По ту сторону кровати Аликс Жиро де л’Эн Покажется ли жизнь прекраснее, если лечь на другую сторону кровати и посмотреть на все с иной точки зрения? Ариана и Юго думали, что да, покажется, потому и попросили судебного исполнителя, который пришел к ним составить акт о просрочке окончания ремонта в их доме, помочь им заодно поменяться жизнями: работами, чековыми книжками, автомобилями… Оказавшись на месте другого, считали оба, есть шанс победить рутину, неизбежную после десяти лет совместной жизни, когда чувствуешь себя белкой в колесе… Но… легко ли стать продавцом бижутерии на дому, если до того ты руководил большим и серьезным предприятием? Станут ли служащие, здоровенные как холодильник, уважать начальницу-тростинку? Можно ли устоять перед искушением, если клиентки встречают тебя в дезабилье цвета пармской фиалки? Надолго ли хватит терпежу при условии, что дети не тебя станут просить поцеловать их на ночь? И как следовать неизменно правильным курсом, когда слишком уж совершенная теща взирает на тебя неодобрительно, а друзья поднимают на смех? Ко всеобщему изумлению, этот безумный эксперимент принесет-таки свои плоды. Правда, довольно неожиданные… Аликс Жиро де л’Эн По ту сторону кровати Моим феям Динь-Динь — они себя узнают Что бы там ни говорили, а мы С женой здорово повеселимся.      Николае Чаушеску 1 Январь В январе дождик льет — жди несчастий целый год.      Народная примета Дрррррр! Дррррррррр! Сверло электродрели впивается в барабанную перепонку левого уха Арианы Марсиак. Она открывает глаза. На светящемся экранчике цифры — 09.12. Черт, надо же, проспала! Но ведь она смутно припоминает, как совсем недавно заплетала в косу длинные волосы дочки, Луизы. После этого Юго сразу же повез детей в школу: четверг — его день. Наверное, едва Ариана услышала рокот мотора удаляющейся по аллее «ауди», она и совершила эту непростительную глупость: на минуточку, только на минуточку опустила голову на подушку «Грёза нимфы», которую так горячо советовал купить полгода назад Пьер Бельмар на Первом канале, всего-то на одну минуточку — ну и вот… Она даже заподозрила работников телемагазина в том, что они подмешивают к гусиному перу психотропы, ведь наркоманы — самые верные клиенты, уж это-то всем известно. Она чувствует себя виноватой, да какое там виноватой — настоящей преступницей! Во всем Везине наверняка проснулась последняя. Энергичные женщины в сотнях домов приканчивают вторую чашку кофе, все утренние звонки они сделали, посуду после завтрака вымыли, детский распорядок дня уточнили, брюки, которые надо отдать в чистку, аккуратно сложили стопочкой и отнесли в прихожую… А она, тусклая и вялая, с заспанной красной щекой, на которой отпечаталась складка простыни, даже не уверена, что запихнула сыну в ранец спортивную форму… Жалкое существо, ох, какое же она жалкое существо… И ко всему еще тупая, туго соображает. Раз воет дрель — значит, на первом этаже уже вовсю шуруют рабочие. Ариана прекрасно знает, что это нежданная удача. Три месяца — достаточный срок, чтобы разобраться в правилах, царящих на любой стройплощадке, где происходит капитальный ремонт: 1) бригада ремонтников (подобно повышению цен на бензин, беременности двойней или возвращению на страницы модных журналов юбок-брюк) никогда не приходит в то время, когда ее ждешь; 2) а если в виде исключения ремонтники и появляются в назначенный день, работают они только с 7.30 до 9.25 — затем перерыв… Потом они садятся перекусить, потом начинают ругаться, поскольку электрик до сих пор не проложил провода, а это «очень серьезно» нарушает график каменщика. Потом они мирятся и трудятся не покладая рук с 14.22 до 15.07. Потом у них начинает заливаться мобильник: звонит клиентка-калека с шестью детьми, которой нужно срочно составить смету, — так что сразу после звонка они улетучиваются. Теперь или никогда — таков должен быть девиз Арианы, если она хочет их поймать. Она не дрогнув вынесла нежнейшие утренние приветствия Навеса — этот плод любви таксы и пуделя десять лет назад был обнаружен привязанным к стойке инженерного сооружения Жан-Клода Деко[1 - Жан-Клод Деко — основатель компании jcdecaux, специализирующейся на «уличной мебели», автор концепции автобусных остановок с рекламными панелями. — Здесь и далее примеч. перев.] — отсюда и имечко. Сколько может быть лет этому забавному песику, больше всего похожему на сэндвич, на который кто-то ненароком наступил? Сто пятнадцать, если судить по неистребимому запаху из пасти — неистребимому, несмотря на многочисленные попытки от него избавиться. Ну, это дома так считают, что сто пятнадцать, ветеринар говорит, все-таки поменьше. В любом случае Навес — существо нежное и чувствительное, и особенно нежный и чувствительный у него желудок. Сладко потянувшись и испустив при этом со страшным треском газы, малыш спрыгивает с кровати и со всех ног бежит за хозяйкой. Ариана надевает шерстяное платье цвета сливы с внушительного размера сборчатой пумпочкой на плече — дивное необуржуазное украшение в постмодернистском вкусе Мари-Франс Гаро[2 - Мари-Франс Гаро (р. 1934) — гранд-дама французских правых, сподвижница президента Жоржа Помпиду, очень влиятельная фигура во французской политике.], именно то, что надо для послеобеденных встреч. Дальше — легкий макияж: пару раз мазнуть тональным кремом по носу и подбородку, чуть тронуть удлиняющей тушью кончики ресниц, на губы абрикосовый блеск, осторожно растереть по скулам румяна персикового оттенка… так, теперь пригладить щеткой волосы цвета «украинской пшеницы» Feria с оттенком «веселой белки» Regecolor — гениальная находка ее стилиста Регины, непревзойденного мастера, она как никто умеет добиваться супермодного колорита светлого йоркшира… теперь на ноги — туфли на шпильках Zara, классно они подделывают обувку от Маноло Бланика, разве что арт-директор «Vogue» отличила бы, ну так среди клиенток Арианы, слава богу, ее не значится… и — поехали! Не тут-то было: внизу ждала смерть с косой, размноженная в шести экземплярах, на каждом — синий рабочий комбинезон. Чувство юмора у Арианы сейчас отсутствовало напрочь, но при виде выстроившегося почетного караула она невольно замурлыкала себе под нос песенку Азнавура про то, что они пришли, они все здесь и мать вот-вот от них уйдет… Навес забеспокоился, распластался у ног хозяйки и, спрятав морду между лапами, тихонько завыл. И в самом деле этим мрачным январским утром ни у месье Дилабо, прораба, ни у месье Педро, сантехника, ни у месье Бушикряна, маляра, которого неизменно сопровождали два молчаливых подмастерья, ни у месье Нерво, электрика, — ни у кого из них душа не радовалась. Что привело их в такое уныние? Не вышел на работу месье Гонсальво, штукатур. Как и следовало ожидать, это «серьезно нарушало график». Было всего девять часов двадцать семь минут, и, если посмотреть под таким углом, график они опередили, подумала Ариана. Сантехник грудью встал на защиту соотечественника и, изобразив на лице приличествующее случаю выражение, объяснил, что тот «ходить на один похорон бабок в своя семействах». (Двадцать лет тяжкого труда на французской земле не изничтожили стойкого лиссабонского акцента сантехника.) Месье Дилабо, весь нашпигованный народной мудростью, — куда там рождественской индейке! — оборвал его прочувствованную речь сухим «на нет и суда нет». Никто не подозревал Гонсальво, честного и трудолюбивого человека, в том, что он филонит, в нем видели жертву поразившей семью эпидемии (надо же, тринадцатый покойник с начала ремонта, подумала Ариана). Вся проблема заключалась в том, что без Гонсальво ремонт пробуксовывал. И конечно, проблем с нарушением графика так не решить. — Беда одна не ходит, верно, мадам Марсиак? — Господи, как раздражает ее этот прораб! Сегодня Ариане особенно хотелось перейти в рукопашную. А что до поговорок, так она их знает не меньше! — Конечно, конечно, только не было бы счастья, да несчастье помогло! — К чему это вы клоните, мадам Марсиак? — Как аукнется, так и откликнется, как потопаешь, так и полопаешь. А учитывая, что незаменимых нет, почему бы не заменить кем-нибудь месье Гонсальво на период, пока он хоронит свою дорогую усопшую? — Увы, в моем распоряжении сейчас нет ни одного надежного человека. За двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь, мадам Марсиак! — Стоп-стоп-стоп, смелость города берет! — Такая жалость, но, видите ли, по работе мастера узнают, я-то понимаю, о чем говорю. Обжегшись на молоке, будешь дуть и на воду! Ладно, счет 2:1. Но она еще не сказала своего последнего слова! — Знаете что, месье Дилабо? Давайте попробуем поставить на его место кого-то из молодых, подмастерье. Ведь дело делу учит! Молчание в ответ. — Волков бояться — в лес не ходить! — выкрикнула Ариана. Гордость бригадира была уязвлена. — Береженого Бог бережет! — раздраженно процедил он. — Не разбив яиц, не сделаешь яичницы! — возразила Ариана. И тут же получила в ответ: — Не зная броду, не суйся в воду! О черт! Он сильный соперник! Ариана даже растерялась, только и смогла в ответ пискнуть: — Всякая пакость находит свою гадость! — Ничего другого в голову не пришло. И тогда Дилабо, с сатанинской усмешкой на устах, окончательно ее добил: — Тише едешь — дальше будешь, мадам Марсиак. Молодой женщине ничего не оставалось, как признать свое поражение, и она пролепетала: — Ну придумайте что-нибудь, месье Дилабо. То, чего хочет женщина, хочет Бог… Прораб покачал головой и попросил разрешения уйти: клиентка-инвалид с шестью детьми уже час как дожидается сметы на малярные работы. Что поделаешь, пришлось расстаться. Вздохи и бормотание насчет того, что на каждый день хватит забот, всякому овощу свое время, но зато после дождичка авось будет и солнышко, слышались только с одной стороны. Если солнышку и суждено было показаться, то явно не сегодня. Ариана долго отряхивала с себя строительную пыль — не дай бог под дождем это все окаменеет и она окажется закованной в цемент. Вроде бы всё в порядке, теперь наконец-то можно выйти из дому! Навес так и плелся за ней по пятам. Планов на очередной, не слишком удачно начавшийся день у Арианы было не сказать чтоб уж очень много — обычная в общем-то программа: 9. 47. Забрать в химчистке вещи. Извиняться, объяснять, упрашивать (квитанция потеряна). 9.53. Позвонить ортодонту Эктора. Записаться, если можно, до начала июня 2003-го. Объяснять, упрашивать. 10.04. «Ашан», купить продуктов. Не забыть, что с прошлой недели Луиза всем готовым завтракам предпочитает «Chocapic», Эктор, наоборот, жить не может без «Cheerious», а Юго подавай «Special К». 10.42. Зайти к ветеринару и спросить, нет ли какого нового средства, чтобы у собаки не воняло из пасти. Упрашивать. 10.57. Приготовить детям еду. 11.02. Ответить на звонок, который называется «мама звонит ровно в 11.02» — звонит с предложением срочно навести справки насчет расписания поездов во время февральских каникул. Сказать, что до каникул еще полно времени и есть дела куда более срочные. 11.21. Поехать в школу за мелюзгой — хорошенько их пересчитать, по четвергам должно быть семь, ее очередь кормить детей по системе мини-столовых, разработанной совместно с другими матерями, чтобы эти цветы жизни расцветали вдали от шумных школьных буфетов самообслуживания, какие предлагает подрастающему поколению Министерство народного просвещения. Жаль, что другие матери так часто пропускают свои день мини-столовой, от этого у нее постоянно впечатление семи пятниц… четвергов на неделе (надо бы спросить у Дилабо, что означает это выражение на самом деле). 11.30–12.45. Присмотреть за толпой малолетних дикарей в ремонтируемом доме. Шум. Приступ ярости. Вода не сходит, в сток посудомоечной машины забились спагетти с томатным соусом. Шлифовальный станок с трудом отобран у субъекта восьми лет, пытавшегося провести эксперимент с черепной коробкой младшей сестры. 12.45. Отвезти детей обратно в школу. Испытать облегчение, глядя на закрывающиеся ворота. И чувство вины за то, что «плохая мать». 13.07. Добраться до работы. Легкий завтрак («мокрый хлеб» с гусиным паштетом) в ближайшем кафе с Софи, лучшей подругой и партнером по бизнесу. Чувство вины из-за того, что заказала эту истекающую оливковым маслом булочку с гусиным паштетом, крутым яйцом и овощами, а не мне-пожалуйста-только-салатик-спасибо. Тем не менее похихикали с подружкой, хотя она-то взяла всего лишь тарелку свеклы. Запоздалое чувство вины из-за того, что час назад, с детьми, казалась себе такой угнетенной. 14.00. Отправиться на условленные встречи — это самая трудная часть работы. Продажа на дому побрякушек, сделанных Софи. Споры. Примерки. Уговоры: «Нет, мадам Москен, вовсе вы не похожи на Маргарет Тэтчер в этом жемчужном ожерелье!» Решительный отказ торговаться. В крайнем случае — снизить цену на 10 %. Никак не больше. 19.00. Вернуться домой. Раздражение, вызванное тем, что девица-хорватка за четыре часа, которые пробыла в доме до прихода хозяйки, не удосужилась помыть детей 19.02. Вывести собаку. Раздражение при виде того, как эта тварь жмется к земле и трясется, не желая писать под дождем. 19. 06. Проверить уроки у восьмилетнего сына, раздражение оттого, что он так и не запомнил таблицу умножения на семь и несколько недель совместных усилий пошли прахом. 19.18. Изготовить с дочерью плавающие ароматизированные свечи: согласно новомодной американской теории, не важно, сколько времени ты проводишь с детьми, важно, чтобы общение было полноценным. Раздражение оттого, что дочь залила растопленным воском поддельную скатерть от Пола Смита. Шлепок. Чувство вины. 19.38. Продумать ужин, воспользовавшись тем, что дети в ванной. Находка в холодильнике: кабачки такие мелкие, что потерялись за крупными апельсинами. 19.42. Выкупать детей — брызги летят во все стороны. Вопли. «Эктор, отстань от сестры! Ну и что с того, что у тебя есть пикузень, зато ты не знаешь, сколько будет семью восемь! Что? Не понимаешь, при чем тут это? Ну всё, вылезайте из ванны». Раздражение, раздражение, раздражение. 19.49. Накрыть на стол вместе с детьми. Бросить макароны в кастрюлю с кипящей водой. 19.58. Макароны готовы. 19.59. Возвращение героя. Шины еще не зашуршали по гравию дорожки, но Ариана уже знала, что приехал муж. Что это? Шестое чувство влюбленной женщины? После десяти-то лет супружества? Ну, есть немножко… Только куда больше — нюх Навеса. За сорок две секунды до того, как дверь открылась, пес уже лежал у входа. Он приподнял губу, ощерился — комочек ненависти, готовый вцепиться в причинное место чужаку, незаконно вторгшемуся на его территорию. Навес всегда терпеть не мог Юго, и не без причины: Ариана завела собаку, а несколько недель спустя дала приют хозяину — и для пуделетакса (или таксопуделя) сразу же ребром встал вопрос, как поделить с этим никому здесь не нужным самцом территорию! Мало того, если верить собачьим психологам из передачи для домохозяек, тут наблюдался классический случай формирования «синдрома вожака стаи». Словом, вот уже в течение десяти лет Навес считает себя главным мужчиной в доме и пытается выжить Юго, чередуя различные оскорбления — от весьма обидной публичной мастурбации, для чего используются манжеты неприятельских брюк, до прямой агрессии. Короткие лапки не позволяют собаке вцепиться в яремную вену врага, и Навес то и дело старается как-нибудь изловчиться и исподтишка его кастрировать. Юго — славный малый, Юго не слишком сильно обижается на непредсказуемый характер пса, зная, что время работает на него: с годами клыки Навеса стерлись и теперь совершенно не опасны, а прекрасное будущее — то есть трогательная церемония похорон верного друга, — судя по статистике, уже не за горами. Муж показался на пороге гостиной, и Ариана чуть слышно вскрикнула… нет, пожалуй, не вскрикнула — скорее вздохнула, как вздыхает девушка, увидев, что стрелка весов замерла наконец на двузначном числе, начинающемся на «5». Ах, этот Юго Марсиак, этот Юго Марсиак — высокий, статный, с посеребренными висками, с гладкой кожей, с высокими, как у славян, скулами, с ясным взглядом… Ах, этот Юго Марсиак!.. «Нет, я точно вышла замуж за самого красивого мужчину всего Западного Везине… ну ладно, пусть самого красивого в квартале от авеню Мишеля Друа до улицы Пьера Месмера, уж тут-то наверняка нет никого лучше… Вот разве что, может быть, ревматолог с улицы Паж, но он не в счет, он на той стороне, где Шату», — думает Ариана. Когда она увидела его впервые, широкоплечий и широкогрудый Юго вполне мог бы сниматься в рекламе, где вот такой же парень совершенно естественным жестом поливает себя от подмышек до промежности дезодорантом и из ароматного облачка образуется щит с надписью: «Максимум свежести на 48 часов!» И пусть теперь ей легче представить себе сорокалетнего мужа в халате и шлепанцах, Ариана твердо знает: Юго — из тех мужчин, при виде которых у любой женщины учащается сердцебиение, а голос взлетает на октаву. Да, да, конечно, Юго — истинное воплощение мужского начала. Не той шумной, горластой, истекающей тестостероном мужественности, а совсем другой — ласковой, обволакивающей, умиротворяющей. Она всегда гордилась тем, что Юго выбрал ее в жены и вот уже десять лет они неразлучны, — не тщеславилась, а именно гордилась… да просто на седьмом небе была и даже немножко удивлялась его выбору. Ох как благотворно повлиял на настроение Арианы лишний час сна! Дети весело прыгали вокруг отца, сам он потихоньку старался пресечь попытки Навеса совокупиться с его брючиной, деликатно отталкивая пса кончиком ботинка, а она, глядя на все это, просто-таки умирала от блаженства. Она забыла об усталости, навалившейся за последние недели, она была почти готова сию же минуту… как бы это сказать?.. полюбезничать с мужем. А ведь говорят, что после определенного стажа семейной жизни любимым вечерним развлечением супружеских пар становится взаимное подкалывание и обмен всякими словесными гадостями. Нет, это не про них! Ариана задумчиво сыпала свеженатертый пармезан на рагу из кабачков с макаронами и размышляла о том, что лично ее семейное счастье ни в чем не уступает семейному счастью, о котором рассказывают в передаче «День за днем», да-да, том самом — с его «особенной» нежностью. Увы, увы, Юго ухитрился одной-единственной фразой загубить эти счастливые мгновения. Он сказал, сполоснув под краном тарелку, прежде чем сунуть ее в посудомоечную машину: «Между прочим, утром я видел, что пришли рабочие — ну и насколько же сегодня продвинулся ремонт?» — сказал, и тяжелые серые тучи мгновенно опустились на будущую кухню-столовую в американском стиле… Все, кому довелось пожить в квартире во время ремонта, знают: вопрос, как этот самый ремонт продвигается, равнозначен вопросу, нравится ли тебе химиотерапия! Это хуже, чем неловкость, это полное отсутствие такта. И странно, что на пресловутой шкале стрессов, придуманной психиатрами, ремонт не значится в том же ряду, что увольнение или потеря супруга. А как иначе — ведь ремонт нередко влечет за собой и то и другое и уж точно вызывает у человека, на него решившегося, бурю противоречивых чувств. К тому же эти чувства беспрестанно сменяются: надежда (сантехник наконец-то нашел водонагреватель размером с нишу, специально сделанную плотником три месяца назад); разочарование (размеры оказались в дюймах, а не в сантиметрах); удовлетворение (встроенная сланцевая столешница — и впрямь очень красиво); скорбь (вот только кухонная мебель, на которую красивую столешницу положат, не выдержит ее веса)… В конце концов все это так тебя достает, что уже не остается места ни для чего, кроме чисто экзистенциальных сомнений: «Это я такая идиотка или те, кто считает меня тупицей?» Причем феномен, который можно было бы назвать (если бы психиатры удосужились описать его!) «ремонтной тоской», становится вдесятеро ярче, когда заказчик живет — или с трудом выживает? — там, где делается ремонт. Наверное, уже понятно, что здесь-то и зарыта собака в нашей истории? И видимо, только глубоким потрясением, испытываемым всем нутром Арианы Марсиак, можно объяснить дикую сцену, которая имела место вечером январского четверга в доме номер 12 по улице Веселого Зяблика в Везине (департамент Ивелин, Франция). Какой бы спокойной ни выглядела Ариана, на самом деле она пребывала при последнем издыхании. После нескольких недель беспрестанного лицедейства нервы у нее были измочалены, как веревки, сто лет служившие для просушки белья во дворе. Но грех ведь жаловаться, если завелись средства для того, чтобы превратить самую что ни на есть обычную халупу в обложку глянцевого журнала «Твой дом и его убранство». Грех сердиться, когда прораб с гордым званием «Лучший в профессии — 1996» едва удостаивает взглядом твой проект обустройства дома. Грех ругаться, если, полдня находясь на работе, ты при этом хочешь все время следить за тем, как продвигается ремонт. Грех изливать тоску, когда твой муж доверил тебе такое важное дело, а дети катаются и валяются от радости, потому что после ремонта каждому обещано по комнате. Грех стонать и охать, когда ты знаешь, что относишься к тонюсенькой прослойке населения, у которой всё в порядке — дома, в любви, в обществе, на работе и с деньгами. Ну как же можно быть несчастной, если ты так счастлива! Даже здоровье Арианы — и то крепкое до безобразия, правда, как ни странно, отменное здоровье угнетает ее еще больше. Объяснить это можно только тем, что она родилась под знаком Рака, а это особо тяжелый случай, если дома ремонт. Любой первокурсник факультета астрологии в Сорбонне скажет, что, когда посягают на удобства Рака, тот возмущается и начинает щелкать клешнями. И стоило ее мужу — Стрелец, что с него возьмешь, Стрельцы начисто лишены восприимчивости во всем, что касается уюта, — так вот, стоило ее мужу поинтересоваться, как продвигается ремонт, ей тут же захотелось кого-нибудь убить. Но Ариана взяла себя в руки и всего лишь ответила: — Боюсь, не слишком-то он продвинулся. А он опять с вопросом: — Разве ты не поговорила с Дилабо? И тут же она подумала, что кого-нибудь убить, конечно, неплохо, только этого не хватит, чтобы успокоиться. Улыбнулась и прошептала: — Проблема в Гонсальво. Тринадцатый покойник в семье с начала нашего ремонта — его бабушка померла от гриппа, и он не пришел… Но Юго не унимался: — Да они просто издеваются над нами! Уже на три недели опаздывают! Во что бы то ни стало надо заменить этого Гонсальво — неужели так трудно найти штукатура? Теперь Ариана уже вполне отчетливо видела, как в ляжку вонзается нож и нарезает ее порционными кусками, но только вздохнула: — Дилабо говорит, что ему некем заменить Гонсальво. И что терпение и труд все перетрут, а худой мир лучше доброй ссоры. И что пока мы можем выдать им аванс на продолжение ремонта, две с половиной тысячи евро (без налогов). И тут Юго совершил ошибку: откинул голову назад, адамово яблоко три раза выскочило из воротничка и вернулось обратно, вверх-вниз, вверх-вниз, туда-сюда. Ах ты, надо же! В эту минуту Дриана сделала открытие: прикончить ей хотелось именно, мужа — человека, которого она любила больше жизни, да-да, его и никого другого. Открытие Ариану ошарашило, и она металлическим голосом произнесла, что пора укладывать детей. Прочесть им сказку, почистить с ними зубы, почесать спинку — обычно это занимает четверть часа. Когда дети лежали по постелям, Юго спустился вниз, схватил жену за руку и заставил обойти с ним весь фронт работ — с целью, как он сказал, «проверить вместе, на какой именно стадии мы находимся». Не могло быть никаких сомнений в том, что стадия самая-самая начальная. Повсюду лежала пыль, громоздились кучи обломков, валялись мешки с цементом, грязный инструмент, малярные кисти с засохшей краской… Тут и там виднелись дыры, из которых торчали какие-то кабели, — точь-в-точь грядка с луком-пореем после заморозков. Юго указал на свисающие над лестницей провода и сказал своей заледеневшей и онемевшей жене: — Постарайся хотя бы завтра поговорить с электриком… Ему ответил голос из вокзального динамика: — Для того чтобы я с ним поговорила, ему как минимум надо выйти на работу. — А для того чтобы он вышел на работу, тебе надо пошевелиться, Ариана! Я работаю как вол, горбачусь круглые сутки, и ты отлично понимаешь, что я не могу быть везде одновременно. Когда ты наконец решишься стукнуть кулаком по столу? От удара в нижнюю челюсть одна из высоких славянских скул Юго дрогнула и стала еще малость повыше. Апперкот сопровождался словами: «Лучше по твоей морде, скотина!» — и это означало: 1) что Ариана решилась стукнуть кулаком в это самое мгновение; 2) что Марсиакам предстоит пережить очень трудный период. Юго поставил свою «ауди» на место с крупной надписью белым по асфальту: «Только для машин дирекции ЖЕЛУТУ». Он чувствовал себя почти таким же усталым, как хилые топольки, аккуратно — на одинаковом расстоянии один от другого — обступившие стоянку. Почти пустая промышленная зона выглядела в этот утренний час не более приветливой, чем афганская равнина. Припрятав пульт от радио в бардачок, он вышел из машины, потер все еще болевшую щеку и решил отложить на потом внутренний разбор полетов, в котором сильно нуждался после вчерашнего. Прямо перед ним возвышалось величественное строение из сборных элементов с несколькими вывесками. Тут нашлось место и «аренде станков», и «прокату экскаваторов», и «агрегатам для ремонтных работ»… Одна вывеска даже обещала: «Подвозим на австралийских гировагонетках»… Здание делил на две абсолютно равные части нарисованный на стене гигантский подъемный кран в форме прописного «J», нет, что я говорю, какого там прописного, сверх… супер… ультрапрописного! Левую сторону венчала собой вывеска «Прием клиентов», справа вывеска была короче, всего в одно слово: «Офисы». Правда, внизу более мелко дописали для простаков: «Посторонним вход запрещен». Некоторое время Юго постоял, задумчиво разглядывая фасад, и опять его удивило, что при виде своего детища он больше не испытывает прилива гордости. Подумать только, а ведь еще каких-то пару месяцев назад он каждое утро с бьющимся сердцем поджидал момента, когда с шоссе увидит наконец-то кроваво-красные буквы на крыше. Потому что ЖЕЛУТУ в Башле (департамент Ивелин) — это его деточка, его пупсик… пупсище, крытое рифленым железом, самое драгоценное украшение того, что теперь уже можно назвать промышленной группой! Пятнадцать лет его малыш подрастал, хорошел и вот наконец стал кругленьким, упитанным подростком: в прошлом году добавленная стоимость по отчетам ООО «ЖЕЛУТУ Анлимитед» равнялась 634678 евро. А все потому, что дитя недолго оставалось единственным. Едва пришли первые успехи, Юго смог открыть один, потом два, потом целых три филиала в разных регионах департамента. Сдача напрокат крупногабаритной техники оказалась делом чрезвычайно выгодным: при малейшем кризисе предприятиям становится страшно даже подумать о покупке машин, ну они и выстраиваются в очередь у дверей ЖЕЛУТУ, а когда все хорошо, как грибы растут стройплощадки и опять же нужды клиентов множатся. Владельцы частных фирм, ремесленники, промышленники департамента Ивелин — все стремились объединиться под сверкающим подъемным краном с логотипом ЖЕЛУТУ. Однако в то хмурое зимнее утро душа Юго Марсиака не радовалась профессиональной удаче. Он еще больше помрачнел и направился к правому подъезду. В холле его окликнул мелодичный голос секретарши за стойкой: — Добрый день, месье Марсиак! Как вы себя сегодня чувствуете? О-о-о, что это с вашей щекой?! — В ваши обязанности входит задавать мне вопросы, «мисс Вселенная»? В ЖЕЛУТУ все знали, что у шефа отменное чувство юмора. И секретарша, хихикнув, прикрыла рот рукой, как школьница, которой только что поставили брекеты. Адольф Никар, конечно, был уже здесь и держал палец на кнопке «двойной с сахаром» кофейного автомата. В присутственные дни так было всегда начиная с 1987 года. За пятнадцать лет сотрудничества Юго ни разу не удалось прийти раньше Никара. И точно так же ему ни разу не довелось увидеть палец Никара на какой-нибудь другой кнопке, кроме «двойной с сахаром». Иногда он думал: а может ли быть, чтобы однажды утром Никар в припадке безумия выбрал «эспрессо без сахара», «чай с молоком» или расхрабрился до того, чтобы нажать на «томатный сок», — нет, нет и нет! Правой руке Юго не пристало быть из тех людей, которые позволят своей левой руке даже на минутку забыться. Юго отметил про себя, что темно-коричневый костюм Никара дополнен нынче вязаным галстуком цвета ракового супа, и к горлу его подступила тошнота, но он нашел в себе мужество, как обычно, поприветствовать ближайшего своего сотрудника словами: — Боже, как вы сегодня элегантны, Адольф! Наверное, обедаете с очередной куколкой? Никар, скорее всего, никогда в жизни не обедал ни с одной куколкой, кроме ершистой Антуанетты, своей собственной жены, с которой они были вместе уже сорок два года, но шутка начальника входила в утренний ритуал, и Никар, сощурив близорукие глаза, ответил утвердительно. И ничего не спросил о щеке Юго, признательного правой руке за сдержанность. В жизни Юго Марсиака Никар играл роль феи Динь-Динь. Пусть он был лыс, пусть ему давно сравнялось шестьдесят, и даже шестьдесят пять, пусть у него была капризная простата, пусть даже он коллекционировал баллы за покупки в мужском отделе С&А[3 - Сеть магазинов недорогой готовой одежды.], — во всем, кроме этих нескольких деталей, он был как две капли воды похож на доброго эльфа с крылышками. Когда Юго основал свое предприятие, к нему валили толпы энергичных, стильных, усердных, дипломированных кандидатов, которые все как один действовали на него угнетающе, и, следовательно, никого из них он так и не нанял. А потом однажды в его кабинет вошел маленький человечек, только что выставленный за дверь кадровиком предприятия-лидера в производстве подъемных кранов, человечек, будто сбежавший из кинокомедии 70-х годов, человечек со съехавшей набок накладкой, с вязаным галстуком, кончик которого был засунут под ремень, — и начинающий руководитель растаял… Уже в те времена у пятидесятилетнего с гаком безработного было не больше видов на будущее, чем у беспризорного питбуля, забредшего во двор детского сада. Но Юго оценил возможности собеседника: этот самоучка Адольф Никар всего добился собственными силами. Жизнь Никара началась под несчастливой звездой. Он родился в 1936-м, и родителям показалось, что ничего ловчее не придумаешь, чем воздать почести молодому и многообещающему немецкому лидеру, назвав ребенка его именем, — дескать, малыш Адольф благодаря этому будет обладать харизмой и отвагой. Назвали. А когда некоторое время спустя их любовь к Германии сильно поубавилась, они приняли как личное оскорбление то, как продолжилась карьера Адольфа Г. Вот только махать кулаками после драки, известное дело, поздновато, и все, чего они добились, это разрешения писать имя малыша на французский лад, заменив «f» в конце на более нейтральное «phe». Радости мало. Между тем прошло каких-нибудь пятьдесят лет — и подтвердилось окончательно, что, к великому счастью, Никар ни в чем, кроме завидного упорства, которое он проявлял, делая любой выбор на жизненном пути, не повторил траектории печально знаменитого тезки. В течение всей, довольно уже долгой, профессиональной карьеры — как сам же Никар, желая получить работу, простодушно уточнил на первой встрече с Марсиаком — ему оказалось «куда легче, чем другим, подниматься по служебной лестнице именно потому, что он специалист в области подъемных кранов на подвижной платформе». Поскольку сам Юго получал образование не слишком долго и, прямо скажем, без особого усердия, он немедленно пришел к выводу, что лучше подарить еще один шанс опытному человеку без престижных дипломов, чем позволить желторотым юнцам учить себя по размноженным на ксероксе лекциям знаменитой коммерческой школы. Со дня первой встречи прошло пятнадцать лет — и ни разу за это время владелец фирмы не пожалел о том, что доверил Адольфу Никару пост генерального директора. Да, конечно, он — старой закалки, он женоненавистник, придира, он ни черта не воспринимает современного юмора и не знает сегодняшнего сленга, но ведь он компетентен в своем деле, честен, хитер как лиса… словом, незаменим! Никар не рвался к исполнению главной роли; быть на подхвате — вот что больше всего ему подходило. Никар совсем не ревновал к славе шефа и не завидовал ему, наоборот, так до сих пор и испытывал благодарность за предоставленную после унизительной безработицы высокую должность и совершенно не чувствовал себя способным руководить всей фирмой. Имея в шестьдесят семь лет за плечами трудовой стаж почти в полвека, Никар уже мог бы уйти на заслуженный отдых, но относился к такой перспективе вполне юмористически: мне уйти на пенсию? мне? прямо сейчас? это еще зачем? И был прав: детей нет, любовницы нет, зато есть жена, которая только и мечтает заставить его с утра до ночи возделывать сад или играть в карты… ну и чем тогда, выйдя в отставку, заниматься? Нет-нет-нет, ни о какой пенсии не может быть и речи! Этот невероятный тандем и сделал из ЖЕЛУТУ то, чем ЖЕЛУТУ славится, а славится ЖЕЛУТУ как самое выдающееся из предприятий промышленно-торговой зоны Башле (департамент Ивелин). А всякие там «Ашаны», «Киаби», «Декатлоны», «Сольдораки» и прочие легендарные фирмы и фирмочки появились только потом, после него… На общих собраниях коммерсантов региона они были как цари, даже еще величественнее за своими плексигласовыми табличками «президент» и «вице-президент». Ни одному из новеньких даже в голову не приходило, что можно пустить корни в регионе, не нанеся предварительно В ЖЕЛУТУ визита вежливости. Ни один директор по продажам, встретив их у автоматически открывающихся дверей, не упустил случая посторониться и прошептать: «После вас!» — и только что не щелкнуть каблуками, оснащенными пижонскими железными подковками. Было бы неверно усматривать в этих строках иронию: сам Юго Марсиак первым улыбался, услышав, что он этакий Че Гевара западного предместья, но в его профессиональных достижениях вовсе не было ничего смехотворного. Вышедший чуть ли не из низов общества, он преуспел ничуть не меньше, чем его спесивые однокашники по лицею Жана д’Ормессона[4 - Жан д’Ормессон (р. 1925) — французский писатель, автор многочисленных полностью или частично автобиографических романов, генеральный секретарь Всемирного совета по философии и гуманитарному знанию при ЮНЕСКО, директор газеты «Фигаро» в 1974–1979 гг., академик Французской академии, Великий командор ордена Почетного легиона.] в Сель-Сен-Клу. Этим честолюбцам их блестящие успехи в учении обеспечили вроде бы всего лишь карьеру в банке с потолком в семьдесят тысяч евро в год, а ему… а он стал главой компании и зарабатывал вдвое больше. Именно о них, о своих однокашниках, он думал сегодня, когда вместе с Никаром входил в зал для совещаний на втором этаже. Рассеянно слушая старшего мастера Беншетри, который интересовался возможностью увеличить парк вращающихся ножничных подъемников, Юго поплыл по волнам грез. Он увидел себя маленьким смешливым мальчиком в кругу приятелей — они только что высыпали после урока в школьный двор. Потом вспомнил родителей, как они, смущенные, подавленные, крутят в руках его табель с оценками, в котором учитель — насмешливо и с явно греховным наслаждением — написал: «При усердной работе слишком мало достижений». И снова почувствовал тогдашнюю свою ярость, пришедшую в тот день вместе с пониманием: перед другими, у которых больше «способностей», открывается широченная и гладкая автомагистраль… Дорожные сравнения были крепко-накрепко вбиты ему в голову отцом и стали для него привычны. Как раз в тот злосчастный день Пьер Марсиак и объяснил сыну, что жизнь на самом деле подобна автотрассе с ее скоростными полосами, пунктами оплаты дорожной пошлины, местами для вынужденной остановки, выходами на объездные пути… По иронии судьбы несчастный погиб, едва достигнув пятидесятилетия, именно что в дорожном происшествии, оставив по себе несколько прицепов сожалений и никуда не годную теперь машину. С намерением воздать честь отцу, Юго над его могилой пообещал во всеуслышание, что в своей будущей жизни, какой бы она ни была напряженной, станет всегда «аккуратно выполнять повороты», «опасаться превышения скорости» и, разумеется, не будет «спать на площадках для отдыха при автостраде»… Сейчас логотип возглавляемой им компании сиял красным неоном над автотрассой, но Юго Марсиак уже не получал от этого никакого удовольствия. Ему казалось, будто он застрял в пробке. Нет, гораздо хуже. Его нынешняя жизнь — узкая проселочная дорога ночью. По дороге движется машина, дорогу перебегает маленький зверек. Он, Юго, и есть этот кролик, окаменевший в лучах фар. Вот в чем главная проблема хозяина ЖЕЛУТУ. Ему не нравится его жизнь. Он ее разлюбил. Президент фирмы услышал, как Беншетри предлагает обсудить «недостаточную эффективность работы новых гидравлических экскаваторов на 3,5 тонны», и внезапно понял, что сегодняшними методами ему не избавиться от мучительного самоанализа, который просто-таки в тисках его держит с тех пор, как он проснулся. Сославшись на срочный телефонный звонок и попросив Адольфа вести собрание, Юго удалился. В своем кабинете он тяжело опустился в кресло, обитое золотистой кожей, и задумчиво потер щеку. Ариана сил не пожалела: вся левая половина лица болела, даже кости ныли, и кожа кое-где лопнула. Тем не менее злился он не на жену, а на себя самого. Почему он так и не поговорил с ней после этой нелепой сцены? Почему не разозлился до смерти, как сделал бы любой другой? Почему вывернулся, ускользнул от выяснения отношений, а не засветил ей по морде в ответ? Тот факт, что, подобно большинству мужчин, он больше всего на свете боится двух вещей — осечки в постели и семейных сцен, давал повод поразмыслить, но не объяснял, откуда такая жутчайшая апатия… Вчера вечером, продемонстрировав мужу, насколько крепкая у нее рука, Ариана сама обалдела от сделанного. Она, будто внезапно протрезвев, изумленно на него посмотрела, прошептала: «О мой дорогой! Если бы ты со мной поступил так, я позвонила бы в полицию и попросила упрятать тебя за решетку!» — и отправилась за льдом. Но пока она ходила за льдом, Юго заперся в комнате для стирки, и Ариана, видимо поняв, что муж хочет этим сказать, не стала его оттуда вытаскивать. Из 3579 последних ночей 3576 они провели вместе, деля, как положено, супружеское ложе. На диване в гостиной Юго спал за десять лет всего трижды. Впервые — после какой-то вечеринки, когда Ариана застукала его исследующим на ощупь грудь вульгарной девицы, не очень-то даже ему и знакомой; затем — когда Навес уделал его плащ, что ужасно рассмешило хозяйку злобной скотины; и наконец, пару лет назад — из-за глупейшей истории с пересоленным ужином. Юго тогда не преминул с ухмылкой напомнить, с чего бывает пересол, Ариана, заметив ухмылку, разгневалась и принялась читать идиотскую лекцию на тему о нехватке у мужчин признательности женщинам за все, что те делают, ля-ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля-ля, — и он предпочел ретироваться. Осторожность не помешает, лучше все-таки не вступать в противостояние с морализаторской диалектикой супруги, подписанной на четыре женских глянца. Ну а эту ночь он, стало быть, провел на тюфячке от шезлонга, разложив его на полу вдоль сушилки. Как последний кретин. Почти на рассвете, когда Ариана спала глубоким сном, он тихонечко выскользнул из своего убежища и пробрался в спальню, чтобы взять чистые вещи. Как последний кретин, иначе и не скажешь. И просидел оставшееся до работы время в бистро, радуясь хотя бы тому, что удалось избежать разговора с женой. Да! Именно как последний кретин, болван, олух царя небесного! Вот почему у него в горле застрял комок: то, что вчера показалось Юго Марсиаку вернейшим способом, ничего не обостряя, тем не менее показать, что он недоволен, сегодня предстало в своем истинном свете. Он вел себя как кретин — не только безмозглый, но и трусливый. Некоторое время — с совершенно пустой, до звона, головой — он рассматривал семейную фотографию, сделанную прошлым летом в Вандее. Один из тех снимков, какие женщины изымают из семейных альбомов под предлогом того, что здесь мы все получились так себе. Один из тех снимков, какие мужчины тихонько подбирают, потому что — сколь бы эти фотографии ни казались неудачными, нелепыми и неряшливыми — они правдивы. Один из тех снимков, какие обязательно вызовут улыбку у всякого, кому доведется их увидеть… Вот только у хозяина ЖЕЛУТУ сейчас разве что слезы не полились. Эктор здесь хохочет — этакое беззубое солнышко, как же он хорош с дыркой вместо двух передних резцов; а куколка моя, крошка моя Луиза, как она тянет к брату пухлые ручки; а высокая и тонкая, как лоза, в закрытом купальнике Ариана — как она подмигивает мужу-фотографу сквозь упавшие на глаза жесткие от соли волосы… До чего же он их любит, своих малышей! До чего же он ее любит — свою драчунью-жену! Что с ней такое могло случиться? Ариана, правда, стала ужасно странная… С тех пор как начался ремонт, ее просто не узнать: прежде всегда радостная, насмешливая, энергичная, она превратилась в раздражительную, вспыльчивую ворчунью! Слова ей не скажи поперек! Да хоть и «вдоль»… Можно подумать, в ней не переставая бушуют гормональные бури огромной силы… Но ведь тридцать шесть лет, насколько ему известно, еще не время для климакса. Решив в очередной раз, что еще не время бросать курить, Юго достал из ящика письменного стола пачку Benson&Hedges и, прикрыв глаза, так глубоко затянулся, что голова пошла кругом. Зато после затяжки он, слава богу, немного успокоился, и тогда была вынесена еще одна резолюция: следует окинуть взглядом всю картину — именно это он делал каждый квартал на совещаниях по вопросам перспектив развития фирмы. Итак, подведем итоги… Куда больше, чем вполне в общем-то банальный апперкот в отместку за требование устроить нагоняй электрику, куда больше его беспокоила непривычная молчаливость подруги жизни. Ариана уже довольно давно почти не разговаривает. А это серьезная проблема. Женщина, которая ни с того ни с сего молчала, все равно что машина, которая жрет слишком много масла: и в том и в другом случае жди неприятностей, и ничего кроме. Сколько себе ни говори, что ты здесь ни при чем, что у машины попросту конструкция недоработана, хрен поможет — хочешь не хочешь, давай приспосабливайся. И Юго Марсиак — человек честный, он не из тех парней, что перекладывают свою вину на других. Дело тут не в теще, только из-за него самого жена перестала быть счастливой. Он решил поговорить с Арианой. Нет, лучше отправить ей эсэмэску, да, точно, так лучше. Он вырвал листок с рекламным слоганом из фирменного блокнота — надо же для начала оформить свои мысли начерно, а то ведь растечешься в словах — и прощай, точность, прощай, убедительность! Всего двадцать минут спустя была готова первая фраза: «Ариана, это я, мне бы хотелось поговорить с тобой о том, что случилось вчера вечером…» — и тут зазвонил телефон. Никар принадлежал к тому типу людей, которые сообщают вам плохие новости каким-то чревоугодническим тоном, до чего же это бесит слов нет! Вторжение правой руки в текст, и без того рождавшийся в муках, вернуло Юго к реальности: его жизнь главы предприятия заключается сегодня прежде всего в том, чтобы решить деловые проблемы, а деловые проблемы, как обычно, выстроились перед ним в ряд, одна за другой, будто череда поросят, семенящих к кормушке. Адольф начал с того, что, как ему ни досадно беспокоить шефа, однако появилась настоятельная необходимость проинформировать его о том, что… (прописное А) стрела подъемного крана ЖЕЛУТУ ночью обрушилась на контейнеры, находившиеся на строительном объекте в Сувиньи-сюр-Битон, нужно срочно обратиться в страховую компанию; (прописное В) клиент наотрез отказывается платить за использование двух вышедших из строя самосвалов… кроме того, нужно срочно выяснить (прописное С), намерен ли Юго обновить парк гидравлических экскаваторов на 3,5 тонны? За этими тремя, надо полагать, последует продолжение списка мерзопакостей в алфавитном порядке. Там будут и вагонетки со свободно вращающимися на оси колесами, у которых не вращаются колеса, и электроштабеллеры со взбесившимися моторами, и неопрокидывающиеся опрокидные платформы, ошибочно проданные к тому же по цене телескопических грузоподъемников, и так далее и так далее — до последней буквы, до бесконечности, до скончания времен… Юго вздохнул и выбросил начатый черновик в корзину для бумаг, сделанную из баскетбольной, принадлежавшей его любимой команде, — ее подарили президенту ЖЕЛУТУ к тридцатипятилетию служащие торгового отдела. М-да, «выбросил»… Прицелился, бросил и не попал. Ариана вгляделась в цыплячью шею страшной как смертный грех особы и воскликнула: — Ой, ну честное же слово, у вас позвонки такие дли-и-инные, прямо как у жирафа! До чего же вам повезло! Как ты считаешь, Софи? Повезло ведь? Я считаю, повезло, потому что мадам Плантуа, в отличие от других, может себе позволить ошейник — тот, «Невесомость», может ведь, правда? Софи Беньон только кивнула. Тоже мне партнер по бизнесу, всегда-то она в таких случаях промолчит, да уж, никакой у лучшей подруги коммерческой жилки… И вообще сегодня она согласилась прийти на помощь Ариане только потому, что клиентка, зажиточная супруга дантиста из Лувесьенна, выразила желание «встретиться с автором этих прелестных вещиц». А так всегда одна, всегда одна, все на ее голову… Смуглая, чернявая и тощая Соня Плантуа все дни проводит в гольф-клубах, на занятиях йогой или в институте красоты, и везде у нее толпы подруг, — значит, благодаря ей можно заполучить тьму новых и весьма охочих до тихих радостей богатеньких клиенток. А такие должны по идее хватать всё подряд — вплоть до самых легкомысленных из сочиненных Софи побрякушек. Руки Арианы порхали над открытым сундучком с монограммой-логотипом их фирмы, в этом сундучке они держали коллекцию именно таких побрякушек. Взглядом Ариана искала одобрения у подруги, и вид у нее был предельно сосредоточенный, как у нейрохирурга во время операции на открытом мозге. Ага, Софи подтвердила ее выбор улыбкой — да, конечно же да, это ведь самое дорогое в коллекции ожерелье! И вот уже щелкает застежка на шикарном колье из горного хрусталя с султанчиками лебяжьего пуха, и вот уже Ариана отходит на несколько шагов, чтобы полюбоваться. Теперь шея Сони Плантуа напоминает бутылку минеральной воды, украшенную в честь Нового года блескучей оборочкой. Тем не менее Ариана кудахчет от восторга и хлопает в ладоши, восторгаясь дивным затылком клиентки — «в точности как у Одри Хепберн». Ох ты, переусердствовала, наверное… Мадам Плантуа ничего не решается купить, говорит, надо еще обсудить свои планы с мужем. Что тут поделаешь, с чем пришли, с тем и ушли… — Следующую клячу, которая скажет, что ей надо обсудить свои планы с мужем, я просто по стенке размажу! Ну не наплевать ли дантистам-миллиардерам на сто пятьдесят евро, которые мы просим за ошейник, скажи, нет, ты скажи! Ариана Марсиак так разозлилась, что ее «опель» цвета малины со сливками вздрогнул и заикал. — Что с тобой, солнышко? Сроду не видела тебя в таком состоянии! — спросила невозмутимая Софи. — Хорошо, я вела себя омерзительно. Сама понимаю, насколько бездарно. Но что делать — не выношу я этих баб с куриными мозгами! — Ага… Поссорилась с Юго! — Ой, не смеши меня! Почему ты считаешь, что единственная причина плохого настроения у женщины — нелады с мужиком? Из тебя самой неплохой бы мужик получился! О нет, не мужик! Знаешь, ты кто? Ты — старый-престарый дед… Конечно, ты красивая и потому никто об этом не догадывается, но на самом деле тебе сто пятнадцать лет, ты гуляешь с тросточкой и у тебя уши шерстью поросли! — Спасибо, до чего приятно слышать!.. — Да ладно, не дуйся!.. Знаешь, мне вообще не понять, что нас с тобой связывает, кроме пятнадцати лет дружбы… Вот скажи, скажи, что у нас общего? Ты всегда была худее меня, это же подозрительно, правда? Может, я и лопухнулась-то с мадам Плантуа только потому, что чувствовала у себя за спиной твою худосочную зловещую фигуру. Точно-точно, если бы не ты, старуха как миленькая взяла бы у меня и этот чертов ошейник… как его… «Невесомость», и вообще всё!.. — Скажи спасибо, что не взяла, потому что с перьями при ее оттопыренных ушах она стала бы похожа на бабушку Астерикса, эта Соня… а ее муж с наслаждением выбил бы тебе все зубы… Не забудь: зубы — это его профессия! Давай раскалывайся — что у тебя там с Юго? — Да так… ничего особенного… Вчера чуть его не прикончила… Ариана все-таки продержалась почти два часа, прежде чем выложить подруге, лучшей подруге, все, что произошло накануне. «Лучшая подруга» — детское выражение, но они с Софи никогда не говорили одна о другой иначе. В тридцать пять лет они любили друг дружку так же, как любят в школьном дворе — безусловно, шумно, неустанно. Просто подругам рассказываешь «всё», Софи с Арианой рассказывали друг дружке гораздо больше «всего». И пусть сейчас сердце нашей героини, с одной стороны, раздирало смутное желание сохранить в тайне интимные подробности жизни своей семьи, но с другой-то — некое пьянящее чувство, которое можно… нужно… позарез необходимо разделить только с лучшей подругой, и потому она не смогла колебаться слишком долго. А главное — ей нужен был совет. Что бы делали женщины без советов подруг? Без этого драгоценного и редкого товара, этого маленького преимущества женской дружбы! Без советов, которые — вроде как россказни бабника с итальянского пляжа — слушаешь весьма охотно, но довериться им не спешишь… Но даже если советчик — не ответчик, как не преминул бы заметить месье Дилабо, отчего не воспользоваться хоть какой подсказкой, правда? Если бы за лучший совет давали «Оскара», Софи Беньон могла бы соорудить у себя на камине целую золотую рощицу из статуэток. Ее советы всегда оказывались точны по форме, обстоятельны, надежны, отмечены печатью благоразумия. Одним словом, кто, как не Софи, — истинный кладезь полезных советов! Молодая женщина слушала, не прерывая. Терпеливая, в отличие от Арианы, она позволяла собеседнику закончить фразу, и подруга просто обмирала от восхищения перед таким бесценным даром. Среди прочих основных добродетелей Софи Беньон можно было бы еще назвать сдержанность (кто знал Пьера, ее мужа, оценил бы крепость нервов его супруги), изрядную долю фантазии (из продуктов она ела только те, что красного цвета, находя это красивым, а в отпуск ездила только в места, начинающиеся на «М», потому что Марокко, Мавритания, Мальдивы, Милан — все это начиналось не на «П», как Пикардия), а главное — она обладала несравненной чуткостью и деликатностью: разве она не завещала Ариане всю свою — подчеркиваю, всю без исключений! — коллекцию босоножек от Кристиана Лабутена? Разумеется, босоножки куплены на распродаже, но ведь целых двенадцать пар, да так и оставшихся ненадеванными, совсем-совсем новенькими, поскольку создательнице легкомысленных побрякушек не нравились пальцы собственных ног. Дав Ариане договорить, Софи спросила, а пробовала ли подруга сегодня объясниться с мужем. И да и нет. Она раз двадцать набирала номер мужа, но каждый раз давала отбой. Софи мгновенно сформулировала «квалифицированный диагноз»: хуже всего не то, что Ариана как ненормальная набросилась на невинного супруга, но то, что она чувствует себя абсолютно не способной извиниться. Ариана долго думала и, в конце концов, изрекла: — Проблема не в Юго. Мне кажется, Софи, я больше не могу вынести такой жизни. Молодая женщина еще не знала, что полностью солидарна со своим мужем. По крайней мере, в этом. 2 Февраль Февраль мужа под периной студит, а жену у печи.      Народная мудрость Наступает во всяком ремонте благословенный момент, когда перегородки вдруг словно сами прорастают из пола, электропровода побегами глициний выбиваются из-под карнизов, батареи расцветают в каждом углу каждой комнаты — вроде весенних свежих рощиц… Вот только в доме 12 по улице Веселого Зяблика ничего подобного не наблюдалось. Более того, по правде говоря, вместо прогресса тут наблюдался медленный регресс. А иногда и быстрый. «Подготовленные» малярами стены прихожей были словно гигантской экземой покрыты, или генерализованным импетиго, — в общем, выглядели так, будто страдают одним из тяжелейших кожных недугов. Обычно фотографии пациентов с подобными заболеваниями дерматологи хранят в своих кабинетах под замком. Полуразрушенная кухня запросто могла бы служить задником для репортажа о бомбардировках гражданского населения в странах Восточной Европы. Веранда, строившаяся по «особому проекту», все еще представляла собою четыре толстых столба похабного вида, смутно маячивших в невеселом февральском тумане. Хуже того, внезапно решил взяться за дело сантехник, и две недели назад, вернувшись домой с работы, Ариана обнаружила, что все батареи первого этажа сняты. И обрадовалась столь явному продвижению ремонта. Ох, рано, рано она обрадовалась! Время шло, а Гонсальво оставался неуловим. Зато месье Педро огорошил ее поочередно двумя заявлениями: во-первых, час «установки отопительных радиаторов на прежнее место» пробьет еще не скоро, а во-вторых, пора бы оплатить бригаде первую часть ее работы, причем оплата эта выросла уже до 6785 евро (без налогов). Ну и стало быть, Марсиакам все еще приходилось ютиться в двух комнатах второго этажа, где они разогревали еду в микроволновке, а готовили на портативной газовой плитке, водруженной для равновесия на стеноблоки. Теперь даже рагу из кабачков с макаронами и пармезаном сделалось недоступной роскошью, и семья поневоле перешла на завтраки, обеды и ужины из коробочек, обильно сдобренные кетчупом. Детям, которых поначалу сильно обрадовало такое походное существование, вскоре стало тесно, и эхо их перебранок, отдаваясь от покрытых проказой стен, было слышно даже в гараже. В довершение девица-хорватка — у нее один только вид этого разоренного дома вызывал недавние и весьма нехорошие воспоминания — предпочла вернуться в Загреб, где, по крайней мере, больше не было «нужда шерстяной носки, чтобы слечь в постель у ночи». Новостей из бюро по найму нянюшек, которое называлось «Лучшие девушки — за стол и кров» которому было поручено найти замену хорватке, надо было еще подождать, и Ариана решила попросить маму о помощи. Ох, поверьте, не с легким сердцем! У Лиз Онфлёр имелся один-единственный недостаток, зато колоссального масштаба, — она была совершенством. Ей исполнилось шестьдесят два года, но не находилось человека, который не воспевал бы ее красоту, утонченность, деликатность, всегда ровное настроение, мужество и стойкость. Когда двадцать пять лет назад умер ее муж, эта домашняя хозяйка вынуждена была искать себе работу. И поступила в страховую компанию. Для начала новенькую определили принимать посетителей, но вскоре она смогла убедить руководство, что сможет заниматься более сложным делом, и тут же стала одним из лучших страховых агентов. Выйдя не так давно на пенсию, Лиз осталась такой же гиперактивной. С утра до вечера она неустанно распределяла, выполняя задания «Ресторанов сердца»[5 - «Restos du cceur» — благотворительная организация, основанная в 1985 г. знаменитым комиком Колюшем. Помогает бездомным едой, кровом, медицинской помощью и т. д.], белковые продукты по бесплатным столовым и презервативы по тюрьмам; писала, откликаясь на просьбы афганских женщин, жалобы и заявления в органы государственной власти; расклеивала афишки зеленых и утешала тех, кто приближался к таинственной черте подведения итога жизни. Имя дочери она дала в честь Арианы Мнушкин, великого поэта сцены, рьяной поборницы левых идей и основоположницы принципов театрального самоуправления, начавших зарождаться во Франции в мае 1968 года. Лиз сочиняла прелестные сказки для внуков, сама иллюстрировала их и переплетала в книжечки. Лиз умела своими руками изготовить торт пралине в четыре этажа и успешно делала это. Лиз одевалась на распродажах у Дриса Ван Нотена[6 - ДРИС ВАН НОТЕН (р. 1958) — крупнейший бельгийский дизайнер, стиль которого отличается удачным сочетанием противоположностей — простого и сложного, классического, традиционного и авангардного. Особую любовь этот модельер питает к Индии, что часто находит отражение в его творчестве. Вещи от Дриса Ван Нотена продаются по всему миру, есть у него свой Дом моды и в Париже.], и ей как никому на свете шел оттенок «Веселого лесного колокольчика» от Garnier Color. Список можно было бы продолжить… Что же касается Арианы, то она не умела сражаться вовсе — разве что за возвращение телепередачи «Кто хочет стать миллионером?» к прежнему времени показа. Пироги она пекла из пакетиков, разводя порошок водой из крана; имя дочери дала в честь Луизы Артишу, подружки детства, которая раздобыла для нее в мае 78-го автограф Даниэля Гишара[7 - Даниэль Гишар (р. 1948) — французский шансонье франко-русско-украинско-польского происхождения. Известность к нему пришла быстро. В 1972 г. он впервые вышел к зрителям в «Олимпии», в 80-х создал свою студию аудиозаписи, устроил в собственном саду свободную радиостанцию, которая передавала двадцать четыре часа в сутки французские песни, а кроме того, задолго до начала движения «Restos du Cceur» прославился тем, что организовывал турне «против рака» и сам непременно участвовал в них. Даниэлем Гишаром записано 25 альбомов, его сцена — вся Франция.]; сказки малышам читала по книжке, пользуясь всяким случаем пропустить пару страниц, если внимание ребят ослабевало. Кроме того, любая одежда, купленная на распродаже, была ей тесна или выглядела несуразно, а покрасив волосы «Веселым лесным колокольчиком», она в свои тридцать два делалась похожей на Лору Буш в ее пятьдесят пять… Восхитительная, с какой стороны ни посмотри, матушка вызывала у нее гордость и подавляла одновременно: Ариана матери и в подметки не годилась. Она часто спрашивала у Лиз: «Как ты считаешь, легко ли быть дочерью помеси Софи Лорен и Голды Меир?» — а та неизменно отвечала: «не надо ля-ля, я всего лишь эскиз, черновик, зато ты — истинный шедевр!» И все потому, что Лиз Онфлёр была еще и удивительно милым человеком. Эта совершенная во всех отношениях женщина никогда не важничала, не спорила по пустякам, не шумела, а дочь обожала вполне искренне. Когда Ариана доросла до переходного возраста, ей, в отличие от любого другого подростка, было ужасно трудно не слушаться такую исключительную мамочку, и она ограничивалась упреками в том, что родительница слишком много работает. Так что сила землетрясений, вызванных подростковыми протестами, повсеместно достигающих 147 баллов по шкале Рихтера, у них дома не выбивалась из трех. К зятю Лиз относилась лучше, чем относилась бы к родному сыну, внуков боготворила, дочь не уставала превозносить за ее образ жизни. — Неполный рабочий день, как у тебя, идеален для молодой женщины. Ты и о муже успеваешь позаботиться, и о детях, и своя жизнь у тебя есть за пределами домашнего очага! Я вот никогда не была способна на такие подвиги! Сказать, что Ариану сильно мучила совесть из-за того, что она оторвет мать от ее арестантов (Лиз называла их «узниками»), от ее бедняков, бродяг, иммигрантов и воинствующих экологов, поручив забирать детей из школы и сидеть с ними до вечера, было бы преувеличением. Но она опасалась, что мать, тонкая штучка, проводя у Марсиаков три часа ежедневно, быстро заметит, что дочери не по себе, а тогда придется все выложить начистоту. Ариане же ясно как апельсин, до чего трудно будет делиться с Лиз своими проблемами. Ну как, как признаться человеку, который привык шептаться с прокаженными, что ты прямо вся зачахла только из-за того, что месяц не приходит штукатур?.. Вот и пришлось деланно веселиться, держать лицо, благодаря чему мать дольше обычного не могла догадаться, что у дочери что-то не клеится. На догадки ушло добрых два часа. В тот понедельник, когда Лиз должна была заступать на дежурство по детям, Ариана пришла с работы к шести, чтобы наглядно продемонстрировать, какие заботы предстоят матери на сорока квадратных метрах пыльной площади, служившей им отныне домом. Естественно, дети были уже умыты и переодеты в пижамки с халатиками, все четыре ножки обуты в тапочки подходящего размера, к тому же не отличавшиеся одна от другой цветом. Уроки были сделаны, и сияющая Луиза слонялась по комнатам с украшенными голубой шелковой ленточкой колечками кос вокруг ушей. Влюбленный Навес везде таскался за новой хозяйкой, изнемогая от блаженства. Плитка распространяла вокруг себя упоительный запах. «Если электрическая духовка не вырубится, будем сегодня ужинать кулебякой с крабами», — объяснила бабушка, чрезвычайно величественная в своем ансамбле оттенка слоновой кости от Ацуро Таяма[8 - Ацуро Таяма — представитель среднего поколения японских дизайнеров, ученик знаменитого Ямамото. Около трех десятилетий назад Таяма, тогда начинающий модельер, получил заманчивое предложение от мэтра моды стать его ассистентом, а через несколько лет основал собственную компанию и стал выпускать одежду под маркой «Atsuro Tayama» (А.