Золото для Агаты
Александра Юрьевна Орлова


Отец тиран, мать следователь, вроде и любят друг друга и ругаются постоянно, потому что взгляды разные. Дома не пойми что, в академии тяжело, все достало! А тут еще новый анатом! Стом говорит, лютый, надо учить… если бы знала, что будет потом…


Алнксандра Орлова

Золото для Агаты


Герои:


Агата Соколова — студентка седа, влюблена в Золотко.

Леонид Тимофеевич Соколов — отец Агаты, политик, вредина.

Галина Камышова — мачеха Агаты, глава следственного комитета, рассудительная. мама Агаты.

Михаил Золотко — о значении имени рекомендую посмотреть соответствующий сайт.

Полина Андреевна Паркова — подруга Агаты (Пэнси).

Белла Викторовна Бронзович- подруга Агаты (Блез).

Борис Борисович Гибкий — друг семьи Соколовых, будет роман с Полиной.

Алена Красавкина — Некрасова


Глава 1. Новый семестр


Все-таки я учусь в самом сумасшедшем месте города! Нет, я серьезно. У нормальных людей после зимней сессии есть вполне определенные, скомпонованные каникулы. Как проходил мой отдых, лучше не вспоминать. Отпахав практику в качестве поломойки (официально это называлось «помощник младшего медицинского персонала»), я готовилась к началу учебы. На три дня! Потом должна быть неделя каникул и опять учеба. Почему нельзя отдохнуть неделю, как люди, а ни как студенты-медики? Впрочем, аргумент исчерпывающий. Половина моих друзей с радостью хохочут над моим универом. Пока всякие там экономисты, юристы и даже, я просто обалдела — химики — с радостью проводят время с приятелями в клубах, я старательно заучиваю латинские названия мышц и связок, химические формулы в пол листа и много гуманитарной ерунды, которая мне точно никогда не пригодится. Что ж, знакомьтесь — это мед! А я его типичный, а может и атипичный, обитатель.

Странный день понедельник. По крайней мере, я проснулась не половину шестого, как это делала последние две недели. Тогда моя жизнь состояла из сна в маршрутке, шестичасовой уборки неврологического отделения и заваливания домой голодной и вновь не выспавшейся. Кажется, вечный голод, сонливость, лень и раздражительность стали моими вечными спутниками. Превращаюсь в ворчливую бабку, в восемнадцать-то лет! А потом я удивляюсь, почему врачи в поликлиниках такие злые и вредные. 6 лет меда сказываются. Я выключила телефон и перевернулась на живот. Да ну эту историю, да ну вообще этот гуманитарный день! Плюсом к лекции шли две психологии и английский. Вот уж последний точно не заставит меня нестись в академию на семи ветрах!

— Агата!

Ну, отлично, папа проснулся. Сейчас начнется воспитательная работа.

— Живо поднимайся!

— Ага. — простонала я, решив, когда он уйдет, поглубже запрятаться под одеяло. Однако отец был уже знаком с моими маленькими женскими хитростями и просто стащил с меня одеяло.

Посчитав до десяти, чтобы не заорать на весь дом, как я люблю учебу и свою семью, я встала. Минут через двадцать уже сидела за столом на кухне. Отец читал газету, мама уткнулась в очередное дело. Я налила себе кофе и стала поедать бутерброды с колбасой.

— Гастрит заработаешь. — Мама на секунду оторвалась от дела. — Ты же будущий врач!

— Я настоящий студент! Не хочешь, чтобы я ела бутерброды, зачем делаешь?

Вопрос попал в точку: мама замолчала и вернулась к чтению. Она подпирала ладонью треугольный подбородок, с тупым углом у вершины. Она мне нравилась: каштановые волосы, собраны в элегантную прическу, а недавно мама сделала челку и помолодела лет на десять. Серо-голубые глаза с длинными ресницами, пронзительным взглядом профессионального следователя. И орлиный нос. Я нередко видела маму в деле, на работе в допросной, она смотрелась там вполне органично. Ее голос мог принимать все тона, от сожалеюще-доброго до ужасающе-разозленного. Хотя злиться открыто она себе не позволяла — эмоции нужно держать под контролем. Сегодня она была одета в голубую рубашку в полоску, черные брюки и такую же жилетку. От нее я получила любовь к деловому стилю. Вот и сейчас меня дожидался классический черный костюм — пиджак и юбка, а также розовая рубашка.

— Мне пора! Удачи в академии! — Мама сложила дело в сумку, кажется, ей скоро понадобится чемодан на колесиках, и поспешила на выход.

— Если поторопишься, я тебя довезу. — Отец в два глотка осушил чашку кофе.

Если вам показалась странной мама, то отец ничуть не лучше! Я редко видела его улыбающимся пустяку, он скорее ухмылялся своим мыслям. Вечно занятой и серьезный. С зализанными назад черными волосами, темными глазами, волевым лицом с правильными, чуть резковатыми чертами. В строгом костюме пепельного цвета. Что сказать — типичный политик! Мэр города. Я всеми силами скрывала свое происхождение. Авторитет папаши служил только лишним давлением. Я старалась о нем не упоминать. Без понятия, кто такой! Не знаю не слышала, политикой вообще не интересуюсь… только если отпираться уже было бесполезно. Благо, никто в моей биографии особо не копался. И правильно, жизнь она полосатая, нечего искать на черном фоне мои темные поступки, а на белом — светлые, все равно не разглядите. А, если решите все перевернуть, то и анализ будет извращенным. К сожалению, иногда меня все-таки ловили журналисты, особенно в людным местах. А так я старалась не светиться. Папины вечные приемы для меня скорее испытания на прочность терпения, а оно очень быстро выветривается.

На машину я все-таки успела. Так как мы ехали в главный корпус, папа без всяких пререканий меня отвозил, а вот завтра предстояла увлекательнейшая поездка в дыру, в далекий морфологический корпус. Даже думать об этом не хочется!

Приехали. Вот все опять смотрят на машину. Да, «Ламборджини», да, фиолетовый! И что? Теперь стоять у входа и пялиться? Я вышла, быстро попрощавшись с отцом:

— Агата! — Я повернулась, закидывая тяжелую сумку на плечо. Что ему опять надо? — Веди себя примерно, помни кто ты.

— Ага. — Со скучающим видом ответила я, уже постукивая каблуком зимнего сапога по льду — мне ужасно хотелось скрыться.

— А если бы тебя звали Алевтина, ты на все бы отвечала «Але»?

Я машинально кивнула, привычка говорить «Ага» появилась сама собой лет пять назад, так и засела. Мне было комфортно говорить это бесполезное бессмысленное слово, оно помогало сделать вид, что я слушаю отца, и не давать ему надежду, что слушаю внимательно и вникаю в его слова. Мы были слишком разные.

— Я побежала, а то на лекцию опоздаю.

Я действительно рванула к корпусу, и более менее успокоилась только тогда, когда яркое пятно скрылось со стоянки академии.

Вот она моя любимая и одновременно страстно ненавидимая. Академия была для меня мечтой летом и геморроем осенью и зимой. Я сдала в гардероб пуховик и по большой лестнице поднялась в просторный холл. А вот и одногруппники и друзья, уже ждут меня здесь. Староста сидел хмурым. Правильно, ехать далеко, долго и по утренним пробкам. Я уселась рядом и улыбнулась.

— А, это ты. — Особого интереса он ко мне никогда не испытывал, но мои вечные нападки его развлекали не хуже телевизора и рыбалки. Пока никого не было, мы мило, даже не разу не сказав друг другу ничего обидного, пообщались. Потом появились мои подруги.

Одна из них — Полина, высокая стройная девочка с точным черным каре и челкой, пухлыми губами и правильной формы острым подбородком. Она любила лоск и сегодня была в кружевном платье, в ботильонах на высоких каблуках и с маленькой сумкой. Для меня всегда оставалось загадкой, где она носит учебники. Несмотря на видимый гламур и шик, Полина была простой милой девушкой, естественно, только для тех, кто хорошо ее знал. Если бы вы увидели ее впервые, наверняка подумали бы, что Поля заносчивая, гордая и самодостаточная. С чужими да, но не со мной. Полина нравилась мне своими точными мыслями. Она всегда могла четко анализировать происходящее и давать дельные советы.

Мы над чем-то смеялись, устроившись в лекционке, ожидая историю медицины. Историю России у нас вел почтенный профессор, ужасно любящий говорить на тему коммунизма и его последствий. Мне это даже нравилось, его можно было слушать долго, совершенно забыв о теме занятия. Правда, после первого семестра у меня осталось горькое послевкусие отечественной истории. Профессор решил над нами пошутить и неправильно выбрал объект шутки — меня. Я в тот день как раз завалила коллоквиум по физике и была не настроение выслушивать бред. Моя бурная реакция привела его в замешательство. Надеюсь, он не будет вести у нас семинары, только читать лекции…

Какого же было наше удивление, когда в дверях появилась девушка, высокая, миловидная — его дочь, работающая с ним на кафедре. Решил оставить нас ей. Я не особо расстроилась.

— Где Белла? — Тихо спросила я, пока историчка произносила ознакомительную речь, тоже содержавшую немало информации о коммунизме. Наверное, семейное.

— А то ты не знаешь. — Ухмыльнулась Полина. — Она хоть раз приходила вовремя?

— Бывало. — Пожала плечами я, рисуя в тетради завитки.

Мне так хотелось чего-то сильного, какого-нибудь эмоционального толчка, заставившего бы меня взбодриться. Я устала за практику не меньше, чем за учебный семестр.

Полина оказалась права. Запыхавшаяся Белла проскользнула в аудиторию на перерыве. Усевшись рядом с нами, она в первую очередь попросила старосту ее не отмечать и принялась наводить красоту. Белла — светло-рыжая, веселая, обидчивая и красивая девушка. С зелено-голубыми глазами и вечным выражением раздражения на миловидном лице. Мы любили на пару жаловаться на вредную академию. Теперь, когда все были в сборе, день действительно начался. Странно, что аудитория была заполнена больше, чем на половину. Историчку это удивило, в конце концов три лишних дня учебы… вот именно, что лишних!

Неплохой была психология, с английского нас отпустили — обожаю нашу англичанку! Поняв, что максимум на что мы способно, это периодически кивать на ее слова, она махнула на нас рукой.

Дома, естественно, отец высказал мне свое недовольство. Он считал английский важным предметом и вообще настаивал на моем поступлении на международные отношения, но поскольку я засыпала на гуманитарных предметах, да и часто спорила, ему пришлось уступить. Лучше учить химию, толку будет больше.

Поездка в дальнюю даль на анатомию, гистологию и биологию меня совсем не радовала. А когда мы с одногруппницей — девушкой со сказочным именем Василиса — добрались туда к девяти утра и узнали, что первой пары у нас нет… лично я готова была разнести весь морфологический корпус. Он был маленьким, трехэтажным. На первом этаже находился буфет и кафедра топографической анатомии. На втором — нормальная анатомия человека, между вторым и третьим — лекционка, и третий этаж вмещал в себя кафедру гистологии. Биология располагалась метров через двести в другом корпусе. Наверняка жители близ лежащих домов уже успели насмотреться на курсирующие туда-сюда потоки студентов.

Мы успели покушать в буфете, обсудить много важного. Наш анатом грозился отдать нас другому, он не успевал, или мы ему просто надоели. Меня причина не волновала, главное — факт. Об этом расскажу подробнее, эта ерунда мне все карты спутала! Наш анатом — почтенного вида старичок, закрывший седьмой десяток лет, с красным лицом, любящий напитки на основе этанола, пошлые анекдоты и нашу Василису, ничего нам не объяснял толком. На его парах мы совершенствовали свои знания в этимологии ругательств и всяких смешных историй. Зато спрашивать он мог долго, упорно и избирательно гадственно. Мышцы мы сдали ему чисто случайно. Нас напугали страшным дядькой Золотухиным — завом кафедры. По отзывам стоматологов (он вел большей частью у них), все они по мнению преподавателя глупые дети, чудом попавшие в мед, им нужно учиться на поваров в колледжах. Придется учить. На тот момент я даже представить не могла, что для меня лучше: пинать балду или хорошо знать анатомию. Второе конечно здорово, но ведь придется напрягаться… что ж, морально я готовилась услышать пару нелестных предложений в свой адрес и усесться за учебники.

Кафедра была полна народу — экзамены у второго курса никто не отменял. И, кажется, все наши преподы сидели там. К нам зашла наша лекторша — потрясающего ума женщина. Как оказалось, именно она должна была вести у нас анатомию, а потом они с мужем (да, этот странный мужик-анекдотчик был ее мужем!) перепутали группы. Как я мечтала о ней! И сказала, что Михаил Иванович (Золотухин, то есть) на экзамене, и сегодня мы просто посидим. Кто-нибудь придет и объяснит нам тему.

— Мы останемся живы! — Улыбнулась Полина, скидывая учебник в сумку.

— Он реально такой лютый? — У Полины одноклассница училась на стоме.

— Никто колок с первого раза не сдавал. Пришли, завалили, выслушали, какие они тупые и ушли учить заново.

— Да он прямо милашка! — С легким страхом отозвалась я, представляя, как бегаю по дому и крушу все подряд из-за долбанной анатомии.

«Кто-нибудь» к нам действительно зашел. Милая женщина лет тридцати с темными волосами и стрижкой лесенка, с чуть узкими глазами. Когда девушка открыла рот и начала рассказывать тему, мы затаили дыхание. Настолько четко и точно она говорила, ей самой доставляла удовольствие ее работа. Почему у нас не может вести она? Потрясающая, молодая, наверняка, сама недавно выпустилась и еще помнит, кто такие студенты и чем они обычно занимаются вместо учебы.

— В общем, все, что я рассказала, прочитать и выучить. — Она посмотрела на часы. — Ладно, зайки, не буду вас задерживать, уже итак пять минут перерыва у вас украла.

Я смотрела на нее почти влюбленными глазами. Правда? Уже перерыв? Не надо, я хочу еще! Мы быстро собрались и вышли из комнаты.

— Она классная! — Быстро заметила Белла.

— Офигительная! — Не сдержалась я, бросив провожающий взгляд на стройную фигурку в белом халате. — Была бы у нас она… она вообще ведет?

— Без понятия!

Среда ничем особым не ознаменовалась, разве что… лекция по анатомии, которую, как я уже говорила, читала жена нашего анатома — Елена Игоревна. Строгая, но справедливая, она чем-то напоминала мне маму. Четкая, но умеющая пошутить. Темноволосая, почти кудрявая, с карими глазами и вздернутым носиком. Мне она внушала только симпатию, она заменяла у нас своего необязательного мужа. Видимо, вышла замуж студенткой, потому что было ей не больше пятидесяти. А, что меня больше всего веселило на этих лекциях — так это присутствие отца. Он мог бросить любые свои дела и приехать в глухомань, чтобы послушать неинтересную ему анатомию, а потом высказать смущающейся Елене Игоревне свое восхищение. Поначалу она с подозрением отнеслась к его визитам, как и я, а потом привыкла. У них даже какая-то дружба завязалась. Я старалась не вникать, меня это не касалось напрямую. Однако присутствие отца раздражало. Вот и в этот раз после окончания лекции я увидела его рядом с анатомшей, уже вовсю улыбающейся. Я остановилась и фыркнула.

— Опять? — Поняла мое настроение Поля.

— Ты посмотри на него! Дон Жуан, блин!

— Агат, не лезь, опять обеспечишь себе скандал. — Девочки были правы, но меня переполняли эмоции. Так, я спокойна и не буду орать при Елене Игоревне…

— Что же за жизнь без скандалов?

Я направилась к парочке и самой ядовитой улыбкой наградила папашу.

— Привет. Есть хоть одна пара, на которой ты меня не контролируешь?

— Все. — Неохотно отозвался он и вернулся к разговору с Кравчук. — Прошу прощения, моя дочь, последнее время излишне эмоциональна, нужно бы записать ее к психотерапевту.

— Девочка наверняка просто устала! — С нежной улыбкой ответила Елена Игоревна. Я быстро улыбнулась в ответ и, почти зашипев, ушла.

Вечер, как и предполагалось, ознаменовался взрывом на вулкане и его извержением. Папа попросил меня зайти к нему в кабинет. Это у обычных людей квартира — это пара комнат, соединенные коридором и включающая в себя сан узел. У нас это несколько собранных квартир в два этажа. Папа любит все эффектное. Я бывала в его кабинете несколько чаще, чем хотела (примерно сто необходимых раз на один желанный). Он сидел за столом, сцепив пальцы между собой.

— Агата, на людях нужно вести себя сдержанно и прилично.

— Я буду вести себя сдержанно и прилично, когда ты оставишь меня в покое!

— Я не ущемляю твоей свободы.

— Расскажи это Кравчук.

Уголок его губ дернулся вверх:

— Знакомства нужно иметь везде, а если у тебя будут проблемы со сдачей экзамена?

— По-твоему, я не в состоянии сдать анатомию? — Я постепенно повышала голос.

— С твоим образом жизни, успех уже быть в состоянии ее выучить.

— Ты бы поменьше грузил меня, я бы училась.

— Я желаю тебе добра!

— Ага! Слушай, сделай одолжение, не появляйся в моей академии!

— Это мое дело. — Он даже голоса не повышал, просто выжидающе смотрел на меня закипающую.

— Да? Тогда я сваливаю. У меня есть планы на ночь.

— Нет. У тебя завтра пары.

— Фиг с ними! — Я развернулась к двери.

— Агата, вернись! — Он поднялся на ноги.

— Ага, сейчас!

— Если ты переступишь порог, можешь ночевать, где хочешь.

— О, ты отпускаешь? Пасиб!

— Все каникулы дома, взаперти!

— Отстань!

Плюнув на все, я залетела в комнату, переоделась, собрала все на следующий день в академии и полетела к Беллке, она обещала крутую тусу. Вялая ссора с банальным концом. Я всегда сваливала, когда отец доводил меня.

— Агата! — Мама выпрыгнула за мной. — Ты куда?

— Пока!

— Леня! Она опять ушла!..

Я знала, что сейчас начнется очередной скандал, на этот раз на почве моего ухода. Плевать! Я перестану трепать их нервы, когда они наконец-то пожалеют мои. То есть, если вспомнить моего отца, никогда.


Глава 2. Врага нужно знать в лицо!


— Я просто ненавижу своего отца! — Сказала я, ударяя кулаком по барной стойке и отправляя в горло очередную порцию обжигающей серебряной текилы.

— Да брось, Агат! Он у тебя старых взглядов. — Белла с удовольствием поедала вишенку из коктейля, делала она это деловито медленно, вот уже минут десять, бросая по сторонам полные страсти взгляды в надежде призвать какого-нибудь самца.

Я выдрала из ее блестящих помадой губ вишенку и выкинула ее за стойку, меня все это шоу раздражало.

— Что творишь?!

— Достала! — Прошипела я, продолжая напиваться.

Папашка у меня действительно старых взглядов. Только не во всем. Некоторые его представления чересчур современные. Я бы с удовольствием обошлась без подробностей. Он ретиво интересуется моей личной жизнью, особенно самой интересной ее стороной. Это, кстати, еще один любимый повод для громогласных скандалов. Интересно, если бы он мог следить за мной везде, он бы вовсе бросил работу?

Мы с Беллой сидели в темном месте с яркими и бьющими по глазам лучами подсветки. Играла громкая отвратительная музыка. Вот еще одна папина навязанность — я с трудом воспринимаю современные клубные песни. Он сделал все, чтобы я любила классику. Что ж, ему это удалось. Правда, порой я слушала «бумы и бамы» просто назло ему.

Так и прошла ночь, в клубе среди алкоголя, запаха табака и дыма, загорелых мужчинок, считающих себя Аполлонами и отключенными сознаниями девочек-блондинок. Меня раздражало все. Когда Белла склеила какого-то странного, хотя вполне внешне симпатичного типа, я очень тактично, без насилия, отшила его приятеля. Парочка на ночь поехали к парню, а я не придумала ничего лучше, как завалиться к Полине. Домой меня все равно не пустят. А если мама и пустит, то папа устроит очередное шоу: я ведь пьяная и наверняка пахну табаком и развратом. Полинина мама спала, а Полина, увидев меня на пороге, готова была оторвать мне голову. Впрочем, прогонять не стала и уложила у себя. Я почти не спала. Утром Парковы накормили меня завтраком, законно удивившись самому моему присутствию. Я поблагодарила их, мы с Полиной стали собираться на пары.

— Ты ведь все проспишь!

— Точно, уверена, латынь слаще колыбельной.

Маршрутка меня укачала. Я действительно проспала все пары. Повезло — гистологию перенесли на субботу. Расставались мы неохотно, я просто рассказала Поле о вчерашнем уходе из дома.

— Он серьезно про каникулы дома?

— Да кто ж его знает! Мне сейчас вообще по барабану! Я спать хочу.

— А то по тебе не видно! Круги под цвет кофточки! — Они наверняка сочетались с моей фиолетовой водолазкой. Я отмахнулась.

Папы дома не было. Мамы тоже. Как же хорошо, когда они работают… я бросила сумку на пол и отпнула ее в дальний угол. Кроватка… завалившись прямо так в одежде, я отрубилась. Проснулась только к вечеру и лишь тогда затеяла весь утвержденный человечеством туалет. Папа вернулся как раз вовремя. Я сидела за компом, обвернутая в пару полотенец.

— Вернулась! И сразу к ящику! На твоем месте я бы уже учил уроки. И не надеялся выйти из комнаты дальше туалета.

А я бы на его месте заткнулась и пожалела несчастную дочь, иронией судьбы загнанную в медицинскую академию. Ему ни за что не понять моей усталости. Отсталый узкопрофильный гуманитарий! Часов в одиннадцать вечера досталось и от мамы. Она мягко высказала мне свои претензии.

— Тебе всего…

— Восемнадцать? — Удивилась я, пытаясь напомнить о своем совершеннолетии и законной возможности делать то, что я хочу.

Мама выдохнула. Ей не нравилось мое поведение, но она никогда не кричала на меня, не наказывала и не заставляла перетруждаться.

— Пойми, пока ты здесь, нужно вести себя чуть… терпимее к отцу.

— Мне всегда было интересно, как ты его терпишь? Хотя ты-то видишь его не больше двух часов в день!

— Агата, — мамин тон несколько похолодел, — я не всегда одобряю методы воспитания твоего отца. Он по характеру человек не простой. Однако тебе тоже периодически стоит задумываться, прежде чем крушить все подряд. Есть такое понятие как «компромисс». А вы, подобно двум баранам на мосту, не можете разойтись вот уже который год!

Я замолчала. Что-то в груди потянуло меня в грусть. Кажется, это называется совесть. Как она это делает? Мне почти мгновенно расхотелось кричать. Я выдохнула и осторожно улыбнулась маме.

— Я постараюсь. — Она ответила улыбкой в ответ и взяла меня за руку.

— Мне кажется, тебе нужен мальчик, ты бы стала поспокойней…

— Не! — Я покачала головой. — Я не могу найти времени на себя, а ты пытаешься привязать ко мне кого-то еще!

— Плохо, если тебе так показалось. — Она поднялась на ноги.

Так мы и закончили…

Отец сдержал свое обещание. Всю неделю каникул я просидела дома. Благо, ему не пришла в голову идея отключить интернет. Хотя интерактивное общение все равно не живое, оно быстро надоедало. Я слонялась по дому и с тоски начала учить анатомию. В конце концов, задали нам немало, а этот Золотухин мог действительно оказаться тем еще монстром! К воспоминаниям о монстрах… их нужно знать в лицо! Спасибо большое нету и группе нашей дорогой академии, там можно прочитать все, что захочется. Хочешь — смотришь фотки преподов и читаешь отзывы студентов, хочешь — читаешь конспекты старшекурсников. Опций и возможностей много. Я размяла пальцы и стала искать кафедру анатомии. Вот наш Наумыч, дедок-шутник, в шапке-ушанке, сфотографированный скрытой камерой на телефон студента. Вот его милая жена, как всегда в халате и шапочке на фоне учебника. Я смотрела подписи под фотографиями, выискивая нужную. Нашла! «Заведующий кафедры нормальной анатомии человека, Золотухин М. И.» гласила подпись. Я вгляделась в фотографию.

На меня смотрел приличного вида и возраста дедок с овальным лицом и округлым подбородком. Хитроватые темные глаза закрывали большие очки. Лоб прорезало несколько глубоких морщин. Черные с проседью волосы разделялись пробором над внешним углом глаза. Он чуть улыбался, тонкие губы словно созданы для усмешек. Простой костюм, галстук. Ничего особенного. Но какое-то волнение он определенно вызывал. Представляю, какая тишина у него на парах. Кажется, я его видела однажды в коридоре… я попыталась напрячь память, но она отказалась выдавать мне хоть какую-то информацию. В академии сотня преподов, не всех же мне запоминать! Если честно, я почти никого не знаю по имени и отчеству. Только нашу кураторшу, Кравчук и… наверное, все. Хотя нет! Еще Наумыча! Ну, этого тяжело не запомнить.

Дни проходили однотипно. Я уже готова была выпрыгнуть в окно прямо в снег. Учила, сидела в интернете, говорила по телефону, костерила отца. Он определенно издевался! Причем каждый вечер тактично напоминал мне причину моего ареста. Я бы еще раз так сделала с удовольствием! Ушла бы и осталась жить у Полины. Она как-то попыталась зайти ко мне, так папа честно заявил ей, что подруга наказана и до начала семестра не выйдет на улицу. Профукала отдых… скоро начнется очередная череда пыточных недель. Я уже мысленно искала выходные: в феврале — день защитника отечества, в марте — восьмое. Апрель! Что ты делаешь, почему в тебе нет праздников?! Я же умру за четыре недели! Май радовал — там недели копания в грядках. У меня нет огорода, поэтому я буду гулять и ничего не делать. Как часто человеку деятельному хочется просто посидеть, забыв обо всем. Как все-таки классно порой бездельничать! Правда, сейчас я бы променяла свое безделье на кучу важных и неотложных дел, чтобы хоть как-то разбавить свою никчемную жизнь. Она теперь помещалась между учебниками и интернетом. Как, наверное, скучно никого не иметь… был бы у меня парень, он бы украл меня, как кавказскую невесту. Я уже представляла, как я сажусь за ним на мотоцикл, и мы мчимся прочь от этого дома. Куда? Неважно! Главное, подальше. Не видеть этого солидного дядьку в костюме, называющего себя моим отцом. Интересно, мне от него хоть что-нибудь досталось??

Оставался день. Чуть-чуть продержаться. Не дрейфь, Агата, все получится! Я посмотрела на себя в зеркало и сжала в пальцах холодный кулон. Я никогда его не снимала. Мне подарили его при рождении, когда было выбрано имя. Он был моим талисманом и покровителем. Ярко-синий камень со светлой полосой и отверстием посередине. Вверху была маленькая серебряная бабочка красивого плетения. Она словно села на яркий самоцвет, перепутав его с цветком. Я носила его на шее. Он приносил мне удачу и давал сил. Я коснулась губами камня и шепнула ему: «Мы справимся!».

Просиди я так еще недельку, можно было бы вызывать экипаж психиатрической — я бы начала разговаривать сама с собой. В этом доме абсолютно не с кем поговорить! Отец занят политическими делами, а мать — юридическими. О миндалинах языка им слушать некогда. Я слонялась по дому, смотрела в окна и ворчала, что как только меня выпустят, я весь день проведу вне дома. Пускай в академии, но не здесь!

Послышался шум в коридоре. Сначала я не обратила на это внимание, в этом доме люди редко приходят, чаще они уходят. Это то, что вижу я. Раздался голос, и я стала напрягать слух. Это были не родители, они никогда не говорят так громко и четко. Соседка. Человек! В необитаемой молчаливой квартире появился человек! Подобрав атрофирующиеся мышцы, я понеслась к дверям и чуть не впечаталась носом в гостью. Это была наша соседка сверху: полнокровная женщина с седеющими волосами и красочной палитрой эмоций. Она жестикулировала руками, что-то рассказывая маме. Я вежливо улыбнулась, на что получила ответную улыбку и форменный вопрос:

— Как учеба?

— Нормально.

Я с удовольствием вникала в рецепты булочек, сплетни и прочую ерунду. Это отвлекало меня, доказывало, что внешний мир без меня не рухнул. Он существует! В нем еще есть люди! Вскоре я перестала разбирать слова и, жмурясь, как кот, наслаждалась чужим голосом. Кусочек свободы залетел в мою тюрьму!

— … Валерия Георгиевна меня научила!

— Это какая? — Сморщила брови мама.

— Золотухина! Она столько всяких вещичек знает…

— О, у меня теперь анатомию будет вести Золотухин! — Я вцепилась в знакомое слово и поспешила встрять в разговор. Голос немного хрипел от долгого молчания.

— В меде? А, так это ее муж! Валерия Георгиевна всегда им гордилась. Говорит, он идеальный. А сама она английский преподает в моей школе… — затараторила соседка. Я мгновенно очнулась от легкой дремы. Болтун — находка для студента! Лишняя информация мне не помешает, мало ли, когда она может пригодиться. — … дочка его, кажется, там же у вас училась, она этот… ну в трупах копается…

— Судмедэксперт. — Подсказала мама.

— Да, точно! А сам он вроде стоматолог, не помню точно…

— Жестко ведет? — уточнила я.

— Не знаю, надо у Валерии Георгиевны спросить. Ой, ну ладно, Галь, я побежала, а то моя там натворит бед!

— Беги! — Улыбнулась мама, закрывая за ней дверь. Затем она повернулась ко мне и оценивающе-довольно оглядела.

— Что? — Не поняла я.

— Сразу видно — дочка следователя! Все выведала! Лучше бы с таким рвением учила.

— Начинается! — Я закатила глаза и поплелась к себе в комнату.

* * *


Академия! Я почти пулей вылетела утром из дома, так пробка из шампанского в новогоднюю ночь не вылетает. Вот он мраморный холл, поприветствовавший меня своей площадью и пахнущим кофе и свежей выпечкой воздухом. Я сдала верхнюю одежду в гардероб и подошла к зеркалу. Темные волосы немного встали дыбом от шапки, я сдула со лба челку и пригладила бардак. Серо-голубые глаза казались ярче в сочетании с моим камнем, он по-прежнему был спокоен и холоден, заражая меня своим спокойствием. Я легко поправила пальцем подводку и ухмыльнулась. Вздернутый носик, пухлые губы и острый, как мой характер, подбородок.

Я была в синем платье и на каблуках. Со спины ко мне подошла Полинка.

— Любуешься?

— А есть чем?

— Ты вон у блондинчика спроси, который на тебя минуты три неотрывно смотрит. Точнее на твою…

— Без подробностей! — Я повернулась, ловя взгляд долговязого паренька с толстым учебником в руках и улыбнулась. Он чуть не выронил учебник.

Мы с Полинкой покатились со смеху. Признаться, как любая девушка, я любила стрелять глазами и ловить на себе восхищенные взгляды. Еще в школе доводила флирт до автоматизма. Только мои кавалеры долго не жили. Не встречала я сильных чувств. Или они сами сбегали, познакомившись с моими женскими слабостями — периодическими истериками.

— Что-нибудь новенькое сегодня?

— БХ! — Подруга полезла в сумку за халатом.

— Косяк… — проворчала я. — Надеюсь, с первой лекции меня не турнут? А впрочем, так даже лучше будет!

Мы просидели психологию и отпахали мучительную физкультуру. Ненавижу лыжи! Я ленива до безобразия, когда дело касается добровольно-принудительной деятельности. После двух километров лыжни лекция была не в радость. Мы устроились на первом ряду, обмахиваясь тетрадями, я пыталась распутать пучки волос. Но эта идея мне быстро надоела.

Биохимик меня удивил. Я его не представляла себе вообще. Но если бы представляла, то мой вариант был бы очень далек от истины. Слегка кудрявый русый мужчинка (по-другому просто сказать нельзя!) с вечно улыбающимися глазами, обегающими аудиторию десять раз в секунду. Так же быстро он и разговаривал, хотя слушать его было интересно. Пока он не начал отпускать язвительные шуточки в сторону студентов.

К перерыву я прибывала в полнейшем шоке. Биохимик стал уникумом в моей коллекции преподов. Я немного его побаивалась. Манера преподавания лично мне доказывала только то, что у него явно есть проблемы, решение которых в ближайшие планы на жизнь у него не входит, вот он и сливает их на студентов. Он груб, язвителен и саркастичен. Не хватало еще, чтобы он вел у нас практику! Когда все мысли и претензии были четко сформулированы, я повернулась к Полине в надежде их озвучить, но они с Беллой меня опередили.

— Правда, он классный?

— Что? — Чуть не подавилась от удивления я.

— Он такой забавный, — подруга кокетливо закрутила локон на палец. — Я бы с ним дополнительно позанималась!

— Фу! — Не сдержалась я. — А мне он не понравился! — Я изобразила судорогу омерзения.

— Ничего ты не понимаешь в мужиках!

— Да куда уж мне!

После перерыва мелкие подколы продолжились. Два потока с открытыми ртами наблюдали за манерой преподавания активного дяденьки. У него явно быстрый метаболизм! Нам на первом ряду доставалось больше всего, он постоянно что-то спрашивал, требовал быстрого и четкого ответа. Одним словом — Разумов! Последней каплей моего терпения стала вот эта сцена.

На доске была нарисована заряженная аминокислота, и нужно было определить, к какому заряду она поплывет в поле постоянного тока. К слову, она была отрицательной. Разумов подбежал (другого слова не подберешь!) к пацану и потребовал ответ.

— К катоду! — С перепугу ляпнул мальчик.

— Ты что гомосексуалист что ли?

— Почему? — Еще больше перепугался мальчишка.

— А чего у тебя минус к минусу плывет?

Поток валялся по всем рядам. А биохимик продолжал свои нападки. Откуда во мне взялось дурацкое желание кого-то защищать? Все просто: я не хочу, чтобы он так же уделал меня. Странный тип.

Хотя впечатление он определенно произвел — девочки (большинство!) пищали от восторга. Толи у меня извращенный вкус, толи девочки по определению любят плохих дяденек — не знаю. Меня он на подвиги явно не вдохновлял. Я подумывала почитать о нем в группе. Информация — вот что ценно, поверьте дочке следователя.

Внизу мы встретили подругу Полины со стома. Она что-то рассказывала ей. Полинка еще случайно про анатома заикнулась. Подруга чуть не подавилась. Она замолчала, из нее что-то рвалось наружу. Потом не выдержала и захохотала на весь коридор.

— Что?

— Мда, повезло вам. — Она покачала головой. — У нас никто колки с первого раза не сдавал. Мы приходили, заваливались и уходили учить на второй раз. Я же говорила! Правда, сначала выслушивали, какие мы глупые, и что нам нужно было в пищевой техникум идти. Ничего, побегаете, повоете. — Улыбнулась она. — У вас когда аната?

— В субботу.

— Удачи! — Она с реальным сочувствием погладила Полину по плечу.

Мы немного постояли в молчании, каждый про себя продумывал дальнейшую стратегию действий. Лично я собиралась сесть учить. Давно пора этим заняться. Может, я хоть теперь буду знать анатомию…

— По крайней мере, он не называет нас дебилятами!

— Откуда ты знаешь? И не трогай биохимика! Оставь его нам!

— Если я его оставлю, вы его на сувениры порвете… впрочем, забирайте, скучать не буду.

Белла как-то особо радостно и сладко улыбнулась.

— А он у нас практику будет вести!

— Что?! Отлично! Золотухина мало, теперь еще вот это! Ну что я сделала?! — Крикнула я своему отражению и прикусила губу.

Супер начался семестр!


Глава 3. Суббота


А какой потрясающей была суббота! Поначалу, увидев расписание, я подумала, что это неудачная шутка. Нет, оказалось не шутка. Хотелось взять кишку, которую мы будем проходить в этом семестре и перекинуть ее через люстру, а потом повиснуть на ней. Интересно, выдержит?..

Составителей расписания просили не делать несколько вещей: 1. Не ставить физкультуру посреди учебного дня и тем более перед лекцией (просила кафедра химии) и 2. не ставить в один день биохимию и физику. Как вы думаете, насколько слово «не надо» похоже на слово «пожалуйста»? Именно так наше бюро расписаний и поступило. Фра была помещена именно перед химией второй парой, а с Бэхи (биохимии) начиналось пятничное утро, сопровождающееся физикой. Это поначалу мы не оценили уровень опасности. Когда я первый раз вернулась домой и посмотрела, что выучить нужно около полусотни страниц по одному предмету и примерно столько же (плюс минус двадцатка) по второму, челюсть разорвала сустав и стукнула по ковру. Как мило…

Моя одногруппница спрашивала, что задали по бэхе, я ответила, что семьдесят страниц. Ответ пришел примерно такой, каждая строчка — новое сообщение:


«Нет…

Ты врешь…

Блин…

Засада…

Печалька»


Но это еще не конец! Самым загруженным днем оказалась суббота! Вот уж, какой день вообще не хотелось. Начинался он с восьми утра на камчатке — здравствуй морфологический корпус! Вставать приходилось полшестого утра. Гистология, анатомия и, я требую барабанную дробь, свободная пара для полуторачасовой поездки в переполненной маршрутке до главного корпуса на историю медицины. Спасибо хоть, что не на биохимию! Так бы был обязательный повод напиться: схлопотал два — пьешь с горя, прожил день тихо — с радости. Зато мы ехали в пустой маршрутке. Видимо, психов, желающих покататься в половину седьмого утра в субботу мало. Я успела немного подремать. Сон в подобной ситуации весьма забавен. Потихоньку голова падает на грудь, меня даже громкая музыка в наушниках не спасает, сознание отключается. А потом что-то внутри выталкивает тебя наружу, применяя нечто более действенное, чем сила Архимеда. Сердце ударяется в горло, и вот ты уже как дурак крутишь головой, часто моргая и пытаясь понять, не проехал ли ты свою остановку. Убедившись, что за затянутыми льдом окнами еще мелькают сельские домики и пустоши, засыпаешь поновой. И так несколько раз, пока не мелькнет ДК, а затем и остановка академии. К корпусам еще идти через заброшки. На улице темно. Райончик криминальный. Обожаю.

Гистология мне в целом понравилась. Нашим преподом стала очень милая женщина со светлыми волосами до подбородка и ясным взглядом. Она могла без подготовки точно ответить на любой вопрос, несмотря на возраст (не больше тридцати пяти) предмет знала хорошо и умела доносить его до студентов. Она слегка улыбалась нам, но понять до конца, усмехается преподша ответам в плохом или хорошем смысле, было сложно. Впрочем, меня это не особо трогало. Она была мне симпатична. И мы опять рисовали. Биология, гиста, нам обещали еще и пат анатомию. Надо было художку заканчивать. Хотя базовые навыки рисования я имела. Особенно на гистологии меня увлекала идея механического экзамена. Может, стоит напрячься? Интересно, что победит, моя лень или нежелание сдавать экзамен?

Далее шла анатомия. Мы с удовольствием угорали, совершенно забыв о приличиях, и почти проспали приход препода. Когда он зашел, я чуть не свалилась со стула от неожиданности и поспешила натянуть на непослушную челку шапку. Те, кто оказались менее проворными, сразу схлопотали замечание.

— Почему не по форме? — Голос у него был несколько гнусавым, весьма своеобразным и запоминающимся. — Садитесь.

Так уж получилось, что я вновь сидела ближе всех к преподу. Люблю быть в курсе событий. Пока Золотухин просматривал журнал, я присматривалась к нему. Неужели, это тот самый дедок с фотографии? Этот выглядел моложе и, наверное, строже. Столько же морщин, но нет очков, сосредоточенный взгляд. Что-то бежевое в ухе, я прикусила губу — слуховой аппарат. Белый халат, шапочка стояком (по-другому не сказать!), темные с проседью волосы выглядывают на висках и затылке. Он отметил отсутствующих и стал читать технику безопасности. Таков порядок.

— Если будем препарировать, и вы решите упасть в обморок, отдайте сначала скальпель соседу.

Группа потихоньку начинала шуршать, переговариваться и улыбаться.

— Шапочки носить всем. Формалин токсичен. Лучше всего его впитывает шерсть. Особенно та, что у вас на голове. — Уголок тонких губ изогнулся в улыбке. — Так, теперь вы оставите мне свои автографы.

Мы подходили и расписывались. Потом Золотухин попросил дежурных выловить в большой кастрюле сагиттальный распил головы (вертикально по носу). Это было нечто нереальное… он не спрашивал нас, а просто еще раз объяснил нам тему, все показывая на препарате.

— Это красная кайма губ, девочки ее еще краской красят. Что не знаете какой? Помада называется!

Он потрясающе рассказывал, все четко, точно, без воды, но с забавными шуточками. Заметив рисунки на руках Семы, он и это не смог оставить без внимания:

— Блатной что ли?

Сема с улыбкой пожал плечами.

— Любите, когда на вас рисуют? — Он заглянул в журнал и, к моему удивлению, правильно назвал имя, — Семен Сергеевич. Что ж, тогда готовьте свою переднюю стенку живота, будем рисовать пищеварительную систему. Масляные краски взять? Нет, они вонять будут… ладно, фломастеры возьмем!

Он продолжил объяснять, чуть улыбаясь. Я уже открыла рот в немом восторге, улыбаясь всей измученной душой. Он обожал после пары емких анатомических фраз произносить «Ясно?» или «Понятно?». Получив наши кивки, продолжал дальше.

Я просидела до перерыва с глупой улыбочкой. Когда Золотухин покинул комнату и скрылся в своем кабинете, мы с девчонками вышли в коридор. Первой нарушила тишину я, выдав слово, почему-то первое пришедшее мне на ум еще на паре:

— Очаровашка!

— Точно! — Очередная порция глупых улыбочек.

Понравился он, похоже, не только нам, половина группы с блестящими от восторга глазами говорили «Лапочка», «Пуся» и тому подобные милые пустячки. Белле все равно больше нравился биохимик. По крайней мере, шутки Золотухина были добрыми и необидными.

— Он еще нас не спрашивал.

— Переживем. — Уверенно сказала я. — Есть смысл учить.

Вторая половина пары прошла ничуть не хуже. Он что-то говорил о кружке по препарированию. Мол, кто заинтересуется, пусть подойдет. В принципе, возможность резать меня привлекала. Я впервые выходила из корпуса с улыбкой на все лицо. Меня даже противная история четвертой парой не пугала.

Очередная поездка в жестяной банке, полной кильки. Около часа мы сидели в фойе главного корпуса. Я даже затрудняюсь сказать, на каком оно этаже. Получается, вход расположен в низине, а холл чуть выше, выходя окнами на маленькую березовую рощу. Я порой с какой-то неопределенной тоской смотрю туда, замечая людей, таких разных и, порой пустых.

Наш староста решил развлечь группу. Он докапывался до девочки, недавно подкрасившейся в рыжий, и на деревенский манер называл ее «огневолосой». Мы хохотали, скатываясь со стульев и держась за животы. Завтра не встану со смеха! Давненько жизнь не давала мне возможности улыбнуться.

Зачетная неделя обернулась настоящим адом, особенно постарался папочка. Вместо поддержки я получила вечные моральные удары по своему безделью. Он даже сказал, что купит мне все заказанное, если я сдам сессию. Теперь я обладатель новенькой зеркальной камеры. С моим папой можно договориться. Я делаю то, что хочет он, а взамен получаю брюлики, технику и прочую ерунду. Чаще прошу книги. Они не предают, не обижают, не доводят…

Нас пугали сменой преподавателя. Его действительно сменили. Я чуть не рыкнула от возмущения. Мы первая группа! Над нами нельзя так издеваться! Это была девушка лет двадцати пяти-двадцати семи. С черными волосами с острым каре, как у Полины, длинным лицом и большими глазами. С несколько подростковой манерой говорить. Меня немного это раздражало. Мы в компании сами общались на слэнге, но семейный отпечаток остался. Отец учил меня говорить красиво и четко, выпуская ненужные междометия и слова-паразиты. Порой, они проскакивали, как у всех. Однако я старалась. Я благодарна отцу за такое воспитание, хотя свободы можно было бы давать и побольше. Девушка оказалась на редкость приставучей. Вникала во все до деталей, которых мы в принципе не могли знать. Нельзя же погружаться в такие дебри, не вылезешь потом! История для врача вообще сомнительный предмет, даже если она изучает развитие медицины. Я потихоньку позевывала. Меня не очень волновали пещерные люди, умевшие вытаскивать стрелы из ран и изгонять демонов. В общем, мне не понравилось. Хоть я и получила пять.

Когда мы вышли из кабинета по прошествии пары, Белла повисла на доске для объявлений:

— Мы на свободе!

— Своеобразная пытка. — Полина на ходу красила губы. — Очень жестоко.

— Экономика была хуже! — Меня передергивало от одной мысли об экономике. Каждый семинар одни и те же слова и никакого смысла. — Папа хотел, чтобы я учила ее углубленно.

— Гуманитарии! — Полинка закручивала флакончик с блеском. — Нам их не понять.

— Это им нас не понять! Они в терминологии запутаются! — Белла уже распрямилась и теперь наглаживала свой черный комбинезон от воображаемых складок.

Мы засмеялись и, обнявшись, пошли вниз к гардеробу. Если бы увидели нас в первый раз, наверняка приняли бы за студенток-глупышек, занимающих места на престижном факультете. На самом деле, обе при желании хорошо соображали и могли выдавать потрясающие вещи. Поля уже точно собиралась идти на нейрохирурга и с ума сходила от черепа, нервов и мозга. Когда мы проходили практику в неврологии, она чуть ли не пищала от удовольствия. С Беллой было сложнее, она думала, но на терапевта определенно бы не пошла. Она любила интересную и разнообразную работу. Такую как в реанимации, травме или экстренной хирургии. Я тоже подумывала о неврологии. Практика неплохо повлияла на это желание: менингиты, энцефалиты, так интересно и трудно! Еще мне нравится пульмонология. Пневмонии и бронхиты.

— Агат… — Белла смотрела на меня с улыбкой кота из Шрека. Если бы от меня зависел ее зачет, я бы еще поняла…

— Чего тебе, опухоль моей совести?

— Расскажи сказку!

«Сказками» Белла называла накатывающее на меня эротическое вдохновение. Я могла увидеть симпатичного дяденьку и накатать неприличную историю на тему «если бы мы…». Белла обожала их слушать или читать. Она закрывала глаза и с блаженным видом представляла услышанное. А порой и идейки подкидывала. В такие моменты я осознавала, что ее фантазия куда богаче моей. Что ж, мне есть чему учиться.

— Только не здесь!

— В нете скинь! — Канючила Беллка.

— Не хочу. — Поморщилась я. — О ком писать-то?

— О биохимике напиши!

— Фу! — Девочки захохотали, поймав на себе любопытные взгляды одногруппников.

— Он подходит к тебе и приглашает сдать лабу…

— Замолчи! — Я закрыла уши руками и на каблуках рванула через коридор.

Девчонки не страдали приступами доброты и любили издеваться надо мной, даже больше, чем клубы и шоппинг.

Домой я вернулась только около пяти. Итого, около десяти часов вне дома. Я сбросила тяжелую сумку с плеч и собиралась слить на кого-нибудь в доме все накопившиеся за день впечатления. Дома определенно кто-то был. Я уже собиралась крикнуть и набрала в грудь побольше воздуха…

— Прекрати ее терроризировать! Она еще подросток, естественно, ей наплевать на учебу!

— Именно это меня и беспокоит! Я не против гулянок, но ведь она предпочитает эти сельские кабачки!

— Ты не исправим!

— Жаклин, — отец иногда называл маму на французский манер, как и она его. Странные привычки не менее странных людей, — она уже имеет статус…

— А ты маразм! — Не выдержала мама и вышла в коридор. — Агата, ты уже вернулась? Кушать хочешь?

— Не буду вам мешать. — Спокойно ответила я, забирая свой чемодан и поднимаясь себе в комнату.

Что за привычка спорить по поводу и без?! Они даже банальную тему типа цвета занавесок не могут пройти спокойно, вечно скандалят, а потом удивляются, в кого я такая! Наверное, в соседа! Его не видно и не слышно. Я с силой ударила кулаком по кровати. Надеюсь, моя собственная судьба будет тихой гаванью. Я усмехнулась этой мысли. Отец говорил, что мужчины будут вешаться от моего характера. Они сбегали, было дело. Но ведь у меня получалось понравиться. Я умею быть обаятельной, если хочу. Еще один плюс отцовского воспитания.

Чтобы отвлечься от трений этой странной парочки — всегда считала брак дурным: скользкий политик и честный следователь — включила комп и стала листать анатомический атлас. Зашла в группу академии, когда сосочки языка стали мелькать перед глазами, как снежинки зимой. Вот о Наумыче: «Зачетный дед, пришел на экзамен по гисте и приседал на уши преподу, пока мы списывали!». Ну, над этим грех не посмеяться! Я стала листать дальше и наткнулась на фотографию молодого Золотухина. А очки все те же… хотя, по-моему, сейчас он посолиднее выглядит. Открыла комментарии, было их много. Хм, да здесь хвалебный роман можно писать! Студенты на него молиться готовы! Я усмехнулась, не удивительно. Спрашивает строго, заставляет без перчаток ковыряться в препаратах, однако компенсирует все непревзойденным педагогическим талантом и шикарным чувством юмора. Поразили фразы типа «Мои руки еще помнят тепло холодных трупов» — студентка. И сам Иваныч: «Суй палец в ушко! Суй, говорю!». Далее шла очередная порция благодарностей и прозвище — Золото.

«За глаза называли ЗОЛОТОЙ, и это не только из-за фамилии».

Во мне вдруг зашевелилось странное желание. Если раньше я гнала его прочь, то теперь оно стало нестерпимым. Я не могу больше держаться! Я выключила комп и уселась на диван с учебником по анатомии. Заглянувший в комнату папа (он периодически нарушал целостность моего личного пространства и вламывался ко мне, хорошо, с моментами не угадывал) так и остался стоять на пороге.

— Тебя что завалили? С чего такое рвение, я тебя месяца три с книжкой не видел?

— Есть преподы-зануды, а есть — коварные искусители.

— Да? Надо бы ему от администрации премию выписать. Он заставил мою дочь учиться!

Так как ругаться в этот раз было не о чем, папа покинул мою комнату достаточно быстро. Убедившись, что он ушел, я показала двери неприличный жест. Сразу понятно, насколько у нас нежные и доверительные отношения. Впрочем, это ничуть не отвлекло меня от изучения слюнных желез. Может, я даже экзамен сдам на пять! Раскатала губу, лежит она теперь там, и топчутся по ней студенты-медики.

Воображение пустилось в пляс. Вот она я с мехами по гисте и бэхе, сдаю анатомию, и моя стипендия мгновенно увеличивается, а как подлетает авторитет, и все это я сделала сама, без папы. Энергия сама стала усиленно пробираться в мозг, рождая желание трудиться. Я сверну горы в таком настроении и пару шей, если они попадутся мне на пути и не захотят убежать с криками «не давите нас!». В общем, не хочу лениться, хочу учиться!


Глава 4. Академские будни


Желание учиться как-то само собой перетекло во вполне позитивный настрой, и я занялась поисками подарка отцу на день защитника отечества. Не знаю, что уж он там защищает, разве свои интересы от избирателей. Именно так, я не оговорилась! Не люблю политику, не понимаю ее. Когда в первом семестре историю России читал у нас Лопатин, отец с удовольствием посещал его лекции. Может, хотел ознакомиться с теорией террора поглубже, а может, пытался понять, как его получше скрыть. Не знаю, я старалась не замечать его.

Поиски продвигались тяжело. В итоге я решила купить ему новый кожаный бумажник. Будет складывать в него редкую наличность. В основном, состояние он хранил в банках. У меня для расчетов была его карта, я могла пользоваться ей в любом случае, что я, собственно говоря, и не делала. Только подарки ему с нее покупала. И клянчила деньги у мамы, когда становилось совсем невмоготу.

Я уже третий час бродила по торговому центру, мозг плавился, я купила себе шоколадку и жадно восстанавливала утерянные нейромедиаторы. Телефон зазвонил где-то на дне сумки, я с трудом извлекла его оттуда. Звонила моя школьная подруга — Алла. Я не всегда понимала ее логику, честно сказать, я даже не всегда видела в ее поступках логику. Но она всегда была готова мне посочувствовать и параллельно посмеяться над моими проблемами. Алла просила встретиться. Через полчаса она уже обнимала меня с дикой радостью ребенка, которому мама купила мороженое. Последний закидон Аллочки заставил меня хохотать до сведения диафрагмы. Она неделю убила на соблазнение своего однокурсника, а когда тот понял, чего от него хотят, Алла обиделась. На мое предположение, что если бы он не захотел играть по ее правилам, она бы все равно обиделась, Алла горячо заверила, что так бы оно и было. И где здесь может быть логика?!

Передо мной стояла высокая девушка со светлыми волосами и щечками, блестящими губами и светящимися серо-синими глазами. Она была одета в черную куртку и белую шапку с пампушкой. На мне была похожая только серо-розовая. Алла мгновенно потрепала меня за помпон. И так каждый раз!

Мы вышли на улицу, собирая на мех пуховиков снежинки, и пошли по проспекту. Алла рассказывала, какой вредный у нее кавалер.

— Это который из? — Уточнила я.

— Это Владимир. — Вполне серьезно ответила она, я не смогла не улыбнуться.

— А Леопольда или Иннокентия нет?

— Нет! — Я получила оплеуху и прыснула. — В общем, я пригласила его к себе, там сюси-муси, все понятно, предков нет! А знаешь, что он сказал?

— Что он сейчас придет и ты обиделась?

— Что он устал!

Алла детально стала расписывать свои эмоции и гнев на некого Владимира. Я ее кавалеров не считала.

— А у тебя как на личном фронте?

— Ты прекрасно знаешь: я свободна.

— Давай завалимся в клуб, найдем тебе какого-нибудь дяденьку! На мальчика ведь ты не согласишься!

Алла говорила о дяденьке, потому что объекты моих симпатий и воздыханий были не младше двадцати пяти-тридцати лет. И мне вполне удавалось играть взрослую интеллигентную дамочку, скажем, врача-интерна. Знания позволяли. Как они реагировали, узнавая, сколько мне на самом деле лет! Особенно эффектно это было в шестнадцать. Мало кто из них знает, что уголовная ответственная предусмотрена только за связь с лицом до шестнадцати лет.

Был роман с одноклассником, скучнейшим типом. Он думал об игрушках и попойках. Я зевала и делала вид, что я восторге от его рассказов.

— Нет уж, избавь меня от этого!

— Я тебе кого-нибудь найду!

— У тебя склад что ли? Пришла, ага, вот этот для меня, этот для Агаты, этот пусть еще полежит…

— Круто! Прикинь, склад парней!

— Началось! — Алла принялась теоретизировать.

В целом прогулка вышла довольно веселой. Завтра уже в академию. Как это ужасно! Я словно совсем не отдыхала. Первый семестр прошел под девизом: два выходных леч факу! В субботу я делала химию, а воскресенье гуляла. Сейчас же свободного времени уменьшилось, а занятий только увеличилось! Как-то неравноценно…

* * *


Я дала себе честное слово Соколовой ни на что не злиться. Но поскольку мой папа политик, можно легко предположить, насколько мое обещание можно соотнести с реальностью. Папаша умчался в администрацию, кинув меня на произвол общественного транспорта. Маршрутка опоздала на семь минут, что привело меня в напряженное состояние. Я спокойна…

— Ты чего такая помятая? — Белла встретила меня в холле. Она была в дорогом черном платье с золотистым ремнем на талии.

— На маршрутке ехала. — Проворчала я.

— Бедняжка! А я подумала, что хочу не день рождения мотоцикл. Буду на нем ездить!

— Ага, в минус сорок в тесном платье. Ты по лестнице в нем с трудом поднимаешься!

— И что? Переоденусь в джинсы! — Белла надулась.

Я сначала хотела извиниться, а потом плюнула. Зачем? Я доставала тетрадку для лекции и искала ручку, когда услышала резкий свистящий выдох. Это Белла согнулась в полумесяц. В глазах ее постепенно появлялись слезы.

— Белл, Белл, прости! Я не хотела! — Ненавижу извиняться, у меня с этим всегда проблемы были. Как и с коммуникациями вообще.

Я попыталась как-то приобнять подругу.

— Меня Антон бросил! — Сквозь слезы прошептала она и закрыла лицо руками.

Тут уж я вовсе растерялась. Чем я помогу ее проблеме? Не могу же я поймать Антона и силой приволочь его к Беллке на поклон…

— Не реви! Сейчас придет физичка и прицепится с расспросами, будешь тогда всему потоку рассказывать!

— К черту поток! — Ревела подруга. Она успела сбросить со стола тетрадь, которая, разлетевшись на основную часть и вложенные шпаргалки, плавно спикировала на пол.

Я пыталась сообразить что-нибудь адекватное. Мозг метался. Я видела, как оборачиваются люди. Надо действовать. Я не придумала ничего лучше. Подняв Беллу лицом к себе, я с силой ударила ее по скуле ладонью. В ушах зазвенело, рука горела. Подруга мгновенно замерла. Она больше не ревела, слезы мгновенно высохли в зеленоватых глазах. Она сглотнула, таращась на меня так, словно впервые видела.

— Соколова… — губы с трудом ее слушались и слипались от блеска. — Я тебя сейчас на препараты разберу и Золотухину для опытов сдам!

Она поднялась на ноги. Дело — труба. Хорошо, что я сижу ближе к выходу. Недолго думая, я рванула к выходу из лекционной. За спиной застучали каблуки. Девушки, носите узкие платья! Бегать в них, конечно, неудобно, зато ваш враг получает приличную фору. Я обернулась, подруга снимала с ноги шпильку. Сейчас я стану пособием по судебной медицине: перелом височной кости ударом в висок острым предметом, конкретнее — каблуком женской туфельки. Я во что-то врезалась.

— Ничего себе пельмень! Что за побег? Соколова!

— Из…извините!

Передо мной стояла удивленная, а впрочем, тут по-другому и не скажешь, офигевшая Валентина Ивановна — преподаватель физики, доцент и по совместительству куратор первой группы леч фака. Я отошла внутрь и только тогда заметила, как ухохатываются верхние ряды. Некоторые колотили кулаками по столам от смеха. Белла уже успела полностью разуться и, демонстративно виляя бедрами, вернулась на свое место. Я с осторожностью пробралась на свое и села. Кажется, пронесло. Тут что-то со звоном коснулось моего затылка. Я чуть не уткнулась носом в тетрадь. Белла с улыбкой развела руками:

— Это мед, детка!

Она явно пришла в себя, думаю, мой удар вернул ее в адекватную реальность. Правда, Белла наотрез отказалась рассказывать о произошедшем после лекции. Сказала, что хочет провести спокойный день без упоминаний об Антоне. Хозяин — барин. Я не лезла. Решила спросить на следующий день. Она должна была еще больше остыть и успокоиться.

Мой прогноз не оправдался. Перед лекцией по гистологии Белла вновь устроила шоу. Правда, в этот раз она не ревела, а злилась. Начнем сначала: подруга влетела в аудиторию и с громким шлепком уронила сумку около меня, заставив подскочить. Я повторяла анатомию. Не хотелось опозориться в глазах анатома на первом же опросе. Она прошипела что-то невнятное и начинала топтать каблуками пол. Я отложила атлас — тяжеленую книгу с множеством картинок и развернулась боком к причине хаоса. Еще немного и пол обвалится, мы все свалимся в анатомичку и навечно останемся здесь в заспиртованном состоянии.

— Что на этот раз?

Зря я поставила вопрос таким образом, потому что подруга ответила долгим гневливым ворчанием. Терпеливо пропустив ее трескотню мимо ушей (я все равно нагревалась, готовая взлететь на воздух подобно калийной селитре), я вновь развела руками, приглашая выговориться по теме.

— Не прошло и суток, как он начал ухлестывать за другой!

— Может, он ради нее и ушел. — Я вернулась к атласу. Он точно не будет пытаться испробовать на мне возможности лазерного зрения.

— Нет!

— Почему?

— Я знаю!.. — Не очень уверенно сказала подруга, начиная заметно нервничать и теребить руками угол халата.

— Кто хоть она?

— Не знаю. — Повторила Белла уже четче. — Я попросила мальчишек узнать. Они обещали.

Почти перед самым началом прискакала Полинка. Гистологию читал очень миленький дедушка лет семидесяти. Седые волосы по бокам головы у него топорщились, создавая ощущение крыльев. Дедушка так мило и понятно повторял слова по пять раз, что я не могла сдержать улыбки. «Лекция для вас, если не успеваете записать — говорите». Попробуйте сказать об этом на лекции Кравчук. Она тактично докажет вам, что вы неправы.

На перерыве мы вышли в… предлекционную. Это было свободное помещение с четырьмя высокими окнами. Здесь можно спокойно играть в догоняшки. Те самые мальчишки, которым Белла поручила слежку за бывшим, стояли у одного из окон и улыбались. Мы помахали им и подошли. Один — высокий долговязый блондин с добрыми глазами и очень непосредственным характером, второй — темный, слегка кучерявый, с живым хитроватым взглядом. Мальчишки что-то обсуждали и хихикали.

— Зачем ты посвящаешь людей в свои проблемы? Я не понимаю!

— И не поймешь. Вот влюбишься…

— И ты туда же! — Я скинула волосы с лица. Мне проблемы в виде парня не хватало!

Мы подошли к мальчишкам.

— Как лекция? — Кое-как сдерживая смех, спросил темноволосый.

— Мне понравилось. — Улыбнулась я.

— Еще бы! Ты так улыбалась! — Он засмеялся. — Понравился дедок?

— Совсем что ли? — Я сложила руки на груди и одарила парочку ядовитым взглядом.

— А он женат. — Продолжал темноволосый. — На третьем курсе жена учится.

— Шутишь! — Полинка уже успела где-то достать «Сникерс» и теперь с удовольствием его поглощала. — Сколько у них разница?

— Полвека где-то… говорят, он не особо счастлив…

— Кто кого не устраивает?

— Она его, — неожиданно для себя вмешалась я, все взгляды мгновенно приковало ко мне. Я что магнит? — Она учится, устает, сил не остается на личную жизнь.

Темноволосый захохотал и подставил кулак, чтобы я отбила. Куда-то полетело мое воображение. Наверное, организму не хватает эндорфинов. Может, ребята правы, и мне надо влюбиться? Организм получит недостающие гормоны, а я спокойствие и умиротворенность. Легко сказать «влюбиться»! Я ведь не могу ходить по академии, потом взглянуть на человека и решить: «Ага, вот в этого влюблюсь!». И все, я уже жить не могу без него, а он мгновенно поворачивается, встречается глазами с моими и чувствует ответную реакцию. Протон сталкивается с электроном, большой взрыв — родилась наша любовь. Мне захотелось зевнуть от этой мысли.

Еще староста удивил! Подошел ко мне и хитрым шепотом возвестил, что тоже хочет быть неврологом. Мол, вместе работать будем. Конкуренцию только создает. Мальчишка, шел бы на хирурга!

Аната (ударение на вторую а) вызывала у меня улыбку. Хотя бы потому, что материал опять будет объяснять Золотухин. Мировой мужик! Золотой! Он, правда, пришел недовольный — прознал, что нам дважды объясняли ротовую полость. Обещал устроить опрос в следующий раз.

