Богатырь Христофор
Александр Валентинович Амфитеатров


Святочная книжка (1902)









Алекса́ндр Валенти́нович Амфитеа́тров(14 [26] декабря 1862,Калуга —26 февраля1938,Леванто,Италия) — прозаик, публицист, фельетонист, литературный и театральный критик, драматург, автор сатирических стихотворений (псевдонимы Old Gentleman, Московский Фауст и др.).






Александръ Амфитеатровъ

(Old Gentleman)

Богатырь Христофоръ

(Амальфитанская легенда)





ОТЪ АВТОРА


Характеръ этой «Святочной Книжки» — случайный и сборный. Легенда о св. Христофорѣ записана лично мною въ Амальфи; приключенія двухъ сестеръ въ подземномъ Римѣ разсказаны мнѣ монахомъ-проводникомъ при катакомбахъ св. Каллиста; о Мурадѣ-разбойникѣ и по сейчасъ имѣется дѣло въ Эриванской судебной палатѣ. Изъ остальныхъ статей, — «Фламандскія легенды» и «Средневѣковыя Тѣни» обработаны мною по рѣдкому сборнику Берту; «Крестъ въ Галліи» — сокращеніе длинной католической повѣсти Делакруа, а статья «Ноэль» — такое же сокращеніе талантливой, но болтливой работы Амедея де-Понтье, который въ шестидесятыхъ годахъ издалъ монографію, весело и красиво разсказавшую французскому юношеству исторію и преданія національныхъ праздниковъ церковнаго года. Изслѣдованіе «Dies Natalis Solis Invicti», Рождество Непобѣдимаго Солнца, представляетъ собою главу изъ большого моего труда «Призраки Язычества». Отрывки изъ него я печаталъ въ «СПБ. Вѣдомостяхъ» подъ разными заголовками, а, года черезъ два, надѣюсь выпустить трудъ этотъ полностью въ отдѣльномъ изданіи. Я счелъ излишнимъ въ настоящемъ изданіи «для легкаго чтенія» обременять статью ссылками и примѣчаніями. Скажу лишь, что, помимо прямыхъ источниковъ, ближайшими пособіями мнѣ въ ней служили: Preller. Roümische Mythotogie. - Boissier. La Religion romaine d' Auguste aux Antonins. - Reville. La religion а Rome sous les Severes. — Робертсонъ, Виндишманъ, Фрикенъ и др. Разсказъ «Сыщикъ» былъ изданъ ранѣе, въ приспособленіи для народа, извѣстною фирмою «Посредникъ», нынѣ, къ сожалѣнію, прекратившею свою дѣятельность, и, въ томъ же видѣ, былъ перепечатанъ въ сборникѣ моемъ «Сонъ и Явь». Здѣсь я помѣщаю его въ первоначальной редакціи, какъ появился онъ когда-то въ тифлисскомь «Новомъ Обозрѣніи» Н. Я. Николадзе. «Врагъ» — этюдъ къ фантастическому роману «Жаръ-Цвѣтъ», печатавшемуся въ «Сѣверѣ».

Александръ Амфитеатровъ.

СПБ. 15 Ноября 1901 года.




Богатырь Христофоръ

(Амальфитанская легенда)


Когда Христофоръ явился на свѣтъ, онъ очень удивилъ собою и родителей своихъ, и повивальную бабку, и всѣхъ сосѣдей: никогда, еще не было видано такого огромнаго мальчика. Да и обжора-же онъ вышелъ! Материнскаго молока не хватало ему и на одну покормку. За день, онъ высасывалъ трехъ лучшихъ козъ деревни — до чиста! — и того было ему мало, и онъ ревѣлъ въ своей колыбели, ревѣлъ по цѣлымъ ночамъ о мучившемъ его голодѣ. да еще какимъ густымъ басомъ!

Родители Христофора были люди бѣдные.

— Объѣсть насъ этотъ мальчишка! — ужасался отецъ.

А мать вторила:

— Къ тому же онъ безобразно быстро ростетъ. Чего будетъ намъ стоить — одѣть и обуть его!..

Уже на первомъ мѣсяцѣ, Христофоръ. неловко потянувшись, разломалъ свою люльку. Пеленать его было одно горе: пошевелитъ плечами, и всѣ снурки и тесемки пополамъ.

