Сага о Ньяле
 Исландские саги








«Сага о Ньяле» – самая большая из всех родовых саг и единственная родовая сага, в которой рассказывается о людях с южного побережья Исландии. Меткость характеристик, драматизм действия и необыкновенная живость языка и являются причиной того, что «Сага о Ньяле» всегда была и продолжает быть самой любимой книгой исландского парода. Этому способствует еще и то, что ее центральные образы – великодушный и благородный Гуннар, который никогда не брал в руки оружия у себя на родине, кроме как для того, чтобы защищать свою жизнь, и его верный друг – мудрый и миролюбивый Ньяль, который вообще никогда по брал в руки оружия. Гибель сначала одного из них, а потом другого – две трагические вершины этой замечательной саги, которая, после грандиозной тяжбы о сожжении Ньяля и грандиозной мести за его сожжение, кончается полным примирением оставшихся в живых участников распри.

Эта сага возникла в конце XIII века, т. е. позднее других родовых саг. Она сохранилась в очень многих списках не древнее 1300 г. Сага распадается на две саги, приблизительно одинакового объема, – сагу о Гуннаро и сагу о сожжении Ньяля. Кроме того, в ней есть две побочные сюжетные линии – история Хрута и его жены Унн и история двух первых браков Халльгерд, а во второй половине саги есть две чужеродные вставки – история христианизации Исландии и рассказ о битве с королем Брианом в Ирландии. В этой саге наряду с устной традицией использованы письменные источники.






Исландские саги

Сага о Ньяле





I


Жил человек по имени Мард, по прозванию Скрипица. Он был сын Сигвата Рыжего. Его двор был на равнине Рангарвеллир. Это был богатый хавдинг, охотно помогавший в тяжбах. Он был таким знатоком законов, что решения, принятые без его участия, казались незаконными. У него была единственная дочь, по имени Унн. Это была красивая девушка, учтивая и хорошего нрава. Она слыла лучшей невестой в округе.

Теперь сага переходит к людям из долин Брейдафьорда.[1 - Долины Брейдафьорда– в дальнейшем просто Долины.] Там жил человек по имени Хаскульд. Он был сын Колля из Долин. Его мать звали Торгерд. Она была дочь Торстейна Красного, сына Олава Белого, внука Ингьяльда, правнука Хельги. Ингьяльд был сыном Торы, дочери Сигурда Змеиного Глаза, сына Рагнара Кожаные Штаны. Матерью Торстейна Рыжего была Ауд Мудрая,[2 - Ауд Мудрая – в «Саге о людях из Лаксдаля» ее зовут Унн Мудрая.] дочь Кетиля Плосконосого, сына Бьярна Воловьей Ноги. Хаскульд жил в Хаскульдсстадире, в долине Лаксдаль. У Хаскульда был брат по имени Хрут. Его двор назывался Хрутсстадир. Хрут и Хаскульд были единоутробные братья. Отцом Хрута был Херьольв. Хрут был красивый, рослый и сильный человек, искусный в бою, покладистый, очень умный, беспощадный к врагам и хороший помощник в любом большом деле.

Случилось как-то, что у Хаскульда были гости и среди них его брат Хрут, который сидел рядом с ним. У Хаскульда была дочь по имени Халльгерд. Она играла с другими девочками на полу. Это была красивая и стройная девочка, волосы ее блестели как шелк и были такие длинные, что достигали пояса. Хаскульд подозвал ее к себе.

– Пойди-ка сюда, – сказал он.

Она тотчас же подошла к нему. Взяв за подбородок, он поцеловал и отпустил ее. Затем Хаскульд спросил Хрута:

– Как тебе нравится эта девочка? Тебе не кажется, что она красива?

Хрут промолчал, и Хаскульд повторил вопрос. Тогда Хрут сказал:

– Слов нет, девочка хороша, и многие поплатятся за ее красоту. Но я не понимаю, в кого она уродилась с такими воровскими глазами.

Хаскульд рассердился, и некоторое время братья были холодны друг с другом.

У Халльгерд были братья – Торлейк, отец Болли, Олав, отец Кьяртана, и Бард.




II


Случилось раз, что братья, Хаскульд и Хрут, поехали вместе на альтинг. Там собралось много народу. Хаскульд сказал как-то Хруту:

– Хотел бы я, брат, чтобы ты нашел себе невесту и посватался.

Хрут на это заметил:

– Я сам давно подумываю об этом, но все никак не решусь. Но теперь я, пожалуй, послушаю тебя. Куда же, по-твоему, следует обратиться?

Хаскульд ответил:

– Сюда на тинг собралось много хавдингов, и выбор богатый. Есть у меня уже кое-что на примете для тебя. У Марда Скрипицы, очень умного человека, есть дочь по имени Унн. Он сейчас с дочерью здесь на тинге. Ты можешь увидеться с нею, если хочешь.

На другой день, когда люди собирались на лагретту, они увидели поодаль, возле палатки людей с Ранги, нарядных женщин. Хаскульд сказал Хруту:

– Вот Унн, о которой я тебе говорил. Как она тебе нравится?

– Очень, – ответил тот, – но я не знаю, будем ли мы с ней счастливы.

Затем они пошли на лагретту. Мард Скрипица толковал там по своему обыкновению законы, а потом удалился в свою палатку. Хаскульд и Хрут встали и направились к палатке Марда. Войдя, они увидели Марда в глубине палатки и приветствовали его. Он встал им навстречу, протянул Хаскульду руку и посадил его рядом с собой, а Хрут сел возле брата. Они поговорили о всякой всячине, и наконец Хаскульд сказал:

– Дело есть у меня к тебе. Хрут хочет породниться с тобой и посватать твою дочь. А я не откажусь помочь ему в этом деле.

Мард отвечает:

– Я знаю, что ты большой хавдинг, но не знаю, таков ли твой брат.

Хаскульд ответил:

– Брат превосходит меня.

Мард сказал:

– Много придется тебе выделить брату, ведь она у меня единственная наследница.

– Я не стану тянуть дело, – говорит Хаскульд. – Хрут получит от меня Камбснес и Хрутсстадир вплоть до оврага Трандаргиль. Кроме того, ему принадлежит торговый корабль, что теперь в плавании.

Тут к Марду обратился Хрут:

– Ты, конечно, понимаешь, хозяин, что брат мой из любви ко мне расхвалил меня сверх всякой меры. Если, однако, ты находишь дело стоящим, то я бы хотел, чтобы ты сказал свои условия.

Мард ответил:

– Я обдумал эти условия. Она должна получить приданого шесть десятков сотен,[3 - Сотня (т. е. «большая сотня», или 120) здесь денежная единица. От нее отличается сотня серебра.] а в твоем доме состояние ее должно увеличиться на одну треть; если же у вас будут наследники, то все имущество будет принадлежать вам обоим поровну.

– Согласен, – сказал Хрут. – Теперь можно позвать свидетелей.

После этого все поднялись с мест, обменялись рукопожатиями, и Мард объявил свою дочь Унн невестой Хрута. Свадьба должна была состояться спустя полмесяца после середины лета в доме Марда. Затем все уехали с тинга домой.

Когда по пути на запад братья проезжали мимо камней Халльбьярнарвардар, навстречу им попался Тьостольв, сын Бьярна Золотоноши из Рейкьярдаля. Тьостольв сообщил им, что в устье реки Хвиты пришел корабль и что с этим кораблем приехал дядя Хрута Ацур, который хочет, чтобы Хрут как можно скорее встретился с ним. Услышав это, Хрут попросил Хаскульда поехать с ним к кораблю. Хаскульд поехал с ним, и когда они приехали к кораблю, Хрут учтиво и радушно приветствовал своего родича Ацура. Ацур пригласил их в свою палатку выпить браги. Затем была снята кладь с их лошадей, и они вошли в палатку и сели пить. Хрут сказал Ацуру:

– Ты должен теперь, родич, поехать ко мне, на запад, и провести у меня зиму.

– Не придется, племянник. Я привез тебе весть о смерти твоего брата Эйвинда. Он завещал тебе наследство на Гулатинге, и твои недруги воспользуются им, если ты не поедешь.

– Не знаю, как мне быть, брат, – говорит Хрут, – ведь я уже распорядился насчет моей свадьбы.

Хаскульд сказал:

– Ты должен поехать на юг и увидеться с Мардом. Попроси его отложить свадьбу и оставить сговор в силе на три года. А я поеду домой и доставлю твои товары на корабль.

Хрут сказал:

– Я хочу, чтобы ты взял себе муки, лесу и чего ты еще пожелаешь из товаров, привезенных Ацуром.

Хрут велел привести лошадей и отправился на юг, а Хаскульд поехал к себе домой, на запад.

Хрут приехал на равнину Рангарвеллир к Марду, и его там хорошо приняли. Хрут рассказал Марду обо всем случившемся и попросил совета. Мард говорит:

– А велико ли наследство?

Хрут ответил, что оно составит двести марок, если достанется ему целиком. Мард сказал:

– Это много больше того, что я могу оставить тебе в наследство. Ты должен непременно поехать, если ты только хочешь.

Затем они договорились, чтобы Унн ждала его три года. Хрут вернулся к кораблю и пробыл там лето, пока корабль не снарядили в путь. Хаскульд привез на корабль все товары Хрута, а Хрут поручил ему смотреть за добром, пока его не будет в Исландии. Затем Хаскульд уехал к себе домой. Вскоре подул попутный ветер, и они вышли в море. После трехнедельного плавания они подошли к островам Хернар и оттуда направились дальше на восток, в Вик.




III


Норвегией правил в то время Харальд Серый Плащ, сын Эйрика Кровавая Секира, внук Харальда Прекрасноволосого. Мать его звали Гуннхильд. Она была дочь Ацура Тоти. Они жили в это время на востоке, в Конунгахелле. Там стало известно о том, что в Вик пришел корабль. Услышав об этом, Гуннхильд стала расспрашивать, кто из исландцев приехал с кораблем. Ей сказали, что один из них Хрут, племянник Ацура.

– Я знаю, – сказала Гуннхильд. – Он хочет получить свое наследство, которое сейчас в руках человека по имени Соти.

Затем она позвала своего слугу, которого звали Агмунд:

– Я хочу послать тебя в Вик к Ацуру и Хруту. Скажи им, что я приглашаю их обоих к себе на зиму, и передай им, что они найдут во мне друга. И если Хрут будет следовать моим советам, то я помогу ему получить наследство, а также в других его делах. Я буду также его заступницей перед конунгом.

Слуга поехал к Ацуру и Хруту. Те оказали ему достойный прием, узнав, что он слуга Гуннхильд. Агмунд рассказал им тайно о своем поручении. Они посовещались между собой, и Ацур сказал Хруту:

– Сдается мне, племянник, что решать нам нечего, потому что мне известен нрав Гуннхильд: если мы не захотим поехать к ней, то она немедленно изгонит нас из страны и отнимет у нас все наше добро, если же мы поедем к ней, то она примет нас, как обещала.

Агмунд вернулся домой, и сообщил Гуннхильд о том, как он исполнил ее поручение, и сказал, что они приедут.

Гуннхильд сказала:

– Этого и следовало ожидать, так как Хрут слывет умным и достойным человеком. А теперь смотри не пропусти, когда они станут приближаться ко двору, и скажи мне.

Хрут с Ацуром выехали на восток, в Конунгахеллу. Когда они приехали туда, к ним вышли родичи и друзья и радушно приветствовали их. Они спросили, здесь ли конунг. Им ответили, что конунг здесь.

Потом они встретили Агмунда. Он передал им привет от Гуннхильд и добавил, что во избежание пересудов она пригласит их только после того, как их примет конунг. Он продолжал:

– Она сказала: «А то подумают, что 'я их жду. Но я сделаю все по-своему. Пусть Хрут смело обратится к конунгу и попросится к нему в дружинники». А вот и придворные одежды, которые она прислала тебе, Хрут. Ты должен в них предстать перед конунгом.

После этого он ушел. На другой день Хрут сказал:

– Пойдем предстанем перед конунгом.

– Пожалуй, – сказал Ацур.

Они пошли вместе с родичами и друзьями, и их было двенадцать человек. Они вошли в палату, когда конунг пировал. Хрут подошел первым и приветствовал конунга. Конунг внимательно поглядел на пришельца, который был хорошо одет, и спросил, как его зовут. Тот назвал себя.

– Ты исландец? – спросил конунг.

Тот ответил, что он исландец.

– Что побудило тебя явиться к нам?

– Я хотел видеть ваше величество, государь! А еще мне надо получить здесь в стране большое наследство. Я буду обязан вам, если получу его.

Конунг говорит:

– Всякий найдет поддержку в моих законах в этой стране. Есть ли у тебя еще дела к нам?

– Государь, – сказал Хрут, – я хочу просить вас принять меня в свою дружину и сделать меня вашим дружинником.

Конунг молчал.

Гуннхильд сказала:

– Сдается мне, что этот человек оказывает вам большую честь. Было бы очень хорошо, если бы в вашей дружине было много таких людей.

– Умный он человек? – спросил конунг.

– И умный и отважный, – ответила она.

– Моя мать, видно, хочет, чтобы ты добился того звания, о котором ты просишь. Но величие наше и обычаи страны требуют, чтобы ты явился ко мне снова через полмесяца. Тогда ты станешь моим дружинником. А до тех пор ты будешь жить у моей матери.

Гуннхильд сказала Агмунду:

– Веди их в мой дом и устрой им пир.

Агмунд вышел с ними и повел их в каменную палату.[4 - Это анахронизм. Каменные палаты появляются в Норвегии только в XII веке.] Она была украшена прекраснейшим пологом. Там же стоял и престол Гуннхильд.

Агмунд сказал:

– Теперь оправдается все, что я говорил вам прежде о Гуннхильд. Вот ее престол, садись на него и можешь сидеть на нем, даже если она сама придет.

Затем он устроил им пир. Недолго пришлось им сидеть, как явилась Гуннхильд. Хрут было вскочил, чтобы приветствовать ее.

– Сиди, – сказала она, – ты будешь сидеть на этом месте, пока гостишь у меня.

Затем она села подле Хрута и стала пить вместе с ним. А вечером она сказала:

– Ты будешь этой ночью спать у меня в горнице.

– Как вам будет угодно, – сказал Хрут.

Затем они пошли спать, и она тотчас же заперла горницу изнутри. Они провели там ночь вдвоем, а утром принялись пировать. И все те полмесяца они спали одни в ее горнице. А людям, бывшим при ней, Гуннхильд сказала:

– Вы поплатитесь жизнью, если хоть слово пророните о том, как повелось у нас с Хрутом.

Хрут подарил ей сто двадцать локтей сукна и двенадцать овчин. Гуннхильд поблагодарила его за подарки. Поцеловав и поблагодарив ее, Хрут стал прощаться. Она пожелала ему счастливого пути. На другой день он явился к конунгу с тремя десятками людей и приветствовал его.

Конунг сказал:

– Видно, ты хочешь, Хрут, чтобы я выполнил то, что обещал тебе.

И Хрут сделался дружинником конунга.

Хрут спросил:

– Где же я должен теперь сидеть?

– Пусть моя мать распорядится этим, – сказал конунг.

И она отвела ему самое почетное место, и он пробыл там при конунге всю зиму в большой чести.




IV


Весной Хрут узнал, что Соти отплыл на юг, в Данию, и увез с собой все наследство. Тогда Хрут пошел к Гуннхильд и рассказал ей об этом.

Гуннхильд сказала:

– Я дам тебе два боевых корабля с людьми, и в числе их храбрейшего воина – Ульва Немытого, предводителя нашей стражи. Но ты должен еще повидать конунга до твоего отъезда.

Хрут так и сделал. Представ пред конунгом, он рассказал ему о том, что узнал о Соти, и о своем намерении отправиться за ним в погоню.

Конунг спросил:

– Какую ратную силу дала тебе моя мать?

– Два боевых корабля во главе с Ульвом Немытым, – ответил Хрут.

– Это немало, – сказал конунг, – но я дам тебе еще два корабля. Тебе понадобится все это войско.

Затем он проводил Хрута до корабля и пожелал ему счастливого пути, и Хрут со своими людьми отплыл на юг.




V


Жил человек по имени Атли. Он был сын ярла Арнвида из восточного Гаутланда. Он любил воевать, и его корабли стояли наготове в Озере.[5 - Озеро – озеро Меларен в Швеции.] У него было шесть кораблей. Его отец не уплатил дани Хакону, воспитаннику Адальстейна, и бежал с сыном из Ямталанда в Гаутланд. Атли вывел свои корабли из Озера через пролив Стоккссунд, направился на юг, в Данию, и стал в проливе Эйрасунде. Атли был объявлен вне закона как датским, так и шведским конунгом. Хрут направился на юг, в Эйрасунд, и, войдя в пролив, увидел там множество кораблей.

Ульв спросил:

– Что прикажешь делать, исландец?

– Плыть вперед, – сказал Хрут, – попытка не пытка. Мы с Ацуром на нашем корабле пойдем первыми, а ты плыви как сам знаешь.

– Не бывало еще такого, чтобы другие были мне щитом, – сказал Ульв и поставил свой корабль борт о борт с кораблем Хрута. Так они поплыли вперед, вглубь пролива.

Те, кто был в проливе, увидели идущие на них корабли и сказали об этом Атли. Тот ответил:

– Это удобный случай поживиться.

Затем они расселись по кораблям.

– Мой корабль будет посредине, – сказал Атли.

Корабли понеслись вперед. Когда они сблизились настолько, чтобы слышать друг друга, Атли поднялся и сказал:

– Вы очень неосмотрительны. Разве вы не видели, что боевые корабли в проливе? Как зовут вашего предводителя?

Хрут назвал себя.

– Чей ты человек? – говорит Атли.

– Дружинник конунга Харальда Серый Плащ.

– Давно уже норвежские конунги недолюбливают нас с отцом, – сказал Атли.

– Тем хуже для тебя, – говорит Хрут.

– Встреча наша с тобой кончится тем, – говорит Атли, – что тебе не придется и рассказать о ней.

И, схватив копье, он метнул его в корабль Хрута, и оно сразило воина, стоявшего впереди. Затем завязалось сражение, но справиться с кораблями Хрута оказалось нелегко. Ульв храбро сражался, рубил и колол направо и налево.

Воина, который стоял на носу корабля Атли, звали Асольв. Он вскочил на корабль Хрута и уложил четырех человек, прежде чем Хрут заметил его и успел повернуться к нему. Когда они сошлись, Асольв нанес ему копьем удар в щит и пронзил его, но тут Хрут зарубил его секирой. Увидев это, Ульв Немытый сказал:

– Здорово ты рубишь, Хрут. Видно, ты немало задолжал Гуннхильд.

– Боюсь я, – говорит Хрут, – что ты говоришь устами покойника.

Тут Атли заметил у Ульва незащищеннее место и пронзил его копьем. Началась жестокая сеча. Атли вскочил на корабль Хрута и врубился глубоко вперед. Ацур обернулся к нему, метнул копье и сам упал навзничь, раненный чужим копьем. Тогда Хрут повернулся к Атли. Тот немедля ударил секирой в щит Хрута и расколол его сверху донизу. Кто-то камнем попал Атли в руку, и он выронил меч. Хрут подхватил меч, отрубил им Атли ногу, а затем нанес ему смертельную рану.

Они взяли богатую добычу и увели с собой два лучших корабля. Они там оставались недолго.

С Соти они разминулись в пути. Соти вернулся в Норвегию и, приплыв в Лимгардссиду, высадился на берег. Там он встретил Агмунда, слугу Гуннхильд. Тот сразу же узнал его и спрашивает:

– Как долго ты собираешься пробыть здесь?

– Три ночи, – говорит Соти.

– А потом куда же? – спрашивает Агмунд.

– На запад, в Англию, – говорит Соти, – и больше никогда не вернусь назад, пока в Норвегии правит Гуннхильд.

Агмунд поехал оттуда к Гуннхильд, пировавшей неподалеку со своим сыном Гудредом, и рассказал ей о намерении Соти. Она сразу же попросила Гудреда убить его. Гудред тотчас поехал и, напав на Соти врасплох, велел отвести его на берег и там повесить, а добро захватил и отвез своей матери. Она послала людей доставить все захваченное добро в Конунгахеллу и затем поехала туда сама.

Хрут осенью повернул назад, захватив много богатой добычи. Он поехал к конунгу, и тот его хорошо принял. Он предложил конунгу и его матери взять из добычи, что они хотят, и конунг взял себе треть всей добычи. Гуннхильд сказала Хруту, что она отняла у Соти наследство, а Соти велела убить. Он поблагодарил ее и отдал ей половину добра.




VI


Хрут провел зиму у конунга в большом почете. Когда же наступила весна, он сделался молчалив. Гуннхильд заметила это и, оставшись с ним наедине, спросила:

– Что с тобой?

Хрут говорит:

– А то со мной, что, как говорится, в гостях хорошо, а дома лучше.

– Хочешь в Исландию? – говорит она.

– Да, хочу, – говорит он.

– Уж не осталась ли там у тебя какая-нибудь зазноба? – говорит она.

– Нет, не осталась, – ответил он.

– А я Думаю все же, что осталась, – говорит она.

На этом их разговор кончился. Хрут пошел к конунгу и приветствовал его. Конунг спросил:

– Чего ты хочешь, Хрут?

– Я хочу просить, государь, чтобы вы отпустили меня в Исландию.

– Разве тебе там будет больше почета, чем здесь? – говорит конунг.

– Нет, – отвечает Хрут, – но всякому своя судьба.

– Кто сильней, того не перетянешь, – говорит Гуннхильд, – позвольте ему, государь, ехать, куда ему хочется.

В стране был тогда недород, но Гуннхильд все же дала ему с собой муки, сколько он захотел. Они с Ацуром стали снаряжаться в путь, и когда они были совсем готовы, Хрут пошел к конунгу и Гуннхильд прощаться. Она отвела его в сторону и сказала:

– Вот золотое запястье, я хочу подарить его тебе. И она надела запястье ему на руку.

– Много хороших подарков получил я от тебя, – говорит Хрут.

Она обняла его рукой за шею, поцеловала и сказала:

– Если моя власть над тобой так велика, как я думаю, то ты не будешь иметь утехи в Исландии с девушкой, которая у тебя на уме. А с другими женщинами ты добьешься чего хочешь. Мы оба поступили нехорошо. Не было в твоих речах доверия ко мне.

Хрут засмеялся и ушел. Затем он предстал перед конунгом и поблагодарил его. Конунг учтиво поговорил с ним и пожелал счастливого пути, добавив, что Хрут отважнейший человек и умелый в обращении с знатными людьми. Хрут тотчас же пошел на корабль.

Им выдался попутный ветер, и они достигли Боргарфьорда. Как только корабль причалил, Хрут поехал к себе, на запад, а Ацур стал распоряжаться выгрузкой. Хрут поехал в Хаскульдсстадир. Хаскульд встретил его хорошо, и Хрут рассказал ему все о своем путешествии. Потом они послали человека на восток к Марду Скрипице сказать, чтобы тот готовился к свадьбе. А братья поехали вместе к кораблю, и Хаскульд рассказал брату, что его добро умножилось, пока его не было в Исландии. Хрут сказал:

– Хоть ты заслужил большую награду, но я дам тебе столько муки, сколько тебе надо на всю зиму.

После этого они вкатили корабль на берег, укрыли его, а всю кладь отвезли на запад, в Долины. Хрут пробыл дома в Хрутсстадире, пока не осталось шесть недель до начала зимы. Затем братья собрались с Ацуром на свадьбу, и с ними поехало шесть десятков человек. Приехали они в Рангарвеллир. Там уже было много гостей. Мужчины сели на скамьях, а женщины заняли свои места. Но невеста была очень печальна. Они попировали на свадьбе, и пир был на славу. Мард выдал приданое своей дочери, и она уехала с Хрутом на запад.

Когда они приехали домой, Хрут поручил ей все домашнее хозяйство, и всем это понравилось. По с Хрутом у ней дело не ладилось, и так продолжалось до самой весны. Когда наступила весна, Хруту понадобилось поехать на западные фьорды, чтобы собрать долги за товары. Перед отъездом жена говорит ему:

– Ты вернешься до того, как люди поедут на тинг?

– А что? – отвечает Хрут.

– Я хочу поехать на тинг,[6 - Здесь, как и обычно в этой саге, тингом называется альтинг.] – говорит она, – и там повидаться с отцом.

– Что ж, – сказал Хрут, – поедем на тинг.

– Хорошо, – говорит она.

Затем он поехал из дому на запад, к фьордам, и, отдав долг все полученные им деньги, вернулся домой. Призвав к себе с запада, он стал собираться на альтинг. Он взял с собой всех своих соседей. Брат его Хаскульд также поехал с ним. Жене своей Хрут сказал:

– Если тебе по-прежнему хочется поехать на тинг, то собирайся и поедем со мной.

Она быстро собралась, и они поехали на тинг. Приехав на тинг, Унн пошла в палатку своего отца. Он встретил ее хорошо, но она была не в духе. Заметив это, он сказал ей:

– Я видывал тебя более веселой. Что с тобой такое?

Она заплакала, ничего не сказав в ответ. Тогда он снова спросил ее:

– К чему же было ехать на тинг, если ты не хочешь довериться мне? Или тебе, может быть, худо живется там, на западе?

Она ответила:

– Я бы отдала все свое добро, только бы мне никогда не попасть туда.

Мард сказал:

– Уж я разузнаю, в чем дело.

И он послал человека за Хаскульдом и Хрутом. Те тотчас же пошли к нему. Когда они пришли к Марду, тот встал им навстречу, учтиво приветствовал их и предложил сесть. Долго говорили они, и все было хорошо. Тут Мард сказал Хаскульду:

– Почему моей дочери так не нравится у вас, на западе?

Хрут сказал:

– Пусть она сама скажет, если она в обиде на меня.

Но никаких жалоб на Хрута не было высказано. Тогда Хрут предложил спросить соседей и домочадцев, как он обходится с женой. Те не видели ничего плохого и сказали, что она распоряжается всем в доме, как хочет.

Тогда Мард сказал:

– Поезжай-ка ты домой и живи со своим мужем, потому что все свидетели говорят в его пользу, а не в твою.

И вот Хрут с женой вернулись с тинга домой и жили в добром согласии все лето. Но когда наступила зима, дело у них разладилось, и чем ближе к лету, тем больше. Хруту опять понадобилось поехать к фьордам, и он сказал, что не будет на альтинге. Унн ничего не сказала в ответ, и Хрут поехал на запад, к фьордам.




VII


Пришло время тинга. Унн обратилась к сыну Ацура Сигмунду и спросила его, поедет ли он с нею на тинг. Тот ответил, что не поедет, если это может оказаться не по душе его родичу Хруту.

– Я потому обратилась к тебе, что ты обязан мне больше, чем кто-либо другой, – говорит она.

Он ответил:

– Я ставлю тебе условием, что ты вернешься со мной сюда и ничего не сделаешь тайком ни против Хрута, ни против меня.

Она обещала ему это. Затем они поехали на тинг. Там был Мард, ее отец. Он встретил ее очень радушно и пригласил ее на все время тинга жить в его палатке. Она приняла приглашение.

Мард спросил:

– Что ты скажешь мне о Хруте, твоем муже?

Она говорит:

– Я могу сказать о нем только хорошее, но не все от него зависит.

Мард помолчал и сказал:

– Ты что-то затаила, дочь, что никому, кроме меня, не можешь рассказать. Доверься мне, уж я лучше всех разберусь в твоем деле.

Затем они уединились, чтобы никто не мог их услышать, и Мард сказал дочери:

– Расскажи мне все, что произошло между вами, не бойся.

– Видно, мне не миновать этого, – говорит она. – Я хочу развестись с Хрутом, и вот почему. Он не может быть мне мужем, и мне нет от него никакого проку. Хотя во всем прочем он не отличается от других мужчин.

– Как же так? – говорит Мард. – Расскажи толком!

Она ответила:

– Когда он приходит ко мне, он не может иметь утехи со мной, как ни пытается. Но видно по нем, что по своей природе он совсем как другие мужчины.

Мард сказал:

– Ты хорошо поступила, рассказав мне все. Я дач тебе совет, и он послужит тебе на пользу, если ты точно последуешь ему. Ты сейчас поедешь с тинга домой, в муж твой, который, наверно, уже вернулся, встретит тебя хорошо. Будь с ним ласкова и обходительна, и ему покажется, что дело у вас наладилось. Не выказывай ему и в чем недовольства. А когда наступит весна, скажись больной и сляг в постель. Хрут ничего не заподозрит в твоей болезни и не станет тебя бранить. Скорее наоборот, он будет просить всех, чтобы за тобой ухаживали как можно лучше. Потом он отправится вместе с Сигмундом на запад, к фьордам, и, пробыв там до позднего лета, привезет оттуда все добытое им добро. А когда люди поедут на тинг и все, кто собирался поехать на тинг, уедут из Долин, встань с постели и вели людям ехать с тобой. Когда сборы будут кончены, подойди к своему ложу с людьми, которые поедут с тобою. Ты должна призвать их в свидетели у ложа твоего мужа и объявить себя разведенной с ним, так, как это полагается объявлять на альтинге и в согласии с законом. То же самое повтори у дверей дома. Затем поезжай и держи путь через Лаксардальхейд и Хольтавардухейд, потому что никому не придет в голову искать тебя но дороге к Хрутафьорду. Так ты будешь ехать, пока не приедешь ко мне, а тогда я возьму дело в свои руки, и тебе не придется больше возвращаться к Хруту.

И вот она вернулась с тинга домой, и Хрут уже был дома и встретил ее радушно. Она ответила ему учтиво на его речи и была с ним приветлива. Они жили в ладу всю зиму. А когда наступила весна, она заболела и слегла в постель. Хрут уехал к фьордам и наказал хорошенько ухаживать за больной. А когда пришло время тинга, она собралась в дорогу и сделала все, как было сказано раньше, а затем поехала на тинг. Соседи искали ее, но не нашли. Мард принял свою дочь хорошо и спросил ее, как она выполняла его наставления.

– Я ни в чем от них не отступила, – ответила она.

Он пошел на Скалу закона и объявил о ее разводе с Хрутом. Это было новостью для всех. Затем Унн поехала с отцом домой и больше никогда не возвращалась туда, на запад.




VII


Хрут вернулся домой и был очень удивлен, узнав про отъезд жены. Но он вел себя спокойно и пробыл весь год дома, ни с кем не советуясь о своем деле. На другое лето он поехал на тинг со своим братом Хаскульдом, взяв с собой множество людей. Приехав на тинг, он спросил, здесь ли Мард Скрипица. Ему сказали, что здесь. Все ожидали, что они станут говорить о своем деле, но этого не случилось.

Однажды, когда люди пошли к Скале закона, Мард назвал своих свидетелей и начал тяжбу с Хрутом но поводу приданого дочери, предъявив иск на девять десятков сотен. Он требовал немедленной выплаты денег, а также возмещения в три марки в случае отказа от немедленной выплаты. Он обращался к суду четверти,[7 - Суд четверти. – Около 965 г. Исландия была разделена на четыре четверти: западную, северную, восточную и южную. Каждая из них имела свой тинг и свой суд.] которому надлежало разобрать это дело по закону. Он объявлял об этом во всеуслышание на Скале закона.

В ответ на это Хрут сказал:

– Ты затеваешь тяжбу больше из жадности и честолюбия, чем из добрых побуждений и благородства. Но я отвечу тебе кое-чем, потому что мои деньги еще не попали в твои руки. Я объявляю и призываю в свидетели всех стоящих здесь, у Скалы закона, что вызываю тебя на поединок. Я ставлю в заклад все приданое и еще столько же. Пусть тот из нас владеет всем этим добром, кто победит другого. А если ты откажешься биться со мной, то все твои притязания теряют силу.

Мард промолчал и стал совещаться со своими друзьями. Годи Ярунд сказал ему:

– Не нужен тебе наш совет в этом деле. Сам знаешь, будешь биться с Хрутом, потеряешь не только добро, но и жизнь. А ему что, он и ростом взял и отваги у него хватает.

Тогда Мард заявил, что он не будет сражаться с Хрутом. Тут у Скалы закона поднялся большой шум и крик, и Мард был очень пристыжен. А затем люди поехали с тинга домой.

Братья Хаскульд и Хрут поехали на запад, в Рейкьярдаль, и по пути заехали в Лунд. Там жил тогда Тьостольв, сын Бьярна Золотоноши. В тот день шел сильный дождь, люди промокли, и для них был разведен огонь. Тьостольв сидел между Хаскульдом и Хрутом, а два мальчика, которые подкармливались в его доме, играли на полу, и девочка возле них. Они много болтали, потому что были еще неразумными. Один из них сказал:

– Я буду Мард и вызову тебя на суд, потому что ты не жил со своей женой.

Другой отвечал:

– А я буду Хрут и откажусь от уплаты денег, если ты не будешь биться со мной.

Они повторили это несколько раз. Среди домочадцев раздался хохот. Хаскульд рассердился и стегнул лозой мальчика, который назвался Мардом. Удар пришелся по лицу и рассек кожу. Хаскульд сказал мальчугану.

– Вон отсюда, и не смей шутить над нами.

Но Хрут сказал ему.

– Подойди ко мне.

Мальчуган подошел. Хрут снял золотое кольцо с пальца и дал ему, сказав:

– Уходи, и смотри больше никогда никого не задевай.

Мальчик пошел и сказал:

– Я никогда не забуду твоего благородства.

Хрута хвалили за этот поступок. Затем они поехали к себе домой, на запад, и на этом кончается их история с Мардом.




IX


Теперь надо рассказать о Халльгерд, дочери Хаскульда, которая тем временем выросла и стала очень красивой девушкой. Она была высокого роста, и ее прозвали поэтому Длинноногая. Волосы у нее были очень красивые и настолько длинные, что могли бы закрыть ее всю. Но нрава она была вспыльчивого и тяжелого.

Ее воспитателем был Тьостольв. Он был родом с Гебридских островов. Он был силен и искусен в бою и убил много людей, но ни за кого не уплатил виры. О нем говорили, что не ему исправлять нрав Халльгерд.

Жил человек по имени Торвальд. Он был сыном Освивра. Его двор был на побережье Медальфелльсстранд и назывался Фелль. Торвальд был богат. Ему принадлежали острова Бьярнейяр, расположенные в Брейдафьорде. Оттуда он получал вяленую рыбу и муку. Торвальд был сильный и учтивый человек, но горячего нрава.

Случилось раз, что отец с сыном заговорили между собой о том, где бы сыскать жену Торвальду. Кого ни перебирали, все казались сыну неподходящими. Тогда Освивр спросил:

– Не хочешь ли посвататься за Халльгерд Длинноногую, дочь Хаскульда?

– Хочу, – говорит тот.

– Вам будет не так легко вдвоем, – сказал Освивр, – она тяжелого нрава, да и ты крут и неуступчив.

– Все же я попытаю счастья, – говорит тот, – Все равно меня не отговоришь.

– Тебе с ней жить, – говорит Освивр.

И они поехали свататься в Хаскульдсстадир, и их там хорошо приняли. Они сразу сказали Хаскульду, зачем приехали, и начали сватовство. Хаскульд ответил:

– Мне все о вас известно, но я не хочу обманывать вас: нрав у моей дочки тяжелый. А красоту и учтивость ее вы видите сами.

– Ставь свои условия, – ответил Торвальд. – Нрав ее не удержит меня от сговора.

Затем они стали говорить об условиях, и Хаскульд не спросил согласия дочери, потому что ему хотелось поскорей выдать ее замуж. Они договорились обо всем, и Халльгерд была помолвлена с Торвальдом, и Торвальд с Освивром поехали домой.




X


Хаскульд сообщил Халльгерд о сговоре. Она сказала: – Теперь я убедилась в том, о чем уже давно догадываюсь. Ты не любишь меня так крепко, как всегда говоришь, раз ты даже не счел нужным пригласить меня на сговор. И я не нахожу этот брак таким замечательным, каким он тебе кажется.

Видно было, что она чувствует себя выданной за первого встречного. Хаскульд сказал:

– Я не придаю твоему честолюбию такого значения чтобы оно было мне помехой в делах. Я решаю, а не ты, раз нет между нами согласия.

– У тебя и твоих родичей честолюбия хоть отбавляй, – говорит она. – Неудивительно, что оно есть и у меня.

И она ушла.

Она пошла, понурив голову, к своему воспитателю Тьостольву и рассказала ему, что с ней собираются сделать. Тьостольв сказал:

– Не тужи. В другой раз не выдадут тебя замуж без твоего согласия, потому что я сделаю все, чего бы ты ни пожелала, не трону лишь твоего отца и Хрута.

Больше они не говорили об этом. Хаскульд приготовился к свадебному пиру и поехал созывать гостей. Приехав в Хрутсстадир, он вызвал Хрута из дому для разговора. Хрут вышел к нему, и Хаскульд рассказал ему про сговор и пригласил к себе.

– Не обижайся, – добавил он, – что я не сообщил тебе об этом сговоре раньше.

– Я предпочел бы быть в стороне от всего этого дела, – говорит Хрут, – потому что не будет счастья от этого брака ни ему, ни ей. Но на свадьбу я приеду, если ты это сочтешь себе за честь.

– Конечно, сочту, – сказал Хаскульд и уехал домой.

Освивр и Торвальд также приглашали гостей. Всего было приглашено не меньше ста двадцати человек.

Жил человек по имени Сван. Он жил у Бьярнарфьорда, во дворе, что зовется Свансхоль. Этот двор стоит севернее Стейнгримсфьорда. Сван был очень искусен в колдовстве. Халльгерд приходилась ему племянницей по матери. Он был тяжел нравом и неуживчив. Халльгерд пригласила его на пир и послала за ним Тьостольва. Тот поехал, и между ними сразу же завязался дружеский разговор.

Вот приехали гости на пир, и Халльгерд уселась на женской скамье. Невеста была очень веселой. Тьостольв то и дело подходил к ней, а временами разговаривал со Сваном. Людям показались странными эти переговоры.

Пир был на славу. Хаскульд выдал приданое с величайшей готовностью. Потом он спросил Хрута:

– Не надо ли добавить еще чего?

Хрут ответил:

– Погоди, тебе еще придется выкладывать деньги из-за Халльгерд, пока же хватит и этого.




XI


Торвальд поехал домой со свадебного пира вместе с женой и Тьостольвом. Тьостольв вел ее коня и беседовал с ней вполголоса. Освивр обернулся к сыну и спросил его:

– Ну, доволен ты свадьбой? Как ты разговаривал с ней?

– Хорошо, – говорит тот, – она была очень приветлива со мной. Чего стоит уже одно то, что она смеется при каждом моем слове.

– Не нравится мне ее смех, – говорит Освивр, – впрочем, посмотрим.

Наконец они приехали домой. Вечером она села возле своего мужа, а Тьостольва посадила справа от себя. Тьостольв и Торвальд почти не обменивались словами. Так повелось между ними и впоследствии. Всю зиму они почти не разговаривали.

Халльгерд была очень жадной и непременно добивалась всего, что было у соседей, но расходовала все без пользы. Когда пришла весна, то запасы вышли, не стало пи муки, ни вяленой рыбы. Халльгерд обратилась к Тор-вальду и сказала:

– Что ж ты сидишь сложа руки, ведь в доме нет ни муки, ни рыбы.

Торвальд сказал:

– Я запас не меньше обычного в нынешнем году, а ведь у нас всегда хватало до лета.

Халльгерд сказала:

– Мне нет дела до того, что ты подыхал здесь с голоду со своим отцом.

Тут Торвальд рассердился и ударил ее по лицу так, что потекла кровь. Затем он уехал из дому, взяв с собой домочадцев. Они спустили на воду большую лодку, и поплыли ввосьмером yа веслах на острова Бьярнейяр, и набрали там из своих запасов муки и вяленой рыбы. Рассказывают, что Халльгерд сидела в это время подле дома, понурив голову. Подошел Тьостольв и, увидев синяк на ее лице, спросил:

– Кто это обошелся так с тобой?

– Муж мой Торвальд, – сказала она, – а тебя почему-то не было поблизости, хоть ты и беспокоишься обо мне.

– Я не знал этого, – говорит он, – но я отомщу за тебя.

Он направился к берегу и спустил на воду шестивесельную лодку. В руке у него была его большая секира с рукоятью, увитой золотой нитью. Он сел в лодку и поплыл на острова Бьярнейяр. Когда он приплыл туда, там никого больше не было, кроме Торвальда и его спутников. Торвальд укладывал груз в лодку, а его люди подносили груз. Тьостольв вскочил к нему в лодку, стал укладывать груз вместе с ним и сказал:

– Слабоват ты для такой работы, да и мало расторопен.

Торвальд сказал:

– Думаешь справиться лучше меня?

– С делом, которое нам предстоит, – сказал Тьостольв, – я справлюсь лучше. Худо выдана замуж та женщина, которая выдана за тебя. Пусть же ваше супружество станет короче.

Торвальд схватил нож, лежавший рядом, и замахнулся на Тьостольва. Но тот поднял секиру и ударил Торвальда по руке так, что кость переломилась и нож выпал. Тьостольв замахнулся секирой в другой раз и ударом в голову убил Торвальда наповал.




XII


Тут подошли люди Торвальда с грузом. Тьостольв, не долго думая, ударил изо всей силы секирой в борт лодки Торвальда и сделал в ней большую пробоину, а сам прыгнул в свою лодку. В лодку Торвальда хлынула черная, как уголь, вода, и она пошла на дно со всей кладью. Пошел на дно и труп Торвальда. Люди так и не видели, как он был изувечен, и знали только, что он погиб.

Тьостольв греб вглубь фьорда, а те проклинали его, призывая на его голову все бедствия. Он молчал и греб, пока не приплыл домой. Вытащив лодку на берег, он направился к дому с окровавленной секирой на плече. Халльгерд была на дворе и спросила его:

– Твоя секира в крови, что ты сделал?

– То сделал я, – говорит он, – что ты будешь выдана замуж во второй раз.

– Значит, Торвальд мертв, – говорит она.

– Да, – сказал он, – а теперь придумай, что мне делать.

– Вот что, – сказала она, – я отправлю тебя на север, на Бьярнарфьорд, в Свансхоль. Сван примет тебя там с распростертыми объятиями. Он так могуч, что никто тебя там не тронет.

Он оседлал своего коня, сел на него и поехал на север, на Бьярнарфьорд, в Свансхоль. Сван принял его с распростертыми объятиями и спросил, что нового. Тьостольв рассказал ему об убийстве Торвальда и обо всем, что случилось. Сван сказал:

– Вот это, я понимаю, мужчина, кто не боится действовать. Обещаю тебе, что если они попытаются схватить тебя здесь, то уйдут с величайшим позором.

Теперь надо рассказать о Халльгерд. Она попросила Льота Черного, своего родича, поехать вместе с ней и оседлать для этого лошадей.

– Я хочу вернуться домой к своему отцу, – сказала она.

Он приготовил все в дорогу. Халльгерд пошла к своим сундукам, отперла их, позвала к себе всех своих домочадцев и каждого чем-либо одарила. Все жалели, что она уезжает. И вот она уехала к своему отцу. Отец ничего не знал о случившемся и принял ее хорошо. Хаскульд спросил Халльгерд:

– А почему Торвальд не приехал с тобой?

Она ответила:

– Его нет в живых.

Хаскульд сказал:

– Это дело рук Тьостольва.

Она подтвердила это.

– Верно сказал мне Хрут, что много несчастья принесет этот брак. Но что о том тужить, чего нельзя воротить.

Теперь надо рассказать о спутниках Торвальда. Им пришлось ждать, пока лодки не подошли к острову. Они рассказали об убийстве Торвальда и попросили дать им для переезда лодку. Им немедля дали лодку, и они поплыли к мысу Рейкьянес. Там они пошли к Освивру и рассказали ему обо всем, что произошло. Он сказал:

– Что посеешь, то и пожнешь. Я понимаю теперь, как все произошло. Халльгерд, должно быть, отправила Тьостольва на Бьярнарфьорд, а сама уехала домой к отцу. Мы должны теперь собрать людей и ехать в погоню за ним на север.

Так они и сделали. Они стали собирать людей и собрали много народу. Потом они поехали к Стейнгримсфьорду и дальше, через долины Льотардаль и Селардаль, и приехали к Бьярнарфьорду.

Случилось тут, что Сван стал сильно зевать[8 - Согласно поверью, духи-двойники приближающихся людей вызывают в известных случаях сонливость.] и сказал:

– Вот приближается дух-двойник Освивра.

Тьостольв вскочил и схватился было за секиру. Сван сказал:

– Выйди со мной. Здесь многого не потребуется.

Затем они оба вышли из дому. Сван взял козью шкуру, обвязал себе ею голову[9 - Он закрыл себе глаза, чтобы тем самым закрыть их и у других.] и сказал:

– Встань, туман, нагрянь, слепота и морока, на всех, кто тебя преследует.

Теперь надо рассказать, что Освивр и его люди достигли в это время гребня Хальс. Там им поднялся навстречу густой туман. Освивр сказал:

– Это, наверно, Сван накликал его па нас, и мы дешево отделаемся, если за туманом не последует ничего худшего.

Вскоре густой мрак застлал им глаза, так что они ничего не видели вокруг. Они спешились, порастеряли коней, а сами забрели кто в болото, а кто в лес, так что чуть было не перекалечились. Не стало у них и оружия. Тогда Освивр сказал:

– Найди я сейчас своего коня и оружие, я повернул бы обратно.

Едва он произнес эти слова, как они все прозрели и нашли своих коней и оружие. Тогда многие стали настаивать на том, чтобы ехать дальше. Они попытались это сделать, но тотчас же снова на них напала та же морока. Так повторялось три раза сряду. Тогда Освивр сказал:

– Пусть наш поход будет неудачным, но придется нам повернуть назад. Попытаем счастья иным путем. Мне приходит в голову, что лучше поехать к Хаскульду и попросить у него виру за сына, потому что можно ждать чести лишь от того, у кого ее много.

Они поехали в долины Брейдафьорда и без особых происшествий достигли Хаскульдсстадира. До них приехал туда из Хрутсстадира Хрут. Освивр вызвал из дома Хаскульда и Хрута. Они вышли оба и приветствовали Освивра, а затем стали разговаривать. Хаскульд спросил Освивра, откуда он приехал. Тот сказал, что ездил на розыски Тьостольва, но не нашел его. Хаскульд сказал, что Тьостольв, наверно, уехал на север, в Свансхоль, и что не так-то просто взять его там.

– Я приехал сюда для того, – сказал Освивр, – чтобы просить виру за сына.

Хаскульд возразил:

– Не я убил твоего сына и не я подстроил его убийство. Но понятно, что ты хочешь получить виру за сына.

Хрут сказал:

– От носа до глаз недалеко, брат. Надо предупредить злые слова и возместить ему утрату сына. Только таким образом ты избавишь дочь от пересудов и уладишь дело. Чем меньше будет разговоров вокруг него, тем лучше.

Хаскульд сказал:

– Берешься ты вынести решение по нашему делу?

– Берусь, – говорит Хрут, – и я не стану щадить тебя в своем решении, потому что, по правде говоря, твоя дочь виновна в смерти Торольва.

Хрут помолчал немного, потом поднялся и сказал Освивру:

– Дай мне руку и подтверди, что ты предоставляешь мне решить дело.

Освивр встал и сказал:

– Несправедливым бывает решение, если его выносит брат ответчика, по все же ты высказался так благородно, что я доверяю тебе решение нашего дела.

Затем он протянул Хаскульду руку, и они договорились, что Хрут решит дело и окончит его до отъезда Освивра. Затем Хрут вынес решение, сказав:

– За убийство Торвальда я назначаю виру в две сотни серебра, – это считалось тогда хорошей вирой, – и эта вира, брат, должна быть сразу же и хорошо уплачена.

Хаскульд так и сделал. Тогда Хрут сказал Освивру:

– Я хочу подарить тебе плащ, привезенный мной из-за моря.

Тот поблагодарил его за подарок и уехал домой довольный. Хрут и Хаскульд приехали затем к нему для раздела имущества, поделили его в полном согласии с Освивром, вернулись с добром домой, и больше Освивр не упоминается в этой саге.

Халльгерд попросила Хаскульда, чтобы Тьостольв переехал к ним, и он дал свое согласие на это. Долго еще говорили об убийстве Торвальда. А богатство Халльгерд все росло и стало большим.




XIII


Три брата упоминаются в саге: один из них звался Торарин, другой – Раги, третий – Глум. Они были сыновья Олейва Рукоятки. Это были уважаемые и богатые люди. Торарин, известный под прозванием Брат Раги, был законоговорителем после Хравна, сына Лосося. Он был очень умный человек. Его двор был у ручья Бармалёк, и он владел им вместе с Глумом. Глум был рослый, сильный и красивый человек, долго странствовавший но свету. Третий брат, Раги, был известен тем, что убил многих людей. Братья владели на юге островком Энгей и мысом Лаугарнес.

Братья, Торарин и Глум, разговаривали как-то между собой. Торарин спросил Глума, не собирается ли он, по своему обыкновению, уехать из Исландии. Тот ответил:

– Наоборот, я скорее намерен вовсе отказаться от поездок за море.

– Что у тебя на уме? Уж не хочешь ли ты свататься? – говорит Торарин.

– Хотел бы, – говорит Глум, – если бы только нашел подходящую девушку.

Тогда Торарин стал перебирать всех девушек на выданье, что были на Боргарфьорде, и спросил, хочет ли он жениться на какой-либо из них.

– Тогда я поеду с тобой свататься, – добавил он.

Тот ответил:

– Не хочу я жениться ни на одной из них.

– Назови тогда ту, на которой ты хочешь жениться, – говорит Торарин.

Глум ответил:

– Если ты хочешь знать, то это Халльгерд, дочь Хаскульда из Долин.

– Что-то получается у тебя не по поговорке, что пример одного – другим наука. Ведь она уже была замужем и сгубила мужа, – говорит Торарин.

Глум сказал:

– Может статься, что в другой раз этого не случится. Я уверен, что меня она не погубит. Если хочешь оказать мне честь, поезжай со мной сватать ее.

– Что ж, видно, ничего не поделаешь. От судьбы не уйдешь, – ответил Торарин.

Глум часто заводил эти разговоры с братом, но тот все уклонялся от прямого ответа. Дело все же окончилось тем, что они собрали людей и поехали на запад, в Долины. Всего их было двадцать человек. Хаскульд принял их хорошо и оставил у себя переночевать. Рано утром Хаскульд послал за Хрутом. Тот приехал, и Хаскульд встретил его на дворе. Хаскульд сказал Хруту, что за люди приехали к нему.

– Что им нужно от тебя? – спросил Хрут.

– Они еще не сказали, зачем они приехали, – сказал Хаскульд.

– Видно, у них дело к тебе, – сказал Хрут. – Наверно, они будут сватать твою дочь Халльгерд. Что ты им скажешь на это?

– А как ты думаешь, что мне надо сказать? – спросил Хаскульд.

– Согласись, но расскажи им как о достоинствах, так и о недостатках невесты.

Не успели братья договорить, как гости вышли из дому.

Хаскульд приветливо поздоровался с ними. Хрут также приветствовал братьев. Затем они приступили к разговору. Торарин сказал:

– Мы приехали сюда, Хаскульд, сватать твою дочь Халльгерд за моего брата Глума. Надо тебе сказать, что он человек очень достойный.

– Я знаю, – сказал Хаскульд, – что вы оба с братом достойные люди, но я должен сказать вам, что уже раз выдал свою дочь замуж, и это принесло нам большое несчастье.

Торарин отвечает:

– Это нас не остановит. Раз на раз не приходится. Может статься, что в этот раз получится хорошо, хотя в прошлый раз получилось плохо. Да и виноват-то во всем был больше всего Тьостольв.

Тогда Хрут сказал:

– Раз вы все-таки не отказываетесь от сватовства, то после всего того, что случилось с Халльгерд, мой совет вам не брать после свадьбы Тьостольва с собой на юг. А если он приедет с позволения Глума в гости, то пусть гостит там не долее трех дней. Если же он задержится дольше, то пусть Глум имеет право его убить и не платить виры. Глум, конечно, вправе разрешить ему жить у себя, но я не советовал бы ему делать это. И еще скажу: не надо, чтобы сговор был без ведома Халльгерд, как в тот раз. Пусть она знает заранее об этом предложении, увидит Глума и решит сама, выходить ли ей за него замуж. Тогда она не сможет пенять на других в случае неудачи. Все должно быть без обмана.

Торарин сказал:

– Как всегда, лучше всего последовать твоему совету.

Затем послали за Халльгерд. Она пришла в сопровождении двух женщин. На ней была голубая накидка из сукна, а под накидкой ярко-красное платье с серебряным поясом. Усевшись между Хрутом и своим отцом, она приветствовала всех добрыми словами. Она говорила хорошо, не робея, и, спросив о новостях, умолкла. Глум сказал:

– Я и мой брат Торарин потолковали уж тут немного с твоим отцом. Я хотел бы, Халльгерд, взять тебя в жены, если будет на то и твое согласие. Ты должна теперь сама решить, по душе ли тебе это, и если наше сватовство тебе не по душе, то не будем говорить о нем.

Халльгерд сказала:

– Я знаю, что вы оба очень достойные люди. Я знаю также, что брак этот будет лучше, чем первый. Но я хочу знать, о чем вы здесь говорили и как далеко зашли ваши переговоры. Мне кажется, что я буду любить тебя, если мы поладим.

Глум рассказал ей о переговорах, ничего не утаивая. Затем он спросил Хаскульда и Хрута, правильно ли он рассказал. Хаскульд сказал, что правильно. Тогда Халльгерд сказала своему отцу.

– Вы с Хрутом с таким уважением отнеслись ко мне в этих переговорах, что я последую вашему совету. Пусть состоится сговор по вашему усмотрению.

Тогда Хрут сказал:

– Нам с Хаскульдом надо назначить свидетелей, а Халльгерд пусть обручится сама,[10 - Она имела на это право, как вдова.] если Торарин найдет это правильным.

– Все правильно, – сказал Торарин.

Затем было определено приданое Халльгерд. Глум должен был добавить к приданому еще столько же. Было решено также, что все вновь приобретаемое добро будет делиться между ними поровну. Затем Глум обручился с Халльгерд и поехал со своими людьми домой. Свадьбу должны были сыграть у Хаскульда. До самой свадьбы ничего больше не приключилось.




XIV


Глум и Торарин со множеством достойных людей поехали на запад, в Долины. Приехав в Хаскульдсстадир, они застали там много народу. Хаскульд и Хрут сели на одной скамье, а жених – на другой. Халльгерд сидела на женской скамье, красивая и нарядная. Тьостольв все время расхаживал с секирой на плече и держал себя нагло, но все делали вид, что не замечают этого. Когда свадьба кончилась, Халльгерд поехала с ними на юг. Приехав домой, в Вармалёк, Торарин спросил Халльгерд, хочет ли она распоряжаться всем домом.

– Нет, не хочу, – сказала она.

Халльгерд вела себя тихо всю зиму, и все были ею очень довольны.

Однажды весной братья заговорили между собой об их хозяйстве, и Торарин сказал:

– Я уступлю вам хозяйство в Вармалёке, потому что вам здесь будет сподручнее, а сам поеду на юг, в Лаугарнес, и буду там хозяйничать. А островом Энгей будем владеть сообща.

Глум согласился. Торарин переселился на юг, а Глум с женой остались хозяйничать вдвоем. Халльгерд набрала себе домочадцев. По-прежнему она любила запасать без меры и жить на широкую ногу. Летом она родила девочку. Глум спросил ее, как назвать дочь.

– Ее следует назвать Торгерд, по матери моего отца. Ведь она вела свой род по отцу от Сигурда Победителя Дракона.

Девочку окропили водой и назвали Торгерд. Когда она подросла, она стала походить на мать. Глум и Халльгерд хорошо ладили между собой. Так продолжалось некоторое время.

С севера, из Бьярнарфьорда, пришли вести, что Сван весной поехал на рыбную ловлю, в море разразилась буря, их отнесло во фьорд Вейдилауса, и они там погибли. А рыбаки из Кальдбака говорили, что они видели, как Сван вошел внутрь горы Кальдбаксхорн и был там хорошо встречен, а другие оспаривали это, утверждая, что этого не было. Но достоверно было известно, что нигде его не нашли, ни живого, ни мертвого. Когда Халльгерд узнала об этом, ей стало очень жаль своего дядю.

Глум предложил Торарину поменяться землями. Торарин сказал, что не хочет.

– Но если я переживу тебя, то я хотел бы получить Вармалёк, – добавил он.

Глум рассказал об этом Халльгерд. Она ответила:

– Торарин вправе требовать этого от нас.




XV


Тьостольв избил как-то работника Хаскульда, и Хаскульд выгнал его из дому. Тьостольв взял своего коня и оружие и сказал Хаскульду:

– Я уезжаю от тебя и больше никогда не вернусь к тебе.

– Все будут этому только рады, – сказал Хаскульд.

Тьостольв поехал в Вармалёк. Халльгерд встретила его хорошо, да и Глум неплохо. Тьостольв рассказал Халльгерд, как ее отец выгнал его из дому, и попросил приютить его. Она ответила, что не может решить, пока не переговорит с Глумом.

– Хорошо ли вы ладите между собой? – спрашивает он.

– Очень хорошо, – отвечает она.

Затем она пошла поговорить с Глумом. Она обняла его шею руками и сказала:

– Исполнишь ли ты то, о чем я попрошу тебя?

– Исполню, если это будет совместимо с честью, – сказал он. – О чем же ты хочешь меня просить?

Она сказала:

– Тьостольва выгнали из дому, и я хочу, чтобы ты позволил ему жить у нас. Но я не стану перечить тебе, если ты этого не хочешь.

Глум сказал:

– Раз ты так послушна, то я позволяю. Но заранее предупреждаю, что если он сделает что-нибудь недоброе, то пусть немедля убирается прочь.

Она передала это Тьостольву. Он ответил:

– Ты молодец, как и следовало ожидать.

После этого Тьостольв стал там жить. Некоторое время он вел себя тихо, но вскоре стал снова задирать люден. Начались у него нелады со всеми, кроме Халльгерд, но она никогда не заступалась за него в его ссорах с другими. Торарин упрекнул как-то Глума в том, что тот пустил к себе Тьостольва, и сказал, что все это когда-нибудь плохо кончится, как это уже было в прошлом. Глум согласился с ним, но все оставил по-прежнему.




XVI


Однажды осенью, когда перегоняли стада с летних пастбищ, Глум недосчитался многих овец. Он сказал Тьостольву:

– Пойди на гору с моими работниками и посмотри, не найдешь ли там моих овец.

– Я не стану заниматься поисками скота, – ответил Тьостольв. – Уж одно то чего стоит, что мне придется таскаться вслед за твоими рабами. Поезжай ты, тогда и я поеду с тобой.

Началась перебранка. Халльгерд сидела подле дома. Погода стояла хорошая. Глум подошел к ней и сказал:

– Мы только что поссорились с Тьостольвом, мы не можем дольше оставаться под одной крышей.

И он рассказал, как все произошло. Халльгерд заступилась за Тьостольва, и они побранились. Глум слегка ударил ее рукой и сказал:

– Не хочу с тобой больше ссориться. – И он ушел.

Она очень любила Глума, но не выдержала и разрыдалась. Тогда Тьостольв подошел к ней и сказал:

– Дурно обошлись с тобой, но больше это не повторится.

– Пожалуйста, не мсти ему и не вмешивайся. Тебе нет дела до пашей ссоры.

Тьостольв ушел от нее усмехаясь.




XVII


Глум позвал людей ехать с ним, и Тьостольв собрался в путь вместе с Глумом. Они поехали вверх по долине Рейкьярдаль, мимо ущелья Баугагиль и дальше на юг, к горе Тверфелль, и там разделились: одних Глум послал к горе Сулуфьялль, где они нашли много овец, а других он послал на выгоны, принадлежавшие людям из Скоррадаля. Случилось так, что Глум и Тьостольв остались одни. Они пошли на юг от горы Тверфелль, нашли там одичалых овец и погнали их на север к горе, но овцы убежали от них в горы. Тогда они стали бранить друг друга, и Тьостольв сказал Глуму, что тот только и умеет, что возиться с Халльгерд. Глум сказал:

– Хочешь нажить врага, сделай человеку много добра. Мне ли слышать брань от тебя, холопа.

– Можешь убедиться в том, что я не холоп, – сказал Тьостольв, – потому что я не стану спасаться от тебя бегством.

Глум рассердился и замахнулся на него ножом, а тот отбил удар секирой, и нож вонзился в секиру на два пальца. Тьостольв тотчас же нанес секирой удар и попал ему в плечо. Ударом разбило лопатку и ключицу, и кровь излилась внутрь. Глум схватился тогда одной рукой за Тьостольва так крепко, что тот упал вместе с ним, но удержать его Глум не мог, так как тут же умер. Тьостольв снял с него золотое кольцо и прикрыл труп камнями. Затем он пошел в Вармалёк. Когда он пришел туда, Халльгерд была подле дома и увидела его окровавленный топор. Он бросил ей кольцо.

– Что случилось и почему твоя секира окровавлена? – спросила она.

– Не знаю, – сказал он, – понравится ли тебе новость. Глум убит.

– Это, наверно, ты убил его? – говорит она.

– Да, – говорит он.

Она засмеялась[11 - Она засмеялась… – чтобы не возбудить подозрений у Тьостольва и лучше осуществить месть.] и сказала:

– Ты, я вижу, малый не промах.

– Что ты посоветуешь мне на этот раз? – спросил он.

– Поезжай к моему дяде Хруту, – говорит она, – он позаботится о тебе.

– Не знаю, – говорит Тьостольв, – благоразумно ли это. Но я все же послушаюсь твоего совета.

Он взял своего коня и той же ночью уехал на запад, в Хрутсстадир. Он привязал коня за домом, подошел к двери и, сильно постучавшись, отошел к северу от дома. Хрут уже не спал. Он быстро вскочил, набросил на себя одежду, надел обувь и схватил меч. Плащом он обвязал себе левую руку до самого плеча. Когда он выходил, люди в доме проснулись. За домом он увидел рослого человека и узнал в нем Тьостольва. Хрут спросил, что случилось.

– Глум убит, – говорит Тьостольв.

– Чьих рук это дело? – спрашивает Хрут.

– Я убил его, – отвечает Тьостольв.

– Зачем же ты приехал сюда? – говорит Хрут.

– Халльгерд послала меня к тебе, – отвечает Тьостольв.

– Значит, она не хотела этого убийства, – сказал Хрут.

И он взмахнул мечом. Тьостольв увидел это и, немедля, взмахнул секирой. Хрут отскочил в сторону и левой рукой так ловко ударил по лезвию секиры, что секира выпала из рук Тьостольва. Затем Хрут ударил Тьостольва мечом по ноге выше колена, так, что почти отсек ему ногу, подскочил к нему и сильно толкнул его. Потом он ударил его мечом по голове и нанес ему смертельную рану. Тьостольв упал навзничь. Тогда вышли из дому домочадцы Хрута и увидели, что произошло. Хрут велел убрать труп Тьостольва и прикрыть его. Затем Хрут поехал к Хаскульду и рассказал ему об убийстве Глума и Тьостольва. Тот опечалился по поводу гибели Глума и поблагодарил за убийство Тьостольва.

Вскоре после этого Торарин Брат Раги узнал об убийстве своего брата Глума. Он поехал с одиннадцатью спутниками на запад, в Хаскульдсстадир. Хаскульд встретил его с распростертыми объятиями и оставил его ночевать. Хаскульд тут же послал сказать Хруту, чтобы тот приехал. Хрут тотчас приехал. На другой день они долго обсуждали убийство Глума.

Торарин сказал:

– Не хочешь ли ты возместить мне как-нибудь смерть брата?

Хаскульд ответил:

– Не я убил твоего брата, и дочь моя не виновна в этом убийстве, а Хрут, как только узнал о нем, убил Тьостольва.

Торарин ничего не сказал в ответ. Казалось, переговоры принимают дурной оборот.

Тогда Хрут сказал:

– Окажем ему честь. Он действительно понес большую потерю, и нам будет вменено в заслугу, если мы одарим его. Тогда он останется нашим другом на всю жизнь.

Так они и сделали. Оба брата сделали ему подарки, и он вернулся к себе, на юг. Весной он обменялся с Халльгерд дворами, и она поехала на юг, в Лаугарнес, а он – в Вармалёк. И больше о Торарине не будет говориться в этой саге.




XVIII


Теперь надо рассказать о том, что Мард Скрипица заболел и умер. Это показалось всем большой потерей. Все наследство перешло к его дочери Унн. Она еще не была вторично замужем. Унн любила жить на широкую ногу и не заботилась о своем хозяйстве. Вскоре она растратила все свое добро, так что у нее ничего не осталось, кроме земли и драгоценностей.




XIX


Жил человек по имени Гуннар. Он был родичем Уин. Его мать звали Раннвейг. Она была дочерью Сигфуса, сына Сигвата Рыжего, который был убит у переправы Сандхоль. Отца Гуннара звали Хамунд. Он был сын Гуннара, по имени которого назван двор Гуннарсхольт, и внук Бауга. Мать Хамунда звали Хравнхильд, она была дочерью Сторольва и внучкой Лосося. Сторольв был брат Хравна Законоговорителя. Сын Сторольва был Орм Могучий.

Гуннар, сын Хамунда, жил в Хлидаренди на гряде Фльотсхлид. Это был человек рослый, сильный и очень искусный в бою. Он рубил мечом обеими руками и в то же время метал копья, если хотел. Он так быстро взмахивал мечом, что казалось, будто в воздухе три меча. Не было равных ему в стрельбе из лука, он всегда попадал без промаха в цель. Он мог подпрыгнуть в полном вооружении больше чем на высоту своего роста и прыгал назад не хуже, чем вперед. Он плавал как тюлень. Не было такой игры, в которой кто-либо мог состязаться с ним. О нем говорили, что ловкостью он превосходит всех. Он был хорош собой. Лицо у него было белое, нос прямой, но слегка вздернутый, глаза голубые и зоркие, щеки румяные, волосы густые и красивого цвета. Он прекрасно знал правила обхождения, был вынослив, щедр и сдержан, верен в дружбе и строг в выборе друзей. Много у него было всякого добра.

Одного из его братьев звали Кольскегг. Это был человек рослый и сильный, великодушный и бесстрашный. Другого брата Гуннара звали Хьярт. Он был еще ребенком. Братом Гуннара, рожденным вне брака, был Орм Лесная Опушка, но о нем не будет речи в этой саге. У Гуннара была сестра по имени Арнгуд. Она была замужем за Хроаром, годи из Тунги, сыном Уни Нерожденного и внуком Гардара, открывшего Исландию. У Арнгуд был сын Хамунд Хромой, двор которого назывался Хамундарстадир.




XX


Жил человек по имени Ньяль. Его отцом был Торгейр Голыше, сын Торольва. Мать Ньяля звали Асгерд. Она была дочь херсира Аскеля Немого. Она приехала в Исландию и поселилась к востоку от реки Маркарфльот, менаду Альдустейном и Сельяландсмули. У нее был еще сын, по имени Торир из Хольти. Он был отец Торлейва Ворона, от которого происходят люди из Скогара, Торгрима Рослого и Скораргейра.

Ньяль жил в Бергторсхвале, в Ландейяр. Другой его двор назывался Торольвсфелль. Ньяль был богат и хорош собой, но у него не было бороды. Он был такой знаток законов, что не было ему равных. Он был мудр и прозорлив и всегда давал хорошие советы. Он был доброжелателен, обходителен и великодушен и никому не отказывал в помощи, кто бы ни обращался к нему.

Его жену звали Бергтора. Она была дочь Скарпхедина. Бергтора была очень домовитая и достойная женщина, но немного суровая. У них с Ньялем было шесть детей – три дочери и три сына, и о всех них будет речь позднее в этой саге.




XXI


Теперь надо рассказать о том, что, когда Унн растратила все свое добро, она поехала в Хлидаренди к Гуннару. Тот принял хорошо свою родственницу, и она осталась там ночевать. На другой день они сидели вдвоем и разговаривали. Они долго говорили о разных вещах, пока Унн не сказала ему, что нуждается в деньгах.

– Это плохо, – сказал Гуннар.

– Что же ты посоветуешь мне делать? – спросила она.

Он ответил:

– Возьми, сколько тебе нужно, из денег, которые мне должны люди.

– Я не хочу тратить твои деньги, – говорит она.

– Чего же ты в таком случае хочешь? – говорит он.

– Я хочу, чтобы ты получил мое добро от Хрута, – говорит она.

– Это дело безнадежное, – говорит он, – раз твой отец не мог получить его. Ведь он был большой знаток законов, я же в них мало разбираюсь.

Она ответила:

– Хрут добился своего силой, а не законом. Отец мой был стар, п люди отсоветовали ему биться с Хрутом. У меня больше нет никого, кто мог бы заступиться за меня в этом деле, кроме тебя.

– Я бы взялся за это дело, – сказал он, – но не знаю, как подступиться к нему.

Она ответила:

– Поезжай в Бергторсхваль, к Ньялю. Уж он-то придумает что-нибудь. Ведь он тебе большой друг.

– Что ж, – говорит Гунпар, – он, верно, не откажет в хорошем совете, как не отказывал многим другим.

Разговор их кончился тем, что Гуннар взялся вести тяжбу, а ей дал денег, сколько ей было нужно, и она поехала домой. Гуннар же вскоре поехал к Ньялю. Тот принял его хорошо, и они стали разговаривать. Гуннар сказал:

– Я приехал к тебе за добрым советом.

Ньяль ответил:

– Мой совет всегда к услугам многих моих друзей, но для тебя я особенно постараюсь.

Гуннар сказал:

– Я хочу сказать тебе, что взялся вести дело Унн против Хрута.

– Это трудное дело, – говорит Ньяль, – и оно может плохо кончиться. Все же я дам тебе совет, который мне кажется наилучшим. Все кончится благополучно, если ты во всем будешь следовать моему совету. Но если ты отступишь от него, то твоя жизнь подвергнется опасности.

– Ни в чем не отступлю от него, – говорит Гуннар.

Помолчав немного, Ньяль сказал:

– Я обдумал дело. Вот мой совет:




XXII


– Ты поедешь из дому с двумя спутниками. На тебе должен быть плащ, а под ним шерстяная одежда в коричневых полосах. Под этой одеждой должна быть скрыта твоя хорошая одежда. В руке у тебя пусть будет топор. Вам нужно взять в дорогу по два копя – одного доброго и другого тощего. Захвати с собой также кузнечный товар. Выезжайте в дорогу рано утром, и как только вы переедете через реку Хвиту на запад, закрой себе плащом лицо. Люди будут любопытствовать, кто этот рослый человек, и пусть спутники твои говорят, что это Хедин Торговый из Эйяфьорда и что он везет с собой кузнечный товар. Человек он злобный, пустобрех и всезнайка. Он часто нарушает уговор и набрасывается на людей, если они делают что-нибудь не по его желанию. Ты должен поехать на Боргарфьорд, повсюду предлагать там свой кузнечный товар, торговаться и часто нарушать уговор. Тогда пойдет слух, что Хедин Торговый – человек очень плохой, и это будет недалеко от истины. Ты поедешь сначала в долину Нордрардаль, затем на Хрутафьорд и в долину Лаксдаль и, наконец, приедешь в Хаскульдсстадир. Там остановись и сиди всю ночь у дверей, низко опустив голову. Хаскульд, конечно, предупредит всех своих, чтобы никто не имел дела с Хедином Торговым и что он человек плохой. Утром ты поедешь оттуда на соседний двор. Там предложи свой товар, и пусть сверху у тебя лежат самые худшие вещи, но ты отрицай их недостатки. Хозяин, конечно, станет разглядывать товар и найдет в нем недостатки, но ты вырывай у него товар из рук и бранись. Хозяин скажет, что ничего другого нельзя было и ждать от тебя. Тогда ты набросишься на него, хоть это и не в твоих привычках, но смотри, умерь свою силу, чтобы тебя не узнали. Тогда пошлют кого-нибудь в Хрутсстадир сказать Хруту, что надо как-нибудь развести вас. Он тотчас пошлет за тобой, и ты должен немедля поехать к нему. Тебе отведут место на скамье против почетного сиденья, на котором будет сидеть Хрут. Ты поздоровайся с ним, и он приветливо примет тебя. Он спросит, не с севера ли ты, и ты отвечай, что ты с Эйяфьорда. Он спросит, много ли там знатных людей. «Много там подлости», – скажешь ты. «Знаешь ли ты людей из долины Рейкьярдаль?» – спросит он. «Мне знакома вся Исландия», – скажешь ты. «Есть ли в Рейкьярдале доблестные люди?» – спросит он. «Воры там все и злодеи», – скажешь ты. Тогда Хруту покажется это забавным, и он рассмеется. Вы заговорите о людях с восточных фьордов, и ты должен всех бранить. Наконец зайдет у вас разговор о людях с равнины Рангарвеллир. Скажи, что там никого не осталось с тех пор, как умер Мард Скрипица. Хрут спросит, почему ты думаешь, что после Марда Скрипицы там никого не осталось. На это ты ответишь, что он был так мудр и так искусно вел тяжбы, что его доброе имя ни разу не пострадало. Хрут спросит, известно ли тебе что-либо о том, какое у него с ним было дело. «Известно мне, скажешь, что он лишил тебя жены и ты остался ни при чем». Тогда Хрут ответит: «Разве ты не считаешь уроном для него, что он не добился добра, из-за которого затевал тяжбу?» – «На это я могу хорошо возразить тебе, – скажешь ты. – Ты вызвал его на поединок, а он был стар, и друзья отсоветовали ему биться с тобой, тем дело и кончилось». – «Вызвать-то я его вызвал, – скажет Хрут, – и глупым людям это показалось законным. Но ведь он мог бы возобновить тяжбу на другом тинге, если б у него хватило духу». – «Знаю я это», – скажешь ты. Тогда он спросит тебя: «Разве ты понимаешь что-нибудь в законах?» – «Там у нас, на севере, я слыл знатоком, – скажешь ты, – но все же расскажи мне, как нужно возобновлять тяжбу». Хрут спросит, какую тяжбу ты имеешь в виду. «Ту тяжбу, – скажешь ты, – до которой мне дела нет, тяжбу Унн о ее приданом». – «Нужно вызвать меня на суд так, чтобы я слышал, или в моем доме», – скажет Хрут. «Ну-ка, вызови, – скажешь ты, – а я повторю за тобой». Тогда Хрут начнет говорить вызов, а ты слушай внимательно, как он говорит. Затем Хрут скажет, чтобы ты повторил вызов. Ты начнешь повторять, но неправильно, так, чтобы из двух слов едва одно было на месте. Тогда Хрут станет смеяться и не заподозрит тебя ни в чем. Он скажет, что мало было в твоем вызове правильного. Ты свалишь все на своих спутников, скажешь, что они сбили тебя. Затем попроси Хрута, чтобы он начал все сначала и позволил тебе повторять за ним каждое слово. Он позволит тебе и снова начнет вызывать на суд. На этот раз ты должен повторить за ним вызов правильно. Затем спроси Хрута, правильно ли ты говорил вызов. Он ответит, что все равно это ни к чему. Тогда заяви громко, чтобы слышали твои спутники: «Я вызываю тебя на суд по поручению Унн, дочери Марда». А когда люди заснут, возьмите тихо сбрую и выходите из дому. Седла вы понесете на выгон, к добрым коням, я уезжайте на этих конях, а тощих оставьте. Поедете вы сперва в горы, за пастбища, и пробудете там три ночи – сколько примерно вас будут искать. Затем ты поедешь домой, на юг, и будешь ехать только ночами, а днем отлеживаться. А на тинг мы с тобой поедем вместе, и я поддержу тебя в тяжбе.

Гуннар поблагодарил его и поехал домой.




XXIII


Две ночи спустя Гуннар выехал с двумя спутниками из дому. Спустя некоторое время они приехали на равнину Бласкогахейд. Там им попались навстречу верховые, спросившие, кто тот рослый человек, лица которого не видно. Спутники его ответили, что это Хедин Торговый. Тогда те сказали, что худшей встречи у них, наверно, не будет, раз они встретились с ним, а Хедин сделал вид, будто собирается наброситься на них, и они поехали своей дорогой.

Гуннар сделал все, как ему было сказано. Он остался в Хаскульдсстадире на ночь, а оттуда спустился по долине до ближайшего к Хрутсстадиру двора. Там он стал предлагать свой кузнечный товар и продал три вещи. Хозяин нашел изъяны в товарах и обвинил его в обмане. Хедин сразу же набросился на хозяина. Об этом сказали Хруту, и он послал за Хедином. Тот сразу поехал к Хруту, и его там хорошо встретили. Хрут отвел ему место напротив себя. Разговор у них пошел примерно так, как предвидел Ньяль. Затем Хрут сказал ему, как надо возобновить тяжбу, и произнес вызов на суд, а тот повторил за ним, по неправильно. Хрут усмехнулся и ничего дурного не заподозрил. Тогда тот попросил Хрута произнести вызов еще раз. Хрут согласился. На этот раз Хедин говорил правильно и призвал своих спутников в свидетели того, что он вызвал Хрута на суд по поручению Унн, дочери Марда. Вечером они ушли спать, как и все остальные, но как только Хрут уснул, они взяли свою одежду н оружие, вышли из дому и направились к своим лошадям. Они переправились через речку, поехали по тому ее берегу, на котором стоит Хьярдархольт, доехали до конца долины и остановились в горах, возле перевала Хаукадальсскард. Найти их там можно было, только подъехав к ним вплотную.

Хаскульд проснулся этой ночью в Хаскульдсстадире еще до полуночи и разбудил своих домочадцев.

– Я хочу рассказать вам мой сон, – сказал он. – Мне снилось, будто медведь вышел из дому, такой большой, что другого такого нет. За ним послушно бежали два пса. Медведь направился в Хрутсстадир и вошел в дом. Тут я проснулся. Я хочу спросить вас теперь, не заметили ли вы чего-нибудь в том высоком человеке, который приходил сюда.

Один из его людей сказал:

– Я заметил внутри его рукава золотую оторочку и красную ткань. А на правой руке у него было золотое запястье.

Хаскульд сказал:

– Это дух-двойник Гуннара из Хлидаренди. Только теперь я сообразил это. Надо поехать в Хрутсстадир.

Так они и сделали. Хрут лежал еще в своей спальной каморке и спросил, кто приехал. Хаскульд назвал себя и спросил, не гостит ли кто в доме из чужих. Тот отвечает:

– Хедин Торговый здесь.

Хаскульд говорит:

– Нет, это кто-нибудь повыше. Это, наверно, Гуннар из Хлидаренди.

– В таком случае ему удалось провести меня, – говорит Хрут.

– Что же произошло? – спрашивает Хаскульд.

– Я научил его, как возобновить тяжбу Унн, и я сам вызвал себя на суд, а он повторял вслед за мной. Теперь он воспользуется этим, чтобы начать тяжбу, и это будет его право.

– Тебя обвели вокруг пальца, – говорит Хаскульд. – Наверно, Гуннар не сам придумал все это. Должно быть, это придумал Ньяль, потому что нет ему равных по уму.

Стали они искать Хедина, но того уж и след простыл. Тогда они собрали людей, три дня разыскивали его, но не нашли. Гуннар поехал на юг, в долину Хаукадаль и дальше на восток через перевал, а затем на север, к Хольтавардухейду, и, наконец, вернулся домой.




XXIV


Гуннар поехал на альтинг. Хрут и Хаскульд также поехали на тинг и взяли с собой много народу. Гуннар начал тяжбу на тинге и назначил соседей,[12 - Эти соседи выносили решение, виновен ли ответчик в том, в чем его обвиняют, или нет.] которые должны были вынести решение. Хрут и его люди хотели было силой помешать ему, но не решились. Затем Гуннар обратился к суду людей с Брейдафьорда и предложил Хруту выслушать его присягу в том, что он будет честно вести дело, а также выслушать его иск и все доказательства. Затем он принес присягу, изложил свой иск и попросил свидетелей подтвердить, что вызов на суд был произведен правильно. Ньяля при этом не было. Наконец Гуннар предложил ответчику защищаться. Хрут назвал своих свидетелей и объявил тяжбу несостоятельной.

