Цвет ненависти Альбертас Казевич Лауринчюкас Альбертас Казевич Лауринчюкас – литовский писатель и журналист. В 1960-1963 годах работал корреспондентом газеты «Сельская жизнь» в США. Вернувшись на родину, написал книгу «Третья сторона доллара», за которую получил республиканскую премию имени Капсукаса. В 1968-1970 годах представлял в США газету «Москоу ньюс». Советскому и зарубежному читателю А. Лауринчюкас знаком по книгам очерков «Медное солнце», «Черная кровь», «Тени Пентагона», «Вечные березы». Пьесы – «Средняя американка», «Мгновение истины», «Цвет ненависти», «Последняя просьба» – поставлены театрами Литвы, Российской Федерации, Украины и других республик. Международным союзом журналистов за заслуги в борьбе за укрепление мира, международной солидарности и взаимопонимания между народами А. Лауринчюкас награжден медалью Юлиуса Фучика. Альбертас Казевич Лауринчюкас Цвет ненависти Драма в двух действиях, пяти картинах ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА Айрин Тейлор – президент компании Менторских алмазных копей, 48 лет. Лаура – ее дочь, 23 лет. Томас Леру – муж Лауры, командир повстанческого отряда, 28 лет. Кэтрин Ламидей – мать Томаса, 45 лет. Эдвин Круз – член правительства, промышленник, 55 лет. Сабалу, Читомбе, Бауга, Джо, Ясат – партизаны из отряда «черных мстителей», от 18 до 50 лет. Курт, Швен – члены личной охраны Тейлор, 45 – 55 лет. Врач – 40 лет. В эпизодах: гости, охранники, кельнеры. Действие происходит в наши дни в Южной Африке. ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ Картина первая Ущелье в горах. Вечер. Крутые каменистые склоны. Где-то рядом шумит река. Томас лежит, прижавшись спиной к скале. Правая нога его забинтована выше колена. Лаура возится с мешком, стараясь затянуть его потуже. Поодаль отдыхают на камнях Ясат, Бауга и Джо. Отряд недавно вышел из боя и оторвался от преследователей. Все утомлены до предела, возбуждены и пропылены насквозь. Лаура. Замолчи, Томас, иначе мы опять поссоримся!… Ты не знаешь моей матери, поэтому говоришь так. Тебя ослепляет ненависть. Тебе кажется, что если у человека на текущем счету десять миллионов долларов, он непременно злодей. А каждый нищий – кандидат в апостолы. Томас. Почему же ты не захотела стать сердобольной наследницей этих миллионов? Почему ты ушла к нищим, в революцию? Лаура. Я?… Тут особый случай. Не обо мне речь. Что касается моей матери, это настоящая христианка, женщина поразительной доброты. Я своими глазами видела, как она ночи напролет… А как она ухаживала за моей несчастной няней, когда та была при смерти? Сколько подвижничества в делах благотворительности! Ручаюсь, она не задумываясь отдала бы свои миллионы, если бы сочла, что это принесет счастье людям. Томас. Прости, Лаура, стыдно слушать этот детский лепет. Да будь они все трижды прокляты!… Лаура. Тише, прошу тебя, нас слышат… Томас. Твоя мать не просто одна из самых богатых женщин Южной Африки. Это один из самых зловещих монстров… Лаура. Ложь! Клевета! Она никогда не прибегала к услугам политиканов. Она сама их терпеть не может. После трагической гибели отца она вынуждена была скрепя сердце стать во главе фамильной корпорации. Томас (тихо). Я уважаю твою дочернюю пылкость, малышка. Но такая слепота?… Вопреки скорбному опыту последних лет? Лаура. Пылкость тут ни при чем. Просто я знаю ее лучше иных посторонних! Томас. Здесь нет посторонних! Люди, которые вместе со мной бьются за свободу, мои кровные братья! Бауга, Джо! Бауга (приподнимается с места). Я слушаю, командир. Джо. Мы здесь, Томас. Томас. Что вы скажете, ребята, про христианскую душу некоронованной императрицы алмазных копей Претории Айрин Тейлор? Лаура (про себя, возмущенно). Какая бесцеремонность! Бауга. Про душу ничего не скажу. Душа – пещера. А вот сердце… Сердце у этой леди, полагаю, такое же нежное и кроткое, как у нильского крокодила на исходе голодного дня. Джо. Да уж, не хотелось бы мне сейчас попасться ей на зубок… Бауга. А я так скажу: не приведи господь никому зависеть от христианского великодушия Айрин Тейлор. Не пожелаю я этого и вам, ее дочери. А во всем остальном вы и сами смыслите. Иначе не были бы сейчас здесь, среди нас. Бауга и Джо возвращаются к Ясату. Лаура. Я могу простить такой фанатизм нашим друзьям. Огонь борьбы слепит им глаза. Но ты?… С твоим кругозором?… Когда в Оксфорде я впервые увидела тебя на кафедре… Твой голос… Томас (сухо). Не надо об этом сейчас!… Что касается вины твоей матери в преступлении, самом отвратительном за десятилетнюю историю Ченторских алмазных копей, – она доказана. (Достает голубую кожаную папку из-под плаща.) Доказана документально! Каждая строчка здесь сгусток человеческой крови. Вот заключения экспертов. Тут протоколы горно-спасательной службы. Все это неопровержимо говорит об ответственности компании, и прежде всего ее главы. Лаура. Я сама помогла вам добыть эту папку, не так ли? Томас. Да, но ты клялась, что эти бумаги докажут полностью невиновность Айрин Тейлор. А они заклеймили ее! Лаура. Я уже говорила тебе – это подлог. Ловкая подделка. У нее много врагов… У каждого из бизнесменов, который стремится честно и открыто вести дела в этой сволочной стране, туча врагов, способных на все. Что касается ченторской катастрофы… Боже мой! Чентерленд всегда был роковым местом. Горные реки, обвалы, оползни – стихия. Там все рискуют, и всем платят за риск втрое. Томас. Какая стихия? Об угрозе обвала и негодности плотин было известно за три месяца до катастрофы. Заключения экспертов скрыли от всех. Работы продолжались до последнего часа. И даже после того, как плотина рухнула. Жизнь десяти тысяч шахтеров и их семей была брошена на карту ради лишней пригоршни алмазов. Лаура. Не верю!… Не верю, что все было именно так, как представлено здесь, в этих бумажках. Томас отворачивается. Бауга, Ясат и Джо, стараясь не прислушиваться к разговору, беседуют вполголоса о своем. Ясат. С тех пор, говорят, она всегда носит на лице маску, которую ей изготовили в Японии. Бауга. Вранье все это. Какие там маски? Джо. Лицо у нее изуродовано, это точно. Мне рассказывали чентерлендские калеки, из тех, кто уцелел. Бауга. Болтовня, сказки! Человек может напялить на рожу десять масок, но от себя ему не убежать, как тебе не убежать от своей черной кожи. Джо. А зачем мне от нее убегать? Разве черная кожа не красивее белой? Ясат (подавив вздох). Черная кожа – проклятие. Джо. Моя невеста думает об этом иначе. Томас (Лауре). Итак, ты возражаешь против того, чтобы эта папка была передана в руки журналистов? Лаура. Я только прошу: прежде чем вы решитесь заклеймить Айрин Тейлор позором перед всем миром, убедитесь, что голубая папка не подлог. Я хочу, чтобы документы были предъявлены моей матери лично. И если она не сможет их опровергнуть, я сама, я первая, – клянусь нашим сыном, Томас, – я первая отдам эту папку газетчикам! Томас (морщится). Какое ребячество, черт побери!… Я человек вне закона, государственный преступник. Меня и моих товарищей загнали в ловушку, в это ущелье. Меня обложили, как зверя– Рейнджеры идут за мной по пятам не для того, чтобы завязать дискуссию о социальной справедливости. Кто я в глазах твоей матери? Лаура. Ты мой муж, отец моего ребенка, ее внука… И это меняет дело. Вы должны встретиться, прежде чем… Молчание. Томас. Лаура, ты любишь меня? Лаура (порывисто). Томас!