— Будет вам тройная доза. — Чуть гнусавым голосом проговорил он, закрепляя зонд в препарате. Мы хихикнули. — А что смешного? Или вы не кайфуете, когда анатомию учите?

Тут уж группа не удержалась и повалилась. Я услышала над ухом понизившийся шепот Беллки:

— Только представь себе: нитевидные сосочки языка! — Каждое последующее слово она произносила чувственнее предыдущего, а в конце позволила себе отпустить потрясающе красочный стон.

Я улыбнулась и облизнула губу, сдерживая смех.

— Пожалуйста, не здесь, — Золотухин увидел гиперболическую интерпретацию своих слов. — Дома этим займетесь. А сейчас — глотка.

Мы столпились вокруг порезанной головы и с удовольствием слушали материал. Выходили как всегда, заряженные положительной энергией. Белла немного задержалась — пытала мальчишек, но ничего дельного они пока сказать не могли. Прошел всего день! Он ведь не будет все болтать о своих планах. Хотя мальчишки тоже разные бывают. Один любит годами и не решается сказать, а второй — поймав один ничего не значащий взгляд — все рассказывает о своей победе. Девушки тоже хороши, он только ей улыбнулся, а она уже мысленно построила всю их семейную жизнь: составила списки гостей на свадьбу, при этом не забыв вычеркнуть дядю Васю из села «Калинка», и родила ему двоих детей. Странные мы существа. Все в мыслях делаем, нет бы просто подходить и говорить напрямую: ты мне нравишься, давай встречаться? Постороннему человеку так легко рассуждать о чувствах! Это материя тонкая, вредная, она легкомысленного к себе отношения не прощает. Месть ее обычно избирательно жестока и печально смешна. Не критикуйте судьбу, иначе можете попасть в ее эксперименты, которые обычные люди называют «аномалиями» или «болезнями».

Биология была жесткой. Начева (наша биологичка) пришла злой. Она вообще классная, веселая и любит прикалываться и шутить, но сегодня решила спросить с нас все то, что мы не знаем. Спрашивала по журналу, как в школе, выставляла минусы, а потом перескочила с буквы «К» сразу на «С». Конечно, чуть что так Соколова! Я чудом осталась без двояка! Спасибо школьной биологии, я еще что-то помню.

Зато дом порадовал. Мама с папой мирно смотрели в интернете какую-то ерунду. Я оповестила их о своем присутствии, они даже не пошевелились. Отлично. Буду спать. Так и случилось. Я завалилась и заснула.


Глава 5. Новая жертва


Проснулась с криком в холодном поту, в темноте. Сердце бешено стучало о ребра. Я задыхалась, глаза бегали, пытаясь поймать в сосущей черноте комнаты хоть что-нибудь. Я оттянула ворот водолазки. Кажется, я не раздевалась вечером… приснился кошмар. Да какой! Будто мой бывший собрал компанию и решил меня проучить за все хорошее. Я, конечно, девочка не сахар, скорее аспартам — более сладкая, но и последствия от меня серьезные, но нельзя же так мстить. Там еще был мой друг детства, я удивилась, спросила, почему он меня предал, вопрос упирался в подкуп. Пыталась бежать, спрятаться.

Я скинула с лица прилипшие пряди. До чего же мне плохо… страшно… я глянула на экран мобильного, половина шестого. Через полчаса итак вставать. Смысл ложиться, все равно не засну. Я попыталась отдышаться, собрать мысли в кучу. Но от включенного света они разбегались не хуже тараканов. Кое-что систематизировав, мой бедный мозг пришел к выводу, что главное здесь как раз страх. Я открыла ноут и вбила в строку поисковика сонник. Пробежала глазами по вылезшим ссылкам.

Ерунда какая-то! Совершенно обратные толкования! Один сонник сообщал мне о несчастной любви, возможной в будущем, второй — об утрате, а третий говорил, что если я боюсь во сне, то в жизни все у меня будет ярче радуги. Гадость! Хоть бы примерно близкое писали! Я захлопнула бук и стала потихоньку одеваться. Может, обратиться к психологу? Мне уже недели три снятся кошмары, я боюсь. Вот только чего?..

Из комнаты я вышла как раз в положенное время. Отец завязывал галстук перед зеркалом.

— Я тебя отвезу. — Отражение поймало меня взглядом. Я фыркнула в ответ. Еще бы! Лекция Кравчук!

Мама, оказывается, умчалась еще ночью. У них образовался труп, на который она понеслась сама.

Даль дальняя встретила нас десятиметровым радиусом льда. Отец обругал все на свете, пока парковался. Меня бесило само его присутствие здесь. Стоило ему заглушить мотор, я вылетела из машины и попыталась как можно скорее оказаться среди товарищей. Полусонные студенты рассаживались в аудитории.

Лекция как всегда прошла на ура. На перерыве, отец с Еленой Игоревной ушли к ней в кабинет. Она улыбалась, как девчонка, хоть и старалась это сдерживать. Неужели она не видит, кто это?!

К своему собственному неудовольствию, я пошла за ними. Дамская комната здесь находилась на кафедре анатомии, а мужская — на кафедре гистологии. На анате всегда тепло, почти душно. Но зимой в морозы мы не жаловались. Претворив в жизнь свою задумку, я поспешила обратно в аудиторию. Пока я была далеко от выхода, на кафедру вошел какой-то мужик. По-другому не скажешь: шапка-ушанка стояком, черная куртка, портфель. В верхней одежде и без халата! На дверях же ясно написано: «Вход на кафедру только в белых халатах». Хотя нашему Наумычу это не мешает ходить в черном и напоминать мне сантехника. Он мне его не только халатом напоминает, но и некоторыми привычками. Вообще, я не обращаю внимание на ходящих мимо людей, в академии их итак много. Но сегодня я приехала сюда с папой, и меня бесило все, начиная от накопившейся усталости и заканчивая не по форме одетым мужиком. Я хотела крикнуть, чтобы он пошел, взял себе халат, а потом уже гулял по кафедре, но мне было лень. Девушки, иногда лень нужно слушать, особенно, если у вас плохое зрение. Только приблизившись к мужику, сократив расстояние примерно до метра, я поняла, кого я только что чуть не выгнала. Это был заведующий кафедрой, Золотухин. Моя челюсть чуть не упала к его ногам, я кое-как взяла себя в руки и поздоровалась. Он кивнул мне, в глазах пробежала мысль типа «что с ней? Она здорова?». Стоило мне выйти с кафедры, я захохотала, потом нашла Беллку с Полинкой и повеселила их.

— Да, Соколова, представляю: «Мужик! Ты че без халата? Читать не умеешь?». И тут ты понимешь, кто это…

— Кто это у нас? Ага! Еще и в моей группе учитесь? Ох, долго вы мне будете зачет сдавать…

— Подумать только, тебя спасла великая лень-матушка!

Они весь день подкалывали меня и придумывали, как бы я потом просила прощения. Самым безобидным был способ купить бутылку. Хотя мне он казался непьющим. Новый атлас? Труп? Могу завещать себя для исследований!

Очередным сюрпризом стал перенос истории с субботы. Приезжим хотелось съездить домой на выходные. Вот ее и перекинули. Я в этом разговоре не учувствовала. Какого же было мое разочарование, позже переродившееся в гнев и ярость, когда, потратив полтора часа личного времени, мы выяснили, что приехали зря. Аудитории не было. Мне так и хотелось схватить молодку за горло и сказать, что мозгом нужно пользоваться до принятия решений. Я отвернулась, пока все разбирали ситуацию. Обычно от моего взгляда собеседников бросало в жар. По крайней мере, когда в последний раз этот взгляд перешел в действие, я чуть не проломила пареньку череп. Надо сдержать себя. Я так и сделала и дала порыву проявиться только дома. Увидев мое настроение, отец закрыл дверь в кабинет. Я мгновенно запустила в нее вазой и пнула оказавшийся под ногами пуфик. Начала крушить комнату. До чего мне было плохо! Бесит! Время бесценно, за него мы платим кусочками жизни. Я представляла, как ломаю ей позвоночник, выкручивая шею. Дышать становилось легче. В комнате появилась мама: под глазами синяки, в руках как всегда толстый том уголовного дела. Она не сказала мне ни слова, просто открыла мой бук и включила быструю восточную мелодию. Обычно я люблю танцевать. А восточные танцы — вообще моя страсть. Но сейчас я танцевать не буду! Эта уверенность продлилась не больше полминуты. Я потихоньку начала притопывать, а потом подняла руки в завитых движениях и закачала бедрами. На губах появилась улыбка. Это расслабляет…

* * *


Ненавижу этот город! Сегодня день Святого Валентина, а настроение отвратительное. Совершенно не чувствуется праздник. Я думала, по коридорам академии будут ходить парочки с мишками и вениками. Ничего подобного! Пусто! Темнее тучи была Белла. Она узнала имя своей соперницы за сердце Антона (на мой взгляд гнилое и бесполезное). Это была наша одногруппница — богатенькая девочка с огромным самомнением. Меня всегда прикалывал факт ее гордости. Почему бы мне не начать строить пальцы веером и пускать сопли радужными пузырями, припугивая всех и каждого статусом своих родителей? Я не переживу, если кто-то будет относиться ко мне по их заслугам, я что сама не в состоянии добиться чего-то? Да и позориться не охото, мой папанька, конечно, тот еще обормот, однако я не хочу знакомить подруг с ним и его методами воспитания.

Физра вырубила мозг, а биохимик воспользовался их беспомощностью и… в общем, на юридическом языке это называется «статья 131 УК РФ». Он гениальный человек с ужасающими взглядами на жизнь! Взять хотя бы его пристрастия к евгенике. Нужно всех генотипировать, и людей с нарушениями изолировать. Создавать суперрасу! Он жесток, язвителен и вообще вызывает у меня страх и отвращение! И почему половина группы смотрят на него, как собака Павлова на звоночек? Ему стоит пальцами щелкнуть, они коллективно начнут раздеваться! Мне порой говорили, что у меня странный вкус на мужчин. Может, это его проявление? Почему почти все считают его привлекательным, а я нет?! Наверное, потому что он меня бесит. Нельзя восхищаться человеком, который тебя бесит. Полина сказала, что у меня всего два чувства: что-то меня конкретно бесит, а что-то конкретно вставляет. Третьего не дано. Не может что-то стоять между. Если мне безразлично, то только потому, что я не вникаю в это глубоко, если вникаю, равновесие обязательно смещается. Ничего тут не поделаешь.

Дома меня ждал очередной сюрприз. Пока я пыталась почти насильно запихнуть в голову пятьдесят страниц бэхи, ко мне в комнату вошел папа. Он был доволен, и это не предвещало ничего хорошего. Он остановился возле моего стола и постучал по нему. Я лежала на кровати и пыталась не замечать его.

— Агата!

— Ага!

— Повернись ко мне приличной частью!

Я неохотно развернулась на спину и села.

— У тебя завтра биохимия?

Да у него шикарно работают интуиция и логика! Я закрыла учебник и кивнула.

— Присмотрись к Разумову. Он умный мужик. Я бы хотел с ним поближе познакомиться. Крутись как хочешь, а притащи его сюда!

— Что сделать? — Я чуть не свалилась от неожиданности. Папина вербовка подходящих людей для меня далеко не новость. Он давно этим занимается и, если считает человека полезным для себя, то обязательно его получает. Я сама видела, как совершенно нежелающие ему помогать люди, меняли свои убеждения. Он умеет убеждать, быть обаятельным. Хотя бы взять Кравчук. Вот только у меня иммунитет выработался со временем.

— Как хочешь! Ты что не можешь заставить мужика прийти к тебе домой? Есть масса способов, начиная от соблазнения и заканчивая шантажом.

— Папа! Фу! Я не буду соблазнять биохимика!

На это есть как минимум две причины. Первая: мне не простят это одногруппницы. Они разберут меня на препараты. Вторая: меня же вывернет!

— Я бы на тебя не повелся.

— Я твоя дочь!

— Тем более! Придумай что-нибудь! — Я хотела возразить. Отец не дал мне этого сделать. — Я ведь хорошо отплачу тебе за это. — Он поставил такой звучный акцент на последнем слове, что я непреднамеренно подумала не о том. — Не забудь!

Он вышел из комнаты, а я мгновенно устроила там мини конец света. Для меня остается секретом, как отец выбирает себе свиту. Имеется и такая. Вокруг него есть верные люди, его коллеги, которым он может доверять важные дела. Все они имеют статус «друг семьи». Таким другом семьи является Борис Борисович Гибкий (подходящая фамилия для политика, не находите?). Он еще вполне молод, ему около тридцати. Отец считает его талантливым и старается научить некоторым тонкостям. Он личный помощник отца, очень ему предан. Я убедилась в этом на собственном примере, когда лет в шестнадцать попыталась ему понравиться. Внешне Борис Борисович вполне мил. Волосы цвета молочного шоколада, такие же глаза, выразительные и играющие. Он худощав и высок, с тонким носом и припухлой нижней губой, да еще и легкой полуулыбкой. Очаровательный молодой человек! Вот и очаровал девочку! А когда я начала процесс обольщения, то целую неделю не могла понять, толи я дефектная, толи он. Может, вообще девушками не интересуется, а, может… даже думать о подобном не хотелось! В реальность меня вернул отец, посмеявшись, он объяснил мне, что пока он не скажет Борису найти себе девушку, тот вряд ли задумается об этой проблеме. А тем более я! Тут вовсе нужно письменное разрешение!

Может, он решил, что Разумов станет чем-то подобным в его коллекции? Или его привлекли его размышления на тему евгеники и искусственного отбора людей?..

Утро принесло депрессию. И как всегда получается в подобных ситуациях, друзья даже не взглянули на меня. Они сочли более правильным вообще меня не трогать. Я захотела зареветь. Вот так всегда! Конечно, на вопрос «Что случилось?» я отвечу «Ничего!». Но он должен прозвучать! А потом без расспросов хочется получить утешение, увидеть попытки поднять настроение. Я, наверное, полная эгоистка, раз прошу такого внимания к своей персоне. Я сидела в сторонке. Дома на меня никто не смотрит, здесь тоже. Единственное средство быть нужной — соблазнять. А потом десять раз жалеть о разбитом сердце мужчины. Я не влюбляюсь надолго…

Меня утешали. Люди, которые практически ни кем мне не приходятся. Я им благодарна. Одним из них был наш староста. Он умеет поднять настроение! Своим словесным поносом с кучей шуток!

К дополнению всего биохимик вызвал меня к доске! В группе восемнадцать человек! Неужели сложно найти другую фамилию?! Или все кончается Соколовой. Я чуть не умерла от страха у доски: я соображаю долго, но в целом верно, а он очень быстро и путает меня! Я еще начать не успела, а он уже кончил! Эта фраза повеселила всю группу. Я не имела в виду ничего пошлого. Судя по тому, что он несет, у него проблемы с семьей, либо жена не дает из-за отсутствия прелюдий и вредности, либо он… ну уж не знаю что! Зато Белла глаз с него не сводит, сидит, улыбается, бросает кокетливые взгляды и доводит меня до тошноты эротичностью своей фантазии.

— Интересно, он все так быстро делает?

Я хотела стукнуть Беллу толстым томом медицинской физики, но не стала. А вдруг, я ей что-нибудь поврежу, и она навсегда приклеится мыслями к биохимику?

Я рассказала девочкам о задумке отца и о том, что не собираюсь ничего делать. Белла пожала плечами и сказала, что на моем месте уже повисла бы у него на рукаве халата и тащила к себе. Они совершенно не хотят мыслить!

— Что он задумал на этот раз?

— Не знаю, возможно, собирается облегчить тебе сдачу экзаменов.

— Ха-ха! — Невесело отозвалась я.

Нет, для моего блага он бы не стал ловить Разумова в сети своего обаяния. Здесь что-то другое…

* * *


Суббота началась с приступа головной боли. Она — мой вечный спутник. Не нужно вникать в мотивы отца, не стоит загружать ими мозг. Он — субстанция нежная, его нельзя беспокоить. Как проснулась в пять, так больше и не заснула. Наелась обезболивающих и на зло матери поехала в академию. Она попыталась расшевелить отца, чтобы тот запретил мне покидать дом в таком состоянии. Но разве меня удержишь? Если честно, причина вообще показалась ему неактуальной. Он отмахнулся и сказал, что со своим здоровьем я могу делать, что хочу. Хоть о задании не спросил…

Теперь я точно знаю, что приступы мигрени снимают воспоминания о верхней констрикторе глотки. Стоило мне о нем подумать, как боль прошла. Странное ощущение. На гистологии был первый жесткий опрос, я каким-то чудом умудрилась ответить на отлично, после чего скакала от радости, как горная коза. От боли осталось только эхо.

И оно прошло, стоило мне пересечь порог нашей учебной комнаты на кафедре анатомии. Это небольшая комнатка со всевозможными макетами по стенам, скелетом в углу возле доски, низким учительским столом и большими разделочными столами, за которыми сидим мы. Золотухин веселит с каждым разом все больше! Вызвал мальчишек отвечать глотку и ротовую полость — он ведь обещал опрос. Как оказалось, чаще он будет опрашивать именно сильную половину группы.

— С чем соединяется глотка? — Он стоял, сложив руки на груди, чуть согнувшись к студенту и изобразив на лице полуулыбку. А как жили на этом лице глаза! Игривые и живые, поражающее своей силой. Он немного двигал ногой, хоть и сохранял внешнее спокойствие, а мелочи выдавали нетерпение.

— Ну… соединяется с зевом. — Помните темноволосого мальчишку перед лекцией по анате? Вот это был именно он! Фима. Забавный мальчишка с забавным именем и потрясающей жизнерадостностью.

— С какой зевой? — Не понял анатом. Выражение лица у него оставалось серьезным.

Мы не выдерживали и хихикали: Зева плюс, мягкая как перышко! Как он может так шутить, сохраняя серьезный вид. Я вот уже готова спрятаться под стол, потому что меня прорывает от эмоций!

Потом он вызвал нашего старосту и попросил назвать образование, которое он показывает. Староста в свойственной ему манере защелкал пальцами:

— Это небная шторка! — Я чуть не свалилась. Анатом сохранял нейтральность.

— А еще есть носовая форточка и ротовая комната?

— Блин! — Чувственно выдал Серега. — Занавеска!

Анатом кивнул и повел его к коробочке зубов, стоматолог все-таки. Челюстно-лицевой хирург. Он выдал ему зуб и попросил рассказать о нем.

— Это верхний! Он стерт.

— Вам надо не на врача, а на криминалиста учиться. Уже стертость на зубах видите.

Наиздевавшись над старостой, он посадил его, поставив «хорошо», и принялся за новую тему. Обожаю его слушать! Я не могу сдержать улыбки на анатомии! Словно мышцы сводит и все! Ни туда, ни сюда. Все так четко и понятно. Это не Наумыч, у которого на латыни быстро, а на русском непонятно. И почему аната только два раза в неделю?


Глава 6. Первые симптомы.


Что такое выходные в медицинском? Вдохните и выдохните. Много у вас это заняло времени? Вот и у меня нет. Казалось бы, пару часов назад я утешала Беллу, заверяя ее, что Антон тот еще гад и обязательно будет за ней бегать, а она найдет себе парня намного лучше. Полинка же просто потягивала «Маргариту» и мечтала о большой и чистой любви. А я… я не могла не о чем думать кроме учебы и своих проблемах. Возможно, я накручивала их себе сама, хотя мне так не казалось.

Воскресенье пролетело быстрее прививки. Я сидела на психологии и ухохатывалась над результатами теста: у меня зашкаливает интеллект, видимо, он действительно есть, просто я не умею еще им пользоваться; я тиран и неуважительно отношусь к законам — о да, Соколовское наследие! Плюс английский четвертой парой — вот это вообще бесчеловечно! Я засыпала, стараясь не запутаться в словах. Мои мысли плавно уплывали домой, нужно сесть поучить анатомию. Эта мысль меня последнее время не покидает. Кажется, со времен великой депрессии (изучения связок и мышц) прошло время, и я все-таки способна усваивать материал. А то читаешь-читаешь, и все мимо! Голова как решето, не усваивает информацию.

Папа встретил меня очередной лекцией о пользе иностранного языка, мол, не сделал из тебя дипломата, так хоть врачом поедешь.

— Папуль, мне и здесь неплохо!

— За границей тебе будет лучше, там статус твоей профессии куда выше.

— Там учиться нужно будет заново! Почему ты меня не отправил тогда учиться куда-нибудь в Оксфорд?

— А надо было! — Он ненадолго покинул меня, отвлекшись на телефонный звонок. Вот мне только учебы в стране вечных гамбургеров не хватало! Закончив разговор, отец вернулся ко мне. Темные требовательные глаза присосались не хуже пиявок, только вот обезболивающего гирудина в этом взгляде не было. — Кстати, как поживает Александр Сергеевич?

— «Я вас любил, любовь еще, быть может…» — Чувственно начала я.

— Не придуряйся! Ты прекрасно знаешь, о ком я! — Прошу заметить, голос первым повысил он.

Я фыркнула. Как вот ему объяснить, что я не могу разговаривать с Разумовым? Я, девочка, получившая в школе прозвище «Лолиты», не могу спокойно разговаривать с мужчиной! А ведь меня не заставляют делать ничего такого, просто пригласить его в дом. Почему же тогда меня насквозь прошибает холодный пот?

— Потом как-нибудь!

— Как-нибудь потом ты одногруппника в гости пригласишь! А Разумов должен быть здесь в следующую пятницу, поняла? Кивни, если поняла.

— Не поняла! — Из вредности ответила я. Меня он раздражает. При том сейчас я даже затрудняюсь ответить, кто больше. — Дай мне спокойно учиться!

— Ладно. — Спокойно ответил он, глаза его опасно сузились. Я знала, что означает этот взгляд: если я не хочу помогать ему по доброй воле, он найдет возможность меня убедить. — Я сам разберусь.

Отец эпично развернулся и покинул мою комнату. Я пожала плечами: расстроил. У меня вон желудок не учен, а я буду заострять внимание на Разумове! Ха-ха.

* * *


Что за день! Я обведу его в календаре, возможно, не красным, может, розовым или зеленым, смотря, на что хватит моей фантазии. Не буду забегать вперед, если я выдам хотя бы часть мысли, меня прорвет, и я буду марать строчки знаками препинания и междометиями. Это болезнь! Патологический процесс, патологическое состояние, острое и не поддающееся лечению. Зато оно наконец-то поддалось диагностике! Похоже, я уже давно больна, проста не хотела себе в этом признаваться.

Начну с анаты. Никогда бы не подумала, что кишки такие красивые. Они собраны на брыжейку, подобно кружевам, и похожи на кораллы. И вновь я сидела с открытым от удовольствия и интереса ртом. Такие потрясающие занятия. Очаровашка нас не подводит. Он натянул голубые перчатки и стал разворачивать нечто складчатое.

— Что это такое?

— Желудок. — Не задумываясь, ответила Полина. Она сохраняла серьезное выражение лица и смотрела на препарат, пока я улыбалась во все лицо и бегала глазами с кишечника на анатома.

Сегодня он был в голубой рубашке в тонкую белую полоску. Чисто выбритый, со своей фирменной полуулыбкой и игривыми глазами чертенка. Я резко выдохнула и сжала под столом руку Полины, она уставилась на меня, как на идиотку. Видимо, сходство было разительным.

— Правильно. А как вы догадались? — Он посмотрел на удивленную Полину, уже собирающую в голове аргументацию, а потом перевел взгляд на меня и задержался. Я искренне улыбалась, и он улыбнулся в ответ.

Как классно! После получения информации нас отправили писать тест. В первом семестре с тестами у меня сложились плохие отношения. Так как знаний от Наумыча было примерно столько же, сколько от биохимика любви и ласки, то и результаты были соответствующими. Моим высшим результатом была четверка, которую вредный анатом заныкал, заставив меня писать работу еще раз. Зато я напросилась на похвалу у Кравчук. Я устроилась за монитором и принялась отвечать на вопросы, к моему удивлению, на многие я уже не угадывала ответ, а реально знала. Золотко творит чудеса! Реальный препод! Закончив опросник, я остановила курсор на кнопке «завершить». Сердце бешено забилось. Хоть бы троечку… нажала, результат был ошеломительным: 93,75 %, оценка: «отлично». Я почувствовала, как расслабляются связки, держащие нижнюю челюсть. Глупо хихикнула, встала и тихо вышла. И только оказавшись в коридоре, я позволила себе засмеяться. Это был истерический припадок. В меде я отвыкла от хороших оценок, здесь тройке радуются, хлопая в ладоши. Пара шагов до нашей учебной комнаты. На пороге я не выдержала и трижды с криками «Да!» звучно подпрыгнула. Смотрелась это, вероятно, очень комично. Эмоции переполняли меня, я чуть не пустилась в пляс и, зазевавшись, чуть не врезалась в Михал Иваныча. Я остановилась в трех сантиметров от него. Он был удивлен моим поведением. Стоило мне примолкнуть, он ухмыльнулся и пропустил меня в кабинет.

— Удовлетворены результатом? — Послышался его гнусавый голос.

«Да….» — подумала я, вспоминая, как Ефим прикалывался над фразой Золотка, что мы кайфуем, уча анатомию. «Пилорическая часть желудка…да! Еще!». Пятерка походила на моральный оргазм. Я довольно раскинулась на стуле, сдула со лба челку и кивнула преподу. Вскоре вернулась Белла, она была явно не довольна.

— Очередная пара!

— О! Михаил Иваныч, оп, оп, опа двоечкаа, отработочка! — Запела я, хлопая себя по коленям.

— Иди в ректум, Соколова!

Я стукнула ее тетрадкой и поняла, что Золотко, стоявший около входа наблюдает за нами. Он вообще вел себя отстраненно, больше наблюдал за студентами, прислушивался. Я прыснула, интересно, он слышал мою песенку. Я прижала голову Беллки к себе и тихо прошептала ей все это. На ее лице ядовито расцветала улыбка. Потом она, не сводя с Золотухина глаз, помахала ему, при чем так нахально, что мне почему-то захотелось придушить ее кишками. Они как раз в метре от меня. Золотко сделал шаг назад, его обычно добрые глаза были полны ужаса, он немного стукнулся спиной о косяк. Беллка отвернулась, я видела, как она трясется от беззвучного смеха. Бросила взгляд на препода, он качал головой. Да, это вам не былые времена. Я повернулась к подруге.

— Что ты творишь?

— Видела, как засмущался? Реально очаровашка! — Белла прикусила нижнюю губу.

— Биохимику маши! — Прошипела я.

— Понравился? — Белла открыла рот и через плечо глянула на Золотко, тот поспешил ретироваться и сбежал из кабинета. — Совсем смутился, бедняжка!

— Белла! Какой понравился? В своем уме? Да, он гениальный препод…

— Первая стадия — отрицание. Мне не веришь, себя послушай!

Я отмахнулась. Полинка сдала тест на тройку и расстроилась. Потом вернулся Золотухин:

— Так, у кого тут пятерки? — Я предусмотрительно убралась на свое место и затихла. Пятерку получила еще одна девочка — длинноволосая, большеглазая и пухлогубая, словом самая настоящая куколка.

Именно она и стала жертвой Золотка, опросив ее, он почти убил все ее хорошее настроение. Мне показалось, что это расплата за вольности Беллки.

Следом был колок (коллоквиум, контрольная точка) по биологии. Я ужасно волновалась! Ходила из угла в угол, понимая, что вчера учить мне было лень. Потом плюнула и пошла к Начевой. К своему же удивлению сдала на две отличные отметки! Она даже не дослушивала до конца мои ответы! Я вышла шокированная и бросилась обнимать подруг почти со слезами на глазах. Улыбка не сходила с лица, а сердце почему-то сжималось от чего-то мне еще непонятного.

Я всю лекцию проулыбалась! Как ни странно, не сдавшие одногруппники не пробудили моей совести, я бы должна утешать и поддерживать, а я просто улыбаюсь и прыгаю от радости!

Вернувшись домой, хотела поставить на уши всех его обитателей! Но там было пусто…круть. Один в мэрии попивает коньяк и делает вид, что работает, а вторая вкалывает на допросах, общаясь с, по меньшей мере, неприятными личностями. Я бросила сумку, переоделась и села слушать музыку. Мои мысли вертелись торнадо, срывались, плавали и отправлялись в полет. Я понимала, что не могу сидеть на месте, меня что-то подталкивает изнутри к деятельности. Поучу анатомию!

Учебник я читала внимательно, запоминала и вспоминала, как сегодня это рассказывал Золотухин. Какие у него точные руки, какие сложные и быстрые движения он проворачивает пинцетом…. так, не отвлекаюсь, тощая кишка… а эти язвительно по-доброму изгибающиеся губы.

Я закрыла глаза, перед ними стояла комнатка анатомии и он… я не видела лица, но уже знала, кто это. Что-то я слишком часто думаю о Золотухине. Это неправильно. Сходила на кухню, поела. Сбивалась на мысли о нем каждую минуту. Наш историк мог начать говорить по теме и закончить коммунизмом, мои мысли делали сейчас тоже самое, их коммунизмом стал анатом в белом халате, шапочке стояком и в голубых перчатках на умелых руках.

Я постаралась успокоиться. Выдохнула, не о чем не думала. Мысли сосредоточились о том, чтобы ни о чем не думать. Интересно, а Золотко так может? А! Какое Золотко!? Он мне в дедушки годится! Быстро нашла лучевую артерию в районе запястья, как быстро бьется. А в сердце словно кусок льда, кубик адреналина. Я волнуюсь, я задыхаюсь, я хочу что-то сделать…

Я схватила телефон и позвонила Белле. Она должна меня успокоить! Это из-за ее слов моя голова сломалась и воспринимает препода как возможный объект сексуального домогательства. Услышав, как я дышу, Беллка подпрыгнула:

— Ты там кончаешь что ли? Подожди меня!

Я уже хотела морально стукнуть подругу, но не успела. Неужели у меня был такой голос?! Я посмотрела на себя в зеркало: волосы всклокочены, глаза горят чем-то сумасшедшим, маниакальным. Я псих!

Подруга приехала минут через пятнадцать. Прибежала ко мне и обняла.

— А, — разочарованно протянула она — ты уже все? Соседей не затопила?

— Беллз! — Она скинула сапоги на шпильках, повесила шубу в шкаф и прошла в мою комнату. — У тебя все мысли ниже пояса!

— Кончено! Я же теперь без Антона! — Она сложила руки на груди и обиженно надула губы, долго сохранять такое положение обиды у нее не получилось. — Ну, рассказывай!

Я завалилась на кровать и посмотрела в потолок, улыбнулась и захихикала. Белла проверила, нет ли у меня температуры. Вроде нет… потом я резко села, напугав ее, и изложила все волнующие меня факты. Подруга слушала с такой вредной улыбочкой, что мне становилось не по себе. Во взгляде так и сквозило «а я говорила!». Она кивала, а потом и вовсе взяла меня за руку, поглаживая. Когда я выдохлась, (ничего подобного! Мне хотелось начать расхваливать Золотухина, но я с большим усилием заставила себя сдержаться, а то Белла лопнет со смеха), она улыбнулась мне как ребенку.

— Агаточка! Девочка моя, тебе понравился этот дядя? — Ее голос понизился почти до шепота. — Ты минуту назад о нем думала, когда…

Я подскочила.

— Ни о чем я не думала! То есть, ни о ком! То есть, я вообще ничего такого не делала! — Я раскраснелась и теперь меня кидало из эмоции в эмоцию.

— Да ладно, ладно! Блин… ты такая счастливая! Расскажи мне, что ты о нем думаешь?

— Ну… у него классная шапка стояком…

— Надеюсь, как и все остальное! — Не удержалась Белла.

— Живые игривые глаза, потрясающие губы, мне нравится телосложение, голос, шуточки, да все! Белл, — я озвучивала это так, словно собиралась поведать миру страшную тайну. Это давно витало в воздухе, а я боялась признаться. — Белл, я влюблена!

— И Агата Соколова выигрывает супер игру! А в качестве приза она получает возможность дважды в неделю видеть анатома и пускать на него слюни, а если подсуетится, то, может даже окажется у него в лаборантской…

— Он женат. — Припомнила я невесело.

— Жена не стенка, отодвинется. — Заверила меня подруга. — А как ты себе это представляешь?

— Да мне даже представлять стыдно! — Честно ответила я.

На самом деле, я не жаловалась на недостаток воображения. Когда я влюблялась раньше, мои фантазии кишили откровенными подробностями. Я представляла каждую мелочь: как он меня поцелует, и что я при этом почувствую. С Золотухиным я не могла перейти грани! Я могла позволить себе мысленно расстегнуть ему халат, но не более. На этом месте словно сигнал пропадал. Что же это такое? Я стесняюсь своего собственного воображения? Боюсь разочароваться? Или я просто боюсь близости с этим человеком даже мысленно? И мне нравится этот страх! Я хочу, чтобы он сам подошел ко мне, начал приставать, я боялась бы, как в первый раз и умоляла его не делать этого со мной, на самом деле желая только одного: отдаться ему. Увидев, какое выражение лица у меня застывает, Белла щелкнула пальцами.

— Рассказывай! — Я пересказала свои задумки. — И все? Как скучно! Дай-ка я подумаю…

Она закинула ногу на ногу, так как была в коротком платье, жест оказался очень эффектным. Будь я мужчиной, задумалась бы о продолжении банкета. Высунула кончик языка и провела им по губе. Светло-рыжая голова заработала в привычном для нее направлении.

Дверь открылась. Без стука вошел отец. И почему не может постучать?! На все мои претензии он говорит, что стучат только тогда, когда хотят предупредить людей о своем приходе и дать им завершить неприличные дела.

— Я же не снимаю с тебя кавалеров! — Отпускает он пошлые шуточки. Теперь я понимаю, чем ему так приглянулся Разумов! У них схожее издевательское мышление!

Не, это уже перебор. Один тролль — еще ладно, но два — уже передоз! Я мгновенно представила папу с Разумовым у нас дома, потягивающих виски и ухохатывающихся над какой-нибудь ерундой. Тут появляюсь я, и они начинают на пару издеваться и хохотать. Мама закрывает дверь комнаты, чтобы уйти в работу, а я не выдерживаю и опускаю на голову одного из них тяжелую вазу…

— Что это вы тут делаете? — Спросил он, подозрительно глянув на покрасневшую меня и развалившуюся на моей кровати Беллу. Последняя избавила меня от необходимости общаться с родственничком.

— Даем волю мыслям! — Она сменила ноги местами.

На лице отца появилась улыбочка маньяка, нашедшего себе очередную жертву.

— Я к тебе, инфляция моего бюджета!

— Отвратительная аллегория! — Поморщилась я.

— Лучше твоих трупных фразочек. — Без тени усмешки ответил отец. — Как насчет биохимии?

Заладил! Нравится она ему, пусть сам учит!

— Что ж, я пошла. — Белла медленно поднялась с кровати и посмотрела на себя в зеркало. Задорно подмигнув, она помахала мне. — Учи БХ! — Она хихикнула. — Про тебя говорят, то понос, то золотуха!

Я чуть не свалилась с диким хохотом.

— Я провожу. — Кое-как сдерживаясь, проговорила я.

— Я сам. — Отец отрезал мне дорогу, протянув руку к двери. Он чуть приобнял Беллу за плечи.

Пожалуйста! Мне же лучше, не придется выходить из комнаты. Я упала на кровать, согретую как на заказ Беллкой, и обняла себя. Мое Золотко! Так и хочется поставить скобочку и звездочку. Все, я больна, и лекарства от этой болезни еще не придумали.


Глава 7. Незваные гости


Водитель маршрутки — слепашара! Машу ему, а он мимо проезжает, урод! И почему нельзя отвезти меня на машине? Первая все равно лекции по анатомии от Кравчук, а папа ее лекции не пропускает. Опять будет ее смущать. Я замерзла, и когда приехала в академию, была готова придушить кого-нибудь. Все меня бесит! Как всегда! Впрочем, это быстро прошло. Я забежала на кафедру анатомии — все-таки холодно, и организм гнет свое. Стоило мне покинуть любимое место в академии (о, это лучшее место, там тихо и есть мраморный белый друг) и выйти в коридор, как из своего кабинета вышел он… неспешной походкой мой любимый анатом направился к выходу с кафедры. Он был в сером халате, без шапки. В темные волосы красиво вклинивалась седина, чуть сутулые плечи. Я почувствовала, как у меня подгибаются колени, и на лице появляется глуповатая улыбочка. Я ускорилась и нагнала его у входа, жизнерадостно улыбнувшись, поздоровалась. Он приветливо ответил и пропустил меня вперед. Я вышла и вновь бросила на него восхищенный взгляд, ловя на лице каждую морщинку и стараясь запомнить даже мельчайшие черты. Блииин!

На лекции, естественно, просидела с улыбкой, приводя в замешательство Полинку и заставляя хихикать Беллу. Последняя рисовала в тетради сердечки, помечая их буквой «З». Я бы с удовольствием ее стукнула, но мы сидели на первой парте, и Кравчук могла бы нас выгнать.

Не сложно догадаться, где я была на перерыве. Делала вид, что усиленно учу кишки, а сама ждала, что Золотко выйдет из кабинета. Послышались голоса. На кафедру вошли отец и Елена Игоревна. Они весело о чем-то разговаривали. Я замерла, словно меня застали в объятиях мальчишки. Отец сузил глаза.

— Что ты здесь делаешь?

— Обычно я задаю тебе этот вопрос. — Я постаралась говорить как можно небрежнее, сердце грозилось выскочить и умчаться за железные двери к анатому.

— Леонид Тимофеевич, девочка учит. У нас на кафедре всегда тихо, правда?

Взглянув в глаза Елене Игоревне, я удивилась, она будто спасала меня от ненужных вопросов. В благодарность ей я кивнула.

— Пойдемте ко мне в кабинет, не будем мешать девочке. — Отец еще раз оценивающе глянул на меня и последовал за Кравчук.

День прошел под знаменем улыбки на все лицо. Кажется, мои увлечения закрепляются… я влюбилась и серьезно. У меня земля из-под ног уходит, когда я о нем думаю! Я попыталась кое-что представить… в общем, мое воображение ставит на это табу, но это так сладко! И почему я не могу раздеть его в своей голове? Это ведь моя голова! Туда кроме меня никто больше не попадет. Все равно стыдно. Я представляю все быстро и круто, но как через запотевшее стекло. Наверное, еще не пришло время моей фантазии разгуляться.

Пока не пропало настроение, села учить бэху. Начинаю втягиваться, если читать внимательно, можно даже понять, о чем идет речь. Вот бы мне с ней как с анатомией поперло! Только без влюбленности в Разумова! У меня есть Золотко, я уже представляю, как бы мы могли проводить свободное время… и опять я натолкнулась на невидимый блок в голове и отскочила. Я подложу под эту стену килограмм тротила и взорву!

* * *


Весь день улыбка с лица не сходит. Да что же это такое?! Я хочу его! А мы еще не учимся в эту субботу из-за 23 февраля! Пропадает анатомия! Это так печально! Я буду с нетерпением ждать вторника, я очень хочу его увидеть. Как теперь смотреть в его глаза? В эти серо-лазурные, иногда свинцовые, иногда яркие глаза?

Даже лыжи не испортили мне настроения. Староста смотрел на меня, как на идиотку. Он привык видеть меня раздражительной и слышать в свой адрес грамотные и распространенные отговорки: «Я ей слово скажу, она ответит десять, а я все равно виноватым останусь!». Сегодня я улыбалась и пропускала мимо ушей все его попытки заставить меня огрызнуться.

Сидели перед лекцией по БХ в холле, я пила кофе и улыбалась. Как-то меня прямо тянет к людям, дарить им радость и счастье! Эта странная энергия шла из сердца прямо по сосудам к конечностям и к голове, отравляя мозг безграничным счастьем. А самое смешное: какова вероятность, что я могу рассчитывать хотя бы на взгляд с его стороны? Это может остаться просто моим неисполненным сексуальным желанием! А я радуюсь. Это странно. Раньше односторонняя влюбленность приносила мне только боль, я страдала, а теперь улыбаюсь во все лицо, не пришлось бы мне пореветь потом… за все в этом мире нужно платить, а за действительно важное — отдавать кусочки своей души и жизни.

Из столовой вернулась Полина, я одарила ее очередной лучистой улыбкой. Она погладила меня по голове и приобняла. Ее пальцы проскользили по моей челке:

— Такая счастливая! Что в Золотухина влюбилась?

Я вздрогнула и отскочила, если можно отскочить сидя. Мои глаза, наверное, округлились.

— Пойдем, отойдем! — Я схватила Полинку за рукав свободной кофты с бантом и потащила подальше от сидящих рядом одногруппников.

— Откуда ты все знаешь? — Прошипела я.

Полина открыла рот и показала сначала на меня, а потом куда-то вдаль и засмеялась. Я всегда удивлялась Полинке! Она знает обо мне больше, чем я сама. Отец Полинки работает с моим. Он юрист и часто консультирует отца. А мама у нее домохозяйка. Мы учились вместе в старших классах. Мне сразу понравилась эта спокойная проницательная девочка. Правда, сейчас мне хотелось ей врезать.

— Что смешного?

— Да ничего! — Сквозь смех отозвалась Полинка. — Ты, поди, еще расстроилась, что анатомия пропадет в субботу?

— Конечно! — С чувством отозвалась я. — Только никому! Это так странно!..

— Ясен пень! По тебе видно, ты прямо летаешь! Агат, сколько ему лет? Он дедок почтенный!

— А ты бабка! — Не выдержала я.

Она всю лекцию по БХ смотрела на меня с улыбкой. Им с Беллой теперь будет, что обсуждать. Зато Разумов сегодня не так напрягал. Может, мы даже сможем поладить. Если он не будет надо мной издеваться. Я девушка нервная, могу и болтнуть лишнего. А потом огребусь и от зав кафедры биохимии и от папашки. Даже не знаю, что страшнее. Я правильно ответила на его вопрос. Потом он начал угорать над алтайской девушкой — есть у нас в группе такая, светло-русая с золотистым отливом, вздернутом носиком и бесстыжими глазами. Вот уж точно. Она входит в кружок девочек, которым нравится биохимик. Как бы они с Беллой друг друга не покусали. А то начнут делить биохимика. Хотя я думаю, его на всех хватит. Если он действительно делает все так быстро, как говорит и соображает, то ему двух студенток мало будет. Куда поплыла моя фантазия?! Фу-фу-фу! Оставлю эту территорию его фан-клубу. Моя любовь в далеком корпусе на втором этаже.

День убила на попытки выучить биохимию и физику. Засыпала, просыпалась, учила, психовала. Еще Золотко из головы не идет! Хорошо, что не он ведет у нас биохимию и физику, еще не хватало перед ним опозориться.

Пока я ломала зубы о гранит науки, к маме забежала та самая соседка, что общалась с женой Золотка. Я возникла в коридоре сама собой и постаралась придумать, как перевести разговор на эту тему. Благо, напрягать изнасилованный наукой мозг мне не пришлось. Она сама спросила, как мне новый препод по анате.

— Здорово! — Охотно отозвалась я. — Мы хоть учить начали!

— Да, Валерия Георгиевна его нахваливает! Говорит, идеальный муж! У них ведь двое детей! Обе дочки тоже мед закончили, кстати. Старшая Катя судмедэксперт. — Я терпеливо слушала повторение, надеясь уловить что-нибудь новое. — Недавно замуж вышла, детишки уже. А Слава, младшая, я не помню кто. — Они заговорили о чем-то другом.

Дедушка. Получается, ему лет 60–65. Да он еще о-го-го! Я улыбнулась своим мыслям. Что теперь делать? Так хочется! Я уважаю его жену, несмотря на ее гуманитарность. Ей повезло. Посмотрим, смогу ли я совладать со своими эмоциями. Обычно в борьбе за управление телом с мозгом, рациональным и хладнокровным, горячие чувства одерживают безоговорочную победу. Правда, моя сознательная часть может потом умирать от стыда. А чувства что? Они получили, что хотели! И спрятались. Я ушла к себе в комнату, точнее ускакала, потому что все время думала о Золотке. Эх, надо готовиться к похоронам своей гордости. Завтрашний коллоквиум по физике готовит мне страшную пытку.

Перед смертью я сидела в соц сети, надо отдохнуть, расслабиться и выспаться. Переписывалась с Аллочкой. Не выдержала и рассказала ей, что мне нравится препод. Началось все так:


«Ну спроси, спроси, чего я такая довольная!)))»

«Чего ты радуешься?» За что не люблю подругу, так это за отсутствие смайликов, никогда не понятно, что она чувствует.

«Анатомия))))?????»

«И?»

«Он такой, слов нет! Хочу…»

«Кого?»

«Ну, кого? Подумай!)))»

«Так возьми, что тебе мешает, не понимаю?»

«Ну, он как бы препод)».

«Так даже эротичнее звучит».


Я застучала руками по столу вокруг клавиатуры и заскулила. Ну Алла! Я накатала ей целое письмо:


«Алла… он просто супер!))) Такие глаза живые, прикалывается над нами, говорит — заслушаешься)) а как смотрит)) я просто расплываюсь)) зато теперь хорошо знаю анатомию)))».


Аллочка долго не отвечала, а когда наконец-то комп щелкнул меня, оповещая о новом сообщении, я не без удовольствия увидела текст:


«Ты можешь остаться после занятия, когда все уйдут, подойти к нему с вопросом. А потом, а потом, когда ваши глаза встретятся, между вами вспыхнет искорка, всё произойдёт так быстро, и ты поймёшь, что он хочет того же что и ты, он вопьётся своим страстным поцелуем в твои нежные губы. Его сердце будет дрожать при этом, и от твоих страстных поцелуев покрывающих всё его тело, его мальчик начнёт проситься наружу. И в конце тебе обеспечен зачёт, и страстные воспоминания!»


Я с дикими глазами дважды перечитала послание. И со стоном и диким хохотом стала сползать под стол. Даже не знаю, что отвечать на такое! Собрав остаток мыслей, я все-таки набрала ответ:


«Бл*,Алла!) Я сейчас чуть под стол не сползла со стонами))) он охренительный и — он женат(двое детей»

«Ну, можете её не звать с собой!»

«Спасибо за совет!»


Дальше пошла игривая переписка, Алле понравилось сообщение: «Анатом — обояшка, лапочка и просто прелесть, а это его посмотреть в глаза и спросить «понятно?» или «ясно?») особенно на фоне кишечника мило смотрится».

После такого потрясающего, будоражащего душу, диалога я легла спать. Интересно, как мое подсознание среагирует на фантазию Аллы?

* * *


День переживаний какой-то! По биохимии меня не спросили, мы поздравили Разумова с приближающимся праздником, и он, кажется, немного подобрел. Когда он в очередной раз дал нам лабораторную и свалил к себе, я несколько облегченно развалилась на стуле. Хоть не стал пытаться выковырять из моего мозга то, чего там нет по определению. Беллка была молчаливой, она копалась в айфоне, водя пальцами по экрану с напряженно-заинтересованным лицом. Я заглянула к ней в экран. У нее ведь меньше был телефон… да и футлярчик явно другой.

— Новый? — Я потянула аппарат на себя.

— Да, — откликнулась она, накручивая рыжеватый локон на палец.

— Очередной поклонник подарил? — Усмехнулась я, Белла редко долго сидела без дела. Родители вечно заняты на работе, причем, что мама, то и папа. Первый какой-то министр при отце, а вторая — заведующая кожвеном в областной больнице. Династия!

— Почти. — Ухмыльнулась подруга. — Не видела, Разумов к себе ушел?

— Вот еще я на Разумова не смотрела! — Проворчала я, переписывая в тетрадь протокол для лабы.

Забавная выходила лабараторка: половину времени мы убили на просьбу мальчишек пописать в баночку. Нужно было получить биологический материал для реакции. Пока они ломались не хуже девочек, наша предприимчивая девочка-окунь успешно сходила в мужской туалет и нашла там представителя противоположного пола без комплексов и с полной банкой материала, его она и попросила отлить нам.

Вообще Разумов рассказывал забавную штуку относительно этой лабы. В прошлом году еще одна раздолбайская группа по типу нашей не придумала ничего лучше, как сбегать в мужской туалет и найти жертву там. Так вот этой самой жертвой оказался молодой доцент. Подходит он потом к биохимику и жалуется:

— Захожу в уборную, а ко мне подлетает твоя девчонка с дикими глазами и совершенно диким предложением: «Слышь, мужик, пописай в баночку!»

Чего, а юмора, особенно черного, на БХ у нас много. После нее я отправилась повторять, а Белла осталась спросить что-то у биохимика. Этого я уже пережить не могла и сбежала.

Сидела и тряслась на колке по физике. Белла вернулась как раз к началу пары довольная. Интересно, до чего договорилась эта парочка? Я погрузилась в формулы. Здравствуй, завал! Впрочем тест я написала на отлично. Вокруг нашей кураторши — забавной энергичной и очень громкой женщины — собралась так называемая «элита». Захоти я сотворить в группе кружок министерских дочек, у меня бы это получилось. Но это как минимум не прилично: я не принимала участия в успехе отца, а времена крови прошли. Впрочем, нашей Алене это не мешало. Они сумели так быстро довести физичку, что я даже испугалась, хотя все равно тихо пробралась на место и села. Мне достались два легких вопроса. Я собралась и, состроив наивное личико вчерашней школьницы, стала отвечать. Спасибо нашей неугомонной биологичке за избыток информации, которая, как мы думали, никогда нам не пригодится. Пригодилась! Глаза у кураторши округлились:

— Это очень специфичные знания!

Я почти что прыгала под потолок, получив две пятерки. Неужели жизнь начала налаживаться? Неужели мои чувства подстегивают меня не хуже вожжей? Это все ради моего Золотка! Я прыгала, кричала от радости на перерыве и выводила угрюмых одногруппников своей жизнерадостностью. Это ведь так здорово, в меде учиться!

— Из огнями да в полыми! Тебя кидает из крайности в крайность! — Заметила Полина. Она тоже сдала на пятерки.

— Ты у нас бутылка шампанского! — Рука Беллки легла мне на плечи. — Есть ли повод напиться с горя или с радости, ты всегда стреляешь! Твои эмоции нельзя затыкать, а то ты взорвешься, и мы долго будем отмывать кровь!

— И я тебя люблю, Бельчонок! — Я послала подруге воздушный поцелуй, от чего она чуть не подавилась газировкой.

Я заранее позвонила папе и сообщила о своей победе. Етественно, без внимания и награды это не осталось. На моей постели лежал новенький костюм для восточного танца! Белла (мы приехали вместе, собирались коллективно свалить вещи и пойти прогуляться) чуть не порвала мне барабанную перепонку своим диким писком! Это была тонкая воздушная ткань красивого малинового цвета: юбка с золотыми вставками, платки с монетками, лиф, полностью обшитый, открытый с множеством бисерных навесок с теми же звенящими монетками, легкий платок и подвеска на голову.

— Шикарно! — Белла пропустила легкую ткань под пальцами и взглянула на бирки. — Марокканский! Примеришь?

— С удовольствием!

Вскоре я уже стояла перед подругой во всей этой красоте, боясь выронить из верхней части костюма свои части тела, Белла до упора подтянула лямки, так вроде лучше…

Я повертелась и сделала бедрами восьмерку. Монетки радостно зазвенели. Как круто! Мы включили музыку и стали пританцовывать. Беллка натянула один из моих старых костюмов — розово-зеленый нежного оттенка с сеточкой на талии. Музыка стала громче и ярче. Это была моя любимая со звоном бубнов и голосами, кажется, она переводилась как «Переполнен мир». Я с удовольствием трясла бедрами и чувствовала, как разгоняю застоявшуюся кровь по телу. Вскоре меня и вовсе прорвало. Белла отошла к стенке и просто хлопала. Я шагала, выгибалась и выделывала платком всевозможные восьмерки. Монетки звенели под такт бубнам, придавая танцу живости и яркости. Руки, улыбка, поднять платок ногой и подбросить его над головой, чтобы пробежать под ним и поймать за конец. А потом закружиться с ним, чтобы не видеть ничего… какое это счастье! Я ловила свое отражение в зеркале и немного не рассчитала — провернулась на девяносто градусов больше: тут разум подвел меня, нарисовав перед глазами мужчину, я вскрикнула и выронила платок. Он мягким шелком упал к моим ногам. Я зажмурилась и сделала шаг назад. А когда открыла глаза, отшатнулась на полную катушку. С моим сознанием все было в порядке, оно и не собиралось меня обманывать. Просто в дверях моей комнаты, закрытой, к слову, стоял мужчина лет, наверное, сорока. Я плохо определяю возраст мужчин на глаз. Выглядел он крайне довольным, словно только что налакавшийся жирных сливок кот, лежащий на солнце. Меня затрясло, я резко подняла платок и накрылась им, все-таки почти в нижнем белье выплясываю!

— Вы потрясающе танцуете! — Улыбнулся незваный гость. Я холодно кивнула.

Он не сводил глаз с меня, а я не отрывала режущего лазером взгляда от него и удивлялась, как он еще не сбежал. Вступилась за меня Белла, она даже не потрудилась накинуть что-нибудь поверх своего костюма одалиски:

— В Марокко вас бы выпороли плетьми! — Она встала в позу, скрестив руки на груди и еще большее ее при этом приподняв.

— Хотите меня выпороть? — Ухмыльнулся гость. — Какое живое и игривое воображение!

Я фыркнула.

— Что вы вообще тут делаете? — Не люблю долгих прелюдий. Зачем наматывать сопли на кулак?

— Ваш отец пригласил меня. — Он посмотрел на Беллу. — А девушка с радостью передала мне его приглашение.

Я удивленно уставилась на подругу. Шок давил меня своей тяжестью. Человек, которому я доверяла, привел ко мне в дом биохимика!


Глава 8. Крайности


Я переводила взгляд с биохимика на подругу и чувствовала, как у меня учащается дыхание и, сжимаются кулаки. Я закрыла глаза, чтобы не заорать на весь дом и не наброситься на парочку заговорщиков. Я так надеялась, что они пропадут. Не пропали. Плохо дело.

— Дайте мне переодеться! — Я стала выталкивать подругу к двери прямо на заинтересованного происходящим препода. К слову, Белла не особенно упиралась. Он отступил, только когда моя подруга практически повалилась на него. — Спасибо, я вам очень благодарна, подождите снаружи! — Бормотала я, закрывая дверь.

Ну, попадись мне, папочка! Сейчас, я только приведу себя в приличный вид. Я скинула красивые легкие ткани и взамен им натянула любимые джинсы с разводами и футболку-поло в полоску. Волосы собрала в хвост. Мельком увидела, насколько сумасшедшие у меня глаза.

Моя комната находится на втором этаже совмещенной квартиры. Там же находится родительская спальня и уборная. Внизу гостиная, кухня со столовой и кладовка. Я быстро спустилась по наклонной лестнице, она вела как раз в гостиную. Гости не стали дожидаться моего выхода под фанфары, правильно понимая, что он может сопровождаться размахиванием битой или чем-нибудь потяжелее. Сейчас они разместились в креслах (Белла с биохимиком), между ними стоял только журнальный столик, на котором светились два стакана с янтарной жидкостью; отец стоял, он что-то тихо рассказывал, от чего его компания посмеивалась. Услышав меня, он обернулся, пустив на губы нагловатую ухмылку. Он что же думает, что я не буду скандалить при чужих? Ха! Кто здесь чужие? Беллка с пяти лет крутится в доме, а биохимик после моего шоу вообще в дом не зайдет. Я открыла рот, но запнулась. Все-таки атавизм совести у меня присутствовал.

— Папочка, можно тебя на минутку? — Натянуто проговорила я, стараясь не сорваться.

— Прошу меня извинить. — С легким полупоклоном папашка прошел за мной в столовую.

— Что это за хрень?! — Зашипела я, стоило нам выйти из гостиной. — Почему ко мне в комнату врываются посторонние мужики? А если бы я там занималась чем-нибудь важным?

— С Беллой? — поднял брови отец. Он нисколько не боялся моих скандалов. Они его утомляли, раздражали, веселили, развлекали, но уж не пугали, это точно!

Я фыркнула и притопнула для убедительности.

— Зачем ты его позвал?! Я ведь просила тебя…

— Я делаю то, что считаю нужным и советую тебе присмотреться к нему и относиться более уважительно!

— Ага, только кишки в узел завяжу!

— Агата! — В глазах появилась ярость. — Ты сейчас выйдешь к гостям и будешь вести себя соответственно своему статусу!

— Статусу? Это я могу! — Заверила я.

Мы вернулись в гостиную. Кожаные диваны и кресла успели уже порядком примяться. Один из бокалов стоял пустым. Разумов, увидев нас, поднялся на ноги, Белла бросила хмурый взгляд, оторвав его от айфона…. и тут меня накрыло!

— Извините, Агата, я несколько промахнулся дверью. — С неожиданно вежливой улыбкой сказал биохимик. Я даже удивилась: может, он спьяну сама доброта и вежливость?

— Вы во всем такой меткий? — Не удержалась я, заставив его скривить губы в усмешке. Мы друг друга поняли, и будь я сейчас не в состоянии готовящегося к извержению вулкана, я бы вполне могла развить эту тему дальнейшими шуточками. — А ты Иуда! За айфон новый меня продала!

Беллка растерянно глянула на отца.

— Предприниматель, блин! Достал меня своими схемами! А знаете что? Идите вы оба! Дайте мне уже жить по-человечески без ваших спектаклей! — Я махнула рукой и случайно свалила вазу с засохшими розами. Ударившись о пол, бутоны начали крошиться, и я наступила на них.

Некоторое время в комнате стояла тишина. Все размышляли. Остаться здесь? Слушать трескотню отца и шуточки Разумова? Смотреть на мерзкую рожу Беллы? Нет уж, я сваливаю! Стоило мне принять решение и сделать шаг по направлению к выходу, очнулся и мой предприимчивый родственничек:

— Не смей!

— Снова здорова! Можешь меня хоть в клетку посадить, я все равно оттуда выберусь!

Зыркнув глазами на папшку, я попрощалась с гостями:

— Счастливо оставаться! — И поспешила выбраться из квартиры. Ловить меня, ясное дело не собирались.

Оказавшись в остановке от дома, я задумалась, что мне теперь делать? Плохо вышло, тут, конечно, другое слово в тему, но оно малость нелитературное. Я достала телефон и стала просматривать глазами список контактов. Нет, это же надо! Для нее айфон дороже меня! Ну что за люди меня окружают?! Сплошняком предатели и карьеристы! О, вот Аллочка меня поймет, обсмеет и пожалеет. Люблю ее за детскую непосредственность и дружескую верность. Ей бы айфона точно мало было!

Алла оказалась свободна, тем более ей не терпелось послушать про мое Золотко. Мы встретились, и Алла сразу же побудила меня к повествованию. Я почти в лицах пересказывала ей уроки анатомии, описывала его глаза и улыбки. Алла добавляла эротичные детали, от которых я закусывала губу и хотела стонать и подпрыгивать на месте, представляя, как Золотко проделывает все это со мной.

— Откуда он вообще взялся?

— Он зав кафедры.

— Круто. Ну, поздравляю с очередной пассией! Этому-то хоть не пятьдесят лет?

Я примолкла. Вопрос был вполне законным. Меня обычно тянуло на мужчин взрослых, с уже сложившейся жизнью и достижениями. Последний такой сорокалетний бизнесмен надоел мне своим дефицитом времени. Как папа орал, когда узнал о нем, я неделю сквозь смех и слезы пересказывала эту историю подругам.

— Нет. — Ответила я, стараясь не улыбаться.

— Сорок?

— Нет.

— Тридцать?

— Нет.

— Что только с универа? Или… ш… Агата! — Мое имя она произнесла со стоном и закрыла глаза. Ее плечи затряслись, толи от смеха, толи от слез. Я заулыбалась. — Только не говори, что ему под шестьдесят!

— Ну…

— Блин, ну ты вообще!

— У меня фотка есть!

— Покажи!

Я нашла в телефоне фотографию из интернета, она мне не очень нравилась, там он казался старше и был в очках. Стоило подруге бросить взгляд на фотографию, как она почти с криком отскочила.

— Фу! — Я со смехом прижала экран к губам. — Ужас какой!

— На самом деле он моложе выглядит, здесь фотка плохая.

— Ага, давай, защищайся! Агата! Ну что ты за человек?!

Я взяла ее под руку, и пока мы шли по проспекту, рассказывала о том, какой Золотко лапочка и очаровашка. Я просто в обморок рядом с ним готова падать от восторга и избытка эмоций. Даже мысли о моем анатомическом короле меня будоражили, что-то внутри живота подтягивалось, замирало, оно желало почувствовать его касания. Губы хотели быть накрытыми его поцелуем, а мозгу требовался запах его туалетной воды.

— Он потрясающий, он… — щебетала я.

— Пенсионер. — Выдала Алла.

— Какой пенсионер!?

— Магазин «Пенсионер»! — Алла указала на вывеску.

Повисла недолгая пауза, после которой мы как две ненормальных согнулись пополам от смеха. Надо же было так в тему выдать такое слово! Еще одним поводом для Аллиных издевательств стало мое детское наивное желание купить Чупа-Чупс. Комментариев была туча.

Особенно мне запомнились эротические идеи Аллы на этот счет, голова у нее работала хорошо, просто чаще всего не в ту сторону, которую от нее требовали. Она рисовала потрясающие воображение картинки, за что я была ей благодарна, мой мозг они занимали целиком, вытесняя и вредного папашку и биохимика и предательницу-подругу. Когда подруга устала, я решила попробовать сама.

— Представляешь, — я понизила голос, добавляя в него чувств, — он подходит ко мне сзади и поправляет скальпель…

Я действительно подошла к подруге сзади и взяла ее за предплечье, она отскочила настолько молниеносно, что я даже сообразить не успела. А подруга уже стояла в паре метров от меня в полусогнутом состоянии:

— Фу-фу-фу! Агата, фу-фу-фу!

Я была настолько поражена ее отскоком, что даже смеяться не могла.

— Что ты делаешь с моим воображением? Оно чересчур живое, в него нельзя такое заливать! У него там, поди, уже ничего не работает!

— Все у него работает! — Возмутилась я.

В моих мыслях Золотко был неудержимым и страстным! Это я должна была просить его о пощаде, а не он отмахиваться от моих желаний.

Правда, мысль меня немного кольнуло. Словно я уже окунулась в этот омут и теперь пыталась понять, не будет ли таких неожиданностей, которые смогут меня разочаровать? Я постаралась отшутиться. Кажется, получилось.