– Гуннар, – сказал он, – упустил три свидетельства, которые должны были быть выслушаны на суде: первое – об объявлении у супружеского ложа, второе – об объявлении у дверей дома и третье – об объявлении на Скале закона.

В это время появился на суде Ньяль и сказал, что может еще спасти дело, если обе стороны хотят, чтобы тяжба продолжалась.

– Я не хочу этого, – сказал Гуннар. – Я намерен предложить Хруту то же самое, что он предложил моему родичу Марду. Достаточно ли близко оба брата, Хрут и Хаскульд, чтобы слышать меня?

– Мы слышим тебя, – сказал Хрут, – чего ты хочешь?

Гуннар сказал:

– Пусть присутствующие здесь будут свидетелями, что я вызываю тебя, Хрут, биться со мной на поединке сегодня, на острове, что неподалеку здесь, на реке Эксаре. А если ты не хочешь биться со мной, ты должен сегодня же заплатить сполна все деньги.

Затем Гуннар ушел с суда со всеми своими спутниками. Хаскульд с Хрутом также ушли к себе, и больше не было ни обвинения, ни защиты по этому делу.

Войдя к себе в палатку, Хрут сказал:

– Никогда еще не бывало со мной, чтобы я уклонялся от поединка, на который меня вызвали.

– Ты, видимо, намерен принять вызов, – сказал Хаскульд, – но послушайся моего совета и но делай этого, потому что если ты будешь биться с Гуннаром, то тебе придется не лучше, чем пришлось бы Марду, если бы он стал биться с тобой. Лучше нам выплатить вдвоем Гуннару все деньги.

Затем они спросили своих бондов, какую долю они согласны внести. Они ответили, что внесут столько, сколько Хрут захочет.

– Пойдем тогда к палатке Гуннара, – сказал Хаскульд, – и выплатим ему деньги.

Гуннару сказали, что они пришли. Он вышел и стал в дверях палатки. Хаскульд сказал:

– Принимай деньги.

Гуннар сказал:

– Выкладывайте. Я готов принять их.

Они выплатили ему все деньги сполна. Тогда Хаскульд сказал:

– Пусть от этих денег будет тебе так же мало проку, как мало ты заслужил их.

– Будет от них прок, – сказал Гуннар, – потому что иск был справедливый.

Хрут ответил:

– Придется тебе еще поплатиться за них.

– Будь что будет, – ответил Гуннар.

Хрут с Хаскульдом ушли к себе в палатку. Хаскульд был очень возмущен.

– Неужели, – сказал он, – Гуннар никогда не поплатится за эту проделку?

– Он, конечно, поплатится за нее, – сказал Хрут, – но для нас с тобой это не будет ни местью, ни славой. Всего вероятнее, что он еще подружится с нашей родней.

На этом их разговор кончился.

Гуннар показал Ньялю деньги.

– Повезло, – сказал тот.

– Все благодаря твоей помощи, – сказал Гуннар.

Люди разъехались с тинга домой, и Гуннару эта тяжба принесла большую славу. Он отдал Унн все деньги и ничего не захотел оставить себе, сказав лишь, что она и ее родичи будут, по его мнению, отныне обязаны ему больше, чем кому-либо другому. Она сказала, что это действительно так.




XXV


Жил человек по имени Вальгард. Он жил в Хове, у роки Ранги. Он был сын годи Ярунда, внук Хравпа Глупого, правнук Вальгарда, праправнук Эвара, а Эвар был сыном Вемунда Речистого, внуком Торольва Носатого из Вагара, правнуком Транда Старого, праправнуком Харальда Боезуба и прапраправнуком Хререка Метательного Кольца. Мать Харальда Боезуба[13 - Харальд Боезуб – легендарный датский конунг начала VIII века(?).] была Ауд, дочь Ивара Приобретателя и внучка Хальвдана Храброго. Вальгард, по прозванию Серый, был братом Ульва Аургоди, от которого произошли люди из Одди. Ульв Аургоди был отцом Сварта, дедом Лодмунда, прадедом Сигфуса и прапрадедом Семунда Мудрого.[14 - Семунд Мудрый – исландский ученый (1054–1133), которому раньше приписывалась «Старшая Эдда».] От Вальгарда же произошел Кольбейн Младший.[15 - Кольбейн Младший – исландский хавдинг XIII века.]

Братья, Ульв Аургоди и Вальгард Серый, поехали сватать Унн, и она вышла замуж за Вальгарда, не посоветовавшись ни с кем из своих родичей. Этот брак не понравился Гуннару и Ньялю, а также многим другим, потому что Вальгард был человек коварный, и его не любили. У них с Унн родился сын по имени Мард. О нем будет часто говориться в этой саге. Когда он вырос, он стал злобиться на своих родичей и больше всего на Гуннара. Он был человек хитрый и злобный.

Теперь надо назвать сыновей Ньяля. Старшего из них звали Скарпхедин. Это был человек рослый, сильный и искусный в бою. Плавал он как тюлень, и не было ему равных в беге. Он был решителен, бесстрашен и остер на язык, но обычно сдержан. Волосы у него были русые и курчавые, глаза зоркие, лицо бледное, черты лица резкие, нос с горбинкой, подбородок, выдающийся вперед, и несколько некрасивый рот. Выглядел он как настоящий воин.

Другого сына Ньяля звали Грим. Он был хорош собой. Волосы у него были густые и темные. Он был красивее Скарпхедина и тоже рослый и сильный. Третьего сына Ньяля звали Хельги. Он тоже был хорош собой. Волосы у него были густые. Это был сильный юноша, искусный в бою, умный и хорошо владевший собой. Все сыновья Ньяля были еще не женаты. Четвертый сын Ньяля звался Хаскульд. Это был внебрачный сын Ньяля. Его мать звали Хродню. Она была дочь Хаскульда и сестра Ингьяльда из Кельдура.

Ньяль спросил Скарпхедина, хочет ли он жениться. Тот попросил отца распорядиться этим. Ньяль сосватал ему тогда Торхильд, дочь Хравна из Торольвсфелля, где у него был потом второй двор. Скарпхедин женился на Торхильд, но остался жить с отцом. Гриму Ньяль сосватал Астрид из Дьюпарбакки. Она была вдова и очень богата. Он женился на ней и также остался жить с Ньялем.




XXVI


Жил человек по имени Асгрим. Он был сын Эллиди-Грима, внук Асгрима, правнук Андотта Вороны. Мать его звали Йорунн. Она была дочь Тейта и внучка Кетильбьярна Старого из Мосфелля. Мать Тейта была Хельга, дочь Торда Бороды, внучка Храппа и правнучка Бьярна Воловьей Ноги. Мать Йорунн была Алов, дочь херсира Бадвара, внучка Кари. Брата Асгрима, сына Эллиди-Грима, звали Сигфус. Его дочь Торгерд была мать Сигфуса, отца Семунда Мудрого. Гаук, сын Трандиля, был побратимом Асгрима. Он был человек очень храбрый и во всем искусный. Они с Асгримом плохо ладили, так что, в конце концов Асгрим убил Гаука. У Асгрима было два сына, и обоих звали Торхалль. Они оба подавали большие надежды. У Асгрима был еще один сын, Грим, и дочь Торхалла. Она была очень красивая, благовоспитанная и добродетельная девушка.

Ньяль завел как-то разговор со своим сыном Хельги. Он сказал:

– Я нашел тебе невесту, сын, если ты послушаешься моего совета.

– Конечно, послушаюсь, – сказал тот, – ведь я знаю, что ты желаешь мне добра, а также что ты хорошо разбираешься в любом деле. Кого же ты выбрал?

– Будем сватать дочь Асгрима, сына Эллиди-Грима, это лучшая невеста в округе.




XXVII


Немного спустя поехали они сватать невесту. Они переехали через реку Тьорсу и поехали дальше, пока не прибыли в Тунгу. Асгрим был дома. Он принял их хорошо и оставил у себя ночевать. На другой день они приступили к разговору. Ньяль попросил выдать Торхаллу за своего сына Хельги. Асгрим ответил согласием, сказав, что нет таких людей, с которыми он охотнее заключил бы эту сделку, чем с ними. После обсуждения всех подробностей Асгрим обручил Хельги с девушкой, и был назначен день свадьбы. Гуннар был на свадебном пиру, и многие другие знатные люди. После свадьбы Ньяль предложил взять на воспитание Торхалля, одного из сыновей Асгрима. Торхалль поехал к нему и долго жил у него. Он полюбил Ньяля больше родного отца. Ньяль познакомил его с законами, так что он стал одним из лучших знатоков законов в Исландии.




XXVIII


В залив Арнарбелисос вошел корабль. Владельцем корабля был Халльвард Белый из Вика. Он остановился в Хлидаренди и провел у Гуннара всю зиму. Он стал уговаривать Гуннара поехать за море. Гуннар больше отмалчивался, хотя был не против поездки. А весной он поехал в Бергторсхваль и спросил Ньяля, посоветует ли тот ему поехать за море.

– Мне кажется, что тебе стоит поехать, – говорит Ньяль, – тебя, конечно, повсюду ждет удача.

– Не позаботишься ли ты о моем добре, пока меня здесь не будет? – говорит Гуннар. – Я хочу, чтобы Кольскегг поехал со мной, а ты присмотрел бы за моим хозяйством вместе с моей матерью.

– За этим дело не станет, – говорит Ньяль, – я исполню все, что ты просишь.

– Спасибо, – говорит Гуннар.

После этого он поехал домой. Норвежец вновь завел с ним речь о поездке за море. Гуннар спросил его, случалось ли ему бывать в других странах. Тот ответил, что бывал во всех странах между Норвегией и Гардарики.[16 - Гардарики – Русь.]

– Я плавал также в Бьярмаланд, – добавил он.

– Поплывешь ли со мной в восточные земли? – спрашивает Гуннар.

– Конечно, поплыву, – отвечает тот.

И Гуннар отправился с ним в плавание, а Ньяль взял хозяйство Гуннара на свое попечение.




XXIX


Гуннар уехал из Исландии вместе со своим братом Кольскеггом. Они приплыли в Тунсберг и пробыли там всю зиму. В Норвегии в это время произошла смена правителей. Харальд Серый Плащ и Гуннхильд умерли. Страной стал править ярл Хакон, сын Сигурда, внук Хакона, правнук Грьотгарда. Мать Хакона звалась Бергльот. Она была дочь ярла Торира и Алов Красы Года, дочери Харальда Прекрасноволосого. Халльвард спросил Гуннара, хочет ли он посетить ярла Хакона.

– Нет, не хочу, – ответил Гуннар. – У тебя есть боевые корабли? – спросил он потом.

– У меня их два, – ответил тот.

– Тогда я хотел бы, чтобы мы отправились в викингский поход, – сказал Гуннар, – и набрали людей для этого.

– Согласен, – ответил Халльвард.

Затем они поехали в Вик, взяли оба корабля и снарядились в путь. Набрать людей им было легко, потому что о Гуннаре шла добрая слава.

– Куда ты направишь путь? – спрашивает Гуннар.

– На остров Хисинг к моему родичу Альвиру.

– Зачем он тебе? – говорит Гуннар.

– Он хороший человек, – отвечает Халльвард, – он даст нам подмогу для похода.

– Тогда поедем к нему вдвоем, – говорит Гуннар.

Как только они снарядились в путь, они поехали на остров Хисинг, и их там хорошо приняли. Совсем недолго пробыл там Гуннар, как успел очень понравиться Альвиру. Альвир спросил, куда он собирается. Халльвард сказал, что Гуннар собирается в поход, чтобы добыть себе богатство.

– Это безрассудная затея, – сказал Альвир, – у вас недостаточно людей.

– Ты можешь дать нам подмогу, – говорит Халльвард.

– Я дам подмогу Гуннару, – говорит Альвир. – Хоть ты и приходишься мне родичем, я верю в него больше, чем в тебя.

– Что же ты дашь нам в подмогу? – спрашивает Халльвард.

– Два боевых корабля, один с двадцатью, другой с тридцатью скамьями для гребцов.

– А кто будет на этих кораблях? – спрашивает Халльвард.

– На один я посажу своих домочадцев, на другой – бондов. Но я слышал, что на реке неспокойно, и не знаю, сумеете ли вы выбраться в море.

– Кто же это там пошаливает? – спрашивает Халльвард.

– Два брата, – говорит Альвир, – одного зовут Вандиль, а другого – Карл, они сыновья Снеульва Старого из Гаутланда.

Халльвард рассказал Гуннару, что Альвир дал им два корабля. Гуннар обрадовался этому. Они стали готовиться к отъезду и, наконец, снарядились в' путь. Они прошли к Альвиру и поблагодарили его, а тот посоветовал им поостеречься братьев.




XXX


Гуннар выплывал на своих кораблях из реки Гаутельв. Они с Кольскеггом были на одном корабле, а Халльвард – на другом. И вот они увидели впереди корабли. Гуннар сказал:

– Нам надо приготовиться на случай, если они нападут на нас, если же они не нападут на нас, то мы их не будем трогать.

Они так и сделали: приготовились на своих кораблях к бою. Те же отвели корабли в стороны, оставив проход посредине, и Гуннар поплыл вперед между кораблей. Тогда Вандиль схватил крюк, бросил его на корабль Гуннара и тотчас же притянул корабль к себе. У Гуннара был хороший меч, подарок Альвира. Он обнажил свой меч – шлема он не надел, – и, не медля, вскочил на нос корабля Вандиля, и тотчас же зарубил одного из противников насмерть.

Карл подошел на своем корабле с другой стороны и метнул копье поперек корабля, метясь прямо в Гуннара. Но Гуннар увидел летевшее в него копье, мигом увернулся и, схватив его левой рукой, метнул обратно на корабль Карла, и оно сразило человека, стоявшего впереди. Кольскегг схватил якорь и закинул его на корабль Карла. Зубец якоря угодил в борт и пробил его. В пробоину хлынула черная, как уголь, вода, и все люди стали прыгать с этого корабля на другие.

Гуннар вскочил обратно на свой корабль. Тут подоспел на своем корабле Халльвард, и завязалась жестокая битва. Люди увидели, что их предводитель бесстрашен, и каждый старался изо всех сил. Гуннар попеременно метал копья и рубил мечом, и многие погибли от его руки. Кольскегг хорошо помогал ему. Карл вскочил на корабль к своему брату Вандилю, и с этого корабля они сражались весь день. Днем Кольскегг дал себе передышку на корабле Гуннара. Увидев это, Гуннар сказал ему:

– Ты обошелся сегодня с другими лучше, чем с самим собой: благодаря тебе они больше никогда не будут испытывать жажды.

Тогда Кольскегг взял ковш, полный меда, выпил его и снова стал сражаться. Наконец оба брата вскочили на корабль, где были Вандиль с братом, и Кольскегг стал наступать вдоль одного борта, а Гуннар – вдоль другого. Навстречу Гуннару встал Вандиль. Он, не медля, нанес удар мечом, и удар пришелся в щит. Гуннар быстро отвел щит с застрявшим в нем мечом в сторону, и меч сломался под рукоятью. Тогда Гуннар нанес ответный удар, и казалось, что не один, а три меча в воздухе, и Вандиль увидел, что ему нет спасения. Гуннар отрубил ему обе ноги. Между тем Кольскегг пронзил Карла копьем. Они взяли там богатую добычу.

Оттуда они направились на юг, к Дании, а затем на восток, в Смаланд, и всюду одерживали победы. Осенью они не вернулись. На другое лето они поплыли в Равали[17 - Равали – Ревель, теперь Таллин.] и встретили там викингов. Они, не медля, вступили с ними в битву и одержали победу. Затем они поплыли на восток, к острову Эйсюсла,[18 - Остров Эйсюсла – остров Сарема у побережья Эстонии.] и стали там на время у какого-то мыса. Они увидели человека, спускавшегося с берега. Гуннар сошел к нему на берег, и они поговорили между собой. Гуннар спросил, как его зовут, и тот назвался Тови. Гуннар спросил, чего он хочет.

– Ищу тебя, – ответил тот. – Тут, за мысом, стоят боевые корабли, и я хочу рассказать тебе, чьи они. Это корабли двух братьев. Одного из них зовут Халльгрим, а другого Кольскегг. Они оба лихие воины, и у них очень хорошее оружие. У Халльгрима есть копье с широким наконечником, которое ему заколдовали: никакое оружие, кроме этого копья, не может его убить. Есть у этого копья еще одно свойство: если ему предстоит нанести смертельный удар, оно издает тонкий звон. Такая в нем чудодейственная сила. А у Кольскегга есть меч, лучше которого не сыскать. Войска у них в полтора раза больше, чем у вас. У них много добра, и оно спрятано на берегу, но я точно знаю, где оно спрятано. Они выслали вперед дозорный корабль и всё о вас знают. Они теперь готовятся к бою и собираются напасть на вас, как только изготовятся. Вам остается теперь одно из двух: либо немедленно уходить прочь, либо как можно скорее приготовиться к бою, а если вы одержите победу, то я покажу вам, где спрятано их добро.

Гуннар дал ему золотое кольцо и, вернувшись к своим, сказал им, что по ту сторону мыса стоят боевые корабли.

– Они знают всё про нас, – добавил он. – Возьмемся же за оружие и хорошенько приготовимся к бою, потому что здесь можно взять большую добычу.

Затем они стали готовиться к бою, и когда они уже изготовились, то увидели, что к ним приближаются корабли. Завязалась битва. Они сражались долго, и немало пало в этом бою. Гуннар сразил многих воинов. Халльгрим с братом вскочили на корабль к Гуннару. Гуннар быстро повернулся к ним. Халльгрим замахнулся на него своим копьем. Там лежала балка поперек судна, и Гуннар отскочил за нее, но его щит оставался передней. Халльгрим пронзил щит и всадил свое копье в балку, Гуннар нанес ему удар по руке и раздробил кость, но меч не врезался в руку. Копье выпало у Халльгрима из рук. Гуннар поднял его и убил Халльгрима наповал. С тех пор он не расставался с этим копьем.

Тезки же продолжали сражаться, и было неясно, кто возьмет верх. Тут подошел Гуннар и нанес Кольскеггу смертельный удар. Викинги запросили пощады, и Гуннар уважил их просьбу. После этого он распорядился осмотреть убитых и снять с них то добро, которое на них было, а тем, кого он пощадил, он дал одежду и доспехи и отпустил на родину. Они уплыли, а Гуннар взял себе все оставшееся после них богатство. После сражения к Гуннару явился Тови и вызвался провести его к месту, где викинги спрятали свое добро, добавив, что там будет побольше и получше того, что досталось им в бою. Гуннар согласился. Он сошел с Тови на берег и направился следом за Тови в лес. Они пришли к месту, где была навалена куча деревьев. Тови сказал, что клад под кучей. Они растащили деревья и нашли под ними золото и серебро, а также одежду и хорошее оружие. Они перенесли все это добро на корабль. Гуннар спросил у Тови, чего он хочет в награду.

– Я датчанин, – ответил Тови, – и хотел бы, чтобы ты доставил меня к моим родичам.

Гуннар спросил, как он попал в восточные земли.

– Викинги взяли меня в плен, – ответил Тови, – и высадили здесь на берег, на Эйсюсле, и с тех пор я здесь.




XXXI


Гуннар взял его с собой.

– А теперь направимся в северные земли, – сказал он Кольскеггу и Халльварду.

Те охотно согласились и сказали, что пусть он распоряжается. Гуннар отплыл, увозя с собой большое богатство. У него было теперь десять кораблей. Он поплыл в Данию, в Хейдабёр. Конунг Харальд, сын Горма, правил тогда Данией. Ему сказали, что Гуннару нет равных во всей Исландии. Конунг послал к нему своих людей и пригласил к себе. Гуннар не замедлил поехать к нему. Конунг принял его хорошо и посадил рядом с собой. Там оставался Гуннар полмесяца. Конунг забавлялся тем, что заставлял Гуннара состязаться в играх с его людьми, и не нашлось таких, которые могли бы сравниться с ним. Конунг сказал Гуннару.

– Я полагаю, что вряд ли сыщется другой, равный тебе. Конунг предложил Гуннару жениться и обещал ему большие почести, если бы он захотел остаться там. Гуннар поблагодарил конунга за предложение и сказал:

– Я хотел бы сперва поехать в Исландию, чтобы повидаться с друзьями и родичами.

– Тогда ты не вернешься к нам больше, – говорит конунг.

– Это уж как судьбе будет угодно, государь, – говорит Гуннар.

Гуннар подарил конунгу хороший боевой корабль и много другого добра, а конунг подарил ему одежду со своего плеча, расшитые золотом рукавицы, повязку на лоб с золотой тесьмой и русскую шапку. Гуннар поехал на север, в Хисинг. Альвир встретил его с распростертыми объятиями. Гуннар вернул Альвиру его корабли, сказав, что вся кладь на них – доля Альвира в добыче. Альвир принял подарок, похвалил его щедрость и предложил погостить у него некоторое время. Халльвард спросил Гуннара, хочет ли он посетить ярла Хакона. Гуннар ответил, что на этот раз не прочь посетить его.

– Потому что, – добавил он, – теперь я уже не так зелен, как когда ты предлагал мне это раньше.

Они снарядились в путь и выехали на север, в Трандхейм, к ярлу Хакону. Тот принял Гуннара хорошо и предложил остаться у него на зиму. Гуннар согласился, и заслужил там общее уважение. На йоль ярл подарил ему золотое запястье. Гуннару полюбилась там Бергльот, родственница ярла. Люди полагают, что ярл выдал бы ее за него, если бы Гуннар стал добиваться этого.




XXXII


Весной ярл спросил Гуннара, что он собирается делать дальше. Тот ответил, что хочет поехать в Исландию. Ярл сказал, что год был плохой и поэтому мало кораблей пойдет в море.

– Но все же, – продолжал он, – ты получишь муки и лесу сколько пожелаешь.

Гуннар поблагодарил его, быстро снарядил свой корабль и вместе с Халльвардом и Кольскеггом отплыл в Исландию. В начале лета они прибыли туда и причалили в заливе Арнарбелисос. Это было перед самым альтингом. Гуннар с корабля поехал домой, а людей оставил для разгрузки. Кольскегг поехал вместе с ним. Дома все обрадовались их приезду. Гуннар и Кольскегг были приветливы со своими домочадцами, и в них не прибавилось высокомерия.

Гуннар спросил, не в отъезде ли Ньяль. Ему ответили, что он у себя дома. Тогда он велел подать коня и поскакал с Кольскеггом в Бергторсхваль. Ньяль обрадовался их приезду и попросил остаться переночевать. Гуннар рассказал ему о своих странствиях, и Ньяль нашел, что он замечательный человек.

– Многое довелось тебе испытать, – добавил он, – но еще больше испытаний у тебя впереди, потому что многие будут тебе завидовать.

– Я хотел бы жить в мире со всеми, – говорит Гуннар.

– Многое с тобой случится, – говорит Ньяль, – и придется тебе все время быть защищающейся стороной.

– В таком случае, – говорит Гуннар, – важно, чтобы право было на моей стороне.

– Так оно и будет, – говорит Ньяль, – если только не придется тебе расплачиваться за других.

Ньяль спросил Гуннара, собирается ли он на тинг. Гуннар ответил, что собирается, и спросил, поедет ли Ньяль. Тот ответил, что не поедет.

– И я хотел бы, – добавил он, – чтобы и ты поступил так же.

Гуннар одарил Ньяля богатыми подарками и, поблагодарив его за заботы о своем хозяйстве, уехал домой. Кольскегг стал склонять его к поездке на тинг. Он сказал:

– Твоя слава там возрастет, потому что многие окажут тебе внимание.

– Не в моем нраве заноситься, – сказал Гуннар. – Но я охотно повидаюсь с хорошими людьми.

Халльвард тоже был там и предложил поехать вместе на тинг.




XXXIII


И они все поехали на тинг. Они были так роскошно одеты, что не было равных им на тинге, и люди выбегали из каждой палатки, чтобы подивиться на них. Гуннар поселился в палатке людей с реки Ранги, своих родичей. Много людей приходило повидать Гуннара и узнать от него новости. Он был со всеми ласков и приветлив и рассказывал им, сколько они хотели.

Случилось однажды, что, идя от Скалы закона, Гуннар проходил мимо палатки людей из Мосфелля. Он увидел там нарядно одетых женщин, которые шли ему навстречу. Впереди шла женщина, которая была всех нарядней. Когда они подошли близко, она обратилась к нему с приветом. Он учтиво ответил и спросил, кто она такая. Она назвалась Халльгерд и сказала, что она дочь Хаскульда, сына Колля из Долин. Она без стеснения обратилась к нему и попросила рассказать о его странствиях, а он ответил, что не откажет в ее просьбе. Они уселись вдвоем и стали беседовать. На ней было красное платье, а на платье богатые украшения. Сверху на ней была пурпурная накидка, донизу отороченная кружевом. Волосы падали ей на грудь, и они были густые и красивые. Гуннар был в одеянии, подаренном ему конунгом Харальдом, сыном Горма. На руке у него было запястье, подарок ярла Хакона. Так они разговаривали громко долгое время. Наконец Гуннар спросил, замужем ли она. Она ответила, что нет.

– Да и немного найдется таких, кто решился бы жениться на мне, – сказала она.

– Что ж, нет достойных тебя? – спросил он.

– Не в том дело, – сказала она, – но я бы не за всякого пошла.

– А что бы ты сказала мне, если бы я стал тебя сватать?

– Это тебе и в голову не придет, – сказала она.

– Ошибаешься, – ответил он.

– Если ты в самом деле хочешь этого, то пойди поговори с моим отцом.

На этом их разговор кончился. Гуннар тотчас же отправился к палатке людей из Долин и, встретив перед палаткой человека, спросил его, в палатке ли Хаскульд. Тот ответил, что в палатке. Гуннар вошел туда. Хаскульд и Хрут встретили его любезно. Он сел между ними, и в их разговоре ничто не напоминало об их былой вражде. Наконец Гуннар спросил, что бы сказали ему братья, если бы он посватался к Халльгерд.

– Мы не против, – ответил Хаскульд, – если только ты в самом деле решил жениться на ней.

Гуннар подтвердил, что это так.

– Но мы с вами так расстались в свое время, – добавил он, – что люди не поверят в возможность сговора между нами.

– Как ты смотришь на этот брак, брат мой Хрут? – спросил Хаскульд.

Хрут ответил:

– Мне он не кажется равным.

– Почему? – спросил Гуннар.

– Я скажу тебе правду, – ответил Хрут. – Ты человек доблестный и достойный, а в ней есть разное. Я не хочу ни в чем тебя обманывать.

– Спасибо тебе за это, – сказал Гуннар, – но мне все же кажется, что вы не позабыли старой вражды, если отвергаете мое сватовство.

– Нисколько, – сказал Хрут. – Однако я вижу, что ты не можешь совладать с собой. Но мы бы хотели остаться твоими друзьями и в том случае, если бы не заключили этой сделки.

– Я разговаривал с нею, – сказал Гуннар, – она не прочь выйти за меня.

Хрут сказал:

– Я так и думал, что вам обоим этот брак по сердцу. Но вы же оба и рискуете при этом больше, чем кто-либо другой.

И Хрут сам рассказал Гуннару о нраве Халльгерд и открыл ему глаза на ее многочисленные недостатки. Дело все же кончилось тем, что они заключили брачную сделку. Затем послали за Халльгерд, и все было обсуждено при ней. Как и в прошлый раз, ей было предоставлено самой помолвить себя. Решили справлять свадьбу на этот раз в Хлидаренди и до поры до времени хранить все в тайне. Но получилось так, что все узнали о сговоре.

Воротившись с тинга домой, Гуннар поехал в Бергторсхваль и рассказал Ньялю о сговоре. Тот принял новость очень неодобрительно. Гуннар спросил его, почему он так не одобряет сговора.

– От нее пойдет все зло, если она приедет сюда, на восток, – сказал Ньяль.

– Ей не удастся расстроить нашу дружбу, – сказал Гуннар.

– Близко будет к тому, – сказал Ньяль, – что ей удастся ее расстроить, но ты будешь каждый раз расплачиваться за жену.

Гуннар пригласил на свадьбу Ньяля и всех, кого бы он ни пожелал взять с собой. Ньяль обещал приехать. Затем Гуннар поехал домой в объехал всю округу, приглашая людей.




XXXIV


Жил человек по имени Траин. Он был сыном Сигфуса и внуком Сигвата Рыжего. Он жил в Грьоте, на гряде Фльотсхлид. Он был родичем Гуннара и очень уважаемым человеком. Женой его была Торхильд, по прозванию Женщина Скальд. Она была очень остра на язык и любила насмешки. Траин недолюбливал ее. Его тоже пригласили на свадьбу в Хлидаренди, и жена его должна была потчевать гостей вместе с Бергторой, дочерью Скарпхедина, женой Ньяля.

Другого сына Сигфуса звали Кетиль. Он жил в Марке, восточнее реки Маркарфльот. Женой его была Торгерд, дочь Ньяля. Третьего сына Сигфуса звали Торкель, четвертого – Мард, пятого – Ламби, шестого – Сигмунд, седьмого – Сигурд. Все они приходились Гуннару родичами и были доблестными воинами. Гуннар пригласил их всех к себе на свадьбу. Пригласил он также Вальгарда Серого и Ульва Аургоди и их сыновой – Рунольва и Марда.

Хаскульд и Хрут прибыли па свадьбу с множеством людей. Были там и сыновья Хаскульда – Торлейк и Олав. С ними приехала невеста и дочь ее Торгерд. Она была очень красивая девушка, и ей было тогда четырнадцать лет. Много приехало с ней и других женщин. Были там также Торхалла, дочь Асгрима, сына Эллиди-Грима, и две дочери Ньяля – Торгерд и Хельга.

У Гуннара собралось много гостей, и он рассадил их так: сам он сидел в одном ряду скамей посередине, а слева от него сидел Траин, сын Сигфуса, дальше – Ульв Аургоди, затем – Вальгард Серый, затем – Мард и Рунольв, а дальше – остальные сыновья Сигфуса. Ламби сидел с самого краю. По правую руку от Гуннара сидел Ньяль, за ним – Скарпхедин, затем – Хельги, затем – Грим, затем – Хаскульд, затем – Хавр Мудрый, затем – Ингьяльд из Кельдура, затем – сыновья Торира из Хольти. Торир пожелал занять самое крайнее место в ряду знатных людей. Все были довольны своими местами. Хаскульд сидел посередине в другом ряду, и справа от него – сыновья его. Хрут сидел слева от него. Про остальных не рассказывается, где они сидели. Невеста сидела на женской скамье посередине, и по одну сторону от нее – дочь ее Торгерд, а по другую – Торхалла, дочь Асгрима, сына Эллиди-Грима. Торхильд потчевала гостей. Вдвоем с Бергторой они подавали еду на стол. Траин, сын Сигфуса, не сводил глаз с Торгерд, дочери Глума. Это заметила его жена Торхильд. Она рассердилась и сказала вису:
		Что в упор глядишь ты, —



		Не глядишь: глазеешь!








– Траин! – воскликнула она. А он тут же поднялся из-за стола, назвал своих свидетелей и объявил о разводе с ней.[19 - Он, видимо, имел право отомстить разводом за ее вису, потому что такие хулительные висы считались несмываемым оскорблением и за них полагалось строгое наказание.]

– Я не потерплю ее насмешек и брани, – сказал он.

Он так рьяно взялся за дело, что не пожелал дольше оставаться на свадебном пиру, если она не уедет. И она уехала. После этого все уселись снова на свои места, пили и веселились. Вдруг Траин сказал:

– Я не стану делать тайны из того, что у меня на уме. Хаскульд, сын Колля из Долин, я хочу спросить тебя, выдашь ли ты за меня твою внучку Торгерд?

– Не знаю, что мне и сказать, – ответил тот. – Мне кажется, что ты не так уж хорошо обошелся со своей прежней женой. Что он за человек, Гуннар?

Гуннар ответил:

– Я не скажу этого, потому что он мой родич. Лучше скажи-ка ты, Ньяль, тебе все поверят.

Ньяль сказал:

– О нем надо сказать, что он человек богатый, достойный и знатный. За него вполне можно выдать невесту.

Хаскульд сказал тогда:

– А что ты посоветуешь, брат мой Хрут?

Хрут сказал:

– Можешь выдать за него невесту, он ей ровня.

Тут они стали договариваться и пришли к согласию во всем. Затем Гуннар поднялся с места, и Траин с ним, и они подошли к женской скамье. Гуннар спросил мать и дочь, согласны ли они на сговор. Те ответили, что не возражают против него, и Халльгерд помолвила свою дочь. Тогда женщин рассадили по-новому: теперь Торхалла сидела между обеими невестами. Свадебный пир продолжался. А когда свадьба кончилась, Хаскульд и его люди поехали на запад, а люди с Ранги к своим дворам. Гуннар дал многим подарки, и его за это хвалили. Халльгерд стала хозяйкой у него в дому. Она любила жить на широкую ногу и всем распоряжаться. Торгерд принялась за хозяйство в Грьоте и стала домовитой хозяйкой.




XXXV


У Гуннара и Ньяля было такое обыкновение, что из дружбы друг к другу каждую зиму один из них гостил у другого. H вот наступил черед Гуннара гостить у Ньяля, и Гуннар с Халльгерд поехали в Бергторсхваль. Хельги с женой не было в то время дома. Ньяль встретил Гуннара хорошо, и когда Гуннар с женой пробыли там некоторое время, вернулись домой Хельги с его женой Торхаллой. Как-то раз Бергтора с Торхаллой подошли к женской скамье, и Бергтора сказала Халльгерд:

– Уступи-ка место этой женщине!

Та ответила:

– И не подумаю. Я не хочу сидеть в углу, как старуха.

– Я распоряжаюсь в этом доме, – сказала Бергтора.

И Торхалла заняла место на скамье.

Бергтора пошла к столу с водой для умыванья рук. Халльгерд взяла Бергтору за руку и сказала:

– Вы с Ньялем под стать друг другу: у тебя все ногти в заусеницах, а он безбородый.

– Твоя правда, – сказала Бергтора. – Но никто из нас не попрекает этим другого. А вот у тебя муж Торвальд не был безбородым, и все же ты велела его убить.

– Мало пользы будет мне от того, – сказала Халльгерд, – что мой муж самый храбрый человек в Исландии, если ты не отомстишь за это, Гуннар!

Тот вскочил, вышел из-за стола и сказал:

– Я еду домой. Бранись со своими домочадцами, а но в чужом доме. Я перед Ньялем в долгу за многое, и я не поддамся, как дурак, на твои подстрекательства.

И они собрались домой.

– Имей в виду, Бергтора, – сказала Халльгерд, – мы еще с тобой не рассчитались!

Бергтора сказала, что ей от этого лучше не станет. Гуннар не проронил ни слова при этом. Он поехал домой в Хлидаренди и был всю зиму дома. Тем временем дело подошло к лету и к альтингу.




XXXVI


Гуннар поехал на тинг, и прежде чем выехать из дому, он сказал Халльгерд:

– Веди себя мирно, пока меня нет дома, и не ссорься, если тебе придется иметь дело с моими друзьями.

– Ну их, твоих друзей! – ответила она.

Гуннар уехал на тинг, увидев, что говорить с ней бесполезно. На тинг приехали также Ньяль и его сыновья.

Теперь надо рассказать о том, что тем временем происходило дома. У Ньяля с Гуннаром был общий лес на горе Раудаскридур. Они не делили леса, и каждый, бывало, рубил в нем, сколько ему было нужно, и не попрекал другого за порубку. У Халльгерд был надсмотрщик по имени Коль. Он давно жил у нее и был отъявленным злодеем. У Ньяля с Бергторой был работник по имени Сварт, которым они не могли нахвалиться. Бергтора сказала ему, чтобы ou поехал на Раудаскридур и нарубил лесу.

– А я пришлю людей, чтобы отвезти лес домой, – сказала она.

Тот сказал, что выполнит поручение. Оп поехал на Раудаскридур, где он должен был пробыть неделю. Между тем в Хлидаренди пришли со стороны Маркарфльота нищие и рассказали, что Сварт на Раудаскридуре и нарубил там очень много лесу.

– Наверно, Бергтора замышляет хорошенько меня ограбить, – сказала Халльгерд. – Но я позабочусь о том, чтобы ему больше не пришлось рубить лес!

Мать Гуннара Раннвейг услышала это и сказала:

– Бывали у нас раньше хорошие хозяйки, но чтобы они замышляли убийство – этого не бывало.

Вот прошла ночь, и наутро Халльгерд завела разговор с Колем.

– Есть у меня для тебя работа, – сказала она и дала ему в руки оружие. – Поезжай-ка на Раудаскридур, там ты встретишь Сварта.

– Что я должен с ним сделать? – спросил он.

– Ты еще спрашиваешь, – сказала она, – злодей ты этакий! Ты должен убить его.

– Будет исполнено, – сказал он, – хоть и похоже на то, что придется мне поплатиться за это жизнью.

– Боишься? – сказала она. – И это после всего того, что я сделала для тебя! Придется мне, видно, обратиться к кому-нибудь другому, если ты не надеешься на самого себя.

Тот взял секиру и, сильно рассерженный, сел на одного из коней Гуннара и поехал к Маркарфльоту. Там он сошел с коня и стал ждать в лесу, пока люди не кончат убирать лес и Сварт не останется один. Затем Коль бросился на Сварта и сказал:

– Не один ты ловок рубить!

И, ударив его секирой по голове, убил наповал, а затем уехал домой и рассказал об убийстве Халльгерд. Она сказала:

– Я позабочусь о том, чтобы с тобой ничего но случилось.

– Это было бы хорошо, – сказал он, – однако другое видел я во сне, перед тем как совершил убийство.

Вот поднялись люди в лес, нашли там Сварта зарубленным и унесли домой. Халльгерд послала к Гуннару на тинг человека рассказать ему об убийстве. Гуннар не стал бранить Халльгерд перед посланцем, и люди сперва не знали, доволен ли он вестью или нет. Немного погодя Гуннар встал и попросил своих людей пойти с ним. Они пошли к палатке Ньяля. Гуннар послал людей, чтобы они попросили Ньяля выйти. Ньяль тотчас же вышел, и они стали разговаривать.

Гуннар сказал:

– Я должен сообщить тебе об убийстве. Убит твой работник Сварт, а виновны в убийстве моя жена и мой надсмотрщик Коль.

Ньяль молчал, пока Гуннар не рассказал всего. Затем Ньяль сказал:

– Не надо тебе давать ей воли.

Гуннар сказал:

– Теперь рассуди нас, как сам сочтешь нужным.

Ньяль сказал:

– Туго придется тебе, если ты будешь всегда расплачиваться за поступки Халльгерд. Ведь в другой раз дело может обернуться хуже, чем сейчас со мной, да и на этот раз дело еще не улажено. Надо подумать, как бы нам с тобой уладить его по-дружески. Я думаю, что это нам удастся. Но все же оно будет для тебя тяжелым испытанием.

Ньяль согласился рассудить дело и сказал:

– Я не хочу запрашивать с тебя. Ты должен уплатить мне двенадцать эйриров серебра, и я ставлю условием нашего примирения, чтобы, если кто-нибудь из моего дома будет виновен, ты рассудил нас не строже.

Гуннар выплатил деньги сполна и затем поехал домой. Ньяль и его сыновья также вернулись домой с тинга. Увидев деньги, Бергтора сказала:

– В меру уплачено, но пусть ровно столько же будет уплачено за Коля, когда придет время.

Гуннар приехал домой с тинга и стал выговаривать Халльгерд. Она ответила, что и за людей получше не всегда платят виру.

– Конечно, – сказал Гуннар, – ты натворишь что-нибудь, а я должен за тебя улаживать.

Халльгерд все похвалялась убийством Сварта, и Бергторе это не нравилось. Однажды Ньяль отправился с сыновьями в Торольвсфелль, чтобы распорядиться там по хозяйству. В тот же день Бергтора, выйдя из дома, увидела, что едет человек на вороном коне. Человек остановился, но в дом не вошел. В руке у него было копье, а у пояса – короткий меч. Она спросила, как его зовут.

– Меня зовут Атли, – ответил тот.

Она спросила, откуда он.

– Я с восточных фьордов, – ответил он.

– Куда держишь путь? – спросила она.

– У меня нет своего двора, – сказал он. – Я хотел повидать Ньяля и Скарпхедина и спросить, не хотят ли они взять меня к себе.

– Что ты можешь делать? – спросила она.

– Обрабатывать землю и многое другое, – сказал он. – Но я не стану таить от тебя, что нрав у меня крутой и что кое-кому пришлось перевязывать раны, нанесенные мной.

– Я не стану укорять тебя в том, что ты не трус.

Атли сказал:

– Не ты ли распоряжаешься здесь?

– Я жена Ньяля, – сказала она, – и распоряжаюсь наймом людей не меньше, чем он сам.

– А меня возьмешь? – спросил тот.

– Пожалуй, возьму, – сказала она, – если ты обещаешь выполнять любые мои поручения, вплоть до убийства.

– Для этого у тебя и без меня найдутся люди, – сказал он, – вряд ли я понадоблюсь тебе для такого дела.

– Я ставлю условия какие хочу, – ответила она.

– Ладно, я согласен, – сказал он.

И она взяла его в дом. Вернувшись с сыновьями домой, Ньяль спросил Бергтору, что это за человек.

– Это твой работник, – ответила она. – Я приняла его в дом, он сказал, что не любит сидеть сложа руки.

– Видно по нем, что он на многое годен, – сказал Ньяль, – но не знаю, на хорошее ли.

Скарпхедин был с Атли приветлив. Летом Ньяль отправился с сыновьями на тинг. Гуннар тоже был на тинге. Ньяль захватил с собой кошелек с деньгами. Скарпхедин спросил:

– Что это за деньги, отец?

– Это деньги, которые заплатил мне Гуннар за нашего работника.

– Наверно, они понадобятся, – сказал Скарпхедин, ухмыляясь.




XXXVII


Теперь надо рассказать о том, что случилось дома. Атли спросил как-то Бергтору, что он должен сегодня делать.

– Я придумала тебе работу, – сказала она. – Тебе надо поехать и найти Коля, потому что сегодня ты должен убить его, если хочешь угодить мне.

– Он мне под пару, – сказал Атли, – потому что мы оба злодеи. Но я постараюсь, чтобы один из нас простился с жизнью.

– Желаю удачи, – сказала она. – За работу получишь награду.

Он захватил с собой оружие, сел на коня, поднялся на Фльотсхлид и встретил там людей, ехавших из Хлидаренди. Это были люди с двора Марк. Они спросили, куда Атли едет. Тот ответил, что разыскивает лошадь.

– Не слишком это большое дело для такого работника, – сказали они. – Надо бы тебе спросить тех, кто проезжал здесь ночью.

– Кого же? – спросил он.

– Коля Убийцу, работника Халльгерд, – ответили они. – Он проехал недавно с пастбища. Он не спал всю ночь.

– Не знаю, посмею ли я встретиться с ним, – сказал Атли. – Он человек злой, и как бы не обошелся со мной как с другими.

– Что-то ты не очень похож на труса, – сказали они.

И они указали ему, куда проехал Коль. Атли хлестнул своего коня и поскакал во весь опор. Нагнав Коля, он сказал ему:

– Хорошо ли ты увязал свой вьюк?

– Не твое это дело, мерзавец, – сказал Коль, – и не дело людей из Бергторсхваля.

– Самое трудное, – сказал Атли, – у тебя еще впереди, а именно – смерть!

И Атли всадил ему копье прямо в грудь. Коль хотел ударить его секирой, но промахнулся, свалился с коня и сразу же умер. Атли поехал обратно и, повстречав работников Халльгерд, сказал им:

– Поезжайте и возьмите коня, потому что Коль свалился с седла и лежит мертвый.

– Это ты убил его, – сказали они.

– Да уж, наверно, Халльгерд покажется, что он умер не своей смертью.

Затем Атли поехал домой и рассказал все Бергторе. Та поблагодарила его за то, что он сделал, и за сказанные им слова.

– Не знаю, – сказал он, – как посмотрит на все это Ньяль.

– Он не будет сердиться, – сказала она. – Ведь он захватил с собой на тинг виру за раба, полученную нами прошлым летом. Теперь эти деньги пойдут за Коля. Но хотя и будет заключена мировая, все же тебе надо быть начеку, потому что Халльгерд не посчитается с мировой.

– Не собираешься ли ты, – спросил Атли, – послать кого-нибудь к Ньялю сообщить ему об убийстве?

– Нет, – сказала она, – я бы предпочла, чтобы за Коля вира не была уплачена.

На этом их разговор кончился.

Халльгерд рассказали об убийстве Коля и о словах Атли. Она сказала, что отплатит Атли за это и послала человека на тинг сообщить Гуннару об убийстве Коля. Гуннар ответил немногословно и послал человека сообщить Ньялю. Тот ничего не ответил. Скарпхедин сказал:

– Что-то рабы стали нынче гораздо предприимчивее, чем раньше. Раньше они, бывало, вцеплялись друг другу в волосы, и только; теперь же они стали убивать друг друга.

И он ухмыльнулся.

Ньяль снял со стены кошелек с деньгами и вышел из палатки. Сыновья его пошли с ним. Они пришли к палатке Гуннара, и Скарпхедин попросил человека, стоявшего в дверях:

– Скажи Гуннару, что мой отец хочет его видеть.

Тот сказал Гуннару. Гуннар немедленно вышел и приветливо поздоровался с Ньядем. Затем они стали разговаривать.

– Нехорошо это, – говорит Ньяль, – что моя жена нарушила мировую и велела убить твоего работника.

– Не буду ее за это бранить, – говорит Гуннар.

– Рассуди ты теперь наше дело, – говорит Ньяль.

– Хорошо, – говорит Гуннар, – я расцениваю обоих работников, Сварта и Коля, одинаково. Ты должен мне заплатить двенадцать эйриров серебра.

Ньяль взял кошель и выплатил Гуннару деньги. Гуннар увидел, что это те самые деньги, которые он сам заплатил в свое время. Ньяль вернулся в свою палатку, и все осталось между ними по-прежнему.

Когда Ньяль вернулся домой, он стал выговаривать Бергторе. Но она сказала, что никогда не уступит Халльгерд. Халльгерд же очень бранила Гуннара за то, что он пошел на мировую. Но Гуннар сказал, что он никогда не откажется от дружбы с Ньялем и его сыновьями. Она очень сердилась, но Гуннар не обратил на это внимания. Больше в этом году ничего особенного не случилось.




XXXVIII


Весной Ньяль сказал Атли:

– Я хочу, чтобы ты уехал на восточные фьорды. Там Халльгерд не сможет посягнуть на твою жизнь.

– Я не боюсь ее, – сказал Атли, – и хотел бы остаться дома, если можно.

– Не советую тебе этого, – сказал Ньяль.

– Лучше мне погибнуть в твоем доме, – сказал Атли, – чем менять хозяина. Но я хочу просить тебя, чтобы, если я буду убит, за меня была уплачена вира не как за раба.

– За тебя будет уплачена вира как за свободного, – сказал Ньяль, – а Бергтора позаботится о том, чтобы ты не остался неотомщенным.

После этого Атли был принят в семью.

А теперь надо рассказать о том, что Халльгерд послала человека в Бьярнарфьорд за своим родичем Брюньольвом Сварливым. Он был злодей, каких мало. Гуннар ничего не знал. Халльгерд сказала, что Брюньольв был бы хорошим надсмотрщиком. Когда Брюньольв приехал, Гуннар спросил его, что ему нужно. Тот ответил, что он приехал жить у него.

– Вряд ли ты будешь украшением нашего дома, – сказал Гуннар, – судя по тому, что я слышал о тебе. Но я не прогоню прочь родича Халльгерд, если она хочет, чтобы он жил с нами.

Гуннар был с ним сдержан, но не враждебен. Между тем подошло время тинга. Гуннар с Кольскеггом поехали на тинг, и когда они приехали на тинг, они встретили там Ньяля с сыновьями, и все они были по-прежнему друзьями.

Бергтора обратилась к Атли:

– Поезжай-ка на гору Торольвсфелль и поработай там с неделю.

Атли поехал туда один и стал жечь уголь в лесу.

Халльгерд сказала Брюньольву:

– Мне сказали, что Атли уехал из дома и работает на Торольвсфелле.

– Как ты думаешь, что он там делает? – говорит он.

– Что-нибудь в лесу, – говорит она.

– Что же я должен с ним сделать? – говорит он.

– Ты должен убить его, – говорит она.

Он промолчал в ответ.

– Тьостольв бы не побоялся убить Атли, – сказала она, – если бы был в живых.

– Недолго придется тебе попрекать меня, – сказал Брюньольв.

Он взял свое оружие, сел на коня и поехал на Торольвсфелль. Он увидел большое облако дыма к востоку от двора Торольвсфелль. Он подъехал ближе, сошел с коня, привязал его и пошел на дым. Вскоре он увидел угольную яму и человека подле нее. Он увидел также копье, воткнутое в землю рядом с этим человеком. Брюньольв подошел к нему с той стороны, куда относило дым, и Атли был так поглощен работой, что не заметил его. Брюньольв ударил его секирой по голове. Атли отскочил так быстро, что секира выпала из рук Брюньольва. Атли схватил копье и метнул его. Брюньольв упал ничком, и копье пролетело над ним.

– Ты воспользовался тем, что застиг меня врасплох, – сказал Атли. – Халльгерд будет довольна, когда узнает от тебя о моей смерти. Меня утешает лишь то, что тебе не придется долго ждать такой же смерти. Возьми же свою секиру, вот она лежит возле меня.

Тот ничего не ответил и не взял секиры, пока Атли не умер. Он поехал на двор Торольвсфелль и объявил об убийстве, а после этого вернулся домой и рассказал обо всем Халльгерд. Та послала человека в Бергторсхваль сказать Бергторе, что свершилась месть за убийство Коля. Затем Халльгерд послала человека на тинг сообщить Гуннару об убийстве Атли.

Гуннар поднялся с места, и Кольскегг с ним. Кольскегг сказал:

– Много горя еще принесут тебе родичи Халльгерд.

И они пошли к Ньялю. Гуннар сказал:

– Я пришел сообщить тебе об убийстве Атли.

Он назвал убийцу.

– Я хочу предложить тебе виру за него. Назначай сам, сколько я должен заплатить.

Ньяль сказал:

– Мы уговорились с тобой не ссориться. Но я не хочу назначать за него виру как за раба.

Гуннар нашел это справедливым и протянул ему руку. Ньяль назвал свидетелей, и они заключили мировую. Скарпхедин сказал:

– Халльгерд не дает нашим людям умирать от старости.

Гуннар ответил:

– Твоя мать, наверно, решит, что долг платежом красен.

Ньяль назначил виру в сотню серебра, а Гуннар тут же выплатил ее. Многие из тех, кто был при этом, сказали, что вира слишком велика. Но Гуннар рассердился и сказал, что полная вира выплачивалась и за менее отважных людей, чем Атли. После этого они поехали с тинга домой. Бергтора, увидев деньги, сказала Ньялю:

– Я вижу, ты сдержал свое слово. Теперь черед за мной.

– Нет в этом нужды, – сказал Ньяль, – не к чему тебе стараться.

– Мне кажется, что ты ждал от меня другого, – сказала она, – но пусть будет по-твоему.

Халльгерд сказала Гуннару:

– Неужели ты заплатил сотню серебра за убийство Атли и посчитал его свободным?

– Он и был свободным, – ответил Гуннар, – и я не оставлю без виры людей Ньяля.

– Вы стоите один другого, оба вы трусы.

– Поживем – увидим, – сказал он.

После этого Гуннар долго не разговаривал с пей, пока, наконец, она не стала податливей. В продолжение года все было спокойно. Весной Ньяль не взял новых работников в дом. Настало лето, и люди поехали на тинг.




XXXIX


Жил человек по имени Торд, по прозвищу Вольноотпущенников Сын. Его отца звали Сигтрюгг, он был вольноотпущенником Асгерд и утонул в Маркарфльоте. Поэтому Торд с тех пор жил у Ньяля. Он был большой и сильный человек. Он воспитал всех сыновей Ньяля. Он полюбил Гудфинну, дочь Торольва, родственницу Ньяля. Она вела у Ньяля хозяйство и теперь ждала ребенка.[20 - Об этом упоминается потому, что тем самым Торд, отец ребенка, приобщался к семье Ньяля.]

Бергтора повела с Тордом Вольноотпущенниковым Сыном разговор.

– Ты должен поехать и убить Брюньольва.

– Убийства – это не по мне, – сказал он, – но если ты хочешь, я это сделаю.

– Я хочу этого, – сказала она.

После этого он поехал в Хлидаренди. Там он велел вызвать Халльгерд и спросил ее, где Брюньольв.

– А что тебе от него нужно? – спросила она.

– Я хочу, чтобы он сказал мне, где он спрятал тело Атли. Мне сказали, что он плохо завалил его.

Она указала ему, куда идти, и сказала, что он внизу, на Акратунге.

– Смотри же, – сказал Торд, – чтобы с ним не случилось того же, что и с Атли.

– Убийства – это не по тебе, – сказала она. – Ничего не случится, если вы встретитесь.

– Я никогда не видел человеческой крови и не знаю, что со мной будет, когда я ее увижу, – сказал он и побежал от двора вниз, к Акратунге.

Раннвейг, мать Гуннара, слышала их разговор.

– Ты обозвала его трусом, Халльгерд, – сказала она, – но, по-моему, он смелый человек, и твоему родичу придется узнать это.

Они встретились на пути, Брюньольв и Торд. Торд сказал:

– Защищайся, Брюньольв! Не хочу я подло поступать с тобой.

Брюньольв поскакал на Торда и хотел ударить его секирой. Но Торд перерубил Брюньольву рукоять секиры у самых рук и снова ударил его секирой. Удар пришелся в грудь, и секира вошла в тело. Тогда он упал с лошади и тут же умер. Торд встретил пастуха Халльгерди объявил ему, что убил Брюньольва.[21 - Убийца обязан был объявить кому-нибудь о том, что он совершил убийство.] Он рассказал, где лежит убитый, и попросил сказать Халльгерд об убийстве. После этого он поехал в Бергторсхваль и рассказал Бергторе и другим людям об убийстве.

– Да будет счастье твоим рукам, – сказала она.

Пастух рассказал Халльгерд об убийстве. Она пришла в ярость и сказала, что не оставит этого так, если только она сможет сделать как хочет.




XL


И вот эта весть дошла до тинга. Ньяль велел, чтобы ему рассказали ее три раза, и затем сказал:

– Не думал я, что столько людей станут убийцами.

Скарпхедин сказал:

– Все равно, недолго оставалось жить этому человеку, которого убил наш воспитатель, никогда не видавший человеческой крови! Многие, зная наш нрав, наверное подумают, что это скорее сделали мы, братья.

– Тебе недолго придется ждать, – сказал Ньяль, – пока очередь дойдет и до тебя. Нужда доведет тебя до этого.

Затем они разыскали Гуннара и рассказали ему об убийстве. Гуннар сказал:

– Потеря невелика. Однако же это был свободный человек.

Ньяль сразу же предложил ему виру. Гуннар согласился, и сам должен был назначить ее. Он назначил сотню серебра. Ньяль тут же заплатил деньги, и на том они помирились.




XLI


Жил человек по имени Сигмунд. Его отцом был Ламби, сын Сигвата Рыжего. Он много путешествовал, был человеком обходительным и красивым, рослым и сильным и очень честолюбивым. Он был хорошим скальдом и человеком сведущим во многих других искусствах. При этом он был надменен, насмешлив и заносчив. Он поселился на востоке, в Хорнафьорде. У него был товарищ по имени Скьяльд, швед родом и очень неуживчивый человек.

Сигмунд и Скьяльд сели на лошадей, отправились на запад и ехали до тех пор, пока не добрались до Хлидаренди на Фльотсхлиде. Гуннар принял их хорошо. Они с Сигмундом были близкими родственниками. Гуннар предложил Сигмунду пробыть у него зиму. Сигмунд сказал, что согласен, если с ним будет его товарищ Скьяльд.

– Мне говорили о нем, – сказал Гуннар, – что дружба с ним не смягчает твой нрав, а нрав твой таков, что надо бы его смягчить. К тому же жизнь здесь не простая, и мне хотелось бы дать вам, моим родичам, совет, чтобы вы не слушали подстрекательств моей жены Халльгерд, потому что она делает много такого, что мне совсем не нравится.

– Кто предостерегает, тот не виноват, – сказал Сигмунд.

– Тогда прими мой совет, – сказал Гуннар. – Много выпадет тебе искушений, но ты всегда держись около меня и слушайся моих советов.

После этого они остались у Гуннара. Халльгерд была очень расположена к Сигмунду, а со временем их дружба зашла так далеко, что она стала делать ему подарки и прислуживать ему не хуже, чем своему мужу. И многие стали говорить об этом с неодобрением и не понимали, в чем здесь дело.

Халльгерд сказала Гуннару:

– Нельзя примириться с тем, что ты взял за Брюньольва, моего родича, всего сотню серебра. Я отомщу за него, если смогу, – сказала она.

Гуннар сказал, что не хочет спорить с ней, и ушел. Он разыскал Кольскегга и сказал ему:

– Поезжан и разыщи Ньяля и скажи ему, чтобы Торд остерегался, потому что хотя вира и заплачена, но мне не верится, что мир будет соблюден.

Тот поехал и передал его слова Ньялю, а Ньяль – Торду. Ньяль поблагодарил Кольскегга, и тот поехал домой.

Однажды случилось, что Ньяль и Торд были во дворе. Там на лугу обычно расхаживал козел, и никто не смел прогонять его.

– Странно, – сказал Торд.

– Что странно? – спросил Ньяль.

– Мне кажется, что козел лежит здесь в лощинке, и весь в крови.

Ньяль сказал, что никакого козла там нет.

– Тогда что же это? – спросил Торд.

– Тебе, верно, осталось немного жить, – сказал Ньяль, – и ты видишь своего духа-двойника.[22 - Дух-двойник человека, согласно поверью, является ему перед его смертью.] Берегись!

– Ничто мне не поможет, – сказал Торд, – если мне так написано па роду.

Халльгерд завела разговор с Траином, сыном Сигфуса, и сказала ему:

– Ты был бы мне хорошим родичем, если бы убил Торда Вольноотпущенникова Сына.

– Нет, я этого не сделаю, – сказал он, – потому что тогда я навлеку на себя гнев моего родича Гуннара. Такое убийство не приведет ни к чему хорошему, потому что за него нам сразу же отомстят.

– Кто же нам отомстит? – спросила она. – Не безбородый ли?

– Нет, не он, – ответил Траин, – а его сыновья.

Затем они долго тихо говорили о чем-то между собой, и никто не знал, о чем у них шла речь.

Однажды случилось, что Гуннар уехал со двора. Дома остался Сигмунд и его товарищ. Из Грьоты приехал Траин, и они все сидели вместе с Халльгерд перед домом и разговаривали. Тут Халльгерд сказала:

– Сигмунд и его товарищ Скьяльд обещали мне убить Торда Вольноотпущенникова Сына, а ты, Траин, обещал Мне быть при этом.

Они все согласились, что обещали это.

– Тогда я скажу, что вам надо сделать, – сказала она, – Поезжайте на восток, в Хорнафьорду, за своими товарами и возвращайтесь домой лишь после начала тинга, потому что, если вы будете дома, Гуннар захочет, чтобы вы поехали на тинг вместе с ним. Ньяль и его сыновья и Гуннар будут на тинге, и тогда вы убьете Торда.

Они пообещали, что так и сделают. Затем они собрались ехать на восток, к фьорду, и Гуннар ничего не заподозрил.

Гуннар поехал на тинг. Ньяль послал Торда Вольноотпущенникова Сына на восток, к подножью гор Эйяфьялль, и сказал ему, чтобы он не задерживался больше чем на одну ночь. Тот поехал туда, но на обратном пути он не мог переправиться через реку, потому что вода стояла так высоко, что даже верхом было не перебраться на другой берег. Ньяль прождал его сутки, потому что собирался ехать на тинг вместе с ним. Он сказал Бергторе, чтобы она прислала Торда на тинг, когда он вернется домой. Через две ночи Торд вернулся. Бергтора сказала ему, чтобы он поехал на тинг.

– Но сначала, – добавила она – поезжай в Торольвсфелль и присмотри там за хозяйством, да не задерживайся больше, чем на одну или две ночи.




XLII


Когда Сигмунд с его товарищем вернулись, Халль герд сказала им, что Торд еще дома, но должен уехать на тинг в скором времени.

– Вот вам случай, – продолжала она, – но если вы не сумеете им воспользоваться, то вам больше такого никогда но представится.

В Хлидаренди пришли люди из Торольвсфелля и сказали Халльгерд, что Торд там. Халльгерд пошла к Траину, сыну Сигфуса, и сказала ему:

– Сейчас Торд в Торольвсфелле. Вот вам случай убить его, когда он поедет домой.

– Мы так и сделаем, – сказал Сигмунд.

Они вышли из дому, взяли оружие и лошадей и поехали по дороге, по которой должен был ехать Торд. Сигмунд сказал Траину:

– Тебе не стоит ввязываться в это дело – ведь мы и без тебя справимся.

– Ладно, – сказал он.

Вскоре к ним подъехал Торд. Сигмунд сказал ему.

– Сдавайся, ведь сейчас ты умрешь.

– Не сдамся, – сказал Торд, – давай биться с тобой вдвоем.

– Не буду, – сказал Сигмунд, – мы воспользуемся тем, что нас больше. Нечего удивляться, что Скарпхедин, твой воспитанник, храбр, потому что, как говорят, яблоко от яблони недалеко падает.

– Это тебе придется узнать, – сказал Торд, – потому что Скарпхедин отомстит за меня.

Затем они бросились на него, и он сломал им, обои… древки копий – так храбро он защищался. Тут Скьяльд отрубил ему руку, и некоторое время он защищался другой рукой, пока Сигмунд не пронзил его копьем. Тут он упал мертвым на землю. Они закрыли его землей и камнями. Траин сказал:

– Плохое мы сделали дело, и сыновья Ньяля не будут довольны, когда узнают об этом убийстве.

Они поехали домой и сказали о случившемся Халльгерд. Она очень обрадовалась. Раннвейг, мать Гуннара, сказала:

– Люди говорят, что недолго радуется рука удару. Так будет и тут. Однако Гуннар на этот раз вызволит тебя. Но если Халльгерд удастся еще раз подбить тебя на такое дело, то тебе не уйти живым.

Халльгерд послала человека в Бергторсхваль рассказать об убийстве, а другого она послала на тинг рассказать об убийстве Гуннару. Бергтора сказала, что не будет тратить бранных слов на Халльгерд, потому что не так мстят за такие дела.




XLIII


Когда человек, что был послан на тинг, рассказал Гуннару об убийстве, тот сказал:

– Плохая это весть. За всю жизнь не приходилось слышать худшей. Нам нужно сейчас же поехать к Ньялю, и я надеюсь, что он поступит великодушно, хоть это и сильное испытание его терпению.

Они отправились к Ньялю н вызвали его, чтобы поговорить с ним. Он сразу же вышел к Гуннару. Они начали разговор, и сначала с ними не было никого, кроме Кольскегга.

– Печальную весть должен я передать тебе, – сказал Гуннар. – Торд Вольноотпущенников Сын убит. Назначь сам виру за него.

Ньяль помолчал и потом сказал:

– Хорошо, – сказал он, – я назначу виру. По очень может быть, что мне придется выслушать упреки моей жены и сыновей, потому что им это придется очень не по душе. Но я все же решусь на это, потому что знаю, что имею дело с честным человеком. А кроме этого, я не хочу, чтобы из-за меня кончилась наша дружба.

– Ты не хочешь, чтобы при нашем разговоре были твои сыновья? – спросил Гуннар.

– Нет, – ответил Ньяль, – потому что они не нарушат моего слова. Но если они будут сейчас здесь, то помешают нам помириться.

– Ладно, – сказал Гуннар, – пусть один ты будешь принимать виру.

Они подали друг другу руки и быстро договорились. Ньяль сказал:

– Я назначаю две сотни серебра. Или, по-твоему, это много?

– По-моему, это не слишком много, – ответил Гуннар и пошел в свою палатку.

Сыновья Ньяля пришли домой, и Скарпхедин спросил у отца, откуда у него такие большие деньги. Ньяль сказал:

– Знайте же: Торд, который воспитывал вас, убит, и мы с Гуннаром помирились, и он заплатил двойную виру.

– Кто убил его? – спросил Скарпхедин.

– Сигмунд и Скьяльд, а Траин был при этом, – сказал Ньяль.

– Видно, немало их потребовалось для этого, – сказал Скарпхедин, – но когда же нам представится случай поднять оружие?

– Скоро, – сказал Ньяль, – и тогда никто не станет тебя удерживать, а пока что я хочу, чтобы вы не нарушали моего слова.

– Не нарушим, – сказал Скарпхедин, – но если между нами снова ляжет тень, то мы вспомним старые обиды.

– Я не стану тогда мешать вам, – сказал Ньяль.




XLIV


И вот народ поехал с тинга домой. Когда Гуннар вернулся домой, он сказал Сигмунду:

– Ты неудачливее, чем я думал, и плохо применяешь свои способности. На этот раз я заплатил за тебя, но ты не должен больше поддаваться на подстрекательства. Ты непохож на меня. Ты часто смеешься и издеваешься над людьми. Мой нрав вовсе не таков. Ты потому-то и дружишь с Халльгерд, что у вас много общего.

Гуннар долго укорял его, но тот отвечал ему учтиво и сказал, что с этих пор будет слушаться его советов больше, чем раньше. Гуннар сказал, что тогда все будет хорошо.

Гуннар и Ньяль продолжали оставаться друзьями, хотя между их домашними приязни не было.

Однажды случилось, что в Хлидаренди из Бергторсхваля пришли нищенки. Они были болтливы и злоязычны. У Халльгерд был дом, где женщины занимались рукоделием, и она часто сидела в нем. Там были Торгерд, ее дочь, Траин, Сигмунд и много женщин. Ни Гуннара, ни Кольскегга там не было. Нищенки вошли в дом, Халльгерд поздоровалась с ними, велела дать им место и спросила, где они ночевали. Те ответили, что в Бергторсхвале.

– А что поделывал Ньяль? – спросила она.

– Старался усидеть, – сказали они.

– Что делали сыновья Ньяля? – спросила она. – Ведь они считают себя теперь совсем особенными.

– Росту они большого, но разума у них мало, – сказали они. – Скарпхедин точил секиру, Грим делал древко к копью, Хельги прилаживал рукоять к мечу, а Хаскульд приделывал ручку к щиту.

– Они, верно, задумали что-то важное, – сказала Халльгерд.

– Этого мы не знаем, – ответили они.

– А что делали работники Ньяля? – спросила Халльгерд.

– Не знаем, что делали другие, а один возил навоз на холмы.

– Зачем это? – спросила Халльгерд.

– Он сказал, что там нужно удобрить землю лучше, чем в других местах, – сказали они.

– Не во всем разумен Ньяль, – сказала Халльгерд, – хоть он и все знает.

– Как это? – спросили они.

– Я сейчас скажу вам, – сказала Халльгерд. – Почему он не возит навоза себе на подбородок, чтобы быть как другие мужчины? Мы зовом его безбородым, а его сыновей – навознобородыми. Сложи об этом стихи, Сигмунд. Покажи нам, что ты скальд.

– Я готов, – сказал он и сложил три или четыре висы, и все эти висы были злые.

– Молодец, – сказала Халльгерд, – что ты слушаешься меня.

Тут вошел Гуннар. Он стоял перед домом и слышал все. Все вздрогнули, когда увидели, что он вошел, и смолкли, хотя до этого стоял громкий смех. Гуннар был в сильном гневе и сказал Сигмунду:

– Глупый ты человек, и не стоит давать тебе советы, раз ты поносишь сыновей Ньяля и, что еще хуже, его самого после всего того, что ты сделал им. Ты поплатишься за это жизнью. А если еще кто-нибудь повторит эти насмешки, то я выгоню его и буду в гневе на него.

Все так боялись его, что никто не посмел повторить этих насмешек. Затем он ушел.

Нищенки поговорили между собой и решили, что Бергтора наградит их, если они расскажут ей, что слышали. Затем они поехали туда и, не дожидаясь вопросов, рассказали Бергторе наедине все, что слышали.

Когда мужчины сидели за столом, Бергтора сказала:

– Вам есть подарки. Мало вам будет чести, если вы не отплатите за них.

– Что это за подарки? – спросил Скарпхедин.

– Вам, моим сыновьям, один подарок всем вместе: вас назвали навознобородыми, а моего мужа – безбородым.

– Мы не женщины, – сказал Скарпхедин, – чтобы сердиться из-за мелочей.

– За вас зато рассердился Гуннар, – сказала она, – а его считают человеком мирным. Если вы снесете эту обиду, то вам уже никогда не отомстить за свой позор.

– Нашей старухе нравится подстрекать нас, – сказал Скарпхедин и ухмыльнулся, но на лбу у него выступил пот, а щеки покрылись красными пятнами. Это было необычно. Грим молчал, закусив губу. Хельги сидел как ни в чем не бывало. Хаскульд пошел с Бергторой, но она снова вернулась, вне себя от злости. Ньяль сказал:

– Тот, кто едет тихо, тоже добирается до цели, жена. Но ведь, как говорится, о мести всегда двойная молва: одним она кажется справедливой, другим – наоборот.

А вечером, когда Ньяль лежал в постели, он услышал, что кто-то снял со стены секиру так, что она громко зазвенела. Там была каморка, где обычно висели щиты. И вот Ньяль видит, что их нет на месте. Он спрашивает:

– Кто снял наши щиты?

– Твои сыновья вышли с ними, – отвечает Бергтора.

Ньяль тотчас же вышел во двор и зашел с другой стороны дома. Он видит, что его сыновья направляются вверх по холму. Он говорит:

– Куда это вы, Скарпхедин?

– Искать твоих овец.

Ньяль говорит:

– Вы бы не вооружались, если бы вы и впрямь собирались за овцами, – у вас, верно, иное дело.

– Мы едем ловить лососей, отец!

– Если это так, то желаю, чтобы лов был удачным.

Они уехали, а Ньяль пошел назад в дом и сказал Бергторе:

– Там твои сыновья со всем оружием. Это ты их, верно, подбила на что-нибудь.

– Я их поблагодарю от всего сердца, если они расскажут мне, что убит Сигмунд.




XLV


Вот сыновья Ньяля подъехали к Фльотсхлиду, переночевали под склоном, а когда стало рассветать, поехали к Хлидаренди. В это же утро поднялись Сигмунд и Скьяльд и собрались ехать за лошадьми. Они захватили уздечки, взяли на лугу лошадей и уехали. Лошадей они нашли между двумя ручьями. Скарпхедин увидел их, потому что Сигмунд был в красном плаще. Скарпхедин спросил:

– Видите вы красное чучело?

Они вгляделись и сказали, что видят. Скарпхедин сказал:

– Ты, Хаскульд, останься здесь. Тебе ведь часто приходится ездить в этих местах одному, без зашиты. Я беру на себя Сигмунда – это будет, по-моему, подвигом, достойным мужчины, а вы, Грим и Хельги, убьете Скьяльда.

Хаскульд сел на землю, а они подошли к тем двоим. Скарпхедин сказал Сигмунду:

– Бери оружие и защищайся! Это теперь тебе нужнее, чем порочить нас в стихах!

Сигмунд взял оружие, а Скарпхедин тем временем ждал. Скьяльд схватился с Гримом и Хельги, и начался жестокий бой. У Сигмунда был шлем на голове, у пояса меч, а в руках щит и копье. Он бросился на Скарпхедина и тотчас же нанес ему удар копьем и попал в щит. Скарпхедин отрубил древко копья поднял секиру и разрубил Сигмунду щит до середины. Сигмунд нанес Скарпхедину удар мечом и попал в щит, так что меч застрял. Скарпхедин с такой силой рванул щит, что Сигмунд выпустил свой меч. Скарпхедин ударил Сигмунда секирой. Сигмунд был в кожаном панцыре, но удар секиры пришелся в плечо, и секира рассекла лопатку. Скарпхедин дернул секиру к себе, и Сигмунд упал на колени, но тотчас же вскочил на ноги.

– Ты. склонился передо мной, – сказал Скарпхедин, – но прежде чем мы расстанемся, тебе придется все же умереть.

– Плохо мое дело, – сказал Сигмунд.

Скарпхедин ударил его по шлему, а потом нанес ему смертельный удар.

Грим отрубил Скьяльду ступню, а Хельги проткнул его копьем, и он сразу умер.

Скарпхедин увидел тут пастуха Халльгерд. Он отрубил голову Сигмунда, дал ее пастуху и попросил отнести ее Халльгерд. Он сказал:

– Она узнает, не эта ли голова сочиняла о нас порочащие стихи.

Как только они уехали, пастух бросил голову на землю, потому что он не смел этого сделать, пока они были там. Они ехали, пока у Маркарфльота не встретили людей. Они рассказали им о том, что случилось. Скарпхедин объявил, что убил Сигмунда, а Грим и Хельги – что убили Скьяльда. Потом они поехали домой и рассказали Ньялю о том, что случилось. Тот сказал так:

– Да будет счастье вашим рукам! Тут уж нам не назначат виры!

Теперь надо рассказать о том, как пастух вернулся в Хлидаренди. Он рассказал Халльгерд о том, что случилось.

– Скарпхедин дал мне в руки голову Сигмунда и попросил отнести ее тебе, но я не посмел сделать это, потому что не знал, как ты отнесешься к этому, – сказал он.

– Плохо, что ты не сделал этого, – сказала она, – я отдала бы ее Гуннару, чтобы он отомстил за своего родича или сделался бы всеобщим посмешищем.

Затем она пошла к Гуннару и сказала:

– Знай, что Сигмунд, твой родич, убит. Его убил Скарпхедин, и он велел отнести мне голову.

– Этого следовало ожидать, – сказал Гуннар. – Что посеешь, то и пожнешь, а вы со Скарпхедином сделали немало зла друг другу.

И Гуннар ушел. Он не начал тяжбы из-за убийства и ничего не предпринял. Халльгерд часто напоминала ему о том, что за Сигмунда не заплачена вира. Но Гуннар не обращал внимания на ее слова.

Прошли три тинга, на которых, как люди думали, Гуннар мог бы начать тяжбу. И вот у него случилось трудное дело, которое он не знал, как решить. Он поехал к Ньялю. Тот принял Гуннара очень хорошо. Гуннар сказал Ньялю:

– Я пришел просить у тебя совета в трудном деле.

– Ты вправе просить его, – сказал Ньяль и дал ему совет.

Гуннар встал и поблагодарил его. Тогда Ньяль взял Гуннара за руку и сказал:

– Давно пора заплатить виру за твоего родича Сигмунда.

– За него давно заплачено, – сказал Гуннар, – но я не откажусь, если ты сделаешь мне почетное предложение.

Гуннар никогда не говорил плохо о сыновьях Ньяля. Ньяль хотел, чтобы Гуннар сам назначил виру. Тот назначил две сотни серебра, а за Скьяльда не назначил ничего. Ньяль сразу же уплатил сполна. Гуннар объявил об их примирении на тинге в Тингскаларе, когда там было всего больше народу. Он рассказал о том, как они поладили, и о злых словах, из-за которых погиб Сигмунд. Он сказал, что кто будет повторять эти слова, пусть пеняет на себя. Гуннар и Ньяль говорили, что ничто не может их поссорить. Так оно и было, и они всегда были друзьями.




XLVI


Жил человек по имени Гицур Белый. Его отцом был Тейт, сын Кетильбьярна Старого из Мосфелля. Мать Гицура звали Алов. Она была дочерью херсира Бадвара, сына Викинга-Кари. Гицур был отцом епископа Ислейва. Мать Тейта, Хельга, была дочерью Торда Бородача, внучкой Храппа, правнучкой Бьярна Воловьей Ноги. Двор Гицура Белого назывался Мосфелль. Он был большим хавдингом.

Еще будет речь в саге о человеке по имени Гейр Годи. Его мать, Торкатла, была дочерью Кетильбьярна Старого из Мосфелля. Двор Гейра назывался Хлид. Они с Гицуром во всем помогали друг другу.

В это время в Хове, на равнине Рангарвеллир, жил Мард, сын Вальгарда. Он был человек хитрый и злобный. Вальгард, его отец, в то время уехал из Исландии, а матери его не было в живых. Он сильно завидовал Гуннару из Хлидаренди. Он был богат, но его очень не любили.




XLVII


Жил человек по имени Откель. Его отцом был Скарв, сын Халлькеля, что бился с Гримом на Гримснесе и одолел его в поединке. Халлькелль и Кетильбьярн Старый были братьями. Двор Откеля назывался Киркьюбёр. Жену его звали Торгерд. Ее отцом был Map, сын Брандольва, внук Наддада Фарерского. Откель был богат. Его сына звали Торгейром, он был молод годами, но неглуп.

Жил человек по имени Скамкель. Его двор тоже назывался Хов. Он был богат, но лжив, неполадлив и неуживчив. Он был другом Откеля. Халлькелем звали брата Откеля. Он был высок и силен и жил у Откеля. У них был брат по имени Халльбьярн Белый. Он привез с собой в Исландию одного раба по имени Мелькольв. Он был ирландцем, и все его очень не любили. Халльбьярн поехал пожить к Откелю и взял с собой Мелькольва. Раб часто поговаривал, что хотел бы, чтобы его хозяином был Откель. Откель был приветлив с ним и подарил ему нож, пояс и всю одежду, а раб делал для него все, что тот хотел. Откель попросил брата продать ему раба. Тот сказал, что отдаст ему раба, но что он – не такая уж большая ценность, как это ему кажется. Как только раб оказался у Откеля, он стал работать все хуже и хуже. Откель часто жаловался Халльбьярну Белому на то, что раб, как ему кажется, мало работает. Халльбьярн отвечал, что лень – еще не худшее в этом рабе.

В ту пору выдался неурожайный год, так что людям стало не хватать сена и съестных припасов, и так было повсюду. Гуннар со многими делился сеном и съестными припасами, и все, кто приходил к нему, получали, что им было нужно, пока у Гуннара было что давать. Но вот случилось, что и Гуннару стало не хватать сена и съестных припасов. Тогда Гуннар велел Кольскеггу, Траину, сыну Сигфуса, и Ламби, сыну Сигурда, поехать с ним. Они поехали в Киркьюбёр и вызвали Откеля. Он принял их хорошо. Гуннар сказал:

– Я приехал просить тебя продать мне сена и съестных припасов, если они у тебя есть.

Откель отвечает:

– Есть у меня и то и другое, но я не продам тебе ничего.

– Тогда ты, может, дашь мне так, – говорит Гуннар, – и посмотришь, как я отплачу тебе за это?

– Нет, – говорит Откель.

Скамкель нашептывал ему против Гуннара.

Тогда Траин, сын Сигфуса, сказал:

– Хорошо было бы, если бы мы взяли, что нам нужно, и положили деньги взамен.

Скамкель ответил:

– Плохи дела мосфелльцев, если сыновья Сигфуса собираются грабить их.

– Я не хочу грабить, – сказал Гуннар.

– Не хочешь ли купить у меня раба? – спросил Откель.

– Пожалуй, – сказал Гуннар.

Затем Гуннар купил раба и уехал.

Ньяль узнал о случившемся и сказал:

– Плохо, что Гуннару не дали купить, что он хотел. Чего же хорошего ждать другим людям, если даже такие, как он, не могут получить того, что им нужно?

– Стоит ли столько говорить об этом? Гораздо лучше дать ему и съестных припасов и сена, если у тебя ни в том, ни в другом нет недостатка, – сказала Бергтора.

Ньяль сказал:

– Это правда. Я помогу ему чем могу.

