Прекрасная Магелона
Автор неизвестен - Европейская старинная литература








Немецкая народная книга о Рыцаре Серебряные Ключи и о Прекрасной Магелоне является переводом на немецкий язык популярного в средние века и эпоху Возрождения французского рыцарского романа о Петре Прованском и неаполитанской принцессе Магелоне.

Роман о Прекрасной Магелоне был одной из популярнейших в Германии народных книг.






Средневековая литература

Чрезвычайно увлекательная история о Рыцаре Серебряные Ключи и о Прекрасной Магелоне, весьма приятно читается, вкратце переложена с французского языка на немецкий, е. t. с, 1527














Во имя возлюбленного нашего господа Иисуса Христа начинается нижеследующая история о верном рыцаре Петере, сыне графа из Прованса,[1 - Прованс (фр. Provence) – историческая область на юго-востоке Франции. Анжуйской династии, по заказу которой был, возможно записан роман, Прованс принадлежал с 1246 г. Первым графем Прованса был основатель Анжуйской династии Карл I Анжуйский (1266–1285) сын короля Франции Людовика VIII. Карл I отвоевал Неаполь у Гогенштауффенов. Представители династии Анжу правили Неаполитанским королевством с 1268 по 1442 г. Хотя герои романа о Магелоне не имеют реальных исторических прототипов, тем не менее историческое основой книги послужили культурно-политические связи между Провансом и Неаполитанским королевством в этот период. К Франции Прованс был присоединен лишь в 1481 г. В нем оригинале употребляется латинское наименование Прованса – Provincia от лат. Provmcia Romana, что является заимствованием из латинского текста романа о Магелоне.] и о Прекрасной Магелоне, дочери неаполитанского короля,[2 - Неаполитанское королевство существовало как самостоятельное государство с 1282 по 1442 г. В это время оно управлялось Анжуйской династией. После завоевания арагонским королем Альфонсом V образовало вместе с Сицилией Королевство обеих Сицилии. Позднее, отделившись от Сицилии, существовало самостоятельно вплоть до ХIХ в.] сложенная на французском языке во славу господа бога всемогущего в лето, считая от Рождества Христова, одна тысяча четыреста пятьдесят третье.







1


После вознесения господа бога нашего Иисуса Христа, когда Франция с прочими обступившими ее землями и странами – Провансом, Лангедоком и Аквитанией[3 - Лангедок (фр. Languedoc) – историческая область на юге Франции, присоединенная к короне в результате альбигойских войн в 1271 г; Аквитания (лат. Aquitamen) – историческая область на юго-западе современной Франции. В 1453 г, к моменту возникновения рукописи, Лангедок и Аквитания давно зависели от Франции. Указание на них как на самостоятельные государства свидетельствует о существовании более ранних вариантов романа, откуда и были почерпнуты устаревшие сведения.] – перешли в святую христианскую веру, владел землей Провансом граф по имени Иоганн Керизе,[4 - Керизе (во фр. и нем. оригиналах Cerise) – это скорее всего, является искажением лат. Caesare, т. е. кесарь, что косвенно также указывает на итальянскую этимологию романа о Магелоне] у него была жена, приходившаяся дочерью графу Альваро Дальбарскому. Эти двое имели единственного сына, нареченного Петером, затмившего всех прочих в битвах, рыцарских состязаниях и иных деяниях, так что представлялось это скорее божественным, нежели человеческим. Он был любим и почитаем не только знатью, но и всем народом. Его подданные благодарили господа всемогущего за такого властелина, к тому же для графа, отца его, и для его матери не было ни в чем радости, кроме как в их сыне, столь храбром, учтивом, красивом и разумном.




2

Как однажды меж благородных баронов графа по велению оного произошел турнир


Однажды бароны и знатные господа той земли устроили турнир, в коем Петер прославился более прочих, хотя было там много чужеземных и искусных рыцарей, каковых всех граф после приключившегося турнира чествовал ради сына. Ибо далеко раскатилась слава о нем, что нет ему равных; и говорили о всяческом меж собой. В особенности же внимали некоему поведавшему о Прекрасной Магелоне, дочери неаполитанского короля. Равной ей красотой и добродетелью не отыскать, многие также состязались в рыцарских турнирах, надеясь ей тем понравиться.

И случилось однажды так, что подошел некто к Петеру и сказал ему: «Вам должно пуститься странствовать по свету, и изведать мир, и померяться силами в рыцарских состязаниях, дабы слава о вас прогремела еще далее, и коли вы исполните мой совет, то, вне сомнения, добудете себе прекрасную возлюбленную». Петер также слыхал ранее о Прекрасной Магелоне и, услыхав совет, решил он в своем благородном сердце последовать ему и пуститься странствовать, если будет на то согласие отца и матери.

Вскоре после того, как празднество во дворце миновало, преисполнился Петер раздумий, как ему взяться за дело, чтобы добиться согласия отца и матери, и не помышлявших об его отъезде. И вышло однажды так, что увидал он отца и мать пребывающими наедине друг с другом, и замыслил тут просить позволения, пал пред ними на колена и сказал им: «Милостивый господин мой, отец и милостивая госпожа матушка, я смиренно прошу вас выслушать меня, вашего покорного сына. Я вижу и разумею, с какими великими почестями вы доныне растили и содержали меня, я воспользовался также многим из принадлежащего вам, но сам не употребил стараний для того, чтобы прославиться и стать знаменитым, подобно иным господам. С тем я прошу, коли вам угодно, милостиво разрешить мне пуститься странствовать по свету, ибо я всецело убежден, что это послужит вам к чести, а мне пойдет на благо. Поэтому, возлюбленные мои отец и матушка, я нижайше прошу вас смилостивиться и дать мне ваше согласие».

Когда граф и графиня услыхали о таковом желании своего сына, они немало огорчились и опечалились, все же отец ответствовал ему, сказав: «Петер, возлюбленное чадо, ты знаешь, что нет у нас, кроме тебя, ни другого сына, ни наследника. Ты – наша единственная надежда и утешение. И если, упаси господь, постигнет тебя несчастье, нашему графскому роду и нашему владычеству навсегда придет конец». Мать его также сказала ему: «Возлюбленный сын, нет тебе нужды странствовать по свету. Те, что пускаются в странствие, вершат это, чтобы раздобыть денег и богатства и заслужить милость знатных господ и князей. Но ты, хвала господу, богат, прославлен в битвах и рыцарских состязаниях, знатен, учтив и прекрасен в такой мере, как никто из князей на свете. Через твою отвагу о тебе всюду идет добрая молва. К тому же, слава богу, ты владеешь превосходными землями. Так для чего тебе иные владения? Укажи нам все же, по какой причине ты желаешь покинуть нас! Взгляни на преклонные лета отца и на мои годы и подумай, ведь ты единственная наша радость и утешение! Мне кажется, что этой причины вполне довольно, чтобы воспрепятствовать тебе в исполнении твоего умысла. Другой и не требуется. С тем прошу тебя, возлюбленный мой сын, как только мать может просить свое дитя, не упоминай впредь о своем отъезде».

Когда Петер выслушал пожелание отца и матери, он немало ужаснулся, но все же, потупив взор, начал вновь и сказал: «Мой долг – повиноваться и следовать вам во всех вещах. Однако, будь на то ваша добрая воля, я вновь просил бы вас обоих о милостивом согласии, каковым вы оказали бы мне великую услугу. Человеку в юности не свершить ничего лучшего, нежели испытать себя и познать мир. Ради этого я вновь нижайше прошу вас не препятствовать моему отъезду, но благосклонно одобрить его».




3

Как граф и графиня позволили своему сыну, Петеру, пуститься странствовать по свету


Когда граф и графиня услыхали о таковом намерении и умысле своего сына, не ведали они, как подобает им поступить: отказать сыну в его просьбе и желании или же дать на них согласие. Меж тем их сын Петер преклонил колена, дабы выслушать ответ обоих, и когда он заметил их долгое молчание, то просил он вновь: «Любезнейший отец, я еще раз нижайше прошу вас дать мне ваше милостивое согласие». На это отец его говорит: «Любезный сын, поскольку возымел ты нестерпимое желание изведать мир, твоя матушка и я даем тебе на это наше милостивое позволение. Но помни, что тебе не подобает вершить и творить зло, что противно чести. Пуще всего возлюби господа всемогущего, служи ему неизменно! Остерегайся также дурного общества и, как только позволит тебе время, возвращайся сюда вновь! Возьми коней и доспехи, золота и серебра из моей казны столько, сколько тебе понадобится!». Когда Петер услыхал это от отца и матери, он нижайше поблагодарил их обоих.

Меж тем мать отвела его в укромное место и дала ему три дорогих и красивых кольца, каковые стоили немалых денег. Когда он получил означенные кольца, то нижайше поблагодарил свою мать и снарядился в дорогу, взял с собой и господ, и простолюдинов, дабы те служили ему в пути. Еще раз простился он с отцом и матерью, каковые наказали ему искать хорошего общества и сторониться дурного, а также помнить о них обоих.

В тайне, сколь только возможной, устремился Петер в путь и скакал до тех пор, покуда ни прибыл в город Неаполь, где жил король Магелон, отец Прекрасной Магелоны, и двинулся на постоялый двор, что на площади, доныне именуемой Княжеской. И когда стал он на постой, то разузнал об обычаях королевского двора и потребовал от своего хозяина, чтобы тот сообщил ему, есть ли при дворе именитые чужеземные рыцари. Поведал ему хозяин, как тому назад несколько дней прибыл ко двору рыцарь, каковому король из-за отменной его доблести являет великие почести, прозывается рыцарь господином Генрихом Граппанским, и в угоду ему король назначил на предстоящее воскресенье турнир либо поединки.[5 - Это выражение – устойчивое словосочетание, традиционная формула, принятая в рыцарской литературе для описания состязаний рыцарей. В. Варбек заимствовал ее из переводимой им рукописи. При этом под поединком имеется в виду бой двух всадников в рыцарских доспехах меж собой на копьях, имевших различную длину и сечение. Если условия поединка были иными, в тексте обычно встречалась дополнительная оговорка Турнир представлял сражение между двумя группами рыцарей.] Спросил Петер хозяина далее, будут ли допущены к турниру и поединкам чужестранцы. Ответствовал ему хозяин, да, охотно, лишь бы выехали они в поле вооруженными по всем правилам.




4

Как Петер прибыл на турнир померяться силами в рыцарских поединках и стал в поле на наихудшее место как никому не ведомый чужеземец


На следующее воскресенье Петер поднялся рано, ибо он желал увидать Прекрасную Магелону, и прослушал заутреню. Он позаботился также о всевозможной упряжи для своего коня, равно как и о своем платье, ибо положил себе в означенный день добиться славы. Он велел приделать два серебряных ключа на свой шлем, по коим можно было распознать в нем почитателя небесного князя – святого Петра Апостола,[6 - Святой Петр, согласно христианской религии – привратник рая, в его руках находятся якобы ключи от райских врат Изображался он обычно с ключами в руках Поэтому Петер названный в честь этого апостола и украсил конскую упряжь изображением ключей.] ибо он любил его, а также его именем был наречен. Эти вышеозначенные ключи были весьма искусно сделаны и стоили немалых денег. Он приказал также изобразить ключи на всех попонах своего коня.

Поскольку близилось время двинуться на турнир, то король вместе с супругой и дочерью, а также прочими девицами и дамами позавтракали. Они взошли на кресла, дабы любоваться турниром или поединками. Петер прибыл на турнир в сопровождении кнехта и оруженосца и стал в поле на худшее место, ибо был неведомым чужестранцем. Он не был известен никому, кто вывел бы его вперед и поставил на место получше.

Когда же настало время произвести смотр и сообразно правилам предстать пред девицами и дамами, выехал герольд и по велению короля объявил нижеследующее: «Кто есть здесь желающий преломить копье в честь девиц и дам и померяться силами в рыцарском поединке, тому надлежит выехать в поле». Как только это свершилось, в поле выступил господин Генрих Граппанский, чей вызов принял некто из слуг короля. Господин Генрих нанес ему крепкий удар, отчего он вылетел из седла, так что его копью и впрямь здорово досталось. Но меж тем случилось так, что королевский слуга, будучи повержен, метнул свое копое прочь от себя, и вышло так, что означенное копье попало промеж ног коня господина Генриха Граппанского, из-за чего конь вместе с господином Генрихом упал. Тут друзья королевского слуги заговорили, что господин Генрих сражен в честном бою. Господина Генриха это сильно раздосадовало, и он не пожелал более биться.

В другой раз возвестил герольд по приказу короля, если есть кто иной, желающий преломить свое копье, он должен выехать в поле. Когда Петер услыхал это, выехал он в поле против королевского слуги, что бился в поединке с господином Генрихом и хвастал, будто честно поверг господина Генриха наземь, эта речь разгневала и возмутила Петера, ибо вершилась она со злым умыслом, тогда как господин Генрих Граппанский был доблестным рыцарем. Петер сшибся с королевским слугой так, что ни конь, ни всадник не устояли и грудой рухнули наземь, чему все собравшиеся и лицезревшие тот поединок изумились.

Когда король увидал это, воздал он славу и хвалу Рыцарю Серебряные Ключи[7 - Рыцарь Серебряные Ключи – в оригинале встречается также Рыцарь С Ключами.] и пожелал узнать, кто этот чужеземный рыцарь, и немедля послал к нему своего герольда, дабы узнать от него, кто он. И когда герольд приблизился к Петеру, он объявил, что послан к нему своим господином, королем, дабы узнать, кто он и из каких земель прибыл. Петер ответствовал герольду: «Скажи королю, твоему господину, и проси его от меня соблаговолить и не гневаться, если я воздержусь назвать ему свое имя.[8 - Неизвестность рыцаря в средневековых авантюрных романах – традиционный литературный прием, опирающийся на реальную историческою черту феодальных нравов. Рыцари иногда предпочитали биться «анонимно», чтобы в случае поражения их честь оставалась незапятнанной.] Ибо я дал обет не открывать его никому из смертных. Впрочем, скажи королю так: я – бедный дворянин из Франции и странствую по свету, дабы завоевать славу и хвалу меж девиц и дам». Герольд возвратился к королю и сказал ему то, что услыхал и узнал от Петера. Когда король услышал это, он остался доволен и приписал ответ учтивости рыцаря, ибо тот не пожелал прославиться.

Вслед за тем пришлось Петеру налечь на дело, ибо каждый решился биться что есть сил. Все же, коротко говоря, Петер одолел всех прочих и поверг всех чужеземцев наземь. Король и все иные воздали ему хвалу, что одержал он верх над другими рыцарями, таким образом он прославился. Но король, равно как и все собравшиеся там, желал, насколько таковое было возможно, узнать, кто он и откуда. Молва о Рыцаре Серебряные Ключи пошла также меж девиц и дам. Петер приглянулся также Прекрасной Магелоне, и она не смогла его забыть.

А когда всему тому настал конец, всяк возвратился на постоялый двор и многие хвалили Петера. Когда он возвращался после ристалища к себе на постоялый двор, подскакал к нему господин Генрих Граппанский, а равным образом и многие другие, и проводили они Петера до постоялого двора. В тот час проникся господин Генрих крепкой любовью к Рыцарю Серебряные Ключи, и стали они впоследствии добрыми друзьями.




5

Какие скачки и рыцарские поединки были устроены по велению короля из-за его дочери, Прекрасной Магелоны


Король Неаполя повелел устроить всяческие турниры, скачки и поединки по просьбе своей любимой дочери, Прекрасной Магелоны, каковая упрашивала его о том из-за любви, в тайне питаемой ею к Рыцарю Серебряные Ключи. Когда король взирал на Рыцаря Серебряные Ключи, тот всем ему нравился, особливо же своей добродетелью, благородством и учтивостью, и временами король говорил сам себе: «Воистину, этот рыцарь не может быть низкого рода, ибо все его деяния свидетельствуют об ином. Нам подобало бы также выказать ему более почестей, чем те, коими мы удостоили его доныне». И король повелел неким из своих слуг постараться узнать, кто он, и следом доложить ему о том, что они взялись исполнить.

И случилось однажды так, что король пригласил его на обед, дабы этим выказать ему еще большие почести. Рыцарь весьма обрадовался этому. Он надеялся лучше рассмотреть дочь короля, Прекрасную Магелону, и вволю наглядеться на нее, ибо доселе видел ее лишь мельком. Когда настал час трапезы, Рыцарь Серебряные Ключи явился во дворец. Король, его супруга и его любимая дочь, Прекрасная Магелона, повелели ему сесть также с ними, за их стол, желая доставить ему удовольствие и выказать этим еще большие почести. Когда все они сели за стол, рыцарь сел напротив Прекрасной Магелоны. Стол был уставлен дорогими и редкими кушаньями, но Петер не удостоил их вниманием. Ибо всем сердцем он стремился лишь к тому, чтобы вволю налюбоваться Прекрасной Магелоной. Он размышлял про себя о непревзойденной красе девицы, королевской дочери, и не мог насытиться лицезрением ее чудесного облика, и думал, что на свете нет никого прекраснее этой Магелоны. И воспламенился он к ней любовью, и казалось ему, блажен будет тот, кто удостоится ее любви, однако себя он не причислял к тем, кому это могло выпасть на долю, и полагал невозможным, чтобы ему самому так посчастливилось. Но сердце Прекрасной Магелоны было охвачено неменьшим смятением, чем его душа.

Когда они откушали, начались в королевском зале всяческие игры и развлечения, и король со своей супругой, королевой, пошел развлечься. Он дал также своей любимой дочери, Прекрасной Магелоне, право и позволение беседовать в зале с рыцарями. И случилось так, что Прекрасная Магелона любезно подозвала к себе Рыцаря Серебряные Ключи. Когда Петер услыхал это, он скоро и охотно приблизился. Она сказала ему: «Благородный рыцарь, моему милостивому отцу, королю, а также всем прочим, что находятся здесь, доставляют великое удовольствие ваша учтивость, рыцарские подвиги, добродетели и благородная душа. Посему приходите сюда чаще развлекаться! Ибо мой милостивый отец и моя милостивая матушка, как и все иные, находят в том великое удовольствие, а равным образом и я сообща с прочими девицами и дамами».

Когда рыцарь услыхал это от Прекрасной Магелоны, он с учтивостью ответствовал ей: «Любезная госпожа, я не в силах отблагодарить вашего отца, короля, моего благосклонного повелителя, и милостивую госпожу, мать вашей светлости, за честь, каковую их величества незаслуженно явили мне, а особливо вашу светлость, ибо вы удостоили меня, незнатного и малого родом слугу, подобных милостей. Я не заслужил покуда чести именоваться ближайшим слугой вашей милости. Все же, высокородная и любезная госпожа, я нижайше благодарю вашу княжескую милость и прошу позволения заслужить эту честь. Как бы то ни было, я неизменно буду вашим покорнейшим слугой».

Тут Прекрасная Магелона сказала ему: «Я благодарю вас за вашу просьбу и отныне также почитаю вас своим слугой». После тех речей королева направилась в свои покои, а с ней и Прекрасная Магелона, хотя и неохотно. Однако на прощание она сказала рыцарю: «Благородный рыцарь, я прошу вас, приходите сюда чаще развлекаться. Мне бы хотелось побеседовать с вами в тайне о рыцарских состязаниях и о прочем, что случается в вашем отечестве, и я немало удручена тем, что на сей раз у меня нет времени продолжить нашу беседу». И простилась с ним, и весьма приветливо взглянула на него, каковым взглядом ранила его сердце глубже прежнего.

И Прекрасная Магелона удалилась в свои покои с прочими девицами и дамами. Но король остался в зале с господами и беседовал с ними о всяческом. Тут он приблизился к Рыцарю Серебряные Ключи и учтиво просил его, дабы он, если ему угодно, соблаговолил открыть ему свое имя, а также звание. Но король не узнал от него ничего другого, как только то, что он – бедный дворянин из Франции и странствует по свету, дабы повидать мир и померяться силами в рыцарских состязаниях. Когда король услыхал это, он отступился и приписал это его великой добродетели и благородной душе, и оставил свои расспросы, ибо превосходно уразумел, что таковые ему неугодны. С этим король простился и удалился на покой, равным образом и рыцарь простился с королем и другими господами и двинулся к себе на постоялый двор.




6

Как Петер размышлял о непревзойденной красе королевской дочери


Когда Петер возвратился от короля к себе на постоялый двор, уединился он в укромном месте и впал в столь глубокие раздумья и размышления о приветливых речах, милостивых взглядах, а также непревзойденной красе, украшавшей королевскую дочь, Прекрасную Магелону, что не имел более ни отдыха, ни покоя.

Когда Прекрасная Магелона оказалась в своих покоях, с ней случилось то же самое, она размышляла о рыцаре не меньше, чем он о ней. Ей хотелось знать, кто он и каково его имя. Она подумала, если он высокого и знатного рода, тогда она была бы благосклоннее к нему, ибо он явился ко двору ради нее. Ей казалось по его учтивому и благородному нраву, что он не столь низкого рода, как себя выдает. И вознамерилась в великой тайне открыть любовь, каковую она питала к рыцарю, своей кормилице, особенно ей доверенной и преданной.

Как-то раз Прекрасная Магелона отвела эту кормилицу в укромное место в своих покоях и сказала ей: «Любезная моя кормилица, ты всегда заботилась обо мне и выказывала ко мне великую любовь, поэтому ни к кому на свете я не питаю столь совершенного доверия, как к тебе. Я открою тебе тайну, но ты держи это в секрете и дай мне верный совет, я никогда о том не забуду».

Тут кормилица заговорила и сказала: «Возлюбленная дочь моя, нет в этом мире такой вещи, какую, будь она в моих силах, я не свершила бы по вашему желанию, даже если бы мне пришлось из-за этого умереть. Поэтому храбро доверьтесь мне и излейте вашу душу и помыслы безо всяческого опасения».

Тут Прекрасная Магелона заговорила и сказала ей: «Я без остатка отдала свою любовь и свое сердце тому юному рыцарю, что в прошлый раз завоевал приз в турнире либо поединках. Из-за этого я не могу и не хочу ни есть, ни пить, ни спать. И знай я, что он высокого и знатного рода, я возложила бы на него всю свою надежду и взяла бы его в супруги. С тем я желаю знать, кто он и какого рода».

Когда кормилица выслушала Прекрасную Магелону, она немало испугалась и не ведала, что ей сказать в ответ. Все же она возразила: «Любезная моя дочь и госпожа, что за речи слышу я? Ведь вам хорошо известно о вашем высоком происхождении, даже могущественнейший на свете государь был бы немало рад, взяв вас в супруги. Вы же отдали свою любовь и сердце юному неведомому рыцарю, не зная ни кто он, ни кто его родичи. А вдруг ему не надобно от вас ничего иного, как только вашего позора и стыда, и он навсегда оставит вас, едва добьется желаемого. Поэтому я прошу вас, возлюбленная моя дочь и госпожа, гоните эти думы прочь из вашего сердца и не вспоминайте о нем более. Ибо если ваш отец, король, прознает об этом, вашу любовь сочтут безрассудной, и она нанесет урон вашей чести, Наберитесь терпения! Коли будет на то божья воля, вас уже в скором времени выдадут в знатный и богатый дом».

Когда Прекрасная Магелона услыхала все это от кормилицы и уразумела, что она и не думает ей потакать, она всецело опечалилась и огорчилась и душой и сердцем, ибо любовь так завладела ею и обступила ее, что она была более не властна над собой, и сказала: «Ах, возлюбленная моя кормилица, так вот какова любовь, которую ты питала ко мне! Ты хочешь, чтобы я умерла столь жалким образом и столь плачевно окончила свои дни из-за того, что не нашла помощи и верного совета? Горе мне, лекарства не нужно искать вдали, оно рядом со мной. Я ведь не отсылаю тебя на чужбину, прочь отсюда, и тебе не надобно опасаться ни моего отца, ни матери, а также ни меня, ни любого другого. И если ты свершишь то, что я велю тебе, то поможешь мне. Но если ты не исполнишь моей воли, то в скором времени собственными глазами увидишь меня умирающей с горя и досады».










Сказав это, Прекрасная Магелона в тяжком беспамятстве упала на ложе. Но когда она вновь пришла в себя, то промолвила: «Знай, любезная кормилица, он знатного рода и сословия, ибо приметой тому – его добродетель, оттого он и не открывает своего имени. Но я доподлинно знаю, что, если ты от меня попросишь его назвать свое имя и звание, он не станет скрывать его».

Когда кормилица постигла, как велика любовь, питаемая Прекрасной Магелоной к юному рыцарю, она утешила Прекрасную Магелону и сказала: «Моя возлюбленная дочь и госпожа, раз таковы ваши воля и желание, я употреблю все свое старание, чтобы говорить с ним от вашего имени и узнать то, о чем вы наказали мне. Утешьтесь лишь и не печальтесь более!».




7

Как кормилица пошла в церковь, к рыцарю, дабы по наказу Прекрасной Магелоны говорить с ним


Вслед за тем кормилица пошла в церковь, дабы отыскать рыцаря, и нашла его там молящимся в одиночестве, и также сделала вид, будто молится. Как только она свершила молитву, рыцарь учтиво приветствовал ее. Он хорошо ее знал, ибо видел прежде у Прекрасной Магелоны. Тут она обратилась к нему и сказала: «Господин рыцарь, вы немало удивляете меня тем, что скрываете и держите в тайне свое имя и свой род. Я доподлинно знаю, что для моего милостивого господина, короля, и его величества супруги, а в особенности для Прекрасной Магелоны было бы великой радостью узнать, кто вы и откуда прибыли. Если вы расположены дать знать о том Прекрасной Магелоне, я передам ей это. Мне известно также, что этим вы доставите ей большое удовольствие, ибо она всем сердцем желает об этом знать».

Когда рыцарь услыхал, что сказала дама, он исполнился раздумий, но, усомнившись в том, что означенные речи исходят от Прекрасной Магелоны, ответствовал ей и сказал: «Любезная дама, премного благодарю вас, что вы столь любезно беседовали со мной. Я благодарю также всех тех, которые желают узнать моє имя, особливо жє мою милостивую госпожу Магелону. Коли вам угодно, но и не составит труда, кланяйтесь ей от меня и просите ее соблаговолить и не досадовать, что я держу свое имя в тайне. Ибо, пребывая вдали от отечества, я не могу никому открыть его. Но поскольку она – то земное создание, какому я желаю наилучшего в этом мире, а также готов служить и повиноваться, скажите ей так: раз она всем сердцем желает знать мое имя, да будет ей известно, что род мой высок и обладает знатным дворянским титулом. И любезно просите ее от меня соблаговолить и не гневаться. Я также нижайше прошу вас принять нечто от моего малого достатка и передать ей от моего имени, ибо сам я не могу вручить ей того. Вы окажете мне этим великую услугу». И протянул ей одно из трех колец, что дала ему с собой на прощание мать, стоившее больших денег.