Т.), которая сегодня с успехом продается и в Москве. Ацуро — приверженец мультикультурного стиля в одежде, основу его коллекций составляют простые по материалу однотонные одеяния в духе начала XX в.]. Ариане немедленно захотелось плакать. Она сказала: — Ты просто добрая фея, мамулечка! — Нет, душенька, это ты лучезарна, это ты похожа на прекрасное видение среди руин! Молодая женщина, которой ужасно хотелось повеситься, радостно ответила: — О да, да, настроение у меня классное: пока нас тут еще руины, ты права, но если немного потерпеть, дом станет как картинка! — Конечно, милая! Правду сказать, сейчас требуется незаурядная фантазия, чтобы такое себе представить, но, насколько я тебя знаю, ты доведешь дело до конца твердой рукой отличной хозяйки. Ариана подумала, что отравиться газом — тоже неплохой выход, и фыркнула: — А что? Каска прораба довольно миленькая на вид, и я бы в ней неплохо смотрелась. — Сокровище мое, если бы ты только знала, как меня восхищает твоя способность заниматься сразу всем… Дочь захохотала, преодолевая страстное желание выброситься из окошка: — Ой, да ничего особенного в этом нет, и на самом деле мне не на что жаловаться! — Не преуменьшай своих заслуг, доченька, для этого у тебя существует муж… Разговор между матерью и дочерью так и продолжался, нежный и дружественный, пока в конце концов Лиз не шепнула на ухо Ариане: — Мне очень нужно поговорить с тобой наедине. Не хочешь ли выйти минут на пять? А ребятишек я посажу смотреть видео — захватила с собой кассету «Знакомим детей с АТТАС»[9 - АТТАС — международное движение за демократический контроль над финансовыми рынками]. Устроившись внизу на кушетке, накрытой клеенкой, чуткая мать тихонько и ласково, но вполне непререкаемо сказала: — А теперь говори, что с тобой происходит. Такое выражение лица, как у тебя сейчас, я в последний раз видела на картинах Эдварда Мунка. — Мама, мама, ты не представляешь, какой это все кошмар! Но невозможно рассказывать: стыд-то какой — жаловаться тебе, настоящей матери Терезе! — Ариана, ты схлопочешь первую в жизни пощечину, если еще раз сравнишь меня с монахиней! После смерти мужа примерная католичка Лиз вдруг стала рьяной атеисткой. Она сурово преследовала в речи собеседника любые заимствования из религиозного лексикона, и горе тому, кто попробовал бы указать этой «гражданке, настроенной исключительно на мирское», что она живет, действует и даже думает именно как монахиня. — Ой, прости, мамочка, беру назад мать Терезу. А если Роза Люксембург, так лучше? Ну значит, вот… моя жизнь превратилась в гигантскую МПБ. — Это еще что такое? — Мега-Проблема-Богачей. Да ты знаешь, во всяком случае, должна знать: это одна из теорий… точно не помню чья… вроде бы американского социолога… наверное, американского… то ли Джей-Джи Лепика, то ли еще как-то его зовут… В общем, он, кажется, даже Нобелевскую за это получил… Но не в нем суть, а во мне! У меня есть всё, всё, всё, чтобы быть счастливой. А я очень, очень, очень несчастна. Просто жуть как несчастна! Меня достало однообразие моего существования, меня достала эта чертова рутина, одно и то же с утра до ночи: дети-работа-дом, дети-работа-дом, дети-работа-дом… Некоторое время проблема, видимо, тлела, вызревала, ну а начался ремонт — дозрела, вспыхнула и стала мучительной. У меня ни к чему не лежит душа, я бью мужа, я не могу терпеливо выслушать Луизу и Эктора, мне осточертели клиентки, мне кажется, я не способна управлять рабочими и вообще делаю все плохо. Хуже некуда. Я хотела бы… мне хотелось бы переменить жизнь. Совсем. Мать, явно сбитая с толку, смотрела на Ариану недоумевающе. — И как же ты хочешь ее переменить, детка? — Ну… я думаю, мне хотелось бы… мне хотелось бы стать мужчиной! Мужчиной, который уходит из дому в восемь утра и возвращается в восемь вечера, а что между утром и вечером… ля-ля-ля, секрет фирмы! Мужчиной на старый лад, таким… цельнокроеным, таким… который трясется от смеха и жалуется, что в холодильнике нет пива… Мужчиной, у которого нет бесчисленных и все размножающихся граней, «одна другой краше»… Когда Юго приходит с работы… Понимаешь, я завидую Юго, мне хочется проводить дни, как проводит он — за реальным делом, осмысленным, с настоящими целями! Что скажешь? Лиз уставилась на дочь так, будто увидела перед собой Николь Нота[10 - Николь Нота — руководитель одного из самых массовых Французских профсоюзов.] во плоти. — Скажу, что не в таком уж ты и дерьме, прости за выражение… А еще скажу, что тебе надо как можно скорее поговорить с мужем, Ариана. — Сукин ты сын! — раздраженно бросил Юго. Только что лучший друг обыграл его с разгромным счетом. За восемь лет такое случилось впервые, а ведь все эти восемь лет они встречались на корте каждый понедельник, с 19.00 до 20.00. Лучший друг, придя, напротив, в развеселое настроение, пустился в пляс. По-видимому, Пьер намеревался исполнить какой-то негритянский танец, во всяком случае, он изящно поводил бедрами и постанывал на манер сумчатого в период течки. — Уймись, Пьеро, тебе просто поперла удача. На той неделе ты у меня получишь — как обычно! — И не мечтай, старик! Кончились твои победы, ты утратил боевой дух, сгорел, милый, сгорел, нету больше шансов… вот и отлично, черт побери! Как и положено настоящим мужчинам, они обменивались хорошо если полудюжиной слов в неделю, что за смысл болтать о жизни — пускай этим занимаются жены. Они познакомились, когда Ариана и Софи затеяли общее дело, потом стали приятелями, ну и нечего тут комплиментами обмениваться и драмы разыгрывать. Находиться в одном пространстве шестьдесят минут, шестьдесят минут вместе потеть в молчании — вот на каком цементе была замешана дружба, и этого цемента было более чем достаточно. И наверное, он был куда крепче, чем миллионы звонков их жен на мобильный подруги, чтобы потрепаться, — спрашивается, о чем? Скорее всего, о том, где сегодня распродажа и что натворили детишки. Разве что еще обсудят клиенток, которые вовремя не расплатились. Ну и сплошная, выходит, дребедень и пустяковина. А вот сегодня Юго, несмотря на незыблемость принципов суровой мужской дружбы, вдруг почувствовал настоятельную необходимость выговориться, исповедаться. Да-да-да, именно исповедаться, поведать о своих заботах, обсудить — вот именно обсудить что-то, кроме достоинств титановых ракеток и никуданегодности висячих замков на шкафчиках в раздевалке. Только с чего начать, как приступить к этому странному для него обычному разговору? В общем-то НАСТОЯЩЕМУ разговору мужчины с мужчиной! Понаблюдав за тем, как Пьер сыплет в рот с полдюжины капсул, запивая их большими глотками белкового напитка, он наконец понял: начало есть. Нам известно неисчислимое количество случаев ипохондрии, мы знаем множество людей, страдающих патологической боязнью заболеть, чаще всего чем-то неизлечимым, и — самое странное! — они находят у себя кучу симптомов этой хвори, не имея для этого ни малейшего основания. Вокруг нас полно родственников, коллег, просто знакомых, в глубине души убежденных, что они подцепили стрррашную болячку. Нам кажется немыслимым превзойти их в способности выдумывать себе по раку в неделю, сердечному приступу в месяц и атеросклерозу в квартал. А теперь слушайте: тот из нас, кому не повезло пересечься на жизненном пути с Пьером Беньоном, на самом деле не знает о жизни ничегошеньки, тот просто дитя малое, да и только! Каждое утро муж Софи, едва разлепив глаза, тянет руку к своему сверхсовременному тонометру, найденному в рождественском башмаке. Раз в две недели он сдает анализ крови на биохимию — необходимо отслеживать совершенно неуправляемый рост холестерина и триглицеридов в его организме. Результаты в том и другом случае вопиюще нормальные, но это еще больше тревожит Пьера. Худшего недолго ждать! Он не может обойтись без ежеквартальной компьютерной томограммы грудной клетки: а как иначе убедить его, бывшего злостного курильщика (три сигареты в сутки в течение двух лет), что рак легких обнаружится только в следующий раз? Он уже разорил свою социалку, врачи в Ивелин с некоторых пор отказались принимать его, и он регулярно приходил на консультации к эскулапам парижской клиники — той, что ближе к работе. Затем, когда и резервы 17-го округа были истощены, в течение нескольких месяцев обходил медицинские кабинеты 18-го. Самая голубая его мечта — написать путеводитель по Парижу и Гранд-Куронн[11 - Гранд-Куронн — общее название четырех не граничащих с Парижем департаментов Иль-де-Франс: Сена-и-Марна, Ивелин, Эссон и Валь-д’Уаз.] с координатами всех терапевтов широкого профиля, а там, глядишь, и до специалистов дело дойдет… В его записной книжке, специально отведенной для медицинских адресов и телефонов, где на каждую букву числится как минимум пять фамилий, из врачей не найдешь разве что гинеколога. Пьер — спортивный журналист — усвоил и присвоил образ жизни атлетов, с которыми постоянно встречался. Оставаясь маленьким и сухощавым, он заботился о своей физической форме с таким тщанием и так любовно, как разве что старая дама начесывает помпоны на кудрявых ушах своего карликового пуделя, готовя песика к конкурсу красоты. Пьер ежедневно глотал не меньше двадцати разных капсул и не ложился спать, пока не взвесится, — конечно же на потрясающих электронных весах, ко всему еще и озвучивающих громким голосом соотношение между его жировой массой и массой мышечной. Стоило Пьеру, озабоченному воздействием нежданной-негаданной победы на вариабельность сердечного ритма, покончить со счетом пульса, Юго начал исподволь: — Ну, как там твои головокружения? — Ох, старина, лучше не спрашивай. Дома, после матча «Лилль» — «Генгам», случилось еще одно! Стоило только встать — сразу все поплыло, поплыло, поплыло… Ясное дело почему: там дали длительное время, и у меня с голодухи сахар в крови упал слишком резко, но вообще-то все из-за Софи — она умотала к подружке, не оставив мне даже кусочка пиццы, представляешь! И тем менее это тревожно… — Знаешь, со мной сейчас тоже странное творится… У Пьера аж в зобу дыхание сперло, он бросился завязывать шнурки на ботинках и уставился на друга: — Что? С тобой? С тобой, которому посчастливилось родиться таким здоровяком? Эй, послушай, тебе сколько? Сорок два? А-а-а, тогда нормально, тогда это возрастное… И все только начинается. Увидишь, за три года ты проржавеешь насквозь, как и я. — Да нет, не то чтобы меня какой-то орган особенно беспокоил, похоже, с головой не все ладно. — Мигрени, что ли? — При чем тут мигрени, ничего общего. Как бы это лучше сказать-то? Вроде бы у меня упадок.. — Не понял. Что значит «упадок»? Не стоит, что ли? — О господи, при чем тут «стоит», не «стоит»! Здесь-то пока все в порядке. Проблема в сне. Я перестал спать. Ну и аппетит… Я почти ничего не ем, то есть ем настолько мало, что еще чуть-чуть — и можно будет говорить о полной потере аппетита. Да! Еще энергия! Сил совсем не осталось, и из-за этой проклятой слабости меня только что на корте обыграл игрок хуже некуда — абсолютнейшая бездарь. Пьер даже не улыбнулся. Он некоторое время насвистывал, выдавая задумчивые трели, потом вынес приговор: — Mid-life crisis, старина. Одно время мне казалось, что заполучил его, ну и стал читать статьи на эту тему. Мно-о-ого всего прочел. И выяснилось, что дело не в нем, думаю, у меня тогда начинался гастро… Юго, не выдержав, прервал друга: — Что это еще такое — mid-life crisis? — О, если по-нашему, это называется кризис среднего возраста. Достаточно распространенный тип депрессии. Поражает преимущественно мужчин после сорока. Они начинают думать о смерти, подсчитывать, что уже сделано, что достигнуто, — оказывается, ничего такого особенного… сколько случаев упущено — оказывается, более чем достаточно… что еще удастся сделать — оказывается, не слишком много… Этот кризис может проходить весьма и весьма тяжело. Ты как — все еще с удовольствием идешь на работу? — Честно говоря… честно говоря, теперь уже нет. — Ас женой у тебя как? — Не знаю. Во всяком случае, особого желания с ней разговаривать что-то не наблюдается… — Вот, вот! Диагноз точный: mid-life crisis! Типичный. Плохо твое дело, старина… Пьер почти что с радостью ставил свой диагноз — наконец-то и его друг заболел! Наконец-то Юго поймет, какие пытки терпит он, Пьер! Были немедленно выданы адреса психиатра, психотерапевта, андролога, было настойчиво посоветовано как можно скорее попросить рецепт на прозак и начать строго по часам глотать капсулы. Юго смотрел на друга в растерянности: ему, который соглашался принять одну-единственную таблетку аспирина, только когда температура переваливала за сорок, глотать лекарства? Нет уж. Его хандра, если это хандра, прекратится сама по себе. Пройдет как миленькая. Но Пьеро с великим сомнением покачал головой: — Будь любезен, не говори «хандра», никогда не говори, это никакой не диагноз, понимаешь? — И напомнил другу, что недолеченная депрессия может за несколько недель привести на край пропасти. Если Юго не бросит свое фанфаронство, если не бросит его немедленно, — наверняка и очень скоро он станет полным банкротом, и вот какое него будущее: дети-наркоманы, жена — халда, щвыряющая деньги налево-направо и изменяющая слабаку-мужу направо-налево, просто черный кошмар, а не жизнь. После этих замечательных прогнозов Пьер добавил: — Ну а если уж никак не хочешь повидаться с психиатром, хотя бы поговори с Арианой, старина. Сегодня же вечером. На пути домой Юго Марсиака преследовали две мысли. Первая: он окончательно, совершенно окончательно и бесповоротно решил никогда больше не вести НАСТОЯЩИХ разговоров как мужчина с мужчиной с кем бы то ни было. И вторая: этот псих Пьеро все-таки прав — не стоит ему избегать НАСТОЯЩЕГО разговора мужчины с женщиной, мужа с женой, черт возьми, не стоит тянуть с Арианой. Тут он вспомнил сцену из американской мыльной оперы, на которой случайно застрял где-то с месяц назад, переключая каналы, и его просто-таки дрожь пробрала. Когда все нормально, подобное нагнетание страстей только смешит, но в этот печальный вечер ему и там увиделась лишь трагическая напряженность ситуации. Ведь что бы ни происходило в «Любви, славе и красоте», «Пламени любви» или, скажем, «Санта-Барбаре», нам всем раз по двадцать попадалась эта сцена: блондинчик с парикмахерской укладкой, в рубахе, расстегнутой аж до лобка, стоит на кухне. Руке у него чашка. Он поворачивается к брюнеточке, одетой в костюм из джерси кораллового цвета, и изрекает (заметьте — рот у него искривлен тоской): «Джессика, нам надо об этом поговорить!» Девица, которую плохо дублировали, отвечает через две минуты сорок секунд после того как зашевелились ее губы: «О да, Джон, нам давно пора поговорить об этом». Они усаживаются. И разговаривают об этом двадцать четыре минуты на фоне пошленькой музычки. В финале — крупный план вдребезги разбитой о кухонный пол чашки. Заключительные титры… И к этому Юго Марсиак едет. Господи! Ровно в 20.37 он переступил порог своего дома. Он не знал, как быстро — всего за два часа — его жизнь перевернется. В голове у несчастного вертелась единственная фраза, похожая на мольбу: «Все что угодно, только не сцена с чашкой!» Его теща стояла у двери, уже в пальто. Нет, ужинать она не останется, дети уложены. «Побудьте наедине», — уточнила Лиз с милой улыбкой, от которой у Юго, не стану скрывать, кровь застыла в жилах. За спиной у матери маячила Ариана. Бледная, в длинном бежевом платье, она смахивала на нежный стебелек спаржи под соусом из взбитых сливок, но он поостерегся заметить это вслух. Его манера приводить гастрономические сравнения всегда раздражала жену, а момент был явно неподходящий для провокаций. Они устроились в будущей кухне-гостиной американского стиля, чтобы отведать приготовленную Лиз кулебяку с крабами — чудо из тающего во рту слоеного теста, будто вышедшее из печки Алена Дюкасса[12 - Ален Дюкасс — знаменитый шеф-повар, обладатель высшей награды Франции — ордена Почетного легиона, самый титулованный ресторатор в мире, управляющий уникальной гастрономической группой, в которой объединены более пятидесяти проектов в разных странах, и придерживающийся убеждения: будущее за ресторанами, где кухня и атмосфера находятся в гармонии и имеют равное значение.]. Навес, придавленный тяжким грузом вожделения и зависти, распластался у ног Юго. Он не сводил глаз с пищи, провожая каждый кусочек. Капли слюны стекали с двух сторон остренького язычка, падали на пол и собирались в липкие лужицы. Иногда пес позволял себе щелкнуть зубами, из его живота исходило гневное урчание, и тогда взгляд подстерегающей жертву рептилии устремлялся к хозяину. Мучительные поиски начала разговора ни к чему не привели, и выход был один — приступить к нему издалека. — Ты не находишь, что с возрастом Навес становится похож на Алана Паска? [13 - АЛАН ПАСКА — джазовый пианист, композитор. Его первый сольный альбом называется «Russian Peasant», то есть «Русский крестьянин».] — Нет, я бы уж тогда сказала, на Эрнеста-Антуана Селье лицом и на Жана Сен-Жосса фигурой. Ну а в линии бедер есть что-то от Марка Блонделя [14 - ЭРНЕСТ-АНТУАН СЕЛЬЕ — крупнейший французский предприниматель; ЖАН СЕН-ЖОСС — один из претендентов на Место президента Франции в 2002 г.; МАРК БЛОНДЕЛЬ — генеральный секретарь крупнейшего французского профсоюза.]. Юго, мне кажется, довольно уже ходить вокруг да около. Нам надо поговорить. «Ой, — подумал Юго, — вот и пробил час! И мы до такого дошли!» Он глубоко вздохнул — как человек долга, Марсиак был готов ко всему. — Нам действительно пора поговорить. Ариана, ты, наверное, и сама заметила, что уже несколько недель происходит что-то странное… Молодая женщина открыла рот, чтобы прервать его. Уф. — Дорогой, я заранее знаю все, что ты мне скажешь. Мы живем как чужие, в вежливом безразличии друг к другу, избегаем говорить о важных вещах, таких, например, как этот чертов ремонт, который катится по наклонной и вот-вот вообще пойдет прахом. Ты не хуже меня понимаешь, что с каждым днем мы все больше отдаляемся друг от друга, и я охотно признаю, что тут… тут моя вина! Ошеломленный таким началом Юго пробормотал: — Нет, нет, мне-то кажется, что, наоборот, это я во всем ви… — Да, конечно же, ты ни при чем! Правда состоит в том, милый, что мне плохо, очень плохо… Он широко открыл глаза — большие, не меньше суммы, отпущенной американцами на вооружение в 2002 году. — Что-о-о?! И тебе тоже? Она простонала: — Как это, как это «и тебе тоже»? Ну вот, все оказалось еще хуже, чем я думала! Ты мечтаешь развестись со мной, тебе хочется женщин куда более сексуальных, чем я, а таких миллион, что, впрочем, естественно: я-то превратилась в старую мерзкую клячу… Ты считаешь, что я ниже всякой критики, и это нормально, черт возьми, и тут сто процентов моей вины, и ты прав, когда… — Погоди-погоди, мне кажется, я вовсе не хочу разводиться, и я совсем не нахожу тебя старой мерзкой клячей, и это только у меня все не в порядке! Ариана, просто наповал сраженная таким количеством прекрасных новостей, воскликнула почти радостно: — Ты черт знает что болтаешь! Это я больше так жить не могу… Это у меня ни капли энергии, никаких желаний, ни на грош мужества! — Ничего подобного! Ты в отличной форме, достаточно посмотреть! Зато я совершенно обессилел, и жизнь из меня ушла… Жена совершила ошибку — она улыбнулась: — Жизнь ушла? Какое счастье, что ты отрезаешь себе уже третий кусок кулебяки, — с кулебякой-то она точно вернется! Ничего ты не хочешь понять. Это я на краю бездны! Юго обиделся: — Прости, Ариана, но о себе ты беспокоишься совершенно зря… Да и вообще я не понимаю, как ты можешь чувствовать себя плохо, живя той сладкой жизнью, которую я тебе обеспечиваю! — Что, что-о-о?! Ты мне обеспечиваешь сладкую жизнь? О да, верно-верно, ты и впрямь болен, Юго, ты тяжело болен, раз возомнил себя Доналдом Трампом![15 - Доналд Трамп — американский миллиардер, которого называют яркой иллюстрацией к истории «американской мечты». Главное его правило — не останавливаться на достигнутом. При этом скромностью Трамп не отличается. «… Идти напролом, ввязываться в бой и давать сдачи — вот некоторые из моих заповедей, иначе я не достиг бы всего того, что у меня есть» — часто повторяет он. В 60 лет Доналд снова стал папой: 35-летняя Мелания Кнаусс родила мальчика, которого назвали Бэрроном Уильямом. Уже через двадцать минут после рождения сына Трамп дал интервью, заверив всех, что и тут не собирается останавливаться на достигнутом и хочет еще детей.] — Никоим образом. Что за чушь! Ладно, в таком случае скажу тебе, что узнал сегодня от Пьера. Возможно, я переживаю mid-life crisis! Молодая женщина расхохоталась: — Боже ж ты мой! Та самая страшилка для игроков в гольф предпенсионного возраста! Ах ты, бедненький, сейчас не осталось даже редакторов мужских журналов, которые верили бы в эту бредятину! Окончательно разозлившись, Юго повысил голос: — Вовсе не страшилка, а чистая правда! Представь себе, у меня все симптомы! Я угнетен, подавлен, лишился сна, моей легендарной воли к победе будто и не бывало, все исчезло: радость жизни всегдашнее стремление взвалить на себя нагрузку выше сил, даже большая часть либидо… и ничего не осталось, ни-че-го! Он с торжествующим видом загибал пальцы на руке, подсчитывая свои беды и горести. Но Ариана не была бы женщиной, если бы оставила за кем-то последнее слово. Вовсе не ему хуже всех, пусть знает. — Конечно, конечно, только свихнулась при всем при этом, НА САМОМ ДЕЛЕ умом тронулась именно я, а не ты! Знаешь что? Не зна-а-аешь! Тогда прими к сведению, что я хотела бы стать ТОБОЙ! В ответ последовало молчание — Юго был явно озадачен таким поворотом дела. А она продолжала: — Разумеется, не тобой в качестве несчастной жертвы mid-life crisis, нет, тобой — в качестве мужчины. Словом, я хотела бы жить твоей жизнью! — Как ты сказала? Жить моей жизнью? Не понял… — Когда ты вечером приходишь с работы, я тебе бешено завидую: у меня ощущение, что ты прожил потрясающий день, интересный, осмысленный, ты играешь по-крупному, ты рискуешь, у тебя большие, настоящие цели! Ну а я? Я в это время погрязаю в мелочах, быт меня заел. Ой-ой-ой, черт бы побрал эту жизнь обеспеченной женщины! Какая тут может быть уравновешенность, спрашивается, какая? Моя сегодняшняя жизнь — это бесконечная цепь одинаковых звеньев: дети-клиентки-дом, дети-клиентки-дом, тоска берет!.. Цепь повторяющихся задач — и никакого удовлетворения, никакого вознаграждения! Белка в колесе! До сих пор я закрывала на это глаза, потому что казалось, что тут просто мелкобуржуазный синдром — дескать, благодарности каждый день мне не хватает, заслуги мои не признают, ну и чувствовала, что общественной поддержки ждать нечего. Ну а теперь… теперь, как ты мог заметить, я пошевелила мозгами, и стало ясно: недалеко до худшего. Юго! — драматически воскликнула она. — Юго, я боюсь за тебя, хрен знает до какого уровня насилия я могу дойти! Я говорила с мамой, она, ты же знаешь, истинный гений… (Вздох.) Да, я говорила с мамой, и мама сказала, что вычитала у Гертруды Стайн мудрую мысль: любой социальный комплекс заслуживает внимания, и о нем надо говорить вслух, обсуждать его. — Послушай, дорогая, у тебя же есть работа, которая занимает не так много времени и очень тебе нравится! — Умоляю, перестань говорить со мной так, будто я Анна Английская! И пойми же, Юго, пойми: уже восемь лет я… я прозябаю, влачу жалкое существование!.. Я ни на что, ни на что не гожусь! — Ну как ты можешь? А дети? Ты каждый день общаешься с детьми, ты все время с ними… — Я? С ними? Ой, не смеши меня! Да, я их кормлю, умываю, вожу на футбол, на танцы, лечу, если надо, ругаю, утешаю — и так день за днем, день за днем… с самого их рождения! Они меня, меня как таковую, даже и не видят… а еще хуже то, что и я их не вижу больше! Дети — это для тебя, Юго, поскольку ты проводишь с ними втрое меньше времени, чем я. Как они радуются, когда ты возвращаешься домой! А мне что достается? «Мам, ты опять забыла подписать тетрадку с заданием!» Вот и всё. Юго посмотрел на жену, на лице его ясно читалось недоумение. — Неужели ты правда считаешь, что моя работа просто-таки концерт Мадонны каждый день? Да брось ты, пожалуйста! У меня такая же монотонная жизнь, как у тебя, и один день похож на другой как две капли воды: восемьдесят процентов времени я решаю чужие проблемы и только двадцать — ставлю задачи кому-то! Представь себе, мне бы тоже хотелось все к чертям сменить!.. Ариана, мне сорок два года, я не вижу, как растут мои дети, я подписан на два журнала для руководителей и ничего другого все равно не успеваю читать, я с утра до ночи говорю только о киловаттах и евро, мне хочется купить каждую новую модель «ауди», которая выходит на рынок, и я уверен, что мне крышка… Вот поглядел я сегодня на лес возле нашей фирмы и подумал: «Господи, солнечный луч! Сколько же можно продолжать это идиотское обсуждение цен на подъемные краны, вот бы пойти вместо этого в школу и забрать домой малышей!» Это я — я, слышишь, — хотел бы поменять свою жизнь на твою! Ариана подскочила, будто ее ударило током: — А что нам мешает это сделать? Юго посмотрел на жену, жена посмотрела на него, и они поняли, что в доме 12 по улице Веселого Зяблика в Везине (департамент Ивелин) происходит нечто в высшей степени значительное. Впервые в истории человечества мужчина и женщина по доброй воле и обоюдному согласию решили провести эксперимент, внедрив в семейную жизнь настоящее равенство полов. Но что заставляет наших героев колебаться? Неужели осознание того, что они стоят на пороге революции? Головка закружилась? Как бы там ни было, только после долгого обмена взглядами, когда уже обоим почудилось, что время остановилось, когда перед ними уже открылись все возможные горизонты их предприятия, когда пропасть между полами была практически ликвидирована, Юго снова заговорил: — Ладно, хватит глупостей. Срочность не в том, бы я начал торговать сережками и ожерельями, а в том, чтобы в доме наконец-то начали топить! Завтра же позову судебного исполнителя, пусть составит акт о задержке с ремонтными работами. Он их прищучит! Он заставит твоего Дилабо проглотить весь этот чертов кабель, километр за километром! Опираясь одной ногой на лестничные перила, а другую аккуратненько, чтобы не нарушить равновесия, поставив на горку банок с краской, маленький человечек искал точку съемки, самый подходящий угол зрения для снимка. Навес, обезумев от любви к гостю, беспорядочно скакал рядом, выказывая явное стремление сделать ребенка его штанам. Ариана снова подумала, что этот Морис Кантюи меньше всего похож на судебного исполнителя. Когда час назад он — в смешной шапочке, надвинутой на темные кудряшки, — позвонил в дверь их дома, она чуть не воскликнула: «A-а, наконец-то вы явились, месье Саид! (Саидом звали плотника.) Не слишком-то вы торопитесь, я жду вас четвертую неделю!» К счастью, незнакомец ее опередил и благодаря ему не получилось, что она выглядит мелкобуржуазной дамочкой, битком набитой расистскими предрассудками, — вот уж чего у Арианы сроду не было, не было, не было, Руку на сердце положа, клянусь! Он представился, и речь его оказалась вполне академической, хотя и с несколько странным акцентом. — Мадам Марсиак? Я Морис Кантюи (он произносил «Мёрис Кюнтюи») из Союза молодых судебных исполнителей Франции. У нас назначена встреча на десять утра, простите, я пришел чуточку раньше. Мысль обратиться в этот Союз молодых судебных исполнителей пришла в голову Юго. Он перебрал в сети множество сайтов, пока его не привлекло определение «молодые». Таким поистине рок-н-ролльным вывертом можно будет легко вернуть деньги. Сразу же увлекшись этой идеей, Юго немедленно отправился в ближайшее к их дому отделение Союза. Ариане объяснил так: — Лучше взять новичка — он динамичнее, он не позволит себе отлынивать от дела. И энергии в таком больше. И говорить мы с ним станем на одном языке. Юго, как и большинство мужчин «среднего возраста», пребывал в убеждении, что до сих пор остался мальчишкой, потому частенько принимался отстаивать свое право на молодость и свежесть. И — что вполне логично — ассоциация, кричавшая на всех углах о своей молодости, тоже объединяла сорокалетних. Новичок, которого прислали Марсиакам, был не настолько юн, чтобы не вспомнить, чем занимался в день смерти генерала де Голля[16 - Шарль де Голль — французский военный и общественный деятель, первый президент Пятой республики (1959–1969). скончался 9 ноября 1970 г., а действие романа, напомним, происходит в 2002 г.]. Ариане сразу же понравился этот «дебютант». Не последнюю роль здесь сыграло то обстоятельство, что он пришел раньше назначенного времени. Сама молодая женщина была чудовищно пунктуальна. Дочь унаследовала это от матери или научилась этому у нее, с той разницей, что у Лиз пунктуальность никогда не вырастала до болезненных размеров — как, впрочем, ни одна другая черта или привычка. Если мать просто приходила вовремя, дочь приходила патологически вовремя. Ариана почти всегда была настолько пунктуальна, что ее нельзя было назвать пунктуальной, поскольку она являлась на свидание на пятнадцать минут раньше, чем надо. И сколько ни старалась выйти из дому с опозданием, а потом сколько бы ни выбирала самый запутанный маршрут, все равно везде являлась первая. Из-за этой странной прихоти судьбы — жить не по часам, а по минутам если не секундам, в мире, где не считаются со временем, — Ариана проводила большую часть времени в ожидании других. Так чему же удивляться — естественно, что она почувствовала внезапную симпатию к товарищу по несчастью! Сняв шапочку, Морис Кантюи стал куда больше походить на «министерского чиновника, в обязанности которого входит вручать процессуальные документы и приводить в исполнение решения суда». Он обошел дом, покачивая головой и с невозмутимым видом тибетского бонзы по пути сделав не меньше тысячи пометок. Принципиальная разница со старшими коллегами, объяснил он не без гордости, состоит в том, что все члены Союза молодых судебных исполнителей Франции работают с карманными компьютерами. Потом он сфотографировал каждую трещину на стенах, каждый брошенный на землю радиатор, каждую снятую с петель дверь — с таким энтузиазмом, словно перед ним была какая-нибудь супермодель, например Летиция Каста, притом почти без одежек, — и попросил разрешения поговорить с Арианой. Совершенно покоренная молодая женщина послушно отвечала на вопросы. Каков был первоначальный проект? Ну, помимо того, чтобы построить веранду, намечалось обновить всю сантехнику, оставшуюся еще от 70-х годов, привести в порядок электропроводку, отремонтировать на первом этаже полы, покрасить кухню и поменять все оборудование, изменить планировку, устроив на втором этаже две новые комнаты… В общем, пустяки… Ремонт начался в прошедшем сентябре и должен был закончиться еще к Рождеству, а спустя два месяца месье Дилабо, прораб, месье Педро, сантехник, месье Бушикрян, маляр, которого неизменно сопровождали два молчаливых подмастерья, месье Нерво, электрик, и месье Гонсальво, штукатур, всё еще продолжали непрерывно катить друг на друга бочку. В последние две недели они вообще перестали друг с другом разговаривать и, чтобы не видеться, приходили на работу по очереди, а это, кто бы усомнился, не могло не сказаться на координации их деятельности. Сегодня наступила очередь месье Бушикряна, маляра… Заметив, как старательно Ариана подчеркивает профессию каждого из членов бригады, будто они были месье Дилабо, Самый Главный Генерал Армии, или месье Гонсальво, Самый Знаменитый Лирический Тенор, Морис Кантюи улыбнулся. Эта молодая женщина с разноцветными волосами — они напоминают шерсть какого-то животного, вот только какого? — и длинными ногами, торчащими из-под мини-юбки, оказалась ужасно милой. — Вы, конечно, предусмотрели в контракте возмещение ущерба за просрочку? — Да конечно же нет! Мы было подумали об этом, когда составляли смету, но месье Дилабо, прораб, категорически не советовал, он сказал, что это «создаст нездоровые отношения между представителями разных строительных профессий». — М-да… классический прием… Мадам Марсиак, тем не менее, у меня еще вопрос. Если вы решили оплачивать труд прораба, разве не затем, чтобы именно он заботился о здоровых отношениях в своей бригаде и координировал работу специалистов? — Понимаю, что вы хотите сказать. Пусть Дилабо сам и выкручивается, да? Именно это, месье Кантюи, я не устаю ему повторять в течение шести месяцев — и вот вам результат. Забавно, что вы говорите в точности как мой муж… Видите ли, у меня неполный рабочий день, а у Юго полный, потому я и взяла на себя присмотр за ремонтом… на свою голову… — Скажу, с вашего разрешения, что еще мне представляется очевидным: вы явно грешите избытком доверчивости. Но бесполезно сердиться на вас за это. С 1988 года, когда меня назначили на должность судебного исполнителя, я никогда — повторяю, никогда! — и не слыхал о ремонте, закончившемся в срок. С тем, что сантехника укокошили, встречался, даже с тем, что электрику кишки выпустили, сколько раз сталкивался, а вот с окончанием ремонта в срок — нет. Ни единого раза. Рабочая сила в наши дни — лишний повод отчаяться. — Кантюи состроил гримасу и стал точь-в-точь кот, поскользнувшийся на лужице жавелевой воды. — Само собой, я стану заниматься вашим делом очень тщательно, но проблема в том, мадам, что в вашем досье не названы даже год, месяц и число, когда прораб должен сдать вам работу. Ага, он все-таки вспомнил, масть какого животного напоминает ему окраска волос клиентки… Как же они называются — эти маленькие собачки, похожие на веник? Чихуахуа? Нет, кажется, не так… Черт, от этого можно с ума сойти. Он продолжил: — Конечно, устный договор — тоже договор, и все-таки боюсь, как бы средства вашей правовой защиты не оказались чересчур ограниченны… Но, если решусь сказать, есть и еще одно… Заинтригованная Ариана попросила его решиться. У этого Мориса Кантюи уморительнаяпривычка вытягивать губы, когда он говорит; кружочек, образованный при этом его пухлым ротиком, просто чаровал, казался почти непристойным… — Как вам известно, главная цель Союза молодых судебных исполнителей — осовременить имидж нашей профессии, подвергшейся, увы, немалой хуле. Мы созданы не для того, чтобы от нас бросало в дрожь бедных людей. По крайней мере, не только для того. Для нас дело чести — предложить нашему клиенту толковый совет. А только что, — добавил он, — фотографируя помещения второго этажа, я стал невольным свидетелем вашего разговора с месье… э-э… Бушикряном. Маляром. Мадам Марсиак, простите меня за дерзость, но так никуда не годится. Ни на секунду не поверю, что месье Бушикрян говорил серьезно, утверждая, будто самая шикарная окраска с патиной в 2002 году — это окраска вздувшаяся. Ну а вы… вы были с ним слишком деликатны, слишком уступчивы… Вы говорили с ним… вы говорили с ним — как женщина. А когда командуешь ремонтом, нужно быть мужчиной или, если нет такой возможности, быть женщиной, которая ведет себя как мужчина. Ариана даже вздрогнула. — Что вы сказали, месье Кантюи? Ох, как интересно! А как же говорит с малярами женщина, которая ведет себя как мужчина? — Давайте разберемся… Если позволите сказать, в вашем случае, с вашим изяществом, нет смысла махать кулаками и изображать грубую силу — этот номер все равно не пройдет. Значит, надо заставить себя уважать. Но как? Вы могли бы сказать… Вот только один пример, мадам Марсиак. На мой взгляд, вы могли бы сказать: «Экий вы забавный, месье Бушикрян! Я в восторге от вашей выдумки насчет „шикарных вздутий“. И, поскольку у меня тоже неплохое чувство юмора, отвечу вам так: если через два часа я снова увижу пузыри на свежеокрашенной стене лестничной клетки, я возьму вот эту банку с краской и выверну ее, всю целиком, на ваш новехонький автомобиль, чтобы вы — в шикарной разноцветной машине — тоже почувствовали себя человеком третьего тысячелетия!» — Отличная идея! Твердость, юмор… Вы ужасно хитрый и находчивый, месье Кантюи, просто рысь, да и только… Пожалуй, такое я могла бы попробовать, — задумчиво отозвалась Ариана. Морис Кантюи, довольный своей удачей, смеялся, плечи его тряслись. Эта внезапная непринужденность манер резко контрастировала с его строгим костюмом. Ни дать ни взять Вим Дуйзенберг[17 - Председатель Европейского центрального банка.], предложивший партию в покер на раздевание коллегам по Европейскому центробанку. — Когда целых пятнадцать лет обходишь за день по десять домов с самыми разными людьми, это развивает интуицию гораздо лучше, чем любой психологический факультет. Не знаю, что смогу сделать для вашего ремонта, но — если хотите, конечно, — я мог бы научить лично вас действовать по-мужски. Это вполне согласуется с кредо Союза молодых судебных исполнителей Франции. — Вы могли бы сделать даже больше. Скажите, у вас найдется на этой неделе свободный вечер? Мне бы хотелось познакомить вас с мужем. Морис Кантюи устроился на кушетке, поставленной на четыре стеноблока, иначе мебель не устояла бы — пол был продавленный. Судебный исполнитель позаботился о том, чтобы одежда позволяла ему выглядеть свободным и раскованным, — ага, подумали Марсиаки, вот, значит, каков выходной наряд судебного исполнителя — вельветовый костюм и коричневая водолазка… Приглашение Арианы судебный исполнитель принял быстро и охотно — в его деле редко возникают взаимные симпатии, а при виде этой дамы в ее разоренном доме ему становилось грустно. Разумеется, уж он-то навидался неудачных или просроченных ремонтов, но такое, как здесь… нет, это уже выходит за всякие границы представимого! Он, конечно, поостерегся сказать об этом мадам Марсиак, только ведь в том же ритме и теми же темпами бригада рабочих закончит свои труды не раньше 49-й недели будущего календарного года. Юрист Морис Кантюи привык мыслить — впрочем, как и говорить — точными формулировками гражданских дел. Его просили прийти к половине девятого. Он позволил себе уточнить: «В 20.30, я правильно вас понял, мадам?» — и позвонил в дверь ровно в 20.31. Нельзя же являться точно в назначенное время, эдак еще хозяйке дома придется выскакивать из ванной, чтобы отворить! Слава богу, Ариана, одержимая такой же пунктуальностью, уже стояла за дверью. На ней была облегающая кофточка и широкие брюки в цветочек, показавшиеся судебному исполнителю просто уродливыми. (На самом деле Ариана купила эти брюки на распродаже у «Маті», и они были очень, очень, ну просто очень элегантны!) Что до остального, то Морис Кантюи почувствовал готовность засвидетельствовать где следует с полной уверенностью: Ариана Марсиак — весьма и весьма привлекательная особа. По лестнице скатились беленькие мальчик и девочка младшего школьного возраста. За ними явился какой-то тип ростом сантиметров сто восемьдесят пять в несколько помятом, отметил судебный исполнитель, костюме. Все трое вежливо поприветствовали гостя. Мужчина проводил Кантюи в гостиную, а молодая женщина обняла детишек за плечи, словно защищая, и отправилась с ними наверх — укладывать. Похоже на греческую амфору, дамочка-то не только красива, но и грациозна, подумал судебный исполнитель. Юго спросил, чего бы гостю хотелось выпить. Морис выбрал томатный сок — только без всяких приправ — и уточнил, что никогда не пьет спиртного. Явно не зная, как отнестись к этой новости, хозяин сел напротив с бокалом вина в руке и в угрюмом молчании смотрел на Кантюи. Тот, несколько смущенный, мысленно сделал тонкое заключение: месье, вероятно, страдает депрессией или чем-то в этом роде, — и заерзал на кушетке, не находя подходящих к случаю слов. А надо бы что-то светское… Вот только что?.. Сказать «у вас прекрасный дом»? Когда дом в таком состоянии, светская ложь прозвучит величайшим издевательством. Сказать «скоро у вас будет прекрасный дом»? Ох нет, тоже ведь провокация чистой воды! «У вас прекрасная жена»? И это не годится: может быть неверно истолковано… Ничего не оставалось, как сделать комплимент четвероногому, которое пыталось в данный момент превратить в лохмотья его брючину: — Какой прелестный у вас песик! И какой игривый… — Никакой он не игривый, Навес — психопат, остерегайтесь его. Мне следовало усыпить скотину одиннадцать лет назад, но жена говорит, если бы я это сделал, она бы меня убила… Обожает его, представляете! — вздохнул хозяин. Еще несколько минут они говорили исключительно о собаке. Нет, кровное родство тут ни причем, им не объяснишь диковинный характер пса — прежде всего потому, что Навес, со всей очевидностью, не принадлежит ни к одной известной человечеству породе. Увы, пережитая им в раннем детстве травма осталась непонятной: ни одному собачьему психологу не удалось проникнуть в тайну Навеса. Вернулась Ариана, и мужчины испытали облегчение. Хозяйка предложила сразу же переместиться за стол. Время за первым блюдом — супом-пюре из морозилки (пакетик назывался «велюте из кончиков спаржи») — убили на различные соображения по поводу вероломства строительных рабочих в целом и штукатуров в частности. Затем — вместе с рыбой, сдобренной чабрецом, — пришло время вопросов более личных. Вопросы эти показались судебному исполнителю странными. Женат ли он? Ах вот как, значит, разведен… Да, сын, взрослый, студент юридического факультета… Марсиаки были, похоже, прямо-таки околдованы профессией гостя: он ведь встречается со всякими людьми, а уж с его-то опытом — наверняка столько было всего удивительного, правда, правда? Морис Кантюи согласился: что да, то да… И если бы у него была писательская жилка — слава богу, ее нет! — он мог бы написать «Человеческую комедию» на новый лад. Довольно скоро судебный исполнитель стал задумываться, а что он вообще тут делает, зачем его позвали. Стоило гостю открыть рот, как Ариана взглядывала на мужа, словно бы ища его одобрения. А тот наблюдал за Морисом с видом перекупщика на ярмарке скота: глаз прищурен, чистосердечия ни на грош… Когда Ариана поставила на стол блюдо с сырами, Кантюи не выдержал: — Безусловно, разделить с вами ужин — огромное удовольствие, месье и мадам Марсиак, но как-то я сомневаюсь, чтобы вы пригласили меня лишь с целью поручить составление протокола… — Вы правы, месье Кантюи… — Ариана сделала глубокий вдох, выдохнула и продолжила: — Понимаете, вы мне очень понравились тогда, правда-правда, мне все понравилось, но особенно — ваш открытый, просто удивительно открытый взгляд на свою профессию и… и на вещи в целом… («Батюшки, — подумал Морис, — да она меня просто завлекает!») Мы с вами, конечно, совсем не знаем друг друга, — продолжала между тем хозяйка дома, — но я чувствую, что могли бы сойтись, просто замечательно могли бы сойтись… И вот мы, мой муж и я, решили сделать вам предложение… которое, вероятно, вас удивит… но ведь, судя по всему, вам присуща широта мышления. («Мама родная, — подумал Морис, — так я и знал, что за фасадами домов буржуазии таится склонность к извращениям, к самым гнусным и грязным извращениям! Они собираются предложить мне групповуху. Гадость, конечно. Но до чего соблазнительно!») Понимаете, из-за ремонта мы, Юго и я, переживаем трудности, особенно в последнее время. Наш брак мог бы даже распасться, но мы любим друг друга и решили сделать все возможное, чтобы сохранить его… Мы поняли, что нам нужен электрошок. И тут появляетесь вы… И теперь мы просим вас принять участие… («Если они хотят, чтобы я хлестал их плеткой, откажусь, — решил Морис. — Уж во всяком случае, женщину я хлестать плеткой не стану!») — Скажу напрямик, Морис… — перебил жену Юго. — Кстати, можно называть вас Морис?.. Скажу напрямик, это не моя идея. У жены богатая фантазия, но пределы есть всему. И согласился я только потому, что Ариана убедила меня: это средство — последнее, дальше уже некуда. («Будешь не таким умником, когда растянешься в чем мать родила на своих стеноблоках!» — внутренне улыбнулся судебный исполнитель.) — Ну значит, вот… Мы, муж и я… мы решили махнуться жизнями… — снова взяла слово Ариана. — Мне хотелось бы год прожить и проработать так, как будто я мужчина, а он займет мое место дома и в моей фирме… Но ведь одним нам не справиться, Морис! Чтобы я стала мужчиной, а он женщиной, нам нужен наставник, тренер, если хотите. И мы выбрали вас. Как описать, что творилось в голове у Мориса в эту минуту? Слова слишком беспомощны, чтобы выразить такую громадную оторопь. Приравнять ее можно было бы к возведенному в десятую степень состоянию телезрителя, обнаружившего в ходе прямого эфира лотереи, что до главного выигрыша ему не хватает одной-единственной цифры. Но тут же и понявшего: по пяти-то числам ему тоже перепадет совсем немало. Каким бы молодым и резвым судебным исполнителем Морис Кантюи ни был, на самом деле в жизни его не очень-то находилось место резвости и дурачествам. Пусть ты в авангарде даже среди самых динамичных членов Союза молодых судебных исполнителей Франции, все равно твоя жизнь на 99 процентов состоит из ассигнований, платежных счетов, судебных дел, наложений ареста на имущество или судебных актов с предупреждением о настоятельной необходимости выполнения долговых обязательств и всяких там разных опротестовываний… И лишь один-единственный процент остается на глупости… Предложение Марсиаков было самым сногсшибательным, какие он слышал после того, как одна семидесятилетняя кокетка предложила ему себя в обмен на молчание, когда он констатировал адюльтер. Но это было… Господи, когда же это было?.. Ага, пятнадцать лет назад! Ему все-таки удалось пробормотать: — Но почему я? — Потому что вы научили меня, как говорить с маляром, — с улыбкой напомнила молодая женщина. — Когда вы ушли, я попробовала сделать так, как вы сказали. К вечеру лестничная клетка была окрашена лучше некуда. А назавтра, как по волшебству, все ремонтники, которые до тех пор клялись, что видеть не могут друг друга, не то что договориться, — подумать только! — явились на работу к восьми утра! И вот, увидев необычайную силу психологического удара, который способен нанести судебный исполнитель, я решила: только вы и сможете нам помочь. А еще… разве вы не сказали, что, дескать, для вашей организации «дело чести — предложить каждому клиенту толковый совет»? Вот мы и хотим попросить у вас таких советов. — Но я не понимаю все-таки, чего вы от меня ждете на самом деле? — Двух вещей. Прежде всего — чтобы вы выполняли свои обязанности судебного исполнителя, — продолжил за жену Юго. — Наш эксперимент по обмену жизнями должен закончиться 31 декабря. И нам хотелось бы, чтобы вы каждый месяц официально регистрировали, на какой стадии находится наш личный «ремонт». Вы станете нашим страховочным средством — как перила на балконе: сохраняя нейтралитет, чего мы вправе ожидать от представителя вашей профессии, вы будете говорить нам, зашли ли мы слишком далеко или все пока в порядке. Вторая, но ничуть не менее важная функция — стать нашим тренером на манер американского Coach. Нам необходим чужой глаз, нам нужно, чтобы нас вели, подбадривали, делали нам замечания, давали указания… — Прежде всего, — задумчиво сказал судебный исполнитель, — надо разобраться, насколько между вами возможен — как практически, так и с точки зрения закона — профессиональный обмен. Каким образом обменяться карьерами, столь — представляется лично мне — непохожими одна на другую? — Разумеется, мы об этом подумали, — заверил Юго. — И поняли, что здесь не должно быть особых проблем. Я руковожу предприятием, которое на полном ходу, и мой заместитель, вице-президент моей компании, вполне может стоять у руля, пока… пока Ариана подучится нашему делу, — уточнил он, видя, что у жены в эту самую минуту стало такое выражение лица, как будто она опаздывает на работу, а каблук-шпилька застрял в щели эскалатора метро. — Ну а я, — подхватила молодая женщина, — работаю с подругой и уверена, что у них с Юго все сладится. Значит, вы согласны нам помочь? — спросила она почти застенчиво и одернула свою облегающую кофточку. Судебный исполнитель, отметив про себя, что движение — совсем как у школьницы, поправляющей свитер перед тем, как зайти в кабинет директора, улыбнулся: — Есть еще одна вещь, мне плохо понятная. Я могу как-то допустить, что мадам Марсиак хочется побыть в вашей, позволю себе сказать, шкуре, — это даст ей возможность исполнять более престижные функции. («Ну и дурак!» — подумала Ариана, тем не менее не прерывая гостя.) Но вы… неужели вы, месье Марсиак, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хотели бы стать женщиной? — Да. То есть, ясное дело, не в том смысле, как подразумевается обычно. Я вовсе не собираюсь цеплять на себя искусственные сиськи и раскрашивать физиономию, упаси господи, я же не трансвестит какой-нибудь! Понимаете, что я имею в виду? Они с Кантюи переглянулись и расхохотались как сообщники, мол, «мы оба с яйцами, как же нам не понять друг друга», и Ариану это привело в уныние. — Мы с женой вовсе не того хотим. Мы хотим обменяться не личностями, но — ролями, функциями. Видите ли, я устал от жизни руководителя высшего звена, главы предприятия. Я работаю как проклятый, а мои дети все это время растут — и я их почти не вижу. Ариана же говорит, что ей не хватает признания ее заслуг, мне это кажется чистым идиотизмом, но она уверяет, что я ее не понимаю только потому, что отупел от своей мужской жизни. И мне бы хотелось, чтобы, очутившись в моей шкуре, она прожила хотя бы несколько месяцев как этот самый отупевший мужик. А я, так и быть, побуду идиоткой, которой не хватает признания ее заслуг. Таким образом мы сможем лучше друг друга понять, — заключил он с серьезностью, достойной Папы Римского. — Вот оно что… Мне надо подумать… Помощь людям в перемене пола, пусть даже в фигуральном смысле, — вот уж чего никак не предусматривает кодекс Союза молодых судебных исполнителей… Кантюи долго молча смотрел на них. Обменяться жизнями! Эти двое — ясное дело, психи… Но он, Морис, человек достаточно проницательный и опытный, чтобы оценить выгоду, какую можно извлечь из этого предложения. Если эксперимент у Марсиаков пойдет, как задумано, если все завершится успешно, если обмен функциями поможет восстановить спокойствие и гармонию в их доме, это обязательно станет известно. Средства массовой информации вечно разнюхивают, нет ли в обществе чего-то новенького и сладенького, рано или поздно журналюги доберутся до них, и тогда, тогда… Морис будто бы наяву увидел физиономию этой чертовой бабы, пресс-атташе, — с ней тогда связался президент их Союза, чтобы осветить в СМИ «спуск на воду» ассоциации молодых судебных исполнителей. Начало 80-х, эпоха, когда все ломаки и кривляки ее породы носили на голове громадные черные эльзасские чепцы. Так вот, эта особа энергично тряхнула крыльями своего чепца и сказала: «Не имею обыкновения отказывать клиентам, но честно скажу, что вызвать к такой профессии, как ваша, симпатии публики — выше моих возможностей! Разве что израсходовать на это целиком бюджет НАСА — иначе никогда ничего не добиться!» А вот теперь он возьмет реванш! Он получит максимальный эффект, максимальную прибыль при минимальных вложениях! Морис уже видел, как у него берет интервью Мирей Дюма[18 - Мирей Дюма — французская телезвезда, автор и ведущая передач о проблемах личной жизни известных и не очень известных людей.] — вся в растрепанных кудрях, со ртом лакомки, — как она слушает его откровения о тайнах разработанного им метода. Газеты — «Монд» и другие — пестрят заголовками типа «Судебный исполнитель спасает семью», «Судебный исполнитель открывает супругам двери в рай»… Везде его портреты… Он станет гордостью профессии. Жан-Люк Билатр, президент Союза, который обычно смотрит на него как на таракана в мойке, похлопает по плечу и скажет: «Молодчина, Морис!» — Хорошо, я согласен, — веско произнес он. — Очень тронут вашим доверием. К концу пребывания Мориса Кантюи в гостях сделка была заключена. Они уже давно оставили всякие церемонии, все эти «месье Кантюи», «мадам Марсиак», «месье Марсиак», давно называли друг друга по имени. Морис, немножко возбужденный стаканчиком грушовки, — зигзаг, который, как он уверял, не будет иметь последствий при его всегдашнем воздержании, просто нельзя же не выпить по такому случаю! — сообщил, что друзья называют его Момо, и поинтересовался их домашними прозвищами. Ариана заверила, что у них нет никаких кличек, и постаралась уклониться от имечка Рири, с горячностью предложенного судебным исполнителем. Да, Кантюи выпил совсем чуть-чуть, но и этого хватило с лихвой. Уже стоя у двери, он вдруг сказал, еле ворочая языком: — Мне нужно вам признаться… Я не совсем тот, за кого вы меня принимаете… Поскольку нам предстоит долго вместе работать, надо выложить карты на стол… Нет-нет, не волнуйтесь, я действительно судебный исполнитель. Только меня зовут не Морис Кантюи. Мое настоящее имя — Мохаммед Эль-Кантауи. Я француз, но мои родители были марокканцами, и я воспитан в мусульманских традициях и вере. Ну и по вполне понятным причинам решил заниматься профессией под псевдонимом. — Лично я не понимаю причин! — пожала плечами молодая женщина. Морис-Мохаммед печально улыбнулся: — Видите ли, Ариана, в моей профессии арабы большей частью остаются по ту сторону двери. — Но как вы могли подумать, будто это что-то меняет для нас! — воскликнул ее муж. — Добро пожаловать к нам в тренеры — и тренируйте нас на марокканский лад! Ох, напрасно Юго думал, что это ничего не меняет… Очень скоро он сделал открытие: оказывается, тренер по-американски и тренер по-мароккански совсем не одно и то же. На следующий день — все из-за того же стаканчика грушовки — Момо проснулся с больной головой: ее сдавило как обручем. Тем не менее он мужественно приступил к новому делу. Несколько конфузясь при мысли, что секретарь узнает о странной работе, которой решил заниматься судебный исполнитель, он сам отпечатал первый отчет и отнес его на почту. Вот какой документ Марсиаки вскоре вынули из почтового ящика. Мэтр Морис Кантюи Судебный исполнитель Член совета директоров Союза молодых судебных исполнителей Франции 16, авеню де Лонгпен 78900 Лабуёз-сюр-Сен Лабуёз-сюр-Сен 28 февраля 2002 г. Дорогой месье, дорогая мадам! В продолжение нашей беседы от 27 февраля с. г. прошу вас принять находящееся здесь донесение в трех частях, а именно: 1. Цели, задачи В рамках супружеских разногласий исключительно частного свойства, но со всей очевидностью явившихся следствием важных упущений и неполадок в ремонте и обновлении, притом что инициаторами как ремонта, так и обновления были вы сами и сами же выбрали производителем работ месье Дилабо Мориса (см. в приложении акт о состоянии работ по ремонту жилого помещения, составленный нами 26 февраля с. г.), вы обратились к нам за услугой, цель оказания которой — необычный социо-семейный эксперимент. Вы лично предложили мне лично, а именно Морису Кантюи, судебному исполнителю из Лабуёз-сюр-Сен, стать вашим тренером (sic!), хотя, пользуясь официальной терминологией, здесь уместнее было бы говорить о функциях семейного психолога или сексолога. В рамках нашего соглашения я обязан выполнять эти функции в течение десяти месяцев начиная с сегодняшнего дня, 28 февраля текущего года. За работу предусмотрено вознаграждение в 10 000 (десять тысяч) евро, 50 % которого выплачивается при подписании контракта, оставшиеся 50 % — по получении последнего рапорта. Моя работа состоит из выполнения двух взаимодополняющих задач: A) Оформлять месяц за месяцем протоколами ход эксперимента и по окончании срока моих полномочий составить отчет в двух экземплярах к 31.12.2002. B) Одновременно преобразить месье Марсиака Юго, рожд. 7 декабря 1960 г. в Леваллуа-Перре, в индивида, обладающего всеми поведенческими характеристиками женщины, а его супругу, мадам Марсиак Ариану, урожденную Онфлёр и рожд. 3 июля 1966 г., в мужчину. 2. Ответственность сторон Мы берем на себя обязательство с сегодняшнего дня делать все возможное для успеха эксперимента. Однако ответственность на нас налагается лишь в области средств, но не результата. Если случится, что месье Марсиак не сумеет стать женщиной или его супруга, мадам Марсиак, столкнется с непреодолимыми трудностями, превращаясь в мужчину, их тренер (семейный психолог, сексолог) не несет никакой ответственности — его роль сводится лишь к тому, чтобы давать клиентам советы строго поведенческого характера. Ответственность за реализуемость эксперимента с точки зрения закона — имеется в виду обмен профессиями — возлагается исключительно на участников эксперимента. В случае невозможности в силу причин материального или технического характера сохранить новый род занятий до окончания предусмотренного соглашением срока наши функции ограничатся лишь обычной юридической консультацией. Кроме того, в случае индивидуального отступничества господина Марсиака или госпожи Марсиак принятое им или ею решение прервать эксперимент влечет за собою прекращение выполнения взятых нами на себя обязанностей лишь по согласию всех сторон, подписавших контракт. 3. Порядок действий Осуществление того, что с настоящего момента мы берем на себя смелость называть «экспериментом Марсиак», начинается с того дня, когда под контрактом будут поставлены подписи всех сторон. Оба участника эксперимента настояли на проведении с ними индивидуальной работы. С этой целью в течение первого месяца как господин Юго Марсиак, так и госпожа Ариана Марсиак будут получать по понедельникам список задач, которые каждому предстоит решить за неделю. По средам мы станем собираться в доме господ Марсиак, чтобы засвидетельствовать достигнутый прогресс и при необходимости уточнить объем и тип работ, которые каждому участнику эксперимента предстоит осуществить индивидуально. Условия контракта a priori подразумевают обязательство стороны, передавшей, в соответствии с данным документом, полномочия, выполнять все предписания стороны, полномочиями наделенной. К концу первого месяца будет составлен первый отчет, анализирующий и синтезирующий достигнутые результаты. Он станет основой для задания на следующий месяц. Ниже изложены предписания на первую неделю. 5 марта: работа по идентификации личности по половому признаку. Цель работы — определиться с понятиями. Участникам эксперимента даются вопросы: «Что такое „мужчина“?» и «Что такое „женщина“?» Господину и госпоже Марсиак, выполняя задание, следует (каждому самостоятельно) составить списки поведенческих характеристик каждого пола. Если индивидуальная работа участников эксперимента будет признана удовлетворительной, не позднее чем в течение месяца, желательно с 1 апреля с. г., начнется «эксперимент Марсиак» в чистом виде — с реальным обменом профессиями, функциями и обязанностями. Заранее благодарю за согласие подписать каждый пункт настоящего документа и поставить подпись в конце, сопроводив ее резолюцией: «Прочитал (прочитала), согласен (согласна)». Составлено в Лабуёз-сюр-Сен, сегодня, 28 февраля 2002 года, в трех экземплярах. 3 Март В марте непогода не страшна: втайне начинается весна.      