Почему его назвали Христофоромъ? А вотъ почему. Деревня, гдѣ онъ родился, была языческая, и отецъ Христофора былъ язычникъ, притомъ не изъ мудрыхъ. Всѣ языческія дѣти назывались отъ земныхъ предметовъ — отъ камней, птицъ, звѣрей, насѣкомыхъ, растеніи. Но для Христофора отецъ этого не захотѣлъ.

— Такому необыкновенному малому нужно необыкновенное имя, — сказалъ онъ.

Вотъ сидитъ онъ на порогѣ своей хижины и раздумываетъ, какъ назвать сына. Въ это время деревнею проходилъ чужой человѣкъ — пѣшій путешественникъ. Язычнику вспало на умъ посовѣтоваться съ прохожимъ:

— Какъ онъ скажетъ, такъ и назову. Вѣдь случайныя-то имена — самыя счастливыя.

Прохожій — былъ онъ высокъ и прямъ, глаза свѣтились, какъ звѣзды, борода двоилась отъ строго сложенныхъ устъ, и на-двое расчесанные волосы падали на плечи — сказалъ язычнику:

— Назови сына Христофоромъ.

— Вотъ такъ имя! Я никогда не слыхалъ его. Что оно означаетъ?

Прохожій возразилъ:

— Ты скоро самъ поймешь его и предпочтешь всѣмъ другимъ.

— А какъ скоро?

— Когда въ этомъ краѣ свѣтъ замѣнитъ тьму.

Прохожій удалился, а язычникъ долго ломалъ голову надъ его загадкою.

— Какая же у насъ тьма? Развѣ есть край свѣтлѣе нашего? солнце теплѣе? небо ярче? море синѣе?

Такъ мальчикъ и сталъ Христофоромъ. Трудно было съ нимъ отцу-матери. Онъ выросъ такъ великъ, толстъ и силенъ, что пришлось выселить его изъ хижины подъ открытое небо. А то — хоть плачь: выпрямится, — и прошибетъ головою потолокъ; упрется рукою въ стѣну, — и отвалитъ цѣлый уголъ.

Отдали Христофора въ ремесло — къ каменьщику, мостить дорогу. И тутъ не годился! Что ни хватитъ молотомъ, то и молотъ въ дребезги, и камень въ порошокъ.

— Ты, Христофоръ, сильнѣе всѣхъ на свѣтѣ, - говорили ему товарищи. Онъ возражалъ:

— Этого не можетъ быть.

— Почему?

— Потому, что я очень простъ умомъ и, кто умнѣе меня, тотъ меня и сильнѣе. Но — ахъ, братцы! — если бы я зналъ, кто всѣхъ сильнѣе на свѣтѣ! Сейчасъ-бы поступилъ къ нему подъ начало — служить ему вѣрою и правдою до самой смерти.

Христофора всѣ очень любили, потому что добръ онъ былъ выше всякой мѣры. Но, по своей огромности и силѣ, онъ никакъ не могъ, чтобы не обидѣть кого-нибудь ненарокомъ, и не мало калѣкъ развелось, по его милости, между его сверстниками. При всей пріязни къ Христофору, сосѣди начали понукать его родителей:

— Надо сбыть куда-нибудь вашего великана. Онъ всѣхъ насъ тутъ переуродуетъ.

Впрочемъ, иной разъ Христофоръ приносилъ своимъ землякамъ и пользу, — тоже больше ненарокомъ. Пошли ребятишки на берегъ — швырять камушки въ море. И Христофоръ за ними. Понравилось ему, какъ камешки прыгаютъ съ волны на волну.

— Дай-ка, и я попробую!

Схватилъ каменную скалу, да-какъ махнетъ! Скала бухнула въ море за пять миль и — надо же быть такому счастью! — прямо на корабль морскаго разбойника Хайреддина Барбароссы, который плылъ, чтобы ограбить и полонить деревню Христофора.

Пираты канули ко дну. Выручила своихъ Христофорова сила [1 - Обычный анахронизмъ легендъ Неаполитанскаго края. Хайреддинъ Барбаросса нагналъ на средневѣковую Италію такого страха, что на Неаполитанскомъ и Салернскомъ побережьи имя его какъ имя полумифическаго злобнаго существа — вплетается въ легенды самыхъ разнообразныхъ эпохъ, начиная чуть не съ Тиверія и кончая чуть не Наполеономъ.]. Однажды Христофоръ спалъ на берегу, зарывшись въ согрѣтый солнцемъ морской песокъ. Вдругъ — кто-то толкъ его посохомъ. Проснулся онъ, видитъ: стоить надъ нимъ странникъ, высокъ и прямъ, глаза — какъ звѣзды, раздвоенная борода, на-двое расчесанные волосы.