Когда она получила от рыцаря кольцо, то сказала ему: «Благородный рыцарь, я передам ей это кольцо от вашего имени, а также расскажу ей обо всем, о чем мы меж собой беседовали». С тем они простились друг с другом и разошлись.

Кормилица покинула рыцаря обрадованной, ибо ей вышло побеседовать с ним, и рассуждала она сама с собой: «Он, должно быть, и впрямь знатного рода, как и уверяла меня Прекрасная Магелона, ибо исполнен всяческого благонравия и добродетелей». Размышляя так, шла она, покуда не пришла к Прекрасной Магелоне, дожидавшейся ее появления с великой радостью. Тут она вынула кольцо и вручила ей его и поведала, о чем они меж собой говорили.

Когда Прекрасная Магелона услыхала просьбу рыцаря, а также увидала драгоценное кольцо, каковое рыцарь передал ей, она сказала кормилице так: «Возлюбленная моя кормилица, не говорила ли я тебе прежде, что он знатного рода? Ибо мое сердце поведало мне о том. К тому же рассуди сама, может ли столь роскошное кольцо принадлежать бедняку? Воистину говорю я тебе, это мое счастье, и иначе быть не может, ибо я люблю его, хочу и желаю обладать им. Я не хочу также ни любить другого, ни обладать другим, ибо с самого начала, едва я впервые увидала его, мое сердце покорилось ему одному. Я знаю, он прибыл сюда, чтобы доставить мне радость и удовольствие. Он знатного рода, и прекраснее его нет рыцаря на свете. Мне также известно, что он прибыл сюда ради меня, поэтому я была бы неучтива и жестокосердна, кабы не ответила на его любовь. Я лучше умру с горя, чем забуду или оставлю его. Поэтому, любезная моя кормилица, прошу тебя открыть ему мою страсть и мое желание и дать мне верный совет. Я прошу тебя оставить мне это кольцо, оно облегчит мои муки, ибо для меня великая радость видеть его».

Когда кормилица услыхала от Прекрасной Магелоны, что она так торопится открыть свое сердце и помыслы, она огорчилась и сказала: «Моя благороднейшая дочь и госпожа, великодушнейшее сердце на свете, не дайте этому умыслу окрепнуть в вашей благородной душе. Для знатной принцессы непристойно и безрассудно столь поспешно отдать любовь чужеземному и неведомому рыцарю».

Когда Прекрасная Магелона услыхала от своей кормилицы такой упрек, она не смогла дольше терпеть и молчать и, трепеща всем сердцем, сказала ей: «Отныне не смей бранить его чужим, для меня нет на свете никого милее его. Ничто не властно отвратить от него мои помыслы и душу. Я добром прошу тебя не упоминать более этого слова, если тебе дороги я и моя любовь». Кормилица, услыхав все это, не стала более прекословить ей, но сказала: «Любезная моя госпожа, что бы я ни говорила, все это ради вас и вашей чести. Дело, какого оно ни было бы свойства, если оно вершится поспешно и безрассудно, не служит к чести тех, кто его вершит, да и узнавшие о нем также не удостоят его похвалы. Мне по душе, что вы любите его, ибо он всецело достоин вашей любви. Однако вам надобно свершить все честно и благопристойно, как в таких случаях и подобает. И нисколько не сомневайтесь, я дам вам добрый и верный совет и помогу, ибо уповаю на господа всемогущего, что это дело сладится». Когда Прекрасная Магелона услыхала от кормилицы столь разумные речи, она несколько утихла и сказала ей: «Возлюбленная моя кормилица, я сделаю все, что вы посоветуете мне».

В ту ночь Прекрасная Магелона спала спокойно, не расставаясь со своим кольцом, от великой любви целуя его, глубоко вздыхая и думая о рыцаре, своем возлюбленном друге, покуда не забрезжил рассвет. И тут она уснула. А когда она уснула, привиделся ей следующий сон. Снилось ей, будто очутилась она наедине с рыцарем в чудесном саду и будто она говорит ему: «Ради любви, что вы. питаете ко мне, я всем сердцем прошу вас сказать, откуда вы и какого рода. Ибо я люблю вас более всех на свете. И потому желаю знать, кто тот рыцарь, кому я отдала свою любовь, и откуда он?». И снится ей далее, будто рыцарь отвечает: «Благородная госпожа, еще не пришло время открыться вам. Поэтому на сей раз я прошу вас избавить меня от признания, ибо вскоре вы обо всем узнаете». А вслед за тем приснилось ей, будто рыцарь дал ей кольцо, роскошнее прежнего, того, что он послал ей с кормилицей.

И почивала так Прекрасная Магелона в великом удовольствии до утра, а когда проснулась, то поведала сон своей кормилице, по этому признаку кормилица поняла, что рыцарь всецело овладел ее сердцем и душой. И потому она утешила Прекрасную Магелону наилучшим образом, как только могла и умела.




8

Как рыцарь однажды отыскал кормилицу в церкви, подошел к ней и поведал ей нечто в тайне


Однажды рыцарь употребил всяческое старание, чтобы отыскать в церкви кормилицу Прекрасной Магелоны, с каковой он желал в тайне поговорить. Увидав его, она приблизилась к нему и поведала, что кольцо, каковое он послал Прекрасной Магелоне, доставило ей большое удовольствие, и любезно благодарила его. Тут рыцарь ответствовал ей и сказал: «Милостивая госпожа, я дал это кольцо вам, а не Прекрасной Магелоне. Ибо я превосходно понимаю, что столь скромный дар не стоит того, чтобы его преподносили столь могущественной принцессе, как моя милостивая госпожа, Прекрасная Магелона. Ей принадлежит все, чем я владею, – моя жизнь, состояние и поместья. Знайте также, любезная дама, ее непревзойденная красота столь пленила и ранила мое сердце, что я не в силах более скрывать от вас это. Я поведаю вам обо всех своих заботах, и если она не смилостивится надо мной, быть мне несчастнейшим рыцарем на свете. Любезная дама, я знаю и помню, что вы – лучшая подруга Прекрасной Магелоны, поэтому я открою вам свою душу и свои помыслы. Если вам угодно, окажите мне милость и поведайте ей о моих чувствах, и хотя я не заслужил от вас этой услуги, я постараюсь с преданностью заслужить ее».










Она сказала ему: «Благодарю вас. Я столь же преданно расскажу ей обо всем, о чем вы наказали мне, надеюсь также возвратиться к вам с добрыми вестями. Но я никак не возьму в толк, что вы разумеете под любовью. Коли вы помышляете о любви непристойной и греховной, то умолкните и не говорите о ней более!».

Тут рыцарь сказал ей: «Любезная дама, умереть мне злой смертью, если хоть миг я думал о такой любви либо позоре, наоборот, моим сердцем владеет чистая, преданная и верная любовь, каковой я желал бы служить ей». Когда кормилица услыхала это, сказала она: «Благородный рыцарь, в таком случае я обещаю со старанием уладить ваше к ней дело. Но если вы питаете к ней благопристойную, верную и чистую любовь, как признались мне сейчас, то отчего скрываете от нее свое имя и свой род? Быть может, вы столь знатного рода и звания, что, с божьей помощью, вас сочетали бы брачными узами. Ибо она любит вас всей душой, грезит о вас во сне, а когда мы остаемся наедине друг с другом, то беседуем меж собой единственно о вас».

Когда он услыхал это, то сказал ей: «Любезная дама, вы обрадовали меня, открыв мне столь многое, и я нижайше прошу вас устроить так, чтобы я смог побеседовать с ней. Тогда я открою ей свой род и все, что она ни пожелает узнать от меня. Я надеюсь также, что, выслушав меня, она не исполнится ко мне презрения. Однако никому другому я этого не скажу, разве что ей одной».

На это кормилица ответствовала рыцарю: «Я передам ей все, что вы сообщили мне, а также помогу вам увидеться с нею».

Ее согласие еще больше обрадовало рыцаря, и он сказал: «Любезная дама, благодарю вас за вашу услугу и покорнейше прошу вас, если вам угодно, вручить ей это кольцо, сущую безделицу, и, если она примет от меня его, я почту это за особую милость. Ибо я опасаюсь, что прежнее кольцо не из тех, каковые ей подобают. Соблаговолите также передать ей от меня нижайший поклон».

Тут кормилица сказала: «Поскольку я постигла ваше благородное сердце, я вручу ей от вас кольцо, а также передам поклон и употреблю старание, чтобы вам удалось с ней побеседовать».

На это рыцарь ответил: «Благодарю вас за вашу услугу».




9

Как кормилица возвратилась к Прекрасной Магелоне


Когда кормилица рассталась в церкви с рыцарем, она поспешила ближайшим путем в покои Прекрасной Магелоны, каковая от великой любви к рыцарю занемогла и лежала в постели, ибо нигде не находила себе покоя. И едва она увидала кормилицу, как тотчас привстала и сказала ей: «Возлюбленная кормилица, добро пожаловать ко мне! Ах, увы, принесла ли ты мне добрую весть от того, кого я так крепко люблю. Воистину, любезная кормилица, если ты не дашь мне верного совета, как увидеться и говорить с ним, я умру».

Когда кормилица услыхала ее речи, сказала она ей: «Моя благородная дочь и возлюбленная госпожа, я дам вам совет, который обрадует вас. Даст бог, вы постигнете и уверитесь, что я люблю вас всем сердцем». Когда Прекрасная Магелона услыхала это от своей кормилицы, от великой радости, овладевшей ее сердцем, она спрыгнула с ложа на пол, обняла и поцеловала ее и сказала ей: «Моя дорогая кормилица, скажи мне эту новость».

Тут кормилица поведала ей, как рыцарь подошел к ней, сообщил и объявил, что чувство, которое он питает к ней, столь велико, что он едва не умер от любви, и сказала: «Поверьте мне, возлюбленная дочь моя, если вы испытываете тяжкие мучения из-за него, то и он не менее страдает из-за вас, и если эта самая любовь, каковой он проникся к вам, с его стороны воистину непорочна и чиста, а также касательно вас честна, то я рада этому. И знайте, возлюбленная дочь моя, я никогда не слыхала, чтобы столь юный рыцарь рассуждал бы так мудро, как он. Вне всяческого сомнения, он высокого и знатного рода. Дело его таково: он не просит ничего иного, как только тайно побеседовать с вами наедине, тут он откроет вам все свои намерения и свое имя. Он также исполнит все, что вы прикажете ему, и с покорностью вверяет вам себя, умоляя назначить ему день и место, где он мог бы открыть вам свои помыслы и душу, ибо никому другому он того не скажет. Он просит вас также милостиво принять и хранить в память о нем это кольцо».

Когда Прекрасная Магелона услыхала эту добрую и радостную весть, а также увидала кольцо, что было роскошнее и красивее прежнего, она переменилась от радости в лице, покраснела и сказала кормилице: «Знай, возлюбленная кормилица, это то самое кольцо, которое приснилось мне прошлой ночью, ибо мое сердце не скажет того, чего не случается. И поверь безо всяческого сомнения, этому рыцарю суждено стать моим мужем и супругом, без него нет для меня ни радости, ни удовольствия. Поэтому я нижайше прошу тебя отыскать средство и придумать как можно лучше, как побеседовать с ним, ибо я не в силах более ждать. С этим, возлюбленная моя кормилица, отыщи способ, дабы я могла видеться и говорить с ним, когда пожелаю, ибо я крепко надеюсь, что таким образом мой замысел окончится благополучно. Я обещаю тебе также, что ты не останешься в убытке».

Тут кормилица обещала ей ничего не пожалеть и употребить всевозможное старание, дабы все это благополучно уладить. Весь день и последовавшую за ним ночь Прекрасная Магелона была веселее, чем прежде, она не выпускала из рук посланные ей рыцарем кольца и благодарила его в душе за этот дар. Она то нанизывала кольца на пальцы, то целовала их, любовалась ими и тем коротала свой досуг и свое время.




10

Как кормилица вновь беседовала с рыцарем


На другой день кормилица постаралась отыскать рыцаря и побеседовать с ним. Она нашла его в часовне, каковую тот обыкновенно посещал. Увидав ее, он весьма обрадовался, ибо надеялся услыхать какую-либо весть от Прекрасной Магелоны, встал и пошел ей навстречу, учтиво и любезно приветствовал ее. Она ответила ему так же и сказала: «Дай и ниспошли вам господь обрести все, чего желает ваше сердце».

Вслед за тем спросил ее рыцарь, что поделывает Прекрасная Магелона, а также в милости ли он у нее. Тут кормилица ответствовала ему, сказав: «Благородный и любезный господин, поверьте мне воистину, нет ныне на свете рыцаря, когда-либо облачавшегося в доспехи и сражавшегося в рыцарских поединках, каковому посчастливилось бы наравне с вами. Благословен час, когда вы явились сюда, в эти земли, ибо своей отменной храбростью вы завоевали и добились прекраснейшей девицы на свете, никогда не выпадало вам на долю большего счастья, ибо вы заслужили ее милость и любовь. Она благодарит вас за кольцо, которое вы вновь передали ей со мной, и обещает хранить его в память о вас. Она всем сердцем желает видеть вас и любезно говорить с вами. Я также была бы рада, случись такое. Однако поклянитесь мне верой и честью дворянина, что ваша любовь не иначе как добродетельна и чиста, как и подобает всякому столь знатного рода, как ваш».

Когда рыцарь услыхал это от кормилицы, он поступил как муж, исполненный всяческих добродетелей, пал на колена пред распятием и сказал: «Любезная дама, пред создателем моим, господом богом, обещаю и клянусь вам, что мои намерения и помыслы не иначе как чисты и благонравны. Я также добиваюсь любви Прекрасной Магелоны единственно для того, чтобы, если будет на то божья воля, совершить святое таинство брака, ни для чего иного, чтобы заключить брачный союз по обычаям святой христианской веры, иначе да отвернется от меня в этом мире господь. Аминь».

Когда кормилица услыхала его клятву, она протянула ему руки, подняла его с колен и сказала: «Воистину, благородный рыцарь, вы дали такую клятву, что вам легко поверить и довериться. Знайте также, не дайте вы ее, я не открыла бы Прекрасной Магелоне ваших намерений. Я прошу также господа, вечного и всемогущего, укрепить вас в этом желании. И будь на то господня воля, я бы сказала, что не найти на свете пары, столь же знатной и благородной, столь же учтивого нрава, сколь вы оба. И потому, благородный рыцарь, сверитесь и приходите завтра после полудня через маленькую садовую калитку в покои Прекрасной Магелоны, она будет там лишь со мной. Но я также удалюсь оттуда, дабы вы остались наедине друг с другом. Тут говорите и рассказывайте ей о своих заботах, сколько вашей душе угодно!».

Когда рыцарь услыхал это от кормилицы, обрадовался он донельзя и поблагодарил ее за добрую весть, и на том они расстались друг с другом. И кормилица возвратилась к Прекрасной Магелоне и поведала ей, как они с Петером все уладили и порешили. Когда Прекрасная Магелона услыхала это, она весьма любезно благодарила кормилицу и, сгорая от нетерпения, стала ожидать рыцаря.




11

Как рыцарь проник к Прекрасной Магелоне сквозь небольшую калитку в садовой ограде


На другой день рыцарь терпеливо ждал часа, когда он должен был явиться к Прекрасной Магелоне. Ему казалось, что время тянется долго. Наконец он подошел к садовой калитке, на какую было ему указано, и нашел ее открытой, как и обещала ему кормилица. Сгорая от нетерпения, он вошел в покои Прекрасной Магелоны и увидал, что она пребывает там наедине с кормилицей. И как только Прекрасная Магелона увидала его, она вся переменилась в лице и заалела, подобно розе, и охватило ее страстное желание кинуться ему навстречу, заключить его в объятья и расцеловать, ибо на это толкала ее любовь. Однако благоразумие, каковое в таких случаях управляет сердцем всякого поистине достойного человека, убедило рыцаря в ее благородстве, хотя прелестное лицо ее, а также нежный и милый взгляд не смогли таить любви, что в душе питала она к рыцарю, и сердце ее трепетало в груди от восторга. Раздваиваясь меж благоразумием и любовью, Прекрасная Магелона с нежностью взирала на рыцаря.

Благородный рыцарь также не меньше, чем она, переменился в лице, когда увидал пред собой прекраснейшую возлюбленную своего сердца. Он не находил слов, чтобы повести свои речи, ибо не сознавал, на небесах он или на земле, что и тщится внушить и представить своим подданным любовь. Всецело смутившись, он пал пред ней на колена и сказал: «Великодержавная, высокородная принцесса, да ниспошлет вам господь всемогущий почести и все, чего желает ваше сердце».

Прекрасная Магелона тотчас поднялась, взяла его за руки и ответствовала ему: «Добро пожаловать ко мне, благородный рыцарь!». И велела ему сесть подле себя. Когда кормилица увидала это, она удалилась в другие покои, поблизости оттуда. Меж тем Прекрасная Магелона сказала так: «Благородный рыцарь, мной владело большое желание побеседовать с вами, придя ко мне, вы доставили мне великое удовольствие. И хотя столь юной девице, как я, не подобает наедине и в тайне беседовать с рыцарем, я все же осмелилась свершить это. Но я сделала это, зная вашу благородную душу, придавшую мне уверенность и смелость. Знайте также, едва я увидала вас, как мое сердце тотчас пожелало вам добра, ибо всяческая доброта и учтивость, какие только присущи человеку знатному, в совершенстве соединены в вас. И потому, благородный господин, откройте мне ваш род, сословие, имя и звание и не скрывайте их от меня! Ибо нет на свете человека, какому я желала бы добра более, нежели вам. Итак, я хочу знать, кто вы, из каких земель и по какой причине явились сюда».

Тут рыцарь поднялся и сказал: «Великодержавная, благороднейшая принцесса, поначалу я благодарю вас за любезное желание и намерение взять меня под свое покровительство, хотя я ни единой своей добродетелью не заслужил от вас этого. Вам подобает также узнать от меня, кто я и по какой причине явился сюда. Однако я покорнейше прошу вас никому о том не говорить и хранить все в тайне, ибо я покинул отечество с единственным условием: никому не открывать своего имени, как доныне и было. Великодержавнейшая, благороднейшая принцесса, знайте, я – единственный сын графа Прованса, каковой доводится родичем королю Франции.[9 - Граф Прованса действительно состоял в родстве с королем Франции, поскольку он происходил из Анжуйской династии основанной сыном французского короля Людовика VIII Карлом I Анжуйским. В данном случае книга отражает реальные династические связи Прованса и Франции. См. выше примеч. 1.] Я устремился прочь от отца и матери лишь для того, чтобы добиться вашей любви, ибо слыхал, будто нет девицы прекраснее вас, что суть истинная правда, ибо красота, коей наделены вы, не поддается описанию. Я прибыл сюда с небольшой свитой, и, поскольку могущественные господа, князья и дворяне, что во всех делах удачливее меня, выказали себя в вашу честь во всяческих рыцарских состязаниях, в душе я также решил испытать, хотя я меж ними и недостойнейший, не добьюсь ли я вашей милости и любви, это и есть истинная правда, какую вы пожелали узнать от меня. В сердце я также решил никого, кроме вас, не любить до самой смерти».

Когда он сказал это, она велела ему сесть подле себя и ответствовала: «Мой возлюбленный брат и господин, я благодарю господа всемогущего, моего создателя, что он ниспослал нам столь радостный день. Ибо я почитаю себя счастливейшей из смертных, что нашла друга столь знатного, высокого и могущественного рода. На свете нет ему равного храбростью, учтивостью, красотой и мудростью. Случилось так, что мы, двое влюбленных, склонились друг к другу сердцами. Вы, мой благороднейший господин, прибыли сюда, в эти земли, ради меня и употребили в этом большее усердие, нежели все другие, и вдобавок завоевали славу истинного рыцаря. Я вправе почитать себя счастливой, оттого что ради меня вы прибыли сюда, в эти земли, покинув отца и мать, владения и слуг. Поэтому, благородный рыцарь, не подобает вашему труду, столь преданно вами затраченному, пропадать втуне, и раз вы открыли мне свое сердце и душу, то справедливости ради мне подобает сделать то же. Итак, пред вами – всецело ваша Магелона, я возвожу вас в обладатели и повелители моего сердца и прошу блюсти это в тайне, чести и секрете до времени нашей помолвки. Не сомневайтесь также, я скорее умру, нежели душой и сердцем дам согласие другому». С тем она сняла со своей шеи золотую цепочку, на какой висела драгоценная подвеска, надела ему на шею и сказала: «Этой цепочкой, возлюбленный друг и муж, я жалую вас властелином моей жизни и клянусь вам, как приличествует и подобает королевской дочери, не брать в супруги никого другого, кроме вас!».










И следом она заключила его в нежные объятья. Петер пал пред нею на колена и ответствовал: «Возлюбленная моя, благороднейшая и прекраснейшая принцесса изо всех на свете, я не достоин благодарить вас за это. Да будет так, как вы сказали, я всецело доволен этим. Я обещаю вам также исполнять ваши повеления и приказания и, если богу угодно и опять-таки по душе вам, прошу вас принять от вашего супруга это кольцо, дабы, глядя на него, вы вспоминали обо мне». Это было третье кольцо, которое он получил от своей матери, когда устремился от нее прочь. Оно было роскошнее прежних двух. Прекрасная Магелона с благодарностью приняла кольцо и вновь обратилась к рыцарю, чтобы заключить его в объятья и расцеловать. После всего этого она позвала обратно кормилицу. А покуда эти двое беседовали друг с другом наедине, условились они меж собой, как часто и как долго им видеться.

Тут Петер расстался с Прекрасной Магелоной и незаметно возвратился к себе на постоялый двор, однако он был веселее, нежели обыкновенно. А Прекрасная Магелона осталась у себя в покоях, подле кормилицы, и держалась так же, как и всегда, и никто ничего не заметил.

Часто и подолгу беседовала затем Прекрасная Магелона с кормилицей о своем верном возлюбленном Петере, говоря: «Что ты думаешь о моем верном возлюбленном, о рыцаре? Я покорнейше прошу тебя сказать мне это и ничего не утаивать». – «Воистину, моя дорогая принцесса, – говорила ей кормилица, – он столь красив, учтив, смел и любезен во всех своих поступках, что думается мне, он не иначе как знатного рода». На это Прекрасная Магелона отвечала ей: «Не правду ли говорила я тебе все время? Ибо мое сердце и душа превосходно постигли это. Я довольна, что, хвала господу, удостоилась его любви. Ибо нет на свете столь высокородной девицы, каковая, знай о нем лишь половину того, что знаю я, не возомнила бы себя счастливой, стань он ее возлюбленным».

На это кормилица ответствовала ей: «Любезная госпожа, воистину все так, как вы говорите. Однако я покорнейше прошу вас не терять от любви головы. Если вы при дворе в окружении прочих девиц и дам встретитесь с рыцарем, не подайте виду ни словом, ни взглядом. Если вы таковое свершите, ваши отец и мать сочтут это легкомыслием, откуда проистекут два зла: первое – о вас пойдет дурная слава и вы потеряете милость отца и матери; другое – если они о том узнают, рыцарь лишится жизни, а вы станете причиной смерти столь благородного рыцаря, что любит вас превыше самого себя. И в-третьих, меня также накажут. Поэтому я смиреннейше прошу вас держаться благоразумно, как и подобает девице знатного рода».

Тут Прекрасная Магелона ответствовала кормилице: «Возлюбленная моя кормилица, и в этом и в другом я последую твоему верному совету, ибо знаю, что ты всегда давала мне добрые советы, и нижайше прошу тебя, если ты увидишь в моих поступках нечто неподобающее мне, подскажи либо дай знак. Я буду повиноваться тебе как своей дорогой кормилице и матушке. И еще об одном я нижайше прошу тебя, когда мы останемся друг с другом наедине, говори со мной о моем возлюбленном, чтобы как можно легче я перенесла разлуку до той поры, покуда я не узнаю, чем это, наконец, завершится. И прежде всего я прошу тебя помочь мне и словом и делом чаще видеться и говорить с ним. Ибо нет у меня на свете никакой другой радости, и, если, упаси господь, постигнет его несчастье, знай, возлюбленная моя кормилица, я собственными руками лишу себя жизни».

Когда рыцарь вновь возвратился к себе на постоялый двор, исполнился он раздумий о той великой милости, какой он удостоился, и благодарил господа, что подобное выпало ему на долю. Он возомнил также, что никому из рыцарей господь не посылал столь высокой, редкостной милости и чести, сколь ему. В душе он к тому же восторгался непревзойденной красотой Магелоны. Из-за этого он стал чаще являться ко двору, нежели было у него в обыкновении, но держался он с королем и прочими вполне мудро и достойно, дабы не изобличить себя, так что всяк при дворе проникся к нему любовью, и не только высокородные господа, но и все придворные. И, улучив миг, когда никто не мог проследить за его взглядом, он с нежностью взирал на Прекрасную Магелону. Все это проделывал он благоразумно, тайно и скрытно. Когда же король или королева повелевали ему беседовать и развлекаться с Прекрасной Магелоной, он приближался к ней. И тут они делили досуг друг с другом»




12

Как господин Фридрих, по прозвищу фон дер Кроне, отбыл прочь из Рима и явился в Неаполь, дабы сразиться там в рыцарских состязаниях в честь Прекрасной Магелоны


В ту пору жил в земле Романдия[10 - Романдия – Романья (ит. Romagna) – область на севере Италии.] некий богатый и знатный рыцарь, по имени господин Фридрих фон дер Кроне. Он был весьма могуществен и по причине своей силы и доблести чрезмерно прославлен и почитаем. Означенный рыцарь воспылал к Прекрасной Магелоне любовью, она же не питала к нему ни малейшей склонности. Однажды вознамерился он сразиться в рыцарских поединках в городе Неаполе, ибо, положившись на свою мощь и силу, понадеялся тем прославиться и удостоиться хвалы Прекрасной Магелоны, каковая доселе мало его чтила.