Домой я вернулась поздно, часов в двенадцать. Относительно днем для моих обычных побегов в клубы. Тихонько прокравшись к себе, я включила компьютер. Меня разрывало от желания сделать что-нибудь пошленькое. Я даже пожалела, что у меня нет парня. Или хотя бы близкого друга, так хотелось над кем-нибудь пошутить…

Машинально я открыла свой дневник, который в электронном виде вела лет с пятнадцати. Пальцы зависли над клавиатурой. Стук, второй, у меня в голове завертелась цепочка. Мысли плавно перетекали одна в другую, иногда срываясь от избытка эмоций. Я не могла дать себе возможность сказать это языком и губами, а пальцы вполне могли набрать текст. Там были только мы вдвоем… кабинет располагал к перемещению действия в горизонталь, и он был смел. Зачем думать о преградах на мониторе ноутбука? Здесь можно просто протянуть руку и взять предложенное. Я старалась как можно тщательнее прописывать детали, чтобы точнее представлять себе прелюдию и процесс. Моя стена падала с каждой строчкой. Вот я снимаю с него халат, расстегиваю рубашку… уже пальцы не попадали на интересующие меня клавиши, а я все писала. Еще чуть-чуть, немного остроты… Концовка! Я откинулась на спинку стула и потянулась. Кажется, я часто буду обращаться к бумаге за помощью. Я устала, морально вымоталась. Душа была готова ложиться спать, она получила моральное удовлетворение от написания эссе на «неприличную» тему, а вот тело все еще жаждало близости. Я закрыла ноут и отключилась.

Каково же было мое удивление, когда я проснулась одетая (кажется, это слишком часто со мной случается!) с ноутбуком на груди, который я обнимала получше любой милой подушечки. Надеюсь, мне не снилось ничего такого, и я не пускала на него слюни, а то чудо техники могло захлебнуться.

Я встала и привела себя в порядок. Сегодня праздник — день защитника отечества. В груди сразу же засосало: из-за такой ерунды пропадает анатомия! Лучше бы БХ пропала!

Родителей я застала на кухне, они сидели за небольшим столом. Когда гостей не было, мы завтракали там, чего еду по всему дому таскать? Хотя это я люблю: чашки находятся везде, разве что в уборную я с ними не хожу. Отец пил кофе, мама расслабленно зачерпывала ложкой творожок.

— С праздником! — Дежурно сказала я.

— Я что похож на солдата?

— Леня, это и гражданский праздник! Мужчины-врачи защищают людей от болезней, мужчины-спасатели от чрезвычайных ситуаций…

— А мужчины-политики от лишних денег. — Не удержалась я.

— К слову о лишних деньгах, до конца марта ни копейки не получишь. — Отец отхлебнул из бокала, походившего по размерам больше на пивную кружку. — Ты вчера повеселила всех!

Я присела напротив отца. Он так комично выглядел в полосатом махровом халате. После его обычного костюма, смотрелось это великолепие вкупе с домашними тапками очень мило. Мне ужасно хотелось выслушать, что он обо мне думает, как будет называть мое поведение. Я остро нуждалась в осуждении. Живя в доме тирана, невольно становишься мазохистской.

— Меня отчисляют?

— Если бы! Разумов в восторге был от твоей сцены! Сказал, что такие вот стервочки своего всегда добиваются, а коль уж у тебя фонтан эмоций, так их следует приспособить куда-нибудь.

— С удовольствием пущу их в мирное русло. — Зачем-то сказала я, намазывая хлеб плавленым сыром и украшая бутерброд колбасой и укропом.

— Тогда собери все свои актерские навыки и извинись перед Беллой!

— Что?! — Я чуть не подавилась. — Она вообще-то меня продала!

— Она тебя мне продала, твоему отцу, это не считается.

— А если бы ты был психом и гонялся за мной с бензопилой?

— Тогда бы ты, наверное, была спокойной и послушной. — Без тени юмора отозвался отец. — Извинись!

— Прекратите! У меня от вас голова болит!

— Мама!

— Галя!

— Замолчите, оба! — Мама поднялась на ноги. — Леня, если тебя что-то не устраивает, накажи ее. Агата, если что-то не нравится тебе — объясни это нормальным тоном!

Мы замолчали. Обычно мама на нас не срывалась. Она была на редкость спокойной, похоже, мы сильно ее достали. Наши с папой «дележки авторитетов» продолжались с моего сознательного возраста. В детстве я просто капризничала, а потом, повзрослев, стала и сознательно выводить отца из себя, делая все, чтобы он злился и орал на меня. Это меня будто бы успокаивало. Странно все это. Доедали мы уже в тишине. Днем я старалась не пересекаться с родителями и молча учила уроки. Золотухин много задал, вот жук! С каждым разом увеличивает дозу, так ведь можно анатомана сделать! Вот у меня итак уже острая форма с ярким проявлением клинических симптомов: учащенный пульс, дыхание, эмоциональное возбуждение и гиперактивность. В то же время, я ничего не хочу делать! Хочу бросить все и мчаться к нему! Я чувствую себя подростком: влюбилась в препода, страдаю и ничего не могу с этим сделать! Поднимается моральный аспект: справедливо ли будет плюнуть на условности и начать атаку? Как все сложно…


Глава 9. Первый шаг в пропасть


И почему я не могу спокойно относиться к отцовским нападкам? Нет, чтобы просто пропустить мимо ушей все, сказанное драгоценным родственничком, кивнуть и сделать по-своему.

На психологии рисовали: дом, дерево и человека. По результату теста, я инфантильна, уже пожинаю плоды своих трудов — тут-то без Золотка не обошлось — и отгораживаюсь от окружающих, пытаясь что-то скрыть. Как без этого? Любому, даже самому на вид кристально чистому есть, что скрывать. Мы многое о себе не говорим, есть моменты, которые хочется скорее выкинуть из памяти. Они нам неприятны, режут затянувшиеся раны, не давая им зажить, и оставляют уродливые шрамы в нашей душе. Плюс ко всему на меня сильно влияет отец, это точно! Скорее не влияет, а пытается, а я изворачиваюсь, как могу.

История порадовала, меня похвалили, сказали, что я всегда прихожу готовая, настроенная на работу. Просто я сейчас влюблена по самое не хочу, и больше меня ничего не интересует. Так и расплываюсь в улыбке только от упоминания Золотка.

Все учу анатомию. Прямо не могу оторваться. А то еще завтра ударю в грязь лицом. Как я хочу его увидеть и между тем боюсь, что не смогу сдержаться и просто брошусь ему на шею. Что тогда будет?? Все мои проблемы из-за эмоций. Надо бы успокоиться и не показывать себя, а то одногруппники еще спалят… как сказала Лера в период биологии Додонова «хоть бы совладать с телом!», вот и я о том же.

* * *


Ждала Золотко перед лекцией по гисте — не дождалась. Увидела его только после и повисла на лестнице с тихим стоном. Полина улыбнулась:

— Видя его, ты, похоже, испытываешь моральный оргазм!

— Да! — Не стала отрицать я.

Белла не лезла ко мне, прекрасно понимая, что я с ней сделаю, если она рискнет начать разговор. Мне было не до того. Ко мне подошел Ефим и спросил, буду ли я заниматься препаровкой. Что за вопрос?! Конечно, буду! Это же Золотко! Мы подошли к его кабинету. Там было две двери, первая железная, а вторая деревянная. Чинно оформленная табличка: «Михаил Иванович Золотухин, доцент, заведующий кафедрой». Фима постучал и первым ступил на его территорию. Я шагнула следом.

Кабинет был небольшим, я быстро пробежала по нему глазами и впилась в свою любимую часть — анатома. Здесь было несколько столов, шкаф, холодильник, старенький диван. Золотухин в сером халате бросил на нас скучающий взгляд. Фима стал договариваться, я время от времени кивала, а сама любовалась. Все во мне плясало в этот момент. Так и хотелось подойти ближе, заглянуть в эти серо-голубые игривые глаза, провести рукой по гладко выбритому лицу. Но особенно я хотела расстегнуть еще пару пуговиц на черной атласной рубашке. Я чувствовала, как ноют пальцы, желая осуществить эту мысль. Мне приходилось время от времени выныривать из своих фантазий, чтобы вслушаться в разговор, а не просто наслаждаться его чуть гнусавым спокойным голосом. Хотя на парах я воспринимала абсолютно все, что он говорил. Мы договорились на субботу. После пар, нужно было только обзавестись скальпелем и пинцетом. Ну, это не трудно. Оказывается, Золотко ненамного выше меня, я ему примерно по нос. Хотя минус восемь сантиметров моих каблуков.

Писали очередной тест, и вновь он порадовал меня отличной оценкой! После теста Золотко стал вызывать студентов к препарату и просить найти на нем двенадцатиперстную кишку. Это был комплекс органов: кишечник, поджелудочная, желудок и почки. Так как вытащили его давно, он уже успел перекрутиться во всех возможных направлениях. Одно дело смотреть все это счастье на трупе, и совсем другое пытаться понять что-то здесь. После десяти промахов, некоторые были даже без перчаток, я поняла, что следующая фамилия моя.

— Соколова Агата Леонидовна!

Я поднялась и подошла к препарату. Стала рассуждать вслух, где искать эту злополучную кишку. Она ведь распрепарирована! Я верно указала ее, а затем и образование на ней.

— Так, а теперь покажите мне слепую кишку. — Я подняла глаза и посмотрела ему в лицо. Пальцы самопроизвольно отпустили кишки. Я приоткрыла рот и немного улыбнулась. Анатом кивнул на препарат.

Но моя голова уже зависла, поплыла табличка «нет сигнала», плюс перематывать все семь метров не было времени, я ткнула наугад.

— Жаль, так хорошо начали. — Его рука нарисовала тройку.

Ошеломленная, я села. За этот день тройка была рекордом. Хотя обидно. И стыдно. Я ведь знаю в теории, где она! Как оказалось, она тоже распрепарирована. Балда! Выйти и опозориться перед Золотухиным. Да если он просто запомнит, как меня зовут, я уже буду счастлива!

После окончания опроса (худо-бедно злополучную кишку нашли) мы пошли смотреть труп. Золотухин вручил мне ключи и сказал закрыть кабинет. Естественно, меня переклинивало от счастья!

Анатомичка находилась на первом этаже. Несколько столов, накрытых целлофаном. На одном из них лежал явно старенький замученный труп. Это был мужчина серо-желтого цвета с откинутыми ребрами и вскрытой брюшной полостью. Череп так же был вскрыт. Ноги и руки отсутствовали. В брюшной полости можно было различить множество органов, и тут уже все кишки находились на своем месте. Остро пахло формалином, слезились глаза. Я обосновалась рядом с Золотком, справа от него и стала слушать. Он рассказывал о брюшине и в целом о пищеварительной системе.

— Какие есть положения червеобразного отростка? — Тишина, разговаривать с ним никто не торопился. А он ведь говорило обратить на это внимание!

— Медиальное! — Я не сразу сообразила, что открыла рот. Анатом посмотрел на меня с радостью, что хоть кто-то снизошел до контакта.

— Еще?

— Ректроцекальное.

— И последнее?

— Ретроперитонельаное.

— Отлично. — Его одобряющий взгляд. Я там чуть на труп от счастья не завалилась.

На все вопросы по трупу я отвечала правильно. Здорово! Я радовалась сама себе, работе своей головы, которая, как оказалось, может соображать и в его присутствии. Задавая вопрос, он сразу поворачивался ко мне, словно вся его речь была только для меня одной. Наверх я просто летела, хоть и старалась не терять любимую немного сутулую фигурку из вида. Мне нравилось его астеничное телосложение, худой, высокий, четкий и последовательный. Никогда не кричит и не унижает — само спокойствие!

Я открыла учебную комнату, одногруппники стали заползать. Встретилась глазами с Беллой. Она не выразила никаких чувств, просто посмотрела на меня, я почувствовала боль. Ее, затем свою. Все в жизни можно объяснить. Поступок Беллы тоже, наверняка, поддавался какому-то логическому объяснению. Мне было плохо без нее, без ее шуточек и пошлостей, но я не могла просто так спустить дело на тормозах. Стоило мне подумать о примирении, как меня начинало подташнивать. Я бросила в мусорку покрытые формалином перчатки, мы успели поковыряться в трупе, найти вход в сальниковую сумку и «покрутить там пальчиками», и вышла в коридор. Два шага влево, два вперед, и вот я уже перед дверью его кабинета, стучу и вхожу.

— Михал Иваныч! — Он поворачивается, и я протягиваю ему ключи. У него теплая рука. Вот бы стоять там всю пару и смотреть на него…

Он кивнул и положил ключи на стол. Я внимательно проследила манипуляцию, бросила на него последний голодный взгляд и уже собиралась выйти.

— Вы неплохо справляетесь. — Он с полуулыбкой смотрел мне в лицо. Руки сложены в районе солнечного сплетения в легкий замок. — Вам бы только практику немного подтянуть.

— Жаль, препаратов дома нет. — Живо откликнулась я. Он улыбнулся куда-то в сторону.

Я поняла, что мне пора идти. Одногруппники уже собрали сумки. Некоторые быстрые выбегали в коридор. Первой выбежала наша активная девочка — Серафима. Она чуть не врезалась в Золотко.

— Куда? — Услышала я. — Пара еще не закончилась!

Мы сидели, он успел опросить еще троих человек. А я думала. «Только практику подтянуть». Сколько всего я хотела и могла прочитать в этой фразе! И почему я не такая предприимчивая, как некоторые девицы? Почему не додумалась попросить его позаниматься со мной? Может, он того и добивался. Чтобы я напросилась на допы, а там…

Я живо представила, как он говорит мне, что анатомию нужно учить на практике, и сейчас он все мне покажет… я выдохнула. Как же так?! Может, еще не поздно?

Объявив, что нам нужно сделать дома, анатом отпустил нас. Я специально замешкалась. Сказала Полине, чтобы шла. Во мне копошилось нечто опасное и вредное. Я хотела зайти к нему в кабинет, спросить что-нибудь… о препаровке могу уточнить! Точно! Или о допах узнать. Сердце забилось где-то в горле. Я вновь оказалась перед его кабинетом. Два удара пульса, три в дверь, и я вхожу.

Наверное, я не особенно старалась привлечь внимание к своей персоне, потому что Золотухин не обернулся. Он был занят своими делами. Когда я зашла, он снимал халат. Белая хлопковая ткань соскользнула с плеч, он поймал ее на уровне запястья, осторожно стаскивая рукава с манжет шелковой рубашки. Затем стал методично сворачивать халат и укладывать его в пакет. Я помялась. Мне напомнить, точнее, сообщить, о своем присутствии, или просто наблюдать? Что-то пританцовывало в груди. Как это классно смотрелось. Видимо, почувствовав мой наслаждающийся взгляд, он повернул голову. В глазах только на миг мелькнуло удивление и тут же погасло. Он вообще производил впечатление толстокожего слона, непробиваемого ничем. Он мог спокойно сидеть на паре, окруженный орущими студентами и спокойно к этому относиться. Возможно, отключал звук в слуховом аппарате и мечтал о домашнем уюте, котлетках по-киевски и диване. Хотя я могу быть и неправа. Закрытый человек, мало ли, что у него в голове! Я замечала, что он много наблюдает. Смотрит на студентов, о чем-то размышляет и почти не озвучивает свои выводы.

Я так и стояла с приоткрытыми губами, восторженными глазами, с примесью непонятной мне самой страсти и фанатизма и чуть сведенными ногами.

— Вы что-то хотели?

Мое чувство самоконтроля итак весело на волоске от смерти. Я представляла, как после халата на пол полетит рубашка, его выглаженные черные брюки, моя нежно-розовая блузка и серая юбка. Мне ужасно захотелось закрутить на палец игриво сделанный подростковый хвостик. Но это ушло на периферию, когда я услышала его голос, такой чувственный даже сейчас…

Разум долго боролся за власть с эмоциями. Однако они всегда выигрывали, было в них нечто такое, чего не понять холодной и расчетливой логике. Кашу, конечно, потом разгребать последней, но кого это волнует? Если совсем образно, то сейчас сердце нахально столкнуло с коня мозг, запрыгнуло туда и шпорами ударило по бокам лошади.

Золотухин чуть приподнял брови, пытаясь понять, в состоянии ли я адекватно контактировать с окружающим миром. Мои ватные ноги получили хорошего пинка от сердца — теперь оно управляло всеми нервами организма. Я сделала пару широких шагов, пересекая комнату. Он не двигался, просто с легким удивлением смотрел на меня. Руки взметнулись вверх, я с легким ударом прильнула к нему, оплела руками шею и почти вслепую нашла губы. В мозг ударила вспышка, все засветилось, как на плохо сделанной фотографии. Золотухин отшатнулся, совершенно ничего не понимая. На поцелуй он, естественно, ответить не мог, так как находился в состоянии шока. Он запутался в моих ногах, приобнял меня за талию, чтобы не упасть. Однако попытка не удалась. Еще шаг назад, мы повалились на диван, он сел, мне вновь перемешало все в голове. Я отодвинула голову, взглянула в его округлившиеся лазурные глаза и поцеловала еще раз мягкие, несопротивляющиеся губы. Моего веса хватило, чтобы завалить его на диван на спину, да еще и в очень неудобное положение. Мой локоть застрял между его телом и спинкой дивана, одно колено зафиксировалось примерно там же, а второе — между его бедер — опасное положение. Я прижала одну из его рук, она осталась на мне, а вторая легла на спину, причем никак не могла найти удобного положения. Когда я заканчивала поцелуй, мне показалось, что его губы все-таки сомкнулись, толи, желая ответить, толи, наоборот закрывая мне дорогу. Я закрыла глаза и выдохнула. Мне так хотелось почувствовать, что ему так же хорошо, как и мне, что еще немного, и все пойдет по накатанной. Я мечтала ощутить его желание стать моим, правда, колено не самая чувствительная часть тела. Пока я парила на облаках, он попытался ухватиться рукой за стоящий рядом стол:

— Что это? — Сдавленно проговорил он, тщетно пытаясь приподняться. Я словно закрыла его в бутылке и сейчас была пробкой. — Прекратите, прошу вас!

Я посмотрела ему в лицо и испугалась. Испугалась, прежде всего, его страха. Он смотрел на меня и не узнавал ту девочку, что была такой милой и тихой на парах, а теперь лежала на нем, требуя ответных ласк. Мозг постарался потеснить эмоции. Я часто дышала, не зная, что мне теперь делать. Мне хотелось вновь поцеловать его.

— Я… я не могу… — почти со слезами выдохнула я, сознание возвращалось. Я начинала понимать, в какую авантюру только что вляпалась.

— Можете! — Уверенно, без злости сказал он. Таким тоном можно даже верблюда убедить в том, что он бабочка!

Я сжала губы и уперто покачала головой, слезы выступали на глазах. Нужно было подумать о последствиях. Если я сейчас встану, он уйдет, нам в лучшем случае сменят препода, а в худшем я буду остаток года сидеть дома, мечтая получить возможность поступить хотя бы в колледж. Не просить же помощи у отца!

— Я обещаю, мы поговорим! — Я вновь взглянула в его лицо, он кивнул глазами, и я поверила. Случайно дернула ногой, он напрягся. — Прошу вас, осторожнее.

Я медленно выбиралась, поднимаясь, меня колотило, я была готова расплакаться. Мое воображение явно не такую концовку горизонтали рисовало. Я отошла, поправляя юбку и стараясь больше не смотреть на преподавателя. Меня бросило в жар, затошнило, стало стыдно. Я облизнула губы и только тогда ощутила на них сладковатый вкус. Михаил Иванович медленно поднялся, секунду посидел и встал на ноги. Он пошел к двери, чуть не доведя меня этим до истерики, закрыл ее и вернулся ко мне, облокотившись на один из столов. Сначала Золотухин скрестил руки на груди, потом передумал, опустил, уперся ими в стол. Ему было некомфортно и непривычно в подобном положении.

— Присаживайтесь.

— Я постою. — Как дополнение к словам меня шатнуло.

— Вы еле держитесь на ногах. Присаживайтесь! — Чуть настойчивее предложил он.

Я сделала пару неуверенных шагов и села. Волна паники немного отступила.

— Я ведь обещал, что мы поговорим. — Осмелившись поднять на него глаза, я увидела еле заметную добрую улыбку.

Ничего себе. Я только что пыталась уложить его, причем таким грубым способом, а он даже не кричит, не возмущается и вообще ведет себя вполне миролюбиво и спокойно, разве что ошарашен. Мне нечего было ему сказать. Он начал разговор первым.

— Вы меня удивили. Хотя нечто подобное можно было ожидать.

— Как это? — Подружки говорили, что у меня большими буквами на лбу написано «ХОЧУ», но чтобы так… да и улыбки на парах могли подтвердить его осведомленность.

— Стоит стать чуть-чуть наблюдательнее и иногда прислушиваться к вашим разговорам на перерывах. Вы очень громко обсуждаете свои… желания.

Я не сдержала улыбки. Представляю, чего он там наслушался. Теперь, поди, считает меня законченной извращенкой.

— Объясните мне, что такая юная, симпатичная девочка могла найти в престарелом преподавателе? У вас что геронтофилия?

Прямой вопрос несколько сбил меня с толку, я попыталась собраться, но не смогла, просто пожала плечами и улыбнулась. Он внимательно на меня смотрел, не изучающе, просто внимательно, стараясь понять мои мотивы. Он будто бы жалел меня. Я и сама вдруг поняла, как вляпалась со своей любовью. Захотелось опустить руки, предложить ему забыть обо всем случившемся и разойтись по домам. Я перестрадаю, переживу. Наверное…

Мне нравилось, что Золотухин не пытался мне что-то объяснить, донести до воспаленного сознания какие-то нормы морали. Он не хуже меня понимал, насколько это сейчас бесполезно, поэтому и реагировал спокойно. А, может, просто не первый раз отшивал влюбленную студентку.

— Вы можете разочароваться. — Просто сказал он.

— Нет. — Выпалила я.

Он терпеливо выдохнул и продолжил объяснять несмышленому ребенку, что пальцы в розетку совать нельзя.

— Вам стоит пересмотреть свои приоритеты. Обычно идеально выстроенные образы рушатся, как карточный домик, вам будет это неприятно. Да и мне тоже.

— А мне было бы приятно, если бы меня хотела восемнадцатилетняя девчонка! — Выдала я, совершенно не задумавшись, кому это говорю.

Он усмехнулся. Прикрыл рукой глаза, а когда вновь посмотрел на меня, взгляд у него был веселый, немного жалеющий.

— Странное у вас ощущение приятного. Впрочем, я не отрицаю, мне это польстило, после того, как спало удивление. Я забеспокоился. Надеялся, что вы не станете бурно проявлять свои чувства, и рад, что вы сдерживаетесь. — Я фыркнула. — То, что было здесь, здесь и останется. — Заверил меня анатом. — Хотя я вас все равно не понимаю! Столько молодых людей вокруг…

— Сопляки.

— Сложности в понимании?

— Проскакивают.

— Однако это все равно была плохая идея. — Я даже рта раскрыть не успела. — Вы не получите то, чего напридумывали, все будет не так. Вы разочаруетесь, начнутся проблемы с учебой, сдачей экзамена…

— До него еще год.

— Это не так уж много. — Молчание. — Я обещаю вам не афишировать случившегося и не менять своего отношения к вам. Вы мне симпатичны. — Я улыбнулась. — Как студентка. Но и вы не будете это обсуждать.

— Хорошо. — Тихо согласилась я, думая, как сдержаться от рассказов.

— Было приятно пообщаться, Агата.

Он открыл дверь. Я пораженная смотрела на него, он ухмыльнулся, верно истолковав мое замешательство.

— Я быстро запоминаю. На память еще не жалуюсь.

Я дошла до дверей и остановилась, меня терзал вопрос, я не выдержала и все-таки задала его:

— Сколько вам лет?

— Много. — Ответил он. Поняв, что большего я не добьюсь, я попрощалась и пошла в другой корпус. Можно было не торопиться, на биологию я уже опоздала.


Глава 10. Ледяной принц


Оказалось, все не так плохо. Начева была занята научной статьей, и, дав задание, покинула кабинет. Увидев меня в конце занятия на своем месте да еще и с нарисованными червями, она удивилась и, естественно, спросила, где я была.

— С анатомией дела решала.

— Их нужно после занятий решать.

— Больше не потребуется. Надеюсь. — Осторожно добавила я. Я бы не смогла объяснить смысл своего ответа. Он был явно глубже обычной ненадобности разбираться в чем-то. Больше я не останусь наедине с Золотухиным, не посмею повиснуть у него на шее. На сердце будто повесели тяжелый камень, он тянул меня вниз. Я сжала свой кулон. Его холодное спокойствие приводило меня в чувства.

— А кто у вас преподаватель?

— Золотухин. — Не задумываясь, выдала я.

Биологичка усмехнулась с хитрым видом.

— Я тоже у него училась. С восьмого раза череп сдала!

Далее мы весь перерыв слушали о ее нелегких учебных буднях, это было забавно. Золотко для стомфака — тиран, он их куратор, а с лечебников не особо требует. Кто мы перед стомом?

Домой я шла в молчании. Меня мучило сразу множество вопросов, хотелось провести самоанализ, покопаться в произошедшем, проанализировать его и сделать выводы. Но я устала для анализа. Лучше сяду, поучу, это меня успокоит. Тем более с препаровкой учить в три раза больше.

Когда домой вернулся отец, я поспешила тихонько одеться и слинять из дома, чтобы не стать объектом его очередных прикапываний. Хочет покопать — пусть заведет себе рассаду на подоконнике и в ней копается!

Выйдя на улицу, я вновь принялась рыться в контактах. Как не в своем доме живу! А все делаю, лишь бы поменьше видеть родственничков! О, вот Дашке позвоню, интересно, она на работе?

Дашка — моя подруга, но видимся мы редко, так как она работает опером и постоянно пропадает…. даже и не скажешь где. Выезды, экспертизы, судебный морг, застать ее дома практически невозможно. Но мне повезло. Ее сонный усталый голос раздался с той стороны трубки. Оказалось, молодая оперша недавно вернулась с дежурства и теперь попивала кофе, сидя перед монитором компа. Я в наглую напросилась в гости, она даже обрадовалась мне.

Через полчаса я уже стояла у нее на пороге в своем сером пуховике и шапке с розовой пампушкой. Дашка — стройная девчонка со светлым каре и полу челкой на одну сторону лба встретила меня в домашней майке и коротких шортах. Она походила на девочку-подростка лет пятнадцати, с милым носиком, аккуратными губками и большими глазами. Подруга обняла меня и провела к себе в комнату. Многие удивлялись, что у нас вообще может быть общего, она меня на десяток лет старше. А вот так. Она работала под маминым начальством, а я, учась в старших классах, частенько там бывала, вот и познакомилась с Дарьей Андреевной. А вскоре она стала для меня девчонкой-опером Дашей. Она устроилась на крутящемся кресле за компом, я на диване рядом.

— Рассказывай!

— Что? — Уточнила я.

— Все! Мы так давно не виделись.

И тут меня прорвало. Никакого отношения Даша к меду не имела. Я почти в лицах рассказывала ей о Золотке, о происходящем со мной в его присутствии, и о моих диких желаниях повалить его прямо на стол для вскрытий. Умолчала я лишь о сегодняшнем постыдном событии. Ни один парень, если я его хотела, не отказывал мне! Для меня это было личным оскорблением. Хотя и к обычным парням Золотко тоже не причислишь. Пуленепробиваемый! Устойчивый к любому воздействию.

— Да рядом с ним бомба упадет, он максимум, что сделает, это стряхнет пыль с рукава! — Не унималась я.

— Ярко выраженный темперамент. — Она зевнула. — У вас психология есть?

— Есть.

— Поройся, почитай, много нового для себя поймешь!

Я записала эту мысль на задворках памяти и продолжила, показала ей фотку. Даша хихикнула и сказала, что вполне милый дедок.

— Сколько ему лет?

— Не знаю.

— Сейчас узнаем!

Ее пальцы быстро застучали по клавиатуре. Очень полезно иметь в друзьях оперов, они владеют всеми базами. Ей понадобилось только имя моего бесценного преподавателя. Через минуту я уже знала о нем не меньше полиции.

— Так, считаем, это…. 68 лет!

— Сколько?! А Алла еще мало взяла… я в шоке.

— Неплохо для такого возраста. — Констатировала подруга.

Когда мои повествовательные силы кончились, пришел черед Даши рассказывать про выезды, трупы и подозреваемых. Ее жизнь походила на вечный детективный сериал! А недавно, летом, Даша вышла замуж. Муж, к слову, тоже оперативник — Костя. Правда, видятся они даже в своей квартире нечасто: работа тяжелая и без графика. Вызвали — поехал. Я бы не смогла. Я люблю следовать плану, хотя они у меня всегда получаются неадекватные, поэтому я срываюсь и несусь куда-нибудь. Никак не могу заставить себя жить по сценарию! Это скучно! Вот Золотко появился — разнообразие! Не было проблем, получите, распишитесь!

Я вернулась домой поздно, папа разговаривал по телефону, смеялся, надеюсь, не решит со мной пообщаться. Вампирюга энергетический! Я навела вечерний туалет и улеглась в мягкую постельку. Фантазия пустилась в пляс. Полвека разницы… разве это возможно? Я для него, как внучка, слепой щенок, лезу, куда не надо, хватаю проблемы, не понимая, что меня ждет. Но он такой классный!!! Я просто не могу заставить себя выкинуть его из головы. Его образ обосновался там с удобствами и, наверняка, сидит сейчас и попивает чай, пока я лелею его своим пошлым воображением. Хотя все мои фантазии удивительно натуральные. За одну его улыбку — выучу тему, за прикосновение — систему. За поцелуй — раздел, а уж, если переломится оказаться в его постели — всю анатомию!

* * *


За ночь я успела о многом подумать. День был чересчур насыщенным, я не могла сомкнуть глаз. Каждый раз, когда я пыталась успокоиться и закрыть глаза, в моем сознании всплывал сегодняшний день. Как я оплетала руками его шею, как касалась щекой его колючей щеки, как целовала эти бесчувственные губы. Я поняла: мне не отказали, меня просто попросили держаться подальше. А я не хочу… да и не могу. Тут невозможно держаться подальше! Я с трудом сдерживаю себя! Голова наполняется туманом, мысли путаются, я все забываю, вижу только его, только эту застегнутую пуговицу на рубашке, которую хочу вытолкнуть из петельки и посмотреть, какой он под рубашкой.

Подумала я и о темпераменте. Даша оказалась права, можно многое узнать о человеке, банально определив его темперамент. У Золотка он ярко выражен, как и у меня. Хотя во мне есть и частичка меланхолика, в зависимости от вида раздражителя я могу начать ругаться и крушить все вокруг или заплакать. Смотря, что в данной ситуации принесет мне большее облегчение. Золотко представлял собой флегматика, спокойного, рассудительного и неторопливого. Если бы я не отвлекалась на него, то, наверное, сама бы могла все сделать в кабинете, а он бы лежал и смотрел в потолок: «Студентка… ну ладно, будет, что внукам рассказать». Я, конечно, утрирую, даже очень. Но упади рядом с ним бомба, он бы, максимум, стряхнул с рукава пыль и продолжил думать свои великие мысли.

Я перевернулась на бок. Долго нужно будет биться, чтобы получить хоть что-нибудь в ответ. Мысли о Золотке усыпляли меня, успокаивали. Правда, немного саднило совесть. Вот теперь мозг пытался разобраться в содеянном. Все равно, что поручить покупку машины жене, а потом разбираться с ее выбором «Дэу Матиз». Так и хотелось ударить себе по лбу: «Агата, ты ведь повисла на преподавателе!». У меня было нечто подобное. Тогда биологию у нас вел Додонов. Симпатичный дядька лет тридцати с бородкой, грубоватым мужским поведением. На такого смотришь и взрываешься от желания! Предложи он мне на паре что-нибудь неприличное — согласилась бы. Но, приезжая домой, я забывала о нем. Кто такой? А ну да, симпатичный, и все. Золотко же засел в мозгах прочно, я систематически вспоминала о нем каждые пятнадцать минут. Наваждение какое-то!..

Проснулась утром с трудом, ночь шевеления заржавевшими мозгами давала о себе знать. На перерыве повторяла со старостой череп. Он тоже хотел с нами на препаровку пойти. Оказалось, что я совершенно не помню височную кость. Что ж, время есть. Простояла с учебником до лекции на кафедре. Заняла выгодную позицию около женской уборной — так всю кафедру видно! Не дождалась…

Надо было мне все-таки заканчивать художественную школу! Только и делаем, что рисуем. У Кравчук даже коллекция цветных мелков есть.

На перерыве меня поймала Белла. Она теребила в руках край халата. Белла мешала мне попасть на кафедру анатомии, где я уже готова была поселиться. Лишь бы видеть его почаще. Белла была в узких голубых джинсах, рубашке и расстегнутом халате. Светло-русые волосы собраны в неряшливый хвост. Она волновалась, что меня само по себе удивляло. Давно не видела в глазах подруги волнения. Признаться, я очень обидчива, но мои обиды быстро проходят. Есть только одна, с которой я живу уже лет десять — на отца. Беллка меня только раздражала, мои мысли кружились у входа на кафедру. Там только что скрылись Кравчук и папа.

— Агат, поговорим?

— Говори. А я послушаю. — Я скучающе присела на подоконник. Белла выдохнула.

— Это было жестоко. Я не подумала, перспектива была завораживающей!

— Айфон?

— Не только. — Я посмотрела Беллке в глаза, она смутилась. День открытий просто! Этого чувства я в подруге тоже не видела лет пять. Мне ужасно хотелось спросить, что же там такое случилось, что Белла стесняется мне об этом говорить. Я постаралась напустить на себя скучающий вид. Мне совершенно неинтересно происходящее с ней! — Ты бы тоже воспользовалась, я уверена.

— Слушай…

— Нет, правда! — Она поймала меня за руку. — Я виновата, прости меня. Но никто же не умер!

— И не родился! И то ладно! Я просто мечтала покрутить своим телом перед биохимиком и поорать при нем на отца!

Белла топнула ногой, она понимала, что ничего этим не добьется. Я отмахнулась от нее и пошла в дамскую комнату.

О чудо! Мое Золотко стояло посреди коридора в сером халате и на всю кафедру рассуждало о переносе пары для какой-то группы. Судя по тону, он был не очень доволен их предложением. Такой же красивый как обычно, темные с проседью волосы, потрясающие глаза, он разговаривал с девочками, а я пускала слюни. Поздоровалась, пройдя мимо, он рассеянно кивнул — слишком был занят диспутом. Завершив свои дела, я медленно шла обратно, не сводя со своей пассии жадного взгляда.

— Все, никаких переносов. — Девочки кивнули и пошли в коридор. — Соколова…

Я повернулась, сердце радостно забилось в груди. Он знает мою фамилию! Он знает, кто я такая! Я с нескрываемой улыбкой подошла к нему. Меня переполняли эмоции. А мозг уже выдавал десятки вариантов развития событий: он позовет меня в кабинет, попросит помочь, предложит дополнительные занятия — все, что угодно!

— Да, Михал Иваныч?

— Как с оборудованием?

— Сегодня поеду. — Немного разочарованно ответила я и подняла на него глаза, меня током ударило, колени затряслись. Еще немного и я повалюсь ему на руки.

— Вот и хорошо! — Улыбнулся анатом и пошел к себе в кабинет.

Шокированная, я смотрела ему вслед. И все? После того, что с нами было? Как мне хотелось кинуться к нему и повиснуть у него на шее, закричать «Ты что не видишь, как я тебя люблю? Как хочу!». Может, я некрасивая? Глупая? Полвека разницы… я преклоняюсь перед ним. Улыбка сквозь слезы — так называется это состояние. Ледяной принц! Ничем его не проймешь! Может, я правда себя запустила? Меня разозлило безразличие Золотухина. Я решительно вышла в коридор. Тряхнула распущенными темными волосами и, яростно покачивая бедрами, подошла к своему знакомому мальчику. Пара улыбок, переступаний с ноги на ногу, кокетливых взглядов, и он уже смотрит на меня с восторгом и обожанием. Может, я просто отключаюсь в присутствии Золотухина? Я боюсь открыто и агрессивно с ним заигрывать. Мне намного проще молча повиснуть на нем. Поняв, что проблемы во мне нет, я разочарованно вернулась в аудиторию и села на свое место. Построил вокруг себя стену, не обойти, не перепрыгнуть. Я итак хожу в коротких юбках, женственных платьях, всегда стильная и веселая. И ничего. Все смотрят, а он не смотрит! Все равно, что худеть. Хочешь похудеть в бедрах, а теряешь только в талии. Ну, обрати на меня внимание!

Съездила в мед технику. Купила себе пару скальпелей и пинцет. Так хочется уже попробовать! Дома я устроилась на корточках в гостиной и попыталась порезать занавеску, держа ее пинцетом. Мне никогда не нравились эти шторы! Они слишком тяжелые и доисторические.

— Вот как проводят свое свободное время студенты-медики? — Я дернулась и отскочила.

— Опять вы! — Не сдержавшись, крикнула я. — Вы у нас поселиться решили?

Биохимик развел руками. Через пару секунд в комнате появился отец. Он нес в руках какую-то книжку, я прищурилась, и углядела название, что-то с генетикой.

— Вот она, Саш, потрясающая книга!

Я вытаращила глаза. Они уже на «ты» перешли! Замечательно! Значит, надеяться, на хороший исход событий: биохимик уходит от нас и больше не возвращается, я вижу его исключительно в академии на парах — не пройдет. Я сложила руки на груди, меня злило папино вербальное дело. Вот что он с ним будет делать?!

— Агата? Что ты тут делаешь?

— Шторы режу. — Честно ответила я.

— Что за глупости? — Проворчала отец. — Агата, ты знала, что Александр Сергеевич — генетик? Он отлично разбирается в наследственности!

— Мне и без генетика понятно, почему я такая нервная. Плохая наследственность. — Ухмыльнулась я.

Биохимик сделал шаг назад и с интересом наблюдал нашу очередную перепалку.

— Да уж, тягу ко всему ненормальному. — Вскользь заметил отец. — Это явно не от меня передалось.

— Сформировалось под действием окружающей среды. Политика, знаешь ли, портит.

Отец хотел ответить, но не стал. Он просто с полуулыбкой на меня смотрел. Я фыркнула. Как мне надоел этот дом! Надо поскорее съезжать отсюда! Только кто меня выпустит? Главное, сейчас не наговорить лишнего. А то биохимик будет думать, что я совсем неадекватная. Хотя с чего меня должно волновать его мнение?

— Извините! — Я прошла мимо гостя и отца наверх. Услышала произнесенное вслед чувственное замечание Разумова.

— Какая темпераментная девочка!

Я поднялась к себе в комнату и с силой захлопнула дверь. Проходной двор, а не дом! Как мама терпит вечных гостей и соратников отца? А как я их терплю? Впрочем, как можно заметить, я их не терплю. Я вообще не утруждаю себя нормами поведения в их присутствии. Разве что совсем прижмет. И такое бывает. Отец не стесняется никаких путей, чтобы получить желаемое. Белла сказала, что тут не только айфон. Интересно, какое такое чудо побежал ей папашка? Разделаться с Антоном? Вычислить стерву, к которой он ушел, и пришить ее? Я бы не удивилась. Меня стопорнуло. Белла, конечно, девочка не очень жестокая, однако разозленная разрывом, она могла и согласиться на подобное предложение…

Чертыхнувшись, я быстро нашла в сумке телефон и набрала номер Беллы. На том конце отозвался ее удивленный голос.

— Алло!

— Ты случаем киллера не заказывала?

— Что?..

— На вопрос ответь! Тебе предложили расквитаться с Антоном?

— Нет! Ужас, Агат, как ты дошла до этой мысли? Он, конечно, гад и так далее, но убивать его мне зачем? Еще руки пачкать таким уродом! Але? — Я замолчала. Меня потихоньку отпускал стянувшийся минуту назад узел. И с чего я вообще волнуюсь за какого-то там Антона?

— Да, я здесь. — Ответила я. — Я просто… совсем испсиховалась за последнее время. Такая каша в голове!

— У тебя по жизни там крабовый салат!

— Кто бы говорил! — Мы посмеялись.

— Мир? — Осторожно предложила Белла.

— Фиг с тобой, пенек сотого левела!

Дальше наш разговор сложился вполне мирно. Я чувствовала себя защищенной. Беллу я знаю много лет и без ее поддержки и насмешек чувствую себя неполноценной. Будто мне половину мозга отрезали. Надеюсь, такого больше не повторится. Я была уверена, что вскоре все загадки всплывут на поверхность, как трупы весной — самые настоящие подснежники, вот тогда я смогу понять, была ли в поведении Беллы логика. Что ж, а пока дам ей второй шанс.


Глава 11. Кофе


Последний день зимы! Встретим же весну с криками радости! Время начала новой жизни, сессии и обострений у обоих полов. Мое обострение началось даже как-то рановато, впрочем, я не жалуюсь. У кого-то золотая осень, а у меня золотая весна.

Вечер я проболтала по телефону с Беллой, мне было абсолютно и искренне наплевать на отцовские хитроумные планы, которые он плел, сидя внизу с биохимиком-генетиком. Страшный человек, Разумов, мало того, что отравит, и не докажешь, так еще и сошлется на гены и скажет, что у меня склонности к суициду. Размечтались. Чтобы я по собственной воле облегчила жизнь папочке? А кто же будет ему на нервы капать?! Мне некому передать свою важную миссию.

Меня и лыжи не смогли расстроить. Если учесть, что я не умею тормозить и поворачивать. Один круг вполне можно пережить. Я это доказала, завалившись боком в большой сугроб, покрывшейся ледовой коркой, но любезно пустивший меня в свою толщу. Так приятно лежать в сугробе, когда к твоим ногам пристегнуты две двухметровые доски, а в руках — потенциальные орудия убийства.

Беллка все крутилась вокруг меня, как хитрая лиса, подлизываясь и улыбаясь. Она между этим еще успевала стрелять глазками по коридору, пытаясь углядеть биохимика. Последнее время я стала замечать у подруги привычку — волнуясь, она гладила свои волосы. Могла взять прядку, и наглаживать ее до блеска, или до потери такового. Сегодня я выдрала у нее локон прямо из пальцев.

— Прекрати! Ты мне на нервы действуешь своими парикмахерскими замашками! Трихолог, блин!

— Кто? — Она либо не услышала меня и последние две минуты ждала появления Разумова на лестнице, готовясь расстилать красную ковровую дорожку, либо действительно не знала значения этого слова. Я отмахнулась.

Ко мне подошел мальчик, с которым я собиралась заниматься препаровкой у Золотухина. Вполне милый с каштановыми волосами, голубыми глазами и очень яркой мимикой. Фима, одним словом. Чем-то он походил на волчонка, особенно, когда высовывал язык, гримасничая. Мы разговорились, так как меня били эмоции, а они обычно это делают с особой жестокостью и выливаются через край, то через десять минут нашего общения, Ефим понял, что препаровка меня привлекает не только возможностью покопаться в трупах. Сначала он засмеялся, я била его, как могла, но мои удары казались ему легкой щекоткой. Его смех плавно сходил на нет, в глазах появлялось беспокойство.

— Ты это серьезно?

— А что не видно?

Взглянув мне в глаза, он просто кивнул. И на этом спасибо. Это не может быть несерьезно. Я заметила в себе много странного с момента возникновения этого явно нездорового чувства. Как странно, весь день улыбаться и радоваться только одному его существованию, а вечером — почти реветь в подушку, осознавая невозможность этого романа. Валяться на облаках, испытывая «моральный оргазм» при его появлении в коридоре, и сжимать грудную клетку, чтобы не разлетелась на куски от боли, оставаясь одной. Угораздило же…

Я теперь просыпаюсь в дни анатомии с двояким желанием. Первое — нестись туда как можно быстрее, увидеть его, и второе — держаться оттуда подальше, чтобы не опозориться, если Золотухин решит меня спросить. Я ведь постоянно не доучиваю!

Спокойный день, если не считать попытки выучить бэху. Я орала на весь дом и грозилась выкинуть учебник в окно. Жаль, он библиотечный… так уже валялся бы на свалке. Нет, книжка еще ни в чем не виновата. Виновата моя голова, которая отказывается воспринимать что-либо, отдаленное от анатомии хотя бы на корпус. По возвращении отца я сделала похоронное лицо и медленно ушла к себе, он даже подивился, не нарвавшись на скандал. Я и так умею. Иногда.

* * *


Первый день весны! Какой-то у меня календарный стиль пошел. Скоро буду писать: третий день от второго месяца моей влюбленности в Золотухина. Мда, кому какой календарь надо. Презабавный день. Особенно меня поражает положение моей фамилии в списке или ее заметность. Стоило Разумову зайти в кабинет своим быстрым шагом все с той же немного сутулой осанкой, спрятанными в карманы халата руками и легким шлейфом табака, он начал опрос. Не прошло и пяти секунд как его глаза уткнулись в мою фамилию. Я в списке четвертая с конца, нас восемнадцать человек, какова вероятность, что его взгляд попадет именно в меня? Я неохотно поднялась на ноги. Меньше всего мне хотелось общаться с человеком, который видел меня настоящую вне стен академии — скандальную и упертую. Он остановился на мне глазами и улыбнулся, задал вопрос. В принципе он был легким. Я начала отвечать.

— Правильно, — перебил биохимик. — Вот так найдешь себе дебиленка, вроде и не подходите друг другу, а со временем притретесь. Или тебе постарше нравятся?

Белла чуть не подавилась смешком. Я нахально улыбнулась в ответ и, на мгновение мне показалось, что биохимик подмигнул мне. Это ему папочка мой наболтал, или он экстрасенс и знает, что минуту назад я думала о Золотке? Далее он сам дорасказал все по моему вопросу:

— Ну, я вижу, что вы понимаете то, о чем говорите. Садитесь.

Удивленная, я уселась. А он продолжил допрос и угнетение студентов.

На лабораторной сделали вывод: если Белла во время сдачи биологического материала (плюнуть в пробирку для анализа) думает о Разумове в одном халате, танцующим в торте, активность амилазы резко уменьшается.

Физика прошла очень плодотворно. Пока я слушала нашу кураторшу — веселую женщину без тормозов, рука сама стала набрасывать в тетради линии. Мне нравилась Валентина Ивановна, она позитивно эмоциональная, своего рода катион. Мне всегда казалось, что она хорошо ко мне относится. Видимо, я анион. Судя по папашке, именно так и есть! Пальцы продолжали двигать карандашом, закрашивать клеточки, подтирать излишки, выводить мельчайшие детали. Я словно впала в транс, а когда очнулась, чуть не охнула. На простом листе в клеточку у меня получилось графическое изображение моего Золотка со всеми его мелкими морщинками, с лукавой усмешкой и блеском в глазах. Мне так хотелось, чтобы изображение ожило, порвав бумагу и явив мне моего анатома. Я провела пальцами по картинке. Не зря в детстве училась рисовать. Я тихонечко сфотографировала свое творчество и перекинула его Белле и Полине. Присмотревшись, они через пару секунд синхронно подняли вверх большие пальцы. Удовлетворенная их положительной оценкой, я вернулась к своим мыслям.

В голове рождались планы не день, я расписывала практически поминутно, как вернусь домой, обогнув отца, заберусь к себе в комнату и буду учить гисту с анатой. Три пары — времени должно хватить. Но моим планам просто не суждено сбыться! Запомните: планировать стоит очень осторожно. Пока вы в деталях простаиваете свой график, может случиться все что угодно. Вплоть до того, что Разумов с улыбкой выйдет на лекции, извиниться перед всеми за дебилят и станет называть студентов не иначе как «дети мои». Но это было лирическое отступление, теперь к сути дела. На лекцию к нам в гости заглянул зам декана (лично я его видела впервые). Худощавый, с вытянутым лицом и в очках, он сообщил, что сегодня мы идем копать снег. Потрясающе! Что может быть лучше кроме как стоять полтора часа и наблюдать за мальчишечьими потугами поднять лопату с белой шапкой мокрого снега? Однако все оказалось не так. Девочкам тоже вручили орудия труда.

— Что за дискриминация по половому признаку? Чем вы от мальчиков отличаетесь?

Действительно. Могу перечислить с десяток факторов, почему мне нельзя копаться в снегу в юбке и тонких колготках! Староста же забыл заклеить в голове лишнюю дырку скотчем, и важная информация у него оттуда периодически вываливается, как из дырявого мешка.

Белла, стоявшая рядом, тоже не светилась от удовольствия, она пыталась спорить, но ее не слушали. Полинка хохотала над моим ворчанием. Всегда не могу понять: почему мои метафоры глубокого состояния злости, предшествующего пинкам и всеобщему коллапсу окружающей местности, приводят Полинку в пищащий восторг? Она ухохатывается над моими выкриками души.

Выяснилось, что я с трудом поднимаю лопату, что уж говорить об уборке. Повеселил мальчик из второй группы — вечно сонный и пучеглазый, он, не стесняясь в выражениях, высказал все свои мысли по поводу происходящего. Мне даже полегчало немного морально.

— Долбанная академия! — Проворчала я, не донеся очередную порцию снега до места назначения. — Нельзя что ли подождать, пока снег сам растает?

— Видимо нельзя. — И как она может оставаться такой спокойной?! Я вот сейчас кому-нибудь лопатой пол черепа срежу! Оглянувшись, я зауважала нашего зам декана. Несмотря на всю ректальность ситуации, он работал вместе со всеми. — Ты думай о чем-нибудь хорошем.

— О Золотке?

— О, давай, все хорошее в нем вспоминай! — Улыбнулась мне Полинка.

Тут уж работа закипела! Каждый бросок снега сопровождался примерно такой мыслью: «За глазки его яркие! За губки его сладкие! За руки его точные! За ум его острый! За юмор его милый!»

По окончании этой дряни замдекан выдал потрясающую фразу:

— Что ж до встречи.

— Сплюньте! — Он усмехнулся и отпустил нас.

Морально я настраивалась на маршрутку и анатомию. О, здрасте! У академии стояла фиолетовая Ламборджини. Стоило мне выйти, она мигнула фарами. Надеюсь, она не привлекает к себе внимание. Ага, так же незаметна как слон посреди улицы. Я уселась на переднее сидение и проворчала что-то относительно субботника.

— У тебя талант махать лопатой, может, стоит сменить профессию?

— Ты что все видел?! И не забрал меня?! — Я перешла на крик.

— Зачем? Я такое не каждый день вижу. Дома тебя пылесос не заставишь взять.

— Да пошел ты! — Я сложила руки на груди и уставилась перед собой. Взгляд машинально метнулся к зеркалу заднего вида. Опять!

Улыбаясь, за нашими разборками наблюдал, да-да, именно Разумов!

— Мы завезем Сашу домой.

— Ты сразу прописку оформляй.

Я бросила взгляд на биохимика. Моя злость его только развлекала. Я бы на его месте (о ужас! Я на кафедре БХ! Фуфуфу!) уже давно себя (то есть меня) возненавидела и хорошенько проучила. А он нет, сидит, ухмыляется.

Дома я поспешила отделаться от компании и уселась учить анатомию. Когда шум стих, спустилась в гостиную и устроилась там с книжкой в руках на диване. Я честно старалась не засыпать, но силы быстро меня покидали. Их высосал субботник, мало того, я знала, что завтра у меня будет болеть все! Я на секунду прикрыла глаза. Завтра я увижу Золотко… он будет улыбаться мне, я не выдержу и вновь повисну на нем обезьянкой, но на этот раз он ответит мне…

— Колыбельную спеть? — Я подскочила, анатомия свалилась к ногам. Разумов тихо смеялся над моим ошарашенным видом. Одним словом биохимик!

Я наклонилась поднять учебник, но он меня опередил.

— Спасибо. — Неохотно ответила я, зевая.

— Ты другие предметы вообще учишь?

— Периодически. — Подумав, ответила я. — Анатомия очень важный предмет.

— Медицину нужно изучать на молекулярном уровне, а не на органном, это устарело.

— Ага, а потом искать щитовидную железу в прямой кишке! Приходят с болями в определенном месте.

— И их отправляют на анализы.

— Так можно просто анализов навыписать и сидеть пить кофе!

— Ты всегда со всеми споришь? — Он немного прищурился. Я заметила круги под глазами. Не спит дяденька по ночам.

— Нет, только с определенным кругом лиц и только по настроению. — Очередная улыбка. Я поражалась. Ему словно нравилось, когда с ним начинали огрызаться.

Он продолжал с улыбкой на меня смотреть. Мне стало некомфортно. Я подхватила учебник и, сославшись на кучу уроков, улетела наверх. Там зажмурилась и потрясла головой: дурацкая мысль! Еще его не хватало!

Время меня не щадило. Я не успевала физически усвоить такой большой объем информации. Голова раскалывалась. Вот так все серьезно… я боюсь завтра завалиться. Боюсь не ответить на гисте и на анатомии, боюсь забыть все, потому что влюбилась в него! Боюсь его разочаровать, потому что из-за усталости и отсутствия времени ничего не успела! Как все это трудно… вечером окончательно на все плюнула: Да пошло все на фиг! Я не буду плакать! Я итак устала, Все заколебало!!!! Забив на кутерьму в голове и в сердце, я села смотреть сериал. Два так два. Будет повод отработать. О! Михаил Иваныч, оп, оп, оп, оппа двоечка! Отработочка!

* * *


Ну и денек! Кажется, эта фраза подходит под два из трех дней в академии. Гиста — жесткая наука, а скоро еще колок намечается. У меня стресс! Благо, стресс быстро самоликвидировался, стоило мне попасть на кафедру анаты. Аната… звучит, как имя любимой женщины! Начала сегодняшнее наблюдение с затылка, а потом он шел обратно… такой привлекательный! Я любовалась, таяла под его взглядом, поняла брюшину. Он опять над нами прикалывался. Люблю его добрые шутки, особенно он любит медведей:

— Печень полезный орган, там витамин А содержится. Но она так же может быть и ядовитой, у белого медведя, например. Так что не ешьте печень белого медведя. — Мы хихикнули. — А что смешного? Может, вы на каникулах поедете в Антарктику и будете там за белыми медведями гоняться.

Девчонки ухохатываются надо мной! Одногруппницы вообще не представляют, почему я такая довольная хожу.

— Агат, ты что влюбилась?

— Ага! — По привычке ответила я, накручивая на палец локон и провожая пожирающим взглядом сутулую спину анатома. Не надо стесняться, он ведь такой классный!

— Что же там за парень такой?

Тут уж Белла не выдержала и с диким смехом почти повалилась на меня. Перед препаровкой она пожелала мне удачи и потребовала в лицах ее рассказать. Староста нас тоже кинул: у него дела какие-то. Вот и правильно — меньше народа — больше Золотухина.

Признаться, я не так себе все это представляла. Впрочем, все то, что мы пытаемся представить, никогда не случается именно так, как мы думали. Судьба имеет более яркую фантазию, нежели люди. И чем богаче ваша, тем сильнее она изощряется, чтобы вас удивить и переплюнуть. Золотко показал нам, как пользоваться скальпелем, держать его и работать. И дал легкое задание на внимательность и кропотливость. Мне показалось, что его радует мое серьезное выражение лица и настройка мозга именно на работу, а не на физиологию размножения. Естественно, я ждала непосредственной близости, а получила — объяснения и все. Он слинял, а мы с Фимой резали. По ходу, мы нашли общий язык, я мало говорила и много слушала. Мое сердце рвалось внутри, требуя присутствие Золотухина.

Когда мы устали (препаровка заканчивалась именно в этот момент), то стали собираться домой.

— Тебя проводить?

— Нет, спасибо. Я тут подотру, а то мы немного формалин разлили. — Вежливо отказалась я.

— Да я подожду.

— Не надо! — Пытаясь сказать взглядом все свои чувства, проговорила я. Фима оказался сообразительным мальчиком.

— Понял. Золотое время. — Я хихикнула. Он пожелал мне удачи, обнял на прощание и ушел.

А я взяла тряпкой и стала вытирать лужу резко пахнущей жидкости. Интересно, а как это, крутить роман с преподом?..

— О как! А где ваш кавалер? — Я чуть не выронила тряпку от неожиданности.

— Ушел. — Я промыла тряпку в раковине и бросила ее на положенное место. Желудок жалобно заворчал. Я ведь ела последний раз часов в семь утра…

— Эксплуатирую вас. — Он улыбнулся моей любимой, сводящей с ума улыбкой. В этих глазах ему было не больше двадцати. Я улыбнулась в ответ, правда, скорее раковине. — Вы голодная? Вас покормить?

Я даже ответа придумать не успела. В честь чего он такой заботливый?

— Пойдемте!

Я скорее рефлексивно пошла за ним. Мы спустились в буфет внизу, анатом купил мне пару пирожков с картошкой, кофе и шоколадку, а себе взял салат. Я не могла понять, что происходит. Академия была почти пуста. Буфет работал больше для задержавшихся преподавателей. Мы устроились за дальним столиком, я с диким аппетитом набросилась на пирожки, забыв даже поблагодарить анатома.

— Ничего себе! — Сам он медленно ел салат. Он не побуждал меня к разговору, я была слишком занята едой, а когда желудок немного наполнился, я решила сама разобраться в происходящем.

— К чему все это? — Он поднял на меня взгляд, давая понять, что слушает. — Обед…

— Если вы умрете у меня на кафедре от голода, я утону в бумагах. — Я хихикнула, не сдержавшись, но постаралась напустить на себя серьезный вид. Не получилось. — А, если вдаваться в подробности, мне хотелось посмотреть, адекватно ли вы восприняли мои слова. Вы ведь понимаете всю абсурдность ситуации…

— Конечно. Что общего может быть у нас с вами?

— Вот именно. Молодежь ведь читать скоро разучится!

— Неправда!

Мы начали спорить. Эта перепалка сама собой завертелась. Я называла книги, которые читала, а он не верил, пока я не переходила к содержанию и мелочам, так же наши разговоры перемещались в музыку, кино, театр. Я даже забыла, в чьей компании я сижу. Это словно был просто знакомый мужчина, которому я симпатизировала. Пили кофе, обжигающий, ароматный. Не знаю, сколько мы просидели, я уже ухохатывалась над его комментариями к некоторым сценкам из жизни студентов, когда нас выгнали, сославшись на время.

Я даже разочаровалась, но на остановку мы тоже пошли вместе.

— Не знала, что вы такой!

— Странно?

— Да. Особенно без халата.

— Точно.

Я бросила на него взгляд и споткнулась. Меня тут же подхватили. Я, совершенно не соображая от шока, повисла у него на руке. Меня никак не отпускало чувство нереальности происходящего.

— Зачем все это?

— Вам не нравится? — Откуда столько эмоций? А как мастерски он их выражал! На парах ведь ничего не дождешься, кроме шальной улыбки.

— Нравится! — Быстро выдала я.

Золотко остановился:

— Между нами ничего не должно быть. Но вы девушка интересная, и если сочтете более тесное общение приемлемым вариантом…

— Типа дружба и что кого?

— Ну у вас и слэнг у молодежи! Выражаясь вашим же языком, да, типа того.

— Да это же охренительно! — Я почти взвизгнула от счастья.

— Ну, вот опять! Только… — я замерла. — Никакой огласки, тем более в академии.

— Обижаете!

Дойдя до остановки, я грустно выдохнула. Время приближалось к пяти часам.

— Не хочу расставаться.

— Всего два дня до вторника. Выучите брюшину.

— Обязательно. Михаил Иванович, а жене что скажете?

— Вы и о жене знаете?

— И о детях. — Кивнула я.

— Откуда информация? — Я лишь развела руками. Не сдаю свои источники по имени Даша. — Правду скажу. Что со студентами погулял.

— Я во множественном числе?

— Упаси Бог! Вы в единственном мощнее атомного взрыва!

Я засмеялась. Молчание.

— Что ж, до вторника.

— До свидания. Спасибо за… чудесный день. — Я выдохнула, приподнялась на носочки и осторожно поцеловала его в щеку. Он сделал шаг назад.

— Только без этого.

— Извините. Не удержалась. — Он покачал головой, хотя особого осуждения во взгляде я не увидела. Подъехала моя маршрутка, и я заскочила в нее. Я чуть от восторга не сползла прямо по стеночке салона. Вот это да!


Глава 12. Тайна, покрытая золотом


Не трудно представить, что было со мной на следующий день? Дома я с трудом сдерживала улыбку. Она проскакивала периодически. Я боялась, как бы папашка не увидел мою сияющую физиономию. Мне казалось, он бросал на меня подозрительные взгляды. В те моменты, я пыталась состроить похоронное лицо, словно у меня только что умер хомячок, но этой мысли хватало ненадолго.

Несмотря на выходные, папа удачно куда-то слинял, давая мне простор для фантазии и пространство для творчества. Я в очередной раз устроилась с учебником в руках, на этот раз, подобно ванилькам, усевшись на подоконник, поставив рядом с собой стакан сока и тарелку с сырниками. За окном капало, наползала ледяная корка, свисали с крыш огромные сосульки. Весна приближалась.

Мама пробегала с тряпкой по комнате. Я периодически отвлекалась от написанного в книге и прокручивала в голове различные варианты развития событий. У меня все получится! От дружбы до любви один шаг. Я была бы не я, если бы не смогла очаровать столько мужчин, и здесь все получится, главное верить. Я уже представляла, как его светящиеся глаза сосредотачиваются на моем лице, руки мягко, но требовательно обнимают за талию, он приближает свое лицо к моему, я закрываю глаза, поддаюсь вперед и отвечаю на его поцелуй…

— Как биология? — Я почти выронила книжку, замахав руками, словно мама отрывала меня от Золотка в самый развратный момент действия. — Судя по твоей реакции, далека от изучения.

Она уселась рядом со мной, улыбаясь устало и по-доброму. Ее часто тревожила совесть, что не хватает времени на меня, и она не знает моих увлечений и интересов, что не может всегда защитить меня от отца и просто посвятить мне немного времени. Мама сжала мою руку.

— Я хоть и вижу тебя редко, однако могу с уверенностью сказать, что для тебя началась весна. — Я не сдержалась и улыбнулась. — Вот, ты ведь сияешь ярче Сириуса в созвездии Большого Пса! Я давно догадывалась, что ты увлеклась.

— Почему не говорила об этом?

Мама выдохнула.

— Когда твой отец дома, нельзя быть в чем-то уверенной, в том числе и в том, что тебя не подслушают. А ты, как мне кажется, не очень-то рвешься поделиться с ним своими нежными чувствами.

— В десяточку. — Усмехнулась я. — Мама… он такой… — Я обвела глазами комнату и просто пискнула от восторга, так и не подобрав слов. Мой словарный запас подводил меня все чаще. Да и вообще глядя на него, я забывала половину интересующей меня информации. Хорошо, что компьютеры не влюбляются. Только представьте себе: вы пришли домой, хотите посидеть в интернете, а ваш электронный друг забыл половину из ваших ссылок, потому что влюбился в лежащий на диване тоненький блестящий планшет!

Я выдохнула и постаралась как можно более безымянно поделиться с мамой своими чувствами. Я рассказывала, какой мой Золотко потрясающий и смешной, милый и любимый, строгий и знающий. Она не задавала лишних вопросов, просто радовалась за меня и мое хорошее настроение. Я и сама уже отвыкла от улыбок. Так и мышцы могут атрофироваться.

— Потрясающий мальчик! — Я хихикнула. Мальчик! — Он с тобой учится?

— Типа того. — Только преподает, но это секретная информация.

— Ну, хоть как его зовут? — Я уперто покачала головой, маму снедало любопытство. — На какую букву?