… С грустной усмешкой Томас ласкает се волосы, поднимает глаза к небу. Томас. Запутан, однако, сей прекраснейший из миров… Партизанский командир, умирающий от потери крови в Долине ангелов, сын учителя-кафра и белой монахини, отец единственного наследника мрачных миллионов Айрин Тейлор. Лаура. Значит, ты обещаешь мне?… Томас (твердо). Нет! Как только нам удастся уйти от погони, вырваться из этой каменной мышеловки, все документы по делу Менторских алмазных копей будут переданы в газеты. Пусть мир узнает, сколько негритянской крови на руках добродетельных владык этой страны. Джо. Пора бы уже вернуться Читомбе и Сабалу… Ясат. Да, тянется время. Все превратилось в камень: и небо, и часы, и сама смерть… Бауга (берет тамтам, ловко постукивает по нему кончиками пальцев). Про подобный случай у зулусов рассказывают такую историю… (Напевает.) Смерть брела по дороге, Бедняжка изрядно устала. Веревку и косу стальную Рядом с собой положила И задремала смерть… Джо (испуганно). Перестань!… Терпеть не могу, когда шутят такими вещами. Наши старики даже женское имя смерти запрещают называть. После второго полдня это имя табу для воина. Бауга (смеясь). Э, женишок, да ты уважаешь старушку… Лаура (с тоской). А если все-таки случайность?… Она же сама пострадала… Томас. Не пострадала, а зарвалась. Все ей было мало! И доигралась. Лаура. Пусть так. Может быть, ты прав. Я ведь могу ошибаться. Я женщина. Я живу сердцем. Любовью к тебе. Я так люблю тебя, родной мой!… Я пошла за тобой, ты же знаешь. Только позже я осознала величие и справедливость нашего дела. Но и теперь самое большое мое желание – любить тебя и рожать тебе сыновей. Томас. Смешно подумать, что нашему парню уже четвертый год. Черт побери, совсем мужчина! Вернемся – я куплю ему штаны. Красные штаны… Отпразднуем день его рождения, и я буду плясать всю ночь, до второй зари! Лаура. Тетушка Нолли клялась мне на кресте, что если с нами что-нибудь случится, она воспитает Эрика как родного… А глаза у него твои, Томас, ты заметил?… Томас. Предпочел бы, чтобы глаза были твоими. Говорят, мальчишки, похожие на матерей, растут быстрее. Лаура. Как твоя нога? Томас. Плохо. Бауга (снова берется за тамтам). Тамтам, поговори с судьбою, Спроси, суждена ли мне встреча?… Нарастает грохот камнепада, потом стихает, и слышно, как клокочет вода. Лаура (испуганно). Что это? Томас. Камни. Ты вся дрожишь… Разведи костер. Сучья сухие, будут гореть без дыма. Лаура. Мне не холодно. Просто я боюсь. Томас. Сабалу. Течением снесло все плоты, которые были припрятаны в камнях. Я разыскал чудом уцелевшую одноместную посудину, крошечную лодчонку. Но что такая лодчонка для шестерых при оружии и мешках? Снова короткий гортанный крик. А вот и Читомбе! Бауга отвечает на крик условным сигналом. Появляется Читомбе – плечо его забинтовано тряпками, бородатое лицо испачкано пороховой гарью. Читомбе. Дело сделано, товарищи. Я подорвал поворот па тропу сразу в трех местах. Теперь сюда даже мышь не проскочит. Сабалу (горько усмехнувшись). И не выскочит отсюда… Читомбе! Спасибо тебе, дружище, ты обеспечил нам надежный каменный гроб. Читомбе. Что ты хочешь сказать? Сабалу. Я не нашел ни одного бревна, ни одной лодки, кроме захудалой одноместной плоскодонки. А река поднимается. Нам не вырваться отсюда! Читомбе (поворачивается к Томасу). Томас, мы ждем решения. Думай, что делать… Томас молчит. Джо. У меня невеста. Я обещал ей вернуться… Это было бы бесчестьем – не сдержать слова. Читомбе (сплевывает). Что ты за парень, если боишься хоть раз в жизни соврать девушке? Джо. Я ее люблю. Читомбе. Ей придется обсудить это с кем-нибудь другим. Джо (вспыхнул). Но я не хочу!… Я не хочу так, слышите? Бауга (ласково обнимает Джо за плечи). Ты лучше послушай, парень, что я расскажу тебе про разговор двух орлов. Старый орел говорит молодому: «Раз уж ты дерзнул подняться над горами, в голубую высь, не жалуйся, что на тебя жадно смотрят глаза бездны, что острые пики вершин тянутся к твоим ребрам, а молнии хлещут тебя по лицу». Джо. Я не орел! Я пришел в горы только затем, чтобы отомстить за смерть отца. Бауга. Однако ты не честолюбив, мальчик. Жаль… Из тебя никогда не выйдет настоящего воина. Джо. Ну конечно, зато вы все честолюбивы. Вам не терпится поскорее подохнуть в этой каменной норе, чтобы детишки потом рассказывали про вас героические легенды… Читомбе (резко). Томас, мы ждем, наконец, слова командира! Как передать отрядам Баткинса и Зайды, чтобы шли на соединение без нас? Сабалу. Томас, что ж ты молчишь?… Лаура (склонилась над Томасом). Он потерял сознание! Скорее… Бауга. Придется перебинтовать ногу. Сабалу. Дайте подойти человеку, который хоть что-то смыслит в этом. Читомбе, помоги! Читомбе и Сабалу бережно переносят Томаса ближе к свету, поднимают его ногу на камень, осторожно снимают бинты. Джо, не в силах смотреть на рану, отворачивается. Ого!… Читомбе. Да, дело, кажется, дрянь! Лаура. Сабалу?… Сабалу (отводит взгляд от ее вопрошающих глаз). Когда меня арестовали первый раз, я был всего лишь на втором курсе медицинского колледжа. Тюрьма помешала мне сдать экзамены за второй семестр. Но в данном случае… Читомбе (продолжает исследовать рану). Синева поднялась на целую ладонь выше колена. Сабалу. Боюсь, помочь тут может только хирург. Если он возьмется за дело не позднее, чем через четыре часа. (Лауре.) Не отходи от него ни на шаг. Мы должны посоветоваться. Мужчины отходят в сторону и становятся тесным кругом. Убедившись, что за ней никто не следит, Лаура достает из мешка лист бумаги, что-то пишет, кладет листок на грудь Томасу. Лаура. Это само провидение. Это знак. Иного выхода нет. (Никем не замеченная, убегает к реке.) Сабалу (возвышает голос). Раньше надо решить, что для нас важнее – спасение человека или спасение документов, из-за которых пролито столько крови. Бауга. Будем спасать Томаса. Читомбе. В лодке может поместиться один человек. По у Томаса не хватит сил, чтобы плыть одному. Стало быть… Сабалу. Глупо, если погибнут и люди, и документы. Один из нас, с папкой за поясом, должен вырваться. Остальные остаются с Томасом… Будем тянуть жребий? Бауга (мягко). Я уступаю свое право рискнуть нашему Джо. Он моложе всех нас. Его ждет невеста… Джо (вспыхнув). Не делайте из меня мальчишку! Я пришел к вам на равных и умру со всеми! Ясат. Есть еще один выход: Лаура с Томасом в лодке – это как бы один человек. Так мы спасем и папку, и Томаса. Если очень повезет. Сабалу (глухо). Ну что ж… Читомбе. Спросим Лауру. Если она решится… Мужчины возвращаются к тому месту, где лежит Томас. Где же она?… Сабалу. Лаура! Джо. Здесь записка! (Разглядывает листок бумаги и передает его Сабалу.) Сабалу (читает). «Товарищи, я беру лодку, чтобы прорваться к людям и вернуться обратно с врачом для Томаса…» Читомбе. Пока мы состязались в доводах, эта женщина украла наш челнок. Сейчас течение несет ее уже через стремнину. Джо. К утру она вернется сюда с хирургом. Сабалу. И с рейнджерами!