Народная мудрость Момо вынул из большого бумажного пакета и положил на письменный стол справа стопку женских журналов, слева — с десяток книжек в мягкой обложке, в это самое утро потихоньку, чтобы никто не заметил, купленных в книжном магазине. Книжки примерно такие: «Мужчины с Марса, женщины с Венеры», «Вот чего хотят мужчины», «Женщины и их желания», «Наконец-то понять мужчину», «Двенадцать заповедей для тех, кто хочет сделать женщину счастливой», «Пара начинает с нуля» и так далее и тому подобное… Впервые в жизни судебный исполнитель взял в руки такие книжки! И — забавно! — сразу же подумал об Анн-Мари, своей жене, хотя обычно вспоминал о ней только тридцатого числа каждого месяца, отсылая алименты. А еще судебный исполнитель подумал, как все было бы, если бы он согласился на семейную терапию десять лет назад, когда жена без толку этого требовала. Аккуратно все разложив, он вздохнул, подошел к креслу в стиле Карла X, купленному по оптовой цене через Союз молодых судебных исполнителей («Такая мебель придает образу большую динамичность, чем мебель в стиле Людовика XVI», — превозносил кресла циркуляр по ассоциации), сел, устроился поудобнее, взял первую книгу и принялся делать заметки. К концу чтения у Момо появилось странное чувство, будто он попал в параллельную вселенную, населенную маленькими серыми человечками с удивительной профессией «психотерапевт», фанфаронишками этакими, способными делать окончательные выводы из того, как ты повесишь на батарею полотенце… Ах, до чего же это все его раздражает, до чего раздражает! Но, как обычно, свойственная Кантюи добросовестность в работе оказалась сильнее, и судебный исполнитель мало-помалу забыл о том, что сегодня еще в 10.15 ему следовало наложить арест на имущество… Если бы лоб не был парализован уколами ботулинового нейротоксина, Ариана охотно его бы наморщила. Прилежно трудясь — совсем как маленькая девочка, — она уже почти выполнила задание тренера. Наверху разлинованной страницы она написала своим острым наклонным почерком покрупнее и пожирнее: СПИСОК ТОГО, ЧТО МУЖЧИНАМ МОЖНО, А НАМ НЕТ Далее шел сам список: — понятия не иметь, где его голубая рубашка или черные носки. Плевать на это с высокой колокольни; — понятия не иметь, куда наливают воду в утюге с отпаривателем. Плевать на это с еще более высокой колокольни; — уметь разговаривать с кем-то, кто продает что-нибудь с мотором внутри; — путать Бена Аффлека с Беном Стиллером; — крепко сжимать в руке пульт от телевизора — как предмет, на который младенец переносит свою привязанность к матери в ее отсутствие; — никогда не говорить о своих чувствах; — когда смеешься, трясти плечами; — в любом доме мгновенно обнаруживать водопроводные краны и распределительный щиток; — думать о сексе по три раза за пятнадцать минут (источник: ноябрьский номер «Мари-Клер»); — вести машину одной рукой, даже толком не взявшись за руль, и с легкостью подражать шуму мотора; — постоянно бояться, что окажешься не на высоте в постели; — думать, что для любой проблемы «обязательно существует хотя бы одно решение»; — при малейшем конфликте вставать и выходить из комнаты; — проваливаться в сон сразу, как доберешься до постели, в 22.30; иногда просыпаться через два часа — как раз тогда, когда жена заснет; — быть падким на лесть; — орать на телевизор, когда не согласен с судьей; — обожать телесериалы — особенно те, в которых есть инопланетяне или полицейские, заснятые камерой, дергающейся туда-сюда; — при всяком удобном случае гордо заявлять: «Я много ПОМОГАЮ жене по дому», даже не отдавая себе отчета в том, что глагол «помогать» в таком контексте — это уж слишком. Разве услышишь, как женщина говорит: «Я такая современная, по выходным я считаю своим долгом ПОМОГАТЬ моему мужу заниматься детьми»?.. Юго, сидевший напротив, выглядел несчастным, а как еще выглядеть, если чувствуешь, что сыплешься на экзамене. Написал он совсем немного. СПИСОК ТОГО, ЧТО БОЛЬШЕ ВСЕГО РАЗДРАЖАЕТ В ЖЕНЩИНАХ — держат в ванной 32 косметических средства, а используют из них всего 4; — пребывают в плохом настроении несколько дней в месяц, а если спросишь, с чего это, отвечают: «Настроение у меня отличное, просто ты мне надоел до чертиков!»; — часами говорят по телефону ради того, чтобы сообщить одну-единственную новость; — постоянно рассказывают, как они рожали; — способны до конца досмотреть телепередачу, в которой другие женщины сравнивают кремы для автозагара; — читают статьи с названием «Спаси свою половинку с помощью джиу-джитсу»; — размещают кухонную утварь в самых идиотских местах… Услышав дверной звонок, он бросил взгляд на страничку, исписанную Арианой, и быстро приписал: — обожают телефильмы, особенно те, в которых актеры-красавчики загримированы под тибетцев, и снятые длинными общими планами с одной точки в течение восьми часов; — делают два дела сразу… (Его жена, выполняя домашнее задание, поминутно и очень громко спрашивала у сына, принимавшего ванну на втором этаже: «Так сколько же будет семью четыре?!») Момо вошел — важный, как и положено наставнику. Он размахивал двумя большими сумками и сиял так, будто на него наконец снизошло просветление. — Успокойтесь, я не собираюсь у вас поселиться, — сказал он весело и бросил сумки на пол прихожей. Потом подскочил к Ариане, звучно чмокнул ее в обе щеки и воскликнул: — Чудно, чудно выглядишь, цыпленочек мой, скажи, эта кофточка у тебя от Пьера Кардена? Молодая женщина распахнула глаза — огромные, как «Галери Лафайет». Неужели хватило двух дней, чтобы судебный исполнитель превратился в жертву моды? Если бы Момо не упомянул давно вышедшего в тираж кутюрье, если бы вместо этого сказал, например: «Ой, до чего шикарно выглядит эта твоя двоечка со стразами от Вероник Бранкиньо!»[19 - Первый бутик Пьера Кардена был открыт еще в 1953 г., а Вероник Бранкиньо, только в 1997 г. представившая свою первую коллекцию, сегодня стала реальной альтернативой брендам класса люкс, и ее считают лучшим из молодых дизайнеров.] — может быть, она бы даже и в обморок упала. А Кантюи тем временем уже переключился на Юго: — Ну и как, уроки сделал? Покажи-ка быстренько! Юго не подхватил внезапного «тыканья», он молча протянул судебному исполнителю листок. Морис пробежал написанное глазами, улыбнулся, поднял брови: — О-о, молодец, что хотя бы попытался! Зато, читая список Арианы, он восхищенно присвистнул: — Потрясающе, мой цыпленочек! Конечно, надо все это пересмотреть пункт за пунктом, но ты, кажется, уже многое поняла! — Морис, вы мне правда кажетесь очень милым, но… но я не ваш цыпленочек.. Он расхохотался: — Ладно, Ариана, ладно, я уверен, что все твои подружки называют тебя курочка, цыпочка, цыпленочек et cetera. Я назвал тебя так исключительно для того, чтобы показать: ваш наставник способен проникнуть в твою нежную женскую душу, в твою девичью вселенную! Морис потирал руки, страшно довольный собой. Из писем читательниц глянцевых журналов он почерпнул сведения, которые привели его в восторг: оказывается, когда женщины любят друг друга, они используют, обращаясь друг к другу, всякие куриные имена. Ну уморительно же! Обхохочешься! Разве мужчины испытывают потребность сопровождать свою мужскую дружбу прозвищами со скотного двора? Ни один парень не скажет приятелю «мой поросеночек» или «мой барашек»! Но хватит сравнительной семантики, судебный исполнитель пришел сюда работать… Кантюи-то ведь, со своей стороны, тоже довольно далеко продвинулся. — Вот результат долгих — восьмидневных — трудов. Я все купил, все прочел и, скажу без ложной скромности, все понял. Потратил немало времени, но уверен, что овчинка выделки очень даже стоила, — промурлыкал судебный исполнитель, вручая клиентам по стопке ксерокопий с таким выражением лица, словно это Святые Дары. Марсиаки принялись за чтение. Ариана, казалось, соображает лучше, чем Юго. Она читала и читала, накручивая на палец прядку волос и довольно посапывая. Зато ее муж, пробежав глазами пару страниц, швырнул пачку на журнальный столик и буркнул: — Ни черта не понимаю со всеми этими волнами и резиновыми подтяжками! Можешь перевести на формальный язык, Момо? — Волны и резиновые подтяжки — элементы теории знаменитого американского психолога Джона Грея, изложенной им в книге «Мужчины с Марса, женщины с Венеры», — затараторил Морис-Мохаммед. — Эта книга издана в мире общим тиражом в двадцать миллионов экземпляров, что сравнимо с Библией и Кораном, взятыми вместе, это величайший бестселлер века, изменивший к лучшему судьбы миллионов людей. Его автор сделал себе состояние, разъезжая по Соединенным Штатам с лекциями. Так вот, он говорит, что женщина подобна волне, настроение у нее поднимается и падает, и нужно спрятать подальше свои упреки и требования и научиться оказывать ей необходимую поддержку. А мужчины, со своей стороны, похожи на эластичные ленты, что используются для подтяжек. Резиновая подтяжка — идеальная метафора для понимания циклического характера личной жизни мужчины: как подтяжка, так и мужчина временами «оттягиваются», потом возвращаясь на привычное место. Мужчина оттягивается, чтобы удовлетворить свою потребность в независимости и самостоятельности. Вот он как бы отскочил в сторону, кажется, ушел так далеко, что не вернуть, — и вдруг он снова здесь. И опять-таки нужно спрятать подальше свои упреки и требования… Теперь ясно, нет? — Мм, — промычал Юго. — Юго, тебе непременно следует запомнить, что мужчины и женщины не похожи друг на друга. Совсем. Тут все специалисты сходятся. В своей замечательной книге «Секретный язык мужчин» известный психотерапевт, специалист в области специфической мужской психологии Алан Грэтч, сравнивая мужчин с инопланетянами, прекрасно описывает противоположные эмоции, из которых проистекают всевозможные недоразумения. Известный сексолог доктор Рут[20 - Имеется в виду Рут Вестхаймер, вот уже шестьдесят лет дающая советы в области сексологии и отношений полов, автор «Энциклопедии секса». На русском языке вышла ее книга «Секс для „чайников“».] в своих трудах не находит достаточно жестких слов для сексуальных партнеров, которые не способны создать климат эмпатии, необходимый для… — Прости, Момо, но мне кажется, Юго трудно за тобой поспевать. Давай ближе к делу. — Хорошо. Проштудировав добрую дюжину работ по данной проблеме, я сделал собственные выводы. Они изложены на последней странице документа. Действительно, открыв последнюю страницу своих ксерокопий, Марсиаки увидели таблицу из двух столбцов. Первый назывался «Мужчина», второй — «Женщина». Столбцы были поделены двумя горизонтальными чертами, в получившихся трех ячейках содержались основные характеристики, в левом столбце, соответственно, мужчин, в правом — женщин. Первым пунктом под заголовком «Мужчина» числилось: «не разговаривает», вторым — «не хочет разговаривать», третьим — «беспечен», а под заголовком «Женщина» — «много говорит», «хочет говорить еще больше», «легкомысленна». Именно третий пункт в каждой колонке и заинтересовал супругов Марсиак больше всего. Морис загадочно, но не скрывая удовлетворения, улыбнулся и приступил к разъяснениям: — Беспечность и легкомыслие? В этом-то и суть моей собственной теории, и не могу сказать, что я ею недоволен. Если бы сейчас перед лицом судебного исполнителя пролетала муха, она могла бы обнаружить потаенной глубине его зрачков отпечатавшиеся там обложки научных трудов под названием «Беспечность и легкомыслие — ключ к расцвету пары», «Беспечность и легкомыслие, возвращение к теме», «Беспечность и легкомыслие в постели» и так далее, а еще… а еще битком набитые лекционные залы, читательниц, млеющих от тонкости понимания умом и сердцем автора их внутреннего мира, десятки тысяч читателей, готовых обеспечить ему богатство и славу. Так было суждено: чтобы французским Джоном Грэем стал выходец из Марокко. Вот это реванш для смуглого мальчишки, чересчур кудрявого, для того чтобы нравиться девочкам, для мужа, изгнанного женой за то, что не захотел отречься от религии предков, для того, кто однажды услышал: «Оглянись кругом, ты уже не в деревне живешь! Тебе никогда не понять женщин, бедняжка Момо!» Воспоминания согнали улыбку с лица наставника супругов Марсиак, но он быстро взял себя в руки и стал развивать свою теорию дальше: — Беспечность характерна для мужчин, легкомыслие — для женщин. Я убежден, что граница между полами пролегает именно здесь. Возьмем мужчину: единственное, чего он по-настоящему хочет в жизни, — это чтобы его оставили в покое. Ему не свойственно обременять себя лишними заботами, он убежден, что ему хватит времени на все: встретить девушку, жениться, завести детей, закончить доклад об ударе, который нанес переход к евро мелким коммерсантам… Вот почему он никогда не закрывает тюбик с зубной пастой. А в редких случаях, когда мужчина не обладает таким инстинктом расслабленности, он мечтает о нем. Зато женщина абсолютно лишена подобной беспечности. Она ищет во всем совершенства. Она постоянно задумывается, задается вопросами: все ли в порядке у меня с мужем?.. правильный ли я выбрала оттенок помады?.. муж не пришел домой ровно в 19.32 потому, что его сбила машина, или случилось что-то похуже?.. потому, что он мне изменяет?.. откуда мне знать, что он… И в тех редких случаях, когда женщина позволяет расцвести своей сущности — например когда опаздывает за ребенком в ясли или спустя год после переезда все еще не имеет занавесок на окнах, — она испытывает острое чувство вины. Однако, к счастью, в распоряжении женщины есть замечательная штука, которую я открыл вчера, читая женские журналы. Легкомыслие. Чтобы избежать естественного для человека стремления к беспечности, женщины используют присущую им склонность радоваться тому, что их партнерам кажется совершенным пустяком. — Момо помахал журнальными вырезками. — Листая, к примеру, последний номер «Elle», я обнаружил, что «эти босоножки в стиле ретро», «эта юбка цвета пудры, скроенная наискосок» и «этот бальзам для губ» способны полностью изменить настроение женщины, принести ей удовлетворение, радость. Мужчинам же не дано познать дивного упоения, какое дарит пара сережек в форме розовых звездочек, купленных меньше чем за пятьдесят евро. Скажу мимоходом, что, называя свою фирму «Л как „легкомыслие“», Ариана и ее подруга доказали, что обладают шестым чувством, ведущим к сути. Да-да, на самом деле так и есть: легкомыслие — достояние женщины, в то время как беспечность — удел мужчины. Представитель одного из двух полов, которому окажется под силу это понять, а еще лучше — управлять областью, в которой компетентен партнер или партнеры, получит доступ к глобальному познанию психологической вселенной человека. Именно это я вам и предлагаю. Вот. Социологи придумали известную формулировку: «Принадлежность к среде — первое препятствие на пути к познанию.» Слова эти означают, что заданной ситуации истина открывается тому, кто не является участвующей стороной. Создавая свою теорию беспечности и легкомыслия, судебный исполнитель, смыслящий в тонкостях семейной психологии не больше, чем лемур в скачках рынка современного искусства, возможно, открыл философский камень для семейных пар. Во всяком случае, сам Морис Кантюи был уверен, что поймал Синюю птицу. Разумеется, злым языкам впору сказать, будто его сумбурная теория ничего не потеряет, если поменять местами ее основные постулаты: разве женщина не беспечно относится к нехватке денег на банковском счету и разве мужчина не легкомыслен, когда 14 июля встречает девушку в мини-юбке, особенно если жена в это время отдыхает с детьми у моря? К счастью, нам наплевать на злые языки. К счастью, Марсиаки, будучи людьми здравомыслящими, предпочитают интересоваться такими, как Момо, теми, кого тянет ко всему новому, кто не боится риска. Поэтому его теория просто обязательно найдет у них благодарный отклик… Ариана расхохоталась и прильнула к мужу: — Дорогой, ты завтра же пойдешь и купишь себе босоножки с золотыми ремешками и парикмахерский набор для домашнего мелирования! А как мне-то пойдет быть беспечной, слов нет как! Момо перебил ее, и выражение его лица было суровым: — Стоп, девушка! (Момо был из тех людей, которые называют тридцатилетних женщин «девушками» отнюдь не для того, чтобы им польстить, напротив, из чисто коммерческого интереса, придавая им унизительный статус «уже не слишком юна, но все еще не избавилась от привычки покупать, что приглянется».) В мои намерения отнюдь не входит превратить этого несчастного в королеву дискотеки, я собираюсь только распахнуть перед ним горизонты. К этому сводится моя педагогика. Он откинул крышку первого чемодана. Чемодан оказался набит книгами, журналами, кассетами и DVD. — Юго, вот материал, необходимый для понимания того, что происходит в голове у женщины. В действительности материал следовало бы привезти в трех прицепах (тут мужчины, понимающе переглянувшись, захихикали: хи-хи-хи!), но, учитывая, насколько мало у нас времени, я выбрал наиболее для тебя существенное. Здесь полностью «Секс в большом городе», два диска Жюльена Клера[21 - Музыкальная карьера Жюльена Клера длится уже тридцать четыре года, сегодня Клер является во Франции такой же культовой фигурой, как, например, Шарль Азнавур.], диск «Лепим фигуру с Синди Кроуфорд», подборка лучших моментов из телемагазина на Девятом канале (на самом деле, объяснил он, ни одна женщина не способна сопротивляться телемагазину на Девятом канале, ни богатая, ни бедная, и каждая заказывает все, что ни увидит; возьмем, к примеру, порошок для чистки серебра, она закажет его, даже если ненавидит чистить что бы то ни было, даже если у нее нету никакого серебра, закажет просто потому, что ей чудится: она умрет без этого порошка, и все тут!), справочник на восьмистах страницах «Я воспитываю своего ребенка с Эдвиж Антье», справочник на восьмистах страницах «Моя кухня с Бернаром Луазо», справочник на восьмистах страницах «Я орудую метлой с огоньком», спецвыпуск «Еllе» с диетами для похудения, спецвыпуск «Vogue», посвященный моде… (Прекрасно знаю, что, как все мужчины, ты только перелистываешь эти журналы, но сейчас я тебя прошу прочесть их от корки до корки, причем внимательно, запомнить все, что прочел, выработать свое мнение об этом, понимаешь, что я говорю, Юго?) А еще дисконтная карта сети парфюмерных магазинов «Марионно». (Никто не заставляет тебя ею пользоваться, просто носи теперь с собой вместо карточки фирмы бытовой техники, ладно?) Ариана возмутилась и закричала, что подобный взгляд на женщину чертовски унизителен и ей случается читать и еще что-то, кроме страницы гороскопов в женском журнале, но Кантюи немедленно ее обуздал: — Тихо-тихо-тихо, девушка! Юго не должен становиться тобой, он должен стать своим в мире женского, имея в виду родовой смысл понятия. И потом, командую тут я, помни это, самка! Момо, судя по всему, был в отличном настроении — отчитав Ариану, он разразился смехом пьяного дровосека. Как и следовало ожидать, Ариане досталась всего лишь маленькая сумочка: мужчинам не нужно столько аксессуаров. В любом случае женщины проводят столько времени, размышляя, о чем бы могли думать эти мужчины, что работа и так уже наполовину сделана. Так что молодая женщина без всякого удивления извлекла из упаковки альфу и омегу мужской мечты — спутниковый мультифункциональный пульт, умеющий управлять как телевизором, простым и кабельным, так и видаком, способным включать и выключать электричество, кондиционер и все такое. Кантюи поглядел на гору барахла, возвышающуюся на столике, и объявил: — Когда вы освоите это, вам станет доступно все. Я вернусь через неделю, проверю, и начнем эксперимент в полевых условиях. Официальной датой начала эксперимента назначили 1 апреля. Тренировки шли как нельзя лучше, оставалась небольшая формальность: предупредить сотрудников, семью и друзей четы Марсиак об их проекте. И всего лишь перспектива того, что это надо сделать, не побуждала одного к хоть какой-нибудь беспечности, а другую — даже к намеку на легкомысленный отрыв. Нет-нет, обоих охватил страх, пришедший из глубины веков. И оба решили: надо действовать быстро, и если уж исповедаться, то сразу перед всеми. Друзья семьи хорошо знали — и, разумеется, ценили — Лиз. Вот они и соберут их вместе с мамой-тещей и расскажут обо всем в ближайшую же пятницу. Только с Никаром и Софи, с которыми, поменявшись местами, Ариане и Юго предстоит тесно сотрудничать, они поговорят наедине, с каждым по отдельности. В эту ночь супруги уснули, тесно прижавшись друг к другу, как ложки в ящике, такого не случалось с ними уже очень давно… «Ауди» дважды весело пикнула, когда Юго дал приказ автоматически закрыть двери. Бродя по парковке ЖЕЛУТУ, Марсиак с горечью думал о том, что вот-вот сменит это чудо на маленький «опель» жены. Ему вспомнился помятый розовый кузов машины, принадлежащей Ариане, и грудь сжало в тисках. Прощайте, нежная, бархатистая кожа и шелковые амортизаторы, привет тебе, мини-фургончик с жесткими сиденьями и клочьями шерсти линяющего Навеса, прилипшими к синтетическому коврику! Но выбора нет. В то утро он смиренно спросил у жены: «Любовь моя, а могу я оставить себе хотя бы машину?» — на что Ариана ответила столь же кротко: «Забавно получается. Напоминает рекламу, где муж хочет стырить у жены ее машину, только у нас все наоборот… Умри, коварная самка!» Юго, нервничавший, как жених в день свадьбы, подошел к Никару. Тот стоял в полосатом костюме у кофейной машины и излучал счастье. Оставив на минутку свою порцию «двойного с сахаром», которую потягивал с видимым наслаждением, Никар передал шефу стаканчик «черного без сахара». — Грандиозная новость, Юго! Выполнен заказ на газоноочистители! Редкостной красоты машины! Вот увидите — хочется просто встать на колени перед конструктором! — Нам надо поговорить, Адольф… Часом позже в кабинете Юго смертельно бледный Никар, обливаясь потом, старался осмыслить ситуацию. Если он хорошо во всем разобрался, шеф собирается взять на несколько месяцев отпуск по каким-то личным причинам, о которых не хочет распространяться. Со следующего понедельника место Юго во главе ЖЕЛУТУ займет его жена Ариана, и Марсиак рассчитывает на помощь своей правой руки, чтобы облегчить задачу супруге. Служащим надо сказать, что босс отправился в Америку в поисках возможных партнеров. Разложив все по полочкам, Адольф срывающимся от волнения голосом проговорил: — Юго, мы пятнадцать лет работаем вместе. Ваши личные обстоятельства… причины вашего ухода… я слишком хорошо о них догадываюсь. Вот уже несколько месяцев вы кажетесь мне… э-э… странноватым, у вас потусторонний взгляд, такой, будто мыслями вы далеко. Вы хвораете, вам надо лечиться, да? Я не ошибся? Марсиак решил, что правильнее будет не опровергать предположения Никара совсем уж целиком. Хорошо, он скажет. Да, с ним действительно «кое-что происходит», о чем не стоит сейчас говорить, но в его состоянии нет ничего угрожающего. Никар, которому он доверяет на двести процентов, должен оставаться единственным человеком, который знает правду. На самом деле Юго никуда не уедет, он до декабря так и останется дома, в Везине. Но при этом он настаивает на новой роли Арианы. — Ей надо помочь. Моя жена — самоучка, как вы и я, однако поле ее профессиональной деятельности и компетенции достаточно далеко от нашего… — Достаточно далеко? До какой все-таки степени далеко? Простите, Юго, я, конечно, встречался с вашей супругой, но у нас не было случая поговорить о ее работе. Ия… я все-таки думаю, что, намереваясь занять ваше место, она должна иметь солидные познания хотя бы в области управления и менеджмента. Марсиак проворчал: — Ага, конечно: она продает украшения. На дому. Со своей лучшей подругой. У Адольфа Никара начался нервный тик, который выразился в том, что его правая рука непроизвольно начертала на груди крест… только вот закончить не успела. Софи Беньон чуть не подавилась салатом из помидоров с креветками. Это было вызвано не столько тем, что она услышала, сколько выражением, сразу появившимся на лицах сотрапезников. Лицо ее мужа, Пьера, превратилось в кусок мрамора, по которому пробегала дрожь отвращения. Лиз Онфлёр крутила в пальцах веревочную подвеску — творение, коллектива перуанок, купленное в лавке «справедливой торговли»[22 - «Справедливая торговля» — рыночная модель международной торговли, обеспечивающая правовые гарантии производителям товара, адекватную стоимость продуктов труда и защиту окружающей среды. Чаще всего в магазинах «справедливой торговли» торгуют товарами из третьего мира, сделанными вручную, кроме того, здесь можно купить экологически чистые продукты.], — и молчала, всем своим видом показывая, что не верит собственным ушам. Другие гости обменивались красноречивыми взглядами, предвкушая тот еще разбор полетов по дороге домой. А Софи не слишком удивилась услышанному, потому что на самом-то деле все уже знала. Накануне, вернувшись в студию, Ариана рассказала ей о проекте. Своей лучшей подруге, своему партнеру по бизнесу она просто должна была открыть тайну «эксперимента Марсиак» первой! И потом, если подруга не согласится взять Юго на стажировку, все их планы провалятся! Все рухнет! Поначалу Софи нашла идею неосуществимой: — Ни на секунду не сомневаюсь, что сдача в аренду крупногабаритной техники для тебя — путь к расцвету, моя птичка, ты-то уж ничего там не испортишь, но вот что я буду делать с твоим мужем, ума не приложу! И покачала головой. Ариана воскликнула: — Ну как ты можешь! На западе парижского региона Юго торгует лучше всех! Он, если только захочет, сумеет продать Папе Римскому щипцы для завивки или волынку кролику! И только представь себе, какой шок испытают клиентки, увидев, что за чудо природы входит к ним в гостиную! Да мой красавчик муженек лишь глянет на них — они накупят вдвое больше! И потом, ты же понимаешь, Софи, ты же понимаешь, какой это пример для твоего Пьера? Представь, как твой мачо гладит постельное белье, пока ты, развалившись в кресле, смотришь футбол по телику! Лени-и-иво так, а? Софи, которая не только не могла себе представить подобную картинку, но и не ждала от жизни таких подарков, тем не менее согласилась поучаствовать в авантюре. Она ни в чем не могла отказать Ариане, все бы ей доверила, разве что собственную кредитную карточку, наверное, нет. Пережив шок от coming out[23 - Выходка (англ.).] этих Марсиаков, гости дома 12 по улице Веселого Зяблика постепенно разговорились. И конечно, на все уста приходил вопрос «почему?»… Достаточно быстро подозрительные взгляды сконцентрировались на Ариане: пусть признается, это же ее идея, подобная сумасшедшая идея могла прийти в голову исключительно женщине! Так или не так? Тогда, желая играть по-честному и объяснить, что у него как минимум столько же причин для желания изменить свою жизнь, сколько у Арианы, взял слово Юго. Он решил не ставить в известность почтеннейшее собрание о том, что боится пробыть до конца дней своих придурком-начальником, поскольку здесь присутствовали в основном такие же начальники, но убедил всех в закономерности перемен, сказав, что в свои сорок два года уж точно заслужил право видеть, как растут его дети. Едва лишь к Пьеру вернулся дар речи, он обрушил на Юго лавину вопросов. Неужели, старина, ты всерьез думаешь доверить свой банковский счет жене? Естественно, почему бы и нет! Неужели ты согласен получать до конца года столько, сколько зарабатывает Ариана? Почему бы и нет, если она станет оплачивать все счета, которые обычно оплачивал он. А как насчет связи с ЖЕЛУТУ? Будет ли она поддерживаться, по крайней мере на расстоянии? Нет, об этом не может быть и речи. Это было бы мошенничеством. Золотое правило для Юго, как и для Арианы, — никогда не вмешиваться в работу другого. Кто будет заниматься такими технически сложными операциями, как заплетание по утрам косичек девочке, выбор программы для стирки, закупки в «Ашане», сопровождение класса в музей и так далее? Совершенно очевидно, что Юго. При каждом ответе журналист все больше горбился. А уже почти на выходе из дома тихо спросил: а как же теннис по понедельникам? Юго умоляюще посмотрел на жену. Ариана улыбнулась: — Это я вам обещаю — что ж я, бессердечная совсем, что ли? И потом, боюсь, как бы здоровью Пьера не повредил такой долгий перерыв в тренировках. Лиз осталась у Марсиаков, чтобы помочь дочери по хозяйству. По тому, как сурово мать гремела тарелками, Ариана поняла, что та просто-таки жаждет поговорить, но не решается, не получив на это добро. Ну и начала первой: — Так что же скажешь, мам? Что ты об этом думаешь? Классно позабавимся, да? — Нет, душенька, ничего забавного в этом не будет. Жизнью, которую ты себе готовишь, я жила двадцать лет. Женщине жить как мужчина не только невыносимо, но и неправильно. Потому я думаю, что совершенно не сумела тебя воспитать. Слишком многое упущено. — Знаешь, мамочка, сейчас меня воспитывать уже немножко поздно! Хочешь, скажу секрет? Мне тридцать два года. — Ну, положим, не тридцать два, а тридцать шесть! — Увиливаешь от ответа! На самом деле тебе должно нравиться, что я хочу установить равенство полов в семье. Разве это, пусть в небольшой мере, не продолжение твоих феминистских битв? — Детка, прекрати молоть вздор! С тех пор как я научилась говорить, я неустанно сражаюсь за право женщины жить рядом с мужчиной, но достойно, а вовсе не за то, чтобы женщины подменяли мужчин на их месте. Это смешение ролей — худшее, что началось в семидесятых, это Точь-в-точь поведение парижских феминисток, которые швыряли свои бюстгальтеры прямо на асфальт — чуть ли не в лицо префекту Фуше, или американок, которые наряжали своих сыновей в платьица… Это Средневековье феминизма! — Значит, я не могу рассчитывать на твою помощь? — Ты меня прекрасно знаешь. И знаешь, что я не дам своему ребенку пропасть. Но, продолжая твои рассуждения до конца, скажу: не удивляйся, если я стану обращаться с тобой как свекровь. Отныне мою дочку зовут Юго Марсиак. Вышеупомянутый, из осторожности удалившийся с началом разговора за дверь кухни, побледнел: ох, разве он столько просил от жизни! Мэтр Морис Кантюи Судебный исполнитель Член совета директоров Союза молодых судебных исполнителей Франции 16, авеню де Лонгпен 78900 Лабуёз-сюр-Сен Код папки: «Эксперимент Марсиак» Протокол о ходе эксперимента за март месяц 2002 г. Внимание: пока хранить документ для внутреннего пользования Сводка об оперативной деятельности: — начало практических работ: выполнено; — оповещение семьи и ближайшего круга: выполнено; — введение нового распорядка дня: клиенты проделали все, что от них требовалось, и я разрешил запустить «эксперимент Марсиак» с 1 апреля с. г.; — общие выводы на сегодняшний день: начало положено хорошее; обе стороны вроде бы сотрудничают с энтузиазмом; — требует особого наблюдения: присоединение близких к программе. Задачи на апрель: — встреча и беседа с матерью Арианы Марсиак с целью убедить госпожу Онфлёр в необходимости эксперимента и заинтересовать им; — тренировки Юго Марсиака: он кажется по сравнению с супругой несколько менее вовлеченным в них. Необходимо резко увеличить количество практических занятий. 4 Апрель У апрельского ростка стебель тоньше волоска.      Народная мудрость — Как говорится, кто платит долги, месье Марсиак, тот богатеет… — доверительно прошептал прораб, подсовывая Юго счет на пять тысяч евро (без налогов). — Как говорится, любишь кататься, месье Дилабо, люби и саночки возить, — отпарировал Юго. — О каких долгах идет речь? Вы не работали, вы идете с опозданием, ремонт никуда не двигается, а нет ремонта — нет чека. Когда вы намерены закончить первый этаж? Прораб ответил уклончиво: — Осторожность — мать безопасности… И туманно добавил, что надеется припасти месье Марсиаку «приятный сюрприз ориентировочно… к июню». Юго поводил у носа месье Дилабо указательным пальцем — туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда. Нет уж, я сыт этим балаганом по горло! Потом встал и сухо попросил показать ему фронт работ. Он тщательно записал в блокнот каждый пропущенный кусочек плинтуса, каждый висящей провод, каждое неточное соединение плитки, каждый дефект потолка, пола и стен, затем предложил Дилабо подписать составленный им перечень. Прораб наморщил лоб. — Что-то давно не видно вашей супруги, месье Марсиак. Скоро мадам вернется? Юго сухо ответил, что жена приступила «к новому виду трудовой деятельности», так ЧТО отныне за ремонтом будет следить он сам. — Теперь между нами полная ясность, господин прораб. Если дело не пойдет быстрее, я стану вашим черным кошмаром, Дилабо, твердо вам это обещаю. Господин прораб открыл рот, закрыл, открыл снова, пробормотал что-то насчет матери и закрыл уже насовсем. Он даже пословицы не нашел, чтобы выразить свою удрученность подобным бедствием. Наверху, в своей комнате, Юго встал в позу Наполеона-победителя, скрестив руки на груди и гордо подняв голову. Вот! Когда мужчина в доме, жизнь идет по-другому! И с ремонтом все переменится! Чтобы отпраздновать свой первый триумф, он включил телевизор, — кончились те времена, когда он только мечтал урвать в будни часок, чтобы посмотреть хотя бы одну серию «Суперкоптера»[24 - Американский телесериал 80-х гг., главный герой которого самый мощный в мире и практически неистребимый вертолет, под завязку начиненный электроникой.], теперь он не станет лишать себя этой маленькой радости! Часы на телевизоре показывали 11.19. В нем зародилось какое-то странное ощущение. Господи, да с какой стати ему переживать по поводу того, что он хочет посмотреть ящик в 11.19, он уже не на работе, в конце-то концов!.. И тут он вспомнил, что 11.19 — это за одну минуту до 19.20, а в 11.20 дети выходят из школы — так написано в расписании, которое Ариана приклеили для него на холодильник! Он как ошпаренный вылетел из дома… ззззззззззззззз… этаким Суперкоптером, со всеми реактивными бомбометами наперевес устремляющимся в бой с силами зла. Руки стали влажными, и Ариана вытерла их полой пиджака от строгого брючного костюма. В этом большом кожаном кресле она чувствовала себя крошечной и ничтожной — вроде жвачки, прилепившейся к колесу пятитонки. Надо подумать о чем-нибудь приятном, обнадеживающем… О чем бы? Ну например, об этом костюме можно подумать: очень удачная покупка. К тому же цена вполне приемлемая. Бархат цвета аниса, классический, но не скучный покрой, да, ей точно нравятся брюки трубочками… Хм, никогда не думала, что будет приятно надевать такую вещь! «Строгий брючный костюм» — одно только название сразу пробуждает в памяти дресс-код для служащих женщин 1980 года… Увы, даже воспоминания о фасонах, какие носила мать в ту эпоху, оказалось сегодня недостаточно, чтобы вызвать улыбку на ее губах. Только что она пережила с Никаром эпизод, который иначе как «леденящий душу» не назовешь. Боже, боже… Она еще раз попыталась мыслить позитивно, вбивая себе в башку формулировку, которая была бы в высшей степени естественна для месье Дилабо: «Смех не убивает, смех не убивает, смех не убивает…» Подумать только, она ведь использовала все возможности! Сколько она вкалывала над этими папками! Объем торгового оборота, доход без вычетов, сертификация ISO 9002, кривая клиентских заказов за десять лет, примерное распределение покупной цены между приобретенными за общую цену товарами на складе… Ариане мерещилось, будто за истекшие две недели она превратилась просто-таки в Супер-Джейми[25 - Героиня американского сериала 70-х гг. Джейми Соммерс — суперагент, у нее искусственная рука, а также обе ноги и одно ухо.] проката крупногабаритной техники. А в последний момент — дала маху! Проклятый Никар! Стоило его увидеть, она сразу ощутила ужасную к себе антипатию со стороны этой ходячей ретрухи, нет, какую там антипатию — жуткую, звериную ненависть! Женщины такое чувствуют мгновенно — у них на то экстрасенсорные антенны везде. Почувствовала и враз сама возненавидела и его фальшивую, лицемерную улыбочку, и исходящий от него запах ладана — будто он только что с мессы, и его манеру рассматривать ее сверху донизу, да еще исподтишка. А ведь вчера по телефону этот Никар наговорил ей кучу всего приятного, заверял, что готов поддерживать «буквально во всем», намекал на «великолепные деловые отношения, какие у него были всегда с супругом мадам Марсиак»… Нет, все-таки странно, все-таки странно… Когда он заканчивал разговор просьбой «передать господину Марсиаку пожелание поскорее выздороветь», она, от растерянности не удержавшись, воскликнула: «О чем вы, какое выздоровление! Юго здоров как бык, месье Никар, он отлично себя чувствует и вот сейчас, когда мы с вами говорим, уже двадцатый раз отжимается там… в саду». Адольф тогда сказал: «Ах, как легко стало у меня на душе!» Но голос его выдавал никакое не облегчение, а наоборот — полный напряг. Ладно, как бы там ни было, сегодня утром, когда Ариана приехала в ЖЕЛУТУ, вся команда ждала ее у входа. Ужас, ужас! Выстроились в две шеренги, как обслуга английской леди из довоенных фильмов! Никар, разумеется, нарочно это все устроил, чтобы она выглядела полной идиоткой. Нет, она не растерялась, — она взяла себя в руки и прошла сквозь строй, а потом выплюнула им в морды речь, заранее отрепетированную в машине — в машине Юго, в этой чертовой «ауди», вертясь на сиденье с подогревом, который невозможно отключить. «Удовольствие от совместной работы… горда доверием, которое оказал муж… оптимистично смотрю в будущее… ля-ля-тополя!..» А Никар тогда запел сладеньким голоском — ух каким противным: — Нам хотелось бы поскорее узнать, что принесет нашему предприятию женский взгляд на вещи. У вас, конечно, есть какие-то свои проекты, мадам Марсиак? Ариана впала от вопроса в ступор, начала что-то бормотать, но почти сразу опомнилась и уверенно произнесла: — Естественно, первым моим решением станет выравнивание на предприятии заработной платы. При равной компетентности мужчины и женщины должны получать строго одинаково! Только победно поглядев вокруг, она вспомнила, что среди персонала ЖЕЛУТУ-Башле (департамент Ивелин) всего одна женщина. Секретарша в приемной. И обнаружила, что эта секретарша таращит глаза, не понимая, верить ли своим ушам. А все остальные сотрудники стали подталкивать друг друга локтями и переглядываться, а этот негодяй Никар гнусно усмехнулся, и — подобно улыбке Чеширского кота — его усмешка еще долго и угрожающе витала над головой временно исполняющей обязанности президента фирмы. Ну и пусть, тем хуже для ее гордыни! Но вообще-то через четверть часа надо проводить первое собрание, и сейчас она остро нуждается в помощи Ариана набирает на мобильнике номер — единственного человека, способного вытащить ее из лужи. Он отвечает на первый же звонок: «Ты, Ариана? Не сомневался, что позвонишь. Тяжеловато, да? Ну давай, давай, быстренько все выкладывай своему Момо!» Юго резко затормозил рядом с директором школы. Прямая и достойная, эта особа ожидала нерадивого папашу на тротуаре, а на каждой ее руке висело по живому упреку, иными словами — по ребенку, его ребенку. Увидев отца, малыши завизжали от радости. — Привет, лягушата! Простите, мадам Брийон, неожиданные неприятности с ремонтом. А когда разделался с ними, машина жены никак не хотела заводиться — целых десять минут, вы же знаете, на что они способны, эти малолитражки, уж такие капризницы, такие капризницы! Да, к сожалению, не имея средств подарить себе длинный седан, как другие, директриса хорошо знала, на что «они» способны и какие капризницы. Но знала еще и то, что неприятности подобного рода можно предупредить и не заставлять маленьких детей томиться ожиданием. — Но, мадам Брийон, наши детки более чем в полной безопасности благодаря таким заботливым рукам, как ваши. Она ответила, что говорит не об Экторе и Луизе, а о ста двадцати семи учениках, которые ждут в столовой, когда придет директор школы, потому что без директора школы нельзя начинать обед. Тон руководителя учебного заведения сильно не понравился руководителю арендного предприятия. Господин Марсиак, к сожалению, не сдержался и объяснил, что из-за каких-то несчастных двадцати минуточек нечего такой хай поднимать и что запрещать детям обедать из-за отсутствия в столовой директора — метод, с точки зрения педагогики, никуда не годный, и вообще это фашизм. А госпожа Брийон ответила, что следует директиве Министерства национального образования: в соответствии с планом «Вижипират»[26 - Программа борьбы с терроризмом, созданная во Франции после того, как в 1978 г. по Европе прокатилась волна беспрецедентных терактов.], двери школы на время обеда должны быть заперты на ключ. После чего было с ледяной улыбкой добавлено: — В ожидании, когда же вы наконец появитесь, я побеседовала с вашими детьми. Пока я причесывала Луизу, у которой сегодня форменное безобразие на голове и волосы постоянно лезут в глаза, они разъяснили мне, что теперь мама стала папой, и наоборот. Меня не касается ваша личная жизнь, но я вынуждена констатировать: все это будит не лучшие надежды. Поклон мадам Марсиак. В машине, не слушая, как отец шипит сквозь зубы «вот стерва, сучье вымя!», дети пристали к нему с расспросами, а что они будут кушать. Ах ты черт! Ладно, найдем что-нибудь в холодильнике… И вдруг его осенило: — А что, если мы двинем в «Макдоналдс», лягушата? Ариане казалось, что на заднем сиденье «ауди» дает концерт рок-группа «Noir Desir» в полном составе. До чего мощные здесь колонки, звук не сравнить с тем жалким писком, который издает ее автомагнитола, необъяснимым образом застрявшая на одной радиостанции. Ариана заорала припев из «Нас уносит ветер», пытаясь перекричать сидюк. И тут увидела две записки, присобачен, Юго на бардачок, «Не забудь при 110 переключиться на 5-ю!» и «Будь осторожна: она шире, чем тебе кажется!», — и улыбнулась. Сегодня вечером дела получше. Разговор с Момо прибавил уверенности. Судебный исполнитель настаивал на необходимости «выработать в себе беспечность», в том числе и при исполнении служебных обязанностей. — Конечно, они ждут тебя с «калашниковым» в руках, а ты на что рассчитывала? Сережки продавала а теперь собираешься учить их, как сдавать в аренду подъемные краны! Но ты ведь и не думала, что перед тобой расстелют красную ковровую дорожку, верно? Тебе надо многому научиться, тебе надо иметь убедительные доказательства своей правоты, это со временем придет, а до тех пор единственно правильный вариант поведения — а мне плевать… Беспечность, беспечность и еще раз беспечность, согласна? Согласна, куда денешься. А мне плевать, стало быть, на то, что Никар представил меня сотрудникам как «супругу господина Марсиака, которая из дружеских к нам чувств решила заменить нашего президента на его посту и возглавить фирму». И мне плевать на то, что оказалась не способна — под обстрелом десяти пар любопытных глаз — подтвердить в разговоре с Беншетри своевременность повышения тарифов за недельный прокат мазутных насосов. И на то, что после этого каждый из присутствовавших на собрании уже обращался не ко мне, а к Никару. Плевать с высокой колокольни на то, что единственным моим решением за день стал приказ заменить кофейную машину в холле, неандертальскую штуковину, выдающую отвратительную жижу. И с еще более высокой — на то, какое лицо сделалось у Адольфа Никара в эту минуту. Плевать, плевать, плевать на них на всех… Она стиснула зубы. Ничего не поделаешь, даже если внутри тебя все кричит: «Козлы поганые, могли бы вести себя хоть чуть-чуть полюбезнее, я же красивая, черт побери!» Ариана Марсиак открыла, что в мире крупногабаритной техники чуткость и обходительность явно не считаются большими человеческими достоинствами. Навес клацал зубами, взгляд его выражал вражду и злобу. Юго тихонько отпихнул таксопуделя ногой и сунул в печь жирную курочку, только что намазанную крепкой горчицей. Он толком не понял, что такое «кляр из красного вина (предпочтительна марсала)» в рецепте, и решил, что с горчицей получится не хуже. В книге было написано: «Время готовки 50 минут», ему это показалось чересчур — при таком-то размере птицы. Если, например, сравнить с тостами, поджаривание которых занимает максимум две минуты, то животное толщиной… мм… ну, скажем, в двенадцать сложенных вместе тостов… да, она точно поспеет за полчаса. На часах 19.40. Отлично — все будет готово к приходу Арианы. Он задумался: как рассказать ей о сегодняшнем дне? Надо ли говорить о перепалке со школьной директрисой? Нет, конечно нет. А про Луизу: что она после похода в «Макдоналдс» держалась за живот и потому пришлось оставить ее дома? М-да… такое трудно скрыть… А насчет тещи, которую призвал на подмогу, — рассказать? Малышка-то ведь наверняка проболтается, что весь день вечера играла с бабулей в «Тревогу в Порто-Алегре»… Но как же было не обратиться к Лиз, без нее он не смог бы поехать в мастерскую Софи на первую встречу! И он не собирается докладывать жене о том как позорно провалился на этой самой первой встрече. Новое дело оказалось гораздо круче, чем виделось раньше. И вообще все произошло не так, как ему представлялось. К величайшему его удивлению, бухгалтерия маленькой фирмы «Л как „легкомыслие“» велась очень неплохо. Объем торгового оборота, конечно, был скромным — 47 890 евро в год, но и расходы минимальны, обе партнерши, взяв на себя равные доли производственных затрат, ограничились в качестве оплаты лишь комиссионными. За пять лет компания ни разу не вышла из бюджета, мало того — она даже извлекала из своей деятельности пусть символическую, но прибыль. Юго почувствовал, что этой фирме-крошке есть куда развиваться. Однако его энтузиазм мгновенно упал, когда Софи попыталась объяснить азы ремесла. — Ну ты, конечно, знаешь основные виды украшений… Давай посмотрим наши. Вот это что, как думаешь? — Колье. — Ой, нет! Это подвеска! А это? — Это точно колье! — А как еще называется это колье? — Господи, да колье и колье, как его иначе назовешь, эту груду жемчуга с позолоченным замочком! — Это ошейник, он высокий и прилегает к шее. С тобой придется поработать, чтобы ты достиг нужного уровня. Ну ладно. А камни? Ты хотя бы камни знаешь? — Вот тут точно знаю! Правда… правда, когда мы с Арианой женились, твоя подруга убедила меня, что «только белое ко всему подходит», и я четко понял: то, что больше всего нравится женщинам, называется «бриллиант» и стоит очень дорого! — Успокойся, мы не работаем с драгоценными камнями. Ни одно из наших украшений не стоит больше ста пятидесяти евро, а это цена чисто символическая. Ты, наверное, и сам понимаешь, что все наши вещи — с камнями поделочными… Их-то ты наверняка знаешь. Агат, сердолик, сардоникс, горный хрусталь, нефрит, яшма, малахит, лабрадор, обсидиан, оникс… Знаешь? Нет, Юго не знал. И вообще плохо понимал Софи. От слов «понимаешь, топаз, он желтый, ну конечно, если не розовый…» у него аж в заднице начинало свербеть, иначе и не скажешь. Он не решался слова вымолвить. К вечеру все, что он усвоил из объяснений Софи, так это различие между полудрагоценными камнями и драгоценными камнями второго порядка. Оно и неудивительно — различий между ними не существует, это одно и то же… На обратном пути он позвонил Момо: — Слушай, а ведь эта их фирма — настоящее дело! У тебя там, среди бумажек насчет женщин, нет ли чего про украшения, ну, чтобы я за субботу-воскресенье мог подковаться? Нет, у Момо в запасе ничего не оказалось. Но он призвал Юго… к чему? — да естественно же, к… легкомыслию, причем посоветовал даже злоупотреблять им. Почему дамочки смыслят в украшениях? Потому что обожают такие штуки. Блестяшки кажутся им красивыми, им нравится обвешиваться мишурой, они обсуждают между собой, что у кого есть и чего кому хочется. Для того чтобы хорошо запомнить всю эту ерунду, тебе надо сделать то же самое. Речь не о том, чтобы выучить наизусть книгу по ювелирному делу, а всего лишь о том, чтобы прочувствовать эти вещи. Не стесняйся примерить бусы какие-нибудь или браслет, полюбоваться, как они смотрятся на твоей коже, задав вопросы своей партнерше. Причем не тосклив а легко, скажем, за чашечкой чаю, как будто вы подружки, увидишь, она будет счастлива поболтать с тобой! — Момо, Софи не из тех, кто часами просиживает за лапсангом[27 - Разновидность китайского чая, листья которого не только сушатся, но особым способом коптятся. Потребляют его в основном чайные гурманы, для остальных же аромат заваренного лапсанга напоминает запах лыжной мази или жженой резины.] с пирожными! Я не желаю выглядеть идиотом! — На мой-то взгляд, ты уже сейчас выглядишь идиотом. Доверься мне. Если не будешь готов ко времени, когда Софи отправит тебя обслуживать клиентуру, запахнет бойней. Слушай и повинуйся: когда почувствуешь, что от всех этих дел на тебя вот-вот навалится хандра, — становись легкомысленным, переключайся, думай о другом. И тут впервые при взгляде в профессиональное будущее без пневматических раскряжевочных станков и без погрузочных машин мощностью в тринадцать лошадиных сил сердце Юго сжалось… Скрип шин по гравию, мелкие камешки разлетаются во все стороны и ударяются о блоки стен — это Ариана за рулем «ауди» тормозит, сделав крутой вираж по саду на скорости как минимум пятьдесят километров в час. Юго, затосковав, зажмурился. Навес, удивленно пукнув, потрусил к двери. Молодая женщина, сияя радостью, влетела в дом, скинула пальто прямо у входа и бросилась на шею мужу: — Привет, девочка моя! Ой, как хорошо твоя стряпня-то пахнет! Ну, у тебя был хороший день, дорогая? Э-эй, лягушата! Малышня-а! Живо бегите поцеловать папочку, который вернулся с работы в своем большом автомобиле! Увидев жену такой веселой, Юго еще больше сковал. Значит, она прошла крещение огнем на отлично! И что же — ему дать повод посмеяться собой, рассказав о своем смятении? Нет уж, он скажет, что тоже провел день прекрасно и путь его был усыпан розами… Поедая полусырую курицу с привкусом средства для прочистки труб, Юго изливал восторги по поводу того, что стал наконец отцом «в самом благородном смысле слова», воспевал очарование «волшебного ремесла», с которым познакомился сегодня после обеда… — Представляешь, у меня такое впечатление, будто я родился и вырос среди опалов и лазуритов! Ариана же, счастливая Ариана, рассказала, какая прекрасная атмосфера царит в ЖЕЛУТУ, как тепло ее там встретили, как нежно, совсем по-отечески отнесся к ней Никар, и с удовольствием заключила: — Кажется, дело пойдет куда быстрей, чем я думала! Ну конечно же Юго так и не узнает, что развеселое появление его жены дома было всего лишь отражением ее мучительной работы над погружением в беспечность, как не сможет и Ариана увязать веселость мужа с его нечеловеческими стараниями выработать в себе легкомыслие. Момо проделал хорошую работу. Лиз Онфлёр открыла дверь. Перед ней стоял маленький человечек, похожий на ребенка, нарядившегося в карнавальный костюм кабачка. Зеленый колпачок, зеленый плащик, зеленые штанишки… Человечек-кабачок обнажил в улыбке прекрасные белые зубы: — Добрый вечер, я Морис Кантюи. А вы, мадам предполагаю, матушка Арианы Марсиак? Улыбка не попала в цель: рассматривать женщину, даже эту, в качестве старейшины рода — ах, как не тонко! И хотя Лиз Онфлёр предпочла бы скорее исповедаться в церкви, чем признаться в этом, у нее уже заранее поднакопилось на душе всякого-разного по отношению к «тренеру» дочери. — Наслышана о вас. Проходите. Юго дома, и Ариана вроде бы тоже. Со второго этажа доносились вопли принимавших ванну детей и — эхом — голос их отца, требовавшего немедленно положить на место фен: это не игрушка! Лиз Онфлёр забеспокоилась и крикнула зятю, что может, если надо, подняться, но тот отклонил предложение, проревев, что ситуацию полностью контролирует. Они уселись на кушетку и стали ждать. Морис смотрел на Лиз, Лиз на Мориса. Лиз казалась Морису красивой, очень красивой, совсем как чуточку привядшая лилия. Она куда нежнее дочери. И она такая кругленькая, полненькая — более аппетитная, в некотором смысле. Он попробовал найти к ней подход с помощью комплимента и сказал, что восхищается ее преданностью семье. — Что вы, я только выручаю их, и все. Агентство обещало до конца месяца найти девушку за стол и кров. Снова замолчали. Морису Кантюи показалось, что долго он так не выдержит. Профессия, разумеется, научила его тому, что он называл УПК (управление паузами во время конфискации имущества). Когда у должника не хватает аргументов, молчание становится лучшим средством еще увеличить его смятение, иными словами — принудить вытащить наконец чековую книжку. Однако лицом к лицу с этой красивой дамой, которая ничегошеньки ему не должна, он чувствовал себя немножко потерянным. Вернулся было к грубой лести, сообщив, что в лице мадам Марсиаки обрели ангела, спустившегося с небес, но Лиз Онфлёр остановила поток его красноречия одним движением руки: — Стоп! — И объяснила свой жест: — Это я-то спустилась с небес?! Дико слышать такое. Месье Кантюи, спасибо на добром слове, но комплименты кажутся мне неуместными. Единственное достоинство, какое я за собой без ложной скромности признаю, — искренность. И потому скажу откровенно: мне совсем не нравится то, что делается в доме моей дочери и моего зятя с тех пор, как вы тут появились! Судебный исполнитель смог только тихо хрюкнуть в ответ. — Я слышала о более или менее туманных теориях легкомыслия и беспечности, но почему бы моим детям с таким же успехом не заняться аэробикой или выращиванием свеклы? Я вижу, что моя дочь пустилась в авантюру, из которой неизвестно что получится, и втянула в нее моего нежно любимого зятя. При этом никому, кажется, нет дела до того, как этот странный обмен ролями отразится на моих внуках! И я вас спрашиваю, месье Кантюи, что вы на самом деле имеете в виду, принимая участие в этой блажи? Чем больше она говорила, тем сильнее гневалась. Морис пришел в ужас от мысли, что такая красивая, элегантная женщина станет его врагом. Он притворился страшно удивленным — нет, правда, откуда в ней такое принципиальное неприятие «министерского чиновника, назначенного государством»? Видимо, мадам не знает, что, когда он пришел к Марсиакам, семья находилась в глубоком кризисе… И что дочь и зять мадам сами попросили его помочь… Кантюи сообщил о том, насколько ему «неприятно сознавать, что столь просвещенная особа не присоединяется с радостью к чему-то вроде переворота или по меньшей мере к опыту, который, возможно, полностью изменит отношения между мужчиной и женщиной в западном мире!». И тут же, не переводя дыхания, спросил, не согласится ли мадам отужинать с ним. Если Лиз Онфлёр что и ненавидела в жизни, то это министерских чиновников, назначенных государством (в 1968 году именно она и придумала лозунг «Смерть чиновникам!»), и людей, которые никогда ни в чем не сомневаются. Но он все-таки не настаивал на том, что его эксперимент — истина в последней инстанции, это было какое-никакое, а очко в его пользу, и Лиз согласилась с ним поужинать. Тренинг Марсиаков между тем двигался вперед, и все было отлично. Убедившись, что его теория легкомыслия и беспечности усвоена, Кантюи приступил к практическим работам. На следующей неделе Юго постигал азы умения всякой современной женщины делать два дела одновременно. После элементарных упражнений (говорить по телефону, обваливая в толченых сухарях ножку индейки; смотреть телевизор, не забывая проверять, сколько воды натекло в ванну) приступили к более сложным. А к концу месяца Момо перешел уже к самому трудному: одновременно одеваться и причесываться, затем — отчитывать ребенка, втискивая при этом свою тачку между двумя другими. При обучении двоеделию в машине сам Морис играл роль разболтанного маленького мальчика, а автомобилем назначили табуретку на колесиках, ее-то и следовало припарковать между двумя креслами. Ариана, хохотавшая до упаду, давала мужу советы: — Не оборачивайся, чтобы отвесить ему оплеуху, тычь рукой назад как попало и помни: у тебя теперь не «универсал», так что особо не размахивайся, в такой маленькой машине рано или поздно все равно по ребенку попадешь. Когда наступила ее очередь, она смеялась уже меньше. Научив Ариану ходить раскорякой и смотреть людям прямо в глаза, Морис счел необходимым пустить в дело ее природную самоуверенность. Беспечность — это прекрасно, но, если ты руководишь предприятием, нельзя, чтобы тебя считали безрассудным мечтателем. И Ариане было предложено поиграть в проведение общего собрания. Диванные подушки изображали представителей администрации. («Не так уж далеко от действительности!» — заметил Юго.) Она многому научилась в этот вечер — начиная с совсем простых вещей. — Помни: ты больше не красивая хозяйка дома в Везине, ты — босс! Следовательно, на совещания ты приходишь последней. Входишь и всех приветствуешь, но не робким «Добрый день, коллеги…». Нет, ты громко говоришь: «Здравствуйте, господа!» — это существенно. Значит, произносишь ты эти слова очень громко и бросаешь — блямс! — папку с делами на стол так, чтобы она оказалась прямо перед тобой, когда сядешь в кресло. И не укладывай на стол бюст: люди, которые наваливаются на стол, всегда выглядят затравленными. Улыбайся пореже. Неужели ты думаешь, что Бернар Арно[28 - Бернар Арно — один из самых богатых людей Франции. Его состояние журнал «Forbes» оценивает в 12,6 млрд долларов. С 1989 г. Арно возглавляет компанию «Moet Hennessy Louis Vuitton» (LVMH) — мировой лидер в производстве и продаже предметов роскоши.], председательствуя на административном совете LVMH, постоянно скалит все тридцать два зуба, как ведущий телепрограммы для домохозяек? Никогда не попадайся в ловушку, расставленную человеком, который хочет вынудить тебя немедленно решить что-то важное. Ты — хозяйка, и тебе определять, в какие сроки и что именно ты решишь. Только не говори: «Я над этим подумаю», а говори: «Я дам вам знать о своем решении, когда сочту нужным». Два часа спустя Ариана поднималась в спальню с дурной головой. Юго в это время вынимал из стиральной машины махровые полотенца. Теперь он очень хорошо знал разницу между «бииип! бииип!» микроволновки и «ту-тууу», издаваемым стиральной машиной. Пьер наклонил голову набок, улыбаясь с ложной скромностью, как только и может улыбаться человек, только что обыгравший друга с сокрушительным счетом 6:2, 6:1. Прекрасная работа, чистая, именно такая, как ему нравится! Он нежно шлепнул Юго по заднице ракеткой: — Ах ты, мой цыпленочек! Кажется, бабья сущность проникла в тебя глубже некуда! Играешь в точности как продавщица висюлек! — Пошел ты на хрен, Пьеро! Мне на этой неделе и положено не брать подачи — гороскоп ужасный, из рук вон! Пьеру понадобилось время, чтобы понять: приходить в отчаяние не стоит, приятель просто шутит. Они от души расхохотались и переключились на другие темы. И только почти уже попрощавшись, Пьер вернулся к разговору. — Скажи-ка по-честному, ты доволен этим вашим экспериментом — он катится по рельсам или как? Софи отказывается говорить, прижился ли ты в мастерской… — Знаешь, трудно оценить, слишком уж мало времени прошло. Но я открываю для себя вещи, о которых и не подозревал! — Это какие же? — Останется между нами? Смотри! Врать не стану, я пока еще плоховато выгребаю. Наверное, ты был прав, мне все-таки свойственна депрессуха. Вчера, когда малышку вырвало ее биг-маком прямо мне на колени, чуть не разрыдался… А вот Ариана, похоже, замечательно справляется у нас в ЖЕЛУТУ. Значит, и мне нельзя провалить все дело. Пьер состроил рожу, но на сей раз начинавшееся у него воспаление сухожилия было ни при чем: — Я с самого начала знал, что идея кретинская. С самого начала это знал. «Вот только и не хватало, чтобы несчастный парнишка захотел произвести на меня впечатление, приведя в это кошмарное место, безвкуснее не придумаешь!» — думала Лиз, награждая Мориса Кантюи одобрительной улыбкой. Нет, целым шквалом одобрительных улыбок! Судебный исполнитель пригласил ее в один из тех модных ресторанов, в которых дерут втридорога за то, чтобы обращаться с тобой как можно хуже. Вот официант, например: смотрит на них, будто они какие-то брюхоногие, собравшиеся забрызгать слюной его роскошную скатерть. Лиз выбрала в меню блюдо с гордым имечком «Объедение из тысячи овощей прямо с грядки» и теперь, сидя над горшочком с брокколи и морковкой в желе, начала понимать, что дирекции ресторана неприятны все клиенты вместе и каждый клиент в отдельности. Зато Момо сиял. Он объявил оформление (стены были разрисованы чем-то вроде бурых кишок по пурпурно-фиолетовому фону) «высококлассным», а посетителей (в основном это были громогласные торговцы японскими авто в компании разодетых благоверных, а также еще более громогласные экс-телезвезды) назвал «забавными». Лиз решила действовать хитрее. Если она хочет разоблачить Момо, надо поступать иначе. Вести себя тихо, ласково, притворяться, будто потрясена всем, что видит и слышит, прикидываться, что она из тех женщин, которые заранее согласны со всем, что скажет мужчина. Едва подали закуски, она навела сотрапезника на воспоминания молодости. Да, Морис представлял собой классический случай: араб, раздираемый между ощущением собственной принадлежности к культуре предков и желанием раствориться в стране, гражданство которой он получил, достигнув совершеннолетия. Сообщив об этом, он поведал о своем образовании — классическом, но давшемся нелегко. — Изучение права, двухлетняя стажировка для овладения профессией судебного исполнителя, затем экзамен, профессиональный экзамен, ох какой сложный, — ничего веселого, это вам не рок-н-ролл… — кокетливо уточнил Кантюи. Его вступление в Союз молодых судебных исполнителей Франции… «Наша организация — она стала просто-таки дуновением свежего воздуха для профессии, снискавшей в обществе всеобщую нелюбовь». Отсюда Морис самым естественным образом перешел к эксперименту: ей-богу, именно его вера в общие для всего человечества ценности, его стремление к справедливости, к равенству — именно они и привели Момо к решению помочь Марсиакам. Все это казалось Лиз в высшей степени подозрительным: не слишком ли все у него гладко, у этого судебного исполнителя? У действительно по-настоящему честных людей так не бывает! А после главного блюда — тушеной телятины (сырой) с кориандром (жухлым) — возведенная Лиз постройка рухнула. Полагая, что действует тонко и расчетливо, она как бы между прочим вспомнила о том, что Морис разведен, и осведомилась, как может возникнуть желание развестись с таким человеком — «открытым, порядочным, трудолюбивым». Судебный исполнитель улыбнулся: — А если нам покончить с играми, Лиз? Вы думаете, я не вижу, к чему вы клоните? Ждете ведь, что я признаюсь: «Ну да, я поколачивал свою Фатиму, но она же сама на это нарывалась!» Простите, но должен сказать, что причины, по которым мы с женой разошлись, касаются нас одних. Однако смею вас заверить, эти причины ничего общего не имеют с тем расхожим образом мусульманина-фаллократа, какие приняты в нашем обществе. Лиз погрузилась в созерцание желе из крыжовника, чтобы собеседник не заметил краски стыда, залившей ее лицо. Он ждет, что она выложит карты на стол? Да пожалуйста! — Морис, что я тут делаю с вами? Зачем пришла сюда сегодня вечером? — Все очень просто, Лиз. Дело в том, что с первой же нашей встречи я вас хочу! При других обстоятельствах перспектива шалостей с кабачком привела бы Лиз Онфлёр в юмористическое настроение, но сейчас она — от неожиданности — смогла лишь прикрыться своим пенсионным возрастом. — Послушайте, что вы такое говорите, я же в матери вам гожусь! — Нет, не годитесь. Моя матушка весит восемьдесят килограммов. Конечно, я знаю, что в данный момент у меня никаких шансов. Но может быть со временем вы и сумеете меня полюбить! — закончил он театральным шепотом. Лиз Онфлёр возвращалась домой одна мая, что Морис Кантюи, может, и опасный тип, но не дурак — это точно! Мэтр М орис Кантюи Судебный исполнитель Член совета директоров Союза молодых судебных исполнителей Франции 16, авеню де Лонгпен 78900 Лабуёз-сюр-Сен Код папки: «Эксперимент Марсиак» Протокол о ходе эксперимента за апрель месяц 2002 г. Внимание: пока хранить документ для внутреннего пользования Сводка об оперативной деятельности — Внедрение новых видов деятельности: выполнено. Как и предвиделось, оба участника эксперимента столкнулись с кое-какими трудностями, погружаясь в новую для них среду. Это совершенно нормально. Правильная тренировка поможет Ариане и Юго Марсиак интегрироваться без труда. — Сотрудничество с семьей и близкими. Здесь тоже не наблюдается никаких глобальных трудностей. Небольшая враждебность со стороны мадам Онфлёр, надеюсь, скоро пройдет. Дети и друзья вроде бы приняли проект на все 100 %. — Ход практических работ. Все идет как надо, оба участника сильно продвинь вперед. Задачи на май-июнь: После работы над жестами и поступками необходимо поработать над менталитетом обоих добровольцев. Здесь, несомненно, помогут результаты социологических опросов и психологических тестов. В настоящее время уровень женственности Арианы Марсиак еще чересчур высок: несмотря на все предостережения, она продолжает то и дело поправлять прическу и смотреться в каждое зеркало, сколько бы их ни попалось. Юго же не перестает трясти плечами, смеясь, и не помнит ни своего веса, ни своего асцендента (то есть градуса зодиакального знака, восходящего над восточным горизонтом в момент рождения, известного каждой нормальной женщине), ни даже имени своей парикмахерши. Так что остается еще широкое поле деятельности. Общие наблюдения: для продолжения эксперимента представляется необходимым более радикально подойти к проблеме поведения его главных действующих лиц. Ключевые слова — как никогда актуальные — «беспечность», «легкомыслие». 