По привычке хотелось сказать «З», однако имен на З я не припомню, да и теперь мы станем друзьями. Смогу ли я звать его неформально. Дядя Миша. Миша… Само имя звучало непривычно, будто я пробовала на язык что-то незнакомое, и мне нравилось.

— «М».

— О! Интересно…

Мы отлично провели с мамой половину дня. Хорошо, что она не требовала выдать всю информацию, как на своих допросах. Там она превращается в суровую неподкупную последовательницу закона — полковника Соколову.

Остаток дня я хотела уединения, куда уж там! Белла вытащила меня в кафе. Попивая мятные мохито и подъедая с тарелок тортики, мы обсуждали происходящее. Меня прожигало изнутри, так хотелось поделиться. Однако я четко поставила себе границы дозволенного, видимо, для того, чтобы периодически на них плевать. Несложно догадаться, чего ждала от меня подруга: подробного рассказа о вчерашней препаровке.

— Такое было! — Я оттянула воротник водолазки, мне в голову пришла гениально-черная идея поприкалываться над Беллкой. Что ж, посмотрим, на каком уровне мое актерское мастерство. — В общем, я осталась, Фима ушел, там формалин подтереть, порядок навести. Он заходит, наблюдает. — Я выдержала паузу. — Потом такой «Понравилось занятие?», я такая «Конечно!», он подходит ближе и смотрит мне в глаза: «А я?». Ну, тут я вообще выпала, заулыбалась, без слов понятно, засмущал дяденька. — Белла улыбалась с открытым ртом. Глаза округлились в форму блюдца. — Он подходит и целует меня, я почти повисла у него на руках. — Я изобразила очередной моральный коллапс от любви. — А потом «Мы об этом никому не скажем. Понятно?»

— Вообще!

— Я в таком шоке! — Белла верила всем кишкам, которые вместо лапши я вешала на ее чудесные ушки. Тут уж я не выдержала и покатилась. Подруга долго не могла понять причину моей истерики. — Да пошутила я!

— Тьфу! Дебиленок!

— Разумовская штучка!

— Да! — Белла принялась теребить волосы, пока я не пригрозила подстричь ее здесь и сейчас десертным ножом. — На самом деле, что было?

Вот тут оказалось сложнее. На яркие и сложные образы моего воображения всегда хватало, а вот до жизненных банальностей и нелепостей оно никогда не опускалось. Пришлось быстро что-то сочинять. Я бросила взгляд на дверь, оттуда как раз выходил какой-то парень.

— Да ничего! Дал задание и свалил! Сказал, нарежитесь, приберетесь и идите. Вот так.

— Печально. А как же твое обаяние?

— Мне перед препаратом его применять?

— Ну, вышла бы…

Белла начала строить картины поразительной красоты, смелости и тупости. Мне так и хотелось ее остановить. Кое-что из ее набросков вполне подходили под мой маневр в кабинете Золотухина, но кое-что можно было даже не слушать! Просто ставить табу для всех приличных людей. Кажется, весна ни одну меня испортила…

Когда воображение у Беллы сошло на нет, мы нашли более безопасную тему. Для меня. Биохимик. Разговор держался вполне спокойно (опять же с моей стороны, потому что подруга подскакивала от нетерпения и волнения), пока я случайно не ляпнула, как много он проводит в моем доме. Вот здесь лицо Беллы изменилось. По своей природе моя подруга имеет красивый молочный оттенок кожи, который ей почему-то не нравится. Она любит загорать, тональные крема. Вот уж без чего я с радостью обхожусь, предпочитая тонкий слой пудры, тушь, тени и подводку для глаз. Не обойтись и без влажного блеска губ.

— У тебя такой мужик дома! — Белла в два глотка осушила свой бокал и подозвала официантку. — Пина коладу!

— Ты собралась выпить? — Белла проигнорировала мой вопрос. Она принялась за волосы. Я с трудом оторвала от них взгляд, мне хотелось побрить ее наголо, лишь бы она прекратила свои невротические выходки. — Тоже мне! Они как засядут с папанькой возможности евгеники обсуждать, два Гитлера в миниатюре.

— Он классный! — Невпопад сказала Белла. Я почти физически чувствовала ее волнение.

— Кто именно? — Принесли коктейль, она быстро принялась втягивать кремовую жидкость, мне тоже захотелось выпить, но я сдержалась. Есть и другие способы получать удовольствие от жизни. — Да не паникуй, нужен мне твой биохимик! Приходи ко мне почаще да крутись у него перед глазами!

Разметавшийся взгляд Беллы просто выстрелил мне в сердце. Я немного отшатнулась. Какой фанатичный блеск в ее глазах, интересно, в моих такой же, когда я говорю о Золотухине?.. Я моргнула и мгновение растаяло, позже я не могла вспомнить, был ли этот взгляд настоящим, или он мне просто примерещился. Белла уже нахально улыбалась, в ее светло-рыжую голову приходили новые неприличные мысли со злобным планом их выполнения. Я с радостью слушала ее наработки, хотя мне они казались чисто теоретическими. На последней лекции по БХ я обратила внимание на правую руку Разумова — он женат. Жена, конечно, еще ни одного мужчину не уберегала от супружеской неверности, однако этот факт должен затормозить низкие желания моей подруги. Меня вот от ее мыслей тошнить начинает!

В целом, я отдохнула. Теперь все силы нужно направить на учебу. Да если так дальше пойдет, я еще гляди, начну понимать курс мед академии!

* * *


Ненавижу понедельники! Помнится, так говорил толстый рыжий кот из фильма, я не рыжая, но мое мнение с ним полностью совпадает. Самый отвратительный день в расписании. Я вообще в днях недели ориентируюсь исключительно по расписанию. Что уж говорить о числах! О них вспоминаю, лишь заглядывая в календарь. Вот такой студенческий хронологический кретинизм.

В историю болезни можно записать: без получения дозы Золота начинается ломка, требуется регулярное введение препарата. К сожалению, медицина бессильна. Заболевание неизлечимо, разве что само пройдет. Заместительная терапия тоже не сработает — слишком индивидуальна и необычна причина болезни. Этиология: неизвестна. Патогенез: заболевание развивается внезапно на почве весны, раннего постпубертатного возраста и неотразимости инфекции, протекает тяжело, сопровождаясь безудержными желаниями сексуального характера и романтическими наклонностями. Рекомендации: дать девочке то, что она хочет, тогда заболевание может перерасти в полностью неизлечимое, и не мешать субъекту в жизни (субъект свыкается). Лечение: Золото два раза в неделю по полтора часа перорально, перкутанно, пераурально, перокулярно и т. д. Далее подпись лечащего врача. Дата.

Меня саму повеселила подобная запись в дневнике. Я рождена быть врачом! Думаю, любовь действительно можно прировнять к болезни… стоит почаще вести историю болезни. Отмечать изменения состояния больной, то есть меня.

А так скучно и тухло. Отец хохотал, когда я дома рисовала брюшину, высунув от усердия язык. Хотя бы Разумова он сегодня не привел. Я бы на месте его жены задумалась, постоянно ходить к какому-то дяде — это странно.

— Надеюсь, ты не начнешь таскать в дом из анатомички препараты и хранить их в холодильнике?

— Ты сам не представляешь, насколько гениальную мысль сейчас выдал! — Отец цокнул языком и закатил глаза, мои увлечения были для него лесом. Так смотрит человек на другого человека, который из вредности хочет запихнуть в рот не сто, а сто одну соломинку. Я же никогда не пойму его любви к политике и цифрам. Скука смертная! Я вообще считать не умею. Мой мозг на это не заточен.

Больше всего я ждала вторника. Утром вновь меня поразило желание не идти никуда, я боялась своей безграмотности, своего незнания брюшины. Что же будет перед коллоквиумом?! Похоже на малярию, только у меня резкие перепады желания. С одной стороны, я готова туда чуть ли не на своих двоих бежать, а с другой, считаю, что лучше вообще никуда не ехать. «С тобой я сдохну от передоза, а без тебя от ломки».

Все больше убеждаюсь в своей привлекательности. Мальчишки бросают на меня заинтересованные взгляды. Один, подсевший первым и поймавший взгляд второго, проводил его резким:

— Смотри и завидуй!

Я не сдержала улыбки. Влюбляясь, девушка расцветает, ее тут же начинают замечать. Лекция пережилась легко, стоило мне зайти на любимую кафедру, я чуть не застонала от восторга: он был там. На этот раз без шапочки-стояка, с засунутыми в карманы руками, вежливый, приветливый. Мой анатом…

Мы с Беллой прошли мимо, поздоровавшись. Он вежливо нам улыбнулся. Я внутри себя просто танцевала на столе от восторга. Золотко устроил нам обещанный тест, который я, как и все предыдущие, с воодушевлением написала на «отлично». Правда, проходил он забавно. Сначала ко мне подошел один из преподавателей кафедры — мужчина лет сорока, со смешной шапкой. Она тоже торчала стояком, но у Золотка могла сходиться пилоткой или оставаться горизонтально. У этого же уникума она верхушкой являла собой впадину, куда хотелось что-нибудь положить. Постояв со мной рядом с минуту, он ушел. Потом пришел Золотухин и проделал то же самое. Я поняла, что в его присутствии с трудом могу сосредоточиться на связках печени. Впервые я радовалась его уходу. Но на этом посещение меня не закончились! Вскоре в компьютерном классе появилась Елена Игоревна, и ее тоже заинтересовал именно мой компьютер.

— Дайте, я вопросы посмотрю! — Я удивленно отодвинулась, она пощелкала мышкой, поблагодарила и ушла.

Что за шпионские штучки? Кафедра не верит в мои феноменальные способности? А вот побольше бы таких Золотых по академии рассадить, студентки сразу учиться начнут. Хотя у всех влюбленность проявляется по-разному. Кто-то учиться начинает, а кто-то заканчивает.

Белла вернулась шокированная тройкой, она учебник вообще не открывала.

— Медовый у тебя Золотухин!

— Чего? — Не поняла я.

— Сколько я не уворачивалась от анаты, а все равно кое-что налипло! — Я усмехнулась. Он гениальный препод!

Вскоре вернулся Золотухин, результаты теста его не очень порадовали, но в целом, они были выше обычных двояков. Выставив оценки в журнал, он начал опрос. Я боялась, что он изменится, будет вести себя по-другому. Нет, все то же самое. Тот же забавный и веселый дедушка с блютуз-гарнитурой для улучшения остроты слуха. Он вызвал к доске Фиму и попросил нарисовать брюшину. Мальчик с заданием справился. Задав пару вопросов по теме, Золотухин отколол какой-то совершенно бестолковый:

— Ефим Алексеевич, скажите, вы иголкой с ниткой пользоваться умеете?

На лицо мальчика мелькнуло явное непонимание происходящего.

— Умею.

— А то девушка с теста пришла, уж не знаю, где и как она его писала, только почему-то у нее все пуговицы на халате оторваны. Взяли бы вы ее под свою опеку да пришили пуговицы. — Вполне серьезно проговорил он. Но я наблюдала за ним достаточно, чтобы разглядеть в спокойном, казалось бы, бесчувственном преподавателе, эмоции. Да и живые глаза его сдавали. Он хотел засмеяться.

— Ладно! — Со смешком согласился Фима.

Стоило ему сесть, а Золотухину углубиться в журнал, как в учебной комнате появился мальчик без халата, совершенного аскаридного телосложения с бардаком на голове и наушниками в ушах. Он стал методично перекладывать нашу голову себе на лоток. Золотко пару секунд наблюдал за происходящим, а когда решился открыть рот, произошло еще более забавное событие.

В кабинет вбежала Кравчук, на ее локте висел халат.

— Вот ты где, Терещенков! Я тебя предупреждала, еще раз без халата явишься, я тебя сама одену!

Она расправила халат и стала, как маленького ребенка, одевать студента. Просовывать руки в рукава и застегивать пуговицы.

— Пусть тебе хоть перед девчонками будет стыдно! — Она повернулась к Золотухину. — Михал Иваныч, извините, уж не знаю что делать!

— Правильно, правильно, Елена Игоревна! — Кивнул он с лукавой улыбкой.

Кравчук была меньше своего «ребенка» примерно на голову, но это не помешало ей в прыжке нацепить на него шапку. Все это время выражение лица мальчика оставалось неизменным, скучающе-пофигистическим.

После развлечения, мы разобрали новую тему. Золотухин принес потрясающий цветной атлас с фотографиями.

— У вас шпионское оборудование с собой?

— Что?..

— Камеры есть на телефонах? Вот это сфотографируйте! — Распорядился он. Девочка, обладавшая айпадом, фотографировала на него. — О, эта дощечка еще и фотографирует! — Изумился анатом, приведя нас в восторг. — Скоро картинки трехмерными будут, трупы не понадобятся.

Тут его понесло на воспоминания о том, как раньше выпускники леч фака могли делать операции сразу после выпуска, а стоматологи работать врачами общей практики.

Я себя такой свободной чувствую на его парах! Такой счастливой! Он взглянул на часы. Они мне нравились, черные простые, чем-то походили на мои, только его с темным циферблатом, а мои со светлым.

— Так, все свободны! — Мы принялись собираться, я не торопилась. Когда люди более менее разошлись, он добавил уже тише. — А вас, юная леди, я попрошу остаться.

— Как я мечтала это услышать! — Уже не стесняясь, проговорила я.

— Не напрягайте свое больное воображение. — Улыбнулся он. — Поздравляю с тестом. — Я благодарно кивнула.

Мы немного поговорили, я открыто посмеялась над «дощечкой», на что Золотко только развел руками. В наш мир техники нет смысла в чем-то разбираться, на следующий день оно уже устареет, и появится какая-нибудь новая штучка с кучей опций.

— Это Катя у меня разбирается. Я, кстати, сделал одну… плохую вещь.

Последняя фраза меня заинтересовала. Неужели он снял номер в отеле, и мы едем туда после пар придаваться любви? Я невольно заулыбалась, представляя сплетенные на шелковых простынях тела.

— Почитал ваше личное дело. — Моя улыбка спала. Так разочаровывается ребенок, когда вместо большого медведя, которого он хотел получить в подарок, он получает набор для вышивки. — Теперь мне понятна ваша осведомленность.

— Да, с мамой-следователем тяжело чего-то не знать!

— Хотите работать у нее судмедэкспертом?

— Нет! Не хочу копаться в трупах, я предпочитаю живых людей. Хотя они сейчас как раз ищут патана, претендентов обычно много, а сейчас никого нет. — Припомнила я мамины слова.

— У меня дочка судмедэксперт, думаю, она бы сочла за честь работать в таком престижном месте. — Он остановился, я понимала его замешательство. Пропихивать своих людей по знакомству, получалось, что он меня использует.

Однако для меня Золотухин был идеалом честности, если он и говорит о своей дочери, значит, она действительно хороший специалист. А поскольку она его дочь — то просто обязана быть блестящим суд медиком. Идея мне понравилась. Это еще одна ниточка, сшивающая наши отношения.

— Я скажу маме, думаю, она обрадуется. Сколько времени?! У меня же еще био! — Я наскоро обняла удивленного моей импульсивностью анатома и побежала в другой корпус.


Глава 13. Кризис


Я не хотела просыпаться. Прозвенел будильник, я его вполне миролюбиво отключила и завернулась с головой в одеяло. Почему, почему, почему мое сознание вынырнуло из этого удивительного сна! В нем секунду назад, пока мерзкий звук моей любимой песни не вытянул меня в злую и беспощадную реальность, мне улыбался Золотко. Он всегда улыбался скромно, поднимая только уголки губ и изгибая их в усмешке, улыбку «тридцать два норма» я не припоминаю. Это моя компетенция светиться как лампочка Ильича, только что закрученная в патрон. Я ведь счастлива! Во сне Золотко говорил мне, что мы почти одинаковые и зачем-то предлагал беруши. Может, мне предстоит выслушать много бреда за день? Или постараться не дать навешать себе с килограмм кишок на уши?

Здравствуй, дыра! Если честно отец, вьющийся лаской вокруг Елены Игоревны, меня ничуть не удивляет. И чего он от нее хочет добиться? Она женщина порядочная, замужняя (хотя и проскакивают терки с мужем, но у кого этого не бывает?). А вот я торчала на кафедре и вблизи нее. Идти конкретно к нему в кабинет пообщаться я себе не разрешала. И очень страдала от этого. Увидит еще кто-нибудь. Тогда у нас будут проблемы. Как мне хотелось плюнуть на проблемы, вбежать к нему и с порога повиснуть на шее любимого мужчины. С другой стороны, моя сила воли сегодня устроит бурную ночку в честь своей победы над телом, затаившемся и ожидающим возможности за все расквитаться. Видела его только после лекции в коридоре. У меня недодоз… я страдаю! Надо подписать в истории болезни: пациент чувствует ухудшение состояния, так как препарат содержит наркотическое вещество и вызывает привыкание, увеличить дозу на пару минут еще один раз в день. А лучше плюнуть на латынь и остаться на лекции у стом фака. Он ведь меня узнает…

С этой мыслью я осталась стоять в коридоре.

— Агат! Мы опоздаем, перерыв всего десять минут! — Полина тряхнула острыми краями стрижки по подбородок. Взгляд ее был тверд и не терпел отговорок. А мне ужасно не хотелось уходить.

Я сдвинула брови, прижала руку к животу и согнулась пополам.

— Я, наверное, съела что-то…меня мутиит… я наверное…

— Тебя проводить?

— Не стоит, мне нужно… — я кивнула в сторону кафедры анатомии, Полина все прекрасно поняла. Она ласково погладила меня по плечу, постаралась утешить сострадательным взглядом и попросила отписаться.

Я согласилась. Стоило Полине уйти, как я распрямилась и постаралась смешаться с толпой стоматологов. Время сразу превратилось в студень. Ну, где он там?? Я сделала лишь два шага по направлению к кафедре, как из нее вышли Кравчук и отец. С перепугу я натянула шапку на глаза.

— Михаил Иванович говорит, она увлеклась предметом.

— Только его и учит. — Охотно подтвердил отец. — Как бы другие не пострадали.

Они направились вниз. Что там пострадает?! Я еще ни одной двойки и тройки не принесла с момента появления этой странной влюбленности в доцента анатомии. Стом фак особого внимания на меня не обращал. За что им почет. Слышала, как девочка жаловалась на дорогое оборудование и необходимость перелепливать зубы на пятый раз. Супер! Они еще и зубы лепят! Хорошо, что я все-таки учусь на лечебном. Никогда не видела радости ковыряться в зубах. Что до Михал Иваныча, то он в них и не ковырялся — он хирург.

Вскоре мы расселись. Я огляделась. Левые люди! Впервые вижу! А, нет, вон к той я была привязана скотчем на посвящении в студенты. А вон тот — парень моей одногруппницы, оба гении с запасом мыслей. Я собрала в хвост волосы, спрятала их под шапку и натянула ее до бровей. До конца застегнула халат. Интересно, насколько я теперь неузнаваема?..

Я зазевалась и пропустила приход лектора, стом фак как по команде вскочил с мест. Я тоже встала. Золотко поднялся на подиум и поздоровался. Слышно его было хорошо. Он был в белом отглаженном халате и своей фирменной шапке-пилотке стояком. Но что самое главное — я впервые видела его в очках! К тому же для лекции приволокли проектор и ноутбук. Последний стоял на столе Золотухина. Он озвучил тему, звучала она примерно так: «Зубочелюстная система». Я поморщилась и сделала вид, что собираюсь писать. Лекции он читал так же потрясающе, как вел практические. Я раскрыла рот, забила на необходимость изображать вид бурной деятельности, хотя она вокруг меня, несомненно, кипела.

— А что это там за секта на дальних рядах, а?

Студенты стали оборачиваться. Задние ряды заняли лица далеко не русской национальности. Расистские шуточки? Как оказалось, толпа просто сидела без халатов, чем и привлекала внимание анатома.

Он подшучивал, не забывая о своих фирменных «Ясно?» и «Понятно?», но особым открытиям стала специально припасенная для стоматологов фраза «Усекли?»; он заставил меня светиться и подпрыгивать на месте. Золотухин неплохо справлялся с ноутбуком, по крайней мере, бегающая по экрану стрелочка его не пугала, он вполне мог сам найти и открыть необходимую ему презентацию. Просто бывает по-разному, кто-то и компьютер включить не способен без подробной инструкции на трех языках. К тому же анатом не стоял на месте, он активно перемещался от ноута к муляжам, к обоям с картинками (где показывали презентацию) и к краю подиума. Даже сидя далеко, я видела, как он щурится, осматривая своих забитых и усталых слушателей.

— Это определение зубочелюстного сегмента, которое я дал, вы должны знать. Вон профессор Брагин подтвердит, правда? — Золотухин махнул куда-то в центр аудитории. Оттуда взметнулись вверх две руки в ответ. — О, правильно говорю!

Золотухин усмехнулся, по аудитории пробежал смешок. Он собирался уже продолжить лекцию, как замер, глаза округлились. У меня дрогнуло сердце, взгляд был обращен на меня. Однако он очень быстро пришел в себя и, пытаясь согнать с губ наглую усмешку, продолжил лекцию. В целом она была забавной. Мы сидели без перерыва, зато нас раньше отпустили. Еще пару раз за лекцию Золотко спросил совета у профессора Брагина и даже в чем-то его отличил.

Я собиралась долго, мой объект внимания тоже не торопился. Вскоре он уже напрямую смотрел на меня и ухмылялся. Я повторила трюк из рекламы шампуня — сорвала с головы шапку, откуда должны были красиво упасть по плечам локоны. Ага, а еще челка встать двумя рядами рогов.

— Пары прогуливаешь?

— Вовсе нет! — Отмахнулась я.

— А латинский язык у вас в расписании как элективный курс стоит?

— Уже и до моего расписания добрались!

— У всех связи в разных местах. — Я, улыбаясь, смотрела на свое Золотко. Он немного смущался этого прямого взгляда, полного всевозможных чувств, кроме дружеского. — Решили переквалифицироваться в стоматолога?

— Нет. — Я хотела сказать, что не хочу ковыряться в зубах, а потом поняла, что стою перед стоматологом и немного перестроила свой ответ. — Это слишком мелкая работа. А что за Брагин? Почему он профессор?

Почти со смехом Золотко рассказывал мне эту историю, мы двинулись на кафедру. Оказалось, что мальчик действительно не без способностей, как и многие дети на стоматологическом. Просто этот мальчик решил как-то доказать ему на лекции, что он знает материал лучше преподавателя. Кто выиграл битву умов догадаться нетрудно. Теперь Золотухин из уважения к своему оппоненту называет его только уважительно «профессор».

— Потрясающий разгильдяй! Но толковый, был бы поспокойнее. — Он посмотрел на меня. — Как и вы.

Я улыбнулась своей фирменной улыбочкой маньячки. Золотухин покачал головой.

— В вас такой гремучий коктейль уживается! С первого взгляда — беспроблемная и спокойная девочка, а на деле… — он зажмурился. — И что вы хотите от меня получить?

— Сложно догадаться. — Даже не краснея, проговорила я. В его глазах мелькнуло подобие недоверия, страха и немного гордости.

— Очень. Если бы вы придумали, как изменять жене, не изменяя ей, мужчины всего мира негласно присвоили бы вам Нобелевскую премию. — Он чуть наклонился ко мне, заставив сердце биться чаще, я хотела, чтобы он меня поцеловал, прямо здесь в коридоре. Плевать на условности! Плевать на преподавателей вокруг, возможных студентов, лаборантов. Я хочу его, он тоже, и причин здесь быть не может! — Но я все-таки советую вам хорошенько подумать. Пока не поздно.

Я хотела открыть рот, чтобы сказать, что и думать не стоит, я все решила. Если он будет не против, мои доводы отпадают. Я готова наплевать на условности и приличия. Тут рядом с нами возникла молодая анатомша и стала отвлекать Золотко делами. Я вежливо попрощалась и поспешила домой. Латынь я уже прогуляла, так что можно со спокойной совестью идти домой и отсыпаться.

* * *


Знаете, чего я больше всего боялась в этой истории с не сползающей с лица улыбкой? Так это расплаты за счастье. Я давно заметила: все в организме должно быть в равновесии, и после продолжительного счастья требуется печаль. Так и в мире, взять ту же зебру, у нее полоски меняются — черная и белая, вот и у меня полоски меняются. Большая белая полоса обязательно должна хотя бы изредка переходить в черную.

Я проснулась грустная. Сама не знаю, чего мне хотелось. Мысли о Золотке стали угнетать. «Дружба, кому это нужно?» — как поется в известной песне, но я не хочу быть отпущенной, я хочу быть принятой в объятия с продолжением. Неужели я настолько непривлекательна для него?

Староста пытался привести меня в чувства. Ему это не удалось. Он ведь не знает, от чего у меня депрессия. Хотя, если честно, я сама не знаю. Есть и все! Полинка косо поглядывала на мое ворчание, подходить не рисковала, прекрасно осознавая возможность получить от несдержанной и горячей подруги. Белла пребывала в предвкушении биохимии и ни о чем другом думать не могла. Я поражалась ее активности! Интересно, я со стороны выгляжу так же глупо? Белла подпрыгивала, ходила из угла в угол, бросала горящие взгляды на лестницу, откуда мог спуститься Разумов. Она трепала волосы, садилась, клала ногу на ногу, дергала угол халата. Я старалась не смотреть на нее, меня все это раздражало.

Однако самым сильным раздражителем стал физрук. Он ворчал, что мы не поздравили его с двадцать третьим февраля и отправил нас на четыре круга. Если учитывать с каким трудом я обычно проезжала два, то четыре мы бы проехали к завтрашнему дню. Ненавижу… я никогда не замечала у себя такого богатого словарного запаса нецензурной лексики и желания ею пользоваться. Меня начало колотить от злости и негодования и бросать из крайности в крайность. То я с силой толкалась палками, представляя, как острие впивается в голову этого морального разложенца, пронзая височную кость и стирая все ее каналы; то хотела упасть в снег и зареветь. У меня не было больше сил на эту кутерьму вокруг. Я хотела оказаться в объятиях Золотка, в таких теплых и надежных, а не собирать синяки на свою мускулюс глютеус максимус, или как говорят в народе, пятую точку. Из-за этого морального разложенца я три раза упала! Снег давно стал скользким, лыжня не желала тормозить, а я путалась в ногах и заваливалась в сугробы. На втором круге ему надоело. Смешно. Ха-ха! Сейчас просто взорвусь от смеха!

В холле я выпила стакан кофе и уселась поодаль ото всех. Люди проходили мимо, не замечая и не желая остановиться и спросить меня о моем самочувствии. Неужели мы все такие эгоисты? Даже по сторонам взглянуть не можем. Рядом появилась Полина. В красной атласной рубашке с черным лаковым ремнем и в черных узких брюках она напоминала мне работника офиса. В холле было темновато, так что ее яркий наряд меня не напрягал. Полина попыталась выяснить, что случилось. Я молчала, упрямо сжимая губы.

— Пойдем, отойдем! — Полина отвела меня в сторону и попыталась угадать. — Если это из-за него, то ты и сама должна понимать: он преподаватель, и ваши отношения изначально невозможны… — она говорила, а я мотала головой. Золотко тут не причем. Или причем?.. — Все будет хорошо!..

Самая отвратительная фраза! Хотите довести человека до точки — скажите «Все будет хорошо»! Я собиралась сжать кулак и закричать, но тут мой организм повел себя странно, рука безвольно упала, в глазах быстро стали скапливаться большие капли слез. Я закрыла лицо руками и заревела. Полина, озадаченная моим поведением, смотрела на меня с тревогой. Она немного помялась и обняла меня.

— Ну, тихо, такая сильная девочка! А знаешь, какой потрясающий сюрприз мальчики нам приготовили? Агата! Ну, у меня тоже есть для тебя подарок! — Она осторожно отошла от меня и достала из сумки милого маленького мишку цвета молочного шоколада с сердечком в лапах. Я заревела еще сильнее, только на этот раз из благодарности.

Вскоре, как это и ожидалось, вокруг меня собралась половина группы. Еще одно наблюдение: если плачешь в одиночестве, тебя не будут утешать, а вот если тебя уже кто-то утешает, вокруг сразу собирается толпа других утешителей. От них легче, естественно, не становится, а вот массовки прибавляется.

— Все, прекращай плакать! — Полина осторожно вытерла мои щеки. — А то сейчас Разумов будет всю лекцию над твоими красными глазами прикалываться.

Аргумент подействовал. Я постаралась успокоиться. Поправила свое зеленое платье с баской и пошла вслед за Полиной в аудиторию. Меня шатало, словно я выпила залпом три рюмки водки.

Белла была уже там, увидев мои заплывшие глаза, она ужаснулась. Я полезла за зеркалом и прозевала момент прихода Разумова. Ничего себе… подтеков туши на лице не было, зато были склеившиеся ресницы, смазанная, доселе четкая линия подводки, влажность белка и радужки, краснота и ужасная припухлость. Я с трудом различала окружающие предметы.

— На себя будете в перерыве любоваться! — Узнала я голос биохимика. Он наверняка хотел добавить очередную свою шуточку, я опустила зеркало и убедилась в этом: он застыл с открытым ртом. Выражение его лица быстро менялось. Краем глаза я все-таки могла видеть, как смотрит на него Белла. Биохимик резко развернулся и пошел к доске, объявляя тему лекции. Ну, хоть комментировать мой вид не стал. Я немного повеселела, свои шуточки он направлял в сторону подруги, которая даже от легких издевательств готова была улечься на стол и согласиться на самые неадекватные его предложения.

На перерыве подруга вылетела в коридор, чтобы прийти в себя и чувственно постанать, рассказывая другим о биохимике. Я так и не смогла решить, выйти мне или остаться. Я положила голову на руки.

— Агата, не хотите пройтись? — Я выпрямилась. На меня смотрел Разумов, только на этот раз в его глазах не было обычного огонька тролля, было беспокойство.

От удивления я даже согласилась. Он попросил идти за ним и быстро вылетел из аудитории, я поспешила следом, держась на расстоянии. Разумов шел к себе в кабинет. Он быстро открыл дверь и юркнул внутрь, я зашла следом. Кабинет был небольшим, заваленным бумагами. На столе стоял ноутбук и чашка с ложкой. Похоже, он недавно пил чай или кофе. За столом — прикрытое жалюзи окно. Диван, шкаф и нечто, напоминающие фиолетовые угги в углу. Биохимик мыл чашку в запрятавшейся раковине.

— Закройте дверь. — Мне стало страшно, но я подчинилась. Если что, всегда успею удрать. — Что же привело вас в такое состояние, Соколова?

Я чуть не выпала. Он ждет от меня подробного рассказа с подробностями? В лицах и числах? Тем временем в кабинете зашумел чайник. Препод уселся за стол и жестом пригласил меня сесть напротив. Вскоре в моих руках возникла чашка с чаем, которую я не заказывала. Биохимик еще раз спросил, что случилось.

— Я бы не хотела об этом говорить. Почему вы интересуетесь? — Поморщила брови я, и чтобы отвести взгляд сделала глоток. Ко мне в голову тут же пришла совершенно идиотская мысль. Биохимик — специалист в ядах, он мог бы, пожалуй, и что-нибудь типа сыворотки правды сварганить.

— Твой отец много о тебе говорит, а когда много слышишь о человеке, мысленно привыкаешь к нему и начинаешь волноваться.

Что за бред?

— Папа попросил за мной приглядывать?

— И это тоже. — Не стал отрицать Разумов. В глазах появились лукавые огоньки, которые меня обычно раздражали. Я хотела фыркнуть. Докладчик! — Я не собираюсь ему говорить о твоей… легкой депрессии. У меня сложилось впечатление, что ты влюблена.

Последняя фраза, произнесенная ни к селу, ни к городу, вырубила меня окончательно, я чуть не захлебнулась чаем. Видимо, у меня действительно на лбу написано, хотя тогда челка бы закрывала. Надеюсь, там написано просто состояние, а не его причина.

— Это мое дело.

— И как далеко все зашло? — Уже не сдерживая улыбки, спросил биохимик. Развратные подробности наверняка доставили бы ему удовольствие.

— Как могло! — Не сдержалась я (в очередной, наверное, миллион миллиардный раз!). — Все просто супер! — Я ярко улыбнулась и даже истерично засмеялась, приведя этим препода в явное замешательство.

Я уже второй раз видела в глазах мужчины такой взгляд, они считают меня просто сумасшедшей. Гены!

— Что ж, надеюсь, вы знаете, что делаете. — Он взглянул на экран крутого мобильника. — Нам пора! Перерыв давно кончился.

Так же на расстоянии друг от друга мы спустились вниз на лекцию. Я забеспокоилась, надеюсь, он не знает, кого именно я задумалась влюбить в себя. А если знает, то никому об этом не скажет. Он всегда знает больше, чем ему положено. В этом его проблема.

Лекцию я писала в полудреме. Меня мучали мысли. А вот после лекции они немного поутихли. Выходя из аудитории где-то в конце потока, я увидела, с какими улыбками беседуют Белла и Разумов. Первая вообще светилась от счастья. Что ж, может, хоть у них все сложится.

Дома я, совершенно измученная, устроилась за ноутбуком, наплевав на все, и стала сидеть в социальной сети. Потом мои мысли поплыли по направлению горизонтали, я открыла документ и продолжила свою неприличную историю, точнее стала создавать новую, но с теми же героями. На этот раз мой язык стал смелее, я окончательно забила на приличия и принялась описывать все подробности, которые приходили в воспаленное любимым образом воображение. Вот он меня целует за ухо, спускается умелыми руками вниз и не дает мне развернуться. Я просто взрываюсь в его объятиях! Когда я закончила очередную новеллу, меня саму била дрожь. И почему я не могу запросто позвонить моему анатому и попросить его исполнить мой набросок? Надо успокоиться… Я постаралась унять участившееся дыхание.

За дверью раздались крики. Опять ругались родители. Я закрыла нотубук и легла на бок, повернувшись лицом к стене. Отец кричал что-то о коротком платье, в котором мама пошла на работу. Она оправдывалась, правда, все это было бесполезно.

— Ты не протестовал, когда в этом же самом платье я приезжала к тебе в администрацию!

— Там я всех знаю, а в твоей шарашке…

— Отлично! Следственный комитет — уже шарашка! Я больше никогда не надену платье в твоем присутствии, больше никогда не позволю забирать меня с работы! Буду на маршрутках ездить!

— Да хоть на троллейбусах! Ты же порочишь мою фамилию! Что будут писать газетчики? Что у меня жена легкого поведения? Да и дочь кстати тоже! Перышко, тряпочка платья!

— Агату сюда не вплетай, Отелло политический! И не смей повышать на меня голос!

Я накрыла голову подушкой. Спор продолжался минут двадцать, они докричались почти до развода. Не первый раз, к слову. Грозятся разводиться каждый месяц, и даже черновые заявления пишут раз в полгода. Все это ни к чему не приводит. Их спор закончится вполне мирным образом. Я надеюсь. Своими криками отец подал мне потрясающую идею. Перышко-тряпочка — очень действенная вещь!


Глава 14. Восточная сказка


Время порой начинает двигаться неумолимо быстро, я зазвелась, забегалась и залюбила, что не заметила очередного окончания недели. Да и она показалась мне целым годом, хотя пролетела за несколько минут. Биохимик ведь утешал меня месяцев шесть назад не меньше, да? Эту неделю он провел вполне мирно, переключив внимание на Беллу, которая никак не могла определиться. Ей, безусловно, нравилось его внимание, и в то же время от него у нее начинала болеть голова, все-таки он не о карамельках рассуждал на лекциях. С Золотком мои отношения ничуть не продвигались, да и некогда было. Мы с трудом успевали перекидываться отрывочными фразами. Вокруг сновали студенты, а это — лишние уши.

Правда, одни такие уши все-таки прилипли. А, может, это были и не уши, а, скажем, глаза. В общем, просто опишу ситуацию. Я сидела вечером дома, устроившись на постели с ноутбуком, кушала печенки и запивала их соком. Мы мирно переписывались с Беллой о моих навязчивых идеях и эротических фантазиях относительно Золотка. Я ужасно хотела рассказать ей о своей дружбе с доцентом, но прекрасно понимала: я никогда этого не сделаю. Я обещала моему любимому анатому с обворожительной улыбкой и лукавыми глазами мальчишки молчать обо всем, что между нами происходит на самом деле. А вот наработки своего больного воображения я Беллке сбросила, она от них пришла в неописуемый восторг. А вот потом Белла написала мне такую штуку:


«Кстати, твое желание стало достоянием общественности!»


«Люди вечно о чем-то говорят» — отозвалась я, мне было в принципе все равно, что думают люди о моем чувстве к Золотухину. Пусть хоть от унитаза от омерзения не отходят или наоборот, плачут от умиления.


«Не давай им быть поводом для сплетен. Ты итак дочка политика! Особенно этой крысе!»


Вот тут я реально не поняла, о чем идет речь. Беллка переоценивала мой уровень интеллекта, я попросила уточнение.


«Ну, они просто это обсуждают между собой. Красавкина в основном»


Я цокнула языком, по спине пробежал отголосок холода — предвестник страха, я щёлкнула суставами пальцев, меня накрыла злость. Ей вообще, какое дело? Пусть сидит себе целомудренная девочка и никуда не лезет, рано еще, а то вдруг ошибется где-нибудь.

«Бл*! Она-то откуда знает!? Что говорят?» — Я ведь не кричала на весь универ, правда? Это ее прерогатива сообщать всему вузу свой интимный статус. Я стучала ногтями по столу, пытаясь не беспокоиться, но у меня не получалось.


«Я без понятия, ну так полагаю, заметили, какие ты на него взгляды кидаешь, ну я не подслушивала, просто услышала пару слов насчет того, что ты на него влюбленным взглядом смотришь и т. д.»


Я попыталась что-нибудь уточнить, но Белла больше ничего не знала. Она постаралась меня успокоить, словно чувствовала через простор интернета мое состояние. Белла писала, что Красавкина любит всех обсуждать.

«По-моему ей просто не хватает мозгов на что-то большее, чем сплетни. Ты не слышала, как она на английском сказала, что у нас в группе только человек пять нормальных? Я тогда поклялась разбиться в лепешку, а обойти ее… Пусть не завидует) и думает, что хочет)) если у тебя шепчутся за спиной, значит, боятся сказать в лицо) это уже победа)) ей-то мои чувства что дают?)»


«Пищу для обсуждений»


Тут я уже захохотала. Закравшееся волнение почему-то начало отступать. И что будет? Она подойдет к нему и скажет, как и в каких позах я его хочу? Да он все это и без нее знает. Пусть смотрит на мой энерджайзер и хлопает глазками, она от него ни капли энергии не получит. Беллка удивилась моему спокойствию:


«А что?) Переживать что ли?) Она же из-за меня не переживает)) так что пусть наша маленькая девочка играется в айфончик и не лезет во взрослые дела студенток и дедушек))»

«Студенток и дедушек, аъхахахахаха, хахахахаах)»


А дальше началась обычная тема о том, не смущает ли меня его возраст. Да что меня должно смущать?

Этот разговор продолжился на следующий день в холле академии. Мы втроем: я, Полинка и Белла устроились на стульях под фотографиями профессоров академии. В этот момент я и желала и радовалась отсутствию Золотухина на этом параде профессуры. Так бы я оттуда не отходила. Белла хоть и хотела добиться чего-то от биохимика, старалась держать себя в руках, не зная, как потом будет смотреть ему в глаза.

— Блин, Агат, а если там правда уже ничего не работает!

— Не волнуйся за него! Вспомни нашего дедочка с двадцатилетней женой? Она же не жалуется.

— Ну и что! — Пожала плечами Белла.

— Можно ведь не только спать. Можно дружить. — Спокойно сказала я, вспоминая наш статус «дружба без намека на продолжение со стороны дяди Мишы».

— Ага, да ты и дня в непосредственной близости от него в дружбе не протянешь! — Усмехнулась рыжая бестия, провожая взглядом спину быстро шагающего Разумова. Видимо, почувствовав ее взгляд, он повернул голову и улыбнулся нашей компании. Белла прикрыла губы учебником и проводила препода горящими глазами.

— Почему это? — Спросила я, когда помеха итак слабому на отвлекаемость мозгу Беллы покинула холл.

— Ну, во-первых, твое самолюбие не выдержит дружбы! — Белла сделала акцент на последнем слове. — Ты ведь хочешь дружить горизонтально. — За эту фразу она получила от меня по макушке, но только ухмыльнулась. — Во-вторых, даже этого тебя не предлагают.

Вот в этот момент мне захотелось спалить все, чтобы Белла не смела надо мной издеваться. Я сделала вдох и промолчала. Мысли кишели в голове, наталкивались друг на друга и начинали свои бои. Я просто согласилась с подругой и ушла в раздумья. В самом деле, неужели я не привлекаю его как женщина? Большинство привлекаю, а его нет! Или проблема действительно в нем, и Белла права. Надо будет разобраться… Вскоре моя дорогая подруга уже мяла свои пряди, стоя рядом с Разумовым, который ей на каблуках был примерно по шею. А что, глаза на самое нужное направлены.


На следующий день я забежала на кафедру анатомии — мы вновь радовались субботней поездке на другой конец города, кто искренне, как я, а большинство не очень. Дядя Миша уже не удивился моему залету в его кабинет и парковке на его диване.

— Как гистология?

— Адекватно. Не спрашивали. Готовишься к паре?

— Халат помялся…

Бытовые темы стали легкими и привычными. Мы говорили о парах, литературе и фильмах, обо всей классике, Золотко жаловался на современные порядки и говорил, что мы по интеллекту и желанию учиться очень уступаем предшествующим годам. Мы, мол, заняты другими вещами.

— Хочу вас порадовать! — Вдруг ляпнула я, заставив его остановиться на полпути.

— Выучить тему? — Ухмыльнулся он, выуживая шикарный анатомический атлас из шкафа.

— Я всегда учу! Вы меня просто никогда не спрашиваете!

— Умных не интересно спрашивать, они ответят.

— А разве смысл вопроса не в ответе?

— В ответе. Но вдруг, скажем, Воробьев все-таки найдет поджелудочную железу, а не будет ее начищать, словно она самовар! — Я прыснула, мне нравились его милые шутки, без злости, без тени и всегда с юмором и добротой. — А хотите сделать мне приятный сюрприз — приготовьте что-нибудь вкусное. Лера сейчас у дочери с ребенком помогает, а я, признаться, привык к домашней еде. Вы готовить-то умеете?

— Все кроме супа. — Быстро ответила я. Не задалось у меня как-то с жидкостями.

— Ну, так что, на картофельное пюре вас, скажем, хватит?

Я задумалась:

— Мясо по-французски с толстым слоем сыра!

— Даже так? — Я кивнула. — Ловлю на слове.

— Хоть сегодня! — Развела руками я.

— Уговорили. — Не стал ломаться анатом.

Мы обговорили, где встретимся. Остановка была мне знакома. Мы бы и домой могли ездить вместе, если бы не правила приличия. Не комильфо заведующим кафедрой разъезжать вместе со студентками. На самом деле у меня был злобный план. Он лежал дома в пакетике и ждал своего часа. Мясо — всего лишь предлог. Он действительно думает, что на еду останется время? Как бы не так! Я быстро спихала все в сумку, подвела поярче глаза и поспешила вниз.

— Агата! Ты на дачу разве не поедешь?

— Еще чего!

Пока меня не припрягли, я рванула прочь, на ходу натягивая шапку. Наша дача могла бы быть полноценным жилым домом, если бы не пара особенностей: первое — там совершенно не ловят мобильники, вот ни в какую! Второе — она находится в совершенной глуши, то есть, сбежать оттуда не получится при всем желании. Это моя тюрьму, куда меня могут отправить на выходные, чтобы я не портила нервы отцу и не искала себе неприятностей.

Золотко встретил меня, как и обещал. Квартира у него была куда меньше хором моего папаши, но вполне уютная. Типичная трешка. Спальня со светлыми стенами и простой обстановкой, мысленно я уже лежала там в его страстных объятиях. Кухонька со всем необходимым, и гостиная — самая просторная комната с местом специально для меня.

— Я продукты приготовлю. Чувствуй себя как дома. — Улыбнулся он.

Я невольно заметила переход на «ты», возможно, он и сам не понял, какую черту сейчас переступил, а, возможно, все было четко спланированно, и моя идея придется как никогда в тему. Я повесила пуховик в шкаф, прошла к нему. Решила не пугать его поначалу своими приставаниями и благожелательно принялась за кулинарные изыски. Он спрашивал, помочь ли, что сделать.

— Мужчина режет мясо. Вам должно быть привычно.

— Что, если хирург, или анатом, сразу мясник?

— Вы левой рукой режете? — Удивилась я.

— Я и правой могу. — Он перехватил нож и так же весело застрогал мясо на маленькие кусочки.

Похоже, я никогда не перестану удивляться его талантам! Потрясающий человек. Мы мирно общались, набивая кастрюлю сырой едой, разогревая духовку. Он удивлялся, откуда я умею готовить, ведь, судя по личному делу, проблем с этим возникать не должно.

— Не хочу зависеть от отца. Он требует слишком многого взамен.

— Он о вас заботится. — Я бросила на анатома сомневающийся взгляд.

Папашка редко учитывал мои интересы, скорее он стремился, чтобы я была отличным аксессуаром к его образу идеального политика.

Мы загрузили форму с запеканкой в духовку. Час у нас точно есть.

— Что ж, вы молодец. — Опять «вы!». — Хотите пока посмотреть мою библиотеку, думаю, там есть вещи, которые вас заинтересуют.

— Конечно. А можно мне сначала в уборную?

Он пропустил меня, проходя мимо, я задела его живот, и во мне поднялась волна страсти. И почему я так хочу на него кинуться и повалить на диван? Смотря на других преподов, я же такое желание не испытываю. Я приметила и блютуз-гарнитуру — вечный его спутник. Только она служила не для связи, а для улучшения слуха. Студенты говорят, что он посылает помехи на экзаменах в микро наушники и выгоняет. Зачетный чел!

Закрыв за собой дверь, я быстро достала свои легкие тряпочки и стала переодеваться. Это был один из моих костюмов для восточного танца. А как еще свести мужчину с ума? Делать нужно то, что умеешь! Это был плотный лиф, расшитый пайетками в форме треугольника цвета аквамарина с ниточками бисера по краям. Что-то на подобии тканевого колье на шею с большим отражающим свет камнем и теми же пайетками, из-под него выбивался мой камень, и перчатки из сетки выше локтя с бисерной окантовкой. Юбка, по мнению отца, была совсем нецензурной. Пара цветочков в пайетках на уровне бедер, звонкие монетки — почти резинка от трусов и идущие вниз в разных местах длинные шелковые ткани: спереди, две по бокам и сзади. То есть, стоит мне сделать шаг в сторону — вся нога оказывается открытой. Но самое главное, это платок, которым я закрыла волосы, легкий и струящийся, так же ловящий солнечные блики и посылающий их наивному зрителю.

Я осторожно выглянула, анатом был в гостиной, вглядываясь в книжные полки. Что ж, остался последний элемент — музыка. На это есть телефон. И вперед!

Я осторожно выскользнула, положила телефон на подоконник и нажала на кнопку — полилась ритмичная восточная музыка, как и положено с бубнами, флейтами и звоном монеток. Золотко обернулся, что ж, мне явно удалось его удивить! Глаза его, обычно спокойные с чуть опущенными веками раскрылись. Он отступила назад, я, виляя бедрами и улыбаясь через полупрозрачную ткань платка, толкнула его на диван. Застывший в изумлении, он поддался моему легкому толчку и сел. Я чуть отошла, раскинула руки в стороны и принялась закручивать их, бедра сами пустились в пляс, пайетки, монетки и бисер зазвенели в ритм мелодии. Я танцевала от души, со вкусом, подходя к нему, поднимая ногу, ставя стопу между его колен, наклоняясь и потряхивая плечами, поворачивалась, делала восьмерки, проводила кончиком носочка по полу; подпрыгивала и ловко выгибалась в спине, доставая руками до его колен, а затем осторожно выходила через бок. Пригодился мне и платок, он подлетал, то скрывая, то открывая мое лицо, оголенный живот и ноги. Я подбрасывала его, пробегая под, клала на ногу, имитируя волну, кружилась, запутывала и распутывала, в общем, вспоминала все, чему успела научиться. Мне не хватало только рисунков хной, как девушкам рисуют перед свадьбой. Они бы украшали мое тело и привлекали его внимание.

Мне казалось, что его взгляд заблестел, он с легкой полуулыбкой смотрел за моими движениями и шагами, чуть побаиваясь особенно откровенных жестов, к примеру, я подошла совсем близко и закинула свернутый платок ему за шею, выгнулась и сделала круг телом. Потом отпустила, нагло улыбнувшись, и вернулась к танцу. Под конец мелодии я и сама выдохлась, подбросив платок, качая разгоряченными бедрами, подошла к нему и обняла за шею.

Он заулыбался в полную силу, просунул руки между нами и похлопал. Я потеряла голову от восторга, казалось, что все в моей власти, сейчас я коснусь губами его, он подхватит меня, завалит на диван и…

— Ты очень хорошо танцуешь, Агата. — Я скромно улыбнулась, на некоторое время опустив взгляд. Вот сейчас, ну… однако Золотко не торопился бросаться на меня, наплевав на все условности.

— И все? — Чуть разочарованно спросила я. После некоторого раздумья анатом добавил:

— Долго училась?

Я прошипела про себя, что мой любимый оказался настоящим тормозом, и решила немного помочь ему, впившись в губы. Его рука взметнулась вверх, провела по моим растрепавшемся в танце волосам и пошла вниз, я начала таить. Но тут он осторожно сжал мою шею и отодвинул меня от себя.

— Агата, мы, кажется, договорились… — его лицо было спокойным, он словно объяснял мне, что не следует прыгать из окна шестнадцатиэтажки, терпеливо и доходчиво.

Тут меня словно изнутри взорвало. Я вскочила на ноги и отошла. Положила руку на лоб, походила немного по комнате. Мысли путались, я сомневалась, стоит ли их выдавать, однако дело стоило прояснить. Пометавшись немного, я остановилась, положив руки на талию, и спросила напрямую:

— Ты меня совсем не хочешь? Я некрасивая? Я не привлекаю тебя как женщина? Что? Объясни!

Он выдохнул, отведя от меня взгляд.

— Оденься, пожалуйста.

— Нет! — Уперлась я. — Не стесняйся, смотри! Это все для тебя!

Анатом поднял взгляд и посмотрел мне в лицо.

— Я не могу к тебе что-то испытывать, ты — моя студентка, ты мне во внучки годишься!

— Какая разница?

— Все серьезнее, чем ты думаешь. — Так же спокойно продолжал он.

Золотко поднялся на ноги, поднял с пола мой платок и развернул его с грустной улыбкой, потом подошел ко мне и накинул его на плечи, укутывая, как замерзшего ребенка.

— Но теоретически, ты мог бы? — Спросила я, мне важно было это знать. Задержав взгляд на моих зрачках, он удивленно покачал головой. Его подобные мысли из уст студентки явно забавляли и шокировали.

— Вот что ты во мне нашла? Просвети меня, и я смогу предотвращать подобные эксцессы, на случай появления еще одной такой девочки с геронтофилическими наклонностями. — Поначалу мне стало обидно, а потом я поняла: он еле сдерживает улыбку. Жук!

— Не прибедняйся, на тебя, поди, столько студенток вешалось!

— Когда это было! — Он обвел глазами гостиную, складывая руки на груди. — И ни одной я не дал повода вот так себя вести!

— Ты не ответил на мой вопрос. — Напомнила я, накручивая на палец темный локон и начиная улыбаться от пошлости своих мыслей. Миша (думаю, имею право так называть его сейчас) несколько смутился.

— Давно не практиковался. — Пожал плечами он, смотря в потолок.

— Ну, ведь можешь? — Не унималась я.

— В принципе… А что это я перед тобой отчитываюсь? Нет, Агата, нет!

— Почему?! — Затопала ногами я.

— Как ты инфантильна! Пойми, близость со студенткой унизительна прежде всего для самой студентки! Таким способом я бы показал тебе, что другого способа заслужить мое внимание, нет. Вы ведь неглупая девушка, зачем вам все это нужно? Сомнительный способ самоутвердиться.

Я сжала губы, мне становилось не по себе. Кружилась голова, хотелось плакать, кажется, начинала просыпаться атрофировавшаяся в отцовском доме совесть. Я запрокинула голову, чтобы не разреветься у него на глазах.

— Наверное, моя идея с более тесным общением не удалась. Вы не можете держать себя в руках.

— Нет! — Со слезами в голосе вскрикнула я. — Я научусь! — Я посмотрела на него, часто моргая, чтобы не зареветь. — Не бросай меня…

Он цокнул языком, вновь качая головой, ему было жаль меня в то же время, он не мог дать мне то, что я хотела. Я покрепче завернулась в платок.

— Миш, — рискнула я назвать его по имени. — Можешь выполнить мою просьбу?

— Если эта просьба не подразумевает в себе переспать с преподвателем, то да. — С лукавой улыбочкой выдал Золотко.

— Обними меня.

Он сделал шаг на встречу и нежно сжал меня в объятиях. Я уткнулась лицом ему в плечо, он устроил подбородок на моей макушке. Стало тепло, дыра, появившаяся после нашего тяжелого разговора, стала затягиваться. Боль постепенно уходила. Но я все равно чувствовала себя обманутой.

— Ты пойми, любовь к мужчине может выходить за рамки постели. Ты можешь любить его как отца, как друга. Это самое сложное для тебя. Научиться подобным видам любви. Для подростков это важно.

— А ты действительно Золотой! — Тихо сказала я, засыпая в его объятиях.

Я вздохнула всей грудью и почувствовала запах плавленого сыра.

— Мясо!

Мы вместе помчались на кухню, пожинать плоды совместных трудов. Получилось вкусно, анатом оценил мои старания. Больше мы разговор о моем маленьком гормональном срыве не заводили. Я только боялась, что он разочаруется во мне, перестанет относиться положительно. Золотко проводил меня до остановки и посадил на маршрутку, прежде чем я уехала, он осторожно поймал меня за запястье:

— Я верю, что ты справишься.

Я помню взгляд его серо-лазурных глаз, полный уверенности, гордости и желания помочь мне переосмыслить то чувство, которое сердце упорно принимало за желание.


Глава 15. Кружево


Домой я вернулась с дрожащими коленями, абсолютно убитая, сползла спиной по стене и нервно захохотала. Мой мозг отказывался переваривать случившееся, как и во многих вопиющих случаях нарушения дисциплины, он вообще не понимал, как его отключили, и почему теперь вокруг так много отвратительных картинок, а самое главное, что теперь со всем этим богатством делать? В коридоре появился отец. Он вытирал руки, неужели, мыл посуду? Он умеет пользоваться тряпкой?

— Ты словно обкурилась! — Констатировал он, не забыв добавить в голос и взгляд отвращение к моему виду. Я пропустила его замечание мимо ушей, видимо, никакой ответной реакции он от меня и не ждал. — Помнишь, что завтра у матери день рождения?

— Помню.

— Мало ли! — В ответ на мой обиженный тон отозвался папашка. — Твой мед кого хочешь доведет до беспамятства!

Интересно, он такой вывод по Разумову сделал? Надеюсь, его нет у нас.

— Лень, только давай без твоих сборищ! Просто посидим…

— Как посидим? Ты жена официального лица! Хотя ладно, не будем особо разгоняться, если ты так хочешь.

Мама покачала головой. Отец любил пышные сборища с фейерверками и музыкой, подобные настоящим балам. Поняв, что намечается демонстрации достижений, а в этот список входит и любимая дочка, я поспешила ретироваться. Естественно, он заставит меня пойти. А я сделаю вид, что у меня огромный объем работы по анатомии и никуда не пойду. Я залетела к себе в комнату.

Меня вновь затрясло. Миша все-таки такой странный! С наслаждением смотрел на меня, танцующую, полураздетую, и даже ничуть не проникся! Как можно просить одеться молодую красивую девушку?! Непробиваемый мужчина! Может, это специфика работы анатомов? Постоянно видишь женское тело, все составные органы и привыкаешь к этому. Тогда, что может вызывать у них интерес? Желание?

Тут уже вредное чувство пронзило меня, я рванулась к ноутбуку и, как часто случалось в последнее время, застучала пальцами по клавиатуре. Надвигался сложный коллоквиум по спланхнологии. Как его может сдать необделанная талантами студентка? Конечно, станцевать! А потом чуть углубиться и пойти до конца ради высшей оценки и своего личного удовольствия. Откуда только в моем воображении появляются такие картинки?! Они заставляют меня улыбаться, закрывая глаза и представляя ласкающего меня Золотко, всплывать в жестокую реальность, где я не могу добиться даже ласкового поцелуя! Хоть в Гугле набирай «Как соблазнить препода», а потом поставить запятую, и добавить «если он уперся». Немного подумав, я именно так и сделала и захохотала. Люди действительно ищут помощи в интернете! Я даже проскользила взглядом по паре ссылок, как пошло. А где красота? Яркость и необычность? Ладно, сама разберусь.

Немного посидев в социальной сети, я завалилась спать. Время позволяло забить на все и отрубиться. А, может, поразмышлять о Золотухине. Как же стыдно! И откуда только берутся эти приступы совести, как у хорошей девочки??? Порой сама себе удивляюсь. Надо держать себя в руках. После некоторых раздумий, я поняла: я не соглашусь до конца просто быть его другом! Меня такое положение дел не устраивает, и успокоюсь я, только лежа в его постели и тяжело дыша от полученного удовольствия.

Я живо представила себе эту картинку: светлые стены его спальни, он лежит, зажмурившись, растянув на губах полуулыбку, и обнимает меня за плечи. Я же нахожусь в трансе, я счастлива, моя мечта сбылась, тело все еще горит, следы удовольствия и перекатываются по венам остаточными шариками ртути. Я со стоном выдохнула. Динамо!

* * *


Утром застала маму за кофе в халате с затравленным видом. С искренней улыбкой поздравила ее с днем рождения и подарила кулон с красивым камушком голубого цвета. Мама пыталась протестовать, мол, все равно носить некуда, а на работу в таком не ходят, но я убедила ее надеть кулон сегодня на праздник. Мама замолкла и сделала большой глоток кофе.

— И чего твоему отцу так нравятся сборища?

— Демонстратор. — Кратко охарактеризовала я. — Ты подумала?..

Мама облизнула губы, напряженно вспоминая, на лбу прорезалась морщинка. Я говорила ей о Кате — дочке Михал Иваныча. И она обещала подумать.

— Да, почитала ее рекомендации. Ничего девочка, даже больше скажу, готова посмотреть, какой из нее патологоанатом!

— Вот и отлично! — подскочила я, чем заслужила подозрительный взгляд. — Что?

— Ты становишься похожа на отца, Агата. Это ради зачета? Помощь ближнему?

— Фуфуфу! — Повторила я любимую присказку Аллочки. — Как ты могла такое подумать? Золотухин мне симпатичен, вот я и решила ему помочь, тем более что имею такую возможность. Он супер препод!

— Понятно. — С улыбкой мама уткнулась в чашку. Я не совсем поняла, осознала ли она то, что я хотела скрыть. Надеюсь, нет. Иначе смотря на меня, мама не сможет сохранять серьезное выражение лица.

На день я убежала гулять с Аллой, не сидеть же мне дома? Мама прекрасно знала, что я не останусь на организованный папашей раут. Я сделаю все, что угодно, чтобы сбежать.

Алла рассказывала о своих проблемах с парнем. Она начала встречаться с каким-то подозрительным типом, все, что я поняла из ее речи — он невролог.

— Все медики какие-то неадекватные! — Констатировала она.

— Это потому что мед — психушка! Уж я-то знаю! — Усмехнулась я в ответ.

Когда выговорилась Алла, настала моя очередь. Я в красках рассказывала ей о своем Золотке, упуская непосредственно важные моменты наших с ним отношений. Однако тема дружбы все равно промелькнула. Начался спор на тему дружбы между мужчиной и женщиной. Лично на мой взгляд она возможна: мы ведь с Золотком общаемся как друзья, хотя я не против перевести эти отношения в более тесные. Тогда это отбраковывается — взаимные чувства уже не дружеские. С академескими мальчишками — вполне.

— Кто знает, Агата, чем через пару месяцев закончится ваше общение?

Я постаралась убедить ее, что оно останется таким же доверительным и невинным. Алла старалась это опросить.

— Дружба между мужчиной и женщиной бывает либо до, либо после, либо, — она сделала паузу и улыбнулась, — если он пенсионер!

— Иди в ректум! — Отозвалась я. — А коллеги?

— Рабочие отношения.

Ее логику не переспорить. Устав от споров, мы сошлись на том, что надо бы и на ночь свалить из дома. Завтра у меня гуманитарный день, а это значит, что особых усилий прилагать не придется. Только сначала мы условились забежать домой и переодеться. Из удобных джинсов и водолазки я планировала вылезти в какое-нибудь коктейльное платье и каблуки толщиной с дамскую сигаретку. Забегая вверх по лестнице, я мысленно выбирала себе наряд. Пожалуй, надену свое неоново-желтое платье-баллон! Оно шикарно будет смотреться в клубе! Я забежала в комнату, бросила сумку в сторону и тут же рванула к шкафу. Открыла дверцы и стала перебирать одежду. Я настолько увлеклась, что лишь со второго раза услышала шум за спиной, кто-то прочищал горло, и явно лишь для того, чтобы его обнаружили. Я повернулась и увидела в комнате отца. Он зализал волосы и уже был одет в рубашку. На шее болтался развязанный галстук. Он чуть скривил губы в усмешке, смотря на меня. В руках были какие-то бумаги. Даже сейчас он не может расстаться с работой!

— Куда-то собираешься?

— В клуб! — Я вернулась к шкафу.

— У матери день рождения, будут гости. Ты обязана там быть!

— Никому и ничем я не обязана, понятно? — Проворчала я. Отец хмыкнул.

— «Его точные пальцы хирурга сжимались на ее девичьей груди, оплетали стан, позволяли себе приспускать джинсы. Она чувствовала, как ее страх сочетается со страстью».

Я замерла. По спине пробежал холодок. Ноги принимали ватное состояние. Откуда?.. Я повернулась, не веря своим ушам. Отец улыбался.

— Или вот еще мне тоже нравится: «Он плотнее прижал ее к себе. Она уже чувствовала спиной, что ему самому не терпится прекратить эту игру и взять ее прямо здесь и сейчас, но он медлил, подогревая свое и ее желание». Я уже не говорю о том, как ты сдавала коллоквиум. — Тебе самой-то не противно? — Он поморщился. — Меня тошнить начинает от одной мысли, что его руки могли прикасаться к тебе! Развратный дед!

— Где ты это взял? — Спросила я, чувствуя, что белею на глазах. Мне становилось тяжело дышать. Он ведь там такого начитался… все мои фантазии на виду, прямым текстом, все понятно с первых строчек. Как я попала.

— Ноутбук иногда нужно выключать.

— Ты залез в мой компьютер! — Прохрипела я.

— Я имею право знать, чем ты занимаешься! — Он потряс распечатками моих сокровенных работ. — Потрясающая у вас профессура! Позволить себе такое!

