можете рассказать мне, сударыня. - Нет-нет… - поспешила ответить девушка, страшно разволновавшись. Ей даже на мгновение показалось, что Госкар знает, какие именно обстоятельства не дают ей покоя. - Что ж, если вы не желаете рассказать мне, то можете поведать об этом Его Милости, которому доверяете на порядок больше. Барон не только богатый человек, он имеет огромное количество связей… порой мне кажется, что вовсе не существует проблемы, которую он не смог бы разрешить. Он даже на Церковь имеет некоторую возможность повлиять: знаете ли, его крестная мать является троюродной теткой де Перефикса де Бомона, архиепископа Парижского… - Барон знаком с самим архиепископом? - взволнованно переспросила Шарлотта, вдруг понимая, что во власти барона действительно помочь ей в ее деликатной проблеме. Госкар улыбнулся: - Не просто знаком. Архиепископ имеет обыкновение ужинать у Его Милости каждый четверг на протяжении уже шести лет… В то, разумеется, время, когда барон в Париже. Так что, не решили ли вы принять предложение? Шарлотта лихорадочно думала о том, что раз у барона есть такие связи, то кто, кроме него сможет ей помочь?! Верно никто. Так чего она ждет, почему отказывает? Но принимать решение прямо сейчас тоже не годится… надобно все обдумать. - Вы будете столь любезны, спросить меня об этом завтра, мсье Госкар? - Непременно, сударыня, - тот покланялся и вскоре ушел. В этот раз на раздумья Шарлотте с лихвой хватило двух часов. Она решила, что согласится ехать в Париж, не давая, однако, барону никаких обещаний. Решила, что честно расскажет ему о своей проблеме - о замужестве за подлецом де Руаном - а после, ежели Его Милость захочет и сумеет ей помочь, она непременно даст ему согласие на брак. Непременно. Даже не в благодарность, а потому, что благороднее и добрее барона де Виньи нет человека на свете. К тому же он ее любит. А искать любовь самой… после ее ошибки с де Руаном, Шарлотта уже не верила, что осмелится полюбить еще раз. Решив так, она побежала к папеньке, который все еще дремал в беседке на берегу пруда. Девушка постучал костяшками пальцев по деревянной решетке, желая разбудить его, а после отчетливо произнесла: - Папенька, можете велеть собирать вещи. Я желаю выехать в Париж, чем скорее, тем лучше. Если вы не возражаете, разумеется. Она и сама понимала, что возражать тот не станет. Батюшка потер глаза, вероятно, сомневаясь, не сон ли это, а потом переспросил: - Доченька, неужто Господь внял моим молитвам, и вы согласились стать женой барона? Поверить не могу… - Нет, - поправила Шарлотта, - я не давала согласие на брак. Но мы едем в Париж, поскольку Его Милость обещал помочь нам устроиться безо всяких обязательств с моей стороны. Папенька смотрел с недоверием в глазах и, пожалуй, даже сердито. Шарлотте подумалось, что его беспокоит, как скажется это на ее репутации: принимать знаки внимания, тем более материальные, от мужчины, который не только не муж, но и не жених… общество этого не одобряет. Если отец запретит ей, то Шарлотта сбежит от него… поедет в Париж без позволения батюшки - от ее репутации все равно ничего уже не осталось. Девушка гордо вскинула голову, ожидая ответа. - Это… это восхитительно, дочь моя! - просветлел лицом отец. - Какая же вы умница! Вы не только нашли способ нам попасть в Париж, но и сумели не связать себя обязательствами. Разумеется, мы поедем в столицу, где вы будете представлены ко Двору… а после, возможно, вы познакомитесь с человеком еще более знатным и состоятельным, чем Его Милость, и тогда… - Папенька! - вспыхнула Шарлотта и не сдержалась: - Право, если я действительно настолько испорчена, как считают некоторые, то это целиком и полностью ваша заслуга! Глава 25. ДОРОГА - Все равно я не понимаю, к чему такая спешка, дочка, - тщательно проверяя, хорошо ли слуги закрепили багаж, ворчал папенька. - Мы же и половины ваших платьев не собрали… а можно было и еще парочку заказать: не в соседнюю деревню ведь едем, а в Париж! - Остальной багаж соберут и привезут наши слуги. Нам же все равно нужна будет прислуга в новом доме. Шарлотта, стоя на крыльце, натянула перчатки и обеспокоенно посмотрела на небо: сплошь затянуто тучами, как бы и правда грозы не случилось. Мсье Госкар советовал обождать пару дней, потому как погода и впрямь не радовала, но Шарлотте теперь хотелось покинуть родной дом как можно скорее. Ждать больше не было сил! В дорогу было снаряжен всего один экипаж, да и тот принадлежал мсье Госкару. В хозяйстве д’Эффелей имелась лишь легкая открытая коляска, совершенно непредназначенная для долгой дороги, потому мсье Госкар любезно уступил им свою карету, как более комфортную, сказав, что великолепно проведет время в седле. Папенька, разумеется, не замедлил воспользоваться предложением. Карету загрузили минимумом вещей, внутри расположились Шарлотта с Брижит и папенька, а снаружи - Жан, который правил каретой, и камердинер Госкара. Еще несколько слуг ехали верхом. Распрощавшись с дворовыми, господа тронулись в путь. Первую остановку планировали сделать в Бордо утром следующего дня - передохнуть, позавтракать да покормить лошадей. В карете стоял полумрак, приятная прохлада расслабляла, и Шарлотта сама не заметила, как задремала под мерное покачивание. Проснулась она резко - от звучного раската грома, и тут же услышала, что по крыше барабанят крупные капли дождя. Брижит завозилась рядом, но, пробормотав лишь что-то невразумительное, укуталась получше в плащ и уснула снова. А Шарлотта выглянула наружу. Едва она отодвинула полог, как порыв ветра налетел на нее и сорвал с головы вуаль, Шарлотта охнула и нырнула обратно, в тепло кареты. Видимо, она спала весь день, потому что уже темнело, и действительно разыгралась настоящая гроза. Снаружи послышался конский топот. Шарлотта вновь отодвинула полог - это был Госкар: - Шарлотта, дождь идет все сильнее. Нам нужно остановиться где-нибудь, - сказал он. Мсье Госкар весь вымок и, верно, замерз, а Шарлотта остро почувствовала свою вину за то, что настояла на отъезде в непогоду. - Да, конечно… Но разве есть поблизости деревня? - быстро согласилась она и огляделась, чтобы понять, где они. Вокруг была только темнота, тянувшаяся далеко вперед дорога и лес по обе ее стороны. Впрочем, Шарлотта узнала эти места: - Кажется, это владения графа де Граммон. Здесь должна быть дорога, ведущая напрямую к замку - думаю, там не откажутся принять нас. - Это было бы замечательно, сударыня. Я проеду вперед и посмотрю, - он изобразил поклон и пришпорил лошадь. Шарлотта не ошиблась. Вскоре из-за леса действительно выглянули красные башенки Шато-де-Граммон - и Шарлотта, успевшая уже замерзнуть, и Брижит, измотанная дорогой, были очень рады этому. Во дворе замка было очень тихо, никто не вышел встретить прибывших. Должно быть, все спали, но Шарлотта отчего-то была уверена, что в богатых замках, подобных этому, слуги всегда начеку. Шарлотта с трудом заставила себя выйти из кареты: слишком свежи еще были воспоминания, как чуть больше месяца назад она точно так же глядела на крыльцо этого замка, украшенное цветными фонарями, а за руку ее в это время удерживал Шарль. Сколько нежности тогда было в его глазах, и как сильно билось ее сердце. Кажется, это было в другой жизни. Наконец, опершись на руку Госкара, Шарлотта вышла из кареты. Из замка так никто и не появился, и им пришлось стучать самим. Не открывали долго. Поразительно, месяц назад этот замок был настолько светлым и праздничным, что, казалось, здесь только и делают, что веселятся, а сейчас у Шарлотты отчего-то были плохие предчувствия. Замок казался мрачным, будто погруженным в траур. Когда дверь все же отворил дворецкий, одетый во все черное, у Шарлотты уже не осталось сомнений, что случилось непоправимое. В последние полгода граф постоянно болел, неужели… Впрочем, едва гостей провели в гостиную, все мысли разом вылетели из головы Шарлотты: первым, кого она здесь увидела, был Шарль де Руан. Шарлотта ахнула и крепче вцепилась в руку мсье Госкара. Долю мгновения они смотрели друг на друга в полной тишине: в глазах де Руана был теперь только холод и, пожалуй, даже презрение. За что? Уж если кто и заслуживает презрения, так это он сам! Шарлотта, гордо вскинув голову, с деланным равнодушием перевела взгляд на других присутствующих. Господин граф стоял у камина и растеряно глядел на них, даже не здороваясь. Графиня де Граммон, тоже облаченная в траур и как будто разом постаревшая, сидела в кресле, едва повернув к гостям заплаканное лицо. А между ними стояла мадам Аньес де Жув - единственная, кто хоть как-то отреагировал на приезд гостей: - Господин д’Эффель, - поздоровалась она с папенькой и присела в реверансе, - Шарлотта, мсье Госкар, очень рада вас видеть. Вынуждена сказать, что вы несколько не вовремя. Шарлотта, еще раз скользнув взглядом по потерянным лицам графа и графини, не могла не понять - Мари. Она ведь слегает в постель при малейшей простуде, даже самое небольшое потрясение и… - тут Шарлотта невольно снова перевела взгляд на Шарля: - а уж после такого потрясения! Ведь она сама написала Мари и рассказала правду о ее женихе! В этом есть вина и ее, Шарлотты, но де Руан… - Мари жива? - едва шевеля губами, спросила Шарлотта. Графиня всхлипнула, а мадам де Жув поспешила ответить, покровительственно кладя ладонь на плечо графини: - При смерти. Мсье и мадам де Руан привезли доктора - он сейчас у нее. До Шарлотты не сразу дошел смыл сказанного, но папенька среагировал мгновенно: - Мсье и мадам?! Вы что же, сударь, женились? - обратился он к Шарлю с неуместным восторгом в голосе. Шарль бросил на Шарлотту еще один взгляд и попытался что-то сказать, но вместо него снова ответила мадам де Жув: - Да, мадемуазель де Мирабо оказала честь мсье де Руану… это случилось всего пару дней назад. Я первой обо всем узнала. Мадам могла бы долго говорить об этом, ведь не уделить внимания такой новости, как замужество самой завидной невесты провинции, она просто не могла. Но, сама поняв неуместность этого рассказа, быстро смолкла. Оставаться здесь было выше сил Шарлотты: - Позвольте, я навещу Мари, - она стремительно направилась к лестнице, Аньес только и успела крикнуть слуге, чтобы ее проводили. Но Шарлотта и сама неплохо ориентировалась в этом замке: как бы там ни было, они с Мари довольно много времени проводили вместе, и некогда любимым занятием Шарлотты было, расположившись у туалетного столика Мари, рассматривать ее украшения. Мари никогда не была жадной. У дверей в покои Шарлотта наткнулась на доктора Морсиньона, выходящего в коридор: - Доктор… - Шарлотта скомкано сделала реверанс, - скажите, есть надежда, что она поправится? Тот отвел взгляд и едва заметно покачал головой. Из глаз Шарлотты неожиданно для нее самой покатились слезы: она и сама не знала, что глупышку Мари - надоедливую и скучную - ей будет так тяжело терять. - Мадмуазель де Граммон подхватила тяжелую простуду, - отвечал тем временем Морсиньон, - должно быть, та же болезнь, которой мучила и вас. К тому же у нее сильное нервное истощение: что-то очень расстроило ее, подорвав здоровье. - Но ведь я же поправилась! - Мари не так сильна, увы, - доктор развел руками. - Можете зайти к ней, но в этом нет смысла: она без сознания. Я позову ее служанку, простите, сударыня. Он откланялся и ушел. Шарлотта, взявшись за ручку двери, не могла войти. Это она виновата, она! Не нужно было писать ей о Шарле! Но Шарлотта сама тогда едва оправилась после болезни и, верно, сделала это под влиянием эмоций. А вот де Руан! Он действовал расчетливо и трезво. Если у Шарлотты еще и оставалась толика сомнений раньше, то сейчас, когда она узнала, что он променял и Мари на брак еще более выгодный… какой же он негодяй! Шарлотта надавила на ручку двери и вошла. Сразу ударил в нос острый запах лекарств и микстур, а в нише комнаты, укрытую до подбородка одеялом, она увидела Мари. Впрочем, тут же ее отвлек шорох у камина: в дальнем углу комнаты стояла, как ни странно, Ирен де Жув. Она лихорадочно мяла и рвала на клочки розовые листы и швыряла их в огонь. По-видимому, это были не ее бумаги, а Мари. - Ирен, что вы делаете?! Возмущенная таким варварством, Шарлотта метнулась к ней и почти вырвала из ее рук один из листов. Ирен, застигнутая врасплох, кажется, смутилась, но что-то явно пугало ее больше, чем появление Шарлотты: - Шарлотта, вы ничего не понимаете… не мешайте мне! - и снова бросила розовую бумагу в огонь. Но Шарлотта уже узнала и эту бумагу, и почерк - эта же те самые письма, что Мари писала де Руану! А эта стопка, должно быть… - руки Шарлотты непроизвольно потянулись к другой пачке писем, - ответы Шарля! Она наугад прочла несколько строчек - только это не был почерк Шарля. Она столько времени провела, перечитывая его письма, что знала его почерк наизусть. Это писал кто-то другой! Хотя и стояла внизу его подпись, и печать была с монограммой «R». Но кто - кто писал эти письма? Кто так жестоко обманул и Мари, и ее, и Шарля? А Шарль, выходит, никогда не писал Мари… Шарлотта подняла взгляд на Ирен - и, разумеется, не понять было невозможно. - Зачем?… - только и спросила она у Ирен. - Мне хотелось просто подшутить на ней! - выкрикнула Ирен, вырывая у Шарлотты листы и в гневе бросая их в огонь. - Пусть жестоко, да, но она и так катается как сыр в масле - с папочкиным приданым, с его любовью и заботой. А почему?! Я ему такая же дочь, как и Мари! Ах, Шарлотта, не делайте вид, что вы не знали: все только и делают, что шепчутся об этом за каждым углом. А меня заранее, даже не зная толком, считают исчадием ада, навроде моей матушки. Между прочим, мы писали эти письма вместе - я и Клер - но ее наверняка еще жалеть станут, когда все откроется, говорить, что она-де попала под дурное влияние! Вот только силком я ее при себе не держала, а она отчего-то с удовольствием мне помогала. Не выпуская из рук четок и ежеминутно поминая имя Господа… По-моему, это еще хуже, чем то, что делала я… Ирен на мгновение повернула лицо к Шарлотте, и та увидела, что глаза ее блестят от слез. - Я никогда бы не допустила, чтобы о письмах узнала Мари, никогда, - продолжила Ирен, уже не стесняясь и говоря навзрыд. - А теперь она умирает! И бросилась на шею Шарлотты, не переставая рыдать: - Как вы думаете, Шарлотта, Мари простила бы меня… если бы узнала? - У Мари очень доброе сердце, - проговорила Шарлотта, едва шевеля губами от обрушившихся на нее новостей. И еще ей хотелось сказать, что даже если Мари и простила бы, то она не простит никогда. Ирен и не представляет, сколько бед натворила своей «шуткой». Шарлотта мягко высвободилась из ее объятий, натянуто улыбнулась и выскользнула за дверь. Едва закрыв за собою дверь, Шарлотта почти столкнулась с Шарлем. Только теперь на его холодный, уничижительный взгляд она не могла ответить тем же: Шарль не сделал ничего дурного - как она могла о нем так думать? - Шарль… - только и шепнула она. Но тут же безмолвной тенью к Шарлю подошла Жоржетта де Мирабо. Его жена. Она, покровительственно улыбаясь, встала рядом и взяла его за руку. - Вечер добрый, мадемуазель д’Эффель, - и присела в реверансе. Шарлотта тоже поклонилась ей, понимая в этот момент, что что-то не так. Как может она быть законной супругой Шарля, если он и так женат? На Шарлотте! Выпрямившись, она внимательно посмотрела на Жоржетту: та как будто изменилась. Она явно наслаждалась своим превосходством над Шарлоттой. И только сейчас, глядя на то, как цепко она держит руку Шарля, и какая самодовольная улыбка озаряет ее лицо, Шарлотта поняла, какова ее роль в истории с письмами. - Полагаю, вы проездом в Шато-де-Граммон, - первой заговорила Жоржетта с ней, - направляетесь в Париж, к вашему жениху? - Да… - вынуждена была согласиться Шарлотта. - К жениху? - негромко, но едва сдерживаясь от переполнявших чувств, переспросил Шарль. - Так вы выходите замуж? Быстро же вы забываете о своих клятвах, сударыня. - Да и вы времени зря не теряете, сударь, - не сдержалась в ответ Шарлотта. - Кажется, я еще не поздравила вас с венчанием, шевалье и мадам де Руан?! Надеюсь, в этот раз все сделано по закону, с заверением у нотариуса? - Разумеется, все законно, что за намеки… - вспыхнула Жоржетта, но ее не слушали. - Ах, вот что вас гложет, сударыня? - не обращая внимания на жену, ответил Шарль, - та наша милая… как вы ее назвали? Авантюра? Прошу вас не беспокоиться по этому поводу… Бернар! - крикнул он в глубину коридора. Шарлотта так устала от всего этого, что ей ужасно захотелось уйти, убежать из этого дома куда угодно, хоть в дождь. Но в этот момент в коридор по лестнице поднялся мужчина средних лет, который сперва показался Шарлотте кем-то знакомым, а потом… она узнала в нем отца Гийома. Того самого священника, что обвенчал их с Шарлем, только вместо рясы на нем теперь был лакейский костюм. И оттого, как тот сник под взглядом Шарлотты, она еще больше уверилась, что не ошиблась. - Это мсье Бернар фон Дорн. Мой лакей, - произнес Шарль. - Да, мсье фон Дорн - и что? - сочла своим долгом вмешаться Жоржетта, хотя ничего не понимала. - Так это были вы?… - выдохнула Шарлотта, глядя на лакея. - Значит, это все было спектаклем - и записей никаких нет, и свидетелей… Первым ее побуждением было броситься на шею Шарлю, принесшему такую славную весь: подумать только, они не женаты, значит, она спокойно может выйти за барона! Но после она вдруг насторожилась: - Постойте, но зачем вы все это придумали, Шарль?… - Да что придумали? - разозлилась Жоржетта. - Что здесь происходит, Шарль?! - …Вы знаете, как я страдала, как мучилась! Я ненавижу вас за это! И, совершенно не владея собой, Шарлотта наотмашь ударила его по щеке. Ударила и сама испугалась. - Вы меня ударили?… Это уже переходит все границы. Вы глупая и истеричная женщина, - сквозь зубы произнес он, а Шарлотта, до боли сжимая кулачки, залилась краской от душившего ее гнева: да как он смеет! - А вы… - в запале выкрикнула она, - а вы… просто жалкий мальчишка! Ненавижу вас, ненавижу! Надеюсь, что когда вы поедете обратно, на вас нападут разбойники, от которых вы даже защититься не сможете, потому что фехтовать тоже не умеете! Глаза Шарля сверкали - теперь в них было столько ненависти, что Шарлотта даже испугалась. Девушка ждала в ответ новых оскорблений и вполне была к ним готова, но Шарль, ничего больше не сказав и даже не поклонившись ей, развернулся и, чеканя шаг, покинул коридор. Бернар засеменил за ним - осталась только Жоржетта, до глубины души возмущенная поступком Шарлотты. Она подбирала слова, чтобы сказать что-то резкое, но Шарлотта ее опередила: - А вы… мадам… должна сказать, я впечатлена вашим умением добиваться своего. Любым путем. Щеки Жоржетты залились краской. Она так ничего и не сказала, только подобрала юбки и, пытаясь гордо держать голову, удалилась вслед за мужем. Глава 26. НЕЗАКОМКА В САДУ ТЮИЛЬРИ 1671 год, Париж, Лувр Хорошенькая молодая женщина в тяжелом, совершенно не предназначенном для вечерних прогулок платье, бежала в сумерках по узким аллеям сада Тюильри [[12] Сад, входящий в дворцовый комплекс Лувра], не зная, за каким кустом ей спрятаться. Дама явно была напугана, хотя присутствия духа не теряла. - Жизель, душа моя, постойте! Послушайте меня! Мужчина, что гнался за ней, мог схватить ее за руку и остановить силой в любой момент, но отчего-то не делал этого, вероятно, надеялся, что дама одумается сама. - Нам не о чем говорить, оставьте меня! - крикнула, обернувшись, дама. Это было ее ошибкой, потому что дамские туфельки предназначены для чего угодно, но не для бега, а если при этом еще не смотреть под ноги, последствия будут печальны. Дама споткнулась и, верно, упала бы на грязные плиты дорожки, если бы мсье не подхватил ее. Теперь, прижав даму к зеленой изгороди и покрывая ее холеные ручки поцелуями, он хриплым от возбуждения голосом шептал ей: - Вот видите, любовь моя, вы шагу ступить не можете без моей помощи. Смиритесь же. - Этьен… - простонала дама чуть не плача. - Оставьте меня, наконец. Между нами ничего нет и быть не может - я замужем. Это вы должны смириться! - Это между нами ничего нет?! - глаза мужчины налились яростью. - А помните ли вы, как три года назад я увез вас, ведущую жалкое существование, в Париж, как свою невесту! Помните, что ваш обожаемый супруг в то же самое время и пальцем не шевельнул. Я накупил вам тряпок, дамских безделушек, вывел в люди, предложил свое имя, руку, сердце! А вы… вы побежали за Филиппом, едва он поманил вас пальцем! Разумеется, вы ведь тогда уже не были простой деревенской девчонкой, с которой ему даже рядом пройтись предосудительно! - Этьен! - вскричала дама и все же нашла в себе силы оттолкнуть его. - Вот чудесно, теперь вы попрекаете меня моим происхождением! А ведь вы клялись когда-то… - Простите меня, Жизель… - несколько поубавил пыл мужчина. - Но ведь и вы клялись мне в любви. Вы помните, дорогая? - Да сколько же можно говорить, что это все в прошлом! - Дама, казалось, утомилась уже этим разговором. - Я люблю своего мужа, а вас я не желаю больше видеть. Никогда! Вы добились своего, Этьен, мы могли бы остаться друзьями, но теперь я вас ненавижу! Прекратите отравлять мне жизнь! Выкрикнув это в лицо любовно глядящему на нее мужчине, дама подхватила юбки и умчалась по дорожке сада, больше никем не удерживаемая. Мужчина, которого она бросила, остался в одиночестве в полной темноте. Он был хорошо сложен, богато одет и очень недурен собою. Смуглая грубая кожа выдавала в нем человека военного, а не дворцового служащего. Зато черные волосы, элегантно подвитые и украшенные широкополой шляпой с пышными перьями и драгоценными камнями, говорили о том, что и держаться в обществе этот мужчина умеет, и вниманием дам не обделен. Право, если бы он был несколько менее упрямым, то давно бы уже нашел себе в подруги даму более сговорчивую, чем герцогиня Жизель де Монтевиль. Придя к этой мысли, мужчина твердо решил сейчас же направиться в таверну и заняться поисками такой дамы, как вдруг услышал совсем рядом шорох листвы и приглушенные голоса мужчины и женщины. Причем женщина явно была чем-то недовольна. Идя на звук, Этьен заглянул в уединенную беседку, утопающую в зарослях дикого винограда, и сразу увидел давнего своего знакомца - шевалье де Лоррена, премерзкого человека, которого терпели при Дворе только по прихоти младшего брата короля, известного любителя привлекательных мужчин. Очередным предметом его нездоровых желаний была молоденькая брюнетка, по-видимому, благородных кровей - другие де Лоррена не интересовали. Сцепив сильной рукой запястья девушки, де Лоррен второй рукой зажимал ей рот, чтобы та не вздумала кричать. Слава Господу, что ничего отвратительного он с ней сотворить не успел. - Сдается мне, что дама предпочитает, чтобы вы ушли, - угрожающе произнес Этьен. - Это не ваше дело, де Тресси. Убирайтесь! - Нет, это вы уйдете, де Лоррен. Имя брата короля защитит вас во дворце, но здесь ничто не помешает мне проткнуть вашу тушу. И мне за это даже ничего не будет, поверьте. С этими словами он отодвинул полу жюстокора и положил руку на эфес шпаги, ясно давая понять свои намерения. Брюнетка распахнутыми и полными слез глазами следила за ними. Выкрикнув ругательство, де Лоррен разомкнул руки, отпуская девушку, и, оглядываясь, поспешил убраться. - Вы об этом пожалеете, де Тресси, клянусь! - крикнул он на прощание. Но тот уже не обращал на него внимания: - Вы в порядке, сударыня? - Мужчина поднял с земли веер, оброненный дамой, и подал ей. - Мое имя Этьен д’Авинель герцог де Тресси де Жиффар. Как вы здесь оказались? - Я… этот господин, шевалье де Лоррен, казался таким галантным, обходительным и несчастным, он приглашал меня танцевать три или четыре раза, а потом предложил пройти в сад Тюильри полюбоваться маргаритками, которые ввозили сюда из провинции, где я родилась. Мы пришли сюда, а потом… Господи… Она закрыла лицо руками, а герцог де Тресси поспешил ее утешить, так как терпеть не мог женских слез: - Слава Богу, что я оказался поблизости, позвольте мне проводить вас. С кем вы прибыли на бал - с отцом или супругом? - Да-да, я была бы вам очень признательна, - сказала девушка, живо поднимаясь со скамьи и поправляя платье. - Я здесь с секретарем моего супруга… поймите, я в Париже уже почти год, и все это время мой муж то в отъезде, то занят - я даже не была представлена ко Двору. Верно, и сегодня не стоило ехать, но у меня недавно был день рождения, и я уговорила мсье Госкара вывезти меня в Свет… Верно, это меня Бог наказал за непослушание. - Вынужден сказать, что я солидарен с вашим супругом: Лувр вовсе не безопасное место для молоденькой женщины. А сад Тюильри и вовсе… Мой вам совет, сударыня, не верьте никому при Дворе. Жизнь научила меня, что даже друзья здесь предают. Могу я узнать ваше имя? - Баронесса де Виньи, - молвила она. - Но лучше просто Шарлотта. В моей родной провинции все друг друга зовут по имени, у нас все по-простому. - Де Виньи?! Так вы и есть та самая новоиспеченная супруга де Виньи, которую он уже год прячет от общества? Какая удача, что я вас встретил!… Пораженный, герцог даже остановился и посмотрел на незнакомку как будто по-новому. Он и подумать не мог, что эта простушка с явным южным акцентом жена самого де Виньи! Это действительно удача, потому что де Виньи едва ли не единственный при Дворе, к кому у де Тресси до сих пор не было подходов: этот старый вояка кутить в кабаках давно уже перестал, а на лесть был не падок. В то время как де Тресси очень бы не помешал свой человек в посольстве Мадрида, где большую часть времени и трудился де Виньи. Завести дружеские отношения с его женой было и впрямь большой удачей. Ненавязчиво взяв баронессу под руку, де Тресси поспешно спросил: - Вы обмолвились, что до сих пор не представлены ко Двору? Я бы с радостью помог вам в этом деле. Если вы желаете. Баронесса тут же оживилась, что только укрепило де Тресси в мыслях, что с ней все будет очень просто: - Скажите мне, где вы остановились, и я пришлю к вам гонца, как только получу добро на аудиенцию от Его Величества? Разумеется, баронесса с радостью дала свое согласие. Глава 27. ГЕРЦОГ И ГЕРЦОГИНЯ ДЕ МОНТЕВИЛЬ Герцогиня де Монтевиль, вернувшись в Лувр, сразу направилась в покои мужа. Королевский дворец, а в особенности его обитателей - лживых, порочных, алчных придворных, любимым занятием которых было плести интриги, она переносила с трудом. Гораздо милее был ей Фонтенуа-ле-Шато, родовой замок ее мужа, окруженный просторными лугами и самым чудесным на свете воздухом. Замок, где она была единственной и полновластной хозяйкой. Ах, как было бы чудесно, если бы Филипп согласился оставить Двор и уехать туда… Добравшись до комнат и не найдя возле двери лакеев, герцогиня сама постучала, прежде чем войти. Дверь открылась в то же мгновение. - Дорогой, так больше не может продолжаться! - Мимо мужа проплыла герцогиня в его покои. Муж - Филипп де Лебрен герцог де Монтевиль - не так давно покинул бал и еще не успел переодеться ко сну: только снял расшитый жемчугом жюстокор, оставшись в одной батистовой сорочке. Герцогиня невольно залюбовалась им, настолько ее любимый был хорош: тонкий, изящный, словно юноша, с небесного цвета глазами и светло-русыми волосами, завитыми и спускающимися на плечи мягкими волнами. «Мой ангел», - называла его герцогиня в минуты нежности. Под стать супругу герцогиня была блондинкой с фарфорово-белой кожей и пикантной родинкой на щеке. При Дворе она считалась красавицей, недоступной - к сожалению многих - потому что все знали, сердце ее раз и навсегда отдано мужу. Сам король не раз ставил идеалистический союз герцога и герцогини в пример своим подданным. Просто невозможно позволить де Тресси разрушить все своими нелепыми притязаниями! - Ваш кузен, герцог де Тресси, - горячилась герцогиня, спешно пересекая гостиную, - позволяет себе слишком многое! Он преследовал меня сегодня в саду Тюильри - если так будет продолжаться и дальше, мне небезопасно будет покидать свои комнаты!… Позвольте, вы ждете кого-то? Герцог во время ее пылкого монолога несколько раз оглядывался на дверь, ведущую в коридор. Но поспешил заверить супругу: - Душа моя, разумеется, нет… Успокойтесь, прошу вас, и сядьте. - Герцог нежно взял ее руки в свои и помог устроиться в кресле напротив камина. - Поведение де Тресси переходит всякие границы - обещаю вам, что в ближайшее время я поговорю с ним и решу этот вопрос. Вы очень взволнованы, разрешите мне велеть лакею принести вам вина? - Нет, ангел мой, - отмахнулась герцогиня, - мне не нужно вина. И я боюсь, что простым разговором вы ничего не добьетесь. - Она снова встала и, любовно заглядывая в глаза мужу, попросила: - Быть может, нам лучше уехать? В Фонтенуа-ле-Шато? Зажить свои двором, не зависеть больше от воли короля… - Нет, душа моя, это исключено, - твердо сказа герцог и снова оглянулся на дверь. - Вам лучше пойти спать. Завтра, я уверен, вы поймете, что все не так уж плохо. Герцогиня внезапно насторожилась. История с домогательствами де Тресси действительно отошла сейчас на второй план: - Филипп, что происходит? Кто должен прийти к вам? Герцог не нашелся, что ответить, и на несколько мгновений в апартаментах повисла тишина. Лицо мужа в этот момент было таким взволнованным и, пожалуй, даже виноватым, что герцогиня не знала, что и думать. Только сейчас она заметила, что на всех столиках в гостиной вазы с цветами, а сама комната буквально окурена восточными благовониями - будто Филипп кого-то ждал. Женщину… - Душа моя, я могу все объяснить вам… Именно в этот момент в дверь постучали. Герцогиня, не сводя с мужа рассеянного взгляда, сама пошла открывать, почти уверенная, что увидит сейчас первую куртизанку Лувра Франсуазу де Шомон, или эту выскочку Ирен де Сент-Поль, которая что только не вытворяла на сегодняшнем балу, чтобы обратить на себя внимание Филиппа! - Заказ для Его Светлости, - на пороге стоял всего лишь придворный ювелир и держал в руках увесистый ларец. - Филипп, здесь… - обернулась герцогиня к мужу, и тот, оттеснив ее, сам принял ларец. - Душа моя, право, я не ждал, что вы придете так рано - рассчитывал сам навестить вас позже. - Герцогиня уже поняла свою ошибку, и от стыда, что она так плохо подумала о муже, ее щеки даже загорелись красным. Сейчас, когда Филипп откинул крышку ларца и дал ей рассмотреть гарнитур из серег и ожерелья, герцогиня могла только ахнуть от восторга. - Позвольте, я помогу вам. Он, убрав ларец, сам застегнул на ее шее ожерелье. От герцогини не укрылось, как дрогнули его пальцы, когда коснулись ее кожи. Она все еще желанна для своего мужа - это очевидно. И не взглянув на себя в зеркало, потому как глаза Филиппа говорили лучше всяких зеркал, Жизель опустилась на софу, увлекая за собой мужа и даря ему жаркий поцелуй. - Душа моя, быть может, нам лучше пройти в спальню? - Как вам будет угодно, мой ангел, - шепнула Жизель, когда супруг в порыве уже подхватил ее на руки, толкая ногой дверь спальни. И в этот момент к ним снова постучали. - Как не вовремя… Кто там? - снова разволновавшись, Филипп оставил супругу и метнулся к двери. - Именем короля!… - Из-за плеча мужа Жизель видела, как у двери толпятся несколько людей в военной форме. Один из них протянул некую бумагу растерянному герцогу и решительно прошел в комнату. Увидев Жизель, он попытался изобразить вежливость - впрочем, не слишком удачно: - Мое имя Ксавье дю Пюррон, начальник Тайной службы при Его Величестве. Прошу прощения, сударыня, но нам велено обыскать комнаты всех приближенных к Его Величеству. Солдаты уже ввалились в гостиную и, не стесняясь, передвигали мебель, трогали дорогие Жизель вещицы, а один даже разбил вазу с цветами. - Господи, что вы ищете? - перепуганная Жизель жалась к мужу и чуть не со слезами следила за действиями солдат. - Дело государственной важности, сударыня, иначе мы бы не осмелились вас беспокоить, - объяснил дю Пюррон. - Три дня назад нами были задержаны люди - испанцы, которые сознались в том, что готовили заговор против Его Величества. Так же они сознались, что имели сообщников - здесь, во дворце. С этими словами дю Пюррон так въедливо и сурово посмотрел в лица обоих супругов, что Жизель тут же подумала, что они - первые подозреваемые. Не выдержал и герцог: - Немыслимо! Я много лет служил на благо Его Величества, уж не хотите ли вы сказать, что я… - Я ничего не хочу сказать, сударь! - грубо прервал его дю Пюррон и добавил уже спокойнее. - Пока не найду доказательств. Кстати, что это за письма? - Это личная переписка, - вскричал герцог. - Именем короля она изымается, - безапелляционно заявил дю Пюррон. Герцог мог только покачать головой и горестно выдохнуть: - Готов поклясться, что здесь не обошлось без этого мерзавца де Тресси! Это он натравил вас на меня?! Ответом его не удосужили. Час спустя, перевернув гостиную, спальню и кабинет герцога вверх дном, солдаты покинули супругов. - Филипп, ты и правда считаешь, что де Тресси, твой кузен, может быть замешан в этом ужасном заговоре? - едва слышно спросила Жизель мужа. Она смотрела глазами, полными слез, и выглядела сейчас такой маленькой и беззащитной, что Филипп не мог ни о чем думать, кроме этой обворожительной женщины. - Откуда я могу знать, - только и сказал он. - Но, если окажется, что это так - я не удивлюсь. От этого человека всего можно ожидать. Душа моя, мне кажется, нам помешали. Герцог положил ладони на талию супруги и притянул к себе, но та ненавязчиво его оттолкнула: - Ангел мой, но не здесь же… не теперь… - Комнаты и впрямь были непригодны для сердечных дел до ближайшей уборки. - Да, я не подумал. Пройдемте в ваши комнаты? - Непременно. Вы выходите первым - я за вами. Мне нужно привести себя в порядок, ангел мой. - Да-да, я жду вас. Герцог вышел, а Жизель, начав поправлять перед зеркалом растрепанную прическу, вдруг передумала и приблизилась к столику, у подножия которого лежала перевернутая шкатулка из-под украшений. Сами драгоценности, солдаты, разумеется, тронуть не посмели, зато шкатулку едва ли не разобрали на части. Но больше Жизель волновала сейчас маленькая бумажная карточка, что выпала из ларца, еще при обыске. «Обворожительная Ирен, эти камни ничто по сравнению с красотой Ваших глаз. Люблю вас и обожаю, Филипп». Прочтя это, Жизель неожиданно спокойно для себя положила карточку на место, а сама начала еще тщательнее убирать волосы. Думала она в этот момент о том, что любящая жена после обнаружения подобной записки должна бы устроить скандал супругу и потребовать объяснений. Но так же она думала о том, что никогда не признается супругу, что нашла эту записку, потому что это будет означать конец их идеалистического брака: подобно большинству придворных, они будут числиться мужем и женой, а видеться лишь на балах, да и то нехотя. К этому Жизель была не готова. Она, не смотря ни на что, любила супруга, да и он ее любил - она видела это по его глазам и по пылкости объятий. А профурсетки вроде Ирен - забава на одну ночь, и не более. Нужно быть выше этого. Гордо вскинув голову, герцогиня покинула апартаменты и направилась в комнаты, где ждал ее муж. Глава 28. РАССУЖДЕНИЯ В МАЛОЙ ГОСТИНОЙ Мадам Жоржетта де Руан сидела на софе, обитой практичной и немаркой темно-синей шерстю, в малой гостиной Шато-де-Руан. Название «малая» подразумевало, что есть еще и большая гостиная - так и думали гости, посещающие замок, потому прощали хозяевам простоту, с которой обставлена эта комната. Ведь все знали, что господа де Руан хоть и живут очень скромно, но являются весьма достойными и благородными людьми. Ах, сколько сил приложила Жоржетта, чтобы люди так думали… Жоржетта объявила о своем замужестве отцу лишь после венчания - такова была просьба Шарля. Батюшка сперва оскорбился за неуважение к себе, но уже на следующий день посетил Жоржетту и сказал, что понимает, почему Шарль этого требовал. - Верно, мсье де Руан хочет, чтобы ни у кого не возникло мыслей, будто он женился на тебе из-за приданного. Ох уж эти южане: нищие, но гордые… Что ж, крошка, передай своему супругу, что хочет он того или нет, но я не допущу, чтобы мои дочь и внуки в чем-то нуждались. Жоржетта ничего передавать Шарлю не стала, ибо о гордости его знала куда лучше, но деньги, регулярно получаемые от отца, прятала в укромном месте, тратя их весьма сдержанно. Она и не думала покупать платьев или драгоценностей, но платила ими крестьянам за благоустройство земель и домашним слугам, которых заставляла лгать Шарлю, что те работают лишь за еду. То же самое говорили мужу и строители: Жоржетта твердо решила облагородить замок, чтобы в нем было хотя бы десяток комнат, пригодных для жилья. Очень скоро Жоржетта поняла, что напрасно считала своего мужа дураком: один из ее тайников ему удалось обнаружить. - Мы же договаривались, Жоржетта, - произнес Шарль, глядя на мешочки с золотом, - если вам было невмоготу отказаться от прежней жизни, то почему вы не сказали об этом сразу? И впрямь, сейчас Жоржетта понимала, что Шарль женился бы на ней в любом случае - ее согласие или несогласие взять приданое на это бы точно не влияло. Но тогда она думала иначе. - Шарль, - мягко сказала она, - нам нужны эти деньги. Уверяю вас, никто не подумает ничего дурного, если мы примем приданое, которое и так нам причитается. - Мне дела нет до того, кто что подумает, - хмуро ответил муж. - Поступайте, как знаете. Больше он к этой теме не возвращался и вроде бы даже позволил Жоржетте свободно принимать деньги от отца. Вот только было еще одно обстоятельство. Зная, что обычно мужчины боготворят своих матерей, молодые жены стараются во всем походить на свекровей. Обычно, но, увы, не в молодой семье господ де Руан. Покойная Маргарита де Шато-Тьерри была болезненно зависима от своих родителей и от их денег, а значит, Жоржетте нужно во чтобы то ни стало доказать Шарлю, что ей нужен только он, а никак не комфортная жизнь. Потому тем же вечером она сообщила мужу, что больше не станет брать денег у отца. Увы, Жоржетта не продержалась и недели. Она не готова была к бедности. Не могла спать ни на чем другом, кроме шелковых простыней и пуховых подушек. Не могла есть грубую пищу вместо изысканных блюд, приготовленных из качественных продуктов именитыми кулинарами. Все ее существо переворачивалось при мысли, что ей придется надеть заштопанные чулки, или что где-то на ее нижней юбке, даже не видимой постороннему глазу, имеется маленькое пятнышко грязи. А стирать самой… Жоржетта не считала себя белоручкой, но стирать самой… нет уж, это слишком! А главное, она упорно не могла понять, почему должна отказывать себе в удовольствиях, имея для них средства! В результате она продолжала прятать деньги от мужа, делая вид, что не замечает, что Шарль прекрасно осведомлен об этом. Пожалуй, это было единственное, что несколько омрачало семейную жизнь господ де Руан. Хотя нет, спустя месяца два после венчания случилось еще кое-что. Однажды Жоржетта сидела в библиотеке и мучительно пыталась понять, почему триста ливров, которые она отсчитала третьего дня Бернару, чтобы тот выдал их строителям на покупку стройматериалов для западной стены, уже полностью потрачены. Это при том, что стройматериалов куплено всего ничего - и на два туаза в высоту не хватит… А ведь это очень большая сумма! Строители решили ободрать ее как липку? Или это Бернар вконец обнаглел, таская господские деньги уже по-крупному? А может, цены на камень и правда резко взлетели? Верно, нужно собраться и самой съездить на рынок. Именно в этот момент дверь в библиотеку скрипнула, послышались мягкие шаги Шарля, а после он положил на ее стол книгу. «Канцоньере». Петрарка, - прочитала Жоржетта на обложке. - Ах, Шарль, вы знаете, что я очень уважительно отношусь к поэзии, но, право, сейчас мне не до этого, - отмахнулась мадам де Руан. Шарль, однако, был мрачен лицом и явно не намеревался зачитывать ей сонеты, посвященные возлюбленной поэта Лауре. - Жоржетта, помните тот день, когда меня посадили в острог, а вы по моей просьба ездили к Легаре забрать кое-какие письма? «Кое-какие…» - повторила про себя Жоржетта, и отчего-то ей стало не по себе. - Разумеется, помню, - ответила она вслух, - а что случилось? - Вы сказали, что потеряли их в лесу по дороге. Но, Жоржетта, те письма были вложены между страниц этой книги. Книгу я купил сегодня утром. И в этот же момент сердце Жоржетты пропустило удар - она знала, что когда-нибудь правда раскроется. Впрочем, что это она разволновалась: мало ли существует экземпляров Петрарки. И даже подумала с укоризной, что в доме лишнего экю нет, а Шарль тратит деньги на стишки, которые читал уже тысячу раз! - Вы уверены, что это та самая книга, может быть… - Та самая. Здесь дарственная надпись, сделанная рукой моего деда - эта книга бала свадебным подарком моей бабушке. И продолжал смотреть в глаза Жоржетте своим серым взглядом - прямым и печальным. Жоржетта не сдавалась. «Главное, быть уверенной, и он успокоится». - Значит, кто-то подобрал эту книгу в лесу, а потом продал вам. И вообще, дочь Мишеля Легаре передала мне письма от… - она добавила яда в голос, - от вашей ненаглядной Шарлотты без этой книги. Они были просто перевязаны тесьмой. Эту пачку я и потеряла. Я не понимаю, вы меня в чем-то обвиняете? Но почему-то ее доводы - вполне здравые - на Шарля не действовали. Он смотрел на нее так, будто вовсе не слышал: - Я купил эту книгу у самого Мишеля Легаре. Он рассказал мне, что вы отправили его единственную дочь в монастырь. После этого он запил, забросил работу и вынужден распродавать вещи из дома. Жоржетта, почему вы отправили Лили в монастырь и не сказали мне об этом? Мадам де Руан, покраснев до кончиков ушей, как раз выдумывала новый довод, когда Шарль задал еще один вопрос: - Жоржетта, ведь вы не теряли эти письма? Вы отдали их мадемуазель д'Эффель, не так ли? Лгать снова казалось бесполезным. Жоржетта, поднявшись со стула, и любовно глядя на мужа, ответила: - Да, я отдала их Шарлотте. И тут же об этом пожалела: нужно было лгать, лгать до последнего, потому что Шарль, как оказалось, и сам не был до конца уверен в своем предположении. Он и рад был ошибиться. - Шарль… - подалась к нему Жоржетта. Но он отшатнулся от нее, как от чумной. А потом, плотно сложив губы, смотрел куда-то мимо Жоржетты. - У меня к вам единственная просьба, мадам, - наконец, молвил он. - Возьмите кузнеца Легаре к нам на стройку. Это самое малое, что мы можем сделать после того, как испортили ему жизнь. - Конечно, дорогой! - поспешно кивнула Жоржетта. Она считала безумием в их положении тотального безденежья брать на работу пьяницу, но сейчас готова была хоть разбойника с большой дороги взять себе в лакеи - лишь бы муж ее простил. Решив, что гроза миновала, она сложила молитвенно руки и попыталась объяснить: - Шарль, поймите меня, я так любила вас, так любила… - Прекратите! - крикнул Шарль, полоснув по ней острым, как лезвие взглядом. - Вы знаете толк в бухгалтерии, - он размашистым движением смахнул со стола счета Жоржетты, отчего те бабочками разлетелись по комнате, - вы умеете загнать зверя в ловушку на охоте и знаете, как заставить мужчину жениться на себе, но вы не черта не знаете ни о жизни, ни о чувствах! Так молчите о них! Из этого потока несправедливых обвинения Жоржетта выхватила только одну фразу: - Женить на себе? Уж не хотите ли вы сказать, что я пришла к вам тогда ночью, чтобы вынудить вас жениться?! - А для чего еще вы могли прийти той ночью? Для чего прицепили к платью розу и для чего притворились Шарлоттой? Какой реакции вы от меня ждали? Что я скажу вам: «все было прекрасно, крошка, увидимся как-нибудь еще»?! Жоржетта очень хотела расплакаться сейчас, но не могла. Так больно ей никто еще никогда не делал. - Я ни о чем не думала тогда. И ничего не ждала от вас… - Довольно! - поморщился Шарль. - Вы даже в беспамятстве, при смерти будете думать и просчитывать реакцию людей. Вы по-другому не умеете. А потом он ушел, оглушительно хлопнув дверью. Жоржетта еще долго сидела в библиотеке, уронив лицо в ладони и мечтая расплакаться. Чтобы хотя бы самой себе доказать, что она вполне способна на чувства, и что ее могут ранить слова. Но вместо этого сумела прийти к выводу, что Шарль не так уж и неправ. Не в том, разумеется, что она его не любит, а в том, что предполагала финал с замужеством, когда явилась тогда в Шато-де-Руан. Недаром ведь она даже ни разу не спросила, любит ли он ее. Не спросила, потому что и так знала ответ: так зачем расстраивать себя лишний раз? Вот и сейчас, вместо того, чтобы изводить себя самоедством, нужно взять себя в руки и выяснить, наконец, куда делить эти триста ливров… К слову сказать, ни той ночью, ни в последующие Шарль больше не пришел к ней. Но Жоржетте еще казалось, что не все так плохо: ведь муж не покинул ее, не помчался тотчас в Париж, объясняться с Шарлоттой. Хотя, на тот момент она была лишь помолвлена с бароном, но не замужем за ним. Быть может, он не поехал к ней потому, что больше не любит? И потому, что надеется на счастье с законной женой? Со временем эти неприятности, кажется, позабылись. Жоржетта на деньги отца нанимала рабочих, которые за год с небольшим привели Шато-де-Руан в довольно сносный вид. Шарль помогал ей, как мог: руководил земледельческими работами на полях, о сборе урожая волновался, как о собственном дитя. А особенной его гордостью стали виноградники, которые он организовал сам лично - даже без помощи и денег Жоржетты. Сам отыскал в записях своих предков рецепты вин, которые настаивали в Шато-де-Руан много лет назад. Когда он прохаживался по погребам замка, где уже томилось вино в дубовых бочках - право, вы глядел он совершенно счастливым. Забавно, но эта его деятельность даже начала приносить некоторый доход. Вот и славно. Жоржетта всегда знала, что, когда мысли заняты работой, а тело физическими нагрузками, времени для разного рода глупостей вроде размышлений и самоедства просто не остается. Хорошо поработав, пару раз в неделю молодые супруги велели загнать дикого зверя - кабана или лося - и славно охотились на пару. Что бы там ни было, муж и жена бесконечно уважали друг друга и имели достаточно рассудка, чтобы простить некоторые оплошности своей половины. Право, у обоих они присутствовали с избытком. Глава 29. НАСЛЕДНИК Жоржетта настолько глубоко ушла мыслями в воспоминания, что вздрогнула, когда дверь за ее спиной отварилась. Это был Шарль. Глаза его возбужденно горели, а в руке он бережно нес кубок с вином: - Попробуйте, - буквально силой заставил он Жоржетту отхлебнуть глоток. - Это из новой бочки: здесь одна часть Саперави и две части Каберне-Совиньон [[13] Сорта красного винограда, растущие в основном в районе Бордо]. Чувствуете этот вкус? Почти нет сладости, но зато такой восхитительный аромат черного перца… вы чувствуете? Более терпкий и более глубокий. И это всего лишь после трехмесячной выдержки, представьте, что будет через год! - Шарль, Шарль, - уклонилась от очередного глотка Жоржетта, отводя его руку с кубком, - я знаю, что в этот час вы всегда на виноградниках, и я бы ни за что не решилась оторвать вас, если бы не желала сообщить вам нечто очень важное. Это изменит всю нашу жизнь, Шарль! - Я весь во внимании! - не успела Жоржетта и моргнуть, как супруг уселся на столешницу, которую она выписывала из Флоренции. - Здесь пять стульев! - невольно вскрикнула Жоржетта. - Умоляю вас, сядьте на один из них. А лучше постойте пока, потому что после посещения виноградников вы, как я вижу, не успели переодеться. Покачав головой, Шарль поднялся и покорно встал у стены, заметив: - У меня сегодня такое хорошее настроение, дорогая супруга, что даже вы мне его не испортите. Так что случилось? Жоржетта улыбалась в ответ: - И у меня сегодня прекрасное настроение, Ваше Сиятельство, которое вам испортить тоже не под силу. - Как вы меня назвали? - скептически приподнял бровь Шарль. - Ваше Сиятельство, - выразительно повторила Жоржетта, прохаживаясь по гостиной. - Буквально час назад в замок доставили прелюбопытнейшее письмо, в котором говорится, что ваш кузен - нынешний маркиз де Шато-Тьерри - дрался на дуэли и погиб. К несчастью, разумеется. Но для нас с вами это открывает чудесные перспективы, ведь ваш кузен не был женат, у него нет детей, ровно как и других родственников. Вы получите маркизат, Шарль! Брови мужа вернулись на место, и в некоторой задумчивости он отхлебнул из того же кубка. По мере того, как лицо его просветлялось, а в глазах снова появлялась мечтательность, Жоржетта к неудовольствию поняла, что сейчас Шарля куда больше волнует это его вино. - Шарль, вы что, не понимаете! - вскричала она. - Нотариус пишет вам, что вы - единственный наследник. Все, что вам нужно сделать, так это заявить о своих правах на наследство! - Вероятно, для этого придется ехать в Париж, а это значит целый месяц - вон из жизни. А у нас, между прочим, сбор урожая на носу. И самое главное… Жоржетта, неужели вы думаете, что маркизат действительно достанется нам? Мою матушку лишили наследства, стало быть, все ее потомки, включая меня, даже претендовать ни на что не могут. - Да, но нотариус написал!… - Нотариусу важно получить свой процент за ведение дел! Но не он решает судьбу титула де Шато-Тьерри. С маркизатом моего кузена поступят так же, как и с другими землями, лишившимися владельца - он станет владением короля. Жоржетта почти без сил опустилась на софу. Временами они с мужем как будто менялись местами: она становилась наивной мечтательницей, а он трезвомыслящим и мудрым. Разумеется, Шарль прав. Король уже не первое десятилетие радеет за укрепление своей власти и планомерно, любыми способами выбивает почву из-под ног у крупных землевладельцев, вынуждая их обитать при его Дворе, забрасывая свои земли. Никто им не позволит завладеть маркизатом. - Шарль, мы должны хотя бы попытаться, - негромко сказала она все же. - Иначе всю жизнь будем жалеть, что упустили этот шанс. Поедем, прошу вас… Шарль, отойдя от стены, которую подпирал уже четверть часа, устало опустился рядом с женой. - Если вы настаиваете, то можно и съездить в Париж. В самом деле, не посадят же нас в Бастилию за попытку? Шутку о Бастилии Жоржетта сочла неудачной, но, в общем-то, мыслила так же, как ее муж. Приготовления к отъезду в Париж заняли у супругов де Руан больше месяца. Шарль тянул время, потому что хотел лично проконтролировать сбор винограда, а Жоржетта - что совершенно ей не свойственно - из всех доступных источников пыталась узнать, что нынче носят в столице. У нее имелось немало платьев красивых и модных еще год назад, но мода так переменчива… Жоржетта не сомневалась, что наряды ее давно устарели, а денег на новые почти не было - нужны средства, чтобы добраться до Парижа, чтобы снять там жилье, да и мало ли какие еще возникнуть расходы. Другой вопрос - почему вдруг Жоржетту стало волновать то, как она выглядит? Ведь она отлично знала, что красавицей ее не сделает ни одно платье, кроме того она и так замужем - к чему прихорашиваться? Все эти мысли роились в ее голове на фоне осознания неизбежности встречи с Шарлоттой д'Эффель. Они с Шарлем непременно встретят ее в Париже, по-другому и быть не может… Разумеется, Шарлотта, которая будет разодета по первой моде, которая будет блистать красотой и купаться во внимании мужчин, непременно отметит, что счастья Жоржетте ее брак не принес. Еще и пожалеет ее. А хуже всего - сделает вывод, что составила куда более удачную партию, выйдя за барона! Боже… ей ведь еще придется делать реверанс перед Шарлоттой, потому что та нынче - титулованная особа, а Жоржетта - никто. Придя к этой мысли, Жоржетта даже решила вдруг никуда не ехать - она не перенесет насмешек со стороны этой девчонки, просто не перенесет… Или нет, нужно поехать. Нужно потратить последние деньги и сшить хотя бы несколько подходящих платьев. И изо всех сил изображать с Шарлем счастливый брак! Что Шарль думает о возможной встрече с Шарлоттой - предположить сложно. Вероятно, он рассчитывает, что не столкнется в Париже с ней, или же ему все равно. А, быть может, он умело скрывает свое волнение? Выехали шевалье и мадам де Руан в конце сентября. Для дороги была арендована самая простая карета - неудобная, скрипучая, в щели которой постоянно задувал ветер. Жоржетта, плохо переносящая холод, с головой куталась в плащ и ежеминутно спрашивала, скоро ли постоялый двор. Впрочем, на стоянках было не лучше: промерзшие комнаты, сквозняки и мыши… Еще и Шарль! То норовил прикрыть ее своим плащом, пропахшим костром, запах которого она не переносила, то платил хозяевам таверны вдвое больше, надеясь, что мерзавцы станут лучше топить ее комнату. Уже под Лиможем [[14] Город во Франции, столица провинции Лимузен], когда Шарль в тысячный раз спросил у нее, не лучше ли взять более комфортную - читать дорогую - карету, Жоржетта не выдержала и сорвалась: - Это все вы виноваты, Шарль! Мы могли выехать еще месяц назад, когда стаяла прекрасная погода - но нет, вам же ваши виноградники дороже всего на свете! Что ж, радуйтесь, знатное вино, должно быть, получится! - Уж не мелочитесь, Жоржетта, во всем виноват мой кузен, которому вздумалось умирать в конце лета! Таким образом, от Лиможа супруги ехали в угрюмом молчании, рассевшись в противоположных углах кареты и таращась в окно. Оба в этот момент остро жалели, что с ними не поехал Бернар. Потому что, во-первых, каждый из супругов был отчего-то уверен, что именно у него с Бернаром доверительно-дружеские отношения, а во-вторых, мсье фон Дорну неведомым образом всегда удавалось мирить господ. Но проживание в Париже и так недешево, чтобы тратиться еще на одного человека, да к тому же и за хозяйством нужно кому-то присматривать - так что Бернара оставили в Шато-де-Руан. Казалось бы, хуже быть и не может, но, когда до въезда в Париж оставалось меньше суток, карета, давно уже дышащая на ладан, но все же преодолевшая пол-Франции, приказала долго жить. Случилось это так: ночной ливень размыл и без того непроходимые дороги близь Иль-де-Франс [[15] Центральная область Франции, охватывающая Париж и ближайшие пригороды], и едва скрылась за горизонтом деревня, где ночевали господа де Руан, карета намертво застряла в яме наполненной дождевой водой. - Шарль, мы торчим здесь уже больше часа! - дрожа под моросящим ледяным дождем, страдала Жоржетта. - Я написала нотариусу, что мы будем у него завтра к полудню, мы не можем опоздать… Сделайте хоть что-нибудь, вы же мужчина! Боже, ну почему, почему, почему вы даже такую мелочь сделать не в состоянии! Шарль, до пояса перепачканный ошметками свежей грязи, пытался в этот момент вытащить карету из ямы на пару с кучером. Впрочем, без особого успеха. - Душа моя, к чему вам карета, когда вы спокойно можете добраться на своей метле! - не оборачиваясь, бросил ей муж. Жоржетта побелела от злости и, не подобрав даже юбки, потому как все равно по колено была в грязной жиже, лишенной всякого изящества походкой направилась обратно по дороге. - Куда вы, душа моя, Париж в другой стороне! - крикнул ей Шарль. - Все равно! Быть может, мне повезет, и я нарвусь на разбойников! - оборачиваясь, съязвила Жоржетта. Шарль еще что-то кричал, пытаясь ее остановить, но она не слушала. Направлялась Жоржетта обратно в деревню в надежде позвать помощь. Но не успела мадам де Руан сделать и пары шагов, как увидела мчащуюся ей навстречу карету, запряженную парой лошадей. Сперва ей показалось, что она и правда накликала беду, вспомнив разбойников, потому что карета была самая простая - грязная, темно-коричневого цвета, без гербов и лакеев. Жоржетта, застыв на обочине, даже начала читать слова молитвы, когда карета сбавила скорость, приближаясь к ней, а потом и вовсе остановилась. Жоржетта не была уверена, что это не разбойники, даже когда полог кареты подняли, и наружу выглянул загорелый молодой мужчина - без парика, но вполне прилично одетый. - Что случилось? На вас напали, мадемуазель? - обеспокоенно спросил он. - Нет-нет, все хорошо! - Жоржетта подумала, что выглядит сейчас и впрямь, как вырвавшаяся из ада, и начала убирать за уши волосы из рассыпавшейся прически. И тут же спохватилась: - Хотя нет, все не так уж хорошо: наша карета застряла и… Но мужчина, не дослушав ее, весьма невежливо махнул рукой в сторону кареты: - Посидите внутри, мадемуазель, я все улажу. Жоржетта распахнутыми глазами смотрела, как он направился в сторону Шарля, даже не интересуясь ее мнением. Отсиживаться, разумеется, она не стала, а торопливо засеменила следом. Следующие четверть часа четверо мужчин, включая обоих кучеров, безуспешно пытались вытащить карету, но колесо слишком глубоко ушло в размытую землю. - Это бесполезно… - изрек, наконец, их новый знакомец. И Шарль, и кучера, как по команде тоже оставили попытки и принялись утирать пот со лба. Было в голосе и тоне этого господина нечто такое, что слушались его беспрекословно. Он продолжил, полуобернувшись к Жоржетте: - Верно, вы направляетесь в Париж, мадемуазель? Нам по пути, так что я с удовольствием подвезу вас и вашего лакея… а кучеру мы вышлем подмогу на ближайшем постоялом дворе. После слов о лакее Жоржетта хмыкнула и поняла - нечаянный помощник только что обрел заклятого врага в лице Шарля. Даже ей стало обидно за мужа: его можно наградить любыми эпитетами, только не назвать лакеем! - Мадам! - чуть повысив голос, поправила она. - Я мадам де Руан, а сударь, которого вы имели неосторожность назвать лакеем - шевалье де Руан. - Вот как? Забавно… - изрек наглец и с легкой улыбкой смерил Жоржетту оценивающим взглядом. Впрочем, улыбка его была мимолетной - он тут же посерьезнел и весьма почтительно обратился к Шарлю: - простите мне мою оплошность, сударь… Жоржетта ясно видела недовольство мужа, хоть тот и скрывал его тщательно - как-никак незнакомец очень их выручает своей помощью, а остальное мелочи. - Мы и впрямь были бы очень признательны, если бы вы подвезли нас до Парижа, - сказал в ответ Шарль, натянуто улыбаясь. - Ах, разумеется, - тот приглашающе указал на свою карету. - Жоржетта, вы идете? - окликнул ее Шарль, не оглядываясь. А та все еще не могла отойти от произошедшего. Никогда Жоржетту де Мирабо так не унижали… Мало того, что наглец полностью игнорировал ее советы по выуживанию кареты из ямы, так даже ни разу не поклонился ей. Не произнес в ее адрес пусть лживых, но все равно вежливых фраз о том, что-де очарован ею, и что Шарлю бесконечно повезло быть ее мужем. А как он на нее смотрел! Во взгляде его так и читалось: «и как такая дурнушка умудрилась выскочить замуж?!». А этого его «забавно» - к чему это вообще?! Что здесь забавного!