… С рейнджерами, дружище Джо! Читомбе. Не сказала нам ни слова… обрекла на верную смерть… На такую подлость способна только женщина. Сабалу. Прибавь: любящая женщина. Женщина, уверенная, что поступает по долгу совести. Читомбе. Задушить бы эту гадюку! Тогда и умирать можно. Если бы судьба услышала мои молитвы… Я задушу ее вот этими руками! Томас (приходя в себя, с трудом приоткрывает глаза). Кого ты собираешься задушить, Читомбе? Пауза. Говори же.… Читомбе. Я хотел бы задушить нашу судьбу, брат мой Томас. Нашу треклятую судьбу! Где-то камень обрушивается в реку. Коротко вскрикивает ночная птица. Последний луч света ускользает с горных вершин, и ночной мрак опускается на ущелье. Затемнение Картина вторая Загородная усадьба Айрин Тейлор. Дом, напоминающий в равной степени виллу и укрепленный военный форт. Утро. Холл, два кабинета, угол внутреннего сада. Всюду охрана при оружии, багровые лампочки сигнализации, радиотелефоны. В холл)е торжественный завтрак. Хозяйка усадьбы Айрин Тейлор и Эдвин Круз принимают самых близких друзей. Айрин Тейлор в простом темном платье, без всяких украшений. Густые рыжие волосы начесаны на лоб. Эдвин Круз в белом костюме. Кельнеры разносят напитки. Круз. Леди и джентльмены, я просил вас сегодня оказать нам честь, мне и миссис Тейлор, быть свидетелями нашей помолвки… Сам по себе этот факт не совсем, я бы сказал, зауряден и потому требует от жениха некоторых объяснений. Хотя бы в кругу ближайших друзей… Когда политический деятель моего ранга и моих, увы, не самых первых юношеских лет женится на очаровательной, но такой зрелой и независимой женщине, как Айрин, не миновать подозрений, что это не столько брак, сколько коммерческая сделка. Министерский портфель ведет, мол, под венец чековую книжку!… (Прижимает к груди руки, голос его начинает слегка вибрировать.) Самое парадоксальное, господа, что как раз в данном случае перед вами пример самой романтической многолетней привязанности! Я знал Айрин еще девочкой, потом невестой. Был свидетелем ее счастливого брака. И еще много лет спустя, после гибели ее достойного мужа я ждал своего часа, как и подобает христианину. (Прижимает к глазам платок.) Простите, господа, эту старомодную чувствительность. Но когда ждешь своего счастья столько лет, незаметно становишься чудаковатым… Я горжусь, что смог заслужить любовь такой женщины, что две фамилии, связанные исстари дружескими узами, объединяются сегодня в брачном союзе. (Склоняется в поцелуе к руке Айрин Тейлор.) Гости растроганно улыбаются. Поодаль за всем происходящим наблюдает личная охрана Тейлор. Среди них Курт и Швен. Курт (вполголоса). Ты погляди только, как он целует эту белоснежную руку. Швен. Не руку, а ключ от сейфа, что бы он ни говорил. Курт. Это одно и то же. Швен. К сожалению, не всегда. Иначе я давно бы уже накопил на своем текущем счету чертову дюжину двойняшек при содействии одной расторопной блондинки. Круз (закончив обход гостей с бокалом в руке). Мы договорились с Айрин обойтись минимальным протоколом. Зачем?… Только узкий круг родных и близких, при самых тощих, как говорится, свечах. Боюсь, дела помешают нам совершить даже традиционное свадебное путешествие на север. Миссис Тейлор, как и я, человек дела. Позволю себе напомнить к слову эту одну из самых возвышенных традиций Белой Африки – полное женское равноправие! Еще со времен пионеров наши матери и подруги на равных делят с нами суровое бремя руководства, стоят во главе корпораций и банков… Внимание Швена переключается в эту минуту на телефон. Коротко переговорив с кем-то вполголоса, он, стараясь оставаться незамеченным, приближается к Айрин Тейлор. Швен (негромко). Чрезвычайно срочно. Касается вашей дочери… Тейлор (отходит с ним в сторону). Я слушаю. Швен. Только что Чарльз Лим из отряда Бенгофа доставил Лауру Тейлор на вертолете в ранчо. Они прибывают с минуты на минуту… Тейлор. Подробнее! Швен. Ее подобрали патрульные на нижних порогах Ущелья ангелов. Больше мне ничего не известно! Необычайно взволнованная, Тейлор возвращается к гостям Тейлор. Прошу извинить меня, господа, я должна буду вас покинуть. Нашлась моя дочь, которую я разыскиваю три года. Всем остальным событиям моей жизни придется сегодня отступить… Эдвин, дорогой!… Круз. Ни слова, Айрин! Я все понимаю. Тейлор. Надеюсь, господа, вы тоже простите? У меня перехватывает дыхание… Голоса: – Разумеется, миссис Тейлор! – Идите, дорогая, и забудьте о нас на время. – Какая неожиданность!… – Мы будем счастливы разделить вашу радость. Круз. Никто не уходит, господа! Прошу всех в розовый павильон. Айрин, как только я вам понадоблюсь, подайте знак. Круз с гостями скрывается за дверьми. Айрин Тейлор устремляется в соседнюю комнату, куда Курт и Швен в эту минуту приводят Лауру. Женщины бросаются друг к другу. Объятия, слезы. Тейлор. Девочка моя, наконец-то!… Как ты могла? Как ты могла бросить свою мать, сгинуть бесследно? Я думала, что умру. Пятнадцать тысяч долларов мне стоили только розыскные службы. Я поставила на ноги полицию обоих континентов… (Сдерживает рыдания.) И ни одного письма за три года. Такая жестокость… Лаура. Я боялась, что мое письмо огорчит тебя больше, чем даже молчание, мама. Три года, как я покинула Лондон. С тех пор я по ту сторону экватора. Тейлор. В Африке? Лаура. Я была с повстанцами, мама. Я ушла в армию освобождения. Тейлор. Ты?… Но почему? Лаура. Об этом позже. Сейчас мне нужна твоя помощь. Я верю, ты не откажешь… Тейлор. Я не могу опомниться. Все это слишком невероятно… Л аур а. В Ущелье ангелов погибает Томас Леру, мой муж, отец твоего внука. Гангрена ноги. Счет идет на часы. Тейлор. Ты сказала – внука? Лаура. Да, у тебя есть внук, названный в честь твоего отца Эриком. Ему уже три года. Тейлор. Боже мой, мальчик?… Неужели сбылось? Значит, есть кому продолжать род Тейлоров… Лаура. Полагаю, самое важное сейчас, что его отец может умереть. Нужна срочная операция. Но мы вне закона. Рейнджеры шли за нами по пятам, чтобы перестрелять всех, как собак. Я ускользнула чудом… Тейлор. И ребенок там? Лаура. Нет, ребенок в безопасности, у наших друзей. Тейлор (решительно). Говори, что надо. Погоню мы остановим. Я немедленно звоню министру… Лаура. Этого мало, нужен хирург, способный сделать полевую операцию. Тейлор. Мы сейчас же снарядим спасательный отряд. Полетишь вместе с ними. А пока пройди в свою комнату хоть на десять минут – умойся, переоденься. Ты же валишься с ног от усталости… Лаура. Нет, нет, нет… Швен. Миссис Тейлор, если это тот самый Томас Леру… Тейлор. Полагаю, тот самый, Швен, и это ничего не меняет. Швен. На его совести десяток преступлений, половины из которых достаточно для смертного приговора. Тейлор. Не желаю ничего знать! Вы же слышали, погибает муж моей дочери, отец моего внука. И я спасу его, чего бы мне это ни стоило! А вам советую держать язык за зубами. Лаура (взволнованно). Мама, я знала, что ты так поступишь. Томас не верит. Он спорит со мной. Он никогда бы мне не позволил. Я бежала тайком… Тейлор. Ты сделала правильный выбор. Мы примем все меры. (Швену.) От моего имени немедленно свяжитесь с клиникой Мариенхауз, разыщите профессора Лад-ница, где бы он ни находился. Швен выходит, Курт по-прежнему стоит в глубине комнаты с непроницаемым лицом. А теперь, мой верный Курт, слово за вами! Только на вас могу я