Охота на Буджума. Гении Английского сыска. Второй состав
Алексей  Леонидович  Сергиенко 








Пропажа правительственного агента, заставляет Майкрофта, обратиться за помочью к брату, Шерлоку Холмсу. Но вскоре пропадает и сам Холмс. Вы даже не представляете, ЧТО ИМЕННО таится за фасадом тихой и спокойной викторианской Англии. Битву за будущее ведет команда из лучших сыщиков: Ватсона, Лейстрейда и примкнувшей к ним Элизы Дулитл.

-----

Обложка от wotti







Сергиенко Алексей Леонидович

Охота на Буджума. Гении Английского сыска. Второй состав

		— Это Снарк! — слабый голос в их души проник.



		(Слишком тих, чтоб звучать наяву.)



		Загремело «ура», поздравления, крик;



		И зловещее: — Нет, это Бу-у-у…







		И — молчанье. Но вдруг еле слышимый звук



		Напряженного слуха достиг.



		Он звучал, будто«…джум!» — этот тающий шум —



		Просто ветер. что сразу затих.







		Было тщетно искать в наступающей мгле,



		Затопившей пустыню кругом,



		След того, что они — на священной земле,



		Где их Булочник бился с врагом.







		С полусловом в устах и на полукивке,



		Не склонив до конца головы,



		Он внезапно и плавно исчез вдалеке —



		Ибо Снарк был Буджумом, увы.








    

Льюис Кэрролл. Охота на Снарка



    

перевод Михаил Пухов






Как, наверное, уже заметил постоянный читатель моих записок, рассказывая о той, или иной загадке, блистательно разрешенной гением моего друга Холмса, я зачастую ссылаюсь на особые обстоятельства, которые позволили рассказать об этом деле только спустя несколько лет.

«Особые обстоятельства» — это брат Холмса, Майкрофт. Разрешив загадку с чертежами Брюса-Партингтона, я и Холмс подписали бумагу, обязывающую нас показывать ему отчеты, связанные с интересами государства, дабы Майкрофт мог подкорректировать их на предмет неразглашения государственной тайны. Так чертежи ужасной машины Брюса — Партингтона стали чертежами банальной подводной лодки.

Холмса, помниться, это рассмешило. Он перегнулся через стол кабинета Майкрофта в клубе «Диоген» и доверительно спросил:

— Майкрофт, дружище, ты думаешь, что кто-нибудь, в здравом уме, поверит, что ты развил столь бурную деятельность ради похищенных патентов на отдельные узлы подводной лодки?

— Холмс, я соглашусь с твоим утверждением, если ты ответишь на один мой вопрос. Вопрос, правда, был задан не Холмсу, а мне.

— Вам, Ватсон, как медику, самому нравится история, когда обмазанная фосфором собачка просто светится здоровьем?

Я поперхнулся. Вопрос бил, как говорится, не в бровь, а в глаз. Собака, если её вымазать фосфором, некоторое время, действительно, будет с визгом носится по болоту, после чего в судорогах издохнет.

— А что я мог написать? Рассказав о радии, я мог только подсказать идею лягушатникам Кюри, занимающимися чем-то подобным под бдительным присмотром французской тайной полиции.

— Так и с подводной лодкой. Обыватель проглотит эту историю, и не поморщится. Ну а спецслужбы и так знают больше чем мне хотелось, хотя бы из факта эвакуации деревушки Мидвич.

Почему я об этом рассказываю? Еще до того как я начал обрабатывать свои скупые дневниковые записи, рассказывающие цепи странных и удивительных событий, которые я могу смело назвать самым загадочным нашим приключением, я обратился к Холмсу, с просьбой повлиять на Майкрофта, так как эта история по степени насыщенности государственными секретами явно давала сто очков вперед всем остальным моим рассказам. Холмс, правда, отреагировал достаточно парадоксальным образом.

— Я думаю, что сам добавлю пять лет, к любому сроку выдержки рукописи, поставленному Майкрофтом.

Позже обдумывая этот его ответ, я пришел к выводу, что никакого другого ответа Холмс просто и не мог дать. Почему, спросите вы? Читайте рукопись.

Так же предсказуем и срок выдержки, поставленный Майкрофтом.

Он не стал мелочно замазывать любое упоминание о государственной тайне, нет. Он отодвинул срок публикации настолько, что любую сегодняшнюю тайну, тогда будут проходить в первых классах гимназии.

Поэтому я обращаюсь к тебе, еще не родившийся читатель. Сто пять лет немалый срок, и я только смею надеяться что ты, в своем две тысячи седьмом году, читая эту книгу, поймешь, какую роль все мы сыграли в битве за наше будущее — и твое настоящее.

* * *


История эта началась, через несколько месяцев, после того как я перекупил практику доктора Фаркера. Работы было много, причем работы скорее хлопотной, чем трудной, и я несколько отделился от Холмса, чему нимало способствовала моя женитьба.

Утром того памятного дня, я попивал кофе, посматривая отдел объявлений «Таймс». Невысокая стоимость публикации объявления привела к тому, что превеликое множество самых разнообразных чудаков наводнили «Таймс» загадочными, смешными и, зачастую, глупыми объявлениями. Я развлекался, почитывая рекламу «Чудодейственных Ванн», и «Лечение Электричеством», как взгляд мой упал на заметку где фигурировал адрес тогдашний адрес Холмса.






От дома по Бейкер Стрит 221 Б

Пропала собака.

Рыжая, тощая сука.

С поиском я помогу.





Я посмеялся, догадавшись, что это связанно с одним из дел Холмса, мысленно наказав себе расспросить Холмса об этой загадочной псине.

Долго раздумывать мне не пришлось. Я только успел допить кофе, как в дверь постучали. Я выглянул из окна, надеясь увидеть разносчика телеграмм, или бродячего коммивояжера, но там мок под утренним дождем Лейстрейд.

— Входите, входите — сказал я открывая дверь. — И молчите. Я сам догадаюсь. что привело вас сюда. (Я никак не мог оставить попыток овладеть Холмсовым дедуктивным методом) — У вас умер папа, и вы хотите пригласить меня на похороны? Хотя нет. Для этого у вас слишком жизнерадостный вид.

— Типун тебе на язык, Ватсон. Я передам твои слова папочке. Еще могу сказать, что я не болею, сам знаешь какой болезнью, а оделся я как на похороны из за твоего друга Майкрофта.

Я наверное изменился в лице, так как Лейстрейд поспешно добавил — Он тоже жив здоров. Просто нас позвали в Диоген, а это мой единственный приличный гражданский костюм.

— А почему нельзя было одеть форму?

Лейстрейд сунул мне под нос телеграмму:






ЛЕЙСТРЕЙД ЗПТ ЖДУ ТЕБЯ И ВАТСОНА В ДИОГЕНЕ В 11 ТЧК БЕЗ ФОРМЫ ТЧК





— А почему я не получил такую же телеграмму?

— Это элементарно, Ватсон — расплылся в улыбке инспектор. Как бы мы не издевались над стариной Маком, в уме ему не откажешь. Он знает, что у меня никогда нет денег на кеб.

Да. В отличии от меня Майкрофт продолжал находиться на госслужбе, и прекрасно понимал сколько платят инспектору Лондонской криминальной полиции.

Время было около 9 утра, и я успел подготовить себя к непривычно раннему визиту в Диоген, пока Лейстрейд полушутя, полусерьезно расспрашивал мою служанку о иностранцах живущих по соседству.

Выйдя я был морально готов полчаса ловить кеб, но это затруднение было шутя разрешено Лейстрейдом, который, просто затормозив ехавший со смены кеб, поинтересовался лицензией и уплатой пошлины у кучера…

Как следствие нас довезли с ветерком. Возница поначалу даже не хотел брать моих денег, которые взял только после короткого кивка инспектора.

Диоген как всегда подавлял своей роскошью. Причем слово Подавлял, больше подходило к клубу чем слово Роскошь. С Холмсом я побывал в доброй дюжине клубов, и многие из них, даже открытые раньше чем Диоген, смотрелись мальчишками, по сравнению с этой громадой.

Дело не просто в толщине дверей и портьер, в вышколенности прислуги, нет. Дело в аромате власти. Ни для кого не секрет, кто и как посещает Диоген, и какие вопросы, слишком тонкие для кабинетов министерства решаются под этими сводами.

По ряду причин, в том числе возможности общаться с резидентами иностранных разведок, которых невозможно представить в коридорах Уайт Холла, в подвалах Диогена размещалась приемная службы безопасности Её Величества, вот уже пятнадцатый год возглавляемая Майкрофтом.

Злые языки правда связывали месторасположение офиса Конторы, в первую очередь с отменным качеством кухни в Диогене. Причем с этой версией несложно было согласиться, глядя как Майкрофт поднимается с кресла, чтоб поприветствовать меня и Лейстрейда.

Про Майкрофта ходила шутка что он имеет большой вес в правительстве. Да. К его словам прислушивается премьер министр, и зачатую он, а не премьер определяет современную политику Великобритании.

Только шутка напекает на другой вес Майкрофта. На его чудовищную тучность. Когда впервые увидел эту тучу, с несколькими подбородками, я поневоле оглянулся на Холмса, ища в его чертах сходство с этим человеком — пузырем.

Потом я разобрался в этом вопросе, и понял что полнота Майкрофта следствие нарушения работы тонких механизмов организма, но и это не дало мне ответ на вопрос — почему он все время ест.

Так и сейчас. Майкрофт тщательно вытер руки, испачканные перепелкой. и поздоровался с нами, своим певучим голоском обиженного ребенка.

— Господа, не получали ли вы в последнее время весточек от моего брата?

Этот вопрос обрушился на меня как несколько ушат холодной воды. С Холмсом что то случилось, пока я предавался скромным прелестям семейной жизни, забыв о нашей дружбе.

— Нет. Я уверен то нам еще рано волноваться, Холмс увлеченный делом может неделями выслеживать преступника где ни будь в трущобах (или в опиумных курильнях). Просто я считаю что ему возможно понадобится помощь, и взял на себя смелость попросить вас найти Шерлока и помощь ему в поисках одной заблудшей овцы из моего департамента.

В переводе с Английского Министерского, на Английский разговорный эта тирада значила: Помогите найти брата. Я взвалил на него неподъемную ношу, и боюсь что он не выдержал веса.

Я посмотрел в глаза Майкрофту. Видно было что он взволнован и не спал несколько ночей подряд, ища успокоение в еде. Вздохнув я спросил:

— Какую срань вы подсунули ему на этот раз, Майкрофт?

— Ничего особенного, обычное конторское задание.

Чувствовалась, что он рад перейти от поиска виноватых, непосредственно к поиску Холмса.

— Вот смотрите. Он протянул нам около десятка папок различной толщины, которые, как я знал по опыту работы на Контору, хранят материалы по тому или иному человеку, заинтересовавшего власть.

Как правило, помимо имени и фамилии, такая папка содержит и словосочетание, помогающее запомнить конкретно это дело.

На верхней папке было написано «Достоверный случай дальневидения» и ничего мне не говорящая фамилия некого Сидни Девидсона.

Гораздо более красноречивым был аккуратный косой крест, перечеркивающий всю обложку папки, с резолюцией Майкрофта: «Белиберда».

Беглый осмотр всех папок показал что каждую обложку украшал подобный крест, надписи же варьировались от «Ерунды», до «Ахинеи».

Потянуло паленым. Я оглянулся. Туша Майкрофта заслоняла собой решетку вентиляции. Майкрофт курил. Уж не знаю где он берет свои особо вонючие сигары, так как я не никогда не видел сигар «Марли» в продаже. С таким букетом это неудивительно. Лейстрейд как то предположил, что основным компонентом должна являться кошачья шерсть. Я вспомнил, как Майкрофт рассказывал Холмсу, о том что сигареты помогают ему сбросить вес. Так что там действительно есть что — то, помимо табака. Возможно шерсть тибетской ламы.

Пауза затягивалась. Я не стал второпях читать переданные мне досье, в надежде обнаружить нити ведущие к пропаже Холмса. Чтобы там не было, аналитики Конторы перечитали папки, наверное, сотню раз, пред тем как отдать дело нам.

Майкрофт не сколько докурил, сколько дожевал сигару, открыл люк пневмопочты, бросил туда окурок и подал сжатый воздух. Видно было как он разражен.

— Послушайте Ватсон. Я уважаю вас как друга Шерлока, и это заставляет меня выносить сор из избы. Я признаю что внимательные анализ папок нашими сотрудниками на протяжении полугода не привел нас к поиску пропавших.

— Постойте… полгода назад… Мы же обедали с Холмсом всего месяц назад.

Майкрофт закатил глаза. Весь его вид насупившегося слона показывал, как он недоволен теми, кого он отправляет искать Шерлока.

— Эти папки вел мой сотрудник. Приличный молодой человек, из приличной семьи. В конторе мы его звали мистер Лис. Так повелось, что начальник отдела давал ему на расследование разнообразные анекдотические случаи, вроде того чумазого проходимца, вообразившего, что он умеет делать алмазы. Начальник отдела и дежурный аналитик были против, но Лис сумел выпросить у них разрешение на операцию.

Результат был просто блистательным. Немцы купились на эту утку с потрохами. Она стоила им как минимум одной лаборатории, стертой в прах разрывом цилиндра с динамитом. И при немецком хваленом упорстве это далеко не предел. Наши же затраты были пустяшными — немного мелких алмазов преотвратного качества.

Вот после такого успеха наши просто завалили Лиса работой. Все странные и непонятные случаи в первую очередь доставались ему. Больших успехов у него с тех пор не было, но он часто выручал наших парней, не говоря уже о той помощи которую он приносил избавляя отдел от всякого рода чудаков.

Как видите, я просматривал все отчеты Лиса.

Майкрофт замолчал. Наступала самая трудная часть для него часть разговора. Признать что в одной из папок Лиса, лично им перечеркнутой с вердиктом «Чушь» есть рациональное зерно, приведшее к исчезновению Лиса, было выше его сил.

— А в вы сами считаете, в какой папке затаился Буджум? — Неожиданно подал голос Лейстрейд.

Майкрофт посмотрел на него как на заговорившую устрицу.

— Ээ… Буджум?

— Ну, то отчего Лис исчез.

На Майкрофта было неприятно смотреть. Лучший ум Англии вынужденный обращаться за помощью к клистирной трубке и полицейской ищейке, не был склонен шутить над исчезновением брата.

— Я бы хотел чтоб у вас был свой взгляд на эти дела.

Ответ больше походил на признание собственного бессилия.

* * *


Дальше был предпринятый из вежливости визит на рабочее место Лиса, расположенное в подвале Диогена. Я к сожалению начисто лишен наблюдательности моего гениального друга, и поэтому в рабочем столе копался в основном Лейстрейд.

Я же думал о предстоящем визите на так к некстати опустевшую Бейкер-Стрит. Зная методу Холмса можно было с уверенностью сказать что в хаосе царившем на его рабочем столе практически невозможно отыскать что то связанное с текущими делами.

В отличии от меня Холмс не вел дневников, не писал себе записок, с напоминаниями. С его памятью это было просто излишним. Так что ответ на загадку его исчезновения лежал только в этих обманчиво тонких папках.

Кстати о папках.

В кабинете Лиса я безропотно слушал комментарии начальника отдела, певшего дифирамбы своему сотруднику. Об истинных их отношениях более чем красноречиво говорило наличие, а вернее отсутствие световой шахты в каморке Лиса.

Я признаюсь, не уловил в простом гамбсовском рабочем столе и таком же стуле никаких загадок, но Лейстрейд… Лейстрейд своим чутьем практикующего сыщика уловил немаловажную улику.

Возвращаясь домой, а я пригласил Лейстрейда на чай, чтоб спокойно обсудить наши действия я услышал полную гнева тираду.

— Дурит нас Майкрофт, после нескольких минут брани сказал Лейстрейд.

— Ты думаешь Холмс ждет нас Бейкер-Стрит?

— Нет, тут он не соврал. Лучше скажи, сколько тебе папок Майкрофт дал?

— Тринадцать.

— А в кабинете Лиса четырнадцать пустых полок. Пыль везде стерта, стол пустой. И посмотри, что я нашел в дыроколе. Он протянул мне полную горсть бумажных кружочков. Этого с двенадцати дел по несколько листов не надырявишь.

Я взвесил в уме две картины — На одной красовался оперативник конторы вместо работы штампующий конфети, на другой Майкрофт чего-то тот недоговаривал. Вторая картина выглядела более достоверно.

— Естественно он темнит. Он же политик.

Лейстрейд хмыкнул.

— И потом, при всей нашей любви к Майкрофту, мы же не можем не помощь Холмсу.

— Чего ж не помощь, поможем, чем можем. Всяко интересней, чем в участке париться.

Последняя фраза натолкнула меня на мысль заехать за доктором Фаркером, передать ему часть из выданных Майкрофтом министерских денег, и попросить немного последить за практикой, благо он знал ее лучше меня.

Следующий наш разговор состоялся пару часов спустя, в моей старой комнате на Бейкер-Стрит. Я безуспешно рылся в столе, пытаясь отыскать хоть что то, Появившееся за время моего отсутствия, Лейстрейд же занимался несвойственным ему занятием — читал переданные Майкрофтом папки.

Видно было что чтение доставляет ему истинное удовольствие.

— Ватсон, мне начинает казаться что Майкрофт в чем то прав. Более ерундовой ерунды я не смогу придумать даже за золотой северен.

Я повернулся к нему, отряхивая сюртук от пыли. Лейстрейд продолжал веселиться.

— Достоверный случай дальневидения. Какой то хмырь, начал видеть то что происходит на другом конце земли. Лис хотел проверить, будет ли он видеть, что-то другое, если его перевезти в Лондон. И эти люди урезают мне заплату.

— Ну, если бы он видел в Лондоне что-то другое, тогда разобравшись в этом, мы могли видеть что происходит на другом конце земли.

— И подсмотреть, что происходит на военных заводах Германии. Все что придумывает Майкрофт обычно кончается именно этим. Внезапно Лейстрейд начал тереть глаза кулаками, бормоча при этом — Ватсон, Ватсон что это.

Я подбежал к нему, и посмотрел в глаза. Эти красные глазки я мог бы узнать из тысячи других, но ничего необычного в них не было.

— Я кажется вижу остров с негритянками. Они купаются нагишом. Отвезите мня в Глазго за счет правительства.

— Идиот. Такие как ты служат основной причиной закупорки сосудов мозга. Я то думал, что ты затащил в глаза, какой ни будь из реактивов Холмса.

На шум в комнате вплыла мисс Хадсон.

Естественно она была не в курсе дел Холмса, сообщив, только что, Шерлок вышел как обычно, пару недель назад, и с тех пор он, вероятно, отсутствует.

— Посетители? Как обычно надоедливы и докучны. Особенно её достал попрошайка, которому Холмс задолжал.

Лейстрейд и я вскочили.

Нерегулярные с Бейкер-Стрит. Холмс часто нанимал сопляков выяснить ему что ни будь, не без основания считая что мелкий проходимец обойдется дешевле большого, а вот подозрений вызовет много меньше.

Я выглянул в окно. Так и есть. Оборванец, одетый как куль с тряпьем, торчал под окнами. Поманив его пальцем, я увидел ответный жест рукой, но пару минут спустя жадность взяла верх над осторожностью.

Естественно первым делом он потребовал свой гонорар. С его слов Холмс обещал ему 10 шиллингов. Еще пару он хотел за просрочку платежа. Лейстрейд недовольно посмотрел на меня, когда я вытащил из кармана кошелек.

— А как ты запоешь, парень, если я упеку тебе в каталажку?

— Я не парень, я Элиза Дулитл. И в каталажку ты меня не упечешь.

— Мне бы твою уверенность в завтрашнем дне, Элиза.

Я остановил пререкания, щедрым жестом выделив десятку из министерских запасов. По обрадованному лицу Элизы легко читалось, что она получила много больше ожидаемого.

— А вы гораздо щедрее Доджсона.

— Не заговаривай мне зубы.

Из рассказа следовало, что Холмс нанял её следить за какой то лавкой, возле Холборна. Это мне не о чем не говорило, но среди папок одна имела подзаголовок «Волшебная лавка».

В ответ на мою просьбу накормить растущий организм завтраком, поднялся, как не странно, Лейстрейд. Поблагодарив, он удалился на кухню. Тяжело вздохнув, я сформулировал свои указания более точно, и углубился в чтение дела.

* * *


Парой часов позже я поднялся с кресла с гудящей головой. Честно скажу — я никогда не считал себя тупицей, но должен признать — то, что я прочитал, не давало никаких зацепок к поиску пропавших Лиса и Холмса. Более того, скрипя сердцем, я должен был признать правоту Майкрофта — эти папки, несомненно, украсили бы музей творчества душевнобольных, организованный одним из моих сослуживцев, работающим в Бедламе.

Возьмем Волшебную Лавку на Риджент-стрит. Для жителей Лондона — само название места, где расположена лавка, уже служит достаточным основанием обойти её по другой стороне улицы. Этот район славится сотнями лавок, предлагающих бездарные копии известных картин, цыплят в патентованных инкубаторах, библии, напечатленные на шелке и загадочные изделия из моржового уса, снимающие боль в спине при ношении под одеждой — полный набор дорогих, но гарантированно бесполезных изделий.

Впрочем, надо отдать должное прохиндеям. Как правило, они не опускались, до прямого обмана. Заказав, по почте, цветной протрет королевы, напечатанный на самоклеящейся бумаге за пару шиллингов, вы получали однопенсовую марку. А что? Портрет королевы — в наличии. Напечатан в три краски, на самоклеящейся бумаге. А что касательно размеров, никто ведь, вам не обещал, что портрет, будет большим, не так ли?

Далеко ходить не надо — они как то раз, сумели одурачить самого Холмса. Читая, правила компании лотерей «Английское Лото», Холмс обнаружил лазейку, гарантирующую ему, главный приз. Он скупил пачку лотерейных билетов, потратив несколько тысяч, но сумел выиграть главный приз — миллион фунтов стерлингов. Радость, впрочем, была недолгой — по условиям лотереи, Холмс должен был получать, по фунту, ежегодно. В течении миллиона лет.

Все это рекламировалось в «Таймс» и добром десятке других иллюстрированных газет. Меня всегда интересовал психологический портрет покупателя подобных вещей. Он должен быть одновременно умным — так как подобные безделушки недешевы, а заработать деньги в наш век непросто, и одновременно глуп, раз способен заплатить пару гиней за многоразовую Уайт-Хольскую пилюлю.

Большую часть папки занимал опрос одного из сотрудников Министерства по делам колоний. Парочка приложенных характеристик описывала вышколенного чиновника, примерного семьянина, живущего по маршруту министерство, клуб, дом. Считать, что человек с такими рекомендациями и таким постом начнет показывать фокусы в толпе — абсолютно нелепо. Однако, показывая своему сынишке своё рабочее место — наш фигурант отпросился пораньше и захватив для анализа ряд особо секретных отчетов, поехал домой. Доехав до Оксфорд-стрит, он отпустил кеб, решив прогуляться, и купить подарок сыну.