Я не оправдывалась. Сил не было, я старалась не отключиться. К сожалению, я слишком хорошо понимала, в какой ситуации оказалась, и что теперь придется делать. Отец ждал, он сам не озвучил бы желаемое, это должна была сделать я. А я старалась сжать губы и не закричать, не кинуться на него с кулаками за вмешательство в личную жизнь.

— Это ведь отвратительно, Агата! Дряблый разваливающийся старик и молодая активная девушка! Не мне одному это не понравится. Какой фурор эти записи произведут в деканате…

— Что ты хочешь? — Не выдержала я. Голос срывался, я готова была заплакать. Плевать на меня, мое отчисление может остаться и незамеченным, отец позаботится, а вот Мишу выгонят, опять же благодаря папочке. Я не имею права рисковать его положением.

— Ты сейчас выйдешь к гостям, красивая и нарядная, будешь улыбаться и играть веселую хозяйку дома. А иначе вся академия узнает о том, как кафедра анатомии любит догги-стайл.

— Меня тошнит от тебя! — Закричала я. — Почему ты постоянно портишь мне жизнь?! Я тебя ненавижу!

— Ты выйдешь?

— Да.

— Полчаса, Агата.

Довольный, отец вышел из моей комнаты и тихо прикрыл дверь. Я со стуком упала на постель. Что же я наделала? Моя невнимательность и легкомысленность дали отцу повод шантажировать меня обычными эротическими новеллками! И это, если учитывать, что все написанное — чистый вымысел! Если бы Золотко участвовал хотя бы в одном из этих шоу на бумаге… он мне должен! Я потребую моральной компенсации!

Немного полежав, я встала. Надо выходить, а то он еще устроит внизу чтение моих рассказов. Я чуть распушила волосы и освежила макияж. Вновь подошла к гардеробу. Наряжаться больше не хотелось. Вот возьму и выйду в потертом свитере и лосинах! Выбрав простенькое платье, я полезла за колготками, и тут взгляд наткнулся на вещичку, купленную толи на спор, толи для особых случаев, уже и не вспомнить. Я надевала ее только в магазине. Мозг быстро сварил ответную реакцию: нарядная и красивая? Я тебе устрою дочку политика! Нарядившись, я довольно глянула на себя и поспешила спуститься.

Стоило мне появиться на верху лестницы, половина взглядов прилипли ко мне, словно я была причиной сборища. Я улыбнулась. Отец тоже поймал меня взглядом и чуть не выронил бокал с кремовым напитком. Понял, папочка? Со мной нельзя спорить! Я грациозно, стуча высокими каблуками, спустилась вниз. Ко мне тут же подошла мама.

— Разве в нижнем белье можно выходить на люди? — Шепнула она.

— Это платье! — Просто ответила я, стараясь найти отца, он был зол, еще немного и бокал разлетится на части! Меня распирало от смеха, я отвернулась от него, чтобы не засмеяться и посмотрела на себя в большое зеркало в коридоре.

На меня смотрела стройная девушка, полностью демонстрирующая свою фигуру платьем в облипочку до бедер. Оно едва закрывало выступы больших вертелов бедренных костей. Платье было черным, с длинными рукавами, и полностью из мелкого кружева. Если присмотреться, а видимо, этим большинство мужчин сейчас и занимались, можно было различить контуры нижнего белья. Я улыбалась своему отражению, пока не увидела за спиной рядом с отцом биохимика. Тут уж мне захотелось побыстрее найти халат и закутаться! Потому что он тоже бросал на меня заинтересованные взгляды. Что за!? Надо уносить ноги!

Пробежав по дому, я встретила пару знакомых политиков, в том числе и Бориса Борисовича, родителей Беллы и Полины. Вскоре нашлись и последние. Беллка чуть не светилась от восторга, она была в откровенном, но в целом, терпимом платье с открытой спиной и пышной юбкой. Полина выглядела стильно и спокойно.

— Ты похожа на…

— Манекен из интим-магазина. — Перебила Полина.

— Круть! — Выдохнула Белла. — Это то самое? Которое мы купили, когда играли в «правда или желание»? Шикарное платье! Дашь поносить?

— Хоть сейчас забирай! — Осматриваясь, шепнула я.

— А что так? Может, найдешь себе еще одного пенсионера?

— У них инфаркты на такие платья! — Сообщила Полина.

— Точно! — Белла обняла меня за плечи. — Смотри, я придумала, вот окажешься ты со своим Золотком в постели, уже все, кажись, пошло и тут — бац! Инфаркт!

— Белла! — Я стукнула ее по макушке. — Тут знаешь кто? БХ!

— Правда? — Глаза у подруги заблестели. — Пойду, поищу его.

Стоило ей отойти, как на горизонте появилась Елена Игоревна, она что-то обсуждала с моим отцом. Отлично! Тут вся профессура! Кроме Золотка, естественно!

— Вы сегодня смело выглядите! — Я вздрогнула. Разумов.

Я поздоровалась.

— Не боитесь нахватать проблем?

— Каких? Очаровать какого-нибудь дядю и не смочь потом от него отделаться? У меня таких проблем не бывает, они обычно сами сбегают.

— Я так понимаю, из-за вашего характера?

— Вы всегда язвите? Вам это удовольствие доставляет? — Биохимик слушал меня с улыбкой, биовампир!

От необходимости высказываться дальше и, видимо, от проблем со сдачей бэхи меня спас, как это нестранно папанька. Он осторожно отвел меня от Разумова.

— Ты наверняка хочешь спеть.

— Это уже перебор! — Зашипела я. Нашел себе прошловековой бал, где поют, танцуют мазурку и играют на пианино. Кстати таковое у нас имеется, и я вполне могу на нем сыграть.

— А твоему деду понравилось бы твое пение! — Выдохнул он мне в ухо. — Разве ты не хочешь порадовать маму?

— Что спеть? — Сквозь зубы прошипела я.

— На твое усмотрение, но не очень современное. Рояль ждет тебя, Агата.

Я готова была придушить всех, кто окажется рядом со мной в этот момент. Отец как раз растолкал всех и объявил о моей (!) инициативе спеть для мамы в этот день. Я фыркнула и с вежливой улыбкой прошла к роялю. Что ж, посмотрим! Я уселась и поймала благодарный взгляд матери, мне вдруг стало жаль ее. Она хотела тихого семейного праздника, а ее заставляют торчать среди толпы странных людей в костюмах. Разумов в костюме меня просто приколол. Медвежонок. А мама стояла в красивом платье и ждала. На шее блестел мой кулон.

— Я хочу, чтобы твоя жизнь была спокойной, и для тебя эта колыбельная.

Слегка аккомпанируя себя, я запела колыбельную из Призрака Оперы «Музыка ночи». С каждым словом, я втягивалась, она успокаивала и меня саму. Я засыпала под нее года три подряд. А какое удовольствие было петь представляемому мужчине, чтобы не боялся этого сладкого отравления, чтобы тронул меня, поверил… Я видела, как прикрывает глаза от удовольствия мама, как улыбается Белла, как усмехается отец. Биохимик же почти рот открыл. Приятно. Жаль тут нет человека, которому я пела колыбельную мысленно. Это был призыв не бояться и почувствовать песню темноты именно для него. Последние строчки «Дать мне крылья можешь только ты, Помоги мне сделать песню темноты» я допевала уже в полу трансе, прикрывая глаза.

Живые аплодисменты вырвали меня из этого транса. Я вспомнила, что сейчас не в подвале старой парижской оперы с анатомом моей мечты, а всего лишь дома, окруженной толпой гостей. Я улыбалась и благодарила всех, даже Кравчук, явно не доверительно отнесшаяся к моему наряду, благосклонно мне кивнула.

— Это было потрясающе! — Вот уж от кого я никогда не хочу слышать эту фразу в любом контексте!

— Спасибо, Александр Сергеевич.

— Давно вы поете? — Он протянул мне бокал шампанского, я бездумно приняла его.

— С детства. Меня воспитывали в старых традициях и новых устоях.

— Ваш отец постарался на славу!

Я сделала глоток, и разговор сам собой разошелся. Мы начали хохотать над какой-то ерундой, обсуждать студентов и мед. Краем глаза я заметила, как нечто подобное происходит и с Беллой. Она тоже мило общалась. Правда, объектом ее чар стал мой отец. Что ж, по крайней мере, он не достает меня.

— Вы нравитесь Белле. — Ляпнула я.

— А почему это говорите мне вы, а не Белла?

— Это неправильно.

— А палить подружку правильно? — На самом деле, Разумов отпускал язвительные замечания каждые двадцать секунд, но сегодня, успокоенная колыбельной, я их не замечала.

— Может, вы станете лояльнее к ней относиться. Пойдете на встречу.

— Это неправильно. — Опа! Еще один борец за справедливость! — Хоть она и красивая девушка.

Он задумчиво смотрел на занятую разговором с отцом Беллу. А я молилась, чтобы вечер, наконец, закончился, потому что не могла больше спокойно себя вести. Волнение, усыпленное колыбельной, возвращалось. Одним приемом все не кончится…


Глава 16. Принцип Локхарда


Никогда так не ждала учебной недели! Хотя нет, ждала и сейчас жду, ведь есть Золотко. Жаль, сегодня мне не удастся его увидеть. Я собирала сумку, пытаясь сделать в ней четвертое измерение, почему-то ничего не влезало. Студент-медик вообще выглядит по-особенному.

Объясню на примере девочки, так как сама таковой являюсь. В первую очередь нужно иметь с собой резинку для волос, все-таки волосы у всех в основном длинные, а значит, их можно опустить в пробирку с кислотой и незапланированно помилироваться, или собрать формалин. Золотухин называет наши волосы «адсорбентом». Далее, даже если у вас собраны волосы, на голове должна быть шапка. С анатомии без нее вас выгонят. Естественно, халат, который с вечера обязательно гладят, и он мнется по пути в академию. Приезжаешь, и словно через всю пищеварительную систему его пропихнул. Сменка. Но это пункт лишь для практики. Бабульки же считают своим долгом поспорить с тобой относительно необходимости бахил — у них же чистая обувь! Всегда хотелось врезать. Типичным спутником студента медика является огромная сумка. В ней лежат куча конспектов, неподъемные учебники формата А4 толщиной с фолиант, альбомы для рисования (биология, гистология) и куча пенальчиков. Потому что в одной ручки, в другом — набор цветных карандашей. А без чего не мыслим врач? Без фонендоскопа? Ну да! Без карандашей! Так же оборудование: скальпели, пинцеты и проволоки, чтобы тыкать в дырки черепа; бахилы, месячный набор перчаток. Вроде ничего не забыла.

В академию я приехала рано, и ничуть не удивилась, когда Белла явилась только к третьей паре, а узнав, что у нас история медицины тихо и злобно застонала. Злость ее была скорее от усталости, потому что я видела странное свечение. Она то и дело бросала взгляд куда-то в сторону и пыталась не улыбаться. Так вела себя я поначалу, когда только влюбилась в Золотко.

— Беллз, ты чего сияешь, как начищенный пятак?

— Вспоминаю твое вчерашнее платье. Разумов был в восторге!

— И не говори, надо было выйти в джинсах и толстовке.

— Да ладно, — пожала плечами Белла, — правильная тактика, может, зачет поставит… — она прикусила нижнюю губу, глядя куда-то вдаль и потряхивая ногой с поднятым носком.

— Фу! А ты вчера мило с моим папашкой пообщалась.

— Он серьезный деловой человек с троллящим юмором.

— Ты сейчас о ком? — Не поняла я. Определения подходили как под отца, так и под Разумова.

Белла блеснула глазками в сторону. Отвечать она не торопилась, подогревая интригу к подробностям своей личной жизни. Я терпеливо ждала, подруга ждала расспросов, которые отнимали слишком много сил.

— Белла, Белла! — по лестнице, почти спотыкаясь, бежала Полина, судя по ее выражению лица — озабоченно-удивленному, у нее были новости. И весьма необычные. — Новости есть…

Она отмахнулась, но Полина правильно растолковала ее театральный жест:

— Антон. — Подруга тут же изменилась в лице, немного побледнела и внимательно уставилась на Поли. — Красавкина наконец напрямую отшила нашего забродю. — Белла тут же протянула руку с пятеркой, я отбила. — Рано радуешься. Психанув, он пнул чью-то машину, не из дешевых тачка. А тут парочка амбалов. Ну, они его и поучили жизни. — С акцентом на последней фразе закончила Полина.

Белла замерла, она пыталась переварить полученную информацию и пока не могла понять, злорадствовать ей или бежать жалеть бывшего ухажера. В конце концов, она просто сменила позу и ухмыльнулась. Кажется, злость была сильнее забывающегося чувства.

— Баран! — Фыркнула она.

— Ты только представь, столько машин вокруг, а ему пришло в голову пнуть именно чей-то черный Порш…

— О, Агат, как у твоего папы!

Тут уже зависла я. Интересно, когда мой мозг научился анализировать с такой скоростью? И не замещает ли его моя фантазия? Вчера Белла, с усыпленной алкоголем бдительностью проводила время в компании моего папашки, причем наверняка наболтала ему и обо мне с Золотком, точнее о моих чувствах, и о своем неудачном романе. Могло ли произошедшее быть случайным совпадением, пришедшемся как раз кстати, или было продумано? Как ни крути, бедного мальчишку ждали бы взрослые дяденьки, нацеленные на воспитание подрастающего поколения.

А, если он так меня решил припугнуть? Мол, отойди от своего препода, не то хуже будет. Да что за мысли?! С чего ему помогать Белле?! Я бросила взгляд на подругу, она уже узнавала пикантные подробности произошедшего. Раскованность в жестах, блестящие глаза, довольное лицо. Она была такой и до новости с Антоном. Неужели она, моя подруга, могла наплевать на все, на мои принципы, и сделать это? Я не верю. Не хочу верить. Впрочем, айфон же имел место. Совершенно не церемонясь, я схватила Беллу за локоть:

— Извини Полин, мы отойдем на минуточку.

Я оттащила ее в тень к фотогалерее профессуры. Белла была возмущена моим поведением.

— Что вчера происходило и чем это закончилось?

— Что?..

— Ты знаешь что! — Повысила голос я. К счастью, Беллу не нужно было просить участвовать в скандалах, она их любила не меньше меня.

— А что мне надо было делать? Смотреть и радоваться за тебя и биохимика? Я думала, что он тебе отвратителен! А ты так мило с ним общалась! Давай я буду кокетничать с твоим анатомом?

— Только подойди к Золотку! — Прошипела я, делая шаг вперед. Белла не отступила, она раскраснелась, даже под слоем блестящей пудры я видела естественный румянец. — Он сам подходит, я не знаю, что ему надо! Или мне с ним вообще не разговаривать?

— Или. — Ответила Белла, скидывая волосы с лица. Ее бросало из жара в холод. — Он же… вроде проявлял ко мне интерес…

— Если честно, — уже спокойнее ответила я, — я сказала ему о твоей симпатии. — Белла глянула на меня толи осуждающе, толи с надеждой. — Он сказал, что это неправильно.

Мы немного помолчали.

— Я думала, он обратит на меня внимание, если я буду с другим. Оказалось, они с твоим отцом похожи.

— Наверное, поэтому, я обоих не выношу, Беллз, — я увидела опасный огонек в ее глазах, — не увлекайся! Я понимаю, что принцип Локхарда работает, но все же…

— Чего работает?

— Ты оставляешь следы на мне, я — на тебе. Мне-то всегда нравились постарше…

— Лет на 50! — Не удержалась подруга.

— Но тебе! Ты вроде мальчиков любишь!

— Они инфантильны. Леонид Тимофеевич куда приятнее!

— Не смей!

— Я же не собираюсь за него замуж! Расслабься, Агат, это просто увлечение!

Она провела рукой по моему плечу и поспешила в толпу прибывших однокурсников. Супер увлечение! Я его не понимаю, не одобряю и оскорбляю!

Поболтать бы на эту тему с отцом, да ведь это кончится очередным скандалом. А сил орать и уходить из дома, у меня больше нет. Завтра аната. Мужская половая система в исполнении любимого шутливого препода. Я уже предвкушаю это!

Немного посидев в интернете, я пошла спать. На стены группы академии вывесили баннер о смерти преподавателя — зав кафедры дерматовенерологии. Жаль дедка, симпатичный был. Я на секунду представила, что это с Мишей так будут прощаться студенты и коллеги. Мне сразу стало плохо. Быстро выбив эту мысль из головы, я постаралась убедить себя, что с ним все в порядке и легла спать.

* * *


Я проснулась почти с криком, как говорят обычно в холодном поту, хотя это не так. Мне наоборот было жарко, меня била дрожь. Кажется, меня сейчас чуть не убили во сне… сердце колотилось, пытаясь выполнить суточную норму сокращений. Я осторожно поднялась и открыла окно. Немного посидела, подышала. Четыре часа утра. Надо ложиться спать, сегодня анатомия… я натянула одеяло до подбородка и закрыла глаза. Уснуть мне так и не удалось, пульс не давал мозгу отключиться. Около шести я неохотно поднялась и, заспанная, пришла на кухню пить кофе. Благо в турке еще оставалось, мама допивала не весь. Она позевывала, сидя над папкой с очередным делом и пыталась в перерывах между чтением завтракать.

— Ты как будто не спала всю ночь. — Озвучила она. Я глянула на свое отражение в микроволновке. Мда…

— Взаимно.

Сборы шли сумбурно. Когда я обувалась, проснулся отец. Он-то мне и нужен.

— Что за хихиканье с Беллой? — Шепотом, чтобы не обеспокоить маму, спросила я.

— Тебе только преподом быть! — Усмехнулся он. — Я просто пообщался с девочкой!

— А чего она тогда светится ярче фосфора?

— Я обаятелен. — С ухмылкой по типу Разумова отозвался отец. Вот вам и еще одно доказательство существования принципа Локхарда.

Решив не показывать свою реакцию на его самомнение, я поспешила удалиться. Моим самым главным желанием было поспать в маршрутке. Но и тут мои нервная и сердечно-сосудистая системы взбунтовались против меня! Ощущение какой-то странной, накатывающей тоски и тревоги прочно вплелось в душу, оплетая ее, словно виноград колонны. Скорее бы увидеть мой витаминчик и забыть обо всем.

Запись в медицинской карте: у больной наблюдается тревожность вследствие долгого отсутствия приема лекарства. Предписание: скорейший прием витамина З! Иначе возможно развитие наркомана, которому не дают дозу.

Мой личный ЛСД…

Я ужасно обрадовалась, когда оказалась в академии. Осталось отсидеть пару гисты. А она тянулась ужасно долго. Белла продолжала светиться от счастья. Я не могла разделить ее восторг, меня мучало волнение, и если Белла в такие моменты теребила волосы, то я начинала заламывать руки и тыкать карандашом в подушечки пальцев. Перерыв. Я рванула на кафедру анатомии. Дверь закрыта. Не пришел еще… странно, обычно он приходит рано.

Друзья пытались меня развлечь. Фима, Белла, Полина. Они над чем-то хохотали, пока я была прикована мыслями к кафедре анатомии.

— Ты белая под цвет халата! — Озвучил Фима. — Все хорошо?

— Лучше всех! — Нервно бросила я. Он оценивающе на меня посмотрел, но решил пока не лезть.

Остаток лекции я просидела на иголках. Собиралась как в замедленной съемке. Вот я осторожно складываю ручки в пенал, тетради в сумку. Если я не буду торопиться, то придя на анату успокоюсь, обнаружив его кабинет открытым, а его самого в любимом сером халате у расписания. Он будет щуриться, мять в кармане ключи и думать о чем-нибудь отвлеченном, спотыкаясь только на моих страстных взглядах. Мы шли медленно.

Я чуть не упала прямо в коридоре: его дверь была закрыта. Я закусила губы до крови, чтобы не закричать. Пока одногруппники любовались на почку, обычно я самая первая лезу в препараты, чтобы выпендриться перед дядей Мишей, хоть он меня никогда не спрашивает, я металась от лестницы к кабинету. Встретила внизу Кравчук. Где же Миша!?

Вышла из кабинета, заняла свою наблюдательную позицию, меня колотило. Ну же, давай, приди. Пожалуйста, я больше ничего не попрошу, я соглашусь на дружбу, только приди… я сжала пальцами холодный камень. Меня это не порадовало, обычно он теплый от моего тела.

Ко мне подошла Полина и молча обняла за плечи. Она прекрасно понимала, что я чувствую в этот момент.

— Агат, все хорошо.

— Полин, а если с ним что-нибудь случилось? Он ведь не молодой.

Полина погладила меня по голове.

— Если бы что-то случилось, тут бы вся кафедра на ушах стояла! Правильно?

— Ну да. — Неохотно и неуверенно спросила я.

У входа стояла толпа девочек, на мой вопрос, что они тут делают, они честно ответили: ждем Золотухина. Где же его носит?! Я чуть не ревела. Полина попыталась меня успокоить, но получилось у нее не очень. Я металась до начала пары. Когда зашла, опять подошел Фима:

— Что-то случилось?

— Вот именно, что ничего не случилось!

Я уселась на свое место и уткнулась в книгу, ничего не видя в ней. Через секунду в кабинете появилась Кравчук. Я медленно поднялась на ноги. Она была такой же серьезной и спокойной как обычно. Заговорила о надвигающемся коллоквиуме:

— Кроме практической части будете писать лекционный материал. Михаил Иванович раздаст вам вопросы. А сейчас читайте строение полового члена. Я вернусь, разберем.

Девчонки погрузились в изучение нового материала с улыбкой. А я неохотно листала страницы, ни слова не понимая из написанного. На подносе лежали препараты, они меня пугали. Особенно реакция девочек, они сторонились их. Фукали. Почему-то кишечник их так не пугал.

— Девочки, вот в рот вы это брать не брезгуете, а в руки без перчаток — не хотите! — Выдал один из мальчишек.

Аудитория наполнилась смехом. Я давилась болью и не совсем оценила шутку. Как только Кравчук вернется, я обязательно спрошу у нее, где дядя Миша. Пусть хотя бы скажет, будет ли он завтра, все ли с ним нормально. Я глянула на экран телефона, и почему у меня нет его телефона? Так общаемся, а телефона нет! Только бы он был жив. Как в песне: «И только об одном молю, чтобы с тобой все было хорошо, а остальное все не важно, я на себя возьму этот грешок…».

К концу пары Елена Игоревна действительно объявилась и стала объяснять тему. А я думала, мне будет трудно не улыбаться. Тут слишком трудно не заплакать.

— Так, все, перерыв!

Она вышла из кабинета, спрашивать там я не рискнула. Слишком много ушей. Да и решаться не пришлось, я была в отчаянии. Плевать, что она обо мне подумает.

— Елена Игоревна! — Она остановилась и ободряюще улыбнулась мне. — А Михаила Ивановича сегодня уже не будет?

Она колебалась лишь секунду. Даже не так, она не колебалась, а оценивающе на меня смотрела. На самом деле, я поняла это чуть позже, однако скажу сейчас. В ее взгляде промелькнуло понимание, жалость, наверное, я выглядела ужасно.

— Он на похоронах, сегодня же прощание с зав кафедрой дерматовенерологии, сами понимаете, он должен там быть. Тоже занимает руководящий пост.

Мне показалось, она борется с желанием погладить меня по плечу. Все-таки поборола, не позволила. Зря, меня бы это успокоило.

— Спасибо! — Выдохнула я.

Она кивнула и направилась к себе в кабинет. Я готова была сползти по стеночке от облегчения. Всего лишь на похоронах… нет, конечно, смерть человека — это ужасно, но главное, что Миша жив. Я прижалась спиной к холодной стене и прикрыла глаза. Как же ужасно неведение! Свихнуться можно. Я хотела уже войти в учебную комнату, как услышала голос. Красавкина, у кого еще такой девчачий повизгивающий голос.

— Видели Соколову? На стены лезть готова!

— Правильно, Золотухина сегодня нет. — Ответила девочка со спокойным голосом. Я ее почти не знала, мы мало общались. Мне вообще порой казалось, что она почти не разговаривает.

Услышав заветную фамилию, я напрягла слух. Люди постепенно выходили, но я не обращала на них внимания.

— Думаешь, она не знает, где он? — Усмехнулась Красавкина. — По-моему такие все знают. Хотя, может, в этот раз он не посвятил ее в свои планы.

— Думаешь, она с ним того?.. — Очередной знакомый голос, вечная подружка Красавкиной.

— Я бы не удивилась. Фу! Как можно! Из него же песок сыпется!

А из тебя сейчас кости посыпятся.

— Впрочем, чего только за зачет не сделаешь?

Они перешли на тему зачетов, а я лишь покачала головой. Вот почему они уверены, что я сплю с Мишей, а Миша уверен в том, что это неправильно!? Да и какой спать? Он даже не сказал мне о своем отсутствии. Я для него ничего не значу. Я фыркнула себе под нос. Конечно, всего лишь очередная студентка, решившая, что она чем-то лучше других и сможет очаровать неприступного доцента анатомии.

Я выходила из корпуса совершенно потерянная. Начева меня даже не спросила на паре, хотя обычно любит это делать. Я не торопилась никуда уходить, самая последняя вышла из корпуса, отпустив подружек. Совершенно ничего не хотелось. Я смотрела себе под ноги, потихоньку шла к остановке. Естественно, накручивала себе на мозг бигуди. Извилины от этого только раскручиваются. Кого это волнует?

— Девушка, вы куда смотрите? — Скрипучим голосом отозвался кто-то. Я видела только тень. Мне было лень поднимать голову.

— Извините! — Буркнула я и попыталась обойти, но тень шагнула вслед за мной в ту же сторону. Я удивленно подняла голову.

— Даже не здороваешься! — Улыбался мужчина в смешной шапке-ушанке. Он смотрел на меня как-то по-теплому ласково.

Я не выдержала. От его взгляда клетка, запирающая мое сердце, лопнула. Я заплакала. Постаралась отвернуться, вытереть рукой с сумкой на локте мокрое лицо. Он растерялся и отвел меня в сторону, чтобы нас не было видно из окон академии в развалины. Рядом находились развалины какого-то здания.

— Ты…ты… — начала я. — Я чуть не поседела от волнения!

— Агата… — удивился он.

— Я беспокоилась!

Он первый раз позволил себе первым подойти и обнять меня.

— Не плачь, я здесь.

— Я волновалась! — Повторила я. — Ты мне ничего не сказал!

— Я сам об этом узнал только вчера вечером. — Он отстранил меня от себя и осторожно вытер слезы и следы потекшей туши. — Ты права, плохо получилось. Я бы, наверное, тоже волновался. Дай мне свой телефон, так будет меньше поводов для волнений.

Удивленная я быстро продиктовала 11 цифр номера. Он мастерски сделал дозвон и улыбнулся.

— Ну вот.

— А ты смски писать умеешь? — Осведомилась я.

— Это буковки-то набирать?

— Понятно. — Засмеялась я.

Миша сказал, что забежит в корпус по делам, просил меня успокоиться и на прощание сжал мою руку. Я еще долго глядела ему вслед. И почему мое сердце остановилось на этой шапке-ушанке, сведенных плечах и живых глазах? Что за вопрос? Это любовь!


Глава 17. Чужой


Вечером я не выдержала и набрала ему. Услышав в трубке знакомое «Да?», чуть не сползла с дивана, готовая колотить ногами пол. Я просто сказала, что тему мы сегодня поняли плохо, так как объясняли ее рвано.

— Бери учебник, просматривай, говори, что непонятно.

Я замерла, говорить ему, что мне не понятно в этой теме было сложно. На меня достаточно не вовремя накатил приступ смущения. Я улыбалась, глядя на свое отражение с учебником в зеркале на дверце шкафа. В конце концов, я смогла адекватно сформулировать пару вопросов, еле сдерживая смех. Золотко терпеливо и вполне серьезно втолковывал мне строение, особенности и порой, спускался до функций, от чего я плотно сжимала губы, сдерживая подступающую истерику и радостное возбуждение.

— Вот почему, когда студенты прогуливают, они отрабатывают, а преподаватели нет?

— Студенты отрабатывают, если у них более трех прогулов.

— Все равно, у тебя выше статус, следовательно, и ответственность. Двойная тебе отработка!

— Ты случайно не хочешь остаться на кафедре? — Я такой вариант тоже рассматривала, какое-то время хотела стать учителем в школе, но это желание никогда не было у меня приоритетным, а вот медицина… — из тебя получится очень жесткий преподаватель.

— Спасибо. — Приняла комплимент я. Для меня это был именно комплимент. — Все равно ерунда! Жаль, препаратов нет… мысль пронзила меня насквозь, я даже обдумать ее толком не успела. — Не станешь наглядным пособием?

— Нет уж, уволь! Не люблю всеобщее внимание. — Я хотела сказать, что всеобщее внимание сведется на меня одну, но он прервал меня предостерегающим, — Агата…

— Да я пошутила!

Хотя на сердце было тяжело. Все могло бы повернуться как нельзя лучше: скажем, я приезжаю к нему, мы начинаем с анатомии, я внимательно изучаю препарат. Он бы уже не смог скрыть от меня своих истинных желаний, а я бы смогла их разбудить, я уверена. Нежности еще никто не отменял.

— Кстати, мама согласна посмотреть Катю. Говорит, почитала о ней, она может им подойти.

— Это потрясающая новость! Спасибо большое, Агата. Если тебе что-нибудь понадобится… за исключением уже обговоренных вещей, я постараюсь тебе помочь.

— Просто будь рядом. — Грустно ответила я. — И научи меня, чему необходимо.

Раньше бы я и мечтать не смела о нашем реальном общении, да еще и на «ты», как самые настоящие друзья. А сейчас мне этого мало, толи сказывается весенний гормональный взрыв, толи у меня действительно какие-то отклонения в психике (неадекваты тоже, когда тепло активизируются)… я ничего не могу с собой поделать! Он для меня, как солнце для растений. Только с ним я могу правильно функционировать и запасать глюкозу в виде хороших оценок. Он ни разу не поцеловал меня, не ответил на мои попытки. Он все время держит меня на расстоянии, как собачонку на поводке: сиди у будки и не ходи в дом, там уже занято. Я ведь на многое закрываю глаза, их застилает любовь, юношеская, совершенно безбашенная. А ведь я стараюсь держаться так… Золото — металл, красивый, блестящий, холодный, но в то же время мягкий и пластичный. Каким бы он ни был, он всегда обходится слишком дорогой ценой.

Мне такая ерунда снилось! Похоже, воображение совершенно свихнулось. Последнее время оно только и делает, что получает какие-то неадекватные впечатления, то Золотко, то папашка. Я уже не говорю об остальных преподавателях и подругах. В общем, мне снился наш Наумыч, а это можно приравнять к кошмару. Все такой же седой, лысеющий, говорящий по латыни быстро, а по-русски непонятно. Он пришел к нам в кабинет и стал что-то рассказывать. Я проснулась, меня передернуло. Еще чего не хватало! Кто узнал Золотухина, не согласиться на другого преподавателя. Так уж получается, пробуешь раз и до конца.

В академии чуть не кинулась на шею Фиме, у него феерическое зрение, а мое скоро сядет от такого количества книг. Он увидел Золотко, идущее в академию. Да, это, несомненно, он, все те же сутулые плечики, кейс и смешная шапка. Я схватила тетрадку и без слов рванула на лестницу, где устроилась и создала видимость бурного изучения анатомии. Вскоре он появился на площадке с платком в руках.

— Доброе утро, Михаил Иванович! Заболели? — Он кивнул на мою первую фразу:

— Пойдемте.

Я с серьезным лицом поспешила за преподавателем. Мы зашли к нему в кабинет. Он снял шапку, провел рукой по седеющим волосам, снял куртку. Я не сдержалась и обняла его. Он осторожно положил руки мне на спину и легко погладил. Я не собиралась добиваться чего-то большего, просто хотелось почувствовать его тепло, его расположение ко мне. Мы немного поболтали, дядя Миша говорил о намечающейся лекции у стома, они довели его в понедельник, ничего не выучили. Хотя я предполагала, что он просто много с них требовал, на что он даже глаза округлил и сказал, что это все они должны знать. Они же не леч.

— Это расизм! Что за привычка троллить леч?

— Что делать? — На этот раз яркие глаза наоборот сузились, закрывая часть радужки, губы изогнулись, я прикусила свою, чтобы не поцеловать его.

— Ну, стебаться, — поскольку выражение его лица приняло еще более морщинистое выражение, я постаралась найти слово попроще. — Прикалываться.

— За вашим языком не уследишь! Во всех смыслах! — Покачал он головой. — То словечки новые выдумываете, то стараетесь засунуть его, куда не положено. — Он чуть улыбнулся мне, намекая на мое развратное бессознательное поведение.

— Вот ты опять меня троллишь!

— Я же стом, как вы, студенты, говорите. Вообще-то я считаю, что все должны учить. Факультет не важен, вы врачи, а не санитары. Хотя, в чем-то я согласен, современный стом уже не тот, все с дощечками, в телефоны пальцами тыкают. Как это у вас?..

— Мажоры. — Подсказала я.

— Наверное. — Он глянул на часы, я увидела за черными классическими часами желто-рыжую веревочку, она полностью завладела моим вниманием. — Ты на лекцию не опоздаешь?

— Нет… я тоже хочу веревочку! Сделай мне! — Сама понимая, насколько по-детски это звучит, объявила я. Золотко покачал головой, изобразив тот взгляд, которым обычно смотрит на студентов, что-то типа «вот дура…»

Видели бы вы, как он смотрел на нас во время дыхательной системы. Он спрашивал у всех латеральную стенку носовой полости, проще говоря, череп. Стоматологи любят череп. Он им всех достал. И самое смешное, что мало кто мог ее рассказать. Выражение лица дяди Миши меня веселило. Уголок рта дергался, он пытался не смеяться. Мне казалось, еще секунда и он не выдержит, будет бить руками по столу и кричать сквозь истерический смех, какие мы идиоты, ничего не учим и не хотим.

— Ладно, ты же не отстанешь. — Я закивала. — Беги, а то действительно опоздаешь.

— И тебя тоже кто-то в постель не пустит?

— Что? — Чуть не подавился анатом.

— Это нам Наумыч сказал. — Он лишь покачал головой. Видимо, уже понял, чем мы с ним на анате занимались. — Спасибо, за потрясающее утро!

— Что в нем потрясающего?

— Ты. — Я наскоро коснулась его щеки ладонью и поспешила на пары.

Мозги на лекции я рисовала с рвением. Энергии было много, она выливалась через край, я направляла ее в учебу и мечтала о перерыве, когда встречусь с Золотком и расскажу ему, как мне хорошо. На перерыве я буквально собиралась рвануть на анату, но меня поймала за воротник Белла:

— Пойдем, купим кофе? — Я хотела возразить. — Ну, Агат!!!

Я согласилась только потому, что иначе бы она ходила надутая весь день, а может и больше. Если Белла лопнет, она сделает это рядом со мной, чтобы я потом сутки отмывалась от ее внутреннего мира.

— Ладно!

Очередь показалась мне огромной. Я нервничала и посматривала на выход. Когда в руках у подруги появился пластиковый стаканчик жидкости цвета лужи под названием «Кофе 3 в 1», она подобрела и согласилась прогуляться со мной на кафедру. Мы как раз шли туда, обсуждая очередные туфли Беллы, которые ей очень нравились, но жали, и теперь бедная девушка не знала, что с ними делать. Меня же мучала мысль, куда деть Беллу, чтобы зайти к Золотухину без помех. На пол пути нас обогнала Кравчук, по сути ничего противозаконного, она пришла к себе на кафедру, в свой кабинет…

А нет, она промахнулась! И попала к Золотухину! Меня тормознуло, я уцепилась за рукав Беллы.

— Что?

— Ничего… — ответила я. — Он у себя, пойдем аудиторию. — Я отвернулась, не желая видеть происходящее на кафедре.

— Ну, ты… — она ничего не придумала и, покачивая бедрами, что для высоких каблуков не удивительно, пошла к лекционке.

Я чертыхнулась про себя. Из-за Беллы я не поговорю с Мишей! А может оно и к лучшему, представляю, как бы среагировала Елена Игоревна, увидев меня там. Она и так слишком многое вчера увидела в моих глазах. Может, на эту тему она и шла с ним поговорить? Чтобы не давал студентке поводов так к себе относиться… не нужно его учить, он и так не дает мне того, что я хочу.

Я провела перерыв с друзьями. Вскоре вернулась Кравчук, заставив меня в очередной раз встать на грань анабиоза. Почему у нее задран сзади халат?! Я шепнула это Полине.

— Агата, чужой дедулька, а ты ревнуешь! — Усмехнулись Полинка.

— Девушки ревнуют всех, даже тех, чьего имени они не знают. Например, увидела в маршрутке симпатичного мальчика, в случае Агаты, дедушку, ай! — Она получила от меня по макушке. Кравчук бросила на нас недовольный взгляд, но ничего не сказала, мы сидели на первых партах. — И будут ревновать его, если тот обратит внимание на другую девушку. Вот так все сложно!

— Может, она сидела?

— Не будем уточнять…

— Агата! Как ты думаешь о человеке? Она ведь замужем! — Полина бросила взгляд на рисующую на доске мозг Кравчук и поморщилась пришедшей на ум мысли. — Хотя будь моим мужем Наумыч, я бы тоже ушла к Золотухину…

Я фыркнула и сломала напополам карандаш.

— Успокойся! Они коллеги!

— Одно другому не мешает.

Полина отобрала у меня остатки карандаша и заставила писать лекцию.

После лекции я не успела обогнать Кравчук, и она опять промахнулась кабинетом! Потопав ногами, я осталась ждать на своей наблюдательной позиции.

— Ты на латынь опоздаешь!

— В ректум ее! — Полина поворчала, но оставила меня. Она прекрасно понимала, что сейчас пытаться меня переубедить будет так же сложно, как повернуть в другую сторону цикл лимонной кислоты.

Примерно за пять минут до лекции Елена Игоревна вынырнула из кабинета Золотка и скрылась в своем, я тут же заняла освободившийся субстрат. Я почти налетела на него. Он был в белом чистом и выглаженном халате и шапке стояком. В руках — бумаги.

— Ты решила в поезд поиграть? И почему, просвети меня, ты здесь, а не на латыни?

— Выучил мое расписание?

— Ознакомился.

Я затолкала его обратно в кабинет и высказала свои домыслы. Он присел, закрыл глаза рукой. Когда я выдохлась, Золотко поднял на меня взгляд, он почти смеялся. Глаза сладко блестели новой эмоцией. Ему нравилась моя ревность, хотя он бы никогда в этом не признался.

— У нас с Еленой Игоревной деловые рабочие отношения, у обоих семьи. А твои фантазии слишком извращены мексиканскими сериалами. Но знаешь, что кажется мне особенно забавным? Я женат! Тебя этот факт не смущает?

— Нет. А Кравчук — да!

— Агата! — Почти простонал он со смехом.

— Это не смешно! — Топнула я.

— Так, — он поднялся на ноги, поправляя действительно задравшийся халат. Не все так просто… — чтобы угомонить твое собственническое желание, я приглашаю тебя к нам в гости.

— К нам? — Не поняла я.

— Конечно. Ко мне, Лере и Катюше. Слава сейчас в командировке. Познакомишься с ними, может, наконец-то поймешь, что я состою в браке и счастлив. И что я уже не в том возрасте, чтобы крутить романы.

— Ага, только кишки поглажу… — шепнула я.

— Что-что? — Переспросил он, поправляя блютуз-гарнитуру, я улыбнулась этому нарочитому жесту.

— Ничего! Говорю, хорошо, я согласна.

— Ну-ну. — Усмехнулся он, прекрасно понимая мое нежелание смириться со статусом «Чужой». — Все, убегай! Теперь у меня лекция!

Я улыбнулась и побежала на латынь, надеюсь, меня пустят. Дядя Миша все-таки человек с воображением. Зачем знакомство с семьей? Впрочем, там я смогу узнать, какой он с любимой женщиной, дочкой, и насколько он действительно идеален.


Глава 18. Цвет ночи


Тем временем жизнь не стояла на месте. Приближался коллоквиум по биохимии, и я совершенно не знала, как сдавать его. Разумов — человек своеобразный, что он будет требовать — непонятно. В четверг мне снился особенно неадекватный сон, столько неприличностей с подробностями не снились мне давно. Это меня после Золотка так вдохновляет? Сон поднял настроение на весь день. Да еще и март давал о себе знать, я то и дело сбивалась на тему любви, приводя Беллу в восторг, она спокойно шутила по поводу моего несостоявшегося любовника и его способностей. Я же была уверена в его талантах. Даже лекция по бэхе меня не особо расстраивала. Беллка сбежала на камчатку, она собиралась поучить английский, а Разумов мог пару и без нее обойтись. Теперь ведь она переключилась на моего папашку. Вот уж лучше бы Разумова клеила! Я осталась на первом ряду. Плевать, пусть стебется, у меня сегодня хорошее настроение!

Он по-прежнему прикалывался, заглядывал в мою тетрадь и уточнял, все ли мне понятно.

— Ты написала? — Ух ты, мы уже на «ты»? Я улыбнулась, он продолжил лекцию.

Что ни говори, а он может быть обаятельным. Что я несу?! Биохимик, обаятельный?! Наверное, это весенние гормоны не дают мне покоя, ведь Золотухин не дает мне шанс раскрыться и по-настоящему продемонстрировать свои чувства. Конечно, меня начинает трясти и кидать на мужчин, которые обращают на меня внимание. Я закусила губы и положила ногу на ногу, меня все равно колотило. Я задышала глубже. Нет, только этого не хватало. Я трясла головой, выкидывая оттуда совершенно отвратительную мысль. Если мое воображение спустилось до БХ — дело труба. Не буду озвучивать, как в народе называется этот диагноз. Белла бы озвучила, а я воздержусь. Если бы Разумов подошел ко мне после лекции, улыбнулся и позвал к себе, я бы пошла. А там эмоции вновь бы вырубили разум, а он, очнувшись, разнес бы все вокруг, потому что тело наверняка бы уже лежало расслабленным возле довольно покуривающего преподавателя. Да что же я?! Нет, надо с этим что-то делать… вот сдам колок и поговорю с Мишей, надо же меня как-то лечить!

Мне повезло, Разумов сбежал сразу после лекции, мои странные желания кричали догнать его, а разум ликовал: я не наделаю глупостей.

Весь день просидела за подготовкой к колку, вроде и знаю, и ничего объяснить не могу толком. Жду завала. Позвонила Мише, он попросил меня успокоиться и настроиться на работу. Легко сказать! Что ж, я буду стараться. Специально легла спать пораньше…

Утром приводила в порядок мысли, чувства спрятались за маску страха. Первой к нему за стол я сесть не рискнула, решила посмотреть, как он будет спрашивать. Терпимо… когда ушли две девочки, сели я и староста.

— О, первый мужчина! Джентльмен что ли? Девочек пропускал?

Сережа задумчиво кивнул.

— А вот и нет. Просто, как в пещерные времена, женщину пропустить вперед, если там безопасно, и ее не сожрут, можно идти самому, так? А вы говорите, воспитанный мальчик!

Я улыбнулась. Мне вручили билет. Пойдет. Вот только последний вопрос… ладно, первые три я знаю! Рассказала первый, он похихикал, потроллил, половину второго…

— Все, давай четвертый!

Я зависла. Тут начались проблемы, я старалась собрать в голове все свои извилины, но они растекались. Разумов записал меня на листочек, мол, дорасскажу этот вопрос, поставит пять. Немного еще меня позлив, отпустил. Я вышла никакая, меня словно морально отымели, никаких больше чувств, одна сплошная усталость. Блин… мало того, что вывернул, так еще и колок не зачел! На перерыве орала и топала ногами, Белла наблюдала за этим, закусив губу, она не лезла, понимая, что попадет под горячую руку, и в то же время наслаждалась моим не особенно разрушительным торнадо.

— Успокойся, тебе один вопрос выучить! — Уточнила Полина.

— Ты-то все сдала!

— А я и не планировала сегодня сдавать! — Развела руками Белла.

— Будешь по Наумычу сдавать? На четвереньках? — Усмехнулась я.

— Почему бы и нет. Как ты анатомию.

Я не выдержала и улыбнулась. Я б сдала, он ведь не берет!

Домой вернулась после пешей прогулки от академии. От главного корпуса мне идти минут двадцать. А из Кировского и к вечеру не приду — я просто не найду дороги. Тихонько открыла дверь и разулась. Услышала голос Разумова и затихла. Давно его не было… пришел доложить папашке о несданном колке? Тогда мне сегодня будет серьезный нагоняй. Припомнит все несданные мною колки и начнет давить на психику, думая, что со злости я начну учиться, а не бить кулаками в стену. Наивный. Я подошла к входу в гостиную, где эта парочка пила кофе. Послушаю, составлю грамотную стратегию защиты. Разговор шел явно давно, он был разгоряченным и весьма содержательным.

— … косяк!

— Да почему косяк? — Не понимал биохимик.

— Вчера после лекции она тут как кошка после валерианки каталась! Можно было брать тепленькую, а теперь не меньше месяца убьешь, чтобы ее до кондиции довести, она к тому времени с этим пенсионером… если уже нет, судя по ее записям…

— Талантливо написано. — Вставил биохимик. — Нет, я знаю Михал Иваныча, он спокойный и рассудительный, не думаю, что поведется на студентку.

— Ты Агату видел? Если кто-то не поведется сам, она поведет его на поводке! — Я усмехнулась. Почему бы и нет? Цель оправдывает средства. Но лишь до тех пор, пока ты ее не добился и не разочаровался в ней. Хотя как можно разочароваться в Мише?!

— А ты действительно считаешь, что это единственный способ?

— Так ее внимание точно переключится. Она эмоциональна и быстро находит замены своим увлечениям. — Разумов, видимо, ответил жестом. — Не будь так самоуверен! Агата не похожа на обычную девчонку. Банальщина здесь не прокатит, но и излишних наворотов она не оценит. Нужно найти что-то острое, она такое любит…

— У тебя откуда такие сведения? Я так понял, она с тобой не делится.

— Со мной — нет, а вот со своими записями — да.

Я хотела влететь в комнату и придушить обоих. Если я не совсем еще свихнулась, мой папа пытается убедить биохимика мм… соблазнить меня? Кстати, никогда не думала, что скажу это: но он прав. Теперь я точно не поддамся! Все, поздно, вчера еще могла пойти на поводу у эмоций, а сейчас не пойду! Хватит с меня этой каши! Если ему так нравится БХ, пусть сам с ним развлекается! А я разобьюсь в лепешку, но добьюсь Золотухина. Я сделала пару глубоких вдохов и поднялась к себе, мои шаги были услышаны, меня даже окрикнули, но я играла в Золотко без блютуз-гарнитуры. Нет меня! Поднявшись к себе, я хорошенько ударила кулаком в кровать. Мне в лицо ударило облако пыли. Фу! Мало того, что папашка работает сватом, почти сутенером, так он еще ему и о Золотке рассказал! Да еще и мои рассказы дал почитать! Ну, отлично! Представляю, как он покатывался со смеху. Мне стало обидно и тошно. Это личное, а его выставляют на всеобщее обозрение. Почему его биохимик устраивает, а анатом нет? Да он всего на четырнадцать лет моложе! Его же Беллка хотела! Хотя последнюю он нейтрализовал. Это тоже что ли продумано было? Вообще замечательно. Все, я буду пофигисткой. Завтра организовываю очередную акцию на тему «Каждой Агате по Золотухину!» с пометкой мелким шрифтом: использование в любых целях. Я подчеркиваю, в любых. Мы еще посмотрим, кто кого, папочка…

* * *


Утром я специально потратила время, в которое собиралась повторить гисту, на макияж. А вот и мое любимое красное платье-футляр из мягкого трикотажа. На парах старалась сидеть спокойно, ловила взгляды Красавкиной и ее свиты. Во вторник будет колок по анате на препаратах, а сегодня пишем теорию. Судя по взгляду, завистливому и обиженному, она уже придумала, как я буду сдавать коллоквиум. Твои бы мысли, да дяде Мише в голову…

Он пришел на пару со стопочкой билетов, которые тасовал на манеру игральной колоды карт.

— Сдвиньте! — Он протянул мне колоду. Я сдвинула. Еще немного помешав билеты, он сделал веер и предложил мне выбрать себе билет.

Я так и сделала. Мне достались несложные вопросы, только про седалищно-прямокишечную ямку я ничего не читала. С вопросом «что за фигня?» просто пролистнула. Вот и расплата. Хотя работа пошла, писалось легко, еще и Миша сидел рядом. Поднимая взгляд, я ловила его на себе, он чуть улыбался, немного меня смущая. Я не списываю!

— Михал Иваныч, что писать в строение наружного носа?

— Все, что знаете. Можете формы носа описать. — Предложил Золотко, я улыбнулась.

После колка измотанные студенты разбежались со стонами облегчения. Мы с Фимой остались с нашей порезанной головой. Мы уже успели расчистить мимические мышцы, случайно отрезать веточку лицевого нерва и обнаружить комплект сосудов и нервов под грудино-ключично-сосцевидной мышцей. Вскоре вернулся Золотко, присел рядом со мной на стульчик и стал осторожно тыкать скальпелем и пинцетом в препарат. Я поражаюсь его знаниям! Два раза тыкнул, начал резать — нашел артерию и вену! Я их видеть начала с третьего занятия. Он внимательно смотрел на инструменты. Моя нога касалась его, бедром к бедру, чтобы видеть надрезы, я почти сложила голову ему на плечо. Вот бы сейчас Фима вышел, а дядя Миша бросил скальпель и принялся изучать меня. Я почувствовала ногой пульс, ускоренный и мощный, признаться, я даже не знаю, кто из нас заволновался.

Получив задание, мы поиграли в хирургов и стали собираться.

— Я побегу, у меня отработка по БХ.

— Конечно. — Легко согласилась я.

— Ты только не до смерти нашего Золотого…

— Фима! — С улыбкой одернула его я.

Он обнял меня на прощание, попытавшись пересчитать ребра, и побежал на бэху. А я вышла в коридор. Дверь у Миши была открыта, но его самого в кабинете не было. Я вышла с кафедры и поднялась в холл перед лекционкой. Просторный, с голубыми стенами и большими окнами, он насквозь освещался первым весенним солнцем. Я чувствовала себя так свободно в этом пространстве…

— Вы закончили?

Я повернулась, Миша был уже без халата в моей любимой черной рубашке. В руках он держал плакаты со строением нервной системы. Разбирался в пособиях. Я кивнула в ответ. На меня дохнуло влажным воздухом из открытых окон. Следом полилась модная песня весьма условного содержания. Хотя мелодия мне нравилась, я, даже не заметив, задвигала бедрами. Меня тянуло в пляс. Миша усмехнулся моему настроению и поморщился песне.

— Ни смысла, ни музыки.

— В клубе норм. — Пожала плечами я.

Было жарко, и расстегнула халат и сбросила его на подоконник. Миша с интересом и легким беспокойством наблюдал мой мини-стриптиз. Мне показалось, его взгляд задержался на моих формах. Давно пора!

— Вы танцуете?

— Ваши современные судороги нет.

— Это тик-тоник.

— Это нервный тик. — Ответил Миша, укладывая плакаты на подоконник и подходя ко мне. Без шапки он казался ниже, да еще и я надела осенние сапоги на высоких каблуках. — В мое время танцевали вальс. Знаете, что это такое?

— Я не совсем деградантка. — Я достала телефон и стала рыться в плей листе.

— Как у вас там говорят? В Гугле вбей!

Я даже отвлеклась от поиска песни. Ничего себе, дядя Миша!

— Кто тебе сказал про Гугл?

— У стом фака слышал. — Отмахнулся Миша. Глаза его блестели моим любимым образом, озорно и влекуще.

Я как раз нашла песню и нажала на «плей». Звуки фортепиано отразились от стен, запела девушка, грустно и красиво. Золотко без слов протянул мне руку, я взялась за нее, он нежно притянул меня к себе и обнял за талию. Я взяла его за плечо. Шаг за шагом я вспоминала, как это кружиться в вальсе, что шаги могут переходить один в другой, круговой сменяется балянсе, руки должны быть нежными, а взгляд проходить по уху партнера. Но я не могла оторваться от его глаз. Он ведь как герой песни не дает увидеть себя настоящим, вечно прячется от меня за Цветом ночи. А я стараюсь раскрыть его, снять с апельсина толстую кожуру, но он даже в танце словно убегал от меня, как песок через пальцы. Я не ожидала и пискнула, когда его руки внезапно окрепли и приподняли меня наверх. Я выгнулась в спине, круг на высоте, он опустил меня на пол. Я чувствовала, как мои мысли путаются в кругах нашего замечательного вальса. В глазах появлялись слезы. Я моргала, выгоняя их. В горле встал ком, не сглотнуть, не выдохнуть. Я чуть отвернулась.

— Ты отлично танцуешь! Сколько еще секретов в юной девушке? — Его рука скользнула по моей щеке. Я почувствовала, как катится слеза, он смахнул ее, поднял мою голову и улыбнулся, заглядывая в глаза.

— Только один. — Выдохнула я. — Я люблю тебя.

Прекрасно понимая, что от этого станет лишь больнее, я взяла его лицо в свои руки и в очередной раз поцеловала. Его кисти сжались на моих запястьях. Я думала, что меня сейчас оторвут, но он лишь чуть сжал губы, а потом на удивление мне ответил, сдержанно, нежно и кратко. Миг восторга прервался им же самим.

— Мне за шестьдесят, а тебе нет и двадцати. Я женат, а у тебя вся жизнь впереди. Зачем тебе нужен престарелый стоматолог?

— Я уже сказала зачем. Ты ответил… — констатировала я, прикасаясь пальцами к избалованными секундной лаской губам.

— Я надеялся, что ты поймешь, испытаешь омерзение, как это и должно быть!

— Сумасшедший! Я хочу тебя! — Он сделал пару шагов назад и покачал головой. Я поняла, что он сейчас пустится в философские рассуждения, почему мне нельзя получить желаемое. Я сгорала изнутри. Дабы не дать Мише начать воспитательные работы, я выпустила свой огонь. — Я скоро на первого встречного кинусь!

— Ты умная, красивая девушка, разве у тебя нет поклонников?

— Завались! Только я тебя хочу! Я из-за тебя с другими мужиками спать не могу! — Слезы брызнули из глаз, они текли крупными каплями и скрывались в волосах и в декольте платья. — Меня тормозит при первом взгляде, никто из них до тебя не дотягивает!

Он уселся на подоконник, хотя сидеть нам там не разрешалось, и запустил руки в волосы.

— Все сложнее, чем кажется. Будь обстоятельства другими, — он покачал головой. — Это аморально. Но отпустить тебя я уже права не имею. Ты с ума сойдешь от любви.

— В точку! — Улыбнулась я, у меня в груди нарастала истерика. Я быстрым шагом подошла к нему и упала на колени, вцепившись ему в рукава рубашки. — Миша, пожалуйста! Пожалуйста!

— Девочка моя! Я тебе в дедушки гожусь! Тебе нужна моральная травма?

— Ты итак моральная травма! — Не унималась я. — Я ведь все, что хочешь, сделаю для тебя!

— Тогда поднимись и сядь рядом. — Я повиновалась и, не выпуская его руки, уселась на подоконник. Он немного помолчал и выдохнул. — Пообещай мне, что будешь стараться превратить свою любовь ко мне как мужчине, в любовь как к другу, отцу…

— Это невозможно. — Я отвернулась. — Ты меня убиваешь.

Вдруг Миша сорвался, он резко схватил меня за плечи и повернул к себе.

— А что будет потом? Ты получишь желаемое, и не факт, что оно тебя обрадует. Дальнейшие события ты в голове не прокручивала? Мы можем переругаться, пойдут разговоры, тебя могут отчислить, меня уволить. Я уже не говорю о твоей и моей семье. Угомони свой пыл! Ты взрослая сильная девочка! Если сможешь перешагнуть через подростковое желание получать все в этом мире, сможешь добиться всего! Я сам помогу тебе!

Он сжал мою руку. Я грустно улыбнулась.

— Как это лечится?

Миша хотел ответить, но…

— Что же это такое?! Михал Иваныч, ну ладно студенты, но вы куда на подоконник забрались?

— Извините. У девушки каблуки шатаются.

— Так сели бы на лавку! Лавок что ли нет?

— Хорошо.

Лаборантка забрала плакаты и, ворча, скрылась на кафедре.

— А теперь представь, что она бы увидела нас не просто сидящими на подоконнике.

Я шутливо покачала головой. На самом деле мне было все равно. Меня вновь дернули с седьмого неба обратно на землю. И знаете, в голове от этого ужасно звенело.

— Завтра жду тебя у нас на обед. Помнишь?

Я молча кивнула. Сил на возражение, да и на эмоции не осталось. Когда же это все кончится?


Глава 19. В гостях у совести


Думаю, можно не объяснять, какой я вернулась домой. Перед этим долго и напряженно размышляла в маршрутке. Там всегда можно подумать, сидишь, смотришь в окно на заброшенные домики, серый нерадостный асфальт и грязный тающий снег. Мне было немного стыдно, хотя я бы все равно не смогла сдержать свои эмоции. По щеке прокатилась капелька, я сбила ее и посмотрела на потолок маршрутки. Вокруг лампы болтались какие-то висюльки — реснички. Как можно переключить в себе что-нибудь? Как найти в гипоталамусе то самое место, отвечающее за любовь? Даже найдя его, вы не сможете изменить свой курс. Или что? Перерезать пару волокон, отвечающих за любовь и влечение, а потом сброситься с крыши, потому что не сможешь больше ничем наслаждаться?

Представить Мишу папой я не могла. Он обнимает меня после хорошо сданного экзамена, я смеюсь и бросаюсь ему на шею, он отрывает меня от земли и кружит… все цивильно. А потом мое воображение опускает меня на пол, его губы впиваются в мои и, я уже не владею своим сознанием. Как хочется реветь на всю маршрутку! Люди, а вы знаете, что такое любить человека только как друга, не претендуя на большее? Я бросила взгляд на девушку в начале салона, она тоже училась в нашей академии. Вот влюбилась бы она, допустим, в биолога, есть у нас на кафедре био симпатичный биолог, и бегала бы за ним, изображая собаку Павлова. А он бы втирал ей, что они могут быть только друзьями. Хотя это плохой пример, он женат на студентке, ушел от жены, та даже кафедру сменила… все у них сложно.

Дома меня ждал сюрприз. Отец как-то надменно улыбался.

— Ты чего цвета трупа?

— Может, ты решишь, что я умерла и отстанешь от меня?

— Я тебя в анатомичку сдам твоему старику. Будет мозги выковыривать.

Я скорчила рожу и поплелась в свою комнату. Похоже, раздеться перед анатомом я смогу только в отцовском варианте, оказавшись замерзшим трупом на его секционном столе, под его точными руками. Я выдохнула. Вот так вот. Любишь кого-то? Учи анатомию! Не понимаешь что-то? Плохо учил анатомию! Мой ключ к спасению в толстом учебнике с кишками и мозгами. Я бросила сумку в угол и потянулась к столу, заваленному тетрадями и книгами. Моя рука замерла на полпути. Бархатная коробочка красного цвета и нежного цвета роза. Что это? Откуда? Кто?..

Сомневалась я недолго, взяла подарок в руки и открыла. Губы непроизвольно растянулись в улыбке. Это было колье и браслет, плетенные из жемчуга. Одна крупная жемчужина, рядом несколько мелких, связанных причудливыми серебристыми бисерными цепочками. Застежка в форме листочка на… магните. Я засмеялась, всегда срываю застежки. Осторожно вынув эту красоту, я откинула назад свой камень и приложила колье: потрясающе! И браслет смотрится шикарно, я даже сама могу его застегнуть!

Я поспешила сфотографировать себя в обновках и скинуть на свою страницу. Обычно я не выкидываю свои фотки с едой, новыми платьями и прочими мелочами, но сегодня мне хотелось хоть какого-нибудь признания. Примерно через минуту появилась подпись Беллы: «Ты наконец-то одумалась?) Он красив?))»

Я раскрыла рот. А если я сейчас скажу, что это Миша подарил? О, точно надену к нему в гости! Белла привела меня к вполне логичному вопросу: кто? Я перевернула коробку, потрясла ее, но ничего не нашла. Только через пару минут я додумалась посмотреть туда, где коробочка стояла изначально. Там лежало маленькое сердечко. Там было все два слова, если не считать союза. Почерк печатный, блин… графология отпадает.

«Красивой и темпераментной».

Кто бы это мог быть? Может, у меня действительно есть поклонник? Он ведь как-то прошел в дом? Я сорвалась вниз, не снимая украшений. Увидев меня, отец ухмыльнулся.

— Пап, кто оставил мне подарок?

— Курьер. — Спокойно ответил он. Я постаралась увидеть ответ у него в глазах, да только это было бесполезно. С таким же успехом можно гипнотизировать стенку, чтобы та разъехалась и пропустила тебя. — Неплохо смотрится… к твоему… у тебя бесчисленное количество платьев! К одному из них точно пойдет.

Я постояла еще секунду, озадаченная его спокойствием. А, если это действительно Миша? Он спустит ему это с рук? Нет, конечно же, не спустит… может, просто ждет возможности мести. Я не знаю. Я вернулась к себе. Буду думать о хорошем. Сегодня с меня хватит потрясений! Вот и в соц сети набралось много лайков! Девчонкам нравится мой подарок.

«Тайный поклонник))» подписала я.

«Хороший вкус!)» — ответила Белла.

Надеюсь, это у Миши хороший вкус.

* * *


Собираясь на следующий день к Золотухиным, я решила одеться скромно, что с моим гардеробом оказалось сложновато. Когда я уже отчаялась и собралась надеть джинсы, на глаза мне попалось забытое платье цвета кофе с молоком. С черным поясом на талии, юбкой-воланом по колено, закрытым и с рукавами по локоть. Сюда и мое колье с браслетом вписывались. Я немного подвела глаза и распустила волосы. Что меня ждет в его доме? Я взглянула на себя в зеркало. Выгляжу как взрослая, образованная девушка, добившаяся своего, на щеках легкий кремовый румянец. Отражение смотрело уверенно, я покачало головой, и оно заволновалось. Вот они — глаза подростка за всей этой красотой, неуверенные, напуганные. Надо успокоиться. Я очень хочу познакомиться с его женой. Хочу узнать, каким он может быть. Я выдохнула и улыбнулась себе в последний раз.

— Ух ты, Агата, ты на собеседование? В крупный офис?

— А что, похоже? — Я покрутилась. Мама улыбалась.

— Нет, правда, куда ты?

— В гости. — Мама с сомнением на меня посмотрела. — Потом расскажу. Может быть.

— Ладно. — Отмахнулась она. — Это твое дело. Главное, помни: сначала думать, а потом делать.

— Ты ведь знаешь: я так не умею!

— Вся в отца!

Я поморщилась и, попрощавшись с мамой, поехала к Золотухиным. Сегодня меня ожидает очень интересный день.

Где живет Миша, я помнила, но он меня все равно встретил. Я обняла его с легкой улыбкой, он слегка задержал на мне взгляд. Нет, эти объятия чисто дружеские. Поняв это, Миша ответил, он приподнял уголки рта, растормаживая меня. Я обожаю его улыбку! Она такая непосредственная, он не боится казаться глупым, а в сочетании с глазами мальчишки — шикарно.