положиться в этом деле. Курт. Я готов, миссис Тейлор. Тейлор. Просьба достаточно деликатная. Понадобится и отвага, и выдержка. Дерзость и величайший такт! Курт. Вы же знаете, миссис Тейлор, я был с отрядом Скорцени, когда мы выхватили Бенвенуто прямо из зубов союзников… Тейлор (сухо). Такие акции достояние истории, и нечего ворошить прошлое, да еще такое сомнительное. Курт (слегка задет). Героизм – вне сомнений, какому бы знамени он ни служил. Тейлор. Довольно о знамени. Ближе к делу. Курт. Все, на что способен старый лис пустыни… Тейлор. Не сделав ни единого выстрела и не пролив ни капли крови, надо доставить сюда из Ущелья ангелов группу повстанцев Томаса Леру раньше, чем об этом узнает наше военное командование. Командир их смертельно ранен, но все они вооружены до зубов. И, полагаю, не намерены ни с кем брататься… Двух вертолетов вам будет достаточно? Курт. Разумеется. Лаура. Я сама выведу вас на место… Курт (незаметно переглянувшись с Тейлор). О, миссис Лаура, в этом нет никакой необходимости. Вам достаточно указать мне квадрат на карте. Если они там зажаты скалами со всех сторон, вряд ли у них останется время для маневра. Из шкафа извлекается папка, из папки – карта. Все трое склоняются над столом. Здесь створ расщелины. Тут река… Лаура (всматривается в карту). Мне кажется, это несколько выше вот этой отметки… Курт. Ясно!… (Быстро переносит данные на свою карту.) Я отбываю. Тейлор. Желаю вам удачи, Курт! И помните: ни одного выстрела… Предупредите своих людей! Курт выходит. Удивительный день! Только час назад я объявила о своей помолвке с Эдвином Крузом. Лаура. Мама?… Тейлор. Да, да, девочка. Это поздний брак, холодный брак. Но в нем есть смысл. (Подавив глубокий вздох.) Так надо. Надеюсь, ты не будешь возражать? Лаура (с досадой). Какое мне дело сейчас до чьих бы то ни было поздних браков! Тейлор. А теперь мне хотелось бы знать: где ты прячешь своего сына? Лаура (колеблясь). Об этом после. Тейлор. Но, надеюсь… Лаура. Он в руках женщины, которая заботится о нем, как о своем ребенке. Тейлор. Я увижу его? Лаура. Не раньше, чем мы спасем жизнь его отцу. Тейлор. Об этом мы, кажется, договорились? Лаура. Есть еще одно обстоятельство… В жилах нашего мальчика течет смешанная кровь. Тейлор отшатнулась. Томас – метис. Я отлично понимаю, что это значит в нашей стране… Теперь ты все знаешь. Твоя дочь стала женой главаря повстанцев. И цветного… Тейлор (после молчания). Это ничего не меняет. Начнем с того, что спасем твоему повстанцу жизнь. Что касается цвета кожи, мой внук – Тейлор, будь он хоть трижды метисом! Лаура (порывисто обнимает мать). Я знала, что ты это скажешь. Я так боялась и все-таки верила! Тейлор. Ну, полно, полно… А теперь тебе надо поесть и отдохнуть хотя бы час. Как только наши вернутся, я разбужу тебя. Идем же, малышка! Занавес. ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ Картина третья Там же. Тейлор стоит, склонившись над письменным столом, перебирает какие-то бумаги. Входит Лаура, она успела переодеться, причесаться. Тейлор (быстро оборачивается). Все в порядке, Лаура! Спасательный отряд сделал свое дело. Они скоро будут здесь. Твоему мужу прямо в вертолете оказана первая помощь. Операция начнется сразу же, как только они переступят порог нашего дома. Я решила отказаться от клиники, чтобы вся история не стала известна властям раньше времени. В верхней спальне оборудована операционная. Хирурги ждут… Лаура (поворачивается к двери). Я встречу вертолет на площадке. Тейлор. Еще минуту!… Лаура, я поразмыслила сейчас обо всем, что на меня обрушилось сегодня… Есть одно обстоятельство, которое мы должны оговорить немедленно. Речь идет о судьбе ребенка… Я уважаю чужие убеждения. Даже убеждения экстремистов, ставящих целью своей жизни сокрушение законных режимов на этом континенте. Лаура. Расизм и бесчеловечность поставлены вне закона международным законодательством на всех континентах. Тейлор. Я не собираюсь вести политические, правовые или терминологические споры ни с тобой, ни с твоими друзьями. Не сомневаюсь, что как только мы поставим их на ноги, они примутся за старое. Лаура. Да, мама. И они, и я. Тейлор. Вы все, разумеется. Это больно слышать. Но с этим можно смириться. Юность – это возмездие. Однако ребенок, Лаура, тут ни при чем. Ребенок должен находиться под мирным кровом, в тишине, среди книг и комфорта, а не в скитаниях, в смертельном риске, среди случайных людей… Когда он подрастет, пускай выбирает себе дорогу. Лаура. Это невозможно. Томас не согласится. Тейлор. Вам обоим будет предоставлена полная возможность встречаться с ребенком, когда заблагорассудится. И забрать его, когда вы сочтете нужным. Лаура. Нет, сына я не отдам! Тейлор. Рассуди трезво: где ему будет лучше? Нельзя же думать только о себе. Лаура. Нет! Тейлор. Прости, Лаура, это мое категорическое условие. Ребенок должен быть здесь. Иначе… Лаура. Отложим этот разговор. Тейлор. Отложим. Но за ребенком пошлем сегодня же. Если мы не договоримся, я хочу хотя бы познакомиться с ним перед разлукой. Лаура (снимает с шеи медальон, протягивает его матери). Тут адрес и пароль. Вот его фотография. Здесь ему только полтора года… Но без моего личного письма мальчика никому не отдадут. Тейлор. Вот и доказательство тому, как вы оба неопытны с твоим мужем. Ни шифры, ни пароли в подобных случаях не страхуют от случайностей. Личное письмо всегда можно подделать. Ваше счастье, что про это не пронюхали ищейки службы безопасности. Вы немедленно стали бы жертвами самого бесстыдного шантажа. Лаура (испуганно хватает медальон). Мама!… Тейлор. Я могу только поражаться твоей наивности. И мне очень страшно за ребенка. Лаура. Ты, кажется, права. Я сейчас же посоветуюсь с Томасом… Я буду ждать на площадке… (Поспешно выходит.) Тейлор (рассматривает фотографию ребенка). Боже, какой толстяк… (Смахивает платком слезы.) Ужасно смешон. В кабинет входит Швен. Швен. Сестра Кэтрин ждет вас в розовой гостиной! Тейлор. Иду! Прихватив фотографию, переходит в соседнюю комнату, где на встречу ей поднимается с дивана Кэтрин Лам идей в одеянии монахини ордена бенедиктинок. Кэтрин, мне нужна твоя помощь!… Короткое рукопожатие, сдержанное, почти мужское! Ты не обидишься, если я без околичностей, прямо к делу? Кэтрин. Я привыкла, Айрин, к тому, что когда ты вспоминаешь обо мне, тебе не надо околичностей. Речь идет обычно о вещах срочных и щепетильных. Не так ли? Тейлор. Ты мне ближе родной сестры. Кэтрин. Я помню свой долг. Тейлор. Я несчастна, Кэтрин! Кэтрин. Может быть, ты слишком богата, чтобы быть счастливой? Тейлор. В мире есть люди побогаче меня. Кэтрин (холодно). Прикажешь помолиться за них? Тейлор (с горечью). Мы были когда-то неразлучны с тобой и понимали друг друга с полуслова. Кэтрин. Последние годы мы видимся все реже. Тейлор. Это упрек? Кэтрин. Боже сохрани! Это всего лишь свидетельство того, что ты все меньше нуждаешься в моей помощи. Тейлор. Ты довольна своей судьбой, Кэтрин? Кэтрин. Земное счастье не для меня. Тейлор. С каждым днем ты все ближе к богу? Кэтрин. К могиле, может быть? Тейлор. Мне надо, чтобы ты жила долго. Кэтрин. Ты собираешься поручить мне тяжбы с твоими должниками? Тейлор. Я собираюсь вручить в твои руки судьбу моего внука. Кэтрин. Лаура? Тейлор. Да… Но… Целая сотня этих «но». Кэтрин. Ты слишком любила ее. Тейлор. Может быть. Кэтрин. Родители не должны отдавать детям все. Дети долгов не возвращают. Тейлор. Это справедливо? Кэтрин. Это логично. То, что они берут в долг у своих родителей, они отдают потом своим детям. Этот извечный цикл возвращает человечество к всевышнему и милосердному. Тейлор. Именно так! Кэтрин. Стало быть?