Список черных дел
Александра Авророва








От издателя

Недаром говорят: чужая душа — потемки. Отзывчивая, доверчивая девушка Надя, программистка по специальности, случайно знакомится с милой старушкой и становится ее приятельницей. И вдруг на Софью Александровну совершается нападение. Умирая, она объявляет Надю своей наследницей и берет с нее обещание — вычислить убийцу. А наследство-то оказывается опасным. Получив компрометирующие материалы на разных людей, Надя узнает, что ее престарелая приятельница была… шантажисткой. Чтобы сдержать обещание, Надя начинает распутывать тайны этих людей. Тайн много, люди разные. Только кто же из них жесток настолько, что пошел, вооружившись молотком, подкарауливать старую женщину? И не ждет ли Надю та же участь?






Александра Авророва

Список черных дел (Божий одуванчик)





Часть 1





Глава 1


Машины мчались нескончаемым потоком, а зеленый свет все не загорался и не загорался. Стоящие у поребрика люди покорно ждали. Обернувшись назад, я поняла, что ждать можно до бесконечности, поскольку на близлежащем фонарном столбе красуется магическая кнопка. Я нажала на нее и вернулась к переходу. Светофор радостно замигал. Старушка отвела взгляд от дороги и растерянно посмотрела на скопившуюся толпу. Что будет дальше, я прекрасно знала. Из всех окружающих бабушка выберет именно меня и попросит помочь ей перейти улицу. Ума не приложу, чем это вызвано, но ко мне регулярно — я бы даже сказала, ежедневно — обращаются посторонние люди. Чаще всего я сообщаю им, который час, однако этим мои функции не исчерпываются. Старушек и детей я переправляю через оживленные магистрали, а девочек также вожу в лифте. При этом девочка обычно объясняет, что мама запретила ей ехать с подозрительными личностями, поэтому пришлось долго ждать, пока появится неподозрительная — то есть я. Впрочем, самым большим шедевром я считаю поведение окружающих в Минске, куда я однажды приехала на экскурсию. Каждые пять минут у меня спрашивали, как куда-либо добраться! Спасало одно — почти всех при этом интересовал вокзал, а он являлся тем единственным объектом, путь к которому был мне знаком.

Короче говоря, я не стала дожидаться просьб со стороны старушки и обратилась к ней сама:

— Может быть, вам помочь?

Если правда, что у каждого человека есть ангел-хранитель, то мой, наверное, в тот момент чем-то отвлекся. Иначе он двинул бы меня в челюсть, чтобы я прикусила себе язык. Но вредный ангел бездействовал, и привычный вежливый вопрос был задан. Он-то и вовлек меня в череду детективных событий, круто переменивших мою жизнь.

Впрочем, начиналось все совершенно невинно. Старушка ласково улыбнулась, взялась за мой локоть, и я невольно вспомнила шаблонное выражение «божий одуванчик». Точнее сказать нельзя! Представьте себе женщину лет семидесяти или даже восьмидесяти, невысокую, сухонькую, прямую, с изрезанным морщинами, однако вполне благообразным лицом. Волосы моей новой знакомой были тщательно забраны в пучок, и вообще она казалась на редкость чистенькой и аккуратной. Ее безупречно выглаженное темное платье было не из тех, что бросают вызов возрасту и потому у меня лично вызывают жалкое ощущение. Нет, она была одета так, как и положено очень пожилой даме, следящей за собой, однако не питающей на свой счет иллюзий.

— Благодарю вас, милая барышня, — без тени иронии при последнем слове поблагодарила меня случайная знакомая, перебравшись на другую сторону улицы. — К сожалению, я не знаю вашего имени. А мое имя Софья Александровна.

— Мое Надя. Очень приятно.

— Вы сейчас спешите, Надя? Я с удовольствием пригласила бы вас выпить со мной чашку чая. Живу я отсюда в двух шагах. — Софья Александровна улыбнулась и добавила: — Познакомлю вас с Амишкой. Он вам понравится.

— Дружком, — машинально перевела я. Мне стало грустно. Мне всегда грустно, когда я сталкиваюсь с одинокими старыми людьми. А старушка, видимо, была настолько одинока, что ей даже не с кем выпить чаю. Амишка ведь, подозреваю, чаю не пьет.

— Вы, оказывается, говорите по-французски, Наденька? Сейчас в большем ходу английский. Вернее, его колониальный вариант.

— Колониальный — это американский? — уточнила я, с трудом удержав улыбку по поводу столь оригинального для наших дней подхода. — Впрочем, я говорю на нем еле-еле, а по-французски и вовсе знаю только несколько слов. В основном из романов Толстого и Достоевского.

— Вот мы и пришли. Четвертый этаж, но без лифта. Вас это не очень затруднит?

— Надеюсь, не больше, чем вас, — искренне заметила я.

— Я хожу пешком. Это позволяет сохранить фигуру. Я знаю, вы, молодые, предпочитаете диету, но поверьте, что моцион в этом смысле куда полезнее. Вот сколько б вы мне дали лет?

— Семьдесят, — поразмыслив, назвала я цифру, которая, по моим представлениям, ни в коем случае не превышала истинного возраста Софьи Александровны.

— Восемьдесят шесть.

— Сколько? — опешила я.

— Восемьдесят шесть. Вы, конечно, думаете — так долго не живут, — весело засмеялась старушка моему удивлению. — Однако я надеюсь прожить еще какое-то время. Причем каждый день — с интересом и удовольствием. В этом и состоит основной секрет.

Софья Александровна нравилась мне все больше и больше. Откровенно говоря, не люблю нытиков и обожаю оптимистов. Разумеется, нытик вполне может оказаться порядочным человеком, а оптимист — мерзавцем, однако трудно отрицать тот факт, что первый делится с окружающими плохим, а второй — хорошим. У жизнерадостного человека наверняка есть свои проблемы, просто он не считает себя вправе взваливать их на других.

Между тем моя спутница возилась с замками. Их было несколько, и, похоже, довольно затейливых. Это не очень вязалось с доверчивостью, с которой она пригласила к себе малознакомого человека, однако я быстро сообразила, что квартира в центре города, в старом фонде, наверняка подвергается куда большему риску, чем, например, моя окраинная живопырка. А когда оказалась внутри, так и вовсе перестала удивляться, и тот факт, что старушка тут же задергала какие-то рычажки, видимо, отключая сигнализацию, я приняла за должное. Мне почудилось, что я попала в музей.

Первое, что заставило остолбенеть — это камин. Мраморный! Мало того — украшенный мраморными же амурчиками, донельзя аппетитными. На каминной полке красовались различные фарфоровые безделушки, от кошечек и собачек до изысканно одетых кавалеров и дам. Я, призвав на помощь все свое воспитание, с трудом заставила себя отвести взгляд — и он уперся в резное бюро красного дерева, на гнутых ножках, изображающих химер. Роскошное зеркало в бронзовой раме отразило мое ошеломленное лицо, но я не стала всматриваться и прошла вперед, к винтовой лестнице, круто уходящей вверх.

— А это куда? — мое воспитание явно сдалось под давлением жизненных обстоятельств.

— В мансарду. Но там неприбрано. Я, знаете ли, как белка, тащу в свое гнездо всякий хлам и не могу с ним затем расстаться, а отправляю в мансарду.

— Мансарда… — мечтательно повторила я. Слово-то какое, а? Это тебе не жалкий чердак!

— Возможно, вас заинтересует библиотека? А мы с Ами пока займемся чаем.

Я лицемерно предложила свою помощь, однако в ответ с облегчением услышала, что чай — это для Софьи Александровны ритуал, и занимается она им всегда собственноручно. Амишка — симпатичный старый пекинесс, похожий на игрушечного льва — тщательно обнюхал мои ноги и, видимо, решив, что меня вполне можно оставить без присмотра, одобрительно тявкнул. Я шагнула в библиотеку и забыла обо всем.

С самого детства литература — моя страсть. Стоило мне научиться читать, и проблемы, чем занять ребенка, у мамы не стало. Проблема встала другая — оттащить ребенка от книги и выпихнуть погулять. А едва я достигла того возраста, когда мне стали выдавать карманные деньги, как превратилась в постоянного посетителя магазинов «Старая книга» — этого Клондайка, где каждый раз надеешься найти золотые россыпи в виде потрепанного тома любимого автора. И, признаюсь, мне в данном отношении всегда везло. Я нередко отрывала совершенно уникальные издания. Однако по сравнению с библиотекой Софьи Александровны мои скромные достижения просто ничто. Библиотека Софьи Александровны превосходила мои самые смелые мечты.

Ах, эти книжные полки, простирающиеся от пола до потолка! И не обычного новостроечного потолка, до которого вот-вот достанешь рукой — а потолка высоченного, теряющегося где-то в туманной дали. И с горечью думаешь, что там, наверху, таятся как раз самые чарующие книги, но их никак не достать — однако тут же замечаешь специальную передвижную лесенку, и взбираешься на нее, и нежно трогаешь корешки. Вот подборки дореволюционных журналов… а вот первые издания поэтов серебряного века… а вот несколько полок, целиком посвященных декабристам, и старинные труды с ятями соседствуют с самыми современными исследованиями. А вот… а вот…

— Наденька, чай готов.

— У вас фантастическая библиотека, Софья Александровна.

— Ее начал собирать еще дедушка. Потом родители. Да и я, конечно, немало прибавила. Хорошие книги и антиквариат — это моя страсть.

— А антиквариат здесь тоже фамильный?

— В основном, да. Вот, например, это бюро с секретом принадлежало дедушке. Зеркало было куплено на шестнадцатилетние маме. Разумеется, многое в трудные времена пришлось продать, но сейчас мне удалось почти полностью восстановить интерьер. Разумеется, не все вещи здесь те, которые принадлежали моей семье, однако если и заменены, то весьма похожими.

Мне захотелось поинтересоваться, откуда же Софья Александровна берет деньги на столь дорогостоящее увлечение, но я постеснялась. Мы пошли пить чай с печеньем и вареньем, сопровождаемые жалобно повизгивающим Амишкой. Впрочем, жаловался он зря, поскольку и ему печенья перепало немало. Гостеприимная хозяйка рассказывала мне о прошлом, а я с упоением слушала. Определенно, мне сегодня повезло!

— Наденька, — чуть смущенно спросила вдруг Софья Александровна, — у вас на завтра есть какие-нибудь планы? Вы очень заняты? Дело в том, что я хочу съездить на прогулку в Павловск, а одна опасаюсь. Все-таки я уже не столь молода…

— Вы хотите, чтобы я поехала с вами? — догадалась я. — С удовольствием. Я обожаю Павловск весной. Там все так красиво цветет!

— Я рада, что у нас схожие вкусы. Я тоже поклонница цветения. Восемьдесят седьмой раз вижу весну, и не устаю наслаждаться.




Глава 2


Вот так мы и сдружились. Поездка в Павловск оказалась весьма приятной. Мы гуляли втроем — Софья Александровна, я и Амишка. Мое первое впечатление — что я познакомилась с весьма интересной и нестандартной личностью — подтвердилось. Например, как вам понравится, что старушка-божий одуванчик взяла с собой дорогой современный фотоаппарат и призналась, что почти никогда с ним не расстается, поскольку является фотолюбителем, и снимки свои печатает в основном сама в домашней лаборатории, не доверяя мастерским? Поразительно, да? А уж эпизод с Амишкой просто достоин быть запечатлен в анналах истории.

Представьте себе аккуратную сухонькую особу восьмидесяти шести лет, ведущую на поводке маленького пушистого пекинеса. Они спокойно идут вперед, пока не натыкаются на двух амбалов, полностью загораживающих собой неширокую аллею. Оба амбала одеты во что-то кожаное, и оба пьяны.

— Давайте пойдем обратно, — предлагаю Софье Александровне я. — Они, по-моему, будут тут стоять до конца света.

— Ну зачем же, Наденька? — удивляется моя спутница и вежливо обращается к одушевленной преграде: — Молодые люди! Я бы рекомендовала вам отойти чуть в сторону, а то моя собачка может вас укусить. К сожалению, она противница спиртного.

Парни загоготали, и один из них нагнулся, чтобы ткнуть пальцем Амишке в морду. Вот этого ему не следовало делать! Куртка, разумеется, слегка задралась, и на полностью защищенном кожаными доспехами теле возникла голая полоса. В нее-то и вцепился мудрый песик, а, вцепившись, вовсе не собирался отступать. Пострадавший взвыл.

— Ведь я же вас предупреждала, — с кроткой укоризной заметила Софья Александровна. — Ами, милый, ты бы его отпустил. Понимаете, Ами очень настойчив, и его обычно нелегко уговорить отказаться от своих намерений. Разожми челюсти, дорогой. Ты уже не так молод, чтобы рисковать своими зубами.

И она нежно, но настойчиво отцепила Амишку и, поставив его на землю, спокойно посеменила дальше, не оглядываясь назад, а я, с ужасом ожидая удара в спину, двинулась за ней. Слава богу, никакого удара не последовало.

— И не могло последовать, Наденька, — объяснила мне моя спутница. — Люди такого склада никогда не станут связываться с теми, кто способен дать им отпор. Они выбирают беззащитных.

— Пожалуй, — согласилась я. — А вы хорошо разбираетесь в людях.

— Люди — интереснейший объект. Вот, например, эти двое. Они просто созданы для того, чтобы ими управляли. Если б я ими заинтересовалась, манипулировать ими было бы проще простого. У них все на поверхности.

— А ими наверняка кто-нибудь уже управляет. Скорее всего, это какие-то мафиозные шестерки. А вы любите манипулировать людьми?

— Поверьте, это ни с чем не сравнимое интеллектуальное наслаждение. Разумеется, есть наслаждения чудеснее — природой, например, или музыкой, — но из интеллектуальных оно всего выше.

Я, догадавшись, засмеялась:

— Вот и мною вы манипулируете, да? Сразу поняли, с кем имеете дело, и легко получили от меня то, что захотели.

Софья Александровна внимательно на меня посмотрела:

— Неужели вы говорите это без обиды?

— А на что тут обижаться? Я ведь не делаю ничего, что мне неприятно. Даже наоборот. А то, что умному человеку по мне видны некоторые особенности моего характера, совершенно естественно.

— Я рада, что вы это так воспринимаете. Я тоже не нахожу ничего обидного в том, что мне именно вас захотелось иметь своей спутницей на прогулке и что я поняла, что не получу отказа. Мне ведь не пришло в голову просить вас, например, сходить в собес за моими справками о льготах.

— Почему же? Если надо, я схожу, — предложила я.

Теперь пришла очередь смеяться моей собеседнице:

— Сходить вы, Наденька, конечно, можете, а вот справки получите вряд ли. Вы отстоите огромную очередь, а вам сообщат, что этим вопросом занимаются на другом этаже. Там вы снова отстоите очередь, и вас пошлют куда-нибудь еще. А в третьем месте перед вашим носом закроют дверь на обед. Ну, а после обеда вам в грубой форме заявят, что посторонним лицам никаких справок не выдается, и потребуют моего присутствия.

— Не в бровь, а в глаз! — согласилась я. — Так оно и бывает. Не любят меня почему-то в кабинетах. А скандалить я не умею.

— Поэтому такими делами для меня занимается Зинаида Ивановна. Это моя соседка по лестничной клетке. Мы с вами ее сегодня встретили, помните?

Я кивнула. Зинаида Ивановна мне не понравилась. Это была худая женщина лет шестидесяти с высоким крашеным хной шиньоном и поджатыми губами. При встрече с Софьей Александровной она было попыталась нежно сложить губы в трубочку, однако не больно в том преуспела. Да, посещение кабинетов — желанное развлечение для подобных особ. Только удивительно, что она соглашается получать справки не для себя, а для кого-то другого. Сомневаюсь я в ее альтруизме! С такими возможна исключительно договорная основа, и то следует держать ухо востро.

— О чем вы задумались, Наденька?

Я взяла и честно призналась. С Софьей Александровной мне было настолько легко и просто, что хитрить не хотелось.

— Вы совершенно правы, Наденька. У нас с нею действительно договорная основа, и я держу ухо востро. Она мне оказывает довольно много услуг — помогает по хозяйству и еще кое-какие мелочи. Я рада, что у вас верный глаз. А что вы думаете о характере вон той юной особы? Вот этой, в пикантных коротких штанишках.

И мы с увлечением принялись рассуждать о том, каков, по нашему мнению, тот или иной человек, причем, как ни странно, разногласий у нас почти не возникало. После первой прогулки последовала вторая. Я стала почти ежедневно забегать к своей новой знакомой на чай, тем более, что родители мои в конце апреля уехали в деревню, где лет двадцать назад по дешевке приобрели небольшую развалюху. Эту развалюху (точнее, окружающий ее сад) они любят до самозабвения и готовы проводить там по полгода.




Глава 3


Софья Александровна рассказала мне кое-что о себе. Муж ее ушел в лучший мир больше двадцати лет назад — впрочем, в почтенном возрасте семидесяти двух. У них была единственная дочь, умершая совсем недавно. После ее смерти отношения с внучкой, к сожалению, серьезно разладились.

— Бедная Люба, увы, характером не в нашу породу. Она легко поддается влиянию и не склонна заглядывать вперед. В восемнадцать лет она совершила мезальянс, и это испортило ей жизнь.

Я удивилась:

— И что вы считаете мезальянсом? Вас не устроило происхождение жениха?

— Дело не только в происхождении. В конце концов, многие выходцы из простой среды прославили Россию своими талантами. Сергей же никогда не поднимется над своей средой. Наоборот. Клерк в заштатном конструкторском бюро — вершина его карьеры. Впрочем, и это не главное. Уровень его эмоциональных и интеллектуальных возможностей очень низок, и диплом о высшем образовании ничего тут не изменил. Зато уровень притязаний превосходит все пределы. Поэтому Сергей убежден, что все его недооценивают и все перед ним виноваты.

— То есть ворчит с утра до ночи? — уточнила я.

— Именно так. Больше всего, разумеется, достается Любе, поскольку она под рукой. Все, что она делает, подвергается критике. Если бы у него была другая жена, он бы, как ему мнится, добился большего. И если б у него были другие коллеги… и другие соседи… и вообще мир вокруг был другим. При этом его мышление абсолютно неконструктивно. Ему никогда не придет в голову задуматься, что за невозможностью изменить мир остается спланировать собственное поведение так, чтобы добиться желаемого. Или, в крайнем случае, попытаться изменить свои желания. Время от времени он напивается, однако даже это не приносит ему радости. Он становится более агрессивным и без умолку перечисляет якобы нанесенные ему обиды. Кроме того, он патологически скуп. Сочетание жадности и глупости представляется мне одним из самых неприятных. В такой атмосфере Люба живет уже десять лет. Трудно было бы надеяться, что это не изменит ее к худшему.

— А почему бы ей от него не уйти? Тридцать лет — совсем не много для женщины. К тому же она поддается влиянию, да? Значит, и вашему тоже.

— Вы правы, Наденька, но я дала слово Вере. Вера — моя дочь. Видите ли, в свое время я позволила себе вмешаться в ее личную жизнь. Я по-прежнему считаю, что от этого она стала только счастливее, однако не могу не признать свою неправоту. Она стала счастливее, но неудовлетвореннее. Человек сам выбирает, какие совершить ошибки, и мешать ему не следует даже для его пользы. Любовь к дочери ослепила меня. И я пообещала Вере, что с Любой такого не повторится. Поэтому я держу нейтралитет. В результате я вижусь с Любой, помогаю ей материально, но духовной близости у нас нет. А Сергея стараюсь избегать. К тому же он слишком явно дает понять, что я зажилась на свете. Ему не терпится получить все это, — Софья Александровна сделала широкий жест рукой. — А мне при мысли о том, что такие чудесные вещи достанутся тем, кто не умеет их ценить, хочется жить вечно.

«Интересно, — вдруг задумалась я, — а откуда у Софьи Александровны средства, чтобы помогать внучке материально? Не с пенсии же? Или она потихоньку распродает антиквариат? Хотя нет, она его, наоборот, приобретает».

Я вспомнила поразивший меня эпизод. Во время одного из своих визитов я заметила, что хозяйка необычно оживлена. Я полюбопытствовала, что случилось, и она призналась, что скоро должны принести вещь, которую она искала несколько лет. Это оказался старинный комод, черный с перламутровыми инкрустациями. Однако поразило меня другое. Его принесли четыре молодых человека, представившиеся посланцами фирмы «Сириус». А этот «Сириус» был мне хорошо знаком. Вернее, хорошо помозолил мне глаза, поскольку его офис располагался на первом этаже того дома, где жила Софья Александровна, и я постоянно проходила мимо.

— А что, «Сириус» занимается антиквариатом? — осведомилась я. Меня это заинтриговало по одной простой причине: по радио ненормально часто передают рекламу различных антикварных магазинов, и всегда подчеркивается — «мы покупаем антиквариат по самым высоким ценам». Создается впечатление, что цель магазина — купить, а не продать. Или сейчас столько желающих вложить свои капиталы в старинную мебель, что они стоят в очереди и готовы за что угодно заплатить бешеные деньги? В общем, мне давно хотелось в этом разобраться.

— Нет, — с улыбкой ответила Софья Александровна, — обычно они не занимаются антиквариатом. Просто они помогают мне решать материальные проблемы. Сейчас принято заниматься благотворительностью, и «Сириус» в качестве ее объекта выбрал меня. Мне вообще везет.

Я постеснялась уточнить, выражается благотворительность загадочного «Сириуса» только в доставке комода или также в его оплате, однако в любом случае не удивиться не могла. Потрясающая благотворительность — поставлять старушкам старинную мебель!

Впрочем, Софье Александровне и впрямь везло — или же, что более вероятно, она умела устраивать свои дела. Например, к ней на дачу нас возил на машине некий Андрей — неприятный тип лет двадцати пяти с перебитым носом и татуировкой на обеих руках, столь похожий на мое чисто умозрительное представление об уголовниках, что я не удержалась и откровенно спросила, не сидел ли он в тюрьме — спросила, разумеется, не у него, а у своей спутницы, когда мы остались наедине.

— В колонии, — уточнила она. — Четыре года. Однако освобожден досрочно за поразительно примерное поведение и теперь приобрел дачу по соседству с моей. Там мы и познакомились. Очень удобно иметь под рукой человека с автомобилем, не правда ли? Я в любой момент могу к нему обратиться. Не томиться же в переполненной электричке! К тому же он заодно со своим обрабатывает также и мой участок.

Мои брови поползли вверх, а Софья Александровна спокойно продолжала:

— Там не очень много работы. Я не любительница огородов, и в основном у меня цветы, кусты да плодовые деревья, но пару клубничных грядок стараюсь иметь. И гостям предложить, и самой полакомиться. А о Андрее не волнуйтесь. У нас с ним… ну, по-вашему — бартер. Выбросьте это из головы!

И я почти выбросила, хотя мрачные взгляды, которые бросал на нас бывший уголовник, иной раз заставляли меня содрогаться, особенно при сравнении с угодливостью его манер. А тихой старушке хоть бы что! Сидя в тенечке, она с удовольствием наблюдала, как я купаюсь в речке, и ее нисколько не смущали всякие там взгляды.




Глава 4


Встречи с Софьей Александровной принесли мне много радости, однако им был отмерен недолгий срок. Примерно через два месяца после нашего знакомства часов в одиннадцать душного июньского вечера я подняла трубку телефона и с ужасом услышала:

— Это звонят из больницы по просьбе Софьи Александровны Знаменской. Она сейчас у нас и просит срочно приехать.

— Хорошо. А что с ней? Сердце?

Она никогда не жаловалась на здоровье, однако в нашем влажном климате даже молодые плохо переносят жару, а ей восемьдесят шесть!

— Нет. На нее было совершено нападение. Судя по всему, травмы очень серьезные. Приезжайте, а то можете не успеть.

Сломя голову, я на последнем транспорте помчалась по названному адресу. Слава богу, трамвай подошел довольно быстро, и я успела на метро перед самым закрытием. Если бы оно захлопнуло двери перед моим носом, я б, наверное, просто упала без чувств. В висках у меня стучало, а в горле стоял комок. Нападение! Наверное, какие-нибудь пьяницы. Или подростки, которым нечего делать. Господи, до чего мы дожили! Даже старушка не может спокойно выйти на улицу. Софья Александровна не носила украшений, одета была просто — надо быть совсем идиотом, чтобы на нее напасть. Или пытались ограбить квартиру? Но туда так легко не залезешь, там сигнализация. Мне сказали — можете не успеть. Неужели она при смерти? Много ли надо человеку в ее возрасте! Нет, не верю! Она слишком любит жизнь, чтобы позволить всяким придуркам себя убить. Она выживет!

В больнице мне сообщили подробности, и они не обнадеживали. Нападение было совершено вечером, когда Софья Александровна вывела погулять Амишку. Она всегда в таких случаях выводила его не в сквер, а на задний двор, полагая, что делать из сквера собачий туалет недостойно петербуржца. Более того — она сразу же собирала все за Амишкой и выкидывала на помойку, которая располагалась неподалеку. Вы знаете еще хоть одну такую женщину? Впрочем, сейчас важно не это. Ее ударили сзади. Скорее всего, удар был бы смертелен, если б верный песик не вцепился в мерзавца, да так, что сломал несколько зубов. Мерзавец отшвырнул его и убежал, и лежать бы Софье Александровне до утра, если бы соседский мальчишка, посланный матерью вынести мусор, не услышал яростный лай и не заинтересовался им. Он увидел маленького пекинеса и бесчувственное тело.

Травмы оказались более, чем серьезны. Повреждены череп и позвоночник. Врачи вообще не понимают, как с такими травмами можно жить, а тем более находиться в сознании. И, тем не менее, пока Софья Александровна жива. Однако вряд ли это продлится долго. Если я хочу, могу к ней пройти. Это ей не повредит. Ей уже ничто не повредит. Главное — это чтобы я сняла уличную обувь, а остальное никого не волнует. И я взяла в руки босоножки и побрела куда-то босяком, повторяя про себя снова и снова: «Только бы не заплакать. Я не имею права заплакать. Я должна быть спокойна».

— Наденька, — тихо приветствовала меня Софья Александровна, пытаясь улыбнуться. — Вы пришли.

— Конечно. И буду ухаживать за вами, пока вас не выпишут. У меня как раз с завтрашнего дня отпуск.

— Долго со мною мучиться вам не придется. Как обидно, что я не доживу до цветения лип! Мне так хотелось еще раз увидеть, как они цветут. Их запах — запах счастья. Почему этот человек не мог подождать хотя бы две недели? Вы ведь найдете его, Наденька, да?

— Я? — последние слова настолько меня поразили, что комок в горле стал чуть меньше, и слезы уже не так подступали к глазам. — Этого… — я чуть не произнесла «убийцу», но вовремя исправилась, — этого мерзавца?

А потом слезы вновь подошли близко-близко, потому что я поняла, что Софья Александровна утратила ясность мысли. В нормальном состоянии она никогда не попросила бы человека о том, что он не в силах исполнить — не при каких обстоятельствах, даже самых страшных. А найти гада, без причины нападающего на прохожих, не под силу никому. Немотивированные преступления, насколько я знаю, обычно остаются нераскрытыми. Впрочем, разве сейчас это важно? Я должна пообещать хоть луну с неба, лишь бы Софье Александровне стало легче на душе. Сейчас соберусь с силами и отвечу. Главное — не заплакать.

— Вы думаете, Наденька, что это невозможно? Вы многого не знаете. Это была не случайность. У меня есть враги. Это сделал кто-то из них. Он решил освободиться. Но вы найдете его. Вы должны открыть потайной ящик бюро и забрать оттуда сверток. Там все есть. Это сделал кто-то из них, я чувствую это. Вы тоже чувствуете людей, и вы поймете, кто именно. Милиция не станет этим заниматься, и он останется безнаказанным. А вы его найдете. Обещаете? Нет, подождите! — она судорожно вдохнула, словно пронзенная внезапной болью. — Не берите на душу грех. Не обещайте, что вы его найдете. Обещайте сделать все от вас зависящее, чтобы его найти. Именно так. Обещаете?

— Да, — твердо и почти спокойно ответила я. Перед лицом такого самообладания я не собиралась позволять себе истерик.

— Хорошо. Теперь Ами. Вы возьмете его к себе?

— Конечно.

— Жестоко, что сюда не пускают собак. Я не сумею с ним проститься. А теперь позовите, пожалуйста, доктора и медсестру.

— Вам хуже? — у меня зашлось сердце.

— Мне теперь может стать только лучше, Наденька. Но позовите.

Мне было страшно уходить — почему-то казалось, что стоит оставить Софью Александровну одну, и она умрет. Однако она не умерла.

— Я ведь не могу владеть руками? — она словно не спрашивала, а ждала подтверждения.

— Не можете, — согласился врач.

— Поэтому я делаю устное заявление. В присутствии нескольких свидетелей. Все свое имущество я завещаю Надежде Владимировне Андреевой. Вот она, рядом со мной. Ей завещается квартира со всем содержимым, дача с участком и все, что на данный момент является моей собственностью. Я делаю это заявление, находясь в здравом уме и твердой памяти. Вы слышите меня?

— Да, — кивнула заинтересованная медсестра. — А это законно?

Но Софья Александровна не ответила. Она сделала то, что считала нужным, и тихо умерла. Она сказала мне несколько минут назад, что теперь ей может стать только лучше. И я пыталась убедить себя, что она была, как всегда, права. А перед глазами стояли цветущие липы, которых ей больше не увидеть.

Очнулась я от резкого мужского голоса, что-то раздраженно бубнящего. Я подняла глаза. Высокий довольно красивый тип лет сорока делал выговор врачу:

— Вы должны были сразу же позвонить моей жене как ближайшей родственнице покойной. Это ваша обязанность. Вы за это получаете деньги.

— Покойной она стала только что, — нервно ответил тот. — А деньги я получаю за другое. Если это можно назвать деньгами.

— Низкая зарплата не освобождает вас от необходимости выполнять свои обязанности. Я буду жаловаться на вас главврачу.

— Хоть господу богу.

«Сергей», — поняла я. Я представляла его себе несколько иначе. Я знала, что муж единственной внучки Софьи Александровны любит ворчать, но надеялась, что хотя бы этим делом он занимается с удовольствием. Однако сейчас он нудил над ухом несчастного доктора с видом человека, которому нестерпимо скучно. А где же его Люба? Вот она, стоит у стенки, опустив голову, и мнет в руках носовой платок. Она довольно симпатичная, но, что называется, поблекшая. Волосы небрежно обесцвечены, а яркий макияж только подчеркивает невыразительность черт. Кажется, она расстроена. Наверное, я теперь могу уйти? Они всем займутся? Впрочем, нет.

— Вы не знаете, — спросила я, — где сейчас Амишка?

Люба подняла глаза:

— У бабушки дома. Не знаю.

— Перед лицом смерти человека, — с готовностью, но без малейшего оживления повернулся ко мне Сергей, — только эмоционально нечуткий человек будет испытывать интерес не к этому человеку, а к его собаке. Есть определенные нормы человеческого поведения…

Я не стала слушать дальше. Я повернулась и ушла. Несмотря на боль в груди, от его речей мне нестерпимо захотелось спать. А спать было нельзя, поскольку меня ждало еще одно дело.




Глава 5


Слава богу, Софья Александровна жила недалеко. Я пешком побрела к ее дому — ведь до начала движения транспорта оставалось несколько часов, а терять времени я не могла. Загадочное сияние белой ночи освещало мне путь, и я почему-то совсем не боялась, хотя обычно остерегаюсь поздних возвращений. Вот знакомый подъезд… и ко мне в ноги бросается что-то маленькое, теплое и скулящее. Я поднимаю Амишку на руки. Мордочка у него в крови, и, видя эту кровь, я почему-то начинаю плакать. А он слизывает мои слезы и тихо стонет. Так и просидели мы с ним на лавочке у подъезда, а утром сели на метро и поехали ко мне.

Касьян встретил меня возмущенным мяуканьем. Он не привык почивать в одиночестве. Касьян, как вы понимаете, кот. Пятнадцать лет назад я подобрала его на помойке, и семейный совет постановил из экономии назвать приемыша этим редким именем — чтобы, по мудрому замечанию папы, пореже справлять ему именины. Ведь у Касьяна они двадцать девятого февраля! Впрочем, и без именин кота баловали неимоверно. Он вырос огромным, хотя был не пушистым, а гладкошерстным — стандартной полосато-серой расцветки. Амишка казался меньше по крайней мере в полтора раза, а то и вдвое. Умом же Каська превосходил всех знакомых мне котов. Например, писал он прямо в унитаз, да еще и спускал за собой воду, ловко нажимая на рычажок. Правда, теперь я была этому не слишком рада. Он приобрел вредную привычку вскакивать по звонку моего будильника и опрометью бежать занимать туалет. А с возрастом у него начались нелады с почками, и занимал он его весьма надолго. И я, несчастная, бегала вокруг и считала минутки, которых у меня, поверьте, было в обрез — я очень люблю поспать и встаю всегда в последний момент. Однако не станешь же сгонять кота с горшка, если он уже приступил к делу! Вот такие у нас с ним проблемы.

Раньше, когда Касьян был моложе, мои родители брали его с собой в деревню, но последние годы он стал плохо видеть, и они предпочитают оставлять его дома. А теперь вот я Амишку привела. Но Каська умный, он не обидится. Ему только надо объяснить.

Я пустила песика обнюхивать квартиру и посадила себе на колени кота.

— Это Амишка. Он у нас будет жить. Всегда. Он хороший. А ты у меня лучше всех, — я поцеловала Касьяна в мордочку. — Вы подружитесь.

Амишка, жалобно поскуливая, прижался к моей ноге, и я подняла его, посадив рядом с Касьяном. Ну, сейчас самый важный момент… только бы они не разругались… умницы вы мои! А теперь — спать. Я легла, и хитрые красавчики пристроились по бокам. Вообще-то у них имеются уютные подстилки, но уж ладно. У них тоже была тяжелая ночь.

Проснулась я от настойчивого звонка в дверь. Боже, кто в такую рань? Впрочем, будильник показывает начало второго, и это неудивительно, учитывая, что домой я вернулась не раньше семи утра. Я накинула халат.

— Кто там?

— Бурков Сергей Викторович с супругой.

Я опешила. Бурков Сергей Викторович, да еще с супругой? Я впервые слышала это имя.

— Я внучка Софьи Александровны, Люба, — добавил женский голос, а мужской цыкнул: — Не лезь!

Я открыла дверь, и непрошенные гости зашли в прихожую. Однако провести их в комнату я не успела. Сергей начал свою речь немедленно, и в голосе его теперь звучало все, что угодно, только не скука.

— Я не потерплю, — агрессивно заявил он, — чтобы всякие авантюристки вмешивались в дела моей семьи. Моя жена — ближайшая родственница и единственная наследница Знаменской Софьи Александровны, и я могу подтвердить сей факт документально.

— Какой факт? — тупо осведомилась я. Если меня неожиданно вытащить из постели, я всегда плохо соображаю.

— Факт родства, — несколько снизив напор, пояснил Бурков.

«Но не наследования», — машинально подумала я, и тут до меня дошло.

— Вам что, медсестра что-нибудь сказала?

— Эта непрофессиональная особа не может быть свидетелем. Не считайте меня дураком! Я своего не отдам! Не для того я ждал столько лет, чтобы мое наследство досталось постороннему человеку. Закон на моей стороне…

— Подождите, — вставила я, когда мой собеседник на секунду замолк с целью набрать побольше воздуха в грудь. — Я вовсе не претендую ни на какое наследство. Только Амишка и сверток, который Софья Александровна непременно велела мне взять. И все.

— Судебные издержки придется оплачивать вам, — по инерции продолжил Сергей, но Люба взяла его за руку и несколько раз настойчиво повторила: — Ей не нужно наследство, Сережа!

— Что? — наконец-то опомнился он и с подозрением уставился на меня. — Это как понимать?

— Бабушка велела ей взять Ами и какой-то сверток. А больше она ни на что не претендует.

— Твоя бабушка никогда не считалась с разумными доводами. Сколько я доказывал ей, что это старое животное пора усыпить, а она только тратила деньги на его лечение. Деньги, которые должны были достаться нам! И если ты считаешь, что я намерен теперь с ним возиться…

— И не надо возиться. Ами взяла себе Надя, — с ангельским терпением пояснила Люба.

«Усыплять надо не старых животных, а отвратительных людей», — захотелось сказать мне, но я сдержалась. Как бы то ни было, это родственники Софьи Александровны, и я должна держаться с ними вежливо.

— Так вы собираетесь судиться? — уточнил мой собеседник.

— Нет, не собираюсь. Отдайте мне сверток и забудьте о моем существовании.

— Сверток… — медленно процедил Бурков, явно не веря, что все может разрешиться так просто. — А что в нем?

— Не знаю.

— Ах, не знаете! — обрадовался он. — Вы считаете меня идиотом? Это что за ценности должны быть в свертке, чтобы ради него отказаться от квартиры в центре города? И дачи? Благоустроенной, между прочим, а не времянки! Имейте в виду, сверток тоже принадлежит мне, и своими руками отдавать его я не собираюсь. Я не так прост, как некоторые. С некоторыми, типа моей жены, у вас такие штучки бы прошли, но не со мной. Я не такой идиот.

От его манеры пережевывать одно и то же по много раз у меня сводило скулы, однако я нашла в себе силы спокойно предложить:

— Давайте вместе посмотрим, что там, и если что-то ценное, тогда уж будем решать. Но, скорее всего, там просто какие-то памятные вещи.

— Памятные вещи? Старинные, полагаю? И вы надеетесь, я не знаю им цены? Не надейтесь! Я честный человек и никогда не брал чужого, но своего отдавать не намерен. И не рассчитывайте! Я предупредил.




Глава 6


Милая пара удалилась, а я села в кресло и стала думать. Думать очень не хотелось, а хотелось плакать, однако я себя заставила. Софья Александровна ожидала от меня не слез. А чего? И вправду, чего она от меня ожидала?

Во-первых, она хотела, чтобы я позаботилась об Амишке. И он, слава богу, у меня. Грустит, бедненький. Зато с Касьяном сразу подружился. Софья Александровна была бы этому рада. А еще она хотела, чтобы я нашла ее убийцу. И я ей обещала. Вернее, я обещала не это. Я обещала, что сделаю все возможное, чтобы найти убийцу. Все-таки она — удивительная женщина. «Не бери греха на душу — не обещай, что его найдешь», — кажется, так она сказала? И действительно, каким образом я могу его найти? Впрочем, нет. Софья Александровна никогда не попросила бы меня о том, чего я не в состоянии сделать. Меня или кого-нибудь другого. Она слишком умный человек. Я должна взять в секретном ящике бюро какой-то сверток. Там лежит нечто, что мне поможет. Да что ж такое там лежит? Впрочем, над этим размышлять бессмысленно. Надо взять сверток и посмотреть. Но как его возьмешь?

Я вспомнила Сергея Викторовича Буркова и поморщилась. Еще раз попросить его дать или хотя бы показать мне сверток? Бесполезно. Я хорошо представляла себе его реакцию. Чем больше я стану его просить, тем упорнее он будет считать, что я намерена его одурачить. А он, в отличие от всех остальных, не дурак. Поэтому он оставит сверток себе. Хотя, кстати, понятия не имеет, где его искать. Я ведь не упоминала о ящике бюро, к тому же секретном. Значит, сверток спокойненько будет лежать и ждать меня. Вот если бы как-то проникнуть в квартиру… Интересно, она останется пока пустой или новоявленные наследники въедут туда сразу? Вряд ли сразу — по-моему, вступления в права наследства надо ждать полгода или около того. С другой стороны, формальности формальностями, а жизнь жизнью. Ну, например, ведь должны же они Софью Александровну похоронить. При всей своей мерзости не оставит же Бурков ее тело в больнице? И, значит, потребуются какие-то ее вещи, одежда. А это все в квартире. Так что зайдут они туда обязательно. Им, конечно, дадут ключи — они ведь родственники. А у меня ключа, к сожалению, нет. Иначе я бы выбрала подходящий момент да и залезла туда тайком. Правда, там сигнализация. Через окно попробовать, что ли? Четвертый этаж, к тому же безумно высокий. Нужен скалолаз, а у меня нет в запасе скалолаза, готового ради меня на преступление. Четвертый этаж. Он же последний. А если через крышу? Господи, каким бредом я занимаюсь! Неужели я — спокойный, законопослушный человек — намереваюсь тайно проникнуть в чужой дом? А что мне остается? Я ведь обещала…

Я велела своим подопечным не скучать и поехала к Софье Александровне. Вернее, нет… Как трудно смириться с тем, что ее уже нет в живых! Я поехала к ее квартире. Бывшей ее квартире. Зашла в подъезд и поднялась на четвертый этаж. Меня так и подмывало нажать знакомую кнопку звонка, однако я понимала, что ничего хорошего меня там не ждет. Поэтому по узкой лестнице я двинулась выше, на чердак. На чердаке висит огромный амбарный замок. Даже если я буду пилить его целый год, вряд ли это ему хоть немного повредит. А сбоку… сбоку лесенка типа пожарной, ведущая прямо в потолок. Я повесила сумку себе на шею, чтоб не слишком мешала, и полезла. Лесенка была ужасно пыльной — видимо, ею давно не пользовались. А люк-то открывается! Вот здорово! Я сделала усилие, толкнула и выбралась на крышу.

Крыша была плоской и удобной, и с нее открывалась чудесная панорама. Купол Исакия блестел словно бы совсем рядом, а Адмиралтейство несло свой волшебный кораблик специально для меня. Облака тщательно продуманными группами оживляли небо. После тяжелых впечатлений последних часов увиденное казалось таким прекрасным, что защемило сердце. Я долго смотрела вдаль, но потом взяла себя в руки и заставила подойти к краю крыши и заглянуть вниз. У меня сразу же закружилась голова. Нет, только в нынешнем своем полубредовом состоянии я могла вообразить, что долезу по отвесной стене до окна, расположенного довольно далеко внизу. Да и вообще, Софья Александровна слишком дорожила своей обстановкой, чтобы оставить столбовую дорогу ворам, и я должна была сразу об этом догадаться. Как ни крути, такой путь не для меня! Тогда какой?

Я спустилась на лестничную площадку и позвонила в квартиру Зинаиды Ивановны, соседки, помогавшей Софье Александровне по дому.

— Кто там? — моментально отозвались из-за двери, словно хозяйка весь день стояла в прихожей в ожидании моего визита.

— Это Надя. Вы знакомы со мной через Софью Александровну. Я хотела бы с вами поговорить.

Раздалось шуршание, и я догадалась, что Зинаида Ивановна смотрит в «глазок». Почему бы ей было не сделать этого сразу вместо того, чтобы спрашивать, кто там? Теперь металлическое позвякивание — и дверь открывается, однако не до конца, а хранимая цепочкой. Господи, сколько предосторожностей среди бела дня! Хотя, возможно, так и надо. Пронизывающий взгляд тщательно изучил мою внешность, и дрожащая рука откинула цепочку. Я сделала шаг вперед, однако дальше прихожей меня не пригласили и сесть мне не предложили.

— Извините, что беспокою, — начала я. — Вы ведь знаете о… о несчастье?

— Да. Меня всегда удивляло, что она гуляет по вечерам. В ее-то возрасте пора быть умнее! Кругом одни бандиты. Верить нельзя никому! И в квартиру-то могут проникнуть — то, видите ли, водопроводчиками оденутся, то телеграмма. Ну, я-то всегда начеку, а она была легкомысленной. Вот и допрыгалась.

«Нарочно они, что ли, сговорились выводить меня из себя?» — подумала я, а вслух сказала:

— Так получилось, что я как раз оставила у Софьи Александровны кое-какие свои вещи. Ничего ценного — книгу и тетрадь, но они мне срочно нужны. Вот и хотела узнать, нет ли у вас ключа от ее квартиры.

Зинаида Ивановна посмотрела на меня с таким торжеством, что в первый момент я даже испугалась, решив, что она разгадала мое вранье. А чтобы разгадать его, не требуется большого ума. Это кем надо быть, чтобы сразу после гибели человека беспокоиться о каких-то там своих тетрадках!

Однако я ошиблась. Моя собеседница вовсе не заподозрила меня во лжи. Вернее, заподозрила, но не в той.