… Глава 30. НЕУДАЧНЫЙ ДЕНЬ В Париж прибыли не утром следующего дня, как рассчитывали, а этой же ночью. Видимо, хоть карета и выглядит самой простой, но кони в упряжке были знатной породы. В благодарность за помощь Шарль пригласил нового знакомца отужинать с ними, и тот, как ни странно, согласился, хотя заведение было вовсе не из самых достойных. - Вы в Париж по делам, сударь? - поинтересовался Шарль, которого, видимо, тяготила тишина за столом, поскольку новый товарищ с аппетитом ел пирог, словно бы и не замечая посторонних. - Нет, скорее уезжал из Парижа по делам, - без тени сожаления тот оторвался от пирога. Казалось, ему одинаково комфортно было есть в тишине или поддерживать беседу. - Я уже много лет живу в Париже, точнее состою на службе у моего господина. Жоржетта возликовала: так он сам лакей! А гонора-то, будто у принца крови… Шарль переглянулся с ней, безусловно поняв ее ухмылку, но злорадствовать не стал: - А мы здесь проездом и, признаться, надеемся, что покинем город очень скоро. - Вот как? - изумился собеседник. - Отчего же - Париж замечательный город, уверяю вас. Возможно, стоит пожить здесь какое-то время, чтобы проникнуться им. Или же найти гидов, которые смогут показать Париж во всей его красе. Вы знаете, сейчас мой господин в отъезде, но мы ожидаем его со дня на день. Я прослежу, чтобы мсье и мадам де Руан были званы на первый же прием… Шарль улыбнулся, выдумывая, вероятно, вежливую форму отказа, потому как - Жоржетта знала - и впрямь надеялся уехать отсюда как можно скорее. Но новый знакомец произнес вдруг нечто такое, чего Шарль и Жоржетта, никак не ожидали. - Моего господина зовут де Виньи. Барон де Виньи. Быть может, это имя знакомо вам? Меня же вы можете называть, господа, просто Госкар. И Шарль, и Жоржетта побледнели и одновременно переглянулись, без слов поняв мысли друг друга. Мсье Госкар же, судя по всему, обладал уникальной способностью вовсе не чувствовать настроя собеседника, так что, деловито разрезая холодец, продолжал: - А впрочем, у нас в доме все по-простому, вы вполне можете явиться как мои друзья, а я познакомлю вас с хозяйкой особняка - редкой прелести женщина. Она само очарование, - Госкар, отложив еду и обращаясь к Шарлю начал вдруг рассуждать: - Встречали ли вы когда-нибудь женщину, которая, кажется, создана для того, чтобы в нее влюблялись? - и, словно вспомнив о Жоржетте, живо обернулся к ней: - она просто чудо, вот увидите… - Довольно! - Шарль поднялся из-за стола так стремительно, что стул, на котором он сидел, заскрежетал по полу. Вероятно, поймав испуганный взгляд Жоржетты, он несколько стих: - мсье Госкар, нам пора. Прошу простить, но нам с супругой завтра рано вставать. Машинально отсыпав денег за ужин, он спешно направился к лестнице на второй этаж таверны, где находились их комнаты. Жоржетта не могла не отметить, что Шарль снова оставил чаевых сверх меры, но подумала, что сейчас не время заострять на этом внимание, и, раскланявшись с Госкаром, торопливо направилась за мужем. Придерживая юбку, она безмолвной тенью шла за ним, не зная, чего и ожидать: как она боялась, что он столкнется с воспоминаниями о Шарлотте, но, право, не думала, что это случится так скоро… Ворвавшись в спальню, Шарль прямиком направился к окну и, распахнув ставни с такой силой, словно собрался выпрыгнуть, глубоко вдохнул вовсе не свежий аромат парижской ночи. И, вроде бы, это его отрезвило. - Ненавижу Париж… - донеслись его слова до Жоржетты, испуганно притаившейся у дверей. Кузен мсье де Руана, как оказалось, пользовался услугами мэтра Липпмана - одного из известнейших и богатейших нотариусов Парижа. Помещение его конторы, расположенной в квартале Маре [[16] Традиционный еврейский и деловой квартал в Париже XVII века], однако, мало говорило о благосостоянии мэтра. В темной комнатке трудились два молчаливых клерка, а господ де Руан Липпман пригласил в чуть более светлый и ухоженный кабинет. Липпман был худым и длинным мужчиной лет сорока с небольшим в коричневом жюстокоре, напудренном парике и с золоченой тростью, которой, по-видимому, очень гордился. Внимательным лисьим взглядом Липпман изучал сперва лицо Жоржетты, потом переключился на Шарля и снова повернулся к Жоржетте с подобием улыбки на губах. - Увы, любезная мадам де Руан… и мсье де Руан, разумеется, - все же кивнул он Шарлю, - вы прибыли слишком поздно. Наследство вашего кузена - земли близь Шато-Тьерри вместе с самим замком, пятью деревнями и денежной суммой, исчисляющейся, между прочим, пятьюдесятью тысячами ливров - уже перешли в казну Его Величества. Шарль, видимо, этого и ожидал, потому только плотнее сжал губы, исподлобья глядя на нотариуса. Жоржетта же ахнула и тревожно поднялась с софы: - Но как?… Ведь наследники - мы! Вы сами писали нам… - она в панике принялась было разыскивать в кошельке письмо Липпмана. - Да, я писал вам, - остановил ее жестом нотариус, - но я писал в середине августа - тогда еще можно было попытаться что-то сделать, будь вы в Париже. Но и тогда лишь попытаться, мадам, поймите… Дочери не наследуют за отцами, вы знаете, к тому же матушка вашего мужа, ровно и как ее дети, была официально лишена всех прав на наследство - на что имеются соответствующие документы. - Зачем же вы тогда писали нам? - холодно поинтересовался Шарль. - Ах, мсье, если бы вы прибыли, едва получив мое письмо, а потом бы Его Величество проявил к вам свою величайшую милость и позволил принять наследство… я был бы счастлив вести дела славного рода Шато-Тьерри и дальше за весьма скромный процент. После того же, как огромное состояние вашего кузена перешло в казну, я не получаю ничего. - Так как Шарль все еще не сводил с него тяжелого взгляда, нотариус добавил: - И все же я чувствую свою вину за то, что напрасно потревожил вас… я бы даже предложил оплатить расходы на дорогу в Париж и обратно, если бы не был уверен, что это предложение заденет гордость ваших славных и великих предков… Жоржетта, медленно понимая, что этот человек просто использовал их для подстраховки, снова белела от злости и, уперев руки в бока, уже собралась потребовать те самые деньги на оплату дороги, но Шарль, резко поднявшись, не дал ей и рта раскрыть: - Мадам де Руан, мы уходим. Всего доброго, мсье Липпман. По дороге в гостиницу, где они остановились, Жоржетта все еще горячилась: - Подумать только, какой мерзавец! Мы проделали такой путь, так намучались - и ради чего? Чтобы услышать, что он лишь надеялся, что наследство достанется нам? - Теперь уже точно не достанется, - мрачно изрек Шарль. - Не терзайтесь, Жоржетта, мы сегодня же поедем обратно. - А потом вдруг усмехнулся: - И все-таки напрасно мы не взяли с собой фон Дорна: уверен, он нашел бы с мсье Липпманом уйму общих тем. Но супруга его не слушала: - А вы? Почему вы не позволили стребовать с этого наглеца хотя бы возмещение расходов?! - Жоржетта, - поморщился муж, - не мелочитесь. - Не мелочитесь?! - Мадам де Руан остановилась посреди мостовой, чуть повысив голос - несколько горожан на нее обернулись: - Вы мне говорите: не мелочитесь?! Шарль, вы, видимо, забыли в каком вы положении, раз продолжаете сорить деньгами направо и налево! - А вы совершенно забыли, что вы дочь благородного герцога! Ведете себя как рыночная торговка. - Трудно, знаете ли, быть дочерью благородного герцога, когда твоя жизнь превратилась в сплошной непрекращающейся ад!… Шарль, простите, я не то хотела сказать… Жоржетта внезапно вспомнила, что матушка Шарля примерно такими же словами описывала свою жизнь в Шато-де-Руан. По-видимому, и Шарль вспомнил, потому что устало закрыл глаза и покачал головой. - Шарль, я не хотела… - Возвращайтесь в гостиницу, если хотите, Жоржетта, я прогуляюсь. Глава 31. АУДИЕНЦИЯ Баронесса де Виньи прибыла на бал в сопровождении мсье Госкара, который в отсутствие барона являлся ее попечителем. После истории с шевалье де Лорреном, о которой Госкар, разумеется, узнал, он и вовсе не отходил от Шарлотты ни на шаг, оставляя ее в одиночестве разве что в комнатах особняка. На прогулке, в парках, на светских раутах и, конечно же, на балу в Лувре он буквально был ее тенью. Шарлотту теперь это вполне устраивало. Хотя, на своем первом балу, который случился всего-то на той недели, она думала иначе: веселилась напропалую, танцевала со всеми пригласившими кавалерами и кокетничала сразу с двумя или тремя мужчинами - вполне невинно, как ей казалось. Право, - думала она, - балы в Лувре отличаются от балов в Шато-де-Граммон только более богатыми нарядами гостей и гораздо большим количеством приглашенных. Вскоре она поняла, что это не так. На балах у господ де Граммон в ее родной Аквитании она знала каждого из присутствующих, знала родителей всех молодых людей и девиц, знала, с кем следует беседовать, а кого лучше сторониться. В Лувре же все было иначе. Шевалье де Лоррен сперва показался ей блестящим и очень милым господином, влюбленным в нее с первого взгляда и абсолютно безвредным. Потому-то она беззаботно согласилась прогуляться с ним по саду Тюильри, тайком сбежав от Госкара - происходящее казалось ей забавной шуткой. Когда же шевалье превратился из милого в требовательного и агрессивного, силой уводя ее в уединенную беседку, Шарлотта просто не знала, что делать: ни один из дворян Аквитании никогда не позволил бы себе подобного. Мсье де Тресси абсолютно прав: Лувр вовсе небезопасное место! На сегодняшнем балу Шарлотта сама держалась как можно ближе к Госкару, танцевала только с ним и смотреть старалась больше в пол. Как же неуютно ей было здесь… Каждый мужчина, подошедший к ней засвидетельствовать свое почтение, вызывал у Шарлотты приступ паники, а сам де Лоррен, мелькавший в толпе и бросавший на нее время от времени плотоядные взгляды, подталкивал к тому, чтобы сейчас же покинуть бал. Радовало лишь одно: не минуло и получаса часа, как к ней подошел де Тресси и сообщил, что в ближайшее время король примет ее и выслушает просьбу. - Шарлотта, я боюсь, Его Милость барон этого не одобрит, - шептал, склонившись к ней Госкар, пока они вслед за де Тресси пересекали бальную залу, - вы могли бы дождаться его возвращения, Его Милость и сам способен устроить вам встречу с королем! - Я знаю, что способен, но за год, что я здесь, она так этого и не сделал. - Вы же знаете, как он занят! - вступился за барона Госкар. - Раз он так занят, я не стану отрывать его от важных государственных дел и решу свои проблемы сама, - запальчиво отозвалась та. - Пока что сами вы только создаете проблемы… Но де Тресси уже привел их в узкую и длинную залу, больше похожую на галерею и велел ждать, когда король позволит войти. Вдоль стен здесь сидели дамы и господа в нарядных одеждах и обмахивались веерами. Лица у всех были озабоченными - по-видимому, не только у Шарлотты была просьба к Его Величеству. Не успела юная баронесса и подумать, что придется ждать, когда короля посетят все эти люди, как де Тресси, предложив ей руку, быстро провел через комнату к еще одним золоченым дверям. Здесь он оправил воротник сорочки и смахнул невидимые пылинки с щегольского жюстокора. За свой внешний вид Шарлотта не переживала. Будучи супругой барона, она имела возможность заказывать только самые лучшие, самые модные и самые дорогие платья. Сегодняшний ее наряд - платье глубокого синего цвета с многочисленными вставками из золота, жемчуга и алмазов - весило, кажется, больше, чем сама Шарлотта. Передвигаться в этом платье баронесса могла с трудом и постоянно норовила опереться о стену или руку Госкара. Оценив взглядом, все ли в порядке с платьем Шарлотты, де Тресси кивнул лакеям, и те важно раскрыли створки дверей. Шарлотта вошла в кабинет короля. Его Величество сидел за столом, отставив руку с пером и равнодушно глядя на вошедших. Это был действительно очень миловидный мужчина лет тридцати с небольшим. Одетый со всевозможной пышностью и с напудрены париком на голове. Шарлотта слышала - между прочим, от своего супруга - что король носит парик сам и велит это делать своим подданным потому, что очень рано облысел. Как требовал этикет, Шарлотта сделала несколько шагов к Его Величеству, после чего опустилась в глубоком реверансе. Она не поднимала головы, но слышала, как стул Его Величества со скрипом отодвинулся, и король не торопясь подошел к ней. - Рад приветствовать вас, дитя мое, во Дворце. Шарлотта все еще стояла в поклоне, осознавая, что ей ужасно неловко оттого, что король в этот самый момент имеет удовольствие обозревать ее декольте. Впервые в жизни ей подумалось, что она одевается слишком раскрепощено, и захотелось прикрыться хоть чем-нибудь. Скосив взгляд в сторону, она увидела, что де Тресси стоит за спиной короля и дает ей знаки подняться, что Шарлотта немедленно и сделала. Оказывается, вблизи король не только хорош собой, но и высок ростом. Интересно, он совсем лыс, или осталось хоть немного волос? Де Тресси снова подавал какие-то знаки - видимо, следовало что-то ответить королю. - Ваше Величество, благодарю вас за приглашение. Дворец необыкновенно хорош. И такой огромный - кажется, и за неделю не обойдешь. Мне так хотелось сюда попасть… Почему де Тресси все время машет руками? Король улыбался: кажется, Шарлотте удалось сложить о себе благоприятное впечатление. - Уверяю вас, дитя мое, нам хотелось увидеть вас не меньше: мы давно знали, что господин барон женился, но все не могли понять, почему же он скрывает от нас такое сокровище. А теперь, кажется, поняли. Со смехом Его Величество повернулся к де Тресси, а тот, в свою очередь, резко прекратил махать руками и тоже улыбнулся - несколько натянуто. А Шарлотта вдруг заметила, что тыльные стороны ладоней и даже фаланги пальцев у короля покрыты редкими черными волосками. Должно быть, так обидно, когда на руках волосы есть, а на голове нет. - Милая Шарлотта, герцог де Тресси сообщил, что у вас какое-то дело к нам? - Да, дело… точнее, просьба, - с трудом отрывая взгляд от рук короля, молвила Шарлотта. - Видите ли, мой отец - шевалье Анри д'Эффель - некогда владел графством Рандан, что в провинции Анжу. Он всегда был предан Вашему Величеству, не помышляя даже ни о чем дурном… единственная его мечта в этой жизни, вернуть земли и титул. Она не сводила с короля глаз и говорила столь проникновенно, как только могла. Шарлотта не лукавила сейчас: зная, что это действительно единственное желание батюшки, она и сама желала этого всем сердцем. Ее дочерний долг выполнить его волю! Юная баронесса и сама не заметила, что к концу речи ее глаза заблестели от слез - даже весьма циничного де Тресси это тронуло. Будь его воля, тот бы вернул просимое немедленно, лишь бы на ее хорошеньком лице появилась вновь улыбка. Но король, кажется, был не так благосклонен: - Напомните, де Тресси, - произнес он, - ведь имя графа де Рандан имелось в списке фрондеров, не так ли? - Нет-нет, - поспешила ответить Шарлотта за де Тресси, - не графа… а его сына. Моего несчастного брата. Мы не получали от него вестей много лет, должно быть, его уже нет в живых. Но не расплачиваться же моему бедному отцу за ошибку сына… - Ошибку? - приподнял аккуратные брови король. - Вот как вы это называете, милая баронесса? Фронда грозила свергнуть королевскую власть. Нас свергнуть! То, что ваш отец воспитал недостойного сна - вот это ошибка. Кроме того, земли давно отданы моим преданным людям - не можем же мы просто забрать их назад?… Де Тресси за спиной короля кашлянул: - Ваше Величество, разрешите напомнить, что покойный отец шевалье д'Эффеля состоял на службе вашего батюшки Людовика XIII - верно служил ему более тридцати лет. А прадед баронессы отдал жизнь в сражении за Амьен [[17] Взятие французского города Амьен испанцами в 1594 году] при Генрихе IV. Полагаю, учитывая заслуги знаменитых предков баронессы, Ваше Величество могло бы подарить графский титул шевалье д'Эффелю и незанятые земли, скажем, в Провансе. Замок Тараскон, к примеру, уже много лет остается невостребованным после смерти последнего его владельца. Король во время этой речи, не мигая, смотрел в глаза Шарлотте, словно бы читал ее мысли, а юная баронесса пыталась вспомнить, что она слышала о замке Тараскон. Кажется, кормилица Сильва рассказывала ей в детстве истории о древнем чудовище, которое выныривает из вод реки, что протекает под стенами Тараскона, и пожирает детей… И думала о том, будет ли батюшка доволен, если вместо благодатных земель Рандана он получит Тараскон с этим чудовищем… - Тараскон - великолепный замок! - согласился Его Величество с де Тресси. - Но подарить титул графа де Тараскон вашему батюшке, дорогая Шарлотта, было бы величайшей милостью с нашей стороны. - Милость Вашего Величества не имеет границ - все об этом знают, - изрек негромко де Тресси. - Вам это ничего не будет стоить, а шевалье д’Эффель, как и все его потомки, в веках станут восславлять вашу доброту и служить короне не жалея себя. Король, оторвавшись от чудесных глаз Шарлотты, обернулся к де Тресси и так же молча принялся рассматривать его. А потом сказал: - С таким покровителем, как герцог де Тресси, вы, дитя мое, горы свернете. - Его Светлость очень добры ко мне, - молвила Шарлотта, уловив, что король, кажется, не слишком доволен де Тресси. Уж не из-за ее ли просьбы?… - Да, герцог добр к вам, - продолжал король, - а вот своих старых друзей, а так же своего суверена он не очень радует благородством. - И снова повернулся к Шарлотте с вежливой улыбкой. - Ступайте, дитя мое, да прибудет с вами Господь. Не этих слов Шарлотта ждала от короля, совсем не этих. Что это означает? Вежливый отказ? Господи, неужели она вышла замуж за барона, бросила папеньку одного - и все напрасно?… Только бы не расплакаться сейчас, не здесь… Шарлотта приложила последние силы, чтобы сделать изящный реверанс, и торопливо направилась к дверям, уже открытым для нее де Тресси. - А вас, де Тресси, мы просим остаться, - услышала за своей спиной Шарлотта голос короля. Баронесса испуганно оглянулась на де Тресси, но тот вкрадчиво кивнул ей, как будто говоря, что все в порядке, и еще шире открыл дверь для нее. Глава 32. ПРИДВОРНЫЕ ДАМЫ Выйдя в галерею, где томились остальные просящие, Шарлотта плакала, уже не стесняясь, а люди, с жалостью глядя на нее, беспокоились и о себе - верно, Его Величество сегодня не в духе, раз довел до слез даже такую малютку. Не лучше ли прийти в следующий раз? Шарлотта же мучилась еще и оттого, что бедный де Тресси, вступившись за нее, теперь, должно быть, впал в немилость. От нее одни беды… Не глядя на окружающих, Шарлотта пробиралась к выходу как пришла - через бальную залу, и даже вздрогнула, когда услышала рядом знакомый голос, окликающий ее по имени: - Шарлотта, Шарлотта, вы ли это?! Это была дама - довольно молодая, блондинка с лукавым взглядом, в которой Шарлотта не сразу узнала подругу детства Ирен де Жув. Бросилось в глаза, что юной и свежей, словно майская роза, та уже не была - скорее зрелая женщина, умело подчеркивающая свои достоинства. На Ирен было кроваво-алое платье с отделкой из золотых кружев, а волосы, которые как будто стали еще белоснежнее, были украшены крупным жемчугом. Шарлотта была так рада встрече с кем-то из своего прошлого, что предпочла даже не вспоминать о печальных обстоятельствах, при которых они с Ирен разговаривали в последний раз. - Ирен, я так рада вас видеть! Давно вы были дома? Рассказывайте скорее, какие там новости, как наши соседи… как мой папенька? Вы ведь видели его, не так ли? - Шарлотта, вы совсем забыли о манерах, дорогая, - со смехом произнесла Ирен, увлекая юную баронессу на софу, стоящую в уединении. - Я действительно всего месяц, как вернулась в Париж из нашей провинции, но, право, я могла бы не появляться там лет пять и ничего нового все равно бы не произошло. Новости? Главной обсуждаемой новостью, моя дорогая, до сих пор является ваше удачное замужество. Вы стали знаменитостью дома: матушки ставят вас в пример своим дочерям, говоря, что, ежели они будут покорны и благочестивы, как вы, то обязательно составят не менее удачную партию… - А папенька? Как он? - прервала ее Шарлотта. - Мсье д'Эффель, кажется, весьма недурно себя чувствует. Маменька рассказывала, что он совсем не появляется в церкви и на светских раутах тоже. О Клер вы знаете, должно быть, что в те же дни, что вы ухали в Париж, она приняла постриг… В семействе же графа де Граммон все печально. Бедная Мари… Сперва все шло неплохо: после вашего отъезда Мари еще неделю металась в горячке между жизнью и смертью, но этот доктор Морсиньон таки спас мою несчастную сестрицу. Еще месяц она не вставала с постели, а Морсиньон все время находился при ней. Но потом, когда Мари окончательно оправилась, и граф решил дать бал в честь этого. Прямо на празднестве Мари и этот доктор… мне больно говорить… подошли к батюшке и попросили его благословения на брак. Вы представляете? Ирен даже приложила платочек к своим глазам, показывая, как ее это огорчило. - Батюшка, разумеется, был в шоке - случился ужасный скандал прямо на балу, но все же граф дал свое согласие, хотя этот доктор - он даже не дворянин! Граф, разумеется, подарил им надел земли на севере своих владений и дал огромное денежное содержание, но теперь и сомнений быть не может, что мною, своей побочной дочерью, он гордится больше, чем Мари, ведь мой брак куда удачней. - Вы все же вышли за виконта де Сент-Поль?! - искренне обрадовалась Шарлотта. Но Ирен несколько погрустнела. - Да… увы, поторопилась. Сейчас-то, находясь при Дворе, я вижу, что могла бы составить куда более удачную партию. Впрочем, в положении замужней дамы есть свои плюсы, - она наклонилась ближе к Шарлотте, - мне оказывает знаки внимания один знатный герцог, который к тому же чрезвычайно хорош собою. До Шарлотты не сразу дошел смысл ее слов: - Ирен… - ахнула она, - это что же… вы и этот герцог?… Ирен многозначительно и самодовольно кивнула. - А как к этому относится виконт де Сент-Поль, ваш муж? Подруга отмахнулась: - Понятия не имею. В последний раз я видела виконта месяцев шесть назад, когда его назначили консулом то ли на Мальте, то ли на Кипре… я не помню, дорогая. Умоляю вас, Шарлотта, не смотрите на меня так, иначе я буду думать, будто делаю что-то неправильное. Кстати, - она придвинулась ближе, - маркиз де Бернель недавно просил познакомить его с одной из моих подруг: говорит, что просто обожает южанок с их горячей кровью - я уверена, вы ему очень понравитесь… - Нет уж, спасибо, Ирен, - торопливо заверила ее Шарлотта, совсем смутившись. Право, она уже не знала, куда себя деть и как избавиться от Ирен. Слава Богу, что в этот момент к ним подошли две дамы, обе блондинки - по-видимому, подруги Ирен - и начали дружески пожимать той ручки и обмениваться поцелуями. Расцеловавшись, они обратили все же внимание на Шарлотту: - Вы представите нам вашу подругу, дорогая Ирен? - С удовольствием, это та самая баронесса де Виньи, о которой я столько рассказывала. А это маркиза де Монтеспан, - указала Ирен на ту, что постарше - блондинку в синем. Услышав имя маркизы де Монтеспан, Шарлотта немедленно присела в глубоком реверансе, ведь Атенаис де Монтеспан была возлюбленной самого короля! - А это герцогиня де Монтевиль, которая как сестра мне, - в порыве Ирен даже приобняла герцогиню - блондинку в золотом. - Вы мне даже ближе, чем сестра, Ирен, у нас с вами столько общего, - любезно согласилась с ней герцогиня, а потом пожала руку Шарлотте: - очень рада с вами познакомиться, баронесса, вы уже зачислены в штат фрейлин? - Нет, Ваша Светлость… - С таким личиком как у вас, милочка, это не составит проблем, - молвила маркиза де Монтеспан, приподнимая головку Шарлотты за подбородок и пытаясь получше рассмотреть, - у вас дивный цвет лица. Какие-то особенные процедуры? - Нет, ничего такого! - честно ответила Шарлотта. - Просто я чаще стараюсь гулять на свежем воздухе и сплю всегда с открытыми окнами. - Где вы нашли в Париже свежий воздух?! - рассмеялась герцогиня де Монтевиль. На это Шарлотта могла только улыбнуться - в Париже и правда воздух совсем не тот, что в ее родном Шато-д'Эффель. Она поспешила поправиться: - Это так, увы. За неимением свежего воздуха я стараюсь умываться только холодной водой и никогда не вытираю лицо - жду, когда вода сама впитается… - Умываться?! - в ужасе переспросила ее маркиза де Монтеспан. - Водой? - Да… - Шарлотта понимала, что говорит что-то не то, но остановиться уже не могла. - Я каждый день умываюсь водой, настроенной на лепестках розы, и принимаю ванны. - Ванны?!! - еще более поразилась маркиза. - Каждый день?!! Милочка, неужели вы не знаете, что ежедневные умывания портят кожу. Это вызывает болезни и… - …и даже смерть! - подхватила Ирен. По ее ехидному выражению лица можно было понять, что некогда Ирен сама была на месте Шарлотты в этом споре. - Да, и даже смерть, - подтвердила маркиза. - У Ее Величества Марии Терезии пару лет назад была фрейлина… как же ее звали? - Мадемуазель де Шанси, - подсказала герцогиня. - Да, мадемуазель де Шанси. Так вот, она только что приехала из провинции и все не могла отвыкнуть от этой дурной привычки часто принимать ванны. И что вы думаете? - Шарлотта жалко улыбнулась. - Бедняжка уже через неделю слегала, а еще через месяц скончалась. И выжидающе смотрела на Шарлотту, которая едва ли не впервые в жизни не знала, что сказать. Ирен и герцогиня тоже смотрели. Наконец, герцогиня задумчиво произнесла: - Но, дорогая Атенаис, согласитесь, что смерть бедняжки могла быть связана с тем, что тогда был декабрь, стояли ужасные холода, а комнаты в Лувре все время промерзшие, несмотря на множество каминов, вы же знаете. Я и сама тогда ходила простуженная. Маркиза де Монтеспан, казалось, начала раздумывать над словами герцогини, но тут же отмахнулась: - Нет, версия со смертью от воды кажется мне намного более правдоподобной. Так бедняжка принимала ванны раз в неделю, а вы, милая баронесса, говорите, что каждый день. Умоляю, скажите, что вы пошутили? И снова все трое выжидающе смотрели на бедную Шарлотту. - Ну, разумеется, пошутила! - вынуждена была ответить та и натянуто расхохоталась. Дамы из вежливости улыбнулись в ответ. - Не стоит шутить такими вещами, милая баронесса, - наставительно продолжала маркиза де Монтеспан. - Я к своей красоте всегда отношусь очень серьезно. Мой секрет - лед. Я всегда ставлю на ночь подле моей кровати множество емкостей со льдом - и вот результат. - У вас прекрасная кожа, мадам, - искренне отозвалась Шарлотта. - Вы так свежи и молоды… право, если бы я не знала, что вы на целых десять лет старше меня, то приняла бы вас за ровесницу. Прекрасное лицо маркизы застыло. Замолчали, переглядываясь, и две другие дамы. - Вы ошиблись, милочка, - возвращая на лицо улыбку, сказала маркиза, - между нами даже при самых смелых подсчетах никак не больше пяти лет разницы. В крайнем случае, шесть, но не больше. - Да нет же, я не ошиблась… - упорствовала Шарлотта и даже начала загибать пальчики за спиной. - Ошиблись! - уже с нажимом произнесла маркиза. - Вы действительно ошиблись, баронесса, - мягко дотронулась до ее руки герцогиня де Монтевиль. Шарлотта начала понимать. - Ну, разумеется, ошиблась! - признала она и снова расхохоталась. - Мне никогда не давались точные науки. Правда, в этот раз ее смех никто и не пытался поддержать, а маркиза, щелчком сложив веер, попрощалась: - Нам пора, милочка. Всего доброго. В сопровождении своих подруг ушла и Ирен, а Шарлотта, вздохнув с облегчением, отошла от стены и направилась на поиски Госкара - ей ужасно хотелось домой. Глава 33. ЛЮБИМЦЫ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА Когда баронесса вышла, де Тресси поплотнее закрыл за ней двери и, искрясь радушием, повернулся к королю. Луи был им недоволен - это очевидно. Государь, не торопясь обозначать причину задержки, медленно обошел свой стол, сел и закинул ногу на ногу. - Его Милость барон де Виньи много лет является нашим верной слугой, - произнес, наконец, король. - Интересно, знает ли он, что в его отсутствие вы, мой друг, оказываете услуги его жене? Де Тресси предвидел, что его помощь очаровательной баронессе, чей муж большую часть времени находится в Мадриде, а не при ней, обязательно истолкуют не так. Впрочем, пусть толкуют: баронесса это как-нибудь переживет, а уж он тем более. - Уверяю вас, Ваше Величество, в нашем общении с баронессой нет ничего предосудительного, - ответил де Тресси, не сомневаясь, что король даже не принял во внимание эти слова. - Или же… одно ваше слово, мой суверен, я и никогда больше не увижусь с этой женщиной. - Нет-нет, отчего же! - торопливо возразил ему Луи. - Быть может, это пойдет на пользу всем, поскольку ваши отношения с герцогиней де Монтевиль, а главным образом затянувшаяся вражда с ее супругом, уже порядком утомила и нас, и Двор… Впрочем, нас интересует не это. Луи смотрел немного исподлобья, и де Тресси невольно заволновался, начиная вспоминать все свои малые и крупные проступки, в которых наверняка его сейчас уличат. - Ваш интерес к баронессе - не связан ли он с бароном де Виньи? - Я не понимаю, Ваше Величество… - Барон - наш доверенный человек в Испании, и, не лукавьте, вы прекрасно осведомлены, что известие о готовящемся заговоре принес именно он. Каково же было наше удивление, де Тресси, когда нам доложили, что при обыске в ваших комнатах нашли сундучок с испанскими дублонами! Откуда они у вас? За какие такие заслуги вам заплатили испанским золотом? Дю Пюррон вот предположил, что это доказывает вашу связь с заговорщиками! Что вы на это скажете? Король не сводил с де Тресси сурового взгляда, а тот не знал, что и сказать. Но теперь хотя бы гнев Его Величества был понятен. - Я… Ваше Величество, я много лет честно служу вам… - Да-де Тресси, мы помним о ваших заслугах, - отмахнулся от него Луи. - И знаем, что, даже не смотря на ваш несносный характер и на все ваши проступки, вы любите нас и не станете кусать руку, которая вас кормит. Но откуда в ваших вещах взялись испанские деньги, вы можете объяснить? Де Тресси сам был поражен не меньше короля и только пожал плечами в недоумении: - Их мне подбросили, Ваше Величество. Я в этом не сомневаюсь. - И тут его поразила догадка: - Я даже знаю, кто подбросил - Монтевиль! Я не думал, что герцог способен на подобное, но больше некому. А вы не думали, Ваше Величество, что Монтевиль сам является заговорщиком?… Не успел де Тресси договорить, как низкая дверь рядом со столом Луи отваривалась, и в кабинет буквально ворвался герцог де Монтевиль собственной персоной. Де Тресси знал, что за кабинетом короля имеется потайная комната, но не догадывался, что мерзавец Монтевиль близок к корою настолько, чтобы тот позволял ему сидеть там и подслушивать. - Это ложь! - вскричал герцог, едва не бросаясь на де Тресси. - Это наглая ложь! Ваше Величество знает, как я предан короне и вам лично. Заговорщик среди нас только один - и это не я! - Не кричите так, Монтевиль, - поморщившись, прервал его Луи. - Я знаю, что вы преданы мне не меньше, чем де Тресси. - Разумеется, предан! А этот негодяй… - продолжал горячиться тот, презрительно скривившись, обращаясь к герцогу: - я не думал, что вы так низко падете, де Тресси! - Что вы сказали?! - вскричал и де Тресси, кладя руку на эфес шпаги. - Уж не желаете ли вы ответить за свои слова?… Луи прикрыл глаза и утомленно потирал виски, безмерно устав от криков. Ладно бы это был единичный случай, но де Тресси и Монтевиль устраивали перепалки всякий раз, когда по неосторожности или незнанию их оставляли в одной комнате. Наконец, король не выдержал и, резко встав со стула, ударил ладонью по столешнице, прекращая шум и повышая голос: - Прекратить! Прекратить немедля! Вы меня с ума сведете! - Но, Ваше Величество, ведь письма… - начал было Монтевиль, но его грубо оборвали. - Молчать! - снова рявкнул король и, как будто сам устыдившись своего голоса, срывающегося на визг, упал в кресло: - Вот видите? Видите, что вы со мной сделали? Вы когда-нибудь слышали, чтобы я кричал? Убирайтесь оба с глаз моих - я не желаю видеть вас до тех пор, пока вы не решите свои проблемы! - Простите, Ваше… - попытался и де Тресси. - Вон! - снова встал король, безапелляционно указывая на дверь. - Оба! Оба мужчины, разом примолкнув, попятились к двери, понимая внезапно, что перепалка в кабинете короля это действительно слишком - даже для них. Как бы это не вылилось в действительно серьезные репрессии… Герцог де Монтевиль выскочил из покоев короля, бормоча себе под нос ругательства в адрес де Тресси. Подумать только, этого человека он столько лет считал своим другом, и всего лишь недавно его еще мучило чувство вины за то, что Жизель предпочла в мужья его, а не де Трееси! А теперь? Обвинить его, Монтевиля, в заговоре против короля! Каков подлец… Давно пробило полночь, и узкие улочки Парижа были пусты, если не считать, нескольких пьяниц, горланящих неприличные песни, да парочку девиц легкого поведения, кокетливо поглядывающих на герцога с балкона. Монтевиль не видел их, он и дорогу-то почти не различал, потому как его сводила с ума ярость. Герцог мчался в кабак, находящийся в двух кварталах от Лувра: ему необходимо было сейчас выпить. Когда дорогу ему преградил детина, которого и так-то нелегко обойти, Монтевиль окончательно рассвирепел: - Дайте мне дорогу, сударь! Но детина не только не отошел, но вынул из-за пояса кинжал и шагнул навстречу ему. Монтевиль попятился, ибо уже догадывался, что тот задумал. Но, отступив, тут же услышал голос сзади? - А не то - что? - И издевательский смех нескольких голосов. Оглянувшись, Монтевиль сообразил, что его окружили: на узкой улочке было человек шесть с уже обнаженными клинками, они обступали герцога плотным кольцом, а детина справа, не долго думая, и вовсе бросился на него с кинжалом. Герцог едва успел увернуться, но в этот же момент шпага ударила слева, порвав его одежду. Дальше Монтевиль помнил только град ударов, обрушившийся на него со всех сторон - он защищался отчаянно, но понимал, что долго не выдержит. Филипп де Монтевиль, увы, не являлся хорошим фехтовальщиком, и все об этом знали: у него были слишком тонкие и изящные руки, чтобы достаточно умело управляться со шпагой, а его тело, слишком изнеженное, быть выносливым просто не могло. Когда тот же здоровенный детина все же выбрал момент и нанес новый удар, вонзив острие в грудь Монтевиля, тот понял, что это конец. Сейчас последним его желанием было узнать - кто их подослал. Он догадывался кто, но именно сейчас понял, что все бы отдал, лишь бы эта догадка не подтвердилась… Скрежет металла, самодовольные крики убийц и боль от вонзившегося в плоть кинжала стали восприниматься Филиппом как будто сквозь пелену, а отчетливой и совершенно реальной стала сейчас трава, что растет вокруг великолепного Фонтенуа-ле-Шато, где родился Филипп, и где они с Тьенно [[18] Уменьшительное от Этьена. Имеется в виду Этьен де Тресси] в детстве носились как угорелые. Прикосновения этой травы - колючей, теплой, с изредка попадающими под ступни камешками - стали для Филиппа так реальны, что невольно он улыбнулся. Но потом снова пришла боль - только не в груди, а в ноге. Тьенно тысячу раз говорил ему не бегать за лугом, там, где начиналось подножие Вогезов [[19] Горы на северо-востоке Франции], а Фил, который был на три года младше, не слушался. И в этот раз он, желая доказать свою самостоятельность, мчался впереди всех по скалистой тропке, но не разглядел расщелину между скал и с размаху свалился в нее… Дико болела голова от удара о камень, лицо было разбито в кровь, а ногу в районе щиколотки пронзала такая боль, что семилетний Филипп не мог ни думать, ни внятно говорить, только орал безумно: «Тьенно, Тьенно!». Брат что-то говорил ему, стоя на краю, и протягивал руку, но расщелина была слишком глубокой, не меньше полутора туазов [[20] Около трех метров], и Филу не удалось бы выбраться, даже если бы он попытался. Рядом с Тьенно показалось перепуганное личико Жизель - девочки из деревни, компаньонки младшей сестры Филиппа, которая, однако, гораздо чаще играла с ними, чем с сестрой. - Беги в замок! Скорее, позови кого-нибудь! - наставительно и серьезно наказал ей Тьенно. Девочка кивнула и со всех ног бросила назад, а Тьенно, сев на край расщелины, просто спрыгнул вниз, к нему. От неожиданности Фил даже перестал плакать: - Зачем ты спрыгнул? Мы теперь не выберемся отсюда?! - Я тебя не оставлю одного, - сказал только Тьенно и крепко взял ладонь брата в свою. Сквозь рассеивающуюся пелену он видел, силуэт высокого и сильного мужчины, который яростно отбивался от тех, кто напал на Филиппа. - Тьенно… - прошептал Филипп де Монтевиль, возвращаясь в реальность. Впрочем, он быстро понял, что это не Этьен де Тресси. Это был молодой мужчина, почти юноша, в сером простом жюстокоре, с вьющимися каштановыми волосами. Весьма умело орудуя шпагой, он отбивал нападение одного из убийц, а кинжалом, зажатым в левой руке, оборонялся от второго. Ловко повернувшись, он с размаху всадил шпагу в тело третьего, нападающего со спины, а потом, заметив поднимающегося на ноги Монтевиля, спросил: - Вы целы, сударь? Вместо ответа Филипп приложил ладонь к кровоточащей груди, но понял, что, как ни странно, чувствует себя довольно сносно. Должно быть, ему повезло, и лезвие кинжала наткнулось на ребро, порезав лишь кожу. - Кажется, да… - поднимая с земли свою шпагу, отозвался он. Двое убийц уже лежали на мостовой, не шевелясь, третий корчился на острие шпаги неизвестного помощника, а еще с двумя тот вполне справлялся. Заметив подбирающегося к ним еще одного убийцу, Филипп бросился на него со шпагой. Бои один на один удавались ему лучше, тем более что нападавший был уже порядком измотан, и через пару минут борьбы, Филипп сумел даже обезоружить его и загнать в угол. За мгновение до того, как проткнуть его шпагой, Монтевиль остановился и, уперев острие в грудь убийцы, яростно спросил: - Кто тебя послал?! Отвечай! - Я… я не знаю точно… - промычал он, глядя на клинок полными ужаса глазами. - Он назвался просто де… де Тресси… Монтевиль сам не ожидал, что это вызовет в нем такую реакцию, но его рука словно онемела, и шпага со звоном выскользнула на каменную мостовую. Филипп и сам без сил упал на колени, что есть мочи вцепившись в собственные волосы. - Нет!… - сдавленно прорычал он. Его даже не волновало, что недобитый им убийца мог сейчас легко зарезать его, но тот, лишь обрадовавшись, что сохранил на сегодня свою жизнь, бросился бежать с этой улицы. - Сударь, да вы истекаете кровью! - услышал он голос над головой. По-видимому, это был все тот же добровольный помощник. Теперь уже на улице стаяла тишина - все нападавшие или разбежались, или были мертвы. Монтевиль попытался взять себя в руки и, опираясь на шпагу, поднялся на ноги: - Как ваше имя, сударь? - спросил он, глядя в лицо спасшего его. - Шарль де Руан, мсье. - Филипп де Монтевиль, - он коротко кивнул и крепко пожал его руку, - вы спасли мне жизнь, мсье де Руан, я этого не забуду. - Сударь, да вы едва стоите… - заметил де Руан и перекинул его руку через свое плечо, не давая упасть. - Вам нужно к лекарю! - Да, пожалуй, - согласился Филипп, - буду вам премного благодарен, если поможете мне добраться домой, в Лувр. - Куда?! - изумился молодой человек, но тут же взял себя в руки: - да, разумеется. Глава 34. ВСТРЕЧА Поддерживая под руку мсье де Монтевиля, Шарль только и думал в дороге о том, чтобы поскорее сдать спасенного на руки надежным людям. Ему не хотелось в Лувр. Он одет неподобающим образом, а яростная драка лоска ему явно не прибавила. А что, если он встретит во Дворце прежних своих товарищей? А что, если он встретит ее… Нет, об этом лучше вовсе не думать. Но улизнуть не удалось. - Мы войдем через черный вход, - сообщил де Монтевиль, - помогите мне… - Сударь, я вижу, вам гораздо лучше. Дальше вы и сами доберетесь, - сделал попытку Шарль. - Нет-нет, я настаиваю, - отвечал де Монтевиль, - вы должны рассказать моей супруге, как все было, иначе она решит, что я просто подрался с кем-то в кабаке… Вы же знаете этих женщин… Шарль невольно усмехнулся, представив, что устроила бы ему Жоржетта, вернись он домой в подобном виде. Воистину, пожалеешь, что жив остался. В то время, когда Шарль служил в гвардии Его Величества, он и сам имел апартаменты в Лувре, но на этаже, куда привел его де Монтевиль, не бывал ни разу. Здесь обитали господа, до которых ему, простому гвардейцу, было очень далеко. Что еще больше укрепило Шарля в мысли, что де Монтевиль - человек очень высокого полета, ему всегда было не по себе рядом с такими. Хотя, вроде бы держался де Монтевиль запросто и о своих регалиях и титулах до сих пор не сообщил, что даже странно. - Господи! Боже мой! Филипп, что с вами?! Едва мсье де Монтевиль, поддерживаемый Шарлем, вошел в комнаты, навстречу им бросилась женщина - очень красивая и изящно одетая. Увидев ее, Шарль еще больше пожалел, что явился в эти комнаты - ему было мучительно стыдно представать перед знатной дамой таким оборванцем. Дама помогла усадить де Монтевиля в кресло и тут же велела горничной привести лекаря. - Душа моя, уверяю вас, если я до сих пор жив, то не умру и впредь. По крайней мере, в ближайшее время, - ласково успокаивал ее де Монтевиль. - Уделите внимание лучше нашему гостю: если бы не господин де Руан, я бы сейчас не разговаривал с вами. Только сейчас дама, казалось, заметила Шарля и полными слез глазами посмотрела на него: - Благослови вас Господь, мсье де Руан, - отныне вы мне такой же друг, как и моему мужу. - Прошу вас, расскажите, как все случилось?… Рана де Монтевиля оказалась вовсе не опасной, хотя доктор и рекомендовал пару недель воздержаться от танцев и активного времяпрепровождения. А лучше всего побыть какое-то время в тишине, покое и на свежем воздухе. - Кажется, ваше желание исполнилось, душа моя, мы вынуждены уехать на время в Фонтенуа-ле-Шато, - констатировал де Монтевиль. - Будь оно проклято, мое желание… не такой я хотела видеть причину отъезда, - плакала, сидя подле мужа, герцогиня. Шарль все еще был в их комнатах - прошло уже больше часа, но времени он не замечал. Ему было удивительно легко с этими людьми. Прекрасная герцогиня завоевала его уважение своей любовью и добротой к мужу - право, Шарль и не думал, что отношения между супругами могут быть настолько теплыми и искренними. Только сейчас, глядя на этих влюбленных, он понял, что, по сути, никогда и не видел счастливых мужа и жену. Его родители были несчастливы, родители его друзей были несчастливы, а его женатые друзья были счастливы только в объятиях любовниц. Как ни странно, но, наблюдая за ними, Шарль чувствовал не тоску, а наоборот воодушевление. Оказывается, браки могут быть и счастливыми. Вполне. Конечно, Жоржетта не похожа на герцогиню де Монтевиль ни мыслями, ни нравом, ни - чего уж там - внешностью, но… это ведь все равно Жоржетта. Его Жоржетта. - На будущей неделе во дворце снова бал, мсье де Руан, - прощаясь, сказала герцогиня, - Филипп и я будем счастливы, если вы с мадам де Руан приедете. - Я думаю, это не очень хорошая мысль, Ваша Светлость… - О приглашениях не волнуйтесь! - тепло улыбаясь, быстро добавила герцогиня. - Прошу вас, не отказывайтесь, мсье де Руан. Мы с Филиппом так и не обзавелись друзьями при Дворе, а вы такой славный человек. И я очень хочу познакомиться с вашей супругой! Прошу вас. Это невозможно - отказать такой очаровательной женщине. - Сударыня, я женатый человек, - целуя на прощание ее руку, улыбнулся Шарль, - как велит мне супруга, так я и сделаю. Но я попытаюсь ее уговорить. Из покоев герцогов де Монтевиль Шарль вышел беспричинно улыбаясь. Он был так погружен в мысли о прошедшем вечере, что даже не обратил внимания на то, что пошел не по той лестнице, которой его привел сюда герцог, а по другой. В Лувре тысяча лестниц, и все они похожи. Шарль лишь подумал, что идет он уж слишком долго, и, увидев дверь, ведущую, как ему подумалось, во двор, без раздумий толкнул ее. И разом забыл обо всем на свете, так как вышел прямиком в бальную залу… Коря себя за неосторожность и молясь, чтобы не встретить знакомое лицо, он, тем не менее, уже отыскал глазами выход. Все-таки, будучи гвардейцем, он бывал в этой зале ни раз. Всего-то нужно проскользнуть меж тех танцующих пар, поклониться почтенным дамам, что сидят у стены, пройти всего пару туазов до дверей - и вы на свободе. Шарль уже преодолел свой путь наполовину и - о чудо - его никто пока не узнал. Лишь одна из пожилых дам при его поклоне сощурила близорукие глаза, присматриваясь: - О… вы ли это, сударь? Это была графиня де Ла Брентоль, которая по возрасту старше покойной бабушки Шарля и растеряла остатки памяти и разума задолго до того, как Шарль поступил на службу гвардейцем. Она была абсолютно неопасна. - Нет-нет, это не я, сударыня! - обворожительно улыбнулся Шарль, еще изящней кланяясь ей. - Ах, как жаль, что это не вы… - расстроилась дама, теряя к нему всякий интерес. Шарль, воспользовавшись этим, живо отскочил от нее - спасительный выход был совсем близко, как вдруг он нечаянно задел рукой плечо некой дамы, одиноко стоящей посреди залы. - Шарлотта! - невольно вырвалось у него. Это действительно была она. Черт, она стала еще красивее… Жоржетта права, драгоценности и роскошь необыкновенно к лицу ей. В этом платье, сияющем каменьями и блестящем, словно рождественская елка… странно, что все мужчины Лувра не ходят за ней по пятам. - Простите… - опомнился он и поклонился. - Рад вас видеть, госпожа баронесса. - Здравствуйте, мсье де Руан, - не менее заворожено смотрела на него Шарлотта. - Вот уж не знала, что вы тоже званы на этот бал… Вы здесь с мадам де Руан? Она была настолько встревожена, что не замечала, что стоят они посреди залы, и что прямо на Шарлотту несется пара танцующих. Шарль попытался было отвести ее в сторону, но та почти отпрыгнула от него - и, конечно же, столкнулась с танцующими. Очевидно, это была пара влюбленных: они, задорно радуясь чему-то своему, принялись извиняться перед ними, а Шарлотта и Шарль извинялись в ответ, заражаясь их весельем, и сами не заметили, как, взявшись за руки, покинули центр залы уже вдвоем. Правда, стоило им отойти к стене, где было и тише, и малолюдней, тут же, как ошпаренные, разомкнули руки. Но лед между ними, казавшийся нерушимым еще минуту назад, надтреснул - это было очевидно. Шарлотта нервно теребила свой веер, Шарль пытался найти причину, чтобы попрощаться, как вдруг - Шарлотта сама заговорила: - Знаете, мсье де Руан, я думаю, нам нужно, наконец, поговорить. Это даже хорошо, что мы встретились… - невидящим взором Шарлотта смотрела куда-то мимо Шарля и, волнуясь, буквально вырывала перья из несчастного веера. - Я много думала над тем, что случилось. Вы были совершенно правы, когда… - она измученно посмотрела ему в глаза, - когда разыграли ту глупую свадьбу. Я ведь просто не оставила вам выбора! Это я вас спровоцировала, только я… А представьте на мгновение, что было бы, поженись мы по-настоящему? - она горько усмехнулась. - Верно, мы возненавидели бы друг друга до конца дней. А что еще хуже: навсегда бы разминулись со своими нынешними супругами. Она смотрела в лицо Шарля серьезно и прямо, без капли сожаления или упрека. - Ведь вы счастливы сейчас с Жоржеттой? - уточнила она. Шарль, смущенный таким откровенным разговором, нервно провел рукой по волосам и усмехнулся: - Я, признаться, не задумывался об этом… но да, наверное, счастлив. Жоржетта она такая… практичная. Подумайте только, за каких-то полгода она сумела превратить мой замок во вполне жилое помещение! Шарлотта, верно, понятия не имела, что такого ужасного было в замке Шарля прежде, но охотно поддержала его понимающей улыбкой и продолжила, оставив в покое веер и не сводя теперь взгляда с его лица: - Еще я хочу извиниться за ту пощечину. Это было несправедливо с моей стороны. Я просто вспылила. - Шарлотта, я тоже должен перед вами извиниться. Этот розыгрыш со свадьбой… не знаю, о чем я думал. И я непозволительно много лишнего наговорил в тот вечер… ну, вы помните… и подозревал вас Бог знает в чем. Я много позже понял причину вашего негодования и ваших поступков. Словом, я узнал о письмах, и о роли, которую сыграла Жоржетта в той истории. Я понимаю, что вы почувствовали, когда она преподнесла вам это. Любой бы сорвался, и я ни в чем не виню вас. Но прошу, не вините и вы Жоржетту… Все мы время от времени совершаем глупости, за которые и так приходится расплачиваться. Черные как смоль ресницы Шарлотты дрогнули, и она поспешно отвела взгляд: - Да, мадам де Руан обладает на редкость деловой хваткой, - согласилась она. Снова грозило повиснуть неловкое молчание и, должно быть, во избежание его, Шарль торопливо спросил: - Должно быть, и вы счастливы с бароном де Виньи? - Да, вполне, - поспешила ответить Шарлотта. - Вы не представляете, насколько он щедрый, великодушный и мудрый человек. В те дни, когда он бывает в Париже, мы разговариваем дни напролет. Никогда и ни с кем мне не было так легко и интересно, - договаривая, Шарлотта снова посмотрела ему в глаза - смело и, пожалуй, даже с вызовом. Шарль тоже глядел в глаза Шарлотты, раздумывая, что этот вызов означает. В этот момент мужчина, стоявший от них чуть поодаль и уже давно не сводивший с Шарлотты взгляд, вдруг подошел к ним: - Вот вы где, Шарлотта, я ищу вас по всей зале… - Он по-свойски взял белоснежную кисть Шарлотты и положил ее на свою руку. - Представите меня вашему другу? - Мсье де Руан, - охотно назвала его имя Шарлотта с вежливой полуулыбкой. - Наши владения в Аквитании соседствуют. Шарль поклонился. - Этьен д’Авинель герцог де Тресси граф де Жиффар, - поклонился тот показательно небрежно. - Рад познакомиться, мсье де Руан. Шарль начал уже более внимательно вглядываться в лицо герцога: ведь именно это имя назвал наемный убийца, когда де Монтевиль спросил его, кто заказчик! - Шарлотта, не желаете ли подарить мне этот танец? - спросил тем временем де Тресси, поглаживая руку Шарлотты. - С удовольствием! - ответила та. - Вынуждены оставить вас, мсье де Руан, - еще раз поклонился де Тресси, уводя Шарлотту, а та даже не обернулась больше. Глава 35. ССОРА Когда Брижит явилась будить Шарлотту к завтраку, та уже не спала, а лишь лежала в кровати, без интереса разглядывая унылый осенний пейзаж за окном. - Как спалось, мадам? - прощебетала та, шире раздвигая портьеры на окнах. Шарлотте не нравилось это обращение «мадам» - казалось, оно разом делает из нее старуху. - Как всегда замечательно, - вздохнула она, откидывая одеяло, но продолжая лежать. - Барон уже приехал? - Нет, мадам. - Как - нет? - Шарлотта изумилась и разом поднялась на ноги. Супруг пребывал по рабочим делам в Мадриде, но обещался вернуться еще вчера, к ужину. Повар наготовил огромное количество яств, Шарлотта принарядилась сама и пригласила некоторых близких друзей де Виньи. Потом гости разошлись, а Шарлотта прождала мужа до полуночи и легла спать в полной уверенности, что тот задерживается в пути, но ночью точно прибудет. - Уж не случилось ли чего… - Да что может случиться? Задерживается он: мой Жан третьего дня господина Госкара в пригород возил, говорит, так дороги размыло, что проехать совершенно невозможно. - Да, наверное… Баронесса надела пеньюар - новинку из Венеции, которая была чрезвычайно модной в высшем свете, и в которой она, бывало, ходила по своему будуару до полудня - и задумчиво подошла к окну. Шарлотта всей душой не любила осень: когда небо свинцовое и тяжелое, деревья не радуют зеленью, и стоит такой холод, что приходится поверх модных платьев надевать скучные плащи. В ее родной Аквитании лишь в конце декабря ненадолго холодало, а здесь, в Париже, приходилось кутаться и утепляться с ноября по февраль. А больше всего Шарлотта не любила осень, потому что в это время года на нее находила тоска - совершенно беспричинная. Действительно беспричинная, потому как ничего неприятного в ее жизни как будто не случилось. - Брижит, я рассказывала тебе, что на той неделе видела мсье де Руана на балу, в Лувре? - спросила вдруг она. - Вашего соседа? А чего это он явился? - Сама не знаю, - нахмурилась Шарлотта, - сидел бы себе в провинции, так нет… обязательно нужно приехать сюда и портить мне настроение. - Один или с женой? - допытывалась Брижит. - Не знаю, - буркнула Шарлотта, - если с женой, то лучше мне вообще из дома не входить: ума не приложу, как мне вести себя с ними. - По-доброму, - наставительно посоветовала Брижит, помогая госпоже облачиться в кремового цвета платье для завтрака, - о погоде с ними поговорите, о политике - вы же сами меня учили! С соседями, даже с бывшими, надобно дружить. - И то верно, - согласилась Шарлотта, - они просто соседи. И не самые приятные, к тому же. Я думаю о них непозволительно много. - Бросив взгляд на Брижит, сложившую на огромном животе руки и улыбавшуюся каким-то своим мыслям, она тоже расплылась в улыбке: - как думаешь, кто у тебя будет - мальчик или девочка? Горничная смущенно пожала плечами: - Не знаю. Я девочку хочу. Я бы ее наряжала, как куколку. - Лучше мальчишку, - фыркнула Шарлотта, - мужчинам живется интереснее. А от женщин, будь они хоть семи пядей во лбу, требуется одно - удачно выйти замуж. - Чего это вы? - поразилась горничная странным мыслям своей госпожи. - Да так, навеяло… Верно, мне просто скучно. Вот бы мне тоже маленького, тогда бы и глупые мысли в голову не лезли. Она постаралась произнесли это самым обыденным тоном, но, кажется, завистливые нотки все равно проскользнули. В глубине души Шарлотта считала, что это несправедливо: она уже год замужем! Барон так хочет сына, наследника, а она умиляется от одного вида светящейся счастьем беременной Брижит. Быть может, дело в том, что муж уделяет ей крайне мало времени - он то в Испании, то по дороге в Испанию. Дома, с Шарлоттой, он бывает лишь неделю из месяца… Брижит закончила с прической госпожи, и пока Шарлотта сама румянила недостаточно яркие, по ее мнению, скулы, та вдруг нерешительно заговорила: - Мадам… вы же знаете, через пару месяцев я вообще буду с трудом передвигаться, а мне так хочется, чтобы малыш появился на свет в Шато-д’Эффель - там такой свежий воздух, да и Сильва там, будет помогать нам с Жаном… До Шарлотты не сразу дошел смысл ее слов, прежде об этом и разговора никогда не заходило: - Постой, ты что же, хочешь уехать в Шато-д’Эффель? Бросить меня здесь одну? - Почему одну? А ваш муж, а мсье Госкар? И я найду вам другую горничную - самую хорошую, в сто раз лучше, чем я! - Об этом и речи не может быть! - упрямо мотала головой Шарлотта. Она встала из-за туалетного столика и, уперев руки в бока, повелительным тоном продолжила, чувствуя, как голос ее срывается на писк из-за подходящих к горлу слез: - Ты ни за что не перенесешь дорогу, так что ни о какой поездке не может быть и речи! Родишь здесь, а потом я лично найму для твоего ребенка кормилицу, и пусть себе растит его в Шато-д’Эффель. А тебя я не отпускаю - и точка! Горничная смотрела на нее и как будто жалела, а Шарлотта чувствовала, что еще мгновение, и она действительно расплачется. Она давно заметила, что забеременев, Брижит отдалялась от нее все больше - у той появились новые интересы, совершенно другие проблемы волновали ее. Некогда любимые их девичьи разговоры - сплетни, мода, кавалеры - становились все более натянутыми. Шарлотта все это замечала, но от мысли, что Брижит вдруг возьмет и уедет, бросив ее здесь, в этом огромном доме совершенно одну, Шарлотта приходила в ужас. Но, видя эту жалость в глазах Брижит, баронесса вдруг поняла всю абсурдность своих требований. Нельзя разлучать мать с ребенком… И вдруг эта кормилица станет обижать маленького, еще простудит его, не дай Бог. И, потом, она снова ведет себя «как глупая истеричная женщина» - как сказал де Руан. Разумеется, он был совершенно не прав, и сам признал это в их последнюю встречу, но… она действительно самую малость похожа сейчас на истеричную женщину. А ведь Шарлотта клялась и божилась себе, что будет стараться сдерживаться. Поэтому баронесса, внезапно успокоившись, тихо и невозмутимо продолжила: - А, впрочем, езжай, куда хочешь. С тобой все равно невозможно в последнее время разговаривать: одни пеленки-распашонки на уме. И горничных мне твоих не надо - сама найду! Развернулась и гордо ушла из своей же спальни. Хотя не удержалась и от души хлопнула дверью. Когда Шарлотта, все еще сердитая, вплыла в столовую залу, мсье Госкар уже завтракал. - Ох уж эта прислуга, - ворчала Шарлотта, - никакого сладу с ней нет. - И вам доброе утро, Шарлотта, - утирая губы салфеткой, привстал Госкар, - и приятного аппетита. У мсье Ришара сегодня изумительные круасаны, разрешите налить вам кофе? - Да-да, доброе утро, Оливье, - похлопала его по плечу баронесса. - Не хочу кофе, мне бы сейчас наоборот чего-нибудь успокоительного, вроде чая с ромашкой. Ах, моя кормилица Сильва готовила такой изумительный чай с ромашкой… - Все тоскуете по дому, Шарлотта? И почему вам не нравится в Париже - прекрасный же город. Он по-привычке придвинул к ней поближе розетку с клубничным джемом и подложил самый румяный круасан. - Вам не понять, - вздохнула Шарлотта, с удовольствием обмакивая круасан в клубнику, - у вас и дома-то никогда не было: с детства колесили с бароном по Франции. Поди, если б Его Милость не велел вам сидеть подле меня, вы и сейчас бы мокли под дождем в какой-нибудь повозке вместе с ним. - Да, мне вообще крупно повезло с вами, - рассмеялся Госкар. - Послушайте, Оливье, - Шарлотта по-деревенски сложила локти на столе и с прищуром посмотрела на Госкара: - а где вообще пропадает барон? Его Милость не боится, что пока он днем и ночью разрешает свои важные государственные дела, я вот возьму и влюблюсь в вас? Больше-то я все равно мужчин не вижу, кроме вечно пьяного дворника. - Это было бы крайне прискорбно в первую очередь для вас, милая Шарлотта, - усмехнулся тот. - Это почему еще?! - Да потому, что вы не в моем вкусе. Вы же умудряетесь измазаться в джеме, будто ребенок, - Госкар с некоторым раздражением подал баронессе салфетку, потому что она снова перепачкала руки, - и кладете локти на стол - это ни в какие ворота. А этот ваш акцент! Вы же избавились от него и можете говорить нормально, так почему не говорите? - А зачем? - хохотнула Шарлотта, заявив: - своему мужу я нравлюсь и такой! - Вот и нравьтесь вашему мужу, а на меня не рассчитывайте!