Логическая часть истории на этом прерывалась, чтоб возобновиться часом позже, когда полисмен В. Хорн обнаружил нашего клерка, в окружении улюлюкающей толпы. Весело смеясь, он, вытаскивая секретные отчеты, и кидал их в воздух. Это и заинтересовало аналитиков конторы. Что в целом, неудивительно. Мы с Холмсом часто сталкивались с попытками украсть секреты министерств или частных лиц. Сталкивались и с попытками уничтожить компрометирующие материалы. Но это был первый случай, на моей памяти, когда секретные отчеты были взяты с целью превращения в бумажных голубков.

Объяснительная записка чиновника, вопреки названию, ничего не объясняла. Из неё следовало, что он заинтересовался объявлением в газете, предлагающем купить «Младенца, плачущего совсем как живой». Объявление было заботливо подшито тут же — младенец и другие игрушки предлагались под заголовком «Купи и удивляй друзей!». Редкий случай, когда реклама не врала. Купивший игрушку чиновник удивил не только друзей, но и начальство, аналитиков конторы, а теперь и меня. Зайдя в лавку, чиновник увидел странные и нелепые фокусы, после чего начинался откровенный бред. Выглядело это как представление факира — вот только описанные фокусы было невозможно объяснить двойным дном шляпы и зеркалами под столом. Тут я на секунду задумался. Мне внезапно показалось, что я забыл, что-то важное. Что-то связанное с объявлением в «Таймс». Но это послевкусие, как после выпитого бокала коньяка всего секунду вертелось в голове, и я махнул рукой. Вспомню в своё время.

История и так выглядела загадочно, и самое главное, бесперспективно с точки зрения наших поисков. Это я и сказал, выйдя на кухню. Пока я читал, Лейстрейд, где-то откопал колоду карт и резался с Элизой в безик, ставя на кон окаменевшее печенье миссис Хадсон. При мне он проиграл чайник чаю, и побежал заваривать. Я вздохнул и подошел к окну. Идей у меня не было совершенно.

— Мистер Ватсон.

Я повернулся. Элиза сидела на стуле в позе йога, держа в руке надкусанный полумесяц печенья.

— Шерлока про… теряли? Хотите научу как искать надо?

От неожиданности я кивнул. Вид у Элизы был донельзя серьёзный — ни дать не взять ученая маленькая леди, переодевшаяся на карнавале в замарашку.

— Когда я, теряю башмак, я всегда встаю посреди комнаты и думаю, куда бы я спряталась, если бы была башмаком. Башмаки прячутся под кроватью, ложки и вилки — под плитой. Понятно?

Я задумался. Несмотря на явный абсурд, идея мне понравилась. Вот правда, чтоб найти Холмса, мне придется думать как он, чего я, да и наверное, никто в Англии, не может. Увы, я способен лишь тупо копировать его методу…. Тупо копировать… тут передо мной замерцал луч надежды. Я могу просто повторить его действия. Холмс пропал, идя по следу Лиса. Значит, я пропаду, идя по следу Холмса. Или не пропаду. Все-таки нас было двое, да и принять дополнительные меры по страховке было не сложно. Главное повторить расследование Холмса, в надежде, что похититель попытается похитить и нас. И быть наготове.

Пока я размышлял, Лейстрейд успел принести чай, и внимательно наблюдал за жующей Элизой.

— Ватсон, интересно, если бы я ей ведро чая принес, она бы и ведро выдула?

— Лейстрейд, прекращай балаган. Если девочка лопнет, то тебе потом будет стыдно. Одевайся. Мы выезжаем для осмотра места преступления. Элиза — это тебя тоже касается. Покажи нам, за какой лавкой тебя просил присмотреть Шерлок.

Элиза выразительно вздохнула, и свернув из газеты кулек, высыпала в него сахар из сахарницы. Мы переглянулись, но промолчали. Однако, когда мы стали выходить, Лейстрейд, не говоря не слова подпер дверь ногой и посмотрел на Элизу. Еще раз, театрально вздохнув, она выложила, из глубин клифта, чайную ложечку и каминные часы.

Вскоре мы вышли на улицу, и разбудив извозчика, отправились Риджент-стрит.

Вот, правда, доехать до места у нас не получилось. Элиза знала город значительно лучше сонного йоркширского возницы, и начала указывать ему, как срезать. Мы действительно счастливо избежали пары пробок, но потом удача отвернулась от нас. Поверив в путеводный гений Элизы, возница въехал в диагональный переулок, и насмерть застрял в арке под домом.

Возница молчал, зло сверкая глазами из под кустистых бровей. Видно было, что только присутствие Лейстрейда, в котором он простонародным чутьем угадал инспектора Лондонской криминальной полиции, удерживает его от возмущенных воплей. Мы вылезли, язвительный Лейстрейд витиевато поблагодарил за поездку. Я же, чувствуя некоторую вину, откупился повышенными чаевым. Осторожно протиснувшись мимо объедающей герань лошади, и пройдя четверть мили, мы оказались прямо во дворе дома, в котором, по уверению Элизы и располагалась волшебная лавка.

В выходящем во двор окне не было видно ничего необычного. Я встал на опрокинутый угольный ящик и заглянул в окно. Примерно с тем же эффектом — сквозь немытое стекло виднелась классическая лавка чудес и фокусов, где шалунам всех возрастов продавались леденцы с перцем, пукающие пакеты различных размеров и тональностей, шары уйди — уйди, гуттаперчевые сопли, волшебный табак, и тому подобные безделушки. Надо было войти и разобраться самостоятельно.

— Ну, Элиза, спасибо. Если твои услуги нам еще понадобятся, мы обязательно к тебе обратимся, сказал я. Можешь идти. Элиза незамедлительно надулась. Я присел на корточки. Что-то в этом оборванном чертенке приковывало взгляд. Ну, неужели ты думала, что мы будем постоянно с тобой возиться? Беги домой. К маме.

Элиза отвернулась, но не уходила. Лейстрейд потянул меня за рукав.

— Ватсон, тебе пора завести своих детей.

— Лейстрейд, вот только давай без советов на эту тему. Подаренный тобой на мою свадьбу трактат нашла служанка, и я был вынужден соврать, что это анатомическое пособие по вправлению вывихов. Лейстрейд прыснул.

Так беззлобно переругиваясь, мы обошли дом, и вошли в сверкающее зеркалами парадное. Закрыв за собой дверь, я подумал, что в эту дверь месяцам раньше возможно вошел Холмс. После чего, пользуясь любимым оборотом речи Лейстрейда, он «внезапно и плавно исчезнул из глаз». Бывает такое ощущение — когда, летя с горы на велосипеде, замечаешь в колее камень. Цепляешься за руль, сердце уходит, куда то в пятки, но отвернуть или затормозить выше твоих сил. Войдя я решил извинится и вернуться с подмогой. Но вместо этого огляделся.

Мы оказались в небольшой пустой и полутемной комнате, полной зеркал. Кривые, косые, вогнутые зеркала отражали наши искаженные лица со всех стен. В одном из них необычно приземистый коротышка инспектор стоял возле неестественно вытянутого человека, в котором я по одежде узнал себя. Чтобы сравнить я посмотрел на Лейстрейда, механически отмечая странный, до боли знакомый медицинский запах.

Опасность. Этот запах напоминал мне о крови, оторванных конечностях, войне, полковой операционной. Еще толком не вспомнив, я решил выйти на воздух, и сделал шаг к дверям. Лейстрейд тоже что то заподозрил, и развернувшись взялся за дверную ручку. Ручка не поворачивалась. Коротышка инспектор, повис на ней, и мне, несмотря на всю серьезность, друг стало смешно. Лейстрейд повернулся на мой гогот, и тоже залился смехом.

— Ватсон, дверь заклинило. Говоря эти серьёзные слова он буквально давился со смеху.

— Ничего страшного, смеясь и держась за живот, выдавил я.

Мы обнялись как друзья детства, и стали хохотать, стукая друг друга по спине. Потом, давясь со смеху, сползли на пол. Не знаю — чем бы кончилась наша истерика, если бы в ту же самую секунду стекло двери не разлетелось на мелкие осколки. Потом так же разбилось нижнее стекло, и стекла окон.

Стал слышен возмущенный гул толпы. Мы сидели на полу спиной к спине, и устало вздыхали. Смеяться больше не хотелось. Первым пришел в себя Лейстрейд.

— Ватсон. Что это было?

— Веселящий газ. Я все-таки вспомнил запах.

Лейстрейд тяжело встал, отряхнул битое стекло с сюртука и вышел на улицу. Как обычно собралась толпа. Дюжий постовой держал за шкирку на вытянутой руке возмущенную Элизу, которая в знак протеста сложила руки на груди. Лейстрейд быстро показал ему бляху инспектора и дал какие-то ценные указания на ухо, после чего постовой вытащил свисток и начал оглушительно свистеть, вызывая подмогу.

* * *


Потом был отдых в кофейне. Мы с Лейстрейдом пили крепкий кофе, Элиза доедала четвертое пирожное. Вид у неё был как у кошки, схарчившей соседского попугая, и наблюдающей как за это наказывают дворовую собаку. Посетители изредка оглядывались на столь странную компанию — двух хорошо одетых мужчин с уважением угощающих пирожными малолетнюю чумазую оборванку, но вмешиваться в чужую жизнь в Англии не принято.

— Ватсон, давай ёще раз. Как я понял, посетителям лавки давали вдохнуть веселящего газа?

— Да. Труба была выведена в зал, и газ пускали, как только дверь закрывалась. Посетители в это время смотрели на зеркала. Потом газ рассеивался, и выходил приказчик. Он показывал свой обычный ассортимент такой лавки, развеселенному газом покупателю, и легко убеждал купить пукающий пакетик за золотой соверен.

— И наш клерк..?

— Просто надышался газа вместе с сынишкой, купил ему коробку копеечных оловянных солдатиков за пару гиней, и пошел на радостях показывать толпе фокусы — мастерить из секретных документов бумажных курочек.

Мы переглянулись. Приказчик с помощниками сбежали пока Элиза била кирпичами стекла. Тщательный обыск лавки показал, что следов Холмса и Лиса там нет. Полисмены сейчас опрашивали домовладельца, перетряхивали товар, демонтировали причудливый агрегат с блестящими никелированными трубками и манометром. Баллоны были украшены незнакомым мне логотипом — жирным белым котом с вытянутой мордочкой. Или белой пушистой лисичкой, окруженной буквами «Н.О.Р.Д.»

Я перерисовал фирменный знак, чтоб потом написать поставщику о ненадлежащем контроле за продажей медицинского оборудования. Но это был уже хлеб полиции, и нам не стоило подменять собой официальные службы Её Величества. Ведь, несмотря на то, то нам улыбнулась удача и мы способствовали прикрытию лавки мошенников, к главной цели это нас не приблизило ни на йоту.

Вздохну, я посмотрел на часы. Намек был понят. Элиза с серьёзным облизала ложечку, подчеркнуто аккуратно положила её на блюдце, и уставилась на нас своими большими серыми глазами.

— А ты что увидела?

— Я глядела со стороны двора, и видела, как приказчик повернул кран на газовой трубе. У нас так сосед скрозь стену подвала пускал газы, чтоб крысы дохли. Ну и зафинтилила булыганами.

Да. Элиза поспела вовремя. Расколотив камнями стекла она открыла доступ воздуха, попутно привлекая внимание полиции. Полисмен был немало удивлен, увидев, что бьющий стекла оборванец, не пытается убежать, а орет что-то об дохнущих крысах.

— Как ты думаешь, почему нам досталось больше газа? спросил я обращаясь к Лейстрейду.

— Элементарно, Ватсон. Я стал дергать ручку, они заподозрили неладное, и нас решили просто усыпить. Поскольку только полный кретин будет убивать инспектора полиции, то фармазоны просто съехали бы, оставив нас спящими.

— Но Холмс не был инспектором полиции.

Мы испуганно переглянулись еще раз. Волшебную лавку не стояло окончательно сбрасывать со счетов.

Расплатившись, мы вышли из кофейни. Темнело. Нужно было ехать домой, и решать вопрос с Элизой. Ни я не Лейстрейд не были склонны отвечать злом на добро. Так что нужно было решить вопрос деликатно. К тому же мне пришел в голову одна интересная мысль — а что если мы наймем Элизу на все время расследования. Девчушка она бойкая, глазастая — и самое главное, никто и не заподозрит что мы как-то связаны с ней. Он может не вызывая подозрений страховать меня и Лейстрейда.

— Послушай Элиза. Мы отвезем тебя домой. А завтра утром заедем, и ты дальше будешь помогать нам в поисках Шерлока, сказал я.

Мы подошли к стоянке кебов, и я начал постукивать тростью по брусчатке, подзывая отошедшего конюха. Когда же он пришел, произошел конфуз. Стоило ему усесться на козлы, как раздался протяжный, утробный звук выходящих газов. Да такой громкий, что испугал даже лошадь. Возница багрово покраснел. Мы сделали вид, что не заметили, и сели в кеб. При этом Лейстрейд внимательно оглядел Элизу, но промолчал.

Я тоже заметил, что после короткого пребывания в лавке фокусов, Элиза заметно поправилась в талии. Но поскольку владельцы лавки столь нелюбезно травили нас газом, то я не стал возмущаться пропажей их собственности. К тому же я сильно сомневался в необходимости конфискации, в доход Её Величества собачьих какашек из крашенного папье-маше.

Высадив Элизу возле Глостер-роуд, мы заехали в паб, «немного разбавить стресс». Так что вечером я не смог прочитать оставшиеся папки — так как был вынужден восстанавливать нарушенные семейные отношения. Уснул я далеко не сразу, ворочаясь и вспоминая события дня. Мне все казалось, что я забыл, что-то важное, причем напрямую связанное с Холмсом, я ворочался, вставал. Но так и не вспомнил.

* * *


Я уже далеко не мальчик, поэтому утреннее пробуждение после столь напряженного вчерашнего дня, было мучительным. Болел живот, болело горло, болела спина. Доктор Фаркер любил приговаривать, что пять минут здорового смеха, продляют жизнь на день. Интересно, на сколько сократили мою жизнь пять минут нездорового смеха?

Намазав спину опельдоком я сел в кресло, попросив горничную принести мне шашку крепкого кофе. Расследование не клеилось. Гений Холмса, ко всему прочему, заключался и в определенном подборе дел. У читателя может создаться впечатление, что все, за что стоит Холмсу взяться за дело — и можно преподносить результат клиенту на блюдечке с голубой каёмочкой. Нет, нет и еще раз нет. Сразу опровергну и другую крайность — нет, Холмс не отказывал в помощи даже безденежному клиенту, если реально мог помочь. Это было неплохой рекламой, но для Шерлока, смею Вас заверить, это было не главное. Но это не означало, что к Холмс брался за любую кражу кошелька на привокзальной барахолке. Внимательно выслушав клиента, он сразу решал, есть ли в деле минимальные зацепки для его дедукции. «Мой разум имеет когти, как у кошки, и зачастую я могу зацепиться за неровность, которую даже в лупу не заметят коллеги Лейстрейда. Но даже кошачий коготь спасует перед стеклянной стеной». Дела без зацепок, Шерлок без сожаления отдавал полиции. Для похорон в архивах.

В этом деле не было зацепок, и на долю меня и Лейстрейда выпала незавидная участь бултыхаться как приманки в мутной воде, надеясь, что за нами следует внимательный и холодный взгляд хищника из глубины. Жалея себя, я начал потягивать маленькими глотками кофе, почитывая свежий «Таймс».

Звякнул дверной звонок. Я повернулся, испытывая сильнейшее дежавю. Именно так и начались наши вчерашние похождения. И тут, словно пелена, спала с моих глаз. Я вспомнил, от чтения, какого именно объявления отвлек меня Лейстрейд.






От дома по Бейкер Стрит 221 Б

Пропала собака.

Рыжая, тощая сука.

С поиском я помогу.





Тощая. Так. Рыжая. Так так… Сука. Все-таки до чего я обожаю свою страну. Все становилась на свои места. Холмс не убит, Холмс похищен. Английский преступник, конечно хитер, но до убийства скатываются только отдельные маргиналы. И теперь нужно было выйти на след похитителей, и передать им Майкрофтовы деньги. У него сейф ломится от специально напечатанных купюр — с водяным знаком «АРЕСТУЙТЕ ПОДАТЕЛЯ АССИГНАЦИИ».

Впрочем, можно и не рисковать, и отдать настоящие деньги. И предоставить возможность Холмсу самому ловить своих похитителей. Забыв о боли в спине я радостно вскочил, вытащил спрятанную от жены трубку, закурил от газового рожка и распахнул окон.

Чтоб столкнуться лицом к лицу с Лейстрейдом. Он балансировал на карнизе, держась руками за, вылепленный с размахом, бюст гипсовой кариатиды. В зубах у него был зажат, купленный на личные деньги браунинг. Я ошеломленно молчал.

Инспектор подтянулся, залез на подоконник, встав на вышитую моей женой салфетку, и спрыгнул в комнату. Пауза затягивалась. Наконец я собрался силами и сказал:

— Доброе утро.

— Кому как, подчеркнуто ядовито, ответил недовольный Лейстрейд. Ты, значит, куришь, и дверь открыть не можешь. А я то, дурак, надеялся, что тебя, Ватсон, расчленяют. Думал всю банду на тепленьком повяжу.

— Сссслужанка… когда я волнуюсь, афганская контузия напоминает о себе.

— Ушла, надо полагать на рынок. Инспектор сел в кресло, положил ногу на ногу и отхлебнул остывший кофе. А ты, значит, опять задумался и уснул стоя. У тебя лошадей, в роду не было? Ты хоть понимаешь, что я волновался?

— Понимаю. Смотри лучше, что я нашел.

И я рассказал об объявлении. Надо отдать должное Лейстрейду, саму идею он ухватил сразу. Мы вскочили и бросились искать вчерашнюю газету. Несколько минут мы рылись в конторке. Газета как сквозь землю провалилась. Во время поисков я вспомнил вчерашний метод Элизы.

— Лейстрейд, кстати, если бы ты был газетой, ты бы где лежал?

— Висел на гвозде в сортире — не раздумывая, отмахнулся инспектор.

— О!

Мы бросились в ватерклозет, и тут же нашли большую часть вчерашнего «Таймс-а». Найдя нужный кусок, мы склонились над текстом, чтоб через секунду с ужасом отпрянуть.

Объявление было без подписи, только с обратным адресом, напечатанным мелким типографским шрифтом, но от этого не менее страшным.

Бедлам. Восточное крыло.

Это звучало как приговор. Адрес, а точнее, человек, если конечно это существо можно так назвать, скрывающееся за этим адресом, таил в себе смертельную опасность.

Мало кто знает, что восточное крыло Лондонской психиатрической лечебницы, было предназначено для содержания буйнопомешенных преступников. Еще меньше людей знает, что подвал скрывает в себе самую засекреченную в Англии тюрьму, тюрьму, которую курирует контора Майкрофта, тюрьму, в которой в глубочайшей тайне содержится пойманный Холмсом шесть лет назад Мориарти.

Вздохнув, я встал. Меня ожидала очень, очень, очень неприятная встреча.

* * *


Выйдя из кеба, мы с Лейстрейдом пошли по аллее к виднеющемуся на холме корпусу лечебницы. Разговаривать не хотелось. Я не испытывал сильной ненависти к поверженному противнику, просто хорошо отдавал себе отчет в том, насколько его холодный и оточенный ум превосходит мой. Он был сильным противником. В его сражении с Холмсом, на стороне Шерлока играл Майкрофт с конторскими волкодавами, Лейстрейд с ищейками из криминальной полиции… Фактически эта была полномасштабная военная операция, с применением армии, и спецслужб. Среди рядовых участников об истинной подоплеке событий знал хорошо, если каждый сотый, но отголоски тех событий до сих пор служат источником слухов и теорий в пабах.

Тогда я впервые увидел в своих волосах седину.

Погруженный в эти мрачные мысли, я шел, не замечая окружающих. Больные, оккупировавшие скамейки, своими цветастыми халатами на завязках весьма походили на афганцев. Так же молча и безучастно провожали меня ничего не выражающими глазами. Чувствовалось, что это настойчивое внимание начинает раздражать Лейстрейда. Инспектор не первый раз имел дело с психиатрической клиникой, и не переносил ни больных, не персонала. В глубине души он так и остался парнем с рабочей окраины, где городская беднота признает только два лекарства — виски и касторку. Сама идея болезней разума, вызывала в его простой душе некоторую оторопь.

— Вот ты Ватсон, скажи мне как доктор, зачем вообще завели эту богадельню? Эти психи — они кому нужны? От них что ли червячки, какие-то появляются нужные для природы? Или без них Англия усохнет?

— Знаешь, Лейстрейд, было как-то на континенте такое государство — Спарта. Стоило там народиться младенчику, с каким-нибудь отклонением, пальцем там сросшимся, или просто роста мелкого… Выдержав положенную драматическую паузу, я продолжил — то они сразу кидали его в море.

— Ну, правильно. Чего малого мучить?

— Это неправильный вопрос Лейстрейд. Правильный вопрос будет — и где сейчас это Спарта.

Лейстрейд задумался. Впрочем он не был бы самим собой, если бы не нашел что ответить.

— Угу. А не вы ли, медики, собрались и Спарту прихлопнули? А что, все сходится. Как я понял, больных там вовсе не было, а это ваш бизнес губит.

Я вздохнул. Все-таки отсутствие классического образования дает о себе знать. Да, мы с Лейстрейдом друзья, и я готов рискнуть своей жизнью ради него, но… Впрочем я тут же одернул себя. Множество подлостей, которых я слышал, начинались со слов «Он лучший мой друг, но…» Так что пусть Лейстрейд, если хочет, делает любые выводы из моих слов. Я могу позволить другу быть самим собой.

Рассуждая подобным образом мы подошли к огороженному массивной решеткой внутреннему дворику. Около ворот, опираясь ногой о стену, стоял праздный гуляка. Впрочем, праздным он был только на непосвященный взгляд, внимательный наблюдатель обратил бы внимание, что этот гуляка подпирает собой стену исключительно по четным дням, а по нечетным его сменяет коллега, выгуливающий пуделя.

На все эти предосторожности Майкрофт пустился после четвертой или пятой попытки подельников Мориарти освободить своего шефа. Не мудрствуя лукаво, Майкрофт загнал в бедлам пару дюжин армейских, но попечительный совет Бедлама решительно воспротивился, небезосновательно считая, что мундиры и сияющие сапоги плохо скажутся на драгоценном душевном равновесии пациентов.

И как Майкрофт не рыл носом землю, обойти попечительский совет ему не удавалось. Более того, явная малозначительность и никчемность вопроса не позволяла ему рявкнуть. То, есть он конечно, мог, если бы захотел, но каждый его рык был на счету, и он вовсе не собирался разменивать его на столь пустячный вопрос. Но и отступать Майкрофт тоже не привык.