5 Май Дождик в мае весь народ веселит.      Народная мудрость — Проблема в том, господин Марсиак, что здесь все наверняка пойдет трещинами, иначе и быть не может! — Между двумя в равной степени апокалипсическими пророчествами месье Гонсальво сокрушенно вздыхал. Хоть Дилабо и объявил заранее, что штукатур появится 14 мая, его возвращение было отмечено приступами веселья. Узнав новость, Юго бросил заниматься кухонными шкафами и отправился с Луизой и Эктором выпить по этому поводу «Шампоми»[29 - Детское шампанское на основе яблочного или яблочно-персикового сока.]. А ведь как для него важна была эта «эргономика рабочего места»! Для постановки точного диагноза ему хватило двух дней: Ариана превратила кухню просто черт знает во что такое! Тут у нее соленое вперемешку со сладким, лопаточки — переворачивать то, что жаришь, — в трехстах метрах от плиты, треснутые тарелки в одной стопке с новыми… Ну и как не подумать: «Если жена рассчитывает хозяйничать в ЖЕЛУТУ так же, как хозяйничала в своих шкафах, веселенькое получится зрелище!» Подумал — но сразу же изгнал из головы столь шовинистические мысли, переключившись на радость нового свидания с Гонсальво. В назначенный день и в назначенный час явился штукатур. Вот только это не был прежний Гонсальво — с красной рожей и громким голосом. Он словно усох, голова его поникла, лицо осунулось, щеки запали, и даже от двойного подбородка остались всего лишь два пустых мешочка. А скоро Дилабо поставил все точки над «і»: — Не верь ветру в поле, а жене в воле! — И припечатал: — Кто жене волю дает, сам себя бьет. Оказалось, что жена штукатура сбежала. Ко всему еще, героем ее романа оказался испанец. В соответствии с законом сообщающихся сосудов, стоило Гонсальво понять, что она уже не вернется, сам он вернулся к Марсиакам: «Работа — лучшее лекарство!» А Юго, обнаружив, что этот труженик кисти еще депрессивнее его самого, внезапно проникся к нему симпатией. Увы, депрессия Гонсальво повлияла прежде всего на его легендарное трудовое рвение. Он вяло принял протянутый ему Юго аванс в виде чека на три тысячи евро (без налогов), изучил фронт ремонтных работ, оценил сделанное заменившим его подмастерьем короткой фразой «Ни два, ни полтора» — и поделился планами на будущее. Гонсальво считал, что нужно немедленно начать все сначала, иначе потолки, стены, двери — «все будет покрыто глубокими трещинами». Больше того, чувствуя себя ответственным за случившееся, он объявил о намерении устранить недоделки сам, причем при минимальных расходах. Пусть бы, — прибавил Гонсальво, — для этого пришлось трудиться день и ночь. — И закончил так: — Все равно дома меня никто не ждет, так что… — И глаза его увлажнились. Даже Навес, существо с каменным сердцем, 0 щутил патетичность ситуации и печально тявкнул. Пришлось Юго взяться за телефон, чтобы сообщить Ариане две новости — хорошую и плохую. 1) Гонсальво снова приступил к работе… 2) …но он не собирается делать передышку даже на выходные. Подошел Никар (экий рот-то у него сластолюбивый!) и сказал: — Ариана, думаю, нам надо срочно поговорить… я имею в виду — насчет Фланвара. Не знаю, помните ли вы его, — это служащий торгового отдела, которого мы подозреваем в промышленном шпионаже, даже фирму вроде бы установили, для которой он все тут вынюхивает. Фланвар этот грозит пригласить экспертов конфликтной комиссии по рассмотрению трудовых споров, и как бы нам не пришлось, если он осуществит свою угрозу, выложить двадцать тысяч евро компенсации за моральный ущерб… — Я прекрасно помню, кто такой Фланвар, Адольф, и ни к чему постоянно напоминать, кто есть кто и что следует делать. Мне страшно жаль, что вы теряете на это свое драгоценное время! Я пока еще не приняла… Ладно, скажем так: я дам вам знать, какое приняла решение, в нужное время и в нужном месте. Адольф удалился с таким видом, будто ему нагадил на голову птерозавр. Отношения между ними так и оставались натянутыми. Что бы ни сказала Ариана, что бы она ни сделала, как бы ни проявила свою сущность, — все это, кажется, вызывало у него одно лишь отвращение. Если бы у него хотя бы хватало смелости и решительности, если бы он не сдерживал гнев так нет же — враждебность его оставалась ледяной супервежливой, ненависть ископаемого к нормальному человеку! По утрам он осматривал ее с ног до головы, приподняв брови, молчаливо оценивая, а выражением лица напоминал в это время старую даму, недовольную замеченным у внука пирсингом. Потом, в течение всего дня, Адольф делал все чтобы не видеть ее больше. На собраниях сидел уткнувшись в папки, а при необходимости обратиться говорил, уставившись глазами в ее лоб, — чтобы, не дай бог, не случился пресловутый eye contact[30 - Визуальный контакт (англ.).], столь милый сердцу современного менеджера. Увы, Адольф Никар не только не был современным менеджером, он еще и извлекал из этого обстоятельства какое-то злорадное удовлетворение. Одно время Ариане ужасно хотелось ему за это отомстить, нацеливая взгляд на промежность своего заместителя, но она быстро поняла, что в профессиональном коллективе, целиком состоящем из мужчин, подобная шутка может быть истолкована превратно. Ну и решила не делать ничего, а поскольку ничегонеделание не входило в ее привычки, настроение у нее стало соответственным. Она сильно переменилась с тех пор, как заняла кресло Юго в президентском кабинете ЖЕЛУТУ. Понимая, что ее облик и стиль поведения лишь способствуют озлоблению Никара, молодая женщина применила уроки Момо: реплики ее стали краткими, сухими, высокомерными. «Хозяйский» — так она для себя определила свой новый тон. Ох, но до чего же «хозяйский» тон был ей ненавистен!.. Надо бы все-таки подумать об этом Фланваре… Слухи о нем бродили не первую неделю, и Адольф решился осуществить то, что называл «расследованием», а на самом деле было в чистом виде слежкой, для которой наняли частного детектива. Профессионал сыска смог раздобыть лишь несколько фотографий. Подозреваемый был запечатлен у дверей конкурирующей фирмы в пятницу около 16 часов. Показали снимки Николя Фланвару, тот принялся защищаться: я, дескать, всего-навсего зашел к зятю, который там работает, как и я, в торговом отделе. Проверили — оказалось, да, есть у него такой свойственник. Но Адольф Никар и тут увидел лишь доказательство очевидной, просто-таки бросающейся в глаза виновности сотрудника: «Когда члены одной семьи работают в конкурирующих фирмах, это неизбежно приводит к преступному заговору». И не просто увидел, еще и выводы сделал! Принял решение избавиться от «провинившегося» работника, сформулировав причину увольнения так: «тяжкий дисциплинарный проступок»! Между тем доказательств не прибавилось, и увольняемый вознамерился показать зубы. Что ж, вполне логично! Только вот с тех пор в ЖЕЛУТУ воцарилась обстановка всеобщей подозрительности — ни дать ни взять Моссад. — В таком способствующем жестокой конкуренции секторе экономики, как сдача в аренду крупногабаритной техники, шутки со служебной информацией недопустимы, — печально сказал бухгалтер-аудитор. Ариана, призванная решить наболевшую проблему, сразу же заявила, что по закону любой подозреваемый пользуется презумпцией невиновности, и потому сделать безработным молодого отца семейства, исходя из одного лишь подозрения, — это, знаете ли, какой-то… какой-то фашизм! Адольф от такого сравнения дернулся и прошипел вполголоса: — Уж прямо-таки фашизм! Остерегайтесь, Ариана, если мы все примем ваши прекраснодушные взгляды на общество и будем следовать им в работе, то, поверьте, пригреем на груди предприятия не одну змею! Остерегайтесь и заодно усвойте: зло уже пустило корни, и никто в ЖЕЛУТУ больше не желает работать с этим изменником! Ариана тогда взяла неделю на раздумья, а сегодня утром, когда семь суток, минута в минуту, истекли, Никар сунулся к ней с этим вопросом. Но она ничего пока не решила… Ариана подняла трубку телефона и попросила срочно соединить ее с Николя Фланваром. — Нет-нет, мадам Бартоли, примерьте лучше другое кольцо. Мне кажется, этот оттенок желтого вам совсем не подходит. Клиентка в растерянности положила перстень с топазом обратно в коробочку. До чего странный тип! Ей бы сразу насторожиться, как только открыла дверь! Мод Бартоли надеялась, что, как обычно, увидит Ариану Марсиак. Не тут-то было! Перед ней стоял красавец мужчина. Мод поначалу даже как-то устыдилась своего легкого халатика, и чувство собственной уязвимости парализовало ее. Зато потом, наглядевшись на то, как новоявленный продавец украшений в течение десяти минут рта не открывает, а только строит неодобрительные гримасы, что бы она ни выбрала, спросила довольно сухо: — Ну а что же, по вашему мнению, мне могло бы подойти? — Вот! Вот этот браслет. У вас красивые запястья, и вы должны их показывать. Не сменить ли вам стиль? Разве вас не украсят такие прелестные перья? Мод Бартоли уставилась на него круглыми глазами. Браслет, который ей предлагался, больше всего напоминал облачко с горным хрусталем в центре и пушистыми розовыми и сиреневыми перышками вокруг. Идеальное украшение для юной принцессы Сисси — еще до того, как она предприняла атаку на Франца-Иосифа. Но мадам-то Бартоли уже стукнуло добрых шестьдесят, и муж, не особо нежничая, прозвал ее Герингом! Обычно она выбирала из коллекции «Л как „легкомыслие“» серые или черные камни, плоские угловатые украшения. Ничуть не похожие на эти розанчики из органзы, годные разве что на подвязку невесты! Мадам Бартоли проводила Юго Марсиака к выходу, а когда он уже стоял на пороге, сказала: — Не обижайтесь, но я предпочла бы, чтобы в следующий раз меня обслуживала чрезвычайно милая женщина, которая приходила раньше, а не вы… Юго почесал в затылке. Неделю назад Софи выпустила нового помощника в свободный полет, и с тех пор его преследовало состояние неуверенности. А разве могло быть иначе? Какой выбрать тон, как держаться, что за доход может получиться, если ты — не продавщица, а продавец, мужчина, и тебе противостоит целый полк женщин, упивающихся безделками всякого рода еще с тех времен, когда рядились в Барби! Напутствуя дебютанта перед первым походом, Софи сказала: — Используй свое обаяние, свою сексуальность! Единственная для тебя возможность преуспеть в деле, в котором почти совсем не смыслишь, внушить клиентке желание с тобой переспать! Наивность ее представлений поразила Марсиака в самое сердце. Ничего себе! Что ж это за допотопный взгляд на бизнес! Ему, руководителю предприятия, известно лучше, чем кому бы то ни было, что эпоха кривляния и пустого разглагольствования давно прошла, теперь человек покупает только то, на что ему дается серьезная гарантия. И три кита, на которых стоит его фирма, три ключевых слова для ЖЕЛУТУ — «качество, рекомендации, цена». Хватит инфантильничать, люди больше не позволят водить себя за нос! Б результате подобных размышлений Юго выработал свой стиль работы. Он не станет гладить клиенток фирмы «Л как „легкомыслие“» по шерстке, он не побоится вызвать у них сначала неудовольствие, вместо того чтобы любой ценой навязать им покупку, он будет играть на искренности и открытости суждений. Если женщина нацепит на себя украшение, которое пойдет ей как корове седло, он прямо скажет об этом. Конечно, клиентке будет не очень приятно, но позже, выбрав из коллекции другое украшение, она убедится, что вещи фирмы «Л как „легкомыслие“» действительно ей к лицу, и будет ему благодарна. Увы, все это оказалось хорошо лишь в теории, а на практике дамы, огорошенные его суровостью, вообще ничего не покупали. Позвонив домой и убедившись, что детишки, как всегда по средам, к полудню вернулись из центра детского творчества, он бросил взгляд в распечатку по прошлому году. Ну конечно! Тогда, на то же число, Ариана реализовала уже товара на три тысячи пятьсот евро! А у него на счету всего триста шестьдесят, да и то по недоразумению: одна старая клиентка из Везине, будучи явно под парами, заграбастала все, что он ей успел показать, считая, возможно, что цены — во франках.. Юго припарковался между двумя длинными машинами, обильно оснащенными лилипутскими подпопниками. Улица Эдуара Балладюра в Сель-Сен-Клу вполне заслужила свое прозвище — «Аллея „мерседесов“». С каждой стороны виднелись мини-замки, довольно уродливые, но самый скромный из них обошелся владельцу никак не меньше чем в миллион евро. Направившись к парадному подъезду дома, где его ждали, он подумал, что на этот раз попробует применить тактику Софи. По сравнению с тем, что ему пришлось отказаться от профессионального успеха в своей области, потеря безупречности с точки зрения морали — все-таки наименьшее зло! — Хотите сигарету? Растерянная Ариана согласилась: да, спасибо. Вообще-то она выкуривала не больше пачки за десять лет, но тут подумала, что капелька никотина не помешает — наоборот, придаст ей силы духа. Николя Фланвар был бледен, как школьный ластик. Молодая женщина знала, что начинать разговор надо ей… на то, чтобы собрать все свое мужество, много времени не ушло: собирать было практически нечего. Она жадно затянулась — так, будто это была последняя сигарета перед казнью, — и «бросилась в воду». — Вам ведь известны серьезные подозрения на ваш счет, месье Фланвар. Я бы хотела услышать вашу версию происходящего. — Да какая же может быть еще версия, если я правду говорю с самого начала! Муж моей сестры работает в той фирме, мы с ним дружим, и я иногда захожу к нему на работу проведать… Вот и все. — Понимаете, я тоже дружу со своей родней, но если хочу с кем-то увидеться, то не иду к нему на работу, а приглашаю к себе — на ужин, например… — Если бы у ваших родственников была та же профессия, что у вас, думаю, вам было бы интересно посмотреть, где и как они работают, мадам Кристиан только что получил место в ТУТАЛУЭ [31 - Здесь, как и в названии фирмы Юго Марсиака, игра слов- ЖЕЛУТУ можно перевести как «отдаем напрокат все что угодно», ТУТАЛУЭ — «все в аренду».], и я подумал, что смогу помочь ему советом. — Совет в форме документов для внутреннего пользования главного конкурента — согласитесь вы преувеличиваете значение семейных связей! — Но я же не передавал ему никаких документов для внутреннего пользования! На этих дурацких фотографиях, которые сделал Никар, ясно видно: я захожу туда, держа под мышкой каталог нашей фирмы. А это вовсе не документ для внутреннего пользования. Кто угодно может приобрести его или познакомиться с ним в Интернете! — Голос «преступника», когда он заканчивал свою речь, дрожал: — Я никакой не предатель, мадам Марсиак, наоборот, все, что я делаю, я делаю и для ЖЕЛУТУ. — Минутку, минутку! Еще немного — и вы заставите меня поверить, что шпионили там в пользу нашей фирмы! — Да конечно же нет. Шпионить, предавать и так далее — при чем тут это? Я все-таки работаю на предприятии, которое сдает в аренду крупногабаритную технику, а не в Пентагоне! Давайте уж, мадам Марсиак, я выложу вам всю правду, какая она есть, терять мне теперь нечего, так и так уволят… Он снова закурил. Его странно длинные пальцы слегка дрожали. Ариана заметила, что он красив, этот Николя Фланвар, но без особых эмоций заметила, просто так, мимоходом. — Мне кажется, что ЖЕЛУТУ страдает преждевременным одряхлением, что фирма замкнулась в себе самой. А мне было интересно разузнать, чем живут конкуренты, поговорить с коллегами, открыть, может быть, новые концепции, новый подход к нашему ремеслу, кроме тех, которые мы практикуем вот уже десять лет… Короче, то, что ставят мне в вину, должно на самом-то деле быть основой поведения руководства фирмы! Я, например узнал от зятя, что у них, в ТУТАЛУЭ, в сентябре запускают некую революционную «карту постоянного клиента», к сожалению, большего мне не удалось выведать, но ведь уже эта информация стоит того, чтобы отнестись к ней внимательно. А когда я сказал об этом Адольфу Никару, он назвал меня паршивым болтуном!.. Правда, Никар — настоящий параноик, он живет в своей башне из слоновой кости, убежденный, что с нами никогда ничего не может произойти, потому что исторически мы лидируем в регионе. Ариана злорадствовала, довольная, что нашелся-таки человек, решившийся замахнуться на священную корову фирмы. Но вслух отреагировала так: — Хватит, хватит, Фланвар! Адольф Никар — драгоценный для фирмы, даже, можно сказать, незаменимый сотрудник. Он — ходячая память предприятия, гарант успешной работы ЖЕЛУТУ. Тем не менее, меня заинтересовали ваши аргументы. Прошел месяц с того дня, как я заняла место господина Марсиака, и за этот месяц я убедилась в некоторой… ну, инертности, что ли, свойственной мышлению всего коллектива. Месье Фланвар, я не уверена, что хочу вас уволить! Служащий торгового отдела непонимающе уставился на нее: — То есть как? — Наверное, у вас есть дети? Он удивленно поднял брови: — Есть… двое… Младший еще в детский сад ходит… — Отлично. Готовы ли вы поклясться мне жизнью своих детей, что не сделали ничего, что могло бы повредить ЖЕЛУТУ? — Клянусь! — Верю… Значит, так, Фланвар. Вы сохраняете за собой вашу должность… нет, я решила пойти еще дальше. — Тут Ариана одарила посетителя «улыбкой, выражающей отеческую доброту» силой в три балла; улыбка была отрепетирована ею перед зеркалом несколько дней назад. — Поручаю вам быть отныне нашим окном во внешний мир. Иными словами, вам предлагается использовать во благо нашего предприятия вашу «жажду открытий» (последовал сухой смешок, подслушанный у спесивого босса в «Элли Макбил»[32 - Американский телесериал.]). Через месяц вы представите мне доклад о конкурентах ЖЕЛУТУ — не только из парижского региона, но и по всей Франции. Выясните, какие у кого идеи, проекты, способы менеджмента, каких кто из них достиг результатов. Я хочу иметь подробную экспертную оценку. Вас в ЖЕЛУТУ считают шпионом? Отлично, вы им и станете! Только вполне законно. И работать будете на предприятие, которому, убеждена, всегда были верны. Итак, парень пришел за увольнением, а получил повышение… Осталось «всего лишь» сообщить об этом Никару. Ариана была не из тех, кто старается отложить на потом бедствие, способное свалиться на голову сейчас же. И она отправилась в кабинет своей правой руки, с тем чтобы пригласить его пообедать вместе. Никар сослался было на то, что уже 11.45 и что супруга уже, конечно, пригото… — но Ариана не сдалась, прервав его занудство громким пением: «Налейте, налейте бокалы полнее: мы будем безумствовать во „Фла-а-анше“! [33 - Сеть французских недорогих ресторанов самообслуживания.] Скорее, скорее, скорее, скорееее-е…» конечно, это была шутка, только старый мухомор юморa не понял и, нахмурившись, возразил: — Когда я работал с вашим мужем, нам приходилось обедать в ресторане, но это была все-таки «Пухлая индюшка»… Для руководства предприятия место обеда — вопрос престижа! Забавно, но Ариана чувствовала, что скорее возбуждена, чем обеспокоена. Похоже на состояние перед первыми родами: смесь радостного испуга, покорности и безмятежности. Надо идти. А Антуанетте Никар придется поставить свои котлетки в холодильник. — Вы просто Мадонна, просто гений чистой красоты, мадам Дельсоль! — Юго покачал головой так, словно не верит своим глазам. — А вы еще не знаете, что к тому же меня и зовут Мари! — Клиентка, женщина еще довольно молодая, хихикнула, правда, как-то безрадостно. Она уже несколько минут не могла отвести глаз от своего отражения в зеркале. Но наконец повернулась к Юго: — Вы уверены, что это не слишком? Она произнесла «сюлисько-о-ом» и быстро-быстро захлопала ресницами. Продавец украшений подумал, что да, «сюлиськом», впрочем, тут все «сюлиськом»: хозяйка дома, раскрашенная на манер красотки кабаре; крикливо и безвкусно обставленная гостиная, где царила хозяйка дома; то и дело распахивавшийся лиловый пеньюар хозяйки дома; принадлежащий хозяйке дома йоркширский терьер с неправильным прикусом; облаченная в розовый халатик косметички прислуга хозяйки дома… Конечно, навязывая товар, продавец немножко переусердствовал: к браслету, от которого отказалась предыдущая клиентка, он добавил колье, серьги и два кольца, но избавиться от этих достойных ярмарочной куклы побрякушек стало для него задачей дня. Обвешавшись всем предложенным, несчастная мадам Дельсоль превратилась в громадную пуховку для пудры. Возможно, она напоминала и что другое, но в голову Юго пришло только это сравнение. Когда он был маленьким, у мамы была такая пуховка, в которую получалось упрятать всю мордашку целиком; крупинки пудры оставались тогда у него на лице, залезали в нос, щекотали — ах, как он обожал играть с розовой пуховкой! Волшебная эта штука пахла «Шанелью № 5», тоном для лица и чуточку пылью… Юго осторожно положил зеркало с маркой «JIJI» на стеклянную столешницу журнального столика, украшенного голой латунной одалиской, покачал головой и сказал серьезно: — Простите, ради бога, мою прямоту, мадам Дельсоль, но я думаю, что такая женщина, как вы, может позволить себе ВСЕ! Если не вам носить эти украшения, то кому же? Можно немножко посплетничать? Только — строго между нами! Четверть часа назад я был у другой клиентки, она тоже примеряла украшения из серии «Пупупупсик» и конечно же была от них просто без ума! Однако ей я счел своим профессиональным долгом отсоветовать покупку. Знаете, что она мне напомнила? Громадную пуховку для пудры! Гений чистой красоты покудахтал и замолчал. Потом, помолчав, выдал: — Но вам же, должно быть, ужасно трудно приходится, бедный вы мой месье… месье… — Марсиак, Юго Марсиак. Я… мм… брат той особы, которая приходила к вам прежде. Дальше разговор пошел соответственно… Мари Дельсоль смотрела на Юго со все возрастающим аппетитом, а тот, решив до конца придерживаться выбранной линии, осыпал хозяйку дома комплиментами — и насчет шеи, и насчет ушек, и насчет ручек, воспевал молочную белизну лица, изящество тонких запястий и лодыжек… В общем — бла-бла-бла… Юго был потрясен, осознав, что льстить и угодничать куда легче, чем ему представлялось. В тот день он впервые применил технику обработки клиентки, впоследствии названную им МАУ («метод автоматического убалтывания»): трепотня, трепотня, расхваливание товара и клиентки — в точности так же, как в двадцать лет, как в юности, когда кадришь девчонок в ночном кабаке… Вот только цель гораздо менее благовидная — получить доход. Двадцать минут спустя он вышел на улицу Эдуара Балладюра с чеком на пятьсот евро в кармане. К полному набору украшений серии «Пупупупсик» мадам Дельсоль присовокупила красивое кольцо с бирюзой на мизинчик. Юго чувствовал себя вымазанным в дерьме… Ариана подтолкнула Никара к своей машине, а точнее — впихнула его в свою машину. Сначала она собиралась отправиться в Париж и пообедать с правой рукой в новом ресторане на Левом берегу, названном «Еда» и придерживавшемся весьма оригинальной концепции: здесь все было съедобным — от тарелок и приборов до счета. Но замечание Адольфа охладило ее пыл, и она, благоразумно предпочтя проверенное место, взяла курс на упомянутую «Пухлую индюшку», прелестный кабачок, удобно расположенный у 12-го национального шоссе. Когда здесь не проводились семинары предпринимателей, элегантное заведение распахивало двери своего крытого соломой загородного домика перед туристами, проезжающими мимо на запад, или парочками, которые решились на адюльтер. Юго уже не раз привозил сюда жену — им казалось, что это идеальное место для игры «Кто болтает, тот теряет!», милой такой игры, которую они изобрели вскоре после первой встречи. Пораженные выявленной ими склонностью многих парочек не произносить за обедом или ужином ни единого слова, Марсиаки, войдя в ресторан, сразу примечали столик с возможными «клиентами» и устраивались рядом. Каждый выбирал, стало быть, свою «фишку» (Ариана обычно женщину, а Юго — мужчину) и принимался наблюдать за этой своей «фишкой» с безразличным видом. Первый из подопечных, кто сказал хоть словечко, приводил своего игрока к проигрышу, и тот был обязан угостить выигравшего шампанским. Ариана с умилением вспомнила, как они с Юго, играя в «Кто болтает, тот теряет!», напивались и хохотали до упаду. Но сейчас она с легкой дрожью подумывала о том, что обед с Никаром способен переместить ее саму в лагерь «фишек». Ехала она быстро. Адольф рядом сжался в комочек и крепко-накрепко вцепился в ручку на дверце машины. Специалист по языку тела, случайно заглянувший в «ауди», мог бы обнаружить в салоне великолепный пример замаскированной вражды. Молодая женщина припарковалась у туристического автобуса с табличкой «Мон-Сен-Мишель». В ресторане, как она и предчувствовала, человек тридцать пенсионеров в плотно надвинутых на головы панамках вкушали яйца, фаршированные желтками. Нашу парочку усадили чуть в стороне от группы, лицом к камину, откуда тянуло вкусным дымком: на гриле жарились антрекоты. Ариана отдала карту вин Адольфу — пусть выберет сам. Тот принялся изучать ассортимент через приспущенные очки, приговаривая: «Думаю, вам не свойственно выпивать посреди дня, сейчас гляну, что тут есть полегче…» Ариана развеяла заблуждения спутника, сообщив, что способна «пить, как мужчина», особенно сегодня. Она сочла делом чести отказаться от минералки, предложенной ее правой рукой, и заказала, как и он, бифштекс. С кровью. И с жареной картошкой. И под густым беарнским соусом — с маслом и яйцами. Во время еды они говорили о текущих проблемах ЖЕЛУТУ, старательно избегая обсуждения «дела Фланвара». Надолго застряли на новых европейских директивах по поводу телескопических стрел длиной от двенадцати до двадцати метров для автомотрис-вездеходов, потом слегка прошлись по бетономешалкам на триста пятьдесят литров, которые, бог знает почему, неохотно берут в аренду… Не пришло ли время изъять их из каталога? Раз или два Ариана пыталась увести собеседника на территорию, так сказать, более личную. «А что вы поделывали до встречи с Юго?» — спросила она застенчиво. Но ей и одного взгляда оказалось достаточно, чтобы забыть о своем вопросе. За десертом (она, по примеру Никара, заказала профитроли) Ариана поняла: хватит тянуть резину. — Адольф, после разговора с вами я вызвала к себе Фланвара! В эту минуту компания туристов, направлявшихся в Мон-Сен-Мишель, решила, что стоит уже перейти от материи к духу, и вот один, два, десять, а скоро и двадцать пронзительных голосов заорали нестройно: «Я принес моей ма-а-а-амочке ро- о-о-озы!..» Ариана невозмутимо продолжала: — Когда я выслушала его версию событий, у меня появилась идея… — Простите, что вы сказали? Тут ничего не слышно! Похмельные старики певцы повторили припев каноном. Не хватало только Жака Мартена[34 - Жак Мартен — известный в свое время во Франции телеведущий, первый муж супруги нынешнего президента страны. Забавно, что брак между Жаком Мартеном и Сесилией Сигане-Альбниц оформил в 1984 г. именно Николя Саркози, занимавший в то время должность мэра парижского пригорода Нейи.] в качестве дирижера, а то бы можно было подумать, что вернулись самые беспросветные времена воскресных дневных передач на «Антенн-2» 70-х годов. — Адольф, я считаю, что Фланвар ни в чем не виноват, и я дала ему новый шанс… — Как вы это себе представляете? В песне весьма непосредственно рассказывалось о ребенке, который пришел навестить в больнице умирающую мать. Гримаса, возникшая на лице Никара, тоже напоминала предсмертную. — Ему нравится быть разведчиком? — все так же невозмутимо отвечала Ариана. — Ну и отлично, воспользуемся этим в интересах дела. Я поручила ему провести экспертную оценку деятельности наших конкурентов. Далее песня с глубоким прискорбием, как написали бы в некрологе, извещала о том, что красивая мамочка малыша с белыми розами скончалась. Почила в бозе, что ж поделаешь… Группа туристов, сильно разогретых парами кальвадоса, уже потянулась к выходу, намереваясь погрузиться в автобус, когда в воцарившейся тишине прозвучал громовой голос Адольфа Никара: — Я думаю, что тут вы переходите все границы. Два часа. Их перебранка продолжалась два часа! Пенсионеры, должно быть, как раз завидели вдали силуэт монастыря на Мон-Сен-Мишель, когда Дриана и Никар попросили принести счет. Никар припомнил все. И оскорбления, нанесенные ему Арианой, и ее полное непонимание законов предпринимательства, и ее легкомыслие: «Предложить продвижение по службе предателю! Вы поступаете вопреки здравому смыслу!» Но все это еще куда ни шло, прозвучал упрек и в более серьезном грехе — невероятном презрении, которое ощущает Никар с тех пор, как Юго объявил о своем уходе, — без всякого объяснения. Он больше не может работать в такой обстановке. Он хочет уйти. Молодая женщина дала ему выговориться до конца, потом попыталась опровергнуть все выдвинутые им обвинения, одно за другим, и заключила: — Вот мое мнение. Но я отлично понимаю ваше желание уйти. С людьми бывает — чем больше они видятся, тем больше друг другу нравятся, а у нас все наоборот. И с этим ничего не поделаешь. Вы хотите покинуть ЖЕЛУТУ? Я согласна. Но я не хочу, чтобы вы ушли в отставку прямо сейчас. И прошу об одном, только об одном: дайте мне время до осени, поверьте в меня на этот срок. Если к сентябрю вы все еще будете настроены на отставку, вы ее получите, причем с очень большим выходным пособием, обещаю. Уж это вы точно заслужили. Она не заплакала, она не говорила ни как грозная властительница, ни как маленькая девочка, растерянная оттого, что разбила мамину любимую вазу, она говорила как нормальный мужик. — По рукам! — согласился Адольф Никар. Ох, как это грустно — дождь в майские выходные… Это грустно всегда, но особенно — если на весь дом раздается душераздирающее пение Амалии Родригес[35 - Амалия Родригес, или Родригеш (1920–1999), — знаменитая певица родом из Лиссабона, которую называли «королевой фаду» и «голосом Португалии». Фаду — особый стиль традиционной португальской музыки, суть которого отражена в португальской психолингвистике словом «саудаде» (saudade), в значении которого сочетаются понятия одиночества, ностальгии, грусти и любовного томления.]. Гонсальво теперь проводит у Марсиаков по двенадцать часов в сутки, и из его заляпанного штукатуркой стереоплеера несется все время одно и то же: фаду за фаду, фаду за фаду. Песни безутешной печали. Штукатур почти не разговаривает, зато с утра до ночи заунывно насвистывает — все те же фадос, а Навес тенью бродит за ним. Странное дело, собака вдруг воспылала любовью к Гонсальво. Когда Ариана с Юго только-только махнулись жизнями, пес, казалось, потерял душевное равновесие: он стал рычать, видя, как хозяйка входит в дом, но что еще более удивительно — отныне он словно бы совсем не интересовался хозяином, даже вражды к нему не выказывал. И Юго теперь с ностальгией вспоминал времена, когда таксопудель точно знал, кто в доме мальчик для битья, кто козел отпущения… Спрятаться от фадос во дворе было нельзя, да и негде, садик превратился в сплошную грязную лужу с островками кирпичей и бетона. Марсиаки укрылись у себя в спальне, настроение было паршивее некуда. Накануне они узнали, что агентство по найму прислуги не может предложить ни единой кандидатки, готовой трудиться за стол и кров. Ариана была дико этим огорчена: придется третий месяц подряд обращаться к матери за помощью. Юго тоже хандрил, но по другой причине: с тех пор как Лиз бывала у них каждый день и взяла за обыкновение видеть в нем сына, ее любезность, услужливость, всегдашняя бодрость и живость, даже ровное настроение — всё действовало ему на нервы. Сидя этим воскресным днем на кровати, Юго и Ариана не разговаривали друг с другом. Вот уж чего не было, так не было. Они вообще перестали разговаривать с 1 апреля. Да нет, конечно же, они обменивались информацией о доме, ремонте, детях, но с 1 апреля каждый такой обмен информацией сопровождался сомнениями: а вдруг я наболтаю лишнего о работе, а вдруг он (она) что-нибудь выведает, а вдруг, а вдруг, а вдруг?.. Прижавшись друг к другу, приобняв детишек, навалившихся на родителей с двух сторон, они все вместе смотрели тележурнал «Видеосмешинки». Эктор с Луизой хохотали во все горло, глядя на младенцев, вываливающихся из коляски и падающих на вымощенный плиткой пол, или на толстых новобрачных, поскользнувшихся на линолеуме зала торжеств и рухнувших прямо в своих свадебных нарядах, или на японок-велосипедисток, говорящих благодаря дубляжу с кошмарным гасконским акцентом… Все это, плюс Амалия Родригес, плюс завывания дуэта Гонсальво и Навеса, плюс отсутствие няни, плюс дождь, который все стучал и стучал в стекла, — ей-богу, было от чего повеситься! Ариана стерла со щеки слезинку Посмотрела на Юго, который, зарывшись лицом в волосы Луизы, мурлыкал тему из «Титаника». И вот тут-то к ним заявился Момо! Наложение ареста на имущество должников заняло больше времени, чем предполагалось, ему в связи с этим пришлось пропустить последнюю тренировку, но поскольку уж был неподалеку, то и рещид просто позвонить в дверь. Так, на всякий случай. Тренер принес им новые жутчайшие упражнения: Юго должен был доделать все, что осталось в фотоальбомах, дописать все подписи, пополнив их тысячью, не меньше, восклицательных знаков, а Ариане предстояло изготовить барбекю на старых запасах сухого спирта и древесном угле, забытом под дождем. Однако, увидев, каково настроение Марсиаков, Момо сразу все понял. Мрачный Юго, Ариана с синими кругами под глазами… Оба попросили о разговоре наедине. Судебный исполнитель потирал руки: дело принимало отличный — именно тот, что надо! — оборот. Мэтр Морис Кантюи Судебный исполнитель Член совета директоров Союза молодых судебных исполнителей Франции Код папки: «Эксперимент Марсиак» Протокол о ходе эксперимента за май месяц 2002 г. Внимание: документ пока хранить только для внутреннего пользования Итоги практической деятельности — Прогресс в развитии новых социальных отношений у Марсиаков совершенно очевиден, хотя заинтересованные стороны в этом и сомневаются. Имел случай побеседовать с каждым из участников эксперимента наедине. Проблемы, с которыми они столкнулись, кажется, одной природы. В самом деле: 1) Ариана Марсиак испробовала на себе открытую враждебность со стороны генерального директора предприятия; при выяснении отношений господин Никар сообщил, что намерен уволиться, и это было ею воспринято как собственный провал, цитирую: «Полная катастрофа, если Юго узнает, он меня на куски изрежет!» На мой взгляд, Ариана зря переживает. Конечно, сейчас нежелательно, чтобы ее муж получил точную информацию о том, что происходит между ней и его заместителем, но по сути реакция моей клиентки — она не возражала против увольнения, попросила только его отсрочить — была реакцией истинно мужской, а это явное продвижение к намеченной цели. 2) Юго Марсиак, похоже, полностью выведен из равновесия коммерческими приемами, принятыми в торговле украшениями на дому. Он сказал в беседе (цитирую): «Я себе отвратителен. Мне кажется, что я превращаюсь в старую шлюху!» Общие наблюдения: Все идет своим чередом, все происходящее естественно и предсказуемо. Июнь обещает наметить поворот в эволюции ролей. На данный момент мои клиенты нуждаются в срочных и решительных мерах, иными словами — в хорошенькой встряске. 6 Июнь В июне солнце греет, да не обжигает.      Народная мудрость «Таарам, таарам, трам-па-па-паарам…» Мобильник Юго весело напел первые такты мелодии из «Колдуньи»[36 - «Колдунья», или «Заколдованная» («Bewitched», во французском прокате — «Ма sorciere bien-aimee», то есть «Моя любимая колдунья»), — фильм Норы Эфрон (США) 2005 г. с Николь Кидман в главной роли.]. Это была идея Луизы, которой надоело по десять раз на дню слушать вырывающийся прямо из груди отца реквием Форе. С помощью своего взрослого братца она позвонила по одному из этих бесчисленных номеров по евро за секунду, и не прошло и получаса — блямс! — дело было сделано. Юго охотно подчинился. Вот только выбранный Луизой мотивчик оказался неприемлем: вряд ли его отношения с мадам Брийон, школьной директрисой, наладились бы, если бы она услышала, как из кармана сорокадвухлетнего мужчины вылетает игривый призыв: «Скорее, я вся готова к любви!» Так что пришлось ему набрать номер «Безумных звонков» и всего-то за семьдесят евро обзавестись мелодией, звучащей на титрах невозможно любимой колдуньи. Он бросил ракетку и побежал отвечать на вызов, а Пьер завопил вслед (к счастью, рак горла еще не поразил голосовых связок журналиста): — С ума сошел или как? Это же был мой мяч!!! — Иди ты, Пьеро, — пока еще мирно отозвался Марсиак. — Я жду очень важного звонка от клиентки! — Слушай, хватит уже делать вид, что ты по макушку в работе! Да что с тобой такое — маникюрша задерживается, что ли? — Пошел бы ты!.. — сорвался-таки Юго, но тут же, взяв трубку, заворковал: — Слушаю, мадам Монтей! Да-да-да, это Юго Марсиак. Какая радость снова слышать ваш голос! Ну, так что же нам сказал наш муженек по поводу «Кусочка лазури»? Ах, ему нравится, он в восторге! В добрый час! Нет-нет, не беспокойтесь, как найдете время — так и подпишете чек… Я же понимаю, как живется, когда на тебе и дом, и дети, да-да-да, совершенно ни минуты для себя!.. Что вы говорите? Муж сказал, что совсем не так уж дорого? Вот это и есть по-настоящему влюбленный мужчина! Но это справедливо, мадам Монтей, вы этого достойны! И вы знаете, с ценой можно уладить дело так: пусть ваш муж припишет еще нолик, ха-ха-ха! Наконец, поздравив клиентку с тем, какой у нее замечательный вкус и какой замечательный муж, Юго отсоединился. Пьер сидел на земле и смотрел на лучшего друга, выражение лица у него было странным, на нем одновременно читались зачарованность и отвращение, точь-в-точь с таким мальчишки изучают центральный разворот журнала «Плейбой». — Слушай, а что она собой представляет, эта тетка? — Возраст не определить, весу килограммов эдак семьдесят пять, но, знаешь, милая и очень занятная. — Интере-е-есно, а ты сам себя слышишь? «Так что же нам сказал наш муженек по поводу „Кусочка лазури“? Сю-сю-сю, сю-сю-сю…» Ты говорил с ней, как… как педик, причем пассивный! — Да ты же ничего не понял! Надо научиться вызывать к себе симпатию, если хочешь что-то продать… им, этим… И потом, кому-кому, но только не тебе говорить о педиках! Сам-то целые дни подсматриваешь в щелку за регбистами под душем: надо же заполучить информацию для своих газетенок! Сейчас все объясню. Сегодня у меня родилась идея — давать клиенткам, которых мы хорошо знаем, украшения напрокат. Это означает для них возможность выбора — они попробуют поносить наши безделушки, а за это время подумают и решат, покупать или не стоит. Мадам Монтей — мой первый успех. Можно я позвоню твоей жене и скажу ей? — Конечно нет! У нас же счет 40:15! Выиграв матч, счастливый Юго позвонил Софи. В последнее время они стали очень близки. О нет, пожалуйста, без двусмысленностей! Это была дружба, только дружба, мужская дружба — мог бы сказать Юго два месяца назад, пока не оценил, насколько приятнее видеть изящные лодыжки Софи, чем поросшие шерстью ножищи Пьеро. Они были знакомы десять лет, но — странное дело! — супруги держали их на почтительном расстоянии друг от друга. Раньше если Софи звонила Марсиакам, то сразу звала к телефону Ариану. То есть звонила только ей. В глазах молодой женщины Юго не был самостоятельной личностью, индивидуумом, — его гражданский статус формулировался, скорее всего, так: «муж-моей-лучшей-подруги». Он не существовал по отдельности, он был концептом, функцией, абстрактным, немного ирреальным понятием, бесплотной тенью, имеющей отношение к огромной подгруппе людей под названием «чужие мужики». Да и Юго, со своей стороны, замечал Софи только тогда, когда они встречались все вчетвером, — она была членом компании, женой Пьеро и подругой Арианы, она казалась ему сразу и своей в доску, и какой-то расплывчатой, туманной, словно находилась за мутным стеклом… А за эти несколько недель им удалось получше познакомиться, и Софи с удивлением открыла в Юго прямоту и бесхитростность, «он рассудочен до безрассудства», сказала бы она, если бы понадобилось определение. Когда она восклицала: «Ну послушай, нельзя же торговать украшениями с таким выражением лица! Не бери ты в голову глупостей и прекрати угрызаться!» — он отвечал: «Во мне течет протестантская кровь, тебе этого не понять…» И она действительно не понимала. А он был тронут тем, как эта женщина умела слушать. Продав с помощью советов Момо колье из коллекции «Пупупупсик», он пришел поговорить с ней. А когда рассказал, как ему неловко, как ему противно охмурять клиенток, она расхохоталась: «Да ты что! Никто тут никого не охмуряет!» — Юго, ты что, и впрямь считаешь, что все женщины — дурочки? Нет, никакие мы не дурочки! Клиентки возьмут у тебя только то, что им нравится, что им идет, и только то, на что у них хватит денег, о чем тут волноваться? Твой эстрадный номер — как подарочная упаковка, как бонус к этой безделушке. Кончай есть себя поедом, никого ты не охмуряешь! Если раньше они ничего у тебя не хотели брать, то только потому, что ты лишал их этой «подарочной упаковки», да кто же станет раскошеливаться, видя перед собой чурбана? Ты был… — как это сказать? — антисексуален, пожалуй, так. И на самом деле это ты даешь себя поиметь, думая, что водишь их за нос. В голове Юго замерцал маячок — «легкомыслие»! Так вот оно что такое — пресловутое женское легкомыслие! Нечто вроде безмолвного сговора: немножко несерьезности и непостоянства, чуть-чуть смелости и непринужденности и довольно много хитрости. Уловки, уловки, уловки… Он почувствовал облегчение. Теперь он без всяких колебаний говорил с Софи, обсуждал с ней свои проблемы. А она регулярно напоминала ему: «Твой девиз — веселье! Веселись, Юго, веселись! Если ты не забавляешься, занимаясь нашим делом, ты пропал!» Покончив с теннисом, он добрых десять минут болтал с Софи по телефону, после чего признался ей: — Странно… Когда мадам Монтей сказала, что украшения вовсе не дороги, мне показалось, что тут есть над чем поработать… В чем покопаться, так сказать… Еще подумаю сегодня вечером, а завтра обсудим, да? А кстати, что ты сегодня готовишь на ужин? Артишоки? Отличная идея! Скажи, ты кладешь горчицу в соус для артишоков? За дверью дома № 12 по улице Веселого Зяблика он обнаружил гудящий улей. Ариана, успевшая вернуться с работы, с чем-то возилась на кухне. Он накануне все разложил по местам и теперь постарался сразу же отогнать от себя мысль о том, какой бардак воцарится на его аккуратных полочках после нашествия жены. В гостиной обнаружилась целая толпа: Лиз, Гонсальво, Момо и две какие-то незнакомые девушки. Свежеумытые детишки — все в кудрях, рожицы хоть в рекламе итальянских сластей снимай — раскладывали на столе приборы. Еще удивительнее было то, что Навес встал перед ним на задние лапы, напрягши в радости все свое маленькое тельце, потом принялся скакать и пятиться, будто он дельфин в аквапарке. Юго даже оглянулся, чтобы посмотреть кому адресована такая любовь, — хм, позади никого нет. Вот это да! Ему страшно захотелось взять собачонку на руки, но он быстро передумал: наверняка тут какой-то подвох… — Что происходит? — с тревогой шепнул он жене. — Ой, солнышко, как ты вовремя пришел! Погляди, Момо принес нам задания на следующую неделю! Будешь смеяться, но он считает, тебе нужно поучиться говорить о людях гадости, когда мы возвращаемся в машине с ужина, а я должна с глупым видом тебе отвечать: «Да ты что! Слу-у-ушай, а как ты понял, что у Гилены губы силиконовые, а не свои?» — Хорошо, хорошо, но все-таки кто это у нас в гостиной? — Ай-ай-ай! Неужели ты не узнал мою маму, мадам Лиз Онфлёр, которая не могла уйти, не поцеловав любимого сыночка, ха-ха-ха! А этот господин, чтоб ты знал, месье Гонсальво, штукатур для сливок общества, который надеется к ночи закончить винный погреб. А… — Перестань морочить мне голову! Я спрашиваю о барышнях! — Барышень зовут Гудрун и Инносанта. Их прислало агентство по найму, это просто чудо, просто чудо — теперь нам остается только выбрать одну из двух! Естественно, я решила дождаться тебя, ведь кастинг девиц теперь по твоей части. Иди познакомься, а я пока приготовлю ужин, стряпня поможет расслабиться. Я пригласила всех остаться и поужинать с нами, здорово, да? Юго подумал, что не худо бы посоветоваться с ним, прежде чем приглашать к ужину такую ораву, да еще в последний момент. Ему казалось, что объединять за одним столом таких разных людей несколько бестактно, и потом — ну зачем устраивать э тим девчонкам, претендующим на одну вакансию, соревнование, да еще в присутствии судебного исполнителя? Не успев додумать эту мысль, он увидел, что Ариана готовит на ужин говяжью поджарку «Граф Орлов», которая приберегалась для завтрашнего обеда, — увидел и побледнел. С тех пор как Юго каждый вечер открывал новую страницу книги рецептов «Душенька, я умираю с голоду!», которую, издевательски ухмыляясь, подарил ему Пьеро, с питанием на улице Веселого Зяблика дела пошли куда лучше, но снабжение перестало отличаться обилием импровизаций. Тем не менее, Юго воздержался от замечания, уж точно встреченного бы в штыки, и направился в гостиную, где оживленно беседовали барышни. Ни разу за все это время он не подумал, что следовало бы приписать появление у Арианы этой беззаботности, этой пылкой безалаберности тому обстоятельству, что жена стала превращаться в мужчину. И ни на минуту к нему не пришло понимание, что он, со своей стороны, совершенно обабился. — Добрый вечер! Ну и которая же из вас Инносанта? Гонсальво хмыкнул: уж он-то, человек, который — увы и ах! — лучше некуда разбирается в женском вероломстве, мигом догадался, что величественной в своей серьезности африканской лиане, обутой в сабо на высоченных платформах леопардовой окраски, гораздо больше пристало именоваться Инносантой, чем добродушной и улыбчивой крепкой северянке. Лиана вытянула к Юго бесконечные свои ноги. Ох, редко увидишь столь привлекательное создание! Немного разволновавшись, домохозяин приступил к расспросам. Инносанта вытащила из сумки с изображением симпатичной кошечки — о, да это же из коллекции Hello Kitty![37 - Hello Kitty — японская марка, эксплуатирующая образ героини одной из самых популярных японских аниме.] — пачку рекомендательных писем. По прочтении ему стало ясно, что перед ним своеобразная помесь Мэри Поппинс и нянюшки Скарлетт О’Хара. На превосходном, чисто академическом французском лиана поведала, что почти самостоятельно вырастила и воспитала своих четырех братьев и сестер, что да, у нее есть права и она умеет водить машину, что да, она обожает готовить, да, и гладить, конечно, тоже. Момо, который глаз не сводил с прелестной африканки, казалось, что он плывет по молочной реке с кисельными берегами — точь-в-точь как та, что в мусульманском раю. Гонсальво с жаром насвистывал песенку Бреля «Quand on n’a que Pamour». Лиз Онфлёр хмурила брови, девица казалась ей подозрительной. Ариана едва сдерживала смех. Настала очередь Гудрун. Это белобрысое существо, чьи задние лапы по длине составляли разве что высоту от пола до лодыжек конкурентки, как выяснилось, не имело ни рекомендаций… были какие-то, но так мало, что, считай, и нет… ни рекомендаций, значит, ни опыта. Девушке только-только исполнилось восемнадцать, и, соответственно, она только-только подступилась к карьере няни за стол и кров. Кандидатка показала рекомендательное письмо на шведском языке и простодушно разъяснила, что получила его от собственного дяди, с чьими детьми сидела в течение двух недель прошлым летом. Что касается остального, то Гудрун не умеет ни водить машину, ни гладить мужские сорочки — «получаются складочки», — кроме того, скандинавка призналась, что у нее аллергия на траву, песок и морскую воду. Момо и Гонсальво уже давно потеряли всякий интерес к этой особе. Они вились вокруг Инносанты, оспаривая друг у друга высшую привилегию: кто принесет ей стаканчик кока-колы, а кто — кубик сыра со вкусом ветчины. Перешли к столу. Эктор уселся рядом с молодой уроженкой Сенегала, а недоверчиво поглядывающая на предполагаемых нянь Луиза предпочла на всякий случай устроиться между матерью и бабушкой. Ужин прошел, пожалуй, весело. Инносанта удивила всех, когда, взявшись убирать со стола, поставила на голову поднос с сыром. Момо, восхищенный ее гибкостью, тут же предложил давать африканке уроки танца живота. Гонсальво же, когда Инносанта слегка не рассчитала траекторию и корябнула подносом новехонький дверной проем, посоветовал не расстраиваться — ничего страшного, у него впереди целая ночь, чтобы все исправить. Единственным человеком, устоявшим перед очарованием лианы, была Лиз Онфлёр. Вся натянутая как струна, она большую часть времени беседовала с Гудрун о ее родной стране. Правда ли, что шведы опередили всех, с точки зрения справедливой торговли? О да, да! Обмакивая чипсы в кетчуп, девица уверяла, что в жизни не сможет проглотить ничего, на чем не стояла бы марка Макса Хавелара[38 - Компания «Max Havelaar» занимается сертификацией товаров, наиболее пригодных в плане соотношения «цена — качество». Марка этой компании стоит на множестве товаров — кофе, фруктовые соки, шоколад, чай, тростниковый сахар, рис, хлопок, косметика и т. п. — количество их постоянно растет. Компания контролирует всю цепь, от производителя до потребителя. Марка «Max Havelaar» служит гарантией, что товар не только экологически безопасен, но и цена его вполне справедлива.]. И что же — государство у вас занимается проблемами экологии, повторного использования отходов и так далее? Гудрун разъяснила что она привыкла сортировать мусор — где бы она ни находилась — по восьми ведрам. Что касается Юго, то он молча наблюдал за происходящим. Ему показалась удивительной долгая и оживленная беседа между Арианой и Гонсальво. Сначала он подумал, что это просто задушевный разговор, — наверное, штукатур созрел для излияний по поводу ухода жены, — однако, прислушавшись, понял: нет, ничего подобного! Ариана, его родная жена, метр шестьдесят семь, в розовой юбке и сережках кольцами, попросту объясняла собеседнику, каковы преимущества катучих лесов из алюминия по сравнению с катучими же стальными лесами. После ужина девушкам вызвали такси и пообещали в самом скором времени позвонить им. Малость нетрезвая Лиз тоже отправилась домой — сразу после того, как помогла Ариане уложить детишек, — но, отбывая, буркнула в адрес Момо такие загадочные слова: — Молодая травка бычкам по вкусу… Мечтательный Гонсальво спустился в свою пещеру, чтобы «продвинуть шпаклевку». Момо распределил задания на понедельник. Речь шла о необходимости подумать, «как произвести настоящую революцию на том предприятии, где каждый из вас сейчас работает; тут нужна идея, которая помогла бы вам оставить свои следы — след мужчины и след женщины — на тропах враждебных миров». Затем он признался, что «слишком выдохся за сегодняшний вечер» и ему не под силу какие-либо творческие занятия, после чего, поцокав языком, исчез за дверью. Видя, как гуру сияет, Ариана с Юго заподозрили, что он торопится к Инносанте, назначившей ему свидание на углу, но оказались страшно далеки от правильного решения. Ну а как им было заподозрить, что хитрый лис просто-напросто смакует свою удачу — ура, он заставил Лиз Онфлёр ревновать! Единственной тенью, которая омрачила этот волшебный вечер, оказалась странная выходка малыша Эктора. Когда они столкнулись с Момо у входной двери, мальчишка прошипел сквозь зубы: «А тебя я не люблю!» Ладно, когда отношения с бабушкой сорванца будут налажены, придется с нею поговорить. Ребенок, этот ребенок — сын таких родителей, просто не может быть расистом! Тут должно быть что-то совсем другое. Уж не догадался ли проказник, что его бабуля вот-вот влюбится в Момо? А может, и паренек попросту ревнует? В любом случае — сегодня еще рано делать выводы. Оставшись с мужем наедине, Ариана попросила Юго вынести свой вердикт по поводу претенденток на должность няни. Никаких иллюзий на этот счет у нее не было. Выбор между прелестницей, обвешанной медалями не хуже русского генерала, и анекдотической особой, некрасивой и неопытной, должен занять немного времени. И действительно — Юго тут же отозвался: — Ясное дело, надо брать Гудрун. Если тебя интересует мое мнение, Инносанта слишком хороша собой, для того чтобы оказаться порядочной во всех смыслах. И я чувствую, что с ней хлопот не оберешься. В эту минуту Ариана поняла, что, сам того не зная, муж добрался до другого берега раньше ее. Ночь делала свое дело — диктовала свои законы. С часу до без четверти два Марсиаки любили друг друга с пылом, какого не знали давно. Ариана без всяких обид — на себя ли, на него — подумала, что муж-то все норовит потрепыхаться под ней. Но ведь И ей самой в последнее время вовсе не противно быть сверху: сидя верхом, она испытывает какое-то пьянящее чувство полного обладания им. Потом она мгновенно уснула, словно провалилась в сон на правой стороне кровати — той, которую муж в начале их совместной жизни вытребовал себе. А Юго спустился вниз покурить. Назавтра оба проснулись очень рано и отправились каждый в свою контору. И каждого осенила гениальная идея. Во всяком случае, они в это верили. Юго совершенно не тревожил кашель, сотрясавший маленькую розовую машину. В ожидании, пока она тронется с места, он включил радио. Непонятно, почему Ариана так зациклилась на этой волне, достаточно ведь нажать на одну-единственную кнопочку, чтобы выбрать любую другую… Вот, например, сейчас он остановился на Cherie FM — это же прелесть что такое! О! «Joue pas»! В восторге от находки Юго стал, раскачиваясь, подпевать: «… не играй, не играй со мной…» При слове «мной» он, вспомнив клип с первым исполнением этой песни, упер большие пальцы в грудь. В последнее время его особенно радовали старые мелодии — 80-х годов. Ах, «Риччи и Повери»! «Sara perche ti ато» — это же гениальная музыка! А душка Даниель Балавуан! «Mon fils, та bataille» — ну назовите мне, назовите более волнующую песню! Только подумать, ведь все эти годы он даже и не догадывался, до чего талантлив Жан-Жак Гольдман![39 - Жан-Жак Гольдман (р. 1951) практически неизвестен вне франкоязычных стран, но во Франции он один из самых любимых авторов и исполнителей, неоднократно возглавлявший хит-парад любимцев французских женщин.] Наконец игрушечный автомобильчик тронулся с места. Юго посмотрел в окно. Господи, какая потрясающая погода! Эти цветущие розы, обвивающие подъезды домов, — чудо какое-то, истинное очарование! Он подумал, что жизнь — как растение, как стойкое растение, тянущееся вверх, чтобы противостоять смене времен года. Все всегда может снова расцвести — даже после суровой зимы. Внезапно родившаяся метафора напомнила Юго другое сравнение, и он тотчас погрузился в уныние. Подумать только, всего-навсего два месяца назад жизнь для него выглядела ровной, как шоссе! С пунктами уплаты дорожной пошлины на каждом шагу! Каким же идиотом, каким кретином он был тогда! Он остановил «опель» перед мастерской фирмы «Л как „л“», насвистывая «Любовь все уносит — как ураган, как ветер, что дует надо мной»… Зал заседаний был полон. Ариана нарочно попросила собраться всех без исключения сотрудников ЖЕЛУТУ. В коридоре, перед тем как выйти на сцену, она бросила взгляд в зеркало и, увидев свое отражение, удивилась: «Надо же, вылитый Ивон Гаттаз!»