… Тейлор. История достаточно запутанная, и мне не хотелось бы… Кэтрин. Ну конечно. Тейлор. Очаровательный мальчуган… (Протягивает Кэтрин фотографию.) Сейчас ему три года. Последнее время он живет в разлуке с родной матерью. И вряд ли такое положение изменится в ближайшие годы. Только ты с твоим сердцем могла бы… Кэтрин. Ничье сердце не способно заменить ребенку родную мать. Тейлор. Кроме твоего сердца мне потребуется твое имя. Ребенок должен быть записан на тебя. Для всех он будет только моим воспитанником и, разумеется, наследником всего состояния Тейлоров. Часть денег будет переведена на счет в банке и предназначена тебе – для воспитания Эрика. Кэтрин. Я своими-то деньгами никогда не умела распорядиться. Где уж мне распоряжаться чужими? Тейлор. Ах, деньги!… Это только кажется, Кэтрин, что мы распоряжаемся ими. На самом деле они сами делают с тобой все что угодно. Кэтрин. Я не понимаю смысла той изощренной матримониальной сделки, которая мне предложена. Но даже если бы поняла и сочла благовидной, не смогла бы на нее согласиться… То есть я была бы рада, Айрин. Я всегда любила Лауру и наверняка привязалась бы к ее ребенку. Но увы, это невозможно. После того, как ты сейчас выслушаешь мою исповедь, ты сама откажешься от своей идеи… Ты знаешь, что, уехав в Катангу, я пережила там короткое и трагическое замужество. Вышла за учителя-кафра… Вся преторианская колония была возмущена. На каждом шагу нам угрожали самосудом. И африканеры сдержали свое слово. Однажды они ворвались в наш дом. Стреляли в моего мужа. Стреляли в меня. Я была беременна. Но случилось чудо, я осталась жива. Я поняла тогда, что бог спас моего ребенка. И поклялась небу: если у меня родится сын, посвятить его жизнь служению богу. Шли годы, рос сын. Я жила вблизи монастыря. Утром и вечером колокола напоминали мне мою клятву, разрывали грудь и сердце. А сын даже слышать про монастырь не хотел. Он вообще отвернулся от бога, ушел из дома. Тогда я сама, желая искупить грех, ушла в монастырь. Тейлор. Наверное, ты не слишком любила своего сына, если смогла расстаться с ним. А я… я чересчур сильно любила дочь и больше смерти боялась разлуки… А итог один – мы обе потеряли своих детей… Кэтрин. Ну, мой Рихардо не потерян для меня. Он весьма достойный и образованный юноша. Тем не менее я вдова негра и по традиционным заповедям африканеров недостойна воспитывать белых отпрысков алмазных королей этой страны… Я кончила, Айрин. Тейлор (глухо). Ты могла бы не начинать, ибо я все это знала. Больше того – именно эта история побудила меня вспомнить о тебе как о возможной воспитательнице моего внука. Дело в том, что его отец, мух. Лауры… Короче, Лаура повторила твой вариант замужества. Кэтрин (поражена). Мой вариант? Тейлор. Как ты сама понимаешь, это рождает тысячи проблем, но не может лишить мальчика нашей любви, участия и законного статуса наследника состояния Тейлоров. Кэтрин (взволнованно). Бедная Лаура!… Представляю, что ей довелось вынести, если она соглашается расстаться с ребенком. Тейлор. Стало быть, ты согласна? Кэтрин. Я буду просто счастлива! Тейлор. Мальчуган сегодня же появится здесь. (Нажимает кнопку звонка.) Появляется Швен. Швен, проводите сестру Кэтрин в ее комнаты! Кэтрин выходит, Швен провожает ее восхищенным взглядом. И умерьте пламя своих взоров, герой. Не забывайте, что перед вами монахиня. Швен. Ах, миссис Тейлор, все женщины монахини, пока к ним не подступит настоящий мужчина! Тейлор. Подобные афоризмы приберегите для казармы! Швен. Я так и сделаю, миссис Тейлор. Коротко кивнув, Швен выходит следом за Кэтрин. Оставшись одна, Тейлор тяжело опускается в кресло и сидит, уронив руки на колени. Тейлор. Невероятный день… Затемнение Картина четвертая Большая спальня, переоборудованная под операционную. Затянутые клеенкой и пластиком столы. Наскоро установленные реанимационные и анестезийные приборы, кипящие емкости с хирургическим инструментом. Здесь все готово к операции. Врачи, сестры, санитары заняли свои места и ждут только сигнала. Томас лежит на затянутом простынями диване. Рядом Лаура. Чуть поодаль – Айрин Тейлор. Томас. Лаура, почему ты плачешь? Скажи мне правду, мы в плену? Они настигли нас?… Лаура. Нет, это я, я сама… Томас. Как ты могла? Лаура. Я спасала тебя. Ты погибал там, в горах. Другого выхода не было, Томас. Томас. Где остальные? Лаура. Они все живы и скоро выйдут на свободу. Все оговорено. Ты ошибался в своих чрезмерных опасениях. Томас (бредит). Эрик, подойди сюда… Ну, подойди-ка поближе, дурачок! Я привез тебе великолепные штаны. Стыдно мужчине бегать в рубашонке… Куда ты убегаешь? Эрик, это же я, малыш, твой отец… (Начинает смеяться.) Он совсем отвык от меня. Нельзя мальчугану оставаться только среди женщин. Что с ним будет без меня?… Лаура (ее душат слезы). Томас, ты будешь жить! Ты меня слышишь? Мы все будем счастливы. Моя мать оказалась совсем не такой, как ты думал. Она укрыла нас от погони… (Матери.) Я думаю, можно начинать операцию. Он все равно не слышит меня. Тейлор. И все-таки скажи ему о судьбе ребенка! Томас (открывает глаза). Кто это?… Тейлор (склоняется над его изголовьем, ласково). Я мать Лауры. Томас. Вы среди друзей. И ваш мальчик с нами. Томас. Эрик? Здесь?… Лаура. Да, Томас, я решилась привезти Эрика сюда. Мы не имеем права подвергать его риску. Случайность, шантаж, мало ли что… Ребенок не должен быть щепкой в водовороте политических и военных страстей. Томас (Лауре, едва слышно). Наклонись ко мне… Лаура склоняется над Томасом. Ближе!… (Шепотом.) Будь проклят день… Тейлор. Что он сказал? Лаура (выпрямляясь). Он согласен. Никем не замеченный, входит в комнату Эдвин Круз, останавливается в дверях… Врач (приближается к Тейлор). Прикажете приступить? Круз. Еще минуту, доктор!… Айрин, на два слова…,. Свет в операционной гаснет, загорается в соседней комнате, куда переходят Тейлор и Круз. Только что открылось еще одно очаровательное обстоятельство, моя дорогая. Ваш демонический зять не просто один из главарей бандитской мафии черных. Пикантная подробность! Он предводитель той самой группы шантажистов, которые три недели тому назад угрожали нам скандальными разоблачениями в печати по поводу ченторской катастрофы на алмазных копях! Тейлор. Что еще? Круз. У них в руках та самая голубая папка с документами, похищенная из липерзаунского сейфа… Поэтому-то им не удалось удрать от рейнджеров. И потому-то они дрались, как дьяволы, пока их не загнали в ловушку Долины ангелов. Тейлор. Так… Круз. Я хочу, дорогая, быть правильно понят… Тейлор. Если можно, короче! Время не терпит. Круз. Раз уж эти люди здесь и прибегли к вашему милосердию, вполне естественно, в качестве предварительного условия, потребовать у них возвращения документов законному владельцу. Надо раз и навсегда покончить с угрозой шантажа, которая висит над нашей с вами фирмой. Тейлор. Что могут значить эти документы? Даже если они будут опубликованы? Круз (удивлен). Что могут значить?