Так в Бедламе появились праздные гуляки, с военными манерами, плохо выбритые кормилицы с деревянными младенцами, аристократы с собачками в заношенных армейских брюках…. Вся эта публика гуляла в точном соответствии с графиком дежурств, обменивалась многозначительными знаками, цепко оглядывала настоящих посетителей.

Довольно быстро попечительский совет Бедлама понял, что переодетые посетителями охранники действуют на больных еще хуже. Параноики и без этого считали, что их окружают переодетые агенты спецслужб, и присутствие настоящих переодетых агентов вовсе не способствовало скорейшему выздоровлению. Но, увы, пойти на попятую было невозможно из политических соображений. Так что все оставалось в неустойчивом, и неудобном равновесии.

Откуда я узнал все подробности? Дело в том, что весь этот карнавал подчинился моему бывшему коллеге по пятому Нортумберлендскому стрелковому полку, доктору Фредерику Чилтону.

Я был демобилизован раньше, так как был ранен, а старина Фред остался штопать раненых на Кандагаре. Я изредка вспоминал наше военное братство, запах спирта и камфары, вкус виски с хиной. Демобилизовавшись по выслуге лет, мой коллега был устроен Майкрофтом на непыльную должность главврача восточного крыла. Мы изредка сталкивались по работе, что почти всегда приводило к долгим беседам на военные темы.

Фредерик откровенно скучал. Из-за специфики отделения, надеяться, что поправившийся больной выйдет в свет с благодарностью доктору на устах, было бесполезно. Буйнопомешенные преступники — люди, конечно, занимательные, но у общающегося с ними долгие годы Чилтона, я начал замечать некоторые забавные странности.

Так он, например, раздав пациентам мелки и бумагу, начал собирать музей творчества душевнобольных. В прошлый наш визит, его восторженный рассказ о выдающемся творческом потенциале отдельных больных, был прерван Лейстрейдом, который поинтересовался материалом, из которого находящийся на излечении «недооценённый творец» довольно похоже вылепил бюстик Чилтона.

Фредерик долго упирался и не хотел признавать очевидного, но последующей обыск в камере позволил установить, что страдающий шизофренией Алан спрятал выданную ему глину в подушку. Раздосадованный Чилтон сгреб бюст совком, и не доверяя прислуге собственноручно выбросил его в выгребную яму.

Мы миновали несколько постов охраны, расписались в книге визитов, поднялись по забранной решеткой лестнице, чувствуя затылком, что за любым нашими движениями следит в глазок вооруженный охранник, расписались еще раз, и пройдя по унылому коридору с обитыми войлоком стенами, оказались в кабинете главного врача.

Чилтон встретил нас у дверей. За его столом сидел одетый в фирменный халат с завязками, улыбающийся Алан, и опять чего-то лепил. Подозрительный Лейстрейд принюхался.

— Это глина, поспешил его успокоить Фредерик. Я решил, что Алан сможет излечиться от своего пагубного пристрастия, если будет лепить под моим контролем. Я прав, Алан? Ты кажется, хотел вылепить яблоко?

— Если можно, я слеплю немецкую колбаску.

Лейстрейд засмеялся, но тут же одернул себя. Недовольный Чилтон позвонил в колокольчик и санитары увели пациента.

— Присаживайтесь, джентльмены. Я полагаю, что у вас есть предписание, разрешающее проводить опрос одного из моих подопечных?

Я был удивлен. Нелепо было ожидать от своего фронтового друга слепого следования инструкциям, но факт остается фактом — Фред стал требовать с меня пропуск. Пауза затягивалась. Я неловко опустил глаза, чувствуя, что мы проделали этот путь напрасно. Но сдаваться без боя не хотелось.

— Нет. Но мне все-таки нужно поговорить сам догадайся с кем.

Чилтон встал, подошел к окну. Мой взгляд проследовал за ним, и я невольно обратил внимание на эмалированную плевательницу, неизменный атрибут любой английской больницы. На краешке возвышался самым маленьким в мире баобабом окурок сигары «Марли». Что ж, это многое объясняет.

— Майкрофт запретил тебе пускать нас?

— Нет. Он вообще не спрашивал о посетителях. Он спустился вниз, один, выгнав даже дежурного санитара. И полтора часа беседовал с ним. Потом вышел, и не говоря ни слова уехал. А я остался здесь, чтоб вдыхать вонь от его сигары и слушать демонический хохот, доносящийся из подвала.

— Фредерик, ты понимаешь, что мы не пришли бы к тебе, если бы не настоятельная необходимо. Но Чилтон не дал мне договорить. Он повернулся, и я заметил раздражение на его мясистом лице.

— И ты, и Майкрофт забыли, что я являюсь главным врачом этого богоугодного заведения. Я, а не тварь, запертая в клетку в дальнем углу подвала. И это вы навязали мне его. Я много натерпелся от этого паука. Он был тихим, первые годы. Я подолгу беседовал с ним, удивляясь широте его кругозора. Мы обсуждали разные проблемы. И тут я открываю «Иллюстрированные Новости» и что?

На первой странице напечатан рассказ обо мне, моей работе, моей личной жизни и моих детских страхах. Кто-то из обслуги вынес статью, написанную этой скотиной, и отнес в бульварную газетенку. Я сменил весь персонал отделения, прописал ему ежедневный мыльный клистир, отобрал книги и надел смирительную рубашку, но тут моя больница стала пользоваться нездоровой популярностью. Сначала сюда приперлась восходящая звезда Уайт Холла, «министр без портфеля» Лионель Уоллес, но это было только начало. Потом был какой то чиновник от Майкрофта, потом премьер министр потом министр иностранных дел, и наконец сам Майкрофт. Теперь вот вы. Завтра моего пациента, надо полагать, отвезут на чашечку чая в Букингемский дворец?

Я посмотрел на Лейстрейда. Вопреки всему сказанному, было видно то что то из сказанного Фредом, очень заинтересовало инспектора, но я решил отложить вопросы на потом. Чилтон раздраженно ходил по комнате. Впрочем, его гнев исчезал так же быстро, как и появился. Видя что я терплю крах, в разговор вмешался Лейстрейд.

— Фред, ты зря злишься на нас. Шерлок пропал.

— Как?

— Если я скажу тебе «Внезапно» — тебя это устроит? Мы не действительно не знаем что случилось, и хотел допросить по этому поводу профессора.

— Теперь послушай меня, Лейстрейд. Во первых не забывай, что Он уже никакой не профессор. Он уголовник. И потом — ты видно подзабыл, что это самая изолированная тюрьма Англии. Перед тем как допрашивать Мориарти, поинтересуйся у меня. И я скажу, что на последние шесть лет у него стопроцентное алиби.

— Алиби? А это вот адрес под объявлением тебе о чем-то говорит?

Лейстрейд вытащил из бумажника вырезку, и передал Фредерику. Чилтон читал, медленно меняясь в лице. Вскоре на него стало жалко смотреть. Помимо всего прочего, объявление говорило, что кто-то из персонала продолжает выполнять просьбы самого опасного пациента. Сегодня он подал от его имени объявление в газету, а завтра он принесет в камеру напильник и динамитный патрон? Или подставит под стол Чилтона медвежий капкан?

— Кто еси муж, сотворивший сие, взяв себя в руки, выдавил Фред.

— Ты не поверишь, нам самим интересно — быстро нашелся Лейстрейд.

Чилтон зло хмыкнул. Хваленая выдержка полкового английского врача справилась с минутным приступом слабости.

— Итак, господа, я к вашим услугам. Только попрошу об одном одолжении, можно даже сказать личной просьбе. Как только вы найдете Холмса, потрудитесь над выявлением крысы среди моих помощников. Не заставляйте полицию подрубать за вами хвосты. Видит Бог, это пойдет на пользу и мне и вам.

В словах Чилтона определенно присутствовала логика. Одной из сторон методы Холмса, была его вопиющая лень. Иногда мне даже казалось, что именно лень заточила его дедукцию до остроты бритвы. Обнаружив каплю воды, Холмс мог только на основании банальной логики сделать вывод о существовании океанов, тогда как среднему обывателю было не лень поискать сведения в Популярном Оксфордском Словаре.

Побочным следствием этого была порочная практика, когда поймав преступника, Холмс гордо удалялся, предоставив полиции искать подельников, собирать доказательства для суда, в общем заниматься будничной полицейской работой. Поскольку Холмс, искупавшись в лучах славы, уже снял все сливки, полицейские обычно занимались этим через пень колоду, в результате чего столь блистательно завершенные моим другом дела о Мальтийском Соколе, Стеклянном ключе и Проклятии Дейнов — так и остались неизвестными широкой публике. Описанные в них злодеи сумели оправдать своё честное имя в суде, и опубликуй я рассказ об их похождениях, могли запросто стребовать с нас компенсацию ущерба для репутации.

Впрочем, издатель заплатил за них мне малую толику от обычного гонорара, пообещав издать их, как только все забудется, слегка поменяв имена и перенеся действие за океан. Но, кажется, я отвлекся.

— Господа, голос Чилтона вернул меня к реальности — мы договорились?

— Да, ответил я. Вежливым покашливанием Лейстрейд дал понять, что я опять пропустил, что то важное, Чилтон что то прокричал в переговорную трубу, и охранник повел нас, на подземный этаж.

Лейстрейд посмотрел на меня, потом на охранника, и приложил палец к губам. Впрочем, он мог этого и не делать — я и сам знал, что все сказанное нами окажется в виде докладной на столе у Чилтона, чтоб через 15 минут, проделав головокружительный путь по извилистой трубе пневмопочты оказаться в подвале Диогена. Я понимающе кивнул, и мы продолжили наше путешествие.

Как вы поняли, эта больница-тюрьма относилась к конторе Майкрофта, следовательно, была образцово показательной. Чистые безлюдные коридоры, освещенные аккуратно вычищенными газовыми рожками, решетки толщиной с руку ребенка, и футуристичные признаки наступающего века — колючая проволока и новомодный способ штукатурки стен — под шубу, чтоб заключенным было невозможно оставлять столь милые их сердцу надписи.

Мы миновали пару постов охраны, дойдя до блока М, в котором среди прочих помещались самые опасные преступники — третий, шестой и одиннадцатый из Джеков Потрошителей, кстати, тоже пойманных Холмсом. Правда, Шерлок так и не сумел тогда определить, какой из двенадцати подозреваемых безумцев наполнил город трупами молоденьких женщин. Не справился и Майкрофт. Её Величество, даже выразила легкое недоумение… что прибавило нам рвения, но не приблизило нас к ответу на загадку. Решение, как не странно, нашел Лейстрейд. Он взял и арестовал всех подозреваемых.

Преступления прекратились. Добросердечный Холмс, впрочем, предлагал выпускать в месяц по одному задержанному, рассчитывая узнать, по возобновившимся убийствам, кто именно является потрошителем, но Майкрофт отказался идти столь далеко в деле установления личности убийцы. Я как гражданин, испытывал некоторую неловкость, от того что в застенках Конторы томятся несколько моих соотечественников, верноподданных Королевы, чья вина, если называть вещи своими именами, несколько не доказана в суде. Поэтому я старался смотреть на эту проблему глазами врача, в которых помещение в образцовую лечебницу, несомненно, больных людей, где они будут получать квалифицированную помощь и гарантированно не смогут навредить ни себе, ни окружающим, является положительным поступком.

Впрочем, подобное Соломоново решение имело и очевидный минус — как уже понял читатель, рассказать об нем я не имел никакой возможности. Холмс, несомненно, спас Лондон от Потрошителя. Хорошо бы еще узнать, от которого из двенадцати….

* * *


За столом, в начале длинного коридора, стенами которого были мощные кованные решетки сидел улыбающийся санитар Барни. Весельчак и балагур, душа компании, он пользовался искреннем уважением у своих подопечных, хотя бы тем, что не пытался самоутвердится за их счет.

— Добрый день мистер Ватсон. Привет Лейстрейд. Заглянули на огонек?

— Мы бы хотел побеседовать с пациентом из последней камеры.

Барни недоуменно посмотрел на меня, как бы спрашивая, почему он заслужил такой тон. Я же, хоть и был уверен, что слабым звеном, носившим записки Мориарти на волю, был кто угодно, но не Барни, решил вести себя официально, до окончания расследования, намекая, что я сейчас на службе Её Величества.

— Проходите. Плащи и трости можете оставить здесь. Не подходите близко к решетке, не просовывайте руки, и ради бога не кормите пациента — Чилтон настаивает на строгом соблюдении календарной диеты.

— Календарной диеты?

— Да. До особых распоряжений ему положена овсянка, чай и хлеб по четным числам. По нечетным из диеты исключается овсянка и чай.

— И как он это отреагировал?

— Похудел, сэр.

Поняв, что Барни принял предложенные правила игры, я поспешил вслед за Лейстрейдом. Длинный коридор аккуратно застелен зеленой ковровой дорожкой, и казалось тянулся целую милю. Камеры по бокам освещались газовыми рожками из коридора. Было время полуденного сна, и подопечные Чилтона лежали на койках, положив, согласно предписанию доктора, руки на одеяло.

Я посмотрел в конец коридора. Намекая на особую важность одного из пациентов, там весело вогнутое зеркало, позволяющее наблюдать за тем, что происходит в камере. Также был натянут шнурок, отмечающий безопасную зону и стоял стул. Конечно, Мориарти, никогда бы не опустился до того, чтоб лично наброситься на посетителя, но у Барни было свое видение этого вопроса. Он предпочитал исключать саму возможность подобной выходки, понимая что лучше предотвратить эксцесс, чем допустить происшествие, о котором будут жалеть Мориарти, и пострадавший посетитель.

Особенно посетитель. Мориарти, при всей своей худобе и общей ледящности был большим знатоком боевых искусств, и мог легко справиться с несколькими противниками. Помнится, при аресте, Майкрофт отдал приказ отправить для захвата самых толстых полисменов, наивно полагая, что они задавят Мориарти массой.

Увы и ах. Мориарти уклонился от сражения, банально выскользнув из неловких рук толстяков, а арестовывать его, пришлось Шерлоку и вашему покорному слуге. Мориарти дрался как мангуст, и только знание Холмсом правил Джиу-Джицу, позволило нам задержать Мориарти до прибытия Лейстрейда, который, недолго думая, ударил по затылку душащего Холмса Мориарти вырванным из забора дрыном. При задержании я сломал мизинец на ноге — кто бы мог предположить, что под одеждой Мориарти носит стальную кирасу, способную остановить пулю из пистолета.

Предаваясь воспоминаниям, я шел мимо бесконечного ряда камер. Остро пахло больницей — карболка, кислая капуста и пот, все вместе создавало устойчивый аромат человеческого безумия. Последняя камера была ярко освещена четырьмя рожками, и сильно отличалась от камер мимо которых я только что проходил. Белые, гладко оштукатуренные стены были неумело разукрашены цветными мелками. Казалось, что рисовал ребенок. Или взрослый, напрочь лишенный творческой жилки.

Трава, деревья. Вон то зеленое — вероятно вереск. В бесформенной коричневой массе, я скорее угадал, чем узнал яблоню, ветви которой ломились от ядовито оранжевых яблок. Ну, довольно ожидаемый от заключенного поступок — он нарисовал то, чего был лишен последние шесть лет — зеленые холмы Англии.

Стул, стол, заправленная с «кантиком» кровать. Блестящая никелированная параша, и рукомойник. Та самая простота, которая хуже воровства. Поскольку глазу было больше не за что зацепиться в этом царстве уныния, я смирился с неизбежным и посмотрел в глаза стоявшему посреди камеры, вытянув руки по швам, в унылой больничной пижаме темноволосому человеку.

Чуть выше среднего роста, худощавый той знаменитой худобой, которую невнимательный глаз легко примет за истощение, Мориарти заметно сдал за последнее время. Что, впрочем, почти не сказалась на его животном магнетизме. Невыразительное лицо, серые глаза, откровенно плохие зубы, но… от этого лица невозможно было отвести взгляд.

Мориарти спокойно встретил мой взгляд, чуть заметно улыбнулся улыбкой радушного хозяина.

— Садитесь, джентльмены. Тихим, хорошо поставленным голосом сказал заключенный.

Я машинально сел, чтобы через секунду вскочить. Не хватало еще чтоб мной командовал этот… этот… Постояв секунду я все же сел. Лейстрейд, стоявший сзади за стулом, положил руку мне на плечо совершенно Холмсовским жестом. Я глубоко вздохнул. Надо признать, что в первом раунде нашей беседы победа осталась за Мориарти.

— Ватсон, нельзя сказать что я удивлен, увидев вас здесь. Именно Вас.

— Ради бога, Мориарти, мне эта беседа не доставляет никакого удовольствия. Назовите ваши условия.

— Напрасно, друг мой напрасно. Что делает хорошего врача образцовым? Умение посмотреть на мир глазами пациента, умение понять, что чувствует..

— Что вы хотите этим сказать?

— Что нужно понимать желание собеседника, Ватсон.

— Но тебя никогда не выпустят на свободу, это же очевидно.

— А что такое свобода, Ватсон? Здесь мой дух свободен от суеты и соблазнов жизни.

— Тогда… ты… ты…

— Ватсон… Ватсон… Волею судьбы, мы оказались по разные стороны барьера. Это было сделано, для безопасности страны, сказали мне. Но как, я могу нарушить безопасность, находясь здесь? Я бы хотел получать научные журналы. Иметь библиотеку. И, я…. Хотел бы увидеть солнце. Ты можешь мне в этом помочь?

Запрет на получение информации, был одним из запретов, на соблюдении которых, так настаивал Холмс. С другой, стороны, ну что плохого, мог сделать Мориарти, просто читая научные журналы? Выйти на свободу, ему удастся никогда. Так, что все его знания, будут похоронены вместе с ним. В этом угрюмом склепе. На веки вечные.

— Пожалуй, я мог бы ходатайствовать, перед больничным советом…

Не слова не говоря, Мориарти, сделал шаг вперед, к самой решетке.

— Холмс пропал, а ты будешь ходатайствовать?

— Но, я же не могу, приказать… Меня просто не послушают….

Мориарти, спокойно стоял, улыбаясь своей фирменной, исчезающей полуулыбкой. Он всегда, умел держать паузу. Чтож, в этом ему не откажешь. Холмс, как-то, прямо запретил мне заключать, сделки с преступниками. Но, но… Холмса, тут не было.

— Я, лично, обещаю, вам, Мориарти. Я лично послежу, чтоб вам, доставляли почту. Если, вы конечно, поможете мне… поможете нам, вернуть Шерлока.

Ответа не было. Мориарти, продолжал молча ухмыляться, набивая себе цену. Я просто не знал, каких жертв, потребует от меня эта затянувшаяся пауза. Положение, спас Лейстрейд, который не выдержал и вмешался в нашу беседу:

— Единственным развлечение в этой тюрьме является вечерний клистир, а мы с тобой, Ватсон, немного интересней.

— Но он может, помочь нам… может.

— Ничего он не может. Он тут заперт. Узнав, о пропаже Холмса, он просто пытается выторговать себе кофе, прогулки, вечернюю газету и отмену клистира. Что, Мориарти — скажи, я не прав?

— Прав.

Эти слова, звучали приговором. Последняя надежда найти Холмса, только что лопнула, обвиснув в моих руках, бесполезной резиной тряпкой. Я недоуменно переводил глаза, с Мориарти на Лейстрейда. Пауза затягивалась.

— Лейстрейд, прав, Ватсон. Я заперт, в этих четырех стенах. И я не знаю, и не могу знать, куда делся Шерлок.

Встал, я пошел к выходу.

— Но, я знаю, кто может помощь.

Я моментально развернулся. Мориарти, стоял, прижав бледное лицо, к решетке.

— Ищи в «Зеркале Жизни». И береги себя, дорогой должник.

Сказав эти слова, он отпрянул от решетки. Я вернулся, только для того, чтоб увидеть, спину лежащего на кровати Мориарти. Аудиенция окончена. Чтож, другой помощи не будет. Нетерпеливый Лейстрейд стоял уже в конце коридора.

— Ватсон, из тебя переговорщик, как из… Впрочем, Лейстрейд, быстро понял, по моему выражению лица, что шутить я не намерен, и не стал заканчивать сравнение, и только махнул рукой, видимо показывая, что как переговорщик, я совсем никуда. Меня это задело. Я только что выведал, у нашего злейшего врага, необходимую нам зацепку, и откровенно, не понимал расстройства Лейстрейда.

— Ну-с, и что, на этот раз, я сделал не так? Я ведь вырвал, нужные нам сведения у Мориарти, сказал, я, поглядывая на коротышку инспектора, с высоты своего положения.

— Ватсон. Ты опять вырвал поражение, притом, прямо из пасти победы. Мориарти просто жаждал, скормить нам это имя. Ты просто не мог уйти, не узнав этих сведений. Да, если ты уши затыкал, он эти слова мелками бы на стене написал. Носками грязными на полу выложил.

— И я…

— И ты, только что, пообещал ему помощь. В обмен, на сведения, которые он жаждал выложить, тебе, даром.

Чтож, хорошо, что Лейстрейд не предлагает мне, отказаться от данного, мной слова. Хотя, этот вопрос, обязательно, всплывет сегодня вечером. И, как, я обеспечу выполнение своего обещания?

— Ватсон… Ты хоть, знаешь, куда послал нас, мистер преступный гений?

— В «Зеркало Жизни». Кстати, по-твоему, это что?

— Это, дорогой мой коллега, бульварный листок. Газетка, такая. Желтенькая, издевательски добавил он, видя моё недоумение.

— Это точно?

— Тоне не бывает. Все тайны мироздания, раз в неделю, и всего за пару пенсов.

Я начал припоминать. Кажется, я видел этот листок. Точнее слышал. У меня под окнами, вертелся паренек, который своим фальцетом выкрикивал, что-то про бородатых женщин, тайнах пирамид, и марсианских каналах.

— Так, что, Мориарти нас надул?

— Не уверен. С таким же успехом, он мог нас облить содержимым параши.

— В смысле?

— У Мориарти, значительно более тонкий вкус, на шутки. Да, и вечерний клистир, чует мое сердце, ему поднадоел.

— Ну, тогда, в чем подвох? Нам поможет бульварный листок?

— Чего не знаю, того не знаю. Придется съездить. Вот только… А откуда, он вообще, эту газетку откопал? Что-то, я не заметил, чтоб сюда пускали газетных разносчиков.

В этот самый момент, мы проходили мимо стола, насупившегося Барни, который принципиально поджал губы, всем своим видом показывая, как ему не понравился наш официальный тон. На столе, лежала пачка газет, зачитанная до дыр здешними постояльцами. Я посмотрел на заголовок. Что и требовалось доказать. Доступ к газете, Мориарти имел.

Мы одели плащи, Барни вызвал конвоира, который, убедившись, что все в порядке, открыл решетчатую дверь, выпуская нас в коридор. Что не говори — а меры, по предосторожности, в больнице, были под стать заключенным в ней преступникам. Жестокими, и параноидальными. Что напомнило, мне о предостережении Мориарти. Как он сказал? «Береги себя». А он, слов на ветер не бросает. Значит, опасность есть, и она реальна.