— Что-же, другъ Христофоръ? — говоритъ странникъ. — Такъ-то, пожалуй, и нехорошо.

— Что нехорошо? — спросилъ Христофоръ, зѣвая.

— Да вотъ — что ты лежишь на боку и ничего не дѣлаешь.

— А что я буду дѣлать, когда ничего не умѣю? Кабы мнѣ кто приказалъ что, я радъ слушаться. А самъ ни на что не гораздъ.

— Когда-то ты, Христофоръ, сказалъ, что хотѣлъ бы служить тому, кто сильнѣе всѣхъ на свѣтѣ.

— Я и теперь хочу. Но гдѣ взять его, этого сильнаго?

— Разумѣется, лежа на боку, взять не откуда. А ты не лѣнись — ищи и найдешь.

Ушелъ странникъ. Христофоръ же размыслилъ:

— Невѣдомый человѣкъ этотъ научилъ меня умно. Неужели только и свѣта въ окнѣ, что нашъ уголокъ между горами и моремъ? Пойду-ка я — взгляну, какъ живутъ люди въ другихъ земляхъ.

И онъ сказалъ отцу и матери своимъ толстымъ голосомъ:

— Батюшка и матушка! Довольно я опивалъ и объѣдалъ васъ. Сослужите мнѣ послѣднюю службу: сшейте мнѣ хорошее платье и крѣпкіе сапоги, припасите желѣза, чтобы могъ я сковать себѣ острый мечъ, и благословите меня въ далекій путь. Я пойду искать того, кто сильнѣе всѣхъ на свѣтѣ.

Долго бродилъ Христофоръ по землѣ и, — какъ ноги у него были шагистыя, — забрелъ ужасно далеко: въ индѣйское царство.

Индѣйскій царь очень обрадовался, что пришелъ въ его столицу такой бравый великанъ.

— Я… говоритъ, какъ разъ тотъ самый человѣкъ, кого ты ищешь. Поступай ко мнѣ тѣлохранителемъ.

Христофоръ на это отвѣтилъ:

— Оно бы можно, да точно ли ты сильнѣе всѣхъ на свѣтѣ?

Индѣйскій царь даже разсмѣялся.

— Кто же сильнѣе меня? Мои владѣнія лежатъ отъ моря до моря, на востокъ и западъ земли. Въ войскѣ у меня милліонъ копіи. Когда мои лучники пускаютъ на вражью силу стрѣлы, то воздухъ меркнетъ, какъ подъ тучею. Хочешь заглянуть въ мои тюрьмы? Увидишь, сколько плѣнныхъ королей и принцевъ сидятъ въ нихъ на золотыхъ цѣпяхъ. А съ такимъ богатыремъ, какъ ты, я и весь свѣтъ завоюю, и всѣхъ другихъ владыкъ разсажу по тюрьмамъ.

— Ладно, согласился Христофоръ, — коли ты такой могучій, приказывай: буду слушаться.

Служитъ онъ у индѣйскаго царя и все воюетъ. Столько царствъ покорилъ, что для плѣнныхъ королей уже не хватило золотыхъ цѣпей. Стали ихъ ковать въ серебряныя, а потомъ и въ мѣдныя. Но однажды приказалъ индѣйскій царь Христофору идти воевать китайскаго царя. Христофоръ ушелъ. Тѣмъ временемъ, стакнулись между собою царь персидскій, царь армянскій, да царь эѳіопскій, нагрянули въ индѣйскую столицу и въ пухъ расколотили индѣйскаго царя… едва подоспѣлъ Христофоръ его выручить.

— Что-жъ ты оплошалъ? — сказалъ онъ индѣйскому царю. Хвасталъ, что сильнѣе всѣхъ на свѣтѣ, а тутъ и трусу отпраздновалъ? Скверно, братъ: неправдою живешь. Надулъ ты меня. Служа тебѣ, я понапрасну потерялъ трудъ и время. Прощай, не поминай лихомъ, а я пойду искать себѣ, другаго господина.