… - Рад это слышать, мальчик мой, теперь сердце мое точно спокойно, - донесся до них голос из дверей. Шарлотта обернулась: в дверном проеме, прислонившись к косяку, стоял ее супруг, барон де Виньи, и с ухмылкой поглядывал на них. Ахнув от радости, она выскочила из-за стола и с разбегу оказалась в его объятьях: - Ну, наконец-то! Я жутко соскучилась по вам! - И, несколько смутившись, спросила: - и как давно вы слушаете наш глупый разговор? - Достаточно давно, Чарли, - целуя ее руку, отозвался барон. - А разговор действительно был глупый. Шарлотта затихла, не зная, как реагировать: супруг был так скуп на эмоции, что никогда невозможно понять, шутить он, говорит серьезно или вообще мыслями в данный момент далеко. Барон, тем временем, медленно подошел к Госкару, давно уже поднявшемуся из-за стола и почтительно кланяющемуся. Шарлотта наблюдала за мужем со спины и многое бы дала, чтобы увидеть, как смотрит он на Оливье. Как бы не вышло неладного из-за этого их фривольного разговора. Судя по напряженному лицу Госкара, тот и сам не знал, чего ждать. Потом барон поднял руку и тяжело опустил ее на плечо Госкара. Дружески потрепал его с дребезжащим смехом. Ей-Богу, Шарлотта заметила, как Госкар моргнул в этот момент - ей и самой показалось, что барон вот-вот его ударит. Оба мужчины уже дружески пожимали руки, а притихшая Шарлотта твердила про себя как молитву: «Быть сдержанной и не молоть чепухи. Никогда больше…» Барон привез супруге гору подарков: с десяток изысканных вееров, тончайшие чулки и панталоны, пару корсетов и целый сундук с лучшими шелками - на платья. Все это слуги сразу отнесли в гардеробную, а юной баронессе даже не особенно любопытно было посмотреть на ткани - ей не успевали шить платья из этих шелков, и все они были один другого красивее. Чуть позже барон лично преподнес ей еще один гостинец - гарнитур из любимых Шарлоттой изумрудов. Камни тоже не вызвали у баронессы особенной радости: хоть, кажется, они и были дороже всех остальных ее изумрудов, но, право, мало чем отличались от прежних. Просто очередной набор украшений. Баронесса примеряла камни одна. Быть может, если бы рядом сидела Брижит, было бы веселее, но горничная, верно, уже собиралась в дорогу. Досадно, что они расстаются так плохо. Минуту спустя, юная баронесса стучала в дверь комнаты своей горничной. Та не открывала. Забеспокоившись, не случилось ли чего, Шарлотта сама толкнула дверь - оглядела комнату, но та была пуста. Сундук с одеждой, сменный накрахмаленный фартук, сапоги Жана - все стояло на своих местах как обычно. Еще через пять минут, найдя горничную в гостиной на втором этаже, самозабвенно чистящую подсвечник, Шарлотта не могла не изумится: - Ты почему не собираешься? И зачем залезла на стул - не дай Бог оступишься. Брижит! Потом только разглядела, что у той огромный красный нос и заплаканное личико. - Я никуда не еду, - заявила та твердо, глядя в сторону. Шарлотта подбежала к ней и помогла спуститься на пол: - Почему это? Неужели из-за… моих капризов? - Я ваша горничная и компаньонка, я не должна уезжать, зная, что вам будет плохо. Я уже все объяснила Жану, не волнуйтесь. - Брижит… - комок снова подкатывал к горлу, - мне действительно будет очень плохо без тебя. И я так надеялась, что увижу твоего малыша, стану его крестной, но… еще больше я хочу, чтобы твой ребенок рос не в этом ужасном городе, в нашем замке. И чтобы он бегал по нашим полям, которые словно ковром покрыты маргаритками, и чтобы летом купался в речке на том пляже… - Шарлотта говорила и не замечала, что по щекам ее катятся слезы. - Ты помнишь этот пляж? - Ну, конечно, помню! - Брижит всхлипывала, уже не скрываясь, а потом бросилась в объятия Шарлотты. - Я тоже очень-очень этого хочу! А еще я хочу, чтобы и ваш ребенок тоже… - Я знаю, знаю… - не дала ей договорить Шарлотта, потому что слышать это было слишком тяжело. Она ведь прекрасно знала, что барон де Виньи никогда не допустит, чтобы его ребенок и наследник попал каким-то образом в такое неухоженное место, как Шато-д‘Эффель и, тем более, играл с крестьянскими детьми. Еще раз всхлипнув, Шарлотта высвободилась из объятий подруги и подала той ларец, принесенный с собой. - Что это? - Это твоей девочке. Можешь и сама это носить, но знай, что это ее приданое. Брижит приоткрыла ларец - тот самый, который только что подарил барон, и ахнула: - Что вы! Я не могу… И, потом, если мы повезем это с собой на нас непременно нападут разбойники! - Ну да! - фыркнула Шарлотта. - Ведь горничные только и делают, что возят с собой изумруды. Упакуй получше, да никому не говори, что везешь. И лакеев наших возьми с собой: Пьера - он давно домой просился, и Анри - он барону чем-то не угодил, тот обещался его выгнать. Почтовую карету я вам сама оплачу, а то выберет рухлядь какую-нибудь. - Так вы меня отпускаете? - уточнила Брижит. Шарлотта посмотрела на нее с укоризной: - Отпускаю. При условии, что, если родится девочка, ты назовешь ее Шарлоттой. - Хорошо! - с готовностью кивнула та. - Я пошутила, - улыбнулась Шарлотта. - Я тоже, - хихикнула горничная. - Мы с Жаном давно решили, что назовем ее Сильвией. Но зато, если родится мальчик, то его я точно назову… Она осеклась на полуслове и с опаской посмотрела на госпожу. - Как угодно, только не Шарль! - закончила за нее Шарлотта, и обе они расхохотались. Глава 36. ПРИГЛАШЕНИЕ За обедом барон и Госкар не замолкали ни на минуту, обсуждая в тысячный раз, будет ли очередная война с Испанией или нет. Шарлотта ко второму блюду и не стеснялась уже показывать, насколько ей скучно. Ей-Богу, глупее разговоров она не слышала: это как если бы она с Брижит спорила, какой ворот платьев будет популярен в следующем сезоне - будто бы эти споры повлияли как-то на мнение маркизы де Монтеспан, нынешней законодательницы мод. Вот и с войной то же самое. Дождавшись, когда мужчины хоть на мгновение умолкнут, вероятно, чтобы отдышаться, она набралась смелости: - Макс, - обратилась она к мужу как бы невзначай, - Брижит, моя горничная, сегодня просила позволения уехать в Шато-д’Эффель. Тот все еще мыслями был в беседе с Оливье, так что посмотрел на нее рассеянно, верно, пытаясь найти связь между судьбами Франции и какой-то горничной. - И? - раздраженно спросил он. - В чем проблема, вы не можете найти другую горничную? - Нет, не в этом дело… Макс, дорогой, я тут подумала, а что, если нам тоже… словом, поехать навестить папеньку? Он так редко отвечает на мои письма, вдруг ему нездоровится? - Поехать в Шато-д’Эффель? - переспросил барон. - Чарли, девочка моя, имейте же сострадание - я только что вернулся из поездки и не успел переодеться с дороги, как вы снова предлагаете ехать, черт знает куда… - Ваша Милость!… - укоряющее глянул на него Госкар: барон по старой привычке частенько позволял себе сквернословить при жене, Оливье же считал это недопустимым. - Простите, Чарли, вырвалось, - как всегда согласился с ним муж и продолжил: - да и куда вы собрались ехать по такой отвратительной погоде? Право, эта поездка вполне может подождать до весны. Шарлотта так надеялась, что он согласится - хотя бы раз в жизни согласится с ней! Она даже молилась об этом перед обедом. Но, разумеется, барон и не думал отнестись к ее просьбе серьезно. В этом доме комнатные собачки имели больший шанс добиться своего, нежели она. Особенно, если это касалось чего-то посерьезней нового платья или блюда к обеду. И острая обида снова взяла верх над сдержанностью: - Об аудиенции у короля вы говорили так же: «Чарли, вы еще не освоились в Париже, давайте отложим этот разговор на зиму!». Потом мы откладывали его на весну, потом на осень, а теперь, видимо, снова отложим на зиму?! Хотя внутри она кипела, внешне, слава Богу, удавалось оставаться спокойной. Шарлотта даже улыбалась. - Ну почему же, Чарли, - барон, кажется, ее негодования вовсе не замечал, потому что опять думал о войне с Испанией, - аудиенцию вполне можно устроить, я ведь не отказывал вам. - Спасибо, Ваша Милость, уже не нужно! Аппетит был окончательно испорчен, и Шарлотта, встав из-за стола, демонстративно бросила салфетку на стол. Она уже собралась покинуть залу, но в этот момент вошел лакей: - Только что принес посыльный, Ваша Милость, - он почтительно приблизил к барону поднос с письмом. - Ну, что еще им нужно!… Барон раздраженно вытер руки, чтобы взять письмо, но лакей добавил: - Для Ее Милости. Занятно, что, даже зная, что письмо для Шарлотты, лакей все равно подавал его барону. - Для меня?! - пораженно переспросила Шарлотта. Почему-то в этот момент ей подумалось, что письмо непременно от де Руана, и в голове начали роиться миллион мыслей сразу: «Господи, зачем он пишет мне? Что ему нужно? Как он смеет писать мне после всего?… Что же скажет барон?… А что же мне ответить Шарлю?!» Она робко взглянула на мужа, как будто спрашивая позволения, и протянула руку к письму. Барон был удивлен не меньше. Должно быть, даже забыл о своей войне и раздумывал теперь, кто это посмел написать его жене, не спросив его на это разрешения. - Это письмо от герцога де Тресси… - увидев печать с гербом, сказала Шарлотта, несколько удивленная, что де Руан к этому отношения не имеет. - Де Тресси?! - вскинул брови барон. - Что ему нужно, и почему он пишет вам? - Мы познакомились с Его Светлостью на… балу в Лувре, - Шарлотта бросила полный паники взгляд на Госкара - она уже просила его не говорить барону о том эпизоде с шевалье де Лорреном, но Госкар утверждал, что ее муж должен знать правду и не обещал молчать. - На балу? - вскричал барон. - В Лувре?! Госкар, вы ничего не хотите мне объяснить? Оливье начал что-то говорить, но Шарлотта поспешила вступиться за него: - Госкар ни в чем не виноват - это я его уговорила! - она обратила к барону свои огромные, полные нежности глаза и, едва не плача, объяснила: - у меня был день рождения, а мне было так грустно, так одиноко здесь, без вас… Взгляд барон смягчился. Вероятно, чувствуя теперь виноватым себя, он взял Шарлотту за руки и пообещал: - Чарли, девочка моя, я так виноват перед вами, - он склонился расцеловал обе ее руки, - я уделяю вам непростительно мало времени. Столько раз я умолял Его Величество дать мне отставку, но он и слышать об этом не желает. Но я клянусь вам, что, по крайней мере, в ближайший месяц я никуда не уеду - чего бы мне это ни стоило! Все бы и закончилось этой семейной идиллией, но взгляд барона снова упал на письмо: - Так что пишет вам де Тресси? - спросил он нетерпеливо. Шарлотта и сама хотела бы это знать, поэтому взволнованно сломала печать и развернула послание: - Герцог приглашает меня и вас, Максимильен, посетить его перед сегодняшним балом в Лувре… - прочла она. «Быть может, это касается папенькиного титула? Быть может, не все еще потеряно?!» - просияла она. - Бал! Черт возьми… - перебил ее мысли муж. - Ваша Милость!… - снова укорил Госкар. - Да-да, простите, Чарли. Я совсем забыл: сегодня ведь состоится бал, на котором Его Величество велел мне быть - он желает переговорить со мной… - С выражением муки на лице барон отшвырнул салфетку и тяжело поднялся. - Надобно собираться. Вы тоже едете, Чарли, негоже мне появляться одному. - Полагаю, мне ехать не обязательно? - осведомился Оливье, тоже поднимаясь. Барон хмыкнул: - Госкар, мальчик мой, вы же молоды, вы должны любить танцы. И, потом, кто-то же должен танцевать с Чарли, из меня-то танцор… сами знаете. Так что поезжайте тоже, повеселитесь. - Как скажете, - буркнул Госкар в спину де Виньи. Садилась в карету, везущую ее на бал, Шарлотта в прекраснейшем расположении духа, окрыленная новыми надеждами и жаждой встречи с герцогом де Тресси. Вышла же она перед парадным крыльцом Лувра едва не плача, и причиной тому снова стал разговор с мужем, состоявшийся в карете. Тот прямо и безапелляционно дал ей понять, что приглашение де Тресси они не примут: - Это не тот господин, с которым стоит водить дружбу, Чарли, - заявил де Виньи. - Я сбился со счету, сколько раз он обвинялся во взяточничестве и растрате государственных денег! Его давно уже должны были бы выгнать со всех должностей, но у де Тресси столько связей на самых разных уровнях государственного аппарата, что этому мерзавцу все сходит с рук. К тому же и король к нему благосклонен. А эти его притязания на герцогиню де Монтевиль?! Это же немыслимо! В былые времена его давно бы уже заточили в Бастилию! - Не говорите так! - вступилась за де Тресси Шарлотта. - Может быть, герцог и правда не самый честный слуга короля, но он хороший человек. Он любил герцогиню де Монтевиль, а она вышла замуж за его друга - как тут не разочароваться в жизни и вообще в людях? Оттого он и выглядит таким… жестоким. Барон откровенно морщился и говорил пренебрежительно: - Чарли, вы снова начитались этих ваших любовных романов и желаете видеть в каждом никчемном мерзавце страдающую личность с благородной душой! Жизнь проще и жестче. И прекратите отвлекать мои мысли вашими незрелыми суждениями! Закончив, барон толкнул дверцу кареты, так как они уже приехали, и стремительно вышел, даже не подав руки супруге. - Не сердитесь, - помог спуститься ей Госкар, - вы знали, за кого выходили замуж - Его Милость не любит юлить и всегда говорит прямо. К тому же он прав. - В том, что мои суждения незрелы? - едва сдерживая слезы, спросила баронесса. - В том, что не стоит водить дружбу с де Тресси, - веско поправил Госкар. Как бы там ни было, желание веселиться пропало вовсе. Бал еще не был открыт, да и сам король отсутствовал - придворная знать толпилась у стен и вела непринужденные разговоры. Барон тотчас предоставил Шарлотту самой себе, увлекшись разговором с одним из приятелей. Но скучать в одиночестве на балах все же невозможно: едва барон отошел, Шарлотта приметила герцогиню де Монтевиль, которая направлялась определенно к ней. Ее Светлость была сегодня в нежно-розовом платье, с большим вкусом убранном жемчугом. - Баронесса, - та пожала ей руки, приблизившись, - я надеялась увидеть вас здесь. Почему вы одна и грустите? - И я рада видеть вас, герцогиня, - искренне ответила Шарлотта, - муж оставил меня, увы. Он считает меня слишком незрелой, чтобы проводить со мной много времени. - Ах, бедняжка, - рассмеялась та, - вы говорите так, будто это плохо. Если бы наши мужья все время сидели подле нас, когда же нам собираться вместе и обсуждать их недостатки? Пойдемте-ка лучше со мной, я познакомлю вас со своими подругами. Она указала веером на кружок дам, среди которых были и Ирен, и маркиза де Монтеспан. Вспомнив последнюю их беседу, Шарлотта невольно поежилась. Герцогиня, кажется, уловила это и передумала ее вести, а в глазах ее появилась грусть и, пожалуй, понимание: - Шарлотта, вы славная девушка. Но раз вы стали появляться при Дворе, то не пройдет и месяца, как вы превратитесь… во что-то наподобие виконтессы де Сент-Поль. Нет, не подумайте ни в коем случае, что это плохо - напротив. Таким как Ирен живется при Дворе весело и свободно, их ничто не гнетет, а каждый новый день кажется приключением. Я и сама иногда жалею, что не сумела стать такой. Так вас еще не назначили фрейлиной? - Нет, - покачала головой Шарлотта. - Верно, и не назначат никогда после давешнего разговора с маркизой де Монтеспан. Герцогиня рассмеялась, и Шарлотта вслед за ней. - Да я и не уверена, что хочу этого, - добавила Шарлотта, подумав. - Что ж, может быть, это и к лучшему. У вас и так все есть - дом, деньги, муж - к чему вам Двор… кстати, вы познакомите меня с бароном? Я слышала, что он удивительный человек, но так скрытен, и так не любит бывать на балах, что мы даже не представлены друг другу. - Непременно, - обрадовалась Шарлотта и обернулась туда, где еще минуту назад стоял ее муж - но его уже и след простыл. Пришлось ответить: - сожалею, Его Милость даже на балу работает - я помню, что он намеревался переговорить с Его Величеством, а после, вероятно, мы сразу уедем. Но вы могли бы приехать к нам в дом - теперь, когда муж вернулся, мы станем устраивать званые вечера раз в неделю. Будем очень ждать вас с Его Светлостью герцогом. - Это было бы чудесно, - согласилась герцогиня, - но в ближайшую неделю мы вряд ли станем выезжать. Произошла неприятность, о которой, видимо, наслышан уже весь Париж - мой муж ранен, и ему нужен покой. А в будущую пятницу мы и вовсе отбываем в Фонтенуа-ле-Шато - замок моего мужа. Шарлотта была расстроена и даже не пыталась это скрыть. На мгновение ей показалось, что герцогиня сможет стать ей другом и скрасить одиночество, когда муж снова уедет. А еще у нее можно научиться той самой сдержанности, о которой Шарлотта теперь мечтала. - Досадно, что мы познакомились в такое неподходящее время, - искренне сказала она. - Да, досадно, - вздохнув, согласилась герцогиня. Но ей пришлось отвлечься на голос распорядителя бала, который сообщил, что король спускается в залу. Герцогиня торопливо попрощалась: - что ж, нам надобно занять места при своих супругах - Его Величество вот-вот спустится. Всего вам доброго, Шарлотта. Она ушла, а баронесса тоже начала выискивать глазами мужа, которого все не было видно. Зато из толпы к ней вдруг подошел молоденький паж. Поклонившись удивленной Шарлотте, он передал ей свернутый незапечатанный листок: - Вам просили передать, Ваша Милость, - сказал тот. - Спасибо… - рассеянно сказала баронесса, одаривая мальчика несколькими монетами. Снова Шарлотта была уверена, что послание от мсье де Руана, тайно наблюдающего за ней. И снова была удивлена, что письмо - от герцога де Тресси. «По-видимому, Ваш супруг против нашей дружбы, раз Вы не навестили меня перед балом. И, тем не менее, милая Шарлотта, нам необходимо встретиться. Это касается титула Вашего отца. Если он все еще интересует Вас, жду Вашу Милость сегодня на балконе второго этажа во время открытия бала. Пожалуй, это единственный момент, когда Ваш муж не сможет застать нас вместе, потому как будет приветствовать короля. Я буду там вне зависимости от Вашего решения». Когда Шарлотта дочитала, руки ее дрожали, как у преступницы, а сердце буквально прыгало в груди. Она не ошиблась! Вопрос с титулом папеньки еще не решен! Но стоит ли так опрометчиво идти на это тайное… свидание? Если их застанут, то могут понять весьма двусмысленно. И, потом, если она пойдет, то ослушается мужа. А если не пойдет, то навсегда потеряет титул предков и подведет папеньку… Что же делать, что делать?! Уже заиграли трубы, оповещающие о входе Его Величества в бальную залу, и нужно было решать что-то немедленно. Поддавшись порыву, юная баронесса попятилась назад, туда, где была дверь на лестницу, ведущую на второй этаж, и через несколько мгновений она уже мчалась со всех ног на балкон, где ждал ее герцог. На балконе было темно, потому как ни одна свеча не горела - лишь слабый свет из коридора, в который, по-видимому, выходили гостевые спальни, позволял на споткнуться о мебель. Прямо под балконом располагалась бальная зала, сюда доносились звуки музыки и было видно Людовика и монаршее семейство, важно шествующее к своим местам. По обе стороны красной дорожки склонились в почтительном реверансе все присутствующие. Где-то среди них был и барон де Виньи, не понимающий, должно быть, куда подевалась его жена… Глава 37. ПОКА ОТКРЫВАЛИ БАЛ - Баронесса? - Шарлотта вздрогнула, услышав окликнувший ее голос, а еще через мгновение она увидела лицо герцога де Тресси, появившегося из темноты. - Славно, что вы пришли: вы хорошая дочь, и все делаете правильно. - Сударь, давайте к делу - вы же понимаете, что я рискую, находясь здесь, с вами. Что Его Величество решили по поводу графского титула моего отца? Де Тресси глубоко вздохнул и не спешил отвечать. А потом вдруг сказал, подойдя к самым перилам балкона и глядя вниз, на склонившихся придворных: - Я заметил, что сегодня, да и на прошлом балу вы весьма любезно разговаривали с герцогиней де Монтевиль. Она славная девушка, правда? У Шарлотты появилось неприятное предчувствие, и она почему-то вспомнила сегодняшние слова барона о том, что де Тресси - нехороший человек. И даже Госкар, чутью которого Шарлотта всегда доверяла, подтвердил это. - Она не просто девушка, Ваша Светлость, - сказала с достоинством Шарлотта, - госпожа герцогиня - замужняя женщина и почтенная дама, которая любит и уважает своего супруга. Герцог повернулся и с улыбкой разглядывал лицо Шарлотты. - Почтенная, - повторил он. - Я бы мог много пикантного рассказать вам о ее почтенности, но не стану. Пощажу ваши неискушенные подобным ушки… - Не смейте клеветать на герцогиню! - повысила вдруг голос Шарлотта. - Это недостойно! Я сама слышала, как она отказала вам тогда, в саду Тюильри! И уже мягче продолжила: - она любит мужа, смиритесь. Герцог хмыкнул: - Да, она любит мужа. Жаль, что муж ее этого не понимает и волочится за каждой юбкой. - Что вы говорите такое! - поморщилась Шарлотта. - Если вы пригласили меня для того, чтобы обсуждать сплетни, то я ухожу! - и действительно направилась к лестнице. - Это не сплетни, милая Шарлотта. Пока что. Но когда о романе герцога и Ирен де Сент-Поль станет известно всем придворным, Жизель поднимут на смех. А я не хочу видеть ее страдания - нужно, чтобы она узнала об этом романе первой, понимаете? Шарлотта остановилась. Она действительно вспомнила сейчас, что Ирен при их встрече обронила что-то о своих отношениях с неким герцогом, имя которого не назвала. Неужели она говорила о Монтевиле? - А о романе этом станет известно очень скоро. Взгляните сами, - продолжал герцог. Шарлотта обернулась: герцог, наведя театральный лорнет на кого-то внизу, смотрел в него и ухмылялся. Рассердившись, Шарлотта вернулась и выхватила лорнет у него из рук. Припала к нему сама. Несколько мгновений блуждания по залу - и она увидела Ирен в золотом, сияющем бриллиантами платье - ее просто невозможно было не заметить. А в пяти шагах от нее и герцога де Монтвиль в компании других мужчин. - И что? Чему вы ухмыляетесь? Они даже не смотрят друг на друга. Я знаю Ирен с детства и допускаю, что она… может опуститься до адюльтера. Но муж герцогини де Монтевиль честный и порядочный человек, я уверена! Де Тресси над ее ухом рассмеялся: - Милая моя Шарлотта, как же вы невинны. Надо бы преподать вам несколько уроков, - он аккуратно провел пальцами по пряди волос баронессы, лежащей на обнаженном плече. - Уберите руки! - вскричала та, но герцог, продолжая ухмыляться, и сам уже отошел. Рассматривая этих двух людей, в которых, на первый взгляд, совершенно глупо было бы подозревать пару, Шарлотта, однако, заметила, что Ирен не просто так теребит веер, а явно подает какие-то знаки. Кому? А в следующее мгновение Ирен вдруг захлопнула щелчком свой веер и направилась к лестнице. Той самой, по которой поднималась Шарлотта. Баронесса ахнула: - Нам нужно уходить, нас заметят, - она отдала лорнет де Тресси и лихорадочно соображала, как уйти тайком. - Не волнуйтесь, Шарлотта, - смеялся де Тресси, - к чему им балкон - они займут одну из спален в этом крыле. Скажем, вон ту, - он указал ручкой лорнета на дверь, виднеющуюся с балкона. - Я бы выбрал ту, а вкусы у нас с кузеном совпадают. - Что вы такое говорите? - у Шарлотты горели уши - хорошо, что в темноте этого не видно. - С чего вы взяли, что герцог пойдет за ней?! - Смотрите сами. Шарлотта бросила взгляд вниз: и без лорнета было видно, что Монтевиль, нервно оглядываясь, идет к той же самой лестнице вслед за Ирен. - Ах, Боже мой, зачем вы мне это все показали… - почти всхлипнула Шарлотта. Отчего-то ей было так больно и обидно за герцогиню, будто это ее саму обманули сейчас. - Тише! - шикнул на нее де Тресси. - Они идут сюда. Ведите себя тихо, и в темноте нас никто не увидит. Шарлотта затихла, все еще сокрушаясь в глубине души. Она до боли впивалась ногтями в свою ладонь, видя, как в спальню - ту самую, на которую указал де Тресси - вальяжно и самодовольно вошла сперва Ирен, а следом за ней, все еще озираясь в страхе, проскользнул де Монтевиль. Прежде чем они закрыли за собою дверь, Шарлотта вполне разглядела, как герцог начал пылко целовать Ирен. Потом дверь с грохотом захлопнулась, но все равно был слышен развязанный смех Ирен, а следом и недвусмысленные стоны. - Боже!… - затыкая уши и не в силах больше слышать это, Шарлотта помчалась к лестнице ведущей вниз. Первым ее порывом было сейчас же рассказать все Жизель де Монтевиль. Она должна знать правду, нельзя молчать о таком! Но после Шарлотта засомневалась. Некоторые события из ее жизни научили ее заглядывать немного вперед и понимать, что у каждого действа есть последствия. Когда-то она из самых лучших побуждений написала Марии де Граммон письмо, открывающее той глаза на ее возлюбленного. А в результате бедняжка едва не погибла. Что будет после того, как Шарлотта расскажет правду герцогине? Возможно, та порвет со своим негодяем-мужем, откликнется на чувства де Тресси, и они будут счастливы всю жизнь. А возможно, никогда не оправится от удара. И вообще, нужна ли Жизель такая правда? Это чужие отношения, и не следует в них лезть. Довольно и того, что Шарлотта узнала больше, чем следовало. Баронесса стояла на темной лестнице, прижавшись спиной к стене, когда услышала шаги приближающегося де Тресси. - Теперь вы понимаете, что должны открыть глаза вашей подруге на ее мужа. Я бы и сам все рассказал Жизель, но она мне не верит. Она и близко меня к себе не подпустит. А вам она, похоже, доверяет. - Я не стану ничего говорить ей, - тихо ответила Шарлотта. - Если Богу угодно, чтобы они расстались, то герцогиня и сама обо всем узнает. - Ах, вот оно что! - герцог неожиданно разозлился. - Я совсем забыл, ведь Ирен, как вы сами признались, ваша подруга с самого детства, и, расскажи вы о ее шашнях, она ответит тем же. Значит, ваше рыльце тоже в пушку, моя маленькая невинная баронесса? Де Тресси снова рассмеялся. - Да как вы смеете! Все, с меня хватит, я не обязана слушать ваши оскорбления! Она начала торопливо спускаться, но снова ее остановил голос герцога. Пропустить это мимо ушей было просто невозможно: - Вашему папеньке все еще нужен графский титул? - насмешливо спросил он. Шарлотта гневно обернулась. - Герцог спустился на несколько ступеней, приблизившись к Шарлотте. - Собственно, вы понравились Его Величеству, его тронула ваша история и ваши прекрасные… глаза. Так что, считайте, титул и так ваш. - Это правда? - недоверчиво спросила баронесса. - Папенька получит титул? - Конечно, получит, милая Шарлотта. Если, разумеется, кто-нибудь, близкий к королю, вдруг не скажет ему что-нибудь нелицеприятное о вас или вашем папеньке. Тогда он, разумеется, сразу передумает. Шарлотта поняла, что он имеет в виду: - Вы плохой человек, - прошептала она. - Мой муж был прав во всем, а я ошибалась. Знаете что! Мой супруг тоже имеет некоторый вес при Дворе, и всю вашу ложь он опровергнет! - Да, это так, - кивнул де Тресси. - Но я и это предусмотрел. Как вы думаете, милая Шарлотта, если я сейчас открою эту дверь, ведущую в залу, то сколько человек увидит нас, стоящих непозволительно близко друг к другу в этот момент? Десять? Двадцать? И как скоро донесут они об этом вашему высокопоставленному мужу? Полагаю, драгоценностей на день рождения вы от него больше не получите. - Вы мерзавец! Мерзавец! - готова была расплакаться Шарлотта и не знала, куда бежать: позади, за ее спиной была та самая дверь, а путь наверх преграждал де Тресси. - Что вы хотите от меня?! - Чтобы вы сказали правду! - в лицо ей выкрикнул герцог. - Всего-то! - Вы думаете, узнав, что муж неверен ей, герцогиня немедленно бросится в ваши объятия?! С чего вы взяли это? Весь Лувр только и говорит о том, какой вы дурной человек - я, похоже, была единственной, кто думал иначе - и то вы меня переубедили! Герцогиня ни за что не станет вашей - она слишком умна и благородна для этого! Герцог молчал, глубоко и взволнованно дыша. Видно было, что Шарлотта не оставила его равнодушным. - Я редко говорю это женщинам, Шарлотта, - произнес он, - но в ваших словах есть толика здравого смысла… Для Жизель я хуже дьявола, и этого, увы, не исправить, - он окинул взглядом Шарлотту. - Говорите, вы подумали, будто я не мерзавец? Позвольте спросить, почему? - Ну, не знаю… вы защитили меня от де Лоррена, потом помогли во время аудиенции у короля, - начала было Шарлотта, но опомнилась и снова вернула гнев в голос: - Но это было до того, как я узнала, какой вы на самом деле! - Вы понятия не имеете, какой на самом деле! Послушайте, Шарлотта, вы ведь желаете счастья вашей подруге? Так позвольте ей найти это счастье со мной. Я хороший человек, правда, вы во мне не ошиблись. Вы ведь теперь часто будете общаться с Жизель - так расскажите ей о том, что я помог вам. Расскажите, как я страдаю и всякое такое. У вас ведь есть фантазия? Наступила очередь Шарлотты ухмыляться: - С чего бы мне помогать человеку, который шантажирует меня самым беспардонным образом? - Позвольте, Шарлотта, неужели вы правда думаете, что я стал бы наговаривать на вас? Я просто хотел вас немного напугать, но теперь я в этом раскаиваюсь, - он улыбнулся, но Шарлотте эта улыбка напомнила звериный оскал. - Да-да, - не успокаивалась баронесса, - и когда вы заявили, что в случае неповиновения опорочите меня перед мужем - вы тоже меня пугали? Герцог усмехнулся и толкнул дверь в бальную залу. Шарлотта вскрикнула и сжалась на месте. Только за дверью было тихо. Это была все та же бальная зала, но абсолютно пустая. - Где все? - растерянно спросила она, выходя в залу. - Ушли смотреть фейерверк. Вы что, не читали расписание вечера? Теперь вы убедились, что я достоин герцогини? - Не знаю… - честно сказала Шарлотта. - Возможно, ей бы действительно было лучше с вами, чем ее мужем, но что же мне просто подойти к ней и выложить все, что я о вас думаю? - Нет, прежде вам нужно с нею подружиться. - Я была бы рада подружиться с герцогиней и без ваших просьб! Но она уезжает с мужем в родовой замок, мы больше не увидимся. - Уезжает… Это не входило в мои планы. Постойте, так вот куда собралась виконтесса де Сент-Поль в будущую пятницу: де Монтевиль собирается ехать с женой и берет с собой любовницу! И после этого мерзавцем называют меня, а он образцовый муж? Он расхохотался, запрокинув голову, и Шарлотта даже не поняла: он восхищается лихостью де Монтевиля или осуждает ее? А потом герцог заявил: - Шарлотта, вы должны поехать с ними. - Что? - опешила Шарлотта. - Да, придумайте что-нибудь, какой-то предлог… Фонтенуа-ле-Шато - прекрасное место, я там вырос - уверен, вам там понравится. - Вы что, с ума сошли! Я никуда не поеду! Муж меня не отпустит… Для чего мне вообще вам помогать? Я даже слушать вас не обязана! Тряхнув головой, словно желая забыть весь этот длинный утомительный разговор, она подхватила юбку и побежала через залу к выходу. Надобно найти мужа. - Шарлотта! - крикнул вслед герцог: - вы не обязаны мне помогать, но помните, что защищать вас от де Лоррена и выгораживать перед королем я тоже был не обязан. И все же сделал это. Шарлотта же, притворяясь, что не слышит, поскорее добралась до дверей, ведущих на улицу. Глава 38. ФЕЙЕРВЕРК В карете по дороге на бал Жоржетта то и дело тайком поднимала глаза на мужа и думала о том, что он не устает ее удивлять. Она голову сломала, думая, к каким бы влиятельным людям обратиться, чтобы те помогли им с маркизатом. Она написала папеньке, но того сейчас не было в Париже. Единственный, кого она нашла - один из любовников матушки. Тот был придворным и очень близким к королю: его должность заключалась в том, чтобы подавать Его Величеству халат по утрам. Едва ли он мог бы помочь - но хоть что-то… Жоржетта уже отчаялась, и тут появился Шарль, который так, между прочим, обронил, что давеча спас от убийц самого герцога де Монтевиля - человека, с которым король играет в шахматы каждый вечер, и для которого буквально нет ничего невозможного! И Шарль еще сомневался, стоит ли принимать его приглашение на бал… Просто подарок судьбы, что герцогиня де Монтевиль изъявила желание познакомиться с нею. Надо приложить все таланты, чтобы понравиться ей, а то и стать подругой. У Жоржетты прежде не очень-то ладилось с подругами, главным образом потому, что в обществе женщин ей было откровенно скучно… или же женщинам было скучно с нею? Неважно… Ради дела можно и потерпеть. Для бала мадам де Руан выбрала платье из лазурно-голубого яркого атласа, утопающее в кружевах и рюшах. Разумеется, без украшений на бал являться не стоит, тем более что у Жоржетты их была уйма - еще со старых времен, подарки отца. Она надела колье и серьги из жемчуга. Потом, подумав, добавила бриллиантовую диадему и такие же браслеты. Потом, решив, что и этого мало, прикрепила к вороту кроваво-алые рубиновые подвески. Вот. Теперь она наверняка будет выглядеть не беднее прочих. Осмотрев себя в зеркале, она пришла к выводу, что выглядит недурно, и улыбнулась. В коридоре встретилась с Шарлем и невзначай повернулась: здорово было бы, если б он похвалил ее наряд. Но мужа занимали другие мысли: - Как я выгляжу? - нервно спросил он, и не глядя на Жоржетту. - Вам идет практически все, Шарль, - отмахнулась Жоржетта недовольно. - Я жду вас в карете. - Шарль, нам нужно обдумать, что говорить, - под мерное покачивание экипажа сообщила Жоржетта мужу. - Кому? - опешил тот. - Королю - ясное дело! Мы же не танцевать туда едем… Так вот, нам необходимо обратить на себя внимание, тогда, возможно, король заговорит с нами, и мы сможем озвучить просьбу! - С чего бы королю обращать на нас внимание? - Вы пессимист, Шарль! Сама Жоржетта не просто надеялась на внимание короля - она была уверена, что получит его. И, разумеется, имела план. - Мадам и шевалье де Руан! - объявил распорядитель бала, и Жоржетта, опираясь на руку Шарля, вошла в залу. Вокруг горели тысячи свечей, свет которых отражался от зеркал и бриллиантов дам, давая такое сияние, что у Жоржетты резало в глазах. Она совсем отвыкла от балов. - Нужно найти герцога и герцогиню де Монтевиль и поблагодарить их за приглашение, - сказал Шарль, всматриваясь в толпу. - Нет, - возразила Жоржетта, и не слушая его, - мы и так приехали поздно, скоро войдет Его Величество - нам нужно занять места как можно ближе к ковровой дорожке, по которой он будет идти. Он должен нас заметить! - Но это неприлично, Жоржетта, мы должны сперва поздороваться!… - Шарль, тише-тише! Король уже входит, нам нужно поспешить! Действительно в этот момент уже играли трубы, придворные склонились в поклонах, и Жоржетта, воспользовавшись моментом, ловко проскользнула между двумя дамами, потом легонько подтолкнула какого-то мужчину и заняла место у самого края дорожки. А потом почтительно склонилась. Глаз она, между тем, не сводила с фигуры Его Величества. Тот важно шествовал через залу, поддерживая под руку Марию-Терезию, свою супругу. Слева от него не менее важно шел десятилетний Людовик Дофин, а позади - Филипп Орлеанский, младший брат короля, под руку с Елизаветой Пфальцской - своей невестой, свадьбу с которой намеревались сыграть совсем скоро - именно из-за предстоящей свадьбы Двор до сих пор и не отъехал в Версаль. Прежняя жена Филиппа - обворожительная Генриетта Орлеанская - год назад умерла в самом расцвете лет. По слухам, была отравлена. По слухам, отравлена первым фаворитом своего мужа - шевалье де Лорреном, стоявшим сейчас недалеко от Жоржетты с такой физиономией, что ему хотелось дать пощечину за одну только его ухмылку. Людовик шел не торопясь и в пути несколько раз останавливался, приветствуя некоторых из своих подданных, и даже обменивался с ними парой фраз. Король и с нею заговорит. Обязательно! И тогда она изложит ему свою просьбу - и, кто знает, вдруг у Его Величества сегодня хорошее настроение, тогда их мучениям конец! План Жоржетты не блистал оригинальностью, но был надежен. Она, склонившись в реверансе, движением, которое репетировала весь вечер накануне, уронила на пол веер. Прямо на ковровую дорожку, там, где должен был пройти король. Его Величество славится галантным поведением и просто не сможет проигнорировать ее веер! Он его поднимает, а потом… - Жоржетта, вы обронили… - Шарль, стоявший рядом, самым обыденным движением поднял ее веер и вручил ей, даже не глядя. Мадам де Руан сжимала в руке веер - свой последний шанс на удачу - и чувствовала, как лицо ее стало покрываться красными невротическими пятнами. Шарль ничего не замечал, а она готова была растерзать его! С языка уже готовы были сорваться ругательства, которыми вполне мог бы воспользоваться пьяный сапожник, на ногу которому упала кувалда. Именно такое выражение лица было у Жоржетты, когда король скользнул по ней взглядом, приветствуя. Не удивительно, что Его Величество смешался, поспешно отвел глаза и, должно быть, даже настроение его ухудшилось. Ей-Богу, Жоржетте казалось, что она сейчас лишится чувств. Первый раз в жизни. - Ну что, Жоржетта, теперь вы довольны? - раздраженно спросил Шарль, когда монаршее семейство прошло к своим местам, и был открыт бал. - Позволите, наконец, найти герцога и герцогиню? Скоро начнется фейерверк, и я хочу поздороваться с ними прежде. И, по-прежнему не замечая бушующих эмоций супруги, Шарль направился в гущу людей. Жоржетта, теперь бледная от злости, молча направилась за ним, думая о том, что хоть муж ее и не отличается сообразительностью, но устраивать сцены сейчас - не время. Но в гостинице она непременно ему все выскажет! Однако ж герцога де Монтевиль супруги так и не нашли, зато увиделись с Ее Светлостью герцогиней. - Ах, мсье де Руан, я сама ищу Филиппа… - ответила та на вопрос Шарля, обеспокоенно скользя глазами по залу. - Я уговаривала его не ходить на бал - его рана еще не затянулась, и боюсь, как бы ему не стало дурно. Обещайте, что, если увидите его, непременно доставите ко мне - я так беспокоюсь. - Конечно, сударыня! - Шарль, кажется, заразился от Ее Светлости беспокойством, и сам начал выискивать в толпе герцога. Будто тот - малый ребенок, и не способен прожить без их внимания! Жоржетта локтем толкнула Шарля, чтобы он не забыл, зачем они явились. Тот опомнился: - да, Ваша Светлость, я хотел представить вам мадам де Руан, дочь герцога де Мирабо и свою жену. Жоржетта приветливо улыбнулась и с готовностью сделала реверанс. Герцогиня ей скорее понравилась, чем нет - только несколько раздражало это ее «кудахтанье» по поводу мужа, а так она производила впечатление вполне разумной женщины. - Рада, что мы, наконец, познакомились, Ваша Светлость, - сделала Жоржетта шаг вперед, оттесняя мужа, и взялась за руки герцогини, чтобы пожать их - нужно проявлять инициативу, иначе на установление дружбы уйдут недели. Вот только с моментом Жоржетта прогадала: герцогине явно было не до новых подруг сейчас. - Да-да, приятно познакомиться… Позвольте, я вас оставлю, хочу вернуться в свои комнаты - быть может, Филипп устал и покинул бал, - она мягко высвободила свои руки и торопливо ушла. - Что за невезение! - от досады Жоржетта захлопнула свой веер ударом о ладонь. - Все, Шарль, можно ехать домой - сегодня не наш день! - Но сейчас ведь начнется фейерверк… - с явной тоской посмотрел Шарль на придворных, спешащих на набережную Сены, куда перенеслись празднества. Жоржетта посмотрела туда же и, подумав, произнесла: - Хотя да, вы правы. Нужно оставаться здесь как можно дольше и мозолить глаза придворным - лишним это не будет. Пойдемте. Мсье Госкара Жоржетта увидела первой. В то же мгновение она схватила за руку Шарля, чтобы предупредить, но - Госкар уже заметил их и тотчас улыбнулся. Теперь уже демонстративно не замечать его было бы верхом неприличия… Шарль, вероятно, думал так же, потому только сдержанно поклонился подошедшему к ним лакею де Виньи. - Вот так встреча, мадам де Руан, мсье… - он раскланялся с ними обоими. - Вы должны пойти со мной - я покажу вам лучшие вид на фейерверк и познакомлю с господином и госпожой де Виньи. Госкар встал между супругами и ненавязчиво, но верно подталкивал обоих к явно привилегированным местам на небольшом постаменте. Жоржетта в этот момент даже не сопротивлялась, потому как король сидел в своем кресле в каких-то десяти шагах от них. Но, разумеется, когда перед ними выросла высокая и статная фигура барона де Виньи, мысли о короле и обо всех титулах более не посещали голову Жоржетты. Она могла только наблюдать, как сурово и презрительно тот смотрит на Шарля, безусловно узнав его, и как отвечает ему Шарль - набычившись и из-под самых бровей. - Что за… для чего вы привели сюда этих господ, Госкар? - более чем неприветливо вопросил барон. Мсье Госкар в обычной своей манере полного безразличия к эмоциям окружающих, вещал что-то об их застрявшей карете, и о том, какие они славные люди. Жоржетта не слушала его, а думала только том, что если барон сейчас осерчает и без лишних церемоний прикажет им убираться - а ведь он человек прямой - это будет позор, от которого она нескоро оправится. И, кажется, с его губ уже готовы были сорваться эти слова, но барон впервые вдруг перевел взгляд на Жоржетту и, вероятно, пожалев ее и ее чувства, несколько смягчился: - Что ж… никак не ожидал увидеть вас здесь, мадам и мсье де Руан, но думаю, что вам следует найти другие места. Так будет лучше для всех. - Да-да, мы пойдем, - быстро согласилась Жоржетта. Казалось бы, вот и все - гроза миновала. Но супруги де Руан, кажется, точно прогневали чем-то небеса, потому что как раз в этот момент на их помост бодро и весело запрыгнула Шарлотта д’Эффель собственной персоной. Она с разбегу повисла на руке мужа, звонко чмокнула его в щеку, прощебетав при этом: - Я ничего не пропустила? Потом только Шарлотта заметила их с Шарлем. По лицу ее тотчас пробежала тень, но особенно она не взволновалась, что заставило Жоржетту подумать, что та прекрасно осведомлена, что они в Париже. А, быть может, она уже успела увидеться с Шарлем?… - О, да у нас гости! - воскликнула Шарлотта, возвращая веселье в свой голос. - Мсье Госкар, это вы привели мсье и мадам де Руан сюда? Как же славно! Барона не могли не насторожить эти слова: - Чарли, уж не хотите ли вы сказать, что знали, что мсье и мадам де Руан в Париже? Жоржетта с не меньшим любопытством ждала, что она ответит, а та, и не моргнув глазом, кивнула: - Разумеется, знала! Да и весь Лувр знал: неужели вы не в курсе, милый Максимильен, что мсье де Руан, мой добрый сосед, нынче герой! Да-да, на прошлой недели он спас от грабителей самого герцога де Монтевиль. Практически в одиночку разделался с шестью головорезами! Да все в Лувре только об этом и говорят. Скажите, мсье де Руан, где вы научились так великолепно фехтовать? Быть может, дадите пару уроков моему мужу? На лице барона тут же мелькнула издевательская усмешка. Мелькнула и сразу исчезла, но суровость с лица де Виньи сошла окончательно. Тот, поощряя острый язычок своей Чарли, благодарно погладил ее по руке. - Я занимаюсь фехтованием по три часа в день, мадам де Виньи, - сухо ответил, между тем, Шарль. - Думаю, вашему мужу это не нужно. - О, сочувствую, мсье де Руан… - не унималась Шарлотта и состроила страдальческую гримаску, - как же так? У вас молодая жена, а вы все равно по три часа в день занимаетесь фехтованием. Это прискорбно, Макс, вы не находите? Так! Это уже слишком! Терпеть это и дальше Жоржетта не могла. - Я смотрю, вы очень изменились, Шарлотта. Должно быть, Париж действует на вас неблаготворно, раз вы даже спасение человека от смерти превращаете в цирк. - Зато вы совсем не изменились, Жоржетта, - та скользнула взглядом по ее платью. - Чудесный наряд. Жоржетта насторожилась: кажется, Шарлотта похвалила ее платье? Или это был сарказм? Лучше - на всякий случай - ответить какой-нибудь колкостью. - Смотрите! - не дал сказать Жоржетте мсье Госкар, указывая на бушующие над их головами огни фейерверка. - Смотрите, как красиво! Я слышал, что на это представление Его Величество потратили двадцать тысяч ливров. Должно быть, и до мсье Госкара, наконец, дошло, что сводить вместе семьи де Руан и де Виньи - не лучшая затея. Потому он и решил отвлечь всех. - Двадцать тысяч ливров выбросить в воздух… - хмыкнул еле слышно барон де Виньи. - Его Величеству, разумеется, видней, но лучше бы эти деньги пустили на помощь бедным. - Вы же знаете, Ваша Милость, - заметил Госкар, - раздай Его Величество хоть всю свою казну - меньше бедных от этого не станет, а вот разного рода увеселения с бесплатной выпивкой и зрелищами народ всегда приветствовал. Жоржетта отметила, что его суждения весьма разумны, и продолжила смотреть в небо над Сеной: там, на ее берегу, разыгрывалось целое представление. Пиротехнические установки изрыгали залпы пламени, искры которого уносились в ночное небо и осыпались золотым дождем. В центре этой феерии возвышался огромный медный круг, вращающийся наподобие колеса. Из граней его пучками вылетали искры, символизирующие, по-видимому, лучи - должно быть, это была аллегория с королем-Солнце, как любил называть себя Людовик. Мадам де Руан не могла не признать, что зрелище завораживало. - Как красиво… - вздохнула совсем рядом Шарлотта. Жоржетта скосила глаза на ее лицо: та во все глаза смотрела на представление, а на ресницах ее застыли капельки слез. «Господи, Боже мой, - думала Жоржетта, - она и правда истеричка - такой скорый перепад настроения это ненормально!» - Я о музыке… - продолжала Шарлотта, тайком утирая слезы, - она же душу рвет на части. Кто ее написал? Отвечать ей никто не спешил отчего-то - по-видимому мужчины, как и Жоржетта, не были осведомлены о композиторе. Тогда ответил Шарль: - Люлли [[21] Жан-Батист Люлли, французский композитор (1632 - 1687)], - отозвался он, - это музыка из балета для струнных. - Люлли… он, верно, посланник свыше - земной человек не может сочинять такую музыку. Словно ангелы плачут, вы не находите? - Это скрипка, - снова ответил Шарль. - Ее звуки часто так действуют на тех, кто впервые ее услышал. - И правда, я никогда прежде не слышала скрипки. Я играю на клавесине - и довольно недурно, как считают некоторые - но мне никогда не научиться так… - Чарли, я куплю вам скрипку и найму учителя, - перебил ее барон, - через месяц вы будете играть не хуже. Шарлотта больше не стала ничего говорить, только чуть повернула голову и взглянула на Шарля, наблюдавшего за очередной вспышкой. От мадам де Руан не укрылось и то, что едва та отвернулась, чтобы в очередной раз утереть набежавшую слезу, Шарль перевел взгляд на лицо Шарлотты, озаренное светом фейерверка, и смотрел так долго, что Жоржетта сама смешалась и отвела взгляд - будто она только что вторглась во что-то глубоко личное и совершенно ей непонятное. Глава 39. ДВА КРАЙНЕ ЗАМАНЧИВЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЯ Когда закончился фейерверк Шарль и Жоржетта поспешили оставить господ де Виньи: вечер не закончился скандалом - уже хорошо. Жоржетта хотела поехать домой, но Шарль, понимая, что снова вызовет недовольство супруги, все же решил настоять: - Мы не можем уехать, не поздоровавшись с герцогом! Это не вежливо… Вы идете со мной? - Нет уж, - наотрез отказалась она, - я слишком устала для еще одной встречи. Поискав глазами, Жоржетта приметила свободное кресло у стены, где сидели пожилые не танцующие дамы, и направилась к нему, пока не заняли. Шарль не стал ее уговаривать: у него был разговор к герцогу и лучше бы, чтобы Жоржетта его не слышала. К счастью, в этот раз он искал де Монтевиля недолго: тот, как ни в чем не бывало, спускался с лестницы, ведущей на балкон. - О, Шарль, друг мой! - обрадовался ему герцог. - Как хорошо, что вы откликнулись на наше приглашение. - Да-да, мы с супругой безмерно благодарны вам, но я хотел бы поговорить о другом… В этот момент взгляд Шарля наткнулся на красивую блондинку, спускающуюся по той же лестнице, что и де Монтевиль. На губах ее блуждала самодовольная улыбка. В следующий момент Шарль вспомнил, что это мадемуазель де Жув - дочь его соседей в Аквитании. Как же тесен мир… Лишь на мгновение ему показалось странным, что та, как и герцог, спускается со второго этажа, хотя все гости должны были смотреть фейерверк. Но, так как в его мыслях и без того был сумбур, задерживаться на персоне мадемуазель де Жув Шарль не стал. - …сударь, - продолжил он, - я только сказать вам, что тот человек - де Тресси - которого назвали убийцы, он здесь, в Лувре! - Шарль не мог не заметить, как напряглось лицо де Монтевиля при упоминании этого имени. - Я думаю, он занимает какое-то высокопоставленное место. Вы же не можете оставить этого - де Тресси неспроста желает вашей смерти. А что, если он повторит попытку… - Де Тресси - это мой кузен, - прерывая поток взволнованной речи Шарля, сказал де Монтевиль. - О… - сконфузился Шарль, - я не знал. Тогда, должно быть, это все не мое дело… - Нет, отчего же! Вы ввязались в ту драку, рисковали своей жизнью, так что вы имеете право знать. Де Тресси не просто родственник мне - мы росли вместе. Он рано остался сиротой, и мои родители воспитывали нас, как родных братьев. Это было очень давно, но тогда мне казалось, что мы не расстанемся никогда. Мы мечтали, как поедем в Париж, как устроимся на службу к королю, будем бок о бок командовать войсками в очередной войне с Испанией. Быть может, так все и было бы, если б не Жизель… Я знал, что де Тресси влюблен в нее. Но я же не виноват, что Жизель ответила взаимностью мне, а не ему? Де Монтевиль, сказав это, просящее посмотрел на Шарля, как будто ждал его одобрения. Шарль не знал, что сказать: - Он возненавидел вас только за то, что вы более удачливы в любви? Монтевиль отвел взгляд, несколько смутился, но все же ответил: - Не все так просто…Жизель была не ровней нам. И мои предки, и предки де Тресси долгие века были близки к королям, а происхождение Жизель - только это между нами, Шарль - весьма туманно… мои родители любили ее, потому как она тоже росла с нами, но я не смел даже надеяться, что наш с нею брак они одобрят. Признайся я ей в своих чувствах, это принесло бы одни беды - так я считал тогда. Я хотел, как лучше, понимаете, Шарль? О да, Шарль понимал. Не знал только, отчего из-за действий из лучших побуждений часто выходит взаимная ненависть и сплошные неприятности. - Этьену было проще, - продолжал Монтевиль, - у него был титул, было наследство родителей, но не было их суровых наставлений и запретов. Он был свободен в выборе невесты, в отличие от меня. Кроме того, Этьен всегда отличался смелостью, независимостью… он не побоялся неодобрения общества и предложил Жизель стать его женой. Она согласилась. Я не осуждаю ее: она знала Этьена с детства, видела его любовь - а я упорно молчал о своих чувствах. Даже более того, был первым, кто поздравил их с помолвкой. Они уехали в Париж, чтобы обвенчаться. В течение двух месяцев я боролся с собою, а однажды не выдержал и поехал за ними, чтобы отбить Жизель у своего брата. Я думал тогда только о том, что, если упущу эту женщину, то никогда себе этого не прощу. Жизель в тот же день расторгла помолвку с Этьеном, и мы обвенчались в маленькой церкви. - А как же ваши родители? Они приняли Жизель? Монтевиль криво улыбнулся: - Пока мы росли, моя матушка любила приговаривать, что Жизель ей как родная дочь. Ставила нам с Этьеном в пример ее манеры, умение разговаривать, ее тягу к знаниям… Когда же я привез молодую жену в замок… я не думал, что матушка знает столько вариация слова «шлюха». Я был лишен крова и наследства, мне оставили только некоторое содержание. Маменька так и не простила меня до самой своей смерти. А отец, лишь умирая, призвал меня к себе и официально восстановил в правах. - И все же вы поступили смело, борясь за счастье женщины, которую любили, - ответил Шарль. - Я восхищен этим… не каждый бы решился. - Да, Жизель тоже постоянно мне это говорит, но… я предал друга. Вы, должно быть, понимаете, что де Тресси чувствовал, когда его свадьба расстроилась? Он тогда страшно разгневался, вызвал меня на дуэль, а потом сам же на нее не явился - так как был мертвецки пьян. После он выпросил место командующего одним из дивизионов и умчался сражаться за Франш-Конте [[22] Одно из последних этапов войны за Испанские Нидерланды в 1668 году]. Признаться, даже после того, как он нанял людей, чтобы убить меня, я все еще чувствую свою вину. - Вы не правы, - упрямо покачал головой Шарль. - Хотя бы ради спокойствия вашей супруги вы должны доложить о произошедшем королю. Де Тресси не может остаться безнаказанным! «И продолжать соблазнять дам», - добавил Шарль про себя. Хотя сразу же убедил себя в том, что отношения де Тресси с Шарлоттой - какого бы рода эти отношения не были - здесь абсолютно не при чем. - Это все уже не имеет значения, друг мой, - продолжил Монтевиль, - в пятницу мы с женой отбываем в наш родовой замок - подлечит мои раны. - Вот как? - изумился Шарль. Отчего-то ему показалось, что Монтевиль хочет не столько подлечиться в замке, сколько желает сбежать от необходимости решить проблемы с де Тресси. - Я рад за вас. - Чему здесь радоваться? - скривился в гримасе Монтевиль. - Я ненавижу деревню, а главным образом воспоминания, которые она вызывает… век бы не возвращался в тот замок, но Жизель его любит. Кроме того, действительно существует вероятность, что де Тресси подошлет убийц еще раз. Лучше действительно какое-то время пожить в Фонтенуа-ле-Шато. Ума не приложу, чем я стану там заниматься… - Фонтенуа-ле-Шато? Это на севере, в Лотраингии? - оживился Шарль: - там же замечательные места! Я слышал, что в лесах у подножия Вогезов водится огромное количество оленей - можно знатно поохотиться. - Да, места там славные. Вот только Жизель не приветствует охоту, а заниматься этим в одиночку - что за удовольствие?