— Знаешь, Лейстрейд, ты как хочешь, а я приму меры безопасности.

— Каску оденешь?

— Очень смешно. Просто животик надорвешь. Я потребую, у Майкрофта, охрану.

— А с чего, ты решил, что Майкрофт, уже не послал за тобой охрану? На живца, и зверь клюёт. Наверняка, за нами ходят его топтуны, в надежде что своим трепыханием, мы выведем их на похитителей Холмса.

Чтож, надо признать, это многое объясняло. Вот только….

— А почему, они нас от газовой атаки не спасли? От вчерашней?

— А они не успели. Ждали, небось, чем кончится. Но, ты Ватсон, не волнуйся. Твоей вдове, в случае чего, будет приятно знать, что твой убийца, примерит пеньковый галстук. Ей Майкрофт, даже приглашение на казнь, выправит, и от повешенного веревку подарит.

— Ну думаю, что её это утешит. Впрочем, дело не в этом — коли нас так примерно охраняют, то Мориарти меня напрасно пугает?

— Наивный. Ты, думаешь, Мориарти, не предусмотрел, что за тобой, будут ходить по пятам, костоломы Майкрофта?

— Ну….

— Неужели, тебе непонятно, что Майкрофта, твоя личная безопасность, не волнует. Ему надо брата вернуть. Никто о тебе, лучше тебя самого, не позаботится. Ты думал иначе? Добро пожаловать, в реальный мир.

Ну, в целом, верное замечание. Я задумался, о событиях вчерашнего вечера, когда мы, чуть было не засмеялись до смерти. Что навело меня на некоторую, необычную идею….. Я столько лет, проработал с Холмсом, и, как мне кажется, частично смог перенять, его манеру мыслить. Холмс, часто удивлял, своих противников, своими неожиданными решениями. Так, что я, пожалуй, тоже смогу удивить наших противников. Именно удивить. Я, не Холмс. И не до конца уверен, что моя защита, окажется действенной. Но, удивит она, наших противников, однозначно. Осталось рассказать, об этом плане Лейстрейду. Пускай он тоже порадуется….

* * *


Отсмеявшись Лейстрейд вытер носовым платком покрасневшие глаза, и трубно высморкался. Я конечно предполагал, что мой план обеспечения личной безопасности, вызовет критику с его стороны. Но не такую же бурную, в конце концов.

— Ну, Ватсон. Ну затейник. Ну рассмешил… Чтоб меня, инспектора Лондонской криминальной полиции, сикавка, прости господи, охраняла…

— Ты, критикуешь, так критикуй внятно. Элиза, если ты не заметил, уже один раз спасла нас.

Увидев, что я, не шучу, Лейстрейд, успокоился.

— Впрочем, Ватсон… хуже не будет. Есть, в твоей задумке, некое рациональное зерно. Боюсь, только, что тебя твоя жена попалит, решив что тебя на молоденькое мясо потянуло.

— Ну, ты и придумаешь.

— Эх… поработал, бы ты, Ватсон, в полиции с моё….. запросто перестал бы удивляться.

— Моя жена, слава богу, к полиции, на морскую милю не подходит. Так что оставь, свои домыслы при себе.

— Да, ладно, Ватсон. По любому, Майкрофт, послал за нами конторских топтунов. Так, что силовой защитой, мы обеспечены. Их и прихлопнут, в случае чего. А, эта козявка подозрений не вызовет.

И, я, не откладывая дела в долгий ящик, сказал вознице куда ехать. Кебмен, щелкнул кнутом, и унылая лошадь, потрусила в сторону города. Впрочем, доехали мы довольно быстро — до вечерних пробок, оставалась еще прорва времени.

Вчера вечером, отвозя Элизу, я не обратил внимание, на её дом. Сейчас, оглядывая особняк, при свете дня, я удивился. Это, был, конечно, не самый лучший квартал, но и далеко, не самый бедный. Я, было подумал, что Элиза дочка прислуги, но как, тогда объяснить вывеску: «Доктор Дулитл — Помощь Домашним Любимцам», и несколько кебов, ожидающих пассажиров, стоявших вдоль обочины. Из одного, как раз вытаскивали корзину с недовольным котом. Выходившие с другого кеба девчушка с гувернанткой несли на руках утку.

Мда… Элиза оказалась, не столь бедна, как казалось, на первый взгляд. Если, она, конечно, сказала правду о своей фамилии. Я, встал, на подножку кеба, и задумался. Идти, к преуспевающему ветеринару, чтоб нанять его дочь, было глупо. Хотя, Элиза, явно не производила впечатление дочери состоятельного человека. Драный клифт, ужасающий жаргон, и склонность к клептомании. Может быть, она дочь прислуги?

От размышлений, меня отвлекла сама Элиза. Она, молнией заскочила в кеб, переполошив уснувшего Лейстрейда. Чумазая, и одетая в бесформенный пиджак, Элиза просто светилась от счастья. Вопрос о докторе, отпал сам собой. Лейстрейд, исключительно из природной жадности, начал торговаться. И тут, Элиза, удивила меня, вновь, заставив заподозрить, что она, не совсем так особа, которой хотела бы казаться.

— Денег, мне не надо. Мы же одна команда, мальчики?

У меня, и Лейстрейда, отпали челюсти. Последний, раз меня называли мальчиком, давним давно… Видно, поняв, что она сморозила, что — то не то, Элиза добавила:

— Весь расчет, как дело кончим. По гобарям?

— На чем, и покалим скростень, в тон Элизе, добавил знаток воровского жаргона Лейстрейд. Я успокоился. Конечно, Элиза, просто обаятельная оборванка. Возможно, действительно, дочка доктора Дулитла. От кухарки. Не с пациентками же бедняге заигрывать? Я объяснил кучеру, как ехать, и мы тронулись. По дороге, я объяснил, как мог, Элизе её задачу.

Задача, была проста до ужаса. Ходить, за нами по пятам. В случае…. Осложнений — сообщить полиции, что случилось. И, самое главное, не во что не вмешиваться. По тому, как у Элизы загорелись глаза, я понял, что уж она то точно вмешается. Может, это и к лучшему. Жизнь побирушки, если называть вещи своими именами, не менее опасна, чем наша работа. А тут, Элиза сумеет заработать неплохие деньги. И послужит обществу — помогая, искоренению преступности.

Пока, я объяснял Элизе, элементарные навыки ведения слежки, мы почти доехали, до нужной улицы. Я приказал остановиться, за квартал, чтоб высадить нашего тайного агента, с указанием околачиваться под окнами, и в случае чего вызвать подмогу.

— Подмогу это, типа полицию? Как же… послушают они меня….

— Послушают. Скажи им, что тебя Майкрофт нанял.

— А, это шишка, типа начальник полиции?

— Типа начальник начальника полиции. Тьфу, Элиза, я уже начал на твоем языке говорить. Так можно за неделю, до уровня гопника скатиться.

На какую-то минуту, Элиза, показалась мне похожей на китайскую обезьянку — в её кукольных глазках, явственно читалось: «Не вижу зла». Я вздохнул. Пытка жаргоном продолжалась.

— А, что должно случится? На вас нападут злыдни?

— От них дождешься… Это простая предосторожность, сказал я в спину уже выскочившей Элизе. Возчик, тем временем, заехал за угол, и я, приготовился смотреть на стены домов, разыскивая вывеску редакции «Зеркала Жизни». Вопреки ожиданию, я сразу нашел и здание, и реакцию. По выгоревшим окнам, и закопченному фасаду.

Судя по отсутствию пожарных, и по тому, что запах гари, только едва дразнил обоняние, напоминая об охотничьих колбасках и прочих копченых радостях, пожар был потушен несколько часов назад. Мы вышли из кеба, и я подошел, к унылому полицейскому, охраняющему кипы обгоревших, и отсыревших бумаг. Впрочем, расспросить его удалось, только когда Лейстрейд, слазил в карман за бляхой инспектора. Убедившись, что мы — не любопытствующие зеваки, полицейский поведал нам историю пожара. К счастью, никто не пострадал. Очевидно, злоумышленники залезли ночью, взломав дверь, и связав ночного сторожа, долго рылись в бумагах. Потом они облили все ламповым маслом, и подожгли, вытащив предварительно сторожа из помещения. Пожар увидели с пожарной каланчи, и сумели довольно быстро потушить, благодаря новым паровым насосам.

Вот только для архивов редакции, было уже поздно. Я посмотрел, на развалы обгоревших бумаг. Письма, черновики с расплывчатыми от воды чернилами, правленые гранки статей. В редакции, если поверить Мориарти, могла быть ниточка, ведущая к похитителям Холмса. И эту ниточку, только что оборвала, чья-то умелая рука. Во мне, постепенно, стала закипать ярость. Сжав, в руках рукоятку трости, я попытался вернуть самообладание. Очевидно, и этот бой был проигран.

Впрочем, ярость имела и положительные стороны. Я снова ощутил себя на войне, словно сбросил годы прожитых, мирных лет. Итак, противник думает, что он опередил нас. Черта, с два.

Во первых, можно было собрать обгорелые бумаги в подводу, и заставить их разбирать контору Майкрофта. На какое — то мгновенье, решил поступить именно так, чисто чтоб его чистоплюи, поковырялись в обгорелых архивах. Но потом решил, что их помощь, возможно, еще потребуется для более важных дел, и не стоит настраивать их, против себя, заведомо ненужной работой. Не даром, же поджигатели, забрали с собой часть бумаг. Остальное было сожжено, исключительно для того, чтоб мы не догадались, что именно было ими забрано.

Будем думать логически. Во первых, Мориарти — не господь бог. Пусть политический, пусть какой угодно — но он, в первую очередь заключенный. Его организация, была разгромлена пару лет назад, силами семейки Холмсов. Так откуда, он мог узнать — что эта «Желтенькая Газетка», вообще имеет доступ к важнейшей информации? К информации — которая стоит налета, и поджога редакции?

Естественно — из самой газеты. Не стоит усложнять себе задачу. Мориарти — имел доступ, только к номерам газеты. И ему, этого хватило, чтоб сделать какой-то вывод. Значит, нам нужно….

— Лейстрейд, сказал я добавив металла в голос.

Коротышка инспектор, тем временем, ходил по пепелищу. Заметив, перемену, в моем состоянии, он пробормотал, что-то, что прозвучало, вроде «Давно пора»

— Езжай, в публичную библиотеку, возьми подшивку газеты за последние полгода, и посмотри, что там может быть по нашему делу.

— Ватсон, ты часом не забыл, какой из меня читатель? Вот, скажем, морду, кому-то набить…

— Размечтался. Ты таких газеток побольше меня прочитал.

— Ватсон, ты у нас доктор, тебе привычнее.

Не смотря, на кажущуюся мягкость, отказа, было очевидно, что Лейстрейд, готов стоять насмерть. Ну, ладно. Годы общения, научили меня, некоторым маленьким хитростям.

— Ну, ладно. В библиотеку поеду я. Пока огорошенный моей покладистостью инспектор искал в словах подвох, я выложил главный козырь: А ты, Лейстрейд, поедешь к Ирен Адлер.

Сработало безупречно. Инспектор, мигом перестал артачиться, и согласился ехать в читальный зал, прихватив с собой, компанию, Элизу. Я же продиктовав кебмену адрес мадам Адлер, откинулся на подушки.

* * *


Я не перестаю удивляться, как друзья Холмса, к которым несомненно, относились и Ирен, и инспектор, могут так недолюбливать друг друга. И я, не берусь судить, чем была вызвана, столь серьезная неприязнь. Просто они, были вылеплены из разного теста. Как кошка и собака. Вот, и отношения, у них, складывались, соответственные.

Когда, мужчина, встречает женщину — порой между ними, проскальзывает искра. Зарождаются чувства. Так, было например, когда Шерлок, встретил Ирен. Но бывает, и что между людьми проскальзывает и искра другого рода. И люди, охваченные этой недоброй магией… начинают искренне ненавидеть друг друга. Без всяких, видимых причин. Так было, когда встретились Лейстрейд и Ирен.

Формальная причина их ссоры, была в нетактичной реплике Лейстрейда. Ирен, участвовала в перфомансе, какого-то очередного, безумно талантливого режиссера. При этом — и я, и Холмс, делали упор на слове «Безумный», а Ирен — на «Талантливый». Тут, с нашим инспектором, и случился конфуз. Я не берусь судить — подвело ли инспектора зрение. Или он счел неприличным таращиться на мисс Адлер. Сам Лейстрейд, сказал, что просто оговорился.

Так или иначе, он сказал, именно то, что сказал. Шумно восхищаясь перфомансом, и расточая похвалу участницам, он заметил, что у Ирен, как бы это сказать поделикатнее… были складки на трико. Казалось, бы невинная реплика. Но нужно учесть, что Ирен, изображала, или была в образе — не знаю, как точней сказать, греческой статуи. И делала это, согласно новомодной традиции, одетой в солнечный свет. В смысле нагишом. Всю её одежду составлял лишь тончайший слой рисовой пудры. В этом контексте, реплика Лейстрейда, смотрится, уже не так невинно, не так ли?

Потом, были пощечины, фырканье, извинения… и молчаливая война на выживавшие. В том плане, что смыслом войны, было желание выжить противника, из Холмсова окружения. Со временем, обиды несколько поутихли, но друзьями, полицейский и актриса, так и не стали. Чем, я и воспользовался.

Дело в том, что я решил пойти по пути наименьшего сопротивления. С одной стороны, мне нужно было побеседовать с редактором газеты. А это было не так, уж и просто. Уж поверьте, мне на слово — допрашивать журналиста, ничуть не проще, чем пасти кошек. Дело в том, что любая работа, накладывает на человека свой отпечаток. Так, повар — толстеет. Полисмен, не верит даже собственной жене, а журналист… Конечно, как и любая, творческая натура, он будет сходить с ума, по своему. Но недоверие к полиции, и правительству, неумение отвечать на вопросы, и редкостная самонадеянность, при общей неграмотности — вот черты, которыми может похвастаться любая гиена пера.

Вот, Холмс, он конечно, гений во всем. Он мог раскрутить, на беседу с равным успехом и спикера палаты общин и спящую под мостом нищенку. Хотя, это, в общем-то, не особо сложно. Но Холмс умел разговорить школьных преподавателей, психиатров, и журналистов. Хотя, более тяжелых в общении людей, еще поискать надо.

Но, я — не Холмс. И трезво оцениваю, свои шансы, добиться от журналиста нужных мне сведений. Нет, конечно, мы мило побеседуем. Я попью чаю, узнаю массу светских сплетен, и, если вспомнить тематику газетки, получу преогромнейшую груду басен о непознаемом. То есть — ничего не получу.

Признать, свою слабость значит уже наполовину побороть её. Из того, что я не могу разговорить журналиста, вовсе не означает, что от него можно получить информацию, только загоняя иголки под ногти. Потому, что была Ирен Адлер.

Танцовщица экзотических танцев. Эти слова, лучше всего, подходят для стиля жизни актрисы. Прекрасная, и необычная, как тропическая птица, она осознавала свою красоту и могла пользоваться ей как инструментом. Имя богатый, жизненный опыт и вращаясь в кругах полусвета, она могла мило поддакивая и беседуя, казалось бы, о совершеннейшей чепухе, выудить из собеседника практически любые секреты.

Конечно, подобные навыки были бы очень востребованы в ведомстве Майкрофта. Вот только Ирен, познакомившись с обоими братьями, сделал выбор в пользу Шерлока. И действительно? Ну, что мог сделать для Ирен Майк? Очень умеренно озолотить? Дать положение в обществе? Вещи конечно, нужные. А Шерлок просто полюбил Ирен.

Конечно, роман незаурядных людей отличается, скажем так, от романтических идеалов. Пользуясь терминологией Лейстрейда, можно сказать, что Холмс и Ирен собачились будь здоров и «окончательно расходились» пару раз за год. Но, неординарным личностям, похоже, нравится такой накал страстей. По крайней, мере — я не слышал, чтоб Холмс, или мисс Адлер, хоть раз высказывали недовольство.

Насколько я знаю, пару месяцев назад Ирен взяла паузу в отношениях с Шерлоком. Да и в любом случае Холмс, никогда не делился с ней секретами своей работы, дабы не подвергать ненужному риску. Зная методу Майкрофта можно было предположить, что его агенты, уже посещали Ирен. И скорее всего не раз.

Так что мисс Адлер. скорее всего, была в курсе отсутствия Шерлока. Я терпеть не могу быть вестником, приносящим скорбные вести. И искренне рад, что эту неприятную работу взяли на себя конторские костоломы.

Тем временем, кеб доехал до здания Оперы. Подобно многим артистам Ирен снимала крохотную комнатку прямо в здании театра. Только не надо грязи — Холмс хорошо помогал Ирен деньгами. Да и сама Адлер, была далеко не бедной. Так, что она смело могла снять дом в пригороде Лондона.

Так, что выбор жилья говорил в первую очередь о желании сохранить привычный круг общения. Так и Холмс, жил в низкого класса мебелирашке мисс Хадсон. Хотя мог выкупить у неё весь этаж, просто отложив пару гонораров.

Кебмен, высадил меня, у здания оперы и тут же уехал. Поставить вечером кеб, во время спектакля, было практически невозможно. Я обошел здание кругом, осторожно обходя последствия, скопления кебов. Скорее, впрочем, не кебов, а впряженных в них лошадей. Задний вход в оперу, был довольно оживленным местом. Неопрятные, помятые личности, предлагали осуществить тесные контакты известного рода с молодыми певичками и актрисками. Впрочем, для любителей, могли организовать телесное знакомство и с немолодой певицей, парой певиц или с хором мальчиков — кастратов.

Я довольно грубо отодвинул плечом, одного из торговцев обвешенного запаянными банками с ношеным бельем балерин. Идиот пытался сунуть мне под нос воняющие ипподромом подвязки, приговаривая «Это от меня вам. Денег не надо». Этот прохиндей, как то фигурировал, в одном из расследований Холмса. Непревзойденный парфюмер был одержим идеей, творить духи, смешивая ароматы, издаваемые человеческим телом. Проблема была в том, что человеческое тело, является источником довольно сильных, но не всегда приятных ароматов. Это, я вам, как практикующий доктор говорю. Впрочем, смесь человеческих ароматов, сотворенных парфюмером, по тщательно продуманному плану, воняла еще гаже.

Сначала, его духи, просто никто не брал. Потом, на них, появился неожиданный спрос, среди уголовников. Ни одна поисковая собака, не могла взять след, ботинок, обрызганных этой смесью. Холмс, впрочем, довольно быстро вышел на след, этого парфюмера. Он пошел по следу сам, благо смердела смесь на совесть. Арест грабителей принес Холмсу опухший нос и адрес парфюмерной лавки.

Вот правда арестовать парфюмера оказалось практически невозможным. Во время ареста он вылил на себя галлон, своей отвратительной смеси. От задержанного, воротили нос даже привыкшие, ко всему полисмены. С грехом пополам, его доставили в полицейский участок. Но только за тем, чтоб начальник полиции, самолично приказал вышвырнуть задержанного вон вдохнув окружающие его миазмы.

Положение, как всегда, спас Шерлок. Он подкинул Майкрофту идею, военного применения, этой смеси. С парфюмером, была заключена сделка, и он был освобожден, от уголовного преследования. Сейчас, он торгует ношенным бельем, применяя фирменные приёмы концентрации и консервирования ароматов. А Майкрофт, испытал полученный состав, на антиправительственном митинге в Италии.

Результат, впрочем, был двояким. Опрысканная толпа резво ломанулась с площади срывая на ходу воняющую одежду. Так, что тихого разгона демонстрации, не получалось. Целая площадь, догола раздетых демонстрантов, послужила дополнительной рекламой их протеста. Так что Майкрофт, остался весьма недоволен результатом.

Холмса безумец от парфюмерии считал своим благодетелем. Меня боготворил за компанию. Я быстро, не давая ему возможности, предложить мне что-то еще из своего товара заскочил в коридор, минуя парочку вышибал.

Опера, встретила меня шумом, и театральным запахом. Если кто не понял — воняло газом, от тысяч газовых рожков. Мимо меня, по коридорам, пробегали смеющиеся девчонки танцовщицы. Слышалось громкое бульканье, переходящее в кудахтанье — где-то неподалеку, распевался тенор.

Я поднялся на четвертый этаж и деликатно постучал в дверь. Прождав, положенные несколько минут, я постучал в дверь уже менее деликатно. Потом я поколотил в дверь тростью, попутно начав волноваться. Впрочем, от трости, дверь открыли довольно быстро.

На пороги стоял сынишка Холмса. Как всегда, он был одет в пошитый из черного меха, костюмчик волка — Ирен, одевала мальчика из театральных запасов. Я потрепал его по голове.

— Привет, Черный Волк. А где твоя мама?

— Мама спит. А вы принесли что-нибудь вкусненькое?

— Извини, забыл, соврал я. На самом деле Ирен запрещала подкармливать мальчишку опасаясь что из-за дурной наследственности, сынок может превзойти габаритами Майкрофта. Особенно, если учесть что сын Холмса, к шести голам, набрал 200 фунтов.

Я огляделся. Все было как обычно. Маленькая комнатка, походила на оранжерею из за пары десятков орхидей, расставленные в вазы, засунутых между зеркал трюмо, и просто сваленных в углу.

— У мамы, вчера был бенефис, заметив мой взгляд, сказал Волчек.

Услышав, нашу беседу, из спальни вышла Ирен. Худенькая, похожая на воробушка женщина, с короткой стрижкой. Главным, в её облике, несомненно были глаза. Зеркала души Ирен Адлер, были большими и карими. Когда она выступала на сцене, с любого места в зале казалось, что она обращается непосредственно к тебе.

Холмс, помниться, объяснил это обыкновенным оптическим эффектом. Что карий глаз, кажется нам выразительным, потому, что хорошо выделяется, из за своего цвета, на лице. Сказал, посмеялся и утонул. Утонул без остатка, этих карих глазах, хорошо выделяющихся на мраморно бледном лице Ирен.

Я сразу поспешил сказать, что плохих новостей нет. Было заметно, что Ирен, облегченно вздохнула. Впрочем, она тут же взяла себя в руки, натянув на лицо свою ежедневную циничную маску.

— А, с чего ты, Ватсон, решил, что мне интересно, где Шерлок шляется?

— Ирен, ты же знаешь, что Шерлок тебя любит.

— … пропадает, ни слова не говоря… растет, не видя отца…. да стоит мне только свиснуть….

Мне пришлось подождать, пока Ирен, не проговорит заранее заготовленный текст, обвиняющий Холмса, во всех традиционных, супружеских грехах. Впрочем, через несколько минут, фонтан обвинений иссяк.

— Ты совсем меня не слушаешь.

— Да? спросил я, отодвинув шашечку кофе, от рта.

— Ладно, я успокоилась. Ты ведь, зашел ко мне, не с целью, утешить несчастную, одинокую женщину?

— Я хотел, попросить тебя, об одной услуге. Ты знаешь редактора «Зеркала Жизни»?