— Ключа у меня нет. Покойница мне его в руки не давала. Под приглядом я у нее работала. А книжку свою у зятька ее спроси. Там они сейчас, в квартире. Сторожат! У меня там тоже кое-что осталось. Фартук там, совок, швабра с тряпкой. Так этот злыдень даже тряпки не отдал. Откуда он, мол, знает, чья она. Я и ушла, несолоно хлебавши. А ведь все это, между прочим, денег стоит. А тебе-то каково! Ублажала старуху, гулять водила, и все, выходит, зря? Зятек-то сидит на ее богатствах и полушки ломаной не даст.

— Это мы еще посмотрим, — неожиданно для себя возразила я. — А вы не знаете, где живет мальчик, который ее нашел?

— Сашка-то? Да в шестнадцатой квартире. Хулиганье, а не парень! Одиннадцать лет сопляку, а туда же — по ночам шастает. Был бы постарше, я б точно знала — это он ее пристукнул. С него станется!




Глава 7


Поблагодарив вежливую хозяйку, я пошла в шестнадцатую квартиру. Измотанная женщина сообщила мне, что ее сын гуляет на черном дворе. Черный двор — это тот, где совершилось убийство. Подъезды дома были проходными и выходили сразу на два двора — черный и белый. Я отправилась на черный. Группа мальчишек с упоением ползала на четвереньках неподалеку от помойки, и я поняла, что они исследуют место преступления.

— И кто из вас ее обнаружил? — присев на корточки, поинтересовалась я.

— Я! Ведро мусорное выносил — и обнаружил.

— А меня мать тоже с ведром гнала, а я притворялся, что не слышу. Вот обида-то!

Я порадовалась за местных матерей. Ближайшие месяцы проблем с выносом мусора у них не ожидается.

— Расскажи поподробнее, а?

Долго уговаривать Сашку не пришлось.

— Ну, иду я. Слышу — лает кто-то. Я ведро бросил и побежал посмотреть. А у бабки этой песик был прикольный. Нос курносый и уши по бокам. Вот он и лаял. Не во дворе, а почти на улице. Видать, за преступником побежал. Клевый пес! Я тоже на улицу двинул. А он, пес-то, сразу ко мне, и тащит обратно. Во двор то есть. Ну, я думаю, что-то он парит. И пошел. А там — она лежит. Вот на этом самом месте. И крови лужища.

Меня затошнило, однако я продолжала внимательно слушать.

— Я покричал ей: «Бабулька, ты живая?» А она мне шепчет: «Скорую». Я к матери, а пока она звонила, обратно прибежал. Но бабулька потом молчала. Только пес выл.

— И что дальше?

— Приехала милиция и «скорая». Бабку увезли, а милиционер со мной разговаривал. Без дураков! Я ему все, как вам, рассказал и улику отдал. А он сказал, что я молодец.

Я вскинулась:

— Какую улику? Ты мне не рассказывал.

— Важнейшую, — убежденно пояснил Сашка. — Клочок такой тряпочный. Собака-то, наверное, куснула убийцу и откусила от него кусок.

— От одежды то есть?

— Ну да.

— И как он выглядел?

— А такого цвета… на розовый похож, но не розовый.

— Бордовый? Малиновый?

Мой собеседник заколебался:

— У матери купальник такой есть. От него глаза режет.

Я сразу поняла, что он имеет в виду. Действительно, последние годы появились синтетические материалы душераздирающе ярких цветов, и тот розовый назвать просто розовым не поворачивался язык.

— Еще спортивные костюмы такого цвета бывают, да?

— А ты сечешь! — обрадовался Сашка. — Точно! Я думаю, это от такого костюма карман. Он еще с краев загнутый. Ровненький совсем, понимаешь?

Я кивнула. Значит, скорее всего, преступник был в розовых спортивных штанах. Дает ли мне это что-нибудь? Пожалуй, что дает. Я, например, их бы в жизни не надела. С другой стороны, в определенных кругах их носят все — как мужчины, так и женщины. Интересно, могла нанести удар женщина или нет? Если чем-то тяжелым, то, наверное, могла бы. Тем более, что ударили не вполне удачно. Впрочем, трудно судить.

Мальчишки увлеченно обсуждали, кто в их дворе имеет несчастье носить спортивные штаны. Судя по всему, список оказался весьма обширен. Я подумала, что судьба послала мне то, что я ищу. Стоит сказать два слова, как дети уже будут на крыше и с радостью полезут по отвесной стене в окно четвертого этажа. Полезть-то они полезут, а долезут ли? Вот сверзится кто-нибудь, и будет у меня на совести детоубийство. Нет, это не для меня.

Я попрощалась, перешла в парадный двор и села на лавочку. Мне требовалось привести свои мысли в порядок.

— Тебя подвезти, куколка?

Я подняла голову и увидела упитанного типа средних лет с большими черными усами. Он гордо похлопывал по призывно распахнутой дверце автомобиля. Судя по самодовольству хозяина, автомобиль был иномаркой. Впрочем, возможно, самодовольство относилось к усам. Откровенно говоря, терпеть не могу, когда меня называют куколкой. Хотя чисто внешне я и впрямь довольно схожа с соответствующим типажом, надо быть круглым идиотом, чтобы принять меня за существо, определяемое подобным названием. Однако нынешние мужчины насмотрелись американских боевиков, где это обращение к женщине явно считается лестным. Поэтому я решила не обижаться, а вежливо ответила:

— Спасибо, не надо.

Поеду я с ним, размечтался!

— А то прокачу с ветерком. И бесплатно. Для такой куколки у меня все бесплатно.

Я молча отвернулась, понимая, что человек данного типа любое мое высказывание воспримет как заигрывание, а молчание ему быстро наскучит. Так и получилось. Как вы понимаете, я хотела встретить вовсе не его. И через некоторое время мне повезло. Из дома вышла Люба — одна. Я встала.

— Извините, а когда похороны? Это уже известно?

— Послезавтра. Это вы нас извините, — покраснела Люба. — Понимаете, у Сережи сложный характер.

— Да уж, — не стала спорить я.

— Он всегда сделает по-своему. Возражать ему бесполезно, вы уж поверьте. Единственное, что можно — это тайком сделать, как надо. К сожалению, у меня нет ключей от бабушкиной квартиры. Там сложные замки, и Сережа считает, что я могу их сломать. А то бы мы с вами пришли сюда вдвоем, и вы бы взяли то, что вам требуется. Или давайте так: вы мне скажете, где оно лежит, а я постараюсь потихоньку достать и вам принести.

Я на секунду смутилась. Ведь семья Бурковых пока не знает, где спрятан таинственный сверток. Вдруг предложение Любы — хитрый ход, чтобы это выяснить и забрать его себе? Впрочем, нет. Такой ход абсолютно не в характере ни жены, ни мужа. Я уверена, что Люба сейчас говорит искренне. Другой вопрос, что если Сергей на нее надавит, то она тут же выложит ему всю подноготную, и не видать мне свертка, как своих ушей. Впрочем, мне и так его не видать.

— Это лежит в потайном ящике бюро. Бюро красного дерева в кабинете, помните? Но я не представляю, где там потайной ящик. Его еще надо найти.

— Я попробую.

— Только осторожнее, пожалуйста. Чтобы никто не увидел.

«Никто» показалось мне в данном контексте звучащим приличнее, чем «ваш муж». Моя собеседница кивнула и направилась через двор к магазину, а я пошла к метро, крайне недовольная собой. Мало того, что я не сделала ничего полезного — возможно, я сама себе навредила. Рано или поздно Люба выложит все мужу — в этом я была убеждена. Вопрос в том, что произойдет быстрее — она отыщет для меня сверток или Сергей заподозрит неладное. Слава богу, он дурак, а жена, судя по всему, привыкла с ним хитрить. И все равно большой риск. Я оценила свои шансы как пятьдесят на пятьдесят и с такими невеселыми мыслями открыла собственную дверь.




Глава 8


Касьян почему-то встретил меня без обычного возмущения долгим отсутствием любимой хозяйки. Вместо гневного мяуканья он лишь ласково потерся о мои ноги. Неужели на него так благотворно повлиял Амишка?

Я заглянула на кухню — и поняла, что о благотворности в данном случае говорить не приходится. Амишка лежал на полу и отдувался, а рядом валялся пакет песочного печенья. Я прикинула, что съедено примерно триста грамм. Учитывая, что Каська печенья не любит, приходилось признать, что Ами, подобно птичкам, готов съесть в день столько, сколько весит. Разумеется, я жалела не о печенье, а о глупом песике. Ему противопоказано сладкое, а любит он его до безумия. Я заглянула Амишке в глаза — ну, конечно, совершенно красные.

— Господи, и что мне теперь с тобой делать? Промывание желудка? И как ты умудрился залезть в шкафчик? Это же высоко, а?

— Мяу, — жалобно вставил Касьян.

Я повернулась к нему:

— Признаешься? Ты достал, да? «Дорогому другу окажу услугу». Надо сперва думать, а потом делать. Понятно?

— Мяу, — повторил хитрец и нежно лизнул Амишку в морду.

Слава богу, ветеринара вызывать не пришлось, однако я осознала, что к бесконечному количеству моих проблем прибавилась еще одна — держать в узде поселившихся у меня престарелых бандитов. Весь следующий день они носились по квартире и мешали мне думать. А мысли мои были довольно просты. Мне нужен пакет, и я испробовала все подручные средства, чтобы его достать. Просила у Сергея. Искала ключ у соседки. Дала поручение Любе. Даже исследовала крышу, в конце концов! Но разумно ли это? Я — человек с высшим университетским образованием, квалифицированный программист. На работе мое основное орудие труда — интеллект. Так почему бы не использовать его в обычной жизни и вместо того, чтобы тыркаться, как слепой котенок, сперва не составить простейший алгоритм решения задачи? В конце концов, по какой такой загадочной причине, уйдя в отпуск, я сочла своим долгом повесить мозги на гвоздик? Они ведь остались при мне.

Итак, предположим, начальник вызвал меня к себе и попытался объяснить, чего он от меня хочет. А хочет он пакета. Как бы я поступила? Ну, прежде всего, я постаралась бы изложить задание более грамотно. Грамотная постановка задачи — половина ее решения. Вот, например, начальник мой полчаса экает и мекает, а потом начинает заглядывать тебе в глаза и проникновенно повторять: «Все понятно? Все понятно?» Ладно, забуду про него, и без того тошно. Возьму-ка лучше листок и ручку.

Я села за стол и записала:






«Цель — добыть пакет. Основная проблема — Сергей Бурков».





Потом с удовлетворением перечла свою гениальную запись. Вот она, грамотная постановка! Основная проблема — это не отсутствие ключа от квартиры, как мне казалось раньше. Я решала именно ее и закономерно зашла в тупик. А с профессиональной точки зрения — то есть если смотреть в корень — проблемой является именно Бурков. И решать, соответственно, надо только ее. Но как?

Я покачалась на стуле — дурная привычка — и продолжила:






«Главные характеристики Сергея — жадный и глупый».





Так, кажется, сформулировала Софья Александровна? И я, хотя знала Сергея меньше, была с нею солидарна. Жадный и глупый — это, пожалуй, неплохо. Вот жадный и умный было бы похуже. А глупого всегда можно обмануть. Я ведь — умный человек, правда? А разве умный не в состоянии перехитрить дурака? Я, конечно, ни разу еще не пробовала, однако у меня и нужды в этом не было. А теперь нужда появилась. И я недрогнувшей рукой добавила:






«Способ — обман».





Так, я использовала одно из имеющихся у меня данных. А квалифицированный работник должен бы использовать оба. Поэтому следует закончить так:






«Специфика применения — использование жадности».





Прекрасно! По столь подробной схеме конкретизировать алгоритм решения сумеет даже практикант. И, бережно спрятав листок, я впервые после смерти Софьи Александровны легла спать со спокойной душой.

На следующий день состоялись похороны. Народу на них почти не было — лишь чета Бурковых да я. На поминки меня не пригласили, однако, едва покинув кладбище, я обратилась к Сергею:

— У меня к вам взаимовыгодное предложение. Есть возможность сэкономить на судебных издержках.

— Каких еще издержках? — раздраженно, но не без интереса буркнул он. — Я не собираюсь судиться.

— Судиться собираюсь я. А издержки оплачивает проигравшая сторона. Я проконсультировалась с юристом.

— Подождите! — даже остановился от возмущения мой собеседник. — Да почему это вы считаете, что мне выгодно, чтобы вы экономили на каких-то там ваших издержках?

Я удивленно подняла брови:

— С большой вероятностью это будут ваши издержки. Ведь судиться я намерена с вами.

— Со мной?

— Разумеется. Из-за недостаточной юридической грамотности я полагала, что устное завещание не имеет должной силы. Однако по зрелом размышлении сочла разумным обратиться к адвокату.

Бурков слушал меня, словно завороженный. Так и знала, что канцелярский стиль должен действовать на него безотказно!

— Адвокат дал мне платную консультацию. Оказывается, ситуация является спорной. Ваша жена — прямой потомок, и это говорит в ее пользу. Но в то же время устное завещание было произнесено в присутствии свидетелей, среди которых имелись официальные лица. Кроме того, оформление соответствующего письменного завещания являлось невозможным по причинам медицинского характера. Таким образом, имеет место столкновение интересов. Скорее всего, дело будет разбираться долго. При нынешней загруженности судов, может, и не один год. Однако я согласна и подождать. До окончания разбирательства квартира и дача будут опечатаны, а счет на сберегательной книжке заморожен.

— Заморожен, — медленно повторил Сергей, и я поняла, что рыба заглотила крючок. А теперь бы не переиграть. Я не должна быть уверена в успехе — иначе со мной было бы бессмысленно торговаться.

— Скорее всего, суд вынесет компромиссное решение. Таким образом, наследство будет поделено поровну между мною и вашей супругой. Издержки тоже придется выплачивать пополам. Вот по этому поводу я и пришла. Я не настолько глупа, чтобы платить деньги, которые можно сэкономить. Если не доводить дело до суда, а решить полюбовно, то и издержек не будет. Разумеется, работу по оценке имущества нам придется оплатить, но это обойдется гораздо дешевле.

И, решив вбить последний гвоздь в гроб своего противника, я любезно добавила:

— Я знаю оценщика, который согласится работать по льготному тарифу.

— Но… но вначале вы хотели получить только пакет. Мне он, правда, пока не попадался, но если я его найду… судиться — хлопотное дело. Жаль, что вы передумали. Может быть, вы… То есть я… то есть…

Я ломалась довольно долго, однако в конце концов позволила себя уговорить. Вернее, сделала вид, что колеблюсь. Бурков воспрял духом. Он явно считал, что проявил чудеса ума и сейчас перехитрит жадную, однако, как и все женщины, весьма недалекую особу. Ему даже не приходило в голову сопоставить различные стороны дела. Ведь если б я и впрямь была столь корыстна, никакие уговоры не заставили бы меня отступить от цели, и на пакет, ценный лишь как память о Софье Александровне, мне было бы плевать.

Короче, вскоре я стояла у заветного бюро, а Сергей потел над текстом бумаги, где я отказываюсь от наследства. Люба вела себя тихо, как мышка, и я заподозрила, что кое-какие гены от бабушки она все-таки получила и головой пользуется несколько чаще, чем муж.

Бюро было очень красивым. Из красного дерева, а инкрустировано тоже деревом, однако других пород. Зато конструкция этого антикварного предмета меблировки показалась мне довольно странной. Сплошные ящички — внизу покрупнее, сверху помельче, а посередине нечто вроде фриза с изображением цветочных гирлянд. Вот у моего письменного стола, например, три ящика, так я и то вечно забываю, что куда положила. Как наши предки умудрялись не путаться в таком вот бюро! Наверное, делали наклейки — «деловые письма», «любовные письма», «приглашения на рауты». Мне бы их заботы!

Вздохнув, я принялась выдвигать все подряд, не слишком, впрочем, надеясь на успех. Мне ведь требовался не обычный ящик, а потайной, а он тем и отличается, что с ходу его не видно. С помощью Любы я вынимала бумаги (впрочем, они были не везде), а потом внимательно осматривала пустой ящик в поисках чего-нибудь необычного. Сергей метал на нас подозрительные взгляды, уверенный, что я мечтаю что-нибудь стащить. Кроме того, каждые пять минут он нервно спрашивал: «Ну, нашли?», явно опасаясь, что я опомнюсь и передумаю. Меня терзали те же опасения в отношении него, и каждый из нас был убежден, что ловко обманывает другого. Работа продлилась больше двух часов — безрезультатно. Тогда мы отодвинули бюро и простукали его заднюю стенку — и снова без толку. Под подозрением оставался только фриз. Я начала тщательно ощупывать выложенный на нем орнамент, и в какой-то момент — о радость! — часть фриза отъехала в сторону, и за ним мы увидели свободное пространство, а там… а там плоский широкий пакет.

Я вытащила его на свет божий. Обычный большой пакет из целлофана, заполненный бумагами. Бурков тут же выхватил какую-то тетрадку и открыл на середине.

— Почерк бабушкин, — тихо заметила Люба. — Дневник?

Ее муж вернул тетрадку мне и достал черно-белую фотографию, потом справку о регистрации брака. Это его удовлетворило.

— Все разумно, — констатировал он. — Софья Александровна оставила вам памятные вещи. Я на них не претендую. Вы согласны подписать?

Я прочла, что признаю Любу законной наследницей, поставила свою подпись, попрощалась и ушла. Не знаю, правильно ли я поступила. Конечно, с одной стороны, я нарушила этим волю Софьи Александровны, выраженную недвусмысленно и четко. Она назначила наследницей меня. С другой же стороны, она знала меня достаточно, чтобы быть уверенной — судиться я не стану. И достаточно знала Сергея, чтобы не надеяться на то, что тот уступит без борьбы. Быть может, ее целью было не столько оставить мне свое имущество, сколько дать в руки оружие, с помощью которого я могу получить пакет? Или я фантазирую и приписываю бедной старушке прозорливость, какой не обладает ни один человек? А в пакете обычные бумажки, которыми всякий обрастает в течение жизни. Нет, не верю! Там что-то необыкновенное!




Глава 9


Я почувствовала, что не в силах дотерпеть до дома, и, едва зайдя в метро, наугад выудила фотографию. Выудила — и застыла. Нет, не такими бумажками положено обрастать тихим старушкам! На фотографии была запечатлена парочка — необычайно красивый блондин и элегантная крашеная блондинка. Она с выражением неземного упоения на лице… ну, скажем так — расстегивала ему брюки. Впрочем, ее руки несколько прикрывали объект и потому предположить можно было многое, я же привела вам версию, адаптированную для маленьких детей. Однако даже эта версия впечатляла, особенно по контрасту с выражением лица партнера. На лице у него был написан панический ужас.

Я срочно спрятала фотографию обратно в сумку, пока в нее не сунул нос какой-нибудь подросток, однако увиденное продолжало стоять у меня перед глазами. Дело в том, что фотография, хоть и черно-белая, была сделана с поразительным мастерством. Впрочем, говорят, профессионалы и предпочитают черно-белую пленку? Будь я издателем порнографического журнала, я заплатила бы за этот фантастический кадр любые деньги. По пути на работу я часто прохожу мимо лотков с газетами, а там нынче сплошная эротика. Волей-неволей насмотришься. И меня всегда удивляет: помещена, предположим, на обложке голая девица с расставленными ногами, а вид у нее при этом такой, что понимаешь — сидит она, несчастная, у гинеколога и думает, обнаружат у нее сифилис или нет. Или, в лучшем случае, твердо знает, что с венерическими болезнями все в порядке, и, скучая, ждет своей очереди на осмотр.

Фотография, доставшаяся мне, была совсем иной. От нее за версту разило сексом. В конце концов, поза позволяла предположить, что блондинка — медсестра и раздевает прибывшего в больницу пациента. Однако подобная мысль казалась абсурдной. Обнаженного тела не было, но не оставалось ни малейшего сомнения, что через пару секунд девица сорвет со своего партнера то, что сумеет, и набросится на него всеми возможными способами. Более того — закрадывалось подозрение, что если взглянуть на фотографию снова, именно это там и узреешь, словно изображение не статично, а живет своей собственной жизнью.

Вытаскивать из пакета что-нибудь еще я не рискнула, решив подождать до дома. А дома ждали невыгулянные бандиты, причем Амишка жалобно скулил. Я наступила на горло собственному нетерпению и вывела их во двор. Песик радостно бросился вперед, потом вернулся, потом опять убежал и отсутствовал довольно долго, а, возвратившись, завыл так душераздирающе, что я поняла — он надеялся… надеялся на встречу с хозяйкой, которую не встретит больше никогда. Ненавижу, ненавижу того мерзавца, который убил Софью Александровну! Знаю: ненависть — неправедное чувство, однако ничего не могу с собой поделать. Я его ненавижу, и я приложу все усилия, чтобы его найти.

Мы поднялись в квартиру, и я дала Амишке печенья, хоть ему и нельзя. Но он на него даже не посмотрел. У меня так щемило сердце, словно кто-то сжимал его рукой. Я села и вывалила на стол все доставшееся мне добро. Оно разделялось на три категории: общая тетрадка в клеенчатой обложке, исписанная, судя по Любиным словам, Софьей Александровной, фотографии с негативами и разрозненные бумаги — в основном, какие-то справки.

Я решила, что судьба советует начать с фотографий. Их было много, и отнюдь не все, слава богу, посвящены эротике. Передо мной лежало девятнадцать конвертиков, каждый из которых, судя по всему, посвящался конкретному человеку — в основном, мне неизвестному. Впрочем, кое-кого я узнала. Например, на четырех снимках фигурировал Андрей — тот самый бывший уголовник, который возил нас за город. На первом он сидел на скамейке в парке рядом с каким-то типом, на втором с тем же типом обедал в кафе, на третьем выпивал с отвратительным мордоворотом, а на последнем высовывал голову из двери здания, украшенного вывеской «Милиция», и затравленно озирался. Все фотографии отличала та же особенность, что и снимок, увиденный мною раньше, — удивительная живость и… недвусмысленность, что ли? Например, никто не усомнился бы, что Андрей вовсе не случайно подсел на скамеечку к постороннему человеку, а хорошо знаком с соседом и ведет с ним серьезную беседу. Ну и что? Что мне это дает? Да ничего, пожалуй.

Еще меньше толку оказалось в остальных конвертиках. Кстати, кадр со сладострастной блондинкой встречался сразу в двух — в обоих было по три различных изображения поразившей меня парочки, только в одном еще лежала фотография того же красавца с другой партнершей. Я решила, что дублирование объясняется тем, что интерес вызывает как он, так и она. Вот каждому и посвящена своя серия снимков. Господи, неужели у Софьи Александровны мания подглядывания? Нет, не может быть! Здесь должен присутствовать некий смысл, и мне надо его отыскать.

Впрочем, какой тайный смысл можно найти в огромном количестве снимков, запечатлевших разнообразных людей за работой или разговором? Я надеялась обнаружить еще хоть кого-нибудь из знакомых, однако, кроме жизнерадостного усача, пробудившего во мне смутные воспоминания, ничего не нашла. Усач, по-моему, был нимфоманом и трудоголиком. Он менял женщин, как перчатки, при этом даже не выключая компьютера, а также заинтересованно тряс различными документами, передавая их неизвестным мужчинам. Его конверт был самым толстым, если не считать очень большого пакета, предназначенного, видимо, для бандеролей и набитого не тематически, а разрозненно, всем подряд.

У меня зашел ум за разум, и я отложила фотографии в сторону. Глупо было начинать осмотр с них. Начать следует с дневника. Только имею ли я право его читать? Наверное, да — иначе Софья Александровна не передала бы его мне.

И я раскрыла тетрадку. Первая страница была озаглавлена «Хозяйство». Под этой не слишком-то интригующей надписью красовалась другая — «Зинаида Ивановна Грек». Ну, что-то, по крайней мере, понятно. Зинаида Ивановна — соседка, помогавшая по хозяйству. Дальше шел адрес, причем не ленинградский, а почему-то в Чебоксарах. Адрес некой Валентины Петровны Панкрашевой. Родственница, что ли? Да, точно, тут указано — дочь мужа от первого брака с Ириной Васильевной Грек, в девичестве Ванеевой. И что дальше?

Я перевернула страницу. Заголовок гласил — «Дача и автомобиль». Подзаголовок — «Андрей Михайлович Песков». Потом — еще два имени, с небольшими комментариями:






«Иван Петрович Фадеев, майор, колония.

Павел Сергеевич Нецветаев, капитан, 7-е отделение милиции».





И — совсем странное:






«Чушка от Серого, пивной ларек, Вознесенский 14».





Бред какой-то, честное слово! Вернее, то, что Андрей занимался дачей и возил Софью Александровну на автомобиле, чистая правда, однако при чем тут такие-то серые чушки — загадка природы. А тут еще пивные ларьки! Нет, посмотрю, что дальше, тогда, возможно, ситуация прояснится.

Она не прояснилась. Скорее наоборот. На следующем листе я прочла:






«Материальные проблемы. Фирма «Сириус».





И все. Зато после шло самое загадочное. Как вам понравятся такие заглавия: «N1, N2, N3»? И так далее — до N9. И под каждым заглавием — комментарий. Например, к N1 —






«Анатолий Анатольевич Соболев.

Ирина Витальевна Соболева.

Валечка с мясной базы.

Трус. Не пережимать».





Я не стану утомлять вас остальными записями, но они были примерно в таком же роде. Если это — дневник, то я — персидская принцесса. А раз не дневник, то что же? И, самое главное, зачем оно передано мне?

Я вздохнула и принялась за третью часть поразительного наследства — за справки. Ужасно не хотелось, потому что справки я, признаться, ненавижу, однако другого выхода не было. Сжав губы, я с отвращением вытащила первый документ. Судя по всему, это была ксерокопия накладной на получение мороженого мяса. Потрясающе, а? Какое Софье Александровне, а тем более мне, дело до того, что бельгийская фирма «Кроун» продала пятьдесят тонн свинины по такой-то там цене? И подобных накладных оказалась целая пачка! Всюду в роли покупателя или продавца выступал знакомый мне «Сириус», однако это ничего не проясняло. Он, подлец, торговал не только мясом, а вообще всякой всячиной, и многие его торговые сделки нашли отражение в странном досье моей загадочной знакомой. Еще я смогла изучить бумаги, посвященные уплате «Сириусом» налогов, но там уж я совсем ничего не поняла. Возможно, он был кристально честен, а возможно, и уклонялся, по обычаю подобных организаций — я не налоговый инспектор, чтобы судить.

До поздней ночи разбирала я документы, и в голове моей воцарился сущий хаос. Светлым пятном промелькнуло хоть что-то знакомое, вернее, связанное со знакомым человеком. Я имела счастье узнать, что 28 января 1998 года Зинаида Ивановна Иванова стала Зинаидой Ивановной Грек, сочетавшись законным браком. Узнала я также, когда именно ее супруг закончил свой земной путь и переселился в лучший мир. Ну зачем, зачем Софье Александровне копии этих дурацких свидетельств? Трудно предположить, что она в тяжелую минуту перечитывала их во утешение. Значит, в них есть какой-то смысл. Однако от меня он ускользал.




Глава 10


Я легла спать, и сон мой был беспокоен. Мне снилась Софья Александровна. «Это так легко — манипулировать людьми, — настойчиво повторяла она. — Надо только к ним присмотреться. Надо смотреть на людей, а не на вещи. Человеку редко приходит в голову, что кто-то захочет хоть немного о нем подумать. В сущности, мы все очень простодушны!»

Я проснулась от сильного сердцебиения. Какой странный сон! Когда снятся мертвые — это, наверное, плохо? Впрочем, Софья Александровна предстала передо мной, как живая, и у меня не проходило чувство, что я и впрямь только что с нею поговорила. Вернее, она дала мне совет. Надо смотреть на людей, а не на вещи. Легко сказать! Где я возьму этих людей? N1-N9 — как я должна такое понимать? Единственная зацепка — Зинаида Ивановна. Ладно, я согласна о ней подумать, хоть и без особого желания. Она мне несимпатична.

Итак, Зинаида Ивановна. Ее любимое занятие — критиковать. Все, кроме нее, делают все не так. Их бы свести с Сергеем Бурковым — и конец света настал бы гораздо раньше намеченного астрологами срока. При жизни Софьи Александровны она перед ней лебезила и помогала по хозяйству, а после смерти даже для порядка не сделала вид, что огорчена, а злорадно заметила, что нечего было гулять по вечерам. И была убеждена, что я общаюсь с Софьей Александровны ради получения наследства. Значит, и сама помогала ей ради наследства? Вряд ли. Тогда она бы сейчас рвала и метала от гнева. Нет, на наследство она не рассчитывала и платы за свои труды не получала. Значит… значит… какая-то светлая мысль почти решила посетить мои усталые мозги, но в последний момент предпочла улететь в заоблачную высь. Я так возмутилась этим, что снова заснула и спала до полудня.

Днем я упорно продолжала размышлять, и от Зинаиды Ивановны каждый раз так или иначе переходила к Буркову. Прямо наваждение! При чем тут Бурков? При том, что они похожи и что он тоже ждал наследства. Нет, глупости. Она-то наследства не ждала, это я уже решила! Он да, он ждал. И получил теперь все, поскольку его жена — прямой потомок. И вещи получил, и книги, и квартиру в центре. Будут теперь с Зинаидой Ивановной соседи. А то ей даже поругаться не с кем — муж-то умер. А дочь мужа от первого брака живет в Чебоксарах — так записано в тетрадке. В Чебоксарах. Интересно, отец ее тоже из Чебоксар и въехал в квартиру к Зинаиде Ивановне или наоборот, она въехала к нему? Она не похожа на человека, способного кого-либо к себе прописать. Она из тех, кто сам пропишется к кому угодно.

Я вдруг решилась и отправилась к дому Софьи Александровны, прямо на черный двор. Мальчишка, обнаруживший тело — Сашка, кажется? — все с тем же упоением бродил вокруг знаменитой помойки.

— Привет, — поздоровалась я. — Слушай, мне нужна твоя помощь. Одна ваша соседка утверждает, что она тем самым вечером кое-что видела. Но я не знаю, можно ли ей верить. А ты наверняка хорошо ее знаешь.

— Что видела?

— Это Зинаида Ивановна Грек, — игнорируя вопрос, продолжила я. — Она как?

— Тьфу! — с чувством сплюнул Сашка. — Злющая, стерва! Мы этой бабке любим в дверь звонить. Позвоним и убежим. Чтоб знала!

— Что знала?

— Как ябедать. Вечно к матери ходит и нудит, нудит. Да еще половину наврет. «Я, — говорит, — сегодня видела вашего сына рядом с казино на Невском проспекте. Вы что, отпускаете его одного в такие места?» А мы с пацанами в войну играли, тут, рядом, а на Невский и казино это чихать хотели. Так я матери и сказал. И мать мне поверила. Она говорит, эта бабка всегда заметит плохое, где есть оно и где нет.

— А ты не помнишь, она давно тут живет? Ты не можешь узнать это у мамы?

— Могу. А что она видела?

— Какого-то парня в спортивном костюме, — взяла грех на душу я. — Спроси у мамы сейчас, а? И с подробностями, если она помнит.

Я так настаивала, поскольку опасалась, как бы сметливый ребенок не сообразил, что мой интерес ко времени переезда Зинаиды Ивановны никак не оправдывался бы даже тем, что она видела целый легион парней в спортивных костюмах. Однако Сашка, слава богу, оказался не склонным к логическому мышлению и бодро помчался к парадной, а через десять минут снова был во дворе.

— Она тут уже сто лет, но меньше, чем мои, — радостно доложил он. — Я еще не родился, а она уже здесь жила. Приехала вместе с мужем. Вернее, муж жил тут раньше, но у него была однокомнатная квартира, а когда на ней женился, поменялся на двухкомнатную. Только он уже умер. А где она жила до этого, мама не знает.

— А в каком это было году? Когда она сюда приехала?

— В тот же год, когда моя мама вышла за моего папу. Это восемьдесят первый год. А почему это важно?

Какой хороший мальчик! Свою склонность к логическому мышлению он приберег напоследок.

— Я не уверена, что это важно, — лицо Сашки выразило разочарование, и я поспешно добавила: — Но не исключаю. Если узнаю что-нибудь точно, обязательно тебе скажу. Ты мне здорово помог.

— А вы из милиции, переодевшись, или этот… частный сыщик?

— А это военная тайна, — достойно отпарировала я и умчалась, чтобы не расхохотаться. Частный сыщик! Надо ж такое придумать!




Глава 11


Дома я выудила из рокового пакета свидетельство о браке. Нет, я не ошиблась — брак был заключен 28 января 1998 года. А переехали они в восемьдесят первом, сразу назвавшись мужем и женой. Ну и что? Пожили так, попробовали и решили зарегистрироваться. Конечно, для старшего поколения это не очень характерно, однако никакого криминала я тут не вижу. Тем более, детей у них нет. Могли б и вовсе не регистрироваться. Откровенно говоря, даже странно после семнадцати лет совместной жизни вдруг взять да побежать в загс. Особенно если учесть, что молодому супругу оставались считанные месяцы. Кстати, вот свидетельство о его смерти. Март девяносто восьмого. Наверное, понял, что болен, и захотел, чтобы все было законно? Чтобы не возникло всяких дурацких проблем с наследством, квартирой… Кстати, интересно, она была приватизирована или нет? И кто в ней был прописан?

«Горячо!» — сказал мне внутренний голос. Квартира… Люба — прямой потомок Софьи Александровны, и для меня, например, несомненно, что квартиру должна унаследовать именно она. А у мужа Зинаиды Ивановны тоже есть прямой потомок — дочь от первого брака. Я раскрыла тетрадку на нужной странице. Так, Валентина Петровна Панкрашова из Чебоксар. Даже адрес указан. Однако по закону жена — более близкий родственник, чем дочь, поэтому все в порядке — дочь остается ни с чем. Или не совсем в порядке? Я вдруг вспомнила одну свою коллегу, вышедшую замуж за разведенного. Первым ее действием был обмен квартиры. Она объяснила мне, что имущество, приобретенное после брака, считается общим достоянием супругов, поэтому в случае смерти мужа его дети от первой жены фактически не будут иметь на него прав. А вот если б он умер на старой квартире, возникли бы огромные трудности. Я не очень внимательно слушала, и меня больше заинтересовали не юридические тонкости, а предусмотрительность моей коллеги, столь деловито обдумывающей смерть мужчины, завоевание которого досталось ей весьма дорогой ценой. Однако общую идею я помню. Важно, состоялся переезд после регистрации брака или до. У Зинаиды Ивановны он, например, состоялся до. Но, кроме Софьи Александровны, об этом никто не знал.

Я замерла. Разумеется, это были лишь предположения. Только бывает, когда предположения настолько ставят все на свои места, что в них веришь моментально. Пусть Зинаида Ивановна и не слишком компетентна в законах — в них сейчас сам черт ногу сломит — однако если даже я кое о чем наслышана, то она тем более. Она сумела уговорить мужа зарегистрироваться и потому автоматически получает квартиру. Но только в случае, если не окажется других претендентов. А они есть — это Валентина Петровна Панкрашова из Чебоксар. Ее отец, официально не будучи вторично женатым, приобрел собственность. Деньги на оную собственность он скопил в первом браке. Так кому она должна достаться? Видимо, будет поделена в какой-то пропорции? Да Зинаида Ивановна скорее удавится, чем станет с кем-нибудь делиться! Она наверняка рассуждала бы так: «Я мучилась с ним целых семнадцать лет, я готовила ему, убирала, а эта мымра жила себе в своих Чебоксарах. Какое же она имеет право на мое жилье!» В то же время для человека ее типа несомненно, что договориться ни с кем полюбовно нельзя. Стоит Панкрашовой проведать, что имеется хоть тень надежды, и она станет землю рыть, лишь бы оттяпать кусок пожирнее. Возможно, на самом деле Валентина Петровна не из таких, однако Зинаида Ивановна ни за что в подобное не поверит. Она предпочтет схитрить и сделать вид, что брак заключен давно. Тем более, что все в этом убеждены. Все, кроме Софьи Александровны. Вот почему Зинаида Ивановна заискивала перед ней. Вот причина ее помощи по дому. Как там выразилась в свое время Софья Александровна? «У нас с ней договорная основа». Боже мой! Ведь подобный договор… наверное, он называется — шантаж?

Я оцепенела. Слово «шантаж» было нереальным и отвратительным. Шантажом занимаются мерзавцы с ледяным голосом и гнусной улыбкой, украшающие собой детективные романы, а не милые жизнелюбивые интеллигентные старушки! Софья Александровна была для меня воплощением старого петербуржца. Достоинство, ум, доброжелательность — всего этого было в ней с избытком. Нет, мое воображение завело меня в тупик. Бред, бред, бред! Чем она могла шантажировать, например, Андрея?

Я раскрыла нужную страницу тетради.






«Андрей Михайлович Песков.

Иван Петрович Фадеев, майор, колония.

Павел Сергеевич Нецветаев, капитан, 7-е отделение милиции.

Чушка от Серого, пивной ларек, Вознесенский 14».





Андрей сидел в колонии, это я знаю. Там за ним, наверное, приглядывал майор Фадеев. А сейчас — капитан Нецветаев. Интересно, ко всем бывшим преступникам приставляют милиционера или лишь к особо отличившимся? Чушка — это наверняка кличка… есть на фене какое-то слово… в общем, кличка коллеги. Интересно, догадываются ли коллеги об общении Андрея с майором и капитаном? И как бы они к этому отнеслись?

Я дрожащими руками вытащила фотографии. Андрей с каким-то приличным на вид мужчиной в кафе и в парке… Андрей опасливо выползает из отделения милиции номер семь… Андрей выпивает с типичным представителем уголовного мира…

Андрей относился к Софье Александровне с ненавистью и страхом. Он работал на ее даче и возил нас на машине. Все встало на свои места. Если предположить, что он — я вдруг вспомнила подходящий глагол — он стучал в колонии, за что и был освобожден досрочно, и теперь продолжает стучать… об этом узнала Софья Александровна, и стоило ей сообщить Чушке от Серого, тасующемуся у пивного ларька… «У нас с Андреем бартер», — сказала мне она. Неужели я была слепа? Или я теперь сошла с ума? Эротические фотографии… фирма «Сириус», в качестве благотворительности поставляющая Софье Александровне антиквариат… записи о работниках фирмы, ее накладные, счета… что бы ни вопили мои возмущенные чувства, но подобных совпадений не бывает. Логика сильней эмоций. При моей версии сходится все, вплоть до мельчайших деталей. Задним числом устраняются все несообразности, все мои недоумения. И тем не менее — не верю! Я привязалась к Софье Александровне — да что там, я полюбила ее. И душа моя протестовала против свидетельств ее непорядочности.

Подумав, я решила навестить Андрея. Быть может, посмотрев на него в свете новых предположений, я решу, соответствуют они действительности или нет. И вообще, должна же я что-то предпринимать, а других мыслей не было.




Глава 12


Добираться до дачи на электричке мне ужасно не понравилось. Все-таки к хорошему быстро привыкаешь. Возили нас на автомобиле с ветерком, и так было мило. А теперь парься в переполненном вагоне. Мне-то еще ничего, я молодая, а каково было бы старушке за восемьдесят лет?

Андрей сидел под деревом на своем участке и соображал на троих. Одного из его собутыльников я совсем недавно видела на фотографии, к сожалению, не на той, где кафе — мужчина с той фотографии мне понравился, — а на другой, с выпивкой. Похоже, выпивка являлась основным его занятием.

— Цыпа пришла! — радостно приветствовал меня гостеприимный хозяин и гордо пояснил: — Это моя знакомая. Нравится, Чушка? Смотри — идет, как говорит, говорит, как пишет, пишет, как рисует, а рисует — ни к черту!

И он весело загоготал, а я уставилась на него, потрясенная. Никогда он не позволял себе ничего подобного. Молчал да пялился. А теперь, видите ли, обнаглел. Догадывался бы он, ч т о я могу сообщить вот этому мерзкому Чушке, мигом стал бы смирнее котенка. Впрочем, много ли с пьяного возьмешь? И я лишь сухо осведомилась:

— Ты знаешь, что Софья Александровна умерла?

— Гы-гы-гы! Еще бы! Прикончили старушенцию! Поделом — не суй свой нос, куда не надо. Я бы вообще всех старушек собрал в большое стадо — и бомбочкой. Атомной!

— И погиб бы от повышенной радиации. Кстати, ты в тот вечер был здесь?

Это черт меня дернул за язык, честное слово. Подобные вопросы в лоб не задают. По-видимому, просто я подсознательно переняла манеру разговора Софьи Александровны, а она обычно беседовала с Андреем, как строгая учительница с нерадивым учеником.

Мой собеседник вздрогнул и, вместо того, чтобы резонно возразить — «не твое собачье дело», чего я втайне опасалась, начал что-то мямлить — «да, он был здесь, но его вряд ли кто видел, но он был здесь, гулял, погода была такая хорошая…» И смотрел не на меня, а на собутыльников, которые, впрочем, его не слушали, а увлеченно напевали какой-то шлягер вроде «если б было море водки, стал бы я подводной лодкой». Я решила отвлечь внимание от своего промаха и сменила тему:

— Я в сарайчике оставила сохнуть купальник. Я из-за него и приехала. Где у тебя ключ?

Андрей облегченно вздохнул и рысью побежал к себе. Легенду о купальнике я продумала заранее. Впрочем, не совсем легенду — он и впрямь висел в сарае, а у Андрея и впрямь имелся ключ. От дачи Софья Александровна ключа ему не давала, а от сарая выдала, поскольку там хранился садовый инвентарь. Я забрала свою собственность и поспешно ретировалась, так как поющая парочка неожиданно прозрела и принялась активно приглашать меня выпить водки, параллельно делая различные высказывания относительно моей фигуры и образа жизни.

Начал накрапывать дождь, однако возвращаться к уголовникам не хотелось, и я предпочла обогнуть участок Софьи Александровны с противоположной стороны и потихоньку спрятаться под навес.

— Надя, вы что мокнете? Заходите! — неожиданно услышала я. Хозяйка соседней дачи стояла на крыльце и махала мне рукой. Я знала ее фактически лишь по имени — Инга Витальевна, но она казалась мне симпатичной, и я с благодарностью согласилась зайти.

— Давайте чайку? Все равно дождь скоро не кончится.

— Вы думаете? — забеспокоилась я.

— Да. У нас творится что-то странное с погодой: с утра солнышко, днем собираются тучи, а что ни вечер — дождь. До самой ночи.

Смутная мысль мелькнула у меня в голове, и я уточнила:

— И давно так? В городе вроде дождей нет.

— Больше недели. Дней десять, видимо. Мне и муж говорит, что в городе сухо, а мы как заколдованные. Впрочем, для огорода неплохо.

— И ни одного хорошего вечера за последние десять дней?

Инга Витальевна улыбнулась:

— Ну, может, не десять, а девять, но не меньше. — Впрочем, улыбка ее тут же померкла: — Скажите, Надя, это правда… про Софью Александровну?

— Да. Ее убили.

— А я надеялась, слухи. Такая милая была старушка — просто чудо. Я все на нее смотрела и думала, что именно такой должна быть коренная петербурженка. И как потерял город оттого, что их осталось мало. Их надо бы беречь, как золотой фонд, а мы…

Я опустила голову, стараясь не заплакать.

— Может, останетесь на ночь, Наденька? Дождь припустил.

— Не могу. У меня Амишка негуленый.

— Да, понимаю. Значит, он теперь у вас? Сильно грустит?

— Сперва ничего, а теперь сильно. Понял правду, скорее всего. Но я надеюсь на лучшее.

— Хотелось бы. Вы Софье Александровне внучка, да?

— Нет. Внучка, я думаю, скоро сюда приедет, а я… подруга, наверное.

Инга Витальевна кивнула:

— Случается. Я всегда с радостью смотрела на ваши взаимоотношения. Всех троих.

— С Андреем? — поразилась я.

— Нет, что вы! С Амишкой. Вы все до того славно дружили. Я всегда определяю, добрый ли человек, по его отношению к животным. А часто просто бывает, что животные становятся похожи на своих хозяев. Или хозяева на животных? Выражение лиц совершенно одинаковое. Вот у Софьи Александровны с Амишкой у обоих на лице отражалось ожидание чего-то хорошего. И у вас обычно тоже. А Андрей… честно говоря, он кажется мне неподходящей для вас компанией. И он сообщил мне о… о несчастье почти с какой-то радостью. Я почему и не поверила — думала, может, у него шутки такие дурацкие. К Софье Александровне просто немыслимо относиться плохо. В ней было столько достоинства, благородства, ума. Наше поколение другое.

— Простите, — прервала я, не в силах этого слушать. — Мне надо ехать.