Шагаетъ Христофоръ по пустынѣ. На встрѣчу ему дьяволъ.

— Здорово, богатырь! Что? все ищешь, кто сильнѣе всѣхъ на свѣтѣ? Нечего тебѣ далеко ходить: я какъ разъ тотъ, кто тебѣ надобенъ.

Христофоръ усомнился.

— Можетъ, хвастаешь? Похвалялся мнѣ тоже одинъ такой-то и обманулъ: только и былъ силенъ, покуда я помогалъ ему, а, чуть я оставилъ его одного, сейчасъ и вздули его три царя — персидскій, эѳіопскій и армянскій.

— Нѣтъ, сказалъ дьяволъ, я не хвастаю. Я такъ силенъ, что противъ меня не могутъ бороться не только земные цари, но и сама природа. Хочешь, — изъ тихой погоды я сдѣлаю сейчасъ бурю?

— А ну!

Дьяволъ свистнулъ, и по пустынѣ заходилъ песчаный ураганъ. Зги не видать. Вѣтеръ воетъ, крутитъ тяжелые смерчи, небо стало мѣдное и слилось съ землею. Христофору это показалось было сперва любопытно, да вспомнилъ онъ, что въ степи не одни они съ дьяволомъ, а и караваны ходятъ, и кочевья раскинуты, и пожалѣлъ людей.

— Довольно! — запросилъ онъ, — а то много народа перепортишь. Вѣрю теперь, что ты всѣхъ сильнѣе. Но зачѣмъ ты такой скверный?

— Чѣмъ я скверный?

— Морда у тебя черная… рога, хвостъ, копыта… нехорошо!

— Ты ничего не понимаешь, а мнѣ безъ того нельзя. Можетъ быть, въ томъ-то и вся моя сила.

Очень не нравился Христофору дьяволъ, однако — «не давши слово, крѣпись, а давши слово, держись»: пошелъ служить къ тому, кто всѣхъ сильнѣе на свѣтѣ.

Ведутъ они съ дьяволомъ компанію и оба другъ другомъ недовольны. Дьяволъ злится, что, — какую мерзость людямъ ни прикажетъ онъ сдѣлать, — Христофоръ, по жалостливости и по добротѣ своей, непремѣнно испортитъ его затѣю. А Христофоръ попрекаетъ дьявола:

— Такой ты могучій, а ничего не хочешь дѣлать для другихъ, кромѣ самаго вреднаго!

— Дуракъ — озлобится дьяволъ, — въ томъ-то и есть сила, чтобы имѣть власть на всякое зло, какое задумалъ.

— Врядъ ли такъ: — споритъ Христофоръ, — потому что я чувствую по себѣ: будь я сильнѣе всѣхъ на свѣтѣ, ни за что бы никому не дѣлалъ зла, а всѣмъ одно добро.

Скитались они, скитались, — пришли въ страну христіанскую. Хлынулъ дождь — страшный ливень. А при дорогѣ — пещера, въ пещерѣ — часовня, въ часовнѣ — алтарь, на алтарѣ — крестъ. Христофоръ вошелъ въ пещеру и зоветъ нечистаго:

— Ступай сюда. Здѣсь сухо.

Дьяволъ мнется.

— Нѣтъ… зачѣмъ-же? Я ужъ лучше тутъ пережду.

— Гдѣ тамъ лучше, когда подъ дождемъ?… Право, иди.

А дьявола уже здорово промочило. И остановить дождя онъ не властенъ, потому что — страна христіанская. А Христофоръ все уговариваетъ его: иди, да иди въ часовню; что мокнуть на дождѣ? Долго отнѣкивался нечистый — наконецъ проговорился.

— Я бы и радъ войти, но вонъ этотъ крестъ меня не пускаетъ.

Христофоръ изумился.

— Какъ же такъ? Стало быть, онъ сильнѣе тебя?

— Не то, что сильнѣе, а… непріятенъ онъ мнѣ… тамъ, гдѣ онъ, я дышать не могу.

— Вотъ оно что; — сказалъ Христофоръ. Таковъ-то ты, братъ? Теперь я тебя раскусилъ: ты обманщикъ не хуже индѣйскаго царя… Не хочу больше тебѣ служить! Пошелъ прочь, пока не обломалъ тебѣ роги!