[40 - Ивон Гаттаз (р. 1925) — французский предприниматель, в 1981–1986 гг. президент Национального совета по защите интересов бизнеса.] Возбужденная ночными открытиями, сегодня Ариана оделась, следуя мужскому принципу «брать, что сверху лежит», — ведь с тех пор, как она отдала Юго свою гардеробную, оставив себе только три полки в стенном шкафу на лестнице, одежду приходилось не раскладывать и развешивать, а упихивать как попало. И в это утро ей под руку попались темно-синий костюм и мышиного цвета сорочка. Молодая женщина впрыгнула в удобные мокасины — что может быть удобнее мокасин! — и направилась к «ауди». Вот, значит, на кого она стала похожа — на бывшего президента CNPF, ушедшего в отставку в прошлом веке… Подумать только, всего каких-то три месяца назад она разгуливала в премиленьких нарядах… а что теперь? А то, что она состарилась на пятнадцать лет! В обычное время она бы ужаснулась, но сейчас ограничилась улыбкой — какая разница, у нее другие заботы! И полно дел куда важнее. Юго чмокнул Софи в щечку, то есть чмокнул-то он воздух, вытянув трубочкой губы и приложившись своей щекой к ее щеке, — теперь он целовался именно так. Похвалил партнера по бизнесу за удачный выбор блузки с оборочками, но та огорченно отмахнулась: — Брось, дорогой! Неужто и впрямь так считаешь? А у меня ощущение, что я в ней похожа на старенькую девочку… — Да ты что? Беленькая блузочка, это так романтично, это в 2002 году просто-таки вершина моды! — воскликнул Юго. — И потом, тебе ведь шестнадцать, тебе всегда будет шестнадцать, лапочка! — Какой ты милый… Твоя рубашка тоже очень хорошенькая, Юго. Может, на вешалке бирюзовый кого и испугал бы — ну, потому как в духе Саманты Фокс лета 87-го года, — но должна прямо сказать, на тебе он просто роскошно выглядит. — Ой, не говори, тут ведь на самом деле чепуховина от CELIO[41 - История французской марки CELIO началась в 1978 г., когда братья Марк и Лоран Гроссманы открыли первый магазин в Париже. С тех пор CELIO стала интернациональной маркой, которая насчитывает более 400 магазинов для мужчин во Франции и за ее пределами, предлагая спортивную, повседневную и деловую одежду, а также аксессуары. Быстро, удобно, комфортно и недорого — вот основные принципы работы CELIO.]. Но она продавалась всего за двадцать евро — было бы преступлением оставить вещь по такой цене врагу, разве не так? Они немножко поговорили о тряпках. В племени банту есть такой обычай: переходить к обсуждению серьезных проблем только после довольно долгой беседы о том, как перемещаются по окрестностям антилопы гну, и при встрече двух подружек происходит в точности то же самое: серьезный разговор требует подготовки, разминки. У Софи и Юго следующей темой стали дети. Поскольку Гудрун должна была приступить к своим обязанностям только завтра, Юго оставил их сейчас — «один раз не в счет» — в школьной столовой, и теперь ему было немножко не по себе, виноват ведь… Ну правда, не слишком… Эктор в последнее время кажется ему немного нервным. Да ладно, надо будет просто за ним присмотреть, лишь бы не упустить время, вот и все дела. И только после этих преамбул Марсиак решил, что настало время поговорить с Софи о своем великом проекте. Направился к большому шкафу, вынул из ящика с десяток набросков и протянул их Софи со словами: «Глянь-ка — узнаёшь?» Никар смотрел на Ариану. Отныне в его глазах читалось больше покорности, чем отвращения. Не последнюю роль сыграло решение начальницы поставить старую кофейную машину перед дверью его кабинета — для личного пользования Адольфа. А может быть, его грела поистине золотая перспектива освободиться к осени от работы с нею. Ариана держала речь. Теперь она уже не боялась этого: слова располагались друг за другом неторопливо, выстраивались во фразы. А это все, что от них требовалось. — Я собрала всех вас здесь, ознакомившись с докладом Николя Фланвара. Он проделал отличную работу, и мне хочется публично его поздравить и поблагодарить. Отмеченный начальницей широко улыбнулся — восторгу его не было границ. Никто в зале и бровью не повел. Подозрения в адрес Яго от проката крупногабаритной техники оказались живучи. — Представляется очевидным, что разница между конкурирующими фирмами в нашем деле заключается в уровне сервиса. В ЖЕЛУТУ давно известно, и это подтверждено основополагающим для нас документом, — пользуюсь случаем поприветствовать и поблагодарить одного из его составителей, Адольфа Никара! — так вот, в ЖЕЛУТУ давно известно, что помощь при выборе техники для аренды стала краеугольным камнем в оказании нашим предприятием услуг клиентам. Это принцип обеспечил нам успех, но он же может нас и погубить. Тут она сделала паузу — наподобие Тома Форда с Первого канала, тот всегда умолкает, закрыв глаза, перед тем как объявить, что за модные тенденции ждут зрителей в будущем сезоне. В зале воцарилось напряженное ожидание, пятнадцать человек уставились на губы Арианы. Победа! Кончились времена, когда, минуя ее, обращались к Никару! — Действительно, если, как говаривала Коко Шанель, «копия делает честь оригиналу», ни одного нашего успешного конкурента все равно пока не сравнить с нами по сметливости, умению, количеству ноу-хау… Она обозначила полуулыбку, довольная придуманной заранее формулировкой. Но тут же в речи ее зазвучали драматические нотки: — Везде только и делают, что сбивают цены, играют на скидках конкурентов, предлагая свои, на первый взгляд большие, используют слоганы типа «Шесть бетономешалок по цене пяти!», промоушны вроде «Возьмите напрокат распылитель шпаклевки, мы вам дадим в придачу капельный пистолет!» — всем понятно, о чем речь, да? Иду дальше! Все это коварные, нечестные методы, но они, увы, не противозаконны. А главное — плагиаторы никогда не поднимаются до уровня творцов. Изобретательность, фантазия — наш козырь, а не их! По данным Фланвара, мы пока еще лидеры продаж как среди промышленников, так и среди ремесленников, однако мы уступаем ТУТАЛУЭ, ЛУМУАДОНК и ЛУЛУЛУТУ[42 - Та же игра слов, что и раньше. Обыгрывается возможность каждой из конкурирующих фирм сдать в аренду что угодно.], как только дело доходит до мелких частников. И вот здесь-то нам и надо пойти на них в атаку. И вот здесь-то я и намерена предложить вам нечто совсем необычное. Снова молчание. Снова она под обстрелом прищуренных глаз. — Есть среди вас женатые? Кто? Лес рук. — Отлично. Конечно, каждому из вас приходилось быть и клиентом ЖЕЛУТУ. А у кого из вас жены сами занимаются строительно-монтажными работами? Лес рук как срубили. — Представьте себе, что у ваших жен нет мужей, у которых руки приделаны как надо, или что они остались незамужними, как почти треть француженок. Станут они нашими клиентками? Конечно же нет! И вот тут-то ЖЕЛУТУ может выступить действительно как предприятие, предлагающее много. Предлагающее новое. Моя идея так проста, что до нее могла додуматься только женщина. Сотрудники разулыбались. Ариана понадеялась — потому, что оценили ее тонкую шутку. — Мы станем сдавать в аренду наши машины в комплекте с людьми, которые будут ими управлять. Естественно, с самыми красивыми из работников, которых специально для этого наймем. С высокими, малорослыми, блондинами, брюнетами, рыжими — на любой вкус. Выбрать их можно будет по каталогу, как и все остальное, что мы предлагаем клиентам… — Понимаешь, Софи, может, и не надо было так делать, но я тут на днях искал ленточку для подарочного пакета мадам Менар, ну и наткнулся на твои рисунки… Это же такая красота! (Юго потряс растопыренными пальцами.) А когда увидел твои пояснения — «рубин, золото, платина», — сразу понял, что такие украшения не годится делать из дешевых материалов. Тем не менее (теперь на паузе он поднял указательный палец к небу) думаю, что именно в этих эскизах — будущее «Л как „легкомыслие“»… — Господь с тобой, Юго, мы же не на Вандомской площади[43 - Особняки на Вандомской площади, помимо отеля «Риц», заняты самыми дорогими ювелирными магазинами.], правда? Ну и нечего тогда строить воздушные замки! Чего ты так возбудился? Драгоценные металлы и камни не про нас. — Знаю. Но они могут сделать нам будущее. Я не раз видел, что именно драгоценные металлы и камни куда сильнее околдовывают женщин, у которых нет средств, чтобы их купить. Вот и появилась у меня одна идейка: мы станем изготавливать такие украшения и давать их напрокат. — Что-о-о?! Напрокат?! У тебя крыша поехала, Юго? Сдавать в аренду драгоценности, как бетономешалки или тракторные лопаты? — Да-да, именно так. Не забудь, что я сдаю самые разные вещи в аренду двадцать лет. Не хочу хвастаться, но Ариана не зря говорит, что я лучше всех в западном мире умею впарить что угодно кому угодно! Я и впрямь на это способен, поверь! Не все ли равно, что предлагать — бриллианты или тракторные лопаты? Совершенно все равно! разница только в размерах, весе, материале, цене, способе использования и технологии доставки, остальное тютелька в тютельку. — А страховка? Как быть со страховкой? Если их украдут или еще что? — Ой, да не смеши меня! Уж кто-кто, а я на этих страховках не одну собаку съел! И потом, только прокатом все равно дело не ограничится… — Я и не собираюсь тебя смешить, но мне тревожно. И я не очень понимаю, ты хочешь, чтобы мы устраивали презентации ювелирных изделий на складе, в доме из сборных элементов, — тут, в Башле? — Да нет же! Послушай! Представь себе, что у нашей клиентки прием, вечеринка, день рождения — ну, все такое, а у нее уже выработался рефлекс звать нас в подобных случаях. Я прихожу со своим чемоданчиком, открыва-а-аю, и — держись! — тут и начинается макиавеллизм. Во время своих походов по городу я тысячу раз видел, что в девяти случаях из десяти буржуазные дамочки, которые плачут, что у них так мало денег, пудрят нам мозги. По моим подсчетам, если взять только наш квартал, восемь домов из десяти платят налог солидарной ответственности за состояние[44 - Налог солидарной ответственности за состояние, l’impot de solidarite sur la fortune, сокращенно ISF, — пошлина, взимаемая с лиц, состояние которых превышает (на 1 января 2007 г.) 780000 евро. Величина этого налога во Франции, являющейся одной из шести стран мира, где он введен, колеблется от 0,55 % до 1,80 % (средняя = 1 %).]. Ну, а следовательно, после недельного пользования, когда девушке придется возвращать нам солитеры или серьги с рубинами, взятые напрокат, с ней будет происходить то же самое, как если бы у нее отбирали младенца перед выходом из родильного дома. И курочка будет готова отдать все, что есть и чего нет, выпотрошить мужа до сухого остатка. Голову даю на отсечение, что очень скоро эти дамочки не будут довольствоваться тем, чтобы взять напрокат твои украшения, они захотят купить их. И мы станем продавать. Вагонами. С маленькими тележками. Оптом и в розницу. Вот что я придумал, птичка моя! — Жутковатый у тебя взгляд на женщин, милейший, — улыбнулась ему восхищенная Софи. — Но ты прав, ты тысячу раз прав! Конечно, не такие уж мы дурехи, как тебе кажется, и не такие уж стервы, чего нет, того нет, но драгоценности для нас — это как… как для вас автомобили, они кружат нам голову… Софи до того развеселилась, что стала подпрыгивать на месте и хлопать в ладоши. Но вдруг замерла. И спросила озадаченно: — Погоди, погоди, а как же начальный капитал? Надо ведь сперва вложить немалые деньги в покупку камней и других материалов… А ты-то знаешь, сколько у нас свободных средств… Ну и чем же мы это оплатим? — Деньгами, дорогая, деньгами. У меня они есть, и тебе это отлично известно. У тебя талант, у меня деньги, я верю в твои изделия, и я тебя финансирую. Очень просто. Софи разинула рот, глядя на него. — Да ты что, Юго? Об этом не может быть и речи! Я никогда не стану брать у тебя деньги! Если бы такая идея возникла у Арианы, даже она в жизни не взяла бы у тебя ни единого су. Уж как-нибудь бы да выпутались без своих мужей. Спасибо, нет, то есть спасибо, но я отказываюсь от твоего щедрого предложения. Юго нахмурился. Он не ожидал отпора. Никто еще и никогда не гнушался его деньгами. И уж во всяком случае не его жена! М-да… чего не было, того не было… Черт бы побрал эти субботние распродажи! Эти так называемые скидки! Не будь Ариана такой транжирой, за десять лет он мог бы прикупить еще парочку небольших компаний. Предприниматель Юго нового образца мысленно с пониманием улыбнулся предпринимателю Юго образца старого. Но все-таки ни к чему утяжелять его досье фаллократа в глазах нынешнего партнера по бизнесу — если Софи до сих пор думала, что он из тех мужчин, что считают женщин существами низшего порядка, пусть больше так не думает. — Пойдем в банк и предложим им наш проект. О’кей! Софи улыбнулась. Юго выиграл партию. В зале заседаний ЖЕЛУТУ слышно было бы, как муха пролетела. В ожидании ответа Адольфа Никара все собравшиеся обратили к нему лица, выражением напоминавшие физиономии игроков в покер. Генеральный директор ощерился, обнажив десны цвета отварного цикория. — Сдавать мужчин напрокат вместе с машинами? Скажите, мадам Марсиак, ваше предложение из области проституции или из области сервиса? Ариана почувствовала, что щеки у нее становятся такого же цвета, как слизистая рта у ее заместителя. Вот это свинство так свинство! Она-то ожидала аплодисментов, нет, оваций, она ожидала триумфа, а он так все опошлил! Верила, что выйдет из этого зала под восторженные крики «Виват!», ожидала, что до машины, припаркованной на стоянке, прошагает мимо почетного караула, размахивающего каталогами ЖЕЛУТУ, и вдруг… Надо подумать о чем-нибудь хорошем, собраться с силами и подумать о приятном, иначе не обретешь нужной беспечности. Ох до чего же дивное ощущение, когда управляешь «ауди», так легко, так волшебно легко… — Но это то же самое, только менее грубо и, надеюсь, более рентабельно, чем наша скидка в десять процентов «для женщин, которые пришли одни»! Адольф тяжело поднялся. Подошел к Ариане, медленно, очень, очень медленно поднял руки на уровень ее лица. И случилось невероятное. И Адольф Никар обнял и расцеловал Ариану. И Адольф Никар сказал — громко и внятно: — Браво, это великая идея! Потом все было как во сне. Собравшиеся в зале переглянулись в растерянности, встали и принялись аплодировать боссу. Мобильник Лиз Онфлёр захлебывался «Интернационалом». Пришлось прервать аюрведическую медитацию, чтобы ответить на звонок. Это была дочка. Дрожащим от волнения голосом Ариана сообщила: — Мама, мама! Наконец-то! Лучше поздно, чем никогда! Они со мной! — Ты о чем, дорогая? Твои обычные проблемы с месячными? Небольшая задержка? Стоило ли беспокоиться, у тебя еще не тот возраст, все будет в порядке… — Ты не понимаешь или не слышишь? Я о своих подчиненных! У меня тут возникла одна идея, сейчас объясню… Но не тут-то было! Лиз, на лице которой мгновенно появилось выражение оскорбленной добродетели, едва ли не завизжала: — Нет, это ты меня не слышишь! Причем никогда не слышишь! Ариана, последний раз ты звонила мне в апреле! С тех пор было много поводов мною поинтересоваться — День матери, мой собственный день рождения… впрочем, и этого хватит! Ты молчала. Я два месяца каждый божий день сидела с детьми, и единственный, кто меня по-настоящему поблагодарил за это, был твой муж. Именно он подумал о том, как доставить мне удовольствие. И не пожалел на это времени. И внимания тоже не пожалел! Ему хватило чуткости на то, чтобы, по предложению Софи, специально заказать для меня ожерелье из крышечек от кока-колы, расписанных очень достойными парагвайскими женщинами! Я не из тех, кто сводит счеты, но мне кажется, это уже чересчур, да, признаться, и на нервы действует: ты ведь звонишь, чтобы поговорить о себе, о себе и еще раз о себе! А мне бы хотелось поговорить с тобой, например, об Экторе. Он сейчас не совсем в порядке, и… — Мама, тут ко мне пришли, не могу больше говорить, перезвоню позже. Конечно, она вполне могла бы поговорить, никто к ней не заходил, все уже давно взялись за дело, все уже давно искали временных работников, этаких Чип-энд-Дейлов, потому что хозяйка потребовала, чтобы до конца месяца был проведен кастинг. Просто одна только мысль о том, что ей сейчас будет прочитан курс этики, — нет, на это у нее уже не осталось никаких сил! Ариана предпочла бы перенестись в эпоху, когда совершенство матери раздражало ее еще больше слов. Ариана не на шутку разозлилась. В конце концов, с тех пор как родился Эктор, а тому уже скоро девять лет, она почти всю себя отдавала детям. Подсчет был сделан быстро: из ста девяти последних месяцев сто шесть Ариана провела, обеспечивая эксклюзивное обслуживание собственных детей, ну и налетать на нее за отклонение всего лишь в три месяца — разве это не мерзко? Она поняла, что отныне не сможет испытывать к виновнице своего появления на свет никаких чувств, кроме тех, какие испытывает невестка к свекрови. Вот так, ни больше ни меньше! Снова «Интернационал», и снова Лиз прервала работу. Это был Морис — просто-таки Сахар Медович. — A-а, это вы, Морис… Только вас и не хватало! — Как приятно узнать, что вам меня не хватало, Лиз! Я и сам много думал о вас. Мне так хотелось услышать ваш голос… — Ну так вы его услышали, дело сделано. Каким ветром вас занесло? Сенегальская саранча тучами двинулась к югу, опустело чисто поле, и вы на грани голодной смерти, так, что ли? — Ух ты! А я и не знал, что вы расистка! — восхитился Момо. Однако он лукав, этот судебный исполнитель! Но Лиз попалась на удочку и тотчас же спустила на него собак: — Морис, эта девица — обычная потаскушка, и никакого отношения к цвету кожи род ее занятий не имеет! И, прежде чем называть меня расисткой, вам следовало бы знать, что я начала при помощи петиций бороться с апартеидом, когда вас еще и на свете не было! Паршивый африканец! — Экая вы странная, Лиз! У меня нынче выдался жутко тяжелый день. Пришлось накладывать арест на имущество семьи должников, а там до меня, видимо, побывали грабители — не оставили даже положенных любой семье стола и кровати. Совсем не веселое дельце, доложу я вам! Отдаете себе отчет? Ну и скажите тогда, как можно работать нормально в таких условиях? — Да уж, вы правы. Бывает же у некоторых грязная работенка! — Шалунья! Опять зубки показываете? Неплохо у вас с юмором, только мрачноват он сегодня. Но мне будет недоставать ваших дерзостей… Как подумаю, что больше не увижу вас в понедельник на Веселого Зяблика, — прямо сердце сжимается. Печально! — Вы тоже странный, судебный исполнитель. Может, скажете, чего от меня хотите на самом деле? — Всегда одного и того же: снова вас видеть. — Ей-богу, вы с ума сошли! Зачем на этот раз? — Поговорить о вашем внуке. Серьезно. Тут он мне как-то сказал одну вещь, которая меня встревожила, и… Нет, это не телефонный разговор! — Ах, вы об Экто-о-оре хотите поговорить? И все? — Конечно, а вы что вообразили? Я же не идиот и отлично понимаю, что с вами мне ничего не светит, ничего, нет ни малейшего шанса, хотя сердце у меня чище некуда и намерения самые благородные. Он от души вздохнул — так, будто у него вся грудь разворочена. Лиз было не провести такими фокусами, тем не менее она, ни на секунду ему не поверив, все равно почувствовала, что тает. — Ладно. Согласна. Когда и где? Ее длинная «ауди» и его розовая малышка одновременно подкатили к дверям школы и одновременно затормозили. Марсиаки с беспокойством оглядели друг дружку: ни ему, ни ей не хватило времени зайти домой переодеться, и Юго остался в своей куцей бирюзовой рубашонке, а Ариана — в костюмчике стиля «Ивон Гаттаз». Прежде чем войти, они взялись за руки. Если вас вызывает вечером директор школы «поговорить о вашем сыне», то вряд ли, чтобы порадоваться вместе успехам мальчика: наконец-то освоил таблицу умножения на восемь! Тепло поздоровавшись с Арианой и протянув вялую руку Юго, директриса закрыла за ними дверь кабинета. На стенах — детские рисунки, наполовину трогательные, на вторую льстивые: в основном изображена сама директриса в окружении сердечек с надписями типа «Мадам Брийон — наше солнце!». Хлипкие книжные полки (чего еще ждать от Министерства народного просвещения!) прогибаются под весом полных собраний сочинений Бруно Беттельхейма, Франсуазы Дольто и Доналда Уинникотта[45 - Бруно Беттельхейм (1903–1990) — крупнейший германоамериканский психоаналитик, в частности много занимавшийся проблемами изучения и лечения детского аутизма; Франсуаза Дольто (1908–1988) — всемирно известный французский педиатр и детский психоаналитик, основательница центров раннего социального развития ребенка «Зеленый дом» (в Москве такой центр называется «Зеленая дверца»); Доналд Уинникотт (1896–1971) — британский детский психиатр и психоаналитик, представитель постфрейдизма, подчеркивавший значимость для ребенка среды обитания.]. Юго понял, что директриса — это вам не фунт изюму. Директриса достала из закромов дневник с отметками Эктора — взяв его двумя пальчиками, брезгливо, как берут насквозь засопливленный носовой платок, — затем произнесла нечто вроде тронной речи… О, вам, наверное, знакомы подобные речи — из тех, какие, к сожалению, любым родителям приходится выслушать хотя бы раз в жизни! И мало кто из нас назавтра после вечернего свидания с руководителем заведения, где имеют несчастье учиться наши дети, обходится без транквилизаторов… В общем, и слушать было тяжело, а уж смотреть на отметки малыша так и совсем непереносимо. Его дневник пестрел колами и нулями, и единственное, что при известной натяжке можно было бы счесть явлением положительным, — это похвальное постоянство, проявляемое маленьким школьником. А ведь до недавних пор ребенок числился одним из лучших учеников — как же тут было не встревожиться? Директриса поставила вопрос о необходимости посещать дополнительные занятия для отстающих, заявила, что родители должны готовить уроки вместе с сыном и приложить максимум усердия, иначе мальчика придется оставить на второй год. «А почему бы не отправить его за все эти провинности на каторгу? — в бешенстве подумал Юго. — Соляные рудники были бы тут в самый раз!» Именно в эту минуту мадам Брийон не упустила злорадного удовольствия добавить: — Возможно, ребенок дестабилизирован недавними переменами в вашей семье? От такого у Юго просто челюсть отпала. Чувствуя, что вот-вот взорвется, он посмотрел на Ариану и взглядом попросил ответить на выпад. Из них двоих именно она обычно занималась проблемами обучения детей. Она в школе знала всех, и ее активность во время школьных праздников конца года вызывала всеобщее восхищение. Ей не было равных в превращении вашего ребенка в редиску или в распродаже прогорклых пирогов по пятнадцать евро за штуку. А значит, только она одна и сумеет выиграть время, успокоить директрису, спасти малыша от позора на всю школу. Ариана, на вид спокойнее не бывает, поглядела на мадам Брийон. Потом открыла рот. И тут во второй раз за этот день, который так счастливо начался, произошло невероятное. — Да вы просто… ненормальная!.. Что вам известно о нашей жизни? По какому праву вы говорите о нашем сыне в таком тоне? Категорически запрещаю вам лезть в наши дела! Эктор ничуть не дестабилизирован, он просто… просто немножко беспечен, вот! «Беспечность» была единственным словом, которое в тот момент пришло ей на ум. Юго, в ужасе от происходящего, поспешил зажать ей ладонью рот. — Сожалею, мадам Брийон, глубоко сожалею, но моя жена страшно устала. И сказала совсем не то, что хотела сказать. Мы непременно обсудим все с Эктором в самое ближайшее время. Может быть, на самом деле плохие отметки — это сигналы, которые посылает нам сын. И конечно же мы примем их во внимание. Но ведь вы знаете так же хорошо, как и я сам, что в начальной школе оставлять ребенка на второй год рекомендуется не раньше окончания цикла, потому предлагаю вернуться к обозначенной вами проблеме в конце второго года среднего курса начального обучения, не возражаете? Информацию относительно второгодничества Юго получил не далее как вчера вечером, когда довольно долго болтал после уроков с мамой одной из одноклассниц Эктора. Вдохновленный тем, что первую часть его речи выслушали без возражений, он исключительно вежливо, но с известным напором продолжил: — Наш сын всегда относился к учебе очень серьезно, и я полагаю, мальчик заслужил, чтобы ему дали еще один шанс. А вы как считаете? Мадам Брийон вытаращила глаза и стала похожа на сову. Взгляд ее метался между Юго и Арианой. В конце концов, она сказала, что подумает. Прием был окончен. У выхода Ариана неуверенно пробормотала извинения, но директриса не удостоила ее вниманием, зато в полной растерянности долго не отпускала руку Юго. Мэтр Морис Кантюи Судебный исполнитель Член совета директоров Союза молодых судебных исполнителей Франции Код папки: «Эксперимент Марсиак» Протокол о ходе эксперимента за июнь месяц 2002 г. Внимание: документ пока хранить только для внутреннего пользования Итоги практической деятельности — Прогресс в развитии новых социальных мотиваций у Марсиаков совершенно очевиден. Весьма конструктивный месяц. Мало-помалу, кое-как, с грехом пополам, но ищите и обрящете: мы в свое время придем к цели, которую должны достигнуть. Освоившись в роли другого, каждый из Марсиаков взял в руки бразды правления новым своим делом. Остается закрепить приобретенное. Единственный повод для беспокойства: по моему ощущению, они всё принимают слишком близко к сердцу. Если моим клиентам станут известны инициативы другого, возможны осложнения. — Прогресс в развитии новой личности у обоих очевиден. Полный успех. Примеры: 1) Юго Марсиак стал женщиной, уровень его легкомыслия превосходит на сегодняшний день 80 %. Физически он почти не переменился (если не считать нового стиля одежды от миланской фирмы и нескольких килограммов, потерянных с тех пор, как он начал панически бояться прибавки веса), но психологические сдвиги таковы, что в них с трудом верится. Приведу как доказательство следующее его наблюдение. Во время одной из наших тренировок, посвященной мужчинам и женщинам, символам своей эпохи, Юго заметил вслух, что, по его мнению, «у Летиции Каста зубы чересчур выдаются вперед»; 2) Ариана Марсиак превратилась в мужчину почти полностью. Теперь она очень мало разговаривает, а если говорит, то лишь для того, чтобы донести какую-либо информацию. Похоже, ей хотелось бы поменять «ауди» на новую модель «рено-велсатис», поскольку эта машина — «с несравненной коробкой передач». Уровень беспечности Арианы приближается пока к 70 %, но скорость происходящего дает надежду, что в июле, отказавшись от всяких женских ориентиров полностью, она сможет достичь 100 %. Досадно, что во время уже упомянутой выше тренировки она произнесла следующие слова: «Пусть говорят что хотят, но по форме задницы совершенства Жюльена Клера с его бразильской попкой не превзойти никому!» — Общие наблюдения: все идет к лучшему; остается отрегулировать два аспекта: 1) кажется, дети четы Марсиак не слишком четко уловили цели и задачи эксперимента, в котором участвуют их родители. Поскольку сам я не могу с ними поговорить (мои служебные обязанности редко предусматривают переговоры с лицами данного возраста), очень рассчитываю на помощь и поддержку Лиз Онфлёр, их бабушки. Ближайшая встреча с Лиз, в июле, должна помочь нашему сотрудничеству и выработке стратегии на будущее; 2) Марсиаки не понимают истинного масштаба их трансформаций. Похоже, каждый очень хорошо видит изменения в другом, но далеко не так хорошо — собственные мутации. Боюсь, не станет ли и это источником осложнений в будущем. 7 Июль Женские слезы что июльские дожди — скоро просыхают.      Народная мудрость Дилабо задумчиво покачал головой: — Хочешь убить собаку, объяви ее бешеной, мадемуазель Гудрун. Подумав, что пословица означает намерение хозяев разрезать на кусочки ее самое, шведка испуганно заорала. Французский Гудрун ничуть не улучшился от взаимодействия с лузитанским Гонсальво, пусть даже его и украсил приобретенный в Везине акцент. Честно говоря, в пространных монологах штукатура девушка обычно могла уловить не больше одного слова из четырех. И потому она два раза в неделю с явным удовольствием наблюдала из окошка, как к дому приближается прораб: с Дилабо, пока хозяин не вернулся, можно было славно поболтать о том о сем. На этот раз ожидание обещало быть долгим: вот уже месяц, как этот самый хозяин, казалось, потерял всякое ощущение времени. То ли новая серия безделушек так увлекала месье Марсиака, что н забывал обо всем, то ли он на самом деле стал женщиной — настоящей женщиной, не такой, как Ариана… Поди пойми! Как бы то ни было, меньше чем на полчаса бывший руководитель ЖЕЛУТУ теперь не опаздывал. Солнечным июльским утром у Гудрун появился новый повод излить душу своему приятелю Дилабо. В этой семье она плохо себя чувствует. С детишками еще куда ни шло, но взрослые тут какие-то странные, да? Она уже ну просто очень сильно опасается августовских каникул и поездки на море. Разве хозяин вчера не упрекнул ее в небрежности по отношению к Луизе и Эктору? Вот тогда-то, объяснив Гудрун смысл слова «небрежность» («это когда лодырничают»), прораб плотоядно заявил, не желая упустить столь удачно подвернувшийся случай: «Хочешь убить собаку, объяви ее бешеной!» А ведь такая фраза кого хочешь напугает, не то что робкую няньку, не отдающую себе отчета в метафорической гибкости наших прекрасных французских пословиц. Тут появился Юго, а за ним и детишки. Увидев, что шведка в одной майке прохлаждается на кухне, хотя время давно обеденное, «этот самый хозяин» нахмурился и подумал: «С девицей надо что-то делать! Попрошу вечером жену поговорить с ней — Ариана пользуется авторитетом, наверное, будет лучше, если выговор сделает она». А вслух сказал: — Ку-ку, Гудрун! Узнаете нас? Вам хватило времени приготовить обед? Не хватило? Ай-ай-ай, как жалко! Я вроде бы уже говорил, что как раз в это время дети всегда приходят из школы именно пообедать. Они проголодались, а мне нужно будет уйти… Сын прервал его: — Пап, ты что, забыл?! Ты же обещал пойти со мной на фут… — Помню, цыпленочек… — Не называй ты меня цыпленочком, пожалуйста, я давно не младенец! — Ладно, не буду. Видите ли, месье Эктор, я действительно не могу сейчас остаться с вами, но обещаю пораньше вернуться, честное слово! Мальчик надулся. «Опять начинается, о господи, только не это!» — подумал Юго. Две недели назад, выйдя от мадам Брийон, Марсиаки поспешили домой. Как они и подозревали, сын, лежавший в своей прикольной, в виде космического корабля, кровати, только притворялся спящим — на самом деле Эктор подстерегал, когда же ступеньки лестницы заскрипят под ногами родителей. Им удалось, не разбудив Луизу, увести малыша с собой, они уложили его в свою постель и до поздней ночи с ним говорили. Ругать мальчишку за плохие отметки даже и мысли не было — Марсиаки, конечно, растеряны, но не настолько же они тупые и не настолько бессердечны. Они осторожно попытались выяснить, что Эктора мучает, и парень довольно быстро раскололся. Ребята в школе смеются над ним, называют папу «девчонка», потому что папа так одевается, или «Барби» — из-за розовой машины, на которой папа приезжает в школу. А дома он просто видеть не может, как папа выбирает «своим деточкам» одежду на завтра, или моет им головы душистым шампунем, или, отругав их за то, что все разбросали, расставляет на полочке видеоигры! И слышать не может, как он приговаривает: «Давай, солнышко, я положу тебе еще кусочек кабачковой запеканки, я ведь старался, готовил для вас!» или «Не увлекайся леденцами, моя радость, от них портятся зубки!» Раньше папа был нормальный, он тайком передавал им под столом кетчуп, он бросал кеды в ящик как попало, он забывал перевернуть песочные часы, когда присматривал за чисткой зубов, — короче, от него был везде и во всем сплошной беспорядок. К тому же еще и новая папина работа какая-то типично «девчонская», по-другому не скажешь… Это прилагательное, изобретенное Эктором однажды, когда он сильно гневался на сестру, соединяло в себе все, что мальчику было ненавистно в мире. Для него девчонским, то есть мерзким, гнусным, отвратительным, было все розовое, пушистое, мягкое, в цветочек и с бантиками, — словом, любые телячьи нежности были девчонскими проявлениями. Ну а папа стал и выглядеть, и вести себя по-девчонски, и мир просто рухнул. А самое ужасное; что папа теперь даже не обращает внимания на сигналы тревоги, которые посылает ему сын. Вот, например, в мае Эктор нарочно поменял подарок ко Дню отца на подарок ко Дню матери, сделанный в школе. И что? Папа радостно раскудахтался при виде кухонного фартука с поросячье-розовыми сердечками, он даже не заметил, что это был призыв о помощи! Ага… ребенок ни разу не пожаловался на мать! Иными словами, перемены в ней не стали причиной его невзгод… Эктор предъявлял претензии только к отцу, но до чего же странно: Ариана не почувствовала облегчения — наоборот, у нее как-то гаденько закололо в груди. Марсиаки подумали, что надо сказать малышу правду. Они объяснили ему — и разговор был куда дольше мартовского, — что на самом деле с ними происходит. И насчет необычности ситуации, ее обратимости — тоже объяснили. Пойми, сказали они сыну, никто никого не заставлял, и все до сих пор шло лучше некуда. Просто супер! Разве Эктор не видит, в какой отличной форме родители. Мальчик посмотрел на склоненные к нему встревоженные лица, на — точь-в-точь створки ракушек изнутри! — тени под глазами папы и мамы, на морщинки скобками у рта… посмотрел и ничего не ответил. Пришлось Юго и Ариане убеждать ребенка в том, что старая схема «папа на работе, мама дома» уже не работает, она полностью устарела, она несовременна, она реакционна, в конце концов. Тут они достигли умеренного успеха: по сравнению с любым мальчишкой, которому еще нет десяти, вооруженный исламист — образец широты взглядов и терпимости. Потому, прежде чем уложить своего экстремиста спать, Марсиаки дали клятву. Обещано, Эктор, папа постарается, нет, о возвращении раньше условленного срока на свою работу, конечно, и речи быть не может, но он приложит все усилия, чтобы находить время и говорить с ним «как мужчина с мужчиной». Ариана, со своей стороны, неожиданно для себя произнесла следующую фразу: «Соберись с силами, парень, кончай лениться, и, если ты к концу года исправишь отметки, я куплю тебе новый велосипед!» В эту ночь ни отцу, ни матери не удалось выспаться как следует. Юго вертелся с боку на бок, потому что его терзало чувство вины, охватывающее любого человека при беседах такого рода с представителями другого поколения. Ариана до рассвета пыталась понять, когда же ситуация вышла из-под ее контроля. Со дня появления Эктора на свет она всегда была твердо уверена, что «бессознательно подключена к психике своего ребенка». Не меньше двадцати раз они с Софи обсуждали феномен, который позволяет матери проснуться еще до того, как малыш заплачет и позовет отогнать это мохнатое чудовище, которое вот-вот его проглотит. А тут она ничегошеньки не почувствовала, ничего угрожающего не увидела, хотя было ведь что заметить… Две недели спустя, по лицу сына поняв, что тот снова замкнулся в себе, Юго решил не поддаваться этому эмоциональному шантажу. Софи уже ожидала его в мастерской, потом ему надо забежать в «Ашан», но он постарается прийти домой до семи часов вечера, чтобы поиграть с Эктором в «казаков», ну и все в порядке! Черт побери, его ребятки отнюдь не самые на свете несчастные! Однако на душе у него было все-таки беспокойно, и он принялся грызть ногти, стараясь себя убедить, что уж в его-то семье наблюдается всеобщее процветание… но тогда — где же он ошибся?.. Юго открыл это беспощадное следствие своего превращения в женщину довольно быстро: оказывается, у его новой природы есть неумолимое свойство наделять чувством вины. Большая часть женщин везде и всегда чувствует себя в чем-нибудь виноватой. Виновна в том, что недостаточно красива, виновна в том, что недостаточно блондинка, виновна в том, что одевается не по последней моде… Или — слишком по моде! Мало работает. Или слишком много! Мало времени проводит с детьми. Или чересчур их опекает… Именно это странное, непреходящее чувство вины больше всего не нравилось Юго в его новой вселенной. Но он в рекордно короткое время понял, что должен принять в себе все, в том числе и отрицательные качества. А чтобы принять в себе еще одну чисто женскую черту — чувство, что к тебе несправедливы, — нужно каждую минуту повторять: «Все хорошо, все в порядке». Тогда все и на самом деле обойдется. Пусть эта привычка к тебе словно прилипнет, она не служит ничему, она не помогает даже убедить себя самого, но, говорят, вокруг от этого становится краше, а потому она незаменима. Лиз Онфлёр с удовольствием поглощала соевый бифштекс. Она чувствовала себя в ударе и решила поцапаться с Момо. — Знаете, в чем ваша проблема, Мохаммед? Вы отрицаете свой магрибский идентитет. — Называйте меня, пожалуйста, Морисом. Не понял, что я отрицаю? — Свой магрибский идентитет! Свое происхождение из Северной Африки — теперь понятно? Тот факт, что вы родом из суровой страны, населенной суровыми, будто из камня вытесанными людьми, но ведь людьми, возвеличенными коснувшимся их поэтическим дуновением, которое и сравнить-то не с чем. Вот что вы отринули. Живя на Западе, вы потеряли свои корни. — А вам хотелось бы, чтобы я выписывал счета должникам, нарядившись в галабию и абу[46 - Джеллаба, или галабия, — арабская одежда, нечто вроде длинной, до пят, рубахи со стоячим воротником; мужская галабия бывает в основном белой, черной или коричневой. Аба — арабская мужская распашная одежда, длинный плащ из верблюжьей шерсти с отверстиями для рук.], и выглядел бедуином? Между прочим, на исторической родине у меня и нет никого. Все — в Шату, в Нантерре. Даже самые дальние родственники живут в Манте. Да и сам я, кстати, побывал в Марокко всего дважды — по путевке Средиземноморского клуба и на семинаре нашего Союза в Марракеше. — Мне грустно видеть, что у вас нет настоящих корней. Вот я из Нормандии. Тоже не самая удобная для жизни страна — ничего не поделаешь, ужасный климат, но страна гордых и достойных людей, впрочем, как и ваша. — Лиз, все нормандцы, сколько я их знаю, в семь утра уже вовсю глушат кальвадос! — Точно. Это люди, на протяжении веков сохранившие свои традиции. Момо, задетый за живое, выпрямился на стуле яз искусственного бамбука. — Я тоже храню в душе культуру своих предков. Конечно, я не ряжусь в нее, как некоторые, не выставляю напоказ, но она во мне живет, и еще как живет. Вот, скажем, моя любовь к зрелым и дородным женщинам — чисто восточная черта. — А знаете, что они вам скажут, эти зрелые и дородные женщины? — Ой, вы что, подумали, я про вас, что ли? Ах-ах! Вы знаете, кто вы, Лиз? Вы — как Лиз Тейлор, вы фурия, вы миф! А еще знаете, кто вы? Вы «джимини», они сейчас в Америке притча во языцех, этакое больное место общества, я читал в «Обсервер», правда-правда. — Что еще за больное место? — Ну, имя взято из «Пиноккио», детской сказки. Джимини — это маленький сверчок, символизирующий собой рассудительность, здравый смысл. Он везде таскается за деревянным человечком и учит того, что ему делать. Так вот «джимини» в Соединенных Штатах — это те самые добровольно вступившие в борьбу за «везде должен быть порядок» и чрезвычайно воинственные (сами, естественно, примерные и добропорядочные) граждане, которые въедаются другим в печенки и постоянно учат их, как поступать правильно! Момо произнес все это с совершенно ангельским видом, смертельно оскорбленная Лиз ответила ему лучезарной улыбкой. — Что ж, неплохое сравнение… Отлично понимаю, что речи отвергнутого воздыхателя не могут обойтись без горечи. Но, поскольку вы переключились на детские сказки, думаю, вам уже не терпится поговорить об Экторе? Кантюи рассказал ей о сцене, которую наблюдал во время кастинга нянь. Бабушка покачала головой: ее таким не удивишь. Пусть даже Эктор ничем подобным с ней не делился, она и сама видит, что там дела не клеятся. Выудить хоть какую-нибудь информацию у Юго или Арианы невозможно. Дочь отделывается междометиями, а зять, у которого дел выше крыши, стоит ей начать разговор по телефону, сразу кричит, что у него выкипает или горит что-то на плите… Ладно, послезавтра она увезет детей на две недели в родную Нормандию, и малыши побудут с ней, пока родители не заберут их на время своего августовского отпуска. Вот там-то, на родине, поставив перед каждым по полной тарелке клубники со сливками, она внуков и разговорит. И Эктора, и Луизу. Какие могут быть сомнения?.. Когда ужин подходил к концу, Лиз, крутя в руках коричневый фантик от биошоколадки, которая лежала на блюдечке от ее обескофеиненного колумбийского, и не поднимая глаз, быстро прошептала: — Момо, хочу сказать вам спасибо. Сейчас вы, кажется, один из немногих людей, кто еще интересуется моими внуками. Меня это трогает… нет слов как трогает… Судебный исполнитель поостерегся восстановить истину. На самом деле ребятишки Марсиаков интересовали его лишь в той степени, в какой их дурное расположение могло повлиять на исполнение его планов. Но он сразу понял, что выпал прекрасный случай добиться успеха. И ответил с доброй-предоброй улыбкой: — Полно вам, я же человек, и ничто в мире не волнует меня так, как горе ребенка! А Лиз Онфлёр вдруг заметила, какие глубокие, какие бархатные у него глаза. Нa полу машины валялись вскрытые конверты. Красный свет заставил Юго остановиться, и, воспользовавшись паузой, он посмотрел, а что там за извещение из банка. Ничего себе! У него на кредитной карточке задолженность в семьсот евро! Каким же образом ему это удалось? Тысячи двухсот евро за глаза должно было хватить на месяц, особенно теперь, когда Ариана сама оплачивает все основные домашние нужды. И карманные деньги куда-то утекли, а он даже не может вспомнить, на что их тратил, кроме набора спортивных трусов, приобретенного на распродаже в прошлом месяце. Конечно, он тогда не посмотрел на цену, он давным-давно на ценники не смотрит, но не могли же трусы стоить тысячу девятьсот! Тем более — в евро! Может, при оплате у него каким-то таинственным способом украли банковский код? Но, чуть-чуть подумав, он припомнил еще кое-какие мелкие покупки, сделанные совсем недавно в магазине стандартных цен… Прогуливаясь тогда с полной тележкой по первому этажу, он добавил в эту самую тележку совершенные пустяки: маечки детям, одну-две безделицы из отдела для мужчин… Юго почувствовал себя опустошенным и жалким. Ведь сколько семей с четырьмя детьми обходятся, учитывая все платежи, такой же суммой в течение целого долгого месяца! Надо срочно что-то сделать для успокоения совести: чувство вины снова взяло его в тиски. Решение принято: он отправит сто евро на нужды благотворительной столовой! Но ведь пока надо каким-нибудь образом пополнить кредитку-то… Сначала он хотел попросить о перечислении туда тысячи евро с одного из его счетов в ЖЕЛУТУ… но нет, нет и нет: Ариана рано или поздно узнает об этом от бухгалтера, а он пообещал жене не мошенничать. До чего же унизительно! И все-таки минуту спустя он решил позвонить Ариане насчет дополнительной субсидии в связи с исключительными обстоятельствами. «Вот это да! Он разглядывает мои ноги!» Ариана опешила. В течение четверти часа, докладывая хозяйке ЖЕЛУТУ о ходе операции с кодовым названием «Чип-энд-Дейл», ее подчиненный то и дело посматривал под стол. Всего полгода назад Ариана не могла вынести, когда мужья клиенток исподтишка пялили на нее глаза, это приводило ее в состояние той самой холодной и бессильной ярости, которая обеспечивает успех курсов по выработке «правильной воинственности» у женщин. Но сейчас совсем другое дело. Погода чудесная, настроение отличное, и нисколечко она не оскорбилась, более того — решила, что у подчиненного налицо все основания поступать именно так. Ноги — лучшее, что в ней есть. Когда она была подростком, один знакомый мальчик так и прозвал ее — Ах-Эти-Ножки. Он, бедняжка, сам-то был страшненький, но вкусом, судя по всему, отличался хорошим, этого у него не отнимешь. Хозяйка ЖЕЛУТУ мысленно поздравила себя с тем, что надела-таки из-за жары платье-рубашку вместо опостылевших брюк. Какой он милый, этот Фланвар! Сколько ему может быть лет? Тридцать два… тридцать четыре от силы, да, примерно так. И красивый он парень, тут не поспоришь. Внезапно она почувствовала себя лучше не бывает, такой радостной, такой легкой… — Николя, я очень довольна тем, как продвигается проект, просто слов нет, как довольна! Хм, не хватает только вашей фотографии, чтобы мы смогли выпустить каталог самых красивых мужчин департамента Ивелин… (На щеках Фланвара расцвели две алые розы.) Мы понаделаем шуму, успех обедает быть грандиозным. Когда у нас начинается реклама в местной прессе? Завтра, да? Я в восторге от вашего слогана: «Возьмите напрокат подъемный кран — и „Чип-энд-Дейл“ в придачу будет дан!» Это куда веселее, чем «Специалист к вашим услугам!», как предлагал Никар. У вас есть минутка? Прозвучал «Полет валькирий», на мобильнике высветилось: «Юго». — Да, дорогой? Нет-нет, ты меня не потревожил, просто у меня совещание… — Она незаметно взглянула на Фланвара и скрестила под столом ноги. — Что? Сколько ты задолжал, говоришь? Семьсот евро? Ну и какие проблемы? Разумеется, я вечером выпишу тебе чек. Так что незачем было звонить мне на работу из-за такой ерунды… Нет, ну что ты, конечно-конечно, я рада тебя слышать!.. Да нет же, я вовсе на тебя не сержусь, дорогой, мы непременно поговорим, непременно, только не сейчас, немного позже… Да-да, окорок с брокколи — это отлично, ладно, пока, до вечера! Она подняла голову и посмотрела на Фланвара, глаза ее сияли: — А если нам пообедать вместе, а, Николя? Вконец околдованный Фланвар ответил взглядом, полным священного ужаса, и стал похож на человека, спешащего к пропасти и знающего, что у него нет ни единого шанса спастись. Кончиками пальцев, затянутых в бежевые хлопчатобумажные перчатки, Софи осторожно взяла солитер и уложила его на темно-синий бархат футляра. Юго восторженно завопил: — Да тут не меньше трех каратов, угадал? Все правильно, 3,26 карата. Ух ты, какой прогресс! Новый партнер растет на глазах! Партнер тем временем, даже не позаботившись о перчатках, достал кольцо и надел себе на мизинец. Отличная работа — какая же молодец Софи! Платиновая оправа едва видна, отчего рождается ощущение, что камень висит на пальце сам по себе, как капля сверкающей под солнцем воды. Конечно, палец у Юго волосатый и ощущение воздушности из-за этого уходит, ну да ладно… Не на себе же он будет показывать драгоценные безделушки… Перед тем как обладатель волосатого пальца отправился в путь, Софи посоветовала ему: предлагай клиенткам примерить перстенек самим. После чего подошла к сейфу, надежно вделанному в стену, открыла и со вздохом удовлетворения отметила: полки почти опустели. За месяц три кольца, две пары серег и браслет с рубиновыми кабошонами — основная часть новой линии украшений — были пристроены. Все случилось так быстро! Банкир Юго, твердо верящий в любой проект «своего старого друга господина Марсиака», ни минуты не колеблясь, выразил готовность выложить из собственного кармана двести тысяч евро, проинвестировав таким образом начало новой коллекции «Четыре Л»: «Л как „Лучшее из Лучшего в Легкомыслии“». Покупать камни оказалось несложно: бывший шеф Софи, тот, что на рю де ла Пэ, потихоньку подсказывал, где найти подешевле при том же качестве. Изготовлять украшения с удовольствием взялись две бывшие коллеги молодой женщины, ныне официально — пенсионерки. В общем, за три недели первая серия драгоценных вещиц была готова. А самое потрясающее — что Юго всего за неделю, да-да, за каких-то семь несчастных (счастливых!) денечков почти все и распродал. Правильным было его предвидение: ни одна женщина не способна устоять перед зовом драгоценного камня. Стоило посмотреть, как он показывал клиенткам эти штучки — с придыханием, с сюсюканьем, с заговорщическим видом, со слезами на глазах; в точности так он отводил бы перед ними занавеску на колыбели новорожденного. И стоило послушать, как он с ними разговаривал, когда спустя три дня являлся забрать прокатные драгоценности, — суровый, решительный, ни дать ни взять главный инспектор государственной социальной и санитарной службы! Как только он делал вид, что собирается уходить, почти все клиентки загораживали дорогу, протягивая чек на огромную сумму. А другие, разрываемые противоречивыми чувствами, просили продлить срок еще на недельку. Каков продавец! Софи опять едва удержалась от звонка Ариане, хоть и очень хотелось рассказать той о подвигах ее мужа. Она пообещала Юго ничего не говорить подруге, а слово надо держать. Ну и… ну и, честно признаться, отношения между подругами стали не такими, как прежде. Те несколько встреч, какие были у них с конца марта, оставили у Софи неприятное чувство. Теперь они обращались друг к другу чересчур вежливо и с деланой веселостью — совсем как бывает, когда случайно встретишь давнюю любовь… На барбекю, устроенном по поводу школьного праздника, вместо того чтобы помочь Софи, погрязшей в жареных сосисках, Ариана полвечера проговорила по мобильнику, сославшись на «срочное дело в конторе, о котором сейчас еще нельзя рассказывать». А Пьер, когда они ехали домой, сказал: «Однако и напозволяла же она себе! Ты ж понимаешь, Софи, она ведь заставила Юго отдать ей новый карманный компьютер — между прочим, „Palm“! — взамен своего старого ежедневника». Софи, проявляя известное коварство, бросилась защищать подругу: все не так, все совсем наоборот, потому что взять себе этот «Palm», вышедший из моды еще в конце прошлого века, это, если хочешь, акт самопожертвования… А чтобы записывать назначенные с клиентками встречи, Юго вполне хватает и ежедневника, так что нисколько он не пострадал от обмена! Ах, этот Юго! Какой он нежный какой отличный профессионал, сколько в нем энтузиазма и широты ума! До чего же повезло Ариане что живет с человеком, способным снова и снова пересматривать свои мысли и поступки! Пьеру от этого намека — толстого, как беарнский бифштекс в два пальца, — стало совсем не весело, он услышал в нем послание, продиктованное подсознанием, и перевел разговор на другую тему. Любимая колдунья позвала из кармана свободных сливовых джинсов, и Юго, осторожно отодвинув в сторону Навеса, приклеившегося к его ноге, потянулся ответить на зов. Сначала четвероногий друг издал недовольное урчание, но после того, как хозяин сунул ему под голову диванную подушку, наградил того влюбленным взглядом. За последние недели их отношения, шаг за шагом переходившие от враждебности к безразличию, просто-таки невиданно продвинулись по пути утепления: теперь Юго и его уродливый пес безумно любили друг друга. По вечерам, перед сном, хозяин ласково почесывал пузо собаки — долго-долго и бережно-бережно, словно он скрипач и у него в руках Страдивари. Такое могло продолжаться часами, и это совершенно выводило из себя Ариану. Потому что, переключившись на Юго, старый хрен будто стер из памяти всякое воспоминание о хозяйке. Он не просто полностью ее игнорировал, он даже отводил подернутые пленкой катаракты глаза, когда она пыталась с ним заговорить. На мобильнике высветилось имя Мод Бартоли. Мод Бартоли? Нет, он ждал вовсе не ее звонка. Солитер уже три дня находился у розовой Мари Дельсоль, и именно от Мари Дельсоль он ждал известий. Скрыв разочарование, Юго бурно приветствовал несговорчивую старушку: «О-о-о, мадам Бартоли! Каким добрым ветром вас принесло?» Не прошло и пяти минут — и весело смеющийся Юго, прыгнув в свою машинку, погнал ее в направлении улицы Луи Повеля. Ему открыла дверь озадаченная неожиданным визитом Мари Дельсоль. Продавец извинился за то, что пришел без предупреждения, и приступил к делу. — Не стану ходить вокруг да около, — серьезно сказал он. — Одна из ваших приятельниц (я пообещал не называть ее имя) хочет приобрести кольцо, данное вам напрокат. Решение у нее твердое. Продажу требует оформить немедленно. Тут дело особой срочности — годовщина свадьбы. Три дня пробного бесплатного пользования истекают, и я хотел бы знать, что вы решили. Мари Дельсоль просто взбесилась от такого, и пружинки-завлекалочки с обеих сторон ее кукольного личика задрожали. — Ага, понимаю, это Мод, просто уверена, уверена, кому же еще, как не этой сволочи, этой потаскухе! Позавчера на гольфе она глаз не сводила с моего солитера. И я видела, как они перешептываются с Брижитт Полен, она наводила справки, совершенно очевидно! Всем известной шлюхе Мод удалось окрутить всем известного кретина с Альп, Жерара Бартоли, и он уже тридцать лет терпит эту тварь! Ну, дрянь, ну, жирная свинья! — Придется напомнить, я связан обещанием — никаких имен. Ваше решение? — Могу я подержать его у себя еще недельку? Продить аренду? — Крайне огорчен, но у клиентки есть твердое намерение купить вещь, и я не могу рисковать. — Сколько? — Семнадцать тысяч евро. — А пятнадцать тысяч? — Крайне огорчен, но цена не обсуждается. Речь идет о камне высшей категории, абсолютно безупречном, исключительной чистоты и блеска. Мы и так отдаем его почти за бесценок. — Я могу поговорить с мужем? — Увы, боюсь, что нет. — А заплатить вам в два приема — могу? — И на это отвечу: увы, нет. — А вы строги. — Знаю. — Дайте мне несколько дней, я продам акции, и вы сможете обналичить чек. Идет? А чек тогда выпишу прямо сейчас. — По рукам! Разве что не прыгая от радости и размахивая чеком, Юго влетел в мастерскую и с деланым равнодушием сообщил Софи, что не только продал солитер за полную стоимость, без всяких скидок, но и обо всем договорился с безутешной из-за того, что утекла драгоценность, Мод Бартоли: ты сделаешь для нее кольцо с камнем побольше и по индивидуальному эскизу. Совсем простая оправа, если возможно, квадратный камень. Как минимум четыре карата. А теперь пошли, сам собой напрашивается поход в салон красоты — художница и ее менеджер по торговле явно заслуживают водорослевого обертывания… Надо устроить себе праздник! Резким и точным движением Ариана включила пятую скорость. Она обожала это ощущение. Что может быть приятнее чувства, когда под рукой чуть вибрирует рычаг в мягкой черной коже… Ей никак не удавалось отогнать от себя образ Николя Фланвара, и вот теперь все началось снова, стоило взяться за чертов рычаг, который способен вызвать столько эротических мыслей. Вздулся под чехлом, как гульфик, подумала она почти с раздражением. В этот вечер ей везде мерещились фаллические символы. Взять хотя бы логотип ЖЕЛУТУ — этот подъемный кран, весь из себя красный и вспухший. Торчит тут… попадается, куда ни глянь! А тополя по обочинам дороги? А быки подвесных мостов? А цифры на спидометре: 169 километров в час… Обычно ей такое не часто лезло в голову, но вот уже три недели у них с Юго как-то не происходило ничего особенного на сексуальном фронте — ему все время хотелось только поговорить о чувствах или там обменяться впечатлениями… А если она пыталась сделать достаточно прямой намек на то, чего хочется ей, он вытаращивал на нее глаза — просто как бильярдные шары они становились — и шептал: «Даже и не думай, дети еще не уснули!» И ляля, тополя… Опять эти тополя! Ну, в общем, она лежала себе в койке кучкой ненужного тряпья, а он допоздна позволял вешать себе лапшу на уши участникам очередного ток-шоу по кабельному телевидению… И так из ночи в ночь! Нет, сейчас ничего такого у них с Фланваром не произошло, но по его одновременно сластолюбивым и испуганным взглядам она поняла, что достаточно ей руку протянуть и… А она не спешит протягивать руку. Рано. Пока она смакует удовольствие, впервые в жизни ощущая такую власть над мужчиной. Улица Веселого Зяблика. Момо встречает ее радостным воплем: — Ариана! Ариана! Как хорошо, что я пришел раньше! Это потрясающе — только посмотри! Она посмотрела. У входной двери рядком — два туго набитых красных вещмешка. Как тут было не захлопать в ладоши от восторга: — Ура! Ура! Гудрун наконец-то решила сложить детские рюкзаки — событие недели! — Да нет же, это Юго сложил детские рюкзаки. И это я поставил перед ним такую задачу! — Да почему? — А потому, что, по утверждениям социологов занимающихся проблемами семьи, для мужчины нет дела труднее. Собрать ребенку рюкзак в дорогу — для этого требуется глобальное видение семейной вселенной. Надо точно знать, что на какой полке лежит, учесть погоду и ее возможные изменения, уметь правильно подобрать одежду и обувь, не запутаться в размерах, и вообще поди догадайся, не найдется ли нужная вещь в корзине для глажки одном из последних бастионов, охраняемых женщинами. Судя по списку содержимого этих мешков, твой муж ничего не забыл, все предусмотрел, моя птичка! У каждого из ребятишек можно найти даже по склянке аспирина, по медицинской карте, что уж тут говорить о резиновых сапогах! Потрясающе, иначе и не скажешь! — Ага… Но где же наша Мэри Поппинс? — На теннисе, где ж еще. Забыла, что ли, сегодня понедельник. Но наверное, минут через десять Юго уже будет дома. М-да. Ариане есть о чем помнить и о чем думать, кроме расписания занятий ее мужа. Вот в эту самую минуту она думала, какие трусы носит Николя Фланвар. Не дай бог — плавки! Она просто ненавидит плавки. Она бы запретила покупать плавки всем мужчинам после двадцати пяти и весящим больше семидесяти кило. Нормальные трусы куда лучше. Пусть уж на Николя Фланваре окажутся нормальные трусы… — Ладно, Момо, а что в качестве задачи дня положено делать мне? Перерезать горло быку? Или сломать дуб голыми руками? — Нет. Тебе положено сделать все так, как делает отец, — попрощаться с детьми безо всякой печали. Сказав себе, что две недели у бабушки пройдут быстро, что тебе их не так уж сильно будет недоставать и что так лучше для них и для тебя самой. Ариана посмотрела на Момо, и ее охватило необъяснимое чувство, будто что-то поднимается в груди. Сердце ее стало — как большая губка, зажатая в невидимом кулаке. И глаза, независимо от ее воли, налились слезами. Пьер Беньон поднял руку — лицо его было искажено страданием. Слишком болит мизинец, ну и как в таком состоянии продолжать партию? У него «теннисный мизинец», бывает же теннисный локоть, значит, и мизинец может быть! Эпикондилит [47 - Дистрофический процесс в местах прикрепления мышц к надмыщелкам плечевой кости, сопровождающийся воспалением соседних тканей.], ни малейших сомнений, — наружный эпикондилит, только в мизинце! Впрочем, и локоть… Юго, игравший отлично, с улыбкой согласился на сегодня закончить. Настроение у него было такое прекрасное, что, выслушав долгое перечисление разнообразных болей, ощущаемых в эту минуту другом, он от души рассмеялся. Друг побледнел еще больше. — Юго, ты с ума сошел, что ли? С каких это пор тебе наплевать, когда я делюсь с тобой своими проблемами со здоровьем? Ты прямо как Софи! Тут Юго уже просто расхохотался. Заржал, можно сказать. — Пьеро, дорогой, твоя единственная болезнь разнузданная фантазия! Ты мой лучший друг, конечно, но твоя мания обрушивать на мою голову справочник практикующего врача, если проигрываешь партию, просто осточертела! Пьер долго смотрел на него, прежде чем снов открыть рот. — Скажи, ты трахаешься с моей женой, Юго? — У тебя совсем крыша поехала? Пьер, ты шутишь? Конечно, шутишь… Софи мне как сестра! — Та- a-к… Значит, все еще хуже, чем я думал. Понимаешь, Софи говорит о тебе так, словно ты Дева Мария и Билл Гейтс в одном лице. Если вы не любовники, если она в тебя не влюблена, значит, она думает именно то, что говорит. А следовательно, раз она тебя так обожает, значит, ты действительно превратился в женщину. — Ну проверь, проверь, Пьеро! — Я серьезно. Знаешь, на кого ты сейчас похож? В этих облегающих шортиках, где напоказ все, что у тебя есть… Небось, купил в бельевом бутике, да? А как и о чем ты говоришь! Сам-то себя слышишь? Сам-то видишь, что с тобой происходит? Ты же каждые пять минут глядишь на часы и приговариваешь: «О господи, я же опоздаю, мне же пора забирать детей из бассейна, надо бежать!» Когда я тебе звоню, ты даже не выключаешь пылесос на время разговора! Уверен, что тайком ты читаешь бабские глянцевые журналы! — Вот и ошибаешься, я уже давно не читаю их тайком. И случается, возьму какой-нибудь рецепт из «Мари-Клер», они так удобно их печатают с фотографиями каждого этапа приготовления, просто обожаю их рецепты. Но не понимаю, почему это делает меня женщиной! Успокойся, менструаций пока у меня нет, разве что поболит живот пару дней в месяц… — Ага, так, как я и предполагал! Знаешь, как твои боли пару дней в месяц называются? Предменструальный синдром! У моей жены он очень ярко выражен, и я в таких случаях сразу пичкаю ее даффальганом. Попробуй, авось поможет! — Спасибо, непременно попробую. Слушай, а даффальган твой не вреден, если принимаешь одновременно капсулы с маслом огуречника? Я ведь просто жить не могу без этих капсул — сказочное средство от тяжести в ногах. — Ну ты даешь… Супер, иначе и не скажешь! — Издеваешься, что ли? Давай лучше сменим