— Этого извращенца? Исаака Бромберга? Знать его не знаю.

Я промолчал. Ирен, раскурила тонкую пахитоску. Было видно, что редактор чем — то смертельно обидел Ирен. Не иначе, как напечатал её имя, без обязательных прилагательных: «лучшая, знаменитая, неподражаемая». Впрочем, скоро выяснилось, что его грехи, были еще более ужасающими. Он вообще, не писал об Ирен, в своей газетке. Актрисы, подобного не прощают.

— Представляешь, ему 55 лет, а он все живет вместе с мамой. Еще, у него есть кошка. Ты знаешь, я даже сочувствую этой кошке. Но, меня это не должно касаться. В общем когда мы делали для ректоров газет пенную вечеринку он отказался придти. Потом, он все таки, напросился к нам, за кулисы. Девочки спорили, какая из них, ему понравится больше… А он… а он…

— А он, искал мальчика?

— Если бы, вздохнула Ирен. Именно таких мальчиков, у нас пруд пруди. Он искал призрака оперы.

Я не выдержал, и расхохотался. Ирен продолжила рассказ.

С её слов выходило, что в данном случае, мы столкнулись с действительно, редким случаем. Бромберг, похоже, искреннее верил во все, что публиковал на страницах своей газетки. Он тратил немалые деньги на поиски призрака оперы, ловил русалок, сотрудничал с гадалками и медиумами мешками скупая эктоплазму. Поскольку, мою повесть, могут прочитать дети, я не буду описывать все то, что ему подсовывали под её видом.

Вскоре, нашу беседу, прервал импресарио Ирен. Через несколько минут должен был состояться её выход, в вечернем спектакле. Ирен, пересела за гримерный столик, и начала рисовать на своем лице, другую, еще более прекрасную женщину. Черныш, тем временем, тихонько, печенька за печенькой, доедал выставленное на стол Ирен угощение.

Мы договорились, что сразу после спектакля мы поедем к Бромбергу. Ирен написала пару записок подружкам, чьи знакомые работали в редакции. И я не сомневался, что спустя пару часов, мы будем знать где Бромберг проживает. Реши, я проделать подобную работу через картотеку Майкрофта, поиск затянулся вдвое дольше.

Пока же Ирен предложила мне послушать скетчи, с её участием, из зрительного зала. Отказываться было невежливо, и получив контрамарку, прошел в фойе оперы. Впрочем, еще до начал спектакля, я вспомнил, что Ирен, вне сцены носит очки. Места, же, указанные на контрамарке, напротив, были на балконе. Сложив, эту пару фактов, я понял, что Ирен, не узнает что я отлыниваю от работы зрителем.

И я остался пить коньяк, в театральном буфете. Благо там собрались такие же театралы как и я. Мы обсудили травлю лис, сравнительные достоинства и недостатки, борзых щенков, и ловлю рыбы. После чего, наша беседа, плавно перетекла, на обсуждение статей занятых в скетчах актрис. В момент, когда один из театралов, выпучив глаза, и растопырив пальцы, показывал размер бюста Ирен Адлер, в буфет вошла она сама.

Её визит, впрочем, остался незамеченным. Строгое, классическое тёмное платье до пят. Роскошная грива волос, убрана под невыразительную, черную шляпку. Круглые очки. Никакого макияжа. В руках она держала большой, черный зонт. Так одеваются гувернантки. Театральная же публика, привыкла к другой Адлер. Адлер полуголой, с вызывающем макияжем, и страусинными перьями, по всему телу. Кивнув, я вышел из буфета.

— Ирен должен признать, вам очень идет костюм гувернантки. В каком спектакле, вы играете эту роль?

— Спектакле? Ирен фыркнула. Я работаю няней, в семье банкира Банкса.

— Серьезно? Я думал, что вам хватает и денег от ваших театральных выступлений.

— Ватсон, ты даже не представляешь сколько мне платит банкир. К тому же я далеко не простая няня. Мистер Банкс, обожает своих малышей и нанял им самую лучшую няню, которую только можно нанять за деньги. Дети банкиров обычно растут маленькими циниками. А, я возвращаю в их жизнь волшебство. Показываю фокусы. Пою песни. Знакомлю, со сказочными существами. Малыши всерьёз считают меня ведьмой.

— А это не вредит твоей театральной карьере?

— Ватсон, ты думаешь, меня часто узнают в этом костюме? К тому же я работаю под своей настоящей фамилией. Или ты думал, что меня действительно так зовут? Адлер — это название чертовой дыры, где русские укокошили моёго папочку, еще до моего рождения во время идиотской крымской компании.

Беседуя мы незаметно вышли на улицу. Под газовым фонарем, у самого входа, стоял Лейстрейд, и читал старую газету. О возрасте газеты более чем красноречиво говорила пожелтевшая бумага. Так… похоже, Лейстрейд, взял в публичной библиотеке, халтурку на дом.

* * *


Мы подошли, к инспектору. Он читал, немного шевеля губами, и похохатывая. Мне стало интересно, и я прочитал заголовок… Потом, взял у инспектора, уже прочитанный им лист. Статья, так развеселившая Лейстрейда, называлась «Правда о Пифкрайте».

Лейстрейд, тем временем, вежливо поздоровался, с Ирен, и предложил сесть, в стоявший неподалеку кеб. Я же, остался читать под фонарем. В статье говорилось, о чудовищном толстяке, неуклюжей бесформенной массе, самом толстом, клубном завсегдатае Лондона.

Вы знаете многих таких толстяков? Особенно, меня развеселило имя. Пайкрафт. Ну, конечно, напечатать Майкрафт, редактор не помел, побоявшись судебного преследования. Впрочем, шарж, и без того, получился ужасно злобным.

Пайкрафт, одержимый своим избыточным весом, употребил какой-то препарат и совершенно потерял массу. То есть, он так и остался, страдающим ожирение толстяком. Просто, он стал летать, как воздушный шар графа Цеппелина.

Сначала, я принял рассказ, за отвязную выдумку. Потом, поразмыслив, я обратил внимание что для выдумки в рассказе, слишком много совпадений.

Я подошел к кебу. Возница, сидел укрыв своим плащом, прижавшуюся к нему Элизу. Ирен, сидела максимально отодвинувшись от вальяжно развалившегося инспектора. Впрочем Лейстрейд, тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Я поспешил сесть между ними. Инспектор бухнул мне на колени, переплетенную подшивку «Зеркала Жизни». Я начал листать, и сразу натолкнулся на статью «Занимательный случай, с глазами Девидсона».

Решив проверить, я развернул подшивку. Пары предложений, мне хватило, чтоб понять, что все, описанное в статье, фактически совпадало, с содержимым засекреченной папки, из подвала Майкрофта. Ну, той самой папки, с описанием странного случая, когда человек, начал видеть происходившее, за многие тысячи миль, от него. Следующая статья, называлась «Волшебная Лавка».

Я взглянул на Лейстрейда. Поймав, мой взгляд, он сказал:

— Ты, читай, Ватсон, читай. Я тоже удивился.

В статье, довольно близко к реальности, был описан случай с чиновником, и бумажными курочками. Впрочем, ни адреса лавки, ни объяснения загадочному происшествию, не давалось. Это навело, меня на мысль, что неведомый автор рассказов, черпал вдохновение, из отчетов пропавшего сотрудника Майкрофта — мистера Лиса. Который, тоже ничего не знал, о трюке, с веселящем газом. Или, или… был мистером Лисом. Познакомиться с редактором Бромбергом, мне захотелось еще больше.

Ирен, продиктовала адрес извозчику, и мы тронулись.

— Ты думаешь, о том же что и я?

— В смысле, что статьи, вероятно, написаны Лисом?

— В смысле, что если несколько статей, с точностью, совпадают, с папками Лиса, то вероятно все статьи — правдивы, как толковый словарь.

— А что это нам дает?

Вместо ответа, Лейстрейд отобрал у меня подшивку газет, и начал читать вслух заголовки.

— Новейший ускоритель. Похищенная бацилла. Хрустальное яйцо. Остров доктора Моро. Человек невидимка.

Тут, наверное, я изменился в лице, что моментально заметил Лейстрейд.

— Колись, Ватсон, что, Майкрофт кого — то невидимым сделал?

Не мели чепухи, Лейстрейд, вмешалась в разговор Ирен. Я читала эту статью. Нельзя стать невидимкой, просто став прозрачным. Во первых, придется разгуливать голышом. Грязь, на босых ногах, быстро выдаст тебя. И самое главное — человек невидимка будет слеп как лунь. Ели глаз преломляет свет, то он видим. Если глаз не преломляет свет — человек слеп.

У Лейстрейда отвисла челюсть. Такой Ирен, он еще не видел. Впрочем, годы работы в криминальной полиции, научили его приемам спора. Будучи, неспособен ответить, на заданном Ирен уровне, он передал пасс мне.

— А что по этому поводу скажет дипломированный специалист — глазнюк?

— Окулист, Лейстрейд, окулист. Я даже боюсь представить как ты гинеколога назовешь. И не надо мне льстить, я доктор общей практики. Мой вердикт, в двух словах — Ирен права. Стать невидимым, сделав свое тело прозрачным, нельзя. Тем не менее, в нашей, с Холмсом, практике, был случай, поразительно похожий, на описанный в газете.

Некто Гриффин, человек с уголовным прошлым, где-то раздобыл красящий пигмент. Я даже не могу сказать, какого он был цвета. В человеческом языке, просто нет слов, для него. Ирен, права, глаз человека — это понятная, с точки зрения оптики, машина. Но помимо глаза, у человека есть и мозг.

Не могу сказать почему, но этот цвет, был настолько чужд нашему физическому миру, что человеческий глаз, просто отказывался его видеть. Точнее, его отказывался замечать мозг. Гриффин покрасил, сделанной на основе этого пигмента краской, плащ, и стал человеком невидимкой. С точки зрения физики — он бы отчетливо виден. Просто человека, в этом костюме, казалось, все упорно игнорируют. Или не замечают.

— И что произошло дальше?

— Ну, дальше, Гриффин, начал вести себя, как обычный подросток, получивший плащ — невидимку. Воровал по мелочи. Залез в Гемпширские дамские купальни.

— Бедняга, неожиданно сказал Лейстрейд. Я был в этих купальнях. Душераздирающее зрелище.

Я с интересом, а Ирен, с ужасом, посмотрели на коротышку инспектора.

— Помните, когда мы с Холмсом, ловили Джека Потрошителя, вы переодели меня в проститутку? Ирен, вы еще, одолжили мне одно из своих платьев, и парик. Вот, я и решил — а когда, у меня, еще такой случай будет, и сходил. Просто любопытно стало.

— Да, уж. Что только, не узнаешь, о своих друзьях, во время расследования, сказал я. Ирен многозначительно промолчала, поджав губы. Лейстрейд надулся, поняв и проигнорировав наше возмущение. Выждав минуту, я продолжил:

— Ну, кстати, Гриффину, с купальнями, тоже не повезло. Несмотря, на то, что мозг отказывался замечать краску, человек, чувствовал, какую-то стесненность. Скованность. Легкую угрозу. Вот, и дамы, в этих самых купальнях, чувствовали неопределенную угрозу. И поэтому, плескали кипятком, в его сторону. Сырой и ошпаренный, Гриффин сбежал с купален.

— И его пристрелил, запаниковавший на работе, охранник банка?

— До банка, он не дошел. Его землекопы, по дороге убили. Нас, с Холмсом, вызвали уже позже. Чтоб мы нашли источник этой краски.

— Ну, и как успехи?

— А ты слышал, чтоб у Её Величества, невидимые крейсера появились?

— Нет.

— Такие, значит успехи.

— Ну, значит и тут газета не соврала. Но это все мелочи. Мы еще до главного не добрались. Вот например, как тебе это, сказал Лейстрейд толкая мне под нос очередную газету. К тому времени мы выехали в пригород и в кебе, было довольно темно. Я зажег спичку, которая тут же погасла. Но этой секунды, мне хватило чтоб прочитать, набранный крупными буквами заголовок:

МАШИНА ВРЕМЕНИ.

— Ну неужели, ты думаешь, что…. начал я. Потом, замолчал. Машина времени — невозможна…. И снова замолчал. Увидеть редактора, хотелось мне больше и больше. Благо, до нашей встречи, оставалось не так много времени. Кеб, как раз свернул, на проселочную дорогу. Невдалеке, отдельно от других домов, стоял старый видавший лучшие дни особняк, с темными окнами.

— Очевидно, они спят. В доме, не горят огни.

— Очевидно, Ватсон, они экономят керосин. Камин, то у них полыхает, будь здоров.

Действительно, было видно, как из каминной трубы, к небу поднимался сноп искр. Мы вышли из кеба, оставив Элизу дремать на козлах. Я подошел, и постучал дверным кольцом. Где — то в глубине дома, послышался легкий шум, как будто-то бы что-то упало. Потом раздалось негодующее мяуканье. И наконец, нам открыли.

На пороге, стоял невысокий толстячек. Одежда его, была в беспорядке.

— Добрый день, начала разговор, Ирен Адлер. Я, и мой…

Кем я должен был приходиться Ирен Адлер, я так и не узнал. Толстячек скорчил, непонятную гримасу, скосил глаза и попытался укусить свой нос. Пальцами рук, при этом, энергично показывал нам, неприличные знаки.

Ирен, просто онемела от неожиданности. Я, должен признаться, тоже. Психиатрия, конечно, не мой конек, но должен признать, что несмотря на все гримасы, толстячек, совершенно не производил впечатления душевнобольного.

— Заходите, в гости. Старушка мама, будет рада, неожиданно сказал он, не переставая гримасничать.

Я пожал плечами. Может быть у него тик, попытался придумать объяснение, странному поведению редактора. Тем, не менее, побеседовать с ним, было совершенно необходимо. Я кивнул, и мы вошли в прихожую.

Двери закрылись. Я обернулся. Редактор, с бледным, но спокойный лицом стоял посреди коридора. Возле дверей, несколько худых верзил с масками на лице и в темной облегающей одежде, направляли в нашу сторону непонятное, но несомненно смертоносное оружие. Тут меня оценило, что гримасы редактора, за которым наблюдали со спины эти бандиты, должны были предостеречь нас от входа в дом. Вот только дошло до меня это немного поздновато. Мышеловка захлопнулась.

* * *


Подчиняясь безмолвным командам головорезов мы отступили в центральную залу, освещенную ярко полыхающим камином. В кресле, освещенный отблесками огня, сидел невысокий мужчина. Рябое, покрытое буграми лицо, не вызывало никакого уважения. Но что — то, в антрацитово-черных глазах, наводило на мысль о убийстве. Не иначе, как отблески камина. По тому, как бандиты, слаженно выполняли указания, отданные еле заметным движением его трости, я сделал вывод, что на огонек, пришла далеко не мелкая сошка.

Вся картина, напоминала пародию, на домашний уют. На коленях, у незнакомца, сидела взъерошенная полосатая кошка. В камине полыхали бумаги редактора. Я несколько успокоился. Очевидно, нас не убьют — иначе, какой смысл жечь бумаги в камине, когда их можно было спалить, вместе с домом. Сейчас, самое главное, выдержка. Нужно выполнять все указания захватчиков, надеясь на их благоразумие.

— Они обещали спалить мою кошку в камине, неожиданно подал голос, испытывающий муки совести редактор.

— А ты бы не поддавался, сказал Лейстрейд. Мы бы тебе двух новых кошек купили.

Неожиданно, вместо редактора ответил главарь наших похитителей.

— Инспектор, вы не в том положении, чтоб давать советы. Вот, как бы вы поступили, если бы я предложил сжечь в камине, мисс Адлер?

Тут взорвалась Ирен. Она смело шагнула вперед. За долю секунды, ей наряд гувернантки, изменился. На юбке прорезался смелый разрез, платье, чисто случайно, я полагаю, обтянуло высокую грудь.

— Вы ведь не убьете женщину?

— Война, дорогая моя, имеет свою отвратительную логику. Кстати, мы с вами, не знакомы. Точнее, я то вас знаю как облупленных, а вот вы меня, увы нет. Так что можете называть меня полковником. Просто полковником. Мне, как и вашему другу Ватсону, довелось служить на Кандагаре. Это Афганистан, ежели кто не знает. Со своим взводом, я был в глубоком рейде в тылу Надир Шаха. У нас было задание, взорвать склад винтовок, купленных шахом в России.

Наш провал, означал смерть тысяч наших сослуживцев. И все шло хорошо, пока мы не встретили пастушка. Мелкий засранец выследил мой отряд и бросился в деревню, где стояли моджахеды. И что нам оставалось делать? Если мы, отпустим паренька то на нашей миссии, можно было смело ставить крест. Вести его с собой не было никакой возможности — он мог поднять шум и выдать наше местоположение.

— И… и вы, застрелили ребенка? Обвиняющее, высказала Ирен.

— Нет. Я солдат, а не убийца. Женщин и детей убивать нельзя. Даже врагов. Даже на войне. Я забрал все бренди у своих парней и влил в пастушка. Для подростка это гарантированная ночь крепкого сна. Проспавшись он конечно мог прибежать в деревню и рассказывать о том, кого встретил в зеленке. От пастуха с большого бодуна примерно таких басен и ожидают.

— И вы предлагаете…

— Да, моя дорогая. Мужчин я буду вынужден забрать с собой. А, для вас у меня есть бутылка иностранного напитка. Жуткого пойла, купленного мной, по случаю, у эмигранта с Малороссии. Он называл этот напиток «Pervashom». Утром, вы проснетесь с головной болью. И крайне туманными воспоминаниями о вчерашнем вечере.

— И вы, наивно полагаете, что я буду пить эту гадость?

— Будете. Поскольку альтернативой будет кружка Эсмарха. Вот, вы — Ватсон, как доктор, скажите, этот напиток, лучше вливать сверху или снизу?

— Вы не посмеете прикоснуться к женщине.

— Я не посмею. Поэтому напиток, в вас будет вливать доктор Ватсон. А Лейстрейд, при этом, будет бережно держать вас на руках. И они это сделают. Поскольку, альтернативой, для вас, будет пуля в висок.

— Вы, подлец, и хам. Несите, ваше пойло.

Повинуясь, его мимолетному кивку, один из наших конвоиров, притащил здоровенную бутыль, заткнутую белой тряпицей, до горлышка заполненную чем-то похожим на сильно разбавленное молоко.

Я замер. Если Вам, не нравится моя пассивность, то попробуйте представить себя, на моем месте. Я ощущал ответственность, за жизнь Ирен, которую так глупо втравил, в эту опасную переделку. Да и что я мог сделать, под прицелом четырех стволов? Героически умереть? Единственным шансом, на спасение была кавалерия, в лице Майкрофтовых оперативников, которую, несомненно, уже вызвала Элиза.

Ирен, тем временем, осилила первый стакан адского зелья. Было неприятно, наблюдать, как по её лицу пробежал коротенькая судорога отвращения. После второго стакана, Ирен громко рыгнула, и чуть пошатнулась. Ей, тут же принесли стул. И налили третий стакан. Ирен, уже не могла пить. Она держала стакан, и смотрела на сквозь него, на застывшего в кресле Полковника. Я решил, что самое время действовать. В конце концов, Полковник хотел нас, куда-то вести. Следовательно, его дуболомы промедлят пару секунд, перед тем, как открыть огонь, на поражение.

Но не успел я привести свой план, в исполнение, как в дверь тихо, и очень деликатно постучали. Лица всех присутствующих повернулись к двери. Бандиты, действами слаженно, даже чересчур слаженно. Двое из них, бесшумно подошли с разных сторон к двери. Один, укрылся, за перевернутым дубовым столом. Четвертый, тем временем, продолжал держать нас на мушке, своего странного оружия.

Полковник был единственным, из захватчиков, кто даже не пошевелился. Он меланхолично гладил кошку, поглядывая на нас, с легкой ухмылкой. Я не выдержал, и сказал:

— Вам лучше сдаться. Дом окружен людьми Майкрофта.

— Не смешите меня, Ватсон. Майкрофт нейтрализован. Его люди, не будут вмешиваться в происходящее в этом доме. Смотри, мы сейчас откроем дверь и там будет соседская молочница, пришедшая на блядки к тихоне редактору.

Полковник, тихонько пошевелил тростью, и один из его людей, быстро открыл дверь. Молочницы не было. Не было, и людей Майкрофта. На пороге, стояла Элиза, державшая в напряженных руках крупного плющевого медведя. Что-то с этим медведем, было не так. В глаза бросался, нешуточный вес игрушки.

— Ха. Ха. Ха. Именно, так, раздельно, без всякой интонации, сказал полковник. Ватсон, это и есть, обещанная группа захвата? Девочка, с пушкой, спрятанной в плюшевом мишке? Деточка, и кого ты хотела обмануть?

Один, из стоявших у двери головорезов, протянул руку, явно желая отобрать медведя. Следующие несколько секунд, я запомню на всю жизнь.

Элиза отпустила медведя на пол, но тот, вместо того, чтоб упасть, как подобает плюшевой игрушке, моментально прыгнул, едва коснувшись пола, и врезался в живот стоявшего у двери бандита. Вторая тень, тоже слишком маленькая, для человека, крутанувшись на косяке открытой двери, как на турнике, с диким воем влетала в комнату, опережая поток пуль, выпущенных бандитом из непонятного оружия.

В эту же самую секунду, с улицы, в комнату, с силой, швырнули сверток, из которого бил столб белого дыма, в котором я без труда узнал связку «Дымовых Фонтанов» из Волшебной Лавки. Бандит, державший нас на мушке, с неприятным стуком, поймал головой, вылетавший откуда — то из темноты, булыжник, чтоб через секунду, кулем повалившись на пол.

Сравнительно незанятым, оставался лишь спрятавшийся за столом бандит. Лейстрейд, моментально оценил ситуацию, и кинув в бандита стоявшим на пути Бромбергом, бросился в атаку.

Вашему покорному слуге достался полковник. Должен признать, что меня несколько опередила Ирен. Глубоко вдохнув, она набрала полный рот ужасной жидкости и стала выдыхать в сторону камина. Как только пойло воспламенилось, она повернула голову в сторону полковника и усилив напор, обдала его огненной струей.

Я несколько раз, видел этот фокус, в исполнении уличных факиров. Полковник вспыхнул как чучело Гая Фокса. Выронил уже вытащенный пистолет, бедняга заорал, начал скакать по комнате. Ирен, разбила полупустую бутылку с Pervashom, о его затылок. Он упал, как подломленное дерево. Помимо волос, у него вспыхнула спина. Я снял пальто, и бросился его тушить, наступив на хвост ошалевшей это всего этого бедлама кошке…

* * *


Пришел я в себя, только на крыльце. Я держал в руках скорострельное ружье незнакомой конструкции. Возле меня, нервно курил Лейстрейд, держа в свободной руке браунинг. У наших ног, баюкал ушибленную руку, Бромберг. Где-то в темноте, если судить по звукам, блювала Ирен. Под единственным фонарем, сваленные кучей, мертвые, или без сознания, лежании наши бандиты.