Он поехал со своими сыновьями в Торольвсфелль, и они навьючили пятнадцать лошадей сеном, а пять лошадей съестными припасами. Затем он приехал в Хлидаренди и вызвал Гуннара. Тот принял их хорошо. Ньяль сказал:

– Вот сено и съестные припасы, я хочу подарить их тебе. Я хочу, чтобы ты никогда не искал помощи ни у кого, кроме меня, если тебе понадобится что-нибудь.

– Твои подарки хороши, – сказал Гуннар, – но еще ценнее для меня твоя дружба и дружба твоих сыновей.

Затем Ньяль поехал домой. И вот наступило лето-




XLVIII


Гуннар поехал на тинг. У него останавливалось много пароду с востока, из Сиды. Гуннар пригласил их погостить у него на обратном пути с тинга. Ньяль и его сыновья тоже были на тинге. Тинг был мирный.

Теперь надо рассказать о том, как Халльгерд запела разговор с рабом Мелькольвом.

– Я хочу послать тебя с поручением, – сказала она, – ты должен поехать в Киркьюбёр.

– Зачем мне туда ехать? – спросил он.

– Ты украдешь там два вьюка съестных припасов – сыру и масла, а затем подожжешь клеть, и все подумают, что это случилось из-за небрежности, и никто не подумает, что была кража.

Раб сказал:

– Бывал я плохим, но никогда не был вором.

– Послушать только! – сказала она. – Ты, вор и убийца, выдаешь себя за честного человека! Если ты только вздумаешь не поехать, то я велю убить тебя.

Он знал, что она так и сделает, если он не поедет. И вот он взял двух лошадей, покрыл их подвьючными попонами и поехал в Киркьюбёр. Собака не залаяла – она узнала его и побежала ему навстречу. Потом он подъехал к клети, нагрузил сыром и маслом двух лошадей, поджег клеть, а собаку убил. Он поехал вверх по реке Ранге. Тут у него лопнул ремень на обуви, и он взял нож и починил ремень. Но нож и пояс он забыл на этом месте. Доехав до Хлидаренди, он хватился ножа, но вернуться не посмел. Он отдал сыр и масло Халльгерд, и она была очень довольна.

Утром, когда люди в Киркьюбёре вышли во двор, они увидели, что случилось. Тогда послали на тинг человека рассказать о случившемся Откелю. Он принял весть спокойно и сказал, что это, наверное, приключилось из-за того, что дом, в котором был очаг, и клеть стояли стена к стене. Все решили, что так оно и было.

Вот люди поехали домой с тинга, и многие заехали в Хлидаренди. Халльгерд поставила на стол еду, и среди прочего – сыр и масло. Гуннар знал, что такой еды в доме не было, и спросил Халльгерд, откуда это все.

– Оттуда, откуда надо, – сказала она. – Не мужское это дело думать о том, что подается на стол.

Гуннар рассердился и сказал:

– Плохо, если я стал укрывателем краденого, – и ударил ее по щеке. Она сказала, что запомнит эту пощечину и отплатит за нее, если сможет. Она вышла во двор, и он с ней. Со столов все унесли и подали мясо. Все подумали, что это угощение, наверное, попало в дом более честным путем, и люди, ехавшие с тинга, отправились дальше.




ХLIХ


Теперь надо рассказать о том, как Скамкель поехал искать овец вверх по Ранге и видит, что на дороге что-то блестит. Оказывается, это нож и пояс. Вещи эти кажутся ему знакомыми, и он отправляется с ними в Киркьюбёр. Откель был на дворе, когда Скамкель приехал. Скамкель сказал Откелю:

– Ты узнаешь эти вещи?

– Конечно, узнаю, – сказал Откель.

– Чьи же они? – спросил Скамкель.

– Раба Мелькольва, – сказал Откель.

– Их должны признать и другие, – сказал Скамкель, – я поддержу тебя.

Они показали эти вещи многим людям, и все узнали их. Тогда Скамкель сказал:

– Что ты думаешь теперь делать?

Откель сказал:

– Надо съездить к Марду, сыну Вальгарда, и попросить у него совета.

После этого они поехали в Хов, показали эти вещи Марду и спросили, узнает ли он их. Он сказал, что узнает.

– Что же, – добавил он, – собираетесь вы искать что-нибудь в Хлидаренди?

– Наше дело трудное, – сказал Скамкель, – в нем замешаны большие люди.

– Это верно, – сказал Мард, – но все же я, кажется, знаю такие вещи о доме Гуннара, которых вы не знаете.

– Мы заплатим тебе, – сказали они, – если ты поможешь нам.

Мард ответил:

– Дорого мне обойдутся эти деньги, но я все же, может быть, возьму их.

Они дали ему три марки серебра, чтобы он помог им. Он посоветовал им послать женщин со своего двора с мелким товаром, чтобы предложить его хозяйкам в округе и посмотреть, чем им заплатят.

– Потому что, – добавил он, – все обычно прежде всего отдают краденое, если оно у них есть. Так будет и здесь, если клеть сгорела не сама, а ее подожгли. Пусть потом женщины покажут мне, что они получили. Однако как только улики будут найдены, я не буду больше заниматься этим делом.

Они согласились на это и поехали домой. Мард разослал по округе женщин, и они ходили с полмесяца и вернулись с большой ношей. Мард спросил их, где им дали больше всего. Они сказали, что им дали больше всего в Хлидаренди и что Халльгерд была щедрее всех. Он спросил, что им там дали.

– Сыру, – ответили они.

Он захотел взглянуть на этот сыр. Они показали ему – это были большие ломти. Он взял их и спрятал.

Вскоре после этого Мард поехал к Откелю. Он попросил его дать ему форму для сыра, которая была у Торгерд. Тот так и сделал. Он положил в нее ломти сыра, и они точно уложились в ней. Они увидели, что Халльгерд дала им целый сыр.

– Теперь вы видите, что это, конечно, Халльгерд украла сыр.

Они собрали все улики. Тогда Мард сказал, что он больше не будет заниматься этим делом. На том они расстались.

Однажды Кольскегг завел с Гуннаром разговор и сказал:

– Скверное это дело, но все говорят, что кража и пожар в Киркьюбёре дело рук Халльгерд.

Гуннар сказал, что так оно, наверное, и есть.

– Но что же теперь делать? – добавил он.

Кольскегг сказал:

– Видно, тебе придется расплачиваться за свою жену. По-моему, тебе надо бы съездить к Откелю и предложить ему хороший выкуп.

– Совет хорош, – сказал Гуннар, – и так я и сделаю.

Вскоре после этого Гуннар послал за Траином, сыном Сигфуса, и Ламби, сыном Сигурда, и они тотчас же пришли. Гуннар сказал им, что он собирается делать. Они одобрили его решение. Гуннар поехал с одиннадцатью провожатыми в Киркьюбёр и вызвал Откеля. Там был Скамкель, и он сказал:

– Я выйду с тобой. Дело здесь такое, что ум хорошо, а два лучше. Мне хотелось бы быть рядом с тобой, когда это тебе больше всего может понадобиться, а сейчас так оно, видимо, и будет. Мне думается, что тебе лучше всего было бы держаться смело.

Затем они вышли во двор – Откель, Скамкель, Халлькель и Халльбьярн. Они поздоровались с Гуннаром. Откель спросил, куда он направляется.

– Не дальше этих мест, – ответил Гуннар. – Я приехал, чтобы сказать тебе, что в большом ущербе, который ты потерпел, виноваты моя жена и раб, которого я купил у тебя.

– Этого можно было ожидать, – сказал Халльбьярн. Гуннар сказал:

– Я хочу сделать тебе хорошее предложение: я предлагаю, чтобы это дело рассудили лучшие люди в нашей округе.

Скамкель сказал:

– Предложение твое звучит хорошо, но оно невыгодно: тебя бонды любят, а Откеля – нет.

– Тогда я предлагаю, чтобы я сам решил это дело и сразу кончил его. Я предлагаю тебе мою дружбу и хочу теперь же уплатить все деньги. Я уплачу тебе двойную виру.

Скамкель сказал:

– Не соглашайся на это. Неразумно давать ему решать дело, когда ты сам должен решать его.

Откель сказал:

– Я не согласен, чтобы ты сам решал это дело, Гуннар! Гуннар сказал:

– Я вижу, что тебе на меня нашептывают, и со временем я отплачу тем, кто это делает. Ну, решай ты сам.

Откель нагнулся к Скамкелю и спросил:

– Что же мне ответить?

– Скажи, что это хорошее предложение, но что ты хочешь, чтобы Гицур Белый и Гейр Годи разрешили ваш спор. Тогда многие люди скажут, что ты похож на своего деда Халлькеля, который был очень доблестным человеком.

Откель сказал:

– Это хорошее предложение. Но я все же хочу, чтобы ты дал мне время посоветоваться с Гицуром Белым.

Гуннар сказал:

– Делай как знаешь. Но люди скажут, ты мало смыслишь в том, что почетно для тебя, если ты не согласен на мое предложение.

Гуннар отправился домой. Когда он уехал, Халльбьярн сказал:

– Не видел я людей более разных. Гуннар сделал тебе хорошее предложение, а ты не захотел принять его. Ты что же, собираешься ссориться с Гуннаром, когда ему нет равного? И все же он такой хороший человек, что не взял назад своего предложения, чтобы ты мог согласиться на него позднее. Мне думается, что тебе надо сейчас же поехать к Гицуру Белому и Гейру Годи.

Откель велел подать себе коня и собрался в дорогу. Откель был слаб глазами. Скамкель пошел проводить его и сказал:

– Странно, что твой брат не захотел поехать вместо тебя. Давай, я поеду вместо тебя, я ведь знаю, как неохотно ты пускаешься в такие поездки.

– Что ж, спасибо, – сказал Откель, – но смотри, говори одну правду.

– Хорошо, – сказал Скамкель.

И Скамкель взял его коня и дорожную одежду, а Откель пошел домой. Халльбьярн был во дворе и сказал Откелю:

– Дружба с рабом не кончается добром. Нам придется всю жизнь раскаиваться в том, что ты не принял этого предложения. Неразумно посылать такого лживого человека по делу, от которого, можно сказать, зависит жизнь людей.

– Ты уж, верно, струсишь, – сказал Откель, – если Гуннар замахнется своим копьем, раз ты сейчас испугался.

– Неизвестно еще, кто трусливее. Ты ведь тоже знаешь, что Гуннар не долго метится своим копьем, когда он в гневе.

Откель сказал:

– Все вы трусы, кроме Скамкеля.

И оба были в гневе.




L


Скамкель приехал в Мосфелль и пересказал все предложения Гицуру.

– Мне думается, – сказал Гицур, – что предложения эти очень хорошие. Почему же он не принял их?

– Это случилось главным образом потому, что все хотели оказать тебе честь. Поэтому он стал ждать твоего решения. Так будет лучше для всех.

Скамкель остался у него на ночь. Гицур послал человека за Гейром Годи, и тот скоро приехал. Тут Гицур рассказал ему обо всем и спросил:

– Что теперь делать?

– То, что ты уже, наверное, решил: повести дело так, чтобы нам было от него всего больше проку. А пока пусть Скамкель повторит нам свой рассказ, чтобы мы знали, как он расскажет во второй раз.

Так и сделали. Гицур сказал:

– Ты, должно быть, правильно рассказал все. Но все же я не видел человека, который бы мне казался большим злодеем, чем ты. Если ты честный человек, то, значит, обманчива внешность.

Скамкель отправился назад, и поехал сначала в Киркьюбёр, и вызвал Откеля. Тот принял Скамкеля хорошо. Скамкель передал ему поклон от Гицура и Гейра и сказал:

– Из этого дела нечего делать тайну. Гейр Годи и Гицур считают, что его не следует улаживать полюбовно. Они дали совет вызвать Гуннара на суд и обвинить в соучастии в краже, а Халльгерд – в краже.

Отколь сказал:

– Так и надо сделать, как они посоветовали.

– Больше всего им понравилось, – сказал Скамкель, – что ты держался очень смело, и я всячески хвалил тебя.

Тут Откель рассказал все своим братьям, и Халльбьярн сказал:

– Думается мне, что все это наглая ложь.

Вот наступает пора последних дней вызова на суд[23 - Вызов на суд должен был быть не позднее, чем за четыре недели до тинга.] перед альтингом. Откель велел своим братьям и Скамкелю ехать в Хлидаренди, чтобы вызвать Гуннара на суд. Халльбьярн согласился поехать, но сказал, что им придется когда-нибудь пожалеть об этой поездке. И вот поехало их двенадцать человек в Хлидаренди. Когда они подъехали туда, Гуннар был на дворе, но он увидел их, лишь когда они подъехали к самому дому. Он не вошел в дом. Откель тотчас же велел объявить вызов на суд. Когда они объявили его, Скамкель спросил:

– Правильно ли, хозяин?

– Вы сами знаете, – сказал Гуннар, – но я еще припомню тебе эту поездку, Скамкель, и твои нашептывания.

– Это нам не страшно, – сказал Скамкель, – если копье еще не поднято.

Гуннар был в сильнейшем гневе. Он вошел в дом и рассказал обо всем Кольскеггу. Кольскегг сказал:

– Плохо, что нас не было на дворе. Им бы пришлось уехать с большим позором, если бы мы были там.

Гуннар сказал:

– Всему свое время. Но мало чести принесет им эта поездка.

Вскоре после этого Гуннар поехал и рассказал обо всем Ньялю. Ньяль сказал:

– Не тревожься, потому что эта тяжба принесет тебе большую честь еще прежде, чем кончится этот тинг. Мы все поможем тебе словом и делом.

Гуннар поблагодарил его и поехал домой.




LI


Откель с братьями и Скамкелем поехал на тинг.

Гуннар, все сыновья Сигфуса, Ньяль и его сыновья тоже поехали на тинг. Они были заодно с Гуннаром, и люди говорили, что никто не мог бы противостоять им.

Однажды Гуннар подошел к палатке людей из Долин. У палатки были Хрут и Хаскульд, и они учтиво поздоровались с Гуннаром. Гуннар рассказал им обо всем деле.

– Что советует Ньяль? – спросил Хрут.

– Он велел мне пойти к вам, братьям, и сказать, что он будет согласен с советом, который вы дадите.

– Он хочет, стало быть, – сказал Хрут, – чтобы я дал совет как родич. Ладно. Вызови на поединок Гицура Белого, если они не предоставят тебе самому решить дело, а Кольскегг пусть вызовет Гейра Годи. Против Откеля же и его людей народ найдется, ведь нас здесь столько, что ты можешь добиться всего, чего хочешь.

Гуннар пошел к себе в палатку и рассказал Ньялю. Ульв Аургоди узнал о замысле и рассказал о нем Гицуру. Гицур спросил Откеля:

– Кто посоветовал тебе вызвать на суд Гуннара?

– Скамкель сказал мне, что так посоветовали вы с Гейром Годи.

– А где же этот негодяй, – спросил Гицур, – который так солгал?

– Он лежит больной в палатке, – сказал Откель.

– Чтоб ему никогда не встать! – сказал Гицур. – А теперь давайте пойдем все к Гуннару и предложим ему самому решить дело. Но я, правда, не знаю, согласится ли он теперь на это.

Многие поносили Скамкеля, и он пролежал больным весь тинг.

Гицур и его люди пошли к Гуннару. Гуннару передали об этом в палатку, и они все вышли и стали перед палаткой. Гицур Белый выступил первым. Он сказал:

– Мы предлагаем тебе, Гуннар, самому решить дело.

– Не вяжется это с твоим советом вызвать меня на суд, – сказал Гуннар.

– Не мой это совет, – сказал Гицур, – и не Гейра.

– Тогда ты, наверное, не откажешься доказать, что ты не виноват, – сказал Гуннар.

– Чего ты хочешь? – спросил Гицур.

– Чтобы ты поклялся, – ответил Гуннар.

– Хорошо, – сказал Гицур, – если ты согласишься сам решить дело.

– Я предложил это еще давно, – сказал Гуннар, – но теперь, думается мне, дело разрослось.

Ньяль сказал:

– Тебе не следует отказываться от того, чтобы самому решать дело. Тем больше тебе чести, чем труднее дело.

Гуннар сказал:

– Ради моих друзей я решу дело. Но я советую Откелю не задевать меня больше.

Тогда послали за Хаскульдом и Хрутом, и они пришли. Тут Гицур и Гейр Годи дали клятву, а Гуннар решил дело. Он ни с кем не советовался и сказал так:

– Я решаю, что я должен заплатить тебе за клеть и припасы, которые были в ней, но за раба я не заплачу ничего, потому что ты скрыл от меня его порок.[24 - …ты скрыл от меня его порок – то, что он вор.] Я отдам его тебе назад – каждая вещь должна быть на своем месте. А за то, что вы вызвали меня на суд, чтобы насмехаться надо мной, я присуждаю себе столько же, сколько стоит все это добро, клеть и то, что сгорело в ней. Но если вам больше по душе, чтобы мы были в ссоре, то как хотите. В этом случае я знаю, что мне делать, и вы это увидите.

Гицур ответил:

– Мы не хотим, чтобы ты платил что-нибудь, но мы просим тебя быть другом Откеля.

– Никогда, пока я жив, не бывать этому, – сказал Гуннар. – Пусть он дружит со Скамкелем, он уж давно водится с ним.

Гицур сказал:

– Мы все хотим уладить дело полюбовно, хоть ты и один ставишь свои условия.

Они скрепили договор рукопожатиями, и Гуннар сказал Откелю:

– Тебе было бы лучше всего уехать к своим родичам. Но если ты хочешь остаться в наших местах, то не задевай меня.

Гицур сказал:

– Совет хорош, и он ему последует.

Это дело принесло много чести Гуннару. Народ поехал с тинга домой. Гуннар оставался у себя дома, и некоторое время все было спокойно.




LII


Жил человек по имени Рунольв. Он был сыном Ульва Аургоди. Он жил в Дале, восточнее Маркарфльота. По дороге с тинга он остановился у Откеля. Откель подарил ему черного быка, которому было девять лет. Рунольв поблагодарил его за подарок и пригласил приехать к нему, когда тот захочет. Но, несмотря на приглашение, Откель не приезжал. Рунольв часто посылал к нему людей и напоминал, что он должен приехать, и тот каждый раз обещал, что приодет.

У Откеля было два буланых коня с темной полосой на спине. Это были лучшие верховые лошади во всей округе, и они были так привязаны друг к другу, что всегда бегали вместе.

У Откеля жил норвежец по имени Аудольв. Он полюбил Сигни, дочь Откеля. Аудольв был высок ростом и силен.

LIII


Весною Откель сказал, что они поедут на восток, в Даль, погостить, и все очень обрадовались этому. С Откелем поехали два брата, Скамкель, Аудольв и еще трое людей. Откель ехал на одном из буланых, а другой бежал рядом. Они направились к Маркарфльоту, и Откель скакал впереди. Вдруг обе лошади испугались и, свернув с дороги, помчались к Фльотсхлиду. Откелю пришлось теперь скакать быстрее, чем он хотел.

В то же время Гуннар вышел один из дому, взяв в одну руку лукошко с зерном, а в другую – топор. Он пошел к своей пашне и стал там сеять.[25 - Это одно из мест, свидетельствующих о том, что исландские бонды занимались и земледелием.] Плащ и топор он положил на землю недалеко от себя.

Теперь нужно рассказать об Откеле, как он поскакал быстрее, чем ему хотелось. На ногах у него были шпоры. Он скакал по пашне, и они с Гуннаром не видели друг друга. И как раз когда Гуннар выпрямился, Откель наехал на него, задел шпорой Гуннара около уха и сильно оцарапал его, так что сразу потекла кровь. Тут подъехали спутники Откеля.

– Все видят, – сказал Гуннар, – что ты нанес мне кровавую рану. Так не подобает поступать. Сначала ты вызвал меня на суд, а теперь ты наезжаешь на меня и пинаешь меня ногами.

Скамкель сказал:

– Ох, как смело ты держишься! У тебя был такой же грозный вид на тинге, когда ты замахивался своим копьем.

Гуннар сказал:

– Когда мы встретимся с тобой в следующий раз, ты увидишь мое копье.

На этом они расстались, а Скамкель громко крикнул:

– Здорово вы скачете, приятели!

Гуннар пошел домой и никому не рассказал о том, что с ним случилось, и никто не знал, что его ранил человек. Но однажды он рассказал о том, что случилось, своему брату Кольскеггу, и Кольскегг сказал:

– Ты должен рассказать это и другим, чтобы не говорили, что ты винишь мертвого, потому что если свидетели не будут знать заранее того, что случилось, то твои противники смогут сказать, что это все неправда.

Тогда Гуннар рассказал о том, что с ним случилось, своим соседям, и по началу это не вызвало разговоров.

Между тем Откель приехал в Даль. Их приняли там хорошо, и они пробыли там неделю. Откель рассказал Рунольву обо всем, что у него приключилось с Гуннаром, и кто-то спросил, как Гуннар держал себя при этом. Скамкель сказал:

– Если бы это не был знатный человек, то надо было бы сказать, что он плакал.

– Нехорошие это слова, – сказал Рунольв, – иногда вы с Гуннаром встретитесь в следующий раз, тебе придется узнать, что Гуннар вовсе не плаксив. Хорошо, если людям получше тебя не придется расплачиваться за твои злые речи. Мне думается, что когда вы поедете домой, надо бы мне поехать с вами, потому что мне Гуннар не сделает зла.

– Не надо, – сказал Откель. – Я переправлюсь через реку пониже.

Рунольв сделал ему богатые подарки и сказал, что они, наверное, больше не увидятся. Откель попросил его не забыть об его сыне, если такое случится.




LIV


Теперь надо рассказать о том, как Гуннар был на дворе в Хлидаренди и увидел, что к дому скачет его пастух. Пастух въехал во двор, и Гуннар спросил:

– Что ты скачешь так быстро?

– Я хотел сослужить тебе службу. Я видел, что вниз вдоль Маркарфльота едут восемь человек, и четверо из них – в крашеных одеждах.

Гуннар сказал:

– Это верно, Откель.

Пастух сказал:

– Я слышал от Скамкеля много обидных речей. В Дале он сказал, что ты плакал, когда они наехали на тебя. Я говорю тебе об этом, потому что мне не нравятся злые речи плохих людей.

– Не стоит обижаться на слова, – сказал Гуннар. – Но с этих пор ты будешь делать только такую работу, какую захочешь.

– Сказать мне что-нибудь твоему брату Кольскеггу?

– Ложись спать, – сказал Гуннар, – я скажу Кольскеггу сам.

Пастух улегся и тотчас уснул. Гуннар взял свое седло и оседлал лошадь пастуха. Он взял щит, привязал к поясу меч, подарок Альвира, надел на голову шлем и взял свое копье. Копье громко зазвенело, и Раннвейг, его мать, услышала это. Она вышла к нему и сказала:

– Сын, ты в сильном гневе. Таким я еще не видала тебя.

Гуннар вышел, воткнул копье в землю, вскочил в седло и ускакал. Раннвейг вошла в дом. Там было очень шумно.

– Вы говорите громко, – сказала она, – но еще громче звенело копье Гуннара, когда он выходил из дому.

Кольскегг услышал это и сказал:

– Это неспроста.

– Это хорошо! – сказала Халльгерд. – Теперь им приведется узнать, убегает ли он от них с плачем.

Кольскегг взял свое оружие, сел на коня и поскакал следом во весь опор. Гуннар поехал наискось через Акратунгу к Гейластовнару, а оттуда к реке Ранге и затем к броду у Хова. Там в загоне для овец было несколько женщин, которые их доили. Гуннар спешился и привязал коня.

Тут подъехали Откель и его спутники. На тропе у брода лежали плоские камни.[26 - Они помешали подъехавшим ускакать от Гуннара.] Гуннар сказал подъехавшим:

– Теперь защищайтесь – вот мое копье! Сейчас еы узнаете, заплачу ли я перед вами.

Они быстро спешились и бросились на Гуннара, Халльбьярн первым.

– Погоди! – сказал Гуннар. – Тебе я меньше всего хотел бы причинить зло, но когда дело идет о моей жизни, я не щажу никого.

– Не могу, – сказал Халльбьярн. – Ты ведь собираешься убить моего брата, и стыдно было бы мне сидеть сложа руки.

И с этими словами он направил в Гуннара двумя руками большое копье. Гуннар выставил щит, но Халльбьярн пробил его. Гуннар с такой силой рванул щит книзу, что он воткнулся в землю, и так быстро выхватил меч, что глазом невозможно было уследить. Он ударил Халльбьярна мечом по руке выше запястья и отсек ему кисть. Скамкель забежал сзади и хотел ударить Гуннара большой секирой. Гуннар быстро повернулся к нему и сам ударил своим копьем по секире, так, что секира Скамкеля выскользнула из его рук и упала в реку. Затем Гуннар пронзил Скамкеля, поднял его на копье и бросил вниз головой на дорогу.

Аудольв выхватил копье и метнул его в Гуннара. Гуннар на лету поймал копье и тотчас швырнул его обратно. Копье пробило щит, прошло через тело норвежца и воткнулось в землю. Откель хотел ударить мечом Гуннара, он целился в ногу ниже колена, но тот подпрыгнул, и удар пришелся мимо. Гуннар пронзил его своим копьем.

Тут подбегает Кольскегг, бросается на Халлькеля и наносит ему своим мечом смертельный удар. Они убили всех восьмерых.

Одна из женщин видела все и побежала домой. Она рассказала обо всем Марду и попросила его разнять их.

– Это, верно, такие люди, – говорит он, – что мне едва ли будет жаль, если они перебьют друг друга.

– Не говори так, – говорит она, – среди них твой родич Гуннар и Откель.

– Ты всегда болтаешь вздор, подлая, – сказал он и остался лежать дома, пока они бились.

Гуннар и Кольскегг после боя отправились домой. Они быстро поскакали по песчаному берегу, и Гуннар упал с лошади, но вскочил на ноги. Кольскегг сказал:

– Здорово ты скачешь, брат!

– Как раз этими словами поносил меня Скамкель, когда я сказал ему: «Ты наехал на меня».

– Теперь ты отомстил за это, – говорит Кольскегг.

– Не знаю, – говорит Гуннар. – Может, я не так храбр, как другие, потому что мне труднее, чем другим, решиться убить человека.




LV


Люди узнали о случившемся, и многие говорили, что этого и следовало ожидать. Гуннар поехал в Бергторсхваль и рассказал обо всем Ньялю. Ньяль сказал:

– Многое ты совершил, но и многое тебе пришлось вынести.

– Ну, а что будет дальше? – говорит Гуннар.

– Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе, – говорит Ньяль, – то, что еще не случилось? Ты поедешь на тинг, будешь пользоваться моими советами, и дело это принесет тебе большую честь. Это будет началом твоих подвигов.

– Так дай мне добрый совет, – говорит Гуннар.

– Хорошо, дам, – говорит Ньяль. – Никогда не убивай более одного человека из одного рода, никогда не нарушай мира, который помогли тебе заключить хорошие люди, а особенно в этом деле.

Гуннар сказал:

– Мне думается, что этого скорее можно ждать от кого-нибудь другого, чем от меня.

– Конечно, – говорит Ньяль, – однако помни, что если так случится, то жить тебе останется недолго. Если же этого не случится, ты доживешь до старости.

Гуннар спросил:

– А ты знаешь, что погубит тебя?

– Знаю, – говорит Ньяль.

– Что же? – говорит Гуннар.

– То, о чем люди никогда бы не подумали, – говорит Ньяль.

После этого Гуннар поехал домой.

К Гицуру Белому и Гейру Годи был послан человек, потому что они должны были начать тяжбу об убийстве Откеля. Они оба встретились и стали советоваться, что делать. Они решили, что тяжбу следует вести строго по закону. Затем они стали думать, кому из них вести тяжбу, но никто не захотел взяться за нее.

– Мне кажется, – говорит Гицур, – что одно из двух: либо один из нас начнет тяжбу, и тогда нам надо будет бросить жребий, кому ее вести, либо вира совсем не будет заплачена. Надо помнить, что трудно будет начать эту тяжбу, потому что у Гуннара много родичей и друзей. Поэтому и тот из нас, на кого жребий не выпадет, тоже должен будет ехать помогать и не оставаться в стороне, пока тяжба не будет кончена.

Затем они бросили жребий, и начать тяжбу выпало Гейру Годи. Вскоре после этого они поехали на восток, переправились через реки и добрались до места боя на реке Ранге. Они выкопали тела и показали раны свидетелям. Затем они объявили, сколько было ран и кто нанес их, и призвали десять соседей. Они узнали, что Гуннар дома с тремя десятками своих людей. Тогда Гейр Годи спросил, не поедет ли Гицур туда с сотней людей.

– Нет, не поеду, – отвечает тот, – хотя бы нас было и намного больше.

После этого они вернулись домой. Весть о начале тяжбы разнеслась по всей округе. Люди поговаривали, что тинг, наверное, будет неспокойный.




LVI


Жил человек по имени Скафти.[27 - Скафти, сын Тородда, – законоговоритель с 1004 по 1030 г. В то время как он был законоговорителем, были отменены поединки (см. стр. 52) и учрежден Пятый суд (см. примечание к стр. 609). По-видимому, отзвуком его борьбы против самовластья хавдингов, многие из которых были при нем изгнаны из страны, является отношение к нему со стороны рассказчика саги, который в этом случае основывается на том, что говорили враги Скафти.] Его отцом был Тородд, а матерью Тородда была Торвар. Отцом Торвар был Тормод Рукоять, сын Олейва Широкого, внук Альвира Детолюба.[28 - Альвир Детолюб – получил свое прозвище благодаря тому, что он, как говорится в одной из саг, «запретил своим людям подбрасывать детей в воздух и ловить их на копья, как было принято у викингов».] Скафти в его отец были большими хавдингами и хорошими знатоками законов. Тородда считали человеком ненадежным и хитрым. Они помогали Гицуру Белому во всех его делах.

С Фльотсхлида и с реки Ранги приехало на тинг очень много народу. Гуннара так любили, что все хотели поддержать его. И вот они все приехали на тинг и покрыли свои палатки. На стороне Гицура Белого были следующие хавдинги: Скафти, сын Тородда, Асгрим, сын Эллиди-Грима, Одд из Кидьяберга и Халльдор, сын Арнольва.

Однажды все пошли к Скале закона. Тут встал Гейр Годи и объявил, что он обвиняет Гуннара в убийстве Откеля, Халльбьярна Белого, Аудольва и Скамкеля. Затем он объявил, что обвиняет Кольскегга в убийстве Халлькеля. Когда он объявил все это, люди нашли, что он говорил хорошо. Затем люди пошли от Скалы закона.

Вот подходит время, когда суды должны начать разбор дел. Обе стороны собрали много народу. Гейр Годи и Гицур Белый стояли к югу от суда, Гуннар и Ньяль – к северу. Гейр Годи предложил Гуннару выслушать его присягу в том, что он будет честно вести дело, и принес такую присягу. После этого он изложил свой иск. Затем его свидетели подтвердили, что он объявил о ранах, которые нанесли обвиняемые. Потом он попросил назначенных истцом и ответчиком соседей занять свои места. Затем он предложил отвести лишних соседей. После этого он попросил соседей вынести свое решение. Те выступили, призвали себе свидетелей и заявили, что об Аудольве они вообще не хотят ничего говорить, потому что он норвежец и его настоящий истец в Норвегии, и поэтому им незачем высказываться по этому поводу. Затем они высказались по делу Откеля и нашли, что Гуннар виновен в том, в чем его обвиняют. После этого Гейр Годи предложил Гуннару начать защиту и назвал свидетелей всего, что упоминалось на суде.

Гуннар, со своей стороны, предложил Гейру Годи выслушать его присягу и его защитную речь, которую он собирался произнести. Затем он принес присягу. Гуннар сказал:

– Вот моя защита. Я назвал свидетелей того, что Откель нанес мне кровавую рану своей шпорой, и заявил им, что Откель должен будет поплатиться за это. Я возражаю, Гейр Годи, против того, чтобы в этой тяжбе меня обвиняли, а также против того, чтобы судьи меня судили, и весь твой иск объявляю неправильным. Я запрещаю тебе это запрещением бесспорным, верным и полным, как и положено запрещать по установлениям альтинга и общенародным законам. Но это еще не все, – сказал Гуннар.

– Ты, может, хочешь вызвать меня на поединок, как ты обычно делаешь, не заботясь о законе? – говорит Гейр.

– Нет, – говорит Гуннар, – я хочу обвинить тебя со Скалы закона в том, что ты незаконно обвинил меня в убийстве Аудольва, до которого вам нет никакого дела. Я хочу, чтобы тебя за это присудили к изгнанию на три года.

Ньяль сказал:

– Так дальше идти не может, потому что тяжбе так никогда не будет конца. Как мне кажется, обе стороны во многом правы. Ведь среди убийств, которые ты совершил, есть такие, о которых нельзя сказать, что ты за них не можешь быть осужден. Но и у тебя против него есть иск, по которому он тоже может быть осужден. Да и ты, Гейр Годи, должен знать, что не отклонено еще требование о твоем изгнании, и оно не будет отклонено, если ты не поступишь, как я говорю.

Годи Тородд сказал:

– Нам кажется, что лучше всего было бы сейчас им помириться. Что же ты ничего не говоришь, Гицур Белый?

– Мне кажется, – говорит Гицур, – что нашей тяжбе нужна крепкая поддержка. Видно, что друзья Гуннара вблизи, и лучше всего было бы для нас, чтобы уважаемые люди решили наше дело, если Гуннар не имеет ничего против.

– Я всегда хотел мира, – говорит Гуннар. – Хоть вы п во многом можете обвинять меня, но я скажу, что был вынужден сделать все это.

По совету мудрейших людей дело было передано на решение третейскому суду. Дело решали шесть человек. Сразу же на тинге было вынесено решение. Было решено, что за Скамкеля виры, платить не нужно. Вместо виры за него зачелся удар шпорой. За всех остальных убитых надо было заплатить виру, как полагалось. Родичи Гуннара дали ему денег, чтобы за всех убитых было тотчас же, на тинге, уплачено. Затем Гейр Годи и Гицур Белый поклялись Гуннару жить с ним в мире.

Гуннар поехал с тинга домой, поблагодарил людей за помощь, а многим сделал подарки. Это дело принесло Гуннару большую славу. И вот он сидит у себя дома в большой чести.




LVII


Жил человек по имени Старкад. Его отцом был Барк Синезубобородый, сын Торкеля Связанные Ноги, который занял землю возле горы Трихюрнинг. Он был женат, и его жену звали Халльбера. Она была дочерью Хроальда Рыжего и Хильдигунн, дочери Торстейна Воробья. Матерью Хильдигунн была Унн, дочь Эйвинда Окуня, сестра Модольва Мудрого, от которого пошли Модольвинги. Сыновьями Старкада и Халльберы были Торгейр, Барк и Торкель. Хильдигунн Врачея была их сестрой. Они были люди крутого нрава, заносчивые и неуживчивые. Они не давали покою людям во всей округе.




LVIII


Жил человек по имени Эгиль. Его отцом был Коль, сын Оттара Шара, который занял землю между ручьем Стоталёк и озерком Рейдарватн. Братом Эгиля был Анунд из Тралласкога, отец Халли Сильного, который был вместе с сыновьями Кетиля Красноречивого при убийстве Торира из Хольти. Эгиль жил в Сандгиле. У него были сыновья Коль, Оттар и Хаук. Их матерью была Стейнвар, сестра Старкада. Сыновья Эгиля были высоки ростом, заносчивы и очень неуживчивы. Они всегда были заодно с сыновьями Старкада. Их сестрой была Гудрун Ночное Солнце. Она была очень обходительная женщина. Эгиль взял к себе жить двух норвежцев: одного из них звали Торир, другого – Торгрим. Они были в Исландии в первый раз. Оба были богаты, и у них было много друзей. Оба были храбры и искусны в бою.

У Старкада был добрый жеребец гнедой масти, о котором говорили, что в бою нет коня, равного ему.

Однажды случилось, что трое братьев из Сандгиля были в Трихюрнинге.[29 - Так называется не только гора, но и двор Старкада под этой горой.] Они долго беседовали обо всех бондах Фльотсхлида, и речь зашла о том, решится ли кто-нибудь на бой коней с ними. При этом разговоре были люди, которые хотели похвалить их и подольститься к ним, и они сказали, что никто не решится на этот бой и что ни у кого нет такого коня. Тогда Хильдигунн сказала:

– Я знаю человека, который решится на бой коней с вами.

– Назови его, – говорят они.

– Гуннар из Хлидаренди, у которого есть бурый жеребец, наверно, решится на бой коней с вами и со всеми другими.

– Вам, женщинам, кажется, – говорят они, – что нет равного Гуннару. Но если дело кончилось позором для Гейра Годи или Гицура Белого, это вовсе еще не означает, что то же будет с нами.

– С вами будет еще хуже, чем с другими, – говорит она. И они стали ссориться.

Старкад сказал:

– Я бы меньше всего хотел, чтобы вы задели Гуннара, потому что трудно вам будет идти против его счастливой судьбы.

– Но ты разрешишь нам, – говорят они, – вызвать его на бой коней?

– Разрешу, – говорит он, – если вы постараетесь ни в чем его не обмануть.

Они пообещали это.

И вот они поехали в Хлидаренди. Гуннар был дома и вышел во двор. Кольскегг и Хьярт вышли с ним. Они учтиво поздоровались с подъехавшими и спросили, куда те держат путь.

– Не дальше этих мест, – отвечают те. – Нам сказали, что у тебя есть добрый жеребец, и мы хотим вызвать тебя на бой коней.

– Не с чего ходить рассказам о моем жеребце: он еще молод и ни разу не испытан.

– Ты все же, наверное, не откажешься устроить бой коней, – говорят они. – Хильдигунн сказала, что ты гордишься своим жеребцом.

– А почему вы говорили об этом? – спрашивает Гуннар.

– Потому что были люди, – говорят они, – которые сказали, что не найдется никого, кто решился бы на бой с нашим жеребцом.

– Я решусь на бой, – говорит Гуннар, – хоть и кажутся мне недружелюбными эти речи.

– Значит, мы договорились? – спрашивают они.

– Вам хочется, чтобы все было по-вашему. Я все же хочу попросить вас, чтобы от боя наших коней и другие люди получили удовольствие, и вы сами – никаких неприятностей. Еще я хочу, чтобы вы не позорили меня. Однако если вы поступите со мной, как вы поступали с другими людьми, то я, конечно, отплачу вам. Я поступлю с вами так же, как вы со мной.

Затем они поехали домой. Старкад спросил их, как они съездили. Они сказали, что Гуннар принял их вызов.

– Он согласился на бой коней, и мы договорились, когда будет этот бой. Было видно, что он боится остаться в проигрыше, и он пытался отказаться.

– Увидите, – сказала Хильдигунн, – Гуннара трудно вызвать на бой, но он очень упорен, если уж ему не уклониться от боя.

Гуннар поехал к Ньялю и рассказал ему о бое коней и о своем разговоре с сыновьями Эгиля.

– Как ты думаешь, чем кончится этот бой коней? – спросил он.

– Ты одержишь верх, – сказал Ньяль, – но многим этот бой принесет смерть.

– Может быть, и мне? – спросил Гуннар.

– Нет, тебе этот бой смерти не принесет, – сказал Ньяль, – но эту старую ссору они припомнят, когда начнут новую ссору. Тебе не останется ничего кроме как защищаться.

Затем Гуннар поехал домой.




LIX


Тут Гуннар узнал о смерти своего тестя Хаскульда. А через несколько дней Торгерд, жена Траина, разрешилась в Грьоте мальчиком. Тогда она послала к своей матери человека с просьбой решить, как назвать мальчика, – Глумом или Хаскульдом. Та выбрала имя Хаскульд.

У Гуннара и Халльгерд было двое сыновей. Одного звали Хагни, а другого Грани. Хагни был искусен во всем, молчалив, недоверчив и правдив.

И вот люди поехали на бой коней. Народу собралось очень много: там были и Гуннар с братьями, и сыновья Сигфуса, и Ньяль со всеми своими сыновьями. Приехал и Старкад со своими сыновьями и Эгиль со своими. Они сказали, что пора пускать лошадей. Гуннар сказал, что согласен. Скарпхедин спросил:

– Хочешь, я буду натравливать твоего коня, Гуннар?

– Не надо, – говорит Гуннар.

– Это было бы лучше, – говорит Скарпхедин. – Тогда с обеих сторон были бы люди неуступчивые.

– Не много тебе нужно сказать или сделать, – говорит Гуннар, – чтобы разгорелась ссора. Если же я сам буду натравливать своего коня, то дело не так скоро дойдет до ссоры, хотя все равно ссоры не миновать.

После этого коней вывели и поставили друг против друга. Гуннар приготовился натравливать своего коня, которого держал Скарпхедин. На Гуннаре была красная одежда, а в руке он держал большую палку. И вот кони сшиблись и стали так яростно кусать друг друга, что их и не нужно было натравливать. Все были очень довольны. Тут Торгейр и Коль решили ударить своего коня так, чтобы тот толкнул коня Гуннара, и посмотреть, не упадет ли Гуннар. И вот кони сшиблись, и Торгейр и Коль тут же подскочили сзади к своему коню. Но Гуннар заставил своего коня рвануться навстречу, и Торгейр и Коль упали навзничь, а их конь поверх них. Они сразу же вскочили и бросились на Гуннара. Тот увернулся, схватил Коля и швырнул его на землю так, что тот лишился чувств. Тогда Торгейр, сын Старкада, ударил Гуннарова коня и вышиб ему глаз, а Гуннар ударил Торгейра палкой, и тот лишился чувств. Гуннар подошел к своему коню и сказал Кольскеггу:

– Прикончи коня! Незачем ему жить кривым!

Кольскегг отрубил коню голову. Тут Торгейр вскочил, схватил свое оружие и хотел кинуться на Гуннара, но ему помешали, и началась свалка. Скарпхедин сказал:

– Надоело мне толкаться. Нам гораздо более пристало биться с оружием в руках.

Гуннар был так спокоен, что его держал всего один человек. Он не сказал ни одного злого слова. Ньяль пытался помирить дерущихся или успокоить их. Торгейр сказал, что он не желает мириться, а хотел бы видеть, как Гуннар погибает от его руки. Кольскегг сказал:

– Гуннар стоит на земле слишком твердо, чтобы упасть от одних слов. Так будет и на этот раз.

И вот народ разъехался с боя коней по домам. На Гуннара никто не напал. Так прошел год.

Летом на тинге Гуннар встретил своего шурина Олава Павлина, и тот пригласил его к себе в гости, но велел быть осторожным:

– Ведь они готовы на все что угодно. Никогда не езди один.

Олав дал ему много добрых советов, и они очень подружились.




LX


Асгрим, сын Эллиди-Грима, предъявил на тинге иск к Ульву, сыну Угги. Однако в этом иске Асгрима, что часто случалось, было слабое место. Дело в том, что вместо девяти соседей он призвал всего пять. Поэтому его противники объявили иск неправильным. Гуннар сказал:

– Я вызову тебя на поединок, Ульв, сын Угги, если ты не уступишь в этом справедливом деле. Ньяль и мой друг Хельги могут рассчитывать на то, что я не оставлю тебя в трудном деле, Асгрим, даже если их и нет здесь.

– Я не с тобой сужусь, – говорит Ульв.

– Но тебе придется иметь дело со мной, – говорит Гуннар.

Дело кончилось тем, что Ульву пришлось заплатить все сполна. Тогда Асгрим сказал Гуннару:

– Я хочу пригласить тебя к себе летом, и во всех тяжбах я всегда буду только на твоей стороне.

Гуннар поехал домой с тинга. Вскоре после этого он встретился с Ньялем. Тот сказал Гуннару, чтобы он был осторожен, потому что, как ему говорили, люди из Трихюрнинга собираются напасть на него. Он посоветовал Гуннару, чтобы тот никогда не ездил без достаточного числа спутников и всегда был при оружии. Гуннар пообещал последовать этому совету и сказал, что Асгрим пригласил его к себе.

– И я собираюсь поехать к нему осенью, – прибавил он.

– Пусть никто этого не знает, пока ты не выедешь из дому, а также того, сколько времени тебя не будет дома. И предлагаю тебе, чтобы с тобой поехали мои сыновья.

Так они и порешили.

Вот наступает восьмая неделя лета. Гуннар сказал Кольскеггу:

– Собирайся в дорогу, поедем в гости в Тунгу.

– Послать за сыновьями Ньяля? – спросил Кольскегг.

– Нет, – ответил Гуннар, – незачем их беспокоить из-за меня.




LXI


Вот едут они втроем, Гуннар с братьями. У Гуннара были с собой его копье и меч, подарок Альвира, а у Кольскегга – меч. Хьярт также был при всем оружии. Они приехали в Тунгу, и Асгрим принял их хорошо, и они пробыли у него некоторое время. Затем они объявили, что собираются ехать домой. Асгрим сделал им богатые подарки и предложил проводить их. Гуннар сказал, что в этом нет нужды, и Асгрим остался дома.

Жил человек по имени Сигурд Свиная Голова. Он обещал сообщать, куда поехал Гуннар. Вот он приехал в Трихюрнинг и рассказал, где теперь Гуннар, и сказал, что удобнее случая не будет, чем теперь, когда он сам-третий.

– Сколько нам нужно людей, – говорит Старкад, – для засады?

– Если народу будет мало, то нам с ним не справиться, – говорит Сигурд. – Нужно не меньше тридцати человек.

– Где мы устроим засаду?

– На холмах Кнавахолар, – отвечает Сигурд, – там, пока они не подъедут совсем близко, нас не будет видно.

– Поезжай в Сандгиль, – говорит Старкад, – и скажи Эгилю, чтобы их приехало сюда пятнадцать человек. А мы, тоже пятнадцать числом, поедем прямо отсюда к холмам Кнавахолар.

Торгейр сказал Хильдигунн:

– Вот эта рука покажет тебе сегодня убитого Гуннара.

– А мне думается, – сказала она, – что после встречи с ним ты вернешься повесив голову.

Старкад со своими тремя сыновьями отправился из Трихюрнинга, а с ними еще одиннадцать человек. Они приехали к холмам Кнавахолар и стали ждать. А Сигурд приехал в Сандгиль и сказал:

– Меня послали сюда Старкад с сыновьями сказать тебе, Эгиль, чтобы ты со своими сыновьями отправился к холмам Кнавахолар подстерегать Гуннара.

– Сколько нас должно поехать? – говорит Эгиль.

– Со мной – пятнадцать, – отвечает Сигурд.

Коль сказал:

– Теперь я померюсь силами с Кольскеггом.

– Мне сдается, что ты многовато берешь на себя, – говорит Сигурд.

Эгиль попросил норвежцев, чтобы они поехали с ним. Они ответили, что ничего не имеют протия Гуннара.

– Но, видно, дело нешуточное, – сказал Торир, – если против трех человек собирается такое множество народу.

Эгиль ушел в сильном гневе. Тогда хозяйка сказала норвежцу:

– Жаль, что моя дочь Гудрун растоптала свою гордость и миловалась с тобой, а ты даже не решаешься поехать со своим хозяином и тестем. Ты, верно, просто трус.

– Я поеду с твоим мужем. Но ни он, ни я не воротимся назад.

Затем он отправился к своему товарищу Торгриму и сказал:

– Возьми себе ключи от моих сундуков. Мне они уже ни к чему. Я прошу тебя, возьми себе из нашего добра все, что тебе захочется. Но уезжай из Исландии и не думай мстить за меня. А если ты не уедешь отсюда, то погибнешь.

И норвежец поехал вместе со всеми.




LXII


Теперь надо рассказать о том, что Гуннар едет на восток через реку Тьорсу. Но чуть он отъехал от реки, как его стал одолевать сон, и он сказал, что они будут здесь отдыхать. Так и сделали. Он крепко заснул и стонал во сне. Кольскегг сказал:

– Гуннару, наверно, что-то снится. Хьярт сказал:

– Я бы разбудил его.

– Не надо, – сказал Кольскегг, – пусть он поспит.

Гуннар спал долго. Он сбросил с себя щит, ему было очень жарко.

Кольскегг спросил:

– Что тебе приснилось, брат?

– Мне приснилось такое, что если бы этот сон приснился мне раньше, то я бы не выехал из Тунги всего с двумя спутниками.

– Расскажи нам свой сон, – попросил Кольскегг.

– Мне приснилось, будто я проезжаю мимо холмов Кнавахолар. И будто я вижу там множество волков, и они все бросаются на меня, а я убегаю от них к Ранге. Они будто нападают на меня со всех сторон, а я защищаюсь. Я застрелил всех волков, что были ближе всего ко мне, но они подобрались ко мне так близко, что стрелять из лука я уже не мог. Тут я взял меч в одну руку и копье в другую и стал рубить и колоть. Щитом я не прикрывался, и я даже не знаю, что меня защищало. Мы с тобой, Кольскегг, убили множество волков. Но будто Хьярта они одолели, разорвали ему грудь, и один из них схватил зубами его сердце. Но я будто пришел в такой гнев, что разрубил этого волка надвое у плеч, и после этого волки убежали. Вот тебе мой совет, Хьярт, брат мой, – поезжай назад в Тунгу.

– Не поеду, – сказал Хьярт. – Хоть я и знаю, что мне не уйти живым, я поеду с тобой.

Затем они снова пустились в путь и подъехали к холмам Кнавахолар. Кольскегг сказал:

– Видишь, брат, там, за холмами, множество копий и вооруженных людей?

– Я не сомневался, – отвечает Гуннар, – что мой сон сбудется.

– Что же нам теперь делать? – говорит Кольскегг. – Ты, наверно, не захочешь спасаться бегством.

– Этого повода для насмешек мы им не дадим, – отвечает Гуннар. – Мы поедем к Ранге, на мыс, там удобно защищаться.

Они приехали на мыс и приготовились защищаться. Коль крикнул, когда они поехали туда:

– Ты что же, бежишь, Гуннар? Кольскегг ответил:

– Расскажешь об этом, если доживешь до завтра.




LXIII


Старкад стал подбадривать своих людей, и они бросились к мысу. Сигурд Свиная Голова шел впереди всех. В одной руке он держал небольшой щит, а в другой копье. Гуннар увидел его и выстрелил в него из лука. Когда тот заметил летящую стрелу, он поднял щит, но стрела пробила щит, вошла в глаз и вышла из затылка. Сигурд был первым убитым. Вторую стрелу Гуннар пустил в Ульвхедина, управителя Старкада. Стрела попала ему в живот, и он упал под ноги одному бонду, а бонд – на него. Тогда Кольскегг метнул камень и попал бонду в голову, так, что тому пришел конец. Тут Старкад сказал:

– Не годится, чтобы он стрелял из лука. Идем вперед на него смело и решительно.

Каждый подбадривал другого. Гуннар защищался, стреляя из лука, пока можно было. Потом он отбросил лук, взялся за копье и меч и стал наносить удары обеими руками. Разгорелся жестокий бой, и Гуннар с Кольскеггом убили много врагов. Тут Торгейр, сын Старкада, говорит:

– Я обещал Хильдигунн принести твою голову, Гуннар!

– Едва ли это так важно для нее, – отвечает Гуннар, – но тебе во всяком случае надо подойти поближе ко мне.

Торгейр сказал своему брату:

– Давайте бросимся все разом на него. У него нет щита, и он будет в наших руках.

Барк и Торкель ринулись вперед и опередили Торгейра. Барк хотел ударить Гуннара мечом, но Гуннар так сильно взмахнул своим копьем, что выбил у Барка из руки меч. Тут он увидел, что по другую руку от него, совсем близко, стоит Торкель. Гуннар стоял слегка согнув ногу. Он взмахнул мечом и перерубил Торкелю шею, так, что голова отлетела. Коль, сын Эгиля, сказал:

– Дайте я схвачусь с Кольскеггом! Я давно говорил, что мы с ним не уступим друг другу в бою.

– Это мы сейчас проверим, – говорит Кольскегг.

Коль направил в него копье. Кольскегг только что убил одного противника, и у него было достаточно работы, так что он не успел выставить щит, и копье пробило ему бедро. Кольскегг рванулся к Колю, ударил его мечом так, что перерубил ему ногу в бедре, и спросил:

– Ну как, попал я?

Коль сказал:

– Я поплатился за то, что не закрылся щитом.

И он стоял некоторое время на другой ноге и смотрел на обрубок своей ноги. Тогда Кольскегг сказал:

– Нечего смотреть. Так оно и есть, ноги нет.

Тут Коль упал мертвым на землю.

Когда Эгиль увидел это, он бросился на Гуннара и хотел ударить его мечом, но Гуннар встретил его своим копьем, и удар пришелся Эгилю в живот. Затем он поднял его своим копьем и бросил в реку. Тут Старкад сказал:

– Жалкий ты человек, Торир Норвежец, если ты можешь сидеть сложа руки, когда убит твой хозяин и тесть Эгиль!

Норвежец в сильном гневе вскочил на ноги. Хьярт к этому времени убил двух человек. Норвежец бросается на него и ударяет его мечом в грудь. Хьярт тут же падает мертвым на землю. Гуннар видит это, бросается к норвежцу и разрубает его надвое. Немного погодя Гуннар бросает в Барка свое копье. Оно пробивает его насквозь и втыкается в землю. Тут Кольскегг отрубает голову Хауку, сыну Эгиля, а Гуннар отрубает по локоть руку Оттару.

Тогда Старкад сказал:

– Бежим! Ведь это не люди!

Гуннар сказал:

– Позорно будет для вас, когда вы будете рассказывать об этом бое, если по вас не будет видно, что вы участвовали в нем.

С этими словами Гуннар бросился на Старкада и его сына Торгейра и нанес им раны. На этом бой кончился. Гуннар ранил многих из тех, кто бежал. Четырнадцать человек сложили голову в бою, и Хьярт был пятнадцатым. Гуннар на щите доставил Хьярта домой, и там его похоронили. Многие оплакивали его, потому что его любили. Старкад тоже вернулся домой. Хильдигунн стала лечить раны его и Торгейра и сказала:

– Вы, верно, много дали бы за то, чтобы у вас не было этой ссоры с Гуннаром.

– Да! – ответил Старкад.




LXIV


Стейнвар из Сандгиля сказала норвежцу Торгриму, чтобы он не уезжал, а остался вести ее хозяйство и помнил бы о смерти своего хозяина и родича. Тот ответил:

– Мой товарищ Торир предсказал мне, что я погибну от руки Гуннара, если останусь в Исландии. А он, наверно, знал мою судьбу, потому что он знал о своей смерти.

– Я отдам тебе в жены свою дочь Гудрун и все свое богатство.

– Не думал я, что ты предложишь такую дорогую цену, – сказал он.

И они порешили на том, что он возьмет в жены Гудрун. Свадьбу сыграли летом.

Гуннар с Кольскеггом отправились в Бергторсхваль. Ньяль со своими сыновьями был на дворе, они пошли навстречу Гуннару и приветливо поздоровались с ним. Затем они стали беседовать. Гуннар сказал:

– Я приехал сюда просить у тебя помощи и доброго совета.

Ньяль ответил:

– Ты их получишь.

– Я убил много людей и попал в очен-ь трудное положение. Мне хотелось бы знать, – говорит Гуннар, – что, по-твоему, надо делать.

– Многие скажут, – говорит Ньяль, – что тебя вынудили к этому. Но дай мне время подумать.

Ньяль ушел и долго думал наедине. Вернувшись, он сказал:

– Я все обдумал, и мне кажется, что действовать надо настойчиво и решительно. У моей родственницы Торфинны должен быть ребенок от Торгейра. Я передаю тебе право обвинить его в прелюбодеянии. Я передаю тебе также право начать тяжбу против Старкада, который тоже должен быть объявлен вне закона, потому что он совершил порубку в моем лесу на Трихюрнингсхальсаре. Ты начнешь оба дела. Ты поедешь к месту вашего боя, выкопаешь тела, покажешь раны свидетелям и объявишь, что ни за кого из убитых не полагается виры, потому что они собрались с целью напасть на тебя и твоих братьев и убить вас. Но если это будет разбираться на тинге и тебе скажут, что ты еще раньше ударил Торгейра и поэтому не вправе предъявлять иск ни за себя, ни за других, то я отвечу на это и скажу, что я снял с тебя все обвинения на тинге в Тингскаларе,[30 - Об этом ничего в саге не было рассказано раньше] так что ты теперь вправе предъявлять иск и за себя и за других. Тогда они должны будут разобрать твой иск. Тебе также надо найти Тюрвинга из Берьянеса, и он передаст тебе право вести тяжбу против Аиун да из Тралласкога, который должен предъявить иск по поводу убийства своего брата Эгиля.

Гуннар поехал сначала домой. Но через несколько дней он с сыновьями Ньяля поехал к месту, где были зарыты тела убитых. Они выкопали всех похороненных. Гуннар объявил, что за них не полагается вира, потому что они замышляли нападение и убийство, и уехал домой.




LXV


В ту же самую осень Вальгард Серый вернулся в Исландию и отправился домой, в Хов. Торгейр поехал к Вальгарду и Марду и рассказал им о том, что Гуннар отказывается платить виру за всех, кого он убил. Вальгард сказал, что это ему, наверно, посоветовал Ньяль и что Ньяль насоветовал ему еще многое. Торгейр попросил у Вальгарда и его сына Марда помощи и поддержки, но они долго отговаривались и запрашивали за это много денег. В конце концов порешили на том, что Мард посватается к Торкатле, дочери Гицура Белого, и что Торгейр поедет сразу же с ним и его отцом на запад, на тот берег реки.

На другой день выехали они, двенадцать числом, из дому и добрались до Мосфелля. Там их встретили приветливо. Затем они попросили Гицура выдать дочь замуж за Марда. Он в конце концов согласился, и они договорились, что свадьба будет через полмесяца в Мосфелле. Затем они поехали домой. На свадьбу они позвали множество народу. Гостей было много, и пир был на славу. Торкатла отправилась с Мардом домой и стала вести хозяйство, а Вальгард в это лето уплыл из Исландии.

Мард подбивал Торгейра начать дело против Гуннара. Торгейр поехал к Анунду и предложил ему, чтобы тот начал дело об убийстве своего брата Эгиля и его сыновей, и прибавил:

– А я начну дело об убийстве моих братьев и о ранении моем и моего отца.

Тот сказал, что готов. И вот они отправились, объявили об убийствах и назначили девять соседей места боя.

В Хлидаренди узнали обо всех этих приготовлениях. Гуннар поехал к Ньялю, рассказал ему обо всем и спросил, что ему теперь делать.

– Тебе теперь надо, – сказал Ньяль, – назначить своих соседей места боя, а также соседей жилья и назвать свидетелей. Назови Коля убийцей твоего брата Хьярта, потому что ты имеешь право назвать убийцей любого из участников нападения. Затем ты обвинишь Коля в убийстве, хотя его и нет в живых. Потом ты назовешь своих свидетелей и пригласишь соседей на альтинг высказаться, не были ли те нападающими, когда был убит Хьярт. Вызови также на суд Торгейра по делу о прелюбодеянии и Анунда по делу Тюрвинга.

Гуннар сделал все, как ему посоветовал Ньяль. Эти приготовления показались людям странными. И вот дело должны были разбирать на тинге. Гуннар, Ньяль с сыновьями и сыновья Сигфуса поехали на тинг. Еще до этого Гуннар послал человека к своим шурьям, чтобы они приехали на тинг, взяв с собой побольше народу, и велел сказать им, что тяжба будет трудная. Они собрали у себя на западе множество народу. Мард, Рунольв из Даля, люди из Трихюрнинга и Анунд из Тралласкога тоже отправились на тинг, и приехав туда, они присоединились к Гицуру Белому и Гейру Годи.




LXVI


Гуннар, сыновья Сигфуса и сыновья Ньяля все держались вместе и вели себя так решительно, что тот, кто стоял у них на пути, должен был остерегаться, чтобы его не сбили с ног. Ни о чем люди не говорили на тинге больше, чем об этой тяжбе.

Гуннар вышел навстречу своим шурьям, Олаву и другим, и они приветливо поздоровались с ним. Они стали расспрашивать Гуннара о бое, и он им точно и беспристрастно рассказал все как было. Он также рассказал о том, что он предпринял после боя. Олав сказал:

– Хорошо, что Ньяль так верно помогает тебе во всяком деле.

Гуннар сказал, что никогда не сможет достаточно отплатить ему за это. Он попросил у них помощи, и они согласились.

И вот каждая сторона предъявила свой иск, и оба иска стали разбираться. Мард спросил, как может такой человек, как Гуннар, который, ударив Торгейра, лишил себя права выступать перед судом, предъявлять иск. Ньяль говорит:

– А ты был на тинге в Тингскаларе осенью?

– Да, конечно, – говорит Мард.

– Слышал ли ты, – говорит Ньяль, – что Гуннар предлагал ему полное примирение?

– Конечно, слышал, – говорит Мард.

– Тогда я объявил, – говорит Ньяль, – что Гуннар получил право выступать перед судом с любым делом.

– Это было правильно, – говорит Мард, – но почему же убийцей Хьярта Гуннар объявил Коля, тогда как его убил норвежец?

– Это было правильно, – говорит Ньяль, – потому что он назвал его убийцей при свидетелях.

– Может быть, это и правильно, – говорит Мард, – но почему же Гуннар объявил, что ни за кого из убитых не надо платить виру?

– Об этом и спрашивать нечего, – говорит Ньяль, – ведь они поехали, чтобы ранить и убивать.

– Но Гуннар остался невредим, – говорит Мард.

Ньяль сказал:

– Братья Гуннара Кольскегг и Хьярт были там, и один из них был убит, а другой ранен.

– Закон на вашей стороне, – ответил Мард, – как мне ни тяжело подчиниться вам.

Тут вышел Хьяльти, сын Скегги из Тьорсардаля, и сказал:

– До сих пор я не вмешивался в ваш спор. Но теперь мне хотелось бы знать, что значат, Гуннар, для тебя мои слова и моя дружба?

– Чего ты хочешь? – спросил Гуннар.

– Я хочу, – ответил Хьяльти, – чтобы достойные люди вынесли справедливое решение по этому делу.

Гуннар ответил:

– Тогда ты должен никогда не быть против меня, с кем бы у меня ни была тяжба.

– Обещаю, – ответил Хьяльти.

После этого он взялся за переговоры с противниками Гуннара и добился того, что все помирились и поклялись не мстить друг другу. Ранение Торгейра сняло иск о прелюбодеянии, ранение Старкада – иск о порубке. За братьев Торгейра была заплачена половинная вира, потому что они напали на Гуннара. Убийство Эгиля сняло иск Тюрвинга. Убийство Хьярта было приравнено к убийству Коля и норвежца. За других была заплачена половинная вира. Среди судей были Ньяль, Асгрим, сын Эллиди-Грима, и Хьяльти, сын Скегги.

Старкад и люди из Сандгиля были должны Ньялю много денег, и Ньяль отдал эти деньги Гуннару в счет его виры им. У Гуннара было так много друзей на тинге, что он выплатил на месте виру за все убийства и сделал много подарков хавдингам, которые помогали ему. Дело принесло ему большую славу, и все были согласны, что нет ему равного во всей южной четверти.

Гуннар отправился с тинга домой. И вот он живет спокойно у себя дома, а его противники очень завидуют его славе.




LXVII


Теперь надо рассказать о Торгейре, сыне Откеля. Он стал человеком рослым и сильным, честным и правдивым, но несколько податливым. Самые уважаемые люди дружили с ним, а родичи любили его.

Однажды Торгейр, сын Старкада, отправился к своему родичу Марду.

– Обидно мне, – сказал он, – что так кончилась моя тяжба с Гуннаром. Но я заплатил тебе за то, чтобы ты мне помогал, пока мы оба живы. Мне бы хотелось, чтобы ты придумал, что делать. Но подумай как следует! Я говорю об этом с тобой так открыто, потому что я знаю, что ты заклятый враг Гуннара, а он – твой. Я окажу тебе большие почести, если ты постараешься.

– Всем всегда кажется, – сказал Мард, – что я люблю деньги. Так будет и на этот раз. Трудно устроить так, чтобы ты не оказался нарушителем мира и все же добился своего. Но я слышал, что Кольскегг хочет получить назад четвертую часть земли в Моэйдархвале, которую отдали твоему отцу как виру за сына. Он получил право на этот иск от своей матери, и это Гуннар посоветовал ему заплатить деньги, но не отдавать землю. Теперь подождем, что будет дальше, и объявим, что он нарушил договор с нами. Кроме этого, он отобрал пашню у Торгейра, сына Откеля, и тем нарушил договор с ним. А ты поезжай к Торгейру, сыну Откеля, и втяни его в дело. Нападите с ним на Гуннара. Если же вам не удастся убить Гуннара, то нападите на него еще раз. Вот что я тебе скажу: Ньяль предсказал ему, что если он убьет больше одного человека из одного рода, то он сразу погибнет, если при этом он нарушит заключенный договор. Втяни в дело Торгейра, потому что Гуннар убил его отца. Если вы с ним вдвоем нападете на Гуннара, то ты прикройся щитом, а Торгейр смело бросится на него, и Гуннар убьет его. Тогда окажется, что Гуннар убил двоих из одного рода, а ты спасешься бегством. И если ему суждено от этого погибнуть, то он нарушит договор. Итак, будем ждать этого.

После этого Торгейр поехал домой и тайно рассказал все своему отцу. Они порешили, что будут действовать так, чтобы никто ничего не знал.




LXVIII


Через некоторое время Торгейр, сын Старкада, отправился в Киркьюбёр к своему тезке. Они шептались между собой весь день. Под конец Торгейр, сын Старкада, подарил своему тезке золоченое копье и затем уехал домой. Они очень подружились.

Осенью на тинге в Тингскаларе Кольскегг предъявил иск на землю в Моэйдархвале, а Гуннар назвал свидетелей и предложил людям из Трихюрнинга деньги или землю в других местах по законной цене. Торгейр назвал свидетелей в том, что Гуннар нарушил договор с ними. На этом тинг кончился.

Проходит год. Тезки постоянно встречаются, и между ними крепкая дружба.

Как-то раз Кольскегг говорит Гуннару:

– Я слышал, что тезки очень подружились. Многие говорят, что им доверять нельзя. Я бы хотел, чтобы ты был поосторожнее.

– Мне не миновать смерти, – говорит Гуннар, – где бы я ни был, если мне это суждено.

На этом их разговор кончился.

Осенью Гуннар велел работникам одну неделю работать дома, а другую – внизу, на островах,[31 - На островах – на прорезанной рукавами рек равнине Ландейяр.] чтобы кончить уборку сена. Он распорядился, чтобы все уехали, и остался один с женщинами.

Торгейр из Трихюрнинга отправился к своему тезке, и когда они встретились, они начали, как обычно, разговор. Торгейр, сын Старкада, сказал:

– Мне бы хотелось, чтобы мы набрались духу и напали на Гуннара.

– Встречи с Гуннаром, – ответил Торгейр, сын Откеля, – всегда кончались так, что немногим доставалась в них победа. И я не хотел бы быть нарушителем договора.

– Они нарушили договор, а не мы, – сказал Торгейр, сын Старкада. – Ведь Гуннар отобрал у тебя пашню, а у нас с отцом – Моэйдархваль.

И они решили напасть на Гуннара. Тут Торгейр говорит, что Гуннар через несколько дней будет один дома, и предлагает:

– Приезжай ко мне с одиннадцатью людьми, и со мной будет столько же.

После этого Торгейр поехал домой.




LXIX


Когда Кольскегг с работниками пробыли на островах три дня, Торгейр, сын Старкада, проведал про это и послал сказать своему тезке, чтобы тот встретился с ним на гряде Трихюрнингсхальсар. Затем Торгейр собрался с одиннадцатью людьми в путь из Трихюрнинга. Он въехал на гряду и стал там ждать своего тезку.

Гуннар в это время оставался один дома. Тезки подъезжают к лесу, и вдруг их так начинает клонить ко сну, что они не могут ехать дальше. Они вешают свои щиты на ветви, привязывают лошадей и кладут возле себя оружие.

Ньяль в эту ночь был в Торольвсфелле. К нему не шел сон, и он то входил, то выходил из дома. Торхильд спросил Ньяля, почему ему не спится.

– Что-то чудится мне, – ответил Ньяль. – Я вижу духов-двойников многих врагов Гуннара. Одно странно: видно, что у них нехорошее на уме, но они поступают неосторожно.

Немного погодя к дверям подъехал какой-то человек, слез с лошади и вошел в дом. Оказалось, что это пастух Торхильд и Скарпхедина. Торхильд спросила:

– Ну, нашел ты овец?

– Я нашел кое-что поважнее, – ответил тот.

– Что же это? – спросил Ньяль.

– Там, на горе, в лесу, я нашел двадцать четыре человека. Лошади их были привязаны, щиты висели на ветвях, а сами они спали.

Он заметил все так хорошо, что мог описать все их оружие и одежду, и Ньяль мог узнать, кто каждый из них. Ньяль сказал пастуху:

– Хорошо бы иметь побольше таких слуг! Я не забуду этой твоей услуги. А сейчас я хочу тебя послать по делу.

Тот сказал, что готов.

– Отправляйся, – сказал Ньяль, – в Хлидаренди и скажи Гуннару, чтобы он ехал в Грьоту и собрал людей. А я поеду к тем, в лес, и пугну их так, что они поедут обратно. Хорошо, что на этот раз они ничего не добьются, а потеряют немало.

Теперь надо рассказать о Ньяле. Он подъехал к тезкам и сказал:

– Что-то вы неосторожно лежите. Зачем вы приехали сюда? С Гуннаром шутки плохи. Ведь если говорить правду, то вы замыслили убийство. Но знайте, что Гуннар собирает людей и скоро будет здесь. Он перебьет вас, если вы тотчас не отправитесь восвояси.

Они не стали мешкать. В сильном испуге они схватили оружие, вскочили на коней и поскакали в Трихюрнинг.

Ньяль поехал к Гуннару и сказал:

– Не распускай народ, а я поеду и попытаюсь уладить все мирно: они сейчас, наверное, крепко перепуганы. А за то, что они замышляли убить тебя, в чем они все замешаны, им придется заплатить не меньше, чем пришлось бы заплатить за убийство одного из тезок, если бы оно случилось. Я возьму эти деньги на сохранение и позабочусь о том, чтобы они были под рукой, когда они тебе понадобятся.

Гуннар поблагодарил его за помощь.




LXX


Ньяль поехал в Трихюрнинг и сказал тезкам, что Гуннар не собирается распускать своих людей, пока не рассчитается с ними. Они были в сильном страхе. Они сделали различные предложения и попросили Ньяля передать эти предложения Гуннару. Ньяль сказал, что передаст только такое предложение, за которым не скрывается обмана. Они попросили его рассудить их и сказали, что выполнят любое решение, которое он вынесет. Ньяль сказал, что он вынесет решение не иначе как на тинге и в присутствии самых уважаемых людей. Они согласились на это.

Ньяль свел обе стороны вместе. Они пожали руки в знак того, что помирились и обязуются сохранять мир. Ньяль должен был вынести решение и назвать судьями, кого хотел.

Немного погодя они встретились с Мардом, сыном Вальгарда. Мард очень укорял их за то, что они поручили Ньялю рассудить их, тогда как он большой друг Гуннара, и сказал, что это им дорого обойдется.

Вот люди, как обычно, поехали на альтинг. Обе стороны тоже были на тинге. Ньяль попросил внимания и спросил всех самых уважаемых людей, которые были на тинге, чего, по их мнению, может требовать Гуннар за то, что его замышляли убить. Они ответили, что такой человек, как Гуннар, вправе требовать очень многого. Ньяль спросил, кто должен быть ответчиком: все, кто хотел напасть на Гуннара, или только их главари. Они ответили, что главари в первую очередь, но и другие тоже.

– Немало найдется людей, – сказал Мард, – которые скажут, что все это произошло по вине Гуннара, потому что он первым нарушил мир с обоими Торгейрами.

– Это не называется нарушить мир, – ответил Ньяль, – если один человек пользуется законом против другого. Ведь закон хранит страну, а беззаконие губит.

И Ньяль сказал, что Гуннар предлагал в обмен па Моэйдархваль землю или деньги. Тогда оба Торгейра увидели, что Мард их обманул. Они очень бранили его и сказали, что из-за него им приходится платить виру. Ньяль назвал двенадцать судей. Каждый из тех, кто ездил с Торгейрами, должен был заплатить по сотне серебра, а сами тезки – по две сотни. Ньяль взял эти деньги себе на хранение, а обе стороны поклялись соблюдать мир. Ньяль подсказывал им слова клятвы.

Потом Гуннар поехал с тинга на запад, в Долины, в Хьярдархольт. Олав Павлин принял его хорошо. Гуннар пробыл у него полмесяца. Он много ездил по Долинам и повсюду был желанным гостем. На прощанье Олав сказал:

– Я хочу подарить тебе три вещи: золотое запястье я плащ, которыми владел король ирландцев Мюркьяртан, и большого пса, которого мне подарили в Ирландии. Он помощник не хуже крепкого мужчины. Кроме того, у него человечий ум: если он знает, что человек твой недруг, он будет лаять на него, но он никогда не будет лаять на твоего друга. Он видит в каждом человеке, желает ли он тебе добра или зла. Ради тебя он не пожалеет и своей жизни. Этого пса зовут Черный.

Затем он сказал псу:

– Теперь твой хозяин – Гуннар, служи ему верой и правдой.

Пес тотчас подошел к Гуннару и улегся у его ног. Олав сказал Гуннару, чтобы он был осторожен, потому что у него много завистников.

– Ведь тебя считают самым знаменитым человеком во всей стране, – сказал он.

Гуннар поблагодарил его за подарки и добрый совет и поехал домой.

Гуннар пробыл некоторое время дома, и все было спокойно.




LXXI


Немного погодя оба Торгейра встретились с Мардом. Они не были довольны им. Они считали, что потеряли из-за Марда много денег и не получили ничего взамен. Они сказали ему, чтобы он придумал, как по-новому навредить Гуннару. Мард согласился и сказал:

– Вот мой совет: пусть Торгейр, сын Откеля, соблазнит Ормхильд, родственницу Гуннара. Гуннар ожесточится против тебя. А я тогда распущу слух, что Гуннар не собирается оставить это так. А немного погодя вы нападете на Гуннара, но не у него дома. Нельзя пытаться напасть на него дома, пока его пес жив.

Они порешили между собой, что так и сделают.

Проходит лето. Торгейр зачастил к Ормхильд. Гуннару это очень не нравилось, и он ожесточился против Торгейра. Так продолжалось всю зиму. Наступает лето, и их тайные встречи становятся еще чаще. Торгейр, сын Откеля, часто встречается также с Торгейром из Трихюрнинга и Мардом, и они договариваются напасть на Гуннара, когда тот поедет на острова посмотреть, как работают его люди.

Однажды Мард узнал, что Гуннар уехал на острова, и послал человека в Трихюрнинг сказать Торгейру, что сейчас самый удобный случай напасть на Гуннара. Те, не медля, выехали, двенадцать числом, и когда они приехали в Киркыобёр, то их там ждало других двенадцать человек. Они решили спуститься к Ранге и там ждать Гуннара в засаде.




LXXII


Когда Гуннар отправился с островов домой, Кольскегг поехал с ним. У Гуннара был с собой лук со стрелами и его копье. У Кольскегга был короткий меч и все другое оружие.

И вот случилось, что когда Гуннар с братом подъезжали к Ранге, на его копье выступила кровь. Кольскегг спросил, что это означает. Гуннар ответил, что в других странах это называют кровавым дождем, и прибавил:

– Альвир говорил мне, что это бывает к жестоким боям.

Они продолжали свой путь, пока не увидели, что на берегу реки сидят люди, а неподалеку от них привязаны кони. Гуннар сказал:

– Это засада.

Кольскегг ответил:

– Им уже давно нельзя было верить. Но что же теперь делать?

– Проскачем мимо них к броду, – ответил Гуннар, – и там приготовимся к защите.

Те, которые были на берегу, заметили их и тотчас же пустились к ним. Гуннар натянул лук, высыпал стрелы перед собой и как только те подошли к нему на выстрел, стал стрелять. Он ранил многих своими стрелами, а кое-кого и убил.

Тогда Торгейр, сын Откеля, сказал:

– Так не годится! Вперед, на него!

Они бросились на Гуннара. Впереди шел Анунд Красивый, родич Торгейра. Гуннар ударил его своим копьем, расколол щит надвое и пронзил Анунда насквозь. Агмунд Чуб забежал сзади Гуннара, но Кольскегг увидел это, отрубил ему обе ноги и бросил его в реку, так что тот сразу же утонул. Разгорелся жестокий бой. Гуннар рубил одной рукой, а другой колол. Кольскегг уложил немало врагов и многих ранил.

Торгейр, сын Старкада, сказал своему тезке:

– Что-то не заметно, что ты должен отомстить за своего отца.

Тот ответил:

– Ты прав. Не так надо бросаться на врага. Но ты ведь отстаешь от меня, так что я не желаю сносить твои попреки.

И он бросился на Гуннара в сильном гневе и пробил ему копьем щит и руку. Гуннар с такой силой рванул щит, что копье сломалось у наконечника. Гуннар увидел близко от себя другого человека и нанес ему смертельный удар. После этого он схватил свое копье двумя руками. Тут к нему подбегает с занесенным мечом Торгейр, сын Откеля. В сильном гневе Гуннар быстро оборачивается к нему и пронзает его своим копьем, поднимает в воздух и швыряет в реку. Тело течением отнесло вниз к броду и выбросило на камень. С тех пор этот брод зовется бродом Торгейра.

Тогда Торгейр, сын Старкада, сказал:

– Бежим! Теперь уж нам не видать победы.

И они все пустились бежать.

– Бежим следом за ними, – сказал Кольскегг. – Бери лук и стрелы, ты еще можешь подойти на выстрел к Торгейру, сыну Старкада.

Гуннар ответил:

– Если мы заплатим виру только за тех, кто уже лежит здесь убитым, то и тогда наши кошельки опустеют.

– Денег тебе хватит, – сказал Кольскегг, – а Торгейр не успокоится, пока не убьет тебя.

– Чтобы я испугался, много таких Торгейров должно стоять на моем пути, – ответил Гуннар.

После этого они поехали домой и рассказали о том, что случилось. Халльгерд обрадовалась вестям и очень хвалила Гуннара и Кольскегга. А Раннвейг сказала:

– Может быть, вы и совершили подвиг, но у меня такое чувство, что он не принесет добра.




LXXIII


Эта весть разнеслась по всей округе, и многих опечалила смерть Торгейра. Гицур Белый и его люди отправились на место боя, объявили об убийстве и вызвали соседей на тинг. Затем они уехали на запад, к себе домой.

Ньяль сказал Гуннару:

– Будь осторожен: ты убил двух человек из одного рода. Помни, что если ты теперь нарушишь договор, который заключишь, то погибнешь.

– Я не собираюсь нарушать его, – ответил Гуннар. – Но мне понадобится на тинге твоя помощь.

Ньяль ответил:

– Я буду верен тебе до конца моих дней.

Гуннар отправился домой. Подошло время тинга, и обе стороны собрали множество народу. На тинге все очень много гадали, чем кончится эта тяжба.

Гицур и Гейр Годи стали решать, кому из них предъявить иск об убийстве Торгейра. Кончилось тем, что Гицур взял это на себя. Он предъявил иск со Скалы закона и сказал так:

– Я обвиняю Гуннара, сына Хамунда, в том, что он незаконно первым напал на Торгейра, сына Откеля, и нанес ему глубокую рану, от которой Торгейр умер. Я утверждаю, что за это он должен быть объявлен вне закона и никто не должен давать ему пищу, указывать путь и оказывать какую-нибудь помощь. Из его имущества половина причитается мне, а другая половина – тем людям из четверти, которые имеют право на добро объявленного вне закона. Я объявляю об этом суду четверти, в котором по закону должен разбираться этот иск. Я объявляю об этом во всеуслышание со Скалы закона. Я объявляю, что Гуннар, сын Хамунда, должен быть судим и объявлен вне закона.