тему. Нет, все-таки скажи, ты меня принимаешь за идиота? Да? Да? Знаешь, что самое ужасное в твоем дурацком эксперименте? Побочные действия! Ты хоть представляешь себе, что делается со всеми бабами, которые с тобой знакомы? Ты и вообразить не можешь, до чего они теперь способны дойти! Софи, например, на днях попросила меня пойти вместо нее на родительское собрание! — Ну и что? Это же ваши общие дети, правда? Я не ошибаюсь, вы вместе их делали? У Софи сейчас полно забот в мастерской, и это самое меньше, что бы ты мог… — У Софи полно забот в мастерской! А я, по-твоему, чем целый день занимаюсь? Пасьянс раскладываю? — Пьеро, если бы ты вполовину сократил визиты к врачам и изучение медицинских энциклопедий, тебе хватило бы времени целый год ходить на все родительские собрания во всех классах всех школ и коллежей департамента! — Послушай, ты вообще-то чей друг? Ты отдаешь себе отчет в том, что твой кретинский опыт обмена жизнями способен вызвать эффект снежного кома? Ты играешь на руку бабам, даешь им все козыри! Юго, ты меня знаешь, я вовсе не мачо. Но говорю тебе: уже сто тысяч лет женщины сидят с детьми, а мужчины охотятся и приносят в дом добычу. Это не случайно! — А я тебе говорю, что благодаря новой линии украшений, созданной твоей женой, тебе скоро не понадобится носить в дом добычу, и ты забудешь об охоте, тоже мне — любитель зверолов! Перепалка не прекращалась, они так и пикировались, пока шли к стоянке, и Юго даже и не подумал уступить. Нравится это его лучшему другу или нет, но он ничуть не жалеет о прошлой жизни, объявил Юго. И попытался объяснить: то, что больше всего привлекает его в новой, в жизни на женский манер, — вполне возможно, проникновение в тот мир, который мужчины не очень-то принимают всерьез. И вообще, когда смотришь издали на то, чем жил, на бесконечные совещания-заседания-переговоры, где мужчины обсуждают тарифы на аренду автомотрис, оснащенных подъемными кранами, с таким пылом, будто от этого-то и зависят судьбы человечества, тоска берет. А работать с женщинами, в их среде, приятно, легко и забавно. А заниматься детьми еще приятнее, веселее и радостнее, сил же отнимает не больше, чем переливание из пустого в порожнее с мужиками, которые говорят, думают, едят, спят, живут, не выпуская из поля зрения «планов по реализации продукции» и «чистой прибыли»… Но, сколько бы он ни объяснял, Пьер не желал понимать и осмеивал подряд все, что самому Юго казалось веселым, радостным, легким и приятным. — Опомнись! Подумай, каким ты был раньше! Тебе скоро совсем задурят голову этими бабскими штучками, Юго! Послушай, что я тебе говорю! — Нет, это ты послушай! Пьеро, через шесть месяцев я снова стану тем, кем был. Мои достижения — дело сделанное, никуда они не денутся. И я не понимаю, почему один-единственный год жизни за скобками этих достижений приводит тебя в такое состояние. Если бы я вынужден был сделать перерыв, сломав обе ноги на лыжах, ты бы ничего похожего не говорил! Впервые за долгую историю их знакомства они расходились по домам, поссорившись и даже не попытавшись помириться. Но тем не менее назначив встречу на следующий понедельник. Чтобы закрепить за собой победу, Юго сказал, что надо продолжить прерванную партию, — еще бы он так не сказал, прервались-то они при счете 6:3, 2:0 в его пользу! Он просто не мог поступить иначе, уж слишком обидными ему показались доводы «лучшего друга». Из-за него Юго чувствовал себя сейчас униженным, оскорбленным, опороченным. Впервые его женское достоинство было ранено так сильно! Ариана налила себе красного, и Юго подумал, что в последнее время она частенько себе позволяет. Нельзя, чтобы жена пила в одиночку, еще в обычай у нее войдет, решил он и налил в свой бокал примерно с наперсток бургундского. Конечно, за обедом — о талии-то не надо забывать! — он давно уже не пьет ничего, кроме минеральной воды, но аперитивчик вечером… почему бы и нет? Удивительно, даже невероятно: с некоторых пор, если иметь в виду спиртное, у него на самом деле вообще ни к чему душа не лежит, кроме легкого белого вина… С чего бы? Лицо Арианы показалось Юго озабоченным, и он спросил ласково: — Какие-то проблемы, дорогая? Что-то у тебя не так? Хочешь, поговорим? Эта фраза в устах мужа Ариану ничуть не удивила, вполне уместные вопросы… тем не менее, она сжалась в комочек на кушетке и ответила, что нет, нет же, нет, все у нее в полном порядке. Но Юго даже не дослушал. «Я уверен, тебя тревожит, как там дети без нас!» — начал он, после чего обрушил на нее длиннющий монолог, смысл которого сводился к следующему: конечно, нам ужасно, ужасно не хватает детишек, но две недели пролетят быстро а ты вспомни, какими счастливыми они выглядели предвкушая каникулы у бабушки… И это было еще не все. Не обращая внимания на затравленный взгляд жены, Юго плавно перешел к размышлениям о ремонте: увитая глициниями веранда будет сказочно красива, розовато-лиловый на фоне черного кованого железа — просто чудо из чудес, какие уж тут сомнения, и потом, не забыть бы до первого августа сходить на вокзал за билетами, может быть, Ариана ему напомнит, у него самого в голове ничего не удерживается, и потом, совсем забыл сказать, той, новой, пароваркой для риса он более чем доволен, и потом, как насчет субботней распродажи, там обещают до ужаса смешные цены, давай сходим вместе, и потом… Измученная болтовней мужа Ариана тупо смотрела на дно своего бокала. Все, чего ей сейчас не хватает, были тишина и покой. Разве, когда возвращаешься вечером после целого дня работы в конторе, хотя бы полчасика на то, чтобы разрядиться и прийти в себя, — чрезмерное требование? От голоса Юго рождалось ощущение, что на нее наступает стена тумана и окутывает, окутывает… Она вздрогнула, поняв, что муж подошел совсем близко и дышит ей прямо в шею. С первого этажа послышался голос Гонсальво: — Месье Марсиак, вы дома? Мне нужно посоветоваться с вами насчет цветподложкаходовери! Выдернутый из сладкого сна Юго потратил добрых десять секунд на расшифровку услышанного. Ага, значит, собираются уже красить входную дверь и надо решить, какую делать подложку, так, что ли? Ну да, скорее всего, так. С полузакрытыми еще глазами он похлопал постель справа от себя — не из ностальгии по месту, которого не занимал уже четыре месяца, а желая удостовериться, что жена рядом. Ничего похожего. Должно быть, Ариана спозаранку уехала на работу. Он тяжело поднялся, натянул джинсы и отправился к Гонсальво. Разговор получился коротким, хозяин и штукатур быстро сошлись на том, что серо-бежевая шпаклевка тут в самый раз: когда дверь покрасят, цвет тоже будет немаркий и некричащий. Затем Юго машинально вынул почту из ящика и отправился готовить себе завтрак. Пока автомат нагревался до температуры, когда можно будет положить смолотый кофе, он так же машинально взглянул на первую полосу «Новостей Западного региона», и ему бросилось в глаза занимающее чуть ли не полстраницы и напечатанное крупным жирным шрифтом рекламное объявление: ВНИМАНИЕ! РЕВОЛЮЦИЯ В МИРЕ ПРОКАТА КРУПНОГАБАРИТНОЙ ТЕХНИКИ! ЖЕЛУТУ ПРЕДОСТАВЛЯЕТ ДАМАМ ПОДЪЕМНЫЕ КРАНЫ В КОМПЛЕКТЕ С «ЧИП-ЭНД-ДЕЙЛОМ»! Вокруг объявления располагались фотографии полуобнаженных мужчин в разнообразных позах. Юго почувствовал, что сейчас умрет, вот просто сию минуту. Потом немножко подумал и решил, что, прежде чем умереть, ему надо сказать пару ласковых жене. Схватил ключи от машины и выскочил на улицу. Мэтр Морис Кантюи Судебный исполнитель Член совета директоров Союза молодых судебных исполнителей Франции Код папки: «Эксперимент Марсиак» Протокол о ходе эксперимента за июль месяц 2002 г. Внимание: документ пока хранить только для внутреннего пользования Итоги практической деятельности — Прогресс в развитии новых социальных мотиваций у Марсиаков совершенно очевиден: приобретенное закреплено. Оба клиента, каждый со своей стороны, используя собственное оружие, выиграли пари. Вопреки моим опасениям непроницаемость между их новыми областями деятельности сохранилась. Что-то говорит мне, что так лучше. И пусть продолжается так. — Прогресс в развитии новой личности: 1) уровень легкомыслия Юго Марсиака поднялся до 100 %. Успех предложенной им новой линии драгоценных украшений обеспечил клиенту уверенность в себе, без которой невозможно представить современную женщину; 2) в случае с Арианой Марсиак дела обстоят не так радужно. В последние дни она выглядит отсутствующей, видно, что нервничает. Интуиция мне подсказывает, что Ариану беспокоит муж, а отсюда напрашивается вывод о пока еще чрезвычайно низком уровне ее мужской беспечности. Нормальный мужчина понимает, что в семье есть какие-то проблемы, только тогда, когда жена попросит его о разводе. Правда, может быть и иное объяснение ее тревогам: ей хочется вступить в интимные отношения с кем-то другим (учитывая ее занятость, мне представляется наиболее подходящей кандидатурой один из ее подчиненных). В таком случае здесь можно увидеть не только прогресс в маскулинизации Арианы, но и вполне вероятный источник осложнений в будущем. — Общие наблюдения: С детьми все в порядке. По сведениям, полученным от их бабушки, как мальчик, так и девочка смогли к настоящему времени обрести равновесие, окончательно приняв как факт то, что мама теперь папа, а папа — мама. Ситуация полностью меня удовлетворяет, однако Лиз Онфлёр ужасно беспокоится. Вот ее комментарий к событиям: «Рано или поздно произойдет взрыв. Моя дочь предпочитает теперь ходить на голове, и я не премину сказать ей об этом». А стало быть, мне надо быть готовым в любую минуту выступить в роли огнетушителя. 8 Август Август яблоки румянит, сентябрь собирает.      Народная мудрость Растянувшись на полотенце и подперев голову руками, Ариана мечтала. Счастье еще, что никому не пришло в голову запустить на пляж контролеров за качеством загара: облепленная песком попа, напоминающая эскалоп в панировке + лицо, упрятанное под козырек бейсболки + майка, не снятая из лени = ни малейшего шанса заполучить равномерную, стойкую шоколадность профессиональной выделки. Но Ариане было на это наплевать. Полузакрыв глаза, она слушала музыку пляжа. На заднем плане — пшшшш, пшшшш — шептал и шептал океан, словно немыслимых размеров проколотая шина. Там же чайки, эти задаваки высокого полета, испускали дурацкие вопли: «иииик! иииик!» Чуть ближе раздавались взвизгивания перевозбужденных купальщиков, которые, делая двадцать вторую попытку за день, очередной раз удивлялись температуре воды — надо же, так и не нагрелась выше семнадцати градусов. И наконец, совсем поблизости — дружный смех ее семейства… Она тихонечко повернула голову, чтобы посмотреть, чему они там смеются, — никто, кроме Навеса, даже и не заметил ее движения. Зато он заворчал — тучная жаба, распластавшаяся на песке. Если бы не эта пакость, вся картинка — ни дать ни взять рекламный ролик муниципального совета, прославляющий под песенки Ива Дютея[48 - Ив Дютей (р. 1949) — знаменитый французский шансонье, с 1976 г., когда его второй альбом получил приз «Молодая Песня», присужденный Высшим комитетом французского языка, считается символом защиты родной речи.] очарование отдыха на побережье. Видеоряд — двое позолоченных солнцем светловолосых малышей, сидя по-турецки, объедаются слоеными пирожками, а мамаша намазывает им спинки солнцезащитным кремом. Единственная разница, если сравнивать с настоящим рекламным роликом «На каникулы — в Приморскую Шаранту!»: тут мамаша — высокий брюнет с волосатыми лапами, а в роли отца семейства, делающего вид, что дремлет в сторонке (так спокойнее), выступает она, Ариана Марсиак. Что он там говорит? Да нет, как он говорит! — Осторожнее, мои крошки, варенье же! Оно течет, и оно липкое! Не перемажьтесь! Как же ее удивляет его нынешний голос — какой-то стал утробный! И слова, говоря с детьми, Юго выбирает другие, раньше он таких вроде бы не знал, нажимает на гласные, тя-а-анет их. Вот уж из мамаш мамаша! Ага, теперь ее муженек предлагает крем для загара Гудрун, а та, надувшись, отказывается. Нянька неподвижно сидит под зонтиком, застывшая такая фигура в шляпе, темных очках и рукавичках для готовки, найденных в доме, который они сняли. В первый же день, несмотря на предостережения Юго, шведка прохаживалась по пляжу в поисках родственной души, способной разделить ее ужас от того, что бедняжке приходится терпеть компанию этих сумасшедших, жить с семьей, где муж бегает с тележкой по супермаркету, а жена надувает шины у всех велосипедов, сколько есть в доме, — так вот, разгуливала она, почти целиком оголившись, в мини-бикини. Ну и за что боролась, на то и напоролась! Вот и вернулась с прогулки, цветом напоминая баклажан, куда ни глянь клочья облупившейся кожи, ляжки — как куски сырого мяса, а руки, как она сама говорила, сгорели дотла. В таком виде нечего и думать ни о готовке, ни о стирке, ни об уборке, ни о купании детей, ни даже о покупках. Была бы ее воля, Ариана сразу же и послала бы ее… в Гетеборг, только Юго рассудил иначе. Он дал служанке понять, что в ее состоянии вполне можно гладить, держа культями утюг, да и сидеть с детьми, если родители хотят куда-то выйти, тоже можно, — после чего сделал вывод, как делают влюбленные, разругавшись: «Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь». Чистейшая Лиз Онфлёр! Дети, позвав с собой кабысдоха, побежали к воде, Юго бодро поскакал за ними, в двадцатый раз за день предлагая показать класс и ностальгически напоминая, каким он сам в детстве был «продвинутым в серфинге». Величественная страдалица Гудрун хромала следом, завесившись поверх футболки с длинными рукавами двумя большими полотенцами, — вылитая статуя Командора, только в махровой тунике. Оставшись одна, Ариана попыталась разобраться, что за странная тяжесть на душе. Ей бы радоваться, видя, как хорошо идет основанный на ее же собственной идее «эксперимент Марсиак», а она… Нy кто бы мог сказать восемь месяцев назад, что ее муж превратится в такую цветущую, такую веселую молодую женщину, — «в здоровом теле здоровый дух», — да теперь и не увидишь ничего подобного, разве что по ящику, когда в 20.50 по Первой программе показывают сентиментальные комедии. Кто мог бы тогда предвидеть, что она с таким триумфом возглавит ЖЕЛУТУ? Для всего региона Башле «операция „Чип-энд-Дейл“» стала событием номер один десятилетия. Запущенная с началом лета рекламная кампания привлекла к красному логотипу фирмы проката крупногабаритной техники десятки одиноких женщин, очарованных перспективой в течение всего августа созерцать у себя в доме красавца с бронзовым торсом. Никар, видевший теперь жизнь исключительно в розовом свете, даже спустился из своего директорского кабинета, чтобы помочь работникам торговых отделов, которых, сколько бы ни было, все равно не хватало на доброжелательный прием всех клиенток, с трудом представляющих себе разницу между циркулярной пилой и гидравлической рубильной машиной. Успех предприятия настолько ошеломил Адольфа, что он даже счел необходимым нанять после августовских отпусков «сотрудниц прекрасного пола». Да, все замечательно, великолепно, лучше просто некуда. И молодая женщина на минуту задумалась, не стало ли причиной ее плохого настроения то, что произошло между ней и Николя Фланваром. Нет, не может быть. Впервые в жизни ей удалось переспать с мужчиной и тут же в него не влюбиться. А раныне-то!.. Кто знает, может быть, когда-то с ней и сыграла шутку ее преувеличения сентиментальность, но стоило парню до нее дотронуться — особенно если он умело дотрагивался, — любовь была тут как тут, это срабатывало неизменно. Такая сексуальность на манер императрицы Сисси долго-долго озадачивала ее мать. «Берегись, как бы не стать мидинеткой, дорогая. Сердце и низ — совершенно разные вещи!» — наставляла ее женщина, делившая свою жизнь на «до» и «после» знакомства с творениями Шир Хайт [49 - Шир Хайт — известная писательница-феминистка, автор многих книг, в том числе «Женщина и любовь: развитие культурной революции.»]. На этот раз Лиз могла бы гордиться дочерью: уткнувшись носом в пляжное полотенце, Ариана думала о Николя Фланваре так же спокойно и благодушно, как домашняя хозяйка — о меню семейного ужина. Да уж, мамочка была бы довольна не обнаружив в ней ни волнения, ни смятения чувств, ни тоски — просто ни чуточки. И ни секунды Ариана не ощущала вины перед мужем. Это приключение, первое за всю ее долгую семейную жизнь, не имело никакого отношения к ним двоим, да просто никакого! Это даже изменой не назовешь! В Николя Фланваре она нашла то же, что искали клиенты, выбирая среди прокатных фирм ЖЕЛУТУ, — это был активный обмен услугами. Да попросту хорошая сделка — ограниченная во времени, без всяких осложнений и без последствий. И вообще, с какой стати ей чувствовать себя виновной? Ариана вовсе не собиралась повторять опыт, который принимала именно за то, чем он был. Не припадок безумия и сознательно подстроенная ловушка — просто опыт, ничего более, и «рабочие характеристики» ее сотрудника тут ни при чем. Но все же их единственное «любовное свидание» в ее запертом на ключ кабинете кое в чем можно считать очень даже удавшимся. Ни разу за все время она не подумала о вещах, которые обычно смерть как ее тревожили: раздеться до конца покрасивее, не забыть о необходимости втягивать живот, принять самую выгодную для фигуры позу, не открывать глаза из страха видеть у партнера смешную гримасу и так далее. В тот вечер Ариана, наоборот, наслаждалась терпкостью коитуса без томных рож и без томных поз. Она, как мужчина, не стала закрывать глаза и без всякого вожделения разглядывала припаянные к ее телу бедра подчиненного, его плечи, да, и его член, на который сама ловко натянула презерватив. Последнее Ариану немножко удивило, но, наверное, ей просто повезло, первый раз всегда везет. Даже валявшиеся на полу синие плавки Фланвара с повернутыми к потолку прорехами для ног не заставили ее поморщиться. Ариана вздохнула. Тогда почему, почему, почему же ей так хреново? Она попыталась продвинуться в воспоминаниях дальше, к концу июля, — потянулась череда дней. Что на самом деле ее заставило пригласить Фланвара в свой кабинет вечером, в половине восьмого? В течение многих лет Ариана была женщиной из тех, о которых говорят: «Она и не посмотрит никогда ни на кого, кроме мужа!» — неправду говорят. Верные мужьям женщины столько же смотрят вокруг, сколько все остальные, просто единственное, что они при этом понимают, — дома им лучше. Они всё еще влюблены, вот и все. Ну так почему же Ариана захотела типа, которого, по существу, толком даже и не разглядела? Почему она встретила его голой грудью, призывно распахнутыми руками и состоянием спокойного бешенства? Стоп-стоп-стоп! Сначала надо понять, что это был за день… Ага… это была среда, а накануне ребята уехали к Лиз, точно, это была среда — та самая среда, когда Юго так неожиданно ворвался в ЖЕЛУТУ. В то утро она уехала на работу еще до семи. Она догадывалась, что мужу попадется на глаза объявление в газете, и подозревала, что реакция будет быстрой и бурной. Даже если Юго вроде бы счастлив, что живет сейчас вне стен ЖЕЛУТУ, уж такого он точно не пропустит, а ей вовсе не хотелось быть рядом с мужем в минуту, когда тот обнаружит, что предприятие, основанное им как истинный храм мужских ценностей, благодаря одному-единственному поступку его жены превратится почти что в публичный дом. Чем нарываться на скандал, лучше сбежать заранее, решила Ариана, — мужеством тут не пахло, но решение легко объяснялось тем, что она, не забудьте, стала мужчиной. Ровно в девять, когда Ариана, как обычно, пила в холле кофе со своим генеральным директором, у подъезда ЖЕЛУТУ остановилась маленькая розовая машина. Ошарашенные Ариана и Адольф смотрели, как к ним несется на всех парах Юго — в ярко-красных джинсах и майке с надписью «Версаче», но страшно бледный. Марсиак поприветствовал Никара натянутой улыбкой, схватил жену за руку и буквально утащил за собой в кабинет. Ариана для начала попробовала его успокоить: — Юго, я тебе не сказала, потому что мы ведь условились ничего друг другу не рассказывать про работу, но, ты же понимаешь, у меня не было выбора. В ТУТАЛУЭ готовили нам подножку демпингом, ну а цифры у нас выглядели не слишком обнадеживающе… Юго приложил палец к губам жены, заставляя ее замолчать. — Дорогая, это мне нужно кое-что тебе сказать. И я скажу. Всего одно слово. Ге-ни-аль-но! Ты гений. И теперь, когда я понимаю, какая это каторга для женщин — ремонт, могу тебя заверить, что ты будешь иметь грандиозный успех. Действительно, говорить с работягами и не дать себя обвести — миссия, немыслимая для тех, кто носит юбку. А управлять телескопическим подъемным краном в сабо на каблучках — что тут хорошего? Юго как-то странно хохотнул — будто воду в унитазе спустили — и продолжил: — Я пришел сказать, что горжусь тобой. А теперь, когда мне уже известно, что сделала ты, хочешь, расскажу, что сделал я? Мы с Софи неплохо потрудились, знаешь… Ариана, вконец растерявшаяся, пробормотала: — Нет, нет, не надо! Ничего не говори! Я тебе полностью доверяю… Скажи лучше, ты действительно доволен моей выдумкой с Чип-энд-Дейлами в ЖЕЛУТУ? — Да конечно же, моя птичка, сказал ведь — это потрясающе! Ух, какую я тебе сделаю рекламу среди наших с Софи клиенток! Ой, прости, пора бежать, у меня свидание с мадам Перруэн, собачьим стилистом. Он назвал ее «моя птичка»! Ариана смотрела, как муж в оранжевых пляжных сандалиях семенит к выходу. Смотрела, как он проходит мимо Никара, не сказав ни слова, а только помахав рукой в знак прощания. Смотрела, как он исчезает за вращающейся дверью, как садится в машину, вкось подбирая ноги, и перед тем, как тронуться, бросает взгляд на свое отражение в ветровом стекле. Ей хотелось плакать. Ну она и назначила Фланвару свидание ровно в полвосьмого у себя в кабинете. А на следующее утро Ариана набрала нормандский номер Лиз. Опасаясь, как бы шестое чувство не подсказало матери, что случилось, Ариана защебетала деланно веселым голосом, как, дескать, чудесно «снова оказаться вдвоем с Юго, будто мы новобрачные», но «ты же понимаешь, теперь мне все время не терпится поговорить с детками», после чего на другом конце провода последовало долгое молчание, а за ним укоризненное: — Ну и почему ты в таком случае не позвонила вчера вечером этим деткам, по которым так соскучилась? О черт, черт, черт! Не может же она сказать маме, что накануне под предлогом ужасно, ужасно тягостной деловой встречи, которую, увы, нельзя было отменить вернулась с работы в половине одиннадцатого, а единственной трудностью за день стало избавиться, ожесточенно себя намыливая, от малейшего следа объятий, в которые заключал ее обутый в ботинки на каучуке служащий торгового отдела! Как сказать Лиз, что после этого, в супружеской постели, она позорно свалила желание немедленно притвориться спящей на дикую усталость? Как объяснить, что вообще-то следовало бы чувствовать себя виноватой, но она не только не ощущает никакой своей вины, но даже и никаких угрызений совести? В общем, она не сказала ни-че-го. Наоборот, Лиз, чувствуя, что дочь нервничает, проговорила ласково: — Детка, меня совершенно не касается твоя личная жизнь… но думаю, мне стоило бы тебя предостеречь… («О нет, — подумала Ариана, — пожалуйста, без этого! Мама по одному только голосу догадалась, что едва мне удалось стать мужчиной, как я сразу же открыла в себе склонность к сексуальному преследованию подчиненных в собственном кабинете! У меня не мать, это какай-то Эндора, это ведьма из ханаанской деревни! Это свекровь любимой колдуньи из фильма!») — Так вот, по поводу твоих детей… «Уф… кажется, пронесло. На этот раз сверхпроницательность не сработала! Ура!» — Вчера вечером я с ними долго разговаривала. И мне показалось, что они… как бы это выразить получше?.. Мне показалось, что они несколько дезориентированы. Эктор хотя бы тихонько пожаловался: «Знаешь, бабуля, мне все-таки больше нравится, когда папа — папа, а не мама. Папа, конечно, хороший, но теперь он не на своем месте». А Лулу все это время только тяжело вздыхала и не сказала ни слова. Ты рискуешь потерять детей, Ариана! Пришлось воспользоваться автопилотом и с его помощью произнести уже обкатанную после многих повторений речь. Послушай, дети ведь так легко ко всему приспосабливаются, они же пока вроде пластилина: что захочешь, то и слепишь. Пройдет немного времени, и они сами будут смеяться надо всем, что их огорчало эти несколько месяцев… Произнести-то произнесла, но отныне не одна Лиз Онфлёр перестала наивно верить подобным оправданиям. Сама Ариана больше в них не верила. Тут молодая женщина заметила, что дети бегут к ней. Вскочила, протянула руки, радостная, счастливая, но… но именно в ту секунду, когда она так радовалась, малышка Луиза споткнулась и упала на камни. А поспешив к дочке, Ариана услышала, как ребенок повторяет, плача: «Папа, папа, мне больно!» Она бежала к девочке, к своему сердечку, к своей любимой, любимой крошке, к своему прелестному цветочку, но Юго опередил ее. Он уже шептал, полузакрыв глаза, целуя в головку и баюкая малышку: «Тихо, тихо, тихо» — а Луиза, ее Лулу, рыдая, обняла отца за шею, прилепил к нему, обхватила ножками его талию. Они бы одни на свете, и Ариана почувствовала, что сейчас умрет от горя. В голове ее теснились картинки прежней жизни: вот она посылает малышам, своим малышам воздушные поцелуи, а они прячут ее поцелуи в ладошках, как сокровища, вот она… А теперь что? Теперь она прощается с ними, когда они идут спать, на скорую руку: какие уж там вечерние ласки, слишком устала! Концентрическими кругами всплывали другие воспоминания. Она раньше: вся в серебристых бигуди, читает журнал в парикмахерской, и бигуди эти похожи на шлем из рыбок… Она теперь: сколоть волосы чем придется, искусанной ручкой так искусанной ручкой, наспех подушиться утром, брызгая туалетной водой на щеки… И еще она раньше: они с Софи покупают для совместного владения пару облегающих вишневых штанишек чуть ниже колена от Мишеля Перри… И еще она теперь: такая оторванная от нормальной жизни, что даже и не знает, где Софи взяла свой новый ремень по бедрам… Она раньше: раздраженная, нервная, перегруженная домашними делами, но влюбленная в мужа… Она теперь: попросту завидующая мужчине, которого еще любит… Ариана в тот день не умерла от горя, но поняла, что все куда хуже, чем кажется ее матери, — она потеряла не только мужа и детей, она точно так же потеряла и дело, которое любила, и собаку, и лучшую подругу, даже свою сторону кровати. То есть всю свою жизнь. Но она надеется все вернуть, и очень скоро вернуть. Мэтр Морис Кантюи Судебный исполнитель Член совета директоров Союза молодых судебных исполнителей Франции Код папки: «Эксперимент Марсиак» Протокол о ходе эксперимента за август месяц 2002 г. Внимание: документ пока хранить только для внутреннего пользования Общие наблюдения Странный месяц этот август — с 15-го никаких новостей от Марсиаков. Звонишь на мобильники — слышишь автоответчик, сами потом не перезванивают. От Лиз Онфлёр тоже невозможно ничего узнать: ее стажировка по курсу «Открываем для себя инуитскую культуру» проходит на территории Лапландии, моему мобильнику туда нет доступа. Очень беспокоюсь. 9 Сентябрь В сентябре виноград сладок: срезай — не бойся.      Народная мудрость Есть люди, которые боятся перемен, — пусть уж всегда будет не лучше и не хуже, чем сейчас. Понятное дело, Марсиаки не из таких. Ну и потому они, открыв дверь своего дома после отпуска, были ошеломлены… или скорее пришли в уныние. Нет, рабочие, слава богу, ничего за месяц не испортили, не загубили, просто все оказалось в том же состоянии, в каком было перед их отъездом. Несмотря на все обещания Дилабо, ни один из членов его dream team[50 - Команда мечты (англ.).], по-видимому, даже и не переступал порога дома 12 по улице Веселого Зяблика! Можно подумать, они сговорились оставить в неприкосновенности это святилище особо кретинского ремонта. Кухонная мебель и оборудование так и стояли в коробках, но теперь уже покрытые толстым слоем пыли. Пол в гостиной по-прежнему выглядел мозаикой из пятен застывшего бетона, штукатурки, краски и проводов, наспех припрятанных под неприбитые плинтусы и игриво высовывающих их оттуда проволочные хвостики. Ариана воспользовалась этим, чтобы прозондировать почву: — Бедненький мой, солнышко, а ты помнишь, что завтра исполнится ровно год со дня начала ремонта? Может быть, тебе стоит устроить по этому случаю праздник для рабочих — попробовать хоть этим их приманить? Нет, серьезно, как ты собираешься запустить все снова на полную катушку, особенно когда дети пойдут в школу? Давай-ка возвращайся завтра в ЖЕЛУТУ, а я тут доведу до конца эту грязную работу! Юго мило улыбнулся: — Я сказал «нет», значит, нет. Я туда не вернусь, Ариана. Забавно все-таки, зачем сто раз повторять одно и то же, подумал он. С тех пор как в августе у них произошел тот бурный разговор, она непрерывно возвращается к теме, пытаясь убедить его всеми возможными средствами: очаровывая, угрожая, сердясь, лаской, грустью, намеками и впрямую. И результат всегда одинаковый — нулевой. Как-то во время отпуска, в один из тихих вечеров, она пошла в атаку, не лобовую, конечно нет, не совсем ведь жена у него дурочка, — тем не менее исподволь, но неуклонно стала подбираться к тому, чего ей от него надо. Вышла из спальни фантастически красивая, с изысканным макияжем, с новой высокой прической, в почти прозрачном платье… Сказала: — Дорогой! Я приготовила тебе классный сюрприз! Приглашаю тебя в ресторан! И уже через десять минут они были в лучшем на всем Побережье заведении. А еще минуту спустя она предложила ему сыграть в «Кто болтает, тот теряет!» с ближайшими соседями — парочкой, которой на двоих бь не больше шестидесяти лет и выглядевшей так, словно им до конца дней своих больше нечего сказать друг другу. Ариана выбрала в «фишки» мужчину и проиграла: когда подали сыр, он совершенно по-идиотски прокололся, спросив у спутницы, не выпить ли им немножко вкусного винца. Классический случай. Умея сохранить хорошую мину при плохой игре, Ариана тут же спросила Юго, не выпить ли им шампанского А потом была весь вечер такой очаровательной так прелестно склоняла голову набок, и так щурила глаза, и так улыбалась (вот смотри, дескать какие у меня жемчужные зубки!), и принимала такие позы (а декольте-то, декольте!), что несколько удивленный Юго не устоял и рассказал ей о новой линии украшений — ему ужасно давно этого хотелось! Ариана захлопала в ладоши и воскликнула: — Какой ты талантливый, какой ты умный! Я нисколько в этом не сомневалась! Муж, расчувствовавшись от подобной восприимчивости, не упустил случая перевести разговор на тему, которая волновала его больше всего. Наконец-то они вдвоем и можно спокойно поговорить о себе самих, о своих чувствах, о своих тревогах, ведь в течение долгих месяцев работы у них совершенно не хватало времени на откровенный разговор. Ариана подавила попытку зевнуть и вежливо сделала вид, будто ее интересует лепет мужа, что-то бормотавшего про психологию пары и всякое такое. Впрочем, это оказалось нетрудно, приходилось только время от времени вворачивать нечто вроде «А что именно ты ощущал в тот момент?» — и можно оыло отключаться: ответа хватало на добрых пять минут. Зато во время десерта она выложила карты на стол. Схватила его руку и проговорила очень медленно: — Юго, верни мне мою жизнь. Он сначала притворился, будто не понимает. Ты о чем, разве есть какие-то проблемы, все же отлично, мы махнулись жизнями до декабря, и нет никакого смысла нарушать взаимные обещания, правда? Тогда Ариана принялась объяснять, но объяснения вышли у нее прямолинейными и довольно оубыми, и вывод из этих объяснений Юго сделал один-единственный: она готова вернуть ему спутниковый мультифункциональный пульт и остальные преимущества, которые к этому устройству прилагаются. А еще она сказала, что их эксперимент зашел слишком далеко и теперь она чувствует себя ущербной, опустошенной, никому не нужной. Тут Юго применил логику и как дважды два доказал жене, что полгода назад она точно теми же словами обрисовала свое жалкое положение. Почему именно та жизнь, от которой несколько недель назад у нее чуть ли не крышу сносило, теперь толкает ее к подобным заявлениям? Ариана не нашла ничего лучше, чем ответить: я с марта месяца продвинулась далеко вперед, пусть даже внешне это мало заметно, а вот ты остался тем же, таким же, — никакой у тебя не появилось женской чуткости и тонкости. Ох, какая же это была ошибка! Юго очень спокойно взял со стола счет и сообщил, что у него хватит средств повести ее в ресторан, правда, потом добавил — как бы милуя: — Я досыта наелся твоих капризов, Ариана. Ты меня достала. Но я не верну тебе твою жизнь, потому что договор заключен по твоей инициативе. Извини, но я-то наслаждаюсь, занимаясь своим делом, своим домом и своими детьми. — Юго, ты прекрасно понимаешь, что твой пафос просто смешон! И что это за манера? Только женщины так часто употребляют притяжательные местоимения. Знаешь, ты ведь не стал, как мы договаривались, домоседом и домашним хозяином, ты не мужчина-в-доме, ты трансвестит в доме, вот! — Плевать мне на твои умозаключения! И вообще — знаешь что? Я вовсе не уверен, что стремлюсь вернуться на свою дурацкую стезю руководителя, стало быть, хочешь ты или не хочешь, я продолжу эксперимент до 31 декабря, а может и дальше — еще не решил окончательно. Исчерпав все аргументы, Ариана рассудила, что пора заплакать, вернее, зарыдать. Прежде ее слезы всегда действовали на Юго и помогали добиться своего. Но сейчас муж удовольствовался тем, что протянул ей бумажную салфетку и улыбнулся: — Хватит, дорогая, мужчины не плачут! Подавленная Ариана поняла, что война только начинается и пленных не будет. Легко себе представить, в какой теплой, дружеской атмосфере заканчивался отпуск. Нет, внешне все выглядело превосходно. Однако на самом деле чета Марсиаков превратилась в Меделинский картель[51 - Колумбийская наркомафия, отличающаяся особой жестокостью.]: теперь они постоянно наносили друг другу тайные оскорбления и удары ниже пояса. Ариана поминутно вставала на дыбы и шла в атаку, Юго ей противостоял. Единственные, кто пользовался выгодами от такого положения вещей, были их наследники, которых с обеих сторон засыпали подарками, сластями и другими знаками внимания разного рода. Ошеломленная происходящим Гудрун смотрела из-под зонта, как растет гора мячей, спасательных кругов в виде зверюшек и водоплавающих птиц, ракеток для бадминтона и надувных дельфинов, и думала о том, как ей не повезло — надо же было нарваться на семейку психов! Вот в таком положении они оказались к возвращению в Везине. А убедившись, что и очередной провал ремонтных работ не отбил у мужа охоты быть домашним хозяином, Ариана осознала, что впредь любое открытое наступление обречено захлебнуться. С этого дня можно продвигаться вперед только с помощью военных хитростей. У Юго мелькнула мысль, что зря он отказался взять Арианину сумку на колесиках: решил, что унизительно толкать перед собой эту тачку из набивного плюша «под корову»… Вот дурак-то, взял бы — сейчас пальцам было бы не больно, ручки пластиковых пакетов вон как режут. Обойдя всю мэрию с семнадцатью килограммами выгодно сделанных покупок в каждой руке, он наконец добрался до заветной двери с табличкой: «Запись в спортивные секции». Здесь уже выстроилась очередь из двух десятков женщин, у каждой на лице маска покорности судьбе, характерная для советских домашних хозяек 50-х годов. Слава тебе господи, повезло так повезло, просто счастье! Он заметил в толпе улыбающуюся мордочку Мелани Вильмен, известной ему как мама Родольфа Вильмена, пяти лет, однокашника Луизы, чудесного парнишки, владевшего роскошным плей-геймом и морской свинкой по имени Дженифер (да-да, именно с одним «н»!), обеспечившей ему огромный успех у всех девочек старшей группы детского сада. В конце концов и Мелани его заметила, помахала рукой и крикнула: — A-а, вот и ты! Я уж думала, не дождусь, но не волнуйся, очередь заняла, все в порядке! Разгневанная очередь мамаш заворчала, но Юго уверенно, хотя и с извинениями на каждом шагу, протиснулся к Мелани, не упуская по пути возможности мстительно двинуть ту или иную и недовольных тяжелой сумкой. Добравшись до места, он наклонился, чтобы поставить на пол свою ношу, и воспользовался случаем заглянуть при этом в вырез пуловера, приоткрывавшим соблазнительные округлости Мелани, и тихонько прошептал ей: — Спасибо, мне сказали, что есть только пятнадцать мест на занятия по вторникам в семнадцать часов, и без тебя я бы пропал. Среда нам не годится, потому что по средам в два часа у младшенького футбол, и мне надо кровь из носу забрать его в четыре, а оттуда сразу же ехать за старшенькой в мастерскую керамики. Ты спасла мне жизнь, Мелани! Где-то под мышкой у него был припрятан конверт со всеми необходимыми для записи в бассейн документами: двумя недавними фотографиями каждого ребенка (с непокрытой головой, на белом, в крайнем случае светло-сером фоне); двумя медицинскими справками о безвредности для детей занятий водными видами спорта; двумя копиями свидетельств о рождении; чеком на тридцать евро за триместр на каждого ребенка; семейной книжкой, содержащей выписку из его свидетельства о браке с Арианой и последующие данные о рождении каждого ребенка; и, наконец, «Правилами пользования школьным бассейном», завизированными обоими родителями. Он даже не забыл вложить в большой конверт два поменьше — с домашним адресом, чтобы в конце года можно было узнать результаты теста на «головастика». Мелани Вильмен в полном обалдении смотрела на Юго — сроду ей не встречался подобный тип. Нет, просто отцов, выходя из школы с ребенком, она видела сколько угодно, но не таких же! Разведенных — по вторникам или пятницам. Случайно затесавшихся — тех, кого присылали за детьми только в чрезвычайных обстоятельствах. (Ну что поделаешь — возникает иногда у женщины срочная необходимость силой заставить папочку пойти за собственным чадом.) Безработных, выглядевших слов нет какими несчастными от того, что оказались здесь, — правда, для большинства из них подобное испытание длилось не больше нескольких недель. Школьные мамы, давно и твердо все это усвоившие, завидев возле школы в 16.30 мужчину, поневоле начинали думать о семейной катастрофе, разводе или провале карьеры. Никогда, никогда Мелани не могла бы представить себе парня, довольного тем, что ему выпала честь исполнять повседневные обязанности жены, такие заурядные, такие серенькие… Она подумала о своем муже, симпатяге, которого ей порой хотелось поскорее перевести в разряд экс-мужей, особенно когда тот говорил с искренним удивлением: «Как, тебе даже и в голову не пришло сделать салат к запеканке?» А Юго, она в этом уверена, другого поля ягода. Он наверняка благодарит жену только за то, что она сняла вакуумную упаковку с сырного пирога, прежде чем сунуть этот пирог в печку! Потому ей особенно непонятен странный разговор по телефону с Арианой, который состоялся не далее как сегодня утром. В дверь негромко постучали три раза. Условный знак Никара, если нужно по какому-то поводу бить тревогу. Хозяйка ЖЕЛУТУ повесила трубку, спрятала в стол листок с заголовком «Координаты родителей учеников 1 „А“ класса» и предложила своей правой руке войти. Хм, это же никакой не Адольф! На пороге стоял Николя Фланвар, весь как в воду опущенный, а глаза такие грустные — будто он собака, приведенная в питомник для передержки. — Прости, что явился вот так, без предупреждения… я знаю, что Никар стучит три раза в случае срочной необходимости, ну и… и… мне нужно срочно с тобой поговорить! Ариана нахмурила брови. С каких это пор тот факт, что с кого-то когда-то зубами были сорваны трусы, позволяет служащему предприятия ей «тыкать»? — Вам следовало позвонить мне по прямой линии! — Но я хотел… я хотел вас видеть… Вы с тех пор как вернулись из отпуска, не сказали мне ни словечка, а я только и делаю, что думаю о вас… все время… Сто пудов вязкой тоски и скуки обрушились на плечи молодой женщины. Конечно же ей давно уже пора было порвать с ним официально, кто спорит. Но ведь чтобы разорвать отношения, надо, чтобы они были, эти самые отношения, чтобы был хотя бы зачаток романа, правда? А тут… Глядя на Фланвара, Ариана понимала, что может смотреть почти что сквозь него. Он был прозрачный в своем бежевом костюме. Нет, не призрак, она его не боится, скорее эктоплазма, совершеннейшее ничтожество. Ну и как объявить об отставке эктоплазме? Она задумалась о том, что на ее месте сказал бы, заведя романчик в стенах своего предприятия, его настоящий хозяин. И ответила себе, что Юго на ее месте… О нет, только не это, только не Юго. Одна лишь мысль, что ее муж мог в этом же самом кабинете… нет, нет, нет, ее просто тошнит от такой ужасной мысли! Ладно, никакого нет смысла душу себе травить, решила Ариана, подумаю-ка я лучше о другом, а он пусть удовольствуется милым, полным банальностей трепом, не слишком обидной, но ничего не обещающей болтовней, в духе этого фильма… как его?.. «Разоблачения» с Майклом Дугласом и Деми Мур. — Николя, можете не сомневаться, я очень к вам привязана, только ведь мне полагается быть благоразумной и думать не только о себе, но еще и… нет, первым делом — о нуждах предприятия. В июле нас обоих хватил солнечный удар, но нужно уметь при любых, даже чрезвычайных обстоятельствах остерегаться крайностей. (Ариана теперь все чаще и чаще применяла формулы, позаимствованные у телеведущего Пьера-Люка Сегийона, — такие, к примеру, как «одно из двух» или «не только, но еще и…».) У нас обоих семьи, и мы эти семьи любим, потому лучше поскорее забыть обо всем, что произошло. Естественно, вашему положению в ЖЕЛУТУ ничто не угрожает, даю вам слово. Глядя вслед Николя, удалявщемуся с видом побитой собаки, она подумала, что вела себя не слишком любезно, но выбрать-то одно из двух следовало непременно, и испытание она выдержала с честью, — при этой мысли Ариана чуть не потерла руки от довольства собой. А тридцать пять секунд спустя она уже не думала ни о чем, кроме предстоящего совещания. Он безжалостен, ежедневник современного руководителя! Лиз Онфлёр сначала показалось, что она первая, но нет — за столиком, заказанным дочерью, уже сидел какой-то мужчина. Похоже, этот приятель Арианы днюет и ночует в «Пухлой индюшке», подумала она, а незнакомец между тем представился: поцеловал ей руку, показав чистенькую плешинку (ни тебе имплантатов, ни следов краски или восстановителя для оставшихся по краям волос, что есть, то и есть, очко в его пользу). Ах вот это кто, ах вот он какой, знаменитый Адольф Никар! А тут подоспел и Момо. Огляделся, увидел — без всякого, надо сказать, удовольствия — свою Дульсинею рядом с типом, сразу же напомнившим ему образ вершителя судеб СССИФР (Союз старших — читай: взрослых! — судебнных исполнителей Французской Республики), и — готовый перейти в рукопашную — сел по другую сторону от Лиз, всячески показывая, что главный здесь он, мэтр Морис Кантюи. Сразу вслед за ним последовали и остальные: сначала Пьер, а потом Дилабо — с раскрасневшейся от охвативших ее чувств Гудрун. Каждый из сотрапезников, членов собравшегося за этим столом разношерстного общества, принялся посасывать потихоньку минералку, лихорадочно размышляя, зачем он здесь и что делать дальше. И произошло явление Арианы! В платье, туго-натуго стянутом поясом из стальных чешуек. Припарковавшись, она добрых четверть часа сидела в машине, ожидая, пока все соберутся, — именно затем, чтобы совершить парадный выход. Она знала, что сегодня не имеет права на ошибку. Все время подготовки операции Ариана чувствовала себя Жанной дАрк, летящей выручать свою семью, воительницей за брачное дело, почти святой. Приглашенных она отбирала, тщательно обдумывая каждую кандидатуру, поскольку без этого «коллектива» у нее не было ни малейшей надежды выиграть сражение. Дрожащим от сдерживаемых эмоций голосом — в голове у нее в это время крутилась картинка: Джулия Робертс получает своего «Оскара» — Ариана изложила суть проблемы. Вот в чем беда: несмотря на благостные, казалось бы, внешние проявления, несмотря на жизнерадостный смех, Юго плохо, ему очень плохо! И только друзья, наши дорогие друзья способны ему помочь… А друзья — это они, «клан семерых», те, кто искренне привязан к семье Марсиак и полон доброжелательства по отношению к ней. Все вместе они должны заключить договор о священном союзе, цель которого — окружить Юго вниманием и заботой… Собравшиеся обалдели от изумления, а больше других Дилабо и Гудрун, никак не ожидавшие, что их причислят к самым близким. Обращаясь к тем, кто еще не знал всех обстоятельств «эксперимента Марсиак», Ариана вкратце рассказала о его истоках. Никар не сводил с нее выпученных от ужаса глаз, а Дилабо начал понимать, почему шведская нянька называла хозяев не иначе как «психованная семейка». А молодая женщина закончила свою речь, выстрелив напоследок очередью не подлежащих обжалованию формулировок, секрет которых был ей хорошо известен. — Месье Дилабо, конечно, согласится со мной, если я скажу: благими намерениями вымощена дорога в ад. Как бы Юго ни старался втереть всем очки, сегодня он одинок, он истощен, он ослеплен. Доказательство? Пожалуйста: он отказывается вернуть мне мою жизнь. Юго стал не просто женщиной, он обабился. Если вы не согласитесь нам помочь, пройдет еще несколько месяцев — и перевоплощение Юго завершится. Вместо известного вам неотразимо обаятельного и представительного мужчины вы увидите перед собой невротичку-домохозяйку со всеми признаками эмоционального синдрома по типу мадам Бовари — иными словами, страдающую от романтической неудовлетворенности и прикованную к телемагазину и кроссвордам в женских журналах. Собравшиеся задрожали, причем теперь уже их трепет был понятен и закономерен: перспектива рисовалась кошмарная. Каждый спрашивал себя, чем же конкретно он может помочь. Но, как и следовало ожидать, Ариана уже выработала четкий план. Всем вместе следует пока вести подрывную деятел ность в отношении пациента, а цель этой общей работы — пробудить в пациенте мужчину, заставит его вспомнить о мужской гордости, и тогда Юго вернется к прежней жизни. Ведь он был настоящим мачо, а сейчас — кем… чем он стал, я вас спрашиваю! Какими средствами этого добиваться? Да любыми, средств достаточно, важно не терять времени даром и действовать скрытно, искусно, подлаживаясь к обстоятельствам и используя каждую возможность. Поразмышлять вслух относительно его талантов — на кухне и вообще в хозяйстве, чуть улыбнуться по поводу вечного ремонта, выразить явные сомнения в воспитательских способностях Юго, отпустить едкую шутку насчет его манеры одеваться как дамский парикмахер. Но чаще всего следует вспоминать о его былой славе как профессионала, оставшейся теперь позади. У каждого будет своя задача. Никар должен внушить шефу, что до его возвращения ЖЕЛУТУ так и останется в подвешенном состоянии. Пьер — что лучший друг, предав святое мужское дело, ставит под угрозу всех мужчин от первого до последнего. Лиз — что дети постоянно зовут маму, тоскуют по ней. Момо следует заявлять публично, что его приводят в ужас результаты «эксперимента Марсиак». Дилабо получает карт-бланш, лишь бы ремонт продвигался вперед не слишком быстро. А от Гудрун требуется всего ничего: оставаться самой собой, и это будет лучшим способом подействовать на самые закаленные нервы. Начинается война — терпеливая, но беспощадная, не знающая передышки и жалости, некрасивая, даже безобразная война. К своей «ауди» Ариана как на крыльях летела, думая на ходу: какая же я умничка, что не позвала Софи в «Индюшку»! Женская интуиция, а она-то, слава тебе господи, у Арианы уцелела, пусть и не в таких масштабах, как раньше, — эта самая женская интуиция подсказывала, что отныне лучшая подруга больше не на ее, Арианы, стороне. Вот что произошло несколько дней назад. Софи позвонила ей и предложила вместе пообедать. Ариана полистала ежедневник и назначила дату — через три недели: «Как жаль, что не могу раньше, дорогая, но все дни плотно забиты». А Софи не нашла ничего лучше, как обидеться: «Знаешь, Ариана, я тоже очень занята, но, как видишь, готова отложить важные деловые встречи, чтобы посидеть с тобой спокойно, как раньше!» Вот это да — плохо замаскированный упрек! А тон-то, тон-то каков! У хозяйки ЖЕЛУТУ есть и другие заботы, ей недосуг, да и ни к чему нравоучения какой-то… капризной девчонки! Если Софи не удосужилась понять, как далеко продвинулась подруга, если ей не хватает терпения подождать, пока все хоть немного нормализуется, что ж, тем хуже для нее самой. Теперь она не имеет права услышать рассказ об эпизоде с Фланваром, вот и все дела. К тому же последнее время Софи говорит исключительно о Юго, и перспектива выслушивать назидания Ариану совсем не греет. Это же сил никаких не хватит!.. Ариана радовалась первой одержанной победе, не догадываясь о том, что сегодня в «Пухлой индюшке» ей удалось склонить на свою сторону отнюдь не всех. Попытка завоевать двух из приглашенных, и далеко из них не последних, провалилась полностью! Если бы хозяйка ЖЕЛУТУ была повнимательнее, непременно бы заметила, что Момо и рта не раскрыл за все это время. Но, подобно большинству мужчин, Ариана перешла теперь в тот лагерь, где твердо верят в простое правило: я заплатил поставщику — значит, он меня не подведет. Ориентируясь на девиз Союза молодых судебных исполнителей «Обеспечить самый лучший совет при любых обстоятельствах», Ариана была убеждена, что Момо с легким сердцем перейдет от роли семейного наставника и тренера к функциям пластического хирурга, специализирующегося на операциях по восстановлению лица семьи после травмы. А ничего похожего не произошло. Слушая Ариану, судебный исполнитель увидел словно воочию, как его мечта о великой карьере разбивается на тысячи осколков, он рухнул с небес даже не на землю — под землю. Хватило каких-нибудь тридцати минут. И ушел он из ресторана с единственной мыслью: во что бы то ни стало помешать участнице блистательного эксперимента. Он не позволит ей загубить все им созданное, пусть даже ради этого ему придется сражаться в одиночку. Момо еще не знал, что заполучил во время этого злосчастного обеда неожиданного союзника. Точнее, союзницу. Лиз Онфлёр возмутилась, открыв в своей дочери столь ловкого манипулятора, и окончательно решила встать на сторону зятя. — Софи, я купил в супермаркете такой чудесный кусочек баранины! На полчаса в разогретую духовку, добавив несколько веточек розмарина, — и пожалуйста, пальчики оближешь! Для тебя, кстати, есть рубленый бифштекс из конины с горчичным соусом, по-моему, ты не очень-то любишь баранину. Это наш взнос в ужин. Бери, бери! Я подумал, что у тебя слишком мало времени, чтобы еще и к мяснику заходить, — надо же закончить к Рождеству две новые коллекции, эскизы-то еще не готовы, да? «Ох, Юго — просто чудо из чудес!» — в тридцатый раз за день улыбнулась про себя хозяйка дома. Она взяла пакет с мясом и потянулась поцеловать Ариану, которая стояла в двух шагах позади мужа. Было так приятно видеть подругу хоть немного успокоившейся после того дурацкого телефонного звонка, когда она заявила, что у нее нет времени на обед. Правду сказать, отлично Пьер придумал — экспромтом собраться всем четверым. Но получилось все как-то тяжеловато и странно. Пьер и Ариана явно нервничали и как будто прятали друг от друга глаза. Когда Юго и Софи относили на кухню посуду, они услышали, как те перешептываются. Дальше начался более чем странный разговор о работе Пьера — о том, как ему приятно находиться среди людей с мускулами и яйцами, как помогает жить царящее как в спорте, так и у журналистов истинное братство, возможное только среди мужчин… Надо же, подумала Софи, а раньше ему никогда не нравилась спортивная журналистика, которая-де заставляет его «писать про кретинов и для кретинов, а потому по-кретински»… Ариана перехватила слово и стала распространяться об американском исследовании уровня тестостерона, который, если верить штатовцам (а почему же им не верить?), резко снижается, если мужчина не противостоит профессиональным стрессам. Юго пришел в восторг от услышанного и воскликнул: «Удивительно! Я-то ведь только и делаю, что противостою, — то детям, то ремонтникам, то клиенткам! Мой уровень тестостерона должен превысить африканские долги!» Пьер резко оборвал восторги друга, вспомнив о том, как часто в наши дни мужчины уходят с работы, насколько они не способны служить надежной опорой подрастающему поколению… в общем, высыпал целый ворох избитых клише, на каждое из которых Ариана отвечалакивком — да уж, да, так. Юго, предполагавший, вероятно, что речь о людях не его породы, смеялся, прикрывая ладонью рот, — появилась у него недавно такая привычка. Внимая слаженному дуэту Арианы и Пьера, Софи прокручивала в памяти сцену из «Книги джунглей» — как слоны шли, шли, шли, тупо и тяжело ступая по земле, уши по ветру, хобот вперед… Ее это взбесило, и она потащила подругу на кухню — вроде пора подавать кофе. — В какие игры вы с Пьером играете? Хотите уронить Юго в собственных глазах, что ли? Ариана очень спокойно ответила: — Проснись, Софи. Проснись и подумай. Что бы ты сказала, если бы твой муж, а не мой проводил полночи за шитьем модели специальной сумочки для мужчин — их, дескать, не выпускает ни одна фирма? Что бы ты сказала в ответ на заявление: я подумываю об инъекциях ботокса. Дальше цитирую точно: «Необходимо разгладить мои морщинки и сделать все, чтобы я выглядел не таким усталым». Что бы ты сказала, если бы он на четыре часа надулся только из-за того, что ты забыла его поздравить с годовщиной вашего первого поцелуя? Софи улыбнулась: — Ну а если ему от этого лучше, а, Ариана? — Ему-то лучше, зато у меня уже терпение лопнуло! Но на меня наплевать, да? Это черт знает что, Софи, я не такая, как ты или моя матушка, я вовсе не святая и никогда не была святой, но теперь еще, представь себе, я смотрю на вещи по-мужски! Я выходила замуж за мужчину, надежного, сильного мужчину, а не за маникюршу, черт, черт, черт, глаза бы мои не видели! У меня такое чувство, словно мне подсунули не тот товар, и уверена, если бы Юго был в нормальном своем состоянии, то увидел бы, что его прелестная женушка превратилась в Жан-Клода Ван Дамма в кружевном лифчике. Юго тоже влип. Ладно, я согласна, махнуться жизнями была моя идея, но я, прости за невольный каламбур, промахнулась. Да, промахнулась и честно это признаю, но признаю одновременно, что необходимо дать задний ход. Господи, почему две женщины, которых я люблю больше всех на свете, совсем перестали меня понимать! О-о-о черт, черт, черт! А вот и Лиз Онфлёр — легка на помине — выходит на сцену. Прямо из Венсенского леса, куда они с Момо ездили слушать «Реквием» Моцарта на открытом воздухе. «Реквием» был выбран не случайно: видимо, в связи со своей профессиональной деятельностью судебный исполнитель всему в музыке предпочитал реквиемы — как произведения, призванные облечь печальную весть в утешительно-пышные одежды. Форе, Верди, Моцарт — он знал наизусть все погребальные мессы. И самые удачные аресты имущества были им наложены именно тогда, когда он, смягчая собственное сердце дивной мелодией, насвистывал «Dies Irae» («Гнев Божий»). Но сейчас господин Кантюи больше всего напоминал враждебно ощетинившегося ежика. Колючки торчали во все стороны. Лиз попыталась все-таки нащупать тему для разговора и спросила, знает ли Момо, что Моцарт, скорее всего, успел написать только половину своего реквиема, а закончил его Зюсмайер[52 - ЗЮСМАЙЕР Франц Ксавер (1766–1803) — австрийский композитор. В последние месяцы жизни Моцарта стал близким другом композитора: именно с Зюсмайером тот обсуждал ход работы над «Реквиемом», а после смерти Моцарта Зюсмайер закончил работу над произведением, которое традиционно исполняется именно с дополнениями и в редакции Зюсмайера.] уже после смерти великого композитора. Момо, которому на этот счет ничего не было известно, ответил: как же, мол, не знать, кто, мол, этого не знает, живя в своей дыре, он слушал детекторный приемник, Аллах акбар, Франция, страна несравненного великодушия, никогда, мол, не скупилась на попытки цивилизовать дикарей! Ладно, будет об этом, просто у него отвратительное настроение… Этим он не отговорился: заинтригованная Лиз хотела знать больше. — Момо, вас довел до такого состояния провал «эксперимента Марсиак»? Не понимаю… С моей стороны беспокойство естественно, это же моя семья в опасности, а вы-то что теряете, если даже у Арианы и Юго все разладится? Судебный исполнитель стал как вкопанный и принялся внимательно разглядывать спутницу. Открытая маечка с эскимосским орнаментом, сплетенная в технике макраме из оленьей шерсти, явно ей идет. Очень даже идет. Лиз красива и спокойна — полненькая, желанная, заранее потерянная для него… А, собственно, чем он рискует, если скажет ей наконец правду? Он взял Лиз за руку и повел к ближайшему кафе. И там выложил все. Рассказал о тупике, в котором оказался. Рассказал о загубленной по собственной вине личной жизни, о профессиональной карьере без всеобщего признания и без перспектив. Кто он? Да никто, ни рыба ни мясо, — обычная история иммигранта, не преуспевшего, но и не абсолютного неудачника. Мелкая африканская сошка, возомнившая о себе и заслужившая то, что имеет. Когда Ариана и Юго пустились в свое странное плавание, он подумал, что вот здесь-то и возьмет реванш. Но полгода миновало, и Момо снова настигла реальность: жизнь — это просто огромный ярмарочный балаган, и нельзя выходить из назначенной тебе роли, а люди — всего лишь гвоздики, по которым бьют молотком, чтобы шляпками обозначить нужные точки. Он затеял игру — и проиграл. Теперь ему следует вернуться в свою берлогу — залечивать раны. Со временем все стало ясно: он замахнулся на слишком великое. Переусердствовал. Хотя… Хотя он убежден, что обмен жизнями — совсем неплохая идея. А провалился он — как тренер, как наставник. Он выдвигал слишком жесткие требования, он непрестанно множил задачи, он каждый месяц все выше задирал планку, вот и добился только лишь нервного срыва у игроков, более ничего. Он вообразил себя Эме Жаке[53 - Эме Жаке — французский футбольный тренер, который в 1998 г. привел сборную страны к победе на чемпионате мира.] на уровне семьи, а кто он на самом деле? Никто! Именно что мелкая сошка. Вот и все. Ничего другого не остается, как заняться снова своими повседневными делами, вернуться в свою жизнь, унылую, как арест имущества у безработного, который и без того по уши в долгах… Только такая святая женщина, как Лиз Онфлёр, только такая святая от атеизма могла вынести жалостную исповедь злого гения ее детей. Мало того — обнаружив, что с первого дня он манипулировал ими, как Ариана решила манипулировать только сейчас, Лиз смогла не впасть в праведный гнев, а найти для судебного исполнителя больше оправданий, чем для собственной дочери. Помолчав, она заговорила без всякой озлобленности: — Вы слишком к себе суровы, Момо! Ариана и Юго сами решили обсудить это дело с вами, они сами вас позвали. Проблема в том, что ваш взгляд на семейные проблемы представляется мне чересчур… радикальным, что ли… Помните день, когда я сказала вам, что вы потеряли свой магрибский идентитет? Я тогда ошиблась! На самом деле ваше происхождение, вроде бы не наложившее на вас отпечатка, взяло да и проявилось в тренерской деятельности, и то, что вы отвергли, вернулось к вам — как бумеранг. Пока вы были ребенком, в поле вашего зрения постоянно находилась модель отношений между полами… как бы это сказать?.. несколько фундаменталистская… И вы сразу же попытались вылепить из моего зятя не просто женщину, а женщину на старый мусульманский лад, приговоренную оставаться только на кухне или с детьми. А моя дочь стала авторитарным главой семьи, вроде несговорчивого и неуживчивого торговца верблюдами. Сбой произошел не на технологическом, а на культурном уровне. Вы, как хранитель определенной культурной традиции, ничего иного просто и не могли бы сделать. Момо тяжело вздохнул. Наверное, Лиз права. Идея усадить Юго за пяльцы и увлечь вышиванием крестиком — это уже слишком. Точно так же, как запрет, наложенный на Ариану. Почему бы ей действительно не убирать время от времени посуду со стола? Французские