Остался Христофоръ одинъ въ пещерѣ. Въ скорости заходить въ часовню нищій и — тоже укрыться отъ дождя. Разговорились. Христофоръ разсказалъ нищему, какъ дьяволъ струсилъ креста.

— Мудренаго нѣту, — возразилъ нищій. Нечистая сила всегда бѣгаетъ отъ Распятія.

— Почему?

— Потому что на немъ изображенъ Іиcycъ Христосъ. побѣдитель всякаго зла. Отъ Него — все добро въ мipѣ.

— Вотъ это хорошо! Это по мнѣ! радостно воскликнулъ Христофоръ. Такого-то господина я и ищу для себя. Я хочу служить Христу — и никому больше. Укажи мнѣ, гдѣ Онъ живетъ: я пойду къ Нему.

— Ну, любезный, добраться до Него не легко: Онъ живетъ на небѣ.

— Я пойду на небо, сказалъ Христофоръ и зашагалъ на западъ — туда, гдѣ заходящее солнце пряталось за горизонтъ.

— Только бы добраться мнѣ до этой черты, а ужъ оттуда до неба рукою подать.

Но онъ шелъ день за днемъ, недѣлю за недѣлею, мѣсяцъ за мѣсяцемъ, и не могъ достигнуть завѣтной черты. Напротивъ, она все уходила отъ него какъ будто дальше и дальше. Но Христофоръ былъ терпѣливъ.

Съ тѣхъ поръ, какъ онъ освободился изъ-подъ злого вліянія дьявола, и владѣло имъ только его простое и кроткое сердце, Христофоръ желалъ одного добра и самъ не замѣчалъ, какъ сѣялъ благо на своемъ пути, проходя царство за царствомъ, городъ за городомъ. Онъ уничтожалъ разбойниковъ, великановъ, драконовъ, которыми тогда кишѣла земля. Въ Ломбардіи было озеро, распространявшее по окрестностямъ злую малярію. Христофоръ столкнулъ въ озеро ближнюю гору, озеро изсякло, болѣзнь прекратилась. Въ Испаніи богатырь зашвырнулъ въ море девятиголоваго змѣя, сто лѣтъ опустошавшаго округъ Кадикса. Благодарный народъ хотѣлъ избрать его королемъ. Прежній король самъ охотно слагалъ съ себя корону въ пользу освободителя своей страны отъ вѣкового врага. Христофоръ отказался.

— У меня слишкомъ мало ума, чтобы царствовать. Да и не царства ищу я, но труда и службы. Къ тому же, за что я стану обижать вонъ того старика въ золотой шапкѣ? И, наконецъ, главное: мнѣ некогда мѣшкать съ вами. Я ищу Христа и не могу успокоиться, пока не найду Его.

Растроганный король уговаривалъ Христофора.

— Полно, богатырь, ты бредишь. Мы всѣ тебя любимъ, — куда тебѣ идти отъ насъ? Живи съ нами, будь вторымъ по мнѣ въ королевствѣ и женись на моей старшей дочери. Прекраснѣе ея нѣтъ принцессы подъ солнцемъ.

Христофоръ возразилъ:

— Ужъ на такіе-то пустяки у меня и вовсе нѣтъ времени!

Путешествуя, онъ завернулъ въ Амальфи, на побывку къ родителямъ. Мать Христофора — уже древняя старушка — вскорѣ умерла. Богатырь оплакалъ ее и похоронилъ, а, чтобы люди не забыли, гдѣ лежитъ его мать, набралъ въ сапогъ земли и высыпалъ на могилу. Такъ выросла гора св. Христофора, сквозь которую теперь прорыта галлерея, чтобы соединить Амальфи съ дорогою на Прайано и Позитано. Затѣмъ онъ простился съ отцемъ.

— На кого ты покидаешь меня, сынъ? упрекнулъ старикъ.

— Вѣруй въ Христа, отецъ, въ Того, Кого я ищу, чтобы служить Ему, и тебѣ не будетъ худо.

— Кто твой Христосъ? Гдѣ Онъ живетъ?