Во второй раз Гицур назвал своих свидетелей[32 - В первый раз Гуннар обвиняется в нападении, а нанесенная им рана является сопровождающим обстоятельством, во второй раз – наоборот.] и обвинил Гуннара, сына Хамунда, в том, что он нанес Торгейру, сыну Откеля, глубокую рану, от которой тот умер, на месте, где Гуннар перед этим незаконно напал первым на Торгейра. Затем он объявил все, как в первый раз. Потом он спросил, к какому тингу относится Гуннар и из каких он мост.

После этого люди пошли от Скалы закона, и все нашли, что он говорил хорошо. Гуннар держался спокойно и говорил мало.

И вот подошло время, когда суды должны были разбирать дела. Гуннар стоял к северу от суда людей из долины Ранги, Гицур – к югу. Гицур назвал свидетелей и предложил Гуннару выслушать его присягу, изложение дела и все доказательства, которые он собирался привести. После этого он принес присягу. Затем он изложил свое дело суду. Потом он предложил свидетелям подтвердить, что он предъявил свой иск на тинге. Затем он предложил соседям занять свои места, а противникам – отвести лишних соседей.




LXXIV


Тогда Ньяль сказал:

– Довольно! Нельзя больше сидеть сложа руки. Пойдем туда, где сидят соседи.

Они пошли к ним и отвели четырех из них. Оставшимся пяти они предложили сказать, не выехали ли оба Торгейра со своими людьми со злым умыслом против Гуннара. Те, не колеблясь, ответили, что так оно и было. Тогда Ньяль сказал, что это законный отвод иска и что он выступит на суде с этим отводом, если противники не согласятся на примирение. Многие хавдинги поддержали это предложение, и порешили на том, что дело рассудят двенадцать человек. Обе стороны дали друг другу руки в знак примирения. После этого было решено, какая вира должна быть заплачена, и она должна была быть заплачена тут же, на тинге, а Гуннар и Кольскегг должны были оставить Исландию на три года. Но если бы Гуннар не уехал из страны, то родичи убитого имели право его убить, если смогут это сделать. Гуннар не подал виду, что недоволен решением.

Гуннар спросил Ньяля о деньгах, которые он дал ему на хранение. Ньяль отдавал их в рост, и он заплатил ему все сполна. Их как раз хватило на все, что Гуннар должен был заплатить.

Вот люди стали разъезжаться по домам. Гуннар и Ньяль поехали с тинга вместе. Ньяль сказал Гуннару:

– Прошу тебя, друг, не нарушай этого договора. Помни, о чем мы условились. Первая твоя поездка в чужие страны принесла тебе большую славу, а эта принесет еще большую. Ты вернешься с большим почетом, и доживешь до глубокой старости, и никто здесь не посмеет поднять на тебя руку. Но если ты не уедешь из Исландии и нарушишь договор, то тебя здесь убьют, а хуже этого ничего не может быть для твоих друзей.

Гуннар ответил, что не собирается нарушать договор. Он поехал домой и рассказал о решении суда. Раннвейг сказала, что хорошо было бы ему уехать из Исландии, и пусть тем временем его враги грызутся с кем-нибудь другим.




LXXV


Траин, сын Сигфуса, объявил своей жене, что в это лето он собирается уехать из Исландии. Она ответила, что это было бы хорошо. Он договорился с Хагни Белым, что тот перевезет его. Гуннар и Кольскегг договорились с Арнфинном из Вика.

Сыновья Ньяля Грим и Хельги попросились у отца за море. Ньяль сказал:

– Трудной будет для вас эта поездка, и еще неизвестно, останетесь ли вы в живых. Правда, вы прославитесь и отличитесь. Но очень может быть, что эта поездка повлечет за собой трудности, уже когда вы вернетесь.

Они все же просили его отпустить их, и наконец он сказал, что они могут ехать, если хотят. Они договорились с Бардом Черным и Олавом, сыном Кетиля из Эльды, что те перевезут их.

Много говорили о том, что лучшие люди покидают округу.

К этому времени подросли сыновья Гуннара – Хагни и Грани. Они были не похожи друг на друга. Грани был во многом в мать, а Хагни был хорошего нрава.

Гуннар велел перевезти товары свои и своего брата к кораблю. Когда вся кладь Гуннара была на корабле, а сам корабль почти совсем снаряжен, Гуннар отправился в Бергторсхваль и на другие дворы проведать знакомых и поблагодарить всех, кто ему помогал.

На другой день он собрался ехать на корабль и сказал всем домочадцам, что уезжает. Всех это опечалило, но они думали, что он еще вернется. Собравшись в путь, Гуннар обнял на прощанье каждого. Все вышли проводить его. Он воткнул свое копье в землю, вскочил в седло и уехал с Кольскеггом.

Вот они подъезжают к Маркарфльоту. Тут конь Гуннара споткнулся, и он соскочил с коня. Его взгляд упал на склон горы и на его двор на этом склоне, и он сказал:

– Как красив этот склон![33 - Это знаменитое место едва ли не единственный случай эмоционального отношения к природе в исландских родовых сагах.] Таким красивым я его еще никогда не видел: желтые поля и скошенные луга. Я вернусь домой и никуда не поеду.

– Не доставляй этой радости своим врагам, – говорит Кольскегг. – Не нарушай договора. Ведь никто бы не подумал, что ты можешь его нарушить. И ведь ты знаешь, что все случится так, как предсказал Ньяль.

– Я не поеду, – говорит Гуннар, – и мне бы не хотелось, чтобы ты уехал.

– Нет, – говорит Кольскегг. – И в этом деле я не отступлю от своего слова и сделаю то, чего от меня ждут. Это – единственное, что может разлучить меня с тобой. Скажи моим родичам и моей матери, что я не собираюсь больше возвращаться в Исландию, потому что я узнаю о твоей смерти, брат, и тогда уже ничто не будет тянуть меня назад.

Они распрощались. Гуннар вернулся домой, в Хлидаренди, а Кольскегг поехал к кораблю и уплыл из Исландии.

Халльгерд обрадовалась Гуннару, когда он вернулся домой, но мать его ничего не сказала.

Эту осень и зиму Гуннар провел дома. При нем было немного людей. Олав Павлин пригласил к себе в гости Гуннара и Халльгерд и предложил оставить дом на мать и Хагни. Гуннар сначала согласился, но потом ему расхотелось ехать.

А на следующее лето на тинге на Скале закона Гицур и Гейр объявили Гуннара вне закона.[34 - В согласии с решением, принятым раньше на тинге] Прежде чем тинг окончился, Гицур созвал в ущелье Альманнагья всех врагов Гуннара – Старкада из Трихюрнинга и его сына Торгейра, Марда и Вальгарда Серого, Гейра Годи и Хьяльти, сына Скегги, Торбранда и Асбранда, сыновей Торлейка, Эйлива и его сына Анунда, Анунда из Тралласкога, Торгрима из Сандгиля. Гицур сказал:

– Я предлагаю этим летом напасть на Гуннара и убить его.

Хьяльти сказал:

– Я обещал Гуннару здесь, на тинге, когда он послушался моих уговоров, что я не нападу на него. Так и будет.

После этого Хьяльти ушел, а те, что остались, решили напасть на Гуннара, подали друг другу руки в знак уговора и решили убить того, кто нарушит уговор. Мард должен был выведать, когда лучше всего напасть на Гуннара. Всего их было четыре десятка человек. Они считали, что им будет легко справиться с Гуннаром, раз уехали Кольскегг, Траин и многие друзья Гуннара.

Люди стали разъезжаться с тинга по домам. Ньяль отправился к Гуннару и рассказал ему, что он объявлен вне закона и что его замышляют убить.

– Хорошо, – сказал Гуннар, – что ты предостерегаешь меня.

– Я бы хотел, – сказал Ньяль, – чтобы к тебе переехали мои сыновья Скарпхедин и Хаскульд. Они не пожалеют ради тебя своей жизни.

– Я не хочу, – ответил Гуннар, – чтобы из-за меня убили твоих сыновей. Ты вправе ждать от меня лучшего.

– Это все равно, – сказал Ньяль. – Ведь мстить за тебя придется моим сыновьям, когда ты погибнешь.

– Очень может быть, – ответил Гуннар, – но я бы не хотел, чтобы и в этом я был виноват. Мне бы хотелось лишь попросить вас позаботиться о моем сыне Хагни, а о Грани я ничего не говорю, потому что он редко делает то, что мне по нраву.

Ньяль обещал выполнить его просьбу и поехал домой.

Рассказывают, что Гуннар ездил на все сборища и тинги, и его враги никогда не осмеливались поднять на него руку. Некоторое время он разъезжал, словно не был объявлен вне закона.




LXXVI


Осенью Мард, сын Вальгарда, прислал сказать, что все люди Гуннара будут кончать уборку сена внизу на островах и Гуннар будет один дома. Когда Гицур Белый и Гейр Годи узнали об этом, они поехали через реку и пески на восток, в Хов. Они послали человека в Трихюрнинг, к Старкаду. Все, кто должен был напасть на Гуннара, собрались там и стали решать, что им делать. Мард сказал, что они не смогут захватить Гуннара врасплох, если они не возьмут с собой из соседнего двора бонда по имени Торкель и не заставят его войти во двор Гуннара и увести пса Черного.

Затем они отправились на восток, в Хлидаренди, и послали за Торкелем. Его схватили и сказали, что либо они убьют его, либо он уведет пса. Он предпочел остаться в живых и поехал с ними.

В Хлидаренди от ограды к домам вела дорога, обнесенная валами. Там они остановились, и Торкель пошел к дому. Пес лежал на крыше, и Торкель заманил его с собой на дорогу. Тут пес увидел людей, бросился на Торкеля и вцепился ему в бедро. Анунд из Тралласкога ударил пса секирой по голове и рассек ему череп. Пес так громко залаял, что им показалось, что они никогда не слышали такого лая.




LXXVII


Гуннар проснулся в доме и сказал:

– Плохо твое дело, друг Черный! Но кто знает, может быть и я скоро отправлюсь за тобой.

Дом Гуннара был весь деревянный, с дощатой крышей и окошками в ней, которые закрывались ставнями. Гуннар спал в каморке в доме, вместе с Халльгерд и своей матерью.

Когда они подошли к дому, они не знали, там ли Гуннар. Они сказали, чтобы кто-нибудь сначала подкрался и разузнал, и уселись на землю. Норвежец Торгрим поднялся на крышу. Гуннар увидел в окошке его красную одежду и нанес ему удар своим копьем. Торгрим поскользнулся, выпустил из рук щит и упал с крыши. Он подошел к Гицуру и его людям, сидевшим на земле. Гицур посмотрел на него it спросил:

– Ну что, дома Гуннар?

Торгрим ответил:

– Сами узнаете. Я знаю только, что его копье дома.

И он упал мертвым на землю.

Они бросились к дому. Гуннар стал стрелять в них из лука и так хорошо защищался, что они ничего не могли поделать. Тогда несколько человек вскочили на крышу и хотели напасть на Гуннара оттуда. Но и там их настигали стрелы Гуннара, так что они ничего не могли поделать. Так продолжалось некоторое время.

Они отдохнули и бросились в бой во второй раз. Гуннар опять стал стрелять в них, и они снова ничего не могли поделать и отступили во второй раз. Тогда Гицур Белый сказал:

– Смелее вперед! Иначе ничего не выйдет.

Они бросились в боя в третий раз и долго старались подобраться к Гуннару, но и на этот раз им пришлось отступить.

Гуннар сказал:

– Снаружи, на краю крыши, лежит стрела: это их стрела, и я выстрелю ею в них. Им будет стыдно, если я их раню их же собственным оружием.

Его мать сказала:

– Не делай этого, не подзадоривай их. Ведь они уже отступили.

Но Гуннар схватил стрелу и выстрелил в них. Стрела попала в Эйлива, сына Анунда, и нанесла ему тяжелую рану. Он стоял поодаль от других, и они не заметили, что он ранен.

– Там показалась рука с золотым кольцом и взяла стрелу, что лежала на крыше, – сказал Гицур. – Не стал бы он искать стрел снаружи, если бы у него их хватало дома. Пойдемте нападем на него еще раз.

Мард сказал:

– Давайте подожжем дом!

– Ни за что! – сказал Гицур. – Даже если бы я знал, что от этого зависит моя жизнь. Но ты бы мог дать нам какой-нибудь хороший совет, ведь ты считаешься таким хитрецом.

На земле лежали веревки, которыми обычно скрепляли постройки. Мард сказал:

– Давайте возьмем эти веревки и привяжем их к концам конька крыши, а другие концы привяжем к камням, и станем наматывать веревки на бревно, и свернем с дома крышу.

Они взяли веревки и проделали все, что предложил Мард. Гуннар не успел опомниться, как они свернули крышу с дома. Тогда он принялся стрелять из лука, так что они никак не могли подобраться к нему. Мард снова предложил поджечь дом. Гицур сказал:

– Я не знаю, зачем ты предлагаешь то, на что никто из нас не согласен. Мы никогда не пойдем на это.

В это время Торбранд, сын Торлейка, вскакивает на крышу и перерубает Гуннару тетиву. Гуннар хватает обеими руками свое копье, бросается к Торбранду, пронзает его и сбрасывает его на землю. Тут подбегает брат Торбранда Асбранд. Гуннар наносит ему удар своим копьем, но тот выставляет щит. Копье пробивает насквозь щит и вонзается в руку. Тут Гуннар поворачивает копье с такой силой, что щит раскалывается и у Асбранда ломается кость руки, так что он падает со стены. До этого Гуннар ранил восьмерых человек и убил двоих.

Сам Гуннар был ранен дважды, но все говорили, что он не думал ни о ранах, ни о смерти.

Он сказал Халльгерд:

– Дай мне две пряди из своих волос и сплети мне вместе с матерью из них тетиву.

– Это тебе очень нужно? – говорит она.

– От этого зависит моя жизнь, – говорит он, – потому что им не одолеть меня, пока я могу стрелять в них из лука.

– Тогда я припомню тебе твою пощечину, – говорит она. – Мне все равно, сколько ты еще продержишься.

– Всякий по-своему хочет прославиться, – говорит Гуннар. – Больше я у тебя просить не буду.

А Раннвейг сказала:

– Подло ты поступаешь, и не скоро забудется этот твой позорный поступок.

Гуннар защищался отважно и доблестно и нанес еще восьмерым такие тяжкие раны, что многие едва не погибли от них. Он защищался, пока не свалился от усталости. Они нанесли ему много тяжелых ран, но он все же вырвался у них из рук и снова долго защищался. В конце концов они убили его.

О его защите Торкель Скальд Людей с Гаутельва сложил такую вису:
		Довелось услышать,



		Как сражался Гуннар,



		Защищаясь в доме,



		Как копьем искусно



		Недругов разил он,



		И, шестнадцать ранив,



		Двух он смерти предал



		В этой жаркой битве.








Гицур сказал:

– Большого быка мы свалили. Нелегко нам пришлось, и пока люди живут в нашей стране, они не забудут, как защищался Гуннар.

Он пошел к Раннвейг и сказал:

– Дашь ты нам похоронить двоих убитых из наших людей на твоей земле?

– Охотно дам землю двоим, но еще охотнее вам всем, – ответила она.

– Тебе можно простить, что ты говоришь так, – сказал он, – потому что ты лишилась многого.

И он велел, чтобы никто ничего не грабил и не разрушал. Затем они уехали.

Тут Торгейр, сын Старкада, сказал:

– Нам нельзя оставаться в своих домах из-за сыновей Сигфуса, разве что ты, Гицур, или ты, Гейр, побудете некоторое время здесь, на юге.

– Хорошо, – сказал Гицур.

И они бросили жребий, кому из них оставаться, и жребий выпал Гейру. Потом он отправился в Одди и стал там жить. У него был сын по имени Хроальд. Он прижил его вне брака. Мать Хроальда звали Бьяртей, она была сестрой Торвальда Хворого, который был убит у Хестлёка, в Гримснесе. Хроальд хвалился тем, что он нанес Гуннару смертельную рану. Теперь Хроальд стал жить с отцом. Торгейр, сын Старкада, хвастался другой раной, которую он нанес Гуннару.

Гицур оставался дома, в Мосфелле. Повсюду люди осуждали убийство Гуннара, и многие оплакивали его смерть.




LXXVIII


Ньяль был очень опечален смертью Гуннара, так же как и сыновья Сигфуса. Они спросили Ньяля, можно ли предъявить иск по поводу убийства Гуннара или вообще начать тяжбу. Он ответил, что нельзя, раз Гуннар был объявлен вне закона, и что лучше унизить врагов, убив нескольких из них в отместку за Гуннара.

Насыпали курган, и в нем похоронили Гуннара сидя. Раннвейг не захотела, чтобы копье Гуннара положили в курган. Она сказала, что пусть лишь тот возьмет его в руки, кто захочет отомстить за Гуннара. К копью Гуннара поэтому никто не притронулся. Раннвейг была так зла на Халльгерд, что едва сдерживалась, чтобы не убить се. Она говорила, что ее сын погиб из-за нее. Тогда Халльгерд переселилась в Грьоту со своим сыном Грани. Они поделили свое имущество: Хагни получил землю в Хлидаренди и все хозяйство там, а Грани получил земли, которые сдавались внаем.

Как-то раз случилось в Хлидаренди, что пастух и работница гнали скот мимо Гуннарова кургана, и им почудилось, что Гуннар веселится и поет в кургане. Они пошли домой и рассказали об этом матери Гуннара Раннвейг, а она велела сказать об этом Ньялю. Они отправились в Бергторсхваль и рассказали о случившемся Ньялю. Он попросил их повторить рассказ три раза. После этого он долго разговаривал со Скарпхедином вполголоса. Тот взял свое оружие и отправился в Хлидаренди. Хагни в Раннвейг приняли его очень хорошо и очень обрадовались ему. Раннвейг попросила его остаться у них подольше, и он согласился. Он и Хагни всегда были вместе. Хагни был человек отважный и во всем искусный, но недоверчивый, и поэтому они не посмели рассказать ему о том, что случилось.

Однажды Скарпхедин и Хагни были на южной стороне Гуннарова кургана. Ярко светила луна, но иногда набегало облако. Им показалось, что курган раскрылся п что Гуннар повернулся в нем и смотрит на луну. Им почудилось, будто в кургане горят четыре огня, не дающие тени, и будто Гуннар весел и лицо у пего радостное. Он сказал вису, притом так громко, что его было бы слышно, если бы они стояли и дальше:
		Хагни отец, воитель,



		Подвигами славный,



		Мужеством и силой



		Всем известный, молвил:



		Воин, щитом укрытый,



		Осененный шлемом,



		Не отступит в битве, —



		Смерть скорее примет,



		Смерть скорее примет!








После этого курган закрылся.

– Ты бы поверил этому, если бы тебе рассказал об этом Ньяль? – спросил Скарпхедин.

– Поверил бы, – говорит тот, – потому что я слышал, что он никогда не говорит неправды.

– Неспроста, – говорит Скарпхедин, – он сам явился нам и сказал, что скорее бы умер, чем уступил своим врагам. Это он дает нам совет.

– Я ничего не смогу сделать, – говорит Хагни, – если ты не будешь мне помогать.

– Я не забыл, – говорит Скарпхедин, – как поступил Гуннар после убийства вашего родича Сигмунда. Я помогу тебе, как сумею. Ведь мой отец обещал Гуннару, что мы поможем тебе или его матери.

После этого они пошли домой, в Хлидаренди.




LXXIX


– Поедем сегодня же ночью, – говорит Скарпхедин, – потому что если они узнают, что я здесь, то станут осторожнее.

– Пусть будет по-твоему, – говорит Хагни.

Когда все улеглись спать, они взяли оружие. Хагни снял копье Гуннара, и оно громко зазвенело. Раннвейг, вне себя от ярости, вскочила и сказала:

– Кто берет копье Гуннара, когда я запретила трогать его?

– Я хочу, – говорит Хагни, – отдать его моему отцу, пусть оно будет с ним в Вальхалле[35 - Вальхалла – чертог Одина, в котором пируют и сражаются павшие в битве воины.] и он там сражается им.

– До этого ты еще сам сразишься им и отомстишь за отца, потому что оно предсказывает смерть – одного или нескольких.

Хагни вышел во двор и передал Скарпходину свой разговор с бабушкой. Затем они направились в Одди. Два ворона всю дорогу летели за ними.[36 - Появление священных птиц Одина было добрым предзнаменованием для воинов.]

Ночью они добрались до Одди и погнали скот к домам. Тогда из дома выскочили Хроальд и Тьорви и стали отгонять скот обратно. Оба были при оружии. Скарпхедин вскочил и сказал:

– Нечего тебе осматриваться, ты не ошибаешься!

И Скарпхедин нанес Тьорви смертельный удар. У Хроальда в руке было копье. Хагни бросился на него, и Хроальд хотел ударить Хагни копьем, но тот перерубил древко и пронзил его копьем Гуннара. Затем они оставили убитых и отправились в Трихюрнинг.

Скарпхедин подбежал к дому и стал вырывать траву. Те, что были внутри, подумали, что это скот. Старкад и Торгейр схватили оружие и одежду и выбежали во двор. Но когда Старкад увидел Скарпхедина, он испугался и хотел повернуть обратно. Скарпхедин зарубил его у ограды, а Хагни подбежал к Торгейру и убил его копьем Гуннара.

Оттуда они направились в Хов. Мард был на лугу перед домом. Он стал просить пощады и предложил помириться. Скарпхедин рассказал Марду об убийстве тех четверых и прибавил:

– А ты либо отправишься той же дорогой, либо предоставишь Хагни самому рассудить вас, если только он согласится.

Хагни ответил, что не собирался мириться с убийцей своего отца, но в конце концов все же согласился сам решить дело.




LXXX


Ньяль способствовал тому, что родичи Старкада и Торгейра согласились на примирение. Был созван тинг и выбраны судьи. Было сосчитано все, даже нападение на Гуннара, хотя он и был вне закона. Мард заплатил сполна всю разницу,[37 - Из вирь за Старкада и Торгейра вычли виру за нападение на Гуннара, остаток должен был выплатить Мард в качестве виры за свое участие в деле.] потому что решение по его делу вынесли только после того, как решили дело Скарпхедина и Хагни. Тогда состоялось полное примирение.

На тинге было много разговоров о тяжбе Гейра Годи и Хагни.[38 - Тяжба Гейра Годи и Хагни – тяжба по поводу убийства Хроальда, сына Гейра Годи.] Она кончилась тем, что они помирились и с тех пор жили в мире. Гейр Годи до самой смерти прожил в Хлиде, и больше о нем в этой саге рассказываться не будет. Ньяль сосватал Хагни Альсейд, дочь Ветрлиди Скальда, и тот женился на ней. Их сыном был Ари, который уплыл на Шетландские острова и там женился. Его потомком был Эйнар Шетландец, очень доблестный человек. Хагни и Ньяль оставались друзьями, но о Хагни больше не будет рассказываться в этой саге.




LХХХІ


Теперь надо рассказать о Кольскегге. Он приехал в Норвегию и пробыл зиму в Вике, а на следующее лето поехал в Данию и стал служить конунгу Свейну Вилобородому.[39 - Конунг Свейн Вилобородый – правил в Дании от ок. 985 по 1014 г.] Он был у него в большой чести.

Однажды ночью ему приснилось, будто к нему пришел какой-то человек, весь в сиянии, разбудил его и сказал:

– Встань и иди со мной!

– Что тебе от меня нужно? – спросил Кольскегг.

– Я найду тебе жену, и ты будешь моим рыцарем.

И будто он согласился. На этом он проснулся.

Потом он пошел к одному мудрому человеку и рассказал ему свой сон. Тот растолковал этот сон так, что он отправится в южные страны и станет рыцарем господним.

Кольскегг крестился в Дании, но там ему пришлось не по душе, и он отправился на восток, в Гардарики, и пробыл там зиму. Оттуда он поехал в Миклагард[40 - Миклагард – Константинополь.] и вступил там в варяжскую дружину. Последнее, что о нем слышали, было, что он там женился, был предводителем варяжской дружины и оставался там до самой смерти. Больше о нем в этой саге рассказываться не будет.




LXXXII


Теперь надо рассказать о том, что Траин, сын Сигфуса, приехал в Норвегию. Они пристали к берегу у Халогаланда, а оттуда поплыли на юг в Трандхейм, в Хладир. Как только ярл Хакон узнал про это, он послал к ним людей, чтобы те узнали, кто они такие. Они вернулись и сказали ему. Тогда ярл послал за Траином, сыном Сигфуса, и тот явился к нему. Ярл спросил, какого он рода. Траин ответил, что он близкий родич Гуннара из Хлидаренди. Ярл сказал:

– Тем лучше для тебя, потому что я видал много исландцев, но не видал равных ему.

Траин сказал:

– Государь, разрешите мне остаться у вас на зиму.

Ярл разрешил. Траин пробыл у него зиму и был в большой чести.

Жил человек по имени Коль. Он был викинг. Он был сыном Асмунда Ясеневый Бок из Смаланда. Его становище было на реке Гаутельве. У него было пять кораблей и большая дружина. С Гаутельва он поплыл в Норвегию, высадился на берег в Вестфольде и напал на Халльварда Соти. Они нашли Халльварда на чердаке. Он храбро защищался там, пока они не подожгли дом. Тогда он сдался, но они убили его и, захватив большую добычу, отправились в Льодхус. Ярл Хакон услыхал об этом, и велел объявить Коля вне закона по всей стране, и положил награду за его голову.

Однажды ярл сказал так:

– Плохо, что нет здесь Гуннара из Хлидаренди. Он бы убил моего врага, которого я объявил вые закона, если бы был здесь. А теперь исландцы убьют Гуннара. Жаль, что он не приехал к нам.

Траин, сын Сигфуса, ответил:

– Я не Гуннар, однако же я его родич, и я готов отправиться в поход на твоего врага.

Ярл сказал:

– Я охотно принимаю твое предложение и хорошенько снаряжу тебя в поход.

Тогда Эйрик, сын ярла, сказал:

– Ты многим дал хорошие обещания, но неизвестно, удастся ли тебе их исполнить. Поход будет очень трудным, потому что викинг этот свиреп и справиться с ним нелегко. Тебе придется тщательно выбрать людей и корабли для этого похода.

Траин сказал:

– Я отправляюсь в поход, каким бы он ни был трудным.

Ярл дал ему пять кораблей с гребцами. С ним поплыли Гуннар, сын Ламби, и Ламби, сын Сигурда. Гуннар был племянником Траина и жил у него смолоду. Они очень любили друг друга. Сын ярла Эйрик пошел с ними. Он проверил оружие и людей и сделал такие изменения, какие ему показались нужными. Затем, когда они снарядились, Эйрик дал им провожатого.

Они поплыли на юг вдоль берега, и где бы ни приставали, они по распоряжению ярла получали все, что им было нужно. Они поплыли на восток, в Льодхус. Тут они узнали, что Коль уплыл на восток, в Данию. Они тоже поплыли туда. Когда они приехали на юг, в Хельсингьяборг, они встретили там лодку с людьми. Эти люди сказали, что Коль неподалеку и пробудет там еще некоторое время. Погода в тот день стояла хорошая.

Тут Коль увидел подплывавшие корабли и сказал, что в эту ночь ему снился ярл Хакон и что это, наверное, его люди, и велел своим людям взяться за оружие. Затем они приготовились к защите; и битва началась.

Они бились долго, но никто не мог победить. Тогда Коль вскочил на корабль Траина, мечом расчистил себе путь и убил много людей. На нем был золоченый шлем.

Тут Траин увидел, что так не годится. Он стал подбадривать своих людей, а сам бросился вперед и схватился с Колем. Коль ударил мечом в щит Траина, так, что щит раскололся. Но тут в руку Коля попал камень, и меч выпал у него из рук. Тогда Траин ударил Коля мечом и отрубил ему ногу. После этого они убили Коля. Траин отрубил ему голову и выбросил тело за борт, а голову сохранил.

Они взяли там богатую добычу, и поплыли в Трандхейм, и явились к ярлу. Ярл принял Траина хорошо. Тот показал ему голову Коля, и ярл поблагодарил его за подвиг. Тогда Эйрик сказал, что его надо наградить не только словами. Ярл ответил, что это верно, и попросил Траина пройти с ним. Они пошли туда, где для ярла строили корабли. По распоряжению ярла там был построен корабль, не похожий на обычные боевые корабли. Он был богато украшен, и на носу у него была голова коршуна.

Ярл сказал:

– Ты любишь красивые и богатые вещи, Траин. Да и родич твой Гуннар любил их. Так вот, я хочу подарить тебе этот корабль. Он называется «Коршун». Пусть этот подарок будет знаком моего расположения к тебе. Я хочу, чтобы ты оставался у меня, сколько тебе захочется.

Траин поблагодарил ярла за подарок и сказал, что ему пока не хочется ехать в Исландию.

Ярл должен был отправиться в поход на восток, к границе, чтобы встретиться с шведским конунгом. Траин все лето сопровождал ярла. Он был кормчим на «Коршуне» и управлял им так умело, что мало кто мог с ним сравниться, и ему очень завидовали. Видно было, что ярл высоко ценил Гуннара, потому что он осаживал каждого, кто задевал Траина.

Траин пробыл у ярла всю эту зиму. Весною ярл спросил Траина, что он собирается делать, остаться в Норвегии или поехать в Исландию, но тот ответил, что еще сам не решил и что хотел бы раньше подождать вестей из Исландии. Ярл сказал, что пусть будет так, как ему хочется, и Траин остался у ярла. Тут пришла весть из Исландии о смерти Гуннара из Хлидаренди. Многим показалось это большим событием. Тогда ярл не пожелал, чтобы Траин уехал в Исландию, и он остался.




LXXXIII


Теперь надо рассказать о том, что Грим и Хельги, сыновья Ньяля, уехали из Исландии в то самое лето, что и Траин со своими людьми. Они были на корабле Олава из Эльды, сына Кетиля, и Барда. Их застиг в пути такой сильный северный ветер, что их отнесло к югу, и был такой густой туман, что они не знали, где плывут, и они долго пробыли в открытом море. Наконец они оказались на очень мелком месте и решили, что, наверное, недалеко земля. Сыновья Ньяля спросили, не знает ли Бард, что за страны лежат неподалеку.

– Это могут быть разные страны, – сказал тот, – смотря какой ветер пригнал нас сюда, – Оркнейские острова, или Шотландия, или Ирландия.

Через два дня они увидели землю по обоим бортам и большие буруны во фьорде. Они бросили якорь перед бурунами. Непогода стала стихать и к утру улеглась, и тут они видят, что от берега к ним направляются тринадцать кораблей.

Тогда Бард сказал:

– Что нам теперь делать? Ведь эти люди нападут на нас.

И они стали решать, защищаться им или сдаваться, но не успели они принять решение, как викинги подплыли к ним. Они спросили друг друга, как звать старших на кораблях. Старшие торговых людей назвали себя и спросили в ответ, кто стоит во главе дружины викингов. Те назвались Грьотгардом и Снекольвом, сыновьями Моддана из Дунгальсбёра в Шотландии, родичами короля скоттов Мелькольва.

– Мы предлагаем вам на выбор, – сказал Грьотгард, – либо вы сойдете на берег, а мы возьмем ваше добро, либо мы будем биться с вами и убьем всех, кого сможем.

Хельги ответил:

– Торговые люди хотят защищаться.

Тогда торговые люди сказали:

– Будь ты проклят за свои слова! Где нам защищаться? И ведь жизнь дороже добра!

Тогда Грим стал кричать викингам так, чтобы заглушить гневный ропот торговых людей. Бард и Олав сказали:

– Подумайте о том, что исландцы будут насмехаться над вашей трусостью! Берите лучше оружие и защищайтесь!

Тогда они все взялись за оружие и дали друг другу клятву не сдаваться до тех пор, пока они смогут защищаться.




LXXXIV


Викинги стали стрелять в них, и начался бой. Торговые люди храбро защищались. Снекольв бросился на Олава и проткнул его своим копьем. Грим с такой силой ударил Снекольва копьем, что тот упал за борт. Тут Хельги встал рядом с Гримом, и они прогнали с корабля всех викингов. Сыновья Ньяля были всегда там, где в них больше всего была нужда. Викинги кричали торговым людям, чтобы те сдавались, но они отвечали, что они никогда не сдадутся.

В этот миг их взгляд упал на море. Они увидели, что с юга, из-за мыса, выходят не меньше десяти кораблей и быстро приближаются к ним, а на кораблях – щит к щиту. На корабле, который шел первым, у мачты стоял человек. Он был одет в шелковую одежду, и на голове у него был золоченый шлем. Волосы у него были длинные и красивые, а в руке он держал золоченое копье. Он спросил:

– Кто это ведет здесь такую неравную игру?

Хельги назвал себя и сказал, что их противников зовут Грьотгард и Снекольв.

– А кто хозяева кораблей? – спросил он.

Хельги ответил:

– Только один из них остался в живых – Бард Черный, другой, который звался Олавом, убит в бою.

– Вы исландцы? – спросил он».

– Конечно, – сказал Хельги.

Он спросил их, чьи они сыновья. Они ответили ему. Тогда он понял, кто перед ним, и сказал:

– Далеко известны ваши имена.

– А кто ты? – спросил Хельги.

– Я Кари, сын Сальмунда.

– Откуда ты плывешь? – спросил Хельги.

– С Гебридских островов.

– Ты приплыл во-время, – сказал Хельги, – если ты хочешь помочь нам немного.

– Я готов помочь вам столько, сколько вам нужно, – сказал Кари, – но чего вы просите?

– Чтобы ты напал на них, – сказал Хельги.

Кари сказал, что согласен. Они напали на викингов, и битва началась во второй раз. Вскоре Кари вскочил на корабль Снекольва. Тот повернулся к нему и хотел ударить его мечом. Кари отпрыгнул назад через балку, которая лежала поперек корабля. Снекольв так ударил по балке, что все лезвие меча вошло в нее. Тогда Кари ударил его мечом в плечо. Удар был такой сильный, что меч отсек руку от плеча, и Снекольв сразу умер. Тут Грьотгард метнул копье в Кари. Кари увидел это и подпрыгнул, так что копье в него не попало. В это время к Кари подоспели Хельги и Грим. Хельги бросился на Грьотгарда и проткнул его своим мечом, так что тому пришел конец. Тогда они прошли через все корабли. Викинги стали просить пощады. Они оставили жизнь всем, но взяли все добро. После этого они поплыли на кораблях в море к островам.




LXXXV


Оркнейскими островами правил ярл по имени Сигурд. Он был сын Хладвира, внук Торфинпа Раскалывателя Черепов, правнук Эйнара Торфяного, праправнук Рагнвальда, ярла из Мери, и прапраправнук Эйстейна Грома. Карп был дружинником ярла Сигурда. Он возвращался с Гебридских островов, где получал дань с ярла Гилли. Кари предложил сыновьям Ньяля поехать с ним на остров Хроссей.[41 - Хроссей – Мейнленд.] Он сказал, что ярл их хорошо примет. Они согласились, и поплыли с Кари, и приехали на Хроссей. Кари проводил их к ярлу и сказал ему, что это за люди.

– Как они встретились тебе? – спросил ярл.

– Я встретил их в шотландских фьордах. Они сражались там с сыновьями ярла Моддана и так храбро защищались, что все время бросались от одного борта к другому и всегда были там, где в них больше всего была нужда. Я хочу предложить им остаться в твоей дружине.

– Пусть будет, как ты хочешь, – сказал ярл, – раз уж ты раньше так за них вступился.

Они пробыли у ярла зиму и были в большой чести. Позднее Хельги стал молчалив. Ярл не понимал, что это означает, и спросил его, почему он так молчалив и чем он недоволен.

– Может быть, тебе не нравится здесь? – говорит ярл.

– Нет, мне здесь нравится, – говорит Хельги.

– Так что же тебя тогда заботит? – говорит ярл.

– Есть ли у вас владения в Шотландии? – говорит Хельги.

– Как будто есть, – говорит ярл, – но что в том?

Хельги говорит:

– Похоже на то, что скотты убили вашего наместника и перехватили всех лазутчиков, чтобы ни один из них не перешел через пролив Петтландсфьорд.[42 - Петтландсфьорд – Пентлендфёрт;]

Ярл спросил:

– Ты ясновидец?

– Это еще не проворено, – ответил Хельги.

– Я окажу тебе еще большие почести, – сказал ярл, – если окажется, что ты прав. В противном случае тебе придется поплатиться.

– Не такой он человек, – сказал Кари. – Он, наверное, говорит правду, потому что его отец ясновидец.

После этого ярл послал людей на юг, на остров Страумей, к своему наместнику Арнльоту. А Арнльот послал людей на юг, через пролив Петтландсфьорд. Те расспросили там народ и узнали, что ярлы Хунди и Мельснати убили в Трасвике[43 - Трасвик – Фресвик;] свояка ярла Сигурда Хаварда. Арнльот послал тогда сказать ярлу Сигурду о том, чтобы тот приехал на юг с большой дружиной и прогнал этих ярлов из страны.




LXXXVI


Как только ярл узнал об этом, он собрал большое войско. Затем он отправился с этим войском на юг, и с ним Кари и сыновья Ньяля. Они приехали на Катанес.[44 - Катанес – Кейтнесс;] Ярлу принадлежали в Шотландии Росс и Мюреви, Сюдриланд и Далир. Из этих мест к ним пришли люди и сказали, что ярлы неподалеку с большим войском.

Тогда ярл Сигурд повел туда свое войско. Место, у которого они встретились, называется мысом Дунгальсгнипа.[45 - Дунгалъсгнипа – Данкансби.] Началась битва. Скотты пустили часть войска в обход, и те напали сзади на людей ярла, и там полегло много народу, пока сыновья Ньяля не обратились против них и не заставили их бежать. Разгорелся жестокий бой. Хельги с братом бросились вперед к знамени ярла и храбро сражались. Кари встретился с ярлом Мельснати, и Мельснати бросил копье в Кари, но Кари бросил копье обратно, и оно пронзило ярла. Тогда ярл Хунди обратился в бегство.

Они преследовали бегущих, пока не услышали, что Мелькольв собрал в Дунгальсбёре большое войско. Тогда ярл стал держать совет со своими людьми, и все говорили, что нужно вернуться и что нельзя биться с таким большим войском, и они вернулись. Когда ярл приехал на Страумей, они поделили добычу. Потом он поплыл на север, на Хроссей, и с ним были сыновья Ньяля и Кари. Ярл устроил большой пир, и на этом пиру он подарил Кари добрый меч и золоченое копье, Хельги – золотое запястье и плащ, а Гриму – щит и меч. Он сделал Грима и Хельги своими дружинниками и поблагодарил их за храбрость в битве.

Они пробыли у ярла эту зиму и еще лето, пока Карп не отправился в поход. Они поплыли с ним, и много воевали в это лето, и всюду одерживали победы. Они бились с конунгом Гудрёдом с острова Ман,[46 - Остров Ман – Мэн.] и победили его, и, взяв большую добычу, вернулись назад. Они снова пробыли у ярла всю зиму.

Весною сыновья Ньяля попросились съездить в Норвегию. Ярл сказал, что они могут ехать куда хотят, и дал им хороший корабль и сильных гребцов. Кари сказал, что он приедет летом в Норвегию с данью для ярла Хакона и что они там встретятся. Так они и договорились. После этого сыновья Ньяля вышли в море, поплыли в Норвегию и подошли к Трандхейму.




LXXXVII


Жил человек по имени Кольбейн. Он был сыном Арнльот. Он был родом из Трандхейма. В то лето, когда Траин и сыновья Ньяля поехали в Норвегию, он поехал в Исландию. Следующую зиму он пробыл на востоке, в Брейддале, и затем, летом, он снарядил в Гаутавике свой корабль.

Когда они были готовы, к ним подъехал на лодке какой-то человек и привязал лодку к кораблю, а сам поднялся на корабль, чтобы поговорить с Кольбейном. Кольбейн спросил, как его зовут.

– Мое имя Храпп, – говорит тот.

– Что тебе нужно от меня? – спрашивает Кольбейн.

– Я хочу попросить тебя, – говорит Храпп, – чтобы ты перевез меня через море.

– А кто твой отец? – спрашивает Кольбейн.

Храпп отвечает:

– Я сын Аргумлейди и внук Гейрольва Вояки.

Кольбейн спрашивает:

– Почему тебе надо уехать?

– Я убил человека, – говорит Храпп.

– Кого же ты убил? – спрашивает Кольбейн. – И кто будет мстить тебе за него?

Храпп отвечает:

– Я убил Эрлюга, сына Эрлюга, внука Хродгейра Белого, и люди с Вапнфьорда будут мстить мне за него.

– Думается мне, – говорит Кольбейн, – что плохо придется тому, кто перевезет тебя.

– Я друг моему другу, но мщу, если мне делают зло, а кроме того, у меня нет недостатка в деньгах, чтобы заплатить за переезд.

Тогда Кольбейн взял его с собой.

Вскоре подул попутный ветер, и они вышли в море. У Храппа в море кончились припасы, и он подсел к тем, кто был рядом, но те стали поносить его. Слово за слово, и началась драка. Храпп сразу же побил двоих. Об этом сказали Кольбейну, и тот предложил Храппу, что поделится с ним припасами, и Храпп согласился.

Они подошли к берегу и стали у мыса Агданес. Тогда Кольбейн спросил, где деньги, которые Храпп обещал за переезд. Храпп ответил:

– Они в Исландии.

– Ты, наверно, еще многих обманешь, кроме меня, но все же я прощаю тебе.

Храпп поблагодарил его н спросил:

– Что же ты мне посоветуешь на прощанье?

– Во-первых, – сказал Кольбейн, – поскорее убираться с корабля, потому что все норвежцы будут дурно говорить о тебе, а во-вторых, никогда не обманывать того, кто оказывает тебе услугу.

После этого Храпп сошел на берег со своим оружием. У него была большая секира с рукоятью, увитой золотой нитью. Он шел, пока не пришел в Долины, к Гудбранду.[47 - …в Долины, к Гудбранду – в Гудбрандсдаль, где управлял Гудбранд.] Гудбранд был большим другом ярла Хакона. Они вместе владели капищем, которое открывали, только когда приезжал ярл. Это было одно из двух самых больших капищ в Норвегии, второе было в Хладире. Сына Гудбранда звали Трандом, а дочь – Гудрун.

Храпп стал перед Гудбрандом и учтиво поздоровался с ним. Тот спросил его, кто он такой. Храпп назвал себя и сказал, что он из Исландии. Затем он попросил Гудбранда, чтобы тот взял его к себе. Гудбранд сказал:

– Не кажется мне, чтобы ты был удачливым человеком.

– А мне сдается, что люди лгут, – ответил Храпп, – когда говорят, что ты принимаешь всех, кто тебя попросит об этом, и что нет человека щедрее тебя. Но я буду говорить иное, если ты не примешь меня.

Гудбранд сказал:

– Ты останешься здесь.

– А где ты велишь мне сесть? – спросил Храпп.

– На нижней скамье против моего почетного сиденья.

Храпп уселся на свое место. У него было много о чем порассказать, и сначала это нравилось Гудбранду и многим другим. Но потом многим стало казаться, что он слишком много балагурит.

А затем он начал часто беседовать с Гудрун, так что многие стали поговаривать, что он, наверное, соблазнит ее. Когда Гудбранд узнал об этом, он крепко выбранил ее за то, что она разговаривала с Храппом, и велел ей остерегаться говорить с ним о чем-нибудь, если другие не слышат. Она сначала держала свое слово, но вскоре все пошло опять по-старому. Тогда Гудбранд велел своему надсмотрщику Асварду всюду ходить за ней, куда бы она ни шла.

Однажды случилось, что она отпросилась в орешник позабавиться, и Асвард отправился с ней. Храпп пошел следом и нашел их. Он взял ее за руку и увел. Асвард начал искать ее и нашел их лежащими в кустах. Он подбежал к ним с поднятой секирой и хотел ударить Храппа по ноге, но тот быстро вывернулся, и удар приплелся мимо. Храпп мигом вскочил на ноги и схватил свою секиру. Асвард хотел убежать, но Храпп разрубил ему спину. Тогда Гудрун сказала:

– После того, что ты сейчас сделал, ты не можешь больше оставаться у моего отца. Однако он будет разгневан еще больше другим: я беременна.

Храпп говорит:

– Об атом он узнает от меня самого. Я пойду домой и скажу ему и о том и о другом.

– Тогда тебе не уйти живым, – говорит она.

– Будь что будет, – говорит он.

После этого он отвел ее к другим женщинам, а сам пошел домой. Гудбранд сидел па почетном сиденье, и с ним было мало народу. Храпп стал перед ним, держа поднятую секиру. Гудбранд спросил:

– Отчего у тебя секира в крови?

– Я вылечил Асварда от боли в спине.

– Вряд ли ты хотел сделать ему добро, – говорит Гудбранд, – ты, видно, убил его*.

– Верно, – говорит Храпп.

– За что же? – спрашивает Гудбранд.

– Вам это, наверное, покажется мелочью, – говорит Храпп, – он хотел отрубить мне ногу.

– А что же ты такое сделал? – спрашивает Гудбранд.

– То, что его вовсе не касалось, – говорит Храпп.

– Все же ты должен сказать, что это было. Храпп сказал:

– Если уж ты так хочешь знать, то я лежал с твоей дочерью, а ему это не понравилось.

Гудбранд сказал:

– Люди, сюда! Схватите его и убейте!

– Мало же ты чтишь меня, твоего зятя, – говорит Храпп. – Однако нет у тебя таких людей, которые могли бы схватить меня.

Люди бросились к нему, но он вывернулся. Они побежали следом, но он скрылся в лесу, и они не поймали его. Гудбранд собрал народ и велел обыскать лес, но его не нашли, потому что лес был большой и густой.

Храпп бежал по лесу, пока не набрел на прогалину. Там он увидел жилье и человека, который рубил дрова на дворе. Он спросил этого человека, как его зовут, и тот назвался Тови, а Тови спросил, как его зовут, и он назвался Храппом, как его и звали. Храпп спросил, почему он живет так далеко от других людей.

– Потому, – ответил тот, – что здесь у меня нет нужды водиться с другими людьми.

– Странные у нас с тобой дела, – сказал Храпп. – Но я раньше скажу тебе, кто я такой. Я жил у Гудбранда в Долинах и убежал оттуда, потому что я убил его надсмотрщика. Но я знаю, что мы оба злодеи, потому что ты не ушел бы сюда от других людей, если бы не должен был скрываться от кого-нибудь. Я предлагаю тебе на выбор: либо я расскажу о тебе людям, либо все, что здесь есть, будет принадлежать нам обоим.

Тови сказал:

– Ты сказал верно. Я похитил женщину, которая живет здесь со мной, и многие искали меня.

Потом он провел Храппа к себе. Постройки у него были небольшие, но прочные. Тови сказал жене, что позволил Храппу остаться у них.

– Вряд ли принесет кому-нибудь счастье этот человек. – сказала та. – Но пусть будет по-твоему.

И Храпп остался у них. Он много бродил и никогда не бывал дома. Он ходил все время на свиданья с Гудрун. Гудбранд и его сын Транд подстерегали его, но им никак не удавалось поймать его. Так прошел целый год.

Гудбранд велел рассказать ярлу Хакону о том, какое зло причинил ему Храпп, и ярл велел объявить Храппа вне закона и положил награду за его голову. Он обещал сам поехать, чтобы изловить его. Но не поехал, потому что ему казалось, что поймать Храппа дело нетрудное, раз он сам так неосторожен.




LXXXVIII


Теперь надо рассказать о том, что летом сыновья Ньяля отправились с Оркнейских островов в Норвегию и были там летом на торжище. Траин, сын Сигфуса, снаряжал тогда свой корабль, чтобы плыть в Исландию, и был почти готов.

В это время ярл Хакон приехал к Гудбранду на пир. Ночью Храпп Убийца прокрался к капищу ярла и Гудбранда и вошел в него. Он увидел там сидящую Торгерд, жену Хальги.[48 - Торгерд, жена Хальги – божество, почитавшееся ярлами из Хладира, возможно их праматерь.] Она была ростом со взрослого мужчину. На руке у нее было большое золотое запястье, а на голове – убор из полотна. Он сорвал с нее этот убор и снял золотое запястье. Тут он увидел Тора на его колеснице и снял с него другое золотое запястье. Третье он снял с Ирны.[49 - Ирна – сестра Торгерд.] Затем он вытащил всех богов из капища и снял с них все убранство. Потом он поджег капище и спалил его. После этого он ушел. В это время уже начало светать.

Вот он идет по полю. Вдруг выскакивают шесть вооруженных человек и бросаются на него. Он храбро защищается. Дело кончается тем, что он убивает троих и смертельно ранит Транда, а двое убегают в лес, так что они не могут рассказать ярлу о том, что случилось. Затем он подходит к Транду и говорит:

– Я мог бы сейчас убить тебя, но я не сделаю этого. Я окажу тебе, моему шурину, больше почести, чем ты со своим отцом оказали мне.

Тут Храпп хочет вернуться обратно в лес, но видит, что между лесом и им появились люди. Он не решается идти в лес, а ложится в кустах и лежит там некоторое время.

Ярл Хакон и Гудбранд в тот день пошли рано утром в кашице и увидели, что оно сожжено, а боги – на дворе, и все убранство с них снято. Тогда Гудбранд сказал:

– Великая сила дана нашим богам, раз они сами вышли из огня.

– Не боги это сделали, – сказал ярл. – Это, верно, человек сжег капище и вынес богов. Но боги мстят не сразу. Человек, который сделал это, будет изгнан из Вальхаллы и никогда не вернется туда.

В этот миг к ним подбежали четверо из людей ярла и рассказали о несчастье, которое случилось: они нашли в поле трех человек убитыми и Транда смертельно раненым.

– Чьих рук это дело? – спросил ярл.

– Храппа Убийцы, – сказали они.

– Значит, и капище сжег он, – сказал ярл.

Они сказали, что похоже на то.

– Где бы он мог теперь быть? – спросил ярл.

Они ответили, что, по словам Транда, Храпп спрятался где-то в кустах. Ярл отправился туда на поиски, но Храппа там уже не было. Ярл велел людям искать его, но они его не нашли. Ярл сам искал вместе со всеми. Потом он сказал, что надо немного отдохнуть. Сам он ушел ото всех и запретил кому-либо идти за собой. Он пробыл некоторое время один, стоя на коленях и закрыв глаза руками. Затем он вернулся к своим людям и сказал:

– Идите за мной.

Они отправились за ним. Он пошел в сторону от дороги, по которой они шли раньше, и пришел в небольшую лощину. Вдруг перед ними вскочил Храпп, который спрятался там. Ярл велел своим людям бежать за Храппом, но тот был так проворен, что они не смогли догнать его. Храпп пустился в Хладир.[50 - Рассказчик не представляет себе действительного расстояния Хладира от Гудбрандсдаля: около 200 километров.]

В это время Траин, сын Сигфуса, и сыновья Ньяля были готовы выйти в море. Храпп подбежал к сыновьям Ньяля и сказал:

– Спасите меня, добрые люди! Ярл хочет убить меня.

Хельги посмотрел на него и сказал:

– Мне кажется, что ты не принесешь счастья, и лучше будет тому, кто не возьмет тебя.

– Я бы хотел, – говорит Храпп, – чтобы я принес вам много несчастья.

– Я сумею, – говорит Хельги, – со временем отомстить тебе за это.

Тогда Храпп побежал к Траину, сыну Сигфуса, и попросил у него помощи.

– Что же грозит тебе? – спросил Траин.

– Я сжег капище ярла и убил несколько человек. Он скоро будет здесь, потому что он сам гонится за мной.

– Не пристало мне это, – говорит Траин. – Ярл сделал мне много добра.

Тогда Храпп показал ему сокровища, которые он унес из капища, и предложил ему. Траин сказал, что возьмет их лишь за деньги. Храпп сказал:

– Я останусь здесь, и меня убьют на твоих глазах, и тогда все люди будут укорять тебя.

Тут они увидели, что едет ярл и его люди. Тогда Траин согласился взять Храппа, велел приготовить лодку и поплыл к кораблю. Он сказал:

– Чтобы тебе спрятаться получше, надо выбить дно у двух бочек, а тебе залезть в них.

Так и сделали. Храни залез в бочки, их связали вместе и бросили за борт. Тут подъехал ярл со своими людьми к сыновьям Ньяля и спросил, не был ли здесь Храпп. Они сказали, что был. Ярл спросил, куда он делся. Они сказали, что не знают этого. Ярл сказал:

– Тот, кто скажет мне, где Храпп, получит от меня большую награду.

Тогда Грим тихо сказал Хельги:

– Почему бы нам не сказать? Я не уверен, что Траин отплатит нам добром за то, что мы не скажем.

– И все же не надо говорить, – сказал Хельги. – Ведь его жизнь зависит от этого.

Грим сказал:

– Может статься, что ярл будет мстить нам, потому что он в таком гневе, что должен сорвать его на ком-нибудь.

– Не стоит об этом думать, – сказал Хельги. – Однако надо уходить в море, как только будет можно.

Они подошли на кораблях к одному острову и стали ждать попутного ветра. Ярл ходил от одного корабельщика к другому и расспрашивал их, но они отвечали, что ничего не знают о Храппе. Тогда ярл сказал:

– Пойдемте теперь к моему другу Траину. Он выдаст Храппа, если он что-нибудь знает о нем.

Они сели на боевой корабль и поехали к кораблю Траина. Тот увидел, что подъезжает ярл, встал и поздоровался с ним. Ярл приветливо ответил ему и сказал:

– Мы ищем одного исландца по имени Храпп. Он наделал нам много всякого зла. Мы хотим попросить вас, чтобы вы выдали его нам или сказали, где он.

Траин сказал:

– Государь! Вы знаете, что я с опасностью для своей улизни убил человека, которого вы объявили вне закона, и я получил за это от вас большие почести.

– Ты получишь теперь еще большие, – сказал ярл.

Траин задумался о том, что ярл оценит выше, но все же сказал, что Храппа у него нет, и предложил ярлу обыскать его корабль. Ярл искал недолго. Потом он сошел на берег и был в таком гневе, что никто не решался спорить с ним. Ярл сказал:

– Проводите меня к сыновьям Ньяля, и я заставлю их сказать мне правду.

Тогда ему сказали, что они вышли в море.

– Значит, поздно, – сказал ярл. – Однако возле корабля Траина были две бочки, и в них мог бы спрятаться человек. Если Траин спрятал Храппа, то он должен быть там. Поедем к нему снова на корабль.

Траин увидел, что ярл снова направляется к нему, и сказал:

– Ярл был в сильном гневе в прошлый раз, но сейчас его гнев вдвое сильнее. Дело идет о жизни всех, кто здесь на корабле.

Они все обещали молчать, потому что каждый из них очень боялся за себя. Они взяли из клади несколько мешков, а на их место посадили Храппа. Сверху они накрыли его другими, более легкими мошками. Когда они кончили, подплыл ярл. Траин учтиво приветствовал его. Ярл ответил на его приветствие, но не сразу. Все увидели, что ярл в очень сильном гневе. Ярл сказал Траину:

– Выдай мне Храппа, потому что я наверное знаю, что ты спрятал его.

– Где же я мог спрятать его, государь? – говорит Траин.

– Тебе это лучше знать, – говорит ярл, – но, по-моему, раньше ты прятал его в бочках.

– Я не хочу, чтобы вы подозревали меня во лжи. Лучше обыщите корабль.

Тогда ярл взошел на корабль, обыскал его, но ничего но нашел.

– Снимаешь ли ты с меня подозрение? – говорит Траин.

– Нет, конечно, – говорит ярл. – Но одного я не могу понять: почему мы не находим его. Ведь когда я на берегу, я ясно вижу все, но когда я здесь, я ничего не вижу.

И он велел гребцам отвезти себя на берег. Он был в таком гневе, что никто не мог с ним говорить. С ним был его сын Свейн. Он сказал:

– Удивительно, что ты срываешь свою злость на невиновных.

Тогда ярл снова уединился. Затем он вернулся и сказал:

– Едемте опять к ним на корабль.

Они так и сделали.

– Где бы он мог быть спрятан? – спросил Свейн.

– Это все равно, – сказал ярл, – потому что там его уже теперь нет. Возле клади лежали два мошка, и Храпп, наверное, сидел среди клади вместо них.

Траин сказал:

– Они снова отчаливают от берега и, наверное, направляются к нам. Возьмем его из клади и положим на его место что-нибудь другое, но мешки оставим лежать как есть.

Они так и сделали. Траин продолжал:

– Спрячем Храппа в парусе, который свернут на рее.

Они так и сделали. Тут к ним подъехал ярл. Он был в страшном гневе и сказал:

– Выдашь ты мне этого человека, Траин, или нет? Но теперь наказание будет строже, чем раньше.

Траин сказал:

– Я бы давно выдал его, если бы он был у меня. Но где же он может быть?

– Среди клади, – говорит ярл.

– Почему же вы не искали его там в тот раз? – говорит Траин.

– Это нам не пришло в голову, – говорит ярл.

Затем они опять обыскали весь корабль, но не нашли Храппа.

– Снимаете ли вы с меня теперь подозрение? – говорит Траин.

– Нет, конечно, – говорит ярл, – потому что я знаю, что ты спрятал этого человека, хотя я и не могу его найти. Но пусть уж лучше ты подло поступишь по отношению ко мне, чем я по отношению к тебе.

И он отправился к берегу.

– Мне кажется, я вижу теперь, – сказал ярл, – что Траин спрятал Храппа в парусе.

В это время подул попутный ветер, и Траин вышел в море. Тогда он сказал слова, которые долго после этого помнили люди:
		Пусть «Коршун» мчится,



		Траин не уступит.








Когда ярл узнал про эти слова Траина, он сказал:

– Не мое неразумие причиной всему, а то, что их судьбы связаны между собой. Но это и погубит их обоих.

Траин был в пути недолго. Он приехал в Исландию и поехал к себе домой. Храпп поехал с Траином и прожил у него этот год, а на следующую весну Траин дал ему двор, который стал называться Храппстадир (двор Храппа), и Храпп стал жить там. Однако больше он жил в Грьоте и всегда бывал там причиной раздора. Одни говорили, что он сошелся с Халльгерд, но другие говорили, что это не так.

Траин отдал свой корабль своему родичу Марду Беззаботному. Этот Мард убил Одда, сына Халльдора, на востоке, в Гаутавике, у Беруфьорда. Все родичи Траина считали его своим вождем.




LXXXIX


Теперь надо рассказать о том, что когда ярл Хакон упустил Траина, он сказал своему сыну Свейну:

– Возьмем четыре боевых корабля, и поплывем за сыновьями Ньяля, и убьем их, потому что они, наверное, были заодно с Траином.

– Нехорошо, – говорит Свейн, – упустить виноватого и взвалить вину на невиновных.

– Это мое дело, – говорит ярл.

И они отправились вслед за сыновьями Ньяля и нашли их у одного острова. Грим первым увидел корабли ярла и сказал Хельги:

– Сюда идут боевые корабли, и я узнаю ярла. Не с миром идет он сюда.

– Говорят, – сказал Хельги, – что всякий храбр, защищая свою жизнь, кто бы ни был против него. Придется и нам защищать свою жизнь.

Все попросили его начальствовать, и они взялись за оружие. Тут подъехал ярл и крикнул им, предлагая сдаваться. Хельги ответил, что они будут защищаться до конца. Ярл обещал пощаду всем, кто сложит оружие, но все так любили Хельги, что хотели умереть с ним.

Ярл и его люди бросились на них, но те храбро защищались, и всегда сыновья Ньяля оказывались там, где в них больше всего была нужда. Ярл несколько раз предлагал им сдаться, обещая пощадить, но они все время отвечали одно и то же: что они ни за что не сдадутся. Тогда на них бросился Аслак с острова Лангей. Он три раза поднимался на их корабль. Тут Грим сказал:

– Ты очень стараешься, и хорошо было бы, чтобы твои труды не пропали даром.

И он схватил копье и вонзил его Аслану в горло, и тот умер на месте. Вскоре Хельги убил Эгиля, знаменосца ярла. Тогда на них бросился Свейн, сын Хаконо, и велел своим людям сжать их со всех сторон щитами так, чтобы они но смогли отбиваться, и тогда их схватили. Ярл хотел, чтобы их тут же убили, но Свейн сказал, что нельзя этого делать, потому что уже ночь.[51 - Убийство ночью считалось позорным убийством] Тогда ярл сказал:

– Убейте их утром, а на ночь свяжите их покрепче.

– Пусть будет так, – сказал Свейн, – но более храбрых людей я не встречал до сих пор. Очень жаль убивать их.

Ярл сказал:

– Они убили двух моих самых храбрых людей, и за это их надо убить.

– Тем больше им чести как воинам, – сказал Свейн. – Но пусть будет по-твоему.

Тогда их связали и заковали. Затем ярл улегся спать, и когда он заснул, Грим сказал Хельги:

– Хотел бы я выбраться отсюда.

– Надо придумать что-нибудь, – говорит Хельги. Тут Грим видит, что около них лежит какая-то секира лезвием вверх. Грим подползает к ней и перерезает об нее тетиву, которой были связаны его руки, однако при этом сильно ранит себе руку.

Затем он освободил Хельги. После этого они перелезли через борт корабля и выбрались на берег, так что ярл и его люди ничего не заметили. Они сбили с себя оковы и пошли на другую сторону острова. В это время начало светать. Они увидели корабль и узнали, что это был корабль Кари, сына Сальмунда. Они пошли к нему, и рассказали о том, как плохо с ними обошлись, и показали свои раны. Они сказали, что ярл и его люди, наверно, еще спят.

– Плохо, – сказал Кари, – что вам пришлось столько вынести. Но что же вы теперь думаете делать?

– Пойти к ярлу и убить его, – сказали они.

– Это не удастся, – сказал Кари, – как вам ни хочется этого. Но все же надо узнать, там ли он еще.

Они поплыли туда, но ярла там уже не было. Тогда Кари поплыл в Хладир к ярлу и передал ему дань. Ярл спросил:

– У тебя сыновья Ньяля?

– Конечно, – сказал Кари.

– Выдашь ты мне сыновей Ньяля?

– Нет, не выдам, – сказал Кари.

– Можешь ли ты поклясться, что ты не хотел с ними напасть на меня? – спросил ярл.

Тогда сын ярла Эйрик сказал:

– Не надо просить этого: ведь Кари всегда был нашим другом. Если бы я был с вами, то ничего бы не случилось. Сыновей Ньяля никто бы не тронул, а те, кто заслужил, понесли бы наказание. Теперь же мне кажется, что пристало бы поднести сыновьям Ньяля богатые подарки за то обращение, которое им пришлось вынести, и за их раны.

Ярл сказал:

– Это верно, но я не знаю, захотят ли они мириться.

И ярл поручил Кари спросить сыновей Ньяля, не хотят ли они помириться. Кари спросил Хельги, примет ли он виру от ярла.

Хельги ответил:

– Я приму ее от его сына Эйрика, но не хочу иметь никакого дела с ярлом.

Кари передал Эйрику их ответ.

– Пусть будет так, – сказал Эйрик. – Он получит виру от меня, если ему это больше нравится. И скажи им, что я приглашаю их к себе и что мой отец не сделает им ничего худого.

Они приняли приглашение, поехали к Эйрику и пробыли у него до тех пор, пока Кари не снарядился, чтобы плыть на запад. Тогда Эйрик устроил в честь Кари пир и поднес ему и сыновьям Ньяля подарки. После этого Кари отправился на запад, за море, к ярлу Сигурду. Тот принял их очень хорошо, и они пробыли у него всю зиму.

Весной Кари попросил сыновей Ньяля, чтобы они отправились с ним в поход. Грим сказал, что поедет с ним, если тот потом поплывет с ним в Исландию. Кари согласился. Тогда они отправились с ним в поход. Они воевали на юге, у острова Ангульсей и на всех Гебридских островах. Затем они поплыли к полуострову Сальтири. Там они сошли на берег и стали биться с местными жителями. Они захватили богатую добычу и вернулись назад к своим кораблям. Оттуда они поплыли на юг, в Уэльс, где много воевали. Затем они поплыли к острову Ман. Там они встретили Гудрёда, конунга с острова Ман, начали биться с ним, победили его и убили Дунгаля, сына конунга. Они захватили там богатую добычу. Оттуда они поплыли на север, к острову Кола,[52 - Ангульсей – Англси; Салътири – Кинтайр; Кола – Колл.] и встретили ярла Гилли. Он их принял хорошо, и они побыли у него некоторое время. Ярл поехал с ними на Оркнейские острова, к ярлу Сигурду. А весной ярл Сигурд отдал свою сестру Нерейд за ярла Гилли. После этого ярл Гилли вернулся на Гебридские острова.




ХС


В то лето Кари и сыновья Ньяля собрались плыть в Исландию, и когда они были совсем готовы, они пошли к ярлу. Тот поднес им богатые подарки, и они расстались добрыми друзьями. И вот они вышли в море. Им выдался попутный ветер, так что они недолго были в море и скоро приплыли в Эйрар. Они раздобыли себе лошадей и поехали в Бергторсхваль. Когда они приехали домой, все им очень обрадовались. Они перевезли домой свою добычу и вытащили корабль на зиму на берег. Ту зиму Кари пробыл у Ньяля. А весной Кари посватался к дочери Ньяля Хельге, и Грим и Хельги поддержали его. Дело кончилось тем, что она была обручена с Кари, и они уговорились о времени свадьбы. Свадьбу сыграли за полмесяца до середины лета. Тот год Кари с женой прожили у Ньяля. Затем Кари купил землю на востоке, в Дюрхольмаре, в долине Мюдаль, и завел там хозяйство. Кари с женой поручили одному человеку смотреть там за хозяйством, а сами все время жили у Ньяля.




XCI


Хозяйство Храппа было в Храппстадире, но он жил все время в Грьоте и всегда бывал там причиной раздора. Однако Траин был дружен с ним.

Однажды, когда Кетиль из Марка был в Бергторсхвале, случилось, что сыновья Ньяля рассказали о том, что им пришлось вынести из-за Траина, сына Сигфуса, и сказали, что могли бы много потребовать от него за это. Ньяль сказал, что было бы лучше всего, если бы Кетиль передал это своему брату Траину. Тот обещал сделать это, и они дали Кетилю срок поговорить с Траином.

Через некоторое время они спросили Кетиля, как дела, но тот сказал, что не будет передавать слов Траина.

– Траину кажется, что я слишком дорожу родством с вами, – сказал он.

После этого они поняли, что дело повернулось но в их пользу, и больше об этом не говорили. Они попросили у отца совета. Они сказали, что не могут примириться с тем, чтобы все так и осталось. Ньяль ответил:

– Это дело совсем нелегкое. Если вы их убьете, то людям покажется, что вы убили невиновных. Мой совет вам – сделайте так, чтобы с ними об этом деле поговорило как можно больше людей. И если ваши враги станут им говорить о вас плохое, то люди смогут быть потом свидетелями. Пусть с ними поговорит Кари, потому что он человек спокойный и рассудительный. Вражда между вами будет расти, потому что ваши враги не будут жалеть бранных слов, когда с ними будут говорить об этом другие люди, не знающие вашего дела. Может даже случиться, что будут говорить, что мои сыновья не спешат отомстить за себя, но вам придется примириться с этим на некоторое время, потому что обо всем можно судить с двух разных сторон. Так что действуйте, лишь когда вас оскорбят ваши враги и вы твердо решите им мстить. Но если бы вы с самого начала посоветовались со мной, то обо всем этом деле не было бы сказано ни слова и не было бы вам никакого позора. Но теперь вам придется много терпеть, и над вами будут насмехаться все больше и больше, так что вам не избавиться от позора, не взявшись за оружие. И долго придется вам тащить эту сеть, прежде чем вы вытащите рыбу.

На том разговор и кончился. Многие люди говорили об этом деле.

Однажды братья попросили Кари, чтобы он поехал в Грьоту. Кари сказал, что в другое место он поехал бы охотнее, но что он все же поедет, если так советует Ньяль. После этого Кари поехал к Траину. Они поговорили о деле, но каждый из них остался при своем. Кари вернулся домой, и сыновья Ньяля спросили его, как их дела. Кари сказал, что не будет передавать того, что говорил Траин.

– Можно ждать, что это будет сказано так, что вы и сами услышите, – сказал он.

У Траина на дворе было пятнадцать человек, которые могли биться, и восемь из них повсюду ездили с ним. Траин очень любил красивые и богатые вещи и всегда разъезжал в синем плаще и золоченом шлеме, с копьем, которое ему подарил ярл, красивым щитом и мечом у пояса. С ним всегда ездили Гуннар, сын Ламби, Ламби, сын Сигурда, и Грани, сын Гуннара из Xлидаренди. Храпп Убийца был всегда рядом с ним. Одного из людей Траина звали Лодином, он тоже всегда ездил с Траином. Брата Лодина звали Тьярви, и тот тоже всегда ездил с Траином. Особенно плохо о сыновьях Ньяля говорили Храпп Убийца и Грани, и они были виноваты больше всех в том, что сыновьям Ньяля не была предложена вира.

Сыновья Ньяля часто говорили с Кари о том, чтобы он поехал с ними, и, наконец, он сказал, что было бы хорошо услышать ответ Траина. Тогда они собрались, четверо сыновей Ньяля и Кари – пятый, и поехали в Грьоту. Там у дома было широкое крыльцо, на котором могло стоять рядом много народу. На крыльце стояла какая-то женщина. Она увидела подъезжавших и сказала Траину. Он велел своим людям взять оружие и выйти на крыльцо. Те так и сделали. Траин стоял посередине. По обе стороны от него стояли Храпп Убийца и Грани, сын Гуннара, затем Гуннар, сын Ламби, потом Лодин и Тьярви, потом Ламби, сын Сигурда, а потом остальные, друг возле друга, потому что все были дома. Скарпхедин и его спутники подъехали к дому. Он ехал первым, за ним Кари, потом Хаскульд, потом Грим, потом Хельги. Когда они подъехали к дому, никто из тех, кто стоял там, не поздоровался с ними. Скарпхедин сказал:

– Видно, что мы все желанные гости.

Халльгерд стояла на крыльце и разговаривала вполголоса с Храппом. Она сказала:

– Никто из тех, кто стоит здесь, не скажет, что вы желанные гости.

Скарпхедин сказал:

– Никого не заботят твои слова, потому что ты либо старая карга, либо потаскуха.

– Ты поплатишься за эти слова прежде, чем поедешь домой, – сказала Халльгерд.

Хельги сказал:

– Я к тебе приехал, Траин. Дашь ты мне виру за то, что мне пришлось вынести из-за тебя в Норвегии?

Траин сказал:

– Я никогда не думал, что вы будете свою храбрость обращать в деньги. Долго вы еще будете продолжать клянчить у меня?

– Многие говорят, – сказал Хельги, – что ты должен предложить виру, раз дело шло о твоей жизни.

Тогда Храпп сказал:

– Счастье так рассудило, что вам досталось поделом, а мы ускользнули.

– Невелико счастье нарушить свою верность ярлу, – сказал Хельги, – и взамен получить тебя.

– Не хочешь ли ты попросить виру у меня? – спросил Храпп. – Я бы уж заплатил тебе так, как мне кажется нужным.

– Если придется нам с тобой иметь дело, – сказал Хельги, – то тебе едва ли поздоровится.

Скарпхедин сказал:

– Перестань браниться с Храппом! Лучше мы ему в награду сделаем шкуру красной.

Храпп сказал:

– Помолчи, Скарпхедин! Я-то уж не пожалею своей секиры, чтобы раскроить тебе голову.

– Еще посмотрим, – сказал Скарпхедин, – кто из нас забросает труп другого камнями.

– Поезжайте домой, навознобородые, – сказала Халльгерд. – Мы теперь всегда будем называть вас так, а вашего отца – безбородым.

Пока они собирались домой, все, кто был там, обозвали их так, кроме Траина, который останавливал других. Затем сыновья Ньяля и Кари поехали домой. Приехав домой, они рассказали обо всем отцу.

– Призвали вы кого-нибудь в свидетели этих слов? – спросил Ньяль.

– Нет, – ответил Скарпхедин, – мы не собираемся искать возмещения иначе чем в бою.

– Теперь уж никто не поверит, – сказала Бергтора, – тому, что у вас хватит мужества взяться за оружие.

– Не старайся, хозяйка, – сказал Кари, – подбивать своих сыновей. У них и так достаточно храбрости.

После этого отец, сыновья и Кари долго разговаривали между собой вполголоса.




XCII


Люди много говорили об этой ссоре. Все считали, что на этом дело не кончится.

Рунольв, сын Ульва Аургоди из Даля, был близким другом Траина. Он пригласил к себе Траина, и было у словлено, что Траин проедет на восток, в Даль, через три недели или месяц после начала зимы. С Траином поехали Храпи Убийца, Грани, сын Гуннара, Гуннар, сын Ламби, Ламби, сын Сигурда, Лодин и Тьярви. Их было восемь человек. С ними должны были ехать также Торгерд и Халльгерд. Траин объявил, что он собирается погостить в Марке у своего брата Кетиля, и сказал, сколько ночей он не будет дома. Все они поехали в полном вооружении. Когда они переправились через Маркарфльот на восток, они встретили нищенок, которые попросили перевезти их через реку на запад. Они так и сделали. Потом они поехали в Даль, и там их хорошо приняли. Кетиль из Марка уже был там. Они пробыли там три ночи.

Рунольв и Кетиль просили Траина, чтобы тот помирился с сыновьями Ньяля. Но он сердито ответил, что никогда им ничего не заплатит, и сказал, что они его не застанут врасплох, где бы он с ними ни встретился.

– Может, и так, – сказал Рунольв, – но мне думается, что с тех пор, как умер Гуннар из Хлидаренди, нет им равных. И очень может быть, что для кого-нибудь из вас это кончится плохо.

Траин сказал, что не боится этого.

После этого он поехал в Марк и пробыл там две ночи. Затем он поехал в Даль. И там и тут' он получил на прощанье хорошие подарки. Маркарфльот в ту пору не был покрыт льдом целиком: лед был только у берегов, а посредине реки только местами были ледовые мостики. Траин сказал, что он собирается вечером поехать домой. Рунольв ответил, что ему стоило бы остаться и что было бы осторожнее не ехать домой в названный им самим день. Траин ответил:

– Это было бы трусостью. Я на это не пойду.

Нищенки, которых они перевезли через реку, пришли в Бергторсхваль, и Бергтора спросила их, откуда они, и они сказали ей, что они с востока, из-под гор Эйяфьялль.

– Кто перевез вас через Маркарфльот? – спросила Бергтора.

– Очень важные люди, – сказали они.

– Кто же эти люди? – спросила Бергтора.

– Траин, сын Сигфуса, – сказали они, – и его дружина. Однако нам очень не понравилось, что они так много и плохо говорили о твоем муже и его сыновьях.

Бергтора сказала:

– Собака лает, ветер носит.

И Бергтора дала им подарки и спросила, когда Траин вернется домой. Они сказали, что он уехал из дому на четыре или пять ночей. Потом они уехали. Затем Бергтора рассказала все своим сыновьям и своему зятю Кари, и они долго тайно разговаривали между собой.

В то самое утро, когда Траин ехал с востока домой, Ньяль проснулся рано и услышал, что секира Скарпхедина звякнула о стену. Ньяль встал, вышел во двор и увидел, что все его сыновья и его зять Кари вооружены. Впереди шел Скарпхедин. На нем была синяя одежда. В руках у него был небольшой круглый щит, а на плече – секира. За ним шел Кари. Он был в шелковой одежде. На голове у него был золоченый шлем, а в руках – щит, на котором был нарисован лев.[53 - Это анахронизм. Щиты с такими геральдическими знаками невозможны в конце X века.] За ним шел Хельги. Он был в красной одежде. На голове у него был шлем, а в руках – красный щит, на котором был нарисован олень. Все они были в крашеных одеждах.

Ньяль крикнул Скарпхедину:

– Ты куда собрался, сын?

– Искать овец, – сказал тот.

– Ты уже раз ответил мне так, – сказал Ньяль, – но поймали вы тогда людей.

Скарпхедин засмеялся и сказал:

– Слышите, что говорит наш старик? Он что-то подозревает.

– Когда ты сказал так раньше? – спросил Кари.

– Когда я убил Сигмунда Белого, родича Гуннара, – сказал Скарпхедин.

– За что? – спросил Кари.

– Он убил моего воспитателя Торда Вольноотпущенникова Сына, – сказал Скарпхедин.

Ньяль вошел в дом, а они поехали к горе Раудаскридур и стали там ждать. Оттуда они могли увидеть, когда те поедут из Даля. День выдался солнечный и ясный.

Вот Траин со своими людьми едет по песчаному берегу из Даля. Ламби, сын Сигурда, говорит:

– У Раудаскридура на солнце сверкают щиты. Наверно, там сидят люди в засаде.

– Повернем вниз к реке, – говорит Траин, – тогда они направятся нам навстречу, если у них есть к нам какое-нибудь дело.

И они повернули вниз к реке. Скарпхедин сказал:

– Они увидели нас, потому что они свернули с пути. Нам теперь не остается ничего, кроме как побежать вниз, им наперерез.

Кари сказал:

– Не многие ложатся в засаду как мы: их восемь, а нас пятеро.

Они побежали вниз к реке и увидели ниже себя ледовый мост. Они решили переправиться но нему. Траин и его люди остановились перед этим мостом на льду. Траин сказал:

– Что этим людям нужно? Их пятеро, а нас – восемь.

Ламби, сын Сигурда, сказал:

– Я думаю, что они бы отважились напасть на нас, даже если бы нас было одним больше.

Траин сбросил с себя плащ и снял шлем.

У Скарпхедина, когда они бежали к реке, лопнул ремень на обуви, и он остановился.

– Ты что там мешкаешь, Скарпхедин? – спросил Грим.

– Я завязываю ремень, – сказал тот.

– Бежим вперед, – сказал Кари, – я думаю, что он не отстанет от нас.

И они быстро побежали к ледовому мосту. Завязав ремень, Скарпхедин вскочил и поднял секиру. Он побежал прямо к реке, но река была такой глубокой, что ее нигде нельзя было перейти. Лед у другого берега был толстый и гладкий как стекло, и Траин со своими людьми стоял посередине льдины. Скарпхедин перепрыгнул через незамерзшую реку между льдинами и покатился на ногах по льду. Лед был очень гладкий, так что он мчался как птица. Траин только собрался одеть шлем. Но Скарпхедин подоспел раньше, ударил его по голове своей секирой, которая называлась Риммугюг («Великанша битвы»), и разрубил ему голову до зубов, так что они упали на лед. Все это произошло так быстро, что никто его не тронул, и он стремглав покатился дальше. Тьярви кинул ему под ноги щит, но он перепрыгнул через него, устоял на ногах и прокатился дальше до берега.

Тут к нему подбежали Кари и другие.

– Молодец! – говорит Кари.

– Теперь ваш черед, – говорит Скарпхедин.

Тогда они кинулись на врагов. Грим и Хельги высмотрели Храппа и сразу же бросились к нему. Храпи хотел ударить Грима секирой, но Хельги увидел это и ударил Храппа по руке, так, что отсек ее, и секира упала. Храпп сказал:

– Ты сделал доброе дело, потому что многим людям эта рука принесла вред и смерть.

– Теперь тебе пришел конец, – сказал Грим и пронзил его копьем, так что Храпп упал мертвый.

Тьярви пошел на Кари и метнул в него копье, но Кари подпрыгнул, и копье пролетело у него под ногами. Затем Кари кинулся на Тьярви и ударил его мечом в грудь, так что меч глубоко вошел в тело, и тот сразу же умер. Тогда Скарпхедин схватил Гуннара, сына Ламби, и Грани, сына Гуннара, и сказал:

– Я поймал двух щенков! Что с ними делать?

– Делай что хочешь, – говорит Хельги, – можешь убить их обоих, если хочешь.

– Что-то не хочется мне, – говорит Скарпхедин, – сразу и помогать Хагни и убивать его брата.