… - он вдруг с любопытством посмотрел на Шарля: - друг мой, а что, если вы погостите у нас, в Фонтенуа-ле-Шато? Мы бы поохотились вдоволь, а наши жены, я уверен, с удовольствием бы подружились. Как вы на это смотрите? Признаться, Шарль смотрел на это с большим интересом. Он много читал о Лотарингии и мечтал побывать там, а сейчас был реальный шанс эту мечту осуществить. Кроме того, оставаться в Париже и каждый день опасаться встретиться с Шарлоттой или участвовать в нелепой погоне Жоржетты за маркизатом - эта перспектива его не радовала. И возвращаться в Шато-де-Руан не очень-то хотелось: сейчас, зимой, там, должно быть, невероятно уныло. Шарлю очень хотелось принять предложение герцога, но… что скажет Жоржетта? Ох уж эта необходимость все решать с оглядкой на жену! В то время, когда Шарль в очередной раз подсчитывал минусы своего женатого положения, его супруга продолжала сидеть в другом конце залы, обмахиваясь веером и утомленно поглядывая на танцующих. Жоржетта все еще сожалела, что с наследством ничего не вышло: ужасно обидно было возвращаться в Шато-де-Руан, зная, что они упустили свой единственный шанс разбогатеть. И момент, когда Жоржетта в очередной раз горестно вздохнула, перед ней вдруг вырос мсье Госкар. Она даже не успела заметить, как тот подошел: - Сударыня, если следующий танец у вас не занят, могу ли я рассчитывать на ваше расположение? Жоржетта снизу вверх смотрела на его лицо и искала намек на шутку, издевку - на что угодно, что объясняло бы, с чего он вдруг подошел. Не ждала она от этого человека ничего хорошего. Стоило бы выдумать предлог для отказа, но так как ничего на ум не приходило, Жоржетта выдавила из себя: - Да… И он тут же отошел, не сказав больше ни слова. Жоржетта же принялась с удвоенной силой обмахиваться веером, потому как ее бросило в жар. Она никак не могла раскусить мсье Госкара: два раза они с Шарлем виделись с ним, и оба раза он поставил их в самое неприятное положение, какое только можно вообразить. Делал ли он это нарочно? Едва ли… Да и зачем ему это? Что же тогда - он простачок, который, сам того не ведая, создает другим проблемы? Тоже не похоже: уж кто-кто, а он явно не так прост, как кажется. И его манеры - они превосходны, без преувеличений. Кроме того, он… довольно недурен собой. Нет, это, конечно, не Шарль с его завораживающим мягким взглядом и профилем, словно бы срисованным со старинной монеты, но черты лица мсье Госкара были, безусловно, приятны, хоть и несколько грубоваты. Заметив, однако, что искоса наблюдает за мсье Госкаром уже не первую минуту, Жоржетта опомнилась и отвернулась. Сам Госкар при этом не взглянул на приглашенную им даму ни разу - быть может, он вовсе забыл о танце? Пожалуй, это было бы лучше всего… Но мсье Госкар не забыл. Как только музыка затихла, он любезно раскланялся с сударем, с которым разговаривал в это время, и направился к ней. Им предстояло танцевать куранту. Что за невезение: лучше бы это была аллеманда или хоть ригодон, полные замысловатых движений. Куранта же - танец медленный, где пары, держась за руки, делают изящные па, во время которых сам Бог велел вести разговоры - уже заранее неприятные Жоржетте. Собственно, она не ошиблась: - Вам не идет этот цвет, - это было первое, что сказал Госкар, едва заиграла музыка. - Попробуйте лучше теплые оттенки на платья. Жоржетта ответила не сразу. Право, она и сама догадывалась, что не умеет одеваться, но зачем же вот так говорить об этом вслух! Но она сделала вид, будто замечание ее ничуть не задело: - Я посмотрю, вы очень разбираетесь в моде - общение с мадам де Виньи пошло вам на пользу. - Хм, мы живем в такую эпоху, сударыня, что разбираться в моде должен каждый, вы так не думаете? - Я думаю, что в мире есть вещи, гораздо более важные, чем наряды, - ответила Жоржетта с ноткой наставительности в голосе. - Забавно… - отозвался Госкар. И, вроде бы, замолчал. Жаль, что не на долго: - А какие, позвольте спросить? Какие, какие!… Разумеется, в мире полно важных вещей, но Жоржетта была так рассержена, что все вылетело из головы. - Вы что, действительно считаете, что самое главное в жизни - правильно выбрать платье?! - уже с явным раздражением спросила она. Госкар негромко рассмеялся: - Разумеется, нет. Просто мне очень хотелось услышать от вас что-нибудь о голодающих детях в Африке или о бедняках Парижа. Из уст дамы, которая надела на себя столько бриллиантов, это звучало бы просто изумительно. - Вы считаете, что я ношу слишком много бриллиантов? - уточнила Жоржетта, уже даже не злясь - злиться на такого беспардонного человека, кажется, бесполезно. - Да, считаю, - подтвердил тот, не изменившись в лице. - Это вас старит. - Вы всегда говорите то, что думаете? - уже со смехом спросила она. - Стараюсь. А это плохо? - Да, это плохо! - в лицо ему заявила Жоржетта, после чего выдернула свою ладонь из его руки и, подобрав юбки, покинула центр залы прямо посреди танца. Она видела, что остальные танцующие оборачивались то на нее, то на Госкара, и даже музыканты сбились, решив, что происходит что-то из ряда вон выходящее. Разумеется, бросать партнера во время танца, да еще так демонстративно - было верхом неприличия. Но Жоржетта все же радовалась, что сделала это: пусть-пусть окружающие подумают, что мсье Госкар сделал или сказал нечто отвратительное, чего даже такая сдержанная дама, как мадам де Руан стерпеть не смогла. Тем более что это не так уж далеко от истины. Усевшись на прежнее же место, Жоржетта снова начала обмахиваться веером и старалась не замечать косых взглядов. Раз или два она находила в толпе Госкара, чтобы увидеть его негодование, и как только убеждалась, что он поймал ее взгляд и увидел, насколько она презирает его, поспешно отводила глаза. Какой же все-таки мерзкий сегодня день! И куда пропал Шарль! Наконец, устав ждать, она поднялась с кресла, чтобы найти его. Только не успела сделать и двух шагов, как увидела направляющего к ней сквозь толпу Госкара. С обычной свей полуулыбкой, переходящей в усмешку, он поклонился ей. - Желаете еще раз со мной станцевать? - с деланной любезностью осведомилась Жоржетта. - Нет, мадам, оного раза было вполне достаточно. Я хотел извиниться, если невольно обидел вас чем-то. Поверьте, я не хотел. Его Милость барон де Виньи с супругой уезжают, так что вынужден попрощаться с вами, сударыня, - с этими словами он взял руку Жоржетты и легонько коснулся ее губами. Когда же он выпрямился - то ли у него приключился нервный тик от усталости, то ли Жоржетте просто показалось, но было ощущение, что он ей подмигнул. Но больше всего взволновало мадам де Руан даже не это, а то, что отныне руку ее жег маленький бумажный комок, зажатый в ладони и оставленный мсье Госкаром. Это что же - записка?! И где этот наглец натренировался так ловко вкладывать их дамам? «Жду Вас сегодня в полночь в саду Тюильри. Мог бы Вам описать истинную цель нашей встречи, но, так как правду Вы не любите, то приглашаю Вас полюбоваться маргаритками из Аквитании». Глава 40. СВИДАНИЕ Дорогу из дворца в гостиницу, где они остановились, Жоржетта почти не помнила, так как мысли ее находились в смятении. Записка Госкара была прочитана раз пятьдесят, а потом в суматохе спрятана за отворот перчатки. Во время поездки в карете Шарль несколько раз спрашивал у нее что-то, а Жоржетта отвечала невпопад, потому как волновалась только о том, не выпала ли записка? Жоржетта не знала, что ей делать. Разумеется, и речи не могло идти о том, чтобы явиться на это… свидание. Но как быть с самим фактом того, что этот мерзавец, этот подлец, этот распутник посмел оскорбить ее подобным предложением?! У Жоржетты даже мелькнула мысль показать записку Шарлю - вот бы тот вызвал его на дуэль и сбил с него спесь! Но она быстро отвергла эту идею. Потом ее начали мучить мысли другого плана: а что, если Госкар лишь орудие в руках… скажем, все той же Ирен де Жув? Жоржетта отлично помнила, что и пока они танцевали, и пока Госкар передавал ей эту записку, мерзавка Ирен крутилась все время поблизости. Что, если история с Мари ее так ничему и не научила, и она решила «пошутить» теперь над ней? При этой мысли Жоржетта даже побелела от злости, представляя, как собственноручно вцепится в отбеленные волосенки Ирен и отучит ее не только шутить, но и смотреть в ее сторону! Позже, когда супруги уже вернулись в снятые комнаты - благо они были у них разные - Жоржетту начали изводить новые мысли. Вдруг все же Госкар действовал по собственной воле, пусть и движимый самыми низменными порывами, но лишь потому, что она ему… допустим, чем-то приглянулась. Как женщина. Эта мысль даже заставила Жоржетту зажечь в спальне свечу и тщательно рассмотреть в зеркале свое лицо, как не рассматривала, наверное, лет с пятнадцати, когда поняла раз и навсегда, что является дурнушкой. В тот день их с бабушкой осчастливила своим визитом матушка, которую Жоржетта не видела уже года два. Мама обещала, что проведет у них целый месяц, и радости Жоржетты не было предела. В первый же день за обедом мама задержала вдруг взгляд на ее лице и с досадой молвила: - Я замечала, дорогая, что ты пошла в родню отца, а значит красавицей тебе быть не суждено, но, право, не думала, что ты выйдешь настолько невзрачной. Боюсь, здесь даже краски не помогут: ресницы у тебя не только бесцветные, но и редкие, а брови… бровей у тебя вообще нет. - И с огорчением покачала головой. - Передай мне соусник, дорогая. Жоржетта помнила, как после того разговора полночи сидела у зеркала и ревела, убедившись в собственной никчемности, ведь бровей у нее действительно не было. Не было их и сейчас, когда она стала взрослой замужней дамою. Только бесцветные золотистые волоски, почти не заметные, если не искать их специально. И ресниц не было, отчего лоб казался слишком большим и нависающим над нижней частью лица, не позволяя уже обращать внимание ни на серые с достаточно необычной черной окантовкой глаза, ни на аккуратный аристократичный нос. В очередной раз придя к неутешительному выводу, что мама была права, Жоржетта с досадой засунула ручное зеркало в ящик комода и твердо решила, что позариться Госкару здесь не на что. Все больше Жоржетта утверждалась в мысли, что это - дурацкая шутка. Издевка. Причем, достаточно обидная. И лучший способ ответить обидчику - проигнорировать приглашение. Они ждут, что она напридумывает себе, черт знает что, нарядится в лучшее платье и покорно явится на свидание? Не на ту напали! С этой мыслью Жоржетта достала измятую записку Госкара, надежно спрятанную в ящике с нижним бельем, разорвала ее на мелкие клочки и швырнула в пылающий камин. Так-то! У нее вообще есть красавец-муж - на зависть многим, и она с ним безмерно счастлива. А они - Ирен и Госкар - пускай стоят на холоде и ждут ее хоть до второго пришествия. И думают, что ее ни капли не заинтересовала та записка, и вообще, что она сейчас занята любовными утехами с законным мужем. Жоржетта в красках начала представлять, как они ждут ее, как постепенно теряют надежды, что она явится, и как, совершенно продрогнув, ссорятся, обвиняя друг друга, и расходятся. И в этот момент ей так остро захотелось видеть выражение лиц Ирен и Госкара воочию, что не было никакого терпения усидеть на месте. В самом деле, что это за месть, когда нет возможности даже видеть негодующие лица обидчиков? Ничего ей не помешает тайком явиться в сад Тюильри и понаблюдать, кто придет, да посмеяться над ними. И Жоржетта немедленно начала собираться. Подумав, она не стала надевать платье - прилично одетой даме ночью в Париже и двух шагов не сделать. Зато юноша, одетый как простой горожанин, но все же со шпагой на боку, внимание привлечет гораздо меньше. Правда, Жоржетта хоть и рядилась в мужское платье, собираясь на охоту, но никогда не пыталась выдавать себя за мужчину - это было бы слишком. Однако пару раз встречные и не слишком внимательные крестьяне, обращались к ней «мсье», что ужасно обижало Жоржетту, но сейчас могло сыграть на руку. Итак, в первом часу ночи парижане могли наблюдать рыжеволосого юношу, одетого весьма просто, но опрятно, который широко шагал по улицам квартала Маре, иногда переходя на бег, и старательно отворачивался от редких прохожих. Еще через час Жоржетта уже шла рядом с кованой решеткой сада Тюильри и раздумывала, что ей делать дальше. Сад огромен, а в записке не было указано, где именно будет ждать ее Госкар. Вдобавок у самых ворот стоял экипаж с несколькими людьми. Еще мгновение, и Жоржетта, ахнув, прижалась спиной к решетке, потому как среди людей рядом с каретой узнала Госкара. Лица его, скрытого шляпой, она не видела, но по тому, как он чеканит шаг, едва ли не высекая искру из плит мостовой, можно было догадаться, что он рассержен. Еще бы - Госкар ждал ее к полуночи, а сейчас был уже третий час ночи. Причем, ночи достаточно холодной: изо рта у Жоржетты шел пар. Вот возница из стоящего рядом экипажа что-то сказал ему, и Госкар резко повернул голову - на мгновение свет луны осветил его лицо, и Жоржетта увидела, что он не просто рассержен. Он в бешенстве! Она негромко, но от этого не менее злорадно рассмеялась. Вот только что-то не очень заметно, чтобы поблизости пряталась Ирен. Разве что та сидела в карете. Кстати, карета была дорогая - с позолоченными колесами и обитая снаружи алым бархатом. Возница под стать карете был в алом атласном костюме, и сбруя лошадей в упряжке тоже алая, нарядная. Головы лошадей украшены броскими пышными перьями. Экипаж для особенных случаев, - решила про себя Жоржетта. Рядом с экипажем изнывал от скуки мальчик, сидя на краешке большой корзины. Сперва Жоржетта не могла понять, что в той корзине, но любопытство раззадорило ее настолько, что она решилась подойти еще на десяток шагов, держась, однако, в тени ограды. Она тянула шею, пытаясь разглядеть, и даже рисковала быть замеченной, пока не догадалась вдруг - это цветы. Ну да, какие-то мелкие цветки с белыми лепестками, похожие на полевые. «Так это же маргаритки, которые он обещал показать! - осенило вдруг Жоржетту, и она снова ухмыльнулась. - Какая дешевая романтика…» Задорные мысли Жоржетты были прерваны отчетливо звучащим в тишине ночи голосом возницы: - Господин… мы здесь уже больше двух часов ждем. Ежели дама не явится, вы ведь все равно нам заплатите? - Держи свои деньги, уймись только! - Госкар почти швырнул в мужчину мешочком со звонкими монетами. Голос его был настолько груб и сердит, что озорное настроение Жоржетты окончательно испортилось. Ей даже стало несколько жалко Госкара: два часа здесь, на открытой площади - должно быть, он продрог до нитки. Едва ли он стал бы так мучиться и сердиться, будь это все шуткой… У Жоржетты мелькнула мысль выйти из своего укрытия и… разумеется не продолжить свидание, но хотя бы сказать ему, чтобы шел домой. Так ведь и правда простудиться недолго. Но пока она решалась на это и думала, что скажет, возница вдруг снова заговорил, а Госкар, неожиданно разозлившись на что-то сказанное, развернулся и пнул корзину с цветами. Маргаритки пучками, как были связаны, разлетелись по мостовой. Жоржетта, потрясенно закрыв ладонью рот, смотрела, как этот странный и непонятный мужчина уходит в противоположную сторону, подняв отвороты жюстокора. Уже не таясь, она вышла из своего укрытия и рассеянно шла вперед, пока он совсем не скрылся из виду. Жоржетта остановилась как раз рядом с каретой, где возница и мальчишка, звеня монетами, пересчитывали заработок и не обращали на нее внимание. У нее было ощущение, что она сделала что-то неправильное. Хотя, разве она могла поступить иначе? Ведь, даже, если допустить, что она чем-то зацепила Госкара, то все равно ответить она ему не сможет. Она замужем и любит мужа. Хоть муж ее и не любит, но все же… Откуда тогда это невыносимо ощущение, что она совершила ошибку? Жоржетта рассеянно присела на корточки и подняла с плит один из пучков маргариток: действительно, совершенно как те, что растут в Аквитании. И совсем свежие. Интересно, где Госкар ночью раздобыл маргаритки? Наверное, кучу денег за них отдал… Тут же раздался негодующий окрик: - Эй! - возница спрыгнул наземь. - Парень, шел бы ты подобру - это наши цветы! Ее приняли за городского мальчишку - а значит, и церемониться не станут. Мысль выкупить у них цветы показалась неимоверно глупой, но рука уже сама тянулась к кошельку, привязанному к поясу. - Сколько они стоят? - спросила Жоржетта. Возница и мальчишка, переглянулись с улыбками - то ли обнаружив, что парень говорит женским голосом, то ли еще каким-то мыслям. Ответил снова возница - весьма учтивым тоном: - Двадцать су, и забирайте вместе с корзиной. - Да за двадцать су можно купить превосходную телячью вырезку! - вскрикнула Жоржетта, поражаясь их жадности. Те уже откровенно смеялись. Злясь и на себя, и на Госкара, и на этих двух, что вынуждена платить такие деньги за цветы, которые и так ей предназначались, Жоржетта надменно отсчитала двадцать су. Еще через четверть часа она собрала в корзину маргаритки - по крайней мере, те, что уцелели - и направилась в гостиницу. Глава 41. ПРЕДЛОЖЕНИЕ, ОТ КОТОРОГО НЕВОЗМОЖНО ОТКАЗАТЬСЯ - Вы не знаете, кто принес нам цветы? - поинтересовался супруг наутро за завтраком, кивая на корзину, брошенную в углу. Жоржетта в совершенно подавленном настроении уже десять минут отщипывала от постной лепешки куски, мяла из них шарики и бросала в тарелку. Есть ей не хотелось. Однако, услышав о маргаритках, которые она действительно вчера оставила прямо в своей гостиной, не зная, что с ними делать и напрочь забыв, что они с Шарлем завтракают именно в этой комнате, вздрогнула и побледнела. - Это я их купила, - как можно спокойнее отозвалась Жоржетта. И тут же перешла в наступление: - Я что, не имею право купить цветы?! - Имеете, конечно… - только и ответил Шарль и принялся поскорее доедать. Но Жоржетте показалось, что он что-то подозревает, и она поторопилась объяснить: - Мне показалось, что комната будет выглядеть гораздо живее, если ее украсить цветами. - Да, намного живее, вы правы. Он ей не верит. Наверное, даже слышал, как сегодня ночью Жоржетта выходила. От этого она разволновалась еще больше и даже разозлилась на Шарля: - Мне их продала бедная цветочница, которой не на что было купить еды для детей. Я пожалела ее. Шарль просто молча кивнул. Нет, все еще не верит. - А ночью она приходила, - уже повышая голос, продолжала Жоржетта, - потому что муж у нее деспот и заставляет работать сутки напролет! И вообще, из-за ваших допросов у меня окончательно пропал аппетит! Жоржетта демонстративно встала и собралась было уйти, но в этот момент к ним постучала гостиничная горничная. - Мсье, вам письмо, - обратилась она к Шарлю, но, вместо того, чтобы просто подать конверт, посторонилась, пропуская в гостиную - мсье Госкара. Жоржетта невольно снова упала на стул. - О, мсье Госкар, какой сюрприз! - поднялся к нему навстречу Шарль. - Позавтракаете с нами? - Нет, благодарю. Мсье Госкар старательно избегал смотреть на Жоржетту, что внезапно ее развеселило - дурного настроения как не бывало! - Я здесь по распоряжению барона де Виньи, - очень сдержанно и почти официально продолжил Госкар, подавая Шарлю бумажный пакет, - доставляю приказ, подписанный лично Его Величеством сегодня утром. - Что здесь?… - недоверчиво спросил Шарль, рассматривая королевскую печать, а затем нетерпеливо ломая ее. - Его Величество своей высочайшей милостью дарует вам пост губернатора французской колонии в Сан-Доминго [[23] Французская колония на острове Гаити в Карибском море]. Жоржетта потрясенно смотрела на Госкара, все еще игнорирующего ее, потом перевела взгляд на Шарль, читавшего приказ. Она не сомневалась, что к этому назначению приложил руку де Виньи - но почему? Шарлотта его попросила? Или он сам решил убрать соперника с глаз подальше? А, быть может, вовсе не от барона исходила инициатива, от самого Госкара? Раз она, Жоржетта, ему чем-то интересна, то вполне закономерно, что ему хочется, чтобы ее муж был где-нибудь подальше и не мешал им. Ей приходилось слышать о придворных дамах, высокопоставленные любовники которых дают их мужьям назначения как можно дальше от столицы, но, право, она никогда не думала, что окажется на их месте. Во все глаза она смотрела на Госкара и мечтала, что он взглянет на нее. Хоть раз. Просто чтобы понять, о чем он думает. Чтобы привлечь внимание она спросила: - А куда же подевался прежний губернатор? - Его убили пираты, - пояснил Шарль, небрежно сворачивая приказ пополам и отпивая из бокала. - Два месяца назад, когда он в очередной раз попытался навести порядок на Тортуге [[24] Остров Тортю, принадлежащий Франции, но фактически являющимся центром пиратского поселения вплоть до 1713 г.]. - Да, это так, увы. Но вы же не боитесь пиратов, мсье де Руан? - улыбнулся Госкар. Шарль посмотрел в его лицо и ответил вопросом на вопрос: - Госпожа баронесса тоже желает, чтобы я принял пост губернатора? На лице Госкара отразилось мимолетное изумление: - При чем здесь баронесса? - Кажется, он искренне не понимал. - Ее Милость знать не знает об этом назначении, хотя она, как ваша добрая соседка, разумеется, поддержала бы барона. Выходит, назначение было все же инициативой де Виньи. - Покорно благодарю господина барона, - кивнул с неискренней улыбкой Шарль, а потом, снова посерьезнев, резко спросил: - Я могу отказаться? - Разумеется… - растерянно ответил Госкар, с непониманием гладя на мужа Жоржетты. - Но… кто отказывается от подобных предложений? Вам вовсе необязательно вступать в конфронтации с пиратами, раз вы этого опасаетесь. Вы понимаете, что у вас будет власть над целой колонией? Почти абсолютная власть. Не говоря уже о содержании, которое назначает вам король. Вы видели эту цифру? - Видел, - кивнул Шарль. Жоржетта, тоже желая на нее посмотреть, немедленно схватила письмо, нашла нужную строчку, и брови ее невольно взлетели вверх. Да за такие деньги она сама готова сражаться с пиратами! - Шарль… - выдохнула она. - Передайте Его Милости, что меня это не интересует, - отозвался муж, стараясь больше не обращать внимания на Госкара и вернувшись к завтраку. Тот был окончательно растерян, и Жоржетта это состояние вполне разделяла. Понятно, что Шарлю тяжело принимать подачки от бывшего соперника, но когда речь идет о таких суммах… можно и поступиться гордостью. - Но… что мне сказать барону? Он столько влиятельных людей задействовал, чтобы выпросить у короля эту должность - что же ему делать с этим приказом теперь? - Не знаю, - пожал плечами Шарль, - он может, допустим, засунуть… - Не надо, я понял! - не дал ему договорить Госкар. Осуждающе глядя на Шарля, он забрал приказ, конверт и попрощался: - Всего доброго, мсье де Руан… мадам, - он все же не удержался и поднял мимолетный взгляд на Жоржетту. А потом взгляд его скользнул куда-то за ее плечо, а брови удивленно приподнялись. Мсье Госкар чему-то ухмыльнулся, и Жоржетта немедленно оглянулась назад. В углу стояла корзина с повядшими уже маргаритками. Жоржетта залилась краской до самых ушей и торопливо сказала: - Мсье Госкар, позвольте, я вас провожу. - Был бы безмерно рад, - ответил тот, теперь изо всех сил стараясь скрыть улыбку. Муж не обратил на это ни малейшего внимания, и Жоржетта торопливо направилась вслед за Госкаром в общий коридор. Когда они добрались до двери, ведущей на лестницу, мсье Госкар вдруг вместо того, чтобы открыть ее, резко остановился и повернулся к Жоржетте. Та, чего-то испугавшись, невольно сделала шаг назад. - Это что, какая-то новая дамская игра? - осведомился он с полуулыбкой. - На балу вы флиртовали изо всех сил, стреляли в мою сторону глазками, приняли эту записку, а потом просто не явились! И я, как последний идиот ждал вас! Два с половиной часа! И теперь выясняется, что вы все же были там? - Это ложь! - взволнованно ответила на эту тираду Жоржетта. - Я никогда и ни с кем не флиртовала! Госкар, замолчав, посмотрел на нее недоверчиво и вымолвил свое коронное: - Забавно… Слава Богу, что никто из постояльцев не думал ни входить, ни выходить - должно быть, сейчас был самый удобный момент, чтобы выяснить, почему Госкар пригласил ее на то свидание, и попытаться объяснить, для чего Жоржетта забрала себе цветы. Да только у нее было ощущение, что Госкар и сам все понимал про цветы. И, разумеется, она представляла, для чего он звал ее на свидание. И все-таки безумно интересно, чем она его зацепила? - Ну, как вам нравится мой сегодняшний наряд? - спросила Жоржетта не без ехидства. - Надеюсь, я правильно истолковала понятие «теплые тона»? На ней сегодня было платье пшеничного цвета с минимумом кружев. - Правильно, - без тени иронии ответил Госкар, - так намного лучше. Это из его уст звучало уже почти комплементом. Но мсье Госкар не был бы мсье Госкаром, если бы не прищурился недовольно и не окинул всю ее оценивающим взглядом. Потом вдруг поднял руки, приближаясь к ней, отчего Жоржетта едва не вскрикнула - но Госкар всего лишь дотронулся до ее волос, вытаскивая из прически несколько шпилек. Он стоял непозволительно близко к переставшей вдруг дышать Жоржетте и с чрезвычайно серьезным видом творил что-то с ее волосами. А, между прочим, она платила по пять су специально приглашенной камеристке, чтобы та по утрам причесывала ее и помогала одеваться: девушка и сегодня полтора часа возилась с ее волосами, тщательно распутывая жесткие непослушные кудри и пытаясь соорудить из них хоть что-то приличное. Мсье Госкар же имел наглость вытягивать из ее прически целые пряди, ослабил пучок, а добрую половину шпилек просто вложил ей в ладонь. Надо было сделать хоть что-то - прекратить это безобразие! Но лицо мсье Госкара было так близко, и губы казались такими соблазнительными, что Жоржетта только смотрела на эти губы и не могла не дышать, не вымолвить ни слова. И еще ей ужасно, просто до дрожи в пальцах хотелось коснуться его впалой гладко выбритой щеки. Она ждала, что он вот-вот окончательно потеряет совесть и посмеет ее поцеловать. Только он этого так и не сделал. Закончив портить прическу, Госкар удовлетворенно улыбнулся: - Вот теперь намного лучше. У вас прекрасные волосы - не прячьте их. А потом снова приблизился. «Теперь-то точно поцелует, мерзавец!» - гневно подумала Жоржетта и приоткрыла губы навстречу ему. Но мсье Госкар и тут ее разочаровал. Обжигая дыханием мочку ее уха, тот прошептал: - Ваши щеки настолько пунцовые, мадам, что вам лучше не возвращаться к мужу прямо сейчас - иначе он подумает, что мы Бог знает, чем здесь занимались. А потом он ушел. Не придавая значения словам мсье Госкара, Жоржетта растерянно шагала обратно в гостиную, где остался Шарль - можно было не сомневаться, что муж не обратит внимания ни на растрепанную прическу, ни на пунцовые щеки. Так и было: Шарль стоял у окна, скрестив на груди руки и нахмурив брови, и смотрел на парижскую улочку. Мысли его явно были далеки. Жоржетта, войдя в гостиную, без сил опустилась на стул. Между ней и мсье Госкаром что-то происходило - глупо было это отрицать. Но она совсем не понимала, что ей делать с этим, и нужно ли это ей вообще? Но, кажется, ей действительно нравился Госкар. И она бы не отказалась увидеться с ним еще раз. Но где? И как? И что ей делать с Шарлем? Она ведь любит мужа! Она столько раз повторяла это и себе, и ему. Она на такие ужасные вещи пошла ради этой любви, что не имела никакого права теперь даже думать о других мужчинах! Но не думать она не могла. И более всего Жоржетте было любопытно, что мог найти в ней Госкар? Кажется, она ни есть, ни спать, ни жить дальше не сможет, пока не поймет этого. Жоржетта уныло посмотрела на мужа. Возможно, все действительно было бы проще, прими он и в самом деле пост губернатора Сан-Доминго. - Шарль, - спросила вдруг она, - вы отказались от назначения из-за нее? Тот повернулся к ней, недовольно морщась: - Какие глупости! Шарлотта здесь совершенно не при чем. - Ну да, не при чем. Именно поэтому вы сразу поняли, кого я подразумеваю под «ней», - констатировала Жоржетта. - В любом случае, вам не о чем беспокоиться: я и без приказов де Виньи намеревался уехать. Однако Жоржетту это обеспокоило - она не собиралась покидать Париж пока что. - Куда вы собрались? - спросила она. - В Шато-де-Руан? - Нет, - он подсел к ней за стол, - я не говорил вам прежде, но герцог де Монтевиль пригласил меня погостить в его замке, в Лотарингии. Он пригласил нас обоих. - Так герцог и герцогиня уезжают? - расстроилась Жоржетта, вспоминая вдруг и о более насущных проблемах, чем мсье Госкар. - Значит, и они не смогут помочь нам с маркизатом. Нет, я никуда не еду. Я должна остаться и отыскать способ вернуть ваше наследство. Про себя же Жоржетта отметила, что это вполне веская причина остаться. Даже выдумывать ничего особенно не надо. - Как знаете, - отозвался Шарль, - не смею настаивать. - Единственное, - добавила Жоржетта, - раз уж я задержусь в Париже дольше, чем планировала, я, с вашего позволения, выпишу мсье фон Дорна. Шарль посмотрел на нее изумленно: - Дело в том, Жоржетта, что я уже написал Бернару и велел ему вместе с моим конем явиться прямиком в Фонтенуа-ле-Шато. Мне он будет нужнее, поверьте. Жоржетта тоже была изумлена - как он смеет ей отказывать в такой малости? - Нет, это мне он будет нужнее! Я хочу официально обратиться в канцелярию Его Величества с прошением о возврате наследства. Вашего наследства, между прочим. А для того, чтобы собрать все бумаги, мне нужен помощник, владеющий грамотой и латынью. - Наймите кого-нибудь другого, - не уступал Шарль. - И вообще… это не дело, когда даме прислуживает мужчина. Жоржетта развеселилась: - Шарль, не ослышалась ли я? Неужто вы ревнуете?! - Я?! - тот фыркнул возмущенно. - С чего бы мне ревновать его к вам? Бернар меня считает своим другом, а вы для него - лишь хозяйка. Прекрасно, он, оказывается, ревнует Бернара… И даже мысли не допускает, что ею, Жоржеттой, может заинтересоваться хоть один мужчина! Жоржетта уже не знала, плакать ей или смеяться. Глава 42. НЕСДЕРЖАННОЕ СЛОВО Барон стоял подле комода в своей спальне и руководил лакеями, спешно собирающими его вещи. - Максимильен, вы что же снова уезжаете? - растерянно спросила его Шарлотта, хотя это было и так ясно. Она чувствовала себя обиженной и преданной сейчас. Шарлотта только что позавтракала и, пребывая в отличнейшем расположении духа, ворвалась в комнаты мужа, чтобы спросить, какое платье - синего или зеленого шелка - ей надеть на прогулку. У них на сегодня было множество планов: сперва прогуляться по Тюильри, а потом барон обещал, что они посетят литературный салон мадам де Скюдери, автора знаменитой «Клелии» и совершенно нечитаемой эпопеи «Артамен, или Великий Кир», из которой Шарлотта не смогла осилить и полвины [[25] Объем романа составляет около 13 000 страниц (9 томов). Действие разворачивается в VI в. до н. э. и, по мнению исследователей, весьма запутанно]. Но больше всего ей хотелось познакомиться с постоянной посетительницей этого салона - мадам де Лафайет, которая, как говорят, является настоящим автором «Принцессы де Монпансье». Эту книгу Шарлотта просто обожала и перечитывала, наверное, раз десять, а главную героиню - Мари де Мезьер - давно уже сделала своим кумиром. Познакомиться с мадам де Лафайет было бы настолько восхитительно, что у Шарлотты перехватывало дух от одной мысли об этом!… - Да, Чарли, я вынужден ехать. Его Величество желает передать нашему консулу при Мадридском дворе очередное послание, и считает, что сделать это должен именно я и никто другой. - Но… вы же обещали, что останетесь, чего бы вам это ни стоило… - робко напомнила Шарлотта. По тяжкому вздоху и долгому молчанию мужа стало понятно, что мечтам о знакомстве с мадам де Лафайет и авторской надписью на странице ее экземпляра «Принцессы» не суждено сбыться. И даже Бог с ней, с «Принцессой» - главное, что барон уезжает, а она останется… в одном городе с мсье де Руаном. Они ведь могут встретиться здесь в любой момент, на любой улице! Ну, неужели он не понимает, как тяжело ей дается каждая их встреча! - Макс, прошу вас… я умоляю, не сейчас, - к глазам ее подступили слезы, - откажитесь от этой поездки… скажите что-нибудь королю, солгите… Ради меня! Барон, отойдя от комода, жестом отпустил слуг и подошел к жене: - Чарли, девочка моя, вы же знаете, что я не могу этого сделать? Будь моя воля, я бы сутки напролет находился при вас… Супруг наклонился к ней, пытаясь поцеловать, но Шарлотта ловко увернулась. Обычно ей были вполне приятные поцелуи мужа, но не сейчас, когда она так зла на него! - Вы все время повторяете, что от вас ничего не зависит! Послушать, так вы… лакей какой-нибудь на побегушках у короля. Макс, почему бы вам просто не бросить все и не уехать со мной в один из замков? Ну, в самом деле, что вам сделает король за непослушание? Любовный взгляд мужа сменился вдруг на суровый и даже несколько испуганный: - Вы ужасные вещи говорите, Чарли, как можно ослушаться короля?! Мы же… впадем в немилость! - А для чего вам такая милость, как сейчас? Что пользы от нее? У вас и так есть замки, есть титул и деньги! Неужели король отберет все это, если вы заявите вдруг, что желаете удалиться от двора?! Муж как будто начал раздумывать над словами Шарлотты - это было, наверное, впервые за всю их совместную жизнь. - Нет, не отберет… я, по крайней мере, на это надеюсь… Но поймите меня, Чарли, я столько лет, столько здоровья и сил отдал службе короне! Мне важно знать, что я нужен королю, что он нуждается во мне. Это… - взволнованно дыша, он попытался подобрать слова. - Это тешит ваше самолюбие, - нашла эти слова Шарлотта. Она давно уже перестала плакать, а слушала внимательно, ибо раньше ее муж подобного не говорил. - Нет! - запротестовал барон, но снова задумался. - Мне это просто нужно… - Я понимаю, - кивнула Шарлотта, - ведь постоянно завоевывать мое расположение вам более не нужно - я уже ваша жена. В тяжелом вздохе барона уже чувствовалось раздражение и усталость от разговора, а глаза его с сожалением глядели за окно, где солнце стояло высоко в небе - видимо, он обещал королю, что выедет до полудня. - Шарлотта, что вы от меня хотите? У вас есть все, что душе угодно - безделушки, платья, выезды - развлекайтесь в свое удовольствие! Но не заставляйте меня, прошу вас, посвящать все мое время вам - у меня голова лопнет слушать вашу милую болтовню ежедневно! Он по-доброму улыбнулся, сочтя видно последнюю свою фразу за безобидную шутку. Но Шарлотте это шуткой не показалось: - Вы только что сказали, что готовы сидеть при мне сутки напролет? - ее голос предательски дрогнул. - Вы что же - солгали? Барон снова поморщился: - Не придирайтесь к словам, Чарли… - В таком случае, - не дала ему договорить Шарлотта, - если вы уезжаете, я тоже покину Париж, чтобы навестить папеньку. Барон замотал головой: - Нет, об этом и речи идти не может. Слишком далеко ехать, а дороги ужасно размыты. Кроме того, у мсье Госкара полно дел в Париже по моим поручениям, и он не сможет вас сопровождать. А потом, постучавшись, вошел и сам Госкар с какими-то вопросами, и Шарлотта, поняв, что все равно ничего не добьется, вынуждена была уйти. Желая показать всю глубину своей обиды, она не спустилась проводить мужа в дорогу. Только смотрела из окна, как грузят в экипаж его поклажу, как он долго наставительно говорит что-то Оливье, и как, наконец, садится и уезжает. Еще три дня прошли в унылом однообразии. Зима окончательно вступила в свои права, не давая уже и намека на тепло и солнце. Голые деревья навевали тоску, а цветы в парке особняка замерзли и увяли - ничего нельзя было с этим поделать. Ко всему прочему и герцогиня де Монтевиль со своим непутевым мужем выехали в Фонтенуа-ле-Шато. Хотя после бала Шарлотта больше не виделась с герцогиней, но они переписывались каждый день, и юная баронесса могла даже сказать теперь, что они действительно стали подругами. Оттого труднее было Шарлотте отвечать что-то вежливое и воодушевленное, когда Жизель начинала рассказывать в письме что-то о своем супруге или переживала насчет его ранения. Когда же герцогиня сообщила в один из дней, что у них годовщина - три года брака - Шарлотта испортила пять или шесть черновиков, и вся извелась, пока писала слащаво-вежливое пожелание долгих и счастливых лет вместе. Так и не удовлетворившись своим ответом, она, скрепя сердце, запечатала письмо и отдала слуге. Чувствовала себя при этом Шарлотта преступницей и лгуньей. Двор со дня на день тоже собирался отбыть в Реймс [[26] Реймский собор - традиционное место коронаций и бракосочетаний всех королей Франции на протяжении с 816 по 1825 года] - для бракосочетания Филиппа Орлеанского. Прежде свадьбу планировали сыграть весной, но Филипп, зная, как король - его старший брат - жаждет этого бракосочетания, решил сделать тому приятное. И на то были основания: фаворит Филиппа Орлеанского - шевалье де Лоррен - снова, в который раз уже «проштрафился». В этот раз очень по-крупному: дю Пюррон выяснил, что в пресловутом заговоре против Луи был замешан именно он. Едва ли кому-то другому подобное сошло бы с рук, но Луи слишком любил младшего брата, потому его фаворита лишь отправили в ссылку в один из замков. Наверняка ненадолго. Филипп же теперь в благодарность стремился выполнить любое желание короля, потому выразил готовность жениться немедленно… После Реймса Двор панировал отправиться в Версаль и задержаться там до самого мая. А, может, и дольше, потому как свою резиденцию король любил куда больше парижского Лувра. Утром в день предполагаемого отъезда Двора Шарлотта спустилась завтракать не в обычном своем легоньком платье, обильно украшенном рюшами, а в строгой болотного цвета амазонке, явно предназначающейся для дороги. - М-м-м, мсье Ришар сегодня превзошел сам себя! - Не обращая внимания на непонимающий взгляд Госкара, пропела Шарлотта, принимая из рук лакея блюдце в маффинами. - Пожалуй, я сегодня буду пить кофе и покрепче. - Шарлотта, я не понимаю… вы куда-то едете? Я не позволю вам ослушаться барона и поехать в Шато-д'Эффель - это небезопасно, в конце концов! Шарлотта рассмеялась: - А как именно вы мне не позволите? Запрете в комнате? Попробуйте лучше это желе - если бы существовал музей кулинарного искусства, оно заняло бы в нем виднейшее место. - Если понадобиться, запру, - изрек, не слушая ее, Госкар. Взгляд его при этом был жесткий, почти такой же, как у барона, так что Шарлотта вполне допускала, что и правда запрет. Потому спешно сменила тактику. - Оливье, не беспокойтесь так - в Шато-д'Эффель я не еду. Я же не сумасшедшая: по такой погоде, да без вашего общества. Я решила погостить в одном из замков барона, в Седане, что в провинции Шампань. Это всего в сутках езды от Парижа. Причем путь лежит через Реймс, так что до Реймса я доберусь вместе со Двором, а дальше всего-то шесть часов проехать. - Седан? Что вам делать в Седане? - Госкар окончательно смешался и выглядел растерянным. - Там много лет никто не жил, комнаты, верно, в ужасном состоянии… - Об этом не беспокойтесь, я еще в день отъезда барона написала тамошней экономке, чтобы привела комнаты в порядок. А главное, Оливье, - помолчав, добавила Шарлотта, - из Седана всего пару часов езды до Фонтенуа-ле-Шато, где проведет зиму герцогиня де Монтевиль. Я очень хочу повидаться с ней. - Так вот в чем дело… - понял, наконец, Госкар. - Шарлотта, вы меня под монастырь подведете. Вы представляете, что со мной сделает барон, если я отпущу вас? - Вы знали, на что шли, когда поступили к нему в услужение! - расхохоталась Шарлотта, припомнив Госкару его же слова на последнем балу. - Бросьте, Оливье, барон, конечно, будет недоволен, что я ослушалась, но, с другой стороны, я уже не ребенок - мне девятнадцать лет. Я хочу доказать, что могу быть самостоятельной и хозяйственной. Я же не только встречаться с подругой еду - я приведу Седан в порядок, чтобы барон, как вернется из Мадрида, счел бы возможным остаться там хоть на какое-то время. Ведь он рос именно в Седане? Верно, этот замок ему дорог, и вдруг у него все же возникнут мысли осесть там. А герцоги де Монтевиль, насколько я поняла, вполне бы устроили его в качестве соседей. Пока Шарлотта говорила это, Госкар не сводил с нее серьезного взгляда, а потом ответил: - Мне нравится ход ваших мыслей, Шарлотта… Барону действительно не мешало оставить бы службу и зажить своим двором. Но Седан… Не уверен, что он так уж любит этот замок. Его детство было не самым сладким. Впрочем, дальше Шарлотта уже не очень слушала: Оливье не пришел в ужас от ее слов - уже хорошо! Еще час ушел на то, чтобы просьбами и уговорами вынудить его дать согласие. Шарлотту даже устраивало то, что Госкар решился сопроводить ее хотя бы в дороге до Седана, перенеся несколько сегодняшних встреч. Еще через два часа они спешно снарядили экипаж и, торопя лошадей изо всех сил, нагнали Двор уже на дороге близь замка Конфлан [[27] Замок в пригороде Парижа]. Глава 43. ЛОТАРИНГИЯ Диего был сегодня даже слишком резв. То ли соскучился за почти месяц разлуки с хозяином, то ли бушующая красками природа действовала на него так, но конь все время норовил пуститься галопом. Шарль сдерживал его, как мог, потому как они то спускались, то поднимались на скалистые пригорки Вогезов, и здесь было небезопасно. В очередной раз взобравшись на пригорок, Шарль решил быть строже и остановил коня вовсе. Нужно было дождаться Филиппа, оставшегося далеко позади. Спешившись, Шарль взял Диего под уздцы и повел шагом сквозь еловый лес к утесу. Отсюда, как и предполагал Шарль, открывался вид на всю деревню, аккуратно устроившуюся в ложбине гор и плотно покрытую хлопьями тумана. Если посмотреть налево, то можно было разглядеть замок - великолепный Фонтенуа-ле-Шато, башни которого тоже были подернуты дымкой. Справа же бушевал приток Соны [[28] Река на юге Лотарингии], не замерзающий даже в декабре, а через него был проложен добротный каменный мост, ведущий прямиком к небольшой часовне. За часовней можно было едва разглядеть шпили еще одного замка, намного меньшего, чем Фонтенуа, и тоже, по-видимому, входящего во владения герцогов де Монтевиль. Дальше, там, откуда шла Сона, уже начинались земли Испанских Габсбургов, граница с которыми была весьма условной. По сути, и владения герцога, да и вся Лотарингия за исключением нескольких городов, не являлись французской территорией [[29] До 1766 г. Герцогство Лотарингия входило в состав Священной Римской Империи], хотя влияние французов здесь было велико. Местное население по большей части говорило на немецких диалектах, и Шарль знал, что французов здесь недолюбливали, считали оккупантами. Хотя, соседей своих - Габсбургов - не любили еще больше, уж было за что. Десятилетиями, с самого подписания Вестфальского мира [[30] Мирный договор, подписанный в 1648 г. после 30-летней войны], испанские войска, не желая признавать, что лишились власти над этими местами, периодически набегали на земли Лотарингии, Шампани и Арденнов, грабя крестьян и сжигая деревни. - Кажется, мы упустили нашего оленя, Шарль… - запыхавшись, на пригорок взобрался Филипп, также ведя лошадь под уздцы. - Что вы делаете? - Осматриваюсь, - улыбался, щурясь солнцу, Шарль. - Здесь красиво. Несмотря на то, что стоял ужасный холод, земля промерзла и кое-где даже была покрыта инеем, небо над Лотарингией поражало своей ясностью, а солнце слепило, будто в июле. Даже деревья - вечнозеленые ели, повсеместно растущие здесь - радовали яркими красками. Нет, Шарль ни на мгновение не пожалел, что приехал сюда. - Да, красиво, что и говорить, - согласился Филипп. - Не были бы эти места такими славными, испанцы не претендовали бы на них. - Испанцы претендуют на все, что плохо лежит, - хмыкнул в ответ Шарль. - А что же, набеги продолжаются и до сих пор? - Сейчас уже реже, но в моем детстве… я не помню месяца, чтобы хотя бы одну деревню в округе не сожгли. Обычное дело: когда мировые державы решают, кто главней, жизнь и быт простых людей даже не берутся в расчет. - А что это за замок? Там, вдалеке? - Где?… - Шарлю показалось, что Филипп слегка замялся с ответом. - Просто охотничий замок. Я знаю, что родители жили там одно время, когда в середине тридцатых испанцы хорошенько разгромили Фонтенуа, и его практически пришлось отстраивать заново. Обыкновенный новодел, уверяю вас, там не на что смотреть. Шарль не стал спорить. - А часовня? Навестим ее? Филипп снова ответил не сразу, но, помолчав, выдавил из себя: - Да, пожалуй… Пойдемте за мной, мой друг. И, снова взяв лошадь, скоро повел ее к спуску с горы. Добрались быстрей, чем рассчитывал Шарль - полчаса скачки галопом по ровной насыпной дороге. Сама часовня оказалась очень старой, ей никак не меньше пары веков, и имела она довольно заброшенный вид. Шарль даже приуныл, не понимая, для чего Филипп его сюда привел - уж лучше бы и правда они посетили Охотничий замок, ворота которого даже были видны отсюда. А потом Филипп, даже не взглянув на двери часовни, начал обходить ее. Здесь, из усыпанной пожухлой листвой земли высились каменные и простые деревянные кресты, и Шарль, поняв, наконец, для чего они сюда явились, спешно снял шляпу с головы. Филипп провел его вглубь кладбища к самым богато украшенным памятникам. Он молча постоял у двух высоких нарядных крестов, машинально смахнув с плит несколько принесенных ветром листьев, и прошел чуть дальше. Здесь находилась еще одна могила, судя по размеру ее и креста над ней - детская. «Мадлен де Монтевиль», - прочитал Шарль на памятнике и тревожно взглянул на приятеля. - Это могила моей сестренки, - вздохнул Филипп, присаживаясь возле креста на корточки. - Она утонула, когда ей было пять лет - нянька не уследила. Давненько я не был здесь. - А кто же тогда принес цветы, - кивнул Шарль на лилии, которыми были украшены и детская могилка, и две взрослые. - Они совсем свежие. Филипп вздохнул еще горше: - Должно быть, это Жизель. Она очень любила Мадо [[31] Сокращение от «Мадлен»] и долго не могла оправиться после ее смерти. Считала себя виноватой… они вместе купались в том пруду. Это были ужасные времена. Родители страдали вдвоем, мы с Этьеном были совсем детьми и, не желая видеть эти страдания, уходили далеко в горы и пытались играть, будто ничего не произошло. А Жизель… она тоже уходила, а потом кто-то увидел, что она дни напролет сидит здесь, у могилы Мадо, и плачет. Как-то она не вернулась и на ночь, а когда отец со слугами отправились на ее поиски, она заявила, что никуда не уйдет с кладбища, пока не умрет от голода… словом, она очень переживала. Я горжусь своими родителями и тем, как они тогда поступили: они рассудили, что, если потеряли дочь, а Жизель давно осиротела, то сам Бог велел им жить, как одной семье. С тех пор они воспитывали Жизель, как дочь. - Какой ужас… - искренне произнес Шарль, - бедная герцогиня, стать свидетелем смерти в таком раннем возрасте… - Да, Жизель выпало много несчастий. Всего за год до смерти сестры ее нашли охотники в лесу - едва живую. Испанцы тогда снова сожгли одну из деревень в округе, и отец решил, что девочка чудом спаслась и убежала в лес. Она не помнила ни родителей, ни даже, как ее зовут. Имя Жизель дала ей мама, потому что это случилось седьмого мая, в день Блаженной Гизелы. Родители пожалели ее и оставили в замке в качестве подруги и компаньонки для Мадо. Шарль был так потрясен, что не знал, что и сказать. С трудом можно было представить, что девочка с такой непростой судьбой и изуродованным детством сумела стать настолько утонченной дамой, как мадам де Монтевиль. Верно, это целиком и полностью заслуга родителей Филиппа. Хотя, конечно, после свадьбы детей они поступили не лучшим образом. Ехали обратно в молчании. Шарль размышлял о судьбе бедной герцогини и понимал, что восхищается этой женщиной еще больше, чем прежде; Филипп, очевидно, предавался невеселым воспоминанием, от которых Шарлю очень хотелось его отвлечь, но он понятия не имел, как… Топот копыт откуда-то из леса сразу насторожил Шарля. А спустя мгновение напомнил и том, что выезжали они сегодня из замка с намерением поохотиться на оленя, которого рано утром Филипп велел загнать. Сперва охота шла неплохо, но олень оказался не промах: дал такого деру, что друзья загнали коней в мыло, оставили загонщиков далеко позади и едва вовсе не заблудились. Ну, а потом, Шарль залюбовался красотами края, рассудив, что олень все равно никуда не денется. Вот, кажется, и встретились… - Тише! - Шарль взмахнул рукой. - Филипп, вы слышали это? - Да… - прислушался тот. - Через лес явно кто-то мчится. Готов спорить, что это наш жвачный парнокопытный друг. Шарль, вы наступайте отсюда, а я обойду справа… Мы должны его взять! Шарль, предвкушая азарт, повел коня шагом, предельно тихо прилаживая к луку стрелу. Топот копыт стал еще отчетливей - кажется, олень несся прямо на них, ничего не подозревая. Шарль, остановив коня в тени большой ели, мог уже разглядеть его рыжую шерсть. Он до предела натянул тетиву и немигающим взглядом смотрел на грудь животного, подпуская его ближе. Еще немного… Но тут его как будто кто-то одернул: Шарль, резко опустив лук, продолжал всматриваться в мчащегося оленя, с каждым мгновением все больше и больше убеждаясь, что никакой это не олень, а лошадь гнедой масти. - Шарлотта?… - пораженно произнес он, скорее почувствовав, чем разглядев, что всадницей является именно она. И тут же, спохватившись, крикнул, как мог громче: - Филипп! Не стреляйте! Однако Шарль не успел еще договорить, когда стрела со свистом рассекла воздух где-то впереди. Тут же раздался короткий женский вскрик и душераздирающее ржание лошади. В тот же миг Шарль, пришпорил Диего и, не замечая ни веток, рвущих одежду, ни еловых иголок, царапающих лицо, бросился вперед. Воображение рисовало ужасные кровавые сцены, а сам Шарль мог только молиться, что Филипп попал в коня, а не в девушку. Это действительно была Шарлотта. Сидя на мокрой от росы траве, она держала на коленях голову еще живой лошади и отчаянно рыдала. Первым побуждением Шарля было достать кинжал и прекратить страдания животного, но тут он заметил, что лошадь изо всех сил пытается подняться, да и ранена лишь в бедро - хотя кровь шла обильно. Не теряя времени, Шарль приблизился и начал скоро отстегивать поводья кобылицы. - Это вы?! - вскрикнула, едва увидев его, Шарлотта. - Оставьте в покое мою лошадь!