Христофоръ разсказалъ все, что самъ слыхалъ о земной жизни и страданіяхъ Спасителя, какъ Онъ умеръ отъ людей за людей и воскресъ на третій день, какъ Онъ снова придетъ въ міръ, чтобы судить живыхъ и мертвыхъ. Старый язычникъ воскликнулъ:

— Я хочу въ Него вѣровать, я буду вѣровать! И теперь я знаю, почему прохожій велѣлъ мнѣ назвать тебя Христофоромъ. Ты принесъ намъ свѣтъ Христовъ, и передъ свѣтомъ этимъ таетъ наша языческая тьма.

По горамъ, по лѣсамъ, черезъ озера и рѣки, Христофоръ зашагалъ на сѣверъ — и дошагалъ до великой рѣки Рейна въ далекой Германіи. Попались ему на пути паломники, изъ Франціи въ Палестину. Жалуются, что на рѣкѣ Рейнѣ, если идти прямикомъ, страшная стремнина, а обходъ стремнины — на три дня пѣшаго пути.

— Неужели нѣтъ ни парома, ни лодки? — спросилъ Христофоръ.

— Нѣту. Теченіе не позволяетъ. Рѣка стремится здѣсь къ водопаду, и невозможно обуздать ея силу.

— Это мы увидимъ, сказалъ Христофоръ и перенесъ паломниковъ черезъ Рейнъ на рукахъ.

Паломники пошли своею дорогою, а Христофоръ остался у Рейна, гадая, куда теперь направить путь? Откуда ни возьмись, предъ нимъ — старый знакомый, странникъ съ звѣздными очами, съ раздвоенною бородою, съ длинными волосами по плечамъ.

— Оставайся здѣсь, приказалъ онъ, и держи въ этомъ мѣстѣ переправу. Неистовая рѣка дѣлаетъ много вреда людямъ. Обуздай ея злость, сдѣлай ее изъ общаго врага слугою всѣмъ. Этимъ ты угодишь Христу, котораго ты любишь.

— Все это прекрасно, сказалъ Христофоръ, и я очень радъ тебѣ повиноваться. Мнѣ пріятно сдѣлать что-нибудь угодное Христу: быть можетъ, тогда Онъ охотнѣе приметъ меня къ себѣ въ услуженіе. Но гдѣ же, наконецъ, Христосъ? Когда я увижу Его?

— Развѣ ты усталъ искать? — строго спросилъ странникъ.

— Ну, вотъ что вздумалъ! Только бы знать, что найду, а искать я радъ хоть до могилы! Главное: мнѣ досадно, что я теряю время, когда такъ хочется служить Ему!

Странникъ улыбнулся; глаза его засіяли.

— Ты найдешь Христа, Христофоръ, — сказалъ онъ. Когда наступить часъ, Онъ самъ придетъ къ тебѣ, чтобы ввести тебя въ домъ Свой…

Христофоръ поселился у Рейна, въ пещерѣ. Онъ не гонялся за удобствами. Постелью ему служила выбоина въ скалѣ, одѣяломъ — рогожа.

Молва о кроткомъ великанѣ-перевозчикѣ быстро облетѣла окрестности. Старую дорогу въ обходъ оставили всѣ пѣшеходы — стали править путь напрямикъ. Работы привалило Христофору — конца краю нѣтъ. То и дѣло кричатъ то съ праваго, то съ лѣваго берега:

— Эй, богатырь! Перевоза!

И Христофоръ, опираясь на вѣковую сосну, что вырубилъ онъ себѣ на посохъ въ прибрежномъ бору, бредетъ чрезъ буйныя волны, неся прохожаго на широкихъ плечахъ. Въ самыхъ глубокихъ мѣстахъ вода хватала ему лишь по поясъ.

Когда не было пѣшеходовъ, Христофоръ рылся въ рѣчномъ руслѣ, очищая дно отъ подводныхъ скалъ, корягъ, затонувшихъ барокъ. Онъ заваливалъ омуты, ставилъ вѣхи у водоворотовъ. Либо копалъ каналъ, которымъ собирался перемѣнить теченіе рѣки — въ обводъ водопада.

Трудами Христофора нагромоздились на берегахъ Рейна цѣлыя горы. Онѣ видны и по сейчасъ. Люди любуются ихъ величіемъ и настроили на нихъ красивыхъ замковъ.