С означенной целью обратился он с просьбой к королю Неаполя, дабы тот позволил ему сразиться в рыцарских поединках. Король дал ему на то согласие, и объявили во Франции и вокруг лежащих землях про оные состязания, и кто из рыцарей имеет желание померяться силами в честь любви девицы или дамы, пусть прибудет в город Неаполь на Рождество богородицы, тогда и увидят, кто ее любит.

По вышеозначенной причине поспешили явиться многие князья и господа, из чьих имен славнейшими были нижеследующие. Первым прибыл господин Антонин, брат герцога Савойского[11 - Савойя – историческая область Европы располагавшаяся в Западных Альпах. В момент возникновения романа статусом герцогства не обладала. Во фр. оригинале правитель области – Antony Zaphoy, титул герцога ему «даровал», видимо, В. Варбек, поскольку именно в начале XVI в Савойя получила этот статус.] и, вторым – господин Фридрих, брат маркграфа Монтферратского,[12 - Маркграфство образовалось в средние века как пограничное графство – марка. В настоящее время Монферрат (ит. Monferrato) – одна из северных областей Италии.] третьим – господин Эдоарт, брат герцога Бурбона, четвертым – господин Петер, племянник короля Богемии, пятым – господин Генрих, сын английского короля, шестым – господин Якоб, брат графа Прованского, дядя Рыцаря Серебряные Ключи, на сей раз, впрочем, его не узнавший, и еще множество других. В городе Неаполе пребывали в ту пору благородный рыцарь Петер Прованский и его друг, господин Генрих Граппанский, и прочие, чьи имена из-за огромного их числа остались не упомянуты.

Все вышеозначенные, прежде чем начаться состязаниям, шесть дней прожили в городе в мире и спокойствии. Ни в одной истории не записано, чтобы столько славных мужей когда-либо собиралось воедино в этом городе, как в тот раз. Из-за этого король Магелон выказал всем им великие почести и благосклонность. На Рождество богородицы они рано поднялись и прослушали мессу. Вслед за тем изготовились они, всяк наилучшим образом, на некоем поле для ристалищ, прозывавшемся Катонией, где король сообща с другими князьями и господами расположился в креслах, в другие кресла опустилась королева вместе со своей дочерью, Прекрасной Магелоной, и иными девицами и дамами, дабы видеть состязания, и как радовало взор ослепительное собрание девиц и дам, меж которых Прекрасная Магелона блистала подобно утренней звезде пред восходом солнца.

Тут по приказу короля начался смотр рыцарей, и первым, кто дал узреть себя во всем своем великолепии, был господин Фридрих фон дер Кроне, из-за которого и приключились те поединки. Вслед за ним проскакал господин Антонин, а следом поочередно и все иные. Меж тем Прекрасная Магелона не выпускала из виду своего возлюбленного Петера, что прибыл туда в числе последних.

Как только это завершилось, король приказал герольду объявить, что поединки следует вести любезно и учтиво, не учиняя другому посрамления, что герольдом и было исполнено, и дабы каждый проявил себя в том наилучшим образом, на что король дает всем им позволение.

Тут господин Фридрих фон дер Кроне начал похваляться столь громко, чтобы каждый мог хорошо его услышать: «Я желаю выказать ныне свою мощь и доблесть в честь благородной и прекрасной Магелоны изо всех моих сил». И с тем первым выступил в поле. Против него выступил в поле господин Генрих, сын английского короля, прекрасный собою рыцарь, и сшиблись они с такой яростью, что оба сломали копья. Однако, если бы не пришли господину Генриху на помощь, пал бы он наземь, ибо был несколько слабее.

Вслед за упомянутым господином Генрихом выехал в поле некто по имени Ланселот фон Валуа,[13 - Ланселот фон Валуа – этот образ заимствован, скорее всего, из цикла романов о короле Артуре и его рыцарях Поединок Петера Прованского с этим рыцарем напоминает поединок сэра Тристрама с Ланселотом Озерным (Томас Мэлори «Смерть Артура») Однако в немецкой народной книге Лангелот наделен реальным историческим именем Валуа королевской династии, правившей Францией с 1326 по 1589 г.] каковой в первом же поединке без усилий поверг господина Фридриха наземь. Тут против Ланселота выступил благородный Петер Прованский, ибо его возвышенная душа и сердце не могли более выжидать. Именовался он всяким Рыцарь С Ключами,[14 - См. примеч. 7] поскольку никто не ведал ни его имени, ни рода.

И сшиблись они друг с другом столь яростно, что кони их вкупе с ними обоими грянули оземь. Тут королем и прочими было сказано, что эти двое весьма сильны и могучи, и король тотчас повелел, чтобы они, если им угодно, поменяли коней и взяли других и еще раз сразились друг против друга, дабы можно было видеть, кто из них одержал верх. Оба они тотчас исполнили это, и оба вновь очутились в седле. Надобно ли спрашивать, с какой тревогой в сердце молила господа Прекрасная Магелона за своего возлюбленного Петера, дабы не приключилось с ним несчастья и дабы ему достался приз.

Когда эти двое вновь оседлали коней, выехали они в другой раз в поле, и тут каждый из них постарался завоевать славу. И сшиблись они друг с другом таким образом, что Петер надвое разрубил Ланселоту руку и с такой великой силой поверг его наземь, что королю показалось, будто Ланселот испустил дух, и тут был он унесен с поля слугами к себе на постоялый двор.

Тогда выступил против благородного Петера господин Антонин Савойский, каковой не был столь силен, сколь Ланселот. Петер с легкостью вышиб его из седла. Вслед за ним выехал в поле господин Якоб Прованский, брат отца рыцаря. Петер тотчас узнал его, но сам остался дядей не узнан. Когда благородный Петер увидал его направляющимся сразиться с ним, он обратился к герольду: «Ступай и скажи этому рыцарю, дабы он не выступал против меня, ибо некогда он оказал мне рыцарскую услугу, и потому мой долг в свою очередь послужить ему. Я не хотел бы учинять ему зла. Скажи ему при этом, я прошу у него пощады и могу добровольно признать, что он более искусный рыцарь, чем я».

Герольд передал это, как и было ему велено, но когда господин Якоб услыхал его речи, он впал во гнев, ибо был доблестным рыцарем. К тому же он собственною рукой посвятил благородного Петера в рыцари, из-за чего Петер и выказал ему такую честь. И сказал господин Якоб герольду: «Передай этому рыцарю, кто он там, если я некогда оказал ему услугу, и оттого он не желает биться со мной, я объявляю, что отныне он всецело свободен и мы квиты. И еще, коли он откажется сразиться со мной, я почту его мужем слабосильным».

Герольд передал это благородному Петеру. Когда Петер услыхал это от своего родича, он также разгневался, и его немало тяготило то, что ему предстоит сразиться со своим дядей, однако он вынужден был свершить это, дабы собравшиеся не узнали его. Когда дело дошло до поединка, благородный Петер направил свое копье острием кверху, ибо не желал попасть в родича, но господин Якоб не пощадил его и нанес ему удар в грудь, и сломал свое копье, и пал на седло своего коня. Меж тем благородный Петер остался неколебим, ему почудилось также, будто его коснулись перышком. Увидав это, король понял, что Рыцарь С Ключами поступил так из учтивости, все же он не мог взять в толк, отчего гак случилось, лишь Прекрасная Магелона тотчас постигла, почему Петер свершил это.

Тем не менее оба они изготовились к поединку в другой раз. И Петер поступил не иначе, как и прежде. Однако дядя его не поскупился и нанес ему столь яростный удар, что сам, столкнувшись с Петером, рухнул наземь. Петер при этом даже не выпустил ног из стремян и остался недвижим, чему все они подивились. Когда господин Якоб увидал это и ощутил, что рыцарь столь силен и что он не мог сдвинуть его с места, а также то, что он не коснулся его, он удивился, и не пожелал вернуться в поле, и с тем отступил.

Следом выехал в поле господин Эдоарт фон Бурбон, доблестный и могучий рыцарь, но Петер в первом же поединке поверг его наземь, и коня, и рыцаря, с такой великой силой, что все собравшиеся подивились Петеру и исполнились к нему почтения.

Следом выступил в поле господин Фридрих Монтферратский и преломил о Петера свое копье, а Петер нанес ему удар вверху, в латный наплечник,[15 - Латный наплечник (в оригинале Cardebras) – одна из деталей рыцарского вооружения, специальные латы, закрывавшие плечо и верхнюю часть руки.] вышиб его из седла. И, короче говоря, всех рыцарей, что там еще были, Рыцарь Серебряные Ключи вышиб из седла и тем прославился.

И так как не нашлось более никого, кто выказал бы желание сразиться с ним, он поднял забрало и поскакал к королю. Когда король увидал его, то, вняв своим господам и советникам, он приказал герольду объявить, что Рыцарь С Ключами завоевал честь и славу и что он сражался лучше всех иных. Означенному рыцарю Петеру королева и Прекрасная Магелона сообща с прочими девицами и дамами воздали великую благодарность. Тут всякий отправился восвояси, на постоялый двор, и разоблачился. Но король повелел объявить через герольда, что всем надлежит явиться ко двору и разделить с ним утреннюю трапезу, что они и свершили.

Когда они прибыли ко двору, король поблагодарил их и выказал всем им великую честь. Благородный рыцарь Петер, сняв доспехи, также явился ко двору. Когда король увидал его, он двинулся ему навстречу, обнял его и сказал: «Любезнейший мой друг, благодарю вас за честь, каковой вы удостоили меня ныне. Я вправе гордиться собой, ибо нет на земле князя, при дворе которого был бы рыцарь, наделенный благонравием, честью и доблестью в такой мере, как вы. Мне нет нужды хвалить вас, равно как и всем князьям и господам, что находятся тут ныне, ибо ваш ратный труд сам говорит за себя. Я прошу господа всемогущего, дабы он помог вам получить то, чего желает ваше сердце, ибо вы воистину того достойны».

В упомянутый день король и все прочие держались с рыцарем почтительно и благосклонно, и кто бы ни вступал с ним в беседу, тому его общество доставляло радость. Ибо чем дольше на него смотрели, тем больше он нравился, так как был прекрасным, очаровательным и юным созданием, к тому же был он белее лилии, имел приветливый взгляд и светлые, как золото, волосы. Поэтому всякий говорил, что господь отметил его многими особенными совершенствами.

За всем этим король не запамятовал о раненых, тотчас послал за лекарями и велел перевязать Ланселота, каковой был жестоко ранен. Лекари употребили великое старание, чтобы в краткий срок исцелить и излечить Ланселота. 15 дней держал король открытыми двери своего дворца в честь прибывших туда князей. Речи при этом велись единственно о Рыцаре С Ключами. Когда Прекрасная Магелона слышала их, она радовалась свыше всяческой меры, но не подавала виду.




13

Как князья и господа отправились по домам, разгневанные, однако, тем, что не узнали они, кто был тот рыцарь


Когда состязания и празднество завершились, князья и господа вновь отправились по домам, разгневанные, однако; тем, что не узнали они, кто был тот рыцарь, который победил в поединках стольких князей и господ. Когда они прибыли домой, то многое рассказывали о Рыцаре С Ключами.

А когда все это миновало, благородный рыцарь Петер явился к Прекрасной Магелоне, ибо они не разлучались надолго, если могли увидеться. Когда они остались вдвоем, тут Прекрасная Магелона от души похвалила его. Но Петер возразил ей, что не он свершил это, но ее красота, подвигшая его на это, и что приз и слава принадлежат ей.

Когда они вдоволь наговорились о всяческом, тут Петер вздумал испытать ее и сказал ей: «Благороднейшая, любимейшая, прелестнейшая Магелона, вы знаете, что ради вас я надолго покинул отца и мать. Возлюбленная моя, поскольку вы тому причиной, я прошу вас, коли вам угодно, позволить мне возвратиться домой. Я уверен в том, что их одолевают страх и великие заботы, ибо они не ведают, где я. Из-за их тягот меня терзают угрызения совести». Петер свершил это единственно для того, чтобы узнать, как она воспримет его речи.

Едва Прекрасная Магелона услыхала речи своего возлюбленного Петера, как глаза ее тотчас наполнились слезами, горячие струйки оросили ее прелестные щеки, она переменилась в лице, побледнела и, горько вздыхая и плача, сказала Петеру; «Воистину, любезный Петер, все, что вы поведали мне, верно и справедливо, ибо природой устроено так, чтобы сын был послушен отцу и матери и повиновался им, чтобы он ничего не делал вопреки их воле. Все же меня печалит, что вы хотите покинуть свою возлюбленную, каковая без вас не сможет найти в этом мире ни покоя, ни утешения. Знайте также, едва вы покинете меня, как вскоре услышите о моей смерти, стало быть, я умру по вашей вине. Поэтому, мой возлюбленный господин и супруг, я покорнейше прошу вас не скрывать от меня своего отъезда, ибо, как только вы двинетесь в путь, я должка буду приготовиться к своей кончине. Я твердо знаю, что недолго проживу после этого, и вы послужите причиной моей смерти. Но если вам нужно ускакать прочь, я нижайше прошу вас, возлюбленный мой, взять меня с собой и не оставлять к моему великому огорчению».

Когда Петер услыхал столь жалобные речи Прекрасной Магелоны, он был тронут до глубины своей души, ему показалось также, что сердце выпрыгнет у него из груди, и он сказал: «Ах, Магелона, возлюбленная моя, не плачьте и не печальтесь более! Ибо я положил себе никогда не оставлять этих земель, но терпеливо дождаться уготованного нам конца. Я скорее претерплю смерть, нежели покину вас, но если вы хотите сопутствовать мне, не сомневайтесь, я выкажу вам всяческую учтивость и почитание и твердо сдержу обещание, которое дал вам прежде».

Когда Прекрасная Магелона услыхала это от Петера, она вновь обрадовалась и сказала ему: «Мой благородный господин и друг, если все обстоит так, как вы говорите, то я советую в строгой тайне и как можно скорее бежать отсюда по двум причинам: первая – следует опасаться, что вам наскучит долгое ожидание и вы потеряете всякое желание оставаться здесь и устремитесь прочь, не оглядываясь на меня; другая причина – в том, и это воистину так, что мой отец намерен вскоре обручить меня и выдать замуж. Я чувствую, что скорее он обручит меня со смертью, _ ибо я не желаю быть помолвленной ни с кем, кроме вас. Поэтому, возлюбленный мой, я прошу вас как можно быстрее взяться за дело и изыскать способ, чтобы мы смогли вместе бежать отсюда, нам будет хуже, если мы останемся тут дольше. Я люблю вас всем сердцем и никогда не покину. Вы также обещали держаться со мной учтиво и благонравно вплоть до нашей помолвки».

Тут Петер вновь поклялся и пообещал держаться с ней именно так. И замыслили они бежать вдвоем на третий день, как все уснут первым сном. А тем временем Петер запасется всем необходимым и явится с конями к небольшой садовой калитке и станет там поджидать ее. Она просила его также взять крепких и сильных коней, дабы с их помощью как можно скорее выбраться из владений ее отца. Она сказала так: «Когда моему отцу станет об этом известно, он снарядит за нами погоню, и я опасаюсь, что если он схватит нас, то велит обоих предать смерти».

На этом Петер простился и расстался с Прекрасной Магелоной и учтиво просил ее быть наготове и не мешкать. Об этом уговоре и решении кормилица вовсе ничего не знала, ибо ее не было тогда, когда они о том условились. Прекрасная Магелона и сама не желала, чтобы кормилица узнала об этом, она опасалась, что та не станет молчать и воспрепятствует их умыслу, и по этой причине держала все в тайне. Петер возвратился от нее на постоялый двор и запасся всем, в чем испытывал нужду, но втихомолку и велел наилучшим образом подковать своего коня.




14

Как Петер похитил Прекрасную Магелону


Когда настал условленный час первого сна, Петер явился к садовой калитке с тремя скакунами, один из которых был нагружен вином, хлебом и иными припасами на два дня, чтобы не спрашивать им еды и питья на постоялых дворах. Он увидал, что Прекрасная Магелона одна поджидает его, взяв с собой столько золота и серебра, сколько могло ей понадобиться. Она села на крепкого английского иноходца, достоинством которого была мягкая поступь, вслед за этим Петер вскочил на сильного, резвого коня, и оба что было сил без передышки скакали всю ночь напролет, покуда не забрезжил рассвет.










Когда настал день, Петер отыскал в чаще место погуще, со стороны моря, чтобы никто не увидал его и чтобы ничего о них не проведали. И когда они достаточно углубились в чащу, Петер помог Прекрасной Магелоне спешиться, разнуздал коней, отвел их пастись и щипать траву и возвратился назад. Сели они на зеленую траву в тени деревьев, и заговорили о своих приключениях, и усердно помолились господу, дабы он защитил их и привел к такому концу, каковым они желали увенчать свой замысел.

И когда оба вволю наговорились, овладело Прекрасной Магелоной желание поспать и немного отдохнуть, так как она целую ночь бодрствовала и к тому же утомилась от долгой езды. И склонилась она головой на колена к Петеру и уснула.




15

Как стало известно о бегстве рыцаря и Прекрасной Магелоны и как их повсюду разыскивали


Когда настал день, кормилица явилась в покои Прекрасной Магелоны и долгое время провела в ожидании, полагая, что та еще спит. Но, увидав, что миновал час, когда Прекрасная Магелона обыкновенно поднималась, она решила, принцесса оттого так медлит, что ей нездоровится. Кормилица подошла к ее ложу, но никого там не нашла, постель была нетронута, и не осталось на ней следов, что там кто-то спал. Кормилица ужаснулась и подумала про себя, что ее похитил рыцарь Петер. Она тотчас кинулась к нему на постоялый двор, осведомилась о нем и тут узнала, что он ускакал прочь. В этот миг кормилицу объял такой ужас, что ей почудилось, будто она вот-вот испустит дух. Тотчас бросилась она в покои королевы и поведала ей, что искала Прекрасную Магелону в ее опочивальне, но не нашла и что не ведает также, где та находится.

Когда королева услыхала это от кормилицы, она всем сердцем ужаснулась и разгневалась и велела искать Прекрасную Магелону, покуда о том не узнал король, и поднялся крик, что Рыцарь С Ключами похитил Прекрасную Магелону, и король тотчас приказал вооружиться, пуститься в погоню и искать, и если рыцаря схватят, то он повелевает доставить его ко двору живым, ибо он намерен покарать его так, что молва о том пойдет по всему свету.

Когда придворные услыхали повеление своего господина, они возвратились домой, облачились в доспехи, разбились там и сям по дорогам и стали с великим усердием искать. А король и королева, исполненные досады, оставались друг подле друга, и весь двор пребывал в печали, особливо же королева, в отчаянии плакавшая и рыдавшая весьма горестно.

Тем временем король послал за кормилицей и сказал ей: «Не может быть, чтобы ты не ведала о том лучше любого другого». Тут добрая кормилица пала королю в ноги и взмолилась: «Милостивейший господин, коли вы найдете, что я виновна хоть самую малость, я сочту за благо, предай вы меня ужаснейшей смерти, какую только измыслит ваш двор, ибо едва я узнала об этом, как тотчас же сообщила своей милостивейшей госпоже, королеве». Король удалился в свои покои и с горя весь день ничего не ел и не пил. Жалкое зрелище являла также взору королева сообща с прочими девицами и дамами, равно как и весь город Неаполь.

Меж тем придворные, усердно искавшие там и сям, не смогли ни найти тех двоих, ни что-либо узнать о них, и шесть дней спустя воротились одни, а через 15 дней другие, никого не отыскав и ничего не узнав, и потому король пребывал в сильном гневе.

На этом мы оставим историю о короле и обратимся к рассказу о Прекрасной Магелоне, что лежала в лесу и спала.




16

Как Прекрасная Магелона уснула на коленях у Петера и как возымел он страстное желание полюбоваться спящей, но под конец разгневался, как вы о том услышите ниже


Как вы слыхали ранее, Прекрасная Магелона уснула на коленях у Петера, и не было у него иного желания, кроме как любоваться своей возлюбленной. Он не мог насытиться красотой, представшей его взору. И когда он вволю нагляделся на нее, на ее прелестные алые губки, а также на лицо, то не смог сдержаться и расшнуровал платье, дабы полюбоваться также ее белой грудью, каковая своей белизной превосходила хрусталь, и притронулся к ее нежной грудке. Но, свершив это, он весь загорелся и воспламенился страстью, показалось ему, что пребывает он на небесах, и возомнил он также, что горю не настичь его. Но недолго выпало ему наслаждаться, ибо впоследствии он испытал страдания превыше всяческой меры, о чем вы услышите ниже.

Когда Петер вволю нагляделся на Прекрасную Магелону, то увидал он, что меж ее грудей лежит нечто вроде узелка из красной тафты. И захотелось ему узнать, что это, он вынул узелок и развязал его. Тут он нашел внутри него три прекрасных кольца, которые он дал ей. Она любила и берегла их в память о нем.

Когда Петер увидал кольца, он завязал их в тафту, как и прежде, а отложил в сторону, на камень вблизи себя, и вновь залюбовался Прекрасной Магелоной, и был так охвачен любовью, что не сознавал, где он находится.

Но господь всемогущий вразумил его, что не бывает на свете радости без печали, и послал туда птицу, промышляющую воровством. Она увидала узелок и решила, что это мясо, схватила его и улетела прочь.




17

Как Петер гнался за птицей, метал в нее камнями, а птица выронила узелок в море


Когда Петер увидал, что птица похитила у него кольца, он разгневался, ибо опасался, что Прекрасная Магелона, узнав об этом, рассердится, у него же не было охоты огорчать ее. Чтобы Прекрасная Магелона не проснулась, он постелил ей под голову чистый край плаща и ринулся в погоню за птицей, бросая в нее камнями, ибо надеялся вернуть свои кольца, и преследовал ее до тех пор, покуда она не выронила узелок с кольцами в море.

Вслед за тем птица села на небольшую скалу вблизи берега, все же водная гладь меж сушей и скалой была велика, и никто не осмелился бы переплыть ее, страшась утонуть. На означенной скале и сидела птица. Петер метал в нее камнями, весьма раздосадованный тем, что она выронила кольца в море и улетела прочь.

Из-за того что воды в том месте были глубоки, Петер не мог перебраться туда, иначе он утонул бы, хотя и было это неподалеку от суши. Тут Петер принялся искать там и сям, не сыщется ли нечто, в чем он сможет благополучно переправиться на скалу, и сетовал сам на себя. «О боже мой, что я наделал! Если бы я оставил кольца в том месте, где они удобно и надежно хранились! Думаю, они дорого мне обойдутся, а равным образом и Прекрасной Магелоне, ведь, если я пробуду здесь долго, она примется искать меня».

Петер бродил по берегу в поисках до той поры, пока не нашел небольшой старый челн или лодку, каковую за непригодностью бросили рыбаки. Петер сел в челн и вновь исполнился радости, однако радость его была краткой. Взял он в руки найденный им шест и, правя шестом, двинулся к скале.

Но господь всемогущий, творящий все по своей божественной воле, устроил так, что поднялся сильный ветер, он налетел на Петера и против воли увлек его в открытое море. Когда Петер увидал, что чем далее, тем более он удаляется от суши, то не в силах противиться этому и видя опасность, каковая грозила ему, сиречь смерть, а также из-за того, что он оставил Прекрасную Магелону, каковую любил превыше самого себя, спящей в лесу, и опасался, что она умрет ужасной смертью и исполнится отчаяния без совета и помощи, вздумал он утопиться в море, ибо его благородное сердце не могло более ни осилить, ни одолеть столь тяжких мук. Однако тот, кто наставляет людей терпению, искушая их в этом мире всяческими невзгодами и превратностями, не пожелал, дабы плоть его понесла урон.

Тут Петер, как истинный христианин, вновь пришел в себя и воззвал к господу всемогущему, сетуя на себя самого так: «Ах, сколь я зол! Зачем мне умерщвлять себя, если смерть столь близка и мчится мне навстречу, чтобы схватить меня. Не пристало мне самому искать ее. О боже всемогущий, вечный и добрый, молю тебя, отпусти мне все мои грехи и все богопротивное, что я когда-либо содеял. Ибо пред тобой, господи, я согрешил и по праву заслуживаю смерти ужаснее, нежели эта, нынешняя. О боже, сжалься надо мной! Я охотно стерплю ее, но еще охотнее я претерпел бы ее, зная, что моя возлюбленная супруга не испытывает страданий. Но этого не случится. Ах, увы и увы, любимейшая и прекраснейшая Магелона, как вы будете страдать и телом и душой, увидав себя покинутой в лесной чаще, ведь вас взрастили в холе! Ах, увы и увы, разве не коварный и не вероломный я человек, что похитил вас из отчего дома, где вас холили и лелеяли! Ах, увы, моя любимейшая и благороднейшая супруга, я – на краю гибели, ибо мне не отринуть ее. Что касается меня – потеря невелика, она велика касательно вас, ибо воистину вы – прекраснее всех на свете. О боже всемогущий, вечный и добрый, отдаю ее под твою защиту и покровительство, храни ее от всякого зла. Ты доподлинно знаешь, что не было меж нами греховной любви. Поэтому, о господи, всех скорбных духом прибежище, прошу тебя, помоги ей и не оставь ее, ибо желания ее были добры и чисты. Не погуби ее и дай моей душе прибегнуть к твоему блаженству, из беспредельного своего милосердия сжалься надо мной! О возлюбленная Магелона, ни я не увижу вас более, ни вы меня, нашему обручению и супружеству был уготован краткий срок. Ах, кабы господь дал мне умереть прежде, чем настали эти два дня, вы были бы ныне под родительским кровом!».

Благородный Петер жалел и оплакивал более Прекрасную Магелону, нежели самого себя. Он сидел посреди то ли лодки, то ли челна в ожидании смерти, в пучину коей швыряло его море, и покорно дал нести себя туда, куда влекли его морские волны. В челке было к тому же вдоволь воды, и он насквозь промок. В таковой опасности пребывал Петер с утра до полудня.

И случилось так, что шел мимо разбойничий корабль сарацинов, они увидали его и приметили, что он плывет в одиночестве туда, куда влечет его ветер. Они подтянули челн, связали и перенесли его на свой корабль. Петер от лишений был полумертв, он сам себя не вполне узнавал и не разумел, где он есть. Все же, когда хозяин судна хорошенько рассмотрел Петера, тот ему весьма приглянулся, ибо был богато одет и красив собою, и хозяин в душе замыслил подарить его султану. Они плыли много дней, покуда не пришли в Александрию.