Лучше вымокнуть, чем реветь при посторонних, правда?

— Возьмите это. Этот плащ уже сто лет никто не носит, так что не вернете — не жалко. А если хотите, верните при случае. В общем, как вам удобнее.

— Спасибо.

И я пошла в дождь, но плакала ли я, точно не знала даже я сама. Струи текли по моему лицу, а откуда они брались — не все ли равно?




Глава 13


В Ленинграде было сухо. Как сухо было и в тот страшный вечер — вечер убийства. Но Андрей уверял, что гулял около дачи по хорошей погоде. Значит, он врал. Он был в городе. И еще одно не могло не броситься мне в глаза — на нем (как, впрочем, и на его собутыльниках) сегодня красовался синтетический спортивный костюм ядовитого цвета. А именно от подобного костюма убийцы Амишка оторвал карман. Так какие выводы я должна сделать?

Выводы казались однозначными, однако я им не верила. Надо сосредоточиться и разложить все по полочкам. Поэтому, выгуляв Амишку, я легла на диван и принялась думать.

Прежде всего, принимать ли за истину мою бредовую идею о том, что Софья Александровна… страшно, но я произнесу, — шантажистка. Наверное, да. Она собирала компрометирующие сведения о различных лицах — это несомненно. А потом, используя полученные сведения, принуждала окружающих делать то, что ей хотелось. Только я уверена, что это был не обычный шантаж. Софья Александровна не требовала денег и не угрожала разоблачением. Она — я вспомнила ее же собственное выражение — манипулировала людьми. Все равно звучит мерзко, да? Однако все мы занимается этим в той или иной форме. Я, например, обычно просчитываю, какой будет реакция на мои поступки, и строю свое поведение в зависимости от нее. Разумеется, просчитываю — сильно сказано, чаще действуешь интуитивно, но смысл от этого не меняется. Если я говорю сослуживице, что у нее после отпуска чудесный цвет лица, не считая нужным добавить, что она здорово растолстела, я уже подразумеваю, что ожидаю нужного мне эффекта, а именно улучшения ее настроения. Разве это не манипуляция? Софья же Александровна пошла дальше. Конечно, слишком далеко — но по тому же пути. Скорее всего, она лишь намекала на свои особенные знания, причем делала это в форме, наиболее подходящей именно для данного человека. А потом интересовалась, не будет ли он так мил, что поможет ей в том-то и том-то — причем снова выбирала то, что вот этому конкретному лицу покажется наиболее необременительным и получится у него всего лучше. Меня она звала гулять, а Зинаиду Ивановну посылала за справками в собес — мы обе были на своем месте. Нет, я не утверждаю, что подобное поведение безупречно. Возможно, останься Софья Александровна жива, и она бы упала в моих глазах. Только она была мертва, а мерзавец, нанесший роковой удар, — жив, и кому принадлежало мое сочувствие, догадаться нетрудно.

Итак, ее убийца — один из тех, о ком она слишком много знала. По крайней мере, она была в этом убеждена и потому велела мне забрать сверток. Как трудно поверить, что Софья Александровна, обладавшая безукоризненным тактом, совершила ошибку и переступила опасную грань! Она была не склонна давить слишком сильно, явно предпочитая психологические методы. К тому же дань, налагаемая ею, должна была выбираться не тяжелой для данника. Однако кто-то оказался иным, чем она предполагала, и опрокинул ее расчеты. Кто же?

Похоже, кандидат номер один — Андрей. Мог ли он ее убить? Да запросто. Зачем? Не зачем, а почему — от испуга. Предположим, он и впрямь стукач и вдруг решил, что Софья Александровна собирается его выдать этому… Чушке от Серого. А нравы в уголовной среде, говорят, суровые. Прикончат — дорого не возьмут. И вот Андрей тайком покидает пригород, подкарауливает свою жертву на черном дворе, бьет ее по голове и в ужасе убегает, оставив в Амишкиных зубах карман от своих штанов. Правда, странно, имея уголовное прошлое, не суметь ударить наверняка, однако я не интересовалась его специализацией. Вдруг он не хулиган, а, например, вор или вообще фальшивомонетчик. Или на шухере стоял. Тогда у него нет опыта нападений. Так что пока все вполне правдоподобно. А вот дальше начинаются нелады.

Как Андрей должен поступить потом? Вернуться на дачу и, дрожа, ждать результата. Жива — мертва, узнала его или не узнала? И старательно притворяться, что он не в курсе событий, копается себе на огороде и ни о чем не ведает. Но он ведет себя абсолютно иначе: бодро извещает соседку о смерти ненавистной старухи и тут же зовет к себе дружков, которых раньше на участок водить не решался. И со мной вдруг стал фамильярничать. В общем, словно школьник, когда заболела учительница и уроки неожиданно отменили. Однако если бы этот школьник был лично повинен в болезни учительницы, он поостерегся бы выражать свою радость столь бурно. Конечно, умом Андрей не блещет, однако два и два сложить в состоянии, и если он убил Софью Александровну или хотя бы помышлял об ее убийстве, он не мог не понять, что из всех ее знакомых именно он вызовет наибольшие подозрения. Хотя бы потому, что сидел. И пусть даже он совершил преступление непреднамеренно, в порыве страха, — додумался бы до того, что он подозрителен, задним числом и все равно нервничал. У него такой характер. Другой вопрос, что откуда милиции знать об их знакомстве? От меня, например. Таким образом, я для Андрея опасней гремучей змеи. Ему бы при виде меня попытаться скрыться — а он заигрывает. Правда, был момент, в который он перепугался, — это когда я спросила, где он был в роковой вечер. Только испугался он не меня, а своих дружков. От них, а не от меня, он пытался скрыть поездку в город. Скрыл — и снова впал в эйфорию, без тени сомнения в том, что тучи над его головой рассеялись раз и навсегда. Вероятно, какой-то другой убийца так бы себя и вел, но Андрей — нет. Это на него не похоже. Разумеется, полностью отметать его кандидатуру было бы глупо, однако концы с концами сходиться явно не хотят.

Имеется, впрочем, другая кандидатура — Зинаида Ивановна. Я лично боюсь подобных женщин. Когда они входят в автобус, я обычно бегу к соседней двери, поскольку убеждена, что они сметут любого, вставшего на их пути, и будут при этом свято верить в собственную правоту. Единственное, что их останавливает — нежелание попасть в тюрьму, а то бы их путь был усеян трупами, ибо они полагают, что все, кроме них, всегда и во всем неправы и, более того, перед ними виноваты. Способна ли она на убийство? Разумеется — особенно при условии, что кто-то мешает ее жизненным планам. Если предположить, что Софья Александровна и впрямь знала, что Зинаида Ивановна — не единственная наследница и обязана поделиться с дочерью мужа, например, разменять квартиру… и если Зинаида Ивановна опасалась, что данный факт выплывет наружу… Только с чего бы ему выплывать? Столько лет все шло тихо-гладко, и вдруг Софья Александровна начнет болтать — нет, не просто болтать, а писать в Чебоксары? Маловероятно. Ладно, пусть все же это так. Только не верю, что пенсионерка, хоть и весьма бодрая, схватила тяжелый предмет и ударила врага по голове. Вернее, в необдуманном порыве такое возможно, а вот планировать подобный способ убийства она бы не стала. Она бы… гмм… она ведь помогала Софье Александровне с уборкой? Вот и устроила бы тихую каверзу — поменяла лекарство в аптечке на что-нибудь опасное, натерла бы пол так, чтобы на нем легко было поскользнуться, протянула не на месте провод. Да мало ли что — простор для фантазии огромный! Я слышала, что от бытовых травм погибает больше народу, чем в автокатастрофах. Чем не способ без риска устранить ненавистную особу, особенно старенькую и не очень здоровую? Ей мало надо.

Да, Зинаида Ивановна действовала бы именно так, и ее преступление было бы продумано заранее. Это тебе не Андрей! К тому же есть еще карман от спортивных штанов безумного цвета. Хоть режьте, не разорится она на эти штаны! Они жутко дорогие. Разве что подарит кто. Только надо быть ненормальным, чтобы делать пенсионерке подобный подарок. Пожалуй, Зинаиду Ивановну следует тоже отодвинуть в рядах подозреваемых во второй эшелон. Тем более, что есть еще терра инкогнита под названием «Сириус», а в нем загадочные номера — «N1-N9». Голова идет кругом! Об известных мне людях я еще могу что-то сказать с помощью рассуждений. От общения с Софьей Александровной я здорово в этом навострилась. У нас с ней была такая игра — мы воображали, как бы поступил тот или иной человек в той или иной ситуации, причем в качестве объектов рассматривали как знакомых, так и первых встречных, а то и вовсе литературных героев или, например, актеров. Мы меняли версии до тех пор, пока не получалось нечто, устраивающее нас обеих. Не скрою, увлекала нас игра необычайно! Вот теперь и пригодилась. Впрочем, что значит — пригодилась? Разве я приблизилась к разгадке? Я даже не убеждена, что мои исходные предпосылки о манипулировании верны. Ну, не отправлюсь же я к капитану Нецветаеву с вопросом: «Есть ли у вас стукач по имени Андрей Песков?» Ответит он мне, жди! Или послать письмо в Чебоксары:






«Уважаемая Валентина Петровна! Известно ли вам, что ваша мачеха зарегистрировалась с вашим отцом уже после переезда на новую квартиру? И собираетесь ли вы предпринимать в связи с этим какие-то шаги?»





Какое я имею право вмешиваться в чужие дела? Вот если б я была милицией, тогда да.

Я взбодрилась. А ведь правда, у меня вполне достаточно материала, чтобы обратиться с ним в милицию. Для них пара пустяков проверить, подтверждаются ли мои предположения, и если окажется, что да, им будет нетрудно пошуровать в «Сириусе» и найти убийцу. Я отдам им сверток, для компетентного человека там бездна материала! И им хорошо — повысятся показатели раскрываемости преступлений, и мне — выполню последнюю волю Софьи Александровны и успокоюсь. Решено!




Глава 14


Я не откладывала дела в долгий ящик и на следующее же утро отправилась в отделение милиции, которое располагалось неподалеку от дома Софьи Александровны. Однако все оказалось не так легко, как я надеялась. Больше двух часов я пробегала от кабинета к кабинету, пытаясь выяснить, кто именно занимается делом о ее смерти и где этого человека найти. У каждого кабинета стояла нервная очередь, а внутри сидела злая тетка и рычала на входящих. Наконец, я сумела выведать, что мне нужен Григорий Константинович Григоридзе, который, скорее всего, заглянет после обеда. Или н е заглянет.

Слава богу, он заглянул, а опознать его мне удалось без труда, поскольку, образно выражаясь, его фамилия явственно отражалась на его лице. Я поздоровалась и сообщила, что хотела бы с ним поговорить.

— Идем, куколка, — улыбнулся он и поманил меня пальцем.

Не будь он моей последней надеждой, я бы высказала все, что думаю, по поводу подобного обращения, теперь же приходилось терпеть. Мы прошли за какую-то загородку.

— Ну, так в чем же твои проблемы, красотка?

— Я по поводу убийства Софьи Александровны Знаменской.

— А, хулиганское нападение? Ты ее внучка, что ли?

— Нет, знакомая.

Григорий Константинович вдруг оживился:

— Это не та ли, которой старушка решила оставить свое добро? А?

— Та, но это неважно. Я все равно от него отказалась.

— И глупость сделала. Я тебе порекомендую хорошего адвоката. Деньги у тебя есть?

— Нет.

— Он возьмет процент с твоей части наследства. Процентов пятьдесят, я думаю. Ну, мы с ним договоримся.

— Простите, — объяснила я, — но я уже отказалась, и назад не повернешь.

Милиционер раздраженно постучал себя по голове и фыркнул:

— Волос длинный, ум короткий. И чего тогда пришла, спрашивается?

— Дело в том, что Софья Александровна была уверена, что ее убили не случайно. Она оставила мне бумаги, где рассказывается о людях, имевших основания ее бояться. Компрометирующие их бумаги. За это ее и могли убить.

— У старушки крыша перед смертью поехала. Сколько ей было лет? Девяносто? Сто?

— Она была вполне в своем уме, — холодно заметила я. — Поумнее многих.

— Ну, покажи свои бумаги, раз притащила.

Я неохотно протянула сверток. Раздражал меня Григорий Константинович — мочи нет. И за что мне так не везет?

Эротические фотографии, как я и предполагала, произвели фурор. Григоридзе выл и стонал. Остальное же явно не показалось ему заслуживающим внимания.

— Я расшифровала некоторые записи и могу пояснить, что они значат, — прервала неумеренные восторги я.

Мой визави с трудом оторвался от снимков.

— Слушай, куколка, не морочь мне голову. У старушки была безобидная мания — подглядывать за соседями в щелку. С одинокими бабами это случается сплошь и рядом, но за это их не убивают. На мне знаешь, сколько настоящих дел висит? Вон, убили бизнесмена тридцати двух лет. Партнеры по бизнесу землю роют — подай им убийцу, и все тут! А твоя старушка от плевка рассыплется. Шандарахнул ее какой-то прохожий в шутку по голове, она и померла. Это вообще не убийство, а несчастный случай.

— Интересно, как бы вам понравилось, если б в а с шандарахнули в шутку по голове? — не выдержала я. — Тоже был бы несчастный случай?

— А ты не хами власти, детка, не хами. Если уж на то пошло, мотив-то был только у тебя.

— У меня?

— А кому все завещано? Денежки там немалые. Квартира в центре, мебель музейная. И за меньшее убивают.

— Но я ничего не взяла! И вообще не знала, что мне что-то оставят!

— Это ты кому другому пой. Не знала? За так, что ли, старушкам помогаешь? Тимуровка? Времена теперь, птичка, не те. Так что шла бы ты, тимуровка, и не мешала мне работать. А не уйдешь — пожалеешь.

И я ушла, причем итогом моего неудачного визита стало лишь то, что второй эшелон подозреваемых я пополнила Сергеем Бурковым. Действительно, квартира в центре, мебель музейная — и за меньшее убивают. А во второй эшелон я его отправила потому, что, по моим представлениям, он слишком безынициативен для убийцы. Он плывет по течению, и ему не приходит в голову, что изменить обстоятельства жизни иной раз можно собственными руками. Так его охарактеризовала Софья Александровна, и я была с нею согласна. Честно говоря, мне очень захотелось включить в список убийц также отвратительного милиционера, однако для него не придумывалось мотива. Конечно, он хотел нажиться, поделив с адвокатом процент с моего наследства, однако предполагать такой вариант заранее и идти ради него на преступление было бы безумием.

Я села на лавочку в сквере и предалась горестным размышленьям. Все мои попытки расследования зашли в тупик. Я добросовестно изучила тот материал в доставшемся мне странном наследстве, который относится к знакомым людям, и не обнаружила того, что показалось бы правдоподобным объяснением преступления. Я попыталась спихнуть дело милиции — тоже безрезультатно. Впрочем, о последнем Софья Александровна меня предупреждала. Она полагала, что милиция не захочет заниматься ее смертью, и поручила это мне. А я ее поручение завалила. Она была слишком высокого обо мне мнения. Наверное, сама она на основании имеющихся данных сумела бы вычислить убийцу, а я — нет. Я сижу на лавочке и тупо смотрю на дверь, украшенную гордой надписью «АОЗТ «Сириус». Это мерзкое АОЗТ располагается в том же доме, где жила Софья Александровна, вот я и забрела сюда по инерции. Ишь, вывеску какую роскошную соорудили! Денег им некуда девать! И дверь вся из себя импортная. Только бумажка какая-то картину портит. Обычная бумажка с напечатанным текстом. Зачем она тут прилеплена?

Я подошла поближе и прочла:






«Срочно требуется квалифицированный программист на временную работу сроком до одного месяца. Знание WINDOWS и опыт работы с базами данных обязательны. Оплата по договоренности».





Я пялилась на объявление, как баран на новые ворота, поскольку его вывесил непосредственно ангел-хранитель, ведающий моей судьбой. Дело в том, что речь в нем шла обо мне. Да-да! Это ведь я — квалифицированный программист, знающий WINDOWS и имеющий опыт работы с базами данных. У меня как раз сейчас отпуск сроком до одного месяца. Я собиралась ехать к родителям, однако спокойно могу не ехать. Фантастика, чудо! Только страшно мне, откровенно говоря. Судя по записям Софьи Александровны, передо мной не контора, а бандитский притон. Да и вообще, работать на хозяина — удовольствие не для меня. Я предпочитаю получать гроши на государственном предприятии, но не подстраиваться под капризы новых русских. Только гордость следует теперь унять. Я обещала Софье Александровне сделать все, что в моих силах, чтобы найти убийцу, и я обязана выполнить обещание, как бы противно это ни было. Так что ни пуха тебе, Наденька, ни пера!

И я открыла заветную дверь.




Часть 2





Глава 1


Помещение АОЗТ «Сириус» оказалось точно таким, каким ему положено быть — офисная мебель и сияющие евроремонтом стены. Кондиционеры тихо гудят, на окнах жалюзи и стеклопакеты. В общем, я никогда с подобным не сталкивалась, однако сто раз видела рекламу. Правда, молоденькая девушка, сидящая за ближайшим столом, отличалась от привычного стандарта — тощей блондинки ростом с пожарную каланчу. Она была невысокая и полненькая, только не рыхлой болезненной полнотой, а этакой симпатичной и упругой. И щечки у нее были толстенькие и упругие, и ножки, и вообще она напоминала веселый резиновый мячик. Одета она была вроде бы самым неподходящим образом: на ней красовались жутко короткая обтягивающая черная юбка и обтягивающая же светлая кофточка, а слишком упитанным женщинам, по моему убеждению, лучше носить свободное. Однако она в своем тесном костюмчике была совершенно неотразима, и ничего тут не попишешь!

— Здравствуйте! Я программист, по объявлению, — объяснила я.

— Вы? — радостно удивилась девушка. — А до вас все приходили мужчины. Посидите минутку, я сейчас.

И она, постукивая каблучками надетых прямо на голую ногу черных «лодочек» (очередная нелепость, которая ей шла), упорхнула в соседнюю комнату. Вскоре она вернулась в сопровождении низкорослого бородатого типа лет тридцати пяти.

— Ох, как приятно! — приветствовал меня тип. — Такая чудная девушка хочет у нас работать! Слушай, а ты и вправду программист?

— Разумеется, а то зачем бы я пришла? — засмеялась в ответ я.

Мой собеседник явно относился к холерикам. Говорил он быстро-быстро и ни секунды не мог усидеть на месте, а глаза его так и шастали по сторонам. Руки, впрочем, тоже — в основном в сторону симпатичной секретарши. Я на всякий случай незаметно от него отодвигалась, тем более, что резкий запах пота не поощрял к близкому контакту.

— Дело в том, что наш второй программист ушел к отпуск. Мы думали, что Витек справится один, он у нас за главного, а выяснилось, что сейчас столько всякой мороки… В общем, нужен нам еще человечек. Временно. Только Витька сейчас на месте нет. Я — Леня, коммерческий директор. Да я, в общем, и сам могу проверить, годишься ты нам или нет. Я всем этот вопрос задавал. Сколько в килобайте байтов?

— Тысяча двадцать четыре, — автоматически выпалила я, не успев удивиться. — А зачем тебе это?

— Во! — показал большой палец Леня. — Мы тебя берем. Я думал, кроме Витька, этого никто не знает. Все считают, что тысяча. Ты что заканчивала?

— Университет, математический факультет, — я решила не уточнять, что число байтов в килобайте известно любому программисту так же хорошо, как произведение двух на два. Если в этой фирме столь странные критерии отбора сотрудников, тем лучше для меня. Впрочем, скоро появится Витек и расскажет, что им действительно требуется. Скорее всего, работа с документацией. Небось все, что нужно и что не нужно, проводят через компьютер. Для программиста это муторно и скучно, однако легко.

— Оформлять мы тебя не будем, — решил коммерческий директор. — Стоит ли мучиться ради пары недель? Заплатим наличкой. Ты как?

— Пожалуйста!

Мне, честно говоря, как-то в голову не пришла мысль о зарплате. Главное — проникнуть в загадочный «Сириус», а остальное… Впрочем, когда Леня назвал мне предполагаемую сумму, я слегка оторопела. У себя я столько не получаю за полгода. Интересно, чего они от меня хотят за такие деньги? Слава богу, что я программист, а не бухгалтер, иначе наверняка стала бы я у них человеком для отсидки. Впрочем, кто его знает? Сейчас слишком большой разброс доходов, и то, что мне кажется золотым дождем, для кого-то обыденность.

Итак, двое претендентов на роль таинственных N у меня перед глазами. Очаровательная секретарша Лерочка и коммерческий директор Леня. Вскоре появился третий — программист Витя. Он мне, в общем-то, понравился. Высокий, стройный брюнет с некрасивыми, но не отталкивающими чертами лица, он выглядел обычным человеком — таким, как мои коллеги по исследовательскому институту, а вовсе не бандитом из подозрительного притона. И программистский уровень был у него примерно тот же, то есть весьма приличный. Мы живо нашли общий язык, обсудили мои задачи, и я отправилась домой с наказом вернуться завтра часиков в десять.

Дома я внимательно просмотрела сделанные Софьей Александровной фотографии в поисках знакомых лиц. Ага, вот оно! Это конвертик с Лерочкой. Лерочка нежно склонила голову на плечо симпатичному парнишке. Она же, абсолютно голая, в компании двух полураздетых мужиков — коммерческого директора Лени и типа с усами, знакомого мне по другим снимкам. Честное слово, это не АОЗТ, а публичный дом! Похоже, я догадываюсь, чего именно от меня потребуют за мою бешеную зарплату. Нет, всему есть предел! На подобное мое поведение Софья Александровна рассчитывать не могла, я уверена. До чего неприятно видеть столь очаровательную девочку с развратными старыми бугаями! Впрочем, сами по себе они, конечно, не старые — лет по сорок, только ей годятся в отцы. Хотя мое ли это дело? Мое дело — решить, подходят ли фотографии для шантажа. Чем, например, они опасны для Лерочки? Да ничем. Если бы она пыталась убедить каждого, что он у нее — единственный, тогда другое дело. Но она развлекается с двумя одновременно, поэтому и разоблачать нечего. Правда, знает ли молодой мальчик о бугаях? И кто он? Ладно, оставлю вопросы на потом. Лучше подумаю о Лене и усаче. Если у них есть жены, и если жены ревнивые… Только надо быть совсем слепой, чтобы не заметить, как у Лени глаза и руки шарят по сторонам. А что касается усача, то его похабная ухмылка… да ведь я его видела! Именно он, когда я сидела на днях на лавочке у «Сириуса», пригласил меня к себе в машину. Бабник он первостатейный, и это пропечатано крупными буквами у него на лбу, не говоря уж о конверте, ему посвященном, в моем наследстве. Там усач запечатлен с десятком разных дам. А ведь он небось работает в том же АОЗТ! Ну и месяц мне предстоит!

Я вздохнула и принялась за дальнейший разбор бумаг. Витя на фотографиях не фигурировал, и это радовало. Недаром я сразу распознала в нем нормального человека. Зато Леня был запечатлен неоднократно, причем отнюдь не за любовной игрой. Он беседовал с каким-то неизвестным мне типом или что-то ему передавал. Я долго пялилась на эти снимки и в сердцах их отложила. Разумеется, в них должен быть тайный смысл, однако мне он недоступен. Если бы мне поручили сделать к ним подпись, я б, не задумываясь, произнесла: «Коммерческий директор АОЗТ «Сириус» с партнером по бизнесу». И много мне в том толку? Разве деловые переговоры — преступление?

Теперь перейдем к тетради. Интересно, почему остальные страницы озаглавлены у Софьи Александровны полными именами, а то, что относится к «Сириусу», — загадочными N? Впрочем, это легко объяснить. Предположим, она, сидя на лавочке под собственным окном, заметила в конторе что-то неладное и, не зная фамилии увиденного человека, назвала его N1. А потом уже стала специально следить и каждого нового встреченного сотрудника именовала следующим N. Не спрашивать же у того, кого ты застукал за темными делишками, личные данные! К сожалению, не люблю я разгадывать шарады, а то б мне предстояла масса приятных минут. Не люблю, но придется. Только, наверное, не сейчас. Сперва познакомлюсь с остальными сотрудниками, а пока… чем я хуже Софьи Александровны? Я взяла ручку и добросовестно записала:






«Лерочка, секретарша.

Очень милая. Спит со всеми подряд.

Леня, коммерческий директор.

Холерик. Спит с Лерочкой. Имеет деловые контакты с неизвестным типом.

Витя, главный программист.

Квалифицированный».





Пока достаточно. Что-нибудь новенькое добавлю, познакомившись с другими сотрудниками фирмы. Завтра.




Глава 2


Сотрудников, слава богу, оказалось немного. На следующее утро первым предстал передо мной тот самый поразительно красивый блондин, чья фотография ошеломила меня несколько дней назад. Тот, которого раздевала возбужденная девица. И, признаюсь, возбуждение ее перестало меня удивлять. В жизни Олег был еще красивее, чем на снимке. Вроде бы дальше некуда — а он еще красивей! И создаст же природа подобное чудо! Рост высокий, но не слишком, фигура мускулистая, однако не перекачанная. Античная, одним словом, фигура, как у молодого бога. Пальцы длинные, словно у пианиста. Черты лица правильные и в то же время нестандартные. Глаза, черт возьми, синие, ресницы длинные, брови вразлет! Губы — как там у Цветаевой? «Ваш нежный рот — сплошное целованье». Нос… что, скажите мне, привлекательного можно найти в носе? Можно. На один нос я готова была б любоваться часами. Останавливало единственное — остальные женщины тоже ведь не слепые. Наверное, надоели парню хуже горькой редьки. Так неужели еще и я стану его допекать? Нет, надо сдержаться и оставить его в покое.

Короче, красавца звали Олег и он работал заместителем директора по связям. И, судя по снимкам Софьи Александровны, связи он устанавливал весьма успешно, хотя имели ли они отношение к коммерции, сказать не берусь. По крайней мере, если в партнерской фирме не все были мужчинами, то успех Олеговым начинаниям был обеспечен.

Следующим в офисе появился Михаил Григорьевич, чья внешность по контрасту произвела на меня весьма невыгодное впечатление. Лет пятидесяти, тощий, почти лысый, он походил на язвенника и имел унылый обиженный вид. Его должность называлась «заместитель директора по снабжению». Вообще в загадочном «Сириусе» половина сотрудников являлись директорами да заместителями, а с рядовыми работниками было хуже. Витя — главный программист, я — просто программист, Лерочка — секретарь. Кто еще? Разумеется, бухгалтер, Светлана Петровна. Бухгалтер в наши времена — главный человек, это даже я знаю. Светлана Петровна была страшна, как смертный грех, из чего я сделала вывод, что она отличный специалист. Иначе ее не стали бы держать, правда? Несмотря на жару, она пришла в строгом темном костюме и белоснежной блузке. Дорогие колготки, дорогие туфли. На лице — боевая раскраска, только привлекательности она не добавляет. После сорока, да еще при землистой коже и иссиня-черных волосах, я бы не рискнула на кроваво-красные губы, густо подведенные глаза и вызывающие тени. Все это делало Светлану Петровну похожей на ведьму, однако ведьму выдержанную и умную.

Последним в служебной иерархии числился Юрик, курьер. Я его сразу узнала — именно к нему Лерочка нежно склоняла головку на одном из фото. У них вообще явно был роман. По крайней мере, они сразу уединились на диванчике и принялись шушукаться и хихикать.

И, наконец, от последнего в иерархии пора перейти к первому — директору. Он появился позже всех, часа в три, и оказался тем самым сексуальным усачом. Я сидела за компьютером и осваивала программное обеспечение, поэтому на шум в приемной сперва не обратила внимания. Офис состоял из четырех помещений — приемной, куда попадаешь сразу же и где размещается стол секретарши, компьютерного зала, расположенного по правую руку (там места для меня и для Вити), и двух смежных комнат по левую руку — общей и директорского кабинета. Да, от общей комнаты еще отгорожено что-то вроде столовой.

Короче, я добросовестно вникала в Витины разработки, когда дверь в наш уединенный уголок распахнулась и на пороге появились двое — Леня и усач.

— Вот наш новый программист, — гордо отрапортовал Леня, указывая на меня. — Ну, как?

Глаза усача загорелись, и я вдруг поняла, что неправильно оделась. Должна признаться, этот вопрос ввечеру терзал меня довольно долго. Накануне на Лерочке я узрела некую униформу подвизающихся в подобных фирмах девиц — короткую юбку, обтягивающую кофточку и туфли на босу ногу. Следовало ли и мне поддержать традицию и вырядиться так же? Что называется, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. К тому же я была неординарно заинтересована в том, чтобы меня не выгнали, поскольку имела тайную цель. С другой стороны, юбки подходящей длины у меня просто не было, а натирать голые ноги туфлями жалко. И вообще, безопаснее выглядеть поскромнее.

В итоге я выбрала черное в цветочек крепдешиновое платье, прикрывающее колени и даже с небольшим рукавом. И вот теперь под взглядом усача я почувствовала, что платье мое стало прозрачным. Мистика какая-то! Я ведь точно знаю, что оно не просвечивает, так с чего бы мне краснеть?

Усач неохотно отвел глаза от моей груди и обратился к Вите:

— Витек, а она справится? Хоть немного в программировании сечет? Или совсем ничего?

Я, не выдержав, возмущенно фыркнула, а Витя спокойно объяснил:

— Квалификация не ниже, чем у Димы. Даже выше. Только Дима еще в железе понимал, а она нет. Но по железу мне этот месяц помощник не нужен, с железом я сам разберусь.

— То есть она годится? — уточнил усач, и я подумала, что секс для него сексом, а интересы дела все-таки главное. И это во всех отношениях хорошо.

Успокоившись по поводу моей профпригодности, он протянул мне руку:

— Костик. Директор.

— Надежда. Программист, — ответила я, неохотно протягивая руку. Терпеть не могу здороваться таким образом, особенно неизвестно с кем. Негигиенично и противно.

С трудом вырвав свою конечность из Костиных лап, я поняла, что он не собирается уходить.

— Ну, расскажи нам, откуда такие куколки берутся? Ты работаешь или студентка? Вот Юрик у нас, например, студент. На вечернем пашет. А днем здесь курьером. А ты?

— Работаю, но сейчас в отпуске.

Директор пододвинул свой стул ко мне, я отодвинулась. Снова пододвинул — я отодвинулась опять. А дальше стенка, и отступать уже некуда. Мой мозг судорожно заработал. Надо этого маньяка чем-нибудь отвлечь, а не то с первой же минуты мы войдем в конфликт, он меня вышвырнет, и миссию свою я благополучно завалю. Что делать? Подсуну-ка я ему овцу.

Овцу — вовсе не значит «особо важные ценные указания». Это самая что ни на есть настоящая овца, только компьютерная. Она очень смешная и живет на экране — то побегает, то поспит, то поест. Иногда к ней прилетает черный баран, а однажды я видела, как ее похитили инопланетяне, правда, быстро вернули обратно. Наблюдать за ней одно удовольствие. По крайней мере, когда у нас в институте кто-то принес эту программу, ее установил у себя почти каждый. Вот я и притащила ее сюда, решив порадовать Витю, только еще не успела.

— Хотите, покажу что-то интересное? — предложила я, вставая. — Только дискету достану.

Овца произвела фурор. Полюбоваться ею сбежались все. Еще бы — увидев, как она задирает ножку, Костик от восторга завизжал так, что его услышали в общей комнате. А потом директор вместе с остальными удалился. Таким образом, опасный рубеж был преодолен мною без потерь.

— Понравилась овца? — поинтересовалась я у Вити.

Он пожал плечами:

— Не вижу в ней смысла.

— А в ней нет смысла, — улыбнулась я. — В ней удовольствие.

— Удовольствие мешает работе. Будешь на нее смотреть и отвлекаться.

— Она же бегает по краешку экрана. Мне лично не мешает, только взбадривает. И вообще, жалко ее выключать. Все-таки живая тварь.

— Какая же она живая? — удивился Витя. — Она компьютерная.

— Ест? Ест. Спит? Спит. Даже в туалет ходит. Разве это не признаки живого существа?

— Ты шутишь? — заподозрил мой собеседник.

— Разве можно шутить на работе? — со звериной серьезностью парировала я. — Работе это мешает.

— В общем, да. Я думал об этом. Я вообще увлекаюсь психологией. В интернете сейчас столько интересной литературы по этим вопросам! Так психологи пишут, что шутить даже полезно. Разумеется, если в меру. Я и сам иногда шучу.

— Сейчас? — с надеждой спросила я, вглядываясь ему в лицо.

— Почему сейчас? Я говорю с тобой серьезно. Ты же умная, и с тобой можно серьезно разговаривать. Ты ведь не Лерочка.

Я вздохнула. Печально, что единственный нормальный человек в конторе оказался без чувства юмора. Однако он же в этом не виноват! Зато специалист хороший.

— Надя, тебя Костик зовет, — всунула к нам голову Лерочка. — В кабинет.

К тому времени я так увлеклась одной компьютерной программой, что почти забыла о том, что я не в своем институте, а неизвестно где. В раздражении от того, что начальство всегда выбирает для вызова самый неподходящий момент, я протопала в кабинет. Дверь едва успела захлопнуться, как Костик толкнул меня на диван и навалился сверху.

— Отстань, ненормальный! — не на шутку разозлилась я, но тут же поняла, что он не слышит. Или не слушает. Короче, беседовать с ним бесполезно. Пока я буду разглагольствовать, от моей девичьей чести останутся рожки да ножки. Заорать на всю контору? Я бы с радостью, только в критических ситуациях у меня пропадает голос. Драться? Он настолько сильнее, что даже не заметит. В общем, разъяснять в данном случае дольше, чем сделать. Я взяла да укусила своего новоявленного начальника изо всех сил.

Он отскочил, как ошпаренный. Я тоже. Мы стояли и пялились друг на друга, как два барана, пока он неожиданно не начал смеяться. И смеялся он так искренне и заразительно, что почти сразу стала хохотать и я. Действительно, разве положение наше не комично? «У-у!» — выл в восторге Костик. «У-у!» — вторила ему я и, не в силах устоять на ногах, плюхнулась на многострадальный диван. Мой визави тоже не мог нормально стоять и прислонился к письменному столу. Вытирая слезы, он с трудом выдавил:

— Слушай, а если я тебе премию выдам? У-у! Не думай, я не скупой. Я много дам. Наличкой.

— Хоть золотом-бриллиантами, не поможет, — я оказалась более способна к произнесению длинных фраз, хоть щеки и болели от смеха. — Раз я не хочу, значит, не хочу.

— Ладно, усек. У-у! Только если раздумаешь, скажи, ладно? Не стесняйся. Как ты меня здорово уела, а? У-у! А я-то!

Он снова прилег на стол, а я открыла дверь и, все еще продолжая хихикать, вышла. И тут я наткнулась на полный такой ненависти взгляд, что веселье мое мигом испарилось. Причем взгляд этот я почувствовала спиной. Его невозможно было не почувствовать, он прожигал насквозь.

Я обернулась. Светлана Петровна, сидя рядом с Михаилом Григорьевичем, что-то тихо и настойчиво ему втолковывала, а он недовольно кивал. И больше никого. Вернее, все были на местах, однако не там, откуда на меня только что вылилась страшная лавина ненависти. Светлана Петровна — Михаил Григорьевич. Кто из них? Скорее она… о господи, неужто она влюблена в этого маньяка? Наверное, она решила… а впрочем, что все они должны были решить? Зная Костика и видя, как я, сияя, выплываю из его кабинета… да еще слыша его восторженные стоны… Пожалуй, репутации-то моей каюк. Как бы мне подипломатичнее ее восстановить? Не то, чтобы она меня волновала, только не люблю, когда меня ненавидят, к тому же ни за что ни про что.

Впрочем, у происшествия были и положительные последствия. Во-первых, мои отношения с начальником четко определились, а во-вторых, честно говоря, я стала испытывать к нему симпатию. Да, бабник, да, грубиян, только много ли вы встречали мужчин, способных искренне смеяться, когда им дали от ворот поворот? Я — до нынешнего дня — ни одного. Забегая вперед, замечу, что Костик не начал плохо ко мне относиться или как-нибудь притеснять. Наоборот. Он с удовольствием со мной беседовал, при этом стараясь держаться вежливо, и разве что иногда повизгивал от смеха.

Витя сидел мрачный, как облако, но я не знала, отнести ли это к моему манкированию работой или его расстроил мой моральный облик. Его вид действовал мне на нервы, и так находящиеся не в лучшей форме, поэтому я очень обрадовалась, когда прискакала Лерочка и позвала меня на помощь.

Она набирала на своем компьютере служебную записку, любуясь овцой, которую у меня переписала.

— А клавиши перестали действовать, — расширив от удивления глаза, пояснила мне секретарша. — Ой! А у тебя действуют. Это почему?

— У твоего компьютера низкое быстродействие, поэтому когда овца выкидывает какую-нибудь штучку, он занят только этим и не успевает среагировать на нажатие клавиш. Если хочешь, я овцу уберу.

— Не хочу! Мне так нравится — я печатаю, а она бегает.

— Тогда пережидай моменты ее особой активности, а потом все будет в порядке.

Лерочка, как магнитом, тянула к себе сослуживцев. Проходя мимо, каждый (кроме Светланы Петровны, разумеется) не упускал случая хоть чуть-чуть ее потискать. Будучи в настроении, она в ответ заливисто хихикала, а пребывая не в настроении, бурчала: «Отстаньте, монстры!» — с таким милым возмущением, что даже мне, женщине, хотелось тут же ткнуть в нее пальцем, чтобы услышать это бурчание снова. Слово «монстр», кстати, почему-то было у «сириусцев» в большом ходу.

— Девчонки, по домам! — отвлек меня от размышлений Костик. — Пора. Лерочка, ты все запрешь?

— Конечно. Идите.

— Давай я тебе помогу, — предложила я.

— Давай. Тебе на метро?

— Да.

— Вот и пойдем вместе. А то Юрик сегодня занят.

— Юрик — это который здесь работает?

— Да, — кивнула Лерочка, мечтательно улыбнувшись. — Курьером. И в институте на вечернем учится. Умный, правда?

— Правда.

— Я рада, что он тебе понравился. Когда мы накопим денег на отдельную квартиру, мы поженимся. Только это будет нескоро. Хорошо, что Костик согласился его сюда пристроить. Конечно, платит ему не так, как мне, но и то негде взять. Он, Костик, не скупой. Ты имей в виду. Сам не всегда предложит, а попросишь — не откажет.

— А мне все равно. Я с ним внеслужебных отношений не имею и иметь не собираюсь.

— Ты это серьезно? То-то я удивилась — он сразу после тебя меня позвал. Ну, думаю, он сегодня и дает! Прямо монстр! А теперь все ясно.

Меня несколько покоробила подобная прямолинейность, однако обаяние Лерочки было столь велико, что я не менее прямолинейно спросила:

— А Юра знает? О Костике, в смысле.

— Конечно.

— И… как?

— Ну, не очень, конечно, рад. Я тоже не очень рада. Костик-то как раз ничего, а вот Ленька… потный, скупой, зато претензий! Ты ему то, ты ему это, а он тебе фигу с маслом.

Моя собеседница обиженно вздохнула, а во мне закипело возмущение.

— Так откажи ему!

— Это как?

— Очень просто. Скажи — не хочу.

— Я говорила. А он отвечает: «Зато я хочу».

— А ты скажи — это твои проблемы.

— Ну да, а он меня уволит. Это Витьке там, например, я могу такое сказать, а у Леньки с Костиком всякие фигли-мигли. Повязаны они! Легче потерпеть, тем более, обычно недолго. Конечно, настроение портится, но я тогда знаешь, что делаю?

— Что? — заинтересовалась я.

— А смотри!

И Лерочка с разбегу вскочила на огромный пружинный диван и принялась там скакать, с упоением выкрикивая: «Пух-пух-пух! Пух-пух-пух!»

Она делала это так заразительно, что я с трудом удержалась, чтобы не последовать ее примеру, однако вовремя вспомнила, что поступила в «Сириус» вовсе не ради прыжков на казенном диване, а со шпионскими целями, поэтому небрежно осведомилась:

— Кстати, а чем ваша контора занимается? Я так и не поняла.

— А всякой всячиной. Это называется посредническая деятельность. Костик знает, кто что продает, и знает, кто это хочет купить. Пух-пух-пух! Мы оформляем какие-то бумажки и получаем свой процент. Очень просто.

— А почему продавец и покупатель не свяжутся напрямую?

— Не знаю. Наверное, им так легче. Иди сюда! Когда у тебя еще будет удобный случай? Это так здорово! Пух-пух-пух!

Вот на такой интересной ноте закончился мой первый рабочий день в логове врага.




Глава 3


Придя домой, я вновь тщательно изучила фотографии. Итак, имеются Костик, Леня, Олег, Лерочка и Юрик. Светланы Петровны, Михаила Григорьевича и Вити нет. Нет — и слава богу. Костик снят с различными дамами и мужчинами, Леня с Лерочкой и каким-то типом, Олег с двумя дамами, Лерочка с Юриком, Костиком и Леней, а Юрик с Лерочкой. Сам черт ногу сломит!

К сожалению, впереди ждало худшее. Я раскрыла тетрадку и внимательно перечла ее содержимое.






«Материальные проблемы. Фирма «Сириус».

N1.

Анатолий Анатольевич Соболев.

Ирина Витальевна Соболева.

Валечка с мясной базы.

Трус. Не пережимать.

N2.

Вениамин Борисович Абрамов, ЧП «АБВ».

Коммерческие тайны.

N3.

N4!!!

N4.

Водка — АОЗТ «Эридан».

Мясо — ЧП «Гамма».

Металл — ЗАО при СПбМЗА.

N3!!!

N5.

Пастырь.

N6.

Зависть.

N7.

Перекати поле.

N8.

Простота хуже воровства.

N9.

Терпение до поры до времени».





Вот вам все девять страниц. И что я с ними должна делать?

Единственное, на что меня хватило, — сосчитать по пальцам знакомых мне «сириусцев». Их оказалось восемь. А страниц-то девять! Девятый член фирмы, впрочем, теперь я, только вряд ли я фигурирую в тетрадке. Фигурирует, видимо, программист Дима, ушедший в отпуск. Итак, девять человек — девять записей. Осталось понять, что к кому относится. Всего-то? А может, мне расшифровать письмена майя или предсказания Нострадамуса? Ясно только, что N3 и N4 связывают какие-то отношения аж с тремя восклицательными знаками. Кто же это? Костик и Лерочка? Леня и Лерочка? Леня и Костик? Лерочка и Юрик? Вариантов тьма. Кто-то, вероятно, трус. Еще у кого-то зависть. К кому? Голова пухнет! Я ведь вчера начала собственный список? Займусь-ка лучше им. Вдруг рано или поздно между ними двумя возникнут пересечения? Тогда хоть что-то станет ясно.

Мои подкорректированные данные выглядели так.






«Лерочка, секретарша.

Очень милая. Спит со всеми подряд. Особенно с Костиком и Леней. А замуж собирается за Юрика. На этот счет есть фото. Простодушна, но себе на уме.

Леня, коммерческий директор.

Холерик. Спит с Лерочкой. На этот счет есть фото. Привередливый, скупой и потный. Использует служебное положение в личных целях. Имеет деловые контакты с неизвестным типом. Тоже есть фото. А с Костиком у них фигли-мигли.

Витя, главный программист.

Квалифицированный. Без чувства юмора.

Олег, заместитель директора по связям.

Хорош, как бог. Сдержан. Есть фото с двумя дамами — с одной из них несколько кадров.

Михаил Григорьевич, заместитель директора по снабжению.

Язвенник. Раздражителен. Возможно, смотрел на меня с ненавистью, когда я вышла из кабинета. Почему?

Светлана Петровна, бухгалтер.

Страшна и умна. Скорее всего, смотрела с ненавистью она. Влюблена в Костика?

Юра, курьер.

Жених Лерочки. Не в восторге от ее шашней с начальством.

Костик, директор.

Бабник. На этот счет есть фотографии. Имеет деловые контакты с какими-то типами. На этот счет есть фотографии. С чувством юмора. Бестактный».





Позагибав пальцы, я было решила, что у меня не все в порядке с устным счетом, однако быстро сообразила и приписала:






«Дима, программист в отпуске.

Разбирается не только в программах, но и в железе. Уехал на Золотые пески за два дня до убийства».