— Не будешь показывать, как активно у тебя работает гипофиз?

— Нет!

Он сомнительно хмыкнул и впустил меня в квартиру. На пороге моментально появилась женщина лет шестидесяти, она вытирала руки кухонным полотенцем, простое платье закрывал фартук. Увидев нас, она с любопытством и доброжелательностью пробежала по мне глазами, большими и светлыми, как у мужа. Это была Лера, точнее Валерия Георгиевна Золотухина. Пухленькая, но вполне подтянутая для своего возраста, с красивым лицом, на котором время оставило свои следы: морщинки вокруг глаз и на лбу. Но она все равно казалась красивой с собранными в пучок седеющими волосами. Глаза ее устало светились. Миша разулся и подошел к ней, они словно любящие родители встречали меня дома после долгой разлуки. Моя рука соскользнула с ботильона, я качнулась и ухватилась за стенку.

— Осторожнее, деточка! — Ласково проговорила Золотухина. — Ты и есть Агата?

— Да. — Спокойно ответила я, смутно начиная ощущать себя лишней.

Мы прошли в кухню, где в прошлый раз я готовила мясо по-французски. Сейчас здесь был накрыт стол. Как обычно это делается у русских людей: порезана колбаса, сыр, овощи и фрукты. Валерия Георгиевна ласково усадила меня во главе стола и спросила, что я хочу.

— Что предложите! — Смутилась я. Она останется в моей памяти в образе заботливой матери. Я обернулась на Мишу, он деловито заглядывал в кастрюли. Ему повезло. Судя по всему, Лера спокойная и любящая, и у нее не бывает таких взрывов как у меня.

— Миш, а Катя где?

— Как всегда.

Она всплеснула руками.

— И не надоедает ей сидеть за компьютером! Сходи, позови ее.

Без вопросов Золотухин ушел в другую комнату. Я услышала пререкания, он вернулся не один. Следом за ним шла девушка весьма забавного вида. Она была в плюшевых штанах, милых детских носочках с мишками и обычной футболке. С чуть вытянутым лицом и длинным носом, живыми глазами. Я поразилась: вот так бы выглядел Золотухин, если бы был девушкой. Темные волосы собраны в каральку. Она явно не ждала гостей.

— Пап, ну я же просила! У меня столько работы! Там с подснежником возни одной…

— Давно всплыл? — Поинтересовалась я, понимая, о чем говорит Катя. Она критически осмотрела меня и, видимо, будучи приятно удивленной, приподняла уголок рта и ответила:

— Позавчера выловили. Ох, намучаемся мы с опознанием… — увидев мой загоревшийся взгляд, все-таки из маминых рассказов я о трупах знала много, Катя присела на стул напротив, закинула ногу на ногу и принялась рассказывать.

— Все, хватит! Не могу это слушать! Один студентов заставляет в кишках копаться, а вторая трупы изучает! Фу!

Лера стала раздавать указания, кто что ставит на стол, семья забегала. Я тоже хотела помочь, но она меня посадила и попросила не беспокоиться, все-таки я в гостях. А знаете что? Она властная женщина, а я еще удивляюсь, как это Золотко повелся на развод Кравчук по теории. Мы же его во вторник пишем… какая гадость!

Когда все было готово, они разлили по бокалам вино и вручили один мне.

— В первую очередь, Агаточка, спасибо за помощь Катюше.

— Да что вы… — она сегодня решила меня вогнать в краску любым способом.

— Нет, нет, ты старалась. Передай маме привет.

— Это Ми… Михал Иванычу спасибо, что так хорошо нас учит. — Золотухин отмахнулся.

Мы чокнулись и сели. Завели тему учебы. Золотко доказывал, что от преподавателя ничего не зависит. А я, и меня поддержало остальное семейство, говорили, что зависит. Он может привить любовь к предмету или отбить ее напрочь.

— Он не очень зверствует?

— Да как сказать…

— Просто я наслышана о… лентяях стоматологического факультета.

— Стом фак сейчас уже не тот! — Миша, истинный выпускник стома, всегда был готов защищать его.

— Правильно, только лечка, только хардкор! — Катя потрясла головой. А она мне нравится.

— Всегда поражалась Мише! Сидит, проверяет работу, — заговорила Лера, — вижу ведь, много написано, а он перечеркивает и двойку ставит. Я говорю, Миша, пожалей, студент старался, писал, а он…

— Не то! Не по теме! — Отозвался Золотко. Я улыбнулась в тарелку.

Лера приготовила шикарный ужин! Я ненавижу рыбу, никогда не ем, и когда увидела ее здесь, пыталась придумать причину, чтобы не есть. Аллергия? Непереносимость? Но она так на меня посмотрела, из вежливости я попробовала кусочек… и съела все. Потрясающе! Оказывается, даже скользкая рыба может быть съедобной.

Так интересно было наблюдать за Мишей в его родной среде. Он был явно счастлив здесь. Довольное лицо, восторженные и гордые взгляды перелетают с дочери на жену. Порой, они доставались и мне.

— А кем ты хочешь стать? — Катя уже успела разделаться с основным блюдом и перешла на пирог с яблоками.

— Неврологом, скорее всего.

— Ни терапевтом или главврачом? — Не сдержался Миша, одарив меня своей коронной ухмылочкой.

— Нет!

— Когда я училась, папа говорил, что главврачи должны уметь только пить со строителями и писать бумажки.

— Да, нам он это тоже говорил!

Время летело очень быстро. Я присматривалась к обитателям дома, и что-то внутри толкало меня в грудину, заставляя уйти. Это ощущение появилось во мне еще на входе. Я сжала пальцы в кулак. В этой квартире я танцевала ему эротический танец, а он смотрел на все это спокойный, как удав. Мне стало непереносимо стыдно. Эта женщина так хорошо ко мне относится, а я пыталась увести у нее мужа. Ну не стрева ли? Теперь понятно, почему мои выкрутасы его не интересуют. У него счастливая семья, а я здесь вклиниваюсь и пытаюсь вырвать человека из его привычного образа жизни. Конечно, Золотухин потрясающий! Ей так повезло… И Катюшке тоже — такой папа. Я задумалась.

— Агата? Все нормально?

Я моргнула, Валерия Георгиевна смотрела на меня с нескрываемым беспокойством. Я бросила взгляд на свое отражение, кажется, будь на мне халат, он отлично бы со мной сочетался. Я почувствовала, как меня накрывает что-то сильное, голова закружилась.

— Извините… — я поднялась на ноги, покачиваясь, и поспешила выйти.

Что я забыла в этом доме?! Прийти и посмотреть, как он счастлив без меня? Это счастливое семейное гнездышко никогда больше не столкнется с моими попытками его разрушить. Глаза защипало.

Я оказалась в гостиной у окна. Если бы я курила, наверное, закурила бы. Мне нужно было освободить голову от чувств. Я смотрела в окно на спокойный двор. Если бы моя семья была такой же тихой и доброжелательной. В комнате появился Миша.

— Тебе ведь нужно в ванную? — С некоторым нажимом спросил он.

— Да… — толи согласилась, толи спросила я. Его рука коснулась моего плеча и, немного его сжав, повела меня в направлении ванной.

— Я помогу тебе. — Громче, чем следовало, сказал он.

Меня почти втолкнули в ванную комнату, совмещенную с туалетом. Я не смогла больше стоять и упала на крышку унитаза, запуская руки в волосы.

— Тебе плохо? — Миша опустился напротив меня, попытался убрать от лица руки, я не поддавалась.

У меня не было возможности и желания говорить. Слезы подкатывали все ближе и становились комом в горле. Сделав рваный вдох, я тихо простонала:

— Зачем ты меня привел?

Он выдохнул, его руки сжались на моих запястьях, он вновь пытался открыть мне лицо, я поддалась, но отвернулась, слезы уже катились, падая на подол платья.

— Это было жестоко!

Он молчал. Разрешал мне выговориться.

— У тебя такая семья! Замечательная… а я вечно лезу со своими глупыми чувствами! Ну не дура ли?! Я все поняла, Миша. — После этой фразы он с любопытством на меня посмотрел. — У тебя есть все, зачем тебе проблема в виде влюбленной девчонки?

Я постаралась подняться на ноги. Он не дал мне этого сделать.

— Мы хотим, чтобы ты была частью нашей семьи. Видишь, как они к тебе отнеслись? С нежностью.

— Мне так стыдно! — Я отвернулась. — Прости меня, я могла развалить твою семью.

— Не думаю, что тебе бы удалось. Агата, ты потрясающая девушка, и достойна больше престарелого преподавателя. У тебя появится хороший мальчик…

— Плевала я на мальчишек! Папашка его сразу выпроводит, если он ему не понравится…

— С этим я уже ничего не могу сделать.

Мы замолчали. Миша ласково взял меня за руку, сжал холодные пальцы.

— Какой браслет!

— Подарок. — Улыбнулась я сквозь все еще текущие слезы.

— Вот видишь!

— Я ведь даже не знаю от кого! — Я посмотрела на Мишу в надежде, что он признает в нем свое творение, но он покачал головой.

— Тайный поклонник. — Улыбнулся он. — Иди сюда.

Он помог мне приподняться и обнял, на этот раз сам. Его теплые руки погладили мою спину, прижали голову к плечу, я уткнулась в него носом. Так спокойно было стоять в его объятиях. Теперь я понимаю его чувства. Я могу стать для него другом, дочкой, и это все, что он в состоянии мне дать. Но самое главное, он согласен быть рядом со мной. Я постараюсь сдержать свои чувства. После знакомства с его семьей, мне не хочется обретать свое счастье путем кончины чужого. Чужой мужчина. Такой шикарный и недоступный. Я больше не позволю себе повиснуть у него на шее. Хватит, надо соответствовать. Он взял в руки мое лицо и посмотрел мне в глаза, улыбаясь.

— А теперь мы вытрем слезы и выйдем к Лере и Кате, ясно? — несмотря на постановку фразы, звучала она мягко, Миша словно втолковывал ребенку очередную банальную истину. Ну, упала башенка из конструктора, ничего, новую построим. Я ведь для него всего-навсего ребенок…

Я кивнула и включила воду. Осторожно смахнула со щек соленые капли и привела себя в относительный порядок.

Когда мы вышли из ванной, ко мне подлетела Валерия Георгиевна.

— Тебе плохо? Миш, как она, ты же врач!

— Все нормально! — Безапелляционно сказал он. Миша собирался уже придумать отговорку, но я его опередила. Мой косяк, мои чувства не дают этому человеку покоя, мне и выкручиваться из сложившейся ситуации.

— Извините, личные проблемы.

— Малышка, мы можем чем-нибудь помочь?

Разве что закинете меня в прошлое и познакомите с Мишей. Хотя сейчас мне казалось, что мое сердце восстанавливает мысленный блок, не позволяющий думать о романе с Золотухиным. Пока вся моя любовь покрывалась свинцовой тяжестью. Интересно, что будет дальше?

— Нет, думаю, я сама должна разобраться. — Уверенно сказала я.

Она кивнула и позвала меня обратно. Мы доели десерт, я старалась улыбаться, чтобы они не подумали о чем-нибудь плохом. Миша порой поглядывал на меня, проверяя, не тряханет ли меня опять в сторону депрессии. Если обычный человек лежит на весах более менее устойчиво, то я качаюсь из стороны в сторону. И постоянно меня перекашивает, я падаю и начинаю либо хохотать без остановки, влюбляясь во всяких преподавателей анатомии (все подумали о своем), либо реветь из-за тех же причин, потому что жизнь действительно оказывается сложнее, чем я считала. Вчерашним подросткам сложно перестроиться.

Собираясь домой, я ощущала себя взрослее. Этот ужин заставил меня вынужденно пересмотреть свою позицию. Не знаю, как все сложится завтра, а сегодня я чувствую себя здравомыслящей девушкой.

— Миш, ну как тебе не стыдно! Проводи девушку!

— Лера, она моя студентка! — Неуклюже оправдывался Миша.

— Об этом надо было думать, когда ты ее в гости приглашал! Давай!

Делая вид, что ему неохота собираться, Золотко пошел меня провожать. Он был как-то удовлетворен и спокоен.

— Ты с самого начала знал, что так будет?

— Догадывался. — Признался анатом. Он остановился. — Я не против любви, только не во вред кому-либо.

— Я это поняла.

Он улыбнулся. Все той же сводящей с ума улыбкой, так ведь и извилина за извилину зайдет!

— Я же говорил, что ты умная девочка!

Он даже разрешил поцеловать его в колючую щеку на прощание. Лишь бы эффект оказался длительным…


Глава 20. Разделяй и…


Понедельник стал для меня днем похмелья. Я проснулась разбитая и усталая, зато с полной грудью желания и любви, которые я хотела куда-нибудь слить. Тяжесть осознания моего вчерашнего решения накрыла так же внезапно, как в небе появляется метеорит: я ведь пообещала себе не трогать его. Видимо, в моей ситуации к нему лучшее вообще не подходить. Тогда я умру от ломки. Привыкая к чему-то хорошему, мы совершенно не задумываемся, как будем выкручиваться, если это что-то потеряем. Я уже не смогу обойтись без Миши. Так уж получилось, и единственный шанс остаться в академии, не навредив себе и ему, сконцентрировать свои чувства в адекватное состояние, проще говоря, в дружбу.

Поняв, что меня накрыло, я вновь растянула губы в улыбке.

— Ты чего довольная? Новая любовь? — Поздоровался со мной Фима, обнимая и пытаясь пересчитать двенадцать пар ребер.

— Да меня и старая устраивает! — Не подумав о смысле контекста, ляпнула я.

Он хохотал взахлеб, не в силах остановиться. Вот так надо людей развлекать!

На следующий день мне вновь предстояло развлекать, только на этот раз не однокурсников, а самого зав кафедры анатомии, мы сдавали коллоквиум. Первая контрольная точка с Золотухиным. Интересно, как будет проходить опрос? Что он конкретно будет спрашивать? Да плюс еще теоретическая часть.

Но с теорией нам повезло до непристойности! Мы разделили восемнадцать вопросов на всю группу, получилось, что каждый готовил свой вопрос и выкладывал его в виде кратких записей в группу. Золотухин не стал проявлять чудеса фантазии и распределил вопросы по порядку. Судя по его скучающему лицу, эта проверка не особенно входила в его планы.

— Вам пятнадцати минут хватит? — Он глянул на часы и, не поверите, ушел!

В ход пошли все припасенные шпаргалки.

— Он такой зайка! — С неподдельной улыбкой заявила Даша — так сказать, надежда нашей группы, она-то всегда все сдавала.

Дописав, мы просто стали общаться.

— Ты в новом колье? Классно. — Белла потрогала пальцами холодный жемчуг. — В инете у тебя еще браслет был!

Я выдохнула. Позавчера, вернувшись от Золотка, я не нашла браслета. Магнитная застежка оказалась не очень надежной. Поискав немного брюлик, я успокоилась — значит, не судьба. Похвала Беллы была мне приятна, я случайно поймала взгляд Красавкиной, полный презрения и омерзения. Я ведь и слова ей не говорила! А ведь могла бы…

Вскоре он вернулся и оглядел нас. Мы собрали листочки и вернули ему.

— А теперь перейдем к практике.

Он сунул руку в карман халата за перчатками. Что-то со звоном стукнуло по деревянному полу. Все застыли. Не понимая, в чем дело, я отвела глаза от слегка растерявшегося Золотухина. На полу лежал мой браслет, который я считала потерянным. Нашелся. Я улыбнулась. А вот одногруппники улыбаться не спешили. Они быстро оценили, что браслетка моя и выпала она из кармана Михал Иваныча. Красавкина и вовсе расцвела ярче майской розы. Я услышала тихую, но отчетливую фразу:

— Кто-то коллоквиум наперед сдал!

Наверное, вся эта напряженная картина пролетела за секунды, у меня же сложилось ощущение, что Золотко смотрит в пол на браслет часами. В итоге он наклонился и поднял его:

— Сегодня в коридоре нашел. Девушки, не ваше?

— Мое! — Быстро сказала я, принимая браслет. — Спасибо.

Получилось вроде гладко. Да только подозрительные взгляды от этого не ослабились.

Анатом вызвал нашего старосту, первого в журнале на опрос, я не видела, как он спрашивает. Его завалили на печени и отправили учить. Следующие несколько человек зависли уже на ротовой полости. Студенты столпились вокруг стола с препаратами и с интересом наблюдали за инквизицией.

Все затаили дыхание, когда вышла наша «Гермиона», уже упомянутая Даша. Вот тут я успела испытать сразу множество чувств. Начнем с того, что в отличие от других преподавателей Миша спрашивал все. И куда делось его «пропуск — дополнительный вопрос на коллоквиуме». Позвольте осведомиться, какой из двухсот вопросов дополнительный!? Зато он мог подсказать, причем ненавязчиво и вполне понятно. Он мучал Дашу двадцать минут. Я несколько раз посмотрела на часы, пара не резиновая, остальные могут банально не успеть сдать. Уже не зная, что спросить, он обратился к нашему старосте:

— Вопрос от старосты!

— Не, она все знает.

— Вот видите, Дарья Андреевна, Сергей Александрович уверен в вас. — Он поставил ей пару плюсиков и отпустил.

Дальше дело пошло быстрее, студенты заваливались один за другим. Я успевала ловить его шутовские лукавые улыбки. Мне становилось от них спокойнее. Вот и дошла очередь до меня.

— Соколова! — Шум, стоявший во время колка, смолк. Особенно о тишине позаботилась свита Красавкиной. Интересно, что они думали, сейчас будет?

Я выдохнула и подошла к препаратам. Дело пошло быстро и уверенно. На самом деле, я боялась сдавать колок Мише. Боялась трястись похлеще осинового листа, потому что очень хочу ему угодить, боялась относиться к нему не как положено на паре. Кстати, пинцет в руках у Даши ходил ходуном. Я же удивилась своему спокойствию, словно показываю все это другу. Один раз он меня даже вытянул, я немного запуталась. Я дошла до кишечника, что само по себе уже было достижением, так как кроме Даши никто не уходил дальше ротовой полости.

— Так, а теперь покажите мне сигмовидную кишку.

И как он себе это представляет? Одно дело показать ее на трупе и совсем другое здесь на комплексе перекрученных кишков. В теории я понимала, что нужно пройти до конца и продемонстрировать анатому эту последнюю часть кишки, так как прямой тут точно нет. Но что-то явно пошло не так, толи волнение все-таки накрыло разум, толи просто соскользнули руки. Я ткнула почти наугад. Миша грустно выдохнул:

— Идите, учите.

Реакция не заставила себя долго ждать. Красавкина с подружками заулыбались с удивленными взглядами. Как это? Не сдала! А ведь, наверное, так старалась…

Я отошла и положила пинцет на стол. Меня странно потряхивало. Выбросила перчатки. До сих пор не понимаю, как не расплакалась прямо там. Ком в горле словно выжидал. Я просто слегка врезала кулаком в стену и вернулась к Мише наблюдать, как сдают другие. Никому больше повторить подвиг Даши не удалось. Повеселила нас Серафима, когда вышла с гарнитурой в кармане.

— Что у вас за провода? Бомба? Давайте мы их для надежности…

— Нет! — Она быстро спрятала наушники поглубже, пока дядя Миша не решил опробовать на них скальпель.

Когда все закончилось, я подошла к Мише:

— Михал Иваныч, покажите мне сигмовидную кишку?

— О, молодец! — Мда, мне только его сарказма не хватало!

— Пожалуйста!

Он подошел к препарату и ткнул в ту кишку, которую я в первую очередь отбраковала. Подстава! Я затопала ногами, изображая свой гнев. На лице Миши появилась изогнутая усмешка:

— Ха-ха-ха! — своим чуть скрипучим голосом проговорил он и вышел из учебной комнаты.

Тут уже вся группа валялась со смеху, причем не только от шикарного троллинга Миши, но и от моей реакции — растерянной и детской.

— Не, ты видела, оборжал! — Белла хохотала громче всех.

— Зато внимание обратил.

Обратил… на биологии нам удалось немного расслабиться, Начева прочитала потрясающую лекцию, полную эпитетов и шуток. Она вообще очень забавно читает. Может жестикулировать руками, объясняя нечто, а потом с фразой «Не зевай, еще интересно!» ткнуть куда-нибудь в аудиторию. В этот раз нас порадовала седьмая группа. Ни одного человека из нее не было на лекции!

Под конец мне пришла смска «зайди ко мне». Я чуть не свалилась от удивления, это был Миша. В очередной раз пришлось придумывать отговорку, чтобы сбежать от подружек после лекции к Золотухину. Сначала я сказала, что собираюсь пойти в анатомичку поработать с препаратами, но девчонки тут же собрались увязаться за мной. Я начала злиться. Для вулкана завал колка бесследно не проходит.

— Ладно! Хорошо! Я хочу зайти к Золотку и… попробовать нажить себе очередных проблем. — Самый лучший способ кого-то обмануть — сказать ему часть правды.

— Может, не надо? — С сомнением проговорила Полина.

— Надо! — Хлопнула меня по плечу безбашенная Белла. — Иди и сделай это! Фу! Я не хочу себе это представлять!

Я ухмыльнулась. Беллино воображение еще более развратно, чем мое. Вскоре я была в морфологическом корпусе на любимой мною кафедре. Золотко уже сложил халат и, видимо, ждал только меня. Он встретил меня сочувствующим, чуть укоряющим взглядом. Я опустила голову. Мне вновь захотелось заплакать.

— Прости меня. Я тебя подвела.

— Как не странно, меня самого мучает совесть. Впервые переживаю из-за того, что завалил студента.

— Я не доучила.

— Успокойся. Ты сдашь.

— Даша сдала с первого раза! — Проворчала я, ненавижу проваливаться, когда кто-то добивается успеха.

— Ну и что? Меня больше история с твоим браслетом взволновала. Реакция некоторых студентов…

— Пусть что хотят, думают! — Я хихикнула. — Они теперь о тебе весьма занятное мнение сложат: коллоквиум у студентки принял, а не зачел.

Золотко поморщился, эти мысли ему явно не нравились. И чего студенты занимаются ерундой? Лучше бы учили, а не придумывали небылиц.

— Меня депрессняк накрывает. — Честно сказала я.

— В субботу сдашь. — Он нежно улыбнулся и осторожно сжал мою руку. — Я в тебе уверен. Сам учил.

Вот только я почему-то в себе не уверена…

* * *


Два дня я пребывала в отвратительном состоянии. Приступы депрессии чередовались с приступами небывалой активности. Я кидалась к учебникам, вчитываясь в строчки, как голодный впивается зубами в куриную ножку. Меня еще ждала биохимия в пятницу. Белла даже не собиралась особенно напрягаться. Пока я запихивала в голову названия белков и их взаимодействие с рецепторами, она спокойно пролистывала конспекты и то, скорее для вида. В пятницу в конце пары я подошла к Разумову и устроилась за его столом, готовя вопрос. Очередная попытка морального насилия над моим сознанием давалась ему плохо. Я пыталась не поддаваться на провокации, хотя так иногда хотелось схватить тяжелый учебник и огреть профессора по кудрявой макушке. Впрочем, он не особенно зверствовал, даже помог найти нужный путь и заставил нарисовать полную схему работы адреналина. Когда мой закипающий мозг был готов ее объяснить, биохимик просто ткнул пальцем в соединение и задал по нему два вопроса. Поставил мне пять и отпустил. Обалдевшая, я смотрела на него широко открытыми глазами, не в силах понять происходящее.

— Все, идите!

— Спасибо! — Разумов улыбнулся. Что-то не то промелькнуло в его улыбке. Пока я сдавала колок, я не давала своим мыслям отвлекать себя от бэхи, а теперь…

Он ведь получил от отца задание соблазнить меня! А теперь пытается сделать это красивыми глазами с огромными кругами под ними? Нет уж, здесь вы заранее проиграли, Александр Сергеевич. Мне нужен только Миша (при воспоминании об еще одном моем мучителе сердце сжалось).

Я осталась стоять у его стола, ожидая Беллу.

— Что-то хотела? — все с той же завлекающей муху в паутину улыбкой проворковал он.

— Нет, я девочку жду.

— А я бы на твоем месте мальчиков ждал.

Не знаю, что бы делала я на вашем месте, но уж точно не вынашивала планы по совращению студенток!

Завтра я опять буду сдавать анату. Словно проклятие какое-то! Миша настоятельно рекомендовал мне спрашивать у него все непонятные моменты, но мне нечего было спрашивать. Теорию я понимала хорошо, другое дело найти это образование на практике на препарате — совершенно разные вещи. Рисунки в атласах редко совпадают с настоящими органами. А в анатомке я действительно посидела пару дней назад, мы с Полиной вдоль и поперек изучили кастрюлю с органами. Что ж, теперь-то я должна сдать! И пусть Красавкина не напрягает свое воображение. Хотя ее бы мысли, дяде Мише в голову… я бы дала, да он ведь не берет…

Я вышла из академии с перепутанными мыслями, совершенно не представляя, как за день запихнуть в голову столько информации. Весна стояла прохладная: пронизывающий ветер, тучи, тающий снег, который нас периодически выгоняли ворошить. Я поежилась и запахнула пальто, не хватало еще заболеть. Со стороны потянуло куревом. А еще медицинский! Будущие врачи, а дымят как паровозы. Помню, на одном из субботников мы играли в криминалистов — собирали бычки. Я повернула голову и застыла. Около поворота стояли Белла и биохимик. Оба с сигаретами, причем моя подруга выше преподавателя примерно на голову. Она нервно затягивалась, периодически постукивала каблуком об асфальт. Они явно о чем-то переговаривались, причем БХ пытался в чем-то убедить мою бестолковую подругу. Он иногда улыбался, быстро затягиваясь почти половиной сигареты. Не хватало еще, чтобы эта сладкая парочка увидела сейчас меня. Я постаралась бесшумно выйти из здания академии, однако каблуки мне все равно не позволили бы мне этого сделать. Что ж, тогда я сделала вид, что сосредоточилась на своем мобильном. Как он ждет сообщения от Миши…

Надеюсь, меня не заметили. Интересно, что они обсуждали? Или Белла так сдавала колок? Тогда почему говорит Разумов, а она напряженно его слушает? Судя по обычному поведению подруги, с таким лицом она может воспринимать критику или нравоучения. Я хихикнула. Биохимик занимается поднятием морального уровня студенток! Мой папаша наоборот попросил его опустить.

Он встретил меня дома, занятый ноутбуком. Если честно, даже не хочется вспоминать, какие у него были глаза, когда я сообщила о несданном колке. Естественно, не обошлось и без пары пошлых шуточек:

— Недостаточно старалась? Или на что-то не согласилась?

Потом он попытался воззвать к моей злости, якобы в этом случае я начну учиться. Лично я наоборот ничего делать не буду. Поняв, что я слушаю его максимум внешним ухом, он перешел на крик, а я, зевнув, поднялась к себе в комнату. Мне итак было плохо, Миша хоть и говорил что-то, а я переживала. Мне казалось, он думал, что я сдам с первого раза, покажу пример остальным, а я красиво завалилась. Зато повеселила общественность.

Сегодня он встретил меня очередным недовольным взглядом. Кажется, довольным он был… нет, не припомню. Мой аттестат его не устроил, он был не красным, я получила пару четверок: по математике (считать не умею до сих пор) и по физике (туда же!); поступление тоже сопровождалось скандалами. Как это дочка политика, а собирается не пойти стопами отца, а стать врачом и работать в какой-нибудь поликлинике за нищенскую зарплату. Ну, допустим не в поликлинике, а в стационаре, а если все пойдет хорошо, то я буду работать в каком-нибудь областном центре подальше отсюда, спасая людей. Мама научила меня ценить человеческую жизнь. Она это поняла в свое время, потеряв дорогого ей человека. Да плюс ее работа, я часто бывала у нее в комитете, делала уроки в переговорной, слушала допросы. Не поверите, как загораешься энтузиазмом помогать людям, когда мама личным примером демонстрирует бесценность человеческой жизни.

А папа? Папа демонстрировал, что все покупается. И если не за деньги, то за информацию точно.

— Опять будешь готовиться к пересдаче?

— К анатомии. — Настраивая себя на позитивную волну, ответила я.

— Ты знаешь, я бы за твои каляки-маляки тоже тебе не зачел итоговое. — Он покачал головой. Я почувствовала, как кровь сначала отходит от мозга, словно сжимая кулаки и щелкая суставами, а потом возвращается обратно. Да как он смеет что-то говорить о моих работах?! — Нет чувственности!

— Да пошел ты!

— Агата!

Я хотела сопроводить свой показательный уход наверх непристойным жестом, но мне так не хотелось оборачиваться и видеть его глумливую рожу, что я сдержалась и просто закрылась в комнате. Настроение учить поутихло. Силой воли заставив себя подумать о Мише, я все-таки взяла учебник и углубилась в него.


Глава 21. Дача


Я просто смотрела в окно, ничего там не видя. Потом повернулась и бросила взгляд на разобранную постель, я и сама была в ночной сорочке. А вот и Миша. Какой он все-таки потрясающий… даже сейчас, в белой майке-алкашке и домашних штанах.

— Ты кто? — Полушутливо спросил он.

— Твоя жена. — Ответила я, улыбаясь.

Мы устроились на кровати, я чувствовала себя безразмерно счастливой. Он ловко перевернулся, оказавшись сверху, придавив меня потрясающе приятной тяжестью. Я чувствовала его руки на своих боках, он крепко прижимался ко мне, смотрел в глаза.

— Посмотрим, какая ты жена.

Его губы касаются моих, я пытаюсь простонать и… меня вытягивает на поверхность звук телефона, исполняющего роль будильника. Вся моя прижатость объясняется одеялом. Ну, супер день начался.

Суббота — потрясающее время для поездки на другой конец города, особенно, когда там непролазная грязь. Мы мирно спали в маршрутке, я даже не стала доставать учебник по анате: а смысл? Или знаешь, или нет. До пар нас развлекал староста. Мы дурачились в коридоре, выпуская стресс, стали раздевать Беллку, с ней можно было так играться — маленький пиджачок вполне подходил. Я подумывала спросить у нее насчет Разумова, но пока не рисковала задавать этот вопрос.

— Я не понял, повторите еще раз!

Фраза привела меня в дикий восторг, я свернулась пополам со смеху. Полина посмотрела на меня как на ненормальную. Впрочем, последнее время этот взгляд был вполне обыденным.

— Прикинь, Золотко так скажет? Мы с ним, а он потом…

— Фу! Агата! — Полина стукнула меня по плечу и поморщилась.

Она в последнее время больше времени проводила за телефоном и не особо учувствовала в наших с Беллкой закидонах. На вопросы отвечала: общаюсь с молодым человеком. Все, что я знала об этом человеке — зовут его Саша. И больше никакой информации! Она издевается!

Мое настроение вообще-то колебалась на отметке «среднее — фиговое», но я старалась себя развлекать. Окончательно мой депрессняк снял Миша. Я кстати решила, что ему колок завалить не обидно. Вот биохимику почему-то да, а Мише — нет. Он сегодня просто жег! Мы начали ЦНС.

— Вот если динозавр в дверь заглянет, вы что сделаете? Правильно, побежите. А если это будет картонный динозавр?

— Ха-ха-ха. — Сказала я.

— Правильно, вы засмеетесь. Вот видите, насколько по-разному ваш мозг может реагировать на информацию извне? Вы вот сейчас слышите мой скрипучий голос. — Опять? Никак не могу понять, почему он скрипучий! По мне — немного гнусавый, но я не очень умею описывать голоса. Голос биохимика мне напоминает почему-то обезьянок… впрочем, он сам чем-то похож на обезьянку, такие же смешные уши. — И знаете, кто говорит, и если глаза закроете, тоже узнаете меня. Ложкин! — Фима встрепенулся. — Вот вы одногруппницу на ощупь узнаете?

— Ну да.

— Вот видите! А для этого нужен опыт!

Пара прошла шикарно! Правда, после нее началась ерунда. Народ тут же активировался на пересдачу, десяток рук взметнулся вверх, желая получить заветное «зачтено». Миша сказал, чтобы решали сами, он вмешиваться не собирается. Красавкина, как всегда. Ну и ладно! Хотя бы на препаровку останусь! Пока все суетились, разбираясь, я просто подошла к столу с препаратами и улыбнулась Мише. Он все еще прибывал в благоприятном расположении.

— Ну, теперь-то вы мне покажите сигмовидную кишку?

Не поверив своему счастью, я кинулась на препараты. Дело пошло, конечно, Миша иногда мне подсказывал, он постоянно так делает. Но я отвечала, причем на сложные вопросы тоже! Проблемы начались с почками, когда я не смогла найти большие почечные чашки. Он настоятельно рекомендовал мне подумать, спрашивал, где малые и где лоханка. И в итоге вновь отправил меня учить. Зараза! После меня сдавал Фима. Причем с тем же результатом. Только перед почками он еще долго искал двенадцатиперстную кишку. Пока Фима возился в комплексе, Миша отколол очередную штуку:

— Вот так, Ложкин, и не знаете, что ищите. А кто-то не знает, где большие почечные чашки. — Он смотрел прямо мне в глаза. Красавкина со свитой уже успели удалиться (видимо, решили не мешать мне сдавать колок), но большинство группы все еще стояли вокруг. — А потом такие выучиваются, и ничего вылечить не могут, только танцуют…

Верно поняв намек, я обиделась.

— А чего вы меня троллите? — Миша улыбался.

Вскоре Фима нашел кишку, Миша спросил еще несколько образований и опять спросил ту же кишку.

— О, уже быстрее! А теперь, большие почечные чашки.

И вот тут-то он повалился! Миша чуть не схватился за голову: два дебила — это сила. Позже мы зашли к нему в кабинет. Он складывал халат, и уже не стесняясь даже присутствия Фимы выдал:

— Ну, я же тебе подсказывал!

— Женская логика. — Пожала плечами я. На этот раз завал переживался куда проще. Больно бывает только в первый раз, а потом привыкаешь. И так во всем, за что берешься.

— У него тоже женская логика?

— С кем поведешься? — Не дав Фиме открыть рот, выдала я.

Мы немного поговорили о колке. Миша рекомендовал мне все-таки научиться пользоваться мозгом. Конечно, не в такой форме, это моя нестандартная обработка. Но в целом смысл верный. Нужно учить, а не танцевать. Вот тебе и сон! Так близка к сдаче и так обломалась.

Я посмотрела на Мишу и замерла. Вот он, мой драгоценный, несмотря на то, что чужой. Немного сутулый, астеничный, в простой рубашке и брюках, поверх которых обычно хлопковый халат. В шапке стояком. С лукавой улыбкой на губах и бесенятами в ярких глазах, с морщинками у глаз и на лбу, с блютуз-гарнитурой и потрясающим голосом, которого он немного стесняется, а считаю его самым сексуальным голосом на свете.

— Агата! — Предупредительно произнес он, поймав в моем взгляде былые нотки желания и страсти.

Я постаралась проморгаться. Не так-то просто выкинуть из головы все то, что так хотелось получить. Я попрощалась с любимым, и поехала домой. Вот папашка обрадуется, ему будет над чем издеваться целую неделю. Не, теперь я долго не буду пробовать сдавать анату! Пусть висит, я хочу отдохнуть.

Мои прогнозы оправдались только на четверть. Остальные три мое воображение даже представить себе не могло. Услышав мое тихое «завал!», он встал у лестницы, чтобы я не смогла удрать наверх, и скрестил руки на груди. Блииин….

— Когда ты начнешь учиться? Может, хватит заниматься самоудовлетворением и стоит заняться той же анатомией или биохимией?

— Я учу! Если ты не понял, мед — это не гуманитарная фигня! Учить много!

— Я подумал и понял, что тебе нужно отвлечься. — Вдруг улыбнулся отец. Такая улыбка обычно появляется на лице вампира, который говорит тебе «не бойся, будет не больно, я только пару глоточков сделаю…».

— Ты себе противоречишь!

— Мы сегодня же уезжаем на дачу. До конца выходных. Погуляешь, подышишь воздухом, отдохнешь…

— Я не поеду! — Тут же уперлась я. Еще чего не хватало! Бросить дом, интернет и блага цивилизации ради домика в лесной глуши, где сеть можно поймать, только высунувшись из окна верхнего этажа. Знаете, как круто сидеть на подоконнике с ноутом в минус двадцать? А сейчас там наверняка грязи как в дальнем корпусе!

— Поедешь. — Заверил меня отец. Он наклонился к журнальному столику и сдвинул в сторону газету, под ней лежали распечатки. Он взял их в руки и, не потрудившись даже сдержать злорадной ухмылочки, прочитал, — «Она закрыла глаза и почувствовала, как его губы спускаются вниз к лонному сочленению, немного замирают на нем. Как он носом раздвигает ее бедра чуть шире и целует, так же страстно и требовательно, так же глубоко и проникающе…» — он изобразил стон. — И это все делает старик!

— Не смей! Я… поеду.

— Вот и отлично! Ты знаешь, а этот куда чувственнее. Саше понравился. Кстати, он едет с нами.

— Кто такой… что?! — Мое воображение соображало порой долго, но в этот раз сработало на скорости пулемета.

— Как ты там говоришь? Ага! Только я, он, ты и… никого вокруг в радиусе нескольких десятков километров… — отец улыбнулся. — Нам будет, чем заняться. Собирай вещи! — С этими словами он ушел.

* * *


Мы неслись по загородной дороге на нашем Ламборджини, я сидела на самом краю, закинув ногу на ногу и смотря в окно. БХ с отцом сидели впереди, иногда я ловила их взгляды в зеркале заднего вида, и мне хотелось показать им в жестах, что я о них думаю.

Приехали к вечеру. Наш двухэтажный дом был единственным жилым местом на несколько километров вокруг. Лес, деревья, тающий снег. Скамейка и стол во дворе. Я подождала, пока отец откроет дом и быстро юркнула на второй этаж. Косая крыша сразу заставила меня поверить, что я не дома. Хорошо хоть удобства в доме. Дом у нас небольшой. На первом этаже — баня, кухня-столовая и что-то наподобие гостиной, только она завалена барахлом. На втором этаже две спаленки и ванная с санузлом. Я завалилась на кровать и стала смотреть в потолок. Доски карамельного цвета наводили тоску. Где-то там, в городе остался Миша, а я даже позвонить ему не могу! Телефон здесь возьмет только на крыше. Вот полезу на крышу, упаду и сломаю шею. Я лежала долго, может, часа два. Когда в дверь постучали, я с трудом среагировала на звук.

— Агата? Ты не голодна? Спустись, поешь.

— Нет!

Убеждать не стали, шаги, и Разумов пропал. Конечно, это был он, папа бы не стал обо мне беспокоиться. Вот вам и шутка: отцу все равно, а чужому человеку — нет. А, может, он просто хочет попасть в мою спальню и увидеть тут меня, разгоряченную и готовую на все. Ну-ну.

Я не заметила, как заснула, и спала долго. Делать на даче все равно нечего. Когда проснулась, не знала, ни сколько времени, ни здесь ли отец и биохимик. Они могли уйти на зимнюю рыбалку и утонуть. Или пойти поохотиться. Мне дико хотелось есть. Наплевав на свою личную неприкосновенность, я на цыпочках вышла из комнаты и спустилась вниз. Никого. Тишина. Я подобралась к холодильнику, открыла его. Еда! Я моментально запустила зубы в куриную ножку, прямо в холодную. А вот салат! Как вкусно!

— Варварский набег?

Я подскочила и чуть не стукнулась головой о холодильник. В дверях стоял БХ в свитере и джинсах и ехидненько улыбался. Я дожевала и с трудом проглотила спешный обед. Он сделал шаг вперед, я вытянула руки, пытаясь создать преграду.

— Не подходите! Я буду кричать!

— Все хорошо. Я ничего тебе не сделаю. — Он медленно, как к бешенному животному подходил ко мне, тоже выставив вперед руки. Я огляделась. Где отец? Еще не хватало, чтобы он меня держал, а БХ… — Твой папа сейчас занят работой. — Словно прочитав мои мысли, сказал БХ. — Может, мы прогуляемся? Поговорим?

— Если вы…

Он махнул рукой и пошел в другую сторону. Немного прифигев (других слов у меня просто нет), я побежала следом. А чего он уходит? Я нагнала его в коридорчике, он надевал куртку. Увидев меня, Разумов хитро кивнул на дверь и вышел. Я готова была выпасть осадком сульфида меди. Быстро накинув пальто и нацепив сапоги, я выскочила и понеслась следом. Разумов шел быстро, засунув руки в карманы.

— Что это было? — Нагнав, я слегка ткнула его в плечо.

— Отличный способ выманить тебя из дома!

— Это нечестно.

— Зато действенно. — Некоторое время мы шли тихо. Он что же, собирается соблазнять меня в лесу между соснами? Не тот пейзаж. Вот анатомка вполне подошла бы. — И подло! — Добавила я, собираясь повернуть домой.

— Давай прогуляемся и спокойно поговорим.

Он посмотрел на меня настолько серьезно, что я кивнула. Я никогда не видела биохимика таким. Он всегда светится хитростью и язвительностью. А тут…

— Тут недалеко есть озеро. — Сказала я. Он согласился. Минут через десять мы шли вдоль берега водоема, затянутого тонким льдом. В некоторых местах он уже пошел трещинами или вовсе образовал первые полыньи.

— У твоего отца богатая фантазия. — Улыбнулся биохимик. — Я бы даже мог сказать, что его идеи мне нравятся. — Я развела руками. Я — это шикарная идея! — Думаю, если бы не ряд факторов, я бы обратил на тебя внимание. — Я с недоверием посмотрела в глаза препода. Он опять не спал всю ночь. Круги оттеняли свинцовое небо вокруг. — А что? Ты красивая, не стоит этого отрицать. Думаю, поклонники у тебя есть.

— Не жалуюсь.

— Зачем тебе Золотухин?

— Вам какое дело?! — Взорвалась я.

— Все, все! Я только спросил! Давно меня этот вопрос интересует…

Я сложила руки на груди и прошла немного вперед.

— Я думал, у меня получится. — Услышала я. — Но ты оказалась сложнее. Умело держишь оборону, добиваешься поставленных целей, любишь…

Я повернулась, с удивлением глядя ему в глаза. Это был совершенно другой человек.

— Да и мои обстоятельства имеют значение. Я женат, ты это наверняка знаешь.

— По-моему, у вас проблемы. — Совершенно не стесняясь, выдала я. — И вы отыгрываетесь на студентах.

— У всех бывают проблемы. В твоем случае — это отец и твоя любовь. — Он чуть улыбнулся. — Я не собираюсь выполнять просьбу твоего отца. Даже, если бы ты сама захотела, не стал бы. Это неправильно.

Я остановилась, посмотрела в небо и засмеялась. Вроде бы мужик, которого я не хочу, а тоже говорит, что не стал бы со мной спать. Ну что за жизнь?! Это мой бич? Наталкиваться на морально устойчивых? Интересно, а он бы повелся на мой танец?.. Я оценивающе на него посмотрела. Он расценил этот взгляд по-своему.

— Я серьезно.

— Это даже смешно. Вы читали мои работы.

— Да. — Он не сдержал улыбки и даже засмеялся. — Это… впечатляет. А ты… с личного опыта пишешь?

— Не скажу! — Он развел руками. А мне вдруг захотелось все рассказать. — Нет, там тоже самое.

— Это профессиональное.

— А как же Белла? — Биохимик сморщил брови. — Вы курили вместе.

Он кивнул и вздохнул. Ему нужно было время, чтобы все сформулировать.

— Твою подругу кидает из крайности в крайность. — В кого бы это? — Я пытался объяснить ей, что брать надо головой, а не… — он пытался показать жестом, но как-то… не стал озвучивать. — Не телом. Хотя я бы…

— Александр Сергеевич! — Он усмехнулся. — А с моим отцом у нее что?

— А что там может быть? Недельная интрижка.

Мы гуляли до вечера, я как-то расслабилась, когда поняла, что меня не собираются укладывать. Это странно, но я не хотела изменять Мише. Вроде и не его, а все равно. Он, оказывается, умел быть серьезным и вполне адекватно себя вести. Зачем ему такой имидж среди студентов? Я не стала спрашивать, это его дело. Я же буду знать, какой он на самом деле. Он рассказывал о семье, вскользь. Оказалось, у него дочка примерно моего возраста, чуть постарше. Он курил, выпуская длинные струи тошнотворного дыма. Подходя к дому, мы уже совсем освоились.

— Подождите. — Я остановилась и посмотрела на дом. — Давайте так, я сейчас сделаю пару глупостей, а вы не будете сильно удивляться и принимать всерьез, идет?

— Ты меня удивляешь, девочка! Сколько фантазии! Мне уже хочется переступить через свои принципы…

— Да ну вас!

Мы вошли в дом, я слышала тихий звук модема от папиного ноутбука. А вот и тихие шаги в коридор. Сейчас… еще немного… я выждала, и как раз, когда папа появился в комнате, подошла вплотную к биохимику и, мысленно прося прощения у Миши, семьи БХ и Беллы, взяла его лицо в руки и поцеловала прямо в губы. Он чуть вздрогнул, я же просила не удивляться! Меня сейчас передернет… Мы просто касались губами, показательно и бестолково. Я отстранилась первая, заставила себя улыбнуться и поправить его свитер.

— Ты волшебный!

Он поднял брови и тронул меня за подбородок. Я, покачивая бедрами, прошла мимо отца наверх. Остановилась на площадке и посмотрела на происходящее. Восхищенный и удивленный отец жал руку Разумову. Ты получил желаемое, папа, теперь можешь успокоиться. Я вытерла губы тыльной стороной ладони. Пепельницу облизала!


Глава 22. Контрольная точка


В понедельник я проснулась относительно довольной. Отец ни слова мне не сказал, просто сопровождал хитрой улыбочкой. Мне так хотелось сказать ему, какой он болван, но я не решалась портить его утро.

Выходя из маршрутки, встретила биохимика. Он был как всегда активен и доволен жизнью.

— Признаться, озадачила ты меня с отцом! Он такие вопросы задавал! — Я ухмыльнулась, папа не успокоится, пока не узнает все в подробностях.

Так как БХ все знал, я больше не сдерживала своих эмоций. Я ужасно скучала по Золотку.

— Вот этого мне точно не понять! — Чуть поморщился он. — Сколько у вас разница? Полвека?

— Ну и что? — Я начала рассказывать какой Миша замечательный. Мы уже подходили к входу в академию. — А еще он так мило подергивает ногой, когда ждет ответ.

— Кончает что ли? — Я замерла? Мерзкая улыбочка на лице БХ меня злила. Он запрокинул голову, приоткрыл рот и стал подергивать ногой, издавая тихие стоноподобные звуки. Потом резко остановился и посмотрел мне в лицо уже ясным взглядом. — Нашли?

Я чуть не завалилась с хохотом прямо на крыльце академии.

— Вообще! Он в это время на меня смотрит!

— Точно кончает! Стоит «Да, Агата, да!», пока студент напрягается.

Я стукнула его в плечо, но скорее для проформы, чем из-за истинной злости. Шутка, хоть и была пошлой, мне понравилась. Им можно организовать клуб троллинга меня! Соберутся он, Белла, Алла и мальчишки, и будут издеваться над бедной влюбленной девочкой.

Мы попрощались еще у турникета, Разумов полетел наверх, а я медленно, репетируя свой шаг на кафедре анатомии, пошла в холл. Там уже сидели подруги. Белла в узких джинсах, невесомой блузке с широким ремнем, и Полинка в черном платье-футляре. Первая была явно недовольна. Наверное, биохимик слишком быстро пролетел мимо и не поздоровался. Я направилась к ним. Белла поднялась на ноги и быстрым шагом поспешила в сторону лестницы. БХ она, что ли пошла догонять? Я поздоровалась с Полиной и спросила, что с Беллой, она лишь развела руками. Пока никого рядом не было, Полина решила пооткровенничать.

— Помнишь, я говорила о молодом человеке? Так вот он…

Оказалось, что Полина знает его не первый год — все детство прокопались в одной песочнице, только тогда все их возможные чувства выражались путем отбирания ведерок и лопаток или потоков слюней и криков «Я все маме расскажу!». Они переехали, когда Полина пошла в первый класс. Саша (так звали мальчика) вернулся совсем недавно, естественно, неузнанный, и, восхищенный вымахавшей Полиной, пригласил ее погулять. Парень ей понравился, и она согласилась. А, когда всплыла история детства, и вовсе замкнулась на нем. Она тихо улыбалась, смущенно отводя глаза, как первокурсница, совершенно не знакомая с азами любви. Это не я, которая пела на всю академию и почти валилась в обморок в его присутствии. Мииша… любимый, и такой недоступный!

Мы прохихикали до самой лекции, Белла так и не появилась. На лекции она демонстративно поднялась наверх и уселась там, в компании мальчишек. Да что мы ей сделали?!

Во вторник я собиралась на анату с обычным подъемом. Колок я сдавать не собиралась, хочу немного передохнуть, да и пусть остальные попытаются. Кажется, Катя с Наташей собирались. Вот пусть и сдают. А я посижу и посмотрю. Миша пришел в кабинет и тут же заставил нас достать листочки, а потом дал задание по спинному мозгу, кто, что должен описать. Пока мы списывали, он занимался своими делами. Все равно ведь проверять не будет! После писанины начался опрос. Разогнался он что-то…

— Воробей! Что такое сегмент спинного мозга?

Ничего дельного от Воробья мы не услышали.

— Ну…. там корешки есть! — Выкручивался он.

— Корешки? — Переспросил Миша, складывая руки на груди и улыбаясь. — И что, если их поливать, спинной мозг вырастет?

Я не выдержала и захохотала, скрывшись под столом. Опрос продолжился, хорошо, что меня Миша не спросил. После он объяснил тему — продолговатый мозг и посмотрел на часы.

— Так, время есть, если кто-то желает сдать коллоквиум… — Катя подняла руку, он кивнул. Когда она приходила и просила записать ее сдавать на вторник, Миша сказал, что для записи нужно приехать на железнодорожный вокзал в семь утра в воскресенье, найти состав дальнего следования до Сочи, и там будет производиться запись, как на кафедре физики. Он любил похихикать над кафедрой физики за их записи на отработки, как у бабулек. — Вы сдаете? — Он кивнул и посмотрел на меня. — Вы все сдали?

— Нет. — Удивилась я. К чему устраивать этот цирк?

— Так пойдемте!

Не веря в свою удачу, я подскочила и подошла к препаратам. Плевать на отсутствие перчаток! Пока Катя натягивала перчатки, Миша спросил у меня большие почечные чашки, я показала правильно.

— О, вы знаете!

— Прикиньте! — Улыбнулась я, так непривычно было снова переходить на «вы». Почка без перчаток была немного липкой, как и все остальное, но в целом, непротивно. Немного погоняв меня, он поставил мне плюсики и отпустил. Совершенно обалдевшая от счастья, я подпрыгнула и почти запищала от восторга.

Катюшке, жаль, сдать не удалось, она тоже не смогла с первого раза найти чашки. Они проклятые!

— Вот у Соколовой спросите, где они. Она теперь знает. — Ухмыльнулся он.

Я помыла руки и долго вытирала их, пытаясь оттереть формалин.

— Заезжай ко мне после пар. — Тихо шепнул он мне на ухо, я услышала шум в блютуз-гарнитуре.

— Хорошо. — Удивленно кивнула я. Миша скрылся в своем кабинете.

Естественно, я с трудом усидела биологию с лекцией. Начева куда-то уехала, и ее заменял вполне себе интересный дяденька: смесь военного бравого генерала и Дроздова — ведущего программы о животных. Он же читал лекцию: предложил кормить собак чем-нибудь светящимся, чтобы ночью можно было не опасаться вляпаться, да и на электричестве бы сэкономили.

Я самая первая вылетела из лекционки и, быстро обмотав вокруг шеи цветастый шарф, накинув ярко-синее пальто, полетела на остановку. А вот и моя маршрутка. Интересно, что задумал Миша? Хочет поздравить меня со сданным наконец-то колком? Да я просто зубр анатомии! Представляю, сколько буду сдавать ЦНС — до самого Мишиного отпуска.

Остановка, улица, двор, подъезд, почти Блок, только я затрудняюсь подобрать рифму к слову «подъезд». Сделаем так: квартира, перед тобою четверть мира, и целый мир, когда ты в шаге от него… все, мой мозг отключается, он на пороге морального оргазма. Я позвонила. Почти неслышные шаги с другой стороны. Дверь мне открыл седеющий мужчина с чуть сутулыми плечами, изогнутыми буквой сигма губами и живыми, как у юнца серо-голубыми глазами. В ясном освещении они были почти что цвета чистого озера. Я тонула в них, наслаждаясь теплотой отношения и прохладой воды. Он ждал меня, в черных брюках, серой атласной рубашке, с расстегнутыми верхними пуговицами. Только на фотографии я видела Мишу в галстуке, он не любил удавок.

— Здравствуй. — Он пропустил меня в дом.

Я разделась и прошла в гостиную. Посреди ламината была расстелена шкура белого медведя. Миша! Он обожает медведей! Постоянно что-нибудь нам о них рассказывает. Я повернулась:

— Надеюсь, ты не стал есть печень, она же ядовитая?

— А мои труды не прошли даром.

— Можно? — Он кивнул.

Я с радостью опустилась на колени и улеглась на слегка колючую шерсть. Как здорово! Я развалилась на спине, закинув ногу на ногу, только немного поправив сползающую юбку.

— Круть! Где взял?

— Опять ваши словечки! Знакомый у меня геолог, поехал в Антарктиду копать что-то, — он поморщился, — неважно что, там они этого мишку и встретили, как видишь, оскальпировали. Теперь можно украсить им дом. — Он покачал головой. — Гринписа на них нет. Как думаешь, куда его деть? Лера еще не видела, сюрприз будет…

— А где она?

— У Славы, это надолго, они пока все сериалы не обсудят… так куда?

Я провела рукой по искрящемуся меху, мне было тепло и приятно валяться на шкуре, я бы могла даже замурчать и заснуть, завернувшись в нее, как в кокон.

— Мне здесь нравится.

Он кивнул, глаза его странно забегали. Никогда не видела Мишу таким взволнованным. Он извинился и вышел из комнаты. Я прикрыла глаза и представила, как все проблемы теряются в густой шерсти медведя. Биохимия, гистология, физика… больше ничего нет, только это приятное ощущение мягкости, тепла и спокойствия. Кто-то опустился со мной рядом, я не стала размыкать век, только подвинула руку, чтобы освободить Мише место рядом. Еще бы под открытое небо ее постелить и смотреть на облака или на звезды.

— Пригрелась?

Я замурчала в знак согласия, сжимая пальцы на шерсти и закусывая губы. Кайф сродни горячей ванне. Что-то теплое коснулось моих губ, я поначалу даже не поняла этого и чуть не задохнулась от удивления, шершавые пальцы корябнули подбородок, я почувствовала сладкое дыхание и ответила. Голову тут же затопило. Его рука прошлась по моему животу и обняла за талию, прижимая к себе. Как потрясающе. Сердце тут же выдернуло мозг из розетки и переместилось вниз чуть ниже лонного сочленения. Я закинула на него ногу, он погладил ее и навис сверху. Как давно я этого ждала! Вот он и не сдержался! Вот и захотел узнать, какая на самом деле Агата Соколова. Я вся дрожала, предвкушая надвигающуюся близость. Интересно, как все будет? Быстро, медленно, консервативно или он разрешит мне взять инициативу в свои руки. Теперь, смотря на него на парах, я буду вспоминать эту шкуру, нашу совместную тайну. Его теплые руки осторожно подняли кофточку с одного бока, губы коснулись шеи. Я выгнулась и открыла глаза. Меня накрыл ступор.

Этот человек — потрясающий семьянин, он отличный муж и великолепный отец. Я собственными глазами видела, как его семья смотрит друг на друга, с какой любовью и нежностью они поддерживают друг друга, сопереживают, даже друзьям кого-то из своих. Смогу ли я сейчас разрешить ему пойти на преступление против всего этого? Удовлетворить свое желание на костях чужого счастья. Кофточку приподняли со второго бока, я поняла, что контроль на самой грани. Сейчас я просто рвану на нем рубашку, что я и сделала, провела руками по груди. Худенький и астеничный, ногти корябнули его, взгляд быстро побежал вниз по средней линии до брюк, интересно, насколько сильно он меня хочет?..

И в этот момент, я провела руками в стороны и схватила его за рубашку, как за лацканы пиджака и оттолкнула. Он выдохнул словно после пробежки.

— Нет! Я не могу! Я хочу, но… — Я отвернулась, на глаза наворачивались слезы. Я опять реву! И почему с ним я постоянно плачу?! Если бы я не видела Леру и Катю, его отношения к ним, я бы плюнула на все. Почему я должна жалеть незнакомую женщину? Но они все оказались такими хорошими… я не хочу портить их устоявшуюся жизнь. Я пришла поздно. Миша уже занят.

Я прижала колени к груди и старалась тихонько сглатывать слезы. Не хочу, чтобы он видел, как я плачу. Я чувствовала, как он встал и ушел из комнаты. Не сдержавшись, я повернулась. Его уже не было в гостиной. Меня словно кирпичом огрели. Ну вот. Я вновь отвернулась и впилась ногтями в кожу. Несколько секунд звенящей тишины стали пыткой. За них у меня в голове пронеслась плеяда отвратительных мыслей, самая безобидная из которых — пора отсюда драть.

Со стороны появился стакан с водой, я вздрогнула и повернулась. Миша успел привести себя в порядок и теперь сидел рядом со мной на корточках со стаканом воды в руках. Я растерянно переводила глаза с него на протянутую руку.

— Попей. — Спокойно сказал он. Я послушно сделала пару глотков и постаралась дышать спокойно.

Миша устроился рядом и осторожно стер остатки туши с моего лица. Пока я пила он молчал. Его рука осторожно коснулась моей спины и обняла за плечи, я прижалась головой к его груди, совсем как напуганный ребенок.

— Я горжусь тобой.

— Что? — Не поняла я.

— Признаться, я начал волноваться, боялся, что ты дашь себе волю, но ты справилась. Моя умница!

Я выпрямилась. Миша смотрел на меня неподдельно гордым взглядом. Что он несет? Он что решил таким образом проверить меня на порядочность? Я совершенно отказывалась понимать происходящее. Стоп! Давайте еще раз: культурный и высокоморальный доцент кафедры нормальной анатомии решает соблазнить студентку, но лишь затем, чтобы она ему отказала? Когда я озвучила эту версию Мише, он кивнул, мол, ну да, именно это от тебя и требовалось.

— Ты псих? — Вырвалось у меня. — А если бы я не захотела думать о всяких там… — мне не хотелось признаваться, что меня остановило, — вещах! Что тогда? Получите, распишитесь?

— Я бы, как это у вас? Обломал бы тебе кайф. Ты справилась! Ты по-настоящему взрослая умная девушка! Ты готова пожертвовать своими желаниями ради других людей.

— Какие люди? — Я скрестила руки на груди и надулась. — Может у меня физиологические проблемы!

— Ну-ну. Чай будешь? — Он поднялся и направился на кухню, я последовала за ним.

— Буду. Ты бы меня не оторвал в таком случае! Сейчас бы уже получал удовольствие. Да и я тоже.

Он наморщил лоб:

— Ты сама-то в это веришь?

— Конечно. — Совершенно честно ответила я. — Я уверена, ты супер.

Миша с трудом пытался сдержать улыбку, но не смог. Она прорвалась и окрасила его лицо в розоватый цвет.

— Ну не смущайся, любовничек!

— И как это вы, молодежь, не стесняетесь?

— Стыда нет — иди в мед. — Я благодарно приняла кружку чая и уселась за стол. Чай успокаивающе пах мятой.

Миша покачал головой. Он все еще смотрел на меня нежно и гордо, так смотрят на детей. Мне в какой-то степени было обидно, я же не крыса, чтобы на мне эксперименты ставить, но план был гениальным! Вот, что значит опыт! Остаток вечера мы провели в разговорах и спорах. Мне с ним всегда было хорошо и спокойно. О шкуре я старалась не вспоминать. Да и о том, что была в пяти минутах от секса с анатомом.

* * *


День начался с очередного медицинского стеба. Порадовала вторая группа. Мы разговорились с девчонками, и они рассказали, как Золотко успел и над ними угорнуть. Они пришли к Елене Игоревне (о которой мой папашка, занявшись сведением дочери и БХ, напрочь забыл) и попросили у нее мозг, тут-то и появился Золотко.

— Что своих нет, решили у Елены Игоревны попросить?

Я ему поражаюсь! Откуда столько эмоций?? Хотя мы вчера хорошо и откровенно поболтали. Видимо, нас обоих зарядило, словно батареек «Дюрасел» наелись.

Для меня оставалась только одна проблема — Белла. Она вот уже третий день отказывалась обращать на меня внимание. Стоило мне появиться где-нибудь — она уходила. Я поделилась своими тревогами с Мишей. Он сказал, что после первой пары тут обычно тихо — стом фак толпится у лекционной. Я так и сделала. Белла все равно поспешила в уборную, там возле нашей учебной комнаты я ее и поймала. Не особо церемонясь, затащила ее туда.

— Соколова, совсем с катушек съехала? Пусти!

— Сначала будь добра, объясни мне, какого ромбэнцефален? Что я тебе сделала? Хоть бы обругала, я бы хоть знала, за что ты злишься!

— А то непонятно?

— Да как-то знаешь, мысли читать не умею, ну не дано!

— Окей. Я поделюсь. Ты отлично скаталась на дачу на выходные. — Я выжидательно кивнула, продолжения не последовало.

— И? — Поторопила я.

— И как БХ? Понравилось? Леня сказал, что да! А теперь объясни ты мне: как? Почему мне он сказал, что со студенткой ни в какие отношения вступать права не имеет, а тебя отделал за милую душу!?

— Потому что не спала я с ним! Мы так отцу моему сказали, чтобы он отвязался от меня наконец-то!

— Ага, — кивнула Белла, — я таких подробностей наслушалась!

Здесь я не могла возразить, интересно, что Разумов наболтал моему отцу? У него-то и не спросишь…

— Похоже, ты не такая, какой я тебя видела. — С тусклым взглядом сказала Белла. — Я думала, тебе не нравится Разумов. А ты…

— Да не нравится он мне! Я Золотухина хочу!

— Биохимику расскажи! — С этими словами она обогнули меня и, хлопнув дверью, вышла из учебной комнаты.

А я так и осталась стоять, словно меня залили цементом. Ну, папапочка, вот попадись мне…


Глава 23. Срыв


Можете представить, с каким настроением я шла домой. Отцу повезло: его не оказалось там. А, может, и не повезло. С одной стороны, я могла сесть и успокоиться. А с другой — отточить свою ненависть и гнев, как бриллиант, чтобы потом этим самым острым камнем и стукнуть папашку по виску.

Позвонить Мише? Я хочу поддержки. Наверное, он и прав. Мы действительно должны оставить между нами физическую дистанцию, а вот в духовном плане можно совершенствоваться до бесконечности. В конце концов, он мог грубо объяснить мне все еще тогда в первый раз в своем кабинете, а он был деликатен и вежлив. Я уже не говорю о проявленном ко мне интересе. Надо будет спросить, чем этот интерес был вызван.