Когда они приплыли туда, хозяин корабля подарил Петера султану. Когда султан увидал рыцаря, тот ему понравился, и султан поблагодарил хозяина судна. Петер не снимал с шеи золотую цепочку, что дала ему Прекрасная Магелона, и потому султан решил, что он знатного рода. Султан повелел также спросить его через толмача, может ли он служить за столом. Петер ответствовал ему: да. И султан велел, чтобы его обучили принятому у них для того обычаю. Петер постиг его в таком совершенстве, что всех их в том превзошел. Господь всемогущий наслал также на султана милость к рыцарю, он полюбил Петера, и так сильно, будто тот был его родным сыном.

Петер не провел у него и года, как по милости господа всемогущего решился изучить их речь, и стал привольно изъясняться по-сарацински и по-гречески, и был так любезен и учтив, что при дворе всяк полюбил его будто родного сына или брата. При дворе не было ему также равных в умении улаживать дела, и Петер столь пришелся султану по нраву, что тот все дела решал с его помощью. То, что приказывали ему устроить и уладить с султаном, исполнял он со всяческим усердием, благодаря чему и возвысился. В таком почете жил Петер у султана.

Все же никогда не бывал он весел, ибо сердце его исполнялось тоски, едва он вспоминал о своей возлюбленной Магелоне, и было у него желание утопиться в море, чтобы избавиться от этих мучений. Так размышлял Петер о своей печальной участи, но он не замечал того, что душа его всегда была с господом и часто просила его, раз уж он спас его от великой опасности, грозившей ему в море, помочь ему также и ниспослать милость, чтобы познал он святое таинство брака прежде, нежели умрет. Ради своей возлюбленной Магелоны он раздал также многие милостыни бедным христианам, уповая, что господь не оставит ее.

А теперь мы оставим рассказ о нем и поведаем о Прекрасной Магелоне.




18

Как Прекрасная Магелона покоилась на плаще Петера и спала, а когда проснулась, то увидала, что находится в лесу одна


И когда Прекрасная Магелона вволю выспалась (ибо утомилась, бодрствуя всю ночь, к чему не была привычна), она проснулась, полагая, что находится подле своего возлюбленного Петера, и вообразила, что голова ее покоится у него на коленях. Тут она села и сказала: «Возлюбленный мой Петер, я вволю выспалась. И всецело убеждена, что раздосадовала вас этим». И оглянулась вокруг, но никого не увидала. Тут, донельзя испугавшись, она вскочила и принялась во весь голос кричать: «Петер, Петер!». Но никто ей не отозвался.

Она никого не увидала и не услыхала, и не было бы чудом, если бы она вовсе лишилась рассудка. Тут она заплакала и побрела по лесу, крича так громко, как хватало сил: «Петер, Петер!». Она долго искала и кричала, и от крика у нее пересохло в горле, муки и боль кинулись ей в голову, отчего она вообразила, что тотчас умрет, и в беспамятстве пала наземь.

Она оставалась так долгое время, а придя в себя, села и начала изливать горчайшие жалобы, какие когда-либо слышал смертный, и сказала: «Ах, возлюбленный мой Петер, единственная любовь моя и услада, где я потеряла вас? Отчего вы расстались со мной и покинули меня, вашу верную супругу? Ведь вам доподлинно известно, что без вас я не хотела остаться в отчем доме, где меня содержали в такой роскоши. Ах, увы и увы! Как могло прийти вам в голову, что я смогу жить в этой дикой и безлюдной чаще! Ах, увы, мой благороднейший господин, какое помрачение нашло на вас и заставило покинуть меня в дикой чаще, где я умру жалкой смертью! Ах, увы и увы, чем я заслужила ваш гнев, что вы похитили меня из дома отца, короля Неаполя, дабы сгубить в великом страхе и муках! Ведь вы выказывали столь великую любовь ко мне! Ах, возлюбленный Петер, быть может, отыскалось во мне нечто, что не пришлось вам по вкусу? Воистину, чересчур много дурного я открыла в вас. Я свершила это из великой любви, какую питала к вам, ибо никогда никто на свете не затронет мою душу столь глубоко, сколь вы. Ах, благородный Петер, где ваши высокие помыслы, чистое сердце, где ваша вера и ваши обещания! Вы ужаснейший человек на свете, когда-либо рожденный женщиной, хотя мое сердце и не в силах говорить о вас дурное. Ах, увы, что еще могла я свершить для вас! Поистине, вы – второй Ясон, а я – вторая Медея!».[16 - Ясон и Медея – герои древнегреческого мифа о Золотом руне. Дочь царя Колхиды Медея помогла своему возлюбленному похитить у ее отца Золотое руно. Но Ясон вернувшись на родину, покинув Медею Медея жестоко отомстила Ясону за вероломство и измену. Упоминание в тексте романа мифа о Золотом руне расценивается сторонниками «бургундской» теории локализации романа как косвенное доказательство его возникновения при дворе герцогов Бургундских, так как именно в Бургундии существовал культ Золотого руна.]

В отчаянии бродила она там и сям по лесу, разыскивая Петера, и вышла туда, где паслись кони. Когда она увидала коней, то принялась заново сетовать и плакать и сказала: «Поистине, возлюбленный Петер, теперь я доподлинно знаю, что не по доброй воле вы расстались со мной, в этом я всецело уверена. Ах, увы, вы – верный возлюбленный, я же коварна, ибо так опорочила вас! Мое сердце не перестанет горевать об этом до самой смерти. Ах, что за невзгоды разлучили нас! Если вы мертвы, отчего я не последовала за вами? Воистину, ни одну бедную девицу не постигало такое несчастье, как меня. Ах, судьба, отныне ты не сопутствуешь верным и благочестивым, и чем высокороднее особа, тем горше ты ожесточаешься против нее! О боже великодушный, ты, кто светоч всех скорбных духом и отверженных, прошу тебя, утешь меня, бедную девицу, спаси и сохрани мою волю, рассудок и разум, дабы не лишилась я ни души ни тела! Дай мне пред кончиной узреть возлюбленного господина и супруга! Ах, увы, хотелось бы мне знать, где он, и будь он на краю света, я последовала бы за ним. Нимало не сомневаюсь, эти беды наслал на нас злой дух, ибо мы не согрешили в любви своей и остались ей верны и не уступили его злому искушению. Думается мне, он увлек его в чужие страны, чтобы расстроить доброе согласие меж нами».

Эти и тому подобные слова сказала в душе Прекрасная Магелона, оплакивая свое горе и своего возлюбленного Петера. Покинутая, бродила она взад и вперед по лесу и прислушивалась, не услышит ли она что-нибудь и не уразумеет ли, близко то или далеко. Вслед за тем взобралась она на дерево и огляделась вокруг в надежде увидать что-нибудь и не узрела внизу ничего, кроме берега, поросшего лесом, каковой был в том месте густ, и морской гавани; по другую сторону ее взору предстало лишь глубокое море.

Итак, Прекрасная Магелона, вконец опечаленная и удрученная, весь день провела без еды и питья, а когда настала ночь, она отыскала высокое дерево, на какое с превеликим трудом и мучениями взобралась. Она просидела на нем всю ночь без сна и отдыха, ибо донельзя страшилась дикого зверья, какое могло учинить ей урон, так провела она всю ночь, то плача, то гадая, куда он мог устремиться, то размышляя о том, что ей предпринять и куда пойти. И наконец, в душе она твердо решила не возвращаться более домой, к отцу и матери, и, если сможет, укрыться от мира, ибо она страшилась отцовского гнева. И решила искать своего возлюбленного Петера по всему свету.




19

Как Прекрасная Магелона спустилась с дерева и возвратилась туда, где она нашла коней, развязала их и отпустила на волю


Когда забрезжил рассвет, она спустилась с дерева наземь и возвратилась на то место, где паслись до сих пор стреноженные кони. С глазами полными слез она развязала их и сказала: «Когда я вспоминаю, что ваш хозяин исчез и ищет меня по всему свету, мне хочется, чтобы вы также умчались прочь, куда глядят ваши глаза». И развязала их, и отпустила в лес, и вслед за тем долго бродила по лесу, отыскивая путь, покуда не вышла на торную дорогу, которая вела в Рим.

И когда вышла она на дорогу, то повернула тотчас вспять, в лес, и отыскала место погуще, и уселась там. Место это располагалось на возвышении, потому она видела всех, кто шел туда или обратно, ее же никто не видел. И, проведя там несколько времени, увидала она бредущую по дороге паломницу,[17 - Верующие, совершавшие паломничество к «святым местам», обладавшим какими либо чудодейственными свойствами – излечением от болезней, отпущением грехов и т. п., привозили из путешествия пальмовую ветвь (лат palma), отсюда и паломничество и паломники. В Иерусалиме местом паломничества христиан является Храм Гроба Господня, где, согласно христианской вере, похоронен Христос.] Тут она подозвала ее к себе. Женщина тотчас приблизилась и спросила, что ей надобно. Тут Прекрасная Магелона просила паломницу отдать ей свою юбку и прочее одеяние взамен ее роскошного платья. Когда паломница услыхала это, она подумала про себя: девица, видно, в лесу не одна, а со слугами. И возомнила, что та потешается над ней, и сказала: «Любезная и милостивая госпожа, вы не вправе смеяться над бедными слугами Христа, оттого что богато одеты. Ибо роскошное платье, облачающее вас, украшает ваше тело, мое же платье, я надеюсь, украсит мою душу!». Тут Прекрасная Магелона ответствовала ей: «Возлюбленная сестра моя, прошу тебя не обижаться. Ибо я предложила это от чистого сердца и охотно поменяюсь с тобой платьем».

Когда паломница уразумела, что та говорит от чистого сердца и без всяческой насмешки, она разоблачилась и отдала ей свое платье, равным образом и Прекрасная Магелона отдала ей свое и оделась в платье паломницы столь умело, что лица ее почти не было видно, а то, что она не смогла спрятать, дабы не быть узнанной, она вымазала, набрав сырой золы и земли.




20

Как Прекрасная Магелона в одеянии паломницы пришла в Рим и как она молилась пред святым алтарем Церкви Петра


В этом одеянии Прекрасная Магелона направила свои стопы в Рим и шла до тех пор, покуда не достигла города. Как скоро она пришла туда, го первым делом пошла в Церковь Святого Петра,[18 - Церковь Святого Петра – Здесь Варбек описывает Собор Святого Петра в Риме, один из важнейших храмов католической церкви. Строительство собора продолжалось длительное время Магелона обращается за помощью к святому Петру, потому что именно он являлся покровителем ее возлюбленного Петера Прованского.] пала на колена пред высочайшим алтарем и стала искренне молиться, плакать и рыдать и свершила молитву, сказав: «О боже всемогущий и вечный, Иисус Христос, ты из милосердия ниспослал мне великую радость и вручил меня благороднейшему рыцарю в мире, какового я люблю, как никого другого на свете Своей властью и могуществом ты сотворил так, что невзгоды разлучили нас, о боже мой, в этом повинны грехи наши, ибо мы – грешники. Все же, боже вечный и всемогущий, думаю я, тебе не следовало давать мне рыцаря, если ты собирался вновь отнять его. Господи, я смиреннейше прошу тебя пред твоим человеческим образом и подобием, когда ты был нам равен, но чист и безгрешен, и взываю к твоему милосердию, да будет твоя воля и желание возвратить мне, если это возможно, моего возлюбленного супруга Петера, каковому я вручена твоим божественным промыслом. О великодушный Иисус Христос, ты, кто утешитель всех скорбных духом, прошу тебя, утешь меня, твою несчастную дочь, ибо я прибегаю к тебе по доброй воле и от чистого сердца. Не дай мне, заблудшей, жить на свете в печали! Ах, боже великодушный, прошу тебя, защити моего возлюбленного и верного супруга Петера, почитающего тебя всеми своими делами и помыслами. Коли он жив, сверши так, чтобы он возвратился ко мне, а я к нему, и чтобы мы окончили нашу жизнь в добром согласии, верными святому таинству брака. Помоги нам, не дай блуждать в этом мире порознь, сотвори так, чтобы нашу верную любовь не постиг столь обидный конец! Яви нам обоим твое милосердное сострадание!».

Когда она завершила молитву, то встала с колен, собираясь идти на постоялый двор. Но тут увидала она своего дядю с материнской стороны, в поисках ее вступающего в церковь с великой и пышной свитой. Это повергло ее в ужас, но они не удостоили ее вниманием, ибо никто меж ними не смог узнать Прекрасную Магелону в подобном одеянии. Так паломницей явилась она в богадельню, где оставалась 15 дней, ежедневно бывая в Церкви Святого Петра, молясь там господу в великой печали и горьких слезах и уповая, что господь всемогущий внемлет ей наконец.

Меж тем как жила она в богадельне, пришло ей в голову направиться в земли Прованса. Там она надеялась скорее разузнать о своем возлюбленном Петере, столь ей желанном. И решилась, и двинулась в путь, и шла до тех пор, покуда не достигла города, именующегося Генуей, тут она спросила о пути в Прованс, что был бы наиболее кратким и безопасным. И посоветовали ей плыть морем, ибо означенный путь был кратчайшим и безопаснейшим.

И когда она пришла в гавань, что на берегу моря, то нашла там, к счастью, судно, готовое к отплытию и шедшее к Мертвым водам.[19 - То есть в Эг Морт (фр. Aique mortes) залив на средиземноморском побережье Франции в этом заливе и располагается о в Магелон (на против Монпелье) Автор буквально перевел на немецкий язык это название (toten Wassern – Мертвые воды). Залив получил свое наименование возможно, оттого, что местами его берега были заболочены и издавали удушливый запах.] Она уговорилась с хозяином судна[20 - В тексте «Прекрасной Магелоны», как и других народных книг, употребляется термин «патрон судна», принятый в средневековой морское практике. Этот термин означал, что капитан судна являлся одновременно и его владельцем.] и отправилась туда вместе с ним. Когда однажды они прибыли туда, побрела она бедной паломницей по городу. Тут некая богомольная женщина окликнула ее и взяла ее в свой дом Христа ради. В тот день они делили друг с другом трапезу. И добросердечная женщина долго расспрашивала Прекрасную Магелону о ее паломничестве. И тут она поведала ей, как пустилась из Рима в паломничество. Прекрасная Магелона спросила ее в ответ об обычаях и нравах их земель и о том, могут ли чужестранцы странствовать через них без опаски.

Тут она ответила ей: «Знай, любезная паломница, этими землями от Прованса до Арагона правит наш господин и прозывается он графом Прованским. Граф – могущественный повелитель и содержит свои земли в добром мире, еще никто не слыхивал, чтобы кому-либо учинили обиду, ибо он сохраняет в своих землях справедливость и порядок. Диву даешься, как он и графиня приветливы и добры с бедняками. Но они весьма опечалены и разгневаны, как и все мы, их подданные, их сыном, по имени Петер, благороднейшим рыцарем на свете. Тому назад два года он устремился прочь отсюда, дабы в чужих землях померяться силой в рыцарских состязаниях, и с той поры нет о нем никаких вестей. И опасаются они, либо нет его в живых, либо постигло его великое несчастье, что было бы тогда весьма прискорбно». И поведала о добрых деяниях благородного Петера и о совершенствах, коими тот обладал.

Когда Прекрасная Магелона обо всем узнала и услыхала о графе и графине и о том, что Петер домой не возвратился, она уверилась, что он расстался с ней не по доброй воле и что причиной тому великое несчастье, и от жалости расплакалась. А добросердечная женщина, что была с ней, возомнила, что плачет она из сострадания и отнеслась к ней любезней прежнего, и ночь Прекрасная Магелона проспала у нее.




21

Как Прекрасная Магелона устремилась в Сарацинскую гавань,[21 - О-в Магелон, лежащим у Средиземноморского побережья Франции. Этот остров в VIII в. захватывался маврами и поэтому назывался Сарацинской гаванью или островом Сарацинской гавани (Port sarrasin)] чтобы в небольшой богадельне служить бедным людям, ожидая, не услышит ли она меж тем о своем возлюбленном Петере


Поскольку Петер домой не возвратился, решила Прекрасная Магелона той самой ночью отправиться в края, где она могла бы ревностно служить господу всемогущему, чтобы тем лучше соблюсти незапятнанной свою честь и чтобы разузнать о своем возлюбленном Петере. Там она надеялась скорее разведать о нем, чем где-либо, и спросила, нет ли в их земле места, где можно было бы с благоговением служить господу. Добросердечная женщина, ее хозяйка, сказала ей, что неподалеку оттуда лежит остров Сарацинской гавани, к которому приходят суда и на котором собирается торговый люд со всего света, туда стекается также множество бедняков, немощных и недужных.

Прекрасная Магелона пошла осмотреть это место, и оно ей приглянулось. На деньги, какие у нее имелись, она воздвигла небольшую церковь и богадельню на три места. В церкви она приказала соорудить в честь своего возлюбленного алтарь святому Петру и нарекла храм Церковью Святого Петра Магелонского.

И когда церковь, а равно и богадельня были построены, она обосновалась там и с великим усердием служила людям бедным и недужным и вела столь строгую жизнь, что жители острова и прилежащих земель сочли ее святой, так и именовали ее – святая паломница. Великие пожертвования стекались в церковь от множества людей, и она так прославилась, что граф и графиня, отец и мать Петера, сами исполнились великого благоговения и захотели посетить церковь.

Однажды они прибыли вдвоем, чтобы посетить церковь и богадельню, и, увидев деяния хозяйки богадельни, они сказали друг другу, что эта паломница, должно быть, святая. Хозяйка, увидав их обоих, приблизилась к ним как та, которая умеет держаться, выказала им почести и предоставила себя в их распоряжение. Ее услужливость доставила графу и графине немалое удовольствие, им также весьма понравилось ее благоразумие.

Но графиня отвела хозяйку богадельни в сторону, и они долго говорили меж собою о всяческих вещах, и дело зашло столь далеко, что графиня поведала ей, как она скорбит о сыне, и горько заплакала. Хозяйка богадельни утешила ее наилучшим образом, как только могла, хотя утешение было ей нужнее, чем графине. Все же она искусно успокоила графиню, и та сказала, что ее речи доставили ей великое удовольствие и что она желает чаще навещать ее. К тому же графиня обещала, что ей ни в чем не будет отказа и она может просить все, в чем у нее случится нужда. Хозяйка богадельни поблагодарила ее за это.

С тем графиня вновь отбыла домой, просив хозяйку богадельни усердно помолиться господу, чтобы она смогла узнать, где ее сын. Хозяйка охотно обещала ей исполнить это, и они расстались друг с другом. Хозяйка вернулась к себе и, как было у нее заведено, пеклась о бедняках и вела строгую жизнь.




22

Как однажды рыбаки тех мест рыбачили и изловили в море чудесную рыбу, прозывавшуюся морским волком, и по причине ее красоты подарили ее графу и графине


Раз случилось так, что рыбаки тех мест рыбачили в море и изловили рыбу, прозывавшуюся морским волком, весьма красивую с виду, из-за чего они подарили ее графу и графине, каковые с великой благодарностью приняли дар.

И когда слуги принесли рыбу на кухню, чтобы приготовить ее, тот, кто ее разделывал, нашел в брюхе рыбы узелок из красной тафты, нечто вроде то ли шара, то ли яблока. И как только они увидали узелок, служанка взяла его и отнесла показать графине и сказала: «Милостивая госпожа, мы нашли это в брюхе рыбы». Графиня взяла его и развязала и увидала в нем три кольца, каковые она дала своему возлюбленному сыну, Петеру, когда он устремился прочь от нее. Увидав эти кольца, она узнала их и горько заплакала, и исполнилась великой скорби и тоски, и сказала: «Ах, горе, боже всемогущий и вечный, вот и получила я надежный и верный знак, что моего возлюбленного сына, Петера, нет в живых. Отныне я лишилась всякой надежды, никогда более мне не увидать его. О боже вечный, всемогущий и великодушный, чем согрешило это невинное создание, что его проглотила рыба!».

Меж тем как графиня вопила и кричала, явился граф и, услыхав крик, поднятый графиней, немало ужаснулся и спросил, что бы это значило, и пошел к ней в ее покои. Когда графиня увидала его, она сказала ему, жалобно плача: «Ах, увы и увы, какую ужасную весть принесла неразумная тварь о нашем возлюбленном сыне, Петере, ужаснее ее нет на свете!». И поведала ему, как они нашли узелок с завязанными в него тремя кольцами, что дала она Петеру, когда тот устремился прочь от них, и показала означенные кольца графу.

Едва граф увидал эти кольца, как тотчас узнал их и опечалился, пал головой на ложе, горько зарыдал и рыдал добрых полчаса. Вслед за тем, будучи добродетельным и заботливым супругом, он подошел к графине и утешил ее наилучшим образом, как мог, и сказал ей: «Знай, возлюбленная жена, это было не наше дитя, но господа всемогущего, ибо нам дал его господь. Ныне ему вновь пришло на ум распорядиться им по своей божественной воле, как своим собственным творением. Поэтому мы не должны гневаться и печалиться. Прошу тебя, забудь свое горе и страдания и возблагодарим господа за то, что он ниспослал и дал нам его. Если ты поступишь так, то доставишь радость всемогущему господу и мне».

И тотчас повелел слугам убрать прочь из дворца роскошные и драгоценные ковры и вместо них затянуть стены черной тканью. Когда подданные узнали об этом, все они опечалились, ибо горячо любили юного графа.

Вскоре после того графине захотелось отправиться к хозяйке богадельни, навестить церковь и богадельню и пожаловаться хозяйке на свое горе. Когда она прибыла туда и помолилась в церкви, то взяла хозяйку за руку, усадила на церковную скамью и с тяжкими вздохами и слезами принялась рассказывать ей, как все случилось, и поведала, что не надеется она более увидеть своего возлюбленного сына.

Когда хозяйка богадельни услыхала об этом от графини, она горько заплакала вместе с ней и сказала: «Милостивая госпожа, прошу вас, если кольца у вас с собой, соблаговолите показать их мне».

Графиня достала кольца и показала их ей. И едва Прекрасная Магелона увидала кольца, как тотчас узнала их, и не было бы чудом, если бы сердце у нее в груди разорвалось от горя. Но как добродетельная и мудрая девица, всецело уповающая на господа, она сказала: «Милостивая госпожа, вам не следует так сокрушаться, ибо в столь смутных обстоятельствах надобно надеяться на лучшее. Хотя это те кольца, которые вы дали своему возлюбленному сыну, но вполне могло случиться, что он потерял их либо передал другой особе. Прошу вас более не огорчаться и не печалиться. Этим вы доставите радость своему господину, ибо страдания его множатся, когда он видит вас удрученной и опечаленной. И обратитесь к господу всемогущему и возблагодарите его за все, что он ниспослав вам!».

И хозяйка богадельни утешила графиню наилучшим образом, как только могла и умела, хотя ее страдания были большими, нежели таковые графини, она также более графини нуждалась в утешении.

Графиня передала в богадельню великие дары, чтобы молились господу о душе ее сына, если он мертв, если же нет, чтобы она получила о нем добрую весть, и с тем отбыла домой. А хозяйка богадельни, исполненная печали, пала на колена пред алтарем святого Петра, моля господа, если Петер жив, возвратить его со всяческой безопасностью к друзьям, если же он мертв, сжалиться над его бедной и несчастной душой и явить ей свое милосердие, и долго пребывала в своей молитве.

На этом мы оставим историю о графе, графине и хозяйке богадельни и поведаем о Петере, что обретался тем временем при дворе султана.




23

Как Петер долгое время обретался при дворе султана и благодаря своей ловкости заправлял султаном и всем его двором, ибо всякий проникся к нему любовью


Петер оставался несколько времени при дворе султана Вавилонии[22 - Вавилоном, Вавилонией в средние века называли Египет] и тот полюбил его, как родного сына. Когда султан испытывал печаль, тогда Петер был подле него, но сердцем он неизменно устремлялся к Прекрасной Магелоне, ибо он не ведал, куда она направилась. И однажды он решил испросить у своего господина позволения навестить отца и мать.

И случилось раз, что султан устроил великолепное празднество и был весел и щедро одарил множество людей. Тут Петер улучил время, пал пред ним на колена и сказал так: «Господин, я долго пробыл у вас при дворе, и вы соблаговолили выслушать меня по многим делам, о которых я вам докладывал. Я также уладил дела многих других. Однако еще ни разу я ничего не просил и не требовал для себя. На сей раз соблаговолите, ваша милость, не отказать мне и пожаловать то, что я прошу для себя».

Когда султан увидал, что Петер столь смиренно просит его, он сказал: «Возлюбленный Петер, то, что ты просил для других, было тебе милостиво пожаловано. Раз ты просишь за самого себя, я и подавно с радостью дам тебе все, чего ты пожелаешь. Скажи, чего ты хочешь, и тебе не будет мною в том отказано».

Петер всем сердцем обрадовался обнадеживающим речам султана и сказал ему: «Любезный господин, я не желаю от вас ничего иного, как только милостивого позволения отбыть домой, навестить отца и мать, а также прочих моих друзей, ибо, находясь при вашем дворе, я ничего не смог узнать о них. Прошу вас дать мне на это милостивое согласие и не чинить препятствий».

Когда султан услыхал речи Петера, он раздосадовался и сказал ему: «Возлюбленный Петер, добрый друг, прошу тебя не вспоминать более о своем отъезде. Ибо ты никогда не найдешь места, где тебе было бы лучше, чем у меня, тебе не найти также друга, от коего ты видел бы столько добра, сколько от меня, ибо я замыслил сделать тебя могущественнейшим из смертных во всех моих владениях. И знай я, о чем ты попросишь, я бы не дал тебе согласия, но и отказал бы тебе в просьбе, ибо твой отъезд огорчит меня. Если ты желаешь уехать прочь отсюда, поезжай, но обещай мне, что, как только ты навестишь отца и мать, вновь возвратишься сюда, ко мне. И если ты сделаешь так, то поступишь как мудрец».

Петер обещал ему исполнить это. Вслед за тем султан повелел объявить в своих владениях указ и вручил его. Петеру, в этом указе было сказано, что в каком бы месте сарацинских земель ни оказался Петер, должно почитать его наравне с ним самим и оказывать ему помощь во всем, чего он ни пожелает. И с этим султан дал ему золота и серебра неисчислимое количество, равно как и прочих драгоценностей.