Других сведений о нем не было и не предвиделось, однако мне и этого вполне хватало. Диму из подозреваемых бодро отметаем!

Я тщательно сличила оба списка. Пожалуй, «простота хуже воровства» может относиться к Лерочке. Тогда она занимает номер восемь. Вот и вся пожива, да и та весьма ненадежная. Впрочем, у меня впереди почти месяц.




Глава 4


На следующий день я поняла, что мое рабочее место расположено крайне неудачно. В одной комнате со мной заседал только Витя, а он среди подозреваемых шел у меня даже не во втором, а в третьем эшелоне. Ну чем, скажите на милость, можно шантажировать программиста, пусть даже работающего в посреднической конторе? Директора, заместителя директора, бухгалтера — запросто. Наверняка они поворачивают различные махинации. Говорят, их все проворачивают, за исключением таких дураков, как я. А программист — мелкая сошка и ответственности не несет. Что же касается Витиной личной жизни, так вряд ли она выходит за разумные пределы. Фотографий его, и то нет!

Поэтому с утра, получив задание, я вынуждена была временно забыть о расследовании и начала разбираться со списками поставщиков. И, представьте, почти сразу же обнаружила нечто важное. Недаром я вчера тщательно изучала записи Софьи Александровны! Среди большого количества названий я вычленила АОЗТ «Эридан», ЧП «Гамма» и ЗАО при СПбМЗА — то, что фигурировало в загадочной тетради под номером 4. И чем же эти предприятия выделяются из общего ряда? Почему выбрали именно их? Я подняла голову, чтобы деликатно порасспрашивать Витю, и наткнулась на устремленный на меня полный удовлетворения взгляд.

— Что-нибудь не так? — слегка опешила я.

— Слушай, это правда?

— Что?

— То, что ты не намерена иметь с Костиком внеслужебных контактов?

«Быстро же Лерочка успела настучать», — удивилась я, хотя и рассчитывала именно на данный результат.

— Правда.

Витя потер руки от удовольствия и рассудительно заметил:

— Это хорошо. Работать лучше будешь. Нам одной шлюхи на офис вполне достаточно. Секретарша она — хуже некуда, хотя, конечно, красивая. Но ты тоже красивая. А когда сидишь за дисплеем и думаешь о работе, лицо такое, что даже влюбиться можно.

Ни тени иронии или игривости — спокойная констатация фактов. Меня, конечно, так и подмывало вставить что-нибудь ехидное, но я решила не прерывать неожиданную словоохотливость собеседника — вдруг да что узнаю?

— И я хочу тебя предупредить, раз ты порядочная: они тут все женатые. Неженаты я, Олег и Юрка. Ну, еще Димка, который сейчас в отпуске. А Костик и Леня — ходоки. Ни одной юбки не пропускают.

— Ну, хоть одну-то, надеюсь, пропустили, — вставила я, вспомнив Светлану Петровну.

— Я не буквально говорю, — улыбнулся моей наивности Витя, — а фигурально. Конечно, на всех женщин даже их не хватит. Я тут недавно скачал с интернета одну книжку по психологии секса. Там пишут, что подобное поведение — следствие комплекса неполноценности перед отцом, заложенного в раннем детстве в связи с чрезмерной любовью к матери. Эдипов комплекс, понимаешь?

Тайком ущипнув себя, чтобы не засмеяться, я напрямик спросила:

— А, например, Светлана Петровна? Она ими явно не охвачена.

— Ну, она некрасивая. Хотя очень умная и хороший специалист. Но они относятся к тому типу мужчин, который ценит в женщинах лишь внешнюю оболочку. Я, например, отношусь к другому типу. По классификации из книги «Акцентуированные личности», они демонстративного типа, а я педантического. Из последнего получаются самые лучшие мужья.

Меня жутко подмывало брякнуть: «Я поняла намек, любимый, когда же в загс?» — но вместо этого я указала на дисплей компьютера:

— Слушай, тут столько поставщиков! А что они поставляют? И где вы храните то, что они поставляют? И вообще, ты о них что-нибудь знаешь?

— Не храним мы это нигде. Мы — только посредники. А поставляют они три вида продукции — продукты питания, спиртное и непродовольственные товары. Видишь, тут помечено — 1, 2 или 3. Так мы их обозначаем.

— Поняла. И все они для тебя — только адреса в компьютере, или нечто большее? Вот, например, АОЗТ «Эридан» — это еще что такое?

— А зачем тебе это? Для твоей работы это не пригодится. Это дело замдиректора по снабжению. Или по связям.

— Просто скучно, когда все заформализовано. Хотелось бы чего-то поконкретнее, для интереса.

— Точно, — удовлетворенно кивнул Витя, — таковы особенности женской психологии. Я в конкретику не вникаю. Получаю данные и их обрабатываю. Конечно, стань я замдиректора по снабжению, вник бы. Я ведь хороший работник. И платили бы мне больше. Я убежден, что справился бы.

— То есть ты хотел на эту должность? — сообразила я.

— Конечно. Это было бы повышение. Ты бы ведь, например, тоже хотела стать у себя начальником отдела.

Я ужаснулась:

— Ни за что! — но пожалела собеседника и добавила: — Такова особенность женской психологии. Михаил Григорьевич старше тебя, поэтому, наверное, его и взяли в заместители.

— Костик уверяет, что я не умею находить общий язык с людьми. Однако я этого не замечал. Я со всеми легко схожусь. С тобой вон только вчера познакомился, и уже с легкостью болтаю. А Михаил Григорьевич двух слов не сказал. Просто он человек Анатолия Анатольевича, вот и все.

— А это еще кто такой?

— Это наш покровитель.

— Крыша? — щегольнула познаньями я, но тут же была поставлена на место:

— Вовсе нет. Крыша — это охрана, а он — покровитель. Оттуда.

Я вслед за Витей взглянула на подвесной потолок.

— Из рая? Исполкома? Мэрии?

— Как бы да. Спрашивай у Костика, это его проблемы. А сейчас пора за компьютер. Мы отвлеклись.

Я кивнула, только думала о другом. Анатолий Анатольевич… Его, интересно, не Соболев фамилия? N1 — Анатолий Анатольевич Соболев, Ирина Витальевна Соболева. Жена?

Отсидев пару часов, я решила, что имею полное моральное право заняться ненадолго тем, зачем я сюда проникла. В конце концов, я работаю быстро и сделала вполне достаточно. Правда, зануда Витя может возмутиться… А я парирую, что раз у меня есть стол в общей комнате, значит, мне положено за ним хоть иногда появляться. А весь день за дисплеем — глаза устанут. Пусть скачает из интернета какую-нибудь книжку про здоровье да проверит.

И я отправилась в общую комнату. Вообще-то у меня была идея поприставать к Михаилу Григорьевичу, но вместо этого я, понятно, уставилась на Олега. Надо законом запретить быть таким красивым! Остается надеяться, что со временем я привыкну. К Олегу, впрочем, мне тоже не мешало бы поприставать. Он — зам по связям и наверняка знает АОЗТ «Эридан» и тому подобную гадость. Только, скорее всего, моя активность будет воспринята не так и испортит бедному парню настроение.

Жизнь текла своим чередом. Олег только что приехал от каких-то смежников и тихо докладывал Лене ситуацию. Ленина реакция, как всегда, была бурной, он то восхищался, то возмущался. Светлана Петровна корпела над балансом, Михаил Григорьевич нервно тыкал пальцем в клавиатуру своего компьютера.

— Может быть, вам помочь? — предложила я. — Что-то не так?

— Да по ошибке стер нужный файл. Все утро набирал! Столько труда коту под хвост!

Он мрачно махнул рукой.

— Только ничего не трогайте! — предупредила я. — Я попытаюсь восстановить. Не ручаюсь, но попробую.

Попотеть пришлось изрядно, однако информацию я спасла.

— Вы… вы просто гений! — пылко поблагодарил меня спасенный. — Я рад, что вы у нас работаете.

— Вам бы и Витя это сделал.

— Витя сказал бы, что в его обязанности данное действие не входит, и продемонстрировал бы должностную инструкцию, — язвительно возразил Михаил Григорьевич. — А вы, Надя, так безотказны по молодости лет.

— Надеюсь, что нет. Интересная у вас, наверное, работа? С людьми, да?

— У меня? Ха! Да скучнее я ничем в жизни не занимался. Был раньше инженером-радиотехником, такие схемы паял — вспомнить приятно. Только это никому теперь не нужно. Развалился мой завод — как там? «По винтикам, по кирпичикам». Оборона страны никого теперь не интересует. У нас ведь теперь в стране есть дела поважнее — купить да продать. Вот и корплю здесь. Езжу на склад смотреть на какие-то чертовы консервы, чуть ли ни банки пересчитываю. Стоило ли для этого получать высшее образование, потом всю жизнь повышать квалификацию и становиться хорошим специалистом?

Я неуверенно заметила:

— Но, может быть, все-таки можно найти место, где бы вам нравилась больше? Если здесь не нравится. Зачем мучиться?

— За деньги, — горько пояснил мне собеседник. — Я сюда устроился по большому блату, через родственников жены. Мне уже пятьдесят, я списан в тираж. А семью кормить надо. Двое детей. Сын врач, получает гроши, дочь вообще безработная. Внуки. Вот и держусь за свое место зубами. Язва обострилась. Даже жена говорит: «Увольняйся, проживем как-нибудь, нельзя ж тебе так мучиться». А как проживем?

Он вздохнул, я тоже. Да, у меня вот, например, прекрасная работа, однако зарплата оставляет желать лучшего. Не то, что семью не прокормишь, сам-то еле сводишь концы с концами. Времена настали тяжелые.

— А все эти фирмы, с которыми вы связаны… Может, среди них есть такая, где нужны специалисты вашего профиля? Конечно, не те фирмы, которые продуктами торгуют, а радиотехникой, например? — предположила я.

— Они торгуют, а не производят.

— Я видела в списке какое-то ЗАО при СПбМЗА. Похоже на аббревиатуру завода. Или нет?

— Да, закрытое акционерное общество при заводе. Продают лом цветных металлов. Разворовывают, небось, остатки своего завода! Микросхемы с драгметаллами списанные, еще кое-что. Несколько фирм у нас это покупают и как-то используют. Только это уже не моя головная боль. Хоть памятники пусть из них строят, хоть питаются ими, мне плевать!

Что ж, пусть немногое, но я у Михаила Григорьевича узнала. К тому же узнала его самого, и он вызвал у меня сочувствие. Теперь бы подкатиться к Олегу… В конце концов, если б он не был таким красавцем, я бы к нему обратилась, правда? Смешно избегать контактов с человеком лишь по той причине, что он поразительно хорош собой.

Олег как раз включил свой компьютер и с легкой улыбкой смотрел на экран. Я вытянула шею — ого, на экране-то моя овца!

— Милая овца, правда? — не упустила случая я.

— Да, — молниеносно погасил улыбку Олег.

— А вы ею кидались?

— Кидался? Это как?

Я продемонстрировала, как овцу можно поднять повыше и бросить. Она при этом ведет себя по-разному — иногда скачет, словно Лерочка на диване, а иногда ушибается и обиженно блеет. Олег заинтересовался и даже забыл, что ему следует опасаться агрессии с моей стороны.

— А я сижу и работаю со списками, — пожаловалась я. — Скучно. Вам-то хорошо, для вас за всеми этими названиями стоят конкретные люди. ЧП «Гамма»… Вот и начинаешь думать: почему гамма? Из Греции что-нибудь привозят, что ли?

— Господь с вами, Надя, какая Греция! Французское и датское мороженое мясо. Просто у людей бедная фантазия, вот в ход и идут буквы греческого алфавита.

— Или звезды.

— Именно, — засмеялся Олег. — По вашей логике, мы, как «Сириус», должны торговать звездной пылью?

— Вы нет, вы ведь вообще ничем не торгуете, правильно? А вот этот… АОЗТ «Эридан» — конечно, поставляет метеориты.

— Увы, такой прозаический предмет, как водка. Еще коньяк, кстати, греческий. Это должно быть для вас поприятней.

— Я водки не пью, а в коньяках не разбираюсь. Вот если б конфеты или шоколад… Впрочем, шоколад я предпочитаю наш. Фабрики Крупской.

Мой собеседник оживился:

— Вы совершенно правы. Вначале, как появились у нас все эти импортные батончики, я прямо обомлел. Красивые, разные!

— Ага, — не удержавшись, перебила я, — и начала я их пробовать. Начинка действительно бывает вкусная, зато так называемый шоколад…

— Именно! Шоколад в основном «так называемый». Да и наши новые фабрики гонят халтуру. Шоколад у них мягкий, как…

— Как кондитерская плитка, — подхватила я. — А он должен быть твердым. Раньше продавали шоколадный лом. Не плитками, а кусками. Так я об него однажды зуб сломала!

Мы оба мечтательно уставились вдаль при мысли о чудесном шоколаде, ломающем своим поклонникам зубы, и перешли к воспоминаниям о былых сортах конфет. То, что теперь выдается за «Белочку» — это ведь не «Белочка», а издевательство над людьми! Дело же не только в том, чтобы насовать в конфету орехов, важно еще…

— Обед, — мрачно сообщил нам кто-то. Мы неохотно отвлеклись.

— Обед, — повторил Витя. — И вообще, ты здесь в качестве программиста, а не гастронома.

Я пожала плечами:

— Если ты считаешь, что я наработала недостаточно, могу остаться и посидеть тут в перерыв. Тем более, у меня с собой есть бутерброды.

— Зачем бутерброды? — изумился Олег. — У нас продуктов всегда полный холодильник. Лерочка за этим следит. Но я не люблю есть там, где работаю. Я хожу в кафе, здесь неподалеку. Довольно приличное.

— Я тоже не сторонница еды на рабочем месте. Еда — это святое, и осквернять ее грех. Но сегодня мне придется, раз уж Витя такой строгий начальник.

Надо было видеть выражения лиц моих собеседников. То, что я не стала навязываться в спутницы к чуду красоты, потрясло обоих до глубины души. Причем обоих приятно потрясло.

А у меня имелась своя причина остаться. Я хотела на свободе осмотреть помещение. Вдруг попадется что интересненькое? Конечно, это неприлично с моей стороны, но разве я не для того сюда устроилась?

Все удалились, а я подошла к окну и задумалась. Из окна виднелась скамейка, на которой так любила сидеть Софья Александровна. Оттуда, видимо, она делала свои снимки — по крайней мере, их часть. Оттуда наблюдала. И подобрала себе кого-то из «Сириуса» для решения материальных проблем. Или сразу нескольких? В тетради записаны все, на фотографиях пятеро из восьми. Конечно, один из объектов шантажа — Костик. Я вспомнила, как Софье Александровне принесли антиквариат в качестве благотворительной помощи от фирмы. Остальные действовали бы лично от себя, только Костик мог вот так официально. Неужели он убийца? Неужели из-за него она никогда не увидит больше цветения лип, а Амишка остался сиротой? Трудно поверить. Человек, способный искренне хохотать, когда объект притязаний… гмм… скажем, настойчиво тебя отвергает… в общем, такой человек сумеет решить свои проблемы, не совершая убийства. Или я неправа? Как бы там ни было, подозреваемых еще масса. Олег, Леня, даже Лерочка. Для меня важно не кто подвергался шантажу, а кто убил. Господи, я забыла о Зинаиде Ивановне и Андрее! Который же из них всех, который?




В некоторых ситуациях я сперва действую, а потом думаю. Так случилось и теперь.

— Извини, — вздохнула я, протягивая Лене руку, чтобы помочь ему встать. — Но больше так не делай. Я человек нервный.

Еще не хватало, чтобы всякие там подкрадывались ко мне сзади и хватали за всякие места! У меня хорошая реакция — я, не глядя, врезала так, что нахал отлетел на другой конец комнаты. Тем более, что Леня маленький и легкий.

Руки моей он не взял. Он заверещал пронзительным голосом:

— Идиотка! На кой черт ты нам далась! Ты у нас больше работать не будешь, поняла! Проси у меня прощения, ты! Еще ляжешь со мной, как миленькая, ты!

— Если тебе нужна проститутка, — холодно заметила я, — то ты обратился не по адресу. Я получаю зарплату в качестве программиста. Экономия на мне, как на Лерочке, у тебя не пройдет. А если ты потребуешь, чтобы Костик меня уволил, я с удовольствием расскажу ему о причинах. Он будет очень смеяться.

— Смеяться буду я, — сквозь зубы процедил Леня, вставая. — Ты еще меня не знаешь. Я всех держу в руках, всех! Думаешь, раз я хи-хи, ха-ха, так я простой? Это я так, для виду. Я все про всех знаю. И о тебе все узнаю, стерва. Ты еще у меня попляшешь!

— Имейте в виду, — разъяснила я, переходя на «вы», — что после подобных высказываний как человеческая личность вы для меня больше не существуете. Я постараюсь сохранять с вами вежливость, как с коллегой, но не более того.

И я вышла во двор, поскольку просто боялась оставаться с ним наедине. У него был вид человека, способного убить меня на месте. Да, влипла я в историю! Следовало отстранить его как-нибудь поаккуратнее, а то перекалечу всех мужчин фирмы! Но я ведь не нарочно. Я инстинктивно оттолкнула, даже не зная, кого. Кто думал, что он такой хлипкий? Сам мог бы аккуратнее приставать. К тому же я сразу извинилась, а он ругаться начал. Ругаться и угрожать. Отвратительное поведение. Абсолютно немужское. Вот если б оказалось, что он убил Софью Александровну, я б совершенно не удивилась.

А действительно, почему бы и не он? У меня есть его фотографии с каким-то незнакомым типом. Вряд ли они были сделаны просто так. Значит, есть в них какой-то криминал, только я его не вижу. Вот догадаюсь, в чем дело, и выведу мерзавца на чистую воду. Господи, как не хочется возвращаться в контору и снова его видеть! Не хочется, но надо. Перерыв подошел к концу.




Глава 5


— Надежда, зайди ко мне, — поманил меня Костик, не успела я переступить порог. — Дело есть.

«Неужели Леня уже пожаловался? — изумилась я. — Значит, я совершенно не разбираюсь в людях. Я считала, для него смех окружающих страшнее пистолета. Он будет мстить исподтишка, чтобы никто не догадался, в чем дело. Или Костик снова примется за свое? Устала я от них всех, честное слово».

Оба моих предположения не оправдались.

— Слушай, Надежда, — серьезно начал Костик. — Сегодня к нам зайдет один человек. Зовут его Анатолий Анатольевич. Так уж ты, пожалуйста, ему не хами. Уж постарайся.

— Он что… пристает очень? — заподозрила я.

— У-у! — не выдержав, засмеялся мой начальник. — Скажешь тоже! У него молодая жена, в которой он души не чает. Ну, для него молодая, по крайней мере. Нет, его ты не бойся. У-у! Он — не я. Просто мы в нем очень заинтересованы. Короче, без него мы — ноль без палочки, и ему достаточно пошевелить пальцем, чтобы мы… Ну, понимаешь? А ты с характером, и чего от тебя можно ждать… В общем, ты с ним характер свой попридержи, ладно? Ты уж лучше на мне характер тренируй, как вчера! У-у! Как ты меня… вспомнить приятно!

— Хорошо, я постараюсь вести себя, как надо, — стараясь не улыбаться, ответила я. — Я же не монстр какой-нибудь, чтобы без причины кусаться. Я воспитанная и деликатная. Только нежная, как цветок, который нельзя трогать грубыми руками. Разве вы не заметили?

Мы оба фыркнули и, весьма довольные друг другом, разошлись. И никаких прожигающих взглядов я при выходе не ощутила. Возможно, вчера мне почудилось?

Анатолий Анатольевич прибыл ближе к вечеру.

— Он уже во дворе! — трагическим шепотом сообщила мне Лерочка и округлила глаза. — Бежим!

— Куда? — изумилась я. Мне почему-то вспомнилась детская страшилка о черной руке. «Черная рука уже идет по коридору, черная рука уже открыла дверь…» Так и подмывало забраться для безопасности под кровать!

— В приемную. Мы все должны там его встретить.

— А я уж намеревалась прятаться в подпол.

— Ты шутишь? — догадалась моя собеседница. — Как я тебе завидую! А я боюсь его до умопомрачения. Он на меня даже не смотрит, представляешь?

И она за руку потащила меня в холл, где все мы выстроились в ряд в ожидании явления Христа народу. И вот Христос явился. Был он лет пятидесяти, а то и более, среднего роста, хорошего телосложения и с довольно правильными чертами. У него оказались очень тонкие губы и брови, и они вечно находились в движении, извиваясь, как пиявки. Из коего сравнения легко понять, что симпатии у меня покровитель «Сириуса» не вызвал. Голос у него был высокий, почти женский, а интонации нарочито ироничные. Тот факт, что окружающие, включая женщин, стоят, не вызывал у сидящего Анатолия Анатольевича ни малейшего смущения.

— Анатолий Анатольевич! — согнулся в угодливом полупоклоне Костик. — Я не смел верить! Когда мне сказали, что вы намерены нас посетить… я не мог надеяться, что вы лично! Полагал, вы пошлете к нам кого-нибудь со своими указаниями! А вы… как мне вас благодарить?

— Благодарите Ирину, — небрежно заметил Соболев, жестом руки прерывая поток лести. — У нее завтра день рождения, и ей вдруг взбрело в голову пригласить всех вас. Не завтра, разумеется, завтра будут солидные гости, а послезавтра. В ресторан «Прибалтийской». Вы же знаете, какая она сумасбродка. Съезди, говорит, и пригласи. Они, мол, все такие милые.

— Так и сказала? — тон Костика явно демонстрировал, что если б господь бог лично пообещал ему бессмертие, потрясение и то не было бы столь велико. — Ирина Витальевна — наш добрый гений. Мы просто счастливы. Не правда ли?

И он обернулся к нам, а мы бодро закивали.

— Михаил Григорьевич, — милостиво поманил высокий гость, — как у тебя дела?

— Спасибо, неплохо.

— Ирина недавно спрашивала, как поживает тетя Таня. Как ее нога? Или рука? Я запамятовал.

— Спасибо! Передайте, что операция прошла успешно. А Ирочка, полагаю, все цветет? Мы ее давно не видели.

— Пожалуй, можете прийти с женами. Приводи Татьяну, Иришка будет рада. Действительно, что-то она давненько вас не посещала. И вы своих жен приводите. Человеком больше или меньше, для меня непринципиально. А теперь ты подойди ко мне, детка. По-моему, я тебя раньше не видел?

— Она у нас временно, — поспешил сообщить Костик. — Работает вместо Димы программистом, пока он в отпуске.

— Программистом? — протянул Анатолий Анатольевич так презрительно, словно сомневался, что я способна не то что программировать, а даже самостоятельно перейти улицу. — Ну-ну…

Поверите ли, в этот миг я впервые поняла, что одно человеческое существо способно воспринимать другое человеческое существо не как нечто, хоть приблизительно себе равное, а как… мне даже трудно подобрать сравнение… как безобидное насекомое. Этим безобидным насекомым в данном случае являлась я. Я стояла и смотрела сверху вниз на сидящего мужчину, и лицо мое, видимо, кое-что выражало, поскольку Михаил Григорьевич неожиданно затараторил о том, что у его Тани Ирина всегда была любимой племянницей, а дети их души в ней не чают, и Соболев легко забыл обо мне и снова перешел к обожаемой жене, а вскоре и вовсе покинул наш облагодетельствованный кров.

— Ша! — подпрыгнув чуть ни до потолка, заявил Костик, едва за гостем закрылась дверь. — Сегодня больше не работаем. Я за базар отвечаю! Такое событие надо отметить!

— То есть можно идти домой? — уточнила я.

— Ты, Надежда, не увиливай. Это твое рабочее время. Ты водку пьешь?

— Нет, — честно призналась я.

В разговор вмешалась заинтригованная Лерочка:

— А со «Спрайтом»?

— Все равно нет.

— А почему?

Я задумалась и решила:

— Видимо, потому, что она невкусная.

— Значит, все-таки пила? — вклинился мудрый Костик.

— На поминках. Там отказываться как-то неловко. Поминкам, впрочем, вполне соответствует. Настроение портит радикально. По мне, чем пить водку, легче сжевать кустик алоэ. Так что я буду пить «Спрайт» гольем.

— Этого еще не хватало! Лерочка, сбегай в магазин. Одна нога здесь, другая там. Светик, Наденька, сварганьте нам что-нибудь на закусь.

Светлана Петровна, пожав плечами, стала вытаскивать из шкафа посуду.

— Давайте лучше я! — предложила я. — А то готовлю я не очень.

Однако, открыв холодильник, я поняла, что моих хозяйственных талантов для приготовления хранящихся там продуктов более, чем достаточно. Холодильник ломился от пакетов с нарезками и консервов. У меня потекли слюнки, и я вспомнила, что из-за мерзкого Лени не успела пообедать. Зато теперь мне предстоят бутерброды с икрой, семгой, форелью, твердокопченой колбасой трех сортов и карбонатом. Мы с подошедшим Олегом живо обсудили различие мясных товаров Черкизовского мясокомбината и нашего «Самсона», патриотично отдав предпочтение последнему, и покидали кусочки разной вкуснятины на тарелки.

— А вот и я! — Лерочка радостно помахала перед моим носом бутылкой. — Это ты наверняка будешь пить!

Я взяла бутылку в руки.

— Замечательно! «Старый нектар» производства Коктебельского винзавода. Это даже лучше, чем «Массандра». «Массандра» у нас в основном поддельная, а это нет.

— Откуда у вас такие сведения? — неожиданно поинтересовалась Светлана Петровна каким-то странным тоном.

— По опыту знаю. И вообще, если подделывать, то самую дорогую марку, правда?

Светлана Петровна явно собиралась сказать что-то еще, но ее перебила Лерочка:

— А я знала, что тебе понравится! Я пришла в магазин и прямо у них потребовала: «Мне, пожалуйста, дайте такое вино, которое будет пить приличная девушка». Вот они и дали. Не станут же они меня обманывать, правда?

И она посмотрела на меня, как отличница, вызубрившая урок, на любимого учителя. Я засмеялась и поставила подарок прямо перед собой.

За столом первый тост принадлежал Костику — устроителю торжества.

— Давайте выпьем за Анатолия Анатольевича и Ирину Витальевну. То, что сегодня произошло, удивительный пример их прекрасного к нам отношения. Я надеюсь, что мы не посрамим их ожиданий. Послезавтра оденьтесь поприличнее. Михаил Григорьевич, если у Татьяны Ивановны нет подходящего платья, я выдам тебе аванс. Леня, проследи, чтобы твоя Ленка не напилась. Юрик, тебе поручается Лерочка, пусть ведет себя прилично. Витек, будешь танцевать с Ириной — не занудствуй. Надежда — попридержи характер. Лучше всего — молчи и улыбайся. Да, еще подарок… Подарок я куплю с неучтенки. Светик, ты ведь разбираешься в камнях? Сходишь в ювелирный вместе со мной. Тут жмотничать нечего, не тот случай.

Светлана Петровна сидела напротив меня, и я видела, как было напряжено ее лицо во время этого монолога. И я вдруг словно бы прочла ее мысли: «Неужели обо мне он не вспомнит вообще?» Ей было бы легче услышать оскорбительный совет, как остальным, чем не услышать ничего. Зато в конце, во время последней фразы, что-то вдруг дрогнуло в ее глазах, и она стала… честное слово, она стала почти красивой! Я оглянулась. Неужели все вокруг слепы? Ведь происходящее видно невооруженным глазом! Однако никому не было до этого дела.

Вечер раскочегаривался. Я предусмотрительно примостилась рядом с Юрой, поскольку он в основном пребывал в бегах и у меня раньше не было возможности с ним поговорить. Юра оказался приятным парнем. Он прошел армию, причем в десантных войсках, и уверял меня, что это было самое счастливое время в его жизни. Поскольку армия всегда представлялась мне чем-то вроде тюрьмы, я была потрясена и начала расспрашивать. Юра оживился. Его рассказы, сдобренные не всегда приличным юмором, были полны романтики и жизненной силы. Он не произносил красивых фраз о мужской дружбе, но упоение ею и тоска по ней сквозили в каждой истории. Вообще, он был куда взрослее, чем Лера, и взрослее, чем я предполагала. В «Сириусе» его держали за мальчишку и глубоко заблуждались.

— Надюха! — неожиданно помахал пальцем перед моим носом не вполне трезвый Костик. — Ты мне это прекрати! Нечего наших голубков разлучать. Других охмуряй, а Юрку не тронь. Это наша сладкая парочка, правда, детки?

И он, лучезарно улыбаясь, одной рукой стал нежно трепать Юру по плечу, а другой столь же нежно тискать Лерину грудь. Юра отвернулся, лицо его случайно обратилось ко мне, и на меня моментально нахлынула волна непереносимой боли. «Как же он терпит? — молнией пронеслось у меня в мозгу. — И зачем он терпит?» Однако прошло мгновение, и он уже улыбался.

Пили много. Пила даже Светлана Петровна, опрокидывая в рот стопки водки с поразившей меня сноровкой. Леня, открывая бутылку кваса, облил меня — я убеждена, что нарочно. Платья было жаль, но я поведала, что в такую жару нет ничего лучше, чем освежиться, а пьяная вдрызг Лерочка, приняв это за чистую монету, тут же вылила на себя бутыль минералки. Эффект был потрясающ. Я убедилась сразу в двух вещах — что в мокром виде ее блузка становится прозрачной и что под блузкой нет ничего. Зрелище было такое, что облизываться начал даже Олег. Я поняла, что пора смываться, и тихонько встала.

— Я тебя провожу, — прошептал Юра и прошел за мной.

Провожатый мне действительно требовался. Хотя я была уверена, что почти не пила, голова кружилась изрядно. На каждый тост приходилось делать хоть глоток, а тостов было много. На свежем воздухе стало легче, зато почему-то захотелось плакать.

— Юра, — попросила я, чувствуя на глазах слезы, — забери ее оттуда! Ей там не место.

— А как? — отчаянно ответил он, захлебываясь и торопясь. — Ты думаешь, я не пытался? Ты думаешь, мне нужны их паршивые деньги? Мне она нужна, понимаешь? Я жить без нее не могу! Я как первый раз после армии ее увидел, восемь месяцев с тех пор прошло, и словно в омут головой. Уезжал, девчонкой была, смотрела на меня снизу вверх, а приехал — обалдел. Сперва думал — никогда она меня не полюбит. Я обычный, а она… Мне казалось, если она меня полюбит, все отдам, ничего мне больше в жизни не надо! А теперь она любит, а мне все мало, мало. Она ведь не понимает, что со мною делает. Она считает, раз она любит меня, а не их, мне не к чему ревновать. Она не видит этих унижений. Да, у меня нет квартиры — действительно нет. Живу с родителями, да еще брат старший с женой. И Лера с родителями и с братом. Я бы пошел в любую общагу, по лимитной прописке, как угодно, но она ведь не согласна! Она не понимает, зачем жить в плохих условиях, если можно заработать и жить в хороших. Я ей сказал, что при моей зарплате я заработаю на квартиру лет этак через двадцать. Вот она и предложила мне устроиться сюда. Я ведь не понимал ничего вначале. Господи, я бы институт бросил, все бросил, только б найти такое место, чтобы сразу дали эти двадцать штук баксов! Но кто мне их даст? Я ничего не умею. Не в киллеры же наниматься? Дать в газете объявление: «Хорошо стреляющий мужчина готов на любую работу». Вот до чего я дошел! Я ведь с ней рассорился как-то даже. Шлюхой назвал. Она так плакала, ты себе не представляешь! До сих пор в ушах стоит. Она ведь не считает себя шлюхой. Ей нужны деньги на отдельную квартиру, чтобы мы могли пожениться, и она пытается их заработать. Смешно, правда?

Это и правда было смешно. До слез. Тем более, что Юрина мечта о двадцати тысячах долларов на покупку квартиры была иллюзорной. Если появится квартира, выяснится, что Лерочке нужна машина. За машиной — гараж, за гаражом что-нибудь еще. Она никогда не остановится. Однако говорить об этом бедному парню мне не хотелось.

— Прости, — закончил он. — Я сам не пойму, чего это я вдруг на тебя все выплеснул. Нашло что-то.

— Потому что я очень вам сочувствую, — вздохнула я. — Но я не знаю, что тут делать. Только надеяться.

Я вспомнила Манон Леско и снова вздохнула.




Глава 6


Дома меня ждали голодные звери и толстая тетрадь. Зверями пришлось заняться тут же, а тетрадь я оставила на завтра, с радостью вспомнив, что сегодня пятница. Я уснула, едва успев опустить голову на подушку.

Проснулась я от настойчивого телефонного звонка. Шатаясь, я подбрела к отвратительному порождению цивилизации и сняла трубку.

— Кто говорит?

— А кто вам нужен? — поинтересовалась я. Как ответить незнакомому человеку на вопрос о том, кто я? Это вопрос философский.

— Мне? М-м-м… Вы… м-м-м… Надя?

— Да.

— Это Андрей. Тот самый.

Я тупо молчала, не в силах продрать глаза.

— Я сосед. Софьи Александровны сосед. С дачи, — беспокойно пояснил голос.

— А, да, — очнулась я. — Доброе утро.

— Сегодня суббота, — мрачно известил меня Андрей.

— Я помню.

— Я что звоню… может, на дачу хотите? Так я отвезу. На машине отвезу. Я вас. На машине. На дачу.

— На какую дачу? — не поняла я.

— Ну, эту. Ейную. Я же вас всегда возил. По выходным, то есть. На машине. Вас и ее.

Я опешила:

— Но ведь дача не моя. Я не могу теперь туда приехать.

— Ну, — неохотно выдавил мой собеседник, — можете пожить у меня. Места хватит. М-м-м… два дня. Или… м-м-м… один.

Я почти физически чувствовала, каких героических усилий потребовали от него эти слова. Они так и застревали у него в горле.

— Спасибо, не надо. Я отдохну в городе. А у вас, Андрей, как дела? Какие новости?

— Нормальные. Так мне приезжать?

— Спасибо, не надо. Вы звоните, если что.

— Заметано.

И в трубке зазвучали частые гудки. Я в обалдении уставилась на будильник. Полдвенадцатого. А мне казалось, шесть утра. Ладно, пусть время не раннее, все равно ничего не понимаю. С чего это вдруг Андрей предлагает мне свои услуги? Да и услуги, мягко говоря, странные — отвезти на чужую дачу. Впрочем, готов даже на свою собственную. Причем явно не с целью сексуальных домогательств. Когда намерены домогаться, не пребывают в глухом пессимизме. Андрей же вел беседу таким тоном, словно разговаривал с собственным палачом. Бог мой! Он что, полагает, я буду его шантажировать? Считает, что я получила его в наследство от Софьи Александровны… и, по большому счету, не так уж неправ. И какие выводы я должна сделать? Становится ли он от этого более подозрительным или менее?

Я не успела обдумать последний вопрос. Сюрпризы дня продолжались. На сей раз, для разнообразия, звонок прозвенел у двери.

— Кто там?

— Это Зинаида Ивановна.

Разумеется, я ее впустила и даже предложила чаю. А она благосклонно согласилась.

— Я случайно проезжала мимо, — пытаясь мило улыбаться, но лишь скаля вставные зубы, объяснила гостья, — и решила зайти. У вас тут неподалеку продают дешевый сахар.

— Я не знала, что у вас есть мой адрес, — небрежно заметила я. Еще откуда у Андрея мой телефон, я помнила — в свое время он получил его у Софьи Александровны, поскольку должен был узнать, ко скольки я соберусь ехать на дачу. Но вот Зинаида Ивановна ничего подобного иметь не должна бы. К тому же про сахар — явное вранье. Да будь в моем районе что-нибудь дешевое, она ехала бы не с сумочкой, а с телегой и огромным мешком.

— Адрес мне дала Люба, внучка Софьи Александровны. У меня ведь теперь новые соседи.

— Надеюсь, вам с ними будет легко.

— С ними-то? Да никогда! Вы даже не представляете, что они вытворяют с мусорным ведром!

И Зинаида Ивановна воинственно фыркнула.

— И что? — полюбопытствовала я. Убей бог, я представить себе не могла, что такое потрясающее можно вытворять с мусорным ведром. Стучать по нему, как по барабану? Надевать на голову прохожим?

— Оно все в разводах.

— И что? — устав ожидать дальнейшей информации, поторопила я.

— Как — что? Они его не моют! Я своими глазами видела, как эта Люба несет совершенно грязное ведро! А в ведре — несколько полиэтиленовых пакетов. Да, еще контейнер от сметаны. А что на дне, я не разглядела. Думаю, тоже сплошное безобразие.

Я беспокойно бросила взгляд на мой мусор. Интересно, он тоже состоит из безобразия? И в чем оно выражается?

Впрочем, долго томиться неизвестностью мне не пришлось.

— Вот я, например, — гордо продолжила моя гостья, — все полиэтиленовые пакеты использую по несколько раз. Прополощу хорошенько, высушу — он как новенький. А в контейнерах у меня рассада. И у Софьи Александровны я вела хозяйство — любо-дорого поглядеть. Не то, что эта вертихвостка. Фу! Противно думать, что такая квартира досталась первым встречным.

— Ну, не первым встречным, а ближайшим родственникам, — не согласилась я. — Внучка — это прямая наследница. А как иначе?

— И много эта внучка у нее появлялась? Нет, кто чаще бывал в квартире, тому она по совести и должна достаться. Вам то есть!

И Зинаида Ивановна бросила на меня испытующий взгляд. Я пожала плечами, и она продолжила:

— Правда, мне сказали, что свою часть наследства вы выбрали сами? Самое ценное, наверное?

— Ну, что вы, — сдержанно возразила я. — Просто Софья Александровна оставила мне на память кое-какие бумаги. Ничего особенного в них нет.

— Да? И что это за бумаги?

— Семейные фотографии и что-то вроде дневника.

— Да? — оживилась Зинаида Ивановна. — Дневник? Знаете, я так любила Софью Александровну. Помогала ей. Совершенно бескорыстно, просто как человек человеку. Вы ведь помните, правда?

— Да.

— Я бы так хотела почитать ее дневник. Вдруг там есть что-нибудь обо мне? Приятно было бы узнать, что мою помощь ценят. А потом я вам все верну в целости и сохранности.

— Простите, но это невозможно. Это все-таки личные записи. Если бы Софья Александровна хотела бы, чтобы вы их прочли, она бы сказала. А о вас там фактически ничего.

— Фактически? — голос моей собеседницы дрогнул и изменился.

— Пара загадочных фраз, и все. В основном там речь о других вещах. Вы уж извините.

Она извинила. Более того, она даже не раскритиковала мою манеру заваривать чай, хоть я и чувствовала, что язык у нее так и чесался. Однако хорошенько обдумать подозрительный визит я не успела. Вскоре дверной звонок затрезвонил вновь!

Люба принесла пару астр и бутылку коньяка.

— Меня послал к вам Сережа, — без обиняков сообщила она. — И я решила — почему бы нет? Как раз пора бабушку помянуть. Не с ним же поминать, правда?

Я сварила кофе и наделала бутербродов. С этой свистопляской я почти забыла о том, что совсем недавно лишилась близкого человека. Софья Александровна эти дни словно была рядом со мной.

Мы выпили и закусили.

— Скажите, бабушка, наверное, рассказывала вам обо мне? Ругала?

— Нет, не ругала. Скорее удивлялась.

— Я и сама иной раз удивляюсь. Раньше понятно — молодая я была и глупая. А сейчас что? Привычка, скорее всего. Да и жаль мне его, честно говоря.

— Кого?

— Сережу. Он куда лучше, чем кажется посторонним. Его грубость — от застенчивости. Он по знаку зодиака скорпион и жалит прежде всего сам себя. Я не представляю, как бы он без меня жил. Перессорился бы со всеми.

Я вспомнила:

— Кстати, а зачем он вас ко мне послал?

— Узнать ваши планы. Все боится, что вы на наследство покуситесь. Да еще мучается, не продешевил ли он, отдав вам сверток. Им почему-то соседка наша безумно интересуется. Та, которая вечно всех учит.

— Зинаида Ивановна.

— Да. Он с ней успел разругаться в пух и прах. Вы уж не обижайтесь на него, у него такой характер. Ему вечно все не так, но человек он безобидный. Несчастный человек. Давайте лучше еще за бабушку выпьем. Да будет земля ей пухом! И да перестанет она носить того мерзавца, который ее убил!

— Да, — кивнула я. — Цветут липы, а она этого не знает. А этот мерзавец, возможно, даже не поднимет на них голову. Ему они ни к чему.

И я взяла на руки Амишку, а он лизнул меня в нос.




Глава 7


После ухода Любы я попыталась собраться с мыслями. Итак, все вдруг захотели меня видеть. Не сговариваясь. Вряд ли у меня неожиданным образом так возросло обаяние и телепатически приманило в дом гостей. Причины должны быть прозаичнее и проще. Им всем что-то от меня надо.

Начнем с Андрея. Неделю назад я приезжала к нему на дачу и пыталась расспросить о дне убийства. И выяснила, что, судя по всему, он в этот день ездил в город, однако предпочел поездку скрыть. Скрыть не столько от меня, сколько от собственных уголовных дружков. Что дальше?

Андрей — тугодум. Сперва он с легким сердцем радовался освобождению от ненавистной шантажистки, а потом решил, что на ее место претендую я. Иначе зачем я к нему приставала? Вот он и решил откупиться от меня по налаженной схеме — с помощью автомобиля. Придумать что-нибудь новенькое он не в состоянии. И снова я прихожу к выводу, что Софью Александровну убил не он! Будь он убийцей, он повторил бы свое последнее столь удачное действие — удар по голове, и я б лежала сейчас в морге или больнице. Он не стал бы возвращаться к старому, поскольку принадлежит к тем людям, для которых новая мысль полностью вытесняет все предыдущие. Разумеется, эти рассуждения — чистая психология, но меня они убеждают.

Теперь Зинаида Ивановна. Она проведала, что я получила бумаги Софьи Александровны. И она подозревает, что в них есть что-то о ней. Я вздрогнула. И дернул же меня черт на это намекнуть! Если Зинаида Ивановна решит, что я стою на ее пути, она прикончит меня и не дрогнет. Раньше мне как-то не приходило в голову, что пакет, приведший к смерти Софьи Александровны, столь же небезопасен и для меня… Впрочем, многие ли знают, где он? Чета Бурковых и все, кому они сообщат. Будем надеяться на то, что сия чета не склонна к контактам с посторонними и никому, кроме соседки, тайны не раскрыла. И вообще, надо постараться не думать о том, что меня могут убить. Все равно не убережешься, а нервы испортишь. Я ведь никого не шантажирую — так зачем меня убивать? Это уже будет излишняя предусмотрительность — убивать шантажиста раньше, чем он приступил к делу. Так и полгорода можно укокошить.

Вернемся лучше к Зинаиде Ивановне. Она заявилась, чтобы проверить, в курсе я ее махинаций или нет. А я сдуру повела себя неопределенно вместо того, чтобы четко и однозначно изобразить недоразвитую кретинку. Однако сделанного не воротишь. Зинаида Ивановна не сказала мне сегодня ни одной гадости и, следовательно, меня боится. Я прямо как паук в центре паутины — то она, то Андрей тихонько паутину трогают, а я тяну к себе. Только вопрос в другом. Согласуется ли ее приход с версией о том, что Софью Александровну убила именно она? Ну, по крайней мере, не противоречит. Ей потребовалось убедиться, что меня тоже следует убить. Или в том, что не следует. Для нее ведь убийство — не плевое дело, и она не возьмется за него без необходимости и без определенных гарантий успеха. Вот я и снова пришла к тому же, к чему раньше — способ ей не подходит. Она бы выбрала пищевое отравление или бытовую травму. Ударить по голове тяжелым предметом… конечно, она сумела бы, но предпочла бы себя этим не утомлять.

Так, осталась Люба. И, разумеется, ее муж. Убила бы Люба бабушку из-за квартиры? Никто меня не убедит, что да. Я с ней беседовала, я видела, как она смотрит, как ходит, как дышит… Она — не ангел, но бабушку из-за наследства не убьет. А Бурков? С ним сложнее. Однако такие, как он, любят страдать и не любят действовать. Он и ко мне-то зайти поручил жене, где уж ему самому пристукнуть старушку! Короче, как ни крути, а первый эшелон подозреваемых — фирма «Сириус» и ее загадочные N.

Я раскрыла тетрадь и решила подкорректировать собственные записи в свете последних сведений. Получилось следующее.