Полковник, был точно жив. Я связал ему руки, его же ремнем, и сейчас, он громко сипел, не приходя, впрочем в сознание. От огня, в основном, пострадала его одежда и самомнение. По другую сторону лампы, стояла Элиза. За её спиной, не входя в круг света, на задних лапах стоял медведь. Впрочем, медведь ли? Ростом, около двух футов, он был вызывающе человекоподобен. От медведя, у него была только морда и свалявшаяся, светлая шерсть.

За ним, отражая свет лампы, виднелись и другие существа. Я видел только светящие глаза животных, которые смотрели на нас, с несвойственным животным разумом. Пауза затягивалась.

Первым, пришел в себя Лейстрейд. Он, убрал браунинг за ремень брюк, и сказал:

— Смотри, еще одна статья подтвердилась. Элиза, эти…. твои друзья… их создал доктор Моро?

Сдавленное рычание, что-то похожее, на сказанные скороговоркой проклятья. Лейстрейд, обрадованный кивнул, и сделал шаг назад.

— Ватсон, когда я дожидался тебя, у Оперы, я прочитал о докторе Моро в подшивке «Зеркала Жизни». Это, такой чувак, что резал зверюшек…

— Моро был ученым, работающим, над усилением разумности. Он дал разум, близкий к человеческому, детенышам животных, и безжалостно искромсал их тела, чтоб они походили на людей. В моей газете, был цикл статей об опытах доктора Моро.

Как вы, уже поняли, это пришел в себя редактор. Медведь, тем временем, совершенно человеческим жестом, тронул руку Элизы и когда она наклонилась, что то зашептал ей на ухо. Элиза кивнула, и сказала, нормальным чистым от жаргона, языком.

— Мой отец, доктор Дулитл, работал на острове, вместе с Моро. Он ветеринар. Он любит зверей, и ему было больно смотреть, как Моро их калечит. Потом, звери взбунтовались, и убили Моро. А моего папу, не тронули, потому, что он был хороший. И когда он вернулся в Англию, он взял их с собой. Тех, кто захотел поехать. Они живут, на ферме неподалеку. За ними ухаживает папина сестра. Тут, как и при упоминании имени Моро, раздалось недовольное бурчание. Правда, более тихое. Элиза развернулась и быстро зашептала.

— Чтоб, я, такого больше, о ней не слышала. Ясно? Иначе, я больше не приеду, к вам в гости.

Тут же раздались еще более горестные вздохи. Медведь, который, похоже, был у них за главного, обхватил Элизу за ногу, и опять начал что-то шептать. Из темноты, выступила второй участник нашей битвы. Больше всего, он походил, на обезьяну, с тигриной головой, и полосатой шкурой. Он, тоже обхватил Элизу и они удалились в темноту. Вскоре оттуда послышались невнятные скороговорки, сказанные, неприспособленными к человеческой речи глотками, и тихий, но строгий голос Элизы, наставляющий своих питомцев.

— Мы, что делать будем? спросил Лейстрейд. Не страдающий избытком воображения, инспектор, воспринял наше спасение, бандой бывших животных совершенно спокойно.

— Надо, бы… вызвать полицию… начал ныть Бромберг.

— Полиция уже здесь, сказал Лейстрейд, показывая ему бляху. И больше, никакой полиции, нам не надо. Лучше расскажи мне, как ты, нас на кошку променял. Меня, между прочим, чуть не убили.

В круг света, вступила бледная и покачивающаяся Ирен Адлер. Проходя, мимо связанного полковника, она не удержалась, и пнула его в зад. Потом её повело, и я еле успел поймать её на ступеньках.

— Ненавижу, (ик) эту тварь. И тебя, (ик) Ватсон, ненавижу. И блядей, (ик), этих ненавижу. Она попыталась пнуть, сложенных кучей людей в черном.

— Блядей? переспросил Лейстрейд, и сняв лампу с крюка, подошел к телам. Я усадил Ирен, на ступеньки, и присоединился, к инспектору. В конце, концов, я давал клятву Гиппократа, и был обязан позаботиться, о сохранении жизни, своих противников. Вытащив их на свежий воздух, я первым делам, пощупал пульс.

Его не было. Это, и удивляло. По своему армейскому опыту, я знаю, что душу, не так просто выбить из человеческого тела. Что смертельно раненый боец, может уложить дюжины врагов, ослепленный яростью. Ну, а эти бандиты, повалились как кегли, получив по лбу, дубинкой.

Я перевернул верхнее тело, и стянул маску. Открывшееся мне лицо, озадачило меня. Восточный разрез глаз, сочетался с молочно белой кожей. Несмотря, на тренированное тело, безусое и безволосое лицо напомнило мне мальчика подростка. Нет, только не это, вырвалось у меня. Неужели, полковник, впутал в свои интриги подростков. Я еще раз вгляделся, в безусое лицо. Следующая мысль, привела меня, в состояние, близкое к панике. Неужели, это девушки. Похоже, что Лейстрейд, думал о том, же самом.

— Слышь, Ватсон, скажи мне, это ведь не женщины, правда?

— Успокойся, Лейстрейд. Взгляни на их мускулы, сказал я, сам не веря своим словам.

— Что мускулы… вздохнул инспектор. Я во время бучи, одного под яйца пнул. Никакого эффекта.

Я поежился. С младенческих времен, любой мужчина знает, какая это невыносимая боль. Хотя, если наесться перед дракой гашиша…. Лейстрейд, тем временем, решил поставить точку, в этом вопросе, и стянул с трупа, обтягивающий темный джемпер. Я вздохнул с облегчением. Груди не было. Впрочем, не было и сосков.

Мы переглянулись. Лейстрейд, выразительно пожал плечами, и стащил с покойного брюки.

— Тьфу, какая пакость… вырвалось у меня.

После дальнейшего беглого осмотра, выяснилось что покойник, определенно не был человеком. Я даже, не знаю, было ли это существо живо, в общепризнанном толковании этого слова, когда нападало, на нас. Больше всего, оно напоминало уличную статую. Плоть, гибкая еще несколько минут назад, прямо на глазах, превращалась в белое, гипсоподобное вещество, которое крошилось в пальцах, и воняло грибами.

Я осмотрел и другие тела. Получалось, что в банде Полковника, он был единственным человеком. Скорее всего, он ими и управлял. Сразу вспомнилось, как он отдавал приказы, еле заметным движением руки, и что наш скоротечный бой, прекратился, как только Полковник, получил бутылкой по затылку.

— Ух, ты, гомункулы, сказал из за моего плеча Бромберг. Мда. Похоже, наш редактор, относился к исчезающее малой прослойке людей, способных сказать «Ух ты» при виде гомункула.

— Гомункул? переспросил Лейстрейд?

— Голем. Искусственно созданное, в пробирке существо.

— Колись, редактор, ты уже сталкивался, с чем — то подобным?

— Да, у меня в картотеке описаны… Тут Бромберг, очевидно вспомнил о судьбе картотеки и издал протяжный стон, переходящий в рыдания. Дав ему возможность спокойно переварить потерю труда жизни, я взял под локоток Лейстрейда, и мы отошли.

— Что ты об всем, этом думаешь?

— Кажися, мы влипли. Кажися.

— Это, я и сам вижу. Полковник, очевидно, знал о людях Майкрофта. И это его не пугало. О чем это говорит? О масштабном заговоре, на самом верху. А это будет пострашнее гомункулов.

— Заговор, заговором, а нам пора возвращаться в город. И я ума не приложу, что нам, делать с Полковником. И Бромбергом, если на то пошло.

— Пошли Элизу, за кебом. По пути определимся.

* * *


Полковник, пришел в себя, когда мы подъезжали к Лондону. Это стоило нам одной золотой гинеи. Просто, я решил, что Лейстрейда, сверкающего бляхой инспектора, будет слишком легко вспомнить. Тогда как найти возчика, пропивающего золотой — многократно более трудная задача.

Дальше полковник мычал, пытаясь прожевать чулок мадам Адлер. Сама, Ирен, временно забылась, чутким сном алкоголика, просыпаясь, на ухабах, исключительно для попыток спеть арию Мефистофеля. Пока что подтверждались самые худшие наши предположения — мальчишки газетчики, выкрикивали свежие новости, об отставке кабинета министров.

Купив газетку, я быстро просмотрел новости. Ехать к Майкрофту, не имело смысла — бедняга был отстранен от дел, и помещен под домашний арест. Перестановки затронули и ведомство Лейстрейда, помимо министра внутренних дел, сменился и начальник полиции Лондона.

На подъезде к опере, наш кеб остановил полицейский. Пока я, обливаясь холодным потом, придумывал логичное объяснение наличию, в нашем кебе, связанного мужика с чулком во рту, проблему решила Ирен. Подышав перегаром на полицейского, она честно сказала, что она актриса и что все мужики — козлы. Как ни странно, этих слов хватило для того, чтоб полисмен отказался от осмотра кеба и просто устало махнул рукой.

Потом, мы передали уснувшую Ирен швейцару. Начались охи, ахи. Сбежались подружки. Слишком поздно до меня дошло что попутно я разрушил имидж актрисы. Поняв, что об Ирен позаботиться, я вернулся к своим баранам.

Дальше мы поехали, отвозить Элизу домой. Я хотел подняться, и поблагодарить мистера Дулитла, за ту неоценимую помощь, которую оказала его дочь… Но меня удержал Лейстрейд, выразительно покрутив пальцем у виска. Элиза, же просто тяжело вздохнула, от моей непонятливости и выпрыгнув из кеба, бросилась домой, подпрыгивая, через пару шагов, на одной ножке.

Следующим пунктом нашего турне, был бордель. Но бордель, столь низкого уровня, что вполне мог называться притоном. Впрочем, я не очень хорошо разбираюсь, во всех этих тонкостях. Просто инспектор назвал адрес одной дыры, хорошо известной ему по работе. Впрочем, потому, как его там встречали, я сделал вывод что Лейстрейд посещал притон, исключительно во внерабочее время. Толстый притонщик, начал предлагать барышень, обещая скидку, при оптовом заказе. Я отказался. Притонщик, предложил мальчиков. Потом дрессированную козу. Конец ярмарке положил Лейстрейд, втаскивая с Бромбергом упирающего Полковника.

— Вы, бы так и сказали, что у вас с собой, после секундной паузы, сказал толстяк. Может, вам чего то из аксессуаров надо? У меня есть, чудесные плетки, и кожаный намордник.

— А кружки Эсмарха нету? сразу сориентировался Лейстрейд. Полковник что — то замычал, и заёрзал. Видишь? Он без кружки, даже говорить не может, до того её хочет — пояснил его дерганье инспектор.

— За кружкой, можно послать мальчика. Толстяк посмотрел на выставленные, на барной стойке, песочные часы. Мальчик скоро освободиться. Скажите, а чего еще купить?

— Я слышал, у вас тут беженцы, самогон гонят? Какой у них самый дешевый, продолжил Лейстрейд. У полковника, подкосились ноги. Он съехал на пол, и что-то замычал, совершенно другим тоном. Я набрался храбрости, и вытащил кляп.

— Не надо самогона. Я все вам расскажу, сказал Полковник, и обвис на наших руках.

* * *


Комната в притоне очень напоминала комнату в притоне. Впрочем, поскольку я уверен, что мои читатели, и близко не подходили к подобным местам, то постараюсь описать точнее. Небольшую комнатку, почти полностью занимала огромная кровать с продавленным матрасом и толстыми ремнями из свиной кожи по бокам. В углу, стояла кресло, с такими же ремнями на подлокотниках. Я заглянул в ванную. Фу… Слава богу. Унитаз был без ремней.

Комнату, вопреки ожиданиям, ярко освещали четыре газовых светильника. Не успели мы войти, как Бромберг завалился на диван, нянча ушибленную руку. Полковника, мы посадили в кресло, пристегнув ремнями. Я положил ему на обожженную лысину, смоченное в холодной воде полотенце.

Инспектор, тем временем вытащил из кармана фляжку, откупорил её, и сунул под нос нашему пленнику, одновременно вытаскивая полупрожованный чулок.

— Ну, что, дерябнем по маленькой? Извиняй, но pervasha не держим, так что угостись виски.

Полковник, забился в путах, стараясь отодвинуться подальше, от инспекторовой фляжки, как вампир от серебряной чарки настоя святой воды на чесноке.

— Лейстрейд перестань его мучить. Полковника, похоже, от выпивки закодировали. Его сейчас, от одного запаха вырвет. А нам, тут до утра сидеть.

Лейстрейд, сделал большой глоток, и убрал фляжку. Полковник, с облегчением вздохнул, и быстро пришел в себя.

— Вы хоть понимаете, с кем, вы связались? начал беседу нападением, Полковник.

— Прекрасно понимаем. С бандитом, и похитителем. Будущим каторжником, так сказать.

— Нет, голубчики. Вы говорите, с офицером флотской контрразведки.

— Одно, другому не помеха. Разница в том, что тебя будут судить военным трибуналом.

— Все, что я сделал, было сделано исключительно на пользу Британской Империи, и Её Величеству.

— Да…. да… И она об этом вас попросила лично.

Тут, полковник несколько замялся. Лейстрейд, ухватился, за эту заминку и принялся атаковать.

— Для, тебя, еще не все потеряно. Признавайся, кто отдал тебе преступный приказ, и тебе скидка будет. Только успеешь, до Австралии доплыть, и уже домой пора…

— Вы совершенно, меня не слушаете. Наша империя, тяжело больна.

Мы с Лейстрейдом, расхохотались. Ну, действительно. Что за нелепая мысль. Британская Лев, попирающий своими лапами большую часть земного шара, болен?

— Послушайте меня. Постарайтесь понять. Это не гадание, на кофейной гуще. У нас, есть отдел аналитического планирования. Как бы мы не считали, но по всему выходит, что наш мир, ожидают колоссальные потрясения. Грядет мировая война…

— Ну, напугал, так напугал, сказал я, вытирая глаза платком. Мировых войн, наш мир пережил больше дюжины. И каждый раз, находились паникеры, вроде тебя, кричащие о конце истории. Чем, дальше порадуешь, мистер пессимист? Как Британия падет?

— Британия не падет. Не появилось, пока еще силы, способной уничтожать наш остров.

— Ну, вот, а ты пугал…

— Падет Британская империя. К 1950 году, у Британии, не останется колоний.

— К пятидесятому году, я пять раз умру… начал Лейстрейд, и замолчал. Перспектива развала родной страны, могла порадовать только человека без мозгов и сердца. Поняв, что семена упали, на хорошо унавоженную почву, Полковник продолжил:

— Чтоб, мы не делали, какие переменные, не закладывали, колонии мы теряем.

— Но, мы же, помогаем им. Если заглянуть, в ту задницу, в которой они были до нашего прихода, легко понять что колониям нужно молиться на нашу Империю. Это мы, а никто другой, остановили эпидемии, построили им школы, и больницы, рассказали им, что такое теплый сортир, черт возьми.

— Нас, господа, туземцы, считают нас оккупантами. Толпа, не понимает, что с нашим уходом, их жизненный уровень падет ниже плинтуса. Дело в том, что эту бучу, заварят туземные царьки. Которые, сразу после нашего ухода, станут самыми большими жабами, в мелких лужах.

— Но, неужели, народ, увидев что они реально стали жить хуже, не потребует воссоздания разрушенной империи?

— Народ? Потребует? Ха. Ха. Ха. Обыватели, каждый, по отдельности, будет знать, что он проиграл, от развала. Но, признать свою ошибку, на публике, сказать, что их бунт, не имел смысла… на это способны единицы. Нет, господа. Если колонии отойдут, то это навсегда.

— И как вы предлагаете, остановить развал страны?

— Мы, тоже, не видели решения, этой проблемы. Но шесть лет назад, в конце нашего туннеля замерцал свет. Мы получили возможность резко обогнать, в техническом отношении, все страны мира. Наша военная мочь, возрастает неимоверно. Это должно остановить саму возможность мировой войны и грядущую эру сепаратизма. Наступает, золотой век Британии, господа. И именно этому, вы пытаетесь помешать, своей жалкой фрондой.

— Ну, золотой век, и все такое… это конечно радует. Ты лучше скажи, куда вы дели Холмса?

— Холмса? Этого, сыщика, что ли? Я не имею, никакого отношения, к пропаже Холмса. У меня было конкретное задание — остановить утечку информации и задержать людей Майкрофта. Развяжите меня и мы встретимся, с руководством. Возможно, они знают, что с вашим Холмсом приключилось.

Я засомневался. Арест, флотского контрразведчика грозил нам неприятностями. Холмс, теоретически, мог узнать, о грядущих переменах в правительстве и о грядущей отставке Майкрофта. И быть задержанным, чтоб эти новости, не дошли до Диогена. Так, что полковника, действительно, нужно было развязывать, и извиняться. Я сделал шаг, к креслу, как Лейстрейд, задал последний, убойный вопрос.

— Слушай, я все понял. Кроме одного. Твои головорезы. Это еще за срань господня? Это люди были, или гомункулы какие?

— Мои головорезы?

— Ну, существа, в черном. С тобой были.

На лице Полковника, было написано удивление. Искренне удивление. Такого, удивления, не смогла бы сыграть даже Ирен Адлер, а ух она то, была талантливой актрисой. Губы полковника, тихо шевелись:

— Действительно, я же был…. не один, и я был…. На последних словах, он задергался, в жутком эпилептическом припадке. Я бросился, удерживать его, крикнув Лейстрейду, что он нашел ложку. В таком состоянии, полковник мог запросто откусить себе язык.

Но не успел Лейстрейд, встать с кровати, как таинственный припадок, кончился, так же внезапно, как начался. Полковник обвис в кресле и казалось, крепко спал. Я развязал его, и перетащил на кровать, потеснив недовольного Бромберга. Первое впечатление оказалось верным. Полковник дрых без задних ног. Я попытался его разбудить.

Неожиданно, он легко проснулся, впрочем, только запутав ситуацию. Дело в том, что за прошедшие пару секунд, напрочь забыл, шесть лет своей жизни. Нет, всю память, он не потерял. Но себя, он считал капитаном. И искренне недоумевал, как он, уснув у себя в Ист-Сайде, проснулся с обожженной мордой, в комнате притона, в компании совершенно незнакомых, ему людей.

Код, запрещающий полковнику, пить спиртное, также пропал, во время припадка. Во время наших расспросов, когда мы спорили, на тему, какой нынче стоит год, он попросил немножко виски. Потом еще немножечко. Потом бутылку. А потом, эта скотина, нажралась так, что все вопросы, потеряли смысл. По крайней мере, до завтрашнего утра.

— Все. Приплыли. Я понимаю, что я окончательно ничего не понимаю, сказал Лейстрейд, когда мы, отправили бывшего полковника, а теперь капитана, в гражданский госпиталь.

— Это был, блок памяти. Последние веяния научной мысли. Я об этом писал в своей газете, подал голос Бромберг.

— Ты там, много чего писал. Доложи устно.

— Я специально записал это в картотеку, чтоб не запоминать. Это что-то вроде гипноза. Только, ума не приложу, откуда такой сильный гипнотизер взялся. У меня на каждого гипнотизера было досье. Никто из них, выше сотни микрокаллиостро не выдавал.

— Да, тяжело, когда не знаешь, да забыл. Дело ясное, что дело темное. Лучше скажи, откуда ты истории брал, что в газете печатал.

— Журналист, никогда не выдаст свои источники информации.

— Так уж и никогда? хитро прищурившись, спросил Лейстрейд.

— Да, никогда. И можете меня пытать.

— Тебя пытать? Ну нет. Я собираюсь доставить тебе удовольствие. Сейчас, спущусь вниз и закажу тебе трио местных девиц. При том скажу, что друг у меня, стеснительный и будет понарошку отбиваться. Если мальчик освободился, то найму, и его….

— Документы, мне передавал молодой мужчина. Он не назвался, только сказал, что работает в Диогене.

— А как выглядел, этот молодой мужчина? Особые приметы — шрамы, татуировки?

— Ну, была у него, особая примета. Когда мы познакомились, он рассказал мне, что пострадал, когда задерживал безумного анархиста. Там была целая операция, описанная мной в газете. Анархист украл, вместо холеры, бациллу, вызывающую посинение тела. Во время ареста, пробирка разбилась. Анархист, сейчас в тюрьме. Все зовут его, голубым французом. А этот, молодой человек, его арестовывал. И заразился.

— И что, сотрудник Диогена, был синим?

— Скорее голубым. Он ходил в перчатках. На лицо, накладывал тональный крем. Но горло, у него, было нежно голубого цвета. В редакции, его звали «Голубая Глотка». Но потом, это все прошло.

— Значит точно, с Диогена. Я помню тот случай — у них, вся контора заразилась. Пару месяцев, все голубые ходили. Я даже перепугался — зашел на огонек, а они все… блин. Как покойники. После этого, всю их компании, стали «голубыми» называть. В общем, лис это был. Стопудово Лис. Больше некому.

— А как, это Майкрофт, стерпел такую утечку информации?

— Вот об этом, ты его и спросишь. Майкрофт, кстати, на всех этих делах вердикт «Чушь» поставил. И потом, не думаю что его контору сильно интересовало, что бульварный листок печатает. В общем, это не самая главная тайна мироздания. И может потерпеть. Вот например, эти гомункулы… помнишь, как от них, грибами потом воняло? Исаак — твоя газета, ничего не писала, о необычных грибах?

— Один лавочник, съел красный гриб, и в корне изменил поведение. Набравшись храбрости он напал на любовника жены… Или вот подходящий случай: девочка нашла в лесу гриб необычной формы….

— Насколько необычной?

— Для вас Ватсон — фаллосовидной. Для Лейстрейда — членообразной.

— Ишак ты Исаак, сказал грубый Лейстрейд. Между прочим, мы тебе жизнь спасли.

— Ладно, ладно… я остановил нарождающийся скандал в зародыше. Давайте сложим, все, что у нас есть. Шесть лет назад, небольшая флотская спецслужба, получает что-то, что гарантирует победу Британии в грядущей войне и вообще… вообще…

— Небывалый, осмелюсь сказать, вертикальный прогресс, помог мне с определением Бромберг.

— Осталось, только узнать что такого могла получить спецслужба…

— И почему, это не получил Майкрофт…

Мы переглянулись, и хором сказали: «Твою мать» Точнее, так сказал я. У Лейстрейда, в малом флотском загибе, фигурировали семь гробов и слепой глаз. Волею случая мы оба хорошо знали, что именно произошло шесть лет назад и от чего конкретно отказалась спецслужба Майкрофта.

* * *


Гребаное наследство гребаного Мориарти. Как бы я не был против ругательств, против именного этого определения Лейстрейда, у меня возражений не было. После ареста Мориарти, часть его безумных изобретений была доставлены в лаборатории Майкрофта.

Впрочем, радость ученых была недолгой. С точки зрения передовой науки, устройства, создаваемые Мориарти, были бессмысленны. Я полагаю, данный глубокомысленный вывод был сделан учеными, на основании того простого факта, что эти устройства не работали. Запутанные системы трубок, и хрусталя, рычагов и противовесов, очевидно, являлись декорацией.