– Придет еще время, – говорит Хельги, – когда ты пожалеешь, что не убил его, потому что он никогда не будет тебе верен, как и другие, что сейчас здесь.

Скарпхедин говорит:

– Не боюсь я их.

И они оставили жизнь Грани, сыну Гуннара, Гуннару, сыну Ламби, Ламби, сыну Сигурда, и Лодину.

Потом они поехали домой, и Ньяль спросил их, что случилось. Они рассказали ему все подробно. Ньяль сказал:

– Большое это событие. Но очень может быть, что оно приведет к гибели одного из моих сыновей, а то и нескольких.

Гуннар, сын Ламби, перевез тело Траина в Грьоту, и там его похоронили.

Кетиль из Марка был женат на дочери Ньяля Торгерд п был братом Траина. Он оказался в трудном положении и поехал к Ньялю. Он спросил Ньяля, собирается ли тот платить виру за убийство Траина. Ньяль ответил:

– Я хочу заплатить так, чтобы все были довольны. И мне хотелось бы, чтобы ты уговорил своих братьев, которые имеют право на виру, принять ее.

Кетиль сказал, что охотно сделает это, и поехал сначала домой. Вскоре после этого он пригласил всех своих братьев в Хлидаренди. Там он начал их уговаривать, и Хагни помогал ему в этом. Дело кончилось тем, что были выбраны судьи и назначено место встречи. За убийство Траина была положена вира, и все получили деньги, как им полагалось по закону. Затем обе стороны обещали соблюдать мир и подтвердили это клятвами. Ньяль щедро заплатил виру. Некоторое время никаких событий больше не было.

Однажды Ньяль поехал в Марк, и они проговорили с Кетилем целый день. Вечером Ньяль поехал домой, и никто не узнал, о чем они разговаривали. Затем Кетиль поехал в Грьоту и сказал Торгерд:

– Я очень любил моего брата Траина и хочу доказать это: я предлагаю взять на воспитание Хаскульда, сына Траина.

– Я согласна, – сказала она, – если только ты сделаешь все для этого мальчика, что сможешь, когда он вырастет. Ты отомстишь за него, если его убьют. Ты дашь ему денег на вено, когда он будет жениться. Ты должен поклясться в этом.

Он согласился. И вот Хаскульд переехал к Кетилю и некоторое время жил у него.




XCIV


Однажды Ньяль поехал в Марк. Его приняли хорошо, и он заночевал там. Вечером Ньяль позвал к себе мальчика Хаскульда, и тот сразу пошел к нему. У Ньяля на руке был золотой перстень, и он показал его мальчику. Тот взял перстень, посмотрел на него и надел себе на палец. Ньяль спросил:

– Хочешь, я подарю тебе этот перстень?

– Хочу, – говорит мальчик.

– Знаешь ли ты, – говорит Ньяль, – кто убил твоего отца?

Мальчик отвечает:

– Я знаю, что его убил Скарпхедин, но незачем нам об этом вспоминать, ведь был заключен мир и сполна заплачена вира.

– Твой ответ, – говорит Ньяль, – лучше моего вопроса. Ты будешь хорошим человеком.

– Я рад твоему предсказанию, – говорит Хаскульд, – потому что я знаю, что ты видишь будущее и никогда не обманываешь.

Ньяль говорит:

– Я хочу предложить тебе взять тебя на воспитание, если ты согласен.

Хаскульд сказал, что примет от Ньяля все, что он предложит ему хорошего.

Дело кончилось тем, что Хаскульд переехал к Ньялю, своему новому приемному отцу. Ньяль заботился о том, чтобы с мальчиком не случилось ничего худого, и очень любил его. Сыновья Ньяля всегда водили его за руку и старались доставить ему радость.

Пришло время, и Хаскульд вырос. Он был высок ростом и силен, очень хорош собой, и у него были красивые волосы. Он был приветлив, щедр, сдержан, прекрасно владел оружием, всегда хорошо говорил о людях, и все его очень любили. Сыновья Ньяля и Хаскульд никогда не расставались.




XCV


Жил человек по имени Флоси. Его отцом был Торд Фрейсгоди, сын Ацура, внук Асбьярна, правнук Бьярна из Хейянгра, праправнук Хельги, прапраправнук Бьярна Воловьей Ноги. Матерью Флоси была Ингунн, дочь Торира из Эспихоля, внучка Хамунда Адская Кожа, правнучка Хьяра, праправнучка Хальва, который предводительствовал своими витязями, прапраправнучка Хьярлейва Женолюба. Матерью Торира была Ингунн, дочь Хельги Тощего, который занял землю на Эйяфьорде. Флоси был женат на Стейнвар, дочери Халля из Сиды. Она была рождена вне брака. Ее матерью была Сольвар, дочь Херьольва Белого.

Флоси жил в Свинафелле и был очень большим хавдингом. Он был высок ростом, силен и честолюбив. Его брата звали Старкад. Он был сводным братом Флоси. Матерью Старкада была Траслауг, дочь Торстейна Воробья и внучка Гейрлейва, а матерью Траслауг была Унн, дочь Эйвинда Окуня, первого поселенца, и сестра Модольва Мудрого. У Флоси были братья Торгейр, Стейн, Кольбейн и Эгиль. Дочь Старкада, брата Флоси, звали Хильдигунн. Она была очень красива собой, и работа у нее спорилась. Она была такой искусницей в рукоделии, что мало кто из женщин мог сравниться с ней в этом. Она была очень сурова и, когда нужно, храбра.




XCVI


Жил человек по имени Халль а по прозвищу Халль из Сиды. Он был сыном Торстейна и внуком Бадвара. Мать Халля Тордис была дочерью Ацура внучкой Хродланга, правнучкой ярла Рагнвальда из Мери, праправнучкой Эйстейна Грома. Халль был женат на Йорейд, дочери Тидранди Мудрого, внучке Кетиля Спокойного, правнучке Торира Тидранди из Верадаля. Братьями Йорейд были Кетиль Спокойный из Ньярдвика и Торвальд, отец Хельги, одного из сыновей Дроплауг. Сестру Йорейд звали Халлькатла, она была матерью Торкеля, сына Гейтира, и Тидранди. У Халля был брат Торстейн, по прозвищу Пузатый. Он был отцом Коля, которого потом Кари убил в Уэльсе. Сыновьями Халля из Сиды были Торстейн, Эгиль, Торвальд, Льот и Тидранди, про которого рассказывают, что его погубили дисы.

Жил человек по имени Торир, а по прозвищу Торир из Хольти. Его сыновьями были Торгейр Скораргейр, Торлейв Ворон и Торгрим Большой.




XCVII


Теперь надо рассказать о том, что Ньяль сказал однажды Хаскульду:

– Хотелось бы мне женить тебя, сынок.

Тот сказал, что это ему по душе, попросил Ньяля взяться за сватовство и спросил, где он думает искать ему невесту. Ньяль ответил:

– У Старкада, сына Торда Фрейсгоди, есть дочь Хильдигунн. Это лучшая из всех невест, которых я знаю.

Хаскульд сказал:

– Решай, отец. Я сделаю так, как ты хочешь.

– На ней мы и остановимся, – сказал Ньяль. Вскоре после этого Ньяль пригласил поехать с ним сыновей Сигфуса, всех своих сыновей и Кари, сына Сальмунда. Они поехали на восток, в Свинафелль, и там их хорошо приняли. На следующий день Ньяль и Флоси начали разговор. Они поговорили о разных делах, а потом Ньяль сказал:

– Привело меня сюда одно дело: мы приехали сватать твою племянницу Хильдигунн.

– Кому? – спросил Флоси.

– Хаскульду, моему воспитаннику, – сказал Ньяль.

– Хорошая мысль, – сказал Флоси, – хотя между вашими родами всякое может случиться. А что ты можешь сказать о Хаскульде?

– О нем я могу сказать только хорошее, – сказал Ньяль. – А еще я дам столько денег, сколько вам покажется нужным, если вы захотите принять наше сватовство.

– Позовем ее, – предложил Флоси, – и узнаем, как ей нравится жених.

Ее позвали, и она пришла. Флоси сказал ей, что к ней сватаются. Она сказала, что у нее большие помыслы, и прибавила:

– Я не знаю, как мне быть, ведь тут придется иметь дело с такими людьми, и ведь у этого человека нет звания годи. А ты мне говорил, что ты не выдашь меня замуж за человека без годорда.

– Достаточно того, – сказал Флоси, – что ты не хочешь выходить за него замуж. Тогда я не буду пускаться с ними в разговоры и откажу им.

– Я не говорю, – сказала она, – что не хочу выйти замуж за Хаскульда, если они ему добудут годорд. Но иначе я не соглашусь.

Ньяль сказал:

– Тогда я прошу, чтобы мне дали три года сроку.

Флоси согласился.

– Я ставлю еще одно условие, – сказала Хильдигунн. – Если брак состоится, то мы будем жить здесь, на востоке.

Ньяль сказал, что это пусть решает Хаскульд. А Хаскульд сказал, что он верит многим, но никому он не верит так, как своему воспитателю. И они поехали домой, на запад.

Ньяль начал искать для Хаскульда годорд, но никто не хотел продать свой годорд. Наступает лето, а затем и время альтинга. В это лето на тинге было много раздоров. Многие по привычке ездили к Ньялю, но он давал такие советы, от которых нечего было ждать толку, так что все иски и защиты оказались неправильными. И пошли большие раздоры оттого, что тяжбы не были решены, и люди поехали домой с тинга недовольными.

Приходит время следующего тинга. Ньяль поехал на тинг, и сначала тинг шел спокойно, пока Ньяль не сказал, что пора объявить о своих делах. Многие сказали, что от этого будет мало толку, потому что никто не может добиться решения своего дела, хотя ответчики и вызваны на тинг.

– Мы лучше попытаемся, – сказали они, – решить наши тяжбы копьем и мечом.

– Так не должно быть, – сказал Ньяль. – Ничего хорошего не получится, если в стране не будут соблюдаться законы. Но вы правы в своих жалобах, и это дело наше, людей, которые знают законы и исправляют их, и следует найти выход. По-моему, было бы хорошо нам, хавдингам, собраться и поговорить.

И они пошли в лагретту. Ньяль сказал:

– Я обращаюсь к тебе, Скафти, сын Тородда, и к другим хавдингам! Мне думается, что получается безвыходное положение, если дело разбирается в суде четверти и запутывается так, что его невозможно ни кончить, ни продолжать разбирать дальше. По-моему, было бы хорошо, если бы у нас был Пятый суд,[54 - Пятый суд – своего рода верховный суд Исландии. Он был учрежден в 1004 г. при законоговорителе Скафти. Роль Ньяля в его учреждении, вероятно, преувеличена.] где бы разбирались дела, которые не мог решить суд четверти.

– Кого ж ты хочешь, – спросил Скафти, – в этот Пятый суд? Ведь из прежних годордов образуются суды четвертей, по три дюжины судей в каждой четверти.

– По-моему, было бы хорошим выходом учредить новые годорды: из каждой четверти выбрать людей, которые больше всего подходят для того, чтобы быть годи, и позволить всем, кто хочет, войти к ним в годорд.

– Нам нравится этот совет, – говорит Скафти, – но какие же дела должны разбираться в этом суде?

– Здесь должны разбираться дела, – отвечает Ньяль, – о всяких непорядках на тинге, дела о лжесвидетельствах и неверных показаниях. Кроме того, здесь будут разбираться те нерешенные дела, по которым судьи в судах четвертей не смогли прийти к одному мнению. Все они будут направляться в Пятый суд. Пятый суд станет также разбирать дела о тех, кто давал или брал взятки. На этом суде должны будут даваться самые сильные клятвы, и каждую клятву должны будут подкреплять двое, которые будут своею честью отвечать за верность клятвы. Также если одна сторона ведет дело правильно, а другая неправильно, то дело должно решаться в пользу тех, кто действует правильно. Дела должны разбираться здесь как и в судах четвертей, с той только разницей, что когда назначены четыре дюжины судей в Пятый суд, то истец должен отвести из числа судей шестерых, а ответчик – еще шестерых. Если же ответчик не пожелает никого отвести, то истец должен отвести всю дюжину. Если же истец этого не сделает, то весь суд будет неправильным, потому что судить должны три дюжины судей.

После этого Скафти, сын Тородда, ввел закон о Пятом суде и все остальное, что было сказано. Потом люди пошли к Скале закона. Были учреждены новые годорды. Вот какие новые годорды были учреждены в северной четверти: годорд людей из Меля на Мидфьорде и годорд людей из Лауваса на Эйяфьорде.

Тогда Ньяль попросил внимания и сказал:

– Многим известно, что произошло между моими сыновьями и людьми из Грьоты. Люди знают, что мои сыновья убили Траина, сына Сигфуса. Но мы все же помирились, и я взял на воспитание Хаскульда. Я посватал его, а чтобы жениться, ему надо быть годи. Но никто не хочет продать свой годорд. Я хочу попросить вас, чтобы вы разрешили мне учредить новый годорд на Хвитанесе для Хаскульда.

Все согласились на это. После этого он учредил новый годорд для Хаскульда, и с тех пор того стали называть Хаскульд Хвитанесгоди.

Затем люди стали разъезжаться по домам с тинга. Ньяль пробыл дома недолго и вскоре вместе с сыновьями поехал на восток, в Свинафелль. Он попросил Флоси отдать дочь, и тот сказал, что сдержит свое обещание. Хильдигунн просватали за Хаскульда и договорились о свадьбе. На этом дело было кончено, и они поехали домой.

Потом они снова поехали, на этот раз на свадьбу. После празднества Флоси выделил Хильдигунн ее долю и выдал ей все сполна.

Хаскульд с Хильдигунн поехали в Бергторсхваль и пробыли там год. Хильдигунн и Бергтора ладили хорошо. А следующей весной Ньяль купил землю в Оссабёре и дал ее Хаскульду. Хаскульд переехал туда, и Ньяль набрал ему людей. Они все жили так дружно, что никто из них не решал ничего, не посоветовавшись с другими. Так Хаскульд жил долго в Оссабёре. Они заботились о чести друг друга, и сыновья Ньяля всегда ездили с ним. Их дружба была такой тесной, что каждую осень они приглашали друг друга к себе в гости и делали друг другу богатые подарки.

Так прошло немало времени.




XCVIII


Жил человек по имени Лютинг. Его двор назывался Самсстадир. Он был женат на Стейнвар, дочери Сигфуса, сестре Траина. Лютинг был высок ростом, силен, богат и крут нравом.

Однажды случилось, что у Лютинга в Самсстадире были гости: он пригласил к себе Хаскульда и сыновей Сигфуса, и они все приехали. Еще там были Грани, сын Гуннара, Гуннар, сын Ламби, и Ламби, сын Сигурда.

У Хаскульда, сына Ньяля, и его матери был двор в Хольте, и он всегда ездил туда из Бергторсхваля через Самсстадир. У Хаскульда был сын по имени Амунди. Он родился слепым, но был высок ростом и силен. У Лютинга было два брата. Одного звали Халльстейн, другого – Халльгрим. Они всегда и везде затевали ссоры и постоянно жили у своего брата, потому что другие люди не могли с ними ладить.

Однажды Лютинг был на дворе, но время от времени заходил в дом. Он только подошел к своему сиденью, как вошла женщина, которая была на дворе. Она сказала:

– Жаль, что вас не было на дворе, потому что сейчас через двор проехала одна важная птица.

– О какой это важной птице, – спросил Лютинг, – ты говоришь?

– Хаскульд, сын Ньяля, проехал через двор, – сказала она. \

Лютинг сказал:

– Он часто проезжает через наш двор, и мне это не очень нравится. Я предлагаю тебе, Хаскульд, поехать со мной, если ты хочешь отомстить за своего отца и убить Хаскульда, сына Ньяля.

– Не хочу я этого, – сказал Хаскульд Хвитанесгоди, – я отплатил бы тогда Ньялю, моему воспитателю, хуже, чем он заслуживает. Чтоб ты поплатился за твое приглашение!

Он выскочил из-за стола, велел подвести своих лошадей и поехал домой.

Тогда Лютинг сказал Грани, сыну Гуннара:

– Ты был при том, как убили Траина, и помнишь об этом убийстве, и ты также, Гуннар, сын Ламби, и ты, Ламби, сын Сигурда. Я предлагаю, чтобы мы сегодня же вечером напали на него и убили.

– Нет, – сказал Грани, – я не пойду против сыновей Ньяля и не нарушу договора, который был заключен при посредничестве достойных людей.

То же самое сказали и сыновья Сигфуса и все другие, и они решили уехать. Когда они уехали, Лютинг сказал:

– Все знают, что я не получил никакой виры за своего шурина Траина. И я не примирюсь с тем, что он не отомщен.

Затем он велел своим двум братьям и трем работникам поехать с ним. Они поехали по дороге, по которой должен был ехать Хаскульд, и стали ждать его в засаде, к северу от двора, в одной лощине. Они. ждали его до вечера. Вечером Хаскульд подъехал к ним. Они выскочили с оружием в руках и набросились на него. Хаскульд защищался так смело, что они никак не могли одолеть его. Он ранил Лютинга в руку и убил двоих из его людей, но в конце концов был убит. Они нанесли Хаскульду шестнадцать ран, но голову ему не отрубили. Затем они поехали в леса, к востоку от реки Ранги, и спрятались там.

В тот же вечер пастух Хродню нашел Хаскульда мертвым, поехал домой и сказал Хродню об убийстве ее сына. Она сказала:

– Он, конечно, еще жив. Разве голова отрублена?

– Нет, – сказал он.

– Я поверю лишь, если сама увижу, – сказала она, – приведи мою лошадь и повозку.

Он так и сделал и собрал все, что было нужно, и затем они поехали туда, где лежал Хаскульд. Она осмотрела его раны и сказала:

– Я так и думала: он еще не совсем умер, а Ньяль может лечить раны и потяжелее этих.

Затем они взяли тело, положили его на повозку и поехали в Бергторсхваль. Там они внесли его в овчарню и посадили у стоны. Затем они оба пошли к дому и постучали в дверь. На стук вышел работник, и Хродню прошла мимо него прямо в каморку, где спал Ньяль. Она спросила, не спит ли он. Он сказал, что спал, но сейчас проснулся, и спросил:

– Зачем ты пришла так рано? Хродню сказала:

– Вставай с постели, оставь мою соперницу и выйди из дома. Пусть выйдет и она и твои сыновья.

Они встали и вышли из дома. Скарпхедин сказал:

– Возьмем с собой оружие.

Ньяль ничего не сказал на это, и они вошли обратно в дом и вышли с оружием. Хродню шла впереди и привела их к овчарне. Она вошла внутрь и попросила их пройти за ней. Она подняла светильник и сказала:

– Вот твой сын Хаскульд, Ньяль! Он весь изранен, и ему нужна помощь.

Ньяль сказал:

– Признаки смерти вижу я на его лице, а не признаки жизни. Почему ты не закрыла ему ноздри?

– Я хотела, чтобы это сделал Скарпхедин,[55 - Тем самым он взял бы на себя месть за убитого брата.] – сказала она.

Скарпхедин подошел к нему и закрыл ему ноздри. Затем он сказал своему отцу:

– Кто, по-твоему, убил его?

Ньяль ответил:

– Наверное, Лютинг из Самсстадира со своими братьями убил его.

Хродню сказала:

– Я поручаю тебе, Скарпхедин, отомстить за твоего брата, и я жду, что ты поступишь как должно и отдашь этому все силы, хотя он и не рожден в браке.

Бергтора сказала:

– Странные вы люди! Вы убиваете людей, когда на то у вас нет причин, а сейчас будете жевать жвачку, пока дело так ничем и не кончится: ведь эта весть сейчас же дойдет до Хаскульда Хвитанесгоди, и он предложит заплатить вам виру и помириться, и вы должны будете согласиться. Надо действовать сейчас же, если вы вообще хотите действовать.

Скарпхедин сказал:

– Вот и мать подстрекает нас законным подстрекательством.[56 - Скарпхедин пародирует формулу, употреблявшуюся на суде.]

И они выбежали из овчарни. Хродню пошла домой с Ньялем и пробыла там ночь.




XCIX


Теперь надо рассказать о Скарпхедине и его братьях. Они шли по дороге к реке Ранге. Скарпхедин сказал:

– Постоим и послушаем. Затем он сказал:

– Тише! Я слышу там, у реки, человеческие голоса. Кого вы больше хотите взять на себя, Лютинга или его двух братьев?

Они сказали, что им бы больше хотелось взять на себя одного Лютинга.

– Но он для нас и всего важнее, – сказал Скарпхедин. – Плохо будет, если он уйдет от нас. И я думаю, что он скорее всего не уйдет, если я его возьму на себя.

– Когда подберемся к нему поближе, мы постараемся прицелиться так, чтоб ему не уйти от нас, – сказал Хельги.

Затем они пошли туда, где Скарпхедин слышал человеческие голоса, и увидели, что у ручья стоят Лютинг и его братья. Скарпхедин перепрыгивает на другой берег, покрытый галькой. Там стоит Халльгрим со своими братьями. Скарпхедин ударяет Халльгрима в бедро так, что сразу же отсекает ногу, а другой рукой хватает Халлькеля. Лютинг хочет ударить Скарпхедина копьем, но тут подоспел Хельги и подставил свой щит, и удар приходится в щит. Лютинг поднимает камень и кидает его в Скарпхедина так, что тот отпускает Халлькеля. Халлькель хочет взбежать на склон, покрытый галькой, но при этом падает на колени. Скарпхедин кидает в него секиру и разрубает ему хребет. Лютинг пускается бежать, но Грим и Хельги бросаются вслед за ним и оба ранят его. Лютинг бросается от них в реку, добирается до своих лошадей и скачет в Оссабёр.

Хаскульд был дома и сразу же вышел к нему. Лютинг рассказал ему, что случилось.

– Ты должен был ждать этого, – говорит Хаскульд. – Ты совершил безумство. Видно, правильно говорится, что недолго радуется рука удару. Трудно сказать, уцелеешь ли ты.

– Верно, – говорит Лютинг, – что я с трудом спасся, но я все же хочу, чтобы ты помирил меня с Ньялем и его сыновьями и чтобы' я сохранил свое добро.

– Пусть будет по-твоему, – говорит Хаскульд.

Затем Хаскульд велел оседлать своего коня и поехал в Бергторсхваль с пятью спутниками. Сыновья Ньяля уже вернулись и легли спать. Хаскульд разыскал Ньяля, и они начали разговор. Хаскульд сказал Ньялю:

– H приехал сюда просить за моего родича Лютинга. Он совершил тяжкое преступление против вас: нарушил мир и убил твоего сына.

Ньяль сказал:

– Мне думается, что Лютинг уже поплатился за это смертью своих братьев. Если я и пускаюсь в разговоры о мире, то только из дружбы к тебе. И я ставлю условием мира, чтобы за убийство братьев Лютинга вира не платилась. Лютинг также не получит виры за свои раны, но заплатит полную виру за Хаскульда.

Хаскульд сказал:

– Я бы хотел, чтобы ты один рассудил это дело. Ньяль ответил:

– Я сделаю, как ты хочешь.

– Может, ты хочешь, чтобы при этом были твои сыновья? – спросил Хаскульд.

Ньяль ответил:

– Это не приблизит нас к миру. Но мир, который я заключу, они будут соблюдать.

Тогда Хаскульд сказал:

– Так и порешим, а ты обещай Лютингу, что твои сыновья не будут мстить ему.

– Хорошо, – сказал Ньяль. – Я хочу, чтобы он заплатил две сотни серебра за убийство Хаскульда. Жить он может остаться в Самсстадире, но мне кажется, что ему было бы лучше продать свою землю и уехать. Ни я, ни мои сыновья не нарушим мира, но может случиться, что найдется кто-нибудь другой в этих местах, кого ему следует остеречься.[57 - Ньяль имеет в виду Амунди, сына Хаскульда, внука Ньяля.] Если же все выглядит так, будто я изгоняю его из этих мест, то пусть он остается здесь, но он будет тогда в очень большой опасности.

После этого Хаскульд уехал домой. Сыновья Ньяля проснулись и спросили своего отца, кто это приезжал, а он сказал им, что это был Хаскульд, его воспитанник.

– Он, верно, просил за Лютинга, – сказал Скарпхедин.

– Да, – сказал Ньяль.

– Это плохо, – сказал Грим.

– Хаскульд не просил бы за него, – сказал Ньяль, – если б ты его убил, как собирался.

– Не будем упрекать нашего отца, – сказал Скарпхедин.

Теперь надо сказать о том, что этот мир между ними не был нарушен.




C


В Норвегии произошла смена правителей: ярл Хакон пал, и на его место стал Олав, сын Трюггви. А конец ярлу Хакону пришел оттого, что раб Карк перерезал ему горло в Римуле, в Гаулардале.

В то же время пришла весть о том, что в Норвегии сменилась вера. Народ оставил старую веру, и конунг крестил западные страны – Шетландские, Оркнейские и Фарерские острова.

Многие поговаривали, и Ньяль слышал это, что оставить старую веру – это большое святотатство. Ньяль сказал тогда:

– Мне кажется, что новая вера гораздо лучше, и благо тому, кто обратится к ней. И если люди, которые учат этой вере, приедут сюда, то я горячо поддержу их.

Он часто ходил один, сторонясь людей, и что-то бормотал про себя.

В ту же самую осень[58 - В ту же самую осень… – в 997 году.] на востоке страны, в том месте Беруфьорда, что зовется Гаутавиком, пристал корабль. Хозяина корабля звали Тангбрандом. Он был сыном графа Вильбальдра из Саксонии. Тангбранд был послан в Исландию конунгом Олавом, сыном Трюггви,[59 - Олав, сын Трюггви – правил в Норвегии с 995 по 1000 г.] чтобы проповедовать новую веру. Его сопровождал исландец по имени Гудлейв. Он был сыном Ари, внуком Мара, правнуком Атли, праправнуком Ульва Косого. А Ульв Косой был сыном Хагни Белого, внуком Отрюгга, правнуком Облауда, праправнуком Хьярлейва Женолюба, конунга Хардаланда. Гудлейв убил на своем веку немало народу, был бесстрашен и решителен.

На мысе Берунес жили два брата. Одного из них звали Торлейвом, а другого Кетилем. Их отцом был Хольмстейн, сын Ацура из Брейддаля. Они созвали народ и запретили людям торговать с пришельцами. Об этом узнал Халль из Сиды. Он жил у реки Тватты на Альфтафьорде. С тремя десятками своих людей он поехал к кораблю, сразу разыскал Тангбранда и спросил его:

– Плохо торгуете?

Тот согласился.

– Вот зачем я к тебе приехал, – говорит Халль. – Я хочу вас всех пригласить к себе и постараться наладить ваш торг.

Тангбранд поблагодарил и отправился с ним.

Однажды осенью Тангбранд рано утром вышел во двор, велел расставить палатку и стал петь в палатке обедню, притом очень торжественно, потому что был великий праздник. Халль спросил Тангбранда:

– В честь кого сегодня праздник?

– Ангела Михаила, – отвечает тот.

– Каков он, этот ангел? – спрашивает Халль.

– Очень хорош, – отвечает Тангбранд. – Он взвешивает все, что ты делаешь доброго, и так милостив, что засчитывает за большее то из твоих поступков, что ему больше нравится.

Халль говорит:

– Я бы хотел иметь его своим другом.

– Это возможно, – отвечает Тангбранд. – Обратись сегодня к нему и к богу.

– Но я бы хотел поставить условием, – говорит Халль, – чтобы ты пообещал мне от его имени, что он станет тогда моим ангелом-хранителем.

– Это я обещаю, – говорит Тангбранд.

Тогда Халль крестился со всеми своими домочадцами.




CI


Следующей весной Тангбранд отправился проповедовать христианство, и Халль поехал вместе с ним. Они добрались через равнину Лонсхейд до гор Ставафелль. Там в то время стоял двор Торкеля. Он больше всех поносил новую веру и вызвал Тангбранда на поединок. Тангбранд вместо щита взял в бон распятие, и бой кончился тем, что Тангбранд победил, убив Торкеля.

Оттуда они отправились в Хорнафьорд и остановились в Боргархавне, к западу от песков Хеннабергссанд. Там стоял двор Хильдира Старого. Его сыном был Глум, который потом ездил поджигать двор Ньяля вместе с Флоси. Хильдир принял новую веру вместе со всеми своими домочадцами. Оттуда они отправились в Фелльсхверви и остановились у горы Кальвафелль. Там стоял двор Коля, сына Торстейна, родича Халля. Он принял новую веру со всеми домочадцами. Оттуда они отправились к реке Брейде. Там стоял двор Ацура, сына Хроальда, родича Халля. Он принял неполное крещение. Оттуда они отправились в Свинафелль, и Флоси принял неполное крещение и пообещал поддержать их на тинге. Оттуда они отправились на запад, в Скогахверви, и остановились в Киркьюбёре. Там стоял двор Сурта, сына Асбьярна, внука Торстейна, правнука Кетиля Глупого. Сурт и все эти его предки были христианами. После этого из Скогахверви они отправились в Хавдабрекку. Тут весть об их поездке прошла повсюду.

Жил человек по имени Хедин Колдун. Его двор стоял в долине Керлингардаль. Язычники заплатили ему за то, чтобы он убил Тангбранда и перебил его спутников. Он отправился на равнину Арнарстакксхейд и совершил там большое жертвоприношение. Когда Тангбранд поехал с востока, то под его конем разверзлась земля,[60 - Такие случаи возможны в Исландии и связаны с вулканической деятельностью.] но он успел соскочить с коня и прыгнуть на край пропасти. Земля поглотила коня со всем, что на нем было, и больше его не видели. Тут Тангбранд возблагодарил бога.

Гудлейв искал Хедина Колдуна и нашел его на равнине Арнарстакксхейд. Он преследовал его до Керлингардаля, и когда приблизился к нему, метнул в него копье и пронзил насквозь.




СII


Оттуда они отправились в Дюрхольмар и собрали там народ. Они стали проповедовать новую веру, и Ингьяльд, сын Торкеля Навозного Жука из Хаэй, принял крещение. Оттуда они отправились к Фльотсхлиду и стали проповедовать там новую веру. Против новой веры больше всех были Ветрлиди Скальд и его сын Ари, и поэтому они убили Ветрлиди. Об этом сложена такая виса:
		В Тангбранда направил



		Воин меч свой острый



		Далеко на юге.



		Воин могучий Гудлейв



		Ветрлиди Скальду



		Молот смерти обрушил



		На основу шлема,[61 - Основа шлема – голова.]



		Как на наковальню.








Оттуда Тангбранд отправился в Бергторсхваль. Ньяль со всеми домочадцами принял новую веру, но Мард и Вальгард очень ей противились.

Оттуда они поехали на запад, через реку, в долину Хаукадаль и крестили там Халля.[62 - Халль был потом воспитателем историка Ари Мудрого.] Ему было тогда три года. Оттуда они отправились в Гримснес. Там Торвальд Хворый собрал против него народ и послал сказать Ульву, сыну Угги, чтобы тот напал на Тангбранда и убил его. При этом он сказал вису:
		Ульву, сыну Угги,



		Говорю я, воин:



		Пусть он дружбе верит.



		Пусть богов гонитель,



		Недруг их трусливый,



		Будет Ульвом сброшен



		С кручи. Я другого



		В пропасть сброшу тоже.








Ульв, сын Угги, сказал в ответ другую вису:
		Соблазнить не дам себя,



		Не исполню просьбы,



		Посланной тобою, —



		Просьба та коварна.



		Правящий конем морским,[63 - Воин, в данном случае Торвальд.]



		Злое ты задумал!



		Я, беду предвидя,



		Остеречься должен.








– И я не собираюсь, – прибавил он, – загребать для него жар своими руками. Как бы ему не подавиться своим языком.

После этого посланный отправился обратно к Торвальду Хворому и передал ему слова Ульва. У Торвальда собралось много народу, и он предложил устроить засаду против Тангбранда и Гудлейва на равнине Бласкогахейд. Тангбранд и Гудлейв выехали из Хаукадаля. Навстречу им попался всадник, который спросил, кто здесь Гудлейв, и когда тот назвался, сказал:

– Благодари своего брата Торгильса из Рейкьяхолара за весть, которую я передам тебе: они устроили против тебя много засад, и Торвальд Хворый ждет тебя со своими людьми у ручья Хестлёк в Гримснесе.

– Мы все равно поедем к нему, – сказал Гудлейв.

И они повернули вниз, к Хестлёку. Торвальд был уже на другом берегу ручья. Гудлейв сказал Тангбранду:

– Бот он – Торвальд. Вперед, на него!

Тангбранд метнул в Торвальда копье, и оно пронзило его насквозь, а Гудлейв ударил его мечом по плечу и отрубил руку, так что Торвальду тут же пришел конец.

После этого они отправились на тинг. Родичи Торвальда чуть было не набросились на них, но Тангбранда защитили Ньяль и люди с восточных фьордов.

Хьяльти, сын Скегги, сложил тогда вису:
		Я всегда посмею



		Одина иль Фрею



		Обозвать собакой, —



		Я глумлюсь над ними.








Хьяльти и Гицур Белый в то лето уехали из Исландии.[64 - Хьяльти был приговорен к изгнанию за свою богохульную вису.] А корабль Тангбранда разбился на востоке, у мыса Буландснеса. Название этого корабля было «Бык».[65 - По-видимому, рассказчик принял поэтическое обозначение корабля (морской бык, см. следующую вису) за его название.] Тангбранд стал разъезжать по всему западу Исландии. Ему навстречу выступила Стейнунн, мать Рева Скальда. Она пыталась обратить Тангбранда в язычество и долго говорила с ним. Тангбранд молчал, пока она говорила, но потом сам начал долгую речь и оспорил все, что она сказала.

– Ты не слыхал, – спросила она, – что Тор вызвал Христа на поединок, но тот не решился биться с Тором?

– Я слыхал, – ответил Тангбранд, – что Тор был бы лишь прахом и пеплом, если бы бог не захотел, чтобы он жил.

– А знаешь ли ты, – спросила она, – кто разбил твой корабль?

– А ты что можешь сказать об этом? – спросил он.

– Вот что я скажу тебе, – ответила она:
		Тор корабль разрушил



		У того, кто колокол



		Бережет.[66 - Тот, кто колокол бережет – священник.] На скалы



		Бык морской был брошен



		Гневными богами.



		Не помог Христос в беде



		Кораблю. Я знаю:



		Он не спас от бури.








И она сказала еще одну вису:
		Тор корабль, как зверя,



		Гнал, в волнах швыряя,



		И, разбив, обломки



		Выбросил на берег.



		И корабль не будет



		Плыть, как прежде плавал:



		Гневом Тора в щепки



		Бык морской искрошен.








После этого Тангбранд и Стейнунн расстались, и он отправился со своими спутниками на побережье Бардастранд.




СІІІ


На Бардастранде, в Хаги, стоял двор Геста, сына Оддлейва. Он был очень мудрым человеком и мог предсказывать судьбу. Он задал пир Тангбранду и его людям. Их приехало в Хаги шесть десятков человек. А там, говорили, собралось две сотни язычников и еще ждали берсерка по имени Отрюгг. Все были очень испуганы. О нем рассказывали, что он не боится ни огня, ни меча. И язычники были в большом испуге.

Тут Тангбранд спросил, не хочет ли кто-нибудь принять новую веру, но все язычники отказались.

– Я хочу предложить вам испытать, – говорит Тангбранд, – какая вера лучше. Давайте разложим три костра: вы, язычники, освятите один, я – другой, а третий оставим неосвященным. Если берсерк испугается того костра, который я освятил, но пройдет через ваш, то вы примете новую веру.

– Предложение хорошее, – говорит Гест, – я и мои домочадцы согласны.

Когда Гест сказал это, еще многие согласились. Тут сказали, что на двор пришел берсерк. Развели огонь, и костры запылали. Люди схватили свое оружие, быстро расселись по скамьям и стали ждать. Берсерк вбежал с оружием в дом. Он проходит через огонь, который освятили язычники, и подходит к огню, который освятил Тангбранд, но не решается пройти через него и говорит, что весь горит. Он замахивается мечом на тех, кто сидит на скамье, но при взмахе им попадает в поперечную балку. Тангбранд ударяет распятием по его руке, и происходит великое чудо: меч падает у берсерка из руки. Тогда Тангбранд ударяет его мечом в грудь, а Гудлейв отрубает ему руку. Тут набежал народ и убил берсерка.

После этого Тангбранд спросил, не хотят ли они принять новую веру. Гест сказал, что он никогда не обещает того, чего бы он не собирался выполнить. Тогда Тангбранд крестил Геста, и всех его домочадцев, и еще много народу. После этого Тангбранд стал советоваться с Гестом, не поехать ли ему на западные фьорды, но тот стал отговаривать его.

– Народ там, – сказал он, – суровый и неподатливый. Но если уж этой вере суждено одержать верх, то она одержит верх и на альтинге, а там будут хавдинги отовсюду.

– Я уже говорил на тинге, – отвечал Тангбранд, – и как раз там-то мне и пришлось труднее всего.

– Однако твоя заслуга велика, – сказал Гест, – если даже и другим выпадет жребий сделать новую веру законом. Говорят ведь, что дерево падает не от первого удара.

После этого Гест поднес Тангбранду богатые подарки, и тот отправился обратно в южную четверть, а оттуда на восточные фьорды. Он остановился в Бергторсхвале, и Ньяль поднес ему богатые подарки. Затем он отправился на восток, на Альфтафьорд, к Халлю из Сиды. Он велел починить свой корабль, и язычники назвали его «Железная Корзина». На этом корабле Тангбранд уплыл из Исландии вместе с Гудлейвом.

В то же самое лето на тинге Хьяльти, сын Скегги, был приговорен к изгнанию за богохульство.




CIV


Тангбранд рассказал конунгу Олаву о всем том зле, которое ему причинили исландцы. Он сказал, что они так сведущи в колдовстве, что земля разверзлась под его конем и поглотила коня. Тогда конунг Олав пришел в такой гнев, что велел схватить всех исландцев, находившихся в Норвегии, и бросить в темницу, и хотел казнить их. Тут выступили Гицур Белый и Хьяльти и предложили поручиться за этих людей и поехать в Исландию, чтобы проповедовать там христианство. Конунгу это понравилось, и так все они избежали смерти.

Гицур и Хьяльти быстро приготовили свои корабли, чтобы плыть в Исландию, и когда прошло десять недель лета, пристали к берегу у Эйрара. Там они раздобыли себе коней и наняли людей, чтобы разгрузить корабль. И вот они отправились, тридцать числом, на тинг и послали сказать христианам, чтобы они были готовы. Хьяльти остался у горы Рейдармули, потому что он узнал, что осужден на изгнание за богохульство. Но когда они спускались от двора Гьябакки к бухте Велландкатле, Хьяльти догнал их и сказал, что не хочет показать язычникам, что боится их.

Тут к ним подъехало много христиан, и они въехали на тинг, готовые к бою. Язычники тоже приготовились к бою, и еще немного – и весь тинг начал бы драться. Но, однако, этого не случилось.




CV


Жил человек по имени Торгейр.[67 - Торгейр – годи из Льосаватна, был законоговорителем с 985 по 1001 г., При нем, летом 1000 г., христианство было принято на альтинге как официальная религия.] Его двор назывался Льосаватн. Его отцом был Тьярви, сын Торкеля Длинного. Его мать звали Торунн, она была дочерью Торстейна, внучкой Сигмунда, правнучкой Гнуна-Барда. Жену его звали Гудрид, она была дочерью Торкеля Черного из Хлейдраргарда. Его братом был Орм Карман на Спине, отец Хлснни Старого из Саурбёра. Орм и Торкель были сыновьями Торира Лопоухого, сына Кетиля Тюленя, внука Арнольва, правнука Бьярнольва. А Бьярнольв был сыном Грима Бородача, внуком Кетиля Лосося, правнуком Халльбьярна Полутролля с Хравнисты.

Христиане покрыли свои палатки. Гицур и Хьяльти были в палатке людей из Мосфелля. На следующий день обе стороны пошли к Скале закона. И христиане и язычники назвали своих свидетелей и заявили друг другу, что не будут иметь общих для тех и других законов.[68 - …не будут иметь общих для тех и других законов – т. е. будут образовывать два разных общества с разными законами. В оригинале стоит слово, которое значит одновременно и «закон» и «общество».] На Скале закона поднялся такой сильный шум, что никто не слышал, что говорит другой. Затем народ разошелся, и все нашли, что дело принимает очень плохой оборот.

Христиане выбрали своим законоговорителем Халля из Сиды, а тот пошел к годи Торгейру из Льосаватна и дал ему три марки серебра за то, чтобы тот выступил как законоговоритель. Это было небезопасно, потому что Торгейр был язычником. Торгейр пролежал весь день, накрыв голову плащом, так что никто не мог заговорить с ним. На следующий день народ пошел к Скале закона. Торгейр потребовал тишины и сказал:

– Мне думается, что дела наши запутаются безнадежно, если у нас не будет одних законов для всех. Если закон по будет един, то и мира не будет, а этого нельзя допускать. Теперь я хочу спросить язычников и христиан, согласны ли они, чтобы у них были общие законы, которые я сейчас скажу?

Все сказали, что согласны. Тогда он сказал, что хочет, чтобы они поклялись ему в этом и дали залог сдержать свое слово. Они все поклялись, и он принял от них залог. – Вот начало наших законов, – сказал он. – Все люди должны быть у нас в Исландии христианами и верить в единого бога – отца, сына и святого духа. Они должны оставить всякое идолопоклонство, не бросать детей и не есть конины. Если кто открыто нарушит этот закон, то будет осужден на трехгодичное изгнание, если же сделает это тайно, то останется безнаказанным.

Но эта оговорка была отменена еще через несколько лет, так что уже никто не смел совершать языческие обряды ни тайно, ни открыто.

Потом он сказал о соблюдении воскресений и постов, рождества и пасхи и всех других великих праздников.

Язычникам казалось, что их сильно обманули, но новая вера была введена законом, и все люди в Исландии обращены в христианство.

И народ разъехался с тинга по домам.




CVI


А вот что приключилось тремя годами позднее на тинге в Тингскаларе. Амунди Слепой, сын Хаскульда, внук Ньяля, был на тинге. Он велел, чтобы его провели между палаток. Он подошел к палатке, в которой был Лютинг из Самсстадира. Он велел, чтобы его ввели в палатку, туда, где сидел Лютинг. Он сказал:

– Здесь Лютинг из Самсстадира?

– А что тебе нужно? – спрашивает Лютинг.

– Я хочу знать, – говорит Амунди, – какую виру ты собираешься мне заплатить за моего отца. Я рожден вне брака, и я не получил никакой виры.

– Я заплатил за убийство твоего отца полную виру твоему деду и твоим дядьям, а мне за моих братьев виру не заплатили. Если я и поступил плохо, то со мной тоже обошлись круто.

– Я не спрашиваю тебя, – говорит Амунди, – заплатил ли ты за них виру или нет, я знаю, что вы помирились. Я спрашиваю тебя, какую виру ты заплатишь мне.

– Никакой, – отвечает Лютинг.

– Я не понимаю, – говорит Амунди, – как бог допускает это. Ведь ты поразил меня в самое сердце. Я могу сказать тебе, что если бы у меня оба глаза были зрячие, то я либо заставил бы тебя заплатить виру за моего отца, либо отомстил за него. Теперь же пусть судит нас бог!

После этого он вышел. Но когда он проходил через дверь палатки, он обернулся назад. Тут он прозрел. Он сказал:

– Хвала господу! Теперь я вижу, чего он хочет.

Затем он вбежал в палатку, подбежал к Лютингу и ударил его секирой по голове, так, что секира вошла по самый обух, и потом рванул секиру на себя. Лютинг упал ничком и тут же умер.

Амунди пошел к дверям палатки, и как только он дошел до того самого места, где он прозрел, глаза его сомкнулись снова, и с тех пор он оставался слепым всю свою жизнь. После этого он велел отвести себя к Ньялю и его сыновьям. Он рассказал им об убийстве Лютинга.

– Нельзя тебя винить, – говорит Ньяль, – потому что это было неминуемо. И это будет наукой для тех, кто отказывает в возмещении имеющим на него полное право.

Затем Ньяль предложил примирение родичам Лютинга. Хаскульд Хвитанесгоди уговорил родичей Лютинга принять виру. Дело было передано на суд, и была назначена половинная вира, потому что требование Амунди было найдено справедливым. После этого перешли к клятвам, и родичи Лютинга дали Амунди клятву в том, что они будут соблюдать мир. Люди разъехались с тинга по домам. И некоторое время все было спокойно.




CVII


Вальгард Серый вернулся в Исландию. Он был язычником. Он отправился в Хов, к своему сыну Марду, и пробыл там зиму. Он сказал Марду:

– Я много ездил по нашей округе, и я ее не узнаю. Я поехал на Хвитанес и увидел, что там построено много стен для палаток и место неузнаваемо. Я поехал также на тинг в Тингскаларе, и там я увидел, что все стены нашей палатки разрушены. Что значит все это кощунство?

Мард ответил:

– Тут учреждены новые годорды и Пятый суд. Народ вышел из моего годорда и вошел в годорд Хаскульда.

Вальгард сказал:

– Плохо ты отблагодарил меня за годорд, который я дал тебе. Ты не вел себя так, как подобает мужчине. Я хочу, чтобы ты отплатил им, погубив их всех. А для этого натрави их друг на друга, пустив в ход клевету, чтобы сыновья Ньяля убили Хаскульда. Многие захотят отомстить за него, и тут сыновей Ньяля убьют.

– Мне не суметь этого, – отвечает Мард.

– Я помогу советом, – говорит Вальгард. – Ты пригласишь сыновей Ньяля и отпустишь их с подарками. Порочащие слухи ты станешь распускать тогда, когда дружба ваша станет такой тесной, что они будут верить тебе не меньше, чем себе. Тогда ты сможешь отомстить Скарнхедину за то, что он присвоил твои деньги после смерти Гуннара. Ты снова станешь полноправным годи, только когда никого из них не будет в живых.

Они порешили так и сделать.

Мард сказал:

– Я бы хотел, отец, чтобы ты крестился. Ты ведь стар.

– Не хочу, – ответил Вальгард. – А вот мне бы хотелось, чтобы ты оставил новую веру, и мы бы посмотрели, что из этого выйдет.

Мард сказал, что он этого не сделает. Вальгард сломал Марду крест и все святые знаки. Тут Вальгард заболел и умер, и его похоронили в кургане.




CVIII


Немного погодя Мард поехал в Бергторсхваль и встретился со Скарпхедином и его братьями. Он вел очень ласковые речи и говорил весь день. Он сказал, что хотел бы подружиться с ними. Скарпхедин принял все это хорошо, но сказал, что раньше он не искал их дружбы. И вот они так подружились, что никто из них не мог ничего решить, не посоветовавшись с другим.

Ньялю с самого начала не нравилось, что Мард ездит к ним, и он всегда высказывал свое недовольство этим.

Однажды случилось, что Мард приехал в Бергторсхваль. Он сказал сыновьям Ньяля:

– Я хочу устроить у себя пир, чтобы справить тризну по моему отцу. Я собираюсь пригласить на этот пир вас, сыновей Ньяля, и Кари и обещаю вам, что без подарков вы не уедете.

Они пообещали приехать. Он отправился домой и приготовил все для пира. Он пригласил многих бондов, и на этом пиру было множество народу. Туда приехали и сыновья Ньяля и Кари. Мард подарил Скарпхедину золотую пряжку, Кари – серебряный пояс, а Гриму с Хельги тоже поднес богатые подарки. Они вернулись домой, и стали хвалиться своими подарками, и показали их Ньялю. Тот сказал, что эти подарки им, наверное, дорого обойдутся.

– Остерегайтесь отплатить ему за них так, как сам он того хочет, – сказал он.




CIX


Немного погодя Хаскульд и сыновья Ньяля пригласили друг друга в гости. Сначала Хаскульд поехал к сыновьям Ньяля. У Скарпхедина был бурый конь-четырехлеток, высокий и статный. Конь этот был не кладеный и никогда не выводился на бой с другими конями. Этого коня Скарпхедин подарил Хаскульду, и еще двух кобыл в придачу. Они все сделали Хаскульду подарки и уверили друг друга в дружбе.

Затем Хаскульд пригласил их к себе в Оссабёр. У него там было уже много гостей. Он еще до этого велел сломать свой главный дом, но у него было три сарая, в которых приготовили постели. Приехали все, кого он пригласил. Пир вышел на славу. И когда настала пора разъезжаться по домам, Хаскульд поднес гостям богатые подарки и поехал проводить сыновей Ньяля. С ним поехали сыновья Сигфуса и все домочадцы. Сыновья Ньяля и Хаскульд уверяли друг друга в том, что никому не рассорить их.

Немного погодя Мард приехал в Оссабёр и сказал Хаскульду, что ему нужно поговорить с ним. Они начали разговор. Мард сказал:

– Какие вы разные люди, ты и сыновья Ньяля! Ты сделал им богатые подарки, а они одарили тебя подарками, которые лишь позорят тебя.

– Чем ты это докажешь? – говорит Хаскульд.

– Они подарили тебе коня, которого назвали Молокососом в насмешку над тобой, потому что ты тоже кажешься им не испытанным в бою. А еще я могу тебе сказать, что они завидуют тому, что у тебя есть годорд. Его принял на тинге Скарпхедин, когда ты еще не приехал на тинг во время Пятого суда. Скарпхедин и не собирался вовсе выпускать его из своих рук.

– Неправда, – говорит Хаскульд. – Я получил его во время осеннего тинга.

– Тогда, значит, это Ньяль заставил его, – говорит Мард. – А еще они нарушили уговор с Лютингом.

– В этом, думается мне, они не виновны, – говорит Хаскульд.

– Но ты не сможешь ничего сказать против того, – говорит Мард, – что когда вы со Скарпхедином ехали к Маркарфльоту, у него из-за пояса выпала секира, которой он собирался убить тебя.

– Это был, – отвечает Хаскульд, – его дровяной топор, и я видел, как он затыкал его себе за пояс. Короче говоря: что да меня, то сколько бы ты ни рассказывал дурного о сыновьях Ньяля, я этому не поверю. А даже если бы случилось, что ты говоришь правду и что нужно либо мне убить их, либо им меня, то я бы охотнее погиб от их руки, чем причинил им зло. А тебе должно быть стыдно, что ты говоришь так.

После этого Мард поехал домой.

Немного погодя Мард отправился к сыновьям Ньяля. Он много говорил с ними и с Кари.

– Я слыхал, – сказал Мард, – что Хаскульд говорил, будто ты, Скарпхедин, нарушил мирный уговор с Лютингом. А еще я узнал, что ему показалось, будто ты замышлял убить его, когда вы с ним ехали к Маркарфльоту. Но мне кажется, что он тоже замышлял убить тебя, когда пригласил тебя на пир и отвел тебе для ночлега сарай, который стоял дальше всех от других домов. Всю ночь к нему подносили дрова, и он собирался сжечь тебя в этом сарае. Но тут случилось так, что ночью приехал Хагни, и из их замысла ничего не вышло, потому что они побоялись его. Затем он поехал вас провожать, и с ним было множество народу. Тогда он в другой раз хотел напасть на вас и велел Грани, сыну Гуннара, и Гуннару, сыну Ламби, убить вас. Но они струсили и не решились напасть на вас.

Когда он рассказал им это, они сначала спорили с ним, но потом в конце концов поверили. Они стали менее дружелюбно относиться к Хаскульду и почти не разговаривали с ним, когда встречали его, а Хаскульд тоже охладел к ним. Так проходит некоторое время.

Осенью Хаскульд отправился в гости на восток, в Свинафелль, и Флоси принял его хорошо. Хильдигунн тоже была там. Флоси говорит Хаскульду:

– Мне сказала Хильдигунн, что между тобой и сыновьями Ньяля легла тень. Мне это не нравится, и я хочу предложить тебе, чтобы ты не уезжал обратно. Я поселю тебя в Скафтафелле, а в Оссабёре я поселю своего брата Торгейра.

– Могут тогда найтись люди, – говорит Хаскульд, – которые скажут, что я бежал оттуда со страху, а я этого не хочу.

– Тогда очень может быть, – говорит Флоси, – что это плохо кончится.

– Очень жалко, – говорит Хаскульд, – потому что по мне лучше погибнуть без того, чтобы за меня заплатили виру, чем чтобы из-за меня пострадали многие.

Через несколько дней Хаскульд собрался ехать домой. Флоси подарил ему алый плащ, отделанный по краям до самого низа золотом. Хаскульд уехал домой, в Оссабёр. Некоторое время все было спокойно.

Хаскульда так любили, что у него почти не было врагов. Но с сыновьями Ньяля он всю зиму так и оставался в разладе.

Ньяль взял себе на воспитание сына Кари по имени Торд. А еще он воспитал Торхалля, сына Асгрима и внука Эллиди-Грима. Торхалль был человеком смелым и решительным. Он так научился законам у Ньяля, что был одним из трех величайших знатоков законов в Исландии.




СХ


В тот год выдалась ранняя весна, и люди стали сеять хлеб.

Однажды случилось, что Мард приехал в Бергторсхваль. Он тотчас отошел в сторону с сыновьями Ньяля и Кари, чтобы поговорить. Как обычно, он стал клеветать на Хаскульда, рассказывать о нем всякие новые небылицы и подбивать Скарпхедина и остальных убить Хаскульда. Он сказал, что Хаскульд опередит их, если они сейчас же не нападут на него.

– Мы согласны, – говорит Скарпхедин, – если ты поедешь с нами.

– За этим дело не станет, – говорит Мард.

Они договорились о нападении, и Мард должен был приехать к ним вечером.

Бергтора спросила Ньяля:

– О чем это они говорят на дворе?

– Они задумали что-то, не посоветовавшись со мной, – говорит Ньяль, – а меня редко обходили, когда задумывалось что-нибудь хорошее.

В этот вечер ни Скарпхедин, ни его братья, ни Кари не ложились. В ту же самую ночь приехал Мард, сын Вальгарда, и сыновья Ньяля и Кари взяли свое оружие и ускакали. Они доехали до Оссабёра и стали ждать у изгороди. Погода была хорошая, и солнце уже взошло.




CXI


В это время Хаскульд Хвитанесгоди проснулся. Он оделся и накинул плащ, который ему подарил Флоси. В одну руку он взял лукошко с зерном, в другую – меч, пошел на поле, огороженное изгородью, и стал сеять.

Скарпхедин и его люди договорились, что они нападут на него все. Скарпхедин выскочил из-под изгороди, и когда Хаскульд увидал его, он хотел убежать. Тут Скарпхедин бросился на него и сказал:

– Не вздумай бежать, Хвитанесгоди!

С этими словами он ударил его секирой по голове, и Хаскульд упал на колени и сказал:

– Бог да поможет мне и простит вас.

Тогда они все бросились на него и стали наносить ему раны. Мард сказал:

– Я придумал что-то.

– Что же ты придумал? – спросил Скарпхедин.

– Я предлагаю, чтобы я сначала поехал домой, а затем в Грьоту и рассказал там о том, что случилось, и осудил бы вас. Я уверен, что Торгерд попросит меня объявить об убийстве. Я так и сделаю, и это им испортит все дело.[69 - Тот, кто сам участвовал в убийстве, не мог вести тяжбу против убийц.] А еще я пошлю человека в Оссабёр разузнать, что они собираются предпринять, и этот человек услышит там о том, что случилось. А я сделаю вид, будто я узнаю об этом от них.

– Конечно, сделай так, – говорит Скарпхедин.

Братья и Кари поехали домой. Приехав домой, они рассказали Ньялю о том, что произошло.

– Это – печальное событие, – говорит Ньяль. – Горестно узнать про него, и если сказать правду, оно меня так печалит, что лучше было бы, если бы погибло двое моих сыновей, а Хаскульд оставался в живых.

– Не стоит на тебя обижаться, – говорит Скарпхедин. – Ты человек старый, так что понятно, что ты это принимаешь так «близко к сердцу.

– Не в годах тут дело, – говорит Ньяль, – а я лучше вашего знаю, что последует за этим.

– А что же последует за этим? – спрашивает Скарпхедин.

– Моя смерть, – говорит Ньяль, – смерть моей жены и всех моих сыновей.

– А что ты предскажешь мне? – спрашивает Кари.

– Трудно им будет идти наперекор твоей счастливой судьбе, – говорит Ньяль, – потому что ты переживешь их всех.

Смерть Хаскульда так удручала Ньяля, что он никогда не мог говорить о ней без слез.




СXII


Хильдигунн проснулась и заметила, что Хаскульда нет в постели. Она сказала:

– Тяжелые мне снились сны и недобрые. Поищите Хаскульда!

Люди обыскали весь двор, но Хаскульда не нашли. Тогда она оделась и с двумя работниками пошла в поле. Они нашли Хаскульда убитым. Тут пришел пастух Марда, сына Вальгарда, и рассказал ей, что сыновья Ньяля проехали отсюда.

– Скарпхедин подозвал меня и объявил, что это он убил Хаскульда, – сказал он.

– Немалый это подвиг, – сказала она, – если он один совершил его.

Она взяла плащ, вытерла им всю кровь и завернула в него спекшуюся кровь. Затем она сложила плащ и спрятала его к себе в сундук. Затем она послала человека в Грьоту рассказать о том, что случилось. Мард уже был там и успел раньше рассказать новость. Туда приехал Кетиль из Марка. Торгерд сказала Кетилю:

– Вот Хаскульда и нот в живых. Вспомни же, что ты обещал.

– Может быть, – говорит Кетиль, – что я тогда обещал очень много. Я не думал, что случится то, что случилось. Теперь я попал в трудное положение. Ведь я женат на дочери Ньяля, а, как говорится, своя рубашка ближе к телу.

– Хочешь ли ты, – спрашивает Торгерд, – чтобы Мард объявил об убийстве?

– Я не знаю, – говорит Кетиль. – Мне кажется, что людям от него больше зла, чем добра.

Но когда Мард поговорил с Кетилем, то ему, как и другим, показалось, что на Марда можно положиться, п было решено, что Мард объявит об убийстве и начнет тяжбу на тинге. Мард отправился в Оссабёр. Явилось девять соседей, которые ближе всех жили к месту убийства. У Марда с собою было десять человек. Он показал соседям раны Хаскульда, назвал очевидцев ран и перечислил, кто какую рану нанес, кроме одной. Он прикинулся, что не знает, кто ее нанес, а нанес ее он сам. Он назвал убийцей Скарпхедина, а нанесшими раны – его братьев и Кари. Затем он пригласил на альтинг девятерых соседей места убийства. После этого он уехал домой. Он почти не встречался с сыновьями Ньяля, и они были неприветливы друг с другом, когда встречались, потому что так они договорились.

Весть об убийстве Хаскульда прошла повсюду, и все осуждали убийц.

Сыновья Ньяля поехали к Асгриму, сыну Эллиди-Грима, и попросили его о помощи.

– Вы можете рассчитывать, – ответил он, – что я помогу вам во всех делах. Но я предчувствую дурное, потому что многие против вас и повсюду вас осуждают за это убийство.

И вот сыновья Ньяля отправились домой.




СХIII


Жил человек по имени Гудмунд Могучий. Двор его был у Эйяфьорда и назывался Мадрувеллир. Его отцом был Эйольв, сын Эйнара, внук Аудуна Безволосого, правнук Торольва Жира,[70 - Торольв Жир – один из первых, кто бывал в Исландии. Он был спутником Флоки. Расхваливая вновь открытую страну, он рассказывал, что в Исландии жир стекает с каждой травинки. Отсюда его прозвище.] праправнук Торстейна Прокаженного, прапраправнук Грима Камбана. Мать Гудмунда звали Халльберой. Она была дочерью Тородда Шлема, а мать Халльберы звали Регинлейв, и она была дочерью Семунда с Гебридских островов. По нему зовется Семундархлид (склон Семунда) у Скагафьорда. Матерью Эйольва, отца Гудмунда, была Вальгерд, дочь Рунольва. Матерью Вальгерд была Вальборг, а ее матерью была Йорунн Нерожденная, дочь конунга Освальда Святого. Матерью Эйнара, отца Эйольва, была Хельга, дочь Хельги Тощего, который поселился у Эйяфьорда. Хельги был сыном Эйвинда Норвежца и Раварты, дочери ирландского короля Кьярваля. Матерью Хельги, дочери Хельги Тощего, была Торунн Рогатая, дочь Кетиля Плосконосого, внучка Бьярна Воловьей Ноги, правнучка херсира Грима. Матерью Грима была Хервар, а матерью Хервар была Торгерд, дочь Халейга, конунга Халогаланда.

Жену Гудмунда Могучего звали Торлауг. Она была дочерью Атли Сильного, сына Эйлива Орла, внука Барда из Аля, правнука Кетиля Лисицы, праправнука Скида Старого. Мать Торлауг звали Хердис. Она была дочерью Торда из Хавди, сына Бьярна Жир в Корыте, внука Хроальда. А Хроальд был сыном Бьярна Железный Бок, внуком Рагнара Кожаные Штаны, правнуком Сигурда Кольцо, праправнуком Рандвера, прапраправнуком Радбарда. Матерью Хердис, дочери Торда, была Торгерд, дочь Скиди. Ее матерью была Фридгерд, дочь ирландского короля Кьярваля.

Гудмунд был большим хавдингом и богатым человеком. У него была сотня домочадцев. Он притеснял всех хавдингов на севере страны, так что одни оставили свои дворы и переехали из этих-мест, других он убил, а третьи отдали ему свои годорды. От него пошли все самые, знатные люди страны: люди из Одди и Стурлунги, люди из Хвамма и люди из Фльота, епископ Кетиль и многие именитые люди. Гудмунд был другом Асгрима, сына Эллиди-Грима, и тот рассчитывал на его помощь.




CXIV


Жил человек по имени Снорри, по прозвищу Годи. Он жил в Хельгафелле, пока Гудрун, дочь Освивра, не купила у него этот двор, где она и прожила до конца своей жизни. Снорри тогда переселился на Хваммсфьорд и жил в Селингсдальстунге. Отца Снорри звали Торгримом. Он был сыном Торстейна Истребителя Трески, внуком Торольва Бородатого с Мостра, правнуком Арнольва Рыбогона. Однако Ари Мудрый считает, что отцом Торольва был Торгильс Китовый Бок. Торольв Бородатый с Мостра был женат на Оск, дочери Торстейна Красного. Мать Торгрима звали Тора. Она была дочерью Олейва Фейлана, сына Торстейна Рыжего, внука Олейва Белого, правнука Ингьяльда, праправнука Хельги. А мать Ингьяльда звали Тора. Она была дочерью Сигурда Змей в Глазу, сына Рагнара Кожаные Штаны. Матерью Снорри Годи была Тордис, дочь Сурта, сестра Гисли. Снорри был близким другом Асгрима, сына Эллиди-Грима, и тот рассчитывал на его помощь. Снорри был самым умным человеком в Исландии из тех, которые не могли предвидеть будущее. Он был добр со своими друзьями, но непримирим к врагам.




CXV


В этот год на тинг поехало много народу из всех четвертей, и. на тинге было начато много тяжб.

Флоси узнал об убийстве Хаскульда и очень опечалился и разгневался, но не подал виду. Ему сказали о том, что собираются начать тяжбу против убийц Хаскульда, но он промолчал. Он послал сказать Халлю из Сиды, своему тестю, и Льоту, своему сыну, чтобы они взяли с собой на тинг побольше народу. Люди считали, что Льот обещает стать со временем самым большим хавдингом на востоке страны. Ему было предсказано, что если он съездит три раза на тинг и вернется домой целым и невредимым, то он станет самым большим хавдингом и старшим в роде. В прошлое лето он уже ездил на тинг и теперь собирался поехать туда во второй раз. Флоси послал человека к Колю, сыну Торстейна, и Глуму, сыну Хильдира, внуку Гейрлейва, правнуку Анунда Карман на Спине, и к Модольву, сыну Кетиля. Они все поехали вместе с Флоси. Халль тоже обещал собрать много народу.

Флоси доехал до Киркьюбёра и остановился у Сурта, сына Асбьярна. Оттуда он послал за своим племянником Кольбейном, сыном Эгиля, и тот приехал к нему. Затем он отправился в Хавдабрекку. Там жил Торгрим Щеголь, сын Торкеля Красивого. Флоси сказал ему, чтобы он поехал с ним на тинг, и тот согласился и сказал Флоси:

– Я никогда не видал тебя таким печальным, бонд. Впрочем, это понятно.

Флоси ответил:

– Случилось такое, что я отдал бы все, что у меня есть, за то, чтобы этого не случилось. Из дурного зерна не может вырасти ничего хорошего.

Затем он поехал через равнину Арнарстакксхейд и вечером приехал в Сольхеймар. Там был двор Лодмунда, сына Ульва. Он был большим другом Флоси, и тот остался у него ночевать. А наутро Лодмунд вместе с Флоси отправился в Даль. Там был двор Рунольва, сына Ульва Аургоди. Флоси сказал Рунольву:

– Сейчас мы услышим от тебя правду о том, как убили Хаскульда Хвитанесгоди. Ты ведь человек правдивый и живешь неподалеку от места, где все это случилось, так что я поверю всему, что ты мне расскажешь о том, почему это произошло.

Рунольв сказал:

– Ничем не замажешь того, что он убит совершенно без всякой причины. Все оплакивают его. Но никто не оплакивает его больше, чем Ньяль, который его воспитал.

– Тогда им будет нелегко заручиться поддержкой, – говорит Флоси.

– Конечно, – говорит Рунольв, – если ничего не случится.

– А что пока сделано? – спрашивает Флоси.

– Уже вызваны на тинг соседи, – отвечает Рунольв, – и объявлено об убийстве.

– Кто же сделал это? – говорит Флоси.

– Мард, сын Вальгарда, – отвечает Рунольв.

– А можно ли на него положиться? – спрашивает Флоси.

– Он мой родич, – говорит Рунольв, – но все же, правду говоря, люди видят от него больше плохого, чем хорошего. Я хочу попросить тебя, Флоси, чтобы ты смирил свой гнев и согласился на то, что было бы всего лучше. Ведь Ньяль и другие уважаемые люди сделают тебе почетное предложение.

Флоси сказал:

– Поезжай на тинг, Рунольв! Твои слова будут много значить для меня, если ничего плохого не случится.

На этом они кончили разговор, и Рунольв обещал поехать на тинг.

Рунольв послал человека к своему родичу Хавру Мудрому. Тот сразу же приехал.




CXVI


Оттуда Флоси отправился в Оссабёр. Хильдигунн была во дворе. Она сказала:

– Пусть все мужчины выйдут из дома, когда будет подъезжать Флоси, а женщины пусть уберут в доме и приготовят для Флоси почетное сиденье.

И вот Флоси въехал во двор. Хильдигунн вышла к нему и сказала:

– Добро пожаловать, родич! Сердце мое радуется твоему приезду.

– Мы, – говорит Флоси, – поедим здесь и поедем дальше.

Тут привязали их лошадей. Флоси вошел в дом и уселся. Он отбросил на пол почетное сиденье и сказал:

– Я не конунг и не ярл. Нечего подставлять мне почетное сиденье и нечего насмехаться надо мной.

Хильдигунн стояла рядом и сказала:

– Жаль, что тебе это не нравится, потому что мы это сделали от чистого сердца.

Флоси сказал:

– Если ты это сделала от чистого сердца, то тогда хорошее само наградит себя, а плохое само покарает себя.

Хильдигунн засмеялась холодным смехом и сказала:

– Что об этом говорить, то ли будет потом!

Она уселась рядом с Флоси, и они долго разговаривали вполголоса. Затем поставили столы, и Флоси и его люди стали умывать руки. Флоси посмотрел на полотенце и увидел, что оно все в дырах и с одного конца у него оторван кусок. Он швырнул его на скамью и не захотел им вытираться.[71 - Он понял, что дырявое полотенце с оторванным концом символизирует положение вдовы убитого, т. е. Хильдигунн.] Он оторвал кусок скатерти, вытер им руки и бросил его своим людям. Затем Флоси сел за стол и велел своим людям приняться за еду. Тут вошла Хильдигунн, откинула со лба волосы и заплакала. Флоси сказал:

– Тяжело у тебя на душе, племянница! Но это хорошо, ведь ты плачешь по хорошему человеку.

– Чем ты отплатишь за убийство Хаскульда? – спросила она. – Окажешь ли ты мне помощь?

Флоси сказал:

– Я доведу твою тяжбу до конца или добьюсь такого мира, о котором лучшие люди скажут, что он почетен для нас.

Она сказала:

– Хаскульд отомстил бы, если бы ему надо было мстить за тебя.

Флоси ответил:

– Немало в тебе злобы. Ясно, чего ты хочешь.

Хильдигунн сказала:

– Арнор, сын Арнольва из Форсарскогара, меньше зла причинил твоему отцу Торду Фрейсгоди, но Кольбейн и Эгиль, твои братья, убили его на тинге в Скафтафелле.

И Хильдигунн пошла в свою спальную каморку и открыла свой сундук. Она вынула из него плащ, который Флоси подарил в свое время Хаскульду. В этом плаще Хаскульд был убит, и она сохранила в нем всю его кровь. Она вошла с плащом и молча подошла к Флоси. Флоси уже поел, и со стола было убрано. Хильдигунн накрыла Флоси плащом, так что его всего обсыпало засохшей кровью. Тогда она сказала:

– Этот плащ ты, Флоси, подарил Хаскульду, и я хочу вернуть его тебе назад. Он был убит в нем. Я призываю бога и добрых людей в свидетели того, что я заклинаю тебя всеми чудесами твоего Христа, твоей честью и твоей доблестью отомстить за те раны, которые ему были нанесены. Иначе пусть всякий зовет тебя подлым человеком!

Флоси сбросил с себя плащ к ней на руки и сказал:

– Ты – чудовище! Ты хочешь, чтобы мы взялись за дело, от которого нам всем худо придется. Правда, что гибельны советы женщин.

Флоси был в таком волнении, что лицо его делалось то красным, как кровь, то бледным, как трава, то темным, как смерть.

Флоси со своими людьми уехал. Оп отправился к броду Хольтсвад и стал поджидать там сыновей Сигфуса и других своих людей.

Двор Ингьяльда, брата Хродню, матери Хаскульда, сына Ньяля, назывался Кельдур. Ингьяльд и Хродню были детьми Хаскульда Белого, сына Ингьяльда Сильного, внука Гейрфинна Рыжего, правнука Сальви, праправнука Гуннстейна Убийцы Берсерков. Ингьяльд был женат на Траслауг, дочери Эгиля, сына Торда Фрейсгоди. Матерью Эгиля была Траслауг, дочь Торстейна Воробья. Матерью Траслауг была Унн, дочь Эйвинда Окуня.

Флоси послал сказать Ингьяльду, чтобы тот приехал к нему. Ингьяльд тотчас отправился к нему, и с ним четырнадцать человек. Ингьяльд был человек рослый, сильный и неразговорчивый. Он был бесстрашным воином и охотно помогал деньгами своим друзьям. Флоси приветливо поздоровался с ним и сказал:

– В трудное дело попали мы с тобой, родич! Нелегко выпутаться из него. Я прошу тебя оказывать мне поддержку, пока оно не кончится.

Ингьяльд сказал:

– В трудном я оказался положении. Ведь я в родстве с Ньялем и его сыновьями. К тому же меня останавливает еще и другое.

Флоси сказал:

– Мне казалось, что когда я отдавал за тебя свою племянницу, ты обещал мне поддерживать меня в любом деле.

– Скорее всего, – ответил Ингьяльд, – я так и сделаю. Но сначала я все же хочу заехать домой, а оттуда уже я поеду на тинг.




CXVII


Сыновья Сигфуса узнали, что Флоси у брода Хольтсвада, и поехали туда к нему. Там были Кетиль из Марка и его брат Ламби, Торкель и Мард, сыновья Сигфуса, и их брат Сигмунд, а еще Ламби, сын Сигурда, Гуннар, сын Ламби, Грани, сын Гуннара, и Вебранд, сын Хамунда. Флоси встал им навстречу и приветливо поздоровался с ними. Они подошли к реке, и Флоси попросил их правдиво рассказать обо всем, и их рассказ ни в чем не разошелся с рассказом Рунольва из Даля. Флоси сказал Кетилю из Марка:

– Вот о чем я хочу спросить тебя. Будешь ли ты и другие сыновья Сигфуса поддерживать меня до конца в этой тяжбе?

Кетиль сказал:

– Я бы хотел, чтобы мы помирились. По я дал клятву поддерживать тебя в этой тяжбе, пока она как-нибудь не кончится, и не щадить своей жизни.

Флоси сказал:

– Ты храбрый человек, побольше бы таких людей, как ты.

Тут сразу заговорили Грани, сын Гуннара, и Гуннар, сын Ламби:

– Мы хотим, чтобы наши враги были объявлены вне закона и убиты.

Флоси сказал:

– Неизвестно, мы ли будем решать это дело.

Грани сказал:

– Когда они убили Траина на Маркарфльоте, а потом его сына Хаскульда, я решил, что никогда не заключу с ними настоящего мира. Я бы хотел быть там, где их всех убьют.

Флоси сказал:

– Ты был так близко от них, что мог бы отомстить, если бы у тебя была сила и храбрость. Мне кажется, что ты и многие другие будете потом готовы дорого заплатить, чтобы быть непричастными к тому, чего вы сейчас желаете. Я ясно вижу, что если мы убьем Ньяля или его сыновей, то так много народу будет против нас, что нам придется валяться в ногах у многих и просить о поддержке, прежде чем мы выпутаемся из этого трудного дела. А еще будьте готовы к тому, что многие из тех, у кого до этого времени были большие богатства, обеднеют, а кое-кто потеряет и добро и жизнь.

Мард, сын Вальгарда, приехал к Флоси и сказал ему, что хочет поехать с ним на тинг со всеми своими людьми. Флоси был доволен этим и стал сватать его дочь Раннвейг своему племяннику Старкаду, который жил в Ставафелле. Флоси думал этим обеспечить себе верность его и его людей. Мард не имел ничего против, но предоставил решить это Гицуру Белому и предложил поговорить об этом на тинге. Мард был женат на Торкатле, дочери Гицура Белого. Мард и Флоси вместе отправились на тинг и говорили друг с другом с утра до вечера.




CXVIII


Ньяль сказал Скарпхедину:

– Что вы теперь собираетесь делать – ты с братьями и ваш зять?

Скарпхедин ответил:

– Мы обычно не задумываемся над тем, что нам делать.

Но тебе я скажу, что мы поедем в Тунгу к Асгриму, сыну Эллиди-Грима, а оттуда на тинг. А куда ты, отец, собираешься?

Ньяль сказал:

– Я поеду на тинг, потому что для меня дело чести не оставлять вас, пока я жив. Мне думается, что многие ответят мне дружелюбно, так что от меня вам будет лишь польза и никакого вреда.

Там был Торхалль, сын Асгрима, воспитанник Ньяля. Сыновья Ньяля смеялись над ним, потому что он был в коричневом плаще с полосами, и спрашивали, сколько он еще собирается проносить его. Он отвечал:

– Я сброшу его, когда мне придется начинать тяжбу об убийстве моего воспитателя.

Ньяль сказал:

– Ты покажешь себя с лучшей стороны, когда это потребуется.

И вот они все, почти три десятка числом, выехали из дому и добрались до реки Тьорсы. Там их догнали родичи Ньяля Торлейв Ворон и Торгрим Большой, сыновья Торира из Хольти. Они предложили сыновьям Ньяля, что поедут с ними и будут оказывать им поддержку и помощь, и те приняли их предложение. Они все вместе переправились через реку Тьорсу и добрались до Лаксарбакки. Там к ним вышел Хьяльти, сын Скегги. Ньяль начал с ним разговор, и они долго разговаривали вполголоса. Хьяльти сказал:

– Я никогда не был и не буду человеком скрытным. Ньяль попросил меня о помощи. Я согласился и пообещал ему своих людей. Он уже заплатил мне заранее, как и многим другим, своими добрыми советами.

Хьяльти рассказал Ньялю все, что знал, о поездках Флоси.

Они послали Торхалля вперед, в Тунгу, сказать, что они приедут туда к вечеру. Асгрим тотчас же приготовился к встрече и был перед домом, когда Ньяль въехал во двор. Ньяль был в синем плаще, на голове у него была войлочная шляпа, а в руках – небольшая секира. Асгрим снял Ньяля с коня, отнес его в дом и посадил на почетное сиденье. Затем в дом вошли все сыновья Ньяля и Кари. Тогда Асгрим вышел во двор. Хьяльти хотел повернуть обратно, ему показалось, что их слишком много, но Асгрим взялся за уздечку, сказал, чтобы он не уезжал, и велел расседлать их коней. Он ввел Хьяльти в дом и посадил его возле Ньяля. А Торлейв с братом и их люди сидели на второй скамье. Асгрим уселся на скамейку перед Ньялем и спросил:

– Какие у тебя предчувствия насчет нашего дела?

Ньяль ответил:

– Скорее плохие, потому что я боюсь, что не будет удачливых людей на нашей стороне.

И прибавил:

– Пошли за всеми людьми, которые ездят с тобой на тинг, и поезжай на тинг со мной.

– Я так и собирался, – сказал Асгрим, – и я тут же хочу пообещать тебе, что я никогда не отступлюсь от вас, пока у меня еще будут люди.

Все, кто был там, поблагодарили его и нашли, что это благородно с его стороны.

Они переночевали там, а на следующий день собрались все люди Асгрима. Затем они все вместе отправились на тинг и, добравшись туда, покрыли свои палатки.




CXIX


Флоси уже приехал на тинг и занял всю свою палатку. Рунольв занял палатку людей из Даля, а Мард – палатку людей с реки Ранги. С востока из самых дальних мест приехал Халль из Сиды, но кроме него почти никто ни приехал. Однако Халль привел с собой из своих мест много народу. Он сразу же пошел к Флоси и просил его помириться. Халль был человек умный и миролюбивый. Флоси приветливо отвечал ему, но ничего не обещал. Халль спросил его, кто обещал ему поддержку. Флоси назвал Марда, сына Вальгарда, и сказал, что посватал его дочь за своего родича Старкада. Халль сказал, что выбор этот очень удачен, но что с Мардом иметь дело плохо.

– Ты убедишься в этом еще до конца тинга, – прибавил он.

На том их разговор окончился.

Однажды Ньяль и Асгрим долго разговаривали вполголоса. Потом Асгрим вскочил и сказал сыновьям Ньяля:

– Пойдемте искать себе друзей, чтобы паши противники не оказались сильнее нас. Ведь в этой тяжбе надо будет пустить в ход все.

И Асгрим вышел, а за ним Хельги, сын Ньяля, потом Кари, сын Сальмунда, потом Грим, сын Ньяля, потом Скарпхедин,[72 - Скарпхедин идет после своих младших братьев, видимо потому, что те дружинники ярла] потом Торхалль, потом Торгрим Большой, потом Торлейв Ворон. Они дошли до палатки Гицура Белого и вошли в нее. Увидев их, Гицур встал, предложил им сесть и стал угощать. Асгрим сказал:

– Не за тем мы пришли. Мы будем говорить открыто: на какую поддержку с твоей стороны я могу рассчитывать, родич?

Гицур сказал:

– Моя сестра Йорунн, наверное, рассчитывает, что я не откажусь помочь тебе. Пусть так и будет, пусть у нас будет одна судьба.

Асгрим поблагодарил его и ушел. Тогда Скарпхедин спросил:

– Куда теперь?

Асгрим ответил:

– К палатке людей из Альфуса.

И они пошли туда. Асгрим спросил, в палатке ли Скафти, сын Тородда. Ему ответили, что в палатке. Тогда они вошли туда. Скафти сидел на скамье. Он поздоровался с Асгримом и учтиво его принял. Скафти предложил Асгриму сесть рядом с собой. Асгрим ответил, что зашел ненадолго, и прибавил:

– А у меня к тебе есть дело.

– Расскажи, – говорит Скафти.

– Я хочу попросить тебя, чтобы ты оказал поддержку мне и моим родичам.