«Лерочка, секретарша.

Очень милая. Спит со всеми подряд. Особенно с Костиком и Леней. А замуж собирается за Юрика. На этот счет есть фото. Простодушна, но себе на уме. Корыстна.

Могла ли она убить Софью Александровну?»





Я вздохнула и вывела: «Да». Лерочка нравилась мне необычайно, но я понимала, что соображения нравственности вряд ли ее остановят. Она сделает то, что сочтет для себя полезным, и возмутится, если ее осудят. За что осуждать — ей ведь было надо, понимаете, она ведь не просто так! Только вопрос на самом деле в другом. Н а д о ли было ей убивать Софью Александровну? Подвергалась ли Лерочка шантажу? Вряд ли. Чтобы быть шантажируемой, требуется иметь тайну, а в Лерочкиной способности хранить тайны я весьма сомневалась. Она была вся нараспашку, и если с кем спала, так не скрывала даже от жениха. И я закончила:

«Могла, но ей незачем», — и перевернула страницу.






«Леня, коммерческий директор.

Холерик. Спит с Лерочкой. На этот счет есть фото. Привередливый, скупой и потный. Использует служебное положение в личных целях. Имеет деловые контакты с неизвестным типом. Тоже есть фото. А с Костиком у них фигли-мигли.

Хам и наглец. Угрожал мне и говорил, что притворяется простым, а сам все про всех знает».





Я подумала, что если б я искала не убийцу, а шантажиста, то проблем бы не было. Леня годился на эту роль идеально. А вот на убийцу… Ага!






«Есть его фотографии с каким-то мужчиной. Значит, Софья Александровна что-то о нем знала. Видимо, на фотографии не партнер по бизнесу, а нечто другое».





У меня мелькнула мысль показать снимок неизвестного Костику, но я ее отмела как слишком рискованную. Вдруг у них троих совместные махинации? Вот и раскрою я свои карты перед врагами. Теперь о главном.






«Мог ли он убить Софью Александровну? Запросто. Он из тех, кого не устраивают разумные компромиссы. Мысль, что кто-то его перехитрил, для него нестерпима. Он вполне способен сперва терпеть и ждать удобного случая, а потом действовать».





И я злорадно приписала:






«Кандидат номер 1».





Ну, кто следующий?






«Витя, главный программист.

Квалифицированный. Без чувства юмора. Честолюбивый и завидущий.

Мог ли он убить Софью Александровну? Кто его знает. Но зачем? Она его не шантажировала и ему не мешала.

Олег, заместитель директора по связям.

Хорош, как бог. Сдержан. Есть фото с двумя дамами — с одной из них несколько кадров. Неглуп и приятен в общении.

Мог ли он убить Софью Александровну? Не знаю. В случае очень большой угрозы — наверное. Что за женщины с ним на снимках? Может ли он их бояться?

Михаил Григорьевич, заместитель директора по снабжению.

Язвенник. Раздражителен. Возможно, смотрел на меня с ненавистью, когда я вышла из кабинета. Почему?

Родственник Соболева. Не любит свою работу. Не думаю, что на меня смотрел он. И не думаю, что его шантажировали. И не думаю, что он убийца».





Не спрашивайте, почему я так решила. Просто человек, недавно убивший другого человека, не мог вести себя так, как Михаил Григорьевич. Его бы не волновали так сильно проблемы потери квалификации. Не сомневаюсь, что они временно померкли бы перед другими проблемами.






«Светлана Петровна, бухгалтер.

Страшна и умна. Скорее всего, смотрела с ненавистью она. Влюблена в Костика?

Несомненно. Могла ли она убить Софью Александровну? Наверное. А накладные среди бумаг Софьи Александровны, возможно, раскрывают какие-то ее махинации. Если эти махинации опорочат ее в глазах Костика, она способна на все.

Юра, курьер.

Жених Лерочки. Не в восторге от ее шашней с начальством.

Мог ли он убить Софью Александровну? Разве что из-за Лерочки. И его терпению есть предел.

Костик, директор.

Бабник. На этот счет есть фотографии. Имеет деловые контакты с какими-то типами. На этот счет есть фотографии. С чувством юмора. Бестактный.

Мог ли он убить Софью Александровну? Если б не было ни малейшей возможности договориться с ней по-хорошему. А такая возможность была.

Дима, программист в отпуске.

Разбирается не только в программах, но и в железе. Уехал на Золотые пески за два дня до убийства».





Вот так. В итоге бесспорным убийцей у меня получился Леня. Однако я слишком хотела подобного результата, чтобы считать его достоверным. Наверняка я подсознательно что-нибудь подтасовала.

После ужина мне пришла в голову новая гениальная мысль — сличить свои записи и записи Софьи Александровны. Глядишь, кого-нибудь идентифицирую? Мы ведь с ней всегда рассуждали схоже.

Я внимательно перечла:






«Материальные проблемы. Фирма «Сириус».

N1.

Анатолий Анатольевич Соболев.

Ирина Витальевна Соболева.

Валечка с мясной базы.

Трус. Не пережимать.

N2.

Вениамин Борисович Абрамов, ЧП «АБВ».

Коммерческие тайны.

N3.

N4!!!

N4.

Водка — АОЗТ «Эридан».

Мясо — ЧП «Гамма».

Металл — ЗАО при СПбМЗА.

N3!!!

N5.

Пастырь.

N6.

Зависть.

N7.

Перекати поле.

N8.

Простота хуже воровства.

N9.

Терпение до поры до времени».





Результат меня поразил. В трех случаях их девяти совпадение было дословным!






«Витя, главный программист.

Квалифицированный. Без чувства юмора. Честолюбивый и завидущий».





Он, видимо, и есть N6!






«Лерочка, секретарша.

Очень милая. Спит со всеми подряд. Особенно с Костиком и Леней. А замуж собирается за Юрика. На этот счет есть фото. Простодушна, но себе на уме. Корыстна».





Значит, Лерочка — N8. И, наконец,






«Юра, курьер.

Жених Лерочки. Не в восторге от ее шашней с начальством.

Мог ли он убить Софью Александровну? Разве что из-за Лерочки. И его терпению есть предел».





Он, разумеется, N9! Троих я угадала! Осталось шестеро! Разве это не потрясающе?

Возможно, в тот день я совершила бы еще кое-какие криминальные открытия, но помешала не менее серьезная проблема — проблема туалета. Женщины меня поймут. На следующий вечер мне предстояло идти в фешенебельный ресторан. А я, откровенно говоря, в ресторане была единожды в жизни — на свадьбе школьной подруги. И то это только называлось рестораном, а являлось пристройкой к торговому центру. А тут — «Прибалтийская». Если верить прессе, в ней валютные проститутки так и шастают. Не хотелось бы уронить перед ними престиж порядочной девушки. В общем, голова идет кругом! Дернул же черт эту Ирину Витальевну Соболеву позвать нас всех на день рождения. Делать ей нечего, честное слово! С ума, наверное, сходит от скуки, вот и сочиняет себе дурацкие развлечения за мой счет. Нет, счет, разумеется, ее мужа, зато нервы мои. Боюсь я, вот что!

Я вывалила из платяного шкафа содержимое и критически оглядела. Мда! Что называется, гардероб бюджетницы. Вот этот костюм, например, мне сшили в десятом классе. Я очень его люблю, однако фасончик, боюсь, устарел. Есть что-нибудь поновее? Вот оно. Куплено не где-нибудь, а в сэконд-хэнде. Только годится ли сэконд-хэнд для дня рождения жены благодетеля?

После долгих колебаний я выбрала темно-синее трикотажное платье с белым поясом. Ему лет пять, только я его почти не носила, так как было непонятно, куда. Для работы слишком открытое, для пляжа слишком красивое. Вот и пригодится. Тем более, оно мне безумно шло. Вздохнув, я раскрыла новый пакет с колготками. Ненавижу летом надевать колготки, но у меня откуда-то есть представление, что без них в ресторан не пустят. Возможно, представление устарело лет этак на пятьдесят, однако лучше перестраховаться, чем опозориться перед валютными проститутками. Так, что еще? Белые туфли и белая сумочка. А с прической проститутки обойдутся. Распущу волосы, и достаточно. Волосы у меня хорошие, а некоторые парикмахеры даже уверяют, что их слишком много. Вот и продемонстрирую.




Глава 8


Когда на следующий вечер Ирина Витальевна Соболева у стен «Прибалтийской» выплыла из роскошного автомобиля, я остолбенела. Это была та самая блондинка, с которой в сексуальной позиции дважды сфотографирован Олег! Анатолий Анатольевич бегал вокруг нее, как кошка вокруг куска мяса, а я понимала, что в моей квартире лежит бомба. И бомба сия способна в единый миг разорвать не только красавца Олега, но вместе с ним и весь незадачливый «Сириус». Возможно, Ирина при этом сумеет уцелеть, а они — вряд ли. И, если кто-то из них знал о фотографиях, убийству удивляться не приходится. Однако кто мог знать? Олег? Я не хочу, чтобы убийцей оказался он! Я не верю! Человек, который так разбирается в колбасах и конфетах, не станет убивать старушек, обожающих цветение лип. Почему именно Олег? С тем же успехом это, предположим, Леня или Костик. Их обоих не устраивает развал конторы, который неизбежно последовал бы за обнародованием любовных снимков. Или все же снимки были тайной ото всех и хранились Софьей Александровной на всякий случай? Дома надо хорошенько обдумать ситуацию и постараться сделать выводы объективно. Здесь я мыслить ясно не в силах, слишком много впечатлений. К тому же Витя неумолчно бубнит мне что-то в ухо.

Между тем мы пришли в зал и расселись. Олег с Ириной словно бы почти не замечали друг друга. Казалось, красота молодого человека не производит на нее никакого впечатления, но в свете моих тайных знаний я понимала, что героиня вечера несколько переигрывает в своем равнодушии. Как если бы я обнаружила на столе бриллиантовое колье и демонстрировала, что мне нет до него никакого дела. Рядом с собой она посадила Михаила Григорьевича с женой — симпатичной пожилой женщиной, затянутой в кружевное платье, бывшее ей впору лет пятнадцать назад. Похоже, Татьяна Ивановна предпочла бы провести день рождения племянницы в халате за кухонным столом, а здесь робела и чувствовала себя мученицей на кресте. Анатолий Анатольевич приберег места у своего сановного бока для Костика и его жены. Жена оказалась не слишком хороша собой и не слишком молода, хотя одета роскошно. Видимо, главной ее добродетелью являлось безграничное терпение. По крайней мере, за весь вечер я ни разу не заметила, чтобы муж уделил ей хоть каплю внимания.

Только это не значило, что он напропалую ухаживал за Ириной. Когда он с нею танцевал, то держал ее, словно хрустальную вазу немыслимой ценности. И я в который раз убедилась, что главное в его жизни — работа, а бабы хороши, когда ей не мешают. Нет такой раскрасавицы, ради которой он и впрямь потерял бы голову.

Жена Лени, Лена, была выше его сантиметров на двадцать и худа, как жердь, однако по нынешним меркам, пожалуй, красива. Кстати, манекенщица по профессии. Мне довелось выслушать один из диалогов славной супружеской пары, после которого я решила, что наш коммерческий директор сам себя достаточно сурово наказал за все грехи. Звучало это примерно следующим образом.

Она (раздраженно). И всегда так! Все сидят, как люди, одни мы на отшибе. Почему рядом с Анатолием Анатольевичем не мы, а этот Кащей? Разве его должность выше твоей?

Он (не менее раздраженно). Тише, идиотка! Это дядя Ирины Витальевны. Она лично его сюда посадила. А мы сидим получше многих.

Она. Получше? Около нас даже икры не поставили.

Он. Все равно ты ее не можешь есть. Ты же вечно заботишься, чтобы тебя не разнесло.

Она. Естественно! Ты бы хотел, чтобы я стала похожа на вашу корову Лерку? Ты только глянь, сколько у нее жира! Смотреть противно. А ей хоть бы что — лопает и лопает. Я только что видела: она встала, схватила вазочку с икрой и переложила себе половину. А икра поставлена не для нее! Мне-то все равно, но это дело принципа.

Он. На себя посмотри! Мне Костик специально поручил следить, чтобы ты не напилась. Это после прошлого пикника. Опозорила меня перед подчиненными.

Она. Ты сам себя позоришь. Вон, как одеты остальные мужчины, а ты… Пиджак помят, галстук на боку. Мужик мужиком!

Он. Следить за одеждой мужа — дело жены. Не сам же я должен гладить. Какая бы ты ни была дура, а это, надеюсь, можешь.

Она. Ха, разбежалась, все ноги оттоптала! Мне и со своей одеждой хлопот хватает. Муж должен зарабатывать столько, чтобы иметь домработницу.

Он. Учитывая, что ты фактически не работаешь…

И так она дергала его без устали и по любому поводу. Он, впрочем, в долгу не оставался и огрызался довольно грубо, громогласно извещая жену, что он думает по поводу ее умственных способностей и такта. В общем, не жизнь, а именины сердца!

Лерочка вырядилась в потрясающее платьице из… я бы сказала, из ворсистой резины. Я с трудом удержалась, чтобы не брякнуть, что сие весьма предусмотрительно в связи с Лениным неумением открывать бутылки. Впрочем, соблазнительна она была до последней степени. Надеюсь, все валютные проститутки грызли локти от зависти. А на Светлане Петровне красовался короткий серый замшевый костюмчик, отороченный мехом — это среди лета! Основной его особенностью был экзотический пиджачок, позволяющий видеть кусок голого живота. На фоне подобных изысков я, наверное, выглядела недавней выпускницей Смольного института. Ну и ладно!

Ирина держалась безукоризненно светски. Не имей я фотографий, в жизни бы не подумала, что с Олегом ее связывает нечто большее, чем шапочное знакомство. Разумеется, они станцевали вместе. Она станцевала со всеми мужчинами «Сириуса». И если уж кто вел себя с нею фривольно, так скорее Леня. Тем не менее до меня наконец дошло, чем вызвано странное приглашение в ресторан всех сотрудников конторы. Весьма умно! Не позовешь же одного желанного Олега — тут даже самый влюбленный муж что-нибудь заподозрит. Вот и сочинила Ирина хитрый ход. А Олегу, похоже, он не больно-то в радость. У Олега, видимо, нервы менее крепкие. По крайней мере, лицо у него напряженное, а в глазах страх. Как грустно видеть страх в таких красивых глазах!

Впрочем, если внимательно присмотреться, мало кто искренне веселится. Пожалуй, один Анатолий Анатольевич. Он рад, что его королева в хорошем настроении, и готов облагодетельствовать своим вниманием любого из гостей. Что касается этой королевы, она явно играет роль, а сама настороже. Михаил Григорьевич с Татьяной Ивановной ждут-не дождутся, когда можно будет снять парадную одежду и завалиться с ногами на диван. Леня с Леной раздражены друг на друга и на весь мир. Костик же с супругой, очевидно, считают, что они на работе, поэтому не теряют ни минуты, старательно ублажая благодетелей. Светлана Петровна пьет рюмку за рюмкой и исподтишка сверлит взглядом Костину жену. Впрочем, та, хоть и не красавица, но все же не так страшна, как наша бедная бухгалтер, и последней надеяться не на что. Безоглядно расслабилась, разумеется, Лерочка, только Юру ее расслабленность вгоняет в глубокий пессимизм. Кто там остался? Витя. Он раскраснелся и повествует мне о некоем восточном учении, позволяющем развить не только физическое, но и астральное и ментальное тела, а я притворяюсь, что слушаю.

В какой-то момент краем глаза я с удивлением заметила, что Леня отошел от нашего стола и беседует с мужчинами, чью национальность последнее время стали называть кавказской. Возможно, это предрассудки, однако я стараюсь не иметь дела с подобным типом людей, тем более, что данные конкретные экземпляры были в стельку пьяны и громко кричали что-то на своем языке. Именно поэтому короткий контакт с ними Лени сохранился у меня в памяти.

Я продолжала внимать ученым Витиным речам, когда один из кавказцев приблизился ко мне.

— Иди к нам, — без обиняков предложил он. — Мы тебя берем.

— Вы что? — изумилась я. — Я здесь с друзьями.

— Мы дадим больше, — пояснил мужчина и так схватил меня за голые локти, что я вынуждена была встать. Я просто опешила от подобной наглости и лишь молча упиралась, а он тащил. И в этот миг между нами вырос Олег.

— Надежда, идем танцевать, — улыбнулся он, обнял меня за плечи и увел так просто и естественно, словно никакого конкурента рядом с ним не было и в помине. Словно мы были в зале одни.

Меня трясло, ноги стали как ватные, и я вынуждена была почти лечь Олегу на грудь. Он ласково сказал:

— Ну, нельзя так болезненно реагировать на всяких дураков. Так никаких нервов не хватит.

— Его подучил Леня, — вырвалось у меня.

— Да, у нашего Леньки на пути лучше не стоять. Но ты у нас ненадолго, ничего он тебе не сделает.

— А тебе?

— И мне. Я Костику нужен. Слушай, неужели ты и впрямь так расстроилась из-за этих идиотов? На тебе лица нет.

Мне действительно было не по себе. На какое-то мгновение я вдруг остро ощутила собственную беззащитность. Я поняла, что любой может подойти ко мне и сделать что угодно, и я не сумею противостоять, и никто мне не поможет. Это противно и тоскливо.

Зато Олег казался весел и возбужден. От того мученика, за которым я наблюдала десять минут назад, не осталось и следа. И тут я вспомнила про Ирину и бросила косой взгляд сквозь ресницы в сторону стола. Ирина, неестественно хохоча, тянула мужа танцевать, он нехотя соглашался, и вот они рядом с нами, а лицо Олега вновь заледенело. Я собралась с силами и отодвинулась от партнера на почтенное расстояние. Я не хочу быть поводом для сцен.

Однако сцена все же произошла, только Ирина не была в ней виновата. Леня подкарауливал нас в проходе и зашипел, как разъяренная кошка.

— Вы думаете, вам все можно, да? Вы думаете, вы умнее меня? Да я вас еще прижму! Я все про всех знаю, понятно? Ха! Они тут обжимаются при всех! Ха! Нашли место! Я вам так пообжимаюсь, что не рады будете. Еще вспомните меня! Я вам не слепой!

— Вам не стоит столько пить, Леонид, — прервала поток красноречия я и подсела к Татьяне Ивановне, которая с упоением поведала мне о недавно перенесенной операции по поводу варикозного расширения вен. В подробностях живописав потоки крови и иглы с крючками на концах, она живо вывела меня из транса, а чтобы окончательно повеселеть, я подвинулась к Лерочке.

— Здорово, да? — пихнула меня в бок она. — Музычка — класс! Слушай, ты как думаешь, вон та телка — проститутка или нет? Ну, с этим разодетым козлом. Платье у нее — шик. Мне бы такое. Вот счастливица, да? Ты бы хотела вдруг — раз! — и стать ею?

— Нет.

— А я бы хотела. А еще лучше — Иркой. У нас с тобой столько проблем, а у нее никаких. Квартира, машина, бриллианты. Полжизни бы за это отдала.

— И продешевила бы, — заметила я. — Она старше тебя лет на двадцать. Будет умирать, так никакие бриллианты ей не помогут.

— Ну, это когда еще случится!

— Когда-никогда, а рано или поздно случится со всеми. Вечного ничего нет. И Земля, в конце концов, тоже не вечна. Открутится свой срок и погибнет.

Я говорила почти автоматически, думая о своем. Каково же было мое удивление, когда Лерочка вдруг схватилась за голову и в голос зарыдала. Все бросились к ней, а я с ужасом стала вспоминать, что же такое брякнула.

— Ты что? — нежно взял ее за руку Юра, а она, глядя на него полными слез глазами, с обидой сообщила: — Надя рассказала мне, что все люди умрут. Неужели это правда?

И заплакала еще пуще. Я поняла, что силы мои на исходе. К тому же часы показывали, что до закрытия метро времени осталось впритык. Разумеется, из ресторана положено возвращаться на такси, но я пока еще не получала своей бешеной зарплаты и не могла себе этого позволить.

— Ты куда? — невежливо осведомился Витя. Порадовавшись, что собралась не в туалет, а в место, о котором не стыдно поведать миру, я пояснила:

— Домой.

— Я тебя провожу.

Против провожанья я возражать не собиралась. И, если б вы посмотрели на пустырь между трамвайной остановкой и моим домом, вы бы меня поняли. У выхода из «Прибалтийской» к нам подкатило такси.

— Хочешь на такси? — сдавленным голосом поинтересовался мой спутник.

— Мне все равно.

Просияв, Витя небрежно отстранил навязчивый автомобиль, и мы двинулись к метро.

— После еды полезно пройтись. Разумеется, не слишком быстро, чтобы не было заворота кишок.

Я кивнула. Пройтись и впрямь не мешало, поскольку у меня, как у известного чижика-пыжика, весьма шумело в голове.

— Понимаешь, — покраснев, как рак, невнятно замычал Витя, — все зависит от реакции. У одного она быстрая, а у другого медленная. Понимаешь?

— Да, — изумилась я.

— Дело не в том, что один лучше, а другой хуже, понимаешь? Просто один соображает сразу, а другой потом. Он же в этом не виноват, правда?

— Правда.

Я понятия не имела, о чем речь, но спорить или расспрашивать не решилась.

— Я рад, что ты понимаешь. Он просто привык иметь дело с женщинами, вот и все. А я нет. Это не значит, что он смелый, а я трус. Если бы не он, то что-нибудь сделал бы я. Только я не успел.

Я наконец догадалась:

— Это ты о… об эпизоде с кавказцем?

— Да. То, что Олег тебя выручил, вовсе не значит, что он лучше к тебе относится. Просто я такой невезучий, что он меня обошел. Но все равно для него это несерьезно, а для меня серьезно, понимаешь?

Витя заикался, голос его дрожал, и это совершенно исключало произнесение вслух гулявших у меня в мозгу иронических речей. Я сказала:

— Не переживай из-за ерунды. Я прекрасно понимаю, что ты помог бы мне не хуже Олега. Да и вообще, я уже все забыла. Расскажи-ка мне лучше, чем отличается ментальное тело от астрального. Я не вполне уловила разницу.

Мне хотелось придумать тему, способную занять моего собеседника на всю дорогу. А то разговор чуть не скатился на нежные чувства, я же нынче не в состоянии их обсуждать. Меня словно качает на волнах, и хочется закрыть глаза.

У самой моей двери Витя жалобно попросил:

— Слушай, дай хоть стакан воды, а? От этих закусок безумно хочется пить. А лучше — чайку.

Закуски действительно подавались острые, и я неожиданно ощутила лютое желание выпить стакан обыкновенного чаю без сахара. Если мой провожатый слопал столько же, сколько я, лишить его возможности утолить жажду — преступление. И я уже поднесла ключ к замку, как вдруг вспомнила, что дома меня ждет не только Касьян, но и Амишка. А ведь Витя — один из подозреваемых! Если Софья Александровна шантажировала именно его, то он встречался с нею, а она почти не расставалась со своим псом. Увидев Амишку у меня, убийца тут же свяжет меня с Софьей Александровной, и последствия будут непредсказуемы. Это с одной стороны. А с другой, вдруг Витя не убийца? Тогда убийцей стану я, если уморю его жаждой. Неразрешимая дилемма для пьяной женщины!

Я пошла на компромисс.

— Подожди здесь минутку, — велела я, — а то у меня там жуткий кавардак. Я тебя сейчас позову.

И, заскочив в квартиру, обняла Амишку, пообещала «как только, так сразу» вывести его гулять и изолировала беднягу в спальне.

Чай у меня заварился чудесный. Витя пил да похваливал, а я почти спала. Потом он взял мою руку и начал нежно водить по ней своей, а я подумала, что меня, наверное, сглазили. Иначе почему ко мне за последние дни пристало больше мужиков, чем за всю предыдущую жизнь? Костика я укусила, Леню сшибла с ног. Неужели и Витю придется покалечить? Это уже не смешно. Что я, Кинг-Конг какой-то, что ли? Может, стоит немного потерпеть? В конце концов, это скорее приятно, к тому же Витя, в отличие от остальных, воспринимает меня как личность, а не просто как существо противоположного пола. Вообще характер мужчины легко определить по его отношению к женщине. Просто тест какой-то получается, который я не по своей воле провожу с несчастными «сириусцами»! Если бы еще из этого теста суметь сделать правильные выводы…

Размышления о разнообразных выводах весьма помогли мне развеять скуку, навеваемую методическими поглаживаниями ретивого поклонника. У него странное выражение лица… сосредоточенное до последней степени… словно он перемножает в уме шестизначные числа… ага, его рука передвинулась мне на шею… И тут меня осенило!

Дело в том, что в пятницу в Витино отсутствие мне пришлось залезть за данными прямо в его компьютер. И первое, что я в компьютере обнаружила, было не списком смежников, а перекачанной из интернета книгой на английском, посвященной сексу. Я не стала в нее вчитываться, но не могла не обратить внимания на поразительную картинку. Картинка называлась «Схема женщины»!!! Женщина была разделена на части, и в каждой части выделены красным эротические зоны. Оказывается, таковые таятся даже в самых невинных на первый взгляд членах тела, поэтому несчастная страдалица производила впечатление больной ветряной оспой. Так вот, я вдруг с полной несомненностью поняла, что именно расположение этих зон и вспоминал теперь Витя, пытаясь нажать точно там, где следует по инструкции, и ни на миллиметр правее или левее. Немудрено, что сей подвиг памяти стоил ему немалых трудов и отражался на лице! Зато какова предварительная подготовка, а? Это тебе не мальчишка, задирающий подружке юбку в порыве вдохновения, это современный деловой человек!

Вообще-то, я девушка воспитанная и культурная, однако бывают ситуации, когда чувства сильнее вежливости. Я пыталась бороться со смехом, но он переполнял меня, и вскоре я не выдержала. Сперва я просто смеялась, а потом, при виде бесконечного изумления Вити, стала хохотать. Я хохотала так, что на глазах показались слезы, а щеки заболели. Я не хотела никого обижать, а вот смешинка в рот попала, и все тут! Иногда мне почти удавалось успокоиться, но при одном воспоминании о схеме женщины все начиналось с начала.

Впрочем, бедный поклонник выносил мою нестандартную реакцию недолго. Он вскочил и убежал, хлопнув дверью, а я повалилась на диван и, не скованная наконец узами этикета, вдоволь навылась от восторга. Я продолжала подвывать, даже гуляя с Амишкой, а он, родимый, мне нежно вторил. Касьян же, которого я из присущего мне чувства справедливости тоже вывела во двор, мяукал так, словно годы его подвигов на ниве страсти не остались далеко позади, а были в самом разгаре.




Глава 9


Вернувшись домой, я обнаружила, что спать мне расхотелось. Я была бодра, как жаворонок. Будильник же нагло извещал, что через три с половиной часа мне вставать. Так стоило ли ложиться? И я раскрыла заветную тетрадь.

Итак, мною угадан еще один персонаж драмы. N1 — это Олег. Все точно:






«Анатолий Анатольевич Соболев.

Ирина Витальевна Соболева.

Валечка с мясной базы.

Трус. Не пережимать».





Ирина Витальевна Соболева — его любовница, а Анатолий Анатольевич Соболев — ее обожающий муж, который обладает огромной властью. Валечка с мясной базы… Ага, ведь Олег запечатлен не только с Ириной, но и еще с какой-то похожей на мочалку девицей. Вот она наверняка и есть Валечка. Только какой в этом снимке смысл? Вряд ли муж Валечки особо влиятелен и его стоит опасаться. А впрочем… Представляю реакцию светской Ирины, узнавшей, что у нее есть соперница, которая к тому же трудится на мясной базе. Если уж Ирина даже танец со мной восприняла как преступление, то за фото с Валечкой она задушила бы Олега собственными руками. Да, попал бедный, как кур в ощип. С одной стороны ревнивый муж, способный на все — возможно, вплоть до убийства. С другой — ревнивая любовница, способная не в меньшей степени. А с третьей — начальник и сослуживцы, которые никогда не простят конфликта с Соболевым и поломанной карьеры. А сам виноват — нечего спать с кем попало! Впрочем, я тут же нашла Олегу оправдание. Понимаете, он был слишком красив. Женщины не в силах оставить такое чудо природы в покое, а он… как быть, «если женщина просит»? Отказываться вроде бы неприлично. Иосифы прекрасные сейчас, боюсь, не в моде, да и в библейские времена имели множество проблем. Легче согласиться. А там пошло-поехало, и запутался парень.

Впрочем, меня должно волновать не это. Неужели Олег — убийца? Софья Александровна написала: «Трус. Не пережимать». Только разве он трус? Вон как оградил меня от пьяного кавказца! Но я тут же вспомнила выражение его лица при приближении Ирины и вынуждена была признать — да, по большому счету он трус, причем именно из тех, с которыми нельзя пережимать. В обычной обстановке он порядочный человек, однако от страха может пойти на самое страшное. Будет мучиться потом угрызениями совести, но пойдет. Только не мучат его сейчас угрызения совести! Опасения, неопределенность — это есть, а угрызений совести нет. Я бы почувствовала! И вообще, раз Софья Александровна понимала, что с ним «нельзя пережимать», она бы и не пережала. Она слишком хорошо разбиралась в людях, чтобы столь элементарно просчитаться. Большой вопрос, знал Олег вообще о ее сведениях или нет. Не исключено, что она шантажировала более безопасного клиента, а Олега держала про запас. Хотя ничего себе безопасного! Ведь ее убили! Что-то мои рассуждения завели меня в тупик.

Ладно, зайду с другой стороны. Софье Александровне принесли антиквариат в качестве благотворительности от фирмы «Сириус». Это указывает на начальство — Костика или Леню. Вероятно ли, что они покрывали таким образом грехи Олега? Гмм… Если Костик в курсе его связи с Ириной, то приложил бы все усилия, чтобы эту связь скрыть. Но пропечатал бы Олегу по первое число, это точно! И в их отношениях сквозила бы напряженность. А напряженности нет. По крайней мере, на мой взгляд. Значит, не Костик. И тем более, не Леня. Леня с радостью подставил бы Олегу ножку, даже если б пострадал при этом сам. Нет, Костик и Леня платили не за Олега, а за себя. Точнее, Костик или Леня. Кто из них?

Я взяла в руки фотографии. Вообще-то, я должна была вычислить псевдоним Олега давным-давно. Он сфотографирован с двумя дамами, и после надписи N1 идут имена двух дам. А если продолжить ряд? Леня снят с одним мужчиной… так, а в списке фигурирует N2:






«Вениамин Борисович Абрамов, ЧП «АБВ».

Коммерческие тайны».





Будем считать, что N2 — это Леня, а человек с фотографии — Вениамин Борисович Абрамов. Тем более, национальность совпадает. ЧП — частное предприятие. АБВ — его название, причем я даже догадалась, откуда оно взялось. Из инициалов, вот откуда! А коммерческие тайны… видимо, они связывают этих двоих. В чем здесь причина для шантажа, не знаю, но придумать можно массу. Леня выведывал их у Абрамова или, наоборот, их Абрамову продавал. В общем, тайны — они и есть тайны, и их обычно оберегают. Если Софья Александровна грозила их раскрыть… что ж, на мой взгляд, препятствием к убийству было бы что угодно, но никак не Ленины моральные принципы. Честное слово, это он! Вопрос лишь в том, как его прижучить.

Ладно, а кто у меня еще не расшифрован?






«N3.

N4!!!

N4.

Водка — АОЗТ «Эридан».

Мясо — ЧП «Гамма».

Металл — ЗАО при СПбМЗА.

N3!!!

N5.

Пастырь.

N7.

Перекати поле».





И кандидатов тоже осталось всего ничего. Костик, Михаил Григорьевич и Светлана Петровна. Да, еще отсутствующий Дима. Так кто есть кто? Если снова идти от фотографий, то N4 — это Костик. Он снят со множеством мужчин, среди которых наверняка фигурируют начальники АОЗТ «Эридан», ЧП «Гамма» и ЗАО при СПбМЗА. И, видимо, с ними что-то нечисто. Откровенно говоря, уж если б мне оказалось необходимо кого-то шантажировать, я бы выбрала Костика. Судя по его реакции на мой отказ, он способен к компромиссам. Леня же приложит все силы, чтобы отомстить, а Витя… ох, не знаю! Завтра поглядим. Ладно, пусть N4 — Костик. А N5? Разве пастырь — не он? Он же директор. Впрочем, это слишком прямолинейно. Зачем зашифровывать очевидное? Пастырь… не Михаил ли Григорьевич? Предположим, Софья Александровна заметила, что он не просто работает, а прислан Анатолием Анатольевичем, чтобы присматривать за остальными «сириусцами». Потому и пастырь. Итак, N5 — Михаил Григорьевич. Осталось двое.

Вот уж, что никак не применимо к Светлане Петровне, так это «перекати поле». Ни с какого боку! И поэтому она — N3. Что вполне согласуется с записью, где устанавливается ее особое отношение к Костику, то есть N4. А Дима будет N7. Может, где-то я и наврала, однако в первом приближении сойдет.

Внимательно перечитав замусоленные мною листы, я вдруг обратила внимание, что страница с N3, то есть предположительно Светланой Петровной, перечеркнута крест накрест. Вернее, я обращала на это внимание и раньше, но поскольку не знала, кто имеется в виду, не придавала значения. А теперь задумалась. Интересно, есть ли в этом зачеркивании смысл или нет? И если есть, то какой?

Развить последнюю мысль я не успела, поскольку пронзительно зазвонил будильник. Я отправилась на работу с уверенностью, что Софья Александровна шантажировала двоих — Костика и Леню, причем Леню не тем же, чем и Костика, а связью с таинственным «АБВ». Костик исправно платил, Леня же надел розовый спортивный костюм и ударил несчастную по голове, причем по свойственной ему неумелости не добил. Так что моя цель — добыть доказательства, а выводы уже готовы.




Глава 10


В «Сириусе» настроение мое, несколько подпорченное бессонной ночью, моментально поднялось. Вместо приветствия Олег своим приятным голосом пропел мне строку из Окуджавы: «Я вновь повстречался с надеждой — приятная встреча», — и радостно засмеялся. «Надежду» он произнес с большой буквы. Если до этого Витя и не намеревался дуться, то тут он фыркнул, словно рассерженный еж, и укрылся за монитором. Ну и ладно! Мне только легче, если наши отношения станут сугубо деловыми.

Обедать я не пошла, поскольку у меня возникла некая мысль, требующая времени и доступа к компьютеру, а заниматься ею под строгим взглядом раздраженного Вити я не решилась. Поэтому я тихонько сидела на своем месте и набирала нужный мне текст, когда услышала голоса.

Они принадлежали Костику и Лене. Оба говорили на повышенных тонах, так что звук прекраснейшим образом проникал через стену и доносился до меня. Возможно, самым порядочным с моей стороны было бы тут же изобразить громкий кашель, однако сперва я не сообразила, а потом уже не решилась. И потом, что за шпионка, которая боится подслушать? Самозванка, а не шпионка.

— Знаешь, Ленчик, не перегибай палку, — гневно говорил Костик. — Всему есть предел. У тебя прекрасная деловая хватка, но если ты считаешь, что ради тебя я всех уволю, так ошибаешься. Хочешь весь этот воз работы тащить вдвоем? Ну-ну, попробуй. Ты попробуй, а я посмеюсь. Тут и на девятерых-то дел более, чем достаточно. Мы же раскручены — о-го-го! Я еще подумываю второго бухгалтера взять. Конечно, часть бухгалтерской работы мы спихнули на программистов, но все равно бедная Светка пашет, как негр. Кстати, — он смягчился и повеселел, — у меня идея. А если оставить у нас Надежду? Она девка грамотная. Отправим ее на бухгалтерские курсы, будем полупрограммист-полубухгалтер. С бухпакетами будет работать. Ты как на это смотришь?

— Эту шлюху? Ее нам только не хватало, — мне показалось, что Леню вот-вот хватит инсульт.

— Ну, какая ж она шлюха? Наоборот. И вообще, какая разница. Главное, чтоб работала хорошо.

— То-то наша Лерочка хорошо работает.

— Ну, умом она не блещет, но и не халтурит. Велишь ей, так сделает. Главное, хорошенько объяснить. Да и вообще, не для того она поставлена. К нам ведь люди ходят. Вот заходишь ты в офис и видишь там этакую шамаханскую царицу с ногами из подмышек. Сидит она и смотрит на тебя, как на блоху. Что человек сделает? Повернется и уйдет. А от нашей ни один не ушел! Даже если меня нет на месте, сидят, как миленькие, в приемной и ждут.

«А умный, мерзавец», — с восхищением подумала я.

— Ладно, — это уже Леня, — Лерочку не обсуждаем. Я против нее ничего не имею. А Олег мне надоел. Гонору-то, гонору! А сам — идиот. Не видит дальше собственного носа. Что, нужен нам такой работник? Я не говорю, чтобы на его место никого не брать. Найдем другого. Желающих масса.

— Как раз такой работник нам и нужен. Он не лезет в то, что не входит в его непосредственные обязанности. А ты бы хотел, чтобы он обнаружил… ну, сам понимаешь. Кстати, захотел бы он, так обнаружил. Он не дурак. А в бабах сечет — нам с тобой и не снилось.

— Просто рожей вышел.

— Ну, не скажи. Как Надежду обхаживает, видел? Ты б небось ей сразу под подол полез, да и я… у-у-у! А у него подход. Ни разу — представляешь, ни разу! — не было, чтобы я послал его заключать контракт и он бы его запорол. Или, например, мы сами чего-то не выполним… ну, бывает, сам знаешь. Я всегда объясняться посылаю Олега. Он умеет. И увольнять его из-за твоих бзиков не собираюсь. Сегодня тебе не понравится Олег, завтра Витька, послезавтра Юрка. Надоело! Советовать советуй, а решать буду я.

— Да? — иронически хмыкнул Леня. — Может, я тебе теперь не нужен? А ведь совсем недавно ты пел по-другому. Может, ты как раз меня решил уволить? Увольняй, только потом не пожалей.

— Никто тебя не увольняет, — примирительно заметил Костик. — Не устраивай базар! Мы с тобой в одной упряжке. Но не веди себя так, словно ты тут за главного. У самого рыльце в пушку! Ладно, проехали.

И за стеной забулькало — видно, водка наливалась в стаканы. Я сидела, ни жива ни мертва, и надеялась, что ко мне дружная парочка заглянуть не догадается. Не то, чтобы в их диалоге заключалось нечто предосудительное или тайное. В общем-то, я и без того догадывалась обо всем, что мне пришлось услышать. Однако ясно, что свидетели им не требовались.

После обеда я занялась тем, к чему так тщательно готовилась предыдущие полчаса.

— Вы любите тесты? — поинтересовалась я, зайдя в общую комнату.

Вопрос был чисто риторическим. Тесты любят почти все. Иной раз мне кажется, что это реакция на недостаточное внимание к нам окружающих. Мы рады интересу к своей персоне, в какой бы форме он ни проявлялся.

— Я тут вытащила из интернета один тест, — продолжила я, — потрясающе увлекательный. Хотите попробовать?

Разумеется, я врала. Похожему тесту меня научили в раннем детстве, и я только что модернизировала его и набрала на компьютере. А обрабатывать результаты собиралась исключительно с помощью собственных мозгов. Только люди больше доверяют достижениям техники, чем человеческому уму, поэтому мне показалось спокойнее сделать вид, что все пройдет через ЭВМ. Что же касается самой идеи провести тест, то она пришла мне в голову во время Витиных приставаний. Тест с приставаниями возник эмпирически, из-за нездоровой половой активности «сириусцев», а теперь я подошла к проблеме теоретически. Причем результат моего творчества получился до гениальности простым.






«Вы идете по пустыне и находите кувшин. Какой он будет, что вы с ним сделаете и что будет у него внутри?

Вы идете дальше и находите коня. Какой он будет и что вы с ним сделаете?

Вы идете дальше и встречаете огромную стену. Как вы поступите?

Вы идете дальше и встречаете оазис, а в нем красивый дом. Как вы поступите?

Вы идете дальше и видите море. Как вы поступите?»





Вот и все. Кувшин символизирует лиц противоположного пола, конь — общество, стена — препятствия, оазис — уход от реальности, море — радость жизни. А уж как трактовать результаты, проблема моя!

Первым к компьютеру бросился горящий энтузиазмом Костик, и я узнала, что он найдет не меньше десятка красивых пустых кувшинов, но с собой ни один не потащит. Потом встретит коня-тяжеловоза, запряжет его в телегу и поедет в ней дальше. Затем подкопается под стену и продолжит путь, хорошенько отдохнет в оазисе и, наконец, выстроит плот и поплывет через море. Выводы не подлежали сомнению. И я напечатала, что Костик — любитель женщин, причем ценит их исключительно за внешние данные и меняет, как перчатки, что он умеет использовать общество в своих целях, препятствия преодолевает с помощью компромиссов, временно способен уйти от реальности, однако ненадолго. Кроме того, он настолько стремится к определенным целям, что не замечает многих радостей жизни.

Мой начальник был потрясен и заявил, что столь верной характеристики собственной натуры не слыхивал никогда. За ним косяком потянулись остальные «сириусцы». Не стану приводить все ответы — это слишком долго. Приведу лишь некоторые, особо меня поразившие или насмешившие. Лерочка, например, отыщет в пустыне бутылку «Кока-колы» и выпьет до дна. Напрашивается вывод, что ей и впрямь нравятся хорошие мальчики, подобные Юре, обычные, но с примесью экзотики. Кстати, она и Юра — единственные, кто, добравшись до моря, стали купаться и загорать. Остальные целеустремленно мчались вдаль или страдали от невозможности это сделать. Что значит молодость, правда? Впрочем, Михаил Григорьевич с Олегом и вовсе остались в оазисе. Неужели они из тех, для кого мечты реальнее жизни?

Что еще? Светлана Петровна обнаружит разбитый глиняный горшок и унесет осколки с собой. Олег найдет хрустальную бутыль прекрасного вина и будет по капле отпивать во время пути. Витя — ох, этот Витя! — подберет очень красивый кувшин с водой, а потом выяснится, что тот протекает, и воды больше нет. Поэтому я с чистым сердцем констатировала, что он разочаруется в предмете своих увлечений. Впрочем, бог с этим! Главный вопрос, конечно, о стене.

Итак, Костик подроется, Леня вдарит по ней так, что она разлетится, Михаил Григорьевич обойдет, Витя приготовит динамит и взорвет, Олег сядет и подождет удобного случая перебраться, Светлана Петровна — вот умница! — перепрыгнет на коне, Юра попытается перелезть, а Лерочка найдет дверцу. Таким образом, радикальные меры предложили Леня и Витя. Да и вообще, я устроила весь этот цирк из-за Лени, поэтому его ответы стоит записать полностью.

Он найдет пустой золотой кувшин и потащит с собой (и много ли в пустыне радости от подобного груза?). Потом увидит породистого коня и поведет на поводу. Затем вдарит по стене, в оазис даже не заглянет, а море пересечет вплавь, оставив кувшин и коня на берегу. Следовательно, в женщинах, как и в обществе, он ценит престижность, однако пользу из нее извлечь не в силах, наоборот, получает одни заботы. Препятствия преодолевает силовыми методами, отвлечься не может и радостей жизни не ценит. Типичный убийца, честное слово!

Итак, первый этап я прошла. Я знаю, кто убил Софью Александровну. Ну, пусть не знаю — подозреваю. Теперь нужны доказательства.

Внимательно проштудировав список деловых партнеров «Сириуса», никакого ЧП «АБВ» я не обнаружила. Спросить о нем кого-нибудь? Вдруг попаду пальцем в небо. В конце концов, то, что N2 — Леня, мои домыслы и ничто больше. Вдруг с ЧП «АБВ» связан кто-то другой? Или лучше показать Костику одну из фотографий Лени с подозрительным типом? А он спросит, где я ее взяла. Тоже не годится. Он ведь не дурак. Я и без того совершила сегодня глупость. Взяла и словно в шутку обратилась к нашему директору с вопросом, какая из связанных с нами фирм продает самое качественное вино, уж не АОЗТ ли «Эридан»? Этот свой финт я могу объяснить разве что бессонной ночью и огромным желанием убедиться, что N3 — именно он. И убедилась. По крайней мере, он скривился, как от уксуса, и велел мне не слушать всяких идиотов и покупать вино в фирменном магазине.