Мало по малу Христофоръ смирилъ рѣку. Водопадъ сталъ простымъ перекатомъ. Теченіе плавно пошло по судоходному фарватеру. Люди перестали бояться побѣжденной стремнины. Легкіе челноки смѣло скользили по Рейну въ томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ еще недавно только и было надежды на переправу, что могучія плечи великана Христофора. Работы у богатыря убавилось. И вовремя: за неустаннымъ трудомъ, онъ и самъ не замѣтилъ, какъ длинная рыжая борода его и золотые кудри сдѣлались бѣлѣе снѣга. Встрѣчая свое отраженіе въ зеркалѣ Рейна, Христофоръ усмѣхался:

— Ишь какой я дѣдъ! Должно, не мало мнѣ годовъ… Этакъ, пожалуй, и смерть не за горами.

Смерти онъ не боялся, но тревожился мыслью: вдругъ — умрешь, не видавъ Христа? вдругъ — не успѣешь послужить Ему своею богатырскою силою?…

На дворѣ стояла осень. Bыпала холодная ненастная ночь. На Рейнѣ разгулялась волновая погода. Христофоръ крѣпко спалъ подъ своими рогожами.

— Христофоръ! Христофоръ! — услышалъ онъ сквозь сонъ. Онъ привыкъ, чтобы его будили среди ночи, — вскочилъ на ноги, взялъ фонарь и посохъ и вышелъ на рѣку. Но ту сторону Рейна чуть мерцало свѣтлое пятнышко.

— Христофоръ! Христофоръ!

Когда богатырь переправился черезъ рѣку, онъ очень удивился. И было чему: на берегу ждалъ его малютка-мальчикъ. Онъ былъ босикомъ, въ бѣлой сорочкѣ и держалъ въ рукѣ золотое яблоко.

— Благослови Христосъ тебя, дитя! воскликнулъ изумленный великанъ, — откуда ты? кто бросилъ тебя здѣсь въ такую бурную ночь?

Малютка ничего не отвѣтилъ, лишь показалъ знакомъ, чтобы Христофоръ перенесъ его за рѣку. Добродушный силачъ подставилъ спину и… въ первый разъ въ жизни закряхтѣлъ отъ натуги: такая страшная тяжесть легла на его плечи.

— Что со мною? устыдился богатырь, — мнѣ трудно поднять дитя, которое въ пору няньчить любой бабѣ?

Собравъ свою силу, онъ одолѣлъ тягу и шагнулъ въ рѣку. Воды въ Рейнѣ тѣмъ часомъ очень прибыло, и Христофоръ погрузъ по самыя плечи. Ребенокъ сидѣлъ на хребтѣ богатыря въ важномъ и спокойномъ молчаніи.

Христофоръ выбивался изъ силъ подъ непонятною тяжестью ноши: точно весь міръ навалился на него. Онъ задыхался, обливался потомъ, жилы на лбу надулись, какъ веревки, готовыя лопнуть отъ напряженія. Нѣсколько разъ онъ близокъ былъ упасть на колѣни: ноги его гнулись и вязли въ илѣ и пескѣ. Наконецъ, онъ — чего никогда не бывало прежде — оступился; волна опрокинула его, хлынула ему въ ротъ и носъ, душила, не давала подняться.

— Христосъ! Пусть я пропаду — спаси невиннаго младенца! — подумалъ Христофоръ, крѣпко прижимая къ себѣ ножку дитяти.

И въ тотъ-же мигъ снова былъ на ногахъ, а ноша показалась ему теперь много легче.

Молчаливый младенецъ отверзъ уста и произнесъ:

— Помнишь ли ты свой грѣхъ, когда, служа индѣйскому царю, ты убилъ многія тысячи людей, раззорилъ и обездолилъ многія семьи?

— Помню… но откуда ты знаешь? — удивился Христофоръ.

— Сейчасъ — за то, что, въ смертномъ страхѣ, ты подумалъ обо мнѣ, - этотъ грѣхъ тебѣ простился.

Снова оступился Христофоръ, снова сталъ тонуть, снова заплакалъ онъ къ Христу:

— Пожалѣй дитя, которое несу я на плечахъ!

Когда Христофоръ оправился, ноша показалась ему легче перышка. А младенецъ сказалъ:

— Помнишь ли ты свой грѣхъ, когда обманулъ тебя дьяволъ, и ты покорился ему и сталъ творить его злую волю?

— Помню, дитя.