– Я не думал, – отвечает Скафти, – что ваши неурядицы дойдут до моего жилища.

Асгрим говорит:

– Нехорошие это слова. Плохо отказывать людям в помощи, когда они всего более в ней нуждаются.

– Кто этот человек, – спрашивает Скафти, – что идет пятым, а сам высок ростом, бледен лицом, неудачлив с виду, суров и похож на тролля?

Тот отвечает:

– Скарпхедином зовут меня, и ты меня много раз видел на тинге. Но я, верно, умнее тебя, потому что мне не надо спрашивать, как тебя зовут. Тебя зовут Скафти, сын Тородда, а раньше ты называл себя Щетинной Головой,[73 - По-видимому, Скафти убил кого-то в Норвегии и потом скрывался, изменив свою внешность.] когда ты убил Кетиля из Эльды. Ты выбрил себе тогда голову и вымазал ее дегтем. Затем ты заплатил рабам за то, чтобы они вырезали полоску дерна, и заполз под нее на ночь. Потом ты отправился к Торольву, сыну Лофта из Эйрара, и он взял тебя к себе и отнес на корабль в мешке от муки.

После этого они ушли. Скарпхедин сказал:

– Куда мы пойдем теперь?

– К палатке Снорри Годи.

И они пошли к палатке Снорри. Там перед палаткой стоял какой-то человек. Асгрим спросил его, в палатке ли Снорри. Тот ответил, что в палатке. Асгрим и все его спутники вошли в палатку. Снорри сидел на скамье. Асгрим подошел к нему и учтиво с ним поздоровался. Снорри встретил его приветливо и попросил сесть. Асгрим сказал, что зашел ненадолго, и прибавил:

– У меня к тебе есть дело.

Снорри попросил рассказать о нем. Асгрим сказал:

– Я хотел бы, чтобы ты поддержал меня на суде и помог мне, потому что ты умен и умеешь постоять за себя.

– Плохо идут сейчас в суде наши собственные дела, – ответил Снорри. – И так уже против нас поднялось много народу. Поэтому нам вовсе не хочется впутываться в дела людей из другой четверти.

– Что же, может, ты и прав, – сказал Асгрим. – Ты ведь нам ничего не должен.

– Я знаю, ты хороший человек, – сказал Снорри. – Поэтому я обещаю тебе, что не пойду против тебя и не буду помогать твоим недругам.

Асгрим поблагодарил его. Снорри сказал:

– Кто этот человек с резкими чертами лица, что идет пятым, а сам бледен лицом, скалит зубы и держит на плече секиру?

– Хедином зовут меня, – отвечает тот. – А некоторые зовут меня полным именем – Скарпхедин. Может, ты хочешь еще что-нибудь сказать мне?

Снорри сказал:

– Только то, что ты, по-видимому, человек суровый и властный. Но я вижу, что твое счастье скоро изменит тебе, и недолго тебе остается жить.

– Что ж, – говорит Скарпхедин. – Этот долг все должны заплатить. Но лучше было бы тебе отомстить за смерть своего отца, чем заниматься пророчествами.

– Многие уже говорили мне это, – отвечает Снорри. – Но меня этим не рассердишь.

После этого они вышли, так и не заручившись здесь никакой поддержкой. Оттуда они направились к палатке людей из Скагафьорда. Это была палатка Хавра Богатого. Его отцом был Торкель, сын Эйрика из Годдалира, внук Гейрмунда, правнук Хроальда, праправнук Эйрика Торчащая Борода, что убил Грьотгарда в Сокнардале, в Норвегии. Мать Хавра звали Торуни. Она была дочерью Асбьярна Лысого из Мюрка, сына Хроссбьярна.

Асгрим и его люди вошли в палатку. Хавр сидел в палатке посредине скамьи и разговаривал с каким-то человеком. Асгрим подошел к нему и поздоровался е ним. Тот учтиво ответил ему и предложил сесть. Асгрим сказал:

– Я хотел бы попросить тебя, чтобы ты оказал поддержку мне и моим родичам.

Хавр сразу же ответил, что он не хочет ввязываться в их неурядицы.

– Но я хочу спросить, – сказал он, – кто этот бледный человек, который идет пятым? У него такой страшный вид, словно он вышел со дна морского.

Скарпхедин сказал:

– Не твое дело, молочная рожа, кто я такой! Я не побоюсь пройти мимо тебя, если ты будешь сидеть в засаде. Мне ничуть не страшно, когда такие, как ты, стоят на моем пути. Ты бы лучше разыскал свою сестру Сванлауг. Эйдис Железный Нож и Коль Наковальня похитили ее из твоего дома, а ты не посмел и пальцем шевельнуть.

Асгрим сказал:

– Идем отсюда, нечего нам ждать здесь поддержки.

Затем они пошли к палатке людей из Мадрувеллира и спросили, там ли Гудмунд Могучий. Им сказали, что там. Тогда они вошли в палатку. Посреди палатки стояло почетное сиденье, и на нем сидел Гудмунд Могучий. Асгрим подошел к нему и поздоровался с ним. Гудмунд учтиво ответил ему и предложил сесть. Асгрим сказал:

– Не сидеть мне хочется, а попросить у тебя поддержки, потому что ты человек честолюбивый и большой хавдинг.

Гудмунд ответил:

– Я не пойду против вас, а если найду возможным, то и поддержу. Тогда мы и поговорим об этом.

Он отнесся к ним очень благосклонно. Асгрим поблагодарил Гудмунда за его слова. Гудмунд сказал:

– Среди вас есть один человек, на которого я все смотрю. Он кажется мне непохожим на большинство людей, которых я видел.

– Кто же это? – спросил Асгрим.

– Он идет пятым, – ответил Гудмунд. – Волосы у пего темные, лицо бледное, он высок ростом, силен на вид и так решителен, что я охотнее имел бы среди своих людей его, чем десять других… И все же он человек неудачливый.

Скарпхедин сказал:

– Я знаю, что ты говоришь обо мне. Мы оба с тобой неудачливы, но каждый по-своему. Меня корят за убийство Хаскульда Хвитанесгоди, что правильно. Тебя же поносят Торкель Дерзкий и Торир, сын Хельги, и ты от этого очень страдаешь.

И они вышли. Скарпхедин сказал:

– Куда же нам теперь пойти?

– К палатке людей с Льосаватна, – сказал Асгрим.

Эту палатку покрыл Торкель Дерзкий. Его отцом был годи Торгейр, сын Тьярви, внук Торкеля Длинного. Мать Торгейра звали Торунн, она была дочерью Торстейна, внучкой Сигмунда, правнучкой Гнуна-Барда. Мать Торкеля Дерзкого звали Гудрид, она была дочерью Торкеля Черного из Хлейдраргарда, внучкой Торира Лопоухого, правнучкой Кетиля Тюленя, праправнучкой Арнольва, прапраправнучкой Бьярнольва. Отцом Бьярнольва был Грим Бородач, сын Кетиля Лосося, внук Халльбьярна Полутролля. Торкель Дерзкий уезжал из Исландии и отличился к чужих странах. Он убил разбойника на востоке, в лесу Ямтаског. Затем он отправился на восток, в Швецию, и присоединился к Сёрквиру Старику, и они ходили походом в восточные страны. А восточнее побережья Балагардссида[74 - Побережье Балагардссида – часть юго-западного побережья Финляндии.] Торкель однажды вечером отправился за водой для своих. Там он встретил морское чудище и долго бился с ним. Дело кончилось тем, что он убил чудище. Оттуда он поехал на восток в Адальсюслу.[75 - Адальсюсла – эстонское побережье у острова Сарема.] Там он убил летающего дракона. Затем он вернулся обратно в Швецию, оттуда – в Норвегию, а потом поехал в Исландию. Он велел вырезать эти подвиги над своей постелью и перед своим почетным сиденьем, а еще он со своими братьями бился на осеннем тинге людей с Льосаватна с Гудмундом Могучим, и люди с Льосаватна победили. Поэтому Торир, сын Хельги, и Торкель Дерзкий поносили Гудмунда. Торкель говорил, что нет никого в Исландии, с кем бы он не вышел на поединок или кого бы он испугался. Его звали Торкелем Дерзким, потому что он не щадил никого ни на словах, ни на деле, с кем бы ему ни приходилось встретиться.




СХХ


Асгрим и его спутники пошли к палатке Торкеля Асгрим сказал своим спутникам:

– Это палатка Торкеля Дерзкого, могучего воина, и нам было бы очень важно заручиться его поддержкой. Нам надо держаться здесь осторожно, потому что он человек своевольный и крутой. Я хочу попросить тебя, Скарпхедин, чтобы ты не вмешивался в наш разговор.

Скарпхедин усмехнулся в ответ. На нем был синий кюртиль и полосатые синие штаны, а на ногах высокие черные сапоги. Пояс у него был серебряный, а в руках он держал секиру, которой он убил Траина и которую он называл Риммугюг («Великанша битвы»), и небольшой щит. Голова у него была повязана шелковой лентой, украшенной золотом, а волосы зачесаны за уши. Вид у него был на редкость воинственный, и все узнавали его, даже те, кто его никогда не видел. Он шел, не опережая других и не отставая. Они вошли внутрь палатки. Торкель сидел посредине скамьи, а его люди по обе стороны от него. Асгрим поздоровался с ним, и Торкель учтиво ответил ему. Асгрим сказал:

– Мы пришли сюда затем, чтобы просить у тебя поддержки в нашей тяжбе.

Торкель сказал:

– На что вам моя поддержка, раз вы уже ходили к Гудмунду? Он вам, верно, обещал поддержку?

– Нет, мы не заручились его поддержкой, – сказал Асгрим.

Торкель сказал:

– Видно, ваше дело показалось Гудмунду неправым. Да так оно и есть, потому что хуже того, что вы сделали, никто еще никогда не делал. И я знаю, что привело тебя сюда: ты решил, что я не так щепетилен, как Гудмунд, и что я поддержу неправое дело.

Асгрим промолчал, видя, что дела их плохи.

Торкель сказал:

– Кто этот высокий и зловещий человек с резкими чертами лица, что идет пятым, а сам бледен и, судя по его виду, неудачлив и злопамятен?

Скарпхедин сказал:

– Меня зовут Скарпхедином, и нечего тебе поносить меня ни с того ни с сего обидными словами. Ведь со мной никогда не случалось, чтобы я притеснял своего отца и дрался с ним, как ты со своим. И ты ведь мало ездил на тинг и мало занимался делами тинга. Тебе, видно, сподручнее варить у себя на дворе в Эксаре сыры с горсткой твоих домочадцев. Ты бы лучше выковырял себе из зубов конец прямой кишки твоей кобылы, который ты съел перед тем, как поехал на тинг, – еще твой пастух увидел это и удивился, как ты можешь делать такие гнусности.

Торкель вскочил в сильном гневе, схватил свой меч и сказал:

– Этот меч я добыл в Швеции, убив одного могучего воина. После этого я убил им множество народу. И когда я доберусь до тубя, то проткну им тебя за твои обидные речи.

Скарпхедин стоял, подняв секиру. Он усмехнулся и сказал:

– Эту секиру я держал в руке, когда прыгнул на двенадцать локтей через Маркарфльот и убил Траина, сына Сигфуса. Там стояло восемь человек, но они ничего не могли мне сделать. Еще не бывало случая, чтобы я промахнулся, нанеся этой секирой удар по врагу.

Он оттолкнул своих братьев и своего зятя Кари п подошел к Торкелю. Он сказал:

– Выбирай, Торкель Дерзкий! Либо спрячь меч в ножны и садись на место, либо я хвачу тебя секирой по голове и раскрою ее до плеч.

Тут Торкель сел на место и спрятал меч в ножны. Такого с ним никогда не бывало ни до этого, ни после. Асгрим со своими спутниками вышли из палатки. Скарпхедин сказал:

– Куда мы пойдем теперь?

Асгрим ответил:

– Домой, к себе в палатку!

– Вот мы идем, устав просить, к себе домой! – сказал Скарпхедин.

Асгрим повернулся к нему и сказал:

– Частенько ты был резковат на язык, но здесь, мне кажется, Торкелю досталось от тебя поделом.

И они пошли домой, к своей палатке, и очень подробно рассказали Ньялю обо всем. Он сказал:

– Будь что будет, раз уж так суждено.

Гудмунд Могучий узнал, что произошло между Скарпхедином и Торкелем, и сказал так:

– Вы, верно, знаете, что случилось со мною и людьми с Льосаватна. Но я не понес от них такого посрамления, какое понес Торкель от Скарпхедина. II это очень хорошо.

Потом Гудмунд сказал Эйнару с Тверы, своему брату: – Возьми всех моих людей, поезжай и поддержи сыновей Ньяля, когда начнется суд. А если им понадобятся люди и на следующее лето, то я сам помогу им.

Эйнар согласился и велел передать это Асгриму. Асгрим сказал:

– Не много у нас таких хавдингов, как Гудмунд! И он рассказал потом об этом Ньялю.




CXXI


На следующий день встретились Асгрим, Гицур Белый, Хьяльти, сын Скегги, и Эйнар с Тверы. А еще был там Мард, сын Вальгарда. Он тем временем отказался от права вести тяжбу и передал его сыновьям Сигфуса. Тут Асгрим говорит:

– К тебе первому я обращаюсь, Гицур Белый. II к вам, Хьяльти и Эйнар. Я хочу рассказать вам, как обстоит наше дело. Вы, верно, знаете, что Мард начал тяжбу против нас. Но дело в том, что Мард сам участвовал в убийстве Хаскульда и нанес ему рану, виновник которой не был назван. Мне кажется, что этот пек будет вообще незаконным.

– Так давайте объявим сейчас же об этом, – говорит Хьяльти.

Торхалль, сын Асгрима, говорит:

– Разумнее было бы скрыть это до того, как начнется суд.

– Почему? – спрашивает Хьяльти.

Торхалль отвечает:

– Если они сейчас узнают о том, что они повели дело неправильно, то они смогут все исправить, послав тотчас же с тинга человека домой, чтобы вызвать ответчиков на суд, а соседей назвать на тинге. Тогда иск будет законным.

– Мудрый ты человек, Торхалль, – говорят они, – и пусть будет по-твоему.

После этого все разошлись по палаткам.

Сыновья Сигфуса предъявили свой иск со Скалы закона, спросили ответчиков о том, какого они тинга и где живут. В ночь с четверга на пятницу должен был начаться суд. До тех пор на тинге все было спокойно. Многие старались помирить тяжущихся, но Флоси противился этому, а у других было столько отговорок, что было видно, что из этих попыток вряд ли что выйдет.

И вот в ночь с четверга на пятницу начался суд. Все, кто был на тинге, пошли на суд. Флоси со своими людьми стоял к югу от суда людей с Ранги. С ним были Халль из Сиды, Рунольв из Даля, сын Ульва Аургоди, и другие, кто обещал Флоси поддержку. А к северу от суда людей с Ранги стояли Асгрим и Гицур Белый, Хьяльти и Эйнар с Тверы. Сыновья же Ньяля, Кари, Торлейв Ворон и Торгрим Большой остались, вооруженные, дома, в палатке, так что едва ли кто-нибудь решился бы напасть на них.

Ньяль предложил судьям занять свои места. Сыновья Сигфуса начали тяжбу. Они назвали свидетелей и предложили сыновьям Ньяля выслушать их присягу. Затем они дали присягу. Потом они изложили дело. После этого они попросили выступить свидетелей. Затем они предложили соседям занять свои места. Потом они предложили ответчикам отвести неправомочных соседей.

Торхалль, сын Асгрима, назвал свидетелей и объявил тяжбу незаконной, потому что тот, кто начал ее, сам преступил закон и должен быть осужден.

– О ком это ты говоришь? – спросил Флоси.

Торхалль ответил:

– Мард, сын Вальгарда, ездил убивать Хаскульда вместе с сыновьями Ньяля и нанес ему ту самую рану, виновник которой не был назван, когда называли свидетелей ран. Вы ничего не можете возразить мне против того, что тяжба незаконна.




СХХII


Ньяль встал и сказал:

– Я прошу вас, Халль из Сиды, Флоси, все сыновья Сигфуса и все наши люди, чтобы вы не уходили и выслушали, что я вам скажу.

Они послушались. Тогда он сказал:

– Мне кажется, что дело это запуталось безнадежно. Этого можно было ждать, потому что нехороший у него корень. Я хочу сказать вам, что Хаскульда я любил больше, чем своих сыновей. И когда я узнал, что он убит, мне показалось, что погас сладчайший свет очей моих. Лучше бы я потерял всех моих сыновей, а он остался в живых. II вот я прошу вас, Халль из Сиды, Рунольв из Даля, Гицур Белый, Эйнар с Тверы и Хавр Мудрый, чтобы мне дали заплатить виру за убийство, которое совершили мои сыновья, и я бы хотел, чтобы нас рассудили те, кому это больше всего пристало.

Гицур, Эйнар и Хавр долго по очереди обращались к Флоси и просили его помириться, обещая ему взамен свою дружбу. Флоси на все отвечал учтиво, но, однако, ничего не обещал. Халль из Сиды сказал Флоси:

– Собираешься ли ты сейчас исполнить мою просьбу, как ты мне обещал, когда я вывез из Исландии твоего родича Торгрима, сына Кетиля Толстого, который убил Халля Рыжего?

Флоси сказал:

– Исполню, тесть! Потому что ты станешь просить меня лишь о том, от чего мне будет только больше чести.

Халль сказал:

– Тогда я хочу, чтобы ты как можно скорее помирился, дал бы уважаемым людям рассудить дело и приобрел бы дружбу лучших людей.

Флоси сказал:

– Так знайте же, что я последую совету моего тестя Халля и других уважаемых людей. Пусть он и уважаемые люди с обеих сторон, выбранные по закону, рассудят дело. По-моему, Ньяль заслужил, чтобы я сделал это для него.

Ньяль поблагодарил его и их всех, и те, кто был при этом, сказали, что Флоси поступил хорошо. Флоси сказал:

– Теперь я назову моих судей. Первым я называю моего тестя Халля, потом Ацура с Брейды, Сурта, сына Асбьярна из Киркыобёра, Модольва, сына Кетиля, – он жил тогда в Асаре, – Хавра и Рунольва из Даля. Все, наверное, согласятся, что из моих людей эти самые подходящие.

Тут он попросил Ньяля назвать своих судей. Ньяль встал и сказал:

– Я называю первым Асгрима, сына Эллиди-Грима, затем Хьяльти, сына Скегги, Гицура Белого, Эйнара с Тверы, Снорри Годи и Гудмунда Могучего.

После этого Ньяль, Флоси и сыновья Сигфуса дали друг другу руки, и Ньяль от имени всех своих сыновей и Кари обязался соблюдать то, что решат эти двенадцать человек. Можно сказать, что все, кто был на тинге, обрадовались этому. Послали людей за Снорри и Гудмундом, потому что они оставались в своих палатках. Было решено, что судьи будут заседать в лагретте, а все остальные должны уйти.




СХХIII


Снорри Годи сказал так:

– Вот нас здесь двенадцать человек судей, которые должны вынести решение. Я хочу попросить вас всех, давайте не запутывать дело так, чтобы их нельзя было помирить.

Гудмунд сказал:

– Хотите ли вы изгнать кого-нибудь из его четверти или из страны?

– Нет, – ответил Снорри, – это ведь редко кончается добром. Из-за этого возникают раздоры и люди убивают друг друга. Пусть лучше они уплатят такую большую виру, чтобы не было никого в нашей стране, за кого было бы заплачено дороже, чем за Хаскульда.

Все поддержали его слова. Затем они стали совещаться и никак не могли договориться, кому из них первому назначить, какой должна быть вира. Кончилось тем, что они бросили жребий, и Снорри выпало первому назначить виру. Он сказал:

– Я долго раздумывать не собираюсь, а сразу скажу вам, что я предлагаю. Я хочу, чтобы за Хаскульда заплатили тройную виру – это будет шесть сотен серебра. Если же вам кажется, что это слишком много или слишком мало, то поправьте меня.

Они ответили, что им поправлять нечего.

– И к этому еще условие, что все деньги должны быть выплачены на тинге.

Тогда Гицур Белый сказал:

– Мне думается, что это едва ли возможно. У них, наверное, хватит денег, только чтобы заплатить небольшую часть их долга.

Гудмунд сказал:

– Я знаю, чего хочет Снорри. Он хочет, чтобы мы все, судьи, дали каждый по столько, сколько нам велит наша щедрость. Тогда многие последуют нашему примеру.

Халль из Сиды поблагодарил его и сказал, что охотно даст столько же, сколько тот, кто даст больше всех. Тогда все судьи согласились на предложение Гудмунда. После этого они договорились, что Халль произнесет решение со Скалы закона, и разошлись. Потом ударили в колокол,[76 - Рассказчик имеет в виду колокол в церкви на поле тинга. Но этой церкви в то время, вероятно, еще не было.] и все пошли к Скале закона. Халль встал и сказал:

– По делу, которое мы решали, мы пришли к единодушному решению и положили шесть сотен серебра. Мы, судьи, хотим внести половину, и все сполна должно быть выплачено здесь, на тинге. Я обращаюсь с просьбой ко всем: пусть всякий даст сколько-нибудь ради бога.

Все согласились. Халль назвал тогда свидетелей решения, чтобы никто не смел нарушить его. Ньяль поблагодарил судей за решение. Скарпхедин стоял при этом молча рядом и усмехался. Потом люди стали расходиться от Скалы закона по палаткам. А судьи собрали на церковном дворе[77 - …на церковном дворе… – см. предыдущее примечание.] все деньги, которые они обещали дать. Сыновья Ньяля и Кари отдали все деньги, которые у них были с собой. Это составило сотню серебра. Ньяль принес все деньги, которые у него были. Это была вторая сотня серебра. Затем все эти деньги были отнесены в лагретту, и все дали столько, что было собрано все сполна до последнего пеннинга.[78 - Пеннинг – самая мелкая денежная единица, 1/60 эйрира.] Ньяль взял длинное шелковое одеяние и заморские сапоги и положил сверху. После этого Халль сказал Ньялю, чтобы он пошел за своими сыновьями.

– А я пойду за Флоси, и пусть они дадут друг другу клятвы в том, что будут соблюдать мир.

Тогда Ньяль пошел к себе в палатку и сказал своим сыновьям:

– Ну, наше дело кончилось хорошо: мы помирились, и все деньги собраны. Теперь и нам и им надо пойти и принести клятвы в том, что будет соблюдаться мир. И я хочу попросить вас, чтобы вы ничего не сделали такого, что испортило бы все.

Скарпхедин провел рукой по лбу и усмехнулся. И вот они все пошли в лагретту. Халль пошел к Флоси и сказал ему:

– Иди теперь в лагретту: деньги все внесены сполна и собраны в одном месте.

Флоси попросил сыновей Сигфуса пойти с ним. Они все вышли из палатки и направились в лагретту. Ньяль и его сыновья тоже пошли в лагретту. Скарпхедин пошел к среднему ряду скамей и остановился там. Флоси вошел в лагретту посмотреть на деньги и сказал:

– Большие это деньги и хорошие, и выплачены они сполна, как и следовало ждать.

Затем он поднял шелковое одеяние и спросил, кто положил его сюда, но никто ему не ответил. Он снова помахал одеянием и спросил, кто положил его, и рассмеялся. Никто ему не ответил. Флоси сказал:

– Что же, никто из вас не знает, чья это одежда, или вы не смеете сказать мне об этом?

Скарпхедин сказал:

– Как ты думаешь, кто это положил?

Флоси сказал:

– Если ты так хочешь знать, то я отвечу тебе, что, по-моему, это положил твой отец, безбородый старик, потому что многие, когда глядят на него, не знают, мужчина он или женщина.[79 - Женоподобие было для мужчины самым постыдным, а обвинение его в женоподобии – самым оскорбительным.]

Скарпхедин сказал:

– Подло поносить старика, которого еще никогда не оскорблял честный человек. Вам должно быть известно, что он мужчина, потому что он прижил со своей женой сыновей. И мало наших родичей похоронено у нашего двора, за кого бы мы не получили виру или не отомстили.

И Скарпхедин взял в руки шелковое одеяние, и бросил Флоси синие штаны, и сказал, что они ему нужнее. Флоси спросил:

– Почему они мне нужнее?

Скарпхедин сказал:

– Потому что, как говорят, ты жена великана с горы Свинафелль, и каждую девятую ночь он приходит к тебе как к жене.

Тогда Флоси отпихнул ногой деньги и сказал, что ему не надо ни пеннинга из них. Пусть будет одно из двух: либо за убийство Хаскульда так и не будет заплачено, либо он отомстит за него. И Флоси не захотел мириться и сказал сыновьям Сигфуса:

– Идемте теперь домой. Пусть у всех у нас будет одна судьба.

После этого они пошли домой, к себе в палатку.

Халль сказал:

– Слишком неудачливые люди замешаны здесь.

Ньяль со своими сыновьями пошел к себе в палатку. Он сказал:

– Вот сбывается то, что я давно предчувствовал: это дело не кончится для нас добром.

– Не думаю, – говорит Скарпхедин, – по закону они ничего нам сделать не могут.

– Сбудется то, – говорит Ньяль, – что будет для всех хуже всего.

Люди, которые внесли деньги, стали поговаривать о том, чтобы взять их обратно. Гудмунд сказал:

– Такого позора я не навлеку на себя: я не возьму обратно того, что я дал, ни сейчас, ни когда-нибудь потом.

– Хорошо сказано, – сказали они и тоже не захотели взять свои деньги назад. Снорри Годи сказал:

– Мой совет такой: пусть Гицур Белый и Хьяльти, сын Скегги, сохраняют эти деньги до следующего альтинга. У меня такое предчувствие, что немного пройдет времени, прежде чем они нам понадобятся.

Хьяльти взял на хранение одну половину этих денег, а Гицур – другую. И вот люди разошлись по своим палаткам.




CXXIV


Флоси позвал всех своих людей в ущелье Альманнагья и сам пошел туда. И вот там собрались все его люди. Всего их было сто человек. Флоси сказал сыновьям Сигфуса:

– Как бы я мог помочь вам в этом деле, чтобы вы были довольны?

Гуннар, сын Ламби, сказал:

– Мы не будем довольны, пока не будут убиты все братья, сыновья Ньяля.

Флоси сказал:

– Я хочу пообещать сыновьям Сигфуса, что не отступлюсь, пока кто-нибудь из нас – либо мы, либо они – не склонится перед другим. А еще я хочу знать, есть ли здесь кто-нибудь, кто не хочет участвовать с нами в этом деле.

Но все сказали, что хотят. Флоси сказал:

– Пусть теперь каждый подойдет ко мне и поклянется, что он не отступится.

Все подошли к Флоси и поклялись ему в этом. Флоси сказал:

– Подадим руки в знак того, что тот, кто отступится от этого дела, должен будет лишиться имущества и жизни.

Вот кто из хавдингов был с Флоси: Коль, сын Торстейна Пузатого, племянник Халля из Сиды; Хроальд, сын Ацура с Брейды; Ацур, сын Анунда Карман на Спине; Торстейн Красивый, сын Гейрлейва; Глум, сын Хильдира; Модольв, сын Кетпля; Торир, сын Торда Злого из Мартунги; братья Флоси – Кольбейн и Эгиль; Кетиль, сын Сигфуса, и его братья Мард, Торкель и Ламби; Грани, сын Гуннара; Гуннар, сын Ламби, и его брат Сигурд; Ингьяльд из Кельдура; Хроар, сын Хамунда.

Флоси сказал сыновьям Сигфуса:

– Выберите себе вождя, который, по-вашему, всего лучше подходит для этого, потому что во главе всего этого дела должен стоять один человек.

Кетиль из Марка ответил:

– Если выбирать нам, мне и моим братьям, то мы бы не задумываясь решили, что выбор должен пасть на тебя. Рода ты знатного, и хавдинг ты большой, ты непреклонен и умен. Нам думается, что ты ради нас возьмешься за это дело.

Флоси сказал:

– Очень может быть, что я соглашусь на то, о чем вы меня просите. Я вам сейчас же скажу, что нам надо сначала делать. Я советую, чтобы каждый из вас с тинга поехал к себе домой и присмотрел летом за хозяйством, пока убирают сено на лугах. Я тоже поеду домой и пробуду лето дома. Но в воскресенье, когда до начала зимы останется восемь недель, я велю, чтобы мне дома отслужили обедню, и потом поеду на запад, через пески Ломагнупссанд. У каждого из нас должно быть с собой по два коня. Я не возьму с собой никого, кроме тех, кто дал мне сейчас клятву, потому что народу у нас достаточно, если нас столько и останется. Я проеду все воскресенье и всю ночь, и на второй вечер недели я буду на гряде Трихюрнингсхальсар, примерно в первой половине вечера. Вы все, кто дал клятву, тоже будете там в это время. Если кто-нибудь из тех, кто дал клятву, не приедет, то это будет стоить ему жизни, если нам ничто не помешает.

Кетиль сказал:

– Как это может быть, чтобы ты выехал из дому в воскресенье, а на второй день недели приехал на Трихюрнингсхальсар?

Флоси ответил:

– Я выеду из Скафтартунги и поеду севернее ледника Эйяфьяллаякуль и оттуда вниз, в Годаланд. Это может удаться, если я буду ехать быстро. Я расскажу вам о моем замысле: когда мы соберемся там, мы все поедем в Бергторсхваль и пойдем на сыновей Ньяля огнем и мечом. Мы не уедем оттуда, пока никого из них не останется в живых. Держите этот уговор в тайне, потому что от этого зависит жизнь всех нас. А теперь пусть нам приведут наших коней, и поедем по домам.

Они разошлись но своим палаткам. После этого Флоси велел оседлать своего коня, и все поехали по домам. Флоси не хотел встречаться со своим тестем Халлем, потому что он был уверен, что тот станет отговаривать его от всяких злых умыслов.

Ньяль с сыновьями поехал с тинга домой, и они все пробыли лето дома. Ньяль спросил Кари, собирается ли он съездить на восток, в свой двор Дюрхольмар. Кари ответил:

– Я не поеду на восток, потому что у меня с вами должна быть одна судьба.

Ньяль поблагодарил его и сказал, что ждал от него этого. На дворе всегда было вместе с работниками около трех десятков мужчин, способных носить оружие.

Однажды случилось, что Хродню, дочь Хаскульда, приехала в Кельдур. Ее брат Ингьяльд встретил ее приветливо. Она не ответила на приветствие, а попросила выйти с ней. Ингьяльд послушался и вышел с ней, и они оба отошли от двора. Тут она схватила его за руку, и они сели. Она спросила:

– Правда ли, что ты поклялся напасть на Ньяля в убить его и его сыновей?

Он ответил:

– Правда.

– Нет человека подлее тебя, – говорит она, – ведь Ньяль три раза спасал тебя от объявления вне закона.

– Теперь уж ничего не поделаешь, – говорит он, – я поплачусь жизнью, если не сдержу клятвы.

– Нет, это не так, – говорит она. – Ты все же останешься в живых и будешь считаться честным человеком, если ты не предашь того, кому ты больше всего обязан.

Тут она вынула из котомки полотняную шапку, всю в крови и дырах, и сказала:

– Эта шапка была на голове у Хаскульда, сына Ньяля, когда они убили его. Пристало ли тебе быть на стороне тех, кто против Ньяля?

Он ответил:

– Хорошо. Будь что будет, я не пойду против Ньяля. Но я знаю, что они отплатят мне за это.

Она сказала:

– Ты бы оказал большую услугу Ньялю и его сыновьям, если бы рассказал ему обо всем этом замысле.

– Этого я не сделаю, – говорит Ингьяльд, – потому что я буду самым подлым человеком, если я расскажу о том, что они мне доверили. Но отступиться от их дела – поступок мужественный, потому что я знаю, что они будут за это мстить. А ты скажи Ньялю и его сыновьям, чтобы они все это лето были начеку и всегда имели при себе много народу. Это будет разумным советом.

После этого она отправилась в Бергторсхваль и рассказала Ньялю обо всем их разговоре. Ньяль поблагодарил ее и сказал, что она хорошо сделала:

– Ведь если бы он пошел против меня, то он поступил бы хуже их всех.

После этого она пошла домой, а Ньяль рассказал все своим сыновьям.

В Бергторсхвале жила старуха по имени Сеунн. Она знала многое и была ясновидящей. Но она была очень стара, и сыновья Ньяля называли ее дурочкой, потому что она много болтала. Однако многое из того, что она говорила, сбывалось. Однажды она схватила палку и зашла за дом, где стоял стог сена. Она стала бить стог палкой и проклинать его, приговаривая, что он принесет несчастье. Скарпхедин рассмеялся и спросил, за что она так рассердилась на стог. Старуха сказала:

– Этот стог подожгут, когда будут сжигать Ньяля и мою воспитанницу Бергтору. Бросьте его в воду или сожгите его побыстрее.

– Не станем мы этого делать, – сказал Скарпхедин, – потому что, если уж нам суждено сгореть, то найдется чем поджечь наш дом, даже если стога и не будет.

Старуха все лето болтала о том, что стог надо убрать, но этого так и не сделали.




CXXV


В Рейкире, на равнине Скейд, жил Рунольв, сын Торстейна. Его сына звали Хильдиглум. В ночь на воскресенье за двенадцать недель до зимы Хильдиглум вышел из дому и услышал сильный грохот. Ему показалось, что земля и небо трясутся. Хильдиглум посмотрел на запад и увидел там огненный круг и в нем человека на сером коне. Этот человек скакал во весь опор и быстро пронесся мимо. В руке у него была пылающая головня. Он проехал так близко от Хильдиглума, что тот мог хорошо рассмотреть его. Он был черен как смола. Он сказал громким голосом такую вису:
		Скачет мой конь —



		Влажная челка,



		Иней на гриве.



		Зло я несу.



		Горит головня,



		Отравы полна.



		Козни Флоси —



		Огонь на ветру.



		Козни Флоси —



		Огонь на ветру.








Хильдиглуму показалось, что он бросил головню на восток, в горы, и там вспыхнул такой большой пожар,[80 - На востоке в горах как раз расположен вулкан Гекла.] что гор не стало видно. Хильдиглуму показалось затем, что он поскакал на восток, в огонь, и там исчез. Затем Хильдиглум вошел обратно в дом и долго лежал без чувств, прежде чем снова пришел в себя. Он помнил все, что увидел, и рассказал своему отцу, а тот велел ему рассказать Хьяльти, сыну Скегги. Хильдиглум поехал и рассказал ему.

– Ты видел призрак, – сказал Хьяльти. – Это не к добру.




CXXVI


Когда до зимы оставалось два месяца, Флоси снарядился к поездке на запад и созвал к себе всех, кто обещал поехать с ним. У каждого из них было две лошади и хорошее оружие. Они все собрались в Свинафелль и заночевали там. Флоси велел рано отслужить воскресную службу. Затем он сел за стол. Он сказал всем своим домочадцам, что каждый из них должен делать, пока его не будет дома, и пошел к лошадям.

Флоси и его люди поехали на запад через пески. Он велел ехать не слишком быстро и дожидаться всех, кому понадобится задержаться. Он сказал, что они приедут достаточно рано. Они ехали на запад через Скогахверви и приехали в Киркыобёр. Здесь Флоси велел всем пойти в церковь и помолиться. Они так и сделали. Затем они снова сели на лошадей и поехали в горы к озеру Фискивати, объехали его с запада, направились на запад через пески, оставили по левую руку ледник Эйяфьяллаякуль и спустились через Годаланд к реке Маркарфльот. На второй день недели, после полудня, они приехали к гряде Трихюрнингсхальсар и оставались там до вечера. Там собрались все, кроме Ингьяльда из Кельдура. Сыновья Сигфуса очень поносили его. Но Флоси сказал, чтобы они не бранили его, пока его нет с ними.

– Мы отплатим ему после, – сказал он.




CXXVII


Теперь надо рассказать о том, что происходило в Бергторсхвале. Грим и Хельги поехали в Холар, где их дети были на воспитании, и сказали своему отцу, что они не вернутся домой к вечеру. Они пробыли в Холаре весь день. И вот пришли туда нищенки и сказали, что они издалека. Их спросили, что они могут рассказать. Они сказали, что ничего не могут рассказать важного.

– Но кое-что новое мы можем рассказать, – добавили они.

Их стали спрашивать, что они могут сказать нового, и просили не скрывать ничего. Тогда они согласились.

– Мы спускались с Фльотсхлида и увидели, что сыновья Сигфуса едут в полном вооружении к гряде Трихюрнингсхальсар. Их было всего пятнадцать человек. Мы видели также Грани, сына Гуннара, и Гуннара, сына Ламби, которые направились туда же. Их было всего пять человек. Наверно, там теперь готовятся большие дела.

Тогда Хельги, сын Ньяля, сказал:

– Это, наверно, Флоси приехал с запада, и все собираются к нему. Нам с Гримом нужно теперь быть там, где Скарпхедин.

Грим сказал, что это верно, и они поехали домой.

В этот самый вечер Бергтора сказала своим домочадцам:

– Выбирайте все, что каждому по вкусу, потому что сегодня вечером я последний раз подаю вам еду.

– Этого не может быть, – сказали те, кто был при этом.

– Однако это так, – сказала она. – И я могла бы еще многое сказать, если бы хотела. Например, что Грим и Хельги вернутся домой еще до того, как люди встанут из-за столов, и если это сбудется, то сбудется и все, что я говорю.

Потом она стала ставить еду на столы, а Ньяль сказал:

– Что-то странное видится мне. Я смотрю вокруг, и мне чудится, что в доме нет стен и что всё в крови, стол и еда.

Всех это поразило, кроме Скарпхедина. А он сказал, что нечего падать духом и давать другим людям повод для насмешек.

– Ведь с нас, конечно, больше спросится, чем с других, – добавил он.

Грим и Хельги вернулись домой до того, как столы были убраны, и все были поражены этим. Ньяль спросил, почему они так быстро вернулись, и они рассказали о том, что услышали. Тогда Ньяль велел, чтобы никто не ложился и все были настороже.




CXXVIII


Флоси сказал своим людям:

– Поедемте к Бергторсхвалю, чтобы быть там до вечера.

Они так и сделали. В холме была лощинка, и они въехали в нее, привязали там лошадей и оставались там до тех пор, пока совсем не смерилось. Флоси сказал:

– Теперь пойдемте к усадьбе. Будем действовать сплоченно и осмотрительно и посмотрим, что они станут делать.

Ньяль, его сыновья, Кари и все домочадцы стояли перед домом. Их было около трех десятков человек. Флоси остановился и сказал:

– Посмотрим, что они станут делать. Мне кажется, что если они будут стоять перед домом, нам с ними не справиться.

– Зря мы тогда приехали, – говорит Грани, сын Гуннара, – если мы не смеем напасть на них.

– Этого не будет, – говорит Флоси. – Мы нападем па них, даже если они будут стоять перед домом. Но нам придется тогда поплатиться, и многие из нас не смогут рассказать о том, кто победит.

Ньяль сказал своим людям:

– Как вы думаете, много ли у них народу?

– Народу у них много, и действуют они сплоченно, – говорит Скарпхедин. – Однако они потому остановились, что сомневаются, удастся ли им справиться с нами.

– Им это не удастся, – говорит Ньяль. – Пусть все войдут в дом. Трудно им было справиться с Гуннаром из Хлидаренди, а он был один. Здесь же постройки прочные, так что нападающим с нами не справиться.

– Едва ли ты прав, – говорит Скарпхедин. – На Гуннара напали хавдинги настолько благородные, что они скорее отступили бы, чем сожгли его в доме. А эти сразу подожгут дом, если не смогут справиться с нами иначе, потому что они пойдут на все, лишь бы победить нас. Они понимают, что если мы останемся в живых, то они погибли. Но мне что-то не хочется, чтобы меня выкуривали, как лисицу из норы.

Ньяль сказал своим сыновьям:

– Вы опять не хотите слушаться меня и не считаетесь со мной. Когда вы были моложе, вы так не делали, и вам же было лучше.

Хельги сказал:

– Сделаем, как отец хочет. Так будет всего лучше.

– Я в этом не уверен, – сказал Скарпхедин, – потому что ему недолго осталось жить. Но в угоду отцу я охотно сгорю с ним вместе, потому что я не боюсь смерти.

Потом он сказал Кари:

– Давай держаться вместе, зять! Пусть ни один из нас не оставит другого.

– Я так и намеревался, – говорит Кари. – Но если суждено иначе, то чему быть, того не миновать.

– Отомсти за нас, – говорит Скарпхедин, – а мы отомстим за тебя, если останемся в живых.

Кари обещал, что отомстит. Затем они вошли в дом и расположились у дверей.

Флоси сказал:

– Им недолго осталось жить, раз они вошли в дом. Теперь нам надо подойти к дому возможно быстрее, расположиться потеснее перед дверьми и смотреть, чтобы никто не ушел – ни Кари, ни сыновья Ньяля. В противном случае мы погибли.

Флоси и его люди подошли к дому и окружили его на случай, если бы в нем оказались потайные двери. Хроальд, сын Ацура, подскочил туда, где стоял Скарпхедин, и хотел ударить его копьем. Но Скарпхедин секирой отрубил ему древко копья и нанес удар в щит, так что щит прижало к Хроальду, а загнутое острие секиры попало ему в лицо, и он упал навзничь и сразу же умер.

Кари сказал:

– Удачный удар и на этот раз, Скарпхедин! Ты у нас самый отважный!

– Этого я не знаю, – сказал Скарпхедин и усмехнулся.

Кари, Грим и Хельги бросали копья из дома и ранили многих, а Флоси и его люди ничего не могли поделать. Тогда Флоси сказал:

– Мы потерпели большой урон. Многие из наших ранены, и убит тот, кого мы меньше всего хотели бы потерять. Ясно, что оружием нам с ними не справиться, тем более что не все сражаются так храбро, как обещали. Нам надо что-то предпринять. Есть две возможности, и обе они плохие: одна – это отступить, но тогда мы погибли, вторая – это сжечь их в доме, но тогда мы берем большой грех на душу, ведь мы христиане. Придется нам все же поджечь дом, и поскорее.




CXXIX


Они высекли огонь и сложили большой костер перед дверьми. Тогда Скарпхедин сказал:

– Разводите огонь, молодцы? Что же это вы, собираетесь жарить что-нибудь?

Грани, сын Гуннара, ответил:

– Собираемся, и жару для тебя хватит.

Скарпхедин сказал:

– Так-то ты платишь мне за то, что я отомстил за твоего отца. Ты больше ценишь то, что ты бы должен ценить меньше всего.

Тогда женщины залили огонь сывороткой. Коль, сын Торстейна, сказал Флоси:

– Вот что я придумал: я видел каморку над поперечной балкой в главном доме. Надо, чтобы она загорелась, а для этого надо поджечь стог сена, который стоит рядом с домом.

И они подожгли этот стог сена. Те, кто был внутри, заметили это, только когда весь дом уже был в пламени. Тут Флоси и его люди развели большие костры перед всеми дверьми. Тогда женщины, которые были внутри, начали жаловаться. Ньяль сказал им:

– Держитесь стойко и не жалуйтесь. Ведь ваши страданья – это одна короткая буря, а потом долго второй такой не будет. Помните также, что бог милостив. Он не позволит, чтобы вас жгли и в этом и в том мире.

Так он увещевал их и подбадривал также другими речами. Теперь запылали все постройки. Тогда Ньяль подошел к дверям и сказал:

– Здесь ли Флоси? Слышит ли он меня?

Флоси сказал, что слышит. Ньяль продолжал:

– Может быть, ты помиришься с моими сыновьями или позволишь некоторым людям выйти?

Флоси отвечает:

– Я не намерен мириться с твоими сыновьями. Мы рассчитаемся с ними до конца и не отступим, пока они все не умрут. Но пусть выйдут из дома женщины, дети и домочадцы.

Тогда Ньяль вошел в дом и сказал:

– Пусть выйдут все, кому позволено выйти. Выходи и ты тоже, Торхалла, дочь Асгрима, и все вы выходите, кому позволено.

Торхалла сказала:

– Не думала я, что мы так расстанемся с Хельги. Но я заставлю моего отца и моих братьев отомстить за убийства, которые здесь совершаются.

Ньяль сказал:

– Да будет тебе удача, потому что ты хорошая женщина.

Потом она вышла из дома, и с ней много других. Астрид из Дьюпарбакки сказала Хельги, сыну Ньяля:

– Выйди со мной вместе, я наброшу на тебя женскую накидку и повяжу тебе голову платком.

Хельги сначала отговаривался, но потом уступил просьбам. Астрид повязала ему голову платком, а Торхильд набросила на него женскую накидку, и он вышел из дома между ними. Тогда же вышли дочери Ньяля Торгерд и Хельга и много другого народу. Но когда из дома вышел Хельги, Флоси сказал:

– Эта женщина, что там идет, высока ростом и широка в плечах. Схватите-ка ее!

Когда Хельги услыхал это, он сбросил с себя женскую одежду. У пего в руке был меч, и он нанес им удар человеку, который хотел схватить его, и отрубил ему низ щита и ногу. Тогда подоспел Флоси и нанес удар по шее Хельги, так, что у того отлетела голова. Затем он подошел к дверям и сказал, что хочет говорить с Ньялем и Бергторой. Ньяль вышел, и Флоси сказал:

– Я хочу предложить тебе, чтобы ты вышел из дома, потому что ты погибнешь в огне безвинный.

Ньяль сказал:

– Я не выйду, потому что я человек старый и едва ли смогу отомстить за своих сыновей, а жить с позором я не хочу.

Тогда Флоси сказал Бергторе:

– Выходи, хозяйка! Потому что я совсем не хочу, чтобы ты погибла в огне.

Бергтора сказала:

– Молодой я была дана Ньялю, и я обещала ему, что у нас с ним будет одна судьба.

И они оба вернулись в дом. Бергтора сказала:

– Что нам нужно теперь делать?

– Мы пойдем и ляжем в нашу постель, – сказал Ньяль.

Тогда она сказала маленькому Торду, сыну Кари:

– Тебя вынесут из дома, и ты не сгоришь.

– Но ведь ты обещала мне, бабушка, – сказал мальчик, – что мы никогда не расстанемся. Пусть так и будет. Лучше я умру с вами, чем останусь в живых.

Тогда она отнесла мальчика в постель, а Ньяль сказал своему управителю:

– Смотри, где мы ляжем и как мы расположимся в постели, потому что я не собираюсь двигаться с места, как бы меня ни беспокоил дым или огонь. Заметь хорошенько, где надо будет искать наши кости.

Тот сказал, что так и сделает. Незадолго перед этим был зарезан бык, и шкура его лежала там. Ньяль сказал управителю, чтобы он покрыл их этой шкурой, и тот обещал сделать это. Затем они легли оба в постель и положили мальчика между собой. Они перекрестили себя и мальчика и поручили свой дух богу. Это были последние слова, которые от них слышали. Управитель взял шкуру, накрыл их ею и вышел. Кетиль из Марка встретил его и вытащил из дома. Он подробно расспросил о своем зяте Ньяле, и тот рассказал ему всю правду. Кетиль сказал:

– Большое горе судил нам рок, и нам обоим выпало на долю это великое несчастье.

Скарпхедин видел, как его отец улегся в постель, и сказал:

– Рано наш отец ложится спать, но это неудивительно, ведь он человек старый.

Потом Скарпхедин, Кари и Грим стали подхватывать падавшие сверху головни и метать их в людей Флоси. Это продолжалось некоторое время. А люди Флоси стали метать в них копья, но те подхватывали все копья в воздухе и метали их обратно. Тогда Флоси велел своим людям прекратить эту перестрелку.

– Всякая схватка с ними будет теперь для нас невыгодна, – сказал он. – Подождите, пока огонь одолеет их.

Они так и сделали. С крыши стали падать балки. Скарпхедин сказал:

– Наверно, моего отца уже нет в живых, а не было слышно, чтобы он стонал или кашлял.

Они пошли в конец главного дома. Там свалилась поперечная балка, которая сильно обгорела в середине. Кари сказал Скарпхедину:

– Взбеги по ней, а я помогу тебе и потом взбегу вслед за тобой, и тогда мы оба спасемся, потому что весь дым относит в эту сторону.

Скарпхедин сказал:

– Беги ты первый, а я побегу сразу же за тобой.

– Это не годится, – говорит Кари, – потому что я могу выбраться из дома и в другом месте, если здесь не выйдет.

– Я не согласен, – говорит Скарпхедин. – Беги ты первым, а я побегу за тобой.

Кари сказал:

– Каждый человек должен стараться спасти свою жизнь, если это возможно. Так сделаю и я. Но нам с тобой больше не придется увидеться, потому что, если я выберусь из огня, у меня не хватит духа броситься в пего назад к тебе, и каждый из нас пойдет тогда своим путем.

– Меня веселит мысль, – говорит Скарпхедин, – что если ты спасешься, зять, то ты отомстишь за нас.

Тогда Кари взял в руку пылающую головню и взбежал по балке. Он швырнул головню с крыши, и она упала на тех, кто стоял около дома. Они отскочили. На Кари пылала вся одежда и волосы. Он прыгнул с крыши и побежал в ту сторону, куда относило дым. Тогда тот, кто был всех ближе, сказал:

– Не человек ли там спрыгнул с крыши?

– Что ты, – сказал другой, – это Скарпхедин бросил в нас головней.

И они больше не стали думать об этом. А Кари добежал до ручья, бросился в него и потушил на себе огонь. Оттуда он перебежал, скрываясь в дыму, в яму и там лег отдохнуть. Эта яма называется с тех пор ямой Кари,




СХХХ


Теперь надо рассказать о Скарпхедине. Он побежал вверх по балке вслед за Кари, но когда он добежал до того места, где балка всего больше обгорела, она рухнула под ним. Скарпхедин успел спрыгнуть вниз и сразу же снова бросился вверх по балке и взбежал на стену, но тут балка съехала под ним со стены, и он свалился вниз. Тогда Скарпхедин сказал:

– Теперь ясно, что мне суждено.

Он пошел вдоль боковой стены. Гуннар, сын Ламби, вскочил на стену и увидел Скарпхедина. Он сказал:

– Ты, кажется, плачешь, Скарпхедин?

– Нет, – отвечает тот, – но глаза и впрямь пощипывает. А ты, кажется, смеешься?

– Конечно, – говорит Гуннар, – и я ни разу не смеялся с тех пор, как ты убил Траина на Маркарфльоте.

Скарпхедин сказал:

– Вот тебе на память об этом!

Он вынул из своего кошелька зуб, который он выбил у Траина, и бросил его в Гуннара. Зуб попал ему прямо в глаз, так что глаз выскочил на щеку, а Гуннар свалился со стены.

Потом Скарпхедин пошел к своему брату Гриму. Они взялись за руки и стали затаптывать огонь, но когда они дошли до середины дома, Грим упал мертвый.

Скарпхедин пошел тогда в конец дома. Раздался сильный грохот. Это обрушилась крыша. Скарпхедин оказался между обрушившейся крышей и стеной и не мог оттуда выбраться.

Флоси и его люди оставались у сгоревших построек до самого утра. Какой-то человек подъехал к ним. Флоси спросил, как его зовут. Тот сказал, что его зовут Гейрмунд и что он родич сыновей Сигфуса.

– Большое дело вы сделали, – говорит он.

Флоси отвечает:

– Люди будут называть это и большим делом и злым делом. Но теперь уже ничего не поделаешь.

– Сколько здесь знатных людей погибло? – спрашивает Гейрмунд.

Флоси отвечает:

– Здесь погибли Ньяль и Бергтора, все их сыновья, Торд, сын Кари, Кари, сын Сальмунда, и Торд Вольноотпущенник. О других мы не можем точно сказать, потому что не знаем их.

Гейрмунд сказал:

– Ты назвал среди погибших того, кто на самом деле спасся и с кем я разговаривал сегодня утром.

– Кто же это? – говорит Флоси.

– Я и мой сосед Бард встретили Кари, сына Сальмунда, – говорит Гейрмунд, – и Бард дал ему свою лошадь. У него обгорели волосы и одежда.

– Было у него при себе какое-нибудь оружие? – говорит Флоси.

– У него был меч Фьярсвавнир («Усыпитель жизни»), – говорит Гейрмунд. – Его лезвие посинело, и мы сказали, что оно, наверно, потеряло закалку, но он ответил на это, что закалит его снова в крови сыновей Сигфуса или других участников сожжения Ньяля.

– Что он сказал о Скарпхедине и Гриме?

Гейрмунд отвечает:

– Он сказал, что они оба были еще живы, когда он с ними расстался, но, наверно, теперь уже умерли.

Флоси сказал:

– То, что ты нам сказал, не обещает нам покоя, потому что спасся человек, который всего больше похож на Гуннара из Хлидаренди. Знайте, сыновья Сигфуса и все вы, что из-за этого пожара начнется такая большая тяжба, что многим она будет стоить головы, а некоторым всего добра. Я думаю, что никто из вас, сыновей Сигфуса, не посмеет теперь жить у себя дома, и это вполне простительно. Я приглашаю вас всех к себе на восток, и пусть у нас будет одна судьба.

Они поблагодарили его. Тогда Модольв, сын Кетиля, сказал вису:
		Кари один остался



		Из семейства Ньяля.



		Это совершили



		Сигфуса потомки.



		Из-за смерти Хаскульда



		Ньяля смерть настигла.



		Жгло жилище воинов



		Пламя, ярко рдея.








– Другим чем-нибудь надо похваляться, – сказал Флоси, – а не тем, что мы сожгли Ньяля. В этом нет ничего славного.

Флоси взошел затем на стену, и с ним Глум, сын Хильдира, и некоторые другие. Глум спросил:

– Умер Скарпхедин или нет?

Другие сказали, что, наверно, он уже давно умер. Огонь иногда вырывался наружу, иногда погасал. Тогда они услышали, что внизу, в огне, кто-то сказал вису:
		Женщина не в силах



		Дождь ресниц умерить,



		Услыхав, что в битве,



		В шумной схватке копий



		…[81 - Две строчки стихов неразборчивы.]



		И свистели копья,



		Наносили раны.








Грани, сын Гуннара, сказал:

– Живой или мертвый сказал Скарпхедин эту вису?

– Я не буду гадать на этот счет, – говорит Флоси.

– Давайте искать Скарпхедина или других людей, которые здесь сгорели, – говорит Грани.

– Не надо делать этого, – говорит Флоси. – Только такие глупые люди, как ты, могут заниматься этим, когда народ собирается во всей округе. Тот, кто теперь промедлит, струсит потом так, что не будет знать, куда бежать. Мой совет уехать нам всем отсюда как можно скорее.

Флоси и его люди пошли поспешно к лошадям, и Флоси спросил Гейрмунда:

– А что, Ингьяльд у себя в Кельдуре?

Гейрмунд ответил, что он, наверно, у себя дома.

– Вот человек, – сказал Флоси, – который нарушил данную нам клятву и все свои обещания.

Флоси сказал тогда сыновьям Сигфуса:

– Как вы хотите поступить с Ингьяльдом? Хотите вы простить его, или же мы поедем и убьем его?

Они все ответили, что хотят сразу же поехать и убить его. Тогда Флоси вскочил на свою лошадь, и за ним все другие, и они уехали.

Флоси ехал впереди. Он направился к реке Ранге и потом вверх по ней. Он увидел человека, едущего ему навстречу по другой стороне реки. Он узнал в нем Ингьяльда из Кельдура. Флоси окликнул его. Ингьяльд остановился и повернулся к реке. Флоси сказал ему:

– Ты нарушил договор с нами и должен лишиться своего добра и жизни. Сыновья Сигфуса хотят убить тебя. Так что твои дела плохи. Но я не убью тебя, если ты предоставишь мне право рассудить нас.

Ингьяльд отвечает:

– Я скорее поеду к Кари, чем предоставлю тебе право рассудить нас. А сыновьям Сигфуса я отвечу, что боюсь их не больше, чем они меня.

– Подожди тогда, – говорит Флоси. – Если ты не трус, я пошлю тебе подарок.

– Подожду, конечно, – говорит Ингьяльд.

В это время к Флоси подъехал его племянник Торстейн, сын Кольбейна, с копьем в руке. Он был один из самых храбрых среди людей Флоси и очень достойный человек. Флоси выхватил у него копье и метнул его в Ингьяльда. Оно попало в него с левой стороны, пронзило щит ниже ручки и раскололо его на куски, вонзилось в бедро выше колена и застряло в седле. Флоси спросил у Ингьяльда:

– Что, попал?

– Попал, – говорит Ингьяльд, – но я называю это царапиной, а не раной.

Ингьяльд выдернул копье из раны и сказал Флоси:

– Теперь ты подожди, если ты не трус.

И он метнул копье через реку. Флоси увидел, что копье летит прямо в него, и осадил лошадь, так что копье пролетело над самой лошадью Флоси, но попало не в него, а прямо в Торстейна, и тот сразу же свалился с лошади мертвый. А Ингьяльд скрылся в лесу, и они его не догнали. Тогда Флоси сказал своим людям:

– Мы потеряли много людей. Вы знаете также, как нам теперь не повезло. Мой совет – ехать на гряду Трихюрнингсхальсар. Оттуда нам будет видно любое скопление всадников по всей округе. Ведь они теперь будут собирать народ отовсюду и думать, что мы поехали на восток от Трихюрнингсхальсара. Они будут думать, что мы поехали на восток, в горы и дальше в наши края. Большая часть их поедет туда, и только некоторые поедут вдоль берега моря к гряде Сельяландсмули, потому что им будет казаться менее вероятным, что мы поехали туда. Что же до нас, то я советую – ехать на гору Трихюрнинг и ждать там, пока солнце не зайдет в третий раз.

Так они и сделали.




CXXXI


Теперь надо рассказать о Кари, что он вылез из ямы, в которой он отдыхал. Он шел, пока не встретил Барда, и между ними произошел разговор, о котором рассказал Гейрмунд. Оттуда Кари отправился к Марду, сыну Вальгарда, и рассказал ему о том, что случилось. Тот очень огорчился. Кари сказал, что для мужчины есть дело более достойное, чем оплакивать мертвых, и попросил его лучше собрать людей п привести их к броду Хольтсвад.

После этого он поехал в Тьорсардаль к Хьяльти, сыну Скегги. И когда он переправился через реку Тьорсу, он увидел, что ему навстречу быстро скачет какой-то человек. Кари подождал его и узнал Ингьяльда из Кельдура.

Он увидел, что у того все бедро залито кровью. Он спросил Ингьяльда, кто его ранил, и тот рассказал ему.

– Где вы встретились? – говорит Кари.

– У реки Ранги, – говорит Ингьяльд, – он метнул в меня через реку копье.

– А ты что-нибудь ему сделал? – спрашивает Кари.

– Я метнул копье обратно, – отвечает Ингьяльд, – и они сказали, что я попал в кого-то, и он сразу же умер.

– Ты не знаешь, – говорит Кари, – в кого ты попал?

– По-моему, в Торстейна, племянника Флоси, – говорит Ингьяльд.

– Да будут благословенны твои руки! – говорит Кари.

После этого они оба поехали к Хьяльти, сыну Скегги, и рассказали ему о том, что случилось. Он возмутился и сказал, что надо непременно догнать их и убить. Затем он стал собирать народ и созвал всех. И вот они с Кари и со всем народом поехали к месту встречи с Мардом, сыном Вальгарда, и встретились с ним у брода Хольтсвад. Мард уже ждал их, и с ним было много народу. Они разделились для преследования: одни поехали нижней дорогой к Сельяландсмули, другие – к Фльотсхлиду, третьи – верхней дорогой, через гряду Трихюрнингсхальсар и в Годаланд, затем на север к Саиду, четвертые – к Фискиватну и повернули обратно, пятые – на восток, в Хольт, нижней дорогой, и рассказали Торгейру о том, что случилось, и спросили его, не проезжали ли те здесь. Торгейр сказал:

– Я, конечно, не большой хавдинг, но все же Флоси надо подумать несколько раз, прежде чем проезжать у меня перед глазами. Ведь он убил моего дядю Ньяля и моих двоюродных братьев. А вам ничего не остается, как вернуться назад, потому что вы ищете дальше, чем нужно. А Кари скажите, чтобы он приезжал сюда ко мне и оставался у меня, если хочет. Но если он не хочет приехать сюда, то я присмотрю за его хозяйством в Дюрхольмаре, если ему угодно. Скажите ему, что я помогу ему как смогу и поеду с ним на альтинг. А еще пусть он знает, что я и мои братья как самые близкие родственники убитых имеем право предъявить обвинение на суде. Мы так думаем повести тяжбу, чтобы, если мы сможем, их объявили вне закона, а затем отомстим им. Но с вами я сейчас не поеду, потому что знаю, что это ни к чему: они сейчас будут очень осторожны.

И вот они вернулись обратно и встретились все в Хове. Они говорили, что опозорились, оттого что не нашли убийц, но Мард сказал, что это не так. Многие стали предлагать поехать к Фльотсхлиду и разграбить все добро тех, кто замешан в этом деле, но все же предоставили решать Марду. Тот сказал, что это было бы величайшей глупостью. Они спросили его, почему он так говорит.

– Потому, – ответил он, – что если мы не тронем их дворы, то они заедут присмотреть за хозяйством и навестить своих жен, и тогда со временем мы сможем их подстеречь. Вы можете не сомневаться, что я буду верным Кари, потому что я должен отвечать и за самого себя.

Хьяльти сказал ему, чтобы он делал как обещал. Затем Хьяльти пригласил Кари к себе, и тот сказал, что приедет к нему первому. Они передали, что Торгейр приглашал его, но он сказал, что воспользуется этим предложением позднее и что все должно кончиться хорошо, как говорит ему его предчувствие, если будет много таких людей. После этого они отпустили всех.

Флоси и его люди видели всё это со своей горы. Флоси сказал:

– Возьмем теперь своих коней и уедем, сейчас это уже можно.

Сыновья Сигфуса спросили, можно ли им вернуться по домам и отдать распоряжения по хозяйству.

– Мард будет рассчитывать, – сказал Флоси, – на то, что вы навестите своих жен, и я догадываюсь, что это был его совет не трогать ваших дворов. И я советую, чтобы вы не расходились и все поехали со мной на восток.

Все послушались этого совета, и вот они все пустились в путь – севернее ледника, а затем на восток, в Свинафелль. Флоси сразу же послал людей сделать запасы, чтобы у них ни в чем не было недостатка.

Флоси никогда не хвастался тем, что сделал. Но никто не видел также, чтобы он боялся. Он пробыл дома всю зиму, далеко за рождество.




СХХХII


Кари сказал Хьяльти, чтобы тот поехал с ним искать кости Пьяля:

– Ведь все поверят твоим рассказам и тому, что ты увидел.

Хьяльти сказал, что охотно перевезет кости Ньяля в церковь. Их поехало пятнадцать человек. Они поехали на восток через реку Тьорсу и приглашали людей ехать с ними. Так их собралось с соседями Ньяля до сотни человек.

Они приехали в Бергторсхваль к полудню. Хьяльти спросил Кари, где мог бы лежать Ньяль, и Кари указал им место. Там надо было убрать очень много пепла. Они нашли шкуру, и она вся словно съежилась от огня. Они подняли шкуру, и оба – Ньяль и Бергтора – оказались не сгоревшими. Все возблагодарили бога и сочли это большим чудом. Затем вынули мальчика, который лежал между ними, и у него оказался обгоревшим палец, который он высунул из-под кожи. Вынесли Ньяля, а потом Бергтору. Затем все подошли посмотреть на их тела. Хьяльти сказал:

– Как вы находите эти тела?

Они ответили:

– Мы бы хотели послушать сначала, что ты скажешь.

Хьяльти сказал:

– Я вам скажу, что думаю, не таясь. Тело Бергторы кажется мне таким, каким я и думал его найти, и оно даже хорошо выглядит, но тело Ньяля и его лик кажутся мне такими сияющими,[82 - Такие утверждения встречаются в житийной литературе XIII века.] что я еще ни у одного мертвого не видал такого сияющего тела.

Все согласились с ним. Затем они принялись искать Скарпхедина. Те, кому было позволено выйти из горящего дома, показали место, где Флоси со своими людьми слышал, как была сказана виса. Там крыша обвалилась возле передней стены, и Хьяльти сказал, что копать надо там. Тогда они так и сделали и нашли там тело Скарпхедина. Он стоял у стены. У него обгорели ноги почти до колен, но больше ничего на нем не обгорело. Он закусил себе усы. Глаза у него были открыты и не вытаращены. Секиру он загнал в стену так глубоко, что она вошла по самую середину лезвия и не пострадала. Затем секиру вытащили. Хьяльти поднял ее и сказал:

– Это редкое оружие, и мало кто сможет носить его.

Кари сказал:

– Я знаю человека, который сможет носить эту секиру.

– Кто это? – спросил Хьяльти.

– Торгейр Скораргейр, – ответил Кари. – По-моему, он теперь самый большой человек в роде.

После этого со Скарпхедина сняли одежду. Она не сгорела. Руки у него были сложены крестом, правая поверх левой. Они нашли на нем два ожога, один между лопаток, а другой на груди, и оба они имели очертания креста, так что люди решили, что он сам выжег их себе. Все нашли, что стоять возле мертвого Скарпхедина оказалось легче, чем они думали, потому что теперь его никто не боялся.

Они принялись искать Грима и нашли его кости в середине главного дома. Напротив него, под продольной стеной, они нашли Торда Вольноотпущенника, а в ткацкой – старуху Сеунн и еще троих человек. Всего они нашли кости одиннадцати человек. После этого они перевезли тела в церковь.

Затем Хьяльти поехал домой, и Кари – с ним. У Ингьяльда опухла нога. Тогда он поехал к Хьяльти, и тот вылечил его, но Ингьяльд остался хромым.

Кари поехал в Тунгу к Асгриму, сыну Эллиди-Грима. Торхалла уже приехала домой и успела рассказать о том, что случилось. Асгрим принял Кари с распростертыми объятьями и сказал ему, чтобы он оставался у него на весь год. Кари согласился. Тогда Асгрим пригласил к себе всех, кто был в Бергторсхвале. Кари сказал, что это хорошее предложение, и прибавил:

– Я принимаю его от их имени.

Тогда все приехали к Асгриму.

Когда Торхаллю, сыну Асгрима, сказали, что Ньяля, его воспитателя, нет в живых и что он сожжен, то он так расстроился, что весь побагровел и у него из ушей хлынула струями кровь так, что ее было не унять. Он лишился чувств, и лишь тогда кровь остановилась. После этого он встал и сказал, что держал себя малодушно, и прибавил:

– Я бы только хотел суметь отомстить кому-нибудь из тех, кто сжег его, за то, что сейчас со мной приключилось.

Другие сказали, что никто не сочтет это за позор, но он ответил, что не хочет отступать от своих слов.

Асгрим спросил Кари, какой помощи он может ждать от тех, что живут восточнее рек. Кари ответил, что Мард, сын Вальгарда, и Хьяльти, сын Скегги, помогут ему чем могут, а также Торгейр Скораргейр и все его братья. Асгрим сказал, что это была бы большая сила.

– На какую помощь от тебя мы сможем рассчитывать? – спрашивает Кари.

– На все, что я смогу, – отвечает Асгрим, – и еще в придачу на мою жизнь.

– Так и сделай, – говорит Кари.

– Я втянул в наше дело и Гицура и спросил у него совета, что нам делать, – говорит Асгрим.

– Это хорошо, – говорит Кари, – а что он предложил?

Асгрим отвечает:

– Он предложил, чтобы мы ничего не делали до весны, а там поехали на восток и начали против Флоси тяжбу об убийстве Хельги,[83 - Поскольку в этом случае Флоси был непосредственным убийцей, и именно он мог быть наказан.] вызвали на суд соседей места убийства и объявили на тинге о поджоге. Я также спросил Гицура, кому следует вести тяжбу об убийстве, и он сказал, что Марду, хочет он этого или нет. «Пусть ему достанется самое трудное, потому что во всем деле он вел себя хуже всех. Кари всякий раз, когда он будет встречаться с Мардом, будет в гневе, и это поможет моим стараниям заставить его согласиться», – сказал мне Гицур.

Тогда Кари сказал:

– Мы будем следовать твоим советам, пока ты сможешь давать их нам и стоять во главе нас.

Надо сказать о Кари, что он не мог спать по ночам. Однажды ночью Асгрим проснулся и услышал, что Кари не спит. Асгрим сказал:

– Тебе не спится ночью?

Тогда Кари сказал вису:
		Ночью сон от глаз моих



		Прочь бежит, о воин!



		Я бессонной ночью



		Вспоминаю Ньяля.



		С той поры, как пламя



		Сокрушило дом его,



		Не могу забыть я



		О своей потере.








Кари ни о ком так часто не говорил, как о Ньяле и Скарпхедине. Он никогда не поносил своих врагов и никогда ничем не угрожал им.




СХХХIII


Однажды ночью в Свинафелле случилось, что Флоси застонал во сне. Глум, сын Хильдира, стал будить его, но долго не мог добудиться. Наконец Флоси сказал:

– Пусть позовут ко мне Кетиля из Марка.

Кетиль пришел. Флоси сказал:

– Я хочу рассказать тебе мой сон.

– Хорошо, – говорит Кетиль.

– Приснилось мне, – говорит Флоси, – будто я в Ломагнупаре. Я выхожу из дома, смотрю на гору, и она открывается. Из нее вышел человек в одежде из козьих шкур и с железным посохом в руке. Он шел и звал моих людей, сначала одних, потом других, и звал их по именам. Первым он позвал Грима Рыжего и Арни, сына Коля. Мне это показалось странным. И будто он потом позвал Эйольва, сына Бальверка, Льота, сына Халля из Сиды, и еще шесть каких-то человек. Потом он помолчал. А затем он позвал пятерых из наших людей – сыновей Сигфуса, твоих братьев. После этого он позвал других пятерых – среди них Ламби, Модольва и Глума. Потом он позвал еще троих. Под конец он позвал Гуннара, сына Ламби, и Коля, сына Торстейна. После этого он подошел ко мне. Я спросил у него, что нового. Он сказал, что мог бы рассказать кое-какие новости. Тогда я спросил, как его зовут, и он назвался Ярнгримом (Железным Гримом). Я спросил его, куда он держит путь, и он ответил, что держит путь на альтинг.

– Что ты будешь там делать? – спросил я.

Он ответил:

– Сначала я отведу соседей, потом судей, а затем я приготовлю поле боя.

И тогда он сказал:
		Воин придет могучий,



		В битвах много воинов



		Наземь он повергнет,



		Все увидят это.



		Слышу, черные копья



		Громко зазвенели.



		Кровь росой покроет



		Ноги воинов в сече.








Он ударил посохом, и раздался сильный грохот. После этого он вошел в гору, а меня охватил страх. И вот мне хочется, чтобы ты сказал, что, по-твоему, означает мой сон.

– Мне думается, – сказал Кетиль, – что все, кто был назван, скоро умрут. Мне кажется, что нам не следует никому говорить об этом сне, раз это так.

Флоси сказал, что так и сделает.

Вот проходит зима и кончается рождество. Флоси говорит своим людям:

– Я полагаю, нам надо отправиться из дому, потому что, как мне думается, нас не оставят в покое. Мы отправимся сейчас просить помощи. Теперь сбудется то, что я вам говорил, – у многих нам придется валяться в ногах, прежде чем кончится это дело.




CXXXIV


После этого они все собрались в путь. Флоси был в штанах, закрывавших всю ногу и ступню, потому что он собирался идти пешком.[84 - Как непритязательный проситель, который хочет, чтобы его прием дешевле обошелся хозяевам.] Он знал, что тогда и другим покажется легче идти пешком.

Сначала они отправились в Кнаппавалль, на следующий день – в Брейду, из Брейды в Кальвафелль, оттуда – в Бьярнанес у Хорнафьорда, оттуда – в Ставафелль у Лона, а затем в Тватту, к Халлю из Сиды. Флоси был женат на его дочери Стейнвар.

Халль принял их очень хорошо. Флоси сказал ему:

– Я хочу попросить тебя, тесть, чтобы ты поехал на тинг со всеми своими людьми, которые ездят с тобой на тинг.

Халль ответил:

– Сбылась пословица, что недолго рука радуется удару. Многие из твоих людей, которые больше всех подбивали других на худшее, теперь не смеют поднять голову. Но что до меня, то я должен помочь тебе, насколько это в моих силах.

Флоси сказал:

– Что ты посоветуешь мне теперь делать?

Халль сказал:

– Отправляйся на север до самого Вапнафьорда и проси у всех хавдингов помощи. Она тебе понадобится еще до конца тинга.

Флоси пробыл там три ночи, отдохнул и оттуда отправился на восток, в Гейтахеллур, а оттуда – в Беруфьорд, Там они переночевали. Оттуда они пошли на восток, в долину Брейддаль, в Хейдалир. Там жил Халльбьярн Сильный. Он был женат на Оддню, сестре Сарли, сына Бродд-Хельги. Флоси там приняли хорошо. Халльбьярн много расспрашивал его о сожжении Ньяля, и Флоси подробно рассказал ему обо всем. Халльбьярн спросил, как далеко Флоси направляется на север, и тот ответил, что держит путь к Вапнафьорду. Тут Флоси вынул из своего пояса кошелек и сказал, что хочет подарить его Халльбьярну. Тот взял деньги, но сказал, что Флоси незачем делать ему подарки.

– Однако я хотел бы знать, чем я могу отплатить тебе, – сказал он.

– Мне деньги не нужны, – сказал Флоси, – но я хотел бы, чтобы ты поехал со мной на тинг и поддержал бы меня в моем деле. Правда, я не могу просить тебя: ведь ты мне не родич и не свойственник.

Халльбьярн сказал:

– Я обещаю, что я поеду с тобой на тинг и помогу в твоем деле, как я помог бы своему брату.

Флоси поблагодарил его. Оттуда он пошел через равнину Брейддальсхейд, а затем в Хравнкельсстадир. Этим двором владел Хравнкель, сын Торира, внук Хравнкеля, правнук Хравна. Флоси там приняли хорошо, и он попросил Хравнкеля, чтобы тот поехал с ним на тинг и помог ему. Хравнкель долго отговаривался, но в конце концов обещал, что его сын Торир поедет со всеми своими людьми и поможет ему также как годи его тинга. Флоси поблагодарил его и пошел в Берсастадир. Этим двором владел Хольмстейн, сын Мудрого Берси. Он принял Флоси очень хорошо. Флоси попросил о помощи. Хольмстейн сказал, что он уже награжден за эту помощь.

Оттуда они пошли в Вальтьовсстадир. Этим двором владел Сарли, сын Бродд-Хельги, брат Бьярни, сына Бродд-Хельги. Он был женат на Тордис, дочери Гудмунда Могучего из Мадрувеллира. Их приняли там хорошо. А наутро Флоси стал просить Сарли, чтобы тот поехал с ним на тинг, и предложил ему за это денег.

– Я еще ничего не могу сказать, – ответил тот, – пока я не знаю, на чьей стороне Гудмунд Могучий, мой тесть, потому что я буду помогать ему, на чьей бы стороне он ни был.

Флоси сказал:

– Я вижу по твоему ответу, что тобою правит твоя жена.

Флоси встал и велел своим людям взять одежду и оружие. Они ушли, так и не заручившись поддержкой.

Они направились через Лагарфльот и дальше через горы к Ньярдвику. Там жили двое братьев – Торкель Мудрейший и его брат Торвальд. Их отцом был Кетиль Гром, сын Тидранди Мудрого, внук Кетиля Грома, правнук Торира Глухаря. Матерью Торкеля Мудрейшего и Торвальда была Ингвильд, дочь Торкеля Мудрейшего. Флоси там приняли хорошо. Он рассказал братьям о своем деле и попросил у них помощи, по они отказались, пока он не подарил каждому из них за помощь три марки серебра. Тогда они согласились помочь Флоси. Ингвильд, их мать, стояла рядом, когда они пообещали поехать с ним на тинг, и начала плакать. Торкель спросил:

– Что ты плачешь, мать?

Она ответила:

– Мне приснилось, что твой брат Торвальд был в красной одежде, и она была такая тесная, словно она была пришита к его телу. И будто на ногах у него были красные чулки, обвитые плохими обвязками. И мне было жалко смотреть на него, потому что я знала, что ему очень неудобно в этой одежде, но я не могла ничего поделать.

Они рассмеялись, назвали этот сон глупостью и сказали, что ее болтовня не удержит их от поездки на тинг. Флоси очень благодарил их и оттуда отправился к Вапнафьорду.

Он пришел в Хов. Этим двором владел Бьярни, сын Бродд-Хельги, внук Торгильса, правнук Торстейна Белого. Отцом Торстейна Белого был Альвир, сын Эйвальда, внук Бычьего Торира. Матерью Бьярни была Халла, дочь Лютинга. Матерью Бродд-Хельги была Асвар, дочь Торира, сына Граут-Атли, внука Торира Глухаря. Бьярни, сын Бродд-Хельги, был женат на Раннвейг, дочери Торгейра, сына Эйрика из Годдалира, внука Гейрмунда, правнука Хроальда, праправнука Эйрика Торчащая Борода. Бьярни принял Флоси с распростертыми объятьями. Флоси предложил Бьярни деньги за помощь. Бьярни сказал:

– Я никогда не продавал своего мужества или своей помощи за деньги. А теперь, когда тебе нужна поддержка, я поступлю как твой друг, поеду с тобой на тинг и помогу, как помог бы своему брату.

– Тогда я не знаю, как тебя благодарить, – сказал Флоси, – хотя я и ждал этого от тебя.

После этого Флоси поехал в Кроссавик. Торкель, сын Гсйтира, был еще раньше его большим другом. Флоси рассказал ему о своем деле. Торкель сказал, что он должен помочь Флоси как может и не отступаться от его дела. Торкель поднес Флоси на прощанье богатые подарки.

Оттуда Флоси отправился на север, к Вапнафьорду, и там во Фльотсдальсхерад. Он остановился у Хольмстейна, сына Мудрого Берси, и сказал ему, что все захотели помочь ему в его нужде, кроме Сарли, сына Бродд-Хельги. Хольмстейн сказал, что причиной этому то, что Сарли человек мирный. Хольмстейн поднес Флоси богатые подарки.

Флоси отправился вверх по долине Фльотсдаль, а оттуда на юг горами через Эксархраун, вниз по долине Свидинхорнадаль, вышел к западной части Альфтафьорда и остановился лишь в Тватте у своего тестя Халля. Там Флоси со своими людьми отдыхал полмесяца. Флоси спросил Халля, что он посоветует, как ему вести себя и что делать. Халль сказал:

– Я советую тебе, чтобы ты оставался дома вместе с сыновьями Сигфуса и присматривал за хозяйством, а они пусть пошлют людей смотреть за их хозяйством. Поезжайте теперь домой, а когда вы поедете на тинг, то поезжайте все вместе и не разделяйтесь. Потом пусть сыновья Сигфуса поедут к своим женам. Мы тоже поедем на тинг – я, Льот, мой сын, и все наши люди, – и мы поможем тебе чем только сможем.

Флоси поблагодарил его. На прощанье Халль поднес ему богатые подарки.

После этого Флоси уехал из Тватты, и о его поездке рассказывать нечего, пока он не вернулся домой, в Свинафелль. Он пробыл тут остаток зимы и все лето до самого тинга.




CXXXV


Торхалль, сын Асгрима, и Кари, сын Сальмунда, однажды поехали в Мосфелль к Гицуру Белому. Он встретил их с распростертыми объятьями, и они пробыли у него очень долго. Однажды, когда они говорили с Гицуром Белым о сожжении Ньяля, Гицур назвал большим счастьем, что Кари выбрался из огня. Тут у Кари с языка слетела виса:
		Нехотя и в гневе



		Я покинул, о воин,



		Дом горящий Ньяля



		В пламени и дыме.



		Жег огонь жилище



		С воинами. Люди,



		Верьте! Говорю я



		О великом горе.








Тогда Гицур сказал:

– Понятно, что ты не забываешь этого. Однако не будем больше говорить об этом сейчас.