Вздохнув, я решила, что придется прибегнуть к противоправным действиям. Я должна обыскать Ленин стол. Разумеется, это непорядочно и противно, но другого выхода я не видела. Откладывать столь неприятную обязанность не хотелось, и я решила совершить преступление в тот же вечер. Уходили мы с Лерочкой последними, а у в метро я вдруг обнаружила, что забыла на работе сумку.

Лерочка тут же вытащила связку ключей от офиса и подала мне, попутно объяснив, как отключается сигнализация.

— Только тебе придется завтра прийти на работу пораньше, — предупредила она, — чтобы отпереть. Или завези вечерком ключи ко мне домой.

Я благодарно обещала явиться завтра первой и вернулась в «Сириус». Вот и Ленин стол. Господи, докатилась я до воровства! Нет, не до воровства, но все равно ужасно. Только я дала обещание Софье Александровне и обязана его сдержать. Я обещала сделать все, что могу, и я сделаю все, что могу. Пусть, кто хочет, меня осудит.

В ящиках царил хаос. Номера «Плейбоя» и «Калейдоскопа» соседствовали с какими-то накладными и обертками от импортных шоколадок. Хуже того — кое-где среди объедков копошились тараканы! А я, признаться, весьма брезглива. Мысль о том, чтобы оставить все в неизменном порядке, пришлось отбросить. Ни о каком порядке не могло идти и речи. Я надеялась, что сам Леня не в силах запомнить, что куда сунул в этой куче мусора. Там было все! Кроме одного — упоминания об Абрамове Вениамине Борисовиче и ЧП «АБВ» или о Софье Александровне. Неужели я ошиблась? Неужели я зря притащилась сюда, на ночь глядя, и взяла на душу грех? Надя, не впадай в панику, а примени интеллект. Каким образом ты на работе делаешь необходимые записи? Да на компьютере, разумеется! Как смеются мои коллеги, компьютер — лучшая записная книжка. Вот он, у Лени на столе. Теперь бы разобраться в этом нагромождении файлов! Ведь характер человека не меняется от достижений техники, и у кого хаос в бумагах, у того он и на диске с данными. А это что? Директория «АБВ». А в ней… странно. Только числа. Например, «15.07.98 — 1.5». И так строчек двадцать. Я переписала файл к себе и задумалась. Что бы это значило? По крайней мере, хоть какой-то улов у меня есть. Я сидела, размышляя, как вдруг… я услышала шорох у двери… кто-то скребся в замочной скважине… Мамочка! Что делать? Кто это? Вор? Убийца? Я судорожно выключила компьютер и спряталась за занавеску. Более надежного места в суматохе мне придумать не удалось.

Темная фигура бесшумно вошла в офис и двинулась прямо ко мне. Нет, слава богу, остановилась! Вздохнула. Нашарила рукой выключатель. Щелкнула им. Это Костик! Страх отпустил, осталось удивление. Фантастика! Директор фирмы под покровом темноты прокрадывается в собственный офис, чтобы… чтобы что?

Костик выдвинул нижний ящик Лениного стола и уставился туда с нескрываемым отвращением. Еще бы — там больше всего тараканов. Теперь следующий ящик, и еще… он в точности повторял мои недавние действия. Интересно, догадается ли включить компьютер?

Догадался. Включил. Поплавал немного в хаосе и что-то переписал на свою дискету. Раздраженно пихнул ногой центральный процессор. Встал. Неужели заметил меня? Как я объясню свое присутствие? Идиотка! Если бы я сразу не спряталась, все было бы в порядке. Забыла сумку и вернулась — чего тут такого. А теперь выходит, что я подсматриваю. Ну и денек — сперва подслушивала, а теперь подглядываю. Но я ж не знала, что это Костик. И вообще, не рано ли я сняла с него подозрение? Ведет он себя довольно странно. Какое счастье! Он идет не ко мне, а в свой кабинет. Чем-то булькает. Потом возвращается, почти умиротворенный. Уходит и запирает дверь.

После него в кабинет заглядываю я. На столе — полбутылки коньяка. Мне, что ли, приложиться во утешение? Нет, это уж слишком. А залезу-ка я лучше в компьютер к Костику. Вдруг там есть что посмотреть?

Ан нет! У Костика на входе стоит пароль. Не полюбопытствуешь! А с чего бы нормальному человеку ставить пароли на рабочем месте? Интересно, как дела у остальных «сириусцев»?

Пароли оказались на компьютерах Светланы Петровны и Вити. Впрочем, Витин я знала, поскольку случайно видела, как он его набирал. Однако заглядывать к нему сейчас не решилась. Это все равно, что читать чужие письма, да еще запечатанные. Если б я Витю всерьез подозревала, тогда другое дело, а без причины… нет, не стану.

Собравшись уходить, я потянулась к сигнализации — и застыла, осененная неприятным соображением. Когда Костик вошел в офис, она же была отключена! Что, если он обратил на это внимание? Впрочем, зная Лерочкину безалаберность, вряд ли серьезно удивился. Что ж, если завтра начнет при мне ей выговаривать, придется признаться, что я забегала на минутку за сумкой, а сигнализацию за собой включить забыла. Ну, не убьет же он меня за это? И в довольно мрачном настроении я отправилась домой.

Дома я намеревалась хорошенько изучить полученные данные, но не сумела, поскольку там меня ожидал сюрприз в виде распахнутого настежь холодильника. Первая мысль была о том, что я со своим расследованием окончательно впала в маразм и пора меня сдать под опеку. Дело в том, что забыть закрыть холодильник, по-моему, способен лишь круглый идиот, я же за последние дни совершила сей подвиг трижды. А ведь из-за этого внутри нарастает лед и необходима разморозка! Спасло от обострения комплекса неполноценности меня ни что иное, как лень. Вместо требуемой сложной процедуры я взяла и просто захлопнула дверцу. Нет у меня сил, и все тут!

Каково же было мое удивление, когда, зайдя через десять минут на кухню, чтобы с горя съесть пару бутербродов, я обнаружила прежнюю картину — то есть холодильник вновь оказался распахнут! Рядом невинно примостились Касьян с Амишкой, обмусоливая крайне вредную для их здоровья твердокопченую колбасу.

Я не выдержала, подняла Касьяна и строго посмотрела ему в глаза.

— Это ты хулиганишь? А совесть у тебя есть? Можно решить, что я вас не кормлю. Никакой ты не хороший кот, не любимый. Ты для меня чужой злой кот, понял? Чужой, злой, отвратительный.

Должна заметить, что он всегда очень тяжело переживает, когда я ему подобным образом выговариваю. Я, конечно, не утверждаю, что он понимает слова, но интонации улавливает замечательно. Уши у Каськи прижались к голове, усы встопорщились, и он пронзительно и противно завыл. Однако не успела я пожалеть его и простить, как подкравшийся Амишка укусил меня за ногу! Укусил, отскочил и жалобно заскулил, в ужасе от собственной безграничной смелости.

Ну, как я могла на таких сердиться! В результате полночи я провела за раздумьями не об убийстве, а о том, как же мне предотвращать другое, менее тяжкое преступление — коварное открывание холодильника. И ничего умнее, чем заклеивать дверцу скотчем, придумать не сумела.




Глава 11


На следующий день настроение у меня было неважное и ум заходил за разум. Вероятно, сказывалось-таки недосыпание. По крайней мере, мои взгляды на убийство вдруг коренным образом переменились. Если накануне я твердо решила, что преступник — Леня, то теперь подозрительными стали казаться все без исключения. Посудите сами! Леня такой противный и делает мне столько мелких гадостей, что мое подсознание радо свалить вину именно на него. Но мне нужна правда, а не то, что меня больше всего устраивает. По правде же Костик подозрителен ничуть не меньше. Он фигурирует в тетради и на фотографиях. Скорее всего, он и есть тот благотворитель, который поставлял Софье Александровне антиквариат. А чего стоит его загадочное ночное посещение офиса и изучение бумаг собственного помощника? Нет, он подозрителен, и весьма.

Теперь Олег. Раз он мне нравится, так и виноват быть не может? Он тоже есть на фотографиях и в тетради. И причина для убийства у него весьма веская. Итак, номер три.

Номер четыре — Витя. У него нет чувства юмора, а подобные люди способны на все. К тому же в моем тесте он собрался взрывать стену, символизирующую препятствия. Значит, готов устранять их любой ценой.

Светлана Петровна тоже показалась мне подозрительной. Почему, сама не знаю. По мелочам. Сегодня, например, она мимоходом заметила:

— Наша Наденька из тех воспитанных девочек, которые переводят незнакомых старушек через переход.

И посмотрела на меня выжидающе. А я ведь именно так познакомилась с Софьей Александровной! Задним числом я вспомнила, что наша бухгалтер и раньше бросала схожие намеки. К тому же на компьютере у нее пароль. И вообще, она для меня, что называется, вещь в себе. Что я о ней знаю, кроме ее увлечения Костиком? Да ничего. Самая загадочная личность конторы. Я, например, понятия не имею, как она ко мне относится — симпатизирует, равнодушна или терпеть не может. По ней не поймешь. При этакой скрытности легко скрыть даже преступление. Так что припишем ей номер пять.

В то, что убийца Лерочка, я не верю. Вернее, не верю в то, что она за целую неделю доверительных бесед сумела бы мне не проболтаться. А вот Юра… он явно пребывает не в своей тарелке. Муки совести? Номер шесть.

Остался Михаил Григорьевич. Вот уж кто совсем мне не подозрителен! Значит, он подозрителен как раз потому. В любом детективе такой персонаж оказался бы главным преступником. Номер семь.

Ух, я и разошлась! Раз так, почему бы не вспомнить Зинаиду Ивановну с Андреем? Они будут восемь и девять. А для ровного счета десятый — Сергей Бурков. Замечательный результат! Разгадать тайну записей Софьи Александровны и вернуться к тому, с чего начала — огромному количеству подозреваемых. Это надо уметь! Это надо быть такой недотепой, как я!

Короче, я впала в панику, самокритику и пессимизм. Я подсчитала, что работать в «Сириусе» мне оставалось две недели. Если за две недели я не найду убийцу, то не найду его никогда. Значит, надо срочно действовать! Мой метод рассуждений ни к чему не привел. Рассуждать можно до бесконечности, важны же не предположения, а результат. Впрочем, легко сказать — действовать. А как?

И тут я на свою голову вспомнила детективные романы. Сыщики в этих романах часто совершают нечто, что должно всполошить возможного преступника, и ждут его реакции. Наверное, аналогично стоит поступить и мне? Меня терзало чувство, что я должна скорее, скорее что-то предпринять, а не терять драгоценное время зря.

И я предприняла. Я отправилась на свою постоянную работу и набрала на компьютере следующий текст.






«Если вы не хотите чтобы известные вам и мне обстоятельства стали достоянием посторонних лиц будьте готовы по первому требованию заплатить определенную сумму».





Знаков препинания я не ставила нарочно, чтобы сбить всех со следу. Моя грамотность стала в «Сириусе» притчей во языцех. Так, что еще? Количество экземпляров? Десять! Десять конвертов, десять адресов. Чего мелочиться, правда?

Я опустила конверты в почтовый ящик и успокоилась. Вроде бы и впрямь сделала все, что в моих силах, и большего от меня требовать никто не посмеет. Успокоившись и придя в себя, я даже вновь вернулась к мысли, что убийца — Леня, поэтому лишь за его реакцией мне и следует следить, а остальные — нормальные люди. Эта мысль весьма меня взбодрила.

Неделя прошла спокойно. Зная работу нашей почты, я не удивлялась. В пятницу Костик предложил всем провести субботу у него на даче. Судя по всему, такое предложение было обычным, и отказываться от него считалось неблагодарностью. Впрочем, я и не собиралась отказываться. Мне обещали хорошее большое озеро, а купаться я люблю. К тому же Леня произвел на меня впечатление несколько вздрюченного. Я предположила, что он получил мое послание, поэтому была рада возможности последить за подозреваемым в выходной. Я не знала, что суббота станет роковой. А если б и знала? Колесо судьбы уже набирало ход, и остановить его было дано не мне.




Глава 12


Озеро и впрямь выглядело огромным. Мы расположились прямо на берегу, а на даче лишь бросили вещи. Я обреченно вздохнула. Сговорились, что ли, эти вредные «сириусцы»! Все мужчины, кроме Олега, вырядились в синтетические спортивные костюмы немыслимых цветов — костюмы того типа, который был на убийце Софьи Александровны. Один Олег не такой дурак, чтобы себя уродовать. Он в светлых брюках и голубой рубашке, очень ему идущих.

Костик надул чешский матрас, на который все посмотрели с вожделением. Большой, цветастый, он так и манил прилечь.

— Это мне, — раздраженно заявил Леня. — Вы все умеете плавать, а я нет. Не будьте козлами!

— А Надя? — поинтересовался Михаил Григорьевич. — Вдруг она не умеет.

— Ляжет вместе со мной. Матрас широкий.

— Ляжет, когда рак на горе свистнет, — мрачно вставил Витя.

Наш директор тут же захохотал, радостно хлопая себя по голым волосатым ляжкам.

— У-у! Ну, ты сказанешь! Ляжет она с ним, когда рак на горе свистнет. Это, Ленька, факт. Раньше не надейся. У-у! Раньше она с тобой не ляжет! У-у!

— Я умею плавать, — холодно заметила я.

— Брассом? — почему-то обрадовалась Лерочка. — Или кролем?

— Не знаю. Наверное, по-собачьи. Или по-лягушачьи. В общем, каким-то своим стилем, но плыть могу хоть весь день, и не устану.

— Надя, — улыбнулся Олег, — ты не можешь плавать ни по-собачьи, ни по-лягушачьи. Это совсем к тебе не идет. Ты, наверное, плаваешь по-русалочьи. Когда я увидел тебя в ресторане с распущенными волосами, я сразу понял, что ты из их породы.

Что за безобразие! Мало того, что в плавках он еще краше, чем в костюме, поскольку сложен, как Аполлон, и кожа у него гладкая, как у девушки, так он даже комплименты сочинять умеет! Откуда только такие берутся? И почему я должна подозревать его в убийстве? Кстати, он несколько возбужденнее, чем всегда. Только чем это объясняется — моим присутствием или полученным письмом? Впрочем, даже невинный человек, огорошенный подобным посланием, не останется спокоен. Господи, что на меня тогда нашло? Зачем я отправила всем анонимки? Было вполне достаточно Лени. Усердие не по разуму! Только сделанного не воротишь.

Мои размышления прервал голос Михаила Григорьевича.

— Вот я иногда смотрю на Надежду, когда у нее такое выражение лица, и думаю: а что у нее сейчас делается внутри? И никак не могу угадать. О чем она мечтает? Или нас оценивает? Многое бы отдал, чтобы узнать.

— Я же не в ломбарде работаю, — засмеялась я, — зачем мне оценивать?

А в глубине души подивилась наблюдательности столь среднего на первый взгляд человека. Такие вот тихие поумнее шумных!

— А правда, — вмешалась Лерочка, — я тоже все время думаю, кто же из них тебе нравится? И никак не пойму. Уж по Олегу-то все сохнут, так я даже про него не знаю, поощряешь ты его или нет. Или Витьку? Или Костика? Кто тебе нужен? Колись, а?

Я дипломатично сообщила, что все по-своему хороши, однако она не отставала, а остальные навострили уши. Поэтому я предпочла плавно сменить тему.

— Почти любую черту характера легко трактовать и положительно, и отрицательно. Пожалуй, у мужчин есть только одно качество, которое каждая женщина назовет недостатком. Ты как считаешь?

— Точно! — согласилась Лерочка. — Только одно.

— Но вы наверняка имеете в виду совершенно разные вещи, — предположил Михаил Григорьевич. — Поскольку вы сами разные.

— А мы проверим, — оживился Костик. — Вот вам ручка и бумага. Пишите.

Я написала: «Скупость», — и протянула ему. Лерочка подала свой листочек.

— Скупость, — вслух прочел наш директор. — Скупость. Два раза! Во дают!

И он восхищенно захохотал. Пожалуй, сегодня он хохочет чаще, чем всегда. И менее естественно. Тоже следствие моей идиотской анонимки?

Остальные мужчины подавленно молчали. В состоянии открыть рот был лишь Витя.

— Я не понимаю этих женщин! — гневно заметил он. — У людей бывает столько настоящих недостатков. Глупость, или наглость, или злобность. А им далась эта идиотская скупость! А это и не скупость вовсе, а предусмотрительность. Неужели ты б, Надя, хотела, чтобы я повел тебя в ресторан, назаказывал всего, а потом мне нечем было бы заплатить?

— Нет. — Я с трудом сдерживала смех.

— Вот видишь! А твой щедрый именно так бы и поступил. Надо ведь думать, за что стоит платить деньги, а за что нет. Рассчитать. Не бросать на ветер. Правильно?

— Конечно.

— Эй! — вмешался Леня. — На! Это тебе.

И он со вздохом протянул мне огромное красное яблоко.

— Спасибо! Ты очень щедр. — Я старалась не улыбнуться.

— А у женщин, — неожиданно заявил он, — самая плохая черта — это комплексы. Особенно у русских женщин. На западе комплексов нет.

— Какие комплексы? — заинтересовалась Лерочка.

— А всякие. Например, на западе все женщины уже давно купаются без этих ваших дурацких лифчиков. В одних трусах. А вы все надели купальники, как Дуньки из деревни. Смешно смотреть!

— Он прав, — хитро вставил Костик. — В Египте все бабы с голой грудью. Особенно немки. А сиськи — во!

Слово за слово, и они довели Лерочку до того, что она, пофыркав немного от возмущения, сняла бюстгальтер. Мои слова о том, что ее нарочно подначивают, она к сведению не приняла.

Возможно, немки, изначально загорающие без верхней детали туалета, выглядят в таком виде пристойно. Лерочкина же грудь так контрастировала по цвету с остальным телом, что глаза у зрителей лезли на лоб. Наша новоявленная западница гордо улеглась на полотенце, положив камешки на соски. Леня загоготал, а Костик бодро добавил:

— А теперь Светлана Петровна. Давай, Светик, не стесняйся. У тебя там не больше, чем у мужика, так что прятать нечего.

В этот момент произошло сразу несколько событий. Светлана Петровна размахнулась и ударила Костика по лицу. Одновременно Леня ногой сбросил камешки с Лерочкиной груди, а Юра вцепился ему в горло.

У меня от растерянности перехватило дыхание. Юра повалил Леню на землю и душил.

— Он его задушит! — крикнула я. — Он десантник!

Первым опомнился Михаил Григорьевич. Он попытался оттащить Юру от соперника — безуспешно. Вот очнулись от столбняка Костик и Олег, подбежали, тоже стали тянуть. Слава богу, разняли! Они держат Юру за руки, а тот рвется в бой. Леня с трудом поднимается, трет свое горло.

Лерочка подскакивает к Юре и прижимается к нему. Юра обмякает и садится.

— Ну и денек! — констатирует Костик, вытирая пот со лба. — Нервы у всех ни к черту. Ладно, Светик, извини. Я, конечно, козел. Но и ты хороша. Шуток не понимаешь. Мир?

Она молча кивнула.

— Теперь вы. Тебе, Ленька, давно пора дать по рогам. Сам знаешь, за что. Так что получил правильно. А ты, Юрик, не дури. Ты же мужик, ты понимаешь — сучка не захочет, кобелек не вскочит. Ни одна баба не стоит ссоры с мужиком. Бабы — отдых, а мужики — дела. Сейчас выпьете на мировую. А ты, Лера, надень свою наволочку от греха подальше. Видишь же, твой парень недоволен. Вот так!

Мое изумление возрастало. Костик, как мне казалось, абсолютно лишенный чуткости к людям, за пять минут сумел и впрямь утихомирить всех и навести порядок. Разумеется, искреннего веселья не наблюдалось, однако мы уселись и взяли в руки стаканы.

— Выпьем же, — предложил наш директор, — за мир в «Сириусе» и за его процветание. А также, — он сделал паузу, — за финансовый крах «АБВ».

— «АБВ»? — переспросила я, замирая. — Это что?

— Это, Надя, наш конкурент. Заправляет там один хитрый жид. И этот жид… уточнять не буду, но пытался он нас обскакать. А я ему крылышки-то подрезал! Да, Ленчик?

Леня неохотно кивнул, а в моих ушах зазвучало: «ЧП «АБВ». Коммерческие тайны». Он продавал коммерческие тайны «Сириуса» этому «АБВ», а Костик догадался. Порылся в Ленином компьютере и догадался. Но не выгнал помощника, поскольку с ним повязан. Сложное дело — бизнес. Теперь бы сделать какие-то выводы — материалу я сегодня накопила достаточно. Но для выводов нужна спокойная обстановка, а ее я обрету только дома.

Вскоре все полезли в воду. На берег я вышла, лишь изрядно проголодавшись.

— Ну, наконец-то, — приветствовал меня начальник. — Мы уж боялись, ты утонула. Утащил тебя этот… русалк. Ты так долго плаваешь нарочно или случайно?

— В каком смысле?

— Говорят, проводить в воде больше часу подряд полезно для здоровья. То-то ты у нас такая гладенькая! Светик, жрать охота — смерть. У тебя там все готово?

— Да, разумеется.

— Обед! — сложив ладони рупором, завопил Костик. — Обед!

Вскоре все собрались у разложенных припасов. Нет, не все.

— А Ленька где? Задрых, небось, на своем матрасе. Пригрелся. Юрка, ты молодой, глаза хорошие. Погляди, а? Я что-то не вижу.

Юра посмотрел на озеро:

— Вон, вроде бы, матрас. Почти у того берега. Но не уверен.

— Сплавал бы кто-нибудь и разбудил этого лоха. Юрик? Ах, да, тебе ни к чему. Олег? Ты же у нас спортсмен. Сплавай, будь человеком!

Олег глянул на меня, улыбнулся и пожал плечами. Он только что начал мне рассказывать о бабушке, маме и старшей сестре, с которыми он живет и которых очень любит. У меня замерло сердце. Он говорил так, словно готовил нас к встрече и хотел, чтобы мы друг другу понравились. Я готова была слушать до бесконечности, но Леню и впрямь следовало позвать. Поэтому я тоже улыбнулась и пожала плечами.

Отсутствовал Олег довольно долго. Я это время провела в тихих мечтах. Я забыла о тайнах и преступлениях. Я забыла обо всем. Господи, вот снова звучит его голос! Не голос, а музыка. Однако интонации тревожные.

— Его нет.

А это Костик:

— В каком смысле нет?

— В прямом. Один матрас. Пустой. Вот он.

— Подожди… значит, он вылез где-нибудь на берег. Вылез и спит.

— Я поискал. Разумеется, не везде, а рядом с матрасом. И покричал. Его нет.

— Во нудила! — вздохнул Костик. — Ладно, появится. Давайте есть.

После обеда Леня не появился. Мужчины отправились его искать.

— Не удивлюсь, если он влип в какую-нибудь историю, — неожиданно заявила мне Светлана Петровна. — С его-то характером…

— Да, — согласилась я, — с ним тяжело. Мне, по крайней мере.

— Тебе особенно. Вообще наша фирма не для тебя. Откровенно говоря, я удивляюсь, что ты к нам пришла, — и она выжидающе уперлась в меня глазами. — Ты ведь не того круга. Или есть какие-то причины?

— Я всего на три недели, — смутилась под ее взглядом я. — Подзаработаю. Какие еще могут быть причины?

— Работают не только за деньги, но и за интерес.

Возможно, многообещающий диалог продвинулся бы дальше, однако прискакала заскучавшая в одиночестве Лерочка, и мы перешли на более общие темы.




Часть 3





Глава 1


Мужчины вернулись нескоро. Вернулись подавленные и молчаливые. Взяли матрас и попытались тут же удалиться.

— Подождите! — крикнула я. — Что случилось?

— Ленька утонул.

Я оцепенела. Светлана Петровна, побледнев как смерть и закусив губу, с непередаваемой горечью смотрела вслед уходящему Костику. Лерочка в недоумении трясла головой.

— Он шутит? — изумленно выдавила наконец она.

— Вряд ли, — медленно и веско произнесла Светлана Петровна. — Леня утонул. Случайно. Это несчастный случай, понимаете? Просто несчастный случай и ничего больше.

И она начала истерически смеяться. Я дала ей воды, и она почти успокоилась. А сама я была совсем спокойна и действовала автоматически. Как во сне.

Но когда на матрасе принесли Ленино тело, страшная реальность нахлынула на меня холодной волной. Леня умер. Его убили! Так считает Светлана Петровна, и так считаю я. Только она не знает, кто во всем виноват, а я знаю. Убийца — я. Кто бы ни сбросил Леню в воду, я, именно я подтолкнула руку преступника. Он уничтожил Софью Александровну и надеялся, что все теперь шито-крыто. Но вмешалась я со своими идиотскими письмами. Я решила заставить этого мерзавца действовать, и я добилась своего. Он предпринял определенные шаги. И, если б не моя удивительная слепота, я б заранее могла рассчитать, какие.

В шорах неприязни к бедному Лене я полагала его убийцей. Свое алиби он доказал дорогой ценой! Итак, теперь ясно, что убийца не он. Однажды мимоходом я высказала здравую мысль: если б я искала не убийцу, а шантажиста, гадать бы не пришлось. Леня подходил на эту роль идеально.

Видимо, так рассуждала не только я. Получив угрожающее послание, преступник ни на минуту не усомнился, кто его автор. И немедленно нанес ответный удар. Никогда еще моя глупость не приносила столь страшных плодов. Я убила человека. Господи, я убила человека!

— Эй, очнитесь! — гаркнул Костик, и все мы подняли головы. — Сейчас приедут скорая и милиция. Так положено при несчастном случае. Это типичный несчастный случай. Мы купались-загорали, все тихо-мирно, без инцидентов, — он веско помолчал. — Леня выпил, поплыл на матрасе, заснул, свалился. Плавать он не умеет, а озеро глубокое. К тому же большое. Даже если звал на помощь, нам было не слышно. Это еще чудо, что мы нашли тело. Если б Юрка не умел так здорово нырять… Такие вот дела. И без паники, пожалуйста. Лера, не перестанешь визжать, оболью холодной водой. Мало не покажется! Надежда, а с тобою что? Вот уж, от тебя не ожидал. Выпей-ка! Ты водку пьешь только на поминках, так что случай как раз подходящий. Выпей, тебе говорят!

Я послушно взяла бутылку и стакан, но обнаружила, что не в состоянии налить — руки ходят ходуном. Налил сам Костик, и я выпила. Полегчало. Только зубы все равно стучали друг о друга. Они явственно выбивали: «Я убила человека. Я убила человека». Но ведь… не я одна! Кто-то еще из присутствующих должен испытывать схожие чувства. Тот, кто непосредственно столкнул Леню в воду. Тот, кто ударил сзади по голове Софью Александровну. Итак, это не Леня. И не Лера — ей я не посылала анонимки. И не Зинаида Ивановна, Андрей или чета Бурковых. Второе преступление оправдывает их в первом. Так кто этот злодей, которого я так долго и безуспешно ищу? Я должна его обнаружить. Я обещала.

Я огляделась. Костик деловито распоряжался, скорее обеспокоенный, чем расстроенный. Он выглядел так, словно на него свалились обременительные, однако приятные хлопоты. Витя шел за ним хвостом, готовый выполнять любые команды. Мук совести на его лице не наблюдалось — сплошное служебное рвение. Уж не рассчитывает ли он на Ленин пост? И зря. Костик не поставит его на должность, требующую общения с людьми.

Михаил Григорьевич и Олег тихо беседовали, оба мрачные, как тучи. Юра сидел на земле, обхватив себя руками, а Лерочка нежно перебирала его волосы. Светлана Петровна с каменным лицом мыла посуду. Надо бы помочь… только я все перебью. Господи, какие только мысли не приходят в голову! Я убила человека, а волнуюсь о посуде. Наверное, мне сейчас необходимо встать и всем все сказать. Только не получится. Слишком стучат зубы.

Милиция со скорой приехали довольно быстро. У нас переписали фамилии и адреса, сообщили, что мы можем понадобиться, и отпустили. Когда очередь дошла до меня, я сумела собраться с силами и спросить:

— А возможно определить, сам он упал или его столкнули?

— Кто столкнул? — удивился милиционер.

— Не знаю. Разве может человек сам упасть и утонуть?

— Сколько угодно. Особенно в таком состоянии, — и собеседник указал на пустые водочные бутылки. — А что, был какой-нибудь конфликт?

Лерочка вскрикнула и уставилась на меня круглыми глазами. И лишь в этот миг я вспомнила про Юру! У Юры и впрямь только что был с Леней конфликт! И подозрение, конечно, в первую очередь падет именно на него — тем более, именно он обнаружил тело. Я-то знаю, что он не виноват, но сумею ли убедить в этом других? И я неопределенно заметила:

— У него был тяжелый характер. И должность такая, что он многим стоял поперек дороги.

— Ну, это еще не причина, — махнул рукой милиционер. — Если всех таких убивать, жить будет некому. Нужны причины посерьезнее.

— Вы же видите, — вмешался Костик, — девочка в шоке. Это я виноват. Дернул черт принести тело сюда! А тут три бабы. Вот все поочередно и бьются в истерике. Сочувствую я вам, милиции. Я-то в случае чего плесну им в лицо водичкой, они и заткнутся. А вы небось не имеете права? Как же вы с ними справляетесь? Или у вас свои методы? Поделились бы!

Забыв обо мне, наш гость пустился в воспоминания о собственных гениальных успехах на ниве усмирения нервных женщин. Это дало мне время опомниться. Один раз я приняла решение с бухты барахты, и вот результат — Леня мертв. Теперь под влиянием чувства вины я хочу рассказать о своих догадках по поводу его смерти всему свету. А если догадки неверны? Или верны, но милиция им не поверит. Зато убийца будет предупрежден. Я не узнаю, кто он, зато он поймет, кто у него на очереди следующий — и это буду, разумеется, я. Нет, хватит поспешных решений! Сперва я должна прийти в себя и все обдумать. Признаться никогда не поздно.

Ленино тело увезли. Я случайно заглянула к себе в сумку и увидела там яблоко. То, которое дал мне он, чтобы доказать, что он не скуп. Да, он был скупой, и наглый, и самодовольный, но он жил, чувствовал, строил козни, обижался. Вот яблоко мне подарил. А теперь он мертв.

Меня затошнило. Я села на землю.

— Что делать? — словно издалека услышала я встревоженный голос Олега. — Она совсем белая. Нужны какие-то лекарства. У кого-нибудь есть?

— Надежда, — это уже Костик, — ночевать будешь у меня на даче. Не боись, там моя жена, так что все будет культурно. Куда тебе в таком состоянии ехать?

Я ответила:

— Мне надо домой. У меня там Амишка не выгулян. Пес. Он там замучается.

— Ерунда!

— Нет. Мне здесь будет хуже. Со мной все в порядке. Доеду.

— Ладно. Витек! Срочно везешь Надю домой. Проводи до самого дома, понял? Вещички ваши мы доставим. Мы и сами вот-вот поедем. Соберем манатки и поедем. Не дрейфь, Надежда! Все в порядке. Жизнь, она такая. В ней все бывает. Бывает, что и помирают.

Напутствованные этим философским изречением, мы вышли на шоссе. Витя поднял руку и гордо объяснил:

— Я повезу тебя на такси.

— Далеко, — заметила я. — Дорого.

— Ничего. Я же не скупой, правда?

У меня не было сил ни смеяться, ни спорить.

Добрались мы быстро. Витя не делал попыток зайти в гости, а оставил меня у подъезда. Я быстро вывела моих нахлебников и, вернувшись, забылась беспокойным сном. Я видела, как прекрасное лицо Олега постепенно превращается в лицо Вити, потом Лени, и эти метаморфозы заставляли меня плакать во сне.




Глава 2


Пробуждение было ужасно. Сперва я надеялась, что события вчерашнего дня мне просто приснились. Не бывает такого на самом деле, понимаете? Наверное, представляется странным, что смерть столь антипатичного мне человека, как Леня, я переживала чуть ли не сильнее, чем гибель Софьи Александровны. Нет, я переживала не сильнее. Я переживала иначе! Смерть Софьи Александровны вызывала у меня скорбь, гнев, возмущение. Убийство Лени — черную тоску. Гневаться следовало на себя, возмущаться собой же. Я вдруг полностью осознала смысл выражения «на душе скребут кошки». Я физически ощущала, как по моей душе скребут когтями. Неприятное ощущение! И единственное спасение — в том, чтобы найти преступника и переложить хоть часть вины на него. Я должна его найти!

Стоп! А если и впрямь несчастный случай? Так полагает милиция — для нее это легче. На той же версии настаивают Светлана Петровна и Костик. Впрочем, оба, я убеждена, делают это лицемерно. Оба уверены в убийстве. Иначе они не акцентировали бы столь нарочито — «несчастный случай, несчастный случай». Почему мысль о насильственной смерти пришла в голову мне, понятно. Я ведь в курсе всей логической цепочки. Софья Александровна шантажировала кого-то из «Сириуса». Этот кто-то, выведенный из терпения, ударил ее по голове. Перед смертью она указала мне, где искать разгадку — в ее записях и фотографиях. Я очертила круг подозреваемых и отправила каждому по угрожающему посланию. Получил послание и преступник. Получил и понял, что снова попался. Однако теперь он знал простой выход — убийство. А кого убить, проблемой не было. Леня вечно заявлял, что все про всех знает, и любой из «сириусцев» счел бы шантажистом именно его. Причем у меня имелись основания полагать, что почта пришла в пятницу, а смерть, заметьте, наступила в субботу. Возможны ли подобные совпадения? Возможны, но маловероятны. Уж больно они для некоторых выгодны.

Теперь о Светлане Петровне. Почему она решила, что дело нечисто? Первый вариант — потому что именно она его и совершила. Согласуется ли это с фактами? Страница, посвященная ей, в тетради Софьи Александровне оказалась необычной. Она перечеркнута крест-накрест. То есть выделена из остальных. Далее. Среди доставшихся мне в наследство бумаг имеются накладные «Сириуса», подписанные бухгалтером. Я не в состоянии оценить их правильность, но вряд ли они добывались и сохранялись из спортивного интереса. В них наверняка что-то не то! Следовательно, повод для шантажа имеется. Итак, предположим, она совершает первое убийство. Успокаивается. Но тут в конторе появляюсь я. А она следила за своей будущей жертвой и видела с нею меня. Видела, но толком не разглядела. Вот и пыталась выведать, та я или нет. Господи! Я же, кажется, при всех назвала вчера кличку «Амишка»! Кличка-то редкая. Так что если кого-то и впрямь интересовало, связана ли я с Софьей Александровной, теперь он, скорее всего, в курсе. Остается надеяться, что в тот момент любому из нас было не до того, чтобы вслушиваться в чужие слова.

Итак, Светлана Петровна получает письмо с угрозами. Решает, что оно от Лени. Сталкивает его с матраса и не дает всплыть. Кстати, рискованное мероприятие. Рядом мог кто-нибудь оказаться. Да и вообще, вдруг жертва проснется и сумеет спастись? Впрочем, я не права. Риску-то никакого как раз нет. Спихнуть пригревшегося человека с матраса в воду — любимая шутка в определенном кругу. Сколько раз я имела удовольствие наблюдать подобные сцены! Так что всегда легко сделать вид, что дурачишься. Другое дело, что в этом случае не дать всплыть ты не посмеешь, поэтому способ не вполне надежен. И вообще, нереально заранее рассчитывать, что Леня захочет поплавать на матрасе. Впрочем, тому, кому Костины пикники не в диковинку, наверное, реально. Он знает, какая там обычно обстановка. Тем не менее второе убийство представляется мне не совсем схожим с первым. Оно умнее, но все же стихийнее. В нем сильнее элемент случайности. Первое совсем примитивно. Подкараулил, ударил, удрал. А если поймают? И действительно чуть не поймали — даже карман Амишка откусил. Второе же… я не хочу применять этот эпитет к преступлению, однако применю — второе поинтеллигентнее. Гарантий успеха меньше, зато гарантий безнаказанности больше. Хотя, полагаю, ничто не запрещает преступникам совершенствоваться.

Хорошо, вернемся к Светлане Петровне. Чисто физически столкнуть Леню мог каждый из нас. Мы свободно плавали и бродили, не следя друг за другом. А психологически? Психологически сходится не все. Оставим в стороне синтетический спортивный костюм — такие носят и женщины, а наша бухгалтер тяготеет к ярким краскам. Но, прежде чем убить человека, она бы постаралась удостовериться в необходимости подобного шага. Предположим, ей надоело платить шантажистке. Кстати, а как быть с тем, что Софье Александровне на моих глазах привезли антиквариат официально от фирмы «Сириус»? Позволили бы так распоряжаться именем фирмы Светлане Петровне? Вряд ли. Это указывает на Костика или в крайнем случае Леню. В свете последней трагедии — на одного Костика. Вот вам вариант! Она ведь влюблена в нашего директора. Она вполне могла защищать не свои, а его интересы. Шантажировали его, а преступление совершила она. Почему бы нет? Она для меня загадка. Однако одно несомненно — если она знала Софью Александровну, то знала и о моем знакомстве с нею. Как иначе трактовать постоянные странные намеки? И, следовательно, после анонимки должна была заподозрить не Леню, а меня. Или нас обоих. И до полной ясности на убийство не идти.

К тому же я слишком хорошо помню полный горечи взгляд, которым она проводила Костика, услышав о Лениной смерти. Услышанное стало для нее ударом. Неожиданным ударом, я почти убеждена! И она… ну, конечно! Она решила, что виноват Костик. Вот причина, по которой так изменилось, постарев в единый миг, ее лицо. Она не жалела Леню — она боялась за человека, которого любит. Так матери смотрят на покинувших праведный путь сыновей — с бесконечной горечью и бесконечной любовью. Нет, она не совершала второго преступления — и, следовательно, не совершала первого.

Но почему ей пришло в голову обвинить Костика? Очень просто. Предположим, она знала, что Софья Александровна его шантажирует. Догадывалась, что именно он ее убил. А потом… потом наш директор проведал, что его заместитель продает коммерческие тайны конкуренту. Однако избавиться от Лени официальным путем не мог — они слишком повязаны. Вот и предпочел пойти проторенной дорожкой убийства. Неужели это действительно он?

Логически все совпадает, а психологически у меня снова неувязки. Костик представляется мне совсем не тем типом личности. Впрочем, с типом личности я уже один раз нажглась, мудро вычислив кандидатуру Лени. Видимо, с психологией у меня неважно. Господи, какие надо иметь крепкие нервы, чтобы сперва во всеуслышанье намекнуть будущей жертве, что ты в курсе ее грехов, потом прилюдно ее утопить, а потом распоряжаться с видом Наполеона под Аустерлицем! Не укладывается у меня это в голове. Одно не подлежит сомнению — оба убийства необычайно для Костика кстати. Прямо по заказу. Только мне не верится, что заказчик — он.

Но кандидатур в преступники остается все меньше. Следующий — Юра. Он ненавидел Леню лютой ненавистью. Он чуть не задушил его буквально за час до того, как несчастный утонул. А часом позже он сидел, обхватив руками голову, в полной прострации. Однако если бурная реакция на Ленину смерть — причина для подозрений, то самой подозрительной оказываюсь я. Подойдем к делу с другой стороны. Могу ли я представить, что Юра утопил Леню? Да. А убил Софью Александровну? Бессмыслица! Шантажировать курьера? Чем? Или Лерочку? Лерочка ничего не в силах скрыть, поэтому шантажировать ее свыше человеческих сил. Так что причин для первого преступления у Юры не было, а это оправдывает его во втором.

Следующий… следующий Олег. Не хочу об этом думать! Не хочу, но обязана. Я обещала. Олег… У него связь с женой высокопоставленной особы. Софья Александровна тянет с него за это деньги. Только главное для него другое. Он пребывает в постоянном страхе. Он не уверен, что она будет молчать. Он трус, с ним нельзя пережимать. Нервы его не выдерживают, и он наносит роковой удар. А вскоре приходит анонимка, и выясняется, что кто-то еще в курсе. Значит, ужас неопределенности повторится снова. В ресторане Леня угрожал нам с Олегом и кричал, что отомстит. Намекал на что-то. Следовательно, автор письма — он. Олег не готовит преступления заранее. Он не собирается никого убивать. Он — как там в тесте? — сидит у стены и ждет подходящего случая. И случай тут же предоставляется. Костик посылает Олега за Леней. Олег подплывает, обнаруживает врага спящим и не может удержаться. Словно бы сама судьба дала ему шанс! Он переворачивает матрас, и…

Картина, как живая, встала перед моими глазами, и я в остервенении затрясла головой. Не согласна видеть подобных гадостей об Олеге! Хотя, скрепя сердце, готова признать — вот такое, словно бы даже для себя неожиданное убийство он, вероятно, совершить в состоянии. «Вероятно» — не «наверняка»! Ладно, а как быть с Софьей Александровной? Олег не носит спортивных костюмов — это не его стиль. Надел для маскировки? Смешно, но пусть так. Значит, замаскировался костюмом, запасся тяжелым орудием, подкараулил и ударил. Тут о непредумышленности нет и речи. Этакое тяжеловесное, деловитое преступление. Оно скорее под стать Вите, а не рефлексирующему Олегу с его живым восприятием и быстрым умом. Действительно, а если Витя? Пусть лучше он, чем Олег! Только какая у него причина? В тетради Софьи Александровны про него одно слово — «зависть». Убил ее из зависти? Бред! Кроме того, после смерти Лени Витя выглядел спокойным, как танк. Даже закоренелый злодей вряд ли уж совсем не выйдет из равновесия, утопив сослуживца. Витя фактически отметается.

Кто остался? Михаил Григорьевич. Он по-прежнему самый неподозрительный и подозрителен мне лишь этим. И сказать-то мне о нем нечего! Только одно: если он — убийца, то я — слепая курица. Не вижу ни мотива, ни соответствующего характера. Что же в итоге?

Итог был неутешителен. Костик и Олег — эти двое явно вышли в лидеры. Я же была не согласна ни на одного из них. Особенно на Олега. Но и на Костика тоже. И почему я такая несчастная? А по собственной глупости!

В этом подавленном настроении я услыхала звонок в дверь. На ловца и зверь бежит! Ко мне в гости неожиданно заявился директор «Сириуса».

Лишь впустив его, я вдруг вспомнила, что он на данный момент — главный подозреваемый. А я — главный кандидат в жертвы. И вот мы наедине.

— Ну, как самочувствие, Надежда?

— Бывает и лучше, — откровенно призналась я, ставя на огонь чайник. — А как дела?

— Дела нормальные. Слушай, у меня к тебе серьезный разговор. Не как мужик с бабой, а как человек с человеком. Идет?

Я, не выдержав, улыбнулась:

— Попробуй.

— Я тебя прошу — не мути воду.

— В каком смысле?

— В смысле Лени. Я тебя понимаю. Ты не дура, и ты считаешь, что Ленчику, возможно, кто-то помог. Ну, отправиться на тот свет. Ведь так?

— Да.

— Может, так оно и есть. А может, и нет. По крайней мере, точно знать мы не можем. Правильно?

— Да.

— Ну, вот. А о том, что мы точно не знаем, языком трепать вредно. Особенно при милиции. Я почему тебе говорю? Бабы обычно языком треплют, поскольку у них на это недержание. Их чем больше предупреждают, тем они больше болтают. А ты вроде не из таких. Ты небось из этих… которые правду ищут. Поэтому я и хочу тебе объяснить.

«Правду ищут»… Простоват-то простоват, а когда надо, умен, как черт! Я заметила:

— Смерть Лени действительно показалась мне странной. Подозрительной. Разве я не обязана рассказать милиции все обстоятельства? Убийство всегда убийство.

— Ну, не знаю. Я против Ленчика ничего не имею, но если его кто и подтолкнул, я на этого человека не в обиде. Ленчик мне подложил такую свинью, что ему поделом. Не представляю, как я бы с ним дальше вместе работал.

— И, чтобы вам не пришлось решать эту проблему, провидение благородно его утопило? — сыронизировала я.

— У-у! — загоготал Костик. — Ну, ты сказанешь! «Благородно его утопило»… А может, и так. По крайней мере, выяснять, оно это или кто другой, я не собираюсь. Меньше знаешь — крепче спишь. Тебя это, кстати, тоже касается.

— Я скорее лишусь сна, — холодно парировала я, — если не буду знать, кто из окружающих меня людей — убийца.

— Ну, — пожал плечами мой собеседник, — тебе у нас работать недолго. Потерпишь. А хочешь, я тебе заплачу, а на работу ходить не станешь.