По крайней мере, таков был официальный вердикт, замаскированный учеными, по их обыкновению, в двухсотстраничном докладе. Майкрофт, откровенно недолюбливающий всякую магическую ерунду, зло высмеял плоды трудов Мориарти, и утопил барахло подальше в море.

Точнее, отдал флотским. Чтоб они утопили. В свете последних событий у меня возникли большие подозрения в том, что этот груз был утоплен. Да, прав, прав был Шерлок, считавший, что подобные раритеты надо было кидать в домну.

Похоже, в безумии Мориарти, действительно была своя четкая, выверенная система. И как не обидно это признать, именно отрицание Мориарти, догм современной науки принесло свои плоды.

Светало. Бромберг спал, укрывшись пальто. Неутомимый инспектор читал подшивку газет. Я вздохнул. Интересно, что принесет нам этот день?

— Ну, Ватсон, решил, что мы будем делать?

— Да. Буди Бромберга. Мы поедем, к ведущему специалисту по изобретениям Мориарти.

— Хорошая идея. А кто этот специалист?

— Это элементарно, Лейстрейд, не удержавшись, я повторил так надоевшую мне фразу. Самый лучший специалист по изобретениям Мориарти, это сам Мориарти. К тому, же, я уверен, что он на месте, и ждет нас.

— Ты не думаешь, что там, нас ждет засада?

— Вот это, мы сейчас и узнаем, сказал я. Бессонная ночь, плохо повлияла на моё настроение.

Вызвав кеб, мы потащились в Бедлам. У меня, похоже, становится доброй традицией, начинать утро с посещения Бедлама. Подъехав, я увидел первые признаки явления нового порядка. Не было зевак. То есть, зеваки, как раз были, но зеваки настоящие. Я посмотрел на пятно на стене, которое за долгие годы протер сотрудник Майкрофта, стоявший на посту, под видом гуляки, именно на этом месте.

Фредерик, был на выходном. Впрочем, вчера нас включили в список лиц, вхожих в святая святых. Оставив Бромберга в прихожей Чилтоновского кабинета, мы спустились вниз по лестнице, и миновав пару постов, вошли в Блок М. Должен сказать, что ожидал увидеть, излучающего самодовольство Мориарти. Но, еще не доходя, до его камеры, я увидел, что Мориарти стоит, прижавшись лицом к решетке, и смотрит мне в глаза, со странной смесью волнения, и надежды, на изможденном лице. Куда делось, его хваленое самодовольство и невозмутимая холодность?

Мориарти, был по настоящему взволнован и не стремился этого скрывать. Не дожидаясь, пока я сяду, Мориарти, сказал, тихим голосом.

— Ватсон. Можешь, мне не верить, но судьба всего мира, сейчас находится, в твоих руках. Выслушай меня. Пришло время, открыть карты. Вчера вечером, случилась не обычная смена кабинета. И даже не дворцовый переворот. Вчера, завершился первый этап вторжения.

— Вторжения? Ради бога, Мориарти, если ты начнешь, как Бромберг, вешать о вторжении с Марса, то я просто развернусь, и уйду.

— И обречешь человечество, на вымирание? Вопрос действительно стоит именно так.

— Утром, меня пугали распадом Британии. Ты решил поднять ставки?

— Ватсон, я ты знаешь, с какой изощренностью, люди Майкрофта, добивались от меня показаний? Обоих Холмсов, очень интересовали мои секреты. И ты сейчас, когда от этой информации, так много зависит, отказываешься выслушать меня?

Мориарти вздохнул и устало сел прямо на пол камеры. В первый раз, я увидел в нем, не заточенную в подвал угрозу миру, а усталого мужчину, стоящего на пороге старости.

— Рассказывай. Похоже, мир точно тронулся, если ты решил рассказать правду.

— Как ты наверное знаешь, начал свой рассказ Мориарти, я был Старшим Черпальщиком, в герметическиом ордене «Золотая Заря». Впрочем, тебе это название, наверняка ничего не скажет.

— Зато мне скажет, вмешался в беседу ранее молчавший инспектор. У них, сейчас, в черпальщики выбился больной на всю голову кошкодав Кроули. Я все гадал, в кого он такой придурошный. Оказывается, есть в кого. И тут Мориарти отметился.

— Герметический орден был пристанищем разных проходимцев. По большому счету, орден состоял из дураков и мошенников. Возглавив орден, я рассчитывал заработать на этом. Но, как показали дальнейшие события, я был не мошенником, а дураком. Самым настоящим дураком.

Лейстрейд, не ожидавший, такой самокритики, замолчал. Мориарти продолжил.

— Став во главе ордена, я должен был принять казну, под опись, у Вилли Вайта. Собственно, для меня не было секретом, что Вилли, как и другие черпальщики до него, просто и незамысловато, грабил казну, продавая, или таща домой, все более — менее ценное. Так что казна — была не более чем скопившем пыльных идолов, с надписью на пузе «Добро пожаловать в Бонго-Бонго».

Еще там были таинственные, и не поддающие расшифровке тексты, производство которых наладил один предприимчивый делец из Холборна, научив печатать шимпанзе из Джорджии, на печатающей машинке. Гипсовые черепа сакральных зверей и пожелтевшая, от долгого хранения карма. Вершиной коллекции считался «Глаз Змеи» — отшлифованный до прозрачности гадальный шарик из хрусталя.

Прежний владелец, умер от чахотки. Когда до его кончины оставались считанные дни, он притащил это яйцо к нам и с помпой вручил старине Вилли. Ну, последнему не оставалось ничего иного, как провозгласить яйцо выдающийся ценностью, отблагодарить умирающего, в надежде что кто-то из последователей подарит ордену что-то более ценное. Яйцо, ясное дело, отправилось в сокровищницу, где и пылилось долгие годы.

Ну, поскольку казна была в моём распоряжении, я начал использовать глаз змеи в ритуалах. На ощупь, хрустальный шар всяко приятнее, чем связка из сушеных голов перуанских индейцев.

И вот, как-то, во время ритуала прочитав неразборчивую, и в общем, бессмысленную скороговорку, я посмотрел в шар, рассчитывая, через несколько минут, сказать что будущее таит непроизносимые угрозы, противодействие которым, требует увеличения членских взносов. Вместо этого, я уронил яйцо, и больше не смог вести собрание.

— Совесть заела? Ехидно спросил Лейстрейд.

— Нет. Я увидел ангела. Вернувшись домой, я задрапировал окна темной материей, и начал изучать хрустальный шар. То, что я принял за ангела, было полностью чуждым земле крылатым существом. Присмотревшись, можно было увидеть впечатляющие картины другого мира, с замками, террасами и непохожими на нас обитателями. После длительных раздумий я решил, что это окно в другой мир и что я могу установить контакт, с обитателями другого мира.

Несколько раз, они заглядывали в яйцо, но тут же улетали прочь, не обращая на меня никакого внимания. Впрочем, скоро я решил эту проблему. В другом мире, яйцо находилось на огромной мачте, с которой открывалась захватывающая панорама чужой жизни. С моей стороны, око десятилетиями хранилось в темном ящике. Иномировое существо, заглянувшее в око, в лучшем случае, могло увидеть мой вытаращенный глаз.

Тем временем, мой интерес к оку ослабевал. Чудеса, и диковины — как, вы понимаете, это здорово, и интересно. Но хотелось бы, и прямой материальной выгоды. Я решил продать хрустальный шар Лондонскому Естественнонаучному обществу. За достойную сумму.

Перед продажей, я оставил шар, на недельку, на вершине Биг Бена, рассчитывая что интересный вид, привлечет крылатых обитателей другого мира, и «Всевидящее око» будет продано, за многократно большую сумму. Впрочем, действительность превзошла, мои ожидания.

Когда я, неделю спустя, снял яйцо, в другом мире, меня уже ожидала, целая делегация, крылатых существ. Они установили око, над столом, уставленным разнообразными предметами, в которых я, без труда, узнал самые обычнее слесарные и ювелирные инструменты.

Заинтересованный, я начал смотреть. За несколько минут, из самых простых материалов, существо сделало электрический фонарь, очень необычной конструкции. Я начал зарисовывать этапы сборки, надеясь запатентовать идею. Существо, тем временем, увидело мой чертеж и нарисовало на доске, более крупно, мой рисунок, указав мне на допущенные неточности.

Тогда я принес свои инструменты и мы начали работать вместе. Я был поражен глубиной мысли, и терпеливостью, этого существа. Оно рассматривало, принесенные мной материалы. Очень скоро, я начал писать, названия материалов, и действия, произведенные с ними. Так, на картинках, которые мне рисовало существо, появились подписи.

Очень скоро, существо стало хорошо, писать на английском, и наши работы, ускорились. Я писал, или рисовал картинку, с устройством, которое хотел получить, а существо рисовало детальный план его постройки и руководило моими действиями.

Естественно, получалось далеко не все. Так, например, несмотря на все просьбы я так и не получил аппарат для изготовления золота. Так, что за золотом, мне пришлось наведаться, в хранилище Железнодорожного Банка, вооружившись парализующим устройством и электрическим резаком.

Да, я бы мог заработать честным путем эти деньги, просто торгуя патентами, от своих изобретений. Но, во первых, я не мог объяснить, в патентной заявке, принципа работы большинства устройств. Несмотря, на все своё знание математики, я просто не понимал, как это работает. Ну, а во вторых… Всемогущество, которое давали мне эти технические устройства, вскружило мне голову. Вы знаете, о чем я.

Мы, с Лейстрейдом, переглянулись. Действительно, мы были свидетелями роста империи Мориарти. Успешный, но не гениальный математик как по мгновению волшебной палочки, обрел сравнимые с магическими возможности. Он проходил сквозь стены, резал стальные замки, как масло, мог мгновенно усыпить любую толпу. За неимением лучшего, мы объясняли его возможности естественным магнетизмом.

А ларчик, открывался много проще. Мориарти, как нерадивый школяр, сразу заглянул в конец задачника, получив чудесные, и невообразимые устройства созданные расой многократно опережающей нашу. Да… Я лишний раз, убедился в гении Холмса. Ведь, несмотря, на все, обогнавшие наше время, находки, Мориарти, был пойман, и запрятан в Бедлам.

— Скажите, Мориарти, а эти существа, никогда не рассказывали, о себе?

— Нет. Это, меня и насторожило. Как только, они научились задаткам нашей речи, я начал писать, спрашивая, кто они, где находятся их планета. Ответов не было. Во время обучения, я показал им тысячи томов, энциклопедий, словарей, художественной и технической литературы. В ответ, я получал, только технические устройства. Я даже не узнал имя существа, проводившего со мной, столько времени.

А дальше… Я начал получать, чертежи устройства, которое не заказывал. И несмотря, на все мои просьбы, мне показывали только его чертежи. Естественно, я был недоволен. Тогда, существа предъявили, мне ультиматум. В своей коронной манере — не слова, не говоря. Просто, все собранные мной ранее устройства, перестали работать.

Разъяренный, я тряс ими перед яйцом. В ответ, мне продолжали показывать чертежи, все того — же, не заказанного мной механизма. Мне, Мориарти, начали диктовать условия. К тому времени, у меня было, уже достаточно денег, и я мог продолжать безбедно жить. Я запер яйцо в сейф, считая, что перерыв, в пару годиков, охладит пыл зарвавшихся существ.

Но, тут, меня начало снедать любопытство. Я вспоминал чертежи, загадочного механизма, который меня, так просили создать существа. Я никогда, не делал ничего, столь сложного. Я вертел узлы, этого механизма, собранные мной, еще до окончательного разрыва.

И тут, один из узлов, внезапно стал полупрозрачным, и пропал, прямо у меня, с рабочего верстака. Поначалу, я не был удивлен. Детали механизмов, и раньше, становились невидимыми прямо у меня на глазах. Помниться, один раз, я создал краску, которую физически, отказывался видеть глаз…. Так, что я просто продолжил поиски.

Аппарат, нашелся, на следующий день. Поскольку, это был единственный механизм, который продолжал работать, я проводил дни, занимаясь его изучением. Вскоре он, правда, пропал. Но по чертежам, я смастерил еще парочку.

Очень скоро, я понял, главную тайну, этого аппарата. Это была машина времени. Устройство, созданное, для перемещение, в прошлое, и будущее. После нескольких, неудачных попыток, на основании этого устройства, я создал машину времени, способную перенести человека.

Я, совершил несколько пробных прыжков, в лесу, вдали от Лондона, чтоб откалибровать по звездам, механизмы. Дальнейшее, вам, наверняка известно.

— Это, интересно, откуда, спросил я.

— Разве, вы не прочитали, мой отчет, о путешествии в будущее? Еще до ареста, я подробно, описал своё путешествие, в дневнике.

— Все твои записи, были собраны Майкрофтом. А, к нему, что попало, то пропало. Твои дневники, пылятся на полке склада конфискованных предметов, невыясненного назначения. Это в лучшем случае. А в худшем, их утопили, вместе с остальным барахлом.

— Ватсон… ну откуда, у вас такая наивность. Рукописи не тонут. Пару лет назад, мой рассказ о путешествии в будущее был опубликован «Зеркалом жизни».

— Под заголовком «Машина Времени», вскочил Лейстрейд. Я видел заголовок. Но все страницы, с текстом, какой-то паршивец, вырезал ножницами, чтобы дома почитать.

— А, ты Лейстрейд, спер целиком подшивку, не выдержал я. Ты же инспектор Лондонской Криминальной Полиции.

— Вот именно. Инспектор полиции принципиально не может ничего спереть. Я изъял подшивку, по случаю острой служебной надобности.

Мориарти, смотрел на нас, глазами, смертельно уставшего человека. Видно, было, что воспоминания, не доставляют ему большой радости. Выждав, несколько секунд, он продолжил.

— Я крал. Я обманывал людей. И хоть, я старался никого не убивать, на моих руках кровь нескольких десятков человек. Но, я не могу, жить, зная что выкопал человечеству могилу этими вот руками. Будущее, что я увидел, кошмарно. Я не буду рассказывать всего, прошли годы, и потом — мне тяжело вспоминать. Прочитаете, потом, в газете Бромберга.

Сейчас я просто, подведу итог. В будущем, человечество, распалось, на две группы. На морлоков, и элоев, слившихся, в страшном симбиозе. Морлоки — жители пещер, и рудников — технически подкованные, ушлые твари. И Элои, наивные, как дети. Морлоки, разводят элоев, как скот. Убивают, и пожирают их.

Я, встретил, и потерял, там Уину. На глазах Мориарти, показались слезы.

У меня, были женщины, и до неё. Им нужны были мои деньги. Моё положение, в обществе. Уина — единственная, чистая душа, любила меня, такого как я есть. Он любила меня, не требуя, ничего взамен. А я, не смог её защитить. Морлоки, украли у меня, машину времени. Я был беспомощен. Пытаясь, защитить себя, я поджег лес.

И Уина, моя бедная, маленькая Уина — заживо сгорела в огне. Я не мог, ничего сделать. Вернув себе, машину времени, я бесцельно смотался, до конца времен. И вернулся, весь разбитый, в наше благословенное время.

Сейчас, вы можете, назвать меня тупицей. Можете решить, что я идиот. Заранее, согласнее, с любой оценкой. Я просто не привык, мыслить как существо, свободно перемещающееся, по времени. Не понимаете, о чем я?

Мы с Лейстрейдом кивнули.

— Уина, не погибла. Мориарти, вскочил, бросившись к решетке. Впервые, за всю беседу, наши глаза, оказались на одном уровне. Было видно, что к Мориарти, вернулась его взрывная энергия действия. Он продолжил, постепенно повышая голос, и вскоре перейдя на крик.

— Уина, не сгорела, в пламени. Уина, еще не родилась. Я не нашел её тела, в лесу. Потому, что я, обладая машиной времени, могу вернуть, ту самую ночь. И спасти, увезти Уину, в наше время. Я хотел сделать это, как только вернулся. Но, сам, я не мог. Мне нужен был помощник, которому, я бы мог доверять. Я искал, я хотел быть уверенным, в успехе. У меня, была всего одна попытка. Я искал, я готовился. Я переделал машину, и сконструировал подходящее оружие. Но, тут… тут…

Мориарти, не выдержал, и закрыл лицо руками. Его била дрожь.

— Но, тут, случились мы, закончил за него Лейстрейд. Увы, и ах.

* * *


Мы молчали. Первым, заговорил Лейстрейд.

— Гибель твоей любимой, несомненно, трагедия. Но, ты говорил, о гибели нашего мира.

— Да. О гибели, нашего мира, меланхолично согласился, успокоившийся Мориарти. Ты думаешь, что меня пытались заставить сделать эти твари из хрустального яйца? Я, думаю об этом постоянно, вот уже несколько лет. И мне кажется, я понял, что за устройство было им так необходимо.

Им нужна дверь. Так получилось, что они, только наблюдатели в нашем мире. И вот, с упорством, достойным лучшего применения, они пытаются построить дверь. Как, ты думаешь, Лейстрейд — что сделают они, войдя в эту дверь? Особенно, если учесть, что они превосходят нас, как воины Кортеса, превосходили несчастных майя.

Адам, и Ева, съели всего по одному яблочку, с Древа Познания. Говоря это, Мориарти простер руку, к своей бездарно нарисованной фреске. Но и это, привело, к изгнанию, из Рая. Сейчас, как я понял, Глазом Змеи, завладело наше доблестное Адмиралтейство. Как ты думаешь, Лейстрейд, сколько они успели сожрать лишних знаний, если мерить в яблоках? И куда, это нас заведет, если мы и так, далеко, не в раю?

Посмотри, на окружающий нас мир. Ты не видишь, ростков зла? Я, сейчас, несколько ограничен, в возможности наблюдать. Но и того, что я вижу, вполне хватает, чтоб грызть, от бессилия, прутья своей решетки. Какое будущее, ожидает нашу страну? Есть ли еще, у неё будущее?

Вопрос, был риторический. А следовательно, не требовал ответа. Но, я, поразмыслив, решил поступить, по примеру, Мориарти, и подробно, рассказал, о всех странных событиях, случившихся со мной, и Лейстрейдом. Мориарти, был отвратительным слушателем. Дав, волю своим эмоциям, он вскакивал, бегал по камере, повторяя, как заведенный:

— Я же говорил. Я же предупреждал. Ну, все. Докатились. Приехали.

— Здравствуйте дедушка, Здравствуйте бабушка, в тон ему, ответил разозленный Лейстрейд. Что, нам осталось делать? Ложиться, и помирать? Да, Адмиралтейство, похоже, получило неслыханную мощь. Но, есть же у них, слабое место?

— Есть. Все началось с яйца, поэтому их смерть, тоже таится там. Правда, я уверен, что в Адмиралтействе, открыли, или вот вот откроют, дверь между мирами. Так, что уничтожение, надо начать с неё, чтоб остановить первоочередную угрозу. С яйцом, можно разобраться, чуть позднее.

— Это у тебя, программа минимум? Залезть, в Адмиралтейство, которое накачано сейчас, новым оружием, по самое «не балуй», найти яйцо, которое стерегут, как зеницу ока, и захлопнуть дверь межу мирами?

— Да. Именно, это, вам и предстоит сделать. Но начать, вам придется не с этого. Как видите, моя свобода, несколько ограниченна. С этими словами, он для большей выразительности, потряс решетку.

— Мориарти, я все понимаю, сказал я. Но пойми, и ты нас. Если сказанное, тобой, правда, и если твои действия, помогут нам, спасти Британию, я лично, буду ходатайствовать, перед Её Величеством, о твоём помиловании. Но не раньше. Даже, не думай, что мы, поможем тебе сбежать.

— Моя организация, не была полностью разгромлена братьями Холмс, Ватсон. У меня есть, десятки преданных мне головорезов. И есть золото, чтоб подкупить еще сотни. У меня есть армейские коды. Я могу, заставить наши колониальные войска, атаковать Адмиралтейство. Все это, я передам вам, если вы выполните, одну мою просьбу.

— Если, это просьба, о свободе, то мой ответ: НЕТ.

— Плохо, ты меня знаешь, Ватсон. Я прошу, умоляю, вас, об одном. Спасите Уину. И все. После этого, я передаю пароли, явки, коды. Что касается моего заточения, то тут, я могу и подождать. Но если дверь между мирами откроется, и наш мир рухнет, я бы хотел, встретить конец, зная, что Уина жива.

— Ты предлагаешь нам…. дальше, я несколько замялся.

— Взять, у меня, из лаборатории, машину времени. Слетать, в восемьсот две тысячи, семьсот первый год, нейтрализовать морлоков, найти и спасти, во время лесного пожара, Уину, и вернуться назад.

— Делов-то, сказал, раздосадованный Лейстрейд. Начать, блин, и кончить. Может, все-таки, атакуем вдвоем Адмиралтейство? Я так подумал, с Адмиралтейством, у нас, шансов, тупо больше.

— Давай, будем реалистами, Лейстрейд. В сложившейся ситуации, эти слова, показались мне, довольно злым сарказмом.

* * *


Несколько минут спустя, когда Мориарти, нарисовал на простыне, моей ручкой, план местности, где нам предстояло искать Уину, и написал коротенькую инструкцией по запуску машины времени. Мы, встали, и не прощаясь, пошли к выходу. Белая простыня, казалось мне белым флагом, капитуляции перед Мориарти. Я шел сюда, зная, с ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах, я не должен идти, с ним, на сделку.

И к чему это привело? Чтож, крутые времена, требуют непростых решений. И как бы не сложились, обстоятельства, я рискую, только своей жизнью, и жизнью друзей. И если я и погибну, то только, ради спасения женщины.

Бдительный Лейстрейд, обозвал меня идиотом, и спрятал простыню в карман. Уже миновав стол Барни, я вспомнил, что забыл забрать у Мориарти, свое перо. Я не стал возвращаться. Снявши голову, по волосам не плачут. Мне просто не хотелось снова смотреть, ему в глаза. Да и что он может сделать, с дюжиной решеток, моим стальным пером?

Проходя мимо приёмной, мы разбудили уснувшего Бромберга, и вызвали кеб. Мориарти, назвал нам адрес своей секретной лаборатории, и если бы не моя уверенность, в том, что наше путешествие, ему гораздо нужнее, чем нам, я бы счел это, банальной неумной шуткой.

А чем, еще могло быть предложение, зайти во вторую кабинку общественного туалета, на вокзале Ватерлоо? Впрочем, где еще могли быть, лаборатории Мориарти? Ему нужен был пар. Нужен был сжатый воздух, и нужна был энергия, передаваемая, по приводным ремням, на его станки.

А вокзал Ватерлоо, мог обеспечить, все это в избытке. Тем временем, пользуясь моментом, Лейстрейд, расспросил Бромберга, о путешествии по времени. Восемьсот две тысячи, семьсот первый год, был довольно неприятным местом. Так, что речь, очень быстро зашла, о подготовке снаряжения. Судя по рассказу Бромберга, Мориарти, отправился в будущее без оружия.

— Ну, и лопух, сказал Лейстрейд. Я даже когда пикник еду, револьвер с собой беру.