Кари сказал, что хочет ехать домой. Гицур сказал ему:

– Хотелось бы мне дать тебе совет. Не езди домой, а отправляйся отсюда на восток, к подножию гор Эйяфьялль, к Торгейру Скораргейру и Торлейву Ворону. Они поедут на запад вместе с тобой, потому что они главные истцы в деле. Пусть с ними поедет их брат Торгрим Большой. Вы поедете к Марду, сыну Вальгарда. Ты передай ему мои слова, чтобы он начал тяжбу против Флоси об убийстве Хельги, сына Ньяля. А если он будет тебе что-нибудь возражать против этого, то прикинься страшно разгневанным и сделай вид, будто хочешь ударить его секирой по голове. Если же он не подчинится, то пригрози ему моим гневом. А еще скажи ему, что я велю Тор-катле, моей дочери, уйти от него и вернуться ко мне, домой. Ему не вынести этого, потому что он души не чает в ней.

Кари поблагодарил его за совет. Кари не просил его о помощи, потому что думал, что он и тут, как и всегда во всем другом, поступит как друг.

Оттуда Кари отправился на восток, через реки, к Фльотсхлиду, через Маркарфльот и потом к Сельяландсмули. Они добрались до Хольта. Торгейр очень обрадовался их приезду. Он рассказал им о путешествии Флоси и о том, какую большую помощь он получил в восточных фьордах. Кари ответил, что нет ничего удивительного в том, что он просит себе помощи, – ведь ему есть за что отвечать. Торгейр сказал:

– Чем хуже у них будут дела, тем лучше!

Кари передал Торгейру советы Гицура. Затем они поехали на запад, в Рангарвеллир, к Марду, сыну Вальгарда. Он принял их хорошо. Кари передал ему слова его тестя Гицура. Мард колебался и говорил, что против Флоси дело вести труднее, чем против десятерых других. Кари сказал:

– Ты держишь себя точно так, как он предсказал, потому что нет в тебе ничего хорошего: ты и труслив и нерешителен. Кончится все это тем, что Торкатла поедет домой к своему отцу, и поделом тебе это будет.

Она тут же собралась и сказала, что уже давно готова к тому, что им с Мардом придется расстаться. Тогда Мард сразу повел совсем другие речи, попросил, чтобы она сменила гнев па милость, и взял на себя тяжбу. Кари сказал:

– Теперь, раз ты взял на себя тяжбу, действуй смело, ведь дело идет о твоей жизни.

Мард сказал, что сделает все, чтобы с честью довести дело до конца.

После этого он созвал к себе девятерых соседей. Это все были соседи места убийства. Мард взял за руку Торгейра и назвал двух свидетелей.

– Я призываю вас в свидетели того, – сказал он, – что Торгейр, сын Торира, передал мне право вести тяжбу против Флоси, сына Торда, об убийстве Хельги, сына Ньяля, и все доказательства, которые относятся к делу. Ты передаешь мне эту тяжбу, чтобы я преследовал их по закону или мирился и пользовался всеми правами законного истца. Ты передаешь мне по закону, и я принимаю по закону.

В другой раз Мард назвал свидетелей.

– Я призываю вас в свидетели того, – сказал он, – что я обвиняю Флоси, сына Торда, в том, что он незаконно первым напал и нанес Хельги, сыну Ньяля, рану мозга, или внутренностей, или костей,[85 - Рассказчик и здесь употребляет формулу из сборника законов, в которой перечисляются все возможные раны, не сообразив, что в конкретном случае в эту формулу должны быть подставлены конкретные факты, т. е. указано, какая именно рана нанесена ответчиком.] которая оказалась смертельной и от которой Хельги умер. Я объявляю об этом при пяти соседях места убийства, – и он назвал их всех, – и объявляю по закону. Я объявляю о тяжбе, переданной мне Торгейром, сыном Торира.

Еще раз он назвал свидетелей.

– Я призываю вас в свидетели того, – сказал он, – что я обвиняю Флоси, сына Торда, в том, что он нанес Хельги рану мозга, или внутренностей, или костей, которая оказалась смертельной и от которой он умер, на месте, где Флоси, сын Торда, перед этим незаконно первым напал на Хельги, сына Ньяля. Я объявляю об этом при пяти соседях места убийства, – и он назвал их всех, – и объявляю по закону. Я объявляю о тяжбе, переданной мне Торгейром, сыном Торира.

После этого Мард назвал свидетелей.

– Я призываю вас в свидетели того, – сказал он, – что я требую, чтобы все эти девятеро соседей места убийства, – и он назвал их всех по именам, – поехали на альтинг и засвидетельствовали, что Флоси, сын Торда, первым незаконно напал на Хельги, сына Ньяля, на том месте, где Флоси, сын Торда, нанес Хельги, сыну Ньяля, рану мозга, или внутренностей, или костей, которая оказалась смертельной и от которой Хельги умер. Я требую, чтобы вы сказали всё, что сказать вас обязывает закон, чего я потребую от вас на суде и что относится к этому делу. Я требую этого от вас по закону, так что вы сами слышите. Я требую этого по тяжбе, переданной мне Торгейром, сыном Торира.

Мард назвал своих свидетелей.

– Я призываю вас в свидетели того, что я потребовал от этих девятерых соседей места боя, чтобы они поехали на альтинг и засвидетельствовали, нанес ли Флоси, сын Торда, Хельги, сыну Ньяля, рану мозга, или внутренностей, или костей, которая оказалась смертельной и от которой Хельги погиб, на том месте, где Флоси, сын Торда, первым незаконно напал на Хельги, сына Ньяля. Я требую от вас, чтобы вы сказали всё, что сказать вас обязывает закон, чего я потребую от вас на суде и что относится к делу. Я требую этого от вас законным требованием, так что вы сами его слышите. Я требую этого по тяжбе, переданной мне Торгейром, сыном Торира.

После этого Мард сказал:

– Вот тяжба начата, как вы меня просили. Я хочу теперь попросить тебя, Торгейр, чтобы ты заехал за мной, когда поедешь на тинг, и чтобы мы поехали вместо с твоими и моими людьми и как можно лучше поддерживали бы друг друга. Моих людей я соберу как раз к началу тинга. Я буду во всем верен вам.

Они сказали, что согласны, и поклялись друг другу в том, что ни один из них не оставит другого, пока этого не захочет Кари, и что каждый из них отдаст свою жизнь за другого. Они договорились встретиться на тинге и дружески расстались.

Торгейр поехал обратно на восток, а Кари поехал на запад, через реки, в Тунгу, к Асгриму. Тот его принял очень хорошо. Кари рассказал Асгриму обо всех советах Гицура Белого и о начале тяжбы.

– Я ждал от него, – сказал Асгрим, – что он поступит хорошо, и он не обманул моих ожиданий.

Асгрим спросил:

– Какие вести у тебя есть о Флоси?

Кари ответил:

– Он ходил на восток до самого Вапнафьорда, и почти все хавдинги обещали ему помочь и поехать с ним на тинг. Они ожидаю также помощи от людей из Рейкьядаля, с Льосаватна[86 - Т. е. над Торкелем Дерзким] и с Эксарфьорда.

Они много еще говорили об этом.

И вот подходит время альтинга. У Торхалля, сына Асгрима, так разболелась нога, что над лодыжкой она распухла и стала толстой, как бедро женщины. Он мог ходить, только опираясь на палку. Он был человеком высокого роста и сильным, темноволосым и смуглым, сдержанным в речах, но горячим. Он был одним из трех величайших знатоков законов в Исландии.

Вот подходит время ехать на тинг.

Асгрим сказал Кари:

– Поезжай к началу тинга и покрой наши палатки. Пусть с тобой поедет и мой сын Торхалль, потому что ты будешь с ним добрее и заботливее, чем все другие. Он ведь хром, а на этом тинге он нам будет очень нужен. Пусть с вами поедет еще двадцать человек.

После этого они собрались в путь и поехали на тинг, покрыли там палатки и удобно расположились.




CXXXVI


Флоси и десять десятков людей, которые вместе с ним были при сожжении Ньяля, отправились на запад. Они доехали до Фльотсхлида. Там сыновья Сигфуса распорядились по хозяйству и пробыли день, а вечером они поехали на запад, через реку Тьорсу, переночевали там, а рано утром сели на коней и поехали дальше. Флоси сказал своим людям:

– Теперь мы поедем в Тунгу, к Асгриму, и подразним его.

Они охотно согласились.

Когда они подъезжали к Тунге, Асгрим и с ним еще несколько человек стояли перед домом. Как только подъезжающие показались, они их сразу же увидели. Люди Асгрима сказали:

– Это, наверное, Торгейр Скораргейр. Асгрим сказал:

– Нет, не думаю, потому что эти люди приближаются со смехом и криками, а родичи Ньяля, такие, как Торгейр, не смеялись бы, пока не отомщено сожжение Ньяля. Мне думается другое, и, может быть, вам это покажется невероятным. По-моему, это Флоси, а с ним его поджигатели, и они, верно, хотят подразнить нас. Войдемте все в дом.

Они так и сделали. Асгрим велел подмести в доме и завесить стены, принести столы и накрыть их. Он велел поставить второй ряд скамеек.

Флоси въехал на луг перед домом и сказал своим людям, чтобы они слезли с коней и вошли в дом. Те послушались, и Флоси со своими людьми вошел в дом. Асгрим сидел на поперечной скамье. Флоси посмотрел на скамьи и увидел, что приготовлено все, что только нужно. Асгрим не поздоровался с ними, а сказал Флоси:

– Столы накрыты – приготовлена еда для тех, кому она нужна.

Флоси и его люди сели за столы, а оружие свое прислонили к стене. Те, кто не уместился на скамьях у стены, сели на скамейки, поставленные спереди, а четверо стояли с оружием перед местом, где сидел Флоси, во время всей еды. Пока они ели, Асгрим молчал, но лицо его побагровело. Когда они поели, женщины убрали со столов, и некоторые из них внесли воду для рук. Флоси не торопился, словно он был дома. В углу лежал дровяной топор. Асгрим схватил его двумя руками, вскочил на скамью у стены и хотел ударить Флоси по голове. Глум, сын Хильдира, успел увидеть его замысел. Он тотчас вскочил и выхватил топор у Асгрима из рук и повернул его лезвием к Асгриму, потому что Глум был силен. Тут подбежало много народу, и они хотели наброситься на Асгрима, но Флоси сказал, чтобы никто не тронул его.

– Слишком тяжелому испытанию мы его подвергли, – сказал он, – но он держал себя как должно и показал, что у него есть мужество.

Флоси сказал Асгриму:

– Мы сейчас распрощаемся здесь, но встретимся на тинге и там продолжим наши счеты.

– Пусть будет так, – сказал Асгрим, – но мне бы хотелось, чтобы, когда тинг кончится, вы повесили голову.

Флоси не ответил ничего.

Тогда они все вышли, сели на коней и ускакали. Они доехали до Лаугарватна и переночевали там. Наутро они добрались до Бейтивеллира и расположились на отдых. Там к ним подъехало много разных людей. Там был и Халль из Сиды, и были там все люди с восточных фьордов. Флоси очень обрадовался им и рассказал им о своем путешествии и случае с Асгримом. Многие хвалили Флоси и говорили, что он поступил отважно. Халль сказал:

– А я думаю по-другому. По-моему, ты поступил неразумно, Они и так достаточно хорошо помнят о своем горе, чтобы им еще снова напоминать о нем. Люди обычно сами себе же вредят, когда тяжело оскорбляют других.

Было видно по Халлю, что ему кажется, что Флоси зашел слишком далеко.

Оттуда они все вместе отправились дальше и добрались до верхнего поля тинга, построились там в боевой порядок и затем поехали вниз, к тингу. Флоси заранее, еще до того, как поехал на тинг, велел покрыть палатку Бюргисбуд (Крепость-палатку), а люди с восточных фьордов разъехались по своим палаткам.




CXXXVII


Торгейр Скораргейр отправился па запад, и с ним много людей. С ним были его братья Торлейв Ворон и Торгрим Большой. Они приехали в Хов к Марду, сыну Вальгарда, и подождали, пока тот соберется. Мард взял с собой всех, кто мог носить оружие, и они могли убедиться в том, что он вполне надежен.

Потом они ехали на запад, пока не перебрались через реки. Там они стали ждать Хьяльти, сына Скегги. Они прождали недолго, когда подъехал Хьяльти. Они ему очень обрадовались. Затем все вместе поехали дальше. Они остановились в Рейкире, в Бюскуфстунге, и стали ждать Асгрима, сына Эллиди-Грима. Он подъехал к ним, и они поехали на запад через реку Бруару. Асгрим рассказал тогда обо всем, что произошло у него с Флоси. Торгейр сказал:

– Мне бы хотелось, чтобы мы испытали их храбрость еще до конца тинга.

Они доехали до Бейтивеллира. Там к ним присоединился Гицур Белый, и с ним много его людей. Они долго говорили меж собой. Они добрались до верхнего поля тинга, построились там все в боевой порядок и потом поехали к тингу. Флоси и все его люди бросились к оружию, и чуть было не разгорелся бой, но Асгрим и его спутники не приняли боя и проехали к своим палаткам. Этот день прошел спокойно и никаких столкновений не было.

Из всех четвертей страны съехались хавдинги, и люди не помнили, чтобы когда-нибудь на тинге было бы столько народу.




CXXXVIII


Жил человек по имени Эйольв. Его отцом был Бальверк, сын Эйольва Серого из Отрадаля, внук Торда Ревуна, правнук Олейва Фейлана. Матерью Эйольва была Хродню, дочь Скегги с Мидфьорда. Эйольв был человеком очень уважаемым и на редкость хорошо разбирался в законах, так что он был одним из трех величайших знатоков законов в Исландии. Он был очень красив лицом, высок и силен и обещал стать со временем большим хавдингом. Он был жаден до денег, как и все его родичи.

Однажды Флоси пошел к палатке Бьярни, сына Бродд-Хельги. Бьярни принял его с распростертыми объятьями, и Флоси сел рядом с ним. Они долго говорили. Флоси сказал Бьярни:

– Что нам следует теперь делать?

Бьярни ответил:

– Нелегко, по-моему, найти выход. Мне кажется, что разумнее всего было бы просить себе поддержки, потому что они собирают большие силы против вас. И я хочу спросить тебя, Флоси, есть ли среди ваших людей опытный знаток законов, потому что ведь у вас на выбор две возможности: либо просить мира, – и это было бы очень хорошо, – либо отвести обвинение, найдя в нем ошибки, хотя в этом случае и решат, что вы действуете слишком дерзко. Мне думается, что вам лучше выбрать второе, потому что вы уже раньше держали себя дерзко, и теперь вам не пристало смиряться.

Флоси сказал:

– Раз уж ты спрашиваешь о знатоках законов, то я сразу же тебе отвечу, что нет их у нас среди наших людей, и мне не на кого надеяться, кроме твоего родича Торкеля, сына Гейтира.

Бьярни сказал:

– Его нельзя брать в расчет. Хоть он и знает законы, но он очень осторожен. Нечего думать о том, чтобы выставить его как щит. Однако он будет тебе верен не меньше других, потому что храбрости у него хватает. Но я должен сказать тебе, что тому, кто будет возражать против обвинения в сожжении Ньяля, это будет стоить жизни. А я бы не хотел, чтобы это случилось с моим родичем Торкелем. Попытайте счастья где-нибудь в другом месте.

Флоси сказал, что не знает, кто лучшие знатоки законов.

Бьярни сказал:

– Есть человек по имени Эйольв. Он сын Бальверка. Он самый сведущий знаток законов в западной четверти. Придется дать ему много денег, чтобы втянуть его в дело, но за этим мы не постоим. Нам надо также не расставаться с оружием на всех сборищах и быть все время начеку, но не нападать на них и лишь защищаться, если они на нас нападут. А теперь я пойду с тобой просить помощи, потому что мне кажется, что нельзя больше сидеть сложа руки.

Они вышли из палатки и пошли к людям с восточных фьордов. Бьярни переговорил с Лютингом, Блеингом и Хрои, сыном Арнстейна, и быстро добился от них того, чего просил. Затем они отправились к Колю, сыну Скути Убийцы, и к Эйвинду, сыну Торкеля, внуку годи Аскеля, и попросили у них помощи. Те долго отговаривались, но в конце концов они взяли три марки серебра и согласились. Затем они пошли к палатке людей с Льосаватна и пробыли у них некоторое время. Флоси попросил у людей с Льосаватна помощи, но они были несговорчивы и непокладисты. Тогда Флоси сказал в большом гневе:

– Скверно вы поступаете! У себя в округе вы жадны и несправедливы, а на тинге не хотите помочь людям, когда вас просят об этом. Вам еще не раз припомнят на тинге и будут вас попрекать тем, что вы забыли, как Скарпхедин насмеялся над вами, людьми с Льосаватна.

После этого он завел с ними тайный разговор, предложил им денег за помощь и убеждал их красивыми словами. Кончилось тем, что они обещали помощь и даже настолько расхрабрились, что обещали биться вместе с Флоси, если это понадобится. Бьярни сказал Флоси:

– У тебя немало достоинств. Ты большой хавдинг, ты смел и решителен. Не в чем тебя упрекнуть.

Затем они отправились на запад, через реку Эксару, к палатке Хладбуд.[87 - Палатка Хладбуд – палатка Снорри Годи.] Перед палаткой они увидели много людей. Среди них был человек в пурпурном плаще, накинутом на плечи, с золотой повязкой на голове и с секирой, увитой серебряной нитью, в руке. Бьярни сказал:

– Нам повезло. Вот он сам, Эйольв, сын Бальверка.

Они подошли к Эйольву и поздоровались с ним. Эйольв сразу узнал Бьярни и приветливо отвечал ему. Бьярни взял Эйольва за руку, отвел его в ущелье Альманнагья и сказал Флоси, чтобы он и его люди шли следом. Люди Эйольва тоже пошли с ними. Им было велено остаться наверху, на краю ущелья, и следить оттуда. Флоси и его спутники дошли до места, где в ущелье спускается тропа. Флоси сказал, что здесь удобно сидеть в видно далеко. Они уселись. Всего их было четверо, не больше. Тут Бьярни сказал Эйольву:

– Мы пришли к тебе, друг, потому, что нам очень нужна твоя помощь.

Эйольв сказал:

– Здесь на тинге немало достойных людей, и вам нетрудно найти таких, кто помог бы вам больше, чем я.

Бьярни сказал:

– Ты неправ. Ведь у тебя много такого, в чем никто здесь на тинге тебя не превосходит. Прежде всего ты знатного рода, как и все, кто пошел от Рагнара Кожаные Штаны. Родители твои тоже решали большие и важные дела на тинге и у себя в округе и всегда одерживали верх. Мне думается, что и ты, наверное, как твои родичи, будешь удачлив в тяжбах.

Эйольв сказал:

– Ты говоришь складно, но мне кажется, что я не заслужил этого.

Тогда Флоси сказал:

– Я не буду скрывать от тебя того, что у нас на уме. Мы хотим попросить у тебя, чтобы ты помог нам в нашей тяжбе, пошел с нами на суд, нашел ошибки в обвинении, если они есть, назвал эти ошибки от нашего имени и вообще помогал нам во всем, что может случиться.

Эйольв в гневе вскочил и сказал, что никто не смеет рассчитывать на то, чтобы загребать жар его руками или прикрываться им как щитом, если он сам этого не хочет.

– Я теперь вижу, – сказал он, – к чему клонились ваши красивые речи, которые вы вели со мной.

Халльбьярн Сильный схватил его и усадил между собой и Бьярни и сказал:

– Дерево не падает от первого удара, друг. Посиди-ка немного с нами.

Флоси снял с руки золотое запястье и сказал:

– Я хочу дать тебе это запястье, Эйольв, за дружбу твою и помощь и хочу показать тебе, что не думаю вовсе загребать жар твоими руками. Не побрезгуй моим подарком, потому что никому здесь на тинге я не дарил ничего подобного.

Запястье было такое большое и так искусно сделано, что стоило двенадцать сотен локтей полосатого сукна. Халльбьярн надел запястье на руку Эйольва. Эйольв сказал:

– Я, пожалуй, возьму запястье, раз ты такой хороший человек. Можешь рассчитывать, что я буду вести тяжбу и сделаю все, что потребуется.

Бьярни сказал:

– Вот и хорошо. Мы с Халльбьярном можем быть свидетелями того, что ты берешься вести тяжбу.

Тогда Эйольв и Флоси встали и подали друг другу руки. Эйольв взял на себя от Флоси все права и обязанности защитника в этой тяжбе, а также, в случае если бы из защиты возникла новая тяжба, – так как часто то, что в одной тяжбе защита, в другой – обвинение, – все права обвинения по этой новой тяжбе, будь то в Пятом суде или в суде четверти. Флоси передал ему права, как полагалось по закону, а он принял их, как полагалось по закону. Тогда он сказал Флоси и Бьярни:

– Вот я и взялся вести тяжбу, как вы просили. Но мне хочется, чтобы вы сначала об этом молчали. А если дело попадет в Пятый суд, то особенно остерегайтесь говорить, что вы заплатили мне за помощь.

Тут Флоси, Бьярни и все остальные встали. Флоси и Бьярни разошлись по своим палаткам, а Эйольв пошел в палатку Снорри Годи и сел рядом с ним. Они проговорили долго. Вдруг Снорри Годи схватил Эйольва за руку, засучил ему рукав и увидел, что у того на руке большое золотое запястье. Снорри спросил:

– Это запястье куплено или подарено?

Эйольв не нашелся что ответить и промолчал.

Снорри сказал:

– Теперь я ясно вижу, что ты, верно, получил его в подарок. Как бы это запястье не стоило тебе головы.

Эйольв вскочил и ушел. Он не хотел говорить об этом. Когда Снорри увидел, что Эйольв встал, он сказал:

– Скорее всего, ты узнаешь, что ты получил в подарок, еще до конца тинга.

И Эйольв ушел в свою палатку»




CXXXIX


Теперь надо рассказать о том, что Асгрим, сын Эллиди-Грима, и Кари, сын Сальмунда, встретились с Гицуром Белым, Хьяльти, сыном Скегги, Торгейром Скораргейром и Мардом, сыном Вальгарда. Асгрим повел такую речь:

– Нам можно говорить не таясь, потому что здесь собрались лишь люди, которые доверяют друг другу. Я хочу спросить вас, знаете ли вы что-нибудь о замыслах Флоси. Мне думается, что надо решать, что нам следует делать.

Гицур Белый отвечал:

– Снорри Годи послал ко мне человека сказать, что Флоси получил большую поддержку от людей северной четверти, а Эйольв, сын Бальверка, его родич, получил от кого-то золотое запястье и пытался скрыть это. Снорри сказал, что, как ему кажется, Эйольв, сын Бальверка, взялся выставить против нашего обвинения законные возражения, и за это ему, наверное, дали запястье.

Все согласились, что так оно, видно, и есть. Гицур сказал:

– Мой зять Мард, сын Вальгарда, взялся за дело, которое покажется всем самым трудным, – вести тяжбу против Флоси. И я хочу, чтобы вы разделили между собой другие тяжбы, потому что скоро уже пора будет объявлять о тяжбах на Скале закона. И нам нужно будет просить себе помощи.

Асгрим ответил:

– Ты прав. Но мы хотим, чтобы ты пошел с нами просить о помощи.

Гицур сказал, что согласен. После этого он выбрал самых умных из своих людей, чтобы они его сопровождали. Это были Хьяльти, сын Скегги, Асгрим, Кари и Торгейр Скораргейр. Тогда Гицур сказал:

– Пойдем сначала к палатке Скафти, сына Тородда.

Они так и сделали. Гицур шел первым, за ним Хьяльти, за ним Кари, за ним Асгрим, за ним Торгейр Скораргейр, за ним его братья. Они вошли в палатку. Скафти сидел на поперечной скамье. Когда он увидел Гицура, он поднялся навстречу ему, приветливо поздоровался с ним и всеми его спутниками и предложил Гицуру сесть рядом с ним. Тот сел. Гицур сказал Асгриму:

– Расскажи теперь, что мы просим у Скафти помощи, а я добавлю, что найду нужным.

Асгрим сказал:

– Мы пришли сюда, Скафти, просить у тебя помощи и поддержки.

Скафти сказал:

– В прошлый раз я показался вам несговорчивым, когда я но захотел помочь вам в ваших неурядицах.

Гицур сказал:

– Теперь дело идет о другом. Теперь надо начать тяжбу об убийстве бонда Ньяля и хозяйки Бергторы, которые оба были безвинно сожжены в своем доме, и троих сыновей Ньяля, и многих других хороших людей. И ты ведь не захочешь отказать людям в поддержке и не оказать помощи твоим родичам и родичам твоей жены.

Скафти ответил:

– Когда Скарпхедин сказал мне, что я сам вымазал себе голову дегтем, скрывался под полоской дерна, которую сам велел вырезать, и был в таком страхе, что Торольв, сын Лофта, отнес меня к себе на корабль в мешке с мукой и отвез в Исландию, – тогда я решил, что не буду участвовать в тяжбе об его убийстве.

Гицур сказал:

– Стоит ли сейчас вспоминать эти слова, когда нет уже в живых того, кто их сказал. Помоги мне, если ты не хочешь сделать этого ради других.

Скафти ответил:

– Эта тяжба тебя не касается, если только ты сам не захочешь ввязаться в нее.

Гицур очень рассердился и сказал:

– Непохож ты на своего отца. Правда, и в нем было разное, но он всегда помогал людям, когда у них была в этом нужда.

Скафти сказал:

– Разные мы с вами люди. Вы думали, что совершаете великие подвиги, – ты, Гицур Белый, когда напал на Гуннара из Хлидаренди, а ты, Асгрим, когда убил своего побратима Гаука.

Асгрим ответил:

– Никто не упрекает за лучшее, если он знает худшее. Но едва ли кто скажет, что я убил Гаука до того, как был вынужден сделать это. Тебя, пожалуй, можно простить, когда ты отказываешь нам в помощи, но непростительно, что ты поносишь нас. Мне бы только хотелось, чтобы еще до конца тинга наша тяжба принесла тебе величайший позор и чтобы никто не возместил его тебе.

Гицур и все его спутники встали и вышли. Они направились к палатке Снорри Годи и вошли в нее. Снорри был в палатке и сидел на поперечной скамье. Он сразу же узнал вошедших, поднялся им навстречу, назвал их желанными гостями и усадил рядом с собой. После этого они спросили друг друга, что слышно нового. Асгрим сказал Снорри:

– Мы с моим родичем Гицуром пришли сюда, чтобы просить у тебя помощи.

Снорри ответил:

– Вы вправе просить ее, – вы хотите начать тяжбу об убийстве ваших родичей. Мы получили не один добрый совет от Ньяля, хоть теперь об этом и мало кто помнит. Однако я не знаю, какая помощь вам больше всего нужна.

Асгрим ответил:

– Нам будет всего нужнее помощь, если нам придется биться на тинге.

Снорри сказал:

– Верно, тогда вам придется круто. Скорее всего дело пойдет так: вы будете очень настойчиво вести тяжбу, а они будут так защищаться, что ни одна сторона не признает себя неправой. Вы этого не потерпите и нападете на них, и вам не останется ничего другого, кроме как заставить их заплатить своим позором за убийство и унижением за ваших погибших родичей.

Было видно, что он всячески подстрекал их. Тогда Гицур сказал:

– Ты хорошо говоришь, Снорри. Ты всегда поступал смело и решительно, когда это требовалось.

Асгрим сказал:

– Я бы хотел знать, чем ты нам поможешь, если случится так, как ты говоришь.

Снорри сказал:

– Я докажу тебе свою дружбу так, что это будет к вашей большой чести, но на суд я не пойду. А если вы будете биться на тинге, то нападайте лишь тогда, когда вы будете вполне уверены в себе, потому что противники у вас сильные. Если же вас одолеют, то отступайте к нам сюда, потому что мои люди будут построены здесь в боевом порядке и будут готовы помочь вам. Но если случится, что они отступят перед вами, то я думаю, что они решат бежать в ущелье Альманнагья, где удобно защищаться, и если они доберутся туда, то вам с ними никогда не справиться. Я возьму на себя построить против них своих людей и не подпустить их к укрытию. Но преследовать их мы не станем, направятся ли они на север или на юг по реке. И когда вы перебьете из них примерно столько, за сколько у вас хватит уплатить виру, не расставаясь с вашими годордами и не покидая ваших округ, – тогда я прибегу со своими людьми и разниму вас. А вы должны будете послушаться меня, когда я сделаю это. Гицур горячо поблагодарил его и сказал, что это было бы для них лучше всего. После этого они все вышли из палатки. Гицур спросил:

– Куда мы пойдем теперь?

– К палатке людей из Мадрувеллира, – сказал Асгрим.

И они направились туда.




CXL


И когда они вошли в палатку, они увидели, что в ней сидит Гудмунд Могучий и разговаривает со своим воспитанником Эйнаром, сыном Коналя. Эйнар был умным человеком. Они подошли к Гудмунду. Он хорошо принял их и велел освободить для них в палатке место, чтобы они все могли сесть. Они спросили друг друга, что слышно нового. Асгрим сказал:

– Мы хотим попросить у тебя, Гудмунд, надежной поддержки.

Гудмунд спросил:

– Вы были уже у кого-нибудь из хавдингов?

Они ответили, что были у Скафти и у Снорри Годи и рассказали, так, чтобы не слышали другие, как их там встретили. Тогда Гудмунд сказал:

– В прошлый раз я был с вами несговорчив и малодушен. На этот раз я буду настолько же сговорчив, насколько в тот раз был несговорчив. Я пойду с вами на суд со всеми моими людьми, и помогу вам как смогу, и буду биться с вашими врагами, и, если будет нужно, отдам свою жизнь. А Скафти я отплачу тем, что его сын Торстейн Волчья Пасть будет биться на нашей стороне, потому что он не отважится пойти против моего желания, ведь он женат на моей дочери Йодис. Тогда Скафти захочет разнять нас.

Они поблагодарили его и еще долго проговорили так, что никто не мог их слышать. Гудмунд сказал им, чтобы они больше не лежали в ногах у других хавдингов, что это недостойно.

– Попытаем счастья с теми людьми, которые у нас уже есть. На все сборища на тинге ходите вооруженными, но пока боя не начинайте.

Тут они все вышли и направились домой, в свои палатки.

И вот подходит время тинга.




CXLI


Однажды люди пошли к Скале закона. Хавдинги стояли так, что Асгрим, сын Эллиди-Грима, Гицур Белый, Гудмунд Могучий и Снорри Годи были наверху, рядом со Скалой закона, а люди с восточных фьордов были ниже их. Мард, сын Вальгарда, стоял возле Гицура, своего тестя. Мард был на редкость красноречив. Гицур сказал ему, чтобы он выступил с обвинением в убийстве и говорил так громко, чтобы его было хорошо слышно. Мард назвал своих свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что я обвиняю Флоси, сына Торда, в том, что он незаконно первым напал на Хельги, сына Ньяля, на месте, где Флоси, сын Торда, напал на Хельги, сына Ньяля, и нанес ему рану внутренностей или костей, которая оказалась смертельной и от которой Хельги умер. Я говорю, что за это он должен быть объявлен вне закона и изгнан, и никто не должен давать ему пищу, указывать путь и оказывать какую-нибудь помощь. Я говорю, что он должен лишиться всего добра и половина его должна отойти мне, а другая половина – тем людям из четверти, которые имеют право на добро объявленного вне закона. Я объявляю об этом суду четверти, в котором по закону должно рассматриваться это обвинение. Я объявляю об этом по закону. Я объявляю об этом со Скалы закона так, чтобы все слышали. Я объявляю, что Флоси, сын Торда, должен быть судим этим летом и объявлен вне закона. Я объявляю о тяжбе, переданной мне Торгейром, сыном Торира.

На Скале закона поднялся сильный шум, потому что он говорил хорошо и складно.

Мард заговорил снова:

– Я призываю вас в свидетели того, – сказал он, – что я обвиняю Флоси, сына Торда, в том, что он нанес Хельги, сыну Ньяля, рану внутренностей или костей, которая оказалась смертельной и от которой Хельги умер на месте, где Флоси, сын Торда, незаконно первым напал на Хельги, сына Ньяля. Я говорю, что за это ты, Флоси, должен быть объявлен вне закона и никто не должен давать тебе пищу, указывать путь и оказывать какую-нибудь помощь. Я говорю, что ты должен лишиться всего добра и половина его должна отойти мне, а половина – тем людям из четверти, которые имеют право на добро объявленного вне закона. Я объявляю об этом суду четверти, в котором по закону должно рассматриваться это обвинение. Я объявляю об этом по закону. Я объявляю об этом со Скалы закона так, чтобы все слышали. Я объявляю, что Флоси, сын Торда, должен быть судим этим летом и объявлен вне закона. Я объявляю о тяжбе, переданной мне Торгейром, сыном Торира.

После этого Мард сел.

Флоси внимательно выслушал его и не проронил ни слова.

Торгейр Скораргейр встал, назвал своих свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что я обвиняю Глума, сына Хильдира, в том, что он высек огонь и поджег дом в Бергторсхвале, так что в доме сгорели Ньяль, сын Торгейра, и Бергтора, дочь Скарпхедина, и все те люди, что погибли там. Я говорю, что он за это должен быть объявлен вне закона и никто не должен давать ему пищу, указывать путь и оказывать какую-нибудь помощь. Я говорю, что он должен лишиться всего добра и половина его должна отойти мне, а половина – тем людям из четверти, которые имеют право на добро объявленного вне закона. Я объявляю об этом суду четверти, в котором по закону должно рассматриваться это обвинение. Я объявляю об этом по закону. Я объявляю об этом со Скалы закона так, чтобы все слышали. Я объявляю, что Глум, сын Хильдира, должен быть судим этим летом и объявлен вне закона.

Кари, сын Сальмунда, предъявил обвинение против Коля, сына Торстейна, Гуннара, сына Ламби, и Грани, сына Гуннара, и люди нашли, что он говорил на редкость хорошо. Торлейв Ворон предъявил обвинение против сыновей Сигфуса, а его брат Торгрим Большой – против Модольва, сына Кетиля, Ламби, сына Сигурда, и Хроара, сына Хамунда, брата Лейдольва Сильного. Асгрим, сын Эллиди-Грима, предъявил обвинение против Лейдольва и Торстейна, сына Гейрлейва, Арни, сына Коля, и Грима Рыжего. Все они говорили хорошо.

После этого другие предъявили свои обвинения, и на это ушла большая часть дня. Потом народ стал расходиться по своим палаткам.

Эйольв, сын Бальверка, пошел с Флоси к его палатке. Они зашли на восток от палатки. Флоси спросил его, видит ли он какую-нибудь ошибку в этих обвинениях.

– Нет, – говорит Эйольв.

– Что же теперь делать? – говорит Флоси.

– Вот что я тебе посоветую, – говорит Эйольв. – Передай свой годорд своему брату Торгейру, а сам войди в годорд к годи Аскелю, сыну Торкеля из Рейкьярдаля. II если они не будут этого знать, то может случиться, что они допустят здесь ошибку, потому что они предъявят обвинение в суд восточной четверти, а им нужно будет подавать его в суд северной четверти, и они это упустят. А если они предъявят обвинение не в тот суд, в который нужно, то против них можно начать тяжбу в Пятом суде.

Эту тяжбу мы и начнем против них, но только уж в самом крайнем случае.

Флоси сказал:

– Может быть, нам окупится наше запястье.

– Этого я не знаю, – сказал Эйольв, – но в тяжбе я вам помогу так, что люди увидят, что здесь ничего больше не поделаешь. Пошли теперь за Аскелем, а Торгейр пусть сейчас же придет к тебе, и с ним еще один человек.

Вскоре туда пришел Торгейр и принял годорд. Потом туда пришел и Аскель, и Флоси объявил, что он входит теперь в его годорд. Кроме них, никто больше об этом не знал.




CXIII


Все было спокойно до тех пор, пока не настало время, когда должны были начаться суды. Обе стороны приготовились и вооружились. И те и другие прицепили к своим шлемам боевые значки.

Торхалль, сын Асгрима, сказал:

– Не будьте запальчивы и делайте все как можно правильнее. А если вы встретитесь с какой-нибудь трудностью, дайте мне как можно скорее знать, и я помогу вам советом.

Асгрим и его спутники посмотрели на него и увидели, что у него все лицо побагровело, а на глазах выступили слезы, крупные как град. Он велел, чтобы ему принесли его копье. Это копье ему подарил Скарпхедин, и оно было большой драгоценностью. Когда они ушли, Асгрим сказал:

– Нелегко было моему сыну Торхаллю оставаться в палатке, и я не знаю, что он сейчас надумал. Мы же сейчас выступим с Мардом, сыном Вальгарда, и сделаем вид, что у нас нет никаких других тяжб, потому что главный наш враг – Флоси.

Асгрим послал человека за Гицуром Белым, Хьяльти и Гудмундом. Они все собрались и сразу же пошли к суду восточной четверти. Они стали к югу от суда, а Флоси и с ним все люди с восточных фьордов – к северу от суда. С Флоси кроме этого были люди из Рейкьярдаля и с Льосаватна. Там был и Эйольв, сын Бальверка. Флоси наклонился к нему и сказал:

– Дела наши неплохи. Возможно, что все будет, как ты предполагал.

– Молчи! – сказал Эйольв. – Придет время, и мы воспользуемся этим.

Мард, сын Вальгарда, назвал своих свидетелей и предложил кинуть жребий, кому из людей, кто требует объявления вне закона, первым излагать свое дело, кому за ним и кому потом. Он предложил это согласно закону, перед судом, так что судьи слышали. Затем бросили жребий, и первым изложить свое дело выпало ему. Мард, сын Вальгарда, назвал снова своих свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что я предохраняю себя от того, чтобы мое дело было объявлено незаконным, если я неправильно выражусь или оговорюсь. Я оставляю за собой право поправлять все свои слова до тех пор, пока не изложу правильно свое дело. Я призываю вас в свидетели этого для себя или для других, кому это свидетельство будет нужно или выгодно.

Мард сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что я предлагаю Флоси, сыну Торда, или всем другим людям, кому он передал по закону свою защиту, выслушать мою присягу, изложение моего дела и все доказательства, которые я собираюсь привести против него. Я предлагаю это согласно закону, перед судом, так, чтобы все судьи слышали.

Мард сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что я приношу присягу на книге,[88 - Т. е. на евангелии или молитвеннике. Для того времени, когда происходил процесс о сожжении Ньяля (1011 г.), это, вероятно, анахронизм.] как полагается по закону, и говорю богу, что я буду вести тяжбу по правде, по совести и по закону и выполню все, что полагается по закону, пока я веду эту тяжбу.

Затем он сказал так:

– Я назвал свидетелем Тородда, а другим – Торбьярна,[89 - см. следующее примечание.] когда я обвинил Флоси, сына Торда, в том, что он незаконно первым напал на Хельги, сына Ньяля, на месте, где Флоси, сын Торда, незаконно первым напал на Хельги, сына Ньяля, когда Флоси, сын Торда, нанес Хельги, сыну Ньяля, рану внутренностей или костей, которая оказалась смертельной и от которой Хельги умер. Я сказал, что за это он должен быть объявлен вне закона и никто не должен давать ему пищу, указывать путь и оказывать какую-нибудь помощь. Я сказал, что он должен лишиться всего добра и половина его должна отойти мне, а другая половина – тем людям из четверти, которые имеют право на добро объявленного вне закона. Я объявил об этом суду четверти, в котором по закону должно разбираться это обвинение. Я объявил об этом по закону. Я объявил об этом со Скалы закона так, чтобы все слышали. Я объявил, что Флоси, сын Торда, должен быть судим этим летом и объявлен вне закона. Я объявил о тяжбе, переданной мне Торгейром, сыном Торира. Когда я предъявлял обвинение, я говорил теми же словами, которыми я сейчас излагаю свое дело. Я излагаю дело в суде восточной четверти Йону, в согласии с тем, что я сказал, когда предъявлял обвинение.

Мард сказал:

– Я назвал свидетелем Тородда, а другим – Торбьярна, когда я обвинил Флоси, сына Торда, в том, что он нанес Хельги, сыну Ньяля, рану внутренностей или костей, которая оказалась смертельной и от которой Хельги умер, на месте, где Флоси, сын Торда, до этого незаконно первым напал на Хельги, сына Ньяля. Я сказал, что за это он должен быть объявлен вне закона и никто не должен давать ему пищу, указывать путь и оказывать какую-нибудь помощь. Я сказал, что он должен лишиться всего добра и половина его должна отойти мне, а другая половина – тем людям из четверти, которые имеют право на добро объявленного вне закона. Я объявил об этом суду четверти, в котором по закону должно разбираться это обвинение. Я объявил об этом по закону. Я объявил об этом со Скалы закона так, чтобы все слышали. Я объявил, что Флоси, сын Торда, должен быть судим этим летом и объявлен вне закона. Я объявил о тяжбе, переданной мне Торгейром, сыном Торира. Когда я предъявлял обвинение, я говорил теми же словами, которыми я сейчас излагаю свое дело. Я излагаю дело в суде восточной четверти Йону,[90 - Я излагаю дело… Иону… – Истец должен был обращаться к одному из судей, тому, который в заключение должен был повторить все сказанное на суде. Но рассказчик забыл заменить стоявшее в сборнике законов христианское имя Йон, аналогичное русскому «имя рек» и невозможное в начале XI века. Имена свидетелей Тородд и Торбьярн, видимо, тоже взяты из сборника законов, но они вполне возможны в данную эпоху.] в согласии с тем, что я сказал, когда предъявлял обвинение.

Свидетели того, как Мард предъявлял обвинение, выступили перед судом, и один из них дал показание, а второй подтвердил его. Он сказал так:

– Мард призвал в свидетели Тородда и вторым свидетелем меня, а меня зовут Торбьярном, – и он назвал имя своего отца, – Мард призвал нас в свидетели, что он обвинил Флоси, сына Торда, в том, что тот незаконно первым напал на Хельги, сына Ньяля, на месте, где Флоси, сын Торда, нанес Хельги, сыну Ньяля, рану внутренностей или костей, которая оказалась смертельной и от которой Хельги умер. Он сказал, что Флоси за это должен быть объявлен вне закона и никто не должен давать ему пищу, указывать путь и оказывать какую-нибудь помощь. Он сказал, что Флоси должен лишиться всего добра и половина его должна отойти ему, а другая половина – тем людям из четверти, которые имеют право на добро объявленного вне закона. Он объявил об этом суду четверти, в котором по закону должно разбираться это обвинение. Он объявил об этом по закону. Он объявил об этом со Скалы закона так, чтобы все слышали. Он объявил, что Флоси, сын Торда, должен быть судим этим летом и объявлен вне закона. Он объявил о тяжбе, переданной ему Торгейром, сыном Торира. Когда он предъявлял обвинение, он говорил теми же словами, которыми он изложил свое дело и которыми мы сейчас даем наше показание. Мы дали правильно наше свидетельское показание, и оба согласны во всем. Мы дали наше показание в суде восточной четверти Иону, в согласии с тем, что сказал Мард, когда предъявлял обвинение.

Во второй раз они дали суду свое показание, и на этот раз сначала назвали рану, а нападение потом, но все остальные слова они сказали, как в первый раз, и добавили, что они дают свое показание в суде восточной четверти, в согласии с тем, что сказал Мард, когда предъявлял обвинение.

Затем перед судом выступили свидетели того, как Торгейр передал Марду ведение тяжбы, и один из них сказал, а другой согласился, что Мард, сын Вальгарда, и Торгейр, сын Торира, призвали их в свидетели того, что Торгейр, сын Торира, передал Марду, сыну Вальгарда, право вести тяжбу против Флоси, сына Торда, об убийстве Хельги, сына Ньяля.

– Он передал ему эту тяжбу и все доказательства, которые относятся к делу. Он передал ему эту тяжбу, чтобы тот преследовал противников по закону или мирился и пользовался всеми правами законного истца, Торгейр передал по закону, и Мард принял по закону.

Таким образом они дали в суде восточной четверти Иону свои показания о передаче тяжбы теми же словами, которыми Торгейр и Мард призвали их в свидетели.

Всем свидетелям было предложено принести присягу до того, как они дали показания, а также судьям.

Мард, сын Вальгарда, назвал своих свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что я предлагаю девятерым соседям, которых я вызвал сюда по тяжбе против Флоси, сына Торда, сесть на западном берегу реки, чтобы другая сторона отвела тех из них, которые неправомочны. Я предлагаю по закону на суде, так что судьи слышат.

Мард снова назвал свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что я предлагаю Флоси, сыну Торда, или другому человеку, которому он передал по закону защиту своего дела, отвести неправомочных соседей из тех, которым я предложил сесть на западном берегу реки. Я предлагаю по закону на суде, так что все судьи слышат.

Мард снова назвал своих свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что теперь выполнено все, что требуется по закону при ведении тяжбы: предложено принести присягу, принесена присяга, изложено дело, даны свидетельские показания о предъявлении обвинения, даны свидетельские показания о передаче тяжбы, соседям предложено занять место, предложено отвести неправомочных соседей. Я призываю вас в свидетели того, что выполнено по этой тяжбе, и того, что я не хочу ее проиграть, если я оставлю суд, чтобы искать доказательств или по другим делам.

Флоси и его люди подошли к месту, где сидели соседи. Флоси сказал им:

– Сыновья Сигфуса должны знать, правомочны ли соседи, которые вызваны сюда.

Кетиль из Марка ответил:

– Один из этих соседей крестил Марда, сына Вальгарда, а другой его троюродный родственник.

Тогда они высчитали родство и подкрепили свои слова присягой. Эйольв назвал своих свидетелей того, что он требует от соседей, чтобы они не расходились, пока из них не будут отведены неправомочные. Эйольв назвал своих свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что я отвожу этих людей из числа соседей, – и он назвал их по именам и имена их отцов, – на том основании, что один из них троюродный родственник Mapда, а другой с ним в духовном родстве,[91 - Крестил его.] и поэтому оба они по закону должны быть отведены. Вы выведены по закону из числа соседей, потому что против вас объявлен законный отвод. Я отвожу вас по установлениям альтинга и общенародным законам. Я отвожу вас по переданной мне тяжбе Флоси, сына Торда.

Тогда все люди стали говорить, что дела Mapда плохи, и все решили, что защита получила преимущество перед обвинением.

Асгрим сказал Марду:

– Их дело еще не выиграно, хоть они и думают, что нанесли нам сильный удар. Надо найти моего сына Торхалля и послушать, что он нам посоветует.

К Торхаллю послали надежного человека, чтобы тот как можно точнее рассказал ему, как обстоит дело с их тяжбой и что Флоси и его люди объявили соседей неправомочными. Торхалль сказал:

– Я сделаю так, что вы не проиграете тяжбы. Скажи пославшим тебя, чтобы они не верили, что их перехитрили, потому что хитрец Эйольв на этот раз дал маху. Ступай теперь скорее к ним и скажи, чтобы Мард, сын Вальгарда, выступил перед судом и назвал своих свидетелей в том, что их отвод неправилен.

И он подробно рассказал, как им надо действовать.

Посланный вернулся и передал им советы Торхалля. Мард, сын Вальгарда, выступил тогда перед судом, назвал своих свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что я объявляю неправильным отвод Эйольва, сына Бальверка. А причина этому та, что он отвел соседей не как родственников истца, а как родственников того, кто ведет тяжбу. Я призвал вас в свидетели для меня или для того, кому это свидетельство может понадобиться.

После этого он предложил свидетелям дать суду свои показания. Он подошел к месту, где сидели соседи, и сказал, чтобы те из них, которые стояли, садились, поскольку они правомочны. Тогда все сказали, что Торхалль не ударил лицом в грязь, и все нашли, что у обвинения теперь дела лучше, чем у защиты.

Флоси сказал Эйольву:

– Как, по-твоему, это законно?

– Конечно, – ответил тот, – мы тут действительно промахнулись. Но мы еще потягаемся с ними!

Эйольв назвал своих свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что я отвел этих двоих человек из числа соседей, – и он назвал их обоих, – потому что вы сидите на чужой земле, а не на своей. Я не могу допустить, чтобы вы были среди соседей, потому что против вас объявлен законный отвод. Я отвожу вас по установлениям альтинга и общенародным законам.

Эйольв сказал, что на этот раз для него будет полной неожиданностью, если его опровергнут. Все нашли, что теперь у защиты дела лучше, чем у обвинения. Все очень хвалили Эйольва и говорили, что нет никого, кто бы мог сравниться с ним в знании законов.

Мард, сын Вальгарда, и Асгрим, сын Эллиди-Грима, послали человека к Торхаллю рассказать ему, что случилось. Когда Торхаллю всё рассказали, он спросил, какое имущество есть у этих двоих соседей. Посланный сказал:

– Один из них живет молоком, у него есть и коровы и овцы, а другой владеет третью земли, на которой он ведет хозяйство со своей семьей, он сам кормит себя, и у него общий очаг с одним человеком, который снимает землю, и одним пастухом.

Торхалль сказал:

– И на этот раз, как и в прошлый, они промахнулись. Я очень быстро опровергну их, сколько бы Эйольв ни хвастался, что закон на их стороне.

Торхалль очень подробно рассказал посланному, как им надо действовать. Посланный вернулся и передал советы Торхалля Марду и Асгриму. Мард выступил перед судом, назвал своих свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что я объявляю неправильным отвод Эйольва, сына Бальверка, поскольку он отвел из числа соседей людей, которые имеют право выносить решение как соседи. Всякий имеет право выступать на суде как сосед, у кого есть три сотни земли или больше, даже если у него нет скота, но тот, кто живет молоком, тоже имеет право выступать как сосед, даже если он снимает землю.

После этого он предложил свидетелям дать суду свои показания. Он подошел к месту, где были соседи, и предложил им сесть, и сказал, что они правомочны.

Поднялся сильный шум и крик, и все сказали, что Флоси и Эйольв потерпели поражение, и все решили, что у обвинения сейчас дела лучше, чем у защиты.

Флоси сказал Эйольву:

– Это правильно?

Эйольв сказал, что этого он не знает точно. Тогда они послали человека к законоговорителю Скафти, чтобы спросить его, правильно ли это. Он велел передать им ответ, что это, конечно, правильно, хоть и немногие знают это. Это было передано Флоси и его людям. Тогда Эйольв спросил сыновей Сигфуса о других соседях, которые были вызваны на суд. Они ответили, что четверо из них вызваны неправильно.

– Потому что те, кто живет ближе них к месту убийства, остались дома, – сказали они.

Эйольв назвал своих свидетелей того, что он отводит всех этих четверых из числа соседей, и отвел их, как полагается по закону. После этого он сказал оставшимся пяти соседям:

– Вы должны быть справедливы к обеим сторонам. Теперь вы должны выступить перед судом, когда вас вызовут, и назвать своих свидетелей в том, что вы не можете вынести решения, потому что вас пятеро, тогда как должно быть девятеро. Если же Торхалль и тут вывернется, то, значит, он может выиграть любую тяжбу.

Видно было, что Флоси и Эйольв очень горды своим успехом. Поднялся сильный шум, и все говорили, что тяжба о сожжении Ньяля проиграна и что дела у защиты теперь лучше, чем у обвинения.

Асгрим сказал Марду:

– Рано им еще хвастаться, пока не спросили Торхалля. Ньяль говорил мне, что он так научил Торхалля законам, что тот окажется величайшим знатоком законов в Исландии, когда дело дойдет до испытания.

К Торхаллю послали человека сказать, что случилось на суде, и передать хвастливые речи Флоси и Эйольва и мнение народа, что дело Mapда проиграно.

– Хорошо, – говорит Торхалль, – но и это не принесет им почета. Ступай к Марду и скажи ему, чтобы он назвал свидетелей и принес присягу в том, что большинство соседей вызвано правильно. Пусть он велит свидетелям дать свои показания суду. Тем самым он спасет свою тяжбу. Правда, он должен будет заплатить три марки серебра за каждого, кого он вызвал неправильно, но об этом нельзя подымать тяжбу на этом тинге.

Посланный вернулся и точно передал им слова Торхалля. Мард выступил перед судом, назвал своих свидетелей и принес присягу в том, что большинство соседей вызвано правильно. Он сказал, что спас свою тяжбу, ъ добавил:

– Так что нашим недругам надо гордиться чем-нибудь другим, а не тем, что мы здесь дали маху.

Поднялся сильный шум, и люди говорили, что Мард хорошо ведет дело, а Флоси и его люди лишь хитрят и крючкотворствуют. Флоси спросил Эйольва, правильно ли возражение их противников, но тот сказал, что не знает и что об этом может сказать лишь законоговоритель. Тогда Торкель, сын Гейтира, отправился к законоговорителю, – рассказал ему, что случилось, и спросил его от их имени, правильно ли то, что сказал Мард. Скафти ответил:

– Нынче больше великих знатоков законов, чем я думал. Но если сказать тебе правду, то он совершенно прав, п тут возразить нечего, хоть я и думал, что я один знаю этот закон теперь, когда Ньяля нет в живых, потому что, по-моему, только он знал его.

Торкель вернулся к Флоси и Эйольву и сказал, что такой закон есть.

Мард, сын Вальгарда, выступил перед судом, назвал свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что я требую, чтобы соседи, которых я вызвал для этой тяжбы против Флоси, сына Торда, вынесли бы решение, виновен он или нет. Я требую этого по закону, на суде, так что все судьи слышат это.

Соседи Марда выступили перед судом. Один из них произнес решение, а все другие подтвердили его. Он сказал следующее:

– Мард, сын Вальгарда, вызвал нас, девятерых соседей, но нас здесь только пятеро, так как четверо из нас были отведены. Были даны показания под присягой против этих четверых, которые должны были вынести решение вместе с нами. Мы должны теперь по закону вынести решение. Нас вызвали для того, чтобы мы решили, напал ли незаконно первым Флоси, сын Торда, на Хельги, сына Ньяля, на месте, где Флоси, сын Торда, нанес Хельги, сыну Ньяля, рану внутренностей или костей, которая оказалась смертельной и от которой Хельги умер. Он потребовал от нас, чтобы мы сказали всё, к чему нас обязывает закон, чего бы он мог потребовать на суде и что относится к этой тяжбе. Он потребовал этого по закону. Он потребовал этого так, что мы слышали. Он потребовал этого по тяжбе, переданной ему Торгейром, сыном Торира. Мы все принесли присягу, и вынесли решение, и были все единодушны в нашем решении. Мы выносим решение против Флоси и объявляем, что он виновен в том, в чем его обвиняют. Мы, выносим это наше решение в суде восточной четверти Иону, как этого от нас потребовал Мард. Вот все наше решение, – сказали они.

Они снова сказали свое решение, но назвали рану сначала, а нападение – после, но все остальное они сказали как раньше. Они вынесли решение против Флоси и нашли его виновным.

Мард, сын Вальгарда, выступил перед судом и назвал своих свидетелей в том, что соседи, которых он вызвал по своей тяжбе против Флоси, сына Торда, вынесли решение и признали его виновным. Он назвал этих свидетелей для себя и для тех, кому это свидетельство будет нужно или выгодно.

Мард снова назвал своих свидетелей и сказал: – Я призываю вас в свидетели того, что я предлагаю Флоси, сыну Торда, или тому человеку, которому он передал по закону защиту своего дела, изложить свои возражения против того обвинения, котерое я предъявил ему, потому что теперь выполнено все, что требуется по закону при ведении тяжбы: даны все свидетельские показания, вынесено решение соседями, названы свидетели этого решения и всего, что говорилось на суде. А если в их защите окажется что-нибудь, что мне нужно для ведения моей тяжбы, то я сохраняю за собой право использовать это. Я предлагаю по закону, на суде, так что судьи слышат это.

– Я смеюсь в душе, Эйольв, – сказал Флоси, – когда думаю, как им придется хмуриться и чесать себе затылки, когда ты изложишь свое возражение.




CXLIII


Эйольв, сын Бальверка, выступил перед судом, назвал своих свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что мое законное возражение против этого обвинения состоит в том, что вы ведете тяжбу в суде восточной четверти, между тем как Флоси заявил, что входит в годорд к годи Аскелю. Здесь есть свидетели, которые присутствовали при том, как это случилось, и которые подтвердят, что Флоси сначала передал свой годорд своему брату Торкелю, а затем заявил, что входит в годорд к годи Аскелю. Я называю этих свидетелей для себя или для тех, кому это свидетельство будет нужно.

Эйольв снова назвал своих свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что я предлагаю Марду, который должен вести эту тяжбу, или главному истцу выслушать мою присягу и мои возражения против обвинения, которые я выдвину, и также все те доказательства, которые я приведу. Я предлагаю по закону, на суде, так что судьи слышат это.

Эйольв опять назвал своих свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что я приношу присягу на книге, как полагается по закону, и говорю богу, что я буду вести защиту по совести, по правде и по закону и выполню все, что мне полагается по закону выполнить на этом тинге.

Эйольв сказал:

– Этих двух человек я призываю в свидетели того, что мое возражение заключается в том, что тяжба была начата не в том суде, в котором она должна была быть начата. Поэтому я объявляю их тяжбу незаконной. Я выдвигаю свое возражение в суде восточной четверти.

После этого он велел, чтобы свидетели дали суду все те показания, которые относятся к делу. Затем он назвал свидетелей всех доказательств защиты, которые были приведены.

Эйольв назвал своих свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что я запрещаю судьям разбирать тяжбу Марда, потому что теперь в суд поступило законное возражение. Я запрещаю это запрещением законным, бесспорным, полным и верным, как мне и положено запрещать на суде по установлениям альтинга и общенародным законам.

После этого он предложил суду вынести решение о его возражении.

Асгрим и его люди начали тяжбы об умышленном сожжении, и эти тяжбы пошли своим чередом.




CXLIV


Тут Асгрим и его люди послали человека к Торхаллю и велели рассказать ему, в какое трудное положение они попали. Торхалль ответил: Здесь рассказчик, видимо, забыл упомянуть о том, что защита по тем или иным причинам не выступила со своими возражениями и что поэтому началось заключительное повторение всего сказанного на суде.

– Слишком далеко я был! Ведь не случилось бы этого, если бы я был там. Я угадываю их замысел: они собираются вызвать вас в Пятый суд за противозаконное ведение тяжбы. Они, наверное, также собираются добиться того, чтобы дело о сожжении осталось нерешенным, потому что они сейчас не остановятся ни перед чем. Ступай как можно скорее и скажи, чтобы Мард вызвал на суд Флоси и Эйольва за то, что они дали на суде деньги, и потребовал бы для них изгнания. Пусть он также вызовет их на суд за то, что они приводили свидетельские показания, которые не относятся к делу,[92 - По-видимому, Торхалль имеет в виду неправильный отвод соседей.] и поэтому виновны в незаконном ведении тяжбы. Передай им мои слова, что если один человек дважды приговорен к изгнанию, это равносильно объявлению его вне закона. Вы должны как можно скорее предъявить ваш иск, чтобы он разбирался раньше их иска.

Посланный ушел и передал Марду и Асгриму слова Торхалля. После этого они пошли к Скале закона. Мард, сын Вальгарда, назвал своих свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что я вызываю на суд Флоси, сына Торда, за то, что он на тинге дал за помощь себе деньги Эйольву, сыну Бальверка. Я заявляю, что за это он должен быть приговорен к изгнанию и лишь тогда иметь право на отъезд из Исландии, если он уплатит судьям, которые будут отбирать у него добро, марку серебра. В противном случае он будет объявлен вне закона. Я заявляю, что он лишится всего добра и половина его должна отойти мне, а другая половина – тем людям из его четверти, которые имеют право на добро объявленного вне закона. Я вызываю его в Пятый суд, где по закону эта тяжба должна разбираться. Я прошу суд разобрать эту тяжбу и приговорить ответчика к изгнанию. Я обращаюсь в суд с законной просьбой. Я обращаюсь в суд со Скалы закона, так, чтобы все слышали меня.

Так же он обвинил Эйольва, сына Бальверка, в том, что тот взял деньги. И с этой тяжбой он обратился в Пятый суд.

Во второй раз он обвинил Флоси и Эйольва в том, что они привели суду свидетельства, которые по закону не относятся к делу, и тем самым оказались виновными в незаконном ведении тяжбы. Он заявил, что и за это они должны быть приговорены к изгнанию.

После этого они ушли и направились в лагретту. Там как раз собрался Пятый суд.

Когда Асгрим и Мард ушли, судьи не могли договориться, какой им вынести приговор. Одни из них хотели решить дело в пользу Флоси, а другие – в пользу Асгрима и Марда. Тут Флоси и Эйольв смогли заявить, что судьи не единодушны в решении. Там они и остались, пока производились вызовы на суд. Вскоре после этого Флоси и Эйольву сказали, что они вызваны со Скалы закона в Пятый суд по двум тяжбам каждый. Эйольв сказал:

– Неудачно мы поступили, оставшись здесь. Они опередили нас со своим вызовом на суд. Тут сказалась хитрость Торхалля, а ему нет равного в уме. Теперь они могут первыми начать против нас тяжбу, а им как раз этого и было нужно. Но мы все же пойдем к Скале закона и начнем с ними тяжбу, хотя бы от этого и было мало толку.

Они отправились к Скале закона, и Эйольв вызвал своих противников на суд за незаконное ведение тяжбы. После этого они пошли в Пятый суд.

Когда Мард и Асгрим пришли в Пятый суд, Мард назвал своих свидетелей и предложил выслушать его присягу, изложение его дела и все те доказательства, которые он собирался привести против Флоси и Эйольва. Он предложил это на суде, как полагалось по закону, так что все судьи слышали его.

В Пятом суде двое должны были подтверждать присягу и присягать сами. Мард назвал своих свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что я даю присягу Пятому суду – да будет бог милостив ко мне в этом мире и в ином – в том, что я буду вести свое дело по правде, по совести и по закону; что я считаю Флоси виновным в том, в чем я его обвиняю и что будет доказано; что я не давал денег этому суду ради своей тяжбы и не буду давать; что я не получал денег и не буду их получать ни в законных, ни в противозаконных целях.

Двое подтверждающих присягу Марда выступили перед судом, назвали своих свидетелей и сказали:

– Мы призываем вас в свидетели того, что мы даем присягу на книге, как полагается по закону, – да будет бог милостив к нам в этом мире и в ином, – в том, что мы отвечаем своей честью за то, что Мард будет вести свое дело по правде, по совести и по закону; что он не давал денег этому суду ради своей тяжбы и не будет давать, не получал денег и не будет их получать ни в законных, ни в противозаконных целях.

Еще раньше Мард вызвал на суд по своей тяжбе девятерых соседей с поля тинга. После этого Мард назвал свидетелей и изложил все четыре дела, которые он выдвигал против Флоси и Эйольва. Излагая свое дело, Мард говорил теми же словами, как когда он объявлял о нем. Он сказал на Пятом суде, что по каждому из этих дел он требует изгнания, как он требовал этого, когда объявлял о них. Мард назвал своих свидетелей и предложил девятерым соседям занять места на западном берегу реки. Мард назвал своих свидетелей и предложил Флоси и Эйольву отвести неправомочных соседей. Они подошли, чтобы отвести неправомочных соседей, но не смогли никого из них отвести и отошли раздосадованные. Мард назвал своих свидетелей и попросил этих девятерых соседей, которых он вызвал, вынести решение за или против. Соседи Марда выступили перед судом, и один из них произнес решение, а другие подтвердили его. Они все дали присягу Пятому суду, и вынесли решение против Флоси, и нашли его виновным. Они произнесли свое решение в Пятом суде тому человеку, которому Мард изложил свое дело. Затем они сказали то, что им было положено сказать по всем делам, и все было выполнено, как полагается по закону.

Эйольв, сын Бальверка, и Флоси со своими людьми пытались найти неправильность в ходе суда, но ничего не могли найти.

Мард, сын Вальгарда, назвал своих свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что эти девятеро соседей, которых я вызвал на эту тяжбу против Флоси, сына Торда, и Эйольва, сына Бальверка, вынесли решение и нашли их виновными.

И он назвал этих свидетелей.

Он снова назвал своих свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что я предлагаю Флоси, сыну Торда, или тому человеку, которому он передал по закону защиту своего дела, изложить свои возражения, потому что сейчас выполнено все, что требуется по делу: предложено выслушать присягу, дана присяга, изложено дело, даны все показания, соседям предложено занять места, предложено отвести неправомочных соседей, соседями вынесено решение и названы свидетели этого решения.

И он назвал свидетелей всего, что упоминалось на суде.

Тогда встал тот, кому было изложено дело,[93 - Здесь рассказчик, видимо, забыл упомянуть о том, что защита по тем или иным причинам не выступила со своими возражениями и что поэтому началось заключительное повторение всего сказанного на суде.] и повторил все сказанное на суде. Сначала он повторил, как Мард предложил выслушать свою присягу, изложение всего дела и все показания. Затем он повторил, как присягали Мард и подтверждающие его присягу. После этого он повторил, как Мард изложил дело, и сказал, что говорит теми же словами, которыми Мард говорил, излагая свое дело и объявляя о нем.

– Он изложил дело Пятому суду так, как он говорил, когда объявлял о нем.

После этого он повторил, как были даны показания о вызове в суд, и повторил все слова, которыми Мард вызвал на суд и которые говорили свидетели этого вызова.

– И которые я, – добавил он, – говорю в своем повторении. Они дали свои показания Пятому суду в тех же словах, которые он говорил, когда вызывал на суд.

После этого он повторил, как Мард предложил соседям занять свои места. Затем он повторил, как Мард предложил Флоси или тому человеку, которому он передал по закону защиту своего дела, отвести неправомочных соседей. Потом он повторил, как соседи выступили перед судом, вынесли решение и нашли Флоси виновным.

– Девятеро соседей, – сказал он, – вынесли свое решение перед Пятым судом.

После этого он повторил, как Мард назвал свидетелей того, что решение вынесено. Затем он повторил, как Мард назвал свидетелей всего, что упоминалось на суде, и предложил ответчику изложить свои возражения.

Мард, сын Вальгарда, назвал своих свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что я запрещаю Флоси, сыну Торда, или другому человеку, кому он передал по закону защиту своего дела, выступать с возражениями,[94 - После повторения всего сказанного на суде уже не разрешалось выступать с возражениями против обвинения.] потому что теперь выполнено все, что полагается по закону, и повторено все сказанное на суде.

После этого повторяющий произнес и это.

Мард назвал своих свидетелей и потребовал от судей, чтобы они вынесли приговор. Тогда Гицур Белый сказал:

– Ты еще не все сделал, Мард, ведь четыре дюжины судей не могут судить.[95 - По-видимому, отвод двенадцати судей должен был предшествовать повторению всего сказанного на суде.]

Флоси спросил Эйольва:

– Что теперь делать?

Тогда Эйольв ответил:

– Надо придумать выход. Но подождем! Мне кажется, что они неправильно ведут дело. Ведь Мард уже потребовал приговора. Теперь им надо вывести из числа судей шестерых человек, а затем они должны при свидетелях предложить нам вывести других шестерых. Мы этого не сделаем, и тогда им самим нужно будет вывести других шестерых человек, и тут-то они, наверное, и промахнутся. А если они их не выведут, тогда вся их тяжба недействительна, потому что судить должны три дюжины судей.

Флоси сказал:

– Умный ты человек, Эйольв! Не так-то легко справиться с тобой.

Мард, сын Вальгарда, назвал своих свидетелей и сказал:

– Я призываю вас в свидетели того, что я вывожу из числа судей этих шестерых человек, – и он назвал их всех по именам. – Я запрещаю вам заседать в суде. Я вывожу вас по установлениям альтинга и общенародным законам.

После этого он при свидетелях предложил Флоси и Эйольву вывести из числа судей других шестерых человек. Они, однако, не захотели сделать это. Тогда Мард сказал судьям, чтобы они судили. Когда приговор был вынесен, Эйольв назвал своих свидетелей и объявил неправильным приговор и все, что его противники предприняли, на том основании, что судили три с половиной дюжины судей, тогда как должно было судить три дюжины.

– А теперь мы начнем в Пятом суде тяжбу против вас, – сказал он, – и добьемся того, что вас осудят.

Гицур Белый сказал Марду:

– Сильно ты промахнулся, когда допустил эту ошибку. Это большая неудача. Что же нам теперь делать, родич Асгрим?

Асгрим сказал:

– Пошлем человека к моему сыну Торхаллю и посмотрим, что он нам посоветует.




CXLV


Тут Снорри Годи узнал, как обстоят дела, и стал строить в боевой порядок своих людей ниже ущелья Альманнагья, между ущельем и палаткой Хладбуд, и заранее рассказал им, что им нужно делать.

Посланный между тем пришел к Торхаллю и рассказал ему о случившемся – о том, что Мард, сын Вальгарда, и все его люди будут осуждены и что вся тяжба проиграна. Когда Торхалль услышал это, он был так потрясен, что не мог вымолвить ни слова. Он вскочил с постели, схватил двумя руками копье, которое ему подарил Скарпхедин, и проткнул им себе ногу. Когда он выдернул копье, то на него налипли мясо и стержень нарыва, а кровь и гной хлынули потоком, так что по полу потек ручей. Тут он, не хромая, вышел из палатки и зашагал так быстро, что посланному было не поспеть за ним. Он шел, пока не пришел в Пятый суд. Там ему попался Грим Рыжий, родич Флоси, и лишь только они встретились, Торхалль ударил его копьем в щит, так что щит раскололся, а копье пронзило Грима насквозь, и наконечник копья вышел у того между лопаток. Торхалль сбросил его с копья мертвым.

Кари, сын Сальмунда, увидел это и сказал Асгриму:

– Вот пришел твой сын Торхалль и уже убил врага. Большим будет для нас позором, если ни у кого, кроме него, не хватит духу отомстить за сожжение Ньяля!

– Этого не будет, – ответил Асгрим, – идем на них!

Все стали кричать, и раздался боевой клич. Флоси и его люди приготовились к защите, и обе стороны стали подзадоривать друг друга. Кари, сын Сальмунда, бросился туда, где были Арни, сын Коля, и Халльбьярн Сильный. Как только Халльбьярн увидел Кари, он взмахнул мечом, целясь ему в ногу, но Кари подпрыгнул, и Халльбьярн промахнулся. Кари кинулся на Арни, сына Коля, ударил его мечом по плечу и разрубил ему плечевую кость, и ключицу, и всю грудь. Арни тут же упал мертвым на землю. После этого Кари ударил мечом Халльбьярна, разрубил ему щит и отсек большой палец ноги. Хольмстейн метнул в Кари копье, но он поймал его в воздухе и кинул обратно, и тут еще одному из людей Флоси пришел конец.

Торгейр Скораргейр бросился на Халльбьярна Сильного. Торгейр с такой силой ударил его копьем, что Халльбьярн упал, с трудом поднялся на ноги и тотчас же отступил. Тут Торгейру попался Торвальд, сын Трумкетиля, и он сразу ударил его секирой Риммугюг, которая раньше принадлежала Скарпхедину. Торвальд выставил щит, но Торгейр разрубил щит донизу, а передним концом секиры глубоко рассек Торвальду грудь, так что тот тут же упал мертвым на землю.

Теперь надо рассказать о том, что Асгрим, сын Эллиди-Грима, его сын Торхалль, Хьяльти, сын Скегги, и Гицур Белый бросились к тому месту, где были Флоси, сыновья Сигфуса и другие участники сожжения Ньяля. Там разгорелся жестокий бой, и они бились так яростно, что Флоси и его люди в конце концов отступили.

Гудмунд Могучий, Мард, сын Вальгарда, и Торгейр Скораргейр бросились туда, где были люди с Эксфьорда, люди с восточных фьордов и люди из Рейкьярдаля. Там разгорелся жестокий бой. Кари, сын Сальмунда, бросился на Бьярни, сына Бродд-Хельги. Кари поднял копье и ударил им в щит Бьярни. Тот рванул щит в сторону, чтобы копье не пронзило его. Он хотел ударить Кари мечом по ноге, но Кари отдернул ногу и повернулся на пятке, так что Бьярни промахнулся. Кари тотчас ударил его мечом, но тут подоспел какой-то человек и прикрыл Бьярни щитом. Кари рассек ему весь щит, а концом меча распорол ему ногу от бедра донизу. Человек этот тотчас упал и до конца своей жизни оставался калекой. Тут Кари схватил двумя руками копье, кинулся на Бьярни и ударил его. Бьярни не оставалось ничего, кроме как свалиться на бок, чтобы избежать удара. Как только он поднялся на ноги, он отступил.

Торгейр Скораргсйр бросился на Хольмстейна, сына Мудрого Берси, и Торкеля, сына Гейтира. Дело кончилось тем, что оба отступили. Люди Гудмунда Могучего стали громко издеваться над ними.

Торвард, сын Тьярвис Льосаватна, был тяжело ранен: стрела попала ему в руку, и люди говорили, что стрелял Халльдор, сын Гудмунда Могучего. Ему так и не заплатили виры за эту рану до конца его дней. Бой был жаркий. Хоть здесь и рассказывается о некоторых происшествиях, на деле случилось гораздо больше, но об этом не сохранилось рассказов.

Флоси сказал своим людям, чтобы они пробивались к укрытию в ущелье Альманнагья, если их станут одолевать враги, потому что там можно нападать только с одной стороны. Но люди Халля из Сиды и его сына Льота отступили под натиском Асгрима и его сына Торхалля и отошли вниз, к востоку от реки Эксары. Тогда Халль сказал Льоту:

– Большое несчастье, когда бьется весь тинг! Надо нам просить себе помощи, чтобы разнять дерущихся, как бы нас потом ни упрекали некоторые. Подожди у конца моста, а я пойду в палатки просить помощи.

Льот сказал:

– Если я увижу, что Флоси и его людям нужна наша помощь, то я сразу же побегу к ним.

– Делай как знаешь, – сказал Халль, – но я прошу тебя подождать меня.

Тут люди Флоси обратились в бегство. Они все побежали на западный берег реки Эксары, а Асгрим и Гицур Белый со всем своим войском бросились следом. Флоси и его люди пустились вверх между рекой и палаткой Биркисбуд. Но там так тесно стояли люди, которых построил Снорри Годи, что людям Флоси было не пройти. Снорри Годи крикнул Флоси:

– Что вы так бежите сломя голову? Кто вас гонит?

Флоси отвечает:

– Ты спрашиваешь не потому, что не знаешь. Не из-за тебя ли нам нельзя укрыться в ущелье Альманнагья?

– Нет, не из-за меня, – говорит Снорри, – но я знаю из-за кого и могу тебе сказать, если ты хочешь: из-за Торвальда Курчавая Борода и Коля.

Их обоих уже не было в живых. Это были самые скверные из людей Флоси.

Тогда Снорри сказал своим людям:

– Рубите их мечами, колите их копьями и гоните их прочь отсюда! Они не долго удержатся здесь, если те нападут на них снизу. Но не преследуйте их, пусть они там бьются друг с другом.

У Скафти, сына Тородда, был сын Торстейн Волчья Пасть, как написано выше. Он бился на стороне своего тестя Гудмунда Могучего. Когда Скафти узнал это, он пошел к палатке Снорри Годи, чтобы попросить его пойти с ним разнимать дерущихся. Когда он подходил к дверям палатки Снорри, бой был в полном разгаре. Асгрим и его люди как раз подходили снизу. Тогда Торхалль сказал своему отцу Асгриму:

– Вот он, Скафти, сын Тородда, отец!

Асгрим сказал:

– Я это вижу, сын.

И он метнул копье в Скафти и попал ему чуть пониже самого толстого места икры, и копье пронзило обе ноги. Скафти упал и не мог подняться. Те, кто стоял рядом, сумели только втащить Скафти ничком в палатку одного мечевщика.[96 - Во время альтинга происходила также своего рода ярмарка, на которую собирались торговцы и ремесленники.]

Асгрим и его люди наступали с таким жаром, что Флоси и его люди отступили на юг вдоль реки к палатке людей из Мадрувеллира. Там перед одной из палаток стоял человек по имени Сальви. Он варил в большом котле мясо и только что вытащил его из кипящего котла. Тут он увидел бегущих людей с восточных фьордов. Они уже были недалеко. Тогда он сказал:

– Что же, они все трусы, люди с восточных фьордов, что ли? И даже Торкель, сын Гейтира, бежит. Верно, лгали о нем, когда говорили, что он – сама храбрость. Сейчас он бежит быстрее всех.

Халльбьярн Сильный был рядом и сказал:

– Не придется тебе говорить, что они все трусы!

С этими словами он схватил его, поднял в воздухе и кинул головой в котел. Сальви сразу же пришел конец. Но тут напали и на Халльбьярна, и он бросился бежать.

Флоси метнул копье в Бруни, сына Хавлиди. Копье попало ему в живот, и он тут же умер. Он был из людей Гудмунда Могучего. Торстейн, сын Хленни, выдернул копье из раны и метнул его обратно в Флоси. Копье попало Флоси в ногу и сильно ранило его. Он упал, но тотчас же поднялся. Тогда они кинулись к палатке людей с Ватнсфьорда.

Льот и Халль со всеми своими людьми перешли на западный берег реки, а когда вышли на лавовое поле, кто-то из людей Гудмунда Могучего кинул в них копье, и оно попало в живот Льоту. Он тотчас же упал мертвым на землю, и так люди никогда и не узнали, кто убил его. Флоси и его люди пустились вверх, мимо палатки людей с Ватнсфьорда. Тогда Торгейр сказал Кари, сыну Сальмунда:

– Вот он там, Эйольв, сын Бальверка, если ты хочешь отплатить ему за запястье!

– Пожалуй, – сказал Кари. Он выхватил копье у стоявшего рядом человека и метнул его в Эйольва. Копье попало Эйольву в живот и прошло насквозь, и Эйольв сразу же упал мертвым на землю.

Тут бой немного стих. Снорри Годи подошел теперь со своими людьми. С ним был и Скафти. Они тотчас бросились между дерущимися и разделили их, так что они больше не могли биться. Халль присоединился к ним и тоже стал разнимать дерущихся. Тогда было объявлено перемирие до конца тинга. Тут занялись убитыми, отнесли их в церковь и перевязали раны у тех, кто был ранен.

На следующий день люди пошли к Скале закона. Халль из Сиды встал и потребовал тишины. Все тотчас смолкли, и он сказал:

– Много погибло людей и много раздору было на тинге. Я хочу и на этот раз показать вам, что я человек маленький. Я хочу попросить Асгрима и всех других предводителей в этой тяжбе, чтобы они предложили нам условия примирения, которые обе стороны могли бы принять.

И он говорил еще много и красноречиво.

Кари сказал:

– Пусть другие мирятся, если хотят, но я мириться не буду: ведь вы захотите приравнять эти убийства сожжению Ньяля, а мы этого не потерпим.

То же самое сказал Торгейр Скораргейр. Тогда встал Скафти, сын Тородда, и сказал:

– Лучше было бы тебе, Кари, не убегать от своих шурьев, чем отказываться теперь от примирения.

Тогда Кари сказал три висы:
		Как ты смеешь, воин,



		Звать меня трусливым.



		На обиды меньшие



		Отвечали битвой!



		Ты, рыжебородый,



		Сам спасался бегством,



		Чтоб в шатре укрыться,



		Песнь мечей заслышав.







		Многое мешало



		Скафти в шумной схватке



		В час, когда другие



		Нас разнять хотели.



		Те, что были рядом,



		Воина укрыли



		У шута в палатке.



		Вот что страх наделал!







		Над сожженьем Ньяля,



		Грима и Хельги люди



		Тешились глумливо.



		Мы теперь посмотрим,



		На исходе тинга,



		Станут ли смеяться!



		Видно, не до смеха



		Им отныне будет.








Раздался громкий смех. Снорри Годи усмехнулся и сказал вполголоса, но так, что многие слышали:
		Скафти разнять умеет.



		Асгрим копьем ударил.



		Хольмстейи бежать не хочет.



		Торкель бьется вяло.








Люди очень смеялись.

Халль из Сиды сказал:

– Все люди знают, какое горе постигло меня, когда погиб мой сын Льот. Многие думают, что за него должна быть заплачена вира большая, чем за всех других, кто погиб здесь. Но я хочу принести жертву ради мира и отказаться от виры за сына, и все же дать клятву моим противникам в том, что я буду соблюдать мир. Я прошу тебя, Снорри Годи, и других уважаемых людей сделать так, чтобы мы помирились на этих условиях.