Я взяла в руки сотовый и нашла номер Миши. Нет, не буду звонить. Все слишком трудно. Не стоит ему знать, что отец думает, будто я переспала с биохимиком, он рассказал об этом Белле, а БХ поддерживает легенду, но все это не так… слишком запутано. Сама постараюсь разобраться. Жаль, нет номера Разумова, потому что теперь мне реально интересно, чего он наговорил моему отцу! Представляю себе! Там чупа-чупсы и половина извращений раем покажутся. Хотя я не знаю, на что способна фантазия биохимика. Если судить по лекциям, она бьет неконтролируемым фонтаном и все по голове незадачливых студентов, по Разумову — дебилят.

Услышав звук открывания замка, я рванула вниз. Первой в квартире появилась мама, она несла тяжелые пакеты с едой. Следом зашел отец, он тоже был с покупками. Я подождала, пока они немного разгрузятся.

— Как в академии? — Ласково спросила мама.

Я тут же бросила прожигающий взгляд на отца, он наверняка на это и рассчитывал.

— Супер. Кто-то слишком много рассказывает маленьким глупым девочкам.

— Тебе Саша рассказал, откуда берутся дети? — Усмехнулся отец.

— Леня! — Осекла его мать. Она не терпела его пошлых шуточек, но и сделать ничего не могла.

— Нет, мне Белла поведала много интересного!

Отец замер, уголок рта задергался. Он ужасно хотел выпустить эмоции наружу, однако пока не решался. Он оценивающе посмотрел мне в лицо.

— Наверх. — Сказал он мне. — Там поговорим. — В этот раз я без отговорок подчинилась.

— Леня, что…

— Потом!

Мы поднялись ко мне в комнату, он закрыл дверь. И тут уже ярко улыбнулся. Интересно, почему он не стал маньяком? Или ему хватает издевательства надо мной?

— Кто тебя просил говорить об этом ей? Ты ведь прекрасно знаешь, что она без ума от Разумова!

— Женщина забывает мужчину, когда встречает другого.

— Нифига!

— Вы, как две мартышки, оказались исключением. Чего тебя опять понесло к этому деду?

Я чуть не поперхнулась: откуда он все знает?!

— Или ты не под таким впечатлением, какое описал мне Саша?

— Да мы вообще не спали! Это для тебя был цирк, чтобы ты отвязался, наконец, от меня! Не нужен мне никто, кроме Миши!

— Предатели… Ладно ты, женщина! У тебя голова по определению работает с перебоями, но он!

— Он в отличие от тебя человек моральный и со студентками имеет исключительно рабочие отношения, хоть и теплые! А ты… — я набрала побольше воздуха. — Ты мне надоел своими вечными придирками, неадекватными требованиями и шантажом!

— Пока ты живешь в моем доме, ешь мою еду и покупаешь тряпки за мои деньги, ты будешь делать так, как скажу я!

— Тогда я ухожу! — Заорала я. — Хватит! Ты мне уже восемнадцать с лишком лет мозги компостируешь! Они не вырастут, а только засохнут!

— Давай, давай! — Он сложил руки на груди. — И куда? Куда ты пойдешь? Белла тебя даже в свой район не пустит. К Саше пойти самолюбие не позволит…

— К Мише пойду!

Отец усмехнулся.

— Нужна ты там! У него семья, зачем ему еще один голодный рот да еще с таким мерзким характером и претензиями на интим? — Он развел руками, думая, что уделал меня.

Немного подумав (если секундный период комы можно назвать раздумьями), я схватила свою сумку и пошла вниз. Он меня не останавливал, наверное, думал, что я ухожу ненадолго. Что ж, посмотрим!

Я вышла на улицу и полетела подальше от дома. Несколько остановок мой запал невозможно было остановить. Но вскоре силы начали меня покидать. Я замедлилась и просто тащилась по улице с хмурым видом. Это отвратительно… почему он не может просто любить меня, ничего не требуя взамен? Я так устала от его вечных выходок! А тут еще и Белла.

Ноги ныли от каблуков. Пора переходить на кроссовки. До Миши я шла пешком. Успела посчитать остановки — их шесть. А потом еще вглубь во дворы. Я добралась до его дома, но почему-то звонить в домофон не торопилась. Что я ему скажу? «Миш, я ушла из дома, можешь наплевать на семью и приютить меня?». Конечно, ему ведь больше нечем заняться! Я уселась на лавку на крыльце, забравшись на нее с ногами, и поджала колени к подбородку. Так и просидела до вечера. Начало холодать, я поежилась. Я хотела есть. Все, сейчас я точно подойду к домофону и напрошусь на ночлежку, а там, глядишь, и соображу, что мне делать.

Я с трудом разогнула ноги и подошла к домофону. Пока вспоминала номер его квартиры, дверь загудела. Я отпрыгнула, и как в сказке на пороге появился Миша в домашней одежде и накинутым поверх пальто. Он тоже дернулся, увидев меня.

— Ты что здесь делаешь? — Он по привычке посмотрел на запястье, где обычно сидели часы с черным циферблатом, но сейчас их там не было.

— Это ты куда собрался в темень?

Золотко продемонстрировал мне пакет с мусором. Я освободила ему проход, наблюдая, как он избавляется от мешка. Вернувшись, он оглядел меня. И ничего хорошего в этом взгляде не было. Я хотела, уже было, напроситься, Миша меня опередил:

— Пойдем в дом.

Мы вошли в подъезд, я только тогда поняла, насколько действительно замерзла. Пересекая порог квартиры, я чувствовала, как от стыда горят щеки. Миша помог мне снять пальто, я чувствовала, как стучат зубы. В коридоре быстро появилась Валерия Георгиевна. Всего секунду она смотрела на меня, взгляд этот был по-матерински напуганным, от чего мне стало еще хуже. Она быстро исчезла где-то в квартире.

Через десять минут я уже сидела в гостиной под теплым пледом, пила горячий чай и заедала его домашними булочками. Щеки начали розоветь, к конечностям приливала кровь. Они ничего не говорили, Миша просто гладил меня по голове. Когда я опустошила свой бокал и тарелку, тетя Лера (она сама попросила ее так называть) сказала, что не будет мешать, и вышла. Миша приобнял меня за плечи, я вновь лежала у него на груди.

— Можешь ничего не рассказывать. — А я как раз хотела заикнуться. — Если не хочешь. — Быстро добавил он.

— Хочу. — Я выдохнула. Интересно, насколько еще хватит моего терпения? Когда-нибудь я могу не выдержать и схватить что-нибудь тяжелое. А потом это тяжелое по логике опустится отцу на голову.

— Тогда логичный вопрос: что случилось? — Обожаю его голос, немного гнусавый, притягательный. Он его стесняется, а меня от него трясти начинает, я хочу, чтобы этот голос произнес те слова, что периодически вертятся у меня в голове. Жаль, что он никогда этого не сделает. А, может, и не жаль. Так жить спокойнее.

Я поняла, что все сложно, когда сдавала коллоквиум и впервые его завалила. Как это Миша не хочет вытягивать меня и ставить «зачтено» мне? Я ведь ему не чужой человек! Тут и по-другому быть не могло, стоит отношениям потеплеть, как появляется неравноправие: с тебя требуют либо больше, либо меньше, чем с других. Сейчас, когда первое серьезное испытание осталось позади, я поняла, что на паре мы остаемся преподавателем и студенткой, а вот за дверьми учебной комнаты Миша мой друг, он может меня поддержать и утешить. Он стал мне любящим отцом…

— С папашкой поссорилось! — Поморщилась я. — Как всегда! Но на этот раз он перешел все границы… — Миша поднял брови, он был наслышан о странных взглядах на жизнь Леонида Соколова, вопрос стоял только в том, что именно он выдал на этот раз. Мои взгляды на этот счет остались неизменными: не стоит Мише знать о произошедшем. — Даже вспоминать не хочу! — Отмахнулась я. — Он меня жестоко подставил, лучшая подруга теперь со мной не разговаривает, считает, я ее предала.

— Это Бронзович что ли?

— Ну да!

— О! — Миша еле сдерживал смех. Я развела руками, немым жестом спрашивая, что там смешного. — Специфичная девочка. Самое то для стом фака, важности много.

— Она нормальная. Правда, без тормозов…

— Как и ты. — Не удержался Миша.

— И порой без мозгов…

Он улыбнулся, я тоже, мы засмеялись.

Не знаю, чего он наговорил жене, но меня без проблем оставили ночевать. Я лежала в гостиной на диване и глядела в потолок. Лунный свет лился через неплотные шторы. Я понимала, какое атлантово небо повисло на моих плечах. И как со всем разобраться? Да еще конец семестра близится…

— Спи! Завтра на пары!

— Не могу. Сам чего по ночам бродишь?

Он не ответил, подошел ко мне и присел у дивана, я свесилась к нему.

— Может, тебе колыбельную спеть?

— Поцелуй меня…

Миша терпеливо выдохнул, я достала его со своими ласками. Он поманил меня к себе, я прикрыла глаза, не в силах сдерживать улыбку. Опытная рука хирурга взяла меня за затылок и потянула к себе. Горячие губы обжигающе коснулись лба.

— Спокойной ночи.

Я невесело улыбнулась в ответ. На что я надеюсь? До сих пор ведь надеюсь. Осознаю, что он навсегда поставил между нами барьер, а все равно в глубине души, нет, а мелькнет картинка, где он держит меня за руку и нежно смотрит, как на свою девушку. С этими мыслями я заснула.

* * *


Утро оказалось вообще каким-то нереальным! Меня ласково разбудила Валерия Георгиевна, извините, тетя Лера, и позвала завтракать.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, спасибо.

— Можешь пока пожить у нас.

— Я… — Я бросила взгляд на Мишу, он кивнул мне. — Вы не представляете, как это вовремя!

Она солнечно мне улыбнулась и попросила не расстраиваться, в жизни все бывает, у меня получится решить свои проблемы. Миша гордо и благодарно смотрел на жену. Что он ей наговорил?? Именно этот вопрос я и задала ему, когда мы выходили из дома.

— Правду. — Просто ответил он. — Поверь, она способна сделать куда больше, чем любая, даже самая искусная ложь.

Я еще сомневалась в его словах. Мой отец действовал другими методами. Мы распрощались на остановке. Миша поехал к себе в корпус, а я домой, с расчетом, что отца там уже нет. Так и получилось. Его машина отъезжала, когда я подходила к дому. Подождав немного, я вошла. А вот мама была там…

— Где ты была? Ты с такой скоростью вчера из дома вылетела! Прямо пробка из шампанского! Я волновалась, звонила! И не надо говорить, что телефон разрядился, или что ты была у Беллы — и то и другое неправда!

И чего она разоралась? У меня итак пара через сорок минут начнется, а я еще ничего не собрала. Я отмахнулась и пошла наверх, к моему неудивлению, она пошла следом.

— Агата! Я же не сама с собой разговариваю! Леня мне ничего не объясняет, и ты туда же…

— Мам, все нормально, я жива и здорова! Что тебе еще надо? — Я быстро сбрасывала вещи в сумку, так, зубная щетка, конспекты на первое время, плеер.

— Действительно! Хоть скажи, у кого ты ночевала!

— У друзей.

— У каких?

— Не устраивай мне допрос! У хороших. — Она открыла рот, собираясь выдать еще тысячу вопросов, но я быстро глянула на часы и перебила ее. — Все, мне пора. Звони, тебе буду отвечать. Пока!

— Агата! — С каким-то полу истеричным криком проводила меня мама. Она и удивлялась моему уходу и, в принципе, была к нему готова. Я частенько грозилась собрать вещи и свалить куда-нибудь. Папаша у меня веселый, каждую неделю доводит. Думаю, вы успели это заметить. Вот только раньше я проводила ночь где-нибудь и возвращалась, а сейчас… не знаю, что будет потом, все слишком сложно. — Агата! — Еще раз окликнули меня у дверей. Я остановилась, готовая отстаивать свою правду силой. — Будь осторожна. — Мама поманила меня к себе, я сделала шаг и оказалась в ее объятиях.

Потом она с печальной улыбкой погладила меня по макушке и выпустила из квартиры. Я видела на ее лице все: горечь, жалость, сожаление и частицу гордости — ее дочка не терпит, она борется. Я улыбнулась ей и попросила не беспокоиться за меня, обо мне будет, кому позаботиться. Теперь точно пора в академию! Я не лектор, без меня лекцию начнут.

Я опоздала на первую пару. Ну и хлор с ней! Немного посидев в холле, я решила подняться на четвертый этаж на кафедру физики, надо посмотреть отработки, у меня ведь не может пройти семестр без косяков. Тащиться с тяжелой сумкой оказалось не самым приятным занятием.

— Решила заняться физкультурой? — Чья-то рука задиристо хлопнула меня по макушке. И как можно, имея такие короткие ноги, бегать с такой дикой скоростью?!

— Ага, вон сразу с весом! — Разумов (а кто это еще мог быть?!) тут же обратил внимание на мою сумку. В его голове побежало электричество. Он соображает куда быстрее меня, думаю, пока я пишу это предложение, он прогнал всю логическую цепочку: она местная, домой ехать не может, куда-то собралась — куда?

— Долгая история!

Он отобрал у меня сумку и позвал с собой в кабинет. Мне в очередной раз налили чаю.

— А ты чего не на паре?

— Прогуливаю. — Он кивнул, совершенно не собираясь меня поучать. А я не выдержала и задала волнующий меня вопрос. — Что вы наговорили отцу?

— Переборщил?

— Не знаю, но он рассказал Белле и теперь… — Светлые глаза уперлись в меня, прекрасно понимая, в какую яму я загнана.

— Извини, если я могу тебе помочь…

— Вы здесь не при чем. Думаю, мне придется самой во всем разобраться, и… — я бросила беглый взгляд на свою сумку. — Пожить немного у друзей.

— Это ты Золотухина так называешь? Будешь ему заранее колки сдавать?

— Нет! У вас буйная фантазия. — Я попыталась приподняться и поняла, насколько от тяжелой сумки у меня болит спина. Рука непроизвольно потянулась к пояснице, я поморщилась.

— Золотой переусердствовал? — Ухмыльнулся он.

— Александр Сергеевич!

— Да шучу я. — Я повторила свой вопрос по поводу сказанного им отцу. — Да что сказал? Сказал, что нам было хорошо, повыдумывал немного.

— А я тут, кстати, ляпнула, что мы наврали с три короба. Со злости. Так что…

Разумов только покачал головой.

— Я уже свыкся с ролью коварного соблазнителя.

Меня передернуло, что повеселило его еще больше. Он сказал, что давно нужно было поговорить с Леней относительно его воспитательных мер. Я только хмыкнула: ничего из этого не выйдет. Поблагодарив за чай, я понеслась вниз на вторую половину лекции. Сумку БХ любезно разрешил оставить у него.


Глава 24. Решение


Я вернулась к Мише уже с вещами. Весь вечер он помогал мне располагаться и обустраиваться. Мне было немного некомфортно — все-таки у него жена дома, а тут я со своими вечными проблемами и претензиями на его честность. Я поделилась с Мишей своими волнениями. Он только выдохнул, выкладывая на стол еду из холодильника и тем самым помогая Лере с ужином.

— Не веришь мне, сама поговори с Лерой. — Сказал он. На мой удивленный, я бы даже сказала шокированный взгляд, Миша только пожал плечами и объяснил, что взрослые девочки все свои проблемы решают сами. И, конечно, он считает, что уход из дома не выход, а просто способ ненадолго абстрагироваться и обдумать сложившуюся ситуацию.

Немного поразмыслив, я в очередной раз поняла: он прав. И почему моих скудных извилин и борозд не хватает на соображательную деятельность? Я напросилась помочь тете Лере накрыть на стол.

— Вы уверены, что я вам не помешаю? — Тихо спросила я. В такие моменты меня охватывала ложная скромность. Мне порой казалось, окажись я действительно с Мишей в постели, я бы тоже застеснялась.

Тетя Лера с какой-то странной нежностью посмотрела на меня.

— Миша сказал, ты напоминаешь ему Славу в ее возрасте. Та же настырная девчонка с претензиями на внимание. — Я чуть не поперхнулась воздухом. — Он тяжело сходится с людьми, Агата, но с твоим появлением как-то оживился. — В очередной раз мои щеки стали нежно-розовыми. — Ты для него третья дочка. — Улыбнулась тетя Лера. — Это странно, но я тоже чувствую что-то подобное. Ты словно должна была здесь оказаться.

Я закусила губу, представляя, какой бы была моя жизнь, если бы я была дочкой Миши. Агата Михайловна Золотухина. Сложился бы мой выбор в сторону меда? Может, я училась бы сейчас на стоме и хотела, как и папа, стать челюстно-лицевым хирургом?

— Я понимаю, это не мое дело, — перебила мои мысли Лера, — но мне не дает покоя твой… уход из дома. Все так печально, как обрисовал Миша?

Интересно, как обрисовал это Миша? Я пожала плечами.

— У нас с отцом слишком разные точки зрения на вещи. Я не в первый раз ухожу из дома. — Просто раньше мне было некуда пойти. Еще никто не называл меня своей семьей. Я почувствовала, как защипало в уголках глаз. Отец ни разу не говорил мне, что любит меня. Он не обнимал меня в детстве, не хвалил почти. И чего удивляться? Влечение к взрослым мужчинам — следствие психологической травмы в виде нехватки отца. Для девочки это важно. Миша пытается стать мне именно отцом, а не любовником, а я всеми силами ищу возможность совместить это. — Спасибо вам, не знаю, что бы я делала без вас…

— Пожалуйста. — Просто сказала она, но стала серьезней. — Тебе нужно поговорить с отцом, обсудить точки преткновения. Все-таки вы не чужие люди.

Я кивала, прекрасно понимая, что мы совершенно из разных стран и даже, пожалуй, с разных планет.

Дни потянулись спокойно. Белла посматривала на меня странным растерянным взглядом, но в нем все еще всплывала ненависть и обида. Полина, которая тоже была в курсе происходящего (за исключением причастности дяди Миши ко всей каше) сказала, что не выдержала и мысленно настучала глупой подруге по голове, объяснив ей, что я и не собиралась спать с биохимиком и вообще вся эта история вызывает у меня приступ тошноты. Это точно, конечно, теперь от Разумова меня не тошнило, но стоило его руке потянуться ко мне, по телу пробегала неприятная сводящая дрожь.

Миша продолжал меня развлекать. К общению с Еленой Игоревной (как я боялась, что отец приедет на лекцию и при всех отпинает меня за побег) я стала относиться спокойнее. Нельзя и думать, что Миша способен на подлость. Только на забавные шуточки.

Одногруппники порой считали, что Миша шутит слишком жестоко, если сравнивать с Разумовым — вообще по-детски. Я защищала его, не знаю, по-моему, им просто не нравится его манера спрашивать ровно столько, сколько он дал. Кому же понравится работать в полную силу?

Жизнь у Миши казалась мне раем: утром он провожал жену, а потом и меня до остановки, по-отцовски целовал в щеку и сажал на маршрутку, а сам приезжал ко второй паре. У него вообще халявное расписание. Возвращаясь домой, я могла попросить его рассказать мне тему еще раз, объяснить что-нибудь из других предметов, он много знал и выдавал информацию не хуже Википедии. Я быстро приросла к этому дому и расписанию: спать ложиться рано, учить в полную силу и контролировать свои чувства.

Неделя пронеслась быстро. Я боялась. Боялась тишины, странно. Толи отец действительно вычеркнул меня из своего завещания (хотя судя по его энергии, это я должна оставлять на него завещание), напрочь забыв нерадивую дочь, толи просто продумывает дьявольский план. Я несколько раз звонила маме, однако она ничего путного сказать не могла. Рассказала только, что отец дома лишь ночует, и что БХ стал редко появляться. В последний его визит они о чем-то оживленно спорили. Я даже понадеялась, что Александр Сергеевич мог защищать меня перед отцом-тираном. В общем, моя нервная система потихонечку истощалась от волнения. Мише я старалась не жаловаться, ему итак хватало проблем. В понедельник он возвращался самым настоящим дедом, три пары в сумме у стом фака и педа явно оставляли на нем следы. Он ворчал и жаловался на ленивых детей. Именно не ленивых, а не на глупых. Здесь же начинался контроль моего уровня знаний, потому что на следующий день аната стояла у нас. Здесь уж он меня не щадил.

— Я тебе завтра в ряд двоек наставлю! Отлепись уже от ноутбука и займись книгами! — Все, не хочу папашку-Золотого. — Чего ты там пишешь?

Он попытался заглянуть в мой ноут, я закрыла крышку.

— Э, нет! Ты этого не оценишь!

Миша даже забыл о своих наездах и, как мальчишка, стал выпрашивать у меня ноутбук. Немного поломавшись, я сделала то, что на моем месте сделала бы любая девочка, которой нравится мужчина — дала. Почитать. Водрузив ноутбук к себе на колени, он погрузился в чтение. Думаю, можно не уточнять, что он читал. Меня же отправили за учебники, из-за которых я наблюдала за тем, как увеличиваются его глаза, как он качает головой и как закидывает ногу на ногу. Здесь уж я не могла себе мысленно не поаплодировать.

— Что ты пишешь!

— А чего ты так напрягся, а? — Улыбнулась я, взглядом намекая на его волнение.

— Даже и не думай!

Я отмахнулась:

— Ты все равно не дашь!

Миша остановил глаза на мне и покачал головой, потом шутливо почитал мне нотации о моем развратном воображении и поведении. Вечер удался, в целом, ему понравились мои наброски. Только вот от них его реально мог хватить инфаркт.

* * *


Суббота подкралась незаметно. Мне нравилась суббота, несмотря на паршивое расписание. Это началось с того самого момента, когда я поняла, насколько сильно люблю анату и ее преподавателя. Миша в этот раз разыгрался. Я думала, только у меня весеннее обострение, а оно не миновало и преподавателей. Если честно, мне казалось, что это из-за вчерашнего прочтения моих рассказиков. Миша вполне мог впечатляться. Я не знаю, какой была его жизнь до моего внезапного в ней появления и попытки закрепиться, однако уверена: ничего подобного с собой в главной роли он никогда не читал.

В чем собственно проявлялось обострение: к гипоталамусу, если я не совсем еще пенек, относятся сосцевидные тела. Это два маленьких образования шаровидной формы, которые в теории могут вызвать у озадаченных мальчиков вполне конкретные ассоциации. Впрочем, Миша сам подал им эту идею.

— Corpora mammilaria, сосцевидные тела. Хотя перевод не совсем корректный. «Мамма» означает грудь. Скорее нужно было перевести как «титечные тела».

Именно в этот момент я замечталась и чуть не свалилась со стула, услышав из уст Миши, моего скромного преподавателя, такие слова.

— Я вам на препарате покажу, на муляже плохо видно.

Обещание анатом действительно сдержал. На мозге эти самые образования выглядели как декольте развратной девушки. Он повернул мозг к нам:

— Похоже? — Я даже растерялась. Нельзя ему читать такое… — хотя вас-то я что спрашиваю? Мальчики, похоже?

Один из наиболее смелых кивнул, на что получил вполне ожидаемый ответ одногруппницы «Тебе-то откуда знать?».

После пары на препаровке я долго хохотала, пока Миша смущенно улыбался. В шутку он обвинил в этом меня, мол, мое развратное влияние. Конечно, а чье же еще? Около часа я провела за головой, очищая мышцы от жировой клетчатки и фасций, на следующем занятии анатом обещал показать пару интересных артерий и вен.

— Тебе на историю? — Я кивнула. — Вместе поедем. Мне в деканат надо.

Мы уже тряслись в душной маршрутке, когда у меня зазвонил телефон. Я чуть не выронила трубку, мы наехали на лежачего полицейского, даже не затормозив. Но была не только это причина. Звонила Белла. Та самая, что не разговаривала со мной последние недели. Я нажала зеленую кнопку. Поначалу разговор был не о чем. Это ее обычная сущность, если начинает говорить воздух, значит, собирается с мыслями для важных вещей. Меня это насторожило.

— Слушай, я знаю, ты сейчас не дома живешь… у кого кстати?

— У друзей. — Без конкретики ответила я.

— Ладно, это неважно. Просто твой папа… он что-то задумал и собирается устроить тебе проблем. Будь осторожна.

— А тебе какая выгода мне докладывать?

— Просто… ты моя подруга. Я погорячилась тогда.

Я выдохнула. Белла имела мозг хомячка, мне так казалось, по крайней мере, она сначала делала, и только потом, и то не факт, начинала думать. Пора было выходить, и я попрощалась с Беллой, пообещав пообщаться с ней в корпусе академии. Миша деликатно помог мне спуститься. Мы говорили о чем-то отвлеченном и смеялись.

— Такие пачки! — Хохотала я, повиснув у него на рукаве.

— Сейчас начнутся. — Серьезно сказал он, остановившись. Я налетела на него и бросила недоумевающий взгляд на лицо. Он сжал губы, на лбу появились морщинки. Михаил Иванович стал образцом серьезности. Проследив его взгляд, я чуть не завизжала от злости. Мои ногти чересчур сильно сжались на руке Миши, он осторожно ее подвинул.

— Добрый день, Агата. И вам тоже. — Прожигающий взгляд политика столкнулся с преподавательским. Они готовы были биться до победы.

— Мы торопимся. — Быстро сказала я, стараясь унять бой сердца. Отца тут не хватало! Он же не историю медицины послушать приехал. Я сделала шаг в сторону, отец, опиравшийся на машину, грациозно оттолкнулся и подошел к нам. Миша сжал мою руку.

— Давно я хотел на вас посмотреть. — Он оглядел Мишу презрительным взглядом. — И что она в вас нашла?

— Самому интересно. — Тихо ответил Миша. — Вы что-то хотели, Леонид…

— Тимофеевич. — Подсказал отец, И Миша повторил. — Да, поговорить со своей дочерью.

— Мне вас оставить?

— Да.

— Нет! — Тут же сказала я. — Ты не помешаешь.

Миша с сомнением посмотрел на отца, тому уже не терпелось начать перемывать мне косточки, и он только отмахнулся.

— Девочка моя, возвращайся домой. Мы по тебе скучаем.

Я не выдержала и захохотала. По чему он скучает? По кому? Что за нелепость! Мой отец не может скучать просто по определению.

— Нет. — Успокоившись, ответила я. — Ты слишком многое разбил в моей жизни, чтобы теперь пытаться это склеить. А на слюнях держаться не будет!

Пока я набирала воздух для очередной фразы, отец повернулся к Мише:

— Ты спал с ней?

Анатом растерялся. Он просто не ожидал настолько лобового подхода.

— Тебе какая разница? Я совершеннолетняя! Могу делать, что вздумается!

— Ответь на вопрос. — Настойчиво сказал он.

— Да! — Неожиданно для самой себя ляпнула я и обняла Мишу за плечи, приподнимаясь на носочки даже на каблуках. — Даже если да, то что? — Мои губы страстно коснулись его щеки. — Он необыкновенный!

Лицо отца побагровело от злости. Он готов был кинуться на нас и окунуть с головой в асфальт.

— Что ты говоришь? Извините, но, по-моему, девочка вам назло это говорит. Я бы никогда не позволил себе тронуть ее…

— Маленькая стерва…

— Мы торопимся! — Почти закричала я.

Подхватив совершено обалдевшего Мишу за рукав, я потащила его к входу в корпус. Он пытался что-то мне объяснить, но я не могла слушать его, в ушах звенело, перед глазами повисла красная занавеска. Если я оглянусь, точно не выдержу и ударю его.

— Беги, беги! А я неторопливо прогуляюсь до ректората. Нам есть о чем поговорить.

Я остановилась. Рука ослабла, губы сжались в немом ступоре. Вот о чем я забыла.

— Леонид Тимофеевич, может, вам стоит поговорить в более дружеской обстановке? — Спокойно предложил Миша. — Вы взволнованы… — кажется, Мишу вообще никто из нас не собирался слушать на тот момент времени.

— Все до одной твои бумажки окажутся на столе ректората. Не жалко себя? Нечего терять?

Я понимала, что у меня на шее сейчас затягивают петлю. Я либо сейчас останусь стоять и ждать смерти, но тогда вместе со мной погибнет и любимый человек, или добровольно приму чистосердечное, спасая его, и беря всю вину на себя. Душно… соленый ком подкатывал к горлу, я больше всего боялась заплакать и показать этим двоим мужчинам свою слабость. Рука повисла, я с болью посмотрела на отца. В нем нет ничего от человека, только холодный расчет и злость. Он верно расценил мое молчание.

— Значит так, — сложив руки за спиной, он стал ходить перед нами, как тигр в клетке. — Ты возвращаешься домой. Плюс, если хочешь оставить без проблем академию, исполнишь еще одно мое желание.

Я взглядом спросила, что ему от меня надо. Он улыбнулся своей кровожадной улыбкой, и я так же без слов все поняла: отец хочет, чтобы я бросила академию и поехала учиться в столицу, или еще лучше, в другую страну.

— Нет!

— Подумай, каким ударом это будет для кафедры, да и для вуза в целом.

Миша в молчании наблюдал нашу беседу. Я оглянулась на него. Растерянный и сутулый, с проседью в темных волосах, с мягкими, податливыми губами, теплыми руками, заботливым и ласковым взглядом голубых глаз. Сердце сжалось. Я не имею права ломать его жизнь.

— Я сделаю все, что ты скажешь. — Поломанным голосом сказала я. — Только не ломай невинную жизнь.

— Вот и славненько! — Он опять оскалился, на улыбку это не походило, мечта стоматолога. — Жду тебя дома.

Когда Ламборджини отца отъехала, я бросилась Мише на шею.

— Что это было?.. — только и спросил он.

— Я тебе потом все объясню, — шептала я, — просто знай, что я люблю тебя, ты самый дорогой для меня человек. Надо бежать… у меня две минуты до истории, пока.

Я наслепо чмокнула его в губы, наплевав на приличия, и бросилась в корпус, в тень. По щекам хрустальными виноградинами текли слезы.


Глава 25. Взрослая девочка


Я забежала на второй этаж, судорожно смахивая капли направо и налево. Не могу сидеть на истории в таком состоянии. Сейчас же Миша поднимется! Сделав пару глубоких вдохов и звонко хлестнув себя по щекам, я чинно направилась на кафедру истории и общей психологии. Наша историчка — молодая девушка с темно-шоколадными вьющимися волосами, темными огромными глазами, пухлыми губами и любовью добираться до абсурдных деталей, уже сидела в мощном офисном кресле. Непонятно, кто и зачем его сюда приволок, но оно обитало тут уже давно. Я подошла к ней:

— Валентина Викторовна, мне плохо, можно я домой пойду?

Она взглянула на меня и, я сама напугалась. Глаза приобрели сходство с черными дырами. Она кивнула и сказала, что если мне станет лучше, я могу взять следующую тему у одногруппников.

— Я ее провожу! — Вызвалась Белла.

Мы вышли из кабинета и зависли у стендов с информацией для поступающих. Я с грустью погладила красную тканевую доску. В прошлом году сама приходила сюда не раз, читала списки документов, осматривала корпус и приставала к работникам академии с вопросами. А сейчас моя жизнь, только начавшая набирать обороты, тормозилась. Весь первый семестр я прорыдала, ничего не понимая ни в одном из предметов, с трудом сдала зачеты, с трясучкой ушла на практику. И только во втором семестре, после появления в моей жизни Миши, все наконец-то стало таким, каким должно было быть с самого начала. Я до крови прикусила губу и посмотрела в потолок. Да что же это такое!?

— Что случилось?

Мне не хотелось делиться. Опять эта информация уплывет к отцу. И снова я буду скандалить, не зная, кого больше ненавижу, Беллу или его. Пожалуй, его, Беллка не пытается выпнуть меня из родных стен.

— Это Леня виноват? — Тихонько уточнила она.

— Да, Разумов тебя возьми, Леня! — Взорвалась я. Холерики тем и прекрасны, вы никогда не знаете наверняка, из-за какой мелочи они начнут выливать на вас свое мусорное ведро переполненной души. — Белл, вот только объясни, чего ты хочешь добиться? И моего и его расположения? Ни хрена у тебя не выйдет! С тем же успехом можешь одновременно тусить в клубе и учить БХ! Вы достали меня своими проблемами и желаниями! Хоть раз спросите, чего я хочу! Не так уж и много!

Я сползла по стене на корточки и закрыла лицо руками. Мне было тошно, хотелось завалиться на кровать в своей комнате и реветь всю ночь напролет. А лучше… обнять Золотко и пожаловаться ему на жестокий мир. От последней мысли стало еще больнее.

— Нам ничего не светит. Пора вырасти, ты взрослая девочка. Ни я с биохимиком, ни ты с анатомом, никогда не будем вместе.

— А ты попробуй не домогаться до него в открытую.

— Что?.. Откуда?..

— У меня свои каналы. — Я с трудом поднялась на ноги, меня шатало, голова кружилась, во рту остался мерзкий железный привкус крови. Хотелось наесться цианидов и закончить уже всю эту ерунду под названием жизнь. — Все, мне пора.

— Я тебя провожу.

— Иди на пару! — Белла попыталась взять меня за руку, я отбила ее. — Итак бываешь там только телесно!

Пошатываясь, я добрела до остановки, и в каком-то совершенно неадекватном состоянии добралась до дома. Стоило пересечь порог комнаты, как слабость тут же накрыла меня с головой. Я упала прямо на пол, больно ударившись коленями, и повалилась на бок, подтягивая к себе ноги. Слезы брызнули как из поливальных шлангов. Что я наделала?! Главное, что решение принято верное, и Миша будет в безопасности. А мне придется исполнить желание отца и уехать из города. Сердце разрывалось на куски. Я никогда больше не увижу его, не смогу взять за руку и посмотреть в эти живые глаза. Не нужно было вообще затевать эту историю. Сидела бы просто на парах и пускала слюни на прекрасного препода. Да я бы и недели не вытерпела! Бурная фантазия мгновенно создала в голове картинку: Миша не знает, кто я, он открывает свой кабинет, а там, в петле мерно покачивается молодое тело. Он зовет Кравчук, они вызывают полицию и удивляются «Такая молодая, чего не жилось?». Откуда эти дурацкие мысли? Я ведь не смогу покончить с собой, просто испугаюсь. Наверное, когда-нибудь я научусь жить без Миши…

Я нашла в себе силы подняться только к вечеру. Мамы дома еще не было, а отец ужинал в компании… Разумова. Увидев меня, он поднялся на ноги. В глазах повисло волнение.

— Ужинать будешь? — Спросил отец скорее для проформы, чем из заботы.

— Нет. — Я бросила взгляд на биохимика. Он все равно узнает, так чего скрывать все и делать из этого тайну века. — Я хочу поговорить насчет нашего с тобой компромисса.

Отец сбросил с глаз воображаемые волосы, на самом деле, они были идеально уложены, и кивнул на место напротив БХ, сам он сидел во главе стола. Я молча села.

— Вуз можешь выбрать сама, Питер, Москва, куда тебя больше тянет. Проблемы с переводом я решу. Думаю, к концу недели смогу взять тебе билет. Поначалу просто послушаешь, город посмотришь, познакомишься с кем-нибудь.

— Хорошо. — Безразлично ответила я, зажав ладони между колен и подняв плечи. Мне действительно было все равно, хоть на северный полюс. Там Миши не будет, а, следовательно, исчезнет и Агата. Ее создадут заново уже там, но этой девочки с вечно бушующими эмоциями и безграничной любовью больше не будет. Ее убили совсем недавно, и труп, еще теплый, вскоре начнет разлагаться. — И ты навсегда забудешь о существовании Миши.

— Как и ты! — Он отсалютовал мне бокалом красного вина. — Что за отвратительные желания? Меня тошнит от омерзения! Надо будет нанять тебе психотерапевта.

Психотерапевт застрелится из именного ПМ после часового рассказа о прелестях Миши.

— Агата уезжает учиться в другой город? — Осторожно влез Разумов. Он уже понял мое настроение и старался не волновать меня лишний раз. Я бросила на него взгляд и почувствовала, что мне становится еще хуже. Меньше всего я хотела видеть в них жалость.

— Представь себе! Поняла, что академия, извини меня, Саша, дыра, и что образование нужно получать столице.

— У нас неплохой уровень.

— Неплохой, а нужен — потрясающий! Правда, девочка? Она взрослая, имеет право сама принимать решения.

Я сжала кулаки и зубы, чтобы не вскочить и не придушить его прямо за столом. Как он смеет говорить о решениях? Как он смеет говорить о выборе, загоняя меня в рамки спичечного коробка? И почему я, в самом деле, не родилась в семье Золотухина?!

Зазвонил телефон где-то наверху. Отец извинился и вышел, оставив нас с Разумовым. Он тут же наклонился ко мне.

— У тебя глаза, словно ты неделю не просыхала.

— А хорошо бы! — Откликнулась я. На столе стояла открытая бутылка вина, стакан налил себе отец, пол стакана было и у биохимика. Я схватила ее и сделала несколько больших глотков. Ее резко дернули у меня из рук, немного расплескав на стол.

— Совсем что ли? Жертва метаболизма нейромедиаторов! — Он убрал вино подальше и вытер лужу на столе. Я грустно улыбнулась его ругательству. Горло жгло от быстро поглощённого спирта. — Давай рассказывай, что случилось!

— Вам, что тоже нужна блютуз-гарнитура? Все было сказано за столом.

Повисло молчание. Я уже совсем наплевала на приличия. Все равно скоро меня не будет в этой академии, так чего я должна напрягаться?

— А… Миша тут каким боком?

— И правым, и левым, и передом, и задом. Или он, или я. Третьего не дано! — Я глянула в глаза Раузмову. Он смотрел на меня жалостливо, и в то же время, с выражением лица психиатра, сомневающегося в душевном здоровье пришедшего на обследование пациента. — Был выбор — я его сделала. — Я вздохнула. Боль немного отступила, не может же мой организм все время меня мучить, осталась пустота. И она требовала чужих эмоций, чужой боли. — Знаете, а я буду скучать! — Я нахально хлопнула его по плечу, в голове расстилался туман. — Кто еще будет надо мной издеваться и называть дебиленком?

— Ты когда ела последний раз?

— Да кто ж его знает? — Я засмеялась, свесив голову через спинку стула. — Где-то между гистой и анатой!

— Таак…

Голова кружилась, я смотрела в потолок, который как-то странно перевернулся, меня подкинули, а потом я поняла, что куда-то перемещаюсь. Да это же Разумов тащит меня наверх! На руках! Я крепко вцепилась ему в рукава рубашки и заболтала ногами, мозг уже работал по своей воле.

— А знаешь, как давно я последний раз развлекалась? Он же меня вечно отталкивал! Ну, что я некрасивая? Непривлекательная?

— Красивая и привлекательная! Только усталая!

— Нашел время! — Голос отца. — Она что напилась?

— Не без этого. — Биохимик честно пытался меня удержать, но я вывернулась и некрепко встала ногами на пол. Он прижимал меня к себе, чтобы я не упала.

— Мне нужно уехать.

— Я присмотрю за ней. — Они пожали друг другу руки.

Я с трудом переставляла ноги, поднимаясь в свою комнату, биохимик страховал меня, стараясь не дать мне впечататься носом в пол или в стену. Я открыла свою дверь и вошла в комнату.

— Да осторожней ты! Как же тебя торкнуло-то! Вроде вино обычное… хотя…

Я улыбнулась и положила руки ему на плечи, повалилась почти всем весом, стоять было трудно, голод, алкоголь, недостаток эндорфинов от долго отсутствия мужчины в жизни.

— Хочешь остаться?


— Я итак останусь. — Он был явно удивлен моим нахальством, хотя чего только не творят пьяные.

— Возьми меня!

— Что?.. — Он захлебнулся воздухом и крепче сжал руки. Я впилась губами в его, он царапнул меня по спине, ненадолго прижал к себе и оттолкнул. — Конечно, только ты отдохни сначала. Тебе ведь много сил понадобится! — Он ухмыльнулся. — Ложись, отдохни.

Я уже не могла распознавать правду и ложь и покорно упала на кровать.

* * *


Что за ерунда?! Почему у меня по внутренней стенке черепа долбят молотком? Я сжала голову руками и зажмурилась со стоном. Попыталась вздохнуть и закашляла, во рту, словно караван верблюдов прошелся! А как еще объяснить такое количество песка?

— Водички? — Ухмылка слышалась даже в голосе. Мне протянули стакан воды, который я осушила в два глотка. Улыбающийся Разумов налил мне еще, все повторилось. Потом он осторожно опустился на край моей постели и погладил меня по горящей голове:

— Ну что, взять тебя?

— Чего? — Я отскочила на край и чуть не свалилась с кровати, он успел поймать меня за запястье.

— Ты так умоляла меня вечером устроить тебе ночь любви! — Не унимался он. — И где моя страстная девочка? Я хочу обещанного! — Он потянулся ко мне.

Я с криком соскочила с кровати.

— Псих что ли? Какая ночь любви!? — Я бросилась в ванную, меня затошнило. Фу! Фу! Фу!

Меня сопроводил звонкий хохот. Когда я вышла из ванной, более или менее причесанная, умывшаяся и свежая, биохимик разливал по чашкам кофе. Увидев его, я нырнула обратно в ванную. Мало ли!

— Да ладно, пошутил я! Какая трусиха! Я тебя вчера кое-как от себя отлепил, маленькая развратница!

Я вышла из ванной и плотнее запахнулась в халат. Уселась за стол и приняла чашку дымящегося кофе.

— Спасибо. И… извините за… за мое поведение. — Мне действительно было стыдно. Кусками мозг выдавал события вчерашнего вечера. Я ведь, о нет! Я могла действительно оказаться с ним в постели! Как хорошо, что в академии работают только высокоморальные люди.

— Да ладно! — Вполне искренне отмахнулся он. — Об этом никто не узнает. — Он даже подмигнул мне. Если…

Я подняла брови. Еще один шантажист нашёлся.

— Какой была бы реакция, если бы проснувшись, ты обнаружила рядом меня? У меня просто руки чесались так сделать, но я решил, что не стоит тебя так сильно нервировать.

— Я бы уже полдома разнесла, — подумав, сказала я, не в силах сдержать улыбку, — потом… лупила бы вас за проявленную неосмотрительность и ругала за решение воспользоваться моей беззащитностью.

— Ничего себе беззащитность! Ты на мне чуть клеймо когтями не оставила!

Мы немного посмеялись, разворачивая эту тему. Это странно, вот так общаться с преподавателем. Впрочем, теперь он не совсем препод. По крайней мере, для меня.

— А времени сколько? — Встрепенулась я.

— Около одиннадцати.

— А пары-то! — Я подскочила и стала бегать по квартире в поисках своих вещей. Разумов мне не мешал. Через пару минут, допив кофе, он поднялся со стула и, потянувшись, сказал:

— Мне вот только интересно, какие это у тебя пары в воскресенье утром? Нет, может, конечно, у вас с Золотухиным свои занятия… дополнительные! — Последнее слово было произнесено потрясающе пошлым тоном.

Я уже была наполовину собрана:

— А раньше никак нельзя было это сказать?

— Я пил кофе.

Я не выдержала и хлестанула его рукавом кофты. У меня будут болеть скуловые мышцы.

— Теперь я не удивляюсь, почему ты заинтересовала этого престарелого стоматолога, такую эмоциональную особу я еще не видал!

— Кто бы говорил! — Не сдержалась я.

— А теперь по-серьезному, что же все-таки случилось, и почему ты свои проблемы стала решать алкоголем, ведь взрослая девочка?

Я выдохнула, и, усевшись, на диван, все в подробностях ему рассказала. Это было так естественно, что я просто болтала все, что думала. Выслушав меня, Разумов только развел руками:

— Потрясающая наглость! Свою же собственную дочь. Кстати, он как ушел, так его всю ночь и не было.

— Что мне делать?

— То, что тебе кажется правильным. Ты приняла тяжелое решение. — Я цокнула языком и ответила, что любая на моем месте сделала бы так же. — Нет, не любая, Агата. Ты готова пожертвовать собой, а готов ли тот же Золотухин продать себя для твоего блага?

— Да… — не очень уверенно сказала я.

— У тебя еще есть время. Присмотрись, стоит ли твоя жертва такой платы.

Он объяснил, что имеет в виду. Не отговаривает меня спасать Мишу, просто просит поискать еще пути, выход есть из любой ситуации. От моего отъезда никому, кроме отца, лучше не станет. Вот и нужно попытаться найти решение. Я ведь уже взрослая девочка.


Глава 26. Заранее не прощаются


Слова Разумова заставили меня задуматься. А действительно, кто обрадуется моему отъезду? Мама будет скучать, она итак видит меня не чаще, чем по выходным, и то по своим, когда на работе можно чуть-чуть продохнуть от трупов. Подруги… вот уж не знаю, сколько продлится их тоска, спокойная Полина, может, даже немного поплакала бы со мной в честь отъезда, Белла — вообще без вариантов. Миша. Вот уж кого я не хочу оставлять, он стал частью моей жизни, даже оставаясь на расстоянии. И самое отвратительное — я уже начала к этому привыкать! Да что там, даже Разумов, думаю, будет скучать, над кем еще ему будет так сладко измываться?

Но ничего не поделаешь. Либо я выставляю всю эту историю на всеобщее обозрение, либо просто тихо уезжаю. Хочу попрощаться с Мишей и с академией. Она все-таки стала моим домом, несмотря на всю ерунду с учебным планом, сумасшедшие сроки сдачи и темпы учебы. Я прижилось, привыкла к странному медицинскому климату и юмору. И это все — заслуга стоматолога с кафедры нормальной анатомии человека.

Постепенно выяснилось, что билеты в Питер (я решила связать свою жизнь с Павловкой, раз уж на то пошло) отец взял на следующие выходные. Неделю я могла прощаться с академией. Я сидела подавленная, не зная, куда бросаться.

Главный корпус. Желтый, приветливый, новый. Турникеты, странные гардеробщицы со своими правилами, ларьки и буфеты. Большой холл, лекционки, актовый, кафедры. На четвертом этаже расположился Разумов, летающий по коридорам со скоростью супермена. На пятый этаж мне уже не попасть — до физиологии в этом вузе я не добралась, как и до фармы.

Два корпуса, которые встречают тебя после тряски в маршрутке. Один с подвалом, столовой и конференц-залом, там проходит биология. Начева с червями, спокойная латынь. А вот и мой морф корпус, любимый. Особенно кафедра на втором этаже, небольшая, с вечным отдаленным запахом формалина, студентами в наглухо застегнутых халатах и шапках. Кастрюли с органами по углам, с мозгами — в кабинете Миши. Я решила, что в субботу не поеду сюда, слишком больно будет остаться на анату, а потом на препаровку. Я не выдержу. Закончу академию физикой в пятницу. Как раз попрощаюсь с кураторшей. Бойкая тетка, классная, не стесняется выражать свои чувства, я бы, наверное, так не смогла. Мне будет не хватать ее непосредственности.

Во вторник я сидела на анатомии почти в слезах, старалась улыбаться, и еще более жадно разглядывала Мишу. Худенький, астеничный, со сведенными плечами, в белом халате и шапке стояком. Морщинки у глаз напоминают мне зрительную лучистость в мозге, губы, изгибающиеся в усмешке, и, конечно же, его потрясающей красоты и живости глаза. В них он весь. Голос сводил меня с ума. Я сжала руку в кулак, и облизнула губы. Вот и все. Беллка написала смску.

«Твой отец рассказал мне о твоем отъезде. Тебе надоела академия?»

«Да. Дыра».

«А как же Золотко?» — Я чуть не застонала. Она не понимает, что еще секунда, и я с криками брошусь ему на шею и зацелую.

«Окислилось».

«По-моему, ты не по своей воле едешь».

«С чего ты взяла?»

«А чего такая, словно тебя скоро на эшафот поведут? Он это устроил, я уверена».

«Гениально!»

«Я ушла от него, он козел», — Я бросила на подругу удивленный взгляд. Неужели? Жаль мать не наставила ему рога.

«Я вообще не понимаю, как ты могла с ним встречаться! Это же фу фу фу!»

«Фу фу фу — это секс с Золотухиным!»

«Это — да да да!»

Белла сделала вид, что ее стошнило в лоток с мозгами.

— Белла Викторовна, что такое? Не нравится? А вот идите и покажите нам проекционный центр зрения!

Она фыркнула и вышла. Ответила на «три» с трудом. И то, потому что слушала, что я показывала перед парой. После нее Миша подозвал меня к себе.

— Ты сегодня хуже медузы. Что там было в субботу?

Я постаралась как можно небрежнее отмахнуться.

— Я звонил, ты была недоступна.

— Мы решали семейные проблемы. — Спокойно ответила я, в кармане сжимая кулаки от боли в сердце.

— Решили.

— Вполне.

— Я принес твои вещи. Они у меня в кабинете. — Как-то грустно сказал Миша. — Без тебя дома стало слишком тихо…

Я не выдержала и обняла его, поднявшись на носочки. Завтра ни шагу на кафедру анатомии! Даже если в туалет захочется, схожу в мужской на гисту. Я не смогу его отпустить, просто сил не хватит. Снова напросились слезы, я уткнулась носом в его плечо. Его руки с готовностью гладили меня по спине. Он чувствовал, что что-то происходит, а как без этого? Просто не спрашивал, прекрасно знал, что я не отвечу. Я просто физически не смогу это озвучить, а если смогу, все рухнет тут же. Я уже никуда не поеду. Его жизнь никогда не развалится. Не из-за меня. Я итак внесла в нее слишком много сумбура. Мне ужасно захотелось сказать ему все то, что было на душе. Я немного отодвинулась и заглянула в его глаза. Он жалел меня, он боялся за меня, на лбу морщины стали глубже.

— Это были лучшие полгода в моей жизни. Ты сделал их такими, ты вернул меня к жизни, как спящую красавицу. — Я уже не могла справиться со слезами. Голос стал тише, прерывался. — Я никогда… не чувствовала себя такой счастливой…

Я стерла слезы ладонью, Миша осторожно провел пальцами по моей щеке.

— Я с тобой стал мальчишкой. — Ответил он. — Глупости постоянно делаю.

— Я так тебя люблю! Я смирилась с положением дочери!

Я опять оказалась в его объятиях.

— Ты всегда будешь для меня, как дочка! Мой дом — твой дом. И… — мы опять посмотрели друг на друга. — Что бы тебя так не расстроило, знай, я всегда буду с тобой, если ты этого захочешь. — Его рука осторожно легла на мою грудь, отыскивая часто бьющееся сердце, я сжала ее своими холодными ладошками.

Я отрывала от себя кусок плоти. Со всем: мышцами, сосудами и нервами. Когда-нибудь эта дыра зарубцуется, но пока она будет причинять мне боль. Я не смогу спокойно жить. Мы стояли и просто смотрели друг на друга, по моим щекам текли слезы, капая на халат, смазалась тушь, я крепко сжимала его руку. Миша грустно смотрел на меня, он не мог мне помочь, и это сильно его терзало. Подходило время. Я попросила забрать вещи. Мы вышли из кабинета за руки и чуть не сбили Кравчук.

— Михал Иваныч, ой… извините!

— Минутку, Елена Игоревна.

Она бросила на меня быстрый взгляд, но тут же отвела его. Я удивилась: она не пыталась узнать, что происходит. Насколько человек уважает жизни других. Забрав сумку, я еще раз обняла Мишу.

— Золотой. Ты действительно золотой!

— А ты действительно Агат. — Я слегка улыбнулась и одним взглядом спросила почему. — Камень яркий, везде видно, среди всех.

Я попрощалась с ним. Никогда не забуду момент, когда моя ладошка выскальзывала из его, я переступала порог кабинета. В глазах тут же потемнело. Сумка оттянула руку. Я постаралась спокойно дойти до выхода с кафедры и только там завалилась на стенку. Нет! Истерика подступила слишком быстро. Я ревела прямо сидя на лестнице. Ко мне подходили, но я только качала головой. Угроза повисла, когда с кафедры вышел Наумыч, вот тогда я поспешила улинять. Мало ли, что придет в его седую, почти лысую голову?

Начева разрешила мне войти без вопросов. Видок у меня был явно не сахарный. На вопросы я отвечала, что переработала с формалином, а от него глаза слезятся.

До остановки меня провожали Белла с Полиной. Мне было все равно, что происходит вокруг.

— Агат, ты ему все рассказала? Он тебя отправил в больничку лечиться?

— Типа того. — Решив не спорить и не придумывать, ответила я.

— Бедная девочка! Ну, пойми, он уже дедок! Того и гляди на пенсии дома будет телевизор смотреть да носки штопать. А ты молодая и красивая.

И безнадежно влюбленная в самого потрясающего препода академии. И моя любовь оказалась разрушительной для меня самой. Это уже чересчур.

Домой завалилась никакующая. В среду на парах не была. Хотя лекцию Кравчук пропускать было обидно. Она понимающая, мягкая и справедливая. Всегда верит в своих студентов, даже в самых бестолковых. В четверг лекция по биохимии, на нее я пришла. Подруги с жалостью на меня смотрели, я заранее предупредила их — слово, и я не посмотрю, что они девочки. Разумов как всегда оживленно рассказывал всякие смешные вещи. Да еще я не выдержала и вклинилась в лекцию. Кто меня за язык тянул.

— Стимул для работы нужен всем! — Рассуждал биохимик. — Кому-то кнут, кому-то пряник!

— Не всегда!

— А у тебя какой стимул? — А то он не знал этого.

— Не скажу.

— Среди молекул тоже есть извращенцы! — Пожал плечами БХ и продолжил лекцию.

Мои подруги валялись со смеху, даже я засмеялась. Это было так потрясающе, так обычно и банально. А что? Разумов опять хохотал надо мной, прекрасно зная мою страсть к анатому.

В пятницу на паре он тоже не забыл сделать свою обычную гадость — спросить меня и посмеяться. Что ж, это мой последний день в академии. На перерыве он тихо, чтобы никто не слышал, попросил меня пойти с ним. Как и в случае с Мишей, это все было законспирировано. Мы зашли к нему в кабинет, он как всегда был завален книгами. БХ стал рыться в своих стопках.

— А вот! Я недавно купил новый учебник, мне он понравился, понятный и яркий, вы, девочки, такое любите. Не знаю, как вы будете изучить биохимию там, но это должно тебе облегчить процесс восприятия.

Он протянул мне желто-бордовую книгу формата А4. Я взяла ее в руки и открыла, действительно, красочная и яркая.

— Нет, что вы! Ну, зачем?

— Затем! Твоего мнения, уж извини, спрашивать не буду. На память. — Он усмехнулся. — Скучно без тебя будет, Соколова.

— Спасибо. И как мне расплатиться за учебник?

— Не надо цветов, возьму натурой! — Отозвался Разумов. — Чтобы училась хорошо! — Погрозил он мне.

Меня эта ситуация как-то растрогала. Я улыбалась, пока биохимик рассказывал мне о важности базы в меде. Не выдержала и обняла его за шею свободной рукой. Он удивился и по-отцовски погладил меня по спине.

— Я буду скучать. Кто будет выносить мне мозг?

— Найдутся люди.

Смешной он все-таки, невысокий, похож на медвежонка, с забавными ушами, кругами под глазами и быстрым взглядом, таким подкалывающим и одновременно нежным и ободряющим.

Книжка действительно оказалась потрясающей. Я поняла это дома, пролистав ее по темам и рассмотрев кучу иллюстраций. Вокруг меня стоял бардак. На кровати, застеленной стеганным детским одеялом, лежал открытый чемодан, на половину заполненный вещами. Я разбирала свои конспекты, пытаясь понять, что мне пригодится, а что можно не брать. Завтра весь день проведу лежа, буду смотреть в потолок и думать о своих ошибках. Больше никогда не подойду к преподу ближе, чем на расстояние вытянутой руки. А то еще опять влюблюсь и наживу себе проблем. Вещи тоже вывалены, платья, джинсы, никогда не думала, что у меня столько тряпья. Сейчас, не задумываясь, променяла бы его на возможность побыть здесь еще недельку.

Устав от сборов, я вышла из комнаты и немного пошаталась по дому. На диване я любила учить уроки, думая о Мише. Тут же я ругалась с биохимиком. Я подошла к фортепиано и провела пальцами по его клавишам, они загудели в ответ. А почему бы и нет? Настроение как раз в тему. Я уселась, и пальцы послушно запрыгали по клавишам. Первой в голову пришла песня, которую я уже давно не вспоминала. Она была у меня в плейлисте, но я слушала ее редко. Грустная, со стуком сердца. Я запела, чтобы он остался со мной, не оставлял меня, что я строила свой мир вокруг него, и теперь у меня не получится жить одной. Я стою с твоей фотографией в руках и прошу тебя остаться. Эта история в моей голове — история разбитого сердца. Я стою в темноте и жду…

Пока я пела во весь голос, мне было не так больно, я выпускала свою боль наружу, она была рядом, но не во мне. Стоило песне закончиться, как она со звоном пронзила грудину и ворвалась обратно в сердце.

— Браво! — Я вздрогнула. В дверях стояла мама с тряпкой в руках. Вот уж что в этом доме нельзя увидеть. — Всегда восхищалась твоим голосом. А в детстве ты не любила петь, упиралась, когда отец заставлял тебя заниматься.

— Я и сейчас упираюсь, если он заставляет меня чем-нибудь заниматься. Ты дома?

— У меня отпуск. — Я растерянно смотрела на нее. — Я ведь говорила… ты могла и не услышать, в таком-то состоянии.

— Что ты делаешь? — Мама подошла ко мне, я опустила крышку на клавиши, и она чуть присела на нее.

— Пытаюсь мыть окно. Но, видимо, это мне дается хуже, чем допросы. — Она провела рукой по моей щеке. — Бедная моя девочка… ты ведь просто любишь…

Я с непониманием и изумлением на нее посмотрела.

— Не думай, что я ничего не знаю. Порой я вижу, что происходит в доме. Да и отец рассказывает. Хотя из его уст не все правда.

— И тебе не удивляет мой… выбор? — Осторожно заинтересовалась я.

— Удивляет, конечно, хотя судя по тому, как Леня его костерит, он потрясающий человек.

— Это точно! — Я принялась рассказывать, уже совершенно не стесняясь, маме можно знать, что я чувствую, чего я хотела, и что у меня получилось или нет. Она не перебивала, только улыбалась и качала головой местами.

— Он самый необыкновенный из всех, о ком я слышала. А опыт у меня не маленький, можешь поверить. Такой моральный. А ты… вся в отца! Вот скажи, ты действительно собираешься уехать?

— А что мне делать? Он погубит мишину жизнь!

Мама отмахнулась, слегка сморщив лицо.

— Он и мою маму так выжил, когда они перестали сходиться во взглядах, а потом пригрозил ей своими связями, она была вынуждена оставить меня, отказаться и уехать.

— Я знаю, Агат.

Я сжала свой камень. Это она мне оставила. Мой талисман. Галя — не моя биологическая мать, ее последний раз я видела года в три. Потом появилась Галя. Отец долго ее завоевывал, даже не знаю, как она поддалась. Впрочем, Соколов умеет быть обаятельным, когда хочет. Она стала мне родным человеком, помогала не свихнуться в этой психушке отцовского тиранства.

— Но она могла бы побороться. За тех, кого мы любим, стоит бороться.

— Я так и делаю. Я оберегаю его.

— Если ты уедешь, ему будет плохо. — Резонно сказала мама.

— Но…

— Послушай. Что он хочет сделать? Отнести в ректорат твои наброски? Ты помнишь его положение? Это будет скандал, а скандал твоему отцу может быть и не полезен. Конечно, можно обвинить академию, однако я сомневаюсь, что она не будет защищать своего преподавателя, тем более заведующего кафедрой, тем более невиновного. Да и что собственно случилось? Ты совершеннолетняя, вы не в школе. Я думаю, он тебя просто пугает.

— А если он скажет Лере?

— И кому Лера поверит больше? Мужу, с которым живет столько лет и который для нее идеальный, или какому-то незнакомому дядьке?

Я совершенно растерялась. Мама никогда не вмешивалась в его дела. Она занималась своими, а отец мирно строил планы мирового господства прямо у нее под боком. Хотя раньше все не было так серьезно. Меня не пытались отправить в другой город прицельным пинком. Она изменилась, взгляд стал уверенным, как на допросах, осанка гордой. Львица, королева следственного комитета.

— Я, наверное, не должна одобрять твоего увлечения. Однако твой… дядя Миша проделал столько тяжелейшей воспитательной работы, на которую твой отец постоянно плевал, а я не находила времени. Тебе нужен такой человек, который сможет тебя поддержать. Соколов не лучший отец.

— Зачем ты вышла за него?

— Да кто б его знал! Это так давно было, влюбилась.

— Что ты мне предлагаешь? — Уже более деловито спросила я, чувствуя, как ослабевает петля на шее.

— Остаться. В очередной раз сделать по-своему. Только на этот раз ты будешь не одна. Я буду с тобой. А, если Соколова сорвет с катушек слишком сильно, на нашей стороне будет весь следственный комитет и еще десяток силовых структур.

Я неожиданно засмеялась. Это было так странно. Она издевалась! Не может же так просто и быстро измениться ситуация. Я остаюсь? Дома? Рядом с Мишей, подругами и академией? Конечно, нет. Вот отец узнает…

— А чего ты еще здесь? У тебя пар, что ли завтра нет?

— Есть…

— Ну, так иди, учи! А то твой дядя Миша будет недоволен.

Я резко кинулась в объятия мамы. Она прижала меня к себе.

— Давно нужно было так сделать.

— Я люблю тебя! — Она повторила мои слова. Камень с сердца свалился в район кишок.


Глава 27. Поднятый занавес


У меня тряслись колени, когда я вернулась в комнату. Я закрыла лицо руками, беспорядочно улыбаясь. Мне словно отменили смертную казнь. Трезвые мысли, говорившие мне о надвигающихся проблемах, отметались на задворки сознания. Я не хотела обращать на них внимание, и весь день проучила гистологию с анатомией. Все так зыбко и опасно, я могу столько всего разрушить из-за минутной слабости. Мне вспомнилось мамино лицо. Я крепко сжала свой камень, висящий на шее. Я буду бороться! За свое счастье, за спокойствие Миши. Здесь уж мне не будет равных.

Еще никогда час трясучки в маршрутке не был для меня таким счастьем, никогда я так не радовалась альбому и карандашам на гисте, милой Алевтине с ее добрыми, почти материнскими, улыбками. И, конечно же, моему Мише…

Увидев его в коридоре, я, совершенно не стесняясь, бросилась ему на шею. Он выглядел настолько удивленным и в то же время счастливым, что ответил лишь спустя несколько секунд.

— Агаточка, не на глазах у всех ведь! — Он ласково отстранил меня. Сколько спокойствия и радости в его ярких глазах, полных света. — Ты сегодня не узнаваема. Все разрешилось?

— Не знаю, насколько разрешилось. Если что…

— Можешь на меня рассчитывать. — Просто сказал Миша, глядя на часы и подталкивая меня к аудитории.

Полушария головного мозга ждали нас. Миша вызвал мою одногруппницу и попросил показать несколько борозд. Поставив ей заслуженную двойку, он отправил девушку на место. Я заволновалась. Она ведь что-то показывала.