… Довольно и того, что вы стреляли в нее - так дайте хоть умереть спокойно! - Это не я, Шарлотта, я клянусь вам… - ответил Шарль. Используя поводья как жгут, он стал перетягивать ногу животного выше раны. Все ж таки походная жизнь его чему-то научила. - И, если все сделать правильно, то ваша лошадь не умрет - рана не так опасна. Словно в подтверждение, кобылица, заливаясь мучительным ржанием, сделала еще одну попытку встать - на этот раз удачную. Сильно хромая на заднюю правую ногу, лошадь, однако, смогла устоять. Оставляя черные бороздки на гнедой морде, из ее глаз катились слезы. Шарлотта тоже плакала, но теперь ее лицо озаряла улыбка и надежда. Она немного испуганно перевела взгляд на Шарля: - Спасибо вам, - сказала едва слышно. В ответ Шарль даже не нашелся что сказать - настолько непривычно ему было слышать от Шарлотты слова благодарности. И, чувствуя ужасную неловкость, сдвинул вдруг брови и неожиданно для себя сурово спросил: - Что вы вообще делаете в этом лесу?! Вы, что не слышали труб загонщиков? А если бы эта стрела попала в вас! В этот момент, из зарослей леса появился Филипп, бледный и, похоже, только что осознавший, что едва не убил человека. Он бросился к Шарлотте и подал ей руку, так как она все еще сидела на земле: - Боже мой… как вы здесь оказались? Вы не ушиблись, сударыня? - Что вы, сударь, нет! - видимо, не простив Шарлю его тона, разозлилась Шарлотта. - Упасть с высоты своего роста на мерзлую землю было весьма забавно! Оттолкнув руку Филиппа, она сама встала на ноги, и, заметно прихрамывая, подошла к лошади. А потом объяснила все же: - Имение моего мужа - замок Седан - находится всего в двух часах езды отсюда. Я отдыхала там и решила навестить герцогиню де Монтевиль, помня, что она сейчас в Фонтенуа… Ах, если бы я только знала, что вы, сударь, здесь! - в отчаянии заявила она Шарлю, - и что вы будете стрелять в мою лошадь… - Шарлотта, повторяю, стрелял не я, - оправдывался Шарль. Филипп, покорно наклонив голову, подтвердил: - Да, сударыня, вынужден признать, что это была моя стрела… вы можете выбрать любую другую лошадь из моей конюшни, если вас это утешит. Шарлотта внимательно посмотрела на него, но потом снова заговорила гневно: - Право, это даже какое-то недоразумение, что в мою лошадь стреляли вы, а не мсье де Руан! И, всхлипнув, прижалась щекой к морде своей кобылицы. - Баронесса, - нерешительно предложил Филипп в полной тишине, - я очень надеюсь, что это досадное недоразумение не повлияло на ваше желание встретиться с герцогиней. Она была бы очень рада вам. Шарлотта только погладила лошадь по голове и не сдвинулась с места. - Вы можете взять моего коня, - поняв причину заминки, предложил Шарль. - Правда, придется идти шагом, чтобы вести Разбойницу. Шарлотта резко обернулась в его сторону и спросила дрогнувшим голосом: - Вы помните, как ее зовут? Разумеется, Шарль помнил. Помнил тот день, будто это было вчера - помнил каждое слово, каждый взгляд, каждый вздох и прикосновение. И только Бог свидетель тому, сколько раз он казнил себя, что то свидание, та конная прогулка так и осталась их единственной. И за слова, которые тысячу раз мог сказать - хоть в письме, хоть лично - но так и не сказал. И, вероятно, не скажет уже никогда, потому что нынче в ее сердце только жгучая обида. Шарль сделал вид, что не расслышал последнего вопроса: - Обо мне не беспокойтесь, сударыня, я пойду шагом следом за вами. До замка всего-то… треть лье [[32] Около 1,5 км]. - Разумеется, вы пойдете шагом! - раздраженно отозвалась Шарлотта, подходя к Диего и как будто прицениваясь: - Не думаете же вы, что я позволю вам хотя бы приблизиться к себе! Глава 44. ПРИГЛАШЕННЫЕ ГОСТИ Шарлотта ехала, гордо вскинув голову и с трудом удерживаясь в мужском седле. Бедняжку Разбойницу она вела за собой, придерживая под уздцы. Кобылица хромала, заваливалась на бок, но упрямо шла. Сердце обливается кровью… Шли шагом. Шарлотта прекрасно осознавала, что путь неблизкий, и Шарль с герцогом уже по два раза менялись местами, усаживаясь на лошадь Монтевиля. В итоге, валились от усталости оба. Вероятно, ей следовало предложить одному из мужчин занять место за ней, но она из принципа этого не делала. А эти двое хорохорились, делая вид, что о пешей прогулке мечтали всю жизнь. Вот пусть-пусть помучаются, как мучается Разбойница! Когда добрались до Фонтенуа, уже стемнело. Замок поразил Шарлоту своим великолепием. Баронский Седан был простой крепостью, построенной в XIV веке для обороны и лишенной всякого изящества. Да и внутренне убранство оставляло желать лучшего - недалеко он ушел от родного д’Эффель. Зато Фонтенуа-ле-Шато удивлял своей красотой: стены из белого камня, яркие башенки с флагами, украшенными гербами герцогов де Монтевиль. По одной из башен, самой высокой, был пущен виноград, несколько пожелтевший уже из-за холодов, но все равно невообразимо оживляющий старинный замок. Жизель была рада ее приезду. Правда, едва увидев ее, она изумилась, потом посочувствовала ранению лошади, пообещав, что на конюшне ей будет предоставлен лучший уход, пока не поправится. Герцогиня заявила, что никогда не была сторонницей насилия и охоты и как следует отчитала своего непутевого мужа, что было как елей на душу Шарлотты. Глядя на них юная баронесса еще больше уверилась в мысли, что эти двое совершенно друг ругу не подходят. Нет, она явилась в замок вовсе не для того, чтобы разлучить герцога и герцогиню, но… признаться, не исключала, что ей может очень захотеться это сделать. И уж точно она не станет возражать, если герцогиня наконец-то раскроет глаза на своего мужа. - Отчего же Его Милость барон не приехал с вами? - спросила Жизель за ужином. За столом сидели вчетвером. Место де Руана располагалось как раз напротив Шарлотты, и она могла думать только о том, куда бы деть свой взгляд, чтобы не встретиться с ним. Оба мужчины больше молчали, совершенно справедливо чувствуя себя виноватыми, а герцогиня выглядела уставшей. Разговор не очень-то клеился. - Его Милость уехал к Мадридскому двору по поручению короля, - ответила Шарлотта. - Досадно, - вздохнула Жизель. - Насколько вы планируете задержаться в Седане, Шарлотта? - Пока еще не знаю, но очень надеюсь, что навсегда. Если удастся уговорить барона оставить Париж. Шарль поднял на нее короткий взгляд, но тут же снова уткнулся в тарелку. - О, так мы станем соседями? - воскликнула герцогиня. - Надеюсь. Я тоже безумно этому рада, Жизель. Снова повисло молчание, во время которого был слышен только звон вилок и ножей. - Что ж, я надеюсь, вы не откажитесь переночевать у нас, Шарлотта? - снова заговорила Жизель, когда слуги начали убирать со стола, чтобы принести десерт. - Сейчас вы, должно быть, ужасно устали после всех потрясений, а завтра с утра мы могли бы с вами посплетничать, а после прогуляться по окрестностям - здесь замечательные места. - С удовольствием! - ответила с воодушевлением Шарлотта и потом только бросила опасливый взгляд на де Руана: не хотелось бы видеться с ним слишком часто, но не портить же из-за этого господина отношения с единственной подругой? Потом баронесса заметила вдруг, что лакей, убирающий посуду, стоит подле нее уже долго и, вероятно, чего-то ждет. Кажется, кубок, который она держала в руках, смакуя на редкость удачное вино - всю остальную посуду уже унесли. - Простите, мадам… - поняв, что слишком навязчив, шепнул слуга и, кланяясь, сделал шаг назад. - Нет-нет, забирайте, - с неохотой отдала кубок Шарлотта, хотя в нем оставалось еще пара глотков. И улыбнулась извиняясь: - Вино просто великолепно… такой насыщенный вкус! - За это стоит поблагодарить нашего гостя, мсье де Руана, - ответила герцогиня, - это вино с его виноградников. - Вот как? - изумилась Шарлотта, жалея теперь, что похвалила. - Ну что вы, Жизель, - пробормотал Шарль неловко, - здесь гораздо больше заслуг мсье фон Дорна, что догадался привезти бочку. Шарлотта подняла на него тяжелый взгляд: он до сих пор держит при себе этого проходимца фон Дорна?! И не смогла удержаться от язвительного замечания: - Так мне снова нужно благодарить вашего лакея?! Шарль в ответ тоже поднял взгляд - уже не робкий и извиняющийся, а даже суровый, который должен был бы подсказать Шарлотте, что здесь не место для выяснения отношений. Юная баронесса и сама притихла, потому как герцог и герцогиня, забыв о десерте, с любопытством поглядывали на них. - Мы с Ее Милостью баронессой де Виньи некоторое время соседствовали, - поспешил пояснить Шарль, холодно глядя на Шарлотту, но стараясь говорить легко и непринужденно, - наши владения в Аквитании находятся совсем рядом. Ну а что за соседи без некоторой доли недовольства друг другом? Но я полагал, что все наши разногласия забыты - хотя бы из уважения к хозяевам. Не так ли, сударыня? - Разумеется, сударь! - улыбнулась в ответ Шарлотта, хотя она сжимала рукоятку десертного ножа с такой силой, что оттесненный на ней герб рода де Монтевиль отпечатался на ее ладони. - Все давно забыто. И, продолжая глядеть на Шарля, отчеканила: - Я действительно очень устала с дороги. Надеюсь, вы простите мне, господа, что я оставлю вас. И поднялась. Жизель поспешно встала следом: - Я покажу вашу спальню, Шарлотта… До момента, когда Шарлотта, наконец, увидела комнату, которую ей отвели, прошло еще очень немало времени. Герцогиня переговорила сперва с экономкой, потом еще с какими-то слугами. Потом только, сама взяв тяжелую связку с ключами, она привела баронессу в просторные и светлые апартаменты, состоявшие из будуара, оформленного в золотисто-розовых тонах и, собственно, спальни с огромной кроватью под бархатным балдахином. - Простите, что так долго, Шарлотта, - отдавая ключ ей, заговорила Жизель, - нелегко так сразу найти убранную и протопленную комнату. Не подумайте, что я не озаботилась о ней сразу по вашему приезду - озаботилась, и для вас приготовили гостевую этажом ниже, но… она находится совсем рядом со спальней мсье де Руана, - герцогиня выжидающе смотрела на Шарлотту, - с которым, как мне показалось за ужином, вам не очень приятно находиться рядом. И ласково улыбалась, ожидая ответа. Баронесса уже много раз отругала себя за то, что не сдержалась за ужином. Если бы подобное случилось при Дворе, верно, сплетни о них с Шарлем разлетелись бы мгновенно, но Жизель, кажется, ей опасаться не стоило. Наоборот, видя в ее лице подругу, которая, разумеется, поймет, Шарлотта не упустила шанса поделиться наболевшим: - Вам правильно показалось, - ответила она отчаянно. Жизель, уловив, что той хочется поговорить, взяла ее за руку и усадила на диван, не опуская полных сочувствия глаз: - Шарлотта, что происходит между вами и мсье де Руаном? Вы… неравнодушны к нему? - Боже! - вспыхнула Шарлотта и даже покраснела. - Как вы могли такое подумать?! Но та только горько улыбнулась, уверившись в своем предположении еще больше: - Не отрицайте - это видно невооруженным взглядом. И, возможно, я вас подбодрю, сказав, что и мсье де Руан определенно что-то к вам чувствует. - Жизель, уверяю вас, вы ошибаетесь! Шарлотта вскочила с места и отошла к окну, делая вид, что любуется видом за окном. Она была ужасно взволнована и не хотела показывать этого герцогине. Де Руан, этот жестокий бессердечный человек, просто не способен на чувства! Но вслух сказала: - Точнее, вы лишь частично правы… мы с мсье де Руаном были помолвлены когда-то. Весьма непродолжительное время, потому что я вовремя осознала, насколько он жестокий человек. Конечно, признаю, - рассуждала она, нервно прохаживаясь по комнате, - что я тоже была не во всем права. И, возможно, если бы вела себя несколько иначе и больше доверяла ему, а не наговорам посторонних, все было бы по-другому… И воображение Шарлотты тут же услужливо подбросило ей картинку этого «по-другому». Как она просыпается с Шарлем в одной постели, как смотрит в его ласковые и нежные серые глаза, как они скачут по полям Аквитании рука об руку. Неважно куда - может быть, на его виноградники, а, может быть, в д'Эффель, навестить папеньку. Вероятно, Шарлотта в этом случае никогда не попала бы в Париж и носила бы эти ужасные платья, которые носит сейчас Жоржетта… а впрочем, в Париже, как она знала теперь, вовсе нет ничего любопытного, а одеться со вкусом можно и на весьма скромные деньги. Поняв, что смелые мечты унесли ее уже очень далеко, и еще немного, и она станет жалеть о не сложившемся браке с Шарлем, Шарлотта нахмурилась и усилием воли заставила себя вернуться в реальность. - Но все сложилось так, как сложилось, - твердо закончила она. Герцогиня смотрела на нее изумленно: - Были помолвлены?… А… как же барон? - Он осведомлен об этом, - торопливо добавила Шарлотта и усмехнулась. - Однако пришел бы в бешенство, если бы узнал, что я посещаю замок, в котором гостит мсье де Руан. Господи, как это все пошло… - Вероятно, я ошиблась в мсье де Руане… - произнесла, между тем, Жизель. - Мне он казался весьма достойным человеком, к тому же спас от убийц моего мужа. Но раз вы говорите, что он жесток и плохо обошелся с вами… должно быть, напрасно мы с Филиппом пригласили погостить его. Меньше всего я хотела, чтобы что-то доставило неудобство вам, моей подруге. Жизель встала и, подойдя к Шарлотте, пожала ее руки. Совершенно лишним было просить эту женщину не предавать огласке сказанное - Шарлотта понимала, что опасаться ей ничего. И лишь уходя, уже взявшись за ручку двери, герцогиня сказала: - И все-таки я очень надеюсь, что это вы ошибаетесь в отношении мсье де Руана. Взгляд, которым он смотрит на вас, когда вы этого не видите - такое не сыграешь. Я приглашу к вам горничную, чтобы она помогла вам переодеться ко сну. Доброй ночи. Оставшись одна, Шарлотта снова подошла к окну и долго смотрела на горизонт, где ясно выделялся контур сизых гор на фоне ночного неба. Она думала над словами герцогини о каком-то особенном взгляде, которым смотрит на нее де Руан. И еще робко и нерешительно осмелилась размышлять о том, что было бы, выйди она все же замуж за Шарля. Раньше она не позволяла себе думать об этом, понимая, что мечтам сбыться не суждено, а вот реальность в виде ее супружества с бароном они сделают невыносимой. Шарлотта не любила мужа. Но он был дорог ей - как и папенька, Сильва, Брижит или мсье Госкар. А любовь… за время брака Шарлотта приучила себя думать, что любовь - это миф, придуманный авторами романов, чтобы девицам было о чем мечтать, а дамам постарше - чем спастись от постылого однообразия. Баронесса вздрогнула, потому что в дверь громко постучали. - Добрый вечер, мадам. Вошла женщина, очевидно горничная. Она была немного старше Шарлотты, довольно крупная, хотя назвать ее полной не повернулся бы язык, и почти на голову выше Шарлотты. Под ее чепцом можно было разглядеть тяжелые белокурые косы, а лицо с покорно опущенными глазами хоть и было несколько грубым, с обветренной кожей, чем-то приковывало взор. Ничего общего с Брижит. Однако Шарлотта решила, что она, пожалуй, красива, а все красивое, будь то закат в лесу, изумруды, играющие на солнце, или человеческое лицо, мгновенно улучшало Шарлотте настроение. - Ее Светлость прислали меня, чтобы я вам прислуживала, пока вы гостите у нас. Желаете ли переодеться ко сну? Говорила она по-французски, но с сильным акцентом - видимо, являлась коренной жительницей Лотарингии. - Да, пожалуй, - согласилась Шарлотта, - но, если можно, сначала приготовь мне ванну. Горничная подняла на Шарлотту взгляд, как той показалось, осуждающий: - Ванна у нас только одна, ее уже другие гости забрали. «Другие гости - это, видимо, мсье де Руан, - с неудовольствием подумала Шарлотта. - Он что специально выводит меня из себя?!» - Хорошо, - сказала она вслух, - тогда хотя бы принеси просто умыться. Эти «другие гости», надеюсь, не все тазы забрали? - Сию минуту, - бесцветно отозвала женщина и собралась было выйти, но задержалась, как будто что-то вспомнив. - Постойте, вы ведь мадам де Виньи? - Да… - Тогда держите… - она запустила руку в объемные карманы фартука и вынула целую кипу свернутых листков разной степени измятости. Выбрав один, протянула его Шарлотте. - Это вам просили передать. Сердце Шарлотты пропустило удар, а потом застучало с такой силой, что стало не хватать воздуха. Все-таки Шарль ей написал. Он написал ей, наконец-то! Еще больше Шарлотта в этом уверилась, когда начала читать - письмо определенно было любовным: «Звезда моя! Едва я увидел тебя сегодня, как понял всю ничтожность бренного моего существования. О, Божественная, приходи сегодня, как взойдет луна, на сеновал, и ты познаешь всю глубину моего чувства!» - Что?! - ахнула Шарлотта. - Да как он смеет… - Ой, простите, это не вам! - горничная ухватилось за письмо, которое читала Шарлотта и еще какое-то время тянула его на себя, не желая отдавать. - Вам вот это велели передать, я перепутала… Вырвав все же письмо, женщина убрала его в карман, а взамен протянула Шарлотте сложенный вчетверо листок. Уже и не надеясь, что это от Шарля, Шарлотта начала читать: «Шарлотта, надеюсь, Вы простите, что я беспокою Вас в такой час, но нам нужно поговорить. Как только сможете, выходите в парк Фонтенуа, я буду ждать Вас у пруда». И ни подписи, ни печати с гербом. Шарлотта раз пять осмотрела листок со всех сторон, но так и не нашла опознавательных знаков. Почерк вроде принадлежал не Шарлю, но прошло больше года с тех пор, как она читала последнее его письмо - почерк мог и измениться. - Послушай, - немного заискивающе повернулась она к горничной, которая деловито развешивала перед камином плащ Шарлотты, чтобы просушить, - как тебя зовут, милочка? - Грета, мадам, - отозвалась та, не прекращая заниматься одеждой. Шарлотта подошла ближе и, пытаясь поймать ее взгляд, спросила: - Грета, милая, а кто тебя попросил передать мне письмо? - Один господин, знамо дело… - А какой он, этот господин? Молодой? - Это смотря для кого, - Грета закончила с плащом и начала вытирать руки о передник, - матушка б моя сказала, что мальчонка совсем, а для меня - так в самый раз. - А красивый господин-то? - продолжала допытываться Шарлотта. Грета неожиданно залилась краской и разулыбалась, пряча глаза: - Очень красивый! Прям глаз не отвести… А уж разодет-то, как франт столичный. - Мсье де Руан? - с замиранием сердца уточнила Шарлотта. Значит, это все-таки он! А зачем он хочет встретиться? Вдруг герцогиня права, и он действительно что-то к ней чувствует… - Да нет же, мадам, - ответила, тем временем, Грета на ее вопрос, - слуга его, господин фон Дорн. Шарлотта замешкалась на мгновение, но тут же успокоилась: ну, разумеется, не станет же Шарль сам передавать письма прислуге - он поручил это своему лакею. Он ему и более ответственные дела поручал. Она метнулась к зеркалу удостовериться, что с ее прической все в порядке, и собралась уже выскользнуть за дверь, но заметила, что Грета все еще смотрит на нее и как будто чего-то ждет. - Что? - спросила баронесса. - Мадам… господин фон Дорн обещался, что вы заплатите за доставку-то. - Ах, да, держи, - и, отыскав кошелек, отсыпала ей пять су. - Господин фон Дорн обещался, что хотя бы семь дадите. - Держи! - Шарлотта уже начала нервничать и вручила горничной еще десять. - Но чтобы к моему возвращению, здесь стояла ванна с горячей водой. Ясно тебе? - Как скажете, мадам, - та сделала книксен и наконец-то ушла. А вот Шарлотта, бросившись было к двери, вдруг остановилась, не в силах двигаться дальше. «Что же я делаю?… - думала она. - Готова как девчонка бежать по первому его зову. Почему я так радуюсь этому глупому письму, неужели, я и правда… люблю его?» От осознания этого, а главное от бессилия повлиять на собственные чувства, Шарлотта едва смогла устоят на ногах и оперлась спиной о дверь. «Не пойду туда ни за что! - подумала она, но тут же изменила решение: - или нет, пойду и скажу ему, что он напрасно надеется: я замужем! У него был шанс - тогда, год назад, в Аквитании, но он сам его упустил. На что он теперь надеется? Зачем мучает меня?» Остановившись на этой мысли, Шарлотта решительно вышла за дверь и спустилась вниз. Стараясь, чтобы ее никто не видел, она проскользнула через холл во внутренний двор, где находился сад, о котором говорил Шарль, и отправилась в самую его гущу, пытаясь отыскать пруд. Сейчас, ночью, пруд был освещен луной и выглядел очень живописно. В самом центре его располагался небольшой островок, вокруг которого в изобилии росли водяные лилии. По воде шла легкая рябь, и остро пахло тиной. Шарлотта не успела и вскрикнуть, когда чья-то грубая ладонь крепко зажала ей рот. Глава 45…И ГОСТИ, КОТОРЫХ НЕ ЖДАЛИ - Ничему вас жизнь не учит, сударыня: ночью без сопровождения пойти на встречу непонятно с кем… А если бы это был не я, а какой-нибудь негодяй? - мужчина рассмеялся на ухо Шарлотте. Разумеется, это был де Тресси. Злость придала Шарлотте сил, и она смогла высвободиться из его рук - да он и держал-то ее не слишком крепко. - Да я раз за разом убеждаюсь, что большего негодяя, чем вы, сударь, во всем Париже не сыскать! - выкрикнула ему Шарлотта и пыталась отдышаться. Он очень сильно ее напугал. - Значит, я правильно сделал, что написал то письмо не сам, а поручил этому малому - Бернару? - снова рассмеялся де Тресси. - А то вы, чего доброго, не пришли бы вовсе. Шарлотта покачала головой, больше злясь на себя, чем на де Тресси - за то, что придумала себе, будто ей написал Шарль. Она устало спросила: - Что вам нужно от меня, сударь? И как вы узнали, что я здесь? Шарлотта догадывалась, что де Тресси снова попытается настоять на том, чтобы она рассказала герцогине о ее муже. Но теперь уж точно об этом и речи не могло быть: Шарлотта не желала быть орудием в чьих-то руках! Де Тресси присел на скамейку подле пруда и закинул ногу на ногу, давая понять, что разговор будет долгим. Он улыбнулся внезапно: - Вы просто умница, Шарлотта, что наплели всем, будто едете в Седан - даже я не сразу разгадал ваш маневр. Но я не сомневался, что как только ваш муж оставит вас одну, вы пожелаете встретиться с Жизель и рассказать ей правду. Де Тресси пока что не обманывал ожиданий Шарлотты, так что она чувствовала, что контролирует его, и сказала надменно. - Я приехала сюда не для того, чтобы расстраивать брак де Монтевилей. Да будет вам известно, что я вовсе бы здесь не появилась, останься мой муж в Париже. - Тогда получается, что он очень вовремя уехал, не так ли? - рассмеялся герцог. У Шарлотты в этот момент возникла догадка, а потом она потрясенно спросила: - Уж не хотите ли вы сказать, что командировка барона - это ваших рук дело? Вы негодяй, сударь… - Вы мне это уже говорили, Шарлотта, - поморщился де Тресси. - Простите, я не хотел вас разлучать с вашим дражайшим супругом, но вы же шагу сделать не можете без его разрешения - куда это годится? И, потом, как там говорят философы: настоящее чувство разлука только раздувает, подобно ветру, - и снова рассмеялся. - Ваш барон скоро вернется, не сомневайтесь. Скажите лучше, вы уже видели ее? - Кого? - злясь, но не в силах ничего поделать, спросила Шарлотта. - Вашу подружку - виконтессу де Сент-Поль. Она покинула Двор на следующий день после отъезда де Монтевилей, взяла с собой только горничную и минимум одежды. Говорю вам, он прячет ее где-то в замке, должно быть, в одной из башен, туда по десять лет никто не заглядывает… - Здесь нет никого постороннего! Герцог не посмеет прятать любовницу в доме жены. Где вы остановились? - В Седане, - заявил тот как что-то само собой разумеющееся. - Представился вашим другом - вы же не против? - Вы с ума сошли? - Шарлотта уже чуть не плакала. - А если кто-нибудь узнает об этом и неверно истолкует? Как же я устала от вас… И мимо герцога побрела к выходу из сада - пусть только попробует ее остановить. - Шарлотта! - крикнул он ей вслед, как ни в чем не бывало: - все, что узнаете, передавайте через этого малого, Бернара, я хорошо заплатил ему. - Идите к черту! - выругалась Шарлотта впервые в жизни и тут же услышала в ответ смех герцога. Она торопилась вернуться в свои комнаты, злилась и отчаянно сжимала кулачки, потому что была недовольна собой. Как же это ужасно, когда не можешь ничего контролировать в собственной жизни! Ни свои чувства, ни свое поведение, ни даже влияние на себя таких мерзавцев, как де Тресси! Ну почему она не может просто взять и уехать, оставив их всех с носом?! Вот Жоржетта бы наверняка так и поступила, не позволила бы помыкать собой. Шарлотта чувствовала, что нужно уехать - завтра же, чтобы если не другим, то хоть себе доказать, что сама является хозяйкой своей жизни. Она даже наказала Грете разбудить ее завтра, едва рассветет, но ложилась в постель в слезах и в полной уверенности, что наутро бунтарские мысли пройдут, и она вновь предоставит всему идти своим чередом. Невыносимо было осознавать это! Однако, проснувшись еще до того, как к ней зашла горничная, на свежую голову Шарлотта еще больше уверилась, что ей надобно уезжать, бежать из этого места! Так она и поступила. Грета помогла ей одеться, вещей Шарлотта с собой вовсе не брала. Ах, да, ведь Разбойница ранена и должна оставаться в покое, пока не поправится. Ну, ничего, будет вполне справедливо, если Шарлотта одолжит лошадь в герцогской конюшне, а уже из Парижа напишет герцогине и извинится за внезапный отъезд. Шарлотта надеялась, что Жизель ее поймет. Что касается Шарля, то, возможно, она и правда что-то чувствовала к нему, но эти чувства не имеют никакого будущего, потому надобно выбросить все из головы как можно скорее… Шарлотта не закончила свою мысль, потому что как раз в этот момент она подошла к дверям конюшни, чтобы выбрать себе лошадь, и, едва нырнула в теплое, пропахшее сеном и лошадьми помещение, как увидела мсье де Руана собственной персоной. - Что вы здесь делаете? - опешив, спросила она. Впрочем, вопрос был риторическим: Шарль запрягал своего коня и явно собирался в дорогу. - Я решил уехать, Шарлотта. Думаю, так будет лучше, - сухо ответил он. - Да нет же, - волнуясь, возразила та, - это я должна уехать! И вовсе не вы этому причина - не надейтесь. - Я и не надеюсь. Он упрямо продолжал крепить седло, а Шарлотта чувствовала себя в глупейшем положении. Он как будто раздобыл приспособление, которое читает ее мысли, и делал все, чтобы появиться на ее пути! - Вы как будто назло мне все делаете! - чувствуя, как подступают слезы, произнесла Шарлотта. - Позвольте мне уехать, прошу, а вы оставайтесь… Это сыграло роль. Шарль оставил коня, и эта суровость во взгляде, изводящая Шарлотту, вдруг отступила: он посмотрел на нее с нежностью, почти как раньше. Обойдя коня, Шарль приблизился к ней и собирался что-то сказать - но в этот момент оба затихли, потому что с улицы донесся развязанный женский смех. В то же мгновение двери конюшни распахнулась, и ввалились, абсолютно недвусмысленно обнимаясь, Ирен и герцог де Монтевиль. - Тише, Ирен, я вас умоляю! - приглушенно смеялся в ответ герцог. - Обещайте, что немедленно возьмете вашу лошадь и уедете. Вам и приезжать-то вчера было не нужно. - Вы недовольны, что я приехала? - изумилась Ирен. - Очень доволен, но… ах, какая же вы! - и, прижав ее к грязной стене конюшни, принялся с упоением целовать. Оба они были так заняты друг другом, что не замечали посторонних. Шарлотта же прикрыла рот ладошкой, поражаясь их наглости и самонадеянности. - Боже… Филипп, что здесь происходит?! - Шарль, который стоял рядом и был поражен не меньше, молчать, в отличие от Шарлотты, был не намерен. Герцог, отскочив как ошпаренный, выглядел совершенно растерянным и стирал с лица краску для губ, которую использовала Ирен. Он встревожено переводил взгляд с Шарля на Шарлотту и первым делом вымолвил: - Умоляю вас… только не говорите ничего Жизель! - И вы еще смеете об этом просить! - не выдержала Шарлотта и вопросительно посмотрела на Шарля, ожидая, что тот поддержит ее. Шарль, совершенно растерянный, только спросил: - Филипп, у вас роман с этой женщиной? - уточнил он, будто это было не очевидно. - Да, но я люблю, всем сердцем люблю Жизель. Умоляю вас, только не говорите ей ничего! Ирен, молча поправляющая платье, возмущенно цокнула языком и молвила: - Что ж, я, пожалуй, оставлю вас, господа, - и вывела под уздцы не расседланную лошадь, очевидно свою. Нервно оглянувшись на нее, герцог зашептал, обращаясь к Шарлю: - Шарль, вы должны понять меня, вы же тоже мужчина… Шарлотте вдруг показалось, что Шарль и впрямь засомневался. Так она и знала - все они одинаковые! Вспыхнув, Шарлотта заявила: - С меня хватит! Я сегодня же расскажу все герцогине, чего бы это мне не стоило! Как же вы мне отвратительны… оба! И, подобрав юбки, убежала. Шарлотта уже не думала, что все же идет на поводу у де Тресси. Не думала и о том, какие страдания это принесет герцогине. Уж лучше снести эти страдания один раз, чем годами слушать ложь! Было раннее утро, за окнами едва рассвело, и герцогиня, должно быть, еще не покинула свои покои. Потому Шарлотта прямиком отправилась к ее комнатам, не зная пока, как поведет разговор. К счастью, Жизель уже проснулась и сидела в пеньюаре подле зеркала, пока камеристка причесывала ей волосы: - О, Шарлотта, как вы рано встаете! Как спалось? У нее было такое хорошее настроение, что говорить об измене мужа сейчас было бы слишком жестоко. Но Шарлотта, присаживаясь в кресло рядом с ней, уже твердо решила, что скажет все - сейчас, не выходя из этой комнаты. Пусть даже Жизель не поверит ей или возненавидит после этого. - Жизель, дорогая, - улыбнулась Шарлотта, - мы могли бы поговорить наедине? Это очень важно. И указала взглядом на камеристку. Герцогиня, заражаясь волнением Шарлотты, тут же отослала ее и всецело обратила внимание на подругу: - Что случилось? У вас какие-то неприятности, Шарлотта? - Нет, у меня все хорошо… Жизель, ответьте мне, вы любите вашего мужа? - Почему вы спрашиваете? - заволновалась та еще больше и, повернувшись к зеркалу, начала с преувеличенной тщательностью подкалывать волосы. - Разумеется, я безмерно люблю Филиппа. В нем вся моя жизнь. Шарлотта кивнула. Сказать правду будет, очевидно, еще труднее, чем она думала. Но отступать теперь уж нельзя! И в этот момент в дверь постучали, окончательно сбив Шарлотту с мысли. - Войдите! - крикнула Жизель. Глава 46. ДАМЫ ПРОТИВ КОВАЛЕРОВ Шарль был даже рад, что Шарлотта убежала, оставив их с Филиппом наедине: стоит ли говорить, что ему было ужасно неловко обсуждать подобные темы при ней. - Филипп, я вас не понимаю, - заговорил он, - после всех несчастий, которые выпали на долю герцогини, вы - единственный человек, которому она доверяет - так поступаете с ней! - Не учите меня жизни, Шарль! - мрачно огрызнулся герцог. - Вы сами-то не слишком примерный муж. Шарль еще больше сник. Если опустить детали, то, по сути, он действительно мало чем отличался от герцога: будучи женатым человеком, мечтал о другой. Так герцог хотя бы заботился о том, чтобы Жизель ничего не узнала - Шарлю же по большому счету было все равно, что думает и чувствует Жоржетта. Что более безнравственно - еще вопрос. И все же вслух он сказал: - Что ж, Ваша Светлость, боюсь, мой визит затянулся. - Шарль, Шарль!… - сморщился, явно коря себя за последние слова Филипп, - простите меня, я знаю, что мои поступки отвратительны. Я сам себе противен! Но Жизель… если бы только она всегда была такой, как вчера за ужином, например, - Шарль вопросительно посмотрел на него, не понимая, что он имеет в виду. Но герцог уже снова жалел о своих словах: - Боже мой, теперь я обвиняю ее! Нет, это я один во всем виноват, я ужасный человек! Но Жизель не должна страдать! Умоляю вас, убедите баронессу ничего ей не говорить - хотя бы пока. Меня Шарлотта не послушает точно! Он держал Шарля за плечо и смотрел умоляюще. Шарль и сам чувствовал, что нельзя допустить, чтобы Шарлотта вот так вывалила это все на герцогиню - как ни осуждал он сейчас Филиппа, но чувствовал, что нужно дать ему возможность исправить все самому. Шарль отчего-то был уверен, что все исправить еще можно. Ответив герцогу только мрачным взглядом, он спешно покинул конюшню. Как сказала встреченная в коридоре горничная, герцогиня уже проснулась, но еще не покинула своих комнат и принимала сейчас Шарлотту. Еще больше Шарль уверился, что нужно ее остановить, пока она не натворила бед! Почти бегом добравшись до комнат герцогини, Шарль немедленно постучал: - Войдите! - раздался голос Жизель, и Шарль толкнул дверь. Так и есть: Шарлотта сидела в кресле, чрезвычайно встревоженная, а герцогиня у зеркала, в одном пеньюаре. Шарль знал, что при Дворе считалось вполне нормальным принимать посетителей, даже мужчин, в подобном виде по утрам, но все равно смутился и поспешно отвел взгляд. - Доброе утро, дамы… Прошу прощения, но я узнал, что баронесса здесь, а мне необходимо срочно с ней поговорить. - Так срочно, что это не подождет до завтрака? - улыбнулась Жизель. - Да, дело огромной важности! Шарль смотрел на Шарлотту, герцогиня тоже перевела на нее взгляд - сама же Шарлотта с неприкрытой ненавистью глядела на Шарля и, по-видимому, не могла выдумать повод для отказа. - Простите, Жизель, я быстро, - сказала она. Шарлотта все же встала и вышла. - Ну? - требовательно спросила она, закрыв за собою дверь, - и что же за дело огромной важности? Шарль прислонился спиной к стене и тяжело вздохнул: - Я прошу вас, - сказал он, - я вас умоляю, проявите благоразумие, не говорите ничего герцогине. - Это и есть то самое важно дело? - хмыкнула Шарлотта. - Я даже не удивлена, сударь, что вы поддержали вашего… друга. - Поймите, Шарлотта, сейчас я выступаю не в интересах герцога, а в интересах мадам де Монтевиль. Ей будет больно услышать такое о муже. - Да что вы знаете о боли! - Знаю, не меньше вашего! Шарлотта, вы что снова хотите обсудить наши отношения? - Ничего я не хочу! Я просто расскажу все герцогине, я уже решила! И она, одарив на прощание Шарля уничижительным взглядом, вернулась в покои герцогини. Де Руан, ужасно злясь на себя, тут же постучал снова. - Войдите! - пропела герцогиня. - Ваша Светлость, - милейше улыбался Шарль, - мне придется похитить баронессу еще раз. Очень важное дело… - Это уже неприлично, мсье де Руан! Вы не даете нам поговорить, - заявила Жизель, однако, по мелькнувшей на ее лице улыбке было понятно, что ситуация ее забавляет. - Две минуты и не более. Шарлотте ничего не оставалось, как подняться с ужасной неохотой и выйти за дверь. На Шарля она глядела уже с неприкрытой ненавистью: - Сударь, неужели я не вполне ясно сказала, что не намерена выполнить вашу просьбу? - Достаточно ясно, сударыня. - Тогда что вы желаете мне сказать?! - Ничего, - отозвался он и перевел тяжелый взгляд на Шарлотту, - однако знайте, что если вы сейчас вернетесь в комнату, я не замедлю вызвать вас снова. Я не позволю вам остаться с герцогиней наедине, понимаете? Та прищурилась и дерзко улыбнулась: - Значит, так, да? Вы решили действовать измором! - Вы не оставляете мне выбора, сударыня. С полминуты они стояли в полутьме коридора и глядели друг на друга вовсе недружелюбным взглядом. Шарль понимал, что своими же руками топит их с Шарлоттой отношения, и после возродить между ними даже дружбу, не говоря уже о чем-то большем, будет невозможно. А, главное, ради чего он это делает? Ради герцога? Но инстинктивно он чувствовал, что поступает правильно и противиться этому не мог. Молчание у двери герцогини было нарушено возвращением камеристки: - В столовой уже подают завтрак, - нерешительно сказала женщина, - Ее Светлости надобно одеться… И проскользнула между Шарлем и Шарлоттой за дверь. - Тогда я скажу все герцогине во всеуслышание - прямо за завтраком! - заявила Шарлотта, когда дверь за камеристкой закрылась. - Я не стану никого покрывать, слышите! - Вы не посмеете… - произнес Шарль с сомнением. - Желаете проверить?! - На прощание Шарлотта хмыкнула и удалилась, гордо держа голову. Что подавали на завтрак Шарль даже не заметил: он вполне обосновано опасался, что Шарлотта выполнит свою угрозу, а потому без умолку что-то рассказывал, не давая ей вставить и слова. Сперва он долго и нудно цитировал по памяти все, что читал о Лотарингии, делая вид, будто не замечает, что Шарлотта буквально испепеляет его взглядом, а герцогиня изо всех сил пытается подавить зевоту. Лишь Филипп, поняв его намерения, делал вид, что ему безумно интересно слушать какие птицы обитают в этих широтах. - Шарль, вы, я смотрю, сегодня в ударе, - заметила Жизель, стоило ему лишь перевести дыхание. И тут же заговорила с Шарлоттой: - милая, чем вы планируете заняться после завтрака? Мне показалось, вы хотели что-то со мной обсудить. Но тут вступил Филипп, совершенно невежливо перебив начавшую говорить Шарлотту - но, видимо, ему было совершенно не до приличий: он был ужасно бледен, и даже испарина выступила на лбу. - Как же, Жизель, дорогая, вы обещали этот день провести со мной! - Когда обещала? - изумилась та. И улыбнулась: - и, потом, Филипп, это невежливо по отношению к гостям: все наше время мы должны посвящать им. И чарующе улыбнулась, заставляя и остальных присутствующих изобразить улыбки. Шарль так много говорил за завтраком, что, кажется, вовсе ничего не ел. Когда же слуги начали убирать посуду, он собрался уже вздохнуть с облегчением, но понял, что рано. - Жизель, я придумала, чем мы займемся: я видела в вашем будуаре пяльцы с великолепной вышивкой, вы ведь не откажете мне показать, как делали этот узор? Заодно мы могли бы посплетничать - надеюсь, мужчины не станут нам мешать? - она, совершенно невинно хлопнув ресницами, посмотрела на Шарля. - Ведь все важные дела мы уже обсудили, мсье де Руан, не так ли? На сей раз Шарль не знал, что ответить: пришлось наблюдать, как Шарлотта и Жизель уходят, а Шарлотта вдобавок, последней выходя из столовой, еще и недвусмысленно ухмыльнулась им, не оставляя сомнений, что выполнит свою угрозу в ближайшее время. - Она великолепна… - изрек Филипп, как только дверь за дамами закрылась, и тут же пояснил: - Жизель. Поверьте, Шарль, я сам ненавижу себя за то, как с ней поступаю, и не могу понять, что меня не устраивает в собственной жене. Она идеальна. - Ее Светлость действительно достойнейшая из женщин, которых мне доводилось видеть, - ответил Шарль, мрачно глядя на герцога. Тот перевел на него усталый взгляд: - Да, достойнейшая. Моя покойная матушка крепко ей вбила в голову, что истинная благородная дама должна улыбаться и выглядеть счастливой, какое бы дурное настроение у нее ни было. А казаться благородной дамой - всегда было единственным желанием Жизель. Шарль смотрел на Филиппа с сомнением: он говорил, причем уже не в первый раз за день, так, словно с домашними, когда посторонних не было рядом, Жизель вела себя как-то иначе. Шарлю подобная мысль показалась бредом, даже возникла неприязнь к герцогу: зачем он наговаривает на жену? Как будто услышав его мысли, Филипп продолжил, встав из-за стола и прохаживаясь по просторной столовой: - Я предпочитаю не выносить сор из избы, но вы, мой друг, по воле случая и так втянуты в наши семейные дела слишком сильно. - И, глубоко вздохнув, продолжил, - Жизель очень чувствительная натура. Из-за малейшего расстройства она выходит из себя: запирается в своей комнате, ни с кем не желает разговаривать… Я боюсь за ее душевное здоровье, понимаете? И еще она очень боится меня потерять: доходило просто до абсурда. Однажды, когда мы только-только поженились и из-за родителей вынуждены были жить при Дворе, мне выпал неплохой шанс проявить себя. Я должен был командовать войском в ходе одного из сражений при Франш-Конте - я с детства мечтал о военной карьере, - пояснил, чуть смущаясь, Филипп, - разумеется, я мог погибнуть, и Жизель этого боялась. Она не желала меня отпускать, а в ночь перед отъездом мы даже поссорились. Она ушла в свои апартаменты, а наутро ее не нашли ни в комнате, ни в Лувре. Совсем как тогда, после смерти Мадо… Разумеется, я упросил короля освободить меня от должности - Его Величество и сами разволновались, на поиски Жизель был пущен небольшой отряд гвардейцев. Ее нашли спустя двое суток в бедняцком квартале Парижа, в доме для душевнобольных. Она не сразу узнала меня, а только повторяла «все меня бросают, я никому не нужна»… Глава 47. ТАЙНА ОХОТНИЧЬЕГО ЗАМКА Шарль сомневался в правдивости рассказа Филиппа - слишком это не похоже было на герцогиню. С трудом можно было представить ее требующую чего-то или хотя бы повышающую голос. А уж решиться на то, чтобы убежать из дома… право, это не о ней. И, тем не менее, Шарль шел к комнатам герцогини, зная, что вызовет ее недовольство, но все равно желая сохранить ее счастье, заключающееся в неведении. Когда он вошел в будуар Ее Светлости, то первой его мыслью было, что Шарлотта успела уже рассказать о неверности Филиппа - настолько враждебным был взгляд Жизель. - Мсье де Руан, хочу заметить, вы требуете к себе слишком много внимания, - на сей раз лукавой улыбки на ее лице не было, только раздражение, которое она отчаянно пыталась скрыть. Шарль действительно переходил все границы приличия своим вторжением. Коря и ругая себя, внешне он держался спокойно и с достоинством. Обворожительно улыбнулся обеим дамам и без позволения уселся в кресло напротив Шарлотты и герцогини. Ненавидя себя за нагловато-слащавый тон, молвил в лучших традициях парижских ловеласов, выдумывающих самые невероятные предлоги, дабы задержаться в женском обществе: - Я клянусь, что не помешаю, Ваша Светлость. Просто я чрезвычайно интересуюсь вышиванием и ничего не могу с собою поделать, увы. Вы ведь не прогоните меня? Под конец он умильно посмотрел на герцогиню и даже изогнул брови, как делают дети. Шарль чувствовал себя последним идиотом и недоумевал, почему эти взгляды всегда действуют на дам. А герцогиня действительно смягчилась: - Вас следовало бы прогнать, - отозвалась Жизель, все еще пытаясь быть серьезной. - Но в этом доме вы гость, а гостям позволено все. Она натянуто изобразила улыбку и склонилась к пяльцам. Около четверти часа в будуаре герцогини висело молчание, нарушаемое только сопением комнатных собачек герцогини, которые копошились на диванных подушках. Шарлотта молчала и вышивала, лишь изредка поднимая на Шарля полные ненависти глаза, Жизель, напротив - улыбалась, хоть и неискренне. Сам Шарль, невероятно смущенный, пробовал рассматривать обстановку, но быстро соскучился. Все чаще задерживался он взглядом на лице Шарлотты - ненавидя себя за то, что любуется каждым ее движением, платьем, наклоном головы. Те же редкие моменты, когда она отрывалась от шитья, чтобы послать ему взглядом очередную порцию своего недовольства, становились для него шансом хоть мельком посмотреть в зеленые глаза Шарлотты - счастье, которого он по глупости своей, увы, недостоин. И лишь раз Шарль заметил в ее глазах не ненависть, а тоску и боль. Он так остро почувствовал эту невыплаканную боль, что ему стало трудно дышать: все вокруг поплыло - комната, герцогиня, запахи, звуки, ощущения - все как будто скрылось за пеленой. Оставался лишь свет глаз Шарлотты. Наваждение исчезло, когда она, моргнув, снова опустила лицо к вышивке. Шарль в этот момент резко сорвался с места, поняв, что сойдет с ума, если еще раз взглянет на нее. Первым порывом его было немедленно уйти, чтоб не мучить ее больше, но усилием воли он заставил себя остановиться и непринужденно подойти к Жизель: - Позвольте спросить, что вы вышиваете, Ваша Светлость? - пытаясь выглядеть беззаботным, спросил он, заглядывая через ее плечо на пяльцы. - Часовню, - коротко ответила та, не поворачивая головы. Но Шарль уже и сам видел, что это был пейзаж - та самая часовня, возле которой похоронена Мадо. Зачем герцогиня так мучает себя, зачем изводит? Даже ему становилось не по себе, когда он глядел на черно-серое строение, с грозно возвышающимися за ним крестами - те словно наказывали своей суровостью каждого взглянувшего на вышивку. Шарлотта не вытерпела и тоже взглянула на работу: - У вас отлично выходит, Жизель, - наивно восхитилась она, - только… несколько мрачно. Почему бы не сделать хотя бы деревья зелеными, а не серыми? Жизель ответила ей только короткой улыбкой. Что пыталась вышить сама Шарлотта, Шарль, признаться, даже не понял - она успела сделать не больше десяти стежков ярко-желтыми нитками. Кажется, вышивание шелком не входило в число ее талантов. Заметив, вероятно, по лицу Шарля его догадку, Шарлотта вспыхнула, нервно отложила работу и, бросив в него еще один негодующий взгляд, вдруг заговорила: - Жизель, дорогая, - начала она осторожно, - говорила ли я вам, что герцог де Тресси гостит в замке Седан? Мы с моим мужем его пригласили… - Ах! - вскрикнула, перебивая, Жизель. - Боже мой, какая я неловкая, я уколола палец… И действительно капля алой крови тут же выступила на ее пальце и не замедлила расплыться по белоснежному шелку. Шарлотта засуетилась, а Шарль бросился было к кувшину с водой. - Это всего лишь укол, друзья мои, не волнуйтесь, - попыталась рассмеяться Жизель, глядя на испорченный шелк, но, кажется, волнуясь не об этом. - Гостит в Седане, говорите? Барон и вы - что же большие друзья с мсье де Тресси? - Да, - простодушно ответила Шарлотта, - я знаю, вы не очень любите герцога, но, думаю, судите о нем предвзято. Он вовсе не такой, каким кажется. Его Светлость сделали для меня много хорошего. - Интересно, что же именно?! - с вызовом спросил Шарль - совершенно неожиданно для себя. И Жизель, и Шарлотта подняли на него глаза изумленно. А потом герцогиня сказала: - Мсье де Руан, ваш живой интерес к жизни баронессы может быть истолкован весьма двусмысленно, - заметила она. Шарлотта снова взяла свою вышивку, а на губах ее играла легкая улыбка. Через мгновение она продолжила повествование о герцоге де Тресси: - Сердце Его Светлости очерствело в связи с некоторыми событиями, и он не всегда разговаривает почтенно, но, по моему разумению, он куда достойнее некоторых присутствующих в Фонтенуа-ле-Шато мужчин. А потом, бросив на Шарля мимолетный взгляд, склонилась к уху герцогини и что-то ей шепнула - Шарль, разумеется, не слышал. Только мрачно наблюдал, как удивленно приподнимаются брови герцогини: - Кто бы мог подумать… - вымолвила та, наконец, и взволнованно продолжила: - и что же вы думаете, что он питает к вам… - она, наткнувшись взглядом на Шарля, в тот же момент склонилась к уху Шарлотты. Та рассмеялась и возразила: - Увы, нет, - она взяла Жизель за руку и негромко и доверительно ей сказала, - вам как никому должно быть известно, что сердце его раз и навсегда отдано другой женщине. То, как отреагировала Жизель, Шарлю совсем не понравилось: она, мимолетно улыбнувшись, тотчас уткнулась взглядом в шитье, а щеки ее тронул румянец. Шарлотта же перевела взгляд на Шарля - торжествующий взгляд. А потом спросила: - Жизель, милая, а что находится в той башне, самой высокой, - она кивнула за окно. Герцогиня пожала плечами, все еще пребывая в своих мыслях: - Не знаю, право… кажется, я заглядывала туда лишь в детстве, когда играла с Филиппом и… герцогом де Тресси. Мы росли вместе. - А вы не думали заглянуть туда сейчас? Шарль внезапно заволновался, уже поняв, чего добивается Шарлотта. Она думает, что любовница герцога прячется в этой башне. И ведь это вполне может оказаться правдой! Не из Парижа ведь приехала виконтесса вчера вечером… Но Жизель ответила смехом: - Там нечего делать, Шарлотта, уверяю вас: еще десять лет назад в башне все было в ужасном состоянии - только грязь и паутина… там даже присесть негде. Шарль отметил, что очень сомнительно, чтобы такая дама как Ирен де Сент-Поль согласилась «гостить» в подобной башне. Не настолько сильна ее любовь к герцогу. Даже из окна будуара герцогини было видно, что окна башни темны и заросли паутиной. Шарлотте, похоже, пришла в голову эта же мысль, потому она несколько приуныла. - Шарлотта, у меня закончился серый шелк - вы поделитесь со мной? - спросила негромко Жизель. - Разумеется, держите… - она, подавая нитки, снова взглянула на вышивку, а потом заметила, - вы и замок решили сделать серым? Возьмите хотя бы коричневый, это заметно оживит пейзаж. Жизель улыбнулась: - Этот замок действительно серый - я пойду против истины, если изображу его коричневым. Шарль, поднявшись, тоже посмотрел на вышивку: это тот самый замок, который Филипп называл охотничьим и куда не желал его вести. Он смотрел на намеченные нитками очертания замка и уже понял, где герцог прячет Ирен. И молился про себя, чтобы об этом не догадалась Шарлотта. Но он ее недооценил. - Так эта вышивка запечатлела реальные окрестности замка? - она, закусив губу, смотрела на рисунок. - Да, - подтвердила Жизель, - это охотничий замок, его построил дед Филиппа. До него около одного лье. Шарлотта тотчас отложила вышивку и поднялась на ноги, беря Жизель за руки: - Милая, - заговорила она, - вы же хотели до обеда успеть еще показать мне окрестности? Быть может, прямо сейчас отправимся на прогулку? Право, мне очень хочется подышать воздухом! Глава 48. ЗЫБКОЕ ПЕРЕМИРИЕ Жизель согласилась ехать в Охотничий замок, но весьма неохотно. Настроение ее портилось с каждой минутой. Шарлотте даже показалось, что подруга догадывалась, кого они там найдут, но отступать было поздно. Де Руан с ними не поехал. С одной стороны, Шарлотта была рада, потому что находиться с ним рядом было для нее слишком тяжело, но с другой - что, если он тоже догадался, что Ирен прячется в этом замке? Вдруг он попытается им помешать? Потому она торопила коня, как могла. До замка добрались за час с небольшим. У Шарлотты не было особенно времени рассматривать его, но она отметила, что замок действительно из серого камня - очень простой, с минимумом украшений. Это было одноэтажное строение, больше похожее даже не на замок, а на жилище богатого купца или мещанина. Встречать их не вышли, а Жизель сразу пояснила, что слуг в этом замке не держат по той причине, что навещают его крайне редко. Однако для жизни его комнаты вполне пригодны после небольшой уборки. - Шарлотта, Бога ради, объясните мне, зачем мы сюда приехали? - остановив лошадь вслед за ней, спросила Жизель. - Я уже начинаю беспокоиться… Юная баронесса не была уверена в правильности того, что делает. Но и держать это в себе, позволять герцогу и дальше издеваться над женой тоже не могла. Разумеется, герцогиня будет страдать, но она, ее подруга, будет рядом и поддержит, не даст окончательно впасть в уныние. А еще Шарлотта решила, что при первой же возможности напишет де Тресси в Седан и велит ему немедленно ехать сюда. Они с герцогиней поговорят, и, возможно, поймут друг друга. Вот только внутри Охотничий замок выглядел все же заброшенным - определенно здесь никого не было. Наверняка, этот негодный человек, де Руан, успел добраться сюда первым и увез Ирен! Злясь, Шарлотта вихрем пронеслась по холлу, гостиной и столовой, пытаясь отыскать хоть какие-то следы пребывания здесь Ирен. Но замок выглядел так, будто здесь много лет никто не жил: мебель была затянута чехлами, пылинки танцевали в лучах света, сочившегося сквозь щели ставен, и даже разглядеть чьи-либо следы на сером каменном полу было невозможно. - Нужно осмотреть спальные комнаты, они заперты? - волнуясь, спросила Шарлотта. Герцогиня ей не ответила. Жизель стояла у стены очень бледная и, не отрываясь, смотрела на один из подсвечников - пустой, но залитый свежим воском. В нем совсем еще недавно, буквально полчаса назад стояла свеча, в этом не может быть сомнений. - Что вы хотите здесь найти?! - срываясь на крик, спросила у нее герцогиня. - Зачем вы меня сюда привели? Шарлотта увидела, как по ее щеке скатилась слеза, и в испуге, что она догадалась сама, сделала шаг к подруге: - Жизель… - Не подходите! - та попятилась к дверям. - Я уезжаю домой, я не хочу здесь больше находиться! И тотчас бросилась к выходу. Шарлотта побежала за ней, смутно догадываясь, что все пошло совсем не так, как она рассчитывала. Баронесса путалась в юбках, и с лошадью, которую взяла в герцогской конюшне, у нее отношения не сложились: та артачилась и не желала быть оседланной. Жизель тем временем уже выезжала за ворота, пустив коня рысью, и даже не оглядывалась. Позже Шарлотта и вовсе потеряла герцогиню из вида: та знала этот лес гораздо лучше и наверняка решила добраться коротким путем. Безумно боясь за нее и почти уверившись, что та сделает что-то неправильное под влиянием эмоций, Шарлотта плакала, ругая себя, и все торопила и торопила лошадь… Первым, кого увидела Шарлотта, въехав во двор Фонтенуа, был Шарль де Руан. По-видимому, он только что поставил коня в стойла и сейчас сам запирал конюшню. Шарлотта не смогла себе противиться и, едва спешившись, набросилась на него с упреками: - Отвечайте, это вы были в Охотничьем замке? Это вы увезли ее?! Не смейте лгать мне! Народа во дворе замка было немного: какая-то крестьянка несла воду на коромысле, еще две девушки выбивали ковер, да несколько ребятишек носились вокруг колодца и визжали. До них с Шарлем никому не было дела, но Шарлотта все равно запоздало смутилась, понимая, что снова устраивает сцену. Да и Шарль, желая скрыться от посторонних глаз, не очень вежливо взял ее под локоть и увел в закуток у ворот конюшни: - Я и не собирался лгать вам, - ответил он. - Хотя я действительно не был в Охотничьем замке - герцог сам увез виконтессу, после того, как я рассказал ему о вашей затее. И не ждите от меня раскаяния - я говорил вам, что не позволю вам причинить ей боль! Но вы… как же вы посмели довести ее до слез? Что вы ей сказали?! Шарлотта не могла выдержать его осуждающего взгляда и жестокого голоса - на глазах ее выступили слезы: - Я тоже не хотела никому причинять боль. Просто я не могу молчать о таком, Шарль, понимаете? Какая я подруга после этого? Шарль теперь, кажется, жалел о своем упреке: - Шарлотта, только не плачьте… Вы меньше всех в чем-либо виноваты. Он, поискав по карманам, извлек носовой платок и неловко попытался утереть ей слезы. Шарлотта не противилась. Она как будто забыла, как это - сопротивляться, потому что тонула в нежности, которой лучились теперь серые глаза Шарля. - Где сейчас герцогиня? - спросила она. - Она сказала, что будет в своих комнатах. Филипп только что вернулся, и я отправил его к ней - даст Бог, они разберутся и без нашего вмешательства. Я уверен, у них все будет хорошо. Невольно поддавшись ему, Шарлотта кивнула: - Может быть, вы и правы… Должно быть, герцог и правда любит ее. - Безумно любит. Шарлотта не сразу поняла, что они говорят шепотом, стоя непозволительно близко друг к другу, а Шарль перебирает пальцами ее волосы и улыбается. Она как будто очнулась и отступила на шаг: - Чему вы улыбаетесь? - она взяла из его рук платок и вытерла остатки слез. - Я и так знаю, что ужасно некрасивая, когда плачу. - Вы всегда красивы. А улыбаюсь я потому, что… глупо, но я подумал, что за последние сутки мы с вами разговаривали чаще и я узнал вас лучше, чем за все время, предшествующее нашей помолвке. Шарлотта не успела ответить, потому что внимание ее вдруг привлек конский топот, доносящийся из-за ворот: кто-то торопил лошадь так, будто за ним гнались черти. Шарль, насторожившись тоже, направился на звук, Шарлотта, не отпуская его руки - следом. У нее было очень плохое предчувствие: редко люди так торопятся, чтобы принести благие вести. Не успели они с Шарлем и добраться до ворот, когда во двор замка буквально ворвался конь гнедой масти. Но больше