… Для меня лично это конец политической карьеры. Потеря министерского портфеля. В парламенте меня сожрут заживо в два приема… Вам же известна конъюнктура вокруг моего имени. Что касается вас как президента Ченторской компании, это неминуемое расследование. И независимо от результатов следствия клеймо политически прокаженной. Для корпорации это потеря престижности на всех зарубежных клиентурах. Тейлор нажимает кнопку звонка. Появляется Курт. Тейлор. Курт, попрошу вас предельно деликатно, но достаточно твердо и, главное, побыстрее допросить наших гостей из Долины ангелов, где они припрятали так называемую голубую папку, похищенную из липерзаунского сейфа. Курт. Прикажете допросить всех? Тейлор. Всех, кого сочтете нужным. Курт. И того, который на операционном столе? Тейлор. Этого только в самом крайнем случае. Спросите врачей, есть ли у нас хоть малейшая возможность задержать операцию без риска для его жизни. Они отвечают за него перед богом! Комната погружается в темноту. Полуподвальное помещение без окон. На широких скамьях, привинченных к полу, Бауга, Читомбе, Ясат и Джо. Бауга. При этом они совсем не походили на солдат или полицейских. Свалились прямо на головы, были молчаливы и старались поменьше привлекать к себе внимание. Стражи закона так себя не ведут. Ясат. Повешенному все равно, какого цвета была веревка, на которой его вздернули. Бауга. Странно, очень странно все это. По-моему, Сабалу узнал одного из них, поэтому они и поспешили перерезать ему горло раньше, чем он успел поздороваться. Читомбе. Говорят, самые черные ночи – замбийские. Говорят, самая черная кожа в Африке – кожа иттурийского бушмена. А по-моему, нет в мире ничего подлее измены, какого бы цвета она ни была. Джо. Читомбе опять о своем… Читомбе. Сколько раз я говорил: не место среди нас этой белой стервочке. Надо было сказать Томасу прямо: любить ты можешь кого угодно, но путать дело революции со своей супружеской постелью – нет уж! Джо. Не верю. Тут что-то не так. Читомбе. Ах, да, я совсем забыл: наш неистовый Джо привык полагаться на женщин. Бедный мальчик не верит, что в этом мире есть предательство. Бауга. Отвяжись, Читомбе. Надоело. Читомбе. Еще бы! Никто не любит слушать горькую правду. Когда Томас впервые привел свою бабенку в горы, я сразу понял: быть беде. Нет уж, черный в этой стране есть черный, а белый – это белый. И мост через бездну не перекинуть. Бауга. Люди сами себе роют ямы. Джо. Лаура была верным товарищем. Правда, последний ее поступок… но как женщину ее можно понять. Читомбе. Дайте мне ее, я придушу эту тварь, как котенка! Ясат. Все запутано и пестро: черное, белое, красное, синее… Этот мир слишком сложен для меня. Когда в руках у тебя винтовка, а перед тобой рейнджеры, все ясно. Но как только поле боя перемещается под крыши домов, к семейным очагам, – я теряюсь. Каждое человеческое лицо, которое улыбается мне навстречу, кажется мне лицом друга. Я верю каждому доброму слову. Сердце у меня глупое. Металлический лязг отпираемых дверей. В комнате прибавляется света. Двери открываются. Входят двое охранников, за ними Швен, Курт и Айрин Тейлор. Заключенные поднимаются со своих мест. Тейлор (после долгого молчания). Господа, вы, очевидно, уже поняли, что захвачены не армейским подразделением или силами безопасности. Вы пленены моей личной охраной, и я не собираюсь передавать вас правосудию. Больше того – я гарантирую вам свободу. Бауга. Мы отказываемся от каких бы то ни было переговоров, пока нам не скажут о судьбе нашего товарища. Почему его изолировали от нас? Тейлор. Ваш товарищ на операционном столе… Впрочем, судьба его зависит не только от врачей, но и от вас. Хирург не начнет операции, пока хозяевам этого дома не станет известно, где спрятаны документы, украденные вами из липерзаунского сейфа… Мне сказали, что вы наотрез отказываетесь сообщить что-либо по этому делу. Это глупо. И – немилосердно… Читомбе (сжав кулаки, придвигается к Тейлор). Немилосердно, миссис. Это вы точно заметили… Курт отстраняет Читомбе к стене, Швен опускает руку в карман, охранники берутся за оружие. Свет в помещении становится еще более ярким. Курт. Поберегите здоровье, брат мой! Тейлор. Поймите же правильно суть того, что произошло! Я – мать Лауры. Ваш командир – отец моего внука, член моей семьи. Неужели вам не понятно, что в таких обстоятельствах мы с вами не можем оставаться врагами!… Не скрою, я сама тоже растеряна, обескуражена. Я ищу выхода и вас призываю только к разумному компромиссу. Давайте как-то вместе распутаем этот клубок… Пауза. Итак, вы не хотите мне помочь?… Сожалею. Не собираюсь угрожать вам или мстить. Моя дочь вернулась сегодня домой. Она привела с собой сына, моего внука. У каждого из вас есть мать. Вы поймете мою радость… Женщина, какое бы положение в мире ни было ей предопределено, всегда остается женщиной… Я дарю вам свободу. Моя охрана доставит вас в то место, которое вы сами назовете… Бауга. Мы не уйдем отсюда без нашего товарища! Тейлор. Превосходно! Ясат. Миссис добрая женщина, если операция с нашим командиром окончится успешно, я проведу вас в Долину ангелов и покажу место, где я спрятал голубую папку. Никто, кроме меня, этого не знает. Бауга. Он ошибается! Голубую папку спрятал я. И никому, кроме меня, не известно… Читомбе. Не верьте этим двоим, они лгут! Тейлор. Я и не верю. Но, может быть, кто-то из вас действительно знает? (Джо.) Вы, например, юноша? Джо. Да, я знаю. Я спрятал ее вот этими руками… Тейлор (Читомбе). А вы, Геркулес? Вы тоже? Читомбе. Я не знаю, я не прятал. Тейлор. Отлично! (Курту.) Вот этого возьмите в оборот! (Выходит.) В ту же минуту свет в помещении гаснет. Загорается свет в кабинете, куда возвращается Тейлор в сопровождении Швена. Здесь навстречу матери бросается Лаура. Лаура. Мама, почему мешкают врачи? Каждая минута может стоить Томасу жизни. Чего они ждут?… Тейлор. Врачи поручились, что время у нас еще есть. Они сделали Томасу несколько уколов… Тут раскрылось неожиданное обстоятельство. Скажи, Лаура, голубая папка с документами, компрометирующими фирму… Лаура (гневно). Я не желаю ничего слушать! Распорядись, чтобы начинали операцию! Тейлор. Подойди ко мне, девочка. Я хочу показать тебе две семейные реликвии Тейлоров, о которых ты ничего еще не знаешь. (Открывает узкий шкаф, достает из него винчестер с разбитым, поцарапанным прикладом и клубок белой веревки.) С этим винчестером твой прадед Абрахам Тейлор два часа отстреливался от дюжины аборигенов, которые явились к нему улаживать земельные разногласия. Лаура. Разногласия или разбой? Мой прадед обманом захватил у аборигенов самый плодородный земельный клин в этой долине. Тейлор. На этом куске земли стоит теперь дом, в котором ты родилась. Ты предпочла бы, чтобы здесь и поныне горели костры каннибалов? Пауза. Что касается этой веревки… На ней повесился Роберт, мой муж, твой отец. Лаура (шепотом). Ты говорила, что он утонул на охоте в Замбези? Тейлор (твердо). Он повесился. Твой отец был очень красив, образован и добросердечен. Увы, это был слабый