— Так… Соколова Агата Леонидовна!

— Во блин! — Не стесняясь, выдала я. Миша спрашивал меня лишь однажды, в начале семестра. Можете представить, как я удивилась.

Я поднялась и, щелкая каблуками по деревянному полу, подошла к препаратам. Миша попросил показать центральную борозду, далее пошли другие вопросы. Я отвечала. Он все это говорил во вторник. Какой бы я не была, я слышала его голос и воспринимала информацию. Хотя на анате я делала сразу две вещи — старалась понять строение ЦНС и мечтала оказаться с ним наедине. А там уже мое воображение улетало фениксом. Почему фениксом? Миша каждый раз сжигал мою надежу своим мамонтовым спокойствием, а я возрождала ее из пепла. Я осознавала его другом, но как любая девушка надеялась, когда-нибудь он не сдержится, и мы станем ближе. Когда это будет, он будет нянчить правнуков… или моих собственных детей.

— Правильно! Молодец! — Миша ярко мне улыбнулся.

Я ответила такой же яркой улыбкой и осталась стоять рядом. Мне можно было находиться около него на опросе, заглядывать в журнал, задавать глупые вопросы, за которые остальных уже давно бы записали в хронические двоечники, и залетать в кабинет со всякими делами и просьбами. А еще, как оказалось, я отвечала за присутствие Миши на кафедре и за его хорошее настроение. После половины пары ко мне подошла Белла и выдала потрясающую вещь. Ее спросили следующей.

— Покажите теменную долю. — Подождав, пока Беллка помашет рукой над мозгом, Миша покачал головой. — А чего вы всей пятерней машете?

Опрос дался тяжело обоим. Он уже перешел на ты, повысил голос, умоляя Беллу не перескакивать с борозды на борозду — «не лезть через забор». С огромными глазами он влепил ей тройку, утверждая, что это огромный аванс и что Белле надо бы сходить к неврологу, а то у нее много непроизвольных движений. Подруга заверила, что обязательно сходит. А вот что выдала Белла:

— Агат, ну ты бы его хоть удовлетворила перед парой! А то он злой такой!

— Я не могу сейчас! — Она посмотрела на меня как на дурочку.

— У тебя, что рта нет?

— Иди ты, Белл!

Она улыбнулась и увернулась от моего косого удара. Потом она повисла у меня на локте и начала допрос, чего я такая счастливая, не изменил ли дядя Миша своего мнения и не предложил ли мне сдать коллоквиум под столом или даже роль штатной любовницы. Я не тратила силы на ее переубеждение. Смысл? Она все равно продолжит выдавать потрясающие мысли, я имею отличную возможность посмеяться.

Вторая половина пары прошла под темой «Базальные ядра».

— Скорлупа, putamen, мальчики не путать на экзаменах с похожим словом.

Мы немного похихикали, после общего рассказа, Миша показал нам все на препаратах:

— Вот хвостатое ядро, на сперматозоида похоже. Видели сперматозоида? — Мы закивали. — Это его головка, а на срезанной части тело и хвост.

Мне нравились его аналогии, я запоминала материал быстро и без проблем. Особенно, когда жила у него дома. Мама успела мне высказать свое мнение об уходе, но когда я поделилась своими впечатлениями как-то поугасла. Она хотела, чтобы я была счастлива, но не влипала в истории. После рассказа о мишиной проверке она и вовсе успокоилась. Я теперь взрослая. Умею сдерживать свои телесные желания в пределах мозга.

После пары осталась любимая препаровка. Мы уже хорошо расковыряли голову, Миша обещал принести нам голени. Мы бы чистили их от фасций и разделяли пучки.

— Вам точно нравится?

— Не нравится, не сидели бы. — Честно ответил Фима, склонившийся над скоплением сосудов и вычищая между ними жировую клетчатку.

Миша хитро улыбнулся мне и ушел к себе. Его кабинет сейчас походил на теплицу. У окна стол занимала рассада в пластиковых стаканчиках. Увидев этот домашний мини-садик в первый раз, я ухохоталась, чуть не столкнув один из черепов золотухинской коллекции.

— У тебя дача есть?

— Да. Летом съездим, будешь помогать сажать.

— Издеваешься? — Миша развел руками. Он был настроен вполне серьезно. Очень эротично кверху мускулюс глютеус в грядках копаться.

Мы осторожно распарывали фасции, очищали пространство, наслаждались разговорами и смеялись над всякими мелочами. Фима тоже не удерживался и подкалывал по поводу моей страсти к анатому. Что ж, сейчас она поутихла, энергию я направляла на учебу и противостояние отцу.

Стоило мне подумать об отце, как меня что-то укололо в грудь. Кулон царапнул! Надо зачистить застежку. Мне вдруг стало не по себе. Ох, устроит он мне дома коллекцию проблем. Я выдохнула и попыталась унять сердце. Оно волновалось. Я ведь даже не за себя боюсь, а за Мишу. Я чуть успокоилась, сосредоточившись на мелкой работе. Мы сидели около часа, разгребаясь.

В коридоре послышался шум. Я мгновенно навострила уши:

— Что там происходит?

Фима тоже обернулся.

— Не знаю. — Я встала, он меня притормозил. — Да куда ты, наверное, к Михаилу Ивановичу.

Мне было так волнительно, что аж пошатывало, я была уверена, что это имеет отношение ко мне. Я обошла стол и, не снимая перчаток, выбежала в коридор. Почти в тот же момент из кабинета вышел удивленный шумом Миша. Картина была презабавной. Мой отец, разгоряченный предстоящим скандалом, с горящими как у дьявола глазами. Я непроизвольно сделала шаг назад и уцепилась за рукав Мишиного халата. Напротив отца стояла растерянная Кравчук уже без шапочки и халата. Несмотря на всю свою женственность и хрупкость (она доставала отцу до плеча), она не пускала его к мишиному кабинету.

— Что вам нужно, Леонид Тимофеевич? Вы какой-то нервный!

— Поговорить мне нужно с одним… — увидев нас, он насладился предстоящим триумфом. — А вот и они! Сладкая парочка!

— Что вы говорите? Это наш зав кафедры, Михаил Иванович Золотухин, выдающийся человек.

— И коварный змей!

Совершенно удивленная, Елена Игоревна крутила головой, пытаясь одновременно видеть отца, меня, вцепившуюся в руку Миши, и его самого. Я сжала губы, побледнела. Мне стало холодно.

— Вы что такое говорите? — Тихо спросила она.

Я сделала шаг вперед, Миша опередил меня и попытался задвинуть себе за спину, куда уж там.

— Я сама разберусь! — Проворчала я, почти срываясь на рык. Мне хотелось кинуться на отца и перекусить ему сонную артерию.

— Не лезь, мы давно должны поговорить. Леонид Тимофеевич, уверяя вас, ваши подозрения совершенно беспочвенны…

— Что здесь происходит? — Не выдержала Елена Игоревна.

— Ваш хваленый зав кафедры спит со студентками. — Отец сложил руки на груди и взглядом победителя и прокурора посмотрел на Мишу. Я даже удивилась, Миша выпрямился, становясь на голову выше. Обычно я доставала ему до носа, а теперь вряд ли до подбородка достану. Он был спокоен, хотя дыхание участилось.

— Ни с кем он не спит! — Прикрикнула я. Из кабинета показалась голова Фимы. — Скрылся! — Испугавшись моего тона и горящего взгляда, мальчик исчез в кабинете. — Ты все не угомонишься?

— Тебя ждет завтра самолет. А этот… индивидуум свое получит!

— Леонид Тимофеевич, вы перегибаете палку, для таких обвинений нужны весомые основания. Я Михаила Ивановича не один год знаю.

— Есть у меня дневники вот этой вот девочки, где она пишет, как она сдавала коллоквиумы по анатомии, подробно и очень красочно.

— Тебе не приходило в голову, что это мои фантазии? Миша никогда себе такого не позволит!

В коридоре появилась еще одна женщина, она тоже была анатомшей на кафедре — полная, со светлыми короткими волосами, в очках. Она подошла, желая спросить, что происходит, но не стала влезать в мои крики. Я почти переходила на визг. Я даже сделала шаг вперед, если бы Миша не удержал меня за локоть, я бы бросилась на него, прямо здесь.

— Агата! — Он зажмурился, пройдясь рукой по переносице. — Я к вашей дочери отношусь очень хорошо, она мне самому как дочь. Не более.

— А что здесь роман с кровавыми разборками? — Услышала я тихий вопрос новоприбывшей.

— Да, именно так! Пытаюсь припереть к стене старого болтуна!

— Не смей! Ты мне никогда не был отцом, им стал Миша! — Я попыталась вырваться, Миша перехватил меня поперек живота, я чувствовала, как его потряхивает.

— Миша?

— Вот видите! Вы человек тихий, со своими тараканами в голове, сидите в кабинете за железными дверями и совращаете девочек, таких же глупых, как Агата? А жена-то ваша знает?

Хватка ослабла. Миша побледнел, потом по лицу поползли красные пятна, я помахала рукой перед его глазами.

— Лера знакома с Агатой, не волнуйтесь об этом. Вы неправильно понимаете ситуацию.

— Так еще и ректорат узнает! У меня есть многое, что их заинтересует.

На его луб выступили капли пота, он пытался зацепиться за ворот рубашки и делал глубокие вдохи.

— Нет, конечно, это неправильно, субординация должна быть, но вы действительно не можете выдвигать такие обвинения!

— Мы всей кафедрой за него встанем, если понадобится. — Кравчук шагнула вперед, она выглядела решительно. Я восхитилась ее смелостью. — Вы мне казались здравомыслящим человеком, а сейчас я не узнаю вас. Это же Михаил Иванович! Какие ему студентки?

— Миша? Что с тобой? — Он попытался улыбнуться, но не смог.

Его рука метнулась к левой части груди и сжала ее.

— Гнать таких надо!

— Леонид Тимофеевич! Не преувеличивайте!

— Помогите! — Закричала я, когда Миша облокотился на стену всем весом и стал сползать вниз. — Ему плохо!

Анатомши бросились мне на помощь. Они быстро окружили Мишу и стали что-то делать. Одна расстегивала халат и верх рубашки, вторая считала пульс и трогала покрытый бусинами пота лоб.

— Давление повышенное. Звони в скорую! — Кивнула мне Елена Игоревна. Я быстро достала телефон и дрожащим голосом стала описывать произошедшее. — Леонид Тимофеевич, выйдите с кафедры!

— Вы что… — отец хотел пригрозить.

— Покиньте кафедру! А то я вызову полицию и заявлю о произошедшем!

Отец замер от удивления. Такого отпора от Кравчук он не ждал. Пнув со злости пол и пообещав найти управу на всю кафедру, он вышел. Елена Игоревна тут же попросила меня помочь им. Мы втащили Мишу в кабинет. Он был нетяжелым. Астеническое телосложение давало о себе знать. Мы посадили его на диван, я махала журналом.

— Окно открой!

— Хорошо. — Я бросилась к окну и чуть не отломила ручку.

— Рассада… — кое-как прошептал Миша.

— Какая рассада? Вы о себе подумайте! Агата, ищи тонометр и таблетки для снижения давления.

Я кивнула и стала рыться в мишиных ящиках. Вскоре нашелся тонометр. Таблеток не оказалось, он до сегодняшнего дня проблем с ним не имел. Скорая как всегда ехала со скоростью черепахи, нагруженной фургончиком с мороженным, к которому постоянно подбегали дети. Миша полулежал с прикрытыми глазами. Дыхание его было частым и хриплым, анатомши накрыли его серым халатом. Он мерз.

Я ходила из угла в угол, то и дело, подходя к нему и смотря на его изнеможенное лицо. Меня трясло, я не могла успокоиться.

— Пойдем в коридор, Евгения Олеговна с ним побудет. — Блондинка махнула нам рукой.

Мы вышли, стоило двери закрыться, как я хлопнула себя ладонями по лицу. В коридоре вновь появился Фима.

— Идите домой. — Сказала ему Кравчук спокойно.

— Я все убрал. — Он положил руку мне на плечо. — Держись. До свидания.

Елена Игоревна попрощалась в ответ и подождала, пока он уйдет с кафедры. Я плакала. В очередной раз, просто не могла остановиться. Меня всегда кидало в эмоциях. То смех, то плач. Вот и теперь.

— Это моя вина!

— Девочка, ну что ты так!

— Отец обещал устроить расправу, если я добровольно не брошу академию. Я не послушалась, это из-за меня Миша теперь…

— А теперь скажи честно, что происходит? Что у вас за отношения?

Я посмотрела в ее спокойное лицо, она была серьезна и хотела получить четкий ответ. А мне внезапно захотелось ударить ее, она несколько минут назад была готова силой выгнать отца за его обвинения, а теперь сама не верит в невиновность Миши?

— Вы не верите мне?

— Верю. Я просто не могу понять, почему ты зовешь его по имени, почему так переживаешь. Причина наверняка есть.

— Есть. — Подтвердила я. — Я не хочу об этом говорить. Миша… Михаил Иванович считает меня дочерью. Этого достаточно? — Вызывающе спросила я.

— Извини, если я тебя обидела. Просто у нас такое в первый раз на кафедре. Последний скандал был со времен свадьбы на кафедре гистологии…

— Уверяю вас, свадьбы не предвидится.

Она присела рядом со мной на корточки и ободряюще погладила по плечу, чуть улыбнулась, такой теплой материнской улыбкой, что я поняла: моя рука не поднимется. Она самое нежное создание в мире.

— Он словно ожил в последнее время. Мы все гадали, а оказалось, он просто нашел достойную студентку.

— Вы, правда, защитите его перед ректором?

— Надеюсь, что до этого не дойдет. — Задумчиво сказала Елена Игоревна. — Держись.

Я кивнула. В этот момент на кафедре появились двое в синей униформе с чемоданчиком. Увидев сидящую на полу меня, врачи озадаченно переглянулись. Поняв их изумление, я поднялась на ноги. Быстро сориентировавшаяся Кравчук повела их в мишин кабинет. Я стояла в дверях, смотря, как они меряют давление и что-то вкалывают ему.

— У вас давление повышенное часто? — Миша покачал головой. — Теперь будет. — Нерадостно заверил врач. — Надо госпитализировать.

— Что с ним? — Я загородила выход.

— Вероятно, гипертонический криз. В клинике точно скажем. Вы внучка?

— Типа того. — Ответила я.

Кравчук не дала мне поехать с ними в больницу, она отправила меня домой почти насильно, пообещав, что я все узнаю, но потом. А сейчас мне нужно домой. Лере она сообщит сама. А вот Кате стоит позвонить, что мне и поручалось. Надеюсь, хоть она меня с собой возьмет. Катя оказалась на дежурстве, и трубку брать не планировала.

— Вот и дозванивайся!

Пока Мишу осторожно грузили в машину, я была рядом.

— Агата! — Тихо сказал он. Я взяла его за руку, он попытался улыбнуться.

— Не надо! Прости меня, это я виновата. Я… впрочем, сейчас это неважно. Я тебе потом расскажу. — Я не выдержала и провела ладонью по его лицу. Он прикрыл глаза.

Когда двери закрылись, я услышала разговор врача и Кравчук.

— Это опасно, смертность высокая.

Тут уже сердце прихватило у меня. Я останусь без Миши. В глазах потемнело.

— Агата! — Они бросились ко мне. Я отшатнулась.

— Не подходите! — Слезы вновь подбирались к глазам. Вот почему они не хотят, чтобы я ехала. Это может быть его последний день, а я виновата во всем я. Я повернулась и поспешила скрыться. В этой машине уезжает моя жизнь. И не факт, что она останется со мной. Я остановилась, обернулась, посмотрела вслед. Если что-то случится… я не прощу себе этого.


Глава 28. Цена любви


Домой я почти ползла. Последняя неделя готовила меня к приближающемуся инфаркту. Глядишь, и я лягу рядом с Мишей. Они родились с разницей в пятьдесят лет и умерли в один день — сердца не выдержали жестоко мира. Я нисколько не удивилась, когда, открыв дверь, услышала крики на весь дом. О, опять ругаются. Значит, отец не впечатлялся мишиным падением, ему мало. Я сжала кулаки, прикидывая, как ударить больнее, физически или морально. Однако, зайдя, домой, я поняла — тут и без меня неплохо справляются.

— Ты меня в могилу сведешь, Соколов! Что ты творишь?! Пойми уже: она все равно сделает по-своему!

— Я тоже! Вот и посмотрим, кто умнее!

Мама схватилась руками за голову. Она была против насилия, но я видела, как чешутся у нее руки, вмазать отцу с разворота в челюсть.

— Хоть раз подумай, что лучше для нее!

— Я об этом и…

— Нет, — резко и громко перебила спокойная и тактичная обычно мама, — ты думаешь только о себе, ты считаешь, что лучше знаешь ее чувства…

— Так вот я тебя разочарую: ни фига! — Влезла я. Если в мишины разговоры я предпочитала не влезать (уже смешно, не правда ли?), то здесь имела полное право поучаствовать в семейной кровавой резне бензопилой. — Мне не пять лет, ты больше не будешь указывать, играть ли мне на фортепиано или рисовать пейзажи. Хочешь попытаться испортить мне жизнь? Давай! Я столько вытерпела от тебя в свое время, что теперь все твои выходки кажутся мне просто ветерком в спину. — Отец почти рычал в ответ на мое обвинение. — Расскажи маме, как ты довел Мишу!

— Да я знаю! Посадить бы тебя, Соколов…

Он усмехнулся:

— Галечка, ты не хуже меня знаешь, в данной ситуации нет умысла и мотива. У тебя нет оснований.

— Я уважаю закон. Но будь я такой же, как ты, я бы нашла любую мелочь и зацепилась за нее, чтобы ты сел!

— Собственного мужа? — Поднял брови отец.

— Ах да! — Она скрутила с пальца плохо поддающееся кольцо и бросила его под ноги Соколову. — Иди ты к черту!

Это произвело на отца огромное впечатление. Он замер, в комнате повисла тишина. Мне казалось, сейчас лопнут мои барабанные перепонки, настолько она давила и мучала.

— Женщины! Глупые и наивные! — Прошипел он.

— Катись отсюда!

— Это моя квартира.

— Это — совместно нажитое имущество, а у меня ребенок на руках! — Мама дернула меня за руку к себе, чуть не вырвав плечевую кость из сустава.

Бросив на нас яростный взгляд, отец выдал несколько непечатных фраз, плюнул и, хлопнув дверью, ушел. Мы остались вдвоем в квартире. Мама учащенно дышала и смотрела в пустоту, она, казалось, не осознавала, что только что выгнала из дома мужа.

Она вдруг тихо и грустно хихикнула и упала в кресло, закрыв лицо руками. Я быстро сбегала на кухню и налила матери воды.

— Спасибо. Представь себе, я его выставила!

— Да я бы тебе за это премию мира присудила!

— Что мы делать будем? — Я растерянно пожала плечами. Мама начала рассуждать. — Попрошу своих понаблюдать за ним. Мы сейчас такую компостную кучу раскопали… и кому она мешала?

— Как минимум, мне, тебе и Мише! А там еще целый список!

Она успокаивала меня, а я — ее. Мы пили чай с жасмином и пытались прийти в себя. День был слишком тяжелым. Немного придя в себя, я поднялась наверх и стала звонить Кате. Она взяла трубку после второго гудка, голос был усталым. Я попыталась обрисовать ситуацию.

— Я знаю. Мне позвонили из больницы. — Я спросила, как он. — Спит. Врачи разводят руками. Вроде бы угрозы жизни нет. Но я не верю этим докторюшкам, сама хочу посмотреть.

— Я бы напугалась осмотра судмедэкспертом.

Катя усмехнулась. Ей моя шутка пришлась по вкусу. Мне хотелось извиниться, в конце концов, виновата была я. Однако, судя по отношению Кати ко мне, она не знала о случившемся в подробностях, а Кравчук рассказывать не торопилась, за что я была ей благодарна. Мне нужно было время, чтобы все обдумать. Теперь я обязана защищать эту семью. Я была их проблемой, а стану ангелом-хранителем. Вот только со своими проблемами разберусь. Интересно, где сейчас эта проблема городского масштаба?

Разговор с Катей заставил меня успокоиться, она просила меня не волноваться. Я напрашивалась в больницу, она обещала взять меня с собой. Папе, мол, нельзя беспокоиться, а я — слишком яркое пятно. Интересно, что она имела в виду под этим?.. Мне казалось, Катя знает больше, чем мы с Мишей думаем. От нее-то явно не укрылось мое чувство. А ведь я ей в дочки гожусь!

Я заснула над учебниками. Рядом лежал телефон. Разбудил меня резкий стук дверей внизу. Вздрогнув, я подскочила и понеслась вниз. Что там происходит?!

Мама бегала по квартире в плаще, шарф болтался на шее, она что-то искала. Увидев меня, взъерошенную и удивленную (скоро это станет моим обычным видом), она остановилась.

— Сотовый не могу найти! Меня вызывают в комитет!

— У тебя же отпуск! — Мама продолжила поиски, она смотрела под диванными подушками. Я увидела ее мобильник на тумбочке и протянула.

— Спасибо. Позвонил Костя, — это опер, — сказал, дело меня касается, он был взволнованным.

— У вас со спокойным тоном и не звонят.

Поцеловав меня, она выбежала из дома. Я глянула на часы. Два ночи. Шикарно. Я не спала, ходила из угла в угол. Стрелка двигалась к утру, опускалась вниз. Я волновалась и накручивала себе всевозможные неприятности. А, если он успел в ректорат, и теперь мама разбирается с совращением? Хотя какое совращение? Я совершеннолетняя! И все-таки, мало ли в чем отец обвинил Мишу: изнасилование, домогательство, вымогательство. Где же она?!

Я вертела в руках свой мобильник. Кому бы мне позвонить? Надо успокоиться. Набрала номер Беллы, не отвечает. Опять, наверное, зависла где-нибудь в клубе и не слышит. Палец сам перескочил на номер БХ. Сама не знаю, чего я вздумала ему позвонить. Сонный голос что-то промычал в трубку. Я удивилась:

— Вы спите?

— Полшестого утра в воскресенье? Представь себе!

Я сказала, что не могу усидеть на месте, мне нужно отвлечься.

— Энергетики до хорошего не доведут… выпей валерианки!

— Она на меня плохо действует.

— Ладно, что там у тебя? Вся в папашку, от обоих не отделаться!

Я представила, как этот медвежонкоподобный переворачивается в окружении подушек и зарывается в одну из них носом, а телефон остается где-то в полуметре от уха. Я повысила тон и быстро выдала все, что накопилось за день. Он что-то ворчал по ходу:

— Что?! Ну-ка помедленней!

Я только открыла рот, как дверь отворилась, вошла мама.

— Я перезвоню!

На том конце послышался ропот. Я бросилась к ней. Она молча прошла в комнату и упала на диван. Лицо было пепельно-серым, она сжимала губы. Столько боли, злости и ненависти я никогда не видела на своей матери. Я присела рядом и с волнением уставилась на нее.

— Твой отец в СИЗО. — Я чуть не подавилась. — Взяли его почти на месте преступления. — Она с отвращением отвернулась.

— Что… что случилось? — Мое сердце уперлось в гортань, готовясь выскользнуть оттуда при любом удобном моменте.

— Он избил свою любовницу. До потери сознания, очнувшись, она смогла доползти до телефона и вызвать полицию. Телесные повреждения средней тяжести. Переломы ребер, многочисленные ушибы. — Она отмахнулась. — Медики разберутся. Она сама будущий медик…

— Беллка! — Неожиданно для самой себя ахнула я. Мама обвиняюще на меня посмотрела, словно спрашивала взглядом, знала ли я. Я виновато опустила взгляд.

— А скажи ты мне, мы могли бы это предотвратить.

— Мама! — Не выдержала я и вскочила на ноги, на глаза вновь наворачивались слезы. — Я итак чувствую себя виноватой!

— Тихо, тихо, я не подумала. Мы бы ничего не сделали. Никто же не знает, что у Соколова в голове. Сейчас он бесится и пытается найти лазейку на пару со своим адвокатом. Я так устала… пойдем спать?

Я кивнула. Только не думаю, что смогу заснуть. Ну и денек!

Утром мне рассказали все в подробностях. Ну, как утром, мы встали часов в двенадцать. Оказалось: отец приехал к Белле домой, она успела упомянуть, что будет дома одна. Я только не совсем поняла, зачем он к ней поехал, она ведь его бросила. Или он сразу собирался выместить на ней накопившуюся злость? Белла встретила его не так радушно, как предполагалось, за что и поплатилась. Мама не могла рассказать мне подробностей, и проблема здесь была не в тайне следствия, а в невозможности подруги давать показания. Подумав, мама решила не заниматься этим делом лично. Его может забрать другое учреждение, в конце концов, оно касается политика, да и расследовать его объективно она бы не смогла — слишком велик риск повесить на отца пару глухарей и подснежников. Правда, кое-какие наработки у маминой группы были. Судебно-медицинская экспертиза, а участвовала в ней Екатерина Михайловна Золотухина, которую, несмотря на тяжесть состояния отца, тоже дернули на работу, показала множественные травмы. У Беллы было сломано два ребра, ушибы мягких тканей верхних и нижних конечностей, тела, сотрясение мозга, множественные ссадины на лице. Мама сказала, что Катя вела себя подобно настоящему профессионалу. Она четко и внимательно выполняла свою работу, правда, попросилась потом уехать обратно в больницу.

Больница… вот уж не думала, что буду рваться туда по собственной воле. После зимней практики меня мех экзаменом туда не заманишь! Хотя тут предмет бы имел значение… но в целом — нет! А теперь я названивала всем, просясь навестить дорогих мне людей.

К Мише меня не пускали. От чего я только хандрила. Боялась, он, наверное, считает меня виноватой. Да так и есть! Если бы я послушалась отца и уехала, не было бы ни гипертонического криза, ни телесных повреждений средней тяжести. Катя обещала взять меня с собой, как только Миша пойдет на поправку. А я со стучащим сердцем бросалась к телефону при первом же звонке, совершенно не помня себя от страха. Каждый раз я ждала, что в трубке зазвучит подавленный голос судмедэксперта, и он сообщит мне о кончине моего анатома. От этой мысли мне становилось совсем тоскливо. Я бы не пережила его смерть. Уж не знаю, что бы сделала. Наверное, сошла с ума от потрясения и чувства вины. А через годика два пришла в себя где-нибудь в клинике пограничных состояний, или чего похуже.

Анатомию вела Кравчук. Мишино дело благоразумно зажевали. Подробности анатомши не обсуждали. Просто сказали, что Михаил Иванович себя плохо чувствует, и не сможет какое-то время вести занятия. Фиме прямым текстом объяснили, какие последствия будет иметь длинный язык. Впрочем, он и не рвался что-либо рассказывать. Ситуация была неприятная. Правда, в деканате объяснения были тяжкими. Спасибо доброй тетеньке, главе по младшим курсам, которая выслушала мою сбивчивую речь. Я рассказала правду, умолчав о некоторых подробностях. Все выглядело так. Мне понравился Миша как образ, я начала писать, а отец принял мои подростковые записки всерьез. Почему такие отношения? Его дочь работает у мамы, мы знакомы, друзья, я ему как родная. Помогла и мамина репутация, она подтвердила мои слова. Да и Катя тоже. Она вообще долго не могла понять всю эту историю. Естественно, посвящать ее в подробности никто не спешил. Для красочности мама добавила, что увидь отец, как Михаил Иванович мне просто улыбается, уже бы устроил скандал. Такой уж он человек. Любит шумиху вокруг своего имени для рекламы поднимать. Меня пожурили за громкость произошедшего и отпустили.

— Больше никогда не влюблюсь в преподавателя! — Проворчала я, перешагнув порог деканата.

Плюсом оказался разъяренный Разумов, от которого я буквально убегала всю кафедру биохимии и физики. Жаль не подумала о тупике. Он выговорил мне за раннее воскресное пробуждение и всю эту кашу. Пришлось вытерпеть кучу его шуточек относительно женского пола. Благо, вскоре ему надоело, потому что я не отвечала.

— Как тебя только отпустили!

— А что нужно было сделать? — Удивилась я.

— Я бы взыскание тебе учредил. — Я вопросительно подняла брови, по лицу биохимика скользнула улыбочка. — На общественно полезные работы отправил. Разобрала бы мой кабинет, там бардак, а времени нет…

— Как и на то, чтобы подписать наши протоколы!

Я попала в точку, он начал оправдываться, у него и Научное общество, и лекции по генетике, не говоря уже о студентах, мечтающих что-то пересдать.

Неделя прошла почти спокойно в плане учёбы. Я все еще старалась учить анатомию, прекрасно понимая, что так же, как с Мишей все равно не будет. Хотя манера подачи информации Еленой Игоревной мне тоже нравилась. Если в расписании стояла ее лекция, я при любом раскладе ехала в академию. Она старалась поддерживать меня и потихоньку спрашивала что-то о Мише, я понимала, это не праздное любопытство, однако иногда хотелось выставить иголки и не отвечать. Кому какое дело?

Шепотки стали громче. Полина, счастливая со своим молодым человеком, у них сейчас был конфетно-букетный период, просила меня не обращать внимания. Миша был моим, как-то по-своему, но все-таки. А их раздражали его, порой грубоватые шутки, хотя я ничего такого в них не видела. По сравнению с троллингом Разумова Миша — эталон галантности. Методы опроса и оценки так же не нравились, он много давал, но и многое требовал взамен. Нужно либо знать, либо не знать. Я слышала ворчание одногруппниц, поначалу бросалась защищать Мишу, за что получала выговоры «Ты вообще за кого?». Так же они слазили в журнал посмотреть оценки. Хотя я заботилась о них, Миша заходит всегда бесшумно. Могли быть проблемы. Сейчас вся эта суета поутихла. Правда, я заметила, как они все равно скучают. Его искрометного юмора не хватало, не хватало и его голоса, слов «Ясно? Понятно?».

С Кравчук я успела ответить пару путей, получила заслуженную оценку. Радость настигла меня в понедельник днем, я сидела на истории медицины и мечтала о ее скорейшем окончании. Завибрировал телефон в кармане. Это была Катя Золотухина! Я нырнула под парту и ответила.

— Танцуй, студент!

— Не могу, я под партой!

После непродолжительного молчания Катя решила не уточнять, что я там делаю. Просто сообщила мне новость: сегодня я могу приехать навестить Мишу. Стукнувшись головой об стол, я взвизгнула от боли и от радости одновременно.

— Когда приехать?

— Приемные часы с пяти до семи, как всегда.

Она объяснила мне все правила и сказала, что встретит там. В той же больнице лежала и Беллка. Убью двух зайцев сразу, точнее навещу. Один из них слишком буйный и глупенький, а второй — слишком впечатлительный. Вот вам и вопрос коллоквиума: какого цвета зайчик зимой и летом? Мой анатомический зайчик бывает и серым и белым, смотря какой халат он наденет на пару. А вместо ушек у него шапка стояком… мысли повели меня не туда. Я вынырнула, поймав на себе взгляды группы.

— Извините, это важно. — Историчка кивнула и продолжила семинар. Сзади послышался голос Красавкиной. Я хоть и не имею блютуз-гарнитуру, а слышу неплохо.

— С кафедры анатомии поди… — ее подружка усмехнулась. Я тоже. Как близко ты к истине, девочка!


Глава 29. Все точки над…


Домой я заехала буквально на минуту, со скоростью света попыталась запихать в рот бутерброд. Мама хотела сделать мне выговор, но стоило мне упомянуть больницу и ее пациентов, как вопросы ко мне кончились. Я сменила рюкзак и понеслась на остановку. Через час я уже подбегала к корпусу больницы. Катя была в кожаной куртке, с легким шарфом, в джинсах и больших солнечных очках.

— Здравствуй! Ты не поверишь, стоило папе оклематься, он буквально потребовал тебя к себе!

— Я уже боюсь! Будет спрашивать?..

Катя усмехнулась и сказала, что не удивилась бы, если бы папа собирал в палату свои группы и объяснял бы им материал прямо там. Правда, переключился бы он с анатомии на кардиологию. Я попросила у Кати двадцать минут на Беллку. Она неохотно согласилась. Я с трудом разобралась в катакомбах очередного медицинского сооружения. Опять сошлюсь на практику. К той больнице, больше похожей на бункер противоядерной безопасности, я привыкала около недели. Через подвал, потом наверх, через коридор, опять наверх и только тогда в отделение. Здесь было примерно то же самое.

Родители оплатили подруге отдельную палату. Когда я зашла, она смотрела телевизор. Увидев меня, она улыбнулась и попыталась повернуться ко мне, но тут же поморщилась. Давали о себе знать ребра. Она с трудом выключила телек и постаралась приподняться. Я помогла ей усесться.

— Рассказывай! — Велела она.

— Что?

— Все, что я пропустила за неделю!

— Нет уж, это ты рассказывай!

Подруга помрачнела, почесала заживающий подбородок. Выглядела она неважно. Синяки, круги под глазами, тяжелое натяжное дыхание. Мне было жаль ее, хотя какая-то часть души орала: сама виновата.

— Что рассказывать? Родители свалили на дачу. Я была одна. Позвонил Леня… твой папа, сказал, сейчас приедет. Голос у него был нервным. Действительно, приехал. С какими-то сумасшедшими глазами. Бросился на меня, я не выдержала и оттолкнула. Он и выговорил все свои мм…мысли и идеи на мой счет. Естественно, меня его слова оскорбили, я ответила. А он… — она закусила губу, из рассказа тут же исчез пафос, Белла опустила глаза на свое одеяло. — Ударил меня, ему, кажется, понравилось, там понеслось… я сознание потеряла, когда очнулась, смогла только до телефона доползти и скорую вызвать, его уже не было в квартире. Он дверь захлопнул и ушел.

— Ты ведь сказала, что бросила его!

— Ну… я собиралась его бросить, планировала.

— Когда в ближайший год? — Я чувствовала себя мамочкой, чья дочка постоянно влипает в сомнительные истории. Интересно, а как маме Беллы живется? У меня вот уже лет пять чешутся руки ее пристрелить, или сделать пересадку мозга, такие уж глупости она порой совершает. — Беллз!

— Перестань! Ты не понимаешь, это не так просто. Здесь как с курением, один раз попробовал и трудно слезть. Да еще и сигарета тебя не побьет после всего вашего счастья!

— Какого счастья?

— Такого! — Она открыла рот, благо, я быстро догадалась, что за этим последует.

— Все, фу! Не надо! А то я начну рассказывать о любовных способностях Миши.

Белла сделала вид, что ее стошнило за кровать, повеселив меня этим. Сделав ей еще пару внушений, и надеясь, что она прислушается хотя бы к одному, я попрощалась с ней, пожелав скорейшего выздоровления. В холле меня терпеливо ждала Катя. Мы направились в палату к Мише. Отделение кардиологии показалось мне более старым. Миша лежал в палате не один, у него были соседи. Увидев нас, они тактично покинули палату, так как уже могли ходить.

У меня сжалось сердце, Миша полулежал на постели, до живота накрытый одеялом, в простой футболке грязно-голубого цвета, с газетой в руках. Он читал без очков. Все та же блютуз-гарнитура в ушах. Щетина на щеках. Однако он все равно выглядел аккуратно.

— Папа! — Он повернулся к нам и замер. В глазах повисла болезненная нежность. Я не выдержала и сочувственно улыбнулась. Мы замолчали. Как хотелось обнять его, прижать к себе и пожалеть.

— Ну, ладно, общайтесь. — Катя тронула меня за плечо и тоже покинула палату.

Я принесла себе стул и уселась рядом с Мишиной постелью, он отложил газету на тумбочку.

— Надо было хоть апельсинов купить…

— Не стоит, пол тумбочки апельсинов! — Он грустно выдохнул. — Я почувствовал себя пропащим человеком, пока лежал здесь…

Я ощутила, как у меня начинает щипать в носу, глаза потеряли четкость изображения, я медленно и аккуратно взяла Мишу за руку, он крепко сжал ее и накрыл своей, сказав, что у меня холодные ладошки.

— Прости меня, я не хотела устраивать в твоей жизни такой бедлам.

— Агата…

— Нет, подожди! У тебя все было так хорошо, а тут появилась я, и все смешала. — Я покачала головой. — Мне нужно было уехать, отец хотел, чтобы я уехала, ты был бы здоров и… все было бы хорошо, а так теперь у меня проблемы с одногруппниками, и у тебя будут проблемы, а все потому, что я не смогла вовремя сказать себе «нет!». Ты такой замечательный, что я просто не смогла! — По щекам текли слезы, я старалась сбить их плечами, поднимая их. — Я с тобой учиться начала, хотеть жить, словно заново вздохнула после тяжелой пневмонии. Я не хотела причинить тебе боль…

Миша молча слушал мою исповедь. По его тонким губам блуждала грустная полуулыбка, глаза тоже грустили. Он не злился. А я хотела, чтобы он злился, чтобы не разговаривал со мной. Я его подвела.

— А теперь ты меня послушай. Работа давно стала для меня пресной, пока как ты говоришь, не появилась ты и не внесла в нее сумбур. Так приятно ощущать себя молодым и нужным. Дети выросли, у них своя жизнь, а наша с Лерой замерла. Ты ее оживила. Маленькое беспокойное чудо. Если бы ты уехала, я бы все равно оказался здесь, только вряд ли еще был жив.

— Что ты говоришь?!

— Понятно было, что ты прощаешься. Я все ждал, когда приедет моя группа леч фака, и тебя среди них не будет. Я настолько к тебе привык, что это стало бы кошмаром. Ты меня… своеобразно привязала к себе.

— Ты научил меня любить. — Улыбнулась я. — Теперь я понимаю, мы с тобой близки очень сильно, не физически, больше и не прошу, духовно. — Я закусила губу, мне вдруг захотелось это сказать. Я набрала побольше воздуха. Миша улыбался, он поднял руку и стер остатки моих слез. — Папа.

— Девочка моя! — Я согнулась и положила голову ему на грудь.

Начались медицинские разговоры. Как он себя чувствует, не болит ли сердце, когда появится в академии. Думаю, мы успели обсудить очень многое, все мелочи, которые нас волновали. Он нисколько не злился и не обижался на меня, только вот мой отец показался ему странным человеком, с «тараканами». Я не стала говорить о следствии, зачем волновать его сейчас? Главное, что он поправляется, что он остался жив, ведь прогнозы были не самые радостные.

— Если бы не вы, наверное, незачем было бы поправляться. — Усмехнулся он. — Кстати, Катя меня отругала.

— За что? — Удивилась я.

— По моему слишком активному желанию тебя видеть, она сделала неоднозначный вывод и попросила меня не упорствовать. Ты ведь еще маленькая. — Он гордо улыбался, хотя явно был немного смущен.

Пьяная от счастья и свечения его глаз, я засмеялась. Катя несколько перепутала объект наезда. Нужно было мне лекцию читать. Я косячно влюбилась в ее потрясающего папу-анатома.

— Мы этого никому не скажем. — Подмигнул Миша. — Как анатомия? Все понятно? Чтобы наведывалась с учебником и все мне рассказывала!

— Ну, Михал Иваныч!

— О, Соколова, все с вами ясно! Распустились без меня, разленились, не учите ничего! Вот выйду я к коллоквиуму…

— Не торопись! Отдыхай!

Я, конечно, скучала по Мише, но если после доброй Кравчук, спрашивающей в пределах разумного, мы будем сдавать колок дяде Мише, то провозимся с ним до самой осени. Поняв мою заботу о нем правильно, Миша лишь покачал головой.

Мы просидели так, пока меня не вытолкала мед сестра, приехав с капельницей.

— Дедушке пора лечиться! — Сказала она мне, решив, видимо, что я совсем еще глупая.

Я не выдержала и прыснула, попытавшись замаскировать это в кашель. Миша, посмеиваясь, помахал мне:

— Приходи, внученька!

— Иди ты лицевым каналом височной кости!

— Как страшно!

Катя спала на пуфике в коридоре, приоткрыв рот. Бедненькая, интересно, когда она последний раз полноценно высыпалась? Я осторожно потрепала ее по плечу.

— А? что? Все уже? — Я кивнула. Катя встала, потянулась, и мы пошли на выход.

Пока стояли на остановке, она решила поговорить со мной серьезно:

— Папа несильно усердствовал в общении?

— Нет. — Спокойно ответила я, стараясь не улыбаться во все тридцать два зуба. Однажды я общалась со стоматологом, так с ним вообще нельзя было обнажать зубы, он тут же начинал искать ямки в моих премолярах. Хорошо, не гинеколог.

— Ты, если что не стесняйся, говори.

— У тебя потрясающий отец! Верь ему.

Катя замерла и удивленно на меня посмотрела, потом пожала плечами и замолчала.

Всю следующую неделю я каталась к Мише, мы учили анату, он даже лежа в постели с былой активностью и юмором рассказывал мне строение анализаторов. Я ругалась на проводящие пути и оболочки глаза. А Миша приводил потрясающие метафоры:

— Как стекловидно тело по латыни?

— Corpus… gialinum?

— Что?

— Ну, гиалиновый хрящ ведь «стеклянный»!

— Женская логика. Так, ты когда гуляешь по проспекту, куда смотришь?

— Под ноги.

— Да? А чего туда смотреть? Дорога ровная.

Я задумалась.

— На отражение!

— В чем?

— В витринах! Vitrium! — Довольная собой, выдала я.

— О, — кивнул Миша, — а то под ноги! На витрины смотришь, на трусики да бюстгальтеры кружевные.

— Миша! — Я легонько стукнула его по плечу. Мы продолжили.

Естественно, после его шуточек, а настроение у него последнее время находилось где-то между «хорошее» и «весенне игривое», я отвечала потрясающе. Кравчук даже признала, что не удивлена нашим дружеским отношениям с зав кафедрой. Это она еще предыстории не знает. И не надо.

Белла тоже приходила в себя. Играла в планшет, наслаждаясь ерундой и бездельем. Но стоило мне напомнить ей об учебе, как у нее начинала кружиться голова. Что ж, посмотрим, как она летающей тарелкой, извините, сферой, улетит в зачетную неделю. Она неминуемо приближалась.

А мама передала дело отца в соответствующие органы и теперь сама проходила по нему свидетелем. Она решила выговориться, и следователь часами слушал ее ворчание на бывшего мужа. Она и на развод подала. Немного обижалась на меня за тайну с Беллой. Ревновала, считая, что подруга для меня важнее ее. Я разводила руками, не могу это аргументировать. Все слишком трудно, нет времени объяснять.

Группа немного негодовала по поводу моего теперь открытого положения почти что дочки Золотухина. Я поначалу волновалась по этому поводу, потом решила плюнуть. Все-таки это касается только меня. Свыкнуться со временем. Я же свыклась с ролью дочки, хотя претендовала на другую, а теперь наслаждаюсь этой.

Жизнь шла сложно, но ведь шла. Я радовалась и печалилась, ожидая возвращения моего любимого анатома в академию. Пока же своим долгом присматривать за мной пользовался БХ, я старалась не попадаться ему на глаза лишний раз. Он не терял шанса постегать надо мной при любом удобном случае. То методично обругал способность невропатолога, то мою любовь к Мише, правда, последнее было завуалированно, но актуальности не теряло. Биохимик даже спрашивал у меня о здоровье моей подруги, он волновался, ну, так немного. Он вообще мог вести себя прилично и галантно, просто не хотел. Прикалываться и издеваться над студентами куда веселее.

Семестр подходил к концу. Колки давили, напряжение росло, а я ждала. Я знала, что без сюрпризов не обойдется. Так и получилось. Это же академия, здесь по-другому не бывает.


Глава 30. Alma mater


Группа готовилась к коллоквиуму по анатомии почти на расслабоне, если так можно вообще говорить об анате. Сдать Кравчук было куда проще. Учишь, вытягиваешь билет и просто отвечаешь на те вопросы, которые указаны в билете. Если она вообще будет принимать, ведь у нее своя группа сидит. Любящие халтурить студенты-медики крутились вокруг ее кабинета, особенно наши активисты, и ждали возможности спросить, а будет ли, собственно, причина нервной дрожи.

Кравчук, удивленная напором первой группы, даже отшатнулась было обратно.

— Елена Игоревна, а коллоквиум-то будет? — Девчачьим голосом спросила моя вечная проблема. Я стояла поодаль с учебником в руках, меня передернуло. Я молилась, чтобы она сказала «нет». Ей ведь некогда. Вернется Миша и устроит нам веселье. Я выдохнула. Его кабинет был закрыт.

— Будет. — Кивнула Елена Игоревна и поспешила от нас слинять.

— Пойдем, водички купим, а то я сейчас умру. — Белла осторожно потянула меня за руку. Мне было все равно. Будет, так будет. Ничего не изменишь. И чего это я захотела завалиться в глазах Миши еще раз? Мы добрались до буфета почти без происшествий, я чуть не врезалась в какого-то мальчика в халате. Он поймал меня за плечи и отодвинул в сторону. Его явно прикольнул мой сосредоточенный вид. Ну да, я тут пытаюсь разобраться в путях мозжечка! Повисла пауза, Белла, видимо, извинялась за мою нерасторопность. Я сосредоточилась до невозможности, и не могла сказать точно, через сколько времени Белла вновь потянула меня за бутылкой. Очереди не было, она быстро купила холодную минералку, и мы пошли обратно наверх на мою любимую и пока пустую кафедру анатомии. Белла вдруг резко тормознула, так что я врезалась ей в спину.

— Белла!

— Правда, он был милым? — Я вопросительно на нее посмотрела. — Тот мальчик, в которого ты чуть ребром учебника не въехала.

— Без понятия, я не отвлекалась от страниц.

— Все учишь! А вот я не могу. — Она надула губки. — У меня весна. У него такие ушки смешные, как у биохимика. — Добавила подруга заговорщицким тоном.

Я стукнула себе по лбу книгой. Ничего не меняется! Стоило ей выйти из больницы и замазать оставшиеся следы побоев тональником и пудрой, как она тут же нашла себе объект воздыхания, да еще и с ушками, как у БХ!

Мы поднялись на кафедру. Я захандрила. Мне даже показалось, что я слышу его голос вдалеке. Я отвернулась и вздохнула.

— Что такое? — Голос ее звучал весело.

— Мне уже мерещится его голос.

— Соколова, и чего вы тут стоите? — Попыталась передразнить Белла. Я стукнула ее по плечу. — Ау, я итак раненая! А ты лучше туда посмотри! Во блин!

Я повернулась и замерла на месте. Учебник чуть не выскользнул из расслабившихся пальцев. Я еще не совсем псих! Мне не показалось. Миша действительно стоял около своего кабинета и беседовал с коллегой в очень смешной шапке стояком, но с прогнувшимся дном. Он был таким же, каким я его помнила до больницы: сутулые плечи, белый выглаженный халат, шапка. Он с явным удовольствием обсуждал рабочие вопросы. Коллега кивнул и пошел в мою сторону. Миша чуть прищурился, провожая его взглядом. Я безотрывно смотрела на него, улыбаясь. Он узнал меня, даже вдалеке. Улыбнулся и еле заметно поманил руками. Мой любимый, вот ты и снова дома!

Забыв о студентах, преподавателях и приличиях, я зигзагами бросилась через весь коридор, Миша усмехнулся и покорно ждал, пока мой марафон окончится у него на шее. Так и получилось, я оплела его руками, подпрыгивая на месте и что-то вереща. Он осторожно приобнял меня и попытался отцепить, но куда уж там. Студенты оборачивались, бросали на эту картину совершенно ошалевшие взгляды. Уже не нужно было ничего скрывать, все итак знают о существовании «Золотой девочки». Только они подразумевают под этим свое, а мы — свое.

— Я так рада, что ты вернулся!

— Группа в комнате? — Я кивнула. — Не представляешь, как я рад. Скучно в больнице, а здесь такое веселье, особенно сегодня.

Он глянул на часы, время подходило к паре. Он отправил меня в комнату, сказав, что зайдет в кабинет за журналом. Я попыталась вернуть на себя унылый вид, закрылась учебником и сидела, с трудом сдерживая улыбку. Наши Мишу еще не видели и обсуждали предстоящую сдачу Кравчук.

— Здравствуйте! — Миша как всегда вошел в кабинет очень тихо, его никогда не было слышно, как кот, самый настоящий, мартовский. Даже голос у него такой же. — Садитесь.

Я с диким кайфом наблюдала удивление на их лицах, они белели, студенты начали листать учебники, судорожно пытаясь дополнить уже имеющийся уровень информации.

— Мы рады вас видеть, Михаил Иванович! — Сказал Фима вполне искренне, здесь я могла поверить в истину его слов, он всегда хорошо относился к Мише.

Белла тихо материлась под боком, она как обычно не планировала ничего сдавать. Я толкала ее локтем под ребра, если Золотко сейчас наслушается ее комментариев, ей будет тяжело сдать.

— Очень приятно слышать. — Улыбнулся он. — Что ж, посмотрим, чему вас в мое отсутствие научила Елена Игоревна. Надеюсь, ее вы так, как меня, не пугали?

Я хихикнула. Были инциденты, когда лобную долю перепутали с затылочной. Поняв мой смешок, Миша только пожал плечами, мол, он знал, что мы любого до седины доведем. Как он еще не поседел, проверив наш первый коллоквиум, я имею в виду письменную часть. У меня оценки были хорошие, если учесть, что за седалищно-прямокишечную ямку стояло «5», хотя это была полнейшая импровизация, я сделала вывод, что Миша, либо поленился читать, либо я написала очень неразборчиво, и опять же он не стал утруждаться расшифровкой, либо я действительно гениально фантазирую.

— Что ж, я так понимаю, вы сегодня как чистые листы бумаги. К слову, достаем по листку бумаги. Или не успели еще свои умы, как это называется, отформатировать? Семен Сергеевич, что скажете?

Он лишь невесело усмехнулся.

— О том и речь. Что ж, тогда сегодня пишем, рисуем, а на следующем занятии я вас по препаратам поспрашиваю. Растянем удовольствие, весной ведь так хочется побольше радости. Ясно?

Миша взял журнал, и стал диктовать, кому что писать. Там было все, серое и белое вещество различных отделов мозга, пути, которые нужно было разрисовать и расписать, кора, ядра, строения анализаторов. Всего пять вопросов, но они объемные и сложные. Голову пришлось напрячь.

Я написала минут на десять раньше и вышла из кабинета отдохнуть. Подошла к окну. Как все-таки хорошо. Он сидит в паре метров от меня, такой классный и улыбчивый. Стоило мне зажмуриться и представить его, как мне на плечо легла рука. Он опять подошел беззвучно.

— Они же спишут!

— Пусть хоть что-нибудь спишут. — Улыбнулся он. — Ты все списала?

— Конечно. У меня есть шикарная шпаргалка, мозг, называется.

Мы похихикали над его триумфальным появлением. Никто не ждал и не надеялся, Кравчук тоже не стала портить первой группе сюрприз.

— Это я попросил. — Признался Миша. — Мне это показалось забавным.

Он глянул на часы и вернулся в учебную комнату, я даже из коридора услышала шуршание страниц. Вскоре он собрал листочки, и выгнал студентов из кабинета. Мы с улыбками распрощались. Пора было идти на биологию.

* * *


Знаете, первый семестр стал для меня сущим адом. Вчерашняя школьница, привыкшая рассчитывать на свой устоявшийся авторитет, я и представить не могла, что академия будет жестокой. Казалось, я быстро заработаю себе имидж хорошей девочки и стану учиться. Ничего подобного. Задавали нам горы, предметы новые, сложные, моя психика не выдерживала. Я вымоталась к середине октября, когда начала реветь по пустякам, вспоминая школу самыми ласковыми словами.

Зачетная же неделя стала сущим кошмаром, слезы через день, крики отца по поводу и без. Я чудом сдала зачеты. Особенно анатомию. Наш Наумыч не особенно трудился в плане выставления зачетов. Он просто расписался, сказал, все остальной — сама допишешь.

Я была выпита до капли, я мечтала влюбиться. Просто потому, что я знала, стоит моему сердцу кем-то увлечься, и появятся силы, если это будет взаимная любовь. Все оказалось не так радужно, зато очень мощно. Словно во мне взорвали атомную бомбу. Я часто вспоминала, как увидела Мишу в первый раз и удивилась, услышав его необычный голос, которого он немного стесняется. Как не хотела, боялась признаваться себе в своих чувствах. А потом совсем съехала с катушек, веселая вышла история. Смешная. Теперь я хохотала над ней. Миша стал моим другом, моим отцом. Он помогал мне, любил меня по-своему, по-золотухински. Конечно, в голове все еще проскакивали шальные «а если…». Я прокручивала в голове яркие сцены с нашим участием, девочки продолжали надо мной хихикать. Особенно старалась Белла. Она даже переусердствовала однажды, когда просила поднять Мише настроение перед занятием, а Миша услышал.

— Вы бы, Белла Викторовна, выучили хоть раз, это бы мне на весь месяц настроение подняло.

Она не выдержала и расхохоталась. Миша с удивлением на меня посмотрел.

— Она другое немного под этой фразой подразумевала. — Тихонько уточнила я и объяснила, что в голове подруги весна задержалась и пронзила ее до мозга костей. Она по жизни склонна к мыслям подобного типа.

— Теперь понятно, почему она не учится. Надо еще разобраться, чем она там занимается.

— Точно не анатомией.

Беллка была немного воздушная, она кружилась и радовалась. Правда, иногда уничтожала свою воздушность пошлостями, хотя меня они скорее веселили. Тот мальчик, которого я чуть не сбила, оказался вполне милым пареньком по имени Паша. И у него действительно были уши по типу БХ. Темноволосый, светлоглазый, он как-то очаровал мою подругу, и теперь она думала о нем и о БХ. Но о последнем периодически. Так, только в качестве беглой фантазии на незаданную тему.

Когда я по секрету рассказала Разумову, что Белла нашла себе кавалера, он чуть не подпрыгнул от радости. Она его немного напрягала, вызывала чувство вины. Вроде и отвечать нельзя — студентка, да ведь красивая, да и жалко ее.

— Ну и логика! А потом вы говорите, что у женщин нет логики!

— Нет. — Подтвердил он, и мы опять пустились в затяжной спор о смысле жизни и обучения в меде.

Здесь все было как всегда. Биохимик стебался, издевался над студентами и, кстати, после ареста отца не забыл дорогу к нам домой. Он с присущим ему обаянием подружился с мамой и отвлекал ее от проблем. Кажется, он даже познакомил ее со своей женой. И теперь мама на выходных могла пропадать у них дома, обсуждая, как выражался сам биохимик «всякую бяку». Она отвлекалась от истории с отцом, о ней трещали по телевизору. Вот дело! Беллка даже давала интервью жертвы. Я ворчала и скрывалась от репортеров. Ох, это они еще не знают, с чего все началось!

Пока журналисты искали пятна крови на рубашке моего отца, Полинка радовалась жизни. Как-то раз ее парень приехал за ней на крутом мотоцикле. Она с восторгом надела шлем и запрыгнула сзади. Отсалютовав нам, парочка уехала. Мы стояли на крыльце втроем: я, Белла и Миша. Парень Беллки с курса постарше сегодня был в другом корпусе.

— О, на жужжалке-то на какой приехал! Лишь бы не в столб!

— Сплюнь! — Посоветовала я.

Мимо прошли несколько студентов, окинув нас вопросительно-удивленными взглядами.

— Когда они уже таращиться перестанут? — Спросила я. Меня напрягало всеобщее внимание. Любому нравится быть в центре, но все имеет свои пределы.

— Это они на меня смотрят. — Прищурившись на солнце, сказала Белла. — Ну что на тебя смотреть-то? А вот я в платье новом!

Мы переглянулись с улыбками. Миша сказал, что привык к всеобщему вниманию, когда стал преподавать и читать лекции. Поначалу страшно, а потом начинаешь чувствовать себя главным.

— Как там говорит твоя подруга в этих случаях?

— Забей! — Подсказала Белла. Миша кивнул. — Действительно, Агат! Видишь, дядя Миша забил!

Последнее время она взяла на себя смелость называть Золотко именно так. Он не протестовал. Миша показательно для зевак и любителей сплетен предложил мне взять его под руку, и мы направились к остановке. Пусть смотрят, я счастлива рядом с ним, я его родной человек. А то, что вам выдает ваше воображение — не моя проблема. Камень тепло лежал на груди, я взяла его пальцами и сжала. Этот кусочек моего сердца останется со мной, а второй — отдан Мише. И он относится к нему очень аккуратно и бережно. Я бросила на него взгляд, он рассказывал о чем-то интересном, Беллка хохотала. Мой любимый анатом, выпускник стоматологического факультета. Когда-то он тоже ходил по этим дорожкам студентом, боялся колков и преподавателей. Мечтал ли он ходить здесь доцентом? Вряд ли.

— Агата? Задумалась? — Я моргнула. — Лера тебя на дачу зовет, поедешь?

Я с улыбкой кивнула. Если бы жизнь предложили прожить еще один раз, я бы все равно кинулась ему на шею. И спасибо огромное тому человеку, который решил поставить нашим анатомом Михаила Ивановича Золотухина. Он меня научил не только анатомии, но и жизни. Я расплывалась в невесомой улыбке. Как там говорится, он только пересек порог учебной комнаты, и тут началось… началась моя история любви. Появилось мое Золото и обрамило дикий камень. Теперь он стал похож на драгоценный. У каждого человека свое золото, мое — челюстно-лицевой хирург с лукавой улыбкой и живыми глазами, и мне плевать, сколько ему лет, он от этого не становится хуже. А, если у вас другое мнение, то вы просто его не знаете, так как я знаю.

Мишина рука сжала мои пальцы. Очередной день в академии подошел к концу, но не подошел к концу срок обучения. Меня ждет еще столько интересного, и самое главное, у меня теперь есть проводник. Так что без нервов — все обязательно получится. Я верю в моего дедушку-блютуса и в нашу святую для студентов-медиков Alma Mater.

Конец.


Авторские послесловия


О флегматизме


«Флегматик влюбчив и привязан к немногочисленным друзьям, способен на сильные чувства, но, даже будучи сильно влюблен, ярко выражать свои эмоции не станет.»

Это размеренность, флегматик неутомим, как если бы наелся виагры в прикуску с устрицами, запив ее бальзамом «Акулий хрящ». Он может часами заниматься любовью, не чувствуя при этом усталости, и огорошить партнера фразой: «Ну что, повторим?!» минут через 15 после последнего полуторачасового марафона.

Любимая поза: устойчивая. Поскольку флегматик предпочитает спокойный размеренный секс, то и позы выбирает стайерские, а не спринтеские. Мдаа… не сниматься флегматику в порнофильмах: красочность поз — не для него.

Перспективы: очевидные. Поскольку флегматик очень фундаментален, то уж если он дополз до секса с вами, значит, в голове его давно утвержден план-график отношений на ближайшие пару лет минимум. Возбудить флегматика довольно сложно — в отличие от сангвиника и холерика, ему требуется намного больше времени на любовную прелюдию. Зато если уж он войдет во вкус… Занимаясь любовью, флегматик обычно не позволяет себе «выходок» сангвиников и холериков вроде «неприличных» стонов. Вы или не привлекаете его как женщина, или он не разрешает себе секса с вами.

О визите к преподу


да я короче захожу к нему в кабинет в пятницу типа. прошу принять колок, так как в след пятницу меня не будет. ну сажусь. начинаю отвечать. в какой-то момент забываю что-то и он начинает мне объяснять, типа вот говорит субстрат и фермент тянутся друг к другу *целует* я такая охуевшая сижу, вот ты меня хочешь, температура твоего тела и твой пульс повысились, вот и субстрат достигает переходного состояния. и такой в конце: ну типа субстрату, в отличие от меня в конце разрядка не нужна. я просто все еще сижу смотрю на него. говорит: «таблицу по витаминам сдать завтра, с первого раза по-любому дне сдашь, вместе делать будем» занавес)

Необходимое авторское пояснение


В конце концов об тайне агаты узнают и другие люди и находятся и те которые её понимают (если уже есть то я давненько не читал обновления). Так вот, эти сообщники, друзья или друг, или просто человек который за любые проявления любви решается помочь ей. Но как же это сделать?! Преподаватель и не молодой и всего лишь девочка, которая едва окончила школу не могут быть вместе и уж тем более заниматься сексом! Но этот помощники всё же сделал так что бы у них появилась такая возможность) он устроил похищение и притом не заметное для обоих людей (в этот момент агата начнёт понимать слова того человека — я помогу тебе с этим желанием) они оба (препод и агата) оказываются в какой то комнате, окна забиты, дверь не открывается. Но на удивление комната находится в приличном состоянии, она было большая, кв 70 мин. И здесь было всё необходимое, комната явно принадлежала человеку который опробовал все виды сексуаьного наслаждения или ставит себе такую цель. 19:49:14.

Проходит некоторое время после шока обоих, после того как они разговорились и решили что выбраться у них не получится (перед этим они выпили по бокалу красного вина, самое интересное хорошего, человек который его выбирал явно знает в этом толк. Заметил NN) (в вине были растворены таблетки для лёгкого расслабления и небольшого влечения, что бы чувства могли сыграть важную роль и показать маски всех персонажей).

В этот момент когда она осознают что не могут выбраться, а вино уже подействовало агата всё выдаёт НН все свои тайные желания, все чувства и тому подобное. Она заражает его своими искренними чувствами и он начинает поддаваться влечению к ней, такому мимолётному, но он всё же идёт к ней и говорит что нам всё равно больше ничего не остались в этой жизни, так давай хоть твоё желание исполнится.

И у них начинается секс — захочешь сама его придумаешь.

Так вот агата разочаровалась в НН во время секса, её здравый смысл начинал к ней возвращаться с каждым движением двух обнаженных тел. Она начинала испытывать даже отврашение к нему, когда они дошли до пика своих причуд она его уже ненавидела. Он её разочаровал. Она испила всё что хотела от него и в момент совершения своих тайных желаний она поняла на сколько они были глупыми и безполезными. Её интересовало только само чувство хотеть, без ответно хотеть когото так сильно что она могла пойти бы за ним хоть на край света. Но только не исполнение этого желания. В момент когда он вошел в неё её желание лсуществилось и как было сказано ранее — желание находиться с ним уже не было. После сношения, они были на столько уставшими, что оба уснули крепкими снами младенцев. Она проснулась первойИ увидела. Что двер открытая и там стоит тот самый приятель. Он спросил — и что тепер с твоим желанием и что ты будешь делать с ним? (Выбирай сама. Я не знаю агату так хорошо как. её знаешь ты, она может быть жестокой и закрыть его там в неведении до прихода голодной смерти. Но мне это вариант не нраыится потому что это уж слишком сильно пахнет моей любимой пилой. Она может просто уйти так ничего не сказав своему другу. Потому что она была уверена что всё видел и он как никто другой понимает что становится с тайными желаниями. Или третий вариант — они довольно таки мило разговаривают об случившимся, она узнаёт что её друг всё видел, но ей уже плевать на это. Они просто уходят оставив дверь открытую.) (Но мне всё равно не даёт покоя вопрос что бы выбрала агата и как же ей дальше с этим быть. Это очень интересно и я начинаю понимать нек писателей. Которые говорят — персонажи сами выбирают что им сделать, я только записываю)