Итак, Петер воспользовался данным ему разрешением, простился с султаном и двинулся в путь, многие оплакивали его отъезд, те, что любили его. В скором времени он прибыл в Александрию. А прибыв туда, он показал свое письмо тамошнему наместнику султана. Когда он прочел письмо, то выказал Петеру великие почести и доставил его на роскошный постоялый двор, каковой был снабжен всем, что только может понадобиться. Там Петер запасся всем тем, в чем испытывал нужду, и взял сокровища, каковые дал ему султан, и велел изготовить для себя 14 бочонков, заполнил их с обеих сторон солью, а в середину запрятал сокровища. Когда они были готовы, он пошел в гавань и отыскал там, на свое счастье, судно, шедшее в Прованс, целиком снаряженное и готовое к отплытию.

Тут Петер спросил хозяина судна, не возьмет ли он его с собой, а с ним и 14 бочонков, что у него имеются, и сказал, будто собирается передать их в богадельню, отчего и просит исполнить его желание. Когда хозяин судна выслушал Петера, он сказал ему в ответ: он весьма рад тому, что Петер отправится с ним, но что касается 14 бочонков, он советует ему оставить их тут и не брать с собой, ибо, прибыв в Прованс, всюду найдет соль в продаже. Но Петер возразил ему, что это не его печаль, он сполна заплатит ему, если он возьмется их довезти, ибо он желает доставить их туда, куда ему нужно. Хозяин, услыхав ответ Петера, обрадовался и замолк. Петер сполна уплатил хозяину судна. И тот сказал ему, чтобы он грузил свою соль на судно, равно как и все прочее, что хочет взять с собой, так как с божьей помощью он отплывает тотчас, как подует крепкий ветер.

Той ночью подул сильный ветер, они подняли паруса и благополучно пристали у некоего острова, прозывавшегося Сагоной, и нашли там пресную воду. Петер утомился и сошел на берег, не желая оставаться на море. А ступив на сушу, он принялся бродить взад и вперед по острову и, разгуливая так, набрел на поляну, сплошь заросшую прекраснейшими цветами. И сел он среди цветов наземь и несколько отвлекся от своих горестей и нашел меж цветов один превосходивший все иные своей окраской и ароматом. Он сорвал его, и тотчас вспомнилась ему Прекрасная Магелона. И тут он сказал: «Как этот цветок превосходит все иные цветы, так и Прекрасная Магелона превосходит красотой всех иных девиц и дам», И горько заплакал, и ощутил в сердце великие муки, и задумался о том, куда она подевалась. Эти раздумья навеяли на него сон, и он прилег отдохнуть.

Меж тем подул крепкий ветер. Тут хозяин велел звать всех на судно. Когда он увидал, что Петера меж ними нет, то приказал отыскать его» но найти его не смогли. Они громко кричали, но он спал чересчур крепко, из-за чего и не услыхал зова. И хотя они не смогли найти его, хозяин судна не пожелал упустить часа, покуда дул сильный ветер, и велел поднять паруса, и они ушли оттуда. Меж тем Петер спящим остался на острове.

Они плыли до тех пор, пока не достигли гавани, прозывающейся Сарацинской, и там разгрузили судно. Когда они наткнулись на 14 бочонков, то сказали хозяину: «Что нам делать с бочонками того дворянина, что отстал от нас на острове Сагона, ведь он сполна заплатил за проезд, он как будто говорил, что собирается передать их в богадельню святого Петра».

И сообща порешили они передать означенные бочонки в богадельню святого Петра, ибо думали, что не найти им лучшего употребления. Тогда владелец судна пошел в богадельню и сказал попечительнице, что хозяин бочонков пропал и он передает их в эту обитель, дабы она молилась господу о его душе.




24

Как хозяйка богадельни нашла в бочонках Петера несметные сокровища – золото, серебро и прочие драгоценности, по божьей воле отданные в богадельню


Случилось однажды так, что хозяйке богадельни понадобилась соль. Взяла она и открыла один бочонок и нашла в его середине несметные золотые сокровища. Она испугалась, взяла и открыла другой бочонок, там она нашла то же, что и в первом. Тут она сказала себе: «Ах, несчастный человек, господь всемогущий да примет твою бедную душу! Видно не одна я терплю мучения, горе и невзгоды». Вслед за тем взяла она и открыла все прочие бочонки и нашла в них несметные сокровища.

Тотчас призвала она каменщиков и иных мастеровых, и принялась расширять церковь, и возвела прекрасную церковь и богадельню, в которой богослужения велись со всяческим прилежанием. И молва о том разошлась столь далеко, что являлось туда множество народа, и приносило богатые дары и пожертвования, и дивилось тому, что хозяйка богадельни смогла воздвигнуть церковь, ибо у нее не предполагали больших денег.




25

Как граф вместе с графиней явились посетить церковь, прозывавшуюся Церковью Святого Петра Магелонского


Граф и графиня, исполненные великого благоговения, также навестили Церковь Святого Петра Магелонского и прослушали там мессу, после чего они беседовали с хозяйкой богадельни. Она утешила их обоих наилучшим образом, как только могла и умела, и сказала им: не следует сомневаться в том, что происходит по соизволению божьему, ибо господь всемогущий еще порадует их встречей с сыном, хотя сама более их нуждалась в утешении. Те двое страдали лишь из-за утраты любимого сына, что свойственно природе человеческой, а Прекрасная Магелона потеряла свое королевство, она не возлагала более надежды на него, к тому же она впала в немилость у отца и матери и лишилась своего возлюбленного супруга Петера, из-за чего и была сильно удручена. Вслед за тем граф и графиня отбыли домой.

А теперь мы помолчим о графе, а также о хозяйке богадельни и поведаем о Петере, который спящим покоился на острове.




26

Как Петер, уснув, был покинут спящим на острове, где он размышлял о своей возлюбленной и верной Магелоне


Петер долгое время покоился спящим на острове. Затем он пробудился ото сна и тут увидал, что настала ночь. Он удивился, тотчас поднялся и пошел к морю, где оставил судно. И когда он его не увидал, то подумал, ночь обманывает его, оттого он и не видит судна, и принялся громко кричать, но никто ему не отозвался.

Тут его сердце исполнилось столь великих мук, что он замертво распростерся ниц и есєцєло лишился рассудка и следом принялся отчаянно плакать и сказал: «О боже вечный, всемогущий и добрый, отчего я не могу расстаться с жизнью, не могу умереть! Кого из смертных горе преследовало бы так, как оно преследует меня! Боже всемогущий и вечный, не довольно ль того, что я столь жалким образом лишился прелестнейшей Магелоны, моей верной супруги! Вслед за тем судьба бросила меня на службу сарацину, врагу христианской веры, каковому я долгое время был обречен служить вопреки собственной воле. Ныне, вознамерившись утешить отца и мать, я очутился здесь, в этой пустыне, где мне не найти человеческого утешения, и потому смерть мне желаннее жизни. И все же, боже всемогущий, я принимаю ее с благодарностью, раз она ниспослана тобой, и уповаю, что она уменьшит и облегчит мои муки».

Подобным образом плакал и сетовал Петер всю ночь напролет и бродил по острову в надежде увидеть судно, какое помогло бы ему выбраться оттуда, но не узрел ничего, что помогло бы ему. Видя, что беда обступила его со всех сторон, он возомнил, что конец его близок, и воззвал к господу, моля всевышнего сжалиться над его несчастной судьбой.










Меж тем господь всемогущий, не покидающий своих слуг, сотворил так, что к острову пристало рыбачье судно, каковому требовалось набрать питьевой воды. Когда рыбаки сошли на остров, нашли они Петера замертво распростертым на земле. Увидав его, они прониклись к нему жалостью, и накормили его пряностями и сладостями, и напоили его, уложили на носилки, что были у них с собой, и тепло, как могли, укрыли.

Когда он несколько пришел в чувство, они перенесли его на судно и доставили в город, прозывающийся Грапоной. Там они отвели его в богадельню и расстались с ним, препоручив его хозяину богадельни. После того как он пробыл в богадельне несколько времени и вновь смог есть и пить и здоровье его день ото дня также начало прибывать, стал он бродить там и сям по городу, надеясь скорее исцелиться. Однако его сердечные муки были нестерпимы и столь тяжко удручали его, что он пролежал в городе около 9 месяцев, но так и не вылечился и не исцелился.

Случилось раз, что пошел он прогуляться к морю, как было у него заведено, и увидал в гавани судно, к каковому и приблизился. Тут услыхал он, что мореходы изъясняются на его редком языке. Он спросил их, когда они собираются вновь идти домой. Ответствовал хозяин, что наипозднейшее через два дня. Тут Петер пошел к хозяину судна и просил того Христа ради взять его с собой, ибо он родом из тех же земель и долгое время пробыл недужным. Ответствовал ему хозяин, что охотно свершит это Христа ради, поскольку он – его земляк, но ему придется плыть с ним к Мертвым водам, что у острова Сарацинской гавани. Тут Петер обрадовался и взошел на судно.

Меж тем случилось однажды так, что мореходы на судне заговорили о Церкви Святого Петра Магелонского и о богадельне. Когда Петер услыхал, как произносят и упоминают имя Магелон, он подивился и спросил, где эта церковь, в каких местах. В ответ они сказали, что на острове, прозывающемся Сарацинской гаванью, есть некий благочестивый город, там и возведены прекрасная церковь и богадельня, в коих господь являет многие чудеса, и сказали Петеру: «Мы советуем вам дать обет пойти туда. Если вы поклянетесь от чистого сердца, то, вне всяческого сомнения, здоровье возвратится к вам».

Когда Петер услыхал это от мореходов, он поклялся господу, что, прежде чем открыться отцу и матери, он пробудет в означенной богадельне полный месяц, покуда не исцелится от недуга и не разузнает нечто о своей возлюбленной Магелоне, хотя и помышлял, что ее давно уже нет в живых.

Мореходы шли до тех пор, покуда не пристали благополучно в гавани, именуемой Сарацинской, и там ссадили Петера на берег. Едва Петер ступил на сушу, как тотчас же отправился в церковь и возблагодарил господа всемогущего за то, что он помог ему благополучно туда добраться. Когда же он совершил молитву, то он исполнил свой обет и, будучи недужным, пошел лечь в богадельню.

Когда хозяйка богадельни вершила по своему обыкновению обход, дабы осмотреть больных, она увидала, что он прибыл недавно, и просила его подняться, омыла ему руки и ноги и поцеловала его, как было у нее заведено, и накормила. Следом она постелила ему отменные белоснежные простыни, и велела лечь на них, и сказала: «Просите все, в чем у вас нужда! Вам будет все предоставлено, дабы вы скорее исцелились». Так она ухаживала за всеми страждущими, прибегавшими к ее помощи.




27

Как Петер на острове, прозывавшемся сарацинской гаванью, лег в богадельню, основательницей которой была прекрасная Магелона


Когда Петер отдохнул в той богадельне несколько времени, его здоровье намного поправилось, ибо хозяйка богадельни старательно ухаживала за ним. Он также дивился великому усердию и труду, что она употребляла ради него, и в душе говорил: «Эта женщина, вне сомнения, святая».

И случилось однажды так, что Петер вспомнил о своей возлюбленной Магелоне и принялся вздыхать и плакать, горько сетуя: «О боже вечный и всемогущий, если бы ты смилостивился и ниспослал мне весть о моей возлюбленной супруге Прекрасной Магелоне, я забыл бы обо всех своих страданиях и терпеливо снес их. Хотя, боже всемогущий, я грешен и по заслугам терплю зло, ибо был причиной ее бегства из отчего дома и из королевства. Я также причиной тому, что дикие звери разорвали ее, ту, что была столь мила и прелестна, и коли нет ее в живых, прошу тебя, не дай и мне задержаться в этом мире, ибо без нее моя жизнь переполнена страданиями свыше всяческой меры. Я предпочел бы умереть, чем жить без нее». Вымолвив это, он испустил тяжкий вздох.

Меж тем Прекрасная Магелона, как было у нее заведено, переходила от одного недужного к другому, и когда она подошла к Петеру и услыхала его вздох, то решила, либо ему чего-то недостает, либо вновь худо, и сказала: «Любезный и верный друг, в чем у вас нужда? Если вы хотите чего-то, скажите! Я не пожалею денег, и вы получите это».

В ответ Петер поблагодарил ее и ответствовал, что у него всего вдоволь. Такова привычка недужных и скорбных духом, когда они вспоминают о своих горестях, то сами на себя сетуют, и нет для их сердца большего облегчения, нежели подобные рассуждения. Когда хозяйка богадельни услыхала речи о несчастьи, она принялась ласково утешать рыцаря и расспрашивать о его горестях.

Тут Петер поведал ей обо всех своих невзгодах, никого, однако, не называя по имени, и сказал так: «Был у богатых родителей сын. Услыхав однажды рассказ о прекрасной девице из чужих земель, он покинул отца и мать и устремился в путь, дабы увидать ее. И посчастливилось ему в совершенной тайне добиться любви девицы, так что никто о том не прознал. Он взял ее в супруги и тайно похитил из отчего дома. Вслед за тем он покинул ее спящей в диком лесу, чтобы вернуть свои кольца». И поведал ей всю историю вплоть до той поры, как очутился в богадельне. Из его рассказа Прекрасная Магелона постигла, что пред ней – ее возлюбленный супруг Петер, какового она так часто представляла себе воочию, что тотчас признала его по всем его жестам. От великой радости она заплакала, однако в тот миг не пожелала открыться ему, но приветливо, как только могла, сказала:




28

Как Прекрасная Магелона говорила со своим возлюбленным супругом Петером и утешала его в его горестях


«Возлюбленный друг, не отчаивайтесь, но обратитесь к господу всемогущему, ибо, вне всяческого сомнения, коли вы взовете к господу, то не будете оставлены, но услышаны и получите все, чего желаете. Вы также, вне всяческого сомнения, вновь найдете свою возлюбленную супругу, каковую глубоко и верно любили. Поверьте мне воистину, как господь всемогущий спас вас от смерти в той великой опасности, каковую вы, по вашим словам, испытывали, так же он вновь придет к вам на помощь, как он ниспослал вам нужду и горести, так же он одарит вас всяческой радостью, если вы прибегните к нему. Взовите к господу от всего сердца, дабы он свершил это! Я также помолюсь за вас богу».

Петер, вняв утешительным речам, встал и поблагодарил ее. Хозяйка богадельни пошла в церковь и пала на колена пред алтарем и заплакала от великой радости, каковой исполнилось ее сердце, и благодарила господа всемогущего, что он ниспослал ей милость узреть возлюбленного супруга до ее кончины.

А когда она свершила молитву, то велела сшить себе королевское платье, ибо денег у нее было вдоволь, к тому же она знала в этом толк и могла заказать такое, какое ей подобало носить. И вслед за тем красиво убрала свои покои и обставила их роскошной утварью.

А когда все было готово, она пошла к Петеру и сказала ему: «Мой возлюбленный друг, идемте со мной! Я приготовила омовение, дабы омыть ваши стопы, оно принесет вам облегчение. Ибо я уповаю на господа всемогущего, моего творца, он милостиво услышит вас, ободрит и исцелит».

Он последовал за ней в ее покои, тут она велела ему сесть и обождать, покуда не выйдет к нему вновь. И вошла в свои роскошные покои, и с головы до пят облачилась в королевское платье, но поверх него, как и прежде, набросила накидку, какую обыкновенно носила и из-под какой виднелись лишь глаза да нос, а под накидкой прятались ее чудесные волосы, ниспадавшие до пят, красиво убранные и блестевшие как золото.

В таком виде она предстала пред Петером и сказала: «Благородный рыцарь Петер, радуйтесь! Ибо пред вами ваша возлюбленная и супруга Магелона, из-за какой вы испытали столь много невзгод. Я также не меньше страдала из-за вас. Я – та, которую вы покинули спящей в лесу, а вы – тот, кто похитил меня из дома отца, короля Неаполя. Это мне вы обещали всяческие почести и уважение до заключения супружества. Я повесила вам на шею эту золотую цепочку, передав ею власть над своей жизнью, а вы дали мне три столь роскошных кольца. Взгляните на меня, возлюбленный господин и супруг, та ли пред вами, к которой вы стремитесь всем сердцем!».

И тут она сбросила наземь накидку с головы, и ее чудесные волосы, подобные золоту, заструились книзу.




29

Как Петер узнал Прекрасную Магелону, свою верную супругу


Лишь когда Петер Прованский увидал Прекрасную Магелону без накидки, лишь тогда он уразумел, что пред ним та, которую он столь долго искал, и вскочил, заключил ее в объятья, движимый верной и добродетельной любовью, и покрыл нежными поцелуями, и от радости оба расплакались. Они надолго замерли в объятиях друг у друга и от великой радости не могли вымолвить ни слова.

А вслед за тем сели они друг подле друга и поведали каждый о своих злоключениях. Я не берусь даже наполовину описать то ликование, каким исполнились они, и предоставляю каждому вообразить это самому. К тому же подобные вещи легче вообразить, нежели описать. Все же не могли они насытиться поцелуями и рассказами о своих злоключениях и весь день провели не иначе, как целуясь и изливая друг другу жалобы. Вышло так, что Прекрасная Магелона поведала Петеру, как получила она 14 бочонков с сокровищами, которые он потерял, и открыла ему, что на половину их воздвигла церковь, обитель божию, о чем благородный Петер рад был услышать.

Вслед за тем они условились меж собой, каким образом известить им о случившемся графа и графиню. Но Петер сказал Прекрасной Магелоне, что дал обет пробыть месяц в богадельне и срок обета покуда не истек. Ответствовала ему Прекрасная Магелона: «Возлюбленный господин и супруг, если вам угодно, я отправлюсь к графу и графине и нижайше попрошу их явиться ко мне в тот день, когда истечет срок вашего обета. Когда они явятся, я приглашу их в эти покои, тут мы и откроемся им».

Когда Петер услыхал об этом, ему пришлось это по душе. И Прекрасная Магелона уложила Петера спать в своих покоях, сама же легла в других и заботливо ухаживала за ним. В ту ночь от радости, каковой исполнилось ее сердце, она не сомкнула глаз и желала, чтобы скорее наступил рассвет, так как хотела утешить графа в его печали. Она превосходно знала, какие великие страдания испытывают они, что ее также печалило. К тому же от того месяца, который Петер поклялся не открываться отцу и матери, осталось не более четырех дней.

Едва настал день, когда истекал срок обета, как Прекрасная Магелона вновь облачилась в платье, что носила обыкновенно в богадельне до той поры, покуда не узнала Петера, и вошла к нему в покои, и простилась с ним. Этой ночью Петер от великой радости также не сомкнул глаз. Прекрасная Магелона отправилась к графу и графине, каковые весьма любили ее, выказали ей множество почестей и любезно приняли ее и усадили меж собой в середине.










Тут хозяйка богадельни сказала: «Милостивый господин и милостивая госпожа, я пришла к вам поведать сон, приснившийся мне прошлой ночью, и обрадовать вас, дабы не покидала вас надежда, ибо никому на свете не должно сомневаться в господе. Приснилось мне, будто Христос, спаситель наш, подошел ко мне, держа за руку прекрасного юного рыцаря, и сказал: «Это тот рыцарь, о каком ты, а равным образом твои господин и госпожа столь долго молились». Я не могу скрывать от вас этого, ибо превосходно знаю, как вы скорбите о сыне, но поверьте, в скором времени вы увидите его живым, здоровым и бодрым. И потому прошу вас снять черное платье печали и облачиться в одеяние радости».

Когда граф и графиня услыхали это от хозяйки богадельни, они обрадовались, хотя с трудом верилось им, что Петер все же жив. Но, к удовольствию хозяйки богадельни, они повелели снять отовсюду черный траурный штоф и пригласили ее разделить с ними утреннюю трапезу. Однако ее сердце не позволило ей ответить им согласием, и потому, сославшись на домашние дела, она учтиво просила их прибыть в следующее воскресенье в Церковь Святого Петра Магелонского, ибо она всецело уповает на господа всемогущего, что, прежде чем они расстанутся, познают они радость. И простилась с ними, они же обещали ей прибыть в церковь.

Вслед за тем Магелона возвратилась к Петеру, ожидавшему ее с великим нетерпением, и поведала ему, как она все устроила. Она предусмотрела также, чтобы отец и мать не оставались снаружи, а зашли внутрь ее покоев. После того Прекрасная Магелона велела изготовить для Петера и для себя множество платьев.




30

Как граф и графиня в условленный день прибыли в богадельню Святого Петра


Когда настало воскресенье, граф взял графиню и своих придворных и отправились они к Святому Петру Магелонскому и прослушали там мессу. Когда месса завершилась, хозяйка богадельни взяла графа и графиню, всякого из них, под руку и сказала, что желала бы побеседовать с ними наедине, для чего им надобно пройти в ее покои, на что те охотно согласились. Когда они приблизились к ее покоям, спросила тут их хозяйка богадельни: «Милостивый господин и вы, милостивая госпожа, узнаете ли вы своего сына, увидав его?». В ответ они сказали: да.










Когда вошли они в ее покои и Петер увидал отца и мать, он пал пред ними на колена. Когда они увидали и узнали его, то кинулись к нему, заключили его в объятья и ласково расцеловали его и долгое время не могли сказать ни слова.

И разнеслась весть, что сын графа возвратился. И стали съезжаться и знатные господа и простолюдины, приветствовали его, и выказывали ему великие почести, и все ликовали. После того граф, его отец и мать беседовали с Петером и расспрашивали его о всяческом, что с ним приключилось. Посреди разговора Прекрасная Магелона пошла в свои покои и как можно скорее облачилась в роскошнейшее платье, каковое подобало ей от рождения, и следом в богатом платье вышла к ним вновь.

Когда граф и графиня увидали Прекрасную Магелону, они подивились, откуда взялась эта прелестная девица, дотоле им неведомая. Тут Петер встал, ласково обнял и поцеловал ее. Когда люди увидали это, все они исполнились удивления. Петер взял ее за руку и сказал отцу и матери: «Милостивый отец и милостивая матушка, пред вами та самая девица, ради которой я устремился в путь, и да будет вам известно, что она – дочь короля Неаполя».

Тут они пошли ей навстречу, ласково обняли ее и возблагодарили господа всемогущего.




31

Как по всем землям Прованса разнесся слух, что Петер возвратился домой, и как устроили празднество, длившееся 14 дней


И пошла молва по всем землям Прованса, что Петер возвратился домой и что находился он в Церкви Святого Петра Магелонского. Тут можно было видеть знатных господ и простолюдинов, съезжавшихся туда пешими и конными, и в честь Петера знатью тех земель был устроен турнир, прочие же танцевали и веселились.

Когда отец и мать узнали о злоключениях сына, а равным образом и Прекрасной Магелоны, из каковых их вызволил господь всемогущий, граф взял своего сына, Петера, за руку и повел его в церковь, к алтарю святого Петра, и подобным же образом поступила графиня с Прекрасной Магелоной, и пали они ниц и возблагодарили господа всемогущего. А когда они свершили молитву, граф сказал своему сыну, Петеру, так: «Раз эта юная девица столь многое претерпела из-за тебя, я желаю, дабы ты взял ее в супруги». Петер ответствовал ему: «Возлюбленный отец, я похитил ее из отчего дома для того, чтобы взять в супруги. Ныне я доволен, что веду ее к алтарю по вашей воле и по воле моей матушки на глазах у всего народа».

Тут они призвали епископа, и графиня дала Петеру роскошное кольцо, дабы он обручился с Прекрасной Магелоной. И началось великолепное празднество и ликование по всей земле, длившееся 14 дней, и каждому Прекрасная Магелона пришлась по нраву. Шла про нее также молва, что никто не обладает столькими добродетелями, сколькими она. Тут устроили всяческие игры и развлечения, и каждый старался превзойти другого, дабы доказать тем свою любовь к господину.




32

Как после брачных торжеств граф и графиня прожили 10 лет, а вслед за тем умерли


После того как брачные торжества завершились, граф и графиня прожили в добром согласии десять лет. Когда же они умерли, Петер с почестями похоронил их обоих в Церкви Святого Петра Магелонского.

Спустя восемь лет после их кончины народился у Петера и Прекрасной Магелоны чудесный сын, каковой был весьма храбр и, как о том повествуется во многих историях, стал впоследствии королем Неаполя и графом Прованса.

Петер и Прекрасная Магелона жили друг с другом счастливо и благополучно, а когда они умерли, то были также погребены в Церкви Святого Петра. И еще поныне там, где Прекрасная Магелона основала богадельню, высится церковь в честь святой Троицы, и да порадует она нас в наших испытаниях в этом мире, и да приведет в конце концов к обладанию вечной жизнью. Аминь.

Тут кончается книга и история о Петере, сыне графа Прованса, и о Прекрасной Магелоне, дочери неаполитанского короля.

1527





Приложения





Б. И. Пуришев. «Немецкие народные книги»


В первой книге «Поэзия и правда» (1811), вспоминая о детских годах, проведенных во Франкфурте-на-Майне, И.-В. Гёте называет печатные издания, приобщившие его к миру литературы. Тут и «Метаморфозы» Овидия, и «Приключения Телемака» (1699) Ф. Фенелона в стихотворном переводе Нейкирха (1739), и «Робинзон Крузо» Д. Дефо, и другие увлекательные произведения XVIII в., в том числе «Остров Фельзенбург» (1731–1743) И. Шнабеля, популярное в свое время подражание знаменитому роману Дефо.

Затем Гёте пишет: «Но мне предстояла жатва еще более обильная, когда я наткнулся на множество писаний, устарелая форма которых, конечно, похвал не заслуживала, что, однако, не мешало им, при всей их наивности, знакомить нас с достойными деяниями былых времен.

Издательство, вернее, фабрика этих книг, впоследствии заслуживших известность, даже славу, под названием «народных книг», находилась во Франкфурте. Из-за большого спроса они печатались со старого набора, очень неразборчиво и чуть ли не на промокательной бумаге.

Итак, мы, дети, имели счастье ежедневно видеть эти бесценные останки средневековья на столике возле двери книгопродавца; более того, за несколько крейцеров они становились нашей собственностью. «Эйленшпигель», «Четыре Гаймонова сына», «Прекрасная Мелузина», «Император Октавиан», «Прекрасная Магелона», «Фортунат» и все их родственники вплоть до Вечного жида были к нашим услугам на случай, если нам вдруг вздумается вместо сластей приобрести книжки. Тут надо упомянуть еще об одном преимуществе: разорвав или как-нибудь повредив такую книжонку, мы могли тотчас приобрести новую и снова ею зачитываться».[23 - Гете И.-В. Из моей жизни. Поэзия и правда. – Собр. соч.: В 10-ти т. М., 1976 г т. 3, с. 32–33.]