человек, игрушка собственных страстей. Дни напролет он пьянствовал, ночи проводил в игорных притонах, где якшался со всякой швалью. Часто его привозили домой избитого, раздетого, обобранного до нитки… Сначала я боролась за душу этого человека, потом смирилась, привыкла. С головой ушла в дела и материнские заботы. Я была счастливой матерью и научилась довольствоваться этим. Ты, девочка, всегда была мне утешением… Но однажды Роберт за неделю просадил свою долю наследства и пай своего покойного дядюшки. Наконец, я услышала, что он проиграл наши золотые прииски в Трансваале. В тот день он явился домой на рассвете, стал на колени у твоей колыбели и заплакал… Я подала ему лист бумаги и перо. Твой отец написал, что на его личном счету нет ни фунта. Что все наличное состояние семьи – собственность его супруги Айрин Тейлор. Подпись и дата были заверены по всей форме. После этого прихватил в библиотеке вот этот пеньковый шнур и ушел к себе наверх… Надо признать, в последние часы своей жизни он показал себя достойным мужчиной, супругом и отцом. Он понимал, что не может оставить свою жену и дочь нищими. Лаура. Почему ты решила рассказать мне об этом именно теперь? Тейлор. Чтобы ты поняла: хоть раз в жизни человек обязан чувствовать ответственность не только за себя, но и за своих близких! Лаура. Что я должна делать? Вешаться? Тейлор. Вот уже несколько недель я лично, мои друзья, моя фирма являемся объектами грязного шантажа. Нам угрожают разоблачениями, которые оттолкнут от нас всю зарубежную клиентуру, поставят под вопрос деловое реноме фирмы… Лаура. Какое реноме?… Как ты можешь сейчас связывать одно с другим?… Рядом умирает человек, мой муж, которого я вручила твоему милосердию… Мама, не пугай меня! Тейлор. Речь идет кое о чем, что дороже жизни даже самого близкого человека. Речь идет о чести семьи Тейлоров. За двести лет на репутации этой семьи не было ни одного пятна. Я только женщина. Но раз уж так случилось, что мне суждено… Я не колеблясь отдала бы собственную жизнь! Лаура (сдерживая рыдания). Мама, распорядись начать операцию! Тейлор. Разумеется! Я должна как можно быстрее воскресить тигра, который немедленно вцепится мне в горло. Лаура. Томас этого не сделает. Тейлор. Он только что сам сказал об этом Курту. Лаура. Сам сказал? Тейлор. Курт просил его дать слово, что документы голубой папки, где бы они ни находились, не будут использованы во вред фирме. Только слово! Можно ли быть снисходительнее?… Но твой муж отверг все условия. Лаура. Затеять постыдный торг с человеком, который находится на краю могилы?… Ты – чудовище! Я начинаю верить в твою вину в ченторской катастрофе… Тейлор. Моя вина? Разве я заставляла кого-то рисковать, а сама пряталась за чужие спины?… Нет, я рисковала на равных! Может быть, я сама не пострадала в тот страшный день? (Поднимает со лба густые пряди волос, открывает широкий белый шрам, идущий от виска к виску.) Вот следы металлической балки, обрушившейся на меня. Я была в пяти милях от плотины, когда она рухнула. После этого на нас посыпались камни… Мой верный Курт, сам теряя сознание, вынес меня на руках из этого ада. Лаура. Однако ты жива. А те – они погибли. Тейлор. Не знаю, что страшнее, потерять жизнь или лицо. Я поклялась тогда в больнице: если лицо мое будет обезображено, я покончу с собой. Только чудом все обошлось. Но ужас этот всегда со мной. Как и заповедь семейной чести Тейлоров! Лаура. О какой семейной чести толкуешь ты мне целый час? Ты, наследница беглых каторжников и пиратов, явившихся на эту землю с оружием, промышлявших тут подлогами, шантажом и прямым разбоем?… Тейлор. Ах, вот как? Ты вернулась в родительский дом, чтобы оплевать его святыни?… Что ж, изволь! Изволь тогда выслушать и тех, кто думает о таких вещах иначе! Земля эта до прихода сюда европейцев была дикой, первобытной пустыней, прибежищем полуобезьян, пожиравших друг друга. Это отцы пилигримы принесли сюда светоч христианства. Лаура. Ну конечно, кто же этого не знает?… Трансвааль, буры, отцы пилигримы, знамя независимости. При одном упоминании об этом у африканеров должны наворачиваться слезы на глаза. Перед всем этим я должна была преклонять колени раньше, чем научилась читать. К сожалению, у этой гордой истории есть прескверное продолжение. Вчерашние гонимые стали гонителями. Вчерашние свободолюбцы учинили самый бесчеловечный режим на континенте. Едва обретя свободу, они заковали в цепи аборигенов, подлинных хозяев этой земли! Тейлор. Жернова истории часто вертит человеческая кровь… Лаура (в отчаянье). Мамочка, бога ради, хватит риторики!… Он умирает. Сжалься! Если ты хоть немножко любишь меня… Любила когда-нибудь… Ты не захочешь, чтобы я всю жизнь проклинала тебя? (Рыдая, опускается на колени.) Спаси, спаси его… Тейлор (возмущена). Сейчас же встать!… Как ты посмела!… Тейлоры никогда еще не становились на колени ни перед кем, кроме господа нашего… (Помолчав.) Я готова уступить, если ты сама… Томас даже не узнает. Лаура. Я не знаю, где эта папка, клянусь! Скорее всего кто-нибудь из наших спрятал ее в Ущелье ангелов после моего побега… Тейлор. Я убедилась, что никто из них не знает этой тайны. Лаура. Тогда это Сабалу. Мне сказали, что он погиб. Если так, тайна голубой папки погибла вместе с ним… В кабинете появляется врач, останавливается в дверях. Тейлор (быстро поворачивается). Доктор, начинайте операцию!… Вы слышите меня? Приступайте к делу! Врач остается неподвижным. Неужели?… Врач. Поздно! Лаура, теряя сознание, опускается на пол. Тейлор бросается к дочери. Затемнение Картина пятая Кабинет. Айрин Тейлор и Кэтрин Ламидей. Кэтрин (быстро крестится). Господь милосердный, жизнь начинается криком младенца, кончается вздохом страдания. Кто стремится к славе, в могиле ее не найдет. Кто заработал состояние, оставит его на краю могилы. Смерть уравнивает всех. Господи, смилуйся над мятежными душами неразумных детей твоих… Тейлор. Я боюсь за ее рассудок. Кэтрин. Бедная Лаура, бедная девочка. Овдоветь так рано!… Тейлор. Мы пытались уложить ее в постель. Но она… Вот она идет сюда… (Умоляюще.) Кэтрин, поговори с ней! Помоги нам как-то пережить этот ужасный день! У меня нет больше сил… (Опускается в кресло.) Появляется Лаура, лицо ее неподвижно. Кэтрин идет ей навстречу, обнимает ее. Кэтрин. Надо жить, Лаура, надо жить! Ради ребенка, его сына. Ваш мальчик у меня. Целый час он рассказывал мне про бабочек, газелей и какую-то тетушку Нолли, которая кормила его кукурузными лепешками… Мы уедем сейчас все вместе ко мне в обитель. Вам надо пожить под кровом монастыря хотя бы первые черные недели. Вот увидите, святые стены не дадут вам изнемочь… В кабинете появляется Курт с пакетом в руках. Курт. Миссис Тейлор, в кармане умершего обнаружено письмо, адресованное Марии Веласко-Ламитед. Кэтрин (удивлена). Мария Веласко-Ламитед мое мирское имя. Что это значит?… Тейлор (Курту). Дайте! (Берет у Курта письмо, вскрывает его, пробегает глазами.) Невероятно! Этого не может быть… Письмо падает из ее рук на пол. Кэтрин подходит, поднимает письмо. Кэтрин (торопливо читает). «Дорогая мамочка!…» Что это? Его почерк?