всего Шарлотту удивило и испугало, что в седле находилась Жоржетта де Руан. Глава 49. ИЗМЕННИКИ Жоржетта нанесла визит мсье Госкару только спустя три дня после отъезда мужа. Она долго не могла решиться и в какой-то момент даже убедила себя вовсе не делать этого, но узнала вдруг, что сутки назад мадам де Виньи отбыла из Парижа. Да не куда-то, а в замок Седан, что в нескольких часах езды от Фонтенуа. Жоржетта была вне себя! Она из угла в угол металась по своей комнате в гостинице и все твердила ругательства в адрес мужа и Шарлотты - каковы мерзавцы! И ведь почти убедили всех, что ненавидят друг друга! А потом она неожиданно успокоилась, оделась для выхода и, взяв экипаж, через полчаса уже просила слугу из особняка барона доложить о своем приезде. - Мадам де Руан! - целуя ей руку, приветствовал мсье Госкар, - искренне рад видеть вас. Вы одна или… - Одна, - улыбнулась Жоржетта, - мой муж принял приглашение герцога де Моневиль и изволит сейчас охотиться на оленей в окрестностях Фонтенуа-ле-Шато. - Фонтенуа-ле-Шато? Если не ошибаюсь, это совсем рядом с замком Седан, куда уехала баронесса. Было бы забавно, если бы они встретились там, вы не находите? - До неприличия забавно, - отозвалась Жоржетта. Кажется, Госкар не паясничал, а искренне не понимал. Впрочем, с ним никогда нельзя быть уверенной полностью. Она огляделась: мсье Госкар принимал ее в гостиной, оформленной в глубоких винных цветах. Везде, где только можно, был использован рюш, оборки и парча - по всему видно, что к этому интерьеру приложила свою холеную ручку Шарлотта. Однако, не смотря на бьющую в глаза пышность, здесь было довольно уютно - на диванчик, обшитый бордового цвета бархатом, так и хотелось поскорее присесть. - Хочу заметить, что я к вам по делу, мсье Госкар, - опустившись-таки на диван, сообщила Жоржетта. - Вы, должно быть, знаете, что мы с мужем приехали в Париж, дабы похлопотать о возврате наследства… - Да-да, барон сообщил мне об этом, но, право, решил, что проще вашему мужу было бы сколотить новое состояние, поехав в Сан-Доминго, чем вернуть маркизат. - Возможно, но я… и мой муж, конечно, хотим именно вернуть наследство. Оно причитается нам по праву и, я уверена, король окажет нам эту милость. Вот, взгляните, - она передвинула к нему кипу бумаг, - я собрала все необходимые документы и теперь хочу передать их в канцелярию Его Величества вместе с прошением. Однако я мало смыслю в придворной политике, потому… - Потому вам нужна моя помощь, - констатировал с улыбкой Госкар, все еще глядя в глаза Жоржетте, а не на бумаги. - Могу я поинтересоваться, почему я должен помогать вашему мужу? - Не моему мужу, а мне, - Жоржетта хлопнула отсутствующими ресницами, - и не просто так - я вам заплачу. - О, как интересно! - развеселился Госкар еще больше. А Жоржетта вынула из кошелька золотой экю [[33] Для оценки: хорошая рыба вроде форели или лосося стоила 2 экю] и с улыбкой подала Госкару. Тот изумленно держал его на ладони: - Надеюсь, я не слишком разоряю вас? Жоржетта с удовольствием отмечая, что он реагирует практически так, как она и рассчитывала, ответила с деланной серьезностью: - Позвольте, мсье, я нанимаю вас безо всяких рекомендаций, а исходя только из моей к вам симпатии - потому и плата небольшая. Зато, в случае положительного исхода дела, гарантирую вам куда более щедрое вознаграждение. - Насколько щедрое? Госкар наверняка понял ее превратно, но Жоржетта только добавила: - Вам понравится. - Идет! - не стал больше спорить Госкар. Он подбросил монетку в воздух и, поймав ее, спрятал в карман жюстокора. - Могу я только поинтересоваться, сударыня, для чего вы надели это отвратительное фиолетовое платье? Мне казалось, мы уже обсудили, что вам идет, а что нет. Жоржетта подумала уже, что он не заметит. - Я надела это платье, чтобы дать вам понять, что я пришла исключительно по делу. Ну, и чтобы вы ни на что не отвлеклись. - Вы меня оскорбляете. Когда я занят делом, меня ничто не может отвлечь! Госкар и правда разбирал бумаги скоро и сосредоточенно. Жоржетте нравилось, что изъяснялся он просто и говорил без прикрас - она понимала его с полуслова. Сперва, правда, несколько раздражал его тон, которым он критиковал, ее действия - а критиковал он много и едко. Но позже она даже стала находить его сарказм забавным и сама отвечала в том же духе. Странно, со стороны могло показаться, будто они беспрестанно ссорятся, на деле же - давно Жоржетта так чудесно не проводила время. Вот только Жоржетте не нравилось, что Госкар брался все организовать сам, порой и не интересуясь ее мнением. А когда она возмутилась, свысока заметил: - Мадам, если я не ошибаюсь, вы сами наняли меня и оплатили мои услуги. Так что теперь просто сядьте в то кресло, а слуга сейчас принесет вам кофе. - Я не хочу кофе! - Ну, тогда займитесь чем-нибудь! - он отмахнулся от нее, как от назойливой мухи. - Хотя бы приберите эти бумаги - терпеть не могу, когда на столе беспорядок! Никто и никогда не позволял себе так разговаривать с Жоржеттой. Признаться, в тот момент она едва удержалась, чтобы не сказать какую-нибудь грубость, собрать документы, а потом выйти вон. Останавливало лишь то, что покидать общество Госкара Жоржетте, не смотря ни на что, не хотелось, и, сделав над собой огромное усилие, она промолчала. Однако ж превращаться в его секретаря и убирать бумаги Жоржетта тоже не стала, а, желая показать свое недовольство, небрежно бросила папку, которую держала в руках, прямо под нос мсье Госкару и демонстративно устроилась в кресле, сверля его гневным взглядом. Через пять минут она соскучилась и позволила-таки угостить себя кофе. Этот напиток привозили во Францию с Аравийского полуострова, и здесь он считался большим деликатесом и редкостью - Жоржетта о нем только слышала, но ей так и не довелось его попробовать до сего дня. Наблюдая из дальнего угла кабинета за мсье Госкаром, снимающего копии с каких-то бумаг, Жоржетта вдруг пришла к выводу, что он вполне справлялся и сам. Она даже допускала мысль теперь, что с маркизатом Шарля действительно может что-то выйти, хотя вполне отдавала себе отчет, что шла сюда лишь повидаться с Госкаром - бумаги были только поводом. Все ж таки это очень неплохо, когда есть кто-то, кто может взять решение всех проблем на себя. Когда можно ни о чем беспокоиться, а просто сидеть в тепле и уюте, пить кофе и, рассматривая свое отражение в кофейнике, думать над какой-нибудь глупостью, вроде новой прически или платья… Для Жоржетты это чувство было в новинку: с детства, с тех самых пор, как родители оставили ее на попечение бабушки, она привыкла решать свои проблемы, не рассчитывая ни на кого, кроме себя. А с замужеством и переездом в Шато-де-Руан забот у нее скорее прибавилось, и Шарль вовсе не торопился ее от них избавить. Теперь же она пыталась понять, подходит ли ей жизнь, в которой все ее проблемы будет решать кто-то другой? Дверь тихонько приоткрылась, и вошел лакей. - Прикажете ли подавать ужин? - почтительно спросил слуга. Жоржетта и не заметила, что за окнами начало темнеть. Госкар, погруженный в работу, отреагировал не сразу, а потом, подняв голову, повернулся к ней: - Что скажете, мадам? Вы голодны? - Пожалуй… - отозвалась она, даже удивленная немного, что ей позволили хоть что-то решить. Подали кролика, тушеного в вине - такого нежного и сочного, что Жоржетте показалось, будто она в жизни не ела ничего лучше. Возможно, это так и было. Госкар же сидел не хмурый, явно все еще озабоченный бумагами, что недавно читал. По-видимому, он имел обыкновение чрезвычайно серьезно относиться ко всем своим делам вне зависимости от их оплаты. - Не хочу вас расстраивать, мадам, - заговорил, наконец, он, - но должен предупредить, что шансов на удачный исход мало… Я вот что подумал: а не могло случиться так, что прежний маркиз де Шато-Тьерри написал завещание в пользу вашего мужа? Нам бы это очень облегчило задачу. Жоржетта сокрушенно покачала головой: - Я сама надеялась на это, но нет. Кузен Шарля был не в том возрасте, когда думают о завещаниях, да и мэтр Липпман, его поверенный, ничего такого не упомянул. Госкар кивнул и, вкрадчиво посмотрев в глаза Жоржетте, сказал уже с нажимом: - Я понимаю, но ведь могло случиться так, что мэтр Липпман просто запамятовал, а некоторое вознаграждение могло бы освежить его память. Других претендентов на наследство все равно нет, а у канцелярии Его Величества полно и других важных дел, чтобы пытаться оспорить подлинность бумаги. Жоржетта сообразила вдруг, что он имеет в виду. Обдумала все мгновенно и снова покачала головой: - Нет… увы, нет. Слишком рискованно. Да и Шарль на это никогда не пойдет. - Быть может, вам стоит поинтересоваться его мнением: вдруг он как раз желает рискнуть? - Я и так знаю, что он скажет - даже и пытаться не стоит, - Жоржетта поморщилась, - то, что вы предлагаете, не вписывается в его представление о дворянской чести. Госкар хмыкнул: - Ах, ну да, честь. Все время о ней забываю. Я, видите ли, к дворянскому сословию не принадлежу, так что подобные метания, к счастью, обходят меня стороной. - Как? Совсем не принадлежите? - с сомнением и даже жалостью спросила Жоржетта, ибо до странности теплые отношения мсье Госкара и барона, а так же и некоторое их сходство во внешности и характере временами наводило ее на определенные мысли. - Увы, - Госкар развел руками, - моя матушка была дочерью повара, а батюшка пожелал остаться неизвестным. Надеюсь, вас не очень смущает мое происхождение? - Ничуть, - как можно небрежней отозвалась Жоржетта и поскорее сменила тему: - Так о чем мы?… Предлагаю действовать все же законными методами. - Придется, видимо, - согласился Госкар, наблюдая, как слуга уносит опустевшую посуду. - Впрочем, документы и копии готовы, завтра отнесем их в канцелярию и - останется только ждать. - Как? У нас их примут уже завтра? Туда же наверняка огромная очередь, которую придется выжидать месяцами. - Не обязательно. Супруга графа де Кориньяк, заведующего Столом приема, моя хорошая знакомая. Завтра навестим ее, преподнесем небольшой дар, и от очереди нас избавят. Жоржетте сказанное не понравилось. Что еще за супруга графа? Наверняка какая-нибудь скучающая легкодоступная красотка вроде Ирен. - Как вам понравился ужин? - спросил тем временем Госкар. - Просто великолепно! - оживилась Жоржетта. - Ваш повар заслуживает высших похвал. - Я непременно передам ему это - мсье Ришару будет приятно получить такой лестный отзыв от дочери герцога. Да, и если вы хотите чего-то особенного на завтрак - только скажите, ваши пожелания будут непременно учтены. Жоржетта взглянула на него с сомнением, потом вежливо улыбнулась и ответила: - Боюсь, если я и навещу этот дом завтра, то несколько позже завтрака. - У нас много дел завтра, и было бы гораздо удобней, если бы вы остались на ночь здесь. Эти слова вполне можно было б счесть простым дружеским приглашением, но мсье Госкар так понизил голос, когда произносил их, да и взгляд его, и пальцы, уже каким-то неведомым образом поглаживающие ее руку, не оставляли сомнений, что именоваться верной женой Жоржетта к утру уже не сможет. - Прошу прощения, - высвобождая свою ручку, улыбнулась она, - но нет. И сию же минуту поднялась из-за стола. Госкар поднялся следом, и, не успела Жоржетта сделать и шагу, как он, обхватив ее за талию, прижал к себе и поцеловал. Поцеловал так крепко, страстно и одновременно нежно, что у Жоржетты и мысли не возникло противиться этому волшебству, напротив, жизнь вне этого поцелуя показалась ей в тот момент серой и никчемной. А потом Госкар так же неожиданно отстранился и спросил полушепотом: - Ну, а теперь? Вы останетесь? Жоржетта буквально разрывалась: одна ее часть требовала позабыть обо всех предостережениях и нормах приличия, другая желала немедленно бежать из этого дома. - Даже теперь - нет… - выдохнула все же Жоржетта, прикладывая ладони к горящим щекам, и как будто боясь, что сама же передумает, высвободилась из его рук и бросилась к двери, едва не опрокинув по пути стул. - Боюсь, мне пора, извините… - Жоржетта нашла в себе силы лишь у самых дверей обернуться и еще раз взглянуть на Госкара: тот смотрел на нее с сожалением и улыбкой. Глава 50. НОВАЯ ПРИЧЕСКА ЖОРЖЕТТЫ Жоржетта едва уснула, думая о том, какой завтра будет тяжелый день. Нет, ее тревожило не то, что графиня де Кориньяк может отказаться им помочь - об этом она, пожалуй, вовсе не думала. Гораздо большее ее заботило, было ли у Госкара с этой графиней что-то? Да разумеется, было - здесь и гадать нечего… Вопрос только в том, насколько серьезно. Наверняка мадам де Кориньяк является типичной парижской жеманницей, только и думающей о том, как бы побольше мужчин заманить в свои сети - а Госкар, конечно же, снова ею увлечется! Тем более, если Жоржетта такая несговорчивая и мнит из себя недотрогу… может быть, нужно было остаться у него? Правда, Жоржетта не собиралась пускать все на самотек и на завтрашнее утро к пяти часам выписала к себе парикмахера, который, говорят, делал прически самой маркизе де Монтеспан. Парикмахер около трех часов крутился вокруг нее, ежеминутно причитая, как можно было запустить такие роскошные локоны. Переднюю часть волос, спадающую на лоб и виски, мэтр просто остриг почти вполовину длины, завил крупными кольцами и разделил на прямой пробор. Основную же массу волос он затейливо переплел и уложил «корзиночкой», а несколько локонов вытянул из прически, тоже завил и оставил ниспадать на плечи. Осмотрев себя в зеркало, Жоржетта пришла к выводу, что свои пять экю парикмахер все же отработал - прическа выглядела яркой и пышной, и кто-нибудь вроде Шарлотты или маркизы де Монтеспан несомненно выглядел бы с нею сногсшибательно… Что касается наряда, то она решила не нервировать сегодня мсье Госкара, а надеть нежно-розовое платье, единственным украшением которого были кружева на вороте и юбке и атласные ленты на рукавах. В уши вдела достаточно простые жемчужные серьги. Помнится, подобный образ приводил в восторг отца, возможно, и мсье Госкару понравится. И все равно, выходя из гостиницы, Жоржетта чувствовала себя неуютно и так и не смогла снять накидку с головы: прическа, бесспорно, была очень модной, но к лицу ли ей, замужней и вовсе не блистающей красотой даме, гоняться за модой? Наверняка она выглядит глупейшим образом! Опасения Жоржетты оказались не напрасны: она действительно выглядела глупо. Графиня де Кориньяк была милой подслеповатой старушкой семидесяти с небольшим лет. Сидя в ее гостиной и наблюдая, как Госкар ведет светскую беседу, изредка поднимая на Жоржетту взгляд и чему-то улыбаясь, она готова была сгореть от стыда, ведь весь ее внешний вид буквально кричал: я отчаянно хочу понравиться вам! Жоржетта даже не поняла толком, сумел мсье Госкар договориться или нет. Но, по-видимому, все же сумел, так как преподнес графине в подарок двух щенков болонки, которые привели ту в неописуемый восторг. Покинув особняк графини, Жоржетта шагала по набережной Сены, чуть обгоняя Госкара, и думала о том, что эти глупости пора заканчивать - все слишком далеко зашло. - Послушайте, - заговорила она, не сбавляя шаг, - вероятно, эти щенки стоят недешево, а я и так уже достаточно вас обременила: будьте добры выслать мне счет, когда вернетесь домой. Да, и не забудьте включить в него общую стоимость ваших услуг - вы, я надеюсь, поняли, что попытка отделаться одним экю была не более чем шуткой. - Мадам, я не понимаю, я снова вас чем-то обидел? - помолчав, спросил мсье Госкар вполне серьезно. - Не думайте, что я не заметил вашего нового платья и прически - они великолепны… - Не говорите ничего, я вас умоляю! - перебила его Жоржетта, - вы все неправильно поняли. Это платье самое обычное, я не успела переодеться для выхода - вот и все. А прическа… поверьте, здесь нет никакого умысла: просто вчера я нечаянно подпалила волосы… свечой. Пришлось их отрезать, а эта прическа - лишь то, что сумела соорудить моя горничная из остатков волос. - Жоржетта, постойте, вы можете не торопиться так! - он, забежав вперед, все же заставил ее остановиться и даже несколько успокоиться - слишком обезоруживала его улыбка: - ваша прическа вам очень идет, так что это крайне удачно, что… вы подпалили волосы. Горничная ваша так и вовсе мастерица, каких мало. И я не стану выставлять вам счетов… - он усмехнулся, - возможно, среди моих предков все же затесались дворяне с их крайне нерациональными воззрениями, потому как что-то определенно запрещает брать деньги у женщины. - Благодарю покорно, - хмыкнула Жоржетта свысока, - но так как покупка этих болонок все равно отразится на кошельке барона, то ваша заслуга здесь невелика, а быть обязанной Его Милости я не желаю. - Ну почему же на кошельке барона, - не сдавался Госкар, - у меня имеются и собственные сбережения, и даже небольшой надел земли в Провансе, приносящий некоторый доход. - Жоржетта взглянула на него недоверчиво. - Я работаю на барона с младых ногтей, а Его Милость, должен вам заметить, весьма щедр. Так что же мне мешает сделать скромный подарок женщине, которая мне нравится? Только вчера он говорил, что ее наряды отвратительны, и всячески давал понять, что единственное, на что она годится - так это заниматься уборкой, а сегодня заявляет, что она ему нравится? Жоржетта нервно хмыкнула и отвернулась, крайне взволнованная. И тут же, ахнув, повернулась обратно: - Ах, Боже мой! Госкар, не глядите туда… давайте лучше поскорее наймем экипаж. - Что случилось, кого вы там увидели? Жоржетта еще раз быстро обернулась, чтобы удостовериться, и тут же попыталась прикрыть лицо рукой: - Там моя маменька… Дама в синих шелках с меховой горжеткой на плечах, видите? - А под руку с ней - ваш папенька? Уж больно он молод… - Нет, это, вероятно, мсье де Лабранш - ее нынешний фаворит. Она заметила меня?! Умоляю, скажите, то нет! - Боюсь, она вас заметила, - отозвался Госкар, - и торопится догнать. Я не понимаю, а что такого ужасного во встрече с матушкой - она выглядит очень милой. - Вы не понимаете… она каждый раз, в каждом своем письме всячески пытается донести до меня, что мой муж слишком хорош для меня, что он обманывает меня с каждой горничной и вообще скоро сбежит! - Как интересно… - хмыкнул Госкар. - Ничего интересного! Вы представляете, что она скажет теперь - она наверняка уже знает, что Шарль уехал. А я здесь - одна и с глупой прической! - Жоржетта как в детстве принялась нервно обкусывать заусенцы. И уже слышала голос матери за спиной: - Жоржетта, дорогуша моя, это ведь ты? Ничего не оставалось, кроме как изобразить улыбку и удивление на лице и обернуться: - Маменька, мсье де Лабранш - какая неожиданность! Матушка цвела и пахла как обычно: она была миниатюрной шатенкой с яркими голубыми глазами и белоснежной кожей. Ей было сейчас чуть меньше сорока, а стройности ее талии и румянцу на щеках, могла, пожалуй, позавидовать и какая-нибудь молоденькая красотка. Расцеловав Жоржетту в обе щеки, матушка разглядывала ее не дольше мгновения, а потом взгляд ее с любопытством, которое она даже не пыталась скрыть, скользнул за плечо Жоржетты. - Матушка, позвольте представить вам мсье Госкара, это… - сочла нужным познакомить их Жоржетта и запнулась, не зная как его назвать - секретарь барона де Виньи? Ее знакомый? Но Госкар вмешался сам и, почтительно целуя матушкину ручку, отрекомендовался: - … очередной несчастный, сраженный наповал вашей прелестной дочерью, - а выпрямившись, очень по-свойски приобнял Жоржетту за плечи, будто делал это изо дня в день. - Вот как?… - изумленно отозвалась матушка. Она переводила несколько потерянный взгляд с Жоржетты на Госкра и, кажется, не знала, что сказать. Жоржетта прежде не помнила такого - чтобы ее матушка не могла найти слов. И это ее раззадорило и развеселило настолько, что Жоржетта тотчас приняла решение подыграть мсье Госкару и, аккуратно стряхивая его руку со своего плеча, жеманно произнесла: - Госкар, прошу вас, ну не здесь же… - и продолжала лучезарно улыбаться маменьке. Затянувшееся неловкое молчание нарушил мсье де Лабранш: - Господа, раз мы так удачно встретились, быть может, вы не откажетесь прогуляться с нами по Тюильри? Сад находился совсем рядом. Во время прогулки дамы обменялись кавалерами: матушка и Госкар шагали чуть впереди, а Жоржетта под руку с мсье де Лабраншем следом. Причем мама, придя в себя, теперь уже не умолкала ни на мгновение. На первый взгляд, она вела непринужденную светскую беседу, но успела разузнать все: женат ли Госкар, имеет ли должность, каково его состояние и даже любит ли он детей. Мсье Госкар отвечал учтиво, успевая и пошутить, и удовлетворить матушкино любопытство, еще и всячески демонстрировать свой интерес к Жоржетте, именуя ее не иначе, как «лапочка моя». По окончании прогулки, когда мужчины направились к набережной, чтобы поймать два экипажа, мать и дочь чуть отстали. Оборвав пустой разговор о погоде, герцогиня де Мирабо вдруг сказала: - А ты очень похорошела в последнее время, деточка моя, - матушка машинально поправила несколько волосков, выбившихся из прически Жоржетты, и смотрела на нее теперь с улыбкой. - Не думала я, что ты повторишь мою судьбу, но твой мсье Госкар очень милый молодой человек, не то, что этот хлыщ де Руан… - Мама… - поморщилась Жоржетта, но мать ее не слушала. - Он не пара тебе и даже не спорь! А мсье Госкара постарайся не упустить: я знаю, характером ты пошла в родню своего папеньки, то есть просить тебя бесполезно, но постарайся сдерживать свой нрав… Ах, милая, - она вздохнула, - это такое счастье, когда находишь свою любовь в столь юном возрасте. Ты еще очень молода и пока не понимаешь, что титулы, состояние, даже положение в обществе - это наживное, мелкое и радует лишь тогда, когда есть главное - человек, с которым можно все это разделить. - Мама… - снова простонала Жоржетта, испытывая теперь огромное желание сказать матери правду. Но та не желала ее слушать, тем более что торопилась - мсье де Лабранш, наконец, добыл коляску. Встав на цыпочки, чтобы дотянуться, герцогиня чмокнула Жоржетту в лоб и скороговоркой закончила: - Все, деточка моя, мне пора, обнимаю крепко. Передавай привет отцу! И, развернувшись, быстро зашагала к экипажу, кажется, пытаясь скрыть слезы. Слова матери все не шли из мыслей Жоржетты, пока она ехала в карете вместе с мсье Госкаром. Она несколько забыла о его присутствии рядом, и когда вдруг заметила его взгляд на себе, сочла нужным сказать: - Спасибо вам, мсье Госкар, вы мне очень помогли сегодня. Наверняка эта выходка мне еще аукнется и, возможно, я даже пожалею, но… - она не смогла сдержать довольной улыбки, - право, момент, когда матушка не знала, что сказать, глядя на нас - это того стоило! Кажется, сегодня она была довольна мною впервые за всю мою жизнь. Глупо, да? Я, взрослая замужняя женщина, я убила когда-то медведя одной стрелой - и я боюсь неодобрения собственной матери. - Забавно… - отозвался на это Госкар. Он сидел напротив Жоржетты, но тут, заинтересовавшись, вдруг пересел рядом с ней. - Нет, я не о вашей матушке, а о медведе… убить его одной стрелой - это невозможно. - Вполне возможно, раз я это сделала, - высокомерно ответила Жоржетта и пояснила: - просто попасть нужно в глаз, использовать тяжелые стрелы и стрелять, разумеется, с небольшого расстояния. - Вероятно, это был совсем небольшой медведь… медвежонок. Он ей не верил. Осознав это, Жоржетта рассердилась не на шутку: - Да, сравнительно небольшой! - с ядом в голосе ответила она. - Всего-то четыреста фунтов весом [[34] Приблизительно 180 кг]! Его шкура лежит на полу в большом каминном зале в замке моего отца, и каждая собака в округе знает, что это я его подстрелила. Или вы считаете меня лгуньей?! Госкар примирительно поднял руки, ладонями вверх и торопливо заверил: - Верю-верю! Иначе, чего доброго, вы еще вызовете меня на дуэль - право, я уже не знаю, чего от вас можно ожидать, мадам. - То-то же! - победно закончила Жоржетта, упиваясь его вниманием к себе. Ей доставляло огромное удовольствие видеть неподдельный интерес в глазах Госкара. Это придало ей смелости настолько, что Жоржетта вдруг подсела ближе к Госкару так, что касалась его плечом, и, затаив дыхание от собственного бесстыдства, дотронулась пальцами до щеки Госкара - холодной, жесткой и гладко выбритой. А потом, поддавшись порыву, и вовсе прильнула своими губами к его, легонько целуя. И тут же, как ни в чем не бывало, отсела от него в другой угол кареты, отворачиваясь к окну и не в силах подавить озорную улыбку. - Я посмотрю, вы сегодня в ударе, мадам, - несколько потрясенно произнес мсье Госкар. Жоржетта деланно удивилась: - А что такое? Вы вчера меня целовали, а мне что же - нельзя? И у меня действительно отличное настроение сейчас… Послушайте, мы удачно пристроили бумаги в канцелярию, так отчего бы нам не отпраздновать это событие? Я бы с удовольствием согласилась поужинать с вами еще раз. Уговаривать мсье Госкара, разумеется, не пришлось - он тотчас дал указание кучеру, везти их в особняк барона, а не в гостиницу Жоржетты, и уже через четверть часа они прибыли на место. Вот только сразу стало понятно, что ужин будет гораздо менее приятным, поскольку у крыльца особняка уже стояла другая карета - дорожная и заляпанная грязью. - Барон вернулся… - удивленно сообщил Госкар Жоржетте. - Почему так рано?… Он, как будто забыв о ней, взволнованно направился в дом, а Жоржетта, несколько робея, за ним. Его Милость барон де Виньи в темно-синем дорожном костюме спешно пересекал гостиную и на повышенных тонах отчитывал за что-то лакея - бледного, как мрамор и даже заикающегося от страха. Жоржетте и самой было не по себе наблюдать эту сцену, вероятно, следовало как можно скорее окончить приветственные процедуры, раз уж она вошла в этот дом, и откланяться. - Рад приветствовать вас, барон, - заговорил тем временем Госкар, - я был уверен, что вы сейчас находитесь по дороге в Испанию. Вероятно, что-то заставило вас вернуться? - Ах, мсье Госкар, - театрально раскланялся с ним де Виньи, - наконец-то вы изволили явиться?! И тут он заметил Жоржетту, почтительно приседающую перед ним в реверансе. В ответ барон коротко кивнул, но по лицу его Жоржетта поняла, какие мысли его сейчас волнуют, и поспешила успокоить: - Я здесь одна, Ваша Милость, у меня были некоторые дела к мсье Госкару. - А где ваш муж? - тотчас просил он. Жоржетта замешкалась, она не смогла сказать, что Шарль в Фонтенуа - это было бы слишком подло. Да ей и не пришлось этого делать: - Вы ведь сказали, что он принял приглашение герцога де Монтевиль и гостит в Фонтенуа-ле-Шато, - как ни в чем не бывало, пояснил Госкар. Барон перевел налитый кровью взгляд на своего секретаря, и Жоржетта не могла не догадаться, что сейчас будет такая сцена, при которой присутствовать посторонним абсолютно не нужно. И она поспешила попрощаться: - Прошу прощения, господа, у меня были некоторые дела к мсье Госкару, но, видимо, лучше решить их в другой раз. Жоржетта сделала еще один торопливый реверанс, барон, не пренебрегая приличиями, тоже поклонился и даже смотрел на Госкара теперь несколько спокойней. Жоржетта не стала больше медлить и выскользнула из залы. Однако не успела она и захлопнуть дверь за собой, как вздрогнула от ора барона, обращенного к Госкару: - Где Шарлотта?! Почему она не дома и даже не с вами? Почему о том, что она уехала черт знает куда я узнаю из доносов посторонних людей, а не от вас?! - Вероятно потому, - с невозмутимым спокойствием отвечал Госкар, - что доносить мне не о чем: я лично отвез баронессу третьего дня в Седан. Она решила приготовить вам сюрприз, приведя замок в порядок к вашему приезду. И я счел, что она вполне имеет на это право! Госкар говорил негромко, но в его тоне имелись железные нотки, которые даже барона заставили сбавить обороты и пытаться говорить спокойней. - Сюрприз? - сдерживая ярость, переспросил он. - Сюрприз, значит… И де Руан там? - Насколько я знаю, да. Быть может, они и встретятся, но я не понимаю… Жоржетта неловко стояла возле двери - она понимала, что не должна подслушивать, но сдвинуться с места не могла, тем более что в закутке возле двери никого не было. Она ждала и боялась неминуемого решения барона. - Сюрприз… - негодовал барон. - Велите немедленно закладывать карету, мы едем в Седан. Немедленно! Жоржетта попятилась от двери, а потом торопливо покинула особняк. Она ехала в свою гостиницу в том же экипаже, в котором привез ее сюда Госкар. Вот только от ее озорного настроения уже и следа не осталось: Жоржетту охватывали волнение и почти паника - быть скандалу, и к гадалке не ходи, быть. Что будет, если барон явится в Седан и не найдет там Шарлотту? А он не найдет ее там, ни за что не найдет, потому что она в Фонтенуа - с Шарлем! Или же Шарль у нее в Седане - что, пожалуй, еще хуже… Ох, и достанется им, если барон будет в таком же настроении, что и сейчас, - Жоржетта даже невольно посочувствовала Шарлотте: вот глупость-то, при ее легкомыслии выходить за такого ревнивца, как де Виньи. А что, если будет еще одна дуэль? А что, если в этот раз помешать барону никто не сумеет, и он заколет Шарля?… Тотчас Жоржетта представила окровавленный труп Шарля, рыдающую над ним Шарлотту, гневно орущего барона. Зато она, Жоржетта, стала бы тогда свободной, ничто бы не мешало ей выйти замуж вторично. Так не предоставить ли всему идти своим чередом? Но Жоржетта тут же в испуге тряхнула головой, отгоняя дурные мысли. Нет!… Нет, знать о предстоящем смертоубийстве и не попытаться его предотвратить - такое и за сто лет не отмолишь. Нужно написать Шарлю, немедленно! Хотя гонцы все равно доставят письмо позже, чем в Седан доберется барон. Что же делать? Поехать самой? Если ехать верхом и не останавливаться в пути, то она, пожалуй, доберется скорее, чем де Виньи в своей карете… К моменту, когда экипаж притормозил у ворот гостиницы, Жоржетта уже твердо уверилась, что ей необходимо срочно переодеться в дорожный костюм, взять лошадь и мчаться в Фонтенуа-ле-Шато. Так было бы правильнее. Приготовления заняли еще час. На Париж уже опускались сумерки, когда Жоржетта, облаченная в мужское платье - не до приличий уж, право - убрав волосы и, не забыв прихватить оружие, тронулась в путь. Она ехала всю ночь, остановившись лишь в середине пути - близ Сен-Дизье, где напилась воды и сменила лошадь. Уже видя за холмом башни великолепного Фонтенуа-ле-Шато, Жоржетта подумала, что будет выглядеть очень глупо, если Шарлотты здесь не окажется, а Шарль будет где-нибудь далеко в лесу гоняться за оленями. Вероятно, супруг в этом случае подумает, что она окончательно сошла с ума от ревности… Однако эти двое ее предчувствий не обманули - они вышли к воротам едва ли не в обнимку. Вероятно, стоило хоть как-то показать им свое недовольство, но Жоржетта так невыносимо устала всю ночь быть в седле, что единственное, на что ее хватило, так это не упасть, когда Шарль помогал ей спуститься с лошади. Она даже сказать толком ничего не смогла, потому что долго не могла отдышаться, а горло даже саднило от желания напиться воды. Шарлотта, кажется, уловила это и, убежав, тотчас вернулась с ковшом, к которому Жоржетта припала, будто к сосуду с амброзией. - Жоржетта, на вас что напали? Вы ранены? - Шарль все еще поддерживал ее, не решаясь отпустить. - За вами гнались разбойники, да? Боже мой… - вторила ему Шарлотта, глядя полными ужаса глазами. Оторвавшись, наконец, от воды, Жоржетта сумела совладать с собой и, взяв свою лошадь под уздцы, вручила поводья Шарлотте: - Уезжайте, немедленно… ваш муж станет искать вас в Седане в самое ближайшее время. Возможно он уже там… сейчас утро? - Позвольте, но я ни в чем не провинилась перед своим мужем! Почему я должна куда-то ехать?! Шарлотта хоть и вязала в руки поводья, но двигаться не спешила, а предпочитала строить из себя оскорбленную невинность. - Почему он не в Испании?! - уже более истерично спросила она, переводя взгляд то на нее, то на Шарля. - Понятия не имею! Какое это имеет значение? Шарлотта, я проделала огромный путь, зверски устала и вести светские беседы в данный момент не намерена. Если вы сейчас же не сядете на эту лошадь, то я клянусь… - Хорошо, я уезжаю! - не дав ей договорить, изволила согласиться Шарлотта. - Только попрощаюсь с герцогиней… Жоржетта уже стала искать что-нибудь тяжелое: ей-богу, если эту идиотку сначала оглушить, а потом связать - было бы гораздо проще. Но вмешался Шарль: - Шарлотта, я думаю, вам действительно лучше уехать прямо сейчас. Я извинюсь перед герцогиней за вас. - Хорошо… - проблеяла та, соблаговолив, наконец, забраться в седло. Уже сидя и взяв в руки поводья, она собралась было еще что-то сказать, но так как вряд ее слова были бы умными, Жоржетта просто стеганула лошадь по крупу, и та, встав на дыбы, пустилась рысью. Шарлотта несколько раз оглянулась, они с Шарлем тоже смотрели ей вслед, пока та не скрылась из виду. Потом Шарль вдруг сказал: - Послушайте, Жоржетта, вы, вероятно, все поняли не так: баронесса оказалась в этом замке совершенно случайно. - Мне дела нет до вас с баронессой, Шарль, - прервала она его небрежно. И замолчала, прислушиваясь к себе. Нет, она велела ему замолчать не потому, что не хотела слушать ложь, а потому, что ей действительно было все равно - планировали они с Шарлоттой эту встречу или нет. - Забавно… - сказала Жоржетта вслух. Сказала и улыбнулась. Потом вдруг начала снимать перчатку с онемевшей от холода руки, несколько мгновений разглядывала свои пальцы - единственным кольцом, которое было надето, являлась большая жемчужина в обрамлении мелких бриллиантов. Жоржетта стянула кольцо не без труда - оно всегда было ей маловато. Жоржетта быстро вложила кольцо Шарлю в ладонь, сжала ее и уперла ему в грудь. Потом нашла в себе силы сказать: - Простите меня, Шарль, - она все-таки заставила себя взглянуть ему в глаза, - простите, вероятно, я испортила вам жизнь. - Простите и вы, что не оправдал ваших надежд, - отозвался Шарль, все еще не отпуская ее руку. - Мы же все равно останемся с вами друзьями, Жоржетта? Жоржетта улыбнулась и ненавязчиво выдернула свою руку. Какой же он все-таки милый. - Вряд ли, - она еще раз улыбнулась и, увидев колодец с водой, поскорее пошла туда - сейчас ей больше всего хотелось умыться и забыться сном. Глава 51. ПРОЩАНИЕ Шарлотта стояла у окна и, не отрываясь, смотрела на дорогу, каждое мгновение ожидая, что появится карета мужа. Уже вечерело, на Седан опускались сумерки, и баронесса все больше убеждалась, что Жоржетта просто обманом заставила ее уехать. Окончательно уверившись в этом, она сокрушенно покачала головой и отошла от окна. Глупо, как глупо! Она торопилась сюда изо всех сил, мольбой и уговорами вынудила герцога де Тресси поскорее уехать, а потом раздала все свои карманные деньги, чтобы только дворня молчала о том, что здесь был посторонний мужчина. И зачем? Все только из-за глупой совершенно необоснованной ревности! Шарлотта бросила еще один взгляд за окно и ахнула: в пыли по дороге летела карета - та самая, в которой барон уезжал в Испанию. В страхе отшатнувшись от окна, Шарлотта заметалась по комнате: так значит, это правда! Зачем барон хочет ее видеть так внезапно - узнал, что Шарль гостит по соседству? Узнал, что она виделась с ним? Должно быть, так и есть - что же теперь будет? Что будет?! Шарлотта отыскала на своей груди распятье и, сжав его в ладони, зашептала слова молитвы, прося Деву Марию вразумить ее и подсказать, что делать. Разумеется, ничего мудрого Шарлотта не придумала, но зато внезапно успокоилась. Глубоко вздохнула и села в кресло с высокой спиной, ожидая прихода мужа. Она уже слышала торопливые шаги на лестнице, недовольный голос мужа, который велел слугам уйти прочь и, наконец, едва не сорвав дверь с петель, в залу ворвался барон. Он молчал. Взгляд его был почти ненавидящим, губы сложились в плотную полоску, но он молчал. От этого молчания Шарлотта несколько потеряла самообладание и, что было сил, впилась пальцами в подлокотники кресла. Барон начал приближаться. - Я не ждала вас здесь, Максимильен, - не вытерпела первой Шарлотта, напряженно за ним наблюдая. - Где вы были все это время, Шарлотта? - не ответив ей, спросил барон. - В Седане? Шарлотта запнулась на мгновение, потом выдавила из себя улыбку и как можно спокойное ответила: - Разумеется, в Седане… - Не смейте мне лгать! Баронесса не успела и ахнуть, когда муж, занес руку и наотмашь ударил ее по щеке. Шарлотта, слетела с кресла и оказалась на каменном полу, не смев даже плакать. Право, этого следовало ожидать, вот только… она думала, что ее муж другой. Барон, кажется, и сам не ожидал от себя подобного, потому смотрел на нее немного испуганно, все еще пытаясь казаться суровым. - Вы были в Фонтенуа! - проорал он. - Я видел вашу лошадь в герцогской конюшне! Вы были там? Отвечайте, были? - Да! - выкрикнула Шарлотта. Муж отшатнулся от нее - кажется, он боролся с желанием снова ее ударить. Шарлотте было не столько больно, сколько страшно и обидно. - Я была в Фонтенуа! И виделась с мсье де Руаном. Но оправдываться мне перед вами не в чем, я не сделала ничего дурного! И она все-таки расплакалась, ненавидя себя за это. Сквозь слезы только слышала, как барон подскочил к ней уже с совсем другим лицом и словами: - Простите меня, Чарли, простите, я не должен был… - он поднял ее на ноги и, сам опустившись перед ней на колени, пылко целовал ее руки, не желая замечать, что Шарлотта отталкивает его и больше всего мечтает остаться в одиночестве. - Чарли, обещайте мне, что никогда больше не увидитесь с ним… обещайте, что уедете со мной сейчас же в Париж… - Нет! - Шарлотта, плохо понимая, что делает, все же вырвала свои руки из его, оттолкнула мужа и торопливо направилась к дверям. - Нет, я никуда с вами не поеду, я не хочу вас видеть. Оставьте меня! И бросилась по коридору к своим комнатам, захлопнув дверь будуара практически перед носом мужа. Однако, понимая, что бежать ей дальше некуда, прижалась лбом к двери и отчаянно плакала, молясь об одном, чтобы он поскорее ушел. - Чарли! - Барон настойчиво стучал к ней. - Не заставляйте меня говорить через дверь, откройте немедленно! - Уходите! - Хорошо, я уйду, - ответил неожиданно муж, - мне все равно нужно ехать в Мадрид, я и так задержался свыше всякой меры. Но я вернусь через две недели и прошу… нет, требую! Да, требую, потому что я ваш муж и имею на это право: я требую, чтобы к этому времени вы были в Париже, или в Провансе, или в любом другом замке, лишь бы подальше от этого мальчишки! Возможно, я глупец, но я вам верю, Чарли. Так не разочаровывайте же меня! Шарлотта сидела на полу возле двери, плакала, сотрясаясь от рыданий, и молилась, чтобы он поскорее ушел. Кажется, только через полчаса или даже больше она поняла, что по ту сторону двери никого нет. Уехал ли он совсем или просто отошел? Шарлотта, утирая слезы, поднялась на ноги и тихонько повернула ключ в замочной скважине, выглянула в темный коридор. Должно быть, уже была глубокая ночь, и замок давно погрузился в сон, но Шарлотта все равно решила разыскать экономку и точно узнать, уехал ли ее муж. Уже через пару шагов она увидела, что в гостиной, где все еще горели свечи, метнулась чья-то тень. Она осторожно заглянула, ожидая увидеть мужа, но - посреди гостиной стоял, очевидно только что войдя, Шарль де Руан. - Господи, откуда вы здесь опять на мою голову? - не сдержавшись, простонала Шарлотта, - мне же одни беды от вас… Однако вместо того, чтобы попытаться его прогнать, Шарлотта бросилась ему на шею, уткнулась лицом в грудь и теперь уже, не стесняясь, дала волю слезам. - Простите, меня… - Шарль говорил и между словами осыпал ее заплаканное лицо, ее губы и руки поцелуями, - я знаю, что не должен был, но ваш муж только что был в Фонтенуа, а потом уехал в Париж. Он сказал, что увезет вас в Мадрид - это правда? Вы уедете с ним? - В Мадрид?! - Шарлотта как будто очнулась и отступила от него. Шарль же, сощурившись, смотрел теперь в ее лицо и вдруг спросил: - Он что, ударил вас? Шарлотта невольно прижала руку к щеке, которая все еще горела - взгляд Шарля стал очень жестким. Она увидела, как кулаки его сжались и, кажется, он собрался выйти из гостиной. Чего-то внезапно испугавшись, Шарлотта взяла его за руки, поспешно заговорив: - Я не хочу никуда ехать, Шарль, но, если он сказал так - у меня нет выбора. Я его жена. - У вас есть выбор, вы можете уехать со мной! У меня есть некоторые сбережения, есть виноградники - вы же пробовали мое вино? Уверен, пройдет год-два, и сам Людовик станет его закупать! Я увезу вас в Шато-де-Руан и клянусь, сделаю все от меня зависящее, чтобы вы не пожалели о своем выборе! Он говорил так пылко и с таким воодушевлением, что на мгновение Шарлотта сама поверила, что у нее есть этот выбор. Но лишь на мгновение. - Вы предлагаете мне бежать? - переспросила она. - Боже мой, Шарль, вы опоздали… Примерно на год! Отчего же вы не предложили мне этого тогда, в Аквитании! - Дня не проходит, чтобы я не жалел о том, что не предложил этого тогда… - помолчав, произнес он. - Но если вы не поедете со мной - сейчас, немедленно - у вас тоже будет, о чем жалеть отныне. Не в силах выдержать его взгляд, Шарлотта тотчас отвернулась к окну. - Значит, мне на роду написано - сожалеть, - произнесла она через силу, но не допуская своим тоном и толики сомнений. Она не может просто бросить все и сбежать с ним - теперь уже не может. Шарль не ответил. Шарлотта только почувствовала, как он подошел сзади, не решаясь дотронуться до ее плеча, и спросил: - Вы помните нашу свадьбу в церкви Святой Елены? - Нашу авантюру? - усмехнулась горько Шарлотта. - Это вы ее называли авантюрой, а я произносил свою клятву искренне, как никогда. Вы помните, что я говорил? Клянусь в любви, верности и клянусь, что не оставлю вас до самой смерти. Я всегда принадлежал только вам, Шарлотта. Помните, пожалуйста, об этом всегда. - Вспоминайте меня иногда… - шепотом сказала она, чувствуя, как он прижался щекой к ее голове. - И пообещайте, что не станете больше искать встреч и писать писем, потому что это ни к чему не приведет. Не в этой жизни, мой любимый. А теперь уходите. Уходите же! Он ровно не слышал ее, а продолжал целовать висок и сжимать ее плечо, а Шарлотта стояла, плотно закрыв глаза и не обращая внимания на слезы, катящиеся по щекам. Потом Шарль резко отстранился от нее, и она слышала только его скорые шаги по направлению к дверям. Глава 52. ДВОЕ Фонтенуа-ле-Шато, наконец, погрузился в тишину: барон де Виньи уехал вместе со своим секретарем и мадам де Руан. Сам де Руан запропал куда-то, о чем герцог де Монтевиль очень жалел, потому как приканчивать в одиночку уже вторую бутылку крепленого вина считал дурным тоном. Герцог сам себе был сейчас противен: сидел на полу в столовой, привалившись спиной к камину и, не пользуясь бокалом, вливал в себя все новые и новые порции пойла. Видимо, он был недостаточно пьян, потому как мучительное чувство стыда - и за то, как обошелся он с Жизель, и за свой неподобающий вид, и за то, что, вероятно, обидел де Руана - все еще жгло его изнутри. Осознав, что и вторая бутылка опустела, герцог с досадой швырнул ее о стену и, напрягая горло, проорал, пытаясь дозваться до лакея: - Стефан! Живо неси еще!… Однако ему никто не ответил, и Монтевиль, ворча себе под нос ругательства, поднялся все же на ноги, предвидя, что добывать бутылку придется самому. Процесс этот занял у него не так мало времени, и когда Монтевиль все же смог стоять равно, он вдруг заметил силуэт в дверном проеме. - Явился, мерзавец? Долго мне еще тебя звать… неси пойло да поживее! Но силуэт и не шелохнулся. В столовой было довольно темно, потому как почти все свечи догорели, так что герцогу пришлось вглядеться и даже протереть глаза, чтобы увидеть, кто пожаловал: - Де Тресси?! - выдохнул он, не веря до конца. Это действительно был он: стоял в дверях, глядя на него из-под нахмуренных бровей с таким видом, будто это он хозяин замка. - Что вы здесь делаете?! - взбесился герцог. - Вам мало убийц, которых вы подослали, теперь желаете лично меня убить? - Что вы мелете! - презрительно бросил тот в ответ, по-прежнему не двигаясь. - Если мне понадобится вас убить, то я придушу вас как щенка, и нанимать никого не будет нужно. - Мне надоело сносить от вас оскорбления! Филипп, немного шатаясь, бросился назад к камину, над которым висела пара пистолетов, снял оба и один швырнул де Тресси. - Я вас вызываю! Деритесь немедленно! Тот расхохотался, запрокинув голову, и даже не изволив поймать пистолет: - Ох, как вы меня напугали, сударь. Что ж, стреляйте, если желаете. Он, небрежно скрестив руки на груди, медленно обходил обеденный стол, посмеивался и не отрывал ненавидящего взгляда от Филиппа. Монтевиль, напротив, был напряжен как никогда, двигаясь вокруг стола синхронно де Тресси, он держал в вытянутой руке тяжелый пистолет и изо всех сил старался не шататься. - Чертов пистолет! - выкрикнул он, наконец, - прицел сбился! Не желаю драться на пистолетах, будем фехтовать! Он швырнул пистолет в угол и, метнувшись к брошенной на полу перевязью со шпагой, немедленно схватил ее. Снова неловко: из-за резкого движения его занесло, и Монтевиль едва не упал. От де Тресси последовал новый взрыв хохота, ужасно оскорбительного и заставляющего Филиппа побелеть от злости. Зарычав от ярости, он не без усилий отодвинул прочь стол, который их разделял, и бросился на де Тресси. Тот, однако, увернулся, не прекращая смеяться: - Вы и правда намерены со мною драться, сударь? - насмешливо поинтересовался он. - Должно быть, забыли, что в юности я разделывал вас под орех самое большее за четверть часа, хотя вы при этом были вполне трезвы. А сейчас мне, право, даже неловко вынимать шпагу. - Доставайте оружие! - горячился, круша мебель вокруг Монтевиль. - Деритесь как мужчина! - Вы же понимаете, что если я стану драться, то завтра в это же время вы будете лежать в могиле, а ваша дражайшая Жизель - в моей постели. - Плевать, что в могиле! - снова выкрикнул Филипп. А потом тоже усмехнулся: - А вот насчет Жизель ты зря мечтаешь! Сам понимаешь, что никогда этому не бывать - будь я хоть жив, хоть мертв. Филипп с удовлетворением заметил, что ему удалось-таки задеть де Тресси: глаза того налились яростью, и даже лицо исказилось. Этьен, выхватив шпагу, сходу пошел в наступление. Удары его были сильными, и Филипп, сознание которого уже начало проясняться, отлично понимал, что каждый из выпадов Этьена может оказаться смертельным для него. Плевать! Пусть будет то, что будет! Пока что ему удавалось вовремя отскочить, спрятаться то за стулом, то за портьерой, то отбить удар. Потом Филипп решился выскользнуть на балкон - здесь было еще меньше света, и это несколько снижало шансы Этьена. - Что, теперь ты боишься?! - очередным ударом вышибая шпагу из рук Филиппа, рассмеялся де Тресси. - Или надеешься, что я пощажу тебя? Даже не думай об этом… Он загнал Филиппа в угол - с одной стороны были перила балкона, с другой кадка с чахлым апельсиновым деревом. Монтевиль действительно начал бояться: на пьяную голову смерть принять легко, но когда сознание проясняется, начинаешь вспоминать, что в жизни полно мелких удовольствий, отказываться от которых страсть, как неохота. Этьен же словно обезумел - совершенно бледный, с налитыми кровью глазами, занес клинок шпаги над телом Монтевиля. Поздно проснувшийся у Филиппа инстинкт самосохранения неожиданно взял верх, и Филипп, запустив руку в кадку с пальмой, зачерпнул в ладонь песок, который немедленно швырнул в глаза Этьену. Тот, выкрикивая ругательства, схватился за лицо и отшатнулся назад. Филипп же, понимая, что шутки кончились, и сейчас действительно решается, кто выйдет из этой комнаты живым, не замедлил вскочить на ноги и кинуться к своей шпаге. Резко повернувшись и ожидая увидеть, как Этьен снова заносит над ним оружие, он, однако, увидел другое. Де Тресси, все еще протирая глаза, балансировал у самого края балкона, возле перил, доходящих ему до середины бедра. Еще один неловкий шаг - и он уже перевалился через перила. - Тьенно! - вскрикнул, не успев подумать, Филипп и тотчас бросился к балкону - тот, кажется, успел ухватиться за кованую решетку. Этьен действительно повис в воздухе, уцепившись за резные перила одной рукой - первый раз в жизни Филипп видел в его глазах страх. Впрочем. Уже в следующее мгновение, ладонь его соскользнула, и, вероятно, он бы полетел вниз, если бы Филипп не ухватил его за руку. Упираясь ногами в перила балкона, Филипп, что было сил, тянул его руку на себя. Это было нелегко. В какой-то момент Монтевилю показалось, что у него не хватит сил, но, собравшись, он сделал еще один рывок, и Этьен, наконец, смог ухватиться и второй рукой за выступ балкона. Далее он уже сам подтянулся на руках, перекинул ноги и тяжело рухнул на пол рядом с Филиппом. Оба часто и глубоко дышали, вымотавшись вконец. - Вы весите непомерно много - вам следует меньше есть, - заметил Филипп, переведя дыхание. - Я не просил вас меня вытаскивать… - вяло огрызнулся Этьен. - Здесь всего-то два туаза, я бы лишь ноги переломал. - Да, но ваша туша примяла бы розовые кусты под балконом, я не мог этого допустить. - Филипп пытался шутить и сам осознавал, что это не кстати. Он сжал голову руками: - Господи, какой же я идиот… слабохарактерный идиот… Тряпка! Ты пытался меня убить, а я бегу на помощь как последний дурак. - Что ты мелешь! Я никогда не пытался тебя убить… ну, до сего дня. Потому что ты мне выбора не оставил! - Не лги! Я все знаю, ты нанял убийц, чтобы меня зарезали в переулке, как свинью! Зачем ты это сделал? Решил, что это и правда я подбросил тебе сундук с испанским золотом от заговорщиков? Сморщившись, де Тресси поднялся на ноги и выплюнул зло: - Ты мне осточертел, Филипп! Иди уже, наконец, и проспись! И не мели больше чепухи! Он отряхнул жюстокор, подобрал свою шпагу и быстро направился к дверям. Филипп же все еще тяжело дышал и не мог найти в себе силы подняться. И еще он думал о том, что Этьену, пожалуй, и правда нет нужды нанимать кого-то для убийства. И уж точно у него не хватит хладнокровия, чтобы лгать ему в лицо и достоверно делать вид, будто это не он. И этот сундучок с испанскими дублонами… с чего бы Этьену вдруг участвовать в заговоре против короля? Что, если их действительно подбросил кто-то другой? Но зачем? Как-то странно это все… Мысли его сбились, потому что Филипп в этот момент увидел женщину, стоявшую на лестнице и глядевшую определенно на него. Она была в белом одеянии с белокурыми волосами, струившимися по плечам. Прекрасная, словно лесная нимфа. Разумеется, это была Жизель. Сперва ему даже показалось, что это видение, призрак в потоке лунного света. Кажется, что она стояла здесь уже очень долго, но так и не сказала ни слова. Потом прекрасное видение все же развернулось и начало подниматься по лестнице, а вскоре исчезло из вида. Тяжело поднявшись, Филипп не замедлил пойти следом. Глава 53. В КАРЕТЕ Уже не первый час Жоржетта покачивалась в карете вместе с бароном де Виньи и мсье Госкаром. Сегодня днем барон прибыл в Фонтенуа - смотрел на Жоржетту исподлобья и, похоже, понимал, что не просто так она оказалась там раньше него. Потом барон неожиданно бросил всех и уехал - видимо в Седан, а Жоржетта разыскала Госкара и попытала хоть что-то выяснить о злополучном «доносе». - Его Милость больше недели провел в гостинице под Орлеаном - дороги ужасно размыло, и он не мог продолжить путь. Там-то его и застало письмо, в котором были написаны Бог знает какие гадости о баронессе, - Госкар поморщился, - не знаю, что взбрело ему в голову, но он поверил и помчался сначала в Париж, а потом сюда. Однако мсье Госкар выглядел мрачным и задумчивым: Жоржетте показалось, что его неистребимая вера в благочестие Шарлотты пошатнулась. - Послушайте, - спросил вдруг Госкар, - вы ведь, соседствовали с баронессой, как и мсье де Руан, верно? Не замечали ли вы, что между ними… словом, есть что-то кроме дружбы? - Роман? - уточнила с улыбкой Жоржетта и произнесла давно заготовленную фразу: - вы полагаете, что я могла бы отбить возлюбленного у такой девицы, как Шарлотта? Лицо Госкара несколько расслабилось. Видимо, он отпустил тяжкие мысли и хмыкнул: - Мадам, я начинаю думать, что вы способны отбить Его Величество у маркизы де Монтеспан - если зададитесь целью, разумеется. Жоржетта несколько смутилась. Ее отвлек топот копыт во дворе: выглянув в окно, она тотчас увидела Шарля, который, пришпоривая коня, спешно покидал замок. Оставалось только надеяться, что ему хватит разума не ехать в Седан. Но Жоржетта старалась о нем не думать: хватит, пусть живет, как знает! Прогнав мысли о Шарле, она снова взглянула на мсье Госкара с лукавой улыбкой: - А отчего вы не спрашиваете, зачем я так внезапно решилась поехать в Фонтенуа? Госкар пожал плечами с улыбкой не менее загадочной: - Сперва меня очень занимал этот вопрос, не скрою, но потом я заметил, что у вас на руке не хватает кольца. По-видимому, оно было обручальным? - Обручальным, - согласилась Жоржетта, с деланной скромностью отводя взгляд… Барон вернулся очень скоро - притихший и подавленный. Должно быть, он чувствовал себя глупо после того, как бросив все дела, примчался сюда и нашел жену дома, сидящую за пяльцами. Жоржетта если и сочувствовала ему, то лишь отчасти: право, не мог же он не понимать, когда женился на Шарлотте, что семнадцатилетняя вертихвостка, не обремененная лишним интеллектом, не может влюбиться в человека, годящегося ей в отцы. Хотя герцогиня де Монтевиль, встретив его, по-прежнему пыталась строить из себя радушную хозяйку: - Мы с вами соседи, господин барон, а видимся непростительно мало, - улыбалась она, хотя лицо ее было таким измученным и даже, пожалуй, заплаканным, что вряд ли ей было до гостей. - Быть может, вы задержитесь у нас на пару дней, раз уж оказались в Фонтенуа? - Должен перед вами извиниться, герцогиня, но мне давно пора быть в дороге, - отозвался тот с явным пренебрежением. - Понимаю, - сдержанно ответила та. - А как же баронесса? Она навестит нас? - Полагаю, что нет, - кажется, барон снова начал выходить из себя, - я надеюсь, что она уедет в Париж в самое ближайшее время. А позже я намереваюсь увезти ее в Испанию: Его Величество давно просили меня занять должность в консульстве в Мадриде, и, я думаю, пришло время принять предложение. Барон говорил о том, что собирается увезти Шарлотту в Испанию, еще в первый свой визит и, похоже, говорил серьезно. - Всего вам доброго, Ваша Светлость! - Он наскоро откланялся и даже не поцеловал ее руку на прощание. - И вам… - выдавила улыбку ему вслед герцогиня, но тот ее уже не слышал. - Госкар, вы едете со мной, - сказал он минутой позже, уже стоя возле карты, - закончите наши дела в Париже, - он выразительно глянул на него из-под бровей, - и тотчас вернетесь сюда - увезете баронессу в замок, что в Провансе, и будете при ней неотлучно. - Как скажете, - отозвался тот и взглянул на Жоржетту, - Ваша Милость, дозвольте мадам де Руан ехать с нами - у мадам были неотложные дела в Фонтенуа, а теперь ей необходимо вернуться в Париж. Барон недобро взглянул на нее, по-видимому, давно поняв истинную причину ее приезда, но только бросил. - Я не возражаю. Право, при сложившихся обстоятельствах надеяться на вежливость с его стороны было бы глупо. Вскоре карета покинула Фонтенуа-ле-Шато. Барон все время шумно вздыхал, сокрушенно качал головой и был погружен в свои мысли. Госкар и Жоржетта тоже были заняты - сидя друг напротив друга, они то и дело переглядывались и улыбались чему-то, понятному только им двоим. И никто даже не догадывался, каким взглядом - полным жгучей ненависти, некто оставшийся позади, провожает их карету. Глава 54. ОДНА ДОГОРЕВШАЯ СВЕЧА Баронская карета ехала очень медленно и то и дело останавливалась: уже была ночь, к тому же вдруг пошел снег - и довольно сильный. Лошади шли с большим трудом. Но в этот раз карета стояла слишком долго: - Я посмотрю, в чем дело, - первым не выдержал Госкар и, отодвинув полог, спрыгнул в снег. Жоржетта тоже выглянула, но ничего не увидела, кроме белой пустыни по обе стороны дороги и кучера, оправдывающегося перед Госкаром. - Дальше мы не проедем… - сказал он, вернувшись. - Дорогу замело. Кучер говорит, недавно мимо мелькнула таверна - можно попытаться вернуться. - Ч-ч-черт знает что! - прорычал барон, тоже выглядывая. - Не нравится мне это, Госкар, все ж таки я государственный деятель, мало ли что. Мы не должны останавливаться. - Ни один шпион не заберется в такую глушь, - отозвался тот мрачно. - Кроме того, у нас нет выбора - или ночевать в карете на дороге, или вернуться в таверну. Разумеется, барон выбрал второй вариант. Еще какое-то время ушло только на то, чтобы развернуть лошадей и карету на узкой проселочной дороге, по колено засыпанной снегом. Зато потом, по своей же колее карета пошла гораздо быстрее. Еще через четверть часа путники входили в крайне неприглядное заведение, пропахшее кислым вином и прогорклым жиром. Сняли три комнаты - барон сразу поднялся к себе, заявив, что намерен выспаться, раз уж не может ехать, и Жоржетта с Госкаром, настроенные куда веселее, остались вдвоем. - Вы голодны? - поинтересовался Госкар. - Я лучше умру от голода, чем буду принимать пищу здесь, - не чинясь, заявила Жоржетта. - Вы угадываете мои мысли, мадам, - хмыкнул мсье Госкар, - я закажу ужин наверх, если вы не против. Жоржетта только пожала плечами: она уже оставалась наедине с мсье Госкаром и ничего особенного в этом не видела. Комнатка была маленькой, узкой и темной. Для освещения - одна единственная свеча, да и та почти догоревшая. Слава Богу, что в багаже у Госкара имелся запас свечей, иначе пришлось бы сидеть в темноте. Присесть можно было или на кровать, или в продавленное кресло, по которому бегали насекомые. Уловив ее заминку, Госкар скинул плащ и постелил на кресло, пригласив ее сесть. Потом оба они с тоскою проследили за тощей крысой, не спеша пробирающейся к дыре в стенке, после чего Госкар носком сапога придвинул к той дыре какую-то деревяшку. - Право, я надеялся остаться с вами наедине в более уютной обстановке, - немного смущенно произнес он. - Мсье Госкар, мне с вами уютно в любой обстановке, - улыбнулась Жоржетта. И тут же сморщилась: - Но не в этой, разумеется! И оба они усмехнулись друг другу. Ужин, как ни странно, оказался не таким уж плохим: вино, правда, было дешевым и отвратительным на вкус, но вот жаркое пахло ароматно, и даже было довольно сочным. Жоржетта старалась не думать, из кого оно приготовлено. Жоржетта давно уже заметила, что особенной разговорчивостью мсье Госкар не отличался, и ему вполне удобно было поглощать пищу в молчании. Жоржетту тоже не тяготила тишина, но она вдруг подумала, что знает о нем непростительно мало - ей даже не известно его имя. - Мсье Госкар, - тотчас спросила Жоржетта, - а как вас зовут? Ведь едва ли ваша маменька звала вас в детстве мсье Госкаром? - Маменька? - переспросил Госкар, дожевав мясо. - Маменька никак меня не звала - меня воспитывал мой дед. Госкар сказал это самым обыденным тоном, как будто в порядке вещей. Но оживившись, быстро добавил: - Зато я знаю, что мне дали имя в честь нее - матушку звали Оливией Госкар, а меня - Оливье. Но дед всегда звал меня Олли. Жоржетта отметила это прошедшее время - «звали», должно быть, ее нет в живых. Но уточнять не стала. Напротив, саркастически заметила: - Олли… это так мило. Мне трудно представить, что кто-то мог называть вас Олли. Вы, должно быть, родились в северных провинциях - это там любят использовать такие сокращения. Госкар кивнул не очень охотно: - Да. - И тут же предложил, - мадам, в моем происхождении, уверяю вас, нет ничего примечательного - давайте лучше поговорим о вас. - С удовольствием вам это дозволяю! - рассмеялась Жоржетта. Она уже доела и уселась в кресле поудобнее, приготовившись слушать: - Мсье Госкар, мне давно уже не дает покоя вопрос: вы с первого же дня дали мне понять, что привлекательной меня не считаете, кроме того я, по вашему мнению, страдаю дурновкусием и красавицей отнюдь не являюсь - так зачем вы, позвольте спросить, искали моего общества с таким рвением? Зачем были записки, маргаритки и лошади в попонах? Все это от скуки лишь? - Даже не знаю, счесть это комплиментом или оскорбиться. Мадам, по-вашему, похож на скучающего ловеласа? - поинтересовался скептически Госкар. - В том-то и дело, что нет. - И хочу заметить, мадам, что непривлекательной никогда вас не считал! - запальчиво продолжил он. - Да, вы не вписываетесь в современные каноны красоты, и говорить вам обратное, значит идти против истины, но то, что вы непривлекательны - полная, извините, чушь! Мне трудно объяснить это, но огонь в ваших глазах обещает очень и очень многое - перед такими обещаниями мужчине трудно, знаете ли, устоять. И, кроме того, вы… - но он вдруг резко замолчал, будто не было последних слов, и вернулся к ужину. Жоржетта заслушалась, поймав себя на том, что смотрит ему в глаза неприлично долго и немедленно потребовала договорить: - Кроме того, я - что?! - Вам не понравится то, что я скажу - ни одной женщине бы не понравилось. У Жоржетты начало портиться настроение: что он хотел сказать? Какую-нибудь пошлость? Или грубость? Или все вместе? Это же мсье Госкар - разве можно от него ждать, что он не испортит все! Вероятно, уловив, что нужно или говорить, или ожидать ссоры, Госкар решился продолжить: - Жоржетта, я уже рассказывал вам, что с детства нахожусь при бароне. Так вот, он тогда как раз окончил военную карьеру непосредственно полях сражений и занялся более спокойной дипломатической службой, состоящей в разъездах по Франции. Дед мой, к сожалению, примерно в это же время скончался, и мне пришлось… словом, поступить на службу к де Виньи. Так вот, в одной из таких поездок мы посетили замок: барон был занят общением с хозяином, а я слонялся без дела и, изнывая от скуки, решил поиграть с крестьянскими детьми. Как сейчас помню, что они играли в рыцарей, а заводилой у них была - представьте себе только - девчонка! Обычная крестьянка, ничего особенного, но что-то в ней было такое… столько характера - меня поразило это. Так вот, вы чем-то похожи на ту крестьянку - может, цветом волос, а может, огнем в глазах. Жоржетта сидела, вжавшись в свое кресло и глядя на него полными ужаса глазами. «Этого не может быть! Так не бывает!» - стучало в ее голове. - Простите, мне надо… - не договорив, она поднялась и, по-прежнему не отрывая взгляда от Госкара, по стенке начала подбираться к двери. «Кто-то рассказал ему, и он просто издевается!