Говоря о том, что книги, которыми зачитывались подростки во Франкфурте в середине XVIII столетия, впоследствии заслужили известность, даже славу, под названием «народных книг», Гёте имеет в виду немецких романтиков, восторженно оценивших эти старомодные произведения и прочно введших их в литературный обиход. Писатели-просветители XVIII в. поглядывали на них свысока, как на достояние невежественной толпы, предпочитающей легковесные побасенки плодам трезвого разума. Со своей стороны церковные круги с давних пор относились к народным книгам весьма отрицательно, усматривая в них дьявольский соблазн, отвлекающий верующих от истинного благочестия.

Впрочем, нельзя сказать, что немецкие народные книги совершенно не привлекали к себе внимания литературных кругов. Неутомимый издатель Г. А. О. Рейхард (1751–1828) включил ряд народных книг в свои антологии «Книга любви» и «Библиотека романов». Но только Йозеф Гёррес (1766–1848), журналист и естествоиспытатель, близкий к гейдельбергским романтикам, широко используя домашнюю библиотеку своего друга Клеменса Брентано, в работе «Немецкие народные книги» («Die Deutschen Volksbucher», 1807) впервые дал обстоятельную, а главное – сочувственную характеристику народным книгам. Именно ему принадлежит и сам термин «народные книги», вызывавший подчас сомнения, но сохранивший свое значение до наших дней.

Конечно, немецкие «народные книги», создававшиеся в XV и XVI вв., не всегда возникали в демократической среде и не всегда являлись проводниками собственно демократических воззрений, но все они в большей или меньшей степени снискали себе популярность в низовой читательской среде и в этом отношении были действительно народными. И хотя объемистый труд Й. Гёрреса не лишен многочисленных ошибок, заблуждений и преувеличений, он все же достиг главной цели: «он обратил внимание многих современников на это презираемое литературное явление и даже сумел, не без воздействия присущего автору риторического таланта, возбудить к нему симпатии».[24 - Geschichte der deutschen Literatur von den Anfängen bis zm Gegenwart. В., 1978, Bd. VII, S. 511.] В своей работе бывший якобинец (в дальнейшем перешедший в лагерь реакции) радуется тому, что рассматриваемые им книги прочно вошли в жизнь народа, стали его живой плотью.

Но, пробудив у современников интерес к народным книгам, Гёррес не занялся публикацией текстов. За это его укорял Л. А. Арним, который совместно с К. Брентано как раз в эти годы обнародовал замечательную антологию немецких народных песен «Волшебный рог мальчика» (1806–1808).

И все же большое дело было сделано. В кругу писателей и ученых пробудился интерес к немецким народным книгам. Ими заинтересовались братья Гримм. Но к работе не приступили, предоставив заняться обработкой и публикацией этих книг другим [Ф. Г. фон дер Хаген (1780–1856), Людвиг Улакд (1787–1862), Густав Шваб (1792–1850), Карл Зимрок (1802–1876), Освальд Марбах (1810–1890)]. Правда, нередко поздние обработки, особенно обработки «для юношества», лишали старинные тексты силы и яркости, придавали им банальный характер.

На волне этого возросшего интереса к немецким народным книгам и появилась в 1839 г. в газете «Немецкий Телеграф», издававшейся в Гамбурге Карлом Гутцковым (1811–1878), статья молодого Фридриха Энгельса (подписанная Фридрих Освальд) «Немецкие народные книги». Энгельсу было в то время всего лишь девятнадцать лет, и в статье его чувствуется юношеский задор и начитанность, делающая честь молодому человеку.

Рассматривая старинные народные книги как литературу, не утратившую своего значения для современного читателя, Энгельс писал: «Народная книга призвана развлечь крестьянина, когда он, утомленный, возвращается вечером со своей тяжелой работы, позабавить его, оживить, заставить его позабыть свой тягостный труд, превратить его каменистое поле в благоухающий сад; она призвана обратить мастерскую ремесленника и жалкий чердак измученного ученика в мир поэзии, в золотой дворец, а его дюжую красотку представить в виде прекрасной принцессы; но она также призвана, наряду с библией, прояснить его нравственное чувство, заставить его осознать свою силу, свое право, свою свободу, пробудить его мужество, его любовь к отечеству».[25 - Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956, с. 344.]

В связи с этим Энгельс отвергает те книги» которые, по его мнению потворствуют низкопоклонству перед знатью, утверждают покорность в качестве высшей добродетели или наполнены рабскими суевериями. Зато «История о неуязвимом Зигфриде», наполненная «превосходной поэзией», сочетающей «величайшую наивность» с «прекраснейшим юмористическим пафосом», привлекает его тем, что «здесь есть характер, дерзкое, юношески-свежее чувство, которое может послужить примером для любого странствующего подмастерья, хотя ему и не приходится теперь бороться с драконами и великанами».[26 - Там же, с. 346.]

Весьма сочувственно Энгельс отзывается о многих других народных книгах, в том числе о тех, которые входят в состав настоящего тома. Его привлекает ряд шуточных книг, перечень которых он начинает с «Уленшпигеля». «У немногих народов, – пишет он, – можно встретить такую коллекцию. Это остроумие, эта естественность замысла и исполнения, добродушный юмор, всегда сопровождающий едкую насмешку, чтобы она не стала слишком злой, поразительная комичность положений – все это, по правде сказать, могло бы заткнуть за пояс значительную часть нашей литературы».[27 - Там же, с. 348.]

«Слезливым историям о страдании и терпении» («Гризельда», «Геновефа») Энгельс противопоставляет истории, прославляющие любовь («Магелона», «Мелюзина» и «Тристан»), и добавляет: «В качестве народной книги мне больше нравится "Магелона"».[28 - Там же, с. 349–350.]

И далее он пишет: «"Дети Хеймона" и "Фортунат", где мы снова видим в центре действия мужчину, – опять-таки две настоящие народные книги. В «Фортунате» нас привлекает исключительно веселый юмор…; в "Детях Хеймона" – дерзкое своенравие, неукротимый дух оппозиции, который с юношеской силой противостоит абсолютной, тиранической власти Карла Великого и не боится отомстить собственной рукой, даже на глазах государя, за нанесенные оскорбления. В народных книгах должен царить подобный юношеский дух, и ради него можно не обращать внимания на многие недостатки».[29 - Там же, с. 351.]

Естественно, что Энгельс касается вопроса о литературной обработке старинных народных книг. Он выражает неудовольствие тем, как это получается у Освальда Марбаха, который лишает публикуемые тексты самобытной яркости, делает их совершенно тусклыми и бесцветными. Сетует Энгельс также на вмешательство прусской цензуры, от которой сильно пострадал «Уленшпигель». По мнению Энгельса, только братья Гримм, обладающие достаточной критической проницательностью и художественным вкусом, могли бы успешно справиться с этой работой. Но, как известно, они так и не занялись немецкими народными книгами.

«Необычайной поэтической прелестью обладают для меня эти старые народные книги, с их старинной речью, с их опечатками и плохими гравюрами»,[30 - Там же, с. 352.] – признается молодой Энгельс в заключительной части своей статьи.

Как уже отмечалось выше, немецкие народные книги складывались преимущественно в XV–XVI вв., или, точнее сказать, во второй половине XV, на протяжении всего XVI и в начале XVII в. Отдельные книги появились и позднее. Так, только в 1726 г. в печать попала «История о роговом Зигфриде», столь полюбившаяся молодому Ф. Энгельсу.

Народные книги, жадно поглощавшиеся массовым читателем, представляли собой причудливый сплав исторических воспоминаний, поэзии шпильманов, плутовских, рыцарских и сказочных историй, задорных шванков и площадных анекдотов.[31 - История немецкой литературы: В 5-ти т. М., 1962, т. 1, с. 218.] Многие из них непосредственно восходили к средневековым и очень часто к иноземным источникам либо тесно связаны с традициями той эпохи. Средневековая литература продолжала оставаться богатой кладовой, из которой создатели народных книг охотно черпали свой разнообразный материал. Однако шли века, менялась обстановка, менялась социальная среда, и в новых исторических условиях традиционные сюжеты подчас приобретали новый смысл. С конца XV в. Германия вступала в эпоху Возрождения, отмеченную интенсивным ростом бюргерской культуры. Былые феодальные идеалы теряли свое значение. Реформация, вспыхнувшая в 1517 г. и в 1525 г. переросшая в Великую крестьянскую войну, явилась первым опытом буржуазной революции в Европе, правда, опытом, завершившимся неудачей. Поэтому нет ничего удивительного в том, что феодальный мятеж превращался в народной книге «Сыновья Хеймона» (1535). восходившей к французскому героическому эпосу средних веков, в бунт против тирании,[32 - Suchsland P. Einleitung. – In: Deutsche Volksbücher: In 3 Bd Berlin; Weimar: Aufbau-Verlag, 1968, Bd. 1, S. VIII.] в бунт, вызывавший восхищение «бурных гениев» и молодого Энгельса. За то по постановлению властей в начале XIX в. книга эта была конфискована.

Следует отметить, что среди народных книг и особенно ранних значительное место занимает рыцарский роман. Как и все другие народные книги, созданные в этом жанре, они пишутся прозой. Впрочем, надо иметь в виду, что от изысканной стихотворной формы к более обыденной прозе шло развитие всего европейского романа.[33 - Михайлов А. Д. Французский рыцарский роман. M., 1976, с. 260 и сл.]

Чем, однако, рыцарские романы могли привлечь составителей немецких народных книг? Собственно феодальный элемент, связанный с вопросами придворной куртуазии, их занимать не мог и, в сущности, не занимал. Поэтому прославленные куртуазные романы Гартмана фон Ауэ (ок. 1170 – ок. 1210), представлявшие собой вольный пересказ романов выдающегося французского эпического поэта XII в. Кретьена де Труа, не вошли в состав немецких народных книг. Не привлекли к себе также внимания этические искания Вольфрама фон Эшенбаха (ок. 1170 – ок. 1220), автора «Парцифаля», одного из глубочайших произведений европейского средневековья. Зато восходивший к французскому источнику роман графини Елизаветы Иассау-Саарбрюкенской (1397–1456) «Гуг Шаплер» (1500), повествовавший о том, как худородный племянник парижского мясника в силу своих личных достоинств занял королевский престол, стал народной книгой и имел успех у широкого круга читателей. Названный роман, выдержавший в XVI в. пять изданий, являлся знамением времени Он свидетельствовал о том, что даже в произведения, создававшиеся представителями господствующего сословия, вторгались новые взгляды, соответствовавшие духу времени. Ведь, согласно этим взглядам, ставшим основой гуманистической этики, личные достоинства человека перевешивали знатность происхождения.

Что касается традиционного рыцарского романа, то, превращаясь в народную книгу, он приобретал очертания нарядной сказки, занимательного рассказа об удивительных событиях и приключениях. В рыцарском романе сказочные и авантюрные элементы всегда играли значительную роль. Можно даже сказать, что сказка стояла у его колыбели. С самого начала он охотно прислушивался к фольклорным мотивам, и они, трансформируясь и облекаясь в изысканные формы, продолжали играть значительную роль в его последующем развитии. В народных книгах эта аристократическая изысканность уступала место наивной простоте. Правда, рыцари и принцессы оставались, оставались и великолепные дворцы и замки. Но ведь и в русских народных сказках, увлекавших слушателей в чудесный мир красоты и удачи, всегда находилось место для какого-нибудь безупречного Ивана-Царевича, которому служить готов даже серый волк.

Эта новая жизнь европейского рыцарского романа, вышедшая за пределы узкого феодального круга, была очень любопытной и в то же время характерной чертой эпохи Возрождения. К началу XVI в. рыцарство в странах Западной Европы уже утратило свое былое значение. Явным анахронизмом являлись поэтому мечты немецкого гуманиста-рыцаря Ульриха фон Гуттена (1488–1523), стремившегося накануне Великой Крестьянской войны вернуть немецкому рыцарству утраченную им силу и значение. Правда, кое-где еще продолжали устраиваться рыцарские турниры, но они все более превращались в декоративный парад, а затем и вовсе исчезли. Рыцарство и его культура становились эффектным мифом, который хотя и не мог соперничать с мифами классической древности, тем не менее продолжал привлекать внимание деятелей ренессанской культуры. На это хотя бы указывают великолепные, овеянные рыцарской романтикой бронзовые статуи легендарного короля Артура и короля Теодориха, отлитые в мастерской Питера Фишера Старшего (1512–1513), вероятно, по рисункам А. Дюрера[34 - Либман М. Я Немецкая скульптура, 1350–1550 гг. М., 1980, с. 352.] (Инсбрук, дворцовая церковь). Примечательно, что выбор немецкого скульптора, современника Эразма Роттердамского и Томаса Мора, остановился на фигуре короля Артура, неизменно возглавлявшего в куртуазных романах мифическое братство Рыцарей Круглого стола. Впрочем, тут надо считаться и с тем, что статуи изготовлялись для гробницы Максимилиана I, охотно называемого «последним рыцарем на троне».

Но не только в бронзе в стране Северного Возрождения в XVII в, заявлял о себе нарядный рыцарский миф. Он прочно вошел в литературу ряда стран. В Италии он засверкал в поэтическом фейерверке «Неистового Роланда» (1507–1532) Лодовико Ариосто. В Англии на его гранях остановил свою мысль Эдмонд Спенсер в поэме «Королева фей» (1590–1596), в которой, хотя и в качестве аллегорий, вновь появились король Артур и его доблестные сподвижники. В Испании, начиная с «Амадиса Галльского» (1508), страну буквально наводнило множество прозаических рыцарских романов, пока М. Сервантес не завершил их шествие чудачествами Дон-Кихота.

Но разве Л. Ариосто, влюбленный в сказочную пестроту рыцарских авантюр, хотел вернуть Италию к феодальному средневековью? Его рыцарский мир – это яркий поэтический вымысел, высоко поднятый над плоской повседневной жизнью, это романтический мир, в котором злые волшебники в конце концов терпят поражение, а люди, наделенные сильными чувствами, одерживают победу. Это мир огромных, почти неограниченных, возможностей человека. Но ведь именно об этом мечтали европейские гуманисты, начиная с Марсилио Фичино (1433–1499). Рыцарский миф оказывал поэтам Возрождения большую услугу. Он наделял их испытанными героями, воплощавшими в себе красоту и энергию земного мира, а если нужно, то и способными полететь на луну, как веселый рыцарь Астольфо в поэме Ариосто.

И конечно, сверкание рыцарских лат, озаряющее поэму великого итальянского поэта, не делает ее произведением ушедших средних веков. «Неистовый Роланд» – одна из самых высоких вершин литературы итальянского Возрождения и одно из самых ярких произведений, примыкающих к романтическому направлению той эпохи.

В Германии в XVI в. не появлялось таких жизнелюбивых, вольнодумных, занимательных и одновременно элегантных поэм, как поэма Ариосто. Последние немецкие рыцарские поэмы относятся к XV в., в том числе обширная (около 41 500 стихов) обработка романов артурова цикла «Книга приключений Рыцарей Круглого стола» Ульриха Фюетрера (умер после 1492 г.), но это были эпигонские отзвуки средневековой рыцарской поэзии, произведения, лишенные былой поэтической силы. Правда, в начале XVI в. император Максимилиан I сделал попытку на новой культурной основе возродить жанр стихотворного рыцарского романа. Ему принадлежит замысел романов «Белый король» («Weisskunig», 1514) и «Тейерданк» (1517), облеченных в поэтическую форму двумя приближенными императора (М. Пфинцингом и М. Трейтцзаурвейном). Посвященные прославлению Максимилиана Габсбурга, выступающего в облике «доблестнейшего, справедливейшего и милосерднейшего» «Белого короля», романы эти не оставили заметного следа в литературе немецкого Возрождения. Их авторы, хотя, видимо, и являлись искусными царедворцами, искусными поэтами все же не были. Зато в истории книжной графики появление названных книг, иллюстрированных превосходными ксилографиями Ганса Буркмаира, Леонарда Бека и других мастеров, было несомненно событием весьма заметным.[35 - Zoege К. von Manteuffel. Der deutsche Holzschmtt, München, 1921, S. 84–96.]

Романы Максимилиана, стремившегося прославить династию Габсбургов, по самой своей «деловой сути» были далеки от романтических тенденций эпохи Возрождения. Впрочем, нельзя сказать, что к этим тенденциям заметно тяготела немецкая «большая» литература XVI в. Развиваясь в годы Реформации, Великой Крестьянской войны, а затем феодально-католической реакции, она предпочитала жесткую сатиру, конфессиональную полемику вольному полету поэтического вымысла. Мир благородных человеческих чувств, мир самоотверженной любви и дружбы, правда, изображался в романах Иорга Викрама «История о Рейнхарте к Габриотто» (1551) и «Золотая нить» (1557), только надо иметь в виду, что Викрам опирался в них на традицию народных книг, широко известных в тогдашней Германии.

Не следует при этом думать, что народные книги возникали где-то на задворках европейской литературы XVI в. Нельзя не согласиться с А. Д. Михайловым, что они как в Германии, так и в других европейских странах являлись специфическим видом ренессанской литературы,[36 - Michadov Л. D. Ritterroman und Volksbücher: (Renaissance-Liter atur imd frühbürgeir-liche Revolution), Berlin; Weimar: Aufbau-Verlag, 1976, S. 128.] достигшей наиболее широкого развития в XVI в. Правда, народные книги Франции или Нидерландов еще как следует не изучены и не собраны, а ведь из французской народной книги «Великие и неоценимые хроники о великом и огромном великане Гаргантюа» выросло колоссальное творение Франсуа Рабле, одно из самых замечательных созданий европейской литературы эпохи Возрождения.

С немецкими народными книгами дело обстоит гораздо лучше. Со времен романтизма они прочно вошли в читательский обиход. А в XVI в… пожалуй, именно в Германии народные книги достигли наибольшего расцвета. Можно даже сказать, что как раз в народных книгах, во всяком случае в ряде народных книг, литература немецкого Возрождения обрела свои самые яркие краски. Здесь отчетливо проявились романтические тенденции, присущие эпохе, здесь разноцветными огнями переливался рыцарский миф, здесь доблесть и любовь украшают жизнь людей.

К числу ранних образцов этих книг относится «Прекрасная Мелузина», восходящая к роману Жана из Арасса, клирика герцога Беррийского, написанному в 1387–1393 гг. Героиней этой книги является очаровательная Мелузина, превращавшаяся в наяду со змеиным хвостом. Ее сыновья сражаются с рыцарями, великанами и драконами, приходят на помощь к притесняемым принцессам, а затем женятся на прекрасных девушках. Народная книга то и дело превращается в волшебную сказку. Удивительны подвиги, совершаемые доблестными богатырями, удивителен и их внешний вид. У одного из них глаза были красного и зеленого цвета, у другого на скулах росла львиная грива, а у Жоффруа, прозванного Острозубым, во рту рос только один огромный острый зуб. Встретив великана, он без промедления заявлял ему громовым голосом: «Слуга дьявола, нечего мне с тобой долго разговаривать, с помощью божией намерен я одолеть тебя и еще сегодня отсечь твою голову; посему защищайся, ибо пробил твой последний час». И последний час злокозненного великана неминуемо наступал.

К более позднему времени относится «Прекрасная Магелона» (рукопись – 1527 г., первое печатное издание – 1535 г.) – это одна из самых поэтических народных книг, посвященных любви. Так же как «Прекрасная Мелузина», восходит она к французскому рукописному оригиналу, написанному в середине XV в. Известен автор немецкого текста. Это Фейт Варбек (до 1490–1534), выходец из бюргерской семьи, изучавший в Париже право и теологию, ставший воспитателем принца и советником при саксонском дворе. В книге сохраняется рыцарский миф с его нарядными декорациями, но отсутствуют волшебные мотивы. У героини романа, дочери неаполитанского короля, Прекрасной Магелоны, нет змеиного хвоста, а рыцарям, появляющимся на страницах книги, не приходится сражаться с великанами и драконами. В этом привлекательном мире много красоты и вовсе нет уродства и злодейства. Даже сарацинские пираты, подобравшие в открытом море героя романа, сына графа Прованса, Петера Серебряные Ключи, высоко оценили его привлекательность, а Вавилонский султан, которому пираты подарили молодого рыцаря, полюбил его будто родного сына.

Никто не причинил никакой обиды Прекрасной Магелоне, внезапно очутившейся одной в дремучем незнакомом лесу, ни хищные звери, ни злые люди. Под видом паломницы ей удалось беспрепятственно добраться до острова близ берегов Прованса, где она соорудила небольшую богадельню, в которой стала самоотверженно служить людям бедным и недужным.

В романе все время подчеркивается нравственная красота героев. О Петере мы узнаем, что превосходил он «всех прочих в битвах, рыцарских состязаниях и иных деяниях, так что представлялось это скорее божественным, нежели человеческим. Он был любим и почитаем не только знатью, но и всем народом. Его подданные благодарили господа всемогущего за такого властелина, к тому же для графа, отца его, и для матери не было ни в чем иной радости, кроме как в их сыне, столь храбром, учтивом, красивом и разумном» (гл. 1). Когда же под именем Рыцарь Серебряные Ключи Петер прибыл в Неаполь на турнир, устроенный королем в честь Прекрасной Магелоны, он привлек к себе всеобщее внимание, поскольку был он «белее лилии, имел приветливый взгляд и светлые, как золото, волосы. Оттого всякий говорил, что господь отметил его многими особенными совершенствами» (гл. 12).

Говоря о Магелоне, автор неизменно отмечает ее целомудрие, стойкость, душевную красоту.

При этом в романе нравственная красота героев неизменно сочетается с их замечательной телесной красотой. Магелона не случайно названа Прекрасной Магелоной. По словам Петера, ее красота «не поддается описанию» (гл. 11). Меж красивых дам и девиц, собравшихся на рыцарский турнир в Неаполе, «Прекрасная Магелона блистала подобно утренней звезде пред восходом солнца» (гл. 12). В другом месте Магелона уподобляется дивному цветку, своей окраской и ароматом превосходящему все прекраснейшие цветы, произраставшие на лесной поляне. Не ограничиваясь этими пышными сравнениями, автор позволяет читателю увидеть алые губы красавицы и ее белоснежную грудь, «каковая своей белизной превосходила хрусталь» (гл. 16).

Традиционным элементом книги, естественно связанным с рыцарским мифом, является почтительное отношение к знатности. Ведь все основные персонажи романа входят в круг высшей знати. Но знатность в романе не столько сословный, сколько морально-поэтический признак. Она украшает героя, как красота, душевное благородство и стойкость. Подобно красоте, благородству и стойкости, она поднимает его на самую высокую ступень человеческого бытия. Прославляя героя, автор прославляет не рыцарское сословие, но земного человека и его большие нравственные возможности.

В связи с этим следует отметить, что, хотя Петер Серебряные Ключи и является доблестным рыцарем, не рыцарские подвиги образуют основу его жизни. С огромным успехом, «учтиво и любезно» сражаясь на турнирах (гл. 12), он не нападал на соседей, не захватывал чужих земель, не разорял городов и деревень. Все помыслы его были обращены к Прекрасной Магелоне. Ей он хотел служить, с ней мечтал сочетаться брачными узами. И не военная неудача, не коварство феодалов круто изменили течение его жизни.

На какой-то момент, находясь со спящей Магелоной в лесу, он поддался влечению плоти и уже. близок был к тому, чтобы нарушить торжественное обещание, данное им добродетельной девушке (гл. 15). Но небо не пожелало быть свидетелем нравственного падения столь достойного юноши, и в роман вторгается цепь происшествий, разлучающих влюбленных и как бы вынимающих их из привычной рыцарской среды, С этого момента роман все более сближается с эллинистическим романом, вызывавшим в странах Западной Европы подражания как в средние века, так и в эпоху Возрождения. Характерная для эллинистического, а также византийского романа сюжетная схема – влюбленных разлучают роковые обстоятельства, пока они благополучно не соединяются, – просматривается и в «Прекрасной Магелоне».

Впрочем, уже с самого начала ведущей темой романа является горячая любовь двух достойных молодых людей. Рыцарские турниры и суета придворной жизни образуют лишь нарядный эпический фон. Правда, автор не упускает случая сообщить, сколько копий было сломано на великолепном неаполитанском турнире и каких рыцарей Петер Серебряные Ключи выбил из седла. Но не это самое главное в книге. Самое главное в ней – это чувства героев, история их молодой и искренней любви.

Любовь сразу овладела сердцем Петера, лишь только он увидел Магелону и услышал ее приветливый голос. В свой черед Магелона пленилась столь привлекательным рыцарем. Своей кормилице она признается в том, что от любви к Петеру она не может «ни есть, ни пить, ни спать» (гл. 6). Читатель узнает, что она в тяжелом беспамятстве падает на ложе либо исполняется огромной радости, когда до нее доходят благоприятные вести. Как при встрече с возлюбленным лицо ее алеет, подобно розе, а сердце бьется в груди от восторга (гл. 11). Автор неотступно следит за душевным состоянием своей героини. Ведь именно Магелона, именем которой была названа книга, является наиболее драматической фигурой повествования. Королевская дочь, втайне от родителей, нарушая вековые традиции, бежит из дому с иноземным рыцарем навстречу опасностям. Человеческая любовь, таким образом, попирает в романе куртуазные нормы и даже, пожалуй, здравый смысл.

В связи с этим следует отметить, что далеко не все мотивировки в романе достаточно убедительны. Не совсем понятно, почему высокородный Петер так упорно сохраняет свое инкогнито, почему решает он бежать вместе с возлюбленной, а не просить открыто ее руки. Ведь у неаполитанского короля не было, в сущности, никаких оснований отвергать подобного претендента.

Но конечно, восторжествуй здравый смысл в романе, последний утратил бы не только свою пленительную занимательность, но и ту нравственную сердцевину, которая для него так важна. Ведь как раз Петер в поэтической концепции романа явился причиной последующих злоключений молодых людей. Небо его покарало, но и вывело на верный, надежный путь. Нравственные достоинства Петера и Магелоны, закалившиеся в горниле испытаний, приводят их в конце концов к светлой радости.