мужья из коренного населения всегда относят на кухню свою тарелку, прежде чем усядутся перед телевизором, и совесть их спокойна. Ужасно, ужасно сознавать, что ты настолько перегнул палку! Но что теперь-то делать? — Возможно, выход есть! — вдруг воскликнула Лиз. — В конце концов, у нас одна цель, Момо: вам хочется довести эксперимент до победного конца, а мне… мне надо попросту, чтобы все успокоилось, я хочу избежать семейного кровопролития. Зная дочь, я отлично понимаю, что от нее уступок не дождешься и она станет отравлять жизнь мужу, пока тот не отдаст назад ее дом, ее детей и ее образ жизни с неполным рабочим днем. Единственно верное решение, на мой взгляд, — поговорить с единственным разумным человеком в семье. С женой. То есть с Юго. Если ему объяснить, что существует заговор «клана семерых», по приговору которого и приходится выносить все эти унижения, он, как женщина ответственная, — а ответственная женщина всегда хочет спасти свою семью, — возможно, сразу же даст задний ход. На самом деле любая женщина считает своим долгом спасение семьи, пары. Если бы я так рано не осталась вдовой, сама бы, наверное, отдала этому всю свою энергию. Момо подумал, что его бывшая жена тоже пыталась спасти свою семью, но делала это тихо, совсем-совсем тихонько, на цыпочках, чтобы не разбудить любовника. Но он понял, что Лиз права. Еще одна неплохая идея — обратиться за помощью к Софи. Они ей позвонят завтра же. Ариана сверилась со списком. В нем осталось только одно имя, Жан-Батист Вриньо. Она сразу же вспомнила его мамашу: типичная дамочка из Везине, энергичная блондинка, повязывавшая голову на манер Девы Марии голубым платочком, благонамеренная до исступления. Любимым занятием блондинки было устраивать в дни рождения детей игры в церкви: кто найдет Иисуса Христа — получит десять баллов, кого-то из евангелистов — пять баллов, за каждого из остальных апостолов — по два балла. Эктор, который упорствовал в намерении отыскать «чипсы», имея в виду запасы не освященных облаток, возвращался с этих дней рождения с утешительным призом, как правило, одним и тем же — портретом Папы. Мари-Шарлотт Вриньо, урожденная Фланшар дю Пелаж, компенсировала свою не слишком христианскую досаду в связи с потерей дворянской частички усердным искуплением греха гордыни: за шесть лет брака она подарила своему нетитулованному мужу, суровому компьютерщику, страдавшему базедовой болезнью, пятерых мальчуганов. Казалось, она удивлена звонком Арианы: — Ах вот это кто! Послушайте, но вас ведь уже сколько месяцев не видно в школе! Должна сказать, что немножко беспокоюсь за ваших детей… Ариана подавила желание заметить, что куда большая опасность для подрастающего поколения — пневмония, которую так легко подхватить в вымороженной церкви. Проглотила вертевшийся на языке ответ и, сделав реверанс, свернула на свое: — Как это мило, Мари-Шарлотт! И именно по этому поводу я звоню вам, как и другим мамам из нашей школы, которых знаю лично. Думаю, вы часто видите моего мужа, когда встречаете детей после занятий? — Ну да, почти каждый день. А что? — Скажите, пожалуйста, как вам кажется, он выглядит нормально, с ним все порядке? — Не понимаю, что вы под этим имеете в виду… — К сожалению, Мари-Шарлотт, не могу сейчас подробнее, но если вы будете так любезны и постараетесь проявить бдительность, то, пожалуйста, заметив в Юго что-то не совсем обычное или непривычное, сообщите мне. Это будет для детей просто спасением! Заранее благодарю. Она повесила трубку, чрезвычайно собой довольная. Мари-Шарлотт — тридцатая. К тому же самая злоязычная из всех и сплетница каких мало! Уж эта-то сделает все возможное, чтобы пустить по школе слухи. И отныне целая толпа матерей направит на Юго инквизиторские взгляды, стоит ему появиться перед школой в 16.30. Такое обескуражит всякого, кто решил играть роль примерного папочки! Гонсальво приглушил Амалию Родригес, до тех пор распевавшую «Affliao у consternaao» на полную мощь своего незаурядного голоса, и в знак неведения развел руками. — Я не знать и не понимать, почему не прибывать плитка, мсье Марсиак! Дилабо должна был заказывать ее седьмого сентябрь, не понимай, но Дилабо отбыть в ремонт по куда-то провинция до бог ведать когда, его мобиль больше не отвечать, и я должна останавливаю свой работа, потому чего не могу их делай совсем. Юго выругался так ужасно, что Луиза застыла с открытым ртом. Какой он стал странный, ее папочка, в последнее время! Все время поднимает руки к небу, вскрикивая «о! о! о!», как ее учительница Каролина, но ее учительница Каролина никогда не говорит потом «бляхуматьеговжопуиврот», а он… И от ее учительницы Каролины никогда так приятно не пахнет «после бритья», как от папочки, у учительницы Каролины другой запах. Когда Луиза увидела, что пришла бабуля, она так обрадовалась, что затеребила изо всех сил свои косички, дергая их в разные стороны. Бабуля ведь всегда знает, что делать, она обязательно поможет папе, и он больше не будет тянуть руки неизвестно куда. А за бабулей там кто? A-а, это месье Момо, он такой смешной, когда начинает с ней говорить, как этот тип из телевизора: медленно-премедленно, каждое слово выговорит, ни одного не пропустит. И глядит ей в глаза, будто она взрослая и жутко интересуется всякой скучищей. Ой, а позади этого смешного месье Момо — еще Софи. Софи — это мама подружки Алисы, она ужасно хорошенькая, и на ней всегда много бус. А юбки у нее, какие были у мамы раньше. Ну, все втроем они смогут рассмешить папу, это точно! Ребенку мир всегда кажется лучше, чем он есть на самом деле. Когда святая троица в составе Лиз-Момо-Софи покинула дом 12 по улице Веселого Зяблика, у Юго было только одно желание — воздев руки еще повыше к непобеленному потолку сказать еще побольше слов… Сначала он подумал, что заговор, который замыслила его жена, чтобы вернуть себе прежнюю жизнь, просто шутка. И, представив себе ужин заговорщиков в «Пухлой индюшке», начал было дико хохотать. Но нет, троица была вполне серьезна. Ариана, в которой он всегда видел предрасположенность к помешательству, теперь сошла с ума окончательно. Она совершенно безумна. Впору запереть ее в палате с табличкой на двери «Опасность! Не влезай — убьет!». Юго сразу же припомнились все странности, которые обрушились на него с начала учебного года: школьные мамаши, которые принимались едва ли не креститься, стоило ему подойти поближе к их кружку; автоответчик на мобильном телефоне Дилабо, повторявший при каждом звонке: «Я отбыл на неопределенный срок, но кто умеет ждать, тот своего дождется»; Гудрун, чей уровень знаний во французском за неделю так сильно понизился, что она не могла понять даже самых простых поручений типа «напустить воду в ванну для детей» или «сходить в булочную»; Пьеро, который внезапно заговорил будто он Сильвестр Сталлоне. Как она могла? Впрочем, изумление быстро истощилось, его сменил гнев. Так поступить с ним, самым милым, самым услужливым, всегда готовым пригреть и утешить, с ним, не сходящим с пути истинного! Ничего себе отблагодарила женушка своего Юго! Какая низость: предложить самым близким из близких нанести ему удар в спину! Ему, такому хорошему… Юго, чистота и невинность которого не могли снести подобного коварства жены, не в силах был остановиться, и Лиз кинулась его утешать: — Не надо так мрачно смотреть на вещи, мой дорогой! Ариана, может, придумала не лучший способ, но она ведь ясно сказала этим, что любит вас, что беспокоится за вас и хочет, чтобы вы стали прежним… Вы же видите, в последнее время бедняжке трудно бывает выразить свои чувства, она просто не нашла нужных слов! Нет, Юго было не утешить, он отозвался с горечью: — Зато она очень удачно нашла слова, чтобы смешать меня с дерьмом в глазах шести человек, в том числе моей правой руки и моего лучшего друга! — Но ведь это только потому так получилось, что ей больше не удается поговорить по душам с вами! Черт побери! Вы разве не замечаете, что Ариана превратилась в мужчину?! А влюбленные мужчины обычно немеют. Вспомните, как вы сделали ей предложение факсом десять лет назад! Предложение руки и сердца — факсом, подумать только! Вот что, Юго, «эксперимент Марсиак» должен был продлиться до 31 декабря, но незачем ждать три месяца, тут нельзя мешкать, ваш спор давно разрешен, посмотрите на себя самого, когда говорите: «Мне кажется, никто в доме не понимает, сколько я делаю за день!» — так могла бы сказать я, или Софи, или любая из ваших клиенток… Вы — женщина, мой бедный Юго, но вы — мужественная женщина, я таких люблю. Момо подхватил: — Тут больше всего моей вины. Юго, я думаю, что совершил как тренер и наставник немало ошибок. Так не должно было случиться. Ариана права: излишнее легкомыслие вредит мужественности. Попытайся смотреть на все более беспечно! А Софи подвела итоги: — Юго, когда мамашки в школе стали перешептываться насчет того, что ты наверняка педофил, я даже испугалась… И все клиентки меня спрашивают, знакома ли я с твоим бойфрендом, а когда говорю, что ты женат, заявляют: «Ну конечно, конечно, все педики женаты!» — и хихикают. Если посмотреть здраво, с социальной точки зрения ты в большой опасности. Прогресс в мире зашел недостаточно далеко для того, чтобы понимать таких первопроходцев, как ты. Согласна, заговор, организованный Арианой, очень напоминает «Сговор остолопов»[54 - Роман американского писателя Джона Кеннеди Тула (1937–1969), получивший Пулитцеровскую премию.], но по существу-то она, может быть, и права. А потом, ты же знаешь, речи не может быть, чтобы ты навсегда ушел из нашей фирмы, ты не-за-ме-ним, и ты, как бы там ни было, останешься консультантом. Ну, нто на это скажешь? Юго, конечно, сказал бы: «Нет, это вам так просто с рук не сойдет!» — но ему уж слишком сильно не терпелось избавиться от адовой троицы, и он промямлил, что подумает, прежде чем сводить счеты с женой. Только они ушли — зазвонил телефон. На определителе обозначился номер ЖЕЛУТУ. У Юго не было ни малейшего желания говорить сейчас с Арианой, и он колебался, взять трубку или не стоит, но тут понял, что это номер Никара. — Адольф! Какая неожиданность! Его правая рука, казалось, испытывает невыносимые муки. — Юго, ваша жена несколько минут назад уехала домой, и мне показалось необходимым… ммм… воспользоваться ее отсутствием, чтобы поговорить с вами. Мне нужно сказать вам кое-что… ммм… кое-что такое… такое, ну… Адольф Никар почти не спал со времени того незабываемого ужина в «Пухлой индюшке». Каждую ночь он ворочался в накрахмаленной до хруста постели, без всякой радости глядя на величественный силуэт Антуанетты, мирно похрапывавшей рядом. Он непрерывно спрашивал себя, в чем состоит его долг и как его выполнить. Он не был готов к тому, чтобы распутывать клубок, в котором переплелись семейные и профессиональные дела. Конечно, Ариана не сделала ничего плохого и не потеряла его расположения. Да, приход ее в ЖЕЛУТУ был ужасен, но как же она хорошо из всех неприятностей выкарабкалась! А ее идея о сдаче напрокат специалистов… совсем простая, но ведь надо было до этого додуматься! Теперь он признает, что с нею и работать веселее стало, и вообще как будто свежий ветерок подул, и тонус от общения с ней повышается, нет, все это, в конце концов, дает ей законное право стоять во главе предприятия… И он легко перенес бы еще три остающихся месяца… Просто Адольф — человек долга, и он знает, скольким обязан Юго Марсиаку. Описание мужа, услышанное им от Арианы в тот злосчастный вечер, не шло из памяти и леденило кровь. Он смотрел на Антуанетту и воображал на ее месте шефа — в длинной ночной рубашке с кружевами, с раскрытым на страничке кулинарии женским глянцевым журналом на животе… Надо ему помочь, надо ему помочь вернуться к себе самому и вновь обрести священные мужские ценности в жизни. Ох… все ведь еще хуже: не будучи способен ясно это сформулировать, Никар чувствовал, что «эксперимент Марсиак» может в принципе поколебать устои привычного для западных стран брака, смешение полов и родов деятельности не приведет ни к чему, кроме хаоса. Кроме того, если этот идиотский обмен станет образцом для подражания и распространится, навроде белота с бриджем и садоводства, ему на пенсии придется, скорее всего, ощипывать птицу и брить себе ноги! Он все это сознавал, но тем не менее никак не мог подобраться к решению вставшей во весь рост проблемы, выполнить поручение Арианы. Ариана. Какие аргументы, имеющие ценность для Юго, он выдвинет на первый план? С помощью чего призовет его к порядку? Фирме не угрожает никакая опасность. С тех пор как началось движение Чип-энд-Дейлов, она вообще процветает. Не может же генеральный директор врать, подтасовывать факты и менять цифры в отчетах — хозяин всегда так доверял ему! И он искал, искал, искал доводы, достаточно серьезные для того, чтобы подтолкнуть мужчину — любого мужчину, даже совершенно потерявшего компас, — снова занять свое место. Антуанетта, возвышавшаяся сбоку, испустила короткий стон, чрезвычайно похожий на стон наслаждения. Адольф практически не питал иллюзий по поводу того, мужа она видела во сне или свинину под молочно-кокосовым соусом с той журнальной странички. Вдруг его осенило. — Знаете, Юго, мне кажется, вам стоит… вам необходимо вернуться в ЖЕЛУТУ, причем как можно скорее. Сволочь, подумал Юго, как здорово он выучил урок! Однако, движимый нехорошим любопытством, решил позволить своему генеральному директору высказаться до конца. — Что случилось, Адольф? Счета не в порядке? Моя женушка оказалась не на высоте? Никар слишком нервничал, чтобы заметить иронию. — Нет-нет, дело вовсе не в этом, тут все скорее наоборот. Я… вы… простите, что вмешиваюсь не в свои дела, но тут… тут все болтают… — А именно?.. — Да… Ариана… ваша супруга… очень красивая женщина, а у нас ведь кругом одни мужчины, особенно с тех пор, как мы, с подачи Арианы… вашей супруги… наняли культуристов, чтобы обслуживать взятую напрокат технику… и… и понимаете, что я хочу сказать?.. — Будьте точнее, Никар. — Юго с удивлением обнаружил в своем тоне начальственную сухость. — Ну… понимаете, из надежных источников известно, что у вашей жены роман с Николя Фланваром из торгового отдела, — выпалил наконец на одном дыхании Адольф Никар. Четверть часа спустя, когда Ариана открыла дверь дома номер 12 по улице Веселого Зяблика, на пороге ее встретил муж. Туго подпоясанный, в пальто горчичного цвета, поруганный, но держащийся с достоинством. — Ужин для детей в духовке, — проскрипел Юго не своим голосом. — Индюшачьи котлетки горячие, будь осторожна. Я ухожу. Я узнал о твоем дерьмовом заговоре против меня, мало того, узнал и о том, что ты трахалась с этим мудаком Фланваром. Для одного вечера достаточно. Из чистой вежливости ставлю тебя в известность, что подаю на развод. По твоей вине. Всего хорошего. Мэтр Морис Кантюи Судебный исполнитель Член совета директоров Союза молодых судебных исполнителей Франции Код папки: «Эксперимент Марсиак» Протокол о ходе эксперимента за сентябрь месяц 2002 г. Внимание: документ пока хранить только для внутреннего пользования Общие наблюдения Какими словами изложить все, что произошло за месяц, и не поддаться при этом легкому отчаянию? Просто скажу, что с точки зрения техники и технологии эксперимент по обмену полами совершенно удался. Подобно 75 % женщин, Юго Марсиак взял на себя инициативу развода. Это произошло только что. В остальном причин для радости практически нет. Благодаря излишнему рвению этой гадины Никара заговор Арианы провалился, более того, ловкого контрзаговора под руководством Лиз Онфлёр и моим собственным оказалось недостаточно, чтобы разминировать семейную территорию. К этому времени мой клиент вернулся на улицу Веселого Зяблика. Когда Юго явился ко мне, подписав приговор своей супружеской жизни, я нашел веские аргументы, которые его несколько урезонили. Я сказал ему, что начинать бракоразводный процесс с того, что уходишь из дому, чистое безумие. К счастью, он внял моим юридически убедительным аргументам. Для него на карту поставлено чересчур многое: он должен требовать, чтобы ему присудили детей, чтобы именно он остался в своем доме и чтобы он получал соответствующие алименты не только на детей. Клиентка, со своей стороны, восприняла новость очень плохо, подумав, что «попалась в ловушку мерзавца, давно подготавливавшего удар из-за угла». Конечно, она наотрез отказывается даже от мысли о том, что на детей они с мужем будут иметь равные права. А сейчас ее намерения выглядят так, цитирую: «Убить всех, начиная с этого гада, — готова, но развестись с ним — ни за что и никогда». Что касается меня лично, я переживаю трудный период. Прощайте, мечты о величии и славе! Беспечность и Легкомыслие — всего лишь приманки, и вот я уже снова никто, скромный член совета директоров Союза молодых судебных исполнителей. И точка. Но все-таки я отказываюсь уступать малодушию и вопреки всему храню (пока в памяти) формулировку «Прежде всего — совет» — прекрасный девиз нашей организации. К величайшему моему огорчению, я вынужден переменить специализацию и заняться тренировкой семейных пар, в которых муж и жена друг друга ненавидят. Sic transit…[55 - Начало латинской поговорки: «Sic transit gloria mundi» — «Так проходит мирская слава».] 10 Октябрь Всем хорош октябрь, да труд не в радость.      Народная мудрость Против всяких ожиданий, ремонт пошел полным ходом, хоть снимай в доме номер 12 по улице Веселого Зяблика рекламный ролик для кампании «Превратим ваш дом в конфетку!». Везде люди в синих комбинезонах протягивают другим людям в синих комбинезонах какие-то трубы, каждый смотрит из-под каски честным и прямым взглядом, каждый полуулыбается — ни дать ни взять Рабочий Месяца с обложки: такой умелый и такой скромняга. Но откуда подобные чудеса? Однажды утром Дилабо нашел у себя в почте с полдюжины повесток с вызовом в суд. Под каждой стояла подпись адвоката, который именовал себя советником Юго Марсиака по юридическим вопросам. Ошеломленный прораб позвонил Ариане. Та, после долгого молчания, тихо и устало попросила прораба забыть все, о чем шла речь на собрании в «Пухлой индюшке». Казалось, ей трудно говорить: она медлила, запиналась на каждом слове, словно совершенно растеряна, начинала каждую фразу с трогательного «как бы это сказать получше?». Ради спокойствия прораба — как бы это сказать получше? — да просто ради выживания — как бы это сказать получше? — полезнее для дела снова взяться за работу — как бы это сказать получше? — с тем задором, который был им присущ всегда. Даже, пожалуй, — как бы это сказать получше? — с большим рвением, чем обычно. Ее муж — как бы это сказать получше? — изменил свою позицию, и ситуация — как бы это сказать получше? — становится опасной… Дилабо заключил, что настал момент, который рабочие-ремонтники условились называть «точкой В», а если без сокращений — точкой, после которой неизбежно случается взрыв. Тебе, читатель, следовало бы уже догадаться, что речь идет о пределах сопротивляемости нервной системы клиента. Некоторые взрываются через две недели после предполагаемого срока окончания ремонта, другие, более закаленные, способны продержаться среди груд строительного мусора аж два месяца. До сих пор Дилабо сталкивался лишь с одним человеком, терпение которого могло бы сравниться с терпением четы Марсиак. Тот, престарелый и довольно больной господин, кротко, без единого слова упрека переносил тяготы затянувшегося ремонта ровно… э-э… дай бог памяти, да, ровно девять месяцев, а когда они истекли, ни с того ни с сего взял да и помер. Причем помер в тот самый день, когда судья принял решение наложить арест на счета подрядчика. А Марсиаки, по печальной иронии судьбы, сломались накануне того, как рекорд был бы ими побит. Так близко к цели! Что ж, тем хуже для них: лишили себя памятной медали, которую можно было бы повесить над дверью… Ни на минуту Дилабо не принимал всерьез пугалок вроде того, что есть, мол, опасность закончить свою профессиональную карьеру, освежая штукатурку на тюремных стенах. Судьи — почти такие же люди, как все прочие, в их домах тоже иногда требуется ремонт! А посему — точно так же, как ошибки пластических хирургов или мастеров по починке электробытовой техники, — постоянно повторяющиеся преступления ремонтников еще многие годы останутся безнаказанными. Однако за долгие месяцы Дилабо привязался к этой чудной, ни на одну другую не похожей парочке и теперь решил, что пора совершить поступок. За три дня он собрал месье Педро, сантехника, месье Бушикряна, маляра, которого по-прежнему неизменно сопровождали два молчаливых подмастерья, месье Нерво, электрика, и они все охотно согласились помочь Гонсальво. Тем более что к тому времени, устав от долгих недель, проведенных за вымачиванием соленой трески в глуши Эстремадуры, жена штукатура вернулась-таки домой, он теперь был в прекрасной форме, с фадос и desolaao было покончено, и на стройплощадке в Везине их сменили радостные аккорды самбы. Контраст между карнавальным настроением, которое царило с недавних пор в бригаде ремонтников, и натянутыми отношениями хозяев дома стал теперь более чем заметен. Стоит ли описывать наружные, так сказать, признаки того, что супружеская чета на грани развода? Наверное, не стоит… Всем знакомы эти косые презрительные взгляды, это выплевывающие одну гадость за другой рты, это состояние вражды перед сном, когда к тебе «поворачиваются задницей», эти плачевные попытки угрожать, эти жалкие споры из-за денег, эти пошлые недомолвки при посторонних, порой осложняемые молчанием, — молчанием, которое означает «я на самом дне пропасти, мне так жаль, любовь моя, да-да, мне так жаль, ты же понимаешь..» — но воспринимается другим лишь как еще большее презрение к нему, другому, еще большая злость, низость, трусость, предательство. Какими бы героями они ни были, наши Юго и Ариана, они тоже не смогли этого избежать, — любой из нас сто раз убеждался: когда отношения дают трещину, пара даже очень симпатичных людей превращается в пару омерзительных дураков. Добавьте ко всему этому еще и жуткую путаницу из-за обмена полами — и вы поймете, почему на улице Веселого Зяблика теперь чаще слышалась брань, чем радостное воркование. Поводы для того, чтобы почувствовать себя удовлетворенным, случались редко, да и были они смехотворными. Ну отвоевала Ариана свою половину кровати, так какая же это победа, если Юго все равно каждую ночь уходит в их маленькую «прачечную», чтобы делить там с Навесом подстилку с шезлонга? Молодая женщина решила проявить благородство, вернула мужу любимую игрушку — тот самый мультифункциональный пульт, который управляет в том числе и телевизором с расстояния в пятьдесят метров, — и что? Теперь она локти себе кусает, потому что, хотя ящик и у нее в комнате, Юго то и дело меняет программы, не предупреждая об этом и получая от этого жестокое удовольствие… К списку мелких неприятностей, смешных для тех, кто такого не испытывает, можно было бы добавить, что разговаривали они друг с другом отныне лишь при посредстве Гудрун. А юная шведка, несмотря на колоссальный прогресс, достигнутый благодаря ежедневному общению с Дилабо, все-таки еще не слишком хорошо овладела французским языком, поэтому при передаче реплик простая фраза «Скажи этому господину, чтобы он был так любезен вынести мусор» достигала цели в таком виде: «Ариана, сравнение не доказательство, но Юго просил тебе сказать, что ты похожа на помойное ведро». Единственный пункт, по которому супруги достигли полного согласия, касался детей. Как большинство людей, решившихся на развод, они приняли и другое решение, причем вместе и единодушно: «Не может быть и речи о том, чтобы впутывать малышей в наши дела, никогда мы не скажем ни им, ни при них друг о друге плохого слова!» Правда, две недели спустя на улице Веселого Зяблика запросто можно было услышать сардонические реплики типа: «Что-то ты похожа на дикарку, воробышек, это твой отец тебя причесал?» или «Это что на тарелке? „Педигри“, что ли? А-а-а, да это же знаменитые говяжьи тефтельки, которыми так славится твоя мать!..». Сделаем мимоходом следующее открытие из области семантики: когда для обозначения одного родителя другой использует выражения «твой отец» или «твоя мать», то и дело заменяя ими привычные «папа» и «мама», это свидетельствует о тучах, сгустившихся над супружеским ложем. Иначе не бывает и быть не может. В одном Юго точно выиграл: пока раздельное проживание супругов не было провозглашено официально, каждый вел свой сегодняшний образ жизни, то есть жил жизнью другого. Оба адвоката высказались тут однозначно: не нужно дополнительных, пусть и небольших, осложнений, когда и без того судье по семейным делам не разобраться в этой ситуации, иначе как хорошенько накушавшись средств от головной боли. А из этого следует, что Ариана по-прежнему каждое утро ехала в ЖЕЛУТУ — без особой радости, но, надо признаться, и без особых печалей. Конечно, когда Ариана узнала, что это Никар выдал ее мужу, отношения с ним стали несколько натянутыми. Как-то (на следующее утро после предательства) она даже запустила в ненавистную отныне морду мраморным пресс-папье, воплощавшим логотип фирмы, однако, поскольку в душе она оставалась хорошей девочкой, увидев, как стрела подъемного крана просвистела на расстоянии волоска от лысины их с Юго правой руки, сразу же пожалела о своем поступке и приготовилась слушать объяснения. А Никар раскаивался, еще как раскаивался в том, что наболтал лишнего! И говорил, что хотел ведь как лучше, кто ж знал, что его выдумка так обернется? Ариана же сказала там, в «Пухлой индюшке», — надо, чтобы муж вернулся на свое рабочее место, вот он и сочинил повод. Пусть Ариана хотя бы признает, что возбудить ревность как пружину для этого — не такой уж плохой ход! Не повезло ведь только в том, что связь Арианы с Фланваром, выдуманная Адольфом в момент, когда паника совсем им завладела, эта связь, оказывается, была на самом деле, и все таким образом раскрылось! Тут потрясенная услышанным Ариана поняла, что в смысле психологических тонкостей их с Юго правая рука — полный ноль. Даже не круглый дурак, а дурак в квадрате! Глубокий инвалид — смекалку ему, должно быть, еще в младенчестве ампутировали! Она и сердиться-то на него не могла: ну кто сердится на безногого калеку, когда он так медленно ведет свою таратайку, что все движение останавливается? Никто, конечно! Погудят немножко для порядку и стараются его обогнать. Ариана довольствовалась тем, что хорошенько намылила шею заместителю, и дальше их отношения вернулись почти что в прежнее русло. Успехи фирмы все росли и росли, и у молодой женщины были основания гордиться собой. Потому она и твердила всем, кто на пути попадется, что если бы ее муж не превратился в дурацкую, озабоченную побрякушками и всякой ерундой домохозяйку, то она бы в жизни не торопилась уйти отсюда. А если она и хочет оставить ЖЕЛУТУ, то лишь для того, чтобы «спасти семью». Безо всяких других объяснений только по этим словам и ежу стало бы понятно, что «эксперимент Марсиак» дал задний ход… Так обстояли дела у Арианы. Зато у мужа, разумеется, все было иначе. Взбешенный, но исполненный достоинства Юго категорически отказывался теперь говорить с женой, довольствуясь тем, что в ее присутствии упорно принимал вид оскорбленной добродетели. А любимым клиенткам рассказывал о своих семейных неприятностях, изображая себя в самом что ни на есть выгодном свете, просил у них совета, но конечно же никаких советов не слушал. И конечно же не замечал выражения вежливой скуки, неизбежно появляющегося на лицах тех, перед кем женщина начинает изливать душу. «Война Роузов»[56 - Трагикомедия Денни Де Вито — история крушения брака, в ходе которой за респектабельной оболочкой преуспевающих супругов вдруг открываются новые, неизвестные стороны характеров, заставляющие мужа и жену с удивительной ловкостью и изобретательностью делать гадости друг другу.] — почти один к одному! С той только разницей, что тут мужу неоднократно и до ужаса хотелось разбить башку жене, а жена с удовольствием расплющила бы мужа колесами своего мощного автомобиля. Было и еще одно серьезное отличие от обычных семейных историй, где супруги любой ценой готовы избавиться друг от друга. Даже притом что в доме номер 12 по улице Веселого Зяблика не утихали оскорбления и угрозы, а тупые предметы, способные если не убить, то хотя бы изувечить, стояли наготове, Юго и Ариана все еще любили друг друга. Ох, не нужно только думать, будто автор стремится приукрасить действительность или предвосхитить happy end! Дело всего лишь в том, что будущие разведенные еще не прожили до конца историю своей любви. И первыми это поняли их близкие. После того как грянул гром, то есть после того дня, когда Юго объявил, что подает на развод, обвинив в случившемся Ариану, каждый из друзей вынес себе смертный приговор и мужественно засел в своей берлоге. Лиз Онфлёр две недели спустя первой вышла из ступора и, явившись в кабинет Момо, пригласила туда всех, кто был за и кто был против «сговора остолопов». Как описать обстановку в кабинете Момо? Легко: вспомните декорацию к пьесе 1960 года, называвшейся «Судебный исполнитель больше не ступит на порог». Там были кожа и дерево, зеленое и золотое, ковры и паласы, печальное и старомодное… Марокканистее самого Марокко, увы!.. В своем купленном по рекомендации Союза молодых судебных исполнителей Франции кресле Момо выглядел потерянным — этакий плюшевый мишка, забытый на сиденье машины. В тот вечер, ровно в шесть, они здесь были все, — все, начиная с невольного доносчика Никара и кончая дурочкой Гудрун, все, в том числе и Дилабо, готовый на все, лишь бы остановить поток уведомлений от адвоката, обилие которых могло бы вызвать косые взгляды его консьержки. Как и большинство пар, для которых ссоры между друзьями служат поводом сблизиться, Софи с Пьером тоже явились, пришли держась за руки. Для начала заново проанализировали сложившуюся ситуацию. Подобно содержанию античной трагедии, содержание семейной драмы Марсиаков укладывалось в одну строчку. Ариана и Юго собираются развестись, но они еще любят друг друга. Об этом свидетельствовали многочисленные признаки, и Момо составил список: 1) Ариана опять стала краситься по выходным — в те дни, когда не нужно ехать в ЖЕЛУТУ; 2) Юго уж слишком достает жену, чтобы это выглядело искренним; 3) оба они, будто индюки, надуваются от гордости, слыша об успехах другого на своей бывшей должности. Доказательство? Ни разу в их жалобах друг на друга не прозвучало: «Мой будущий бывший (моя будущая бывшая) гроша ломаного в деле не стоит!» Осталось выработать стратегию. Когда Никар сказал, что у него есть на этот счет идея, на сцену выступил античный хор и загнусавил: «Заткнулся бы лучше!» В данном случае разумнее было придерживаться тактики двух пар, работающих сообща, в полном единодушии: Момо с Лиз готовят почву, Пьер и Софи ее засевают. К остальным участникам собрания нижайшая просьба: пусть поклянутся, что ничего, ну вот просто ничего не предпримут, главное с их стороны — никаких инициатив, даже не звонить по телефону, пусть и с изъявлениями дружбы типа: «Я только хочу тебе сказать, что знаю, как тебе тяжело сейчас, и я с тобой, я все время думаю о тебе» — ради бога, ради бога, оставайтесь в сторонке! После этого все вышли, чрезвычайно довольные собой. Юго протянул руку к своим спортивным трусам от Кельвина Кляйна. Оделся он, не зажигая света, и покинул место преступления потихоньку, на цыпочках, даже не взглянув на Мари Дельсоль. Ничего такого особенного он не потерял и прекрасно понимал это. Даже украшенная солитером, оправленным в платину и купленным несколько часов назад у менеджера фирмы «Л как „легкомыслие“», бедолага выглядела не слишком привлекательно: вся помятая, веки грубо перечеркнуты полоской наклеенных ресниц, расплывшаяся грудь стекает набок… Часы на панели машины показывали 3.58 утра. Юго злорадно подумал, что жена, должно быть, его уже похоронила. Вспоминая именно Ариану, он, после того как застегнул на шее мадам Дельсоль фермуар ожерелья, хорошенько промассировал эту шею. Несмотря на то что сердце у него рвалось на части от боли, продавец оставался достаточно аппетитным, и клиентка, пораженная тем, что он, оказывается, вполне гетеросексуален, как и говорил, позволила все. Мари Дельсоль вообще была доброй женщиной. Ничуть не заблуждаясь по поводу исхода мимолетной связи, она очень мило позволила взять себя, чем и открыла свою великолепную жизненную философию. Не скупясь на время и средства, розовая пуховка всегда и везде исповедовала такую истину: каждый, по мере своих возможностей, должен приходить на помощь тем, кто страдает. Просто она охотнее оказывала помощь ближнему в постели, чем в машине с бесплатными супами для нуждающихся, и только. Всю дорогу Юго ликовал. Одним камнем, если можно так сказать, он убил двух зайцев: во-первых, теперь он чувствовал себя отомщенным, более чем удачно противопоставив низкопробность своего завоевания победоносному «служебному роману» жены, а во-вторых, ему доставляло неизъяснимое удовольствие представлять себе, как Ариана сейчас стоит у окна, ломая руки, и взгляд ее прикован к часам, и она плачет и считает себя вдовой, которую злодейка-судьба лишила даже прощального поцелуя… Когда он вошел в дом, там все спали. Он постарался как следует пошуметь у ворот, хлопнул дверью гаража так, что вздрогнули стены, топал изо всех сил в прихожей — под дверью спальни не промелькнуло ни лучика света. Негодяйка спала! Она спала, даже не подозревая, что едва избежала ужасной катастрофы, из которой, если бы несчастный случай все-таки произошел, она вышла бы израненной навеки, а между прочим, это было бы только справедливо по отношению к подлой изменнице! Юго не знал, что Ариана лежит с широко открытыми глазами и беззвучно плачет… — Не помню точно, кто это сказал, Черчилль, Конфуций или Ноэль Мамер[57 - Ноэль Мамер — мэр французского города Бегль, отстраненный в свое время на месяц от должности за регистрацию брака однополой пары, один из лидеров «зеленых» и бывший кандидат в президенты Франции.], но не забывай, дорогая, золотые слова: «То, что тебя не убило, сделало тебя сильнее». — Прекрасные слова, мама, и очень мне напоминают фразу Гегеля «Счастье — в борьбе», которую ты написала над моей кроватью, когда я пожаловалась на то, что у меня нет распятия, а у всех моих одноклассниц есть. Лиз Онфлёр была задета репликой дочери, но тем не менее не остановилась на своем праведном пути — она-то знала, куда идет. И продолжала занудно: — Подумай о том, как тебе везет! Смотри — ремонт шагает семимильными шагами, скоро он будет закончен, и, осмелюсь сказать, это ведь за счет твоего мужа… — А вот и нет, мама, теперь плачу я! — Конечно, конечно, но ты же с апреля получаешь его зарплату. Подумай лучше о будущем, дорогая. Ты, скорее всего, сможешь оставить за собой дом и детей; ведь судьи в восьми случаях из десяти отдают детей матери. — Спустись с небес на землю, мама! Отныне я отец. — Да нет же! Как только судья тебя увидит — такую хорошенькую в этом камуфляже, прямо как полевой цветочек, — он поймет, что у Арианы Марсиак хватит женственности, чтобы выполнить свое предназначение. Да, так вот, я говорила о том, что скоро ты будешь свободна! И не скрою от тебя, что давно пора! — Ну и зачем ты мне все это говоришь? — Затем, чтобы ты поняла: ваш моногамный брак, тянущийся уже почти двенадцать лет, себя исчерпал, дорогая! У тебя превратилась в манию привычка спать только с мужем, есть с ним, все отпуска проводить с ним, все — с ним одним. Никто так не живет! Проснись! Ты жила до сих пор в семейном коконе, этот кокон опутал тебя, он сковывал любое твое движение, и настало время из него выбираться! — Да кто тебе позволил в таком тоне говорить о моей жизни, подчеркиваю — моей! Я была счастлива с Юго, очень счастлива… раньше… Лиз страшно обрадовалась: удалось найти верную тропинку к сердцу дочери. Она помотала головой: — Вот уж нет! Если бы ты была счастлива, ты бы не захотела обменять свою жизнь на жизнь своего мужа. — Мама, но ты же ничего не понимаешь! Меня мучило ощущение, что я как белка в колесе, но клетка-то, клетка сама по себе, отдельно взятая клетка меня не раздражала, я обожала ее, свою клетку! Кормушка, поилка, подстилка — все, все мне нравилось! — Хорошо, но тогда — что же произошло? — Произошло то, что все было отлично, пока мой муж, мой придурочный муж не превратился вообще хрен знает в кого! И ты сама это прекрасно знаешь! Теперь Юго возвращается на рассвете — только затем, чтобы вогнать меня в панику, я уверена, что он высиживает все это время на углу в машине, ставя будильник сотового на четыре часа ровно. — И ты полагаешь, что сама ни в чем не виновата? — О господи, мама, опять ты пытаешься заставить меня заняться самоанализом, и опять — тяжеловесно, опять до чего же грубая работа! Прямо-таки мать настоятельница, не иначе! Взбешенная Лиз повысила голос: — Да ты посмотри, сама-то во что превратилась! Ты перестала быть собой, бедная моя дочка, ты теперь — нечто среднее между большим начальником и питбулем: постоянно стараешься то укусить, то ранить! И потеряешь мужа исключительно из-за своей гордыни, — мужа, который всегда тебя любил и сейчас любит, это яснее ясного! А следовало бы держаться за Юго, потому что тебе не найти другого, который терпел бы тебя с твоими автоматическими подъемными кранами! Лиз, стараясь не уронить достоинства, схватила сумку, сотканную настоящими воинами из племени масаи, и хлопнула дверью. Ариана не пыталась ее удержать: она отлично понимала, что завтра они помирятся, и даже не в слезах. Единственная фраза не выходила у нее из головы. «… Мужа, который всегда тебя любил и сейчас любит, это яснее ясного!» Кому это яснее ясного? Если мужчина намерен отобрать у тебя детей, дом, работу — это свидетельство любви, так, да? Нет-нет, за время «эксперимента Марсиак» Юго стал абсолютной мямлей, сентиментальной мямлей, где ему понять, какое счастье для него — жить с такой женщиной, как она… Ариана злилась на то, что позволила себе разволноваться, услышав такие глупые, такие пошлые слова: «… мужа, который всегда тебя любил и сейчас любит, это яснее ясного!» Смешно, просто смешно! Но странно… стоило ей эти слова услышать, какими бы они ни были глупыми и пошлыми, у нее словно крылья выросли. Момо пришел в экстаз, даже вскрикнул: — Какая красота! Знаешь, я много в своей жизни конфисковал драгоценных украшений, но ни в одном не была достигнута такая чистота линии, нигде я не встречал камней подобного совершенства! Юго, страшно довольный тем, что судебный исполнитель восхищен увиденным, скромно улыбнулся и переадресовал комплимент Софи. Момо сегодня впервые пришел к нему в офис фирмы «Л как „легкомыслие“» и теперь рыскал повсюду. То он удивлялся аккуратной стопке глянцевых журналов на рабочем столе Марсиака — все номера «Void» за этот год, то восхищался образцовым содержанием картотеки клиенток, где они как манекенщицы были представлены на поляроидных снимках, то обмирал от восторга перед эскизами будущей коллекции, которую экс-хозяин ЖЕЛУТУ окрестил «Исчезновения»… Ближе к концу визита Юго вздохнул: — Теперь ты понимаешь, почему мне неохота бросать этакую красоту и возвращаться в сарай, набитый машинами для очистки газонов? — Послушай, но они ведь, наверное, тоже по-своему хороши, эти машины для очистки газонов! Я думаю, людям, у которых перед домом разбит газон, время от времени требуется его очистить. Значит, такие машины просто необходимы, и… Юго не дал ему договорить: — Ты зачем пришел, Момо? Судебный исполнитель уставился на носки своих ботинок и прошептал: — Да так… Забежал, потому что беспокоюсь за тебя… Знаю по собственному опыту, как это тяжело — разводиться… Искренне взволнованный Марсиак смотрел на гостя чуть ли не со слезами. Какая деликатность, какая способность к состраданию — столь возвышенные чувства не часто встретишь у мужчины, да еще и судебного исполнителя! Что за счастье, подумал Юго, получить наконец возможность поговорить о своих переживаниях, о своих семейных делах с мужчиной! С Пьером это совершенно невозможно, в последнее время, стоило ему только начать: «Чувствитель…» — лучший друг ни разу даже закончить не дал, сразу принимался кричать: «Ты о коже головы? Ой, как плохо, если чувствительная, большой риск моментальной, просто моментальной потери волос! Берегись!» Юго вздохнул: — А что я могу сделать, Ариана ведь не оставила мне выбора! — Почему ты так считаешь, Юго? Потому что она тайком от тебя организовала заговор? Да? — Если бы только это… Нет, понимаешь, тут все ну, как эта история с парнем из торгового отдела ЖЕЛУТУ, — я думаю, она тогда попросту растерялась, совершенно не знала, что делать, я думаю на самом деле ей никогда не хотелось мне изменять и меня обманывать… А этот тип, этот хитрец, этот ловкий негодяй воспользовался ее состоянием… Ия убежден, что он ее сразу же и бросил, что теперь девочка чувствует себя униженной, несчастной… И я бы плюнул на эту историю, поставил на ней крест, если бы на самом деле она не открыла мне глаза. Знаешь, я очень много думал… Я провел огромную работу над собой… Хочешь, скажу тебе правду, Момо? Ты действительно хочешь, чтобы я сказал тебе правду? Да, судебный исполнитель действительно этого хотел, даже очень хотел. — А все проще некуда! Ариана терпеть не может, когда я счастлив. Вот потому-то она и остановила «эксперимент Марсиак» на полпути. Она деспотична, именно из-за таких людей возникает комплекс кастрации[58 - Комплекс кастрации (термин введен Зигмундом Фрейдом) проявляется главным образом в виде «зависти по поводу пениса» у женщин и в виде «боязни лишиться пениса» у мужчин.], да она и сама страдает этим комплексом. — Тут Юго сделал умное лицо: вот, дескать, к какому тонкому выводу я пришел, применив дедуктивный метод, и добавил очень медленно: — Освободившись от своих цепей, я становлюсь для нее угрозой, вызываю безотчетный страх. — Понятно… — Судебный исполнитель покачал головой. — Чрезвычайно интересный анализ… Кое в чем он напоминает книгу «Чего хотят мужчины», в частности, там я вычитал, что представители сильного пола воспринимают эмансипацию своих жен как угрозу. Видимо, это и произошло с Арианой. Она восприняла твой расцвет как предательство по отношению к себе, как начало свободного полета вдали от семейного гнездышка — того самого, которое было так любовно ею свито… Софи, склонившаяся над эскизом и не упустившая из разговора ни словечка, закашлялась, чтобы скрыть приступ смеха. А Момо невозмутимо продолжал: — Но в оправдание твоей жены скажу, что на данный момент она не в лучшем состоянии. Даже, уточню, не в нормальном для себя состоянии. Сидя боком на столе и болтая в воздухе ногой, заинтересованный донельзя Марсиак слушал, как судебный исполнитель излагает свою новую теорию. По его мнению, превратившись в мужчину, Ариана заполучила проблемы с сексуальной самоидентификацией. Само собой разумеется, в ней пробудились потребности, ранее ей неведомые. Исследования американских ученых неопровержимо доказывают, что парни думают о сексе три раза в час, тогда как девчонки — всего три раза в день. Именно в эту минуту на горизонте, как чертик из табакерки, возник Пьер Беньон. И сообщил, что в нем вспыхнуло внезапное и непреодолимое желание поцеловать жену. Удивленная Софи выронила карандаш. А Пьеро, быстро прикоснувшись губами к ее лбу и тем самым облегчив себе существование, присоединился к мужскому разговору. — Да уж, статистика более чем достоверная. Лично я, с моим унаследованным от отца безумным либидо, делаю это по крайней мере три раза за полчаса! Софи снова закашлялась. — Нет, правда, Софи, чистая правда, и сам я тут ничего не могу поделать. Моей вины в этом нет, все дело в папе, у нас у всех — в папу — инструмент с детскую руку, и, если хочешь поставить его торчком, долго тилибомкать не нужно. Во всяком случае, тебе грех на это жаловаться, так ведь, птичка? Пьер не преминул исподтишка подмигнуть жене при этом вопросе, и Софи удержалась от ответа. А то сказала бы вот что: насчет детской руки… ее муж, как и большинство мужчин, — владелец органа строго нормальных размеров, то есть в покое тот едва достигает длины стопы новорожденного, но ее это, тем не менее, вполне устраивает. Между тем, сбитый с толку Юго попытался развить мысль лучшего друга: — Значит, вы тут все подразумеваете, что я больше не удовлетворяю свою жену и потому она сошла сума? Но это… это… грязь какая! Пьеро набрал в грудь побольше воздуха и принялся объяснять: — Совершенно не в том дело, старина! Просто Ариана привыкла иметь рядом надежного, крепкого мужика, не слишком утонченного, склонного скорее к действию, чем к рефлексии, и вдруг видит на его месте типа, который, вместо того чтобы нормально потрахаться, желает обсуждать семейные проблемы, и так каждый день, — как тут не изумиться? Софи поддержала мужа, сказав очень серьезно: — Подумай сам, Юго, и оглянись на себя. Кто спорит, ты великолепен, но сейчас напоминаешь актера из бразильского сериала. Ты научился говорить о своих чувствах, умеешь теперь выразить их словами, но ты стал каким-то ненастоящим. Ненатурально это все выходит. И не чувствуется твоей плоти, твоего запаха, материи, из которой ты состоишь. Сразу видно: тебе не хватает тестостерона! Пьеро забил гвоздь по шляпку: — Прости, что спрашиваю, дружище, но скажи честно: когда ты в последний раз поставил Ариане хорошую свечу? Юго пискнул, как мышь, попавшая в мышеловку: — Вас это не касается! Не собираюсь перед вами отчитываться! Хотя раз уж наша сексуальная жизнь вас так волнует, успокойтесь! (У него начиналась истерика, и теперь он почти кричал.) С марта мы… мы много раз… делали то, что нам полагается делать… Конечно, когда ты работаешь, и дети, и кухня, к вечеру немного выдыхаешься и как-то не очень этого хочется, но… Лучший друг триумфально воздел палец к потолку: — Вот! Вот видишь! Всего-то каких-нибудь полгода назад, слабачок ты мой драгоценный, единственным, что могло нас с тобой заинтересовать, — кроме тенниса, конечно, — было это: кто кому сколько раз куда засадил, и сколько времени кто с кем трахался, и где… Софи открыла рот, чтобы спросить, что означают эти «кто кому» и «кто с кем», но из благоразумия тут же и закрыла, ничего не сказав. — Словом, если бы я был на твоем месте, я бы пошел к жене и напомнил ей самым простым на свете способом, кто в этом доме кидает палки! Ужасно смущенный Момо подумал, что пора вмешаться. — Если ты хочешь снова начать игры с Арианой, Юго, могу сказать, что сегодня вечером она будет одна в баре отеля «Трианон». Там, у вас в Везине. В двадцать часов. Трое на одного, и вся задача — врезать Юго серпом по… самому чувствительному месту, м-да, не слишком элегантно, но, с другой стороны, что ж еще прикажете делать? Можно сколько угодно, причем законно, гордиться своей психологической гибкостью и умением приспосабливаться, абсолютно добровольно превратившись в женщину, да только, если уж ты родился с пенисом, нечего валять дурака. Юго слушал своих друзей, и мужские его гормоны закипали под полосатой сорочкой от Пола Смита. Оголтело распевая «Я все еще жив» из репертуара «Би Джиз», Юго мчался в своей маленькой розовой машине в направлении Везине. Юго был уязвлен, но он снова начал действовать. И разжигал себя, готовясь к отпору. С тех пор как, пытаясь вернуть себе расположение детей, Ариана стала возвращаться с работы домой раньше, отношение к ней Навеса явно улучшилось, и теперь, стоило Ариане открыть дверь дома номер 12 по улице Веселого Зяблика, песик бросался к ней с почти что прежней любовью. Как-то ночью — с ума сойти! — он даже нашел свою старую тропку к супружескому ложу, что — последняя капля! — безумно огорчило хозяина собаки. Молодая женщина обваливала в сухарях говяжьи эскалопы — три, потому что накануне Юго нарочно подал ужин — спагетти карбонара — ровно в 18.30, ну и к приходу жены ничего, конечно, не осталось… так вот, когда зазвонил телефон, Ариана как раз панировала эскалопы. Это оказалась Лиз, по-видимому готовая продолжить сражение. — Ты, мама? А я думала, станешь дуться до завтра! — Я звоню предупредить: сейчас буду у тебя, приду посидеть с детьми. Потому что ты уходишь. — Заба-а-а-авно! И куда же это я ухожу? — Тебе совершенно необходимо прийти к восьми часам в бар отеля «Трианон», у вас там, в Везине. Поторопись и имей в виду, что надо быть очень красивой. Это всё, больше я не могу сказать ни слова. — Что еще за секреты, мама? — Дорогая, я обещала молчать, и не заставляй меня говорить, ты же знаешь, еще пара вопросов — и я расколюсь. А потом разозлюсь на тебя за это, и снова может начаться перебранка. Так что давай-ка собирайся и иди. Ты там встретишь человека, которого потеряла из виду бог весть как давно, и будешь от него в восторге! Сказать, будто Ариана совсем уж не почувствовала, откуда ветер дует, было бы преувеличением. Зная, насколько сентиментальна Лиз, и понимая, как сильно хочется искупления участникам сговора остолопов, она мгновенно — за доли секунды — догадалась, кто придет к ней на свидание. Вот только интересно, подумала она, как этой шайке удалось сделать так, чтобы Юго проглотил наживку, не заметив крючка и толстенной лески заговора, которая от нее тянулась. Зная, как сейчас к ней относится ее половинка, Ариана не могла себе представить, чтобы муж без боя согласился на встречу с ней. Ну и еще один вопрос из той же серии: ей-то с какой стати бежать на свидание с опозоренным мужем, да еще в гостиницу? Из любезности к тем, кто вынашивал свой план у них за спиной, — так она решила поначалу. Они ведь наверняка забронировали и апартаменты для парочки — а это не меньше четырехсот евро! После недолгой, но упорной работы над собой Ариана признала, причем добровольно, без всякого принуждения, что на самом деле ей жутко любопытно, как поведет себя Юго, увидев ее на нейтральной территории. Да, и кроме того, идиотские слова матери про «мужа, который всегда тебя любил и сейчас любит», не выходили у нее из головы и сыграли не последнюю роль в том, что она выбрала — сразу и без колебаний! — самое возмутительно-сексуальное из платьев, какие только мог бы припомнить глава предприятия по сдаче в аренду крупногабаритной техники. Маленький, приземистый и довольно подозрительный на вид местный «Трианон» претендовал на то, что он — карманное издание «Трианона» версальского[59 - Отель-дворец «Трианон» находится в двадцати минутах езды от центра Парижа, на границе Версальского парка, неподалеку от знаменитого дворца французских королей. Именно здесь был составлен Версальский договор, в котором были подведены итоги Первой мировой войны. Интерьеры «Трианона» поражают изяществом и роскошью, гордость отеля — ресторан для гурманов «Les Trois Marches», где можно отведать кулинарные шедевры мэтра французской кухни Жерара Ви.]. Вертящаяся дверь на минутку задумывалась, прежде чем отвориться настолько, чтобы можно было протиснуться. Мягкие ковры были тут размером с коврик для молитвы, ящик для ключей имел всего десяток отделений, у лакированной стойки бара черешневого дерева возвышались всего три табурета, клиенты — на вид нотариусы, решившиеся на измену жене, и разбитные парикмахерши — крались вдоль стенки, и даже персонал казался каким-то севшим при стирке… Ставшая снова той женщиной, какой была прежде, Ариана, конечно же явилась заранее, до условленного часа. Сердце ее билось так сильно, что она боялась, как бы это не стало заметно под облегающей лайкрой платья. Наконец-то она увидит своего мужчину, своего господина, своего красавца мужа, своего Юго! Это ничего, что она, сидя за столом в одиночестве, выглядит шлюхой… Но что заказать? Шампанское? Преждевременно. Бокал шардоне? Нет, чересчур напоминает Бриджит Джонс. Пива — его-то больше всего и хочется? Тоже нет: Юго, который теперь пьет только минеральную водичку, это покажется вульгарным. Она остановилась на «Кровавой Мэри»: идеально! Точь-в-точь Мирей Дарк в «Розовом телефоне». Осталось появиться Пьеру Монди[60 - «Розовый телефон» — мелодрама Эдуара Молинаро 1975 г., с Пьером Монди и Мирей Дарк в главных ролях, рассказывает о пожилом владельце заводика, который исхитрился на старости лет влюбиться в элитную проститутку.]. В зале прогремел взрыв. Вертящаяся дверь восемь раз повернулась вокруг своей оси. Тяжелые башмаки звучно прочеканили шаг к бару. Гулкий голос потребовал ключи — ни дать ни взять Сильвестр Сталлоне, когда он требует вмешательства Джи-ай в кретинских фильмах про Вьетнам. Ариана расстроилась, подумав, что отель наводнила толпа техасцев, которые окончательно погубят атмосферу вечера, а этот вечер представлялся ей таким печальным, нежным и трогательным… таким невозможно романтичным… И вдруг на пути ее взгляда выросли две длинные ноги, затянутые в джинсы. Она подняла глаза. Перед ней стоял ее муж, Юго Марсиак. Остроносые сапоги со скошенным каблуком, расстегнутая до пупа ковбойка, бейсболка козырьком назад, челюсти сжаты, на руках набухли вены, дикий мускусный запах, как же эти духи называются-то… следовало бы назвать их «член кашалота», как-то так… Она даже не успела засмеяться. Он схватил ее за талию, поднял, взвалил на плечо и поволок по лестнице в номер. До утра они не разговаривали. И не спали. На следующий день все повторилось. Но вы зря думаете, что Марсиаки по-настоящему помирились. (Ладно… Вам следовало и самим понять, что этот внезапный обрыв, главы — обрыв главы, выдающий повышенную стыдливость, — говорит о невероятных трудностях, возникших перед скромным автором этой книги, когда потребовалось описать то, чему сейчас дано условное название «эротическая сцена». В современных романах описания «эротических сцен», конечно, столь же обязательны, как описания балов в старинных книгах, но одна мысль о том, что этот гимн гениталиям будет случайно прочитан свекром, директором школы, где учатся ее дети, менеджером ее банка или ее мясником с улицы Монторгей, одна только мысль о том, что эти славные люди решат, будто за порожденными фантазией красками скрывается эпизод из личной биографии писателя, иначе ведь и быть не может, и даже кое-что осталось, в чем писатель не признался, — нет, при такой мысли скромнейший автор этих строк, если можно так выразиться, предпочитает слинять. И сказать просто, что на этот момент истории у Юго и Арианы… мм… низы хотят, и они же могут, вот.) Мэтр Морис Кантюи Судебный исполнитель Член совета директоров Союза молодых судебных исполнителей Франции Код папки: «Эксперимент Марсиак» Протокол о ходе эксперимента за октябрь месяц 2002 г. Внимание: документ пока хранить только для внутреннего пользования Общие наблюдения Сколько эмоций, сколько эмоций! Еще один отчет, напоминающий скорее колонку переписки с читательницами женского глянца, чем протокол о ходе эксперимента, достойный этого названия. На этот раз наша маленькая группа вмешательства добилась того, что цели ее миссии были даже превзойдены. Задетый за живое нашими сожалениями о его утраченном мужском достоинстве, Юго буквально похитил свою жену и на двое суток заперся с ней в гостиничном номере. Мнения нашего коллектива о том, что делать дальше, разделились. Надо ли снова вмешаться, с тем, чтобы освободить Ариану? Я полагаю, что необходимо, но ни Лиз Онфлёр, ни Софи со мной не согласны. Бесстыжая бабушка заявила во всеуслышание, что «великие истории любви всегда являются и великими историями трахания, и настает время, когда соответствующие органы вступают в свои права». Куда как более застенчивая Софи просто дала понять, что вообще-то ее подруга не звала нас на помощь и, вполне может быть, она обидится, если мы преждевременно оборвем это свидание супругов наедине. Однако, каково бы ни было коллективное мнение, я намерен для очистки совести сегодня же вечером прогуляться в «Трианон» и посмотреть, что там делается. Совершенно не понимаю, что в данный момент происходит. Пьер Беньон ликует. Теперь всякий раз, как он меня видит, мне достается увесистый шлепок по руке, сопровождаемый радостным возгласом: «Ну он и дает, этот чертов Юго!» С одной стороны, мне его жест симпатичен, но с другой — кажется несколько неуместным, если помнить, с кем я имею дело. Никар мною самим был предупрежден о том, что Ариана будет отсутствовать на рабочем месте вплоть до нового указания. «Причины тут чисто физические, но речь идет не о болезни», — сказал я, но он не понял тонкого намека и, болван, предложил свою помощь. В нашем маленьком коллективе царит тлетворная, даже, я бы сказал, губительная атмосфера. Юный Эктор застал Дилабо за шалостями с Гудрун на чердаке дома номер 12 по улице Веселого Зяблика. Беньоны все время прилюдно хватают друг друга за руки. Лиз Онфлёр, узнав, что сегодня вечером я собираюсь отправиться в отель «Трианон», выразила твердое намерение идти туда со мной, чтобы, сказала она, «уловить те таинственные и чудесные волны, которые, возможно, излучаются в результате примирения ее детей». Догадываюсь о тысячах подразумеваемых ею смыслов, но какой из них правильный? Я сильно озадачен. 11 Ноябрь Месяц туманов спереди греет, сзади морозит.      