…» - была уверена она. Но тут же отбросила последнюю мысль из-за ее несостоятельности: кто мог рассказать подобное - ее молочный братец Серж? Госкар, все это время растеряно наблюдавший за ней, вдруг произнес довольно резко: - Мадам, по меньшей мере глупо обижаться на то, что было много лет назад! - тон его был раздраженным. - Это все были детские глупости - как можно ревновать всерьез? - Детские глупости! - вспыхнула Жоржетта, разозлившись еще больше. - Вы же целовали ту девчонка, так? - Откуда вы знаете?… - И никакая она не крестьянка! - окончательно уверившись, что воспоминания у них общие, добавила Жоржетта. И резко отвернулась от него, пытаясь унять бешено стучащее сердце. Госкар не ответил, но быстро поднялся, обошел ее и немного с опаской заглянул в ее лицо: - Этого не может быть… - недоверчиво произнес он, наконец, глядя на Жоржетту, как на привидение. - Отчего же вы не узнали меня сразу? - А вы?! - резонно спросила Жоржетта. - В том-то и дело, что ваше лицо мне показалось очень знакомым - еще там, на дороге. Но я и подумать не мог… Он хмыкнул, разглядывая Жоржетту как будто по-новому. Происходящее ему, похоже, казалось забавным совпадением - и не более. Жоржетта же находилась в таком смятении, будто мир ее разом перевернулся: еще минуту назад она была просто влюблена в мсье Госкара - чрезвычайно заинтересована им, но не более. А сейчас?! Получается, что все эти годы она любила не Шарля де Руана, а мальчишку, что поцеловал ее - Госкара! Что ей делать теперь с обрушившимися на нее новостями она просто не знала. Стараясь не смотреть на Госкара, она торопливо бросилась к дверям со словами: - Простите, это все так неожиданно… есть над чем подумать… И выскочила в коридор, а оттуда почти бегом в свою комнату. Здесь было совершенно темно, лишь едва занимающийся рассвет за окном позволил разглядеть свечу, которую Жоржетта поспешила зажечь. После она шагнула к двери, чтобы запереть ее на ключ, но поздно - та сама распахнулась, на пороге был Госкар. - Вы можете, разумеется, и подумать, если вам так угодно! - с вызовом произнес он, решительно приближаясь к ней. Жоржетта медленно отступала - не в страхе, а, скорее, в некотором волнении, не зная, чего ждать. - Только не надейтесь, - продолжал Госкар, - что я забуду все, что оставлю вас в покое и позволю дальше прозябать с вашим мужем! Мсье Госкар навис над нею, держа за плечи и переходя на возбужденный шепот - а ей отступать было уже некуда, позади Жоржетты стоял стол со свечой. - Я знаю, что вы неравнодушны ко мне, - продолжал он, - я тоже… - Госкар обжег дыханием ее губы, почти касаясь их, - питаю к вам некоторые чувства - так в чем дело? - Не знаю… - искренне ответила Жоржетта, глядя на его губы и умирая от желания поцеловать их. И он, слава Господу, сжалился над ней и поцеловал. Только не так, как хотелось Жоржетте, а едва коснувшись, словно дразня ее. И сразу отстранился, мучая ее новым вопросом: - Так в чем дело? - требовательно спросил Госкар снова. - Может быть, в том, что вы дочь герцога, а я сын крестьянки? - Нет, что вы! - горячо и искренне возразила Жоржетта, с мольбою глядя на него. Он, как будто в похвалу за правильный ответ, снова прильнул к ней, бесстыдно подхватил ее под бедра и усадил на стол. - Или, может быть, вы, как прочие барышни, считаете правильным до смертного одра быть верной мужу, которому плевать на вас? Жоржетта не поняла, что ее разозлило больше - то, что он снова перестал ее целовать, что упоминает Шарля, или то, что сравнивает ее с «прочими барышнями». Взгляд ее сделался жестким. Она, не желая больше слушать этот бред, спрыгнула со стола, толкнула Госкара в грудь, отчего он не устоял на ногах и опрокинулся на кровать. Не медля больше, Жоржетта забралась сверху и поцеловала его сама - теперь уже так, как хотелось ей. Сложно было понять, сколько прошло времени к тому моменту, когда Жоржетта снова обрела способность думать о чем-то, о чем не стыдно рассказать. За окном, занесенным снегом, рассвет уже был несколько ярче, свеча практически догорела, а Жоржетта, тщетно пытаясь отдышаться, без сил лежала головой на груди Госкара. В углу кто-то громко шуршал - очевидно, снова крыса - и оба, вспомнив, где находятся, начали подниматься с кровати. - Право, мадам, это место слишком отвратительно - вы могли бы подождать и до Парижа, - почти всерьез упрекнул мсье Госкар. Жоржетта, пытаясь хоть немного прибрать растрепанные волосы, отозвалась в том же тоне: - Вы задавали слишком много глупых вопросов - меня это раздражает. - Я запомню на будущее… - хмыкнул Госкар и выглянул в окно. - Нам везет, по дороге, кажется, кто-то только что проехал - лошади пойдут скоро. Собирайтесь, я разбужу барона, и самое большее через полчаса мы покинем это место. Перед тем, как выйти за дверь, он, обхватив ее за талию, приподнял и поцеловал - восхитительно и крепко. А поставив на ноги, еще раз напомнил: - Через полчаса! Однако вышло все по-другому. Когда Жоржетта с улыбкой на губах покинула номер, то первое, что заметила - настежь распахнутую дверь в другом конце коридора. Кажется, та комната принадлежала де Виньи. Отчего-то обеспокоившись, она прошла вперед и заглянула внутрь. И тут же, в ужасе зажав ладонью рот, отшатнулась: припав на одно колено, у кровати находился Госкар - бледный с выражением ужаса на лице, а поперек кровати лежал де Виньи. Босые ноги барона свесились на пол, а сорочка, так же как и простыня под ним, была пропитана бурой кровью. Даже с порога можно было разглядеть множество колотых ран на его груди и животе и догадаться, что нанесены они маленьким канцелярским ножом, который в этот самый момент держал в руках Госкар. Глаза барона с выражением страха и непонимания были обращены на противоположную стену. Глава 55. МАЛЕНЬКИЙ КАНЦЕЛЯРСКИЙ НОЖ Жоржетта еще не отошла от шока и, прижав обе руки к лицу, с ужасом смотрела на тело барона. Госкар же, растерянно взглянув на нее, разжал руку, и нож соскользнул на пол. Сию же минуту он отшатнулся от тела, дыша часто и глубоко - Жоржетта переживала уже не столько за несчастного барона, сколько за него. - Госкар… - сделала она шаг к нему, но тот резко выставил руку, не позволяя приблизиться. - Не подходите! - сказал он резко. - Позовите кого-нибудь… хозяина таверны, кого угодно… Жоржетта, кивнув, немедленно бросилась к лестнице, ведущей на первый этаж. Хозяина она нашла внизу. К моменту, когда Жоржетта увидела его, она уже сумела относительно успокоиться и без лишних эмоций сообщила, что произошло убийство - скорее всего с целью ограбить барона, потому нужно, во-первых, срочно перекрыть все выходы из таверны, а во-вторых, разузнать, кто в ближайшие час-полтора покидал заведение. Жоржетта догадывалась, конечно, что все это тщетно, и убийца, скорее всего, успел сбежать незамеченным, но вдруг… Потом она в спешке написала письмо в Лувр: как-никак де Виньи был государственным служащим, и его убийство, без сомнения, взволнует самого короля. Отправив письмо с посыльным, она решилась снова подняться наверх: ей нужно находиться рядом с Госкаром - он был очень привязан к барону, и Жоржетта даже представить не могла, как ему, должно быть, тяжело. У комнаты уже столпилось человек десять зевак, но Госкар бдительно охранял де Виньи, никого не пуская дальше порога. - Жоржетта, - приблизился он к ней, едва увидел, - взгляните, вы узнаете это? Госкар держал на ладони все тот же канцелярский нож. Жоржетта растерянно глядела на него, не понимая, почему она должна его узнать, но тут увидела на рукоятке маленькое клеймо с вензелем в виде буквы «R» - такими были украшены многие предметы из обихода Шарля. Она в страхе перевела взгляд на Госкара, и тот без ее подтверждения понял, что она узнала клеймо. Лицо его было очень бледным, глаза запали и горели ненормальным светом - Госкар как будто даже стал старше. Жоржетте почему-то было очень страшно. Не говоря ни слова, он взял ее за плечо и вместе с нею покинул комнату, захлопнув за собой дверь. - Есть ключи от этого номера? - спросил он, отыскав взглядом хозяина. - Да, господин, возьмите… Госкар немедленно запер дверь. - Запасные ключи есть? - Да… - с сомнением ответил все же хозяин, протягивая ему еще один. Госкар забрал и его, убирая оба ключа в карман. - А теперь расходитесь, - негромко сказал он, но никто не двигался. Тогда Госкар окинул ненавидящим взглядом всех зевак и повысил голос настолько, что Жоржетте стало совсем не по себе: - Все прочь отсюда! Нечего глазеть! Народ, не без опаски таращась на него, попятился к лестнице, и уже через минуту в коридоре никого не осталось. Тогда Госкар, продолжая держать Жоржетту за плечо, повел за собой - в ее спальню. - Я вчера днем уже спрашивал вас, но вы ушли от ответа, - резко заговорил он, войдя в комнату: - какие отношения были между вашим мужем и баронессой? Отвечайте! Жоржетта совершенно смешалась. Она понимала, к чему клонит Госкар: нож Шарля рядом с трупом - этот факт просто невозможно игнорировать! Да еще и Шарлотта, стоящая между бароном и Шарлем - Жоржетта сама не знала, что и думать. Так и не решив, как правильнее ответить на вопрос, она смогла только упрямо покачать головой и произнести: - Это не он. Это не он, Госкар! Да, он влюблен в Шарлотту - всегда был влюблен, но… он не мог никого хладнокровно убить! - И про кольцо вы тоже лгали, - констатировал Госкар. - Вы помчались в Фонтенуа, чтобы предупредить вашего мужа о приезде де Виньи, так? Он смотрел ей в глаза, и Жоржетте жутко было от этого взгляда. Она снова замотала головой, еще надеясь убедить его: - Я не лгала, что отдала ему кольцо - я порвала с ним! - Но целью вашей было именно предупредить его, - с кривой усмешкой произнес он. На это Жоржетта не смогла ничего ответить - только смотрела умоляюще. Госкар отвел взгляд первым: - Простите меня, мадам. - За что? - тотчас поинтересовалась Жоржетта, но он, ровно не слышал ее, быстро вышел за дверь, и в следующее мгновение она поняла, что Госкар поворачивает ключ в замочной скважине. Догадавшись, что ее заперли, она кинулась к двери и принялась стучать по ней ладонями: - Госкар! Госкар, умоляю вас, не нужно! Она понимала, что отправляется он в Фонтенуа, а запер ее, опасаясь, очевидно, что она снова прибудет туда первой и опять предупредит мужа. И что будет, когда они с Шарлем встретятся? Жоржетта заметалась по узкой комнате, бросилась к окну: спальня находилась на втором этаже - спрыгнуть, не переломав кости, кажется, невозможно. Да и тяжелую, занесенную снегом раму с крестообразным пересечением высадить она не сможет. Снова вернувшись к двери, Жоржетта принялась изо всех сил стучать по ней и звать хоть кого-то. Вскоре постояльцы услышали ее и даже позвали хозяина. Впрочем, как и следовало ожидать, ключа у того не оказалось - все забрал Госкар. Еще четверть часа ушло на то, чтобы уговорами и посулами вознаграждения убедить мужчин выбить дверь. Больше получаса они ее ломали всеми доступными способами. Когда Жоржетта оказалась на свободе и, взяв вторую оставшуюся из их упряжки лошадь, пустилась в Фонтенуа, солнце уже стояло высоко в небе. Лязг металла, крики, треск мебели Жоржетта услышала еще на лестнице. Слуги господ де Монтевиль толпились у дверей, женщины мелко крестились. Протиснувшись между ними, Жоржетта влетела в зал - это была гостиная: здесь, прижавшись к стене, стояли герцогиня и Шарлотта - бледная, с заплаканными глазами. Обе они, вскрикивая, следили за движениями Госкара и Шарля, фехтующими в центре залы. Фехтовали, судя по всему, уже долго, так как и Шарль и Госкар были взмокшие. Нападал Шарль, нанося удары колющие и сильные, Госкар же, уставший, по-видимому, больше, отбивался - впрочем, не менее яростно. Какое время и Жоржетта, подобно двум остальным дамам, следила за дракой и ахала, когда кто-то делал выпад. Но она смогла быстро собраться, без лишних раздумий бросившись между ними: - Хватит! - тяжело дыша, выкрикнула она, вставая лицом к Шарлю, и закрывая собой Госкара. - Я не позволю вам убить друг друга, одумайтесь! - Я и не думал никого убивать!… - оправдывался Шарль. - Вы убили де Виньи! - выкрикнул, перебивая Госкар. - Этот нож мог подбросить кто угодно! По-видимому, свое доказательство Госкар уже успел предъявить: канцелярский нож лежал на столе, возле которого мужчины фехтовали. - Мсье де Руан, - взволнованно отозвалась герцогиня де Монтевиль, - боюсь, взять нож было бы затруднительно, поскольку ключ от вашей комнаты только у вас - даже у моей экономки нет запасного. Повисло молчание, во время которого Шарль как будто осмысливал сказанное. Потом тревожно перевел взгляд на Шарлотту: - Сударыня, вы ведь мне верите? Он сделал было к ней шаг, но Шарлотта отпрянула в испуге, еще больше прижимаясь к герцогине: - Не приближайтесь! - вскрикнула она в крайнем волнении. В этот момент послышался шум на лестнице, и, расталкивая слуг, в залу ввалились мужчины в военной форме. Этого, похоже, не ожидал никто - а Жоржетта недоумевала, кто их вызвал. Она отправляла посыльного в Лувр, да, но в письме она и словом не обмолвилась о Фонтенуа-ле-Шато! От солдат, тем временем, отделился гвардеец - видимо, самый старший по чину - и, с некоторым недоумением оглядев изломанную мебель, зычно вопросил: - Могу я видеть шевалье де Руана? Жоржетта испустила тяжкий вздох - худшие ее предположения сбывались. Шарль, тем временем, чуть помедлил и сделал шаг вперед. - Это мое имя. Чем могу помочь, господа? Два других солдата без слов подошли к нему, а их начальник продолжил: - У меня приказ доставить вас в Бастилию - вы обвиняетесь в убийстве господина барона де Виньи, чье тело найдено сегодня утром в придорожной гостинице. Прошу вас добровольно сдать оружие. - Так это все-таки правда! - снова вскрикнула Шарлотта. Шарль бросился было к ней, но двое солдат живо преградили ему путь. Однако говорить ему это не помешало: - Шарлотта, хотя бы раз поверьте мне, а не наговорам!… - Слышать вас не желаю! - продолжала Шарлотта сквозь слезы, не обращая внимания на мягкие просьбы успокоиться от герцогини де Монтевиль. - Я ненавижу вас! Как вы могли… Я говорила вам, что «не в этой жизни», но… но я же не то имела в виду! И, разрыдавшись, уронила голову на плечо герцогини, пытающейся ее утихомирить. - Прошу вас успокоиться, сударыня! - громко произнес, между тем, гвардеец. - Шевалье де Руан, сдайте оружие! Шарль, хмуро обведя присутствующих взглядом, перехватил шпагу за клинок и покорно подал ее одному из солдат, преграждающих ему путь. Однако когда тот протянул руку, Шарль с силой ткнул рукояткой шпаги ему в грудь, отчего гвардеец отшатнулся назад. Второй сию же минуту попытался было схватить Шарля за руку, но он локтем ударил его поддых - тот охнул и согнулся пополам. На помощь товарищам бросились остальные, в то время как Шарль схватил резной стул за ножку. Жоржетта не успела даже испугаться, прежде чем он швырнул стул в окно, и в то же мгновение сиганул следом в образовавшуюся дыру. Жоржетта первой бросилась к окну. Это был второй этаж, но она видела, как Шарль спрыгнул сперва на козырек крыльца, а потом - настолько ловко, что она даже восхитилась - прямиком в седло лошади одного из солдат, карауливших вход. Солдаты, разумеется, попытались что-то сделать, но Шарлю определенно везло, если можно так выразиться: лошадь с громким ржанием встала на дыбы, расталкивая гвардейцев, а Шарль, не медля, пустил ее рысью через герцогскую лужайку, потом перепрыгнул изгородь, и вскоре уже мчался по дороге, даже не оглядываясь… - Его нужно догнать! - Гвардейцы, находящиеся в гостиной, кто бросился вниз по лестнице, кто растерянно наблюдал из окна. - В погоню, немедля! Жоржетта с плохо скрываемым восторгом в глазах обернулась к присутствующим - те ее радости не разделяли, и она тут же смешалась. Шарлотта, кажется, даже не поняла, что произошло: она была в полуобмороке, а герцогиня и несколько служанок пытались привести ее в чувства. Госкара тоже, слава Богу, больше волновала сейчас Шарлотта, чем погоня за Шарлем. - Господа! - в гостиную вернулся начальник гвардейцев, запыхавшийся от бега и волнения. - Вынужден сообщить, что именем короля вы все находитесь под домашним арестом. Прошу вас, не покидайте этого замка - как только беглец будет пойман, мы сообщим, и вы сможете разъехаться. Замок охраняется, помните! Час от часу не легче… - Оливье… - простонала Шарлотта, едва очнувшись, - Оливье, умоляю вас, скажите, что все это не правда? Тот с выражением жалости на лице присел возле нее: - Мне жаль, баронесса, - сухо ответил он, - это целиком и полностью моя вина - это я привез Его Милость в ту гостиницу, хотя он был против. Жоржетта увидела, как он сжал челюсти, и почти физически почувствовала, как ему больно. Госкар снова заговорил с Шарлоттой: - Прошу меня простить, Шарлотта, я очень дурно о вас подумал, но, слушая ваш разговор с мсье де Руаном, понял, что жестоко ошибся в вас. Теперь Шарлотта смутилась, отвела взгляд и, опираясь на его руку, поднялась на ноги. После того, как Шарлотта сказала, что хочет подняться к себе, в разнесенной в дребезги гостиной остались только они с Госкаром и герцогиня де Монтевиль. Та выглядела очень уставшее и растерянной - видимо, только манеры, отработанные до мелочей, не позволяли ей высказать «гостям» свое недовольство. - Ваша Светлость, - сконфуженно обратился к ней Госкар, - я прошу прощения за то, что мы устроил здесь… - Нет-нет, не стоит! - та выдавила улыбку. - Я все понимаю, такой ужас… Мсье Госкар, вы действительно думаете, что барона убил этот юноша? Мне кажется, это какая-то ошибка? - По-моему, это очевидно, Ваша Светлость, - мрачно отозвался Госкар. - Бедняжка Шарлотта… Господи, какой длинный ужасный день, - покачала она головой и, едва переставляя ноги, побрела к дверям. Глава 56. ЗАВЕЩАНИЕ Сон Шарлотты был тяжелым, муторным и начисто лишенным сновидений. Открыв глаза и пытаясь разглядеть хоть что-то в густой темноте, она перебирала в памяти ужасные события прошлого дня и отчаянно молилась, чтобы события эти оказались лишь ночным кошмаром. Напрасно. В углу комнаты на столике все же чадил слабый огонек свечи, дающий немного света, а в кресле кто-то дремал. Баронесса приподнялась на подушках и поняла, что это Грета, умиротворенно похрапывающая во сне. Со стоном Шарлотта вновь упала на подушки и уткнулась в нее лицом, пытаясь унять рыдания: реальность была так беспощадна, что лучше бы ей вовсе не просыпаться! Шарль убил ее мужа… Так сказал мсье Госкар, а он никогда не ошибается. Убил расчетливо и хладнокровно. Даже думать об этом было страшно. Разумеется, он ненавидел Максимильена еще с той дуэли, когда позорно был побежден, а Макс своей милостью подарил ему жизнь. Он ненавидел его, мечтал о мести, а она - глупая женщина - еще подливала масло в огонь. Что тогда, во время фейерверка, что вчера вечером. Она ясно дала понять Шарлю, что никогда не изменит мужу, а он понял это по-своему, решив сделать ее вдовой. Шарлотта отчетливо вспомнила, как решительно он покинул гостиную замка Седан и как, излишне подгоняя коня, помчался по дороге. Должно быть, как раз в это время Максимильен покидал Фонтенуа, а Шарль так и ехал за ним до самой гостиницы. Ведь у Шарлотты в тот момент даже шевельнулось предчувствие какого-то неясного зла. Она среди ночи велела оседлать коня и тоже помчалась в Фонтенуа, решив, что хуже все равно уже не будет. В замке ее встретила Жизель, выслушала и велела Грете дать ей успокоительный настой. Проснулась тогда Шарлотта уже днем - из-за лязга шпаг в гостиной, а вскоре узнала о смерти мужа… Остаток ночи Шарлотта мечтала забыться сном - пусть беспокойным и тяжелым, но во сне все же не было так больно. Однако действие снотворного отвара, которым уже вторую ночь поила ее Грета, кажется, закончилось, и Шарлотта была обречена на бодрствование. Когда Грета, громко всхрапнув в последний раз, все же проснулась, за окном уже вступил в права новый день. Шарлотта в это время с преувеличенной аккуратностью раскладывала на кровати черный траурный наряд - расправляла малейшие складочки и как будто пыталась примириться с этим платьем. Шарлотте до сих пор не верилось, что все это происходит с нею. На самом деле. - Ой, что же это я - уснула? - встрепенулась горничная, сладко потягиваясь после сна. Зная о привычках баронессы, она первым делом вышла за водой для умывания, а вернувшись и помогая ей умыться, вдруг заговорила несмело: - Мадам, вчера, когда вы уже уснули, приходил мсье Бернар - лакей господина де Руана. Шибко уж хотел с вами поговорить. - Разумеется, ты его выставила? - нахмурилась Шарлотта, обтирая лицо и присаживаясь к зеркалу. Что нужно этому мерзкому человеку? Именно дурное влияния этого проходимца так повлияло на Шарля - по-другому и быть не может! - Да, конечно, я выставила его, - продолжала, как ни в чем ни бывало, Грета, - вы ведь спали. А сейчас вот за водой-то выходила, так он все у дверей топчется, видать, и правда важное дело-то! В отражении зеркала Шарлотта увидела по ее лицу, что та, похоже, еще и сочувствует ему. - Я не желаю, чтобы он даже рядом с моей комнатой находился! - жестко ответила Шарлотта. - И вообще… если мсье де Руана в замке нет, то я не понимаю, что здесь делает его слуга. Грета взглянула на нее хмуро и, как ей показалось, осуждающе. Да что она понимает! - Извольте пойти завтракать, звали давно уже, - буркнула та непочтительно. - Я не хочу, - отозвалась Шарлотта, продолжая сидеть подле зеркала, - и видеть никого не хочу - ты тоже ступай. Горничная пожала плечами, забрала таз и вышла. Шарлотта тотчас поднялась и заперла за ней дверь - не хватало еще, чтобы этот проходимец ворвался сюда! Шарлотта действительно никого не хотела видеть - даже мсье Госкара или Жизель. Она не знала, как разговаривать с ними, и ей отчего-то было стыдно принимать их соболезнования. Что она чувствовала? Шарлотте мучилась оттого, что так дурно рассталась с бароном. Что в тот момент, когда он, должно быть, прощался с жизнью, она остро ненавидела его за пощечину и обвинения. И еще она немного сожалела, что никогда больше не увидит его взгляда - доброго, теплого и полного обожания, и вряд ли кто-то еще станет называть ее Чарли. Вот, пожалуй, и все, что Шарлотта чувствовала по отношению к своему покойному мужу. Она не убивалась по нему - видимо, потому, что никогда не любила. Убивалась и чувствовала себя уничтоженной она совсем по другому поводу - гореть ей, наверное, за это в Гиене огненной, но причиной ее мучений и слез был не муж. Как Шарль мог такое сотворить… Ну как?! Слава Мадонне, что он успел сбежать, но что будет, если его схватят? Именно это сводило с ума Шарлотту. В дверь постучали, отвлекая ее от самобичевания. На пороге снова была Грета, которая то и дело отворачивалась вглубь коридора и с кем-то переговаривалась: - Здесь господин Бернар, - умоляюще глядя на Шарлотту, пояснила она, - может быть, все-таки примите его? - Да что же это творится! - вспыхнула Шарлотта. - Я не желаю ни видеть, ни знать этого человека! Пускай уходит! - Слышал? - прикрикнула в сторону Грета и с силой захлопнула дверь за собой дверь. Потом деловито прошла в комнату, как будто Шарлотта не приказывала и ей не приходить. - Ах, да! - вспомнила она причину возвращения. - Там по поводу покойного барона приехали - нотариус, стало быть. Завещание будут зачитывать, а без вас не начинают, дожидаются. Шарлотта встрепенулась. Отчего так скоро? Неужто мсье Госкар поторопил? Неужели его могут волновать денежные вопросы сейчас, когда тело барона еще даже не предано земле… Мысленно упрекая мсье Госкара, Шарлотта кивнула горничной: - Да-да, я сейчас спущусь… Оставшись в одиночестве, Шарлотта попыталась собраться с мыслями и вышла за дверь. Запирая комнату, она совершенно забыла о лакее Шарля, караулившим ее совсем рядом: - Мадам Шарлотта, - тотчас вышел он к ней из тени, отчего она даже вздрогнула, - прошу вас, выслушайте меня. Выглядел он сейчас, пожалуй, даже несчастным: мял в руках шляпу и смотрел на нее как будто снизу вверх, хотя ростом был повыше. Однако Шарлотта, совершенно не чувствуя жалости, игнорировала его и гордо шагала к лестнице. - Я не желаю вас видеть! - бросила она, не оборачиваясь. - Да, я знаю, что ужасно виноват перед вами, а знай вы чуть побольше, так, верно, и вовсе прибили бы меня… - продолжал он семенить следом, - но я прошу снисхождения ни к себе, а к мсье де Руану. Это было такой наглостью, что Шарлотта даже замедлила шаг: - Как смеете вы, презренный человек, просить меня о снисхождении к человеку, который сделал меня вдовой! - Не мог мсье де Руан никого убить - ну как же вы этого не понимаете!… - тот почти застонал от бессилия. - Нож ведь кто угодно мог взять! Кто угодно! Злясь на себя за то, что не может просто идти мимо, не обращая внимания на слова, она остановилась и вкрадчиво, как неразумному ребенку, объяснила: - Вы же сами слышали вчера, что запасных ключей от комнат в замке не держат, а значит, никто не мог взять нож Шарля без его ведома! Или вы посмеете обвинить герцогиню во лжи? Тот покорно наклонил голову: - Нет, увы… я проверял: запасных ключей от комнат в замке действительно нет. И я уж было совсем расстроился, а потом вспомнил, что сам же взял этот нож! Да вы тоже должны помнить: господа завтракали в столовой, мсье де Руан еще рассказывал что-то о погоде в Лотарингии, а я внес ему почту… и этот проклятущий нож. Так с тех пор я того ножа и не видел: видать, он его там оставил, в столовой. Шарлотта слушала его с сомнением: она помнила, разумеется, тот завтрак, но совершенно не помнила, как Шарлю внесли письма, и был ли действительно в столовой этот нож - ее совсем другие мысли занимали тогда. Она упрямо тряхнула головой, не желая поддаваться чарам: - Господи, как земля только носит таких лгунов! Вы лжете для того только, чтобы выгородить вашего хозяина! Стоите вы друг друга, ничего не скажешь! - Мадам Шарлотта, поверьте же мне… - Но, очевидно, понимая, что подобной ложью ничего не добьется, этот мерзавец пошел на крайние меры: - Мсье де Руан здесь, в замке! - произнес он - и Шарлотта действительно вскинула на него взгляд в волнении. - Он доверился мне одному и просил, чтобы я привел вас. Он хочет сказать нечто очень важное. Шарлотта молча приблизилась к нему и заглянула в его глаза - покрасневшие глаза пропитого пьяницы, лживого и скользкого. Она покачала головой почти в ужасе: - Вы покрываете убийцу и говорите об этом мне так просто? Право, у вас нет ничего святого… - едва слышно сказала она. - Это верно, мадам, святого во мне практически ничего уже и не осталось, но мерзавцем меня это не делает, поверьте. Когда-то был я набожным, да только - доля моя тяжкая - Господь забыл про меня уже очень давно, а я, соответственно, про него. Ежели Ад и в самом деле существует, то, вероятнее всего, я туда и попаду… Он еще раз вздохнул, да так тяжело, что у Шарлотты даже шевельнулось что-то вроде жалости к этому человеку. Но она быстро отогнала это чувство: - Ежели вы закончили изливать мне душу, то извольте пойти прочь, - и, усмехнувшись, язвительно уточнила, - скажите только, отчего мсье де Руан так уверен, что я не выдам его тотчас солдатам. Да и вас заодно, раз вы его укрываете! Тот, снова взглянув на нее с опаской, пожал плечами и произнес: - Понятия не имею… Мсье де Руан сказал, что просто верит вам. Поверенный в делах барона - мсье де Шамбаль - давно уже собрал всех желающих присутствовать при оглашении завещания, в каминном зале замка, поскольку гостиная была разнесена в пух и прах. Первым делом де Шамбаль выразил Шарлотте свои соболезнования, помог устроиться на почетном месте подле себя и потом только, откашлявшись, принялся читать. Шарлотта же из-под ресниц окинула взглядом присутствующих: чуть дальше за ней стоял, облокотившись о каминную полку, мсье Госкар - отчего-то волнуясь и выглядя неспокойным, подле него устроилась в кресле герцогиня де Монтевиль, одетая в глухое черное платье, безучастно смотрела в сторону. В углу у самых дверей скоромно, если понятие скромности вообще знакомо этой женщине, сидела Жоржетта де Руан. Герцог де Монтевиль отчего-то отсутствовал. - Я, Максимильен Роже дю Седан, барон де Виньи, находясь в здравом уме и твердой памяти… Шарлотта невольно вздрогнула, услышав имя мужа из уст мсье де Шамбаля. Она несколько отвлеклась, разглядывая других, но тотчас заставила себя собраться и проявить хоть какое-то уважение к покойному. Правда, это совершенно никуда не годится, что волю барона зачитывают в доме, где все еще прячется его убийца… если, разумеется, фон Дорн не солгал снова, и Шарль действительно в замке. Хотя, чего уж там - конечно же, он солгал! Разве можно ожидать правды от такого негодяя. Наверняка он просто хочет заманить ее в уединенное место Бог знает для каких гнусностей. И про нож, наверное, тоже солгал… И тут Шарлотту словно молнией поразило: ведь фон Дорн - действительно единственный, кто мог беспрепятственно входить и выходить из спальни Шарля! Это значит, ничего ему не мешало взять нож и убить им барона. Возможно, Шарль действительно не виноват! Она тотчас обернулась к мсье Госкару, чтобы поделиться с ним такой восхитительной догадкой, но осеклась, потому как он - совершенно потерянный - взволнованным взглядом смотрел на де Шамбаля. А обе дамы - Жоржетта и Жизель - с удивлением взирали на самого Госкара. Поверенный уже молчал, видимо, дочитав. Поняв, что она пропустила все самое главное, Шарлотта умоляюще взглянула на него: - Мсье де Шамбаль, простите великодушно, я отвлеклась… вы не могли бы повторить? Тот, сглотнув, снова начал с самого начала: - Я, Максимильен Роже дю Седан, барон де Виньи… - Мсье де Шамбаль, - настойчиво попросила Жоржетта, - вы не могли бы - только самую последнюю часть - специально для Ее Милости. Тот снова кивнул и перешел к главному: - …настоящим завещанием делаю следующее распоряжение: все мое имущество, которое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, а так же титулы, я завещаю господину Оливье Госкару, коего признаю своим сыном от девицы Оливии Госкар. Он замолчал, а Шарлотта еще смотрела на поверенного, пока тот не спросил: - Перечитать еще раз, Ваша Милость? - Нет-нет, больше не нужно… - очнулась Шарлота и обернулась к Госкару, - вы действительно сын де Виньи? С его лица растерянность еще не сошла, но встретившись взглядом с Шарлоттой, мсье Госкар тоже как будто очнулся и горячо заверил ее: - Шарлотта, я вас уверяю, это какая-то ошибка! - Потом порывисто шагнул к поверенному. - Это старое завещание, мсье де Шамбаль, оно датировано еще февралем 1670, года, когда барон даже не был знаком с мадам де Виньи. Буквально на днях было подписано новое! Я точно знаю, потому что сам его составлял для барона, - он снова перевел взгляд на Шарлотту, глядя ей в глаза и пытаясь убедить, - Его Милость все свое состояние оставил вам, своей супруге… правда, меня он все же узаконивает, я получаю некоторое содержание и замок в Провансе, но он хотел, чтобы основная часть была вашей! - Простите, мсье Госкар, - заговорил вновь де Шамбаль, - но это единственное завещание, которое было найдено - оно находилось в документах барона, в его кабинете в Лувре. - Возможно, но новое завещание также имеет юридическую силу, поскольку подписано бароном собственноручно, а заверение его у нотариуса, согласно последним законам, не обязательно. Это завещание должно быть в личных вещах барона, в той гостинице. Нотариус кивнул: - Разумеется, личные вещи покойного были осмотрены - мною лично, хочу заметить - но бумаг среди них нет вообще никаких. Снова повисло молчание, а потом Госкар сокрушенно покачал головой и даже усмехнулся: - Ах да… эта бумага лежит не в вещах барона, а среди моих бумаг - в моем номере. Он заперт, и я обязуюсь в самое ближайшее время доставить его. Я прошу вас не волноваться, Шарлотта, все причитающееся достанется вам - не сомневайтесь. Шарлотта и так не волновалась. Она все еще пыталась переварить новость, что мсье Госкар - сын барона. А она, получается, его мачеха! Эта новость настолько ее поразила, что все последующее она и не поняла толком. - Боже мой, как это благородно, мсье Госкар! - заявила вдруг из своего угла Жоржетта - кажется, с сарказмом. Потом она резко поднялась и вышла. - Да, это весьма благородно с вашей стороны, - согласилась и герцогиня, поднимаясь со своего места. Кажется, она, как и Шарлотта, не вполне поняла, что здесь только что произошло. Глава 57. ОЗАРЕНИЕ ШАРЛОТТЫ Жоржетта пулей вылетела из каминного зала, где зачитывали завещание. Она отлично понимала, что последних слов вовсе не следовало говорить, но смотреть на то, как Госкар любезничает с Шарлоттой, было выше ее сил. С нею он выглядел даже милым и наверняка восхищен был ее умением одеваться. И даже наследство отца легко и походя пообещал отдать ей - неспроста ведь это! Жоржетта хотела было снова заглянуть в зал, но навстречу ей вышла герцогиня. Поравнявшись с Жоржеттой, она окинула ее взглядом - кажется, не вполне понимала, почему Жоржетта до сих пор в замке, но тут же сама вспомнила: - Полагаю, солдаты все еще никого не выпускают? - осведомилась она. - Вы правы, Ваша Светлость, - Жоржетта только вскинула голову еще горделивее - унывать она не собиралась. Хотя даже слуги в этом замке смотрели на нее косо, как на жену убийцы. - Если бы я только могла уехать, то давно бы это сделала, поверьте. Они обменялись взглядами - не очень любезными - и герцогиня скрылась в дверях столовой. Жоржетта на самом деле разрывалась между желанием поскорее покинуть это место и нежеланием: ведь солдаты уедут только после того, как схватят Шарля, а раз они все еще здесь, то он на свободе - и слава Богу. Она несколько раз заглядывала в каминную залу, видя, как Госкар, стоя над Шарлоттой, горячо ей что-то говорил, а та отвечала вяло и безучастно. А потом он развернулся и направился к двери, конечно же встретившись с нею. Надо сказать, что с тех пор, как Жоржетта явилась в Фонтенуа, они и парой слов не обмолвились - кажется, он избегал даже поднимать на нее взгляд. Это сводило Жоржетту с ума, ведь она понимала, что Шарля он считает едва ли не исчадием ада, а ее саму, вероятно, его сообщницей. Возможно даже, мнит себя героем, потому как до сих пор не сдал ее солдатам. Вот и сейчас Госкар не замечал ее умоляющего взгляда. Лишь проходя мимо, все же остановился, замешкавшись, взглянул ей в глаза - и как будто бы собрался что-то сказать - но в итоге только холодно поклонился. Будто она ему чужая. Неужели она его потеряла? От осознания этого на Жоржетту накатило такое отчаяние, что просто не осталось сил делать вид, что ей все равно. Она почти упала на рядом стоящий стул и уронила лицо в ладони. Но тут же опомнилась: двери в каминный зал были распахнуты настежь - не хватало только перед Шарлоттой показывать свою слабость! Но той, судя по всему, не было до нее дела: Шарлотта сидела на прежнем месте, безвольно смотрела в окно, а по ее щекам скатывались одна за другой слезы. Кажется, не потерянное наследство ее сейчас волновало. Глядя на нее, Жоржетта только покачала головой устало: с одной стороны ей было жаль ее - ну, не виновата же та, что такой уродилась? А с другой, она поражалась, как можно вновь и вновь наступать на одни и те же грабли. Почему она не верит Шарлю?! Как вообще у нее ума хватило подозревать его в подобном! Жоржетта хотела было подняться и уйти, но неожиданно даже для себя, вдруг спросила резко: - Почему вы не поверили ему? - Шарлотта тотчас вопросительно вскинула на нее заплаканные глаза. Тогда Жоржетта вернулась в каминную залу, закрывая за собой дверь, и уточнила: - Я о Шарле. Кому, если не вам верить ему целиком и безоговорочно?! Говорила она жестко, буквально обвиняя ее. По лицу Шарлотты было заметно, что сперва она хотела ответить что-то резкое - но потом как будто сдалась и уронила с прежней безучастностью: - Я бы так хотела ему поверить. Но, как же я могу, когда все говорит против него? И даже мсье Госкар… - Забудьте вы о мсье Госкаре! - резко перебила Жоржетта. - Без оглядок на всех прочих… ведь дело даже не в том, совершил ли он это ужасное преступление или нет, а в том - верите ли вы человеку, которого любите! Ведь если не верите, то и все остальные ваши слова и обещания гроша ломаного не стоят… это же так просто! Шарлотта смотрела в ответ немного удивленно и как будто даже забыла, что должна плакать. А потом спросила с надеждой в голосе: - Так вы думаете, это не он? Вы правда так думаете? Она заволновалась, резко поднялась с кресла и сделала несколько шагов к окну, выходящим на высокую круглую башню Фонтенуа. - Шарль был прав - я опять поверила не ему, а наговорам, - произнесла она. - Как в тот раз. А потом корила себя за это снова и снова. Вероятно, я должна поверить ему, раз он утверждает, что невиновен… - она развернулась к Жоржетте, видимо, ожидая ее одобрения. - В любом случае, мне нужно хотя бы его выслушать! - Конечно! - подхватила Жоржетта. - Признаться, я и сама думал о том, что мсье Госкар ошибается, - продолжала, между тем, Шарлотта, очень взволнованно, - ведь кроме него этот нож мог взять еще один человек? - И кто же? - скептически приподняла бровь Жоржетта. - Фон Дорн - его слуга! Жоржетта задумалась было, а потом хмыкнула: надо же, а на пару секунд ей и вправду показалось, что Шарлотта придумала что-то дельное: - Я даже не стану спрашивать у вас, какая радость мсье фон Дорну от смерти вашего мужа, но ответьте мне, для чего ему брать именно канцелярский нож, когда к его услугам была любая из трех шпаг Шарля с таким же точно клеймом? Или хоть кинжал. Хочу вам заметить, что мсье де Руан обладает скверной привычкой бросать свои вещи, где попало и не знать им счета, так что труда бы это не составило. Шарлотта, наморщив лоб, крепко задумалась над словами Жоржетты. Видимо, она все же согласилась с ней, но также была и уязвлена, потому как говорила Жоржетта в излишне саркастичном тоне. Ее взгляд вдруг остановился на Жоржетте с затаенным, полным подозрительности вниманием: - Мадам де Руан, а могу ли я спросить, чего ради вы убеждаете меня в невиновности Шарля - вашего, между прочим, мужа? - А Шарль вам не сказал? - изумилась с ухмылкой Жоржетта. - Мы расстались. В мире, знаете ли, много мужчин и более достойных, чем мсье де Руан. Шарлотта хмыкнула - кажется, ее так и подмывало поспорить, что Шарль - достойнейший из всех. Будто это не она минуту назад еще обвиняла его в убийстве. А Жоржетта добавила: - Когда все это разрешится - если вообще разрешится, конечно - то я буду подавать прошение о расторжение брака. - Едва ли его удовлетворят, - с сомнением отозвалась Шарлотта. - И что тогда будет - если не удовлетворят? Что будет, что будет! Разумеется, шансы на то, что Папа Римский позволит им развестись, ничтожно малы: ее родители ждут такого позволения уже десять лет. Жоржетта все это понимала, но все равно твердо была уверена, что надобно хотя бы пытаться что-то делать! А не задаваться глупыми вопросами! Она снова начала злиться: - Что будет?! - резко переспросила она. - Я расскажу вам, что будет! Ни одна приличная семья не захочет знаться с вами, соседи станут шептаться - и совершенно справедливо, между прочим, - что вы живете во грехе, невенчанные. И будьте готовы к тому, что каждый выход «в люди» с вашей-то изнеженной психикой будет заканчиваться для вас слезами. И, надеюсь, вы понимаете, через что придется пройти вашим с мсье де Руаном детям - зато, возможно, они вырастут более приспособленными к жизни, чем их родители. Замолчав, Жоржетта не могла не подумать, что все это в равной степени ожидает и ее саму. С тем, разумеется, условием, что мсье Госкар, вообще захочет видеть ее своей спутницей, в чем она уверена вовсе не была. - Так что подумайте, Шарлотта, - продолжила она, - это Шарль связан священными узами брака, а вы свободны, как ветер. Вполне можете окончить свои дни в образе степенной вдовы, которую уж точно никто не станет осуждать, а наоборот будут приводить всем в пример - де какая праведная особа! Или же еще раз выйти замуж за старика или за кого помоложе - уверена, желающих найдется масса! Выбирайте! Жизнь ваша, и никто, кроме вас самих счастливой вас не сделает. У Шарлотты в глазах снова стояли слезы, но это не мешало ее взгляду пылать такой ненавистью, что Жоржетте подумалось, не выберет ли та третий путь - сделать своего возлюбленного вдовцом и спокойно выйти за него замуж. Жоржетта даже усмехнулась этой мысли. Шарлотте же в ответ только гордо вскинула голову и, взглянув еще раз с ненавистью, торопливо и молча покинула комнату. Глава 58. БАШНЯ Вырвавшись из каминного зала, Шарлотта тотчас бросилась к окну, что выходило на высокую, овитую диким виноградом башню - по словам Жизель туда давно уже никто не заглядывал. И света в окнах нет, а главное, искать там едва ли кто будет… Шарлотта была уверена, что если Шарль в замке, то укрывается он именно в башне. Не теряя больше времени, она сняла со стены подсвечник и направилась разыскивать нужную лестницу. Чем выше забиралась Шарлотта по крутым каменным ступеням, тем более зрело в ней понимание, как сильно она обидела Шарля. Разумеется, он не мог никого убить! Конечно, не мог! Должно быть, теперь он считает ее предательницей… Лестница оборвалась. На верхней площадке в полумраке она разглядела несколько дверей - все тяжелые, из массива дерева. Башня и правда была необитаемой, Шарлотте даже было жутко здесь. - Шарль!… - негромко позвала она. Никто не ответил. Тогда Шарлотта наугад толкнула одну из дверей и не без опаски шагнула в темноту. Огонь свечи немного осветил крохотное помещение, но по всему было понятно, что сюда уже несколько десятилетий никто не заглядывал. В отчаянии она обернулась, чтобы выйти и - едва удержала подсвечник в руках: по ту сторону площадки в проеме открытой двери стоял Шарль. Первым порывом было бросить к нему, но Шарлотта сдержала себя. Зато Шарль, лицо которого буквально сияло, не собирался сдерживаться: он подбежал к ней с таким рвением, будто хотел подхватить на руки, однако, так и не решился, застыв в шаге от нее: - Как же я рад, что вы пришли! Я так боялся, что вы не захотите мне поверить. - Простите меня! Простите, что не поверила сразу, - горячо отозвалась Шарлотта. - Теперь я вижу, как в ясный день, что этот нож кто-то подкинул! Но зря вы остались здесь, в Фонтенуа - здесь вас могут найти. Улыбка на лице Шарля несколько померкла: - Я не убивал де Виньи, Богом клянусь, что не убивал! Но, кажется, это сделал кто-то из тех, кто был в замке тем вечером накануне. Причем кто-то из господ. Шарлотта невольно ахнула. - Бернар поспрашивал слуг по моей просьбе: оказывается, в тот вечер из замка уехал посыльный со срочным письмом в Париж - к начальнику гвардейцев. Вы понимаете, что это означает? Это письмо отправили, чтобы гвардейцы прибыли в замок как можно скорее и схватили меня - это мог сделать только тот, кто и убил барона! Причем на конюшне слышали, как посыльный ворчал, что не успел он вернуться из одного путешествия, как его отправляют снова. Вы не думали, почему барон вздумал искать вас здесь? Ему написали - донесли на вас. - Кто написал? Вероятно, это мог сделать только хозяин замка - прислуга гонцов не отправляет. Уж не хотите ли вы сказать, что это сделал герцог де Монтевиль? Или герцогиня? Шарль измученно покачал головой: - Не хочу в это верить. Не желаю… но, право, я уже и себе доверяю с трудом. Потому-то и просил Бернара привести вас как можно скорее. Шарлотта, вы должны покинуть Фонтенуа. Здесь творится что-то неладное, здесь просто опасно находиться. - Шарль, я не могу уехать - здесь повсюду солдаты, вы забыли? - Ах, да… ну, ничего, я придумаю что-нибудь. Только пообещайте мне, что при первой же возможности уедете! Вернетесь в Седан, запретесь в комнате и велите никого к себе не пускать. Никого, слышите! Даже герцогиню. Хорошо? - Хорошо, - покорно кивнула она, - только и вы мне пообещайте, что, как только сможете, приедете ко мне. Обещаете? - Обещаю. Как только смогу. Совершенно счастливая, Шарлотта прижалась к его груди, сладко улыбаясь: - А потом мы уедем в Шато-де-Руан, как вы предлагали, помните? Первым делом мы навестим папеньку и во всем ему признаемся. Он, конечно, будет страшно недоволен… но со временем, я уверена, простит нас. А даже, если не простит - мне все равно, Шарль! - она подняла голову, чтобы увидеть его глаза. - А Жоржетта собиралась хлопотать о расторжении вашего брака - вдруг у нее и правда что-нибудь выйдет? - Я уверен, что выйдет: не родился еще тот Папа Римский, который уступил бы ей в упорстве. Оба рассмеялись. Шарлотта сама не ожидала, что способна шутить на подобную тему, но ей было так хорошо и спокойно, и даже мысли об убитом бароне в эту минуту не терзали и не мучили ее. Она предпочитала сейчас не думать о плохом, а ценить то, что у нее было. Потому что очень боялась, что завтра уже не будет и этого. - Поцелуйте меня, Шарль, - попросила она едва слышно. И закрыла глаза, в то же мгновение чувствуя, как теплые губы Шарля прикасаются к ее губам с такой нежностью, от которой замирала душа. Она теряла счет времени и ощущение реальности - будто в целом мире не осталось никого, кроме них двоих. Когда Шарль оторвался от нее, Шарлотта еще продолжала тянуться к его губам. - Все, а теперь идите! - напомнил он не без строгости. - И не забудьте, что вы обещали! Шарлотта кивнула и вприпрыжку начала спускаться по лестнице совершенно счастливая. То и дело, она оборачивалась и дарила ему новую улыбку - Шарль стоял на верхней ступени и глядел на нее. Глядел, наверное, пока Шарлотта вовсе не скрылась из виду. Как и обещала Шарлю, она сразу вернулась в свои комнаты с намерением немедленно запереться. Однако едва она заглянула в будуар, увидела мирно сидящих на софе Грету и фон Дорна, премило беседующих. Грета, впрочем, тут же ойкнула, густо покраснела и тотчас выбежала за дверь. А вот фон Дорн лишь, встал, не очень удачно изображая покорность во взгляде. - Я вижу, вы все же встретились с мсье де Руаном? - испытующе глядя на Шарлотту, поинтересовался он, как ни в чем не бывало. - И… как? Похоже, этот наглец ждал, что она и всерьез станет ему что-то рассказывать. - Вам не кажется, что это не ваше дело, мсье фон Дорн! - резко ответила Шарлотта. Тот опустил глаза в пол: - Не мое, разумеется. Просто, тут такое дело… я должен вам кое-что рассказать… - он поднял глаза на Шарлотту, но, видимо, наткнувшись на ее суровый взгляд, говорить передумал: - нет, пожалуй, в другой раз… Собственно, я здесь только для того, чтобы уточнить: мсье де Руан ведь сказал вам, чтобы при первой же возможности вы уехали из замка? Так вот, а мне он велел вас сопровождать и охранять, - Шарлотте показалось, что он ухмыльнулся, договаривая, - ценою жизни. Из этого замка действительно нужно выбираться, мадам Шарлотта, пропащее это место, я вам скажу. Шумы какие-то повсюду, крики… а в подземелье вы не заглядывали? Там ведь вообще страх Божий - я лично слышал, как там какая-то женщина плакала… Шарлотта поморщилась, не понимая, к чему он клонит: - Мсье фон Дорн, - язвительно ответила она, - хочу заметить вам, что в услугах ваших не нуждаюсь. Мсье де Руан действительно советовал мне покинуть замок, но он определенно не упоминал, что ехать я должна с вами. - Вероятно, мсье де Руан, просто запамятовал… - промямлил в ответ фон Дорн. - Уходите! - велела Шарлотта. Она даже вернулась к двери и сама раскрыла ее настежь, лишь бы этот человек, совершенно не внушающий доверия, поскорее покинул ее. Фон Дорн потоптался еще немного, пожал плечами и вышел. Шарлотта тут же позвала к себе Грету, велела ей запереть дверь на ключ, а всем визитерам сообщать, будто она спит и вообще больна. Какое-то время Шарлотта попыталась размышлять о происходящем - кому и зачем могла быть нужна смерть барона? После того, как она целую ночь провела в уверенности, что в этом виновен Шарль, на любого другого человека она уже примеряла роль убийцы, практически не терзаясь. Даже всерьез размышляла, что это мог быть и мсье Госкар - он ведь единственный, кто извлек из смерти барона вполне ощутимую материальную выгоду. Несколько странно, конечно, что муж не оставил ничего ей, свое жене, но Шарлотта была уверена, что так даже лучше. Она никогда не любила Максимильена, и денег этих не заслужила, а Госкар - его сын, как бы чудно это не выглядело. Все правильно. Так вот, можно было бы, конечно, дурно подумать о мсье Госкаре, но не ясно, зачем он тогда вспоминал о каком-то другом завещании, по которому терял бы все. Уж неизвестно, есть ли оно, это завещание, но Госкару уж точно куда выгодней о нем молчать. Но, с другой стороны, вдруг эти слова о завещании - лишь какой-то продуманный ход. Например, чтобы снять с себя подозрения. Ведь мсье Госкар куда умнее ее. И осторожнее. И продумывает все, кажется, на два шага вперед. Ведь людей-то, которые могли бы отправить послание тем вечером, было всего ничего: мсье Госкар, Шарль с Жоржеттой, да хозяева замка. Слуг, даже фон Дорна, она в расчет все же не брала - нет у них такого влияния, чтобы велеть посыльным мчаться куда-то среди ночи. И тут Шарлотта вдруг поняла, что в Фонтенуа вполне мог находиться еще один человек. Де Тресси. Ведь Шарлотта сама в тот вечер велела ему покинуть Седан - он сказал, что поедет в Париж, но вполне мог посетить Фонтенуа. Знать бы точно, был он здесь или нет?