С поэтической концепцией романа тесно связана также полюбившаяся Петеру эмблема Серебряных Ключей. Собираясь принять участие в неаполитанском турнире, он велел для своего шлема изготовить «два серебряных ключа на свой шлем, по коим можно было распознать в нем почитателя небесного князя – святого Петра, Апостола», именем которого он был наречен (гл. 4). Согласно христианской легенде, апостол Петр являлся привратником рая. Своими ключами он открывал и закрывал райскую обитель. Под знаком этих драгоценных ключей и протекала земная жизнь Петера. Обретя любовь Прекрасной Магелоны, он приблизился к вратам рая, затем бродил вдалеке от них, пока, наконец, не обрел желанной благодати. Тем самым религиозная эмблема, звавшая к отречению от земных соблазнов, в народной книге превращается в апофеоз земной любви, только любви, достойной человеческого благородства.

Есть в романе еще несколько драгоценных предметов, как бы вплетенных в жизнь героев. Это золотая цепочка, которую Магелона повесила на шею возлюбленному в знак неизменной преданности (гл. 11). Благодаря этой цепочке Петер стал доверенным лицом Вавилонского султана (гл. 17) и сохранил свою жизнь. Наконец, это три золотых кольца, которые Петер подарил Магелоне и которые самым удивительным образом отмечали их сложные пути и перепутья. Во всех этих случаях народная книга приближается к сказке. К сказке приближает ее и та светозарная атмосфера, которая пронизана мечтой о торжестве доброго начала, красоте и гармонии. Сам рассказ автора и многочисленные тирады персонажей, плавные, немного цветистые, усугубляют ощущение нарядности и праздничности, которое возникает у читателя этой популярной книги, издававшейся 15 раз в XVI в., 6 раз в XVII и 11 раз в XVIII в. Слава «Прекрасной Магелоны» вышла далеко за пределы Франции и Германии. В 1608 г. появился русский перевод под названием «История о храбром рыцаре Петре Златых Ключей и о прекрасной королевне неаполитанской Магилене». За этим последовали другие русские издания «Прекрасной Магелоны», театральные обработки, лубочные книжки (XVIII–XIX вв.) (см.: Кузьмина В. Д. Рыцарский роман на Руси. М., 1964).

К числу наиболее популярных и в то же время самобытных немецких народных книг относится «Фортунат». Первое известное нам издание этой книги датировано 1509 г. Автора мы не знаем. Но есть основание предполагать, что им был аугсбургский бюргер, может быть, местный хронист Бургхарт Цинк (ок. 1450). Во всяком случае, действие романа развертывается до начала XVI в., оно относится к тому времени, когда Константинополь еще не был завоеван турками, а испанцы вели войну с гранадскими маврами. Аугсбургское происхождение книги сказывается как в языковых особенностях произведения, так и в том «городском духе», который овевает страницы обширного романа.

Во-первых, автору «Фортуната» доставляет несомненное удовольствие называть все новые и новые города, по которым странствуют его герои. Это именно города, а не замки, как обычно бывало в рыцарских романах артурова цикла. Вознамерившись «поначалу осмотреть Римскую Империю», уроженец Кипра Фортунат и его спутники «наикратчайшим путем поскакали в Нюрнберг, а оттуда, в Вёрд, Аугсбург, Норлинген (Нёрдлинген), Ульм, Констанц, Базель, Страсбург, Менц (Майнц), Кельн…». Повсюду они «любовались всеми вещами, о каких, Фортунат весьма подробно записывал». В дальнейшем любознательные путешественники попадают во Фландрию, в Лондон, столицу английского короля, в шотландский город Одвюрк (Эдинбург), в Кале, Париж, в Сарагоссу, столицу королевства Арагонского, в Лиссабон, Севилью, Гранаду, Константинополь, Александрию и т. д. Автор охотно сообщает о расстояниях, какие надлежит преодолеть путнику. Так, читатель узнает, что Париж расположен в 50 милях от Кале, а «от Парижа до Бианы (Байонны), расположенной на море, 75 миль. От Бианы до Памплиона (Пампилоны), столицы королей наваррских, 25 миль» и т. п. Упомянув Лондон, автор не забывает отметить, что в столицу Англии «со всего света съезжались купцы», чтобы вершить там свои дела.

Герои средневековых рыцарских романов также не любили сидеть на месте. Только в погоне за рыцарскими подвигами они не останавливались на географических и этнографических деталях своих странствий. К тому же и легендарное царство короля Артура, по которому они обычно продвигались, не имело реальных границ и точных временных признаков. Это было, говоря словами сказки, некое царство, некое государство. И уж конечно, среди дорожных вещей странствующего рыцаря мы тщетно будем искать записную книжку, которую имел при себе любознательный Фортунат, аккуратно записывавший в нее «всех королей и герцогов», светских и духовных магнатов, через земли которых он проезжал, равно как и обычаи, привычки и вероисповедание, а также разные сведения о людях, с которыми он встречался «и каково всякого ремесло». Записная книжка так умиляет автора «Фортуната», что он дважды упоминает о ней в своем произведении.

И разумеется, этот интерес к земным реалиям, в частности к торговым связям и ремеслу, так понятен в книге, сложившейся в вольном городе Аугсбурге, который в XV и XVI вв. являлся одним из наиболее развитых торгово-промышленных и культурных центров Германии. Хорошо известно, как велик в эпоху Возрождения был интерес широких читательских кругов к многообразному земному миру. Огромный успех немецкой «Космографии» Себастиана Мюнстера (1543), содержавшей сведения о странах и народах мира, переведенной на многие языки и выдержавшей за столетие 24 издания, на это указывает с большой ясностью. Народная книга о Фортунате, при всей откровенной сказочности своего сюжета, уже впитала в себя новые веяния. То и дело она готова приблизиться к географическому атласу, раскрыть перед читателем широкую панораму западных и восточных стран.

Во-вторых, герои романа – а это киприот Фортунат и его младший сын Андолозий – вовсе не были знатного происхождения. Фортунат происходил из семьи «почтенного горожанина старинного рода, его родители оставили ему великое богатство…». Только богатство это отец его среди суетных развлечений с годами утратил. Для Фортуната начались трудные дни, исполненные лишений и испытаний, пока где-то на севере Франции в дремучем лесу, столь же обширном и диком, как Богемский или Тюрикгский лес, он не повстречал чудесную Деву – Повелительницу счастья, решившую облагодетельствовать удрученного путника. Сказала она: «Не пугайся, Фортунат, я – Дева, Повелительница счастья, и при особом стечении на небе звезд и планет дано мне повелевать шестью сокровищами, коими я могу награждать – одной, двумя либо всеми вместе, сообразно часу времени и совпадению планет. Сокровища эти – мудрость, богатство, сила, здоровье, красота и долголетие. Выбирай себе одно из шести и не медли, ибо время награждать счастьем вскоре истекает». Не долго мешкая, Фортунат избрал богатство, получив от Девы волшебный кошель, всегда наполненный золотыми монетами.

Привыкший с детских лет к нищете, Фортунат получил то, что ему казалось самым нужным. Теперь у него и у его сыновей было все в изобилии.

Однако у этих потомственных бюргеров, уроженцев «великолепного» города Фамагусты, было неодолимое тяготение к рыцарству, стоявшему на более высокой ступени социальной лестницы. Находясь на службе у графа Фландрского, Фортунат успешно выступает на турнире. Увлеченность рыцарством и его обычаями еще сильнее сказывается у Андолозия. Став приближенным короля Испании, он «повел дружбу со знатью», «сражался, и гарцевал, и бился во всех рыцарских состязаниях… И служил он королю столь усердно, что тот всецело проникся к нему любовью, ибо Андолозий во всех битвах был впереди, во главе войска, и совершил множество ратных подвигов, так что король посвятил его в рыцари».

Тут, а также в ряде других моментов народная книга о Фортунате и его сыновьях соприкасается с рыцарским мифом, придающим ей нарядность и даже пышность в фиксации богатых одежд, придворных празднеств и женской красоты. Вместе с тем книга не стала апологией рыцарства и его элитарных добродетелей. В ней все время ощущается бюргерский дух. При всем своем сказочном богатстве Фортунат не пренебрегает интересами торговли. Его купцы успешно проводят свои торговые операции в Александрии, во владениях Вавилонского султана, принося великие убытки торговцам из Венеции, Флоренции и Генуи, бойко торговавшим в тех местах. Автор книги не упускает возможности сообщить об этом своим немецким читателям. В другом месте он рассуждает о том, почему немецкие купцы не едут за ценными товарами в Индию и иные далекие земли. Вопросы, связанные с международной торговлей, его явно занимают.

Впрочем, если Фортунат и особенно Андолозий преклонялись перед знатью, то этого все-таки нельзя сказать о создателе книги. Ведь часто за внешним блеском представителей феодальных кругов, изображаемых в «Фортунате», нет достойных человеческих качеств. Они корыстны, надменны и вероломны. Даже английский король более интересуется исчезнувшими драгоценностями, нежели трагической судьбой своего приближенного, ибо, «где речь идет о богатстве, там всякая любовь кончается». Феодальный произвол изображен в эпизоде с Лесным графом, который готов обобрать и даже убить Фортуната на том основании, что тот не знатного рода. И даже английская принцесса Агриппина, которая пленила Андолозия своей замечательной красотой и аристократическим вежеством, по наущению алчной матери как проворная авантюристка захватила волшебный кошелек молодого влюбленного. И хотя с помощью сказочных плодов и волшебной шапки, которую в свое время Фортунат забрал у Вавилонского султана, Андолозию и удалось вернуть драгоценный предмет, жизнь его вскоре завершилась трагически. Два подлых графа, высокомерных и корыстных, – граф Теодор Английский и граф фон Лимози с Кипра, воспылавших к Андолозию великой ненавистью из-за того, что он, не будучи отпрыском феодальной знати, покорял сердца людей и утопал в богатстве, схватили его, бросили в глубокое подземелье замка, терзали, отобрали злополучный кошелек и наконец убили. С гибелью Андолозия завершается в книге история семьи Фортуната.

Перед нами своего рода роман-притча, состоящий из многочисленных эпизодов, связанных единой мыслью. Книга должна дать ответ на вопрос: удачен ли был выбор Фортуната, который мудрости предпочел богатство? И читатель по воле автора неизбежно приходит к выводу, что выбор Фортуната был ошибочным. Ведь прошло совсем немного времени, как Фортунат столкнулся с алчным Лесным графом, который чуть не погубил его. Тогда впервые Фортунат понял, на какой роковой путь он вступил. «О, несчастный я человек, – воскликнул он, – когда мог я выбрать одно из шести сокровищ, почему я не предпочел мудрость богатству, тогда я не очутился бы ныне в великой беде и опасности», И в дальнейшем Фортунат не раз возвращался к этой горестной мысли. Страшная гибель Андолозия подвела последнюю черту под судьбой семейства Фортуната.

Не следует полагать, что автор народной книги являлся поборником средневекового аскетизма, что скудное существование анахорета он готов был предпочесть радостям земной жизни. Вовсе нет. Он, несомненно, был человеком нового времени, отнюдь не чуждавшимся этих радостей, Его привлекают нарядные празднества, пестрый калейдоскоп стран и народов, многоликая природа. И богатство он не отвергает. Только богатство не должно попирать человеческую мудрость. Ведь кошелек, наполненный золотом, всего лишь бездушный предмет, в то время как мудрость – это и есть человек. Кошелек может быть похищен, а мудрость никто похитить не может. И автор в заключение призывает людей не вступать на ложный путь. «… Не раздумывай долго, и следуй разуму, а не своей дерзкой и прихотливой душе, и выбери мудрость вместо богатства, как и совершил Соломон, благодаря чему стал он богатейшим королем на свете».

За сказочными декорациями «Фортуната» отчетливо проступают очертания весьма реального мира стяжательства, погони за богатством, всего того, что сопутствовало быстрому подъему немецких городов в XV и XVI вв. В круговорот сребролюбия вовлечены бюргеры, дворяне, клирики и короли. Даже любовь, которая в средневековом рыцарском романе занимала такое заметное, а то и главенствующее место, сопрягается в «Фортунате» с меркантильным расчетом.

Дочь кипрского дворянина выдали замуж за отца Фортуната, «даже не осведомившись о том, что он за человек, а положившись на ходившую о нем славу, будто он весьма богат…». К добру это, однако, не привело. В свой черед разбогатевший Фортунат по воле короля взял себе в жены дочь одного графа, и тут богатство сыграло огромную роль. Сын Фортуната Андолозий, домогаясь одной знатной дамы, готов был купить ее близость за тысячу крон, но дама ловко его обманула. Обманула его и принцесса Агриппина, получившая от него также тысячу крон. Хитрость и ловкость не раз возникают на страницах романа, сообщая ему шванковые черты. При этом хитрят, обманывают, присваивают чужое добро не только закоренелые грабители, но и прекрасные дамы высокого ранга. Кстати, ведь и сам Фортунат очень ловко обобрал Вавилонского султана, похитив его волшебную шляпу, с помощью которой можно было переноситься в любое место. Но с басурманом нечего было церемониться.

Отношение к богатству, к золоту не было в романе, как уже отмечалось, однолинейным. Золото способно украсить жизнь, сделать ее более разнообразной и нарядной. Оно отправляет купцов в далекие плавания, расширяет границы известного мира. Оно заявляет о себе в красивых нарядах, в блеске самоцветов, в убранстве пиршественного стола. Но оно же способно пробудить в человеке и самые темные инстинкты, несовместимые с мудростью, чтить которую призывает автор «Фортуната». В погоне за золотом люди превращаются в преступников, грабителей и убийц. В связи с этим в роман вплетены три кровавые «уголовные новеллы». Первая из них повествует о том, «как злодей Андреан убил дворянина, бросил его тело в выгребную яму и бежал прочь» и как были казнены невинные люди, заподозренные в преступлении. Вторая новелла повествует о том, как хозяин постоялого двора в Константинополе, покушавшийся на богатство Фортуната, был заколот Люпольдом – верным спутником Фортуната. И наконец, в третьей новелле излагается история трагической гибели Андолозия, ограбленного и убитого в замке графа фон Лимози, а также колесование обоих графов по приказу возмущенного короля.

По своему художественному составу книга о Фортунате многообразна и многоцветна. Сказочные эпизоды свободно переплетаются в ней с выразительными и точными бытовыми зарисовками. Рыцарские турниры и пиршества уступают место мрачным преступлениям, совершаемым из алчности. То автор торжественно возвещает, что Андолозия «поразил ангел любви», и тут же через несколько строк как бы опускается с куртуазной высоты на купеческое торжище, замечая, что возвратился Андолозий домой, «отягченной любовью более, нежели верблюд, на каком перевозят перец из Индии в Алькеир и какого порой тяжко нагружают».

Да и сам автор книги, пожалуй, напоминает энергичного купца, бороздящего просторы мира и повсюду находящего то, что представляет для него интерес. Ведь в «Фортунате» можно найти множество отзвуков различных сказок, легенд и занимательных историй как Запада, так и Востока. Тут и популярное в Ирландии средневековое сказание о чистилище св. Патрика, привлекшее впоследствии внимание великого испанского драматурга Кальдерона. Любопытно отметить, что в народной книге оно дает материал для рискованного приключения, лишенного всякого мистического порыва. Речь здесь идет всего только о глубокой пещере, в которой любознательный Фортунат и его спутник заблудились. Тут и распространенное в середине века сказание о легендарном пресвитере Иоанне, владеющем обширными территориями Индии. К восточным сказкам восходят волшебные кошелек и шапка, играющие такую большую роль в народной книге. С Востока в книгу проник и сказочный мотив, использованный позднее Гауффом в сказке «История о маленьком Муке». Это волшебные плоды, от которых растут и исчезают длинные рога на голове людей (у Гауффа – уши).

Увлекательная книга, содержавшая обличительные и нравоучительные тенденции, имела заслуженный успех у широких читательских кругов. В XVI в. она выдержала 18 изданий. К XVII в. относятся 11 и к XVIII в. – 9 изданий.

Среди немецких народных книг XV–XVI вв. весьма заметное место занимают книги комического, нередко обличительно-комического характера. Выше уже приводилось сочувственное мнение о них молодого Ф. Энгельса, ценившего естественный задор, крепкое остроумие этих веселых побасенок. Далекие от рыцарского мифа и изысканного куртуазного романа, они вобрали в себя терпкие соки народной смеховой культуры, которая еще в середине века врывалась в сборники насмешливых шванков, наполняя их площадным весельем, шутовским острословием, шумом и гамом.

Собственно, таким сборником залихватских шванков и была веселая книжка о Тиле Уленшпигеле и его озорных похождениях, оставившая глубокий след в европейской литературе ряда веков. Первое дошедшее до нас издание «Уленшпигеля» было напечатано на верхненемецком языке в Страсбурге в 1515 г. Но оно вовсе не являлось первой публикацией книги. В основе этого издания лежала несохранившаяся нижненемецкая обработка «Уленшпигеля», напечатанная в 1500 г. в Любеке, которая в свой черед восходила к более раннему любекскому нижненемецкому тексту (1478). Есть основания утверждать, что в основе этого варианта все же лежал верхненемецкий текст, появившийся, вероятно, около 1450 г. К верхненемецкому варианту и вернулась книга в 1515 г. Что касается раннего варианта, то мы можем судить о нем на основании английского и нидерландского переводов, сделанных с утраченных текстов.[37 - Deutsche Volksbucher: In 3 Bd. Berlin; Weimar: Aufbau-Verlag, 1968, Bd. 2, S. 345]

Подобно доктору Фаусту, Тиль Уленшпигель (или Эйленшпигель) не был вымышленной фигурой. Согласно преданию, он жил в Германии в XIV в. Как местную достопримечательность в XVI в. в Мёльне (Шлезвиг) показывали его надгробье с изображением совы (Ule) и зеркала (Spiegel). Выходец из крестьянской семьи, Тиль был неугомонным бродягой, балагуром, пройдохой, озорным подмастерьем, не склонявшим головы перед власть имущими. Именно таким запомнился он простым людям, любившим рассказывать о его проделках и дерзких шутках. Со временем из этих рассказов сложился сборник веселых шванков, в дальнейшем пополнявшийся анекдотами, заимствованными из различных книжных и устных источников. Тиль Уленшпигель становился легендарной собирательной фигурой, подобно тому как на Востоке такой собирательной фигурой был Ходжа Насреддин. Дополнить сборник не составляло особенного труда, так как к началу XVI в. в немецкой литературе уже немало было книг, посвященных проделкам находчивых сорванцов и плутов.[38 - Meiners J. Schelm und Dümraling in Erzаlungen des deutschen Mittelalters. München, 1967.] Прообразы Тиля можно было найти в «Попе Амисе» Штрикера (ок. 1250) и в «Попе из Каленберга» (ок. 1400). Во всяком случае, составитель народной книги о Тиле Уленшпигеле, напечатанной в 1515 г., не скрывает того, что жизнеописание Тиля он дополнил «некоторыми историями о попе Амисе и попе Каленберге» (предисловие). Здесь также следует упомянуть народную книгу «Саломон и Маркольф» (1487) и «Баснословную жизнь Эзопа», переведенную в XV в. Г. Штейнхевелем. Подобно Тилю Уленшпигелю, простолюдины Маркольф и Эзоп насмехаются над своими господами, переворачивая смысл их приказаний, фигуральные выражения толкуя буквально. Уленшпигель питал к этим проделкам неодолимую склонность.

Так, нанявшись в Берлине в услужение к одному скорняку, он вместо того, чтобы шить волчьи шубы, которые хозяин простодушно назвал «волками», изготовил множество волчьих чучел, набитых сеном, нанеся тем самым мастеру большой материальный урон (ист. 53). В другой раз, выполняя указания портного: «Вот, прикинь-ка рукава к кафтану, а потом и в постель», Уленшпигель всю ночь кидал рукава в кафтан, истратив ради этого несколько свечей (ист. 47).

С ранних лет склонен был Тиль возмущать спокойствие патриархальной Германии. Еще будучи совсем маленьким, приводил он в негодование односельчан, показывая им голый зад (ист. 2). Повзрослев, он довел до драки две сотни парней, намеренно перепутав их башмаки (ист. 4), и т. п. Озорство его стало его естественной стихией. Оно было ему столь же необходимо, как рыцарские авантюры героям куртуазного романа. При этом смекалка заменяла ему рыцарское копье. Сообразительный плебей все время добивался успеха в столкновении с обстоятельствами. Неиссякаемое озорство, которое даже почтительно названо в книге «сказочным» (ист. 72), поднимало Тиля над тусклыми житейскими буднями. Он сам о себе и о своем нраве ясно сказал одной женщине, которая однажды уже пострадала от его проказ: «Что верно, то верно – если он куда-нибудь придет, так не уйдет, не созорничав» (ист. 82).

Его озорство нередко результат свободной игры ума, намеренно ищущего преград и препятствий. Бросая вызов средневековому обществу, Уленшпигель в шутовстве находит драгоценную свободу. Он воплощение неоскудевающей народной энергии, изобретательности и вольнолюбия. Его шутки и забавы несут в мир апофеоз личной инициативы, ума и бурного жизнелюбия.[39 - История немецкой литературы, т. 1, с. 223–224.]

И вот в книге один плутовской шванк быстро следует за другим. Их смена обычно мотивирована тем, что изменилось местопребывание Уленшпигеля. На новом месте, где Уленшпигеля еще недостаточно знали, он обращается к новым проделкам. То он в родном Кнетлингене, то в городе Штрассфурте, то в окрестностях Магдебурга, то в самом Магдебурге, то в Хилъдесхейме, то в прославленном Нюрнберге и т. д. Количество шванков все умножается. Среди них мелькают истории, приобретшие особенную известность. Это рассказы о том, как Уленшпигель обещал совершить полет с крыши (ист. 14), как без помощи лекарств он излечил всех больных в госпитале (ист. 17), как он для ландграфа Гессенского рисовал невидимую картину (ист. 27), как в пражском университете он вел диспут со студентами (ист. 28), как он учил осла читать (ист. 29), как у портного он шил под кадкой (ист. 47), как он обманул слепых (ист. 70), как он со скупым хозяином расплатился звоном монеты (ист. 89) и др.

Нередко его проделки являлись укором скупости и жадности, оскорбительной для бедняка-плебея (ист. 10). Занимая место на низших ступенях социальной лестницы, Уленшпигель мстил тем, кто готов был унизить его человеческое достоинство. Так на свой гробианский манер отомстил он одному благочестивому богачу, который, презирая шутов и скоморохов, не желал пригласить его к себе в гости (ист. 76).

Нельзя сказать, что Уленшпигель был всегда бескорыстен в своих проделках. Нищий бродяга знал цену деньгам. Замечательная находчивость и изобретательность помогали ему на время расставаться с нищетой. Четыреста гульденов получил он за невидимую картину с доверчивого ландграфа Гессенского (ист. 27). Много пожертвований собрал он, выдавая себя за странствующего продавца реликвий, всюду показывая какой-то череп, якобы принадлежащий святому Брандану. Еще больше денег ему перепало, когда он начал собирать на построение храма у добродетельных женщин. Желая прослыть добродетельными, дурные жены проявляли особую щедрость, и Уленшпигель «получал самые богатые пожертвования, о каких прежде и не слыхали» (ист. 31).

Впрочем, главный смысл приведенных шванков заключается в их сатирической направленности. В первом случае народная книга насмехается над раболепием придворной знати, которая, заботясь о своем происхождении, готова увидеть живописное изображение княжеской родословной там, где была всего лишь пустая белая стена. Второй шванк представляет собой выразительную зарисовку из жизни предреформационной Германии, когда по стране бродили ловкие обманщики, с выгодой для себя пользовавшиеся простодушием верующих.

Атмосфера десятилетий, непосредственно предшествующих реформации, переросшей в Великую крестьянскую войну, ощущается в народной книге. На ее страницах неоднократно появляются фигуры католических клириков, достойных осуждения. Попы погрязают в чревоугодии (ист. 37) и алчности (ист. 41), нарушают законы целибата (безбрачия), разглашают тайну исповеди (ист. 38), охотно принимают участие в мошеннических проделках (ист. 67). Упоминаются в книге рыцари-грабители, от которых на рубеже XV и XVI вв. сильно страдали немецкие города. К одному такому «благородному господину» Уленшпигель даже поступил на службу, и тот разъезжал вместе с ним «по многим местам, заставляя грабить, красть, отнимать чужое, как было в его обычаях» (ист. 10). С какой ненавистью горожане относились к этим феодалам-грабителям, ясно уже из первой главы народной книги, где упомянут замок Амплевен, который был магдебуржцами с помощью жителей другого города разрушен «как вредное разбойничье гнездо».

О неустройстве, царящем в германской империи, прямо говорится в известном шванке об очечном ремесле (ист. 62). Как-то раз Уленшпигель начал выделывать очки и на вопрос трирского епископа стал жаловаться на упадок очечного ремесла. По его словам, это ремесло стоит на пороге гибели, потому что «высокие господа, папы, кардиналы, епископы, император, короли, князья, советники, правители, судьи во всех городах и весях (спаси их господь!), в нынешнее время смотрят сквозь пальцы на то, что законно или незаконно, и это порой зависит иногда от денежных даяний». Иное было в прежние времена, когда на земле царили закон и правда. Тут нельзя не вспомнить призывы народной оппозиции накануне Великой крестьянской войны вернуть страну «к старой правде», т. е. к временам более справедливым, когда трудовому люду жилось не столь тяжко. Эти призывы начали звучать уже в XV в., по мере того как в Германии поднималось народное движение, направленное против возрастающего феодального произвола.

Герой народной книги неугомонный Тиль Уленшпигель не связывал свою судьбу с этим движением, с мятежными тайными обществами, возникавшими в Германии еще в XV в. («Бедный Конрад», «Башмак» и др.). Лихой бродяга, шут, фигляр, озорник, он, как вольная птица, перелетал с места на место, нигде долго не задерживаясь. Он не был участником политической борьбы, хотя и сочувствовал обездоленным, к числу которых сам принадлежал. И озорство его подчас бывало просто озорством, лишенным осознанной цели. К тому же оно довольно часто выступало в гробианской форме, содержащей немалую долю цинизма.