— Не хочу.

— Впрочем, в связи со смертью Ленчика дел у программистов будет теперь навалом. Ладно, проехали. Ну, предположим, спихнул Ленчика Юрка. Ты что, хочешь сдать его мусорам?

— Почему именно Юрка? — мрачно поинтересовалась я.

— А кто? Ты что, не видала, как он завелся? Если и вправду кто помог, так только он. И я, как мужик, его понимаю. Ленька меры не знал. Леньку тоже можно понять, но и Юрика жаль.

Я смотрела в темные хитрые глаза, и язык не поворачивался спросить:

— А разве его убил не ты? И не пришел ли ты сюда, чтобы отправить вслед за ним меня?

— Так что? — настойчиво повторил Костик. — Сдаешь Юрика или нет?

— Разумеется, нет, — вздохнула я. — Тем более, это, может, и не он.

— Ну, и ладушки. Вот если б ты что-нибудь видела… — он выжидающе помолчал, сердце мое замерло, и я поспешила вставить:

— Нет, ничего.

— Ну, вот. Если б ты видела, тогда должны была бы сказать. А о догадках говорить не должна. Тем более, никто ничего не докажет. Доказать невозможно, понимаешь? Только пыль поднимешь и испортишь нам весь имидж. Коммерция — дело тонкое. Если о нас будут всякое болтать, никто не захочет иметь с нами дел. Люди этого не любят. Так лады? Обещаешь?

Я пожала плечами:

— Я обещаю не говорить милиции об этой смерти того, чего не знаю достоверно. И постараюсь не навредить.

Он кивнул и вскоре ушел. А я не могла забыть той странной паузы, которую он сделал после слов «если б ты что-нибудь видела»… Что случилось бы, если б я, сблефовав, ответила: «Видела». Была бы я сейчас жива? Не знаю. Мне вдруг задним числом стало страшно. Я вела себя, как последняя дура. Мне следовало держаться тише воды, ниже травы, а я еще права какие-то качала. Только невозможно представить себе, что человек, с которым ты знаком, способен тебя убить. Просто невозможно!




Глава 3


На следующее утро на работе мне вдруг пришла в голову интересная мысль. Вот если б мне с бухты-барахты пришло письмо, утверждающее, что кто-то имеет обо мне тайные сведения, и требующее денег, как бы я поступила? Я бы со смехом рассказала о нем всем знакомым. Действительно, разве подобный бред — не подходящий повод для шуток? И попыталась бы выяснить, кто именно так здорово меня разыграл. Но ни один — ни один! — из шестерых «сириусцев» не обмолвился на эту тему ни словом. Не странно ли?

Хотя не исключено, что я придираюсь. Сперва не было повода для подобных признаний, а потом скандалы между Костиком и Светланой Петровной, а также между Юрой и Леней перебили всем настроение. А дальше — убийство. Тут и вовсе не до того. Но сегодня кто-нибудь должен проболтаться. Кто-нибудь невиноватый. И я хоть кого-то перестану подозревать!

Я оглядела сослуживцев. Костик был бодр и свеж, словно капустный кочан. Он деловито распределял обязанности Лени между Михаилом Григорьевичем и Олегом. Они, похоже, не были этому рады. Они вообще выглядели плохо, как никогда. Особенно Олег. Он осунулся и побледнел. У меня просто сердце при виде него сжималось! Но подойти к нему я не решалась. Он должен сделать это первым. А он не делал. Он вел себя так, словно возникшая вдруг на какой-то миг близость между нами, которая там, на озере, казалась столь для меня безусловной, ничего теперь не значила. Что ж, ему лучше знать. У него большой опыт. Только счастья мне его поведение не прибавляло.

Витя был зол, как собака, и даже пытался на меня рычать. Впрочем, повод имелся — у нас и впрямь, как предсказывал мудрый директор, прибавилось работы, а я время от времени впадала в неуместную задумчивость.

Светлана Петровна словно бы похудела за одни сутки на несколько килограммов и стала похожа на скелет. Обтянутые тугой кожей скулы, покрытые яркой киноварью, наводили на размышления о мумиях. Однако служебные обязанности она выполняла безукоризненно и чувств своих внешне не проявляла.

Юра откровенно пребывал в прострации. Сперва Костик пытался давать ему какие-то поручения, но быстро от этой идеи отказался и оставил парня в покое. Что касается Лерочки, она вела себя, как обиженный ребенок: слонялась по офису и недоуменно хлопала глазами.

Ну, и что мне во всем этом? В детективах сыщики утверждают, что второе убийство дает для разоблачения преступника гораздо больше, чем первое. Однако мне оно не слишком-то помогло. Я все так же терялась в догадках. Костик? Светлана Петровна? Олег? Юра?

— Слушай, — громким отчаянным шепотом попросила меня Лерочка перед обедом, — не уходи никуда, а? Дело есть.

Я, разумеется, согласилась. В офисе нас осталось трое — она, я и Юра. Юра сосредоточенно смотрел в бесконечно удаленную точку.

— И так второй день, — с горечью указала на него Лерочка. — Свихнуться можно! Никогда бы не подумала, что Ленькина смерть так его расстроит. Я была уверена, что он Леньку не любит. Я-то всегда считала Ленчика славным парнем, а вот Юрка… Не знаю, за что, но не любил его, правда? А теперь — вот.

Я удивленно повернулась к ней. Неужели она и впрямь столь наивна? «Не знаю, за что…» Зато я знаю! И, если из-за нее хороший человек стал преступником… Впрочем, чья бы корова мычала, а моя молчала.

— И что ты хочешь?

— Сделай с ним что-нибудь! — потребовала моя собеседница. — Ты же умная. Я к мужикам обращаться не хочу — они станут смеяться. А к бабам боюсь — они сразу захотят Юрика у меня увести. Ты ж знаешь, они такие. Поэтому вот прошу тебя. Помоги, будь человеком! У меня сердце за него изболелось.

Решив не обижаться за свою принадлежность к среднему полу, я позвала:

— Юра!

Никакого эффекта. Я села рядом и тряхнула его за локоть.

— Юра! Очнись! Ты что?

— А? — отрешенно произнес он. — Надя?

И снова уставился вдаль.

— Он что, кололся? — в ужасе обратилась к Лерочке я.

— Нет. Он травку курил. Сказал, слабенькая. Только чтобы отвлечься.

— Ему это удалось. Но я не нарколог. Я ничего об этом не знаю. Может, его нельзя трогать? Или надо кофе дать? Я на всякий случай заварю, но ты, наверное, разбираешься в наркотиках лучше.

— Я? Ты что! Юрка мне велел, чтобы я ни за что и никогда. Я ему слово дала. Он говорит, таким, как я, нельзя. Что я за неделю с резьбы сойду. Думаешь, лучше его не трогать?

— Наверное. Само пройдет. Значит, смерть Лени так сильно на него повлияла?

Тихий спокойный голос вдруг зазвучал словно откуда-то издалека:

— Я его убил.

Мы оцепенели. Первой опомнилась Лерочка.

— И правильно, — убежденно сообщила она, нежно целуя своего жениха. — И молодец! Ленька был такой противный. Без него гораздо лучше. А Надя никому не расскажет. Правда, Надя? Ты ведь тоже его терпеть не могла.

— Юра, — осипшим моментально голосом выдавила я, — ты шутишь? Ты не мог его убить!

— Очень даже мог, — обиделась Лерочка. — Он все может. Он десантник.

— Я и сам думал, что не могу, — удивленно ответил Юра. — Но я повторял и повторял: «Я хочу, чтобы этот гад умер». И он умер. Я повторял и повторял одну и ту же фразу, пока у меня не застучало в висках. Я представил себе его отвратительное мертвое тело. Я представил его себе, как наяву! И он умер.

— Но ты ведь не убивал его по-настоящему!

— Не знаю. Я ненавидел его. Я безумно хотел его смерти. За его смерть я готов был отдать все на свете. И он умер.

— Это совпадение, — облегченно выдохнула я. — Это просто совпадение. Его убил не ты. Ты ведь не сталкивал его в воду, правда?

— Я думал: «Пусть он заснет и утонет».

— Мало ли кто что думает! Господи, как ты меня напугал! Ты не мог убить Леню, а тем более Софью Александровну.

— Какую Софью Александровну?

— Это неважно. Она здесь не при чем. Ты никого не убивал.

— Не знаю, — с тем же спокойным удивлением повторил Юра. — А еще это письмо. Он словно заранее обо всем знал. Я еще не убил, а оно уже пришло.

И он машинально отхлебнул кофе.

— Какое письмо?

— Короткое. Я забыл. Оно у меня в кармане.

Похоже, он потихоньку приходил в себя. Вот он достает из кармана листок, протягивает его… Волна стыда прокатывается по мне с головы до ног. Какой черт дернул меня послать эти анонимки! Сколько вреда я ими принесла!

— Ты что? — смотрит на меня Юра. — Подожди… ты что, тоже получила?

Не знаю, кофе или эта мысль пробуждает его к жизни. Или просто период прострации сменился периодом возбуждения?

— Не бойся, скажи! Ты тоже что-то получила? Ведь так?

Я молчала, не в силах ни опровергнуть, ни подтвердить его слова.

— Знаешь, мне ведь Михаил Григорьевич еще на озере что-то такое говорил. Только я не обратил внимания из-за… В общем, сперва не обратил внимания, а потом забыл. А теперь понимаю — наверное, и он получил. А если еще ты… Это наверняка Ленькины штучки. Вполне в его характере. Взял и решил испортить всем настроение.

— Это довольно безобидная шутка, — решилась вставить я.

— Ну, для кого как, наверное. Я сперва тоже считал, безобидная. А потом, когда он умер… Словно заранее знал, что я захочу его убить, да еще убить не открыто, а исподтишка. Знал, что я такой же гад, как и он. Ты не представляешь, как мерзко быть таким же гадом, как и он!

Я-то как раз представляла, однако вслух предпочла сказать:

— Хотение — не преступление. Господи, Юрка, как не стыдно переживать из-за такого бреда! Если б ты убивал силой желания, сидел бы сейчас не здесь, а в президентском бункере — в качестве секретного оружия. А если б Леня был пророком, он остался бы жив. Обычные совпадения. К тому же, хоть о мертвых и нельзя говорить плохо, но у Лени был такой характер, что зуб на него имели многие. Так что не страдай манией величия, дорогой.

Юра недоуменно пожал плечами:

— Самое главное, если б я его задушил, то не переживал бы ни минуты. Он был мерзавец и это заслуживал. Но тут… я в подробностях представил, и оно сразу произошло… это так противно и подло. Но если письмо получил не только я…

Хлопнула входная дверь. Михаил Григорьевич — легок на помине.

— Михаил Григорьевич, — обращается к нему Юра, — скажите, вам приходила идиотская анонимка?

— Ага, — радуется тот, — все-таки не только мне? Тебе тоже?

— И Наде. Шуточки у покойника были специфические.

— Считаешь, это он? Я тоже сперва на него подумал, а потом думаю: «Почему именно мне?» Ленька скорее послал бы тебе или Олегу. Вас он больше не любит. Ну, и Надю, конечно, но про нее я б не подумал. Ей посылать уж совсем жлобство. Я ведь вам с Олегом даже намекнул… там, на даче. Прямо спросить было как-то неловко. А вы оба, наверное, были слишком увлечены, чтобы меня понять.

Обеденный перерыв закончился, все сотрудники вернулись в офис, но не прошли на места, а столпились в приемной и с интересом прислушивались.

— Признавайтесь, — в несколько истерическом возбуждении выкрикнул Юра, — кто получил анонимку? А?

Тишина. Но я-то знаю!

— Нас уже трое: я, Михаил Григорьевич и Надя. Неужели это все?

— Еще я, — равнодушно извещает Светлана Петровна. — Я не придала ей значения, поскольку там нет ничего конкретного. Детское развлечение.

Снова пауза.

— И я, — не вполне уверенно добавляет Костик. — Ну да. Так это что, Ленька расстарался? Ну и ну! Во козел!

Я смотрю на Олега. Тот брезгливо вытаскивает из кармана записку и кидает на стол. Остается Витя. Он внимательно читает то, что получил Олег, и лишь после этого мрачно выдавливает:

— Я тоже. А я думал, мне одному, как всегда, не везет. Вяжутся ко мне всякие психи. А раз ко всем, то хорошо. Значит, все в порядке.

И вновь воцарилось несколько подавленное молчание.

— Ладно, — прервал его Костик, — потом все обсудим. Сейчас о деле. К нам заедет Анатолий Анатольевич. В связи с последними событиями. Так что все по местам и готовьтесь. Ясно?

Я предпочла не уточнять, как именно требуется готовиться к приходу высокого гостя, и села за компьютер.




Глава 4


Высокий гость прибыл не один, а с супругой. Я глянула на Ирину и остолбенела. Она выглядела двадцатилетней красавицей. Ни следа скучающего выражения светской дамы не было в ее лице. Глаза сияли, ресницы трепетали, щеки пылали ненарисованным румянцем. Золотые волосы, не поднятые в прическу, волной спадали на спину. Я не узнала бы ее, честное слово!

— Мы решили поддержать вас в трудный момент, — лениво протянул Соболев, умостившись в самом удобном кресле. — Дузин — крупная потеря для «Сириуса». Но, я полагаю, восполнимая.

— Ваше внимание восполнит любую потерю, — сообщил Костик.

— Разумеется. Главное для вас — сохранить лицо. А мое покровительство и есть лицо фирмы. Увидев, что я от вас не отвернулся, все поймут, что произошедшее — лишь досадная случайность и вовсе не означает вашей нестабильности и не является следствием сложности внутренних взаимоотношений. Мне известен микороклимат в коллективе, и хотя я не мог бы, не покривив душой, признать его идеальным, в то же время он представляется мне более положительным, чем отрицательным. Его амбивалентность не является недостатком, ибо, если принять в расчет жизненные реалии…

Анатолий Анатольевич продолжал вещать в том же духе. Я не понимала и половины из произнесенных им фраз. Я сталкивалась раньше с подобным типом людей — вроде бы они что-то тебе сообщают, однако пересказать содержание их сообщений я не в состоянии. Большинство «сириусцев» явно дремало, Костик время от времени восклицал: «О, как это верно!», а я тихонько наблюдала за Ириной. Ее сияющие счастьем глаза были откровенно устремлены на Олега. Он же стоял, сжав побелевшие губы, и лицо его походило на каменную маску. Вот она приблизилась к нему, взяла его за рукав и тихо утянула из комнаты. Она — сумасшедшая! Конечно, муж ее увлечен своими мудрыми речами, но он же не слеп! Она погубит себя и Олега!

Самое смешное, что я так и не сумела выведать, кто же такой пресловутый Соболев. Сослуживцы отказывались мне отвечать, однако уверяли, что он практически всесилен. А я… я испытывала к нему отвращение. Мне казалось, он не ведает моральных преград. Если он сочтет Олега своим соперником, то последствия страшно представить. Да просто наймет киллера и убьет! Или я сама себя запугала? В наши дни и в нашей стране от ревности не убивают. Только мне жутко, и зубы опять стучат. Вернулись! Вернулись довольно быстро. Теперь у Олега горят щеки, а Ирина бледна. Вот к ней подходит Михаил Григорьевич, и она покидает комнату уже с ним. Это хорошо. Это отвлекает.

Когда высокий гость умолк и обвел глазами помещение, он не обнаружил там своей жены и ее дядюшки.

— Иришка! — тонким и срывающимся, совершенно не своим голосом позвал он. — Ты где?

И лицо его озарила глупая-преглупая улыбка. Я хорошо ее знала. Она возникает, когда думаешь об очень любимом человеке.

Ирина появилась, и я снова остолбенела. Теперь ей было не двадцать, а сорок пять.

— Сколько можно тебя ждать? — раздраженно поинтересовалась она. — У тебя дела, а мне что прикажешь делать? Умирать со скуки?

— Но мне казалось, — растерянно выдавил муж, — мне казалось, ты сама хотела сюда со мной приехать. Я так понял…

— И ошибся. Я согласилась заехать с тобой по пути в клуб, но не имела намерения торчать тут до бесконечности. Впрочем, тебя никто не торопит. Я могу и одна.

— Ни в коем случае! — вскочил Анатолий Анатольевич. — Прости, милая. Я и впрямь заговорился.

Он нежно обнял супругу и, не прощаясь, покинул наш гостеприимный кров.

Костик облегченно вздохнул и бодро заметил:

— Не знаю, почему, но после их визитов меня жутко тянет выпить. Все равно рабочий день уже фактически кончился. Девочки, займитесь, а?

Вскоре мы уселись за стол. Как всегда, тамадой был начальник.

— Ну, что, — бодро начал он, — первый тост надо за него. За Ленчика то есть. Пусть это будут поминки. «Чтобы жизнь не шла зазря, опрокинем стопоря», — и он действительно опрокинул в себя стакан водки. — Кстати, похороны завтра в три. Мне придется пойти, а вам не обязательно. По желанию. Ясно?

«Слава богу, что у Лени нет детей, — пронеслось у меня в голове. — Как бы я посмотрела им в глаза?» И меня замутило.

— Откровенно говоря, — продолжил Костик, снова хорошенько дерябнув, — никто с покойным всерьез не дружил. Отношения были чисто деловыми. Так что горе изображать было бы смешно. Главное, чтобы происшествие не повредило коллективу в целом. Хотя, конечно, по человечески всем его жаль. Но больше всего меня удивляешь ты, Надя. Голову бы дал на отсечение, что вы с ним друг друга терпеть не можете. Если уж и клеишь ты кого, так совсем другого. И вдруг такие пенки… Позавчера была куколка — ну, чистый пломбир. А сегодня — краше в гроб кладут. Неужто ты по Леньке сохла? Или ты у нас просто такая кисейная барышня? Колись, а?

И он, хитро прищурясь, немелодично затянул старую песню:
		— Ах, Надя, Наденька, мне б за двугривенный



		В любую сторону твоей души!








— Да отвяжетесь ли вы от нее когда-нибудь?! — вдруг раздался резкий голос Олега, и в нем прорвалась столь откровенная злоба, что все разом смолкли. Олег, всегда спокойный и сдержанный… Кажется, он и сам ошеломлен своей вспышкой.

Первой опомнилась я и, надеясь сгладить странное впечатление, попыталась улыбнуться:

— Сейчас не те времена, Костя, двугривенным не отделаешься. Цены на транспорт неуклонно растут.

Лерочка радостно засмеялась немудреной шутке, за ней вступили остальные, и инцидент был похоронен. Только я, дура, до самого конца надеялась, что Олег, так неожиданно и непонятно выступивший в мою защиту, предложит меня проводить. Однако проводить меня вызвался Михаил Григорьевич.

Мы медленно шли по улице, и я понимала, что он пытается, но не решается что-то сказать. Наконец, я не выдержала:

— Вы ведь хотите со мной поговорить, Михаил Григорьевич? О чем-то неприятном?

— Не… не знаю, — неуверенно сказал он. — Может, не неприятном, только… Я, конечно, не имею права, и вы не обязаны мне отвечать. Но, поверьте, это не… не праздное любопытство. И не обижайтесь, пожалуйста.

— Хорошо.

— Вам нравится Олег?

— Да.

— Очень?

— Да.

Он помолчал, вцепившись руками в волосы, потом вздохнул:

— Ох, как плохо!

Я и вправду на него не обиделась. В его вопросах было столько искренней доброжелательности, что я не сумела уклониться от ответа или соврать.

— Почему же плохо? Я, разумеется, особо не рассчитываю на взаимность, но ведь любовь и без взаимности прекрасна. Разве нет?

— Давайте сядем, — предложил мой собеседник.

Мы присели на скамью.

— Моя жена очень любит Ирину, — словно бы нехотя выдавил он. И смолк. Он молчал, и вздыхал, и стонал. Потом с трудом произнес:

— Я надеюсь, что это не пойдет… Если кто-нибудь узнает… Я надеюсь, что вы никому…

— Я никому не скажу.

— Вы — хорошая девочка, и я не могу вас так оставить. Если б моя дочка попала в подобную ситуацию… кто-то должен предупредить, правда? Дело в том, что Ирина и Олег… у них… В общем, у них связь.

— Я знаю, — вырвалось у меня. Не стоило мне пить водку!

— Значит, он вам сказал?

— Ну, что вы! Это мои догадки. Сегодня, например…

— Да. Она совсем потеряла голову. Но она славная девочка, честное слово! Взбалмошная всегда была, но славная. Сколько я ей говорил: «Не дури! При таком муже надо быть осторожной». Но с вами ж говорить бесполезно! Ну, чего дался вам этот Олег? Тебя еще можно понять — ты не замужем, а она… Муж на руках носит, богатый, умный. Ну, постарше чуть, так это ж даже хорошо. А Таня моя заладила свое: «Девочка не должна загубить свою молодость, у них любовь, а я всегда на стороне любви…» В общем, у нас дома они встречались, так что я все про них знаю.

Я пожала плечами:

— Зачем вы мне это говорите? Чтобы я не пыталась увести чужого мужчину? А я и не пытаюсь.

— Ну, что ты! — испугался Михаил Григорьевич. — Наоборот! Я б был счастлив, если б… в общем, если б у них все прекратилось. Я считаю — да, так да, а нет, так нет. Либо живите вместе, либо расставайтесь, а по углам прятаться взрослым людям негоже. А она: «Ты не знаешь моего мужа, он меня не отпустит, он нас убьет!» Тогда отпусти парня. Я, в общем-то, сразу видел — не больно ему это надо. А последнее время совсем нас навещать перестал. Ирка извела звонками, а он отнекивается.

Я невольно подняла голову.

— Вот именно, — кивнул мой собеседник. — Я в субботу у него прямо спросил, в чем дело. Она же — моя племянница, я за нее отвечаю. А он говорит: «Я люблю другую». Так что тебя.

— Он… он назвал, что меня?

— Нет, но кого ж еще?

Я вспомнила Валечку с мясной базы и вздохнула. Михаил Григорьевич горестно продолжил:

— А сегодня… сегодня она совсем обезумела. Я ей говорю: «Ты что! При муже, на глазах у всех! Жизни тебе не жалко». А она: «Да, не жалко. Я подумала, что он меня любит, и решила рискнуть. Уйти от мужа, и будь что будет. А теперь я вижу, что, стоит мне уйти от мужа, как Олег меня бросит. Так он от меня этого не дождется. А пока я при муже, он бросить не посмеет. Иначе я такое устрою, что погибнем и я, и он. Мне уже все равно. А если у него другая, так задушу своими руками». Вот так и сказала! Я ей: «Да постыдилась бы силком удерживать мужика, которому тебя даром не надо». А она: «Не твое дело, дядя Миша». И глаза совсем безумные, а сама белая, как полотно. Жалко мне ее — слов нет. Не доведет ее это до добра. А потом тебя вспомнил. Она девочка хорошая, но с детства такая была — если вскипит, то ее не остановишь. Потом жалеет, прощения просит, ан поздно. Помню, маленькой была, с моей Гулькой как-то повздорила. Дочкой то есть. И как даст ей лопаткой по голове! Кровь потоком, Ирка к нам: «Я Гульку убила!» Пока та лежала в больнице, Ирка есть отказывалась — «не стану, раз я такая плохая». А шрам до сих пор есть под волосами. Я, конечно, не думаю, что она вот так возьмет и тебя убьет, но береженого бог бережет.

— Спасибо! Только что я в случае чего смогу сделать?

— Ну, не доводить пока до крайности. Она про тебя явно не знает. Знала бы, так вела б себя иначе. Да и выглядишь ты сегодня… надеюсь, она про тебя даже и не подумала. Так вы уж потерпите с Олегом. Пусть Ирка остынет. Я Таню на нее напущу. Она Таню любит. Да и вообще, не может все так продолжаться. Как-нибудь нормализуется. Надо переждать. Конечно, лезу я не в свое дело, да? Знаю, что ты вежливая и не пошлешь меня сразу к черту, вот и лезу. Устроит мне Таня разнос! Нечего, скажет, старым дурням молодых учить. Молодые сами все знают.

— А вы ей не рассказывайте, — предложила я.

— Как это не рассказывать? Ну, я так не могу. Да она сразу по мне увидит, что я темню. Она ж меня насквозь видит. Тридцать три года вместе прожили, как один денек. У вас, молодых, такого уже не будет. Вам новенькое подавай. Сперва подай богатого, потом красивого, потом молодого. Ты-то еще, я вижу, не из этих. Одного отшила, другого отшила. Серьезная, значит. Моя Гулька тоже серьезная. Выбрала — так выбрала. Видал я, конечно, мужиков и получше, но она за своего держится, и я ее понимаю. Свой — значит, свой, и менять его нечего. Не комод все-таки!

Дома я села в кресло и попыталась собраться с мыслями. Мне казалось, что за сегодняшний день на меня навалилось огромное количество событий. Хотя на самом деле — всего ничего. Только надо их хорошенько обдумать и понять.

Итак, по-порядку. Хотя мне, разумеется, хочется начать думать с конца, но я себе этого не позволю. Итак, первое — Юра. Он ненавидел Леню и мечтал об его смерти. Но он не убивал. Ни его, ни Софью Александровну. Я убеждена на все сто процентов. И слава богу! Он мне нравится.

Следующее происшествие — обсуждение ситуации с моей анонимкой. Юра признался в ее получении. Потом — Михаил Григорьевич. Нет, Михаил Григорьевич заводил о ней речь еще в субботу. Это снова подтверждает невиновность обоих в первом и, следовательно, втором убийствах. Следующей раскололась Светлана Петровна, а остальные, то есть Костик, Олег и Витя, — под давлением обстоятельств и крайне неохотно. Особенно Витя. Снимает ли такая откровенность подозрение со Светланы Петровны? Пожалуй, нет. Она умная. Она могла понять, что в данной ситуации безопаснее признаться, чем скрывать. Нет ничего обличающего в том, чтобы оказаться одним из четырех, а то и более, адресатов. Настораживает другое. Почему письмо встревожило Костика или Олега, понятно. Им есть, что скрывать. А вот что заставило молчать Витю? Я не знаю. Я ведь решила, что его шантажировать нечем, и практически сбросила его со счетов. Может, зря?

С другой стороны, и Витя, и Костик единственные в фирме были сегодня бодры и спокойны. Слишком спокойны для вчерашних — ну, пусть позавчерашних — убийц. А всего неспокойнее… всего неспокойнее был Олег. Его выкрик за столом… я не представляла себе, что он способен на такой всплеск раздражения. Похоже, нервы его на пределе. Только этому существует некриминальное объяснение, правда?

Представьте себе: он получает мою дурацкую записку и думает, что Леня проведал о его связи с Ириной. Предположим, он звонит Ирине и предупреждает ее, надеясь, что это заставит любовницу быть осторожней. А сам… сам ухаживает за мной. Ведь это же не мои измышления, это даже Михаил Григорьевия заметил! Пусть не ухаживает, однако уделяет внимание. По зову сердца или для отвода глаз, неважно. То есть важно, но для меня, а не для него. И вдруг Леня погибает. Олег имеет право нервничать ничуть не меньше, чем Юра, а Юру-то я оправдала!

Более того. Олег явно стал тяготиться своей связью. Он признался, что любит не Ирину, а другую. Меня или Валечку? Или кого-то еще? Или выдумал свою любовь, чтобы от него отвязались? В любом случае, с Ириной хочет порвать. А она не дает. Она грозит рассказать все мужу, а это огромный риск. Вот Олег и ищет безопасного выхода, вот и переживает. Если же он и впрямь неравнодушен ко мне, положение его еще ужаснее! Он не знает, вправе ли втягивать меня в тот отвратительный клубок, в котором запутался сам, вправе ли переводить наши отношения из чисто дружеских в иную плоскость. К тому же он ведь не подозревает, что я в курсе его любовных взаимоотношений с разнообразными красотками. Он, вероятно, предпочел бы их от меня скрыть. Вот вам новая причина быть не в себе!

В свете этого поведение Ирины выглядит весьма логичным. Олег позвонил ей и рассказал о письме, присланном якобы Леней, и тут же Леня тонет при странных обстоятельствах. Она считает, что его убил Олег ради сохранения их связи, верит в его любовь и решает, презрев все, уйти от мужа. В счастливом настроении она является к нам, беседует с Олегом и убеждается, что ошиблась. Потрясенная, она пугает своей отчаянной решимостью и готовностью на все Михаила Григорьевича, поэтому тот в испуге предупреждает меня. Стройная картинка. Только мне слишком хочется в нее верить, чтобы я и впрямь до конца в нее поверила. Я поверю лишь в то мгновение, когда Олег своим выразительным голосом тихо скажет: «Я тебя люблю».

Я вздохнула. Ведь обещала же себе рассуждать о возможном убийце, а не о собственных нежных чувствах. Убийство… Костик, Олег, Светлана Петровна, Витя. Я бы расположила подозреваемых так. Хотя ни один из них, по-моему, не годится.




Глава 5


Назавтра в «Сириусе» жизнь снова била ключом. Намечались кадровые перестановки. На место Лени Костик прочил Олега, а на место Олега — вовек не догадаетесь! — Юру. Лерочка прыгала почти до потолка, а у Юрки отвисла челюсть. Я удивилась, но очень обрадовалась. Мне всегда казалось, что он невостребован на своей курьерской должности. Он явно способен на большее. А с повышением материального и социального статуса ему станет легче и психологически. Основным добытчиком станет он, а не она, и это многое изменит.

— Представляешь, — поделилась со мной Лерочка, — я подсчитала, что при его новой зарплате мы сможем пожениться через полгода. К тому же, если дела пойдут хорошо, Костик обещает дать кредит, а потом его высчитывать. Даже не верится! Через полгода мы поженимся и будем жить вместе! Слушай, а ты умеешь варить борщ?

— Нет, — призналась я.

— И я тоже. А он говорит, его любимое блюдо — борщ. С салом. Мне надо срочно учиться. Я, может, вообще работать не стану, а стану по дому. Ребенка рожу. Ух!

И она, подпрыгнув на диване, запела:

— Ребенка, ребенка, ребенка!

А потом радостно и громогласно добавила:

— Так если через полгода будет квартира, я могу не предохраняться уже сейчас? Вот здорово! Ура! Юрка! Ура!

Юра посмотрел на меня и развел руками, а я поцеловала его в щеку.

Зато Витя выглядел так, словно у него украли миллион. Причем долларов. Так я и знала, что он рассчитывал на повышение и что он его не получит!

Мне стало его жаль, и я заметила:

— Все-таки программистом работать куда приятнее, чем заместителем директора. Программист — художник, а замдиректора — надсмотрщик.

— Какая ерунда! — раздраженно ответил Витя. — Кто на работе думает о том, приятно ему или нет?

— Я.

— Вот и просидишь всю жизнь программистом. Впрочем, ты женщина, тебе можно. А мужчина должен делать карьеру. Так в любой книге написано. И я все делаю, как положено, чтобы продвинуться. По Карнеги. А этот кретин меня не продвигает!

— Так вот почему ты иногда вдруг начинаешь улыбаться! — дошло наконец до меня. — По совету Карнеги. Неужели ты принимаешь его всерьез?

— Разумеется. Это для тебя нет ничего святого. Ты во всем находишь повод для веселья.

Он мрачно засопел, явно вспомнив некий эпизод. Я тоже его вспомнила и сжала губы, чтобы не рассмеяться. Между тем мой собеседник продолжал:

— Главное, я не понимаю, почему меня обходят? То ли я такой невезучий, то ли другие больше ловчат, а от меня скрывают. Что, Ленька был умнее меня? Дурак был твой Ленька, поняла? Это ж надо придумать — всем записки прислать. Взять и испортить людям настроение. Главное, и не знал небось ничего ни о ком, а туда же — угрожать. Противно просто!

Я подавленно молчала.

— А теперь того хуже — Олег! Олег — коммерческий директор. Курам на смех!

— Почему? — рискнула поинтересоваться я.

— Почему? А чего в нем хорошего? Рожа смазливая да фигура. Вот вы все на нем и виснете. Я понимаю, тебе хочется его продвинуть. Ты у нас, оказывается, умная. Сразу ставку на него сделала, а не на меня. Только еще посмотрим, кто дальше пойдет. Он провалится, помяни мое слово. Костик с ним еще наплачется. Тут надо уметь с людьми, психологию надо изучать, серьезным человеком быть, а ему, как тебе, все хиханьки да хаханьки. Тоже мне, ответственный работник!

Я слушала, несколько ошарашенная. Конечно, Вите обидно, однако столь бурной реакции я никак не ожидала.

— А хуже всех этот твой Юрка. Молоко на губах не обсохло, а в начальство лезет. Будет задания мне давать, ха! Юрка — мне? Это я ему задания давать должен. Подложил свою девку под Костика и рад. Думает, все ему теперь можно. Ошибается! Я у него под началом работать не стану. Уволюсь — и все. Найду место, где меня ценят больше, чем первого попавшегося молокососа. А ты тоже хороша! Между прочим, твое рабочее место рядом с моим, и ты должна проводить свое время тут, а не Юрку обцеловывать.

— Витя, опомнись, — попросила я.

Он тяжело задышал, насупился и, подумав, добавил:

— Извини. На тебя я, наверное, зря взъелся. Ты, наверное, просто доверчивая такая. Все у тебя хорошие. И Ленька, и Олег, и Юрка. Не больно-то им верь! Жизнь еще расставит все по местам, и Костик еще наплачется. Так что ты не виновата.

Я не уловила логику сообщения, но поняла, что большего мне не дождаться, и, огорченная, вернулась к работе. Я огорчилась, поскольку очень не люблю злобы. Мне казалось, Витя ограниченный, но не злой, а тут такая вспышка. Впрочем, у всех последнее время нервы напряжены, у него, по-видимому, тоже. До определенного момента держался, а теперь сорвался.

На похороны я решила не идти. Вдруг я там не выдержу и расплачусь. Это будет выглядеть странно и неприлично. Из остальных Костик обязал пойти Олега как своего заместителя, да сам вызвался почему-то Михаил Григорьевич.

С уходом начальства дисциплина захромала. Лерочка тут же уволокла Юру прицениваться к мебельному гарнитуру для новой квартиры, а Витя довел до моего сведения, что положенную ему часть работы он выполнил и вправе уйти домой, я же вечно отвлекалась на посторонние заботы, зря тратила время, вот пусть теперь и доделываю остальное.

Мы со Светланой Петровной остались одни. Она подошла ко мне, села напротив и предложила выпить за покойного. Я согласилась, подумав про себя, что в «Сириусе» недолго и спиться. А когда мы опорожнили рюмки, она вдруг тихо спросила:

— Значит, ты и есть та девочка, которая дружила с Софьей Александровной?

— Да, — ответила я. — Откуда вы знаете?

— Я сразу подозревала, — просто и уверенно объяснила моя собеседница. — У тебя имя довольно редкое — Надежда. А в субботу ты проговорилась насчет Амишки. Как он? С ним все в порядке?

— Ничего. Приходит постепенно в себя. С моим котом дружит, Касьяном. Я из-за этой работы их совсем забросила, так они шкодничают, как хотят. Вчера пытаюсь открыть входную дверь — никак. Заклинило, и все тут! Пришлось соседа на помощь звать. Оказалось, эти типы отодрали в прихожей линолеум и подсунули его под дверь. А недавно вытащили всю обувь из стеллажа и разложили рядком. Демонстрируют свое недовольство! Зато при мне смирные, как овечки, и знай ласкаются.

— Хороший пес. Мне он нравился. И его хозяйка тоже.

— Так вы ее знали? Откуда?

— У нас были общие дела.

До меня вдруг дошло, что надо испугаться. «Общие дела» — не то ли это, что я так долго ищу? Однако испугаться не удалось. Мне не верилось, что передо мной убийца.

Светлана Петровна посмотрела на меня грустными глазами:

— Значит, я догадалась правильно? Ты устроилась к нам работать не ради денег? Ты хочешь узнать, кто это сделал, да?

— Да. Она просила меня об этом перед смертью, и я обещала. Я должна.

«Вот сейчас, — промелькнуло в голове, — она скажет: «Это я», — и убьет меня».

Но она лишь кивнула:

— Она высоко тебя ценила. И как? Ты что-нибудь решила?

— А вы? — парировала я.

— Да, ты права. С чего это ты должна мне все рассказывать? Сперва я должна объясниться. Ты знаешь о… о ней и Костике?

— О том, что Софья Александровна его шантажировала?

— Значит, знаешь. Так вот… материал о нем ей дала я.

— Вы? — ошеломленно вырвалось у меня. — Не может быть! Вы же его…

— Люблю без памяти — ты это имеешь в виду? — попыталась улыбнуться Светлана Петровна. — Неужели так заметно?

Я неопределенно пожала плечами, и она с тоской, от которой у меня сжалось сердце, и в то же время с каким-то нечеловеческим спокойствием констатировала:

— Самое смешное, что ведь ни одной бабы не пропустит. Кроме меня.

— Потому что уважает, — робко предположила я.

— Сомневаюсь. Два раза, впрочем, трахнул. Один раз в школе. Мы ведь с ним в одном классе учились. А второй раз уже здесь. Прямо на рабочем месте. Для него ж это дело недолгое. Задрал юбку на голову, а через пять минут уже бумаги на подпись дает. А может, просто с Лерочкой меня перепутал? Торопился и не разглядел.

Она говорила медленно и почти равнодушно, глядя не на меня, а куда-то вдаль. На меня волной нахлынула тоска. А потом словно иглой пронзило:

— Так значит… значит, Софью Александровну убил он?

— Нет, — с неожиданной горячностью возразила Светлана Петровна, — нет! Я столько думала об этом в последние дни… Послушай меня, Надя! Наша фирма… в общем, все подобные предприятия не совсем законопослушны, но Костик последний год просто потерял всякий страх. С тех пор, как нам стал покровительствовать Соболев, он полагает себя неуязвимым. А это ложное чувство. Подобные финты сходят с рук до поры до времени. Соболев-то выйдет из воды сухим, несомненно, а вот Костик нет. Я пыталась ему это объяснить, но его ж убеждать бесполезно! Он все равно сделает по-своему.

— А что он делает? — не в силах была сдержать любопытства я.

— Ну, например, с виноводочными изделиями. Нам приходит явная подделка, а мы ее переоформляем и гоним дальше. С мясом… теперь очень строго с импортом из некоторых стран. Англия, Бельгия. В общем, даже не хочу говорить. Есть такие фирмы, от которых мы по бросовым ценам получаем незаконную продукцию, а потом ее узакониваем и продаем. Это подсудное дело. Я не хочу, чтобы он сел. Вот и решила… думаю, если его припугнуть… А тут Софья Александровна как раз подвернулась. Мы с нею в этом садике познакомились. — Светлана Петровна кивнула в сторону окна. — Вроде бы ненароком — Амишка стал меня обнюхивать, а она за него извинилась. Вот так, слово за слово… Это потом я поняла, что все было не случайно. Сперва я интересовала ее как бухгалтер «Сириуса», у которого можно кое-что выведать, но очень быстро… Короче, мы поняли, что наши интересы сходятся. Она и без меня многое подозревала, а я дала ей нужные документы. В общем, полный материал о махинациях, и выбора у Костика не оставалось. Только платить-то он стал, а бизнеса своего не прекратил. Бесшабашный он. Такие вот дела. А мне, грешным делом, тоже было приятно, что я тайно, через другого человека, ему условия диктую. Вроде бы в руках его держу. Вроде он хоть в чем-то, да мой, — она истерически засмеялась.

— А потом ее убили, — прервала ее смех я. — Убили, понимаете!

— Да. Я тоже сперва решила — он. Кому еще? Только не могу поверить. Я ведь знаю его многие годы. Леньку мог убить, а ее нет. Я видела его в этот день, видела на следующий. Я говорила с ним о ней. Мы же кое-что оформляли официально, как благотворительность, так что имя ее всем знакомо. Я говорила о ней сразу после ее смерти, и я смотрела на его реакцию… Я клянусь тебе, что это не он! Он абсолютно из-за этого шантажа не переживал, понимаешь? Скорее веселился. Ты не поверишь, но он, пожалуй, даже ей симпатизировал. Часто хихикал: «Ну, как наш божий одуванчик? Все цветет?»

— Поверю.

— Она ведь шантажировала еще каких-то людей, правильно? Может быть, это сделал кто-то из них?

— Например, Леню, да? — уточнила я. — Этим «АБВ».

— Леню? — изумилась Светлана Петровна. — Подожди… зачем ей еще один из наших? Зачем ей Леня, когда есть Костик? Он давал ей столько, сколько требовалось, я знаю. Я имела в виду людей со стороны. Я плохо себе представляю, но, кажется, они оказывали ей некоторые услуги.

Какая же я дура! Такая простая и естественная мысль почему-то не приходила мне раньше в голову. Действительно, зачем Софье Александровне Леня или Олег? Зинаида Ивановна помогала ей по дому, Андрей по даче, а Костик решал материальные проблемы. Лишнего же ей было не нужно. Остальные сведения собирались и хранились ею на всякий случай. Если бы Светлана Петровна не обеспечила подробным материалом о Костике, тогда, возможно, пригодился бы и Леня. А уж Олег — в последнюю очередь. Софья Александровна считала его не самой подходящей кандидатурой, поскольку с ним нельзя пережимать. Какая же я дура! Значит, Олег ни в чем не виноват! Я всегда это чувствовала! Но раз не Олег, значит, все-таки Костик? Или действительно посторонний? Только в этом случае непонятно другое.

— Хорошо, а смерть Лени… вы считаете ее естественной?

— Не знаю, — вздохнула моя собеседница. — У самой голова кругом. Если Ленька продавал наши планы Абрамову… А, скорее всего, так оно и было. Абрамов довольно часто обскакивал нас в последний момент. Костик подозревал, что дело тут нечисто, но уверенности не было. Если же он узнал точно… А уволить Леньку он, как ты понимаешь, не мог. Ленька ведь в курсе многих махинаций.

— А кто еще в курсе? — заинтересовалась я.

— Наверное, никто. Костик скрывал даже от меня. Только я ведь не слепая и не дура. Все бумаги через меня проходят.

— Значит, Костик хотел Леню убрать, но уволить не мог.

— Да. Если б он не нашел другого способа спасти фирму, кроме убийства, тогда… Но я не верю, что он бы его не нашел. Приструнил бы Леньку, запугал. Он умеет обращаться с людьми. А убить Леню мог кто угодно из-за этих анонимок.

Я покраснела.

— А ведь их послала я. Дура, да? Решила посмотреть на реакцию.

— Ты? То есть не Леня? О господи! А почему всем?

— Чтобы узнать, кого Софья Александровна шантажировала и кто ее убил. Я же этого не знала.

— О господи! Мне надо было поговорить с тобой раньше. Но я не была уверена. Ладно, не бери в голову. Считай, что он утонул сам. Все равно мы, наверное, никогда не узнаем правды. Ведь действительно случаются совпадения. Напился и упал. Судьба его наказала.

Я попыталась сосредоточиться.

— Но если из «Сириуса» Софья Александровна шантажировала только Костика, а он ее не убивал… Зато Леню не мог убить никто посторонний. Получается, что одно убийство не связано с другим. Их совершили разные люди.

— Вероятно, — согласилась Светлана Петровна.

— Не знаю. Я за всю мою жизнь не сталкивалась ни с одним убийством, а тут сразу с двумя. Трудно поверить, что это две независимые случайности. Одна случайность — ладно, но две подряд…

— Вторая — не обязательно убийство.

— Да, но те двое подозреваемых, которые могли убить Софью Александровну и которые работают не здесь… Я уже давно перестала их подозревать!

— Быть может, напрасно? Я не сомневаюсь, что в «Сириусе» она не была опасна никому, кроме Костика. А он ее не убивал. Разумеется, ты можешь заподозрить меня. Но уверяю тебя, что я тем более не убивала. Мы с ней почти дружили. Она вызывала у меня огромное уважение. Это одна из умнейших женщин, с которыми мне приходилось сталкиваться. Только и она могла просчитаться. Кто-то из тех, кого она держала в узде, вполне мог выйти из себя. Ей казалось, что она занимает каждого интересным ему делом и поэтому ей ничего не грозит, но ведь чужая душа — потемки.

Хотя утверждают, что ум хорошо, а два лучше, диалог со Светланой Петровной окончательно меня запутал. Я уже совсем не понимала, чему верить, а чему нет, и в растрепанных чувствах отправилась домой. Я была не расстроена и не обрадована, а скорее в замешательстве.