— Сейчасъ — за то, что, утопая, ты думалъ не о себѣ, но обо мнѣ — этотъ грѣхъ тебѣ простился.

Такъ добрались они до середины Рейна, — и тутъ младенецъ внезапно сошелъ съ плечъ Христофора и пятнышкомъ свѣтлаго тумана побѣжалъ предъ нимъ по водамъ вверхъ по теченію рѣки….

— Христофоръ! Иди за мною, Христофоръ! — звенѣлъ издали его серебряный зовъ.

Богатырь понялъ, что надъ нимъ свершается чудо и благоговѣйно отдался во власть ему.

Онъ шелъ за пятнышкомъ и удивлялся, что рѣка, вмѣсто обычнаго теченія, начала подниматься подъ его ногами струистою полосою свѣтло-зеленаго свѣта. Влага отвердѣла. Онъ ступалъ по ней, какъ по горному хрусталю, и она звенѣла подъ его ногами сотнями стеклянныхъ колокольчиковъ. Впереди синѣло. Что? море или небо? — Христофоръ не успѣлъ разобрать, какъ уже утонулъ въ бирюзовой пучинѣ — живой, трепещущей, населенной милліонами свѣтлыхъ образовъ. Они колыхались въ волнахъ дрожащихъ лучей, не похожихъ ни на лучи солнца, ни на лунные… Мелькали прекрасныя лица, сіяли задумчивые глаза, вѣяли радужныя одежды, вспыхивали огненныя крылья, сверкали короткими молніями золотые мечи… И вся жизнь этого таинственнаго воздушнаго океана свѣта и образовъ сливалась въ торжественномъ грохотѣ, звучавшемъ, какъ пѣснь побѣды — пѣснь, выросшая въ общемъ ликованіи дивнаго царства, до величія громовыхъ раскатовъ, до рева морскихъ валовъ у подножія первозданной скалы. Христофоромъ овладѣло радостное предчувствіе.

— Я у Христа! думалъ онъ, — такъ хорошо можетъ быть только у Христа!

И незримая сила поставила его предъ сверкающимъ престоломъ Того, Кого любилъ и искалъ онъ такъ страстно, такъ долго. И онъ довѣрчиво протянулъ Ему свою крѣпкую волосатую руку и сказалъ:

— Это ты, Господи? Я нашелъ Тебя, наконецъ. А я — богатырь Христофоръ, пришелъ служить Тебѣ, потому что Ты сильнѣе всѣхъ на свѣтѣ.

Но Господь сказалъ:

— О, Христофоръ! Какой службы еще ты хочешь? Ты служилъ мнѣ — самъ того не зная — всю свою жизнь. Каждый день твой былъ подвигомъ во имя Мое. И такъ могучи были вѣра и любовь твоя ко Мнѣ, что, когда Я возложилъ на твои плечи Себя самого и весь міръ, съ грѣхами его, коего Я Искупитель, — ты не погибъ подъ тяжестью, но вынесъ Меня изъ водной пучины… Велика твоя служба и велико будетъ воздаяніе. Теперь-же поздно тебѣ служить Мнѣ, потому что ты умеръ. Войди въ Мой домъ и сядь съ нами не слугою, но гостемъ званнымъ и избраннымъ!

Такова легенда о св. Христофорѣ. По крайней мѣрѣ, такъ разсказываютъ ее амальфитанскіе монахи, и такъ изображена она на грубой фрескѣ подъ навѣсомъ голой скалы Санъ-Кристофано… Простодушный сѣдой богатырь несетъ на плечахъ Младенца Христа черезъ бушующій потокъ… А вблизи ревутъ, бросаясь съ горы въ голубой Салернскій заливъ, живые каскады. Кричатъ орлы, плещетъ море, дышетъ благоуханіями лимонъ, качаютъ головами стройныя пиніи, граціозно обдумываютъ свои печальныя элегіи темные кипарисы…




1901


notes



Примечания





1


Обычный анахронизмъ легендъ Неаполитанскаго края. Хайреддинъ Барбаросса нагналъ на средневѣковую Италію такого страха, что на Неаполитанскомъ и Салернскомъ побережьи имя его какъ имя полумифическаго злобнаго существа — вплетается въ легенды самыхъ разнообразныхъ эпохъ, начиная чуть не съ Тиверія и кончая чуть не Наполеономъ.