И все-таки проделки Уленшпигеля обладали немалой взрывчатой силой. Они бросали вызов куртуазным традициям, продолжавшим заявлять о себе в немецкой литературе, а также расшатывали устои патриархального мира, под благолепным покровом которого скрывались рутина и социальная несправедливость, основанная на господстве имущего над неимущим. В этом плане весьма примечательны многочисленные шванки, в которых Уленшпигель выступает в качестве подмастерья, сводящего счеты со своими хозяевами. В шутовскую форму обличен здесь социальный протест, имевший вполне реальную историческую основу. Ведь, подобно Уленшпигелю, немецкие подмастерья XV и XVI вв. протестовали против чрезмерно длинного рабочего дня, против ночной работы, плохой пищи, низкой оплаты и т. п. Первая «производственная» история (ист. 19) в народной книге повествует о том, как Уленшпигель в Брауншвейге нанялся подмастерьем к пекарю и в отместку за то, что тот заставил его работать всю ночь, испек ему взамен хлеба мартышек и сов. В следующий раз в деревне Ульцен хозяин вновь заставляет Уленшпигеля работать всю ночь. Тот должен просеивать муку, чтобы к раннему утру все было готово. При этом в огне мастер ему отказал, предложив проводить работу в свете месяца. И Уленшпигель сеял муку во дворе, где светил месяц (ист. 20). В Ростоке у кузнеца Уленшпигеля вновь ожидала ночная работа, и он отплатил хозяину тем, что пробил в потолке большую дыру (ист. 39). Забавным образом отплатил, Уленшпигель портному, заставившему его работать в то время, когда он сам отправился спать (ист. 47). В Стендале Уленшпигель отомстил суконщику, заставлявшему подмастерьев работать полную неделю без выходных дней (ист. 50). А в одной деревне он отплатил скупому кузнецу, предложившему ему питаться из выгребной ямы (ист. 40). В своей ненапечатанной статье «К вопросу о народной книге XVI века о Тиле Уленшпигеле» (1953) Р. В. Френкель пришла к выводу, что «шванки» о Тиле-подмастерье отразили острую социальную борьбу между ремесленниками-мастерами и их подмастерьями. Тиль действует в них за собственный страх и риск, но требования, которые он отстаивает, – право на свободный от работы день раз в неделю, отмена ночной смены работы, ограничение работы при свечах, получение доброкачественной пищи – являлись обычными требованиями подмастерьев, которые они отстаивали в борьбе с мастерами, соединяясь в союзы, братства и товарищества».

В годы Великой крестьянской войны эти требования звучали особенно громко, зато после поражения народной революции Тиль Уленшпигель, продолжавший появляться на страницах немецких шванков, утратил свои мятежные чувства. Он стал заурядным гулякой, обжорой и лентяем. Таким изобразил его И. Фишарт в своем «Новом рифмованном Эйленшпигеле» (1572). Правда, немецкий сатирик конца XVI в. не уставал бичевать пороки, процветающие в германской империи. Последняя представляется ему царством плутов, из которых особенно выделяются ростовщики, приносящие огромный ущерб народу. Бичует он также алчных чиновников, купцов, утопающих в роскоши, невежественных врачей, католических попов и монахов.

И только великий бельгийский писатель XIX в. Шарль де Костер, правильно уловивший мятежный дух неугомонного Тиля, в замечательном романе «Легенда о Тиле Уленшпигеле и Ламме Гудзаке» (1867) превратил героя народной книги в смелого борца за общее дело.[40 - Шарль де Костер. Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке / Пер. Н. Любимова, вступ, ст. Б. И. Пуришева. М., 1978.]

Об огромном успехе народной книги свидетельствуют ее переводы на иностранные языки. Помимо английского, фламандского и голландского, «Уленшпигель» был переведен на языки французский, датский, шведский, латинский, чешский и польский, В конце XVIII в. книга была переведена с польского на русский язык.

На немецком языке книга только в XVI в. выдержала 16 изданий.

Как уже отмечалось выше, по словам Гёте, характерной особенностью народных книг являлась их дешевизна, их доступность широким кругам покупателей. И так было не только в конце XVIII в., но и в XVI в., когда народные книги пользовались особой популярностью. Занимательные истории светского характера, образующие основу немецких народных книг, печатались уже в XV в. Но это были обычно дорогие, «роскошные» издания большого формата, богато иллюстрированные тщательно выполненными ксилографиями, доступные только узкому кругу состоятельных любителей чтения. Они как бы подражали дорогим, великолепно оформленным рукописным книгам, обращенным к высшим слоям общества. По мере того как росли города и крепла бюргерская культура, происходила демократизация книжного дела. Книгоиздатели начали выпускать книги, рассчитанные на массового читателя. Они печатались на дешевой бумаге в небольшом формате и украшались незатейливыми гравюрами, нередко переходившими из одного издания в другое и даже иногда не вполне соответствовавшими данному тексту. Чтобы устранить возможные нарекания, вместо указания года издания в книге иногда указывалось: «Напечатано в этом году».

В связи с возросшим спросом на дешевые книги предприимчивые издатели в Страсбурге, Аугсбурге, Франкфурте-на-Майне, Мюнхене и Нюрнберге начали снабжать ярмарочных продавцов ходовым товаром. Так, на ярмарках Германии появились «народные книги», охотно раскупаемые горожанами, а то и грамотными крестьянами. До нас дошел любопытный документ, дающий представление о том, как в XVI в. шла торговля этими книгами. Франкфуртский книгопродавец Михаэль Хардер отметил в своем торговом реестре, что в 1569 г. на ярмарке им продано около 2400 книг. Из них 233 – «Семь мудрых мастеров», 202 – «И в шутку, и в серьез», 196 – «Фортунат», 176 – «Магелона», 158 – «Мелузина», 157 – «Понт», 144 – «Гальми», 135 – «Октавиан», 118 – «Отврати печаль», 97 – «Гуг Шаплер», 85 – «Апполоний», 77 – «Уленшпигель», 70 – «Луцидарий», 56 – «Тристан и Изольда», 52 – «Флорио и Бианчеффоре», 39 – «Барбаросса», 37 – «Фиерабрас», 34 – «Роговой Зигфрид», 32 – «Маркольф», 39 – «Шильдбюргеры», 24 – «Оливье», 17 – «Герцог Эрнст», 18 – «Оливье и Артур», 8 – «Поп из Каленберга».[41 - Grundposition der deutschen Literatur im 16. Jahrhundert. Weimar, 1976, S. 252–253.]

Реестр М. Хардера дает живое представление о том, как бойко шла торговля народными книгами на немецких ярмарках XVI в., как разнообразны были запросы покупателей, проявляющих интерес и к сборникам популярных шванков, и к старинным героическим сказаниям, и к рыцарским любовным историям, и к волшебным сказкам.

И конечно, значение народных книг не только в том, что на протяжении столетий они являлись излюбленным чтением простых людей Германии, но и в том, что в истории немецкой литературы они занимают прочное место. С ними связана традиция, которую по справедливости можно назвать романтической. От «Прекрасной Магелоны», «Мелузины» и «Фортуната» с его волшебным кошельком через любовно-авантюрные романы эпохи барокко к писателям времен романтизма тянутся прочные нити. Ведь не случайно «открытие» народных книг было совершено романтиками, непосредственно к ним обращавшимися. Другая линия литературного развития восходит к сборникам шванков, преодолевавшим «романтическое» двоемирие и прочно утверждавшимся среди земных реалий.[42 - Spnewald J. Vom Eulenspiegel zum «Simplizissimus»: Zur Genesis des Realismus in den Anfängen der deutschen Prosaerzählung. В., 1974, S. 28 etc.] Такие книги, как «Уленшпигель», стояли у истоков реалистической немецкой прозы, поначалу еще весьма наивной, не знавшей сложных характеров. Ведь фигура Уленшпигеля лишена развития, с самого начала до конца она нарисована в контурной ксилографической манере. О движении времени мы узнаем только потому, что умножается количество похождений Тиля.

Вместе с тем уже в «Уленшпигеле» ясно намечены признаки бурной эпохи, завершившейся Реформацией. Да и сам Уленшпигель при всей его художественной статичности являлся воплощением неугомонной энергии, выступавшей чаще всего в форме плутовства. От народной книги путь перебрасывался к плутовским романам Гриммельсгаузена с незабываемой фигурой Симплициссимуса и его соратников, а затем и к другим произведениям немецкой литературы, в которых подчас скрещивались обе художественные линии.

Да еще и сейчас старинные немецкие народные книги могут привлечь читателя своей непосредственностью, наивной занимательностью и ярким вымыслом.[43 - В настоящем томе воспроизведены ксилографии из «Прекрасной Магелоны» издания Генриха Штейнера, 1535 г; гравюры на дереве (факсимиле) первого издания «Фортуната» (1509 г., Аугсбург), автором которых предположительно является Йорг-Брей Старший, гравюра на дереве (титульный лист) «Тиля Уленшпигеля» (1515 г., Страсбург), а также ксилографии из стихотворной обработки «Тиля Уленшпигеля» И.Фишарта (1573 г.).]




Комментарии


Немецкая народная книга о Рыцаре Серебряные Ключи и о Прекрасной Магелоне является переводом на немецкий язык популярного в средние века и эпоху Возрождения французского рыцарского романа о Петре Прованском и неаполитанской принцессе Магелоне. На немецкий язык этот роман перевел в 1527 г. секретаре саксонского курфюрста Фридриха Мудрого и воспитатель его наследника Вейт Варбек (Veit Warbeck, 1490–1534). Переводчик был одним из образованнейших людей своего времени. Он родился в 1490 г. в г. Швебиш-Гмюнд (Schwвbisch-Gmund) в состоятельной бюргерской семье, глава которой мечтал о возведении своего рода в дворянское достоинство. Мечты отца унаследовал и сын. Начав свою деятельность на дипломатическом поприще, Варбек в 1506 г. продолжил свое образование в Париже и добился там различных ученых степеней, в том числе степени магистра искусств Парижского университета. Возвратившись на родину в 1514 г., он приступил к изучению права в Виттенберге, где стал ревностным учеником и другом Лютера. Дружеские отношения поддерживал также Вейт Варбек с выдающимися учеными-гуманистами немецкого Возрождения Г. Спалатином и Ф. Меланхтоном. В 1519 г. Варбек принял духовный сан, а в 1523 г. он был назначен воспитателем наследного принца Иоганна Фридриха. В 1532 г., когда его воспитанник стал курфюрстом, он был произведен в вице-канцлеры. Спустя два года Вейт Варбек умер, так и не будучи пожалован дворянским званием.

Предполагается, что роман о Магелоне он преподнес принцу Иоганну Фридриху в качестве свадебного дара по случаю его бракосочетания с принцессой Сибиллой де Клев 2 июня 1527 г. Книга как нельзя лучше соответствовала этому торжественному случаю, она повествовала о любви и верности отпрысков двух знатнейших домов Европы.

До настоящего времени сохранилось две редакции французского рыцарского романа о Магелоне, хронологический разрыв между которыми исчерпывается приблизительно двумя десятилетиями. Первая редакция, наиболее ранняя и наиболее архаичная, датируется исследователями 1-й половиной XV в. Она представлена рукописями и единственным печатным изданием Б. Бьюйе (Лион, ок. 1480). Вторая редакция, записанная в 1453 г., известна не только в рукописях, она многократно печаталась в XV в. По мнению французских ученых, вторая редакция представляет собой краткий вариант первой, подвергшийся к тому же языково-стилистической обработке. Советский исследователь В. Д. Кузьмина[44 - Кузьмина В. Д. Рыцарский роман на Руси: Бова, Петр Златых Ключей. М., 1964] утверждает, что вторая редакция отличается от первой принципиальными изменениями, заключающимися в отходе от традиций средневекового повествования и приближении книги к литературным нормам и духу эпохи Возрождения. Основой для перевода В. Варбека послужила вторая редакция французского романа, причем переводчик, в свою очередь, усилил возрожденческую направленность книги.

Современное литературоведение выдвигает три основные гипотезы локализации романа. Согласно двум из них, сказочный восточный сюжет во время крестовых походов был занесен на юг Франции, где он в XII–XIII вв. ассимилировался с рыцарскими романами и местной легендой о. Магелон. Затем спустя два столетия, в течение которых роман существовал в устной традиции, он был обработан и записан по одной гипотезе при дворе Анжуйской династии, владевшей Провансом и мечтавшей объединить Прованс и Неаполь, по другой – при дворе герцогов Бургундских, покровительствовавших наукам и искусствам.[45 - Там же, с. 136–142.] Согласно третьей гипотезе, которая нам представляется наиболее вероятной, прототипом всех европейских версий романа о Магелоне является древняя итальянская легенда, инвариант которой – бегство влюбленных из дома – восходит, скорее всего, к позднеантичным временам. Об этом свидетельствуют едва заметные намеки в тексте книги, где говорится, что описываемые события произошли в период перехода галльских племен в христианство (IV–V вв.), – когда Прованс, Лангедок и Аквитания были независимыми от Франции государствами. Недаром этот сюжет в его различных вариациях получил блестящее развитие в итальянской новелле эпохи Возрождения.

Древняя итальянская легенда связана с о-вом Магелон, лежащим у Средиземноморского побережья Франции. Этот остров в VIII в. захватывался маврами и поэтому назывался Сарацинской гаванью или островом Сарацинской гавани (Port sarrasin). Из этого следует, что проникновение на остров восточных сказочных мотивов могло произойти и несколькими столетиями ранее крестовых походов. Древняя итальянская легенда сохранила реальные черты исторического колорита острова, где действительно существовала упоминаемая в легенде Церковь Святого Петра. Святой Петр Магелонский был, видимо, местным святым. Церковь, как это было принято в средние века, была посвящена местному святому. Однако в легенде название реально существующей церкви получает иное обоснование: она посвящена принцессой Магелоной ее пропавшему возлюбленному. В древнейшем варианте легенды имена героев были скорее всего иными. Трансформация названия острова в имя принцессы произошла на другом этапе ее развития, скорее всего в Италии, тогда же и строительство церкви получило иное обоснование. Древняя итальянская легенда, обогатившись в ХП – XIII вв. эпизодами из авантюрных рыцарских романов, послужила основой итальянской версии романа, к которой восходят большинство его европейских редакций, в том числе и французской второй, переведенной В. Варбеком на немецкий язык.

Основой перевода В. Варбека послужила французская рукопись на пергаменте с проступавшим между строк латинским переводом текста романа – палимпсест. Позже перевод и оригинал хранились в библиотеке курфюрста Иоганна Фридриха Великодушного, воспитанника В. Варбека. вместе с частью этой библиотеки они были переданы в Исторический отдел библиотеки кобургских герцогов в Готе (SchloBbibliothek zu Gotha), где в настоящее время хранится факсимиле рукописи Варбека.

Книга Варбека лишена, как отмечалось исследователями, рабской подражательности и по своей сути является самостоятельным художественным произведением. Автор использовал языково-стилистические средства, сформировавшиеся до него и в его эпоху ставшие традиционными для немецкой прозы (см. ниже: «Фортунат». Примечания). По своему содержанию и по стилю «Прекрасная Магелона» близка к куртуазному рыцарскому роману, но отличается от него большей психологической тонкостью. Доминантой книги является мотив всепобеждающей любви и верности, недаром она была включена в издававшуюся в XVI в. антологию любовных историй – «Книгу любви» («Buch der Liebe»).

Роман о Прекрасной Магелоне был одной из популярнейших в Германии народных книг. Интерес к ней не угасал на протяжении столетий. В XVI в. в составе «Книги любви» «Прекрасная Магелона» печаталась 15 раз. До настоящего времени дошли также 5 верхненемецких и одно нижненемецкое издания XVII в. и 11 изданий, вышедших в XVIII в.

«Прекрасная Магелона» неизменно привлекала к себе внимание немецких поэтов. В XVI в. Ганс Сакс трижды обращался к этому сюжету, создав на его основе стихотворение в форме Meisterlied, a также шпрух (1554) и драму (1555). В том же столетии Валентин Шуман творчески переработал народную книгу и создал свою версию этого романа – «Кристофа Мюмпельгардского и Веронику Английскую» («Christoph von Mümpelgard und Veronika von England»). Роман был напечатан Шуманом в собрании его шванков, вышедших под названием «Ночная книжица» («Nacht buchlein») в 1559 г. Особое внимание уделили «Прекрасной Магелоне» немецкие романтики. В 1797 г. Людвиг Тик опубликовал свой роман «Прекрасная Магелона», в тексте которого имелись стихи. Несколько композиторов, в том числе и Брамс, положили стихи на музыку, так возникли популярные в свое время романсы.

Книга Варбека существовала поначалу лишь в рукописи Впервые она была напечатана Штейнером в 1535 і в Аугсбурге. Г Штейяер допустил значительное искажение и упрощение текста оригинала Его поправки переходили затем из одного издания в другое. Без текстуальных изменений рукопись Варбека была издана в конце XIX в Иоганном Больте в серии Библиотека старинных немецких переводов» (см.: «Прекрасная Магелона», Тексты, 2) Данный перевод на русский язык выполнен по тексту, вошедшему в трехтомное собрание немецких народных книг, выпущенное в 1968 г в ГДР, основанием для которого послужило издание Больте. От последнего оно отличается лишь унификацией умлаутов. На Руси немецкая народная книга о Прекрасной Магелоне известна со 2-й половины XVII в. через промежуточный польский вариант романа. Хотя известны различные варианты и обработки этого сюжета в России и на Украине, полностью книга В. Варбека переведена на русский язык впервые. Подробно история литературного развития этого романа на Руси прослежена литературоведом В. Д Кузьминой.[46 - Там же.]




Тексты.

1. Em sehr iustige Histori von dem Ritter rait den silbern Schоusseln und der schoncn Magelonna – Deutsche\Zolksbucher. In: 3 Bd. Beilm; Weimar; Aufbau-Verlag, 1968 Bd 1, S 165–240.

2. Die schфne Mageiona, nach der Ongmalhandschrift herausgegeben von Johannes Bolte, in Bibhothek altйrer deutscher Ubersetzimgen Weimar, 1894


notes



Примечания





1


Прованс (фр. Provence) – историческая область на юго-востоке Франции. Анжуйской династии, по заказу которой был, возможно записан роман, Прованс принадлежал с 1246 г. Первым графем Прованса был основатель Анжуйской династии Карл I Анжуйский (1266–1285) сын короля Франции Людовика VIII. Карл I отвоевал Неаполь у Гогенштауффенов. Представители династии Анжу правили Неаполитанским королевством с 1268 по 1442 г. Хотя герои романа о Магелоне не имеют реальных исторических прототипов, тем не менее историческое основой книги послужили культурно-политические связи между Провансом и Неаполитанским королевством в этот период. К Франции Прованс был присоединен лишь в 1481 г. В нем оригинале употребляется латинское наименование Прованса – Provincia от лат. Provmcia Romana, что является заимствованием из латинского текста романа о Магелоне.




2


Неаполитанское королевство существовало как самостоятельное государство с 1282 по 1442 г. В это время оно управлялось Анжуйской династией. После завоевания арагонским королем Альфонсом V образовало вместе с Сицилией Королевство обеих Сицилии. Позднее, отделившись от Сицилии, существовало самостоятельно вплоть до ХIХ в.




3


Лангедок (фр. Languedoc) – историческая область на юге Франции, присоединенная к короне в результате альбигойских войн в 1271 г; Аквитания (лат. Aquitamen) – историческая область на юго-западе современной Франции. В 1453 г, к моменту возникновения рукописи, Лангедок и Аквитания давно зависели от Франции. Указание на них как на самостоятельные государства свидетельствует о существовании более ранних вариантов романа, откуда и были почерпнуты устаревшие сведения.




4


Керизе (во фр. и нем. оригиналах Cerise) – это скорее всего, является искажением лат. Caesare, т. е. кесарь, что косвенно также указывает на итальянскую этимологию романа о Магелоне




5


Это выражение – устойчивое словосочетание, традиционная формула, принятая в рыцарской литературе для описания состязаний рыцарей. В. Варбек заимствовал ее из переводимой им рукописи. При этом под поединком имеется в виду бой двух всадников в рыцарских доспехах меж собой на копьях, имевших различную длину и сечение. Если условия поединка были иными, в тексте обычно встречалась дополнительная оговорка Турнир представлял сражение между двумя группами рыцарей.




6


Святой Петр, согласно христианской религии – привратник рая, в его руках находятся якобы ключи от райских врат Изображался он обычно с ключами в руках Поэтому Петер названный в честь этого апостола и украсил конскую упряжь изображением ключей.




7


Рыцарь Серебряные Ключи – в оригинале встречается также Рыцарь С Ключами.




8


Неизвестность рыцаря в средневековых авантюрных романах – традиционный литературный прием, опирающийся на реальную историческою черту феодальных нравов. Рыцари иногда предпочитали биться «анонимно», чтобы в случае поражения их честь оставалась незапятнанной.




9


Граф Прованса действительно состоял в родстве с королем Франции, поскольку он происходил из Анжуйской династии основанной сыном французского короля Людовика VIII Карлом I Анжуйским. В данном случае книга отражает реальные династические связи Прованса и Франции. См. выше примеч. 1.




10


Романдия – Романья (ит. Romagna) – область на севере Италии.




11


Савойя – историческая область Европы располагавшаяся в Западных Альпах. В момент возникновения романа статусом герцогства не обладала. Во фр. оригинале правитель области – Antony Zaphoy, титул герцога ему «даровал», видимо, В. Варбек, поскольку именно в начале XVI в Савойя получила этот статус.




12


Маркграфство образовалось в средние века как пограничное графство – марка. В настоящее время Монферрат (ит. Monferrato) – одна из северных областей Италии.




13


Ланселот фон Валуа – этот образ заимствован, скорее всего, из цикла романов о короле Артуре и его рыцарях Поединок Петера Прованского с этим рыцарем напоминает поединок сэра Тристрама с Ланселотом Озерным (Томас Мэлори «Смерть Артура») Однако в немецкой народной книге Лангелот наделен реальным историческим именем Валуа королевской династии, правившей Францией с 1326 по 1589 г.




14


См. примеч. 7




15


Латный наплечник (в оригинале Cardebras) – одна из деталей рыцарского вооружения, специальные латы, закрывавшие плечо и верхнюю часть руки.




16


Ясон и Медея – герои древнегреческого мифа о Золотом руне. Дочь царя Колхиды Медея помогла своему возлюбленному похитить у ее отца Золотое руно. Но Ясон вернувшись на родину, покинув Медею Медея жестоко отомстила Ясону за вероломство и измену. Упоминание в тексте романа мифа о Золотом руне расценивается сторонниками «бургундской» теории локализации романа как косвенное доказательство его возникновения при дворе герцогов Бургундских, так как именно в Бургундии существовал культ Золотого руна.




17


Верующие, совершавшие паломничество к «святым местам», обладавшим какими либо чудодейственными свойствами – излечением от болезней, отпущением грехов и т. п., привозили из путешествия пальмовую ветвь (лат palma), отсюда и паломничество и паломники. В Иерусалиме местом паломничества христиан является Храм Гроба Господня, где, согласно христианской вере, похоронен Христос.




18


Церковь Святого Петра – Здесь Варбек описывает Собор Святого Петра в Риме, один из важнейших храмов католической церкви. Строительство собора продолжалось длительное время Магелона обращается за помощью к святому Петру, потому что именно он являлся покровителем ее возлюбленного Петера Прованского.




19


То есть в Эг Морт (фр. Aique mortes) залив на средиземноморском побережье Франции в этом заливе и располагается о в Магелон (на против Монпелье) Автор буквально перевел на немецкий язык это название (toten Wassern – Мертвые воды). Залив получил свое наименование возможно, оттого, что местами его берега были заболочены и издавали удушливый запах.




20


В тексте «Прекрасной Магелоны», как и других народных книг, употребляется термин «патрон судна», принятый в средневековой морское практике. Этот термин означал, что капитан судна являлся одновременно и его владельцем.




21


О-в Магелон, лежащим у Средиземноморского побережья Франции. Этот остров в VIII в. захватывался маврами и поэтому назывался Сарацинской гаванью или островом Сарацинской гавани (Port sarrasin)




22


Вавилоном, Вавилонией в средние века называли Египет




23


Гете И.-В. Из моей жизни. Поэзия и правда. – Собр. соч.: В 10-ти т. М., 1976 г т. 3, с. 32–33.




24


Geschichte der deutschen Literatur von den Anfängen bis zm Gegenwart. В., 1978, Bd. VII, S. 511.




25


Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956, с. 344.




26


Там же, с. 346.




27


Там же, с. 348.




28


Там же, с. 349–350.




29


Там же, с. 351.




30


Там же, с. 352.




31


История немецкой литературы: В 5-ти т. М., 1962, т. 1, с. 218.




32


Suchsland P. Einleitung. – In: Deutsche Volksbücher: In 3 Bd Berlin; Weimar: Aufbau-Verlag, 1968, Bd. 1, S. VIII.




33


Михайлов А. Д. Французский рыцарский роман. M., 1976, с. 260 и сл.




34


Либман М. Я Немецкая скульптура, 1350–1550 гг. М., 1980, с. 352.




35


Zoege К. von Manteuffel. Der deutsche Holzschmtt, München, 1921, S. 84–96.




36


Michadov Л. D. Ritterroman und Volksbücher: (Renaissance-Liter atur imd frühbürgeir-liche Revolution), Berlin; Weimar: Aufbau-Verlag, 1976, S. 128.




37


Deutsche Volksbucher: In 3 Bd. Berlin; Weimar: Aufbau-Verlag, 1968, Bd. 2, S. 345




38


Meiners J. Schelm und Dümraling in Erzаlungen des deutschen Mittelalters. München, 1967.




39


История немецкой литературы, т. 1, с. 223–224.




40


Шарль де Костер. Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке / Пер. Н. Любимова, вступ, ст. Б. И. Пуришева. М., 1978.




41


Grundposition der deutschen Literatur im 16. Jahrhundert. Weimar, 1976, S. 252–253.




42


Spnewald J. Vom Eulenspiegel zum «Simplizissimus»: Zur Genesis des Realismus in den Anfängen der deutschen Prosaerzählung. В., 1974, S. 28 etc.




43


В настоящем томе воспроизведены ксилографии из «Прекрасной Магелоны» издания Генриха Штейнера, 1535 г; гравюры на дереве (факсимиле) первого издания «Фортуната» (1509 г., Аугсбург), автором которых предположительно является Йорг-Брей Старший, гравюра на дереве (титульный лист) «Тиля Уленшпигеля» (1515 г., Страсбург), а также ксилографии из стихотворной обработки «Тиля Уленшпигеля» И.Фишарта (1573 г.).




44


Кузьмина В. Д. Рыцарский роман на Руси: Бова, Петр Златых Ключей. М., 1964




45


Там же, с. 136–142.




46


Там же.