— Мориарти, побоялся показаться варваром, перед людьми будущего, сказал Бромберг. Как бы ты, отнесся, если бы у тебя в саду, появился здоровенный, грязный питекантроп, с огромным каменным топором?

— Пристрелил бы, и вся недолга, ответил Лейстрейд.

— Вот именно. А в планы Мориарти, не входила, смерть от рук испуганного его дикарским видом, обитателя будущего. Он показался бы ему таким же дикарем, как тебе питекантроп.

— Да, да. Вместо этого, обитатели будущего, чуть Мориарти не схарчили. Так, что нам, надо вооружиться.

— Доедем, посмотрим. У нас тут четыре трофейных ствола, да и у Мориарти, если пошукать в его загашниках, должно что-то заваляться. Как я понял, он собирался отправиться в спасательную экспедицию?

— Мориарти не мог сам, спасти Уину, вдруг сказал Бромберг. Об этом, в его отчете, указанно совершенно точно.

— Как не мог? хором спросили мы с инспектором.

— Дело в том, что в том самом интервале времени, когда погибла Уина, уже был Мориарти.

— И что?

— Вы слыхали, выражение «Природа, не терпит пустоты»? Так вот, природа, точно также, не терпит присутствия, в одно и тоже время, одного и того человека. Я не знаю, почему. Я просто цитирую, запись из дневника Мориарти. Кстати, это, относится, не только к Мориарти. Абсолютно любой человек, пользуясь машиной времени, не может не только встреться, с самим собой, но и просто, оказаться в том же году.

— А что, происходит, если я, все же решу, заскочить, в прошлый год, чтоб попить с самим собой чаю?

— Не знаю. В дневнике Мориарти сказано, что машина просто отказалась останавливаться. Он заметил этот странный факт, прыгая назад во времени, во время калибровки хронометра машины. Он не мог, остановиться в годах, следующих после его рождения.

— Жаль, что у него, не хватило ума, прыгать, по времени вперед. Тогда, бы мы знали точно, когда бедняга скопытится.

— Почему, не хватило? Мориарти, совершенно точно, указал в дневнике грядущий день, когда машину времени, удалось остановить. Я пару лет, не вспоминал об этом… но мне кажется… Впрочем, нет, я совершенно точно помню. Это сегодняшнее число.

Бедняга Мориарти. Теперь, я начал больше понимать, мотивы его поступков. Я не знаю, сумею, ли я держаться, с таким достоинством, когда ко мне придет смерть. Но, я не мог, не заметить, и его благородства. Зная, о своей гибели, он спасал, единственное, дорогое ему существо. Уину.

Увы, торопясь выполнить это поручение, я не обратил внимание, на очевидный факт: Мориарти, нам солгал. Он прекрасно знал, что не мог, спасти Уину сам. Но, увы, я обратил внимание, на этот незначительный факт, много позже.

Кеб, тем временем, протолкнувшись, сквозь полуденные пробки, мы доехали до вокзала. Расплатившись, я отпустил кеб, и взвалив на плечо, тяжелую сумку, с трофейным оружием, наше трио, проследовало в общественный сортир. В кабинку, мы вошли под смешки посетителей, непонятно, с каких фиг, решивших что мы извращенцы.

Дальше, я вытащил носовой платок, и обернув им смывной кран, с усилием повернул его вверх, до щелчка, чтоб отпустить, на три щелчка вниз, и поднять, на два щелчка вниз. Никакого эффекта. Только в сортире, с шумом, слилась вода. Я уж было решил, что ошибся, в числе поворотов, когда задняя стенка туалетной кабинки, легко, словно на рельсах, уехала вбок, открыв узкую лестницу, ведущую вверх.

Опасаясь, что дверь закроется, мы бросились вверх. И мы не ошиблись. Как только Бромберг, оказался на ступенях, дверь, так же легко закрылась. На лестнице, с легким треском электрического разряда, вспыхнул газовый фонарь. Осторожно, мы стали подниматься, по узкой, винтовой лестнице.

Довольно, скоро, мы оказались, у массивной двери, где нужно было нажать, на дверную петлю, чтоб отключить огнемет. Судя, по всему, Мориарти довольно сильно заботила сохранность личного имущества. И делал, это не зря. Открыв дверь, мы замерли, в восхищении.

Берлога Мориарти, показалась нам, волшебной пещерой Аладдина. Высокое, узкое помещение, находящееся, под крышей вокзала, отчасти напоминало лабораторию. В углу, стояли несколько станков, небольшой пресс, меха, и оборудование стеклодува. Чуть дальше, механическая лаборатория, сменялась лабораторией химика. Высокий, выше человеческого роста стеллаж, содержал химикалии. На рабочих столах, громоздились реторты, соединенные трубочками, в причудливые устройства. В углу, булькал здоровенный, стальной автоклав.

Присмотревшись, я обратил внимание, что лаборатория, являла собой, причудливую смесь, из продуктов нашего технического прогресса, и совершенно чуждых нам, устройств и механизмов. Так, бастион реторт, заканчивался, чем-то вроде огромного, утыканного клапанами, и спускниками сердца, сокращающегося, с неторопливым ритмом. Часть, шлангов, неприятно походила, на куски змей. Присмотревшись, я заметил, что они шевелятся, в том же, спокойном ритме.

В механической части лаборатории, были разложены на столах, неприятно похоже на пауков, полусобранные устройства. На первый взгляд, мне показалось, что конструктор, всего этого безобразия, по каким-то своим, неведомым мне причинам, избегали колес, шкивов, и прямых углов. Все собранные устройства, казались деталями, какого-то неведомого, живого существа.

Сходства усиливалось, и неприятным, зеленоватым оттенком, всех устройств, напоминающим, не благородную патину, на меди, но ряску, на поверхности загнившего пруда. Ребра жесткости, напоминали связки. Гофрированные сочленения, оставляли мысль о хоботках насекомых. Несколько манометров, и огромных, медных вентилей, как ни странно, ничуть не портили, мрачную картину. При этом, механизмы, не были мертвы — все это жило, своей тихой, неспешной жизнью — на приборах, вздрагивали стрелки, из сочленений, вырывались струйки холодного пара.

Впрочем, мое внимание, сразу переключилось, на стоявшую посреди комнаты, на небольшом постаменте, машину времени. Я сразу понял, что это именно она. В конструкции машины, тоже присутствовали, уже узнаваемы мной, черты чуждых устройств, но большая её часть, очевидно, была спроектирована человеком. Некоторые части машины, были сделаны из никеля, некоторые, из слоновой кости. Цилиндры, очевидно, были выточены из хрусталя. По конструкции, сама машина, как бы находилась внутри четырех, одинаковых колес. Как в средневековом небесном глобусе, колеса, находилось в колесах, и могли свободно вращаться. Внешняя поверхность колес, была покрыта тускло светящимися отраженным цветом, камнями, напоминающими глаза, идущие по ободу колеса.

Эта конструкция, напомнила мне, что-то, знакомое буквально с юности, и я замер, пытаясь вспомнить. Впрочем, очень скоро, мои размышления, были прерваны. В лаборатории, вспыхнул яркий свет, и кто-то невидимый, громко сказал: — Вы, у меняу на мусшшшке. Скашите пароль, или готовьтесь умммммерить, мерссские людишки.

Мы обернулись. Эта, неделя, определенно, истощила мускулы, моего удивления, поэтому крупный черный кот, стоящий на задних лапах, за пулеметом Максима, в углу лаборатории, был воспринят мной, как само собой разумеющееся.

— Пароль Касплитенсвеми.

— Тогда, добрый вечер, уважаемые господа, сказал кот, выходя из за пулемета.

Пользуясь случаем, я подробно рассмотрел необычное животное. Ростом, много больше обычных домашних кошек, кот, тем не менее, не казался сверхъестественным существом. Обычный, толстый как бегемот, кот, с лоснящейся, черной шерстью. Ходил, он как, и полагается котам, на четырех ногах, но подойдя к нам, он встал на задние лапы, легко удерживая равновесие, не смотря на внушительное пузо. Говорил кот, немного странно, чуть чуть шепелявя, и срываясь, на мяуканье, но вполне разборчиво.

— Я приёмный кот, профессора Мориарти. Чем могу быть полезен?

— Тьфу, опять приращенная скотина, сказал, обращаясь ко мне Лейстрейд. Моро, их похоже, целый ковчег настряпал.

Глаза кота вспыхнули. Из лапы, на секунду выскочили, белые полоски когтей.

— Я вас попрошу, без оскорблений. Идиот Моро, не имеет ко мне, никакого отношения. Меня, котенком, принял в свою семью Мориарти. Это он, разработал усилитель разумности, пробудив мой разум. Естественно, он хотел, получить компаньона, а не раба. Поэтому, он не стал, калечить моё тело, пытаясь слепить из меня, жалкое подобие человека, как поступил бы Моро. Когда, я подрос, он спросил меня, хотел бы я, сделать небольшую операцию, на голосовых связках. Я согласился — потому, что так, я смог бы общаться, со своим другом Мориарти. Кстати, у вас, есть для меня поручения от него?

— Профессор, дал поручения нам. О тебе, он не сказал ни слова.

— Ни слова не сказал? Тогда вы наверняка, угадали пароль, который знаю, только я, и профессор. Жаль, жаль. От посторонних такие пятна, на стенах остаются…. С этими словами, котик развернулся, и проследовал назад, к пулемету.

— Нет, нет. Это профессор, сказал нам пароль — я поспешил заверить кота. Просто, мы не знали, что ты кот.

— Естественно. Профессор, просто не стал, сообщать вам, о моей внешности, чтоб не будить предрассудки. Обыватели, боятся и ненавидят черных котов.

— Мы должны воспользоваться машиной времени, и спасти женщину, из будущего.

— Из будущего? Тогда, я в курсе. Кот, сделал секундную паузу, критически оглядев нашу компанию. Вам, понадобиться оружие. Я советую, взять отбойники.

— Котик, ты не понял, мы едем воевать, а не камни ломать, вставил свою реплику Лейстрейд.

— Котик, презрительно дернул хвостом, подойдя, к огромному комоду, и показывая лапой, на одно из отделений. Подошедший Лейстрейд, не без труда, выдвинул ящик.

— Твою мать, только и смог, сказать он.

— Автоматический самозарядный револьверный дробовик, двенадцатого калибра. 240 выстрелов в минуту. Стандартный барабан, на 10 патронов. Прицельная дальность — 450 футов. Но стрелять, на такое расстояние, я не рекомендую — дробь теряет убойную силу. Еще, я не рекомендую, охотиться с этим дробовиком, на кабанов. От них остаются, слишком небольшие куски. Я знаю, мы с профессором, как-то попробовали, отбарабанил, как приказчик в оружейном магазине, кот.

Больше всего, это оружие, соответствовало своему названию, и напоминало новомодный, пневматический отбойный молоток, небольшого размера, с необычно толстой казенной часть, где располагался магазин.

— Не хотите, ли испытать, оружие в тире? продолжил играть роль приказчика, кот.

Я огляделся. Несмотря, на размеры помещения, в просто было негде стрелять.

— Следуйте за мной, сказал кот, нажимая кнопку на стене, расположенную так, чтоб кот, мог дотянуться. Послышался шум работающего мотора, и перед нами оказалась тесная кабина лифта. Я оглянулся. Бромберг, найдя в углу помещения, полку с книгами, что-то увлеченно листал. Было очевидно, что он не заметит нашего отсутствия.

Несколько минут, мы провели в темноте, спускаясь, в темную шахту. Выйдя, я удивленно, посмотрел по сторонам. Я и помыслить не мог, что в Лондоне, есть такие подземелья. Широкий коридор, в котором, вполне могут разъехаться две повозки, уходил в темноту.

— Тут, лучше не стрелять. Оглохните. Давайте, пройдем, чуть дальше, там попросторней.

— Несколько минут, мы молча шли, удивленно озираясь по сторонам. Штольня, была вырублена вручную — об этом, говорили следы кирки, на грубо обработанных стенах.

— Это, что, вырыли люди Мориарти? спросил Лейстрейд.

— Не смеши. Тут нужно века копать.

— Века, и копали. Была такая секта. Сатанисты, вроде. Копали, понимаешь, шахту, до ада. Не сами, естественно, копали. Воровали людей, и заставляли копать, пояснил кот.

Тут, мы вышли, в следующий зал. Наша штольня, была как спица, в колесе. Сбоку, были видны темные провалы соседних штолен. Пройдя вперед, я почувствовал дуновение ветра, и по эху, от своих шагов, понял что помещение, имеет просто колоссальные размеры. Сделав несколько шагов, мы подошли к деревянному парапету, ограждающему темный провал. Лейстрейд, зажег серную спичку, и бросил в темноту.

Мы долго наблюдали, как огонек, уменьшаясь, летел в темную пропасть.

— Ну и как, докопались до ада, эти сатанисты?

— Абсолютно без понятия. Лет пятьдесят назад, они что-то такое отрыли. После чего их всех, больше никто не видел. Но мы кажется, сюда стрелять пришли? Мишени вон там, сказа кот, нажимая очередной рычаг. На противоположенной стороне провала, вспыхнула пара фонарей, осветивших висевшие в ряд, мешки с песком..

И тут, мир треснул, от громоподобного БАНГ БАНГ БАНГ БАНГ БАНГ БАНГ БАНГ БАНГ БАНГ БАНГ БАНГ БАНГ

— …. нный, кошак, ты отчего не сказал, что эта дура, одиночными не бьет, услышал я, окончание фразы, как только, звон в ушах немного поутих. Вскоре, развеялся и пороховой дым. Я посмотрел, на мешки с песком. Точнее, на то место, где раньше висели мешки с песком. Мешков, я не увидел. Горел только один фонарь.

Я посмотрел на Лейстрейда. Инспектор, потирая отбитое плечо, смотрел на отбойник влюбленными глазами.

— У этой штуки, просто конская отдача.

— Может быть, на лучше стоит, взять трофейные пушки?

— Сщаска. То не пушки, а много шуму, из ничего. В доме у Бромберга, с таким пушками, против нас четверо вышли. И что — много настреляли? То-то же, заметил Лейстрейд, и поворачиваясь к коту, сказал:

— Киса, скажи, а что у вас, еще интересное есть? Фонарики, например?

* * *


Фонарики были. Кот, показал нам, где лежат несколько люциферов, с большим отражателем, снабженные ремнями, для переноски на груди. Также нам были вручены римские свечи, магниевые бомбы, пороховые осветительные ракеты, карбидные шахтерские фонари, свечи и большой керосиновый примус, который кот отдал, с видимым сожалением. Он, также показал, как от поворота рычага на пульте, машина времени, превратилась в сверкающий топаз — из обводов колес, ударили яркие лучи, вмонтированных фонарей.

Похоже, что визит в будущее, довел Мориарти, до никтофобии. Хорошо, что в его теперешней обители свет не гасят, даже ночью. Еще, нам было выдан плащ, чтоб Уину не продуло, химическая грелка, чтоб она не простыла, бутылка легкого вина, чтоб снять шок, консервированные ананасы, на случай, если она проголодается, профессиональная аптечка, на случай её ранений, и ящик просроченных армейских пайков, на случай, если мы сами захотим поесть.

Из оружия, мы взяли вышеупомянутые отбойники, парочку велодогов, пояса с гранатами, и небольшой ранец, с набором юного сапера — связкой динамита, бикфордовым шнуром, и взрывмашиной. Сбоку, была приклеена написанная на плохом английском табличка «Дети, до 8 лет, могут играть, только под наблюдением взрослых». У меня, возникло сильное дежавю — мне показалось, что я снова в Афгане, вместе со своим корпусом, готовимся выйти против шейха Масуда.

Лейстрейд, же был счастлив, как ребенок в кулинарной лавке. Обвешанный гранатами, как рождественская елка, он помогал коту, подтягивать ремни, на поясе, с осветительными бомбами. Я в очередной раз вздохнул. Еще пару дней назад, я счастливо жил, без всего этого балагана. Лейстрейд, похоже получал от этого, какое — то, извращенное удовольствие.

— Тебе, Лейстрейд, в цирке надо выступать. С котом на пару.

— Ватсон, раньше сядем, раньше выйдем. Занимай место в кабриолете. С этими словами, Лейстрейд, подошел к машине времени. По общей развязности, я понял, что Лейстрейд, успел приложиться, к заветной флажечке. Впрочем, мои сослуживцы, частенько делали тоже самое, перед боем. Да чего греха таить, и после. И, зачастую, во время. И, я не видел, в этой традиции, ничего плохого. Если, конечно, знать меру, и не слишком, заплывать за буйки. Сам, я старался, в таких ситуациях, не пить, чтоб не терять ясность суждений. Да и сослуживцы, редко предлагали мне выпить, во избежание, медицинских ошибок.

Лейстрейд, тем временем, пытался засунуть ящик с боеприпасами, под сиденье. Было, слышно, как он костерит, технический гений профессора, в хвост и в гриву. А, главное, есть за что. Машина времени, собранная Мориарти, была вызывающе одноместной. Ну, а чего, мы хотели, от самовлюбленного единоличника? Он, создавал машину, по своему образу, и подобию. В длину один Мориарти, в высоту, один Мориарти., и соответственно, вместимость, один Мориарти. Я даже не представляю, как мы в неё влезем. И как из неё вылезем. Если влезем.

Я сел, на тесное, неудобное сиденье, и примерился, к рычагам, и педалям. Как следовало, из беглого инструктажа Мориарти, машина времени, по совместительству являлась, и машиной пространства. Функцию, эту, она выполняла вынужденно, с черепашьей скоростью., и улететь куда — то, на ней было проблематично. Просто, без этого, о самой мысли, о перемещениях, на сотни лет, можно было поставить крест.

Дело в том, что обычный город, растет не только в ширь, но и в верх. Это хорошо заметно, по первым этажам домов, постепенно, превращающихся, в подвалы. Так что, пролетев, вперед, на жалкую сотню лет, мы гарантированно окажемся, вкопанными по уши в землю.

Чтоб избежать этого, Мориарти заложил в машину времени, возможность, немного смещаться, по вертикали. За это, а также за повороты машины, вокруг своей оси, отвечали мелкие, неудобные рычаги, расположенные по бокам основного счетчика времени, в виде металлического цилиндра, в прорезь которого, были видны диски, с цифрами лет, тысячелетий, и эпох. Управление временным скачком, было выведено на педальки, с медными табличками — «газ» и «тормоз».

От отвлеченных размышлений, над особенностями конструкции машины времени, меня отвлек, садящийся мне на колени Лейстрейд. Умом, я конечно, понимал, что иного способа, разместиться в аппарате, у нас нету. Но все равно, чувствовал, себя, довольно неловко. Особенно потому, что Лейстрейд ворочался, утаптывая себе гнездышко поудобнее.

— Ватсон, я надеюсь, это у тебя, сигара в футляре выпирает?

— Угу. Вылазь, я переложу, раз тебе мешает.

— Да, нет. Все нормально. Просто я решил, что сильно тебе понравился.

— Идиот. Сиди смирно, мы стартуем.

С этими словами, я повернул ключ, включив двигатель машины. Система окружающих корпус колес, с легкой вибрацией, пришла в движение, заслонив мир, туманной пеленой, из мелькающих ободов. Выждав, положенные несколько секунд я втопил нагой педаль газа, и машина тут же провалилась вниз, оставаясь, при этом на месте.

Меня охватила минутная паника. Что-то подобное, испытываешь в лифе, когда он трогается вниз. Вот только сейчас, лифт, похоже, сорвался в шахту. Глаза, уверяли меня, что мы, стоим на месте, тогда как вестибулярный аппарат, уверял меня, что мы валимся в пропасть. Мышцы инстинктивно сжались, ожидая неминуемого падения.

Внезапно вспыхнул странный, мигающий свет. Оглядевшись по сторонам, я увидел, что стены вокзала Ватерлоо, расступились. Мы висели, под потолком огромного ангара, созданного, из стали и свинца. Внизу, с неуловимой, для человеческого глаза, мелькали блестящие поезда. Из мешанины, глаз, успевал выхватывать отдельные, элементы.

Вокзал, постоянно перестраивался, меняясь, с калейдоскопической быстротой. Внизу, появлялись, и исчезали киоски, вспыхивали огни. Внезапно, попали рельсы, и несколько секунд, вокзал стоял пустой. Потом, свет снова вспыхнул — но, здание, уже было не узнать. Пропали киоски и реклама. Стены, украсились зелеными полотнищами, появился помост.

Потом, на вокзал опять опустилась тьма, чтоб смениться уже дневным светом. Вокзал, лежал в руинах. Была необычно долгая зима, длящаяся, судя по хронометру, не меньше десятилетия, но постепенно, почерневший снег сошел, и привычная смена времен года, возобновилась. Парящая в воздухе машина, была окружена зданиями, необычной архитекторы, в которой, впрочем угадывались восточные мотивы. Город разрастался, становясь, все более хаотичным, чтоб исчезнуть, в яркой вспышке.

Посмотрев, на счетчик лет, я увидел, что мы пролетели, всего пару столетий. Так, до восемьсот две тысячи, семьсот первого года, мы будем сутки тащиться, подумал я, добавляя газу. Ядовито зеленая растительность, сменившая Лондон, моментально скрылась за серой пеленой. Мы могли видеть, только тени строений.

Посмотрев вверх, я вдруг среди полос, в которые превратились, пролетающие за доли секунды солнце, луна, и звезды, неподвижно висящие огоньки, нарушающее, все известные мне законы физики. От дальнейшего наблюдения, меня отвлекло дерганье Лейстрейда.

— Ты, что-то хочешь сказать?

— У меня спички не загораются.

— Ты тут что, курить собрался?

— Я всегда курю в путешествиях.

— Только, не на моих коленях. Тут воздуха — то, всего несколько галлонов. И ты его решил испортить?

Впрочем, невозмутимости Лейстрейда, можно было только позавидовать. Хотя, даже он, не смог бы насладиться сигарой, во время временного путешествия, Мориарти обмолвился, что вне времени, скорость химических реакций, падала практически до нуля.

Посмотрев, на счетчик, я быстро нажал педаль тормоза. Мерцание времен года, постепенно затихло, сменившись короткими, как у стробоскопа, вспышками дней. На расстоянии пары миль, виднелась громада Сфинкса, окруженная дрожащими деревьями, на которые мы смотрели с высоты третьего этажа.

Оглядевшись, я схватился, за рычаги, начав спускать вниз машину, слегка выжимая тормоз. Попасть, в конкретную дату, было много труднее, Мориартовых скачков «Галопом — по Европам». Мы едва достигли поверхности земли, как на табло, с щелчком, возникла нужная дата. Я полностью утопил педаль тормоза, останавливая машину. Окружающая нас оболочка из вращающихся ободов, останавливаясь, распалась на отдельные, сверкающие кольца. С остановкой вращения, на нас навалилась вернувшаяся тяжесть, и машина ухнул вниз, с высоты пары футов, принимая высокую траву.

Грядущее встретило нас, мелким дождем, из низко висящих туч.

Продолжение следует.