После этого он сел, и все громко и одобрительно зашумели, и стали очень хвалить его за миролюбие.

Снорри Годи встал и говорил долго и красноречиво. Он просил Асгрима, Гицура и других предводителей с их стороны, чтобы они согласились на примирение. Асгрим сказал:

– Когда Флоси заехал ко мне домой, я решил, что никогда не стану с ним мириться. Но теперь, Снорри Годи, ради тебя и ради других наших друзей я согласен мириться.

Торлейв Ворон и Торгрим Большой тоже сказали, что они готовы на примирение, и стали всячески уговаривать помириться своего брата Торгейра Скораргейра, но тот отказался и сказал, что всегда будет заодно с Кари.

Тогда Гицур Белый сказал:

– Пусть теперь Флоси решает – согласен ли он на примирение, если не все станут мириться.

Флоси сказал, что согласен, и добавил:

– Мне тем приятнее, – сказал он, – чем меньше уважаемых людей будет моими врагами.

Гудмунд Могучий сказал:

– Я со своей стороны хочу предложить, чтобы был заключен мир и заплачена вира за те убийства, которые были совершены здесь на тинге, а также за сожжение Ньяля.

То же самое сказали Гицур Белый, Хьяльти, Асгрим и Мард, сын Вальгарда. После этого состоялось примирение. Было решено передать дело двенадцати судьям, и в знак этого все подали друг другу руки. Во главе суда стоял Снорри Годи, а с ним другие уважаемые люди. Убийства с двух сторон были приравнены Друг к другу, и за те, которые оказались сверх этого, была положена вира. Было назначено наказание и за сожжение:[97 - На суде за сожжение Ньяля требовали объявления вне закона. Но при заключении мировой могла быть речь только о вире или изгнании.] за Ньяля была положена тройная вира, за Бергтору – двойная. Убийство Скарпхедина было приравнено к убийству Хаскульда Хвитанесгоди. По двойной вире было положено за Грима и Хельги и по одной вире за каждого из тех, кто сгорел в доме. По поводу убийства Торда, сына Кари, не было заключено соглашения. Флоси и все участники сожжения Ньяля были приговорены к изгнанию из страны, но могли не уезжать в это лето, если хотели. Если бы, однако, они не уехали по прошествии трех лет, то они должны были быть объявлены вне закона. Было сказано, что об этом должно быть объявлено на осеннем тинге или на весеннем, как им будет угодно. Флоси должен был уехать из Исландии на три года. Гуннару, сыну Ламби, Грани, сыну Гуннара, Глуму, сыну Хильдира, и Колю, сыну Торстейна, было запрещено возвращаться в Исландию. Тогда Флоси спросили, хочет ли он назначить виру за свою рану, но он сказал, что не хочет. Было решено, что за Эйольва, сына Бальверка, из-за его незаконных поступков и нечестности вира не будет положена.

После этого все подали друг другу руки в знак примирения и потом честно сдержали уговор.

Асгрим и его люди поднесли Снорри Годи богатые подарки. Это дело снискало ему большую славу. Скафти за его рану никакой виры положено не было.

Гицур Белый, Хьяльти и Асгрим пригласили к себе Гудмунда Могучего. Он принял приглашения, и каждый из них подарил ему по золотому кольцу. Гудмунд отправился на север, к себе домой, и все очень хвалили его за то, как он вел себя в этом деле. Торгейр Скораргейр предложил Кари поехать с ним, но сначала они поехали с Гудмундом на север, в горы. Кари подарил Гудмунду золотую пряжку, а Торгейр – серебряный пояс. H пряжка и пояс были очень большими драгоценностями. Они расстались лучшими друзьями. Гудмунд отправился на север, к себе домой, и больше о нем в этой саге рассказываться не будет. Кари со своими спутниками поехал с гор на юг, в Хреппар, а оттуда на Тьорсу.

Флоси и с ним все участники сожжения Ньяля отправились на восток, к Фльотсхлиду. Он позволил сыновьям Сигфуса присмотреть за хозяйством. Тут он узнал, что Торгейр и Кари уехали па север с Гудмундом Могучим. Тогда участники сожжения Ньяля решили, что Кари со своими людьми собирается задержаться на севере. Тут сыновья Сигфуса попросились съездить на восток, к подножию гор Эйяфьялль, по денежным делам: им нужно было получить долг в Хавдабрекке. Флоси разрешил им поехать, но сказал, чтобы они были настороже и не задерживались. Сам Флоси отправился горами, через Годаланд, севернее ледника Эйяфьяллаякуль, и не останавливался, пока не приехал к себе домой, в Свинафелль.

Теперь надо сказать о том, что Халль из Сиды отказался от виры за своего сына и тети помог добиться мира. И вот все, кто был на тинге, собрали ему виру, и денег набралось не меньше чем восемь сотен серебра, и это была четверная вира. А все, кто был с Флоси, не получили никакой виры за свои раны, и это их очень сердило.




CXLVI


Сыновья Сигфуса пробыли дома два дня, а на третий они поехали на восток, к Рауварфеллю, и заночевали там. Всего их было пятнадцать человек, и они совсем не думали об опасности. Из Рауварфелля они выехали поздно и думали к вечеру добраться до Хавдабрекки. В Керлингардале они остановились на отдых и рассчитывали там хорошенько выспаться.

Кари, сын Сальмунда, и Торгейр в тот же день поехали на восток, через Маркарфльот, к Сельяландсмули. Там они встретили нескольких женщин. Те узнали их и сказали:

– У вас вид более понурый, чем у сыновей Сигфуса. Но едете вы неосторожно.

Торгейр сказал:

– Почему вы говорите так о сыновьях Сигфуса? Какие у вас вести о них?

– Они ночевали в Рауварфелле, – ответили женщины, – а к вечеру собирались быть в Мюдале. Нас порадовало, что они боятся вас и спрашивают, когда вы вернетесь домой.

И они пошли своей дорогой, а Кари и Торгейр пустили коней вскачь. Торгейр сказал:

– Что нам сейчас делать? Чего тебе хочется больше всего? Хочешь, поедем следом за ними?

Кари ответил:

– Поехать следом за ними я не прочь. Но о том, чего мне всего больше хочется, я говорить не буду: ведь часто бывает, что люди, которых убивают на словах, живут долго. Я знаю, что ты возьмешь на себя. Ты возьмешь на себя восьмерых, и это будет меньше, чем когда ты убил семерых в ущелье,[98 - Это событие, по-видимому, и дало повод для прозвища Торгейра: Скораргейр значит «Гейр из ущелья».] спустившись к ним. по веревке. Вы ведь в вашем роду все такие, что думаете всегда о славе. Я не могу не поехать с тобой, хотя бы для того, чтобы потом рассказать о том, что произошло. Поедем-ка вдвоем за ними: я ведь вижу, что ты это и задумал.

Они поехали на восток верхней дорогой, не заезжая в Хольт: они не хотели замешать братьев Торгейра в то, что могло случиться. И они поехали дальше на восток, в Мюдаль. Там они встретили одного человека, который вез торф на своей лошади. Он сказал:

– Маловато у тебя нынче народу, друг Торгейр!

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Торгейр.

– А то, что на тебя зверь бежит. Здесь проезжали сыновья Сигфуса. Они, наверное, проспят весь день в Керлингардале, потому что они не собирались сегодня к вечеру добраться дальше, чем до Хавдабрекки.

После этого они поехали своей дорогой на восток по равнине Арнарстакксхейд, и нечего рассказать об их поездке, пока они не добрались до реки Керлингардальсы. Вода в реке стояла высоко. Они поехали по берегу вверх вдоль реки, потому что увидели там оседланных коней. Они подъехали туда и увидели, что там в лощинке спят люди, а над ними воткнуты их копья. Они взяли копья и бросили их в реку. Торгейр сказал:

– Хочешь, разбудим их?

Кари ответил:

– Зачем ты спрашиваешь? Ведь ты уже сам решил, что убить лежачего значит совершить позорное убийство.

И они крикнули спящим. Те все проснулись и кинулись к своему оружию. Кари и Торгейр бросились на них, лишь когда те вооружились. Торгейр кинулся на Торкеля, сына Сигфуса. В этот миг кто-то забежал сзади, но не успел ничего сделать Торгейру, как тот двумя руками поднял секиру Риммугюг и ударил его обухом по голове так, что череп разлетелся на мелкие куски. Человек мертвым рухнул на землю. А Торгейр поднял секиру, и ударил Торкеля по плечу, и отрубил начисто всю руку. На Кари кинулись Мард, сын Сигфуса, Сигурд, сын Ламби, и Ламби, сын Сигурда. Ламби кинулся на Кари сзади и хотел ударить его копьем, но Кари увидел его и подпрыгнул, расставив ноги, так что копье воткнулось в землю, а Кари прыгнул на древко и сломал его. В одной руке у него было копье, в другой – меч, а щита не было. Правой рукой он ударил копьем Сигурда, сына Ламби, в грудь, и копье вышло у того между лопаток. Сигурд тотчас упал мертвый. Левой рукой Кари ударил мечом Марда, сына Сигфуса, в поясницу и разрубил его до самого хребта. Тот упал ничком и тут же умер. Потом Кари повернулся на пятке, как волчок, к Ламби, сыну Сигурда, и тот не нашел другого выхода, кроме как пуститься наутек.

Тут Торгейр бросился на Лейдольва Сильного, и они оба одновременно ударили друг друга мечами. Удар Лейдольва был таким сильным, что меч снес всю часть щита, куда пришелся удар. Торгейр же двумя руками ударил секирой Риммугюг, и задний угол секиры расколол щит, а передний – рассек ключицу и глубоко раскроил Лейдольву грудь. Тут подоспел Кари и перерубил Лейдольву бедро, так что Лейдольв упал и тут же умер.

Кетиль из Марка сказал:

– Бежим к нашим лошадям! Нам с ними не справиться, они сильнее нас.

И они побежали к своим лошадям и вскочили на них. Торгейр сказал:

– Хочешь, поскачем за ними? Мы, пожалуй, убьем еще кое-кого из них.

– Последним из них скачет Кетиль из Марка, а его я не хочу убивать: мы женаты с ним на сестрах, и он всегда держал себя хорошо в нашей тяжбе.

Тут они сели на коней и ехали, пока не приехали в Хольт. Торгейр сказал своим братьям, чтобы они уехали на восток, в Скогар. У них там был другой двор, и Торгейр не хотел, чтобы его братьев называли нарушителями мира. Там у Торгейра было всегда не меньше трех десятков человек, способных носить оружие. Радость была большая. Все решили, что Торгейр и Кари прославились еще больше. Люди часто вспоминали этот случай, когда они вдвоем напали на пятнадцать человек, убили пятерых из них, а десятерых уцелевших обратили в бегство.

Теперь надо рассказать о Кетиле. Он скакал во весь опор со своими людьми, пока не добрался до Свинафелля. Они рассказали, какая нелегкая им выпала поездка. Флоси сказал, что этого следовало ждать, и добавил:

– Это вам предостережение, чтобы вы никогда больше так не разъезжали.

Флоси был человек на редкость веселый и гостеприимный. Рассказывают, что во многом он был настоящий хавдинг. Он пробыл дома лето и зиму. А зимой, после рождества, к нему приехали Халль из Сиды со своим сыном Колем. Флоси очень обрадовался их приезду. Они часто говорили о случившемся. Флоси сказал, что они уже понесли тяжелые потери. Халль сказал, что предвидел это. Флоси спросил у него, что, как ему кажется, сейчас лучше всего сделать. Халль ответил:

– Мой совет тебе, помирись, если можешь, с Торгейром. Но его будет очень трудно уговорить помириться.

– Ты думаешь, тогда кончатся убийства? – говорит Флоси.

– Нет, не думаю, – говорит Халль, – но тебе придется иметь дело с меньшим числом людей, если Кари останется один. Если же ты не помиришься с Торгейром, то тебе не избежать смерти.

– Какие же условия примирения нам следует предложить ему? – говорит Флоси.

– Вам покажутся тяжелыми, – говорит Халль, – условия, которые он примет. Он захочет мириться, если ему не надо будет ничего платить за то, что он сделал, и если он получит свою треть виры за Ньяля и его сыновей.

– Тяжелые это условия, – говорит Флоси.

– Для тебя эти условия не такие тяжелые, – говорит Халль, – потому что тебя не касается убийство сыновей Сигфуса. Виру за их убийство должны требовать их братья, а Хамунд Хромой – за убийство своего сына Лейдольва. Ты теперь можешь помириться с Торгейром, потому что я поеду с тобой к нему, а меня он примет неплохо. Но пусть никто из тех, кто замешан в этом деле, не отваживается оставаться в своих дворах на Фльотсхлиде, если они не помирятся, потому что это для них – верная смерть. Зная нрав Торгейра, надо ждать, что мира им не будет.

И вот послали за сыновьями Сигфуса. Рассказали им в чем дело, и в конце концов, благодаря уговорам Халля, они согласились с ним во всем и сказали, что готовы мириться. Грани, сын Гуннара, и Гуннар, сын Ламби, сказали:

– Ясно, что если Кари останется один, то он будет страшен нам не больше, чем мы ему.

– Не говорите так, – сказал Халль. – Вы еще многое вынесете от него и понесете большие потери, прежде чем ваши счеты с ним будут кончены.

На том их разговор прекратился.




CXLVII


Халль из Сиды, его сын Коль и с ними еще четыре человека отправились на запад через пески Ломагнупссанд и дальше через равнину Арнарстакксхейд и не останавливались, пока не доехали до Мюдаля. Там они спросили, дома ли у себя, в Хольте, Торгейр, и им сказали, что, наверное, дома. Халля спросили, куда он держит путь.

– Туда, в Хольт, – ответил он.

Люди одобрили его намерение. Халль и его спутники отдохнули, а потом сели на своих коней и к вечеру приехали в Сольхеймар. Там они переночевали, а на следующий день они приехали в Хольт. Торгейр, Кари и их люди были перед домом и узнали подъезжающего Халля. Он был в синем плаще, а в руке держал небольшую секиру, увитую серебряной нитью. Когда они въехали на луг перед домом, Торгейр вышел им навстречу и снял Халля с седла. Он и Кари поцеловались с Халлем, ввели его в дом, усадили на почетное сиденье и стали спрашивать о новостях. Он заночевал у них.

Наутро Халль завел с Торгейром разговор о примирении и рассказал, что они ему предлагают. Он говорил красноречиво и примирительно. Торгейр ответил:

– Тебе, наверное, известно, что я отказался мириться с участниками сожжения Ньяля.

– То было другое дело, – говорит Халль, – вы были тогда разгорячены битвой. С тех пор вы убили немало людей.

– Ну, это вы так думаете, – говорит Торгейр. – А какие условия вы предложите Кари?

– Мы ему предложим почетные условия, – говорит Халль, – если он захочет мириться.

Тогда Кари сказал:

– Я хочу попросить тебя, Торгейр, чтобы ты помирился, потому что тебе от этого будет лишь польза.

– Не хочется мне мириться и разлучаться с тобой, разве что и ты помиришься, как я, – говорит Торгейр.

– Нет, я не хочу мириться, – говорит Кари. – Правда, мы отомстили, по-моему, за сожжение Ньяля, но за своего сына я еще не отомстил, и я собираюсь один отомстить за него, если это мне удастся.

Но Торгейр не хотел мириться до тех пор, пока Кари не сказал ему, что рассердится, если он не помирится. Тогда Торгейр пообещал не трогать Флоси и его людей до встречи и заключения мира, а Халль пообещал то же самое от имени Флоси и сыновей Сигфуса. Перед расставанием Торгейр подарил Халлю золотое кольцо и пурпурный плащ, а Кари – серебряное ожерелье с тремя золотыми крестами. Халль сердечно поблагодарил их за подарки и уехал с большим почетом. Не останавливаясь, он доехал до Свинафелля. Флоси принял его хорошо. Халль рассказал Флоси обо всем, чего ему удалось достигнуть и о чем он говорил с Торгейром: о том, что Торгейр не хотел мириться, пока Кари не сказал, что рассердится, если он не помирится.

– Однако Кари мириться не захотел, – добавил он. Флоси сказал:

– Мало таких людей, как Кари. Хотел бы я быть таким, как он!

Халль со своими людьми пробыл у него некоторое время. В условленный день они поехали на запад на мирную встречу. Они встретились в Хавдабрекке, как и уговаривались. Стали говорить об условиях примирения. Все шло, как говорил Халль. Торгейр оговорил, что Кари всегда будет жить у него, если захочет.

– Пусть никто из вас не делает ему никакого зла в моем доме, – сказал он. – И я но хочу собирать со всех вас деньги. Я хочу, чтобы ты, Флоси, один поручился бы мне за всех и собрал со своих товарищей деньги. Еще я хочу, чтобы было соблюдено решение, которое было вынесено на тинге. Я хочу, Флоси, чтобы ты сполна заплатил мне мою треть.

Флоси быстро согласился на все это. Торгейр не отказался ни от изгнания участников сожжения Ньяля из страны, ни от изгнания их из округи.

Затем Флоси и Халль поехали домой, на восток. Халль сказал Флоси:

– Соблюди этот договор, зять: уезжай из Исландии, соверши паломничество в Рим и заплати виру. Тебя будут считать достойным человеком, хоть ты и запутан в это дело, если ты мужественно выполнишь все, что тебе положено.

Флоси сказал, что так и сделает. Халль отправился домой, на восток, а Флоси поехал к себе, в Свинафелль, и после этого был дома.




CXLVIII


Торгейр Скораргейр поехал домой с мирной встречи. Кари спросил его, как прошло примирение. Торгейр сказал, что они полностью помирились. Кари сел на своего коня и хотел уехать.

– Незачем тебе уезжать, – говорит Торгейр, – ведь мы договорились при примирении, что ты можешь жить здесь сколько хочешь.

Кари сказал:

– Нет, друг! Ведь как только я убью кого-нибудь, они скажут, что ты помогал мне, а я этого не хочу. Но мне хотелось бы, чтобы ты взял мое добро себе и Хольге, дочери Ньяля, моей жене, и моим дочерям. Тогда враги не наложат на него руку.

Торгейр согласился на то, о чем попросил его Кари. Он взял себе добро Кари, и они подали друг другу руки в знак этого. После этого Кари уехал. У него были с собой две лошади, одежда и немного золота и серебра.

Кари объехал с запада гряду Сельяландсмули и поехал вверх вдоль Маркарфльота в Торсмарк. Там стояло три двора, которые все назывались Марк. Средним из них владел человек по имени Бьярн и по кличке Белый. Его отцом был Кадаль, сын Бьяльви. Бьяльви был вольноотпущенником Асгерд, матери Ньяля и Торира из Хольти. Бьярн был женат на женщине по имени Вальгерд. Она была дочерью Торбранда, сына Асбранда. Мать ее звали Гудлауг. Она была сестрою Хамунда, отца Гуннара из Хлидаренди. Ее отдали за Бьярна ради денег, и она его не любила, но у них были дети. Жили они богато. Бьярн был человек самодовольный, а жене его это не нравилось. У него были острые глаза и быстрые ноги.

Кари приехал к нему погостить, и они приняли его с распростертыми объятьями. Он переночевал у них, а наутро сказал Бьярну.

– Я бы хотел, чтобы ты разрешил мне поселиться у тебя. Мне кажется, что у тебя мне было бы хорошо. Я бы хотел, чтобы ты ездил со мной, потому что ты зорок, проворен, и мне думается, надежен в бою.

– Ни в остроте глаза, ни в отваге или мужестве я не уступаю никому, – ответил Бьярн. – Но ты, верно, пришел ко мне потому, что тебе некуда деться. Что ж, раз ты просишь меня, Кари, то я не поступлю с тобой как с первым встречным. И я, конечно, окажу тебе всю ту помощь, которой ты у меня попросишь.

Его хозяйка сказала:

– Черт бы тебя побрал с твоим хвастовством и бахвальством! Лучше бы ты не болтал так и не обманывал его! Я охотно буду кормить Кари и делать для него все, что ему нужно. Но на мужество Бьярна, Кари, ты не очень-то рассчитывай, потому что я боюсь, что тебе придется на деле увидеть совсем другое.

Бьярн сказал:

– Часто ты меня поносила, но я уверен, что я ни от кого не пущусь бежать. А доказательством моей храбрости может служить то, что никто не связывается со мной, потому что никто не смеет.

Кари тайно прожил у него некоторое время, и мало кто знал об этом. Люди думали, что Кари уехал на север к Гудмунду Могучему, потому что Кари велел Бьярну сказать всем соседям, что он в пути встретил Кари, и тот направлялся в Годаланд, а оттуда на север, в пески Гасасанд, и дальше на север, в Мадрувеллир, к Гудмунду Могучему. Весть об этом прошла по всей округе.




CXLIX


Флоси завел разговор со своими товарищами, участниками сожжения Ньяля.

– Рано нам складывать руки, – сказал он, – нам надо подумать об отъезде из Исландии и о том, чтобы уплатить виру. Мы должны честно выполнить все, что нам положено. Пусть каждый из нас договорится о своем отъезде там, где ему нравится.

Они сказали ему, что пусть он распоряжается. Флоси сказал:

– Поедем на восток, к Хорнафьорду. Там у берега стоит корабль Эйольва Носа из Трандхейма. Он хочет жениться, но ему это не удастся, если он не осядет здесь. Мы купим у него корабль. Нам надо взять с собой мало добра, но много людей. А корабль большой и возьмет нас всех.

На этом разговор и кончился.

Вскоре после этого они поехали на восток и не останавливались, пока не добрались до Бьярнарнеса у Хорнафьорда. Там они встретили Эйольва. Он жил там всю зиму. Флоси приняли хорошо, и он заночевал там со своими людьми. А наутро Флоси стал просить Эйольва продать корабль. Тот сказал, что продать корабль он не прочь, если ему дадут за него то, что он хочет. Флоси спросил его, чем ему заплатить за корабль. Норвежец сказал, что хочет получить за него землю, притом неподалеку оттуда, и рассказал Флоси, чего от него требует бонд. Флоси сказал, что поможет ему, чтобы сделка с бондом состоялась, а потом купит корабль. Норвежец обрадовался. Флоси предложил ему землю в Боргархавне. Норвежец стал договариваться с бондом, а Флоси был при этом. Флоси замолвил за него слово, так что сделка состоялась. Он уступил норвежцу землю в Боргархавне, а тот отдал ему корабль, и они подали друг другу руки в подтверждение сделки. Флоси получил еще от норвежца товаров на двадцать сотен: это входило в их уговор. После этого Флоси пустился в обратный путь. Его люди так любили его, что ему одалживали или дарили товары всюду, где он хотел.

И вот Флоси вернулся к себе в Свинафелль и пробыл некоторое время дома. Он послал Коля, сына Торстейна, и Гуннара, сына Ламби, на Хорнафьорд. Они должны были быть у корабля, приготовиться к отъезду, разбить палатки, убрать товары в мешки и собрать в дорогу все, что требуется.

Теперь надо рассказать о том, что сыновья Сигфуса сказали Флоси, что они хотят поехать на запад, на Фльотсхлид, присмотреть за хозяйством и взять там товары и все, что им нужно.

– Кари нам теперь остерегаться нечего, – сказали они, – раз он сейчас на севере.

Флоси отвечает:

– Я не знаю, правду ли говорят о поездке Кари. Мне кажется, что часто слухи из близких мест оказываются ложными. Я советую вам, чтобы вас поехало много народу, и не разделяйтесь и будьте как можно осторожнее. Ты, Кетиль из Марка, вспомни сон, который я рассказывал тебе и который ты попросил меня держать в тайне. Ведь с тобой едут многие из тех, кто был назван в этом сне.

Кетиль говорит:

– Что суждено, того не миновать. Но ты желаешь нам добра, предостерегая нас.

Больше они об этом не говорили.

После этого сыновья Сигфуса собрались в дорогу, а также и те люди, которые должны были ехать с ними. Всего их было восемнадцать человек. И вот они поехали. Перед отъездом они поцеловались с Флоси. Он пожелал им доброго пути и сказал, что больше уже не увидится с некоторыми из тех, кто уезжает. Но их это не остановило, и они пустились в дорогу. Флоси сказал, чтобы они взяли его товары в Медалланде, Ландброте и Скогахверви и перевезли их на восток. Затем они поехали в Скафтартунгу, а оттуда горами, севернее ледника Эйяфьяллаякуль, в Годаланд и дальше лесами в Торсмарк.

Бьярн из Марка увидел едущих и сразу же вышел к ним навстречу, и они приветливо поздоровались. Сыновья Сигфуса спросили его о Кари, сыне Сальмунда.

– Я встретил Кари, – говорит Бьярн, – но это было уже очень давно. Он ехал отсюда в пески Гасасанд и держал путь к Гудмунду Могучему. Мне показалось, что он боится вас и что он остался совсем один.

Грани, сын Гуннара, сказал:

– Со временем он станет еще больше бояться нас! Он узнает нас, когда нам придется биться с ним! Мы его совсем не боимся теперь, когда он остался один.

Кетиль из Марка велел ему замолчать и перестать бахвалиться. Бьярн спросил их, когда они собираются обратно.

– Мы пробудем с неделю на Фльотсхлиде, – сказали они.

Они сказали ему также, когда они поедут обратно той же горной дорогой. На этом они расстались.

Сыновья Сигфуса поехали к своим дворам, и их домочадцы очень им обрадовались. Там они пробыли неделю. А Бьярн вернулся домой, разыскал Кари и рассказал ему все о поездке и замыслах сыновей Сигфуса. Кари сказал, что он оказал ему большую услугу. Бьярн сказал:

– Скорее кто другой, чем я, изменит тому, кому обещал верность и заботу.

Его хозяйка сказала:

– Не хватает только, чтобы ты был еще и предателем!




CL


После этого Кари пробыл у них шесть дней. Затем он сказал Бьярну:

– Теперь поедем на восток горами в Скафтартунгу, а оттуда тайно по местности, где живут люди из годорда Флоси. Я хочу сесть на корабль, уходящий из Исландии, на востоке, в Альфтафьорде.

Бьярн сказал:

– Это очень опасная поездка. Немногие, кроме нас с тобой, отважатся на нее. Хозяйка сказала:

– Если ты окажешься плохим спутником для Кари, то знай, что тебе никогда больше не бывать в моей постели. Моим родичам придется тогда делить наше добро.

– Скорее, хозяйка, – ответил Бьярн, – придется нам подумать о чем-нибудь другом, чем о нашем разводе, потому что я докажу, какой я в бою доблестный воин и герой.

И вот они отправились в тот же день в горы, все время избегая обычной дороги. Они проехали вниз, в Скафтартунгу, мимо всех дворов, к реке Скафте, а там завели своих коней в лощину. Сами они легли в засаду, так что никто их не мог видеть. Кари сказал тогда Бьярну.

– Что мы будем делать, если они поедут на нас с гор?

– Выбор у нас небольшой, – сказал Бьярн, – либо уехать на север по склону, чтобы они проехали мимо, либо подождать, не отстанет ли кто-нибудь из них, и тогда напасть.

Они много говорили об этом, и Бьярн то говорил, что побежит со всех ног, то говорил, что останется ждать, чтобы напасть на врагов. Кари это очень веселило.

Сыновья Сигфуса выехали из дому в тот день, в который и собирались выехать. Они приехали в Марк и постучали в дверь, желая вызвать Бьярна. Вышла хозяйка и поздоровалась с ними. Они сразу же спросили ее о Бьярне, и она ответила, что он поехал к подножию гор Эйяфьялль, а оттуда на восток, к Сельяландсмули и в Хольт.

– Ему там надо получить деньги, – добавила она.

Они поверили этому, потому что знали, что Бьярну действительно нужно получить там деньги. Тогда они поехали на восток, в горы, и, не останавливаясь, добрались до Скафтартунги, и направились вниз к реке Скафте, и расположились на отдых там, где и думали Кари и Бьярн. Затем они разделились. Кетиль из Марка и с ним еще восемь человек поехали па восток, в Медалланд, а остальные улеглись спать, и не успели они оглянуться, как Бьярн и Кари подъехали к ним. Там в реку вдавался небольшой мыс. Кари вышел на него и попросил Бьярна, чтобы тот стал сзади него и не очень лез на рожон.

– Однако помоги мне, как можешь, – сказал он.

– Я никогда не собирался, – сказал Бьярн, – прикрываться кем-нибудь, как щитом. Но пусть будет по-твоему. С моей хитростью и храбростью я смогу быть полезным тебе и опасным нашим врагам.

Тут они все вскочили и бросились на Кари. Проворней всех оказался Модольв, сын Кетиля. Он ударил Кари копьем, но тот выставил щит, и копье застряло в нем. Кари рванул к себе щит с такой силой, что копье сломалось. Он взмахнул мечом и ударил им Модольва. Тот встретил удар ударом, и меч Кари пришелся в рукоять, отскочил от нее и отсек Модольву руку в запястье. Рука упала на землю вместе с мечом. Тут Кари ударил мечом Модольва в бок между ребер. Модольв упал на землю и тут же умер.

Грани, сын Гуннара, схватил копье и метнул его в Кари, но тот воткнул свой щит в землю и, левой рукой поймав копье на лету, метнул его обратно в Грани и тут же снова схватил свой щит левой рукой. Грани выставил перед собой щит, но копье пробило его, вонзилось Грани в бедро пониже паха, прошло через него и воткнулось в землю. Грани не мог освободиться от копья, пока его товарищи не оттащили его в лощинку и не прикрыли щитами. Тогда один человек бросился на Кари и хотел отрубить ему ногу. Он зашел к нему сбоку, но тут Бьярн отрубил этому человеку руку и снова спрятался за спину Кари, так что они ничего не смогли ему сделать. Кари наотмашь взмахнул мечом и разрубил этого человека надвое по поясу.

Тут Шамби, сын Сигфуса, бросился на Кари и хотел ударить его мечом, но тот выставил щит, и меч лишь плашмя скользнул по нему. Кари ударил его мечом в грудь так, что острие меча вышло у того между лопаток, и Ламби пришел конец. Тут на Кари бросился Торстейн, сын Гейрлейва, и хотел ударить его в бок. Кари увидел Торстейна и ударил его мечом поперек спины так, что рассек надвое. Вскоре после этого он нанес смертельный удар доброму бонду Гуннару из Скаля.

Бьярн ранил троих человек, которые хотели добраться до Кари, но ни разу не выходил настолько вперед, чтобы подвергнуться опасности. Он не был ранен, как и Кари. Между тем все их противники были ранены. Тогда они вскочили на своих коней, и поскакали что было мочи вдоль реки Скафты, и были в таком страхе, что не заезжали во дворы и не смели никому рассказать о случившемся. Кари и Бьярн кричали им вслед, когда они убегали. Они поехали на восток, в Скогахверви, и не останавливались, пока не добрались до Свинафелля. Когда они приехали туда, Флоси не было дома, и поэтому никто не стал преследовать Кари и Бьярна. Все сочли, что их поездка была позорной.

Кари поехал в Скаль и объявил там обо всех убийствах. Он сказал, что убил хозяина и еще пятерых и ранил Грани. Он сказал, что Грани лучше было бы перевезти в дом, если он остался в живых. Бьярн сказал, что не хочет убивать его, хоть он и заслужил этого. Но те, кто отвечал ему, сказали, что он убил не так уж много народу. Бьярн сказал, что мог бы уложить столько людей из Сиды, сколько бы захотел. Они ответили, что это, конечно, было бы ужасно. И вот Кари и Бьярн уехали.




СLI


Кари спросил Бьярна:

– Что нам теперь делать?

Бьярн ответил:

– Как, по-твоему, мы должны действовать, очень хитро?

– Да, – ответил Кари, – конечно.

– Тогда нечего долго раздумывать, – сказал Бьярн. – Мы одурачим их всех, как великанов: мы сделаем вид, что поедем на север, в горы, а когда нас закроет откос, мы повернем вниз вдоль реки Скафты и спрячемся, где нам покажется лучше всего, и переждем, пока нас будут искать особенно рьяно, если за нами будет погоня.

Кари сказал:

– Ладно. Я как раз так и собирался сделать.

– Ты увидишь, что я малый не промах и что ума у меня не меньше, чем храбрости.

Они с Кари поехали, как и собирались, вниз вдоль Скафты. Один рукав реки отходил на юго-восток. Они повернули вниз по среднему из рукавов и не останавливались, пока не приехали в Медалланд, к болоту, которое называется Кринглумюр. Всюду вокруг была лава.

Кари сказал Бьярну, чтобы тот присмотрел за их лошадьми и был начеку.

– Мне очень хочется спать, – сказал он.

Кари улегся на землю, а Бьярн стал смотреть за лошадьми. Кари проспал очень недолго, когда Бьярн разбудил его. Он уже собрал лошадей, и они стояли возле. Он сказал:

– Плохо тебе было бы без меня. Другой на моем месте убежал бы от тебя, если бы не был таким храбрым, как я. Сюда подъезжают твои враги! Приготовься как следует.

Кари зашел тогда под нависающий выступ скалы. Бьярн спросил:

– Где мне теперь встать?

Кари ответил:

– Выбирай сам одно из двух: либо встань позади меня и прикрывайся щитом, если только он тебе понадобится, либо садись на коня и скачи отсюда что есть мочи.

– Я этого не сделаю, – сказал Бьярн, – по многим причинам. Во-первых, если я уеду, злые языки скажут, что я покинул тебя из трусости. Во-вторых, я знаю, что они не захотят упустить меня и двое или трое поскачут за мной, и я тогда ничем не смогу помочь тебе. Поэтому я лучше останусь возле тебя и буду биться вместе с тобой.

Им пришлось прождать недолго, прежде чем на болоте появились навьюченные лошади и с ними трое человек. Кари сказал:

– Они не видят нас.

– Пусть они проезжают мимо, – сказал Бьярн.

Те проехали, но за ними показались еще шестеро. Они подъехали, тотчас спрыгнули с коней и бросились на Кари с Бьярном. Первым на него бросился Глум, сын Хильдира, и хотел ударить его копьем. Кари повернулся на пятке, и Глум промахнулся, так что копье ударилось о скалу. Бьярн увидел это и тотчас перерубил мечом древко копья Глума. Кари пригнулся и ударил Глума по бедру и отсек ему всю ногу, так что Глум тут же умер. Тут на Кари бросились сыновья Торфинна – Вебранд и Асбранд. Кари кинулся на Вебранда и пронзил его мечом, а после этого отрубил обе ноги Асбранду. В этот миг ранили и Кари и Бьярна. Тут на Кари бросился Кетиль из Марка и хотел ударить его копьем. Кари отдернул ногу, и копье воткнулось в землю. Кари прыгнул на древко копья и сломал его. Он схватил Кетиля. Тут подбежал Бьярн и хотел убить его. Кари сказал:

– Оставь! Я хочу пощадить Кетиля. И если тебе, Кетиль, доведется еще раз попасть в мои руки, то я все равно не убью тебя.

Кетиль ничего не ответил ему и уехал за своими спутниками. Он рассказал, что случилось, тем, которые еще не знали этого. Они рассказали об этом также людям по всей округе. Те все тотчас вооружились и поехали вдоль всех рек в горы, так далеко на север, что поиски продолжались три дня. После этого люди вернулись к своим домам, а Кетиль и его спутники поехали на восток, в Свинафелль, и рассказали там обо всем, что случилось. Флоси их рассказ взволновал мало, и он сказал, что вряд ли дело этим кончится.

– Нет у нас в стране человека, равного Кари, – добавил он.




CLII


Теперь надо рассказать о том, что Кари поехал в Санд. Он отвел своих коней к подножью песчаного холма, и для них нарезали дикого овса, чтобы кони не погибли от голода. Кари рассчитал все так точно, что уехал, как раз когда кончились поиски. Ночью он проехал все эти места и направился в горы той же самой дорогой, какой они приехали сюда. Они не останавливались, пока не доехали до Марка. Бьярн сказал тогда Кари:

– Похвали меня перед моей женой, потому что она не поверит ни одному моему слову, а для меня очень важно, чтобы она поверила. Отплати мне за всю ту помощь, которую я тебе оказал.

– Ладно, – сказал Кари.

После этого они въехали во двор. Хозяйка обрадовалась им и спросила, что слышно нового. Бьярн ответил:

– Теперь нам придется туго, старуха!

Она ничего не ответила и усмехнулась. Потом она спросила:

– Как вел себя Бьярн, Кари?

Кари ответил:

– У кого нет брата, тот не защищен с тыла. Бьярн держался молодцом. Он ранил троих и сам был ранен. Он мне помог всем, чем мог.

Они пробыли там три ночи. После этого они отправились в Хольт, к Торгейру, и рассказали ему о случившемся, потому что новости туда еще не дошли. Торгейр поблагодарил Кари, и было видно, что он очень рад тому, что случилось. Он спросил Кари, чего тот еще не сделал из того, что собирался. Кари ответил:

– Я собираюсь убить Гуннара, сына Ламби, и Коля, сына Торстейна, если представится случай. Тогда убитых нами будет пятнадцать человек, считая тех пятерых, которых мы убили вместе. А еще у меня к тебе есть просьба.

Торгейр сказал, что сделает для него все, что он попросит.

– Я хочу, чтобы ты взял под свое покровительство человека по имени Бьярн, который бился вместе со мной, и поменялся с ним дворами, и дал ему здесь, у тебя, полное хозяйство. Защити его, чтобы никто не мстил ему. Ведь для такого хавдинга, как ты, это ничего не стоит.

– Хорошо, – сказал Торгейр.

Он передал Бьярну все хозяйство в Асольвсскали и взял себе двор Марк. Торгейр сам перевез всех домочадцев Бьярна и все его добро в Асольвсскали. Он уладил все дела Бьярна и помирил его со всеми. С Бьярном стали теперь считаться гораздо больше, чем раньше.

Кари пустился в путь и не останавливался, пока не приехал в Тунгу, к Асгриму, сыну Эллиди-Грима. Тот принял Кари прекрасно. Кари рассказал ему обо всем, что случилось во время боев. Асгрим очень обрадовался новостям и спросил Кари, что он собирается делать. Кари ответил:

– Я собираюсь уехать из Исландии вслед за ними, подстеречь их и убить, если это мне удастся.

Асгрим сказал, что нет ему равного в отваге.

Кари пробыл у него несколько дней. Затем он поехал к Гицуру Белому, и тот принял его с распростертыми объятьями. Кари пробыл у него некоторое время. Он сказал Гицуру, что собирается поехать в Эйрар. На прощанье Гицур подарил Кари добрый меч. После этого Кари поехал в Эйрар и договорился с Кольбейном Черным, что тот перевезет его через море. Кольбейн был с Оркнейских островов. Он был верным другом Кари и очень храбрым человеком. Он принял Кари с распростертыми объятьями и сказал, что теперь у них будет одна судьба.




СLII


Флоси поехал на восток, к Хорнафьорду, и с ним отправилась большая часть его людей. Они перевезли с собой свои товары, дорожные запасы и все остальное, что они должны были взять с собой. Затем они собрались в путь и приготовили к отплытию свой корабль. Флоси оставался при корабле, пока он не был снаряжен. Когда выдался попутный ветер, они вышли в море. Плавание было долгим: стояла непогода, и они много блуждали по морю.

Однажды ночью случилось, что на их корабль обрушились три больших вала. Тогда Флоси сказал, что, наверное, поблизости от них земля, и это прибой. Стоял густой туман, а непогода усиливалась, и на них налетел сильный шквал. Не успели они оглянуться, как их выбросило на берег. Люди спаслись, но весь корабль разбило в щепы, и добро они спасти не смогли. Они стали искать, где бы согреться. На другой день они поднялись на холм. Погода стояла хорошая. Флоси спросил, узнает ли кто-нибудь эту страну. Среди них были двое, кто плавал раньше, и они сказали, что, конечно, узнают эти места:

– Нас прибило к Оркнейским островам, к острову Хроссей.

– Нас могло прибить и удачнее, – сказал Флоси, – ведь Хельги, сын Ньяля, которого я убил, был дружинником ярла Сигурда, сына Хладвира.

Они отыскали себе укрытие, нарвали мху и покрылись им. Они пролежали недолго, и тут Флоси сказал:

– Нельзя нам больше лежать здесь, потому что жители увидят нас.

Тогда они встали и начали держать совет. Флоси сказал своим людям:

– Пойдемте все и отдадимся ярлу. Нам ведь не остается ничего другого, потому что мы все равно попадем ярлу в руки, если он этого захочет.

Тогда они все ушли оттуда. Флоси сказал, чтобы они никому не рассказывали о случившемся и о своей поездке, пока он сам не расскажет обо всем ярлу. Они шли, пока не встретили людей, которые проводили их к ярлу. Они пришли к ярлу, и Флоси и все его люди поздоровались с ним. Ярл спросил, кто они такие. Флоси назвал себя и сказал, из какой он местности Исландии. Ярл уже знал о сожжении Ньяля и поэтому сразу же узнал их. Тогда он спросил Флоси:

– Что ты расскажешь мне о Хельги, сыне Ньяля, моем дружиннике?

– То, – ответил Флоси, – что я отрубил ему голову.

Ярл велел их схватить, и так и сделали. Тут подошел Торстейн, сын Халля из Сиды. Флоси был женат на сестре Торстейна Стейнвар. Торстейн был дружинником ярла Сигурда. Когда он увидел, что Флоси схватили, он обратился к ярлу и предложил за Флоси все свое добро. Ярл долго был в страшном гневе, но, наконец, благодаря заступничеству Торстейна и многих уважаемых людей, – потому что у Торстейна было немало друзей и многие просили вместе с ним, – ярл уступил и помиловал Флоси и всех его людей. Следуя обычаям могущественных людей, ярл взял Флоси на место Хельги, сына Ньяля. И вот Флоси стал дружинником ярла Сигурда, и скоро ярл очень полюбил его.




CXIV


Через полмесяца после того, как Флоси со своими людьми вышел в море из Хорнафьорда, Кари и Кольбейн Черный отплыли из Эйрара. Им выдался попутный ветер, и они пробыли в пути недолго. Они приплыли к острову Фридарей,[99 - Фридарей – остров Фэр-Айл.] что лежит между Шетландскими и Оркнейскими островами. Кари пригласил к себе человек по имени Давид Белый. Он рассказал Кари все, что узнал о поездке Флоси и его людей. Он был хорошим другом Кари, и тот пробыл у него зиму. Вскоре к ним с запада, с острова Хроссей, пришли вести обо всем, что там происходило.

Ярл Сигурд пригласил к себе на рождество[100 - Здесь начинается вставка из так называемой «Саги о Бриане», которая основана частично на ирландской традиции и отличается от исландских родовых саг и по стилю и по содержанию. Особенно характерно для нее пристрастие к чудесам.] ярла Гилли с Гебридских островов. Ярл Гилли был женат на Сванлауг,[101 - Сванлауг. – Раньше она была названа Нерейд.] сестре ярла Сигурда. Тогда же к ярлу Сигурду приехал из Ирландии конунг Сигтрюгг,[102 - Сигтрюгг – правил в Дублине с 989 по 1035 г.] сын Олава Кварана. Его мать звали Кормлад. Она была женщиной на редкость красивой и хороша во всем, что не зависело от ее воли, но, как говорят, во всем, что от нее зависело, она показывала себя только с худой стороны. Брианом[103 - Бриан – правил в Манстере (в Ирландии) и был убит в 1014 г. в битве при Клонтарфе.] звался король, который раньше был женат на ней, но к этому времени они развелись, потому что он был лучшим из королей. Его двор был в Канкараборге,[104 - Канкараборг – Кинкора, резиденция Бриана в Манстере.] в Ирландии. У него был брат по имени Ульв Пугало, величайший витязь и воитель. У Бриана был воспитанник по имени Кертьяльвад. Он был сыном конунга Кюльвира, который много воевал против короля Бриана, бежал от него из страны и ушел в монастырь. Но когда король Бриан совершал паломничество в Рим, он встретил конунга Кюльвира, и они помирились. Король Бриан взял к себе его сына Кертьяльвада и полюбил его больше, чем своих сыновей. К этому времени Кертьяльвад уже вырос и был одним из самых храбрых мужей.

Одного из сыновей короля Бриана звали Дунгад, другого – Маргад, а третьего Тадк, а мы называем его Танн. Он был младшим из них. Старшие сыновья короля Бриана были уже юношами, и они были очень доблестными людьми. Кормлад не была матерью детей короля Бриана. После развода она так возненавидела короля Бриана, что очень хотела его смерти. Провинившимся против него король Бриан трижды прощал их вину, но если они совершали еще проступки, то их судили по закону. Из этого видно, каким королем он был.

Кормлад все время подбивала своего сына Сигтрюгга убить короля Бриана. Поэтому она послала его к ярлу Сигурду просить помощи. Перед рождеством Сигтрюгг прибыл на Оркнейские острова, Туда приехал тогда же и ярл Гилли, как было написано раньше.[105 - Здесь кончается первая вставка из «Саги о Бриане».]

Людей рассадили так, что конунг сидел посреди почетного сиденья, а по обе стороны от него сидели ярлы. Люди Сигтрюгга и Гилли сидели дальше от входа, а от ярла Сигурда ко входу сидели Флоси и Торстейн, сын Халля. Все места в палате были заняты людьми.

Конунг Сигтрюгг и ярл Гилли захотели послушать о сожжении Ньяля и о том, что произошло после. Рассказывать об этом было велено Гуннару, сыну Ламби, и ему подставили скамейку.




CLV


В это время Кари, Кольбейн и Давид Белый, не замеченные никем, приехали на остров Хроссей. Они сошли на берег, оставив всего несколько человек сторожить корабль. Кари со своими спутниками тотчас отправился ко двору ярла и подошел к палате во время пира. Он остановился снаружи и стал прислушиваться. Как раз в это время Гуннар вел рассказ. Это было в самое рождество.

Конунг Сигтрюгг спросил:

– Как держал себя Скарпхедин во время пожара?

– По началу хорошо, – сказал Гуннар, – но потом он заплакал.

Он рассказывал все очень пристрастно и при этом много лгал. Кари этого не вытерпел. Он вбежал в палату с обнаженным мечом и сказал такую вису:
		Хвалятся победой



		Воины-задиры.



		Разве им неведомо,



		Как мы отомстили?



		Слух о мести нашей



		Далеко разнесся.



		Ворон сырое мясо



		Мог терзать в избытке.








Тут он бросился вглубь палаты и с такой силой ударил Гуннара, сына Ламби, мечом по шее, что голова отлетела на стол, который стоял перед конунгом и ярлами. Все столы и одежда ярлов были залиты кровью. Ярл Сигурд узнал того, кто совершил убийство, и вскричал:

– Схватите Кари и убейте его!

Кари до этого был дружинником ярла Сигурда, и все очень любили его. Поэтому, несмотря на слова ярла, никто не сдвинулся с места. Кари сказал:

– Многие скажут, государь, что я сделал это ради вас, чтобы отомстить за вашего дружинника.

Флоси сказал:

– Кари сделал это не без причины: ведь он не мирился с нами. Он сделал то, что он должен был сделать.

Кари ушел, и его не стали преследовать. Он отправился со своими спутниками к кораблю. Погода стояла хорошая, и они поплыли на юг, в Катанес. Они сошли на берег в Трасвике, где жил знатный человек по имени Скегги. Они прожили у него долго.

Оркнейцы же прибрали столы и вынесли убитого. Ярлу сказали, что Кари уплыл в Шотландию. Конунг Сигтрюгг сказал:

– Надо быть великим воином, чтобы так смело броситься на врага, ничего не боясь.

Ярл Сигурд сказал:

– Нет человека, равного Кари по храбрости.

Тут заговорил Флоси и рассказал все о сожжении Ньяля. Он говорил беспристрастно, и ему поверили.

Тогда конунг Сигтрюгг рассказал[106 - Здесь начинается вторая вставка из «Саги о Бриане».] о своей просьбе ярлу Сигурду и попросил его пойти с ним войной против короля Бриана. Ярл долго отговаривался, но, наконец, согласился и выставил свои условия. Он выговорил себе, что женится на его матери и станет королем Ирландии, если они одолеют Бриана. Все советовали ярлу Сигурду не ввязываться в эту распрю, но ничего не помогло. Они расстались на том, что ярл Сигурд пообещал пойти в поход, а конунг Сигтрюгг пообещал ему руку своей матери и королевство. Они уговорились, что ярл Сигурд прибудет со всем своим войском в Дублин в вербное воскресенье.

После этого Сигтрюгг отправился на юг, в Ирландию, и сказал Кормлад, своей матери, что ярл согласился помочь им, а также о том, что он пообещал ярлу. Она обрадовалась, но сказала, что им нужно собрать еще больше войска. Сигтрюгг спросил, что она имеет в виду. Она ответила, что в море, западнее острова Ман, стоят двое викингов с тремя десятками кораблей, и добавила:

– Они такие храбрые воины, что никому не устоять против них. Одного из них зовут Оспак, а другого Бродир. Поезжай к ним и обещай, чего бы они ни просили, чтобы заручиться их помощью.

И вот Сигтрюгг отправился к викингам. Он нашел их у острова Ман. Он им тотчас же изложил свое дело, но Бродир отказывался, пока Сигтрюгг не пообещал ему королевство и руку своей матери. Их уговор должен был остаться в тайне, чтобы ярл Сигурд ничего не знал. Бродир тоже должен был прибыть в вербное воскресенье в Дублин. Конунг Сигтрюгг отправился домой к своей матери и рассказал ей, как обстоит дело.

После этого Оспак и Бродир стали держать совет. Бродир рассказал Оспаку обо всем своем разговоре с Сигтрюггом и попросил его, чтобы тот пошел с ним на короля Бриана. Он сказал, что ему это очень важно. Оспак сказал, что не хочет биться против такого хорошего короля. Они оба разгневались и разделили свое войско. Оспак взял себе десять кораблей, а Бродир – двадцать. Оспак был язычником и необыкновенно умным человеком. Он поставил свои корабли в проливе, а Бродир подальше в море. Бродир был раньше христианином и диаконом, но отошел от веры, стал предателем бога, начал приносить языческие жертвы и был необычайно сведущ в колдовстве. У него были доспехи, которые не брало железо. Он был высок ростом и силен, и у него были такие длинные волосы, что он их закладывал за пояс. Они были черного цвета.




CLVI


Однажды ночью над Бродиром и его людьми раздался страшный грохот, так что все проснулись, вскочили и оделись. Шел кипящий кровавый дождь. Они при крылись щитами, но все же многие были обожжены Это чудо длилось до утра. На каждом корабле погибло по одному человеку. После этого они проспали весь день.

На следующую ночь снова раздался грохот, и они снова все вскочили. Тут мечи выскочили из ножен, а секиры и копья взлетели в воздух и начали сражаться. Оружие с такой силой напало на людей, что им пришлось прикрыться щитами, и все же многие были ранены и на каждом корабле погибло по человеку. Это чудо продолжалось до утра. После этого они снова проспали весь день.

На третью ночь опять раздался такой же грохот. На них налетело воронье, и казалось, что клювы и когти у птиц железные. Вороны бросались на них с такой силой, что им пришлось защищаться мечами и прикрываться щитами. Это продолжалось до утра. И снова погибло по человеку на каждом корабле. Лишь тогда они заснули. Когда Бродир проснулся, он тяжело вздохнул и велел спустить на воду лодку.

– Я хочу поехать к Оспаку, – сказал он.

Он сел в лодку, а с ним еще несколько человек. Когда он приехал к Оспаку, он рассказал ему обо всех чудесах, которые явились ему, и попросил, чтобы Оспак объяснил ему, что они предвещают. Оспак не хотел ничего сказать ему, пока тот не пообещал, что не тронет его. Но Оспак все же отложил разговор до ночи, потому что Бродир никогда никого не убивал ночью. Наконец Оспак сказал:

– Когда на вас падал кровавый дождь, то это означало, что вы прольете много крови, своей и чужой. Когда раздался страшный грохот, то это был грохот, слышный во всем мире, и он означал, что вы все скоро погибнете. Когда на вас набросилось оружие, то это предвещало скорую битву. И когда на вас накинулись вороны, то это означало чертей, которым вы доверились и которые утащат вас в ад на муки.

Бродир пришел в такую ярость, что ничего не мог ответить. Он отправился к своим людям и велел им запереть корабли Оспака в проливе и привязать их канатами к берегу. Он собирался убить всех утром. Оспак разгадал весь его замысел. Тогда он дал обет принять христианство и поехать к королю Бриану и быть с ним до конца его дней. Затем он велел прикрыть все суда,[107 - Неясно, что здесь имеет в виду рассказчик.] баграми протолкнуть их вдоль берега и перерубить канаты людей Бродира. Корабли начало сносить вместе, а люди на борту заснули. Оспак со своими людьми вышел из фьорда и поплыл на запад, в Ирландию. Они не останавливались, пока не доплыли до Канкараборга. Тут Оспак рассказал королю Бриану все, что узнал, крестился и отдал себя под защиту короля. После этого король Бриан велел собрать по всему своему королевству людей, и все войско должно было прийти к Дублину на вербной неделе.




CLVII


Ярл Сигурд, сын Хладвира, собрался в поход с Оркнейских островов. Флоси предложил поехать с ним. Ярл не захотел этого, потому что тому надо было совершить обещанное паломничество в Рим. Флоси предложил ему пятнадцать своих людей для похода, и ярл взял их. Флоси поплыл с ярлом Гилли на Гебридские острова. С ярлом отправились Торстейн, сын Халля, а также Хравн Рыжий и Эрлинг с острова Страумей. Ярл не захотел, чтобы Харек поехал с ним, но сказал, что даст ему знать первому.

Ярл со всем своим войском прибыл в Дублин в вербное воскресенье. Тогда же прибыл и Бродир со всем своим войском. Пользуясь колдовскими чарами, Бродир решил узнать исход боя, и полученное им предсказание гласило, что если бой будет в пятницу, то король Бриан погибнет, но одержит победу, если же бой будет раньше, то погибнут все его противники. Тогда Бродир сказал, что нельзя биться до пятницы.

В четверг к Кормлад и ее людям подъехал человек на сером в яблоках коне. В руке у него было копье. Он долго говорил с Бродиром и Кормлад.

Король Бриан со всем своим войском подошел к городу. В пятницу войско вышло из города, и обе стороны построились в боевом порядке.[109 - «Своего черта», вероятно, вместо первоначального «своего ворона», как говорится в аналогичном случае в другой саге. На знамени викингов был изображен ворон.] Бродир стоял на одном крыле войска, а конунг Сигтрюгг на другом. Ярл Сигурд стоял посередине войска.

Теперь надо рассказать о том, что король Бриан не захотел сражаться в страстную пятницу. Его люди прикрыли его стеной щитов, а войско выстроилось перед ним. Ульв Пугало стоял с краю, напротив Бродира, а на другом краю, напротив Сигтрюгга, стояли Оспак и сыновья короля Бриана.

Посередине войска стоял Кертьяльвад, и перед ним несли знамена.

И вот войска сошлись. Разгорелся жесточайший бой. Бродир прошел сквозь строй своих противников, кося всех, кто стоял на его пути, но его самого железо не брало. Ульв Пугало бросился на него и нанес ему три таких сильных удара, что Бродир всякий раз падал и едва поднимался на ноги. Как только он снова встал, он пустился в бегство и скрылся в лесу. Ярл Сигурд ожесточенно сражался с Кертьяльвадом. Кертьяльвад наступал с таким жаром, что косил всех, кто стоял на его пути. Он пробился сквозь войско ярла Сигурда до знамени и убил знаменосца. Тогда ярл поставил к знамени другого человека. Снова разгорелся жестокий бой. Кертьяльвад тотчас сразил нового знаменосца, а также одного за другим и всех тех, кто стоял поблизости. Тогда ярл Сигурд сказал Торстейну, сыну Халля, чтобы тот взял знамя. Торстейн только собрался взять знамя, как Амунди Белый сказал:

– Не бери знамя, Торстейн! Ведь всех, кто его держит, убивают.

– Хравн Рыжий! – сказал ярл. – Возьми ты знамя!

Но Хравн отвечал:

– Возьми сам своего черта![108 - Описываемая ниже битва произошла в страстную пятницу 1014 года и обычно называется битвой при Клонтарфе.]

Ярл сказал:

– Что ж, куда нищий, туда и его сума.

И он снял знамя с древка и спрятал его на себе, в своей одежде. Вскоре после этого Амунди Белый был убит. Вскэре и ярл был пронзен копьем.

Оспак прошел через все войско противника. Он был тяжело ранен и потерял уже обоих сыновей Бриана. Сигтрюгг бежал от него. Тогда все войско обратилось в бегство.

Торстейн, сын Халля, отстал от других бегущих, чтобы завязать ремень на своей обуви. Тут Кертьяльвад спросил его, почему он не бежит.

– Потому, – ответил Торстейн, – что я не доберусь до ночи домой. Ведь мой дом в Исландии.

И Кертьяльвад пощадил его.

Хравна Рыжего загнали в реку. Ему показалось, что на дне реки ад и что будто черти хотят затащить его к себе. Тогда он сказал:

– Апостол Петр! Я, твой верный пес, уже дважды бегал в Рим и побегу туда в третий раз, если ты позволишь.

Тогда черти отпустили его и он перебрался через реку.

Тут Бродир увидал, что войско короля Бриана преследует бегущих и возле стены щитов вокруг короля мало народу. Он бросился туда из лесу, пробил стену щитов и нанес королю удар мечом. Мальчик Тадк поднял руку, и меч отсек его руку и голову короля. Но кровь короля попала на обрубок руки мальчика, и рука тотчас срослась. Тогда Бродир громко крикнул:

– Пусть пойдет из уст в уста, что Бродир убил Бриана!

Тогда побежали за теми, кто преследовал бегущих, и сказали им о гибели короля Бриана. Ульв Пугало и Кертьяльвад тотчас бросились назад. Они окружили Бродира и его людей и закидали их поленьями. Тогда Бродир был схвачен. Ульв Пугало вспорол ему живот, привязал конец его кишок к дубу и стал водить его вокруг, пока все кишки не намотались на дерево. Лишь тогда Бродир умер. Все люди его тоже были перебиты.

После этого они взяли тело короля Бриана и приготовили к погребению. Голова короля приросла к туловищу. Пятнадцать участников сожжения Ньяля погибли в битве с Брианом. Там были убиты Халльдор, сын Гудмунда, и Эрлинг с острова Страумей.

А вот что случилось в страстную пятницу в Катанесе. Человек по имени Дарруд вышел из дома и увидел, что двенадцать человек подъехали к одному дому, где женщины занимаются рукоделием, и вошли внутрь. Он подошел к этому дому, заглянул в окошко и увидал, что там внутри сидят какие-то женщины и ткут. У станка вместо грузил были человеческие головы, утком и основой были человеческие кишки, нить подбивалась мечом, а вместо колков были стрелы. Они пели такие висы:[110 - В этих висах отразилось то глубокое впечатление, которое оставила в народе кровопролитная битва при Клонтарфе. Песня эта, в отличие от большинства вис в родовых сагах, не скальдического стиля, а эддического, т. е. стилистически аналогична эпическим песням «Старшей Эдды». Предполагается, что она возникла в начале XI века на Оркнейских островах. Прообразом для этой песни, видимо, послужили рабочие песни женщин, исполняемые за ткацким станком. Содержание песни: валькирии ткут боевой стяг, который должен принести тому, кто его несет, победу, но вместе с тем и смерть.]
		Соткана ткань,



		Большая, как туча,



		Чтоб возвестить



		Воинам гибель.



		Окропим ее кровью.



		Накрепко ткань,



		Стальную от копий,



		Кровавым утком



		Битвы свирепой



		Ткать мы должны.







		Сделаем ткань



		Из кишок человечьих.



		Вместо грузил



		На станке черепа,



		А перекладины —



		Копья в крови.



		Гребень – железный,



		Стрелы – колки.



		Будем мечами



		Ткань подбивать.







		Хьяртримуль, Хильд,



		Саннгрид и Свипуль,[111 - Хьяртримуль, Хильд, Саннгрид и Свипуль – имена валькирий; псы шлема – мечи; конунг юный – Сигтрюгг; Гандуль и Гунн – имена валькирий.]



		Мечи обнажив,



		Начали ткать.



		Сломятся копья,



		Треснут щиты,



		Если псы шлема



		Вцепятся в них.







		Мы ткем, мы ткем



		Стяг боевой.



		Был он в руках



		У конунга юного.



		Выйдем вперед,



		Ринемся в бой,



		Где наши друзья



		Удары наносят.







		Мы ткем, мы ткем



		Стяг боевой.



		Конунгу вслед



		Пора нам скакать.



		Гандуль и Гунн



		За ним помчались,



		Кровь на щитах



		Увидят они.







		Мы ткем, мы ткем Стяг боевой.



		Рвутся вперед



		Смелые воины.



		Конунга жизнь



		Мы защитим, —



		Нам выбирать,



		Кто в сече погибнет.







		Будут землей



		Люди владеть,



		Что жили досель



		На мысах дальних.



		Бриану конунгу



		Смерть суждена.



		Сигурда ярла



		Копья пронзят.







		Ирам ютов



		Горький удел.



		Память о нем



		Вечною будет.



		Соткана ткань.



		Поле боя в крови.



		О мертвых по свету



		Молва прошумит.







		Страшно теперь



		Оглянуться. Смотри!



		По небу мчатся



		Багровые тучи.



		Воинов кровь



		Окрасила воздух, —



		Только валькириям



		Это воспеть!







		Спели мы славно



		О конунге юном.



		Слава поющим!



		Слышавший нас



		Песню запомнит,



		Людям расскажет



		О том, что слышал



		От жен копьеносных.







		Мечи обнажив,



		На диких конях,



		Не знающих седел,



		Прочь мы умчимся.








Потом они разорвали сверху донизу свою ткань, и порвали ее в клочья, и каждая из них взяла то, что у нее осталось в руке, Дарруд отошел от окошка и пошел домой. А женщины сели на коней и ускакали, шестеро – на юг и шестеро – на север.

То же самое случилось на Фарерских островах с Брэндом, сыном Гнейсти.

А в Исландии, в Свинафелле, у священника на ризе в страстную пятницу выступила кровь, так что ему пришлось переодеться. А в Тватте в страстную пятницу священнику почудилось, что у алтаря разверзлась морская бездна, и в ней он увидел такие ужасы, что долго не мог продолжать службу.

А на Оркнейских островах случилось вот что. Хареку почудилось, что он видит ярла Сигурда, а с ним еще несколько человек. Харек сел на коня и поскакал к ярлу. Было видно, как они встретились, и поскакали с горы, и скрылись за ней. С тех пор их не видели, и от Харека не осталось и следа.

А ярлу Гилли на Гебридских островах приснилось, будто к нему пришел какой-то человек, который назвался Херфинном и сказал, что он из Ирландии, и будто ярл спросил у него, что нового, и тогда этот человек сказал такую вису:
		Я в земле ирландской



		Был. Там шло сраженье,



		Там звенели копья



		И щиты сшибались.



		Сеча была жестокой,



		Сигурд пал, сраженный,



		Бриан тоже. Но в битве



		Одержал победу.








Флоси и ярл много говорили об этом сне.[112 - Здесь кончается вторая вставка из «Саги о Бриане».] Неделю спустя приехал Хравн Рыжий и привез им вести о битве с Брианом и о смерти короля, ярла Сигурда, Бродира и всех викингов. Флоси спросил:

– Что ты расскажешь мне о моих людях?

– Они все погибли, – сказал Хравн, – а твоего шурина Торстейна Кертьяльвад помиловал, и тот остался у него.

Флоси сказал ярлу, что хочет уехать.

– Нам надо совершить наше паломничество в Рим, – сказал он.

Ярл ответил ему, что он может ехать когда хочет, и подарил ему корабль и все, что нужно для пути, и еще много серебра. Они поплыли в Уэльс и пробыли там некоторое время.




CLVIII


Кари, сын Сальмунда, попросил бонда Скегги, чтобы тот дал ему корабль. Бонд Скегги дал ему корабль со всеми гребцами. Кари, Давид Белый и Кольбейн Черный взошли на него и поплыли на юг мимо шотландских фьордов. Там они встретили людей с Гебридских островов, и те рассказали Кари о том, что произошло в Ирландии и что Флоси со своими людьми поплыл в Уэльс. Когда Кари узнал об этом, он сказал своим спутникам, что хочет поплыть на юг, в Уэльс, чтобы встретиться с Флоси и его людьми. Он сказал, что не хочет никого обманывать: он считает, что еще не отомстил за свои обиды. Никто не захотел оставить его. И вот он поплыл на юг, в Уэльс, и они пристали в небольшом укромном заливе.

В то же самое утро Коль, сын Торстейна, пошел в город менять серебро. Он больше всех поносил тех, кто был сожжен с Ньялем. Коль часто беседовал с одной знатной дамой, и дело уже шло к тому, что он должен был жениться на ней и там поселиться. В это самое утро Кари пошел в город. Он подошел к месту, где Коль отсчитывал серебро. Кари узнал его и, обнажив меч, кинулся на него и нанес ему удар по шее. Коль как раз отсчитывал серебро, и, отлетая от тела, голова сказала «десять». Кари сказал:

– Пусть скажут Флоси, что Кари, сын Сальмунда, убил Коля, сына Торстейна. Я объявляю, что я совершил это убийство.

Затем Кари пошел к своему кораблю и рассказал своим спутникам об убийстве.

После этого они поплыли на север, в Бервик, вытащили корабль на берег и отправились в Хвитсборг, что в Шотландии, и пробыли у ярла Мелькольва этот год. А когда Флоси узнал об убийстве Коля, он позаботился о его погребении и дал много денег на гробницу. Флоси никогда не говорил худого слова о Кари.

Оттуда Флоси отправился через море на юг и там начал свое паломничество. Он шел пешком и не останавливался, пока не пришел в Рим. Там он был в большом почете, так что сам папа отпустил ему грехи, а он дал на это много денег.

Он отправился назад восточным путем,[113 - Восточным путем – через Швейцарию и Германию.] останавливался во многих городах, бывал у знатных людей и повсюду был в большой чести. Он пробыл зиму в Норвегии, и ярл Эйрик подарил ему корабль, чтобы плыть в Исландию, и дал много муки. Многие другие люди тоже оказали ему большие почести. И вот он отплыл в Исландию и пристал в Хорнафьорде. Затем он поехал домой, в Свинафелль. Так он выполнил все, что должен был выполнить по договору, – уезжал из страны и заплатил виру.




CLIX


Теперь надо рассказать о том, что на следующее лето Кари отправился к своему кораблю и поплыл через море на юг. Он начал свое паломничество в Нормандии, дошел до Рима, получил отпущение грехов и западным путем[114 - Западным путем – через Францию.] отправился обратно. Он сел в Нормандии на свой корабль и поплыл через море на север, в Дувр. Оттуда он поплыл на запад, обогнул Уэльс, прошел на север мимо шотландских фьордов и не останавливался, пока не приплыл в Трасвик на Катанесе, к бонду Скегги. Он передал корабль Кольбейну и Давиду. Кольбейн на этом корабле поплыл в Норвегию, а Давид остался на острове Фридарей.

Кари пробыл эту зиму на Катанесе. В эту зиму умерла его жена в Исландии. На следующее лето Кари собрался плыть в Исландию. Скегги дал ему корабль. Их было восемнадцать человек на корабле. Они замешкались со сборами, но все же вышли в море, и плаванье их было долгим. Наконец они подошли к мысу Ингольвсхавди, и там их корабль разбился в щепы. Однако люди спаслись. Тут разразилась буря. Люди спросили Кари, что делать, и он сказал, что надо идти в Свинафелль испытать благородство Флоси.

Не медля, они пошли в Свинафелль. Флоси был в доме. Он узнал Кари, когда тот вошел, кинулся ему навстречу, поцеловался с ним и усадил рядом с собой на почетное сиденье. Флоси предложил Кари пробыть у него зиму, и тот согласился. Они полностью помирились. Флоси просватал Кари свою племянницу Хильдигунн, которая была раньше замужем за Хаскульдом Хвитанесгоди.

Они поселились сначала в Брейде.

Люди рассказывают, что Флоси так кончил свою жизнь. Однажды, когда он состарился, он поехал в Норвегию за лесом для дома и пробыл ту зиму в Норвегии. А летом он замешкался со сборами. Люди говорили ему, что корабль у него плохой. Но Флоси отвечал, что его корабль достаточно хорош для того, кто стар и близок к смерти, и он взошел на него и отправился в море, и больше об этом корабле никогда не было слышно.

Вот кто был детьми Кари и Хельги, дочери Ньяля: Торгерд, Рагнейд, Вальгерд и Торд, что сгорел с Ньялем. А детьми Кари и Хильдигунн были Старкад, Торд и Флоси. У Флоси был сын Кольбейн. Он был одним из самых выдающихся людей в роду.

На этом мы кончаем сагу о сожженном Ньяле.


notes



Примечания





1


Долины Брейдафьорда– в дальнейшем просто Долины.




2


Ауд Мудрая – в «Саге о людях из Лаксдаля» ее зовут Унн Мудрая.




3


Сотня (т. е. «большая сотня», или 120) здесь денежная единица. От нее отличается сотня серебра.




4


Это анахронизм. Каменные палаты появляются в Норвегии только в XII веке.




5


Озеро – озеро Меларен в Швеции.




6


Здесь, как и обычно в этой саге, тингом называется альтинг.




7


Суд четверти. – Около 965 г. Исландия была разделена на четыре четверти: западную, северную, восточную и южную. Каждая из них имела свой тинг и свой суд.




8


Согласно поверью, духи-двойники приближающихся людей вызывают в известных случаях сонливость.




9


Он закрыл себе глаза, чтобы тем самым закрыть их и у других.




10


Она имела на это право, как вдова.




11


Она засмеялась… – чтобы не возбудить подозрений у Тьостольва и лучше осуществить месть.




12


Эти соседи выносили решение, виновен ли ответчик в том, в чем его обвиняют, или нет.




13


Харальд Боезуб – легендарный датский конунг начала VIII века(?).




14


Семунд Мудрый – исландский ученый (1054–1133), которому раньше приписывалась «Старшая Эдда».




15


Кольбейн Младший – исландский хавдинг XIII века.




16


Гардарики – Русь.




17


Равали – Ревель, теперь Таллин.




18


Остров Эйсюсла – остров Сарема у побережья Эстонии.




19


Он, видимо, имел право отомстить разводом за ее вису, потому что такие хулительные висы считались несмываемым оскорблением и за них полагалось строгое наказание.




20


Об этом упоминается потому, что тем самым Торд, отец ребенка, приобщался к семье Ньяля.




21


Убийца обязан был объявить кому-нибудь о том, что он совершил убийство.




22


Дух-двойник человека, согласно поверью, является ему перед его смертью.




23


Вызов на суд должен был быть не позднее, чем за четыре недели до тинга.




24


…ты скрыл от меня его порок – то, что он вор.




25


Это одно из мест, свидетельствующих о том, что исландские бонды занимались и земледелием.




26


Они помешали подъехавшим ускакать от Гуннара.




27


Скафти, сын Тородда, – законоговоритель с 1004 по 1030 г. В то время как он был законоговорителем, были отменены поединки (см. стр. 52) и учрежден Пятый суд (см. примечание к стр. 609). По-видимому, отзвуком его борьбы против самовластья хавдингов, многие из которых были при нем изгнаны из страны, является отношение к нему со стороны рассказчика саги, который в этом случае основывается на том, что говорили враги Скафти.




28


Альвир Детолюб – получил свое прозвище благодаря тому, что он, как говорится в одной из саг, «запретил своим людям подбрасывать детей в воздух и ловить их на копья, как было принято у викингов».




29


Так называется не только гора, но и двор Старкада под этой горой.




30


Об этом ничего в саге не было рассказано раньше




31


На островах – на прорезанной рукавами рек равнине Ландейяр.




32


В первый раз Гуннар обвиняется в нападении, а нанесенная им рана является сопровождающим обстоятельством, во второй раз – наоборот.




33


Это знаменитое место едва ли не единственный случай эмоционального отношения к природе в исландских родовых сагах.




34


В согласии с решением, принятым раньше на тинге




35


Вальхалла – чертог Одина, в котором пируют и сражаются павшие в битве воины.




36


Появление священных птиц Одина было добрым предзнаменованием для воинов.




37


Из вирь за Старкада и Торгейра вычли виру за нападение на Гуннара, остаток должен был выплатить Мард в качестве виры за свое участие в деле.




38


Тяжба Гейра Годи и Хагни – тяжба по поводу убийства Хроальда, сына Гейра Годи.




39


Конунг Свейн Вилобородый – правил в Дании от ок. 985 по 1014 г.




40


Миклагард – Константинополь.




41


Хроссей – Мейнленд.




42


Петтландсфьорд – Пентлендфёрт;




43


Трасвик – Фресвик;




44


Катанес – Кейтнесс;




45


Дунгалъсгнипа – Данкансби.




46


Остров Ман – Мэн.




47


…в Долины, к Гудбранду – в Гудбрандсдаль, где управлял Гудбранд.




48


Торгерд, жена Хальги – божество, почитавшееся ярлами из Хладира, возможно их праматерь.




49


Ирна – сестра Торгерд.




50


Рассказчик не представляет себе действительного расстояния Хладира от Гудбрандсдаля: около 200 километров.




51


Убийство ночью считалось позорным убийством




52


Ангульсей – Англси; Салътири – Кинтайр; Кола – Колл.




53


Это анахронизм. Щиты с такими геральдическими знаками невозможны в конце X века.




54


Пятый суд – своего рода верховный суд Исландии. Он был учрежден в 1004 г. при законоговорителе Скафти. Роль Ньяля в его учреждении, вероятно, преувеличена.




55


Тем самым он взял бы на себя месть за убитого брата.




56


Скарпхедин пародирует формулу, употреблявшуюся на суде.




57


Ньяль имеет в виду Амунди, сына Хаскульда, внука Ньяля.




58


В ту же самую осень… – в 997 году.




59


Олав, сын Трюггви – правил в Норвегии с 995 по 1000 г.




60


Такие случаи возможны в Исландии и связаны с вулканической деятельностью.




61


Основа шлема – голова.




62


Халль был потом воспитателем историка Ари Мудрого.




63


Воин, в данном случае Торвальд.




64


Хьяльти был приговорен к изгнанию за свою богохульную вису.




65


По-видимому, рассказчик принял поэтическое обозначение корабля (морской бык, см. следующую вису) за его название.




66


Тот, кто колокол бережет – священник.




67


Торгейр – годи из Льосаватна, был законоговорителем с 985 по 1001 г., При нем, летом 1000 г., христианство было принято на альтинге как официальная религия.




68


…не будут иметь общих для тех и других законов – т. е. будут образовывать два разных общества с разными законами. В оригинале стоит слово, которое значит одновременно и «закон» и «общество».




69


Тот, кто сам участвовал в убийстве, не мог вести тяжбу против убийц.




70


Торольв Жир – один из первых, кто бывал в Исландии. Он был спутником Флоки. Расхваливая вновь открытую страну, он рассказывал, что в Исландии жир стекает с каждой травинки. Отсюда его прозвище.




71


Он понял, что дырявое полотенце с оторванным концом символизирует положение вдовы убитого, т. е. Хильдигунн.




72


Скарпхедин идет после своих младших братьев, видимо потому, что те дружинники ярла




73


По-видимому, Скафти убил кого-то в Норвегии и потом скрывался, изменив свою внешность.




74


Побережье Балагардссида – часть юго-западного побережья Финляндии.




75


Адальсюсла – эстонское побережье у острова Сарема.




76


Рассказчик имеет в виду колокол в церкви на поле тинга. Но этой церкви в то время, вероятно, еще не было.




77


…на церковном дворе… – см. предыдущее примечание.




78


Пеннинг – самая мелкая денежная единица, 1/60 эйрира.




79


Женоподобие было для мужчины самым постыдным, а обвинение его в женоподобии – самым оскорбительным.




80


На востоке в горах как раз расположен вулкан Гекла.




81


Две строчки стихов неразборчивы.




82


Такие утверждения встречаются в житийной литературе XIII века.




83


Поскольку в этом случае Флоси был непосредственным убийцей, и именно он мог быть наказан.




84


Как непритязательный проситель, который хочет, чтобы его прием дешевле обошелся хозяевам.




85


Рассказчик и здесь употребляет формулу из сборника законов, в которой перечисляются все возможные раны, не сообразив, что в конкретном случае в эту формулу должны быть подставлены конкретные факты, т. е. указано, какая именно рана нанесена ответчиком.




86


Т. е. над Торкелем Дерзким




87


Палатка Хладбуд – палатка Снорри Годи.




88


Т. е. на евангелии или молитвеннике. Для того времени, когда происходил процесс о сожжении Ньяля (1011 г.), это, вероятно, анахронизм.




89


см. следующее примечание.




90


Я излагаю дело… Иону… – Истец должен был обращаться к одному из судей, тому, который в заключение должен был повторить все сказанное на суде. Но рассказчик забыл заменить стоявшее в сборнике законов христианское имя Йон, аналогичное русскому «имя рек» и невозможное в начале XI века. Имена свидетелей Тородд и Торбьярн, видимо, тоже взяты из сборника законов, но они вполне возможны в данную эпоху.




91


Крестил его.




92


По-видимому, Торхалль имеет в виду неправильный отвод соседей.




93


Здесь рассказчик, видимо, забыл упомянуть о том, что защита по тем или иным причинам не выступила со своими возражениями и что поэтому началось заключительное повторение всего сказанного на суде.




94


После повторения всего сказанного на суде уже не разрешалось выступать с возражениями против обвинения.




95


По-видимому, отвод двенадцати судей должен был предшествовать повторению всего сказанного на суде.




96


Во время альтинга происходила также своего рода ярмарка, на которую собирались торговцы и ремесленники.




97


На суде за сожжение Ньяля требовали объявления вне закона. Но при заключении мировой могла быть речь только о вире или изгнании.




98


Это событие, по-видимому, и дало повод для прозвища Торгейра: Скораргейр значит «Гейр из ущелья».




99


Фридарей – остров Фэр-Айл.




100


Здесь начинается вставка из так называемой «Саги о Бриане», которая основана частично на ирландской традиции и отличается от исландских родовых саг и по стилю и по содержанию. Особенно характерно для нее пристрастие к чудесам.




101


Сванлауг. – Раньше она была названа Нерейд.




102


Сигтрюгг – правил в Дублине с 989 по 1035 г.




103


Бриан – правил в Манстере (в Ирландии) и был убит в 1014 г. в битве при Клонтарфе.




104


Канкараборг – Кинкора, резиденция Бриана в Манстере.




105


Здесь кончается первая вставка из «Саги о Бриане».




106


Здесь начинается вторая вставка из «Саги о Бриане».




107


Неясно, что здесь имеет в виду рассказчик.




108


Описываемая ниже битва произошла в страстную пятницу 1014 года и обычно называется битвой при Клонтарфе.




109


«Своего черта», вероятно, вместо первоначального «своего ворона», как говорится в аналогичном случае в другой саге. На знамени викингов был изображен ворон.




110


В этих висах отразилось то глубокое впечатление, которое оставила в народе кровопролитная битва при Клонтарфе. Песня эта, в отличие от большинства вис в родовых сагах, не скальдического стиля, а эддического, т. е. стилистически аналогична эпическим песням «Старшей Эдды». Предполагается, что она возникла в начале XI века на Оркнейских островах. Прообразом для этой песни, видимо, послужили рабочие песни женщин, исполняемые за ткацким станком. Содержание песни: валькирии ткут боевой стяг, который должен принести тому, кто его несет, победу, но вместе с тем и смерть.




111


Хьяртримуль, Хильд, Саннгрид и Свипуль – имена валькирий; псы шлема – мечи; конунг юный – Сигтрюгг; Гандуль и Гунн – имена валькирий.




112


Здесь кончается вторая вставка из «Саги о Бриане».




113


Восточным путем – через Швейцарию и Германию.




114


Западным путем – через Францию.