Глава 6


Дома, обеими руками почесывая своих теплых шерстяных нахлебников, я сумела хоть немного собраться с мыслями. Итак, Андрей, Зинаида Ивановна и Костик — вот те трое, которые имели основания убить несчастную Софью Александровну. Но совсем не факт, что именно кто-то из них приложил также руку к смерти Лени, и это опрокидывает мои предыдущие рассуждения, в которых невиновность в одном преступлении я полагала алиби для второго. Я послала анонимки всем, кроме Леры. И, возможно, всем было, что скрывать. Господи, я ведь согласна с мнением Костика и абсолютно не хочу знать, кто подтолкнул бедного Леню. Я лишь должна понять, есть ли в этом моя вина. И я собралась снова, уже в свете новых сведений, минуту за минутой вспомнить ту страшную субботу, когда мои раздумья прервал резкий звонок в дверь.

На пороге стоял Олег. Он бы возбужден и, пожалуй, не вполне трезв. Впрочем, естественно, — с поминок.

— Можно?

— Конечно. Хочешь чаю? Или кофе?

— Кофе, пожалуйста.

Я включила кофеварку. Сердце билось сразу в нескольких местах, словно стая птиц в тесной клетке.

— Как похороны?

— По высшему разряду. А поминки еще в разгаре.

Я улыбнулась:

— И что же ты удрал?

— Чтобы сказать тебе, что я тебя люблю.

И тут со мной произошло что-то странное. В один миг я словно заново пережила все события последних недель. Они нахлынули на меня ледяным потоком, захлестнув с головой, а потом напряжение, в котором я пребывала эти недели, то самое напряжение души, благодаря которому я имела силы держаться, думать, скрывать от окружающих свои чувства, — это напряжение исчезло, и я разрыдалась. Как, оказывается, мне хотелось вволю наплакаться, какое блаженство доставляли мне слезы! Они лились и лились, окончательно уродуя мое лицо, и без того, похоже, сегодня не слишком прекрасное.

— Что с тобой? Наденька, что с тобой? — изумленно повторял Олег, нежно прижимая меня к груди и позволяя портить его красивую белую рубашку. — Я не хотел тебя обидеть. Что мне сделать для тебя, милая?

«Как кто-то может любить такую дуру? — молнией пронеслось у меня в голове. — Разве так реагируют на признание любимого?»

Я попыталась взять себя в руки, отстранилась и хотела произнести: «Я тоже люблю тебя», — но вместо этого почему-то сказала:

— Из-за меня погиб Леня.

Не знаю, злой демон или ангел-хранитель толкнул меня на такие слова. Видимо, я была не в состоянии предложить себя дорогому мне человеку, пока он не узнает обо мне самое худшее. Вдруг он отвернется теперь от меня?

Нет, он не отвернулся. Он побледнел и быстро, резко произнес:

— Ты не должна себя винить. Во всем виноват он сам. Он и Ирина.

И вдруг замолк, замер. Замерла и я. Плакать больше не хотелось. И вообще ничего не хотелось. Хотелось умереть.

Олег попытался меня обнять, однако я не дала.

— Значит, Леню убил ты. — Я почему-то была спокойна, как никогда в жизни. — А Софью Александровну? Тоже ты или нет?

— Какую Софью Александровну? Надя, опомнись! О чем ты говоришь?

— О Софье Александровне Знаменской, которая знала про твою связь с Ириной Соболевой.

— Тебе показалось. У нас с Ириной ничего нет.

— Ты не понимаешь, Олег. Мне не показалось. Я з н а ю.

— Знаешь? — мой собеседник вздрогнул, потер тонкими пальцами виски. — Подожди! Я ничего не понимаю… Какая-то Софья Александровна… Хорошо, я… я попытаюсь объяснить. Ты… ты догадалась об Ирине. Конечно, тебе это не может быть приятно. Но я прошу тебя! Ты не должна меня винить. Это было до тебя. После тебя все кончилось. Поверь мне! Ты девочка, а я мужчина. Да, она не дает мне проходу, но поверь мне — она мне больше не нужна!

Я тоже потерла виски, только это не помогло.

— Олег! Посмотри мне в глаза. Пожалуйста! Вот так. Ты убил Леню?

— Я… я не убил его… я просто… я просто помог судьбе.

— Расскажи!

Софья Александровна права. Он слаб, и он легко гнется под напором. Зато потом готов неожиданно выпрямиться и ударить. Только «потом» — оно где-то впереди.

— Ты, наверное, сама уже все поняла, — сбивчиво и тихо заговорил Олег. — Только ты не знаешь, какой страшный человек ее муж. Если б он узнал о нас, он был бы способен на… Ее б он не тронул, зато меня… А Ленька… он каким-то образом догадался. Впрочем, Ирина вела себя неосторожно. Она делала это нарочно, поверь мне! Она почувствовала, что я полюбил другую, что она больше не нужна мне, и решила меня окончательно связать. Вот Леня и увидел. Помнишь, в «Прибалтийской»? Он еще кричал, что мы у него попляшем, потому что он знает все! А в пятницу он прислал мне угрожающее письмо. Он требовал денег. Я бы заплатил ему, не задумываясь, но я слишком хорошо его знаю. Он никогда не оставил бы меня в покое. Он меня ненавидел, и он обожал мучить людей. Помучить для него важнее любых денег. Но я не собирался его убивать! Я надеялся, что выход найдется сам собой, надо только подождать. Я никогда не решаю заранее. Все должно идти само собой. Так, как решит судьба.

— Судьба?

— Я фаталист, Надя. От судьбы не уйдешь. И ты, когда станешь старше, сама поймешь это. Когда Костик послал меня за Леней и я увидел, что тот спит… я понял, что судьба дает мне шанс. Она обычно дает шанс каждому. В конце концов, Леня ведь мог и спастись? Но он утонул. Я не оправдываю себя. Я поступил ужасно, и мне всю жизнь мучиться теперь при воспоминании об этом дне. Но я не мог поступить иначе, и никто на моем месте не мог бы поступить иначе.

Олег неожиданно застонал и с отчаяньем прервал сам себя:

— Я не знаю, зачем говорю тебе все это! Я не должен был тебе этого говорить!

— Ты признавался мне в любви, но не собирался признаться в… в этом?

— Это моя проблема и моя ноша. Взваливать ее на тебя было бы не по-мужски. Ты же сама видишь… Ты решила, что в чем-то виновата, и за три дня испереживалась так, что страшно смотреть. Но ты не можешь винить себя за то, что я в тебя влюбился. А я виноват во многом, но у меня не было выбора. Только больше всего виноват он сам, и от этого мне легче будет жить. Хотя клянусь тебе, пусть мое преступление не может быть доказано и мне нечего бояться, я не в силах не мучиться из-за случившегося, так уж я устроен.

Я смотрела на красивого чужого человека, который слегка кокетничал своей тонкой душевной организацией, и думала, стоит ли признаваться, что убийство он совершил зря. Что Леня не писал угрожающих писем и не подозревал об Ирине. Наверное, не стоит. Он выстроил концепцию, от которой ему легче жить. Так пусть ему будет легче! Несмотря ни на что, мне его жаль. Он никогда не будет по-настоящему счастлив. Я убеждена почему-то — никогда.

Олег берет меня за руку, и я машинально морщусь. Прикосновения его тонких пальцев почему-то мне неприятны. Он привлекает меня к себе, и от легкого и столь милого мне недавно запаха хорошего одеколона меня начинает мутить. Я вырываюсь и бегу в туалет, где — простите за подробность — меня тошнит. А когда я возвращаюсь, моего гостя уже нет.

Телефонный звонок звучит долго и мучительно. Так долго, что я, не собиравшаяся откликаться, не выдерживаю и беру трубку.

— Да?

— Надя? Это Светлана Петровна. Ты что, простудилась?

А у самой голос ликующий, молодой.

— Слегка.

— Надя! Я поговорила с ним сейчас.

— С ним? — Мое сердце падает.

— С Костей. Я вдруг взяла и просто у него спросила. Спросила, не он ли убил Софью Александровну или Леню. И знаешь, что он сделал?

— Нет.

— Он засмеялся. Я давно не видела, чтобы он так хохотал. Эта мысль показалась ему безумно смешной. Мы с тобой с ума сошли, Надька! Разве он мог кого-нибудь убить? Он для этого слишком сильный, правда? Да?

— Да.

— И, ты знаешь, я тебе еще что-то скажу, что тебе должно быть интересно. Тебе ведь интересно все, что имеет отношение к Софье Александровне, правда?

— Да. — Я врала. Мне сейчас интересно в жизни было лишь одно — лечь и закрыть глаза, и чтобы никто меня не трогал. Только Светлана Петровна казалась мне слишком счастливой, чтобы я решилась портить ей настроение.

— Он спросил, откуда я знаю, что именно его связывало с Софьей Александровной, а я ответила, что догадалась. И он рассказал мне, что она не писала ему угрожающих писем, а говорила с ним лично. Непосредственно, понимаешь?

— Да.

— А потом ему пришло письмо. Где-то незадолго до ее смерти. Приводятся те же факты и требуют перевести на некий абонентский ящик определенную сумму. Представляешь? Ну, он удивился и отправил на этот ящик ответ: «Я за одно дважды не плачу». Только Софья Александровна уверяла, что никакого письма ему не посылала. Он заподозрил Леньку. Тот ведь единственный был в курсе всех афер. А уж когда Костик узнал про Ленькины финты с Абрамовым, то серьезно его проработал. И Ленька клялся и божился, что с Абрамовым он грешен, но вот с письмами ни сном ни духом. А потом — новое письмо. Ну, а дальше ты все знаешь. Вот я и решила, что тебе это будет интересно. Давай, записывай номер ящика.

— Спасибо.

— Ленька наверняка утонул случайно, так что не грусти. А Софья Александровна… В конце концов, есть милиция, это ее дело, а не твое. Жизнь прекрасна, Надя, правда?

— Да.

Хотя мне в тот момент вовсе так не казалось. Плакать о разбитом сердце нынче не в моде, и я не плакала. Я сидела и думала, есть ли такая болезнь — рак души? Это когда душа разрастается и занимает слишком много места в человеке, отнимая его у других органов, а потом начинает болеть. Если есть, то я, наверное, нездорова, потому что душа у меня везде и потому что она болит. Я легла на диван лицом к стенке, а Касьян с Амишкой приползли и прижались ко мне мягкими теплыми боками.




Глава 7


Возможно, я пролежала бы так до самой своей голодной смерти, пребывая в прострации и ни о чем не думая. Но Касьян замяукал, а Амишка заскулил. Оказывается, настало утро, и один хотел есть, а другой гулять. Разве они были обязаны мучиться лишь потому, что их хозяйка — круглая дура? И я встала, и накормила их, и вывела во двор. А потом поехала на работу. Жизнь продолжается, хочу я этого или нет.

В «Сириусе» настроение почти у всех было бодрое. Исключение составлял лишь Олег, искоса бросающий на меня полные изумления и упрека взоры. Видимо, он не привык, чтобы при виде него женщин тошнило. Или считает сие несомненным признаком беременности? Это еще ладно. А что будет, когда он поймет, что теперь я, а не Леня, знаю его страшную тайну, а в дополнение к ней еще и другую — более страшную. Возможно, тогда и мне судьба уготовит безвременную кончину? Впрочем, у меня есть тайное оружие — фотографии. Стоит передать их Анатолию Анатольевичу, и Олег никогда больше не встретится на моем пути, а его преступление — идеальное преступление! — будет наказано. Только я этого не хочу.

Зато Витя, обнаружив, что между мной и Олегом пробежала черная кошка, сильно повеселел. От его вчерашнего дурного настроения не осталось и следа. Он долго и нудно повествовал мне о какой-то очередной книге, а я участливо кивала, думая о своем. Я пыталась заставить себя вернуться мыслями к первому и главному убийству. Итак, подозреваемых осталось всего двое — Зинаида Ивановна и Андрей. Интересно, что же я в таком случае делаю в «Сириусе»? Ответ прост — работаю. Раз уж взялась, должна довести документацию до конца.

Итак, Зинаида Ивановна и Андрей. Из них скорее он. Он был в городе в день преступления и скрывал это. Позвонить ему? Или… В конце концов, что я теряю? Только чувство собственного достоинства и ничего более. А осталось ли у меня достоинство после вчерашнего? Осталось ли у меня хоть какое-то чувство, кроме вечного, грызущего, отвратительного чувства долга? Я обещала, и значит, я обязана. А нужную страницу тетради я помню наизусть. Вот она.






«Андрей Михайлович Песков.

Иван Петрович Фадеев, майор, колония.

Павел Сергеевич Нецветаев, капитан, 7-е отделение милиции.

Чушка от Серого, пивной ларек, Вознесенский 14».





Седьмое отделение милиции располагалось в центре. Я вошла и попросила Павла Сергеевича. Меня послали в большую комнату, где стоял дым коромыслом и дружно галдело не меньше десятка людей. Я осмотрела их и увидела — он! Тот самый, который запечатлен на фотографиях Софьи Александровны вместе с Андреем. Лет тридцати пяти, довольно приятной внешности, невысокий и спокойный.

— Павел Сергеевич, — обратилась я. — Здравствуйте. Я хотела бы с вами поговорить.

— Добрый вечер. О чем?

— Об Андрее Пескове.

Брови милиционера поползли вверх, он обвел взглядом помещение и предложил:

— Давайте пройдем наверх. Там тише.

Мы поднялись на второй этаж и зашли в кабинет.

— Присаживайтесь, барышня. Как ваше имя?

— Надежда. Надежда Андреева. — Я машинально отметила, что куколкой, слава богу, меня здесь не назвали. Или мой внешний вид теперь не располагает к подобным прозвищам?

— Очень приятно. И кто же вы Андрею Пескову? Неужели невеста?

— Нет. Просто знакомая. Скажите, пожалуйста, Павел Сергеевич, Андрей действительно ваш… кажется, это называется «осведомитель»?

Наверное, моя судьба — смешить мужчин. По крайней мере, Нецветаев не удержался и захохотал, потом выпил воды, чтобы успокоиться, и, все еще улыбаясь, сообщил:

— Вы странная личность, Надежда Андреева. Вам не приходило в голову, что подобных вопросов служебным лицам посторонние не задают… или, по крайней мере, что служебные лица посторонним на них не отвечают?

Я смутилась и покраснела. Действительно, глупо! Надо было действовать поделикатнее.

— Разумеется, Надежда, если у вас имеются веские мотивы задать этот вопрос — а они, полагаю, имеются, — то я с удовольствием их послушаю.

Я подняла глаза на лицо собеседника. Чуть насмешливое, однако совсем не похабное. Не то что у того, с которым я пыталась разговаривать сразу после смерти Софьи Александровны. Была ни была!

— Шестого числа неизвестный хулиган напал во дворе на Софью Александровну Знаменскую, мою хорошую знакомую. Она почти сразу умерла. Но перед смертью она успела сказать мне, что я найду ее убийцу, если изучу ее бумаги.

Я замолчала.

— Звучит завораживающе, — поощрил меня Павел Сергеевич.

— Там оказались тетрадь с записями, фотографии и справки. А в тетради — страница, посвященная Андрею, — и я процитировала ее на память. — И его фотографии. Вот они.

Нецветаев изумленно уставился на собственное изображение.

— Фантастика! Ваша знакомая… у нее какой объектив?

— Не знаю. А это важно?

— Просто не представляю, как она могла это снять. Век живи, век учись. А я-то всегда считал себя крайне осторожным человеком! И какие кадры! Прямо говорящие. Ну, надо же! Я-то думал, со стороны выглядит, будто мы встречаемся как бы мимоходом, а здесь на снимке словно словами написано «Важная тайная встреча». Я б взял эту Знаменскую к себе фотографом, честное слово. Подобные кадры в случае чего — просто готовые улики. Только откуда она узнала о… о наших с ним взаимоотношениях?

Я осторожно заметила:

— Она умная. Андрей — ее сосед по даче. А она старенькая, и самой заниматься дачей ей тяжело. Но Андрея же просто так помочь не попросишь! Вот она и решила сперва о нем разузнать. Он вышел из колонии, и она вправе была предположить, что у него могут быть порочащие его связи. Вот она и стала за ним наблюдать.

— С фотоаппаратом, — потрясенно прервал меня Павел Сергеевич. — И обнаружила крайне порочащую связь — меня. Грандиозно! Так вы говорите, она старенькая?

— Восемьдесят шесть. Но здоровье было отменное. А в глазах Чушки от Серого вы действительно порочащая связь. Я его видела, он очень неприятный. Да вот он!

И я указала на мордоворота с одного из снимков.

— Так, интересно. Значит, старушка обнаружила меня. Что дальше?

— Андрей начал помогать ей по даче. На машине возить, грядки полоть, — опуская логическую связку, продолжила я. — А потом ее убили. И Андрей настойчиво утверждал, что в день убийства был на даче. А сам не был.

— Почему вы так уверены?

— На даче шел дождь, а он говорил, что было ясно. Ну, я и подумала — а где ж он был?

Нецветаев задумчиво кивнул:

— Да, интересно. Какого, вы говорите, числа? Шестого? Этого месяца?

— Да.

— А во сколько?

— Около десяти вечера.

Он отрицательно покачал головой:

— Не годится. Он был со мной. В одиннадцать мы расстались у его дома. Никак невозможно.

— Я, в общем, так и подозревала, — вздохнула я.

— Да? — хмыкнул милиционер. — И почему, позвольте поинтересоваться, вы так и подозревали?

Я пожала плечами:

— Потому что мне показалось, что обмануть он хотел скорее не меня, а Чушку. А что скрывать от Чушки, если не вас? Но я хотела удостовериться.

— Вам это удалось. А скажите, у вашей старенькой знакомой… подозреваю, у нее имелись также другие… ммм… добровольные помощники? Разрешите-ка…

И он осторожно, но настойчиво вытащил у меня из рук заветную тетрадь.

Изучал он ее довольно долго. Потом поднял голову и заинтересованно спросил:

— И какой микрорайон?

Я ответила.

— Это не наш участок. Вам надо в местное отделение милиции.

— Я там была.

— С этими бумагами?

— Да.

— И что? — полюбопытствовал Павел Сергеевич.

Я спокойно поведала ему, что. Он постучал пальцами по столу, посвистел и выпил еще воды. Затем снова постучал пальцами и констатировал:

— Вполне логично. Кому охота делать лишнее? Только некоторым… которых, понимаете ли, работа любит.

— Я, видимо, из них, — призналась я.

— Очень приятно, — хмыкнул он. — Дурак дурака видит издалека. Итак, Надежда, самым перспективным выглядит некий «Сириус». Вы о нем что-нибудь знаете?

— Я теперь там работаю, — поведала я. — Временно. Специально устроилась.

Нецветаев закашлялся, хотел выпить еще воды, однако обнаружил, что графин пуст. С легким упреком посмотрев на меня, он напился прямо из-под крана, горько заметив:

— Гублю из-за вас свое здоровье.

Я предложила:

— Хотите, и я выпью? За компанию.

— Ну, еще не хватало. Нести ответственность за смерть молодой цветущей девушки — это для меня слишком. Итак, рассказывайте.

И тут я поняла, что расставила сама себе ловушку. Вернее, не совсем себе, но все-таки… Откровенно говоря, я пришла в милицию не только и не столько из-за алиби Андрея, сколько по другой причине. Перед милицией я посетила почту, где поинтересовалась, могу ли я по номеру абонентского ящика узнать фамилию адресата. Мне сообщили, что тайна сие великая есть и что именно из-за таких ревнивых жен, как я, несчастные мужчины вынуждены заводить абонентские ящики. Конечно, я сама во всем виновата. Следовало хорошенько продумать тактику, а потом лезть. Историю какую-нибудь сочинить. Только состояние мое было неподходящим для разумных поступков. Душа болела, вновь и вновь переживая вчерашний вечер, а остальное оставалось где-то на периферии сознания. Я продолжала расследование, но не увлеченно, как раньше, а словно сомнамбула. Сомнаблулы же не способны выбирать умнейшие пути.

Короче, на почте меня отшили. А вот милиционера отошьют вряд ли! Это вторая причина, приведшая меня в седьмое отделение. Похоже, мне, наконец, улыбнулась удача. Я встретила порядочного и заинтересованного человека. Однако этот человек — представитель закона, а мои сведения касаются вещей, за которые закон карает. А мне было жалко своих знакомых! Да, убийцу Софьи Александровны следовало найти и наказать, но вот остальных…

Посудите сами. Костик занимался торговыми аферами, Светлана Петровна о них знала. Как я могу рассказать о шантаже, утаив его причины? Итак, я должна выдать Светлану Петровну и Костика. Не хочу! Хочу, чтоб Костик прекратил махинации, но сажать его в тюрьму или лишать лицензии — не хочу, не хочу, не хочу! Тем более не хочу наказывать бедную Светлану Петровну. И Зинаиду Ивановну, честно говоря, тоже. Одно дело, если б ее вранье вскрылось сразу, а теперь она много лет живет себе в квартире, и вдруг — раз! — из-за меня ее лишится. И где будет жить — на улице? А больше всего не хочу говорить ничего об Олеге. И не скажу, хоть режьте! Только раз ничего не скажу, зачем явилась и морочу несчастному собеседнику голову?

Он изучал выражение моего лица с некоторым недоумением.

— Что-то не так? Я не вызываю у вас доверия? Вообще-то репутация у меня неплохая…

— В том-то и дело! — вырвалось у меня.

Нецветаев помрачнел:

— Вы что, натворили что-то незаконное?

— Нет, но… Я знаю о некоторых незаконных вещах. Или догадываюсь. Вот по этой тетрадке. Не убийства, а просто всякие… ну, махинации. А люди, которые их совершали, хорошие.

— Неужели? — съязвил Павел Сергеевич.

— Или почти хорошие. Они не сделали мне ничего плохого, а я возьму и их выдам. Их из-за меня посадят в тюрьму или еще что-нибудь. Я так не могу. Простите! Я пришла, не подумав, и зря вас затруднила.

— Ага! И среди этих почти хороших кто-то убил вашу знакомую. Поэтому, чтобы, не дай бог, их не обидеть, вы оставите убийцу гулять на свободе. Так?

— Что вы! — обиделась я. — Я же ей обещала. Просто я опять попытаюсь найти его сама.

Нецветаев как-то странно на меня посмотрел и меланхолически заметил:

— Я, кажется, уже сообщал, что не собираюсь нести ответственность за смерть молодой цветущей девушки. Только поэтому я вас слушаю, теряя свое рабочее, — он глянул на часы, — вернее, уже свое личное время. Если вы полагаете, что мне совсем уж нечего делать и я загорюсь желанием расследовать какое-нибудь уклонение от налогов или тому подобную текучку, случившуюся не на моем участке… особенно учитывая, что хозяйственными преступлениями занимаемся не мы…

И я решилась. Я рассказала почти все. О Зинаиде Ивановне, об Андрее, о взаимоотношениях в «Сириусе», о торговых аферах. Даже о связи Олега с Ириной. Схитрила я совсем немного. В самом начале повествования я мимоходом вставила, что двоих можно из списка подозреваемых смело исключить — программист Дима до преступления уехал в отпуск, а коммерческий директор Леня утонул. Я не сообщила, к о г д а он утонул, а собеседник не спрашивал. Зато я акцентировала внимание на странной ситуации с повторным шантажом и на абонентском ящике.

— Я понял, — кивнул Павел Сергеевич. — Хорошо, узнаю. А вам советую больше на работу в этот «Сириус» не выходить. Они там наверняка не слепые и догадались, что с вами дело нечисто. А береженого бог бережет.

— Если б со мною там должно было что-нибудь случиться, оно бы уже случилось, — с улыбкой возразила я. — Я уж доработаю. Немного осталось. У них там дел сейчас навалом, не могу ж я все бросить. А вы скажете мне, чей это ящик, или это сразу станет служебной тайной?

— А это мы поглядим. Ого! Кстати, уже темно. Не собираясь нести ответственность за смерть молодой цветущей девушки, я вынужден отвезти вас домой на машине. Заодно познакомлюсь с замечательной собакой вашей замечательной старушки. Вы согласитесь нас друг другу представить?




Глава 8


На следующий день я отправилась на работу в несколько более бодром расположении духа, чем накануне. Это было тут же отмечено Костиком, без обиняков заявившем, что наконец-то на меня снова можно смотреть. Что он с удовольствием и осуществлял. Действительно, удачный поход в милицию помог мне взять себя в руки. По крайней мере, я оказалась в состоянии думать об Олеге не каждую минуту своего существования, а лишь каждую вторую. Оставшееся время я уделила мыслям об убийце Софьи Александровны, поданные же директором данные обсчитывала чисто механически.

Итак, возвращаемся к сказке про белого бычка. Костик утверждает, что не убивал, и я ему верю. Светлане Петровне я верю тем паче. И Олегу. Признаваясь в одном преступлении, не станешь упорно скрывать другое. Да и вообще, этих трех я давно исключила по психологическим мотивам, равно как и Зинаиду Ивановну. Остались Михаил Григорьевич, Витя, Юра и Лерочка, которых я исключила по причине абсолютного отсутствия мотива. Придется согласиться на дьявольскую силу или на то, что Софья Александровна ошибалась, полагая, будто в ее бумагах я найду разгадку тайны. Ее убил случайный хулиган. Нет, неправда! Она — не я, она не способна на подобную ошибку. Лучше я зайду с другой, новой стороны.

Костик сообщил, что получил загадочное письмо с требованием денег, которое бедная Софья Александровна не посылала. То самое, с абонентным ящиком. Павел Сергеевич пообещал мне выяснить, на чью фамилию оформлен номер. Почему я не обратилась в милицию раньше? Впрочем, я же обращалась. Просто вчера словно сама судьба подтолкнула меня именно к тому человеку, который согласится помочь. Однако я почти убеждена, что фамилии он мне не назовет. Он явно полагает, что я и так была слишком неосторожна. И, кстати, даже не подозревает, до чего прав. Нет, не стану опять растравлять себе душу! Итак, чей же это ящик? Разумеется, того, кто был в курсе Костикиных махинаций. А кто был в курсе?

Сам Костик, Светлана Петровна, Софья Александровна, Леня. Причем Леня клялся и божился, что он тут не при чем. Кто еще? Да уж не Юра с Лерочкой. Слишком мелкие сошки. Скорее Михаил Григорьевич или Олег. Пожалуй, даже Михаил Григорьевич… Только этого мне не хватало! Я прошла в общую комнату и уставилась на замдиректора по снабжению. Он мрачно корпел над какими-то бумагами. Работу свою он ненавидит, так? Но не бросает ее из-за денег. Следовательно, деньги ему требуются позарез. Настолько, что ради них он готов на все… или не на все? У него дети, внуки, все разевают голодные рты. А у Костика деньги так и летят между пальцами, сотней долларов больше, сотней меньше — он и не заметит. Хорошо, пусть так. Только Софью Александровну убивать зачем?

Михаил Григорьевич поднял голову и ободряюще мне подмигнул. Я устыдилась и вернулась к себе, решив не порочить честных людей, а тщательно выполнить порученное мне дело. Я внимательно глянула на дисплей… потом опять… боже мой! Неужели? Какая же я дура! Надо проверить… да, пожалуй, моя догадка вполне здравая. И в таком случае… в таком случае я представляю себе мотивы… скорее даже не мотивы, а психологическую мотивировку… но нет! Это слишком отвратительно в своей бессмысленной жестокости. Немудрено, что я не в силах была догадаться раньше. Требуется убедиться… залезть в компьютер к этому человеку. Наверняка он хранит основные данные там. Надо дождаться обеденного перерыва. Когда же он наступит, когда?

Естественно, он наступил ровно в то время, в которое его и следовало ожидать. К сожалению, разошлись не все. Однако я решила рискнуть. В конце концов, мое дело минутное. Я ведь прекрасно знаю, что именно искать, и знаю ход мыслей моего подозреваемого. Так, вот нужная директория… разумеется, он не потрудился назвать ее нестандартно, ее имя просто «Костик», а в ней то, что я и полагала. Я тоже предпочла не мудрствовать и создала директорию «Надя», а в ней написала: «Я хотела бы услышать объяснения по поводу убийства Софьи Александровны Знаменской. Сегодня вечером, у меня дома». Он увидит и прочтет, а там… там будь что будет. Ситуация должна наконец разрешиться. Я устала мучиться.

Я подошла к телефону и набрала номер, который дал мне вчера Нецветаев.

— Павел Сергеевич? Это Надя. Извините, но вы не узнали, чей это абонентский ящик?

— Вы вчера проявили удивительную прозорливость, Наденька, — засмеялся мой собеседник. — Это стало служебной тайной.

— Нашли тайну! — тоже засмеялась я и назвала фамилию. На другом конце провода воцарилось молчание.

— И не уверяйте меня, что я неправа.

— В любом случае это не дает мотивов для убийства.

— Дает, — возразила я. — Вы его не знаете, а я знаю. Я знаю, что это он.

— Узнать — не проблема. Проблема доказать, — довольно мрачно поведал мне Нецветаев.

— И доказать не проблема. — Я вспомнила, что именно написано про этого человека в тетради Софьи Александровны, и твердо сказала: — Я знаю, как это сделать.

— Только без самодеятельности! Ничего не предпринимайте, не посоветовавшись со мной, хорошо? Отвечайте же! Почему вы не отвечаете?

Я подумала и ответила:

— Я обещаю ничего больше не предпринимать, не посоветовавшись с вами. Вас это устроит?




Глава 9


Вечером я сидела дома, рассеянно гладила своих питомцев и ждала. Ждала в нетерпении и в уверенности. Он не может не прийти! Он придет, и я наконец-то все узнаю.

И он пришел.

— Добрый вечер, Надя, — приветствовал меня он. — Это ты мне писала или это чья-то очередная дурацкая шутка?

— Это писала я.

— А откуда у тебя пароль моего компьютера?

— Случайно видела. Мы ведь с тобой вместе работаем, поэтому тебе было бы трудно что-нибудь от меня скрыть.

Он пожал плечами:

— И зачем ты мне написала?

— Чтобы услышать от тебя лично, почему ты убил Софью Александровну Знаменскую. Я догадываюсь, почему, но предпочла бы услышать.

— И почему я? — раздраженно буркнул он. — Других людей, что ли, на свете нет? Почему ты решила привязаться именно ко мне?

— Потому что у тебя в компьютере хранятся данные о махинациях Костика. Ведь так? Я их видела, так что отрицать бесполезно.

Он засопел, потом сообщил:

— Их мне дал сам Костик.

— Неужели? И из каких же соображений? Чтобы тебе было удобнее качать из него деньги?

— Ну… дал себе и дал. А откуда я их, по-твоему, выкопал?

Я вздохнула:

— Ты ведь умный человек. Вся документация в «Сириусе» проходит через компьютер, а, следовательно, и через тебя. Я раньше обрабатывала ее по кусочкам, а сегодня мне дали ее целиком. Легко заметить, что концы с концами в ней не сходятся. Что получаем мы одно, а продаем несколько другое. А уж ты, с твоим опытом, наверняка заметил гораздо больше, чем заметил бы любой другой, правда?

— Да уж наверняка побольше, чем твой Олег или еще какой-нибудь дурак, — не выдержав, фыркнул Витя. — И чем ты, конечно.

— И сообразил ли ты применить программы обработки данных или перебирал данные вручную, пока не вычленил все, что надо? — подначила я.

— Разумеется, я пропустил все через программы. И мне сразу выдали всевозможные несостыковки. Уж как-нибудь я тебя не глупее.

— И ты решил с помощью своего ума получить от Костика немного денег. Ведь так?

— Ничего подобного, — подумав, сообщил мой собеседник. — Материал я собрал просто так. Или для того, чтобы в милицию его отдать. Только еще не успел.

— А как быть с письмом, в котором у Костика требуют присылать деньги на абонентский ящик определенного номера? Мне на почте по номеру назвали твою фамилию.

— Вообще-то не имеют права, — возмутился Витя. — Я специально консультировался. Это должно сохраняться в тайне!

— Однако не сохранили.

— Какие все-таки недобросовестные бывают люди! Взялся работать, так выполняй свои обязанности, а не болтай направо и налево. Правильно?

Я не давала сбить себя с мысли, сочувственно заметив:

— Итак, ты послал Костику письмо, а он платить отказался, мотивируя тем, что уже кому-то платит. Ты, наверное, этого не ожидал? Удивился, да? Ты так старался, и вдруг такое невезение.

— Еще бы я ожидал… Конечно, мне вечно не везет, но чтобы тут… Не понимаю я этого Костика. По всей литературе выходит, что в подобной ситуации человек или платит, или обращается в милицию. А просто взять и не заплатить — это же огромный риск!

— Не очень. Шантажист не заинтересован в разглашении тайны, а заинтересован в получении денег. Поэтому только дурак на твоем месте, получив отказ, сразу стал бы трубить о Костикиных грехах на всех перекрестках. А ты ведь не дурак и поэтому начал размышлять, да? Но я не представляю, как даже такой умный человек, как ты, мог догадаться о Софье Александровне. Тебе, наверное, кто-то подсказал?

— Ха! — гордо хмыкнул Витя. — Никто мне не подсказывал. Мне это не требуется. Я стал размышлять, сопоставлять различные факты. И я вспомнил, что мы оказываем благотворительность на огромные суммы какой-то божьей старушке. Сперва я думал, она Костику тетка или кто. А оказалось — нет. Вот я и догадался. Я умею делать выводы. Не всякий на моем месте догадался бы, а? Уж не какой-нибудь сопливый Юрка, который вдруг лезет в начальство. А Костик тоже козел. Проводить выплаты этой бабке через бухгалтерию! Платить надо тайно, это всем известно.

— Конечно. А когда ты понял, что получать хорошие деньги тебе мешает именно Софья Александровна, ты решил, что проще не спорить с Костиком, а ее убить. На Костика где сядешь, там и слезешь, да и рассекречивать себя ты не хотел. А ее устранить нетрудно. К тому же, ты на эти деньги имел больше прав, чем она, как тебе кажется?

— Вот именно! — с чувством согласился мой собеседник. — Ты меня понимаешь. Я вычисляю все Костикины финты, тружусь несколько дней, составляю сводку. Я уже деньги эти все распределил, которые он мне должен был дать! У меня в домашнем бюджете знаешь, сколько дыр? Костик-то повышения мне не дал, так? И зарплата у меня меньше, чем у всех. Ну, кроме Димки, Леры и Юрки. А у этих всех, заместителей фиговых, гораздо выше. А у меня дома компьютер старый, музыкальному центру уже два года. И вообще, я хочу дома к интернету подключиться. На работе — это одно, а дома тоже надо. И все деньги, деньги! Ты женщина, ты купишь за гроши короткую юбку и рада, а мужчине знаешь, сколько всего требуется! Я же вижу, как живут обеспеченные люди. Мне до них расти и расти. А кто виноват, что я сижу на мизерной зарплате? Костик. Вот пусть он мне и компенсирует. Дураком меня считает, представляешь? Думает, я в заместители не гожусь. А меня из-за этого даже Лерочка к себе не подпускает. Еще бы — я ведь никто. А виноват Костик. Вот пускай и попляшет.

— Да, — не выдержала я, — но зачем было убивать?

— А что мне оставалось? Двоим Костик платить бы не стал. Он не из тех. А ты думаешь, старушка отдала бы мне деньги добровольно? Жди! Старушки — самые эгоистки, это всем известно. Сто лет в обед, о душе пора подумать, а уцепится за денежки — за уши не оттащишь. Да и вообще, нигде я такого не читал, чтобы шантажист добровольно от всего отказался. Я специально детективы изучал. Единственный способ — устранить и занять его место.

Витя разгорячился, раскраснелся и стал непохож на себя. Видимо, тема сильно его затрагивала, а обсудить ее раньше возможности не было.

— Куда ей деньги? Что она с ними сделает? В могилу унесет? Ей и жить-то осталось всего ничего. Да и что в ее возрасте за жизнь? Я вот еду иногда в трамвае, так там таких толпы. Проезд-то бесплатный, вот и катаются туда-сюда. А нам из-за них сесть некуда! И все-то у них болит, и всем-то недовольны. Да надо только спасибо говорить тем, кто избавит от них общество. Какой в них толк? И самим им плохо, и людям. Ну, померла бы она месяцем позже, провалялась бы этот месяц в больнице с каким-нибудь инсультом — кому от этого стало бы лучше?

— Так почему бы тебе было не потерпеть этот месяц? — холодно осведомилась я.

— Как будто ты не знаешь, как мне не везет. Взяла и прожила бы год. Или десять лет. И вообще, разумный человек не должен полагаться на случайность, правда? Надо самому строить свою судьбу. Сейчас не старые времена, когда жизнь текла по накатанным рельсам. Сейчас надо крутиться. Конкуренция во всем. Почитай любую книгу о психологии бизнеса! Молодые и энергичные вытесняют старых и косных. Выживает сильнейший. Таков закон предпринимательства. Да и по справедливости должно быть так. Мне эти деньги нужны для дела, а ей для всякой ерунды. Разве можно сравнивать?

— И ради этих денег, — меня уже трясло, — ты вдруг ударил ее по голове?

— И вовсе не вдруг, — обиделся Витя. — Я заранее определил время и место, молоток приобрел. По пистолету могут найти, а молотки все одинаковые. Я расписал свои действия по пунктам, обдумал внимательно. А как же? Без плана только маньяки всякие убивают. Я знал, что смерть такой древней старушенции вряд ли заинтересует милицию. А если и заинтересует, так меня никто не вычислит. Это только ты меня вдруг вычислила. Но вовсе не потому, что ты такая умная. Просто у баб интуиция. Вы задействуете другое полушарие.

— Все равно, с помощью какого полушария, — зашипела я, — но я вычислила тебя и засажу за решетку! Да сто лет твоей паршивой, полной зависти жизни не стоят одного дня Софьи Александровны! Она радовалась каждой минуте, а ты ее убил! И мне не жаль, совсем не жаль выдавать тебя милиции! Не жаль, понимаешь!

Господи, какое я испытала облегчение, когда перестала притворяться и вылила все, что у меня на душе! Какой груз с этой души свалился! Я выполнила просьбу своей умирающей подруги — нашла ее убийцу. Он будет наказан. Мне его действительно не жаль.

— Ты что, собираешься меня выдать? — с непритворным изумлением выдохнул мой собеседник. — А я-то уши развесил! Вот это женская непорядочность. Делают вид, что все понимают, а сами… Хорошо еще, что я ожидал чего-то подобного. После того, как ты сперва клеила меня, а потом отшила, я подозревал, что ты двуличная.

И он неожиданно вытащил откуда-то из-под пиджака молоток.

— Витя, — растерялась я, — ты что, всерьез собираешься меня убить?

— А что мне остается? — агрессивно ответил он.

— Не знаю, — пролепетала я. — Я всегда считала, что тебе нравлюсь.

— И нравишься. Я, может, на тебе даже жениться собирался. Получил бы деньги и женился. Но мне же всегда не везет! Думаешь, мне такая радость пристукнуть именно тебя? Еще попадется ли мне другая, такая красивая. Но ведь ты иначе всем расскажешь. Я вынужден.

— Но тебя могут заподозрить.

— А почему меня? Скорее Олега. Последнее время ты клеила его. И вообще, ты из тех, кто пускает в дом кого попало. У тебя даже цепочки дверной нет. Это в наши-то времена, при нашей преступности! Никто даже и не удивится.

Во время этого диалога он стоял между мной и входной дверью, загораживая выход. Я попыталась его обогнуть, но тут…

— Руки вверх! — раздался громкий и словно незнакомый голос. Наконец-то! А то я уже всерьез испугалась.

— Весь ваш разговор записан на магнитофон, — проинформировал Витю Нецветаев, появившийся из соседней комнаты. — Поэтому запираться бесполезно.

Раздался грохот. Я вздрогнула и нервно рассмеялась. Это Витя выронил молоток. Он слишком привык действовать по плану, и неожиданности выбивали его из колеи.

— Наденька, открой-ка дверь. Там должны быть мои ребята.

Ребята оказались на месте. Они нацепили на оцепеневшего Витю наручники и запихнули в лифт.




Глава 10


— Ну, вот, — вздохнул Павел Сергеевич, проводив их глазами. — Все обошлось. Но, конечно, не стоило нам так рисковать.

— Да какой тут риск! Мы же обо всем договорились.

— Да, но если б ты через мою голову не оставила этому психу компьютерное письмо, я бы в жизни на это не пошел.

— Чтобы не рисковать молодой, цветущей девушкой, — сообразила я.

— Вот именно. Хорошо еще, что я почувствовал, как ты собираешься провести меня с этим твоим «я ничего больше не буду предпринимать, не посоветовавшись с вами», — цитата была произнесена с крайним ехидством.

Я улыбнулась:

— Вы тоже психолог и догадались, что я у ж е кое-что предприняла. Но согласитесь, что риска не было. Даже противно немножко. Обманула человека, ничем не рискуя. Но я ведь обещала Софье Александровне…

— Ну, если наличие риска тебя утешит… Откровенно говоря, мне следовало выйти несколько раньше, а я в какой-то момент растерялся. Недаром считается, что хирург, например, не имеет права делать операцию человеку, который… — мой собеседник запнулся, — в котором принимает слишком живое участие.

— А вы слишком дорожите молодыми, цветущими девушками, это я заметила. Знаете, Павел Сергеевич, что еще меня радует? Теперь Костик вынужден будет прекратить свои махинации, и Светлана Петровна успокоится. Хоть вы и не занимаетесь хозяйственными преступлениями, но он не захочет уж так нагло рисковать.

— Да уж надеюсь. Иначе его быстро приструнят, так ему и передай. Это только сейчас я спущу все на тормозах. Интересно другое — что ваш Витя скажет о втором убийстве?

— Втором убийстве? — мой голос дрогнул, а сердце бешено застучало.

— Прости, я не хотел тебя пугать. Тебе и так сегодня досталось. Просто я почти уверен, что ваш коммерческий директор утонул не случайно. Наверняка Витя ему помог. Другой вопрос, что тут ничего не докажешь, так что я особо копать не собираюсь. Для приговора вполне достаточно того, что мы сегодня записали.

Я вздохнула.

— Тебе что, теперь и его жалко? — удивился Нецветаев. — Я считаю, у нас с тобой сегодня великий день. Такое дело завершили, и так классно. Я полагаю, это следует отметить. Рабочее время мое истекло, так что дела могу отложить на утро, а сейчас хочу пригласить тебя в ресторан. Событие того стоит! И не называй меня больше Павлом Сергеевичем, а? Не такой уж я старик. На «ты» и Паша.

И он весело засмеялся.

— Простите, — тихо сказала я, — но я бы хотела побыть одна.

Нецветаев помрачнел, постучал пальцами по столу, потом неожиданно спросил:

— Уверена?

— Вполне.

— Ну, хозяин — барин. Раз так, отправлюсь допрашивать твоего ухажера. Спокойной ночи, Надежда!

И он ушел. Он ушел, а я достала сверток, полученный от Софьи Александровны, и разложила его содержимое на столе. Тетрадь, фотографии, справки. Возможно, завтра Павел Сергеевич спохватится и решит забрать это или скопировать. Но пока оно мое, и только мое. Моя наставница права — людьми манипулировать очень легко. Разумеется, требуется приложить некоторые усилия, однако в данном случае я имею готовый материал. Вот Зинаида Ивановна, вот Андрей. Они говорили со мной совсем недавно, и я поняла, что они к моим услугам. Правда, Костик ускользает, поскольку вынужден будет вести добропорядочную деловую жизнь, однако это ненадолго. Он быстро придумает новые финты, а я сумею их обнаружить и получать с этого доход. А вот фотографии, благодаря которым я всю жизнь смогу держать в руках человека, нанесшего мне самый страшный для меня удар. Он разбил мое сердце, я же легко сумею разбить его жизнь. Как все это просто, господи!

Я вытащила из духовки железный противень и положила свое богатство туда. Потом взяла спичку, зажгла и поднесла к листам. Тетрадь, от которой я оторвала обложку, занялась почти сразу. Неохотнее всего горели снимки. От них распространялся удушливый запах, и я открыла окно. Пришлось зажечь новую спичку, потом еще, а через какое-то время от наследства Софьи Александровны осталась лишь горстка пепла. Я смыла этот пепел в унитаз и спустила воду. «Вот и все», — вслух произнесла я.

В ответ на это другое наследство — старый беззубый пекинес — примчалось ко мне, волоча за собой поводок. Я взяла в левую руку поводок, а в правую старого подслеповатого кота, и мы все вместе спустились во двор на вечернюю прогулку.