Народная мудрость На улице Веселого Зяблика дело дошло до дверных ручек. Кажется, ерунда — ну что такое дверные ручки? — но когда после тринадцати месяцев непрерывного ремонта надо уже выбирать дверные ручки, это как… это как когда после тысячи трехсот занятий с репетитором по пятнадцать евро в час ты видишь в дневнике своего ребенка запись: «Допущен к переводным экзаменам в пятый класс»! Чувства огромны, неописуемы! Радость быстро переходит в восторг, безумный восторг, прямо хоть хлопай в ладоши перед витриной магазина «Всё для дома». Увы, предчувствия и подозрения слишком часто отравляют это чистое счастье: а вдруг все кончится? а вдруг все станет снова как было, даже хуже? Кошмар, да и только! Толкая тележку мимо стеллажей хозяйственного магазина, который она усердно посещала вот уже больше года, Ариана не позволяла страхам завладеть ею. Она пришла сюда затем, чтобы рискнуть, и не может быть речи о том, чтобы выйти, ничего не купив. Ну и пусть она немножко лопухнется с этими самыми ручками, купит не для правой створки, а для левой, пусть даже диаметр будет чуть-чуть не тот (кстати, семь там или восемь?), или неидеально окажется выверен периметр декоративного розанчика, скрывающего замочную скважину, или там ошибочка выйдет с номером коленчатых ключей, таких хорошеньких, что их можно привешивать на ошейник чихуахуа вместо бубенчиков… Главное — она чувствует себя сильной и уверенной, и не зря: у нее в кармане специальная карточка, отличная просто карточка, потому что владельцу предоставляется двадцатипроцентная скидка на общее число купленных за день товаров — все равно каких товаров и все равно в какой день, и сумма этой скидки приплюсовывается к другим скидкам… надо только не промахнуться и выбрать именно тот день года, когда рассчитываешь истратить больше обычного, помня, что такое преимущество тебе дается всего однажды за триста шестьдесят пять дней, а никак не два раза… Ариана медленно продвигалась вдоль стеллажей, прикидывая в уме, превысит ли статья «дверные ручки» сумму, отложенную на будущий месяц в конвертик под названием «Карнизы и кольца для занавесок». Завидев надпись «Штукатурка и краски», она ускорила ход и поспешно миновала проклятый отдел: с этим покончено! Совсем, навсегда покончено! И вообще дело идет к концу, только подумайте, дело идет к концу! Стоп! Ей показалось, будто к ногам привязали камни. Ариана замерла на месте, увидев у отдела, где были выставлены плитка и покрытия для пола, обнявшуюся пару. Они были такие простые, обыкновенные, даже грубоватые, но она охотно отдала бы свою замечательную карточку, лишь бы оказаться на их месте. «О нет, Ариана Марсиак, тебе еще далеко до отделочных работ!» — вынесла она приговор. Да, ремонт почти закончен, а на что похожа ее собственная жизнь? На чушь собачью, вот на что! «Покупать дверные ручки, когда у тебя нет ключа от собственного будущего!» — горько, но поэтично подумала она, приблизившись к турникету с надписью «Выход без покупок». Она издалека отключила систему блокировки дверей «ауди» и села в машину — с легкой кошелкой и тяжелым сердцем. Юго был небывало энергичен, энергия просто-таки била ключом, и Софи не знала, что еще ему дать на продажу, потому как зимняя коллекция бижутерии целиком разошлась, а почти все украшения с драгоценными камнями лежали у клиенток, регулярно, с недели на неделю продлевавших аренду в надежде, что мужья в конце концов покорятся и накануне Рождества сложат к их ногам свое оружие — собственные золотые и платиновые карточки. Каждое утро начиналось для партнеров с благодарственной молитвы за то, что им посчастливилось поселиться в этом радующем взор предместье на западе Парижского региона. Разумеется, в Везине хватало своих проблем: здесь было не найти симпатичного преподавателя игры в гольф; дилеры, продававшие «БМВ», отличались редкостной алчностью; перед детскими садиками ни проехать ни пройти из-за колясок, которые весь тротуар загромождали, ну и так далее. Но, несмотря ни на что, этот городок предпринимателей — да-да, городок предпринимателей, ведь говорят же «рабочий поселок»! — оставался местом выдающимся по количеству полезных ископаемых: он будто застыл в пространстве-времени между славными шестидесятыми и первым нефтяным кризисом. Мужья тут продолжали покупать мир в семье за караты, а жены измеряли масштаб своего семейного счастья площадью гардеробной. В последнее время Юго было не остановить ничем: нет больше места сомнениям, рефлексии, тонкой стратегии — он преобразился! Ему бы волю — продавал бы платиновые цепи для покрышек роскошных «лендроверов». Мастерам приходилось работать не покладая рук, чтобы удовлетворить ненасытный аппетит продавца. Прощайте, времена убалтывания клиенток, — теперь Юго и на самом деле считал, что цитрин хорош даже на бледной коже и что, не имея в шкатулке для украшений пары серег с бриллиантами, девушка не может рассчитывать на истинный расцвет. После памятных трех суток в «Трианоне» он стал другим. Нет, не другим мужчиной, к сожалению. Он стал другой женщиной. И это ужасно тревожило Софи. Восторженность Юго казалась ей чересчур, используя определение Эктора, «девчонской», чтобы быть естественной. Игра тут явно нечестная. О том, что произошло во время его «отлучки по семейным обстоятельствам», он ей ровно ничего не рассказал — ни тебе доверительного признания, ни просто словечка. Зато Ариана позвонила подруге, и теперь у нее был прежний голос, не такой, как в ЖЕЛУТУ — резковатый и с отзвуком металла, нет, нормальный. И говорила она как раньше — торопливо и бестолково: — Софи, это просто ужас, просто ужас! Я провела три лучших дня в своей жизни, лучше даже, чем тогда, в 87-м, на Духов день с Жеромом Ришдоном, помнишь, я еще звала его анакондой, но не потому, конечно, что он был без рук без ног… — Здорово, молодчина, браво! Лиз оказалась права, лучше же не придумаешь — такие чувственные открытия по новой… Но в чем ужас-то? — Юго заявил, что больше до меня не дотронется! — Ого! Ты что, плохо справилась с позой номер 267? — Кончай свои издевки! В конце этих трех суток, когда я уже думала, что все хорошо, что все теперь и правда будет еще лучше, чем раньше, мы уже стали одеваться, и вдруг он встал передо мной — голый! — и говорит: «Все это было только для того, чтобы показать тебе, что я еще мужчина, малышка! Посмотри хорошенько, что ты потеряла, потому что с этим покончено!» — Ни фига себе… Теперь низы забастовали, только этого и не хватало… «Отказ от исполнения супружеских обязанностей» — древнейшее средство давления на мужа, используемое тысячи лет домохозяйками, чьи нервы на пределе. Надо же, кто мог подумать, что Юго дойдет до такого! Вместо того чтобы резко поднять, буквально заставить взлететь под облака его мужское достоинство, эти три дня и три ночи любовных игр породили у него мысль применить самый что ни на есть гнусный сексуальный шантаж! А как, как назвать это иначе? Феноменальная энергия, помноженная на новую для Юго инициативность, подтолкнула нашего героя всего-то навсего к мести, м-да… Когда пахнет кризисом супружеских отношений, мужья чаще всего довольствуются примирением в постели. Уже после двадцати четырех часов непрерывной и весьма активной любовной гимнастики в «Трианоне» нашего славного парня Ариану посетила несколько поспешная мысль о том, что все теперь в порядке. Однако Юго, чисто по-женски, использовал свои прелести в качестве оружия. Какое падение! Из занудной, но неплохой, по существу, девицы он превратился в обиженную, злопамятную дамочку Его навязчивой идеей стало отплатить жене полной мерой. Обманывая его, изменяя, настраивая против него всех, она пыталась его кастрировать? Что ж, каждому овощу — свое время. В номере занюханного отеля Юго попросту дал Ариане все, чтобы тут же все и отнять самым грубым из возможных способом. Если посмотреть со стороны, вроде бы жизнь семьи и впрямь стала нормальной, но за приличным фасадом назревал развод. Юго отказывался обсуждать этот вопрос, повторяя: «Я еще не принял окончательного решения» — с загадочным видом героини ситкома. Сдавленным от волнения голосом Ариана поведала подруге о том, как теперь — после возвращения из «Трианона» — ее муж каждый вечер прохаживается перед ней совершенно голый, приветливо потряхивая яйцами, а потом с сардоническим смехом нисходит по лестнице в свою каморку, и мужское его достоинство величественно поднимается и опускается в ритме шагов по ступенькам… Это же пытка, пытка, ну как влюбленная женщина может выносить такое! А она теперь влюблена в него еще больше, чем когда бы то ни было. Динамистки пользуются сумасшедшим успехом у мужчин, одолеть динамистку — дело чести, кто ж этого не знает, и Ариане с тех пор, как она приобрела мужские черты, стало даже отчасти нравиться его сопротивление. Не менее взволнованная Софи посоветовала лучшей подруге набраться терпения. Девушкам, которые только и делают, что динамят, первым же и надоедает бойкот постели, кто ж этого не знает… Нет никаких сомнений, что наш голубчик Юго в конце концов начнет мучиться от нанесенных самому себе ран! Если Ариана будет держаться нарочито скромно, наберется терпения и немножко подождет, он не преминет вернуть ей свою благосклонность. Молодая женщина пообещала держаться, вести себя хорошо, но день проходил за днем, муж выглядел все более цветущим, из него по-прежнему била ключом энергия на работе, он весело шутил с детьми, он был речист и смешлив, говоря по телефону с клиентками, он был мил и непосредствен с рабочими — короче, он всегда был в отличном настроении… И это было подозрительно, ведь стоило ему остаться наедине с Арианой, как он тут же устремлял на нее взгляд своих прищуренных глаз, словно бы говоря: «А ты перебьешься, дура несчастная!» Ну разве это не подозрительное поведение? Хуже, чем подозрительное! Из-за такого его поведения, точь-в-точь повторявшего поведение замужней женщины, которая решила извести свою половинку, настроение Арианы падало с каждым часом, и всякий раз все ниже и ниже. Вот почему, добравшись в супермаркете до дверных ручек, она отступила, можно сказать бежала, совсем как испуганное животное, отказывающееся перепрыгнуть барьер, ибо не знает, а что там, с другой стороны. Если бы она могла хоть у матери сил поднабраться, получить у нее поддержку! Так нет же! И тут облом: Софи тонко намекнула, что сейчас неподходящий момент говорить с матерью… Наступит день, и лозоходцы, экстрасенсы, целители и маги всего мира наверняка озаботятся загадкой отеля «Трианон» в Везине! Что за таинственные волны там циркулируют, что за чудодейственные вибрации проходят сквозь тамошние стены, если любое тело, оказавшееся в этой — на первый взгляд вполне безобидной — обители, покидает ее, унося на себе следы обрушившейся на него лавины грязного разврата? Когда Момо с Лиз пришли в гостиничный бар, чтобы в энный раз подготовить план действий для всего коллектива, они искренне думали, что это займет часа два, не больше. Подобно Ариане и Юго, они в следующий раз увидели вертящуюся дверь спустя двое суток с лишним. А начиналось их свидание самым невинным в мире образом. Момо, державшийся почему-то не слишком естественно, сообщил Лиз, которая пришла чуть позже, что успел на ходу переговорить с ее зятем. Тот (надо сказать, он выглядел страшно возбужденным) сообщил о своем намерении, цитирую, «уделать жену так, чтобы она запросила пощады», а потом — «привет, конец всему». Дьявольская придумка, верно? Лиз просто опупела, рот открыла от изумления и никак не могла закрыть. Но все же пришла в себя. На самом деле она явилась сюда не только для того, чтобы услышать что-то новенькое о дочери, на самом деле у нее есть для Момо предложение. Она предлагает ему работу. В последнее время она много за ним наблюдала, много думала, многому научилась и многое поняла. Теперь она считает, что современный брак в тупике. То, что произошло с Арианой и Юго, вовсе не так незначительно, как может показаться. Оба они из поколения детей шестьдесят восьмого года, и этому поколению приходится расплачиваться за наивный оптимизм своих родителей. Нет, равенство полов не достигнуто, нет, распределение обязанностей само собой не разумеется. Мужчины и женщины не были и не должны быть взаимозаменяемы. По примеру мамаши Кураж, Лиз Онфлёр считает себя ответственной: она оказалась для дочери не лучшим советчиком. А долги надо оплачивать, отсюда и идея — помочь молодым, которые, подобно ее детям, утопают в пучине смятения и непонимания. — И вот, Момо, что я вам предлагаю. Мы создадим консультационный пункт для семейных пар, брошенных на произвол судьбы и поплывших по течению. Станем давать им рекомендации. Мне известны ваши выдающиеся способности человека и гуманиста, а я, со своей стороны, постаралась бы применить свой собственный опыт, да и женский взгляд на проблему может оказаться вам полезным. Верю, что вместе мы способны замечательно поработать! Теперь опупел Момо. Глаза его наполнились слезами, и он заказал еще два коктейля. Ни один из них никогда так и не вспомнил, что происходило от момента, когда они допили свой дайкири, до другого — когда очутились в чем мать родила на розовом в разводах покрывале полулюкса с названием «Жозефина», выше которого была только кровля. Позже Момо предположил, что их накачали наркотиками, и говорил он об этом, только что не причмокивая, но Лиз попыталась дать своему приливу крови в одно место вполне логическое объяснение: «Бедняжка Момо пал в своих глазах так низко — его „эксперимент Марсиак“ провалился, проблема марокканской самоидентификации осталась нерешенной, а тут еще я просто-таки ошеломила его своим предложением о работе… Мне стало так его жалко…» Расскажите это кому-нибудь другому! Лиз Онфлёр была человеком совсем иной закалки, нежели Мари Дельсоль. И если она затащила судебного исполнителя в койку, придя с ним в отель «Трианон», то по одной-единственной и очень простой причине: ей давным-давно этого хотелось. Конечно же мы помним, как трудно все начиналось у этих двоих. Если бы несколько месяцев назад матери Арианы сказали, что она влюбится в судебного исполнителя, сложением напоминающего кабачок, она расхохоталась бы так, что с треском, наподобие струн, лопнули бы косточки ее бюстгальтера, — только не подумайте, что из китового уса, нет, разумеется, из растительной слоновой кости! Но с течением времени Момо раскрылся и предстал перед нею таким, каков он есть на самом деле: тонкий, восприимчивый, чувствительный, воспитанный, образованный человек, а главное — очень умный и интеллигентный. И Лиз не сомневалась, что любовная страсть, которую Момо к ней питает, — порождение именно этих основных черт личности Мохаммеда Эль-Кантауи. К тому же, хотя когда-то, достаточно давно, мать Арианы и переспала с уроженцем Восточной Африки, ей ни разу еще не случилось отведать выходца с севера этого прекрасного континента, а по природе, как мы помним, эта женщина была страстной любительницей путешествий и всякого нового опыта. Лиз не имела склонности к излияниям, но много позже, пытаясь пресечь вопросительные взгляды и неуклюжие намеки Пьера Беньона, который долго не мог успокоиться на предмет того, что же тогда произошло в «Трианоне», прошелестела изысканный ответ: «Припоминаете ли, милый вы мой Пьеро, что заявил однажды Тулуз-Лотрек с высоты своего полутораметрового роста? „Когда у меня встает, я похож на чайник!“ Так вот, в отеле „Трианон“ славного города Везине я обнаружила в себе пристрастие к чаю с мятой». Вот какие пироги. В отличие от Юго и Арианы, порывы этих голубков не угасли за дверью гостиницы. Весь месяц Лиз была поглощена нежно привязавшейся к ней добычей. Она не расставалась со своим судебным исполнителем. Она вдохновляла его на подвиги: теперь у Момо проектов стало как никогда много, и, бродя по городу в поисках новых клиентов, он насвистывал песенки Далиды. Но мы ведь знаем, что такая страсть разобщает с миром. Ни одному внешнему фактору не стало доступа в сознание танжерского Филемона и нормандской Бавкиды. Потерянную в пространстве и времени, оглушенную, изумленную своей любовью парочку настиг острый приступ аутизма, грозившего перейти в хронический. Перетягивание каната в семье Марсиаков? Отныне они не придавали ему ни малейшего значения, больше того — им было плевать на Марсиаков, как и на всех остальных, с высокой колокольни. Бедная, бедная Ариана! Как тяжело это сказывалось на состоянии ее духа! В последние дни она чувствовала себя особенно странной, особенно неладно скроенной и некрепко сшитой, чувствовала себя так, будто женская оболочка отказывается и дальше терпеть в себе мужика, в которого несчастная превратилась. Не хватало только неприятностей на работе — тогда у бедняжки были бы все основания бежать к психиатру с жалобами на депрессию или по крайней мере нервное истощение. Закон Мерфи, гласящий: «Если какая-нибудь неприятность может случиться, она рано или поздно случается», закон настолько же справедливый, настолько и неумолимый, не преминул сработать. Однажды в 6.45 утра у Арианы заверещал мобильник. Это был Никар. — Ариана, мне только что звонили из полицейского участка Башле. У них там один из наших парней. Клиентка заявила о попытке изнасилования с его стороны, он же утверждает, что все было как раз наоборот! Растерянная, сама себе омерзительная до тошноты, она попыталась собрать в кучку мысли и разбросанную вчера одежду, а Навес путался у нее под ногами и подставлял свое жирное тельце: ну погладь же, погладь! Сверху, с чердака, доносились сдавленные стоны и хрипы: в последнее время Дилабо считал делом чести прийти на работу пораньше, чтобы отполировать чердак телом юной шведки. Стараясь как-нибудь увильнуть от струи зловония, исходившей из пасти ее собаки (утром вонь была сильнее, чем в любое другое время), Ариана раздумывала о том, что, если не считать ее мужа, все население этого города сейчас только о том и думает, как бы потрахаться. Она приехала в участок и обнаружила там Никара в плачевном состоянии. По его мнению, исключительная скабрезность этого дела неминуемо приведет к тому, что ЖЕЛУТУ в лучшем случае всего-навсего закроют, обвинив их в сводничестве с отягчающими обстоятельствами. А в худшем? Есть другие варианты? Пожалуйста: по всему региону чрезвычайно быстро разойдутся слухи, что знаменитая фирма, сдающая напрокат крупногабаритную технику, превратилась в логово извращенцев, одной рукой направляющих к цели дрель, а другой пенис. После шести месяцев воздержания действие ботокса полностью прекратилось и Ариана смогла наморщить лоб, придав лицу выражение хозяйской озабоченности силой в семь баллов, после чего стала расспрашивать о подробностях инцидента. Что же там произошло, если иметь в виду только факты, прошу поточнее! Все оказалось до ужаса просто. Жанно Пишон-Лабасс, машинист подъемного крана, представленный в каталоге как «Джон Питч, рост — 1,86 м, вес — 75 кг, возраст — 36 лет», утверждает, что клиентка по имени Надин Рольшен (рост —1,55 м, вес неизвестен, возраст — 42 года) посулила ему на вечер дополнительный заработок. Вечером выяснилось, что приглашен он был исключительно потому, что обладает другой машинкой, которой хозяйка дома весьма любезно предложила управлять саморучно. Недовольный посягательством на его телесную и моральную неприкосновенность, Жанно Пишон-Лабасс вежливо отклонил предложение. Тогда клиентка словно взбесилась, стала рвать на нем одежду, трясти головой, отчего все волосы растрепались, и вопить: «Я тебя ща как поганую шлюшку употреблю, вот увидишь, имею право, имею право!» А когда в ответ крановщик все же выразил решительное несогласие, предательница позвонила в полицию и сообщила, что стала жертвой маньяка, который пытался сорвать с нее трусы, используя для этой цели гаечный ключ. Никар постарался изложить всю историю в высшей степени достойно, но этого не хватило, чтобы Арианины морщины разгладились. Рассказ показался ей недостаточно полным, и она попросила сейчас же вызвать к ней Пишона-Лабасса. Едва увидев симпатичную физиономию низколобого культуриста, хозяйка ЖЕЛУТУ почувствовала, что парень сказал правду. В конце концов, ничего особенного, а уж тем более невероятного, тут нет: разве она сама не сдерживала с трудом желание по-дикарски наброситься на своего мужа? Тогда почему и Надин Рольшен не может овладеть такое же безумие, спровоцированное гормонами и являющееся печальным следствием воцарения равенства в современном мире? А? Почему бы и с ней не случиться такому? Комиссар, старинный приятель Никара, разрешил ей — в виде исключения, конечно, — поговорить с истицей. Две женщины на десять минут уединились. Ариана для начала показала зубки: между прочим, рабочий комбинезон «Джона 36 лет» почему-то оказался едва ли не в клочья разодран между ногами, между тем как одежда его «жертвы» осталась в полной неприкосновенности… Налицо абсолютная несерьезность ваших показаний, и даже государственная полиция в результате непременно это обнаружит. Надин Рольшен в ответ разрыдалась. Ну-ну, не надо так, сказала хозяйка ЖЕЛУТУ, привлекая к себе лжесвидетельницу. Они немножко пошептались. «Я-то вас понимаю, со мной ведь то же самое сейчас происходит!» — тихонько шепнула Ариана, а под конец сестры по несчастью расцеловались и объявили, что истица отказывается от своих обвинений и возьмет назад жалобу. Однако полный успех Арианиного вмешательства не успокоил Никара. Стоило им приехать в контору, он взорвался: — Вы видите, видите, к чему приводит ваше проклятое равенство полов, будь оно неладно! Теперь женщины накидываются на мужчин! Куда мы идем?! — За этим не стоит ничего, кроме восстановления справедливости, Адольф. Разворот к справедливому ходу вещей, вот и все. — Уф-ф, но так ведь не может продолжаться, бедный мой дружок! Подобное смешение жанров — это полный хаос! К тому же из попыток брать мужчин силой все равно ничего не получится. Во все времена женщины соблазняли нас, только если были милыми, нежными, заботливыми… Возьмите хоть мою супругу, как она всегда старается какой-нибудь мелочью доставить мне удовольствие! Кусочек телячьей печенки по понедельникам (Никар улыбнулся, вспомнив, какой он розовый на разрезе, этот ломтик); мои инициалы, вышитые на подушечке, положенной на сиденье газонокосилки; вовремя приготовленная, то есть уже очищенная, как банан от кожуры, слабительная свечка на ночном столике… Как это нравится мужчинам!.. И понимаете, здесь ничего не может измениться! Ариана, будто громом пораженная, молча смотрела на Никара. С ума сойти! Всем известно, что Антуанетта Никар, эта зануда мирового класса, удерживает при себе мужа только путем террора. Ну неужели, неужели Адольф так и не отдает себе в этом отчета? — Говорят, вы женаты больше сорока лет. Это правда? — В будущем марте исполнится сорок два года. — Вы могли бы послужить примером для нас для всех. Разумеется, ваша жена — выдающаяся женщина, не такая, как все прочие. Но в чем, по-вашему, ее секрет? Адольф повертел на пальце обручальное кольцо и поискал вдохновения на потолке. Потом отвел взгляд от снежно-белой поверхности и посмотрел на Ариану. — Рядом с ней я чувствую себя полезным. Она нуждается во мне и никогда не стесняется это подчеркнуть, — ответил он наконец со слезами на глазах. Ариана присвистнула. Ну молодец Антуанетта, прямо артистка! Да-а-а… Антуанетта Никар — и впрямь образец для нас для всех, решила она. Именно Антуанетта навела ее на дельную мысль. Теперь она не будет довольствоваться ожиданием, когда Юго вернется к ней, она постарается его завоевать на старинный лад, пользуясь опытом Антуанетты Никар. Она не меньше нуждается в своем муже, чем та в своем, и ей тоже совершенно не стыдно сказать, что нуждается! Просто вот уже несколько месяцев, как она ни разу об этом не вспомнила. — Послушай, Джон, я только что с работы, подыхаю от усталости, сделай-ка себе ужин сам! — Ладно, Синди, но, если ты забрала мою рубашку, может, ты и в ресторан меня пригласишь? А? Скажи, скажи! Тому, кто понаблюдал бы за маленькой Луизой Марсиак, когда она играет в куклы, сразу стало бы ясно: девочка не совсем в порядке, что-то волнует ее, причем сильно. Для начала она стала настаивать на смене имен у подаренных ей к шестилетию Барби и Кена. Бабушка предложила дать девочке имя Жозе, а мальчику — Бове, но малышка тут же отпарировала, что она уже выбрала имена — в честь героев сериала «Любовь, гордость и сладострастие», так он, кажется, назывался. Интересно, что изящную куклу с длинными волосами она объявила Джоном, а для уменьшенной копии повсеместно татуированного культуриста оставила нежное имя Синди. Несколько обеспокоенный Юго посмотрел-посмотрел, как его дочь поднимает руку Барби, чтобы задать ею увесистую оплеуху Кену, да и воскликнул: — Ой-ой-ой! Им приходится жарко, твоим ребятам! Что происходит-то? — Да дерутся они, что ж еще? — А почему они друг на друга так рассердились? — «Почему, почему»!.. Они друг друга разлюбили за то, что папа Синди кричит все время на свою жену Джона, а кричит он за то, что Джон хочет отнять у него насовсем его машину! Сердце отца сжалось. — Разлюбили не «за то, что», детка, разлюбили «из-за того» или «потому что»… Послушай, а может, они и не разлюбили вовсе, может, еще все у них наладится? — Я бы тогда очень удивилась, — вздохнула дочь. Эктор, сидевший на диване, бросил на сестренку понимающий взгляд — на сей раз мелочь пузатая, эта несчастная муравьишка оказалась права. В самое яблочко! И эти кретины, Джон и Синди, пойдут у нее сейчас прямиком к судье по бракоразводным делам… В восемь лет человек уже не так глуп, чтобы его могли провести родительские враки. Юго сел на диван рядом с сыном. Тот смотрел по каналу «Евроспорт» футбольное обозрение. — Эй, с каких это пор ты увлекаешься футболом, малыш? — С тех пор, как мама рассказала мне о Кубке мира 98-го года, когда ты, между прочим, ходил в парикмахерскую, — безрадостно отозвался «малыш». — Эктор, так дело не пойдет, что за тон ты себе позволяешь с отцом! Мальчик опустил голову, чтобы не было видно, как задрожал у него подбородок. — Никакой такой не тон, обыкновенный. Пап, скажи, ты маму теперь ненавидишь, да, потому и решил с ней развестись? Обалдевший Юго не поверил своим ушам, его охватило чувство, как будто говорят о ком-то другом. В соревнованиях по перетягиванию каната, которые не утихали между ним и его женой, слово «развод» представлялось вполне уместным и логичным. В устах сына оно прозвучало душераздирающе и непристойно. В особенности вслед за вопросом «Ты ее ненавидишь?». Да где здесь связь-то, на самом деле! Люди, которые друг друга терпеть не могут, остаются вместе, те, кто любит, наоборот, расходятся, все не так просто. То, что происходит между ним и Арианой, не имеет отношения к чувствам. В глубине души он находит свою жену ничуть не менее, чем раньше, привлекательной/раздражающей/забавной/возбуждающей/занудной… Нет, у них скорее проблема территории. Впрочем, войны всегда возникают из-за проблем с территориями… Но как это объяснить ребенку? — Затрудняюсь что-либо тебе ответить, Эктор. Наверное, я и сам этого не знаю… — Но, папа, если бы ты больше никогда не увидел маму, тебе же было бы грустно, да, скажи, скажи, тебе было бы грустно? — Вот это точно, котеночек, мне было бы ужасно грустно… 22.30. Навес бросился к двери. На половине его тельца шерсть встала дыбом от ярости, вторая вместе с хвостом ходила туда-сюда от удовольствия. За восемь месяцев, протекших со времени обмена хозяев жизнями, бедняга так и не выбрал, на чьей он стороне. Бледная, заплаканная Ариана вошла в гостиную. Встревоженный Юго кинулся к ней: — Что у тебя случилось? Проблемы с машиной? — Нет, успокойся. «Ауди» в полном порядке, — сказала она с волнением, достойным Селин Дион, произносящей на Stade de France[61 - Самый дорогой стадион в мире, находящийся поблизости от Парижа, где Селин Дион давала концерты во время тяжелой болезни своего мужа и менеджера Рене Анжелила.]: «Рене чувствует себя хорошо!» — Но жизнь так тяжела, мой дорогой, жизнь так жестока… «Мой дорогой» — после месяцев, когда она называла его только по имени, да и то надменно, она сказала «мой дорогой»! Но хитрости из арсенала мадам Антуанетты Никар только начинаются! То ли еще будет! — Мне бы хотелось сказать тебе в последний раз, что, несмотря на все зло, которое мы причинили друг другу, я тебя люблю. Подходя к дому, я увидела в окне твой силуэт, и сердце так ужасно забилось, словно сейчас выскочит… совсем как раньше… — прерывающимся голосом продолжала Ариана. — Я прекрасно понимаю, что все последнее время непомерно задавалась, чванилась не пойми чем, но ты мне так нужен, любимый! И я теперь долго не смогу тебе досаждать.. Юго, в котором тут же вспыхнуло подозрение: «Ох, тут дело нечисто!» — стал раздумывать, что ж еще она такое придумала. А она уронила театрально: — Я вернулась так поздно из-за того, что говорила с адвокатом ЖЕЛУТУ. Юго, очень может случиться, что с завтрашнего дня мне придется ночевать в тюрьме! Она даже и не лгала. Жутчайшую новость в фирме узнали четыре часа назад. Именно в тот момент, когда Ариана заканчивала список под названием «Что надо делать, чтобы вернуть себе любовь Юго Марсиака» и успела дойти до пункта «Э» (как «экстаз»), где уже было написано: «Почаще просить его объяснить, как действует та или другая штучка в машине, — например, притвориться, будто я не умею пользоваться домкратом, а когда он станет помогать, аплодировать ему со словами: „Ой, какие у тебя сильные руки, дорогой!..“»— именно в этот момент к ней буквально ворвался запыхавшийся Никар, даже не подумав постучать три раза, как было условлено. — Это кошмар, настоящий кошмар, это катастрофа! Жанно Пишон-Лабасс объявил нам войну! — Простите, не поняла… — Во всяком случае — предпринял контратаку! Подал жалобу на Надин Рольшен, обвиняя ее в сексуальных домогательствах на рабочем месте, и на нас тоже подает в суд, ибо это мы послали его туда! Мы якобы поставили под угрозу его нравственность! — Господи боже мой! Разве существует такая статья? — Конечно, существует! В законе от 31 апреля 2001 года, направленном против сексуальных домогательств, об ответственности в подобных случаях черным по белому написано. Там говорится, что любое физическое или юридическое лицо, умышленно или неумышленно поставившее другое физическое лицо в ситуацию, опасную для его физической или сексуальной неприкосновенности, подлежит преследованию в уголовном порядке! Заставлять полуголого мужчину работать целый день под носом у современной женщины значит подвергать риску его сексуальную неприкосновенность, заявляет Пишон-Лабасс, метр восемьдесят пять, семьдесят пять кило, тридцать шесть лет… — Ну и мудила! — Я вас не вынуждал произносить это слово, Ариана! По-моему, Пишон-Лабасс поговорил с кем-то, кто считает: если есть основания настаивать, что ему нанесен ущерб, а за это полагается штраф, грех таким случаем не воспользоваться. Ариана вспомнила странную усмешку Фланвара, встреченного ею у кофейной машины… да-да-да, как раз сегодня днем… Ей стало противно до тошноты. Но даже угрозу заключения в тюрьму она восприняла, как чудесную возможность поплакаться в жилетку мужу. А Юго смеялся. Юго смеялся, Юго тряс плечами, Юго хватался за бока, Юго откидывался назад и сгибался пополам, почти касаясь лицом коленей, смех веселыми раскатами взлетал к потолку и падал на пол, от него дрожали ножки низкого журнального столика, смех множеством пинг-понговых шариков отскакивал от стен, окрашенных «почти белым» колером от Джорджо Армани малярной кисти. И Ариана сразу же почувствовала, как в душе воцаряется спокойствие. Преимущество наличия мужчины в доме, оно ведь в чем заключается? Да просто в том, что присутствие мужчины в доме позволяет видеть в перспективе. У Арианы после восьми месяцев руководства большой фирмой еще не выработалось умение взглянуть на все со стороны, чтобы стала ясна гротескность нынешней ситуации, вот молодая женщина и заполучила нечто вроде профессиональной истерии на американский лад, при которой все подозревают всех, держа в голове нехитрую истину: даже у параноика есть враги. Юго же после нескольких месяцев работы на малом предприятии свеженький, как апрельский ветерок, ни на секунду не принял угрозу всерьез. Нет, нет, нет, его жена не будет гнить в тюремной камере! Не будет, потому что ее идея о расширении ассортимента услуг специалистов по крупногабаритной технике на самом деле гениальна и сдача в аренду крановщиков вместе с кранами на самом деле способствует развитию фирмы, а отнюдь не ее краху. Хотя, разумеется, предстоят нешуточные юридические сражения, но в главном все хорошо, прекрасная маркиза! Счастливая Ариана поняла, что муж попался на удочку, утонув в глубоком кресле, с поджатыми под себя босыми ножками — так, чтобы были видны изящные ступни, — прелестная, хрупкая, застенчивая, она принялась молить его о помощи. Она говорила — и это тоже была правда, — что с ней неладно: появились кое-какие признаки надвигающейся депрессии. Она спрашивала, может ли рассчитывать на его поддержку во имя их умершей любви. «Скажи мне, скажи, пожалуйста, мой дорогой, мой единственный, ты для меня все, пойми это, я потеряла тебя только по собственной вине, я же это понимаю и понимаю, какое это несчастье для женщины — слишком поздно осознать, как ей повезло, что она дышит тем же кислородом, каким дышит такое прекрасное, такое сказочное существо, как ты…» Юго был растроган. Внезапно он почувствовал, что в нем растет желание, он ее хотел, как он ее хотел! Но… он ограничился уточнением: «Надо было сказать „азотом“, дорогая, ведь кислорода в воздухе так мало» — и обещанием, что сделает все возможное, но вовсе не во имя их «умершей любви», а просто так, да, просто так, помочь человеку всегда приятно. И они отправились спать — каждый к себе. Назавтра Ариана не вышла к завтраку, только крикнула сверху, перегнувшись через перила, что неважно себя чувствует, и опять легла в постель. Двадцать минут спустя, когда Юго, проводив детей, вернулся из школы, «ауди» все еще стояла на месте. Его это заинтересовало, и он поднялся в спальню. В комнате было темно, но жена не спала. Она сидела на кровати спиной к двери и даже не повернулась к нему, выдавая глухим прерывающимся голосом монотонную тираду: — Юго, это ты? Не зажигай свет, лучше тебе меня не видеть… Они продаются по два, помнишь? И у меня остался один, после Луизы, я посмотрела, срок годности у него еще не истек. Утром мне было нехорошо, ну я и проверила — так, на всякий случай, как допила бы из пузырька микстуру от кашля, чтобы даром не пропала… Я даже не посмотрела на часы, понимая, что это ни к чему, откуда бы, и я увидела его только десять минут спустя, когда зашла опять в ванную. Увидела, что в правом его углу синяя полосочка. А это значит, что тогда, в «Трианоне», ты даже не позаботился о том, чтобы хоть сколько-нибудь предохраниться, как сделала бы любая нормальная женщина. Догадываюсь, что ты все понял, и мне не надо видеть, как у тебя сейчас выпучились от ужаса глаза, чтобы представить себе это… Да, мы ждем ребенка, дорогой. Помолчи, не говори ничего. Конечно, я сделаю так, как ты скажешь, у тебя есть месяц, чтобы принять решение, только в том случае, если ты, как и я сама, не сможешь, в конце концов, отнестись к новости как к трагической, знай одно: поскольку ты отказался вернуть мне мою женскую жизнь два месяца назад, на этот раз промежность следовало бы разрезать тебе, а не мне. Мэтр Морис Кантюи Судебный исполнитель Член совета директоров Союза молодых судебных исполнителей Франции Код папки: «Эксперимент Марсиак» Протокол о ходе эксперимента за ноябрь месяц 2002 г. Внимание: документ пока хранить только для внутреннего пользования Общие наблюдения Увы, необходимость заниматься другими делами не позволила мне увидеться с четой Марсиаков после 15-го числа заканчивающегося месяца. Потому невозможно и сделать подробный отчет о происходящем. Этот отчет будет сделан позже. 12 Декабрь Богат декабрь снегами — жди года с плодами.      Народная мудрость Конец ремонту? Новоселье? Годовщина нежданная? Рождество преждевременное? Все объясняет (или ничего не объясняет) картонка с надписью: ПРАЗДНИК НИПОЧЕМУ! Но ведь 22 декабря… Гудрун, которой поручили оформление дома, зашла, ориентируясь на рождественскую полночь по-скандинавски, куда дальше обычного. По всему дому номер 12 на улице Веселого Зяблика были развешаны гирлянды из сосновых шишек, пухлощеких ангелочков, красных и зеленых бантиков, тут и там расставлены войлочные разноцветные деды-морозы и свечи с выложенными блестками словами — на некоторых «РАДОСТЬ», на других «МИР». Одетый в красно-зеленый комбинезон и колпачок с помпоном Навес бегал по кухне туда-сюда, и малышка Луиза, увидев его метания, забеспокоилась. — Это рождественское полено ожило? А оно не убежит совсем? Не пропадет до десерта? — приставала девочка к няне. Гудрун потребовала даже, чтобы Дилабо переоделся и загримировался: он будет северным оленем. Что ж, тот проглотил горькую пилюлю не поморщившись, повиновался и теперь встречал приглашенных у входа ревом, от которого содрогались стены и звенели привешенные к его рогам золоченые колокольчики. Около семи совершенно взбудораженные Эктор и Луиза уже просто вертелись волчком, бегая по всему дому в кое-как напяленных выходных нарядах, а «лучшая обувь» давно была загнана под диван. Что же касается праздничного меню… Меню было составлено с королевским размахом — позавидовал бы сам шеф-повар «Трианона» (того, который в Везине, конечно). Однако завсегдатаи дома номер 12 по улице Веселого Зяблика ничуть не удивлялись, увидев блюда в форме сердечек, заваленные грудами имбирных слоек, песочных печений с розовым сиропом и маленьких рождественских поленец непристойного вида, ужасно непристойного, но по-другому не получилось… Лиз и Момо, которых ждали пораньше — пусть бы помогли хоть немножко, — появились только в 20.30, то есть за пять минут до остальных гостей. Теперь они выглядели неким подобием двухголового кентавра: два тела — как две пластинки черепицы, наложенные одна на другую; переплетенные руки и ноги; когда один из них чесался, у другого тоже начинался зуд, когда один из них отпускал шутку, другой принимал смех на свой счет. Это слияние рано или поздно начало бы раздражать окружающих, но жизнь устроена так гармонично, что дольше трех месяцев подобное ни у одной пары длиться не может. Однако на личном счетчике Лиз и Момо набежало пока всего тридцать дней, ну и стало быть, они находили особое наслаждение, на людях теребя друг друга за уши, посасывая их и покусывая. Пьер и Софи сияли. Он — потому что при традиционном для конца сезона медицинском осмотре призрак опухоли мозга еще отдалился, и теперь вечный страдалец склонялся к мысли об обычной кисте, ну, скажем, рамолиционной, пока, к счастью, не разрастающейся, хотя «требующей наблюдения», — так сказал ему онколог. Заметим, что онколог знал своего пациента как облупленного и потому отлично понимал, что подкинуть дровишек в костер его ипохондрии — лучший подарок к Рождеству. А Софи излучала счастье потому, что одной ногой уже была в южных краях: послезавтра она повезет свой цирк шапито встречать Новый год в палас-отеле на Маврикии! Триумф первой коллекции драгоценностей дал ей наконец-то средства, чтобы оказаться со всей семьей внутри страницы под рубрикой «Зимнее солнце» журнала «ELLE deco». Радость ее от всего этого была почти ребяческой — похожей на ту, от которой трепещет сердце школьницы-выпускницы: ура, занятия окончены! Ни минуты не сомневаясь, что ей на курорте наверняка встретятся знаменитости, личности масштаба Жана Перно или Бернара Монтьеля[62 - Телезвезды, ведущие разных французских телеканалов. Бернар Монтьель ведет преимущественно передачи о кино и сам участвует в фильмах — под своим же, как правило, именем.], она пошла в бутик и купила два чудесных, выкроенных лазером купальничка, даже не спросив цены. Правда, когда она села в машину, посмотрела на чек и поняла, сколько было потрачено, ей чуть не стало плохо. За двести граммов лайкры она заплатила столько, что на эти деньги запросто можно было прожить почти неделю в четырехзвездочной гостинице, причем на полупансионе… Нет, только подумать!.. А, к черту, к черту, она быстро взяла себя в руки и решила, что поступила правильно, пора привыкать, что когда зарабатываешь много денег, то и платишь за все втрое дороже. Так полагается. Гражданский долг. Гости между тем прибывали. Школьные мамы и школьные папы. Любопытные как сороки школьные мамы совали нос во все углы. Ну а как не осмотреть хорошенько дом Марсиаков, у них же наверняка все не как у людей. У Юго небось спальня вся в розовом шелку, а будуар Арианы, должно быть, затянут темно-серым сукном! Мужья школьных мам, поспешавшие вслед за женами, были похожи как две капли воды: твидовые пиджаки, вельветовые брюки, стертые лица. Больше нигде на свете не встретишь такого сходства, так уж заведено, одного школьного папу не отличить от другого школьного папы, как ни старайся. Клиентки фирмы «Л как „легкомыслие“», с головы до ног увешанные драгоценностями. Все, кроме Мари Дельсоль. Ее не было в Париже, она с мужем отправилась на семинар «Инкрустации — завтрашний день стоматологии?», организованный одной фармацевтической компанией на Карибских островах. Сотрудники ЖЕЛУТУ. Все, кроме Фланвара, уволившегося из фирмы по неизвестной причине. Антуанетта Никар в темно-розовом английском костюме и с розовыми же искусственными жемчугами на шее воплощала собой образ зрелой женщины со страниц одного из романов Мэри Хиггинс Кларк. Она висела на руке супруга и бросала вокруг неодобрительные взгляды, приговаривая: «Оригинально, но красиво!» Все остальные искренне восхищались продуманностью планировки, безупречностью отделки, изысканной простотой материалов. Северный олень, принимавший комплименты на свой счет, довольствовался тем, что скромно потряхивал ветвистыми рогами и шептал тихонько: «Терпение и труд все перетрут…» Но кого-то не хватало, кого-то точно не хватало! Разъяренный Юго то и дело посматривал на часы: — Какая муха ее укусила? Я так торопился, чтобы прийти с работы пораньше, а ее до сих пор нет! Софи всякий раз его успокаивала: — Это я виновата. Решила, что лучше ей прийти немножко позже, ну и попросила забрать у мастера твой заказ. — Слушай, но это же неразумно, к чему ей горбатиться? Если я вернулся в ЖЕЛУТУ, то именно для того, чтобы она отдохнула, черт побери! — Она прекрасно себя чувствует, Юго, не волнуйся. А! Вот и она! Появление на сцене Арианы сопровождалось охами и ахами: — Ах ты господи я такого и не ожидала у кого это такая дивная идея родилась ну конечно же у тебя дорогой я была в этом уверена маленькие мои какие же вы хорошенькие Лулу ты вылитая принцесса нет ты лучше ты победительница конкурса красоты для самых красивых принцесс в мире подумать только а я ведь даже не накрасилась как следует я не хочу чтобы моя дочка меня стыдилась о если бы я знала о это же мадам Никар мне не снится какой чудесный сюрприз наконец-то я вижу эту легендарную женщину о Мари-Шарлотт радость какая ты даже на вечернюю мессу не пошла ах мамочка и ты тут и какая гениальная мысль сделать сумку в форме судебного исполнителя Софи тебе не кажется что ты могла бы выпускать и аксессуары нет я вижу ты слишком занята приготовлением пунша для мужа прости а он бедняга все мается с воспалением локтевого сустава Гудрун милочка вы просто чудес тут понаделали а добрейший месье Дилабо еще больше похож на северного оленя чем сам северный олень но какое счастье когда тебя приглашают в гости в твой собственный дом и только такая идиотка как я могла ни о чем не догадываться если бы знать я хотя бы оделась понаряднее вы же понимаете… Ну конечно же она пришла прямо от парикмахера, конечно же на ней было потрясающее платье, облегающее как перчатка, с одним-единственным рукавом, а ниже, ниже были во всей красе видны ее длинные ноги в вечерних туфельках типа умереть-не-встать. Конечно же она успела навести красоту в машине, своей миленькой розовой машинке. Но, как всегда, все сделали вид, будто не заметили, что сюрприз был для нее не вполне сюрпризом. И все-таки Юго не совсем упустил свой шанс. Когда Ариана протянула Софи маленький, обвязанный ленточкой пакетик, та вернула его подруге и сказала: — Думаю, что этот особый заказ был выполнен для тебя, моя птичка, посмотри-ка, что там! Но сначала Ариана посмотрела на мужа. Он прервал свою беседу с Никаром (теперь, когда угроза дела Надин Рольшен миновала, они, не боясь снова наступить на те же грабли, намеревались давать напрокат крановщиц в шортах, чтобы остались довольны и не слишком мастеровитые мужчины) и подошел к жене. В тот вечер, как, впрочем, и каждый вечер в течение последнего месяца, он был одет по-мужски, то есть не очень-то хорошо. Волосы длинноваты, брюшко в результате того, что три недели назад пришлось бросить диеты и фитнес, обозначилось и стало заметным, носки доходили до середины икр — все, любая мелочь в нем и на нем теперь очаровывала его жену! Юго улыбнулся светлой улыбкой и попросил Ариану развернуть подарок. В шкатулке лежал золотой человечек с подвижными головкой, ручками и ножками — вроде тех, которые жительницы Везине нанизывают в виде ожерелья и надевают, чтобы показать миру, какое счастье для них — судьба многодетной мамаши. Человечек был одет в штанишки на лямках и весело подмигивал. По обе стороны его головы висело по длинному «хвостику», украшенному бантами, а текст, приложенный ко всей этой красоте, гласил: «Легкомысленная девчушка? Беззаботный мальчонка? Как бы ни получилось, я хочу, чтобы детеныш был Дезире!»[63 - Мужское имя Desire и женское Desiree в переводе с французского языка означает «желанный», «желанная».] Муж, в восторге от собственной меткости (не каждый бы так угодил!), хохотал от души, аж трясся весь, не только плечи, зато Ариана Марсиак… Ариана Марсиак, как сделала бы на ее месте любая нормальная женщина, разревелась, и слезы потекли в три ручья. Что ж, значит, Ариана Марсиак снова стала нормальной женщиной. Эпилог 19 августа 2003 года, ровно в 16.47, посыльный из магазина «Интерфлора» переступил порог родильного отделения госпиталя Фош-де-Сюрен[64 - Самая большая и известная (2500 рождений в год) из государственных бесплатных больниц Иль-де-Франс.]. В руках у посыльного был громадный букет, выдающийся, впрочем, не только размерами, но и удивительным сочетанием пастельных тонов, а к целлофановой обертке букета была прикреплена карточка с надписью: «Розе и Жюлю Марсиак, палата 506». Если бы посыльный оказался нескромным, то он увидел бы приложенный к букету факс с названием отеля «Золотая антилопа» и с указанием местонахождения этого славного во всех отношениях отеля: Тарудан, Марокко, — а если бы посыльный оказался еще нахальнее, то прочел бы: Мои дорогие! Как грустно, что я пропустила день, когда вы первый раз вышли на сцену, но как радостны для меня вести о том, что вы такие хорошенькие и здоровенькие! Когда ваш папа нам позвонил, мы с Морисом потихоньку двигались к отелю, сидя на своих спокойных и невозмутимых верблюдах, беззаботные, довольные возможностью пережить еще один день на марокканский лад вместе с милыми и гостеприимными бедуинами. И вот вы уже здесь, на две недели раньше срока! Я чувствую себя такой виноватой, но в кассе действительно не оказалось ни одного билета на рейс, вылетающий раньше, чем завтра вечером! Ваш почти-дедушка — ему не нравится, когда я зову его так, но что тут поделаешь, мне-mo это очень нравится! — меня успокаивал. Он сказал, что ни в чем я не виновата, никому ведь не было известно о вашем намерении показать миру так рано свои славненькие мордашки — они точно славненькие, ваша мама хвасталась вашей невообразимой красотой, и я ей охотно верю! И еще ваш почти-дедушка добавил, что после такого буйного начала года мы, право же, заслужили несколько дней отдыха. Попозже, мои хорошие, ваша бабушка расскажет вам о нескольких странных месяцах, которые предшествовали вашему рождению. Я расскажу вам, какое было лицо у вашего папы, когда в начале января он узнал, что вас двое, и каким безумным нервным смехом смеялась ваша мама — она смеялась так сильно и так долго, что все стали опасаться за ваше здоровье там, у нее в животике. Я расскажу, как звучали их голоса вчера, а вчера в их голосах было гораздо больше счастья, чем тревог. Я расскажу тебе, Роза, как твоя крестная Софи держала за руку твою маму, пока вы рождались. Я расскажу тебе, Жюль, как твой крестный Пьер играл с вашим папой в покер, пока вы рождались, — медсестры пустили их на это время в свою служебную комнату. Я вам расскажу, что в моей личной жизни ваше рождение навеки будет связано с самым счастливым временем, и уж кто, только не Морис, который якобы массирует мне шею и плечи, а на самом деле подглядывает, что я там пишу, только не Морис станет с этим спорить. Я расскажу вам о вашей роли ангелов-хранителей Тренерского совета Кантюи-Онфлёр, потому что без вас «эксперимент Марсиак», наверное, не закончился бы так замечательно и мы с вашим почти-дедушкой не смогли бы основать наше сообщество полезных советов. И наконец, я расскажу вам, маленькой девочке и маленькому мальчику, то, что мы рассказываем взрослым девочкам и мальчикам, которых приходит к нам за советами все больше. Я расскажу вам, что мужчины и женщины совсем не похожи и так гораздо лучше. Иногда они перестают понимать друг друга, и становятся несчастными, и начинают пробовать разные методики, руководства, пытаются усвоить чужой опыт, чтобы не перестать любить друг друга, несмотря на то, что они такие разные. Они делают все, что только могут, из кожи вон лезут, но, может быть, проходят мимо главного: люди любят друг друга именно за эту разницу, а не вопреки этой разнице. Есть такая знаменитая фраза: «Выращивай в себе то, в чем тебя упрекают: именно в этом — ты». А мне хочется вам сказать: не спешите в чем-либо упрекать того или ту, с кем будете делить жизнь, куда умнее помочь ему или ей вырастить в себе именно то, в чем вы собирались его или ее упрекнуть.      Ваша любящая бабушка Лиз. Внимание! Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст, Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий. Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам. notes Примечания 1 Жан-Клод Деко — основатель компании jcdecaux, специализирующейся на «уличной мебели», автор концепции автобусных остановок с рекламными панелями. — Здесь и далее примеч. перев. 2 Мари-Франс Гаро (р. 1934) — гранд-дама французских правых, сподвижница президента Жоржа Помпиду, очень влиятельная фигура во французской политике. 3 Сеть магазинов недорогой готовой одежды. 4 Жан д’Ормессон (р. 1925) — французский писатель, автор многочисленных полностью или частично автобиографических романов, генеральный секретарь Всемирного совета по философии и гуманитарному знанию при ЮНЕСКО, директор газеты «Фигаро» в 1974–1979 гг., академик Французской академии, Великий командор ордена Почетного легиона. 5 «Restos du cceur» — благотворительная организация, основанная в 1985 г. знаменитым комиком Колюшем. Помогает бездомным едой, кровом, медицинской помощью и т. д. 6 ДРИС ВАН НОТЕН (р. 1958) — крупнейший бельгийский дизайнер, стиль которого отличается удачным сочетанием противоположностей — простого и сложного, классического, традиционного и авангардного. Особую любовь этот модельер питает к Индии, что часто находит отражение в его творчестве. Вещи от Дриса Ван Нотена продаются по всему миру, есть у него свой Дом моды и в Париже. 7 Даниэль Гишар (р. 1948) — французский шансонье франко-русско-украинско-польского происхождения. Известность к нему пришла быстро. В 1972 г. он впервые вышел к зрителям в «Олимпии», в 80-х создал свою студию аудиозаписи, устроил в собственном саду свободную радиостанцию, которая передавала двадцать четыре часа в сутки французские песни, а кроме того, задолго до начала движения «Restos du Cceur» прославился тем, что организовывал турне «против рака» и сам непременно участвовал в них. Даниэлем Гишаром записано 25 альбомов, его сцена — вся Франция. 8 Ацуро Таяма — представитель среднего поколения японских дизайнеров, ученик знаменитого Ямамото. Около трех десятилетий назад Таяма, тогда начинающий модельер, получил заманчивое предложение от мэтра моды стать его ассистентом, а через несколько лет основал собственную компанию и стал выпускать одежду под маркой «Atsuro Tayama» (А.Т.), которая сегодня с успехом продается и в Москве. Ацуро — приверженец мультикультурного стиля в одежде, основу его коллекций составляют простые по материалу однотонные одеяния в духе начала XX в. 9 АТТАС — международное движение за демократический контроль над финансовыми рынками 10 Николь Нота — руководитель одного из самых массовых Французских профсоюзов. 11 Гранд-Куронн — общее название четырех не граничащих с Парижем департаментов Иль-де-Франс: Сена-и-Марна, Ивелин, Эссон и Валь-д’Уаз. 12 Ален Дюкасс — знаменитый шеф-повар, обладатель высшей награды Франции — ордена Почетного легиона, самый титулованный ресторатор в мире, управляющий уникальной гастрономической группой, в которой объединены более пятидесяти проектов в разных странах, и придерживающийся убеждения: будущее за ресторанами, где кухня и атмосфера находятся в гармонии и имеют равное значение. 13 АЛАН ПАСКА — джазовый пианист, композитор. Его первый сольный альбом называется «Russian Peasant», то есть «Русский крестьянин». 14 ЭРНЕСТ-АНТУАН СЕЛЬЕ — крупнейший французский предприниматель; ЖАН СЕН-ЖОСС — один из претендентов на Место президента Франции в 2002 г.; МАРК БЛОНДЕЛЬ — генеральный секретарь крупнейшего французского профсоюза. 15 Доналд Трамп — американский миллиардер, которого называют яркой иллюстрацией к истории «американской мечты». Главное его правило — не останавливаться на достигнутом. При этом скромностью Трамп не отличается. «… Идти напролом, ввязываться в бой и давать сдачи — вот некоторые из моих заповедей, иначе я не достиг бы всего того, что у меня есть» — часто повторяет он. В 60 лет Доналд снова стал папой: 35-летняя Мелания Кнаусс родила мальчика, которого назвали Бэрроном Уильямом. Уже через двадцать минут после рождения сына Трамп дал интервью, заверив всех, что и тут не собирается останавливаться на достигнутом и хочет еще детей. 16 Шарль де Голль — французский военный и общественный деятель, первый президент Пятой республики (1959–1969). скончался 9 ноября 1970 г., а действие романа, напомним, происходит в 2002 г. 17 Председатель Европейского центрального банка. 18 Мирей Дюма — французская телезвезда, автор и ведущая передач о проблемах личной жизни известных и не очень известных людей. 19 Первый бутик Пьера Кардена был открыт еще в 1953 г., а Вероник Бранкиньо, только в 1997 г. представившая свою первую коллекцию, сегодня стала реальной альтернативой брендам класса люкс, и ее считают лучшим из молодых дизайнеров. 20 Имеется в виду Рут Вестхаймер, вот уже шестьдесят лет дающая советы в области сексологии и отношений полов, автор «Энциклопедии секса». На русском языке вышла ее книга «Секс для „чайников“». 21 Музыкальная карьера Жюльена Клера длится уже тридцать четыре года, сегодня Клер является во Франции такой же культовой фигурой, как, например, Шарль Азнавур. 22 «Справедливая торговля» — рыночная модель международной торговли, обеспечивающая правовые гарантии производителям товара, адекватную стоимость продуктов труда и защиту окружающей среды. Чаще всего в магазинах «справедливой торговли» торгуют товарами из третьего мира, сделанными вручную, кроме того, здесь можно купить экологически чистые продукты. 23 Выходка (англ.). 24 Американский телесериал 80-х гг., главный герой которого самый мощный в мире и практически неистребимый вертолет, под завязку начиненный электроникой. 25 Героиня американского сериала 70-х гг. Джейми Соммерс — суперагент, у нее искусственная рука, а также обе ноги и одно ухо. 26 Программа борьбы с терроризмом, созданная во Франции после того, как в 1978 г. по Европе прокатилась волна беспрецедентных терактов. 27 Разновидность китайского чая, листья которого не только сушатся, но особым способом коптятся. Потребляют его в основном чайные гурманы, для остальных же аромат заваренного лапсанга напоминает запах лыжной мази или жженой резины. 28 Бернар Арно — один из самых богатых людей Франции. Его состояние журнал «Forbes» оценивает в 12,6 млрд долларов. С 1989 г. Арно возглавляет компанию «Moet Hennessy Louis Vuitton» (LVMH) — мировой лидер в производстве и продаже предметов роскоши. 29 Детское шампанское на основе яблочного или яблочно-персикового сока. 30 Визуальный контакт (англ.). 31 Здесь, как и в названии фирмы Юго Марсиака, игра слов- ЖЕЛУТУ можно перевести как «отдаем напрокат все что угодно», ТУТАЛУЭ — «все в аренду». 32 Американский телесериал. 33 Сеть французских недорогих ресторанов самообслуживания. 34 Жак Мартен — известный в свое время во Франции телеведущий, первый муж супруги нынешнего президента страны. Забавно, что брак между Жаком Мартеном и Сесилией Сигане-Альбниц оформил в 1984 г. именно Николя Саркози, занимавший в то время должность мэра парижского пригорода Нейи. 35 Амалия Родригес, или Родригеш (1920–1999), — знаменитая певица родом из Лиссабона, которую называли «королевой фаду» и «голосом Португалии». Фаду — особый стиль традиционной португальской музыки, суть которого отражена в португальской психолингвистике словом «саудаде» (saudade), в значении которого сочетаются понятия одиночества, ностальгии, грусти и любовного томления. 36 «Колдунья», или «Заколдованная» («Bewitched», во французском прокате — «Ма sorciere bien-aimee», то есть «Моя любимая колдунья»), — фильм Норы Эфрон (США) 2005 г. с Николь Кидман в главной роли. 37 Hello Kitty — японская марка, эксплуатирующая образ героини одной из самых популярных японских аниме. 38 Компания «Max Havelaar» занимается сертификацией товаров, наиболее пригодных в плане соотношения «цена — качество». Марка этой компании стоит на множестве товаров — кофе, фруктовые соки, шоколад, чай, тростниковый сахар, рис, хлопок, косметика и т. п. — количество их постоянно растет. Компания контролирует всю цепь, от производителя до потребителя. Марка «Max Havelaar» служит гарантией, что товар не только экологически безопасен, но и цена его вполне справедлива. 39 Жан-Жак Гольдман (р. 1951) практически неизвестен вне франкоязычных стран, но во Франции он один из самых любимых авторов и исполнителей, неоднократно возглавлявший хит-парад любимцев французских женщин. 40 Ивон Гаттаз (р. 1925) — французский предприниматель, в 1981–1986 гг. президент Национального совета по защите интересов бизнеса. 41 История французской марки CELIO началась в 1978 г., когда братья Марк и Лоран Гроссманы открыли первый магазин в Париже. С тех пор CELIO стала интернациональной маркой, которая насчитывает более 400 магазинов для мужчин во Франции и за ее пределами, предлагая спортивную, повседневную и деловую одежду, а также аксессуары. Быстро, удобно, комфортно и недорого — вот основные принципы работы CELIO. 42 Та же игра слов, что и раньше. Обыгрывается возможность каждой из конкурирующих фирм сдать в аренду что угодно. 43 Особняки на Вандомской площади, помимо отеля «Риц», заняты самыми дорогими ювелирными магазинами. 44 Налог солидарной ответственности за состояние, l’impot de solidarite sur la fortune, сокращенно ISF, — пошлина, взимаемая с лиц, состояние которых превышает (на 1 января 2007 г.) 780000 евро. Величина этого налога во Франции, являющейся одной из шести стран мира, где он введен, колеблется от 0,55 % до 1,80 % (средняя = 1 %). 45 Бруно Беттельхейм (1903–1990) — крупнейший германоамериканский психоаналитик, в частности много занимавшийся проблемами изучения и лечения детского аутизма; Франсуаза Дольто (1908–1988) — всемирно известный французский педиатр и детский психоаналитик, основательница центров раннего социального развития ребенка «Зеленый дом» (в Москве такой центр называется «Зеленая дверца»); Доналд Уинникотт (1896–1971) — британский детский психиатр и психоаналитик, представитель постфрейдизма, подчеркивавший значимость для ребенка среды обитания. 46 Джеллаба, или галабия, — арабская одежда, нечто вроде длинной, до пят, рубахи со стоячим воротником; мужская галабия бывает в основном белой, черной или коричневой. Аба — арабская мужская распашная одежда, длинный плащ из верблюжьей шерсти с отверстиями для рук. 47 Дистрофический процесс в местах прикрепления мышц к надмыщелкам плечевой кости, сопровождающийся воспалением соседних тканей. 48 Ив Дютей (р. 1949) — знаменитый французский шансонье, с 1976 г., когда его второй альбом получил приз «Молодая Песня», присужденный Высшим комитетом французского языка, считается символом защиты родной речи. 49 Шир Хайт — известная писательница-феминистка, автор многих книг, в том числе «Женщина и любовь: развитие культурной революции.» 50 Команда мечты (англ.). 51 Колумбийская наркомафия, отличающаяся особой жестокостью. 52 ЗЮСМАЙЕР Франц Ксавер (1766–1803) — австрийский композитор. В последние месяцы жизни Моцарта стал близким другом композитора: именно с Зюсмайером тот обсуждал ход работы над «Реквиемом», а после смерти Моцарта Зюсмайер закончил работу над произведением, которое традиционно исполняется именно с дополнениями и в редакции Зюсмайера. 53 Эме Жаке — французский футбольный тренер, который в 1998 г. привел сборную страны к победе на чемпионате мира. 54 Роман американского писателя Джона Кеннеди Тула (1937–1969), получивший Пулитцеровскую премию. 55 Начало латинской поговорки: «Sic transit gloria mundi» — «Так проходит мирская слава». 56 Трагикомедия Денни Де Вито — история крушения брака, в ходе которой за респектабельной оболочкой преуспевающих супругов вдруг открываются новые, неизвестные стороны характеров, заставляющие мужа и жену с удивительной ловкостью и изобретательностью делать гадости друг другу. 57 Ноэль Мамер — мэр французского города Бегль, отстраненный в свое время на месяц от должности за регистрацию брака однополой пары, один из лидеров «зеленых» и бывший кандидат в президенты Франции. 58 Комплекс кастрации (термин введен Зигмундом Фрейдом) проявляется главным образом в виде «зависти по поводу пениса» у женщин и в виде «боязни лишиться пениса» у мужчин. 59 Отель-дворец «Трианон» находится в двадцати минутах езды от центра Парижа, на границе Версальского парка, неподалеку от знаменитого дворца французских королей. Именно здесь был составлен Версальский договор, в котором были подведены итоги Первой мировой войны. Интерьеры «Трианона» поражают изяществом и роскошью, гордость отеля — ресторан для гурманов «Les Trois Marches», где можно отведать кулинарные шедевры мэтра французской кухни Жерара Ви. 60 «Розовый телефон» — мелодрама Эдуара Молинаро 1975 г., с Пьером Монди и Мирей Дарк в главных ролях, рассказывает о пожилом владельце заводика, который исхитрился на старости лет влюбиться в элитную проститутку. 61 Самый дорогой стадион в мире, находящийся поблизости от Парижа, где Селин Дион давала концерты во время тяжелой болезни своего мужа и менеджера Рене Анжелила. 62 Телезвезды, ведущие разных французских телеканалов. Бернар Монтьель ведет преимущественно передачи о кино и сам участвует в фильмах — под своим же, как правило, именем. 63 Мужское имя Desire и женское Desiree в переводе с французского языка означает «желанный», «желанная». 64 Самая большая и известная (2500 рождений в год) из государственных бесплатных больниц Иль-де-Франс.