… «Это письмо пишу тебе в Ущелье ангелов. Тебя должно утешить, что для своих скитаний я выбираю места столь благочестивые. Впрочем, ангелов здесь не видно. Зато прямо над моей головой горит Южный Крест. Может быть, и ты сейчас…» (Дрожащей рукой проводит по лбу.) «Тот, кто передаст тебе это письмо, вряд ли назовет мое настоящее имя, ибо последнее время я известен друзьям и врагам как Томас Леру…» Томас Леру… Стало быть… Пауза. Целый день я прожила под одной крышей с моим умирающим сыном. И бог не сподобил меня заглянуть в его глаза хоть за минуту до смерти. Я врачевала чужие раны, не ведая… не ведая… какое испытание уготовано мне. Лаура. Сестра Кэтрин – мать моего Томаса?… Спасибо тебе, господи, хотя бы за то, что в эти минуты ты соединил нас. Кэтрин. Только бы устоять в этом обвале… Да, да, устоять!… (Курту.) Проводите меня к нему. Я должна… Переглянувшись с Тейлор, Курт пропускает Кэтрин вперед и выходит за ней следом. Лаура (поворачивается к Тейлор). А вы превосходно выглядите, миссис Тейлор! Прекрасный цвет лица… Ваш жених должен быть доволен. Где он, кстати? Ему пора вернуться к завершению помолвки. Тейлор. Лаура, перестань! Лаура. Я вам отныне не Лаура! Попрошу вас забыть, что у вас когда-то была дочь… И последнее: вы сейчас же отпустите на свободу всех людей Томаса. Всех, кто по моей вине попал в вашу западню! Тейлор (пожимая плечами). Я не могу этого сделать. Твои друзья сами не захотели покинуть усадьбу, пока решалась судьба Томаса. Теперь в качестве условия они требуют, чтобы я выпустила с ними тебя и твоего сына… Лаура. Ты лжешь! Тейлор. Я хочу предложить тебе сделку. Справедливую сделку… Я сейчас же распоряжусь вывести тебя и твоих друзей за валы Желтого форта, если вы согласитесь оставить Эрика в обители, на попечении Кэтрин Ламидей. Я обязуюсь отказаться от каких-либо прав на мальчика. Пусть просто будет жив… Лаура. Да, конечно. Это справедливо. Тейлор (устало). И еще: ты должна сама сказать своим друзьям о нашем договоре. Они озлоблены, насторожены, и во всем, что исходит от меня, им чудится провокация. Два раза они уже пытались напасть на охрану. И, по-моему, в эту минуту замышляют новую серию глупостей… (Нажимает кнопку звонка.) Появляется Швен. Швен, приведите сюда всех. Швен выходит. Тебе нечего больше сказать мне? Лаура. Мне нечего больше сказать вам. В сопровождении Курта возвращается Кэтрин. Кэтрин. Как странно мне было увидеть моего сына бородатым. Борода ему к лицу. Мы положим его в монастырской церкви… Лаура, нам пора покинуть этот дом. Вы готовы? Лаура (гладит Кэтрин по лицу). Милая моя, новоявленная мать моя!… Наши дороги расходятся. Мой долг перед памятью Томаса – продолжить дело его жизни. Пока хватит сил. Кэтрин. Только не это, прошу вас… Лаура. Поймите, я должна идти с ними, чтобы искупить предательство. Вас я прошу только об одном: сохраните Эрика! Кэтрин. Что ж, наверное, вы правы. А я сегодня же покину монастырь. Мой сын мертв – конец обету перед господом!… (Тейлор.) Ты же, Айрин, ты… Все, к чему ты прикасаешься, оказывается отравленным. Появляются охранники, конвоирующие Читомбе, Ясата, Баугу, Джо. За ними входит Швен. Тейлор. Господа, ваши условия приняты. Мисс Лаура уходит с вами. Лаура. Я ухожу, чтобы сражаться за наше общее дело. Читомбе (угрюмо)– Тебе раньше придется доказать, что ты не дочь своей матери! Лаура. Я слишком дорого заплатила за ошибку. И не боюсь никакого суда. У меня нет другой дороги. Бауга. А твой сын? Сын Томаса?… Лаура. Он остается с матерью Томаса, сестрой Кэтрин Марией Веласко-Ламитед. Вот она. Читомбе (подозрительно). Это мать нашего Томаса? Бауга (Кэтрин). Позвольте попрощаться с вами. Один за другим Бауга, Джо, Ясат и Читомбе подходят к Кэтрин и почтительно целуют ей руку. Джо. Томас много рассказывал о вас. Ясат. Именно такой представлял я себе его мать. Кэтрин. Что вы собираетесь делать после того, как вам возвратят свободу? Читомбе. Мстить! Кэтрин. Но мщение плодит только ярость и кровь в мире. Читомбе. Да, мщение – бумеранг. Но пока в мире торжествует зло, оружие священно. Так учил Томас, ваш сын. Лаура (Кэтрин). После нашей победы, когда я вернусь, мы пойдем с вами на могилу Томаса, чтобы помолиться за того, кто не верил ни в какие кресты и ни в каких богов. Это было его последней просьбой там, в Долине ангелов. Тейлор. Курт, вы возьмете четыре «джипа», вывезете этих людей за редуты Желтого форта и отпустите на все четыре стороны. Курт. Я не сделаю этого! Лучше прикажите меня убить!… (Сжимаясь под взглядом Тейлор.) Это безумие. Тейлор. Однажды вы спасли мне жизнь, и я никогда не забываю об этом. Но сейчас вы подвергаете непосильному испытанию нашу дружбу. Это опасно. Курт. Они завтра же вернутся с отрядами повстанцев. Тейлор. Вы поняли смысл моего приказания, Курт? Курт. Я понял, миссис Тейлор… Курт и охранники уводят Читомбе, Ясата, Баугу и Джо. Лаура; Поцеловав Кэтрин, уходит следом за ними. Тейлор: Швен! Вы поедете вместе с ними. И если этот болван Курт вздумает стрелять вслед уходящим… Вы меня поняли? Швен. Я понял, миссис Тейлор. Тейлор. Встаньте за его спиной. И если он поднимет автомат, убейте его на месте. Ему пора умереть. Швен. Слушаюсь, миссис Тейлор! Швен выходит, в ту же секунду в комнату врывается Эдвин Круз. Круз. Что тут происходит?… Вы отпустили этих людей, так и не вырвав у них документы? Тейлор. Наш спор с этими людьми вокруг голубой папки оказался бесплодным. Я сама узнала об этом только час назад… Один из них, Сабалу, тот, которого мы все считали убитым, выжил. Истекающего кровью его подобрали партизаны из отряда Баткинса. Только что перехвачена радиограмма, в которой партизаны поклялись выполнить завещание Томаса Леру. Круз. Итак, голубая папка в их руках. Это значит – не позднее чем через неделю они завершат акцию публичных разоблачений. Тейлор. Полагаю, раньше. Круз. И вы так спокойны? Вы отпускаете этих людей, вместо того чтобы оставить их заложниками? Тейлор. Эти люди далеко не уйдут. Силы порядка предупреждены. Их всюду ждут засады. Сделано все, чтобы обезвредить их. Просто я не хочу, чтобы это случилось на пороге моего дома. Вы знаете, у меня есть на то личные причины. Круз. И все-таки вы даете им шанс на спасение? Тейлор. В конце концов, не наше дело вершить правосудие. Мы живем в правовом государстве, не так ли? Круз. Разумеется… Но главное не в этом. Главное – что скандальное разоблачение вашей фирмы предрешено… Тейлор. Не моей, а нашей? Круз. Нет, вашей, вашей, дорогая моя. В этих условиях я вынужден буду отказаться от идеи соединить наши судьбы. (Вынимает платок.) Мое имя не должно быть запятнанным… Поверьте, я в отчаянье. Но государственный человек не принадлежит себе. Он – жертва своей исторической миссии. Моя страна сегодня слишком бедна личностями, способными вывести ее из лабиринта… Айрин, вы умница, вы поймете меня… Тейлор. Потом! Сейчас оставьте меня. Круз. Что касается чисто коммерческого аспекта проблемы… Тейлор. Уйдите же, наконец! Умел говорить красиво, надо уметь красиво уходить! Обиженно поджав губы, Круз выходит из комнаты. Оставшись одна, Тейлор подходит к окнам, опускает тяжелые шторы и одну за другой гасит люстры. Вот уже весь кабинет освещен только синим ночником. Выключен и ночник. В глубокой темноте звон разбитого стекла, словно на пол брошен пустой флакон или ампула. Занавес