… Шарлотта начала было прикидывать, кто сможет ответить ей на этот вопрос, но в этот момент, сбивая ее с мысли, в дверь будуара отчаянно и громко начали стучать: - Шарлотта! - это был голос Жизель, срывающийся на крик, - Шарлотта! Взгляните только, мсье де Руан… Шарлотта не расслышала до конца ее слов - видимо та договорила их, уже отойдя от двери. Но Шарлотта, взволнованная до глубины души, тут же отперла дверь, забыв обо всех наставлениях: - Что с ним? - взволнованно вскричала она, вырвавшись в коридор. Герцогиня же не слушала ее и, не оглядываясь, быстро взбегала вверх по лестнице - к окну, выходящему на главные ворота. Шарлотта бросилась за ней, не зная, чего и ждать. Внизу за окном, все также толпились гвардейцы, но сейчас они, как один, вскинув мушкеты на плечо, направляли дула на ступени парадного входа. Точнее, на Шарля, поднявшего вверх руки и спокойно спускающегося к ним. Глава 59. ЧЕРНАЯ МАСКА Жоржетта излишне резко распахнула дверь в комнату Госкара и не без упрека в голосе заявила: - Он сдался! Только что, добровольно. Что ж, полагаю, теперь вы довольны, сударь? Она сама не ожидала этого, но в голосе ее слышались слезы. Госкар сидел спиной к ней, за столом и, помолчав, все же сказал: - Я буду доволен, когда убийцу де Виньи казнят. А что до вашего мужа… - он резко обернулся, полоснув по ее лицу воспаленным взглядом, - то поздравьте его от меня - он впервые, наверное, совершил хоть сколько-нибудь мужской поступок. И свысока ухмыльнулся, вдребезги разбивая самообладание Жоржетты. - Не вам говорить о мужских поступках! Кому угодно, но не вам, ослепленному яростью, местью, ревностью или черт знает чем еще! - Госкар же глядел на нее равнодушно, скривив в ухмылке губы, будто и не слушал. Разозлившись окончательно, Жоржетта бросилась к нему через всю комнату с единственным намерением залепить пощечину, но в последний момент остановилась и смогла только покачать головой, говоря уже едва слышно: - Знаете, что самое печальное? Сейчас вы уверены в своей правоте и в том, что совершаете благо, но пройдет совсем немного времени, чувства схлынут, и вы по-настоящему осознаете, какой глупый, мерзкий и низкий поступок совершили. Вот тогда-то и начнется ваш персональный ад, мсье Госкар. Ухмылка его немного дрогнула, но он, как будто сам испугавшись, что может изменить решение, торопливо произнес: - Ваш муж виновен в убийстве - смиритесь, это объективная истина. Теперь ухмыльнулась Жоржетта: - Ах, вы желаете объективности? Тогда хочу вам напомнить, что вы единственный, кто извлек выгоду из смерти вашего отца, вы его наследник! И именно по вашему досадному упущению не смогли найти новое завещание, по которому все отходило вашей дражайшей мачехе. Немыслимое упущение, да - но вы ведь живой человек и вполне могли в такую минуту забыть, о том, куда дели бумагу - и не придерешься к вам даже! И с мачехой-то вашей и у вас самые нежные отношения, и даже - какое благородство - вы пообещали отдать наследство ей. Пообещать легко, а потом ведь можно и забыть об этом - потом, когда все уже просушат слезы умиления! Ну, как вам такая объективность? Взгляд Госкара стал чуть более осмысленным, зато в нем появилась жесткость, из-за которой Жоржетте делалось все больше не по себе. Но остановиться она так и не смогла, пока не закончила. - Так вот, какие у вас мысли, мадам де Руан? - отозвался Госкар. - Отчего же вы не доложили о ваших соображениях гвардейцам, пока была возможность? Спросив, он поднялся из-за стола и сделал шаг к Жоржетте. Ей очень хотелось отступить, но она усилием воли заставила себя стоять на прежнем месте и смотреть в его глаза с вызовом. Она все еще была взвинчена до предела, и миллион припасенных для него обвинений норовили слететь с языка. Но вместо этого Жоржетта только обронила: - Потому что я знаю, что вы этого не делали. Жоржетта глядела в его глаза и видела в них растерянность - видимо, он ждал от нее как раз обвинений. А она продолжила уже более смело: - И знаю, что вы любили отца, что вините себя за то, что в ту ночь были со мной, а потому не могли его защитить. Оттого вам и трудно меня теперь видеть. С каждым ее словом Госкар как будто терял свою непробиваемость, становился все беззащитнее, и Жоржетте даже показалось, что в его глазах что-то блеснуло. А в следующую секунду он бросился к ней, обняв так, что ей стало трудно дышать, и зарылся лицом в ее волосы. - Простите меня, - порывисто шептал Госкар ей на ухо, - простите, я такой глупец… Они сидели в кресле у стола: вернее, в кресле сидел Госкар, а Жоржетта на его коленях, уютно устроив голову на его плече и глядя, как он перебирает ее пальцы - как будто боится отпустить. Век бы так сидеть, не думая ни о чем. Госкар вполголоса - даже на расстоянии шага от них никто бы не расслышал - рассказывал ей такое, после чего Жоржетте хотелось гладить его голову и целовать его губы бесконечно долго. Лишь бы он никогда больше не вспоминал о прошлом. - Я никогда не называл его отцом, - говорил он, - никогда, даже в детстве, даже в мыслях… До десяти лет Госкара воспитывал дед, прежний барон де Виньи - волевой, упрямый и жесткий человек, совершенно не склонный к сантиментам. Дед мало с кем ладил, потому как чувства и желания людей - даже близких - не брал в расчет и считал нужным говорить то, что думал, без скидок, что кому-то это слышать неприятно. Эту уверенность он вселил и во внука. У маленького Олли было странное положение в замке: не господин, но и не слуга. Оттого и с друзьями особо не складывалось - особенно в детстве. Дело в том, что, не смотря на происхождение, самомнения и гордости у него всегда было с избытком, а потому он чаще лишь наблюдал за крестьянскими детьми из окна классной комнаты, делая вид, что алгебра и латынь для него гораздо интересней, чем глупая игра в салки. А если Олли и снисходил до того, чтобы присоединиться к ребятам, то непременно начинал строить из себя барина, что кончалось взаимным недовольством, а то и драками. Он искренне не понимал, как можно общаться с дворовыми детьми на равных - ведь он господский сын! С этой уверенностью как мог боролся дед, весьма доступно напоминая внуку его место. Порой, в весьма крепких выражениях. А потом, уже успокоившись, говорил, что ему лучше бы не привыкать чувствовать себя барином, ибо отвыкать все равно придется. - Хотя вскоре я стал находить плюсы в своем положении: когда что-то не получалось в учебе, или я совершал очередную недостойную выходку, у меня было восхитительное объяснение - что я крестьянский сын, а посему хороших манер от меня ждать не следует. Никто из учителей не мог мне ничего на это возразить, - он довольно ухмыльнулся, вспоминая. - Зато потом мне непременно влетало за эти слова от деда. А еще он каждый вечер звал меня играть в шахматы и рассказывал о славных представителях рода де Виньи. Говорил, что я пошел в их породу. Когда же дед умер, де Виньи долго не решался навестить сына, но все же счел своим долгом обеспечить его будущее, а потому приехал в Седан, чтобы забрать мальчишку и отвезти в Париж, где уже выбил ему место в свите Филиппа Орлеанского. Эта дорога в Париж - в одной карете, двум совершенно разным и почти незнакомым людям, которые как будто по нелепой ошибке считались сыном и отцом - обещала быть невыносимой. Но, как ни странно, ко въезду в Париж они сумели найти общий язык и подружиться настолько, что Госкар сам напросился не оставлять его при Дворе, а взять с собой - в качестве пажа или помощника. Просто Госкар был уже в том возрасте, когда нужен не отец, а друг - человек, близкий по духу. Барон де Виньи как раз таким и был. Они были во многом похожи, а по сему ладили очень легко. Мальчишкой, Госкар восхищался бароном - его военной славой, его наградами, его историями. Позже детское восхищение сменилось уважением и искренней привязанностью. - Больше всего барон не любил говорить о деде, - продолжил Госкар, - стоило мне лишь упомянуть о нем - мгновенно раздражался, а то и приходил в ярость. - Вероятно, у него были причины, - предположила Жоржетта. - Вероятно, - вздохнул он, - матушка была, разумеется, не парой моему отцу, деда взбесила их связь, и он приказал сыну уехать в армию. Мать вскоре вышла замуж, однако дед решил, что первый ее ребенок - его внук, и еще во младенчестве, забрал меня на воспитание. Матушка как-то не особенно этому противилась - по крайней мере, за десять лет я видел ее раз пять от силы… Оба они затихли, потому что у самой двери - так и не запертой, кстати - вдруг отчетливо послышались шаги. Шаги замерли, казалось, на самом пороге, и Жоржетта готова была к тому, что дверь сейчас откроют и застанут их в весьма недвусмысленном положении. У нее давно уже мелькала мысль, что нужно встать и закрыть дверь на ключ, но раньше мысль эта казалась мелочной и ничтожной. Но им повезло: постояв за дверью, некто решил, видимо, что комната пуста, и прошел мимо. Однако шаги эти все же нарушили идиллию в комнате: оба вспомнили, что, помимо них двоих, в этом доме полно людей, и проблемы, пришедшие со смертью барона, сами собой не разрешились. - Жоржетта, - вновь заговорил Госкар после молчания, - вы мне стали… - он с трудом подобрал слово, - очень дороги. И я ни в коем случае не хотел бы ставить вам ультиматумов, но… вы и сами должны понять, что я просто не имею морального права оставить все как есть. Ваш муж убил моего отца. И вы должны выбрать, чью сторону вы примите. Жоржетта, тяжело и надрывно вздохнув, крепко зажмурилась и произнесла над самым его ухом: - Почему же вы так упрямы, Госкар?… - Значит, вы выбираете его? - резко спросил он, и взгляд его снова стал жестким. - Можете думать так, если вам угодно! - ответила Жоржетта, поднимаясь на ноги и отнимая свою руку - не без некоторых усилий. Не оборачиваясь, она почти бегом приблизилась к дверям и вышла наружу. Зато в полутемном коридоре, прижавшись спиной к двери, она перевела дыхание и, закрыв глаза, попыталась честно ответить на вопрос: сможет ли она сама поручиться, что не попытается снова искать встреч с Госкаром? Даже зная, что он совершил такую несправедливость по отношению к Шарлю. И, поняв, что не сможет, снова приоткрыла дверь: к ее удивлению Госкар сам стоял у самой двери, по-видимому, собираясь догнать ее. - Почему бы вам хоть на минуту не допустить, что де Руан не совершал этого?! - с мольбой спросила она. - Ведь в этом деле столько всего неясного! Хотя бы… - она напрягла память, - вы помните, как поверенный сказал, что в спальне барона он не нашел вообще никаких бумаг? А я, между тем, хорошо помню, что часть ларцов с бумагами забрали вы, часть - он. Куда они подевались, эти документы? - Вероятно, мсье де Шамбаль просто не так выразился… - растерянно ответил Госкар. - А если нет? Если эти бумаги кто-то забрал? Возможно, даже искал это новое завещание! Если оно существует вообще… Еще раз сурово взглянув на нее, Госкар быстро вернулся в комнату, поднял наброшенную на стул перевязь со шпагой, надел жюстокор и снова вышел, начав запирать дверь. - Куда вы? - обеспокоенно спросила Жоржетта. - Солдаты уехали, так что я могу отправиться в таверну. Заберу завещание и отвезу его к де Шамбалю - чтобы раз и навсегда покончить с этими делом! - Я с вами! - решительно заявила Жоржетта. Лишь покидая замок, она несколько тревожно оглянулась: следовало бы и Шарлотту отсюда увезти, потому как здешние обитатели - и герцогиня со всеми ее странностями, и герцог, который даже не соизволил появиться перед гостями - не внушали ей доверия. Но сейчас, когда солдаты покинули Фонтенуа-ле-Шато, замок казался таким спокойным и умиротворенным, что, право, глупо было предполагать, что Шарлотте здесь что-то угрожает. Однако уже через сутки на месте великолепного Фонтенуа-ле-Шато останутся только покрытые копотью крепостные стены. В истории сохранится лишь, что замок пал во времена Тридцатилетней войны, и только немногие будут знать истинную его судьбу. Жоржетта этого предвидеть, разумеется, не могла: пока что она лишь подгоняла коня, пытаясь не отставать от Госкара. Она была одета сейчас в обыкновенное дамское платье с тяжелой громоздкой юбкой, любезно предложенное герцогиней де Монтевиль, поскольку явилась в замок Жоржетта и вовсе в неподобающем мужском костюме и без багажа. Через три часа Госкар и Жоржетта прибыли к той самой таверне. Весь двор ее был как на ладони, и Жоржетта только укрепилась в мысли, что убийца мог явиться сюда в тот вечер намного позже них - разглядеть с дороги экипаж барона, а значит и понять, что он остановился именно здесь, не составляло труда. Еще издалека Жоржетта обратила внимание, что сама таверна заперта - поперек дверей была грубо приколочена доска, да и весь внешний вид говорил о том, что внутри никого нет. Госкар не собирался останавливаться и дожидаться ее: он с досадой потряс заколоченную дверь, после чего решительно направился вдоль стены. Жоржетта, проклиная все женские платья на свете и свое в частности, едва поспевала следом. Подойдя к двери, она разглядела и приколоченный лист бумаги и с королевской печатью, которая провозглашала о том, что вход запрещен, а нарушивших запрет ждет наказание: заведение, видимо, прикрыли после таинственного убийства де Виньи. И она только покачала головой, глядя как Госкар, не долго думая, высаживает локтем окно на первом этаже. - Останьтесь здесь, я скоро… - не оборачиваясь, произнес он, перелезая в помещение. И ушел, даже не подав ей руку. Жоржетта пожала плечами и тоже начала пробираться в окно - правда, юбка очень мешала ей это делать. Внутри таверны хоть и пахло по-прежнему отвратительно, но стояла полная тишина и полумрак. - Я ведь велел вам дождаться снаружи! - немного удивленно произнес Госкар, видя, что Жоржетта догнала его и поднимается следом по лестнице. - Да, я слышала, - спокойно подтвердила та, - ключ от вашей спальни у вас с собой? - Да. Мы только заберем бумагу и сразу уйдем, - заверил Госкар. Однако, поравнявшись с комнатой, принадлежащей некогда барону, он остановился нерешительно. Жоржетта предвидела, что мимо этой спальни он спокойно пройти не сможет - потому-то, собственно, и навязалась идти с ним. Она дотронулась до его руки, пытаясь отвлечь: - Госкар, его давно уже увезли. И все личные вещи забрали - вы же понимаете? Нам нечего здесь делать. Он, постояв еще немного, кивнул, и направился дальше по коридору. Ключ не понадобился. Ручка двери вместе с замком была взломана, а дверь распахнута настежь. Госкар носком сапога легонько толкнул дверь, и она со скрипом уплыла внутрь. Сама комната, в общем-то, выглядела так же, какой Жоржетта ее запомнила, даже камзол Госкара был по-прежнему наброшен на кресло, а на столе находилась пустая посуда из-под ужина. Вещи тоже казались нетронутыми, вот только… - Ларец с бумагами пропал, - как-то даже спокойно оповестил Госкар. Однако по тому, как он в замешательстве потер лицо, можно было догадаться, что он не знал, что и думать. Потом он повернул голову и, видимо, отметил, что перевязь со шпагой - с позолоченной рукояткой и ярким рубином на эфесе - висит на прежнем месте нетронутая. Значит, здесь побывали не мародеры, а кто-то, кто имел цель забрать именно бумаги. Жоржетта подозревала даже, что не просто бумаги, а конкретное завещание. Но одно ее порадовало: - Попробуйте мне объяснить теперь, для чего мсье де Руану понадобилось завещание? - с ядом в голосе спросила она. - Вы же не станете отрицать, что убийство и обыск вашей комнаты дело рук одного человека? - Почему вы так решили? Может быть, как раз это сделали разнее люди, - не раздумывая, отозвался Госкар. В этот момент Жоржетта, стоявшая на пороге комнаты, уловила краем глаза, что в коридоре - где-то сбоку мелькнула тень. А еще через мгновение она ясно услышала торопливые шаги на лестнице. - Там кто-то есть! - воскликнула она. Госкар и сам, видимо, услышал звуки и тотчас бросился к лестнице, выхватывая по пути шпагу. Жоржетта направилась следом, но, передумав вдруг, вернулась, сняла со спинки стула шпагу - ту самую, с рубином - и тогда уже, подобрав свои ненавистные юбки, помчалась за ним. Еще на лестнице она увидела, что на первом этаже действительно кто-то есть - да не просто случайный посетитель: мужчина был одет в черное, а лицо его скрывала черная же маска. Он уже выхватил шпагу и, пытаясь отбиться от нападающего на него Госкара, пробирался к окну. Сообразив, что он хочет вылезти через него, а там, снаружи тотчас сядет на лошадь - и ищи ветра в поле - она немедленно побежала ему наперерез. Загородив собою окно, она встала лицом к человеку в черном и - уже в следующий момент он повернулся к ней со шпагой в руках. Жоржетта едва сдержала крик. Она отдавала себе отчет, что ничего не стоило ему сейчас проткнуть ее, или хоть ранить, чтобы попасть наружу - но он замешкался: - Отойдите, мадам! - вскричал он. - Нет! - как могла твердо произнесла Жоржетта, вглядываясь в прорези в маске и пытаясь узнать мужчину - безуспешно! Вдобавок она вынула из ножен шпагу и вытянула руку с ней вперед. Рука очень некстати предательски дрожала. Слава богу, что Госкар времени зря не терял: - Жоржетта, уйдите немедленно! - вскрикнул он, нанося сильный удар, от которого человек в маске едва сумел уклониться. Незнакомцу снова пришлось отвернуться к Госкару, и они продолжили фехтовать. Госкар отлично владел шпагой - техника его была на высшем уровне, но чувствовалось, что практики недостает. К тому же незнакомец был и выше и сильнее, да и фехтовал он безупречно - едва ли удастся обезоружить его. Но Госкар все делал правильно - пытался загнать его в угол между столом и глухой стеной без окон. Ему это почти удалось, но человек в маске в последний момент ловко запрыгнул на стол позади себя и - Жоржетта не успела и вскрикнуть - толкнул ногой в грудь Госкара, отчего тот резко полетел назад, пока голова его не ударилась об угол другого стола. Жоржетта все же вскрикнула, увидев кровь на слипшихся волосах - Госкар безвольно, словно тряпичная кукла, лежал на полу и не шевелился. Безумный страх, ярость и ненависть настолько обуяли ей, что, забыв обо всякой осторожности, она снова выставила шпагу перед убийцей, не позволяя ему подойти к окну: - Только через мой труп! - прокричала она, крепче сжимая рукоятку. - Мадам, я не дерусь с женщинами! Не вынуждайте меня! - Если не хотите драться с женщиной, то сдайтесь и назовите ваше имя! - Опускать шпагу она и не думала. - Извините, мадам, но я не могу, - Жоржетта увидела его усмешку. Она умела обращаться со шпагой - отец смотрел на это ее увлечение сквозь пальцы, и даже сам тренировал ее когда-то. Но он так и остался единственным ее «соперником» - в хоть сколько-нибудь серьезных дуэлях Жоржетта, разумеется, не участвовала ни разу. А тут еще это проклятое платье, в котором и повернуться-то удавалось с трудом! Мужчина был выше ее чуть ли не на две головы, и делать скидку на ее слабый пол, похоже, не думал. Он, в ответ нацелив острие шпаги на нее, сделал легкий выпад - довольно аккуратный, желая больше напугать ее, а не нанести удар. Жоржетта справилась, причем довольно легко, а мужчина, несколько удивившись, не прекращал, однако, улыбаться. Он сделал еще один выпад, который Жоржетта хоть и отбила, но уже с некоторым усилием: будь она хотя бы в своем костюме для тренировок, ей было бы проще, но платье и корсет сковывали движения и не позволяли дышать полной грудью. Было очевидно, что долго она не продержится. - Госкар! - позвала Жоржетта, и в голосе ее слышалось отчаяние. Соперник это уловил и теперь, поняв, что она боится, забавлялся с нею, как кот с мышкой, не переставая ухмыляться и отпускать шуточки. Очередной выпад Жоржетты стал и вовсе позорным: она, обезумев от ярости, буквально набросилась на незнакомца со шпагой, но наступила на подол собственной юбки, споткнулась и упала на колени. - Ах, простите меня, мадам, позвольте помочь вам… - Человек в маске тут же склонился с элегантностью, подавая ей руку. Но Жоржетта в этот момент бросила взгляд на Госкара - тот был жив, пришел в себя и даже пытался уже подняться на ноги. Видимо, радость придала ей сил, и Жоржетта смело перевела взгляд на человека в маске. Отец часто говорил во время занятий, что соперника нельзя ненавидеть: ненависть отнимает силы и рассеивает внимание, а главное делает тебя смешным в глазах противника. Так что Жоржетта вдруг улыбнулась и, опираясь на предложенную руку, поднялась на ноги. - Благодарю, сударь, - весьма любезно ответила она и вновь занесла шпагу. - Атакуйте, ваша очередь! - Моя, но с удовольствием уступлю ход вам, - забавлялся незнакомец. - Сударь, сейчас не время и не место, не находите? Нападайте же! Она не переставала улыбаться. Когда человек в маске все же пожал плечами и сделал новый выпад, она, вместо того, чтобы безуспешно пытаться отбиться, резко отклонилась вправо, почти автоматически исполнила обманный трюк, и - острием шпаги царапнула его живот. По-видимому, довольно сильно, так как он охнул и схватился за рану. - Ах, простите, сударь! - делано испугалась Жоржетта. Тем временем Госкар пришел в себя настолько, что подобрал свою шпагу и атаковал со спины. Жоржетта, не опуская шпаги, снова попятилась к окну: чувствовала она себя уверенной, как никогда. Шутки, однако, кончились. Госкар, разозленный и собственным поражением, и тем, видимо, что мерзавец посмел поднять руку на его женщину, дрался ожесточенно: он несколько раз уже успел кольнуть соперника в плечо, ранить его щеку - Жоржетте даже показалось, что еще немного, и ему удалось бы шпагой сорвать маску с его лица. Незнакомец, не смотря на раны, сдаваться не собирался: что было сил он прорывался к окну, и Жоржетта даже предполагала, что окажись он снова с ней лицом к лицу - больше манерничать не станет, а лишь грубой оплеухой отшвырнет ее от окна, как котенка. Решившись на отчаянный шаг, она, держа в вытянутой руке шпагу, подобралась к человеку в маске со спины, подцепила острием повязку на голове и - дернула. Черная ткань отлетела в сторону, а мужчина, никак этого не ожидавший, растерялся. Тут-то Госкар резким движением выбил шпагу из его рук, а самого его толкнул спиной на стол - тот тоже ударился головой и, потеряв ориентацию, не мог даже встать… - Госкар! - первым делом Жоржетта бросилась к нему, страшными глазами глядя на залитые кровью волосы: - Вам очень больно? Я так боялась потерять вас, так боялась! Он только глубоко дышал, глядя на шпагу, сжатую в руке Жоржетты - даже не стал ничего спрашивать. Она как будто в страхе выпустила оружие из рук и, глядя честными глазами, заверила: - Обещаю, что ничего более шокирующего вы обо мне не узнаете! - Сомневаюсь… - Не важно… - Жоржетта смутилась под его взглядом, - вы узнаете этого человека? Сама Жоржетта не могла назвать его имя, хотя признавала, что лицо господина ей знакомо - она готова была спорить, что видела его на памятном балу в Лувре. - Это Его Светлость герцог де Тресси, - сверля взглядом лежащего мужчина, отозвался Госкар. Глава 60. ПОДЗЕМЕЛЬЕ Вцепившись пальцами в каменный подоконник, Шарлотта с ужасом следила, как солдаты набросились на Шарля, как скрутили ему руки и затолкали его, совершенно не сопротивляющегося, в карету с решетками на окнах. Она смотрела на происходящее и все ждала, ждала чего-то - до тех самых пор, когда карета стремительно тронулась с места. - Нет! Нет… - вскрикнула в этот момент Шарлотта и хотела броситься к лестнице, но вместо этого попала в объятия Жизель, стоявшей рядом. - Милая, прошу, успокойтесь, - голос ее вернул Шарлотте способность мыслить, - я уверена, король во всем разберется, и очень скоро вашего возлюбленного отпустят. - Вы так думаете? - обеспокоенно спросила Шарлота, вырываясь из объятий. - Конечно, все знают, как милостив и разумен наш государь… я только не понимаю, почему мсье де Руан все же сдался - его бы не нашли в этом замке еще очень долго… - Я знаю, почему он сдался, - отозвалась Шарлотта, всхлипывая, - он считает, что опасно оставаться в Фонтенуа и хотел, чтобы я уехала. Он обещал, что сделает что-то, но я не думала, что он решится на такое… Однако Шарлотта не стала больше рыдать, а вдруг четко осознала, что обязана выполнить то, что обещала Шарлю - уехать. Если он пошел даже на то, чтобы сдаться, то для него это действительно очень важно. И, потом, они договаривались встретиться в Седане… Чем быстрее она окажется в Седане, тем скорее увидит Шарля! Твердя себе, как молитву, эту фразу она неожиданно спокойно и твердо произнесла: - Простите, Жизель, я вынуждена покинуть замок. Спасибо вам за все, но мне нужно ехать. И она решительно двинулась к лестнице. - Шарлотта! - бежала за ней герцогиня. - Неужто вы хотите поехать за мсье де Руаном? Вам не следует делать глупостей, это ни к чему не приведет! Или… позвольте мне хотя бы дать вам хорошую лошадь, поскольку ваша все еще не оправилась после ранения. - Разбойница… да, я совсем забыла, - растерялась она. - Жизель, я была бы вам очень благодарна! - поддалась на уговоры Шарлотта. Жизель улыбнулась ей понимающе, сняла со стены подсвечник и велела идти за собой. Для того чтобы пройти на конюшню, следовало выйти через главный вход и пересечь двор, но Жизель подвела ее к дверям, выходящим во внутренний дворик с парком: - Еще не все солдаты покинула замок, а вам лучше не уезжать вот так на глазах у них - я проведу вас на конюшню другим путем. Стояла вторая половина дня, хотя солнце еще не садилось за горизонт - было достаточно светло. Жизель шагала впереди нее по узкой, мощеной камнем дорожке: по левую руку располагался пруд с лилиями посредине, по правую - глухая стена замка, а чуть впереди уже виднелась конюшня. - Возьмите лошадь, что стоит в самых первых стойлах от входа - это лучший жеребец, что у нас есть. Вот только запрягать его вам придется самой - завтра, как вы помните, Рождество, и слуг я уже отпустила в церковь. Вы справитесь? - Да, разумеется, - с готовностью кивнула Шарлотта, - спасибо вам, Жизель… - Пустое! - отмахнулась та, сторонясь, чтобы пропустить ее вперед. - Ну же, идите! Шарлотта обходя герцогиню на узкой дорожке, еще раз улыбнулась ей и, подхватив свои юбки, решила уже добраться до конюшне бегом, как вдруг почувствовала резкую боль в голове - мир как будто опрокинулся на бок, а потом наступила темнота. Шарлотта начала приходить в себя оттого, что в воздухе нестерпимо пахло гарью. Голова ужасно болела, а перед глазами все плыло. Не сразу ей удалось разобрать в этом тумане, что она по-прежнему находится на той же мощеной дорожке на полпути к конюшне, но теперь она лежала на этой дорожке. Шарлотта только сейчас осознала, что была в обмороке. - Вы очнулись, Шарлотта? - она сперва услышала голос, а потом разобрала, что у пруда, стоя к ней вполоборота, находится Жизель. Голос ее звучал сдержанно и любезно, будто ничего не произошло. - Да, кажется, я упала… - произнесла Шарлотта, силясь подняться, и - новое открытие - обнаружила, что ее руки связаны за спиной. - Что происходит? - испугавшись уже не на шутку, спросила она. - Простите, мне пришлось вас ударить подсвечником, - так же легко пояснила Жизель, - не беспокойтесь, даже крови нет - у вас очень густые волосы, и это смягчило удар. Впрочем… - она усмехнулась грустно, - вашу жизнь это все равно не продлит, к сожалению. Вы хорошая девушка, Шарлотта, и дело вовсе не в вас, дело во мне. Она, кажется, потеряла к Шарлотте всякий интерес и отвернулась, глядя на пруд. - Вы знали, Шарлотта, что много лет назад на этом пруду погибла девочка? Маленькая и очень милая девочка. Вы думаете, я говорю о сестрице Филиппа? Шарлотта ничего не думала и почти не слышала ее. Ей было очень страшно, и страх этот заставлял, не чувствуя боли на стертых в кровь запястьях, изо всех сил пытаться высвободить свои руки. - Нет, Шарлотта, - продолжала она, - это я здесь умерла. Вместе с Мадо, хотя она, как и вы, ни в чем не была виновата. Нам было по пять лет, но я уже понимала, что доплыть до центра пруда, где растут лилии, мы не сможем - а она этого не понимала и поплыла. Нянька как всегда дремала в беседке и не слышала криков - может быть, если бы я сразу ее разбудила, Мадлен бы спасли. Но я не разбудила. И не смейте осуждать меня, Шарлотта, я всего лишь хотела найти свое место в этом мире - кто же виноват, что я оказалась более сообразительной и удачливой, чем Мадлен? И, потом, жертва Мадлен была ненапрасной - вы же видите, какая утонченная и благородная дама из меня получилась, а Мадлен бы выросла в кого-то - только не обижайтесь, Шарлотта - похожего на вас. Так что все к лучшему, но, тем не менее, та девочка, которой я была прежде, тоже умерла здесь, вместе с Мадлен. По щекам Шарлотты катились слезы, но даже вздохнуть в голос она не смела. Она уже ясно понимала, что Жизель не в себе, и - если то, что она рассказывает об этой несчастной девочке, правда - то не в себе она уже очень давно. Шарлотта продолжала вытягивать свою кисть из пут - и, кажется, у нее получалось. По крайней мере, петля уже не обхватывала ее запястье так крепко, а сместилась ниже, намертво застряв теперь в районе большого пальца. Жизель ее стараний не видела, она смотрела на воду и не умолкала ни на минуту: - А может быть, я умерла еще раньше. Когда ребенком сидела подполом и слышала, как наверху испанские солдаты убивали мою мать. На близлежащие деревни часто нападали и сжигали их дотла, но до определенного времени я просто не верила, что такое может случиться и с нами. Я сидела там, Шарлотта, и не смела даже плакать, но чувствовала, как с каждым криком матери во мне обрывается что-то, и что прежней я никогда уже не буду. - Она вдруг обернулась и сказала, резко повеселев: - кстати, а мою мать звали Оливией Госкар - забавно, как любит говорить наш общий знакомый, да? Шарлотта обомлела, забыв о веревках. - Уж не хотите ли вы сказать, что де Виньи и ваш отец? Жизель рассмеялась, будто Шарлотта сказала что-то безумно веселое: - Нет-нет, о нет! Он не мой отец, но этот человек был живой легендой в нашей семье. А для моей матери и вовсе Богом. Представьте себе: грязная вечно утопающая во мраке хибара, беспробудно пьяный отец, нищета, которой нет конца и края - и обрамленный золотом и бриллиантами миниатюрный портрет блестящего красавца на медальоне. Отец бил мать смертным боем, вынуждая продать этот медальон - но она прятала его и не позволяла. А иногда обнимала меня и шептала на ухо, что очень скоро этот божественный красавец де Виньи приедет сюда, заберет нас с собой, и мы заживем счастливо-счастливо в великолепном замке Седан - том самом, куда намеревались ехать вы, Шарлотта. Она до последнего дня свято в это верила. И я верила. Только напрасно мы ждали: как оказалось, у него и в мыслях не было даже навестить мою мать, потому что - оцените иронию - он боялся нарушить ее семейное счастье. Знаете, кто мне это рассказал? Одна из его любовниц - такая же крестьянка, как и моя мать, только помоложе и не растерявшая еще своей красоты. Говорят, их у него много было, и каждой, наверное, он дарил по медальону. - Так это вы убили барона? Взяли нож Шарля и поехали за ним ночью… - Я, - легко согласилась она. - Я безумно хотела с ним встретиться и познакомится поближе, чтобы узнать - помнил ли он хотя бы ту женщину, которая умерла с его именем губах. Я даже написала ему письмо из Фонтенуа, едва прознав о ваших пикантных отношениях с мсье де Руаном - тем вечером, помните? И это сработало, он примчался. Только меня он и знать меня не хотел - это, увы, стало последней каплей. К тому же в тот вечер я услышала, как де Виньи и мсье Госкар говорят о завещании в вашу пользу: барон просил заверить его у нотариуса как можно быстрее. Мне показалось, что он чувствовал себя в чем-то виноватым перед вами и, как всегда, предпочел принести извинения в качестве материальных благ. А я решила, что мсье Госкару это наследство будет нужнее: я не очень хорошо его знала, но он всегда был учтив и почтителен со мной. К счастью, он совсем не похож на своего отца. Пусть считает, что это небольшой сестринский подарок. - А что сделал вам дурного Шарль, что вы подбросили именно его нож? Жизель хмыкнула: - Вы думаете, я не догадалась, что за спектакль вы и мсье де Руан разыгрывали тогда за завтраком? Как он пытался морочить мне голову и помешать вам сказать правду о моем муже и Ирен? Так что он получит по заслугам. Когда веревка все же соскользнула с ее левой кисти, Шарлотта даже не поверила сперва. С замиранием сердца она смотрела на Жизель, подумав, что нужно выждать удобный момент, а потом бежать. Однако услышав о ее рассуждениях по поводу вины Шарля, нервы ее не выдержали, и она, поднявшись на ноги, помчалась в сторону конюшни. Жизель даже не шевельнулась в ее сторону, только лениво проследила взглядом. И вскоре Шарлотта поняла, почему: в конюшне не было ни одной лошади, а сено, разбросанное здесь повсюду, горело, чадя черным дымом. Пути назад не было, и Шарлота отчаянно начала дергать ручки дверей, всех подсобных помещений, выходящих из конюшни. Наконец, одна поддалась - за дверью была кладовая, утопающая во мраке, из которой вела вниз каменная лестница, упирающаяся в ржавую решетку. Толкнув и ее, Шарлотта осознала, что оказалась в подземелье замка - да не простом: вдоль сырого и темного коридора располагались несколько тяжелых дверей с окошками. Кажется, в те времена, когда Фонтенуа был настоящей крепостью и боем оборонял окрестности, это подземелье использовали в качестве тюрьмы - здесь содержали и, возможно, даже казнили пленных. Дрожа, как осиновый лист, Шарлотта бросилась обратно, но - наткнулась на тяжелую проржавевшую решетку, которую деловито запирала Жизель. - Отпустите меня, прошу! - рыдая, Шарлотта цеплялась за прутья. - Я ведь ничего вам не сделала - за что вы так со мной? - Я уже сказала, что вы ни в чем не виноваты, Шарлотта - просто, если вы останетесь живы, наследство де Виньи достанется вам, а не мсье Госкару. - Она поморщилась, кажется, устав от разговора. - Я давно уже все решила, а решений своих менять не привыкла. Потерпите, через пару часов для вас все закончится. А потом она ушла, вылив напоследок раскаленного воска со свечи в настил из соломы у самой решетки. Солома немедленно вспыхнула. Шарлотта, рыдая, отступила назад. У нее совсем не осталось сил - больше всего хотелось сдаться, не двигаться с места и ждать конца. Но что-то все же заставило ее попытать удачу: кашляя из-за дыма, она направилась в конец коридора - быть может, там есть другой выход?… Коридор действительно заканчивался еще одной решеткой - тоже, увы, запертой. - Вцепившись в нее пальцами, Шарля принялась кричать, сколько хватало голоса: - Помогите! Кто-нибудь!… Но, тут же поняв тщетность своих попыток, замолчала - беззвучно плача и падая на каменный пол. Через несколько минут у нее не осталось сил, чтобы даже плакать. Уже и не всхлипывая, Шарлотта просто сидела, прислонившись лбом к решетке и слушала тишину, нарушаемую только потрескиванием огня в другом конце подземелья. И в этой оглушающей тишине Шарлотта вдруг услышала чей-то надсадный кашель. Кто-то нашел ее, она будет спасена! - была первая мысль. Надежда придала сил, и Шарлотта, снова поднявшись, направилась по коридору. Вот только обнаружила, что кашель раздается не снаружи, а за одной из дверей камер. Не без опаски она заглянула в зарешеченное окно и - действительно: в полутемном помещении сразу видела женщину, сжавшуюся в комок и сидящую на охапке сена. Выбившиеся из прически свалявшиеся волосы, оборванное, перепачканное платье, царапины на руках и лице… узнать в ней светскую красавицу Ирен де Сент-Поль было практически невозможно. - Ирен?… - обронила Шарлотта в ужасе. - Боже мой, что она сделала с вами? Та, резко обернувшись на голос, мгновенно вскочила на ноги и бросилась к решетке: - Шарлотта? Это вы? Вы привели помощь? Слава Богу, спасите нас, вытащите отсюда, я вас умоляю… Шарлотта поняла, почему она говорит «нас» - в другом углу камеры на сене лежал мужчина, в котором Шарлотта узнала герцога де Монтевиля. Тот не шевелился. - Он жив? - спросила она у Ирен. - Не знаю… - отозвалась та, а по измазанным грязью щекам катились слезы, оставляя влажные дорожки. - На рассвете он приходил в себя, а сейчас я даже не знаю, дышит ли он… я боюсь… не уходите, Шарлотта, я прошу вас. Она так больше никуда и не отпустила ее, крепко держа сквозь решетку за руку. Шарлотта не смогла сказать, что помощи не будет - вместо этого рассказывала небылицы, что их ищут и вот-вот найдут. Ирен же, то и дело теряя нить повествования, поведала, что когда Филипп забрал ее из Охотничьего замка, то велел вернуться в Париж - так она и поступила. Но в дороге ее догнала герцогиня де Монтевиль и предложила вернуться в Фонтенуа - поговорить откровенно и решить, что делать дальше. Ирен согласилась. Уже в замке Жизель вынесла ей вина и, не подумав ничего дурного, Ирен, уверенная в собственной безнаказанности, выпила, после чего очнулась уже в подземелье. Здесь же она нашла Филиппа - без сознания и с раненной головой. С того дня Жизель ни разу не навестила своих узников. Уже трое суток Ирен не видела ни людей, ни еды, а пила лишь воду из фляги, по счастью оказавшейся у Филиппа, да и та вчера закончилась. Однако когда Шарлотта попыталась встать, чтобы попытаться найти хотя бы питье в подземелье - Ирен только в истерике начала хвататься за ее руку и так и не отпустила. Шарлотта не все слышала из рассказа Ирен - то и дело сознание покидало ее. Виной тому был, разумеется, черный дым - Шарлотта надышалась им уже порядочно: голова ее раскалывалась, словно сдавленная обручем, и не отпускала сонливость, смирившись с которой, можно было и вовсе не проснуться. В один из таких моментов - то ли во сне, то ли наяву - Шарлотта услышала голос: - Мадам Шарлотта! Мадам, вы здесь? Она не отзывалась, уверенная, что ей мерещится. Однако голос звал все настойчивее, и не верить было уже сложно. Легонько выдернув свою руку из ладони примолкшей Ирен, она, едва передвигаясь, добралась до решетки. Ей не мерещилось: за решеткой стоял слуга Шарля, Бернар, и, увидев ее, начал говорить что-то - она не могла разобрать слов, только припала к прутьям со вновь проснувшейся надеждой. - Вы главное не спите, не смейте спать… - Бернар с покрасневшим от натуги и жара лицом, ковырялся в замке железной спицей. - Пожалейте меня, мсье Шарль мне шею свернет, если узнает, что я вас не уберег. Я часа два бегал вокруг замка, недоумевая, куда она вас дела… Как чувствовал, что нельзя было вас бросать, да хозяйка всем слугам велела убираться, и про вас сказала, что, мол, вы давно уже в Седан умчались. Ну я и поехал туда. А в дороге вижу - в леске ваша лошадка пасется - меня как кольнуло что-то! Помчался назад, а здесь уже замок полыхает так, что мама дорогая!… Дверь за спиной Бернара, ведущая наверх, была раскрыта настежь, возможно поэтому свежий воздух поступал в подземелье, и к Шарлотте худо-бедно возвращалось сознание. Ирен и герцогу, к которым дым проникал лишь через узкое окошко в двери, наверное, было несколько легче. - У вас не очень-то получается… - едва шевеля губами, произнесла Шарлотта, глядя на то, как у Беранара в руках ломается уже третья спица, так и не открыв замок. - Ну, уж извините, - нахмурился он, - я же не домушник какой-нибудь. Вот был у меня приятель - он бы этот замок в два счета открыл. Его, правда, задушили в темной подворотне пару лет назад… - Бернар… - перебивая его, жалобно позвала Шарлотта, - наверное, я скоро умру. Мне так хочется спать… Вы простите меня за то, что называла вас ничтожным человеком - вы не такой уж и плохой в глубине души. А за то, что вы притворялись священником, я давно уже вас простила. - Эй… Эй! - Бернар оставил замок и принялся хлопать ее по щекам. - Вы только не засыпайте! - У меня больше нет сил, Бернар. И Шарля все равно казнят… я больше не могу… С этими словами Шарлотта снова провалилась в сон, а очнулась от весьма ощутимого шлепка по щеке - она даже поморщилась. - Очнулись? Ну, слава Богу… - Видимо, на этот раз она уснула очень надолго, потому что лицо Бнрнара было взволнованным не на шутку. - Не пугайте меня больше, мадам Шарлотта, не спите. Если не будете спать, то я расскажу вам одну историю. - Про вашего приятеля-домушника? Лучше не надо… - Нет, про то, как я учился в семинарии. - В семинарии? На священника? Надо же… и за что вас выгнали? Он как-то странно и затравленно посмотрел на нее и ответил: - А меня не выгоняли. Шарлотта, проснувшись окончательно, изумленно глядела на него и, кажется, хотела еще что-то спросить, но в это время в коридоре за спиной Бернара послышались шаги. - Там кто-то есть! - воскликнул он удивленно и пообещал, убегая: - Я сейчас вернусь! Шарлотта не хотела его отпускать. И ужасно боялась, что вернулась эта ужасная женщина. Не прошло и минуты, как Бернар вернулся - не один. Впереди него к решетке мчался герцог де Тресси - человек, которого Шарлотте было не намного приятней видеть, чем Жизель. Увидев то, что открылось его взору, даже привычны ко многому де Тресси несколько растерялся, но быстро собрался и велел Бернару: - Что ты стоишь как истукан?! В комнате экономки на первом этаже есть запасные ключи! Неси! - Я об этом как-то не подумал… - произнес Бернар и умчался. А де Тресси бросился к решетке: - Где Жизель? Она здесь?! - первым делом спросил он. Шарлотта даже не знала, что ответить - она лишь беззвучно плакала, хотя думала, что все слезы давно кончились. Герцог же, глядя на ее измученное лицо, понял все без слов и только, прижавшись лбом к прутьям, простонал: - Господи, Боже мой… Шарлотта, умоляю, скажите, что это не она с вами сделала. Она не могла, не могла… *** Следующие три дня Шарлотта провела в Охотничьем замке, куда отвез ее герцог де Тресси. Монтевиль и Ирен тоже были спасены. Ирен, на удивление быстро пришедшая в себя, покинула Лотарингию так скоро, как только смогла. Она мечтала забыть о случившемся, как о страшном сне. Герцогу досталось больше всех: вызванный к нему доктор сказал, что он очень плох - удар по голове был слишком сильным и, если он и выживет, то, вероятно, до конца жизни будет страдать сильнейшими мигренями. Если выживет. Де Тресси неотлучно находился при нем, а Шарлотту, кажется, избегал, чувствуя перед ней вину. Однако на третий день, когда Шарлотта пришла в себя настолько, что смогла, наконец, выбраться из спальни, он все же рассказал ей все, что знал. Несколько дней назад в Париже его застало письмо от Жизель, которая, как и все остальные обитатели Фонтенуа-ле-Шато, находилась в то время под домашним арестом. Жизель слезно просила его поехать в придорожную таверну между Иль-де-Франс и Лотарингией, обыскать номер мсье Госкара и добыть ларец, в котором, как она сказала, находятся компрометирующие ее письма. Разумеется, де Тресси не стал ничего уточнять, а, счастливый, оттого, что герцогиня просит его о чем-то, помчался разыскивать таверну. Где позже его и застали мсье Госкар и Жоржетта. - Они не сразу поверили мне… я и сам бы, наверное, не поверил, услышав такое. Но, узнав, что ларец просила забрать именно Жизель, немедленно помчались в Фонтенуа, беспокоясь о вас. Я поехал следом, не веря, что Жизель могла сделать что-то дурное - и пришел в ужас, увидев горящий замок. Мне повезло, я нашел вас первым. Потом, пока вы спали, мсье Госкар и мадам де Руан уехали в Париж, чтобы добиться освобождения мсье де Руана. *** …Жизель де Монтевиль была найдена в лесу Лотарингии спустя несколько дней. Она вовсе не выглядела безумной - напротив, была спокойна и невозмутима как обычно. Вины своей она не отрицала. Король, узнав, что герцогиня хладнокровно убила его верного подданного, тотчас приговорил ее к казни, но к нему с многочисленными прошениями являлся ее законный муж, герцог, а также и мсье Госкар, наследник покойного де Виньи, который лишь в эти дни и узнал о существовании сестры. Король, приняв во внимание ужасное детство герцогини, сжалился, приказав лишь заточить ту в монастырь, где она и окончила свои дни, медленно угасая. Тогда же, во время следствия, стало известно и о других неприглядных поступках герцогини. Например, о том, что она пыталась выставить герцога де Тресси заговорщиком: узнав, что комнаты приближенных к королю обыскивают, Жизель подумала, что это отличный шанс избавиться от столь мешающих ее браку домогательств де Тресси. А если повезет, то и от него самого. Потому, задействовав некоторые связи, она сделала так, чтобы сундучок с испанскими дублонами оказался в комнатах де Тресси. А чуть позже, так и не сумев уговорить мужа ехать в Фонтенуа-ле-Шато, герцогиня решила, что небольшое ранение Филиппа ей в этом поможет. Она наняла человека, который, назвавшись именем де Тресси, должен был найти людей для нападения на ее мужа в темном переулке. Жизель утверждала на допросе, что ею заранее было оговорено, что ранение то должно было быть несерьезным… *** Вестей из Парижа все еще не было, отчего Шарлотта пребывала в унынии. Но однажды в предзакатный час она задремала в своем будуаре в Охотничьем замке за книгой, а когда распахнула глаза, то первым, кого увидела, был Шарль. - Вы мне снитесь? - еще не веря, спросила она. - Кажется, нет, - улыбнулся в ответ Шарль. - Вы приехали, чтобы забрать меня с собой, в Шато-де-Руан? - Если вы все еще не передумали, - улыбка Шарля немного дрогнула. Шарлотта же, окончательно поняв, что это он - живой, невредимый и теперь уже точно принадлежащий ей одной - вместо ответа бросилась ему на шею. - Шарль, - дрогнувшим голосом позвала вдруг она. - Что? - отозвался он, не размыкая объятий. - Вы помните наше венчание в Церкви Святой Елены? - Разумеется… - Сейчас я скажу вам одну вещь, только вы сначала поклянитесь, что не будете бить мсье фон Дорна. Я ему уже пообещала, что вы его не тронете. - А почему я должен бить мсье фон Дорна? - хохотнул Шарль. Шарлотта глубоко вздохнула и начала говорить. Все-таки она очень опасалась за здоровье преподобного отца Бернара. ПОСЛЕСЛОВИЕ Мадам Луиза Легаре перечитала только что написанные строки и улыбнулась. Конечно, что-то было чуть приукрашено, как и полагается во всяком литературном произведении, выдумано несколько чудесных совпадений, но, в принципе, неплохо. Обмакнув перо в чернильницу, она вывела посреди листа: «Послесловие». Потом откинулась в кресле и, прикусывая перышко, задумалась. Стоит ли писать, что Шарль и Шарлотта тотчас, даже толком не попрощавшись с остальными, уехали из замка? Они по-прежнему были небогаты, и с их титулами все было очень неопределенно, но теперь это их не пугало. Что касается преподобного отца Бернара, то слова его, хоть и повергли в шок общественность, оказались правдой. Десять лет назад он, побочный сын немецкого дворянина родом из Мюнхена, окончил семинарию и получил сан священнослужителя. И позже, не смотря на его далеко не праведную жизнь, сана его никто не лишал, так что церемония бракосочетания, проведенная им в Церкви Святой Елены год назад, была вполне правомерной - хотя супругам де Руан и пришлось приложить немало усилий, чтобы доказать это. Сам мсье фон Дорн, как утверждал он позже, был совершенно уверен, что ни сейчас так позже Шарль непременно женился бы на Шарлотте согласно всем канонам, и лишь после вмешательства Жоржетты решил, что теперь уж лучше молчать… Забегая вперед, можно сказать, что виноградники принесли мсье де Руану большую известность и богатства, а замок его предков - Шато-де-Руан стал одним из крупнейших центров виноделия в Аквитании. Но вот первые годы жизни супругов складывались не очень-то счастливо: маркизат Шарлю вернуть не удалось, соседи с трудом и недоверием принимали факт их с Шарлоттой брака, а батюшка Шарлотты так и вовсе пришел в ужас и даже заявил дочери в сердцах, что знать ее не желает. Но время лечит и заставляет смириться со многим: шевалье д'Эффель слишком любил свою дочь. А когда через год с небольшим Шарлотта родила первенца, которого назвали Анри, в честь дедушки, тот просто не мог остаться равнодушным, и с тех пор гораздо больше времени проводил в замке супругов, чем в своем собственном. А однажды, спустя год или два после описываемых событий, когда разногласия окончательно были позабыты, когда даже самые злые языки провинции начали смолкать, и когда финансовое положение супругов де Руан начало довольно-таки резко улучшаться - благодаря виноградникам, разумеется - шевалье д'Эффель неожиданно получил письмо. Не просто письмо, а с золотой гербовой печатью - из самой королевской канцелярии! Ему сообщалось, что его прошение относительно графского титула и замка Рандан Его Величество удовлетворить не может, поскольку замок уже отдан другим людям. Однако король выражал надежду, что д'Эффель не откажется взамен графского титула принять маркизат, а взамен Рандана - замок Шато-Тьери, оставшийся как раз без хозяина… Говорят, на радостях новоиспеченный маркиз впервые за долгие-долгие годы расщедрился настолько, что закатил бал - настолько пышный, что на него ровнялись еще несколько лет спустя. Супруги же де Руан, посовещавшись, пришли к мнению, что милостивое решение это возникло у короля не без помощи баронской черты де Виньи - Жоржетта и мсье Госкар, нынешний барон де Виньи, вполне имели для этого возможности. Госкар все же принял наследство своего отца - поскольку Шарлотта была настолько занята своим старым новым браком, что игнорировала все его письма. Так вот, мсье Госкар сделал предложение руки и сердца Жоржетте в тот же день, когда узнал, что брак ее недействителен. Со свадьбой, однако, не спешили - необходимо было выждать положенный траур после смерти прежнего барона. Госкар продолжил дела своего отца, сделав головокружительную карьеру - чему немало способствовала, как можно догадаться, и Жоржетта, благодаря ее острому уму и находчивости. Правда, с рождением первенца - рыжей, длинной и совершенно неуправляемой девицы - Госкар сложил с себя полномочия и вместе с семьей поселился в Седане. Ходят слухи, что Жоржетта с присущим ей энтузиазмом окунулась в мир материнства настолько, что через пару лет стала даже забывать таблицу Пифагора. Герцог де Монтевиль, несмотря на сильное и запущенное ранение головы выжил. Но те, кто знавал его и до, и после ранения в один голос твердили, что он стал другим человеком. В том, в кого превратилась его супруга, герцог винил только себя, уверенный, что не разбей он ее сердце своей связью с Ирен, она никогда бы не совершила того, что совершила. Герцог уехал в один из своих замков и жил очень тихо и скромно. Покой в замке нарушался лишь, когда его навещал герцог де Тресси. Посещений этих Монтевиль боялся, так как они нарушали привычный распорядок его жизни, и в то же время с нетерпением ждал их - как-никак, а единственной родной душой на этой земли остался для него де Тресси. Оба они до конца жизни так и не женились. Герцог порвал с Ирен, разумеется. Виконтесса де Сент-Поль, к слову, при Дворе отчего-то долго не задержалась и вскоре после событий уехала ко всеобщей неожиданности в родную Аквитанию - туда, где остались ее родители и сестра. Трудно сказать, стала ли она после потрясения по-другому смотреть на совершенные ею прежде поступки, почувствовала ли в полной мере свою вину за них - или же ей просто хотелось чувства защищенности среди родных… Но факт остается фактом: гораздо больше времени Ирен проводила теперь с сестрой и племянниками, чем в некогда обожаемом ею обществе состоятельных мужчин. «Чему такая женщина может научить детей?» - ухмылялись соседи. И, разумеется, они по-своему были правы. Но, может быть, как раз человек, подобный Ирен, не понаслышке знающий, как горька и всегда неотвратима расплата за ошибки, начинает понимать смысл прописных истин о добре и зле. А, поняв сам, сможет отыскать в нужный момент именно те слова, которые будут услышаны. © Анастасия Логинова февраль 2013г. notes [1] Верхняя мужская одежда высшей знати [2] Наедине [3] Французская единица длины, используемая до введения метрической системы, равная 1,949 м [4] Африка [5] Крестьянство во Франции XVII века было лично свободным, но земля находилась в собственности феодала. [6] Самый крупный город, расположенный близ провинции, в которой происходит действие [7] Река на юге Франции [8] Роковая женщина (франц.) [9] Родного сына ее кормилицы [10] Уменьшительное от имени «Шарль» [11] Цветные драгоценные камни только-только начали ввозить в Европу в XVII веке, и они являлись очень большой редкостью [12] Сад, входящий в дворцовый комплекс Лувра [13] Сорта красного винограда, растущие в основном в районе Бордо [14] Город во Франции, столица провинции Лимузен [15] Центральная область Франции, охватывающая Париж и ближайшие пригороды [16] Традиционный еврейский и деловой квартал в Париже XVII века [17] Взятие французского города Амьен испанцами в 1594 году [18] Уменьшительное от Этьена. Имеется в виду Этьен де Тресси [19] Горы на северо-востоке Франции [20] Около трех метров [21] Жан-Батист Люлли, французский композитор (1632 - 1687) [22] Одно из последних этапов войны за Испанские Нидерланды в 1668 году [23] Французская колония на острове Гаити в Карибском море [24] Остров Тортю, принадлежащий Франции, но фактически являющимся центром пиратского поселения вплоть до 1713 г. [25] Объем романа составляет около 13 000 страниц (9 томов). Действие разворачивается в VI в. до н. э. и, по мнению исследователей, весьма запутанно [26] Реймский собор - традиционное место коронаций и бракосочетаний всех королей Франции на протяжении с 816 по 1825 года [27] Замок в пригороде Парижа [28] Река на юге Лотарингии [29] До 1766 г. Герцогство Лотарингия входило в состав Священной Римской Империи [30] Мирный договор, подписанный в 1648 г. после 30-летней войны [31] Сокращение от «Мадлен» [32] Около 1,5 км [33] Для оценки: хорошая рыба вроде форели или лосося стоила 2 экю [34] Приблизительно 180 кг